Остров [Хуан Гойтисоло] (fb2) читать постранично, страница - 4

есть чанкетес,^[4] поджаренные на дешевом масле, ни спать на полу, ни мешать напитки, как делали раньше. Однажды в Париже в новогоднюю ночь мы забыли об этом и потом были вынуждены проваляться в постели в течение трех дней. С тех пор Рафаэль заботился только о том, чтобы хорошо выглядеть на людях, а дома предавался черной меланхолии и хандре. Я пока держалась лучше него, но неуклонно растущий ассортимент лекарств в моей карманной аптеке начинал меня беспокоить.

– В «Маленьком море» я встретил сеньору Ферреро, – сказал Рафаэль. – Грегорио поедет с нами.

– Куда?

– Ужинать. Он тоже приглашен в Баондильо.

Мы обогнули квартал и свернули на шоссе. Ночь была замечательная, луна плыла над морем, словно воздушный шар. В разноцветном сиянии фонарей, как сквозь цветную вуаль, виднелись дачи Кариуэлы. Рафаэль, насвистывая, вел машину, и я подумала, что мы легко можем сойти за дружную, счастливую пару. Рекламы отелей и баров за железнодорожным переездом создавали иллюзию большого города. Площадь была перегружена, и регулировщик с трудом управлял движением. Мы пришвартовались у первого свободного места.

– Здесь соберутся наши. Будут занятные люди, увидишь.

Сидя на террасе «Центрального», мы наблюдали отдыхающих, которые фланировали мимо: парни в рубашках с короткими рукавами и в джинсах, претенциозные, безвкусные иностранки. Одетые в черное женщины и крестьяне ожидали автобус на Малагу. Они стояли всего лишь в каком-нибудь метре от террасы и разглядывали нас с пренебрежительной иронией. Прошли две сеньоры в пижамах, северянин в фиолетовых брюках. Как и на всех пляжах мира, отличалась молодежь, особенно какая-то девушка, некрасивая и накрашенная; она старалась обратить на себя внимание, усиленно и бестолково вихляя телом, как полоумная.

– Мать мечтает выдать ее замуж за иностранца, – прошептал Рафаэль. – Кажется, они на грани разорения.

Вскоре явились приятели Рафаэля. Они подкатили по центральной улице, шумя и грохоча больше, чем пустая бочка по булыжной мостовой. Сначала они все поставили вверх дном, стараясь добыть себе стулья, но потом передумали и уселись на пол. Компания состояла из пятерых мужчин в возрасте Рафаэля и маленькой, очень разбитной женщины, которая смеялась и щебетала, как девочка. По-видимому, они изрядно повеселились на благотворительной лотерее. Давясь от смеха, маленькая женщина объявила, что им досталась коза.

– Балтасар был гениален, – с мадридским акцентом сказал лысый человек. – Когда ему вручили козу, он взял, да и ляпнул священнику: «Что же, я должен на ней жениться?…» Вы бы видели, какая была у того физиономия!

– Лотерея была потрясающая! Надо было помочь детям миллионеров Торремолиноса, понимаешь?

Они продолжали в том же духе, а я спрашивала себя, неужели все лето мне придется провести среди этих людей. В конце концов привыкаешь, но первое время мучаешься невыносимо. Рафаэль рассказывал забавную историю о пастухах и козах, и я была вынуждена прилагать все усилия, чтобы не выдать своего плохого настроения. К счастью, нас ждали в Баондильо. Лысый расплатился, и все побежали к машинам.

Не знаю, каким образом я очутилась в объятиях маленькой женщины. Она прильнула ко мне с заговорщицкой улыбкой и, когда мы поехали, доверительно сообщила мне на ухо: «Знаешь, я под мухой». Балтасар с одним из мужчин ехал впереди нас на мотоцикле; в конце улицы Сан-Мигель мы свернули на извилистую, незнакомую мне дорогу.

Фары машины выхватывали из темноты быстро мелькающие загадочные кадры: белые стены, глинобитную ограду, какое-то оголенное, рахитичное деревцо. Рафаэль медленно вел машину, и мне казалось, что мы объезжаем пляж. Стекла были опущены, в машине гулял ветер, по радио грохотали джазовые синкопы. Мотоцикл зигзагами ехал впереди нас, пока не остановился у подножия скал.

– Скорее! – Балтасар соскочил с мотоцикла и размахивал руками. – Мы приехали последние!

Рафаэль провел меня к закусочной. Море было всего метрах в двадцати. Луна серебрила гребешки волн. До нас донесся отчаянный хохот, который перекрыл женский голос: «Э-э, обманщик! Он смошенничал! Я видела, видела!»

Над закусочной нависал потолок из бамбуковых палок. Стол был накрыт, словно для банкета, и собравшиеся болтали в робком свете керосиновых ламп. Всего здесь было человек двадцать пять, они встретили наше прибытие аплодисментами. Хозяин оскалил зубы в улыбке и бросился за стульями для нас.

Я чувствовала себя неловко, как всегда, когда попадала в чужую компанию, и наугад пожимала чьи-то руки. Рафаэль раскланивался, как боксер или знаменитый киноартист на роли первых любовников. Приветственно сомкнув поднятые руки, он сказал что-то вроде: «Самая красивая женщина в Торремолиносе и, к несчастью, моя жена».

В течение нескольких минут я переходила от одной группы к другой. Потом какой-то мужчина, одетый в синюю куртку, подошел ко мне, и, только когда он улыбаясь подмигнул, я узнала в нем Грегорио. Он очень потолстел со времени