Увечное перо [Александр Юрьевич Моралевич] (fb2) читать постранично

Александр Моралевич Сетка рабицы

Воззримся на Россию с высоты:

Страна — говно. И я говно. И ты.

Безвестный здравомысл.

Цикл "уВЕЧНОЕ ПЕРО"

И оно, наконец, проистекло. Оно, наконец — свершилось.

Веками в России могло чего-нибудь да не быть. Могли не быть даже такие периоды, когда Россия ни с кем не воюет. Могло не быть гуманизма, человеколюбия, торжества законности и правопорядка, могло не быть паспортов у колхозников, могло не быть в пристойном виде любого рода индустрий и отраслей — но одна-то штука непреходяще и веками наличествовала в России: её великая художественная литература. Случалось, даже цари-батюшки способствовали её процветанию и проникновению в массы. (Истинно либеральным цензором дерзкого Пушкина являл себя самодержец, а уж предшественник этого царя лично и золотом платил дедушке Ивану Андреичу Крылову за каждую его вольтерьянскую басню.) Опять же — сплошь и рядом без участия венценосных особ расходились по планете русские книги, составляющие сокровищницу мировой литературы.

Что ж, до "Золотого века" не удалось докарабкаться нашей словесности, но накануне прихода большевизма знавала Россия век, официально именуемый "Серебряным".

А даже и при большевизме… Хоть не лавиной, но, ввиду недосмотра властей — ошеломительные по своим достоинствам попадали в руки населения книги. А не получится издать внутри страны — так в изгнании, но все равно заявляла о себе великая русская художественная словесность. И столы… И уж эти спасительные для классиков ящики столов! Да взять хоть "Мастера и Маргариту": тридцать лет после кончины автора укрывалась в ящике стола эта книга — и обрелась.

Но: побаловались — и будя. Все когда-нибудь да кончается, перерождаясь в фарс. И, как писал стародавне автор этих строк — всё кончается, даже зубной порошок в коробочке у соседей. Амба, баста, хана, капец, кранты. В России больше нет того единственного, что было присуще ей веками — храма художественной литературы. И вместо храма наличествует ночлежка, странноприютный дом. "Серебряный век" сменился чугуннолитейным, штамповочным и кузнечно-прессовым, а теперь оно вовсе папье-машевый век.

Ах, мои детство, отрочество и юность! Для примаскировки своего гадкого социального лица — учился я в балетной школе театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. По каковой причине и носил среди блатных Марьиной рощи, Ростокино и Мазутного проезда кликуху Балет.

Но отнюдь не скрывал своего порочного лица люмпен-гаврош Толик, имевший "погоняло" Карандаш. Виртуозного своего карманничества не прятал мой дружбан за членством в кружке авиамоделистов Дворца пионеров или солированием в пионерском же хоре:

Взвейтесь кострами, синие ночи,

Мы, пионеры — дети рабочих,

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров — "Всегда будь готов!"

Впрямую потрошил Толик запазухи и ридикюли населения, ввиду чего еще по малолетке угодил в лагеря.

Только через шестьдесят лет мы снова свиделись с Карандашом.

И — гадостные наши средства массовой информации. О чем угодно могут они блекотать, только не о событиях значительных и эпохальных. Здесь не прочитаете вы, что к 6000 все ещё кем-то населенных пунктов России вообще нет дорог — но с восторженным визгом вам сообщат, что позарез необходимая стране олимпиада обойдется народу в плевые 15 миллиардов долларов (хотя, с учетом потаенных откатов, распилов и надгрызов знающие, ответственные люди оглашают другую сумму: в лучшем случае 50 миллиардов).

В СМИ прочитаете вы о казусе, случившемся с вокалистом Басковым на тусовке для TOP — VIP персон: Басков-то полагал, что он один будет там в эксклюзивном небожительском блейзере за 500 долларов, — а в зале оказались ещё двое в таком же прикиде. Конфуз!

Любую ахинею, любые три короба вранья выпростают на вас СМИ. Но ни печать, ни радио, ни теле не обмолвились ни словом о том. что в возрасте 72 лет только что ушел от нас патриарх всех карманных воров России, непререкаемый и высокочтимейший Карандаш. Благостно лежал он в краснодеревом полированном гробу, ладони скрещены на груди, ладони с такими пальцами, что заворожился бы их видом и Спиваков из "Виртуозов Москвы", и Ойстрах Давид, и Стефанио Грапелли, да и Паганини не отвел бы взгляда. А уж те, кто нынче именуются писателями и писательницами — на эти пальцы пялились бы до остолбенения: вот из таких бы пальцев высасывать, высасывать сюжеты романов, пьес и поэм!

И уж кого только не было в похоронной процессии Карандаша, вот хоть и знатный московский ресторатор Виктор Агеев. Но позвольте, да не тот ли это Витюша Агеев, первый средний вес, краса и гордость мирового бокса? Тот, без подмесу тот, и случилась с ним в давнюю пору беда, вроде как с Эдуардом Стрельцовым, а в лагере не дал загинуть великому спортсмену именно он, Карандаш.

Тут озадачится читающий эти строки: в огороде бузина, а в Киеве оранжевые. Где имение, а где вода. О великом русском худлите