Своенравная леди [Нэн Райан] (fb2) читать онлайн

Нэн Райан Своенравная леди

Глава 1

Сюзетта Фоксуорт проснулась с первыми лучами солнца. Она улыбнулась, потянулась, откинула одеяло и грациозно спустила длинные стройные ноги с кровати. Шлепая босиком по полу, Сюзетта подошла к письменному столу, зажгла лампу и вытащила из верхнего ящика свой дневник в бархатном переплете. Найдя заложенное ленточкой место последней записи, Сюзетта села и начала писать:

Сегодня 17 мая 1871 года. День моего шестнадцатилетия! Жизнь не может быть прекраснее. Из множества красивых мест необъятной земли мне выпало жить среди чудесных равнин северного Техаса, где в изобилии растут полевые цветы, а доходящая до пояса голубая трава простирается во все стороны, насколько хватает глаз. Здесь, и только здесь, я хотела бы провести всю свою жизнь и бесконечно благодарна отцу и матери, что они решились покинуть свой дом в Луизиане и переехать в Техас, когда я была еще совсем маленькой. Если бы они этого не сделали, разве встретила бы я свою единственную настоящую любовь?

Думаю, нет! Только на этой дикой, свободной, прекрасной земле может жить такой мужчина, как Люк Барнз. Люк! Мой красавец Люк с вьющимися рыжими волосами. Мой Люк с огромными зелеными глазами, которые блестят от волнения, когда он видит меня. Мой Люк, широкоплечий, длинноногий, с мощной грудью и узкими бедрами. Люк! Люк! Люк!

Слишком взволнованная, чтобы писать дальше, Сюзетта захлопнула дневник и положила его в ящик стола. Быстрым шагом она пересекла комнату, остановилась перед высоким комодом и, увидев аккуратно разложенный на его крышке ярко-красный шелковый шарф, улыбнулась. Взяв в руки легкую ткань, Сюзетта с гордостью коснулась пальцами вышитой в углу большой голубой буквы «Л», затем положила яркий шарф на комод. Она преподнесет его Люку сегодня вечером во время праздника. Когда они ускользнут от гостей и останутся вдвоем, она вручит ему свой подарок. Люк будет очень доволен и горд и, вероятно, начнет целовать ее. При воспоминании о его поцелуях щеки Сюзетты зарделись. Она зажмурилась и принялась думать о своем любимом Люке. Мурашки пробежали у нее по спине. Девушка открыла глаза, усмехнулась и сняла ночную сорочку. Подбежав к умывальнику, она несколько раз плеснула холодной водой себе в лицо, быстро вытерлась и стала одеваться. Пять минут спустя Сюзетта уже шла на цыпочках вдоль длинного коридора, почти неслышно ступая по отполированному деревянному полу. Она проскользнула в большую столовую, а затем через вращающуюся дверь попала на кухню. Здесь Сюзетта остановилась, держась за ручку двери. Ее отец, единственный врач в графстве, сидел за столом; перед ним стояла дымящаяся чашка кофе.

— Папочка! — ласково окликнула его Сюзетта.

Блейк Фоксуорт, увидев дочь, улыбнулся. Сюзетта мельком взглянула на перекинутое через спинку стула пальто, улыбнулась и бросилась к отцу. Мгновенно забыв, что она теперь взрослая женщина, Сюзетта уселась к нему на колени и обняла за шею.

— Ты только что вернулся? Его загорелая рука сжала узкое запястье дочери.

— У ребенка в Далингеме поднялась температура. Мать боялась, что это тиф. — Блейк поправил прядь белокурых волос за левым ухом Сюзетты. — К счастью, это оказалась легкая инфекция. Малютке уже гораздо лучше.

— Тебе нужен помощник, папа. Я волнуюсь за тебя. Ты выглядишь очень усталым. Опять мучили головные боли? — Она обхватила ладонью его небритый подбородок.

— Нет-нет. Ну хватит обо мне. Почему ты сегодня так рано встала?

— Разве ты забыл, какой сегодня день?

— Хм, дай подумать… 17 мая. — Блейк притворился озадаченным. — Не могу вспомнить ничего особенного.

— Ты дразнишь меня. — Сюзетта рассмеялась и обняла отца за шею. — Ты можешь в это поверить, папочка? Шестнадцать лет! Я взрослая женщина.

— Нет, не могу, милая. Кажется, всего несколько дней назад я впервые увидел твою маленькую розовую мордашку. Ты была хорошенькой с самого рождения. А теперь — про сто красавица.

— Ты так считаешь? Честно? — Ее большие голубые глаза внимательно смотрели на него. — Я уверен в этом. Ты восхитительна.

— А тебе не кажется, что я чересчур высокая и худая? Ведь мама у нас такая маленькая и хрупкая. А я недостаточно изящна, правда?

Блейк усмехнулся ее глупым страхам:

— Моя милая, прелестная дочь, ты высокая стройная женщина. Полагаю, ростом ты пошла в меня. Я искренне считаю, что это придает тебе царственный вид и подчеркивает твою красоту.

— Ты не шутишь?

— Нет. — Блейк ласково улыбнулся и коснулся пальцем слегка вздернутого носика дочери. — Однако, несмотря на взрослость и царственный вид, ты — держу пари — забыла сегодня причесаться.

— Папочка, у меня нет времени на глупости с волосами. Я вымою их позже, перед приемом гостей. — Сюзетта соскочила с колен Блейка и налила себе чашку кофе. Опустившись на стул рядом с отцом, она продолжила: — Это будет самая замечательная вечеринка, какую только видел наш округ, и у меня больше нет сил ждать. Разве ты не ощущаешь никакого волнения?

— Конечно, ощущаю, милая. И надеюсь, что смогу присутствовать…

— Папочка, ты не посмеешь пропустить мой день рождения! Я никогда и ни за что не прощу тебя. Меня совершенно не волнует, кому сегодня вечером вздумается родить или упасть с лошади. Я хочу, чтобы ты был здесь!

— По крайней мере к концу вечеринки я буду дома, дорогая. Ты же помнишь, я говорил тебе, что из Вашингтона с инспекцией пограничных фортов прибывает генерал Уильям Шерман. Сегодня вечером он будет в Форт-Ричардсоне, и я обещал организовать делегацию для его встречи.

Сюзетта состроила гримаску:

— Почему ты хочешь увидеться с ним? Во время войны между штатами он был противным янки, ведь так?

— Ты слишком много времени провела со стариной Натом, — сказал Блейк, покачав белокурой головой. — Милая, война закончилась шесть лет назад. Тебе не кажется, что пора уже забыть о ней?

Сюзетта коснулась длинного шрама на голове отца, откинув для этого его густые волосы.

— Эти янки раскроили тебе голову, а ты утверждаешь, что надо забыть об этом?

— Да. Надо. А встреча с генералом Шерманом очень важна. Мы должны убедить его, что скоро придется что-то делать с индейцами. А теперь я хочу спросить, чем еще знаменателен этот день, — ласково и слегка насмешливо откликнулся Блейк.

— Ты меня слишком хорошо изучил. Особая для меня важность этого дня заключается в том, что, по моим предположениям, этим историческим майским вечером некий мистер Люк Барнз, который, кстати, тоже считает меня не слишком высокой, сделает мне предложение! Улыбка Блейка Фоксуорта несколько померкла.

— Сюзетта, я и не догадывался, что у вас это так серьезно. Ты убеждена, милая, что любишь Люка?

— Как ты можешь задавать такие глупые вопросы, папочка? Конечно, я люблю Люка. Боже милостивый! Как же мне не любить Люка Барнза? Он самый красивый, самый сильный, он смелый, высокий…

— Дорогая, я уверен, что Люк заслужил все эти эпитеты, но меня, как отца, волнуют другие, не менее важные вещи. В состоянии ли он содержать жену? Будет ли заботиться о тебе? Станет ли с тобой хорошо обращаться? Будет ли тебе хорошим мужем?

— Мне кажется, Люк будет самым лучшим музеем на свете и сделает великолепной нашу совместную жизнь! Папочка, в прошлом месяце на церковном празднике Люк поцеловал меня в губы, и я поняла, как много мы значим друг для друга. Мне хочется быть невестой Люка.

— Сюзетта, я согласен, что Люк чудесный молодой чело век, но брак — это нечто большее, чем поцелуи на пикниках. Не знаю, сколько Остин платит Люку, но едва ли этого достаточно, чтобы купить дом. Где вы с Люком будете жить после свадьбы? И что ты станешь делать, когда он будет отлучаться на несколько месяцев, чтобы перегонять скот? А что, если ты забеременеешь?

Сюзетта нетерпеливо отодвинула стул, встала, положила ладонь на плечо отца и поцеловала его в щеку.

— Папочка, тебя слишком тревожат совсем несущественные вещи. Теперь я ухожу. Увидимся вечером.

Девушка стрелой вылетела из комнаты и в дверях столкнулась со своей сонной матерью.

— Ой! Прости, мама, я тебя не заметила.

Сюзетта засмеялась, увидев испуганное выражение миловидного лица Лидии Фоксуорт, и, торопливо обняв ее, удалилась.

— Что это с Сюзеттой?

Лидия запустила пальцы в густые светлые волосы Блейка и поцеловала его в губы.

— Она собирается на утреннюю верховую прогулку.

— Блейк, ты не должен позволять Сюзетте ездить одной, особенно в такое время. Ты же знаешь нашу дочь, милый. Если она повстречается с бандой индейцев, то непременно постарается завести с ними дружбу.

— Не волнуйся. Я сказал Нату, чтобы он следовал за ней.

— Бедный добрый Нат. Она вертит им как хочет, — вздохнула Лидия и зевнула. — Мне бы хотелось, чтобы Сюзетта все же вела себя как подобает леди. Я неустанно повторяю, чтобы она не надевала брюки и не ездила по-мужски на этом огромном животном, которое она так обожает.

— Дорогая, не знаю, как насчет леди, но, похоже, она становится женщиной. Сюзетта сказала мне, что влюблена в молодого Люка Барнза и что совсем скоро ожидает от него предложения руки и сердца — возможно, даже сегодня вечером.

— Что за глупости! — отмахнулась Лидия. — Она еще слишком молода и понятия не имеет, что такое любовь. Почему ты на меня так смотришь, Блейк? Ласково улыбаясь, он поцеловал ее нежную щеку.

— Дорогая, неужели ты забыла, что, когда мы поженились, тебе едва исполнилось семнадцать?

— Это совсем другое дело. Для своего возраста я была уже достаточно взрослой. Я прекрасно понимала, что делаю.

Кончики ее пальцев начали описывать круги на белой рубашке, обтягивающей худую грудь мужа, и Блейк понял, что жена готова уступить.

— Блейк, солнце уже встает, а у меня сегодня столько хлопот с вечеринкой для Сюзетты.

Его губы, теплые и настойчивые, оборвали фразу на полуслове. Прильнув к мужу, Лидия обняла за шею и начала покрывать его лицо горячими влажными поцелуями.

— Ты выглядишь таким усталым, Блейк. Тебя опять мучают головные боли?

— Милая моя, — прошептал он, касаясь губами ее волос, — мне доставляет беспокойство одна-единственная часть тела, и только ты в состоянии снять эту боль.

Войдя в их просторную спальню, Блейк устало присел на край неубранной постели. Лидия опустилась на колени и стянула с него высокие сапоги, а он между тем расстегнул и снял рубашку. Лидия встала и, улыбаясь, сбросила свой шелковый пеньюар. Но когда она двинулась вокруг кровати, направляясь к противоположной ее стороне, Блейк протянул руку и остановил жену:

— Подожди, Лидия, не ложись.

— Что случилось, Блейк?

Он поднес к губам ее маленькую руку и поцеловал запястье.

— Сними ночную сорочку.

— Как скажешь. Ты же врач, — пошутила Лидия, повинуясь. — Доволен? — Прижав к себе светлую голову, Лидия нежно поцеловала его волосы. — Блейк, — прошептала она.

— Да, любовь моя? — Он поднял голову и посмотрел на нее.

Черные волосы рассыпались вокруг маленького миловидного лица Лидии, ее темные выразительные глаза затуманились. Тяжелые обнаженные груди вздымались и опускались в такт ее учащенному дыханию. Она улыбнулась:

— Если ты меня действительно так сильно любишь, пожалуйста, сними брюки и докажи мне это.

Оба рассмеялись, когда две пары нетерпеливых рук одновременно взялись за ремень его черных брюк. Через час с небольшим Лидия поцеловала спящего мужа в губы и выскользнула из кровати. Лицо ее пылало, губы припухли от поцелуев, колени подкашивались при воспоминании о полученном наслаждении.

Сюзетта насвистывала, снимая седло со стены кладовой, где хранилась упряжь. Мать постоянно упрекала ее за эту привычку, повторяя, что молодым леди не пристало свистеть, поскольку это чисто мужская привычка. Иногда Сюзетта даже не замечала, что свистит. Так было и сегодня утром, когда Нат — единственный наемный работник на ранчо Фоксуорта — просунул голову в дверь кладовой и ухмыльнулся:

— Вы научились здорово свистеть, мисс Сюзетта.

Девушка ответила старому седому ковбою улыбкой:

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Нат? Я знаю, что папа заставляет тебя присматривать за мной каждый раз, когда я отправляюсь покататься верхом. Теперь он, похоже, спит и ничего не узнает. Почему бы тебе не вернуться в постель?

— Я не могу этого сделать, мисс Сюзетта.

Вздохнув, она кивнула:

— Да, ты прав. В таком случае поедем вместе со мной. Я научу тебя насвистывать новую песню, которую показал мне Люк. Она очень милая, но ужасно грустная. Называется «Только не хорони меня в пустынной прерии». Это правдивая история про ковбоя, который умер по пути в Абилин. Он знает, что должен умереть, и умоляет своих товарищей не оставлять его посреди голой степи…

В глазах Ната заблестели слезы.

— Если вы собираетесь рассказывать такие грустные истории, я не поеду с вами, мисс Сюзетта. Лучше уж следить за вами издали.

— О Нат! — Сюзетта поцеловала старика в морщинистую щеку. — Прости. Седлай свою лошадь. Я расскажу тебе несколько забавных историй, которые слышала от Люка.

Она рассмеялась и, тряхнув белокурой головой, вскочила на Глорию, крупную серую кобылу с белой гривой.

Не понимая, почему у девушки так быстро меняется настроение, Нат поскреб подбородок и направился к своей лошади. Несколько минут спустя он уже погонял гнедого жеребца, чтобы догнать скачущую впереди Сюзетту, чей свист далеко разносился по холмистой прерии.

Глава 2

В тот вечер Сюзетта спустилась в гостиную в половине седьмого. Высокая нескладная фигура в потертых кожаных штанах чудесным образом исчезла, и теперь в своем новом голубом платье она являла собой воплощение женственности. Нежные белые плечи и высокая грудь подчеркивались глубоким декольте, а узкая талия переходила в рюши, которые начинались на бедрах и соблазнительными волнами спадали до самого пола. При ходьбе из-под длинного подола выглядывали мягкие лайковые туфли, украшенные лентами.

Густые белокурые волосы девушки были заколоты на затылке — мать сказала Сюзетте, что такая прическа выгодно оттенит ее длинную лебединую шею. Крошечные веточки жасмина, вплетенные в шелковистые светлые локоны, делали девушку еще более прелестной. Сюзетта сознавала свою привлекательность. Она ощущала себя взрослой и хорошенькой. Но ей хотелось услышать об этом от других.

Блейк стоял у потухшего камина, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Когда дочь вошла в комнату, он повернулся.

— Сюзетта… я… Сюзетта…

Он умолк и лишь изумленно смотрел, как дочь, лучезарно улыбаясь, повернулась вокруг своей оси, чтобы он как следует разглядел ее.

— Ну? — спросила она.

— У меня просто дух захватило. Клянусь, ты самая красивая девушка во всем Техасе.

Радуясь комплименту, Сюзетта подошла к отцу, поцеловала его в щеку и взяла под руку.

— Спасибо, папочка. Особенно за то, что ты пришел на мой праздник.

— Я тоже рад, что мне не пришлось пропустить вечеринку, милая. Встреча с генералом Шерманом отложена до завтрашнего вечера, поскольку он прибывает только завтра днем.

— Тогда спасибо генералу янки.

— Дорогая, он не генерал янки. Шерман — всеми уважаемый генерал армии Соединенных Штатов, составной частью которых является даже такой большой штат, как Техас.

— Может, оно и так, но я слышала, как ты говорил, что Вашингтон почти ничего не знает о том, что происходит здесь, и еще меньше обращает на это внимание.

— Сюзетта, милая, иногда я говорю глупости, и тебе не стоит забивать ими голову. — Блейк вытащил из нагрудного кармана маленькую коробочку. — А теперь, пока гостей еще нет, я хочу преподнести тебе подарок.

— Спасибо, папочка. — Сюзетта открыла черный бархатный футляр, взглянула на маленький золотой медальон, покоящийся на подушечке из белого шелка, и в глазах ее заплясали радостные огоньки. В центре медальона сверкал крошечный сапфир. Зажав в кулаке цепочку, Сюзетта обвила руками шею отца и вскрикнула: — Как чудесно! Он всегда будет со мной. Я никогда, никогда не сниму его. Когда я умру, у меня на шее останется этот прекрасный золотой медальон!

Усмехнувшись, Блейк похлопал дочь по тонкой талии:

— Дорогая, ты не слишком преувеличиваешь? Тебе совсем не обязательно все время носить его. Нам с мамой он очень понравился, и мы решили подарить его тебе. С шестнадцатилетием тебя, милая Сюзетта.

— Я тебя тоже поздравляю, дорогая. — В комнату вошла Лидия, выглядевшая в своем темно-красном платье не менее прелестно, чем ее юная дочь. — Думаю, пора идти, Сюзетта. Экипаж Брандов уже подъехал. Не хочешь выйти и встретить их?

Сюзетта выпорхнула из комнаты. Когда входная дверь хлопнула, Блейк и Лидия переглянулись.

— Думаешь, она когда-нибудь повзрослеет, Блейк?

Блейк улыбнулся и коснулся губ жены. Прежде чем он успел ответить, со стороны парадного крыльца послышался высокий радостный крик. Блейк и Лидия поспешили во двор.

Сюзетта стояла на коленях и, забыв о своем новом вечернем платье, рассматривала красивое, ручной работы седло. Остин Бранд, обняв свою жену Бет, смотрел на нее сверху шип и широко улыбался. Маленькая Дженни Бранд держала отца за руку и смеялась. Роскошное седло было подарком Брандов Сюзетте.

Наконец радостные крики Сюзетты стихли. Она наклонилась над сверкающим новым седлом и поцеловала его гладкую поверхность.

— Думаю, ей понравилось, — улыбнулась Лидия высокому, красивому Остину Бранду.

— Трудно сказать. — Он усмехнулся и пожал руку Блейку.

Лидия обвила рукой тонкую талию Бет и повела ее к двери.

— Я помогу тебе отнести седло, Сюзетта, — предложил Остин, помогая девушке подняться.

Она ухватилась обеими руками за большую ладонь Остина.

— Большое спасибо, мистер Бранд. Вы очень добры.

— Благодарю. — Он коснулся спадавшего ей на щеку светлого локона. — Кстати, ты выглядишь очень хорошенькой и повзрослевшей. Если правильно разыграешь свои карты, то кудрявый ковбой, что работает на меня, потанцует с тобой.

— Как вам не стыдно! — Сюзетта вспыхнула и оттолкнула его. Затем повернулась и громко крикнула: — Анна!

Подхватив юбки, она побежала через двор навстречу своей лучшей подруге.

Хорошенькая Анна Норрис, тряхнув блестящими черными кудрями, выскочила из коляски, обняла сияющую Сюзетту и вручила подруге подарок.

— Твой Люк уже приехал? — спросила Анна.

— Должен появиться с минуты на минуту! — взволнованно ответила Сюзетта. — Пойдем в дом. Я разверну подарок.

Казалось, лицо Люка Барнза выкрашено розовой краской. Стиснув руками широкополую ковбойскую шляпу, он поднялся на крыльцо. Сюзетта двинулась ему навстречу. Внезапно она смутилась и почувствовала, что не в состоянии вымолвить ни слова. Сюзетта не сомневалась, что во всем Техасе нет ковбоя красивее. Глаза ее скользнули к растянутым в широкой улыбке губам Люка. Девушка затрепетала от радости. Еще до окончания вечера она ощутит прикосновение этих теплых полных губ к своим губам. Эти длинные сильные руки крепко обнимут ее при свете луны, и она будет гладить его рыжие кудри. Сюзетте нравилось все в этом высоком улыбающемся парне, но более всего — его чудесные волосы. Даже теперь, когда в холле уже собралась вся семья, Сюзетта смущенно разглядывала Люка, с трудом подавляя желание коснуться его волос. Никогда в жизни она не видела у мужчин таких чудесных кудрей.

— Люк, если Сюзетта не собирается приглашать тебя в дом, то это сделаю я. — Блейк Фоксуорт шагнул вперед и стал рядом с дочерью, восхищенно разглядывающей высокого парня.

— Благодарю вас, доктор Фоксуорт. — Люк пожал руку Блейку и улыбнулся.

Вечеринка удалась. К девяти часам ковер скатали, и множество пар сапог и изящных туфелек ритмично постукивали по деревянному полу. Трое лучших в графстве скрипачей играли, не умолкая ни на секунду — к удовольствию запыхавшихся танцоров.

Копченая ветчина, жареные цыплята, картофельный салат, жареные свиные уши и множество других блюд заполнили буфет в столовой. Рядом, на небольшом столике среди ослепительных полевых цветов Техаса, красовался именинный пирог.

Сюзетта кружилась в объятиях Люка, и лицо ее пылало от волнения. Когда мелодия смолкла, все захлопали, требуя продолжения, а Сюзетта, поднеся руку к горлу, взглянула на своего высокого партнера, который тоже с трудом переводил дух. Не говоря ни слова, Люк взял ее за руку, и они начали прокладывать себе дорогу среди танцующих, двигаясь в сторону холла. Увидев беседующих отца Сюзетты и своего хозяина, Остина Бранда, Люк покраснел и пустился в объяснения:

— Мистер Фоксуорт, мистер Бранд. Сюзетта… ну… ей стало немного жарко от всех этих танцев. Я подумал, что нам лучше выйти наружу и глотнуть свежего воздуха.

— Мудрое решение. — Блейк Фоксуорт улыбнулся юной паре, а Остин Бранд кивнул.

Они смотрели, как Сюзетта и Люк выскользнули на крыльцо, торопливо спустились по ступенькам и растворились в ночи.

— Отличный парень, правда, Остин?

— Прекрасный, — согласился высокий хозяин ранчо. — Очень сообразительный. Двадцатилетний мальчишка — а уже один из лучших работников из всех, что у меня когда-либо были. Я на пятнадцать лет старше Люка, но, клянусь, временами чувствую, что он кое-чему может поучить меня по масти разведения скота и управления ранчо. Из этого мальчика выйдет толк, помяни мое слово.

— Надеюсь, Остин. Сюзетта говорит, что они любят друг друга.

— Малышка Сюзетта? Она же еще ребенок. Надеюсь, они подождут несколько лет. Если нет, то мне придется что-нибудь построить для них. Я знаю, что она…

Остина прервала пятилетняя дочь, дернув его за штанину:

— Папочка, мама сказала, чтобы ты мне положил в тарелку еды. Я голодная.

Блейк и Остин улыбнулись крошечной девчушке с длинными темными локонами.

— Пойдем со мной, Дженни. — Блейк взял ее за руку. — Позволь мне заняться твоей тарелкой.

Он подхватил ее на руки, а Дженни, обняв его за шею, оглянулась на отца.

— Держу пари, ты любишь землянику со сливками, правда? — спросил Блейк, направляясь в столовую.

— Угу. А еще цыплят, пирожные, торт и молоко. — Дженни перечисляла любимые блюда, и кудряшки ее подпрыгивали в такт движению головы.

— Это хорошо, а то миссис Фоксуорт наготовила столько еды, что ее хватит на весь гарнизон Форт-Ричардсона.

Остин Бранд с восхищением смотрел на худощавого доктора, уносившего Дженни. Если бы не доктор Фоксуорт, малышка не присутствовала бы на дне рождения Сюзетты. А может, ее вообще не было бы в живых.

Роды у Бет, жены Остина, начались слишком рано. Мучаясь от невыносимой боли, она стискивала большие руки Остина.

— Остин, пожалуйста, помоги мне, — молила Бет.

Ее губы посинели, по бледному, осунувшемуся лицу струился пот.

Остин, как мог, успокоил жену, а затем крикнул их экономке Кейт, чтобы та позвала Тома Кэпса. Через несколько минут ковбой уже летел сквозь прерию, чтобы поднять с постели доктора Фоксуорта. Не мешкая ни минуты, Блейк натянул брюки, схватил сумки с лекарствами и инструментами и вскоре уже мчался вслед за старшим работником Остина к страдающей Бет.

Увидев измученную хрупкую женщину, Блейк успокаивающе улыбнулся ей и ее мужу.

— Не волнуйся, Бет. — Он убрал с ее щеки темный локон. — Немного рановато, но это не повод для беспокойства. — Потом обратился к Остину: — Иди и выпей. Если ты нам с Бет понадобишься, мы позовем тебя.

Он похлопал по широкой спине Остина, и тот, неохотно отпустив холодную руку жены, направился к двери. На пороге он оглянулся и улыбнулся Бет.

— Позаботьтесь о ней, док. Она очень дорога мне.

Всю ночь Остин провел на ногах. Терпение его истощалось, а страх все усиливался. Наконец он не выдержал и опять побрел наверх. На полпути он услышал его. Слабый, почти неразличимый звук. Остин схватился за отполированные перила, чтобы не упасть. Все мускулы его измученного тела напряглись, и он боялся даже вздохнуть. Затем звук раздался снова.

Плач младенца. В комнате, в противоположном конце коридора, плакал ребенок. Его ребенок. Волна радости и облегчения захлестнула Остина. Когда он подошел к комнате, дверь открылась, и оттуда вышла сияющая Кейт.

— Девочка, мистер Бранд. У вас чудесная дочурка.

Блейк повернулся и улыбнулся ему:

— Да, Остин, входи. Мы уже готовы принять тебя.

Ласково сжав руку жены, Остин опустился на колени рядом с кроватью.

— Бет, родная, — прошептал он, целуя ее пальцы. — Она прекрасна. Прекрасна!

— Остин, она такая маленькая. Слишком маленькая. Я так боюсь, что она не…

— Она будет жить. Доктор Фоксуорт помог ей появиться на свет и позаботится, чтобы она выжила. Теперь тебе незачем волноваться за нее. Она справится.

Позже, когда измученная Бет уснула, а крошечный ребенок спокойно дремал в стоявшей рядом обтянутой шелком колыбельке, Остин осторожно вышел из комнаты и спустился вниз. Усталый доктор пил на кухне кофе.

— Доктор Фоксуорт, вы обязаны сохранить жизнь этому ребенку, слышите? Бет не переживет утраты дочери. Я знаю, что ребенок слишком мал и у него немного шансов, но пообещайте мне, что она выживет.

Блейк спокойно отхлебнул кофе и махнул рукой, приглашая хозяина сесть напротив него.

— Остин, твоя дочь — первый ребенок, которого я принял после своего переезда в Техас, Я не говорю, что это делает ее особенной для меня тут и так все ясно. Я не потеряю ее. В течение двух месяцев ты будешь видеть меня гораздо чаще, чем тебе этого хочется, и будешь следовать моим инструкциям относительно дальнейшего ухода за ней. Ты теперь папаша, Остин. Мои поздравления.

Верный своему слову, Блейк Фоксуорт проводил много времени на ранчо Бранда, пока малютка Дженни не окрепла и не набралась сил и опасность не миновала. Не раз затрудненное дыхание ребенка приводило в ужас Бет и Остина, но доктор всегда оказывался рядом, чтобы вовремя прийти на помощь. Он прикладывал холодные компрессы, сбивая высокую температуру, носил Дженни на руках, пока ее плач не стихал и она не засыпала.

— Я все для вас готов сделать, Блейк, только скажите, — не раз говорил ему Остин Бранд.

— Ваша дружба — достаточная награда, — заверял его Блейк. — Вы, Бет и Дженни мне как родные.

— Мы питаем такие же чувства к вам и вашей семье, — улыбаясь, кивнул Остин.

По непонятным для Остина причинам улыбка сошла с лица доктора, и он положил ладонь на руку своего молодого друга.

— Остин, если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о Лидии и Сюзетте?

В глазах Блейка застыло выражение печали и покорности, встревожившее Остина. — Конечно, доктор, вы же знаете. Вы не… то есть…

— Нет-нет! — Улыбка вернулась на лицо Блейка. — Я намерен прожить долгую жизнь. Я имел в виду, если случится что-то непредвиденное. — Положитесь на меня, друг мой.

Звуки скрипок становились все тише, как и голоса в доме. Сюзетта и Люк прошли под высокими дубами, мимо нескольких пустых колясок. Сюзетта прижималась к руке Люка. Когда они удалились от дома и были уверены, что никто с крыльца или со двора не увидит их, Люк улыбнулся и прижал девушку к себе, обвив рукой ее тонкую талию.

— Сюзетта, милая, я весь вечер ждал, когда мы останемся одни. — Его теплые губы коснулись ее макушки.

С сияющими от счастья глазами она положила голову ему на плечо и вздохнула. — Люк, я чувствовала то же самое.

— Правда, милая? Можно я тебя поцелую, Сюзетта? — Он остановился.

Зардевшись — это было заметно даже при свете бледной весенней луны, — Сюзетта улыбнулась высокому красивому парню и кивнула светловолосой головой.

— Но пообещай — только один раз, — с притворной застенчивостью ответила она.

— Ты такая красивая! — прошептал Люк и, коснувшись губ девушки, нежно поцеловал ее.

Сюзетта закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями, которые ей дарили его теплые губы. Это был короткий, невинный поцелуй. Две робкие пары губ встретились, коснулись друг друга и вновь разъединились. Затем Люк поднял голову и тихо сказал:

— Сюзетта, милая, я нанялся завтра сопровождать обоз Уоррена в Форт-Гриффин. Они везут зерно и провиант из Уэзерфорда для тамошнего гарнизона, и им нужны дополнительные люди, чтобы быстро пересечь прерию Солт-Крик. К счастью, до отлова скота остается еще несколько дней, и мистер Бранд сказал, что не будет возражать, если я захочу заработать немного денег. Люк умолк и взглянул на Сюзетту.

— Люк, пожалуйста, не делай этого. — Она коснулась его щеки. — Я хочу, чтобы ты был все время со мной, пока не уедешь на отлов скота. В конце концов, — ее взгляд скользнул к загорелой шее юноши, — тебя не будет несколько недель. А потом, когда ты вернешься, погонишь стадо в Абилин. Когда мне еще удастся побыть с тобой?

— Милая, — Люк сжал ее в объятиях и улыбнулся, — одна из причин, по которой я нанялся сопровождать обоз, — заработать нам с тобой денег. Сюзетта, милая, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Люк, ты… ты делаешь мне предложение?

— Да, любимая. Да, да. Я хочу, чтобы ты как можно скорее стала миссис Люк Барнз. Ты ведь любишь меня, правда? Внезапно ему показалось, что Сюзетта отвергнет его.

— О Люк! — Она крепче прижалась к нему и уткнулась лицом в его теплую шею. — Да, люблю. Я люблю тебя и хочу стать твоей женой.

— Сюзетта!

Он слегка отстранился, чтобы взглянуть на нее. Затем губы юноши вновь прижались к ее губам, а его руки обняли ее и крепко прижали к себе. Сюзетта задохнулась, ощутив его приоткрытые губы и все его сильное, стройное тело. Сквозь тонкую хлопковую рубашку она чувствовала, как неистово бьется его сердце. Сюзетте казалось, что она вот-вот потеряет сознание от его обжигающего поцелуя, но в этот момент губы Люка скользнули к ее уху.

— Нам лучше вернуться, милая. Твой отец будет волноваться, куда мы подевались.

— Да, знаю, знаю.

Сюзетта осторожно высвободилась из его рук, повернулась к нему спиной и прошептала:

— Люк, у меня есть кое-что для тебя.

Достав из-за лифа своего нарядного платья новый красный шарф, она разгладила его и аккуратно сложила, так что получился прямоугольник с вышитой в углу буквой «Л», а затем повернулась и протянула его Люку.

— Скажи, что это? — Люк улыбнулся и взял яркий шарф. — И откуда, Сюзетта, здесь взялась большая буква «Л»?

— Это я ее вышила. Тебе нравится?

— Нравится? Милая, он прекрасен! Я никогда не расстанусь с ним.

Сюзетта засияла, а Люк повязал красный шарф вокруг шеи и указал пальцем на первую букву своего имени.

— Как я выгляжу? — Глаза его блестели в бледном свете луны.

— Великолепно. — Сюзетта улыбнулась. — Люк, а ты уверен, что пересекать прерию Солт-Крик безопасно? Ты же слышал, что совсем недавно там убили четверых и сняли с них скальпы.

— Не волнуйся, Сюзетта. Я дорожу своим скальпом. Мы будем ехать через прерию днем, так что не забивай свою милую светловолосую головку мрачными мыслями. Они неплохо заплатят, и я куплю тебе кольцо. Если оно подойдет, мы поженимся осенью, сразу же, как только я вернусь из Абилина.

Он посмотрел на нее, ожидая ответа.

— Да, как только ты вернешься из Абилина. Миссис Люк Барнз! — Сюзетта вздохнула. — Я буду тебе хорошей женой, Люк. Клянусь. Я не очень хорошо умею готовить, но научусь. Для тебя.

— В этом нет необходимости, Сюзетта. Мы будем жить любовью.

— Хм, — пробормотала она. — В таком случае ты можешь поцеловать меня еще раз, Люк.

Его губы опять прижались к ее губам. Сюзетта целовала Люка со все возрастающей пылкостью, запустив пальцы в его густые вьющиеся волосы, которыми она так восхищалась.

Глава 3

Днем 18 мая 1871 года главнокомандующий армией Соединенных Штатов генерал Уильям Шерман с эскортом из шестнадцати всадников под командованием лейтенанта Четвертого кавалерийского эскадрона Мейсона Картера достиг прерии Солт-Крик в графстве Янг. Дородный генерал и его охрана направлялись из Форт-Белнапа в графстве Янг в Форт-Ричардсон в Джексборо.

Когда небольшой отряд двинулся через прерию, небо было высоким и безоблачным, а воздух неподвижным и напоенным сладкими ароматами. Стоял чудесный весенний день в северном Техасе. Им оставалось преодолеть всего семнадцать миль. К ужину генерал будет уже в своих апартаментах в Форт-Ричардсоне. Генерал Шерман, скептически относившийся к жалобам, которые поступали с пограничных с индейскими резервациями земель, посмотрел на скачущего рядом юного лейтенанта и улыбнулся. Веселые глаза старика исчезли в лучиках морщин, прорезавших его упитанное лицо.

— Лейтенант Картер, кажется, все обстоит именно так, как я предполагал. У страха глаза велики. Эта местность так же безопасна и спокойна, как в тот день, когда ее сотворил Господь. Я не вижу никаких следов «диких индейцев», о которых так много слышал от этих славных, но излишне нервных поселенцев.

— Прошу прощения, генерал, но позвольте не согласиться с вами. Я был в этой части страны перед войной, и плотность населения здесь тогда была выше, чем теперь. Я приписываю это только страху и бегству от дикарей. — Стальные глаза лейтенанта скользнули вдоль линии горизонта.

— Возможно, это правда, лейтенант. И все же мне кажется, что большая часть этих страхов безосновательна. В данную минуту мы пересекаем, вероятно, самую опасную из. прерий Техаса. Не знаю, как вы, а я чувствую себя в такой же безопасности, как во время ленча в большом обеденном зале Белого дома в Вашингтоне. Рука генерала приподнялась, чтобы скрыть зевок.

Пока уверенный в себе генерал разглагольствовал, за ним в полной тишине наблюдали сто пятьдесят пар черных глаз. На коническом холме, возвышавшемся над пустынной прерией, которую медленно пересекала цепочка всадников, притаились сгорающие от нетерпения воины племен кайова и команчи. Восседая на боевых конях, с копьями, украшенными человеческими скальпами, они ждали сигнала к атаке от своего великого шамана Дегейта. Воины сдерживали лошадей, и под кожей их мощных обнаженных спин перекатывались стальные мускулы. Они жаждали крови, горели нетерпением ринуться вниз и с криком и гиканьем обрушиться на ничего не подозревающих бледнолицых, заняться тем единственным делом, для которого они были рождены и воспитаны, — войной.

Однако им следовало еще немного подождать. Прошлой ночью Дегейт пел свою магическую песню. Он слышал крик совы и остался доволен. На рассвете он собрал своих воинов и сказал им, что видел успешную атаку.

— Завтра этим путем пройдут два отряда, — важно объявил шаман. — Первый будет небольшим, и мы сможем без труда справиться с ним, но не станем нападать. Духи запрещают! Позже появится второй отряд, и мы нападем на него. Атака будет успешной.

Вот поэтому ничего не подозревающий генерал и его охрана благополучно миновали холм, обогнули Кокс-Маунтин и исчезли в лесу. Генерал дремал в подпрыгивающей санитарной повозке, запряженной лошадьми. В небе быстро сгущались тучи.

Меньше чем через три часа обоз Уоррена обогнул Кокс-Маунтин, держа путь на запад. Впереди медленно движущегося каравана ехал Люк Барнз; его взгляд скользил по равнине, выискивая опасность. Вокруг шеи юноши был гордо повязан красный шарф. Люк с облегчением вздохнул. Насколько хватало глаз, все было тихо.

Искусно спрятавшись, Дегейт с могущественными вождями — Сатанком, Сатантой, Быстрым Медведем и Орлиным Сердцем — готовились показать нетерпеливым молодым воинам, как нужно воевать. По знаку Дегейта Сатанта, чье красивое лицо было размалевано красной краской, величественным жестом поднес к губам медный горн и протрубил сигнал к атаке. Воины, издав боевой клич, ринулись вниз по склону холма, чтобы окружить ненавистных бледнолицых.

— Боже всемогущий!

Натянув поводья, Люк резко повернул лошадь и подал сигнал спутникам, чтобы они быстро образовали круг. На память ему пришли слова Сюзетты: «Люк, а ты уверен, что пересекать прерию Солт-Крик безопасно?» А тем временем с горы низвергалась лавина вопящих размалеванных индейцев, вооруженных дальнобойными ружьями, револьверами и карабинами.

Джеймс Лонг, начальник обоза, выкрикивал команды, а его испуганные люди торопливо образовывали круг, поставив мулов в центр. Люк спешился, чтобы помочь соорудить защитный бруствер из мешков с зерном.

Но времени им не хватило. Быстрота и неожиданность нападения оставили бледнолицых совершенно беззащитными перед полутора сотнями гикающих воинов, которые сужающимися кругами скакали вдоль повозок и стреляли с устрашающей меткостью. Джеймса Лонга убили сразу же. Через несколько минут были мертвы еще четверо. Зная, что прятаться среди повозок бессмысленно, Люк громко крикнул, стараясь перекрыть леденящие кровь звуки схватки:

— Это бесполезно! Нам нужно спасаться бегством!

Белые что было мочи побежали под укрытие находящихся в двух милях от них деревьев, отстреливаясь на ходу от окружавших их индейцев.

Люк Барнз даже не почувствовал, как пуля раздробила ему позвоночник, лишив способности двигать ногами. Он услышал топот боевого коня, и молодой ухмыляющийся воин, соскочив с тяжело дышащего и фыркающего животного, направился прямо к нему. За секунду до того, как коричнево-красное лицо склонилось над Люком, на солнце набежало облако. В это мгновение Люк Барнз понял, что ему не суждено снова увидеть солнечного света.

Над ним склонилось свирепое лицо, и полуобнаженный дикарь уселся ему на грудь. Когда воин потянулся за висевшим у него на поясе острым охотничьим ножом, Люк оказал яростное сопротивление послушной ему верхней половиной тела. Его сильные руки опрокинули индейца на землю и остановили нож. Отчаянно боровшийся за свою жизнь, Люк не почувствовал, как в его широкую спину вонзился томагавк. Жизнь медленно уходила из него. Два победоносно улыбающихся воина перевернули его на спину.

Люк не видел их радостных лиц. Перед его глазами всплыл образ красивой юной девушки со светлыми шелковистыми волосами, обрамлявшими милое лицо, и сияющими от счастья глазами. Она ласково звала Люка.

— Сюзетта, — пробормотал он и сжал красный шелковый шарф загорелой ладонью, которую уже кромсали два индейца.

— Позвольте предложить вам сигару, генерал Шерман?

Остин Бранд обаятельно улыбнулся сидевшему на противоположном краю стола коренастому мужчине. Был уже поздний вечер, и генерал чувствовал себя усталым после долгого путешествия. Вместе со своей охраной он приехал в Форт-Ричардсон к обеду и едва успел поесть, когда в форт прибыла делегация взволнованных жителей Джексборо, желавших встретиться с генералом.

Остин Бранд, Блейк Фоксуорт и еще несколько встревоженных членов общества рассказали усталому генералу, что индейцы из резерваций свободно кочуют по прериям, убивая местных жителей, угоняя лошадей и пугая население своими зверствами.

Генерал Шерман взял предложенную сигару, откусил кончик, чиркнул серной спичкой и выпустил облачко дыма. Покатав сигару между большим и указательным пальцами, он одобрительно кивнул Остину.

— Черт возьми, генерал! — Блейк Фоксуорт хлопнул худой ладонью по столу. — Если в ближайшее время армия не вмешается в ситуацию с индейцами, на севере Техаса вообще никого не останется. Здесь небезопасно жить. Индейцы знают, что могут свободно совершать набеги, а затем укрываться в резервациях, где их запрещено преследовать! Это же бессмысленно! Какая польза от гарнизона этого форта, если солдаты не могут и пальцем тронуть бандитов, как только те пересекут Ред-Ривер?

Взглянув на доктора с благожелательной улыбкой, генерал вынул сигару изо рта.

— Джентльмены, я вижу, что честные люди Джексборо напуганы, но думаю, что большая часть этих страхов не обоснованна. Я уверен, что имели место отдельные инциденты, когда индейцы угоняли ваших лошадей, но не вижу…

Внезапно поднялся Остин Бранд:

— Мы чертовски устали от того, что Вашингтон смотрит на нас только как на досадную помеху, генерал Шерман. Мы пришли сюда заявить вам, что жить в этой части страны небезопасно. Дикари совершают набеги в непосредственной близости от форта. Это поможет вам понять, генерал, насколько они уважают эти войска, имеющие хорошие намерения, но совершенно неэффективные. Говорят, солдаты не раз находили дымящиеся угли на стоянке индейцев, но им ни разу не удавалось догнать краснокожих.

— Послушайте, мистер Бранд, я… — Генерал побагровел.

— Нет, генерал Шерман, это вы послушайте! Меньше двух месяцев назад четверо чернокожих солдат были убиты и оскальпированы на той самой дороге, по которой вы сегодня ехали. Там действительно небезопасно. Вы имеете дело не с кучкой пугливых старых дев, боящихся собственной тени. Нет, генерал, мы приехали сюда, чтобы рассказать об убийствах, пытках и грабежах, и настаиваем, черт побери, чтобы с этим было покончено!

Остин покраснел, поднес руку к тесному воротнику рубашки и рывком расстегнул его.

Генерал пристально посмотрел на человека, так пылко излагавшего свои доводы.

— Мистер Бранд, уже поздно, и мне необходимо немного отдохнуть, но заверяю вас, что когда я прибуду в Форт-Силл, находящийся на индейской территории, то проверю, соответствуют ли действительности ваши обвинения в том, что индейцы получают оружие и амуницию в форту. В это трудно поверить, но я обязательно проведу расследование.

Насмешливо фыркнув, один из членов делегации поднялся и отодвинул свой стул.

— Мы тоже можем уйти. Это пустой разговор. — Он посмотрел на генерала и холодно добавил: — Эти индейцы вооружены лучше, чем мы, и они отвозят к себе в лагерь украденные у нас товары. Выясните и это, если уж вы намерены заняться расследованием.

Члены делегации мрачно удалились, чувствуя, что почти ничего не достигли. Тучи, сгущавшиеся с полудня, разразились весенней грозой. Когда Остин и Блейк вышли на крыльцо квартиры генерала, лил сильный дождь. Опасаясь ехать домой в такой ливень, они стояли на длинной галерее и разговаривали, надеясь, что дождь скоро утихнет. Мужчины тихо беседовали, когда по ступенькам поднялся взволнованный молодой капитан и пригласил генерала Шермана в госпиталь форта.

Дверь комнаты генерала открылась. Даже стук дождевых капель, барабанивших по навесу крыльца, не мог заглушить разговор.

— Генерал Шерман, сэр, — взволнованно начал молодой капитан, — мой командир послал меня немедленно просить вас прийти в госпиталь.

— В чем дело, капитан? Уже поздно. Что-то случилось? — Усталый генерал потер глаза.

— Да, сэр. Только что в форт пришел раненый. Он и еще двенадцать человек из обоза Уоррена подверглись нападению индейцев, генерал Шерман. Они опять нанесли удар.

Блейк Фоксуорт обменялся взглядами с Остином Брандом, и они вдвоем последовали за генералом через плац к госпиталю форта. Там лежал бледный от потери крови Томас Брейзель, мучаясь от сильной боли, вызванной пулевым ранением и торчащей из ноги стрелой. Хирург форта старался облегчить его страдания. Находившийся в полном сознании Брейзель повторил пораженному генералу то, что уже рассказал собравшимся вокруг офицерам.

Предложив помочь обработать раны Томаса, Блейк внимательно выслушал вселяющий ужас рассказ. Когдараненый сказал, что сомневается, удалось ли еще кому-нибудь спастись, Блейк похолодел от страха и начал убеждать себя, что Люк Барнз имел хорошие шансы остаться в живых. Он молод и силен. И если Брейзель с раненой ногой убежал от дикарей, то юный Люк точно ускользнул от них.

Всю ночь лил проливной дождь. Генерал Шерман, потрясенный жутким рассказом раненого Брейзеля, вызвал полковника Рональда Маккензи — индейцы называли его Вождь Без Указательного Пальца и относились к нему со страхом и уважением — и распорядился, чтобы тот взял Четвертый кавалерийский эскадрон армии Соединенных Штатов и направился на запад, к месту резни.

На рассвете, перед отправкой в прерию Солт-Крик, полковник построил своих людей на покрытом лужами плацу. Под непрекращающимся дождем сонные солдаты садились на лошадей. Им хотелось провести хотя бы еще несколько минут в казармах, а не отправляться в неприятное путешествие сначала к месту кровавой драмы, а затем в расположенный на индейской территории Форт-Силл, чтобы догнать ненавистных дикарей, виновников трагедии. Блейк Фоксуорт и Остин Бранд твердо заявили генералу Шерману, что намерены отправиться в прерию Солт-Крик вместе с отрядом полковника Маккензи. Генерал смущенно посмотрел на них.

— Я уверен, джентльмены, что полковник Маккензи будет рад вашему обществу. Пожалуйста, присоединяйтесь к отряду. Если хотите, можете доехать до Форт-Силла. Там я встречусь с полковником Маккензи и позабочусь о том, чтобы обстоятельства этого непростительного и незаконного нападения были тщательно расследованы, а виновные строго наказаны.

В сером предутреннем свете полковник Маккензи и его отряд тронулись в путь. Воротники плащей у солдат были подняты, с широких полей их шляп стекала вода. Блейк и Остин пристроились в арьергарде. Оба успели съездить домой, чтобы переодеться и предупредить жен. Когда Блейк вполголоса разговаривал с Лидией, Сюзетта мирно спала, не зная, что отец приехал домой.

Одетый и готовый вернуться в форт, Блейк взглянул на свою обезумевшую от ужаса жену.

— Дорогая, пожалуйста, постарайся не волноваться. Есть надежда, что Люк спасся. Брейзель сказал, что не знает, кого убили, а кому удалось убежать. Люк еще до рассвета может появиться в городе или форту. Ложись в постель, дорогая, и постарайся заснуть. Ничего не говори Сюзетте. Она будет ждать Люка только завтра, когда будут известны точные сведения.

Прильнув к мужу, Лидия кивнула и прижалась щекой к его плечу. Глотая слезы, она тихо прошептала:

— Я так боюсь, Блейк. Тебе обязательно нужно ехать с ними? Он погладил жену по голове.

— Я разбужу Ната и прикажу ему охранять тебя и Сюзетту. Мне необходимо ехать, Лидия. Если кто-то остался жив, то я помогу доктору Патски, полковому врачу.

— Конечно. Возможно, ты спасешь кому-нибудь жизнь. Иди, милый, а я помолюсь за тебя.

Блейк поцеловал жену и вышел. Он вернулся в форт, когда отряд строился на залитом дождем плацу. Остин Бранд на своем сером жеребце по кличке Конфедерат появился через пять минут после доктора.

После нападения индейцев прошло двадцать четыре часа. Когда полковник Маккензи и его отряд добрались до места, где произошла резня, дождь прекратился, выглянуло солнце, а ярко-голубое техасское небо очистилось от туч. Стоял чудесный весенний день, но глазам людей предстала жуткая картина.

Приготовившись к худшему, Блейк Фоксуорт спешился и приступил к своим тягостным обязанностям. Остин Бранд тоже спрыгнул с лошади, не переставая ругаться вполголоса;

— Черт бы их всех побрал! Чтоб они провалились в преисподнюю! Кровожадные краснокожие подонки!

Блейк коснулся первой жертвы. Человек был раздет и изуродован; ему вспороли живот, вынули внутренности, а вместо них натолкали углей, которые давно погасли от дождя. Вторая жертва подверглась такой же пытке. Ему отрезали большие пальцы рук и ног, а половые органы затолкали в рот. Тело лежало в луже глубиной в два дюйма и страшно раздулось. Узнать его было невозможно.

Склонившийся над телом Блейк покачал головой, не веря своим глазам. Он много раз сталкивался с человеческими страданиями, но никогда не встречал ничего подобного. Услышав громкие звуки рвоты, он поднял голову и увидел своего друга Остина Бранда, прижимавшего руки к животу. Остина Бранда, который провел четыре года в армии конфедератов и участвовал в самых кровавых сражениях этой войны. Остина Бранда — огромного и бесстрашного. Остина Бранда — пионера, который провел детство в безлюдных равнинах Техаса, сражаясь с дикими зверями и еще более свирепыми и кровожадными двуногими за право жить здесь. Остин Бранд, всегда внушавший уважение Блейку Фоксуорту, стоял на коленях, скрючившись в приступе рвоты, и по его загорелым щекам текли слезы.

Блейк поднялся и двинулся к следующим жертвам, надеясь найти кого-то живого, хотя в глубине души прекрасно понимал, что все, включая Люка Барнза, мертвы.

Следующий человек, которого увидел доктор, вероятно, дорого продал свою жизнь. За свою храбрость он мучился больше товарищей. Бедняга, который отстреливался от нападавших из повозки, был ранен. Его привязали к колесу, разожгли костер и медленно поджарили живьем. Блейк знал, что этот человек был еще жив, когда началась пытка. Его почерневшие конечности были вытянуты и скручены.

Печальный осмотр продолжался. Среди упавших мешков в лужах воды плавало зерно, повсюду валялись стрелы. Доктор Фоксуорт и Остин Бранд вместе с полковником Маккензи и его солдатами бродили среди мертвых мулов, разлетевшихся шляп, обрывков одежды и других пропитанных водой свидетельств яростной схватки. Из большинства трупов, раздувшихся от дождя, торчали стрелы. Каждое тело могло принадлежать Люку Барнзу: идентифицировать их было практически невозможно. Но Блейк чувствовал, что все еще не нашел парня.

Он помассировал онемевшие мышцы шеи и обвел печальными глазами картину смерти и разрушения. В пятидесяти ярдах от него полоскался на ветру красный шарф.

Блейк с бьющимся сердцем направился туда, подошел к Люку и опустился рядом с ним на колени. Из одежды на теле остался лишь мокрый шарф. Блейк осторожно коснулся красного шелка. Потрясенный, он увидел аккуратно вышитую букву «Л», и с его губ сорвался стон отчаяния.

В Люка всадили несколько пуль. Одну руку отрубили, язык был вырезан. В некогда блестящих зеленых глазах парня застыл ужас.

Глава 4

Они похоронили погибших в прерии, там, где те встретили свою смерть. Двое гражданских повернули домой, а Маккензи со своим отрядом двинулся на север, к Ред-Ривер и индейской резервации Форт-Силл.

Усталые и грязные солдаты достигли форта 4 июня. Генерал Шерман уже побывал здесь и отправился дальше, но оставил распоряжение полковнику Маккензи, чтобы тот доставил трех вождей, ответственных за это бессмысленное нападение, в Техас, где их будут судить за убийство.

Пленников передали полковнику 8 июня. Закованных в наручники и ножные кандалы трех вождей посадили в фургоны, чтобы отвезти в Джексборо. Сатанк, старейший вождь племени кайова, которого агент квакеров называл «самым подлым индейцем в резервации», отказался сесть в фургон, заявив, что живым в Техас не поедет. Сатанк, огромный семидесятилетний мужчина с густыми усами и бородой, был предводителем «Вожаков» — высшего военного ордена племени кайова, каждый член которого поклялся вернуться со славой с поля боя или умереть.

Четыре солдата затолкали Сатанка в фургон. Рядом с ним устроились два охранника. Сатанта и Большое Дерево были помещены в одну повозку, и к каждому приставили караульного. Когда обоз тронулся в путь, сквозь топот копыт и скрип фургонов послышались душераздирающие звуки. Это Сатанк завел песню смерти. Несмотря на жаркий, безветренный июньский день, он накинул на плечи и голову цветастую накидку. Два молодых капрала, которые сидели на полу рядом с Сатанком, прислонившись спинами к сиденью фургона и зажав между ног карабины, пристально смотрели на странного старика вождя. Волосы у них на голове встали дыбом, лежащие на спусковых крючках пальцы вспотели.

Сатанк скрючился под накидкой и методично грыз собственные запястья, без устали работая острыми зубами. Когда обоз приблизился к Кэш-Крик, старый вождь высвободил из наручников окровавленные руки, издал пронзительный крик и бросился на одного из капралов с острым ножом для снятия скальпов, спрятанным в набедренной повязке.

Когда старый вождь вскочил, двое юных капралов кубарем выкатились из фургона, оставив там свои карабины. Сатанк радостно схватил оружие и прицелился в ближайшего охранника. Карабин дал осечку.

Пуля, пронзившая обнаженную грудь Сатанка, сбила его с ног. Вождь с трудом поднялся и снова попытался выстрелить из карабина. Вторая пуля вошла ему в грудь и вышла через спину.

Сатанк был мертв. Его тело вынесли из фургона и положили у дороги. Людям из его племени было позволено забрать его в резервацию и похоронить.

Хитрый старый вождь привел в исполнение свой план. В самом начале путешествия он подозвал к себе ехавшего рядом вождя племени кэддо и мрачно объявил:

— Скажи моим людям, что я умру у дороги. Они найдут там мои кости. Пусть подберут их и привезут домой. Скажи народу кайова, чтобы они вернули мулов и больше не совершали набегов. Пусть поступают так, как говорит им представитель правительства. — Губы старого вождя скривились в дьявольской усмешке, и он добавил: — А ты можешь взять мой скальп.

Как только тело Сатанка вынесли из фургона, отряд продолжил путь, а к Сатанте и Большому Дереву была приставлена дополнительная охрана. Все сто двадцать пять миль до Джексборо вождей бдительно охраняли усталые молодые солдаты. По ночам индейцев укладывали распластанными на землю, крепко связав сыромятными ремнями щиколотки и запястья.

В последнюю ночь перед прибытием в Форт-Ричардсон вожди лежали на земле. Более молодой, Большое Дерево, спал. Черные глаза Сатанты скользили по небу, как будто вождь задавал себе вопрос, не в последний ли раз он спит под одеялом из звезд, дышит свежим воздухом прерий, слышит вой койота, вдыхает дым костра. Повесят ли его бледнолицые или — того хуже — посадят в клетку, как животное? Или запрут в свою тюрьму, где он будет заживо гнить, пока его кожа не станет бледной, а тело не ослабеет? Неужели ему больше никогда не придется отведать мяса жареного бизона, любить женщину, вести воинов в бой?

Одинокая слеза прочертила соленую дорожку по его красно-коричневой щеке, но он не мог поднять руку, чтобы смахнуть ее.

В сгущающихся сумерках Блейк, Лидия, Остин и Бет Бранды сидели на просторной веранде. Мужчины курили послеобеденные сигары, а женщины пили кофе. На лужайке перед скромным домом Фоксуортов Дженни Бранд с воодушевлением гонялась за светлячками. Каждый раз, когда ей удавалось поймать очередного мерцающего жучка, радостные крики девочки нарушали тишину вечера.

Мисс Фоксуорт стояла в своей спальне у высокого раскрытого окна и смотрела в сгущающуюся темноту июньского вечера. Сюзетта всегда любила июнь в Техасе, но в этом юлу она не испытывала никакой радости. И больше никогда не испытает. Ее любимого жестоко убили. Больше нет них искрящихся зеленых глаз, этих вьющихся рыжих волос. Больше не будет сладких поцелуев при лунном свете. Никогда его сильные руки не обнимут ее.

Люк погиб почти месяц назад. Слезы Сюзетты иссякли. После первых вспышек горя она сделалась странно спокойной. С момента встречи с Люком Сюзетта точно знала, какой будет ее жизнь. Они поженятся, заведут детей и будут жить в мире и согласии, работая бок о бок, чтобы стать уважаемыми владельцами собственного ранчо — места, которым будут гордиться и которое оставят в наследство своим детям.

В мгновение ока мечты Сюзетты превратились в дым. Ей не суждено стать женой, матерью, другом. Если она не может выйти замуж за Люка Барнза — значит, вообще не выйдет замуж. Только в этом Сюзетта была твердо уверена в тот июньский вечер.

В комнате становилось душно и слишком жарко. Девушка молча спустилась на боковую веранду и глубоко вздохнула. Со стороны фасада до нее доносились приглушенные голоса. Беседовали только мужчины, поскольку Лидия, Бет и Дженни, не пожелавшая расстаться со своими драгоценными светлячками, вошли в дом, чтобы принести свежей клубники и сливок. Сюзетта невольно подслушала разговор.

— Остин, я беспокоюсь за нее, — сказал отец. — Мне нужно чем-то заинтересовать Сюзетту, но у меня ничего не получается. На прошлой неделе я предложил ей поехать осенью в Форт-Уэрт и поступить в колледж. Она в ответ только покачала головой и вышла из комнаты.

— Мне больно слышать это, доктор, — отозвался низкий голос Остина. — Бедная маленькая Сюзетта! Какая ужасная трагедия для нее. Но она молода, и она поправится.

— Конечно, поправится, — согласился Блейк. — Только очень жаль терять драгоценные дни юности. Когда доживете до моих лет, Остин, поймете, как быстро все проходит.

— Я знаю.

Несколько минут они сидели в молчании, а затем Остин понизил голос:

— Вы, наверное, слышали, что их привезут завтра.

— Да, — ответил Блейк. — Все мои пациенты только об этом и говорят. Полагаю, весь город выйдет на улицу, чтобы взглянуть на вождей.

— Я тоже буду там, — признался Остин. — Хочу видеть, как Сатанту и Большое Дерево привезут сюда, чтобы судить за убийство. Сколько себя помню, я слышал рассказы о жестокости Сатанка и уме Сатанты. Мой редактор сказал, что завален запросами корреспондентов восточных газет по поводу предстоящего процесса. Говорят, отель «Уичито» забит репортерами.

— Ничего удивительного. Возможно, я буду присутствовать на заседаниях суда, но только не завтра. Мне нужно поехать на ферму «Маунт-Гекла» и взглянуть, как заживает сломанная нога Бена Тейлора. Счастье, что он не лишился ее.

Утро пятнадцатого июня выдалось ясным и теплым. Сюзетта поднялась рано и надела простенькое ситцевое платье в синюю и белую клетку. Она туго сколола на затылке свои густые белокурые волосы и сняла со столбика кровати шляпку от солнца. Зная, что отец к этому времени должен был уехать в «Маунт-Гекла», Сюзетта спустилась к завтраку. Она была уверена, что мать разрешит ей провести день у Анны. Нервно разгладив складки платья, Сюзетта вздохнула и вошла в кухню, где завтракала мать.

Взглянув на дочь, Лидия радостно улыбнулась: Сюзетта оделась, причесалась, и щеки ее слегка разрумянились.

— Милая, — Лидия взяла Сюзетту за руку, — как приятно снова видеть тебя за завтраком! Положить тебе овсяные хлебцы или яичницы с ветчиной?

— Я не голодна, мама, и у меня нет времени.

— Нет времени… Дорогая, куда ты собралась? Почему ты…

— Я хочу провести день с Анной. Она учится шить, и у нее есть новый отрез органзы чудесного зеленого оттенка, — ответила Сюзетта.

Лидия испытала облегчение, заметив, что у дочери появились признаки выздоровления.

— Это прекрасно, милая. Я рада, что ты хочешь научиться шить. На следующей неделе мы как-нибудь пройдемся по магазинам и купим несколько отрезов. Если хочешь, я помогу тебе сшить повое выходное платье.

— Спасибо, мама, это будет просто замечательно. А теперь, если не возражаешь, я пойду, пока не стало слишком жарко. — Сюзетта повернулась к двери.

— Сюзетта! — окликнула ее мать.

— Да? — Девушка знала, что за этим последует.

— Дорогая, утром папа взял коляску. Так что тебе придется поехать к Анне верхом.

— Вот и прекрасно. — Сюзетта выскользнула за дверь.

— Тогда почему ты надела платье? — Лидия последовала за дочерью. — Ты всегда предпочитала брюки для путешествий верхом. Сюзетта, зачем ты надела свое выходное платье?

Сюзетта обернулась:

— Ты же всегда выражала желание, чтобы я вела себя как подобает леди. Вот я и решила тебя обрадовать, надев платье. Я скажу Нату, чтобы он взял для Глории старое дамское седло. А теперь мне правда нужно идти. — Девушка выскользнула из объятий матери и поспешила к конюшням.

— Закрой дверь, — тихо сказала Сюзетта, когда они с Анной вошли в большую спальню на втором этаже дома Норрисов.

Анна закрыла тяжелую дубовую дверь и, прислонившись к ней спиной, вопросительно взглянула на подругу.

— В чем дело, Сюзетта? Еще что-нибудь случилось? — Анна взяла подругу за руку. — Скажи мне.

— Ты знаешь, что сюда везут индейских вождей, которые убили Люка? Они должны прибыть сегодня! — Глаза Сюзетты сверкали.

Анна потупила взгляд и кивнула:

— Да, знаю. — Она подняла голову и посмотрела на Сюзетту. — Я не могла сказать тебе, Сью. Я обещала ничего не говорить тебе, чтобы тебя не расстраивать. Мы все так беспокоились за тебя, и я боялась, что…

— Не важно. — Сюзетта усадила подругу на кровать и рассказала ей свой план. — Анна, мы с тобой поедем в город. Я хочу взглянуть на кровожадных дикарей, убивших моего Люка.

— О нет, Сюзетта, нет! — воскликнула она. — Мы не должны этого делать! Тебе от этого будет только хуже. Зачем сыпать соль на раны? Побудь сегодня у меня. Мы попросим кухарку упаковать нам корзинку с ленчем, возьмем лошадей и…

— Анна Норрис, я собираюсь в город, чтобы увидеть этих вождей, — с тобой или без тебя. Я хочу, чтобы их лица навсегда запечатлелись в моей памяти. Раньше я никогда не испытывала ненависти к индейцам и думала, что они тоже люди, то теперь изменила свое мнение.

— Сюзетта! Сюзетта! — вскрикнула взволнованная Анна. — Ты пугаешь меня. Я никогда не слышала от тебя ничего подобного. Ты не в себе. Может, ляжешь? Я принесу воды.

Взгляд Сюзетты немного смягчился.

— Не волнуйся, Анна. Я не хотела тревожить тебя. Просто я очень переживаю случившееся. Пожалуйста, пообещай, что поедешь в город со мной.

— Отец и мать знают о твоих намерениях? — Темные брови Анны слегка приподнялись.

— Нет, не знают. Папа рано утром уехал и не вернется до вечера. А твой отец дома?

— Он еще вчера отправился в Форт-Уэрт. Думаю, можно сказать маме, что я решила провести день с тобой. Если мы поедем, то нам следует держаться подальше от толпы. Никому не нужно знать, что мы были там.

Солнце поднялось уже высоко, и день становился знойным. Обитатели небольшого поселка высыпали на улицу, чтобы взглянуть на пленных вождей, и в воздухе ощущалась атмосфера праздника. Дамы, раскрыв над головами изящные зонтики, восседали в колясках и сплетничали с подругами и соседями. Дети кричали и гонялись друг за другом. Мужчины собирались группами и оживленно обсуждали кровожадных краснокожих, которые скоро получат по заслугам.

— Я хочу подойти ближе. — Сюзетта потянула Анну за рукав и стала пробираться сквозь толпу.

— Сюзетта Фоксуорт! Нам не следовало быть здесь — разве ты не помнишь? Нас увидит весь город.

— Мне все равно. Я подойду к этим дикарям поближе, так, чтобы можно было протянуть руку и коснуться их.

— Нам вообще незачем было сюда приезжать. Мы должны…

Анна внезапно умолкла. По толпе прокатился низкий гул, усиливавшийся с каждой минутой. Все взгляды обратились в одну сторону, и те, кто ожидал увидеть жалкого, раскаявшегося и испуганного краснокожего, были разочарованы. Сатанта, своим умом заслуживший прозвище Оратор Равнин, оказался сорокалетним мужчиной в расцвете сил. Всю его одежду составляли набедренная повязка и мокасины. Густые иссиня-черные волосы спадали ему на плечи, а на затылке красовалось перо орла.

Если бы Сатанта изредка не моргал своими черными глазами, можно было бы подумать, что он высечен из камня. Его гордое и красивое лицо выражало отвращение к любопытству белой расы, которую он ненавидел каждой клеточкой своего могучего тела. Не произнеся ни слова, не сделав ни единого движения, он дал ясно понять, как относится к скользящим по нему жадным взглядам.

Сюзетта, сжимавшая вспотевшими руками шляпку, стояла у самого края толпы. Им с Анной удалось пробиться вперед, и сопровождавший пленников отряд остановился прямо перед ними. Двое индейцев оказались не дальше чем в двадцати пяти футах от девушек. Молодой вождь Большое Дерево не производил такого сильного впечатления — обыкновенное лицо, более бледная кожа, нервный вид. Мельком взглянув на него, Сюзетта вновь перевела глаза на Сатанту. Заиграл оркестр. Большое Дерево взволнованно смотрел на поднявшуюся вокруг суматоху, и казалось, он сейчас улыбнется. Но Сатанта остался невозмутим. Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой.

Кровь застучала в висках у Сюзетты, пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а желудок скрутили спазмы. К горлу подступала тошнота, струйки пота бежали по спине. Не отрывая взгляда от полуобнаженного вождя, девушка представляла себе, как этот могучий краснокожий склонился над неподвижным Люком и в воздухе мелькнул длинный острый нож для снятия скальпов. Рука с ножом опускалась все ниже и ниже… Сюзетта почувствовала дурноту.

В это мгновение Сатанта медленно повернул голову. Черные блестящие глаза остановились на девушке. Она открыла рот, чтобы закричать, и бросилась к нему, движимая жаждой мести. Но тут ноги ее подкосились, и Сюзетту окутала тьма.

— С ней все будет в порядке, Анна. Не волнуйся, — произнес низкий звучный голос совсем рядом с Сюзеттой.

Она вынырнула из тумана беспамятства и увидела склоненное над ней лицо Остина Бранда. Сюзетта сидела в его крытой коляске, прислонив голову к мягкой кожаной обивке. Остин сидел рядом с ней и прижимал влажный носовой платок к ее лбу. Лиф клетчатого платья девушки был расстегнут до самой груди. Рядом с коляской стояла взволнованная Анна и обмахивала Сюзетту шляпкой.

— Тебе лучше, милая? — ласково улыбнулся Остин.

Сюзетта попыталась подняться и, не понимая, что произошло, взглянула в его гладкое, загорелое лицо.

— Нет, Сюзетта, не пытайся пока вставать. — Остин вновь опустил девушку на сиденье и приложил к ее шее прохладный носовой платок. — Ты упала в обморок, милая. Уверен, это от жары. Тебе не следовало снимать шляпку. К счастью, я стоял неподалеку и увидел, что ты лишилась чувств. Мне трудно поверить, что родители разрешили вам одним отправиться в город. — Он вскинул свои густые брови. — Так?

Анна потупила взгляд и переступила с ноги на ногу. Сюзетта посмотрела прямо в серые глаза Остина.

— Они ничего не знали. А теперь узнают. Нас видел весь город, и мне кажется, что почти все заметили, как я упала в обморок.

Остин улыбнулся:

— Я не могу упрекнуть вас за желание посмотреть на вождей. Как бы то ни было, теперь, когда суматоха утихла и дикарей препроводили в тюрьму, полагаю, вам следует вернуться. Я отвезу тебя домой, Сюзетта. Не спорь. — Остин повернулся к Анне: — Буду счастлив захватить и тебя, Анна. Садись в коляску, а я приведу лошадей.

— Большое спасибо, мистер Бранд, но мне недалеко, и я не больна. Я поеду домой на своей лошади.

Когда Остин Бранд сел в коляску рядом с ней, Сюзетта взяла его за руку и тихо сказала:

— Мистер Бранд, мне очень неловко, что я причиняю нам беспокойство. Вы не представляете себе, как я презираю этих дикарей. Моя ненависть так сильна, что я чувствую себя больной.

— Ты не можешь ненавидеть Сатанту больше, чем я.

Сюзетта никогда в жизни не видела такого злого лица, особенно у Остина Бранда.

— Вы чем-то расстроены, мистер Бранд? — встревоженно спросила она.

— Прости, милая. — Остин быстро взял себя в руки. — Забудем об этом. Откинься на сиденье и отдыхай.

По пути домой Остин Бранд использовал все свое обаяние, чтобы поднять настроение девушки. Сюзетта его почти не слушала: ее мысли были по-прежнему прикованы к Сатанте. Она отвечала на вопросы Остина, но ей трудно было сосредоточиться на том, что он говорил.

— Сюзетта? Что случилось? Что ты так смотришь на меня?

— Я… простите. Я просто подумала, что хотя вы в костюме, кажется, совсем не страдаете от жары. А я в легком платье упала в обморок. Непонятно.

— Я пропустил пару стаканчиков крепкого виски перед тем, как ехать в форт, — улыбнулся ей Остин. — Самое лучшее средство для поднятия духа — это хороший глоток спиртного.

— Вы смеетесь надо мной, мистер Бранд!

— Конечно, дорогая, но только потому, что хочу снова увидеть милую улыбку на твоем хорошеньком личике.

Сюзетта потупила взгляд.

— Я знаю, что вела себя… ну… Мама и папа волнуются, я не сомневаюсь. Я не хотела этого, но я…

Остин ласково похлопал девушку по руке:

— Сюзетта, я знаю, как тебе тяжело. Люк был отличным парнем, и из него получился бы хороший муж. Это ужасная трагедия. Я очень тебе сочувствую, милая. Твой отец говорил, что ты не согласилась поступить в колледж в Форт-Уэрте.

— Верно.

— А как насчет путешествия в Европу на большом корабле?

— Мистер Бранд, у моих родителей нет таких денег…

— Я подумал, что это может быть наш с Бет тебе подарок к окончанию школы.

— Но у меня нет никакого желания ехать в Европу…

— Тогда, возможно, я еще что-нибудь могу сделать. У меня появилась идея, Сюзетта! — Серые глаза Остина сверкнули. — А не хочешь ли ты поработать в моей газете? Блейк говорит, что ты всегда вела дневник. Возможно, ты способна писать статьи, которые заинтересуют дам. Например, можно предлагать им какие-то рецепты, рассказывать о новинках моды и…

— Остин! Остин! Да, да! Я хочу писать для вашей газеты!

Девушка вспыхнула, глаза ее засияли, на губах заиграла улыбка, а пальцы в волнении крепко сжали руку Остина. Радуясь, что Сюзетта так оживилась, он обнял ее за талию и прижал к себе.

— Мне очень приятно, что ты этим заинтересовалась, милая. Хорошо, что у тебя появится занятие. Я поговорю с твоим отцом. Вечером ты узнаешь, нет ли у твоей матери каких-нибудь особенных рецептов, которые стоило бы напечатать, а я за обедом расспрошу Бет. Уверен, она поможет тебе.

— Вы меня неправильно поняли, Остин. Я не собираюсь вести колонку для женщин. Я намерена стать репортером. Я буду писать о новостях. Настоящих новостях!

— Но, Сюзетта, боюсь, это невозможно, — покачал головой Остин. — Репортерами бывают только мужчины, и я не могу позволить тебе заниматься этим. Едва ли ты понимаешь, что…

— Все я прекрасно понимаю! Вы считаете меня пустоголовой юной дурочкой, которая не знает…

— Минуточку, Сюзетта. Я вовсе так не думаю. Я прекрасно знаю, что ты умная и способная молодая женщина.

— Тогда, пожалуйста, Остин, позвольте мне стать репортером. Я хочу освещать процесс над индейскими вождями.

— Нет, милая, не могу. Откровенно говоря, я считаю, что тебе даже не нужно присутствовать на заседаниях суда. Разве ты забыла о сегодняшнем обмороке?

— Остин Бранд, в этом виновата жара.

— Неужели, милая? — лукаво усмехнулся Остин. — Мы с тобой одни, Сюзетта, так что можешь быть откровенна со мной. Тебе стало плохо от ненависти к этим дикарям. Именно поэтому ты и лишилась чувств.

— Это неправда!

— Нет, Сюзетта, правда! Но я никому не скажу. Послушай меня — я твой друг. Соглашайся на работу, которую я предлагаю тебе в газете. Сделай хорошую колонку. Господь свидетель, ты всегда чудесно выглядишь, а большинству дам в Джексборо не помешают советы, как следует одеваться. Ты согласна со мной? — Он так весело и ласково улыбнулся ей, что было невозможно не ответить на его улыбку. — Вот так гораздо лучше. Я знаю, что у тебя получится, Сюзетта. Если тебе не понравится, можешь уволиться в любой момент, и я обещаю, что не обижусь.

Несколько минут Сюзетта молчала. Несмотря на всю свою доброту, Остин решительно отклонил ее просьбу стать репортером, и переубедить его было невозможно. Наконец Сюзетта посмотрела на Остина и улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок:

— Спасибо, сто предложили мне работу в «Эхе», мистер Бранд. Возможно, вы правы. Я смогу писать статьи о моде и кулинарии. Я согласна.

Глава 5

Сюзетта горячо убеждала встревоженных родителей, что справилась со своим горем. Девушка гордо объявила, что Остин Бранд великодушно предложил ей работу в своей газете «Эхо прерий».

— Я очень благодарна мистеру Бранду за предоставленную мне возможность. Мне так нужно чем-нибудь заинтересоваться!

— Если это принесет тебе радость, Сюзетта, то мы не возражаем. — Отец ласково обнял ее худенькие плечи. — Каждое утро ты будешь отправляться в город со мной. Если я буду занят, тебя проводит Нат. Ты слишком молода, чтобы ездить одна. К тому же солдаты из форта постоянно толкутся на тротуарах возле редакции.

— Отец прав, Сюзетта. Если ты хочешь работать в этой газете, мы не станем препятствовать тебе. Но ты ни при каких обстоятельствах не будешь ездить в город одна, — добавила мать.

Это оказалось гораздо легче, чем предполагала Сюзетта. На следующее утро она встала рано, оделась поскромнее и поехала в город с отцом, который отправлялся в Росс-Вэлли, чтобы сделать его жителям прививки против оспы. Остин Бранд, безукоризненно одетый, тепло улыбаясь, ждал Сюзетту в редакции «Эха», располагавшейся на северной стороне городской площади.

Когда Блейк ушел, Остин представил Сюзетту своему редактору, хрупкому человечку болезненного вида с зеленоватыми глазами, венчиком редких седых волос, обрамлявших его голову, и светлой улыбкой, совершенно преображавшей его. Тот взял руку Сюзетты и с неожиданной силой сжал ее.

— Добро пожаловать, мисс Фоксуорт, очень рад! Мистер Бранд сказал мне, что вы будете новым редактором раздела мод в «Эхе прерий».

— Я… да, сэр, мистер Кич. Я буду упорно работать и знаю, что смогу многому у вас научиться. Бен Кич просиял:

— Не сомневаюсь, что вы умная молодая леди, поэтому быстро всему научитесь. — Он отвесил ей легкий поклон, кивнул Остину Бранду и удалился.

Остин подхватил Сюзетту под локоть, провел мимо лязгающих станков в заднюю часть комнаты и распахнул дверь, за которой скрывался прекрасно обставленный кабинет.

— Сюда, — сказал он и подвинул ей стул. — Здесь немного тише.

После того как девушка устроилась на стуле с высокой спинкой перед большим письменным столом красного дерева. Остин опустился в мягкое вращающееся кресло и посмотрел на нее.

— Это мой кабинет, Сюзетта, но ты можешь в любое время пользоваться им. Он не запирается, и если тебе захочется побыть одной, закроешься изнутри. Будь очень осторожна, проходя мимо станков. Если туда попадет твоя юбка, то может случиться беда. Я не могу предостеречь тебя от всего, дорогая. Ах да, снаружи часто слоняются солдаты, и иногда они бывают пьяны. Тебе следует соблюдать осторожность. Ты так красива, и я боюсь…

— Пожалуйста, мистер Бранд, — подняла руку Сюзетта. — Вы говорите в точности, как мой отец.

— Прости, милая. Наверное, это так и есть. Но послушай, я гожусь тебе в отцы и поэтому чувствую острую необходимость защитить тебя.

Остин поднялся и подошел к девушке. Она взяла протянутую руку и тоже встала:

— Мистер Бранд, я очень благодарна вам и обещаю не поднести вас.

Вечером Сюзетта села на кровать, скрестив ноги, и достала из письменного стола свой дневник. Она открыла потертую тетрадь в бархатном переплете и начала писать:

16 июня 1871 года.

Прошел почти месяц с того дня, когда мой дорогой Люк был убит жестокими дикарями. О, как мне хотелось бы незамеченной пробраться в тюрьму в Форт-Ричардсоне и убить этих кровожадных вождей! Я буду спать как невинный младенец с обагренными их кровью руками! Я живу только для того, чтобы услышать, как суд приговорит их к повешению.

Я благодарна другу нашей семьи Остину Бранду. Я согласилась работать в его газете и твердо намерена освещать судебный процесс, хотя и не получила его разрешения. Это единственная причина, побудившая меня взяться за эту работу. Ведь нет ничего скучнее, чем писать дурацкие заметки об одежде и прическах. Какое значение имеют эти легкомысленные вещи, когда Люк мертв, а звери, виновные в его смерти, находятся здесь, в Джексборо, и в эту самую минуту ложатся спать! Какая уж тут женская мода! Суд над презренным Сатантой — это единственное, что для меня важно.

На следующее утро Сюзетта пришла в редакцию газеты, зажав под мышкой несколько журналов мод.

— Доброе утро, мистер Кич. — Она сняла шляпку и откинула на спину длинные светлые локоны.

— Мисс Фоксуорт. — Он кивнул, и глаза его блеснули. — Мне кажется, вам захочется узнать, как работают все эти сложные машины.

Рука Кича описала широкую дугу. Он гордился новейшим оборудованием, приобретенным Остином Брандом для «Эха», и походил на ребенка, которому не терпится продемонстрировать свою новую игрушку.

Сюзетта приблизилась к нему и с воодушевлением кивнула. Она хотела, чтобы редактор с самого начала понял, что перед ним умная, ответственная, любознательная и компетентная девушка — словом, единственный человек, способный освещать судебный процесс. Возможно, ей даже придется заставить Кича забыть, что она женщина. Остин Бранд ничего не должен знать о ее планах. В любом случае Остин видит в ней только хорошенькую юную дочь своих добрых друзей. Со временем Сюзетта заставит его изменить мнение!

5 июля 1871 года, задолго до половины девятого утра, когда в здании суда на городской площади должен был начаться процесс над вождями индейского племени кайова, повозки, фургоны, коляски и телеги, заполнили всю площадь. В галантерейном магазине, кузнице и отеле «Уичито» толпились поселенцы, фермеры и ковбои. Солдаты из форта в синих мундирах смешались с вооруженными винтовками пастухами, добропорядочные дамы стояли рядом с девицами легкого поведения. Джентльмены из газет восточного побережья, вызывая насмешки техасцев своей одеждой и акцентом, пробивали себе дорогу в заднюю комнату галантерейного магазина. Там они угощались виски и бренди из перевернутых вверх дном бочонков — эту традицию приграничных жителей они всем сердцем одобряли.

Журналисты не любили шумных салунов, облюбованных преступными элементами Джексборо, этой отвратительной разновидностью людей, пугающих даже местных жителей. Салуны служили вторым домом для местных смутьянов вроде братьев Тейлор. Они были дерзкими ворами, подлыми и бесчестными, и порядочные граждане избегали их.

Сюзетта Фоксуорт неподвижно сидела в глубине семейной коляски, крепко стиснув сложенные на коленях руки. Широкие поля шляпы защищали ее нежную кожу от палящих лучей июльского солнца.

В этот памятный день она благодаря своей работе получила доступ к желанному месту в первом ряду переполненного зала суда. Небольшое помещение было забито до отказа. Толпа выплеснулась наружу и заполнила все вокруг. Зрители заслонили все окна, не давая возможности освежающему ветерку добраться до тех, кто находился внутри.

Сюзетта села между двумя высокими незнакомцами, положила на колени блокнот и, зажав в пальцах карандаш, обвела взглядом шумный зал. Ее отец и мать расположились сзади, с левой стороны от прохода. Анна Норрис, сидевшая между своими родителями, размахивала руками, стараясь привлечь внимание Сюзетты. Затем Сюзетта поймала взгляд Остина Бранда, стоявшего у дальней стены в щегольском летнем льняном костюме и со шляпой в руках. Он недоуменно смотрел на нее. Сюзетта опустила голову. Совсем скоро он поймет, почему она здесь находится.

Поднялась суматоха, привлекшая внимание Сюзетты. Через дверь в зал суда вошли двое вождей племени кайова, сопровождаемые двадцатью вооруженными мужчинами. На Сатанте и Большом Дереве были только накидки; кандалы их громко гремели. В сопровождении переводчика из Форт-Силла и адвоката они проследовали к скамье подсудимых.

Назначили присяжных, и окружной прокурор в нетерпении потер руки. Каждый из присяжных был вооружен. Пока зачитывали обвинение, Сюзетта с бьющимся сердцем наблюдала за индейцами. Сатанта с бесстрастным выражением красивого и жестокого лица слушал уговоры адвоката «не признаваться».

Адвокат подсудимых Том Болл открыл прения проникновенной речью в защиту обвиняемых, заявив, как «гордые краснокожие» страдали от того, что «их постоянно обманывали, лишали собственных земель, оттесняли все дальше и дальше на запад». Сюзетте Фоксуорт казалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди. Девушка до крови прикусила губу. Внезапно она посмотрела в глаза Сатанте и уловила в них одобрение. Затем поспешно перевела взгляд на Остина Бранда. Он тоже смотрел на Сатанту, и глаза его горели неподдельной ненавистью.

Сатанте позволили выступить в свою защиту. При первых звуках его низкого звучного голоса в зале суда установилась мертвая тишина. Глаза всех присутствующих были устремлены на красивого вождя, который произносил свою речь, устремив немигающий взгляд на вооруженных присяжных.

— Я никогда раньше так близко не видел жителей Техаса. Я оглядываюсь, смотрю на ваших воинов, на ваших скво и детей и говорю себе: «Если мне суждено вернуться к своему народу, то я больше никогда не буду воевать с вами». Я великий вождь своего народа и пользуюсь большим влиянием среди воинов моего племени. Они знают мой голос и прислушаются к моим словам. Если вы позволите мне вернуться к моему народу, я уведу своих воинов из Техаса. Я заставлю их уйти за Ред-Ривер, и это будет граница между нами и бледнолицыми. Я смою все пятна крови с этой земли, и воцарится мир. Техасцы смогут спокойно обрабатывать землю и пригонять свой скот на берег реки.

Сатанта сделал паузу и обвел своими черными глазами толпу. Легкая улыбка тронула его полные губы.

— Но если вы убьете меня, это будет искрой, от которой вспыхнет вся прерия. Будет большой пожар! Море огня!

Сюзетта никогда не слышала, чтобы кто-нибудь лгал так убедительно. Вождь — прирожденный актер, искусный оратор и обладающий природным магнетизмом человек — прямо-таки заворожил аудиторию. Сюзетта даже предположила невозможное. Неужели суд, зная, что он лжет, испугается дерзких угроз индейца и отпустит его на свободу?

Настала очередь свидетелей. Полковник Маккензи, переводчик из Форт-Силла и Брейзель — человек, выживший после резни, — рассказали все, что им было известно. Когда последний свидетель покинул трибуну, величественно поднялся окружной прокурор Лангем. Искусный юрист, он убедительно напомнил присяжным, а также публике, до отказа набившей помещение суда, что кровожадные вожди хладнокровно убили ничего не подозревающих жертв, пытали и увечили их без всякой причины и даже поджарили на медленном огне одного беднягу, приковав его к колесу фургона.

Сюзетта пристально наблюдала за присяжными, которые поднялись и удалились в угол зала. Они вернулись через несколько минут, и, прежде чем прозвучали первые слова, Сюзетта догадалась, каким будет вердикт.

— Присяжные вынесли решение? — Голос судьи Соварда звучал спокойно.

— Да, — ответил старшина присяжных.

— И каков будет приговор? Виновны или нет в убийстве эти индейские вожди — Сатанта и Большое Дерево?

— Виновны! — так громко, чтобы его слышали на площади, выкрикнул старшина присяжных. — Мы признаем их виновными!

Сюзетта облегченно вздохнула. Улыбаясь, она взглянула на Сатанту. Его глаза блеснули, когда суд приговорил вождей к повешению и назначил казнь на 1 сентября. На гордом и красивом лице индейца не отразилось никаких чувств.

Не обращая внимания на призывные жесты Анны и мрачные взгляды Остина Бранда, Сюзетта протискивалась через плотные ряды заполнивших проходы людей. В редакции она кинулась к своему маленькому письменному столу, достала из среднего ящика чистый блокнот и дрожащей рукой вывела заголовок:

«ЭХО ПРЕРИЙ»

5 июля 1871 года

Джексборо, Техас

ИНДЕЙСКИЕ ВОЖДИ ПРИЗНАНЫ

ВИНОВНЫМИ В УБИЙСТВЕ!

КАЗНЬ 1 СЕНТЯБРЯ!

В этот памятный день справедливость восторжествовала! Вожди племени кайова Сатанта и Большое Дерево, возглавлявшие бессмысленное нападение, известное как «расправа над обозом Уоррена», были признаны судом виновными в убийстве. Мужественные присяжные не испугались угроз, прозвучавших из уст красноречивого кровожадного дикаря по имени Сатанта.

Сатанте, дни которого теперь сочтены, не удалось запугать суд и избежать петли палача. 1 сентября этот краснокожий, известный как Оратор Равнин, будет повешен! Большое Дерево тоже последует на эшафот и разделит судьбу своего старшего товарища.

Карандаш Сюзетты буквально летал по бумаге. Закончив наконец свою эмоциональную статью, она бросилась к мистеру Кичу и вручила ему листки:

— Пожалуйста, мистер Кич, прошу вас! Прежде чем сказать «нет», просто прочтите, что я написала. Клянусь, это не так плохо.

Бен Кич начал читать. Через несколько минут, показавшихся Сюзетте вечностью, он поднял глаза на девушку:

— У вас настоящий талант, мисс Фоксуорт, Давайте отправим это в набор!

К немалому удовольствию и смущению редактора, Сюзетта обняла маленького худого человечка.

На следующее утро, ровно в девять, в редакции появился Остин Бранд. Кивнув редактору, он направился к столу Сюзетты. Под мышкой у него был зажат экземпляр «Эха прерий». Девушка не слышала, как он подошел — в комнате было слишком шумно, — и продолжала листать журнал мод, пока Остин не наклонился над столом и не назвал ее по имени.

Она вздрогнула и подняла голову.

— М… мистер Бранд. — Сюзетта поднялась. — Я не видела, как вы вошли.

— Полагаю, слишком увлеклась своим обозрением мод, — лукаво улыбнулся Остин. Его брови поползли вверх.

— Ну да… я была… я… — пробормотала Сюзетта, а затем, рассмеявшись, захлопнула журнал. — Нет! Вы прекрасно знаете, что нет. Что вы об этом думаете? Вы читали? Хорошо? Могу я продолжать писать репортажи?

Остин Бранд уронил газету на стол и поднял руки, сдаваясь.

