Широки врата [Эптон Синклер] (fb2) читать постранично, страница - 3

наблюдала за своим мужем в течение нескольких месяцев. Она слышала его мольбы о смерти и решила, что смерть станет для него избавлением. Она понятия не имела, как такое тело, подвергнутое жестоким пыткам, может подняться из могилы, то ли в его нынешнем виде искалеченном виде или восстановленным в своем первоначальном совершенстве. Она не впадала в истерику, как старшая женщина. Мама плакала, заламывала руки и рвала одежду. В то время, как она была повсюду, пытаясь выполнить все обряды, которые требует ритуал для еврейского умершего.

На французской Ривьере жило много представителей её народа, но они были по большей части людьми, не помнящими родства, тунеядцами и искателями удовольствий, также испорченными скептицизмом и подверженными гневу Яхве, как семья Робинов. Кто из поклонников моды мог знать, как должны быть обрезаны ногти у покойника? Кто из дам, играющих в бридж, могла бы знать, как приготовить «первую трапезу после похорон»? Кто из играющих в теннис джентльменов мог бы позаботиться, чтобы после похорон скорбящие мыли руки и предплечья в соответствии с правилами талмуда? В Каннах была синагога, но мама не будет с ней иметь дела. Она была «реформирована», и раввин был настолько модным, что он, возможно, также принадлежал епископальной церкви. Но в Старом городе жили в страшной бедности несколько семей из России и Польши, зарабатывая свой хлеб торговлей вразнос, сбором тряпья и ремонтом старой одежды. Они были настоящими евреями, какой когда-то была Лия. У них был своего рода магазинчик, где они молились, и Лия ходила к ним, занимаясь благотворительностью. Там она встретила главу их синагоги. Его имя было Шломо Колодный, и он не был французским раввином на побережье удовольствий с большой черной повязкой на похоронах. Он был настоящим грамотеем, меламедом, или учителем молодёжи. Также он был кантором и шаммасом, или пономарём, и шохетом, или резником, кому доверяется шехита, т. е. ритуальная резка животных и птиц. В случае необходимости он станет гробовщиком в соответствии с древним кодексом. После трудовых дней он проводил ночи, углубившись в священные еврейские тексты, ведя диспуты в своем воображении с такими же грамотеями, каких он знал в Польше, о тысячи мельчайших нюансов доктрины и практики, которые возникали в ходе двадцати пяти веков отношений между Яхве и Его избранным народом.

Так что теперь шофер Бьенвеню поехал в спешке в город и вернулся с этим Шломо, обладателем всех профессий, носящим длинную черную бороду и выцветший длиннополый сюртук, который, как он, вероятно, думал, выглядел древним кафтаном. На идише, немного смешанным с французским, он заверил осиротевшую мать, что он знает все и будет делать это, как надо, а не какие-то трюки по «реформе». — «Pas de tout, Frau Robin, niemals, niemals разве я буду выпускать кровь из настоящего Еврея или класть в него какие-то яды». Он потирал руки и мурлыкал, ибо он знал все об этой леди, чей муж был одним из самых богатых людей в Германии, и который все еще оставался достаточно важным, чтобы быть гостем на одной из самых прекрасных усадеб мыса Антиб. Для Мамы он был большим утешением. Он поспешил заверить ее, что ей не нужно беспокоиться из-за того, что ее дорогой будет похоронен так далеко от дома. Если она того пожелает, то можно положить в могилу небольшую раздвоенную палку, которая поможет ему найти путь в Палестину, когда вострубит последняя труба. И, конечно, винты в крышке гроба для него останутся не затянутыми. Что касается увечий, которые злые люди сотворили с его телом, все они будут заживлены, и благородный молодой еврей возникнет, превратившись в сияющего, как звезда, ангела. Его сломанные пальцы возродятся, и он сможет играть на кларнете для вящей славы Всевышнего. Между тем его душа удобно устроится в особой голубятне в Аиде, с огромным количеством маленьких отсеков для праведных душ. Это было не совсем точно по принятой доктрине, но Шломо прочитал об этом в каком-то древнем тексте, и мама нашла в этом утешение.

Есть некоторые старые вещи, которые совершенно невозможны в наши дни. Кладбище находилось в горах, и хотя горожане не забыли, как ходить, но они забыли, как это можно делать. Гроб и провожающие должны перевозиться в автомобилях, но мужчины должны быть в отдельных автомобилях, за которыми должны ехать автомобили с женщинами, но, приехав к воротам кладбища, все должны идти пешком. Тактично меламед отметил, что в его пастве были бедные женщины, которые могли бы выступить отличными скорбящими. Им надо уделить только несколько франков каждой, плюс еда, и они будут обильно плакать и сделают по-настоящему впечатляющие похороны. Нельзя было ожидать, что все евреи в Каннах или даже в местечке Жуан-ле-Пен оставят работу и последуют за кортежем. Увы, они даже не догадывались, что если встретят кортеж на улице, они должны присоединиться к нему и сопровождать его на расстоянии не менее четырех локтей. Ну, кто мог бы им сказать, каков размер локтя?

Стоял вопрос о besped, похоронной