Неукротимое сердце [Бренда Джойс] (fb2) читать онлайн

- Неукротимое сердце (пер. Л. В. Сазонова) (а.с. Семья Брэг -5) (и.с. Очарование) 1.06 Мб, 312с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Бренда Джойс

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Бренда Джойс Неукротимое сердце

Часть первая СКАНДАЛ

Глава 1

Соединенные Штаты, территория Нью-Мексико

1860 год

Кэндис знала, что умирает.

Вначале эта мысль ужаснула ее. Но только вначале. Она хотела лишь избавления от безжалостного палящего солнца, от удушающей сухости во рту, от раскаленного песка, обжигавшего ладони и лицо.

Она знала, что умирает, потому что видела, как погибает скот от жары и жажды, как вываливаются у мулов почерневшие распухшие языки. Ее язык казался таким же жестким и распухшим. Она уже не могла сглотнуть, а горло саднило от пыли и песка. Если бы только у нее была вода!

Становилось все жарче. Немыслимый, невыносимый зной. Девушка жалобно застонала. «Сколько это еще продлится?» — вяло шевельнулось в ее затуманившемся мозгу. И что будет с отцом и братьями, когда они найдут ее?

«Простите, простите меня! — безмолвно молила Кэндис. — Я не хотела причинять вам боль».

Она любила свою семью. Трех старших братьев, Люка, Марка и Джона, рослых, белокурых, голубоглазых и видных, как все Картеры. И отца. Он, должно быть, вне себя. Кэндис не сомневалась, что отец кипит от ярости с той самой ночи, когда она сбежала из дома. О Боже!

Одно утешение, что они никогда не узнают правду.

У нее начался бред. Она явственно увидела Кинкейда. Но его лицо, искаженное бешенством, уже не казалось ей красивым. Кэндис ощутила боль от удара, услышала свой крик, почувствовала грубую хватку его рук…

Всю жизнь Кэндис холили и лелеяли. Отец один растил ее и трех братьев. Они перебрались на территорию[1] десять лет назад, еще до того, как та вошла в состав Соединенных Штатов. Кэндис было восемь лет, когда отец внезапно упаковал все вещи, оставил ферму в Теннесси и переехал с детьми в Тусон, чтобы заняться разведением скота на ранчо. Это произошло ровно через месяц после того, как их мать бросила семью, сбежав с другим мужчиной.

«Яблочко от яблони…» — горько подумала Кэндис.

Но ведь она не знала, что так получится, и совсем не хотела огорчать своих близких. Кэндис привыкла к поклонению мужчин, будь то отец с братьями или ковбои с ранчо, горожане или случайные проезжие. Не отличаясь тщеславием, она все же сознавала, что необычайно красива — ведь все вокруг только и твердили об этом. Только за последний год, когда Кэндис исполнилось восемнадцать, она получила пятнадцать предложений руки и сердца.

Кэндис приняла предложение Вирджила Кинкейда.

Стройный и смуглый, он был необыкновенно хорош собой. По его словам, он был вторым сыном плантатора из Джорджии, и от манеры Кинкейда ухаживать захватывало дух. Его южный говор, медлительный и тягучий, обволакивал словно мед, он цитировал прекрасные стихи… и не пялился на нее с воловьей преданностью, а смотрел пылко и страстно. Словом, в отличие от неловких юнцов, заикающихся от смущения, Вирджил, красивый и благовоспитанный южный джентльмен, умел обращаться с дамой.

Никто, однако, не одобрил ее выбор.

Отец Кэндис наотрез отказал Кинкейду, когда тот обратился к нему.

На следующую ночь они бежали.

Они скакали во весь опор днем и ночью, спеша добраться до форта Юма. Это было замечательное приключение, волнующее и романтичное…

А в форте Юма Кинкейд отказался жениться на ней.

— Но почему? — растерянно воскликнула Кэндис.

Он усмехнулся и, схватив девушку за плечи, притянул к себе. Потрясенная, она даже не пыталась отстраниться.

— Кэндис, я не из тех, кто женится. Она в смятении смотрела на него.

— Тогда зачем?..

Ведь Кэндис-то из тех, на ком женятся. Более того, она самая завидная невеста на всех землях от Аризона-Сити до Эль-Пасо.

Кинкейд приподнял ее подбородок.

— Ты создана для любви, Кэндис. Ну а брак — это не для меня. — Он крепче сжал ее подбородок.

Кэндис вырвалась из его рук.

— Ты лгал! Ты обещал… говорил, что любишь меня! Сказал, что мы поженимся, как только найдем священника.

Он засмеялся:

— Боюсь, дорогая, теперь тебе придется играть по новым правилам. По моим.

Кэндис попятилась.

— Что ты собираешься делать?

— Ну, Кэндис, даже ты не настолько наивна.

В испуге девушка прижалась к стене крошечной комнатушки, которую они сняли.

— Господи, Вирджил, нет!

— Кэндис, не смотри на меня с таким чертовски невинным видом. Ты создана для того, чтобы быть любовницей, ходить в шелках и бархате, бриллиантах и кружевах. Не твой удел превратиться в растрепанную жену какого-то фермера.

— Ты спятил.

— Спятил? Пожалуй. От радости, что буду у тебя первым.

Кинкейд потянулся к ней. Имея трех здоровяков братьев, она никогда не попадала в подобную ситуацию. Но теперь она отвесила ему звонкую оплеуху. Кинкейд ответил Кэндис безжалостным ударом, и она рухнула на пол.

— Вбей себе в голову, Кэндис! Ты больше не мисс Картер, южная красавица. Ты моя женщина и будешь делать то, что я велю.

Кэндис приподнялась, опираясь на локти. В ушах у нее звенело, в висках болезненно пульсировало. Ее охватил страх. — Нет! Кинкейд усмехнулся:

— Видимо, придется убедить тебя.

Ее глаза расширились, когда он небрежно бросил на кровать куртку и присел. Кэндис попыталась подняться. Кинкейд схватил ее и повалил на пол. Она вскрикнула, бешено сопротивляясь и выкручиваясь, и ухитрилась заехать ему ногой в челюсть.

Кинкейд с воплем выпустил ее.

Кэндис на четвереньках устремилась к двери.

— Сука! — Он схватил ее за ноги и дернул к себе. Кэндис упала на пол, больно ударившись подбородком. Она лежала на животе, совершенно беспомощная, а Кинкейд грубо заломил ей руки за спину. Когда он развел ее ноги, страх и внезапное осознание происходящего пронзили девушку.

— Мы можем сделать это любым способом, какой ты предпочтешь. — Кинкейд задрал ее юбки.

О, ужас!

Выпустив ее руки, Кинкейд разорвал панталоны Кэндис и обхватил ягодицы. Она почувствовала, как что-то толстое и твердое тычется в нее.

С отчаянным криком, молотя в воздухе ногами, она повернулась на бок. Похотливое лицо Кинкейда нависало над ней. Он стоял на коленях между разведенными бедрами Кэндис. Попытавшись схватить Кэндис за руки, Кинкейд потерял равновесие, и она тут же потянулась к кобуре, пристегнутой к его поясу. Вцепившись в рукоять пистолета, Кэндис выхватила его. Его глаза расширились. Она зажмурилась — и выстрелила.

Глава 2

Всадник пригнулся к шее коня и, пришпорив его, рванулся вперед.

Отряд кавалерии Соединенных Штатов шел за ним по пятам.

Он бросил взгляд через плечо. Длинные темные волосы хлестали его по лицу, хотя были перехвачены красной повязкой. Его заливал пот. Он скакал так, что чуть не загнал своего вороного коня. Кавалеристы, растянувшись в колонну, находились не более чем в двух сотнях ярдов от него.

Копыта вороного били по сухой земле, покрытой выжженной травой. Погоняя коня, всадник в кожаных штанах свернул в заросли сагуаро[2] и поскакал вдоль русла высохшего потока. Впереди, между отвесными скалами, виднелась расщелина. Не колеблясь, всадник послал коня в узкий проход и тут же ощутил жгучую боль в ободранном бедре. Вороной споткнулся и коротко заржал. Острые скалы царапали его бока, но, понукаемый хозяином, он все же устремился вперед и вырвался с другой стороны прохода. Они перешли в галоп и понеслись вниз по склону к вздувшейся от паводка реке.

Преследователи отставали теперь на четверть мили. Река разлилась, и уровень воды повысился. В обычной ситуации всадник задержался бы, выбирая место для переправы. Но сейчас он безжалостно гнал вороного вниз по берегу. Левой рукой он расстегнул портупею, перебросил ее через плечо и поднял над головой ружье. Послушный командам конь ринулся в бурный поток и поплыл, борясь с течением, пока не ступил на твердую почву на противоположном берегу.

Спустя несколько минут, укрывшись среди зарослей кактусов и агав, всадник осадил вороного и соскочил на землю. Прижавшись плечом к влажной шее тяжело дышавшего жеребца, он наблюдал за рассыпавшимися по берегу солдатами. Судя по виду их взмыленных худосочных лошадей, не многим из солдат удалось бы форсировать реку без риска для жизни. Они нерешительно топтались на берегу, затем развернулись и ускакали прочь.

Всадник откинул голову и расхохотался. Отряд, в который, помимо военных, входили индейцы папаго, шел по следам апачей из племени чирикауа, объединившихся под предводительством Джеронимо. Всадник не входил в число его сторонников, но, увидев кавалеристов, преследовавших мятежных индейцев, не устоял перед соблазном вмешаться. Хотя он три года не был на территории, но все же без труда сбил солдат со следа и увел их за собой.

Спустившись к реке, всадник напоил вороного, напился сам, вскочил на коня и двинулся вдоль берега вниз по течению, высматривая место для переправы. Он не доверял папаго, заклятым врагам апачей. Входившие в отряд следопыты могли форсировать реку и зайти ему в тыл.

Внезапно жеребец насторожился. Всадник огляделся. Заметив голубое пятно, он подъехал ближе и увидел юношу, лежавшего ничком на пыльной земле.

Спешившись, всадник осторожно приподнял голову незадачливого путешественника. Шляпа упала, и по земле рассыпались прекрасные белокурые локоны. Это оказалась девушка. Ей пришлось туго, но он видывал вещи и похуже. Муравьи только принялись за нее, облепив щеки черными точками. Смахнув насекомых с лица девушки, всадник поднес флягу к ее потрескавшимся губам.

Рот ее приоткрылся, горло конвульсивно сжалось.

— Для первого раза достаточно.

Она издала негодующий возглас и подняла на него взгляд.

Всадник изумленно уставился в темно-голубые глаза, огромные и миндалевидные, с густыми черными ресницами. Веки ее снова сомкнулись. С чувством смутной тревоги он опустил ее на спину. Что она делает одна в пустыне без лошади, припасов и в мужской одежде?

Он подхватил девушку на руки и понес к своему коню. Осторожно положив ее на коня, он вскочил в седло.

Откуда взялась эта девушка и куда направляется?

И вообще — кто она такая?

Они находились в двух днях пути от Тусона. Вдоль реки Санта-Крус не было никаких поселений, кроме нескольких ранчо. Американцы лишь недавно начали осваивать эти места 1853 года, когда Соединенные Штаты приобрели у Мексики полоску земли, на которой располагался Тусон.

Он разбил лагерь у говорливого ручья. Девушка нуждалась в уходе: вода и чай, заваренный на травах, помогут справиться с обезвоживанием организма. Она жадно глотала, но больше не открывала глаз. Кожа у нее шелушилась и слезала лоскутами. Обнаружив на правой руке девушки муравьев, всадник быстро раздел ее. У него давно не было женщины, и прикосновения к ее телу отзывались напряжением в паху.

Он вымыл девушку и дрожащими руками завернул ее в оленью кожу, служившую запасным одеялом. Потом развел небольшой костер и, вскипятив чай на травах, влил немного в ее пересохшее горло. Напоив жеребца, он растер и стреножил его, а затем присел к огню с жестяной кружкой кофе.

Обычай белого человека.

Всадник насмешливо улыбнулся, сверкнув ровным рядом белых зубов, и перевел взгляд на высившиеся на горизонте горы. Они притягивали его, как и населявшие их люди и единственный родной дом.

Минуло три года, с тех пор как он уехал отсюда. Решение далось ему нелегко.

Его звали Джек. Своего настоящего имени он не знал и не ведал, где появился на свет. О матери ему было известно лишь то, что она индианка и умерла, когда он был совсем маленьким. От отца Джек унаследовал силу и физическую стать. Первые его воспоминания были связаны с тем, как он стоит по колено в ледяной воде ручья, стремительно несущегося с гор, и чувствует, как немеют пальцы, примерзая к металлической миске. Его отец был золотоискателем.

Джек не любил отца, но делал все, что тот велел, опасаясь побоев. Если мальчику удавалось за долгие часы тяжелого труда намыть немного золотого песка, отец был доволен. В тех случаях, когда отец засиживался с бутылкой виски, Джек старался держаться подальше от хижины. Это и спасло ему жизнь.

Как-то, когда Джеку было шесть или семь лет, он скрывался в лесу, прячась от отца, беспробудно пьянствовавшего несколько дней подряд. Внезапно он услышал топот копыт. Это могли быть только индейцы. Джек подкрался ближе.

Он видел, как отец погиб, защищая свой дом. Индейцы разграбили все, что представляло хоть какую-то ценность, и подожгли хижину. Объятый страхом, мальчик кинулся наутек, не разбирая дороги.

Предводитель шайки заметил его и поскакал следом на могучем гнедом жеребце. Боясь оглянуться, Джек мчался через густые заросли сосен и можжевельника, пока не упал. Высокий молодой индеец, с черными волосами до пояса, соскочил с коня, схватил Джека и поднял в воздух.

— Грязный дикарь! — крикнул мальчик, слышавший эти слова от отца. — Пусти меня, проклятый грязный дикарь!

Индеец перекинул его через плечо.

Джек что было силы вцепился зубами в шею врага.

Индеец не издал ни звука. Сомкнув пальцы на челюсти ребенка, он швырнул мальчика на землю.

Раздался дружный хохот. Индейцы, окружив их, откровенно потешались. Джек настороженно привстал на колени. Он тяжело дышал, приоткрыв испачканный кровью рот. Сердце неистово забилось, когда он встретил взгляд высокого индейца. Тот не был свирепым, скорее сосредоточенным и загадочным.

Джек снова вскочил и помчался. Он знал, что это безнадежно, но не собирался сдаваться без борьбы.

И услышал новый взрыв смеха.

Его тут же схватили. На сей раз индеец проявил большую осторожность. Обхватив мальчика руками, он держал его прямо перед собой, не позволяя вырваться. Джек рычал, как дикая кошка, норовя расцарапать лицо противника. Мужчина бросил отрывистую фразу. Даже не зная языка, Джек понял, что ему приказано вести себя смирно. Но он и не думал подчиняться.

Его забросили на спину громадного гнедого. Вскочив следом, вымазанный жиром индеец больно дернул его за ухо, пресекая попытки соскользнуть с коня, затем резко перевернул, уложив себе на колени, и шлепнул по ягодицам.

Захвативший его мужчина оказался сыном вождя одного из племен апачей — чирикауа. Его звали Кочис. Из уважения к отваге, проявленной Джеком, он дал ему имя — Ниньо Сальваж, что означало «неукротимый ребенок».

Глава 3

О Боже!

Кэндис крепко зажмурилась и затаила дыхание, не осмеливаясь пошевелиться. В нескольких футах от нее, по другую сторону небольшого костерка, сидел индеец.

Где она? Что случилось? Не может быть, что все это происходит на самом деле. Кэндис чуть-чуть приоткрыла глаза. Индеец действительно сидел напротив. Кэндис увидела, что на нем нет никакой одежды, кроме штанов из оленьей кожи. Мускулистый торс был обнажен, длинные, до плеч, волосы перехватывала головная повязка.

Внезапно Кэндис все вспомнила. Она сбежала из дома с Кинкейдом; он обманул ее, и, прости Господи, ей пришлось убить его. Из самозащиты. А затем, в страхе, что ее арестуют и повесят, она ускакала из Юмы. Ее лошадь погибла от укуса змеи, и последнее, что Кэндис помнила, это то, как она брела и падала, сгорая заживо под палящим солнцем.

Набравшись храбрости, она снова взглянула на мужчину, сидевшего в тени, на границе освещенного костром круга. Он не отрывал глаз от пламени. Кэндис никогда не видела таких рослых индейцев. В основном они были крепкие, но худощавые и не выше среднего роста, а этот поражал шириной плеч и мощью груди. Только бы не апачи, взмолилась она.

Индеец поднял глаза и встретился с ней взглядом.

Он поднялся и подступил к ней ближе. Его мокасины были расшиты бусинами. Характерная отделка носка не оставляла сомнений. Такие мокасины носили апачи. Кэндис охватила дрожь.

Индеец тем временем приблизился к ней. Кэндис вскинула голову. Он стоял прямо над ней и с этой позиции казался еще крупнее и выше. Пламя костра освещало его.

С изумлением Кэндис поняла, что он полукровка. У него были серые или светло-голубые глаза и правильные черты, свойственные белой расе: высокие скулы, прямой нос, крупный подбородок и чувственные губы. Смуглое лицо либо загорело на солнце, либо он унаследовал этот цвет кожи от своих индейских предков. Грудь его украшало грубой работы ожерелье из оправленной в серебро бирюзы, с которого свисали две серебряные раковины и две прямоугольные серебряные пластины. Кэндис уже видела такое ожерелье. Оно принадлежало воину-апачи.

Их взгляды встретились. Лицо индейца приняло жесткое выражение, серые глаза сердито сверкнули. Девушка испуганно вжалась в землю. Он зажал в мощной ладони прядь ее волос, лишив возможности двигаться.

Оцепенев от страха, Кэндис смотрела в мрачное, как туча, лицо. Индеец отставил в сторону жестяную кружку и, обхватив девушку за спину, резко посадил, так что она прижалась плечом к его теплой груди.

Кэндис уперлась ладонями в твердую, как скала, грудь, покрытую легкой порослью темных волос.

— Нет!

Его рука напряглась.

— Перестань дергаться.

— Нет.

Он сумрачно посмотрел на нее, затем опустил взгляд на ее обнаженную грудь. Буркнув что-то, видимо, на языке апачей, он прикрыл ее одеялом и поднял кружку.

— Пей. — Что?

— Ты можешь сидеть?

Индеец говорил по-английски с легким акцентом.

— Д… думаю, да.

— Отлично.

Он так резко отпустил ее, что Кэндис чуть не повалилась на спину. Сунув ей кружку, над которой поднимался пар, мужчина отошел.

У Кэндис отлегло от сердца. Он всего лишь подал ей чай.

Глава 4

Прижимая локтями одеяло, Кэндис сжала в руках кружку. Ее взгляд был прикован к мощной спине полукровки апачи, стоявшего лицом к огню. Что он намерен с ней делать?

Она жила на территории с восьми лет и знала все о враждебно настроенных индейцах, в особенности об апачах, самых злобных из всех. Они не просто убивали. Они насиловали женщин, пытали и скальпировали свои жертвы, не щадя никого, даже детей. Кэндис отставила кружку в сторону.

Она должна бежать.

Но Кэндис также знала, что апачи — лучшие следопыты в мире. Даже если ей удастся бежать, он без труда разыщет ее. Значит, его придется убить.

Внезапно индеец повернулся: — Почему ты не пьешь?

Индеец шагнул ближе; его полные сдержанной мощи движения завораживали. Он напоминал горного льва, приготовившегося к прыжку. Кэндис сжала край одеяла.

— Пей чай.

Кэндис подчинилась, но, сделав первый глоток теплого травяного чая, ощутила такую жажду, что залпом осушила всю кружку, а затем вторую. Отставив кружку, девушка подняла глаза. Индеец смотрел на локоны, упавшие на ее белоснежное плечо.

Она поспешно откинула волосы за спину. Индеец проследил за ее движением. Кэндис подумала, что он никогда не видел таких волос и, возможно, размышляет о том, как бы заполучить ее скальп.

— Кто ты? — спросил он.

— Я… Кэндис Картер.

— С ранчо Картеров «Хай-Си»? — Когда Кэндис кивнула, он спросил: — Как же тебя занесло сюда?

— Я… я сбежала. Моего мужа, Вирджила Кинкейда, убили. Во время ограбления. В Аризона-Сити.

Кровь неистово пульсировала в висках от столь чудовищной лжи. Что, если за ее поимку назначена награда? Вдруг он передаст ее властям? Тогда правда откроется, жизнь ее будет погублена, а семья опозорена.

Она бросила взгляд на индейца, невозмутимо взиравшего на нее.

— Как ты оказалась в пустыне?

— Я была потрясена. Это случилось сразу после свадьбы, — прошептала Кэндис. — Я… я вернулась в нашу комнату… и увидела его… на полу.

Она заплакала. И хотя Кэндис не собиралась пускать слезы, чтобы остановить поток вопросов, на которые у нее не было ответов, это сработало.

Он издал раздраженный возглас и отошел. Кэндис увидела, что он улегся на земле, уставившись на звезды. Она шмыгнула носом и вытерла глаза, поглядывая на индейца. К ее изумлению, он, казалось, заснул.

В небе висел бледный серп луны. Ветра не было, и тишину ночи нарушал лишь отдаленный вой койота. Индеец не шевелился, Кэндис знала, что у нее нет выбора. Нужно только подождать, пока он крепко заснет. Пошарив вокруг, она нашла камень. Сжав его в руке, Кэндис нащупала острый выступ. Хладнокровно убить человека, даже апачи…

Придерживая одной рукой одеяло, она зажала в другой камень и, крадучись, двинулась к индейцу.

Глава 5

Будь Кэндис даже в миле от него, он все равно бы услышал. Девушка не умела двигаться бесшумно. Джек от души бы повеселился, если бы то, что она задумала, не было слишком серьезно. Поэтому он ждал. Грудь его мерно вздымалась, густые ресницы отбрасывали тени.

Оказавшись в футе от его правого плеча, девушка помедлила. Дыхание с шумом вырывалось из ее груди. Она явно трусила. «И правильно», — с мрачным удовлетворением подумал Джек. Дождавшись, когда девушка придвинулась ближе, он метнулся к ней со скоростью пантеры.

Только что Кэндис сидела на четвереньках, а в следующую секунду оказалась на спине. Индеец навалился сверху, придавив ее к земле своей тяжестью, зажав запястья в громадной ладони. Их лица находились в нескольких дюймах друг от друга. Камень выпал из ее руки.

Джек смотрел в ее глаза и видел в них страх. Каким-то чудом Кэндис удалось остаться в одеяле, но оно не скрывало женственные округлости и изгибы. Колени его находились между ее ногами.

— И у тебя хватило бы совести убить человека, который спас тебе жизнь?

Девушка только всхлипнула, приоткрыв дрожащие губы. Выругавшись, Джек сжал ее запястья.

— Отвечай.

— Я не хотела.

— Ах, вот как. — Он сжал ее лицо свободной рукой, прихватив несколько сверкающих локонов. — Ты, оказывается, еще и лгунья? — Мне очень жаль.

— Мне тоже. — Сдержав безумное желание поцеловать ее, он приподнялся, опираясь на локти. — Неужели ты думала, что можешь подкрасться ко мне и убить?

Девушка заплакала. Джек вскочил на ноги.

— Мне что — связать тебя?

Она села, прижимая одеяло к груди. — Нет, прошу вас, не надо.

— Ладно. Но учти, я сплю вполглаза и вполуха, как все апачи. Так что не пытайся выкинуть очередную глупость.

Девушка поднялась и побрела назад к костру. Джек остановил ее, схватив за волосы.

— Нет, — тихо произнес он, указывая на то место, где лежал сам.

Ее глаза расширились. Он за волосы притянул девушку к себе и уложил на землю. Затем лег рядом, обхватив рукой ее талию, и закрыл глаза. Но сон, разумеется, не шел.

Ему придется отвезти ее домой. Джек представил себе, какой прием ей окажут, и почти пожалел девушку. Сколько будет разговоров, что ее спас полукровка. Впрочем, вместо того чтобы беспокоиться о ней, ему следует подумать о том, какой прием ждет его самого. То, что он доставит девушку в целости и сохранности, едва ли защитит его от ненависти белых. А столкновение с жаждущей крови толпой было ему не по душе.

Хотя, насколько Джек слышал, Картер слыл справедливым человеком. Несмотря на отдельные столкновения с апачами, он, кажется, понимал, что, угнав несколько голов скота, индейцы вовсе не объявляют войну — просто таков их образ жизни.

Пожалуй, можно рискнуть и доставить девушку домой.

Джек подумал о своем доме, от которого находился в двух шагах. После трех лет отсутствия он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел увидеть мать, брата и весь клан. Господи, как же он соскучился по ним!

С другой стороны, возвращение только разбередит ему душу. За три года Джек привык к назначенному ему судьбой пути, по которому шел один, разрываясь между двумя взрастившими его культурами.

Он оставил племя после рейда, в котором в последний раз участвовал как воин. Тогда ему исполнился двадцать один год. Отряд из двенадцати апачей отправился на юг, чтобы добыть скот; это позволило бы племени продержаться до весны. Наткнувшись на трех бычков с клеймом Пита Китчена, они тут же забили их и начали разделывать туши. Подоспевшие работники Китчена застали их на месте преступления. Завязалась схватка. Тогда Джек и убил первого белого в своей жизни.

Они сошлись врукопашную, а когда все кончилось, Джека, залитого кровью противника, вывернуло наизнанку. Никто не видел его слабости, но это ничего не меняло.

Джек понял, что не может сражаться на стороне людей, которые его вырастили, убивая тех, чья кровь течет в его жилах. Ночью он сказал своей жене Дата, что уходит.

Тусон был первым городом, который встретился на его пути. Услышав, что его назвали полукровкой, Джек вытащил нож и бросился на мужчину — кстати сказать, белого — с намерением перерезать ему горло. Однако, находясь один на вражеской территории, он вовремя опомнился. Осторожность восторжествовала, и Джек отпустил обидчика.

Как-то раз Джека чуть ли не в лицо назвали дикарем. Оскорбивший его мужчина быстро раскаялся, почувствовав нож Джека у своего горла. Чуть позже одна из салунных девиц спросила, как его зовут.

Изогнув губы в иронической усмешке, он ответил: — Сэвидж.[3] Джек Сэвидж. Это имя прилипло к нему.

Переезжая с места на место, он постепенно отказывался от привычной одежды. Обзавелся шляпой, сменил кожаную рубаху на хлопковую, даже попытался носить обувь белых. Когда Джек был без индейских мокасин, к нему не проявляли враждебности.

Он начал с того, что нанялся в бригаду гуртовщиков. Новые товарищи встретили его неприязненно и настороженно. Не имея представления о перегоне скота, Джек решил научиться этому и, не щадя сил, работал за двоих. Как-то, в конце первой недели, он вернулся в лагерь, усталый и запыленный, и, расседлав коня, собрался есть в одиночестве. К нему подошел хозяин и протянул кружку кофе. Это стало поворотным моментом. Завоевав уважение хозяина, Джек со временем добился того же от его подчиненных. Друзей он не завел, но его стали считать своим.

Побывал он и в Техасе, поступив разведчиком в армию во время недолгой кампании против команчей. Военные часто использовали индейцев в борьбе против традиционных врагов их племен. Джек быстро прославился как опытный следопыт. Он служил под началом сержанта-ирландца по фамилии О'Мэлли. Вместе они скоротали немало вечеров в местном баре, что вкупе с заслугами Джека укрепило его репутацию в армии.

В целом жизнь Джека среди белых протекала довольно успешно. Однако уважению, которое он приобрел благодаря своим способностям, уму и отваге, всегда сопутствовали недоверие и даже страх. Похоже, кровь белого человека, которая текла в его жилах, ничего не меняла в глазах окружающих. Для них он оставался индейцем-полукровкой. Как и для этой девушки, Кэндис Картер.

Глава 6

Кэндис заморгала, щурясь от яркого солнца. И тотчас поняла, что она одна — индеец исчез. Девушка села, придерживая рукой одеяло; сердце ее гулко забилось от тревоги.

— Доброе утро.

Вскрикнув, Кэндис повернулась в сторону зарослей кактусов и зарделась, когда увидела, чем занят индеец. Он затягивал шнуровку штанов. Она поспешно отвела взгляд.

— Проголодалась?

В ярком свете дня он выглядел совершенно иначе. Оказалось, что волосы у него не черные, а темно-каштановые, мерцавшие на солнце теплыми бликами. Кэндис никогда не видела таких светлых, серебристо-серых глаз. Лицо его поражало правильностью черт, как и совершенный торс, покрытый рельефными мускулами, игравшими под влажной кожей. Мягкие кожаные штаны облегали мощные бедра.

— Ты что, давно мужчину не видела?

— Не понимаю, о чем это вы. Скажите лучше, где моя одежда?

Он кивнул направо. Кэндис увидела свои вещи, развешенные для просушки на кактусах, в том числе кружевные панталоны и сорочку. Покраснев, она решилась задать вопрос, не дававший ей покоя:

— Вы… вы…

Он посмотрел на нижнее белье девушки.

— Вы это сделали?

— Что именно?

— Вы… — Она запнулась. — Вы изнасиловали меня? Он метнулся к ней и, схватив за плечи, прорычал:

— Похоже, тебе не терпится, чтобы я это сделал. Кэндис растерянно заморгала.

— По-твоему, я изнасиловал тебя во сне? — Он встряхнул ее. — Тебя это возбуждает, да?

— Нет, — всхлипнула она.

Их лица находились так близко, что Кэндис ощущала его теплое дыхание и прикосновение колючего подбородка. Его тонко вырезанные губы оказались прямо перед ее глазами.

— Тебе не терпится узнать, каково это, когда полукровка берет тебя? — Зарывшись пальцами в ее волосы, он запрокинул ее голову назад. — Да?

— Нет! — выкрикнула Кэндис. Внезапно он отпустил ее и выпрямился.

— Когда же до тебя дойдет? — с отвращением бросил он. — Этот полукровка не намерен насиловать тебя, а тем более скальпировать и убивать.

Слова индейца ничуть не успокоили ее. Она не смела пошевелиться, а когда решилась поднять глаза, его не было рядом.

Если он не собирается ее трогать, какая же участь ей уготована? Может, он продает белых женщин в рабство индейцам? И даже если он сам не коснется ее, это могут сделать другие? Лучше умереть, чем быть изнасилованной десятком индейцев.

Фыркнула лошадь.

Кэндис стремительно обернулась и увидела вороного жеребца, щипавшего сухую траву. Его ноги были перехвачены сыромятным ремнем. Она не могла поверить в свою удачу.

Наспех одевшись, Кэндис натянула сапоги и бросилась к коню. Он вскинул голову, скаля зубы.

— Тише, тише, хороший мальчик, — проворковала она. Жеребец явно не доверял ей. Протянув руку, она осторожно погладила его по мощной шее. Он отпрянул, но слегка расслабился.

— Молодец, — прошептала девушка.

Схватив красную попону, она набросила ее на спину вороного, а затем, поднатужившись, взгромоздила сверху сорокафунтовое седло. Она тяжело дышала от напряжения, спешки и страха. Не переставая ворковать, Кэндис перебросила через шею коня поводья и, нагнувшись, распутала ремни, которыми его стреножил хозяин. Отбросив их в сторону, она тревожно огляделась. Хвала Господу, индейца нигде не было. Поставив ногу в стремя, девушка взлетела в седло.

— Зря ты это затеяла, — произнес голос у нее за спиной, и сильные ладони сомкнулись на ее талии.

Кэндис отчаянно вцепилась в луку седла, нащупывая ногой второе стремя, но в мгновение ока оказалась на земле.

— Так ты еще и лошадей крадешь?

— И не собиралась!

Он притянул ее к себе, так что их тела соприкоснулись.

— Ну да. Тебе просто захотелось проехаться верхом.

— Отпустите меня! — выкрикнула Кэндис.

— Что ты за женщина? Прошлой ночью чуть не огрела меня по голове камнем — и убила бы, дай тебе волю. Сегодня вздумала украсть моего коня и бросить меня погибать в пустыне. Ума не приложу, как меня угораздило спасти такую неблагодарную особу. — Джек обжег ее взглядом.

Кэндис вся дрожала от отчаяния и злости.

— А что еще мне делать? Ждать пока… пока вы…

— Я же сказал, что не причиню тебе вреда.

— Вы собираетесь отдать меня своим индейским дружкам, — выпалила она.

Его губы сжались.

— Понятно.

— Я скорее убью себя, чем позволю дотронуться до меня, — прошептала Кэндис, глядя в самые холодные глаза, какие ей приходилось видеть.

— Сомневаюсь, мисс Картер. Она опешила.

— Вот что, значит, тебя мучит. — Протянув руку, он потер ее подбородок костяшками пальцев.

Кэндис не шелохнулась.

— Если бы я не был апачи, то догадался бы. — Он обхватил ладонью ее подбородок. — Не все индейцы одинаковы. Такая простая мысль не приходила в твои лилейно-белые мозги? Апачи — не команчи. Мы чтим женщин и детей.

Девушка, оторопев, смотрела на него.

— Вы лжете! Все знают, что это неправда.

Индеец повернулся к ней спиной и бросил через плечо:

— Разведи костер, пока я соберу вещи. Неожиданно осмелев — возможно, из-за его успокаивающих слов, — Кэндис схватила его за рукав.

— Постойте! Если вы не собираетесь продавать меня в рабство, то, что намерены делать со мной?

— То, что сделал бы любой цивилизованный человек. Отвезу тебя домой.

Глава 7

Кэндис ехала верхом, а он шел рядом.

Апачи могли пройти пешком семьдесят миль в день. Разумеется, если бежать, а не двигаться шагом, как сейчас. Но Джек почему-то не торопился. Он шел рядом с вороным, положив руку ему на холку, чтобы успокоить не привыкшего к другим всадникам коня.

У них состоялся короткий разговор.

— Что случилось после смерти твоего мужа?

Она ответила не сразу. Заподозрив неладное, Джек посмотрел на Кэндис. На ее побледневшем лице, затененном видавшей виды шляпой, промелькнуло виноватое выражение и исчезло. Что она скрывает?

— Я… я была убита горем, — сказала она. — Ничего не соображала. Наняла лошадь и ускакала. Я хотела одного — вернуться домой.

— Не самый умный поступок, — заметил Джек.

— Возможно.

— Что случилось с лошадью?

— Ее укусила гремучая змея.

Вот и весь разговор, состоявшийся четыре часа назад. Тем не менее Джек остро ощущал присутствие рядом женщины, сидевшей в мужской одежде на его коне.

Глядя на ноги девушки — длинные, сильные ноги наездницы, — Джек представлял себе, как они обхватывают талию мужчины, когда он входит в нее. Да и кто бы удержался от подобных мыслей, глядя, как брюки облегают ее округлые ягодицы.

Джек чуть было не предложил ей остановиться и передохнуть, но вовремя спохватился. Стоило ему подумать, что для нее он — всего лишь опасный дикарь, как его охватывала злость. Девушка хочет попасть домой? Пожалуйста. Они будут ехать без передышки. Чем скорее он сбудет ее с рук, тем лучше, потому что дальше его путь лежит на север, в горы.

— Мистер… — Девушка кашлянула, словно не могла произнести его имени.

Он напрягся, но не оглянулся.

— Мистер, э-э… — Она снова кашлянула. — Сэвидж. Прошу вас.

Джек остановился и вопросительно уставился на нее, не собираясь облегчать ей жизнь. Кэндис покраснела.

— Я… э-э… не могли бы мы остановиться на несколько минут?

Он выразительно приподнял бровь, но взял поводья.

Соскользнув с лошади, Кэндис распрямила плечи, вздернула подбородок, зашагала к рощице мескитовых деревьев и скрылась в их тени. Джек поднес к губам флягу. Спустя несколько минут она появилась снова, стройная и длинноногая, в облегающей высокую грудь рубашке. Он протянул ей воду. Она сделала несколько глотков и вернула ему флягу.

— Простите, — девушка снова вспыхнула, — но при такой скорости нам потребуется неделя, чтобы добраться до Тусона.

— Что, не терпится попасть домой? — съязвил он.

— Может, нам… э-э… ехать вместе?

Пораженный, Джек не сразу нашелся с ответом. Он решил не ехать с ней по ряду причин. Но главная заключалась в том, что слишком часто в последнее время Джек испытывал возбуждение. Можно себе представить, что случится, если они окажутся вместе на лошади.

— Сменила гнев на милость? — поинтересовался он. Девушка промолчала. Джек подсадил ее в седло, взял поводья и двинулся вперед.

Через несколько часов Джек заметил впереди блики света — отражение солнечных лучей то ли от полевого бинокля, то ли от ствола ружья. Он встревожился, предположив, что это солдаты из форта Бьюкенен. Если это тот самый патруль, от которого он улизнул накануне, они не упустят возможности разделаться с ним.

Молниеносно взлетев в седло, он подхватил застигнутую врасплох девушку.

— Кто-то затаился за зарослями сагуаро, — тихо сказал он, поворачивая жеребца, чтобы кружным путем подобраться к месту, где находилась неведомая угроза.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Хочу выяснить, кто это.

— Почему бы нам просто не объехать их?

— Не исключено, что они нас тоже заметили.

Одной рукой он крепко обнимал ее за талию, поддерживая снизу ее грудь. Это очень нервировало Кэндис. Как, впрочем, и его крепкий торс, прижимавшийся к ее спине, как бы прямо она ни сидела. Девушка попыталась передвинуться к луке седла, но вместо этого еще прочнее обосновалась на его твердокаменных бедрах.

— Не ерзай, — буркнул он.

Кэндис напряглась еще больше, остро ощущая прикосновение к его телу. Сердце учащенно забилось.

Внезапно он остановил жеребца и соскользнул на землю, стащив ее за собой.

— Веди себя тихо и делай, как я.

Джек, пригнувшись, потащил девушку к кактусам, густо разросшимся вокруг нагромождения скалистых обломков. Толкнув Кэндис в небольшую расщелину, он приказал:

— Оставайся здесь. — И исчез в зарослях.

Кэндис смотрела ему вслед, прислушиваясь к доносившимся до нее голосам и смеху. Поколебавшись, она последовала за ним. Кто знает, может, это ее соседи с ранчо или, дай Бог, отряд военных?

Индеец лежал на животе, вглядываясь в склон холма, затененный колючим кустарником. Кэндис опустилась на четвереньки и подползла ближе. Она была в десяти ярдах от него, когда он вдруг перекатился на спину, выхватив «кольт» с такой скоростью, что Кэндис не поверила своим глазам, увидев направленное на нее дуло. Она вскрикнула, застыв на месте.

Джек прыгнул вперед и, повалив ее на землю, начал стрелять. Три выстрела последовали один за другим, затем наступила тишина. Кэндис подняла голову и увидела, что он тщательно прицеливается в удалявшегося галопом всадника. Раздался выстрел. Конь мчался во весь опор. Джек выпрямился и бросился вниз по склону.

Кэндис села, вытирая заливавший глаза пот. Осторожно поднявшись на ноги, она посмотрела вниз и вскрикнула. Три лошади без всадников уносились прочь от того места, где лежало три бездыханных тела. Кэндис услышала еще один выстрел.

Стоя над индейцем, одетым, как апачи, Джек прятал пистолет в кобуру. На груди индейца расплывалось красное пятно. Кэндис стало дурно. С минуту она смотрела на неподвижную фигуру Джека.

Джек заворачивал индейца в оленью кожу. Потрясенная, Кэндис наблюдала за ним. Он сложил одеяло, закрыв лицо и тело воина так осторожно, словно пеленал младенца, а затем свистнул. Вороной, появившись из-за холма, галопом понесся к хозяину. Джек перекинул индейца через седло.

Раздался стон, и один из распростертых на земле мужчин пошевелился. Падая и царапая ладони, Кэндис сбежала вниз по склону, мимо Джека, который привязывал индейца к седлу. Упав на колени, она склонилась над ковбоем. Его глаза были открыты. По бледному лицу струился пот. Кэндис, достаточно зная о пулевых ранениях, понимала, что его рана смертельна. Однако пройдут часы, прежде чем он умрет. Она вскочила на ноги.

— Мистер Сэвидж! Он жив!

Стоя к ней спиной, Джек продолжал привязывать индейца, словно ничего не слышал.

— Мистер Сэвидж! Этот человек еще жив!

— Помогите, — еле слышно выдохнул раненый.

Джек не отзывался, даже не подавал виду, что слышит ее. Она бросилась к нему и схватила за руку.

— Он жив! Вы что, оглохли? Ради Бога…

— Знаю, — безжизненно отозвался он, не глядя на нее. Кэндис попятилась.

— Он ранен, — повторила она. — Вы бросите его умирать, как животное?

Джек повернулся к ней:

— Он и есть животное.

Ее глаза расширились.

— Пора ехать, — сказал он.

— Что вы за человек? — выдохнула Кэндис. — Это вы животное. Вы хладнокровно убили его друзей…

— Пора ехать, — повторил Джек.

— Вы не можете бросить его! — закричала Кэндис и повисла у него на руке. К изумлению девушки, он свирепо стряхнул ее. Кэндис упала, сжавшись от страха, когда Джек с угрожающим видом навис над ней.

— Апачи был совсем мальчиком, — яростно прорычал он. — Не старше четырнадцати лет. Его оставили здесь, чтобы не подвергать опасности, потому что он еще не прошел обучения. Знаешь, что они сделали с ним?

Кэндис не проронила ни слова.

Он опустился на колени. Глаза его сверкали.

— Кем надо быть, чтобы захватить безоружного мальчишку, связать его, изрезать ножами и наблюдать, как муравьи заползают в открытые раны?

Кэндис онемела.

— На его груди не осталось кожи, — сказал Джек. — Муравьи были повсюду, даже на лице: в носу, во рту, в глазах. Эта свинья умрет — медленно. Страдая от ужасной боли. Как умер тот мальчик.

Ее голос был едва слышен:

— Это неправильно.

— Месть — вот мое право.

Обнаженная грудь Джека бурно вздымалась.

— О Боже! — простонала она, поднимаясь на ноги. Слезы слепили ей глаза. Нетерпеливо смахнув их рукой, Кэндис побрела к мертвым телам. Она вытащила револьвер из руки одного из ковбоев и, спотыкаясь, подошла к умирающему. Она понимала, что он умирает и страдает от боли, но не могла нажать на курок. Рука ее безвольно упала.

Внезапно Джек отшвырнул Кэндис в сторону. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда прогремел выстрел. Повернувшись к ней с убийственным выражением на лице, Джек с ожесточением воткнул «кольт» в кобуру. Затем грубо схватил девушку за плечо, подтолкнул к вороному и двинулся следом за ней.

Глава 8

Джек старался не смотреть на Кэндис.

Он знал, что она идет следом, а время от времени бежит, чтобы не отставать. Но Джек не замедлял широкого шага. Солнце поднялось высоко и нещадно палило. Они достигли подножия гор, и сагуаро, дававшие хоть какую-то тень, сменились низкорослым кустарником.

Услышав, как девушка упала, он не остановился.

Джек не понимал, что с ним происходит. Кэндис не скрывала отвращения к нему и тем не менее так тронула его, что он выполнил ее желание и проявил милосердие к умирающему врагу. Для богов, в которых Джек верил, месть была священна. И что же? Он собственной рукой избавил врага от мучений.

Спустя несколько часов, когда оранжевый диск солнца коснулся горного хребта, Джек остановился. Ему не нужно было смотреть на свою спутницу: он и так знал, что она делает. Тяжело дыша, девушка опустилась на землю. Он осторожно снял труп с коня.

Кэндис никак не могла отдышаться, натертые ноги горели огнем. Ее сапоги, предназначенные для верховой езды, не годились для пеших переходов. Однако все внимание девушки было приковано к большим загрубевшим ладоням Джека, обращавшегося с мертвым мальчиком, как с хрупким фарфором.

Вздохнув, Кэндис поднялась и направилась к ручью, протекавшему неподалеку. Ее мучила жажда. На протяжении всего перехода он не предложил ей воды, да и она не просила его сбавить темп или дать ей напиться. Добредя до берега, девушка опустилась на колени. Сняв шляпу, она напилась, зачерпывая воду горстями, затем умылась и вытерла лицо краешком рубашки. Слишком уставшая, чтобы встать, она повернула голову к Джеку — и, потрясенная, замерла.

Он снял штаны, мокасины и портупею, оставшись в одной набедренной повязке и сверкавшем на груди ожерелье. Склонившись над трупом, Джек что-то делал.

Кэндис старательно отводила взгляд, пока не увидела рядом с собой босые ступни. Подняв глаза, она поняла, что Джек опускает обнаженный труп в ручей.

— Что вы делаете? — спросила Кэндис.

— Его нужно обмыть.

Джек вымыл мальчика с ног до головы, даже волосы. Потом снова одел его в штаны, кожаные чулки и украшенный перьями головной убор. Видимо, у мальчика не было рубахи. Джек вытащил из седельной сумки свою кожаную рубаху и натянул ее на тело мальчика, удивив этим Кэндис. Она еще более поразилась, когда Джек засунул один из своих «кольтов» и нож ему за пояс.

— Что вы делаете? — снова спросила девушка. Он не поднял глаз.

— Хороню его.

— Зачем ему ваша рубаха, нож и револьвер?

Джек поднял мальчика, отнес его на скалистый выступ и, положив в расщелину, начал заваливать ее камнями.

— У него их не было, — ответил он.

Кэндис слышала, что именно так апачи хоронят своихумерших, но не верила этому.

— Но зачем они ему? — спросила она.

Джек поднял увесистый валун и взгромоздил его сверху. Когда он обернулся, по его телу струился пот.

— Вдруг там холодно.

— Где?

— До потустороннего мира четыре дня пути, — объяснил Джек, взглянув на нее. — Он может замерзнуть. Или повстречаться со злыми духами. Значит, ему нужны оружие и одежда. — Джек отвернулся и начал собирать хворост для костра.

Кэндис в немом изумлении наблюдала за ним.

Когда огонь разгорелся, Джек добавил в него зеленые ветви можжевельника, а также тимьян и шалфей, которые извлек из седельной сумки. Затем подошел к ручью и позвал девушку:

— Иди сюда.

Кэндис не сразу откликнулась. Когда же она с опаской приблизилась, Джек приказал:

— Раздевайся.

— Что?

— Раздевайся. Ты же не собираешься купаться в одежде?

— Вы, должно быть, шутите.

— Вовсе нет, — сказал он, небрежно снимая набедренную повязку.

Взгляд Кэндис упал на его чресла. Побагровев, она быстро отвернулась, но он поймал ее за руку и развернул лицом к себе.