— Пожалуйста, прошу тебя. Для такой юной девушки ты слишком агрессивна. Я прочел статью, дорогая, и вынужден с сожалением признать, что ты очень талантлива. Ни один мужчина не выполнил бы эту работу лучше. Я бы солгал, если бы стал утверждать обратное.

Глаза Сюзетты заблестели, и она схватила его за руку.

— Правда, Остин? Вы действительно считаете, что у меня получилось?

Он кивнул, похлопав ее по руке:

— Замечательная статья, Сюзетта! Я недооценивал тебя и вынужден принести свои извинения.

— Не стоит. Значит, вы позволите мне стать настоящим репортером? Только это имеет значение.

— Похоже, у меня нет выбора, — вздохнул Остин. — Правда, моя милая девочка?

— Совершенно верно. А теперь прошу меня извинить, Остин. У меня много работы. Поступило сообщение, что в Форт-Уэрте какой-то смуглый красивый негодяй, не старше восемнадцати лет, средь бела дня совершил дерзкое ограбление. Сумел уйти, захватив более восемнадцати тысяч долларов!

Глава 6

Меньше чем через месяц после знаменитого процесса смертная казнь двум кровожадным вождям была заменена пожизненным тюремным заключением. Под давлением руководителя департамента по делам индейцев президент Грант, опасавшийся после казни вождей полномасштабной войны, потребовал, чтобы губернатор Техаса смягчил наказание. Услышав эту новость, Сюзетта попросила у Бена Кича разрешения ненадолго отлучиться.

Кивнув помощнице, он увидел, как девушка направилась в заднюю часть здания, а затем вошла вкабинет Остина Бранда. Некоторое время Сюзетта стояла, прислонившись спиной к двери и борясь с яростью, какой раньше никогда не испытывала. Кровь стучала у нее в висках. Негнущимися пальцами она расстегнула высокий воротник платья и приказала себе не дрожать. Подойдя к большому дубовому столу Остина, девушка схватилась руками за его гладкий край и, крепко зажмурившись, вновь увидела перед собой гордое, красивое лицо вождя, его черные глаза, пристально смотревшие на нее.

— Если они не убьют его, то это сделаю я, — пробормотала Сюзетта и обошла вокруг письменного стола Остина.

Рывком открыв средний ящик, она шарила там, пока ее пальцы не коснулись отделанной перламутром рукоятки револьвера. Сюзетта знала, что Остин хранит его здесь.

Когда девушка спросила о револьвере мистера Кича, редактор не выразил удивления.

— Он принадлежит мистеру Бранду. Револьвер не заряжен, хотя в ящике есть и патроны. Это не особенно серьезное оружие, скорее — дамский пистолет. Мистер Бранд купил его для своей жены, но она пришла в ужас и отказалась взять его. Он принес оружие сюда, и с тех пор оно хранится в столе.

Сюзетта нашла патроны, тщательно зарядила маленький красивый револьвер. Она никогда не видела такого револьвера, но кое-что знала об огнестрельном оружии и не боялась его. Только потом девушка сообразила, что не захватила с собой сумочку. Положив револьвер на стол прямо перед собой, она повернула большое вращающееся кресло и подняла платье и нижнюю юбку, обнажив колени. Озорно улыбаясь, Сюзетта засунула заряженный пистолет под розовую подвязку на левом бедре. Твердая сталь приятно холодила теплую кожу. Не успела Сюзетта пробормотать: «Отличная работа» — и опустить юбку, как раздался стук в дверь.

— Можно войти, Сюзетта? — спросил Остин Бранд.

— Я… да, да, конечно, мистер Бранд.

Он вошел и закрыл за собой дверь; лицо его было мрачным.

— Я только что узнал новости, дорогая. Представляю, что ты сейчас чувствуешь.

— Как? — возмущенно спросила она. — Как это могло случиться? Это несправедливо, несправедливо! Они убили моего Люка и всех остальных! Почему они не должны заплатить за это своей жизнью?

Голубые глаза Сюзетты сверкали, щеки покрылись красными пятнами.

Понимающе кивнув, Остин открыл правый нижний ящик стола и достал оттуда початую бутылку виски.

— Присядь, пожалуйста, Сюзетта.

Она опустилась на стул, повернулась лицом к нему и увидела, как он достает с полки два стакана. Остин плеснул немного виски в каждый стакан и протянул один из них ей.

— Если тебя это утешит, милая, я считаю, что такой человек, как Сатанта, скорее предпочел бы умереть, чем про вести всю жизнь в тюрьме. Можешь себе представить, что он, привыкший к свободной жизни в прериях, будет навечно заперт в крошечной камере?

Он жестом предложил ей выпить.

— Но, Остин, я не могу… Я никогда в жизни не пила спиртного.

— Знаю, но я хочу, чтобы ты это выпила.

Сюзетта осушила стакан, помахала рукой перед своими горящими губами и подняла глаза на Остина. Он одним глотком выпил спиртное и поднялся.

— Ну? Чувствуешь себя немного лучше? Расслабилась?

— Да. — Она откинулась на спинку кресла.

Слепая ярость схлынула.

— Я рад. — Остин остановился прямо перед девушкой. — Сюзетта, отдай мне револьвер.

— Что? Я… я не понимаю, о чем вы говорите… Я никогда…

Остин наклонился над Сюзеттой и уперся большими ладонями в подлокотники кресла, лишив ее возможности встать.

— Я хочу получить револьвер, милая. — Рука Остина оторвалась от подлокотника и легла на подбородок девушки. Он мягко приподнял ее голову и заставил посмотреть себе в глаза. — Сюзетта, уверен, ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. Если ты не отдашь оружие, мне придется отобрать его у тебя силой.

Остин отпустил ее подбородок, выпрямился и отступил назад.

Сюзетта кинулась к двери. С удивительной проворностью Остин преградил ей путь. Заметив отчаяние девушки, он ласково попросил:

— Пожалуйста, Сюзетта, отдай мне револьвер, и я позволю тебе уйти.

— Нет! — крикнула она. — Не отдам! Я застрелю Сатанту! Вы слышите меня? Я лишу жизни это животное, убившее моего Люка! Вы не остановите меня — никто меня не остановит. Я хочу, чтобы он был мертв. Мертв! А теперь прочь с дороги!

Вздохнув, Остин схватил ее за руку и притянул к себе. Не обращая внимания на протесты девушки, он провел ладонью сначала по ее правому бедру, а затем по левому. Сквозь платье он почувствовал небольшой револьвер, пристроившийся на ее левом бедре.

— Сюзетта, я отпущу тебя. — Остин покачал головой. — А потом ты отвернешься и достанешь из-под юбки пистолет.

— Ни за что! Вы не заставите меня. Я сделаю это. Я убью дикарей!

Остин испугал ее. Сюзетта чувствовала, что он не шутит.

— Очень хорошо. — Остин повернул девушку спиной к себе, обхватил рукой ее тонкую талию и потянулся к юбке.

— Остановитесь! — в ужасе вскрикнула она. — Я… я отдам вам оружие. Отпустите меня, Остин.

— Нет. Я не отпущу тебя, пока револьвер не окажется у меня в руке.

Рука, обвившая ее талию, сжалась, и Сюзетта почувствовала, как его мощная грудь прижимается к ее спине и плечам.

— Но… но… револьвер у меня под нижней юбкой. Я должна…

— Знаю. Ты должна поднять платье, чтобы достать его. Сделай это. Я стою сзади и ничего не увижу. Мне нужен револьвер, и я начинаю терять терпение.

Сюзетта поняла, что Остин говорит серьезно, и подняла юбки.

— Закройте глаза, Остин, — едва слышно попросила она.

Наконец ее пальцы коснулись маленького револьвера, Сюзетта вытащила оружие и опустила юбки.

Остин забрал у Сюзетты револьвер и засунул его за пояс брюк. Девушка, слегка дрожа, прислонила голову к его широкой груди.

— Милая, — ласково прошептал ей на ухо Остин, — я хочу, чтобы ты знала — я все понимаю. Если бы я мог, то убил бы этих грязных дикарей — ради тебя… и ради себя самого. Я тоже ненавижу их, поверь. Но никому из нас не позволят подойти так близко, чтобы застрелить их. Вождей охраняют день и ночь. Со дня на день их переведут в тюрьму штата в Хьюстоне. Постарайся выбросить их из головы.

— Остин, — устало сказала Сюзетта и прислонилась к нему, еще не сообразив, что он уже отпустил ее. — Вы ведь не расскажете моим родителям, правда?

— О чем? — улыбнулся он.

Сюзетта повернулась лицом к нему.

— Благодарю вас, Остин.

— Я должен идти, Сюзетта. Теперь с тобой все будет в порядке, правда?

— Да, конечно. Тем не менее, если вы не против и если у мистера Кича не будет возражений, я уйду сегодня пораньше.

— Разумеется, можешь идти. Проводить тебя до дома?

— Нет, спасибо. Я зайду за отцом и вернусь домой с ним.

— Прекрасно. — Он взялся за ручку двери.

— Остин.

— Да?

— Вы думаете, это фамильярно с моей стороны — называть вас Остином?

— Я считаю это лестным. Чувствуешь себя не таким дряхлым стариком. — Ослепительная улыбка осветила его красивое лицо, а в серых глазах мелькнули озорные искорки.

Просто невозможно было не улыбнуться ему в ответ.

Десять минут спустя Сюзетта вошла в тихую приемную рядом с кабинетом отца. У выходящего на улицу окна сидела пожилая дама, даже не поднявшая головы при ее появлении. Больше пациентов нет, с облегчением отметила девушка. Ей было жарко, она устала и очень хотела домой.

Сюзетта опустилась на стул напротив женщины, развязала ленты своей шляпки, сняла ее и тряхнула длинными белокурыми локонами, рассыпав их по плечам. Услышав, как открылась дверь кабинета за ее спиной, Сюзетта повернула голову. Голос отца звучал ласково:

— Незачем волноваться, мистер Мейсон. Я знаю, что вы честный человек. Не беспокойтесь, я подожду, когда вы сможете заплатить. Все мы время от времени сидим на мели. Не думайте больше об этом.

При виде дочери глаза Блейка заблестели. Она улыбнулась ему и с облегчением вздохнула, увидев, что пожилой мужчина взял под руку сидевшую у окна даму. Когда немолодая чета покинула комнату, Сюзетта встала и подошла к окну.

— Ты выглядишь усталым. В чем дело, папочка?

— Ничего, ничего, дорогая. Просто немного болит голова. Уже прошло. — Он улыбнулся ей, но она заметила, как у него на лбу и верхней губе выступила испарина.

— Садись. — Сюзетта придвинула к нему стул. Опустившись на колени, она взяла его за руку и с беспокойством добавила: — Ты болен, папочка. Что-то не так?

Он потрепал ее по щеке:

— Все в порядке, дорогая. Не нужно так волноваться. Если от этого тебе станет лучше, то я нанесу визит врачу, когда в следующем месяце поеду в Форг-Уэрт на семинар по заразным болезням. Ну как?

— Ты обещаешь мне сделать это? — В ее глазах застыла тревога.

— При одном условии. — Он улыбнулся. — Ты ничего не скажешь об этом маме.

— Обещаю, папочка. — Сюзетта помогла отцу подняться.

Блейк Фоксуорт не сказал дочери, что его мучают постоянные боли и что он опасается худшего. Вечером Блейк с огромным трудом заставил себя поесть, хотя с заходом солнца боли усилились и он жаждал лишь одного — забыться блаженным сном. Из кармана жилета он достал крошечную пилюлю. Доза была очень маленькой, но морфий все же позволит ему отдохнуть.

Час спустя, почувствовав облегчение, Блейк лежал в постели и смотрел, как его прелестная жена расчесывает свои длинные черные волосы. Она волновалась из-за дочери и хотела, чтобы муж успокоил ее.

— Как ты думаешь, Блейк, пристало ли Сюзетте быть репортером? Она присутствовала на процессе над этими ужасными индейцами и сидела рядом с корреспондентами восточных газет — конечно же, мужчинами. И дело не только в том, что она девушка. Она так юна! Остин разочаровал меня. Ему не следовало разрешать ей освещать процесс, не посоветовавшись с нами…

— Лидия, Остин хороший человек и верный друг. Он пытался помочь. И нашей дочери стало лучше. Когда она занята делом, то у нее нет времени убиваться по Люку, и я благодарен за это Остину. Ты тоже должна быть ему благодарна. Он беспокоится о Сюзетте так же, как и мы.

Прильнув к мужу, Лидия прижалась щекой к его плечу и кивнула:

— Знаю. Я… просто я хочу, чтобы наша девочка была счастлива. Ты всегда знаешь, как успокоить меня. Что бы я без тебя делала, милый?

Она крепко обняла и поцеловала его.

Блейк еще сильнее прижал жену к себе, борясь со страхом, который должен был скрывать от нее. — Ты бы выжила, дорогая.

— Никогда! — пылко заявила она и уткнулась лицом в шею мужа.

Жарким летним днем, незадолго до первого сентября, Сюзетта стояла на деревянном тротуаре на площади Джексборо и махала рукой вслед удаляющейся почтовой карете. Блейк Фоксуорт выполнил обещание, данное дочери. Он направлялся в Форт-Уэрт, чтобы посетить врача, а Лидия согласилась провести с ним неделю в городе. Она ничего не знала о планах мужа. Блейк сказал жене, что хотел бы присутствовать на собрании медиков, и предложил ей сопровождать его.

Сюзетта наблюдала, как грохочущая карета исчезает из виду.

— Они уехали, — сказала Анна. — Пойдем домой. Я хочу выпить чего-нибудь холодного. Никогда в жизни мне не было так жарко!

Но Сюзетта завороженно смотрела на клубы пыли, вздымавшиеся за каретой. Она вздрогнула, когда Анна коснулась ее руки. Заметив, как раскраснелось от жары лицо подруги, Сюзетта удивилась, почему у нее самой озябли руки. И еще она спрашивала себя, почему ей так хочется побежать вслед за каретой. Задрожав, она сказала:

— Здесь, на солнце, так плохо. Пойдем.

Спустя еще два необыкновенно жарких дня Блейк Фоксуорт поднялся по ступенькам двухэтажного дома доктора Вудса на углу Десятой и Коммерческой улиц Форт-Уэрта. Доктор Вудс, которому не исполнилось еще и двадцати пяти, был стройным, красивым мужчиной с живыми зелеными глазами и обаятельной улыбкой. Он пожал руку старшему коллеге и пригласил его в кабинет. Вудс, уже известный на западе своими способностями, исследовал пациента с необычайной тщательностью.

Лежащий на спине на длинном, застеленном простыней столе Блейк был весь покрыт потом, хотя на нем было только белье. Он внимательно вглядывался в напряженное лицо поглощенного своими мыслями молодого доктора, пока тот выстукивал и выслушивал его.

— Вы заканчиваете, доктор Вудс? Я должен захватить жену на ленч, а время уже близится к полудню.

Прошло целых пять минут, прежде чем он дождался ответа от склонившегося над ним молодого врача.

Вудс подошел к умывальнику и, моя руки, бросил через плечо:

— Одевайтесь и идите ко мне в кабинет. Нам нужно поговорить.

С этими словами он насухо вытер руки и вышел из комнаты.

Когда Блейк, одетый и улыбающийся, опустился на стул напротив молодого доктора, он увидел свою судьбу в устремленных на него зеленых глазах.

— Доктор Фоксуорт, не будем терять драгоценное время — ваше и мое. Мне ужасно жаль, но я ничем не могу вам помочь. Ваши опасения подтвердились. Очевидно, раны, которые вы получили во время войны между Севером и Югом, имели серьезные последствия. У вас опухоль мозга, вызванная скорее всего застрявшими в мозгу осколками шрапнели. Мне бы очень хотелось сказать вам, что мы можем решиться на операцию и все исправить, но это не так. Предполагаю, там не один металлический осколок, а несколько. Слишком поздно, доктор. Опухоль быстро растет, а ее расположение делает операцию невозможной. — Вудс откинулся на стуле и посмотрел на старшего коллегу: — Я очень сожалею, доктор Фоксуорт, правда.

— Для меня это не особенно сильный удар, доктор Вудс. Я уже давно предполагал нечто подобное. — Блейк взглянул на собеседника и слабо улыбнулся: — Похоже, янки меня в конце концов достали.

— Я из Бостона, доктор Фоксуорт, — сказал Вудс. — Всего пару лет, как я живу в Форт-Уэрте. Вряд ли мне удастся убедить вас прийти с женой на обед в дом янки.

Блейк поднялся и протянул руку:

— Мы с женой с удовольствием пообедаем у вас.

Они обменялись рукопожатием и направились к двери кабинета. Блейк покачал головой:

— Понимаете, доктор Вудс, мне необходимо найти врача, к которому перейдет моя практика. Вы поможете мне?

— Я знаю нескольких молодых врачей, которые придут в восторг, услышав о такой возможности. В сущности, и меня интересует ваше предложение.

— Вас? Послушайте, доктор Вудс, вы имеете здесь обширную практику. Кроме того, вы уверены, что ваша жена согласится уехать из города?

— У меня нет жены, доктор. А в Джексборо много хорошеньких девушек?

— Ну, так случилось, что у меня прелестная дочь, только, боюсь, она слишком молода для вас. Ей всего шестнадцать.

— А мне не исполнилось еще и двадцати пяти, доктор, — улыбнулся Вудс. — Ваша прекрасная дочь тоже приехала в Форт-Уэрт?

Блейк покачал головой:

— К сожалению, нет. Дело в том, что у Сюзетты разбито сердце после потери любимого. Она собиралась выйти замуж за молодого ковбоя, но парень был убит прошлой весной индейцами из племени кайова.

— Кажется, я читал об этой трагедии. Прискорбно слышать, что она так близко коснулась вашей семьи. — Доктор Вудс умолк и взглянул на Блейка. — И я очень сожалею, что сегодня мне пришлось сообщить вам плохие новости.

— Сколько мне осталось, доктор?

— Максимум год, хотя, боюсь…

— Понятно. Только не говорите об этом при моей жене. Она ничего не знает.

— Я не обмолвлюсь ни словом, сэр, но вам не кажется, что вы должны подготовить ее?

— Я скажу ей, когда придет время. А теперь всего хорошего, доктор Вудс. Я и так отнял у вас слишком много времени.

— Ерунда, доктор. Вас устроит, если я приглашу вас на обед завтра в восемь?

— Чудесно.

— Тогда в половине восьмого я позвоню вам в отель.

Вскоре над опустевшей прерией подули осенние ветры. Блейк Фоксуорт точно знал, что последний раз идет с дочерью но руслу ручья, чтобы собирать орехи пекан под старыми высокими деревьями, сбрасывавшими свои дары на увядающую траву.

Сюзетта не замечала печали в глазах отца, когда он осматривал раскинувшиеся перед ними холмы, раскрашенные в осенние цвета.

— Смотри! — крикнула она и побежала вперед. — В этом году здесь даже больше орехов, чем раньше. Мама заставит нас лущить их до самого Рождества!

В тот год Рождество наступило на удивление быстро. Блейк сидел в гостиной в своем любимом кресле и переводил взгляд с одного прекрасного лица на другое, с белокурой дочери с яркими голубыми глазами и светящимся в темноте лицом цвета слоновой кости на темноволосую красавицу жену с сияющими карими глазами и безупречной оливковой кожей. Лидия смеялась над чем-то, о чем рассказывала ей Сюзетта. Не чувствуя пристального взгляда мужа, Лидия выглядела такой же юной и беззащитной, как дочь. При мысли о том, что ему скоро придется покинуть ее, Блейк ощутил тупую боль в груди. Он заботился о прекрасной Лидии с того дня, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Вскоре после их первой встречи Блейк решил, что она должна принадлежать ему, и тут же сообщил ей об этом. Тряхнув своими длинными темными локонами, она весело улыбнулась и ответила:

— В таком случае вам лучше все время держаться поблизости. В Новом Орлеане много молодых людей, которые не прочь поухаживать за мной.

— Я буду здесь каждый вечер, — заверил он Лидию. — Если бы ты не была так молода, я немедленно женился бы на тебе. Нам нужно подождать, но больше ни один мужчина не приблизится к тебе.

Теперь Лидия была такой же, как в их первую ночь, — прекрасной и желанной. И юной. Такой юной, что у Блейка не хватало духу сказать ей правду о своем состоянии. Скоро он все расскажет Лидии, но не теперь, не на Рождество. Весной. У него еще есть время.

Весна 1872 года выдалась необыкновенно красивой. Мать-природа превзошла себя, как будто желая дать доктору Фоксу-орту возможность в последний раз оценить ее неотразимость. В окно его спальни заглядывала жимолость, наполняя комнату сладким запахом. Блейк стоял перед зеркалом с намыленным подбородком. Лидия потягивалась в кровати, мурлыкала и улыбалась. Этим чудесным апрельским утром муж занимался с ней любовью, и теперь она, удовлетворенная и расслабленная, наблюдала, как он бреется.

— Блейк, — Лидия улыбнулась и разгладила простыню, — еще рано. Доктор Вудс приедет только через несколько часов. Почему бы тебе снова не лечь и не поспать немного?

— Милая, мне хочется этого больше всего на свете, но я обещал Сюзетте рано утром покататься с ней верхом.

— Эй, там! Вы что, собираетесь спать весь день? — послышался голос Сюзетты из-за закрытой двери спальни. — Папочка, если через пятнадцать минут тебя не будет на кухне, я уеду одна. Лидия Фоксуорт рассмеялась:

— Тебе не кажется, Блейк, что наша дочь с каждым днем становится все больше похожа на прежнюю Сюзетту. Я ни чуть не удивлюсь, если скоро услышу, как она свистит.

Блейк Фоксуорт, вытиравший лицо полотенцем, выразил надежду, что его жена права.

Сюзетта пришпорила лошадь и помчалась по холмистым равнинам, покрытым густой и сочной зеленой травой, которая росла прямо на глазах. Блейк Фоксуорт последовал за дочерью, чувствуя себя молодым и сильным, чего не случалось с ним уже несколько лет. Наслаждаясь плавными движениями великолепного коня, он дал волю животному, и огромный жеребец быстро понесся вперед.

Мили проносились за милями. Увидев, что дочь внезапно натянула поводья, доктор тоже придержал своего коня.

— В чем дело, милая?

Когда она подняла взгляд на отца, он увидел, что в ее больших голубых глазах стоят слезы.

— Папочка, зачем сегодня в Джексборо приезжает доктор Вудс?

— Дорогая, разве ты не знаешь, что он собирается стать моим компаньоном?

— Ты мне говорил. А зачем тебе нужен компаньон?

— Сюзетта, ты же сама это предлагала. Вспомни свои слова…

— Папочка, — она тронула отца за руку, — не надо.

Он накрыл ее ладонь своей.

— Лучше бы ты не была такой сообразительной. Давай прогуляемся и поговорим об этом.

Блейк объяснил Сюзетте, что доктор подтвердил его давнишние подозрения. Прикусив губу, она слушала спокойный голос отца.

— Папочка! — Сюзетта порывисто обняла его за шею, — Я не хочу, чтобы ты умирал! Не хочу! Не хочу! Мы найдем другого врача, мы займем денег у Остина Бранда и поедем па восток. Там врачи творят чудеса в своих прекрасных больницах. Мы…

— Послушай меня, Сюзетта. — Блейк отстранился и посмотрел на дочь. — Ничего нельзя сделать. Доктор Вудс — врач с востока. Он живет в Форт-Уэрте только два года. Мы должны смело взглянуть в лицо неизбежному. — Блейк вытер слезы с ее щек. — А теперь пообещай мне, что будешь взрослой девочкой и позаботишься о маме, когда придет время.

У Сюзетты перехватило дыхание, но она кивнула:

— Я позабочусь о ней, когда тебя не станет, папочка.

— Спасибо, милая. Давай возвращаться. Нам обоим пора в город.

Вечером в дом Фоксуортов приехал на обед молодой доктор Вудс. Блейк надеялся, что между интеллигентным доктором и Сюзеттой вспыхнет взаимное влечение, но ничего подобного не произошло. Доносившиеся на кухню обрывки разговора молодых людей касались в основном медицины, лошадей и книг.

— Я надеялась, что Сюзетта и молодой доктор могут… — Голос Лидии прервался, и она тяжело вздохнула. Блейк, улыбаясь, усердно вытирал посуду. — Я тоже. А может, стоит подождать?

— Нет, не думаю, — улыбнулась Лидия и протянула мужу мокрую тарелку. — Очень жаль. В Джексборо так мало подходящих женихов. Сюзетту он, возможно, и не заинтересовал, но остальные девушки города будут без ума от доктора Вудса. Он такой красивый и милый.

Через неделю Блейк и Лидия устроили небольшую вечеринку, чтобы представить молодого доктора своим друзьям. Стоял чудесный теплый вечер. Лидия и Сюзетта накрыли длинный стол под сенью высоких дубов у ручья. Среди первых приехали Остин и Бет Бранд со своей дочерью Дженни. В одной руке Остин держал бутылку превосходного бренди для доктора, а в другой — коробку с шоколадом для Лидии. Вскоре стали прибывать семьи с окрестных ранчо и ферм — друзья и соседи собирались вместе, чтобы насладиться гостеприимством Фоксуортов и познакомиться с доктором Перри Вудсом.

Сюзетта, стоявшая рядом с Вудсом, увидела огибающую дом Анну Норрис и окликнула ее.

— Это моя лучшая подруга, доктор Вудс. Анна Норрис. Я представлю вас.

Доктор ничего не ответил, пристально глядя на приближающуюся темноволосую девушку.

— Доктор Перри Вудс, позвольте представить вам мою подругу Анну Норрис, — сказала Сюзетта, не уверенная, слышат ли они ее. — Анна, это доктор Перри Вудс. Он…

— Перри? — пробормотала Анна, и ее губы приоткрылись в улыбке.

Доктор Вудс улыбнулся ей в ответ, продел ее маленькую руку себе под локоть и повел к ручью, подальше от гостей.

— Сюзетта, — подошел к дочери Блейк. — Где Перри? Стол готов.

— Папочка, мне кажется, что сегодня вечером доктор Вудс не будет испытывать чувства голода.

Сюзетта совсем не удивилась, когда месяц спустя Анна Норрис и Перри Вудс гордо объявили о своей помолвке. Сюзетта была рада за них. Она никогда не видела, чтобы люди были так влюблены друг в друга. Молодой доктор попросил Блейка быть его шафером. Блейк Фоксуорт с радостью согласился, но не смог выполнить обещания.

На следующий день после семнадцатилетия Сюзетты Блейк Фоксуорт умер — ровно через год после того, как был убит индейцами Люк Барнз.

20 мая 1872 года.

Сегодня мы похоронили моего любимого папу. Я говорила ему, что мы перевезем его тело в Луизиану, если такова будет его воля, но он заверил меня, что его дом здесь. Папа сказал, что принадлежит Техасу, так же как и я.

Я постараюсь быть очень сильной, но сейчас, когда я пишу ими строки, слезы застилают мне глаза, а рука дрожит. В Библии сказано, что пути Господни неисповедимы, и это, наверное, правда. Может, на свете и есть человек добрее и лучше, чем мой папочка, но я еще не встречала такого. Очень боюсь, что мама никогда не оправится от этой потери. Он был для нее солнцем, а никто не может долго жить в полной темноте.

Глава 7

После смерти Блейка Фоксуорта прошел почти год. Сюзетта с головой ушла в газетную работу, радуясь, что у нее есть обязанности, которые нужно выполнять, сроки, которые нужно выдерживать, а также такой добрый и верный друг, как Остин Бранд. Однако ее очень беспокоило состояние матери.

Лидия Фоксуорт, совсем еще молодая женщина, полностью утратила интерес к жизни. Она никуда не выходила, кроме церкви по воскресеньям, была болезненно бледна, худа и мало разговаривала, даже с дочерью. Много раз Сюзетта слышала, как ее мать плачет, и поднималась к ней в комнату, чтобы утешить ее. Сюзетта была добра и терпелива, но понимала, что почти ничего не может сделать. Отчаянно ища выход, она обратилась за помощью к Бет Бранд.

На следующий день Бет и Дженни собрали корзинки с завтраком и попросили Беннета Дея, сторожа Остина, запрячь коляску. Когда они подъехали к дому, Лидия, еще не снявшая ночную сорочку и халат, извинилась за свой вид в такой поздний час и быстро отправилась одеваться.

Бет сделала вид, что все в порядке. Достав большой отрез розового муслина и несколько журналов с выкройками, она сказала Лидии, что пришла просить ее помощи. Когда-то Лидия была искусной швеей. Не согласится ли она сшить для Дженни новое выходное платье? Бет заверила ее, что скоро у Лидии будет масса возможностей попрактиковаться, потому что Дженни пойдет в школу и ей понадобится много красивых платьев. Лидия впервые за несколько месяцев улыбнулась, взглянула на милую девчушку и пообещала Бет непременно проследить, чтобы у Дженни Бранд были самые лучшие наряды во всем Джексборо.

Остин проснулся с первыми лучами солнца и выскользнул из-под одеяла. Когда он брился, к нему, зевая, подошла сонная Бет.

— Остин?

— Еще рано, Бет. Почему бы тебе не поспать? — Он улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Ни за что. — Она поцеловала его ладонь. — Я не позволю тебе уехать в Форт-Уэрт, не попрощавшись. Мы вместе позавтракаем перед твоим отъездом.

— Как скажешь, милая, — охотно согласился Остин. — Ты же знаешь, как я не люблю оставлять тебя и Дженни, но этот джентльмен из Шотландии пробудет в городе совсем недолго. Чтобы улучшить свое стадо, я должен купить немного породистого скота и скрестить со своим. Я начинаю работать на наше с тобой будущее. Через несколько лет я намерен стать крупнейшим поставщиком лучшей говядины во всем Техасе.

— Удачи тебе, Остин.

Жена видела, как его серые глаза заблестели от волнения. Он воображал, что империя Брандов становится самой большой и процветающей на этих равнинах, и Бет была уверена, что муж добьется своего. Остин улыбнулся:

— Бет, я не собираюсь сегодня же утром приступать к осуществлению всех своих грандиозных проектов, но обещаю, что в следующем году начну строить тебе дом, которого ты заслуживаешь. Это здание мы оставим для наемных работников. Сейчас у меня их немного, но думаю, нужно взять нескольких для постоянной работы. Тогда мне больше не придется самому участвовать в отлове скота и перегонять сто в Абилин. Я останусь здесь со своими милыми дамами. — Остин протянул руку и провел пальцами по мягкому отво роту шелкового пеньюара жены. — Это, наверное, последняя поездка без тебя и Дженни. Я ненавижу оставлять вас одних.

— Мистер Бранд, — улыбнулась Бет, подумав, что он самый красивый мужчина из всех, что создал Господь, — это будет замечательно. И помни, нам ужасно одиноко без тебя. Но, милый, не волнуйся за нас. Ты же проведешь там всего несколько дней, правда?

Да, — кивнул Остин. — У нас с Томом Кэпсом на послезавтра назначена встреча с джентльменом из Шотландии, мистером Сэмюелом Веллингтоном. Как только закончу все дела, сразу же вернусь домой.

— Тогда мы почти не заметим твоего отсутствия. Утром мы с Дженни сварим немного грушевого варенья, а после ленча прокатимся к Лидии. Там мы пробудем до вечера и поужинаем вместе с ней и Сюзеттой. А может, они сами приедут сюда на ужин, и я уговорю их остаться на ночь. Остин стер пену с лица.

— Мне нравится эта идея. Если они не против, то почему бы им не побыть здесь до моего возвращения?

Бет поцеловала мужа в подбородок.

— Я попытаюсь уговорить их, Остин, но ты же знаешь Сюзетту. Она так независима и терпеть не может навязываться. Сюзетта никогда не решилась бы попросить меня помочь ее матери, если бы не была в таком отчаянии. Ты это прекрасно знаешь.

— Да, знаю. Сюзетта похожа на своего отца. Когда Блейк был жив, я неоднократно пытался ссудить его деньгами, но он даже слышать не хотел об этом. Сюзетта точно такая же. Я знаю, что им нелегко, и хотел бы помочь им.

— Ты уже помогаешь им, милый. Ты принял Сюзетту на работу в «Эхо». Тех денег, что ты ей платишь, им хватает на жизнь. Но ты же не можешь покровительствовать такой упрямой молодой женщине, как Сюзетта, против ее воли. Иди одевайся. Я спущусь вниз и приготовлю завтрак.

Через полчаса Остин, одетый и готовый к отъезду, уже стоял на парадном крыльце. На руках он держал прелестную сонную девчушку, крепко обнимавшую его за шею.

— Папочка, папочка, — подняла к нему свое хорошенькое личико Дженни, — разве ты не хочешь, чтобы я хорошо провела время?

— Конечно, милая. — Остин прижал ее к себе. — Я всегда хочу, чтобы тебе было весело. Прости, наверное, я слишком беспокоюсь. Просто будь осторожна и слушайся маму.

— Обязательно, папочка. — Дженни поцеловала отца в щеку. — Увидимся через несколько дней.

Остин неохотно опустил ее на землю и повернулся к жене. Бет очутилась в его объятиях и обвила тонкой рукой его талию.

— Возвращайся скорее, любимый, — прошептала она, касаясь губами его шеи.

Быстро поцеловав ее, Остин улыбнулся:

— Береги себя, Бет.

Он отпустил ее и, подмигнув маленькой дочери, спрыгнул со ступенек и направился к ожидавшей его лошади. Серый жеребец заржал и тряхнул головой, взметнув густую гриву. Остин вскочил в седло, махнул широкополой шляпой двум самым дорогим в его жизни женщинам и умчался прочь.

— Мамочка, мы захватим немного варенья к миссис Фоксуорт? — спросила Дженни, ставя на кухонный стол три тарелки для ленча.

Бет в это время отрезала тонкие ломти хлеба от большой буханки.

— Думаю, это будет замечательно, правда? Я знаю, что Сюзетта любит варенье, и, держу пари, ее мама тоже. Она начала раскладывать еду по трем тарелкам.

— Интересно, почему задерживается Беннет? Он уже давно должен был прийти. Как только он поест, мы уберем со стола и отправимся на ранчо Фоксуортов. — Бет улыбнулась Дженни и помахала в воздухе рукой. — Боже мой, уже тепло. В этом году я со страхом жду лета.

— Я тоже, мамочка. — Дженни намазала маслом кусок хлеба. — Я хочу, чтобы лето быстрее прошло и я пошла в школу. Как ты думаешь, я научусь читать и писать?

— Конечно, Дженни. Я не сомневаюсь, что в школе у тебя все будет хорошо. — Бет погладила милое личико дочери. — Не могу поверить, что ты уже доросла до школы. Кажется, только недавно…

Внезапно Бет умолкла и повернула голову, прислушиваясь.

— Что? Что случилось, мамочка?

— Я… я не знаю. Мне показалось, что я услышала голос Беннета или еще чей-то… Кто-то кричал или… — Она встала и жестом приказала Дженни оставаться на месте, а затем подошла к задней двери и выглянула наружу. — Боже милосердный!

Бет захлопнула дверь и задвинула тяжелый засов. Заметив ужас на лице матери, Дженни соскочила со стула и кинулась к ней.

— Мамочка? Что случилось? Что там?

Бет схватила Дженни за руку и бросилась в гостиную. Маленькая девочка услышала донесшийся со двора громкий боевой клич. Ее глаза широко раскрылись от страха. Прежде чем Бет захлопнула парадную дверь, девочка успела выглянуть наружу. Десяток раскрашенных гикающих индейцев скакали вокруг двора, постепенно сужая круги и запирая двух беспомощных женщин внутри дома.

— Ложись! — крикнула Бет, доставая из чехла «винчестер» и заряжая его.

Она опустилась на колени и направила винтовку в сторону нападавших. Громкие леденящие кровь крики разорвали неподвижный апрельский воздух.

— Где Беннет? — вскрикнула Бет. — Почему он не идет на помощь?

Теперь она беспорядочно стреляла в сужавшееся кольцо воинов.

Дженни, цеплявшаяся за юбки матери, не издала ни звука. Перед глазами Бет, тщетно пытавшейся прицелиться, развернулась жуткая картина. Пронзительно кричащие и размахивающие заряженными ружьями обнаженные краснокожие уже ворвались во двор и стреляли по дому. Бет пригнула голову, когда на нее посыпались осколки стоявшей на полке фарфоровой вазы. Она продолжала беспорядочно стрелять по нападавшим, не причиняя им почти никакого вреда.

— О Боже, нет! — застонала Бет и снова нажала на спусковой крючок. В окно влетела горящая стрела, и кружевные занавески запылали, отбрасывая языки пламени на стену.

Бет выронила ружье и крикнула Дженни:

— Не вставай с пола! Лежи!

Она поползла на кухню, чтобы принести ведро воды. Когда Бет вернулась, огонь охватил уже все четыре стены. Взглянув на пламя, а затем на дочь, она поняла, что все бесполезно и им нужно попытаться спастись бегством. Выронив ведро, Бет подняла винтовку и взяла Дженни за руку. Густой дым заполнил комнату; девочка кашляла и терла рукой глаза.

Бет рывком поставила маленькую дочь на ноги, распахнула дверь и вышла из дома, закрывая собой Дженни. Она быстро прицелилась и выстрелила, попав молодому воину в грудь. Еще один выстрел поразил лошадь. Животное споткнулось и рухнуло на землю, перебросив всадника через голову. Оставшийся целым и невредимым индеец издал воинственный клич и бросился прямо к Бет. Она опять спустила курок, и дикарь упал, едва успев коснуться крыльца обутыми в мокасины ногами. Он схватился руками за горло и рухнул на землю.

Бет выстрелила последний раз. У нее кончились патроны. В отчаянии она ухватила длинное ружье за ствол и, замахнувшись на всадника, ринулась в самую гущу индейцев. Крича, как безумная, она размахивала винтовкой, словно дубиной, пока ухмыляющийся воин не вырвал оружие из ее рук. Бет тут же повернулась к дочери, но Дженни позади нее уже не было. С ужасом она увидела, как девочку поднял и посадил перед собой высокий молодой воин с разрисованными черными полосами лицом и грудью.

— Дженни! Дженни! — вскрикнула Бет и бросилась к лошади.

— Мамочка, помоги мне! — кричала Дженни, извиваясь в обхвативших ее длинных руках, но индеец крепко прижал девочку к груди, и лошадь умчалась, оставив позади обезумевшую Бет.

Бет побежала по лугу, высоко подняв подол платья. Жесткая трава рвала ее шелковые чулки и царапала ноги. Ей не удалось уйти далеко. Сильные руки оторвали ее от земли и посадили в седло. Схвативший женщину воин улыбался, слушая, как она кричит и умоляет сохранить жизнь ее дочери.

Она не слышала, как где-то далеко впереди плачет Дженни. Остальные индейцы подъехали ближе, больше не интересуясь охваченным пламенем домом. Тела двух воинов, которых застрелила Бет, положили на коней, и молодой индеец повел их за собой. Только теперь Бет увидела безжизненное тело Беннета Дея. Старый ковбой лежал на спине; его невидящие глаза были устремлены прямо на яркое апрельское солнце. Густая грива седых волос старика исчезла, череп был раскроен томагавком. Бет в ужасе смотрела, как лошадь, на которой она сидела, зацепилась копытом за порванный рукав Беннета и протащила его тело несколько футов по земле, пока ткань не порвалась, освободив ногу животного.

— Господи Иисусе! — выдохнула Бет и принялась бить и царапать державшие ее смуглые руки.

Могучий воин не обратил внимания на попытки Бет освободиться. Он просто еще сильнее сжал женщину, так что ей стало трудно дышать.

Бет все еще видела впереди себя темные волосы дочери и понимала, что обязана успокоиться и постараться не терпи. Дженни из виду. Теперь ее слезы высохли. Ради спасения дочери Бет непременно должна сохранить разум. Когда расстояние между их лошадьми сократилось, Бет крикнула девочке:

— Милая, не бойся, я с тобой. Все будет хорошо, Дженни. Мама с тобой.

Высокий индеец за спиной Бет заворчал и снова рывком прижал ее к себе.

— Не разговаривать! — рявкнул он прямо ей в ухо.

— Но моя маленькая девочка! — взмолилась Бет. — Она всего лишь…

— Не разговаривать, — холодно повторил он, и сильная смуглая ладонь зажала ей рот.

Задыхаясь и кашляя, Бет не прекращала попыток окликнуть Дженни, но все было бесполезно. Она не могла произнести ни звука. Наконец Бет сдалась и прислонилась к индейцу, отчаянно пытаясь придумать, как спасти свою дочь. Бет прочитала молитву в надежде, что Господь услышит ее и откликнется.

Но Он не услышал. Так начались мучения Бет Бранд.

Индейцы, высоко подняв копья и оглашая воздух воинственными криками, быстро двигались на север. Когда они проехали несколько миль и оказались на безопасном расстоянии от Джексборо, лошадь, на которой сидела Дженни, внезапно остановилась. Остальные воины, включая того, что вез Бет, продолжали мчаться по прерии. Бет отчаянно пыталась повернуть голову и выглянуть из-под руки краснокожего, но он держал ее так крепко, что это оказалось невозможным.

Вдруг похититель Бет натянул поводья, и огромное раскрашенное животное остановилось. Воин медленно повернул коня, и Бет еще раз увидела дочь. Остановились все лошади, кроме тех, что везли убитых. Молодой индеец, который вел их, продолжал двигаться, не оглядываясь назад. Дженни сбросили с лошади. Она одиноко стояла среди травы и звала на помощь. Бет почувствовала, как большая рука, зажимавшая ей рот, медленно скользнула в сторону.

— Дженни! — дико вскрикнула она.

Не успели последние звуки сорваться с дрожащих губ Бет, как к темноволосой голове девочки приставили ружье и спустили курок. Дженни рухнула на землю, как тряпичная кукла. Обезумев от горя и ярости, Бет вырвалась из сильных рук воина, спрыгнула с лошади, бросилась к неподвижному, безжизненному телу дочери, выкрикивая ее имя.

Но не успела она добежать до Дженни, ее остановили и грубо швырнули на землю. Бет попыталась подняться, но тяжелая нога наступила ей на живот. Приземистый индейский воин в белой боевой раскраске, ухмыляясь, смотрел на нее сверху вниз. Бет впилась ногтями ему в ногу; он зарычал и ударил ее по лицу. Изо рта женщины брызнула кровь. Бет снова поднялась на ноги. В ее хрупком теле появилась нечеловеческая сила, и она опять попыталась добраться до своей маленькой дочери.

— Дженни, Дженни, — всхлипывала она. Бет снова повалили на землю. На этот раз она не смогла подняться. Ее тонкие руки с такой силой завернули за голову, что чуть не вывихнули суставы. Но Бет все же подняла голову и смотрела на дочь, не замечая приближавшихся к ней самой мужчин. Бет увидела, как молодой воин склонился над Дженни и приподнял ее безжизненно поникшую голову. На солнце сверкнуло острое лезвие ножа — и он срезал длинные темные локоны Дженни Бранд вместе со скальпом. Радостно засмеявшись, индеец выпрямился, гордо поднял в воздух окровавленный скальп Дженни, и остальные воины разразились восторженными криками.

Бет опять уронила голову на землю. Крик замер у нее в груди. Она плакала. Четверо индейских воинов прижали ее к земле — по одному на каждую руку и ногу. Бет уже не могла двигаться, но теперь ей было все равно. Дженни умерла, и Бет больше незачем было жить.

Воины засмеялись, и один из них опустился на колени рядом с лицом Бет и коснулся ее длинных темных волос. Бет закрыла глаза, не сомневаясь, что он собирается снять с нее скальп. Она предпочла бы, чтобы сначала индеец убил ее. Казалось, целую вечность он гладил длинные распущенные волосы Бет, что-то негромко бормоча. Она медленно открыла глаза. Индеец улыбнулся и отпустил ее волосы. Его рука скользнула к застежкам платья, и он одним резким движением распахнул корсаж.

Бет снова воззвала к Господу, но теперь уже не просила спасти ее. Она молила о смерти. Но Он остался глух к ее мольбам. Вскоре несколько ухмыляющихся воинов набросились на женщину и с необыкновенной быстротой сорвали с нее одежду. Бет осталась нагая, в одном шелковом чулке и в одном башмаке. Обезумевшие воины надевали ее разорванное белье и платье. Она подумала, что, вероятно, это все, что им нужно от нее. Воинам нравилась яркая одежда; возможно, они просто заберут ее платье, а потом милосердно убьют ее.

Но этого не случилось.

Громадный, хорошо сложенный воин, которого Бет заметила еще раньше, встал над ней, крепко упершись ногами в землю. Посмотрев на ее белое, стройное тело, маленькие груди, тонкую талию и длинные ноги, он улыбнулся. Его огромная рука поднялась к набедренной повязке, и полоска кожи упала на трепещущий живот Бет. Теперь обнаженный воин стоял прямо над ней, высокий и грозный.

Когда он опустился на колени, Бет показалось, что сердце ее вырвется из вздымающейся груди. Он грубо раздвинул ей ноги и расположился между ними. Большая мозолистая рука легла на ее правую грудь и больно сжала ее. Он вошел в нее, и Бет закричала от первого мощного толчка его плоти. Вскоре он, удовлетворенный, отошел от нее, но его место занял другой, еще более жестокий. Не довольствуясь простым изнасилованием, он рукой терзал нежное тело Бет. Наконец индеец, рыча и обливаясь потом, тоже разрядился в нее. Закрыв глаза, Бет молила о смерти.

Но продолжала жить.

Третий дикарь был до отвращения уродлив и грязен, с ухмыляющимся, побитым оспой лицом. Он оказался жестоким, необыкновенно жестоким. Прежде чем снять набедренную повязку, он вытащил нож и несколько раз полоснул Бет по левой груди. Раны были не настолько глубокими, чтобы убить Бет и прекратить ее страдания, но вызывали мучительную боль. Струйки крови стекали по ее ребрам и животу. Скоро индеец устал от этой игры, вложил окровавленный нож в ножны, ухмыльнулся Бет и накрыл ладонью ее покрытую кровью грудь. Ликуя, он поднял окровавленную руку, размазал яркую кровь по своему счастливому лицу и засунул палец в рот. Возбудившись таким образом, он снял набедренную повязку и изнасиловал Бет. Остальные смотрели и смеялись, наслаждаясь веселой забавой и одновременно споря, кому следующему достанется обнаженная белая женщина.

— Мне, — сказал молодой воин, который убил и скальпировал маленькую Дженни, и наклонился к Бет.

Длинные темные волосы ее дочери вместе с окровавленным скальпом были крепко привязаны к его набедренной повязке кожаным ремешком. Из горла Бет вырвался сдавленный крик, глаза ее закрылись, и она наконец погрузилась в спасительное забытье. Наступил мир и покой, и из обволакивающей Бет дымки на нее смотрели красавец муж и милая маленькая дочь. Последняя мысль Бет была о них.

Дикари никак не отреагировали на то, что женщина потеряла сознание. Каждый дождался своей очереди, а некоторые возвращались к ней второй раз. Когда все наконец устали от этой забавы, один из воинов небрежно подхватил лук, приставил его прямо к груди Бет и выстрелил. Смертоносная стрела пронзила ее плечо и вышла сзади, пригвоздив ее неподвижное тело к земле. Индеец крикнул и вскочил на лошадь.

Не желая отстать от товарища, другой воин вытащил нож и склонился над Бет. Ухватив женщину за волосы, он приподнял ее и вонзил нож ей в спину, прямо под правую лопатку, и с восторгом смотрел, как кровь хлещет из раны.Выдернув нож, он вытер его о волосы Бет, снова опустил женщину на землю и вскочил на спину своего коня, который встал на дыбы и заржал.

С ликующими криками и визгом индейские воины вскочили на коней и помчались на север, к дому. Это был удачный день. Все получили огромное удовольствие. Они не стали снимать скальп с Бет Бранд. Она заслужила того, чтобы сохранить его. Она доставила им удовольствие.

Старый Нат Симмонз вышел из лавки кузнеца, расположенной на южной стороне городской площади, тщательно свернул самокрутку, смочил край языком и сунул себе в рот. Но зажечь ее Нат не успел. В прозрачном апрельском небе он заметил столб густого дыма. Прищурив глаза от солнца. Пат безошибочно определил, откуда идет дым. Он сразу же понял, чей дом горит.

Выронив незажженную самокрутку, он бросился бежать. За несколько секунд он пересек площадь и влетел в салун Лонгхорна. Задыхаясь, старый ковбой крикнул во весь голос:

— Горит дом Остина Бранда! Быстрее!

Затем повернулся и бросился к своей лошади. Десяток мужчин, отставив недопитое виски, последовали за ним.

К тому времени как всадники достигли ранчо Остина Бранда, дом спасти уже было нельзя. Стрелы, гильзы и отпечатки лошадиных копыт рассказали обо всем. Неподалеку от горящего дома старый Нат нашел тело Беннета Дея.

— Проклятые животные! Грязные дикари, — пробормотал Нат, слез с лошади и склонился над пожилым ковбоем, которого знал с детства.

Глаза Ната наполнились слезами, и он осторожно взял ладонь старого друга в свои.

— Беннет, Беннет, — с грустью прошептал он. — Как мне будет тебя не хватать.

— Женщин здесь нет! — услышал Нат громкий мужской голос. — Возможно, они еще живы!

Нат сложил руки убитого друга на груди.

— Я вернусь, Беннет, и позабочусь, чтобы тебя достойно похоронили, — пообещал он, затем поднялся, вскочил на лошадь и пришпорил ее, чтобы догнать остальных.

Они молча двигались на север. Каждый надеялся на лучшее, но боялся, что случилось самое страшное. К несчастью, сбылись их самые мрачные предположения.

— Господи Иисусе! Женщина еще дышит.

Молодой ковбой склонился над стройным обнаженным телом Бет. Прижав ухо к ее груди, он различил слабые, но равномерные удары сердца. Парень быстро стянул с себя рубашку. Снова опустившись на колени, он прикрыл Бет и покачал головой, не веря своим глазам.

— Маленькая девочка мертва, — сообщил остальным бородатый коренастый ковбой. — Похоже, ей повезло больше, чем женщине. По крайней мере она была избавлена от мучений.

Бородач взглянул на голову Дженни и прищурился от ненависти и отвращения к индейцам. Он точно знал, что скальп убитого ребенка висит сейчас на поясе или копье дикаря. Мужчина снял с себя рубашку и заботливо обернул ею голову Дженни.

Парень, накрывший Бет, поднял ее на спину своей лошади, а сам сел позади, держа ее на руках, как ребенка. Затем он вонзил шпоры в бока лошади, думая, стоит ли торопиться. Может, для бедной женщины лучше умереть? Если она выживет, станет ли когда-нибудь такой, как прежде? Сможет ли когда-нибудь забыть этот ужас и жить нормальной жизнью? Он знал, что Бет страдала не только от боли в изрезанной груди, от проткнувшей плечо стрелы и раны в спине. Истерзанные, окровавленные бедра Бет красноречиво свидетельствовали о том, что ей пришлось вынести.

Бет Бранд отвезли в госпиталь Форт-Ричардсона, а маленькую Дженни — в похоронную контору. Дежурный хирург сделал для Бет все, что мог. Перри Вудс, услышав о трагедии, бегом покинул свой кабинет, чтобы быть рядом с ней. Но оба врача мало чем могли помочь ей. Раны промыли и перевязали, наконечник стрелы извлекли из плеча. Во время всех этих процедур Бет не приходила в сознание. Врачи думали об одном и том же: не будет ли лучше, если Бет умрет?

Перри Вудс стоял рядом с хирургом. Мужчины мыли руки после перевязки Бет.

— Знаете, иногда мне непонятно, зачем мы упрямо продолжаем жить на этой земле. — Перри взглянул на высокого белокурого мужчину. — Мой дом на востоке. Жизнь там безопасна, цивилизованна и даже приятна. Что я здесь делаю? Почему я упрямо остаюсь в этом месте, таком диком, что жизнь моей жены подвергается постоянной опасности? Почему мне не упаковать чемоданы и не вернуться па свою родину, в Бостон?

Его коллега устало вздохнул:

— Вы нужны здесь, доктор. Я тоже — и мне нравится сознавать это. Мой дом в Филадельфии — по крайней мере я там вырос и получил образование. Но я выбрал воинскую службу, и вот теперь я здесь. Если этой части страны когда-нибудь суждено стать чем-то большим, чем площадкой для забав дикарей, люди вроде нас с вами должны остаться здесь и сделать эту землю своим домом. Доктор Вудс опустил закатанные рукава.

— Наверное, вы правы, но я должен подумать о беременной жене. Когда я вижу такую жестокую расправу над двумя беспомощными женщинами, кровь стынет у меня в жилах. Господи, Остин Бранд сойдет с ума!

Белокурый хирург кивнул.

— Я никогда не встречал человека, который бы так люто ненавидел индейцев, как мистер Бранд. Вероятно, они не впервые вмешиваются в его жизнь.

— Точно не знаю, — пожал плечами Перри, — но Остин Бранд был одним из тех, кто два года назад обнаружил тела убитых после нападения на обоз Уоррена. Кажется, один из погибших, Люк Барнз, работал у Остина. Доктор Фоксуорт незадолго до своей смерти рассказывал мне, что никогда в жизни не видел более ужасной картины.

— Не сомневаюсь, что это правда. Полагаю, до вас дошли слухи, что Сатанту и Большое Дерево собираются выпустить из тюрьмы.

— Я слышал разговоры, но не верю в это. Ни один разумный и здравомыслящий человек, будь то губернатор Техаса или президент Соединенных Штатов, не освободит этих краснокожих.

Остин Бранд узнал о трагедии сразу же по прибытии в Форт-Уэрт. С искаженным от муки лицом он снова вскочил на лошадь и помчался в Джексборо.

— Бет, Бет, — всхлипывал он, — прости меня, прости! Когда-нибудь я заслужу у тебя прощения. О Бет!..

Остин стоял скрестив большие руки на груди. В тени стройного дуба возвышался небольшой холмик — свежая могила. В ней лежал маленький белый гроб с телом прекрасной темноволосой дочери Остина и Бет Бранд.

— Господь дал, Господь взял, — глубоким, мягким голосом произнес священник. Позади него тихо плакала Сюзетта Фоксуорт. Она знала, как сильно страдает Остин Бранд, и хотела бы облегчить его боль, но понимала, что ничем не может помочь. Его жена по-прежнему находилась в госпитале. Бет Бранд пришла в себя, но, открыв глаза, не сказала ни слова даже своему мужу, который сидел у ее кровати и ласково разговаривал с ней. Казалось, Бет не узнает его.

Короткая панихида по Дженни закончилась. Когда все молча двинулись к своим лошадям и коляскам, Сюзетта шагнула вперед. Она видела, что Остин нуждается в утешении, но любого, кто пытался выразить ему сочувствие, встречали холодный взгляд серых глаз и каменное молчание.

— Остин. — Она нерешительно положила руку ему на плечо.

Бранд повернулся и посмотрел на нее. Он попытался заговорить, но не мог произнести ни звука.

Сюзетта взяла его за руку и повела по склону холма к своей коляске. Сзади в лучах заходящего солнца виднелось пожарище, оставшееся от дома Бранда. Остин постоял минуту, глядя на обожженную землю и черный остов дома, в котором он всего несколько дней назад поцеловал на прощание жену и дочь, пообещав им больше никогда не оставлять их одних.

Когда они приехали на небольшое ранчо Фоксуортов, Сюзетта взяла Остина за руку и провела через гостиную прямо в свою спальню.

— А теперь, — она указала на мягкую постель, — прилягте. Прошу прошения, я покину вас на минутку.

Она оставила Остина и поспешила на кухню. На верхней полке застекленного шкафчика стояла наполовину пустая бутылка бренди — подарок доктору от Остина.

Сюзетта взяла с полки два стакана и вернулась в спальню. Остин стоял в той же позе. Налив приличную порцию бренди в один из стаканов, она протянула его Остину, а затем плеснула немного напитка на дно второго.

— Пожалуйста, выпейте. Это поможет.

Он послушно взял стакан и одним глотком осушил его.

— Вы очень устали. Снимите сюртук и прилягте.

— Сюзетта, — пробормотал он.

— Да, Остин?

— Мне теперь незачем жить.

Она села на кровать рядом с ним и сжала в ладонях его руку.

— Остин, пожалуйста, не говорите так. Вы сильный, мужественный человек и нужны Бет.

— Нет. Бет не нуждается во мне. Она даже не узнает меня. А моя милая Дженни… Я не хочу жить без моей маленькой девочки. Я устал, Сюзетта. Я устал от всего.

— Знаю, — прошептала она и поднялась с кровати. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам.

Сюзетта сняла с Остина его превосходно сшитый сюртук, повесила его на спинку стула и вновь повернулась к нему. Наклонившись, она развязала его узкий галстук и расстегнула белую сорочку, а затем опустилась перед ним на колени и сняла с него черные кожаные туфли.

— Ну вот, — ласково сказала Сюзетта. — А теперь ложитесь.

— Только на минутку. — Он откинулся на спину и опустил голову на подушку.

Сюзетта склонилась над ним и ласково прошептала:

— Отдыхайте, друг мой.

Большая смуглая рука коснулась длинного белокурого локона, спадавшего ей на плечо.

— Ты разбудишь меня через час, Сюзетта? Я должен пойти к Бет.

Они поцеловала его в щеку.

Глаза Остина закрылись, и он мгновенно погрузился в сон. Впервые за последние семьдесят два часа Остину Бранду удалось заснуть.

Все последующие дни Остин проводил у постели жены, хотя Бет смотрела на него невидящим взглядом и ничего не говорила.

— Сочувствую, Остин. — Доктор Вудс бросил взгляд на бледную женщину, неподвижно лежащую на больничной койке. — Мне очень хотелось бы сказать вам, что ее состояние изменится. Но я не могу этого сделать. Бет уже никогда не будет прежней. Возможно, она никогда не вернется к вам. Мне очень жаль.

Наступило лето, и пришла пора перегонять скот по Чизхолмскому тракту в Абилин. Остин не поехал.

Он нанял ковбоев, чтобы они сопровождали Тома Кэпса и стадо из двухсот коров, и сказал Сюзетте, что будет рад, если Нат с сотней принадлежащих Фоксуортам голов присоединится к его людям. Она была благодарна за помощь и сказала ему об этом в один из жарких дней, когда они сидели рядом у кровати Бет.

— Остин, я надеюсь, вы не сочтете меня навязчивой, но, по-моему, вам было бы полезно самому принять участие в перегоне скота. Езжайте, а я присмотрю за ней.

Остин поднялся.

— Я очень тронут твоей заботой, Сюзетта, но со мной все в порядке. Я не могу поехать. Я обещал Бет, что больше никогда не оставлю ее одну. И сдержу свое слово.

— Но, Остин, ведь Бет… она… она никогда не узнает! — Глаза девушки светились сочувствием.

— Но я-то знаю, — покачал головой Остин. — Я останусь с ней до тех пор, пока… пока…

Он умолк. Сюзетта сидела не шевелясь.

— Ты, наверное, подумаешь, что это ужасно, но я провел не одну ночь, моля Господа, в которого раньше никогда не верил, о том, чтобы это бедное милое создание… умерло. — Он нагнулся и поцеловал холодные губы Бет. — Прости меня, родная. Прости меня за все. Не знаю, сколько еще это продлится, но когда наступит конец, я хочу быть рядом с тобой.

Лето тянулось мучительно долго, но вот наконец в воздухе повеяло холодом осени. Ясным морозным октябрьским утром Сюзетта встала пораньше и отправилась к ручью за орехами пекан. Собирая орехи, она вспоминала дни, когда приходила сюда вместе с отцом, а мать пекла чудесные пироги. То счастливое время ушло навсегда: отец умер, а мать, слабая и больная, превратилась в жалкое подобие самой себя. До зимы было еще далеко, а Лидия уже начала кашлять. Трагедия Брандов окончательно подорвала ее силы. Сюзетта была не в состоянии расшевелить ее.

В тот осенний день Сюзетта пекла пироги сама; Лидия не выказала никакого желания помочь ей.

— Мама, я хочу днем навестить Бет. Пойдешь со мной? — спросила Сюзетта, заранее зная ответ. Мать сидела в гостиной и задумчиво смотрела на падающие листья.

— Мне очень жаль, дорогая. Я устала. Сегодня я не могу поехать. Может, завтра.

— Не возражаешь, если я отлучусь ненадолго?

— Нет, конечно, нет. — Лидия опустила голову и погрузилась в свои мысли.

В форте Сюзетта увидела Остина, в одиночестве стоявшего на длинной галерее госпиталя. При ее приближении он даже не поднял головы.

— Остин?

Когда он посмотрел на нее, Сюзетта заметила яростный блеск его глаз и поняла: что-то произошло.

— Сатанта свободен.

— Нет! Этого не может быть! — Сюзетта покачнулась, и Остин поддержал ее. — Неужели кто-то позволил этому животному выйти из тюрьмы? Разве им не известно, что, получив свободу, он тут же присоединится к отвратительным команчам, которые убили малышку Дженни…

Она умолкла и взглянула на искаженное мукой лицо Остина.

— О, прошу прощения, Остин.

— Это настолько возмутительно, что даже генерала Шермана привело в ужас решение губернатора освободить этого индейца. Мне говорили, что Шерман написал губернатору Дэвису, что если Сатанта после освобождения вновь начнет снимать скальпы, то он надеется, что скальп Дэвиса будет первым, — промолвил Остин.

Сюзетта провела в госпитале совсем немного времени, а затем направилась прямо в редакцию «Эха», чтобы написать статью по поводу освобождения индейских вождей.

«ЭХО ПРЕРИЙ»

8 октября 1873 года

Джексборо, Техас

САТАНТА И БОЛЬШОЕ ДЕРЕВО СВОБОДНЫ

По мнению нашего корреспондента, двойная игра, которую ведет правительство, просто отвратительна. Все задают себе вопрос, чем подкупил президента наш знаменитый техасский губернатор, но почти ни у кого нет сомнений, что была заключена какая-то сделка, чтобы освободить дикарей из тюремных камер, где они провели всего два с половиной года за убийство невинных и беспомощных людей в тот кровавый день весны 1871 года. Два с половиной года!

Вероятно, при освобождении губернатор похлопал вождей по плечу и попросил прекратить их забавы!

Глава 8

Холодным дождливым утром в середине октября Остин Бранд вошел в редакцию «Эха». Стряхнув капли дождя с длинного плаща, он направился в свой кабинет, расположенный в глубине здания. — Сюзетта, можно тебя на минуту?

— Конечно. Остин. — Она поднялась и подошла к нему.

Войдя в свой кабинет, Остин снял плащ и жестом предложил Сюзетте сесть. Сам он опустился в кресло за письменным столом.

— Уверен, тебе известно о том, что уже несколько дней закрыта фондовая биржа в Нью-Йорке.

— Конечно. Мы сообщали об этом в нашей газете.

— Значит, ты понимаешь, что произошло с ценами на скот.

Сюзетте и в голову не приходило, что на продажу скота могут повлиять события, которые «Форт-Уэрт демократ» назвал «паникой 73-го года». Теперь она чувствовала себя ужасно глупой, оттого что раньше не догадалась, насколько далеко идущими окажутся последствия проблем на Уолл-стрит.

— Вы хотите сказать…

— На тот скот, что мы пригнали в Абилин, нет никакого спроса. Некоторые парни продают свои стада за бесценок, получая плату только за шкуры и жир. Я намерен сохранить свой скот, оставить там своих работников на зиму, арендовать землю под пастбище и подождать — возможно, весной обстановка изменится к лучшему. На твоем месте я поступил бы точно так же с принадлежащей тебе сотней голов. Но решать должна ты. Позволь только предупредить тебя: нет никакой гарантии, что к весне рынок восстановится.

Сюзетта молча смотрела на Остина. Она не была уверена, что они с Лидией смогут пережить зиму без дополнительных денег от продажи скота. Из этой прибыли Сюзетта надеялась заплатить жалованье Нату, купить семян для огорода, запас продуктов на зиму, теплую одежду для себя и матери. Разве может она признаться этому человеку, убитому горем, что у нее нет других денег, кроме жалованья, которое он платит ей? Вероятно, вид у Сюзетты был встревоженный, поскольку Остин поднялся с кресла и подошел к ней.

— Пожалуй, мне стоит купить твое стадо прямо сейчас. Тогда я соединю его с моим и продам весной.

— Нет, Остин, я не хочу слышать об этом. Вы слишком добры, но я не намерена всучать сотню бесполезных коров человеку, имеющему уже две сотни своих. Я этого не сделаю. Когда будете телеграфировать Тому Кэпсу, передайте, пожалуйста, Нату, чтобы он оставался в Абилине с вашими людьми. Я подожду вместе с вами, когда цены вновь поднимутся.

— Ты хозяйка, — ответил Остин. Немного помолчав, он добавил: — Сюзетта, я уверен, что ты рассчитывала на деньги от продажи скота. Может, мне дать тебе немного денег в долг до весны. Должно же быть…

Торопливо поднявшись, она покачала головой:

— Нет. Вы платите мне приличное жалованье, и мы с мамой проживем на него. А теперь мне нужно вернуться к работе. Как сегодня Бет?

— Не лучше, но и не хуже. Я сейчас вернусь туда. Ночь прошла относительно спокойно, и я рад хотя бы этому.

В полдень под стук капель дождя по крутой крыше госпиталя Бет Эплгейт Бранд тихо скончалась. Остин сидел рядом и держал ее за руку. Перед самым концом она открыла глаза и посмотрела на него. Слабая улыбка тронула ее тонкие губы, и Остину показалось, что жена узнала его, когда на мгновение ее слабые пальцы сжали его ладонь.

Кризис 73-го года оказался длительным и глубоким. По всей стране разорялись предприятия и компании. Владельцы ранчо в Джек-Каунти, единственным источником доходов которых была продажа скота, отчаянно нуждались и деньгах, чтобы прокормить свои семьи. Они выставляли свои ранчо на продажу, но земля оказалась такой же бесполезной, как и скот. Просто ни у кого не было денег.

Только один человек в Джек-Каунти процветал и получал прибыль от разразившейся депрессии. Остин Бранд был теперь одним из самых богатых людей во всем Техасе. Со смертью Бет он унаследовал огромный банковский капитал на востоке, накопленный дедом Бет и завещанный ей. Имея и сам немалое состояние, Остин теперь стал чрезвычайно богат.

Он сочувствовал своим бедствовавшим соседям, но, кроме того, он был бизнесменом. Остин намеревался создать собственную империю на основе одного из самых больших ранчо во всем огромном штате, и лучшего времени, чем теперь, для этого не было. Он встречался с каждым из окрестных фермеров, кто хотел продать землю, предлагая приличную цену за их наделы, а также работу на своем ранчо. Владельцы земли были вне себя от счастья, получив его предложение, и быстро подписывали бумаги, передававшие бесполезную землю в его умелые руки. Обремененные женами и детьми, которых нужно было кормить и одевать, хозяева ранчо испытывали глубокую благодарность к Остину, разрешавшему им остаться в своих домах. Хотя дома теперь становились частью ранчо Бранда, они могли жить в них при условии, что каждое утро будут являться в контору Остина. Для одиноких мужчин Остин строил большое общежитие и кухню на месте своего старого дома. Не прошло и шести недель с того дня, как Остин начал переговоры по поводу покупки первого участка земли, а он уже владел тысячами акров превосходных пастбищ. Тем не менее осталось одно ранчо, которое не было выставлено на продажу, — небольшой участок, принадлежавший Сюзетте Фоксуорт. Это был ее дом, земля, которую с таким усердием обустраивал отец, и она не могла расстаться с этим. Однако Сюзетта решила больше не заниматься разведением скота. Приняв это решение, она попросила Остина подыскать старому Нату работу на своем ранчо.

— Я поступлю еще лучше, милая, — улыбаясь, ответил ей Остин в один из весенних дней 1874 года. — Я оставлю его на твоем ранчо. Нат будет выполнять всю работу по хозяйству, а также охранять тебя и твою мать.

Сюзетта Фоксуорт топнула ногой.

— Нет! Мы с мамой не нищие и не нуждаемся, чтобы вы платили нашим работникам. Если вам не нужен Нат, так и скажите, но не смейте даже думать, что я позволю вам брать на себя мои обязательства!

— Мне нужен Нат! Пожалуйста, не волнуйся.

— Прошу прощения, Остин. Кажется, гордость иногда делает меня очень противной. Я понимаю, что вы проявляете заботу, и ценю это. Я сказала не подумав.

— Милая моя, — улыбнулся Остин. — Гордость — самая неотразимая черта твоего характера. Никогда не меняйся. После того как Нат вернется из Абилина, я помогу ему перебраться в большое общежитие. Кстати, плотники уже вовсю трудятся над новым зданием. Хочешь поехать со мной и взглянуть?

— Мне очень жаль, но я устала и хочу домой, к маме. Может, как-нибудь на следующей неделе.

— Я буду ждать, — сказал он и вышел.

Наступил май. Кусты лилий, колокольчики и виргинский вьюнок превратили широкую террасу дома Фоксуортов в чудесное благоухающее место, где было приятно сидеть на прохладном ветерке. На девятнадцатилетие Сюзетты приехал Перри Вудс с женой Анной, тяжело переносившей очередную беременность, и годовалым Джошем. Они привезли с собой огромный белый торт. Застигнутая врасплох, Сюзетта, босая, с небрежно заколотыми на затылке волосами, оде гая в будничное платье, вскочила с кресла-качалки и бросилась встречать гостей, совсем забыв о своем виде.

— Я так рада вас видеть, — щебетала она, осторожно обнимая Анну.

Затем Сюзетта поцеловала Перри и улыбнулась сидевшему у него на руках малышу.

— Иди ко мне, Джош, — позвала она прелестного мальчугана и взяла его у отца.

— Вижу, ты не ждала гостей, — насмешливо заметила Анна, взглянув на босые ноги Сюзетты. — Перри, милый, не принесешь ли торт с заднего сиденья коляски?

Не обращая внимания на слова подруги, Сюзетта поднялась на крыльцо. Она не отрывала взгляда от пышущего здоровьем красивого мальчугана, сидевшего у нее на руках.

— Знаешь, он с каждым днем становится все больше похож на Перри, правда, Анна?

— Тише! — шикнула на нее Анна. — Не дай Бог, Перри услышит твои слова. Тогда он совсем зазнается. Каждый день Перри спрашивает меня, не кажется ли мне, что Джош — точная его копия.

— Это нечестно, Анна. Он очень похож на Перри, и ты должна радоваться этому.

— Я рада, — улыбнулась Анна и опустилась на стул. — Просто я не хочу, чтобы Перри слишком зазнавался. Скажи, Сюзетта, когда ты начнешь вести себя как женщина и подыщешь себе мужа? Ты могла бы иметь своих детей.

Сюзетта бросила на подругу сердитый взгляд.

— Прости, больше не скажу ни слова, — добродушно рассмеялась Анна. — Как твоя мама, Сью?

— Так же. Почти не встает с постели. Может, сегодня она составит нам компанию.

К женщинам подошел Перри; в одной руке он держал торт, а в другой — бутылку вина.

— Я отнесу все это на кухню и взгляну на миссис Фоксуорт.

— Спасибо, Перри, — улыбнулась Сюзетта. Она вновь занялась малышом, а Анна пошла на кухню разрезать именинный торт.

Уже в сумерках на горизонте показался одинокий всадник. Остин Бранд, одетый в джинсы, серый пуловер и ковбойские сапоги, с повязанным вокруг шеи желтым платком, спрыгнул с огромного гнедого коня. Он хлопнул себя по бедру широкополой шляпой и прошел во двор; его выгоревшие волосы сверкали в лучах заходящего солнца. В руке он держал небольшой сверток, перевязанный розовой ленточкой с бантом.

— Привет всем, — сказал Остин, входя на террасу.

— Вы как раз успели к сладкому, Остин, — радушно встретила его Анна, отрезав ему большой кусок.

Остин спрятал сверток в карман, обменялся рукопожатием с доктором и кивнул Сюзетте.

— Взгляните, Остин, — улыбнулась ему Сюзетта. — Вы когда-нибудь видели более прелестное существо, чем этот маленький мальчик?

Остин присел рядом с ней и, протянув руку, сжал крошечные пальчики сидевшего у нее на руках ребенка.

— Совершенно замечательный мальчик.

Он ел торт и вежливо хвалил кулинарное искусство Анны.

— Остин, я слышал, будто вы со своими людьми отправились на отлов скота, — сказал Перри, наливая всем вино.

— Совершенно верно. То есть они отправились. Я тоже был с ними, но затем вспомнил про день рождения Сюзетты.

Девушка резко повернулась:

— Неужели, Остин, вы вернулись с отлова скота только ради моего дня рождения? В этом не было никакой необходимости.

— Очень немногое из того, что мы делаем, необходимо, — невозмутимо ответил Остин. — Мне совершенно не обязательно вместе со своими работниками отлавливать скот, а затем гнать его в Абилин. Тем не менее я намерен заняться и тем и другим.

Сюзетта перевела взгляд на Вудсов.

— Похоже, Остин считает меня своей беспомощной подопечной и полагает, что должен постоянно присматривать за мной. — В голосе ее сквозило легкое раздражение.

— Вовсе нет, моя дорогая. Я считаю тебя одним из самых близких друзей и радуюсь возможности отпраздновать твое девятнадцатилетие вместе с тобой и с Вудсами.

— В таком случае я очень рада, что вы приехали. Остин, — смягчилась Сюзетта. — Если бы я заранее знала о вашем визите, то приоделась бы.

— Ты прелестно выглядишь. — Он усмехнулся, многозначительно посмотрев на ее босые ноги.

— Ходить босиком очень полезно, — надменно заметила она и вновь занялась ребенком.

Это был неспешный, приятный вечер, но вскоре Анна взяла на руки Джоша и сказала Перри, что мальчику уже давно пора спать.

Сюзетта спустилась к коляске, чтобы попрощаться. Остин стоял позади нее и махал рукой отъезжающей чете, а потом тронул Сюзетту за локоть.

— Мне пора собираться. — Он вытащил маленький сверток из нагрудного кармана рубашки и протянул его девушке.

Сюзетта взяла подарок. Розовая лента и белая бумага были поспешно сорваны и возвращены в протянутую ладонь Остина. Сюзетта смотрела на сверкающую золотую заколку для волос, прелестнее которой она никогда не видела. По краю заколки были эмалью нанесены ее инициалы.

— Остин, заколка очень красивая, но я не могу принять ее. Она слишком… дорогая. Слишком.

Остин усмехнулся и пальцем приподнял ее подбородок.

— Я разочаровался в тебе.

— Почему? — простодушно спросила Сюзетта.

— Потому что я считал, что ты так умна и независима, что не беспокоишься о том, что слишком, а что нет.

Тихо засмеявшись, Сюзетта распустила волосы и тряхнула головой; ее глаза блеснули в свете луны.

— Разумеется, меня совершенно не волнуют приличия! Заколка великолепна. Я хочу ее, и делу конец!

— Вот такая Сюзетта мне нравится больше. — Остин взял ее за руку. — Пойдем проводишь меня к лошади. Мне нужно возвращаться. Я не приеду домой до окончания отлова, поскольку нам все время придется двигаться дальше. — Он умолк на секунду. — Так что… береги себя. Передай мои наилучшие пожелания матери и обещай, что позволишь пригласить тебя на ужин в ресторан, когда я вернусь.

— Обещаю, Остин. Они подошли к лошади. — Остин?

Он отвязал поводья и вновь повернулся к девушке.

— Да?

— Извини мое любопытство, но… разве ты не собираешься восстановить дом? Неужели всю жизнь намерен прожить в отеле «Уичито»?

Остин повесил свою ковбойскую шляпу на луку седла.

— Я не думал об этом. Возможно, когда-нибудь у меня появится причина построить новый дом. Сюзетта тронула пальцами украшение и улыбнулась.

Остин положил ей руку на плечо и еле слышно прошептал:

— Это только начало.

Нахмурившись, Сюзетта наклонилась к нему:

— Что? Я не расслышала.

Остин рассмеялся и поцеловал ее в щеку. — Я рад, что тебе понравился подарок.

Глава 9

Через два дня после девятнадцатилетия дочери Лидия Фоксуорт умерла. Сюзетта была потрясена: она надеялась, что поскольку мать пережила зиму, то с наступлением лета ей станет лучше и она начнет поправляться. Под лучами теплого майского солнца Сюзетта, ощущая озноб, прощалась с матерью. Ей хотелось увидеть рядом Остина Бранда, и Сюзетту удивляло это желание.

Но Остин уехал на отлов скота; она знала, что он не вернется до конца месяца. Все ее друзья, включая Анну и Перри, звали Сюзетту немного пожить у них, но ей нужно было общество и утешение Остина. Без него Сюзетте было страшно и одиноко, и впервые она поняла, какое важное место занимает он в ее жизни. Она всегда воспринимала его присутствие как нечто само собой разумеющееся и никогда не задумывалась, какой будет жизнь без него.

В ночь после похорон матери Сюзетта лежала в чужой постели в доме Анны и тихо плакала в подушку.

— Остин, Остин, — всхлипывала она, — помоги мне!

Остин Бранд, не зная о страданиях Сюзетты, сидел у потухшего костра и курил. Ковбои спали. Тишину ночи лишь изредка нарушали фырканье и ржание лошадей в табуне да стрекотание сверчков.

Неожиданно откуда-то из глубин сознания всплыл образ зовущей его Сюзетты Фоксуорт. В ее милом голосе сквозило отчаяние, глаза были широко раскрыты от страха. Остин провел рукой по густым светлым волосам и встал.

Тихо надев сапоги, он пробрался к тюфяку, на котором посапывал его главный погонщик Том Кэпс.

— Том, — позвал Остин.

Глаза Тома приоткрылись.

— Что-то случилось?

— Нет, все в порядке. Я отлучусь из лагеря на пару дней. Встретимся в пятницу в загоне Скво-Маунтин. Спи.

— Господи, парень! Ты не можешь подождать до утра?

— Нет, не могу.

Ом приехал в Джексборо с восходом солнца. Чувствуя себя глупо, Остин задумался: отправиться ему сразу на ранчо Фоксуортов или сначала пойти в отель «Уичито» и поспать. Все еще не придя к определенному решению, он добрался до дома Фоксуортов. Не увидев света внутри, Остин предположил, что Сюзетта еще спит. Он спешился, зажег сигару и стал ждать, прислонившись к высокому вязу. Время шло, но дом по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Остин поднялся на крыльцо и громко постучал. Никакого ответа. Он вновь постучал и позвал Сюзетту: — Это Остин, Сюзетта! Открой дверь, милая. Сюзетта?

С замирающим сердцем он снова и снова стучал в дверь и звал девушку. Наконец Остин толкнул дверь и вошел внутрь. Обойдя все комнаты, он не обнаружил никаких следов Сюзетты и ее матери. Встревоженный, Остин поспешно вернулся к лошади. По пути в город он все время подгоняя усталое животное. Там Остин направился прямо в редакцию «Эха». Дверь редакции была закрыта, свет не горел.

Нашарив в кармане ключ, он прошел прямо к себе в кабинет. Сознавая, что должен сохранять спокойствие, Остин тем не менее ощущал желание выпить. Из нижнего ящика письменного стола он достал бутылку кентуккийского бурбона, налил себе стакан и залпом осушил его. Вытирая рот, он заметил стоящую в дверях Сюзетту. Вид у нее был усталый и измученный.

— Милая! — Облегченно вздохнув, Остин подошел к девушке и обнял ее.

К его необычайному удивлению и радости, она не отстранилась, а уткнулась лицом в его широкую грудь и прильнула к нему.

— Остин, — прошептала она. — Слава Богу, вы здесь. О, Остин, как вы узнали?

Он отстранился:

— О чем узнал? Что случилось, милая?

— Остин, моя мама умерла. Я осталась одна.

Он ласково прижал ее голову к своей груди.

— Сюзетта, я всегда буду с тобой. Ты не одинока, милая. Я с тобой. Я буду заботиться о тебе.

Через четыре дня после похорон матери Сюзетта поцеловала на прощание Анну и направилась к себе на ранчо.

— Пожалуйста, Сью, побудь у нас еще немного, — умоляла ее Анна. — Тебе нельзя жить одной — это небезопасно. Почему ты такая упрямая? Господь свидетель, ты можешь оставаться здесь, со мной и с Перри, сколько захочешь.

— Вы с Перри очень добры, Анна, но я решила вернуться в родной дом. Правда. У меня нет желания спорить с тобой.

— Хорошо, меня ты слушать не хочешь, но, клянусь, Остин Бранд найдет что сказать по этому поводу.

— Послушай меня, Анна. Остин Бранд добрый и близкий друг. Он много сделал для меня, и я очень ценю это, как я ценю и твою помощь. Но это не его дело, где я намерена жить, и я не собираюсь советоваться с ним.

Анна улыбнулась своей упрямой подруге:

— Хотела бы я посмотреть на него, когда ты скажешь ему об этом!

— Это совершенно немыслимо! И слышать не хочу! Ты в своем уме? — Остин размахивал руками, а его серые глаза метали молнии.

— Сделайте любезность, Остин, успокойтесь, пожалуйста, — раздраженно сказала Сюзетта.

— Успокоиться? — Остин схватил ее за локоть. — Ты сообщаешь мне, что собираешься жить одна, в нескольких милях от ближайших соседей, и хочешь, чтобы я успокоился! Черт побери, девочка, ты, наверное, шутишь!

— Кем вы себя воображаете, Остин Бранд! Кто дал вам право решать, что я могу, а что не могу делать? Я не маленькая девочка и буду благодарна вам, если вы научитесь вести себя со мной соответствующим образом! А теперь я больше ни слова не желаю слышать об этом. Начиная с сегодняшнего дня я буду жить на ранчо, а если вам это не нравится, то можете… можете… — Она бросилась к двери его кабинета. — Мне нужно работать. Думаю, мистер Кич удивляется тому, что у нас здесь происходит. Почему бы вам не вернуться к отлову скота, Остин?

Вздохнув, он кивнул:

— Я возвращаюсь. Уеду сегодня днем.

— Так скоро? — спросила Сюзетта, смягчившись. — Я… спасибо, Остин, что подставили мне плечо, на котором я могла выплакаться. Обещаю, что больше это не повторится. Я справлюсь — вы же знаете. Я хочу стать сильной и неунывающей. С этого дня перед вами будет совсем другая Сюзетта Фоксуорт.

— Я не нахожу ничего плохого в прежней, — тихо сказал он.

— До свидания, Остин. Берегите себя. — Сюзетта закрыла за собой дверь.

Остин уехал из города около полудня, а к ночи уже разыскал своих людей и стадо. Они стояли лагерем в Скво-Маунтин. Не слезая с коня, он подозвал одного из своих работников и предложил ему сигару. Это был худой и жилистый человек, один из самых метких стрелков.

— Дейл, — Остин сжал костлявое плечо парня, — я повышаю тебе жалованье.

Усмехнувшись, ковбой посмотрел на него:

— Да? А в чем дело?

— Немедленно отправляйся в Джексборо, прямо на ранчо Фоксуортов. Найди себе укромное место и охраняй молодую леди, которая там живет. Она ничего не должна заподозрить, так что будь очень осторожен. Ты будешь являться туда каждый вечер после наступления темноты и бодрствовать всю ночь, а после восхода солнца возвращаться на мое ранчо и спать. Справишься? — Вы серьезно насчет повышения жалованья?

— Ты будешь получать в два раза больше, чем я плачу тебе сейчас. Твоя единственная обязанность — чтобы Сюзетта Фоксуорт была в безопасности у себя дома.

— Можете положиться на меня, босс, — улыбнулся Дейл. — А то я уже устал от этих вонючих тупых коров.

— Тогда бери своего коня. Время уходит. Я хочу, чтобы она спокойно спала этой ночью. Так что тебе лучше поторопиться.

— Одна нога здесь, другая — там.

— И последнее, Дейл. Если я когда-нибудь застану тебя спящим на посту, лучше тебе больше не появляться на территории графства.

Дейл Джексон коснулся полей своей шляпы.

Остин вернулся в Джексборо в начале июня, въехав в город во главе своих людей. Они пригнали большое стадо в загоны ранчо Бранда, чтобы дать животным отдохнуть пару дней перед долгой дорогой по Чизхолмскому тракту в Абилин.

Остин — грязный, взъерошенный и небритый — привязал свою лошадь и поспешил в отель «Уичито», но прежде бросил долгий взгляд через улицу на редакцию «Эха». Ему хотелось увидеть Сюзетту, но он заставил себя подождать. Обрадуется ли Сюзетта, увидев его? Наверное, она худая и бледная. В конце концов, она ведь еще ребенок. Будет ли она плакать и обнимать его при встрече?

Через полчаса Остин Бранд, безупречно одетый, чисто выбритый, с подстриженными и причесанными густыми белокурыми волосами, уже пересекал улицу. Волнуясь, как мальчишка, и щурясь от ярких лучей полуденного солнца, он вошел в редакцию.

Свежая и сияющая Сюзетта увлеченно писала, склонившись над блокнотом. Целую минуту он молча смотрел на нее. Она ничуть не походила на бледную, потерянную девочку, которую он ожидал увидеть. Напротив, Сюзетта выглядела отдохнувшей, бодрой, пышущей здоровьем и… очень, очень красивой.

— Сюзетта, — тихо сказал Остин.

Белокурая голова поднялась от блокнота, и их глаза встретились. Улыбка на ее лице развеяла все его сомнения. Сюзетта вскочила со стула.

— Остин! — вскрикнула она и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а затем отстранилась. — Дайте мне посмотреть на вас! Как я рада вас видеть, Остин. Когда вы приехали? — Час назад. — Он весь сиял. — Как поживаешь, милая?

Сюзетта взяла его за руку и гордо показала свой блок нот.

— Прочтите! Вы можете в это поверить? Слов нет, до чего захватывающие новости!

Остин снисходительно улыбнулся и стал читать.

«ЭХО ПРЕРИЙ»

8 июня 1874 года

Форт-Уэрт, Техас

Шайка отчаянных головорезов под предводительством меднокожего молодого бандита, о котором не известно ничего, кроме его имени — Каэтано, вчера совершила дерзкое ограбление Первого национального банка. Свидетели утверждают, что во время бегства бесстрашный индеец был ранен, но эти сведения не подтвердились, поскольку юному разбойнику и его банде вновь удалось ускользнуть от преследования их рейнджеров. Говорят, Каэтано…

Лицо Остина исказилось от боли.

— В чем дело, Остин? — удивилась Сюзетта. — Я думала, вы будете довольны. Ограбление произошло вчера днем, и мы поместим сообщение о нем в сегодняшнем номере.

Остин протянул ей блокнот:

— Если на этом свете существует справедливость, то этот человек умрет от полученных ран. Пойдем, позволь мне пригласить тебя на ленч.

— Но, Остин, я еще не закончила статью.

— Пусть мистер Кич допишет ее за тебя.

Бери шляпку. Сюзетта нахмурилась, но все же сняла шляпку с крючка.

— Нет, я закончу, когда вернусь. Я могу потратить на ленч всего полчаса.

— Посмотрим. — Остин взял ее под руку.

Глава 10

День одиннадцатого июня выдался теплым и ясным. Остин Бранд вскочил на своего коня, готовый к долгому, трудному путешествию по Чизхолмскому тракту. Дюжина его лучших ковбоев ожидали сигнала к началу перехода. Главный погонщик Том Кэпс, сидевший верхом на большой лошади серовато-коричневой масти, остановился рядом с Остином. Именно Том, умудренный опытом коренной техасец, должен поднять руку в перчатке, за которой будут следить остальные. Когда рука опустится, погонщики двинутся в путь.

Темп будут задавать самые лучшие и опытные наездники. Впереди Том Кэпс поставил Рэнди Ланкастера и его лучшего друга Боба Коулмена. Оба были в прекрасной физической форме и считались опытными скотоводами. Закаленные ветераны Рэнди и Боб знали друг друга с детства; они вечно ссорились, как старая супружеская пара, и отличались вспыльчивостью и грубостью. Им было по сорок — самый расцвет сил. Два других опытных пастуха — молодой Ред Уилсон, приехавший в Техас из Монтаны, а также крепкий старик Зик Уэрт, ветеран армии конфедератов из Алабамы, — ехали в середине мычащего стада. Четверо других ковбоев: Фредди Блэк, Монти Хадспет, Слим Хестер и старый Нат — расположились по бокам. Они должны были возвращать на место отбившихся от стада животных. Двое молодых работников — восемнадцатилетний Клайд Боннер и семнадцатилетний Джимми Дэвис — проведут ближайшие шесть недель в хвосте колонны, глотая пыль и горько жалуясь на судьбу. Тем не менее даже Клайд и Джимми свысока смотрели на конюха, высокого тощего парня, чья единственная обязанность заключалась в уходе за огромным табуном. Юный Дэнис Сандерс любил животных больше, чем людей, и был самым искусным наездником, какой когда-либо присматривал за табуном.

Фургон с провизией, поскрипывающий под весом муки, бекона, вяленой говядины, бобов, зерна, сахара, приправ, горшков и кастрюль, уже ехал впереди стада. Им правил Большой Эл Макрей. Ему предстояло управлять фургоном, стряпать, а также стирать, лечить раны и змеиные укусы и даже стелить постели на ночь.

