Было жаркое летнее утро. На высокой платформе электрической железной дороги собрался дачный люд. Посвежевшие на дачах москвичи щеголяли легкими соломенными шляпами, белыми летними брюками и немыслимо яркими сорочками-тенисками; выделялись загорелые шеи, голые выше локтей, загорелые руки; дачницы пестро цвели сарафанами, шарфиками и косыночками. Деловая, самодовольная каста подмосковных молочниц держалась обособленно, с завидной независимостью. Продавцы букетов и ягод, направляющиеся в город, с родительской заботой укутывали мокрыми тряпками свои драгоценные корзины.
За легконогим подростком с волейбольным мячом под мышкой перебежала через платформу команда волейболистов. Пареньки спрыгнули на песок и взбежали на пригорок по другую сторону пути.
А навстречу им, торопясь с речного пляжа, выпорхнула из-под откоса стайка мальчишек-купальщиков.
Проворно, как воробьи, сгрудились они у билетной кассы и, несмотря на синеву и дрожь в своих перекупанных спозоранку юрких телах, подняли там такой хохот и визг, как будто до сих пор еще чувствовали студеные ожоги реки.
Возбуждение юных купальщиков заразило и взрослых. Дачники сочувственно переглянулись, заулыбались, кое-кто добродушно сострил…
И только уж безнадежно ворчливые, скучные люди, получив из киоска газеты, загораживались ими от общей веселой суеты, от сверкания реки и улыбок, от свежести зеленых садов и лугов.
Электричка еще не показывалась. Она не маячила даже и у платформ вдали. Вдруг все, ожидавшие поезда, повернулись в другую сторону.
Из небольшого дома возле линии железной дороги появился худощавый высокий человек. Он был в белом кителе, белой офицерской фуражке и в синих, навыпуск, брюках военного покроя.
— Он! Он!.. Идет с ним сюда!.. — Забыв про билеты, купальщики сгрудились у лестницы.
Незнакомец легко шагал к переходу через путл. В одной руке у него была трость, в другой — он сжимал высокую ручку-дугу из стали и кожи. Ручка была укреплена на специальной шлейке, и вся эта сбруя была надета на огромную овчарку.
Собака подвела человека к шлагбауму. Остановилась. Хозяин нащупал палкой бревно. У перехода через рельсы собака снова остановилась. Она пристально поглядела вдаль, в правую, в левую сторону, прислушалась, словно принюхалась. Никаких признаков поезда! Тогда, не торопясь, она повела хозяина через путь.
Перед лестницей собака остановилась опять. Человек нащупал тростью первую ступеньку и бодро пересчитал за своим поводырем семь остальных.
Наверху эту необыкновенную пару встретили купальщики, чудесно и мгновенно притихшие.
Теперь лицо человека было обращено прямо на зрителей, он снял фуражку и вытер голову носовым платком. Это было простое, мужественное лицо, одно из тех русских лиц, которые ничем особенным не бросаются в глаза, но всегда и всем почему-то кажутся знакомыми.
И на Волге, за Саратовым, и в Рязани, и в Брянске, и на Черниговщине — повсюду на просторной земле российской встречаются дяди и пареньки вот с такими скуластыми большими лицами, с коротким носом-картошкой и с упрямым лбом, над которым торчит наивный русый хохолок.
Одно только никак не вязалось с этим обыденным лицом: зловещие черные очки…
Люди, стесняясь своего любопытства, украдкой разглядывали слепого капитана. Но они могли бы и не стесняться. Спокойно и неторопливо шагал он по затихшей платформе, как будто вокруг было совершенное безлюдье.
Собака выступала с еще большим достоинством: ни малейшего внимания почтительной, но надоевшей публике. Вся ее забота была сосредоточена только на хозяине.
Проводя его среди расступавшейся толпы, она зорко следила, чтобы ни один человек не очутился к хозяину ближе, чем она могла это позволить. Старичок-стекольщик замешкался было со своим ящиком и посторонился недостаточно быстро. Могучий пес повернул к нему лобастую голову и молча приподнял верхнюю губу.
Зрители переглянулись.
— Н-ндаа, зубки!.. — раздалось в толпе, — как бивни у этого… мамонта…
Хозяин собаки чутко уловил и понял это восклицание. Довольная улыбка промелькнула на его лице.
Издалека донеслось мычание электрички.
Все выстроились по краю платформы. Собака ввела хозяина прямо в первый вагон. Она дружески махнула хвостом взявшему под козырек начальнику поезда.
— Готов!
Флажок. Свисток. Отправление. Собака отлично знала все железнодорожные порядки.
На передней скамейке, где полагается сидеть инвалидам, благодушно развалился дачник. Он повернул от окна вспотевшее лицо и уставился на вошедших.
Пес поглядел на него, выжидая. Нет, видимо, пассажир не торопился уступать хозяину место!
Пес заворчал и снова приподнял губу.
И опять этого оказалось достаточно: дачник рыбкой нырнул в публику и под
Последние комментарии
13 часов 26 минут назад
13 часов 45 минут назад
13 часов 53 минут назад
13 часов 55 минут назад
13 часов 57 минут назад
14 часов 15 минут назад