Искатель. 1984. Выпуск № 04 [Евгений Яковлевич Гуляковский] (fb2) читать постранично, страница - 3

армию не возьмут ни добровольцем, ни по мобилизации. Негоден даже к нестроевой службе Но вызвали однажды в горком, без всяких предисловий объявили:

— Пойдешь на «Ангару» помполитом. С пароходством вопрос согласован. Работа партийная. Опыт у тебя есть. Сориентируешься на месте. Капитан, говорят, человек известный. Правда, нездешний — ленинградец. Рябов. Месяц как из блокады. Команда? Иди в пароходство, вместе с капитаном будешь принимать народ.

Шел он тогда по набережной, а по проезжей части, не очень-то соблюдая строй, двигалась рота красноармейцев, без оружия, в тощих шинелишках, в обмотках, по виду — выздоравливающие. Подумал: «Бог ты мой, сколько же их там под пулями ложится, если волна госпиталей докатилась аж сюда, до самого восточного края нашей земли!»

У пароходства красноармейцы остановились.

— Рота для пополнения экипажей судов торгового флота прибыла, — откозырял командир и сделал несколько шагов в сторону, чтобы не мешать пароходскому начальству, поджидавшему пополнение на улице, рассмотреть будущих своих матросов.

Олег Константинович знал в лицо только Афанасьева, уполномоченного Государственного комитета обороны по Дальнему Востоку. С нотками смущения в голосе тот обратился к высокому тощему («Китель висит кап на швабре», — подумал Соколов) капитану:

— Николай Федорович, вам первому выходить, вам первому и кадры в руки. Выбирайте, э-э-э… да что тут выбирать… Лейтенант, отсчитайте десять человек для «Ангары».

— Первый взвод, внимание! Первое отделение — два шага вперед!

Рябов осторожно, словно бы нащупывая ступени плохо гнущимися ногами, сошел к солдатам, тихо, ни к кому в отдельности не обращаясь, спросил:

— Бывшие матросы есть?

Молчание…

— Кочегары?.. Мотористы?.. Плотники, слесари?.. Плавать хоть кто-нибудь умеет?! — сорвался на фальцет его голос.

Лишь двое нерешительно подняли руки.

— Ничего, Николай Федорович, у тебя ведь две полные вахты есть и комсостав кадровый, — успокоил Афанасьев, — в ходе рейса и этих подучишь.

Только потом Олег Константинович сообразил, какую тактическую ошибку совершил, решив именно а этот момент подойти к Рябову.

— Разрешите представиться, я к вам гоже, помполитом, то есть первым помощником.

Надежда мелькнула в глазах капитана:

— Кадровый?

— Нет, инженер-металлист.

— Ну вот и комсостав… — Рябов безнадежно махнул рукой. — Пошли, ребята, на судно. Идемте, инженер-помощник.

Нужно было тогда, конечно, не добавлять и свою ложку дегтя. Прийти на судно попозже, когда у капитана улягутся первые впечатления от пополнения.

А наблюдатель продолжал внимательнейшим образом обследовать горизонт — пустынный, как час назад, как вчера, позавчера, Невдалеке, по борту, вдруг высунулась из воды усатая любопытная морда и неслышно, без всплеска исчезла. Потом сразу несколько усатых пловцов уставились на пароход.

— Сивуч играет. Ишь морда смеётся! — воскликнул наблюдатель, — Теперь не отстанут. Любознательный народ.

Очень хотелось Соколову попросить бинокль, чтобы получше разглядеть, как это улыбаются добродушные морские звери. Но наблюдатель снова нацелил окуляры на пустынный горизонт. А стая сивучей, привлеченная шумом винта, резвилась почти рядом с пароходом. Они по-дельфиньи выбрасывали из воды лоснящиеся тела и плыли с той же скоростью, что «Ангара».

Солнце, стремительно вырвавшееся из-за горизонта, как бы замедлило свое движение в небе. Новое утро судового дня разворачивалось неспешно, точно так же, как вчера, потому что погода была такой же, как вчера, и океан спокойный, как вчера. Вахтенный штурман «взял солнце», определил точное место судна и теперь монотонно вышагивал по рубке от двери до двери. Пока делать нечего,

В 7.30 на корму проследовала кочегар второго класса Марья Ковалик. Она была в туго облегавшей маечке (а свежо, даже в кителе зябко на мостике), в сатиновых шароварах и в балетках. На корме, под пожарной принадлежностью, развешанной на красной доске, имелся ящик с песком, а в нем лежали две пудовые гирьки. Марья, какой бы ни была погода, на удивление мужской части команды ежеутренне подкидывала эти гирьки, сперва правой, потом левой рукой раз по шесть—восемь, но на спор могла выжать и десять раз. Лишь матрос второго класса Шевелев мог ее перещеголять, и то правой рукой, потому что левая еще не восстановилась полностью после ранения.

Матрос Шевелев нес свернутый флаг, для того чтобы поднять его на кормовой мачте в 8.00. Он задержался возле Марьи, в который раз дивясь, как непринужденно эта деваха подкидывает раз за разом гирю.

— И на черта ты, Марья, сверх меры развиваешь плечевой пояс? Ты ж гармонию женской красоты разрушишь.

Марья в сердцах грохнула гирей о палубу:

— А в кочегарке вахтить, каждый день в черную негру превращаться — это что, гармония? Вот покидаю гирьку, и грабаркой потом шуровать легче. Тебя ж, раненого воина, к топке не пошлешь. Там обе руки надо.

— Да я тебя