Остин напряженно ожидал взмаха руки Тома Кэпса. От волнения по его широкой спине пробегала дрожь — так всегда бывало перед началом перегона скота. Как и другие работники, Остин начнет жаловаться на жизнь, прежде чем они достигнут Абилина. Он будет чувствовать себя усталым и измученным, им овладеют скука и беспокойство, он начнет тосковать по дому и хотеть женщину, ему начнет казаться, что он больше видеть не может своих товарищей-ковбоев, он почувствует отвращение ко всей этой длинной жизни — и все это задолго до того, как первые животные приблизятся к загонам шумного канзасского города. Но теперь Остин чувствовал себя молодым, сильным, готовым тронуться в путь и гнать упрямых коров в Канзас — через прерии, через глубокие ущелья и бурные реки, через земли индейцев. Это настоящая мужская работа, и она была нужна ему. Он поерзал в поскрипывающем седле, и большой серый конь под ним нетерпеливо тряхнул головой. Том Кэпс щурился от лучей утреннего солнца. Перед ним волновалось целое море разномастных бычков, которые фыркали, мычали, стучали друг о друга длинными рогами и поднимали копытами пыль. Эта картина радовала глаз опытного ковбоя. Ом медленно перевел взгляд на Остина. Тихим, почти ласковым голосом, за которым скрывалась необузданная и суровая душа, он произнес:

— В Абилин.

Остин кивнул, улыбнулся, надвинул на лоб широкополую шляпу и еще крепче сжал поводья. Рука Тома Кэпса опустилась.

— Вперед!

На лицах разразившихся одобрительными возгласами ковбоев появились одинаковые улыбки; они вонзили шпоры с большими колесиками в бока своих коней — и путь на север начался.

Конь Остина гарцевал в лучах утреннего солнца; его густая грива развевалась на ветру, а ручной работы седло, отделанное серебром, ярко сверкало. Остин без труда держал поводья. Глаза его скользнули вдоль линии горизонта, остановившись примерно в том месте, где должно было находиться ранчо Фоксуортов.

Остин вздохнул. Сюзетту совершенно не волновало, что он уезжает. После отлова скота он провел дома целую неделю, но всего дважды удостоился чести насладиться ее обществом: во время ленча в отеле «Уичито» и вчера вечером за обедом. А почему, собственно, она должна волноваться?

Он покачал головой. К черту Сюзетту Фоксуорт! Она милая юная девушка — и ничего больше.

Пока Остин спорил с собой, Сюзетта, сидевшая верхом в дамском седле, остановила свою кобылу Глорию на склоне близлежащего холма и обвела взглядом пришедших в движение животных. С безопасного расстояния она с восхищением наблюдала, как ковбои уверенно выводят стадо, направляя его через луг. Когда взгляд ее скользнул по широкой груди и мускулистым рукам Остина, он повернулся в седле, натянул поводья огромного серого коня, и Сюзетта поняла, что он увидел ее. Повернув лошадь, Остин что-то сказал Тому Кэпсу. У Сюзетты перехватило дыхание: Остин направлялся прямо к ней. Теперь уже не было смысла притворяться, и, когда он приблизился, девушка обезоруживающе улыбнулась.

Остановив коня рядом с ней, Остин коснулся кончиками пальцев шляпы и подмигнул:

— Милая, я считаю, что ты — самое прекрасное существо на свете.

— Вы и сами великолепны.

— Дорогая моя, после таких слов мужчине очень трудно вернуться к своим обязанностям. — Он протянул ей руку в перчатке.

Сюзетта подала ему свою, и Остин поднес ее к губам, тихо прошептав:

— Произнеси слово «дорогой», и я никуда не поеду.

Сюзетта вырвала руку.

— Остин Бранд, что за глупости вы говорите! Что это на вас нашло?

— Извини, Сюзетта. Я велсебя глупо.

— Я не хотела, Остин… то есть я…

— Я прекрасно понимаю, что ты имела в виду, дорогая. Мне нужно ехать. Пожалуйста, будь осторожна. Увидимся через три месяца. — Остин пришпорил коня и галопом понесся к стаду.

Что ж, Сюзетта права. Хорошо, что девушка открыла ему свои мысли — это облегчит дело. Она останется для него дочерью умершего друга, только и всего. Естественно, Остин будет заботиться о ней, но только как о дочери, опекать девушку в память о Блейке Фоксуорте — вот и все.

Перегон скота был тяжелым и опасным делом, и Остин работал наравне со своими людьми. Он весь день оставался в седле; спина его ныла, голова болела, а глаза слезились от пыли, вздымаемой тысячью копыт.

С каждой неделей усталость погонщиков возрастала. Остин тоже измучился, но не настолько, чтобы выбросить Сюзетту Фоксуорт из головы. Он думал о ней днем, под палящими лучами солнца, и ночью, лежа в своем спальнике и устремив взгляд в усыпанное звездами небо.

В конце июля Остин и его люди поместили скот в загоны в окрестностях Абилина. Окончательный подсчет несказанно обрадовал Остина: потери были минимальны, скот здоров и более упитан, чем тогда, когда они покидали Джек-Каунти.

Все ковбои отправились в город, сгорая от желания принять ванну, побриться и хорошо провести время. Остин и Том Кэпс смотрели, как они уходят с криками и свистом; двое самых молодых размахивали шестизарядными револьверами.

— Чего же мы ждем? — Том Кэпс свернул самокрутку, смочив бумагу языком. — Пойдем, устроим себе небольшой праздник.

— Отличное предложение, — отозвался Остин, — но сначала я хочу побриться. Эта чертова борода с каждым днем чешется все сильнее.

— Ну, положим, чешется не только борода, — ухмыльнулся Том Кэпс и затянулся самокруткой.

Через час Остин погрузил свое большое усталое тело в деревянную ванну, наполненную мыльной водой. Взяв в одну руку стакан виски, а в другую — кубинскую сигару, он вздохнул от удовольствия. Горячая вода приятно расслабляла усталые мускулы и очищала обожженную солнцем кожу.

В сумерках Остин вышел на послеобеденную прогулку и двинулся к салуну Аламо, обходя по пути пьяных ковбоев. Он заказал бармену бурбон и, выпив три порции, подошел к одному из многочисленных столов, покрытых зеленым сукном. Кивнув крупье, сдающему карты, он, занял место за столиком. Через час игра наскучила Остину, и его глаза заскользили по прокуренной комнате. Вскоре он встретился взглядом с парой зеленых глаз, и пышнотелая, с молочно-белой кожей женщина приблизилась к его стулу. Хорошенькая рыжеволосая дама обольстительно улыбнулась Остину. Он ответил на ее улыбку.

Сверкнув зеленым шелковым платьем, женщина молча села на колени к Остину, открыв для обозрения стройные ноги в шелковых чулках. Она обвила тонкой рукой его шею и прильнула к нему; пушистые зеленые перья ее шляпы щекотали ему шею. Женщина ласково коснулась его лица и сладким голосом сказала:

— Купишь мне выпить, ковбой?

— Конечно, дорогуша, — ответил Остин и обнял ее.

Он продолжал играть и пить, а рыжеволосая, сидя у него на коленях, все сильнее прижималась к нему и каждый раз целовала Остина, когда он опускал серебряную монету за вырез ее платья.

Остин забрал выигрыш и оставил игру, а обходительная рыжая девица повисла у него на руке, непрерывно болтая. Засунув приличную сумму денег ей в платье, он поцеловал ее в щеку и извинился:

— Прости меня, милочка, но я устал. Может, завтра. А теперь я хочу немного вздремнуть.

— Разумеется, голубчик, — защебетала рыжая и поцеловала его в губы. — Ты немного вздремнешь, а когда встанешь, мы как следует повеселимся. Меня зовут Ширли, и я обещаю тебе незабываемую ночь. Ты ведь не забудешь про меня, правда, красавчик?

Остин тряхнул головой и отцепил ее Длинные пальцы от своей руки.

— Нет, мэм, не забуду.

Тем не менее он забыл.

Вернувшись в отель, Остин разделся и повалился на мягкую постель. Он закрыл глаза, не сомневаясь, что тут же заснет. Вместо этого перед его мысленным взором появилось милое лицо Сюзетты Фоксуорт. Остин не мог вспомнить, как выглядит Ширли, но живо представлял себе каждую черточку прекрасного лица Сюзетты. Он жаждал только ее, и никого больше.

Однако на следующий день Остин заказал себе билет на поезд в Нью-Йорк.

Глава 11

В Джексборо Анне Вудс понадобилась помощь Сюзетты. Родители Анны уехали в Форт-Уэрт и обещали вернуться к моменту рождения следующего внука, но роды у Анны начались раньше времени. Душной ночью в конце июля Анна родила крохотную девочку. Сюзетта переехала к ней.

Перри Вудс настаивал, чтобы девочку назвали Санни. Анна поцеловала мужа и согласилась, что Санни — чудесное имя для их дочери. Джош, которому было уже четырнадцать месяцев, ласково гладил волосы своей новорожденной сестренки и сжимал ее нежную ладошку.

Для Сюзетты эта была чудесная неделя, но, вернувшись домой, она почувствовала себя еще более одинокой. По вечерам девушка сидела одна на террасе и, сравнивая свою жизнь с жизнью Анны, ощущала тупую боль в груди. Она была женщиной, хотела мужа и детей, но боялась, что этого никогда не будет.

Выйдя за дверь редакции «Эха», Сюзетта заправила длинные волосы под шляпку и надела короткие белые перчатки. Она прищурилась от яркого сентябрьского солнца, а затем оглянулась, услышав свое имя. От салуна Лонгхорна к ней поспешно приближался погонщик.

— Нат! — воскликнула она, и лицо ее осветилось улыбкой.

— Мисс Сюзетта! — Старый ковбой сдернул с головы грязную шляпу и подошел к ней. — Как поживаете? Боже, вы отлично выглядите.

— Нат, как я рада тебя видеть! — Сюзетта смутила старика, поцеловав его в обветренную щеку. — Когда ты вернулся?

— Мы приехали всего час назад.

— А где Остин? Может, ты сходишь в салун и позовешь его? Я очень хочу его видеть.

— Мистера Бранда здесь нет, мисс, — улыбаясь, сказал Нат. — Он не пробыл в Абилине и двух дней. А что касается остальных, мы…

— Не пробыл и двух дней? Ты хочешь сказать, что он вернулся раньше всех вас? Что он был в Джексборо и не…

— Нет. Он сел на поезд и отправился аж в Нью-Йорк! Мистер Бранд очень красивый мужчина, и надеюсь, что когда-нибудь найдет себе красивую леди и снова женится. Да, сударыня, надеюсь…

— Да, да, Нат, я согласна с тобой. Приходи ко мне ужинать. Я рада твоему возвращению. — Сюзетта постаралась скрыть смятение.

— Хорошо быть дома, — улыбнулся он.

На следующее утро Сюзетта получила короткое письмо со штемпелем Нью-Йорка. Она сразу же узнала небрежный почерк Остина.

Дорогая Сюзетта!

Я поселился в отеле «Стоунли» в Нью-Йорке. Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к моему управляющему, Тому Кэпсу. Я дал ему распоряжение сделать для тебя все, что потребуется. Если тебе нужны деньги, скажи об этом Тому.

Надеюсь, ты чудесно проведешь лето. Не знаю, когда вернусь домой: у меня здесь много старых друзей. Береги себя.

С сердечным приветом,

Остин.

Разорвав письмо надвое, Сюзетта бросила его в мусорную корзину. Она сваляла дурака, позволив себе почувствовать зависимость от него. Ей все равно, долго ли он будет отсутствовать, а о себе она позаботится сама.

Наступили рождественские каникулы, и Перри, Анна, Джош и малютка Санни уехали в Форт-Уэрт, чтобы провести праздники с родителями Анны. Анна и Перри упрашивали Сюзетту составить им компанию, но она отказалась. В одиночестве Сюзетта отправилась в лес, срубила кедр и украсила его воздушной кукурузой и клюквой. В сочельник она сидела и молча смотрела на кедр. На столе рядом со старой тахтой лежало второе письмо от Остина. Он желал ей счастливого Рождества и сообщал, что едва ли вернется домой до весны. Представив себе, как Остин развлекается в Нью-Йорке, Сюзетта всхлипнула, как убитый горем ребенок.

— О, Остин, ты мне нужен, ты так мне нужен! Как ты мог бросить меня одну?

Тем не менее к Новому году мужество вернулось к ней, и она твердо решила, что ей не нужен ни Остин Бранд, ни кто-либо другой. У нее есть работа в «Эхе», есть собственный дом и друзья.

Весна во всей своей красе стремительно неслась по равнинам. Сюзетта, в старых кожаных штанах, хлопковой рубашке, с перехваченными на затылке золотой заколкой волосами, склонилась с мотыгой над свежевскопанной грядкой. Девушка гордилась своим цветущим садом и трудилась без устали, выпалывая сорняки, душившие нежные зеленые кустики помидоров.

Остин Бранд спрыгнул с лошади прямо перед домом. Увидев Сюзетту, он молча пошел к ней. Она по-прежнему не замечала его.

— Сюзетта, — тихо позвал он.

Девушка повернулась и увидела его. Она улыбнулась, выронила мотыгу и пошла к нему.

— Остин, я рада, что вы дома. Расскажите мне о вашей поездке в Нью-Йорк.

Сердце каждого из них билось с невероятной силой, но отчего-то оба сделали вид, что ничего особенного не происходит и появление Остина после долгого отсутствия — самое обычное дело.

Остин виделся с Сюзеттой не так часто, как ей того хотелось бы. Иногда он приглашал ее на обед в отель «Уичито» и время от времени приезжал в гости к ней на ранчо. Но большей частью они встречались в редакции «Эха». Остин был для нее, как и прежде, настоящим другом, и она знала, что он готов сделать для нее все. Остин также был очарователен и остроумен, и, слушая его веселые рассказы, она смеялась и заливалась краской.

А затем настала пора Остину вновь отправляться в Абилин. Прощаясь, Сюзетта рискнула спросить его:

— Полагаю, в этом году вы тоже поедете в Нью-Йорк?

— А ты будешь скучать по мне, если это случится? — усмехнулся Остин.

— Нет, — небрежно ответила она.

— В таком случае я не уверен, что поеду туда в этом году. Береги себя, Сюзетта. Увидимся осенью.

— Поступайте как знаете, — сказала она и убежала.

Лето выдалось необычно сухим, и к сентябрю вся прерия выгорела. В одну из ночей, таких жарких, что Сюзетта лежала в кровати, обливаясь потом, она неожиданно проснулась. В комнате было светло. Затем она услышала рев. Прерия горит! Объятая ужасом, Сюзетта выскочила из постели и подбежала к окну. Волны пламени поднимались по склону холма, направляясь прямо к ее дому.

К тому времени, когда Сюзетта открыла парадную дверь, двор наполнился людьми. Красные отблески пламени освещали лица друзей и соседей. Сюзетта с изумлением смотрела, как одни наполняли ведра водой из ручья и гасили огонь, другие боролись с яростным пламенем при помощи привязанных к палкам и мотыгам мокрых тряпок, а третьи схватили сложенные в амбаре мешки из-под зерна и сбивали ими подступающего к ним ревущего монстра.

Обретя наконец способность действовать, Сюзетта бросилась к амбару и к своей кобыле Глории. Когда она прибежала туда, какой-то человек уже освободил испуганных лошадей из стойл и уводил их подальше от ревущего ада. Животные задыхались в клубах густого дыма, их глаза слезились от сильного жара. Сюзетта начала мокрым мешком сбивать пламя; растрепанные волосы прилипли к ее лицу, в груди саднило, лицо было искажено страданием. Она занесла над головой руку с мешком и покачнулась, когда кто-то схватил мешок за ее спиной. Сюзетта протестующе вскрикнула и обернулась, а затем с облегчением выпустила мешок.

Остин Бранд отбросил мешок, подхватил Сюзетту на руки и понес через двор в дом. И только после того, как он осторожно посадил ее на диван, Сюзетта поняла, что не надела туфли. Ее ступни были все в синяках и царапинах.

— Огонь уже отступает, милая. Дому и амбару больше не угрожает опасность. Не двигайся, — сказал Остин и ушел, а она со слезами на глазах смотрела ему вслед.

Остин вернулся с тазом воды и начал мыть ей ноги.

— Ты в порядке, Сюзетта?

— Да, Остин, вам нет необходимости… Постойте, дайте мне самой закончить. — Она попыталась снять ногу с его колена.

Остин крепко сжал ее тонкую лодыжку.

— Не надо, Сюзетта. Перестань дергаться.

К восходу солнца последние очаги пожара были потушены. Сюзетта поблагодарила мужчин и предложила им позавтракать. Они отказались и, сказав, что были рады помочь ей, уехали. Остался один Остин. Он пил кофе на кухне, сидя верхом на стуле с высокой спинкой.

— Милая, — он говорил неторопливо, растягивая слова, — почему бы тебе сегодня не остаться дома? Уверен, у тебя болят ноги. Я скажу мистеру Кичу, что ты берешь выходной.

— Вы этого не сделаете, — возразила она. — Сегодня я собираюсь быть в редакции «Эха».

— Чудесно. — Он поскреб щеку. — Что касается меня, то я намерен прилечь на твой диван и поспать.

Остин направился в гостиную.

— Нет, вы не должны этого делать, — нахмурилась Сюзетта.

Он сел на диван и стянул высокие черные сапоги.

— Пожалей меня, Сюзетта. Я ведь даже не прилег. — Остин зевнул и растянулся на спине, положив руки под го лову. — Разбуди меня, когда днем вернешься домой. Глаза его закрылись.

Сюзетта покачала головой, достала из шкафа одеяло и укрыла им Остина.

— Остин, — прошептала она, наклонившись над ним.

— М-м?

— Я рада, что вы вернулись.

— Я тоже, — улыбнулся Остин, не открывая глаз.

Весь день мысль о том, что Остин Бранд спит у нее дома, вызывала легкую улыбку на губах Сюзетты. В конце рабочего дня она торопливо собрала вещи, быстро попрощалась с мистером Кичем и пошла в конюшню за своей лошадью. Сюзетта скакала домой, размышляя, что приготовит Остину на ужин, и от волнения желудок ее сжимали спазмы. Однако волнение быстро сменилось разочарованием. Когда она приехала, Остина уже не было. На столе лежала записка:

Спасибо, что позволила воспользоваться диваном. Извини за назойливость.

Остин.

Остин не остался в Джексборо. С первыми морозами он опять отправился на восток. Сюзетта скучала по нему больше, чем в прошлом году, — как он и рассчитывал. Вернувшись весной, Остин не поехал сразу же к ней на ранчо и не заглянул в редакцию «Эха». Он не делал никаких попыток увидеться с ней, и Сюзетта была смущена и обижена, хотя и не признавалась себе в этом.

Прошло уже десять дней после его возвращения. Сюзетта лежала без сна в залитой лунным светом спальне и размышляла, почему человек, считающий себя ее лучшим другом, не навестил ее после шестимесячного отсутствия.

Она уже почти задремала, когда снаружи послышался шум. Девушка приподняла голову и вновь услышала какие-то звуки.

Звуки были очень слабыми. Ей почудилось, будто звенят маленькие колокольчики. Сюзетта похолодела. Это могло означать только одно. Команчи носили мокасины с пришитыми к шнуркам колокольчиками.

Она быстро встала с кровати и на цыпочках подошла к окну. Выглянув, Сюзетта тут же отпрянула и прижалась к стене. У нее перехватило дыхание: прямо позади дома с коней спрыгивали на землю три полуобнаженных индейца.

Пытаясь справиться с волнением, Сюзетта направилась в гостиную. До нее доносилось лишь позвякивание колокольчиков. Она вошла в большую комнату, легла на пол и подползла к сундучку с оружием. Повозившись с замком, Сюзетта с трудом достала «винчестер» и тут обнаружила, что у нее нет патронов. Сдерживая слезы, она стояла с винтовкой в руках и беспомощно смотрела, как три ловких индейских воина входят в конюшню и выводят оттуда ее любимую Глорию. Две другие принадлежавшие ей лошади заржали и последовали за большой кобылой. Стройный воин вскочил на своего разрисованного коня и увел за собой животных.

Два оставшихся индейца о чем-то коротко переговорили, затем один вскочил на лошадь, а другой направился к дому. Сюзетта поднесла руку ко рту и до крови закусила суставы пальцев. Воин был уже во дворе; его красно-коричневое тело блестело в ярком лунном свете. Второй индеец наблюдал. Через несколько секунд первый будет уже у черного хода. Сюзетта подняла незаряженное ружье и прошептала молитву.

Тишину ночи нарушил одинокий выстрел, и Сюзетта вскрикнула. Она увидела, как высокий воин убегает прочь со двора. Одним прыжком он вскочил на коня, и двое индейцев умчались. Сюзетта в замешательстве посмотрела на винтовку в своей руке. Она не стреляла. Затем она услышала еще выстрелы и топот коней команчей.

Сюзетта дрожала, не в силах сдвинуться с места, и крепко сжимала в руках оружие. Она увидела, как из темноты появился мужчина с ружьем в руке и направился к дому. Девушка не знала, что делать: распахнуть дверь и броситься ему на шею или бежать.

— Мисс Фоксуорт, — тихо сказал мужчина. — Это Дейл Джексон, мэм. Я работаю у Остина Бранда. Вы в порядке?

Облегченно всхлипнув, Сюзетта бросилась к двери и отодвинула засов.

Дейл Джексон мягким движением забрал тяжелую винтовку Сюзетты и прислонил оружие к двери. Затем осторожно взял девушку за локоть и подвел к столу.

— Мистер Джексон, я… я была так… — бормотала Сюзетта; облегчение в ее душе смешивалось с еще не отступившим ужасом.

— Теперь вы в безопасности, мэм. Посидите здесь, а я приготовлю нам кофе.

— Но… Я не понимаю. Что вы здесь делаете? И как вы узнали?

Дейл Джексон вздохнул:

— Мисс Фоксуорт, Остин Бранд нанял меня охранять вас по ночам. Вы не должны были об этом знать. Он ужасно рассердится на меня. Полагаю, когда взойдет солнце, я уже буду покидать территорию графства.

— Вы хотите сказать, что наблюдали за моим ранчо каждую ночь?

— Да, мэм. Сегодня я подвел Остина. Наверное, задремал и обнаружил дикарей, когда было уже поздно. Я ужасно сожалею насчет лошадей.

— Я вам очень благодарна, мистер Джексон. Вам не за что извиняться. Вы спасли мне жизнь, и я расскажу об этом мистеру Бранду.

Когда наступило утро, Сюзетта отправилась в город вместе с Дейлом Джексоном. Остин Бранд в щегольском костюме лениво прохаживался у дверей редакции «Эха». При виде приближающихся всадников его загорелое лицо побледнело.

— Я влип, — пробормотал Дейл Джексон.

Он натянул поводья, и Остин сошел с тротуара. Нахмурившись, он протянул руки Сюзетте.

Сюзетта положила ладони на его широкие плечи и мило улыбнулась:

— Как я рада видеть вас, Остин! До меня доходили слухи, что вы вернулись в город.

Остин снял Сюзетту с лошади и поставил перед собой, не выпуская ее руки.

— Слезай, — холодно бросил он Дейлу Джексону.

— Остин Бранд, — Сюзетта взяла его за лацканы пиджака, — прежде чем вы привлечете к нам всеобщее внимание, позвольте объясниться.

— Я хочу услышать объяснения от Дейла, — сердито сказал Остин.

— Ради Бога, люди же смотрят, — прошипела Сюзетта.

— Ну и черт с ними!

Сюзетта заставила обоих мужчин пройти в помещение редакции, где они и объяснились. Услышав, что ковбой спас Сюзетте жизнь, Остин смягчился.

— Дейл, — в конце концов улыбнулся он, — тебе нет нужды уезжать из города. Я найму еще одного человека, чтобы он дежурил с тобой по ночам.

— Спасибо, мистер Бранд. — Ковбой мял в руках широкополую шляпу. — Я могу быть свободен, сэр?

— Да, иди домой. — Остин жестом отпустил его и повернулся к Сюзетте.

— Остин Бранд. — Глаза Сюзетты сверкнули, когда он привел ее к себе в кабинет, — почему вы считаете, что можете нанимать людей для охраны моего дома? У вас нет никаких прав…

— Я тоже рад тебя видеть, милая, — улыбнулся Остин и тыльной стороной ладони коснулся ее нежной щеки.

Страсть Остина к Сюзетте разгоралась все сильнее. Он чувствовал, как впустую проходят драгоценные годы. Этот большой и сильный мужчина жаждал единственной женщины — прелестной и упрямой Сюзетты Фоксуорт.

Остин купил еще земли и породистого скота. Он опять гонял скот в Абилин и ездил в Нью-Йорк. В феврале 1877 года Остин встретился в Грэхеме, штат Техас, с Оливером Лавингом и другими владельцами ранчо и стал одним из основателей Ассоциации скотопромышленников северо-западного Техаса.

С каждым годом он становился все богаче и влиятельнее, и — хотя Сюзетта об этом не догадывалась — успех Остина в значительной мере был результатом его любви к ней. Исполненный решимости не торопить Сюзетту, он с головой погрузился в работу. Если бы Сюзетта уже принадлежала ему, Остин, возможно, уделял бы меньше времени бизнесу, а большую часть времени наслаждался ее обществом. Сюзетта по-прежнему сопротивлялась. Она отказалась принять от Остина в подарок лошадь, заявив, что будет ежемесячно выплачивать ему деньги за большую и ласковую гнедую кобылу, которую выбрала из его табуна.

Лето 1877 года принесло богатый урожай. На огороде Сюзетты кусты помидоров гнулись под тяжестью тяжелых плодов, в изобилии уродились горох, картошка, лук и фасоль. В саду сочные груши, персики, яблоки и сливы наполняли воздух сладким ароматом, а рядом с виноградом зрела ежевика.

Радостно улыбаясь, Сюзетта возвращалась в дом с миской, полной спелых персиков. Был жаркий полдень мирного и ленивого воскресенья. Зевнув, она поставила персики ни застекленный шкафчик и сняла шляпку. Поразмыслив над тем, чем ей заняться: приготовить персиковый кобблер или вздремнуть, — Сюзетта в конце концов предпочла сон. От жары ее совсем разморило.

Она проснулась от звука, подобного которому никогда в жизни не слышала. На нее обрушился оглушительный рев. Яркие лучи солнца больше не били в окно рядом с ее кроватью. Солнце было затянуто дымкой, а в воздухе повис туман — совсем как в пору бабьего лета. Сюзетта вскочила и выбежала на парадное крыльцо.

Стая саранчи заслонила летнее небо. Насекомые опускались прямо на чудесный огород Сюзетты. Вскрикнув, она схватила кухонное полотенце и побежала через двор, раздавая удары направо и налево.

— Нет, я не отдам вам свой огород! — отчаянно кричала она.

К ночи от огорода ничего не осталось. Теперь саранча энергично разрывала плодородную землю в поисках турнепса и клубней картошки. Сюзетта опустилась на колени и заплакала. Весь ее тяжелый труд пошел насмарку.

Но худшее было еще впереди. Насекомые из огорода переместились во фруктовый сад, пожирая не только все фрукты, но и зеленые листья. Сюзетта ничего не могла сделать; ей оставалось лишь в отчаянии смотреть на это опустошение. Покончив с садом, саранча наводнила дом, поедая льняные занавески на окнах и одежду в шкафу. Когда насекомые заползли на кровать, Сюзетта начала лупить по ним метлой. Она стучала в жестяную кастрюлю, чтобы отогнать их, сыпала яд. Ничто не помогало. Саранча не покинула дом, пока не съела все.

Сюзетта сидела на парадном крыльце и размышляла, не стоит ли ей вообще уехать из Техаса, как поступили некоторые из ее соседей. Они сдались, устав от жизни среди этой дикой, не поддающейся приручению природы. Может, ей следует продать свое ранчо Остину Бранду и уехать с этими деньгами в Новый Орлеан? Вероятно, ей удастся устроиться репортером в городскую газету.

Сюзетта долго сидела, раскачиваясь взад-вперед, и размышляла об отъезде. Затем тряхнула головой и отбросила эту мысль.

Она останется.

Глава 12

В один из дней сурового января 1878 года необычно бледный мистер Кич с виноватым видом подошел к письменному столу Сюзетты и кашлянул. Девушка подняла голову и сразу же поняла, что ему стало хуже. Он все утро неважно себя чувствовал, а теперь, похоже, у него поднялась температура.

— Боже мой, мистер Кич, вы должны немедленно пойти домой… а еще лучше — в кабинет доктора Вудса! — Она встала и прижала ладонь к его лбу.

— Нет, мисс Фоксуорт, я не так болен, чтобы идти к врачу, но думаю, вы не будете возражать, если я уйду пораньше. — Зубы худого редактора стучали.

— Возражать? — Сюзетта подтолкнула его к вешалке. — Я настаиваю, чтобы вы шли домой! Вы схватите воспаление легких — если уже не схватили.

Она сняла тяжелое пальто Кича и подала ему.

— Прошу вас, сразу же ложитесь в постель. Пусть миссис Кич даст вам горячего лимонаду пополам с виски. Это поддержит ваши силы.

— Я так и сделаю. Он нахлобучил шляпу и вышел на холодный ветер.

Сюзетта подождала, пока Бен Кич не скрылся за углом, а затем вернулась в редакцию. Несколько часов спустя комната, освещенная лишь лампой на ее письменном столе, погрузилась в полумрак. Девушка повернулась, чтобы бросить взгляд на часы, и поморщилась. Был уже восьмой час вечера.

С тоской подумав о предстоящей поездке на ранчо и ожидающем ее холодном и пустом доме, Сюзетта начала медленно собираться. Оглядевшись в поисках шляпки, она топнула ногой, вспомнив, что не взяла ее. Выйти вечером на улицу с непокрытой головой! Ветер, казалось, завывал еще громче.

— Ну ладно, — пробормотала она, — по крайней мере там нет дождя или снега.

Когда Сюзетта вышла наружу, несколько подвыпивших мужчин слонялись у вращающихся дверей заведения.

Вздрогнув, Сюзетта застыла у порога редакции. Чтобы попасть в конюшню, ей придется пройти мимо салуна. Ста-новилось все холоднее, и девушка, вскинув голову, двинулась вдоль улицы. Не успела она дойти до дверей салуна, как солдаты, стоявшие там, заметили ее.

— Привет, мисс, — одновременно сказали они.

Сюзетта поспешно прошла мимо. Она дошла до переулка, быстро сбежала по ступеням и завернула за угол, а затем, воспользовавшись представившейся возможностью, оглянулась. У нее перехватило дыхание. Двое мужчин оказались прямо позади нее. Но в этом конце улицы больше не было салунов или открытых магазинов. Двум пьяным солдатам незачем было идти сюда.

Неожиданно грязная рука зажала ей рот. Ухмыляющийся высокий молодой капрал развернул девушку лицом к себе. Его товарищ, ростом пониже и очень неприятной наружности, вытирал рот рукавом мундира, как бы намереваясь поцеловать ее.

Глаза Сюзетты широко раскрылись от страха и отвращения. Мужчины приподняли ее и поволокли в конец переулка, во двор. Здесь были слышны лишь вой ветра и редкое ржание лошадей. Никто не услышит ее, если даже она закричит.

Голова Сюзетты дернулась, когда ее прижали к каменной стене здания.

— Не делайте глупостей, мисс, — сказал высокий. — Мы не сделаем вам больно.

С этими словами он наклонил голову и накрыл ей рот губами. Он целовал Сюзетту, и хотя она криками выражала протест, все звуки заглушал его грубый и жадный рот. Прервав поцелуй, он сжал рукой горло девушки и холодно сказал:

— Посмей только еще раз пикнуть, и я задушу тебя. Понятно?

Не в силах вымолвить ни слова, Сюзетта кивнула.

— Хорошо, — ухмыльнулся он. — А теперь минутку постой спокойно, пока мы снимем с тебя пальто.

Только теперь Сюзетта заметила, что пухлые руки невысокого солдата яростно тянут ее тяжелое пальто. За несколько секунд он раздел ее, а затем протянул руки к пуговицам ее шерстяного платья, намереваясь расстегнуть его. Она начала отбиваться, но высокий быстро справился с ней. Его рассмешили жалкие попытки Сюзетты вырваться. Дыхание мужчины было горячим, от него пахло виски. Капрал завел руки девушки за спину и удерживал их одной рукой. Затем его губы вновь прижались к ее губам.

Тем временем некрасивый солдат рывком спустил хлопковую сорочку, и Сюзетта почувствовала, как его руки грубо сжали ее грудь. Высокий капрал продолжал покрывать ее лицо мокрыми поцелуями. Сюзетта застонала, желая, чтобы земля разверзлась под ее ногами, и тут высокий возбужденно произнес:

— Шевелись, черт побери! Я первый.

Его голова склонилась к груди девушки, и Сюзетта сжалась от страха. Но прежде чем его губы успели коснуться холодной молочно-белой кожи, какая-то сила приподняла капрала над землей и отшвырнула так, что он ударился о стену здания и рухнул на землю. За ним последовал некрасивый низкорослый рядовой, повалившийся прямо на своего товарища. Все произошло так быстро, что Сюзетта только ошеломленно заморгала.

— Ты в порядке, милая? — раздался знакомый голос, и Остин Бранд накинул на нее пальто.

Не успели два оглушенных солдата встать на ноги и обратиться в бегство, как Остин Бранд поднял их, держа за лацканы. Перед его неимоверной силой они были беспомощны, как пойманные в ловушку бабочки.

— Послушайте меня, подонки! Если вы еще раз посмеете хотя бы посмотреть на эту женщину, я убью вас. И смерть ваша не будет легкой. Я отрежу то, чем вы, очевидно, так гордитесь, и заставлю вас подавиться этим.

Сюзетта наконец пришла в себя и схватила его за локоть.

— Остин, пожалуйста, не убивайте их, они этого не заслуживают. Прошу вас!

Не взглянув на девушку, он продолжал:

— Сегодня вам повезло, но в другой раз на это не рассчитывайте.

С этими словами Остин быстро стукнул их головами и отпустил. Оба солдата рухнули на землю. Затем он повернулся и, бережно взяв Сюзетту под руку, посадил ее в свой экипаж, а сам устроился рядом.

— Не беспокойся и ни о чем не волнуйся. Просто садись сюда, поближе ко мне, и я в мгновение ока доставлю тебя домой.

Она уступила и благодарно кивнула, когда Остин плотно закутал ее в дорожный плед. Всю дорогу они молчали, а когда приехали на ранчо Фоксуортов, Остин пресек все попытки Сюзетты самой войти в дом.

— Не глупи. — Он поднял ее на руки.

Войдя в дом, он положил Сюзетту на диван, приказал ей не двигаться, а сам зажег лампу и развел огонь в камине. Когда пламя разгорелось, Остин оставил девушку одну и отправился на кухню поставить чайник. Пока нагревалась вода, он подошел к двери и спросил:

— У тебя есть в доме спиртное, милая?

— На верхней полке буфета осталось немного бренди. Совсем немного, но, наверное, хватит, чтобы промочить горло.

Остин исчез, а через минуту вернулся с бутылкой и одним стаканом.

— Это тебе. — Он протянул ей стакан. — Выпей.

Сюзетта послушно проглотила бренди, а когда он налил вторую порцию, выпила и ее.

— Это согреет тебя. — Остин улыбнулся, протянул девушке руку, и она встала. — Я нагрел воды, Сюзетта. Я налью воду в таз и принесу сюда, к огню. Здесь ты вымоешься, а я пока сварю кофе.

— Остин, — Сюзетта плотнее завернулась в пальто, — мое платье порвано.

— Я провожу тебя, и ты возьмешь другое. — Он отвел ее в спальню, где она взяла первое попавшееся теплое платье.

Сюзетта сняла с себя разорванную одежду и белье, опустилась на колени перед камином и принялась смывать поцелуи пьяных солдат с лица, шеи и груди. Остин в это время возился на кухне. Это были чудесные звуки — безопасные и желанные.

Пока она пила кофе, Остин поддерживал непринужденный разговор. Через час он поднялся.

— Уже поздно, Сюзетта. Пора прощаться. Тебе нужно немного отдохнуть, милая.

— Я так и сделаю, Остин. Спасибо. Я…

— Что, милая?

— Ничего. Совсем ничего. Спокойной ночи.

Глава 13

Сюзетта смотрела, как он уходит. Скоро Остин сядет в свой экипаж, спустится с холма, и она останется одна. Одна, всегда одна. Ночь за ночью, год за годом — всегда одна. Сможет ли она пережить в одиночестве еще одну длинную, страшную ночь?

«Прошу тебя, Остин. Пожалуйста, не оставляй меня».

Остин обернулся. Несколько мгновений, показавшихся Сюзетте вечностью, он смотрел на нее. Сюзетта была не в силах больше этого вынести; она открыла рот, чтобы попросить его остаться, но не смогла произнести ни слова. С ее губ сорвался лишь приглушенный всхлип.

Остин тихо закрыл дверь, подошел к Сюзетте и ласково коснулся ее лица. Этого оказалось достаточно: одиночество, боль и страх, так долго копившиеся в душе девушки, прорвались наружу. Сюзетта с облегчением заплакала, чего никогда не позволяла себе раньше.

— Я… мне очень жаль… Я…

— Не нужно плакать, милая. Я здесь, моя дорогая девочка. Позволишь мне обнять тебя и взять твою боль? Именно поэтому я здесь, Сюзетта. Позволь мне утешить тебя.

— Я… я… не могу… вы и так уже весь мокрый. — Произнося эти слова, она взглянула на него и подумала, как было бы хорошо, если бы эти сильные руки обнимали ее. Сюзетта страстно желала прильнуть к нему, зарыться лицом в его сорочку, прижаться к нему всем телом, пока не пройдет дрожь.

Ласково, как будто он обращался с младенцем, Остин притянул ее к себе. Сюзетта почувствовала, что от него исходит невероятное тепло.

— Остин, Остин, — всхлипывала она, касаясь губами его груди и обильно поливая слезами белую сорочку. — Я была так несчастна, мне было так плохо. Я думала, что больше не выдержу.

— Моя милая девочка. — Остин ласково провел ладонью по ее вздрагивающей спине.

— Я любила Люка, а его убили. Я любила маму и папу — они умерли. Я одинока, я так одинока. У меня никого нет.

— У тебя есть я, дорогая. Я здесь.

— О Остин! — Сюзетта еще крепче обняла его. — Вы меня не покинете, правда? Пожалуйста, не оставляйте меня. Я так боюсь.

— Я никогда тебя не оставлю, милая. Никогда.

Сюзетта взяла платок и медленно подняла голову.

— Я испортила вашу чудесную сорочку, — сказала она и принялась вытирать глаза.

— Забудь про это, — улыбнулся он. — У меня их несколько дюжин. Я не хочу, чтобы ты оставалась ночью одна. С этого дня я буду заботиться о тебе. Милая, я хочу на тебе жениться. Это единственная возможность как следует заботиться о тебе. Мы не сможем жить вместе, если не будем мужем и женой, — общество этого не примет. Надеюсь, ты это понимаешь.

Ее опухшие от слез глаза широко раскрылись, и она пристально посмотрела на него:

— Вы хотите жениться на мне? Я не знаю, Остин. Никогда не думала о нас как о… Я стану твоей женой, если ты хочешь, но мне нечего тебе дать.

Остин Бранд улыбнулся и вновь прижал Сюзетту к груди. Поцеловав ее мягкие белокурые волосы, он счастливым голосом сказал:

— Ты — это все, что мне нужно.

Его большие руки обнимали Сюзетту, прогоняя холод и страх. Через несколько минут девушка уже мирно спала, полностью доверившись этому большому и доброму мужчине, который крепко прижимал ее к себе и нежно целовал в полуоткрытые губы.

Проснувшись, Сюзетта обнаружила, что лежит на большом диване, одетая и накрытая теплым одеялом.

Она сонно улыбнулась, когда Остин принес в комнату поднос с кофе и апельсиновым соком.

— Ты всегда просыпаешься с улыбкой? — пошутил он и поставил поднос на квадратный столик рядом с диваном.

— Не всегда, — призналась она, а затем без особого успеха попыталась расчесать пальцами свои длинные спутанные волосы.

Остин наклонился и поцеловал кончик ее задорного носика, а затем быстро выпрямился, взял чашку кофе и протянул ей.

— Зато ты всегда производил на меня впечатление. — Сюзетта отхлебнула горячий кофе.

— Ты мне льстишь, но это приятно. Пей кофе, любимая. А потом я приготовлю тебе чудесный горячий завтрак. Днем мы пойдем в муниципалитет и станем мужем и женой, а завтра отправимся в Форт-Уэрт, сядем в собственный вагон и поедем в свадебное путешествие.

Остин сделал глоток кофе, поставил чашку и снова наклонился к ней, ожидая ответа.

— Остин Бранд, у вас есть собственный вагон? — удивилась она.

Довольный ее реакцией, он притянул Сюзетту к себе.

— Нет, милая, это у нас есть собственный вагон. Он принадлежит тебе. Как только ты устанешь от жизни в прериях, скажи слово — и вагон унесет тебя в любой уголок этой большой страны. Я же говорил, что хочу баловать тебя, а теперь не могу дождаться момента, когда можно будет начинать.

Остин отпустил ее и поднялся.

— Но всему свое время. Сначала я собираюсь накормить тебя. Мне хочется, чтобы на твоих костях наросло немного мяса. Давай позавтракаем.

С этими словами Остин вышел на кухню. Сюзетта понимала, что он обращается с ней скорее как с ребенком, чем как с невестой, но ей было все равно. Разве плохо опять побыть ребенком, которого балует большой сильный мужчина.

Около полудня Сюзетта и Остин уселись в коляску и поехали в город. Тусклое солнце давно скрылось из виду. Зимнее небо затянули зловещие черные тучи, и на лица путников падали хлопья мокрого снега. Сюзетта плотнее завернулась в накидку и прижалась к Остину. Фетровая шляпка защищала ее от снега. Она положила голову ему на плечо и улыбнулась, зная, что больше никогда не замерзнет, какой бы плохой ни была погода.

В начале второго они остановились у отеля «Уичито». Небольшой душный вестибюль был переполнен народом. Худой клерк переводил взгляд с Сюзетты на Остина. Судя по выражению его лица, он находил ситуацию крайне шокирующей и готов был оповестить всех, что мисс Сюзетта Фоксуорт остановилась в отеле вместе с мистером Остином Брандом и займет смежную комнату.

— Что-то не так? — спросил Остин.

— Я… о нет, сэр. Все в порядке, мистер Бранд. — Портье поспешно занялся поисками ключа от комнаты, соседствущей с номером Остина.

Остин усмехнулся:

— Пожалуйста, пошлите кого-нибудь растопить камин, чтобы мисс Фоксуорт не замерзла. А мне через час приготовьте ванну в другой комнате. Организуете?

— Да, мистер Бранд, — кивнул клерк. — Все будет сделано.

Остин взял Сюзетту под локоть и повел мимо толпившихся в вестибюле людей, кивая и здороваясь на ходу. Добравшись до лестницы, они услышали поднявшийся позади шум и поняли, что их обсуждают.

— Похоже, мне придется жениться на вас, мисс Фоксуорт. Если я этого не сделаю, то все графство сочтет тебя блудницей. — Остин похлопал девушку по ладони.

— Знаешь, это так волнует — быть предметом сплетен. Давай забудем о женитьбе, — улыбнулась Сюзетта.

Она была так свежа, молода и красива, что сердце Остина Бранда учащенно забилось.

— Прости, но тебе придется найти другие способы пощекотать себе нервы. Я намерен сделать тебя своей женой еще до захода солнца.

Ее шутка испугала его. Остин давно желал эту девушку, хотя она об этом не догадывалась. Он жаждал обладать телом Сюзетты, но это оскорбило бы и потрясло ее, если бы она узнала об этом. Остин всегда любил Сюзетту, на протяжении многих лет она была для него почти членом семьи, а теперь она поднималась рядом с ним по лестнице отеля. Будет ли он держать ее в своих объятиях этой ночью, или ему придется постоянно быть рядом с Сюзеттой, но при этом никогда не обладать ею?

— Остин, — ее ласковый голос вывел его из задумчивости, — что-то случилось? Ты хмуришься. Они были уже в вестибюле второго этажа.

— Извини, просто я глубоко задумался. У меня много дел. Я хочу купить тебе кольцо, а затем договориться с судьей насчет церемонии. Ты ведь хочешь кольцо?

— Хочу, — с радостью призналась она.

— Тогда ты получишь его. Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

Погода продолжала ухудшаться. Сюзетта сидела в горячей ванне перед камином и, улыбаясь, смотрела, как снег падает за высокими окнами. Ее охватило почти немыслимое чувство беззаботности. Напевая вполголоса, она задумалась над тем, что ждет ее впереди — годы жизни в качестве миссис Остин Бранд.

Когда ровно в пять вечера Остин и Сюзетта предстали перед судьей, на улице уже темнело. В помещении гулял сквозняк, и Сюзетта дрожала; ноги у нее озябли, нос покраснел, и она была уверена, что совсем не похожа на очаровательную невесту. Старый судья отрывисто спросил:

— Сюзетта Фоксуорт, согласны ли вы взять этого человека в законные мужья?

— Да, согласна, — взглянув на Остина, тихо ответила она.

— В таком случае объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Судья пожал руку Остину, кивнул Сюзетте и вышел.

Остин поцеловал ее холодную щеку.

— Давай поскорее вернемся в гостиницу — там тепло. Я вижу, ты замерзла.

В небольшом ресторане отеля «Уичито» новобрачные заняли столик у стены. Хотя Остин заказал лучшие блюда из тех, что могли предложить в отеле, его молодая жена ела мало. У нее почему-то совсем пропал аппетит.

— Милая, — ласково сказал Остин, — если ты не голодна, может, пойдем наверх?

— Я… я… да, Остин.

Они шли через заполненный людьми зал, и мрачные предчувствия Сюзетты усилились, когда она заметила обращенные на псе любопытные взгляды.

Наверху Остин помог ей снять накидку.

— Пока ты будешь принимать ванну, я спущусь вниз выкурить сигару и выпить стаканчик бренди.

Только теперь Сюзетта заметила стоящую у камина ванну. От воды поднимался пар. Она удивленно посмотрела на Остина.

— Я распорядился, чтобы прислуга приготовила ванну, пока мы обедаем, — улыбаясь, объяснил он.

— Спасибо, Остин, — натянуто поблагодарила Сюзетта, размышляя, останется ли он в комнате, пока она будет раздеваться.

Когда Остин вышел, улыбка сползла с ее лица. Она торопливо вымылась, чтобы успеть прикрыть наготу своей невзрачной ночной сорочкой. Ровно через полчаса, раздался стук в дверь. Она вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Входи, Остин.

Он вошел в полутемную комнату, оставив дверь открытой, и с беззаботной улыбкой направился к ней.

Сюзетта посмотрела на мужа, и внезапно он показался ей огромным. Когда Остин приблизился — широкие плечи, поросшая густыми вьющимися волосами мощная грудь, — ужас охватил Сюзетту. Она ощутила себя маленькой и беззащитной. Остин надвигался на нее, и Сюзетта запаниковала, почувствовав себя в западне. Он был таким огромным, таким устрашающим и ужасным!

— Сюзетта, — ласково спросил Остин. — Почему ты не ложишься? Боюсь, ты простудишься.

Он откинул одеяло и протянул ей руку. Прикусив губу, она машинально взяла его руку. Остин помог ей забраться на середину мягкой кровати, и Сюзетта свернулась клубком, ожидая, что через несколько секунд он окажется в постели рядом с ней.

Взбив подушки под спиной Сюзетты, Остин накрыл ее одеялом, заботливо подоткнув его.

— Ну как, милая? — спросил он, не делая попыток раздеться.

Почувствовав облегчение, Сюзетта кивнула.

— Чудесно, Остин. Спасибо, — с трудом выдавила она.

Остин продолжал говорить. Сюзетта, полностью успокоившись, наслаждалась звуками его низкого, приятного голоса. Когда он в конце концов умолк и отпустил ее руку, она протестующе взглянула на него.

— Теперь спи, милая, — ласково прошептал Остин. — Если понадоблюсь — я в соседней комнате. Дверь останется открытой. — Он поцеловал ее в щеку. — Спасибо, что вы шла за меня замуж, Сюзетта. Ты и представить себе не можешь, как я счастлив, — добавил Остин и ласково провел пальцами по ее нежной щеке.

— Остин, — прошептала она, закрывая глаза, — я тоже счастлива.

Через мгновение новоиспеченная миссис Бранд уже спала.

Спустя двое суток молодая супружеская пара прибыла в Форт-Уэрт. Было позднее утро. Несмотря на усталость, глаза Сюзетты широко раскрылись, когда она увидела сверкающий зеленый отель на колесах, стоящий на боковой ветке у железнодорожной станции.

— Я попозже расскажу тебе о том, как он называется, и обо всем остальном, дорогая. А теперь я настаиваю, чтобы ты поспала.

Остин подал ей руку и помог войти во внушительный вагон, где их встретила высокая женщина среднего возраста, одетая в черную форменную одежду, украшенную белоснежным кантом. Ее седые волосы были схвачены на затылке в тугой узел, но внешняя чопорность смягчалась открытым, дружелюбным лицом и обаятельной улыбкой.

— Сюзетта, дорогая, это Мэдж. — Остин поверх головы Сюзетты кивнул женщине. — Мэдж здесь для того, чтобы помогать тебе. Она поедет в переднем вагоне. — Он взял жену за плечи и осторожно повернул к себе. — Сюзетта, мне нужно заняться делами, а ты немедленно отправишься в кровать. Я приду, когда ты проснешься.

Слишком измученная дорогой, чтобы спорить, Сюзетта позволила Мэдж после ухода Остина раздеть себя. Сонным взглядом она обвела маленькую, но со вкусом обставленную мебелью палисандрового дерева спальню. С наслаждением забравшись в кровать, Сюзетта мимолетноудивилась, как она и ее внушительный муж смогут поместиться в ней. Это было последним, о чем она успела подумать, прежде чем сон сморил ее.

Открыв глаза, Сюзетта зевнула и охрипшим со сна голосом спросила:

— Который час, Мэдж?

Мэдж оторвала взгляд от большой коробки, которую она собиралась открыть, и бодро сказала:

— Уже почти восемь, миссис Бранд. Вы чувствуете себя лучше?

— Восемь вечера?

Сюзетта соскочила с кровати, бросилась к окну, отдернула занавески и выглянула в покрытое морозными узорами окно. Снаружи было абсолютно темно, и только вдали мерцали несколько огоньков. Впервые Сюзетте показалось, что комната движется. Она движется. Она обернулась.

— Мы уезжаем из Форт-Уэрта?

— Нет, милая, — ответила женщина, — мы покинули Форт-Уэрт сегодня утром.

Неожиданно у Сюзетты перехватило дыхание. Перед ней на кровати лежали чудесная белая сорочка из полупрозрачного шелка и такой же пеньюар, а также изящные шелковые комнатные туфли.

— О Мэдж! — восхищенно воскликнула Сюзетта, перебирая пальцами роскошную ткань. — Откуда это все взялось?

— Мистер Бранд сегодня купил все это для вас. Он хочет, чтобы вы пообедали с ним.

— Пообедать? Но каким образом? Я же не могу выйти в ресторан в таком виде! — удивилась Сюзетта.

— Нет, миссис Бранд, — негромко рассмеялась Мэдж. — Вы будете обедать дома.

Сюзетте было приятно ощущать прикосновение роскошного шелка к своей чистой обнаженной коже.

— Очень мило, правда? — Она провела ладонями по ткани.

— Прошу вас, миссис Бранд. Пойдемте.

Сюзетта последовала за Мэдж, которая показала на закрытую дверь и прошептала:

— Он там.

Сюзетта распахнула дверь, вошла и остановилась в изумлении. Помещение было по крайней мере вдвое длиннее ее комнаты и вдвое роскошнее. В высоких французских зеркалах, вставленных в резные рамы, отражалась большая кровать, покрытая шелковыми простынями точно такого же цвета, как костюм Сюзетты. По обеим сторонам кровати стояли небольшие мраморные столики с золотистыми лампами, отбрасывающими мягкий неяркий свет. Вся комната прямо-таки мерцала, и Сюзетта была в полном восторге.

— Одобряешь, милая? — Остин рассмеялся. Привыкший к богатству и роскоши, он уже почти двадцать лет жил в комфорте. Это было, без сомнения, приятно и еще больше оправдывало себя теперь.

Когда они сели за стол, выражение восхищения и счастья на прекрасном лице сидевшей напротив женщины опьяняло Остина точно так же, как вино опьяняло Сюзетту. Она представлялась ему воплощением истинной женщины. Видеть Сюзетту здесь, рядом с собой, в его собственной сказочной стране, закутанную в соблазнительный наряд, который Остин сам ей выбирал, слышать ее смех, видеть, как она пьет шампанское, которое он ей наливает, и знать, что еще до окончания этой зимней ночи он отнесет эту женщину в большую кровать и там они будут любить друг друга, — все это было для него вершиной наслаждения.

Когда роскошная трапеза закончилась, Остин потянул за золотой шнур, висевший рядом с кроватью, и откуда-то неожиданно появился слуга-китаец. Деликатно отведя взгляд, он быстро выкатил из комнаты обеденный стол, оставив подсвечник, орхидеи и шампанское. Затем Остин потушил лампы по бокам кровати, оставив гореть только свечи.

Его рука медленно поднялась к волосам Сюзетты. Он ласково коснулся их, взял длинную прядь, поднес к губам и поцеловал, вдыхая свежий аромат.

— Сюзетта, ты самая красивая женщина из всех, каких я когда-нибудь видел, — охрипшим голосом сказал он.

Она не ответила. Сердце ее учащенно билось, пальцы нервно теребили шелковую ткань пеньюара.

— Милая, — пробормотал он, коснувшись губами дрожащих губ Сюзетты, и обнял ее. Его теплые чувственные губы скользнули к ее шее. Опасения Сюзетты растаяли. Ее руки обвили шею мужа, и она прильнула к нему.

— Позволь мне любить тебя, Сюзетта, — прошептал Остин, и глаза его затуманились, а губы опять прильнули к ее губам. Она была рада, что комната освещалась лишь мерцающим пламенем свечей и неяркий свет милосердно скрывал ее зарумянившееся лицо.

Сюзетта не задумывалась над тем, отчего ее собственное тело стало казаться ей горячим и чувствительным: от искусных поцелуев Остина, благодаря действию шампанского или от возбуждающих прикосновений шелка. Она понимала лишь, что глупо было бояться этого большого, красивого мужчину. Он был нежен и ласков, и ей нравилось прикосновение его теплых губ к ее губам, нравилось ощущать, как ладони Остина скользят по ее обтянутому шелком телу, легко касаясь его и лаская.

— Моя прекрасная жена, — прошептал он, и его горячие губы покрыли жаркими поцелуями чувствительную ямочку на ее шее.

Никто раньше не целовал шею Сюзетты, и теперь она наслаждалась новыми чудесными ощущениями. В ее голубых глазах застыло откровенное желание, и Остин подумал, что могут пройти многие месяцы или годы, прежде чем он снова увидит такое. Кровь его вскипела от вспыхнувшей страсти.

— Сюзетта, милая моя, — выдохнул Остин, проведя широкой ладонью по ее волосам.

Его приоткрытые ищущие губы крепко прижались к ее губам. Почувствовав нетерпеливое прикосновение ее языка, он застонал. Его поцелуи воспламенили Сюзетту, а ласковые руки поддерживали огонь страсти. Когда рука Остина скользнула между ее теплых шелковистых бедер, Сюзетта в исступлении стала шепотом повторять имя мужа, и ее нежное, гибкое тело наполнилось страстным желанием испытать то восхитительное облегчение, которое обещало ей его сильное мужское естество.

— Сюзетта, моя Сюзетта, — продолжал Остин шептать ее имя.

Все чувства ее необыкновенно обострились. Она отчетливо слышала троекратный удар колокола, когда они проезжали станцию, стук колес на стыках, соперничавший с бешеным стуком ее сердца. В мягком свете свечей все в комнате приобрело поразительную ясность и отчетливость. Сюзетта видела крошечные поры на гладкой загорелой коже склоненного над ней лица Остина, его темные зрачки и искорки света в серых глазах. Тело Сюзетты стало необыкновенно чувствительным к прикосновениям ласкающей его руки, от кончиков пальцев которой распространялось невероятное тепло. Поцелуи мужа были сладкими, а кожа плеч и шеи оставляла легкий солоноватый привкус на языке и губах. Проводя ладонями по его широким плечам и гладкой спине, она ощущала под горячей кожей каждый мускул, каждую косточку.

— Остин, — выдохнула Сюзетта, касаясь губами его при открытых губ, — пожалуйста… пожалуйста…

Когда его плоть вошла в нее, она ощутила слабую боль. Она тихо всхлипнула, уткнувшись в его обнаженное плечо. Остин лежал совершенно неподвижно, пока не почувствовал, что ее хрупкое и нежное тело стало расслабляться под ним. И только тогда он начал медленно двигаться. Остин говорил Сюзетте о своей любви, признавался, что уже много лет хотел ее, что любит ее так, как никогда не любил ни одну женщину, и что это райское наслаждение — держать ее в своих объятиях. После каждой фразы он останавливался, чтобы поцеловать полуоткрытые губы Сюзетты, разрумянившиеся щеки, изящные уши, высокую грудь.

Сюзетте казалось, что она погрузилась в теплый, восхитительный сон. Волшебный сон. С ней происходило что-то совершенно новое, и она разрывалась между желанием, чтобы Остин обнимал и любил ее всю ночь, и стремлением положить конец этой пытке. Она хотела и того и другого, и это сладкое смятение заставило Сюзетту сильнее прильнуть к мужу и умоляюще прошептать:

— Остин, Остин, я… я…

— Да, любовь моя, — тихо ответил он и сменил ритм.

Движения его убыстрились, и по телу Сюзетты пробежали первые непроизвольные волны экстаза, заставив ее крепче прижаться к мужу. Голубые глаза Сюзетты широко раскрылись, а наслаждение стало таким острым, что ей показалось, что под действием какой-то непреодолимой силы она вот-вот рассыплется на части. Сюзетта видела склоненное над ней лицо Остина. Затем его губы прильнули к ее — губам, и мощный взрыв чувств потряс ее. Она вскрикнула и изо всех сил прижала к себе мужа, удерживая его, пока не схлынула волна наслаждения.

Остин поднял голову и посмотрел на жену. У него был довольный вид, и Сюзетте стало любопытно, пережил ли он такой же взрыв чувств, который потряс ее. Она пришла к выводу, что да, поскольку его мощная грудь бурно вздымалась, на лбу выступили капельки пота, а гладко выбритое лицо залил румянец. Он учащенно дышал, как и она, и все время повторял ее имя.

— Сюзетта, моя любовь, моя прекрасная жена. Сюзетта, Сюзетта, — простонал Остин, покрывая поцелуями ее лицо и обнаженные плечи.

— Остин? — прошептала она, широко раскрыв глаза.

— Да, милая? — Его губы касались ее уха. — Что, любовь моя?

— Остин, я хочу тебе кое-что сказать.

Он приподнял голову и заглянул ей в глаза.

— Дорогая, ты можешь говорить мне все, абсолютно все.

Она улыбнулась и провела пальцами по его щеке.

— Мне понравилось то, что я чувствовала, и мне интересно, испытал ли ты такие же ощущения. Посетило ли тебя такое чувство, что ты сейчас умрешь, если не остановишься, но в то же время тебе было так хорошо, что ты не мог заставить себя остановиться?

Остин Бранд повернулся на бок, затем перекатился на спину и, расхохотавшись, заключил жену в объятия. Все его уставшее тело сотрясалось от смеха, клокотавшего где-то глубоко у него в груди. От смеха у него заболел живот, а по щекам покатились слезы. Немного успокоившись, он сжал ладонями милое, смущенное лицо жены.

— Дорогая, ты в точности описала мои чувства. Лучше не скажешь.

Он притянул ее к себе и поцеловал в губы.

— Боже мой, жизнь с тобой будет похожа на рай! Вы просто чудо, миссис Бранд. Вы прекрасны, умны, милы, чувственны и в довершение ко всему искренни. Остин снова поцеловал ее.

Почти совсем перестав стесняться мужа, Сюзетта перевернулась на живот и взглянула в его улыбающееся лицо.

— Остин, ты и правда считаешь, что я заслужила все эти эпитеты?

— Разумеется, — еще шире улыбнулся он и погладил ее по волосам.

— Остин.

— Да?

— Как ты думаешь, где мы сейчас находимся?

— Где-то на востоке Луизианы, дорогая.

— О черт! — воскликнула Сюзетта, пощекотав его грудь.

— В чем дело? — удивился Остин. — Что-то не так, Сюзетта?

— Ничего существенного, — усмехнулась она. — Просто… понимаешь, Остин, я хотела, чтобы в первый раз мы с тобой любили друг друга в Техасе.

Остин Бранд опять затрясся от смеха.

— Милая, — удовлетворенно протянул он, — мы занимались любовью как раз в Техасе. Просто это протянулось до Луизианы. Сюзетта улыбнулась и поцеловала его.

— Должен тебе еще кое-что сказать. — Он радостно вздохнул. — Мы с тобой будем любить друг друга в Миссисипи, Алабаме, Джорджии, Каролине, Виргинии…

— Постой, постой! — рассмеялась она и прикрыла ему рот ладонью. — Прежде чем я буду любить тебя во всех этих штатах, мне кое-что нужно.

— Только назови это, любимая.

— Я хочу есть, — уткнувшись лицом ему в грудь, прошептала Сюзетта, а затем подняла голову и добавила: — Сколько еще до завтрака, Остин? Я умираю от голода!

Остин взял ее маленькую ладошку и положил на шнурок с золотой бахромой, висевший рядом с кроватью.

— Видишь это, милая?

— Да.

— Нужно всего лишь потянуть за него, и ты получишь еду в любое время.

— Даже посреди ночи, Остин? — спросила Сюзетта, перебирая пальцами бахрому.

— Да, любимая, — улыбнулся он и провел ладонью по ее мягким обнаженным ягодицам. — Я же тебе говорил, что собираюсь нарастить немного мяса на твои косточки. Потяните за шнурок, миссис Бранд. А потом поцелуйте меня и скажите, нравится ли вам быть замужем.

Сюзетта последовала его совету, а затем наклонилась к супругу и страстно поцеловала его.

— Мне нравится быть вашей женой, Остин Бранд. А можно мне яичницу с ветчиной и хлебцы из грубой муки?

Остин рассмеялся и, уткнувшись в ее теплую сладкую шею, прошептал:

— Да, да… Боже мой, конечно, можно!

Глава 14

Остаток пути до Нью-Йорка для молодоженов, путешествовавших в собственном вагоне, носившем имя «Альфа», пролетел очень быстро. Пылкий новобрачный, чувствовавший себя гораздо моложе своих сорока лет, наслаждался ролью любовника милой двадцатидвухлетней супруги. Очарованный красотой Сюзетты, Остин не выпускал ее из объятий все время, пока поезд несся по скованным морозом равнинам.

Сюзетта не была влюблена в Остина, но находила его очень привлекательным и с радостью отвечала на его ласки. Никогда в жизни ее так не боготворили.

В ту первую романтическую ночь в поезде Сюзетта заснула в объятиях супруга, насытившись обильным завтраком, который они разделили в три часа утра. Остин еще долго не спал. Он устал, но переполнявшее его счастье не давало ему уснуть.

Поцеловав шелковистые белокурые волосы, рассыпавшиеся по плечам Сюзетты, Остин мысленно поклялся никогда не выпускать ее из виду. Он всегда будет рядом. Пока бьется его сердце, никто не отнимет у него это драгоценное существо. Остин никогда не позволит ей остаться одинокой и уязвимой. Сюзетта Фоксуорт Бранд принадлежит ему, и только ему. Никто, кроме него, не посмеет коснуться ее, а тот, кто попытается, заплатит за это жизнью.

Когда Сюзетта проснулась, Остина в кровати не было. Сюзетта вспыхнула, вспомнив события минувшей ночи. Она почти боялась увидеться с Остином при ярком свете дня. Затрепетав, Сюзетта завернулась в полотенце и выбралась из постели.

В ванной комнате она со вздохом погрузилась в огромную мраморную ванну. Когда она закончила мыться, Мэдж подала ей пеньюар. Сюзетта оглянулась в поисках сорочки или нижнего белья, но ничего не обнаружила. Она надела пеньюар и туго завязала пояс под самой грудью, затем сунула босые ноги в синие бархатные домашние туфли, на которые указала ей Мэдж, и терпеливо подождала, пока служанка расчешет ее длинные волосы.

— Ну вот, — удовлетворенно вздохнула Мэдж, — сегодня утром вы выглядите просто прелестно. Теперь я вас оставлю, милая. Мистер Бранд вернулся в ваше купе.

Сюзетта кивнула и пошла к мужу. Когда она появилась в дверях, Остин поднялся из-за стола и улыбнулся:

— Дорогая, ты чудесно выглядишь.

Сюзетта, которая предпочла бы, чтобы вырез пеньюара не был таким глубоким, нерешительно двинулась навстречу мужу. На нем были узкие серые кашемировые брюки и белая сорочка, расстегнутая на груди. Он стоял, протянув к ней руки.

— Жена моя, — выдохнул Остин, заключая Сюзетту в объятия и нежно целуя в губы. — Как ты себя чувствуешь, любимая?

С этими словами Остин сел и посадил жену к себе на колени.

— Побалуй меня немного, Сюзетта. Мне так нравится обнимать тебя. Это удовольствие для меня еще в новинку. Я едва жив, когда тебя нет рядом.

Он поднял хрустальный бокал на высокой ножке и поднес его к губам Сюзетты. Она сделала маленький глоток.

— Смотри, Остин, идет снег! Разве не чудесно?

За окном медленно проплывала замерзшая равнина. Огромные снежинки, приносимые северо-западным ветром, ударялись о стекло вагона и таяли. Глаза Сюзетты были широко раскрыты, лицо сияло ослепительной улыбкой. Она повернулась к мужу.

— Остин! — Сюзетта протянула ему руку. — Пожалуйста, посмотри. Такой прелестный вид.

Остин, покраснев, бросил на жену напряженный взгляд. Ее глаза скользнули с его лица на грудь, а затем еще ниже.

— Остин! — вскрикнула она и прикрыла рот рукой.

— Прошу прощения, дорогая, — смущенно сказал он. — Вероятно, мне следовало посадить тебя напротив.

Сюзетта, тронутая светившейся в его глазах нежной любовью, проявила неожиданную для своих лет мудрость. Она улыбнулась, подошла к его стулу, опустилась на колени рядом с ним и без всякого смущения положила руку ему на бедро.

— Остин, — прошептала она тихо, — я польщена, что ты находишь меня такой привлекательной. Пойдем.

Сюзетта встала и ласково коснулась его щеки. Подойдя к кровати, она разделась, нырнула в постель и завернулась в голубую простыню, так что Остин успел разглядеть лишь ее обнаженную спину.

Дрожащей рукой он сдвинул занавески, подошел к кровати и торопливо разделся в полутьме. Сюзетта наблюдала за мужем с чувственной улыбкой и блестящими от желания глазами. Через несколько секунд Остин уже сжимал ее в объятиях, и его горячие губы в жадном и неистовом поцелуе прижимались к ее губам. Затем голова Остина переместилась ниже, к нежным округлостям ее грудей, и она закрыла глаза. Они открылись лишь на мгновение, когда губы Остина осторожно сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Когда же он в конце концов передвинулся, устроившись между ее шелковистых бедер, Сюзетта прижалась к нему и ласково прошептала:

— Остин, муж мой.

Путешествие в большой город стало для молодоженов настоящей идиллией: они ели, спали, пили шампанское, купались в мраморной ванне, занимались любовью и лишь изредка играли в карты или читали.

В последнюю ночь их длинного путешествия Сюзетта устроилась на груди мужа, а он сказал, что первое, что сделает, когда они приедут в Нью-Йорк, — поведет ее к портному. Сюзетте понадобится много новых платьев, поскольку он намерен ввести ее в общество и показать город.

— Но, Остин, — она подняла голову, — что я надену, когда поезд прибудет на вокзал? Мэдж должна погладить платье, в котором я выходила замуж. Это все, что у меня есть. Представляешь, я не одевалась с тех самых пор, как мы покинули Форт-Уэрт!

— Милая, так получилось, что перед отъездом из Форт-Уэрта я купил тебе парочку платьев. Одно из них, из коричневой шерсти, красивое и теплое, как раз подойдет для этого случая.

— Ты купил мне платья? — оживилась Сюзетта. — Где же они, Остин? Я хочу примерить их.

— Дорогая, — прошептал он и провел языком по ее нижней губе, — в нашей кровати так тепло и хорошо. Пожалуйста, моя милая девочка, позволь мне снова любить тебя. — Остин провел губами по шее жены, нашел пульсирующую жилку и коснулся ее языком. — Ты такая сладкая — дай мне насладиться тобой еще немного.

— Остин, — прошептала она, улыбаясь, — ты заставляешь меня забыть обо всем на свете.

И она крепко обняла его.

Глава 15

В последнюю ночь, проведенную молодоженами в вагоне, снег прекратился. К тому времени, когда поезд змеей проскользнул через огромный город, небо очистилось, воздух стал сухим, хотя и обжигающе холодным.

Лицо Сюзетты лучилось счастьем. Не отводя взгляда от горизонта, она прижалась головой к плечу мужа и вздохнула.

— Остин, мне вдруг показалось, что нам не следовало приезжать в Нью-Йорк. Я боюсь поставить тебя в неловкое положение. Я никогда нигде не была и не знаю…

Ее прервал смех Остина.

— Верь мне, любовь моя, ты не будешь здесь чужой. И не бойся. Это мне следует бояться.

— Ты боишься, Остин? — изумилась Сюзетта. — Чего же? Неужели тебя можно чем-нибудь испугать?

Он положил руки ей на плечи.

— Любовь моя единственная, ты слишком наивна и невинна, чтобы понимать, какую власть имеешь надо мной. Я боюсь… боюсь лишиться тебя из-за одного из этих богатых прожигателей жизни, которых ты здесь непременно встретишь.

— Ты не потеряешь меня, Остин, так что не терзайся. Ради всего святого, ведь ты сам хотел привезти меня в Нью-Йорк! Это путешествие вдвоем — лучшее, что было у меня в жизни. Я буду только счастлива, если мы и шагу не сделаем из этого поезда. Мы можем прямо сейчас повернуть назад и вернуться в Джексборо. И это меня устроит.

Губы под ее пальцами растянулись в улыбке, а ладони, сжимавшие плечи Сюзетты, переместились ей на талию.

— Теперь я пропаду без тебя, Остин. Ты справедливо заметил, что я наивная. И ты научишь меня всему, что я должна знать, правда? — Она улыбнулась. — А теперь, сэр, если вы немедленно не отпустите меня, я задерну занавески и предъявлю свои супружеские права!

Рассмеявшись, Сюзетта выскользнула из его объятий.

— Миссис Бранд, вы прелестная маленькая задира, и когда я привезу вас в отель, то заставлю сполна заплатить за все.

На железнодорожном вокзале они вышли из вагона, и Сюзетта прижалась к руке мужа. Толпы народа — столько людей сразу она никогда не видела — сновали вокруг, и, похоже, все очень спешили. Сюзетта была почти испугана близким соседством такого количества людей; широко раскрыв глаза, она вертела головой.

— Невероятно! Просто не верится! — то и дело восклицала она.

— Знаю. Словами нельзя объяснить, что такое Нью-Йорк. Его нужно видеть своими глазами.

— О, Остин, спасибо, что привез меня сюда. Я уже полюбила этот город.

— Дорогая, обещаю, ты чудесно проведешь здесь время, — заверил жену Остин.

Он сдержал обещание. С первой минуты, когда супруги зарегистрировались в номере роскошного отеля «Брансуик» на Пятой авеню, Сюзетта начала свое восхитительное путешествие по незнакомой волшебной стране, наслаждаясь каждой минутой, каждым часом, каждым днем своей новой жизни.

По вестибюлю прогуливались элегантные пары: джентльмены в узких брюках и сшитых на заказ сюртуках и молодые женщины в платьях с пышными юбками. Они приветственно махали знакомым затянутыми в перчатки руками и болтали друг с другом.

— Похоже, клуб устроил первый в этом сезоне прием, — объяснил Остин. — У них штаб-квартира в «Брансуике». Когда наступит весна, ты сможешь получить настоящее удовольствие. Они устраивают целое представление.

— О, мне хотелось бы взглянуть на него!

— Весной мы все еще будем здесь.

— Ты так считаешь? — удивилась она.

— Да. А вот когда станет совсем тепло, мы отправимся в Атлантик-Сити и поплаваем в океане.

Просияв, Сюзетта одобрительно кивнула и подхватила юбки, поднимаясь по богато украшенной лестнице в номер. Пока одетый в униформу портье выгружал багаж, Сюзетта обошла все комнаты, восхищаясь роскошно обставленными помещениями с высокими потолками.

Когда дверь за портье закрылась, она подошла к мужу и крепко обняла его.

— Остин, а можно у меня будут такие же прелестные платья, как у тех женщин в вестибюле?

— Разумеется, любимая. Но сначала не хочешь ли принять ванну? Пока ты будешь мыться, я закажу нам ленч. После еды ты отдохнешь, а я попрошу прислать сюда одну из самых лучших портних, а также займусь еще кое-какими делами. После того как вздремнешь, займешься примеркой. Ну как, подходит?

— Остин, ты так избалуешь меня, что я буду не в состоянии сделать хоть что-то сама.

— Любовь моя, — сказал Остин, провожая жену в просторную ванную комнату, — именно в этом и состоит мой план.

Не одна, а три портнихи были приглашены шить роскошные наряды для красивой молодой женщины, чей любящий муж хотел, чтобы новобрачная оделась во все самое лучшее. В течение долгих часов Сюзетта послушно застывала в неподвижности, пока ловкие руки измеряли, пришпиливали, разглаживали и натягивали ткань на ее стройное тело. Рулон за рулоном лучших шелков, атласа, шерсти, тафты, бархата и парчи всевозможных расцветок доставлялись в отель «Брансуик» в номер Брандов.

Когда Сюзетта впервые надела одно из новых платьев, сшитых для нее самой дорогой портнихой в городе, мадам Корде, даже Остин удивленно приоткрыл рот. Замерев, он смотрел на прекрасно одетую молодую женщину, которая застенчиво вошла в гостиную.

Длинные белокурые волосы, расчесанные и поднятые наверх, так что открывалась шея, были собраны на макушке в пучок густых блестящих локонов. Сверкающие серьги с сапфирами и бриллиантами — подарок мужа — изящно свисали с похожих на морские раковины ушей и почти касались обнаженных плеч. На шее у нее красовался только крошечный золотой медальон с сапфиром. Остин, понимая, как много значит для жены этот медальон, предусмотрительно не купил ей другого украшения на шею.

— У тебя открыт рот, Остин, — пошутила Сюзетта.

— И неудивительно, — кивнул он. — Я не уверен, что хочу вывести тебя из номера. Ты вскружишь голову всем мужчинам этого города.

Когда они шли по Пятой авеню ко входу в «Дельмонико», снег скрипел у них под ногами. Сюзетта, убедившая мужа, что не стоит брать карету, поскольку они находятся в двух шагах от ресторана, полной грудью вдыхала морозный воздух; щеки молодой женщины раскраснелись, подчеркивая ее юную красоту. Вскоре они вошли в популярный ресторан, и их сразу провели в просторный зал.

Сев на отодвинутый официантом стул, Сюзетта взгляну-ла на Остина. Он был очень красив в темном вечернем кос-тюме: загорелое лицо, освещенное пламенем свечей, сияло, полные губы растянулись в довольной улыбке.

— Остин Бранд! — перегнувшись через стол, взволнованно зашептала она. — Атласные стены! Ты когда-нибудь видел что-то подобное?

— Похоже, тебе здесь нравится, любовь моя. Этот ресторан славится своей великолепной кухней.

— Сейчас посмотрим, — уверенно сказала Сюзетта. — Пожалуй, я остановлю свой выбор на raguet de tortue.

Довольная собой, она отложила меню и победоносно взглянула на мужа, губы которого растянулись в широкой улыбке.

— В чем дело? — Она оглянулась и понизила голос. — Что случилось, Остин?

— Дорогая, — рассмеялся он и накрыл ее ладонь своей, — ты уверена, что тебе придется по вкусу жаркое из черепахи?

— Боже милосердный, Остин! — поморщилась Сюзетта. — Неужели люди действительно едят такое? Будь добр, сделай заказ для меня сам.

— С удовольствием, любовь моя.

Когда официант вернулся, Остин попросил принести говяжье филе, свежие зеленые бобы в масле, жареный картофель и баклажаны под соусом.

Сюзетта сделала большой глоток шампанского и одобрительно улыбнулась Остину. Однако, когда подали еду, она ела совсем мало.

— Остин. — Сюзетта сжала широкую ладонь мужа. — Боюсь, я слегка опьянела. Прости меня. Кажется, я привлекаю к себе всеобшее внимание.

— Моя дорогая, мадам де Помпадур однажды сказала, что шампанское — единственное вино, которое сохраняет красоту женщины, выпившей его. Она была права — ты еще прекраснее, чем прежде, и если люди на тебя смотрят, я не могу их винить. Выпей, моя милая девочка.

Отпустив руку Сюзетты, он снова наполнил ее бокал.

Не многим удавалось так быстро покорить высшее общество, как Сюзетте Фоксуорт. Она с необыкновенным изяществом носила свои новые платья, очаровывала аристократов голубых кровей, составлявших цвет нью-йоркского общества, пила вино и вместе с шумной толпой смеялась над неприличными шутками, ходила в театр, восхищаясь игрой актеров и актрис, и быстро стала любимицей метрдотелей лучших ресторанов и закусочных Манхэттена.

Хозяйки салонов соревновались друг с другом, чтобы заманить к себе блестящую пару, а многие приемы сезона не имели бы такого успеха, если бы Сюзетта и Остин вдруг пожелали провести этот вечер вдвоем в своем номере. В один из холодных вечеров Сюзетта сидела на своей широкой кровати и натягивала чулки, собираясь в оперу.

— Остин, — задумчиво сказала она, — я знаю, что ты очень красив и очарователен, но почему нас приглашают на все балы и приемы? Ты когда-то жил здесь? Твоя семья родом с востока?

Остин сидел в кресле рядом с кроватью и читал газету. Опустив «Нью-Йорк геральд» на колени, он взглянул на жену.

— Нет, это не мой дом, — вздохнул он. — Я думал, ты знаешь, что Бет была родом из Нью-Йорка. Это был ее дом. Однажды летом я встретил ее здесь, когда приезжал в гости к товарищу по военному училищу.

— Продолжай, — попросила Сюзетта.

Остин встал и подошел к окну. Засунув руки в карманы, он стоял и смотрел в сторону Юнион-сквер.

— Что тебе еще сказать? Все, с кем ты здесь познакомилась, мои друзья, но я никогда бы не встретил их, если бы не Бет. Это она происходит из семьи аристократов, а не я. — Его голос прервался.

Соскользнув с кровати, Сюзетта пересекла комнату, остановилась за спиной мужа и осторожно положила руку на его плечо.

— Послушайте меня, мистер Остин Бранд. У вас нет причин чувствовать себя виноватым. Вы женились на чудесной женщине из аристократической семьи и были ей очень хорошим мужем. Я никогда в жизни не видела женщины счастливее, чем Бет Эплгейт Бранд. Она боготворила тебя. Естественно, она представила тебя своим друзьям, и ты действительно понравился им. Ты очаровательный мужчина. Что в этом плохого?

Ее руки скользнули по груди Остина и обвили его шею.

— Дорогая, ты не понимаешь, — смягчившись, устало сказал он. — Я люблю тебя так сильно, что…

— Я все понимаю. Ты терзаешь себя из-за того, что любишь меня больше, чем Бет, правда?

— Верно. Я никогда не любил ее так, как люблю тебя. Никогда. — Его широкие ладони переместились на талию Сюзетты. — Больше всего мне хочется, положить тебя на эту кровать, снять с тебя чулки и. белье и ласкать до тех пор, пока я не забуду, что в этом мире есть еще кто-то, кроме нас двоих.

Улыбнувшись, Сюзетта прильнула к нему и нежно поцеловала его грудь.

— Тогда почему ты этого не делаешь? — спросила она.

По телу Остина пробежала дрожь. Он поднял жену на руки, понес к кровати, осторожно опустил на простыни и склонился над ней.

— Заставь меня забыть обо всем, Сюзетта. Унеси меня в рай, милая.

Он склонился к ней.

Сюзетта выполнила его просьбу — и время остановилось.

На следующий день Остин снова был самим собой, и Сюзетта облегченно вздохнула. Весь город жил предвкушением бала, который устраивала вдова мистера Уоррингтона в танцевальном зале ресторана «Дельмонико». Сюзетта тоже с нетерпением ожидала его. Когда она перебирала свои новые наряды, размышляя, что надеть, в комнату вошел Остин.

— Сюзетта, на бал миссис Уоррингтон надень платье из золотистой тафты.

— Но, Остин, — обернулась она, держа в руках бледно-лиловое платье из индийского шелка, — я еще не надевала это. Оно такое красивое. Я подумала…

— Нет, милая, из золотистой тафты. Прошу тебя.

Подмигнув жене, Остин вышел из комнаты.

Сюзетта скорчила гримасу и повесила красивое шелковое платье в шкаф.

— Я хотела надеть лиловое, — пробормотала она, пожав худенькими плечами. — И почему меня лишают возможности самой выбирать себе наряд?

И вот наступил долгожданный вечер. Сюзетта, уже забывшая, что хотела надеть лиловое платье, вошла в расположенный на втором этаже танцевальный зал, гордо опираясь на руку мужа. Глубокий вырез платья из золотистой тафты выгодно подчеркивал ее великолепную грудь, а пышная юбка шелестела при каждом шаге.

Все головы повернулись к молодой чете. Широко улыбаясь, Остин подхватил Сюзетту и заскользил в танце по просторному залу.

Роскошный бал имел огромный успех, а Сюзетта была его звездой. Мужчины всех возрастов бросали на нее восхищенные взоры, и Остину ничего не оставалось, как добровольно передавать жену в их руки для очередного танца. Не замечая страстных взглядов, которые бросали на него дамы, он не отрывал взгляда от жены. Оживленная и доброжелательная, Сюзетта весело болтала с каждым, кто приглашал ее на танец, и без труда очаровывала всех умом и красотой. Понимая, что сегодняшний вечер — всего лишь начало, Остин глубоко вздохнул и спросил себя; стоило ли привозить Сюзетту в Нью-Йорк?

Он не успел еще найти ответ, когда Сюзетта вернулась к нему. Ослепительно улыбаясь, она взглянула на мужа сияющими голубыми глазами и схватила его за руку.

— Остин, — тяжело дыша, взмолилась она, — мы не могли бы на минутку сбежать отсюда и отдохнуть?

Именно эти слова он и хотел от нее услышать. Положив ладонь на талию жены, Остин поцеловал ее пылающую щеку.

— Давай спустимся вниз, в кафе, найдем свободный столик и выпьем по глотку бренди.

— Давай, — с воодушевлением согласилась Сюзетта, не подозревая, какую радость ему этим доставила.

Глава 16

Чудесная зима с ее заполненными развлечениями днями и ночами вскоре сменилась восхитительной весной. Дни быстро удлинялись, повеял легкий теплый ветерок. Снежные ночи любви под мягким пуховым одеялом в освещенной пламенем камина комнате превратились в ночи любовных игр на шелковых простынях в благоухающей весенними ароматами и освещенной серебристым лунным светом спальне.

Мадам Мария де Корде была вновь приглашена в отель «Брансуик», в номер Брандов. На этот раз ей заказали одежду для летнего сезона в Саратоге. Роскошные платья Сюзетты из шерсти, атласа и плотного шелка были убраны, а их место заняли самые модные наряды из пике, льна, муслина и гонкою шелка пастельных тонов.

Прежде чем в городе стало неуютно от удушающей летней жары, Сюзетта и Остин покинули отель, служивший им домом с начала января. Саквояжи и сундуки были доставлены в отдельном экипаже на перрон, где их ожидала «Альфа». Вагон прибыл из Форт-Уэрта еще неделю назад, и его персонал был готов взять на себя заботу о Брандах.

— Мне хочется плакать, Остин, — сказала мужу Сюзетта, пришпиливая булавкой бледно-желтую шляпку к своим блестящим локонам. Это был их последний день в городе.

— Если тебе необходимо поплакать, милая, тогда не спеши надевать шляпку. — Остин наблюдал за женой, прислонившись к дверному косяку и засунув руки в карманы. — По-моему, плакать в шляпе крайне неудобно.

— Остин Бранд, перестаньте смеяться надо мной! — Сюзетта состроила ему гримасу. — Я серьезно. Мы были так счастливы в этой комнате. Разве тебе не грустно, что мы уезжаем?

Остин вытащил руки из карманов и подошел к жене. Нежно сжав плечи Сюзетты, он наклонился и через вуаль новой шляпки поцеловал ее в нос.

— Милая моя, мы были необыкновенно счастливы здесь, но комната тут ни при чем. Все дело в нас. И мы возьмем наше счастье с собой. Вот увидишь. Ты полюбишь Саратогу точно так же, как полюбила Нью-Йорк. А теперь, пожалуйста, улыбнись мне. Нам пора идти.

Сюзетта улыбнулась:

— Ты прав, Остин. Нам предстоят дни не менее чудесные, чем те, что мы провели здесь?

— Я гарантирую вам это, мадам. Бежим!

Остин мягко повернул жену лицом к двери и игриво шлепнул пониже спины.

Когда Сюзетта и Остин прибыли на вокзал, солнце опускалось за высокие, величественные здания Манхэттена. Вскоре поезд уже шел на север со скоростью двадцати миль в час, а они сидели за столом, неторопливо наслаждаясь обедом.

— Когда мы будем в Саратоге? — спросила Сюзетта, понятия не имевшая, где находится курорт.

Налив бренди в два хрустальных бокала, Остин подал один из них жене.

— Полагаю, к завтраку.

— Так долго? — вскинула брови Сюзетта. — Я думала, мы приедем еще до наступления ночи. Он усмехнулся:

— Любимая, я делаю все, чтобы угодить тебе, но даже мне не под силу заставить поезд преодолеть две сотни миль за пару часов. — Остин развернул вечерний выпуск «Нью-Йорк геральд». Взяв себе первые страницы, он предложил остальные жене. — Газету, дорогая?

Сюзетта взяла у него газету, раскрыла, пробежала глазами первую страницу, зевнула, перевернула ее — и вдруг выпрямилась, широко раскрыв глаза. Под фотографией красивого смуглого юноши красовалась подпись: «Дьявол вновь наносит удар». Корреспонденция была из Форт-Уэрта, штат Техас.

— Остин, — сказала Сюзетта, — послушай меня! Каэтано опять напомнил о себе. Он ограбил почтовый поезд к западу от Далласа и скрылся. Здесь пишут, что он…

Остин нахмурился и поспешно взял у жены газету.

— Сюзетта, — холодно спросил он, — почему ты все время выискиваешь информацию об этом отвратительном разбойнике? Неужели этот негодяй Каэтано вызывает у тебя такое восхищение, что ты…

— Минуточку, Остин Бранд! — Сюзетта оттолкнула стул и встала. В глазах ее сверкало голубое пламя. — Я вовсе не выискиваю истории об этом бандите индейце! Просто газеты восточного побережья так очарованы этим… этим… дьяволом, что собирают рассказы о нем по всему Техасу и отсылают в нью-йоркские издательства! Здесь, вероятно, им интересуется масса народу.

Сжав пальцами край стола, Сюзетта наклонилась к мужу, так что их лица оказались совсем рядом.

— А что касается восхищения или чрезмерного внимания к Каэтано, то именно ты, Остин, слишком волнуешься при упоминании его имени. Почему? Ты знаком с этим индейцем? Ты от меня что-то скрываешь?

Его серые глаза потемнели, став похожими на грозовые тучи, а полные губы крепко сжались, превратившись в узкую полоску. Остин пристально смотрел на жену, напрягшись и стиснув пальцами подлокотники кресла.

— Прости, Сюзетта, — наконец сказал он. — Это было глупо с моей стороны.

— Но почему? Почему ты так реагируешь? С самого первого раза, когда я написала заметку о Каэтано в газете Джексборо, ты ведешь себя очень странно. В чем дело? Скажи, почему ты так расстраиваешься при упоминании об этом грабителе банков?

— Дорогая, я… это просто потому, что он индеец. Полагаю, у нас обоих есть причины ненавидеть индейцев.

— Остин, я ненавижу их так же сильно, как ты, но нельзя же всю жизнь выходить из себя, прочитав заметку в газете или услышав из чьих-нибудь уст упоминание об индейцах!

Сюзетта заглянула ему в глаза и увидела, что ярость исчезла, сменившись болью.

