Наследство из Нового Орлеана [Александра Риплей] (fb2) читать постранично

Александра Рипли Наследство из Нового Орлеана

Посвящается Джону

Автор приносит извинения знатокам и любителям истории Нового Орлеана за то, что к эпидемиям желтой лихорадки, происшедшим в 1832 и 1853 годах и унесшим множество жизней, добавлена эпидемия 1851 года, которой в действительности не было.

Каждый день на крутой, поросший травой берег широкой мутной реки приходила молодая женщина. Поставив рядом с собой корзинку со спящим младенцем, она садилась прямо на землю.

Время от времени младенец проявлял беспокойство, и тогда молодая мать вставала, склонялась над корзинкой и поправляла малышке одеяльце или просто любовалась крохотным личиком и ручками. Затем она вновь брала в руки на время отложенные перо и бумагу и продолжала писать.

– Даже не верится, что когда-то я была так глупа и молода, – сказала она дочурке, – но все же это было. Тебе я никогда не солгу, никогда.

Она записывала для дочери историю своей жизни, чтобы та выросла и узнала, какой была ее мать. У молодой женщины не было решительно никаких оснований считать, что она не доживет до того времени, когда сама сможет рассказать дочери все, что с ней произошло. Но она знала, что жизнь полна неожиданностей, а среди них бывают и роковые.

В конце каждой страницы она делала приписку: «Я люблю тебя».

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава 1

От шкатулки веяло тайной, именно поэтому Мэри казалось, что более восхитительного подарка она в жизни не получала.

Ее подруги посмотрели на шкатулку, потом друг на друга, не зная, что сказать.

– Открой ее, Мэри! – воскликнула одна из них, стараясь придать голосу как можно больше восторга.

– Еще не время, – сказала Мэри. Правой рукой она гладила обшарпанную, покрытую пятнами поверхность старой деревянной шкатулки. Это был жест любви. В левой руке она держала письмо, сопровождавшее подарок. Ей мучительно хотелось прочесть его, но от волнения страницы трепетали в ее пальцах.

– Прочти ты, Сью, – сказала она, протягивая письмо своей ближайшей подруге. – У меня что-то голос дрожит.

Сью поспешно выхватила письмо – любопытство одержало верх над вежливостью.

– «Дорогая моя Мэри, – громко прочла Сью. – Эта шкатулка – подарок от твоей матери». – Она посмотрела на собравшихся в комнате девушек. Вид у них был совершенно изумленный, да и сама Сью сильно удивилась. Все знали, что миссис Макалистер не написала Мэри ни одного письма, а уж о подарках и речи быть не могло. Подарки – дорогие сласти и богато иллюстрированные книги – присылал Мэри отец, хотя вообще-то баловство такого рода в монастырской школе не разрешалось. Сью поспешила вновь обратиться к письму. – «Дорогая моя Мэри, – повторила она. – Эта шкатулка – подарок от твоей матери, а не от меня. Я не знаю, что находится внутри. В этой шкатулке, по ее словам, скрыты сокровища всех женщин ее семьи. Она получила шкатулку от матери, а та – от своей. И так было на протяжении многих поколений. По традиции, старшая дочь получает шкатулку в день своего шестнадцатилетия и хранит до тех пор, пока ее собственной дочери не исполнится шестнадцать».

Сью прижала письмо к накрахмаленному белому нагруднику своей школьной формы.

– В жизни не слышала ничего более романтического, – сказала она. – Мэри, ты не хочешь ее раскрыть? Ведь твой день рождения уже почти наступил. Завтра тебе будет шестнадцать.

Мэри не слышала вопроса подруги. Она была погружена в грезы.

Мэри часто грезила. Еще совсем маленькой она обнаружила, что всякий раз, когда мир вокруг становится уродлив и несчастен, можно переноситься в прекрасный, счастливый мир, существующий в ее воображении. В этом мире, принадлежащем только ей, существовало или вот-вот должно было появиться все, чего ей угодно было пожелать; а все мерзкое, неприятное забывалось и, казалось, не существовало вовсе.

Теперь, в воображении, она раскрывала шкатулку, а рядом стояла мать, готовая поделиться с нею всеми своими тайнами. Ее мать оставалась все той же прекрасной, благоухающей лучшими духами женщиной, которую Мэри боготворила. Но теперь она не была чужой и холодной. Она любила Мэри. Она лишь ждала, когда дочери исполнится шестнадцать, чтобы проявить свою любовь.

Мэри дотронулась до шкатулки. Нет, то была не греза, а нечто осязаемое, весомое. И оно свидетельствовало о любви матери к ней, Мэри. Она прислонилась к шкатулке щекой, потом погладила ее обеими руками, не стараясь даже, как всегда, спрятать пальцы. В этот момент она не стыдилась необычного строения своих ладоней – мизинцы на обеих руках были той же длины, что и безымянные пальцы.

Сью зашелестела страницами письма и окликнула подругу. Она привыкла выводить Мэри из блажи – так она называла грезы Мэри.

– Мэри, дальше читать?

Мэри выпрямилась и сложила руки на коленях.

– Да, читай. Наверное, дальше еще интереснее.

– «Также по традиции, – читала Сью, – ни один муж