Юля готовилась к убийству тщательно. Имелась веская причина для преступления. Жертва была. Не имелось оружия убийства.
– А теперь по порядку, – так говорила себе Юля, представляя себя поруганную в кабинете следователя, если вдруг случится осечка.
Полгода назад мама Юли заболела тяжелейшим заболеванием. Для операции требовалось тридцать тысяч. Не деревянных и не оловянных, а заморских, желательно в слитках из Форт-Нокса, где по слухам мышь повесилась.
А если без шуток – требовалось чудо. Сестра Юли Маша, скопив немного денег, отправилась за таким чудом в Индию, отмаливать грехи мамы и семьи, за которые им послано такое тяжелое испытание.
– Мои тоже отстирай! – бросила Юля вслед взбалмошной сестре, отправившейся в аэропорт, укутанная в сари по самый отит, когда за окном стоял мороз, чтобы сесть на самолет до Дели.
– То же мне, чудо расчудесное, – хмуро подумала Юля, но в душе пожелала сестре удачи.
А сама села думать, где взять деньги, если вдруг сестра – прачка кармы окажется дилетанткой или случится нелетная погода в Дели, или всю хорошую карму разберут и мама…
– Мама не умрет! – твердо решила Юля, и в черных глазах зажегся такой огонь, который без пистолета прострелил бы кого-угодно насквозь.
Золотых слитков Юля к двадцати девяти не накопила, но зато они имелись у ее начальника Захара Анатольевича. Старого козла, как его за глаза по-доброму и не по-доброму называли в компании, где Юля работала секретарем.
Захару Анатольевичу всего-то было пятьдесят с копейками, в его годы богачи впервые задумываются о наследниках. И Захар Анатольевич, холостой и богатый, и к своим годам полная сирота – мечта всех невест, уже «задумывался» со всеми секретаршами, бухгалтершами и прочим персоналом из офиса и мест, где проводил время. С Юлей он тоже пытался «задуматься», получив обжигающий черный отказ и готовность к увольнению, если понадобится. Но увольнять стойкую оловянную секретаршу по какой-то причине богач не стал. Просто бродил вокруг да около, как голодный козел вокруг молодой капусты.
И когда с мамой случилась беда и понадобились деньги, первым, о ком подумала Юля, был Захар Анатольевич. Других богачей Юля лично не знала, но готова была убить их вместе или по одиночке ради денег и здоровья мамы.
Теоретически можно было б попросить у шефа взаймы или продаться, даже родить наследника, но Юля знала, что столько не дадут, она столько не стоит, даже вместе с наследником. Поэтому единственным способом заполучить деньги у жертвы, то есть у Захара Анатольевича, было убить его, сначала втесавшись в доверие и узнав, где они лежат… О том, что деньги где-то полеживали теплым наликом, как личная секретарша шефа, Юля догадывалась, видя шоферов с чемоданчиками, выходящих из бухгалтерии два-три раза в неделю в неизвестном направлении.
Про «втесаться в доверие»: доверие не являлось трудностью. Его жертва давно искала сама.
– Ну что ж, не лезьте на рожон в следующий раз, Захар Анатольевич, если доживете до следующего раза, – вздохнула Юля, полная решимости найти деньги на операцию матери.
Только оставался открытым вопрос орудия убийства и инсценировка, естественно.
Удушение и причинение физического вреда сразу отпадали. «Старый козел» был настоящийм бугаем. Или, как его называли секретутки и бухгалтерши с официантками и стюардессками, с которыми, кстати, романы долго не длились, – «седовласым Ричардом Гиром». Все от того, что Захар Анатольевич очень отдаленно напоминал голливудского актера. Очень отдаленно. По мнению Юли, из общего у них были только седые виски и достаточная упитанность. Захар Анатольевич был подтянутый, плечистый, с крупной бычьей шеей и весь седой на голову. Одним словом, Захара Анатольевича – непьющего, некурящего, спортивного – трудно было взять голыми руками.
Отпадали также и яды. Юля в них вообще не разбиралась, кроме того, что однажды где-то увидела или услышала, что смертельным будет, если выпить уксуса или бензина или жидкости для мытья стекол. Или вот еще краска для волос имеет какой-то смертельный компонент. На то чтобы понять, как заставить шефа проглотить уксус или краску для волос, Юлиной фантазии не хватало. Ведь он был трезвенником, а в здравом уме только идиот или сумасшедший выпьет жидкость для мытья стекол. Знакомых фармацевтов или химиков с лаборантами, чтоб подойти к вопросу профессионально, Юля, к сожалению, не имела. Одним словом, Захара Анатольевича, непьющего и некурящего, трудно было взять голыми руками.
Можно было б нанять киллера. Но, проведя мониторинг объявлений в поисковой паучьей сети, Юля поняла, что потратит львиную долю награды на зарплату киллеру. Это никуда не годилось.
Холодное оружие. В принципе, действенный метод. Юля опять покопалась в интернете и обнаружила, что для хранения оружия нужно сдать экзамен, состоящий из четырехсот вопросов на засыпку, а еще пройти всякие психиатрические тесты… Короче, не было ни времени, ни сил на подготовку к экзаменам. И еще Юля не была уверена, что пройдет тест на адекватность. Нервишки шалили, это было видно невооруженным взглядом. А даже если пройдет, сложить два плюс два: труп с отверстием и секретаршу с новым пистолетом не составляло труда даже для первоклашки, не то что для следователя.
