Альфред Теннисон
БАБУШКА
Перевод с английского Викентия Борисова
© Copyright: Викентий Борисов, 2021
Иллюстрации – картины художников XIX века
Ах, Энни, покинул меня старший сын, ушёл навсегда Вилли мой!
В плечах он широк был, румян, белолиц, силён, как бычок молодой.
Жена написала мне… Вилли моим советам внимать не хотел,
Что в жёны ему не годится она – Господь ей ума пожалел.
Отец той девицы был буен и дик, и глуп, и упрям, как осёл;
Таких не спасти. И от выпивки он до срока в могилу сошёл.
А дочка – красотка, да только совсем не парою Вилли была.
Но сын даже слушать меня не желал. Ну что я поделать могла?
Ах, Вилли, мой старший, услада души, красавец, сынок мой родной!
Никто его в схватке не мог одолеть, стоял он недвижной скалой.
«Да он – как трёхмесячный!» – доктор сказал, впервые увидев его.
И верно: в округе подобных ему в тот год не нашлось никого.
И крепкие руки, и ноги сильны, и скромен на редкость в речах.
Уйти я должна была раньше, чем он; безвременно Вилли зачах.
Ах, Энни, я плакать о нём не могу. Но скоро настанет мой срок,
И снова мы встретимся с ним, а сейчас мой сын бесконечно далёк.
Ты думаешь – я холодна и черства? Читаю в глазах приговор…
Но все мои дети ушли в мир иной, а я вот живу до сих пор!
Оплакать их надо, да только душа от горя застыла моя.
Ах, было б мне столько же, сколько тебе – рыдала б безудержно я.
Как странно… Отчётливо вспомнилась вдруг, хоть семьдесят лет пронеслось,
История с Вильямом, дедом твоим, что стоила мне горьких слёз.
Да, если тебя замарал клеветник – страдания не избежать.
Негодная Дженни, кузина моя, решила меня оболгать.
Когда-то она оступилась, и я хранила молчанье о том.
Но Дженни-мерзавка забыла добро, за всё отплатила мне злом:
Меня принялась перед Вилли срамить, в различных проступках винить.
Ты знаешь: язык – это нож и огонь, он может обжечь и убить.
Я слышала – проповедь пастор читал, твердя постоянно всё то ж:
«Запомните: полуправдивая ложь – вот самая страшная ложь.
С беспримесной ложью мы смело в борьбу вступаем за правду и честь,
Но ложь многократно трудней одолеть, коль капелька правды в ней есть».
И Вилли неделю не видела я, нигде не встречала его.
Вокруг бушевала и пела весна, а в сердце всё было мертво.
Да, Дженни пыталась меня погубить, обрушив поток клеветы,
Но, милая Энни, пороча других, не сможешь очиститься ты.
И плакала я бесконечно, от слёз едва не ослепнув. И вот
Стемнело. Тогда я прошла через сад и встала, дрожа, у ворот.
Сияла луна, будто огненный шар, и отсвет на листьях мерцал,
И где-то, о горе не зная моём, вовсю соловей распевал.
И Вилли внезапно возник у ворот, и Дженни под ручку с ним шла.
Меня не заметили оба, но я безмолвно стоять не могла.
И вышла на свет, преграждая им путь, и что-то пыталась сказать…
Ах, если любимый оставил тебя, то разум легко потерять!
И Вилли в молчании гордом застыл, ни слова не вымолвил он.
А Дженни-гадюка с ухмылкой ушла, отвесив ехидный поклон.
«Расстанемся, Вилли, – промолвила я. – Что толку мучения длить?
Ты лгунье поверил – и, значит, меня отныне не сможешь любить».
И Вилли взглянул на меня, и луна в его отразилась очах.
«Любимая, – молвил с улыбкой, – не плачь. Забудь навсегда этот страх.
Лжецам я не верю, тебя лишь люблю. Хочу, чтоб моею женой
Ты стала как можно скорей, и тогда мы счастливы будем с тобой!»
«Женой? – я воскликнула. – Вилли, а вдруг ты сплетни услышишь опять,
И станешь жестоким и грубым со мной, и станешь меня ревновать?»