— Снимай эту чертову одежду и залезай в воду.

— Что вы собираетесь делать? — испуганно спросила девушка.

Джек улыбнулся:

— Не то, что у тебя на уме. Снимай одежду, если не хочешь, чтобы я тебе помог.

Кэндис начала медленно расстегивать пуговицы рубашки. Она бросила взгляд на Джека. Он стирал набедренную повязку, используя песок вместо мыла. Помедлив в нерешительности, прежде чем снять рубашку, девушка снова покосилась на него. Он тер пятку.

— Снимай, — обронил он. Кэндис сняла рубашку.

— Я не буду снимать белье, — заявила она, стягивая брюки.

— Ладно, — буркнул он, не глядя. Разоблачившись, Кэндис быстро влезла в воду и начала мыться, стараясь не смотреть на Джека. Услышав, что он выходит из ручья, она успокоилась. Все оказалось не так уж плохо. Вода была восхитительной, а песок успешно заменял мыло. Окунувшись с головой, Кэндис начала мыть свои длинные волосы. Взгляд ее рассеянно скользил по берегу.

От зрелища, представшего ее глазам, девушку обдало жаром.

Джек стоял спиной к ней, великолепный в своей первозданной наготе. Его бледные ягодицы, упругие и твердые, разительно контрастировали с бронзовой спиной и руками. Кэндис поспешно опустила взгляд. Что за манера разгуливать голым? И что это он делает, стоя в дыму костра?

— Выстирай одежду и иди сюда, — крикнул ей Джек. Она покосилась на него:

— Зачем?

Джек не обернулся. Дым костра, густой и ароматный, обволакивал его.

— Мертвые — переносчики болезней. Опасно дотрагиваться до них, даже находиться рядом. Дым очищает.

В мокром белье, скрестив на груди руки, она нерешительно приблизилась к Джеку и остановилась за его спиной. Он посторонился, пропуская ее к костру. Задохнувшись от дыма, Кэндис закашлялась.

— Расслабься, — сказал Джек. — Делай, как я. Нагнувшись, он взял флягу и побрызгал водой на огонь.

Поднялся густой дым, окутавший их теплым облаком. Кэндис слышала его дыхание, более глубокое и шумное, чем обычно. Джек велел, чтобы она делала все, как он. Кэндис подчинилась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И попыталась подражать его частому неровному дыханию.

— Что это, к дьяволу, ты вытворяешь? — поинтересовался Джек.

Кэндис вскинула глаза. Челюсти его были сжаты, взгляд устремлен на ее грудь с затвердевшими сосками. Инстинктивно прикрывшись руками, она пролепетала:

— Делаю, как вы.

Глубоко вздохнув, он перевел взгляд на ее невинное лицо. Кэндис вспыхнула и потупилась, затем быстро отвела глаза. Но одного мгновения оказалось достаточно, чтобы вздыбленный набухший ствол запечатлелся в ее памяти.

Решив, что процедуры обеззараживания с нее достаточно, Кэндис с лихорадочной быстротой оделась. Джек не проронил ни слова.

Глава 9

Он проснулся на рассвете.

Еще царил сумрак, и только на востоке занималось розовое сияние. Прошлым вечером они продвинулись на полмили вниз по течению и разбили лагерь. Бесшумно поднявшись, Джек взглянул на девушку. Она лежала, свернувшись под оленьей шкурой, по другую сторону от погасшего костра. Посмотрев на нее, он повернулся и зашагал прочь от лагеря.

Они были в тридцати часах езды от «Хай-Си» и при всем желании не могли попасть туда раньше. Джек не сомневался, что все дело в вынужденной близости. Будь она просто белой женщиной, встреченной им в пути, он не терзался бы сейчас от невыносимого, но, увы, безнадежного желания.

Его снова охватила злость — мрачное тяжелое чувство закралось в сердце.

Раздавшееся над головой рычание мигом вывело его из состояния задумчивости. Черт, из-за этой женщины он погибнет! Если бы она не занимала все его мысли, Джек никогда бы не подпустил так близко горного льва.

Джек выхватил «кольт», но слишком поздно. Громадный желтый лев прыгнул с нависавшего над Джеком утеса. Сила столкновения отбросила его назад, прежде чем он успел выстрелить. Джек выронил револьвер, инстинктивно выставив перед собой руки.

Сцепившись, они катались по земле — тугой ком из мужской плоти и звериной шкуры. Острые когти впились ему в спину, но Джек даже не вскрикнул, сосредоточившись на том, чтобы удерживать на расстоянии пасть зверя. Преимущество, однако, было на стороне льва. Понимая, что долго не продержится, Джек нащупал рукоятку ножа. Сделав отчаянное усилие, он выхватил его из ножен и вонзил в тело зверя.

На мгновение ему показалось, что удар не достиг цели. Но глаза льва расширились и остекленели, пасть ощерилась в безмолвном рыке, рвавшие спину Джека когти ослабели. Громадное тело напряглось, а затем обмякло. Столкнув его с себя, Джек поморщился от боли. Лев скатился на землю.

Несколько секунд Джек не шевелился.

Мир все еще вращался перед его глазами. Джек понимал, что не в состоянии позаботиться о себе. При мысли о девушке, находившейся в нескольких ярдах от него, сердце его тоскливо сжалось. Ей нельзя доверять. Теперь она запросто сможет убить его и завладеть конем. Он должен сохранить сознание и силы, чтобы заставить Кэндис обработать его раны.

Джек долго приходил в себя, затем поднявшись, медленно побрел к лагерю. Прислонившись к низкорослому дубу, он вытащил «кольт». Рукоятка показалась ему влажной, а вес непомерно тяжелым. Как он ни старался держать револьвер прямо, дуло упорно клонилось к земле. Оттолкнувшись от дерева, Джек побрел дальше.

Кэндис уже встала и разводила костер. Увидев Джека, она побелела.

— О Боже! — выдохнула Кэндис.

Джек рухнул на колени. Подняв глаза, он увидел, что девушка не двинулась с места, но бросила взгляд на коня, и с болью в сердце понял, что не ошибся в своих предположениях. Получив шанс, Кэндис сбежит, оставив его умирать. Ей нет дела до того, выживет он или умрет.

— Принеси воды. И достань виски из моей сумки.

Кэндис кинулась к фляге с водой. Прихватив ее и седельную сумку, она поспешила к скорчившемуся на земле Джеку. Глаза его закрывались. Никогда еще веки не казались ему такими тяжелыми.

Джек поднял глаза. Значит, сейчас. Сейчас она уедет, если не убьет его раньше. Последнее, пожалуй, даже лучше.

— Уезжай, — прошептал он. — Давай. Чего ты ждешь? Их взгляды встретились. Девушка посмотрела на коня и повернулась к Джеку спиной. Он с мучительной ясностью осознал, что она приняла решение — не в его пользу. В следующее мгновение Кэндис сняла с себя рубашку, затем сорочку, после чего снова надела рубашку и повернулась к нему. Джек устало закрыл глаза, когда она начала рвать сорочку на полосы. Кэндис осторожно коснулась его плеча там, где кожа не пострадала.

— Нужно промыть раны, — сказала она. — Будет больно. Выпейте виски.

Она заставила Джека сделать несколько глотков. Виски предназначалось для ран, но Джек был слишком слаб и страдал от боли, чтобы возражать ей. Он охнул, когда виски обожгло его спину, но больше не издал ни звука, пока Кэндис промывала его израненные грудь и ноги, очищая их от песка и грязи.

— Еще минутку, — сказала Кэндис. — Вот так. Сейчас я постелю одеяло. А теперь осторожно…

Она помогла ему лечь, и это было настоящим благословением. Джек ощутил мягкое прикосновение влажной ткани к лицу. Девушка вытирала пот с его лба, щек, подбородка. «Она осталась», — мелькнуло у него голове, прежде чем он потерял сознание.

Глава 10

Когда он проснулся, солнце стояло высоко в небе. Джек понял, что проспал весь вчерашний день и половину сегодняшнего. А также то, что он на пути к выздоровлению. Джек осторожно напряг мышцы и почувствовал боль, но, судя по ощущениям, раны затягивались. Терзало его одно — зверский голод. Приподнявшись на локте, он огляделся и замер.

Конь и девушка исчезли.

Джека охватило горькое разочарование. В конце концов она не только не убила его, но оставалась с ним, пока он не пришел в себя.

Джек услышал ржание раньше, чем показалась лошадь, и медленно поднялся. Оглядевшись по сторонам, он увидел свою портупею, валявшуюся на земле рядом с седельными сумками. Вытащив «кольт», Джек притаился в тени громадного валуна.

На опушку выехала Кэндис Картер верхом на вороном; с луки седла свисали две беличьи тушки. Ее взгляд метнулся к Джеку, появившемуся из своего укрытия.

— Вы встали? — спросила она.

Она не уехала! Джек не мог поверить, что его спутница все еще здесь. Он отвел глаза, чтобы Кэндис не заметила его радости. Подойдя к одеялу, Джек опустился на него.

— Вам не следовало вставать, — обронила Кэндис, спешиваясь.

— Мне намного лучше.

— Не мудрено, ведь вы проспали тридцать часов. У вас была лихорадка, правда, недолго. Считайте, что вам повезло.

Джек пригвоздил ее взглядом:

— Почему ты осталась?

— Я не могла бросить раненого.

— Даже полукровку апачи? Она вспыхнула:

— Я в долгу перед вами.

Джек наблюдал, как Кэндис готовит мясо и разводит костер. Томительное чувство, в котором не было ничего физического, овладело им. Вчера девушка заботилась о его израненном теле, сегодня готовила ему еду. Как жена.

Очередная иллюзия, мираж, порожденный пустыней.

Нанизав белок на прут и подвесив их над костром, Кэндис выпрямилась. Джек смотрел на ее высокую грудь, обтянутую рубашкой. Ощутив знакомое напряжение в чреслах, он поднял глаза и увидел, что девушка застыла на месте, не сводя с него испуганного взгляда. У нее был такой вид, словно она готова сорваться с места и убежать.

Он пристыжено опустил голову.

— Может, посмотришь мою спину? Все остальное вроде заживает.

— Конечно.

Кэндис стиснула руки, колеблясь. Одно дело — ухаживать за ним, когда он почти без сознания или лежит пластом в лихорадочном забытьи. И совсем другое — сейчас. Джек казался совершенно здоровым, если не считать легкой испарины на лбу.

С опаской приблизившись к Джеку, Кэндис заметила мелькнувшее в его глазах презрение. Он повернулся к ней спиной. Широкую твердую спину пересекали глубокие отметины когтей, заживавшие без малейших признаков инфекции. Кэндис снова поразилась его живучести.

— Все нормально, — сказала она. Джек повернулся к ней лицом.

— Я могу укусить, если ты подойдешь слишком близко. Девушка залилась сердитым румянцем.

— По-моему, я этого не заслужила.

— Тогда перестань смотреть на меня, как на опасное животное.

Она вздернула подбородок:

— Я никогда…

— Я человек, — твердо сказал Джек, а затем добавил: — Постарайся не забывать об этом.

Они подкрепились в натянутом молчании, не глядя друг на друга. Сразу после еды Джек заснул, хотя было совсем светло. Сидя рядом, Кэндис разглядывала его. Губы его слегка приоткрылись, лицо, обычно жесткое, казалось сейчас детски уязвимым. Щетина не портила прекрасных черт лица. Несмотря на примесь индейской крови, он был на редкость хорош собой.

Внезапно решившись, Кэндис встала. Он на пути к выздоровлению. До «Хай-Си» недалеко. Он спас ей жизнь, она отплатила ему тем же. Пора.

Правда, ей придется украсть у него коня, но тут уж ничего не поделаешь. Интересно, кража коня полукровки тоже карается повешением или это не считается преступлением?

Кэндис подошла к вороному. Она оглянулась через плечо. Джек пошевелился, и сердце Кэндис тревожно забилось. На секунду ей показалось, что он проснулся. Но он лишь изменил позу, устроившись удобнее.

Она вскочила в седло и устремилась в ночную мглу.

Глава 11

На следующий день, уже в сумерках, Кэндис подъехала к обнесенному стенами ранчо. Часовой узнал ее и распахнул тяжелые ворота. Не успела она одолеть и половину пути до длинного одноэтажного дома, как вся семья высыпала наружу во главе с Джоном.

— Боже правый, Кэндис! — завопил он, сняв ее с лошади. Крутанув сестру вокруг себя, он передал ее Марку, почти такому же высокому, как младший брат. Затем Люк, старший из братьев, заключил Кэндис в объятия, прежде чем она попала в руки отца.

Она расплакалась.

— С тобой все в порядке? — спросил старший Картер, глядя на дочь.

— Да, папа, прости меня.

— Вот и славно, а с остальным мы разберемся.

— Где, к дьяволу, Кинкейд? — требовательно спросил Марк.

Не ответив, Кэндис прижалась к отцу. Он обнял ее, и они двинулись к дому.

Люк повернулся к брату:

— Не спеши, парень. Дай ей прийти в себя.

— Я убью этого мерзавца! — взвился Марк.

— Чья эта лошадь? — поинтересовался Джон. — Ради Бога, Кэндис, ты что, одна приехала?

— Джон, — одернул его отец.

Заметив грузную фигуру Марии, вырастившей ее и братьев, Кэндис бросилась в ее раскрытые объятия. Мексиканка заливалась слезами.

— Как ты могла? Мы прошли через ад!

— Мне так жаль, — с раскаянием всхлипнула Кэндис. Мария уже распорядилась, чтобы ее племянница Кончите приготовила ванну.

— Хочешь есть?

— Как волк, — ответила Кэндис.

Мария поспешила в дом, а Кэндис повернулась к отцу и братьям. Лицо девушки горело от вины и стыда, но никакая сила не могла заставить ее сказать правду.

— Где Кинкейд? — спросил отец.

— Я убью мерзавца, если он посмел коснуться тебя до свадьбы! — заявил Марк.

Кэндис посмотрела на Люка, самого рассудительного из братьев, затем перевела взгляд на отца:

— Кинкейда убили. Во время ограбления. Сразу после свадьбы. Я была так потрясена, что вскочила на первую попавшуюся лошадь и ускакала.

Они ошарашено уставились на нее.

— Мне очень жаль, Кэндис, — вымолвил отец, помолчав. Губы Кэндис задрожали.

— О, папа. Это было так ужасно, — сказала она, думая о вероломстве Кинкейда и о том, какой ценой защитила себя.

Отец крепко сжал ее в объятиях.

— Где это произошло? — сурово спросил он. Кэндис принялась грызть ноготь.

— В форте Юма.

— Господи, Кэндис! Ты хочешь сказать, что проехала весь этот путь одна? — изумился Джон.

Она прикусила губу.

— Так получилось. Даже Люк был потрясен.

— Я не могу в это поверить, — сказал он, но, встретив умоляющий взгляд сестры, смягчился и прижал ее к себе.

— Ладно, хорошо хоть Кинкейд получил по заслугам, — заявил Марк.

— Марк. — В голосе отца прозвучал укор.

— Плевать. Он украл нашу сестру. Ей придется с этим жить. Кто теперь женится на ней?

— Ну, Марк, ты перехватил, — возразил Люк. — Не думаю, что у Кэндис будут проблемы.

Кэндис бросила на него благодарный взгляд. Отец улыбнулся и обнял дочь:

— Милая, как я рад, что ты вернулась! Кэндис с облегчением улыбнулась.

Глава 12

— Кэндис, просыпайся.

Открыв глаза, она увидела стоявшего в дверях Люка.

— А?

Выражение его лица не сулило ничего хорошего.

— Во дворе какой-то апачи-полукровка. Уверяет, что ты украла его коня.

Побледнев, Кэндис села в постели.

— О Боже!

— Отец ждет тебя внизу. Спускайся. — Люк вышел из комнаты.

Кэндис слетела с постели. Ее трясло от страха. Надевая сорочку и нижнее белье, она пыталась собраться с духом. Джек наверняка в ярости. И ее ложь вот-вот откроется…

Она надела юбку и блузку и босиком сбежала вниз по лестнице, не успев даже причесаться.

Джек стоял во дворе, лицом к веранде, куда вышли ее отец и братья. Один из работников целился ему в спину, двое других настороженно застыли по бокам.

Глаза Джека сверкали. На нем были только мокасины, набедренная повязка и пустая портупея. Его «кольт» красовался за поясом одного из работников. Раны на спине Джека открылись и кровоточили.

Их взгляды скрестились. Кэндис так дрожала, что у нее стучали зубы.

— Полагаю, — отрывисто начал Джек, — у вас есть кое-что, принадлежащее мне.

Кэндис открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Марк возмущенно повернулся к сестре:

— Этот полукровка явился к воротам и потребовал впустить его. Заявил, будто ты украла его коня.

Кэндис посмотрела на Марка, затем снова на Джека. Его ледяной взгляд выражал презрение, лицо казалось бледным под слоем загара. — Я… — Она запнулась.

О, зачем он только пришел!

— Мне нужен мой конь, — произнес Джек, пригвоздив ее взглядом.

— Ты знаешь этого человека, Кэндис? — спросил отец.

— Да.

Марк шагнул к ней:

— Откуда, к дьяволу, ты можешь его знать?

— Это его лошадь? — спросил Джон, не менее рассерженный, чем Марк.

— Да. — Кэндис вспыхнула, ощутив в полной мере свою вину. Она повернулась к отцу и Люку, рассчитывая на их понимание: — Папа, я рассказала тебе не все.

— Вижу, — отозвался отец, но его перебил Марк.

— Он дотронулся до тебя? — взревел он. — Этот краснокожий ублюдок дотронулся до тебя?

Румянец Кэндис стал еще гуще. Она попятилась, вспомнив, как проснулась обнаженная, как стояла рядом с Джеком в дыму костра. Глаза Марка расширились, когда он встретил ее взгляд. Он вскинул ружье.

— Нет, Марк, нет! — закричала Кэндис. — Клянусь, он этого не делал!

Однако прежде чем она закончила фразу, Джек выбил ружье из рук Марка, а Люк встал между ними.

— Не горячись, — тихо сказал он младшему брату.

— Я убью его, если он посмел коснуться Кэндис. Джек рассмеялся:

— Она не интересует меня. Явная ложь, и они оба это знали.

— Объясни, что случилось, Кэндис. — Твердый голос отца прервал перебранку.

Оторвав взгляд от Джека, Кэндис вздохнула:

— Я купила лошадь в Аризона-Сити, но ее укусила гремучая змея. Я шла, пока хватало сил, без воды и пищи. Кончилось тем, что я просто потеряла сознание. Он нашел меня.

Марк негромко выругался, Джон ахнул. Все, включая работников, уставились на застывшего в напряженной позе полуобнаженного индейца.

— Ты была с ним одна в пустыне? — спросил Люк. Кэндис густо покраснела:

— Он спас мне жизнь. И не тронул меня. Он наполовину белый и говорит совсем как белый. На него напал горный лев. — Заметив ярость в устремленном на нее взгляде Джека, Кэндис прервала свою сбивчивую речь и подавленно прошептала: — Он был ранен, и я украла его коня.

В течение бесконечно долгой минуты они смотрели друг на друга, затем Джек покачнулся. Движение было настолько мимолетным, а он стоял так прямо, что Кэндис решила, будто ей показалось.

— Чертовски отчаянный парень, раз решился прийти сюда, — обронил Джон.

— Я ей не верю, — обвиняющим тоном бросил Марк. — Она лжет.

— Марк! — одернул его отец.

Кэндис затаила дыхание под гневным взглядом брата.

— Если он тебе ничего не сделал, почему у тебя такой виноватый вид? Ты была без сознания, когда этот краснокожий нашел тебя. Они ничем не отличаются от животных. Ты можешь даже не знать, что…

— Хватит! — рявкнул отец.

— Если бы он коснулся ее, братишка, — заметил Люк, — никакой конь не заставил бы его приблизиться к ранчо.

— Я не трогал ее, — скрипнул зубами Джек. — Во всяком случае, не в том смысле, который вы имеете в виду. Я спас ее жалкую жизнь — и поплатился за это конем, не говоря уже о потерянном времени.

Кэндис дрожала, не решаясь поднять на него глаза.

— Педро, приведи его коня, — распорядился отец. Работник поспешил выполнить его поручение.

— Ты спас мою дочь, — обратился Картер к Джеку. — Я благодарен тебе за это.

Губы Джека раздвинулись, но улыбка не затронула его глаз.

Работник подвел к нему оседланного жеребца. Джек взял поводья, но не сделал попытки сесть в седло. Грудь его блестела от пота, руки, сжимавшие поводья, побелели.

Кэндис с тревогой наблюдала за ним. Тяжело раненный, он последовал за ней пешком. Зачем только она украла его коня! Никогда в жизни ей не забыть упрека в его глазах — и как близко все они были от насилия, а возможно, и убийства.

— Лучше бы тебе уехать, пока ты еще в состоянии, — посоветовал Люк.

Глаза Джека лихорадочно блестели.

— Мой револьвер, — сказал он.

Люк бросил взгляд на Реда Барлоу, все еще державшего Джека на прицеле, и кивнул.

— Отдай ему револьвер, Ред.

Ковбой помедлил, затем, не опуская ружья, осторожно вытащил из-за пояса «кольт».

— Минутку, — остановил его Джон.

Перехватив «кольт», он опустошил обойму и только после этого отдал его Джеку. Тот воткнул его в кобуру и двинулся к коню. При виде открывшихся ран Кэндис тяжело вздохнула.

— Папа, — быстро сказала она. — Он ранен. И прошел весь путь пешком. Мы должны хотя бы накормить его.

Мужчины молча уставились на нее.

— Что, черт побери, с тобой творится? — вскричал Марк.

— Он спас мне жизнь. Кэндис вздернула подбородок.

Сердце ее бешено колотилось. Она ничего не видела, кроме окровавленной спины Джека. Зачем он это сделал? Неужели эта дурацкая лошадь так много значит для него? И как можно в таком состоянии ехать верхом?

— Послушай, парень! — окликнул Джека отец, когда тот поставил ногу в стремя и вскочил в седло. — Иди на кухню. Мария накормит тебя.

Повернув жеребца боком, Джек окинул семейство Картеров презрительным взглядом. Кэндис вспыхнула, ощутив вдруг жгучий стыд. Никогда этот гордый человек не станет принимать объедки у задней двери.

Сверкающий взгляд Джека остановился на ней. Его лицо было покрыто испариной.

— Пожалуйста, — услышала она собственный голос. — Вам нужно поесть.

— Пошли вы все к дьяволу с вашей милостыней! — бросил Джек.

Оторвав от нее взгляд, он развернул коня. Его мощная фигура слегка осела в седле, но тут же выпрямилась. Жеребец фыркнул и затряс головой.

— Он болен, — прошептала Кэндис, с ужасом глядя, как Джек заваливается набок. И тут Джек рухнул к их ногам.

Глава 13

Кэндис вскрикнула и бросилась вперед, но Люк опередил ее. Склонившись над Джеком, он пощупал его пульс.

— У него сильная лихорадка, — сказал Люк, выпрямившись. — Похоже, раны воспалились.

— Ред, позови Уилли и отнесите его в амбар, — распорядился отец.

— Ты что, па! — возмутился Марк. — Надо посадить его на лошадь, и пусть катится!

Кэндис хотела возразить, но Люк уже подхватил Джека под мышки, а Ред взялся за ноги. Кэндис с тревогой наблюдала за ними, виня во всем себя. Она последовала за ними, когда они потащили Джека через двор, но отец схватил ее за плечо.

— Куда это ты направилась?

— Я… Хочу посмотреть, не смогу ли чем-нибудь помочь.

— Мария займется им точно так же, как ухаживает за всеми ранеными на ранчо.

Кэндис покраснела, встретив проницательный взгляд отца. Что он подумал? Не прошло и нескольких секунд, как она узнала, что думают по этому поводу Марк и Джон.

— Что-то ты больно заботишься об этом полукровке, Кэндис, — выпалил Марк. — Даже осунулась.

Кэндис яростно набросилась на него:

— Как ты смеешь, Марк? Я же рассказала, как все было…

— Ты хоть представляешь себе, какие пойдут разговоры? Кэндис пожала плечами. Все ее надежды, что никто не узнает о ней и Джеке Сэвидже, пошли прахом. Как только работники доберутся до города, чтобы пропустить стаканчик, новости распространятся по всем ранчо в окрестностях Тусона. И не важно, что между ними ничего не было. Люди начнут судачить и вынесут ей приговор.

— Мне все равно, — заявила она, вскинув голову. — Ничего не было. Ради Бога, Марк, он же человек!

— Извини, но я не позволю тебе крутиться вокруг него.

— Марк прав, Кэндис, — вмешался отец. — Держись от него подальше. А ты, Марк, оставь свое мнение при себе. Тебя это тоже касается, Джон. И хватит об этом.

Отец обратился к Кэндис:

— Тебе придется многое объяснить.

— Я надеялась, что все обойдется.

— Если бы ты рассказала все сразу, мы смогли бы подготовиться. А теперь, Марк прав, разговоров не избежать. — Он положил руку ей на плечо. — Чем раньше он уедет отсюда, тем скорее мы справимся со всем этим.

Кэндис не могла заснуть, терзаясь неизвестностью.

Весь день, тянувшийся бесконечно, она думала о раненом в амбаре. Даже визит одного из поклонников, судьи Рейнхарта, не отвлек ее от тревожных мыслей. После всех обвинений, обрушившихся на нее утром, Кэндис не осмеливалась спросить, как Джек себя чувствует. А когда все-таки спросила, Мария отмахнулась от нее, ограничившись односложным ответом, что было совсем на нее не похоже.

Кэндис знала, что прощена. Даже Марк вел себя как обычно, беззлобно подшучивая над ней, за исключением тех моментов, когда бросал взгляд на амбар. Тогда его лицо мрачнело. Он ненавидел индейцев. Марк имел на то веские причины. Его возлюбленная, девушка-мексиканка, была убита индейцами из шайки Джеронимо.

Но ведь Джек не имеет отношения к Джеронимо. Или имеет?

Нет, не может быть.

Так и не заснув, Кэндис поднялась с кровати и накинула халат. Что, если посмотреть, как он там? Кэндис взяла фонарь и, не зажигая его, выскользнула в ночь.

В небе ярко светила луна. Бесшумно ступая босыми ногами, Кэндис пробежала через двор к амбару. Притворив за собой дверь, она опустилась на колени, зажгла фонарь и подняла его над головой.

То, что она увидела, заставило ее ахнуть. Джек лежал на спине прямо на соломе. Никто не подстелил ему одеяло и не оставил воды. Джека бил озноб, пот градом катился по его лицу и телу. Сердце Кэндис разрывалось. Как могла Мария так обойтись с ним?

Она бросилась к нему и упала на колени.

— Джек! — Кэндис коснулась его пылающего лба.

Почувствовав прикосновение, он резко дернул головой и открыл глаза.

— Не трогай меня, — прохрипел он, узнав Кэндис. Она на секунду замерла, не убирая руки с его влажного лба.

— Чепуха. Я сейчас.

Она выбежала из амбара и вскоре вернулась с водой, простыней, полотенцами и виски. Джек ждал ее, сердито сверкая глазами. Расстелив рядом с ним простыню, она взмолилась:

— Тебе нужно перелечь, так будет удобнее. Давай я помогу. — Кэндис осторожно коснулась его плеча.

Джек яростно рванулся.

— Я же сказал, чтобы ты не приближалась ко мне! — Его зубы выбивали дробь.

— Прости меня. Мне так жаль.

Он закрыл глаза и отвернулся. Окунув полотенце в воду, она начала протирать его лицо, но Джек схватил ее за руку и с неожиданной силой притянул к себе. Кэндис упала ему на грудь.

— Я же велел тебе убираться, Кэндис Картер! Он делал ей больно, но она это заслужила.

— Я не уйду. И не оставлю тебя в таком состоянии. Отпусти меня, Джек.

Ее голос слегка дрожал. Отчасти от страха — он был силен, разгневан и, возможно, не в себе от жара. Но еще и потому, что ее грудь тесно прижималась к его твердому влажному торсу. Кэндис ощущала биение его сердца и резкий мужской запах.

Хватка его внезапно ослабла, Джек откинулся назад и закрыл глаза, видимо, теряя последние силы. Выпрямившись, Кэндис продолжила промывать раны на его груди и ногах. Они покраснели и гноились. Когда она смочила их спиртным, Джек дернулся и открыл глаза. Воспользовавшись тем, что он очнулся, Кэндис обхватила его за талию.

— Повернись, Джек, — попросила она. — На живот, на простыню.

К ее удивлению, он подчинился, предоставив ей возможность заняться его спиной. Кэндис очистила ее от налипшей грязи и соломы, промыла раны водой и продезинфицировала виски. Когда она протирала плечи Джека влажным полотенцем, в дверях мелькнул фонарь. Похолодев, Кэндис вскинула голову.

На пороге стоял Люк.

— Что это ты делаешь, Кэндис? — осведомился он.

— А что, по-твоему, Люк?

Он двинулся к ней медленной ленивой походкой.

— По-моему, ничего хорошего.

Сверкнув глазами, Кэндис бросила полотенце в воду.

— Как вы могли оставить его здесь без воды, даже не подстелив одеяло? Можно было ожидать этого от Марка. Он так и не пережил смерть Линды. Даже от Джона — он слишком молод, чтобы судить об этом здраво. Но не от тебя!

Люк присел на корточки.

— Я велел Реду позаботиться, чтобы у раненого было все необходимое. Кто же знал, что они просто бросят его здесь? — Он устремил на сестру испытующий взгляд: — Я задал тебе вопрос, сестренка. Что происходит?

— Пойми, Люк, это я во всем виновата, — выдохнула Кэндис, испытывая облегчение, что может поделиться с братом. — Он спас мне жизнь, а чем я отплатила ему? Украла коня и бросила его одного, израненного.

Люк выпрямился и посмотрел на нее:

— Его все еще лихорадит?

— Да.

— Я никому не скажу, что ты была здесь, Кэндис. Но тебе лучше вернуться в дом. Я позову Марию.

— Ну и что толку? — возразила девушка. — Ты же знаешь, как мексиканцы ненавидят апачей. Следовало догадаться, что она не станет ухаживать за ним.

Нахмурившись, Люк снова присел на корточки.

— Ты не можешь находиться здесь.

— Я не оставлю его в таком состоянии. — Ее голубые глаза сверкнули. — Это бесчеловечно!

Люк вздохнул.

— Я останусь с ним и сделаю все, что нужно. А ты возвращайся в постель.

Кэндис вдруг осознала, что не хочет уходить, хотя полностью доверяла Люку. Но, поняв, что должна уступить, крепко обняла старшего брата.

— Спасибо, Люк.

Он слегка улыбнулся, но в его пристальном взгляде читался вопрос.

Глава 14

На следующий день прибыла с визитом женская половина семейства Хендерсонов.

Ранчо Хендерсона, находившееся неподалеку от южной границы территории, подвергалось постоянным набегам апачей и угонщиков скота. Его жена Милли была одним из столпов местного общества. Она приехала со своей золовкой, Элизабет, миниатюрной белокожей брюнеткой.

Визит Милли и Элизабет был полной неожиданностью.

Как только женщины расположились со стаканами лимонада, Милли уставилась на руки Кэндис, очевидно, заметив отсутствие обручального кольца.

— Мы приехали выразить соболезнование, — сообщила она. — Говорят, бедного мистера Кинкейда убили.

— Да.

— Ты не носишь обручального кольца.

— Вы, наверное, слышали, Милли, как все было. Я потеряла кольцо, когда чуть не погибла в пустыне.

— Надо же! Сбежать из дома! — Милли поджала губы. Кэндис неловко поежилась под пристальными взглядами женщин.

— Он еще здесь? — прошептала Элизабет.

— Кто? — осведомилась Кэндис.

— Индеец, — подсказала Милли. Повисло напряженное молчание.

— О, вы имеете в виду того, кто спас мне жизнь? Его зовут Джек Сэвидж. Да, он здесь.

Последовала очередная пауза.

— Значит, это правда, — сказала Милли. — Ты уехала отсюда с Кинкейдом, а вернулась с полукровкой-апачи.

Кэндис вцепилась в ручки кресла.

— Но…

— И недели не прошло, как Кинкейд в могиле, а ты объявилась на лошади полукровки.

Кэндис встала.

— Если вы явились сюда, чтобы обвинять меня, вам лучше сразу уехать.

— Что за мысли, Кэндис Картер! — воскликнула Милли, тоже вставая. — Ах, прости — Кэндис Кинкейд.

Кэндис вспыхнула.

— Дорогая, мы приехали не обвинять тебя, а выразить сочувствие. Подумать только, что тебе пришлось вынести!

Кэндис не шелохнулась. Элизабет с любопытством уставилась на нее.

— Он… он… не обидел тебя?

— Он спас мне жизнь, — ответила Кэндис. — А теперь, дамы, прошу меня извинить. У меня ужасно разболелась голова.

— Конечно-конечно, — отозвалась Милли. Милли и Элизабет многозначительно переглянулись.

Глава 15

После отъезда незваных гостей Кэндис проскользнула в амбар и увидела, что Джек спит, хотя лихорадка еще не прошла. Позже она перехватила Люка, возвращавшегося с объезда пастбищ.

— Как он?

— К утру жар спал. Пойду взгляну на него.

— Спасибо, Люк.

— Твое добросердечие начинает тревожить меня, Кэндис, — заметил он.

— Люк, если бы заболела его лошадь и я бы провела с ней весь день, никто бы не удивился.

Он бросил на сестру странный взгляд и пошел к амбару. Слава Богу, что хоть одному из ее братьев не чуждо сострадание. По пути к дому Кэндис налетела на Марка. У него был раздраженный вид.

— Я встретил Хендерсонов, когда возвращался на ранчо, — сообщил он.

«О, только не это!» — подумала Кэндис.

— Господи Иисусе, Кэндис! Они пристали ко мне с такими оскорбительными вопросами… — Он побагровел. — Это не сошло бы им с рук, будь они мужчинами!

— Не обращай внимания, Марк, — сказала Кэндис. — Они просто две сплетницы.

— Его нельзя оставлять здесь, болен он или нет. Нужно передать его майору Брэдли. Возможно, за его голову назначена цена. Иисусе! А вдруг это так?

— Марк, он спас мне жизнь, и мы не отдадим его военным, — возразила Кэндис, вспомнив о трех ковбоях, убитых Джеком у нее на глазах. Хладнокровно. Боже правый, неужели за него назначена награда, как за Джеронимо?

Когда семья собралась за столом, Марк объявил, что собирается вечером в форт Бьюкенен. Кэндис вздрогнула от тревожного предчувствия.

— Вечером? Зачем? — поинтересовался отец.

— Мы пустили в дом полукровку, о котором ничего не известно, — запальчиво сказал Марк, не глядя на Кэндис.

— Он спас мне жизнь, — возразила Кэндис.

— Сынок, мы в долгу перед ним.

— Па, Линч говорил мне, что на днях войска обложили шайку Джеронимо, но какой-то полукровка с каштановыми волосами сбил их со следа. Не исключено, что это он. Мы обязаны сообщить о нем, а то, что здесь творится, неправильно.

Кэндис вскочила, уронив вилку на стол.

— Неправильно то, что ты задумал, Марк! Мне надоели твои выходки. Я точно знаю, что он не был с Джеронимо!

Она повернулась и вышла, возмущенная и огорченная. Кэндис не могла отделаться от мысли, что не много найдется полукровок с каштановыми волосами и серыми глазами.

Если мужчина с такими приметами действительно помешал военным, это наверняка был Джек. Означает ли это, что он заодно с Джеронимо?

К тому времени как дом погрузился во тьму и все улеглись, Кэндис изгрызла все ногти. Выбравшись из постели, она потихоньку спустилась вниз и поспешила в амбар, притворив за собой дверь, прежде чем зажечь фонарь.

Джек повернул голову и устремил на нее гневный взгляд. Он лежал со связанными руками. Его лодыжки также были стянуты веревкой.

Кэндис бросилась к нему, упав на колени:

— Кто тебя связал?

— Твой братец со своими подручными.

Черт бы побрал Марка! Потянувшись к запястьям Джека, Кэндис попыталась развязать узлы, но они оказались прочными и тугими.

— Без ножа не получится.

— Мои вещи там, — сказал он.

Кэндис обернулась и увидела у стены его седельные сумки. Вытащив нож, она снова опустилась на колени и разрезала веревки. В ту же секунду Джек оказался сверху и пригвоздил Кэндис к земле своим весом, одной рукой вцепившись в ее косу, а другой сжимая запястья.

— Ты хоть понимаешь, сколько беспокойства причинила мне?

— Мне очень жаль, — искренне сказала она. — Но вы делаете мне больно.

— Отлично.

Они не двигались, глядя друг на друга.

В его глазах, затененных длинными густыми ресницами, мерцали золотые искорки. Лицо его покрылось шетиной, выразительный рот с полной нижней губой приоткрылся, чувственно изогнувшись. Кэндис не могла отвести от Джека взгляда, смутно сознавая, что ее губы увлажнились и раздвинулись.

Джек склонил голову. Кэндис поняла, что он собирается ее поцеловать, и жаркое пламя разлилось по ее жилам. Она закрыла глаза и потянулась к нему. Их губы соприкоснулись. Это было нежное, едва ощутимое касание.

Кэндис приоткрыла рот и, приподняв бедра, прижалась к его чреслам. Джек жадно завладел ее губами, изумив девушку страстной силой своего поцелуя. Прихватив зубами ее нижнюю губу, он слегка отстранился, затем снова припал к ее губам, нетерпеливо раздвинул их и глубоко погрузил язык в ее рот. Кэндис обдало жаром. Джек слегка переместился, так что его напряженная плоть расположилась между ее бедрами. Кэндис ахнула и выгнулась дугой.

Джек выпустил запястья девушки и крепко обхватил ее ягодицы. Его ненасытный рот переместился на подбородок Кэндис и двинулся вниз. Она запрокинула голову, подставляя ему шею. Внезапно его руки накрыли ее груди, и он опустил голову, уткнувшись лицом в ложбинку между ними. В следующее мгновение Джек оставил ее.

Пораженная, Кэндис открыла глаза. Джек стоял, разрезая веревки на щиколотках. Не глядя на нее, он подошел к стойлу и вывел вороного. Кэндис села, вцепившись в полы халатика, все еще разгоряченная, тяжело дыша. Залившись краской, Кэндис прижала ладонь ко рту. О Боже! Как она могла… как они могли…

Джек между тем надел портупею, водрузил седло на спину вороного, подтянул подпругу и накинул уздечку. Пока Кэндис поднималась на нетвердые ноги, он ловко приторочил к седлу сумки.

— Тебе придется открыть мне ворота, — проронил он, не удостоив Кэндис взглядом.

Он поцеловал ее! И она позволила ему это.

— Я жду, — бросил Джек, повернувшись к ней. Кэндис не шелохнулась, уставившись на него расширившимися глазами. Джек невесело усмехнулся:

— У меня нет желания быть повешенным.

Это отрезвило ее. Сдерживая слезы, Кэндис вышла в темный двор и торопливо направилась к воротам, слыша за спиной тихое постукивание копыт вороного.

Часового не было, поскольку апачи редко нападали ночью, а на их защищенное ранчо — никогда. Джек склонился над Кэндис, отодвигая тяжелый засов, и ее сердце гулко отозвалось на прикосновение его теплой груди. Общими усилиями они отворили тяжелые деревянные ворота.

Повернувшись, Кэндис увидела, что Джек уже вскочил в седло. Он смотрел на нее. Она обхватила себя руками, сожалея, что не может разглядеть в темноте его лицо. Джек помедлил еще секунду, не сводя с Кэндис сверкающего взгляда, затем пришпорил коня и скрылся во тьме.

Глава 16

Джек ехал без остановки всю ночь и следующий день.

Он хотел оказаться как можно дальше от Кэндис — и как можно скорее, надеясь тем самым вытравить ее образ из своей памяти. Джек больше не испытывал ожесточения. Гнев его утих, когда, мягкая и податливая, она лежала под ним, прижимаясь к нему разгоряченным телом. Кэндис хотела его.

Если бы он мог забыть о ней!

Прежде чем появиться в лагере, Джек просигналил факелом. Сообщение было простым: приближается друг с дурной вестью.

Племя Шоцки насчитывало более двух дюжин вигвамов, рассеянных по каньону, расцвеченному яркими красками осени. Быстрый ручей, стекавший с гор, питал небольшой водоем. За лагерем тянулся возделанный участок земли, изрезанный ирригационными канавами. На ухоженных полях зрел урожай тыквы и маиса. В воздухе висел густой запах коптившегося мяса и свежевыделанных шкур, сушившихся на солнце. От врытых в землю глиняных печей тянуло пряным ароматом лепешек. Джек с наслаждением вдохнул знакомые запахи.

Его узнали, едва он въехал в лагерь. Воины и их жены приветливо улыбались, какая-то женщина помчалась вперед, оповещая всех, что второй сын Мучи вернулся и выглядит как белый. Джек усмехнулся. С точки зрения белых, он выглядел как апачи.

Соскочив с коня, Джек увидел спешившего к нему брата.

Высокий статус вождя не позволял Шоцки бежать. Он размашисто шагал в мокасинах и набедренной повязке. Его имя означало «белый медведь». Он не уступал Джеку в росте и ширине плеч. Кожаный ремешок перехватывал его длинные черные волосы, на шее красовалось такое же, как у Джека, ожерелье, с той лишь разницей, что, помимо бирюзы, в него была вплетена вторая нить, с нанизанными на нее волчьими зубами. Широко улыбнувшись, он обнял Джека.

— Здравствуй, брат. Вижу, боги позаботились о тебе.

— Многих тебе зим, брат, — отозвался Джек, хлопая Шоцки по спине.

— Что это такое? — поинтересовался тот с деланным простодушием, указывая на потрепанный стетсон Джека, свисавший с луки седла.

Джек подавил улыбку.

— Шляпа.

— Шляпа белого человека?

Шоцки с важным видом напялил стетсон себе на голову и расхохотался. Он перестал дурачиться и ткнул пальцем в грудь Джека:

— А это что? Смех затих.

— Ты прекрасно знаешь, что это. У тебя такое же.

— Ожерелье воина, — сказал Шоцки. Джек промолчал.

— Воина-апачи, — веско добавил Шоцки и, выдержав многозначительную паузу, нахлобучил стетсон на голову Джека. — Разве шляпа сделает тебя белым?

— Я и так белый, — тихо отозвался Джек.

— Тогда зачем носишь ожерелье?

— Потому что я также апачи.

— Шляпа не идет к ожерелью, — заявил Шоцки.

— Идет, если я так решил, — мрачно возразил Джек.

С минуту они молча смотрели друг на друга, затем Шоцки сдернул шляпу с головы названого брата.

— Ладно, только не надевай ее, пока ты здесь. — Он повесил шляпу на луку седла. — Я уж думал, что ты никогда не вернешься. — Шоцки стиснул Джека в коротком, но крепком объятии.

Джек вздохнул:

— Долго же меня не было.

— Слишком долго. Три зимы, — уточнил Шоцки.

— Если ты полагаешь, что я испытываю чувство вины…

— Ты нашел то, что искал?

— Нет, — коротко ответил Джек, закрывая тему. Лицо его приняло суровое выражение. — Я похоронил Сына Воды.

— Рассказывай, — потребовал Шоцки. Когда Джек закончил, в полуночно-темных глазах брата вспыхнул гнев. — Эти люди должны заплатить, — сказал он.

— Трое уже заплатили, а четвертому я прострелил плечо. С такой приметой его нетрудно найти.

Шоцки кивнул.

— Как мама?

Шоцки положил руку ему на плечо.

— Она неважно себя чувствует. — В ответ на обеспокоенный взгляд Джека он добавил: — Отец зовет ее к себе.

Нали лежала в вигваме на постели из шкур. Джек опустился на колени рядом с ее ложем. Старая женщина спала. Джек слышал, что в юности она была быстроногой, как мальчишка, и славилась красотой. Ее лицо с высокими скулами и гордыми чертами и сейчас оставалось красивым. Во сне морщины разгладились, и Джек представил себе, какой она была в юности. Сердце его нестерпимо ныло. Он любил Нали.

Когда их свела судьба, Джек был испуганным недоверчивым ребенком. Он не знал испанского — а тем более языка апачей — и не понимал, что вождь преподнес его этой женщине в дар.

Склонившись над вырастившей его женщиной, Джек взял ее за руку. Ресницы Нали затрепетали и приоткрылись. Он нежно улыбнулся ей и был вознагражден ответной улыбкой.

— Я знала, что ты придешь.

— Да, мама, — взволнованно отозвался Джек. Она была ему как родная мать и никогда не отдавала Шоцки предпочтения перед ним. — Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— Нет, дорогой. Теперь у меня есть все. — Протянув руку, Нали погладила его по щеке. — Как долго тебя не было.

— Мне очень жаль, — искренне отозвался он.

Нали похудела, хотя по-прежнему была крупной женщиной. Джек крепче сжал ее руку.

— Теперь я могу уйти с миром, — тихо вымолвила она. — Мучи ждет. — Нали слабо улыбнулась: — Я так устала.

— Нет, мама. — Голос Джека дрогнул. — Не уходи. Отец ждал до сих пор. Подождет еще немного. — Слезы навернулись ему на глаза.

— Я задержалась только для того, чтобы попрощаться с тобой. — Ее взгляд вдруг стал необыкновенно ясным. — Как ты жил с белыми людьми, сынок?

— Хорошо, — напряженно ответилДжек.

Он не мог сказать ей правду. Не мог признаться в том, как тяжело жить в двух мирах — белых и апачей — и не принадлежать ни к одному из них.

— Ты выбрал себе имя воина, сын? Пора тебе носить гордое славное имя.

— Да, — неохотно признался он.

— Назови мне его, — улыбнулась Нали.

— Джек Сэвидж.

В ее глазах отразилось разочарование.

— Это имя белых.

— Да.

— Вначале ты покинул свое племя, чтобы жить в мире белых, а теперь взял их имя. Неужели ты готов повернуться спиной к своему народу, ко всему, чему учили тебя родители?

— Нет, мама, нет.

Нали устало вздохнула, пытаясь приподняться на постели. Джек поддержал ее, и по его щеке скатилась слеза.

— Не расстраивайся, мама. Это не так уж важно, — сказал он, сознавая, что лукавит.

— Как может быть не важно, что мой сын вернулся домой с именем белого человека? Не забывай, ты в такой же степени апачи, как и белый.