Браться за ножи было также опасно. По первой причине, описанной выше, – упитанность шефа. Да и Юля не знала, как заметать следы. А если избавляться от трупа, то можно было заработать грыжу опять-таки из-за упитанности и коренастости жертвы, что тоже б навело подозрения.
И тут, как гром среди ясного неба! Идея!
Три года назад Юля побывала в отпуске в одной из деревенек Чили. Ради колорита их группу водили к шаману, который обмолвился, что владеет секретом умерщвления любого живого существа даже на расстоянии. Шаман поделился рецептом. Никто не записывал. Все усмехались этим туристическим штучкам. Никто кроме Юли.
Она бросилась к шкафу, где лежали редко используемые вещи, чемоданы и дорожные сумки, и через полчаса нашла бумажку, исписанную кривым почерком.
«Наведение смертельной порчи». То, что всякий вид порчи преследовался кармическим наказанием, Юлю особо не волновало. Во-первых, ради мамы она была готова на все: если нужно было б, спокойно отрезала б кому-нибудь руку или голову. Во-вторых, Маша как раз находилась в местах отдаленных кармических, можно было ей звякнуть: пусть после убийства еще недельку полобызает статуи слонов – теперь уже ради сестры.
Рецепт гласил: «медвежье сердце перемолоть в ступе, залить мочой козла…»
– Вот это уже ближе к моим баранам, – подумала Юля.
«…Добавить кожу, ноготь или волос жертвы. Настоять на кактусовой водке и листьях табака четырнадцать дней. Выпить и убийце и жертве одновременно. От сердца пожелать смерти… Проклятье сработает мгновенно».
Аж мурашки, оставляя мокрые следы того козла, поползли по коже от последней фразы.
Юля верила тому шаману, у него было абсолютно сумасшедшее выражение лица. Он говорил страстно, с пеной у рта, в белесых глазах стояла одержимость. Такое бывает, только когда ты не веришь, а знаешь, что говоришь правду.
Одержимость спустя три года овладела и Юлей: сначала две недели пришлось побегать за сердцем медведя. Слава Богу, стоял сезон охоты, и не нужно было отдельно вылавливать бедное животное, которое было ни при чем.
Охотники на рынке, правда, слегка удивились запросу черноволосой красотки на каблуках, проковылявшей через весь рынок в поисках медвежьего сердца, желательно свежевырезанного с кровью. Сердце нашлось. Но это была не последняя встреча с черноволосой и черноглазой.
Пришло время козла. И охотникам, хоть и за хорошую плату, но пришлось очень повозиться, чтоб добыть мочу, слава Богу, не дикого козла, а обычного. Держать пришлось впятером. Ребята-помощники согласились с десятого раза, семь раз переспросив, не шутка ли. Зачем понадобилось сердце – никого не интересовало, но вот с мочой Юле юлить и отнекиваться не дали, и тогда она сказала правду:
– Я ведьма. Хочу убить одного человека. Пойду ночью на кладбище с сердцем и мочой и кого назову, тот умрет страшной смертью.
Про кладбище Юля добавила для острастки. А то как-то моча козла без кладбища портила значительность мероприятия. А вообще она старалась говорить с одержимостью, как тот шаман. Все вопросы тут же отпали. Мужики не боялись идти на медведя, не боялись леса и клещей, не боялись хватать разъяренного козла и поить его водой, чтоб добыть мочу. Но женщину, которой понадобилась чья-то жизнь, боялся любой мужчина.
Самым тяжелым оказалось найти биоматериал шефа. Ущипнуть – не ущипнешь, ногти не подрежешь и волосы не подстрижешь. Все-таки секретарша – не маникюрша. Как достать последний ингредиент? Самым простым казалось добыть волосы. Где шеф стригся, Юля не знала, потому что такие вещи он оставлял за собой. Пришлось пару раз сделать ему комплимент на счет стрижки и попросить телефон мастера для мнимого брата. Это вышло легко. Все шло по плану. Юля собиралась названивать парикмахеру от лица секретарши шефа с целью… да что-нибудь придумалось бы по ходу, но прошла неделя, а шеф и ухом не чесался пойти подстричься. Юля почти отчаялась, рассматривая начальничьи седовласые винтажные патлы, и готова была его укусить, как в голову пришла идея.
Ведь можно было стартовать с фазой номер два «Вхождение в доверие» и там за доверием улучить момент и отщипнуть кувалдой ноготь по самое колено… Правда, пришлось бы выдержать две недели карантина, ведь зелье должно было настояться. Но это уже фаза номер три. До нее дожить сначала надо было.
Юля еще раз сделала шефу комплимент насчет стрижки, теперь уже обросшей почти до плеч. И сказала его в платье, которое прекрасно подчеркивало открытые плечи и коленки, – в октябре-то месяце! Сделала комплимент не мимоходом, а за любимым чаем. Не пакетированным, как обычно, – Юля принесла из дома любимую шефом свежую мяту и чабрец. Мамин, кстати. А еще Юля улыбалась. Сменила рабочую сухость, которую обычно поддерживала с Захаром Анатольевичем, чтоб тот не размечтался лишний раз, на теплоту и нежность, доверие и женскую ласку.
Старый козел почуял свежую петрушку в тот же миг. «Все-таки бабник он и есть бабник», – подумала Юля, в душе не жалея, что изничтожит еще одного богатенького сердцееда, из-за которого плачет, наверное, ни одно стюардессное сердечко.
Весь день Захар Анатольевич ходил, не зная как спросить. От этого хождения вокруг Юли он испил литра два мятного чая, и периодически наведывался не только к ней, но и в туалет. Наконец, не выдержав очередного ласкового взгляда секретарши, спросил, в чем дело.