Но Вилли лишь обнял покрепче меня и твёрдо ответил: «О нет,
Такого вовеки не будет»… С тех пор прошло целых семьдесят лет…
И мы обвенчались. В тот радостный день я в платье лиловом была.
И не умолкали на свадьбе моей церковные колокола!
С надеждой мы первенца ждали… Увы, он мёртвым явился на свет.
Ах, милая Энни, нет роз без шипов, нет счастья без горя и бед.
В тот вечер о смерти задумалась я, хотя с ней встречалась не раз.
Дитя бездыханным на свет родилось, огонь его жизни угас.
С венчанья не плакала я, но теперь скорбь камнем на сердце легла.
Младенец боролся за жизнь что есть сил, и слёз я сдержать не могла.
На личике крошечном, как на холсте, застыла страданий печать.
Заранее было ему суждено сраженье за жизнь проиграть.
О сыне не плачу я, милая Энн, мы вскоре увидимся с ним.
Но плакала горько, когда мой малыш лежал предо мной недвижим.
Но Вилли безмерной своей добротой мне слёзы помог осушить.
Да, муж мой был добрым, однако всегда знал твёрдо, как следует жить.
И ревности не было в нём ни на грош, и редко он спорил со мной…
Мы долго и счастливо жили, но вдруг оставил меня Вилли мой.
И снова не плакала я, но была с ним рядом готова уснуть.
Казалось, от тяжких житейских забот пришла мне пора отдохнуть.
Уже десять лет миновало с того злосчастного, тяжкого дня,
Но дети навеки остались со мной, они не уйдут от меня.
Вот топает по полу младшая, Энн – ей было два года всего.
Болтает она так же быстро, как ты; порой не поймёшь ничего.
Как только захочет, и ночью, и днём ко мне прибегает она,
А Гарри – на пашне до первой звезды, а Чарли – в саду дотемна.
Весь день за работой проводят они, а к ночи приходят домой:
То рядом с улыбкой на стульях сидят, то тихо парят надо мной…
И тяжек вопрос, на который подчас найти не могу я ответ:
Уйдут ли они, коль открою глаза? Живые они или нет?
Очнулась – и память вернулась ко мне, и снова уснуть не даёт:
Все умерли… Гарри ушёл в шестьдесят, а Чарли был старше на год,
А старшему, Вилли – под семьдесят лет... Я помню младенцами их,
И странно мне было их видеть теперь – серьёзных, седых, пожилых.
Теперь я на ферме отцовской живу; незыблема дней череда.
И в гости соседи приходят ко мне, я рада их видеть всегда.
То новость, то сплетня, то шутка, то смех – такая беседа у нас.
И знаешь – я вместе с другими смеюсь; смеяться могу и сейчас.
Нам пастор грозит: «За грехи предстоит вам в жизни иной отвечать!»
Но скромно и тихо я нынче живу, спокойно могу смерти ждать.
И что мне бояться любого суда, коль будет Господь мне судьёй?
Бог милостив к грешным – так Книга гласит, и сжалится он надо мной.
Ах, Энни, я заново жить не хочу, хоть счастливо жизнь прожила.
Вот было б мне столько же, сколько тебе – я много бы слёз пролила.
А так – пусть уйти скоро мне суждено, но я не горюю ничуть.
Я просто немного устала, и всё. И очень хочу отдохнуть.
Мой сын, мой красавец покинул меня, иссяк животворный родник.
Но как я оплакивать Вилли могу, когда он ушёл лишь на миг?
В соседнюю комнату вышел, и дверь не стал за собой закрывать.
Я тоже последую вскоре за ним. Что толку рыдать и стонать?
Жена написала… Что ж делать, коль Рок бедняжку умом обделил?
Подай-ка очки – милосерден Господь, что зрение мне сохранил.
Останутся жалкие крохи тебе, когда я уйду в дальний путь.
Ах, Энни, немного ещё потерпи, побудь со старухой чуть-чуть…
Последние комментарии
11 часов 56 минут назад
12 часов 31 минут назад
13 часов 24 минут назад
13 часов 29 минут назад
13 часов 40 минут назад
13 часов 53 минут назад