— Поверь, я никогда этого не забуду, — отозвался он.

— Джек — это имя, которое дал тебе твой настоящий отец, — задумчиво промолвила Нали, поглаживая его руку. — Великий воин Кочис назвал тебя Ниньо Сальваж. Отныне я буду звать тебя Сальваж.

Джек подавил подступившие к горлу рыдания.

— Ты собираешься жениться? — с надеждой спросила Нали.

— Нет, мама. Нет женщины, которую бы я хотел.

— Так найди ее, Сальваж. Ты слишком хорош, ты должен иметь сыновей.

Упоминание о женщине, которая могла бы родить ему сыновей, усугубило его горе, вызвав мучительное воспоминание о неподвижных телах его первой жены Чипы, лежащей в луже собственной крови, и их мертворожденной дочери. Но властный тон Нали не позволял ослушаться.

— Хорошо, мама, — почтительно отозвался Джек.

— Дати все еще хочет тебя. Она была бы рада снова стать твоей женой.

Джек покорно кивнул, подавив внутренний протест.

— Но сердце подсказывает мне, что на этот раз ты возьмешь белую жену. Я не понимаю этого. Пусть в твоих жилах смешались белая и красная кровь, в душе ты апачи. — Нали закрыла глаза. — Когда-нибудь, сынок, тебе придется сделать выбор.

Джек поднес ее руку к губам, чувствуя, как глаза застилают слезы.

— Я видела Мучи, — вымолвила она. — Он такой же красивый, как в тот день, когда мы встретились.

Джек погладил ее по голове.

— Да, мама.

— Отец зовет меня. Он очень счастлив, — еле слышно промолвила она.

Спустя час Нали умерла. Дыхание ее внезапно замедлилось и оборвалось.

Когда тело подготовили к погребению, Нали вместе с немногими принадлежавшими ей вещами водрузили на лошадь, и процессия, состоявшая из Джека, Шоцки и их двоюродных братьев, двинулась в сторону скал. Следуя обычаю, могилу заложили камнями, а лошадь убили. К тому времени, когда они вернулись в лагерь, солнце уже стояло высоко в небе.

Джек спустился к бурному потоку, протекавшему через каньон. Вода была ледяной, но горе притупило все ощущения. Он разделся и вошел в поток. Печаль не проходила. Джек разделял веру апачей, что Нали ушла в другой мир, соединившись с мужем, но хотел, чтобы она вернулась.

Выйдя из воды, он настороженно замер. Кто-то прятался за сосной. Его револьвер лежал на земле рядом с одеждой. Сделав длинный прыжок, Джек схватил чужака.

Это была Дати. Она вскрикнула от боли. Джек изумленно уставился на девушку, все еще сжимая ее руку. Длинные черные волосы Дати были распущены и переливались на солнце яркими бликами. Она была одной из самых красивых девушек в племени: с высокими скулами, глубоко посаженными глазами, прямым носом с легкой горбинкой, стройной, длинноногой, с небольшой, но соблазнительной грудью. Она была младшей сестрой Чилы, и Джек выполнил свой долг, женившись на ней через год после смерти первой жены.

А когда ушел из племени, развелся, чтобы Дати могла выйти замуж за другого воина, который позаботится о ней.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, выпустив ее руку. — Ты могла попасть в большую беду, если бы кто-нибудь увидел, как ты подглядываешь.

— Мне все равно, — тихо сказала она. — У тебя горе. Я хочу утешить тебя.

Джек отвернулся.

— Ты не можешь утешить меня. И никто не может.

— Пожалуйста, — выдохнула она. — Я ждала целый год, пока ты вернешься, прежде чем вышла замуж. Но теперь я вдова. Позволь мне любить тебя. Это поможет тебе забыться.

— Я не хочу забывать, — отрывисто бросил Джек. Губы Дати задрожали.

— Я хочу быть твоей женщиной.

Джек натянул кожаные штаны и застегнул ремень с торчавшим из кобуры «кольтом». — У меня уже есть женщина, — сказал он.

— Белая? — В ее голосе прозвучали слезы.

— Да, — солгал Джек, желая положить конец этой затянувшейся влюбленности.

Глава 17

Джек сидел под деревом у ручья, предаваясь воспоминаниям. После ухода Дати никто из соплеменников не беспокоил его. Помимо свойственной апачам деликатности, их останавливал страх. Они полагали, что дух умершего витает рядом с тем, чьи мысли заняты покойным.

Неслышно подошел Шоцки. Джек даже не заметил его приближения. В детстве они часто играли в охотника и его добычу. Побеждал тот, кто мог подкрасться бесшумно. Джеку никогда не удавалось одержать вверх над Шоцки, хотя брат уверял его, что он двигается не хуже любого апачи.

Увидев брата, Джек слабо улыбнулся:

— Опять я проиграл тебе.

Шоцки опустился на землю рядом с ним.

— Не думаю, что ты бы проворонил меня сейчас, если бы не горе. — Он протянул Джеку глиняный кувшин с маисовой водкой.

Хлебнув из кувшина, он вернул его брату. Тот сделал большой глоток.

— Мне уже не хватает ее, — сказал Джек немного погодя, не упоминая имени матери.

Говорить о мертвых считалось дурной приметой, особенно называть их по имени.

— Мое сердце тоже скорбит.

В молчании они пили, передавая друг другу кувшин. Ветер шевелил траву, раскачивал ветви сосен. Где-то ухнула сова. Мужчины вздрогнули и переглянулись. Все знали, что духи обычно возвращаются в облике сов или койотов. Спустя некоторое время Джек промолвил:

— По крайней мере она теперь с отцом.

Шоцки кивнул.

— Или будет там, — пробормотал он, когда снова заухала сова. Средь бела дня! — Она хотела, чтобы у тебя были сыновья.

Вздрогнув, Джек повернулся к брату:

— Знаю.

— У нас много прекрасных девушек.

— Двух раз вполне достаточно. — Яркий образ Кэндис Картер предстал перед глазами Джека, и его охватила пронзительная тоска.

Шоцки помотал головой, пытаясь избавиться от хмеля. Кувшин был наполовину пуст.

— Жить без женщины так же вредно, как и иметь слишком много женщин.

— Верно. — Джек кивнул.

Алкоголь несколько притупил его горе. Апачи воспитывались в духе сексуальной умеренности, но Джеку не удавалось соблюдать ее со своими двумя женами. В глубине души он полагал, что причиной тому его белая кровь. Джек попытался представить Кэндис Картер своей женой. Никакая сила не удержала бы его вдали от ее постели.

— Твоя вторая жена сохнет по тебе.

— Возможно.

— Может, у тебя кто-нибудь есть?

— Нет, — скрипнул зубами Джек, посмотрев на брата в упор. — Хотя… В общем, она белая. Тебе этого не понять.

— Пойму, если расскажешь.

— Нечего рассказывать. Для нее я не мужчина, а так, полукровка.

— Тогда убеди ее, что она ошибается. Джек задумался над словами брата.

— Неужели женщина может одержать верх над Ниньо Сальважем?

— Эта может.

— Почему-то я так не думаю, — заметил Шоцки.

— Как твоя жена? — спросил Джек, резко меняя тему. Однако слова брата «убеди ее» застряли в его мозгу.

— О-о! — Шоцки широко улыбнулся. — Совершенно невыносима. Приходится колотить ее дважды в день.

Джек рассмеялся. Шоцки женился на одной из самых красивых девушек, каких он видел. Ее звали Луси.

Они были женаты четыре года. Джек никогда не видел, чтобы два человека были настолько близки.

Их с Чилой никогда не связывали столь глубокие чувства, как те, что светились в глазах брата и его жены.

— Она хорошая женщина, Шоцки, — промолвил он.

— Да.

Шоцки приглашал его в свой вигвам, но Джек отказался. Больше всего он любил спать под звездным небом, вдыхая свежий горный воздух. Расстелив скатку, он лег и моментально заснул.

Ему снился восхитительный сон. К спине Джека прижималась женщина, покрывая поцелуями его шею и ухо, руки гладили его поросшую волосами грудь. Затем спустились ниже, легкие и проворные, и Джек испытал блаженство. Повернувшись к искусительнице лицом, он заключил ее в объятия и нашел ее губы. Все казалось таким реальным. Слишком реальным. Джек проснулся.

Женщина была настоящей. Длинные прямые волосы рассыпались по его рукам, ласкавшим ее спину. Твердые соски возбуждающе терлись о его грудь. Ее бедра призывно выгнулись. Дрожа всем телом, Джек вонзился в ее лоно. Она выкрикнула его имя, и он понял, что это Дати.

Когда Джек проснулся, ее уже не было.

Джек сразу подумал о матери, и его сердце сжалось от тоски. Вспомнив о Дати, он разозлился на нее — за то, что воспользовалась его состоянием.

Мысли Джека переключились на трех убитых им белых, замучивших юного апачи, и на четвертого, которого он прикончил выстрелом. Месть не заставит себя ждать. Не пройдет и нескольких дней, как группа воинов выступит в поход.

С мрачным чувством Джек начал упаковывать свои вещи. Он подтягивал подпругу, когда услышал шаги и, полуобернувшись, увидел Дати, Шоцки и Луси. Дати бросилась к нему.

— Ты уезжаешь!

Джек вперил в нее жесткий взгляд:

— К тебе это не имеет никакого отношения.

— Не сердись, — мягко сказала Дати. Джек промолчал.

— Я больше не выйду замуж, — продолжила она серьезным тоном. — Теперь я твоя и буду ждать твоего возвращения.

Джек стиснул зубы.

— Не стоит, Дати. Ты не моя женщина.

Шоцки обеспокоенно смотрел на брата.

— Надеюсь, когда-нибудь ты объяснишь мне, что все это значит.

— Я должен найти свое место в жизни.

— Твое место здесь.

— Место труса? — горько спросил Джек.

— Ты не трус.

— Я не могу пойти против собственной крови.

— У апачей много врагов: команчи, юта, мексиканцы. Не только белые.

— Ты хочешь сказать, что, оставшись здесь, я смогу выбирать войну по своему вкусу? А вдруг мы встретим синие мундиры? Полагаешь, я буду отсиживаться в кустах и смотреть, как умирают апачи?

— Тогда уходи! — запальчиво воскликнул Шоцки. — Иди к белым и оставайся с ними. — Он сердито пошел прочь.

Неужели так будет всегда? Неужели боль и разлука — его вечный удел? Наконец он вскочил в седло и, развернув коня, поскакал прочь.

Глава 18

Джек понимал, что ему не следует здесь задерживаться. Но и спешить было некуда.

Перед ним лежал Тусон. Выжженное солнцем скопление глинобитных домишек и обветшалых загонов для скота было окружено ветхими крепостными стенами. Над караульной башней реял американский флаг, водруженный в марте 1856 года после ухода мексиканских властей.

Джек въехал в город, облаченный с ног до головы в кожу. Он настороженно озирался из-под полей надвинутой на глаза шляпы. Как всегда, Тусон кишел бродягами всех мастей: горняками и ковбоями, индейцами и полукровками, шулерами и бандитами. Встречались также поселенцы, направлявшиеся к неосвоенным землям, и солдаты из находившегося неподалеку форта Бьюкенен. Последних Джек опасался. Появиться в городе с риском наткнуться на военных было не самым умным поступком, но он не устоял.

Вдруг она в городе?

Разозлившись на себя за неотвязные мысли о Кэндис, Джек направил коня к ближайшему салуну.

Джек уселся у стены и заказал виски. Услышав слово «апачи», произнесенное одним из ковбоев, он навострил уши.

— Ты уверен?

— Уорден утверждает, что это был Кочис.

— Вот черт, — нахмурился первый ковбой, парень лет двадцати. — Если Кочис украл сына Уордена, жди заварухи. Но зачем он им понадобился?

— Обычный налет, наверное. Они увели несколько коров. А мальчишка, кстати, сын даже не Уордена, а мексиканки, с которой тот живет. Уорден шел по их следу до реки Сан-Педро. Я слышал, он был в форте, просил помощи. Но майор сказал, что не может выделить солдат.

— Проклятие! — скривился первый. — Ну да ладно. Думаю, пока не о чем беспокоиться. — Он поднялся. — Придешь завтра на барбекю к Бастасам?

— Чтобы я пропустил такое событие? Весь Тусон соберется там. Может, удастся потанцевать с Кэндис Картер.

Первый нахмурился.

— Не заводись, Магро, я пошутил. И потом, она в трауре по Кинкейду. Не думаю, что Кэндис станет танцевать, даже с тобой. — Он захохотал.

Магро выругался и выскочил из салуна, опрокинув стул.

Джек смотрел ему вслед.

Он потягивал виски, представляя себе Кэндис в объятиях темноволосого парня по имени Магро, веселую, отплясывающую танцы белых людей. Его охватили злость и возбуждение; совет Шоцки прозвучал в мозгу: «Убеди ее».

Это будет чистым безумием с его стороны. Одно дело — сидеть в салуне в Тусоне и совсем другое — заявиться на вечеринку на ранчо. Но Джек хотел увидеть ее.

Решительно поднявшись, Джек бросил несколько монет девушке и вышел наружу. Помедлив на ярком утреннем солнце, он посмотрел на магазин, располагавшийся напротив, и пересек пыльную улицу. Две матроны и молодая женщина шарахнулись в сторону. Джек открыл дверь.

В магазине было пусто. Единственная покупательница, грузная мексиканка, перебирала рулоны ткани. За прилавком, склонившись над расходной книгой, стоял худощавый белый мужчина. Услышав звон колокольчика, он поднял голову и закрыл гроссбух. Джек с небрежным видом вошел.

— Я вас слушаю! — сказал мужчина.

— Мне нужна одежда, — отозвался Джек. — Брюки, сорочка. Новая шляпа и, пожалуй, шейный платок. Красный.

Глава 19

Приготовления к вечеринке шли полным ходом. Позади повозок и лошадей, на открытом огне жарились громадная туша быка и боров. Длинные столы ломились от еды: маисовых лепешек, тушеных бобов и печеной тыквы, засахаренных фруктов и всевозможных пудингов.

Картеры недавно прибыли, и хотя Кэндис ожидала, что ее появление заинтересует общество, но и представить себе не могла насколько.

Кэндис вздернула подбородок. Она была в трауре: в сером шелковом платье, отделанном черными кружевами, и соломенной шляпке с черной лентой.

Когда они приблизились к гостям, те отвели глаза. Вечеринку, кроме семьи Бастас и их соседей, почтили своим присутствием все четыре ранчеро из долины Санта-Крус с семьями, а также цвет тусонского общества — торговцы, адвокат, горный инженер и почтальон, женами и детьми. Приехали два офицера, служившие в форте Бьюкенен, находившемся в сорока милях от фазенды Бастасов.

Услышав, как кто-то упомянул Кинкейда, Кэндис невольно прижалась к руке Люка. Неподалеку от Милли и Терезы Смит она заметила Элизабет, стоявшую с бывшим поклонником Кэндис, судьей Рейнхартом, стройным темноволосым мужчиной. Его маленькая дочка крутилась рядом. Кэндис охватило негодование, почти ревность. Но судья, к ее удивлению, направился к ним.

— Кэндис! — Он взял ее за руку. — Примите мои соболезнования в связи с гибелью вашего мужа.

Губы Кэндис дрогнули. Благослови Господи судью Рейнхарта! Вот уж поистине джентльмен.

— Спасибо, судья. Я вам очень признательна. Он на секунду задержал ее руку.

— Кэндис, Кэндис!

Девушка обернулась на голос Тима Магро. Он не скрывал своей радости. Кэндис улыбнулась ему, а когда он взял ее за руку и сообщил, что не сожалеет о случившемся, она ощутила огромное облегчение. Похоже, все обойдется.

Нужно только не обращать внимания на упоминания о полукровке. Но это оказалось сложнее, чем она думала, особенно когда спустя несколько часов — после того как Люк, в надежде поднять настроение сестры, уговорил Кэндис на быстрый танец — судья отвел ее в сторону, в тень мескитового дерева.

— Кэндис, вы не хотите поговорить об этом?

— О чем, судья?

— Вся долина кишит слухами о том, что вы побывали в плену у полукровки-апачи.

Кэндис сверкнула глазами:

— Это ложь!

Она повернулась и пошла прочь, думая о Джеке.

С тех пор как он уехал, воспоминания об их поцелуе не давали ей покоя. Как она позволила ему такое? Почему не боролась и не кричала, а пассивно терпела? Хуже того — наслаждалась его прикосновениями.

Узнав, что пленник исчез, Марк пришел в ярость. Впрочем, Марк съездил не зря. Он узнал в форте, что сероглазый полукровка не числится в розыске.

Спустя несколько минут, отплясывая джигу с Тимом Магро, Кэндис решила, что у нее галлюцинации. Она споткнулась и упала бы, если бы не крепкие объятия Тима.

Под дубом стоял Джек.

Глава 20

Он стоял в стороне от всех, небрежно прислонившись к дубу, одетый с иголочки. Кэндис не верила своим глазам, пораженная подобным преображением. На нем были новенький, без единого пятнышка стетсон, белая сорочка, красный шейный платок и черные брюки, заправленные в превосходные сапоги. Их взгляды встретились. У потрясенной Кэндис перехватило дыхание.

— Кто это? — ревниво спросил Тим.

— Это Джек Сэвидж, — еле слышно вымолвила она. Магро круто повернулся, вытаращив глаза:

— Тот полукровка?

— Тим, не обращай внимания. Он спас мне жизнь. В конце концов, Джек Сэвидж имеет такое же право, как и все, находиться здесь.

— Будь я проклят, если имеет! — прорычал Тим. — И мне не нравится, как он смотрит на тебя.

— Если ты устроишь сцену, — предупредила Кэндис, — я никогда тебя не прощу.

Она увела Тима из круга танцующих, стараясь не оглядываться. Сердце ее бешено колотилось. Зачем он здесь? О, как Джек мог совершить подобную глупость? Работники с «Хай-Си» наверняка узнают его, несмотря на новую одежду, а если нет, то можно ждать любой выходки от Марка.

Зачем он сюда явился?

— Не могу поверить, что ты вступаешься за него, — резко заметил Тим.

— Что? Тим, мне очень хочется пить. Не принесешь ли лимонаду?

Проводив взглядом Тима, Кэндис вынула носовой платок и вытерла вспотевшее лицо. Руки ее дрожали. Не отнимая платка от лица, она украдкой взглянула на Джека сквозь кружевную кромку.

Он по-прежнему смотрел на нее. Стоявший в стороне от веселившейся толпы, он казался таким одиноким. И необыкновенно красивым. Сердце у нее защемило.

Появился Тим с лимонадом. Кэндис сделала вид, что рассматривает царапину на руке.

— Спасибо, Тим. — Ослепительно улыбнувшись, она взяла его под руку и увлекла за собой.

Джек остро ощущал свою непричастность к царившему вокруг веселью. Это состояние не было для него новым. Он был чужаком везде, сколько себя помнил, но никогда еще это не задевало его до такой степени.

Несколько пар кружилось под музыку. Кэндис, Магро и еще один ковбой расположились на одеяле под деревом. Подошел третий мужчина и пригласил ее на танец. Кэндис отказалась, одарив его милой улыбкой.

Сердце Джека затрепетало, когда она, извинившись перед своими поклонниками, направилась в его сторону. Не может быть! Его прошиб пот. Кэндис остановилась, заговорив с какой-то парой, засмеялась, искоса взглянув на него, и двинулась дальше. Она действительно шла к нему!

— Здравствуйте… мистер Сэвидж.

Джек кивнул, пытаясь принять небрежный вид.

— Мисс Кэндис. — Он сглотнул, глядя в ее темно-голубые глаза, и переступил с ноги на ногу. — Вы сегодня очень красивая.

— Вообще-то это траурное платье.

— Я понял.

— Я… не ожидала встретить вас здесь. Джека охватил гнев.

— Не волнуйтесь, я привык соблюдать дистанцию, — саркастически заметил он. — А вот вам не следовало подходить ко мне.

— Конечно, но…

— Но что?

— Вам не с кем поговорить. И вы не взяли себе еду.

— Только не нужно меня жалеть.

— Никто вас не жалеет! — Кэндис сверкнула глазами. Повисла неловкая пауза.

— Вы хорошо танцуете, — вдруг сказал Джек, думая о Магро и не решаясь спросить, в каких они отношениях.

Кэндис ослепительно улыбнулась:

— Вы хотите танцевать?

Джек оцепенел и не сразу ответил:

— Я не умею.

Кэндис нахмурилась, но в следующее мгновение схватила его за руку.

— Я научу вас.

Не дождавшись ответа, она придвинулась ближе и положила его руку на свою тонкую талию. Джек ощутил ее аромат и близость.

— Это очень легко, — улыбнулась Кэндис.

— Я отдавлю вам ноги.

— Ничего. Надеюсь, ваши новые сапоги не жмут?

— Нет, — солгал Джек.

— Два шага и прыжок, — пояснила Кэндис. — Делайте, как я. Раз, два, прыжок.

Смущенный до предела и поглощенный мыслями о Кэндис, Джек двигался настолько неуклюже, что девушка расхохоталась. В ее звонком смехе не было насмешки, и Джек продолжил свои неловкие попытки, уставившись себе под ноги.

— У вас отлично получается, — заявила Кэндис, глядя на его нахмуренный от усердия лоб. — Но не нужно смотреть под ноги. Смотрите на меня.

Он послушался и тут же наступил ей на ногу. Кэндис вскрикнула.

— Простите. — Джек замер, чувствуя себя круглым дураком.

— Ну нет, вы не отделаетесь от меня так легко! — воскликнула она, снова пускаясь в пляс. — Раз, два, прыжок!

Дело пошло на лад, и когда Джек повторил все фигуры, ни разу ни сбившись, девушка радостно засмеялась.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

— Нет, просто…

Кэндис осеклась, заметив, что Джек смотрит ей через плечо. Он отпустил ее и шагнул в сторону. Кэндис обернулась и увидела устремившегося к ним Марка с побагровевшим от ярости лицом. За ним следовал Магро в сопровождении Люка и еще нескольких мужчин. Сердце у Кэндис сжалось.

— Я убью его! — крикнул Марк, переходя на бег.

Не задумываясь, девушка бросилась между ними и уперлась ладонями в грудь брата. Он был в таком гневе, что отшвырнул ее. Кэндис упала лицом в пыль. Этого оказалось достаточно, чтобы оцепенение Джека исчезло.

Не успел Марк занести руку, Джек ударил его в челюсть. Марк отлетел и опрокинулся навзничь. Поднявшись на ноги, Кэндис рванулась к ним.

— Прекратите! Пожалуйста!

Марк медленно поднялся и угрожающе двинулся на Джека. Люк схватил его сзади и оттащил.

— Иди сюда, Кэндис, — приказал он. Она подчинилась. Люк притянул ее к себе.

— Люк, мы только…

— Я видел, — спокойно сказал Люк. — Мистер, думаю вам лучше сесть на лошадь и убраться подобру-поздорову.

— Что случилось? — прозвучал сзади чей-то голос.

Оглянувшись, Кэндис с ужасом обнаружила, что вокруг них собралась толпа.

— Да тут Кэндис и полукровка.

Кэндис взглянула на Джека, державшегося совершенно бесстрастно, несмотря на возбужденные лица и сердитые возгласы. Кто-то крикнул:

— Надо прикончить его, чтобы неповадно было трогать наших женщин!

Несколько мужчин поддержали кричавшего, включая Магро.

Кэндис резко повернулась к ним:

— Но он ничего не сделал! Мы только танцевали…

— Танцевали? — взревел Хендерсон, вытаращив глаза. — Ты танцевала с ним?

Кэндис вздернула подбородок.

— Угомонитесь! — властно произнес ее отец, становясь рядом с Люком. — Уезжай, парень. И побыстрее, — обратился он к Джеку.

Тот повернулся и, не взглянув на Кэндис, пошел прочь.

— Кэндис, — сказал отец, — я запрещаю тебе приближаться к этому типу. Поняла?

Кэндис изумленно уставилась на него:

— Папа, это же не бешеная собака, а человек!

— Тебе запрещено подходить к нему. Ясно? Она понурила голову:

— Да.

Вскоре после этого Картеры уехали.

Глава 21

Как ты могла танцевать с ним?

Обвинение исходило даже не от Марка, не желавшего смотреть на Кэндис, а от Джона. Не дожидаясь ответа, он повернулся к сестре спиной. Отец прочитал ей короткую нотацию по поводу ее поведения. Люк ничего не сказал, ограничившись пристальным взглядом.

Спустя пару дней, седлая свою кобылу, Кэндис услышала разговор работников. Ред Барлоу назвал ее любительницей полукровок.

Неужели это преступление — пожалеть человека? Что предосудительного в танцах? Они ведь не целовались. Хотя… как она могла забыть? Кэндис возблагодарила Бога, что Люк не застал их за этим занятием.

Кэндис решила держаться подальше от Джека, от всей души надеясь, что больше никогда не увидит его. В конце концов, она леди, хотя ее репутация несколько подмочена, а леди не танцуют с дикарями. И уж точно не наслаждаются их поцелуями.

В городе ей пришлось еще хуже. Кэндис не знала, куда деваться от назойливых взглядов и шепота за спиной. Две матроны, завидев ее, перешли на другую сторону улицы. В магазине Фрэнк Смит предложил Кэндис подняться с ним наверх. И это при живой жене! Заметив ее изумление, он нагло ухмыльнулся:

— Или вам теперь по вкусу только краснокожие? Кэндис в гневе выскочила на улицу. Ее так трясло, что пришлось ухватиться за привязь для лошадей. Овладев собой, она подняла глаза и увидела в нескольких шагах судью Рейнхарта. Он отвернулся и зашагал прочь.

Кэндис едва сдержала рыдание. Они уехали с вечеринки вслед за Джеком, ни с кем не попрощавшись. Никто, впрочем, не подошел к ним, даже ее поклонники — судья и Тим.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, она подняла голову.

Прямо напротив нее, через дорогу, стоял Джек Сэвидж.

Кэндис закрыла глаза. «О нет! — в отчаянии подумала она. — Прошу тебя, не подходи. Я не выдержу этого».

Джек, однако, медленно двинулся к ней. На нем были все та же белая сорочка и черный стетсон, но теперь он надел кожаные штаны и мокасины. В таком виде он выглядел скорее как апачи, чем белый.

Когда Джек увидел Кэндис, его охватила такая чистая радость, что он застыл на месте. А когда она демонстративно отвернулась от него, Джека словно окатили ледяной водой. Он вспомнил вечеринку, свое позорное изгнание и все понял. Кэндис избегает его, уступив давлению близких и среды, в которой выросла. Но не подойти к ней оказалось выше его сил.

Джек окликнул ее:

— Кэндис?

— Не подходите ко мне, — отозвалась девушка, не оборачиваясь и сдавленно всхлипнув: — Уходите.

Она не слышала, как он подошел, не слышала, как удалился, просто ощутила позади себя пустоту и обернулась. Джек стремительно шел прочь, яростно чеканя шаг. Ей захотелось плакать.

Часть вторая ПОХИЩЕНИЕ

Глава 22

Ранним утром Кэндис стояла на веранде, облаченная в свой лучший дневной наряд. Закрученные в гладкий узел волосы были аккуратно убраны под голубую шелковую шляпку в тон платью. Она собиралась нанести визит судье Рейнхарту и нетерпеливо ждала, пока Педро запряжет повозку.

К ее глубочайшему разочарованию, судьи не оказалось дома. Экономка сообщила, что он вернется не раньше середины дня. Кэндис решила подождать, расположившись на кушетке в небольшой, но очаровательной гостиной.

— Привет, Кэндис!

Шестилетний Томми Рейнхарт, улыбаясь до ушей, смотрел на нее.

— Привет, Томми. Тебе понравилось на вечеринке?

— Ни капельки, — надувшись, ответил мальчик. — Лучше расскажи мне сказку.

Кэндис посмотрела на него, впервые осознав, что если бы вышла замуж за судью, то обзавелась бы сразу двумя детьми. Эта мысль подействовала на нее отрезвляюще.

— Расскажи мне сказку, — снова попросил Томми, садясь рядом с ней.

— Ну… — начала Кэндис, когда Лиза Анна появилась в дверях. — Здравствуй, Лиза Анна.

— Ты зачем пришла? — поинтересовалась та, устремив на гостью загадочный взгляд.

Кэндис опешила от подобной грубости.

— Я приехала к твоему папе.

— Ты расскажешь Томми сказку? — спросила девочка, подойдя ближе.

— Не сегодня.

— О, пожалуйста, расскажи! Ну, пожалуйста! — захныкал Томми.

Кэндис поморщилась.

Лиза Анна не сводила с нее любопытного взгляда.

— Нельзя так смотреть на взрослых, — строго заметила Кэндис. — Нужно вежливо поздороваться и предложить перекусить. Разве у тебя нет никаких дел или домашних заданий?

— Я уже все сделала, — сообщила девочка. Томми продолжал ныть. — Заткнись, — велела ему Лиза Анна и обратилась к Кэндис: — Ты сбежала с игроком.

Кэндис ошарашено уставилась на нее.

— А потом танцевала с полукровкой. Ты и вправду шлюха? Кэндис ахнула и крепко сцепила руки, чтобы не наградить наглую девчонку оплеухой.

— Я расскажу твоему папе о твоих ужасных манерах, — пригрозила она.

— Почему? Разве это не правда?

Кэндис онемела, не веря своим ушам. В этот момент в дверях появился судья. На его лице не было знакомой теплой улыбки.

— Здравствуйте, Кэндис. Он отослал детей. Кэндис поднялась.

— Здравствуйте. — Она попыталась улыбнуться. — Я… я хотела поговорить с вами, судья.

Он указал на кушетку.

— Люпа не предложила вам кофе?

— Предложила. — Кэндис села. Судья молча опустился на стул напротив. — Мне кажется, вы недовольны мной.

Судья поднял брови:

— Разве?

— Вы сердитесь.

— Вы несколько дней провели с ним в пустыне, — запальчиво заметил судья. — Допустим, поневоле. Но зачем было подходить к нему на вечеринке? По-моему, вам нравится его общество, Кэндис.

Судья поднялся.

— Видимо, некоторые слухи о вас соответствуют истине. Кэндис вздрогнула от обиды:

— Судья…

— Полагаю, вам лучше уйти, — сказал судья Рейнхарт. Судорожно вздохнув и высоко подняв голову, Кэндис вышла. Но, оказавшись на улице, понурилась. В сущности, судья назвал ее распутной женщиной, хотя и не употребил слова, которым воспользовалась его дочь: «шлюха». Кэндис сидела в повозке, ничего не видя вокруг, пока спустя час не заметила зловещее облако, поднимавшееся на юге.

— Вроде бы дождь собирается, — предположил Педро.

— Это не туча! — воскликнула она, схватив его за руку. — Это дым.

Застилавшая небо пелена, вне всякого сомнения, была дымом. Они даже чувствовали запах гари.

— Не беспокойтесь, синьора, — не слишком уверенно отозвался Педро. — Пожар в это время года — обычное дело.

Он имел в виду пожары, время от времени вспыхивавшие в зарослях кустарника. Ни один из них не решался даже подумать об апачах.

Но лишь спустя минут двадцать, когда дым остался позади, они перевели дух. Кэндис сняла шляпку и занялась прической. Выбившиеся из пучка завитки щекотали вспотевшую шею. Она закрепила их. Внезапно Педро вскрикнул и свесился через борт повозки.

Кэндис подхватила вожжи и уже собиралась притормозить, когда заметила торчавшую из его спины стрелу. Сердце забилось у нее в горле. Она закричала и хлестнула упряжку, переводя лошадей в галоп. Услышав за спиной топот копыт, девушка бросила взгляд через плечо. Более дюжины апачей мчалось за повозкой, заходя с боков.

Один из них вырвался вперед, повернув к ней ухмыляющееся лицо. Кэндис закричала, нахлестывая лошадей. Всадник остался позади, но вместо него появился другой. Он прыгнул на спину одной из лошадей упряжки. Еще один индеец вскочил на козлы и, отпихнув Кэндис, натянул вожжи. Лошади всхрапнули, остановились, и девушка повалилась прямо на тело Педро.

В отчаянии Кэндис выпрыгнула из повозки и покатилась по земле. Вскочив на ноги, она бросилась бежать, не разбирая дороги. Дикое гиканье раздалось у нее над ухом. Она вскрикнула, когда индеец подхватил ее на полном скаку, словно куль с мукой.

Его потное тело было твердым и скользким. От него исходил резкий запах пота, кожи и медвежьего жира. Кэндис тщетно вырывалась из его железной хватки. С ликующим воплем индеец развернул коня, направившись рысью к своим соплеменникам.

Глава 23

Новости распространились со скоростью лесного пожара. Ранчо Хендерсона было атаковано апачами и наполовину сожжено, два человека убиты, один захвачен в плен. И пропала Кэндис Картер.

Джек пил виски в салуне, когда услышал новость, и понял, что Шоцки отомстил, очевидно, выследив раненого ковбоя до ранчо Хендерсона. Затем до его сознания дошло второе известие, и все в нем застыло.

— Что ты мелешь? — спросил он сидевшего за соседним столом мексиканца, который пересказывал друзьям последние новости. — Что значит — пропала?

Тот коротко взглянул на него и отвернулся, не удостоив ответом. Джек вскочил и, схватив его за грудки, прижал к стене.

— Я задал тебе вопрос, приятель. Что значит — Кэндис Картер пропала?

Перепуганный мексиканец рассказал всю историю. Кэндис отправилась с визитом к судье Рейнхарту в сопровождении работника с ранчо «Хай-Си». Они не вернулись, а когда Картеры нашли повозку, оказалось, что Педро мертв, а Кэндис исчезла.

Джека прошиб озноб.

Выскочив на улицу, он бросился в конюшню. Он выбрался из города еще засветло и пустил вороного ровным галопом. Спустя несколько часов Джек нашел повозку.

Напрягая зрение и восстанавливая шаг за шагом разыгравшуюся здесь драму, Джек тщательно изучал местность. Он увидел место, где Кэндис упала или выпрыгнула из фургона, и те несколько шагов, которые она пробежала, прежде чем ее схватил один из апачей.

Утешало одно: апачи не насиловали. Однако если Кэндис проявит строптивость, ее могут серьезно наказать и даже убить. Ужаснувшись, Джек вознес молитву индейским богам и белой женщине, изображения которой видел в церквах. Он просил защитить Кэндис даже горных духов.

Развернув вороного, Джек выехал на дорогу и двинулся в сторону гор по следам отряда индейцев.

Глава 24

Кэндис больше не задавалась вопросом, что случится с ней, если она не сможет скакать верхом. Индейцы посадили ее прямо на спину одной из выпряженных из повозки лошадей, связав руки сзади.

Кроме Кэндис, индейцы захватили еще одного пленника — насмерть перепуганного вертлявого ковбоя, показавшегося ей незнакомым.

Когда поднялось солнце, Кэндис догадалась, что индейцы направляются на северо-запад. Она совсем закоченела в легком шелковом платье, и прошло немало часов, прежде чем солнце поднялось высоко и согрело ее. К середине дня лицо и грудь Кэндис уже горели, обожженные палящими лучами. Раньше она никогда не отправлялась в путь без шляпы, а тем более в горы.

Захвативший Кэндис индеец ехал впереди, ведя в поводу ее лошадь. За все время пути он ни разу не удостоил девушку взглядом. Они замыкали отряд. Ее клонило в сон. Когда солнце взошло к зениту, она заснула и свалилась с коня.

Очнувшись, девушка поняла, что лежит на земле. Плечи нестерпимо болели, ободранные запястья кровоточили. Индеец рывком поднял ее на ноги.

— Прошу вас, — взмолилась Кэндис, с трудом шевеля потрескавшимися губами. — Пожалуйста, развяжите мне руки. — Она всхлипнула. — Я не убегу, правда. — Он молчал, недоверчиво глядя на нее. — Отсюда некуда бежать. Пожалуйста!

Индеец схватил ее за талию, забросил на спину кобылы и повернулся к своему коню, собираясь вскочить на него.

— Воды! — крикнула Кэндис. — Пожалуйста, дайте мне воды! — И поскольку многие индейцы понимали испанский, она повторила свою просьбу на этом языке.

Но индеец уже тронул коня, увлекая за собой кобылу Кэндис. Слезы боли и отчаяния заструились по лицу девушки. Надежда на спасение таяла, как дым. Измученная и ослабевшая, она с ужасом думала об уготованной ей участи, страшась, что никогда больше не увидит отца и братьев.

Следующую ночь они тоже провели в пути, и Кэндис убедилась в справедливости рассказов о том, что воины-апачи могут скакать несколько дней подряд без пищи, воды и сна. Кэндис впала в полудрему, но каждый раз, засыпая, встряхивалась, боясь свалиться с лошади. Теперь они ехали по узкой тропе. Справа от них вздымался скалистый склон, поросший соснами и дубами. Слева зиял бездонный каньон с отвесными стенами, уходившими на тысячи футов вниз, и падение грозило неминуемой смертью.

Наступил рассвет, и Кэндис заметила, что дорога пошла под уклон. Они перевалили через хребет! Эта мысль вселила в нее надежду. Может, со временем, набравшись сил, она убежит и найдет дорогу в Тусон. Она не из тех, кто сдается.

Кэндис снова задремала, когда ее лошадь внезапно остановилась. Привалившись к ее шее, девушка открыла глаза. Вокруг раздавались голоса, смех, крики детей. Сфокусировав взгляд, Кэндис разглядела крытые шкурами вигвамы и ручей, пробегавший за лагерем. Над врытыми в землю печами курился дымок. Похититель Кэндис спешился и заговорил с дородной индианкой с квадратным лицом. Та оживленно жестикулировала, поглядывая на Кэндис. Девушка не понимала ни слова. Наконец воин подошел к ней и снял с лошади. Кэндис рухнула к его ногам.

Он поднял ее и, подтащив к одному из вигвамов, втолкнул в него. Кэндис повалилась ничком, не в силах пошевелиться. Кто-то перерезал веревки. Всхлипнув от облегчения, девушка пошевелила онемевшими руками, закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Но в следующее мгновение Кэндис открылся весь ужас ее положения. Она лежала в темноте, ощущая боль во всем теле и мучительную жажду. Снаружи доносились звуки празднества: пение, смех, барабанный бой и стук трещоток. Кэндис села.

Некоторое время она просто сидела, борясь со слезами отчаяния. Потом осторожно пошевелилась и начала растирать ноющие ноги, несмотря на боль в израненных запястьях.

Кэндис подползла к открытому входу в вигвам и осторожно выглянула. У костра — в окружении поющих и прихлопывающих в ладоши соплеменников — неистово кружились несколько индианок. Некоторые из них были только в узких набедренных повязках, и их голые груди поблескивали в свете пламени. Молодой ковбой танцевал вместе с ними. Он больше не казался испуганным и неистово отплясывал со стройной индианкой.

Притаившись у входа, Кэндис не могла отвести глаз от гибких фигур, ритмично двигавшихся под бой барабана.

Чуть погодя стройная индианка увела ковбоя из освещенного круга, видимо, чтобы заняться с ним любовью. Однако когда за ними последовали другие женщины, Кэндис пришла в замешательство. Между тем в круг вступили мужчины. Их танец сопровождался прыжками и гортанными криками, поэтому казался еще более диким.

Внезапно жуткий крик прозвучал в ночи.

Кэндис застыла от ужаса. Крик повторился. Кэндис похолодела, поняв, что это человеческий голос. Танцоры замерли и напряженно прислушались. Очередной вопль, от которого стыла кровь, разорвал тишину.

Словно по сигналу воины пустились в ликующий пляс.

Раздалось еще несколько криков, каждый из которых был ужаснее предыдущего. Кэндис неподвижно лежала у входа в вигвам, боясь привлечь к себе внимание. Ее мутило. Что они сделали с бедным ковбоем?

Вдруг Кэндис заметила свет факела. Индианка с квадратным лицом вошла в вигвам и поставила на пол миску и кувшин, сплетенные из тростника и соломы. Кэндис жадно напилась и, схватив миску, начала пальцами запихивать в рот еду — горьковатое варево из кукурузы. Закончив, она подняла глаза и встретила взгляд индианки. Та смотрела на нее с откровенной враждебностью.

Индианка потрогала ее грязное платье и, поглаживая ленты, украшавшие вырез и манжеты, что-то сказала.

— Что? — испуганно спросила Кэндис. Индианка сделала нетерпеливый жест.

— Я не понимаю.

Женщина потянула за платье, и Кэндис догадалась. Она расстегнула лиф непослушными пальцами и сняла платье, недоумевая, зачем оно понадобилось индианке. Та ткнула пальцем в сорочку. Девушка сжалась, но, повинуясь сердитому взгляду, сняла и сорочку.

Индианка, однако, потребовала и панталоны. Кэндис попыталась прикрыться, но женщина грубо отвела руки пленницы, бесцеремонно разглядывая ее тело. Затем вышла из вигвама.

Увидев на постели из шкур одеяло, Кэндис завернулась в него и легла. Не успела она закрыть глаза, как ее уединение снова нарушили. Вошел коренастый индеец, доставивший ее в лагерь.

Он схватил ее за руку, едва не задев израненное запястье, и поднял на ноги. От него несло спиртным. Ухмыляясь, индеец вытащил девушку из вигвама и подтолкнул к группе подвыпивших воинов, сидевших полукругом.

Вся компания с интересом уставилась на нее. Растрепанные белокурые волосы Кэндис явно произвели на них впечатление. Смеясь и переговариваясь, мужчины трогали длинные пряди и даже дергали их, причиняя девушке боль. Внезапно коренастый индеец сдернул с нее одеяло. Совершенно обнаженная, Кэндис испуганно застыла перед ними.

Мужчины замолчали, устремив на нее горящие взгляды. Ее похититель ухмылялся до ушей, и Кэндис вдруг поняла, что он хвастается своей добычей. Мужчины возбужденно загалдели, а похититель Кэндис засмеялся, выразительно жестикулируя — видимо, не без удовольствия отказывая распалившимся приятелям.

Вдруг все замолчали. Обернувшись, Кэндис увидела высокого индейца. Он был на редкость красив и, судя по реакции окружающих, наделен властью. Кэндис отважно встретила его взгляд, стараясь не выдавать страха.

Он негромко обратился к похитителю Кэндис. Тот внимательно выслушал его и коротко ответил. Разговор продолжился. Высокий индеец настаивал, коренастый возражал. Наконец красивый апачи подошел к Кэндис.

— Ты принадлежишь Хауке, — сказал он по-английски с сильным акцентом. — Я посоветовал ему обращаться с тобой бережно, и мои слова не пустой звук. Если ты проявишь усердие и послушание, тебя не будут бить. Со временем тебе, возможно, позволят выбрать мужа, и ты станешь одной из нас. — Он отвернулся и пошел прочь.

— Постойте! — воскликнула Кэндис. — Прошу вас! Индеец остановился и повернулся к ней.

— Пожалуйста, помогите мне! — взмолилась она.

— Не могу, — с сожалением отозвался он. — Ты принадлежишь Хауке. Ты его награда. Он может делать с тобой все, что пожелает: оставить у себя или отдать кому-нибудь и даже избить, если ты ослушаешься.

Сердце Кэндис болезненно забилось. Высокий апачи ушел. Остальные тоже разошлись. Хаука схватил ее за руку, и она вскрикнула от боли. Кэндис не видела, что Шоцки остановился, наблюдая, как Хаука втолкнул девушку в вигвам и последовал за ней.

К ее ужасу, индеец опустил закрывавшую вход шкуру. Кэндис забилась в дальний угол. Похотливо уставившись на нее, он что-то буркнул и указал на постель из шкур.

— Нет! — крикнула Кэндис.

Она вдруг поняла, что имел в виду высокий апачи. Он собирается изнасиловать ее!

Хаука свирепо нахмурился и одним быстрым движением притянул девушку к себе. Кэндис отчаянно вырывалась, но его крепкие руки легко удерживали ее. Он грубо лапал девушку, болезненно сминая соски, затем бросил на пол и навалился сверху. Кэндис попыталась сопротивляться, но Хаука обрушился на нее всем своим весом, не обращая внимания на молотившие его кулачки. Бедра девушки разошлись, и она ощутила его напряженный ствол. В ужасе она впилась ногтями в спину Хауки.

Он наотмашь ударил ее по лицу. Голова Кэндис стукнулась о землю с такой силой, что из глаз посыпались искры. Придя в себя, она осознала, что он проник пальцем в ее лоно. Охваченная ужасом и отвращением, девушка неподвижно лежала, пока его палец глубоко вонзался в нее, причиняя отчаянную боль. Пытка ненадолго прекратилась. Убрав палец, Хаука что-то удовлетворенно буркнул.

Кэндис дрожала всем телом, ожидая, что он сорвет свою набедренную повязку и изнасилует ее. Однако снова ощутила вторжение его омерзительных пальцев в ее девственное лоно. Волна тошноты подступила к горлу.

Наконец Хаука оставил ее в покое. Кэндис напряглась в ожидании и услышала странные звуки, похожие на хрюканье. Приоткрыв глаза, она увидела, что индеец стоит на коленях, запрокинув искаженное гримасой лицо, а затем почувствовала, как его семя оросило ее бедра.

Глава 25

Джек был в пути двое суток, двигаясь чуть быстрее, чем отряд, по следу которого оншел.

Когда он подъехал к лагерю, солнце только встало, и в воздухе еще чувствовалась ночная прохлада. Женщины уже поднялись и хлопотали по хозяйству — Джек ощутил аромат своей любимой похлебки, — но весь остальной лагерь был погружен в непривычную тишину, о причине которой он сразу догадался. Отряд вернулся накануне, и племя отпраздновало победу.

Возившаяся у костра Луси встретила его улыбкой, но поскольку Джек не ответил на приветствие, нахмурилась.

— Где твой муж? — спросил он. Она указала в сторону ручья.

Шоцки умывался, шумно плеская воду в лицо и на обнаженную грудь. При виде Джека его глаза изумленно расширились. Братья обнялись, крепко похлопывая друг друга по спине.

— Не ожидал увидеть тебя так скоро.

— У вас должна быть женщина, — отрывисто начал Джек, устремив на брата обжигающий взгляд. — Белая женщина со светлыми волосами. Она жива?

— Да.

— И цела? — Джек затаил дыхание.

— Полагаю, что так. — Шоцки вопросительно посмотрел на него.

— Кому она досталась? — спросил Джек, испытав неимоверное облегчение. — Хауке.

