Было сделано множество попыток изыскать корни фэнтези. Можно спорить, о том, кто был прародителем этого жанра. Можно объяснять его возникновение завистью взрослых к детям. Можно вспоминать о вечной тяге людей к чудесам. Можно многое... И немало литературоведов, наверняка, вымучают не одну научную работу на этом материале. Наверняка кто-то ухитрится отыскать зачатки фэнтези в шумерской клинописи или наскальной живописи Ласко — что, в конце концов, не сделаешь ради того, чтобы собственное научное изыскание имело пресловутую «историю проблемы».
На эту тему сломано немало копий, но почему то никто не задался вопросом — а почему, собственно этот жанр возник именно в XX веке. Что мешало волшебной сказке социализироваться, повзрослеть, обрести приемлемую для взрослого восприятия литературную форму, скажем, пару веков назад. Почему светская литература Европы (об Азии говорить бессмысленно — «Восток дело тонкое», и его литература, как впрочем и вся культура целиком, стоят совершенно на иных принципах) не замечала столь очевидной лакуны в литературе? Почему, к примеру, тот же рыцарский роман, который прямо-таки просился в прародители фэнтези угас, зачах и вымер?
Вряд ли стоит утомлять читателя заумными словопрениями на эту тему. Хотя на ум приходит весьма очевидный ответ — в XX веке религия утратила свою мифотворческую функцию, которую успешно выполняла со времен эпохи Возрождения. Каждый, кто хоть раз удосужился побывать в картинной галерее, легко припомнит, что почти вся жанровая живопись со времен Учелло была посвящена религиозным сюжетам или, на худой конец, иллюстрировала греко-римскую мифологию. Вряд ли кто-то сможет с легкостью припомнить хотя бы одно полотно на котором были бы изображены сцены из «Старшей Эдды» или «Беовульфа», «Гильгамеша» или «Легенд о короле Артуре».
А вот начиная с конца XIX века стали появляться первые ростки нового миросозерцания. Рамки Библии и античного пантеона стали тесноваты. Появились робкие попытки привлечь что-то новенькое, добавить этакого интеллектуального перчика. Конечно, первой мишенью стал Восток — в первую очередь Китай, Япония и Индия. Но культуры этих стран слишком чужеродны для европейского обывателя, и их влияние главным образом послужило источником вдохновения для создания будуаров и курительных комнат в восточном стиле.
Вот тут-то на сцену вышла муза-фэнтези.
Конечно, это течение в литературе не появилось «вдруг». Конечно, у нее есть некая предыстория. Но только завзятые литературолюбы смогут назвать тех мелких, почти безвестных авторов, которые заложили по скромному кирпичику в основание ее величественного храма. И вдруг в конце XIX века появляется Амброуз Бирс, которого, кстати сказать, небезынтересно почитать и сегодня. Но Бирс, несмотря на всю свою гениальность, пока еще одиночка. Мастер Выдумки, но не более того. Все его рассказы построены по принципу «а вот был еще случай». У него не было ни того, что впоследствии в лингвистике назовут «картиной мира» ни собственного мифотворчества. Впрочем, он в нем и не нуждался!
Ему на смену приходят Говард Лавкрафт, Роберт Говард и Эдгар Райс Берроуз. Эта троица по праву может считаться авторами того явления, что было бы вполне уместно назвать «комплексом демиурга». Я далек от мысли, что все читающие эти строки сильны в теологии или философии, поэтому не постесняюсь напомнить (тому, кто что-то на эту тему слышал) и объяснить (тем, кто не слышал совсем ничего) значение слова «демиург». Демиург (от греч. demiurgos — мастер) в античной философии (преимущественно у Платона) обозначал персонифицированное начало мироздания. Если это понятие упростить до максимума, то демиург — это творец миров, создатель вселенных (спасибо Фармеру за хороший образ!). Попутно заметим, что демиургами в Афинах именовали некое третье сословие, куда помимо, как мы сейчас бы сказали, промышленников, входили художники и врачи. В дорических городах демиургами называли высших правительственных лиц.
Как можно увидеть, во всех трех случаев основополагающее начало — творчество, будь то творчество политическое или творчество в прямом смысле этого слова.
Но вернемся к «комплексу демиурга». На мой взгляд, наличие такого комплекса (естественно не в медицинском и не в психоаналитическом смысле) побуждает автора замахиваться не менее, чем на построение собственного мира.
В конце нашего столетия карты и глоссарии в романах-фэнтези стали трюизмом. Но в первой трети XX века — это было открытием. Конечно, карты неведомых земель известны со времен Страбона, но миры умышленно придуманные, это, уж извините — ноу-хау по тем временам!
На эту тему можно говорить много. И тема эта весьма любопытна. Но, увы, здравый смысл (и рамки объема предисловия) заставляют нас избежать этого искуса. Отметим только, что в наше
Последние комментарии
17 часов 50 секунд назад
17 часов 36 минут назад
18 часов 28 минут назад
18 часов 33 минут назад
18 часов 45 минут назад
18 часов 58 минут назад