– Бросила своего любовника, – просто сказала Юля. – Опять свободна, как лепесток розы на ветру.
Ветер бурным потоком ворвался за пятнадцать минут до окончания рабочего дня и пригласил отужинать сегодня же. Отказы не принимались. Отказы и не планировались. На ужин Юля захватила маникюрные ножнички. Очень хорошие, очень острые, ее любимые.
Случай представился. Юля за третьим бокалом, а была пятница, можно было позволить, рассказывала шефу о поездке в Чили. О культуре и традициях этой страны. Оказывается, шеф там бывал, но о культуре знал мало, только о листьях коки, из которой делается средство для обретения счастья, на котором сидит весь Голливуд и, видимо, Ричард Гир.
«Еще и наркоман!» – с отвращением подумала Юля, добавляя жирный плюсик в умозрительную тетрадку с провинностями жертвы.
– А традиции чилийцев, влюбленных чилийцев, – с акцентом добавила Юля, – это отрезать на память локон волос. Так чувства будут сохраняться вечно.
«Можно было и ноготь с кожей спокойно откромсать», – весело подумала Юля, глядя в немного дебиловатое осоловевшее лицо шефа, который храбро пил белое вместе с ней, хотя не любил выпивки.
Естественно, Юле пришлось лишиться локона и своих волос. Но это считалось, что она отделалась малой кровью.
Прибежав домой с ужина, Юля быстро достала из морозилки сердце, мочу, перемолотый табак. Все перелила-пересыпала в специальную бутылку, купленную для этого случая, кинула туда волосы шефа и готова была выпить прямо сейчас. Но, во-первых, ингредиенты были сильно заморожены. Их можно было только облизывать или сосать. И, во-вторых, рецепт гласил выдержать четырнадцать дней.
Тяжелых дней, как оказалось.
Ибо пятничный ветер подул сильнейшим ураганом субботы, сносившим все на своем пути. Прям начиная с девяти утра.
Захар Анатольевич стоял у домофона и одной рукой звонил Юле, другой держал букет алых роз.
Юля, которая не спала полночи, размораживая козлиную мочу и медвежье сердце, проклинала шефа за раннее вторжение. Но отказать боялась. Потому что деньги жертвы пока принадлежали жертве. Пришлось ласково ответить, ласково удивиться, ласково охренеть, потому что шеф прибежал к ней в спортивном трико и теплой ветровке, чтоб пригласить на пробежку, на марафон – в октябре-то месяце – учрежденный в поддержку борьбы со страшным заболеванием. Билеты были уже куплены, вырученные деньги уже полетели на лечение несчастных больных.
Не ради себя, не ради шефа, но ради больных страшным заболеванием, Юля достала леггинсы с начесом, и толстовку с мехом, и зимнюю шапку на всякий случай, и побежала рука об руку с шефом в неизвестную даль.
Выдохнувшись уже через полчаса, Юля попросила пощады в виде большой кружки кофе. Захар Анатольвич, который радовался любой просьбе Юли, весенним ветерком понесся до приличного кафе в поисках приличного кофе.
Кофе оказался чилийским. У Юли «зажегся» глаз, и только от одного глотка вернулась одержимость. Октябрь уже не был таким холодным. Бессонная ночь была позади.
Захар Анатольевич стал наведываться каждый день. Юля каждый день придумывала новые отговорки от предложений лечь в постель. Но каждый день они были ненужными. Половую жизнь шеф не предлагал.
Зато культурная и спортивная жизни закрутились диким круговоротом: то Большой театр, непременно первый ряд, то оперетта, то филармония. Шеф любил классику. А если культура надоедала, она легко разбавлялась спортом. Всевозможным. От спорта у Юли стало болеть в таких местах, о которых она не подозревала, что они у нее имеются. Но храбро, по-солдатски, терпела. Хотя… Юлю стала мучить совесть. Несильно.
Уже за Большой театр, за первый ряд она была готова досрочно отдаться, представляя, сколько стоили билеты! Но по странной причине Захар Анатольевич даже не намекал на близость, хотя вся кухня и зал, и спальня Юли были уставлены цветами. Что в обиходе вообще-то являлось намеком. Юле было обидно. Но тоже несильно.
Безусловно, за разговорами во время ужинов, чаепитий, обедов стало доходить до задушевных тем.
– А почему вы до сих пор холосты? – поинтересовалась Юля. Хотя в душе ей было все равно, она даже была довольна, что у шефа нет потомков, а то убивать кормильца, оставлять семью без пропитания – звучало как-то не очень.
– Я был женат четыре раза, – просто сказал мужчина.
«Вот, начинается. Я так и знала. Бабник. Синяя борода. Четыре? Ну куда столько? Солить что ль?» – зловредничала Юля.
– Но что-то мне не везет в этом вопросе. Одна ведьма как-то гадала, сказала, что на мне проклятие какое-то висит. Первая жена от меня ушла. От второй ушел я. С третьей мы разошлись обоюдно. Четвертая, от которой я бы очень хотел иметь детей, умерла от страшного заболевания. Погасла, как свечка, прямо у меня на руках, – рассказывал Захар.
Юля так и села, хотя итак сидела, только представив себе картину, как у нее на руках умирает мама.
– Вот эти старые, можно уже сказать винтажные туфли мне подарила моя четвертая жена. Сказала: на счастье. Ношу, только когда счастлив, – смешно, по-мальчишечьи улыбнулся Захар, показывая старенькие мужские туфли, блестящие как новые.
