Колдунья [Джейн Фэйзер] (fb2) читать постранично, страница - 2

хрупким, невесомым созданием, словно сотканным из воздуха и влаги. Теперь же, в свои двадцать два года, она, похоже, совсем лишилась сил. Если когда-то у нее и была воля, чтобы противостоять ударам судьбы, то сейчас она совсем покинула ее. Когда Хьюго, несмотря на протесты, все же поднял ее, она была как пушинка, тело ее безвольно обмякло. Кончиками пальцев он легко коснулся ее век в знак прощания. Он никогда не увидит ее, если только она сама не призовет его.

Взобравшись по ступеням, он покинул мрачную часовню, от которой веяло продажностью, кровью и смертью, и вышел на морозный зимний воздух унылой вересковой пустоши Ланкашира. Голые развалины Шиптонского аббатства четко вырисовывались на фоне январского неба, отражаясь в нем, как в стекле. Холодный воздух пробирал до самых легких, но он вдыхал его полной грудью. Два долгих года он был частью этого темного и зловещего мира под землей. Он носил на коже отметину этого мира — знак Эдема, а в душе — проклятие.

Глава 1

Август 1819 года

Уже наступил полдень, когда усталый конь наконец почувствовал, что приближается к дому. Повернув, он прошел через полуразвалившиеся каменные ворота и оказался на аллее, которая вела к поместью Денхолм. Скоро открылся вид на дом. Это было строение в черно-белых тонах, частично отделанное деревом. Жаркое солнце играло в узорчатых окнах, в его лучах красная черепица покатой крыши полыхала огнем. Вид у дома был запущенный, как и у ведшей к нему аллеи: она была сплошь покрыта грязью и задушена сорняками. Кусты давно никто не подстригал, а от когда-то аккуратных и ухоженных живых изгородей виднелись кое-где жалкие остатки.

Однако Хьюго Латтимер, которого вез конь, ничего этого не замечал. Он чувствовал лишь пульсирующую боль в висках, сухость во рту и ощущал невыносимую резь в глазах. Он пытался, но никак не мог вспомнить, чем занимался после того, как покинул дом накануне вечером — скорее всего, провел ночь в пивной одного из публичных домов Манчестера, накачиваясь обжигающим нутро бренди и развлекаясь со шлюхами, пока не напился до потери сознания. Ведь именно так он обычно коротал ночные часы.

Без всякой указки конь, перейдя на мелкую рысь, протрусил через арку и вошел в вымощенный булыжником внутренний дворик. И тут до Хьюго наконец дошло, что в его отсутствие здесь произошло нечто из ряда вон выходящее.

Он протер глаза и потряс головой, озадаченно уставившись на экипаж, стоявший у крыльца дома. Посетители… У него никогда не было посетителей! Боковая дверь была открыта. И это тоже было крайне необычно. О чем, черт возьми, думает Самюэль?

Он уже было собрался громко призвать к порядку Самюэля, когда вдруг огромный пятнистый пес, явно беспородный, вылетел из дверей отчаянно лая, и кубарем скатился со ступеней. Пес оскалил зубы, шерсть его встала дыбом, словно он собирался напасть на Хьюго. Но внезапно его настроение изменилось: пес завилял длинным лохматым хвостом в радостном приветствии.

Конь тревожно заржал и заплясал на камнях. Хьюго, ругнувшись, пришпорил его. А незнакомый пес все продолжал радостно лаять и прыгать вокруг наездника, будто приветствовал старых друзей.

— Самюэль! — прокричал Хьюго, соскакивая с коня и морщась от резкой боли в голове. Низко наклонившись над уже осипшим псом, он с ожесточенностью рявкнул:

— Тихо!

Пес неуверенно попятился, свесив набок длинный язык. Самюэль, однако, так и не появился. Бормоча ругательства, Хьюго завязал узлом поводья, хлопнул коня по заду, направив его в сторону конюшни, и стал подниматься к боковой двери, перескакивая через ступеньки. Пес следовал за ним по пятам, на этот раз, к счастью, молча. Войдя в просторный передний холл, Хьюго замер на пороге: ему вдруг показалось, что он попал в чужой дом.

Полоса солнечного света тянулась от открытой двери по грязным каменным плитам и упиралась в дубовую скамью у стены и массивный дубовый стол эпохи Тюдоров, покрытые толстым слоем пыли. В этом не было ничего необычного. Но вся середина холла почему-то была уставлена сундуками, круглыми картонками и всякими другими предметами, назначение которых Хьюго сразу и вспомнить не мог. Среди прочих вещей его изумленный взгляд привлекла большая клетка с попугаем. Рассмотрев ее более пристально, он заметил, что у птицы была лишь одна нога. Попугай же, увидев Хьюго, наклонил голову и разразился самыми грязными ругательствами, которые когда-либо доводилось слышать Латтимеру за десять лет службы в королевском флоте.

Озадаченный, он медленно обернулся, при этом нечаянно наступив на собачий хвост, пушистым веером лежавший на ковре. Пес взвыл.

— Вон! — требовательно сказал Хьюго, не очень надеясь на то, что он подчинится. Пес не двинулся с места, преданно глядя на Хьюго.

Затем взгляд Хьюго упал на шляпную картонку, вернее, на ее нижнюю часть. Крышка картонки была сдвинута и лежала рядом. В коробке, однако, не оказалось никаких шляпок. Вместо них, не веря своим глазам, Хьюго различил среди тряпиц пеструю кошку.