Армагедончик на Кирова, 15. Муниципальное фентези [Денис Викторович Прохор] (fb2) читать постранично, страница - 3

наркомана.

– Хайп! Хайп! Хайп! Давай еще. – попросила она Эльвиру.

Снова поднялся вверх железный кулак лесоруба. После этого раскрасневшаяся Эльвира встала над поверженными телами. Кто еще скажет, что не золотая женщина? Золотая! Здесь должна быть речь. В действительности этой речи не было, потому что последующие события выбрали иной маршрут. Речь была готова. Вот-вот должны были произнести ее сухие губы с криво наложенной помадой. И ей-ей, эта речь стоит того, чтобы ввести ее в расстроенный дискурс этого повествования. Пусть и заочно, но… Золотая, женщина. Золотая.

– Выбесили вы меня. – с чувством начала Эльвира. – Черти козлорогие. Ты, падла лысая. Хенесси за 2000 рублей берешь. 2000. Мне с ребенком на пять дней хватит, а ты червонца жмотишь. Дай сюда, телефон. Дай, лахудра. Сейчас я волосы твои…Фу. Гляди, Олеська. Вы чего брат и сестра, козлорогие? А чего лысины одинаковые?

Просто так Самцов, конечно, не сдался. Он сел на полу и прогундосил, сжимая разбитый нос.

– Хана тебе, тетка. Сядешь.

– Не вякай. Из кадра выпадаешь. На Ашотик. Держи телефон. Везде вас закинем. Все чтобы увидели. Какой ты король. Спекулянт тихушинский. Лежи, лахудра. Что?

– Зафотай меня, пожалуйста. – попросила Илона Вайп. После нечаянного-негаданного таёжного леща она разлеглась у порога остроносых лакированных туфель Гламурьяна. Согнула одну ногу и вытянула другую. Для создания нужной фактуры щедро посыпала себя чупа-чупсами, сникерсами, батарейками энерджайзер и различными формами жизни компании Дюрекс. Глаза у Илонки стали совсем пропащие. Эльвира плюнула.

– Ты чем так упоролась, девонька?

– Цифровыми технологиями, тетенька. – с невинной улыбкой отвечала Илона, и падали вниз на юное и пухлое тело лезвия Жилет, шоколадки «Милка», мармеладные червячки и толстенькая банка рогачёвской сгущенки.

– Нарколыга чертова. – подвела черту Эльвира. – Господи! Да чего ж всё так, а не этак?

Такой вот краткой, но до предела насыщенной смыслами, была заготовленная речь Эльвиры Явской. Молитва и проклятье. Вопрос и ответ. Любовь и ненависть. Одним словом – мутная раскоряка, но до чего беспримесно искренняя. «Господи, почему все так, а не этак?»

Иван Честерфилдов с упаковкой сосисок «Настоящие» шлёпал своими разбитыми монтажными ботинками по отделу бакалеи. Слышал лязг сирены, но не остановился. Шел себе и шел к желанному мерзавчику на березовых бруньках пока его тяжёлый налитой, в предчувствии верного инсульта, взгляд не уперся в… Сомнений быть не могло. Иван видел то, что он видел. Над чайными коробками и кофейными торбочками из плисированой фольги гудела прозрачными сине-розовыми крылышками и болтала высокими стрекозиными ножками забавная мордочка барашка, обрамленная бело-нежными кучеряшками.

– Чё? Чё такое? – пробормотал Честерфилдов. Видение не исчезло. Вот оно зависло над желтыми коробочками Липтона, а вот уже опустилось на жестяную банку Ричмонда с выпуклым беззубым львом на боку. Подчиняясь, неизвестно откуда взявшемуся чувству отчаянной дурости, Иван протянул к жестяной львиной банке свою пожилую в морщинистых цыпках руку. Взмахнув крылышками, чудесный барашек опустился на короткий с обкусанным коричневым ногтем палец. Иван воровато оглянулся.. Никого не было, лишь из-за угла выползала лохматая швабра Тройкиной, чтобы через секунду пропасть из виду. Боясь спугнуть невероятное создание, Честерфилдов не стал подносить палец к глазам. Искорячился, но преуспел. Глаза поднес к собственному пальцу. Крылатый барашек не испугался. Взлетел и закружился в воздухе, разбрасывая вокруг себя капельки яркого света. Барашек кружился, и капелек становилось все больше и больше. Ярко вспыхнув, они также быстро желтели, густели, превращались в искорки, потом крупинки и падали в открытую ладонь Честерфилдова. Потом Иван вспоминал, как начало теплеть внутри и остро стало не хватать музыки. Особой струнной музыки из детства. Какой-нибудь арфы или на худой конец пастушьей свирели. Не хватало музыки. Не хватало, а вот Тройкиной Капитолины хватило вполне. Вместе со своей лохматой шваброй и тележкой с квадратным ведром она выползла из-за угла, таща за собой мокрый волнистый хвост. Она тоже увидала волшебного барашка, но ее « Чё это такое?» вышло не таким мягким, округлым и дружелюбным как у Ивана. У Тройкина это выросло до испуганного визгливого крика и очарование лопнуло. Посыпалось вниз режущими осколками. Честерфилдов сжал ладонь и спрятал кулак в карман пальто.

– Ты чего орешь?

– Того? – не унималась Тройкина.-Эльвира Михайловна! Ашотик!

– Заткнись. Напугаешь.

Уже. Как только заверещала от страха Тройкина, летающий барашек метнулся назад в чайные коробки.

– Молчи. Тройкина. – прикрикнул Честерфилдов. – Эй? Ты где? Не бойся. Не все дуры – бабы, но все бабы – дуры. Я те говорю.

Очистив добрую половину стеллажа, не стесняясь ни своей совести, ни Тройкиной, Честерфилдов сбрасывал все прямо на пол, он добрался до последней пачки кофе « Lavazza Crema». Барашек мог