Юля сглотнула. Стало не по себе. Как будто дух четвертой жены навис на ней, зная, что Юля готовит покушение на ее бывшего мужа. Хотя для духов может бывших и не бывает.
Все равно, плевать!
– Понятно, – выдавила из себя девушка, решив взять волю в кулак и помнить, для чего она здесь. Надо собраться! Сейчас не до соплей! Осталось каких-то семь дней перекуковать, и зелье будет готово.
«К этому проклятью на неудачу с женщинами наложится еще одно, мое, и эффект удвоится»,– думала девушка.
Труп с причиной смерти «от проклятья» уголовный кодекс не возбраняет. Правда, из квартиры жертвы пропадут тридцать тысяч, но, думается, такой суммы никто не хватится. Это для Юли и ее мамы тридцать тысяч – манна небесная. А здесь – в Сардинию на недельку скатать, в море коленки помочить.
Наконец, на второй неделе такого культурно-спортивного романтизма Захар Анатольевич, ожидаемо для Юли, пригласил ее к себе, и, на его удивление, девушка согласилась.
Юля планировала согласиться не раз, но при этом старалась максимально отодвинуть интим, пока не вычислит, где деньги лежат. Но Захар Анатольевич, влюбленный не на шутку (а может, он был просто наивным дурачком), повел показывать свое двухэтажное жилище в высотке на Ситцевом, продемонстрировав и большой банковский сейф, который сдвинуть с места мог только Камаз, и маленький – ручной встроенный – специально для разных мелочей, разные комнаты и помещения, где хранились дорогие вина и даже холодильники с дорогущими шубами умершей жены. Он не хотел выкидывать ее вещи. Просто хранил.
«Небось, одна шуба стоила тридцать тысяч», – мерила глазом обстановку Юля, стряпая план, как же добраться до сейфов шефа.
Но старый козел и здесь не подвел: стал показывать ключи, рассказал историю сейфов, этой квартиры, этого дома, только что коды не назвал.
Вечерело. Юля, прослушав все истории: про мертвую жену и про Африку, стала готовиться к отступлению, подбирая слова, почему она не может заняться сексом с таким милым шефом, который потратил кучу бабок на театр и на оперу, и оперетту, и цветы… Нельзя было переборщить с отказом, чтоб жертва не слетела с крючка, но и секс, казалось, сейчас был бы лишним.
– Хотя.., – всматривалась в широкую начальственную спину Юля, – почему бы и нет? В конце концов, он не такой уж страшный и противный. Только это маньячеством попахивает.
Юля где-то читала, что маньяков-женщин не бывает, только мужчины. Однако в себе явно чувствовала отклонения. С одной стороны, ей нравилось проводить время с жертвой. С другой, если б надо было ногтями разорвать Захару Анатольевичу грудь и зубами выпотрошить его ради тридцати тысяч, Юля, не задумываясь бы это сделала. Ради спасения мамы. Поэтому, когда Захар Анатольевич, помыв чашки, обернулся и предложил перейти «на ты», Юля тактично отказалась. Маньяки не рассматривали жертву как персону, не знали ее ФИО, не интересовались: в квартире она живет или в доме, есть ли у нее хобби. Это была жертва. Мишень для охотника. Юля была охотником. Никаких соплей. На кону стояли кошелек и жизнь. Жизнь на жизнь.
И хорошенько подумав, она все-таки решилась переспать с шефом (а то еще назовет неблагодарной проходимкой после стольких подарков и внимания). И для дела хорошо – пусть привыкает к телу, быстрее вспомнит коды от сейфов. Юля стала снимать с себя куртку, чтоб затеплилась возможность…
– Юлечка, конечно-конечно, ты, наверное, торопишься. Я вообще тебя загнал в эти дни. Сейчас отвезу домой.
– Да я…
– Прости, я, наверное, передавил, – сказал Захар и, закусив губу, поправил куртку на Юле и под локоть отвел ее к своему кабриолету, чтоб отвезти домой здоровой и невредимой.
Настроение было испорчено. Юля не понимала почему. Закралась даже мысль, что мишень – это она, а не наоборот. Но что шефу понадобилось от обычной секретарши? Секс? Вот он был как на ладони… Бери – не хочу. И не захотел ведь, гад!
Деньги, понятное дело, его не интересовали.
Может, почки? Печень? Селезенка? Глаза? На пересадку… Или он искал суррогатную мать для своего будущего наследника, а она ему подходила лучше всего? Может, Юля была похожа на ту самую четвертую жену? Вот где кроется правда…
В полночь, после нескольких часов подобного бреда Юля поняла, что она настоящая маньячка, и своим сумасшествием полностью разоблачает теорию о маскулинных корнях маньячества.
На этой то ли радостной, то ли нерадостной ноте она пошла встряхнуть бутылочку с жидкостью, на дне которой выпал осадок, а жидкость сделалась бурой. Некрасивыми и странными хлопьями переливалось зелье, одним только цветом наводящее ужас. Но только не на Юлю.
Оставалось четыре дня до созревания. И уже нужны были коды от сейфов, где деньги лежат. Вот о чем приходилось думать.
Таким образом, секс становился необходимостью. Однако он стал еще большей надобностью, когда Юля узнала, что шеф улетает в командировку как раз на четыре дня, которые она распланировала на совращение жертвы, чтобы влезть в доверие мягко и постепенно.
