Эта книга посвящаетсяБобу Дилану,Билли Холидэй,Брюсу Спрингстину,Ричарду Томсону,Брайену Уилсону,подвывающим на дорогах
Природные американцы сходят с ума…
Уильям Карлос Уильямс.
К Элси
Улицы полыхают огнем,кружатся в смертном вальсена грани реального и фантазии.А поэты на этой землевообще бросили писать,они просто отступились — и катись оно все!Но быстрее удара ножаони не упускают своеи стараются выглядеть достойно.
Брюс Спрингстин.
Jungleland
1
А стоило бы нам почуять неладное, когда на утреннем собрании во вторник Рассел травил байку о том, как он гарротировал сербского полковника.— Только представьте, — распинался Рассел, — солнечный свет, пробивавшийся сквозь решетки на окнах, ложился параллельными полосами на лимонного цвета пол в комнате для отдыха. Вся сценка была точь-в-точь как подброшенная в воздух монета — и верится, и не верится.Точь-в-точь как мы, хотя в комнате нас собралось шестеро: пятеро мужчин и женщина; мы кружком разместились возле Рассела на складных металлических стульях.— Я вел наблюдение за патрулями на этой балканской бойне, — продолжал Рассел. — Дома на главной улице почернели от дыма. Окна выбиты. По всей улице — мусор. Протопали мимо взорванной «тойоты». Шагнешь — и под ногой что-нибудь хрустнет. То брошенный ноутбук. То женская сумочка. С фонарного столба свисали три веревки, только перерезанные, так что вся эта болтовня насчет зачистки выглядела правдой.— А что было неправдой? — спросил доктор Фридман.Волосы у доктора Фридмана были каштановые. Из-за очков в позолоченной металлической оправе глядели изумрудно-зеленые глаза. Каждый день из двух недель, проведенных с нами, он надевал вольного кроя твидовый пиджак. В тот последний день на нем была синяя рубашка без галстука.— В таком месте, как это, — ответил Рассел, — поди разбери: правда, неправда.— Понятно, — кивнул доктор Фридман.— Ничего вам непонятно, — сказал я. — Повезло вам, что вы этого не видели.— Верняк! — откликнулся Зейн, похожий на Христа-альбиноса.— Давайте все же послушаем Рассела, — попросил доктор Фридман.Рассел походил на расфранченную рок-звезду: очки наподобие авиационных окуляров ночного видения, черный кожаный пиджак поверх темно-синей футболки с эмблемой группы «Уилко» — не очень-то по уставу, который ему вдалбливали. Довершали наряд обычные джинсы и черно-белые кеды.— Вообразите конец мая девяносто второго, — сказал Рассел. — У нас у всех только и зудело слинять в какое-нибудь безопасное место.— Нет таких мест, — пробормотала Хейли, соскребая коросту со своей словно выточенной из черного дерева руки.Рассел не обратил на нее никакого внимания.— Этот замшелый югославский городишко насквозь провонял порохом и горелым деревом. Сплошная помойка, приятель, и крысы, так до сих пор и вижу этих говножопых шелудивых крыс с красными глазами.Два окна в ресторане заделали картоном, но висела вывеска «открыто». Полковник распахнул дверь, звякнул колокольчик. Тогда он поворачивается к нам девятерым и говорит:— Заходим по очереди.Потом поворачивается, кивает мне и двум своим любимчикам головорезам, парочке потрошителей, которых Милошевич вытащил из тюрьмы и назначил «милиционерами». Заходим. Во всем заведении горстка клиентов, и все такие же сербы, как мы, твою мать.Белая пластмассовая чашка задрожала в руке Рассела, когда он поднес ее ко рту.— О чем бишь я?— Вы только что сказали «твою мать», — вмешался доктор Фридман.Рассел отхлебнул кофе.— На чем я остановился?— А-а-а, — протянул психиатр. — В вашей истории. О вашей шпионской миссии.— Уловил, — сказал Рассел. — Тамошний мэтр скользил по ресторану, как в ледовом шоу. Лысый — ни волосины. Бледный как смерть. Глаза белесые. Лицо каменное. Четверо «оборотней», отбывавших повинность, все с «калашами», входят и начинают трезвонить, а он хоть бы хны. Был он в белой рубашке с черной бабочкой, джинсах и черном смокинге с длиннющими фалдами, как Дракула. Да еще вертел пустой поднос, вроде балеруна однорукого.— Похоже на улет после ЛСД, — заметил доктор Фридман.— Док! — ухмыльнулся Рассел. — Кто бы мог подумать, что вы такой безобразник?— Мой отец — любопытная личность. А ваш?— Не-а, — откликнулся Рассел, — никогда не ввязывался ни в какие неприятности. Да и незачем было. И потом, моя история его не касается… там, в ресторане, это все
Последние комментарии
5 часов 51 минут назад
6 часов 26 минут назад
7 часов 19 минут назад
7 часов 24 минут назад
7 часов 35 минут назад
7 часов 48 минут назад