— Остин, любимый. — Сюзетта опустилась на колени рядом с его креслом, улыбнулась и положила голову ему на руку. — Этот Каэтано не имеет к нам никакого отношения. Это жестокий негодяй, ни в грош не ставящий человеческую жизнь. Подвиги Каэтано сделали его знаменитым, и я прочитала о нем точно так же, как прочитала бы о любом другом. Не думай, что я сделана из фарфора. Меня нельзя испугать газетной статьей.

Широкая ладонь Остина легла ей на голову, и Сюзетта облегченно вздохнула. Он ласково погладил ее по волосам.

— Милая, скажи, что ты прощаешь меня за эту вспышку. Это трудно объяснить, но я так сильно тебя люблю, что прихожу в негодование при мысли о любой угрозе, навис шей над тобой. Мне бы хотелось оградить тебя от всяческих неприятностей и увезти в такое место, где ты всегда была бы в безопасности. Я не желаю, чтобы ты даже знала о существовании подобных людей!

Сюзетта подняла голову, сжала руку мужа и запечатлела нежный поцелуй на его ладони.

— Остин, с тобой я в безопасности. Ты не выпускаешь меня из виду с той самой минуты, как мы поженились, — улыбнулась она. — Тебе не кажется, что разбойникам будет трудно причинить мне вред, пока ты рядом?

— Невозможно! — прищурив глаза, согласился он.

Когда поезд прибыл на вокзал Саратоги, солнце уже сияло вовсю. Выйдя на перрон, Сюзетта застыла в изумлении. Вдали вздымалась длинная цепь гор, а прямо перед ними раскинулись изумрудно-зеленые пологие холмы. Высокие величественные деревья возвышались над крышами огромных, затейливо украшенных белых зданий.

Для их месячного пребывания на курорте Остин выбрал отель «Гранд юнион». Элегантно одетые люди сновали по широкой террасе и похожему на пещеру вестибюлю. Сюзетта полагала, что в Нью-Йорке она уже видела самые роскошные отели на свете, но теперь поняла, что ошибалась. «Гранд юнион» был, вне всякого сомнения, лучшим в мире. Хотя была еще середина утра, из ухоженного сада перед отелем доносилась приятная мелодия. Пока Остин беседовал с джентльменом за конторкой, Сюзетта, прижавшись к руке мужа, во все глаза смотрела на богато украшенный вестибюль.

— Пойдем, милая, — позвал Остин.

Они пересекли вестибюль и оказались в просторном дворе отеля, усаженном цветами и исчерченном дорожками для прогулок.

— Остин, куда этот человек нас ведет? — прошептала Сюзетта мужу.

— Милая, для тех, кто желал бы особого уединения, «Гранд юнион» предлагает отдельные коттеджи. Я подумал, что нам неплохо было бы остановиться в одном из них.

— Почему?

Остин усмехнулся и наклонился к самому уху жены:

— Потому что мы по-прежнему новобрачные, и моя страсть к тебе пока не остыла. Еще объяснения нужны?

— Объяснения слишком расплывчаты, Остин. — Сюзетта игриво прижалась грудью к руке мужа. — Может, лучше объяснишь мне, что ты имел в виду, когда мы войдем в коттедж?

Она провела розовым языком по своей полной нижней губе и опустила ресницы.

Остин почувствовал, как напряглась его плоть, и тут же испугался, что узкие брюки могут выдать его состояние. Когда он быстро сдернул с головы шляпу и нервно понес ее перед собой, Сюзетта едва не рассмеялась.

Сюзетта полюбила Саратогу. Курорт предлагал размеренную и утонченную жизнь, разительно отличавшуюся от беспокойной суеты Нью-Йорка. Они слушали восхитительные концерты, посещали изысканные обеды, играли в казино и па скачках, где соревновались чистокровные лошади, гуляли по Бродвею поздним вечером, ездили в карете по городу и к близлежащему озеру.

Сюзетте все это доставляло огромное удовольствие, как, впрочем, и Остину, хотя самыми драгоценными он считал минуты, проведенные наедине с женой в их роскошном коттедже. Здесь она принадлежала только ему, и Остин мог обнимать и ласкать ее, раздевать и восхищаться, любить и наслаждаться. В одну из чудесных летних ночей они вернулись после верховой прогулки к озеру. Сюзетта лежала в объятиях мужа, перебирая густые волосы на его затылке, а он покрывал легкими поцелуями ее обнаженные плечи и шею. Испытывая приятное опьянение после шампанского, Сюзетта лениво улыбнулась:

— Послушай, Остин, куда бы мы ни шли, люди оборачиваются нам вслед. В том числе многие дамы. Я внушаю зависть красивым женщинам. Мне здорово повезло! У меня самый красивый и очаровательный муж в мире, и счастью моему нет предела.

— Спасибо, милая, — прошептал Остин, подумав о том, наступит ли день, когда Сюзетта скажет, что любит его. Пока этого не случилось, даже в минуты любви, когда он сжимал ее в своих объятиях. Сюзетта была ласковой, искренней и чувственной, но ни разу не сказала, что любит его.

— Родная, — выдохнул он, — я так тебя люблю.

— Да, — вздохнула она. — Поцелуй меня, Остин.

Глава 17

На следующее утро Остин проснулся поздно. Он сонно потянулся к Сюзетте, но кровать рядом с ним была пуста. Приподнявшись на локте, Остин погладил густые, выгоревшие на солнце волосы и обвел взглядом комнату. В противоположном конце просторной спальни стояла одетая в почти прозрачную ночную сорочку Сюзетта и, сложив руки на груди, задумчиво смотрела сквозь отрытую балконную дверь.

— Сюзетта?

Она медленно повернулась и взглянула на него. Выражение ее лица было необычно грустным. Остин, встревожившись, сел и подложил себе под спину подушку. Сюзетта бросилась к мужу.

— Остин! — сдавленно вскрикнула она, готовая расплакаться.

— Любимая!

Он мгновенно проснулся и откинул простыни, освобождая ей место. Она благодарно скользнула в постель и обвила руками шею мужа. Остин начал успокаивать жену, крепко прижимая к себе.

— Что случилось, родная? Ты заболела? Послать за доктором?

Сердце его бешено стучало, а руки, гладившие жену, дрожали.

— Нет, я не больна, и мне не нужен доктор.

— Тогда скажи, в чем дело, Сюзетта. Почему ты встала? Тебе не спится? Что-то произошло? Она замотала головой, еще сильнее прижимаясь к нему.

— Я боюсь.

— Боишься? — В его голосе сквозило неподдельное изумление. — Чего, милая? Меня? Как ты вообще могла испугаться? Я не понимаю.

— Нет, Остин. — Сюзетта подняла голову, и он увидел муку в ее глазах. — Я не боюсь тебя. Это… это… Разве ты не помнишь, что сегодня у меня день рождения?

— Конечно, помню, моя милая девочка. — Он убрал упавшие ей на глаза волосы. — Нас ждет чудесный день и не менее чудеснаяночь. Масса подарков, веселья и сюрпризов.

— Нет!

— Нет? Что ты имеешь в виду? Разве ты не хочешь…

— Пожалуйста, — перебила его Сюзетта, — мне не нужны балы и подарки! Я не хочу выходить из этой комнаты.

И она снова уткнулась лицом ему в плечо.

В полном недоумении Остин обхватил ее голову и ласково сказал:

— Сюзетта, двадцать три года — это еще не трагедия. Ты еще очень молода.

— Дело не в этом. — Она отстранилась и посмотрела на него. — Ты сочтешь это детством и глупостью, Остин, но мне всегда страшно в мой день рождения. Самые жуткие трагедии в моей жизни случались как раз накануне или сразу же после дня рождения. Эти ужасы всегда возвращаются и преследуют меня, и мне не дает покоя чувство, что со мной вновь случится что-то плохое. Это повторяется каждый год. Я испытываю ужас. Это похоже… похоже… о, Остин, а что, если с тобой что-нибудь случится из-за того, что ты женился на мне? Что, если…

Остин поцеловал ее макушку и улыбнулся:

— Успокойся. Если ты не хочешь, то нам нет никакой необходимости покидать эту комнату.

— Правда? — с облегчением вздохнула она. — Ты не обидишься, если мы отменим праздник?

— Послушай меня внимательно, Сюзетта. — Остин привлек жену к себе. — Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить. Я сделаю все, только чтобы ты была счастлива. В моих объятиях ты в безопасности и можешь оставаться здесь всю свою жизнь. Когда-то я сказал тебе, что, если мне придется сразиться с драконом, я буду счастлив сделать это ради тебя.

— Остин! — Взгляд Сюзетты смягчился, и она начала рассеянно водить рукой по его груди. — Можно, я скажу, чего мне действительно хочется? Тебя это не шокирует?

— Милая, меня не так-то легко шокировать.

— Знаю, но я стесняюсь, — ответила она, и ее рука скользнула вниз, вдоль темной линии волос на его груди.

— Тогда шепни мне на ухо, — усмехнулся Остин.

Улыбаясь, Сюзетта наклонилась к самому его уху:

— Мы не могли бы заняться любовью прямо сейчас, среди бела дня, с открытыми балконными дверьми?

— Господи Иисусе! — простонал он и опрокинул ее на себя.

Нежно целуя Сюзетту, Остин перекатился на бок и осторожно опустил ее на спину, на самую середину кровати. Не прерывая страстного поцелуя, он уверенными движениями быстро снял с жены прозрачную ночную сорочку. Губы Сюзетты приоткрылись, и их языки сплелись. Широкая ладонь Остина легла ей на живот, и по телу Сюзетты пробежала дрожь. Он едва касался ее трепещущего живота, и от его медленно движущейся руки по телу Сюзетты разбегались волны наслаждения.

Затем она почувствовала тяжесть его большого, сильного тела. Когда Остин овладел ею и они стали единым целым, глаза Сюзетты широко раскрылись, и на них выступили слезы. Его плоть двигалась внутри ее, глубоко проникая в ее лоно и подводя к вершине эротического экстаза, и восхитительное ощущение счастья боролось в ней с чувственным наслаждением. Во рту у Сюзетты пересохло, дыхание стало учащенным и прерывистым. Длинные ногти Сюзетты царапали его широкую спину. Они одновременно достигли вершины наслаждения.

— Остин, Остин… я… о… о-о… да… да… Остин! — в исступлении вскрикивала она.

Большие серые глаза Остина не отрывались от лица жены. Слыша возбужденный голос Сюзетты, он стонал от наслаждения. Когда утихли последние спазмы, Остин неподвижно застыл рядом с женой, не размыкая объятий и нежно целуя се раскрасневшееся лицо. Сквозь открытые балконные двери со двора доносились нежные звуки музыки — это начался дневной концерт. Воздух в спальне был душным и неподвижным, а тела любовников влажными от пота. Пульс Сюзетты наконец успокоился. Она положила голову на плечо мужа, повернулась к нему и тихо прошептала:

— Спасибо, Остин.

— Это тебе, спасибо, милая, — сказал он, касаясь губами ее макушки.

К вечеру Сюзетта забыла о страхах. Она оделась во все самое лучшее, готовясь отправиться вместе с мужем на обед и расположенный у озера ресторан Муна. После дневных занятий любовью и короткого сна Остин достал из укромного места подарки для Сюзетты и высыпал их прямо к ней на кровать. Засмеявшись, она с нетерпением набросилась на нарядно упакованные свертки. Сюзетта по очереди разворачивала их и тут же надевала каждую вещь, клянясь, что она безумно нравится ей.

Первыми появились два позолоченных перламутровых гребня и немедленно оказались у нее в волосах. За гребнями последовала пара сережек с бриллиантами, и Сюзетта замерла от восхищения. Правое запястье Сюзетты украсил необыкновенный золотой браслет, абсолютно плоский, не менее, двух дюймов шириной. На бархатной подушечке ярко сверкало кольцо с изумрудами и бриллиантами.

— Какая прелесть! — вскрикнула Сюзетта и надела кольцо на палец.

На кровати лежала еще по крайней мере дюжина мелких подарков: новый дневник в обложке из парчи, ручка с золотым пером, роман Диккенса, музыкальная шкатулка, на крышке которой под звуки чудесной музыки танцевала влюбленная пара. И так далее, и так далее. Когда Сюзетта наконец развернула все подарки, кровать ее оказалась завалена коробочками и мятой оберточной бумагой. Она встала на колени и протянула руки мужу:

— Спасибо тебе большое, Остин. Мне все нравится. Спасибо. Только вот одним подарком я не смогу воспользоваться.

— Каким же, милая?

Сюзетта протянула ему дневник.

— Вот этим, Остин. Мне больше не нужно записывать, что со мной происходит. С тобой я просто живу полной жизнью!

Остин усмехнулся и сбросил дневник на пол. Затем, поставив колено на кровать, обнял жену.

— С днем рождения, Сюзетта. — Он заключил ее в объятия. — Как ты намерена провести остаток дня? По-прежнему не хочешь выходить?

— Напротив. Теперь мне хочется надеть платье, новые драгоценности и пойти пообедать. А потом… посидеть в казино.

— Значит, именно так мы и поступим, — сказал Остин и поднял ее с кровати.

— Ты уверен? Я ведь не знаю, пускают ли женщин в казино. Если нет, я не расстроюсь.

Остин поставил жену на ноги.

— Полагаю, ты скоро поймешь, что тот, у кого много денег, может все, что захочет.

Сюзетта в новых бриллиантовых сережках, сверкавших при свете люстры, сидела на обтянутом бархатом табурете в отдельной комнате казино и играла в фараон и рулетку. Остин стоял рядом и, когда жена проигрывала, сообщал крупье, чтобы тот передал ей еще фишки. Выигрывая, Сюзетта с довольным видом добавляла разноцветные кружочки к возвышающейся рядом с ней груде и смотрела на мужа широко раскрытыми и блестящими от возбуждения глазами.

Остин не играл. Это занятие не интересовало его. Еще в юности он отказался от подобных развлечений и теперь находил их довольно глупыми и скучными, но твердо решил позволить Сюзетте играть столько, сколько ей захочется. Нежно касаясь обнаженного плеча жены, Остин смотрел на нее с гордостью собственника. Перед его глазами вновь всплыла картина лежащей в его объятиях Сюзетты, и сердце его забилось быстрее.

— Спасибо, Остин, — прошептала она, когда стих любовный восторг.

Беспричинный страх внезапно заслонил ощущение счастья, и широкая ладонь Остина непроизвольно сжала нежное плечо жены. Он понял, что чувствовала Сюзетта утром. Сегодня день ее рождения, а в этот день всегда случались ужасные вещи. Неужели сегодня тоже произойдет что-то дурное? Будет ли им позволено насладиться счастьем?

«Заслужил ли я подобное блаженство?» — подумал он.

В этот момент Сюзетта, обернувшись, улыбнулась ему.

— Это лучший день рождения в моей жизни, — счастливо прошептала она, поцеловала ладонь мужа, лежавшую у нее на плече, и вновь вернулась к игре. Остин Бранд расслабился.

«Ты чертовски права — мы заслужили это счастье!» — мысленно сказал он судьбе.

На расстоянии двухсот миль от Саратоги, в городе Форт-Уэрт, штат Техас, в роскошной комнате отеля сидел худой смуглый мужчина и читал «Форт-Уэрт демократ». Наткнувшись в разделе светской хроники на заметку о новобрачных, он прищурился. С фотографии на него смотрела прелестная молодая женщина, улыбающаяся своему высокому, красивому мужу. Глаза мужчины, полные любви и восхищения, были устремлены на жену.

Смуглый молодой человек скрестил длинные ноги, осторожно вырвал фотографию из газеты, аккуратно сложил ее и засунул в нагрудный карман узкой черной рубашки.

В этот момент в комнату вошел маленький толстый мексиканец.

— Ты видел последнюю заметку о молодоженах? — спросил он, и на его круглом лице расплылась широкая белозубая улыбка.

Смуглый красавец едва кивнул; выражение его глаз не изменилось.

— Ну? — продолжал мексиканец. — Уже скоро? Они вернутся через несколько недель.

Ухмылка его стала еще шире, и он потер свои похожие на окорока руки.

Смуглый мужчина взял со стоявшего рядом столика длинную коричневую сигару. Откусив кончик, он покатал узкую «шару в губах, а затем крепко зажал белыми зубами, но не стал зажигать ее.

Затем молодой человек вынул сигару изо рта и впервые заговорил:

— Нам некуда торопиться, друг мой. Я могу ждать не один год. Я хочу, чтобы он как можно сильнее влюбился в свою новую прелестную игрушку. Тем больше он будет страдать. Я позволю ему некоторое время насладиться счастьем. У меня впереди вся жизнь.

Пожав плечами, молодой человек сунул сигару в рот, зажег ее и начал медленно раскуривать. Он сделал глубокий вдох, и в его черных непроницаемых глазах появилось выражение, отдаленно напоминавшее радость.

Глава 18

Из Саратоги «Альфа» доставила своих знаменитых пассажиров на юг, в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси. Сюзетта полюбила океан и прогулки по дощатому настилу вдоль пляжа. Супруги пробыли на курорте до конца сентября. Оба признавали, что это было самое чудесное путешествие в их жизни, и поклялись в следующем году вновь посетить полюбившиеся им места.

Утром 12 сентября 1878 года «Альфа» остановилась у платформы вокзала в Форт-Уэрте. Сюзетта стояла у окна своего купе и с волнением вглядывалась в знакомый пейзаж.

— Остин, — сказала она, — мы отсутствовали целых девять месяцев — ты можешь в это поверить?

Улыбнувшись, Остин обнял жену за талию и поцеловал ее макушку.

— Нет, ангел мой, не могу. Спасибо тебе, это было лучшее время в моей жизни.

— В моей тоже, Остин, — сказала она и прислонилась к нему спиной. — Поезд останавливается. Мы выйдем сразу же?

— Нет, дорогая, — ответил Остин, отпуская ее. — Сначала перекусим в вагоне. Ночевать будем в гостинице, а утром поедем домой. А теперь мне нужно выйти на несколько минут.

— Пока тебя не будет, я оденусь к ленчу, — широко улыбнулась она. Остин скоро вернулся, держа в руке утреннюю газету. Когда Сюзетта взяла «Форт-Уэрт демократ», глаза ее широко раскрылись.

— Остин! Послушай, что здесь написано!

ЗАКЛЮЧЕННЫЙ ПОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ

Последний из великих вождей племени кайова вчера покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна второго этажа тюрьмы Хантсвил. Величественный Сатанта, вновь заключенный в тюрьму после восстания 1874 года, вчера утром принял смерть, не в силах вынести заточения.

Эпитафией суровому воину могут служить его собственные пророческие слова, сказанные много лет назад: «Когда я кочую по прерии, то чувствую себя свободным и счастливым, но, сидя в тюрьме, я бледнею и умираю».

Сюзетта опустила газету и улыбнулась Остину:

— Я безмерно счастлива. Наконец-то это животное получило по заслугам.

— Я разделяю твою радость, — кивнул Остин.

На другом конце города в номере большого двухэтажного отеля худой смуглый мужчина читал ту же статью. Он медленно опустил газету, и его глаза сузились.

— Надеюсь, эти белые ублюдки счастливы, — задумчиво произнес он.

— Мне очень жаль, сынок, — откликнулся седовласый мужчина и покачал головой.

Смуглый молодой человек ничего не ответил. Он аккуратно вырвал заметку из газеты, старательно свернул ее и положил в нагрудный карман. Поднявшись с кресла, он тяжело вздохнул и подошел к раскрытому окну. Взгляд его холодных черных глаз скользнул по раскинувшемуся перед ним городу. Немощеные улицы были заполнены повозками, экипажами и ковбоями верхом на лошадях. Из многочисленных салунов и танцевальных залов доносились музыка и смех. На окраине города раздавались свистки паровозов, привозивших в город пассажиров и грузы. Везде шум, крик, спешка и суета.

Смуглый молодой человек опустил занавеску и бесстрастным голосом произнес:

— Возможно, Сатанта наконец обрел свободу. Знакомый ему мир больше не существует.

— Можно тебя попросить о большом одолжении, Остин? — спросила Сюзетта, расчесывая волосы.

Супруги сидели в номере недавно открытого отеля «Эль-Пасо».

Остин потягивал бурбон и с нескрываемым удовольствием наблюдал за женой.

— Дорогая, сидя передо мной в тонкой сорочке с рассыпавшимися по плечам золотыми волосами, ты можешь просить о чем угодно — и получишь это.

Сюзетта опустила щетку для волос и, повернувшись, взглянула на мужа.

— Помнишь, как нам было весело в казино в Саратоге? — спросила она, и ее большие глаза блеснули.

— Я никогда этого не забуду, любимая.

— А в Форт-Уэрте тоже есть казино, правда?

— Дорогая, — усмехнулся Остин, — я не уверен, что здесь их называют казино, но в Форт-Уэрте много подобных заведений. В Джексборо в азартные игры играют в салунах.

— Правда, Остин? В Джексборо тоже можно играть?

— Милая, где деньги, там и азартные игры. Федеральное правительство платит жалованье солдатам в Форт-Ричардсоне, и эти деньги попадают в город. То же самое происходит с деньгами, которые платят владельцы ранчо своим наемным работникам. Понимаешь, наш маленький городок был одним из самых оживленных мест во всем Техасе. Знаменитая красавица Лотти Дено имела обыкновение играть в фараон именно в Джексборо.

— Кто такая Лотти Дено?

Остин достал из деревянного ящичка сигару и зажег ее.

— Лотти — профессиональный игрок. Она красива, образованна и очень умна. В нее были влюблены столько муж чин, сколько иная женщина не встретит за всю свою жизнь. Док Холидей много лет сходил с ума по Лотти, но она не отвечала на его чувства.

— Док Холидей? Разве он когда-нибудь был в Джексборо?

Остин затянулся сигарой и улыбнулся:

— Он приехал в город вслед за Лотти и оставался там, пока она не уехала несколько месяцев назад.

— Остин Бранд, почему вы не рассказывали мне об этом раньше? — Сюзетта поднялась.

— Ну, — рассмеялся Остин, — потому что вы были приличной юной леди и — я уверен — думать не думали, что вам будут интересны приключения преступников и заблудших душ. Иди сюда.

Он протянул руку и посадил Сюзетту к себе на колени.

— Ты надо мной смеешься, Остин. — Она откинула волосы с лица. — Ты прекрасно знаешь, что я умираю от желания узнать побольше о подобных вещах! Наверное, Лотти носила атласные платья, чулки в сеточку и… Кажется, я отвлеклась. Я хотела спросить у тебя, — Сюзетта начала заигрывать с мужем, улыбаясь и проводя рукой по курчавым полосам на его широкой груди, — не могли бы мы немного поиграть в казино после обеда? Ну пожалуйста!

— Я подумаю над вашим предложением. Возможно, нежный поцелуй убедит меня, — усмехнулся Остин и откинул голову на высокую спинку мягкого кресла.

Сюзетта усмехнулась, обхватила ладонями голову мужа, запустила пальцы в его волосы и страстно прижалась губами к его губам, а затем отстранилась и заглянула ему в глаза.

— Ну?

— Можешь играть до самой зари, если хочешь.

— Хорошо. — Сюзетта улыбнулась и еще теснее прижалась к его теплой груди. — А мы будем играть, когда вернемся домой, в Джексборо?

— Родная моя, я люблю тебя и всегда буду рад дать тебе все, что ты захочешь, но вынужден запретить тебе посещать салуны дома, даже в моем обществе. Не кажется ли тебе, что прихожане очень удивятся, услышав, что тебя видели за карточным столом в компании пьяных ковбоев?

— Остин, — испуганно выпрямилась она, — ты ведь никому не скажешь, правда?

Тихо рассмеявшись, он поднял руку и погладил ее бархатистую щеку.

— Дорогая, твой тайный порок останется тайным. Я буду соблюдать приличия. А теперь одевайся и пойдем обедать.

Сюзетта соскочила с его колен и вихрем пронеслась по комнате, торопясь закончить сборы.

После обеда Остин повел Сюзетту в «Пирс-Хаус». Она с изумлением увидела, что официантками здесь были почти нагие женщины. Сюзетта удивленно посмотрела на мужа:

— Остин, они же…

Заметив озорные искорки в его глазах, она решила не давать ему повода для веселья.

— Пойдем сразу же к столу с рулеткой? — попросила Сюзетта ровным бесстрастным голосом.

— Мы ведь за этим и пришли, правда?

Сюзетта рассмеялась. Остин тоже засмеялся и обнял жену.

— Я раньше никогда не видела почти полностью раздетых дам в общественных местах.

— Дорогая, я сильно сомневаюсь, что их можно назвать дамами.

Остин подвел Сюзетту к одному из обтянутых зеленым сукном столу и купил ей высокую стопку фишек, а сам устроился позади нее.

— Я лучше буду наблюдать за тобой, — с улыбкой отклонил он предложение жены тоже включиться в игру.

Красивый молодой человек, занявший наверху выгодную для наблюдения позицию, видел соблазнительную молодую даму. Ее тело было мягким и женственным, золотистые волосы блестели в свете газовых ламп, молочно-белая кожа шеи, плеч и груди мерцала над глубоким вырезом платья.

Она продолжала играть и выигрывать. Ее смех разносился по залу, заглушая восклицания игроков и звуки рояля. Иногда ему удавалось расслышать ее нежный голос, когда она что-то взволнованно говорила мужу. Темные глаза не пропускали ни единого движения молодой женщины, но лицо его тем не менее оставалось застывшим и бесстрастным. Он стоял совершенно неподвижно, только мускулы на его худых смуглых щеках изредка непроизвольно подергивались.

Глава 19

Сюзетта была счастлива вернуться домой, а ее муж, казалось, уже много недель страдал от тоски по родным местам — так он разволновался, когда они остановились у тротуара на площади Джексборо. Долгое путешествие по тряской дороге утомило Сюзетту, но Остин находился в приподнятом настроении. Он бодро спрыгнул с подножки экипажа и протянул руку жене.

— Послушай, Остин, — пристально взглянула на него Сюзетта, — ты ведешь себя как ребенок, которого надолго увозили от матери. Ты, наверное, очень хотел вернуться домой, но не признавался мне в этом?

— Нет, милая, не в этом дело. — Он подхватил жену под локоть и повел по улице к отелю «Уичито».

— Тогда почему ты так глупо улыбаешься?

— Я приготовил тебе сюрприз, дорогая.

— Не уверена, что готова к одному из твоих сюрпризов, Остин. Больше всего мне нужны сейчас горячая ванна и мягкая постель.

— Любовь моя, до захода солнца еще масса времени. Сегодня чудесный осенний день.

— Мне все равно, сколько сейчас времени. Я устала и хочу…

— Прошу тебя, Сюзетта. Прими ванну, а потом позволь мне показать тебе мой сюрприз. — Уголки его полных губ приподнялись, а серые глаза возбужденно заблестели.

В отеле Сюзетта подхватила юбки, поднимаясь по лестнице.

— Не могу обещать. Я приму ванну, и если почувствую себя лучше, то…

— Да, любимая. После ванны тебе обязательно станет лучше.

Остин распахнул дверь в номер, а затем, протянув руку, жестом пригласил жену войти. Незатейливая обстановка комнаты, где они провели первую целомудренную ночь их брака, всколыхнула в ней нежные воспоминания. Она так боялась Остина, а он оказался самым чутким человеком в мире и не сделал ни единого движения, которое могло бы испугать ее. Сюзетта улыбнулась своим мыслям и повернулась к мужу.

— Остин, милый, клянусь: ванна — это все, что мне нужно, чтобы восстановить силы. Иди за лошадьми. Дай мне полчаса, и я буду готова отправиться с тобой на верховую прогулку.

Глаза Остина засияли.

— Девочка моя, ты не пожалеешь об этом! Я попрошу приготовить тебе ванну прямо сейчас.

Он склонился к Сюзетте и коснулся губами ее губ, а затем повернулся и выбежал из комнаты.

Горячая ванна сотворила чудо. Когда пришло время садиться в седло, Сюзетте стало гораздо лучше. Остин скакал рядом, и с лица его не сходила улыбка.

— Ты скажешь мне, куда мы направляемся? — спросила Сюзетта, щурясь от яркого октябрьского солнца.

— Домой.

— Домой? — нервно рассмеялась Сюзетта. — Дорогой, ты разве забыл? У нас нет дома, если ты только не имеешь в виду мой дом. Мы едем туда? Ты собираешься там жить, Остин?

— Нет, милая, я имею в виду наш дом. Твой и мой. Дом, который никогда не принадлежал никому другому. Наш, и ничей больше.

— Ты говоришь загадками, Остин. Будь добр, объясни. Откуда у нас…

— Больше никаких вопросов, — перебил он жену.

Сюзетта тряхнула головой, откинув назад волосы. Она наслаждалась скачкой. От свежего воздуха щеки молодой женщины порозовели, к ней вернулись силы и бодрость духа. Деревья были одеты в яркие разноцветные наряды, а высокое небо сияло необыкновенной голубизной. Тихая, пустынная красота этих мест радовала глаз, и Сюзетту переполняло приятное чувство от возвращения домой.

Когда они въехали на территорию ранчо Остина, Сюзетта удивилась. Они направлялись не к руинам дома мужа, а совсем в другое место, отстоявшее в нескольких милях от него. Сюзетта уже собиралась задать вопрос, но тут они поднялись на небольшой холм, и она все увидела сама.

Остин улыбался. Он наслаждался изумлением, застывшим на прекрасном лице жены, и терпеливо ждал, когда она начнет задавать вопросы. Сюзетта вновь перевела взгляд на большой дом. Затем крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Дом не исчез. Она опять посмотрела на мужа.

— Остин…

— Да, любовь моя. Наш дом. Я построил его для тебя.

Остин подхватил жену на руки и быстрым шагом пересек пространство перед домом, которое со временем превратится в ухоженный сад.

— Я перенесу тебя через порог, дорогая.

Сюзетта засмеялась и обвила руками его шею. Не успела она перевести дух, как Остин принес ее в большую столовую. За длинным полированным столом вишневого дерева могли без труда поместиться тридцать человек. Стулья с высокими спинками были обтянуты голубым бархатом, а под зеркалом в изящной раме располагался массивный буфет. В зеркале, занимавшем всю стену, отражались счастливые лица хозяев.

Остин помчался в вестибюль и поднялся по устланной ковром лестнице. Он пересек широкий холл и вошел в комнату, которая, по всей видимости, должна была служить спальней хозяина.

Сюзетта покрывала поцелуями его улыбающееся лицо, все время повторяя:

— Остин, я не могу в это поверить! Каким образом, дорогой? Когда? У меня просто слов нет! Это все действительно наше?

Остин кивнул, обрадованный восхищением жены:

— Это все наше, любимая. А что касается твоего вопроса — я уже как-то говорил тебе, что если есть деньги, то нет ничего невозможного. Я задумал построить этот дом еще задолго до нашей свадьбы. Как только ты согласилась стать моей женой, я претворил свои планы в жизнь. Тебе правда здесь нравится?

— Нравится? Я никогда не видела ничего подобного! Это дворец, достойный королевских особ, это…

— Для меня, моя милая Сюзетта, ты и есть королева. Пойдем, мне еще нужно многое тебе показать.

— Подожди, Остин.

— В чем дело?

— Милый, — она понизила голос и бросила взгляд на кровать под балдахином, — есть ли… Наши кровати уже застелены?

Остин обернулся.

— Превосходными шелковыми простынями голубого цвета, любимая.

Улыбаясь, она что-то зашептала ему на ухо. Остин широко раскрыл глаза, зажмурился и поцеловал ее.

— С превеликим удовольствием! — Он подхватил Сюзетту на руки и понес к кровати.

Пока она раздевалась, Остин откинул покрывало. Они забрались в постель как раз в тот момент, когда яркое осеннее солнце стало опускаться за горизонт. Чудесный осенний день подходил к концу. Комната и находившиеся в ней мужчина и женщина купались в мягком желтовато-оранжевом свете. Остин склонился над своей прекрасной женой и коснулся се золотистых волос, разметавшихся по голубому шелку подушки.

— Иди ко мне, — прошептала она, почувствовав его губы на своих губах.

Сюзетта обвила руками шею мужа и страстно поцеловала его.

Когда влюбленная пара выбралась из кровати, солнце уже давно зашло. Голод побуждал их поскорее вернуться в Джексборо, в обеденный зал отеля «Уичито».

За девять месяцев, пока Бранды отсутствовали, Джексборо сильно изменился. Поскольку индейцы больше не представляли опасности, солдаты наконец покинули Форт-Ричардсон. Все племена теперь жили в резервации, вытесненные с родных равнин, а бизоны, составлявшие основу их существования, быстро исчезали.

Поселенцы считали это хорошей новостью, поскольку уже не боялись, что с них снимут скальп кровожадные краснокожие. Население графства смотрело на отъезжающих солдат с такой же радостью, с какой встретило освобождение от индейцев. Совсем иначе чувствовали себя торговцы. Маленький городок больше никогда не будет так процветать, как в те времена, когда форт был полон военных. Денежный поток иссяк, и салуны один за другим закрывались.

Наступил день, когда флаг, реявший над некогда оживленным фортом, спустили, последний обоз с грузами двинулся дальше на запад, и последний солдатский мундир исчез за линией горизонта. Здания вернули прежнему владельцу. Никогда теперь сигнал утренней побудки не поднимет с постелей молодых людей. Осталось только кладбище, где покоились воины, когда-то каждый день вышагивавшие на многолюдном плацу. На форт опустилась тишина.

Джексборо покинули не только солдаты. Все меньше и меньше ковбоев занимались перегоном скота на рынки восточного побережья. Железная дорога, дошедшая до города, предлагала более быстрый и дешевый способ доставки животных, чем долгие и опасные перегоны.

С исчезновением солдат и уменьшением числа ковбоев Джексборо перестал привлекать к себе бродяг и аферистов. Люди, живущие карточной игрой, переместились в города, которые давали больший простор для их профессии.

Остина Бранда радовали эти изменения. Джексборо стал более безопасным для его жены. Но он по-прежнему принимал меры предосторожности и никогда не оставлял ее одну — ни в доме, ни на улицах города.

— Сюзетта, милая моя, — инструктировал Остин жену, когда они переехали в новый дом, — хотя мне больше не нужно уезжать на отлов и перегон скота, иногда придется оставлять тебя одну. Я подобрал прекрасный персонал для нашего дома. Если тебе захочется прогуляться, то кто-то всегда будет сопровождать тебя.

— Тебе не кажется, Остин, что ты немного перегибаешь палку? — нахмурилась Сюзетта. — Я знаю, что ты желаешь мне добра, но временами мне просто необходимо побыть одной.

— Да, дорогая, — улыбнулся Остин, — ты сможешь уединиться в своей комнате наверху. Никто не посмеет туда войти без твоего позволения.

— Я совсем не это имела в виду.

— А что?

— Если мне захочется проведать Анну и детей, то я не стану поднимать на ноги половину ранчо!

Они стояли перед серым мраморным камином в большой гостиной. Остин шагнул вперед и сжал плечи Сюзетты. В его серых глазах появился стальной блеск, на щеках вздулись желваки.

— Послушайте меня, Сюзетта Бранд. Я сказал, что вам не разрешается одной выходить из дома! Понятно?

— Остин, мне больно, — запротестовала Сюзетта.

Он еще сильнее стиснул плечи жены.

— Я сказал, что ты не должна выходить из дома одна! Поняла?

— Да! Отпусти меня! — В ее глазах блеснул гнев.

— Так-то лучше, — улыбнулся Остин и отпустил жену. — Это ради твоей же пользы, дорогая. Не перечь мне. Возьми накидку и пойдем со мной. Я представлю тебя прислуге.

Сюзетта сердито посмотрела на него.

— Я пойду наверх, в свою комнату. Извини.

Она вихрем пронеслась мимо мужа и выскочила из гостиной. Остин, не попытавшись остановить ее, выбежал из дома. Сюзетта вздрогнула, когда он с треском захлопнул за собой входную дверь.

Сюзетта надула губы и начала расхаживать взад-вперед по своей красивой голубой спальне. Это была первая размолвка между ней и Остином, и она чувствовала себя несчастной. Сюзетта обвиняла в этой ссоре его. Она ведь не ребенок, которым можно командовать. Со стороны Остина нечестно и эгоистично думать, что он может диктовать ей свои условия. Она будет выходить и возвращаться, когда ей вздумается — и без всяких сторожевых псов, преследующих ее по пятам. Остину Бранду предстоит еще многое узнать о ней!

Прошел час после ссоры с Остином, и Сюзетта начала беспокоиться. Интересно, внизу ли муж и чем занят. Вздохнув, она открыла дверь спальни. В холле Сюзетта остановилась и прислушалась, но не услышала ни звука. Тогда она подхватила юбки и спустилась по лестнице. В облицованном деревянными панелями вестибюле экономка, тихо напевая, вытирала пыль. Эту миловидную женщину средних лет Остин привез из Форт-Уэрта. Она подняла голову и, увидев Сюзетту, тепло улыбнулась ей:

— Хотите, чтобы вам подали ленч, миссис Бранд? Я предупредила Дороти и Луизу, что буду вытирать пыль, пока не придет время подавать на стол.

За ту неделю, что Сюзетта и Остин прожили в доме, им почти ничего не пришлось объяснять Кейт и двум ее помощницам, Дороти и Луизе. Умная и опытная Кейт знала, как содержать в порядке большой дом, и Сюзетта была рада, что эта женщина служит у нее. Трое слуг имели собственные комнаты на первом этаже. Они вели себя настолько тихо и деликатно, что Сюзетта почти не замечала их.

— Я подожду мистера Бранда, Кейт, — ответила Сюзетта, направляясь в гостиную.

— О мэм, мистер Бранд сказал мне, что сегодня днем его не будет дома.

— Очень хорошо, тогда через час принесите еду в мою комнату.

Обиженная на Остина, который не предупредил ее, что не вернется домой к ленчу, Сюзетта вновь поднялась наверх. Она провела весь день одна, с каждым часом испытывая все большее раскаяние. Услышав наконец внизу низкий голос мужа, Сюзетта бегом спустилась по лестнице и упала ему в объятия.

— Остин, не сердись на меня, пожалуйста. Прости меня за сегодняшнее утро.

Он взял пальцами ее подбородок.

— Я не сержусь, любимая. Я очень сильно тебя люблю. Пойми, даже если тебе кажется, что я излишне опекаю тебя, это только потому, что ты дорога мне.

— Я знаю. Правда. Просто я иногда бываю ужасно упрямой.

— Это точно, моя дорогая, — Рассмеявшись, Остин поцелован ее в нос. — А еще ты ужасно милая. Тебя не заинтересует обед у камина в моей комнате?

Сюзетта засмеялась и обняла его.

— Мне одеться ради такого случая?

— Как хочешь. Одетую или раздетую — я всегда рад видеть тебя за моим столом.

На следующее утро, за завтраком, Остин сказал Сюзетте, что хочет взять ее с собой, чтобы представить своим людям. Сюзетта кивнула и сделала глоток кофе. Запахнув полы пеньюара и отбросив с лица волосы, она подняла глаза на мужа.

— Чему ты смеешься? — спросила она.

— Ничему, милая. — Остин ласково коснулся ее щеки. — Просто ты так прелестна. Заканчивай завтрак, а я пока приведу лошадей. Поднимусь за тобой через полчаса.

Он встал и поцеловал ее макушку.

Когда Остин постучал в дверь спальни Сюзетты, она собиралась одеваться.

— Входи, Остин.

Он вошел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней плечом. Сюзетта стояла у кровати, застегивая белую блузку. На кровати лежали кожаные штаны. Улыбнувшись мужу, Сюзетта взяла их. Не успела она просунуть ногу в штанину, как Остин вырвал брюки из ее рук.

— Господи! Неужели ты собираешься их надеть? — воскликнул он, с возмущением держа перед собой штаны.

— Конечно, — заявила она, протягивая руку.

Прищурившись, он подошел к камину, бросил штаны в огонь, а затем повернулся и взглянул на жену. Потрясенная, Сюзетта молча смотрела на него.

— У тебя нет никакого права так поступать! — опомнившись, закричала она. — Черт бы тебя побрал, Остин Бранд! Будь ты проклят!

Он вихрем пронесся по комнате и схватил ее за руку. Сюзетта задрожала.

— Прекрати ругаться, Сюзетта! Я не потерплю этого! И я не потерплю, чтобы ты носила эти облегающие штаны!

— Я буду надевать брюки, когда захочу! — крикнула она ему в лицо.

—  — Ты будешь носить то, что я тебе скажу! — Он потащил жену в гардеробную. Больно стиснув руку Сюзетты, Остин осмотрел аккуратно распределенные по цвету наряды. Выбрав скромное платье из темной шерсти, он вернулся в спальню. Сюзетта, смущенная и боявшаяся еще больше разозлить мужа, с опаской смотрела на него. Остин начал расстегивать на жене блузку, намереваясь снять ее. Но когда он заглянул в ее полные боли и страха глаза, гнев его утих.

— Прости меня, Сюзетта, милая, — вздохнул Остин и уронил одежду на пол.

— Остин, ты ведь много раз видел меня в брюках, правда? — холодно спросила она.

— Конечно, — согласился он.

— Тогда почему ты пришел от этого в такую дикую ярость? Что я такого сделала? Как ты можешь так грубо обращаться со мной? В уголках ее глаз блеснули слезы.

— Прости меня, любовь моя. — Остин посадил жену к себе на колени. — Милая, позволь мне объяснить. Понимаешь, я собираюсь представить тебя моим работникам, и… Эти штаны, Сюзетта, выставляют напоказ твое тело. Они не очень скромные. Я не хочу, чтобы ковбои видели мою жену в подобном наряде.

— Если ты считал мои штаны нескромными, то почему не сказал мне об этом раньше? — Сюзетта вытерла глаза тыльной стороной ладони. Остин дал ей носовой платок.

— Дорогая, ты никогда не надевала их для поездки в город. Только дома. Я был единственным, кто видел тебя в них, и поэтому не беспокоился. На самом деле они мне даже нравились.

— Тем не менее не было никакой причины бросать их в огонь, — шмыгая носом, сказала она. — Ты испугал меня, Остин. Я думала, что ты собираешься ударить меня.

— Девочка моя, я никогда не посмею поднять на тебя руку. Ты должна это знать. Извини, я вышел из себя и сжег твои брюки. Я куплю тебе новые, чтобы ты могла носить их дома. Ты меня простишь?

— Вероятно, но…

— Дорогая, — прошептал Остин, касаясь губами ее шеи, — я так тебя люблю. Ты такая прелестная и соблазнительная. Ты и представить себе не можешь, что делаешь с мужчинами. Тебе не обязательно надевать платье, которое я принес. Выбери любое — я подожду, пока ты переоденешься.

— Это прекрасно подойдет, — сказала она, вставая. — Мне только нужно умыться и надеть какие-нибудь туфли.

Когда Остин привел Сюзетту в большой дом рядом с конюшнями, она все еще пребывала в дурном настроении, но обаятельно улыбнулась, и работники сочли ее очаровательной и прелестной.

— Дорогая, познакомься, — сказал Остин. — Это Том Кэпс, мой бригадир и главный погонщик.

— Мэм. — Том Кэпс вытер руку о рубашку и протянул ее Сюзетте. — Очень приятно с вами познакомиться.

— Рада видеть вас, мистер Кэпс. Муж много рассказывал о вас. Кажется, вы проявили себя настоящим героем во время войны. Том опустил голову и переступил с ноги на ногу.

— Ну, я бы так не сказал…

— Самый настоящий герой, — перебил его Остин. — Если бы не Том, я не стоял бы сейчас здесь.

Остин сжал плечо Тома и улыбнулся:

— Сюзетта, этот человек спас мне жизнь, но он так скромен, что терпеть не может вспоминать об этом.

Том покраснел и смущенно улыбнулся.

— Мистер Кэпс, — с уважением сказала Сюзетта. — Я очень благодарна вам. Вы обязательно должны прийти к нам на обед.

Остин подвел жену к квадратному столу, за которым четверо мужчин пили кофе. При приближении Сюзетты они встали.

— Дорогая, поздоровайся с Рэнди Ланкастером, Бобом Коулменом, Редом Уилсоном и Зиком Уэртом.

Мужчины склонили головы и улыбнулись Сюзетте, пробормотав:

— Миссис Бранд.

— Рада познакомиться с вами, джентльмены. —

Сюзетта внимательно посмотрела на каждого. Рэнди Ланкастер и Боб Коулмен чувствовали себя явно не в своей тарелке. Они стояли в напряженных позах, сжимая в руках шляпы и глуповато улыбаясь. Шестидесятилетний Зик Уэрт важно поклонился и сказал:

— Вы очень красивы, миссис Бранд.

Прежде чем она успела поблагодарить его, Ред Уилсон — худой, красивый гуртовщик с вьющимися рыжими волосами — смело посмотрел на Сюзетту и протянул руку.

— Зик прав, — согласился Ред. — Вы самая красивая маленькая штучка, которую я когда-либо видел.

Смущенная Сюзетта вырвала руку из цепких пальцев парня.

— Ты вскружишь ей голову, — спокойно сказал Остин и повел жену прочь от стола.

Она заметила, что муж озабочен.

У дверей дома на стуле с прямой спинкой сидел старый Нат и что-то строгал. Увидев Сюзетту, он встал. Она бросилась к старику и обняла его.

— Как поживаешь, Нат? Я так давно тебя не видела.

— Милочка, я так рад, что ты вышла за мистера Бранда. Я волновался, как ты будешь жить здесь одна. Тебе понравилось путешествие на север?

— Это было чудесно, Нат. Боюсь, муж избалует меня. Я понятия не имела, что жизнь может быть такой приятной. Сюзетта с обожанием посмотрела на Остина.

— Да, он испортит тебя. — Нат подмигнул Остину и добавил: — Если он будет плохо с тобой обращаться, скажи старому Нату. Я приведу его в чувство.

Сюзетта и Остин рассмеялись.

— Я буду как следует заботиться о ней, Нат, — заверил Остин старого ковбоя и вывел Сюзетту на улицу.

— Дорогая, те трое мужчин в загоне — Фредди Блэк, Монти Хадспет и Слим Хестер — лучшие гуртовщики во всем графстве, — сказал Остин и указал на юношу, чистящего лошадь. — А этот парень — Дэнис Сандерс. Он знает о лошадях все. Клайд Боннер и Джимми Дэвис — самые молодые мои ковбои, но они уже показали себя отличными работниками.

— Они все очень симпатичные.

— Они превосходные ковбои, а также сильные мужчины со здоровыми инстинктами. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты надевала брюки в обтяжку?

— Да. — Сюзетта вспомнила, как на нее смотрел юный Ред Уилсон. — Ты был прав. Остин, давай не будем ссориться. Я не выношу, когда ты сердишься на меня.

Остин ласково притянул жену к себе:

— Разве я могу сердиться на тебя? Я боготворю тебя, Сюзетта.

Глава 20

Наступило время праздников, и первая пара Джексборо устроила прием в своем новом доме. Сюзетта, опасаясь кого-то пропустить, сказала мужу, что приглашает всех жителей графства. Остин согласился с ней и предложил, чтобы мистер Кич напечатал приглашение на первой странице «Эха прерий».

— Это замечательно, Остин! И пусть добавит, чтобы приезжали с детьми. И отметит, что приглашаются не только семейные пары. Я хочу, чтобы пришло побольше ковбоев и молодых девушек. Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это будет прекрасно.

Планы были претворены в жизнь, и вскоре весь город гудел от разговоров о предстоящем приеме. Пока супруги были в свадебном путешествии, множество людей приезжали посмотреть на строящийся дом, а теперь все жаждали заглянуть внутрь.

Чтобы составить меню и организовать развлечения, Сюзетта обратилась за помощью к Анне Вудс. Две молодые женщины неутомимо хлопотали, готовясь к самому знаменательному событию сезона.

Сочельник выдался холодным и ясным, и с наступлением темноты дом засиял огнями. В просторной столовой длинный стол ломился от яств. Шампанское и вино охлаждались в выстроившихся на буфете серебряных ведерках со льдом. Остин предупредил Сюзетту, что шампанское вряд ли можно назвать любимым напитком ковбоев, предпочитающих что-нибудь покрепче, и заказал несколько ящиков хорошего кентуккийского бурбона. Он не меньше, чем Сюзетта, стремился угодить гостям.

Дорогой обюссонский ковер в гостиной свернули, а дубовый паркет начистили до блеска. Местные скрипачи репетировали несколько недель, и Остин согласился с Сюзеттой, что даже если они и не очень искусные музыканты, приглашение оркестра из другого города обидит людей, страстно желавших играть на балу.

Когда Остин, выглядевший великолепно в темном костюме-тройке, белой рубашке и шелковом галстуке, стоял у большого мраморного камина в гостиной и с восхищением оглядывал комнату, со вкусом украшенную Сюзеттой и Анной, Сюзетта, легкой походкой вошла в комнату. При взгляде на жену у него перехватило дыхание.

— Ты выглядишь потрясающе. — Остин коснулся крошечного золотого сердечка у нее на шее.

Сюзетта положила руки мужу на грудь и поцеловала его в щеку.

— Спасибо, — выдохнула она.

Затем Сюзетта побежала на кухню проверить, все ли готово.

— Я так волнуюсь, — бросила она через плечо, — что ни минуты не могу посидеть спокойно.

Вечер оправдал ожидания Сюзетты. Дом был переполнен гостями, и Сюзетта со смехом призналась Анне, что не представляла себе, как много людей живет в графстве.

Старый Нат и Том Кэпс были первыми гостями. Через час прибыли все остальные. К девяти часам местные скрипачи уже разогрелись, и гостиная заполнилась танцующими парами. Сюзетта вытащила Остина на середину зала. Все зааплодировали, когда он обхватил тонкую талию Сюзетты и грациозно закружил ее по комнате под огромной люстрой.

Когда музыка смолкла, запыхавшаяся Сюзетта рассмеялась и захлопала в ладоши. Остин подвел ее к Кейт, которая держала в руках поднос с шампанским. Они взяли высокие бокалы.

— Твой вечер удался, дорогая. — Остин чокнулся с Сюзеттой. — Я очень горжусь тем, что я твой муж.

Не успела она ответить, как подошли Рэнди Ланкастер и Боб Коулмен и попросили разрешения пригласить Сюзетту на танец.

Остин одобрительно смотрел, как грубый гуртовщик осторожно держит Сюзетту. Поймав взгляд мужа, Сюзетта послала ему из-за спины Боба воздушный поцелуй. Остин подмигнул ей и повернулся к Анне, потянувшей его за рукав.

Он послушно пошел с Анной и вскоре потерял из виду Сюзетту и Боба, поскольку гостиная заполнилась танцующими парами. Когда Остин снова заметил Сюзетту, то недовольно прищурился. Она кружилась в объятиях Реда Уилсона, нахального ковбоя из Монтаны. Ред крепко обнял ее и прижал к себе. Но еще больше, чем крепкое объятие, Остина разозлило выражение лица ковбоя. Зеленые глаза Реда не отрывались от полураскрытых губ Сюзетты, и в их взгляде явственно читалось желание.

Остин нахмурился и начал наблюдать за кружащейся парой, пока не поймал взгляд Сюзетты. Она смеялась, а Ред что-то шептал ей на ухо. Кровь отхлынула от лица Остина. Грозно сверкнув глазами, он двинулся сквозь толпу к танцующим.

— Убери руки от моей жены, — тихо сказал Остин.

— Остин, старина, что это с тобой? — пробормотал Ред Уилсон. — Это же бал. Мы просто танцуем.

— Отпусти ее, Ред, — холодно повторил Остин.

— Прошу тебя, Остин, — нервно сказала Сюзетта и оглянулась. — Люди смотрят.

Ред Уилсон отпустил Сюзетту и ухмыльнулся:

— Она твоя, Бранд.

— Вне всякого сомнения, и не советую тебе забывать об этом, — ответил Остин и, обняв Сюзетту, закружился с ней в танце.

Оказавшись на краю зала, он взял ее за руку и вывел из комнаты. Проводив жену в библиотеку, Остин закрыл за собой дверь. Сюзетта первая бросилась в атаку:

— Если ты намерен ругать меня, то я не желаю ничего слушать! Я не сделала ничего дурного, и мне не за что извиняться.

Остин плеснул в стакан немного бренди и выпил.

— Дорогая, я не собирался ни в чем обвинять тебя. Ред Уилсон ухаживает за моей женой, и я немогу спокойно смотреть на это. Иди сюда.

С опаской поглядывая на мужа, Сюзетта подошла ближе. Остин положил ладони на сверкающие белизной плечи Сюзетты и запечатлел на ее губах нежный дразнящий поцелуй.

— Мне хочется, чтобы все гости ушли, — прошептал Остин, любуясь высокой открытой грудью жены.

Сюзетта прильнула к мужу, отдавая себя в его власть.

— Остин, — тихо сказала она, — уже поздно. Гости разъезжаются. Через час мы будем одни.

— Да, любовь моя. Я буду считать оставшиеся минуты. — Остин коснулся ее губ. — А теперь нам пора возвращаться.

Вечеринка продолжалась еще несколько часов, показавшихся Сюзетте вечностью. Она нетерпеливо ожидала ухода гостей, страстно желая очутиться в спальне наедине с Остином.

Когда последние гости, попрощавшись, удалились, Сюзетта усмехнулась, взяла мужа под руку, и они по устланной ковром лестнице поднялись к ней в комнату. Остин начал расстегивать на жене платье, а она придерживала рукой мешавшие ему волосы.

— Дай мне несколько минут, Остин.

— Сколько угодно;

Весело напевая, она удалилась в свою просторную туалетную комнату. Остин разделся, лег в кровать и стал ждать ее. Сюзетта разделась и погрузилась в теплую ванну с мыльной пеной. Волнение ее усиливалось. Выйдя из ванны, она торопливо вытерлась, мазнула дорогими духами за ушами и между грудей и надела открытую ночную сорочку из лилового кружева. Затем до блеска расчесала свои длинные волосы. Щеки ее раскраснелись. С учащенно бьющимся сердцем она вошла в комнату и, сгорая от нетерпения, забралась в кровать к мужу.

Остин спал, положив руку под голову и натянув простыню до талии. Сюзетта прикусила губу. — Остин, милый, — прошептала она.

Он повернул голову и сонно пробормотал:

— Прости, любимая. Я не могу…

Сюзетта провела рукой по густым светлым волосам на его макушке.

— Спи, Остин, — прошептала она и осторожно легла рядом.

Широкая грудь Остина равномерно вздымалась и опускалась. Он спал совершенно безмятежно, а Сюзетта беспокойно ворочалась с боку на бок рядом с ним. Ей совсем не хотелось спать. Она жаждала любви мужа, обещанных ей ласк. Сюзетту больно задело то, что Остин не хочет ее. Он заснул, зная, что она придет к нему. Такого никогда раньше не случалось. Он всегда желал ее и мог без устали предаваться любовным играм.

Сюзетта отвернулась от Остина, ударила кулаком подушку и попыталась заснуть. Прошло немало времени, прежде чем ей это удалось.

Глава 21

Остин улучшал свое огромное стадо. Хотя Том Кэпс был опытным управляющим и старательным работником, Остин получал удовольствие от того, что сам принимает участие в управлении ранчо и что с ним советуются при принятии любых решений. Он продолжал скупать соседние ранчо и фермы, постоянно увеличивая свои обширные владения. Услышав о колючей проволоке, он велел Тому Кэпсу приобрести ее. Обнести забором его владения означало бы извлечь существенную выгоду, поскольку Остину принадлежали лучшие пастбища штата Техас.

— Остин, друг мой… — Том Кэпс, не слезая с коня, закурил самокрутку. Разговор происходил на юго-восточном пастбище ранчо. — Ты наживешь себе врагов, если огородишь свои владения забором.

— Знаю. Но тут ничего не поделаешь, Том. Земля принадлежит мне. Почему я должен позволять другим выпускать свой скот на мои пастбища?

— Я не упрекаю тебя, Остин. Просто хочу сказать, что у нас возникнут неприятности. Ты и сам знаешь, что эти никчемные братья Тейлор просто так этого не оставят.

— Прекрасный повод для того, чтобы выгнать этих подонков из наших мест. Я смотрел сквозь пальцы на то, что они украли у меня несколько бычков, как, впрочем, и у других владельцев ранчо. Но им никогда не удавалось одурачить меня. Большая часть телят, которых Тейлоры, перегоняли для продажи, имели измененное клеймо на крупе. Забор решит эту проблему.

— Проволоку можно разрезать, Остин, — возразил Том.

— А в нарушителей границ можно стрелять, — спокойно ответил Остин и тронул шпорами лошадь, направляя ее к дому.

В то чудесное весеннее утро Сюзетта была очень воодушевлена. В одной ночной сорочке она сбежала по ступенькам и влетела в столовую, торопясь застать Остина, пока тот еще не ушел из дома. Он пил кофе и просматривал газеты. Увидев жену, Остин поднял голову:

— Доброе утро, дорогая. Не рановато ли ты поднялась?

— Разве? — Сюзетта подошла к мужу и поцеловала его, положив руку на плечо.

Остин нежно погладил ее ягодицы сквозь тонкий атлас сорочки.

— Остин, дорогой, — с надеждой сказала Сюзетта, выпрямляясь, — сегодня такой чудесный день! Я подумала, не прогуляться ли нам вдвоем верхом. Я попрошу Кейт собрать нам корзинку для пикника. Тогда мы пересечем ручей Лост-Крик и…

— Прости, Сюзетта. Боюсь, сегодня ничего не получится.

— Почему? Я хотела…

Остин улыбнулся, посадил жену к себе на колени и уткнулся лицом ей в плечо.

— Милая, больше всего на свете мне хотелось бы провести весь день с тобой. К сожалению, у меня назначена встреча в Джексборо, которую я не могу отменить.

Не убежденная его доводами, Сюзетта игриво перебирала обхватившие ее талию пальцы мужа.

— А это не может подождать до завтра? Я так мечтала провести день с тобой.

— Я польщен, любимая. Мне хотелось бы изменить свои планы, но это невозможно. Я должен встретиться с одним человеком по поводу покупки этой новинки — колючей проволоки, чтобы огородить наши владения. Я делаю это ради нас, Сюзетта. Ради тебя, меня и наших детей, если они у нас появятся.

При упоминании о детях Сюзетта улыбнулась:

— Остин, а ты бы хотел иметь детей?

— Милая, — рассмеялся он, — я счастлив и без всяких детей. Но если вдруг они у нас появятся… Такое случается, даже если ты этого не планируешь.

— Так ты не хочешь детей?

— Я этого не говорил. Позволь мне объяснить. Я люблю тебя всей душой, и мне больше никто не нужен. Тем не менее если ты хочешь ребенка, то я подумаю над тем, как помочь тебе в этом. Остин усмехнулся и поцеловал жену в шею.

— Я бы хотела иметь ребенка, Остин. Я люблю детей Анны — они милы и прелестны. Но мне нужны собственные дети.

— Если ты собираешься стать матерью, Сюзетта, то тебе лучше сесть и позавтракать. Я хочу, чтобы ты была сильной и здоровой, когда забеременеешь.

— Ладно! — радостно согласилась она.

Сюзетта встала и положила себе на тарелку еды из стоявших на буфете серебряных блюд, прикрытых крышками.

— Остин, — улыбнулась она, — раз ты сегодня занят, я поеду к Анне.

— Прекрасно, Сюзетта. Скажи Нату, чтобы проводил тебя.

— Нет! Прошу тебя, Остин. Я хочу прогуляться одна, насладиться прелестью этого дня…

Остин резко поднялся, оттолкнув стул.

— Нат или кто-то другой будет сопровождать тебя, Сюзетта, иначе ты останешься дома. Мне нужно идти.

Он поцеловал жену и вышел из комнаты.

Сюзетта отшвырнула вилку и скрестила руки на груди.

— Нет, я не останусь дома и не позволю никому тащиться за мной.

С этими словами она вышла из-за стола.

Остин и Том Кэпс встречались с коммивояжером, продающим колючую проволоку. Для беседы они использовали кабинет Остина в редакции «Эха». К концу встречи они договорились о цене, количестве и дате поставки.

После заключения сделки Остин пригласил коммивояжера на ленч в ресторан отеля «Уичито». В полдень они вошли в салун Лонгхорна, чтобы пропустить по стаканчику, прежде чем вернуться на ранчо. Они стояли у длинной стойки и спокойно потягивали виски, когда мужчина, сидевший за одним из обтянутых зеленым сукном столов, окликнул Остина.

— Мистер Бранд! — громко сказал Карл Тейлор. — Можно пригласить вас на партию покера?

Старший брат Карла, одна рука которого не действовала — результат пулевого ранения несколько лет назад, — невозмутимо рассматривал Остина и его управляющего. Норман Тейлор был на пять лет старше Карла. Он считался более спокойным, но и более опасным. Несмотря на искалеченную левую руку, он был очень грозен, и его боялись все законопослушные жители штата. Все знали, что братья Тейлор, крадущие скот, — самые отъявленные негодяи во всем Техасе. Спорить с ними — значит навлечь беду на свою голову.

Остин повернулся к игрокам в покер и улыбнулся:

— Спасибо, Тейлор. Я не играю.

Глаза Нормана Тейлора сузились.

— Обнося забором землю, ты ставишь на карту свою жизнь, — угрожающе молвил он.

Карл Тейлор и трое игроков в покер, сидевших за столом, рассмеялись.

Взгляд Остина был тверд.

— Удача будет на моей стороне, Тейлор. Всякий, кто нарушит границу, рискует лишиться жизни.

Карл Тейлор поднялся со стула, но старший брат рывком вернул его на место.

— Черт бы тебя побрал, Остин Бранд! — резко бросил Норман Тейлор. — Думаешь, что все пастбища вокруг — твои?

Его лицо побагровело, в темных глазах горела ненависть.

Остин налил себе порцию виски, залпом выпил и кивнул Тому Кэпсу. Том направился к двери, а Остин медленно двинулся к столу, где сидели братья Тейлор. Он остановился между ними, положил руки на спинки их стульев и наклонился.

— Мне, конечно, принадлежит не вся земля, джентльмены. — Он дружелюбно улыбнулся братьям. — Просто я владею сотней тысяч акров и намерен, черт побери, огородить их.

Он выпрямился и небрежной походкой вышел из салуна.

Норман Тейлор рассеянно потер свою сухую руку.

— Этот ублюдок не отрежет нас от пастбищ. Он оставит ворота — или мы проделаем их сами!

Поздним утром Сюзетта подошла к конюшням. В кладовой Дэнис Сандерс чистил седла. Старый Нат в надвинутой на глаза шляпе дремал на солнцепеке, сложив руки на животе. Вокруг больше никого не было видно. Сюзетта обрадовалась. Вероятно, Остин и Том еще в городе. Остальные ковбои разъехались по своим делам. Сюзетта осторожно прошла на цыпочках мимо спящего Ната и поздоровалась с застенчивым молодым ковбоем:

— Доброе утро, Дэнис.

Парень вскочил.

— Мэм, — поклонился он.

— Не оседлаешь ли мне лошадь, Дэнис? — небрежно спросила Сюзетта. — Я собираюсь прокатиться к подруге.

Дэнис нахмурился:

— Мэм, очень жаль, но мне приказано, чтобы… то есть… мне не разрешили давать вам лошадь без позволения Ната или Тома.

— Дэнис, я твоя хозяйка, так же как и мистер Бранд. И я прошу тебя оседлать мне лошадь.

— Знаю, мэм, но не могу этого сделать. Мистер Бранд… он снимет с меня голову, если я позволю вам…

— Ладно, Дэнис. Я справлюсь сама. Я намерена проехаться верхом, и мне не нужны сопровождающие. С этими словами Сюзетта направилась к конюшне.

— Погодите минутку! — окликнул ее Дэнис. — Я… я оседлаю лошадь. Надеюсь, мистер Бранд не очень рассердится.

— Не волнуйся, Дэнис, — улыбнулась Сюзетта. — Я беру мистера Бранда на себя. Оседлай мне Танцора. И — спасибо, Дэнис.

— Хорошо, мэм. — Долговязый парень кивнул и отправился выполнять ее указания.

Как чудесно было в одиночестве нестись по холмистой прерии! Сюзетта пустила Танцора галопом, наслаждаясь тем, как ветер треплет ее волосы. Склоны холмов были усеяны полевыми цветами, и воздух был напоен их сладким ароматом. Сюзетту охватило восхитительное чувство полноты жизни и свободы. И счастья. Она улыбнулась, вспомнив разговор с Остином за завтраком. Как замечательно было бы иметь сына. Он непременно будет большим, сильным, светловолосым. И красивым. Когда у них появится сын, Остин, возможно, перестанет обращаться с ней как с ребенком.

Визит к Анне доставил Сюзетте огромное удовольствие. Женщины собрали корзинку с ленчем, взяли Джоша и Санни и отправились на задний двор. Анна расстелила одеяло под кривым вязом. Шестилетний Джош бегом пересек двор и сказал, что очень хочет есть. Его маленькая сестричка Санни, круглолицая четырехлетняя девочка, набрала полную пригоршню картофельного салата. Анна не успела остановить ее.

— Вы только посмотрите на это! — воскликнула Анна и перехватила маленькую пухлую ручку, прежде чем Санни успела отправить ее в рот.

— Я хочу есть, мамочка, — объяснила Санни, тряхнув каштановыми кудрями, рассыпавшимися вокруг ее маленькой милой мордашки.

Джош, стоявший на коленях рядом с Санни, засмеялся и поцеловал ее.

— Джош Вудс, ты когда-нибудь оставишь свою сестру в покое? — взмолилась Анна.

— Конечно, мамочка, — тряхнул темноволосой головой Джош и схватил кусок шоколадного пирога.

Он успел съесть половину, прежде чем отвлекшаяся мать заметила, что он делает.

— О Боже, Джош! Ты же знаешь, что десерт не едят первым! — воскликнула Анна, бросив беспомощный взгляд на подругу.

Сюзетта рассмеялась, схватила мальчика и посадила рядом с собой. Она поцеловала его и сказала:

— А как насчет кусочка жареного цыпленка, Джош?

— Идет, — кивнул он, пытаясь выскользнуть из ее объятий.

Санни вскоре заснула здесь же, на одеяле. Она лежала на животе, запихнув кулачок в рот. Джош убежал и начал кувыркаться на траве. Сюзетта растянулась на спине и сказала Анне, что надеется скоро забеременеть.

Анна сидела около спящей дочери и ласково гладила мягкие как пух каштановые волосы Санни.

— Это прекрасно, Сюзетта. Ты будешь замечательной матерью. Я часто жалуюсь на эту парочку, но они стоят каждой затраченной на них минуты.

— Я знаю. Они оба такие милые, и я не могу дождаться, когда у меня появится собственный ребенок.

— Обязательно появится. У вас с Остином будет чудесный ребенок. Не сомневаюсь, что Остин до смерти хочет детей.

Сюзетта, прищурившись, посмотрела на Анну.

— Не уверена. Иногда мне кажется, что я заняла место его маленькой Дженни.

— Что ты этим хочешь сказать? Неужели Остин говорил, что не хочет детей?

— Нет, конечно, но его ничуть не обрадовала перспектива завести ребенка, — поморщилась Сюзетта. — Он превратил меня в своего ребенка.

— Это несправедливо, Сью, — возразила Анна. — Остин любит тебя, и даже если он не хочет, чтобы у тебя был ребенок, то только из страха подвергнуть тебя опасностям, сопровождающим беременность и роды. Он хочет, чтобы ты никогда не испытывала боли. Уверена, все дело в этом.

Сюзетта села.

— Возможно. Знаешь, Анна, иногда он чрезмерно… Остин слишком опекает меня. Он перебарщивает. Со мной обращаются, как с беспомощным младенцем. Я не…

— Послушай, Сюзетта, с твоей стороны глупо не понимать, как тебе повезло. Остин Бранд необыкновенно красивый и милый мужчина, и любая женщина может только мечтать о таком. Ты заставила его ждать несколько лет, прежде чем наконец сдалась.

— О чем ты говоришь, Анна? Я не заставляла Остина ждать. Мне даже никогда…

— Знаю. Тебе и в голову не приходило посмотреть на него с этой стороны, — рассмеялась Анна. — Мы с Перри часто спорили, сколько времени понадобится мистеру Бранду, чтобы заполучить тебя.

— Анна, никто не может владеть мной. Остин женился на мне, зная, что я не влюблена в него. Он прекрасный муж. Я очень благодарна Остину и стараюсь быть ему хорошей женой. Я отлично понимаю, что он очарователен, красив и богат. И не нужно читать наставления и напоминать, как мне повезло.

— Успокойся, Сюзетта. «Заполучить» — не совсем подходящее слово. И я не собиралась читать тебе наставления — клянусь. Просто мне трудно понять, что ты не сходишь с ума от любви к Остину. — Анна вопросительно взглянула на подругу: — Ты его любишь, Сью?

— Не знаю, Анна. Мне нравится жить с ним, и когда он обнимает меня… конечно, это восхитительно, но… но…

— Но что? — улыбнулась Анна. — Чего же ты еще хочешь?

— Больше ничего, — улыбнулась Сюзетта. — Только ребенка. Тогда я буду счастлива. Я хочу стать матерью.

Когда Сюзетта взобралась на спину гнедого жеребца, чтобы ехать домой, солнце уже клонилось к закату, тени удлинились. Они с Анной потеряли счет времени. Анна сидела за швейной машинкой и шила новое платьице для Санни, а Сюзетта, свернувшись в легком кресле, пришивала тонкие кружева к крошечной кокетке и болтала со своей лучшей подругой. Обе женщины удивились, когда к ним подошел Перри.

Сюзетта вскочила с кресла, поздоровалась с Перри и сказала Анне:

— Мне пора домой. Остин будет беспокоиться.

Сюзетта волновалась и все время нахлестывала коня, пробиравшегося под сенью дубов, склонившихся над руслом высохшей реки. Выбравшись на открытое пространство, она остановилась, резко натянув поводья. Гнедой жеребец пританцовывал под Сюзеттой, глаза которой были прикованы к небольшому холму на западе. На фоне заходящего солнца вырисовывался силуэт одинокого всадника. Высокий и стройный, он неподвижно застыл в седле. Черная как смоль лошадь была так же неподвижна, как и всадник.

Руки Сюзетты покрылись мурашками, сердце замерло. Некоторое время она и черный всадник смотрели друг на друга, а затем он исчез за холмом. Сюзетта моргнула и снова взглянула в ту сторону. Там никого не было. Он как будто растворился. Не показалось ли ей все это? Действительно ли там кто-то был, или это заходящее солнце сыграло с ней шутку? Сюзеттой овладело беспокойство и желание поскорее попасть домой.

Она ударила пятками в бока гнедого и натянула поводья. Конь понесся по прерии, чуть не сбросив Сюзетту с седла. Проклиная дамское седло, Сюзетта пустила коня галопом. Он несся вперед, большими прыжками преодолевая милю за милей. Когда Сюзетта взобралась на вершину холма, сердце ее замерло. Дорогу ей преграждал всадник. Присмотревшись, Сюзетта облегченно вздохнула. Это были не те черные лошадь и всадник. Она сразу же узнала Реда Уилсона с их ранчо, и сердце ее забилось ровно. Уилсон подъехал к ней.

— Миссис Бранд. — Он окинул ее веселым взглядом.

— Мистер Уилсон. — Сюзетта наблюдала, как ковбой слезает с лошади.

Ред Уилсон подошел к Сюзетте, взял у нее поводья, бросил их на землю и протянул руки к молодой женщине. Не успела она сообразить, что он собирается делать, как Ред снял ее с коня и поставил на землю. Сюзетта с тревогой взглянула на высокого парня.

— Что это вы делаете, мистер Уилсон? Мне нужно домой.

Она попыталась высвободиться. Но руки Реда Уилсона крепко сжимали ее талию.

— Я не сделаю тебе больно, Сюзетта. — Одна рука Реда коснулась блестящих белокурых волос молодой женщины. Он погладил их так, будто они были сделаны из золотых нитей. — Милая, я неотступно думал о тебе с той самой вечеринки у вас в доме. Я все время представлял себе, как целую твои сладкие губы.

— Нет, Ред, не делай этого.

— Один поцелуй, милая, всего один.

Ред наклонил голову и попытался найти ее губы. Сюзетта отвернулась. Он принялся осыпать жаркими поцелуями ее шею, а она отчаянно пыталась вырваться из его объятий. Щелчок взведенного курка они услышали одновременно.

В нескольких футах от них стоял Том Кэпс. Его «кольт» сорок четвертого калибра был направлен в висок Реда Уилсона.

— Отпусти ее, Ред, и медленно отойди.

— Послушай, Том, ты все неправильно понял, — обратился к нему Ред, не выпуская Сюзетту. — Она сама просила меня о встрече и говорила, что жизнь с таким стариком, как Бранд, не доставляет ей удовлетворения.

— Боже милосердный! Я никогда такого не говорила!.. Том, я… — запинаясь, воскликнула Сюзетта.

— Я начинаю терять терпение, Ред. Отпусти ее, иди к своей лошади и убирайся с земель Бранда.

Ред отступил от Сюзетты. На подгибающихся ногах она подбежала к Тому. Ред, подняв руки вверх, пятился к лошади.

— Я все объясню, Том. Черт возьми, ведь ничего не случилось!

— Садись на лошадь, Ред, и убирайся с глаз долой, пока я не пристрелил тебя.

— Револьвер Тома Кэпса двигался вслед за худым ковбоем.

— Господи, Том, это же смешно. А мое жалованье? — Ред Уилсон подобрал поводья своего коня.

— Я завтра оставлю его бармену в салуне Лонгхорна. И не дай Бог, если я еще раз увижу тебя на территории ранчо. А теперь убирайся!

Ред Уилсон перекинул длинную ногу через круп лошади и, еще не успев опуститься в седло, вонзил шпоры в бока животного. Молодой ковбой помчался по прерии вслед за заходящим солнцем.

Том Кэпс убрал револьвер в кобуру и повернулся к Сюзетте:

— Вам лучше поехать домой, мэм. Остин задержался в городе. Он должен вернуться с минуты на минуту.

Сюзетта посмотрела старому ковбою в глаза:

— Надеюсь, Том, вы правильно поняли, что здесь произошло.

— Не волнуйтесь, мэм. Я уже давно замечал, что с Редом не все в порядке. С той самой вечеринки он не переставал восхищаться вашей красотой. Со мной он скрытничал, но с некоторыми из работников распускал язык. Хорошо, что мы избавились от него. Том улыбнулся и помог Сюзетте сесть в седло.

— Вы очень чуткий человек, Том.

Том подошел к своей лошади и вскочил в седло.

— Предупреждаю — если вы не расскажете мужу, что здесь произошло, то это сделаю я.

— Вы считаете, что это необходимо? — вздохнула Сюзетта.

— Миссис Бранд, я всегда был честен с вашим мужем. Я знаю Остина много лет и люблю его как сына. Для меня он лучший из всех людей. За всю свою жизнь я не видел, чтобы мужчина так любил женщину, как Остин любит вас. Он постоянно беспокоится о вашей безопасности, и, по-моему, после ужасной трагедии, лишившей Остина жены и ребенка, его чрезмерная опека вполне понятна. Я прекрасно знаю, что вам не разрешено ездить верхом одной. Сегодня я был с Остином, но он сказал старому Нату, чтобы тот сопровождал вас, если вам вздумается прокатиться верхом. Бедняга Нат до смерти боится гнева Остина.

— О Боже, я совсем не подумала об этом. Здесь нет вины Ната. Я убежала, пока он спал. Я скажу Остину, чтобы он не ругал Ната.

— Вы очень добры, миссис Бранд. Нам лучше побыстрее возвращаться — солнце уже почти зашло.

Когда они подъехали к дому, Сюзетта спрыгнула с лошади и передала поводья Тому.

— Спасибо, Том. Когда Остин вернется, сообщи ему о Реде. А я расскажу, что обманула Ната. — Сюзетта протянула Тому руку. Мозолистая ладонь Тома сжала ее пальцы. — Я расскажу ему. А теперь идите. Все будет в порядке.

Когда Остин вернулся, Сюзетта принимала ванну у себя наверху. Увидев выражение лица хозяина, Кейт приказала остальным слугам не выходить из своих комнат, пока она не позовет их. Поднимаясь по лестнице, Остин стянул перчатки и сердито хлопнул ими себя по бедру. Он ворвался в голубую комнату, громко зовя жену.

Сюзетта тяжело вздохнула, глубоко погрузившись в мыльную воду.

— Я в ванне, Остин. Выйду через минуту.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как он появился в дверях. Остин стоял, широко расставив ноги, с напряженным лицом. Самообладание покинуло Сюзетту, и она инстинктивно еще глубже погрузилась в воду. Остин молча пересек комнату, клацая шпорами по кафельному полу, опустил руку в ванну, схватил Сюзетту за руку и поставил на ноги. Казалось, Остин не замечает, что его сорочка намокла до локтя. Сердце Сюзетты бешено колотилось. Она стояла перед Остином, и хлопья мыльной пены поблескивали на ее мокрой коже.

Сюзетта никогда не видела мужа таким разъяренным и приняла разумное решение не спорить с ним. Он пронес Сюзетту через спальню, а затем пинком ноги открыл дверь в соседнюю комнату.

— Я выпорю тебя, — хрипло сказал Остин, переступая через порог.

— Нет! — К Сюзетте наконец вернулся дар речи, и она закричала: — Остин, не надо!

Он направился к их кровати и опустился на нее. Сюзетта кричала и отбивалась, но Остин перевернул жену и положил к себе на колени обнаженными ягодицами вверх, придавив рукой ее плечи и спину. Она дрыгала ногами, вертела головой и громко всхлипывала. Остин поднял руку.

Но его рука так и не опустилась. Увидев свою ладонь, занесенную над мокрыми ягодицами жены, Остин опомнился. Он взглянул на обнаженную извивающуюся женщину у себя на коленях и закрыл глаза.

— Боже мой, Сюзетта, — простонал он. — Что я делаю?

Остин осторожно поднял жену, и при виде ее несчастно го лица сердце его сжалось.

— Милая моя, любимая, — прошептал он, усаживая жену к себе на колени. — Я этого не хотел, родная. Пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня.

Вздрагивая от рыданий, Сюзетта обмякла в его руках. Ее гордость была глубоко уязвлена.

— Я ненавижу тебя, Остин, — всхлипывала она.

— Нет, Сюзетта, прошу тебя, не говори так, не надо! — Он целовал ее пылающее, мокрое от слез лицо, глаза, нос, дрожащие приоткрытые губы.

— Ты хотел ударить меня! — крикнула она.

— Нет, ангел мой, я бы никогда этого не сделал! Никогда. Ты не должна ненавидеть меня, Сюзетта. Прости меня.

Остин целовал и гладил жену, и вскоре она немного успокоилась, но губы Остина продолжали нежно касаться ее висков и прижиматься к шее. Сюзетта почувствовала губы Остина рядом со своими и подняла усталую руку к лицу мужа, а затем прижалась лицом к его шее.

— Я не ребенок, Остин. Я женщина, — прошептала она.

— Знаю, любимая, — утешал он Сюзетту, чувствуя, как в нем вскипает кровь от ее близости.

Остин покрывал легкими поцелуями лицо Сюзетты, ища губами ее губы, а в это время ее пальцы расстегивали пуговицы его рубашки. Она ответила на его страстный поцелуй и просунула ладонь под рубашку, лаская широкую грудь мужа. Остин поднял голову и заглянул ей в глаза:

— Я люблю тебя, Сюзетта.

— Я женщина, Остин, — прошептала она. — Посмотри на меня. Посмотри на мое тело, Остин. Я женщина, женщина!

Он окинул ее взглядом, в котором светилась любовь, и застонал.

— Ты не ребенок. Ты женщина. Прости меня, милая. Я сделаю все, чтобы загладить свою вину.

Сюзетта притянула его к себе и крепко поцеловала в губы. Когда они наконец оторвались друг от друга, Остин весь дрожал от желания. Сюзетта прижалась лицом к его вздымающейся груди. Она поцеловала ее, шепча:

— Я твоя жена, Остин. Я хочу от тебя ребенка. Подари мне ребенка, Остин. Пожалуйста, сделай мне ребенка.

Три недели спустя переполненная счастьем Сюзетта Бранд отправилась навестить Анну. Ее сопровождал Нат. Всю дорогу она была мила и разговорчива. Взволнованно взбежав по ступенькам парадного крыльца дома Вудсов, Сюзетта подхватила на руки плачущую Санни и поцеловала расстроенную маленькую девочку.

— Санни, милая, что случилось?

В дверях стояла Анна.

— Она закатила истерику, потому что я велела ей идти спать. Не нужно было брать ее на руки, Сюзетта. Она грязная, как поросенок;

Анна вымыла плачущую дочь и уложила ее в кроватку. Джош играл на улице, а Анна с Сюзеттой беседовали за чашкой кофе.

— Я умираю от желания поскорее сообщить тебе новости! — Глаза Сюзетты сверкали. — Кажется, я беременна!

— Это замечательно, Сью. — Анна похлопала подругу по руке. — Ты уверена?

— Не совсем, но у меня такое ощущение. Надеюсь, это мальчик. Думаю, Остин будет рад сыну. Я хочу назвать его Эндрю или, возможно…

— Не хотелось бы омрачать твою радость, Сью, но на твоем месте я подождала бы неделю-другую, прежде чем беспокоиться по поводу имени.

— Я знаю, — рассмеялась Сюзетта. — Просто я очень хочу ребенка.

— Я так тебя понимаю, — заверила ее Анна.

Когда Сюзетта отправилась в гости к Анне, Остин со своими людьми приступил к сооружению изгороди. Теперь Остин весь день работал вместе с остальными, роя ямы под столбы и натягивая колючую проволоку, миля за милей перегораживавшую прерию. Это была тяжелая, изматывающая работа, и Остин каждый вечер приходил домой измученный, но довольный тем, как продвигается дело.

Сюзетта, державшая в тайне свою радость, каждый день с нетерпением ждала его возвращения. Она была такой заботливой и любящей, что Остин ликовал. Сюзетта всегда готовила ему ванну и помогала снимать грязную рабочую одежду. Она сидела рядом, пока он мылся, и с удовольствием терла его спину мочалкой с длинными ручками. Если Остин приходил усталым, Сюзетта просила принести обед в его спальню, а потом внимательно слушала его рассказы о том, какой гордостью наполняется его сердце, когда он окидывает взглядом свои обширные огороженные владения — землю, на которой они проведут всю оставшуюся жизнь и которая, если все будет хорошо, перейдет к их потомкам. При упоминании о потомках Сюзетта покраснела. Ее так и подмывало сообщить мужу радостную новость, но она решила подождать, пока окончательно не убедится в том, что беременна, и поэтому лишь склонилась над ним и поцеловала в губы.

— Возможно, мне следует почаще угрожать тебе поркой, — усмехнулся Остин. — С того самого дня ты стала вести себя идеально.

Сюзетта улыбнулась:

— Все так замечательно потому, что ты не ударил меня. Надеюсь, ты это понимаешь.

Остин взял ее за руку:

— Конечно, понимаю, Сюзетта. Я пошутил.

На следующий день Остин вернулся домой, когда солнце уже село. Войдя в дом через заднюю дверь, он позвал Сюзетту.

— Миссис Бранд в своей комнате, — подняла голову от кастрюли Кейт.

— Спасибо, Кейт, — кивнул Остин. — Хм, какой чудесный запах.

Он торопливо прошел через дом, бросив шляпу на обтянутый бархатом диван в вестибюле, а затем взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и расстегивая на ходу рубашку.

— Сюзетта, милая, я дома! — сообщил Остин, приближаясь к двери жены.

— Входи, Остин, — тихо и без особого воодушевления ответила она. Представшая перед глазами Остина картина испугала его. Сюзетта сидела на кровати, обхватив колени и положив подбородок на руки. Ее прекрасное лицо было бледным, глаза печальными. Остин сел рядом с женой на край кровати. Осторожно обняв ее за талию, он тихо спросил:

— Что случилось, милая? Ты заболела?

Сюзетта заморгала, сдерживая слезы.

— Остин, — печально прошептала она и закрыла глаза.

Охваченный ужасом, он обнял жену и прижал ее голову к своему плечу.

— В чем дело, любимая? — тихо спросил он. — Скажи мне. Расскажи своему старому мужу, что случилось.

— Остин, я так несчастна! — воскликнула она.

Он обнял ее и стал укачивать, как маленького ребенка.

— Я могу чем-нибудь помочь, дорогая? Если да, то…

— Нет. Все дело во мне.

— В тебе? Любимая, ты же ничего не сделала. Пожалуйста, Сюзетта, скажи мне, что у тебя не так.

— Я так радовалась. Была уверена, что беременна. — Слезы повисли на ее густых ресницах. — А сегодня выяснилось, что я ошибалась. Я не беременна, Остин! Я думала, что у меня будет ребенок, но это не так.

Сюзетта опять уткнулась лицом в плечо мужа и обвила руками его шею.

Остин Бранд улыбнулся. Его охватило чувство облегчения.

— И это все? — спросил он. — Тут не о чем плакать, милая.

— Как ты можешь говорить такое? — вскинув голову, крикнула она — Я хочу ребенка, Остин. И я думала, что ты тоже хочешь.

— Сюзетта, милая, ты мой ребенок, и больше мне никто не нужен.

Она на мгновение застыла, затем вырвалась из его рук и соскочила с кровати.

— Я не ребенок!

Остин поднялся и подошел к ней.

— Дорогая, я вовсе не это имел в виду. Не сердись.

— Мне больно, — сказала Сюзетта, попятившись от него. — Я так сильно хотела ребенка, и… Остин обнял ее и прижал к себе.

— Ш-ш. Не плачь. Послушай меня, Сюзетта. Ты думала, что беременна, но это оказалось не так. Я понимаю, кик ты разочарована. Но это вовсе не означает, что ты не способна забеременеть. Ты сильная, здоровая женщина, и я уверен, что с этим у тебя не будет проблем. — Он поцеловал ее волосы и шепотом добавил; — Нам просто нужно как следует постараться. Я сделаю тебе ребенка, если ты этого хочешь.

Сюзетта подняла голову:

— Хочу, Остин.

Он улыбнулся и провел пальцем по ее дрожащим губам:

— Я люблю тебя, Сюзетта. И у нас будет ребенок.

Остин старался изо всех сил сдержать свое слово. Он достал бы для Сюзетты луну с неба, если бы она попросила, но его жена хотела лишь ребенка. Остин занимался с ней любовью так часто, как только мог, но иногда у него ничего не получалось, и он виновато смотрел на нее, размыкая объятия. Сюзетта, с каждым месяцем все больше влюблявшаяся в мужа, утешала его. Она покрывала лицо Остина поцелуями и, старательно пряча собственную боль, говорила, что ей достаточно лишь спать в его объятиях.

Сюзетте никак не удавалось забеременеть, и Остин, чувствуя отчаяние жены, старался развлечь ее. Она любила путешествовать, и он повез ее в Новый Орлеан. Каждую ночь, проведенную там, они выходили в город, обедали, танцевали и до зари играли в казино и в закрытых клубах. Когда Остину нужно было по делам съездить в Форт-Уэрт, он брал с собой Сюзетту. Остин позволял ей играть в азартные игры в салунах, а сам стоял сзади с пистолетом в заднем кармане брюк, готовый отразить любую возможную опасность.

Сюзетта ничего не знала о заботах Остина. Ему не давали покоя нарушители границ, вынуждавшие его людей постоянно ремонтировать изгородь и ловить убежавший скот. Как законопослушный гражданин, Остин в конце концов обратился за помощью к шерифу. Представитель закона извинился и сказал, что у него связаны руки. Тогда Остин заявил изумленному шерифу, что если власти не в состоянии решить эту проблему, то он со своими людьми справится сам.

Остин попросил Тома Кэпса отобрать команду, готовую пуститься в погоню за нарушителями, как только представится случай.

— Том, — Остин положил ладонь себе на шею, разминая онемевшие мышцы. — Я прекрасно понимаю, что это работа Тейлоров. Шериф Барнет не собирается их трогать. Полагаю, что человек имеет право защищать свою собственность.

Том полез в нагрудный карман за табаком и мрачно кивнул.

— К Тейлорам присоединился Ред Уилсон. Вот почему они так хорошо ориентируются на твоих землях.

— Я не удивлен этим. Держи ухо востро, Том. Посмотри, сколько у нас людей. Мы покончим с этим делом в одну из ближайших ночей.

— Остин, ты еще не одет?

Сюзетта в белом легком пеньюаре вошла в спальню мужа. Ее золотистые волосы уже были причесаны для званого вечера, подняты вверх и уложены сверкающими кольцами вокруг головы. В копну блестящих волос Сюзетты были вплетены нитки жемчуга. В маленьких мочках ее ушей сверкали жемчужные сережки. Комплект драгоценностей дополняла золотая цепочка на шее с маленьким сердечком и сапфиром. Остин, верный своему слову, не дарил ей украшений на шею. Сюзетта не снимала маленький кулон ни днем, ни ночью.

— Еще нет! — крикнул Остин сквозь открытую дверь своей гардеробной. — Входи, дорогая.