Джек потупил взгляд. Существовал только один способ спасти Кэндис.

— Я женюсь на ней.

Шоцки в замешательстве молчал.

— Предложи вороного родителям Хаукй, — сказал Джек.

— Ты хочешь жениться на белой женщине? — удивился Шоцки.

— Да, — отрезал Джек.

Однако Кэндис представляла собой слишком большую ценность, чтобы Хаука согласился уступить ее. Он потребует множество даров за нее, если не оставит себе в качестве второй жены. Эта мысль была невыносима для Джека.

— Вороной — прекрасный конь, — заметил Шоцки, пристально глядя на брата. — Едва ли Хаука откажется от такого подарка.

По обычаям апачей принятие дара означало, что Джек может забрать Кэндис, а проведя ночь в одном вигваме, они станут мужем и женой.

— Откуда ты знаешь эту женщину, брат?

— Это длинная история.

— У меня есть время, — усмехнулся Шоцки. Джек не ответил на улыбку.

— Я хотел бы увидеть ее.

— Тебе придется попросить об этом Хауку. Он где-то отсыпается. Перепил прошлой ночью.

Они двинулись к лагерю. Шоцки положил руку на плечо Джека.

— Жаль, что я не знал, — тихо сказал он.

Хаука храпел среди лежавших вповалку воинов. Джек потряс его за плечо, назвав по имени. Спустя пару минут тот открыл один глаз и буркнул:

— Пошла прочь, женщина.

— Это мой брат, — сказал Шоцки, присев на корточки. — Он хочет видеть твою рабыню.

Хаука открыл второй глаз и попытался сфокусировать взгляд.

— Отстань, — пробормотал он и тут же отключился.

Шоцки проводил брата к вигваму Хауки и оставил одного. Джек откинул шкуру, закрывавшую вход. Кэндис лежала ничком на постели из шкур, обнаженная, под тонким одеялом. Ужасное чувство охватило Джека, хотя держать пленников голыми, чтобы они не убежали, было в обычае апачей. В мгновение ока он оказался на коленях рядом с девушкой и коснулся ее спутанных волос.

— Кэндис! Кэндис! Милая, это я. Проснись.

Она шевельнулась. Джек приподнял ее и перевернул, притянув к себе на колени. Кэндис застонала, приоткрыв веки.

— Нет! — выкрикнула она и попыталась вцепиться ему в глаза. Джек едва успел перехватить ее руки. Она вскрикнула от боли, и он выпустил ее запястья, ужаснувшись при виде струпьев, сочившихся кровью и гноем.

— Успокойся. Теперь все в порядке, — прошептал он.

— Джек! — выдохнула девушка.

Он теснее прижал Кэндис к себе и уткнулся лицом в ее волосы, покачивая, как ребенка. Она судорожно вцепилась в него.

— Прошу тебя, забери меня отсюда.

— Заберу, — пообещал Джек, гладя ее по спине, но не решился сказать, как именно вознамерился спасти ее от Хауки.

— Я надеялась… и молилась, — вздохнула она.

— О чем?

— Чтобы ты пришел. — Кэндис подняла на него полные слез глаза.

Разве могло быть иначе?

— Как ты? — спросил он с замиранием сердца. Кэндис покачала головой и шмыгнула покрасневшим носом. Слеза скатилась по ее щеке.

— Мне так страшно.

— Знаю.

Глядя в глаза Джека, Кэндис вдруг осознала, что находится в его объятиях, совершенно нагая, если не считать одеяла. Его твердый торс прижимался к ее мягкой груди. Но почему-то это не казалось неправильным. Ничуть.

Джек, видимо, угадал ее мысли и поднялся.

— Не уходи! — взмолилась Кэндис, вцепившись в его колено.

— Я должен.

— Пожалуйста! — в отчаянии воскликнула девушка. Нагнувшись, Джек выскочил из вигвама, слыша за спиной приглушенные рыдания. Они звучали в его голове весь день.

Глава 26

Он здесь.

Странно, но сознание, что Джек в лагере, успокоило Кэндис.

Все это казалось невероятным. То, что он появился сразу же после ее похищения, не могло быть случайным совпадением. А что, если Джек был в составе отряда, но опередил остальных или, наоборот, держался позади? Кэндис вспомнила, как он убил трех ковбоев, замучивших индейского юношу, и его слова о мести апачей.

Нельзя забывать, кто он и откуда.

Но… ведь Джек не причинил ей зла, когда нашел в пустыне. Кэндис устыдилась своих мыслей. Поведение Джека разительно отличалось от жестокости Хауки, не щадившего ее. Джек не заставлял ее сутками скакать без воды и пищи, не награждал тычками, даже не коснулся ее.

Кэндис задрожала, ощутив нарастающую панику. Она боялась Хауки, боялась, что он придет вечером и доведет дело до конца.

Между тем вокруг вигвама собрались мужчины. Кэндис слышала их возбужденные голоса, хотя и не понимала ни слова. Несколько осмелев из-за присутствия Джека, она подползла к входу и приподняла закрывавшую его шкуру.

Футах в двадцати от нее происходило загадочное действо. Высокий апачи, накануне объяснявший Кэндис ее положение, держал под уздцы неоседланного жеребца Джека. Вокруг на почтительном расстоянии толпились мужчины и женщины, среди которых был и Хаука.

Высокий апачи обратился к пожилой паре, стоявшей рядом с ее похитителем. Хаука широко ухмылялся, ловя каждое слово. Обнаружив сходство между ним и толстой старухой, Кэндис предположила, что это его мать. Хаука расхохотался. Высокий апачи вывел вороного из расступившейся перед ним толпы и привязал к дереву.

Когда люди начали расходиться, Кэндис догадалась, что произошло: Джек пытался выторговать ее за вороного. Хотя почему он выбрал в качестве посредника высокого апачи, она не знала.

Сердце ее преисполнилось робкой надежды.

Глава 27

Несмотря на усталость, Джек провел беспокойную ночь.

Когда на рассвете его нашел Шоцки, Джек сидел на скатке, уставившись на далекие горы, с отсутствующим выражением на лице.

— Пойдем, — улыбнулся Шоцки. — Она девственница. Представляешь?

Джек изумленно посмотрел на брата. Выходит, брак с Кинкейдом не был осуществлен?

— Она вдова, — сказал Джек.

— Как же в таком случае ей удалось сохранить невинность?

— Не имею понятия.

— Так или иначе, но она все еще девственница. Хаука говорит, что ее тщательно осмотрели.

Джек помрачнел, представив, что кто-то осматривал Кэндис. Стиснув зубы, он подавил вспышку гнева.

— Ну что, пошли за твоей невестой? — Шоцки усмехнулся, явно находя ситуацию очень забавной.

— Я не хочу, чтобы она знала правду.

— Постараюсь не проболтаться, — засмеялся Шоцки.

— Не вижу ничего смешного. — Джек бросил на него мрачный взгляд и пошел прочь.

Минуя группу мужчин, собравшихся на охоту, он заметил Хауку верхом на гнедом жеребце. Джек задумался, удастся ли Хауке обуздать вороного, и решил, что едва ли. Он ощутил чувство потери, но его вытеснили другие мысли.

Пригнувшись, он вошел в вигвам. Кэндис уже проснулась. При виде Джека она просияла от радости. Он посмотрел на нее, и его захлестнуло пьянящее чувство. Эта женщина принадлежит ему!

— Пойдем, — сказал Джек.

Кэндис поднялась, придерживая одеяло, по-прежнему заменявшее ей одежду.

— Что случилось?

— Я обменял тебя.

— И мы можем уехать?

— Чуть позже. — Джек взял ее за локоть. — Пойдем. Для начала тебе нужно выкупаться.

Она повернулась к нему лицом, неосознанно положив руку на его обнаженную грудь. Джек замер, и они оба уставились на ее ладонь, казавшуюся удивительно бледной по сравнению с его смуглой кожей.

Джек взял ее руку в свою.

— Иисусе! — вымолвил он.

Сломанные ногти кровоточили, костяшки пальцев были ободраны, пересохшая кожа шелушилась. Исцарапанные ладони покрылись струпьями, запястья воспалились.

Подняв голову, он встретил ее взгляд. Сердце Джека болезненно сжалось при виде светившегося в ее глазах доверия.

— Нужно привести тебя в порядок, — глухо сказал он.

— Джек. — Кэндис облизнула губы.

Ее розовый язычок тотчас привлек его внимание. Глядя на потрескавшиеся, но все равно прекрасные губы, он ощутил неодолимое желание поцеловать ее.

— Ты отдал за меня своего вороного?

— Да.

— Спасибо.

Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке, отразившейся, как в зеркале, в глазах Кэндис.

Джек повел Кэндис к зарослям дубов и сосен, отделявших ручей от лагеря. Положив на траву платье и мокасины, он взглянул на девушку.

— Я подожду в сторонке.

С минуту они смотрели друг на друга, затем Джек неохотно отвернулся. Сердце у него бешено стучало, он хотел ее, как ни одну женщину на свете.

Глава 28

Стоя нагая в лучах солнца, Кэндис проводила взглядом шагавшего в сторону лагеря Джека. Ее охватила тревога. Быстро окунувшись в воду, Кэндис начала яростно смывать грязь. Она настороженно огляделась. Как он мог оставить ее одну? Вдруг кто-нибудь объявится на берегу, пока она, обнаженная и беззащитная, плещется в ручье?

Встревоженная и возбужденная, она быстро надела оставленные им вещи. Платье и мокасины оказались бархатисто-мягкими и приятно ласкали обнаженную кожу. Кэндис не слышала, как подошел Джек, просто ощутила его присутствие и подняла взгляд, встретившись с обжигающими серыми глазами.

— Пойдем, — мягко сказал он.

Кэндис молча смотрела на него, не в силах даже вздохнуть. Джек шагнул к девушке, и ей показалось, что он собирается ее поцеловать. Однако он взял ее за руку и начал смазывать натертые веревкой запястья. Кэндис жарко вспыхнула, устыдившись своего разочарования.

Прикосновения его теплых натруженных ладоней, казавшихся огромными по сравнению с ее руками, были на удивление нежными. Глядя на обнаженную грудь Джека, украшенную тяжелым ожерельем, Кэндис вспомнила, как он обмывал юного апачи. Когда дело было закончено, она поблагодарила.

Джек молча повернулся и направился к лесу. Кэндис следовала за ним, стараясь не смотреть на его обнаженную спину и сожалея о том, что не может запретить себе думать. Джек начал срезать молодые деревца и длинные побеги кустарника. Положив охапку ей в руки, он набрал другую для себя, и они двинулись обратно.

Свалив свой груз на окраине лагеря, молодые люди снова отправились в лес. Сообразив вдруг, чем они заняты, Кэндис была потрясена. Они собирают строительный материал для вигвама!

— Джек, мы строим вигвам?

— Да.

— Значит, мы останемся здесь?

— Пока ты не поправишься, — отозвался Джек. Кэндис боялась спросить, что будет потом.

— Потом ты отвезешь меня домой?

— Да.

Все утро они провели в лесу, срезая ветки для вигвама и медвежью траву[4]. В середине дня Джек куда-то исчез, оставив девушку у груды ветвей и травы. Присев на землю, Кэндис задумчиво перебирала камешки.

Вскоре появился улыбающийся Джек с двумя мисками в руках.

— Бери. — Он протянул Кэндис миску и присел рядом на корточки, как было принято у апачей.

Кэндис сморщила нос:

— Брр. Терпеть этого не могу!

Джек бросил на нее удивленный взгляд.

— Правда? — И, поднеся миску ко рту, начал глотать жидкую кашицу.

«Джек такой же, как они», — думала Кэндис, глядя, как он жадно ест густое варево. Джек вел себя так, словно никогда не пользовался столовыми приборами. Он сидел на корточках; обнаженная грудь, загоревшая до оттенка темного дуба, блестела от пота; на руках бугрились мышцы.

Покончив с едой, Джек отставил миску и посмотрел на Кэндис.

— Тебе нужно есть, — сказал он с мягкой настойчивостью. — Чтобы восстановить силы.

— Что это?

— Желудевая похлебка. — Он едва заметно улыбнулся, когда она скорчила гримасу.

Кэндис взяла миску, ибо была слишком голодна, чтобы привередничать, и попробовала варево.

— Умница. А теперь смотри и учись.

С помощью инструмента, выточенного из мескитового дерева и похожего на лопату, он вырыл по кругу шесть глубоких лунок. Воткнув в две лунки длинные жерди, Джек согнул их и связал верхушки полоской коры.

— Между прочим, это женская работа. Воины никогда не строят вигвамов. Смотри внимательно, потому что тебе придется заканчивать самой.

— Мне?

— Иначе меня перестанут уважать. Дай мне вон ту жердь. Кэндис протянула ему жердь, и он воткнул ее в отверстие в земле.

— А теперь попробуй сама.

— Куда втыкать? — спросила Кэндис. Он показал. — Зачем мы это делаем? — поинтересовалась она, воткнув жердь в ямку. — Мы могли бы спать под открытым небом.

— Сегодня вечером нам не полагается спать под открытым небом.

Кэндис вздохнула:

— Как я понимаю, еще один обычай апачей?

— Можно сказать и так. — Добавив еще пару жердей, Джек окинул каркас придирчивым взглядом. — Ладно, сойдет. Можно приступать к отделке. Только не перепутай. Вначале ветки, а потом трава.

— Уж как-нибудь соображу.

— Надеюсь. Постарайся закончить к тому времени, когда я вернусь.

— Ты и в самом деле думаешь, что я справлюсь с этим одна?

Джек ткнул в нее указательным пальцем.

— Ты построишь свой вигвам, женщина, иначе я отправлю тебя назад к Хауке. — С этой немыслимой угрозой он пошел прочь.

Глава 29

Несмотря на полученные от Джека указания, Кэндис далеко не сразу сообразила, как заполнить каркас прутьями. Каждый поперечный прут нужно было переплести с вертикальными, плотно прижимая к нижним. Не помогало делу и пристальное внимание со стороны воинов и женщин. Подбегали дети, смеясь и указывая на нее пальцами. Их возбужденный лепет, хотя и мешал работать, отвлекал Кэндис от взбудораженных мыслей.

Каким-то образом девушке удалось сплести основу из прутьев. Оставалось заполнить ее медвежьей травой. Кэндис не представляла себе, как это делается, но утешалась мыслью, что не придется заниматься крышей. Вот уж поистине непосильная задача!

Сжав в руках пучок травы, она смотрела на вигвам и надеялась на озарение, когда заметила индианку, стоявшую в нескольких шагах от нее. Старше Кэндис на несколько лет, стройная и привлекательная, та не сводила с нее враждебного взгляда.

Женщина подошла ближе, и Кэндис настороженно выпрямилась. С презрительной гримасой индианка толкнула вигвам. Он зашатался.

— Что это ты делаешь? — возмутилась Кэндис, хотя и сомневалась, что индианка поняла хоть слово. — Я потратила полдня, чтобы построить вигвам, так что, будь любезна, убери руки.

— Его унесет с первым порывом ветра, — высокомерно заявила та по-английски.

Кэндис поразилась:

— Откуда ты знаешь английский?

— Ниньо Сальваж научил меня, — ответила индианка, скривив губы в усмешке.

— Ниньо Сальваж?

— Ты знаешь его под именем Сэвидж. Тревога закралась в душу Кэндис.

— Зачем ему понадобилось учить тебя?

— Я его женщина, — спокойно заявила индианка. Кэндис замерла, ощутив острый укол ревности, и натянуто улыбнулась:

— Как тебя зовут?

— Дати.

— Так вот, Дати. Если ты его женщина, почему я строю его вигвам? — осведомилась Кэндис.

Индианка промолчала, заметно помрачнев. Услышав голоса, Кэндис обернулась и увидела Джека, приближавшегося к ней в обществе высокого апачи и поразительно красивой женщины.

Кэндис демонстративно повернулась к ним спиной, потрясенная словами Дати. Вспомнив, как Джек смотрел на нее и подшучивал над ней утром, между тем как эта женщина, его любовница, была рядом, она преисполнилась негодования.

Высокий апачи что-то резко произнес, и Кэндис обернулась, решив выяснить, что происходит. Джек с преувеличенным вниманием рассматривал результаты ее трудов, а рассерженная Дати стремительно удалялась, очевидно, отосланная апачи.

— Это мой брат, Шоцки, — сказал Джек. — А это его жена, Луси.

Кэндис кивнула, хотя больше всего ей хотелось потребовать от Джека объяснений о его отношениях с Дати. Посмотрев на Луси, она снова поразилась ее чувственной красоте.

— Ты одна из самых красивых женщин, каких я только видела, — искренне сказала Кэндис.

Луси улыбнулась и, коснувшись ее плеча, что-то проговорила на языке апачей. Шоцки перевел:

— По ее мнению, ты прекрасна, как восход солнца. Такой комплимент, особенно от женщины, произвел на Кэндис огромное впечатление.

— Спасибо, — вымолвила она, улыбнувшись в ответ. Джек между тем обошел вигвам по кругу.

— Великий дух! — пробормотал он. — Ничего хуже я не видел.

— Ну и прекрасно! — Глаза Кэндис сверкнули. — Если тебе не нравится, строй сам.

Джек качнул вигвам.

— Хорошо хоть погода стоит сухая. Иди сюда. Я покажу тебе, как оплести его травой.

— Не нужно, — с улыбкой вмешалась Луси. — Ты говоришь по-испански? — обратилась она к Кэндис, переходя на язык своей бабки.

— Немного. Но понимаю лучше, чем говорю.

— Я научу ее. В конце концов она теперь моя сестра. — Луси осеклась и прикусила губу, а братья обменялись быстрыми взглядами.

— Что это значит? — спросила Кэндис у Джека, хотя прекрасно все поняла.

— Так принято у нас говорить, — ответил Шоцки. — Мой брат заплатил за тебя выкуп, и ты стала нашей сестрой, так же как Луси — его сестра.

Луси показала Кэндис, как обращаться с медвежьей травой. Ее проворные руки ловко вплетали длинные листья в основу из прутьев.

— Тебе нравится Джек? — полюбопытствовала Кэндис, вытащив из кучи травы пучок длиной в три фута.

Луси улыбнулась:

— Очень. Ниньо Сальваж — отважный воин, прославившийся своими подвигами.

— Почему его зовут Ниньо Сальваж?

— Это имя дал ему Кочис много зим назад.

— Кочис так назвал его? — удивилась Кэндис.

— Да. — Луси бросила на нее взгляд, не прекращая работы. — Это большая честь — получить славное имя от великого воина, сына вождя. А ведь Джек был совсем мальчиком.

— Что ж, это имя подходит ему. — Кэндис продела листья между прутьями. — Но почему Кочис дал ему имя?

— Кочис подарил его родителям моего мужа.

— А что случилось с настоящими родителями Джека?

— Не знаю. Спроси у него. Наверное, умерли.

Позже, когда женщины натянули шкуры поверх сплетенного каркаса, Луси преподала Кэндис урок стряпни. Кэндис не слишком интересовало, как приготовить желудевую похлебку, но ей нравилась Луси. Вручив новой родственнице две корзины, индианка отправила ее к ручью за водой.

Девушка с сомнением посмотрела на нее:

— А они не протекут? Луси рассмеялась:

— Загляни внутрь.

Открыв крышку, Кэндис увидела в корзине глиняный сосуд.

— Мы почти не пользуемся керамикой, она слишком часто бьется, — объяснила Луси. — Но иногда это необходимо.

Ручей протекал в отдалении от лагеря. Уставшая за день Кэндис медленно шла среди сосен, радуясь, что она одна. Она почти дошла до ручья, когда услышала голоса. Подняв глаза, Кэндис замерла. Она увидела Джека и Дати. Индианка что-то быстро говорила, положив руки ему на грудь. Он с непроницаемым видом слушал, удерживая ее за талию.

При появлении Кэндис Джек опустил руки и отступил назад. Затем резко заговорил с индианкой. Та возразила и бросилась к нему на грудь, вызывающе глядя на Кэндис. Джек что-то сказал, Дати отстранилась, но, прежде чем уйти, смерила Кэндис угрюмым взглядом.

Джек подошел к Кэндис и взял у нее корзины:

— Дай-ка мне.

Кэндис холодно посмотрела на него.

— Сама справлюсь, — буркнула она. Джек уперся.

— Нет. Они тяжелые.

Кэндис резко выпустила корзины, и Джек чуть не упал. Искоса взглянув на нее, Джек направился к ручью. Кэндис сердито посмотрела ему вслед, затем бросилась вдогонку, шумно продираясь сквозь кусты. Джек набирал воду. Остановившись рядом с ним, она заметила, что он прячет улыбку.

— Что это тебя так рассмешило?

— Ты! — ответил он сквозь смех. — Боже! Чтобы такая грациозная женщина производила столько шума! Кэндис, я должен научить тебя ходить.

Кэндис молча ждала, пока он перестанет смеяться. Когда Джек наконец успокоился, она небрежно спросила:

— Эта женщина — твоя любовница?

Глава 30

— Ну так как? Она твоя любовница?

— Нет.

— Я не верю тебе.

— Я никогда не лгу.

— Вот как? Тогда почему Дати утверждает обратное?

— Она ревнует. — Джек положил руку на плечо Кэндис, но, почувствовав, как она напряглась, тут же отстранился. — В любом случае какое тебе дело?

— Никакого, мистер Сэвидж, уверяю вас. Он сжал ее плечо.

— Ты, случайно, сама не ревнуешь?

— Я? Ревную? — Она презрительно рассмеялась. Усмехнувшись, Джек коснулся ее подбородка указательным пальцем.

— Признавайся, милая. Я никому не скажу.

— Чтобы я ревновала к какой-то индианке… Воцарилось напряженное молчание, а когда Джек наконец заговорил, голос его прозвучал тихо и отчужденно:

— Кто бы подумал, мисс Кэндис, что у такого прелестного существа столько предрассудков?

— А почему бы мне их не иметь? Апачи — дикари. Они насилуют, убивают и скальпируют женщин и детей.

— Апачи не причиняют зла женщинам и детям.

— Неужели, Джек? Ты хочешь сказать, что Хаука не причинил мне вреда?

Джек притянул Кэндис к себе.

— Я точно знаю, что Хаука не изнасиловал тебя.

Кэндис покраснела. Джек не сводил с нее напряженного взгляда, охваченный дурными предчувствиями.

— Он изнасиловал меня! — выкрикнула Кэндис. — Руками!

— Он всего лишь осматривал тебя. Кэндис с гадливостью рассмеялась:

— Однако это доставило ему удовольствие, поскольку его семя залило мне бедра.

Джек живо представил себе, как Хаука, проникнув пальцами в Кэндис, потерял над собой контроль. Его охватила ярость. Он понял, что когда-нибудь он убьет Хауку.

— Ты такой же дикарь, как они, да? Тоже осматриваешь белых пленниц?

Джек не счел нужным отвечать.

— Пойдем, — сказал он. — Поможешь Луси приготовить еду.

— Ты осмотрел меня, когда нашел? Когда я была без сознания? — упорствовала Кэндис.

— Я спас тебе жизнь, и тебе это отлично известно.

— Ты поцеловал меня в амбаре! — В голосе ее звучало обвинение, глаза наполнились слезами.

— Я всего лишь человек, — отозвался Джек. Кэндис, однако, не отставала.

— Сколько белых женщин ты похитил, Джек? Скольким навязался силой? Или мне одной так повезло?

Они сверлили друг друга взглядами.

— Я видела это собственными глазами, — с вызовом бросала Кэндис. — Оскальпированного мальчика, которому не было и десяти лет. Признайся, ты такой же, как и они?

— Я мужчина. Ничего бы не произошло, если бы не твои выкрутасы. Можешь сколько угодно лгать мне или себе, но мы оба знаем, что ты спала и видела этот поцелуй с того самого дня, как мы встретились.

— Ничего подобного!

— Что же касается мальчика… Если это дело рук апачей, то только отступников, изгнанных из племени. — Джек устремил на нее обжигающий взгляд. — Не все индейцы одинаковы.

— Не пытайся убедить меня, что апачи не кровожадные убийцы. Вместе со мной они захватили ковбоя. Его пытали, прежде чем убить. Я слышала его крики.

— А он пытал юношу, которого мы нашли. Поэтому ковбоя разыскали и привезли сюда, чтобы подвергнуть пытке и убить в отместку. Да, мы убиваем, пытаем, насилуем и снимаем скальпы. Но только в возмездие за что-то. Если какой-нибудь ранчеро изнасилует и убьет Луси, Шоцки заберет его жену, дочь или сестру, изнасилует, а потом убьет.

Кэндис знала, что не следует провоцировать его, но тем не менее спросила:

— А ты? Что сделаешь ты, если кто-нибудь изнасилует и убьет твою женщину? Найдешь женщину преступника и поступишь с ней так же?

— Да.

Когда Джек ушел, оставив ее с Луси, Кэндис все еще кипела от гнева. Неужели он действительно, пусть в отместку, насиловал и пытал? Ее сознание не желало мириться с правдой.

Кэндис стало совсем тоскливо. Чтобы отвлечься, она переключила внимание на Луси. Стоя на коленях, та заворачивала небольшие хлебцы в соломенные циновки.

— Что это ты делаешь? — поинтересовалась Кэндис. Улыбнувшись, Луси протянула ей хлебец. Кэндис с опаской откусила кусочек и удивилась.

— Очень вкусно.

— Это из мескаля. Мы используем… не знаю, как это по-вашему называется… — Она изобразила пальцами шар.

— Клубни? — подсказала Кэндис. Луси кивнула:

— Да. Мы перетираем клубни в муку и печем из нее хлебцы. В таком виде их можно долго хранить на случай нехватки продуктов, например, зимой.

— Помочь тебе? — спросила Кэндис и попробовала подражать ее действиям.

— Из тебя получилась бы хорошая жена, — заметила индианка через несколько минут.

Кэндис улыбнулась, но все ее мысли были заняты Джеком.

— Луси, — осторожно начала она. — Правда, что Дати — любовница Ниньо Сальважа?

Индианка подняла на нее недоумевающий взгляд.

— Я не знаю этого слова.

— Ну… она его женщина?

— А, понятно. — Луси задумалась, как бы подыскивая слова.

Кэндис похолодела, по-своему истолковав ее молчание.

— Я так и знала! — воскликнула она.

— Нет, Дочь Солнца. Теперь нет. Когда-то они делили ложе, но это было давно.

— Но она была его женщиной?

— Много зим назад.

Кэндис сжала кулаки. Но какое ей до этого дело? Что с ней происходит?

Мужчины появились через несколько часов, словно почуяв, что наваристое рагу готово. Все четверо расположились в вигваме Шоцки.

Стараясь не смотреть на Джека, Кэндис наблюдала за его братом и Луси. Шоцки сел на землю и обратился к жене на языке апачей. Та рассмеялась и протянула ему миску с едой. Джек стоял так близко, что Кэндис ощущала тепло его тела. Поблагодарив Луси, он присел на корточки рядом с Кэндис, скользнув шершавой ладонью по ее шее. И все — ни слова, единственное прикосновение, заключавшее в себе слишком многое.

Как только они вышли, Кэндис взглянула на Джека и небрежно бросила:

— Луси рассказала мне.

— Что именно?

— Про Дати. Она была твоей любовницей. У меня нет оснований не верить Луси.

— Все это в прошлом.

— Ты уверен?

— Да. Дати была моей женой. Но с тех пор прошло несколько лет…

— Она твоя жена? — ахнула Кэндис.

— Мы разошлись.

— Ты любил ее?

— Нет. Я никогда не любил ее.

— Но… тогда… зачем ты женился на ней?

— Я был женат на ее сестре. Она умерла. По нашим обычаям я должен был жениться на Дати.

Эти слова поразили Кэндис. Так он был женат дважды?

— А первую жену… ты любил?

Джек помедлил в нерешительности. Ему не хотелось обсуждать эту тему с Кэндис.

— Понятно. — Кэндис заметила его колебания и настороженный взгляд. — Первую жену ты выбрал сам.

Ты любил ее?

— Тебе-то какая разница? Мы были очень молоды, но я любил ее. — Джек пожал плечами. — Какое это имеет значение? Она умерла. Все это было очень давно. Восемь лет назад.

Пораженная, Кэндис протиснулась в вигвам. Внутри было темно. Опустившись на постель из шкур, она начала массировать усталые ноги. Джек был женат дважды и любил свою первую жену.

Она услышала, как он вошел, и развел огонь. Неровное пламя рассеяло мрак. Почувствовав на себе его взгляд, Кэндис подняла глаза. Внезапно вигвам показался ей слишком тесным.

— Позволь мне, — сказал Джек, опустившись на колени, и взял в руки ее ступню. — Лучше? — спросил Джек.

Ей был знаком этот интимный тон и блеск в его глазах.

— У тебя самые красивые ноги, какие я только видел. — Рука Джека сжала ее лодыжку.

Тело Кэндис тотчас откликнулось, сердце лихорадочно забилось.

— Я… я…

Рука медленно двинулась выше, и жаркая волна затопила Кэндис. Она замерла, глядя на мускулистую руку, сминавшую ее платье.

— А, черт!

Он отдернул руку и выпрямился. Открыв глаза, Кэндис увидела, как натянулись спереди его штаны. Она вспыхнула, жаркая пульсация внизу живота усилилась.

— Пойду пройдусь. Ложись спать, — сказал Джек, не сводя с нее сверкающего взгляда.

Он повернулся и вышел.

Глава 31

Кэндис разбудили возбужденные голоса. Поспешно одевшись, она заплела косы и вышла наружу.

В нескольких шагах от вигвама вороной жеребец бешено брыкался и бил копытами, а Хаука целился в него из ружья. Потрясенная, Кэндис замерла, не в силах поверить, что апачи собирается пристрелить такое великолепное животное.

Раздался пронзительный боевой клич. Это был Джек. Он бросился на Хауку и ухватился за ствол ружья. Завязалась борьба. Хаука был только в набедренной повязке, его приземистая фигура, необычно массивная для апачей, бугрилась литыми мышцами. Джек был уже в плечах, но выше и не уступал Хауке в силе.

Резкий окрик Шоцки несколько охладил пыл мужчин. Они напряженно замерли, не выпуская из рук ружья. Шоцки выхватил у них оружие. Джек отступил, тяжело дыша и бросая на Хауку свирепые взгляды. Хаука разразился злобной тирадой.

— Что он говорит? — спросила Кэндис.

— Он говорит, что Ниньо Сальваж обманул его, — сказала Луси. — Подсунул ему дьявола в лошадином обличье. Хаука хотел пристрелить коня, но Ниньо Сальваж не позволил. Теперь Хаука требует, чтобы ему вернули тебя.

Повернувшись спиной к возмутителям спокойствия, Шоцки направился к женщинам.

— Не бойся, сестра, — мягко сказал Шоцки, обращаясь к Кэндис. — Я вынесу справедливое решение.

Кэндис едва слушала, наблюдая за Джеком и Хаукой, которые медленно сближались, сужая круги.

— Они собираются драться! — воскликнула она. — Шоцки, остановите их!

— Это неизбежно. Если не сейчас, так в другой раз. Мужчины медленно кружили, настороженно следя друг за другом. Кэндис не могла оторвать взгляда от их мощных напряженных фигур. Внезапно голос Дати прошипел у нее над ухом:

— Если он умрет, то из-за тебя!

— Почему? — опешила девушка.

Дати отвернулась, но Луси, взяв Кэндис за руку, мягко проговорила:

— Сальваж взбешен тем, что Хаука осматривал тебя сам, а не поручил это своей жене или теще.

Они снова начали медленно кружить. Сжав кулаки, Кэндис с тревогой наблюдала за Джеком. Его тело блестело от пота, грудь бурно вздымалась. Улучив момент, он сделал стремительный выпад и нанес один за другим два мощных удара, способных проломить стену. Кровь хлынула из носа Хауки. Но прежде чем Джек отскочил назад, нога Хауки настигла его и ударом в живот опрокинула на спину. Кэндис вскрикнула.

Хаука обрушился на противника всем своим весом. Схватив Джека за волосы, он ударил его кулаком в лицо. Задыхаясь, Джек попытался сбросить его с себя. Он согнул колени, но ему не удалось столкнуть огромного индейца. Хаука снова поднял кулак.

Кэндис не размышляла ни секунды. С истошным криком она прыгнула Хауке на спину и впилась зубами в его плечо. Хаука взвыл и выпрямился. Джек вскочил на ноги, однако Кэндис не разжимала зубов. Не переставая вопить, Хаука отшвырнул ее от себя, и она упала навзничь в грязь. Зрители разразились хохотом. Сильные руки Шоцки подхватили ее и вытащили из круга.

— Нет! — закричала Кэндис, отчаянно вырываясь. — Пустите меня! Остановите их! Он убьет Джека!

Шоцки встряхнул ее. Кэндис замолчала, увидев, что противники снова начали сходиться, и поняла: ничто не остановит этого безумия.

— Он больше не подпустит Хауку так близко, — сказал Шоцки.

Джек занял оборонительную позицию, держась на расстоянии от Хауки, легко уклоняясь от его бросков и выпадов. Пот ручьями стекал с него, разбитое лицо кровоточило.

Внезапно Джек шагнул вперед и подпрыгнул, выбросив перед собой ноги. Удар пришелся Хауке в грудь. Индеец зашатался и попятился. Джек настиг его и ударил ногой в челюсть. Следующий удар пришелся ему по голове. Раздался глухой стук, и Хаука распростерся на земле. Джек отскочил. Он бурно дышал, застыв в ожидании, напряженный, как сжатая пружина.

— Это индейская хитрость, — тихо пояснил Шоцки, — притвориться раненым и усыпить бдительность врага.

Прикусив губу, Кэндис безмолвно молилась. Рука Хауки неожиданно взметнулась, рванувшись к лодыжке Джека. Тот едва успел отскочить и развернуться, уклонившись от удара. Хаука устал и двигался тяжело, что давало Джеку время для маневра. Схватив противника за плечо, он ударил его кулаком в голову. Хаука покачнулся и после нескольких ударов прекратил сопротивление. Отступив назад, Джек сокрушительным ударом ноги свалил Хауку на землю. Тот упал и больше не двигался.

Воздух огласился ликующими криками. Индейцы окружили Джека, поздравляя его и хлопая по плечам.

Подошел Шоцки и обнял брата, но его оттеснила Дати, бросившаяся Джеку на грудь. Отстранив индианку, Джек поверх ее головы посмотрел на Кэндис. В его глазах светился триумф.

Странное чувство, первобытное и вечное, как сама природа, охватило девушку. Не сводя глаз с Джека, она двинулась к нему. Индейцы расступались перед ней. Схватив Дати за платье, Кэндис оттащила ее в сторону и взяла Джека за руку. Он молча последовал за ней, когда она повела его к ручью.

Они подошли к берегу. Джек опустился на землю, а Кэндис, воспользовавшись его ножом, отрезала полоску от своей юбки и смочила ее в воде. С неистово бьющимся сердцем она придвинулась к нему и на секунду замерла, встретив его взгляд. В нем сияла гордость победителя и полыхал жар страсти. Стараясь унять дрожь, Кэндис осторожно осмотрела ранку у него над глазом. Девушке казалось, что первобытный огонь, горевший в его жилах, перетекает в нее.

— Надо тебя подлечить, — пробормотала она. — Болит?

— Ужасно, — ответил Джек и дернулся, когда Кэндис коснулась раны.

— Не двигайся.

— Зачем ты это сделала? Помолчав, Кэндис ответила:

— Я в долгу перед тобой. Ты еще не забыл, что спас мне жизнь? Теперь мы в расчете.

Он не сводил с нее пристального взгляда.

— Я спас тебе жизнь дважды. Ты все еще в долгу передо мной.

У Кэндис перехватило дыхание. Она догадывалась, о чем он думает и какой платы ждет. Кэндис вскочила, но Джек схватил ее за талию и усадил рядом с собой.

— Джек!

— Знаешь, почему я хотел убить Хауку, Кэндис? Она покачала головой.

— Никто не смеет посягнуть на то, что принадлежит мне, будь то лошадь или женщина.

Он накрыл губы Кэндис своими, не давая ей пошевелиться.

— Ты принадлежишь мне, — выдохнул Джек, скользя шершавыми ладонями по ее груди и бедрам, а затем яростно вторгся языком в ее полуоткрытый рот.

Кэндис охватило пламя. Обвив руками влажную спину Джека, она самозабвенно ответила на его поцелуй. Джек глухо застонал и, раздвинув коленями ее бедра, прижался к ней затвердевшими чреслами. Выгнувшись навстречу Джеку, Кэндис притянула его к себе, а когда его обжигающие губы стали целовать и покусывать ее шею, она застонала.

— Моя, — хрипло прошептал Джек и, разорвав спереди ее платье, уткнулся лицом в обнажившуюся грудь.

Прихватив зубами сосок, он втянул его в рот. Кэндис вскрикнула.

Стоя над ней на коленях, Джек поднял подол ее юбки. Кэндис бурно дышала, охваченная непонятным томлением. Почувствовав его пальцы на своем лоне, она снова вскрикнула и выгнулась, прижимаясь к его руке.

— О Боже! — простонал Джек и, склонившись к ее ногам, коснулся ее языком.

Кэндис обхватила его голову руками. Рыдание рвалось из ее груди, волны дрожи пробегали по телу. Напряжение нарастало. Ей казалось, что она больше не вынесет.

Внезапно окружающий мир взорвался, и Кэндис закричала. Джек приподнялся и, сжав ее бедра, вонзился в нее, снова и снова заявляя свои права. А затем с протяжным стоном рухнул на нее, содрогаясь в конвульсиях. Уткнувшись лицом в шею Кэндис, Джек простонал:

— Моя.

Глава 32

Через несколько мгновений Джек перекатился на спину. Кэндис повернулась на бок, прислушиваясь к его хриплому дыханию. Рассудок постепенно возвращался к ней. О Боже!

Что с ней происходит? Она занималась любовью с мужчиной, который не только не муж ей, но и наполовину индеец. Боже правый! Кэндис прижала руку ко рту, заглушая сдавленный всхлип.

Вспыхнув, Кэндис села, придерживая подол платья. Джек стоял рядом, затягивая шнуровку штанов. При мысли, что они валялись в грязи, как животные, Кэндис снова ощутила стыд и отвернулась. Она не знала, что делать, как себя вести. И что, во имя Господа, будет дальше?

— Пора возвращаться, — сказал Джек. Кэндис не заметила ни малейших следов нежности на его непроницаемом лице. Он скользнул взглядом по ее разорванному платью. — Надо достать тебе иголку и нить из сухожилий.

Весь день Кэндис провела с Луси и другими женщинами. Она помогала готовить припасы на зиму, но не могла сосредоточиться на том, что делает. Мысли ее постоянно возвращались к утренним событиям.

Они снова ужинали вместе с Луси и Шоцки. Кэндис то и дело смотрела на Джека. Он избегал ее взгляда. Лишь раз их взгляды встретились, и Кэндис потряс пылавший в его глазах огонь.

В полном молчании они вернулись к своему вигваму. Джек пропустил Кэндис вперед и приподнял шкуру, закрывавшую вход. Она помедлила. Сердце ее неистово колотилось, щеки горели. Кэндис думала лишь о том, останется ли он на ночь. Повернувшись к Джеку, она нервно облизнула губы и со стыдом осознала, что безнадежно погрязла в грехе.

— Ты войдешь? Джек замер.

— Ты понимаешь, к чему это приведет? — хрипло прошептал он, и жаркая волна снова окатила Кэндис.

— Да, — выдохнула она и вошла в вигвам.

Он последовал за ней. Кэндис замерла, ощущая невыносимую робость и невероятно сильное желание. Правильно ли она поняла его? Может, ей нужно раздеться?

Как шлюхе.

Кэндис поморщилась, удрученная ужасным сравнением, но в следующее мгновение пальцы Джека легли ей на плечи. Этого было достаточно. Стремительно повернувшись, Кэндис оказалась в его объятиях. Джек склонил голову, она подняла лицо, и их губы слились в неторопливой прелюдии.

Поцелуй становился все более требовательным, сильные руки Джека скользили по ее спине и ягодицам. Постанывая и выгибаясь, Кэндис прижималась к его возбужденной плоти. Внезапно он оторвался от Кэндис и уткнулся в изгиб ее шеи, обжигая кожу своим горячим дыханием.

— Кэндис! — выдохнул он.

— О Джек, — прошептала она, запустив пальцы в его волосы.

Со сдавленным возгласом он поднял Кэндис, положил на шкуры и опустился рядом на колени. Она раскрыла объятия, наслаждаясь его нескрываемой страстью.

— Иди ко мне, — прошептала Кэндис.

Джек быстро избавился от одежды и притянул Кэндис к себе.

— На этот раз, любовь моя, — хрипло пообещал он, осыпая ее поцелуями, — на этот раз все будет прекрасно.

Голова Кэндис шла кругом, внутри пульсировало. Она выгнулась и ахнула, когда язык Джека проник в ее рот, а пальцы раздвинули припухшие лепестки внизу.

— Джек!

— Да, — отозвался он. — Я хочу видеть тебя, любимая. — Приподнявшись на руках, он начал раскачиваться, скользя по ее разгоряченному лону. Кэндис неистово извивалась под ним, тяжело дыша и забыв обо всем на свете.

— Джек!

— Хорошо, родная, хорошо, — выдохнул он и вонзился в нее.

Кэндис громко закричала, содрогнувшись всем телом.

Открыв глаза, она встретила его обжигающий взгляд. Джек все еще был в ней, твердый и горячий. Зажав в одной руке прядь волос Кэндис, а в другой — запястья, он приник к ее губам в жадном поцелуе.

Бедра Кэндис медленно задвигались, но Джек отстранился и шире развел ее бедра. Ощутив прикосновение его языка, Кэндис дернулась, но Джек удержал ее на месте.

— Тебе нравится?

Кэндис не сразу осознала, что он поднял голову и ждет ответа. Да-да… прошу тебя…

— А это? — Его язык с мучительной медлительностью обводил контуры припухших складок, пока она не взорвалась.

— Боже! — вскрикнула Кэндис.

Всхлипывая, она почувствовала, как он опять вошел в нее, а затем снова и снова…

Глава 33

«Где он?» — лениво подумала Кэндис, все еще находясь в полусне. Вздохнув, она глубже зарылась под толстый индейский плед. И густо покраснела, когда воспоминания о минувшей ночи нахлынули на нее.

Джек несколько раз занимался с ней любовью, пока, утомленные и насытившиеся, они не забылись глубоким сном. Кэндис прижималась щекой к его широкой теплой груди. Спустя некоторое время она проснулась, ощутив нетерпеливые толчки возбужденной плоти Джека и прикосновение его рук к ее напряженным соскам. Он снова овладел ею. Кэндис улыбнулась при мысли об их медленном и чувственном соитии.

Внезапно улыбка ее погасла. Она села на постели. Накануне вечером Шоцки собирался принять решение по поводу обвинений Хауки в том, будто бы Джек обманул его. Кэндис охватила тревога. Вскочив с постели, она поспешно оделась и вышла из вигвама.

Лагерь занимался повседневными делами. Не обнаружив поблизости Джека, Кэндис направилась к вигваму Шоцки. Луси, сидя на коленях, острым скребком удаляла со шкуры шерсть. Она подняла голову и улыбнулась.

Должно быть, волнение Кэндис бросалось в глаза, потому что Луси, не дожидаясь вопроса, сказала:

— Он пошел к ручью.

Сердце Кэндис радостно забилось. Поблагодарив Луси, она побежала по тропинке к ручью и остановилась как вкопанная при виде Джека. Он стоял на берегу, разговаривая с Шоцки, босой, в набедренной повязке, с ножом за поясом. Пробивавшееся сквозь листву солнце высвечивало золотистые нити в его темных волосах. Увидев Кэндис, Джек умолк на полуслове.

Она зарделась и, оторвав от него взгляд, приветливо улыбнулась Шоцки. Тот рассмеялся, похлопал брата по плечу и пошел к лагерю.

Вспомнив о том, что привело ее на берег, Кэндис бросилась к Джеку. Улыбаясь, он смотрел на ее подрагивающую грудь с напряженными сосками. Кэндис, замедлив шаг, возмущенно взглянула на него:

— Ты не джентльмен. Джек усмехнулся:

— Точно.

Оробев, Кэндис прикусила губу.

— Доброе утро, любовь моя, — вымолвил он наконец. Нежность, прозвучавшая в его голосе, привела ее в восторг.

— Доброе утро.

— Соскучилась? — В глазах его мелькнула надежда. Кэндис вдруг осознала, что это действительно так, но не решилась признаться. И потому сменила тему:

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел искупаться. — Они помолчали, глядя друг на друга. — В чем дело, Кэндис?

— Это насчет Хауки… — Она запнулась.

Ей хотелось коснуться Джека и ощутить его прикосновение. Но при дневном свете близость, которую они испытали ночью, казалась сном.

— Хаука очень болен, — сказал Джек. — Шоцки решил, что я должен отдать его семье жеребую кобылу вместо вороного.

— Значит, тебе не придется возвращать ему меня?

— Нет.

Облегчение Кэндис было столь явным, что Джек усмехнулся:

— Любовь моя, неужели ты думала, что я отдам тебя? Что позволю ему дотронуться до тебя?

— Я… я не была уверена.

Джек стиснул зубы, видимо, разочарованный ее ответом.

Но Кэндис уже была во власти новых забот. Могут ли они теперь покинуть лагерь? Она представила себе «Хай-Си», свою семью и ощутила глубокое уныние при мысли о будущем.

Что ждет ее дома? Всеобщее осуждение и неминуемый скандал. И как быть с Джеком?

— Кэндис, не принесешь ли мне мыло? Оно в седельной сумке.

— Конечно. — Кэндис с изумлением поняла, чтоготова для него на все. К тому же она была рада заняться чем угодно, лишь бы не думать. — Я сейчас.

Когда она вернулась с мылом и чистым одеялом, Джек стоял в ручье совершенно голый. Он обернулся, лукаво поблескивая глазами:

— Дай мне мыло.

— Если оно тебе так необходимо, выйди и возьми его.

— Ты напрашиваешься на неприятности.

— Крупные неприятности, — уточнила она.

Грозно нахмурившись, Джек двинулся к берегу. Кэндис засмеялась и бросилась наутек. Он легко поймал ее и заключил в объятия. Она завизжала, отбиваясь.

— Думаю, тебе не мешает окунуться, — сказал Джек.

— Нет! — с притворным ужасом взвизгнула Кэндис. — Вода слишком холодная.

Он вошел в ручей, держа ее на руках.

