Трамвай второго маршрута, колесовав Сенную площадь, с дребезгом встал у «Диеты». Двери развязно смялись, и Петр Исполатев, сморгнув от вида зловещей траурной рамки вокруг бортового номера, поднялся в вагон. Громыхнуло железо. Трамвай покатил в метельный коридор Садовой, похожей на летопись русского богатырства, написанную с конца, – в завязке помещался Российский Марс, а в эпилоге – калиновый мосток, как будто.
Заняв свободное место, Исполатев бережно, словно люстру, обнял наплечную сумку. Рядом из-под черного берета сверкнули две спелые виноградины сорта «Изабелла».
– Твои глаза, как два Чернобыля, – дружелюбно сказал Исполатев. – Не моргай – вся Швеция трясется.
Девушка накрыла улыбку воротником кроличьей шубки. Снаружи мелькали дежурные огоньки витрин Апраксина двора. Исполатев исчерпывающе представился и перешел к делу.
Видишь ли, Изабелла, чувственная основа сущего – любовь, ненависть, жертвенность, зависть – покрыта дрянной черствой коркой. Человек теряет силу, как теряет силу корабль с обросшим морской чепухой брюхом. Цинизмом, как кистенем, я луплю по наростам. Я ищу неделимый атом... Нет, прекрасная Изабелла, я не расшибу атом. Ни один амстердамский ювелир не сможет поделить на части любовь или ненависть. Я хочу очистить и сохранить блистающими невещественные корунды и адаманты! Не опасно ли это? Очень опасно. Человек с обнаженными чувствами жесток и беззащитен. Он способен творить страшные дела во имя справедливости, во имя торжества своих нагих чувств, и он же больше других расположен пасть жертвой чужих посягательств. Но иногда за минуту чистого восторга хочется простить человеку ту печальную цену, которой эта минута оплачена.
– Аминь, – сказала Изабелла.
Трамвай подкатил к замку мальтийского рыцаря. Замок громоздился в метели высокостенно и неприступно.
– Я еду в гости к милому подлецу Андрею Жвачину, – сказал Исполатев. – В нем нет чувства меры – он циник без романтизма. Женщины ограбили его жизнь, стянув у нее все идеалы. – Петр склонился к блестящим виноградинам: – Навестим его вместе?
– Я буду там в безопасности? – спросила девушка.
– Разумеется. Жвачин увлечен сейчас одной солдаткой и при ней делает вид, что других женщин на свете не существует.
– Сегодня старый Новый год – едем, – лукаво кивнула девушка.
Исполатев согласию не удивился.
На Марсовом поле сошли вместе. Петр мысленно похвалил посредственную выдумку старлея, который, уходя на дежурство, запер Светку дома на свежеврезанный замок. В прошлом Светка была валютной проституткой, потом весьма непоследовательно вышла замуж за оперуполномоченного, опекавшего в гостинице «Пулковская» фарцовщиков и путан и при исполнении службы опрометчиво полюбившего юную срамницу. Вскоре после свадьбы Светка бескорыстно вернулась к ремеслу, а муж тем временем колготками и косметикой брал с фарцовщиков отступные ради обожаемой до слепоты супруги. Последние два месяца Светка водила шашни с Исполатевым. Но вчера старлей врезал в дверь запор, отмыкавшийся лишь снаружи.
На Миллионной Петр предложил Изабелле руку.
– Склизко, – кратко пояснил он.
Пара свернула в ухоженный, мерцающий запорошенными тополями садик. Здесь не вьюжило, и снег летел красиво. У последнего подъезда Исполатев нажал кнопку домофона. «Кто такой?» – хрипло спросил динамик. «Черт его знает, – задумался Петр. – Сегодня я себя не узнаю». – «Сейчас опознаем». В замке что-то зажужжало, потом щелкнуло, и Исполатев потянул на себя дверь. Чета линялых кошек шарахнулась к зарешеченному подвальному спуску. Эхо звонких Изабеллиных каблучков порскнуло вверх по лестничной клетке.
На третьем этаже, заслоняя собой вход в квартиру, стоял Андрей Жвачин. В руке его лакировано блестел надкушенный пряник. Шевеля серыми усами, Жвачин разглядывал Исполатева со спутницей, доигрывающей кадриль на последнем лестничном марше.
– Что же ты в себе не узнаешь? – спросил Жвачин.
– Уже восемь, а я еще не опохмелился...
– Здравствуй, Андрюша, – сказала Изабелла из-за плеча Исполатева.
Жвачин кольнул усами щеку девушки и, развернувшись, пошел по коридору к удобствам.
– Что такое? – не сразу собрался с вопросом Петр.
Девушка оправдывалась без раскаянья:
– Должно быть, я тоже виновна в том, что жизнь Жвачина лишена идеалов... Прими мою шубу, пожалуйста. Мы с Андрюшей поступали в институт в одном потоке. Спасибо. А с Верой-солдаткой мы подруги.
В комнате было накурено. Магнитофон негромко что-то наигрывал. В углу топорщилась реденькая елка, опутанная серебряным дождем и электрической гирляндой. Вокруг низкого столика, уставленного бутылками и похожими на клумбы салатницами с салатами сидели: солдатка Вера (жених тянул лямку срочной
Последние комментарии
10 часов 57 минут назад
19 часов 49 минут назад
19 часов 52 минут назад
3 дней 2 часов назад
3 дней 6 часов назад
3 дней 8 часов назад