Сюзетта прислонилась к дверному косяку. Остин, вокруг бедер которого было обернуто огромное белое полотенце, брился, стоя перед зеркалом.

— Который час? — спросил он, улыбаясь отражению жены. — Я опаздываю?

— Нет, но, боюсь, некоторые гости могут приехать раньше. Сам знаешь — так бывает каждый раз.

— Ладно, не волнуйся. Я оденусь и спущусь вниз через пятнадцать минут, не позже. — Он смыл пену с лица и насухо вытерся горячим полотенцем. Бросив полотенце на вешалку, Остин повернулся и подошел к жене. — Ты необычайно хорошенькая. Мне нравится эта замысловатая прическа.

— Правда? — Сюзетта похлопала по зачесанным наверх полосам и вместе с мужем прошла в спальню. — Я так нервничаю, Остин. Надеюсь, я ничего не забыла. Посмотрим… оркестр из Форт-Уэрта будет здесь к восьми. Шампанское охлаждается, пироги на…

— Все в порядке, милая. Вы с Анной проделали потрясающую работу, и я уверен, что все пройдет гладко.

Сюзетта вздохнула:

— Не могу поверить, что Анна и Перри действительно уезжают. Я люблю званые вечера, но мне грустно, что этот вечер будет для них прощальным. Я буду ужасно скучать по ним.

— Знаю, милая. Мы будем приезжать к ним в гости в Форт-Уэрт. Нельзя упрекать Анну за то, что она хочет быть поближе к своей семье. Кроме того, имея двоих детей, они с Перри должны думать о школе и так далее.

— Понимаю, но я слишком эгоистична. Мне хочется, чтобы они были поближе к нам.

— Сюзетта, они проживут у нас всю следующую неделю, так что давай порадуемся оставшимся дням, А теперь иди к себе и дай мне одеться. Тебе самой тоже не мешало бы что-нибудь на себя накинуть. Быстренько поцелуй меня. Увидимся внизу.

Сюзетта улыбнулась и привстала на цыпочки. Поцеловав мужа в губы, она спросила:

— Ты считаешь, что я ужасно испорченная, Остин?

— Надеюсь, — рассмеялся он. — Последние два года я изо всех сил старался баловать тебя.

— Неужели прошло столько времени?

— Угу. Ты уже не моя маленькая новобрачная. Знаешь, я пробыл с тобой слишком долго. Пришло время избавиться от тебя и найти еще кого-нибудь, кого бы я мог баловать.

Сюзетта еще крепче обняла его за шею.

— Ты не посмеешь. Кроме того, разве может старик сорока четырех лет надеяться найти себе молодую девушку?

Серые глаза Остина потемнели, и он отпустил жену.

— Мне нужно одеваться, Сюзетта.

— Я дразнила тебя, Остин. — Она положила ладонь на его локоть и заставила снова повернуться к ней. — Дорогой, ты же прекрасно знаешь, что я пошутила.

— Знаю, — вздохнул он. — Но я старею и иногда, наверное, кажусь тебе дряхлым стариком.

— Что за глупости, Остин Бранд! Ты никогда не постареешь. Я и сама уже не так молода. Весной мне исполнится двадцать пять.

Остин ответил ей кривой улыбкой:

— Мне нужно одеться, Сюзетта. Прости меня, пожалуйста.

Анна отнесла поднос с бокалами в кухню, а затем вернулась.

— Это был чудесный вечер, Сюзетта. Мы с Перри просто не знаем, как благодарить тебя.

Сюзетта, шурша подолом длинного платья, подошла к Анне и взяла ее за руку. Женщины вместе поднялись наверх.

— Я буду скучать по тебе, Перри и детям, — печально сказала Сюзетта.

— Я тоже буду скучать по тебе, Сью, — улыбнулась Анна. — Мы будем часто видеться. У Остина много дел в Форт-Уэрте, а ты будешь приезжать с ним и гостить у нас.

— Это все не то, Анна. Мне так жаль. Конечно, я буду часто навещать тебя.

Они подошли к двери комнаты для гостей, где уже спали Перри и дети. Анна взяла руки Сюзетты в свои.

— Сюзетта, ты моя лучшая подруга. И всегда ею будешь. Спасибо, что разрешила остаться у вас на всю следующую неделю. Надеюсь, Джош и Санни не причинят вам особого беспокойства.

— Конечно, нет. Мы с Остином очень любим их. До завтра.

Анна прильнула к Сюзетте и крепко обняла ее.

— Пока, Сью. Передай Остину привет.

— Полагаю, Остин уже мирно спит, — прошептала Сюзетта и на цыпочках пошла в свою комнату.

Сюзетта разделась у себя в гардеробной и вытащила нитки жемчуга из своей замысловатой прически, так что волосы рассыпались у нее по плечам. Она очень хотела спать и поэтому не стала причесываться, а просто встряхнула головой и пошла в Голубую спальню. Остина в кровати не было. Возможно, он решил спать у себя. Сюзетта улыбнулась и толкнула дверь в соседнюю комнату, ожидая увидеть на подушке белокурую голову мужа. Широкая кровать была застелена. Остин даже не ложился.

— Остин? — тихо позвала она, обводя взглядом комнату.

— Да, милая? — послышался из гардеробной низкий голос Остина.

Сюзетта откинула покрывало с кровати, сбросила атласные комнатные туфли и, забравшись в мягкую постель, свернулась клубочком. В этот момент в комнату вошел муж. Сюзетта села.

— Почему ты так одет, Остин?

Он неторопливо застегивал пуговицы на темно-серой рубашке, плотно облегавшей его широкие плечи и спину. На нем были темные брюки и черные сапоги.

— Мне нужно решить небольшую проблему, Сюзетта. Тебе не о чем беспокоиться.

Она выскользнула из постели и подошла к нему.

— Сейчас два часа ночи, Остин. Почему ты так странно себя ведешь?

Избегая ее взгляда, Остин взял ремень с кобурой. Она бросилась к нему и схватила за руку:

— Нет, Остин, прошу тебя! Я не знаю твоих намерений — но не делай этого.

— Все будет в порядке, Сюзетта. — Он взял ее за плечи и ласково заглянул в глаза: — Милая, мне не хотелось рас страивать тебя, но на нашем ранчо постоянно разрезают ограждения. Я собираюсь защитить землю, в которую вложил столько труда.

Убрав ладони с плеч жены, Остин пристегнул к бедру кобуру. Сюзетта бросилась мужу на грудь:

— Пожалуйста, не делай этого, Остин! Это слишком опасно. Пусть этим занимаются власти. Я не пущу тебя, не пущу!

Остин отстранил жену и повернулся к комоду, извлек оттуда револьвер, проверил его и засунул в кобуру, а затем подошел к вешалке со шляпами.

— Чтобы мои светлые волосы не послужили удобной мишенью, — сказал он, взяв темную шляпу.

Ужас объял Сюзетту. Она вдруг отчетливо осознала, как дорог ей Остин. Схватив мужа за руку, она крепко прижалась к нему:

— Остин, дорогой, прощу тебя, не ходи.

— Я должен. — Он коснулся ее щеки. — Поцелуй меня.

Сюзетта обвила руками его шею и страстно поцеловала, желая, чтобы он остался с ней. Остин поднял голову, посмотрел на жену, провел пальцами по ее лицу, коснувшись высоких скул, вздернутого носа, полных губ, как будто старался запомнить ее милые черты. Его указательный палец тронул золотое сердечко на шее Сюзетты.

Внезапно он отпустил жену и направился к двери. Сюзетта застыла на месте; в ее испуганных глазах сверкали слезы. Остин взялся за ручку двери, остановился и, не оборачиваясь, тихо сказал:

— Ты сделала меня счастливым, Сюзетта Бранд. Ты и представить себе не можешь, как я тебя люблю.

Он открыл дверь и вышел. Сюзетта бросилась к двери и, всхлипывая, прижалась к ней.

— Остин, не оставляй меня! Остин!

Когда Остин подошел к конюшне, его уже ждали шестеро всадников. Ему оседлали его любимого коня, Капитана. Остин вскочил в седло и повернул могучее животное, чтобы взглянуть на своих людей. Том Кэпс, Рэнди Ланкастер, Боб Коулмен, Зик Уэрт, Фредди Блэк и Слим Хестер молча ждали его сигнала.

— Ребята, вы лучшие из всех, кто у меня есть, и я благо дарен вам. Если кто-то из вас передумал, скажите об этом сейчас, и ни я, ни кто-либо другой не упрекнет вас. Мне незачем напоминать вам, что я не знаю, сколько людей у этих нарушителей, как они вооружены и хорошо ли стреляют. Этой ночью вы рискуете своими жизнями. Еще не поздно отказаться.

Он сидел неподвижно, положив ладони на луку седла, и внимательно вглядывался в лица людей.

— Ты слишком много говоришь, Остин. Поехали. — Рэнди Ланкастер повернул своего гнедого жеребца и вонзил шпоры в его бока.

— Он прав, черт возьми! — поддержал друга Боб Коулмен и поскакал вдогонку за Рэнди.

Улыбнувшись, Остин пустил Капитана галопом и обогнал двух ковбоев. Том Кэпс надвинул на лоб шляпу и поравнялся с Остином. В полном молчании они скакали рядом, направляясь на запад.

Напряжение несколько спало, и Остин расслабился. Они вихрем неслись по холмистой прерии, рассекая холодный ночной воздух. «Кольт» сорок пятого калибра хлопал Остина по бедру, а к седлу был привязан «винчестер». Третьим его оружием было могучее животное. Огромный серый жеребец — одиннадцать сотен фунтов костей и мышц — был быстр, как скаковая лошадь, и прекрасно понимал команды хозяина. Капитан достигал в высоту шестнадцати ладоней и считался одним из самых высоких не только на ранчо Остина, но и на всех окрестных фермах. Остин ценил это величественное, умное и послушное животное более всех других лошадей из своего табуна.

Капитан, высоко вскинув голову и блестя большими внимательными глазами, легко двигался по холмистой прерии. Его густая грива и хвост развевались на холодном ветру. И человек, и лошадь ощущали радостное возбуждение от скачки по окутанным тьмой равнинам. Остин улыбался, сам того не замечая. Кроме ночей, проведенных в объятиях Сюзетты, такая бешеная скачка — это единственное, что заставляло его чувствовать себя бодрым и полным сил.

Остин повернулся и взглянул на Тома Кэпса. Тот, сидя на своемвеликолепном гнедом жеребце совершенно прямо, будто аршин проглотил, тоже улыбался. Он почувствовал на себе взгляд Остина и повернул голову.

— Чему ты улыбаешься, чертов балбес? — громко спросил он, стараясь перекричать ветер.

— Тому же, чему и ты, друг мой, — рассмеялся Остин, откинув голову назад.

Том понимающе кивнул:

— Ничто так не воодушевляет мужчину, как скачка по техасским равнинам.

— Знаю. Техас в нашей крови. Я не смогу быть счастлив где-нибудь в другом месте. И вот что я тебе скажу, Том: суждено ли мне дожить до глубокой старости, или сегодняшняя ночь будет для меня последней — я намерен провести остаток жизни здесь, в этих прериях.

— Думаю, господь Бог защитит человека, любящего Техас так сильно, как ты. А если нет, то это сделаю я. — Том похлопал по висящему на его бедре револьверу.

Остин опять улыбнулся:

— Спасибо, что согласился поехать, Том. С тобой я чувствую себя гораздо увереннее.

Том бросил быстрый взгляд на Остина, а затем посмотрел прямо перед собой.

— Я поеду за тобой даже в ад, сынок.

Вскоре всадники увидели новый забор из блестящей колючей проволоки, огораживающий западные пастбища. Остин придержал Капитана и направил его к группе тополей в семидесяти пяти ярдах от забора. Нагнув голову, чтобы не задеть нижние ветки, он въехал под сень деревьев. Остальные последовали за ним. Под покровом темноты и защитой деревьев люди и лошади были совершенно не видны.

Потянулись минуты ожидания.

Никто не знал, когда появятся нарушители границ. И появятся ли вообще. Они наглым образом резали проволочный забор на всех землях Остина. Только эта, юго-западная, часть ранчо оставалась нетронутой. Остин не рассказывал посторонним о том, что происходит в его владениях, и приказал своим людям держать язык за зубами. Пусть незваные гости думают, что он и не помышляет о возмездии.

За последние три недели Остин перевел почти все свои стада на юго-западные пастбища, причем так, чтобы об этом стало известно всем. Остин говорил об этом в салуне Лонгхорна, объясняя свои действия тем, что хочет дать траве отдохнуть, пока его скот будет пастись на юго-западе. Он постарался известить об этом тех, кто непременно сообщит новость первому встречному. Теперь нарушители должны были знать о его действиях. Остин не сомневался, что негодяи нападут на юго-западные пастбища.

Ему хотелось курить, но он не решался зажечь огонь. Остин не хотел давать преступникам преимущества. Если они появятся этой ночью, то именно он должен воспользоваться фактором неожиданности.

Все люди Остина молча сидели на своих конях. Холодный ночной ветер пробирал до костей. Руки всадников за стыли, и они растирали пальцы, сгибали и разгибали их, не желая надеть перчатки, чтобы в любую минуту отразить нападение.

В самом начале пятого на фоне туманного горизонта появился первый всадник. Остин насчитал еще семь человек. Ожидая, пока всадники рассредоточатся вдоль забора, Остин, прищурившись, наблюдал, как они поскакали прямо к проволоке. Трое бандитов спешились, и уже через несколько секунд толстая проволока была разрезана и смотана. Когда бандиты вернулись к своим лошадям, Остин подал сигнал. Вместе с Томом Кэпсом и остальными он выехал из укрытия навстречу непрошеным гостям.

Отряд выстроился клином с Остином и Томом Кэпсом во главе и ринулся на застигнутых врасплох бандитов. Люди Остина выхватили оружие и уже через несколько секунд оказались среди ошеломленных чужаков. Прозвучал выстрел, но никто не мог сказать, какая сторона первой открыла огонь.

Остин стрелял, не обращая внимания на свистевшие над головой пули. Лошади ржали и испуганно пятились. Хотя большие глаза Капитана расширились от ужаса, он двигался вперед, чутко реагируя на движения колен хозяина. Несколько членов банды и двое из людей Остина лежали на земле. Боб Коулмен был ранен в лицо. Ему раздробило челюсть, но он продолжал стрелять, пока вторая пуля не угодила ему в грудь. Боб рухнул на землю, не выпуская оружия из рук. Увидев это, Рэнди Ланкастер повернул лошадь и поскакал к тому месту, где на траве неподвижно лежал его друг. Он спрыгнул на землю и бросился на помощь Бобу. Не успел он склониться над ним, как пуля попала ему в спину, раздробив позвоночник и пронзив сердце. Рэнди повалился на землю рядом с другом; глаза его были открыты.

Остин, пришпорив коня, мчался вдогонку за отступающими бандитами. Он прицелился и выстрелил, и один из негодяев свалился с лошади. Высокий человек, скакавший рядом с убитым, натянул поводья и повернул коня. На короткую долю секунды его силуэт с безжизненно болтавшейся из стороны в сторону рукой четко выделялся на фоне ночного неба. Он что-то крикнул и вновь пустил коня галопом. Позади него скакал молодой человек, в котором Остин узнал Реда Уилсона.

Остин, Том Кэпс и Зик Уэрт бросились в погоню. Остин прицелился в Реда Уилсона, но медлил нажать на спусковой крючок. Это было ошибкой. Главарь банды повернулся и выстрелил. Пуля вонзилась в правый бок Остина. Он не почувствовал, как пуля вошла в его тело, но уже через несколько секунд стал хватать ртом воздух. Капитан, ощутив, как обмякло тело хозяина, тут же остановился.

Том Кэпс махнул Зику и Фредди Блэку, чтобы они продолжали преследование, а сам повернул жеребца. Когда он подъехал к Остину, тот уже сполз на землю. Капитан осторожно тыкался носом в хозяина.

— Боже всемогущий!

Том спрыгнул с коня и опустился на траву рядом с Остином. Тот был в сознании, но дышал с трудом; его загорелое лицо побледнело. Том рванул воротник рубашки Остина.

— С тобой все будет в порядке, Остин. Я отвезу тебя домой.

Остин кивнул и с помощью Тома поднялся. На его верхней губе выступили капельки пота. Зная, что Капитан справится сам, Том положил Остина поперек седла, и, прежде чем он успел вскочить на своего жеребца, большой серый конь уже мчался по прерии. К этому времени остальные тоже повернули назад и направлялись к Тому. Крикнув, чтобы они позаботились о Рэнди и Бобе, Том, поскакал вслед за большим серым жеребцом, несущим на спине его хозяина и лучшего друга.

Сюзетта не спала. Одетая, она мерила шагами гостиную, молясь о том, чтобы муж остался целым и невредимым. Она вспоминала, какую доброту и любовь проявлял к ней этот благородный человек. С грустью вспоминала Сюзетта, как Остин держал ее в своих объятиях и говорил, как сильно любит ее. Сама она так и не произнесла эти слова, даже когда в его больших серых глазах появлялось умоляющее выражение.

Топот копыт прервал ее воспоминания. У Сюзетты перехватило дыхание, и она выбежала наружу через широко распахнутые парадные двери. Спотыкаясь, Сюзетта спустилась по ступенькам, дошла до середины двора и только тогда увидела их. К ней приближались две лошади; через седло одной из них было перекинуто чье-то крупное тело. Сюзетта все поняла еще до того, как заметила белокурую голову Остина. Она шепотом произнесла имя мужа — так тихо, что Том Кэпс не расслышал ее.

Том стал снимать Остина с седла, а Сюзетта повернулась и бросилась в дом.

— Перри, иди скорее. Перри! — кричала она, бегом поднимаясь по лестнице и перепрыгивая на ходу через ступеньки.

Не успела Сюзетта добежать до двери, как в спальне для гостей зажегся свет. Через несколько секунд Перри уже спускался по лестнице со своим чемоданчиком в руках. Он был босиком, в заправленной в брюки рубашке.

Когда Перри вошел в вестибюль, Том и Сюзетта помогали раненому Остину подняться по ступенькам крыльца. Передав Сюзетте чемоданчик, Перри подхватил Остина и крикнул ей:

— Вскипяти воду и постели чистые простыни на обеденный стол!

— Анна! — крикнула Сюзетта спускавшейся по лестнице подруге. — Принеси чистые простыни. Они в шкафчике для белья наверху.

— Перри, — с трудом промолвил Остин, — двое моих людей ранены. Они скоро будут здесь, если…

Том покачал головой, давая понять доктору, что этим двоим уже не понадобится его помощь. Кейт и ее помощницы тут же включились в работу. Они кипятили воду и варили кофе. Сюзетта постелила чистую простыню на длинный обеденный стол, а Том и Перри уложили истекающего кровью Остина на спину. Сюзетта, прикусив губу, склонилась над мужем и пригладила его густые светлые волосы. Не в силах вымолвить ни слова, она поцеловала холодные губы Остина.

— Не плачь, дорогая, — проговорил Остин. — Я в порядке.

Перри сделал знак Анне, чтобы та вывела Сюзетту из комнаты.

— Пойдем, Сюзетта, — уговаривала подругу Анна. — Давай подождем в соседней комнате.

— Я не оставлю мужа, — обратилась Сюзетта к Перри. — Я буду помогать тебе.

— Хорошо, — ответил он, не отрывая взгляда от Остина.

Анна вышла из комнаты. Затем появилась Кейт с горячей водой и чистыми бинтами. Она оставила все это доктору и поспешно вышла; на лице ее было написано сочувствие.

Перри разрезал пропитанную кровью одежду Остина, тихо отдавая распоряжения Сюзетте:

— Достань из моей сумки хлороформ и сложи в несколько слоев кусок марли.

Он взял у Сюзетты пропитанную хлороформом марлю и поднес ее к лицу Остина.

— Когда я прижму это к твоему носу, Остин, постарайся дышать как можно глубже.

Не говоря больше ни слова, он положил марлю на лицо Остина и крепко прижимал ее, пока раненый, закатив глаза и мотая головой, пытался вырваться из его рук. Наконец дергающееся тело Остина обмякло.

Перри отбросил марлю и разрезал остатки одежды Остина. Том, имевший доброе сердце, но слабые нервы, потихоньку выскользнул из комнаты. Осталась только Сюзетта.

Следуя указаниям Перри, Сюзетта смыла с раны засохшую кровь и грязь, а доктор удалил куски пропитанной кровью сорочки. Перри работал быстро, то и дело поглядывая на стоявшие на буфете часы.

— Я помню, отец говорил, что нет ничего хуже ранения в живот, — твердо сказала Сюзетта. — Если не извлечь пулю, человек с такой раной проживет только час.

— Нам следует поторопиться, — не поднимая головы, ответил Перри.

Остин лежал обнаженный под белой простыней. Перри исследовал рану, пока не обнаружил пулю. Он на мгновение поднял глаза, посмотрел на часы и тут же снова опустил взгляд. Рядом с ним Сюзетта рукой останавливала кровотечение. Она держалась спокойно и уверенно, как и молодой доктор. Через несколько минут пуля была извлечена, рана промыта раствором соли. На живот Остина, от талии до бедер, наложили повязку.

Пока Перри мыл руки, Сюзетта осторожно прикрыла простыней грудь мужа.

— Остин, дорогой, — прошептала она, склонившись к его лицу, — ты мне так нужен. Пожалуйста, Остин, не покидай меня.

— Нам остается только молиться, Сюзетта. Все в руках Господа, — Перри обнял худенькие плечи молодой женщины. — Думаю, пока его не нужно трогать. Поднимись наверх и немного поспи, если сможешь.

Глядя на пепельно-серое лицо мужа, Сюзетта покачала головой:

— Я останусь с Остином.

Перри кивнул и придвинул к ней стул.

— Мне нужно выпить кофе. — Он вышел из комнаты.

Доктор сказал Анне, чтобы она шла спать, и через пять минут вернулся, готовый к долгому дежурству у постели Остина вместе с Сюзеттой.

Когда действие хлороформа закончилось, Остин начал бредить. Это продолжалось три дня и три ночи. Сюзетта не отходила от мужа. Она отказывалась идти спать и лишь время от времени дремала, сидя на стуле. Остин непрерывно говорил, но речь его по большей части была бессвязной. Иногда он повторял имя Сюзетты.

Через три дня бред прекратился, и Остин впал в забытье. Перри думал, что раненый уже не очнется, однако скрывал это от Сюзетты и остальных.

Прошла неделя, а Остин по-прежнему был без сознания. Перри и Анне нужно было переезжать в Форт-Уэрт, в их новый дом, но Перри не оставил Остина без присмотра. Вежливый доктор с огненно-рыжими волосами и очаровательной улыбкой, прибывший в Джексборо на смену Перри, тут же приехал на ранчо Брэндов. Посовещавшись с Перри, он осмотрел Остина и улыбнулся.

— Он справится, — сказал врач гулким басом. — Этот человек крепко скроен. Не пройдет и двадцати четырех часов, как он очнется.

Сюзетта была благодарна доктору за поддержку, но он все же не убедил ее. Долгой зимней ночью, оставшись одна с мужем, она вглядывалась в его красивое лицо. Он должен прийти в себя, должен выздороветь. Он должен жить.

Сюзетта встала и склонилась над мужем. Сердце ее учащенно билось. Глаза щипало от слез, но она не пыталась сдержать их. Чувствуя, что должна коснуться мужа, Сюзетта очень осторожно отвернула простыню и прижалась щекой к его груди. От прикосновения к теплому телу Остина долго сдерживаемые слезы хлынули у нее из глаз.

— Прошу тебя, Остин, очнись. Очнись, Остин.

Она подняла голову и взглянула ему в лицо. У нее перехватило дыхание — Остин пытался открыть глаза.

— Остин, — прошептала Сюзетта и коснулась его щеки.

Серые глаза открылись, но ему было трудно сфокусировать взгляд. Наконец он увидел склонившуюся над ним прекрасную женщину, которая плакала и смеялась. Слабая улыбка тронула его губы.

— Сюзетта, — ласково прошептал он и попытался поднять руку.

— Остин, — снова повторила она и обеими руками сжала его ладонь. — Остин. О, слава Богу! Сюзетта поцеловала его.

Прежде чем он успел ответить на ее поцелуй, она выскочила из комнаты, радостно крича:

— Перри, иди сюда скорее! Он очнулся! С Остином все в порядке!

Глава 22

Едва придя в себя, Остин пожелал узнать о состоянии своих людей. Потрясенный известием о том, что Боб Коулмен и Рэнди Ланкастер погибли в перестрелке, он отвернулся и тихо прошептал:

— Они были отличными парнями. Лучшими.

Затем раненый посмотрел на Перри:

— Мне показалось, что я попал в младшего Тейлора. Он выжил?

— Нет, — покачал головой доктор Вудс. — Карл Тейлор умер на месте. Еще один из нападавших был ранен. Он протянул два дня, но в конце концов скончался.

— Норман Тейлор ушел?

— Боюсь, что да. Шериф отправил отряд на его поиски, но ему не очень-то везет.

— Возможно, Тейлор теперь будет держаться подальше от этой части штата, — сказал Остин. — Мне ненавистна мысль о том, что я зря потерял двух своих лучших людей.

— Уверен, Остин, Тейлор и его банда сейчас далеко отсюда. Постарайся выбросить их из головы. Тебе нужно отдыхать. Я оставляю тебя на попечение доктора Филипса. Он опытный врач и прекрасный человек.

— Мы будем скучать по вас с Анной, — сказал Остин, пожимая руку доктору.

— Мне тяжело покидать Джексборо, но решение уже принято. Мы будем ждать вас с Сюзеттой в гости.

— Приедем, как только я поправлюсь, — улыбнулся Ос тин.

В течение двух счастливых лет Остин Бранд опекал и баловал свою прелестную молодую жену. Теперь роли переменились, и Сюзетта с утра до вечера ухаживала за мужем, не подпуская к нему никого. Ослабевший от потери крови Остин не спорил с ней. Он лежал на спине в своей широкой кровати и слабо улыбался, наблюдая, как Сюзетта быстро двигается по комнате, отдергивает тяжелые шторы, чтобы впустить в спальню лучи зимнего солнца, подкладывает поленья в горящий камин или встает на стул, чтобы достать с полки книгу.

Сюзетта была счастлива, что жизнь Остина спасена, и старалась отплатить за те времена, когда она считала любовь мужа чем-то самим собой разумеющимся. Долгие дни и ночи, когда Остин находился на грани жизни и смерти, заставили Сюзетту понять, как много он значит для нее. И хотя она не могла назвать его своей единственной в жизни любовью, но очень ценила установившуюся между ними близость. Сюзетта не любила Остина так сильно, как он ее, но привязанности и потребности друг в друге ей было вполне достаточно. Их узы были крепче, чем у большинства супружеских пар вокруг.

Остин радовался вниманию жены. Сюзетта весь день проводила у его постели, и это ускоряло выздоровление. Доктор Филипс, приходивший навестить раненого, хвалил Сюзетту.

— Миссис Бранд, — улыбался он и подмигивал Остину, — похоже, вы лучшее лекарство, которое только можно прописать этому больному. Я никогда не видел такого быстрого выздоровления.

Гордо улыбаясь, Сюзетта стояла рядом с доктором и смотрела, как он меняет повязки на ране Остина.

— Ну что вы, доктор, — сказала она в ответ на его комплимент. — Я дочь врача и многому научилась у отца. Мы всегда рады вас видеть, но я знаю, что вы очень занятой человек, поэтому, если позволите, я буду каждое утро сама менять повязки Остину.

Доктор взглянул на Остина, и тот одобрительно кивнул.

— Это было бы замечательно, миссис Бранд. А вы уверены, что вам не станет плохо и вы не упадете в обморок?

— Доктор, — напомнила ему Сюзетта, — я была здесь в ту ночь, когда раненого мужа привезли домой. Я помогала доктору Вудсу во время операции, когда казалось, что Остин может умереть от потери крови. Я выдержала тогда и теперь твердо заверяю вас, что мне не составит никакого труда промыть рану.

— На вид она хрупкая, доктор. — Остин взял Сюзетту за руку. — Но моя жена сильная и независимая женщина.

С этого дня Сюзетта полностью взяла на себя заботы о муже.

Как-то раз, одним холодным зимним утром, Остин, обнаженный, лежал на кровати, а Сюзетта мыла его.

— Знаешь, Остин, — лукаво улыбнулась она, — если бы не твоя рана, это было бы почти смешно. Впервые в жизни я нахожусь в роли защитника и кормильца, а ты полностью зависишь от меня, как беспомощный ребенок.

Остин вздохнул и, когда Сюзетта склонилась над ним, намотал на палец длинную прядь ее светлых блестящих волос.

— Раскрою тебе секрет, милая. Мне очень приятно, когда обо мне заботится такая соблазнительная девушка, как ты.

Он не кривил душой. Сюзетта проявляла к нему заботу и нежность. Она настояла на том, что будет кормить его из ложечки, хотя муж уверял ее, что владеет руками не хуже, чем раньше.

— Возможно, — не соглашалась Сюзетта, отводя руки мужа и расстилая у него на груди салфетку, — но я не хочу, чтобы ты утомлялся. Доктор Филипс сказал, что тебе в течение нескольких недель ничего нельзя делать. И я прослежу, чтобы ты выполнял его указания.

Днем Сюзетта читала Остину вслух, а он тихо лежал, вслушиваясь в чистый приятный голос жены, и не сводил с нее глаз. Когда Остин уставал, Сюзетта задергивала занавески и гасила лампу у его изголовья, так что комната освещалась лишь пламенем камина, расположенного напротив кровати.

— Не уходи, милая, — сонным голосом просил он.

— Я не брошу тебя, дорогой, — улыбалась Сюзетта и целовала его в макушку. — Не возражаешь, если я прилягу рядом?

Его сонные глаза широко открылись.

— Конечно, родная. Иди сюда.

Сильной рукой Остин откинул одеяло.

Усмехнувшись, Сюзетта разделась до нижнего белья и забралась в теплую постель к мужу. Стараясь не прикасаться к ране на животе Остина, она поцеловала его в шею и прошептала:

— Спи, любимый.

Перед Рождеством Том Кэпс, Слим Хестер и юный Дэнис Сандерс отправились на южные пастбища и срубили высокий пушистый кедр. Увидев трех ковбоев с покрасневшими от холода носами, стоящих на широком крыльце с рождественским деревом в руках, Сюзетта захлопала в ладоши. Широко распахнув двойные двери, она радостно пригласила их войти и спросила, не трудно ли им будет поднять душистое дерево на второй этаж, в спальню Остина. Ковбои заверили ее, что это совсем нетрудно, и затащили большой красивый кедр по лестнице наверх.

Сюзетта получила рождественское поздравление от одной из своих кузин из Луизианы. Эмили Фоксуорт Моррисон писала, что они с мужем переезжают в Даллас, поэтому она надеется на скорый визит Сюзетты. Сюзетта прочитала письмо Остину и, складывая написанный аккуратным почерком листок, взволнованно спросила, смогут ли они поехать в Даллас, когда Остин выздоровеет.

— Остин, я не виделась с кузиной Эмили с тех пор, как была маленькой девочкой. А теперь она живет так близко, что было бы чудесно подружиться с ней. Она моя ровесница и дочь единственного брата отца, убитого на войне. Остин, пожалуйста, поедем в гости.

— Со временем, дорогая, — кивнул Остин. — Это у тебя газета?

— Да. — Сюзетта отложила письмо и взяла в руки газету. — Тебе почитать?

— Мне это доставит удовольствие.

Он похлопал ладонью по постели рядом с собой. Сюзетта сбросила туфли и забралась на кровать, повернувшись лицом к мужу.

Она развернула газету и склонилась над ней, заложив за уши длинные пряди волос. На глаза ей тут же попался заголовок: «Удача отворачивается от преступника».

«ЭХО ПРЕРИЙ»

23 декабря 1880 года

Джексборо, Техас

УДАЧА ОТВОРАЧИВАЕТСЯ ОТ ПРЕСТУПНИКА

Дерзкий разбойник, которого часто называли Князем Тьмы, пошел на чрезмерный риск и был арестован в салуне Бон Тона в одном из неблагополучных районов Форт-Уэрта. Начальник местной полиции Длинноволосый Джим Картрайт, руководствовавшийся полученной от анонимного источника информацией, на рассвете застал врасплох коварного бандита.

Когда на Каэтано надели стальные наручники, меднокожий бандит выглядел абсолютно спокойным и невозмутимым: Картрайт выразил сомнение, что неуловимый преступник сохранит свою невозмутимость, когда взойдет на эшафот. Разыскиваемого за ограбление федерального банка полукровку ждет петля.

Сюзетта опустила газету и взглянула на Остина. Он лежал неподвижно, устремив взгляд в потолок и положив руку на лоб.

— Думаешь, они повесят его? — осторожно спросила Сюзетта.

— Да. Полагаю, что именно этого он добивается.

— Что за странное замечание, Остин? Никто не хочет умирать.

— Тот, кто ведет себя так, как этот бандит, имеет неплохие шансы распрощаться с жизнью. Вести подобную жизнь — значит постоянно играть со смертью.

— Наверное, ты прав, — задумчиво отозвалась Сюзетта. — А почему его называют Князем Тьмы?

Остин убрал руку со лба.

— Потому что однажды по дороге в Калифорнию он ограбил монахов-францисканцев, отобрав у них все золото. После этого знаменитого преступления его стали считать дьяволом. Тебе не кажется, милая, что пора сменить тему? Он всего лишь обыкновенный преступник. На границе таких сотни. Что там еще в газете?

Новый год принес с собой милое, полное новостей письмо от Анны. Они прекрасно провели рождественские праздники и с нетерпением ждали визита Брандов. Сюзетта без конца перечитывала письмо.

— Я скучаю по ним. А ты, Остин?

— Да, девочка моя, — сказал он и, увидев задумчивое выражение ее лица, добавил: — Знаешь что, в феврале в Чикаго будет первый большой съезд Ассоциации скотопромышленников. Я собираюсь присутствовать на нем, если смогу…

— Позволишь мне поехать с тобой, Остин? Мне понравится в Чикаго, и…

— Нет, дорогая. На этот раз ничего не получится. Собирается группа из нескольких человек из Грэхема, Брайсона и Джексборо. Никто из жен не едет.

— Меня не волнуют другие жены, Остин. Если мы поедем в «Альфе», то остальные даже не узнают о моем присутствии. Прошу тебя, позволь мне поехать. Я умираю от желания отправиться в путешествие, и я…

— Сюзетта, я знаю, что ты устала сидеть здесь взаперти. Ты с ангельским терпением ухаживала за мной, и не сомневаюсь, что тебе очень хочется поехать куда-нибудь развлечься. Прости, но я не могу взять тебя в Чикаго. Я не беру «Альфу» для этой поездки. Я закажу билет на обычный поезд, чтобы не отрываться от группы. Нам нужно многое обсудить, и обедать мы будем вместе. У меня просто не останется времени для тебя.

Сюзетта, не выпуская из рук письмо Анны, тяжело опустилась на стул рядом с кроватью.

— Иногда я жалею, что не родилась мужчиной, — мрачно заметила она, не скрыв разочарования.

— Милая, — рассмеялся Остин. — Я очень рад, что ты не мужчина. Иди сюда.

Сюзетта вздохнула и отложила письмо Анны. Она неохотно поднялась со стула и позволила Остину посадить себя на кровать.

— Послушай, моя красавица. Я пытался объяснить, но ты перебила меня. Я должен быть в Чикаго в феврале. Почему бы тебе не доехать со мной до Форт-Уэрта и не погостить у Анны и Перри, пока я буду в Чикаго?

— Остин! — воскликнула Сюзетта. — Конечно!

Глаза ее заблестели, и она звонко поцеловала улыбающегося мужа.

— Спасибо тебе, Остин. Спасибо, спасибо!

Остин быстро выздоравливал. Доктор Филипс клялся, что впервые сталкивается с подобным случаем.

— Мистер Бранд, — говорил ласковый доктор, качая рыжеволосой головой, — у вас великолепное тело и удивительно сильный организм. Большинство людей просто не выжили бы после такого ранения, а вы сидите передо мной, почти такой же здоровый, как прежде.

— Доктор, мне есть ради чего жить, — улыбнулся Остин, показывая на жену.

— Да, мистер Бранд, — согласился доктор. — Вы счастливец: она не только красива, но и энергична.

— Что это вы обсуждаете меня в моем присутствии? — нахмурилась Сюзетта. — Благодарю вас обоих за комплименты. А теперь, доктор, я хочу знать, будет ли мой муж в состоянии отправиться в путешествие в феврале?

— Не вижу, что могло бы помешать ему. Рана прекрасно заживает, и с каждым днем сил у него прибавляется. Если не случится ничего непредвиденного, можете смело планировать путешествие.

Сюзетта с нетерпением ждала отъезда. Она не покидала лом с той самой ночи, когда случилась перестрелка. Она с радостью ухаживала за выздоравливающим мужем, но длительное пребывание в четырех стенах все же утомило ее. Они с Остином пришли к выводу, что перемена обстановки полезна им обоим. Сюзетта предложила навестить свою кузину в Далласе, поскольку они все равно будут рядом, в Форт-Уэрте, но Остин отказался. Сюзетта была разочарована, хотя и не подала виду.

Она по-прежнему проводила все время с Остином. У нее вошло в привычку читать ему газету, как только кто-нибудь из работников привозил ее из города. В один из снежных дней юный Дэнис Сандерс подъехал к дому с черного хода и вручил Сюзетте утренний выпуск. Сюзетта поблагодарила его и взглянула на промокшую первую страницу.

Под фотографией красивого смуглого мужчины была подпись: «Каэтано». Пристально вглядываясь в темные блестящие глаза, аристократический нос, суровый рот и высокие, точеные скулы, Сюзетта почувствовала, как мурашки побежали у нее по спине. Пораженная внешностью преступника, она вздрогнула и выронила газету. Ей казалось, что холодные прекрасные глаза смотрят на нее. Дрожащими пальцами она подобрала газету с пола и прочитала:

20 января 1880 года

Форт-Уэрт, Техас

Дерзкий разбойник Каэтано непостижимым образом вырвался из рук федеральных властей. Подобно змее, ползущей среди стеблей травы, этот таинственный человек выскользнул из своей камеры в городской тюрьме и скрылся в ночи. Когда взошло солнце, самый важный заключенный тюрьмы исчез, как будто растворился в воздухе. Власти сообщают…

— Он похож на кошку, — вслух сказала Сюзетта. — У него девять жизней. Им никогда не убить Каэтано.

Она опустила голову. Эти влекущие глаза по-прежнему смотрели на нее. Сюзетта вздрогнула и порывисто бросила газету в огонь. Бумага тут же загорелась, свернувшись и почернев. Последней сгорела часть газеты с вызывающей дрожь фотографией Каэтано. Подождав, пока от того, что было утренним выпуском газеты, останется лишь кучка серого пепла, Сюзетта встала и поднялась наверх в спальню мужа.

Она бегом пересекла комнату и почти упала в его простертые к ней руки. Прильнув к мужу, Сюзетта начала осыпать поцелуями его лицо и шею. Закрыв глаза, она вдыхала теплый и чистый запах Остина и наслаждалась объятием его сильных рук, звуком низкого ласкового голоса, шептавшего ей нежные слова.

— Милая, — шепнул он ей на ухо, — ты вся дрожишь. Тебе холодно? Ты мерзнешь, Сюзетта?

— Нет, не мерзну, — прошептала она. — Я просто хочу, чтобы ты еще минутку подержал меня в объятиях, Остин.

— Разумеется, дорогая, — успокоил жену Остин, нежно поглаживая ее. — Я никогда не отпущу мою маленькую девочку.

Наконец она успокоилась и улыбнулась мужу:

— Тебе что-нибудь нужно, Остин? Принести тебе поесть?

— Кажется, ты собираешься почитать мне газету. Разве ты не за ней спускалась?

— Мне очень жаль, Остин. Дэнис привез газету, а я, растяпа, уронила ее в снег. Она так намокла, что мне пришлось бросить ее в огонь.

Сюзетта сама удивлялась, почему не сказала мужу правду. Причина была только одна: прочитав имя Каэтано в газете, Остин всякий раз крайне расстраивался. Побег индейца из тюрьмы мог сильно взволновать его. А Сюзетта не хотела, чтобы муж переживал из-за того, что не имеет к ним никакого отношения.

— Ерунда, — зевнул Остин. — Все равно меня потянуло в сон.

Сил у Остина прибавлялось с каждым днем, и к первому февраля он, несмотря на протесты Сюзетты, уже поднялся с постели и оделся. Она думала, что поскольку муж встал, то не будет возражать против ее поездок в Джексборо. Ей нужно было кое-что купить к предстоящему путешествию, и, кроме того, Сюзетта чувствовала, хотя и не говорила об этом вслух, что сойдет с ума, если не уедет с ранчо хотя бы на пару часов.

Но Остин возражал. Он не объяснил жене, что после перестрелки с бандитами еще больше, чем раньше, беспокоился за нее. Остин не сказал Сюзетте, что именно он убил младшего Тейлора и что Норман Тейлор вряд ли успокоится, пока не отомстит за смерть брата. Остин надеялся, что Тейлор будет охотиться только за ним, но решил не испытывать судьбу. Он отказался отпускать жену в город, даже под охраной, и Сюзетта, не понимая причин поведения мужа, пришла в ярость.

— Так ты запрещаешь мне ездить в Джексборо? — крикнула она.

Ее раздражение передалось Остину, и он тоже повысил голос.

— Да! Я запрещаю тебе покидать этот дом! Если тебе что-нибудь нужно, любой из моих людей охотно привезет это сюда. Тебе незачем выходить из дома.

— Незачем? Я назову тебе вескую причину! Я скоро сойду с ума! Разве это не причина, всемогущий Остин Бранд? Я несколько недель не покидала дома. Я только ухаживала за гобой, и мне кажется, я скоро закричу, если…

Он встал и схватил ее за руку.

— Ты не обязана была ухаживать за мной! У меня достаточно денег, черт возьми, чтобы тебе не приходилось пошевелить и пальцем. Я думал, ты сама хочешь заботиться обо мне. Если бы я знал, что ты будешь потом жаловаться, то не подпустил бы тебя к себе!

— Неужели? Ты наслаждался каждой минутой! Знаю я тебя — ты не позволил бы Кейт или ее девочкам делать то, что делала я! Боже мой! Неужели у тебя такая короткая память и ты уже ничего не помнишь? Разве ты забыл то утро, когда мне пришлось…

— Прекрати! — взревел он. — Если ты расскажешь кому-нибудь…

Внезапно Сюзетту разобрал смех. Она пыталась взять себя и руки, поскольку Остин ужасно рассердился, и ее смех разозлил бы его еще больше. Но она ничего не могла с собой поделать: в ее памяти всплыл эпизод, так смущавший Остина. Он смотрел на нее с побагровевшим от ярости лицом, и Сюзетта упала ему на грудь и расхохоталась.

— Какого черта! — схватил ее за плечи Остин. — Посмотри на меня, Сюзетта!

Она подняла на него глаза. На лбу у Остина вздулась вена.

— Послушай, ты, маленькая… Боже мой, тебя хоть что-нибудь может испугать?

Едва он взглянул на свою упрямую жену, на глазах которой от смеха выступили слезы, как гнев его тут же иссяк.

— Прости, Остин, — сказала Сюзетта, подавляя смех. — Просто… я…

Губы Остина скривились. Ему хотелось встряхнуть свою своенравную жену или крепко обнять ее.

— Что мне с тобой делать? — засмеялся он, погрузив лицо в ее волосы.

Сюзетта обняла мужа за шею.

— У меня перед глазами стоит картина: ты лежишь здесь с…

Он закрыл ей рот поцелуем.

— Так, значит, тебя ничем не испугаешь? — Остин улыбался; его серые глаза лучились любовью и нежностью.

— Кое-чем можно. Прости, милый. Если ты будешь так добр и поднимешься наверх, я покажу тебе.

Он молча взял жену за руку и повел наверх.

На лестнице Сюзетта прижалась к нему и умоляюще прошептала:

— Остин, пожалуйста, позволь мне потом поехать в Джексборо!

Они вошли к нему в спальню, и Остин закрыл за собой дверь.

— Нет, Сюзетта, нельзя.

— Остин, я проведу там всего час, а Том или кто-нибудь…

Остин поцеловал жену, заставив ее губы слегка приоткрыться. Его горячий язык медленно скользнул в укромные уголки ее рта. Слегка отстранившись, он сказал, касаясь губами ее губ:

— Обсуждение закончено.

Сюзетта вздохнула и снова прильнула к его губам.

Анна и Перри обрадовались Брандам. Юные Джош и Санни были в восторге от подарков, полученных от Сюзетты и Остина, не меньше чем от самих гостей. Целых два дня взрослые наносили визиты, беседовали, обедали в ресторанах, сидели по вечерам перед пылающим камином со стаканчиком бренди в руках. Уик-энд пролетел очень быстро, а рано утром в понедельник Остин попрощался и сел на поезд, отправляющийся в Чикаго. Сюзетта и Перри провожали его.

— Вернемся домой, Сюзетта? Здесь очень холодно, и Анна ждет нас к завтраку. — Доктор Вудс взял ее за локоть.

— Дашь мне пять минут, Перри? — спросила Сюзетта. — Я хочу в среду поехать в Даллас, и мне нужно отдать кое-какие распоряжения. Остин держит наш железнодорожный вагон на этой станции. Пока муж в отъезде, я навещу свою кузину из Луизианы, которая недавно переехала в Даллас.

Перри терпеливо ждал, пока Сюзетта разговаривала со служащим железной дороги.

— Миссис Бранд, — сказал ей пожилой железнодорожник, — как только вам или вашему мужу понадобится «Альфа», дайте мне знать. Мистер Бранд оставил мне список персонала, и я могу связаться с каждым.

— Прекрасно! — радостно кивнула Сюзетта. — Превосходно. Я поеду в Даллас в среду днем.

— Что ж, сейчас посмотрим. — Пожилой железнодорожник заглянул в расписание. — Вы можете отправиться в три часа. В Далласе будете около пяти.

— Отлично. Будьте добры, предупредите персонал и скажите всем, что мы пробудем в Далласе лишь два дня. Сделаете, мистер… мистер…

— Данлоп, мэм. Буду рад выполнить вашу просьбу.

Сюзетта не рассказывала о своих планах Анне до самого вечера, пока Перри и дети не улеглись спать. Когда после полуночи Анна сказала, что глаза у нее слипаются, Сюзетта согласно кивнула.

— И последнее, Анна. — Она взяла подругу за руку. — В среду я собираюсь поехать в Даллас в нашем железнодорожном вагоне. Я все расскажу Остину, когда он вернется. Он подавляет меня, Анна. Я не могу всю жизнь оставаться маленькой девочкой. И не хочу. Я взрослая женщина, и если у меня возникло желание проехать тридцать миль, чтобы повидать кузину, я не нахожу в этом ничего дурного.

— Я тоже, — согласилась Анна. — Но почему ты не сказала Остину? Ты ведь ничего не сказала ему, правда?

— Когда Остин вернется, я признаюсь ему.

Когда в среду Сюзетта приехала на железнодорожный вокзал Форт-Узрта, из-за туч выглянуло тусклое зимнее солнце. Стало заметно теплее. Взволнованная ощущением свободы, Сюзетта, в дорожном костюме из блестящей розовой шерсти, поправила розовую бархатную шляпку, опустив вуаль. Улыбаясь, молодая женщина вошла в вагон. Она вспомнила счастливые дни, проведенные здесь с Остином.

Постучав, вошел вежливый слуга-китаец. Он поклонился и спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.

— Принесите мне чашку горячего шоколада, Чин. До конца путешествия я больше вас не побеспокою.

— Слушаюсь, мэм, — улыбнулся слуга.

«Альфа» направлялась на восток. Сюзетта сняла шляпку, жакет и перчатки. На мраморном столике между двумя обтянутыми парчой диванами ее ждал серебряный поднос с дымящейся чашкой горячего шоколада и маленькой тарелочкой печенья.

Сюзетта Бранд наслаждалась одиночеством и предвкушала путешествие в незнакомый город. Напевая вполголоса, она опустилась на диван, отхлебнула из чашки и снова встала. Пригладив зачесанные наверх волосы, Сюзетта подошла к картине, за которой находился встроенный в стену сейф. Сдвинув раму в сторону и вспомнив кодовую комбинацию, она повернула рукоятку слева направо, затем обратно и открыла крошечную дверцу. Засмеявшись, Сюзетта сняла с себя все украшения. На пальце у нее было обручальное кольцо с большим голубовато-белым бриллиантом, подаренное Остином в Нью-Йорке во время медового месяца. Сюзетта засунула кольцо поглубже в сейф вместе с массивным золотым браслетом и сережками. Коснувшись маленького золотого сердечка на шее, она захлопнула круглую дверцу и повернула рукоятку механизма.

Ощущая себя очень богатой и важной дамой, Сюзетта покрутила в пальцах золотую цепочку и вернулась к шоколаду. Взяв в одну руку обсыпанное сахаром печенье, а в другую — тонкую фарфоровую чашку, Сюзетта почувствовала, что жизнь прекрасна.

Через несколько секунд послышался первый выстрел. Сюзетта спокойно поставила чашку на мраморный стол и положила в рот последний кусочек печенья, а затем встала и направилась к окну. Она начала поднимать занавеску, когда вагон резко дернулся, и Сюзетта пошатнулась.

— Какого дьявола! — громко вскрикнула она.

Не успела Сюзетта подняться на ноги, как поезд остановился. Она услышала крики и звуки выстрелов. Из кухни, заламывая руки, выбежал маленький китаец; на его желтом лице застыло выражение ужаса.

Дверь «Альфы» рывком открылась, и внутрь по ступенькам взобрался мексиканец с винтовкой в руках. Вслед за ним появился более высокий и светлый бандит и встал в дверях. Сюзетта вскочила, не спуская глаз с размахивавшего винтовкой коренастого мексиканца. Ее грабят. У нее отнимут ее чудесное бриллиантовое кольцо. Позади раздался испуганный голос китайца:

— Миссис Бранд, отдайте им все ваши деньги, пожалуйста.

Прижавшись к стене, молодая женщина кивнула.

— За картиной, — пояснила Сюзетта, — стенной сейф.

Низкорослый мексиканец ответил ей белозубой улыбкой.

— Нет, вы не поняли, сеньора.

Он приближался к ней, направив ствол винтовки в потолок. Высокий ждал у двери, держа на мушке китайца.

— Вы пойдете со мной! — воскликнул коренастый мексиканец и схватил Сюзетту за руку.

Когда Сюзетта поняла его намерения, ее охватил ужас, и она начала сопротивляться.

— Нет! Я не хочу! Отпустите меня!

— Не вынуждайте меня делать вам больно, сеньора, — засмеялся грязный маленький человечек и направил винтовку ей в грудь. — Вы пойдете со мной.

— Не пойду! Я не покину этот вагон!

— Придется, — сказал мексиканец и подхватил ее на руки.

Сюзетта сопротивлялась, колотя его по плечам.

— У меня в сейфе драгоценности. Деньги в кошельке. Возьмите все и отпустите меня, — умоляла она, — пожалуйста!

— Нет, вы пойдете со мной, — повторил он и потащил молодую женщину к выходу, ткнув стволом винтовки ей в спину.

Он передал Сюзетту ожидавшему в дверях высокому бандиту, а сам повернулся к китайцу и предупредил его, чтобы тот сидел тихо, если хочет жить. Высокий мексиканец легко, как пушинку, подхватил Сюзетту. Она брыкалась и царапалась, но ее сняли с поезда и посадили впереди высокого стройного всадника. Не успела она опуститься в седло, как черный конь вихрем помчался по застывшей зимней равнине.

Сюзетта вскрикнула, когда сильные руки обхватили ее, и повернулась, чтобы взглянуть на захватившего ее в плен человека. Сердце молодой женщины замерло, кровь застыла в жилах, горло сжали спазмы. Сомнений не было — она где угодно узнала бы эти глаза, этот аристократический нос, жесткий рот, черные как смоль волосы, красновато-коричневую кожу. Каэтано.

Глава 23

Потрясенная, Сюзетта не могла даже кричать. Она во все глаза смотрела на того, чье имя таило в себе угрозу. Никогда в жизни она не видела такого холодного и безжалостного лица. У Каэтано были высокие скулы, тонкая верхняя и полная нижняя губа. Черные глаза бандита были устремлены прямо вперед, словно он не видел сидевшей впереди молодой женщины.

Большой черный жеребец галопом мчался по прерии, и Сюзетта прильнула к обнимавшим ее сильным рукам. Позади них поезд продолжал свой путь на восток. На рельсах одиноко стояла «Альфа», отцепленная от окутанного клубами пара локомотива. Сюзетта с отчаянием посмотрела на блестящий вагон, постепенно исчезающий вдали.

— Пожалуйста, — наконец сказала она, — в железнодорожном вагоне остались драгоценности. Вы можете взять их — они стоят целое состояние. Поверните назад. Поверните — и они ваши.

Ее взор был прикован к спокойному лицу бандита. Сюзетта надеялась обнаружить хоть проблеск интереса или узнать что-то о его намерениях. Тщетно. Он даже не взглянул па нее и оставался глух к ее мольбам.

Позади них скакали коренастый человечек и еще двое бандитов. Один из них, высокий мексиканец, посадил Сюзетту на лошадь. Другой — средних лет белый с песочного цвета волосами и косматой бородой — выглядел менее угрожающе. Возможно, удастся уговорить этого человека, чтобы он отпустил ее. Если бы только удалось заговорить с ним. Он поймет ее. Он белый и может отпустить ее.

Они скакали быстро. Сюзетте оставалось лишь крепко держаться за руки смуглого бандита. Вид проносящейся под копытами земли вызвал у нее головокружение. От страха Сюзетте стало дурно. Она опасалась лишиться чувств. Высокий всадник так ни разу и не взглянул на нее. Заметив ее состояние, он молча прижал ее к сильной груди. Коснувшись щекой мягкой черной ткани, прикрывавшей твердую как скала грудь бандита, Сюзетта всхлипнула.

Глаза ее широко раскрылись от удивления. Его смуглое лицо находилось в нескольких дюймах от нее. Губы Каэтано были слегка приоткрыты, и сверкающие зубы казались необычайно белыми на фоне смуглой кожи. Черные глаза, устремленные вдаль, были обрамлены темными загнутыми ресницами. Из-под широких полей надвинутой на глаза черной шляпы выбивались черные волосы, чистые и блестящие. Длинные стройные ноги в облегающих черных штанах упирались Сюзетте в бок, черный ремень обхватывал узкие бедра.

В руке Каэтано в отличие от его товарищей не было винтовки. У Сюзетты мелькнул проблеск надежды, когда она поняла, что упирающийся ей в спину твердый предмет был скорее всего револьвером. Если бы Сюзетте удалось дотянуться и выхватить оружие, она приставила бы дуло к боку бандита и потребовала отпустить ее. Поза, в которой она сидела, позволяла это сделать.

Сюзетта тихо застонала и обвила Каэтано левой рукой. Уверенная, что он ни о чем не подозревает, она сначала держала руку неподвижно, а затем стала медленно опускать ее. Подбираясь к кожаной кобуре, Сюзетта не спускала глаз со смуглого лица Каэтано. Дотронувшись до кобуры, она прикусила губу. Ее пальцы, скользнув вперед и вниз, коснулись холодной рукоятки. Одно быстрое движение — и она выхватит оружие из кожаного футляра и с силой ткнет им под ребра бандита.

Сюзетта начала медленно вытаскивать револьвер. Ее охватило чувство, близкое к восторгу. Внезапно обтянутая перчаткой рука Каэтано легко легла на ее ладонь. Сюзетта вскрикнула. Он ничего не сказал и даже не взглянул на нее, лишь осторожно положил руку Сюзетты к себе на талию, а затем вытащил из кобуры огромный «кольт». Сюзетта задрожала. Неужели она так разозлила этого зверя, что он приставит эту ужасную штуку к ее виску и спустит курок?

Каэтано поднял револьвер перед ее лицом, остановив руку с оружием прямо напротив ее испуганных глаз. Сюзетта заморгала. Красивая белая перламутровая рукоятка сверкала в лучахзимнего солнца. Сюзетта проводила взглядом взметнувшуюся вверх руку и непроизвольно вздрогнула, когда Каэтано спустил курок.

Выстрелы. Затем бандит опустил оружие и заткнул теплый дымящийся револьвер за пояс розовой шерстяной юбки Сюзетты. Ствол прижимался к ее животу, рукоятка касалась груди.

Она пристально посмотрела на Каэтано. Какую игру затеял с ней этот невозмутимый и коварный человек? Ненависть в душе молодой женщины смешивалась со страхом: бессердечный полукровка забавлялся с ней. Он хотел, чтобы она попыталась достать пулю.

Сюзетта всегда была гордой и упрямой. Испуг испугом, но она по-прежнему оставалась Сюзеттой Фоксуорт Бранд, не желающей покориться ни мужу, ни кому-либо другому, даже этому бессердечному преступнику. С торжествующим криком она выхватила револьвер из-за пояса юбки и отшвырнула его как можно дальше.

Смуглое жесткое лицо осталось неподвижным, однако всадник тут же натянул поводья. Черный конь застыл на месте. Каэтано повернул животное в том направлении, куда Сюзетта бросила револьвер. Остальные бандиты тоже остановились, но Каэтано махнул им рукой, приказывая двигаться дальше. Сердце Сюзетты учащенно билось, и она уже почти жалела о своем глупом поступке. Не стоило дразнить убийцу. Сюзетта не сомневалась, что сильно разозлила Каэтано.

Между тем разбойник остановил коня, стянул черные кожаные перчатки, спрыгнул на землю, взял Сюзетту за талию и снял с седла. Бросив поводья на землю, он двинулся вперед, таща ее за собой. Он не пытался обнять ее или прижать к себе, а просто держал за руку. Они шли по жесткой; ухой траве, и земля хрустела у них под ногами.

Каэтано направлялся к лежащему на открытом месте револьверу. Впервые с того момента, как он посадил Сюзетту к себе в седло, Каэтано прямо взглянул на нее.

Сюзетта онемела. В нем было что-то угрожающе знакомое. Где она видела эти глаза? Сейчас они приказывали ей подобрать пистолет.

Колени ее дрожали, грудь бурно вздымалась, но Сюзетта упрямо смотрела на Каэтано. Каждый из них пытался сломить волю другого. Наконец Каэтано отвел от Сюзетты холодный взгляд. Она уже подумала, что победила, но он удивил ее. Каэтано не поднял револьвер, а встал позади нее и выпустил ее руку. Положив ладони на плечи Сюзетты, он подтолкнул ее вперед.

Сюзетта слабо сопротивлялась, но вскоре поняла, насколько она беспомощна. Через несколько секунд Сюзетта уже стояла перед Каэтано на коленях. Затем его теплые ладони легли ей на голову. Схватив Сюзетту за волосы, Каэтано прижал ее голову к своему бедру, а потом наклонился и резко потянул назад. Теперь она смотрела вверх, а он вниз. Их взгляды встретились. Его дыхание было таким же бурным, как и ее. Каэтано обнял Сюзетту и застыл.

Они оставались в таком положении бесконечно долго. Каэтано хотел, чтобы Сюзетта подобрала оружие. Она чувствовала горячее дыхание Каэтано; взгляд его жгучих черных глаз пронзал ее насквозь.

Впервые в жизни Сюзетта ощутила, как чья-то воля подчиняет ее, принуждает к действию. Этот смуглый загадочный человек не кричал на нее и ничего не требовал. В этом не было необходимости. Его воля была такой сильной, что подчиняла ее. Сюзетта поняла, что проиграла, и ее страх перед ним еще больше усилился. Она взяла револьвер и услышала, как Каэтано вздохнул. Теперь они вместе держали оружие.

Каэтано убрал револьвер в кобуру. Грациозно вскочив на ноги, он обхватил талию Сюзетты и поднял ее. В горле у нее першило, в глазах стояли слезы. Сюзетта откинула волосы с глаз и повернула назад, к щипавшей траву лошади. Каэтано следовал за ней, сознавая, что победил и ее не придется тащить за собой или подталкивать.

Подхватив поводья, Каэтано закинул их на шею коня. Избегая его взгляда, Сюзетта подошла ближе и положила руки ему на плечи. Он поднял ее, посадил поперек седла, а сам легко вскочил на коня позади нее. Огромный конь понесся размеренным галопом, и Сюзетта прислонила усталую голову к груди смуглого высокого всадника. Ухватившись одной рукой за луку седла и обняв другой спину Каэтано, Сюзетта заплакала.

Она провела с этим смуглым бандитом меньше часа, но уже поняла, что ее жизнь больше никогда не будет прежней. Сюзетта боялась даже подумать, что ждет ее впереди. Возможно, пытки или даже смерть. Она уже чего-то лишилась, хотя не могла точно сказать чего. Этот молчаливый человек что-то отнял у нее, и этого уже не вернешь. Плача, Сюзетта прижималась лицом к его черной шелковой сорочке, и сердце ее тревожно билось. Под щекой Сюзетты размеренно стучало сильное сердце бандита, В то время как мир вокруг нее рушился, он оставался совершенно спокоен. Сюзетте казалось, что Каэтано так же спокойно и невозмутимо будет пытать и убьет ее.

Они скакали строго на юго-запад. Зимнее солнце садилось, и необычно теплый февральский день сменялся холодными сумерками. Сюзетта дрожала. Розовая кружевная блузка не защищала от спустившегося на равнины пронизывающего холода. Понимая, что жаловаться бесполезно, , Сюзетта молчала и бессознательно прижималась к теплой груди Каэтано.

Товарищи Каэтано придержали лошадей, дожидаясь его. Каэтано остановил коня между коренастым мексиканцем и белым, а затем медленно повернул голову, скользнув взглядом вдоль линии горизонта.

Он ничего не сказал, а лишь махнул рукой в сторону купы деревьев, находившихся в сотне ярдов справа, и пришпорил коня. Огромное животное за считанные секунды достигло деревьев. Спешившись, Каэтано протянул руки замерзшей, дрожащей Сюзетте. Сумерки быстро сгущались, и с каждой минутой становилось все холоднее. Остальные всадники присоединились к ним и тоже спрыгнули на землю. Они что-то сказали Каэтано по-испански, и он в ответ покачал головой.

Каэтано протянул ладонь Сюзетте, и она послушно взяла его за руку. Он повел ее вглубь рощицы, нагибая голову, чтобы не задеть нижние ветви деревьев. Она слышала позади себя разговор мужчин, которые расседлывали коней и разжигали огонь. Каэтано уводил Сюзетту все дальше в заросли. Ужас вновь охватил ее. Когда Каэтано остановился и выпустил руку Сюзетты, она вопросительно взглянула на него, но он отвернулся и прикрыл глаза рукой. Сюзетта облегченно вздохнула, сообразив, что он имеет в виду, и, отвернувшись, воспользовалась предоставленной ей возможностью. Щеки ее пылали.

Затем она подошла к Каэтано и тронула его за рукав. Он вновь взял ее за руку и повел назад, туда, где его люди готовили еду. Каэтано знаком приказал Сюзетте сесть у костра, и она с облегчением опустилась на землю, протянув озябшие ладони к огню. Он подал ей тарелку с бобами и вяленой говядиной. Сюзетта пыталась есть, но кусок не лез ей в горло.

Каэтано сел рядом с Сюзеттой и съел все, что было у него на тарелке. Его товарищи сидели напротив, по другую сторону костра, ели и тихо беседовали. Издалека доносился печальный вой одинокого койота. Эти грустные звуки как нельзя лучше соответствовали настроению Сюзетты.

Каэтано вскочил и протянул руку за тарелкой Сюзетты. Она почти не прикоснулась к еде. Он поставил обе тарелки, предоставив своим товарищам вымыть их, а затем достал из седельных сумок два толстых одеяла. Перекинув их через плечо, Каэтано протянул руку Сюзетте. Она ухватилась за нее, и он легко поднял молодую женщину на ноги. Каэтано подвел ее к седлу, лежавшему на траве в нескольких футах от огня. Сюзетта стояла и смотрела, как он расстилает одеяла и достает из седельной сумки свернутое лассо. Он обвязал один конец веревки вокруг своей тонкой талии, сделав петлю достаточно свободной, чтобы ему было удобно спать. Когда Каэтано подтянул Сюзетту поближе, она поняла его намерения и подняла руки вверх. Он привязал ее к себе, оставив между ними четыре или пять футов веревки.

Сюзетта была совсем измучена. Ее тело жаждало тепла и отдыха. Сдерживая зевоту, она смотрела, как смуглый мужчина расстилает одно из одеял, и надеялась, что это будет ее постель.

Трое товарищей Каэтано сидели у костра, а Каэтано сделал знак Сюзетте, чтобы она легла. Девушка опустилась на землю, и он укрыл ее вторым одеялом. Вздохнув, Сюзетта натянула его до подбородка. Усталые глаза Сюзетты широко раскрылись, когда Каэтано забрался к ней под одеяло. Она сжалась от страха. Каэтано натянул одеяло на плечи и повернулся к Сюзетте спиной. Она закрыла глаза.

Одиночество и тоска захлестнули ее. Такого отчаяния она никогда еще не испытывала. Если бы можно было повернуть время вспять! Неужели всего лишь этой воскресной ночью она спала в крепких объятиях мужа, в тепле и безопасности?

«Остин, — мысленно молила она, — пожалуйста, спаси меня!»

Горячие слезы катились по ее щекам и капали на одеяло. Хрупкие плечи Сюзетты сотрясались от рыданий.

«Остин, Остин, помоги! Я хочу домой, к тебе!»

Уловив движение рядом с собой, Сюзетта открыла глаза, Каэтано повернулся, его черные пронзительные глаза смотрели на нее. Всхлипнув, она прикусила губу и попыталась унять дрожь. Почувствовав, как его рука движется под одеялом, она застыла, парализованная страхом. Сюзетта ждала, что в любую секунду его длинные смуглые пальцы двинутся вверх по ее телу, и когда Каэтано протянул ей чистый носовой платок, она разрыдалась. Каэтано положил платок рядом с ее щекой и, не произнеся ни слова, отвернулся.

Сюзетта схватила платок и прижала к губам, пытаясь заглушить рыдания. Это было невозможно, и она продолжала плакать, пока совсем не обессилела. Усталость наконец взяла свое, и Сюзетта погрузилась в забытье.

В ее измученном мозгу мелькнула мысль о том, что Остин был прав. Она беспомощный ребенок, и ей необходим ее большой и сильный муж. Она бы слушалась его. Подчинялась бы ему. Но им не суждено увидеться снова.

Глава 24

Сюзетте было холодно и неудобно, и она, привыкшая ощущать рядом с собой теплое тело мужа, прижалась во сне к спине Каэтано. Смуглый разбойник осторожно повернулся лицом к ней. Сюзетта не видела, как губы человека, захватившего ее в плен, растянулись в некоем подобии улыбки. Каэтано осторожно притянул ее к себе и обнял стройное тело. Она застонала во сне и, не просыпаясь, уткнулась лицом ему в шею.

Длинные темные пальцы Каэтано легли ей на спину. Он прижимал ее к своей теплой груди. Руки Сюзетты оказались зажатыми между их телами. Пока она спала, Каэтано рассматривал ее бледное, прекрасное лицо. Глаза Сюзетты были закрыты, длинные густые ресницы лежали на безупречной формы щеках. Чуть вздернутый нос придавал ей высокомерный и гордый вид. Мягкий, соблазнительный рот слегка приоткрылся во сне, а шея и высокие, полные груди касались его груди. Золотистые волосы выбились из-под заколок и разметались по шее и плечам; их чистый, сладкий запах будоражил Каэтано.

Он почувствовал, как напряглись мышцы живота. Подавив стон, он отвернулся от молодой женщины и устремил взгляд на холодные звезды, сиявшие высоко над головой. Каэтано дрожал. Хотя Сюзетта была его пленницей всего несколько часов, Каэтано понял, что жизнь его больше никогда не будет прежней. Она лишила его чего-то такого, что ему никогда не удастся вернуть. Впервые в жизни Каэтано испугался.

Сюзетта проснулась на рассвете, не понимая, где она. Тело ее одеревенело. Над головой вместо лепного потолка были деревья, откуда-то доносились голоса мужчин, говорящих по-испански. Затем память вернулась к ней. Не успела Сюзетта встать, как к ней подошел смуглый мужчина и взглянул на нее сверху вниз. Она заморгала и села, а затем попыталась подняться на ноги, но он быстро присел на корточки и остановил ее, положив ладонь на плечо.

Он протянул ей чашку горячего кофе, от которого поднимался пар, и смотрел, как она пьет. Сюзетта лихорадочно размышляла. Пора перестать вести себя как испуганный ребенок. Ее захватили бандиты, и их цель — только деньги. Этот жестокий человек знает, что ее муж очень богат, и хочет получить за нее выкуп. Если это так, ей ничто не угрожает. Она представляла собой ценность только живая, а мертвая была бесполезна. Ей следует объяснить этим людям, что пора послать сообщение Остину. Они явно не подозревают, что он сейчас в Чикаго. Надо сообщить им, где его искать, чтобы они начали переговоры.

Обхватив чашку озябшими ладонями, Сюзетта улыбнулась Каэтано:

— Я знаю, кто вы такой. Вас зовут Каэтано. Я читала о вас, как, впрочем, и все в Техасе. Не сомневаюсь, вам известно, что мой муж, Остин Бранд, очень богатый человек. У вас не будет проблем с Остином. Он очень любит меня и с радостью заплатит любые деньги за то, чтобы я вернулась целой и невредимой. Боюсь, вы не знаете, что он уехал по делам в Чикаго и остановился там в «Палас-отеле». Почему бы нам не отправиться в ближайший город, откуда вы могли бы телеграфировать ему? Я гарантирую, что вы без промедления получите необходимую сумму.

Сюзетта умолкла и взглянула на него. Если Каэтано и понял, что она сказала, то не подал виду. Он взял чашку из ее рук, встал, выплеснул остатки кофе, а затем подал руку и поднял Сюзетту.

— Пожалуйста, — вновь начала она. — Остин заплатит вам. Нам нет смысла ехать дальше. Привезите меня в город. Вы получите столько, сколько попросите.

Каэтано начал молча сворачивать одеяла. Через несколько минут Сюзетта уже сидела верхом на мчащемся по прерии коне. Мозг ее продолжал лихорадочно работать. Когда они сделают привал, она подойдет к белому бандиту и попробует уговорить его. Возможно, этот краснокожий не понимает по-английски. С момента своего пленения Сюзетта слышала только испанскую речь. Может, Каэтано говорит только по-испански и на индейском наречии. Другого объяснения нет. Каэтано не понимает ее. Если бы понял, то немедленно связался бы с Остином, и она вскоре обрела бы свободу. В этом все дело — в невозможности общения. Когда они сделают привал, Сюзетта поговорит с белым и положит конец этой ужасной истории.

Надеясь, что у нее есть шансы на успех, Сюзетта попыталась успокоиться. Но это оказалось нелегко. Она была усталой и грязной и больше всего на свете жаждала горячей ванны и хорошей пищи. Ее волосы спутались и представляли собой безобразную всклокоченную массу; розовая шерстяная юбка и прозрачная блузка помялись и испачкались после проведенной на земле ночи. Тем не менее Сюзетта чувствовала себя не так уж плохо, хотя спала на холодной земле всего лишь под одним одеялом. Удивительно, что она вообще заснула. Странно — Сюзетта не помнила, чтобы страдала от холода или просыпалась ночью.

Она сидела в неудобной позе, отстранившись от этого сурового мужчины, чьи глаза не отрывались от линии горизонта. Дав себе слово не касаться его, Сюзетта ухватилась руками за луку седла, хотя рисковала в любую секунду свалиться с лошади. Балансирование в таком неудобном положении постепенно начинало сказываться. Сюзетта корчилась, вздыхала и бросала уничтожающие взгляды на равнодушного Каэтано.

Внезапно он остановил коня и обмотал поводья вокруг луки седла. К ужасу Сюзетты, его рука потянулась к ее длинной розовой юбке, и прежде чем она успела запротестовать, он поднял вверх плотную шерстяную ткань, открыв ей колени. Затем проделал то же самое с ее кружевной нижней юбкой.

— Ты животное! — крикнула Сюзетта, с ненавистью глядя на него. — Что, черт возьми, ты делаешь? Если ты только тронешь меня, мой муж не заплатит тебе ни цента! Ты слышишь?

Сюзетта покраснела, оказавшись в ловушке из вороха розовой шерсти и кружев. Ее длинные, обтянутые чулками ноги были открыты холодному колючему ветру и пронзительному взгляду Каэтано. Через несколько секунд она уже идола в седле по-мужски, а длинные юбки развевались вокруг ее ног. Расправившие одежду Сюзетты руки теперь тянули се назад. Она протестовала и вырывалась, но Каэтано быстро сломил ее сопротивление. Голова Сюзетты оказалась на его левом плече.

— Мерзкий полукровка! — крикнула она, ничуть не сомневаясь, что он не понимает ни слова. — Как ты посмел прикоснуться ко мне своими грязными руками! Жалкий дикарь, после того как меня освободят, ты будешь висеть на самом высоком дереве!

Теперь Сюзетте было гораздо удобнее, хотя она никогда не призналась бы в этом. Ей не приходилось все время следить за тем, чтобы не упасть, и она почти расслабилась, прислонив к его груди одеревеневшую спину. Затем Сюзетта перевела взгляд на лицо Каэтано, находившееся совсем рядом, и нахмурилась. Тогда как ее собственное лицо казалось ей обветренным и грязным, волосы сальными и спутанными, он выглядел свежевыбритым и, как ни странно, чистым. Сегодня Каэтано не надел шляпы, и его длинные густые волосы блестели на солнце. Непроизвольно повернувшись к его шее, Сюзетта глубоко вдохнула и вздрогнула от свежего мужского запаха. Этот человек вел жизнь дикаря, но у него были привычки утонченного джентльмена. Впрочем, не следует забывать, что этот жестокий, бессердечный и опасный зверь способен убить ее голыми руками. Чистота Каэтано и его мрачная красота никак не вязались с силой и коварством змеи, затаившимися в его стройном смуглом теле.

Солнце достигло зенита и уже вновь склонялось к горизонту, когда банда сделала привал. Последний час Сюзетта спала на груди Каэтано. Ее сон был так крепок, что ему пришлось легонько встряхнуть ее, прежде чем снять с коня.

Первой мыслью Сюзетты было подойти к белому бандиту и поговорить с ним. Нервно взглянув на Каэтано, который расседлывал взмыленного черного коня, она едва не улыбнулась своей маленькой победе. Индеец, поверив Сюзетте, рискнул повернуться к ней спиной. Она осторожно подхватила юбки и поспешила к белому мужчине, который снимал седло с серого жеребца.

— Пожалуйста, — умоляюще начала Сюзетта, схватив его за рукав. — Выслушайте меня. Ваш предводитель не понимает по-английски, и поэтому я должна поговорить с вами. Мой муж богат. Он с радостью заплатит вам, если вы вернете меня. Вы поможете мне?

Высокий мужчина смотрел на нее, положив руку на круп лошади. Не заметив интереса в его глазах, Сюзетта все же торопилась высказаться.

— Мой муж сейчас в Чикаго. Мы телеграфируем ему, и он отдаст распоряжение, чтобы для вас приготовили деньги. Незачем продолжать путешествие. Доставьте меня на железнодорожную станцию. Сообщите моему мужу, и — обещаю — вы получите деньги. — Сюзетта закинула растрепанные волосы за плечи и подошла ближе; голос ее дрожал. — Вы понимаете меня? Помогите же мне! Боже мой, вы же белый человек! Неужели вы хотите стать свидетелем… вы…

Сюзетта умолкла. Высокий белый мужчина смотрел не на нее, а куда-то поверх ее головы. В его светлых глазах мелькнул страх. Сюзетта резко обернулась и увидела высокого смуглого Каэтано. Он молча подхватил девушку, не сводя холодных глаз с ее дрожащих губ.

— Пожалуйста. — Сюзетта с отчаянием подняла на него глаза. — Я… я…

Она умолкла, понимая, что все бесполезно.

Долгая утомительная скачка продолжалась. Похитители избегали городов и поселков, и надежда Сюзетты ослабевала с каждым часом. Снова и снова Сюзетта пыталась заставить бандитов понять ее, но они не желали ничего слушать. Тревога девушки росла. Если они действительно хотят получить за нее выкуп, то им пора бы уже связаться с Остином. Если это не входит в их намерения, тогда — что? Каэтано известен как грабитель банков. Он крал деньги. Но никто никогда не слышал, чтобы он похищал женщин. Вся его жизнь прошла в погоне за золотом. Жестокий и хладнокровный, он был так красив, что мог получить любую женщину. В таком случае что она здесь делает? Зачем он захватил ее, если не из-за денег? Чего Каэтано ждет? Почему они спасаются бегством, если никто их не преследует? Сюзетта давно распростилась с надеждой, что полиция догонит их. Прошло слишком много времени, и они отъехали уже очень далеко. Никто не идет по ее следу, никому не известно, где она находится. Сюзетта вздрогнула, ощутив полнейшую безысходность: если Каэтано не свяжется с Остином, никто так и не узнает, где она! Сюзетта — пленница этого человека и находится полностью в его власти. Инстинктивно она отстранилась от него.

Ослабевшая и измученная, Сюзетта задремала. Ее розовая юбка и блузка были грязными и измятыми, голова чесалась, губы потрескались от холодного ветра, руки стали красными и шершавыми. Огромный жеребец несся по сухой плоской пустыне. Февральское солнце было теплым и ярким, воздух — сухим и прозрачным. Очнувшись от сна, Сюзетта огляделась. Они скакали по пустыне весь день, и молодая женщина предположила, что они забрались куда-то далеко, на юго-запад Техаса. Она потеряла счет дням и ночам и уже не помнила, сколько времени сидела верхом на жеребце вместе с высоким смуглым индейцем. Сюзетта так устала, что с радостью подчинилась бы любым требованиям бандитов — только бы они прекратили эту безжалостную скачку.

К концу дня Каэтано заметил, что пленница беспокойно ерзает в седле впереди него. Ей было жарко и неудобно. Она устала, очень устала. Здесь было тепло, как в июне в Джексборо. Грязная одежда царапала тело Сюзетты. Она страдала от того, что несколько дней не меняла белье, и ненавидела сидевшего позади нее спокойного, равнодушного человека. Он думал только о себе. Вероятно, Каэтано готовился к долгому, утомительному путешествию, поскольку переодевался каждый день. И Сюзетта была уверена — он мылся! Каждое утро, когда она открывала глаза, Каэтано уже был на ногах, свежий и красивый.

Эгоист! Именно это определение больше всего подходило к нему. Он не думал ни о ком, кроме себя. Конечно, Каэтано давал понять, что пленница может искупаться, если хочет, но тогда ей пришлось бы раздеваться в его присутствии, а этого она допустить не могла. Уж лучше умереть от грязи, чем позволить этим черным глазам пялиться на ее обнаженное тело.

Почувствовав, что Каэтано пошевелился, Сюзетта повернулась в седле, и он протянул ей фляжку. Она жадно стала пить, запрокинув голову и проливая воду себе на подбородок. Решив, что с пленницы хватит, Каэтано отобрал у Сюзетты фляжку. Сюзетта умоляла его дать ей еще воды, но он лишь молча покачал головой. Она некоторое время пристально смотрела на него, а затем отвернулась, надув губы.

Вдруг перед ее лицом появилась смуглая рука. В пальцах Каэтано была зажата фляжка. Подумав, что он уступил ее мольбам, Сюзетта улыбнулась. Но к ее удивлению, Каэтано перевернул фляжку и вылил воду на ее обожженное сухое лицо. Она заморгала и откинулась назад, но он продолжал лить воду на ее лицо, волосы, на лиф блузки. Сначала Сюзетта громко возмущалась, но ее крики быстро сменились удовлетворенными вздохами. Сюзетта с готовностью подставила лицо под тоненькую струйку, жадно глотая воду и руками размазывая ее по лицу и шее.

Засмеявшись и забыв на мгновение о своих бедах, Сюзетта схватила фляжку, повернулась в седле и вылила остатки воды на темноволосую голову Каэтано. Она радостно взвизгнула, увидев, как вода стекает с его густых черных волос, заливая лоб, щеки и рот. Он не улыбнулся, но облизнул губы и запрокинул лицо. Сюзетта смотрела, как вода струится по его шее и груди, пропитывая белую батистовую рубашку. Ей доставляло удовольствие наблюдать, как тонкая ткань прилипает к его груди и сквозь нее просвечивает смуглая кожа.

С дерзкой улыбкой она протянула Каэтано пустую фляжку и отвернулась, встряхнув прямо перед его лицом мокрыми спутанными волосами. Импровизированный душ освежил Сюзетту, и она огляделась вокруг, наслаждаясь суровой красотой пустыни. Однако чувство реальности быстро вернулось к ней, и Сюзетта, вздохнув, опустила мокрую голову. Но не прошло и нескольких минут, как она вновь стала оглядываться по сторонам.

Пустынная местность теперь шла под уклон. Они направлялись к глубокому, казавшемуся бездонным каньону. Сюзетта услышала, как позади нее трое похитителей переговариваются по-испански. Она не понимала, что они говорят, но знала, как опасен путь вниз. Сидящий за ней Каэтано издал тихий звук, успокаивая коня, и большой черный жеребец медленно и осторожно стал спускаться по каменистому склону.

Солнце спряталось за дальними горами, и Сюзетта молилась, чтобы путь ко дну каньона оказался коротким. Ее пугала опасная тропа. Меньше чем в двух футах от копыт коня находился крутой обрыв. Тучи пыли заслоняли и без того тусклый свет, совсем скрывая узенькую тропинку.

Влажная блузка, несколько минут назад приятно холодившая разгоряченное тело, теперь заставляла ее дрожать. Сюзетта спрашивала себя, испытывает ли Каэтано такой же страх, как и она. Его смуглые руки по-прежнему обнимали ее, искусно управляя лошадью. Сюзетте очень хотелось ухватиться за эти сильные руки, но она боялась, что ее внезапное движение заставит его дернуть поводья, тем самым напугав коня.

Она еще теснее прижалась спиной к сильной груди Каэтано и, повернув голову, испуганно взглянула на него. Черные глаза смотрели внимательно, но страха Сюзетта в них не увидела.

Спускаясь во мрак огромного каньона, Сюзетта сначала с опаской вглядывалась в глубокую пропасть, а затем зажмурила глаза и уткнулась лицом в надежную шею Каэтано. Она совсем лишилась сил от страха, сознавая, что ее жизнь сейчас в руках похитителя и его коня. Животное спотыкалось, наступая на мелкие камни. Охваченная ужасом, Сюзетта не решалась вскрикнуть и лишь сильнее вжималась в седло, а Каэтано, искусно манипулируя поводьями, возвращал коня на место.

Сюзетта не отваживалась открыть глаза. Она слышала тяжелое дыхание и фырканье коня и крики ночных птиц, гнездящихся где-то в глубине каньона. Сердце Каэтано билось ровно, и это придавало ей уверенности.

Когда почва под ногами коня стала ровнее, Сюзетта открыла глаза. В сумерках она увидела вдали довольно большой поселок, обнесенный забором. Вопросы роились в голове Сюзетты, но она понимала, что не получит на них ответа.

Охранник-мексиканец, опоясанный патронташем, распахнул ворота. По спине Сюзетты пробежал холодок, когда она услышала, как тяжелые створки захлопнулись за ее спиной. Сюзетту сняли с лошади и провели в освещенное здание, стоявшее в центре поселка. Она окинула взглядом большую прямоугольную комнату. Вдоль одной стены почти во всю длину помещения протянулся узкий стол. Возле него были расставлены стулья. В задней части большой комнаты с низким потолком находилась открытая дверь, ведущая, вероятно, на кухню. Появилась невысокая, миловидная мексиканка.

— Каэтано, — приветливо улыбаясь, поздоровалась она, а затем, вся светясь от радости, быстро заговорила по-испански. Когда комнату стали заполнять неизвестно откуда взявшиеся мужчины, женщина исчезла.

Сюзетта, придвинувшись к Каэтано, начала разглядывать это странное общество. Внезапно почувствовав голод, она взяла Каэтано за руку и позволила усадить себя на стул у стола. Он опустился рядом с ней, и тогда за стол сели остальные мужчины. Из двери справа выскочили три мальчика и маленькая девочка. Дети бегом бросились к Каэтано. Эти мексиканские ребятишки были очень симпатичными, особенно девочка, лет трех. Увидев, что дети обняли Каэтано, Сюзетта удивилась.

Маленькая девочка, смеясь, взобралась к нему на колени; ее крохотные смуглые ручки скользнули к нагрудному карману его рубашки. Каэтано поцеловал ее в щеку и кивнул седовласому мужчине, который вошел в комнату с его седельными сумками. Мужчина пожал руку Каэтано и поздоровался с ним по-испански. Глаза этого красивого испанца, смотревшего на Каэтано, светились теплотой и обожанием.

Маленькая девочка на коленях Каэтано привстала и обняла его за шею, а он открыл сумку и вытащил из нее мятный леденец. При виде конфеты в красную и белую полоску лицо девчушки засияло от счастья. Жадно схватив конфету, она позволила Каэтано еще раз поцеловать себя и спрыгнула на пол. Мальчики неподвижно застыли позади Каэтано. Он взъерошил каждому волосы и вручил по конфете. Дети убежали на кухню, смеясь и крича дородной женщине, чтобы та подавала еду.

Пища была обильной и вкусной. Забыв о своих страхах, Сюзетта наслаждалась едой. За длинным столом расположились не меньше дюжины мужчин, в основном мексиканцы, кроме того белого, с которым она пыталась поговорить во время пути. И разумеется, Каэтано. Все оживленно беседовали, но Сюзетта ничего не понимала. Ей казалось, что говорили о ней, поэтому она внимательно смотрела и слушала, надеясь догадаться, как они собираются поступить дальше. Мужчины с аппетитом ели и все, кроме Каэтано, пили текилу. Он же пил красное вино и налил стакан Сюзетте. Она попробовала и нашла его довольно приятным. К моменту окончания трапезы Сюзетта выпила три стакана.

Толстая мексиканка стала убирать тарелки, а мужчины закурили сигары. Каэтано сидел рядом с Сюзеттой, зажав длинную темную сигару между пальцами. Пока комната была полна людей, Сюзетта чувствовала себя в безопасности. Когда же мужчины стали расходиться, ее охватила тревога.

Довольно быстро все удалились, и они с Каэтано остались за столом одни. Звяканье тарелок на кухне смолкло, и свет там погас. Улыбаясь и вытирая руки о фартук, комнату торопливо пересекла толстая мексиканка.

— Спокойной ночи, — сказала она, открыв дверь справа, и через несколько минут лампа там тоже погасла.

Каэтано встал, и Сюзетта напряглась. Он поднял ее со скамьи и, придерживая за талию, повел к двери в дальнем конце большой комнаты. Сюзетта замерла. Каэтано распахнул дверь и знаком предложил ей войти, но Сюзетта застыла на пороге. Он стоял позади девушки, придерживая дверь и не спуская с нее внимательных глаз. Сюзетта, задрожав, сделала шаг вперед.

Комната была маленькой и чистой. В ней стояли две узкие кровати, разделенные крошечным квадратным столиком, на котором горела лампа. Напротив кроватей располагался комод с фарфоровым кувшином и тазом, на стене висело треснувшее зеркало. Скромную обстановку завершали два незатейливых стула. Услышав щелчок, Сюзетта обернулась и увидела, что Каэтано запирает дверь. Ее охватил неописуемый страх.

— Подлый дикарь! — закричала она. — Зачем ты тащил меня через весь Техас в это Богом забытое логово? Ты мог бы сэкономить время, изнасиловав и убив в первую же ночь!

Слезы градом катились по ее щекам.

— Один твой вид внушает мне отвращение, тупое темнокожее животное! Что ты стоишь как статуя и смотришь на меня своими пустыми черными глазами? Господи, как бы я хотела, чтобы ты говорил по-английски! Как я жажду, чтобы ты знал о моем отвращении к тебе! Никогда в жизни я не встречала такой холодной и бессердечной змеи. Именно змею ты мне и напоминаешь, скользкий сукин сын!

Сюзетта начала бить его в грудь, а Каэтано стоял совершенно неподвижно, реагируя на каждый удар лишь легким подрагиванием ресниц.

— Что мне сделать, чтобы привлечь твое внимание? Может, вот это? — вскрикнула она и подняла руку к его лицу.

Не отрывая взгляда от его гладкой скулы, Сюзетта до крови расцарапала острыми ногтями его правую щеку.

— Ну вот, — прошипела она, увидев капли крови. — Как тебе это нравится? Чувствуешь?

Сюзетта выжидающе смотрела на Каэтано. Кровь сочилась из четырех глубоких царапин, стекала по лицу и капала на белый воротник его рубашки. Он спокойно и бесстрастно смотрел на нее.

