Полицейский и философы [Джорджо Щербаненко] (fb2) читать постранично

Джорджо Щербаненко Полицейский и философы

I. Дом, персонажи, первый день

Все события, описанные в этой главе, относятся к вечеру 16 августа 1940 года — дню, предшествовавшему исчезновению Люси Эксел. Они стали известны в результате тщательного расследования, проведенного Артуром Йеллингом, которому было поручено выяснить все обстоятельства, связанные с запутанным делом семейства Стивов.

Дом Стивов стоял в одном из наименее приятных мест на окраине города. Это было нечто вроде песчаного пустыря, пыльного и полного отвратительных запахов летом, а зимой превращающегося в скользкий каток — подобие плавучей льдины в полярных морях, в остальные же времена года — в сырую, грязную болотину, над которой вечно нависал туман. Развалюха, в которой ютилось семейство Стивов, некогда, вероятно, была небольшой загородной виллой. Но ныне она представляла собой ветхую двухэтажную лачугу с облупленными отсыревшими стенами, еле держащимися ставнями и выбитыми кое-где стеклами, вместо которых в окнах торчали куски картона.

Вокруг дачи Стивов (будем для простоты называть ее так) в радиусе тридцати-сорока метров не было других строений. Справа высился большой жилой дом — настоящий улей, кишмя кишевший рабочими семьями, а подальше, приблизительно в километре, начинался город. Стивы обитали в этом доме уже лет двадцать и уверяли, что довольны своим жильем и поныне. Учитывая характер и весьма странные привычки Стивов, в этом их заявлении не было ничего удивительного. Такие люди, как они, должны себя хорошо чувствовать именно в таком доме.

Вечером 16 августа Джереми Стив, один из самых главных членов семейства, вышел из дому. Он поужинал вареным картофелем с косточками молодого козленка, пышно зовущимися «южным рагу», и направился в Ассоциацию бдящих, где должен был читать лекцию. Было уже около восьми, солнце садилось и после того, как целый день беспощадно палило, теперь пряталось за грозные лиловатые тучи. От выжженной зноем земли поднимались самые тошнотворные ароматы, и Джереми Стив, как всегда в это время года, зажал нос платком и зашагал к пятачку метрах в двухстах от их дома, где останавливался шедший в город автобус.

Джереми Стив был высок и худ, но — как бы это сказать? — какой-то мосластый, корявый, без малейшего следа стройности и изящества, которыми обычно обладают высокие и худощавые мужчины. На нем был когда-то светлый костюм в клеточку, весь засаленный, в пятнах, и серый спортивный свитер с высоким, до подбородка, воротом. Сидевшая у него на голове давно утратившая свою форму серая соломенная шляпа придавала ему комичный и в то же время грозный вид. Комичный — потому что была слишком мала для его огромной головы и большого лица; грозный — потому что из-под этого смешного головного убора выглядывала суровая физиономия, с грубыми, словно вытесанными топором чертами, которая контрастировала с шутовской шляпой и казалась еще более свирепой.

Подойдя к автобусу, Джереми Стив сел в него, ни слова не ответив кондуктору, который возил его каждый вечер — первого и единственного пассажира до парка Клобт — и всегда пытался завязать с ним разговор. Однако это никогда ему не удавалось, ибо Джереми Стив никогда не удостаивал его ответом, но, поскольку у кондуктора был хороший характер, он не придавал этому значения и каждый раз возобновлял свои попытки.

— Добрый вечер, профессор, сегодня, наверно, опять дождь будет. Вам не жарко в этом свитере?

Никакого ответа. Джереми Стив хотя и был профессором этики и морали, но сердечным отношением к ближним отнюдь не отличался. Он уселся у окошка и, не отнимая от носа платок, устремил взгляд вдаль — на пустынную низину, на солнце, опускающееся за невысокие холмики мусора. Он обдумывал тему своего еженедельного доклада, с которым должен выступить вечером в Ассоциации бдящих. Во всяком случае, весьма вероятно, он думал именно об этом. Поскольку заботы о собственной персоне (весьма поспешные и приблизительные, как сказал бы гигиенист, видя подозрительные подтеки на шее и сомнительные пятна и темные тени в ушах) занимали у него минимум времени, и даже ел он, обычно читая книги по вопросам морали или размышляя о моральных проблемах, то смело можно исключить, что в тот вечер 16 августа темой его раздумий было что-либо не связанное с моралью.

Автобус нырнул в сгущавшиеся сумерки, покатил к городу и прибыл к парку Клобт — за все это время Джереми Стив не только не изменил позы, но даже не шелохнулся.

— Приехали! — любезно объявил водитель.

Джереми Стив услышал, поднялся и вышел, не проронив ни слова и не попрощавшись. Затем пересек парк. Таким образом, он удлинял себе путь, но зато мог проследить, не увеличилось ли число парочек на скамейках по сравнению с прошлой неделей. Неоднократно он говорил об этих идиллиях на скамейках