Хомуня [Анатолий Лысенко] (fb2) читать постранично

Анатолий Лысенко ХОМУНЯ Историческая повесть

А лепо ны было, братье… Поискать отець своих и дед своих пути и чести!

Летопись XII века

На Северном Кавказе найдено несколько древнерусских энколпионов — двустворчатых крестов для личного ношения. Ряд из них обнаружен на аланских памятниках Ставрополья. Такие энколпионы найдены, в Нижнем Архызе, на городище Адиюх, на окраине г. Карачаевска. Энколпионы с Нижнеархызского городища имеют ближайшее сходство с некоторыми широко известными экземплярами древнерусских энколпионов. На одном из них изображена фигура богородицы Одигитрии — путеводительницы с младенцем на руках, по обеим сторонам которой апостолы Петр и Павел с греческими надписями, на втором изображена фигура Христа и три деисусные фигуры.

Очерки истории Ставропольского края, т. I

Но самая интересная находка была сделана в апсиде. Это две половинки от двух бронзовых складных крестов — энколпионов XI–XII веков. На лицевых сторонах изображены фигуры в рост — богоматерь Одигитрия с младенцем и Христос, в концах помещены погрудные фигуры святых. Значение этих предметов состоит в том, что оба энколпиона древнерусского происхождения… Может быть, в средневековом городе в ущелье Большого Зеленчука бывали и русские люди?

В. А. Кузнецов

В верховьях Большого Зеленчука

· · ·

1. Рабы

В лето 6730-е от сотворения мира,^[1] в семнадцатый день июля, когда солнце, застыв посреди бездонной голубизны неба, пылало особенно ярко и камни раскалились так, что, казалось, плюнь — зашипит, по берегу Куфиса, стиснутого высокими горами, медленно двигался караван богатого сарацинского купца Омара Тайфура.

Дорога, словно проложили ее по следу пугливого зайца, растерянно и, на первый взгляд, даже бестолково металась между рекой и угрюмыми утесами. Поднимаясь встречь потоку, она то резко взбиралась на крутые склоны, тесно прижимаясь к отвесным скалам, — и тогда река как бы проваливалась куда-то вниз, глухо шумела под обрывом, на дне пропасти, — то опять неожиданно подходила к самой стремнине. Зеленоватый Куфис вскипал и пенился между огромными валунами, сброшенными сюда еще во времена хаоса, еще в те времена, когда злые джинны были заточены в глубокое подземелье и постоянно, ссорясь между собой, сотрясали горы. Тугие струи яростно наскакивали на отшлифованные глыбы базальта, разлетались на мелкие брызги, и они, подсвеченные полуденным солнцем, сверкали розоватой, с фиолетовой просинью, радугой, обдавали путников прохладой.

Разбиваясь о камни и тут же собираясь в стрежень, бурные воды стремительно скатывались с двуглавой Ошхамахо — горы счастья — и неслись на запад, в Сурожское море, до самой Тмутаракани, разграбленной и навеки уничтоженной кочевниками.

Чем круче становился подъем, тем сильнее ревела и устремлялась вниз река, тем тяжелее ступали, поднимаясь в горы, ослы, мулы, лошади и люди.

— Пошеве-еливай, человеконогие! Гы-гы-гы!..

Это трубный голос высокого и плотного, будто набитого мускулами, косматого Валсамона. Первый раб-телохранитель походя, чуть склонившись с седла, стеганул плетью зазевавшегося невольника — тот потянулся к кизиловой ветке, хотел сорвать ягоду. Не оглядываясь, Валсамон пришпорил коня и направился на свое почетное место у правой руки Омара Тайфура, ехавшего во главе каравана.

— Гы-гы-гы! — эхом катился по ущелью трубный голос. — Не отставай, счастливый!

Потирая обожженную плетью щеку, раб негромко, но злобно выругался, плюнул вслед ускакавшему Валсамону и не спеша двинулся вверх по каменистой дороге.

* * *

Полураздетые носильщики с красными, растертыми до крови плечами еле-еле переставляли натруженные ноги, обутые в сандалии на деревянной подошве, и не обращали внимания на голос грозного стража. Не хватало сил даже порадоваться, что первый раб-телохранитель на сей раз не стал всех подряд хлестать плетью, поиграл только с одним из их горемычных собратьев. Погонщики не так устало, но тоже понуро тянулись за навьюченными товаром ослами и мулами, опасливо поглядывали на телохранителей. Вооруженные саблями, ножами, луками и стрелами, стражи дремали в седлах, по очереди останавливались, пропуская караван, потом скакали вперед, лошадьми наезжали на уставших невольников, сбивали их с ног, хлестали плетьми и арапниками.

— Почему ты носильщиков зовешь «человеконогими», Валсамон? — спросил Хомуня, по возрасту самый старший в караване.

Валсамон снисходительно посмотрел на второго раба-телохранителя, снял с головы засаленный, бывший когда-то белым, как чалма у Омара Тайфура, платок, вытер лицо, водворил платок на место и лишь потом удостоил ответом.