Всхлипнув, Сюзетта опять начала колотить его, пока у нее не онемели руки. Затем она без сил упала ему на грудь, не прекращая попыток ударить его. Колени ее подкосились, и Сюзетта начала оседать на пол. Она уцепилась за рубашку Каэтано, стараясь удержаться на ногах, но он не подхватил ее. Сюзетта опустилась на колени. Ее пальцы медленно разжались, ладони скользнули по плоскому животу Каэтано, по его бедрам. Тихо всхлипывая, Сюзетта обхватила ногу и горько разрыдалась. Ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется.

Каэтано долго стоял неподвижно, а затем поднял руку и вытер рукавом кровь со щеки. Когда Сюзетта наконец перестала плакать, Каэтано нагнулся и подхватил ее на руки. Она не сопротивлялась. Силы окончательно покинули ее.

Он осторожно опустил ее на узкую кровать. Опухшими от слез глазами Сюзетта смотрела, как Каэтано удалился в другой конец комнаты, а затем вернулся с влажным куском ткани в руке. Когда его пальцы коснулись пуговиц ее грязной розовой блузки, Сюзетта застыла. Он мог теперь делать с ней все, что захочет. У несчастной больше не осталось сил сопротивляться.

Каэтано проворно расстегнул три пуговицы, остановившись у ее высокой груди, а затем нежными, как у врача, движениями аккуратно вытер покрасневшие глаза Сюзетты, грязные щеки, мокрый нос. Перевернув влажную ткань, он приложил ее к шее девушки, осторожно приподняв длинными пальцами золотое сердечко и просунув руку под цепочку. Вернув кулон в ямку на шее Сюзетты, Каэтано вытер ей лоб, почти ласково убрав грязные, спутанные волосы с ее лица. Сюзетту охватила глубокая усталость.

Каэтано снял с ног Сюзетты туфли и прикрыл до пояса одеялом, а затем пристально посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Сонные глаза Сюзетты широко раскрылись, когда темная голова склонилась к ней и Каэтано низким ласковым голосом прошептал:

— Добро пожаловать в «Разбойничье гнездо», Сюзетта Бранд.

Глава 25

— Боже мой, надеюсь, она не страдает.

— Не мучай себя, Остин, — сказал Том Кэпс, наливая два стакана бурбона.

Остин вернулся за свой стол. Перебирая в руках покрытую грязными пятнами изящную розовую блузку, он в отчаянии покачал светловолосой головой.

— Ты только взгляни на эту одежду, Том. Она рваная, грязная, и… и… — Он выронил блузку и ударил кулаком о стол. — Негодяй прислал ее белье, туфли, чулки — абсолютно все. Он раздел ее донага, Том!

Остин дрожал от бессильной ярости.

— Выпей, Остин, и успокойся. Она жива, и это самое главное, правда? Не думаю, чтобы он причинил ей вред.

— Причинил ей вред! — воскликнул Остин, и лицо его побагровело. — Как же ты наивен, мой старый добрый друг! А зачем, по-твоему, он выкрал ее?

Он провел рукой по своим светлым волосам.

— Мы уже говорили, что этот дикарь…

Остин умолк и тяжело опустился в кресло позади письменного стола.

Том Кэпс подвинул к нему стакан виски:

— Пожалуйста, Остин, выпей.

Том смотрел на крупного мужчину, который навалился на стол и обхватил голову руками. Он видел раньше, как Остин встречал опасности и беды, видел его боль и скорбь, но никогда еще серые глаза его друга не светились такой мукой, как теперь. В течение двух недель, прошедших со дня исчезновения Сюзетты, Остин почти ничего не ел, а спал не более одного-двух часов в сутки. Он мерил шагами комнату, стонал, проклинал краснокожего бандита, удерживающего его жену, и приходил в ярость от своего бессилия и невозможности добраться до неуловимого полукровки.

Как только Остину сообщили о пленении Сюзетты, он сразу же понял, чьих это рук дело.

— Каэтано, — выдохнул он, — твоя душа будет гореть в адском огне! Я убью тебя. Даже если это последнее, что мне суждено совершить, я все равно убью тебя.

Когда первый шок прошел, Остин приступил к действиям. Половина рейнджеров штата Техас занимались поисками Каэтано и его белокурой пленницы. Была предупреждена полиция во всех городах и поселках, сформированы специальные отряды, объявлено о вознаграждении. Остин щедро платил информаторам и давал взятки. Он лично послал огромное количество людей на поиски своей любимой Сюзетты.

Но ему не удалось найти ни единой зацепки. Нигде не было ни следа дьявольски хитрого преступника и украденной им беспомощной женщины. А затем по почте пришла небрежно упакованная коробка, на которой стоял штемпель: Сан-Антонио, штат Техас. Она была адресована Остину Бранду. Дэнис Сандерс, доставив ее на ранчо, сдернул с головы шляпу и сообщил Кейт, что привез посылку для мистера Бранда.

Остин из библиотеки услышал Дзниса и позвал его:

— Входи, сынок.

Дэнис, знавший о трагедии хозяина, робко вошел в большую комнату и кивнул Остину и стоявшему у камина Тому Кэпсу. Поспешно сунув посылку Остину, Дэнис убежал.

Остин разорвал обертку и открыл коробку. Оттуда выпала одежда Сюзетты: розовая шерстяная юбка, грязная шелковая блузка, кружевная нижняя юбка, белье, прозрачные чулки и мягкие туфли. Том заметил, что Остин покачнулся, и тут же подскочил к нему. Он подхватил хозяина, у которого подогнулись колени, и усадил за дубовый письменный стол, тщетно пытаясь отобрать у него кружевную нижнюю юбку. Наконец Том оставил попытки и вышел из комнаты.

— Если понадоблюсь, Остин, я на кухне.

Остин не ответил. Он сидел, сжимая в руке кружева, как будто не собирался отпускать их. Солнце зашло, и комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь угасающим пламенем камина. Остин сидел в той же позе. Он впал в отчаяние и не обращал внимания на мольбы Кейт, упрашивавшей его пообедать, лишь ласково поглаживал воздушное белье своей прекрасной жены, уже не надеясь, что когда-либо прикоснется к ней самой.

Сюзетта стояла у плиты и помешивала жаркое, тушившееся в большом котле.

— Раскладывай его, Сюзетта, — улыбнулась ей Мария. — Мужчины уже за столом.

Кивнув, Сюзетта разлила горячее ароматное жаркое по большим мискам. Она отнесла первую миску в столовую и невольно взглянула на Каэтано. Он сидел во главе стола, следя за тем, как она выходит из кухни. Сюзетта пронесла тяжелую миску вдоль всего стола и поставила ее перед Каэтано. Она внутренне сжалась, когда он поднял руку, но затем облегченно вздохнула, увидев, что Каэтано поднес пальцы к лицу. Неторопливо и демонстративно он погладил длинные глубокие царапины на правой щеке, морщась будто от боли. Сюзетте очень хотелось протянуть руку и расцарапать ему другую щеку, но она сдержалась и, тряхнув головой, вернулась в кухню за следующей миской.

Когда вся еда была разложена и мужчины приступили к трапезе, Сюзетта нарезала большими ломтями пирог для десерта. За неделю, проведенную в лагере, она быстро привыкла к новой, непривычной жизни и иногда даже забывала о страхе и одиночестве.

В то первое утро, проснувшись, Сюзетта обнаружила, что для нее приготовлена горячая ванна. На одном из стульев лежали пара штанов из плотной ткани, одноцветная рубашка, мягкие коричневые мокасины, щетка для волос, брусок мыла и полотенце. Это все для нее, объяснила дружелюбная, улыбающаяся мексиканка.

— Меня зовут Мария, — представилась круглолицая женщина. — Я говорю по-английски и стану вашим другом. Каэтано ждет за дверью, желая поговорить с вами. Когда вымоетесь, приходите на кухню, ладно?

Сюзетта кивнула и встала с кровати. Мария удалилась, и в комнату вошел невозмутимый и властный Каэтано. Он был безукоризненно чист, и это делало длинные царапины на его щеке еще более заметными. Сюзетта подняла на него глаза. Будет ли ока наказана за свой дерзкий поступок?

Как будто прочитав ее мысли, Каэтано поднес руку к лицу.

— На первый раз я не стану обращать на это внимания. Ты была расстроена и напугана.

Его смуглое лицо было задумчивым и серьезным, поза угрожающей. Он сделал шаг вперед, и Сюзетта попятилась. Каэтано невозмутимо следовал за ней, пока стена не преградила ей путь к отступлению. Загнанная в угол, Сюзетта молча смотрела на него, вспоминая, какие ужасные вещи говорила ему вчера. У нее перехватило дыхание — она была уверена, что и Каэтано ничего не забыл.

— Тебе нужно принять ванну, — тихо сказал Каэтано. — И вымой волосы. Я оставил тебе чистую одежду. Когда вы моешься, я вернусь за тобой.

Он вышел из комнаты, а Сюзетта стояла, прижавшись к стене и размышляя, что этот высокий стройный бандит собирается делать с ней дальше.

Обреченно покачав головой, она разделась и забралась в ванну. Когда Сюзетта намыливала свои длинные спутанные волосы, вошла Мария и предложила помочь. Сюзетта заверила мексиканку, что справится сама, и запротестовала, увидев, что Мария подняла с пола ее грязную одежду.

— Куда вы уносите мои вещи, Мария?

Смуглая женщина покраснела.

— Каэтано приказал, — поспешно объяснила она, — чтобы я все принесла ему. Он сказал, что вы будете носить штаны и рубашку.

— Конечно, Мария, но мне необходимо что-нибудь надеть вниз. Не думает же он, что я буду ходить только в штанах и рубашке.

Мексиканка явно испытывала неловкость.

— Он так сказал, — ответила она и унесла грязную одежду из комнаты.

Сюзетта в штанах, плотно облегающих ее бедра, и мужской рубашке стояла перед треснувшим зеркалом и расчесывала свои длинные чистые волосы. Раздался негромкий стук в дверь, и она поняла, что это Каэтано. Он вошел, оставив дверь открытой.

— Пойдем, — сказал Каэтано, — высушишь волосы на солнце.

Сюзетта смешалась, ибо без белья чувствовала себя голой. Тем не менее, гордо вскинув голову, последовала за ним. Если он и заметил ее смущение, то не подал виду. Каэтано вывел ее на залитый солнцем двор и представил своим людям как гостью.

Большинство имен Сюзетта не запомнила, но некоторые остались у нее в памяти, и среди них имя маленького седовласого мужчины, который вчера в столовой выказывал такую любовь к Каэтано.

— Это Панчо Монтойя, мой друг и заместитель. Если тебе что-нибудь понадобится во время моего отсутствия, Панчо обо всем позаботится.

— Сеньора, — тепло улыбнувшись, поклонился Монтойя, — для меня большая честь познакомиться с такой очаровательной и красивой дамой.

Сюзетта молча кивнула. Она не могла поверить в происходящее. Тщеславие и самонадеянность Каэтано были просто невероятными. Он вел себя так, будто она находится здесь по своей воле и на самом деле желает познакомиться с этой шайкой головорезов и убийц. Каэтано называл имя каждого и представлял Сюзетту так, как будто она была его женщиной. Ей хотелось крикнуть, что она испытывает омерзение к этой оборванной банде преступников и не желает иметь никаких дел ни с ними, ни с самим Каэтано.

Наконец Каэтано отвел девушку в дом и сказал Марии, что Сюзетта будет помогать готовить еду и убирать.

— Мария очень хорошая кухарка. — Каэтано взглянул на Сюзетту. — Она научит тебя.

— Почему ты думаешь, что я не умею готовить? — обиделась Сюзетта.

— Могу предположить, что тебе не хватает практики, — пожал плечами Каэтано. — Тем не менее тебе придется…

Каэтано умолк, и его глаза засияли. В кухню вошла маленькая девочка, которую Сюзетта видела вчера вечером. Ее хорошенькое личико и платье были перепачканы, босые ноги покрывал слой грязи.

— Боже! — воскликнула Мария. — Конни, у тебя вид как у бродяжки!

К изумлению Сюзетты, Каэтано улыбнулся перепачканной девочке, сел на корточки и протянул к ней руки. Весело засмеявшись, грязная девчушка побежала к нему. Каэтано подхватил ее на руки и встал. Маленькая коричневая ручка Конни коснулась царапин на его щеке.

— Больно, — сказала девочка.

Каэтано засмеялся и поцеловал ее в нос.

— Нет, милая, — успокоил он ребенка, — мне совсем не больно.

Каэтано вышел из кухни, унося с собой прелестную девчушку. Сюзетта заметила, что грязные босые ноги Конни были прижаты к чистой, накрахмаленной рубашке Каэтано.

— Похоже, Каэтано очень любит вашу Конни, — заметила Сюзетта, когда он вышел.

— Он без ума от нее! Он балует всех моих детей, а они обожают его.

Когда первый день подошел к концу, Сюзетту снова охватилобеспокойство. После вечерней трапезы она помогла Марии убрать и вымыть посуду. К тому времени как они закончили, столовая опустела.

— Я устала, сеньора, — ласково сказала Мария. — До завтра.

С этими словами мексиканка ушла к себе, оставив Сюзетту одну. Шансов убежать у нее почти не было: снаружи доносились голоса мужчин, сидевших прямо у парадной двери. Сюзетта вздохнула и отправилась в свою маленькую комнатку. Она стояла у окна и задумчиво смотрела вдаль, когда вошел Каэтано. Услышав, что он запирает дверь, Сюзетта обернулась. Прислонившись к двери, Каэтано дружелюбно сказал:

— Как ты уже догадалась, в этой комнате мы с тобой будем спать по ночам. Когда ты не помогаешь Марии, ты должна находиться здесь. Ночью дверь будет заперта, чтобы пресечь твои попытки сбежать. Но в комнате есть еще окно, и поэтому придется принять дополнительные меры предосторожности: — Посмотрев ей в глаза, Каэтано извлек сигару из кармана рубашки. Сложив лодочкой смуглые ладони, он закурил и приблизился к Сюзетте. — Каждую ночь ты будешь раздеваться и отдавать свою одежду мне. Я сложу ее и спрячу к себе под подушку.

Сюзетта изумленно посмотрела на него. Каэтано не переставал удивлять ее. Двадцать четыре часа назад он позволил ей ударить себя, расцарапать щеку, выкрикивать оскорбления, не пошевелив и пальцем, чтобы защититься. Затем Каэтано заботливо вымыл ей лицо и шею и укрыл одеялом. Теперь же он заявляет, что снимет с нее всю одежду и запрет на ночь! Неужели вчера он просто хотел, чтобы Сюзетта отдохнула и вымылась, прежде чем он овладеет ею?

Мурашки побежали у нее по спине, и Сюзетта отодвинулась от него.

— Пожалуйста, не делай этого. Если ты не тронешь меня, то получишь много денег от моего мужа. Тебе для этого была нужна моя одежда? Ты хотел предоставить Остину доказательства, что я нахожусь у тебя? Если ты пошлешь ему эти вещи и договоришься о встрече, он заплатит тебе огромный выкуп. Я не убегу, а буду ждать, пока ты получишь деньги.

— Твою одежду перешлют мужу, — бесстрастно сказал Каэтано, останавливаясь между двух узких кроватей.

Он задул лампу, стоящую на маленьком столике, и комната погрузилась в темноту. Огонек сигары освещал его красивое смуглое лицо. Сюзетта смотрела, как Каэтано расстегивает и снимает рубашку. В темноте видны были его стройный торс и узкая талия. Сюзетта отвернулась, слыша, как удары ее сердца гулко отдаются в ушах. Каэтано снял узкие черные штаны. Затем скрипнула кровать — он лег.

— Сюзетта, — тихо сказал Каэтано, — сними одежду и дай ее мне.

Сюзетта стиснула зубы и отвернулась от окна, чувствуя, что худшее еще впереди. На негнущихся ногах она пересекла комнату и подошла к кровати. В тусклом свете Сюзетта с трудом различала смуглые плечи Каэтано и его темноволосую голову. Он был укрыт простыней до талии. Вся дрожа, Сюзетта отвернулась от него и стала расстегивать рубашку, ожидая, что и любую секунду он встанет и повалит ее на кровать.

Внезапно в комнате стало так тихо, что она услышала собственное дыхание. И дыхание Каэтано. Ужас охватил Сюзетту, ее руки дрожали так сильно, что она с трудом спустила с бедер узкие плотные штаны. Горячие слезы текли у нее по щекам. Освободившись от штанов, она сбросила мокасины. Обнаженная, Сюзетта неподвижно стояла к нему спиной, ожидая неизбежного. Рыдания теснили ей грудь. Затем она решительно сложила свои вещи и протянула назад; рука ее при этом дрожала. Каэтано взял у нее одежду.

— Спасибо. Ложись в постель.

Всхлипнув, Сюзетта откинула покрывало и скользнула в узкую кровать. Натянув простыню до самого подбородка, она вцепилась в нее и разрыдалась.

И тут похититель вновь поразил ее.

— Пожалуйста, — ласково прошептал он, — не плачь.

Глава 26

В прерии начался холодный бурный март. Скорбные вздохи ветра, обдувавшего дом Брандов, как бы дополняли одиночество большого, убитого горем мужчины.

Остин боролся с отчаянием, понимая, что для блага Сюзетты не должен терять надежду. Он обязан быть начеку. В любую минуту нужно быть готовым тронуться в путь — как только придет известие о ее местонахождении.

Длинные, наполненные одиночеством дни проходили один за другим, и Остин все глубже погружался в уныние. Тома Кэпса теперь волновало здоровье Остина не меньше, чем исчезновение Сюзетты. Остин похудел, его лицо осунулось, взгляд стал пустым. Он плохо ел, мало спал, и последствия такой жизни давали о себе знать.

Вечером долгого холодного субботнего дня Том Кэпс сидел рядом с Остином в столовой. Том пришел на ужин, и Кейт превзошла себя, надеясь заставить Остина поесть. Он пытался, но восхитительный ростбиф не лез ему в горло. Отставив тарелку, Остин потянулся за графином с бренди. Предложив Тому выпить и пожав плечами, когда тот отказался, Остин начал стакан за стаканом поглощать спиртное и рассказывать о счастливых днях, которые он провел на «Альфе» вместе со своим ангелом Сюзеттой.

Когда графин опустел, Том Кэпс поднялся и отодвинул стул.

— Остин, дружище, давай я помогу тебе добраться до кровати.

Остин невесело рассмеялся:

— До кровати? Думаешь, я могу спать? Я могу понадобиться ей. — Он встал, пошатываясь на нетвердых ногах. — Сюзетта может… она…

— Я помогу тебе подняться наверх. — Том подхватил еле стоявшего на ногах Остина.

Кейт, наблюдавшая за мужчинами через открытую дверь кухни, поспешила на помощь. Вдвоем они затащили Остина наверх. Пока Кейт стелила постель, Том снимал с него сапоги. Прикрыв глаза, Остин непослушными пальцами пытался расстегнуть пуговицы рубашки и что-то тихо, невнятно бормотал.

— Что, Остин? — наклонился к нему Том. — Чем тебе помочь?

— Не… здесь… я… — Остин вздохнул и ухватился за отворот рубашки Тома.

— Я не понимаю, старина. — Морщинистое лицо Тома выражало беспокойство.

Остин заморгал и заговорил громче. Мышцы его большого тела напряглись — он пытался встать.

— Нет… нет… Голубая… ее…

Стоявшая рядом Кейт понимающе кивнула.

— Том, — тихо сказала она, — он хочет спать в ее кровати. Он хочет в Голубую спальню.

— Да… да… — пробормотал Остин, мотая головой. — Голубая… ее…

С большим трудом его перетащили в соседнюю комнату. Кейт бросилась расстилать постель, а Том попытался снять с Остина рубашку. Мрачное лицо Остина приобрело почти мирное выражение, когда он растянулся на кровати, обнял большую голубую подушку и хрипло прошептал:

— Сюзетта… жена моя.

Кейт повернулась и выбежала из комнаты.

Том накрыл спящего голубой простыней.

— Спи, Остин. Забудься хотя бы ненадолго.

Поставив лампу рядом с кроватью, Том на цыпочках вы шел из погрузившейся в тишину комнаты.

В сотне миль от дома Брандов, в другой части Техаса, в «Разбойничьем гнезде», на узкой кровати лежала без сна Сюзетта Бранд и думала о муже. Зная Остина, она не понимала, почему он до сих пор не выкупил ее. Прошло уже несколько недель с того дня, как Каэтано отослал мужу ее одежду. Сюзетта была уверена, что полукровка выставил условия ее освобождения. Чего же Остин ждет? Почему не приезжает за ней?

Сюзетта скучала по мужу. Днем было еще не так плохо: она помогала Марии готовить, стирать и убирать. Сюзетта радовалась, что Каэтано заставил ее работать. Когда она занималась делом, время проходило быстрее. Но ночи были ужасными. Не желая общаться с Каэтано и его шайкой, Сюзетта каждый вечер после мытья посуды сразу же удалялась в свою комнату. Долгие часы она в одиночестве стояла у окна. Не имея никаких развлечений и не зная, что делать в этой маленькой комнате, Сюзетта часто наблюдала за собиравшимися во дворе мужчинами. Иногда двое мексиканцев приносили гитары и тихо что-то наигрывали. Красивая грустная музыка только усиливала ее тоску и одиночество.

Часами глядя в окно, Сюзетта то и дело бросала взгляды на сурового, мрачного Каэтано. Он обычно сидел на широком крыльце, прислонившись спиной к столбу и вытянув ноги либо обхватив колени руками. В его белых зубах всегда была зажата длинная черная сигара. Она спрашивала себя, о чем он думает, когда почти неподвижно сидит здесь и молчит.

Как только мужчины начинали расходиться, Сюзетта торопилась раздеться и лечь, прежде чем войдет Каэтано. Она задувала лампу, скидывала с себя одежду, сворачивала ее и клала под подушку Каэтано. Затем забиралась в постель и натягивала простыню до подбородка. Сюзетта всегда крепко закрывала глаза, давая понять Каэтано, что она спит.

Когда он входил в комнату, Сюзетта сжималась, затаив дыхание. Каждую ночь ее охватывал страх. А что, если Каэтано откинет простыни и залезет к ней в постель? Неужели он изнасилует ее, даже если она будет сопротивляться и кричать? Наверное, Каэтано придет в ярость и станет ее бить.

Сюзетта лежала так близко от Каэтано, что могла протянуть руку и коснуться его. Она повернула голову и посмотрела на похитителя. Он лежал на спине, укрывшись до пояса простыней. Сюзетта начала разглядывать в полумраке его профиль. Во сне жесткие черты его лица смягчились, суровые губы казались полнее. Густые черные волосы спадали на высокий лоб, а пронзительные черные глаза были скрыты за необычайно длинными ресницами. Смуглая гладкая грудь равномерно вздымалась и опускалась, а длинные мускулистые руки были сложены на животе.

Придерживая простыню рукой, Сюзетта приподнялась на локте. У него был такой мирный и безобидный вид. Почти мальчишеский. Каэтано негромко застонал во сне, повернулся и зарылся головой в подушку.

Штаны и рубашка Сюзетты лежали на виду, рядом с его головой. К радости Сюзетты, Каэтано не касался их. Ее серд-це учащенно забилось. Одежда была так близко, что у Сю-зетты возникло искушение схватить се и одеться. Она знала, что ключ от двери Каэтано прячет в кармане штанов, которые висели теперь на спинке стула. Сюзетта поискала их взглядом и, увидев в нескольких футах от себя, улыбнулась в темноте. Сев на постели, она взглянула на Каэтано. Он спал очень крепко.

Если завладеть одеждой и ключом, она сможет потихоньку выскользнуть из комнаты. Выбравшись наружу, перелезет через забор позади дома, чтобы не столкнуться с охранником у ворот. Было бы хорошо, если бы удалось украсть лошадь из табуна. Если нет, тогда она выберется из каньона пешком. К утру Сюзетта может быть уже наверху! От волнения у нее вспотели ладони. Надежда шевельнулась в груди. Если ей улыбнется удача, то уже через несколько дней ее обнимут большие ласковые руки мужа. Думать об этом было так приятно, что Сюзетта с трудом подавила радостный вздох.

Она снова легла и начала тщательно обдумывать план действий. Сначала нужно достать ключ из кармана Каэтано. Без ключа одежда бесполезна. Зажав в руке ключ, она без-шумно подкрадется к его кровати и возьмет свои вещи. Если Каэтано не проснется, Сюзетта быстро оденется, отопрет дверь, выскользнет из комнаты, выберется наружу, пересечет нор, перелезет через забор и будет на пути к свободе. Она будет бежать со всех ног, пока поселок не скроется из виду.

Сюзетта плотно завернулась в простыню, прикрыв грудь. Не спуская глаз с Каэтано, она встала и потянулась к его пианам. Пристально глядя на спящего, Сюзетта сунула паль-цы в карман, схватила холодный ключ и вытащила его. Импульсивно поцеловав ключ, символизировавший для нее свободу, Сюзетта крепко зажала его в кулаке и опустилась на колени. Склонившись к кровати Каэтано, она мысленно прокляла простыню, сковывавшую движения.

Сюзетта находилась так близко от Каэтано, что слышала его ровное дыхание. Его смуглое плечо почти касалось ее одежды. Сюзетта посидела, ухватившись за простыню и пристально глядя на свои вещи. Понимая, что легче все равно не будет, она осторожно протянула руку над головой Каэтано, коснулась своей рубашки — и вскрикнула.

Теплая смуглая ладонь легла на ее плечо. Сюзетта в ужа-. г отпрянула, выронив рубашку и простыню.

— Ходишь во сне? — холодно спросил он.

Его лицо находилось лишь в нескольких дюймах от лица Сюзетты, пальцы крепко сжимали ее плечо. Девушка со страхом смотрела ему в глаза. Не отрывая взгляда от ее лица, он протянул руку, поднял простыню и прикрыл ее обнаженную грудь.

— Хорошо еще, что я джентльмен. Человек попроще на моем месте не устоял бы перед искушением…

Вскрикнув, Сюзетта отвернулась от него. Упав на свою кровать, она лежала, дрожа от ярости и страха. Каэтано, при-поднявшись на локте, смотрел на нее.

Успокойся, — сказал он. — Я не сержусь, что ты хотела сбежать. — Он подобрал с пола ключ. — Со временем ты поймешь, что у тебя нет никаких шансов уйти от меня, но мне понятно твое состояние. Пленник должен стремиться к побегу. На твоем месте я поступил бы точно так же.

Он положил ключ на стол между ними и лег, закинув руки за голову.

— Возможно, ты слишком долго сидишь взаперти. Завтра я поведу тебя на прогулку.

Сюзетта не ответила. Она была в ярости от того, что ему удалось провести ее. Еще больше Сюзетта разозлилась, увидев, что всего через несколько минут этот бессердечный человек мирно заснул на соседней кровати.

На следующее утро в каньоне было необычно холодно. Открыв глаза, Сюзетта увидела, что Каэтано укрывает ее теплым одеялом. На нем были узкие кожаные штаны и такая же рубашка с бахромой. Этот человек не переставал удивлять ее. Вздохнув, она свернулась калачиком и снова погрузилась в сон. Позже, помогая накрывать на стол к обеду, она время от времени поглядывала на Каэтано и размышляла, не передумал ли он взять ее с собой на прогулку. Она страстно желала покинуть свое узилище, даже с ним, поэтому улыбнулась ему, надеясь, что он вспомнит о своем обещании.

Каэтано не ответил на ее улыбку. Его темные глаза были устремлены на Сюзетту, но она увидела в них лишь осуждение и опустила взгляд. Сюзетта больше не смотрела на него и облегченно вздохнула, когда после еды он вместе с остальными мужчинами ушел.

Закончив дела на кухне, Сюзетта вернулась к себе. Утренняя прохлада исчезла, и в маленькой комнатке стало тепло. Снаружи ярко светило солнце. Легкий ветерок шевелил занавески. Тяжело вздохнув, Сюзетта подошла к окну. На широком, освещенном солнцем крыльце сидели несколько мужчин и курили; их голоса то стихали, то снова становились громче. Сюзетта, как обычно, поискала глазами своего похитителя. Увидев Каэтано, она уже не отрывала от него взгляда.

Каэтано снял кожаную рубашку с бахромой. Обнаженный до пояса, он сидел лицом к ней, прислонившись спиной к столбу и вытянув длинные ноги. Его узкие кожаные штаны были стянуты впереди ремешками из сыромятной кожи, завязанными на талии неплотным узлом. Он зажигал сигару, и на его обнаженных руках перекатывались мускулы. Смуглая грудь Каэтано была гладкой и блестящей; стройный, но сильный торс плавно переходил в подтянутый, мускулистый живот.

Каэтано заговорил, но Сюзетта не разобрала слов. Он вынул сигару изо рта и широко улыбнулся, и она в очередной раз поразилась тому, как улыбка преображает его красивое мужественное лицо.

К Каэтано осторожно приблизилась пушистая кошка и стала играть кожаной шнуровкой его штанов. Она хватала лапой и тянула шнурки, издавая похожие на рычание звуки.

Когда Каэтано это надоело, он посадил кошку к себе на колени и стал гладить. Кошка тут же устроилась поудобнее и замурлыкала.

Наблюдавшая за ними Сюзетта внезапно почувствовала раздражение. Она отвернулась от окна и, стиснув зубы, направилась к своей кровати. Опустившись на нее, Сюзетта легла на спину и закрыла глаза. Ее охватили тревога и беспокойство.

Всплывшая перед ее внутренним взором чувственная картина: смуглый, красивый, полуобнаженный Каэтано ласково гладит мурлыкающую кошку длинными смуглыми пальцами — заставила Сюзетту широко раскрыть глаза. Она со страхом обнаружила, что сердце ее учащенно забилось, а мышцы живота напряглись. Сюзетта устремила взгляд в потолок, а между тем капельки пота выступали на верхней губе, на лбу, в ложбинке между грудей. Ей было неловко и страшно. И стыдно. Она перевернулась на живот и заплакала.

— Остин, — шептала она, уткнувшись в подушку, — пожалуйста, приди за мной!

За ужином Сюзетта избегала Каэтано. Окинув беглым взглядом собравшихся за столом мужчин, она больше не поднимала глаз на своего похитителя. Каэтано надел чистую белую рубашку и черный кожаный жилет, выгодно оттенявший его темные глаза и волосы. Напомнив себе, что ее не должно волновать, во что он одет, Сюзетта подавала еду и старалась не встречаться с ним взглядом. Заметив, что Каэтано выходит из дома, она облегченно вздохнула и начала убирать посуду, чтобы уединиться в своей маленькой, душной комнатке.

Мария, мывшая последнее большое блюдо, вывела Сюзетту из задумчивости.

— Сюзетта, — улыбнулась мексиканка, — Каэтано сказал мне, что позволит тебе, если захочешь, прогуляться на заднем дворе.

— Когда? — удивилась Сюзетта.

— Как только мы закончим. — Мария вся светилась от радости.

— С кем, Мария? С Каэтано?

— Нет, сеньора. Каэтано сказал, что ты можешь погулять одна, если не будешь покидать задний двор.

Сюзетта не хотела показывать Марии свое волнение.

— Здесь, наверное, какая-то ошибка. Ты уверена, что Каэтано позволил мне гулять одной?

— Да, да, — подняла пухлую мокрую руку Мария. — Видишь ту дверь? За ней укромный, обнесенный забором двор, отделенный от остальных. Он большой, красивый и очень подходит для прогулок весенним вечером.

— Я очень хочу выйти на воздух, Мария. Ты передашь Каэтано мою благодарность?

— Почему бы тебе самой не сказать ему об этом? — Смуглое лицо мексиканки залилось краской. Мария усмехнулась и шепотом добавила: — Для двух таких молодых и красивых людей вы… вы с Каэтано слишком мало разговариваете. Я этого не понимаю.

— Ты ошибаешься, Мария. Каэтано и я…

— Пожалуйста, — Мария вытерла руки фартуком, — не нужно раскрывать мне свои тайны. Я знаю, как это бывает между мужчиной и его женщиной. Когда мой муж был жив, мы тоже сходили с ума от любви. А теперь иди наслаждайся прогулкой, пока не стемнело.

Сюзетта бросила мокрое кухонное полотенце на стул и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Мария, — сказала она и выскользнула из дома.

Ступив на крыльцо, Сюзетта глубоко вздохнула, думая о том, как хорошо побыть на воздухе одной. Она улыбнулась и медленно спустилась на большой, огороженный забором двор, устремив взгляд на западную часть неба, где постепенно угасали розовые и лиловые сполохи. Сюзетта неторопливо прогуливалась, наслаждаясь закатом весеннего дня. Ночной воздух постепенно становился прохладнее.

Услышав неподалеку ржание, Сюзетта остановилась и прислушалась. Звук повторился, а затем послышался стук копыт по твердой земле. Заинтересовавшись, она поспешила в ту сторону. Теперь она находилась позади какого-то строения, вероятно, конюшни. Исполнившись надежды, Сюзетта представила себе, как незаметно проскальзывает в конюшню, выбирает смирную лошадь из табуна и галопом уносится на ней в ночь.

Посмотрев по сторонам и убедившись, что за ней не следят, Сюзетта быстро пересекла двор и подошла к забору. Она увидела ворота и, отодвинув щеколду, очень удивилась, когда они широко распахнулись. Загон из редких перекладин находился не дальше пятидесяти ярдов от нее. Сюзетта бросилась к ограде и в промежутке между досками разглядела лошадь. Это животное принадлежало Каэтано. Коня звали Уголек.

Черный жеребец находился в загоне один, других лошадей не было. Он был огромен и силен, и Сюзетта нахмурилась при мысли о том, что придется скакать на нем, и более того — без седла. Но выбора у нее не было. Если удастся вскочить ему на спину, то удержаться на нем она как-нибудь сумеет. Сумерки быстро сгущались. Сюзетта обвела взглядом загон в поисках ворот и тут обнаружила, что они закрыты. Вероятно, единственный ключ хранился у Каэтано.

Тогда она бесстрашно ухватилась руками за перекладину и начала карабкаться вверх. Занозы впивались в ее красные, замерзшие руки. Прижавшись к забору, Сюзетта взобралась на первую перекладину и посмотрела вверх, недоумевая, зачем было делать ограду такой высокой.

В глубине темного загона красный огонек сигары освещал мрачное лицо Каэтано. Сквозь щели в заборе он смотрел, как Сюзетта с трудом карабкается наверх. Он стоял, прислонившись к столбу и поставив ногу на нижнюю перекладину. Когда светловолосая голова Сюзетты появилась наконец над верхней планкой, он негромко вздохнул и взял в руку наброшенное на ближайший столб лассо. Сюзетта теперь сидела верхом на заборе и подзывала жеребца. Уголек прядал ушами, пристально рассматривая непрошеного гостя.

— Иди сюда, мальчик, — шепотом звала Сюзетта возбужденно переступавшего с ноги на ногу коня. — Я не обижу тебя. Сюда, Уголек.

Любопытный и игривый Уголек двинулся через загон. Он встряхивал длинной гривой и громко ржал.

— Хорошо, Уголек, — радостно улыбнулась Сюзетта. — Иди ко мне. Так, мальчик, так.

Сюзетта чувствовала, что свобода совсем близка. Она с трудом сдерживала улыбку, наблюдая за приближающимся конем.

Внезапно веревочная петля затянулась вокруг Сюзетты, прижав ее руки к туловищу. Громкий крик прорезал тишину ночи. Она извивалась всем телом, цепляясь за грубо обтесанные доски забора и отчаянно пытаясь сохранить равновесие. Из темноты появился Каэтано. Он шел, через загон, ласково разговаривая со своим конем.

— Все в порядке, Уголек.

Могучее животное остановилось и повернулось к хозяину. Ткнувшись в плечо Каэтано бархатистой мордой, Уголек пошел рядом с ним. Черный конь и смуглый человек надвигались на прильнувшую к забору испуганную женщину.

Подойдя к Сюзетте, Каэтано снял ее с забора и посадил на спину Уголька. Одно ловкое движение — и он уже сидел за ее спиной.

— Я понятия не имел, что ты хочешь покататься верхом, — прошептал он ей на ухо. — Если бы ты мне сказала, я бы организовал это раньше. Хотя, возможно, еще не поздно.

Он осторожно снял с нее веревку и перекинул через забор.

Ладони Каэтано теперь лежали у нее на плечах. Губы почти касались ее уха, теплое дыхание шевелило пряди ее волос.

— Думаю, тебе нужно держаться за меня или за гриву Уголька, — тихо сказал он. — Ты хочешь прокатиться верхом, и мы будем рады доставить тебе это удовольствие.

Он опустил руки и тронул пятками коня. Животное послушно направилось к воротам и, поравнявшись с ними, повернулось боком. Каэтано отпер ворота и что-то сказал Угольку. Когда они покинули загон, Сюзетта, не желавшая разговаривать с надменным Каэтано, почувствовала, как он протянул руку и ухватился за гриву Уголька. Понимая, что сейчас они с бешеной скоростью помчатся сквозь сгущающуюся тьму, Сюзетта наклонилась вперед и обеими руками вцепилась в гриву коня.

— Давай, Уголек, — негромко скомандовал Каэтано.

Огромное животное рванулось вперед.

Слезы Сюзетты высохли, сердце бешено колотилось от возбуждения и страха. Она чувствовала, как холодный ветер треплет ее волосы и жалит щеки, вызывая прилив сил. Откинув голову назад, Сюзетта вздохнула полной грудью. Когда смуглая левая рука Каэтано обхватила ее талию, молодая женщина улыбнулась. Отпустив гриву Уголька, она откинулась назад и крепко прижалась к Каэтано. Не сомневаясь, что он не даст ей упасть, Сюзетта ухватилась за его сильную руку и окунулась в радость и волнение бешеной скачки, ночи, весны.

Они мчались по дну каньона при свете всходящей над горизонтом луны, и Сюзетта забыла о том, что она пленница, заключенная, беспомощная белая женщина, захваченная разбойником-индейцем. Сюзетта превратилась в беззаботную, жаждущую приключений свободную женщину, скачущую под луной в объятиях смелого, красивого мужчины, стремящегося доставить ей удовольствие.

На некоторое время они стали равными, она и Каэтано — молодые, здоровые, счастливые, наслаждавшиеся каждым мгновением этого ночного приключения.

Глава 27

Проходили дни, недели, месяцы, а Сюзетта по-прежнему жила пленницей в «Разбойничьем гнезде», спрятавшемся на дне каньона Святой Елены в большой излучине Рио-Гранде. Нравы в этой местности были известны своей жестокостью и грубостью. Сюзетта была заложницей Каэтано, репутация которого полностью соответствовала обычаям этой дикой страны.

Время от времени Сюзетта пыталась выяснить, связывался ли Каэтано с Остином. Но каждый раз, когда она спрашивала его об этом, он лишь бесстрастно кивал и заверял се, что скоро она будет дома. Сюзетта продолжала надеяться, но чувствовала, что ее похититель ведет себя странно. То, что Каэтано спрятал ее в шайке разбойников, было продиктовано не просто желанием получить выкуп. Сюзетта хорошо знала своего мужа. Если бы с Остином связались и назначили цену, он немедленно заплатил бы Каэтано и уже давно забрал бы ее домой. Не в силах разрешить эту загадку, она часто вспоминала странную реакцию Остина на газетные заметки о смуглом бандите. Были ли они знакомы друг с другом? Это казалось маловероятным: Каэтано был всего года на два старше Сюзетты. Неужели они встречались раньше? Сюзетта исключала такую возможность.

Девушку сбивало с толку то, что она не чувствовала себя и безопасности, хотя ей и не причинили никакого вреда. Каэтано был самым непостижимым из всех людей, которых она когда-либо встречала. Поведение загадочного полукровки сбивало ее с толку. Считать, что она в безопасности, было бы глупо, поскольку предугадать, как поведет себя невозмутимый разбойник, Сюзетта не могла. Поэтому она продолжала уважительно и осторожно относиться к стройному индейцу с аристократической внешностью.

Страх перед Каэтано вынудил Сюзетту примириться с некоторыми его требованиями. Она держалась замкнуто, высокомерно, но безропотно. Сюзетта по-прежнему плакала, скучая по Остину, но сдерживала слезы, пока Каэтано не засыпал. Тогда она зарывалась лицом в подушку и плакала от отчаяния и любви к своему доброму, милому мужу.

Днем Сюзетта была занята — от нее требовали, чтобы она помогала Марии во всем. Как-то в один из тихих теплых дней в конце июня Сюзетта сидела на заднем крыльце вместе с Марией и очищала кожуру с яблок. День предстояло провести в жаркой кухне за выпечкой пирогов для ужина. Сюзетта вздохнула, не желая даже думать, что придется возвращаться в дом. Ее длинные белокурые волосы липли к влажной от пота шее.

— Я бы все отдала, чтобы сбегать к чистому холодному ручью. Сегодня так жарко. Представляешь, как здорово было бы раздеться и броситься в воду? — сказала она и опустила яблоко в стоявшую перед Марией большую кастрюлю.

— О да, — кивнула Мария. — Этот ручей называется Терлингуа. Он красивый, но холодный. Ты замерзнешь, Сюзетта.

— Да. Впрочем, все равно это невозможно, — вздохнула Сюзетта и взяла следующее яблоко.

— На свете нет ничего невозможного, — донесся от дверей низкий голос Каэтано.

Сюзетта обернулась. Он стоял на пороге и смотрел на нее сверху вниз с кривоватой усмешкой, такой же раздражающей, как и его холодность. Почему его так развеселило ее желание освежиться в ручье? Каэтано вышел из дома и опустился на корточки рядом с Сюзеттой. Взяв из ее рук нечищеное яблоко, он откусил кусок, медленно прожевал и сказал:

— Через час ты можешь сходить к ручью. Я предупрежу своих людей, чтобы они не нарушили твоего уединения.

Он еще раз откусил яблоко и взглянул на нее из-под опущенных ресниц.

Сюзетта приоткрыла от удивления рот. Мария опустила голову и улыбнулась. Молодые люди смотрели друг другу в глаза, и мексиканка чувствовала себя лишней. Мария ничуть не сомневалась, что они любовники. Молодые люди спали в одной комнате, и Мария была уверена, что Каэтано хоть и причинил боль Сюзетте в первую ночь, но потом сумел утешить девушку и завоевать ее сердце. Женщина полагала, что Сюзетта и Каэтано ведут безмолвный разговор и Каэтано назначает ей свидание у ручья.

— Я пойду печь пироги, — сказала Мария.

Ни Сюзетта, ни Каэтано не ответили ей, продолжая смотреть друг на друга.

— Ты не шутишь? — наконец спросила Сюзетта. — Я могу днем побыть одна?

— Да, ~ ответил он, поднимаясь. — Только соблюдай осторожность.

Сюзетта соскочила со ступенек.

— Я буду осторожна, обещаю. Спасибо, Каэтано!

Она улыбнулась, выхватила у него надкушенное яблоко и умчалась на кухню. Каэтано окинул взглядом двор. Он улыбался.

Сюзетта напевала, пробираясь по дну каньона. Полдень выдался ясным и жарким, и душа ее ликовала. Дыша полной грудью, она ощущала такой прилив сил, какого не чувствовала с той сумасшедшей скачки при свете луны. При воспоминании об этой ночи она, как всегда, покраснела и тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли.

У ручья Сюзетта увидела весенние цветы, траву и густую тень. Сверкающая вода перекатывалась через поросшие мхом камни и так манила к себе, что Сюзетта быстро разделась и подбежала к воде. Прекрасная в своей наготе, она стояла на гладких камнях на берегу ручья, подставляя тело жарким лучам июньского солнца. Не спеша погружаться в воду, пока окончательно не согреется, Сюзетта изогнулась дугой, приподняв густые волосы с шеи и закрыв глаза.

Больше терпеть не было сил. Сюзетта зашлепала по воде. От холода перехватило дыхание, но она упрямо двигалась вперед, на глубину. Задержав дыхание, она села на покрытое галькой дно, ожидая, пока тело привыкнет к холоду, а затем вздохнула и поднялась на ноги.

— Замечательно! — крикнула она птицам, деревьям и голубому небу. — Превосходно! Восхитительно!

Выйдя на берег, Сюзетта взяла мыло, намылила тело и длинные золотистые волосы и обратилась к оставшемуся в лагере разбойников странному человеку.

— О Каэтано! — выдохнула она. — Ты, конечно, животное, но у нас с тобой есть кое-что общее. Слава Богу, ты любишь чистоту! Ты купаешься в этом ручье? Наверное, каждое утро ты приходишь сюда и моешь свое стройное тело?

В двухстах футах над ней, за скалистым выступом, черные глаза пристально следили за обнаженной девушкой. Услышав свое имя, индеец почувствовал, как сердце его сжалось. Он был не в силах оторвать глаз от Сюзетты. Любовь к ней затопила его.

Каэтано закрыл глаза. С самого начала эта красивая молодая женщина волновала его, теперь же полностью завладела его сердцем. Она наполняла его душу несбыточными мечтами. Каэтано убеждал себя, что она самая обыкновенная женщина, но это не помогало. Сюзетта была его прекрасной белокурой мечтой, и в эту самую минуту он понял, что это для нее самое подходящее место и самый подходящий наряд. Скала, за которой он прятался, называлась Mesa de los Angeles — «скала ангелов». Сюзетта была ангелом, прекрасным обнаженным ангелом, и он больше всего на свете хотел, чтобы она осталась здесь, с ним. Навсегда.

Свежая, отдохнувшая и почти счастливая после купания, Сюзетта не спеша оделась и двинулась в сторону поселка. Она шла медленно, любуясь полевыми цветами, а затем что-то остановило ее. На выступе скалы прямо над ней сидел орел. Хищник был огромен. Его загнутый клюв отливал голубизной, кончики перьев на хвосте были черными. Он сидел, расправив крылья, готовый в любую минуту взлететь, и обводил взглядом расстилавшуюся под ним долину.

Сюзетта вздрогнула, но не смогла отвести глаз от величественной птицы. Что-то в этом могучем орле напоминало ей Каэтано. Он тоже был одинок, бесстрашен, царственен — и опасен.

— Эй, Каэтано! — крикнула Сюзетта большой птице. — Высматриваешь добычу, чтобы внезапно спикировать на нее? Ищешь какую-нибудь ничего не подозревающую зверюшку, чтобы схватить ее и унести?

Она засмеялась и пошла дальше. Орел провожал ее взглядом.

На дне каньона рядом с сухим бревном мирно дремала техасская гремучая змея.

Проведя пальцами по волосам, Сюзетта решила, что останется в этом спокойном каньоне, пока они окончательно не высохнут. Она огляделась в поисках удобной, покрытой травой поляны, и взгляд ее упал на бревно.

Несколько секунд спустя Сюзетта уже сидела на нем верхом. Она бросила на траву мыло и полотенце и взяла в руку щетку для волос. Внезапно разбуженная, гремучая змея издала угрожающий звук, но Сюзетта, напевавшая себе под нос, не услышала его. Змея медленно раздувала капюшон, готовясь к броску. Если бы молодая женщина сидела неподвижно, то рассерженная змея просто уползла бы. Но Сюзетта нагнула голову, встряхнула волосами, так что они свесились вниз, и начала расчесывать длинные пряди.

Она услышала крик и выстрел одновременно. Сюзетта вскрикнула и подняла голову, почувствовав боль. Пуля размозжила голову пресмыкающегося через долю секунды, после того как оно укусило Сюзетту. Ошеломленная и растерянная, она увидела, как Каэтано швырнул винтовку на землю и бросился к ней. Сюзетта встала, не выпуская из рук щетки для волос. Его имя сорвалось с ее губ, а затем все поплыло перед глазами.

Когда Сюзетте вновь удалось сфокусировать взгляд, она обнаружила, что лежит на спине. Каэтано стоял на коленях рядом с ней. В руке он сжимал сверкавший на солнце длинный охотничий нож. Вцепившись пальцами в щетку для волос, Сюзетта увидела, что он разрезал штанину на ее ноге и уверенным движением вонзил острие ножа в ее бедро на три дюйма выше колена. Она дернулась, но Каэтано уперся коленом ей в живот. Кровь и яд хлынули из ее разрезанной ноги.

Каэтано убрал колено с живота Сюзетты и лег рядом, отбросив нож. Он сжал обнаженное бедро девушки и, прильнув губами к ране, начал энергично отсасывать яд и сплевывать на землю. У Сюзетты закружилась голова, и она накрыла глаза, ощущая, как губы Каэтано прижимаются к ее телу. Он отсасывал яд, пока не устал, затем склонился над ней и заглянул в глаза:

— Сюзетта, ты меня слышишь? С тобой все в порядке? Это Каэтано, Сюзетта.

Она взглянула в его встревоженные черные глаза и улыбнулась:

— Хорошо, что ты был рядом. Я не видела змеи.

— Это не ты виновата, а я. Тебе больно? Ты плохо себя чувствуешь, Сюзетта?

Она с трудом кивнула, тошнота подкатывала к горлу.

— Мне… мне нужно…

— Конечно. — Каэтано помог ей приподняться. — Все в порядке.

Он поддерживал Сюзетту, пока ее рвало.

— Я высосал яд, Сюзетта, — тихо говорил Каэтано, ласково убирая влажные волосы с ее лица. — Я уверен, что высосал все. С тобой все будет в порядке, обещаю.

Он вытащил из кармана чистый носовой платок и протянул ей.

— Спасибо. — Сюзетта вытерла слезы.

— Ложись.

Каэтано помог ей лечь на траву, а сам поднялся на ноги и свистнул. Через несколько секунд к нему подбежал Уголек.

— Я отвезу тебя домой. — Он положил Сюзетту поперек седла и сел сзади. — Не бойся. С тобой ничего не случится.

Сюзетта чувствовала слабость, головокружение и тошноту. Прислонившись к Каэтано, она взглянула на его смуглое лицо. Никогда еще Сюзетта не видела этого негодяя таким растерянным. В черных глазах застыли страх и тревога за нее. Но, кроме страха, там было еще кое-что. Сердечность. Каэтано смотрел на нее, и с каждой секундой выражение его глаз смягчалось. Если бы она не знала его так хорошо, то подумала бы, что он беспокоится за нее. У Сюзетты мелькнула мысль, что таких красивых глаз она никогда раньше не видела и что никогда не сможет забыть горевший в них теплый свет.

Вернувшись в «Разбойничье гнездо», Каэтано промыл рану виски и перевязал чистыми белыми полосками ткани. Всю ночь он просидел у кровати Сюзетты. Она крепко спала и очень удивилась, когда на рассвете открыла глаза и увидела уставшего, изможденного Каэтано с заросшим щетиной смуглым лицом. Склонившись над кроватью, он внимательно смотрел на нее.

— Каэтано, почему ты не спишь?

Взглянув на ее румяные щеки, блестящие голубые глаза, мягкие губы цвета спелой вишни, Каэтано понял, что с ней все в порядке.

— Пора проверить повязку, — сказал он, больше всего на свете желая склониться к ее лицу и прильнуть к этим пухлым, сладким губам.

Каэтано подтянул одеяло, открыв ее колени, прикоснулся к бедру, и сердце Сюзетты учащенно забилось. Прижав простыню к груди, она смотрела, как он осторожно снимает повязку. Заметив ее испуг, Каэтано поморщился и прошептал:

— Прости, Сюзетта.

— Почему ты извиняешься? Ты спас мне жизнь. Мне повезло, что ты оказался рядом. — Удивленно, как будто эта мысль только что пришла ей в голову, она спросила: — А что ты там делал, Каэтано?

— А разве это так важно?

— Нет, — ответила она. — Я просто рада, что ты был там.

Спустя три дня после укуса змеи в лагере появился Панчо, ведя за собой вьючную лошадь. Сюзетта заметила его из открытого окна. Она видела, как Каэтано поздоровался с маленьким седовласым мужчиной, о чем-то спросил его и Панчо в ответ кивнул головой и показал на большие седельные сумки, переброшенные через спину лошади.

Через полчаса Каэтано вошел в спальню с охапкой книг в кожаных переплетах, перевязанных бечевкой, и, не говоря ни слова, положил их на кровать рядом с Сюзеттой.

— Откуда это? — улыбнулась она.

— Их привезли сюда специально для тебя. Не знаю, какие книги ты любишь, поэтому…

— Спасибо. Я люблю читать, и это очень мило с твоей стороны.

Губы ее приоткрылись, глаза сияли. Каэтано кивнул и вышел из комнаты. И только закрыв за собой дверь, улыбнулся.

В конце июня Каэтано уехал из поселка. Сюзетту мучило любопытство, но она не осмелилась спросить, куда он направляется. Каэтано стоял посреди комнаты, застегивая ремень с кобурой на узких бедрах, а Сюзетта наблюдала за ним, расположившись у окна.

— Я уеду на три-четыре дня. Во время моего отсутствия охранять тебя будет Панчо. По ночам он будет за дверью.

— Я не собираюсь убегать, так что незачем сторожить меня.

Каэтано окинул ее взглядом. Сюзетта не надела туфель, а ее блестящие белокурые волосы были небрежно заколоты на макушке. Он старался не думать о своем желании обнять се и крепко прижать к себе.

— Ты не понимаешь, Сюзетта. Панчо будет охранять тебя. Речь идет о твоей безопасности.

— Охранять от кого? — Прошлепав босыми ногами по иолу, она встала прямо перед ним. Каэтано отступил.

— До свидания. Увидимся через несколько дней.

— Каэтано, можно, я провожу тебя?

— Почему бы и нет? — спокойно ответил он, хотя сердце замерло у него в груди.

Оседланный Уголек уже ждал хозяина, привязанный к столбу главных ворот поселка. Каэтано и Сюзетта молча прошли через залитый солнцем двор. Босые ступни Сюзетты горели. Твердо решив ничего не говорить ему, она осторожно ступала по обжигающей земле. Каэтано остановился, но Сюзетта шла, испытывая боль при каждом шаге, затем повернулась и взглянула на Каэтано.

В его глазах затаилась улыбка. Сюзетта рассмеялась. Каэтано подошел, обхватил ладонями ее талию, оторвал от горячей земли и понес обратно на крыльцо.

— Разве я жаловалась? — спросила Сюзетта, положив руки ему на плечи.

Каэтано опустил ее на пол.

— Нет. Но иногда мне хотелось бы, чтобы ты жаловалась.

— Что ты имеешь в виду?

Ничего не ответив, он пошел через двор к воротам. Она наблюдала, как он садится на Уголька, как распахиваются ворота, чтобы выпустить его. Прикрыв ладонью глаза от солнца, Сюзетта ждала, что он обернется и посмотрит на нее. Теперь Каэтано разговаривал с Панчо. Обмотав поводья вокруг луки седла, Каэтано снял шейный платок и повязал им голову. По спине Сюзетты пробежал холодок: этот человек превратился в индейца кайова, дикаря и преступника.

«Я ненавижу его, — стиснув руки, повторяла она про себя. — Я ненавижу Каэтано. Ненавижу…»

Он уезжал. Уголек приближался к воротам. Глаза Сюзетты были прикованы к черному всаднику и его лошади.

«Я ненавижу его. Я…»

Внезапно Каэтано натянул поводья, заставив своего жеребца описать полукруг, и посмотрел прямо на нее. Только на нее. Затем повернулся и, пустив Уголька галопом, скрылся из виду.

— Я ненавижу его, — на этот раз вслух повторила Сюзетта. — Я… я… Боже милосердный, пожалуйста, дай мне сил ненавидеть его.

Она скрылась в своей комнате. Когда Сюзетта пришла на кухню, чтобы помочь Марии с обедом, мексиканка заметила ее красные, припухшие глаза и поняла, что это из-за отъезда Каэтано. Сюзетта еще сама не сознавала, что Мария права.

Настало время ложиться спать, но Сюзетта не могла заснуть, когда в комнате не было Каэтано. Каждую ночь она мечтала остаться одна и все время бросала косые взгляды на полукровку. Сюзетта ненавидела его за то, что он держал ее взаперти, и в тихие темные ночи испытывала ужас от того, что Каэтано может изнасиловать ее. Однако в последние несколько недель эти страхи исчезли.

Сюзетта задумчиво смотрела в окно. Внешне она была спокойна, но в душе ее бушевала буря. Сюзетту терзали новые непонятные ощущения и невыносимое чувство вины. Она пыталась разобраться в собственных сокровенных желаниях, выяснить причину своей раздвоенности, чтобы избавиться от нее.

На первый взгляд все было достаточно просто. Ее захватил в плен дерзкий смуглый бандит. Против воли Сюзетты он удерживал ее у себя, заставлял делить с ним одну комнату, сделал так, что только от него зависела ее безопасность, принуждал жить такой жизнью, какой жил сам. Сюзетта отдавала ему должное: негодяй был дьявольски красив, на редкость умен, обладал необыкновенной интуицией и был способен на доброту.

Однако Остин был безупречно честен, удачлив, чуток и исполнен любви. Всякая разумная женщина была бы счастлива стать обожаемой женой Остина Бранда. Возраст давал ему даже некоторое преимущество: прожитые годы сделали его мудрее. Если бы он был здесь, то сумел бы объяснить, что происходит с Сюзеттой. Остин понял бы, что ее изменившиеся отношения с Каэтано — естественный результат неподвластной ей ситуации. Сюзетта не сомневалась, что Остин посоветовал бы ей не беспокоиться из-за того, что иногда она чувствовала расположение к негодяю. Это чувство исчезнет сразу же, как только Сюзетта вернется в родной дом.

Она отошла от окна и легла на кровать. Сюзетта привыкла быть честной с собой. Теперь пришло время сказать себе правду, какой бы болезненной она ни была. А правда заключалась в том, что мысль о возвращении домой, к Остину, пугала ее не меньше, чем перспектива остаться здесь навсегда. У Сюзетты, жены Остина Бранда, была замечательная жизнь. Она была счастлива, и ее муж тоже. Повторится ли это когда-нибудь вновь?

Глаза ее наполнились слезами. Если бы сатана прочитал ее мысли, он рассмеялся бы от радости. Никому на свете Сюзетта не открыла бы ужасную правду. Если бы в эту тихую, жаркую ночь дьявол, потешающийся над ее мучениями, вдруг предоставил ей право выбора, если бы он вышел из преисподней и предложил ей на выбор, когда утренняя заря прольет на землю божественный свет, оказаться в объятиях Остина в их супружеской постели на большом ранчо Брандов в Джексборо или в объятиях Каэтано на этой узкой кровати в этой жаркой комнате — что бы она предпочла?

Тихие слезы Сюзетты сменились рыданиями. Она взглянула наконец в лицо ужасной правде. Грудь ее разрывалась от мук. Нестерпимая боль усиливалась от сознания того, что она не найдет утешения ни у Остина, ни у Каэтано. Оба они сочли бы ее безумной. Остин испытал бы отвращение, Каэтано развеселился бы. Жизнь Остина пошла бы прахом, жизнь Каэтано нисколько не изменилась бы. ДляОстина Сюзетта была всем, для Каэтано — ничем.

— Сеньора, — постучал в дверь Панчо, — пожалуйста, откройте дверь.

Сюзетта поспешно села и вытерла глаза. Она забыла, что за дверью находится этот добрый седой человек, не подумала, что он может вообразить, услышав ее рыдания. Сюзетта открыла дверь. Вошел обеспокоенный Панчо, положил руку на плечо девушки и долго молчал.

— Милая сеньора, — наконец ласково сказал он, — вы плачете, потому что не можете забыть своего мужа.

Сюзетта посмотрела в его темные ласковые глаза:

— Нет, Панчо, я плачу оттого, что могу забыть!

Облегчив душу, Сюзетта почувствовала себя немного лучше, и ей даже удалось заснуть. Она скучала по Каэтано и больше не пыталась делать вид, что это не так. Каждый раз во время еды, подавая на стол, Сюзетта невольно смотрела на его пустующее место; по ночам, когда приходило время сна, она лежала на своей постели одетая, устремив взгляд на кровать Каэтано. Сон не шел к ней. Она вертелась с боку на бок, мечтая о возвращении этого стройного, красивого полукровки. Усталая и измученная жарой, Сюзетта вставала, раздевалась, сворачивалась калачиком в постели Каэтано и засыпала, прижав его подушку к обнаженной груди.

На третий день после отъезда Каэтано она сидела в своей комнате и ждала его. Панчо сказал ей, что, возможно, Каэтано вернется сегодня днем, но скорее всего его следует ожидать только завтра. Сюзетта ждала. Она знала, что Каэтано приедет сегодня. Ее охватило волнение. Сюзетта сидела на кровати, скрестив ноги, и читала, время от времени бросая настороженные взгляды в окно.

В самый тихий и жаркий полуденный час задремавшая Сюзетта услышала какой-то шум. Она встала и подошла к окну, заметив, что главные ворота открыты. Сердце ее учащенно забилось.

На раскаленный внутренний дворик легкой рысью влетел Уголек, его гладкая черная шкура блестела в ярких лучах солнца. На его спине, низко надвинув на глаза шляпу, величественно восседал Каэтано. Панчо устремился ему навстречу. Каэтано спешился и бросил поводья охраннику у ворот. Он заговорил с Панчо, так и не взглянув в сторону дома. Подошли другие мужчины, и Сюзетта нахмурилась: все желали поздороваться с ним, так что пройдет целая вечность, пока он войдет в дом.

Она ошибалась. Тряхнув головой, Каэтано прошел сквозь собравшуюся во дворе толпу. Теперь он был уже в большой комнате, и Сюзетта явственно слышала его приближающиеся шаги. Сердце ее перестало бешено колотиться — оно замерло.

Дверь спальни медленно открылась.

Глава 28

Он остановился в дверном проеме. Сюзетта не отрываясь смотрела на Каэтано. Его грязный стетсон был низко надвинут на лоб. Расстегнутая на смуглой груди хлопковая рубашка была пропитана потом. Вокруг шеи был повязан темно-синий шелковый платок. Узкие штаны туго облегали его стройные ноги, ремень с кобурой низко спускался на узкие бедра. Сапоги были покрыты селитровой пылью.

Сюзетта окинула взглядом фигуру Каэтано, а затем снова посмотрела ему в лицо. Его темные пронзительные глаза были устремлены на нее, он улыбался. Очевидно, Каэтано проделал трудный путь, спеша домой. Впервые за все время она видела Каэтано грязным, но это не имело никакого значения.

Что вызывало у нее желание броситься к нему, прильнуть к его грязному сильному телу и целовать покрытое пылью лицо? Сюзетте хотелось сорвать пропитанную потом шляпу, запустить пальцы в его густые черные волосы. Она изнемогала от желания слизнуть пыль с его чувственных губ, пока он не поцелует ее так, как не целовал ни один мужчина. Сюзетта жаждала уткнуться лицом в его блестевшую от пота смуглую шею, вдохнуть мужской запах и почувствовать, как длинные мускулистые руки Каэтано обнимают ее, крепко прижимая к грязному телу. Испытывая чувство вины, Сюзетта представляла, как помогает ему снять грязную одежду. Она стянула бы рубашку с его мускулистых плеч, легко расстегнула бы эти узкие грязные штаны, спустила бы их с его длинных ног, опустилась бы перед ним на колени, чтобы снять покрытые пылью сапоги. Стоя на коленях, Сюзетта смотрела бы на его мужское естество, испытывая лишь одно страстное желание — доставить ему наслаждение, исполнить все желания этого смуглого опасного мужчины, возвышавшегося над ней во всей своей прекрасной наготе.

По спине Сюзетты пробежал холодок, а щеки вспыхнули жарким румянцем. Ее охватило чувство вины. Она испытывала унижение оттого, что ей в голову приходят такие мысли, а она не находит в себе сил сопротивляться им.

Каэтано приближался к ней. Сюзетта молилась, чтобы он не угадал, о чем она думает. Не в силах оторвать от него глаз, она застыла на месте. Он подошел так близко, что Сюзетта могла коснуться его.

— Надеюсь, ты простишь мне этот вид, — тихо сказал он. — Я слишком грязен, чтобы находиться рядом с тобой, но мне очень хотелось поскорее вернуться. Сейчас я схожу к Терлингуа и искупаюсь.

Слегка прищурившись, он окинул себя взглядом, снял шляпу, бросил ее на стул и провел ладонью по растрепанным волосам. Крошечная капелька пота прочертила дорожку на его покрытом пылью лице. Сюзетта зачарованно смотрела, как она медленно сползала по худой щеке Каэтано и замерла у левого уголка его потрескавшейся верхней губы. Каэтано поднял руку, чтобы смахнуть каплю, но это сделала Сюзетта, опередив его. Она впервые коснулась лица Каэтано. Он накрыл ее ладонь своей, и в его темных глазах появилось странное напряжение, испугавшее ее.

— Я… прости меня, — пробормотала Сюзетта. Она хотела отдернуть руку, но его длинные пальцы схватили ее. — Мне не следовало этого делать. Я не подумала.

Сюзетта дрожала.

— Ты никогда раньше не прикасалась ко мне. Почему ты выбрала момент, когда я так грязен?

— Не знаю. Это получилось случайно.

— Сюзетта, — попросил он, не отводя от нее завораживающих черных глаз, — лизни свои пальцы.

Как загипнотизированная, она послушно выполнила его просьбу. Смочив слюной кончики пальцев, она смотрела, как Каэтано вновь поднес ее руку к лицу.

— А теперь, — хрипло сказал он, — вытри мне рот.

Влажными пальцами она нежно провела по его губам, а Каэтано наблюдал за ней сквозь завесу густых черных ресниц.

Сюзетта почувствовала, что сейчас упадет, и он, вероятно, понял это. Его рука обхватила ее талию.

— Спасибо, — серьезно произнес он. — А теперь я покину тебя.

Дойдя до двери, Каэтано оглянулся.

— Мария и ребята собираются сегодня вечером устроить праздник. Ты потанцуешь со мной? — спросил он и неожиданно улыбнулся милой и застенчивой мальчишеской улыбкой.

— Я умираю от желания потанцевать с тобой.

Сюзетта смотрела, как он грациозной кошачьей походкой удаляется от нее. Она бросилась к окну. Каэтано, проходя через раскаленный солнцем внутренний дворик, что-то крикнул отдыхающим мужчинам. Комок серовато-стального меха бросился ему под ноги. Не замедляя шага, Каэтано подхватил кошку и погладил обрадованно мурлыкающее животное. Сюзетту захлестнула волна нежности. Как она завидовала этой кошке!

Сюзетта радовалась, что утром успела выстирать свою одежду. Ее вещи пахли чистотой и свежестью. Впервые за все время она пожалела, что не может надеть какое-нибудь прелестное женственное платье, хотя прекрасно сознавала, что штаны очень идут ей, подчеркивая изящную форму ее ног. Она наденет тонкую белую блузку, которую дала ей Мария.

Скрестив ноги, Сюзетта сидела на кровати и расчесывала влажные волосы. Она позаимствовала у Марии брусок приятно пахнувшего мыла и до тех пор втирала пену в голову, пока волосы не начали скрипеть. Теперь Сюзетту мучили сомнения: успеют ли волосы просохнуть до начала вечеринки? Неужели придется сидеть в этой крошечной комнатке и слушать, как праздник начинается без нее? Сюзетта опустила щетку для волос и покачала головой.

«Что это на меня нашло? Собираясь танцевать с шайкой разбойников, я волнуюсь, как юная девушка. Может, я совсем сошла с ума? Разве это не безумие — ждать, когда тебя закружат по комнате сильные руки Каэтано?»

При мысли о том, что она будет танцевать с высоким, стройным Каэтано, румянец вновь залил ее шею и щеки. Сюзетта ждала этой минуты. Она сгорала от нетерпения.

В узких штанах и белой крестьянской блузке, Сюзетта нервно крутила в пальцах непослушный локон и пристально разглядывала в зеркале свое отражение. Радуясь, что ее густые волосы наконец высохли, она расчесывала их, пока они не заблестели и не рассыпались мягкими блестящими волнами по шее и плечам.

Затем взгляд Сюзетты переместился на блузку. Отделанная голубой нитью, та была до неприличия прозрачна. Ее мягкие складки подчеркивали высокую, тугую грудь Сюзетты. Вздохнув, она пришла к выводу, что эту вещь нельзя надевать без белья. Сюзетта направилась за обычной рубашкой, когда в комнату вошел Каэтано.

— Ты готова? — холодно спросил он, прислонившись к двери.

— Я… я подумала, что нужно сменить блузку, — сказала она, глядя в его темные серьезные глаза.

— Нет, — возразил он. — Пусть остается та, что на тебе. В ней ты выглядишь женщиной. Пойдем.

Сюзетта молча подошла к нему, и они вышли в соседнюю комнату. Деревянный стол ломился от обилия блюд. Мария, улыбаясь, руководила раздачей еды. Каэтано взял Сюзетту за руку и повел к столу. Мария посмотрела на них.

— Сюзетта! — воскликнула она, всплеснув руками. — Какая ты красивая! Все мои мальчики захотят потанцевать с тобой!

Мария засмеялась, взглянула на помрачневшего Каэтано и поспешно добавила:

— Тебе повезло — заполучила самого красивого мужчину. Остальным придется довольствоваться мной.

Она засмеялась еще громче, и Сюзетта засмеялась вместе с ней. Каэтано даже не улыбнулся.

Сюзетта съела так много, что ее узкие штаны чуть не лопнули по швам. Наконец она отодвинула тарелку и вздохнула. Каэтано спросил:

— Положить тебе еще?

— Нет, нет! — Сюзетта взмахнула рукой. — Я больше не могу проглотить ни кусочка. Мария потрясающе готовит.

Каэтано кивнул и отодвинул свою тарелку.

— Тогда давай выйдем на улицу — там прохладнее.

Он поднялся со скамьи и взял ее под локоть.

— Но… — удивилась Сюзетта, — разве ты не хочешь, чтобы я помогла убрать со стола?

— Нет, — ответил он и, обхватив талию Сюзетты, перенес се через длинную низкую скамью. Вместе они вышли во внутренний двор. В мягких сумерках мужчины, женщины и дети сновали по пыльному двору. Они несли куда-то тарелки с едой, беседовали, курили и пили виски. Сюзетта остановилась и почувствовала, как сильная рука подталкивает ее вперед.

Они прошли мимо образовавших круг людей и приблизились к воротам. Каэтано кивнул охраннику. Улыбающийся мексиканец отодвинул засовы и распахнул створки. Сюзетту охватило тревожное предчувствие. Куда они идут?

Но беспокойство ее быстро прошло. Выйдя за ворота, Каэтано направился к плоскому камню и уселся на него. Подтянув колени к груди, он достал из кармана рубашки длинную тонкую сигару.

— Сядешь рядом со мной? — спросил он Сюзетту, зажав сигару в зубах.

Сюзетта опустилась рядом с ним и подобрала под себя ноги. Она смотрела, как Каэтано раскурил сигару; ее красный кончик освещал его смуглое красивое лицо. Он затянулся, лениво выдохнул, искусно выпустив круглое колечко, и посмотрел на Сюзетту, как будто ожидая ее одобрения.

— У тебя здорово получается, — улыбнулась она. — Я всегда хотела попробовать, но мне никогда…

— Попробуй теперь. — Он протянул ей зажженную сигару.

— Ой, я не могу. Я никогда в жизни не курила. Я…

— В этом нет ничего сложного, — заверил он ее. — Смотри. Берешь сигару губами.

Засмеявшись, Сюзетта взяла черную сигару из его руки и осторожно зажала в зубах.

— А что теперь?

— Вдыхай, только очень-очень медленно, чтобы дым заполнил твои легкие. — Его смуглая ладонь легла ей на грудь и слегка надавила. — Вдыхай, пока не почувствуешь, что дым дошел до того места, где лежит моя рука.

Широко раскрыв глаза, Сюзетта затянулась сигарой. Это продлилось не слишком долго. Дым повалил изо рта Сюзетты, и она начала неудержимо кашлять. Каэтано выхватил сигару, швырнул ее на землю и рывком поднял Сюзетту на ноги.

— Подними руки! — Он вскинул ее руки над головой. — Лучше?

Она энергично кивнула, но не могла вымолвить ни слова; слезы градом катились по ее щекам. Каэтано осторожно опустил дрожащие руки Сюзетты, положил ладони на ее обнаженные плечи и нежно прижал девушку к себе. От прикосновения стройного тела Каэтано у нее закружилась голова. Никогда еще он не прикасался к ней, только брал за руку или за талию, когда вел куда-то. Она задрожала, прижавшись к нему. Ее изумили необыкновенная твердость его груди и бедер, тепло, исходившее от его тела. Сюзетта робко положила голову ему на плечо. Гладкая смуглая щека Каэтано находилась всего в дюйме от ее затылка, и она чувствовала его дыхание на своих волосах. Ладони Каэтано неподвижно застыли на ее плечах.

— Сюзетта?

— Я в порядке, — прошептала она.

Каэтано отстранился.

— Нам лучше вернуться, — сказал он. — Скоро начнутся танцы.

— Да, пойдем. — Сюзетта заметила, что уже совсем стемнело. Каэтано взял ее руку и не выпускай всю дорогу, пока они не подошли к ограде.

— Каэтано?

— Да?

— Можно мне как-нибудь попробовать еще раз? Обещаю, я не буду кашлять.

— Ты можешь делать все, что захочешь.

Начались танцы. Сюзетта и Каэтано стояли у стены и смотрели на кружащиеся пары. В лагере вместе с мужчинами находились три или четыре мексиканки. Две из них, молодые и довольно хорошенькие, проносясь мимо, бросали призывные взгляды на Каэтано. Если он и заметил это, то не подал виду, и им приходилось довольствоваться танцами с его подчиненными. Женщины были нарасхват, поскольку здесь преобладали мужчины. Выпив огромное количество спиртного, они даже танцевали друг с другом. Многие бандиты поглядывали на Сюзетту, едва скрывая вожделение, но никто не осмеливался пригласить ее. Они считали Сюзетту женщиной Каэтано и очень удивились бы, узнав, что отношения между молодыми людьми совсем не таковы, как они предполагали.

— Пойдем? — спросил Каэтано, не отрывая взгляда от губ Сюзетты.

— Пойдем.

Она улыбнулась ему, и от волнения по ее телу пробежала дрожь, когда Каэтано взял ее под локоть и вывел на середину комнаты. Он обнял Сюзетту, и волнение ее усилилось. Сюзетту опять изумила твердость его длинного, стройного тела. Она положила руку ему на шею и робко запустила пальцы в его густые черные волосы, спадавшие на воротник. Вторая рука ее легла на сильную грудь Каэтано, и кончики ее пальцев — она могла в этом поклясться — ощутили, как участились удары его сердца.

У самой Сюзетты сердце готово было выскочить из груди, и она подумала, что Каэтано, наверное, слышит, как оно стучит всего в нескольких дюймах от его груди. Сюзетта откинула голову и взглянула на него. Темные глаза Каэтано пристально смотрели на нее. Узкая ладонь медленно переместилась с талии на ее шею. Каэтано наклонил голову, прильнул щекой к щеке Сюзетты и крепче сжал ее в объятиях. Он не сбивался с такта. Каэтано был превосходным танцором; он кружился по комнате медленно и грациозно. Сюзетта без труда следовала за ого красивыми чувственными движениями.

Они танцевали и танцевали. Когда им хотелось отдохнуть, Каэтано усаживал партнершу на длинную скамью у стены и предлагал принести ей вина. Сюзетта пила крепкое красное вино, чокаясь с ним, пока ей не стало жарко. У нее кружилась голова, и она чувствовала себя счастливой. Возвращаясь на площадку для танцев, они никого не замечали. Сюзетта, закинув руки на шею Каэтано, откидывалась назад в кольце его сильных рук и смотрела на него снизу вверх. Глаза Каэтано тоже были устремлены на нее, но не на лицо. Он смотрел на мягкие складки блузки, обтягивавшие грудь Сюзетты. Тесный, возбуждающий контакт со смуглым чувственным мужчиной вызвал у нее обычную реакцию. Соски затвердели, и их розовые кончики просвечивали сквозь тонкий батист блузки. Вспыхнув, она взглянула на Каэтано. Его темные глаза горели желанием. Приоткрыв рот, он облизнул нижнюю губу.

— Каэтано, — прошептала Сюзетта, почувствовав, что колени ее подгибаются.

Он ничего не ответил, а лишь нежно прижал к себе, спрятав от посторонних глаз то, что видел сам. Сюзетта прильнула к нему и уткнулась лицом в его плечо, вдыхая неповторимый мужской аромат разгоряченного тела и стараясь догадаться, о чем он думает.

Было уже далеко за полночь, когда Каэтано посмотрел Сюзетте в глаза и спросил:

— Ты готова идти спать?

Глава 29

Сюзетта сбросила с себя одежду, аккуратно свернула ее и положила под подушку Каэтано. Затем улеглась в свою узкую кровать и натянула на себя простыню. Музыка и смех из соседней комнаты не давали ей уснуть. Но Сюзетта понимала, что и в тишине не сможет забыться сном. В маленькой комнате было душно и жарко; неподвижный ночной воздух почти не шевелил прозрачные занавески на окне. Еще ей мешал яркий лунный свет, падавший прямо на ее кровать.

Однако не жара и не лунный свет возбуждали Сюзетту. Ее очень разочаровало, что Каэтано не пошел в их комнату вместе с ней. Сюзетта понимала, что это безумие, но не могла справиться с собой. Устав от танцев и пения, она радостно кивнула, когда Каэтано спросил ее, готова ли она пойти спать. Он проводил Сюзетту, бережно поддерживая, до порога их комнаты, а затем отпустил ее локоть и пожелал спокойной ночи. Не успела она открыть рот, как он повернулся и вышел через черный ход. Ей оставалось лишь войти в комнату. Раньше Сюзетта была бы рада, если бы Каэтано дал ей возможность побыть одной. Прежде то, что он спит так близко, причиняло Сюзетте страдания. Тогда она боялась, что он набросится на нее.

Но он не сделал этого. Каэтано спал несколько месяцев с ней в одной крошечной комнате и ни разу не коснулся ее. Все эти ночи Сюзетта, обнаженная, лежала на соседней кровати. В конце концов она привыкла к его присутствию. Ей казалось почти естественным заходить в комнату вместе с ним, раздеваться в темноте и отдавать ему свою одежду. Не раз и не два Сюзетта падала в кровать и тут же засыпала, едва успев положить голову на подушку. Она чувствовала себя в безопасности, когда Каэтано был рядом.

Сюзетта вздохнула и закинула руки за голову, повернувшись лицом к двери. Она напрягла слух, пытаясь за звуками музыки различить низкий, звучный голос Каэтано. Но нет, расставшись с ней, он направился к двери.

Куда он пошел? Вернется ли сегодня? Неужели отправился на свидание с одной из молодых хорошеньких мексиканок, которые весь вечер бросали на него страстные взгляды? Сюзетта поморщилась от этой мысли. Неужели Каэтано находил этих девушек привлекательными? Неужели в эту самую минуту он прогуливается под луной с одной из них? Неужели руки, так крепко обнимавшие ее, теперь обнимают другую женщину? Получит ли хорошенькая сеньорита поцелуи, которых так жаждала Сюзетта? Проведет ли Каэтано ночь с одной из этих девушек?

Сюзетта закрыла глаза и вздохнула. Как понять этого мрачного и опасного Каэтано? Вне всякого сомнения, он холоден и жесток, хотя по отношению к детям Марии проявлял такую ласку и нежность, на какие только способен мужчина. Люди уважали и даже любили его. Панчо говорил ей, что души не чает в Каэтано, что этот молодой человек отважен и смел. К тому же бесстрашный и благородный полукровка спас ему жизнь.

А с Сюзеттой он с самого начала был холоден, но не жесток. Ни разу не причинил ей боли. Много месяцев Каэтано смотрел на нее непроницаемым взглядом, а она гадала, о чем он думает. Теперь же его взгляд иногда смягчался. Не раз и не два Сюзетта замечала, что он наблюдает за ней. В тот день, когда ее укусила змея, Каэтано смотрел на нее с нежностью, а вечером, когда они танцевали, держал Сюзетту так близко, что его губы почти касались ее лица.

Из задумчивости Сюзетту вывел голос Каэтано, раздавшийся прямо за дверью.

— Честное слово, друзья мои, у меня глаза слипаются. Мне нужно немного отдохнуть. Это был замечательный праздник. Там еще осталось много еды и выпивки. Веселитесь.

Дверь открылась, и на фоне светлого прямоугольника на мгновение мелькнул стройный силуэт Каэтано. Притворившись спящей, Сюзетта наблюдала за ним сквозь прикрытые веки. Она ожидала, что он быстро разденется и ляжет. Каэтано же медленно подошел к своей кровати, и Сюзетта увидела, что его черные глаза устремлены на нее. Он молча опустился на постель и стянул высокие черные сапоги, а затем, повернувшись к ней спиной, расстегнул и снял белую рубашку. Несколько минут он сидел совершенно неподвижно. Когда Каэтано встал, Сюзетта, продолжая наблюдать за ним, ждала, что он снимет черные штаны.

Но Каэтано подошел к окну. Повернувшись к Сюзетте и профиль, он зажег сигару, и пламя спички осветило его серьезное лицо. Он стоял у окна, втягивая в себя дым, и его обнаженные спина и грудь блестели от пота. Сюзетта не могла отвести от него глаз. Он положил руку на затылок, и длинные смуглые пальцы начали массировать основание шеи. Ей захотелось отбросить простыню, подойти к нему, обхватить ладонями шею Каэтано, снять его напряжение и боль.

Ее взгляд переместился на худую грудь и плечи Каэтано. Сотни раз Сюзетта видела этого человека без рубашки, и тем не менее его обнаженный торс неизменно возбуждал ее.

Сигара полетела в окно и исчезла в ночи. Каэтано повернулся и вновь посмотрел на Сюзетту. Она затаила дыхание. Внезапно ей стало неловко. Она осознала, что все еще лежит, закинув руки за голову, — следовало спрятать их, пока он стоял, устремив взгляд в долину. Теперь было уже поздно. Если Сюзетта пошевелит руками, Каэтано поймет, что она не спит.

Яркий лунный свет проникал под ее плотно закрытые веки, а затем вдруг перед глазами Сюзетты потемнело, и она догадалась, что Каэтано стоит прямо над ней. Сюзетта затрепетала. Казалось, целую вечность он, не шевелясь, стоял рядом с ней.

Затем Каэтано спустил простыню ей до талии, и Сюзетта открыла глаза. Он молча присел на край кровати, склонился к лицу Сюзетты, и пристальный взгляд его темных глаз испугал и взволновал ее. Губы Каэтано близились к ее губам. Нисколько не сомневаясь, что поцелуй будет требовательным и грубым, Сюзетта закрыла глаза.

Каэтано коснулся ладонью лица Сюзетты и очень ласково поцеловал уголок ее дрожащих губ. Потом стал покрыть их нежными легкими поцелуями. Добравшись до левого уголка, он остановился; с его полуоткрытых губ не сорвалось ни звука. Ладонь Каэтано скользнула по щеке Сюзетты и опустилась на шею. Она напряглась, но лежала неподвижно. Его рука обхватила ее пышную грудь. Обведя большим пальцем затвердевший сосок, он хрипло прошептал, касаясь губами ее губ:

— Я не стану насиловать тебя, Сюзетта. Если ты хочешь остановить меня, сделай это сейчас, пока я еще владею собой.

Каэтано поднял голову и посмотрел на нее. Его темные аза светились удивительной теплотой и нежностью, и Сюзетта на мгновение показалось, что на губах Каэтано мелькнула улыбка.

Он ждал ее ответа. Сюзетта знала, каким будет ответ. Она также понимала, что Каэтано честен с ней. Он не овладел бы ею против ее воли. Решение было только за ней.

Прекрасные темные глаза не отрывались от лица Сюзетты. Теплая ладонь неподвижно застыла на ее талии. Через несколько секунд этот странный человек, склонившийся над ней, или отпустит ее и пойдет к своей кровати, или будет любить ее. Выбор за ней.

Не доверяя своему голосу, Сюзетта медленно высвободила руки из-за головы. Надеясь, что Каэтано поймет ее, она нерешительно коснулась пальцами его щеки. В ту же секунду он заключил ее в объятия и прильнул губами к ее губам. Поцелуй Каэтано был не легким и нежным, как прежде, а властным и настойчивым, раздувшим тлевший в ней огонек желания. Сюзетта разомкнула губы, наслаждаясь прижавшимся к ней требовательным и дерзким ртом. Ладони Каэтано скользили вверх по спине Сюзетты, крепко прижимая ее к своей груди.

Когда он наконец прервал свой жаркий поцелуй и поднял голову, Сюзетта прильнула к нему, обхватив руками его шею, и комната поплыла у нее перед глазами. Никогда в жизни Сюзетту еще не целовали так. Жаркие волны одна за другой накатывали на нее. Она чувствовала, что Каэтано тоже горит огнем. Этот смуглый неотразимый любовник хотел ее не меньше, чем она его.

Каэтано нежно обхватил губами сначала один сосок Сюзетты, а затем второй. Грудь ее приподнялась, и она застонала от наслаждения.

Каэтано наконец поднял голову.

— Боже мой, ты просто изумительна. — Он нежно провел ладонью по ее обнаженному животу. — Мне хотелось коснуться тебя с самой первой минуты. Ночь за ночью я лежал в кровати и проклинал тот день, когда снял тебя с поезда.

Его ладонь двинулась вниз и накрыла светлый треугольник шелковистых волос. Ему не нужно было просить Сюзетту, чтобы она раздвинула бедра. Они раздвинулись навстречу Каэтано, и его смуглые пальцы скользнули ей между ног.

От его чутких и нежных пальцев исходил жар. Сюзетта смотрела в огромные черные глаза Каэтано, и от его интимных ласк все то, к чему она раньше стремилась, казалось ей пустым и никчемным. Ничто в этом мире больше не имело значения. Они плыли во Вселенной, принадлежавшей только им. Сюзетта принадлежала ему, и только ему. И когда она выгнула спину и прошептала его имя, почти умоляя подарить ей наслаждение, Каэтано встал с кровати.

Сюзетта, не смущаясь, смотрела, как он стянул штаны и застыл, обнаженный, в серебристом свете луны.

На мгновение она испугалась, что он уйдет, покинет ее и ляжет в свою постель.

— Каэтано, — прошептала Сюзетта пересохшими тубами и протянула к нему дрожащую ладонь.

— Я не сделаю тебе больно, — пообещал он и овладел ею одним сильным движением.

Если рука Каэтано доставляла Сюзетте наслаждение, то плоть доводила до экстаза. Он двигался внутри ее; она слышала его горячее неровное дыхание и частые удары его сердца, когда его грудь прижималась к ее вздымающейся груди. Еще теснее прильнув к нему, Сюзетта застонала. Каэтано все глубже проникал в нее.

Она приближалась к пику наслаждения и не могла больше ждать, когда Каэтано тоже достигнет вершины. Сюзетта всхлипывала в экстазе. Наконец сознание стало возвращаться к ней; она открыла глаза и увидела прямо над собой застывшее лицо Каэтано.

— Милый мой! — Сюзетта притянула его к себе.

Он опустился на нее, положив голову ей на грудь. Они лежали, обняв друг друга. Впервые после того, как Каэтано вошел в комнату, Сюзетта услышала доносящиеся из-за двери музыку и смех. Странно, но она совсем забыла, что в соседней комнате продолжается вечеринка. Для нее не существовало никого и ничего, кроме Каэтано. Его поцелуи, руки, его сильное тело рядом с ней и внутри ее.

— Неужели эта чертова вечеринка еще продолжается? — удивился Каэтано.

Она улыбнулась:

— Я ничего не слышала.

Он рассмеялся, и этот звук наполнил ее счастьем. Он так редко смеялся.

— Сюзетта, — сказал он, покрывая ее легкими поцелуями. — Здесь очень шумно и жарко. Знаешь, чего бы мне хотелось?

— Думаю, да.

— Правда?

— Потому что мне хочется того же.

— Я мечтаю любить тебя на открытом воздухе, где ночной ветерок охладит наши тела. Я хочу, чтобы мы лежали обнаженные на вершине холма при свете луны. Я хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя звездам у нас над головой, холмам и ветру.

— Чего же мы ждем? — Ее голос звенел от счастья.

— Давай оденемся. Я оседлаю Уголька, и мы уедем отсюда.

— А остальные?

Каэтано встал и потянулся за штанами.

— Что — остальные?

— Вечеринка все еще продолжается. Если мы уедем вместе и будем отсутствовать всю ночь, они обо всем догадаются.

— За нами никто не поедет — если это беспокоит тебя.

— Все подумают, что ты увез меня, намереваясь изнасиловать.

Каэтано застегнул штаны и рассмеялся:

— Сюзетта, они считают, что я сплю с тобой с той самой ночи, когда услышали твои крики. Помнишь? — Он ласково коснулся ее щеки.

Сюзетта залилась краской.

— Что они обо мне думают?

— Они знают, что ты женщина Каэтано. И это правда. А теперь одевайся, или я проведу тебя голой через весь дом.

Она увидела на его губах озорную улыбку.

Сюзетта вскочила с кровати. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его улыбающиеся губы.

— Поможешь мне одеться?

— С удовольствием.

Глава 30

Смеясь как малые дети, Сюзетта и Каэтано поспешно оделись. Они горели желанием оказаться подальше от этой душной, жаркой комнаты, подальше от лагеря, чтобы на свободе отдаться любви. Застегнув ремень с кобурой и перекинув через плечо два одеяла и пустую седельную сумку, Каэтано, улыбаясь, смотрел, как взволнованная Сюзетта мечется по комнате, собирая свои вещи, будто отправлялась в долгое путешествие.

