Собрание сочинений. Т.18. Рим [Эмиль Золя] (fb2) читать постранично

Эмиль Золя. Рим

I

Ночью, на пути из Пизы в Чивитавеккью, поезд сильно запоздал, и было уже около девяти утра, когда аббат Пьер Фроман, проведя более суток в утомительной дороге, прибыл наконец в Рим. С ним был только один саквояж; аббат захватил свою легкую поклажу, выпрыгнул из вагона и, отстраняя услужливых носильщиков, окунулся в толчею перрона: ему не терпелось очутиться в городе, без спутников, и все увидеть своими глазами. У самого вокзала, на площади Пятисот, он сел в открытый фиакр, один из тех, что вереницей вытянулись вдоль тротуара, поставил саквояж рядом с собою и назвал извозчику адрес:

— Виа-Джулиа, палаццо Бокканера.

В то утро, в понедельник 3 сентября, ясное небо было восхитительно нежным и легким. Извозчик, белозубый толстяк с блестящими глазами, услышав говор аббата, угадал в нем француза и заулыбался. Он хлестнул тощую лошаденку, и та резво побежала, везя опрятную, веселую, как все римские фиакры, коляску. Вскоре, миновав зеленеющий скверик, они выехали на площадь Терм; кучер, все так же улыбаясь, обернулся и кнутом указал на руины.

— Термы Диоклетиана, — предупредительно пояснил он на ломаном французском языке, каким обычно изъясняются римские извозчики в угоду иностранцам, желая завоевать расположение седоков.

С высоты Виминальского холма, где находится вокзал, коляска быстро катила под гору по улице Национале. Кучер поминутно оборачивался, привычным жестом указывал на встречные памятники, давал пояснения. Здесь, вдоль широкой дороги, возвышались одни только новые здания. Чуть подальше, справа, вздымалась густая зелень садов, а над ними тянулось какое-то нескончаемое строение, желтое и голое, — не то монастырь, не то казарма.

— Квиринал, дворец короля, — сказал извозчик.

Всю эту неделю, с тех пор как была решена поездка, Пьер целыми днями просиживал над планами и описаниями Рима, изучая его достопримечательности. Поэтому он мог бы самостоятельно разыскать любую улицу и узнавал окрестности еще до того, как извозчик называл их. Однако его сбивали с толку внезапные спуски и беспрестанные подъемы по склонам холмов, где уступами расположились городские кварталы. Но вот кучер с подчеркнутой, хотя и несколько иронической торжественностью объявил, широким жестом указывая кнутовищем влево, на огромное свежеоштукатуренное здание — гигантское нагромождение камня, перегруженное лепкой, фронтонами и статуями:

— Национальный банк!

Спуск продолжался, коляска свернула на треугольную площадь, и Пьер, взглянув вверх, пришел в восторг, увидев высоко над головою сад, который венчал большую гладкую стену и словно повисал над площадью: оттуда вздымались в прозрачное небо изящные и могучие очертания вековой пинии. Пьер ощутил всю горделивую красоту, всю прелесть Рима.

— Вилла Альдобрандини!

Спуск все еще продолжался, и перед ними промелькнуло зрелище, окончательно восхитившее молодого священника. Улица снова круто сворачивала, и в углу, на повороте, образовался просвет. Внизу, точно солнечный колодец, наполненный слепящей золотой пылью, сияла белизною площадь; и в утреннем ее великолепии возвышалась гигантская мраморная колонна, как бы позолоченная с той стороны, где восходящее светило из века в век ласкало ее своими лучами. Пьер был изумлен, когда кучер назвал эту колонну, ибо сам он представлял ее себе не такою: она выступала из окружающей тени в сиянии солнечного колодца.

— Колонна Траяна!

У подножия холма улица Национале сворачивала в последний раз. Лошадь бежала рысью, и кучер ронял все новые названия: дворец Колонна с тощими кипарисами вдоль садовой ограды; дворец Торлониа, который отстраивался заново, чтобы стать еще прекраснее; Венецианский замок, обнаженный и грозный, с зубчатыми стенами, от которых веяло трагической суровостью средневековой крепости, уцелевшей среди буржуазной действительности наших дней. Все это было столь неожиданно, что изумление священника с каждой минутой возрастало. Но особенно он был поражен, когда извозчик торжественно указал кнутовищем на Корсо — длинную узкую улицу, не шире улицы Сент-Оноре в Париже: левая сторона ее, залитая солнцем, слепила белизною, правая была погружена во тьму, а далеко, в самом конце, подобно светящейся звезде, виднелась Пьяцца-дель-Пополо. Неужто это и есть сердце Рима, прославленное место прогулок, живая артерия, где пульсирует кровь огромного города?

Коляска уже катила по проспекту Виктора-Эммануила, который служит продолжением улицы Национале; эти две магистрали перерезают древний город из конца в конец, от вокзала до моста Святого Ангела. По левую руку в радостном сиянии утра светлела круглая апсида храма Иисуса Христа. Дальше улица сужалась, стиснутая церковью и тяжеловесным палаццо Альтьери, которое никак не решались снести, и все погрузилось в сырой, леденящий мрак. Но перед храмом Иисуса Христа ослепительное солнце вновь затопило золотом лучей всю