Александр Горбатов
ГОДЫ И ВОЙНЫ
Записки командарма
1941–1945
Глава первая
КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН
Наша семья состояла из отца, матери, пяти братьев и пяти сестер.
Отец был набожный, трудолюбивый, не пил, не курил и не сквернословил. Роста он был среднего, болезненный и худощавый, но нам, детям, он казался обладателем большой силы, ибо тяжесть его руки мы часто ощущали, когда он нас хотел «поучить» — учил он нас на совесть…
Мать, тоже набожная, была доброй женщиной и великой труженицей, вечно озабоченной, чем накормить, во что обуть и одеть свое многочисленное семейство. Новая одежда покупалась только старшим брату и сестре, а вся старая переходила к младшим; но мы всегда были одеты чисто, без дыр и прорех, а на заплаты внимания не обращали. Мать ухаживала за коровой и лошадью, успевала работать не только по дому, а еще в поле и в огороде, правда с нашей посильной помощью. Даже семилетняя Аня считалась работницей и присматривала за тремя малышами.
К хлебу в нашей семье относились крайне бережливо, потому что хватало его только до нового года. Мать, когда резала хлеб, тщательно соразмеряла куски, не оказался бы чей больше: в нашей дружной семье иногда по такому поводу вспыхивала ссора, порой и потасовка. Впрочем, вмешательство отца быстро наводило порядок.
Несмотря на то что все работали, жили мы впроголодь. Молоко, сметану, масло — все несли на базар; ежегодно выпаивался теленок, но и его тоже вели на базар.
Я упоминал, что была у нас и лошадь. Но лошади как-то «не приживались» у нас, к великому нашему горю, — конечно, не потому, что за ними плохо ухаживали или заставляли непосильно работать. О хорошей лошади отец и мечтать не смел она в те годы стоила рублей шестьдесят — семьдесят. Он покупал лошадь рублей за десять. Понятно, это уже была старая, изработавшаяся кляча, находившая у нас в скором времени свой естественный конец. Такое горе наша семья пережила четырежды за десять лет. Большого труда стоило отцу и мне, его главному помощнику в этом деле, содрать с худой павшей лошади шкуру, нигде не порезав, каждый изъян понижал ее стоимость. Продавалась шкура за три, а иногда даже за четыре рубля, и таким образом выручалась часть стоимости живой лошади.
В нашей и окрестных деревнях существовал обычай поздней осенью, по окончании полевых работ, уходить на зиму в отхожий промысел на выделку овчин. Все мужское население, достигшее двенадцати лет, покидало свои дома до масленицы, а порой задерживалось и на первые недели великого поста, и этому все радовались: чем дольше работа, тем больше заработок, да, кроме того, и начесанной с овчин шерсти привозили больше. Женщины и девушки — те, что не работали на фабриках в городе Шуя, — всю осень и зиму пряли шерсть, вязали на продажу варежки.
Но вот наступали весна, лето. К западу от нашей деревни Пахотино находились большие леса, порубки и болота. Начиналась своеобразная «страда» хождение по грибы, по ягоды. Собирать их ходили целыми семьями, приносили много. Но лучшая, самая красивая ягодка отправлялась в кузовок, а не в рот. Какой соблазн нам, ребятам! Но мы знали, что на базаре будет цениться только лучшая ягода, и это почти всегда удерживало нас от искушения. И грибы оставлялись для собственного потребления только с червоточинкой и большие. Осенью брали клюкву, а после первых морозов и калину.
И мал и стар — все стремились заработать для хозяйства лишнюю копейку. Для лошади и коровы требовался объемистый фураж, да нужно было заготовить сена в запас, чтобы продать излишки на базаре, а потому косили траву везде, где она только была: в лесу, на полянах и просеках, и осоку в болоте. Выкошенное в болоте вытаскивали целую версту, идя по пояс в воде.
Давно это было, но на всю жизнь мне запомнился день 9 марта 1899 года, когда мне исполнилось восемь лет. В этот день, по народному поверью, прилетают жаворонки, и существовал обычай: пекли из теста подобие птиц и в одну из них запекали копейку. Тот, кому достанется жаворонок с копейкой, будет счастливым целый год! Вот мать и побаловала нас — напекла из ржаной муки жаворонков, и счастливый достался мне, — правда, не без некоторого участия матери в этой случайности. День был солнечный, теплый, на столе лежал ворох жаворонков, у всех братьев и сестер было радостное настроение, тем более что поджидали отца из города, куда он повез на продажу воз сена; мы с нетерпением ждали возвращения отца, потому что он всегда после базара привозил нам по горсти семечек или по баранке.
Вдруг пришел сосед, вернувшийся из города, и сообщил нам ужасную новость: наша лошадь пала, не доезжая двух верст до города. Радость сменилась горем и плачем. Накануне весенних работ остаться без лошади! Даже маленькие дети понимали весь ужас положения…
1899 год памятен мне еще тем, что я этой осенью пошел в школу, находившуюся в деревне Харитоново, в пяти верстах от нас. Школьнику того времени
Последние комментарии
17 часов 55 минут назад
18 часов 30 минут назад
19 часов 23 минут назад
19 часов 27 минут назад
19 часов 39 минут назад
19 часов 52 минут назад