— Каэтано, стоит ли…

В руке Сюзетта держала брусок ароматного мыла.

— Возьми его. И еще захвати свою щетку для волос. Мы уедем на пару дней, и тебе все это понадобится.

Сюзетта оглядела свой наряд: узкие штаны, однотонную рубашку и расшитые бисером мокасины. Это была ее единственная одежда, кроме блузки, которую она надевала для танцев. — Взять с собой блузку?

Каэтано поцеловал ее.

— Она тебе не понадобится. А теперь пойдем.

Он нежно подтолкнул се к двери в большую комнату, где все еще продолжалась вечеринка.

Молодых людей встретили одобрительными криками. Пьяные мужчины и женщины хотели, чтобы их смуглый предводитель и его белокурая женщина присоединились к всеобщему веселью.

— Эй, Каэтано, позволишь мне потанцевать со своей бледнолицей красоткой, правда? — смеясь, крикнул подвыпивший крупный мужчина.

— Каэтано, дружок! — Еще один пьяный подошел к нему, обнял за плечи и уставился на Сюзетту. — Ты любил свою женщину. А теперь тебя мучают голод и жажда, так?

Каэтано молча выскользнул из объятий пьяного и подошел к столу с едой.

— Сюзетта, возьми этот ростбиф, — попросил он.

Она кивнула. Каэтано уложил в седельные сумки хлеб, сыр, фрукты и две бутылки красного вина.

— Подожди, Каэтано. — Сюзетта сдернула со стола белую скатерть, быстро сложила и передала ему.

— Хватит, Сюзетта. Пойдем.

Они вышли. Сюзетта с трудом поспевала за его широким уверенным шагом. Каэтано не скрывал нетерпения. Пойдя до конюшни, он вывел на лунный свет своего черного коня и вскинул ему на спину ручной работы седло, украшенное серебром. Через несколько секунд подпруга была уже затянута, и Каэтано привязывал одеяла и сумки позади седла. Закончив, он похлопал коня по морде, вставляя ему в рот мундштук. К удивлению Сюзетты, Каэтано говорил со своим конем, как с человеком.

— Мой верный друг, мы поднимемся к южному краю каньона. Тщательно выбирай дорогу: со мной женщина, и я буду занят ею. Не сбрось меня, Уголек.

Закрепив уздечку, Каэтано взглянул на Сюзетту.

— Думаешь, он понимает? — рассмеялась она.

— Я сам его воспитывал. — Каэтано посадил ее на огромного коня. — Уголек все понимает. Сама увидишь.

Он обмотал поводья вокруг шеи жеребца и вскочил в седло позади Сюзетты, обхватив ее руками. У ворот сонный страж-мексиканец сразу встряхнулся, узнав в высоком всаднике Каэтано.

Бросившись открывать тяжелые створки ворот, он поклонился:

— Каэтано! Собираешься на приятную прогулку, да?

— Да, — кивнул Каэтано и позволил Угольку самому выбирать дорогу. Конь начал быстро взбираться по пологому склону, и Сюзетта, смеясь от счастья, прижалась к Каэтано и сделала то, чего не делала уже много лет.

Она принялась свистеть. Ее попытки насвистывать мексиканскую любовную песенку вызвали улыбку на губах Каэтано. Он присоединился к ней. Каэтано превосходно свистел. Закончив балладу, он натянул поводья. Уголек остановился.

— Почему ты перестала свистеть? У тебя очень хорошо получается.

— Нет, я уже много лет не свистела.

— Тогда тебе нужно немного потренироваться. Научить тебя особому сигналу?

— Да, Каэтано, пожалуйста.

— Мне нужно будет смотреть на тебя. — Он обмотал поводья вокруг луки седла и положил ладони ей на талию. — Перекинь правую ногу через Уголька, Сюзетта.

— Ты ведь не дашь мне упасть, правда?

— Ни за что, любимая.

Она села поперек седла, а он удерживал ее сильными руками.

— Давай, Уголек, — скомандовал Каэтано, и конь, повинуясь голосу хозяина, навострил уши и двинулся вперед, а двое людей на его спине продолжали издавать странные звуки.

До Сюзетты донесся высокий пронзительный свист Каэтано. Этот звук выражал тоску и одиночество. Никогда и жизни она не слышала подобного звука.

Каэтано облизнул губы и посмотрел на Сюзетту.

— Я никогда так не смогу. — Она покачала головой.

— Жутко, правда?

— Да. Где ты этому научился?

— Это индейский клич. Я хочу, чтобы ты ему научилась. Я не показывал его никому с тех пор, как был мальчишкой. Он много значит для меня — как и ты. Пожалуйста, попробуй.

Сюзетта заглянула ему в глаза, сложила губы и с первой попытки повторила жалобный свист. — Ты всему так быстро учишься? — удивился Капано.

— Ради тебя — да. — Сюзетта повторила только что выученный звук, но Каэтано прижал свои улыбающиеся губы к ее губам.

— Спасибо, любимая. Возможно, настанет день, когда тебе придется позвать меня.

Не успела она ответить, как его теплые чувственные губы вновь приблизились к ней. Каэтано целовал ее нежно и настойчиво, и руки Сюзетты обвили его талию, губы с готовностью раскрылись, язык сплелся с его языком. Но Каэтано поднял голову и улыбнулся. Его ладонь легла на колено Сюзетты, и он помог ей вновь перекинуть ногу через спину Уголька. Каэтано ласково убрал длинные локоны и поцеловал ее в шею.

— Я должен сосредоточиться на тропе, а в твоих объятиях это невозможно.

Он взял в руки поводья. Сюзетта, прижавшись к Каэтано, вспоминала, как она испугалась, когда давным-давно они спускались в каньон. Она боялась глубокого ущелья и узкой опасной тропы. Теперь она наслаждалась удивительной красотой купавшегося в лунном свете каньона. Ей приходилось высоко задирать голову, чтобы увидеть нависший над ними край. Склон был ненадежен при дневном свете, смертельно опасен ночью, но Сюзетта совсем не боялась. Разве она могла испытывать страх в объятиях своего смуглого любовника? Он сотни раз ездил по не менее опасным тропам. На Угольке Каэтано пересек весь Техас, от индейских территорий до Рио-Гранде, и переправлялся через могучую реку в Мексику. Человек и животное были дикими и прекрасными, как сама эта суровая земля. Сюзетта улыбнулась, понимая, как трудно будет приручить их обоих.

— Ты боишься? — спросил Каэтано.

— Нет, милый.

— Значит, твои глаза открыты?

— Широко открыты! — засмеялась Сюзетта. — Я не хочу ничего пропустить. Я жажду познакомиться с этой землей, которую ты называешь домом, и…

— Это не мой дом, Сюзетта.

— Не понимаю. Где ты…

— Я расскажу тебе позже. А сначала я должен кое-что сделать.

— Что же?

— Заняться с тобой любовью. Совсем скоро ты окажешься в моих объятиях.

Они стояли, держась за руки, на плоском южном краю каньона Святой Елены. Каэтано и Сюзетта с трудом различали внизу огни поселка и не слышали громких пьяных го-юсов. Они не слышали ничего, кроме тихих вздохов горных ветров.

Сюзетта взглянула на Каэтано и вздрогнула. Его суровое красивое лицо было поднято вверх, в темных глазах застыло странное выражение, тело напряглось, как будто он каким-то непонятным для нее образом общался с природой. Выпустив ее руку, Каэтано подошел к краю каньона. Сюзетта затаила дыхание. Каэтано медитировал, закрыв глаза, а Сюзетта наблюдала за ним, пораженная его необычным поведением и красотой.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он шагнул назад и, повернувшись, посмотрел на нее. Он молча подошел к тому месту, где они сбросили свои вещи, и аккуратно расстелил одеяло, выбрав самую ровную площадку. Поднявшись, он разделся, а Сюзетта стояла и смотрела на него. Сильное и гибкое тело обнаженного Каэтано блестело в лунном свете.

Сюзетта задрожала. Она запоминала все: его позу, запах, обаяние. Неужели она предчувствовала, что настанет день, когда Каэтано не будет рядом?

— Нет! — воскликнула Сюзетта и бросилась к нему. — Каэтано, Каэтано, — шептала она, обвивая руками его обнаженную талию.

— Сюзетта! — Глаза его были бездонными, голос низким и хриплым. — Я хочу любить тебя медленно, очень медленно. Я хочу понять, как доставить тебе наивысшее наслаждение, хочу узнать твои желания. Я стоял на краю каньона и очищал свою душу и сердце от всех мыслей, оставляя там только тебя. Я твой, Сюзетта, и прежде чем взойдет солнце, я сделаю тебя моей.

Каэтано поцеловал ее и опустил руки. Опустившись на одеяло, он протянул ей руку. Дрожа от страсти, она легла рядом с ним.

— Каэтано, ты разденешь меня?

— Да, любовь моя, — улыбнулся он.

Его ловкие пальцы скользнули к рубашке и спустили ее с плеч Сюзетты. Каэтано посмотрел на ее обнаженные груди, медленно наклонился и нежно поцеловал каждую грудь, едва касаясь теплыми губами отвердевших сосков.

— Ты и представить себе не можешь, какое это наслаждение, — сказал Каэтано. — Встань, Сюзетта.

Он обхватил ладонями ее талию и поставил на ноги. Стоя перед ней на коленях, Каэтано стянул рубашку с ее рук и бросил на землю. Затем расстегнул ее узкие штаны и медленно спустил их с ее прекрасных бедер.

Освободившись от одежды, Сюзетта хотела опуститься на колени, но он остановил ее:

— Еще рано. Пожалуйста.

Его ладони лежали у нее на бедрах, темные глаза ласкали ее живот, бедра и ноги. Сюзетта чувствовала, как сухой горный ветер гладит ее обнаженное, изнывающее от желания тело. Она ощущала, как горящие глаза Каэтано пронзают ее, и надеялась, что он находит ее привлекательной и хочет так же сильно, как она его. Каэтано крепко обнял ее.

— О Боже, Сюзетта, как я мечтал прижаться лицом к твоему обнаженному телу! Я смотрел на тебя в тот день, когда ты купалась в ручье Терлингуа и змея…

— Каэтано, — она положила ладонь ему на голову, ухватив за густые волосы, — ты подсматривал, как я купалась?

— Да, любовь моя, — признался он, нежно целуя ее. — Я стоял на самой вершине утеса и смотрел на тебя.

— Господи! А кто еще смотрел?

Каэтано медленно притянул ее к себе, обнял и уткнулся лицом ей в шею.

— Только Уголек. Неужели ты думаешь, что я позволю другому мужчине увидеть тебя обнаженной?

— Мне следовало бы рассердиться, но я не могу.

Каэтано осторожно опустил ее на спину, а сам вытянулся рядом с ней, приподнявшись на локте. — Я рад. Мне тоже было неловко, но я наслаждался.

Он улыбнулся, и его ладонь ласково легла на ее грудь. Сюзетта задрожала, почувствовав, как палец Каэтано коснулся соска. Медленно поглаживая сосок, Каэтано наклонился и с нежностью и сдержанной страстью поцеловал ее в губы. Они лежали под звездами, освещенные лунным светом, целовались, вздыхали, предвкушая, когда Каэтано, верный своему слову, подарит ей ночь любви, которой Сюзетта никогда не забудет.

Сюзетта тихо вздохнула, когда Каэтано перевернулся на живот рядом с ней, не спуская горящих темных глаз с ее лица. Он запустил пальцы в ее длинные волосы и слегка прихватил зубами ее полную нижнюю губу. Потом его рука начала медленно спускаться вниз по ее телу.

Губы Каэтано заняли место его руки, и он начал любовно лизать набухший сосок. Его ладонь продолжала двигаться вниз, а за ней спускались его губы. Сюзетта почувствовала, кровь вскипает в ее жилах, когда лицо Каэтано прижалось к ее пупку, а кончик его языка проник внутрь маленького углубления. Он ласково раздвинул ее бедра, и сердце Сюзетты бешено забилось, когда его пальцы скользнули ей между ног. Разгоряченное прекрасное лицо Каэтано прижилось к теплой внутренней поверхности ее бедра. Сюзетта почувствовала близость его тела и стиснула пальцами одеяло.

Волна страсти поднималась внутри ее; Сюзетта изгибалась и шептала его имя. Ее тело требовало разрядки. Каэтано не прекращал свои доводящие до исступления поцелуи и ласки, пока она не начала кричать. Тогда он поднял голову и лег рядом с ней, перевернувшись на спину.

Он притянул Сюзетту к себе, обнял и начал успокаивать ее.

— Еще не время, Сюзетта. Полежи немного спокойно.

Каэтано протянул ей вино, и она благодарно кивнула. Они лежали и пили вино; нетерпение ослабло. Согревшись от вина и близости Каэтано, Сюзетта почувствовала, что полностью успокоилась и больше не торопится довести до конца их любовные игры.

Затем Каэтано неожиданно разомкнул объятия. Сюзетта вопросительно взглянула на него, а он улыбнулся, взял ее маленькую ладонь и провел ею по своей гладкой груди. Сжав руку Сюзетты, Каэтано мягким движением передвинул ее ладонь со своей груди на живот. Затем он закинул руки за голову; в его темных глазах застыла просьба, чтобы она ласкала его тело так, как это только что делал он. Сюзетта, уже несколько недель сама жаждавшая этого, положила ладони ему на грудь и нежными, чувственными движениями начала гладить сильные мышцы, проступавшие под смуглой кожей, узкую талию. В глазах Каэтано появилось мечтательное выражение, и он кивнул.

Не убирая ладоней с его талии, Сюзетта медленно склонила голову ему на грудь. Каэтано вздрогнул, когда она начала покрывать легкими, нежными поцелуями его тело, постепенно спускаясь от груди к животу. Он стонал от наслаждения и смотрел, как ее прекрасные золотистые волосы ложатся на его тело, рассыпаются по его смуглой коже. Ее мягкие губы и язык своими дразнящими ласками сводили его с ума.

Плоть его была возбуждена. Сюзетта подняла голову и нерешительно коснулась ее ладонью. У нее перехватило дыхание. Ощутив, как плоть Каэтано восстала от ее легкого прикосновения, Сюзетта взглянула на него. Он умоляюще смотрел на нее, по-прежнему не произнося ни слова.

— Каэтано, — выдохнула она и сжала рукой его плоть.

Он благодарно застонал. Смущение ее прошло, и она принялась уверенными движениями ласкать его. Каэтано закрыл глаза, и из его груди вырывались низкие, гортанные звуки. Доведя Каэтано почти до самого пика, когда он в исступлении повторял ее имя, Сюзетта отпустила его и легла рядом. Почувствовав вкус ее мягких губ, он широко раскрыл глаза.

Она поцеловала его и сказала, касаясь губами его губ:

— Еще не время, Каэтано. Полежи немного спокойно.

Сюзетта налила вина и поднесла к его рту. Сердце гулко билось у него в груди, кровь стучала в висках. Он залпом выпил вино и перевел дух. Сюзетта забрала у него пустую чашку и легла, ожидая, пока он немного успокоится…

Они опять лежали рядом, и ночной ветерок овевал их разгоряченные тела.

Сюзетта застонала, почувствовав, как грудь Каэтано прижалась к ее спине, а его руки обхватили ее груди.

— Милая, — хрипло прошептал он, касаясь тубами ее уха, — я сейчас немного приподнимусь, а ты перевернись.

Сюзетта надеялась, что он наконец овладеет ею. Когда Каэтано приподнялся, она перевернулась на спину и улыбнулась, Каэтано стал нежно целовать ее. Он лежал, слегка касаясь ее своим телом, и его напряженная плоть прижималась к ней. Каэтано по-прежнему не спешил овладеть Сюзеттой, хотя его поцелуи становились все жарче и требовательнее. Она всем телом прильнула к нему и безвсякого стыда начала тереться о его плоть. Она жаждала ощутить его внутри себя. Сюзетта всхлипывала, глядя на него блестящими умоляющими глазами.

— Каэтано, — выдохнула она, — я твоя, только твоя. Пожалуйста, милый, возьми то, что тебе принадлежит.

— Любовь моя, — прошептал он и одним мощным движением овладел ею, заставив вскрикнуть от наслаждения.

Серебристая луна скользнула за линию горизонта и исчезла. Солнце еще не взошло, и земля погрузилась в полную темноту, в густой, почти осязаемый мрак, который бывает перед самым рассветом. Плотная иссиня-черная мгла окутала Сюзетту и Каэтано своим мрачным покрывалом, но и она не заглушила яркую вспышку их страсти.

Они перенеслись из темных земных пределов в ослепительно яркую высоту.

Достигнув наивысшей вершины, Сюзетта в исступлении выкрикнула имя Каэтано, и оно эхом разнеслось по лежащему под ними гигантскому каньону. Ветер подхватил его и разнес по всей суровой и пустынной земле, окружавшей их.

Каэтано!..

Глава 31

Несколько чудесных дней Каэтано и Сюзетта были Адамом и Евой в Эдемском саду. В объятиях друг друга они наблюдали за восходом солнца и как бы впервые восхищались творением Господа. Когда мягкие розовые краски сменились ярким оранжевым сиянием, а потом ослепительным белым светом, Каэтано встал и помог Сюзетте подняться. Верхом на Угольке они двинулись на запад вдоль края каньона. Через четыре мили молодые люди въехали в гигантскую расщелину и начали медленный спуск. Сюзетта зевнула и обмякла в руках Каэтано. По-мальчишески улыбаясь, он поцеловал ее и прошептал:

— Я знаю, что ты устала, Сюзетта. Я везу тебя в укромное местечко, где мы сможем прекрасно выспаться.

Она кивнула, зная, что Каэтано позаботится о ней. Сюзетте было все равно где спать, лишь бы в его объятиях. Уголек осторожно пробирался там, где, казалось, еще не ступала нога человека. Когда они спустились на дно каньона, расщелина стала шире и разветвилась на сотни узких трещин. Сюзетта задремала, и длинные волосы упали ей на лицо. Она помнила только, как потом Каэтано снял ее со спины коня. Они стояли на берегу реки, и Сюзетта подумала, что было бы хорошо искупаться.

— Сюзетта, — сказал он, взяв ее на руки, — мы искупаемся, когда проснемся. Тебе нужно отдохнуть.

Она обняла его за шею и положила голову ему на плечо.

— У меня глаза слипаются.

— Вот и хорошо, — прошептал Каэтано и уверенными шагами направился назад, в узкую расщелину.

Пещера была не больше шести футов в высоту, и ему пришлось нагнуться, чтобы войти в нее. Ширина ее составляла футов восемь — десять. Внутри было тихо и прохладно — превосходное место для сна.

Сюзетта вытянулась и улыбнулась, увидев, что Каэтано вновь разделся, лег рядом на одеяло и притянул ее к себе.

— Спи, любовь моя. — Он коснулся губами ее спутанных волос. — Когда проснешься, мы поедим, и я поведу тебя в красивейшее место на свете. Мы искупаемся и вымоем твои золотистые волосы.

Сюзетта поцеловала его.

— Пообещай мне, что всю оставшуюся жизнь я буду спать в твоих объятиях.

Глаза Каэтано затуманились, а руки крепко сжали ее. В его поцелуе чувствовалась нежность и любовь.

— Обещаю тебе, — прошептал он, касаясь губами ее губ, — что буду любить тебя до тех пор, пока хожу по этой земле.

Сюзетта открыла глаза и огляделась. Рядом с ней мирно спал Каэтано. Она улыбнулась, вспомнив незабываемую ночь, проведенную с ним. Ей очень не хотелось будить его, но Сюзетта умирала от голода и желания искупаться. Возможно, ей удастся, не разбудив Каэтано, спуститься к реке и разок окунуться. Или сначала она пороется в седельных сумках и найдет какую-нибудь еду.

— Ты собиралась покинуть меня? — спросил Каэтано.

Сюзетта посмотрела на него. Его густые волосы растрепались и спадали на лоб. Страстные черные глаза были полузакрыты, а мужественное худое лицо покрыто щетиной, полуоткрытые губы растянуты в милой улыбке.

— Никогда! — рассмеялась она и опустилась на него.

Он уткнулся лицом в шею Сюзетты и обхватил руками ее спину. Сжав ладонями его лицо, она целовала его губы, лоб, подбородок, а он, закрыв глаза, изображал равнодушие.

Отбросив волосы с лица, она игриво сказала:

— Когда же ты покормишь меня?

Они ели холодный ростбиф с толстыми ломтями хлеба, запивая все это охлажденным в реке вином. Каэтано острым охотничьим ножом отрезал маленькие ломтики мяса и смотрел, как проголодавшаяся Сюзетта вздыхает, отправляя в рот очередной кусочек. В этом чудесном каньоне она чувствовала себя как дома, не хуже, чем на своем ранчо в Джексборо. Каэтано размышлял, что их ждет впереди. Имеет ли он право просить эту прекрасную белую женщину провести жизнь с ним, преступником-полукровкой? Не погаснет ли вскоре огонь их любви? Не возненавидит ли со временем Сюзетта его за то, что он лишил ее спокойной и безопасной жизни? Представься ей сегодня возможность уйти, покинула бы она его?

— Каэтано, как вкусно! — Сюзетта сидела на корточках в расстегнутой до пояса белой рубашке, открывавшей его взгляду ее тело. Белокурые волосы ореолом окружали ее нежное лицо. Она облизнула пальцы и вздохнула. Ее довольный вид наполнил сердце Каэтано радостью, и он с легкостью отбросил терзавшие его сомнения.

Он сжал ее руку и притянул к себе.

— Как вкусно, — передразнил он.

Притихшая и неподвижная, она свернулась калачиком и прижалась к его груди, а он покрывал поцелуями ее лицо, грудь, шею. Обхватив губами крошечный золотой медальон, который Сюзетта никогда не снимала, он языком прижал его к маленькой ямке у нее на шее.

— Каэтано, — прошептала она, — отстегни, пожалуйста, медальон.

Он нащупал пальцами застежку. Сюзетта взяла в руку маленькое золотое сердечко и сняла его с шеи. Затем надела его на смуглое правое запястье Каэтано, дважды обмотав цепочку вокруг его руки.

— Это подарок родителей на мое шестнадцатилетие, — пояснила она, застегивая замочек, — и я не снимала его с того самого вечера. Я люблю тебя, Каэтано. Ты мне дороже всех на свете. Обещаешь всегда носить этот медальон?

Глубоко тронутый, Каэтано взглянул на крохотное золотое сердечко, покоящееся на его смуглом запястье. Посмотрев Сюзетте в глаза, он твердо сказал:

— Снять с меня этот медальон можно будет только од ним способом — отрубить мне руку. Спасибо, милая, такого дорогого подарка мне еще никогда не делали.

Он запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Когда Каэтано языком осторожно раздвинул ей губы, Сюзетта отстранилась.

— Каэтано, ты обещал, что мы искупаемся. Я грязная, так что, пожалуйста, не прикасайся ко мне, пока я не вымоюсь!

Он вздохнул:

— Ты забыла, с кем разговариваешь? Я жестокий Каэтано, Князь Тьмы. Неужели ты думаешь, что можешь командовать мной?

Сюзетта рассмеялась и провела кончиками пальцев по его губам.

— Я в ужасе. Боюсь, ты намерен заласкать меня до смерти.

Засмеявшись, Каэтано встал и взял ее на руки.

— Можно и так, но сначала я позволю тебе искупаться. Ты пахнешь мной.

— Да, — она прижалась к нему, — а ты мной. Отнеси меня к реке.

— Нет. Надевай штаны — мы отправляемся к моему любимому месту.

Верхом на Угольке они проехали вдоль излучины реки в западном направлении. Солнце по-прежнему стояло высоко, уже проделав довольно большой путь по голубому небу, и глубокий каньон прорезали длинные тени. Сюзетта осматривала окрестности, чувствуя, что с удовольствием провела бы всю оставшуюся жизнь, исследуя вместе с Каэтано этот потрясающий каньон.

Она услышала его раньше, чем увидела. Выпрямившись в седле, Сюзетта пыталась определить, что это за звук. Шум все усиливался. Уголек обогнул каменную стену, и она увидела его. На противоположной стороне каньона с огромной высоты низвергался могучий поток воды, ударялся о скалу и с грохотом обрушивался в реку в сотне футов от них. В глазах Сюзетты вспыхнула радость.

— Каэтано! — крикнула она. — Это потрясающе! Мы можем спуститься туда?

— Это водопад Капоте-Фолле, Сюзетта. Я знал, что тебе он понравится. Оставим Уголька здесь и пойдем вниз.

Пока Каэтано расседлывал и стреноживал коня, она стояла, завороженная величественной картиной. Каэтано взял ее за руку, и они начали спускаться по глыбам песчаника, подбираясь все ближе к воде. У кромки воды они разделись. Когда Сюзетта, зажав в руке кусок ароматного мыла, со смехом бросилась в реку, Каэтано уже плыл к водопаду. Задохнувшись от холодной воды и отплевываясь, Сюзетта крикнула Каэтано, чтобы он подождал ее.

Он перевернулся на спину. — Если бы ты плыла, Сюзетта, вместо того чтобы идти, то легко догнала бы меня.

— Я не умею.

Каэтано засмеялся.

— Это совсем не смешно! — крикнула она ему. — Когда я была маленькой, мне не разрешали плавать в реке. Моя мама считала это неподходящим для дамы делом. Ты и представить себе не можешь, что меня ругали даже за то, что я просто ходила по воде.

Смех Каэтано смолк. Он подплыл к ней, коснулся ногами дна и обхватил ее тонкую талию.

— Прости, что дразнил тебя. Я научу тебя плавать — это легко.

Сюзетта положила руки ему на плечи и улыбнулась. Она начала согреваться. Вода доходила ей до груди и была такой чистой, что Сюзетта ясно видела дно. Каэтано слегка сжал ее талию.

— Пойдем поплещемся в водопаде. Глубина там тебе по шею.

Держа ее за талию, он перевернулся на спину и потянул Сюзетту за собой. Каэтано плыл к водопаду, пока они неприблизились к нему настолько, что рев воды заглушил все остальные звуки. Коснувшись ногами дна, Каэтано взял Сюзетту за руку и повел прямо под пенистые струи.

Падающая с высоты вода била по спине, голове и плечам. Ощущение было великолепное. Каэтано стоял рядом, откинув голову и раскрыв рот.

Внезапно он посадил Сюзетту к себе на плечи, выпрямился, обхватил ее и начал пританцовывать в воде прямо под падающими струями. Сюзетта упиралась пятками ему в бока, визжа от страха и удовольствия. Каэтано пошел в самый центр водопада и сбросил Сюзетту назад, однако поймал ее прежде, чем она успела упасть.

Жадно ловя ртом воздух, она прильнула к нему. Их лица почти соприкасались, и Каэтано, сцепив руки под ее ягодицами, крикнул:

— Я пресытился тобой, белая женщина! Теперь растворюсь среди камней, оставив тебя оплакивать мое исчезновение.

Он лукаво улыбался.

— А сейчас, Каэтано, — Сюзетта еще крепче ухватилась за него, — я доберусь до тебя…

Каэтано исчез. Сюзетта огляделась, но не увидела его. Она засмеялась, зная, что он не оставит ее одну, и закружилась на месте, громко окликая его.

Внезапно она почувствовала холод и страх и вновь закричала:

— Каэтано, прошу тебя! Пожалуйста!

Смуглая рука со сверкающим на запястье золотым медальоном выскользнула из-под бурлящей пены и схватила ее. Она вскрикнула, а Каэтано протащил ее сквозь бешеные струи и прижал к себе.

— Скучала по мне? — крикнул он и поцеловал ее дрожащие губы.

Они стояли в абсолютно сухом месте — крошечной пещере позади водопада. Грот укрывал их от внешнего мира. Радуясь, что вновь обрела безопасность в его объятиях, Сюзетта обвила руками его шею и прильнула к нему.

— А как ты узнал об этой пещере?

— Когда мне нравится какое-то место, я узнаю о нем все, раскрываю его секреты.

— А как насчет людей?

Темные глаза Каэтано сверкнули.

— Я намерен узнать все твои тайны.

Выйдя из грота, они долго сидели на огромном плоском валуне у кромки воды, и Каэтано пальцами перебирал влажные волосы Сюзетты.

День стал клониться к закату. Каньон погрузился и полумрак, хотя солнце все еще освещало горы.

Шум водопада убаюкивал.

— Ты не замерзла, Сюзетта? — спросил Каэтано.

— Нет, но…

— Что, любимая?

Рука Сюзетты легла на его плоский живот.

— Я подумала о том, что это прекрасное место для любви.

Каэтано приподнялся на локте и поцеловал ее. Ощутив прикосновение его мягких, теплых губ, Сюзетта вздрогнула. Он играл с ней, дразня, целуя в уголки рта.

Сюзетта подняла голову в ожидании более пылких и страстных поцелуев. Каэтано плотнее прижался к ее губам и проник в ее рот, потом, оторвавшись от нее, лег на спину и посадил ее себе на живот.

— Люби меня, Сюзетта, — прошептал он.

— Да, — выдохнула она.

В полночь они поели. Каэтано поймал окуня, разжег костер и зажарил на вертеле рыбу, которую они запивали прохладным вином. Молодые люди проговорили почти всю ночь, а на заре пошли к поросшему травой склону каньона.

Проснувшись, они опять пустились в путь и нашли в каньоне еще одну укромную долину. Здесь не было гремящего водопада, но протекал чистый ручей с каменистым дном. Потом они добрались до Ослиного утеса с его пенистыми стремнинами. Каэтано объяснил, что они находятся в том месте, откуда низвергается водопад. Теперь они забрались высоко в горы, где росли экзотические полевые цветы.

Сюзетта хотела сорвать красивый цветок, но Каэтано остановил ее.

— Подожди до захода солнца, когда раскроется вечерняя примула. Я нарву для тебя букет.

Молодой, беззаботный и по-мальчишески красивый, он вдруг улыбнулся и сказал:

— Я хочу любить тебя, но не на камне. За излучиной реки есть длинная мягкая песчаная коса, уходящая прямо и воду.

— Только не говори мне, что ты заранее не знал про эту косу.

Каэтано пожал плечами и рассмеялся. Яркое солнце спряталось за облако. Теплая коса оказалась в тени. — Сюзетта и Каэтано разделись и растянулись на песке. Сюзетта лежала на спине, мечтая о его ласках. Каэтано склонился над ней; их лица почти соприкасались. Небо становилось все темнее. Каэтано нежно целовал Сюзетту, и в этот момент первые тяжелые капли дождя упали на дно каньона. Прогремел гром. Небеса разверзлись, и потоки воды понеслись по песчаным склонам. Черное небо прорезали вспышки молний. Ветер внезапно переменился, и стало холодно.

Дождь усилился, и летняя гроза всей своей мощью обрушилась на любовников. В объятиях Каэтано Сюзетта не боялась бури. Он сам был как буря. Гулкие удары его сердца напоминали раскаты грома. И когда поток его любви обрушился на нее, она ощутила себя очищенной и обновленной.

Над их головами в проступавшей на небе радуге кружились два белых голубя. Они ловили клювами брызги воды, кувыркались, а потом исчезли. Выглянуло солнце, быстро высушив влажные пресыщенные тела на песчаной косе.

На закате Сюзетта уселась на гладкий валун и смотрела, как Каэтано собирает маленькие желтые цветы, которые он называл вечерней примулой. Их сладкий нектар, наполнивший вымытый дождем каньон нежным ароматом, привлек колибри. Подойдя к Сюзетте, Каэтано опустился на корточки и сплел из цветов венок.

Затем он с благоговением возложил венок на ее голову.

— Никогда не надевай ничего, кроме венка из примулы.

— Спасибо, милый. — Она поцеловала ладонь Каэтано.

Сюзетта похлопала по валуну рядом с собой. Он сел и достал из нагрудного кармана рубашки последнюю сигару. Сложив ладони лодочкой, он зажег ее, затянулся и медленно выпустил дым. Сюзетта с интересом наблюдала за ним, и он понял, что она хочет попробовать еще раз.

Она сделала глубокую затяжку и, не выдыхая, взглянула на него.

— У тебя отлично получается. А теперь медленно выпускай дым.

Она выдохнула, едва не закашлявшись.

— Вкус отвратительный, но, возможно, я позволю тебе продолжать курить сигары, Каэтано.

— Я полагал, ты сама до смерти хочешь приобщиться к этому.

— Это оттого, что мне всегда запрещали даже попробовать.

— Можешь не сомневаться — со мной ты попробуешь все.

— Знаю, — улыбнулась Сюзетта. — Наверное, поэтому я так сильно люблю тебя.

Каэтано не ответил. Он молча курил и смотрел на Сюзетту, весь день остававшуюся обнаженной. После грозы она хотела одеться, но он остановил ее.

— Но ты же одеваешься, — возразила она, держа свою одежду.

— Только дли того, чтобы приготовить еду и собрать для тебя цветы. Я с радостью буду служить тебе и работать для тебя, а ты должна лишь позволить мне наслаждаться видом твоего тела.

Теперь Сюзетта сидела рядом с одетым Каэтано, чувствуя себя легко и свободно. Она жаждала увидеть его обнаженное тело.

— Ты ведь закончил с работой, да?

— Надеюсь, — рассмеялся он. — Меня что-то одолела лень.

— Тогда почему бы тебе не раздеться? Я хочу видеть, как твоя кожа меняет цвет в лучах заходящего солнца.

Каэтано зажал сигару зубами, поднялся на ноги и разделся. Сюзетта наблюдала за ним. Кроваво-красные лучи солнца падали на его кожу, придавая ей кирпичный оттенок. Ее глаза светились откровенным обожанием.

Каэтано швырнул сигару в воду и протянул к ней руки. Он отнес Сюзетту на заросшую травой поляну и овладел ею. Над ними плыл сладкий аромат примулы.

— Каэтано, — выдохнула она, касаясь губами его плеча, — давай завтра не возвращаться. Давай навсегда останемся здесь.

— Нет. Просто люби меня, милая. Забудь о том, что будет завтра.

Глава 32

К середине следующего дня любовники неохотно вернулись в поселок. Их нежность и привязанность друг к другу вызвали удивление суровых товарищей Каэтано. За годы, проведенные рядом с этим мрачным, молчаливым полукровкой, они впервые видели, чтобы он так увлекся женщиной, хотя был близок со многими, богатыми и красивыми. Но Каэтано не любил ни одну из них. Каждой он давал понять, что женщина не сможет завладеть его сердцем.

И теперь преданным соратникам Каэтано, беспрекословно подчинявшимся ему, было странно, что он ведет себя как влюбленный мальчишка. Эта красивая бледнолицая женщина до неузнаваемости изменила беспощадного Каэтано. Его друзья не понимали, почему после нескольких месяцев пребывания Сюзетты в лагере их предводитель лишь теперь влюбился в нее. Никто не сомневался, что в самую первую ночь, когда Каэтано запер Сюзетту в комнате и ее крики разносились по всему лагерю, он изнасиловал ее. Начиная с этой ночи Каэтано спал с ней. Почему же после стольких ночей, проведенных в ее постели, он вдруг так увлекся ею?

Каэтано не смущало удивление его людей. Холодный и бессердечный Каэтано исчез. Теперь это был счастливый, пылкий влюбленный, очарованный стройной златовласой красавицей. Он интересовался только своей прекрасной подругой и не скрывал свою безрассудную страсть. Молодые люди бродили по лагерю, взявшись за руки и. глядя друг другу в глаза. Они все время касались друг друга, ведя безмолвный разговор. Во время трапезы они сидели рядом за столом и кормили друг друга, забавляясь и не обращая внимания на окружающих. Если Каэтано шел в конюшню, Сюзетта сопровождала его. Когда он отправлялся заготавливать дрова для приближающейся зимы, она держала его рубашку. Он заносил топор высоко над головой, а она ласкала взглядом его стройный торс.

По вечерам Каэтано садился во дворе и тихо беседовал со своими людьми, а Сюзетта сворачивалась калачиком у его ног и слушала его низкий, глубокий голос. Она не вникала в суть его речей.

Когда наступала ночь, они удалялись в свою маленькую, душную комнату и забирались в измятую постель. То, что они иногда желали всем спокойной ночи и отправлялись спать в восемь часов, вовсе не казалось им странным. Ведь они весь долгий и жаркий день ждали, когда окажутся в объятиях друг друга.

После первых бурных ласк Сюзетта и Каэтано обычно тихо беседовали до самого утра. Никогда еще люди не были так близки друг другу, как эти двое. Несмотря на всю их близость, Сюзетта не решалась спросить, почему он похитил и удерживает ее. Она по-прежнему не понимала, почему Каэтано не отдал ее за выкуп Остину. Она не знала, что он собирается делать с ней, — и не хотела знать.

Сюзетта влюбилась без памяти в этого нежного и ласкового мужчину и не желала думать о будущем. Она хотела только одного — лежать при свете луны в его объятиях, тонуть в его прекрасных черных глазах, ощущать прикосновение его смуглого тела, когда он раз за разом уносил ее на вершины блаженства.

Дни смешались с ночами, и Сюзетта плыла сквозь них рядом со своим прекрасным любовником, счастливая и равнодушная ко всему остальному. Все сосредоточилось в Каэтано, другой жизни просто не существовало.

Сюзетта не сомневалась, что с Каэтано происходит то же самое. Он хотел, чтобы она была рядом с ним, а как только предоставлялась возможность днем ускользнуть из лагеря, Каэтано уводил ее под густую сень деревьев, за крутой утес или в высокую траву и овладевал ею, шепча, что больше не может выдержать без нее ни минуты. Сюзетту почти не беспокоило, что их могут увидеть; она вообще забывала обо всем, когда его стройное тело прижималось к ней, а низкий голос молил отдаться ему.

В один из теплых летних дней Каэтано вдруг стал необычно тих и задумчив, и Сюзетту охватило беспокойство. В его глазах вновь появилось напряженное выражение. Весь день он почти ничего не говорил, хотя она изо всех сил пыталась рассмешить его. Сюзетта спрашивала, что его беспокоит, но Каэтано уклонялся от ответа. Почувствовав, что ее клонит ко сну, Сюзетта обняла его за шею и сказала:

— Каэтано, не пора ли нам идти спать?

Он без улыбки взглянул на нее:

— Иди. Я приду позже.

— Нет, я подожду тебя.

— Иди спать, Сюзетта. Я собираюсь прогуляться. Скоро вернусь.

— Но, Каэтано, разве мне нельзя пойти с тобой? Мы погуляем, и…

— Нет. — Его голос звучал странно. — Ложись спать, Сюзетта. Я скоро вернусь.

Больше Каэтано не промолвил ни слова. Отведя Сюзетту в их комнату, он слегка коснулся губами ее щеки и вышел. Встревоженная, Сюзетта разделась и легла, пытаясь понять причину его беспокойства. Она хотела дождаться его, но через час задремала. Проснулась она от того, что Каэтано осторожно тряс ее за плечо.

— Вставай, Сюзетта. Одевайся.

Она удивленно посмотрела на него.

— Милый, ложись в постель, — сонно улыбнувшись, прошептала она.

— Нет. Одевайся. Мы уезжаем.

— Нет, Каэтано. Я хочу спать. Зачем нам уезжать из поселка? Раздевайся и люби меня здесь. Откинув простыню, он поднял Сюзетту:

— Одевайся, я сказал!

Увидев его напряженный взгляд, она воздержалась от вопросов. Каэтано протянул Сюзетте ее вещи и нетерпеливо ждал, пока она оденется. Ее охватила паника. Что-то с ним не так. Но что? Вряд ли произошло что-то такое, о чем ока не знала. Вполне возможно, ее волнения напрасны. Каэтано просто хочет опять увезти ее из лагеря и провести ночь наедине с ней. Тогда не о чем беспокоиться. Они прокатятся верхом, займутся любовью, а затем заснут на берегу реки. Все будет чудесно — как раньше.

Каэтано посадил Сюзетту на спину Уголька. Тревога ее прошла, и, пока они выбирались из каньона, она дремала, прислонившись к своему возлюбленному. Но, поднявшись наверх, Каэтано погнал коня в глубь пустыни. Сюзетта проснулась и огляделась. Повсюду были тропинки, ручейки, поросшие травой поляны. Она устала от путешествия верхом и хотела лечь. Сюзетта надеялась, что Каэтано быстро отыщет место для ночлега.

Но они скакали вперед. Каэтано молчал и все время погонял Уголька. Сюзетта чувствовала, как он напряжен. Ею опять овладело беспокойство. Они скакали до тех пор, пока Сюзетта совсем не выбилась из сил. Заря окрасила небо на востоке в розовые тона. Они находились посреди плоской пустыни, далеко от «Разбойничьего гнезда».

Каэтано натянул поводья и спешился.

— Боже милосердный, Каэтано, зачем мы здесь? Неужели ты собираешься провести ночь в этом месте, где нельзя спрятаться и нас могут увидеть с расстояния нескольких миль?

Он молча снял ее с коня и расседлал Уголька. Так же молча Каэтано расстелил на земле одеяло и знаком приказал ей раздеться. Сюзетта бросила на него встревоженный взгляд.

— Нет, Каэтано. Прошу тебя, давай не будем…

— Я хочу тебя, — тихо сказал он и разделся.

Впервые он грубо овладел ею.

Не в силах сдержать слезы, Сюзетта смотрела на мрачное лицо Каэтано, пытаясь понять причину его поведения. Где тот нежный и любящий мужчина, которого она боготворила? Это лицо принадлежало жестокому ра:5бойнику. Его любовь была скорее наказанием, желанием унизить ее.

— Каэтано, почему ты так ведешь себя со мной?

Он не ответил. Его плоть неистово двигалась внутри ее, губы, жесткие и настойчивые, приникли к ее рту.

Пытка продолжалась. Сюзетта тихо плакала, а его плоть и губы продолжали мучить ее. Она попыталась отвернуться, но Каэтано, ухватив ее за волосы, удержал на месте. Приподняв голову, он посмотрел в лицо Сюзетте; на его щеках яростно перекатывались желваки. Она давно уже лежала неподвижно, а он все не останавливался. Его губы опять приникли к ее рту, грубые, властные, требовательные.

Каэтано наконец вздрогнул, застонал и содрогнулся в экстазе. В этот момент солнце поднялось над горизонтом. Он скатился с Сюзетты, тяжело дыша и обливаясь потом. Она сотрясалась от приглушенных рыданий. Затем он назвал ее по имени — впервые за все время их яростного совокупления.

— Теперь одевайся.

Вся дрожа, Сюзетта встала и оделась. Каэтано натягивал штаны, пристально поглядывая на нее. Не надевая рубашки, он позвал Уголька. Жеребец прибежал на зов, и Каэтано оседлал его. Повернувшись к Сюзетте, он заметил боль и растерянность на ее милом лице. Избегая ее взгляда, он приблизился к ней, держа в руке свой ремень с кобурой. Сюзетта молчала. Она боялась что-нибудь сказать и не знала, что задумал Каэтано.

— Сюзетта, — сказал он, — я отпускаю тебя. У тебя есть пища и вода. Фляжка полная. Мой охотничий нож висит у седла. Я отдаю ремень с кобурой и револьвером и оставляю тебе Уголька. — Услышав свою кличку, огромный жеребец ткнулся мордой в голое плечо Каэтано. — Если поедешь прямо на север, то к ночи будешь в Мерфисвиле. Приехав туда, телеграфируй мужу.

— Но почему? Почему, Каэтано? Я думала, ты…

— И ты еще спрашиваешь? Я ведь только что жестоко унизил тебя! Ты мне надоела, и я хочу, чтобы ты ушла. Возвращайся домой. Ты мне не нужна, и я не хочу тебя. Ты стала для меня обузой. Уходи, и с тобой ничего не случится.

— Пожалуйста, Каэтано. Я… я люблю тебя… я… — Сюзетта обхватила руками его шею. — Милый, я не хочу уходить. Позволь мне остаться с тобой.

Сбросив ее руки, он посадил ее на спину Уголька и подал поводья.

— Я даю тебе свободу, черт побери! Убирайся прочь.

Каэтано отступил и шлепнул Уголька по крупу.

— Пошел! — крикнул он, и конь понесся галопом.

Сердце Сюзетты разрывалось на части. Она ударила пятками жеребца. Гордость побуждала ее уехать как можно дальше от этого жестокого, мрачного человека. Она хотела все забыть, никогда не видеть его и не думать о нем. Сюзетта мчалась на север; по щекам струились слезы, кровь стучала в висках. Она убеждала себя, что ненавидит и презирает Каэтано.

— Я ненавижу тебя, Каэтано! Ненавижу!

Каэтано, без мокасин и рубашки, стоял молча, не реагируя на рыдания Сюзетты, уносящейся на его черном коне. Последние двадцать четыре часа он готовился к этому моменту. Каэтано убеждал себя, что это будет не так трудно. Он грубо и жестоко овладеет ею на голой земле, и она возненавидит его. Затем он посадит Сюзетту на Уголька и отошлет домой. Она обрадуется свободе и, забыв про него, вихрем понесется по пустыне на север. Он будет равнодушно смотреть, как она исчезает вдали. Его больше огорчит потеря Уголька, чем Сюзетты Бранд.

Почему же теперь, претворив свой план в жизнь, он ощущает такую пустоту? Почему его грудь разрывается от боли, а слезы жгут глаза? Почему он чувствует, что для него солнце больше никогда не взойдет и когда Сюзетта скроется из виду, то заберет с собой его душу?

Каэтано произнес ее имя и бросился вперед. Он бежал со всех ног, зовя ее и умоляя вернуться. Сюзетта оглянулась и увидела его. Теперь ею владела ярость, и она снова ударила пятками коня.

— Сюзетта, вернись! — кричал Каэтано. — Я не хотел этого! Вернись, пожалуйста! Пожалуйста, вернись!

Пораженная, Сюзетта громко всхлипнула и вновь стала колотить пятками и нахлестывать поводьями жеребца. Каэтано бежал рядом. Он не мог отпустить ее. Правильно это или нет, глупо или разумно — но он должен обладать Сюзеттой. Она принадлежит ему, и он никогда не расстанется с ней.

— Любимая! — кричал он, задыхаясь. — Я люблю тебя! Боже милосердный, Сюзетта, пожалуйста!

— Нет! — крикнула она, оглянувшись. — Нет! Ты низкий и жестокий, и я ненавижу тебя!

Произнося эти слова, она смотрела на Каэтано, понимая, что любит его так, как никогда никого не любила.

Каэтано отставал. Он не мог состязаться с большим черным жеребцом, галопом несшимся по пустыне. Каэтано понимал, что через несколько минут он упадет. Сюзетта не желала слушать его отчаянные мольбы, и ему оставалось только одно.

Каэтано остановился. С трудом переведя дух, он поднес пальцы к губам и свистнул. Жеребец мгновенно остановился, чуть не сбросив Сюзетту.

— Отлично, мальчик, иди ко мне! — крикнул Каэтано. — Привези ее назад. Ко мне, Уголек!

Наконец поняв, что происходит, Сюзетта вскрикнула и соскочила с коня, упала, но тут же вскочила и бросилась бежать. Каэтано догнал ее и прижал к земле своим телом, а она сопротивлялась, жалобно вскрикивая. Он молчал и не двигался, пока она не затихла, и только потом поднял голову. Сюзетта взглянула на Каэтано, и ей показалось, что сердце ее остановилось.

Его лицо было искажено болью, а прекрасные глаза наполнены слезами. Сюзетта коснулась его щеки. Каэтано прижал губы к ее ладони и зажмурился.

— Пожалуйста, — сказал он.

— Каэтано, — выдохнула она и притянула его голову к себе.

Она поцеловала его, вложив в поцелуй всю свою любовь, и услышала его стон.

— Сюзетта, я люблю тебя. Не покидай меня — мне без тебя не жить. Я не…

— Мой милый, — ласково шептала она. — Я никогда не покину тебя. Я люблю тебя, Каэтано. Больше жизни. Я не хотела уходить, но ты… ты обидел меня и сказал, что я тебе не нужна. Каэтано обхватил ладонями ее голову.

— О Боже, Сюзетта, я причинил тебе боль, любимая?

— Не физическую, Каэтано. Но ты унизил меня, и я подумала…

— Милая, я искуплю свою вину. — Он начал целовать ее, и его губы, теплые и нежные, коснулись ее рта, носа и мокрых щек. — Я так люблю тебя, Сюзетта. Именно поэтому я и решил отпустить тебя, но не смог этого сделать. Я не могу, Сюзетта. Не могу.

— Ш-ш! Не надо, милый. Я никогда не оставлю тебя. О Каэтано, я люблю тебя!

Солнце в чистом голубом небе поднималось все выше, а двое влюбленных лежали рядом на песке отчаянно прижимаясь друг к другу, пока наконец не успокоились. Слезы высохли, а рыдания сменились нежными клятвами в вечной любви. Уголек фыркал и тыкался мордой в распростертую на земле парочку, пока Каэтано не поднял голову.

— Уголек думает, что мы сошли с ума, — прошептал он, целуя Сюзетту.

— Возможно, он прав. Если мы безумцы, давай ими и останемся. Быть в своем уме так скучно. Каэтано сел и улыбнулся ей:

— Пора поговорить, любимая. Мне нужно многое тебе рассказать и объяснить. Если ты поможешь мне добраться до сапог, мы разыщем чудное укромное местечко и проведем там день.

— Каэтано! — выдохнула Сюзетта, сжав его ступни. — О Каэтано.

Она начала покрывать поцелуями его израненные ноги.

Ничто не могло тронуть его больше, чем эти поцелуи.

— Сюзетта, — прошептал он, поднимая ее, это я должен целовать тебе ноги.

— Ты много раз целовал мои ноги, дорогой.

Она встала и протянула ему руку:

— Пойдем. Обопрись на меня, Каэтано. Я позабочусь о тебе.

Он положил руку на плечо Сюзетте.

— Знаешь что? Ты выглядишь очень забавно с ремнем и кобурой на бедрах. А теперь давай поищем какой-нибудь ручей. Мой рассказ будет длинным.

Глава 33

Сюзетта и Каэтано сели на Уголька и поехали на юг. Куча деревьев у небольшого ручья с чистой журчащей водой приглянулась обоим. Каэтано улыбнулся и начал свой рассказ.

— Весной 1852 года милая юная девушка, белокурая и голубоглазая, справляла свой пятнадцатый день рождения вместе с отцом и старшим братом в своем скромном домике в нескольких милях к западу от Форт-Уэрта. Девушка пришла в волнение, когда к их торжеству присоединился большой красивый мужчина, друживший с ее старшим братом. Он с первого взгляда влюбился в хрупкую блондинку.

Она тоже влюбилась в него, и вскоре молодой человек уже ухаживал за прелестной девушкой. Отец и старший брат девушки обрадовались, поскольку молодой человек был умен, трудолюбив, честолюбив, благороден и хорошо воспитан. Он обещал ей, что они поженятся, как только она достигнет совершеннолетия.

В одну из лунных ночей, после того как влюбленные провели приятный вечер на парадном крыльце и девушка заснула в своей постели, с севера налетел отряд индейцев кайова и увез ее. Отец девушки был убит, брат ранен. Ее привезли в лагерь индейцев. Она была так красива и настолько не похожа на индейцев, что ее не тронули. Девушка пробыла в лагере неделю, а затем из похода вернулись воины и увидели ее. Самым сильным и красивым из всех молодых воинов был Сатанта.

При упоминании имени Сатанты глаза Сюзетты широко раскрылись. Она догадалась, о чем собирается рассказать ей Каэтано. Разве она этого не знала раньше?

При первом же взгляде в черные, прекрасные глаза Каэтано ей показалось, что она их уже видела. Сюзетта хотела заговорить, но Каэтано прижал палец к ее губам и продолжил свой рассказ:

— Гордый Сатанта увидел прелестную белокурую девушку и влюбился в нее. Он был уважаемым молодым вождем. Храбрым и дерзким. Девушку отдали ему, и он сделал ее своей женщиной. Через несколько месяцев она уже носила под сердцем его ребенка. Девушка не испытывала ненависти к Сатанте, но не могла забыть о возлюбленном, с которым ее разлучили. В июне 1853 года она родила Сатанте сына. Сюзетта подняла на него глаза, и Каэтано кивнул: — Да, Сюзетта, я сын Сатанты.

— Но, Каэтано, он же был… Сатанта… — пробормотала она и умолкла.

Она любит сына того дикаря, убившего Люка Барнза и других. Сюзетта внимательно посмотрела на человека, которого она так любила. Жаркий июньский день 1871 года всплыл в ее памяти. Сатанта, которого в наручниках привезли в форт, устремил на нее свои черные глаза. У Каэтано такие же глаза, такой же аристократический вид, царственная осанка, такие же черты лица.

Каэтано продолжал:

— Сатанта был моим отцом, а юная белокурая девушка — матерью. Ее старший брат, мой дядя, не прекращал попыток выкупить сестру у индейцев. Молодой белый мужчина, которого она любила, не меньше жаждал ее возвращения. Наконец девушку привезли назад. Она пришла в дом своего брата вместе с полуторагодовалым сыном. Со мной.

Большой красивый мужчина бросил один взгляд на меня и мою мать и понял, что все кончено. Он не мог примириться с тем, что случилось. Не мог перенести мысли, что его возлюбленная была женщиной индейского воина и родила от него сына-полукровку. Большой красивый мужчина ушел от нее. Сердце моей матери было разбито. Она верила ему и за все время, что жила с Сатантой, так и не отдала свое сердце вождю; оно всегда принадлежало белому мужчине.

Я рос, наблюдая страдания матери. На нее смотрели как на отверженную. Старые друзья обращались с ней пренебрежительно. Никто не заступался за мать, кроме моего дяди. Он заботился о ней и обо мне. Мама так и не вышла замуж. Ни один мужчина не пожелал дать ей свое имя. Единственный человек, которого она любила, отвернулся от нее. Он уехал на восток, женился на богатой и влиятельной женщине и привез ее в Форт-Уэрт. Сердце моей матери было разбито навсегда. Она не пережила этого, и я никогда не прощу этого мужчину.

Сюзетта почувствовала слабость.

— Кто этот человек, Каэтано?

— Остин Бранд.

Кровь отхлынула от лица Сюзетты.

— Каэтано, нет…

— Да, Сюзетта. Твой богатый и влиятельный муж был единственным мужчиной, которого любила моя мать. Остин Бранд выбросил ее как ненужную вещь. Он сказал матери, что очень сожалеет, но не может жениться на ней. Он сказал, что никогда не забудет ее, но не способен примириться с тем, что она спала с индейцем и родила от него ребенка. — Каэтано печально улыбнулся. — Представляешь, Сюзетта? Мою бедную не винную мать украли индейцы, и ей пришлось делить ложе с Сатантой, а Остин Бранд этого не мог пережить! Разве его волновало, что вынесла моя мать и как она страдала всю жизнь?

Помню, в детстве я часто видел, как мать плакала, и считал себя виноватым в этом. Я знал, что мужчина, имя которого она повторяла по ночам, не приходил сюда из-за меня. Я научился ненавидеть его, как только сделал свои первые шаги и заговорил. Шли годы, и, видя, что с моей матерью обращаются как со шлюхой, недостойной общаться даже с отбросами общества, я поклялся рассчитаться с Остином Брандом. Каждый день я строил планы, как отомстить ему. Больше для меня ничто не имело значения.

В четырнадцать лет я стоял у постели матери и смотрел, как она умирает. Она похудела и утратила свою красоту. Мать подхватила лихорадку, и ее организм не справился с болезнью. У матери не хватило сил. Но главное, она не хотела жить. Жизнь матери окончилась в тот самый миг, когда Остин Бранд покинул ее. Ей было всего двадцать девять, когда она умерла. — Каэтано затянулся сигарой и покачал головой. — Двадцать девять, Сюзетта, а выглядела она старухой.

Я плакал и умолял мать не уходить. Я говорил ей, что люблю ее и что она нужна мне. Она прильнула к моей руке и прошептала, что ей очень жаль, но она больше не в силах бороться. Мать сказала, что дядя Куртис позаботится обо мне, а я должен остаться и присматривать за ним. Я пообещал и поцеловал ее в щеку. Меньше чем через час она умерла. И знаешь, чье имя она шептала перед смертью? Остина Бранда. — В глазах Каэтано сверкнула ярость, и он с жаром воскликнул: — Боже мой! Ты можешь поверить — она любила его даже после того, что он с ней сделал! После стольких лет пустоты и одиночества она по-прежнему любила его.

— Каэтано, — Сюзетта коснулась его руки, — не мучай себя, дорогой. Это было очень давно, любимый, и она…

Каэтано отдернул руку.

— Я никогда этого не забуду, Сюзетта, никогда! Бранд виноват в смерти моей матери. Я ненавижу его и всегда буду ненавидеть.

— Понимаю, Каэтано. А как же Сатанта? Конечно, он твой отец, но ты же не испытываешь к нему ненависти за то, что он изнасиловал твою мать? Ты не можешь простить Остина, потому что он оставил ее. А Сатанта? Он позволил белым забрать ее. Он взял деньги и бросил вас обоих. Каким нужно быть человеком, чтобы сделать такое?

Каэтано бросил на нее ледяной взгляд.

— Нет, Сюзетта. Сатанта не брал выкупа за ее возвращение, и если бы он не был на тропе войны, когда они пришли за матерью, она никогда бы не вернулась! Эти белые специально выжидали, пока Сатанта окажется далеко от лагеря, и только тогда пришли за ней. Сатанта был мужчиной. Он никогда бы не позволил им забрать свою женщину и своего сына.

Сюзетта молчала и пристально смотрела на Каэтано, думая о том, как связаны их судьбы. Она понимала чувства каждого участника этой печальной драмы, даже Остина, хотя и не признавалась в этом Каэтано.

— Милый, — ласково сказала она, — я еще многого не, понимаю. Мне ясно, что ты хотел рассчитаться с Остином, но… Каэтано… неужели ты убил первую жену Остина и его ребенка?

Сюзетта тут же пожалела о сказанном. Ярость исказила его лицо.

— Нет, — наконец холодно сказал он. — Убивать беззащитных женщин и детей для меня так же омерзительно, как для любого, нормального мужчины. Я граблю банки, Сюзетта, или захватываю поезда. Я веду далеко не респектабельную жизнь, но я не животное, которое набрасывается на женщин и детей. Я и пальцем не тронул его жену и маленькую дочь. Это сделали подлые команчи.

— Но почему я, Каэтано? — Сюзетта пристально смотрела на него. — И почему ты столько времени удерживал меня и не причинил никакого вреда? Это странно. Расскажи мне все. Каэтано впервые за все время улыбнулся.

— Моя наивная любовь. Моя милая Сюзетта. — Он заключил ее в объятия. — Я не выкрал Бет потому, что это не принесло бы страданий Остину Бранду. Он не любил ее. Бранд женился на ней из-за того, что она происходила из богатой семьи. Он был честолюбив. Бранд любил мою мать, но не мог принять ее после Сатанты. И он решил стать богатым человеком. Бранд женился на Бет, зная, что она обожает его и позволит распоряжаться ее кошельком. А ведь она унаследовала большое состояние. Из всех подходящих женщин он выбрал Бет Эплгейт. Бранд был хорошим мужем и, полагаю, в конце концов стал испытывать к ней нежные чувства. Но он никогда не любил ее. Поэтому я ждал и пытался придумать, как причинить ему боль.

После той трагедии, когда убили его дочь и изнасиловали жену, я почти жалел его. Я думал, что следует оставить Бранда в покое и забыть обо всем. На какое-то время я выбросил его из головы. А потом Остин Бранд женился на тебе и обрел настоящее счастье. — Руки Каэтано крепче сжали Сюзетту. — Теперь я знал, как с ним расквитаться. Это было почти смешно — большой, могучий Остин Бранд влюбился так сильно, что забыл обо всем на свете. Он снова стал похож на мальчишку, и я радовался не меньше, чем он.

— Не вижу в этом никакого смысла, Каэтано. Почему ты был счастлив, увидев, что Остин влюбился в меня?

— Это просто: наконец-то он стал уязвим. Он обожает тебя, Сюзетта. Бранд боготворил тебя еще задолго до женитьбы. Ты это знала? Я — да. Я знал об этом и в нетерпении потирал руки, ожидая вашей свадьбы. Я внимательно наблюдал за вами обоими и после того, как вы поженились, решил подождать с твоим похищением. Бранд привыкнет обладать тобой и просто сойдет с ума, когда я тебя украду. Поэтому я выжидал и наблюдал. Я следил за каждым вашим шагом.

Каэтано умолк, а затем рассмеялся.

— Это было очень забавно. Я довольно хорошо представлял ваши с Остином Брандом отношения и понимал, что время от времени ты чувствовала себя… ну… как бы в западне. Ты считала, что тебя слишком опекают и относятся к тебе как к ребенку.

— Откуда ты это знал? Я сама это еще смутно осознавала. Я думала…

— Сюзетта, ты ведь предприняла маленькое путешествие по железной дороге без разрешения мужа, так?

Сюзетта кивнула.

— Так все и было, — повторил Каэтано. — Ты села в ваш собственный вагон, не спросив позволения у Остина, как я и предполагал. Ты шла прямо в мои руки. В тот день я ждал тебя. Я ждал этого дня многие годы.

— Что ты собирался со мной сделать?

Каэтано поцеловал ее.

— Я намеревался украсть тебя и изнасиловать в первый же вечер, а затем заставить каждую ночь спать со мной. Попользовавшись тобой, я планировал отпустить тебя к мужу.

— И ты думал, что Остин ни за что не примет меня назад, потому что я… потому что ты…

— Потому что ты спала с полукровкой. Я хотел забрать самое ценное, что у него было, и испортить. Он бросил мою мать из-за того, что она делила ложе с индейцем. Знай, если и есть на свете кто-то, кого белый человек ненавидит больше индейцев, то это белая женщина, которая спала с индейцем.

Сюзетта слегка отстранилась и посмотрела на Каэтано:

— Наверное, это правда, но ты ведь не сделал этого, Каэтано. Почему? Почему ты не изнасиловал меня?

— Я не мог. Понимаешь, я с самого начала влюбился в тебя. В ту первую ночь, когда мы спали на земле, я держал тебя в объятиях и жалел, что снял тебя с поезда. Когда мы приехали в поселок и ты плакала и боролась со мной, мне хотелось обнять и утешить тебя. Японял, что совершил ужасную ошибку. Через несколько часов после того, как я снял тебя с поезда, пленником был уже я, а не ты. Ты была такой красивой, свежей и чистой. И такой испуганной. Боже, как мне хотелось заключить тебя в объятия, любить тебя! Я не знал, что мне с тобой делать. Я проводил ночи без сна, пытаясь придумать выход. Я решил продержать тебя подольше, чтобы причинить боль Остину Бранду, а затем отпустить.

Я все время откладывал твое освобождение. — Каэтано притянул ее к себе. — Я не хотел, чтобы ты ушла из моей жизни. Мне хотелось, чтобы ты спала на соседней кровати еще несколько дней, еще несколько недель. Я жаждал видеть блеск твоих золотистых волос на солнце, наблюдать, как ты плещешься в реке, слышать твой тихий нежный голос. Я желал тебя. Я мечтал, чтобы ты стала моей. Я терзался от душевных мук, но мог сделать только одно — не прикасаться к тебе. Я боролся со своими чувствами, Сюзетта, клянусь.

— Знаю, Каэтано, — кивнула Сюзетта. — Я тоже боролась.

— А затем мне пришлось на три дня уехать из лагеря. Это были самые длинные три дня в моей жизни, а когда я вернулся и увидел тебя, то все понял. Ты стояла и смотрела на меня, и я понял, что ты рада меня видеть. Ты стерла пыль с моих губ, и в этот момент я решил, что ты должна стать моей. — Каэтано коснулся губами ее волос и шепотом добавил: — Полагаю, я сделал не так уж много добра в своей жизни.

— Милый, — ласково сказала она, — это Сатанта убил Люка Барнза, а не ты.

— А мою мать убил Остин Бранд, а не ты. Мне очень жаль, что расплачиваться пришлось тебе.

— Я люблю тебя, Каэтано. Правильно это или нет, но я всегда буду любить тебя.

Каэтано крепко обнял ее.

— Я тоже тебя люблю, Сюзетта.

Глава 34

Они сидели, крепко прижавшись друг к другу. Каэтано заговорил первым:

— Если ты меня любишь, Сюзетта, то согласишься ли поехать ко мне домой и провести со мной всю жизнь?

— Когда мы едем? И где твой дом?

Каэтано поднял голову.

— У меня в Мексике небольшая асиенда. Тебе она понравится, Сюзетта. Там жарко и пустынно, зато нет посторонних. Уединение успокаивает, — сказал он и задумчиво добавил: — Разумеется, если тебе станет скучно, я повезу тебя в город или к океану.

Сюзетта обвила руками его шею.

— Мой дорогой Каэтано, мне не будет скучно с тобой. Больше всего на свете я хочу оказаться с тобой в уединенном и безлюдном месте. В маленьком скромном жилище, затерянном среди холмов. Я буду готовить и убирать, Каэтано. И шить тебе одежду.

— Посмотрим, — шепнул он, нежно целуя ее.

— Каэтано, — Сюзетта натянула поводья пегой кобылы с белой гривой, — это еще дальше?

Каэтано остановил Уголька и, блеснув глазами, озорно улыбнулся Сюзетте:

— Почти приехали.

Сюзетта потерла уставшую шею. После нескольких дней путешествия по пустынному плоскогорью, зажатому между двух гигантских хребтов Сьерра-Мадре, она с нетерпением ждала, когда же покажется асиенда Каэтано. Попрощавшись с техасским поселком, они пустились в путь по древней тропе команчей. Медленно продвигаясь по дикой местности, Каэтано с гордостью показывал Сюзетте горные пики, пещеры, гипсовые холмы и небольшие поселки.

Сюзетта огляделась. Она не замечала никакого признака дома или хижины. Повсюду была суровая пустыня, а в сотне ярдов впереди возвышался невысокий гребень. Она скептически посмотрела на Каэтано. Он по-прежнему улыбался.

— Полагаю, эта улыбка означает, что когда я поднимусь на гребень, то увижу твой дом.

— Умная женщина. Дом находится на краю Лано-дель-Гайо. Стоя на своем патио, я вижу на сотни миль вокруг, хотя, как ты могла убедиться, непрошеный гость должен подъехать к самому порогу, прежде чем увидит дом.

— Ты специально так рассчитал, потому что тебе постоянно угрожает опасность?

— Мы здесь в безопасности, Сюзетта, — рассмеялся Каэтано. — Я не совершаю налеты и не граблю банки в Мексике. Только в Техасе.

— Значит, здешние власти не тревожат тебя? А они не попытаются выслать тебя в Техас?

— Вряд ли. В этой стране я примерный гражданин и желанный гость среди аристократии Мехико. Все считают меня своим другом.

— Значит, я могу спокойно спать рядом с тобой и не волноваться, что тебя заберут?

— Пока мы здесь, в Мексике.

— Тогда, милый, давай останемся в Мексике навсегда.

— Лучшего и придумать нельзя. Поехали домой.

Он пришпорил Уголька, и кобыла Сюзетты последовала за жеребцом. Они быстро поскакали к невысокому гребню, и Сюзетта, поднявшись на него, снова натянула поводья.

— Каэтано! — крикнула она.

Засмеявшись, Каэтано повернул коня. Он наслаждался ее изумлением. Не в силах вымолвить ни слова, Сюзетта смотрела на раскинувшийся вдали большой кирпичный дом. Его оранжево-красные стены, освещенные заходящим солнцем, переливались розовыми и пурпурными красками. Громадный дом был ярко освещен; в каждом окне горел свет. Величественная асиенда, похожая на оживший мираж, одиноко возвышалась над плоской пустыней. В тихом прозрачном воздухе плыли мелодичные звуки гитары.

Обретя наконец дар речи, Сюзетта повернулась к Каэтано:

— Это…

— Да, Сюзетта, это наш дом. Сьела-Виста.

— Какой он огромный… и прекрасный.

— И крепкий, — гордо заметил Каэтано. — Я сам проектировал его, и, уверяю тебя, он будет стоять еще много лет после нашей с тобой смерти. Дети наших детей вырастут в этом доме, а он будет выглядеть так же, как сегодня.

— Я люблю тебя, Каэтано.

Сияя от счастья, Сюзетта ударила пятками в бока лошади и понеслась к дому. Каэтано смотрел на Сюзетту, слушая, как ее смех смешивается со звуками гитары. Он глубоко вдохнул чистый разреженный воздух, с трудом веря, что это не сон. Наконец-то он дома! Прекрасная белокурая девушка, чей смех наполнял его сердце радостью, принадлежит ему. Это и ее дом. Каэтано поехал за ней.

Мальчишка-мексиканец поклонился и увел их лошадей. Сюзетта прильнула к руке Каэтано, а он повел ее через широкое каменное крыльцо к огромным двойным дверям, украшенным резьбой. Они вошли в прохладный холл, выложенный красной кафельной плиткой, на которой гулким эхом отдавались их шаги. Осматривая величественный дом, Сюзетта горела желанием посмотреть все его комнаты. У Каэтано были другие планы.

— У тебя будет масса времени, чтобы познакомиться с домом, Сюзетта. А сейчас давай поужинаем и ляжем спать. Ты выглядишь усталой.

— Чудесно, но я с нетерпением буду ждать утра.

Они вошли в огромную столовую с высоким потолком. Стены были обтянуты тисненой кожей и облицованы темно-красным мрамором. За огромным инкрустированным столом могли уместиться пятьдесят человек. Массивные резные стулья с высокими спинками и обшитыми алым бархатом сиденьями выстроились вдоль длинного стола. На одном его конце располагались два столовых прибора из тонкого фарфора с золотым ободком. Когда молодые люди сели, в комнату вошел улыбающийся мужчина и наполнил бокалы чистой водой. Этот человек вскоре присоединился к двум другим слугам, сервировавшим поистине королевский стол. Каэтано с гордостью представил Сюзетту прислуге. Когда тихие и почтительные мексиканцы оставили их одних, Сюзетта схватила Каэтано за руку.

— Каэтано, мне так неловко. Что твои слуги подумают обо мне? Я сижу здесь в штанах и грязной рубашке. А мои волосы? Мне так стыдно. Мне следовало бы вымыться, прежде чем садиться обедать.

Каэтано поднял бокал с вином и сделал глоток. Улыбаясь, он поднес руку Сюзетты к губам и поцеловал ее.

— Сюзетта, это не мои слуги, это наши слуги. А что касается того, что они о тебе подумают — если у них есть глаза, то они подумают, что более красивой женщины в жизни не видели. Это твой дом, милая, и ты можешь одеваться так, как захочешь. А теперь наслаждайся едой и не думай о прислуге.

Сюзетта взяла в руки позолоченную вилку.

— Каэтано, — задумчиво сказала она. — Ты богат.

— Очень.

— Мария и Панчо рассказывали мне, что ты даешь деньги бедным. Они говорили, что ты благородный и добрый Робин Гуд.

— Я давал деньги бедным, но я люблю удобства не меньше, чем своих ближних. Я эгоист, хотя посторонним иногда кажется иначе. Мария и Панчо считают меня добрым человеком, а большинство других — опасным животным. Все они ошибаются.

Каэтано улыбнулся и коснулся ладонью щеки Сюзетты.

— А ты, милая? Каким я кажусь тебе?

— Я вижу в тебе только любимого мужчину, Каэтано. Меня не волнует твое прошлое. Но надеюсь, ты оставишь свою опасную профессию, потому что мне невыносима даже мысль о том; что тебя могут убить или посадить в тюрьму.

— Не волнуйся, любимая, у меня нет намерения снова рисковать жизнью. Я надежно вложил свои деньги, и мы достаточно богаты, чтобы без забот прожить до конца жизни. Двадцать восемь лет я провел в непрерывных скитаниях, а следующие двадцать восемь буду сидеть на одном месте — здесь, с тобой.

Спальня, куда они прошли после обеда, показалась Сюзетте роскошной. Ее восхитили прекрасная мебель и великолепный тканый ковер. Окна выходили на бесплодную пустыню. Сюзетта обвела взглядом горизонт и увидела вершины гор, находящихся в сотнях миль отсюда. — Знаешь, Каэтано, мы… Каэтано?

Она обошла комнату, разыскивая его. Двери в дальнем конце спальни были широко раскрыты. Сюзетта улыбнулась и поспешила к ним. Выглянув в обнесенный стеной дворик, она онемела от изумления. Цветущие кактусы и юкки пестрым забором окружали огромный, выложенный кафелем бассейн. Вокруг стояли статуи, выбрасывающие высоко в воздух фонтаны воды. Сюзетта приблизилась к ведущим в воду ступенькам. Никогда в жизни она не видела такой роскоши в частном доме. В дальнем конце мраморного бассейна одна из статуй зашевелилась. — Каэтано! — радостно вскрикнула Сюзетта. Обнаженный Каэтано поплыл ей навстречу. Она присела на корточки у края бассейна.

Каэтано встал и протянул к ней руки. Сюзетта не сопротивлялась. В воде он снял с нее одежду. Крича и смеясь, они резвились вдвоем в свете восходящей луны.

— Ты здесь моешься? — спросила она.

— Дорогая, мы же цивилизованные люди! Внутри есть мраморная ванна и еще одно место, где я моюсь. Ты никогда не видела ничего подобного.

— Тогда покажи мне.

Каэтано понес Сюзетту в спальню. Заливая водой ковер, он поднялся на три ступеньки. Они оказались у входа в самое странное сооружение, какое Сюзетта когда-либо видела. Высокое квадратное помещение было снизу доверху облицовано кафелем. Каэтано вошел внутрь.

— Ты готова к купанию?

— Каэтано, что это… за комната?

— Это душ, любимая. — Он повернул золоченые краны, и на них сверху полились струйки воды.

Сюзетта подняла голову и засмеялась. Она продолжала смеяться, когда Каэтано начал намыливать ее тело.

— Это неприлично! — радостно воскликнула она.

— Зато гигиенично, — возразил Каэтано и наклонился к ее губам.

Когда наступило утро, Сюзетта, отдохнувшая и счастливая, поцелуем разбудила Каэтано.

— Я опять хочу в то место, которое ты называешь душем, — прошептала она, покрывая поцелуями его шею.

— Я только закажу завтрак и присоединюсь к тебе.

После душа Сюзетта сидела в гардеробной, расчесывая мокрые волосы. Она накинула на себя белый купальный халат Каэтано, закатала рукава, затянула пояс и, босая, пошла в спальню.

За квадратным столом перед окнами сидел Каэтано, одетый в черный шелковый халат, и пил кофе. Когда Сюзетта вошла, он поднял голову, и все перевернулось у нее внутри. Она подошла к нему и поцеловала в губы. Каэтано посадил ее к себе на колени. Обняв его за шею, Сюзетта взглянула на расставленные на столе соблазнительные блюда. Ее взгляд остановился на серебряной чаше с сочной, красной клубникой. Сюзетта взяла одну ягоду, обмакнула в густые сливки, а затем в сахарницу. Положив клубнику в рот, она вздохнула и закатила глаза.

— Уф! — рассмеялась она, проглотив деликатес. — У меня весь подбородок в сахаре. Быстро высунув язык, она начала слизывать сахар.

— Все? — спросила она Каэтано.

— Не совсем.

Сахар рассыпался по ее высокой груди. Сюзетта оглядела себя и подняла руку, чтобы стряхнуть крупинки, но пальцы Каэтано сомкнулись на ее запястье.

— Нет, Сюзетта, позволь мне.

— Но, Каэтано…

— Я очищу тебя поцелуями, — прошептал он.

Губы Каэтано скользнули к шее Сюзетты.

— Каэтано, а если нас кто-нибудь увидит?

Его теплый влажный рот прижался к ее шее, а затем двинулся вниз, и она забыла обо всем.

Каэтано задернул занавески. Окна оставались открыты только в задней части комнаты, но огороженный стеной двор обеспечивал уединение. Каэтано медленно слизывал сахар с чистой, нежной кожи Сюзетты.

— Каэтано, — задыхаясь, прошептала она, — мне кажется, уже все.

— Да, — пробормотал он, прижимаясь губами к ее телу.

Кровь его вскипела. Он раздвигал полы шелкового халата, пока белая, полная грудь Сюзетты не выскользнула наружу. Жадный рот Каэтано двинулся по ней. Когда его горячие губы сомкнулись вокруг розового соска, Сюзетта закрыла глаза и уронила голову ему на плечо.

— Ты слаще сахара, — прошептал он, ласково покусывая сосок.

— Милый… кровать.

— Я хочу тебя здесь, сейчас.

Покрывая поцелуями губы и вздымающуюся грудь Сюзетты, Каэтано отодвинул от стола стул с высокой спинкой, посадил ее на себя верхом, и ее бедра обхватили его.

— Каэтано, — еле слышно выдохнула она.

— Да. — Он прижался к ее губам.

Сюзетта подняла голову и в. неистовстве страсти сорвала с него халат. Когда она опустилась на Каэтано и приняла в себя его плоть, оба застонали. Она сидела верхом на своем любовнике в освещенной солнечными лучами комнате за столом с сервированным завтраком. С того мгновения, когда их тела соединились, и до упоительного момента экстаза Сюзетта смотрела в горячие черные глаза Каэтано. Их души тоже слились в единое целое.

Обмякнув, Сюзетта уткнулась лицом в его смуглое плечо и улыбнулась:

— Думаю, это научит меня больше не рассыпать сахар.

Каэтано рассмеялся и провел пальцами по теплой щеке Сюзетты.

— Я каждый раз буду просить подать к столу сахар. Не помню, когда завтрак доставлял мне такое удовольствие.

Сюзетта поцеловала его.

— Я безумно тебя люблю. Милый мой, я безрассудно и безоглядно влюбилась. Пожалуйста, не позволяй мне оставлять тебя.

— Моя дорогая Сюзетта, с самой первой минуты, как ты стала моей, я понял, что никогда не разрешу тебе покинуть меня. Обещай, что это драгоценное сердечко, которое я целую, будет биться только для меня.

— Обещаю, — вздохнула она. — Только для тебя.

Каэтано поднял голову. Она улыбнулась и прижала ладонь к его груди.

— Да, — заверил он ее, — оно бьется только для тебя.

Сюзетте нужна была одежда, и поэтому Каэтано пригласил из Мехико трех портных. Они приехали поездом, привезя с собой ткани и выкройки.

Когда роскошный атлас, шелк, тафта и кружева были разложены в просторной столовой, Сюзетта позвала Каэтано.

— Дорогой, что тебе больше нравится?

Каэтано озадаченно посмотрел на Сюзетту:

— Не сомневаюсь, ты сделаешь правильный выбор. А если возникнут затруднения, бери все. — Каэтано рассмеялся и двинулся к двери. — Ты взрослая женщина, Сюзетта. Сама подбери то, что тебе идет.

Она расправила плечи и шагнула к большому обеденному столу.

— Я возьму это и это, вон ту голубую ткань, а еще это, это…

Каэтано сказал Сюзетте, что каждый год устраивает вечеринку, желая помочь своим друзьям отпраздновать годовщину освобождения Мексики из-под испанского владычества. Это будет прекрасный повод для всех его мексиканских друзей познакомиться с очаровательной хозяйкой Сьела-Висты. В этот райский уголок посреди пустыни были приглашены сливки мексиканского общества. Те, кто приехал издалека, остановились в доме.

В сумерках 16 сентября зажженные люстры ярко освещали танцевальный зал Сьела-Висты. Выложенный разноцветными плитками пол ослепительно блестел. На возвышении расположились приглашенные из Мехико музыканты в пестрых одеждах. На длинном столе, покрытом белой льняной скатертью, в серебряных ведерках охлаждалось шампанское. Пока Сюзетта заканчивала прическу, Каэтано ждал в танцевальном зале.

Он был элегантен и красив в белоснежной сорочке и красном галстуке. Каэтано выглядел как богатый, преуспевающий аристократ.

Сюзетта тихо окликнула его, и он обернулся. К нему приближалась необычайно красивая женщина в черном кружевном платье. Ее голову украшала мантилья, в ушах сверкали бриллианты. Высокая полная грудь ослепительно сверкала в глубоком декольте. Легкий шорох ее юбок музыкой звучал в ушах Каэтано. Не успела Сюзетта подойти к нему, как он повернулся к оркестру и что-то сказал. Полилась нежная романтическая мелодия. Учтиво поклонившись, Каэтано поцеловал руку Сюзетты в кружевной перчатке и спросил, не окажет ли она ему честь потанцевать с ним.

Ошеломленная его неотразимой красотой, она кивнула, и Каэтано обнял ее. Они в одиночестве кружились на гладком, сверкающем полу, не замечая наблюдавших за ними гостей. Когда музыка смолкла, раздались аплодисменты. Влюбленные даже не заметили, что они не одни.

Этот танец оказался единственным для Каэтано. Уже прибывали кареты с гостями, и элегантно одетые пары спешили в зал. Каэтано, стоя рядом с Сюзеттой, приглашал гостей в дом и гордо представлял всем прекрасную хозяйку. Политики и генералы, социалисты и аристократы, новые и старые друзья заполнили танцевальный зал, хлынули в столовую, гостиную и внутренние дворики.

Сюзетта, выделявшаяся в любом обществе своей неотразимой красотой, ласкала взгляд мужчин, а ее милый, дружелюбный характер быстро покорил дам. Мужчины нетерпеливо ждали очереди потанцевать с ней, и она охотно позволяла кружить себя по залу. Желая знать, не ревнует ли Каэтано, Сюзетта оглянулась и, встретившись с ним взглядом, улыбнулась ему. Никогда еще она не видела в глазах мужчины подобной властности и холодной уверенности. Каэтано смотрел на Сюзетту так, будто ничуть не сомневался, что она принадлежит только ему и ни один мужчина на свете не способен отнять ее у него.

Чудесная вечеринка продолжалась до тех пор, пока первые лучи солнца не окрасили пустыню в розовые тона. Оставшиеся и дом гости разошлись по своим спальням. Остальные разъехались, и последняя карета исчезла вдали, оставляя за собой облако пыли. Каэтано и Сюзетта шли по длинному коридору к своим комнатам; он на ходу развязывал красный галстук, а она отцепляла мантилью от белокурых волос.

— Прелестная вечеринка, — сказала Сюзетта.

— Лучше и быть не может. Они все влюбились в тебя и завидовали мне.

— Я рада, — польщенная, отозвалась она.

Дойдя до двери спальни, Каэтано прошептал:

— Знаешь, чего мне хочется?

— Надеюсь, спать.

Каэтано распахнул дверь, прошел через комнату и вышел через другую дверь.

— Давай поплещемся в бассейне.

— Каэтано, солнце уже встает.

— Ну и пусть, — ответил он, раздеваясь.

Сюзетта сбросила туфли и стянула шелковые чулки.

— Каэтано, в комнатах полно гостей.

— На это развлечение они не приглашены. — Каэтано сбросил черные кожаные туфли.

— Ты не будешь топить меня? — Сюзетта расстегнула черное кружевное платье.

— Я джентльмен, Сюзетта. — Каэтано освободился от брюк.

Она повернулась к нему спиной, показывая, что ей понадобится его помощь.

— Джентльмен? Разве ты не Князь Тьмы?

— Дьявол был джентльменом, — сказал он, расшнуровывая ее тугой корсет.

— Шекспир? — Сюзетта сняла нижнюю юбку.

— Король Лир. — Он потянул вниз атласный корсет, и она освободилась от белья.

Обнаженные, они стояли на краю бассейна. Каэтано подхватил ее на руки и по ступенькам сошел в воду. Сюзетта прижалась к нему и подумала, что сейчас, наверное, самое подходящее время сказать Каэтано, что она носит под сердцем его ребенка.

Он погрузился в воду и сел на дно, удерживая Сюзетту у себя на коленях.

— Знаешь, Сюзетта, у тебя очень утонченный вид.

— Не понимаю.

— Ты не сняла свои бриллиантовые сережки.

— Забыла! А что, если я их потеряю?

— Я куплю тебе новые. — Каэтано поднял руку, и на его запястье в лучах восходящего солнца сверкнула тонкая золотая цепочка с крошечным сердечком. — Это единственное украшение, потерять которое было бы трагедией.

— Каэтано, — выдохнула она, и их губы сомкнулись.

Поцелуй его был нежным и дразнящим, теплые влажные губы Каэтано играли с ее губами. Он не собирался заходить далеко, зная, что Сюзетта устала. Он хотел только немного расслабиться с ней в воде, а затем отнести ее в спальню.

Их быстро охватывал огонь желания. Сюзетта изо всех сил прижалась к нему. Каэтано почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, и понял, что больше не в силах ждать.

Каэтано поднимался по ступенькам бассейна, ведя Сюзетту за собой и размышляя, как бы поскорее добраться до кровати. Когда его протянутая рука коснулась чего-то мягкого, он вздохнул и опустился на землю, притянув Сюзетту к себе. Они любили друг друга на новом платье из черных кружев, а потом лежали рядом, пресыщенные и опустошенные. Обняв Каэтано, Сюзетта размышляла, рассказать ли ему о своей беременности. Она признается ему утром, когда они встанут.

Громкий стук в дверь заставил их вскочить на ноги. Они бросались в дом, одеваясь на ходу. Каэтано распахнул дверь.

— Мне неловко беспокоить вас, Каэтано, — смущенно сказал слуга. — В гостиной сидит Панчо Монтойя. Он говорит, что Куртис Баярд очень болен. Он сказал, что если вы хотите застать своего дядю в живых, то должны немедленно ехать в Техас.

Глава 35

Остин Бранд сидел за столом. Его налитые кровью глаза слезились, голова болела. Он провел пальцами по затылку, чтобы размять онемевшие мышцы, вздохнул и опустил руку.

Остин взял бутылку виски, налил себе внушительную порцию, выпил одним глотком, поморщился и со стуком поставил пустой стакан на полированную поверхность стола. Затем медленно повернулся и взглянул в высокие окна, выходящие на восток. На горизонте появились первые розоватые отблески зари. Скоро начнется еще один долгий, беспокойный день, и сентябрьская жара станет невыносимой. Еще один день без его любимой Сюзетты.

Остин опять сжал ладонями голову и громко застонал. Где, во имя Господа, Каэтано прячет ее? Неужели банда убийц и одна беспомощная женщина способны исчезнуть с лица земли? Как этому разбойнику удается все время ускользать от него и всех людей, которых он нанял, чтобы найти ее?

Остин склонился над старой картой и прищурился, как будто ее долгое разглядывание могло помочь ему открыть убежище бандитов. За месяцы, прошедшие после исчезновения Сюзетты, Остин проехал сотни миль по всему Техасу, упорно проверяя самые слабые следы, хватаясь за тончайшие ниточки надежды. Он нанял несколько десятков лучших сыщиков, работавших в различных частях обширного штата.

Ничего! Ни единого намека на то, где находится Сюзетта! Прошло столько времени, а он был не ближе к цели, чем в тот день, когда ее сняли с «Альфы». Остин зажмурился и опять стал ругать себя за то, что оставил ее одну, отправившись в Чикаго. Ему не следовало уезжать или нужно было взять жену с собой. Она хотела поехать с ним. Он должен был послушать ее, и теперь она лежала бы наверху в их супружеской кровати, целая и невредимая, принадлежащая только ему.

Где Сюзетта сейчас? Наверное, в кровати? Неужели ее заставили спать в одной постели с этим зверем Каэтано? Может, в эту самую минуту, когда он сидит здесь, ее насилует жестокий мстительный полукровка?

Из горла Остина вырвалось звериное рычание, и он потряс головой, пытаясь отогнать от себя эти страшные картины. Нельзя думать об этом, иначе он сойдет с ума. Чтобы найти Сюзетту, необходимо сохранить ясность мысли. Он найдет ее. Без Сюзетты его жизнь лишена смысла. Без нее этот большой дом стал холодным и пустым. Здесь больше нет солнечного света, нет смеха, нет счастья. И так будет до тех пор, пока его драгоценная жена вновь не окажется за надежными стенами их дома.

— Мистер Бранд, — тихо окликнула его Кейт из холла. — Вы звали меня, сэр? Мне показалось, что кто-то разговаривает.

Остин медленно повернулся и посмотрел на коренастую добродушную женщину.

— Прошу прощения, Кейт. Я не звал вас, но, возможно, издавал какие-то звуки.

Ласково улыбаясь, Кейт подошла к нему.

— Все в порядке, мистер Бранд. Может, принести вам что-нибудь поесть? Хотите позавтракать?

— Спасибо, ничего не нужно. Я не голоден. — Остин налил себе еще одну порцию виски.

Кейт кивнула:

— Знаю, но вы должны есть. Когда вы вернулись? Вы еще не ложились?

Остин кашлянул.

— Мы приехали около часа назад. Скоро пойду спать.

— Я… вы что-нибудь нашли? — с надеждой спросила Кейт.

— Нет, не нашли. Это был еще один ложный след. Еще одна бессмысленная поездка. Не знаю, что мне делать, куда идти. Я чувствую себя, как… — Остин умолк и склонил голову. — Мне очень жаль, Кейт. Прости меня.

