Отомстил [Максим Горький] (fb2) читать постранично

Отомстил Набросок

Свободной походкой завсегдатая в зал шикарной ярмарочной гостиницы вошёл молодой человек, одетый во всё чёрное, высокий, сутуловатый, с серыми, холодными, насмешливо прищуренными глазами и с высоким, изрезанным морщинами лбом. Он прошёл к столику, у двери на балкон, сел и, плотно сжав сухие и тонкие губы, окинул зал острым и всё охватившим взглядом.

Было шумно и тесно. Всюду за столами сидела подвыпившая, крикливая публика: пёстро одетые мужчины, с возбуждёнными, красными лицами и порывистыми, но уже неверными движениями; женщины, в экстравагантных костюмах, чрезмерно напудренные, громко смеявшиеся, сверкая вызывающими взглядами. С открытой сцены лилась задорно-томная музыка, то исчезая в шуме голосов и звоне стаканов, то поглощая собой все звуки и носясь по зале вихрем страстных, разжигающих воображение нот. Пахло вином, пряностями, духами, и от этого смешанного аромата, музыки и пьяного смеха у нового гостя кружилась голова. Он спросил себе кофе и коньяку и, медленно мешая ложечкой в дымящемся стакане, исподлобья следил за молодой, эффектно одетой брюнеткой, то и дело с демонстративно развязным видом проходившей взад и вперёд мимо его столика, ища возможности поймать его взгляд своими жгучими и тёмными глазами южанки.

Видя её неуспех, чувствуя, что её злит его невнимание, он чуть-чуть улыбался, покручивал свой ус и с рассеянным видом поглядывал вокруг себя, как бы не замечая этой женщины… И со стороны очень трудно было определить, кто из них двух зверь и кто охотник.

Скрипки звали и плакали, флейта меланхолично выпевала задумчивые рулады, кларнеты, сдерживая звук, пели под сурдинку что-то нежное, и глухо рокотал контрабас.

– Не угостите ли вы меня стаканом чая? – вдруг, опускаясь на стул против сутулого господина, сказала дама. Прищурив глаза, он посмотрел на неё и, пожевав губами, ничего не ответил ей.

– Вы думаете? Разве вам так трудно ответить на мой вопрос? – вызывающе и ласково, смело и просительно сказала она, откинувшись на спинку стула и исследуя его лицо своими томно прищуренными, много обещавшими глазами…

– Спросите… – холодно ответил он. Его возмутила её навязчивость, он с удовольствием ответил бы ей грубостью, но вокруг их тесно сидели люди, и было бы неловко обратить на себя их внимание. Она спросила у лакея чаю и заговорила с ним бойко, перескакивая с одного предмета на другой. У неё хороший грудной голос, и, слушая его, он узнал, что сегодня ей скучно, что она вообще чувствует себя утомлённой этой шумной жизнью, с которой она знакомится впервые, что бывают обстоятельства, заставляющие женщину броситься в первое попавшееся место, взяться за первое предложенное дело, и что именно в силу таких обстоятельств она попала в хористки на ярмарку из своей родной Полтавы…

Он слушал её и думал про себя:

«Как все они однообразны! Вечно одни и те же истории падения, вечно один и тот же тон подчинения жизни, – рабский тон, – и всегда стремление выдать себя за порядочную женщину, за жертву обстоятельств… В то же время эти шикарно одетые торговки гораздо более низки и развратны, чем их грошовые подруги из Канавина и с Самоката, они служат даже и не разврату, а просто мошенничают на почве разврата, они гораздо чаще играют роль продажных и наедаются на счёт мужчины, чем действительно продаются. Такие холодные, такие лгуньи…»

Он презрительно усмехался, слушая её… А она всё говорила:

– Почему у вас такой скучный и утомлённый вид? А? Вы чем занимаетесь?.. Это не секрет? Знаете что – я могу заказать себе антрекот? Да? Благодарю вас! – Она подвинула свой стул ближе к нему. – Мне кажется, что я где-то видела вас?..

– Быть может…

– Право! У вас такое оригинальное лицо… что наверное я не ошибаюсь…

Он рассматривал её о любопытством и презрением, скользя глазами по её стройной и эффектной фигуре, я в её глазах всё чаще вспыхивал вызывающий, задорный огонёк, и запах её тела щекотал его ноздри.

– Не пойти ли нам на балкон? – предложила она. – Здесь так шумно… Туда нам принесут бутылку вина, и мы за ней побеседуем… быть может, там вы станете разговорчивее. Я так рада говорить с вами… здесь редкость порядочный человек…

«Но, голубушка, порядочный человек не скормит тебе более десяти рублей… хотя бы ты была ещё милее…» – поднимаясь со стула, подумал он и сухо улыбнулся.

На балконе, действительно, было лучше, – свежее, не так шумно. Сквозь парусину, которой он был обит, просвечивало голубоватое сияние электрических фонарей, и откуда-то с улицы доносились вздохи музыки…

– Сколько музыки здесь! – вздохнула она. – Вы любите музыку?..

– Хорошую – да…

– Разве эта плоха? Вот сейчас на сцене играли Штрауса… я очень люблю его… У него всегда такой нервный звук, так много любви, и страсти, и неги… Хочется любить и быть любимой, слушая его… – задумчиво говорила она.

«Ишь старается! – думал порядочный человек. – Как её, наверное, злит моя холодная мина и моя