— Отпусти меня, Джек!

— Пожалуйста.

Кэндис съежилась, готовясь погрузиться в холодную воду. Однако Джек отпустил только ее ноги, так что она повисла вдоль его тела. Затем, глядя ей в глаза, он спустил Кэндис ниже. Игривость исчезла. Кэндис изумленно распахнула глаза, когда ее платье задралось и она ощутила его руки на своих ягодицах.

— Обхвати меня ногами за талию, — велел Джек. Кэндис подчинилась и ахнула, когда он опустил ее на свое напрягшееся естество.

— И что дальше? — неуверенно поинтересовалась Кэндис.

— Увидишь, — отозвался Джек, завладев ее губами.

Он осторожно опустился на колени в неглубокую воду. Они начали двигаться, медленно и ритмично, и достигли завершения одновременно.

— Да ты просто ненасытен, — улыбалась потом на берегу Кэндис, убирая с его щеки прядь своих волос.

Серые глаза умиротворенно скользили по ее лицу.

— Это ты сделала меня таким. Задохнувшись от радости, Кэндис нашла его губы.

Отстранившись, она увидела, что глаза Джека закрыты, а лицо застыло в таком напряжении, будто неведомые страсти и мрачные мысли терзают его душу, заставляя тянуться к ней с неутолимой страстью.

— Неплохо бы искупаться, — сказала Кэндис.

Джек открыл глаза и поцеловал ее в грудь. Кэндис встала, остро ощущая свою наготу, и потянулась к одеялу. Он перехватил ее руку.

— Не надо. Тебе нечего скрывать от меня. Она покраснела.

— Просто как-то неловко… днем…

— Я знаю твое тело наизусть. — Джек отобрал у нее одеяло. Преодолев стыдливость, Кэндис вошла в воду и начала мыться. Некоторое время Джек с нескрываемым интересом и удовольствием наблюдал за ней, затем подошел ближе и начал намыливать ногу.

— Кэндис?

Она мыла голову, стараясь не думать о том, что купается средь бела дня с мужчиной. — Да?

— Мы могли бы уехать сегодня.

Кэндис молчала. Могли бы? Она окунулась с головой и вынырнула, откинув волосы с лица.

— Хаука очень плох. Поэтому надо остаться, пока опасность не минует.

Кэндис возликовала.

— Хорошо, — сказала она, испытывая непонятное облегчение.

Они смотрели друг на друга, не решаясь произнести вслух то, о чем оба думали. Что ждет их по возвращении?

Глава 34

Открыв глаза, Кэндис поняла, что задремала. Джек отлучился, чтобы раздобыть им обед, оставив ее возле вигвама за разведением костра. Размечтавшись, девушка не заметила, как заснула. Она села, протирая глаза, как вдруг два кролика, пролетев по воздуху, шлепнулись на землю у ее ног. Кэндис вскрикнула, подпрыгнув от неожиданности.

И увидела Джека, с широкой ухмылкой шагавшего к ней.

— Ты меня до смерти напугал; — Кэндис улыбнулась, заметив, что он в восторге от своей выходки.

— Что поделаешь, если у тебя слух, как у древней старухи! — заявил он. — Разведи костер, а я выпотрошу кроликов.

— Разве это не женская работа? — кокетливо осведомилась Кэндис.

— Если будешь очень настаивать, я уступлю ее тебе. Кэндис предпочла заняться костром.

— Что случилось с твоими родителями, Джек? — спросила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд:

— А в чем дело?

— Мне интересно. Я ведь ничего не знаю о тебе. Джек усмехнулся:

— Самая чудовищная ложь из всех, что я слышал.

— Я не имею в виду твои обычные пристрастия.

— Обычные пристрастия? — Он фыркнул. — Вот как ты расцениваешь наши занятия любовью?

— Ты способен думать о чем-нибудь, кроме этого, Джек? Он улыбнулся.

— Так что случилось с твоими родителями? Джек насадил выпотрошенную тушку на вертел.

— Моя мать умерла недавно, а отец, храбрый воин, скончался восемь лет назад.

Кэндис помолчала, наблюдая, как он вращает вертел.

— Не понимаю. Как Кочис мог подарить тебя кому-то при живых родителях?

Джек присел на корточки.

— Я имел в виду приемных родителей. Других я не знал. Кэндис задумалась.

— А что с твоими настоящими родителями?

Джек не смотрел на нее и больше не казался беспечным.

— Мой отец был белым. Матери я не помню, но знаю, что она была индианкой. Мы с отцом мыли золото в каком-то ручье, когда нагрянул отряд индейцев во главе с Кочисом. Мне было тогда лет шесть. Отца убили, а меня Кочис увез с собой, а позже отдал Нали и Мучи.

— Мне очень жаль, Джек.

— И напрасно. Мой отец был жестоким человеком. Апачи относились ко мне несравненно лучше.

— Не может быть, чтобы ты говорил это серьезно. Он поднял на нее глаза.

— Более чем серьезно, уверяю тебя.

— Когда ты женился на Дати?

— Я развелся с ней три года назад.

Джек вытащил кролика из огня и попробовал его.

— Ты развелся с ней? — удивилась Кэндис.

— В этом нет ничего необычного.

— И долго вы были женаты?

— Три зимы.

Кэндис громко ахнула. Они были женаты целых три года! Джек задумчиво посмотрел на нее и протянул кусок крольчатины.

— Как умерла твоя первая жена? Джек отложил в сторону кусок мяса.

— При родах.

Кэндис представила себе его жену — смуглое эфемерное создание. Ревность стеснила ей грудь.

— Ты все время жил с этим племенем?

— Нет.

— Но…

Джек с раздраженным видом поднялся.

— Я ушел из племени три года назад.

Кэндис понимала, что нужно оставить его в покое, однаконе удержалась:

— Почему?

Он посмотрел на нее:

— То, что мы спим вместе, не дает тебе права лезть ко мне в душу.

Кэндис возмущенно отвернулась. У нее было такое чувство, словно она получила пощечину. Джек отшвырнул еду и зашагал в сторону леса.

Глава 35

Джек долго бродил по лесу, погрузившись в мрачные раздумья. Гнев его остыл. Он не ожидал, что сорвется, и теперь сожалел о своей вспышке. Сердце его болезненно сжималось, когда Джек думал о минувшей ночи, о Кэндис, ласковой и податливой в его объятиях, о ее улыбке, предназначенной только ему. Джек не хотел терять Кэндис. Видят боги, скоро им и так придется расстаться. Разве не потому он тянет с отъездом, что не в силах отпустить ее?

Только после полуночи Джек вернулся в лагерь. Сердце его сжималось от тревоги, что не будет ему прощения от Кэндис. Войдя в вигвам, он поставил фонарь на землю. Увидев ее напряженную спину, он понял, что она не спит.

— Кэндис?

Она повернулась к нему залитым слезами лицом. Джек опустился на колени подле нее.

— Ты хоть понимаешь, что тебя не было полночи? — выкрикнула Кэндис.

— Я делал вот это. — Джек протянул ей плетеную головную повязку.

Кэндис взглянула на ленту из голубых, красных и серых волокон с вплетенными в них серебристо-золотыми перьями.

— Прости меня, — мягко сказал он. Кэндис взглянула на него, затем на повязку.

— Как красиво!

— Я не хотел ссориться с тобой. — Джек коснулся ее лица. — Любовь моя…

Кэндис, словно только этого и ждала, подалась к нему. Джек притянул ее к себе, крепко обнял и закрыл глаза. Повязка упала на землю.

Кэндис обхватила Джека за шею и, прильнув к его губам в неистовом поцелуе, опрокинула его на спину. Стоя на коленях, она целовала Джека и покусывала, прижимаясь затвердевшими сосками к его груди. Затем опустилась на его живот, быстро и ритмично задвигавшись.

Джек застонал. Он смотрел на ее прекрасное лицо, полуоткрытые губы и разметавшуюся гриву волос. Впервые в жизни женщина атаковала его с таким пылом. Потянувшись вниз, Кэндис занялась шнуровкой его брюк. Джек застонал, когда она направила в себя его набухший ствол и опустилась сверху.

Голова его шла кругом, сердце гулко колотилось. Он быстро приближался к завершению. Выгнувшись, Джек закрыл глаза и исторг горячее семя в ее жаждущее лоно.

Когда он пришел в себя, Кэндис все еще сидела на нем, раскрасневшаяся и немыслимо прекрасная, наблюдая за ним при свете фонаря.

Глава 36

Хаука метался в жару десять дней. Но одиннадцатые сутки наступил перелом, и стало ясно, что он поправится.

Все это время Джек и Кэндис вели себя так, словно будущее никогда не наступит.

После первого неудачного опыта они старались избегать тем, которые могли привести к ссоре. Кэндис больше не спрашивала о прошлом Джека и не упоминала о своей семье. Они регулярно справлялись о состоянии здоровья Хауки, благодаря судьбу за каждый день отсрочки. Днем Кэндис помогала женщинам в их повседневных заботах, а Джек отправлялся на охоту. Ночи они проводили вместе, предаваясь безумной страсти. Как будто каждая ночь была последней.

Джек бросил камень через ручей. Он ощущал стеснение в груди, словно ее сжимал железный обруч.

Пора вернуть Кэндис домой, родным и близким. Разве не для этого он женился на ней? Разве не этого требуют от него честь и совесть? Джек не собирался делать Кэндис своей и никогда не думал, что встретит с ее стороны столь пылкий отклик. И даже не мечтал о том, что их свяжут такая страсть и близость. А если говорить о нем, то и любовь.

Джек думал о тех мгновениях, которые они провели вместе, по большей части занимаясь любовью. Были и другие моменты, когда она готовила ему еду или штопала его одежду. Он вспомнил, как Кэндис шутила и кокетничала, как играла с детьми. Она знала каждого по имени и могла рассмешить даже самых маленьких. Джек представил себе Кэндис с его детьми, и надежда, горячая и неистовая, вспыхнула в его сердце. У него есть шанс. Если Кэндис ждет ребенка, она согласится остаться с ним.

Кэндис сидела на коленях, помешивая кипевшее в котелке рагу. В числе прочего она научилась хорошо готовить. Волосы, заплетенные в одну толстую косу — столь непривычную для индианок прическу, — были перехвачены на лбу лентой, которую сплел для нее Джек. Он смастерил Кэндис такие же серьги, и они покачивались, переливаясь яркими красками, отсвечивая серебром и золотом. Несмотря на светлые волосы, она выглядела как прилежная жена воина — его жена. Джек улыбнулся.

Кэндис подняла глаза и просияла.

— Джек, как ты вовремя! Иди сюда и попробуй. Скажешь, чего не хватает.

Опустившись на колени, он взял ее за плечи.

— Кэндис, у Хауки спал жар.

Ее улыбка померкла. Джек поднял ее на ноги.

— Нам нужно поговорить.

Кэндис нервно прикусила губу, не сводя с него расширившихся глаз. Она ощущала леденящее душу отчаяние.

— Видимо, пора возвращаться, — сказала Кэндис, и ей захотелось умереть при мысли о реакции родных на ее возвращение.

— Не обязательно, — тихо возразил Джек, наблюдая за ней. Глаза Кэндис сверкнули.

— То, что я здесь застряла, — запальчиво произнесла она, — еще не значит, что я согласна быть твоей любовницей.

Джек замер. Его мир покачнулся.

— Ты моя жена.

— Что? — изумилась она.

— Я не говорил тебе, не было повода, но по законам апачей мы женаты.

Кэндис отшатнулась.

— Я не верю тебе.

— Это правда. Я предложил за тебя дары, они были приняты, мы живем в одном вигваме — больше ничего не нужно для брака.

Кэндис прижала руку к лихорадочно бьющемуся сердцу. Значение его слов со всеми ужасающими последствиями не сразу дошло до ее сознания. Она подняла на Джека испуганный взгляд:

— Но я не индианка, и законы апачей ничего не значат для меня.

Залившись краской стыда, она представила себе, какой разразится скандал. Кэндис словно слышала голос Милли Хендерсон: «Кэндис вышла замуж за полукровку». Отец и братья будут потрясены и шокированы.

Стиснув зубы, Джек смотрел на нее и видел, как рушатся его надежды. В отчаянии он схватил Кэндис за руку.

— Ты моя жена, согласна ты с этим или нет. Ты не обязана возвращаться. Останься со мной! Мы уедем в Калифорнию. Или куда захочешь. Мы…

Но Кэндис не слушала. Она вырвала руку и попятилась.

— Я не могу быть твоей женой! Джек, ты, наверное, сошел с ума. О Боже! Никто не должен знать об этом!

— Хорошо, — холодно обронил Джек. — Завтра я отвезу тебя назад.

Он ушел. Закрыв лицо руками, Кэндис опустилась на землю. Ее трясло. Неужели ее считают его женой? О Боже! Вдруг кто-нибудь узнает…

Она должна забыть Джека и все, что было между ними. В конце концов, она Кэндис Мэрилин Картер, а не какая-нибудь индианка.

Кэндис еще не спала, когда первые лучи рассвета проникли в вигвам. Вскоре шкура у входа откинулась и показалась голова Джека.

— Я седлаю вороного. После завтрака выезжаем. Он исчез, прежде чем она успела открыть рот.

Джек разогревал на костре оставшееся с вечера рагу. С ним был Шоцки. Бросив на Кэндис мрачный взгляд, Шоцки разразился темпераментной речью на языке апачей. Джек односложно ответил, не отрываясь от своего занятия. Шоцки сердито заспорил и, сдавшись, ушел.

Протянув Кэндис миску с едой и кусок маисового хлеба, Джек присел на корточки и сосредоточился на еде.

— Джек, что хотел Шоцки? — спросила девушка. Он отставил пустую миску.

— Чтобы я остался. Кэндис прикусила губу.

Джек нырнул в низкий вход вигвама и вскоре вышел со всеми их пожитками: шкурами и одеялами, оружием и седельными сумками. Свалив все на землю, он начал разбирать незамысловатую постройку, служившую им укрытием все эти дни. Кэндис с болью в сердце наблюдала за ним.

— Сходи к ручью и вымой миски и котелок, — сказал Джек, даже не взглянув на нее.

Конструкция из жердей и веток рухнула.

Сдерживая слезы, Кэндис собрала посуду и пошла прочь. Так даже лучше, в сердцах решила она. Лучше обрубить все сразу, чем терзаться несколько дней.

Вернувшись в лагерь, она застала Джека в обществе Шоцки, Луси и Дати. Индианка что-то горячо говорила, положив руку ему на локоть. Ненависть обожгла Кэндис. Она вернула Луси одолженную у той посуду, но все ее внимание было приковано к Джеку. Он выслушал Дати, пожал плечами, что-то сказал и отвернулся.

«Что ж, Джек быстро найдет мне замену», — горько подумала Кэндис. Луси нежно обняла ее, и она залилась слезами.

— Да хранят тебя боги, — мягко сказала Луси.

— Спасибо. — Кэндис вытерла глаза. — Храни тебя бог.

Часть третья ЛОЖЬ

Глава 37

— Слезай.

С гребня невысокого кряжа, где они остановились примерно в миле от «Хай-Си», можно было разглядеть стены, загоны и надворные постройки ранчо. Руки Кэндис сжались на талии Джека.

Три последних дня были самыми ужасными в ее жизни.

— Слезай, Кэндис, — повторил Джек ставшим привычным, но от этого не менее ненавистным ей отрывистым тоном.

Кэндис соскользнула на землю.

— Что… что нам делать?

С ожесточением Джек коснулся пальцем полей своей потрепанной шляпы.

— Полагаю, ты найдешь дорогу. Сердце Кэндис судорожно сжалось.

— Джек! Ты уезжаешь?

— Точно. Тебе здесь полчаса пути, не больше. Кэндис схватилась за поводья. Он не может вот так уехать!

— Постой!

Джек насмешливо улыбнулся:

— Зачем? Для нежного прощания? Отойди, Кэндис. — В его голосе прозвучала угроза.

— О Боже, Джек! — Кэндис выпустила поводья. — Мы еще увидимся?

— Разве что в аду, — бросил он, поворачивая коня. Кэндис устремилась следом.

— Значит, мы больше не увидимся?

— Нет. — Джек устремил на нее ледяной взгляд серых глаз.

Кэндис заплакала. Джек напрягся; пришпорив вороного, он перевел его в галоп. Кэндис провожала его взглядом, пока конь и всадник не исчезли за каменистым кряжем.

Опустившись на землю, она обхватила руками колени и разрыдалась. Кэндис раскачивалась из стороны в сторону, давая выход отчаянию. Когда слезы иссякли и рыдания прекратились, она вытерла глаза. Но ощущение потери не стало меньше. Оно пронзало грудь, причиняя нестерпимую боль.

Как мог Джек так решительно и бесповоротно отвернуться от нее? За все время, прошедшее с того вечера, когда он сообщил ей, что они женаты, Джек ни на секунду не смягчился. Он вел себя так, словно Кэндис ничего для него не значит. Неужели все это было для него лишь развлечением? А когда оно закончилось, Джек потерял к ней всякий интерес? Кэндис не хотелось в это верить, но вывод напрашивался сам собой.

О Боже!

Весь первый день они ехали в полном молчании. Решившись обратиться к Джеку, Кэндис получила столь грубый отпор, что оставила все попытки завязать разговор.

Ничто не изменилось и ночью. Все их общение свелось к отрывистым фразам типа «разведи костер» или «вымой посуду». Джек ни разу не взглянул на Кэндис. А когда пришло время ложиться, бросил ей одеяло и лег один, по другую сторону костра.

И так все три дня и три ночи, которые они провели в пути.

Всхлипнув в последний раз, Кэндис вытерла глаза и поднялась на ноги. Пожалуй, даже лучше, что Джек оставил ее здесь. Ему опасно появляться на ранчо, а она скажет, что давно сбежала от индейцев и долгое время провела в пути. Да, так, несомненно, лучше. Когда-нибудь она забудет о Джеке Сэвидже.

В глубине души Кэндис не верила в это.

Стараясь не думать об этом бесчувственном типе, девушка пошла вниз по склону. Неужели она когда-то считала Джека нежным и любящим? Наверняка все это плод ее воображения. Пора вернуться в реальный мир и сосредоточиться на том, чтобы занять в нем достойное место. Прежде всего ей нужно найти мужа.

Кэндис вспомнила, как решительно отверг ее судья Рейнхарт, и все из-за Джека. Придется вычеркнуть его из числа поклонников. Остается Тим Магро. Надо поощрить его ухаживания, даже если он все еще злится из-за того, что она танцевала с Джеком. Ну, а если не получится… найдутся другие. Чего-чего, а холостяков в здешних местах хватает. Чем скорее она выйдет замуж за респектабельного человека, тем лучше. Только вот почему так тяжело на сердце?

Словно из ее жизни навсегда ушло солнце.

Путь до ранчо занял более часа. Приходилось обходить крутые спуски и колючие заросли, да и смотреть под ноги, чтобы не наступить на медянку или гремучую змею. Но когда Кэндис выбралась на открытое пространство, часовой заметил ее и поднял крик. Тяжелые ворота распахнулись, выпустив всадника. Это был один из работников.

Узнав Кэндис, он изумленно вытаращил глаза:

— Мисс Картер?

Кэндис постаралась взять себя в руки. Чем скорее она избавится от индейской одежды, тем лучше.

— Дай мне руку, Уилли, — нетерпеливо сказала она.

— Да, мэм. — Он помог ей забраться в седло за его спиной. Уилли высадил Кэндис возле дома.

— Никого нет, мэм. Все отправились на поиски, но, думаю, со дня на день вернутся, чтобы сменить лошадей.

— Спасибо, Уилли. — Кэндис ощутила вдруг смертельную усталость. Ей хотелось смыть с себя грязь и поесть наконец чего-нибудь привычного.

Тем временем из дома выбежала Мария и бросилась к Кэндис. Заключив девушку в объятия, она разразилась взволнованной тирадой по-испански. Кэндис чуть снова не расплакалась.

— С тобой все в порядке, детка? — спросила наконец Мария, сжав в ладонях ее лицо.

Кэндис слабо улыбнулась, собираясь ответить утвердительно, но тут ее взгляд, скользнув по крыльцу, остановился на высоком смуглом мужчине, облаченном в элегантный костюм.

Ей показалось, что перед ней привидение.

— Привет, Кэндис, — сказал Вирджил Кинкейд.

Глава 38

Кэндис рухнула как подкошенная.

Мария вскрикнула.

Кинкейд сбежал с крыльца и подхватил Кэндис на руки.

— Отнесите Кэндис к ней в комнату, — сказала Мария, — а я принесу холодные примочки и виски.

Кинкейд не нуждался в указаниях. Он быстро поднялся по ступенькам и, притворив ногой дверь, опустил Кэндис на постель. Лицо ее побледнело, ресницы подрагивали.

Кинкейд ударил девушку по щеке, не слишком сильно, так, чтобы привести в чувство. Кэндис застонала. В комнату вбежала Мария с кувшином воды, тряпками и виски. Кинкейд отступил в сторону, предоставив ей возможность позаботиться о Кэндис. Мария протерла ее лицо влажной тканью и, когда Кэндис снова застонала, влила ей в рот несколько капель виски. Кэндис закашлялась, глаза ее распахнулись и уставились на Кинкейда.

— Господи, так ты не умер! Он оскалился в усмешке.

Кэндис закрыла глаза, испытав безмерное облегчение. Выходит, она не убила его. Она не убийца!

— Тебе лучше, милая? — ласково спросила Мария.

— Да.

— Ну тогда я оставлю вас наедине, — просияла женщина.

Не успела она выйти, как Кэндис подскочила на постели, сообразив, что Мария и все в долине уверены, что Кинкейд — ее муж.

— Ты… ты сказал им? — хрипло спросила она. Матрас прогнулся под его весом.

— Что именно, милая? — Он злобно улыбнулся. — Что ты пыталась меня убить? Или что мы не женаты? Что все, что ты здесь наболтала, — сплошная ложь?

Ложь. Боже, сколько лжи!

— Вирджил, прошу тебя.

Кэндис старалась не поддаваться панике. Кинкейд снова растянул губы в улыбке, не коснувшейся его глаз.

— Я тебе кое-что задолжал, дорогая.

Она попыталась отвернуться, но он грубо сжал ее лицо, не давая пошевелиться.

— Мне очень жаль, — выдохнула Кэндис.

— Представляю себе, — оскалился он, — как тебе жаль, что я остался жив.

— Нет, Вирджил, нет, — всхлипнула Кэндис. — Я действительно очень рада, что ты жив. Неужели ты не понимаешь, что я не хотела стрелять!

Кинкейд между тем вглядывался в нее.

— Они изнасиловали тебя?

— Кто?

Кинкейд запрокинул ее голову, больно дернув за косу.

— Алачи, которые захватили тебя? Кто же еще?

— Нет! Они не насилуют женщин, не то, что команчи. Со мной хорошо обращались. То есть меня не избивали, — тараторила Кэндис. — Мой похититель считал меня выгодной добычей, надеялся получить за меня много даров, выдав замуж за своего соплеменника.

Кинкейд заметно расслабился.

— У тебя вид, как у какой-то грязной полукровки. Кэндис прикусила губу.

— Ты рассказал им правду?

— Успокойся, дорогая, все думают, что ты моя жена.

— Чего ты хочешь?

— Мести. — Он снял шляпу. — И тебя. Сердце у Кэндис гулко и болезненно забилось.

— И как ты собираешься этого добиться?

— Ты облегчила мне задачу, сообщив всем, что мы женаты. Кинкейд коснулся ее подбородка, затем скользнул по шее к плечу. Кэндис замерла, но, когда его рука накрыла ее грудь, оттолкнула его, отскочив на другую сторону кровати.

— Я закричу, — сказала она. Ее тон не оставлял сомнений в том, что она сдержит слово.

Кинкейд улыбнулся:

— Я и забыл, до чего же ты соблазнительна, Кэндис. Ты хоть представляешь, как возбуждаешь меня?

Кэндис прижалась к стене. Что ему нужно? И что он подразумевает под местью? И что, во имя Господа, ей делать? В глазах всего Тусона он ее муж…

Кинкейд сбросил пиджак.

— Чертовски кстати, что ты раззвонила всем, что мы женаты, дорогая. Похоже, ты попала в ловушку собственной лжи. — Что ты делаешь?

Кинкейд уселся на постель и снял парчовый жилет.

— Ты не скажешь им, — испуганно прошептала Кэндис. — Па убьет тебя, если узнает, что мы не женаты.

Кинкейд ухмыльнулся:

— Ты хочешь сказать — попытается убить! Неужели ты думаешь, что хоть один из твоих родственников выстоит против меня?

Кэндис пришла в ужас. Если они узнают правду, то не дадут спуску Кинкейду, но чувство справедливости не позволит им напасть на него сообща. Они предоставят ему возможность защищаться. Кинкейд убьет их всех, одного за другим.

— Я по-прежнему хочу тебя, Кэндис, — заявил он. — И даже больше, чем раньше.

Ей стало дурно.

— В конце концов, как твой муж, я имею на это полное право.

Кэндис оцепенела. Как она угодила в такую жуткую западню? Но она не может рассказать правду. У нее нет выхода.

— Так что не вздумай кричать. Надеюсь, у тебя хватит ума изображать преданную женушку, пока мы не уедем отсюда.

Кэндис опешила:

— Уедем?

Она вдруг сообразила, что, если он уедет, ей придется последовать за ним, поскольку все считают их мужем и женой.

Кинкейд встал и, склонившись над Кэндис, запустил пальцы в ее волосы.

— Я приложил немало усилий, чтобы выманить тебя из-под крылышка семьи. — Он злобно уставился на нее. — Зачем, по-твоему, мне это понадобилось? Потому что я хотел тебя. И ты будешь моей любовницей, пока я не потеряю к тебе интерес. Поняла?

Кэндис даже не видела, как он занес руку, только почувствовала обжигающее прикосновение его ладони к своей щеке. Голова ее мотнулась и ударилась о спинку кровати.

— Заруби на носу. Если ты позволишь себе хоть какую-нибудь выходку, не соответствующую образу любящей супруги, я хладнокровно пристрелю твоего вспыльчивого братца, не дожидаясь, пока он бросит мне вызов. — Он начал снимать рубашку.

Кэндис тупо кивнула.

— Не переживай, — любезно заметил Кинкейд, бросив рубашку на стул. Его худощавое тело было очень мускулистым. — Тебе недолго придется играть роль преданной жены. Только до Эль-Пасо. Мы выезжаем завтра утром. Но ты будешь беспрекословно подчиняться мне, пока я не отошлю тебя прочь. После этого можешь делать все, что угодно.

Кэндис пыталась собраться с мыслями. Она сможет вернуться домой, когда надоест ему, и скажет всем, что его убили. Опять.

Кинкейд потянулся к ней. Он казался таким сильным, что Кэндис невольно сравнила его с Джеком.

— Может, я и не хочу жениться на тебе, Кэндис, — сказал Кинкейд, притянув ее к себе, — но должен признать, что ты невероятно соблазнительная штучка. — Он хрипло рассмеялся, склонившись к ее лицу. — А твоя ненависть только возбуждает меня, — добавил он и безжалостно смял ее губы, намеренно причиняя боль.

Впившись ногтями в его щеку, Кэндис тут же получила очередную затрещину и ощутила вкус крови во рту. Слезы брызнули у нее из глаз.

— Позволь дать тебе совет, дорогая, — злобно процедил Кинкейд, отстранившись. — Я не привык деликатничать со своими любовницами. Попробуй сбежать от меня еще раз, и я сделаю тебе очень больно.

Джек! Она могла бы обратиться к Джеку, мелькнуло в голове Кэндис. Нет, он не придет к ней на помощь, даже если бы ей удалось послать ему весточку. Она попала в ловушку, из которой нет выхода.

Посмеиваясь над отчаянным сопротивлением Кэндис, Кинкейд навалился на нее горячим твердым телом. Кэндис ощущала его возбужденную плоть. Он расстегнул брюки и вонзился в ее сухое, неподатливое лоно.

Острая боль пронзила Кэндис. Она вскрикнула, но Кинкейд зажал ей рот ладонью, удивленно уставившись в ее бледное, залитое слезами лицо.

— Я мечтал первым добраться до тебя, — в бешенстве прохрипел он. — Черт бы тебя побрал!

Кэндис закрыла глаза и прикусила губу, ощущая внутри себя его пульсирующую плоть.

Кинкейд сдавил пальцами ее лицо.

— Ты же утверждала, что краснокожие не изнасиловали тебя.

В глазах Кэндис сверкнул вызов:

— Они не насиловали меня! Я добровольно отдалась одному из них.

Лицо Кинкейда исказилось. Он приподнялся и с остервенением вонзился в нее.

Глава 39

Джек застонал.

Комната расплывалась перед его глазами. Ослепленный ярким солнечным светом, он зажмурился и ощутил режущую боль в висках, сердцебиение и тошноту. И безумную жажду — такую, словно провел несколько дней в пустыне без глотка воды. Джек снова открыл глаза и попытался сесть.

Прямо на полу рядом с ним стоял кувшин с чистой холодной водой.

Морщась от шума в ушах, Джек налил себе воды, осушил залпом две кружки и огляделся. Он валялся на полу в крошечном закутке, отгороженном от основного помещения грязным одеялом. Соломенный тюфяк, на котором лежал Джек, был единственным предметом обстановки, не считая прислоненного к стене зеркала.

Где он и как сюда попал? Джек не помнил, как отключился. Собственно, последнее, что он помнил, — это как наблюдал за восходом луны через открытую дверь салуна, напиваясь до бесчувствия. Должно быть, он в задней комнате одного из соседних домов. Боже, до чего же болит голова!

Одеяло отодвинулось, Джек сел и изумленно уставился на знакомое лицо. Это была девушка-полукровка, работавшая в салуне. Она оказалась еще моложе, чем ему запомнилось, и выглядела такой грязной и жалкой, что Джек искренне понадеялся, что не спал с ней.

Робко улыбнувшись, девушка протянула ему чашку горячего кофе и свежую булку. Джеку стало тошно, когда он представил себе, что произошло между ними минувшей ночью, если она вот так улыбается, предлагая ему еду. Один Бог знает, где она нашла на нее деньги. Он поморщился и застонал, проклиная себя.

— У тебя есть виски? — спросил Джек, чувствуя, как возвращается боль, которую он пытался притупить накануне. — Который час?

Девушка сделала знаки руками, и Джек вспомнил, что она немая — ей отрезали язык, — и снова ощутил приступ тошноты. Она поставила на пол кофе и тарелку с хлебом и повернулась, собираясь уйти. Джек схватил ее за худенькое запястье.

— Постой. Она обернулась.

— Прошлой ночью, — медленно, так, чтобы она поняла, начал он, — мы с тобой, — Джек указал на постель, — спали вместе?

Девушка снова улыбнулась, и Джек возненавидел себя за то, что воспользовался несчастным обездоленным ребенком. Но девушка покачала головой и знаками объяснила, что он спал в соседней комнате, уронив голову на стол.

— Спасибо, — облегченно вздохнул Джек. Оставшись один, он потер лицо, гадая, как же попал в ее постель. Одеяло снова отодвинулось, и из-за него показалась толстая мексиканка.

— Твоя платить за ночь, — сказала она на ломаном английском, протягивая руку.

— Но я не спал с ней.

— Все равно. Не мое дело, если твоя перепил. Раз спать здесь, плати.

Джек полез в карман за деньгами и обнаружил, что там пусто.

— Вот черт!

Мексиканка сложила толстые руки под своей внушительной грудью.

— Нет денег?

— Как видишь.

Она в ярости уставилась на него. Джек поднялся на нетвердые ноги. Несмотря на похмелье, ситуация казалась ему забавной.

— Ладно, — сказал он. — Я принесу тебе оленя.

В глазах женщины отразилось недоверие.

— No soy estupida, senor.[5]

— Я принесу тебе оленя, — повторил он. Она подозрительно прищурилась.

— Даю слово, — сказал Джек, глядя ей в глаза. Женщина улыбнулась:

— Моя верить. Дочка говорить, ты не такой плохой, как другие в салуне. Когда?

— Завтра.

Она удовлетворенно кивнула.

— Может, и цыпленка? Джек чуть не улыбнулся.

— Если получится. Как я сюда попал?

— Мы облить тебя водой и привести сюда. Ты все болтать про Кэндис Картер. Ты тот полукровка, из-за которого она бросить Кинкейда, да?

— Что?

— Весь город говорить об этом, сеньор. Она сбежать с Кинкейдом, а вернуться с вами. Вначале бросить вас ради Кинкейда, а теперь уйти к нему. — Мексиканка рассмеялась. — Никак не выберет.

— Что ты мелешь? — в замешательстве спросил Джек. — Как это она могла уйти к Кинкейду? Он мертв.

— О нет, сеньор. Кинкейд приехать несколько дней назад за своей женой.

Джек прислонился к шероховатой стене.

— Кинкейд жив? Он здесь?

— Да, здесь. Со своей женой. — Она ткнула большим пальцем назад.

— Они сейчас в городе?

— Ждут дилижанс.

Оцепеневший мозг Джека ожил, сердце гулко и часто забилось. Кэндис здесь, в Тусоне. С Кинкейдом. Неужели ему никогда не скрыться от нее? Ему нет дела, где она и куда направляется. Их больше ничто не связывает.

Проклятие! Куда они едут?

Через Тусон проходили два маршрута: на восток, куда дилижанс отправлялся в полдень, и на запад — в три часа дня. Опоздания на несколько часов были обычным делом, но случались перерывы и подольше.

Джек напомнил себе, что Кэндис сделала свой выбор.

Интересно, как прошло их воссоединение? Проливала ли она слезы радости, что муж живехонек? Как объяснила потерю невинности? Джек мстительно понадеялся, что Кинкейд заставил ее сполна заплатить за это.

— У тебя есть виски? — с трудом вымолвил он, взглянув на женщину, наблюдавшую за ним с нескрываемым любопытством.

Проглотив залпом спиртное, Джек снова захмелел. Это было несложно, учитывая количество выпитого накануне. Знать бы только, куда они направляются.

Черт, почему он не может перестать думать об этой бессердечной сучке?

Джек был круглым дураком, когда надеялся, что Кэндис останется с ним. Будь она проклята! Почему он не может забыть, как Кэндис выглядела, как сверкали ее глаза, когда она сердилась, как смягчались от улыбки и сияли от возбуждения? Как она лежала под ним, отвечая на его ласки с пылом, какого он не встречал у других женщин и никогда больше не встретит. В их слиянии было нечто большее, чем физическое соединение, они становились частью друг друга.

Только оказавшись на пыльной улице, Джек понял, что вышел из лачуги босиком, в одних штанах, безоружный.

Остановка дилижансов располагалась напротив.

Кэндис сидела на скамье, в дорожном костюме — юбке и жакете из голубой саржи и шляпке в тон, украшенной голубым пером. Одежда подчеркивала изящные линии ее фигуры, и это вызвало у Джека вспышку запретного желания. Волосы ее были убраны под шляпку, и только несколько белокурых прядей падали на лицо, покрытое золотистым загаром. Она была намного смуглее, чем в тот день, когда он нашел ее в пустыне. На короткое мгновение Джек унесся мыслями к их первой встрече.

Кэндис сидела очень прямо, в напряженной позе, непохожая на себя. Она была одна.

Натыкаясь на прохожих, Джек пошел через дорогу. Он был уже на полпути, когда она заметила его.

— Кого я вижу! — протянул он с издевательской ухмылкой, остановившись перед ней. — Миссис Кинкейд собственной персоной. Собрались в путь?

— Джек! — воскликнула она.

В глубине ее глаз, казавшихся темными озерами на бледном лице, притаилась печаль, поразившая его в самое сердце. С чего бы Кэндис печалиться? Наверняка показалось, да и какое ему дело? Не хватает еще расчувствоваться.

— А где же ваш супруг? — ядовито осведомился Джек, поднимая ее на ноги.

Вопреки его ожиданиям Кэндис не отшатнулась. Она напряженно вглядывалась в его глаза и лишь поморщилась, когда Джек усилил хватку.

— Что же вы не умоляете, чтобы я оставил вас в покое? — Он насмешливо усмехнулся. — А вдруг вас увидят со мной? Что с вами, миссис Кинкейд? Проглотили язычок?

Джек дернул ее к себе, однако Кэндис не издала ни звука протеста.

— Ну и как, миссис Кинкейд? Счастливы вы со своим белым мужем? — Кэндис молчала. В чем дело? Почему она терпит его выходки? — Или в темноте не различишь? — Джек отпустил ее руки и оттолкнул от себя.

Кэндис покачнулась, упершись в столбик навеса, затем выпрямилась, но ни на секунду не отвела от него взгляда.

— Джек, ты не понимаешь…

— О, я понимаю, Кэндис. Я прекрасно понимаю, что ты маленькое ничтожество, помешанное на предрассудках, — с отвращением бросил он, схватив ее за плечи.

Кэндис всхлипнула.

— Убери лапы от моей жены! — рявкнул Кинкейд, быстрым шагом приближаясь к ним.

Джек отступил, опасаясь, что Кэндис может пострадать в перестрелке. Потянувшись к поясу, он вдруг сообразил, что безоружен. У него не было даже ножа. К величайшему его сожалению, ибо ему отчаянно хотелось прикончить белого мужа Кэндис Картер.

— Не надо, Вирджил! — В панике Кэндис бросилась к Кинкейду и схватила его за руку. — Он пьян. Мы просто разговаривали.

— Это он? — взвился Кинкейд. — Это он?

— Нет! — солгала Кэндис, цепляясь за него. — Клянусь тебе, это не он!

— Отойди, Кэндис.

— Нет! — крикнула девушка. Уходи, — буркнул Джек, борясь с похмельем.

Он не испытывал страха, но сознавал, что попал в переделку. Преимущество было на стороне Кинкейда.

— Вирджил, прошу тебя, он пьян и безоружен, — умоляла Кэндис.

Джек смотрел на них, пытаясь прояснить мозги и сосредоточиться на происходящем.

Кэндис прижималась к Кинкейду грудью и что-то быстро говорила, устремив на него обольстительный взгляд. Джек напряг слух, но слишком отупел от виски, чтобы разобрать слова. Наконец Кинкейд немного успокоился. Бросив на Джека угрожающий взгляд, он обнял Кэндис за талию и повел прочь.

Она ни разу не оглянулась.

Глава 40

Путешествие казалось бесконечным. Весь первый день Кэндис молча просидела в набитом битком дилижансе, совершавшем еженедельные рейсы между Сан-Франциско и Типтоном, штат Миссури, с остановками в Эль-Пасо, Тусоне, форте Юма и Лос-Анджелесе. В зависимости от рельефа местности в день они покрывали пятнадцать, от силы двадцать миль. Дорога то вилась по поросшим кустарником и полынью каменистым долинам, обрамленным высившимися в отдалении зубчатыми хребтами, то круто поднималась вверх, петляя вдоль узких каньонов, проложенных горными потоками в толще скал. Здесь, в тени сосен и можжевельника, было прохладнее.

Временами, когда колеса увязали в песке или цеплялись за корни деревьев и выступы скал, пассажиры высаживались. Женщины шли пешком, а мужчины толкали карету. Кэндис радовалась возможности размять онемевшее от тряски тело. В карете было душно, в воздухе висел тяжелый запах немытых тел. Однако за весь долгий день никто не решился заснуть. Пассажиры находились на грани психоза от страха, который укладывался в одно короткое слово.

Апачи.

Кэндис было все равно. Она чувствовала себя раздавленной и опустошенной. И не только из-за учиненного Кинкейдом насилия. Сердце ее терзала боль, перед которой меркло все остальное. Мысли ее постоянно возвращались к Джеку. Неужели она любит его? Но это невозможно. И безнадежно. Их разделяют непреодолимые препятствия, не последнее из которых ее собственная семья. Отец и братья отвернутся от нее. Кэндис чуть не заплакала, вспомнив ненавидящий взгляд Джека и его презрительные слова. Он презирает ее и считает рабой предрассудков. И как это ни ужасно, Джек прав.

Мысли Кэндис переключились на Кинкейда. Он не выпустит ее из своих лап, а если она попытается сбежать, настигнет и жестоко накажет. Кэндис не сомневалась, что, не вмешайся она, он не моргнув глазом застрелил бы Джека, воспользовавшись тем, что тот пьян и безоружен. Значит, у нее нет иного выхода, кроме как затаиться и, дождавшись подходящего момента, убить Кинкейда.

Она уже пыталась сделать это. На сей раз придется довести дело до конца.

Тоска по Джеку и хладнокровные размышления о том, как избавиться от Кинкейда, отвлекали Кэндис от мыслей о прошлой ночи, полной жестокости и насилия. Но временами пережитый ужас пробивался на поверхность, и тогда Кэндис охватывала дрожь. Ей хотелось закрыть глаза и заснуть, забыв обо всем.

Присутствие пяти попутчиков заставляло Кинкейда держаться в рамках приличий и не приставать к ней по ночам. Но Кэндис постоянно ощущала его интимные прикосновения и похотливые взгляды, со страхом ожидая прибытия в пункт назначения, которым оказался Эль-Пасо, а не Сан-Франциско, как сказал Кинкейд Марии. Он увез Кэндис, даже не позволив ей дождаться возвращения отца и братьев.

Что ж, по крайней мере она получила отсрочку. Тисканье по углам и жадные поцелуи украдкой все же лучше, чем насилие.

На четвертый день они остановились на ночевку на перевалочной станции на участке дороги с красноречивым названием перевал Апачи. К этому моменту единственная, кроме Кэндис, женщина-пассажирка впала в полубезумное состояние и тряслась от страха. Никакие доводы мужа не могли успокоить ее.

Перевал Апачи пересекал горный массив, связывая долины Сульфур-Спрингс на западе и Сан-Симон на востоке, и пользовался дурной славой. С тех пор как охотники и первопроходцы, а затем и поселенцы освоили его, он считался смертельно опасным и напоминал о бесчисленных нападениях апачей, резне и убийствах.

Протянувшись на восемь миль вдоль узкого, зажатого между скалами ущелья, перевал представлял собой идеальное место для засады. Во все стороны от основного тракта расходились узкие проходы и каньоны, один из которых вел на север, где, по слухам, располагался в горах лагерь Кочиса.

Теперь, правда, Кочис взял на себя защиту проезжавших по перевалу путешественников, а на перевалочных станциях нередко можно было встретить индейцев, предлагавших свои товары. Однако ни для кого не было секретом, что далеко не все апачи подчиняются Кочису. Да и сам он не вызывал особого доверия.

Обнесенная каменной стеной станция имела Г-образную форму. В западной ее части размещались спальни и кухня, а южное крыло было отведено под хранилища для зерна, еды, оружия и амуниции. В четверти мили от станции находились родники. Из-за них-то и индейцы, и белые пользовались этим путем. Станция располагалась примерно на середине перевала, на северной стороне каньона Сифон.

Поужинав в молчании, Кэндис прилегла на жесткий матрас. Кинкейд расположился рядом, но не тронул ее, и она погрузилась в сон, измученная переживаниями последних дней. Ночь прошла спокойно. Перекусив на скорую руку, они тронулись в путь, едва забрезжил рассвет.

Несмотря на раннее утро, было душно, что предвещало еще один томительно жаркий день. Зажатая скалами дорога полого спускалась к простиравшейся внизу долине, поросшей бурой травой, искореженным кустарником и деревьями юкки. Мулы неутомимо тащили карету, цокая копытами по каменистой почве. Они были на полпути к Эль-Пасо.

Нападение застигло их врасплох.

Только что все было мирно и спокойно, ничто не нарушало тишины, кроме тихой беседы, поскрипывания колес и звона упряжи. Неожиданно воздух огласился дикими боевыми кличами и улюлюканьем. И хотя Кэндис уже приходилось их слышать, ею овладел ужас.

Карета остановилась, окруженная всадниками, беспорядочно стрелявшими из луков и ружей. Кэндис оказалась на полу, куда ее столкнул Кинкейд, отстреливавшийся из окна. Но прежде чем упасть, она видела, как свалился со своего сиденья кучер, и разглядела свирепые раскрашенные лица индейцев, носившихся вокруг кареты.

— Сколько их? — напряженно спросил пассажир по имени Дэвис, занявший позицию у противоположного окна.

— Около двадцати, — ответил Кинкейд, между тем как очередная пуля пробила обшивку кареты. — Уилсона подстрелили.

— А что с Харрисом? — осведомился Дэвис о судьбе второго кучера и, прицелившись, выстрелил.

— Жив. Прячется под каретой. Придя в себя, Кэндис села.

— Вирджил, дай мне пистолет.

Он бросил на нее короткий взгляд и выстрелил.

— Берите, леди. — Дэвис выхватил пистолет у перепуганного пассажира, скорчившегося на полу.

Кэндис взяла пистолет и, убедившись, что он заряжен, подползла к окну. Сердце ее гулко колотилось от страха, но у нее было оружие и она умела им пользоваться.

— Аккуратнее расходуй пули, — уронил Кинкейд. Кэндис кивнула, выстрелила и промазала. Проклятие!

Больше она не промахнется.

Прошло минут десять — пятнадцать. Апачи яростно атаковали, бесстрашно бросаясь под пули. Трое пассажиров — двое мужчин и женщина, — сбившись в кучу на полу, скулили от страха, пока Дэвис, Кинкейд и Кэндис отстреливались. Но попасть в индейцев было непросто. Они свешивались с лошадей и стреляли снизу, прикрываясь их крупами. Число их не уменьшалось, и поражение обороняющихся было лишь делом времени.

Услышав крик, Кэндис и Кинкейд обернулись. Противоположная дверца распахнулась, иразмалеванный индеец вытащил Дэвиса наружу. Горло несчастного было перерезано, из сонной артерии хлестала кровь. Кэндис закричала. Кинкейд выстрелил, и индеец исчез, то ли спрыгнув, то ли вывалившись из кареты.

Вдруг кто-то схватил Кэндис сзади и выволок наружу. Она с трудом устояла на ногах, оказавшись в гуще нападавших. Вокруг стоял невообразимый шум: ружейная пальба, топот копыт, крики и вопли. Вспомнив о пистолете, Кэндис выстрелила в затылок напавшему на нее воину и бросилась бежать. Но индейцы были повсюду, и не двадцать, как им показалось вначале, а сотни.

— Кочис! — раздался крик Харриса.

