Миссис Смайл [Леонид Васильевич Нетребо] (fb2) читать постранично

Леонид Нетребо МИССИС СМАЙЛ

Время от времени, помимо воли, я отрываюсь от бессмысленной пестроты журнальных картинок и взглядываю на нее. В этом — моя непреодолимая подчиненность чему-то внешнему. А может быть, внутреннему. Поэтому я «делаю вид»: пытаясь обмануться, заставляю себя смотреть на объект моего притяжения с интересом, будто мне действительно необходимо это созерцание. (Но тайком — иначе, я знаю, ей мое внимание будет обидно.)

Получается: смотрю чуть дольше, чем определено мне моим труднообъяснимым страхом. Чтобы внушить себе: я — хозяйка, смотрю куда хочу и сколько хочу.

Я не люблю зависимости, поэтому друзья считают меня сильной. На самом деле это выглядит иначе: не люблю, потому что страдаю от всякой, даже малой, зависимости. Я слабая.

Два дня назад я подошла к этому большому окошку в читальном зале, через минуту принявшему сходство с амбразурой, с пещерным зевом, и объяснила, что хочу на несколько дней стать посетителем библиотеки. Я, можно сказать, проездом в этом городе, в командировке, нужно как-то скоротать время. Заодно надеюсь поближе познакомиться с вашей тихой и, оказывается, чудесной провинцией — поэтому меня устроила бы литература по краеведению и вообще книги местных авторов, если они есть…

Голубоглазая женщина на выдаче встретила меня, как показалось, преувеличенно радостно. Не как пролетную читательницу-однодневку, а словно завсегдатая, личную знакомую. Это приятно: улыбчивый сервис — еще не стойкое явление на наших просторах. Я говорила, глаза блуждали по стеллажам за спиной женщины, выдающей книги. И вдруг я наткнулась на этот взгляд — и едва не отшатнулась…

Тело покрылось мурашками, горячая волна, поднявшись от спины, в мгновение достигла висков, запульсировала в затылке — обычный страх перед неизведанным, умноженный внезапностью. Наверное, мои губы поползли с лица, безобразно размазались по щекам, брови сложились в беспомощной пирамидке — я выдала себя. Ибо все то, что являлось лицом женщины, стало еще ужаснее. Это был зловещий оскал уставшего улыбаться — злость, уходящая корнями в боль. Эти глаза, колючие от сухости, были конечным пунктом плача: соленая, печальная, горючая влага не успевала стать слезами, — она выкипала на подходе к роговице.

Я отвернулась, прижав к груди книги и журналы, и, как бы открещиваясь от потрясения, торопливо нарекла улыбающуюся женщину: «миссис Смайл». Даже губы задвигались в шепотливом причитании: «Миссис Смайл, миссис Смайл…» В переводе это звучит не так, как есть на самом деле. Звучит бедно. Так надо. Причина этой необходимости в поиске лингвистической маскировки: английский «смайл» не равняется русской улыбке. Это вообще. А в данном случае «Смайл» — сжатое, зашифрованное, закодированное нечто, что в подстрочном переводе значит улыбка. Можно сказать и конкретнее: «Миссис Смайл» — это надпись на плотной шторке, прикрывающей замочную скважину. Заглянуть — содрогнуться от жалости и страха. Я не могу потрафить профессиональной журналистской жажде — отодвинуть шторку, попытаться расшифровать. Не хватит сил, потому что я уже, задолго до посещения библиотеки, на пределе. «Миссис Смайл!..»

У миссис Смайл маска. Маска — «Улыбка!!!» Улыбка с тремя восклицательными знаками. Для того чтобы понять, что это за улыбка, нужно представить ситуацию, когда человек — вдруг! — встретил безнадежно утерянного милейшего друга детства. Или (пример для меркантила) невероятно, по-крупному, выиграл в лотерею — после этого великолепным образом решатся все материальные проблемы. Словом, её улыбка — это движения лицевых мышц, предназначенные для неожиданной великой радости.

На самом деле улыбка миссис Смайл — это обширный спазм нервов, длительная судорога лицевых мышц.

Миссис Смайл ненавидит свою улыбку. Наверняка, она готова содрать ее с лица. Вместе с кожей, несмотря на физическую боль. Если бы это помогло, думаю, она бы так и сделала. Периоды, когда лицо успокаивается, — секунды. На самом деле это не успокоение, это нервы собираются в мускулистый узел, змеиную банду, для следующей атаки на миссис Смайл, чтобы который раз с непреодолимой силой, победно выплеснуть судорожную гримасу на всеобщее обозрение.

По причине своего панорамного бессилия миссис Смайл ненавидит не только себя. Ее глаза, стреляющие голубым свинцом из амбразурного зева, ужасны. Они полны космической ненависти. Это ненависть безнадежно больного человека — ко всему. К тому, что произвело его на свет для муки. К тому, что удерживает его на этом же свете для продолжения мук. К тому, кто за этой мукой вольно или невольно наблюдает.

Эта гримаса природы, эта дисгармония губ и глаз усиливает тревогу в моей душе. Пожалуй, потому, что в этом зримом рассогласовании внутреннего и наружного воплощение моего собственного неуюта. Мое преимущество — я владею своими лицевыми нервами. Но если я не избавлюсь от сжимающего сердце груза, возведенного в абсурдный квадрат в этой абсурдной