— О, мистер Бранд, не просите у меня прощения. Всем известно, что вам пришлось вынести больше, чем Господь посылает обычному человеку. И вы всегда были воплощением силы. Не беспокойтесь о том, что я подумаю.

Кейт обожала Остина и горела желанием утешить его.

— Теперь я не чувствую себя сильным, Кейт, — печально улыбнулся он.

— Вам просто нужно немного поспать. Поднимитесь наверх и прилягте.

Остин вздохнул:

— Вероятно, вы правы. Я устал и, возможно, засну.

— Ну конечно, заснете. Пойдемте со мной. Я постелю вам постель, и вы сможете отдохнуть.

Остин поднялся. Каждый мускул его тела был напряжен и болел. В висках пульсировало, и он сомневался, сможет ли сам подняться по лестнице. Пухлая рука обвила его талию, и Кейт сказала:

— Я помогу вам подняться наверх и не желаю слушать никаких возражений!

Остин посмотрел сверху вниз на маленькую женщину, исполненную решимости помочь ему.

— Хорошо, мэм, — ответил он, и они стали медленно подниматься по лестнице.

Остин, зевая, стоял посередине комнаты, а неугомонная маленькая Кейт постелила постель и разгладила простыни.

— Ну вот, — сказала она, отступив на шаг. — Постель для короля готова. Вам осталось только опуститься на нее.

Он почесал голову.

— Я ужасно грязен, Кейт. Я испачкаю эту чистую постель.

Нахмурившись, Кейт схватила его за руку и повела к кровати.

— Не забивайте себе голову этими пустяками. Вымоетесь, когда встанете.

Остин вдруг почувствовал, что у него нет сил спорить с ней. Он сел на постель и расстегнул рубашку. Кейт начала стягивать с него сапоги, а он лег на спину и погрузился в глубокий сон. Женщина встала и взглянула на крепко спящего поперек кровати полураздетого мужчину.

— Храни тебя Господь, дорогой, — прошептала она. — Ты найдешь ее, Остин. Ты не заслужил этих страданий. Ты найдешь это милое дитя.

Кейт не смогла передвинуть Остина в более удобное положение. Но это не имело значения: бедняга так измучился, что будет прекрасно спать и поперек кровати. Кейт взяла его сапоги и отставила в сторону, а затем задернула плотные синие шторы, преградив путь солнечным лучам, и на цыпочках вышла из комнаты.

Остин спал сном младенца, опустив босые ноги на пол и сложив руки на груди. Несколько раз в течение долгого жаркого сентябрьского дня Кейт приходила взглянуть на него. Он лежал все в той же позе. Его обнаженная грудь равномерно поднималась и опускалась. Остин еще не проснулся, когда в дом с черного хода вошел Том Кэпс.

— Кейт, — Том снял свою широкополую шляпу, — Остин встал? Мы получили сведения о Сюзетте.

— Входи, Том. — Она взяла у него шляпу и провела в библиотеку. — Остин спит, но…

Она не успела закончить фразу — по ступенькам лестницы, застегивая на ходу рубашку, спускался Остин. Взгляд его был тревожным.

— Где она? Они нашли ее, Том? Мы можем освободить ее? — Он весь дрожал.

Том подошел к нему.

— Один из наших платных информаторов наконец напал на след. Сюзетта и Каэтано находятся в Техасе, на небольшом ранчо в горах, в восьми милях к западу от Мерфисвиля. Кажется, дядя этого полукровки умирает от чахотки, и Каэтано намерен быть рядом с ним, когда придет его смертный час. Он взял с собой миссис Бранд. Похоже, индеец наконец потерял осторожность.

Остин не слышал последних слов Тома. Он поднимался по лестнице в свою комнату.

— Предупреди людей, Том, чтобы через час были готовы, — бросил он через плечо.

— Мы телеграфируем шерифу Мерфисвиля? — крикнул Том.

Остин остановился посередине лестницы, обернулся и посмотрел вниз.

— К черту власти! Я не желаю, чтобы они вмешивались в это дело. Я сам займусь Каэтано. Никому не говори об этом, Том. Заплати информатору и скажи ему, чтобы он забыл обо всем, что знает. Я не хочу, чтобы даже мои люди знали, куда мы направляемся. Понимаешь?

— Да, босс, — кивнул Том.

Час спустя дюжина всадников мчалась в направлении заходящего солнца. Вслед за своим высоким светловолосым предводителем они отправились в долгое путешествие на юго-запад Техаса. Красивое лицо Остина Бранда несколько смягчилось. Он выглядел гораздо моложе своих сорока пяти лет. В его больших серых глазах появился блеск, широкие плечи расправились. Гордо и прямо он восседал на своем коне. Его загорелая кожа казалась необыкновенно гладкой и свежей. На полных чувственных губах Остина играла легкая улыбка.

Он освободит ее. Остин не сомневался в этом. На этот раз след не ложный. Скоро все закончится. Через несколько дней Сюзетта будет рядом, в его объятиях. Она, плача, откроет ему свое сердце, а он утешит и успокоит ее. Он привезет ее домой, и они забудут это ужасное испытание. Пройдет время, и кошмар рассеется. Они вернутся к прежней жизни. Она опять станет его молодой, прекрасной и любимой женой. Больше никогда он не отпустит ее от себя. Он не будет спускать с нее глаз.

Глава 36

Сюзетта и Каэтано поднимались все выше и выше; их лошади осторожно пробирались сквозь густой, окутанный туманом лес. На склоне Кафедральной горы они обнаружили поляну. Прямо над ними, на расстоянии сотни ярдов, располагался дом Куртиса Баярда, примостившийся среди высоких раскидистых деревьев. Сосны, кедры, тополя, ясени и ели боролись друг с другом за место под солнцем. Все деревья были необычайно красивы, но ни одно из них не могло сравниться с гигантским древним кипарисом, отбрасывающим тень на восточный дворик дома. Его ствол диаметром с вагонное колесо служил естественной опорой стола для пикников, сооруженного вокруг дерева талантливым и трудолюбивым человеком, который называл Кафедральную гору своим домом.

Большой дом был выстроен из сосновых бревен. Жилище Куртиса Баярда представляло собой роскошный высокогорный рай — красоты природы приумножались заботливым, любящим ее человеком. Любовь Куртиса к своему пышному зеленому окружению была очевидна, и Сюзетта, еще не встретившись с этим человеком, уже восхищалась им.

Красота и изящество спрятанного в горах дома удивили Сюзетту, но еще больше поразил ее сам Куртис Баярд. Ожидая увидеть бледного человека с печальными глазами и слабыми руками, она не смогла сдержать улыбки, когда ее снял с седла крупный долговязый техасец с песочного цвета волосами и ирландскими голубыми глазами. Он был на несколько дюймов выше Каэтано, его низкий голос огрубел от виски, лицо стало бронзовым от солнца, а густые пышные усы укололи щеку Сюзетты, когда он, здороваясь, поцеловал ее.

— Милая, — сказал он, просияв, — ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. — Он кивнул на Каэтано: — Этот бездельник недостоин тебя.

Куртис бережно поставил Сюзетту на ноги, повернулся, обнял Каэтано и раскатисто рассмеялся. Он с такой силой сжал племянника в объятии, что Сюзетта испугалась, как бы Куртис не задушил ее любимого. К своему удовольствию, она заметила, что Каэтано тоже крепко обнял дядю, а Сюзетта знала, что с ним такое случается редко.

Разомкнув объятия, мужчины похлопали друг друга по плечу, потом, взяв под руки Сюзетту, направились к дому. Проводив ее в гостиную, Куртис сказал:

— Вы успели вовремя, Сюзетта. Начинается дождь. Здесь каждый день идет дождь.

Небо потемнело, и первые большие капли упали на крыльцо. Непривычно близко сверкнула молния. Сюзетта обвела глазами большую комнату, восхищаясь сверкающим дубовым полом, пестрыми коврами, массивной мебелью.

Куртис быстро провел Сюзетту в боковой коридор и подвел к двери в его дальнем конце. Ожидавшая Сюзетту и Каэтано спальня была большой и удобной. Широкая кровать, покрытая покрывалом из рыжего лисьего меха, отличалась от других очень высокой спинкой. Она была вырезана из черного мексиканского ореха.

Каэтано обнял Куртиса.

— Сюзетта, этот житель гор собственными руками сделал всю мебель, какая есть в этом доме. Он гордится своей работой и умирает от желания показать ее тебе.

Бронзовое лицо Куртиса покраснело.

— Черт возьми, Тано, я и не собирался ничего говорить. Ты же знаешь мою скромность.

Сюзетта сказала:

— Куртис, более красивой мебели я в жизни не видела. Вы действительно очень талантливы. Каэтано обнял Сюзетту за талию.

— Видишь, какая она милая, дядя Куртис? Я сказал Сюзетте, что если ей удастся обольстить тебя, ты покажешь ей свою мастерскую.

— Каэтано, это чудовищная ложь!

— Куртис, — смутилась Сюзетта, — он ничего подобного мне не говорил. Каэтано даже не рассказывал, что вы делаете мебель.

— Я верю тебе, милая, — улыбнулся ей Куртис. — Но мне самому хочется показать тебе мастерскую. Мне никогда не удавалось заинтересовать племянника своей работой.

С первых минут пребывания на ранчо Сюзетта почувствовала себя непринужденно. После превосходного обеда в освещенной свечами столовой Куртис попросил Сюзетту сварить кофе, а сам вместе с Каэтано пошел в библиотеку. Они тихо беседовали, но Сюзетта слышала все, что они говорили.

— Тано, — голос Куртиса прерывался мучительным кашлем, — наверное, ты скажешь мне не лезть не в свое дело, но эта милая прелестная девушка любит тебя. Ты собираешься на ней жениться?

— Дядя Куртис, если ты что-то задумал, не стоит ходить вокруг да около. Выкладывай напрямик, — донесся до Сюзетты смех Каэтано.

— Черт побери, сынок, я понимаю, что слишком прямолинеен, но еще не забыл большеглазого смуглого мальчика, страдавшего от того, что он незаконнорожденный.

— Твоя память достойна восхищения, Куртис, а вот тревоги напрасны. Я не живу прошлым. И ты тоже, насколько мне известно. Перенесенная в детстве обида не заставляет меня просыпаться по ночам. — Каэтано достал из кармана сигару и закурил.

Куртис помахал зажатой между пальцами самокруткой и закашлялся.

— Черт побери, иногда мой единственный родственник кажется мне тупым. Я говорю не о прошлом, а о будущем. Разве ты хочешь, чтобы у ребенка, которого носит Сюзетта, было такое же детство, как у тебя?

Каэтано молчал, сжимая в зубах сигару. Сюзетта замерла с чашкой в руке, желая услышать его ответ.

— Ты хочешь сказать, дядя, что моя Сюзетта беременна?

— Послушай, Каэтано, ты же индеец, — ухмыльнулся Куртис. — Ты должен замечать все.

— Любовь к Сюзетте ослепила меня, — сказал потрясенный Каэтано и поднялся со стула. — Я потерял способность видеть своим третьим глазом.

Когда Каэтано появился в дверях кухни, растерянная Сюзетта повернулась к нему. Кошачьей походкой он подошел к ней.

— Сюзетта?

Дрожащей рукой Каэтано погладил ее по животу.

— Да, Каэтано, — прошептала она, обнимая его, — я ношу твоего ребенка.

— Когда? Давно?

— Я окончательно убедилась всего неделю назад. Хотела сказать тебе в ту ночь, после грандиозной вечеринки. — Охваченная волнением, она нервно рассмеялась: — Каэтано, мне кажется, что я забеременела в то утро, когда рассыпала сахар.

Каэтано не улыбался. Он пристально смотрел ей в глаза.

— Ты жалеешь, Сюзетта?

— Это первая глупость, которую я от тебя услышала, Каэтано. Я необычайно счастлива, что ношу под сердцем твоего ребенка. Если завтра я тебе надоем, то у меня останется частичка тебя. Она нежно поцеловала его в губы.

— Ты мне никогда не надоешь, — Каэтано притянул ее к себе. — И я никогда не отпущу тебя. Только смерть сможет отобрать тебя и нашего ребенка.

По телу Сюзетты пробежала легкая дрожь.

— Не говори о смерти. Мы вместе состаримся в Мексике. — Она снова прижала его ладонь к своему животу. — Этот ребенок будет жить у нас вместе со своими братьями и сестрами. Каатано кивнул.

— Я люблю тебя. И люблю нашего ребенка.

Куртис Баярд был настолько энергичен и полон жизненных сил, что казалось, ему суждено прожить еще много лет. Если Куртису становилось плохо, он старался не показывать виду, а когда Каэтано спрашивал его о самочувствии, дядюшка отмахивался от него.

У Куртиса созрел новый замысел, доставлявший ему большую радость. Устроившись за длинным рабочим столом в своей мастерской и громко распевая, он без устали трудился над колыбелью для младенца. Куртис предложил Сюзетте выбрать породу дерева, и она остановилась на кедре, объяснив, что в их асиенде не растут кедры, а ей очень нравится их чистый, свежий запах.

— Тогда пусть будет кедр, — подмигнул ей Куртис.

Пообещав Сюзетте и Каэтано, что не будет переутомляться, он приступил к работе. Каждое утро после завтрака Куртис любовно трудился над колыбелью. Сюзетта составляла ему компанию. Ей доставляли удовольствие часы, проведенные в мастерской. Им было так легко друг с другом, будто они были знакомы всю жизнь. Куртис, наделенный редким чувством юмора, развлекал Сюзетту анекдотами и забавными рассказами о Каэтано и о себе самом. В самых горьких и печальных историях он видел светлую сторону, и его рассказы о детстве Каэтано вызывали не слезы, а улыбку. Когда Куртис рассказывал, как страдающий, одинокий пятнадцатилетний полукровка отправился в злачные места Форт-Уэрта в надежде сделаться профессиональным игроком в фараон, это казалось забавным приключением. Именно там он познакомился с людьми, нарушавшими закон, и начал принимать участие в налетах. Неудивительно, что вскоре он стал главарем банды.

Куртис был для Сюзетты неиссякаемым источником сведений о человеке, которого она любила, и она жадно впитывала каждое его слово. Каэтано не мешал им наслаждаться обществом друг друга. Он проводил время, путешествуя верхом на Угольке по мокрому от дождя лесу.

В одно такое утро Куртис трудился над колыбелью. Сюзетта сидела рядом с ним, а Каэтано, вскочив на Уголька, отправился в лес. Волосы его отросли, суровые черты лица смягчились. Днем Сюзетта и Куртис слегка перекусили на восточном дворике за круглым столом, сооруженным вокруг кипариса. Солнце скрылось, и над землей поднялся туман. Куртис сделал глоток кофе и зевнул.

— Милая, — сказал он Сюзетте, — почему бы нам не оставить тарелки и не вздремнуть? Я засыпаю. Встанем, когда вернется мой неугомонный племянник.

— Великолепная мысль, — согласилась Сюзетта.

Час спустя Сюзетта, которой так и не удалось заснуть, вышла на парадное крыльцо. У самого угла дома свисали вниз мокрые от росы листья плакучего можжевельника. Туман окутывал окрестности. В нескольких ярдах от себя она ничего не видела.

Потянувшись, Сюзетта подумала, что пора бы Каэтано вернуться. В это мгновение она услышала звук. Поначалу Сюзетта решила, что это ночная птица подзывает свою подругу. Она огляделась. Звук повторился, и Сюзетта улыбнулась, почувствовав, что ее сердце забилось быстрее. Она спустилась с крыльца и побежала через двор. Скрытый туманом Каэтано подавал ей особый сигнал, которому научил ее в их первую ночь любви.

Забыв, что на ней нет ничего, кроме тонкой ночной сорочки, Сюзетта покинула ухоженный двор, вновь остановилась и прислушалась, определяя направление, откуда раздавался сигнал. Молодая женщина бросилась сквозь густой подлесок. Как загипнотизированная, она вслепую пробиралась сквозь окутанный туманом лес, держа направление на запад. Она отошла от дома всего на несколько шагов, а он уже скрылся из виду. Сюзетта шла вперед. Сердце ее учащенно билось, ее постепенно охватывала тревога. Сюзетта уходила все дальше и дальше от безопасных стен дома, но никак не могла найти свистевшего Каэтано. Теперь она уже не слышала сигнала, но упорно двигалась в том направлении, откуда он раздался в последний раз. Дыхание ее стало прерывистым.

Внезапно он появился из тумана. Сюзетта остановилась и хотела было закричать, но не могла издать ни звука. Прямо перед ней на боевом коне сидел обнаженный дикарь. На нем были только мокасины, набедренная повязка и стягивающий волосы ремешок. Его конь приближался к дрожащей девушке, а она завороженно смотрела на безволосую грудь всадника.

Он был прекрасен. Варвар. Дикое животное. Грациозное, гибкое, красивое. Он остановил коня рядом с ней. Сильные руки протянулись к Сюзетте, подняли ее, посадили на спину лошади и прижали к обнаженной груди. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Сюзетта смотрела на его прекрасный профиль, на суровые глаза, чувственные губы.

Каэтано вонзил пятки в бока Уголька, и конь сорвался с места. Восхищенная, Сюзетта улыбнулась и уткнулась лицом в его плечо, вдыхая лесной запах. Они вихрем неслись по лесу, но Сюзетта не боялась. Она была взволнованна, но не напуганна.

Каэтано остановил Уголька, спешился и протянул руки к Сюзетте. Уголек опустил голову и начал щипать траву; поводья волочились по земле. Влюбленные легли рядом всего в нескольких футах от огромного животного. Сюзетта, ощущавшая непреодолимое влечение к этому обнаженному индейцу, задрожала, когда его ловкие пальцы начали расстегивать пуговицы ее сорочки. Сюзетта не отрывала взгляда от прекрасных глаз Каэтано. Он нежно погладил ее живот.

— Боже мой, ты еще прекраснее, чем раньше!

Тихий стон сорвался с ее губ.

— Я твоя, — прошептала она.

Ее рука нащупала полоску сыромятной кожи, завязанную вокруг его талии. Одно уверенное движение — и набедренная повязка отлетела в сторону, открыв ее восхищенному взгляду прекрасное смуглое тело Каэтано. Когда Сюзетта коснулась его, он застонал и притянул ее к себе.

В один из ясных солнечных дней в конце сентября Каэтано поцеловал Сюзетту, и отправился на охоту на Кафедральную гору. Было уже около полудня. Куртис трудился все утро и почти закончил колыбель. Они с Сюзеттой сидели на длинной террасе, тихо беседовали и потягивали домашнее вино. Куртис собирал листья какого-то растения, поджаривал и прессовал, дожидаясь ферментации сока, который потом превращался в вино.

— Вкусная штука, — похвалила Сюзетта, облизывая губы.

— Одно из лучших, — согласился он и тут же рассказал ей о том, как Каэтано впервые попробовал спиртное.

— Ему тогда еще не исполнилось пяти. Этот непослушный маленький чертенок пробрался в мою спальню и обнаружил бутылку красного вина. Когда мы его нашли, он уже успел сделать три хороших глотка.

— Ужасно, — улыбнулась Сюзетта.

— Ну может, не так уж и ужасно. Понимаешь, это был первый и последний раз, когда я видел Каэтано пьяным.

Куртис поведал ей свои любимые истории про смуглого юношу, который был так дорог им обоим.

— Знаешь, я кое-что вспомнил, милая, — сказал Куртис, когда ониснова глотнули вина. — Сбегай в мою комнату и загляни в верхний ящик письменного стола. Там лежит жестяная коробка со старыми фотографиями, на которые тебе будет интересно взглянуть.

Сюзетта едва дождалась, пока Куртис откроет коробку и покажет старые, пожелтевшие фотографии. Вот четырехлетний Каэтано — чудесный улыбающийся мальчик с самыми большими и черными глазами в мире. Вот Каэтано вместе с Куртисом; он гордо зажал в руке леску с маленькой рыбкой. А на этой фотографии ему тринадцать — еще не мужчина, но уже и не мальчик. Фотографии были бесценным даром для Сюзетты. Она смеялась, разглядывая их, охала и ахала. Затем Куртис протянул ей еще один снимок.

— А это моя дорогая сестра Вирджиния, Мать Каэтано, — объяснил он. — Рядом с ней Остин Бранд, парень, которого она любила до самой смерти.

Куртис рылся в коробке, отыскивая фотографии, которые могли бы заинтересовать Сюзетту.

Она зажала в руке маленький выцветший кусок картона, чувствуя, как неимоверная тяжесть давит ей на грудь. При виде двух молодых людей ком поднимался у нее в горле. Вирджиния Баярд была прелестной, маленькой, похожей на ангелочка блондинкой. Она мило улыбалась в камеру. Высокий, красивый, молодой Остин Бранд стоял рядом, обняв девушку, и смотрел только на нее. Не вызывало сомнений, что он безумно влюблен в Вирджинию. Что-то внутри Сюзетты болезненно сжалось. Как часто Остин смотрел на нее таким же взглядом!

Сюзетта опустила фотографию, а ничего не подозревающий Куртис продолжал рассказывать ей об изображенном там человеке.

— Это случилось, когда Вирджинии исполнилось пятнадцать. Остин… Остин Бранд… был моим другом. Как-то раз я привел его к нам домой, и они с Вирджинией влюбились друг в друга с первого взгляда. Вирджиния была слишком юной для брака, и он был готов подождать. Но вмешалась судьба. Остальное, я думаю, тебе известно.

— Я… да, конечно. — У Сюзетты закружилась голова, и она закрыла глаза.

— С тобой все в порядке, милая? — Куртис, громко кашляя, сжал ее плечо.

Сюзетта открыла глаза и посмотрела на него.

— Все отлично. Наверное, это от вина. Вы напоили меня, как много лет назад бедного маленького племянника. — Она ласково коснулась щеки Куртиса. — Если не возражаете, я прилягу до возвращения Каэтано.

— Разумеется, милая. — Он помог ей подняться.

Закрыв за собой дверь спальни, Сюзетта зажала ладонью рот и бросилась на кровать, подавляя накатывавшие на нее волны тошноты. Сюзетта безмерно страдала: казалось, вина, подобно смертельному яду, сочится из всех ее пор.

Как она могла быть счастлива, зная, что Остина ни на минуту не покидает тревога за нее? Разве не был Остин для нее самым добрым, заботливым и любящим мужем, о котором любая женщина может только мечтать? А чем она отплатила ему? С самого начала Сюзетта не ответила на его любовь. Она взяла все, что он предложил ей ~ его любовь, деньги, имя, — и ничего не дала взамен. Она была ему верной женой, но ни разу в минуты любви не испытала таких чувств, как к Каэтано.

От отчаяния Сюзетта не могла даже плакать. Она лежала на кровати, чувствуя, как улетучивается ее счастье. Разве можно радоваться жизни, зная, что ее счастье основано на страданиях другого? Неужели Господь на небесах допустит, чтобы она не заплатила за свое счастье? Вряд ли. Сюзетта, воспитанная на Библии, хорошо помнила эту книгу. Око за око. Так говорит Библия. Ее ждет расплата. Но какая? Что от нее потребуют?

Сюзетта повернулась на бок и обхватила руками живот, как бы пытаясь защитить его. Ей показалось, что она видит склонившегося над ней ангела Господня, и у нее возникло страшное предчувствие, что чудесная колыбель, которую почти закончил дядя Куртис, никогда не будет использована по назначению.

Неделю спустя Куртис Баярд умер. Каэтано, крепко сжав руку Сюзетты, стоял над свежим могильным холмиком. Глаза его были сухими. Сюзетта тихо всхлипывала, оплакивая славного человека, которого успела полюбить.

Когда они стояли под дождем и священник читал молитву над телом Куртиса, утверждая, что его душа вернется на его любимую Кафедральную гору, отряд вооруженных всадников приближался к уединенному убежищу в горах.

Остин Бранд мчался по раскаленной пустыне, и взгляд его не отрывался от горизонта. На юге вздымались голубовато-серые горы Чисос. Их очертания тонули в мареве раскаленной пустыни.

Эти горы были его целью. Долгое и трудное путешествие подходило к концу. К ночи он будет уже высоко. Там, среди красоты высокогорного леса, Остин найдет ее. Любимая жена ждет его. Прекрасная маленькая Сюзетта находится в этих горах, и когда он отыщет ее, она прижмется нежными прохладными губами к его сухим и потрескавшимся. От этого ласкового прикосновения исчезнет жара и усталость. Пройдет всего несколько часов, и они больше никогда не разлучатся.

Когда Сюзетта и Каэтано добрались до дома, дождь усилился. Они поужинали и отправились в свою спальню. Сюзетту мучили боли, хотя она и старалась это скрыть. Она была уверена, что утром ей станет лучше.

Они лежали в кровати и слушали, как дождь стучит в окно. Рядом со столиком горела маленькая лампа. Сюзетта спросила, можно ли оставить ее зажженной на ночь. Каэтано кивнул. Обняв Сюзетту за плечи, он тихо сказал:

— Завтра я повезу тебя домой на поезде.

— Нет, Каэтано. Тебе небезопасно путешествовать по железной дороге в Техасе. Кроме того, куда мы денем лошадей?

— Они поедут в специальном вагоне. В твоем положении нельзя ездить верхом.

Некоторое время они лежали молча. Шум дождя и завывания ветра становились все громче. — Люби меня, Каэтано, — прошептала она.

Он посмотрел на нее.

— Ты грустишь. Не надо, Сюзетта. Дядя Куртис был счастливым человеком. Он сам создал свое счастье.

Она кивнула, и глаза ее наполнились слезами. Каэтано расстегнул ее ночную сорочку, и его губы ласково коснулись губ Сюзетты, Когда Каэтано перекатился на нее, она вскрикнула. В эту ночь она любила его так, как будто это было в последний раз.

Едва луна скрылась и дождь прекратился, дверь спальни распахнулась. Каэтано спрыгнул с кровати и потянулся за револьвером, но в этот момент пуля ударила его в грудь. Сюзетта вскрикнула и бросилась к нему. На груди Каэтано расплылось яркое пятно крови, и револьвер выпал из его руки. Каэтано привалился к стене.

— Нет! — крикнула Сюзетта и закрыла его своим телом. — Нет!

Кровь Каэтано пропитывала ее сорочку, а с другого конца комнаты на Сюзетту смотрели полные ярости серые глаза Остина. Он еще не успел опустить ружье. Сюзетта в ужасе уставилась на него, не веря своим глазам. Внезапно страшная боль пронзила ее живот, и тьма поглотила Сюзетту.

Глава 37

Сюзетта услышала голоса и попыталась открыть глаза.

— Она приходит в себя, доктор. — Женский голос звучал совсем близко.

Сюзетта вынырнула из темноты. Яркий свет ослепил ее, и она снова прикрыла глаза.

— Уберите лампу, сестра, — произнес прямо над ней низкий мужской голос. Сильные руки коснулись ее лица и похлопали по щекам. — Очнитесь, миссис Бранд.

Сюзетта открыла глаза. Ей улыбался седеющий мужчина в белом халате. Он склонился к самому ее лицу и прижал ладонь к щеке. Сюзетта облизнула пересохшие губы и попыталась заговорить, но из пересохшего горла вырвался лишь тихий хриплый звук.

— Послушайте меня, миссис Бранд. — Мужчина в белом халате взял ее руки в свои. — Вы в больнице в Мерфисвиле, в графстве Пресидо. Я доктор Дэниел Флорес.

— Где…

— Ш-ш! Не утомляйтесь, миссис Бранд. Ваш муж ждет за дверью. Я знаю, какое ужасное испытание выпало на вашу долю, дорогая. Все закончилось, и скоро вы будете дома. — Доктор улыбнулся Сюзетте. — Прежде чем я впущу сюда вашего мужа, я хотел бы сообщить вам, что вы потеряли ребенка. Поскольку вас удерживали в плену несколько месяцев, я уверен, что это был ребенок преступника. Я не сообщу вашему мужу, что вы были беременны.

Сюзетта смотрела, как шевелятся губы доктора. Он улыбался так, как будто ей было приятно узнать, что она избавилась от бремени. Горячие слезы потекли по ее бледным щекам, и она сжала руки врача.

— Нет, — прошептала она, не в силах поверить ему. — Нет, этого не может быть!

— Да, моя милая, — заверил Сюзетту доктор, неправильно истолковав ее слова. — Господь милосерден. Зверь, который удерживал вас, мертв, и его ребенок тоже. Теперь никто не будет напоминать вам о нем.

Сюзетте хотелось кричать. Этот добродушный человек спокойно сообщал ей, что Каэтано и его ребенка нет в живых. Улыбаясь, он уверял, что Остин застрелил человека, которого она любила больше жизни, и что она, к счастью, лишилась ребенка Каэтано.

Сюзетта сквозь слезы смотрела на него и спрашивала себя; кто из них сошел с ума — он или она? Как может врач улыбаться тому, что человек убит, а еще не сформировавшаяся новая жизнь погибла? Это он безумен, а не она.

Сюзетта слабым движением освободила свою руку.

— Я хочу умереть. — Она попыталась приподнять голову, и ее голос зазвучал чуть громче. — Я хочу умереть, доктор! Помогите мне. Помогите мне умереть.

Она видела, как улыбка доктора сменилась озабоченным выражением.

— А теперь, миссис Бранд, не желаете ли вы…

— Я хочу умереть! — Она уже почти кричала. — Дайте мне умереть, ради Бога, дайте мне умереть! Каэтано! — закричала Сюзетта, и горячие слезы потекли по ее щекам. — Каэтано! Каэтано!

Она продолжала кричать, а удивленный доктор и прибежавшая на шум сестра пытались уложить ее.

Дверь распахнулась, и в палату вбежал Остин; его лицо было искажено болью и страданием. Сюзетта сквозь слезы увидела его и зарыдала еще громче.

— Нет, нет, — всхлипывала она, а Остин со слезами на глазах слушал указания врача, как унять обезумевшую жену.

— Сюзетта, милая моя, — рыдая, умолял Остин, — прошу тебя, успокойся.

Сюзетта смотрела в огромные серые глаза Остина. Он удерживал ее, пока доктор вводил шприц в ее вену. Сюзетту окутала спасительная тьма. Это было чудесное ощущение. На нее снизошли покой и умиротворение. Она перестала плакать и улыбнулась. Последнее, что промелькнуло в ее меркнущем сознании, была мысль о том, что она уже не очнется.

Остин смотрел, как Сюзетта успокаивается, и тихо плакал. Он коснулся рукой волос жены, а затем ласково смахнул слезы с ее щек.

— Не волнуйтесь, мистер Бранд, — сказал доктор. — Она поправится. Ей много пришлось вынести, и она очень страдает. Но миссис Бранд молода и здорова и скоро забудет обо всем. Через несколько недель она даже не вспомнит о том, что с ней произошло. И вы тоже.

Остин не смотрел на врача. Он не отрывал взгляда от своей спящей жены.

— Пожалуйста, оставьте нас одних, — попросил он.

— Хорошо, — кивнул доктор и сделал знак сестре удалиться. Они ушли, а Остин стоял и смотрел на Сюзетту.

— Моя драгоценная Сюзетта, — тихо сказал он, — сможешь ли ты когда-нибудь забыть то, что с тобой случилось? В силах ли я помочь тебе забыть, любовь моя? Я буду стараться изо всех сил. Я знаю, как сильно ты страдала. Я знаю, что ты… что Каэтано использовал тебя.

Остин умолк, поднес руку Сюзетты к губам и поцеловал ее ладонь.

— Прости меня, прости, — шептал он. — Я все забуду, если забудешь ты. Я буду чутким и терпеливым. Я знаю, что этот зверь причинил тебе боль, дорогая, но это больше не повторится. Я застрелил его. Он никогда уже не прикоснется к тебе. Никогда. Никогда, никогда!

Жаркое солнце село, а Остин все еще стоял, склонившись над женой. Слезы его высохли.

— Сюзетта, все будет так же, как прежде, — все время повторял он.

Произнося эти слова, Остин чувствовал, что прошлое уже не вернется.

Бледную, молчаливую Сюзетту посадили в «Альфу» на железнодорожной станции маленького городка в горах. Чуткий Остин с пониманием относился к молчанию жены. Он спросил, нужна ли ей помощь Мэдж. Сюзетта безучастно посмотрела на Остина, и он, улыбнувшись, сказал:

— Держу пари, тебе хочется немного посидеть.

Он подвел ее к парчовому дивану и помог сесть. Поезд тронулся.

Прошло несколько часов, а Сюзетта по-прежнему не отрываясь смотрела в окно. Встревоженный, Остин взглянул на нетронутый поднос с едой, стоявший перед ней на мраморном столике, и покачал головой. Он не будет заставлять жену: она поест, когда проголодается. Остин налил себе немного бурбона, закурил сигару и стал тихо расхаживать по купе. Поезд медленно приближался к дому.

Сюзетта сидела у окна, устремив взгляд в одну точку. Горы остались позади, растворившись в голубоватой дымке на горизонте. Глаза Сюзетты были прикованы к этим горам. Она чувствовала, что пока может видеть горы Чисос, где они с Каэтано провели такие счастливые дни, связь между ними не разорвется. Именно там, в суровом горном лесу, они с Каэтано впервые занимались любовью; потом он повез ее в Пунта-де-ла-Сьерра и домой, в Мексику. Чудесное, счастливое время! На Кафедральной горе она в последний раз смотрела на Каэтано, держала его в своих объятиях. Там она потеряла его.

Сюзетта почувствовала резь в глазах. Она не хотела отрывать взгляда от горных вершин. Когда они исчезнут из виду, в прошлое уйдет и Каэтано, и их неродившийся ребенок. Сюзетта не увидит их, пока сама не последует за ними в могилу. Когда жаркое солнце пустыни медленно спустилось за горизонт, исчезли горы. И Каэтано. Сюзетта тихо заплакала. Она вздрогнула, почувствовав, что Остин коснулся ее плеча.

— Дорогая, — ласково сказал он, — ты позволишь Мэдж помочь тебе лечь?

Больше не было смысла бодрствовать. Больше не было смысла жить. А сон очень похож на смерть. Сюзетта кивнула. Остин облегченно вздохнул и поспешно вызвал Мэдж.

В течение всего долгого путешествия домой, в Джексборо, Остин и Сюзетта почти не разговаривали. Остин приготовился к худшему и твердо решил сделать возвращение жены домой как можно менее болезненным.

После того как Мэдж помогла Сюзетте раздеться, принять ванну и лечь, Остин вернулся в спальню. Сюзетта смотрела на него безучастным взглядом, от которого у Остина разрывалось сердце. Пряча свою боль, он присел на постель рядом с ней.

— Послушай меня, Сюзетта, — ласково начал он. — Я, конечно, не знаю, через что тебе пришлось пройти. Не знаю, что ты чувствуешь, — и никто не знает. Но я люблю тебя и сделаю все, чтобы твоя боль прошла. Я не стану расспрашивать тебя о том, что произошло, но я всегда рядом, и если я буду нужен тебе, мои объятия всегда открыты для тебя. Я здесь только ради тебя, и я буду для тебя тем, кем ты захочешь, — отцом, мужем, любовником или другом.

Он нежно поцеловал ее в висок.

— Спасибо, — вымолвила Сюзетта.

Это были ее первые слова, обращенные к нему. Оживившись, Остин улыбнулся:

— Я буду в соседней комнате. Спокойной ночи, дорогая.

К югу от границы с Мексикой, в крошечной комнатке на окраине сонной деревушки Сан-Карлос, лежал тяжелораненый Каэтано. Через открытое окно в помещение проникали последние красноватые лучи заходящего солнца. Издалека доносился звон колокола.

Дверь открылась, и в комнату вошел Панчо Монтойя с пыльным сомбреро в руке. Нервно теребя поля грязной шляпы, он приблизился к лежащему в постели молодому человеку.

Со слезами на глазах маленький человечек сжал плечо Каэтано. Он попытался заговорить, но не смог. Каэтано поднял руку, приветствуя Панчо.

— Прошу тебя, друг мой, не печалься.

— Я так рад, что ты выжил, — шмыгнув носом, сказал Панчо. — Это просто чудо, что тебе удалось уйти. Чудо, что ты остался жив после того, как этот человек выстрелил в тебя.

— Меня трудно убить. Бранд решил, что я мертв. Я обязан жизнью Угольку. Придя в себя, я так ослаб от потери крови, что едва натянул штаны. Я позвал Уголька, и он спустил меня к подножию горы. Я не помню, как доехал. Ладно, хватит обо мне.

В темных глазах Каэтано застыл вопрос.

— Ее везут домой, в Джексборо, — шепотом сказал Панчо. Она была в больнице в Мерфисвиле. — Он склонил голову и добавил: — Она потеряла ребенка, Каэтано. Мне очень жаль.

Он поднял глаза на Каэтано и вновь похлопал его по плечу.

Каэтано взмахом руки отпустил своего старшего товарища. Панчо попятился. Ему очень хотелось утешить молодого человека, которого он так любил. Зная Каэтано, он понимал, что тот страдает, что он любил прекрасную светловолосую женщину, как никого на этой земле. Каэтано был с ней другим, совсем другим. Потеряв ее и ребенка, он страдал сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Панчо покачал седой головой и вышел.

Каэтано крепко зажмурился. Из окна доносились крики детей, отчетливо слышные в тихом вечернем воздухе. Где-то вдали лаяла собака. Под окном юной девушки бренчала одинокая гитара ее возлюбленного, и легкий ветерок разносил грустную мелодию.

Каэтано никак не мог избавиться от застрявшего в горле кома, сдержать жгучие слезы, наполнявшие его черные печальные глаза. Каэтано не плакал с четырнадцати лет, с того дня, как умерла его мать. С тех пор его жизнь была суровой и переменчивой, он видел смерть других людей, убивал, сам бывал на волосок от гибели. Но никто не был настолько близок ему, чтобы заставить страдать. Он вел неспокойную и опасную жизнь и никому не отдавал свое сердце. А потом похитил Сюзетту.

Каэтано лежал один в сгущавшихся сумерках, и слезы текли по его смуглым щекам. Он плакал так, как не плакал никогда в жизни. Последние розовые отблески давно уже исчезли с ночного неба, а Каэтано продолжал рыдать.

Жестокий, равнодушный человек, которого называли Князем Тьмы, плакал как испуганный, убитый горем маленький мальчик.

По возвращении домой Сюзетту встретила чуткая Кейт, которая проявила мудрость и повела себя так, будто хозяйка вернулась из короткого приятного путешествия. Она взяла ее под руку и ласково сказала:

— Господи, милая, могу поклясться, вы устали от этой поездки. Эта октябрьская жара просто ужасна, правда? Знаете что, я открою двери в вашей спальне, чтобы туда проник ветерок с улицы.

Она обвила рукой тонкую талию Сюзетты и повела ее наверх.

— Думаю, теплая ванна вам поможет. Затем — чистая постель и ужин.

Сюзетта слабо кивнула, и заботливая женщина отвела ее в голубую спальню. Остин остался внизу. Он смотрел им вслед, сжимая шляпу в руке, и в его глазах застыла мука. Не успел он снять пиджак, как к дому подъехал Том Кэпс.

— Если хочешь, я могу прийти позже, — сказал Том, когда Остин открыл ему парадную дверь.

— Входи, — через силу улыбнулся Остин. — Выпей со мной. Мы только что приехали.

Он направился в библиотеку, Том последовал за ним.

Том почтительно ждал, пока Остин заговорит. В жарких лучах полуденного солнца мужчины молча потягивали спиртное. Наконец Остин провел ладонью по волосам, посмотрел на старого друга и тяжело вздохнул.

— Он держал ее семь месяцев, Том, и похоже, я никогда не узнаю, что между ними произошло. Но мне точно известно, что пройдет гораздо больше семи месяцев, прежде чем она станет такой, как прежде. Если вообще станет. — Он отхлебнул виски. — Я должен проявить терпение. Я должен ждать. Должен…

Он умолк. Том сжал колено друга.

— Послушай меня, Остин. Ты вернул ее, и это главное. Это был настоящий кошмар, но он закончился. Каэтано мертв, а Сюзетта дома. Я не стану уверять тебя, что это будет легко. По крайней мере для Сюзетты. Но время лечит все. Раны затягиваются, страхи исчезают, печаль проходит. — Том поднялся. — А теперь я оставлю тебя. Отдохни немного, друг мой. Знаешь, Остин, — улыбнувшись, добавил он, — к Рождеству вы оба забудете об этом.

Остин постучал в дверь спальни, и Сюзетта вздрогнула. Она натянула на себя голубые простыни и попросила Мэдж открыть. Когда Остин вошел, Мэдж пожелала хозяевам спокойной ночи и удалилась. Затаив дыхание, Сюзетта смотрела, как Остин взял стул и подвинул его к кровати.

— Можно? — спросил он.

— Садись, Остин. — Она отвела взгляд.

Он опустился на стул. Сюзетта ждала. Разговор, которого они избегали всю долгую дорогу домой, больше нельзя было откладывать. И оба понимали это.

— Сюзетта, — начал Остин, — думаю, нам следует прояснить кое-какие вещи, расставить все по местам.

— Прошу тебя, Остин, я… — Сюзетта чувствовала, что в этот первый после возвращения вечер не выдержит его вопросов.

— Нет, Сюзетта, я должен поговорить с тобой. Пожалуйста, просто выслушай меня. Мне было известно о существовании Каэтано. К несчастью, я не знал, что его ненависть так сильна и он попытается отобрать тебя. — Остин тяжело опустился на стул. — Уверен, он рассказал тебе, что когда-то мы с его матерью любили друг друга. Она была милой, прелестной девушкой, очень похожей на тебя.

Остин вытащил из кармана сигару и зажег ее.

— Когда я встретил Вирджинию Баярд, жизнь моя наполнилась смыслом. Через несколько месяцев индейцы кайова забрали ее у меня. После возвращения она уже не была тем невинным пятнадцатилетним ребенком. Она стала женщиной Сатанты. Она родила ему сына — Каэтано. Мне следовало принять ее; этого требовали милоседие и порядочность. Я провел много горьких дней, зная, что поступил дурно. Она была хорошей, милой девушкой и любила меня. Я тоже любил ее, но был молод и глуп. Я не мог перенести стыда, оттого что индеец взял то, что должно было принадлежать только мне. Я был непреклонен и отвернулся от нее. Я разбил ее сердце и погубил ее жизнь. — Он бросил взгляд на Сюзетту. — А что касается ее незаконнорожденного сына, то он расплатился со мной. Я это заслужил. Но не ты. Ты не виновата, что я бросил его мать. Он не должен был заставлять тебя страдать за чужие грехи.

— Остин, он…

— Прошу тебя, дай мне закончить. Я оставил бедную девочку и ее сына-полукровку, решив, что если мне не суждено обрести любовь, я добьюсь богатства и власти. Память о милой Вирджинии Баярд продолжала жить в моем сердце, когда я перебирал юных леди, за которыми стояли богатство и власть. Бет Эплгейт удостоилась сомнительной чести стать моей женой. Я не любил Бет, но ее семья обладала властью и деньгами, и я думал, что получу и любовь, и богатство.

Остин опять встал и начал ходить по комнате.

— Я хотел жениться на Бет Эплгейт и продолжать тайно посещать своего падшего ангела, Вирджинию. — Остин глухо рассмеялся, и Сюзетта удивленно взглянула на него. — Однако после моей свадьбы Вирджиния не пожелала видеть меня, и я остался с Бет и ее деньгами. Она была милой удивительной женщиной, и со временем я полюбил ее. Я боготворил ребенка, которого она родила мне. Когда их убили, я понял, что жестоко наказан за свои грехи. Но я ошибался. — Остин снова сел на стул и посмотрел на Сюзетту: — Я понимаю, что ты устала, поэтому быстро закончу этот печальный рассказ. Потеряв Бет и Дженни, я влюбился в тебя. Я не верил в то, что происходит со мной. Мне опять было двадцать, и любовь к тебе полностью захватила меня. За всю свою жизнь я никого не любил так сильно, как тебя, даже Вирджинию. Каэтано, наверное, знал это. Коварный, он понимал, что, похитив тебя, убьет меня.

Остин снова встал и нерешительно взял Сюзетту за руку.

— Он был прав, Сюзетта. Я люблю тебя больше жизни, и я не совершу одну и ту же ошибку дважды. Ты спала с Каэтано потому, что он заставил тебя, но для меня это не имеет никакого значения. Мне очень жаль, что тебе пришлось вынести унижение, боль, стыд, но в моих глазах ты так же чиста, как в тот день, когда он снял тебя с «Альфы».

Сюзетта выдернула свою руку.

— Ты не понимаешь, Остин. Ты не знаешь, что…

— Пожалуйста, тебе не нужно ничего объяснять. Все это не важно. Именно это я и хотел сказать тебе. Мне все равно. Я люблю тебя еще сильнее, чем прежде. Каэтано мертв — я застрелил его, — а ты вернулась в свой дом. Давай оставим все это в прошлом, и пусть все будет, как раньше. Сюзетта заплакала.

— Боже мой, что я наделала? — в отчаянии повторяла она.

— Ничего. Совсем ничего. Ты по-прежнему моя маленькая драгоценная Сюзетта. Теперь я уйду, а ты отдохни. Я оставлю дверь открытой на случай, если тебе что-то понадобится. Спокойной ночи, любовь моя.

Остин наклонился и поцеловал ее в висок. Сюзетта молчала, закрыв глаза.

Остин подошел к двери, остановился и повернулся к бледной жене.

— Сюзетта, — прошептал он.

— Да? — дрожащим от слез голосом спросила она.

— Добро пожаловать домой.

Глава 38

Позднее бабье лето сменилось осенью. Сюзетта, бледная, худая, с запавшими глазами, проводила долгие часы на балконе своей спальни. Ее взгляд постоянно был устремлен на линию горизонта, будто она ждала, что из-за дальних гор появится Каэтано. Она не могла поверить в его смерть — это было слишком больно. Разве мог умереть этот полный неукротимой энергии человек, так часто обманывавший смерть?

Каэтано не приходил. И никогда не придет. Ее единственная любовь умерла, и Сюзетта с грустью смотрела, как природа тоже умирает, как с деревьев падают листья, а прерия окрашивается в коричневый цвет. Небо стало таким же, как зимой, солнце опустилось ниже. Начиналась зима ее отчаяния, и Сюзетта жалела, что ей не суждено последовать за Каэтано и ее ребенком.

На сердце Остина лежала не меньшая тяжесть. Горькая правда была очевидна: Сюзетта уже больше не будет такой, как до похищения. Остин понимал: он никогда не узнает, что произошло за эти долгие месяцы, когда Каэтано удерживал ее, но видел, что Сюзетта теперь уже совсем не та. Твердо решив дать ей для выздоровления столько времени, сколько потребуется, Остин с трудом удерживался от желания обнять ее. Он не знал, как она отреагирует на это, и не хотел расширять разверзшуюся между ними пропасть.

Остин неотступно думал об отношениях Сюзетты и Каэтано. Неужели он насиловал ее до тех пор, пока она, в страхе за свою жизнь и рассудок, не сдалась и не перестала сопротивляться, отдавшись на милость победителя? Вспоминая ту ночь в домике в горах, Остин съеживался от страха, и во рту его появлялся горький привкус. Каэтано и прекрасная Сюзетта в одной постели. Смуглые руки обнаженного Каэтано обнимают Сюзетту; ее тело, прикрытое лишь прозрачной сорочкой, прижимается к нему. Как Остин ни старался, он не мог отогнать от себя эту картину. Она с необыкновенной ясностью запечатлелась у него в мозгу.

Эта сцена вновь и вновь возникала перед его измученным взором, когда он ночами лежал в своей комнате, не в состоянии заснуть, и сердце его разрывалось от горя. Остин опять видел, как от удара его сапога открывается дверь. Стоя на пороге и подняв ружье, он быстро обвел глазами комнату. Вот Каэтано потянулся за револьвером. Вспышка пламени, когда Остин спустил курок; ошеломленное лицо индейца; кровь, хлынувшая из его груди. Крик Сюзетты. Сюзетта, закрывающая своим телом Каэтано. Сюзетта, прижавшаяся к нему и с ненавистью смотрящая на Остина.

Холодный северный ветер пронесся по прерии, и его тоскливый вой заставил Сюзетту перейти с балкона в комнату. Здесь она проводила большую часть времени, усевшись перед закрытыми двустворчатыми дверьми, сложив руки на коленях и устремив взгляд к унылому горизонту. Ее боль, уже не такая острая, как в первые недели, по-прежнему не утихала, но сделалась терпимой. Так человек постепенно привыкает к старой ране.

Сюзетта знала, что Остин тоже страдает, и сочувствовала ему. Она была благодарна Остину за то, что он не навязывается ей, остается таким же добрым и чутким, как всегда. К сожалению, Остин не позволял ей рассказать правду о том, что произошло после ее похищения. Сюзетте совсем не хотелось лгать или что-то скрывать, но каждый раз, когда ока пыталась открыть перед Остином свою душу, он просил ее умолкнуть.

Остин не желал слушать правду. Он цеплялся за свою мечту о совершенстве, забыв о живой женщине. Его драгоценная Сюзетта никогда бы не бросилась в объятия подлого Каэтано!

В один из холодных и мрачных воскресных дней в середине декабря Остин тихо постучал в дверь Сюзетты. Войдя, он направился прямо к камину.

— Боюсь, ты простудишься, Сюзетта.

Остин взял несколько больших поленьев и бросил их в огонь. Поворошив угли кочергой, он посмотрел на взметнувшееся вверх пламя.

— Ну вот, — улыбнулся он. — Так лучше, правда?

Сюзетта, сидевшая в кресле с книгой на коленях, кивнула:

— Спасибо, Остин.

— Не за что. — Он опустился в кресло рядом с ней. — Знаешь, я подумал, что нам с тобой неплохо бы устроить вечеринку.

Сюзетта хотела возразить ему, но, увидев мольбу и надежду в его глазах, промолчала.

— Помнишь новогоднюю вечеринку в тот год, когда мы только переехали сюда? — оживленно продолжал Остин.

— Да, Остин, помню.

— Вот это был праздник! — Он наклонился к Сюзетте, и лицо его расплылось в широкой улыбке. — Я этого никогда не забуду. На тебе было чудесное платье из лилового бархата. Я весь вечер испытывал искушение… я хотел… Вспомни, к нам приехал весь город. Держу пари, в этот Новый год они тоже будут здесь.

От одной мысли, что ей придется предстать перед жителями Джексборо, Сюзетте стало плохо. После возвращения она не выходила из дома, скрывшись за безопасными стенами, изолировав себя от внешнего мира, не видя никого, кроме Остина и Кейт. Теперь Остин предлагает привести весь город в ее убежище.

— Я… прости, Остин, я…

— Нет, Сюзетта, — взмолился он, — не говори «нет». Я желаю тебе добра, милая. Позволь мне претворить мои планы в жизнь. Давай устроим у нас новогоднюю вечеринку. Скажи «да», Сюзетта.

— Хорошо, Остин.

— О милая! — Он просиял и бросился к ее креслу. — Ты не пожалеешь об этом. Это будет потрясающий праздник. Вы с Кейт составите меню, а я позабочусь об оркестре. Мы достойно встретим Новый год!

Время шло, и день, на который была назначена вечеринка, приближался. Остин был оживлен и полон надежд. Он полагал, что большой праздник станет знаком возвращения к счастливым дням. Остин с удовольствием видел, что Сюзетта помогает Кейт составлять меню. Он не сомневался, что сделал правильный шаг.

В один из холодных вечеров Остин остановился у двери Сюзетты, собираясь пожелать ей спокойной ночи. Она с тревогой посмотрела на него.

— Скажи, что ты наденешь на вечеринку? — спросил он.

Какая разница?

— Я… нет, Остин, я еще точно не знаю.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Если у тебя еще сохранилось то прелестное лиловое платье, которое ты надевала…

— Прекрасно, Остин, — кивнула Сюзетта. — Я надену лиловое бархатное платье.

Довольный тем, что жена так быстро согласилась, он сказал;

— Сюзетта, я… есть кое-что еще, о чем я хотел бы поговорить с тобой.

— Хорошо. Присядешь?

— Нет, это займет одну минуту. Я знаю, что ты устала. Сюзетта, мне не хватает супружеских отношений. Ты много перенесла, поэтому я не принуждал тебя, но подумал, что на Новый год мы сможем начать все сначала. У нас будет вечеринка, а потом… потом я хочу прийти к тебе, Сюзетта. Я хочу любить тебя в эту ночь.

— Остин, я… — начала она.

— Ты моя жена, Сюзетта.

— Да, Остин, но ты должен позволить мне рассказать…

— Нет, дорогая. Ты моя жена. И я приду к тебе в новогоднюю ночь.

С этими словами Остин вышел из комнаты.

Наступил вечер праздника. Сюзетта в лиловом бархатном платье стояла перед высоким зеркалом у себя в спальне. Равнодушно посмотрев на свое отражение, она отметила, что платье висит на ней. Сюзетта сильно похудела с тех пор, как в последний раз надевала его. Тогда оно было слишком тесным в талии и лифе. Теперь ей даже не потребовался корсет. Громкий стук в дверь испугал ее.

— Сюзетта, — сказал Остин. — Прибывают первые гости.

К девяти часам стало ясно, что приехало меньше половины приглашенных. Остальные не приедут. Сюзетта знала причину. Остин — тоже. Некоторые джентльмены прибыли без жен. Они приносили извинения, говоря, что холодная погода или болезнь помешали супругам сопровождать их. Но Брандов нельзя было обмануть. Порядочные женщины теперь избегали миссис Бранд.

К ужасу Сюзетты, к ней подошла жена банкира и с притворной жалостью сказала:

— Сюзетта, дорогая, возможно, вы почувствуете себя лучше, если выговоритесь и освободите себя от этого груза.

Другие дамы окружили их, горя желанием узнать, что Сюзетта пережила в плену.

— Мы ваши друзья, нам можно все рассказать. Этот зверь… он… ну ты понимаешь, о чем мы?

Сюзетта испытывала к ним такое отвращение, что решила шокировать их.

— О, благодарю вас, — сказала с наигранной признательностью. — Я очень хочу рассказать вам обо всем.

Дамы притихли, сгорая от желания услышать о том, какие отвратительные вещи проделывал похититель с Сюзеттой.

Сюзетта рассказывала шепотом, заставляя их напрягать слух. Она сочиняла дикие, нелепые истории о том, будто грязный дикарь проделывал с ней такие отвратительные вещи, после которых порядочные люди должны избегать ее. Затем Сюзетта сообщила, что изощренные индейские пытки были такими унизительными и мерзкими, что вряд ли дамы захотят слушать дальше.

— О, пожалуйста, мы готовы слушать! — воскликнула одна из женщин. — То есть… если вы согласитесь рассказать о них.

Сюзетта обвела взглядом дам, сгорающих от любопытства.

— Меня от всех вас тошнит, — холодно заявила она. — Каждая из вас, слушая о том, как знаменитый Каэтано насиловал меня, желала бы оказаться на моем месте. Слушая меня, вы все представляете себе, что это вас мучает и насилует красивый самец.

Когда они заверили ее в том, что она ошибается, Сюзетта рассмеялась.

— Если бы вы знали правду, — отрезала она, — то лопнули бы от зависти. Я вам еще кое-что скажу… Каэтано никогда в жизни не насиловал женщин!

— То есть вы все это выдумали? — осведомилась жена банкира. — Он никогда не проделывал с вами всех этих вещей… Он никогда… он никогда даже…

— Не занимался со мной любовью? Он делал это каждую ночь — и это было прекрасно!

Засмеявшись, Сюзетта удалилась в свою комнату, не попрощавшись с гостями.

Позже, когда все гости разъехались, к ней в спальню пришел Остин. Сюзетта в прозрачной голубой сорочке стояла перед двустворчатой дверью балкона. Глубоко вздохнув, она повернулась к Остину.

Он смотрел на нее, и в его глазах застыло выражение, от которого Сюзетта похолодела. Такой взгляд она видела у многих гостей, пришедших на вечеринку. В нем было неодобрение, осуждение, отвращение. Сюзетта не рассчитывала на легкий вечер, но все обстояло еще хуже, чем она предполагала. Выражение глаз Остина не предвещало ничего хорошего.

Он молча положил ей руки на плечи.

— Чудесная вечеринка, — без особой уверенности сказал Остин.

— Неужели? Половина гостей не пришла.

— Не важно. — Остин склонился к ней. Его губы в нерешительности замерли в нескольких дюймах от ее губ. Зажмурившись, он стал целовать ее.

— Нет! — Сюзетта отстранилась. — Подожди. Подожди, Остин!

Она отступила назад и, не спуская глаз с мужа, рывком спустила до талии лиф ночной сорочки. — Не надо, Сюзетта, — сказал он. — Я погашу свет.

Она схватила его за руку.

— Нет. Оставь свет.

Сюзетта сбросила сорочку. Теперь она стояла перед ним обнаженная.

— Боже мой, Сюзетта, не….

— Посмотри на меня, Остин! — крикнула она. — Посмотри на меня.

Его взгляд медленно скользнул по ее телу.

— Ты болен, Остин? Тебе плохо? Мое тело вызывает у тебя дурноту?

— Пожалуйста… надень свою… — пробормотал Остин с искаженным мукой лицом.

— Нет. Посмотри на меня как следует. Разве я не вызываю у тебя омерзение? Я тебе так противна, что ты даже не можешь смотреть на меня. — Ее била дрожь. — А теперь послушай: Каэтано не насиловал меня, у него не было в этом необходимости. Я сама отдалась ему и каждую ночь спала в его объятиях.

В глазах Сюзетты, наконец открывшей правду, бушевала ярость. Она обхватила ладонями свой обнаженный живот.

— Взгляни на мой живот. Я вынашивала ребенка Каэтано. Ты знал об этом, Остин? Я была беременна от Каэтано. Я потеряла ребенка, и это разбило мне сердце!

— Ради Бога, не надо… Пожалуйста, не продолжай! — взмолился Остин. Кровь отхлынула от его лица.

— Больше не о чем рассказывать. Это все, Остин. Именно об этом я пыталась сказать тебе после нашего возвращения, но ты не желал слушать.

Остин, глубоко вздохнув, нагнулся и поднял ночную сорочку. Он протянул ее Сюзетте; в глазах его застыли боль и презрение. Она взяла сорочку и стояла, держа ее в руках.

— Завтра я еду в Форт-Уэрт, — спокойно сказала она. — Побуду немного у Анны. Для нас обоих будет лучше, если некоторое время мы поживем отдельно.

Остин направился к двери; его плечи поникли. У двери он обернулся и посмотрел на жену. Неприязнь исчезла из его взгляда, и в нем осталась лишь печальная покорность.

— Да, устало сказал он. — Вероятно, так будет лучше.

Глава 39

Склонившись над столом с рулеткой и подвигая три блестящие желтые фишки на черный квадрат с яркой белой цифрой одиннадцать, Сюзетта почувствовала, как ее охватывают волнение и страх. Ладони ее вспотели, и она с трудом сдерживала истерический смех. Она понимала, что глупо так волноваться из-за азартной игры, но не могла избавиться от обуревавших ее чувств — так бывало каждый раз, когда она делала ставку в казино или смотрела, как чистокровный скакун пересекает финишную прямую. Сделав первую ставку в казино Саратоги, Сюзетта поняла, что попалась. Теперь, когда в ее жизни осталось так мало радостей, только азартные игры поднимали ей настроение и заставляли сердце биться немного быстрее.

Сегодня она почему-то волновалась больше, чем обычно. Как будто была уверена, что выпадет ее счастливый одиннадцатый номер и принесет не только деньги, но еще исполнение желаний, радость, счастье. Нисколько не сомневаясь, что нужно ставить на одиннадцать, Сюзетта подумала, почему сгрудившиеся вокруг стола люди не догадываются последовать ее примеру. Стоявшая рядом с ней Анна весело разбрасывала фишки, пропуская цифру одиннадцать, на которой лежали только фишки Сюзетты. Перри тоже не обращал внимания на этот номер.

Выждав, пока все передвинут фишки на приглянувшиеся им номера, крупье улыбнулся и сказал:

— Последний шанс, леди и джентльмены! Делайте ваши ставки, пожалуйста.

Его наманикюренные пальцы отпустили маленький белый шарик, и он бешено закружился по блестящему вращающемуся колесу. Пока шарик двигался по кругу, из-за спины Сюзетты протянулась длинная рука. Мужская рука, обтянутая рукавом, из-под которого выглядывала белая манжета рубашки, положила одну красную фишку поверх трех желтых фишек Сюзетты. Только она видела, как худые смуглые пальцы ласково погладили желтые кружочки, прежде чем опустить на них красную фишку. Как загипнотизированная, Сюзетта смотрела на эту изящную руку с длинными пальцами. Она не поверила своим глазам, когда легким движением мужчина высвободил из-под белой манжеты золотую цепочку. Тонкая цепочка сверкала и переливалась на его смуглой коже. На изящном запястье висел золотой медальон со сверкающим сапфиром. Рука медленно поднялась над столом и исчезла. Сердце Сюзетты неистово колотилось, и она прижала руку к груди. Они стояли, не касаясь друг друга, но она ощущала жар его стройного тела. Каэтано! Его имя рвалось из ее пересохшего горла. «Боже мой, ты жив!» Сюзетта покачнулась. Он тут же поддержал ее. Его сильная грудь прижалась к ее обнаженным плечам и спине.

Вспыхнув, Сюзетта попыталась проглотить застрявший в горле ком и на мгновение зажмурилась. Чувствуя, что должна посмотреть на него — хотя бы на секунду, — она открыла глаза и медленно повернула голову. Все взгляды были прикованы к бегущему по кругу белому шарику. Не смотрели на него только она и Каэтано. Сюзетта подняла на него взгляд и тихо застонала. На нее смотрели прекрасные темные глаза. Красивое смуглое лицо дышало любовью, как в те мгновения, когда жаркими ночами он сжимал ее в своих объятиях. Каэтано чуть улыбался, лицо его было чисто выбрито, черный локон упал на высокий лоб. Его дыхание согревало щеку Сюзетты.

Рука, положившая красную фишку поверх фишек Сюзетты, осторожно коснулась ее локтя, а затем скользнула к обтянутой перчаткой ладони. Продолжая смотреть Сюзетте в глаза, Каэтано вложил ей в ладонь ключ и сомкнул вокруг него ее дрожащие пальцы. Затем выпустил руку Сюзетты, а когда белый шарик замер в углублении колеса рулетки, растворился в толпе.

— Номер одиннадцать, господа! — объявил улыбающийся крупье. — Счастливый номер для прелестной дамы и симпатичного джентльмена.

Он посмотрел на Сюзетту и подвинул к ней гору блестящих фишек. Его взгляд скользнул поверх ее головы и снова остановился на молодой женщине.

— Джентльмен? — вопросительно произнес он.

Сюзетта пожала плечами.

— Очень странно, — заметил крупье. — Я видел, как хорошо одетый господин поставил эту красную фишку на номер одиннадцать. Теперь он исчез.

Крупье огляделся, покачал головой, выделил деньги обладателю красной фишки из расчета тридцать пять к одному и отодвинул выигрыш незнакомца в сторону.

В горле у Сюзетты пересохло. Крепко зажав левой рукой ключ, она даже не думала, может ли прийти к Каэтано. Увидев его смуглую руку, Сюзетта в ту же секунду поняла, что должна быть с ним. Для нее не имело значения, что она поступает дурно, что Остин будет ужасно страдать, а Перри и Анну шокирует ее бесстыдное поведение. Для Сюзетты в этом мире существовал один лишь Каэтано. Она принадлежала ему, и только ему. Они были единым целым; никто и ничто не в силах это изменить.

— Анна, — тронула плечо подруги Сюзетта, — у меня ужасно разболелась голова.

— Как жаль, Сью. Тебе как раз начало везти. Значит, идем домой?

— Нет, нет. Сделаем так. Вы с Перри останетесь и будете развлекаться, а я переночую в нашем номере, а утром, когда почувствую себя лучше, приеду к вам.

— Сюзетта, мне не хотелось бы, чтобы ты всю ночь оставалась одна в номере отеля.

— О чем спор, дамы? — Перри наклонился к ним.

— Перри, у Сюзетты разболелась голова, и она хочет переночевать в городе. Я считаю, что не стоит этого делать. — Анна выжидательно посмотрела на мужа.

Перри бросил взгляд на Сюзетту.

— Там Сюзетта будет в безопасности, — к удивлению жены, сказал он.

— Спасибо, Перри. До завтра. Спокойной ночи.

Нервно улыбаясь, Сюзетта поспешно направилась к двери. Выйдя в застеленный темно-красным ковром вестибюль, она наконец взглянула на ключ. Ключ был от 213-го номера этого отеля. Комната располагалась рядом с 211-м номером Бранда, где, как Сюзетта сказала Анне и Перри, она заночует.

Сюзетта опустила руку с ключом и оглянулась. Шурша юбками, она поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Просторный холл был пуст. Комната Каэтано находилась в дальнем конце коридора. Чувствуя непреодолимое желание подхватить юбки и броситься бегом по длинному, слабо освещенному коридору, Сюзетта неторопливо двинулась вперед.

Она остановилась у 213-го номера и вставила ключ в замочную скважину. Он легко повернулся, и массивная деревянная дверь открылась. Сюзетта вошла в номер и закрыла ее за собой.

Его силуэт вырисовывался на фоне окна. Над кроватью с шипением горел газовый светильник, отбрасывая колеблющиеся тени по всей комнате. Каэтано стоял совершенно неподвижно и смотрел на нее. Сюзетта прислонилась к двери, не в силах оторвать от него глаз. Боже, как он красив! В костюме из черного китайского шелка, белойнакрахмаленной рубашке и белом галстуке, Каэтано выглядел невозмутимым, утонченным и преуспевающим. И вместе с тем другим. В первую очередь это ее Каэтано, ее прекрасный полукровка, который без одежды еще лучше, чем в любом костюме. Мужчина со страстными темными глазами и длинными, стройными ногами. Дикарь с гладкой, шелковистой кожей, научивший ее любви. Одинокий маленький мальчик, прятавшийся в могучем смуглом теле мужчины.

— Каэтано! — вскрикнула Сюзетта и бросилась к нему.

Он перехватил ее на полпути, и слезы брызнули у нее из глаз. Его губы прижались к ее губам. Каэтано, так долго не вкушавший радостей любви, изнемогал от нежности. Его поцелуи были страстными и требовательными. Сюзетта тоже жаждала немедленно соединиться с этим мужчиной, ближе которого у нее никого не было.

Когда Каэтано наконец оторвался от нее, Сюзетта, всхлипнув, прошептала его имя и рванула отвороты его рубашки, испытывая непреодолимое желание увидеть обнаженное тело Каэтано. Он быстро раздел ее.

— О Боже, Сюзетта, — простонал он. — Я больше не могу ждать, дорогая, — виновато прошептал он.

— Я тоже, — ответила она и притянула его к себе.

Они неистово набросились друг на друга, тяжело дыша и не в силах сдержать стоны. Это была прекрасная и необузданная страсть.

— Каэтано! — Сюзетта схватила его за плечи.

— Девочка моя, — простонал он и опустил темноволосую голову ей на грудь.

— Каэтано! — вскрикнула Сюзетта и, подняв голову, впилась зубами в его плечо.

— Сюзетта! — Он удерживал ее голову на подушке, и она видела, что его наслаждение достигло наивысшей точки. Дрожь волнами пробежала по его телу. Он склонился и поцеловал ее.

— Прости меня, — прошептал он.

— Ты просишь прошения? Бога ради, за что?

— За то, что вел себя как животное. — Он окинул взглядом сначала себя, потом ее и тоже рассмеялся. — Но если вспомнить, ты тоже не пыталась остановить меня.

— Я убила бы тебя, если бы ты заставил меня ждать! — В ее глазах блеснули слезы. — Каэтано, они сказали мне, что ты умер. Я не знала, что ты…

— Не надо, любимая. Я живее, чем прежде. Не плачь.

— Я потеряла ребенка, Каэтано. Мне так жаль, милый.

— Знаю, любимая.

— Но откуда, Каэтано? Я…

— Я попросил Панчо все выяснить. Когда я выздоравливал, он приехал и рассказал обо всем.

— Я так хотела малыша, Каэтано. Я хотела от тебя ребенка. Это разбило мне сердце, и еще я думала, что ты…

— Милая, не печалься. Мы вместе. И забудем прошлое. Я люблю тебя, Сюзетта, — прошептал он, касаясь губами ее губ. — Я выжил для того, чтобы снова обнять тебя, как сейчас. Я верил, что это обязательно произойдет.

— Каэтано, я не знала, что ты жив, но молилась за тебя. Я повторяла себе, что ты не мог умереть, не мог…

— Ш-ш! Девочка, милая, все позади. Я жив. — Его пальцы нежно погладили бархатистую щеку Сюзетты.

— А ты здесь в безопасности, Каэтано? Зачем ты приехал в Форт-Уэрт? Почему не остался в Сьела-Виста?

Каэтано улыбнулся, и его черные глаза сверкнули.

— Я здесь для того, чтобы увидеться с тобой.

— Чтобы увидеться со мной? Откуда ты знал, что я буду здесь? Ты узнал, что я в Форт-Уэрте, и подумал, что у тебя есть шанс встретиться здесь со мной?

Лицо Каэтано расплылось в довольной улыбке.

— Я знал, что увижу тебя, Сюзетта. Понимаешь, прежде чем похитить тебя, я внимательно следил за каждым твоим шагом. У тебя есть одна слабость — азартные игры. Я не сомневался, что, приехав в Форт-Уэрт, ты обязательно придешь в казино.

— Думаешь, ты очень умный? Считаешь, что тебе известно все и обо всех, да? — В ее глазах опять вспыхнуло желание.

— Я знаю все о тебе, Сюзетта. Я провел самые счастливые часы в своей жизни, разгадывая твои тайны. — Он коснулся губами ее отвердевшего соска, поднял голову и улыбнулся.

Нежная белая рука скользнула по груди Каэтано.

— Если ты все обо мне знаешь, индеец, — насмешливо сказала она, — то знай и то, что я закричу, если ты сию же минуту опять не займешься со мной любовью.

Тонкая смуглая рука откинула ее голову назад, и сильные горячие губы в страстном поцелуе прильнули к ее губам.

Губы Сюзетты пылали. Она приоткрыла рот, мечтая почувствовать, как туда проникает его язык. Ей не пришлось долго ждать. Он целовал ее со все возрастающей страстью, и его ладони скользили по обнаженному телу Сюзетты, лаская и возбуждая ее так, как это умел делать лишь он один.

Сюзетта испытывала те же ощущения, как той теплой ночью, когда Каэтано впервые овладел ею. Она хотела только одного — лежать в объятиях Каэтано, доставлявшего ей неизъяснимое наслаждение. Ощущать его прикосновения, объятия, чувствовать на себе взгляд его темных глаз.

Шепча слова любви, Каэтано осторожно опрокинул Сюзетту на спину. В его темных глазах полыхало пламя желания. Губы Каэтано коснулись ее груди, острые зубы стали теребить соски, а затем посасывать их.

Каэтано почувствовал, как Сюзетта вздрогнула, когда его напряженная плоть вошла в нее. Движения Каэтано были уверенными, но медленными. Он хотел продлить удовольствие. Они двигались в унисон, шепча друг другу слова любви, и он пытался замедлить ритм, но его желание было слишком сильным, а ее нежное, теплое тело слишком волнующим. И вскоре он уже яростно погружался в нее, не в силах сдержать нарастающую страсть, захлестнувшую их обоих. Вместе они бросились навстречу всепоглощающему пламени, а когда все закончилось, лежали неподвижно, потрясенные и оглушенные.

— Ты довольна? — Учащенно дыша, Каэтано ткнулся носом ей в ухо.

Сюзетта облизнула пересохшие губы. Ее светлые волосы разметались по подушке.

— Это было восхитительно, милый, — прошептала она, закрывая глаза.

Он приподнялся на локте и взглянул на ее прекрасное разгоряченное лицо.

— Останешься со мной навсегда?

Не открывая глаз, она кивнула и улыбнулась. Наконец, усталые и счастливые, они заснули.

Когда раздались первые громкие удары в дверь, Каэтано приподнял голову с подушки и инстинктивно прикрыл ладонью дрожащие губы Сюзетты. В ее широко раскрытых глазах застыл страх.

Глава 40

«ЭХО ПРЕРИЙ»

17 января 1881 года

Джексборо, Техас

КНЯЗЬ ТЬМЫ ПОЙМАН

Прошлой ночью в роскошном номере отеля «Мэнсон» в Джексборо, штат Техас, был арестован знаменитый Каэтано. Этот полукровка разыскивался полицией за совершение нескольких громких преступлений.

Наш источник сообщил, что при задержании преступник находился в обществе красивой блондинки, но Каэтано благородно отказался раскрыть ее имя, утверждая, что она не виновна ни в каких преступлениях и не знала о его прошлом. Он предупредил власти графства, что не будет сопротивляться, если даме позволят уйти.

Под усиленной охраной Князя Тьмы препроводили в городскую тюрьму Джексборо. Судебные органы Соединенных Штатов скоро освободят местные власти от их знаменитого гостя, поскольку Каэтано будет заключен в федеральную тюрьму.

Остин опустил газету на колени, вздохнул и закрыл глаза. Посидев так некоторое время, он вновь поднял газету и перечитал статью. Затем встал, подошел к камину, бросил газету в огонь, наблюдая, как ее поглощает пламя. Через несколько секунд от нее осталась лишь горстка серого пепла, но Остин отчетливо помнил каждое слово: «… источник сообщил, что при задержании преступник находился в обществе красивой блондинки…»

Остин сжал ладонями пульсирующие от боли виски. Это не помогло: он никак не мог избавиться от мучительных мыслей. Может быть, виски поможет. Хрустальный графин был наполовину пуст. Остин налил себе стакан и уселся в плетеное кресло у камина. Сюзетта должна была вернуться завтра. Приедет ли она? И не она ли была с Каэтано в отеле «Мэнсон»? Какого черта он не убедился, что полукровка мертв, когда оставил его истекать кровью в домике на Кафедральной горе?

Сюзетта обняла Анну на прощание. Она заметила выражение глаз Анны. Лучшая подруга не одобряла ее. Сюзетта рассказала Анне и Перри правду о своих отношениях с Каэтано. Призналась, что любит его, что провела с ним ночь в отеле «Мэнсон», что была там, когда за ним пришли, и сообщила, что намерена поехать домой и объявить Остину, что больше не будет жить с ним.

Анна сказала, что понимает ее, но Сюзетта чувствовала, что это не так. Анна и Перри всегда любили Остина, и у них не укладывалось в голове, как Сюзетта может бросить такого доброго и милого человека. Она не в силах была им ничего объяснить.

Сюзетта помахала супругам рукой и села в карету. Когда экипаж тронулся, она увидела, что Анна плачет в объятиях мужа. Сюзетта не знала, кого оплакивает ее подруга: Остина, ее или их обоих, — но ей казалось, что она больше никогда не увидит Анну, Перри и их детей.

Сюзетта сглотнула и откинула голову на твердую кожаную спинку сиденья. После бессонной ночи на нее навалились усталость и тоска. Она нашла свою единственную любовь, но лишь для того, чтобы снова потерять ее. Сейчас, когда она отправляется в Джексборо, Каэтано сидит за решеткой. Его никогда не выпустят. И все это из-за нее. Он приехал в Форт-Уэрт, чтобы увидеться с ней. Она виновата в том, что Каэтано попал в тюрьму.

Сюзетта вздохнула. Если ей и не суждено увидеть Каэтано, жить с Остином она больше не будет. Она любит Каэтано и будет любить его до самой смерти. Нечестно оставаться с Остином и жить во лжи. Она скажет ему об этом, как только вернется. Признается во всем, соберет вещи и уедет. Она даст Остину развод. Он богат, красив, и любая женщина с радостью согласится стать его женой. Остин еще достаточно молод, чтобы найти свое счастье. Сюзетта хотела, чтобы он был счастлив, и надеялась, что так в конце концов и будет.

Остин, весь день пивший в одиночестве, поднял голову и улыбнулся, когда в сумерках в доме появился Том Кэпс. Остин сказал Тому, что хочет поехать в Джексборо и выпить в салуне Лонгхорна. Том согласился, хотя считал, что Остину в его состоянии не стоит покидать ранчо. Он видел, что его друг напился, и понимал, что к ночи тот будет совсем пьян, но раз уж Остин надумал отправиться в город, Том решил быть рядом и присматривать за ним.

Около полуночи Остин и Том сидели за угловым столиком в салуне Лонгхорна. Оба были пьяны. Остин говорил, Том слушал.

Поднеся к губам стаканчик виски, Остин задумчиво сказал:

— Знаешь, Том, мне не следовало привозить Сюзетту назад. Я должен был оставить ее с Каэтано.

— Что за чушь, черт побери, ты несешь? Этот подонок похитил и силой удерживал ее. Ты что, с ума сошел?

— Да, — печально согласился Остин. — Думаю, ты прав. И я скажу тебе почему. Сюзетта любит Каэтано.

Он осушил стакан. Том перегнулся через стол.

— Послушай меня, Остин. Я не сомневаюсь, что их влекло друг к другу. Она была его пленницей, а он известен своим умением обращаться с женщинами. Но теперь Сюзетта вернулась и забудет о нем. Вспомни, дружище, тебе потребовалось много времени, чтобы убедить эту девушку выйти за тебя замуж, но в конечном счете она оказалась в твоих объятиях, и вы были счастливы, пока этот бандит не украл ее.

— Да, наверное, были, — неуверенно согласился Остин.

— И вы снова будете счастливы, помяни мое слово. Сюзетта молода; дай ей немного времени, и она…

— Нет, Том, — печально проговорил Остин, — теперь все по-другому. — Он налил себе еще виски. — Когда я женился на Сюзетте, она не была влюблена в меня, но не любила и другого мужчину. Теперь, когда Сюзетта полюбила Каэтано, она больше никогда не будет счастлива со мной.

— Постой, Остин, я не уверен…

— А я уверен. Я знаю, как это бывает. Я был относительно счастлив с Бет, но после Сюзетты не смог бы жить с ней. После того, как жил с тем, кого ты любишь… ну… а кроме того, Каэтано жив. Его забрали из номера в отеле…

— Я видел газету, Остин, — нахмурился Том. — Как бы мне хотелось, черт возьми, чем-нибудь тебе помочь.

— Ты уже помогаешь. Сидишь здесь и слушаешь патетическую болтовню отвергнутого старика.

Тишину салуна прорезал громкий голос, и вслед за ним раздался язвительный мужской смех. Остин поднялся. В его руке сверкнул револьвер, и человек, назвавший Сюзетту Бранд шлюхой, которая спит с индейцами, замертво рухнул на пол. Ред Уилсон, решивший уязвить пьяного Остина, получил больше, чем предполагал. Не опуская оружия, Остин обвел глазами зал.

— Кто-нибудь еще не считает мою жену леди? — спросил он, растягивая слова.

Ответом ему была тишина. Человек с сухой рукой, стоявший у дальнего конца стойки, ждал, пока Остин повернется к нему спиной. Остин, потеряв бдительность, именно так и сделал.

Том закричал, но было уже поздно. Норман Тейлор всадил пулю в самую середину спины Остина. Не успел Остин упасть, как Том уже застрелил Тейлора. Остин осел на пол; глаза его затуманились.

— Ты с ним разделался? — спросил он Тома, когда старый товарищ склонился над ним.

— Да, Остин, оба мертвы. Ты убил Реда Уилсона. Норман Тейлор подстрелил тебя, а я прикончил Тейлора.

Остин лежал на спине.

— Ты положил меня в лужу, Том. У меня вся спина мокрая.

— Да, — сказал Том, глотая слезы. — Прости меня, Остин.

Остин схватил Тома за плечо и сжал изо всех сил.

— Обещай мне, что позаботишься о Сюзетте. Ради меня, Том. Знаешь, она всего лишь… она только… она моя маленькая девочка, и я…

Том кивнул. Слезы градом катились по его обветренному лицу. Остин Бранд так и не закончил фразу.

Во время церемонии похорон холодный зимний дождь не прекращался ни на минуту. Гроб с телом Остина, укрытый флагом Конфедерации, стоял под большим навесом. Сидевшая у гроба Сюзетта слышала, как крупные капли дождя стучат о брезент над ее головой. Она была уверена, что к ночи пойдет снег.

До сих пор Сюзетта не проронила ни слезинки, но теперь, прощаясь с Остином, вспомнила другой холодный январский день, когда он сквозь снег вез ее в Джексборо, чтобы сделать своей женой.

Сюзетта опустила голову и зарыдала. Когда траурная церемония закончилась и огромная толпа рассеялась, Сюзетта заметила стоящих под навесом Анну и Перри. Они подошли к ней, но было ясно, что они приехали на похороны только из уважения к Остину. Молча пожав ей руку, супруги направились к своему экипажу.

Сюзетта обеими руками сжала флаг Конфедерации и, не обращая внимания на стоявших вокруг людей, подошла к гробу. Сильная рука легла ей на плечо, и она, подняв глаза, увидела полное сочувствия морщинистое лицо Тома. Сюзетта кивнула ему, опустилась на колени перед большим бронзовым гробом и положила на него обтянутую перчаткой руку.

— Прости, Остин, — прошептала она, наклонившись, и поцеловала холодный металл.

— Вы уверены, что действительно этого хотите, Сюзетта? — Том Кэпс грел руки у камина в библиотеке.

— Да, Том. — Сюзетта раздвинула плотные шторы и впустила в комнату яркое мартовское солнце. —

Вы должны немедленно заняться поисками покупателя. Давайте попробуем найти какой-нибудь синдикат или человека, который оставит всех людей на своих местах. Я не хочу, чтобы кто-нибудь лишился работы. Если на это потребуется время — прекрасно. У меня нет никаких особенных планов, и мне некуда торопиться.

— Я хотел бы, чтобы вы передумали, мэм. Остин оставил все это вам, потому что здесь ваш дом.

Сюзетта подошла к Тому и пристально посмотрела на него.

— Вы были его лучшим другом, Том. Остин всем делился с вами, и вы должны знать о Каэтано. — Она на мгновение опустила глаза, затем, глубоко вздохнув, продолжила: — Я не чувствую себя вправе жить тут. Это не мой дом. Понимаете, я не была Остину верной женой, и я…

— Не надо, Сюзетта, — вскинул руку Том. — Это неправда. Все ужасные испытания остались в прошлом. Что случилось, то случилось.

— Вы прекрасный и чуткий человек, Том Кэпс. Недаром Остин вас так ценил. — Сюзетта улыбнулась и коснулась его плеча. — Продайте ранчо, Том. Ради меня. Я позабочусь о том, чтобы вы получили хорошие комиссионные и сохранили свое место при новом владельце.

Она помолчала, а затем тихо добавила:

— Я не хочу здесь жить, Том. Я уеду в Форт-Уэрт или Даллас. Люди тут презирают меня. Мне надо уехать.

— Понимаю, — печально кивнул Том.

Сюзетта в последний раз обвела взглядом Голубую спальню.

— Вот, кажется, и все, Кейт, — сказала она заботливой экономке, закрывавшей большой чемодан.

— Не уезжайте, миссис Бранд, — попросила ее Кейт.

Сюзетта улыбнулась:

— Я должна, Кейт. Новые владельцы приедут на следующей неделе. — Она обвила рукой полную талию Кейт. — Теперь вам придется полюбить Моррисонов. Миссис Моррисон милая женщина, и ей понадобится ваша помощь, чтобы справиться с тремя маленькими девочками.

— Конечно, — согласилась Кейт.

Когда Сюзетта повернулась к двери, Кейт остановила ее:

— Позволите мне в честь вашего дня рождения приготовить праздничный ужин?

— Спасибо за заботу, Кейт. Не стоит. Я даже забыла, что сегодня у меня день рождения.

Сюзетта спустилась вниз и прошла в библиотеку. На столе — там, где ее оставил Дэнис Сандерс, — лежала газета. Затаив дыхание, она схватила ее. Вопреки всему Сюзетта надеялась прочитать еще об одном дерзком побеге Каэтано. Она была уверена, что он вновь ускользнет из их лап.

Но на первой же странице Сюзетта прочитала его судьбу — и свою тоже: «Каэтано будет повешен сегодня!» Она даже не дочитала статью.

Неделю назад Каэтано под усиленной охраной перевезли из Форт-Уэрта в федеральную тюрьму в Эль-Пасо. Там 17 мая 1881 года он должен был взойти на эшафот.

К полудню Сюзетта приехала на старое ранчо Фоксуортов. В доме жила семья Бейтсов, глава которой работал у Бранда. Миссис Бейтс, варившая во дворе щелок, поздоровалась с Сюзеттой и заверила ее, что охотно разрешит пройти туда, где похоронены Блейк и Лидия Фоксуорт.

Сюзетта взглянула на одинаковые могильные камни и заговорила. Не проронив ни слезинки, она сказала родителям, что очень любит их и позаботилась о том, чтобы их могила была ухожена. Затем она опустилась на колени и положила розу на каждую плиту.

Подойдя к дому, Сюзетта увидела, как из него навстречу молодому ковбою выбежала прелестная юная девушка. Всадник соскочил с коня, бросился к белокурой красавице и обвил рукой ее тонкую талию. Сюзетта улыбнулась. Шестнадцатилетняя Бетти Бейтс застенчиво обнимала своего кавалера, восемнадцатилетнего погонщика лошадей Дэниса Сандерса. Молодые люди не заметили Сюзетты. Она вскочила на лошадь и уехала.

Сюзетта направлялась к небольшому кладбищу на ранчо Бранда. Под огромным дубом рядом друг с другом располагались три могилы. Одна была свежей, но на ней уже начала прорастать весенняя трава. Остина похоронили рядом с Бет и любимой дочерью Дженни. Сюзетта стояла под раскидистым деревом, и ветер трепал упавшие ей на лицо пряди волос. Затем она наклонилась и коснулась гладкого и холодного мраморного надгробия на свежей могиле.

— Остин, — прошептала она, — милый Остин.

На закате Сюзетта сидела в одиночестве на длинном балконе и качалась в любимом кресле Остина. Стиснув пальцами деревянные подлокотники, она откинула голову на высокую плетеную спинку. Взгляд ее скользил по холмистой прерии.

Десять лет назад, в этот самый день, ей исполнилось шестнадцать. Сюзетта тоскливо вздохнула. В тот чудесный весенний вечер у нее впереди была вся жизнь. Теперь все позади. Ей двадцать шесть, и жизнь ее кончилась.

Сюзетта выпрямилась и резко тряхнула головой. Нет! Жизнь продолжается. Она жива и еще поборется за себя. И если с ней уже не произойдет ничего стоящего, то разве у нее не останутся воспоминания, о которых любая женщина может только мечтать?

Вот статный отец и красавица мать вручают ей в день шестнадцатилетия золотой медальон, и она клянется никогда не снимать его.

Вот Люк Барнз, молодой и жизнерадостный, повязывает вокруг шеи красный шарф.

Вот Остин Бранд, элегантный и красивый в своем черном костюме, холодной нью-йоркской ночью ведет ее по ступеням «Дельмонико».

Романтические полуночные ужины на «Альфе».

Каэтано, держащий ее на плечах под водопадом Капоте-Фоллс.

Каэтано, ныряющий в бассейн рядом с их спальней в Сьела-Виста. Каэтано, крадущийся по окутанному туманом лесу в набедренной повязке и мокасинах, с перехваченными кожаным ремешком черными волосами. Тонкие смуглые пальцы Каэтано, опускающие красный кружок на ее фишки на рулеточном столе. Каэтано. Каэтано. Каэтано.

Солнце опустилось за горизонт, но небо на западе все еще было оранжевым. Все было тихо, лишь изредка раздавался одинокий крик козодоя. Внезапно этот звук показался ей похож на… на… Сюзетта вся обратилась в слух. Крик стал громче. Затем птица улетела, и все стихло. Сюзетта успокоилась.

Вновь послышался крик козодоя, но птицы нигде не было видно. Звук приближался, и сердце Сюзетты забилось быстрее. Этот жалобный крик, отчетливый и чистый, плыл к ней в неподвижном вечернем воздухе. На лице Сюзетты появилась улыбка, и она возбужденно обвела взглядом горизонт.

На западе из-за гребня холма появился одинокий всадник. Лошадь под ним была черной как смоль, ее лоснящееся мощное тело блестело от пота. Высокий стройный всадник тоже был в черном. Он гнал коня в сторону дома. Всадник свистел, и от этого звука мурашки бежали но спине Сюзетты, и она смеялась от счастья.

Подхватив юбки, Сюзетта сбежала по ступенькам крыльца. Она промчалась через двор, тщетно пытаясь сложить губы трубочкой, чтобы ответить на призывный свист. Это было невозможно — Сюзетта смеялась, и губы не слушались ее.

Выскочив со двора, она побежала по холмистой зеленой равнине. Всадник галопом устремился ей навстречу. Через несколько секунд они поравнялись, и сильные руки легко подняли Сюзетту и опустили в седло. Молодые люди помчались по прерии, держа путь на юго-запад. Смеясь и плача, Сюзетта прильнула к всаднику и стала покрывать поцелуями его смуглое улыбающееся лицо, без устали повторяя его имя:

— Каэтано!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40