Странная игра [Евгений Антонов] (fb2) читать постранично, страница - 2

невозможно.

Лицо престарелого франта исказилось в злобной гримасе и приняло слегка зеленоватый оттенок, на фоне которого глаза, казалось, совсем побелели. Дама же, напротив, побагровела и ее, и без того пышная, прическа стала еще выше. Негодующим жестом она схватила сумочку со стола и резко встала. Губы ее шевелились, но до Игорька доносился лишь звук, смутно напоминающий змеиное шипение.

Седоватый господин, с трудом сдерживая себя, судорожным движением сгреб фишки со стола и сунул их в карман пиджака, затем вскочил, схватил папку и схему игры и, пригласив жестом свою напарницу следовать за ним, ринулся по проходу вдоль зала, но сделав несколько шагов, вернулся к столику, который только что покинул, и, нависнув над ним как скала, зло прошипел: «Шашки, говоришь!!! Ну-ну…».

О том, что бы полноценно насладиться долгожданным обедом, теперь не могло быть и речи. Игорек с еще более побледневшей Любовью Викторовной молча ковырялись в своих тарелках, ожидая «взрыва». Ждать им пришлось не долго. Он «прогремел» за одной из разделявших зал на две части облицованных деревом квадратных колонн, куда скрылась разъяренная парочка и, видимо, уселась за освободившийся к тому времени столик.

Внезапно послышались громкие голоса, шум резко отодвигающихся стульев, старичок выскочил в проход между столиками, оставаясь, тем не менее, по другую от ряда колонн сторону, и, жестикулируя, гримасничая и брызгая слюной, начал визгливо кричать все то, что он думает об извращенных нравах и хамском поведении современной молодежи вообще, и Игорька в частности. Из-за спины, так же визгливо, вторила его спутница. Откуда-то сбоку появился такого же вида краснолицый дяденька, то же, очевидно, принадлежавший к «касте неприкасаемых», и стал советовать все более «расходившемуся» коллеге выяснить и записать «что это за субчик такой взялся» с тем, чтобы дать ему, Игорьку, «урок хорошего поведения».

Игорек, а вместе с ним и Любовь Викторовна, теперь уже окончательно забыли о еде и готовы были провалиться сквозь землю. Игорьку пришла на ум история кота Бегемота, который, будучи еще мальчиком-пажем, неудачно пошутил и что из этого вышло…

Они так и сидели истуканами и не тронулись с места, пока представители «элиты» не удалились и шум не улегся. До своего кабинета они шли как пришибленные, озираясь и слегка пригнувшись, словно под прицелом невидимого врага.

Остаток дня тянулся тоскливо. Игорьку не только не хотелось работать — ему не хотелось жить. Немного поразмыслив, он понял, что ему пока ничего не остается, как продолжать заниматься тем, чем он занимался до этого и просто ждать последствий, которые, с его точки зрения, должны были обрушиться на его голову с минуты на минуту. Что касается Любови Викторовны, то к концу дня она «поотошла», но так и не могла вспомнить, где она видела этих людей и какие должности они занимают. Тем не менее, она была твердо уверена в том, что они откуда-то «оттуда», т. е. с самого верха и Игорек пришел к окончательному выводу, что на карьере его можно было смело ставить большой жирный крест, по крайней мере, здесь, на этом предприятии, в этой фирме.

«С одной стороны, — думал он, — меня, под благовидным предлогом, могут с треском выгнать отсюда в любой момент, но с другой стороны — было бы глупо увольняться самому».

После недели мучительных раздумий и кошмарных снов он решил нанести «упреждающий удар» и самому поставить себя в такое положение, когда ему терять было бы уже практически нечего. Ценой невероятных усилий ему удалось добиться перевода из управления в цех на должность простого слесаря-ремонтника. Сказать что все, кто об этом узнал, были удивлены, значит сказать не точно. Однако Игорька, в данной ситуации это вполне устраивало: чем-то навредить ему было уже практически невозможно (разве что совсем уволить, но кому это надо?), и это было самое главное.

Он рассуждал, что то обстоятельство, что заработок его снизился почти вдвое, вполне компенсировалось обретаемым душевным спокойствием. И с этим трудно было не согласиться.

«Пока пусть будет так, а потом посмотрим», — думал он, бодро шагая утром на работу в потоке таких же, как и он сейчас, простых работяг. Мало-помалу, он втянулся в работу, ему даже начало это нравиться и ему казалось, что спроси его сейчас кто-нибудь насчет того, сожалеет ли он о том, что сделал, он, не покривив душой, ответил бы что нет. Особенно его поразили люди, с которыми он работал. Он и не подозревал, что под их внешней грубостью и неотесанностью может скрываться такая душевность. В общем, через месяц-другой у Игорька настолько все наладилось, что ему стало казаться, что так было и так будет всегда…

То, что разбило это хрупкое равновесие и, теперь уже надолго, выбило его из жизненной колеи, случилось весной, когда солнце уже заметно грело, небо было ослепительно синим, кругом бежали ручьи и жить хотелось как никогда.

Игорьку как раз вздумалось немного поболеть. Не то, чтобы вздумалось, просто каждый год,