Руби [Вирджиния Эндрюс] (fb2) читать постранично

Вирджиния Эндрюс Руби

У каждого из нас есть свое собственное чудовище, притаившееся в засаде.

Хью Уолпол

Пролог

Первые пятнадцать лет моей жизни рождение мое и события, с ним связанные, являлись тайной, такой же великой, как число звезд, которые сияли в ночном небе над заболоченной речной протокой, или такой же, как место, куда прятались серебристые рыбки в те дни, когда дедушка не мог поймать ни одной из них, даже для спасения своей жизни. Я знала свою мать только по рассказам Grandmere Катрин и Grandpere Джека,^[1] как я их называла, да по нескольким выцветшим, в коричневых тонах фотографиям, вставленным в металлические рамки. Казалось, сколько себя помню, я всегда испытывала угрызения совести, когда стояла у могилы матери и смотрела на простой надгробный камень с надписью:

Габриэль Ландри

Родилась 1 мая 1927 года

Скончалась 27 октября 1947 года.

Меня мучило сознание, что дата моего рождения совпадала с датой ее смерти. Каждый раз, когда наступал мой день рождения, где-то в глубине души я чувствовала вину, несмотря на все старания бабушки сделать этот день счастливым. Я знала, что и ей было трудно радоваться в такой день.

Но помимо печальной кончины матери в день моего рождения существовали и другие темные вопросы, которые я никогда бы не решилась задать, даже если б знала, как это сделать, потому что очень боялась замкнутого и отстраненного выражения обычно такого приветливого лица моей бабушки. Иногда бабушка, казалось, часами безмолвно сидела в своей качалке и пристально на меня смотрела. Каковы бы ни были ответы на те темные вопросы, истина разорвала жизнь бабушки и деда на части; она отправила дедушку Джека на болото и обрекла на одиночество в старой хижине. А бабушка Катрин с того дня не могла думать о нем без гнева, сверкающего в глазах, и печали, сжигающей сердце.

Неизвестность замешкалась в нашем доме на протоке; она висела в паутине, что в лунные ночи превращала болота в сверкающий драгоценностями мир, она ложилась тяжелыми складками на кипарисы, подобно испанскому мху, качающемуся на ветвях деревьев. Я слышала ее в шепчущихся теплых летних ветерках и в воде, волнами набегающей на илистый берег. Я узнавала ее даже в пронизывающем взгляде болотного ястреба, чьи обведенные желтым кольцом глаза следили за каждым моим движением.

Я пряталась от ответов так же упорно, как стремилась их получить. Слова, способные удерживать в отдалении двух людей, которые должны бы любить и хранить друг друга, могли только наполнить меня страхом.

Я имела привычку теплыми весенними вечерами сидеть у окна и смотреть в темноту болота, подставляя лицо прохладным струям ветерка с Мексиканского залива, качающего верхушки тополей; я сидела и слушала крик совы.

Но вместо ее неземного крика «ху-ху-ху» я обычно слышала «уай-уай-уай»^[2] и еще крепче обхватывала себя за плечи, мешая дрожи достичь моего бешено колотящегося сердца.

Книга первая

Глава 1 Бабушкин дар

Громкий и отчаянный стук в обитую сеткой дверь эхом отозвался по всему дому и отвлек наше внимание от работы. В тот вечер мы с бабушкой Катрин сидели наверху в мастерской и ткали одеяла из желтого хлопка для продажи с прилавка около дома в выходные дни, когда на речную протоку приедут туристы. Я затаила дыхание. Стук раздался вновь, еще громче и отчаяннее.

– Спустись вниз и посмотри, кто там, Руби, – громко прошептала бабушка. – Быстрее. И если это твой Grandpere Джек, опять пропитанный болотным виски, немедленно закрой дверь, – добавила она, но ее расширенные темные глаза выдавали ожидание чего-то другого, еще более пугающего и неприятного.

Сильный ветер поднялся за плотными слоями облаков, и они окутывали нас как саван, пряча четверть луны и звезды апрельского неба Луизианы. В этом году весна более походила на лето. Дни и ночи были такими жаркими и влажными, что по утрам я обнаруживала на своих туфлях плесень. В полдень солнце заставляло сверкать голденрод^[3] и до безумия доводило мошкару и мух в их стремлении отыскать прохладную тень. В ясные ночи можно было разглядеть, как самки болотных пауков плетут свои гигантские сети для ловли жуков и москитов. Мы натянули на окна ткань, которая не пропускала насекомых, но позволяла проникнуть в дом любому прохладному ветерку с залива.

Я поспешила вниз по лестнице через узкий коридор, протянувшийся от задней части дома к передней. Выражение лица Терезы Родригес, уткнувшейся носом в дверную сетку, остановило меня и сделало мои ноги свинцовыми. Девушка была белой, как водяная лилия, волосы цвета черного кофе растрепались, глаза полны ужаса.

– Где твоя Grandmere? – выкрикнула она как безумная.

Я позвала бабушку и подошла к двери. Тереза была маленькой полной девушкой