И с радостным видом Захар Анатольевич объявил ей эту ужасную новость, присовокупив, что на четвертый день по прилету, вечером, очень ждет ее в гости. На сюрприз.
У Юли алаверды тоже имелся сюрприз.
И за четыре дня, почти потеряв сон из-за составления плана «Как выведать заветные цифры от сейфа», где хранилась жизнь мамы, Юля решилась на план под названием «Страстный», то есть: очаровать, охмурить патрона быстро и настолько, чтоб тот потерял последние остатки разума в пылу страсти (а страсть Юля обещала воссоздать до уровня «Адский», применив все мыслимые и немыслимые приемы в ублажении мужского тела). И когда мужской мозг будет похож на плавленый сырок, попросить провести экскурсию по сейфам или показать, как они работают.
Короче, убедить открыть чертову стальную коробку, предварительно выпив зелье. Как только деньги будут в зоне пионерского расстояния, то есть на расстоянии вытянутой руки без преград, проклясть шефа, то есть пожелать ему смерти окончательно и бесповоротно. Дождаться, когда проклятье подействует. Закрыть сейф и ретироваться.
Наутро домработница обнаружит холодный труп. Возможно, даже скорее всего, заподозрят ее, как последнюю свидетельницу и возможную любовницу. Однако вскрытие ничего внятного не покажет: пили, ели, но не жидкость для мытья стекол или краску для волос. И дело закроют. Скорее всего, Юля потеряет работу, но ей уже это будет неважно. Скоро придется устраивать маму на операцию, сдавать анализы, ходить на консультации. Короче, куча дел. Еще дурочку-сестру встречать из Индии. А с этими чилийскими магическими делами, разбавленными походами в Большой театр, у Юли даже не было возможности отвезти машину на техосмотр. Придется сестрице на автобусе ехать прям в сари.
Юля прикусила губу. Как-то что-то не ладилось с планом… На сердце было тяжело.
И она совсем не беспокоилась из-за секса или открытия сейфа, или предстоящей операции. Тут было другое. Она сделала ошибку всех неудачливых маньяков, пойманных с поличным, – слишком близко подпустила жертву к себе. Прикипела к жертве. Из-за этого мог разрушиться весь план… Господи! Столько усилий, столько переживаний. И все из-за того, что ей стал нравиться этот старый козел.
– Да он бабник хренов! – грубо крикнула Юля отражению в зеркале. – О чем ты думаешь? Он переспал со всеми официантками и бухгалтершами в округе. Ему, небось, твоей фамилии для счета ровного не хватает в алфавите девочек, которых он поимел!
– Точно, – зло выругалось выражение, вспоминая все слухи о похождениях шефа. – Как бабочек нас собирает и накалывает на макет, маньяк.
Близился четвертый день. Юля надела красное белье, но потом переоделась в черное. Наконец, пошла и купила белое кружевное. Убийство и месть не терпят страсти и эмоций. Хладнокровное убийство, как белое полотно, – вот залог успеха преступления. Она положила маленькую бутылочку бурой жидкости в сумочку и отправилась в гости к Захару Анатольевичу. Ноябрь стоял морозный, снежный, но Юле в тонких беленьких чулках на легкое платье и пальто без шарфа было жарко. Она пылала изнутри, зная, что поступает правильно, пусть жестоко и ужасно. Но ради матери любой бы пошел на убийство.
Захар Анатольевич встретил Юлю поцелуем в щеку. Она не стала с порога набрасываться с приемами, что приготовила дома для разжижения мозгов. Просто мило ответила сухим поцелуем в чисто выбритую приятно пахнущую щеку.
– Ничего, ничего, – мычала она под нос, – скоро ты насладишься.
А он и в самом деле наслаждался: обалдел от ее наряда, тонкого трикотажного платьица, беленьких чулочек, задумчивого бледного вида. Предложил ей выпить, она не отказалась… от водки. Он ничего не сказал, хотя для водки у него не было рюмок, поэтому налил напиток прямо в бокал для вина.
Вообще, он был каким-то теплым и загадочным, послушным и милым.
– Наверное, чувствует приближающуюся смерть, – думала Юля.
– Юлечка, помнишь я говорил о сюрпризе? – он улыбнулся.
Девушка кивнула и вздохнула, подумав: «Обмен сюрпризами, да-да!».
Захар отправился в другую комнату, и Юля поняла, что пришло время действовать. Она достала из сумочки бутылочку и вылила половину в его красное вино и половину в свою водку. Как по инструкции. Водка стала неприятного зеленого цвета с бурыми странными хлопьями. Испугавшись, чтоб жертва не заподозрила неладное, девушка быстро выпила свое зелье, слегка поперхнувшись осадком…
Боясь думать, что это могло быть: козлиная моча, сердце медведя или волосы Захара, Юля быстро налила себе еще бокальчик водки и запила биоматериал животных и человека залпом. Продезинфицировавшись.
Радостными шагами притопал Захар Анатольевич, держа сюрприз за широкой спиной, но настаивая, что сначала нужно выпить на брудершафт, чтоб его заполучить. Юля была не против. Внутри приятно грело. Хотелось побыстрее закончить это дело, затянувшееся на пару месяцев.
Бокальчик вновь наполнился водкой с молчаливого согласия хозяйки. Юля и ее жертва выпили, скрутившись руками и головами по странной традиции, после которой нужно целоваться.
В принципе, с этого момента можно было включать план «Страстный», который был разбит на подпланы: французский поцелуй, индийский массаж головы и ушных раковин, целование шеи и сползание по спине, легкие проникновения в трусы холодными ручками…
Но вдруг все пошло как-то не так. Захар Анатольевич поцеловал Юлю тем долгим тягучим поцелуем, от которого становится понятно: будет ли продолжение, случилась ли та химия, пробежала ли божественная искра.