Кэндис бежала, не разбирая дроги, среди мечущихся воинов и лошадей. Дыхание с шумом вырывалось из ее груди. Споткнувшись, она упала на колени и поняла, что индейцы сражаются друг с другом. Прямо на нее во весь опор скакал всадник с копьем наперевес. Кэндис замерла, сжимая скрытое в складках юбки оружие. Индеец стремительно приближался. Она уже видела его лицо с резкими чертами, расчерченное белыми и красными линиями, и даже испарину на лбу. Кэндис подняла пистолет.

Но прежде чем она нажала на курок, воин рухнул на землю, сраженный выстрелом сзади.

Все произошло в мгновение ока. Индейца застрелил другой апачи, мчавшийся на громадном гнедом, словно бронзовое изваяние с развевающимися черными волосами. На нем не было боевой раскраски. Не успела Кэндис опомниться, как он подхватил ее и на полном скаку посадил в седло перед собой. Рванувшись, она повернулась к нему и подняла револьвер.

Апачи схватил ее за запястье и сжал так сильно, что Кэндис выронила оружие, а затем сбросил ее на землю. Она упала на колени. Резко осадив коня, индеец устремил на девушку непроницаемый взгляд черных глаз. Тяжело дыша, Кэндис смотрела на него в ожидании неминуемой смерти. Внезапно до ее сознания дошло, что обстановка изменилась. Над каньоном повисла тишина — было слышно даже поскрипывание упряжи кареты. Схватка закончилась.

— Тебе ничто не угрожает, — властно произнес апачи, покачиваясь на нетерпеливо гарцующем гнедом.

Кэндис поднялась на ноги, догадываясь, кто перед ней. Кочис! И не только по внешним приметам — все знали, что предводитель апачей необычайно высок и красив, — но и по властным повадкам, отличавшим его от других. Только поэтому Кочису и его воинам удалось отбить нападение на их карету.

— Ты очень храбрая для белой женщины, — заметил он с мелькнувшей в глазах улыбкой.

— Вы Кочис, — сказала Кэндис, гадая, как он поступит с ней. Ветер подхватил гриву его длинных черных волос.

— Ты знаешь меня?

Кэндис зачарованно смотрела на его мощную фигуру.

— Нет. — Она вспыхнула. — Но я знаю Ниньо Сальважа. Он уставился на нее с нескрываемым интересом.

— А-а. Храбрый воин для храброй женщины. Он твой мужчина?

Кэндис снова покраснела.

— Нет. Он спас мне жизнь.

Лицо Кочиса приняло загадочное выражение.

— Мы друзья, — добавила Кэндис, чувствуя себя неловко под его испытующим взглядом. — Спасибо, что вытащили меня из этого кошмара.

— Джеронимо — свирепый воин.

При мысли, что на них напал этот безжалостный бандит, Кэндис содрогнулась.

— Если бы бремя, которое я возложил на свои плечи, не было столь тяжелым, — проговорил Кочис, — я бы сделал тебя своей третьей женой.

Кэндис испуганно уставилась на него. Он расхохотался, угадав ее мысли.

— Не бойся, женщина. Если богам будет угодно, мы еще встретимся.

Он развернул коня, и отряд из сотен вооруженных всадников, сотрясая землю, умчался в горы, опоясывающие перевал Апачи.

Глава 41

Спустя четыре дня они добрались до Эль-Пасо. Уже темнело, когда дилижанс въехал в пыльный городок, застроенный глинобитными и деревянными строениями. Измученная Кэндис, выйдя из кареты, безропотно последовала за Кинкейдом, даже не заметив, что они миновали обшарпанный отель.

Только оказавшись в дверях заведения, куда он привел ее, она поняла, что это бордель, и ахнула.

Кэндис всегда гадала, как выглядят подобные заведения, и это оправдало ее наихудшие ожидания. От входа просматривался салон, оформленный кричаще-красным шелком и бархатом, где среди мужчин лениво прохаживались полуодетые женщины в разной степени неглиже. Украшенные перьями и блестками костюмы полностью обнажали ноги и руки и в значительной степени грудь. Кинкейд предостерегающе сжал ее локоть, и Кэндис ничего не оставалось, как молча смотреть на приближавшуюся к ним стройную женщину не первой молодости.

В отличие от девиц в салоне она была в длинном, хотя и довольно смелого покроя платье с глубоким вырезом, обнажавшим плечи и грудь. Разрез на юбке открывал при ходьбе длинные ноги. Женщина была красива естественной красотой, без румян и губной помады. Белокурые волосы, более светлого, чем у Кэндис, оттенка, были убраны в высокую прическу. На шее и в ушах сверкали бриллианты.

— Вирджил, — низким хрипловатым голосом проговорила женщина, обнимая Кинкейда, не выпускавшего руки Кэндис.

— Лорна, ты прекрасно выглядишь, — улыбнулся тот, откровенно лаская ее взглядом.

Она рассмеялась, коснувшись его щеки кончиком пальца с наманикюренным ногтем, и перевела взгляд на Кэндис:

— А это как прикажешь понимать?

— Я объясню чуть позже. Мы задержимся здесь на некоторое время. Но вначале Кэндис нужно принять ванну.

Лорна посмотрела на Кинкейда, озадачив Кэндис сверкнувшим в ее глазах блеском.

— Отведи ее в комнату в конце коридора. В бывшую комнату Сузи. Я велю Карле принести горячую воду и ванну.

— Спасибо, дорогая, — снова улыбнулся Кинкейд, чмокнув ее в щеку.

— Как я понимаю, вечером ты будешь занят? — осведомилась Лорна.

— Наверняка. Но всегда остается завтра, дорогая. — Он направился к лестнице, увлекая за собой Кэндис.

— Но это же публичный дом! — запротестовала девушка.

— Совершенно верно, моя дорогая. Мы остановимся здесь, пока я не покончу с делами в этих местах.

Кинкейд широко зашагал по коридору, и Кэндис ускорила шаг, чтобы не отстать. Услышав отчетливые удары кровати остену, она залилась краской. Раздался женский стон, мужской голос хрипло произнес: «Вот так, детка, вот так», а затем последовал его крик. Кэндис хотелось убежать без оглядки или хотя бы заткнуть уши. Звуки, производимые совокупляющейся парочкой, навели ее на мысли о Джеке и на то, как она сама извивалась от страсти в его объятиях.

— Вирджил, неужели мы должны оставаться здесь?

— Да, — ухмыльнулся он. — Расслабься, дорогая. Ты скоро привыкнешь. — Он открыл дверь в спальню.

Кэндис осмотрелась. Комната казалась вполне обычной, если не считать широкой кровати. На сосновом полу лежал небольшой коврик. Дубовый стол с двумя стульями и простой шкаф довершали обстановку.

— Я спущусь вниз, пропущу стаканчик. А ты пока раздевайся. Сейчас принесут ванну. Я скоро приду, и мы пообедаем.

Кэндис смотрела на закрывшуюся за ним дверь, борясь с отчаянием. «Можешь не торопиться», — ожесточенно подумала она, стараясь настроиться на воинственный лад. Если уступить ему, Кинкейд окончательно подчинит ее себе. Нельзя поддаваться отчаянию. Ни в коем случае! Необходимо сохранять спокойствие и не думать о том, что произойдет дальше.

Опустившись на мягкий матрас, Кэндис с наслаждением вытянула ноги и, только сняв туфли, заметила, что окна в комнате заколочены досками.

Вскочив с постели, она подошла к двери и попыталась ее открыть. Заперто. Он что, собирается держать ее в заточении? Бросившись к окну, Кэндис подергала доски. Прибито на совесть. Без лома не отдерешь. Неужели кого-то еще держали здесь? Возмущенная и озадаченная, она беспокойно расхаживала по комнате.

Звук повернувшегося в замке ключа привлек ее внимание. Кэндис поспешно села, выжидающе глядя на дверь. Дюжий мужчина внес в комнату большую медную лохань. Следом появилась неряшливого вида девушка с двумя ведрами, в которых плескалась горячая вода. Бросив на Кэндис похотливый взгляд, мужчина вышел. Девушка вылила воду в ванну и, сказав, что принесет еще, ушла, закрыв за собой дверь. Щелкнул замок.

Горничная вскоре вернулась с двумя полными ведрами. Кэндис начала раздеваться.

— Как тебя зовут? — спросила она,надеясь обрести в лице девушки союзницу.

— Карла, — ответила та, с откровенным любопытством разглядывая Кэндис. — Тебя привез Кинкейд.

Кэндис спустила вниз юбки и перешагнула через них.

— Верно. Ты его знаешь?

Карла улыбнулась, склонившись над одеждой Кэндис.

— Он такой красивый.

Кэндис сняла сорочку. Она больше не находила Кинкейда привлекательным, видя в нем только угрозу и зло.

— Собираешься стирать мои вещи? — поинтересовалась она и вздохнула от удовольствия, опустившись в воду.

— Мне велели забрать их, — ответила Карла. — И передать тебе, что все, что тебе понадобится, находится в шкафу.

Она вышла, и снова защелкнулся замок.

Вода оказалась божественной. Кэндис закрыла глаза и погрузилась глубже. Несмотря на все ее старания не думать о Джеке, мысли тут же устремились в привычном направлении. Интересно, чем он занят в эту минуту? Конечно, ненавидит ее. В карете Кэндис постоянно грезила о Джеке, представляя себе его походку, хищную и грациозную, как у горного льва, его смех, голос, шептавший слова любви. Она видела серые глаза, сверкавшие страстью, ощущала руки Джека на своем теле. Яркие дразнящие образы вставали перед мысленным взором, наполняя восторгом. Боже, как она тоскует по нему!

Кэндис вспомнила их последнюю встречу в Тусоне и подавила рыдание, представив себе пьяного Джека с воспаленными глазами, окутанного парами виски. Но даже в таком состоянии он был великолепен. И полон ненависти. Ей никогда не забыть его презрительных слов. Он был почти раздет, босой. Наверное, не только пил, но и неплохо развлекся с какой-нибудь потаскушкой. Ревность и печаль нахлынули на Кэндис. Быстро же он нашел утешение.

Она понимала, что только понапрасну терзает себя. Что толку, даже если она признает, что испытывает к нему глубокое чувство? Но ведь это так! Пора признать, что она любит Джека и ужасно скучает по нему. Слезы отчаяния выступили у нее на глазах.

Ей следовало остаться с ним.

Кэндис поразмыслила над этим. Нет, она не смогла бы прожить в лагере апачей до конца своих дней. Эта мысль, однако, повлекла за собой другую — нечто, о чем Кэндис не решалась даже думать. У нее была задержка. Весьма возможно, что она беременна от Джека.

Ее мозг безжалостно облек мысли в слова, которые Кэндис никогда бы не решилась произнести вслух. Она зачала от полукровки и вне брака. Ее ребенок будет незаконнорожденным и наполовину индейцем.

Кэндис резко выпрямилась в ванне, расплескав воду. Сердце ее учащенно билось. Она никому не позволит оскорбить свое дитя! даже родным.

Примет ли отец внука или отвергнет его — а вместе с ним и ее?

Она могла бы выйти замуж за Джека, жить среди индейцев, отказавшись от среды, в которой выросла, и воспитывать ребенка в их традициях. Но Джек ненавидит ее. Даже если он женится на ней ради ребенка, Кэндис не вынесет его ненависти и презрения.

Есть и другой выход: выйти замуж за белого. Учитывая небольшой срок беременности, она могла бы сделать вид, что зачала от мужа. Тогда никто не узнает, что в жилах ребенка течет кровь апачей, и он избежит чудовищной травли, преследовавшей Джека всю жизнь.

О Боже!

Кэндис била дрожь, вода в ванне давно остыла. Ей следовало молиться о том, чтобы ее подозрения не подтвердились, но она не могла. Несмотря на весь ужас своего положения, Кэндис хотела этого ребенка — хотела эту частичку Джека.

Глава 42

Сидя на постели, Кэндис наблюдала за рыжим верзилой, который принес ей обед. Он поставил поднос на стол и с интересом уставился на нее. К счастью, комната освещалась лишь масляной лампой, поскольку одеяние Кэндис мало что скрывало. Она ответила ему вызывающим взглядом. Им не удастся заставить ее прятаться по углам лишь потому, что ее лишили приличной одежды. Мужчина ухмыльнулся и вышел.

Как только дверь закрылась, Кэндис вскочила с постели и кинулась к столу. Нож! Окрыленная удачей, она с жадностью поглощала еду, строя планы. Интересно, явится ли Кинкейд ночевать? Сегодня вечером было бы идеально осуществить это. В комнате темно, а если она притушит лампу и спрячет нож под матрас…

Утолив голод, Кэндис отставила тарелку, так и не притронувшись к вину. Она легко хмелела и боялась, что алкоголь притупит остроту чувств.

Когда спустя час рыжий вернулся, Кэндис лежала на постели, притворившись спящей. Он взял поднос, затем снова поставил его на стол.

— Кончай придуриваться, дамочка. Где нож? — Он шагнул к кровати и рывком приподнял Кэндис. — Гони нож. Все равно я без него не уйду.

— Какой нож? На подносе не было ножа.

— Врешь.

Кэндис сжалась в ожидании удара. Но рыжий ограничился тем, что грубо сбросил ее с кровати. Приземлившись на четвереньки, она смотрела, как он шарит под подушками и матрасом. Ей хотелось кричать от разочарования. Он нашел нож и заткнул его за пояс.

— Кинкейду это не понравится. Кэндис вскочила на ноги.

— Постой! Пожалуйста! — Она улыбнулась. — Как тебя зовут?

— Джим, — буркнул мужчина, подозрительно косясь на нее.

— Джим, — повторила Кэндис, кокетливо склонившись к нему. — Джим, ты не хочешь быть моим другом?

Он уставился на нее, в основном на грудь и просвечивающие сквозь тонкую ткань бедра.

— Будем друзьями, — томно предложила Кэндис, поглаживая его бочкообразный торс.

— А зачем мне это?

— Сам знаешь зачем, — прошептала она. — Только оставь мне нож.

Рыжий оттолкнул ее.

— Кинкейд пристрелит меня на месте, если застукает с тобой. И потом, Кинкейд пообещал мне тебя, когда он разберется с тобой. Может, я с виду и туповат, но соображаю, что к чему.

Кэндис сжала кулаки. Заметив ее досаду, мужчина ухмыльнулся, забрал поднос и вышел. Щелкнул замок. Кэндис подошла к постели, понимая, что совершила ужасную ошибку. Нельзя было ехать с Кинкейдом. Но что еще она могла сделать?

Кинкейд так и не пришел, и Кэндис забылась беспокойным сном. Проснувшись, она не смогла припомнить ничего из своих снов, уверенная лишь в том, что они были ужасны.

Карла принесла завтрак, состоявший из кофе, рогаликов с корицей и масла. Кофе был восхитительным, рогалики свежими, но Кэндис не могла есть. Она была крайне подавлена, на душе лежала непосильная тяжесть. Это было совсем непохоже на нее. По натуре Кэндис была борцом, но с ней никогда так не обращались. Никогда в жизни. Все утро она расхаживала по комнате, не находя себе места.

Ей казалось, что уже наступил вечер, когда ключ наконец повернулся в замке. Сердце Кэндис упало, но, к ее удивлению, это оказалась Лорна, а не Кинкейд. На ней были легкое платье и накидка. Распущенные белокурые волосы падали на плечи. Она доброжелательно улыбнулась:

— Доброе утро.

Вспыхнувшая на секунду надежда тут же погасла, когда Кэндис вспомнила состоявшийся между Лорной и Кинкейдом разговор. Они явно находились в близких отношениях. Кинкейд называл ее другом, а не любовницей или шлюхой.

— А что, сейчас утро? — не скрывая раздражения, осведомилась Кэндис. — Хотелось бы знать, Кинкейд намерен держать меня под замком, пока ему не надоест?

Лорна закрыла за собой дверь и выгнула брови.

— Право, Кэндис, ты еще красивее, когда сердишься. Неудивительно, что Кинкейд держит тебя здесь против твоей воли.

— Лорна, прошу вас, помогите мне. Я должна бежать, иначе просто сойду с ума — если не убью себя раньше!

Лорна беспечно рассмеялась, скользя по ней взглядом.

— Прошу вас!

— Дорогая, Кинкейду лучше не становиться поперек дороги. Он не позволит тебе уйти — или сбежать, — пока не закончит с тобой. Почему бы тебе не смириться с тем, что произошло, и просто наслаждаться? Кинкейд очень хорош в постели.

— Я ненавижу его! — вспылила Кэндис. — И никогда не буду наслаждаться. Ему придется каждый раз насиловать меня.

Лорна смотрела на нее во все глаза.

— Кинкейд ничуть не преувеличил, — восхищенно выдохнула она. — Ты великолепна. — Она снова оглядела Кэндис.

— Почему вы на меня так смотрите? — возмутилась девушка. — Это грубо, черт возьми. Я вам не кусок мяса, выставленный на продажу.

Лорна рассмеялась и, подойдя ближе, взяла в руки длинную прядь растрепанных волос Кэндис.

— Даже волосы у тебя необыкновенно красивые, — сказала она, — такого яркого, насыщенного оттенка.

Кэндис замерла, пораженная выражением лица женщины. Словно та испытывала к ней физическое влечение. Но это неслыханно! Она в ужасе отшатнулась.

Лорна продолжала улыбаться.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Кинкейд. Его глаза заблестели, когда он оценил увиденную им сцену.

— Привет, Лорна. Пожаловала с визитом к моей любовнице?

Он пересек комнату и схватил Кэндис за локоть.

— Вирджил, нам нужно поговорить! — в отчаянии воскликнула она.

Переглянувшись с Лорной, Кинкейд расхохотался.

— Разве? — Усилив хватку, он притянул девушку к себе. — Ты действительно думала, что сможешь утащить нож и пырнуть меня во сне? Или соблазнить Джима, чтобы он помог тебе бежать?

Кэндис молча, с ненавистью, смотрела на него.

— Поостерегись, дорогая, а не то я отдам тебя Лорне, — предупредил он угрожающим тоном.

— Что?

Кэндис показалось, что она ослышалась. Но затем решила, что речь идет о работе в борделе.

— Лорна без ума от таких красоток. Иногда мне кажется, что она вообще предпочитает женщин. — Он улыбнулся ужасу, отразившемуся на лице Кэндис.

— Я не верю. Этого не может быть!

Глаза Лорны вспыхнули. Она улыбнулась и, протянув холеную руку, взяла Кэндис за подбородок. Девушка попыталась увернуться, но Кинкейд прочно удерживал ее на месте, прижав к своей груди.

— Я могу доставить тебе удовольствие, дорогая, — хрипло сказала Лорна. — Можешь мне поверить.

Потрясенная, Кэндис молчала.

— Если будешь плохо себя вести, — проговорил Кинкейд ей в ухо, — я уступлю тебя Лорне на ночь.

— Вирджи, — выдохнула Лорна, все еще касаясь лица Кэндис, — пожалуйста. Я же не соперница тебе.

— Нет! — выкрикнула Кэндис, пытаясь отвернуться, но рука Лорны следовала за ее лицом. — Я убью вас!

Кинкейд засмеялся:

— В таком случае она свяжет тебя. Собственно, я уверен, что именно так она и поступит.

Испуганная и ошеломленная, Кэндис тяжело дышала, не в силах вырваться из железной хватки Кинкейда.

Рука Лорны поползла вниз. Кэндис безуспешно вырывалась. Лорна взглянула на Кинкейда, словно спрашивая разрешения. Улыбнувшись, она подняла руки и обхватила груди Кэндис, потирая и сжимая соски искусными пальцами.

— Вирджил! — закричала Кэндис и подалась назад, прижавшись к Кинкейду, чтобы уклониться от рук Лорны. Но, к своему ужасу, ощутила отчетливый признак его возбуждения.

— Достаточно, — тихо сказал Кинкейд. — Уходи, Лорна. В другой раз.

Та бросила жадный взгляд на побледневшую Кэндис и вышла.

Сердце Кэндис бешено колотилось. Боже великий и всемогущий! Помоги! Ее мутило, хуже того, она была на грани истерики. Кинкейд поднял ее и понес к кровати.

— Расслабься, Кэндис, — хрипло прошептал он. — Я доставлю тебе удовольствие.

Кэндис закрыла глаза, сдерживая мучительные рыдания. «Никогда! — подумала она. — Никогда!»

Глава 43

Джек грохнул стаканом о стол, потянулся к бутылке и налил себе виски, умудрившись при этом пролить половину. А, плевать! Он поставил бутылку, поднял стакан и залпом осушил его.

Прошло две недели.

Две недели с тех пор, как Кэндис отбыла на дилижансе со своим белым мужем. И восемнадцать дней после того, как Джек попросил остаться с ним. Каким же он был дураком!

Несмотря на раннее время, в салуне толпился народ: ковбои, горняки, бродяги без определенных занятий и парочка безусых солдат из форта. Бармен бойко подавал выпивку потоку жаждущих, а Нади, девушка-полукровка, обслуживала посетителей, увертываясь от щипков и прочих посягательств на различные части своего тела. Наибольшим успехом пользовались ее упругие ягодицы, обтянутые кожаной юбкой.

Ему давно следовало уехать из города, но Джек ни в чем не видел смысла. Зачем? Да и куда? В Сонору? В Техас? На запад или в Калифорнию? А, катись все к дьяволу!

Теперь он был в курсе всех городских сплетен. По слухам, Кэндис бросила Кинкейда в Аризона-Сити ради него, а затем оставила Джека ради Кинкейда. Джек поражался, до какой степени можно исказить факты. Как бы там ни было, все сошлись во мнении, что Кэндис порочна по натуре и совсем не случайно сбилась с пути. Ну а то, что она прельстилась полукровкой, делало ее поступки совершенно непростительными. Репутация Кэндис была безвозвратно погублена.

Счастлива ли она?

Джек был слишком несчастен, чтобы позволять себе даже думать на эту тему. А кто в этом виноват? Он сам, потому что имел глупость жениться на Кэндис и заниматься с ней любовью. Мало того, влюбиться в нее. Даже теперь ненависть к ней не шла ни в какое сравнение с любовью, разрывавшей ему сердце. Виски лишь притупляло боль.

Он настолько углубился в мрачные размышления, что не заметил дюжего горняка, появившегося перед его столиком. Мелькнула тень, и в следующее мгновение из-под Джека выбили стул. Он грохнулся на пол, растянувшись на спине.

— Привет, краснокожий! — хохотнул горняк. — Поговаривают, будто ты неравнодушен к белым женщинам.

Джек тряхнул головой в тщетной надежде, что пол перестанет вращаться. Он был чудовищно пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что попал в серьезную передрягу. Приподнявшись на локтях, он сфокусировал взгляд на толстых икрах, обутых в мокасины.

— Знаешь, что я делаю с полукровками, которые путаются с белыми женщинами? — осведомился горняк. — Вот что!

Он занес ногу. Джек попытался уклониться, но не избежал сокрушительного удара в лицо. Голова его гулко стукнулась об пол, из глаз посыпались искры.

Не успел он прийти в себя, как множество рук подняли его на ноги.

— Что будем делать с ним, ребята? — прорычал горняк.

— Вздернем ублюдка! — заорал кто-то.

— Это послужит ему хорошим уроком, — заявил ковбой под дружный хохот.

— Точно, навсегда отучится приставать к белым женщинам, — согласился один из солдат.

— Вздернуть! — раздался хор голосов.

Ноги не слушались Джека. Из разбитого рта сочилась кровь. Он не сопротивлялся, когда горняк поволок его наружу в сопровождении толпы единомышленников. Джек был настолько пьян, что ему было все равно. Услышав крики Нади, взывающей о помощи, он слабо улыбнулся. Глупышка.

Кто-то накинул веревку ему на шею. Сердце Джека гулко забилось, вспыхнула паника, немного прочистив мозги. Зрение прояснилось.

— Там, позади, есть подходящее дерево, ребята, как раз для такого дела! — крикнул горняк, и все разразились одобрительным хохотом.

Щелкнул взведенный курок.

— Не думаю, — произнес знакомый голос, хотя Джек не мог определить, кому он принадлежит.

Повернув голову, он увидел всадника на поджарой гнедой лошади.

— Не лезь в это дело, парень, — сказал горняк.

— Чем он провинился? — холодно поинтересовался Люк Картер.

— И ты еще спрашиваешь? — удивился ковбой. — Он увел твою сестру у Кинкейда.

— Моя сестра, — спокойно возразил Люк, — умирала в пустыне после того, как оставила своего мужа в Аризона-Сити в полной уверенности, что он мертв. Этот человек спас ее. Развяжите его.

Горняк явно колебался, но нацеленное на него ружье не оставляло выбора. Злобно ворча, он снял петлю с шеи Джека и отошел. Зеваки начали расходиться. Покачиваясь, Джек вытер рукавом кровоточащий рот. Подбежала Нади, и он с благодарностью оперся на нее. Люк спешился.

— Не мешало бы тебе протрезветь, — сказал он, подойдя ближе. — Тебе помочь? — обратился он к девушке.

Нади безмолвно устремила на Люка умоляющий, встревоженный взгляд.

— Черт! — Джек пошатнулся.

Люк подхватил его с другой стороны, и они двинулись вперед. Оказавшись в доме Нади, Джек рухнул на соломенный тюфяк.

— Спасибо, — невнятно пробормотал он и застонал. Люк посмотрел на него, затем обвел бесстрастным взглядом грязную комнатушку, кивнул девушке и вышел.

Джек снова застонал и положил руку на глаза. Мир продолжал кружиться. Нади свернулась рядом, прижавшись лицом к его груди. Судя по издаваемым ею звукам, она плакала. Джек погладил ее по голове.

Позже — Джек не знал, сколько прошло времени, но в комнате по-прежнему царил мрак — он обнаружил, что лежит голый, прижимаясь к теплому обнаженному телу. Вспомнив, что произошло днем, Джек беззвучно выругался, проклиная собственный идиотизм. Напиться до такой степени, чтобы быть не в состоянии защитить себя!

Худенькое женское тело передвинулось и накрыло его собой. Тело Джека моментально откликнулось. Он вздрогнул, узнав девушку, несмотря на пьяное отупение.

— Нади? Что ты здесь делаешь?

Девушка принялась покрывать поцелуями его шею, возбуждая еще больше.

— Нади, не надо.

Ее руки скользнули вверх. Она сжала лицо Джека в ладонях и припала к губам, касаясь его груди напряженными сосками.

— Нет, — попытался протестовать Джек.

Но чресла его налились, затвердевшая плоть упиралась ей в живот. Джек был пьян и находился в полусне, а к нему прильнула женщина, теплая и податливая. Губы его приоткрылись, руки обвились вокруг ее тела. Джек застонал и сдался. Он знал, что не должен этого делать. Проститутка Нади была слишком молода, почти девочка. Но все это казалось несущественным. Единственное, что имело значение, — это погрузиться в ее влажное тепло. Перевернув девушку, Джек со стоном вонзился в нее.

Она двигалась в одном с ним ритме, отвечала на его поцелуи, гладила его спину. Хмельному Джеку понадобилось некоторое время, чтобы дойти до высшей точки, но он был не так пьян, чтобы не сознавать, что не возбудил ее.

Повернув голову, он посмотрел на худенькое лицо Нади. В широко раскрытых глазах светилось обожание. Джек похолодел.

— Нади, это неправильно.

Улыбнувшись, она взяла его руку и прижала к своему сердцу. Взгляд Нади был не менее красноречив, чем слова, которые она не могла произнести: «Я люблю тебя».

Вытянувшись на матрасе, Джек уставился в потолок. На душе у него было прескверно. Нади поцеловала его руку и легла рядом.

— Сколько тебе лет? — спросил он, не зная, что сказать. Она показала на пальцах: десять, затем пять и два. На вид ей было четырнадцать.

— Правда?

Улыбнувшись, Нади энергично закивала. Она казалась удивительно трогательной и искренней. А он использовал ее, хотя Нади сама предложила себя. Джек помрачнел, охваченный угрызениями совести, и снова уставился в потолок.

Нежно погладив его по груди, девушка поднялась с постели и оделась. Ее ситцевая блузка и кожаная юбка пестрели заплатками и нуждались в стирке. В комнате стоял тяжелый запах. Джек вспомнил ощущение от прикосновения к ее волосам и перевел взгляд на засаленный тюфяк.

Вернулась Нади с кружкой горячего кофе и виски. Голова Джека раскалывалась от боли. Поморщившись, он потянулся к кофе, отодвинув в сторону виски.

Глава 44

Спустя три дня, поздней ночью, Джек въехал в укрепленный лагерь Кочиса в Драгунских горах. Нади плакала.

Джека угнетало чувство вины. Вынужденный задержаться в Тусоне, чтобы окончательно прийти в себя, он больше ни разу не прикоснулся к девушке, несмотря на ее робкие авансы. Ему нечего было дать Нади, а брать просто так Джек не умел.

Днем он послал дымовой сигнал и получил ответ, обеспечивший ему беспрепятственный проход через узкую горловину, охраняемую двумя часовыми. Цитадель, которую Кочис избрал для своего племени, представляла собой естественный каньон, единственным входом в который служила узкая расщелина в скалах, упиравшаяся в долину Сульфур-Спрингс. Лагерь был абсолютно неприступен. Даже если бы противник обнаружил расщелину, чего до сих пор не произошло, несколько воинов запросто уничтожили бы вражеский отряд при попытке пройти через горловину. Вдоль всего каньона, заросшего можжевельником, кустарниковым дубом, персиковыми деревьями, кактусами и агавами, протекал быстрый ручей.

— Добро пожаловать, друг, — с улыбкой приветствовал Джека Нахилзи, правая рука Кочиса.

Высокий и худощавый, он был лет на десять старше Джека. Джек ответил на приветствие и спешился.

— Кочис ждет тебя у своего очага, — сообщил Нахилзи, принимая поводья вороного. — Позволь мне позаботиться о твоем коне.

Джек не стал благодарить — это было не в обычаях апачей, — но знак уважения со стороны Нахилзи польстил ему. Когда-то они вместе участвовали в военных действиях против мексиканцев.

Он без труда нашел вигвам Кочиса. Вождь сидел снаружи, освещенный лунным светом. Он поднялся и обнял Джека.

— Входи, брат, — сказал Кочис, пристально вглядываясь в его лицо.

Джек последовал за ним в вигвам и уселся у очага. Первая жена Кочиса подала ему чашу хмельного напитка. Ей было лет сорок пять — столько же, сколько Кочису, — но выглядела она на все шестьдесят. Женщина улыбнулась и вышла.

— Вижу, боги хранят тебя, — заметил Кочис.

— Да и тебя не забывают, — отозвался Джек. Они улыбнулись и оставили формальности.

— Приятно видеть тебя снова, — сказал Кочис. — Много зим прошло с тех пор, как мы сражались плечом к плечу. Но я знаю, что могу повернуться к тебе спиной, ничего не опасаясь. Это далеко не пустяк.

В соответствии с обычаем Джек со спокойным достоинством принял комплимент, ничем не выразив удовольствия.

— У нас есть общий друг, — сказал Кочис.

— Кто же?

— Женщина, прекрасная, как рассвет в горах, с волосами цвета полуденного солнца.

Джек поперхнулся:

— Кэндис?

— Мне неизвестно ее имя. — Кочис с веселым любопытством наблюдал за ним. — Храбрая женщина. Я бы охотно сделал ее своей третьей женой, если бы две первые не доставляли мне столько хлопот. — Он рассмеялся.

Джек вздрогнул. Даже Кочис не устоял перед ее чарами!

— У нее уже есть пара мужей, — процедил он. — Я один из них.

Кочис фыркнул:

— Это что — новый обычай белых? Понятно, когда у мужчины много жен. Но чтобы женщина имела нескольких мужей?

— Нет, — отрезал Джек, чувствуя себя предельно глупо. — Мне пришлось жениться на Кэндис, чтобы забрать ее у Хауки, одного из моих сородичей. Он захватил ее во время рейда. Она была уверена, что ее первый муж умер. — Джек нахмурился при мысли о Кинкейде.

— Если ты все еще хочешь эту женщину, почему не отобьешь ее, как это принято у апачей? Ты ее последний муж — значит, она твоя.

Джек нахмурился:

— Она сделала свой выбор. Где ты видел ее? На перевале? Кочис кивнул.

— Сделала выбор? Ты заговорил, как белый. Настоящий апачи отрезал бы ей нос. Или хотя бы поколотил за неверность.

Джек не ответил.

— Ты и выглядишь, как белый, — неодобрительно заметил Кочис.

— Это почему же? — мрачно возразил Джек. — Разве я одет не как апачи? — Он указал на свое облачение из кожи и ожерелье воина на шее.

— Не одежда делает человека апачи, — Кочис отхлебнул из чаши, — а поступки. Ты ведешь себя, как белый.

— Не всегда. Кочис усмехнулся:

— Пытаешься усидеть на колючках? Это еще никому не удавалось. Нужно твердо стоять на ногах.

— Это проще сказать, чем сделать.

— Нельзя одновременно находиться в двух разных мирах.

— Видимо, мне суждено оставаться между ними. Кочис грустно улыбнулся:

— Оглянись вокруг, брат мой. Оглянись внимательно и скажи мне, что ты видишь.

— Я вижу славных воинов.

— Наша слава в прошлом. Когда-то мы были воинами и охотниками, теперь стали пастухами. Разве ты не заметил, что мы выращиваем скот белых людей?

Джек предпочел воздержаться от комментариев. Правительство передало племени скот, и Кочис заставил соплеменников ухаживать за ним. Апачи, испокон веков промышлявшие охотой, считали это занятие унизительным. Но поселенцы, войска и многочисленные путешественники растревожили диких животных, заставив их покинуть родные места. Так что дар правительства пришелся кстати, и апачам ничего не оставалось, как принять его. Признаться Кочису, что он сам пас скот, значило бы оскорбить его в лучших чувствах.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Скот — это дар Соединенных Штатов. — Вождь пожал плечами. — У меня тяжело на сердце. Мой народ несчастен. Мы больше не свободны. Белых людей так много, что в глубине души я знаю: если мы не усвоим их обычаи, мой народ исчезнет с лица земли. Я пытаюсь усвоить. Только поэтому я поклялся защищать белых и даже сражаться со своими братьями. Мне необходимы знания. Я хочу понять белого человека.

Джек кивнул:

— Ты поступаешь мудро. Белые люди могущественны. Их сила не только в ружьях и пушках, но также в их числе и знаниях. Думаю, ты избрал верный путь.

Кочис вздохнул, словно даже обсуждение этой темы было для него тяжким бременем.

— Но почему, Ниньо Сальваж? Почему ты предпочел жить с белыми?

Джек напрягся. Кочис назвал его по имени, а значит, он не вправе уклониться от ответа.

— Это случилось в ту пору, когда листва подернулась золотом, — медленно начал он, отхлебнув из чаши. Он рассказал Кочису о рейде за скотом, состоявшемся много лет назад, о столкновении с отрядом вооруженных ковбоев и о том, как он убил своего первого белого. — Вскоре после этого моих двоюродных братьев заманили в ловушку. Белые пригласили их к себе, напоили, а потом убили. Я был в составе отряда, который выступил в поход, чтобы отомстить за их неприкаянные души.

Кочис внимательно наблюдал за ним в неровном свете очага.

— Ты был закаленным воином. И далеко не в первый раз вышел на тропу войны.

— Да. Против мексиканцев, папаго и пауни. — Джек поднял глаза. — Но никогда против белых.

Тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев, повисло в вигваме.

— Мы сожгли целый караван фургонов, пощадив только женщин и детей. Пленных не брали. В тот день я убил много мужчин и снял с них скальпы. Как и они сняли скальпы с моих двоюродных братьев. Но я не чувствовал себя воином. — Джек посмотрел в темные глаза Кочиса. — Эта резня отравила не только мое сердце и душу, но и тело. Меня вывернуло наизнанку. Никто не видел моей слабости — но я-то знал! Это было знамение богов. Я понял, что не могу сражаться против людей одной со мной крови. — Он помолчал. — Как и сражаться на их стороне.

— И ты ступил на путь одиночества, — подытожил Кочис, не сводя с него взгляда.

— Да.

— Это трудный путь, если вообще возможный. Наступит день, когда тебе придется сделать выбор.

Джек напрягся.

— Нет.

— Белые войска преследуют апачей, оттесняя их в резервации. Твой народ пока еще свободен, но надолго ли?

— Шоцки никто не трогает, — возразил Джек.

— Ты стал настолько белым, что разучился понимать язык дыма? На севере апачей заставляют жить на одном месте, в обнесенных оградой загонах.

До Джека доходили отдельные слухи, но он не придавал им особого значения. Племена апачей были не слишком близки.

— Куда ты отправился после того, как покинул свой народ?

— На восток, — ответил Джек. — Я двинулся на восток, пересек Техас и в конечном счете добрался до большого города, Нового Орлеана. — Он поморщился. — Никогда не видел столько белых в одном месте.

— Расскажи. — Кочис подался вперед. — Расскажи мне все. Они просидели всю ночь напролет, разговаривая и прихлебывая из чаши.

Глава 45

Прошло почти две недели с тех пор, как Кэндис оказалась в заточении в публичном доме.

Она не находила себе места от ярости и беспокойства, строя планы побега или убийства — в зависимости от того, какая возможность представится раньше. И грезила о Джеке. Иногда захаживала Лорна. После омерзительной сцены с участием Кинкейда эта женщина заявилась во второй раз, и Кэндис наградила ее оплеухой, когда она попыталась прикоснуться к ней. С тех пор Лорна держалась на расстоянии, бросая на девушку жадные взгляды. Она даже пообещала помочь Кэндис бежать, если та пустит ее в свою постель. Кэндис рассмеялась ей в лицо.

Поползновения Лорны серьезно тревожили Кэндис. Женщина ненавидела ее с не меньшей силой, чем вожделела. Кэндис опасалась, что, отвергнутая, Лорна причинит ей вред каким-нибудь изощренным способом. Единственной защитой Кэндис был Кинкейд. Он добился ее покорности, пригрозив связать и отдать Лорне. Но смирение было не в натуре Кэндис, а угрозы Кинкейда только ожесточили ее. Она ждала своего часа, чтобы сразиться с ним не на жизнь, а на смерть.

Однажды она укусила Кинкейда. Он жестоко избил ее, не оставив живого места на теле. Но затем не прикасался целых четыре дня, так что в определенном смысле избиение стоило того. Кинкейд наслаждался покорностью Кэндис. Угроза отдать ее Лорне, подкрепленная несколькими хлесткими пощечинами, заставляла девушку выполнять все его прихоти. Ей приходилось делать немыслимые вещи: брать в рот его плоть и давиться семенем. Кэндис поклялась, что рано или поздно убьет его.

Только сны поддерживали ее духовные силы. И у Кэндис по-прежнему не было месячных.

Новая жизнь росла в ней, укрепляя решимость Кэндис не только выжить, но и выбраться из чудовищной ситуации, в которую она попала. Она должна позаботиться о своем ребенке.

В середине дня явился Кинкейд. Кэндис встретила его ненавидящим взглядом, который не произвел на него никакого впечатления.

— Я заказал тебе ванну. — Он подошел к шкафу и, распахнув дверцы, начал перебирать наряды. — Вечером спустишься вниз. Я хочу, чтобы ты развлекла моего приятеля.

— Что?!

Кинкейд бросил на постель что-то красно-черное.

— Вечером спустишься вниз, одетая как шлюха, и постараешься очаровать моего приятеля, чтобы он забыл, на каком он свете.

— Очаровать? А что, если он пожелает переспать со мной? — ужаснулась Кэндис, решив, что оправдались ее наихудшие опасения и Кинкейд позволит Лорне использовать ее для ублажения клиентов.

Кинкейд грубо схватил Кэндис за подбородок.

— Возможно, милочка, я оставил бы тебя для личных нужд, если бы ты проявляла чуть больше энтузиазма в постели. Но признаться, мне уже порядком надоело совокупляться с доской, которую ты из себя корчишь. — Он шагнул к двери.

На секунду Кэндис замерла, не в состоянии постигнуть услышанное, затем бросилась к нему.

— Вирджил! Ты хочешь сказать, что… Он расхохотался:

— Вот именно, Кэндис. Я могу неплохо заработать на такой красотке. К тому же я готов поручиться, что клиенты не подхватят от тебя какую-нибудь заразу. Сегодня вечером мы начнем с Дика Андерсона. — Я не буду этого делать.

— Вот как? Неужели мне придется тебя избить, чтобы напомнить, кто здесь хозяин?

Кэндис подумала о ребенке, и глаза ее наполнились слезами. Кинкейд расхохотался и вышел, захлопнув дверь.

В отчаянии она опустилась на постель. Ее страхи начинали сбываться.

— Дик, это Кэндис. — Кинкейд улыбнулся, крепко сжимая локоть Кэндис.

— Ты был прав. — Дик Андерсон уставился на девушку немигающим взглядом. — Она великолепна.

— И аппетитна, — ухмыльнулся Кинкейд, положив руку ей на бедро.

Андерсон хмыкнул. Кэндис с трудом заставила себя улыбнуться под жестким взглядом Кинкейда. Она ужасно смущалась, одетая в алый шелковый корсет и черную с блестками юбочку, едва прикрывавшую бедра. Кинкейд привел ее в салон, полный проституток и их клиентов, и усадил за столик между собой и Андерсоном. Тот оказался плотным мужчиной лет пятидесяти с седеющими волосами и изборожденным морщинами лицом. Его рука легла на колено Кэндис и сжала его. Чувствуя на себе угрожающий взгляд Кинкейда, Кэндис натужно улыбнулась.

— Почему бы тебе не пересесть сюда, детка, — предложил ей Андерсон, похлопывая по своему колену.

Кинкейд велел подать напитки. Кэндис поднялась и робко примостилась на коленях Андерсона. Он тут же положил ладонь ей на живот и растопырил пальцы, вжимаясь в плоть.

— Ты поговорил с Арнольдом? — спросил Кинкейд.

— Ясное дело. Он говорит, что меньше чем за две тысячи не продаст.

— Хм. — Кинкейд отхлебнул виски.

— Боюсь только, что ему скоро придется передумать, учитывая всякие там беспорядки и индейцев. — Андерсон скользнул рукой вверх, и Кэндис оцепенела, когда он обхватил ее грудь и начал ласкать, поглаживая сосок.

— Может, следует помочь ему принять решение? — осведомился Кинкейд.

— За партнерство! — Андерсон поднял стакан.

Они чокнулись и выпили. — Что-то ты слишком

тихая, детка. Виски для дамы! — окликнул он Лорну и потерся щекой о шею Кэндис. — Хочешь выпить?

— Да.

Следующие полчаса тянулись бесконечно. Андерсон продолжал поглаживать и пощипывать ее грудь. Мужчины обсуждали дела и последние новости, особенно резню, учиненную Джеронимо и его приверженцами. Андерсон снял Кэндис со своих колен и извинился.

— Но я вернусь, — ухмыльнулся он, поцеловав ее в губы. Кэндис вытерпела, не разжимая губ.

Как только он отошел, Кинкейд схватил ее за запястье и вывернул его.

— Ты не оправдываешь моих ожиданий! — зловеще бросил он.

— Ты делаешь мне больно.

— Отвести тебя наверх?

— Нет.

Кинкейд притянул Кэндис к себе, задумчиво поглядывая на ее грудь, выступавшую из глубокого выреза.

— Мне нужно отлучиться по делам на пару часов. Не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость. Джим не спустит с тебя глаз. А позже ляжешь в постель к Андерсону, Кэндис. Я не жду от тебя энтузиазма, раздвинь ноги — и все. — Он отпустил ее.

Вернулся Андерсон и снова усадил Кэндис себе на колени. Кинкейд поднялся.

— Дик, мне нужно утрясти кое-какие дела, но я еще вернусь.

— Отлично, — просиял тот, обхватив талию Кэндис. — Он ведь нам не нужен, правда, детка?

Кинкейд вышел.

— Мм, до чего же ты приятно пахнешь, — промычал Андерсон, уткнувшись носом в ее шею.

Кэндис не шевелилась, едва сдерживая крик. Он сунул руку в вырез лифа, высвободил пышную упругую грудь и сжал, покусывая Кэндис за шею. Она закрыла глаза.

Когда Кэндис открыла их, ей показалось, что она грезит наяву.

В дверях салона стоял Джек Сэвидж. И смотрел прямо на нее.

Глава 46

Кэндис уставилась на него, не менее потрясенная, чем Джек. Сердце у нее глухо и болезненно забилось. Он опустил взгляд, и ее охватил жгучий стыд. Джек смотрел на руку Андерсона, лапавшую ее обнаженную грудь. Когда он снова поднял глаза, девушку обожгла полыхавшая в них ярость.

Андерсон выпустил ее грудь и поднялся на ноги, крепко обнимая ее за талию. Он рассмеялся, когда Кэндис начала лихорадочно поправлять спущенный лиф.

— Напрасные хлопоты, детка. Мы его сейчас все равно снимем. Или ты стесняешься?

Кэндис казалось, что она видит кошмар. Проследив за ее взглядом, Андерсон заметил направлявшегося к ним Джека и напрягся, увидев гневное выражение его лица.

— Кто это? — прошипел он.

— Убери от нее свои лапы, — негромко произнес Джек. Андерсон злобно оскалился:

— Я заплатил за нее. Найди себе другую девку. Джек вперил в него жесткий взгляд.

— Я велел тебе убрать лапы! — повторил он.

— Вот дьявол! — выругался Андерсон, уронив руку. — Даже двухдолларовая шлюха не стоит того, чтобы схлопотать из-за нее пулю. — Он посмотрел на Кэндис. — Я еще вернусь, детка. — Онповернулся, собираясь уйти.

Не успел Андерсон сделать и шага, как Джек схватил его за рубашку и отшвырнул в сторону. Андерсон врезался спиной в столик и повалился на него, опрокинув напитки. Сидевшие за столом с криками и визгом вскочили на ноги. Джек склонился над Андерсоном и, вцепившись в его локти, приблизил к нему лицо.

— Не советую, если ты желаешь себе добра, — прорычал он и выпрямился.

Кэндис била дрожь — от облегчения, восторга и волнения. Завидев Лорну, она придвинулась к Джеку. Он по-прежнему не смотрел на нее, обратив холодный взгляд на хозяйку заведения.

— Сколько стоит эта девка? — спросил Джек.

Лорна молчала.

— Джек! — взмолилась Кэндис.

— Заткнись. Сколько?

— Пять долларов. Джек приподнял брови.

— Не многовато ли? Или у нее есть особые таланты?

— Пять долларов. Она была занята с другим клиентом.

— Я видел, чем она была занята, — обронил Джек. Вытащив револьвер из кобуры, он протянул его Лорне. — Это покроет всю сумму и еще останется.

