На полпути в рай (Пер. Д. Китаинова и А. Самедова) [Саид Нафиси] (pdf) читать постранично

Саид Нафиси
На полпути в рай
роман

~1~

Перевод с персидского Д. Китаинова и А. Самедова

I
— Ах, как я огорчена, ханум, как мне неловко перед вами... — затараторила
Мехри Борунпарвар, появляясь в дверях гостиной.
— Избави бог, ханум, не случилось ли какого несчастья?
— Клянусь если не вашей драгоценной жизнью, то жизнью ваших детей, я так
волновалась, так спешила поскорее закончить дела в этом проклятом
благотворительном обществе!.. Ах, мне безумно хотелось навестить вас! Бог
свидетель, от тоски мое сердце превратилось в пепел.
— Полно, дорогая ханум, зачем так убиваться! Мы же отлично знаем, как вы
заняты. Разве люди оставят в покое такого бесценного ангела? Все надеются на
вас. И они правы: на кого же еще им рассчитывать?
— Поверьте, я чувствую расположение ко мне дам, но все же дела доводят
меня до отчаяния, особенно это проклятое благотворительное общество. Из-за
нескольких сироток я не знаю ни сна, ни отдыха. Мне, конечно, жаль бросить
их на произвол судьбы, но и себя не хочется забывать. И в результате я не имею
покоя ни днем ни ночью. В гости по-человечески сходить не могу. Вечно
опаздываю на час, а то и на два. Вот и сейчас я чувствую себя неловко перед
такой прелестной и уважаемой дамой, как вы...
— Что вы, что вы, дорогая ханум, мы только приступили к делам, вы пришли
как раз вовремя. Надеюсь, муж и дети не ждут вас скоро? Тогда и огорчаться
нечего.
— Ах, что бы вы ни говорили, я все равно не нахожу себе оправдания, —
вздохнула Мехри Борунпарвар. — Но клянусь вашей бесценной жизнью, я
ничего не могла поделать! Сегодня день стирки в нашем заведении, и, если бы я
не стояла над душой у этой дряхлой старухи, одному богу известно, как бы она
выстирала детское белье! Что поделаешь, за все сердце болит. А потом
начались
неприятности в пути. Ах, я так спешила к вам, так всю дорогу торопила Ядолла,
моего шофера, что он буквально терял голову! На перекрестке Мохбер-одДоуле чуть не задавил оборванного старика в очках, а на Пехлеви — девочку
лет двенадцати с корзиной зелени на голове. Правда, не случилось бы большой
беды, если бы он их и задавил. На свете стало бы меньше одним бестолковым
стариком и одной несчастной девочкой, только и всего. А вот я потеряла бы
минимум десять-пятнадцать минут: пришлось бы давать полицейскому
домашний и служебный адрес мужа, номер нашего телефона! Слава богу, мы
все же доехали быстро, и я, кажется, застала все общество. И дорогая Махин
еще здесь! Ах, милая Махин, клянусь богом, в мыслях о тебе я иссушила свое
сердце, и оно стало вот таким... — произнеся последние слова, ханум Мехри
Борунпарвар показала кончик своего мизинца и улыбнулась, как бы выражая
~2~

этим нежные чувства к самой очаровательной гостье из всех молодых женщин,
собравшихся в просторной, блещущей великолепием гостиной ханум
Доулатдуст.
Была весенняя ночь. Из затянутой бархатом и атласом гостиной ханум
Доулатдуст в открытое окно был виден молодой поднимающийся месяц. Его
ласковый свет золотыми нитями пробивался меж ветвями деревьев, дрожал на
листьях. Белый тополь и плакучая ива под окном наполняли комнату какой-то
особой свежестью. В цветущих кустах трепетала радостная песня влюбленного
соловья. Зеленые аллеи сада, который раскинулся под окнами, сходились к
большому бассейну. Они создавали картину торжественно-величавой красоты,
за которой хозяева дома старались скрыть царящие в доме коварство и
лицемерие.
Этот дом с его роскошным садом выделялся среди всех недавно построенных
на проспекте Шах-Реза особняков удивительно противоречивым сочетанием
вкуса и безвкусицы, красоты и безобразия, показной роскоши и убожества.
Большое, двухэтажное здание, грубо выкрашенное в темно-зеленый и темнокрасный цвета, при свете дневного тегеранского солнца говорило о том, что
нечестно добытые деньги оказались к тому же еще в руках людей бездарных.
Особенно подчеркивали убожество вкуса этой новоявленной столичной знати
Ирана позолоченные пояски, вылепленные в цементных углублениях.
Фризы около колонн и под потолком террасы у входа в гостиную,
нагромождение листьев, каких-то нелепых цветов, непропорционально
больших фруктов, безжизненных птиц и даже обнаженных ангелов с несуразно
торчащими грудями и тонкими шеями, наконец, слишком яркие и грубые
краски, которыми они были разрисованы, — все это не только не привлекало
глаз, а, наоборот, отталкивало и вызывало отвращение.
Над широкой печью, занимавшей почти всю северную стену гостиной, на
больших конюшенных цепях и крюках висело огромное зеркало. Ханум
Доулатдуст с большим трудом достала его и повесила на это место специально
для того, чтобы зрелище отражавшегося в нем великолепного сада, всего, до
последней клумбы, ошеломляло своей пышностью и размерами всякого, кто
был в гостиной.
Посредине западной стены гостиной висел большой портрет господина
Манучехра