Непонятно было, пробежало ли что-то по шефу, но он прямо во время поцелуя усадил Юлю на софу, встал на одно колено, вытащил из-за спины свой сюрприз, который был похож на праздничную коробку с бантиком, и попросил открыть. Юля, оторопев от такого поворота, соображала, сколько же она выпила водки, и, глядя на бокал вина, вспоминала, сколько умещается в каждом из них миллилитров. Выходило много. Тут Юлю опять заклинило: миллилитры и граммы одинаково измеряются? Потому что ей казалось, что она выпила миллилитров триста, а в граммах это сколько?
Захар, видя что девушка тушуется и стесняется, сам снял обертку, побросал шелуху на пол, открыл коробку, где внутри в бархате притаилось маленькое колечко с большим бриллиантом. И опять уставился на свою секретаршу, которая осоловело глядела то на бокалы вина, то на шефа, то теперь на коробку и жительницу коробки.
– Что это? – не поняла Юля.
– Кольцо, – смеясь, сказал Захар.
Что это кольцо, Юля и сама видела, она не понимала: как посреди плана с подпланами появилось кольцо и что все это означало? До убийства лучше было б разобраться! А то когда появится полиция, бриллианты могут сыграть совсем другую роль в обвинении.
– Тебе не нравится? – чуть поникшим голосом спросил Захар. – Оно тридцать тысяч евро стоит, – как бы в свое оправдание добавил он и вздохнул.
У Юли серые клеточки перемешались с белыми, получилось красное сухое. Она обалдело уставилась на шефа, боясь ляпнуть что-нибудь не то.
По-хорошему прям сейчас надо было б его проклясть, разругать в пух и прах, отвести его к сейфу, чтоб он открыл его, да или да! И… дальше по плану: ждать смерти. Легкой и гуманной. Но Юля не могла…
– Так мы даже с вами не…
– Выходи за меня замуж, Юленька! – мужественно продолжал настаивать Захар.
– Так мы даже с вами не целовались, – у Юли стал заплетаться язык то ли от водки, то ли от шока.
– Как не целовались?! – воскликнул мужчина. – А сейчас что было?
Юля хотела сказать: и даже сексом не занимались! Но постеснялась… Но ведь все нормальные люди занимаются сексом до свадьбы?! А то вдруг потом, ну не знаю, изо рта воняет, а назад дороги тю-тю…
– Понимаю, я старый козел, – продолжал стоять на колене Захар Анатольевич, – а ты юная красавица, умница, отличница и вообще такая… такая какая-то… Я ведь в тебя сразу влюбился… Катя умерла, и я все бросил, уехал в Индию. Два года там в себя приходил. Многое повидал. И когда вернулся, первое, что увидел, – тебя. Ты очень похожа на Катю. Это она мне тебя послала, чтоб я с ума не сошел. Ты была счастливым предзнаменованием, что у меня есть шанс в этой жизни стать еще раз счастливым.
«Все-таки маньяк! Ищет похожих на умершую жену», – кричало Юлино подсознание не в силах пробиться через тяжелейшее опьянение.
– Правда, ты мне от ворот поворот дала. Но я не отчаивался, – он улыбнулся.
«Знаем мы, как ты не отчаивался, ко всем в трусы лез от отчаяния», – Юлино подсознание не смущало опьяненное сознание и вело разговоры само с собой.
– Я помыкался-помыкался… И все как-то не то. Я очень капризный, понимаешь. Даже друзья говорят, что с какой угодно любой не стану заводить отношения. Я хочу любить и чтоб меня любили.
«Ты посмотри-ка! Маньяк с чувствами», – ворчало подсознание, пока один глаз Юли, не выдержав нагрузки, самозабвенно закрылся. Другой, словно один в поле воин, смотрел куда-то вперед, в неизвестность.
Захар Анатольевич пошатнулся на колене, потом посмотрел позади себя и увидел, что в бутылке из-под водки не хватает две трети жидкости. И с удивленным лицом воззрился на Юлю, у которой из второго глаза потекли слезы.
– У меня мама заболела… – пьяным заплетающимся голосом пробубнила Юля. – Сильно заболела. Машка поехала к Будде… А я здесь осталась. Хотя, может, мне тоже надо было в Индию. Вы же были в Индии, – вам помогло. Но я в Чили больше верю… Хотя не могу вас вот так просто взять и хлопнуть, вы ж не медведь. А я не маньяк. Хотя только маньяк… маньячка могла выпить мочу…
– Ложись-ложись сюда, дорогая, – Захар Анатольевич весь побледнел, и его подсознание, злое на само себя, на сознание и другие члены организма, тоже стало ругаться и ворчать, иногда матом.
«Разве можно было девчонку поить водкой? У нее такой стресс? А он со своей влюбленностью полез, дебил! Урод! Идиот! Старый козел! И даже не заметил, что у Юленьки горе. Мог бы и спросить, почему она такая печальная, неулыбчивая, задумчивая постоянно… Размечтался, думал, что это она рассталась с парнем и теперь влюбилась по уши в него. Разглядела настоящего, зрелого, умного мужчину, умеющего ухаживать. А тут на тебе! Мама заболела… Бедняжка», – размышлял Захар Анатольевич пока укладывал Юлю, подкладывая подушки и укрывая пледом.
