Отец с дядей Жорой вознамерились купить зимний дом в Зеленогорске — с круглыми печками, батареями парового отопления, водопроводом, подвалом, городским телефоном, — и нас повезли на смотрины.
Непривычно было выходить на одну остановку раньше, — в соседнем Ушково нас ждали два типовых домика в садоводстве, разделенные оградой из можжевельника. Домики, как и их владельцы, были близнецами, только выкрасили их в разные цвета — наш в канареечный, а дядижорин в светло-зеленый. Иногда мы встречали общих гостей в летних нарядах соответствующего цвета — наша семья желтела, а дядижорина зеленела. И гостям было проще, — они легко вспоминали, у кого из братьев-близнецов должны ночевать, и чьи это жены и дети ходят тут по участку.
В электричке было жарко и, сойдя в Зеленогорске, мы сразу же обзавелись мороженым и двинулись в путь под руководством дяди Жоры.
Дом стоял у самой окраины леса.
На таких буржуйских дачах мне раньше бывать не приходилось.
На втором этаже покоился на козлах стол для пинг-понга и зеленел истертым сукном бильярд. Хозяйка сказала, что пинг-понг она может оставить без всякой доплаты, а бильярд увезет — внукам в Кузьмолово.
Над высокой крышей жужжал пропеллером флюгер, и я осторожно спросил, оставит ли она самолетик, если мы купим дачу.
— А тебе хочется, чтобы он остался? — загадочно посмотрела на меня хозяйка дачи. Она была не совсем старая, возраста моей бабушки. — Хочется? Да?
Я пожал плечами, но тут же быстро кивнул. Самолетик, рассекая винтом воздух, красиво плыл на фоне белых облаков и верхушек сосен. Тонкий железный штырь почти не был заметен, и казалось, что истрибок мчится в теплом летнем воздухе сам по себе.
— Это Ла-5 — узнал я истребитель со сдвинутой к хвосту кабиной пилота, и отец с дядей Жорой, приложив ладони козырьком, тоже посмотрели наверх.
Четырнадцать лет, а все как маленький, — прочитал я на лице кузины. — Самолетиками интересуется… Катька, подбоченясь, стояла в новых болгарских джинсах и косилась на двух парней остановившихся прикурить возле калитки. Один из парней был рослым, явно выше Катьки, и жердина-сестрица, похоже, прикидывала, где он живет, и сгодится ли для компании, чтобы ходить на залив и прогуливаться в парке, если мы купим эту дачу. Ей тоже исполнилось четырнадцать, но она была на полголовы выше меня и стояла в своем классе первой на физкультуре.
— Господи, как вы похожи! — восторженно улыбнулась хозяйка и перевела взгляд с отца на дядю Жору. — Прямо одно лицо! И домик, словно специально для близнецов построен: два крылечка, два балкона, две верандочки… Соседи вас будут путать…
— С детства путают, — задорно сказал дядя Жора. — Поэтому я всегда хожу с гордо поднятой головой. Все хорошие дела совершил я, все плохое натворил брат. А верандочки ничего…
Это были не верандочки, а верандищи. Не балконы над ними, а балконищи. Мы поднялись наверх, и хозяйка, стала рассказывать, как они с мужем-летчиком ставили на одном балконе столы с самоваром для приема гостей, а на второй ходили плясать под гармонь и радиолу. И один капитан, пройдясь со свистом в сольном танце, так лихо крутанул ногой, что центробежная сила выкинула его с балкона, и он совершил мягкую посадку на кусты сирени. Я посмотрел вниз, куда когда-то падал плясун, и не поверил: кусты были жидковаты. Но промолчал: со взрослыми лучше не спорить, к тому же мы находились совсем недалеко от самолетика, и я поймал его взглядом на фоне легкой белой тучки и не хотел отпускать.
Сверху был хорошо виден участок: кусок леса с высокими соснами и елями, кочки с черничником и круглая беседка с чуть поржавевшей железной крышей. За сетчатым забором начинался густой лес. Возле дома цвели нарциссы с тюльпанами, и к сараю вела потрескавшаяся бетонная дорожка. Мне нравилось, что грядок всего две — поросшие бледной зеленью, они плоско лежали под окнами кухни, но тетю Зину и маму это не порадовало:
— Участок почти не разработанный, — поджав губы, задумчиво сказала тетя Зина. На руке у нее висела изящная сумочка, а на шее розовел газовый шарфик. — Даже картошку не посадишь.
— Да, — покивала мама, — и перспектив никаких. Там лес, здесь кусты и клумбы…
— Да ладно вам, — справедливо махнул рукой дядя Жора. — Картошка в магазине — десять копеек килограмм. Зато дикая природа и воздух.
— Вот именно, — сказал папа. — Это дача, а не садоводство. Мы идем к коммунизму, а не к хуторскому хозяйству.
— Вы еще не видели, какой здесь подвал, — дядя Жора звонко хлопнул себя по лбу. — Вагон яблок и вагон картошки влезает. Десять бочек капусты можно засолить и семь бочек с грибами…
Мы спустились в подвал с сухим бетонным полом, где стояли две пустые кадки и в ящике белели ростками остатки картошки, потом вновь поднялись на второй этаж, с которого хорошо проглядывалась стеклянная арка вокзала вдали, и
Последние комментарии
14 часов 57 минут назад
15 часов 32 минут назад
16 часов 25 минут назад
16 часов 30 минут назад
16 часов 41 минут назад
16 часов 54 минут назад