Убить завтрашний день [Роберт Рид] (fb2) читать постранично, страница - 3

что-то совершенно непонятное. Он ухмыляется, расписывая разноцветные огни, электростанции, бесчисленных роботов. Разве не поразительно? Чем не чудо? И сколько удовольствия!

Женщине мои беседы с парнем не по душе. Она считает, что он недостаточно усерден и не обращает должного внимания на Голос. Впервые — всего на мгновение! — у меня появляется подозрение, что Голос не ко всем применяет одинаковую силу. Женщина, к примеру, утверждает, что слышит его постоянно; терзавший ее поначалу страх сменился энергией и преданностью, а может, просто нервозным стремлением ему потрафить. Мне же знакомы затяжные периоды молчания, когда меня оставляют в покое. Бедная женщина первой вскакивает поутру, забывает про время, даже про голод и так драит пол, что начинают кровоточить руки. Она набрасывается на разносчика:

— Ты нам совсем не помогаешь.

На это он возражает:

— Как раз помогаю. — И продолжает, не колеблясь: — Часть моей работы — рассказывать людям о том, что я вижу, держать их в курсе происходящего. Откуда еще вы все это узнаете? Вы ведь никуда не можете отойти. Ваша задача — оставаться на месте, и вы превосходно с ней справляетесь.

Логика делает свое дело: она с ворчанием ретируется, чтобы в сотый раз начать полировать ванну.

Я же про себя задаюсь вопросом, все ли в словах разносчика правда. Вдруг он умелый лгун?

Непонятно, откуда у меня такие мысли. Представить, что кто-то увиливает, — значит уже увиливать самому. Тем более что я помимо собственной воли восхищаюсь смелостью паренька.

Втайне восхищаюсь.

Я узнаю во сне, что прошлое претерпело изменения.

Незначительные явления, наслоившись, переросли в колоссальные.

Возможно, избыточное тепло вызвало нестабильность, повлиявшую на рисунок падения дождевых капель в летний ливень. Гоминиды спаривались под дождем. Они делали бы это и в сухую погоду, но в дождь огромное значение имеет частота выпадания и величина капель. Сперматозоиды и яйцеклетки обладают высочайшей чувствительностью, узнаю я. Стоит изменить любой из параметров — момент семяизвержения, угол проникновения, тембр благодарного кряхтения — и в цель попадет другой сперматозоид. Результатом же становится изменение в эволюции человечества.

Вид не претерпевает серьезной трансформации. Люди остаются людьми, хорошими и дурными. Не меняется и характер человеческой истории. Люди овладеют теми же орудиями труда, потом станут воевать и создавать народы и государства. Просто сменятся отдельные лица, как известные, так и анонимные, и по времени пробежит мощная волна искажений.

Чтобы истребить самого себя, не обязательно поднимать руку на собственного дедушку. Достаточно вовремя вылить на него ушат воды.

Привозят эмбрион — и не в чем-нибудь, а в грузовичке для доставки цветов.

Каждый дом на нашей улице получает такие эмбрионы, и Голос внушает всем гордость и чувство долга. Мы закрыли сток ванны и наполнили ее густой жидкостью. Трубки качают в нее кислород. Операторы подсоединяют к эмбриону пластмассовую пуповину, потом я помогаю женщине проверить датчики и сенсоры, чтобы удостовериться, что наш крохотный комок живой ткани здоров.

Он каждый день становится вдвое больше; к концу недели появляются ручки и ножки. Растет он не как человеческий зародыш, но это, возможно, влияние жидкости или искусственных генов. Или бесчисленных поколений, целой эволюции, отделяющей его от меня.

Женщина дрожит и плачет.

— С ним всегда должен оставаться один из нас.

Это на случай разных непредвиденных осложнений.

— День и ночь! — причитает она.

Я прихожу к мнению, что надо уступить ей ночную смену.

— Это наше дитя, — заявляет она, с фантастической безапелляционностью повторяя то, что слышала от Голоса. — Ты видишь, дорогой, какой он хорошенький?

Но он мне не сын и не внук. Меня так и подмывает рассказать о своих снах про Африку и про причуды времени, но рассудок подсказывает, что этой женщине такие сны не снятся.

— Разве не хорошенький? — пристает она.

— Хорошенький, — неубедительно соглашаюсь я.

Но ей достаточно одного словечка. Она кивает, улыбается, на лице загорается радость.

Мне снится, что прошлое — это море. Я в настоящем: стою на низком берегу и небрежно перебрасываю через плечо песчинку. Место ее падения в воду невозможно заметить, но в ответ поднимается целая волна, беззвучный всплеск сменяется ревом наступающего на меня вала.

Что делать? Убегать в будущее? Но с каждым шагом будущее становится настоящим, да и не могу я далеко убежать — волна достанет меня и утопит, прекратив мое существование.

Впрочем, один способ все же есть. Подобраться, согнуть колени и ждать. Ждать, а потом прыгнуть. При должном старании и отчаянном бесстрашии я смогу перепрыгнуть волну, не замочив ног. Упаду снова в спокойное прошлое, породив новую всесокрушающую волну, но сохранив себе жизнь.

Спастись любой ценой!

Наш «ребенок» день ото дня все меньше походит на дитя.

Даже женщине все труднее разыгрывать гордую