Юля спала крепким беспробудным сном пьяницы. Захар Анатольевич от чувства вины сильно волновался, как бы она не умерла у него на руках. Даже пару раз подходил и слушал дыхание, уж очень бесшумно спала Юля у него на софе. Не выдержав, все-таки перезвонил в скорую, умоляя приехать и откачать любимую секретаршу. Скорая по телефону допросила начальника, сколько выпила его помощница и сколько в ней веса.
Захар Анатольевич оглянулся на бутылку: не хватало примерно четыреста грамм отличной водки, и, не зная сколько Юля весит, осторожно взял ее на руки, в уме прикинув килограммов пятьдесят-шестьдесят.
– Проснется через три-пять часов. Обильное питье. Постельный режим. Ждите! – поставила диагноз скорая и повесила трубку.
– У меня мама заболела… – сквозь сон заплакала Юля. Вместе с ней плакал и Захар, вспоминая свою трагедию и обещая Юле, пусть она его и не слышала, обязательно помочь.
Юля проснулась через шесть часов и очень сильно испугалась. Она боялась найти труп Захара Анатольевича, который, кстати, спал недалеко от нее в кресле. Но инфаркта не случилось, слава Богу, молодое сердце девушки было крепким, и, во-вторых, Захар Анатольевич неожиданно засопел во сне и тем самым воскресился на глазах. Вопрос о трупе снялся с повестки утра.
Юля осторожно привстала, голова была тяжелой, во рту шла неприятная химическая реакция разложения спирта на составляющие, где одной из составляющей была козлиная моча… Ею пахло теперь везде. Юля мечтала напиться уксуса или жидкости для мытья стекол лишь бы стереть эту вонь. Но сначала надо было исчезнуть из квартиры, желательно не проклянув никого по дороге.
– Ты куда? – спросил Захар Анатольевич, чутко дежуривший всю ночь с зеркальцем в руке и сомкнувший глаза на минуту.
– К маме, – честно сказала Юля. Вообще-то она не видела маму почти месяц. Вся эта беготня за мочой… Она хотела к ней приехать победительницей, держа в руках пакет или кейс с желанными тридцатью тысячами. Теперь придется приехать побитой неудачницей с перегаром изо рта и без дочерней помощи.
– А кольцо?
Юля и забыла про кольцо. А что кольцо? Даже если его сдать, все равно за него не дадут ту сумму, что ей требовалось. Люксовые авто и ювелирка теряют полцены сразу же за порогом магазина.
– Я не могу, – просто сказала Юля. Она имела в виду «не могу вас проклясть», «не могу принять это кольцо», «не могу вообще понять, как я докатилась до этого». Юле хотелось реветь. Юле хотелось в объятия к мамочке.
– То есть ты меня совсем-совсем не любишь? – Захар Анатольевич почти на цыпочках ждал ответа.
Юля тяжело вздохнула. Она так запуталась, так завралась и довела себя до белого каления, что несколько грамм (ну хорошо, почти полбутылки!) водки вырубили ее нервную систему, которая искрила проводами последний месяц.
– Даже чересчур, – сказала Юля и бросилась из квартиры.
Захар Анатольевич стоял с кольцом в руках, взвешивая ответ.
Соображал он ровно две минуты, сводя концы причинно-следственных связей в вопросе и ответе, которые, наконец, сошлись, и он тоже бросился вон из квартиры за Юлей, успев захватить ее куртку.
– Я с тобой, – сказал он ей на ходу. – Ты где машину оставила?
– Я на автобусе доехала, – отвечала ошарашенная девушка, и своим ответом ошарашила шефа, который взглянул на ее трикотажное платьице и чулочки и окончательно обиделся сам на себя.
«Боже мой, старый козел!!! Совсем со своей любовью закружился, даже забыл предложить авто или хотя бы оплатить такси несчастной девушке», – чуть не ударил себя по седой голове Захар Анатольевич, в этот момент и в самом деле чуть похожий на Ричарда Гира в зрелости.
– А что с авто? – поинтересовался он.
– Техосмотр надо пройти.
– Сейчас пройдет. Давай ключи.
Юля с минуту оценивающе смотрела на шефа, но видя непреклонность, смешанную с чувством вины (хотя какое чувство вины могло быть, когда он чуть не лишился жизни этой ночью по вине Юли?), протянула ключи.
– Мама чем заболела? – продолжал выспрашивать Захар Анатольевич, заводя свой автомобиль и включая подогрев сиденья Юле.
– Тем, от чего умерла ваша четвертая жена.
– Звони маме, скажи пусть возьмет последние анализы. Мы будем через полчаса.
Юля звонила маме. Захар Анатольевич звонил сразу нескольким людям.
– Сейчас заедем в клинику, сделаем ей МРТ на новейшем оборудовании, потом решим, как быть.
– Сегодня суббота, Захар Анатольевич, – напомнила Юля.
– Там, куда мы едем, деньги делаются круглосуточно. Тяжелые заболевания – их бизнес.
По дороге они пересеклись с какой-то машиной, из окна в окно были переданы ключи от Юлиной машины. Техосмотр, можно сказать, был пройден.
А через пять минут на заднем сиденье с подогревом уже сидела счастливая мама. Мама скромничала, стеснялась спросить, куда пропала Юля и вообще что здесь происходит. Она крепко сжимала свои анализы, давшиеся ей с большим трудом. Ведь ради них ей пришлось оставить работу. Ибо как на работу, пришлось походить на всяческие МРТ, КТ, ЭКГ и прочие ХРН.