Лорна собиралась возразить, но передумала.

— Отнеси это в мой кабинет, Джим.

— Но…

— Все в порядке.

Джек повернулся к Кэндис. «Не может быть, чтобы он это серьезно», — подумала девушка. Это всего лишь хитрость, уловка, чтобы выручить ее — не иначе. Трепетно улыбнувшись, Кэндис взяла Джека под руку, но не встретила в его глазах ни капли тепла.

— Пойдем, шлюха.

Глава 47

Он бесцеремонно протащил ее по коридору, втолкнул в комнату и захлопнул за ними дверь.

— Что скажешь, шлюха?

Отпрянув от него, Кэндис прикусила губу.

Джек замер у двери, прислонившись к ней спиной. Он ненавидел Кэндис, ненавидел себя, сознавая, что не может взять ее в таком состоянии. Джек испытывал холодное бешенство, смешанное с почти животным желанием.

Он никак не ожидал того, что произошло в следующее мгновение. Коротко всхлипнув, Кэндис кинулась ему на грудь. Лихорадочно прижимаясь к Джеку, она плакала и повторяла его имя:

— Джек, Господи, Джек, о Джек…

Тысячи вопросов пронеслись в его мозгу вопреки всей очевидности того, что он видел собственными глазами. Оторвав цеплявшиеся за его шею руки, он отшвырнул ее от себя. Кэндис повалилась на кровать. Приподнявшись на локтях, она уставилась на Джека.

— Я пришел сюда, чтобы найти себе шлюху, — хрипло сообщил он. — И кажется, я нашел ее.

— Нет, — всхлипнула она. — Ты ошибаешься.

— Шлюху, которая к тому же является моей женой, — уточнил Джек и покачнулся от захлестнувшей его боли.

Кэндис тяжело дышала, приоткрыв рот и не сводя с Джека расширившихся глаз.

— Джек…

— О Боже! — с мукой в голосе воскликнул он и повернулся к ней спиной, уткнувшись лицом в дверь.

Руки Кэндис обхватили его сзади. Джек оцепенел, ощутив прикосновение ее мягкой груди. Кэндис сотрясалась от судорожных рыданий.

Он повернулся и раскрыл объятия. Ничто на свете не казалось ему более естественным, чем прижать Кэндис к своей груди и зарыться лицом в ее волосы. Она застонала и взглянула на него.

Забыв обо всем, Джек смотрел в темно-голубые глаза, наполненные болью и надеждой, на слезы, струившиеся по ее щекам. Он склонил голову и коснулся губ Кэндис. Она с жаром откликнулась. Их языки соприкоснулись. Джек застонал, признавая полную капитуляцию, и припал к ее губам в требовательном поцелуе.

— Кэндис! — воскликнул он, прижимая ее к себе. — Кэндис!

Все его существо ликовало, тело пульсировало от неистового желания. Не прерывая поцелуя, они упали на постель. Все было забыто — и гнев, и ненависть. Кэндис выгнулась, обхватив Джека ногами и прижимаясь к его вздыбившемуся естеству. Их охватила страсть.

Джек не мог больше терпеть. Никогда еще он не испытывал такой неистовой и всепоглощающей страсти. Сорвав с Кэндис непристойно короткие панталоны, он расстегнул застежку на своих штанах. Она содрогнулась, когда Джек, приподнявшись, яростно вонзился в ее лоно.

Слияние лишило Джека рассудка. Ничего не осталось в целом мире — только он и она.

Он двигался мощно и уверенно, совершая головокружительное восхождение к вершинам экстаза.

Кэндис вторила ему, требовательная и неутомимая, ногти ее впивались ему в спину, царапая рубаху. Она первая достигла вершины. Джек ощутил трепет ее тела, резкое сокращение ее внутренних мускулов. С коротким стоном Кэндис оторвалась от его губ. Джек увидел ее лицо, искаженное страстью, а затем потерял ощущение времени.

Тяжело дыша, он рухнул на нее. Сердце его неистово колотилось. Джек медленно возвращался к реальности. Кэндис! Кэндис, которая предала его. Кэндис, которая предпочла ему Кинкейда. Кэндис — шлюха в борделе. Он поднял голову и посмотрел на нее.

Она была так дьявольски прекрасна. Из припухших губ вырывалось неровное дыхание, черные ресницы подрагивали, золотистая кожа сияла. Кэндис открыла глаза. В них сверкали слезы.

— Я люблю тебя, Джек.

Глава 48

Кэндис лежала под ним, крепко обхватив руками его обессилевшее тело. Глаза ее были закрыты, щека прижималась к шее Джека. Сердце все еще учащенно билось, в крови бурлил восторг. Как только она могла отказаться от него? Интересно, слышал ли он ее слова? Кэндис прижалась губами к его влажной коже и вдохнула терпкий мускусный запах.

Джек пошевелился и перевернулся на спину, отстранившись от нее. Кэндис почувствовала, что он отдаляется, и придвинулась ближе, не желая расставаться с ним ни физически, ни эмоционально.

— О Джек! — выдохнула она, сдерживая слезы. — Боже, как я скучала по тебе!

Он неопределенно хмыкнул и сел, высвободившись из ее объятий.

Кэндис схватила его за руку. В его ледяном взгляде сверкнул опасный блеск.

— Джек, подожди! Ты не понимаешь. Он рассмеялся, отрывисто и презрительно:

— Ты права. Я не понимаю.

— Позволь мне объяснить.

Он встал, затягивая шнуровку штанов.

— Объяснить мужу, что его жена делает в публичном доме? — Джек посмотрел на нее. — Сколько мужчин ты обслуживаешь за день? Трех? Десяток?

Кэндис задохнулась, словно он ударил ее в грудь.

— Видно, тебе нравится это занятие.

— Нет, Джек! Я не шлюха! — выкрикнула она.

Он сжал зубы, смерив выразительным взглядом ее костюм и обнаженную грудь. Подтянув вырез, Кэндис схватила его за руку.

— Джек! — взмолилась она. — Я не хотела ехать с Кинкейдом. Он заставил меня. Он сказал, что позволит мне уйти, когда я ему надоем. Только все это ложь! — Ее голос сорвался. — Сегодня он сказал, что устал от меня, и заставил пойти с Андерсоном. Это было в первый раз, клянусь тебе, — сказала она, заливаясь слезами.

Джек холодно смотрел на нее. В его глазах не было ни сочувствия, ни понимания. Почему он так смотрит? Словно она какая-то дешевка, до которой ему нет никакого дела.

— И ты думаешь, я поверю?

— Но это правда! Проклятие, Джек, ты что, не слышишь? Я люблю тебя. Но у нас нет будущего. А теперь еще ребенок…

Он схватил ее за плечи:

— Ребенок? Какой ребенок?

— Я жду от тебя ребенка, Джек.

— Если это очередная ложь, Кэндис, ты будешь сожалеть о ней всю оставшуюся жизнь.

— У меня не было месячных, с тех пор как мы встретились. Я уверена, что ношу твоего ребенка. — Она снова улыбнулась, борясь со слезами.

Джек резко отвернулся и выругался. Кэндис чувствовала, что он борется с собой.

— Джек, ты поможешь мне освободиться от Кинкейда? И добраться домой? — тихо спросила она. Он не шелохнулся. — Если ты мне не веришь, посмотри хотя бы на эти окна.

Джек посмотрел на заколоченные окна, но выражение его лица не изменилось.

— Джек, послушай. Вирджил может вернуться в любой момент. В его отсутствие меня стережет Джим, это рыжее животное. Нужно что-то делать. Срочно!

Его лицо исказилось:

— Я убью Кинкейда!

Кэндис вскочила на ноги и прильнула к нему.

— Нет, Джек! Я боюсь!

Он посмотрел на нее так, словно она была досадной помехой.

— Да он выстрелит тебе в спину! — воскликнула Кэндис. — Джек, просто помоги мне выбраться отсюда.

Он схватил ее за плечи и встряхнул.

— Ответь мне честно, Кэндис, у тебя сохранились какие-нибудь чувства к Кинкейду?

— Нет, но я боюсь за тебя. Прошу, не связывайся с ним. Ты не представляешь себе, насколько он жесток. Давай просто убежим.

— И насколько же он жесток? — бесстрастно осведомился Джек, сжимая ее плечи.

Кэндис посмотрела ему в глаза.

— Ему нравится причинять мне боль. Насиловать меня. Челюсти Джека сжались.

— Муж не может насиловать собственную жену. Кэндис не решалась признаться, что Кинкейд ей не муж.

— Джек, прошу тебя. Он отпустил ее.

— Я подожду тебя внизу.

— Нет! Ты что, не слышишь меня? Если он увидит тебя первым, то убьет не моргнув глазом.

Истерические нотки в ее голосе насторожили Джека. Он обернулся, и по его взгляду Кэндис поняла: Джек впервые задумался над тем, что она сказала ему чуть раньше. Что она любит его.

— Не давай ему шанса, — умоляла Кэндис, вцепившисну в рубашку Джека. — Я не солгала насчет своих чувств. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты умер. I

Выражение муки промелькнуло на его лице. Не сказав ни слова, он шагнул к двери, распахнул ее и вышел.

Глава 49

Джеку казалось, что внутри у него засела туго скрученная пружина, готовая в любой момент распрямиться. С небрежным видом он пересек салон, взял стул и, поставив его у стены, уселся с таким расчетом, чтобы видеть не только зал, но также холл и лестницу.

Если даже Кинкейд воспользуется черным ходом, ему придется подняться по лестнице, чтобы попасть в комнату Кэндис.

Кэндис. Господи, он не верил, что можно испытывать такую страсть! Его чувство к ней не только не умерло, но стало еще сильнее. И ребенок. Волею богов она ждет его ребенка.

Джек преисполнился неукротимой решимости защитить и утешить ее. Но не забыл он и о своей уязвленной гордости.

Никогда больше, поклялся Джек, Кэндис не заставит его чувствовать себя жалким и беспомощным.

Он был рад, что у него есть оправдание убить Кинкейда.

Одна мысль не давала ему покоя. Если Кинкейд и вправду насильно увез Кэндис, почему она не обратилась за помощью к нему? Его не смутило бы то, что Кинкейд ее муж. Он покончил бы с подонком в один миг, необходимый для того, чтобы выхватить из-за пояса оба «кольта». О черт! Он мрачно покосился на пустую кобуру.

Ответ был более чем очевиден. Кэндис боялась обнародовать их отношения. Джек жестко улыбнулся. Больше он не намерен считаться с ее желаниями и страхами. Его ребенок не родится ублюдком.

Ему доставит удовольствие прикончить Кинкейда. Подонок увез его жену — не важно с ее согласия или нет. Увез его жену, использовал ее и, возможно, причинил ей страдания. За это он умрет.

В салоне между тем становилось шумно и тесно. Посетители заказывали выпивку, пианист наигрывал игривую мелодию, одна из полуодетых девиц пела, другие развлекали клиентов. Ничто, однако, не ускользало от внимания Джека, напряженно ждущего появления Кинкейда.

Внезапно в дверях салона появилась Кэндис, необычайно красивая, несмотря на вульгарный костюм. Она отыскала глазами Джека и устремилась к нему, решительно расталкивая мужчин, тянувших к ней руки и норовивших усадить к себе на колени.

— Джек! — Кэндис вцепилась в его рубашку. — Прошу тебя, не делай этого.

Он упрямо молчал, стараясь не обращать внимания на ее испуганное лицо, на ее аромат и близость.

— Я боюсь, — страдальчески призналась Кэндис. — Что ты задумал? Вызвать его?

— Ты закрываешь мне обзор, — обронил Джек. Кэндис отступила в сторону, тревожно оглянувшись на вход.

— Что я должна делать? — спросила она.

— Не мешать, — отозвался Джек, не отрывая взгляда от дверей.

Кэндис в волнении двинулась прочь. Глядя ей вслед, Джек представил ее с Кинкейдом — их слившиеся разгоряченные тела, — и ему отчаянно захотелось поверить ей. Поверить, что она впервые спустилась в салон, и только потому, что Кинкейд заставил ее. Глупец! Одержимость этой женщиной доведет его до гибели — это уже чуть не случилось в Тусоне.

Как апачи, Джек мог без устали провести в засаде хоть всю ночь, не ослабив бдительности. Прошло два часа.. Было уже далеко за полночь, а он по-прежнему не сводил глаз с двери, не теряя из виду и притаившуюся за баром Кэндис. Ее никто не беспокоил.

Кинкейд появился в половине третьего. Он промелькнул в холле и исчез, поднявшись по лестнице. Джек встал и приготовился к встрече, отодвинув ногой стул.

Остановившись в дверях салона, Кинкейд быстро обвел взглядом зал. Сюртук его темного костюма был расстегнут. Глаза Кинкейда блеснули, остановившись на Кэндис, затем он увидел Джека, и лицо его застыло.

— Кинкейд, — холодно бросил Джек.

Он стоял, приготовившись к выстрелу: ноги раздвинуты, бедра напряжены, рука замерла над кобурой. Кинкейд распахнул сюртук и откинул полы, чтобы ничто не мешало выхватить оружие. Их намерения были настолько очевидны, что публика поспешила освободить пространство между ними.

— Явился все-таки. — Кинкейд скривил губы в улыбке.

— Ты украл мою жену, — тихо сказал Джек, но его голос отчетливо прозвучал в наступившей тишине. Они стояли лицом друг к другу на расстоянии двадцати футов, разделенные только столами и стульями. — И умрешь за это.

Едва он закончил фразу, как Кэндис двинулась к нему. Джек чувствовал ее приближение и видел ее краешком глаза.

— Кэндис, отойди, — приказал он, не отрывая взгляда от Кинкейда.

— Нет! — вскрикнула она. — Прошу вас, не надо!

Рука Кинкейда скользнула под пиджак, но все кончилось, не успев начаться. Джек выхватил «кольт», и два, а затем три кровавых пятна расплылись на белой рубашке Кинкейда. Он покачнулся и повалился навзничь, выронив револьвер.

Тягостное молчание повисло в салоне.

Кэндис с криком схватила Джека за руку.

Он свирепо повернулся к ней:

— Я же велел тебе не вмешиваться!

— С тобой все в порядке? — испуганно спросила она. Публика пришла в движение. Лорна опустилась на колени возле Кинкейда.

— Он мертв, — сказала она.

Глава 50

Здесь жил Кейси О'Брайен, — сказал Джек. — Прошлой весной он собрал вещички и исчез.

Сидя на вороном за спиной Джека, Кэндис настороженно вглядывалась в глинобитный домишко, расположившийся в самом конце Мейн-стрит, на окраине города. Почти сорванная с петель дверь была распахнута и раскачивалась на ветру. Оконные рамы, затянутые потрескавшимися шкурами, перекосились. Рядом с домом виднелся недостроенный загон для скота. Грязный двор был загроможден всевозможным хламом, включая пробитое ведро, лошадиную подкову, жестяную тарелку и прочий мусор.

Джек спешился и снял с коня Кэндис. Несмотря на усталость и волнения минувшей ночи, она ощутила разочарование, когда он поспешно убрал руки, словно избегал всякого контакта с ней. С упавшим сердцем Кэндис осмотрела убогое жилище, казавшееся особенно неприглядным в тусклом свете раннего утра. Неужели они будут здесь жить?

— Я мигом все налажу, — заверил ее Джек.

Кэндис последовала за ним, но то, что она увидела внутри, привело ее в еще большее уныние. Земляной пол не был даже утрамбован. В углу валялся тюфяк, источавший подозрительные запахи. Перед неказистым очагом, в котором висел закопченный чайник, стояли шаткий стол и табурет. Между столом и постелью валялось скомканное одеяло. Их появление вспугнуло нескольких крыс. Кэндис содрогнулась.

— Ты и вправду считаешь, что здесь можно жить?

— А где бы ты хотела жить? В Тусоне? В лагере апачей? Только скажи, и мы поедем туда.

Кэндис заплакала, уязвленная его тоном. Джек держался холодно и отчужденно с тех пор, как она отказалась остаться с ним в лагере апачей. Его холодность была невыносима. Кэндис смахнула слезы.

— В чем дело? — резко спросил он.

— Ни в чем.

— Посиди, пока я здесь приберу.

— Я помогу.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Я беременна, а не больна. Джек смерил ее суровым взглядом:

— Я сказал тебе — сядь.

Кэндис спросила тихо и напряженно:

— Теперь всегда так будет?

— Как так? — осведомился Джек, даже не взглянув на нее.

— Так, как сейчас! Черт бы тебя побрал, Джек, ты что, наказываешь меня? — Кэндис изо всех сил боролась со слезами, не желая доставлять ему удовольствия своим жалким видом.

Он начал собирать хлам. Кэндис стиснула кулаки. Ей хотелось измолотить его спину, причинить ему боль.

— Я уже достаточно наказана, — сказала она надтреснутым голосом.

Плечи Джека напряглись, и он на секунду замер, поднимая заржавевшее ведро. Кэндис тщетно ждала, что он подойдет к ней и утешит. Однако Джек сгреб в охапку тюфяк, одеяло и чайник и вынес все это наружу. Опустившись на табурет, Кэндис пыталась совладать с чувствами. Должно быть, он ненавидит ее. Она яростно заморгала, поклявшись себе, что не заплачет.

Вернулся Джек и начал подметать пол, поливая его водой, пока не осталось ни соринки. Момент полного отчаяния миновал. Кэндис ощутила прилив сил. Она потерла ноющую спину, наблюдая за Джеком. Он принес свежей соломы и, расстелив сверху свой тюфяк, велел ей лечь и немного поспать.

— Джек? — Кэндис осторожно опустилась на постель. Он задержался в дверях.

— Да?

— Ты считаешь, что нам можно остаться здесь?

— Если Кейси вернется, мы найдем другое место.

— Я имею в виду… после того, что случилось.

— Вряд ли кого-нибудь волнует, что я убил мерзавца, укравшего мою жену. Да и Лорне такие проблемы ни к чему.

— Я боюсь.

— Напрасно. — Он вышел.

Кэндис лежала на спине, борясь со слезами. Неужели всего несколько часов назад Джек занимался с ней любовью, словно она и в самом деле что-то значит для него? Как можно жить с человеком, который вечно злится? И вообще, что он думает? Что она согласится стать его любовницей? Джек, может, и считает, что они женаты, но для нее — и общества, в котором она выросла, — индейские обычаи ничего не значат. А какой у нее выбор? Сочетаться с ним христианским браком?

Она любит его — вот ответ на все вопросы. С этой мыслью Кэндис погрузилась в сон.

В середине дня ее разбудил аромат кипевшего на огне жаркого, от которого у нее потекли слюнки. Кэндис открыла глаза и, повернув голову, увидела Джека. Он склонился над начищенным чайником и поднес ко рту ложку. Кэндис села на постели, ощущая стеснение в груди.

Джек взглянул на нее:

— Тебе лучше?

— Да. — Она улыбнулась.

— Проголодалась?

— Как волк.

Джек просиял, и сердце Кэндис учащенно забилось. Наполнив миску, он подошел к ней и, присев на корточки, протянул дымящееся блюдо. Их взгляды встретились. Джек первым отвел глаза, разрушив возникшую было близость. Кэндис разочарованно потупилась и взяла миску.

Он выпрямился.

— Я собираюсь на охоту. Если не вернусь до вечера, не беспокойся. Завтра я выменяю мясо на цыплят и корову, ну и что-нибудь еще, что может понадобиться. К весне надо будет отловить одичавших логхорнов.[6] Можно даже построить дом за городом. Но зиму мы проведем здесь — поближе к доктору.

Глядя на его сосредоточенное лицо, Кэндис задавалась вопросом: кто же ему нужен — она или ребенок? Почему-то ей казалось, что не она.

Глава 51

Наступило утро, а Джек так и не появился.

Лорна вернула вещи Кэндис, надо полагать, не без давления со стороны Джека. Но эта одежда казалась неуместной в приютившей их развалюхе. И хотя Кэндис выбрала самое простое повседневное платье, даже оно казалось вызывающим в окружающей обстановке. Ярко-голубая ткань и кружевная отделка разительно контрастировали с убожеством их жилища. У Кэндис не поворачивался язык назвать это место домом. Да она сойдет здесь с ума, особенно если Джек намерен и впредь вести себя так, словно ненавидит ее.

Глядя на платья, Кэндис вдруг ощутила прилив воодушевления. Женская рука — вот чего здесь не хватает! В седельной сумке Джека нашлась иголка. Кэндис провела все утро за шитьем, превратив два платья, хлопковое и шелковое, в желтые занавески для окон, и уже представляла себе клюквенного цвета покрывало и разноцветную скатерть.

Она отделала занавески кружевом и, загоревшись идеей повесить их, решила одолжить молоток. Если им предстоит провести здесь зиму, неплохо бы познакомиться с соседями.

Если бы только у нее были деньги! Им столько всего нужно. В порыве вдохновения Кэндис схватила два платья из тафты и свернула их в узел. Наверняка их можно обменять на мыло, одеяла, молоток и что-нибудь еще, столь же полезное.

Зажав сверток под мышкой, она бодро вышла наружу. Стояло яркое солнечное утро. Возле соседнего дома тучная мексиканка стирала белье, помешивая его палкой в большом корыте. Кэндис улыбнулась и, приветливо окликнув ее, подошла ближе. Женщина коротко взглянула на нее и вернулась к своему занятию.

— Доброе утро, — сказала Кэндис. — Меня зовут Кэндис Кар… Сэвидж. Мы живем по соседству.

Женщина даже не удостоила ее взглядом. Охваченная ужасными подозрениями, Кэндис вздернула подбородок. Ее улыбка померкла.

— Прошу прощения. Мы соседи. Я думала, может, вы… Женщина подняла голову и плюнула Кэндис под ноги.

— Шлюха, — процедила она и снова плюнула. Кэндис попятилась.

— Я всего лишь хотела обменять эти платья….

— Платья шлюхи! — прошипела женщина. Задохнувшись, Кэндис резко повернулась и с пылающим от унижения лицом поспешила прочь. Но, оказавшись на Мейн-стрит, замедлила шаг. Все произошло так быстро, что Кэндис даже не пришло в голову, что, возможно, весь город знает о ее пребывании в заведении Лорны. Скрипнув зубами, она пошла дальше. Какое ей дело до того, что думает старая толстая мексиканка?

Раздался пронзительный свист.

Кэндис вздрогнула и оглянулась. Молодой парень верхом на лошади с ухмылкой посмотрел на нее и подъехал ближе.

— Привет, куколка. Шикарно смотришься в этом платье.

Кэндис оцепенела. Ей была знакома эта улыбка — наглая и похотливая. Отвернувшись, она перешла на другую сторону улицы. Парень не отставал.

— Проглотила язык? Меня зовут Эйб. А тебя? Кэндис молчала.

— Да ладно тебе. Нечего изображать из себя недотрогу. Я тебя знаю. Ты Кэндис — одна из девочек Лорны. — Он соскочил с лошади и схватил ее за плечо. — Давай свернем за угол. У меня есть доллар. Ну, что скажешь?

Кэндис остановилась.

— Убери лапы, ублюдок!

Парень рассмеялся, но рук не убрал.

— Мои деньги не хуже, чем у других, дорогуша. И тебе понравится, вот увидишь.

Кэндис не раздумывая влепила ему звонкую оплеуху. Выражение похоти на его лице сменилось изумлением, а затем злобой. Он сгреб ее в охапку и впился в губы. Подняв колено, Кэндис что было сил ударила его в промежность. Дыхание с шумом вырвалось из его груди, и он, побледнев, рухнул на колени, зажав руками чресла.

Кэндис трясло.

— Только сунься еще раз, и мой муж прикончит тебя на месте! — крикнула она.

Дав себе слово, что больше и шагу не ступит без оружия, она торопливо пошла прочь.

Неподалеку от заведения Лорны располагался магазин. Еще не опомнившись от пережитого, Кэндис вошла туда. Звякнул колокольчик. Кроме стоявшего за прилавком плотного бородача, в магазине находились два старика, сидевших за стаканчиком виски, и перебиравшая рулоны ткани женщина. Все уставились на девушку.

Кэндис вспыхнула, увидев осуждающие взгляды. Высоко подняв голову, она прошла к прилавку и положила на него свой сверток.

— Доброе утро, — сказала Кэндис деланно бодрым тоном. — Я хотела бы поменять два платья из тафты на кое-какие вещи, которые нужны нам с мужем.

Бородач молча сверлил ее взглядом. Кэндис услышала, как один из стариков громко сказал:

— Это подружка полукровки. Кэндис чуть не упала в обморок.

Матрона, рассматривавшая ткани, бросилась к прилавку и отшвырнула в сторону платья.

— Бен Мэтьюз, и думать не смей связываться с этой… потаскухой!

Мэтьюз перевел меланхоличный взгляд на разгневанную женщину.

— И не собираюсь, миссис Адаме. Другой старик полюбопытствовал:

— Как ты думаешь, она тоже полукровка? На вид вроде белая.

— Какая разница? — отозвался его приятель. — Раз живет с полукровкой, значит, краснокожая.

Голос Кэндис дрогнул:

— Это прекрасный материал. Мы могли бы договориться.

— Извините, но ничего не выйдет, — ответил Мэтьюз. Матрона удовлетворенно фыркнула и вернулась к тканям.

— Вы не хотите иметь со мной дела из-за моего мужа? — осведомилась Кэндис.

Мэтьюз улыбнулся:

— Не-а. Мне нет дела, с кем вы живете. Просто мне ни к чему это барахло.

Кэндис начала складывать платья. Ей не терпелось убраться из магазина, но она медлила, не желая отказываться от своих замыслов. Необходимо продать эти платья.

Один из стариков заметил:

— Вряд ли они женаты.

Только бы не заплакать! Кэндис подняла взгляд на Мэтьюза:

— Вы могли бы продать эти платья девушкам Лорны с выгодой для себя.

Мэтьюз удивленно моргнул. Миссис Адаме негодующе ахнула.

— Я согласна на двадцать долларов, — добавила Кэндис; ее била дрожь.

— Идет, — улыбнулся Мэтьюз.

Глава 52

Джек услышал стук молотка еще до того, как подъехал к дому. Соскочив с вороного, он в два шага пересек двор и распахнул дверь. Кэндис стояла на табурете, вешая занавески. Занавески, прости Господи!

— Проклятие! — рявкнул он. — Ты с ума сошла? Кэндис вскрикнула и покачнулась.

Джек бросился к ней и обхватил за талию.

— Джек, — выдохнула она, — ты меня испугал!

Вне себя от гнева, он снял ее с табурета и поставил на пол.

— Что, к дьяволу, ты делаешь? Радости Кэндис как не бывало.

— Занавески. Я уже закончила. Он взял ее лицо в ладони.

— А если бы ты упала? Ты могла погубить ребенка! Кэндис отшатнулась.

— Не прикасайся ко мне!

— Неужели у тебя совсем нет здравого смысла? — примирительно сказал Джек, раскаиваясь в своей вспышке.

Он посмотрел на занавески. Они определенно оживили комнату. Кэндис хотела украсить их дом! Джек поспешил отогнать эту пьянящую мысль.

Кэндис между тем накрывала на стол. Джек сел.

— Где ты взяла кофе и кофейник? А картошку?

Она не ответила. Подтащив к столу неведомо откуда взявшуюся скамейку, Кэндис села и принялась за еду.

— Где ты взяла скамейку?

Она молчала.

— Симпатичные занавески, — сказал наконец Джек, глядя на ее понурое лицо.

Кэндис с такой злостью бросила ложку в жаркое, что брызги разлетелись по всему столу. Ее плечи задрожали. Джек с ужасом понял, что она плачет.

— Кэндис, прости меня. Просто я боюсь за ребенка. Опустив голову на руку, она беззвучно плакала.

— Черт! — Джек поднялся, подошел к ней и нерешительно положил руки ей на плечи. — Не плачь, — прошептал он. — Не плачь, любовь моя.

Кэндис яростно оттолкнула его:

— Не трогай меня!

Джек обнял ее. Она была такой теплой и мягкой. Повернувшись в его объятиях, Кэндис прижалась к нему мокрым лицом. Он коснулся ее волос, желая утешить, и его чресла отяжелели.

Кэндис тоже почувствовала это и уперлась ладонями в его грудь.

— Нет!

Джек крепче сжал ее.

— Кэндис, — выдохнул он, уткнувшись лицом в ее волосы.

Его руки скользнули к ее ягодицам, и, обхватив их, Джек прижал Кэндис к своей возбужденной плоти.

— Будь ты проклят! — Она вырвалась.

Джек схватил ее за руку и притянул к себе. Кэндис подняла кулаки и ударила его в грудь, но Джек даже не заметил этого. Он прижал ее к себе. Кэндис тщетно вырывалась из его стальных объятий. Весь дрожа, Джек коснулся губами ее виска. Она замерла.

Подняв залитое слезами лицо, Кэндис посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Это довершило дело. Джек застонал и завладел ее губами. Она приоткрыла рот, и когда его язык проник внутрь, встретила его медленной лаской. Он подхватил Кэндис на руки и осторожно опустил на матрас. Улыбнувшись сквозь слезы, она раскрыла ему объятия.

— Люби меня, — всхлипнула она. — Люби меня, Джек. Он чуть было не признался, что любит ее.

— Черт! — хрипло выдохнул Джек, глядя в прекрасное лицо Кэндис, окидывая взглядом полуоткрытый розовый рот, высокую грудь и тонкую талию. Пышные юбки широко раскинулись на ее разведенных бедрах. Сорвав с себя рубаху, он накрыл Кэндис своим телом.

Кэндис со стоном наслаждения обхватила его руками и ногами, прильнув к нему в страстном поцелуе. Сердце Джека воспарило. Он чувствовал ее руки на своей обнаженной спине. Скользнув ниже, она сжала его ягодицы. Он ахнул, когда Кэндис теснее прижалась к его бедрам. Оторвавшись от губ Кэндис, он приник к ее нежной белой шее. Она вскрикнула и выгнулась под ним.

— Я хочу видеть тебя обнаженной. — Приподнявшись, он начал расстегивать ее платье.

— Джек, возьми меня! — задыхаясь, попросила Кэндис. — Сейчас, Джек, сейчас.

— Дай мне раздеть тебя. — Он быстро избавил ее от нижней юбки, сорочки и панталон. Белоснежная и ослепительно прекрасная в своей наготе, Кэндис лежала перед ним. Его жена.

Джек сжал в ладонях ее лицо и начал нежно пощипывать губами ее нос, рот и подбородок, затем переместился на шею, задержавшись на учащенно пульсирующей жилке. Приподняв ее груди, он уткнулся в их шелковистое тепло, обводя языком контуры отвердевших сосков, а потом скользнул ниже, к животу, и положил бедра Кэндис себе

на плечи. Он раздвинул пальцами нежные лепестки. Кэндис содрогнулась, извиваясь и всхлипывая в экстазе.

Когда она наконец успокоилась, он вытянулся рядом с ней, глядя в ее умиротворенное лицо. Кэндис открыла глаза и улыбнулась. Он не ответил на ее улыбку.

Приподнявшись на локте, она коснулась его груди, пробежавшись по ней пальцами. Джек был так возбужден, что испытывал почти физическую боль. Рука Кэндис скользнула вниз, к его животу, и остановилась. Он тотчас накрыл ее своей ладонью и направил дальше, пока она не сомкнулась на его пульсирующей плоти, а когда Кэндис начала гладить ее, Джек прерывисто задышал и откинулся на спину.

Спустя несколько мгновений он схватил ее за голову и попытался оторвать от себя. Но Кэндис уперлась, а потом было слишком поздно. Джек хрипло вскрикнул, содрогаясь всем телом.

Со счастливым вздохом Кэндис прижалась к его груди.

Он молчал, уставившись в потолок.

С кем она этому научилась? С Кинкейдом? Джек не испытывал ни ревности, ни гнева, просто хотел знать.

— Это Кинкейд научил тебя этому трюку? Кэндис села, отпрянув к стене.

— Зачем ты так?

— Значит, он.

— Он заставлял меня. Джек стиснул зубы. Кинкейд мертв. Он убил его. Ему захотелось убить его снова.

— Пойми, Джек! — с жаром начала Кэндис. — Я ни в чем не виновата. Кинкейд принуждал меня — каждый раз. Один Бог знает, как я ненавидела его. Он избивал меня. Ему вообще нравилось причинять мне боль. Лорна скорее всего солжет, но если ты спросишь других девушек, думаю, они скажут правду. Может, тогда ты перестанешь винить меня.

Джек лег на спину, положив руки под голову.

— Я никогда не винил тебя.

— Неужели ты думаешь, что мне нравилось, когда меня насиловали? Или заниматься любовью с этой свиньей?

Джек посмотрел на Кэндис и ощутил укол вины. В ее глазах светилась правда. Он злился на самого себя за ревность, но не мог ничего поделать.

— Я хочу, чтобы ты понял кое-что еще, Джек, — продолжила Кэндис. — Мне не нравится твое отношение ко мне. У тебя нет никаких прав на меня. Да, я жду твоего ребенка. Но я не первая незамужняя мать на этом свете.

— Это угроза?

Кэндис вздернула подбородок.

— Просто прими это к сведению.

Их взгляды скрестились. Джек вскочил.

— Мне пора.

Кэндис схватила его за руку.

— Джек, мне нужно оружие.

— Зачем?

— Я боюсь оставаться здесь одна.

— Что случилось, Кэндис?

— Ничего особенного, просто какой-то ковбой приставал ко мне на улице.

Джек схватил ее за локоть.

— Расскажи мне все — и подробно.

— Он предлагал мне уединиться с ним за доллар.

— Кто он?

— Не важно, — отрезала Кэндис. — Я позаботилась о себе.

— Как это понимать?

— Врезала ему по причинному месту. Джек сузил глаза:

— Он коснулся тебя?

— Да.

— Как его зовут?

— Эйб.

— Я достану тебе револьвер. Больше ты не выйдешь из дома без оружия. — Он пристегнул портупею.

Кэндис положила руку ему на плечо.

— Джек, не связывайся с ним. Разве мало нам шума и хлопот из-за Кинкейда?

Джек устремил на нее пронизывающий взгляд:

— Это не сойдет ему с рук. Перед дверью он оглянулся:

— Отныне ни один мужчина в городе не посмеет даже заговорить с тобой.

Глава 53

Спустя пять дней Кэндис, закатав до локтей рукава, стирала во дворе. Три верхние пуговицы лифа были расстегнуты, голова повязана платком. Лицо ее разрумянилось от поднимавшегося над водой пара, руки покраснели и обветрились.

Она стирала не для себя. Это была уже вторая партия белья, которое Кэндис брала у солдат из Форт-Блисс, чтобы свести концы с концами. Решившись взяться за стирку, Кэндис не представляла себе, как это тяжело. Никогда раньше ей не приходилось стирать.

Наконец она с облегчением выпрямилась, держась за поясницу, и тут увидела входившего во двор Джека. Он нес какой-то деревянный предмет, выкрашенный блестящей белой краской.

Джек осторожно открыл дверь спиной и исчез в доме.

— Что это? — спросила Кэндис.

Войдя следом, она замерла на пороге. Предмет, который Джек нес вверх ногами и теперь поставил в углу комнаты на четыре изящно вырезанные ножки, оказался колыбелью.

Великолепной, покрытой изысканной резьбой и раскрашенной вручную. Вдоль ножек, боковых стенок и изголовья тянулся орнамент из птиц, бабочек, цветов и виноградной лозы.

— Джек! Как красиво! Он улыбнулся.

Кэндис взволнованно поглаживала гладкое дерево.

— Где ты ее достал? — воскликнула она. — О, Джек, нам это не по карману!

— Тебе нравится?

— Очень!

За последние дни их отношения нисколько не изменились. Джек оставался сдержанным и отстраненным. Исключением были лишь те ночи, когда он поворачивался к Кэндис со страстью, граничившей с отчаянием. Его улыбка, как всегда, оказала на нее неотразимое впечатление. И не только потому, что преобразила его лицо, но и потому, что Кэндис любила Джека. Неосознанно потянувшись к нему, она коснулась ладонью его щеки. Улыбка исчезла с его лица. Кэндис чувствовала, как он борется с собой, ощущала его смятение — даже страх. Он отпрянул, и она уронила руку.

Их постель стояла теперь на четырех ножках, опираясь на сколоченную Джеком раму. Атласное платье Кэндис клюквенного цвета превратилось в покрывало. На столе лежала скатерть. Справа от очага Джек навесил полки и соорудил рабочий стол. Он выменял на что-то стул и собирался таким же образом добыть толстый индейский половик. Они обзавелись петухом и четырьмя наседками, и Кэндис с восторгом предвкушала появление в их меню жареных цыплят.

— Ну, я пойду. — Джек скользнул взглядом по ее раскрасневшемуся лицу. — У тебя усталый вид. Кстати, что это ты стираешь? Вся моя одежда из кожи.

— Спина немного ноет. — Кэндис отвела взгляд. Ей не хотелось ничего скрывать от Джека, но, зная его гордость, она сомневалась, что он одобрит ее решение. Кэндис взялась за стирку, уверенная, что Джек вернется позже.

— Может, приляжешь ненадолго? — спросил Джек.

— Хорошо, — улыбнулась Кэндис, радуясь, что он забыл о своем вопросе.

Ее образ еще долго стоял перед глазами Джека. Даже одетая как прачка, она была прекрасна. Сердце у него сжалось при виде Кэндис. Ему было невыносимо видеть ее в одежде из грубой ткани с убранными под платок волосами, с загрубевшими от работы руками. Кэндис — настоящая леди. Джек не сомневался в этом, как бы ни складывались обстоятельства. Такая жизнь не для нее. Она заслуживает состоятельного мужа, как, например, судья Рейнхарт, который мог бы нанять горничных, кухарок и прачек. Кэндис должна ходить в шелках и носить кружевное белье. Но что, к дьяволу, он может поделать?

Кэндис ждет его ребенка. Доктор подтвердил, что она на шестой неделе, положив конец всем сомнениям в его отцовстве. Джек был в восторге. Он не мог дождаться, когда родится малыш, и заботился о своей жене, делая все, что было в его силах.

После рождения ребенка все будет иначе. Джек уже решил, что они уедут в Калифорнию. Но пока он должен накопить сумму, достаточную для переезда и покупки скота. Разумеется, первые годы не будут легкими. Но когда-нибудь он построит ей красивый дом с белыми колоннами, верандой по всему периметру и садом, полным роз. Его дети, когда подрастут, пойдут в школу и получат образование, которого у него никогда не было. У Кэндис будет все, что она пожелает.

Но мечты о будущем не облегчали мучительного чувства вины за настоящее.

Потому что в глубине души Джек сознавал, что им движет не только забота о ребенке. Его побуждения не были столь уж чисты. Как ни противился Джек чарам Кэндис, он знал, что проиграл сражение. Не было такой силы, которая заставила бы его отказаться от нее.

Глава 54

Увидев спустя десять дней проповедника, Джек не мог поверить в свою удачу.

Это был тот случай, на который он рассчитывал. Как и в большинстве заштатных городков, в Эль-Пасо не было священника, и горожанам приходилось ждать заезжего проповедника, чтобы тот совершал церковные службы и обряды. Некоторые пары вступали в брак, пренебрегая формальностями, и исправляли положение задним числом, когда в городе появлялся священник.

Джек не забыл слова Кэндис, что она не первая незамужняя мать. Это был недвусмысленный намек на то, что Кэндис может оставить его в любой момент. Джек решил связать ее с собой христианским браком в тот самый момент, когда узнал о ребенке, хотя и не упомянул об этом, опасаясь, что Кэндис заартачится. Но теперь он заставит ее произнести обеты, пусть даже под дулом пистолета. Церемония состоится во что бы то ни стало.

То, что проповедник несколько дней не брился — и, судя по его виду, не мылся, — не имело ровно никакого значения. Как и то, что он стоял возле салуна, покачиваясь на нетвердых ногах. С лихорадочно бьющимся сердцем Джек быстро подошел к нему и окликнул. Тот даже не повернул головы, пока Джек не окликнул его снова, схватив за рукав. 166 Проповедник вздрогнул от неожиданности.

— Прошу прощения, падре, — сказал Джек, чувствуя исходящий от него запах виски. — Я ждал, пока священник приедет в город.

Проповедник кивнул.

— Ч-чем могу быть п-полезен, сын мой? — пробормотал он заплетающимся языком.

— Я хочу жениться. Мы живем в грехе. Проповедник прислонился к дверному косяку.

— П-похвально. У тебя есть пять долларов, сын мой?

— Да. Вы не могли бы провести церемонию прямо сейчас, падре?

— К-конечно. — Проповедник улыбнулся.

Джек взял его под руку и повел к своему дому. Кэндис стирала во дворе — он уже во второй раз заставал ее за этим занятием. Она раскраснелась и выглядела такой усталой, что у Джека сжалось сердце. Что, к дьяволу, она стирает? У него только один комплект одежды, не считая кожаных штанов и рубахи.

— Кэндис!

Она обернулась. При виде подвыпившего проповедника ее улыбка сменилась замешательством.

— Джек? — Взгляд Кэндис выражал беспокойство.

Он забыл о стирке, ощутив болезненный удар, когда правда открылась ему. Она не хочет выходить за него замуж.

— Падре, — сказал Джек, — войдите в дом и пропустите стаканчик. Мы сейчас подойдем.

Проповедник кивнул.

— Благодарю, сын мой, благодарю, — ухмыльнулся он и нетвердой походкой двинулся к дому.

Проводив его взглядом, Джек повернулся к Кэндис:

— Он обвенчает нас.

Ее темно-голубые глаза расширились.

— С моей точки зрения, мы женаты, но я не хочу, чтобы белые называли моего сына ублюдком, — жестко сказал Джек. — Поняла?

Кэндис уже оправилась от шока. Все зашло слишком далеко: она беременна и живет с Джеком — стало быть, это единственно возможное решение. Разве не на такой исход она втайне надеялась? Ей тоже совсем не хочется, чтобы ее ребенка называли ублюдком. К тому же она любит Джека — хотя никогда, кроме одного раза, не говорила ему об этом, так как не была уверена в его чувствах.

Кэндис охватило разочарование. Жаль, что он женится на ней только ради ребенка. Хотя… не все ли равно? Главное, брак свяжет их с Джеком навеки. Он слишком честен, чтобы бросить жену и ребенка.

Джек нетерпеливо схватил Кэндис за руку.

— Учти, у тебя нет выбора.

— Хорошо. Давай поженимся, — согласилась она. — А он не слишком пьян, чтобы совершить обряд?

— Плевать, — ответил Джек, — лишь бы все было по закону.

Когда они вошли в дом, проповедник встал, опрокинув стул.

— Из-звиняюсь, — пробормотал он с глупой ухмылкой.

— Все в порядке, падре. — Джек поднял стул.

— Вы католик, святой отец? — спросила Кэндис, поскольку Джек упорно называл его падре.

Проповедник замялся:

— Вообще-то нет.

— О-о!

Проповедник извлек из-под пиджака потрепанную карманную Библию. Джек встал рядом с Кэндис. Она поспешно сдернула с головы платок и запихнула его в карман фартука. Перед ее мысленным взором мелькнула мечта каждой женщины: она — в великолепном белом подвенечном платье из шелка и кружев с вуалью и длинным шлейфом — идет по церковному проходу к ожидающему у алтаря Джеку — ослепительно красивому в черном костюме. Рядом с ней отец, вручающий ее будущему мужу.

Кэндис сморгнула навернувшиеся на глаза слезы. Нет, она не будет сравнивать эту церемонию со свадьбой, которую воображала себе когда-то. Ни за что.

— В болезни и здравии, любить и лелеять? — вопрошал проповедник.

— Да, — сказал Джек.

— А ты, э-э…

Ему нужно ее имя, настоящее имя. Кэндис застыла от ужаса.

— Кэндис Кинкейд, — подсказал Джек.

Кэндис тяжело вздохнула. О Господи, надо было сказать ему.

— Кэндис Картер, — еле слышно поправила она.

Взгляд Джека, недоверчивый и жесткий, метнулся к ее лицу.

— А ты, Кэндис Кинкейд, берешь ли ты этого мужчину в мужья, чтобы любить его и лелеять, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Кэндис не смела поднять глаза, чувствуя на себе обжигающий взгляд Джека.

— Картер, — снова сказала она.

— Картер? — озадаченно переспросил проповедник. — Вы что, не уверены?

— Кэндис Картер, — твердо произнес Джек со зловещими нотками в голосе.

— Берешь ли ты, Кэндис Картер, этого мужчину в мужья?

Кэндис никогда не сталкивалась со столь короткой церемонией, но куда больше ее беспокоил испепеляющий взгляд Джека. Почему она не сказала ему правду?

— Беру.

— У вас есть кольца?

Джек заранее приобрел простое золотое колечко. На лице Кэндис отразилось удивление, когда он надел его ей на палец.

— Готово. — Проповедник с довольной ухмылкой захлопнул Библию, которую, как успела заметить Кэндис, держал вверх ногами. — Объявляю вас мужем и женой.

Расплатившись, Джек поблагодарил проповедника и предложил ему перекусить. Тот отказался, и Джек проводил его до двери.

— Еще раз спасибо, — сказал он и, плотно притворив дверь, повернулся к Кэндис.

Ее лицо пылало.

— Итак, ты не была замужем за Кинкейдом.

— Джек, я все объясню.

Он не сводил с нее холодного взгляда.

— Если ты не была его женой, как же ему удалось заставить тебя уехать с ним?

— Джек, прошу тебя, позволь мне объяснить.

— Я жду.

— Мы сбежали из дома, но в форте Юма он отказался жениться на мне. Кинкейд заявил, что я нужна ему только как любовница, и попытался изнасиловать меня. Я схватила егопистолет и выстрелила. Я была уверена, что убила его.

Джек оторопел.

. — Я так боялась быть повешенной за убийство, что украла коня и ускакала, не убедившись, мертв ли он. Ну а когда Кинкейд объявился, живой и невредимый, я оказалась в ловушке. Репутация моя и так была подмочена. Я просто не могла допустить, чтобы правда вышла наружу после того, как сказала всем, что вышла замуж за Кинкейда. Как ты не понимаешь?

Последовала долгая пауза.

— Это все? Или есть еще что-нибудь, чего я не в состоянии понять?

Кэндис сразу же вспомнила о стирке.

— Нет. То есть… — Она вспыхнула.

— Что еще ты скрываешь от меня? Что, Кэндис? Это касается ребенка? — Его глаза сверкнули.

— Нет!

— Это мой ребенок?