А еще через двадцать пять минут, так и не успев перекинуться и парой слов с дочкой, мама была уведена белыми халатами, очень внимательными и улыбчивыми.
Юля с шефом спустились в кафе ждать маму.
– Если мама выздоровеет, ты выйдешь за меня? – спросил Захар Анатольевич, понимая, что предстоит нелегкое время, когда Юле будет не до любви.
Юля стала плохо себя чувствовать. Точнее, физически очень даже хорошо: голова прошла и вкусный кофе бодрил. Но внутренне у нее все сжалось, ей хотелось упасть на колени перед этим святым человеком, молить его о пощаде, о прощении, если надо отработать сексом все деньги, потраченные на билеты, на МРТ и на выпитую водку, лишь бы совесть перестала мучить душу. Но девушка не могла вымолвить ни слова, иначе пришлось бы признаться, что она готовила покушение и воровство в особо крупных размерах.
– То есть если я выйду за вас замуж, вы вылечите мою маму? – сама не веря, что говорит такую чушь, сказала-таки Юля.
Уж если не убийство, то брак по расчету. Все-таки это уголовным кодексом не возбраняется.
Захар Анатольевич улыбнулся, а потом расхохотался. Юля, вспомнив вчерашний вечер с опьянением, тоже стала смеяться.
В кафе вошли врач и мама. Врач смеялся. Но от его улыбки почему-то пропало желание смеяться другим.
– Что такое? – спросил Захар Анатольевич.
– Я сам хотел тебя спросить, Захар! – продолжал нехорошо смеяться врач. – Опухоль головного мозга?
– Двадцать одна локализация. Четвертая стадия, – уточнила мама, зная наизусть все слова, записанные в ее анализах.
– Ни четвертой, ни третьей, ни второй, ни первой стадии у вас нет. У вас вообще ничего нет. Вы здоровы, как… как роза! – сказал врач и вручил ей новые анализы.
– Как нет? – переспросила Юля, потянув за рукав врача, который хотел уйти. – Четвертая стадия. От нее все отказались. Только одна клиника с новой технологией, которая стоит…
– Такое бывает в медицине, – сказал врач. – Выздоровела, и все тут! Ну или снимки перепутали, понимаете? Чудо! – он не знал, что еще сказать.
За второй рукав его потянула мускулистая рука Захара Анатольевича:
– Доктор, ты уверен?
– На все сто! Я могу идти? Меня ждут настоящие больные.
Троица долго смотрела по сторонам, потом друг на друга, наконец, все дружно стали обниматься и радоваться. Юля радовалась за маму, мама за себя и за детей, что не надо умирать и бросать их на произвол судьбы. Юлька вон и судьбу-то толком не нашла еще. Машка вообще летает черт знает где. Захар Анатольевич радовался за всех и за себя тоже. Если не удалось с Катериной обрести чудо, хоть с мамой Юли оно случилось. Чудо есть! Значит, и у него все будет хорошо.
Все стали собираться по домам. Захар Анатольевич остановил Юлю, потянув за рукав, чтоб она отстала чуток от матери:
– Ты мне обещала, если мама выздоровеет…
Юля посмотрела на него очень внимательно и серьезно. Почти без улыбки.
Как же она была рада, что не прокляла его этой ночью. Как же она была счастлива, что судьба, которую Юля периодически проклинала по разным поводам, сохранила этого седовласого динозавра, лучшего динозавра на свете: богатого, холостого, здорового, доброго, умного… сохранила для нее… И теперь в дорогой коробке от Китона или Армани с алмазом в руке преподносит в самый счастливый день ее жизни. Она готова была подарить этому святому динозавру все, что он хочет. Себя. Пятерых наследников. Почки. Глаза. Проси, что хочешь…
– Хочешь я перееду к тебе сегодня? Сейчас? – сказала она и увидела самого счастливого мужчину на планете. – Только подвезем маму?
Теперь Захар был готов на все. И достав кольцо, прямо в холле онкологической клиники вручил его Юле.
Юля надела тридцать тысяч себе на палец, понимая, что является не маньячкой, но точно ведьмой, у которой сбываются все желания за раз.
Они подвезли маму и встретили там Машу, радостную и загорелую, сидящую за столом в сари и пьющую вонючий чай, аромат которого, приторный и пряный, проник во все комнаты и во все предметы. Сидела она вместе с каким-то гостем столицы из Индостана.
Юля набросилась с поцелуями, объятиями и благодарностями.
– Да я ничего особенно и не успела, – поникла лицом Маша, указывая на гостя столицы. – Тут так все закрутилось… Судьба, понимаешь!? – все-таки улыбка пролезла сквозь чувство вины.
Юля обалдело уставилась на сестру.
– Так это не ты?
Маша отрицательно и виновато покрутила головой, еще не зная, что колесо сансары сделало свой круг и вернулось в место самой счастливой точки, с которой обычно начинается все самое интересное.
«Боже мой!», – подумала Юля и мысленно поблагодарила всех: четвертую жену Захара, Будду, чиллийского шамана, того медведя, что отдал свое сердце ради зелья, и того козла, которого держали пятеро мужиков, гномиков под раковиной, которым Юля отдавала в детстве лучшие конфеты, Деда Мороза и Снегурочку. И послав всем, включая гостя из Индостана, воздушные поцелуйчики, ринулась вниз – переезжать в новую судьбу.
Конец
Последние комментарии
3 часов 49 минут назад
11 часов 38 минут назад
14 часов 8 минут назад
14 часов 16 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 5 часов назад