— Господи, да! Это насчет стирки!

Джек мгновенно успокоился и с недоумением посмотрелна нее.

Кэндис коснулась его щеки.

— Джек, это наш ребенок. Клянусь тебе.

— Не представляю, что можно сочинить про стирку. Но что, черт побери, ты стираешь?

Кэндис прикусила губу.

— Я беру белье в стирку у солдат и в отеле. Джек замер.

Кэндис попыталась улыбнуться.

— Нам нужны деньги. Я хотела немного подработать. Он побагровел.

— Ты берешь белье в стирку? Моя жена — прачка? Кэндис попятилась.

— Джек, в этом нет ничего дурного…

— Даже если бы ты не была беременна, я никогда бы не позволил тебе заниматься этим! Чтобы я больше не видел эту гадость у себя во дворе! Закрывай свою прачечную! — Он ткнул в нее пальцем.

— А на что мы будем жить? Нам нужны деньги, Джек! Черт бы побрал твою гордость! Я не могу питаться одними яйцами и белками! Нам нужны мука, сахар, кофе, ветчина, мыло, ткани, нитки — и это далеко не все!

— Верни белье, Кэндис. Ты вернешь все, до последней тряпки, сегодня же. И больше никогда не возьмешь, и точка.

— Я твоя жена, — дрожащим от ярости голосом промолвила Кэндис, — а не индианка, с которой ты делишь вигвам. Не смей мне приказывать!

— Ты сегодня же вернешь это чертово белье, Кэндис, — угрожающим тоном произнес Джек, сжав ее плечи.

— Мы не проживем без этого. Мы нищие!

Глаза его расширились, на скулах заходили желваки.

— Джек! Я не хотела…

Он отпустил ее и выскочил из дома, оглушительно хлопнув дверью. Вся дрожа, Кэндис опустилась на постель. Ей хотелось плакать. Зная Джека, она понимала, какой удар нанесла его гордости.

Поздно ночью, когда Джек наконец вернулся и лег рядом, он даже не дотронулся до нее.

Часть четвертая ВОЙНА

Глава 55

Февраль 1861 года

Услышав, как отворилась дверь, Кэндис с улыбкой подняла глаза.

— Ты вовремя. — Увидев угрюмое лицо Джека, она встревожилась: — Что случилось?

— Плохие новости. Индейцы осадили перевалочную станцию на перевале Апачи. Там застряли отряд солдат и две почтовые кареты с пассажирами. Два человека убиты, и много раненых. По слухам, Кочис захватил трех пленных американцев.

Кэндис замерла с разделочным ножом в руке, забыв о сочном цыпленке.

— Очевидно, — добавил Джек, — Кочис вышел на тропу войны.

Кэндис всмотрелась в сумрачные глаза мужа.

— И что теперь будет?

— Говорят, Аури собирается встретиться с представителями военных из форта Брекенридж. Они уже направили солдат в форт Бьюкенен за медицинской помощью и припасами, а теперь набирают добровольцев в Тусоне.

Аури был агентом почтовой компании Баттерфилда.

— Но что произошло?

— Помнишь похищение сына Джона Уордена осенью? На его поиски отрядили солдат.

Джек опустился на табурет и уставился на огонь.

— Но ты же говорил, что Кочис не причастен к этому делу, — заметила Кэндис, садясь.

— Уорден утверждает обратное.

Быстро взглянув на Кэндис, Джек поразился, увидев сострадание в ее глазах. Неужели она понимает его чувства?

— Джек? — тревожно спросила Кэндис. — Это война?

— Да.

Джек не нуждался в дополнительных сведениях. Ему было ясно: если несколько белых убиты и захвачены в плен, значит, будет война. И только предательство могло заставить Кочиса нарушить слово. Месть обманутого Кочиса будет беспощадной. Джек, как никто другой, представлял себе ее размеры и последствия.

— Хочешь есть? — мягко спросила Кэндис, с тревогой думая об отце и братьях. За все одиннадцать лет, минувших с тех пор, как их семья перебралась на территорию, они никогда не воевали с апачами. Одно дело — налеты и стычки, но война? Господи, только не это.

— Ешь, — сказал Джек. — Я не голоден.

Он вышел из дома, но не занялся обычными делами, а сел на коня и выехал из города. Предоставив вороному выбирать дорогу, Джек погрузился в тяжкие раздумья.

Он уважал Кочиса и восхищался им. Гордился тем, что Кочис дал ему имя, гордился тем, что сражался плечом к плечу с великим воином и что тот считает его своим другом. Джек лучше, чем кто-либо другой, понимал, что произошло. Кочис искал мира с белыми, чтобы сохранить свой народ. Белые превосходили индейцев не только численностью, но и силой благодаря своим знаниям и технике. Они имели ружья, пушки, бинокли, карты, припасы, и, что самое важное, их было несметное количество. Только мир с ними оставлял апачам надежду выжить.

Между тем как война могла привести как к свободе… так и к гибели.

В глубине души Джек знал, что эта война обречена на неудачу, проиграна, даже не начавшись. Знал это и Кочис. Вот почему он заключил мир с белыми, вот почему так цепко держался за него, несмотря на презрение других вождей и недовольство собственных воинов, готовых с оружием в руках отстаивать свой образ жизни, землю и свободу.

Чем все это кончится? Сколько лет продержатся апачи против белых? Немало индейских племен уже загнали в резервации. А это смерть, пусть не физическая, но смерть народа, его духа и традиций.

Возвращаясь в город, Джек уже знал, как поступит. У него нет выбора. Он расседлал коня, тщательно его вытер, задал ему зерна и постоял рядом — откладывая неизбежное.

Когда он вошел в дом, Кэндис подбрасывала полено в огонь. Джек смотрел на жену, одетую в тонкий халатик из розового шелка, накинутый поверх кружевной ночной рубашки. Он нуждался в ней не только физически. Она была смыслом его жизни. Джек горько сожалел о всех недомолвках и недоразумениях, разделявших их, сожалел, что не может повторить и прожить заново каждое мгновение, проведенное с ней.

— Иди сюда. — Он ласково взял ее за руку.

— Что с тобой? — спросила Кэндис.

Джек молчал, глядя в ее разрумянившееся от пламени лицо. Они стояли так близко, что их бедра соприкасались. «Я не хочу ее покидать, я люблю ее», — подумал он. Как вышло, что он так и не сказал Кэндис об этом? Потянувшись к ее поясу, он развязал его и спустил халат с плеч жены.

— Джек?

Он притянул ее к себе, не в силах улыбаться.

— Джек? — повторила Кэндис с беспокойством.

Он был возбужден, желая ее со всей страстью, порожденной отчаянием. Несмотря на то что Кэндис была напряжена, а ему в грудь упирались ее ладони, Джек притянул жену к себе и прильнул к ее губам. Руки Кэндис скользнули ему на шею. Зарывшись пальцами в его волосы, она пылко откликнулась на зов Джека.

Он пришел в неистовство, сознавая, что, может быть, в последний раз сжимает ее в объятиях.

Они упали на кровать. В мгновение ока избавившись от одежды, Джек вонзился в нее. Кэндис вскрикнула, когда он вошел в ее лоно. Не прерывая поцелуя, он мощно двигался, все ускоряя темп, отрешившись от всего, кроме этого мгновения, которое хотел сохранить в памяти навеки…

— Что с тобой? — прошептала Кэндис, когда все кончилось.

— Ш-ш. — Джек поцеловал ее.

Не выпуская жену из объятий, он перекатился на бок, но не расслабился и не закрыл глаза. Его взгляд не отрывался от ее лица. Подавшись вперед, он коснулся губ Кэндис.

— Джек, что с тобой? — тревожно спросила она.

— Ш-ш, любовь моя, не сейчас, — прошептал он и снова завладел ее губами.

Этот вечер принадлежит им, что бы ни случилось в будущем.

На следующее утро Кэндис разбудили непривычные звуки: Джек ходил по комнате. Потянувшись, она вспомнила прошлую ночь — страсть Джека, его ненасытность, — и ее страхи вернулись. Кэндис села в постели.

Джек стоял посреди комнаты, полностью одетый и вооруженный, вплоть до перекрещенной портупеи на поясе. На столе лежали его седельные сумки и смена одежды. Заледенев, Кэндис увидела, как он добавил к стопке вещей головную повязку и ожерелье воина.

— Ты уезжаешь? — выдохнула она. Он поднял на нее глаза.

— Я еду на перевал Апачи.

У Кэндис перехватило дыхание.

— Прошу тебя, не делай этого!

Джек молча свернул одежду и сунул ее в седельную сумку, где уже лежали запасное одеяло, его набедренная повязка, кремень и немного вяленого мяса. Затем надел ожерелье и спрятал его под рубаху.

— Я должен, — спокойно отозвался он.

— Зачем тебе туда ехать? — воскликнула Кэндис. — Что ты можешь сделать? — Ее голос сорвался. — Ты надолго?

Джек надел головную повязку.

— Мне нужно увидеться с Кочисом.

— Ты сошел с ума? Это слишком опасно! Джек, прошу тебя!

— Ты не понимаешь, Кэндис. Кочиса предали. Я должен быть с ним.

Она молчала, не сводя с него потрясенного взгляда. Джек подошел к жене и, опустившись на постель, потянулся к ее руке. Она отпрянула.

— Прости меня, — сказал он. — Я не могу поступить иначе.

— Как поступить?! — пронзительно выкрикнула она. — Ты что, собираешься воевать на стороне Кочиса?

Джек кивнул.

— И ты готов бросить меня здесь, беременную, чтобы сражаться вместе со своими проклятыми апачами?

Джек вздрогнул.

— У меня нет выбора.

— Нет выбора? У каждого человека есть выбор!

— О Господи! — простонал Джек. — Кэндис, это мой долг. Я не могу поступиться честью и верностью.

— Долг? Твой долг быть здесь, со мной!

— Я отвезу тебя домой, к твоим родным. Смысл его слов не сразу дошел до нее.

— Нет. Я не поеду. Джек, прошу тебя, не уезжай. Ты ничем не поможешь им.

— Я должен, Кэндис. Неужели ты не понимаешь?

— Нет! Не понимаю! Ты мой муж, и я жду твоего ребенка! Ты не имеешь права оставлять меня одну!

— Поэтому я и хочу отвезти тебя на ранчо «Хай-Си».

— Нет, Джек, я не поеду!

Он сжал ее холодные руки в своих ладонях.

— Боишься, что они узнают, что ты ждешь от меня ребенка?

— Да! Я боюсь встретиться с ними, боюсь того, что они скажут, что подумают — будь ты проклят!

Джек поднялся и, подойдя к столу, начал складывать вещи в седельную сумку. Кэндис приглушенно всхлипнула. Он вскинул сумку на плечо.

— Я попрошу сына Сантаны помочь, если тебе что-нибудь понадобится. Здесь сорок долларов. Этого хватит на несколько месяцев, если я не вернусь раньше.

Кэндис молчала, комкая простыню, на которую капали слезы. Джек подождал, пока она посмотрит на него, а когда понял, что не дождется, двинулся к выходу.

Кэндис догнала его у самой двери и повисла на нем.

— Не уходи, Джек, ты нужен мне!

Он попытался успокаивающе улыбнуться, но это ему не удавалось.

— Я вернусь, как только смогу.

— Нет! — всхлипнула Кэндис, с ужасом глядя на мужа. Джек поцеловал ее неподатливые губы и не оглядываясь вышел.

Кэндис застыла в отчаянии. Что, если его убьют? Что, если она никогда больше не увидит Джека?

Двигаясь как в тумане, она надела халат. Кэндис чувствовала себя больной и разбитой. Мир ее разваливался на части: мужчина, которого она любит, уезжает на войну, чтобы сражаться против ее народа. Сорвавшись с места, она босиком выбежала из дома. Джек выводил коня из загона. Кэндис бросилась к нему через двор. Он вскочил в седло.

— Нет! — закричала она, вцепившись в его лодыжку. — Джек, не уезжай!

— Я должен. — Лицо его казалось непроницаемой маской. — Иди в дом, Кэндис.

Она залилась слезами.

— Не уезжай, Джек! Ты не можешь так уехать, черт бы тебя побрал!

Джек на секунду закрыл глаза.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он и пустил вороного рысью.

Вцепившись в ограду, Кэндис плакала и долго смотрела вслед темной фигуре.

Глава 56

На третьи сутки, безжалостно погоняя взмыленного вороного, Джек добрался до перевала Апачи. Чтобы индейцы не убили его, он предупредил о своем прибытии дымовым сигналом. При въезде в лагерь его встретили шесть воинов и проводили к Кочису.

Лагерь апачей располагался в каньоне Гудвина, в полутора милях от перевалочной станции. Заметив на окрестных кряжах вооруженных до зубов воинов, Джек воочию убедился, что Кочис действительно обложил станцию и держит ее в осаде. Спешившись вместе с сопровождавшими его воинами, он увидел высокую фигуру Нахилзи, торопливо шагавшего к нему. С минуту Нахилзи настороженно молчал, вглядываясь в лицо Джека.

— Я пришел, как один из вас, как друг и брат, — проговорил Джек.

Лицо Нахилзи было непроницаемым. Он явно не одобрял появления Джека и сомневался в нем. Не сказав ни слова, Нахилзи повернулся и пошел прочь. Джек последовал за ним, остро ощущая разницу между этой встречей и приемом, оказанным его пару месяцев назад. Его конь нуждался в воде и пище, но никто не предложил позаботиться о нем. Кочис в угрюмом молчании сидел перед своим вигвамом. Он медленно поднялся, завидев Джека и Нахилзи. Он молча ждал.

— Колючки оказались слишком острыми, — заметил Джек, намекая на слова Кочиса о том, что нельзя бесконечно сидеть на изгороди, разделяющей мир белых и индейцев.

Кочис улыбнулся.

— Добро пожаловать. — Он правильно понял Джека. Они обнялись, однако Нахилзи ничуть не расслабился.

— Прости меня, — обратился он к Кочису. — Но Сальваж белый.

— Не оскорбляй моего брата недоверием, — уронил он. — Позаботься о его коне.

Нахилзи подчинился и ушел с рассерженным видом.

— Похоже, что все на пределе, — заметил Джек.

— Садись, — сказал Кочис. — Ешь. Пей. Мне достаточно, что ты здесь. Взглянув на тебя, я вижу, что в сердце ты апачи. Кровь не имеет значения. — Он махнул в сторону лагеря. — Мне не хватит пальцев, чтобы пересчитать всех воинов, в жилах которых не течет кровь апачей, но все они настоящие сыновья моего племени.

Джек осушил чашу хмельного напитка, которую первая жена Кочиса тут же снова наполнила, и жадно принялся за еду. Кочис молчал, глядя на далекие хребты. Закат окрасил небо в лилово-багряные цвета, казавшиеся особенно яркими на фоне выпавшего недавно снега.

— Что произошло? — спросил Джек, покончив с едой.

— В моем слове усомнились. Меня назвали лжецом. Меня — и мой народ — предали.

Джек внимательно слушал, пока Кочис рассказывал, как было дело. Вождь говорил бесстрастно, но глаза его гневно сверкали.

Четыре дня назад отряд кавалерии под командованием лейтенанта Баскома прибыл на перевал Апачи и разбил лагерь неподалеку от каньона Гудвина. Спустившись на перевалочную станцию, Кочис узнал у служащих, с которыми находился в дружеских отношениях, что военные направляются в Рио-Гранде, но Баском хотел бы повидаться с ним. Он будет ждать Кочиса в своей палатке, вывесив белый флаг. Эта деталь должна была насторожить вождя апачей. Зачем белый флаг, если они не находятся в состоянии войны? Но тогда эта мысль даже не пришла ему в голову.

Кочис отправился в лагерь вместе со своей второй женой, восьмилетним сыном, братом и двумя взрослыми сыновьями другого брата. Баском вывесил белый флаг на одной из палаток, куда их пригласили войти. Как вскоре выяснилось, все это было тщательно продуманным планом, чтобы заманить вождя в ловушку.

Баском потребовал, чтобы Кочис вернул сына Уордена и скот, угнанный во время налета. Это было равносильно обвинению в преступлении. Проигнорировав оскорбление, Кочис с достоинством заявил о своей непричастности к похищению и предложил оказать содействие в поисках и последующем выкупе мальчика. Баском пришел в ярость, дважды назвав Кочиса проклятым лжецом, а затем сообщил, что задержит его семью в качестве заложников, чтобы обменять на мальчика. Кочис мгновенно выхватил нож и вспорол палатку. Призвав своих родственников следовать за ним, он прорвался через ряды солдат и устремился в горы. Раздались ружейные залпы, Кочис был ранен, к счастью, легко, но больше никому не удалось бежать.

— Тем не менее я не собирался воевать с белыми, ибо понимал, что Баском — всего лишь наглый щенок, — сказал Кочис. — С несколькими воинами мы спустились к перевалочной станции, чтобы захватить заложников для обмена. Я поименно вызвал их: Калвера, Уэлча и Уоллеса. Они вышли, поскольку доверяли мне. Однако одно предательство порождает другое, и нам не удалось договориться. Калвер был ранен при попытке к бегству. Уэлча случайно застрелили солдаты, когда он перелезал через стену, окружающую станцию. Мы захватили Уоллеса и отошли.

Джек мрачно молчал. Кочис еще не кончил.

С тех пор были предприняты две попытки обменять индейцев на пленного, но Баском упорствовал, требуя выдачи сына Уордена — несмотря на то что апачи напали на караван из девяти фургонов и захватили еще двух заложников.

Следующая стычка произошла, когда почтовая карета, направлявшаяся из Тусона на восток, попыталась проследовать по перевалу. Два мула были убиты, кондуктор и кучер ранены, однако карета добралась до станции и скрылась за ее стенами. Несколько позже туда беспрепятственно прибыла карета, следовавшая на запад. Все пассажиры были вооружены.

Назавтра выпал снег, обеспечив осажденных водой. Родники находились в шестистах ярдах от станции и контролировались апачами. Предпринятая днем позже отчаянная попытка отогнать находившийся на ранчо скот на водопой в сопровождении вооруженного конвоя закончилась полным провалом. Два солдата были ранены, один убит, а скот разбежался.

Кочис умолк, уставившись на огонь.

Джек тоже молчал. Жена Кочиса, сын, брат, два племянника — в плену. И нет никакого способа выручить их со станции — этой небольшой крепости. Джек на минуту представил себе, что бы с ним стало, если бы Кэндис и их ребенок оказались в числе заложников. Баском — идиот и напрашивается на неприятности.

— И что дальше?

— Скажи мне, Ниньо Сальваж, что бы ты сделал на моем месте?

Джек понимал, что Кочис не просит совета — он уже принял решение.

— У меня нет твоего терпения, вождь, — со сдержанной яростью отозвался он. — Баском — глупец. Он заманил тебя в свою палатку. Он оскорбил тебя. В довершение ко всему он захватил твою семью. Что бы я сделал на твоем месте? Это трудный выбор. Все апачи — твоя семья. Но у них твоя жена и сын. — Джек холодно улыбнулся: — Попробуй еще раз, а затем покажи им, что такое гнев апачей.

— В тебе слишком много от белого, — сказал Кочис, — если ты предлагаешь продолжить торг. Мои воины жаждут мести. Им не терпится пролить кровь белых. Но куда важнее жизни пленников последствия убийства американцев.

— Да.

— Война.

Глава 57

На следующий день Джеку представилась возможность увидеть пленных. Он принял приглашение Кочиса переночевать в его вигваме не из-за холодов, которые легко переносил, а чтобы развеять все сомнения по поводу того, на чьей он стороне. Наутро Джек поднялся рано и, позавтракав мясом с бобами, пошел проведать своего коня. Он понимал, что, если останется в лагере, ему придется построить себе вигвам, то есть заняться женской работой. Перед его мысленным взором возник образ Кэндис. Джек тосковал по ней. Он вспомнил, как она плакала, умоляя его остаться, и сердце его болезненно сжалось. Даже не будь она беременна, разве мог он привезти ее сюда, когда вот-вот разразится война? Он запретил себе думать о Кэндис.

И тут Джек увидел пленных.

Их привязали к столбам. Двое были в кожаных куртках, но Уоллес — Джек узнал служащего почтовой станции, — одетый только в рубашку и брюки, посинел от холода. У мужчин был измученный вид. Им пришлось провести на ногах всю ночь. Засыпая, они обвисали на веревках, но те впивались в тело, заставляя их просыпаться от боли.

Один из мужчин уставился на него, пытаясь определить: белый он или апачи. Джек был одет и вооружен, как апачи, но его короткие волосы, а также их цвет внушили пленнику надежду.

— Помогите нам, — негромко взмолился он. — Ради Бога, помогите!

Его собратья по несчастью тоже увидели Джека. Глаза Уоллеса округлились.

— Сэвидж! — Но в следующее мгновение он разглядел его костюм.

Джек с бесстрастным видом прошел мимо, борясь с желанием остановиться и отдать Уоллесу свою куртку.

— Сэвидж, стой! — окликнул его Уоллес. — Помоги нам! Мы замерзаем! Мы не ели несколько дней! Сэвидж! Прошу тебя! Помоги!

Мертвенно-бледный, Джек пошел дальше, не замедляя шага. Он нашел коня и начал его седлать, когда заметил Нахилзи, приближавшегося к нему вместе с другим воином.

— Уезжаешь? — поинтересовался Нахилзи. Джек спокойно встретил его взгляд.

— Нет. Хочу объехать окрестности и разобраться в ситуации.

— Я поеду с тобой, — предложил Нахилзи, ясно давая понять, что не доверяет ему.

Выражение лица Джека не изменилось.

— Когда-то ты доверял мне, — сказал он, удержавшись от соблазна врезать ему по носу. Глупо драться друг с другом, когда им предстоит сражаться с войсками. — Неужели у тебя такая короткая память?

— Тогда ты был апачи, — возразил Нахилзи. — Много зим назад ты ушел к белым. А теперь вернулся к нам в разгар войны. Может, для того, чтобы шпионить?

Это было прямое оскорбление, спустить которое Джек не мог. Выпустив поводья вороного, он отступил от задних ног коня. Нахилзи последовал за ним. Джек скинул куртку и отбросил ее в сторону. Это был не лучший способ добиться доверия, но слишком многое было поставлено на карту.

Джек сделал выпад. Они сцепились. Джек был массивнее своего высокого, но худощавого противника, однако Нахилзи был опытным бойцом. Он предугадывал все движения Джека и ловко увертывался. Вскоре оба вспотели и тяжело дышали, но ни одному из противников не удавалось одержать победу.

— Прекратить!

Оба узнали голос Кочиса, но прошло несколько секунд, прежде чем они разорвали хватку. Пыхтя и обливаясь потом, они стояли лицом друг к другу в окружении небольшой группы воинов.

— Неужели я должен наказывать своих лучших воинов, как расшалившихся мальчишек, у которых нет других занятий, кроме того, чтобы драться между собой? Глупцы! Скоро вам представится возможность воевать — но не друг с другом. — Гнев Кочиса заставил обоих драчунов устыдиться. — Чего ради вы затеяли это нелепое состязание?

Джек и Нахилзи заговорили одновременно, и затем оба замолчали. Кочис посмотрел на Джека.

— Это моя вина, — сказал Джек. — Я вышел из себя. Кочис посмотрел на Нахилзи.

— Нет, это я виноват. Я обвинил его в шпионаже. Помолчав, Кочис заговорил, громко и властно:

— Слушайте внимательно. Ниньо Сальваж — мой брат. Он отважный воин и не раз доказывал, что достоин имени, которое я дал ему когда-то. Я верю ему. А тот, кто сомневается в моей мудрости, пусть прямо скажет. — Кочис оглядел собравшихся, потом посмотрел на Нахилзи, который смущенно поежился. — Выкладывай, что у тебя на уме, или держи язык за зубами.

— Я не доверяю ему, — сказал Нахилзи. — Много зим назад он покинул свой народ и ушел к белым. А теперь, когда пришла беда, вернулся. Может, у меня нет твоей мудрости, великий вождь, но я все же не так глуп.

— Боюсь, что глуп, — отрезал Кочис. — Разве Сальваж не сражался с нами и не прославил свое имя? Разве не был женат на наших женщинах? Разве не вернулся, когда наступили тяжелые времена и нам понадобились храбрые воины? Разве не понял он наконец, после долгих поисков и смятения, где и с кем его сердце? Скажи, Нахилзи, — Кочис понизил голос, — может, после стольких зим ты вдруг усомнился в моей мудрости? Может, считаешь, что я больше не способен быть вашим вождем?

— Нет, — пристыжено ответил тот.

Кочис повернулся и зашагал прочь. Джек взглянул на Нахилзи, загадочно смотревшего на него.

— Время покажет, что великий вождь прав, — сказал Джек. — Я хочу произвести разведку местности. Ты мог бы познакомить меня с нашими позициями.

Это было предложение мира. Нахилзи кивнул и вскоре появился верхом на чистокровном гнедом жеребце, явно украденном с ранчо белых. Мужчины выехали из лагеря в несколько напряженном, но мирном молчании.

Перевалочная станция находилась в каньоне Сифон, окруженном горами со всех сторон, кроме узкого ущелья, тянувшегося за станцией и рассекавшего горный массив с севера на юг. Воины Кочиса заняли окрестные вершины, обложив станцию с трех сторон. Этого было вполне достаточно, чтобы держать в осаде солдат и пассажиров, а также охранять подступы к родникам.

Разглядывая станцию с высоты, Джек не заметил снаружи ни души. Солдаты вместе с уцелевшим скотом расположились в тесном дворике, обнесенном каменными стенами высотой в двенадцать футов. Даже если кареты были набиты битком, общее число пассажиров не должно было превышать двадцати человек, включая кучеров и кондукторов. Никого из них, однако, не было видно, все укрылись в здании станции. Вскоре им понадобится вода, если они уже не страдают от жажды. А при попытке добраться до нее их ждет смерть.

Джек угрюмо молчал. Стычка с Нахилзи отвлекла его от мыслей о пленных, но теперь, вспомнив об Уоллесе, он постарался заглушить сочувствие к нему. Джек слишком долго прожил среди белых. На войне нет места сочувствию.

Ночью небольшой отряд военных проскользнул на станцию. Кочис был в ярости.

Как выяснилось, его разведчики обнаружили милях в двенадцати от почтового тракта подразделение кавалерии, направлявшееся на восток. Предположив, что войска посланы атаковать апачей с востока, разведчики, охранявшие подход к перевалу с запада, оставили свои посты и поспешили навстречу кавалеристам. Это был опрометчивый шаг еще и потому, что восточный вход был практически неприступен и несколько воинов могли успешно оборонять его от превосходящих сил противника. Воспользовавшись моментом, небольшой отряд военных проскользнул через западный вход и бешеным аллюром устремился к станции. Застигнутые врасплох воины, расположившиеся на окрестных горах, открыли огонь, но вскоре прекратили стрельбу, заметив среди солдат пленных индейцев, явно принадлежавших к одному из племен апачей.

Кочис позвал на совет Джека, Нахилзи и еще двух лучших воинов. Теперь у американцев было восемь заложников, включая вторую жену Кочиса и его сына. Поскольку маленькая кавалькада, прорвавшаяся на станцию, включала тридцать лошадей и скот, было ясно, что захваченные индейцы возвращались из набега.

Мрачно хмурясь, вождь предложил каждому из воинов высказать свое мнение о сложившейся ситуации.

Все три индейца жаждали крови. Они требовали подвергнуть пленных американцев мучительным пыткам, а затем убить, чтобы отомстить белым за предательство и поругание чести их вождя. В ответ на предложение Джека еще раз попробовать обменять пленных Нахилзи презрительно фыркнул. Тогда заговорил Кочис:

— Мы не можем пренебречь жизнью восьмерых апачей.

Нас слишком мало и с каждым годом становится все меньше.

Пятеро из них храбрые воины, заменить которых непросто.

Мой брат — умнейший из моих людей. Он нужен нам. Завтра мы пошлем вниз Уоллеса. Это будет мое последнее предупреждение.

На следующий день ярко сияло солнце, под ногами поскрипывал свежевыпавший снежок, на голубом небе не было ни облачка. Стоял жгучий холод. Уоллеса отвязали от столба и набросили на его торс веревочную петлю, конец которой держал Нахилзи. Сотня воинов в полном боевом облачении выехала на вершину холма во главе с Кочисом и Нахилзи, который вел за собой пленника. Джек держался сзади и чуть левее вождя. Лицо у него, как и у всех остальных, было раскрашено красными, черными и желтыми полосами.

Нахилзи ехал справа от вождя. Он размотал веревку, и Уоллес, следуя указаниям Кочиса, спустился к подножию холма и остановился перед руслом пересохшего ручья, пролегавшего между ним и стенами станции.

— Лейтенант Баском! — позвал он.

Появление апачей, видимо, не осталось незамеченным, поскольку ворота тотчас отворились, выпустив нескольких мужчин, трое из которых были в военной форме. Джек поднес к глазам бинокль.

Лейтенант Баском оказался тщедушным коротышкой не старше двадцати двух — двадцати трех лет. На его лице, багровом от длительного пребывания на солнце, застыло напряженное выражение. Рядом с ним стояли сержант, бывалый вояка с тронутыми сединой волосами, и еще один военный, судя по нашивкам на форме, врач. Из штатских Джек узнал Джона Уордена, рыжеволосого ирландца-ранчеро из Тусона, и Уильяма Бакли, управляющего местным отделением почтовой компании. Джек предложил бинокль Кочису, но тот отказался.

Над заснеженными горами повисла неправдоподобная тишина, и звуки отчетливо разносились в утреннем воздухе, пока Уоллес и Баском перекрикивались друг с другом.

— Баском! — крикнул Уоллес. — Дела наши плохи. Мы умираем с голоду и замерзаем. Нас не кормят и не дают одеял. Кочис отпустит нас, если вы освободите индейцев. Он сказал, что это последнее предупреждение!

— Пусть приведет сына Уордена, — отозвался Баском, — вместе с двумя другими американцами, и тогда мы освободим индейцев.

Уоллес и все остальные повернулись к Кочису в ожидании ответа. Вождь стиснул зубы.

В этот момент Уоллес бросился бежать к станции. Улыбнувшись, Нахилзи подал коня назад. Веревка натянулась, и пленник опрокинулся на спину. Нахилзи развернул коня и, пришпорив его, рванулся с места. Перевернувшись на живот, Уоллес тщетно пытался вцепиться в выступы скал, но веревка потащила его по земле лицом вниз. Нахилзи галопом носился по склону, волоча несчастного по каменистой почве. Когда индейцы повернули и скрылись за холмом, он последовал за ними, таща за собой тело Уоллеса.

Вскоре после этого индейский лагерь огласился воплями.

Джек стоял в толпе воинов, окружавших трех белых, по-прежнему привязанных к столбам. Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы сохранять бесстрастный вид. Рядом стояли Кочис и Нахилзи. Несколько воинов с копьями в руках одновременно прыгнули вперед, направив острия в посеревших от страха пленников. Вопли ужаса и боли пронзили воздух, снег покраснел от крови. Кочис повернулся и ушел.

Джек даже не моргнул, глядя на окровавленные жертвы, слушая их крики и мольбы о пощаде. «Я стал слишком белым», — подумал он, железным усилием воли сохраняя бесстрастный вид. Впрочем, Джек никогда не разделял свойственной его соплеменникам приверженности к пыткам. Хотя апачи пытали только из мести, они проявляли при этом неописуемую жестокость.

И теперь, отрешенно наблюдая за муками несчастных, Джек задумался, не связано ли его отвращение к пыткам с примесью белой крови. Белые тоже прибегали к пыткам, но лишь в исключительных случаях.

Он отвернулся, перехватив прищуренный взгляд Нахилзи. «Плевать», — подумал Джек и зашагал прочь.

Глава 58

Кэндис злилась.

Спина ее ныла, голова раскалывалась от боли. На улице было холодно, слишком холодно, чтобы стирать. Она снова взялась за стирку. Хотя Джек оставил ей цыплят, корову и солидный запас копченой дичи, следовало подумать о ребенке. О ребенке и об их будущем.

Тем более что в данный момент Кэндис серьезно сомневалась, будет ли Джек Сэвидж частью этого будущего.

Сорок долларов таяли быстрее, чем она предполагала.

Не о таком будущем для своего ребенка мечтала Кэндис. Как только малыш подрастет, они уедут. Вернуться к родным она не может. Поэтому нужно накопить достаточную сумму, чтобы снять жилье, пока она будет искать работу. Если понадобится, она согласится скрести полы, но у ее ребенка будет все необходимое.

Кэндис с ожесточением помешала белье. Дыхание вырывалось изо рта паром, окоченевшие руки покраснели. Она шмыгнула носом, размышляя о неотложных делах: принести дрова, если Луис Сантана так и не объявится до вечера, накормить животных и достать олений бок из коптильни, которую соорудил Джек. И еще ей хотелось испечь хлеб.

Сердитым жестом Кэндис убрала под платок выбившиеся пряди волос. Его объяснение в любви чуточку запоздало! Где это видано, чтобы муж бросил беременную жену одну-одинешеньку? Пропади он пропадом! Она подавила слезы, часто подступавшие к горлу в последнее время. Если бы Джек действительно любил ее, то не отправился бы воевать. Да еще на стороне индейцев. Может, как раз сейчас, в эту самую минуту, он снимает скальпы с белых и наслаждается их муками? Господи, да за кого она вышла замуж? Как Джек мог говорить о чести и верности, об обязательствах перед апачами? А как насчет нее? Выходит, перед ребенком у него нет обязательств?

— Как поживаешь, Кэндис?

Выпрямившись, девушка нетерпеливо повернулась к капралу Льюису.

— Генри, есть какие-нибудь новости с перевала Апачи? Он скользнул по молодой женщине взглядом. Прошло всего две недели, но все в городе знали, что муж Кэндис исчез, хотя она ни с кем не делилась своими проблемами. Страсти накалились, и не хватало только, чтобы ее линчевала ненавидящая апачей толпа. Генри жалел Кэндис, потому что она много работала, жила в бедности и осталась без мужа. И восхищался ею, не оставляя надежды, что она пустит его в свою постель. Об этом же мечтали и остальные солдаты. По этой причине Кэндис не расставалась с револьвером, который дал ей Джек, даже когда запирала на ночь дверь, ложась спать.

Слава Богу, хоть ее беременность пока не заметна, а докХаррис — приличный человек и не сплетник.

— Новостей полно. У тебя утомленный вид, Кэндис. Может, пригласишь на чашечку кофе?

Кэндис устало улыбнулась:

— Конечно. Вижу, ты принес белье.

— А как же!

Кэндис не опасалась Генри Льюиса в отличие от других солдат, приносивших ей белье в стирку. Он происходил из семьи, принадлежавшей к высшему нью-йоркскому обществу. Генри был молод, хорошо образован, но явно изголодался по белым женщинам. Он ненавидел армию и собирался уехать, как только кончится срок службы. Кэндис не винила его в этом.

Пока она наливала кофе, Генри развернул салфетку. При виде свежих, еще теплых пирожных у Кэндис потекли слюнки. В последние дни она постоянно ощущала голод, а времени на то, чтобы испечь сладкое, никогда не хватало. Выражение ее лица рассмешило Льюиса.

— О Генри, — сказала Кэндис и отвернулась, чтобы достать тарелки, так как ей снова захотелось заплакать.

— Ты слишком много работаешь, — заметил он, когда Кэндис села, и взял в руки ее загрубевшую ладонь.

Кэндис мягко отняла руку и слегка улыбнулась, оставив его слова без ответа.

— Расскажи лучше, что происходит на перевале Алачи.

— Хорошие новости, — сообщил Генри, просветлев. — Стойбище Кочиса сожжено дотла.

Кэндис побледнела, ей стало дурно. Джек!

— Кэндис? Что с тобой?

Кэндис закрыла глаза и вцепилась в стол. «Господи, пожалуйста, нет! Я так люблю его, пусть с ним все будет хорошо». Она открыла глаза и сморгнула слезы.

— Как это произошло?

— Войскам из форта Брекенридж в составе двух соединений кавалеристов под командованием лейтенанта Мориса удалось пробиться туда. К счастью, обошлось без сражения. Оказалось, что индейцы покинули стойбище.

Кэндис больше не слушала. Покинули? Слава Богу!

— Покинули? Они ушли? Апачи ушли?

— Все до единого. Мы нашли только три изуродованных трупа. Бедняги. — Лицо Льюиса потемнело.

Кэндис была слишком рада, что апачи оставили стойбище, чтобы думать о гибели пленников.

— Аури опознал в одном из трупов служащего станции, Уоллеса, по золотым коронкам. Всех пленных индейцев, включая трех, захваченных по пути к перевалу Апачи, повесили прямо над могилами убитых американцев. Остались только женщина и мальчик. Их доставили в форт Бьюкенен. — Генри помолчал, сделав глоток кофе. — Говорят, трое из повешенных были родственниками Кочиса. Женщина и ребенок — тоже.

Кэндис не могла ни есть, ни пить. Значение слов Льюиса постепенно доходило до ее сознания. Она подняла на него взгляд.

— Они ведь теперь не отступят, да?

— Вряд ли, — вздохнул он. — Похоже, мы увязли по самые уши в войне с апачами.

Позже, стоя в дверях, Генри взял руку молодой женщины и сжал, настойчиво глядя ей в глаза.

— Кэндис, — хрипло сказал он.

— Спасибо за новости, — вежливо отозвалась Кэндис, однако Генри не выпустил ее руки.

— Кэндис, он не вернется. — Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

Она на секунду замерла, затем выдернула руку.

— Я устала, Генри. У меня был тяжелый день, и еще нужно переделать кучу дел, пока не стемнело.

Он не сразу отвел от нее взгляд, полный откровенной тоски.

— Ты заслуживаешь большего. Во всяком случае, не такого мужа, который бросил тебя здесь одну. Мужа, который…

— Это не касается никого, кроме меня, — оборвала его Кэндис. — До свидания, Генри. Твое белье будет готово через три дня, если не испортится погода.

Он открыл было рот, но ничего не сказал и вышел.

Кэндис захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ожидая, пока Генри отъедет. Все ее мысли были о Джеке. Она думала о нем с той минуты, как Льюис рассказал ей о последних событиях, и его визит казался ей бесконечным. Где Джек? Может, прячется в затерянном в горах каньоне, готовясь к очередной схватке с белыми? Или преследует злосчастный караван фургонов с мирными поселенцами? Теперь он не вернется, даже если захочет. Один Бог знает, где Джек и как далеко. Закрыв глаза, Кэндис вознесла молитву о его благополучии. А потом вышла во двор, чтобы закончить стирку.

Глава 59

Апачи оставили разведчиков, прежде чем сняться с лагеря в каньоне Гудвина и отойти в горы Чирикауа, где располагался укрепленный лагерь Кочиса. Один из них вернулся и принес мрачное, но вполне предсказуемое известие о казни пленных индейцев. Джек, Кочис и еще несколько воинов спустились с гор, чтобы похоронить тела. Опасность была невелика, поскольку войска, прихватив с собой кареты с пассажирами, ушли с перевала Апачи.

Зимний ветер раскачивал шесть трупов, висевших на могучем дубе над свежими могилами трех американцев. Подъехав ближе, апачи увидели, что тела индейцев не тронуты. Взгляд Джека угрюмо скользнул по мертвым воинам, затем метнулся назад, к третьему из них.

Шоцки!

Застыв на месте, он смотрел и не верил своим глазам.

Это был Шоцки. Тело его брата покачивалось на ветру, голова склонилась набок, подбородок прижимался к плечу. Открытые глаза невидяще смотрели в пустоту. Ветер трепал длинные волосы, темные пряди касались лица, цеплялись за губы.

Джек застонал, исторгнув из недр души звук, полный невыносимой муки. Боль была так велика, так непомерна, что на секунду ему показалось, будто он сейчас умрет и последует за братом. Джек не мог пошевелиться. Он даже не заметил, что его спутники спешились. «Брат мой! — кричала его душа. — Брат мой!»

Джек тоже спешился. Он тяжело дышал, слезы застилали глаза. Это был один из самых тяжелых моментов в его жизни. Подойдя к Шоцки, он перерезал веревку и, подхватив брата на руки, опустился с ним на колени. Сдавленные рыдания вырвались из его груди. Джек долго сидел, прижимая к себе бездыханное тело. Он был не в силах постигнуть случившегося.

Джек не знал, сколько прошло времени, прежде чем его слезы иссякли. Он глубоко вздохнул, снял петлю с шеи Шоцки и разгладил красные рубцы на шее, словно мог стереть жуткие отметины. Шоцки! Безмерная боль вновь нахлынула на него. Джек обнял брата и закрыл глаза, прижавшись щекой к его волосам. Он знал, что должен действовать, должен похоронить Шоцки, но не мог пошевелиться.

Когда он поднял голову и огляделся — вокруг никого не было. Только тихое белое утро, отмеченное безмолвием смерти. Поднявшись на нетвердые ноги, Джек осторожно, как бесценную ношу, поднял тело брата и отнес к своему коню.

Возле родников уже шли приготовления к похоронам. Когда Джек подъехал, никто не посмотрел на него, никто не окликнул. Воины держались в стороне, уважая его скорбь. Оцепенев от горя, Джек обмыл брата, прощаясь с ним перед долгой разлукой. Он не мог поверить, что Шоцки мертв. Повешен. Немыслимая смерть для воина. Шоцки, с которым он вырос, с которым боролся и бегал наперегонки. Его лучший друг, который был ему ближе, чем родной брат. Шоцки, за которого он охотно отдал бы собственную жизнь. Которого любил больше всех на свете, кроме жены и матери. Но то была другая любовь. Шоцки был неотъемлемой частью его кровоточащей души.

Джек снова одел брата и снабдил его всем, что необходимо воину в путешествии в иной мир. Вооружил собственным ножом и «кольтом», отдал свою куртку и одеяло. Он похоронил его в расщелине на скалистом склоне, поросшем можжевельником, и убил лошадь, которую привели с этой целью. Слезы то и дело наворачивались на его глаза. Джек ушел, отчаянно желая забвения.

Вымывшись и окурив себя благовонными дымами, апачи тронулись в обратный путь. Джек ехал с воинами, ощущая нарастающий гнев, слепой и безрассудный. Лишь одна внятная мысль пробилась через пелену горя, застилавшую его мозг: месть.

Месть.

Она питала его ум, согревала тело и душу, помогала сохранять рассудок в течение следующей недели, проведенной в скорбном уединении. Погруженный в свое горе, Джек ничего не замечал, ни с кем не общался, не мог есть. Лагерь притих, временами оглашаясь плачем и причитаниями женщин, потерявших близких. Все ждали, пока кончится срок траура Кочиса, гадая, сколько он протянется. Вождь ни с кем не встречался, и никто не видел его.

Ровно через неделю после похорон брата Джек начал приходить в себя. Как ни велико было его горе, он понимал, что жизнь продолжается и его миссия не окончена. Впервые за несколько дней Джек поел, потом нашел Нахилзи и сообщил ему, что отвезет печальную весть родным Шоцки. На рассвете Джек выехал из лагеря.

Остановившись на ночь на привал, он к утру добрался до реки Сан-Педро и с трудом устоял перед искушением двинуться на восток, к Эль-Пасо, от которого его отделяли два дня пути. Джеку мучительно хотелось увидеть Кэндис. Только она могла дать ему забвение, притупить его горе, хотя бы ненадолго. Но он повернул на север, к вздымавшимся за долиной горным отрогам, а в полдень, воспользовавшись дымовыми сигналами, нашел племя Шоцки. Оно разбило лагерь на берегу небольшой речушки, протекавшей по каньону к западу от долины.

Джек понимал, что Луси, хотя и надеется на лучшее, готова к худшему. Остатки попавшего в засаду отряда должны были вернуться еще неделю назад. Видели ли они, как солдаты захватили Шоцки и двух воинов? Джек не знал ответа на этот вопрос и не представлял себе, как смягчить удар, который нанесет известие об их гибели. Солнце уже позолотило вершины гор, озаряя землю последними благодатными лучами, когда Джек въехал в лагерь.

Весть о его прибытии быстро разнеслась по стойбищу. Джек спешился, глядя поверх голов окруживших его мужчин, которым не терпелось услышать новости о войне. Апачи связывались между собой с помощью сигнальных дымов, разводя цыпочку костров. К этому времени все племена, обитавшие на обширном пространстве от Мексики на юге до Колорадо на севере, знали, что Кочис вышел на тропу войны против белых. Джек едва отвечал на хор дружеских приветствий, не сводя глаз со спешившей к нему Луси, за которой следовала Дати. Взгляды Джека и Лусивстретились. Собравшись с духом, он двинулся ей навстречу, расталкивая толпу. Побледнев, Луси остановилась. Она что-то произнесла, и хотя Джек не слышал ее слов, но понял, что это отрицание. Он подошел к ней и схватил за плечи.

— Нет! Я не хочу этого слышать… нет! — Ее била дрожь, из глаз хлынули слезы.

— Мне очень жаль, — хрипло сказал Джек, с новой силой ощутив всю непомерность свалившегося на них горя. — Он умер… Я похоронил его, Луси.

Она закричала и, вывернувшись из его рук, побежала. Поймав встревоженный взгляд Дати, Джек бросился за ней. Он нашел Луси за вигвамом Шоцки. Она билась о землю, царапала лицо, рвала на себе волосы. Джек не препятствовал ей. Таков был обычай апачей выражать скорбь. Он опустился рядом и положил руку на спину Луси. Расцарапав себе в кровь лицо и обессилев, она рухнула на землю и разразилась душераздирающими рыданиями. Джек стоял рядом на коленях. Он разделял ее горе.

Луси проплакала несколько часов, после чего впала в забытье. Джек отнес ее в вигвам и положил на постель из шкур, которую она делила с мужем. Его братом. Он проглотил застрявший в горле ком и поднял глаза на Дати, проскользнувшую в вигвам следом за ними. Она принесла кувшин с водой. Присев рядом с Луси, Дати начала мыть ее испачканные в крови и грязи лицо и руки. Джек вышел.

Он сел у костра. Над стойбищем разносились стенания женщин, оплакивающих гибель вождя и близких. Слишком часто в последнее время Джек слышал эти заунывные звуки и успел возненавидеть их.

Он не сомневался, что Луси будет скорбеть целый год. По обычаю забота о семье погибшего воина ложилась на его родственников. По окончании траура Джек должен жениться на вдове брата, если, конечно, она не предпочтет другого. Год, конечно, немалый срок, и многое может измениться. Но что, если он все еще будет с Кочисом, а Луси выберет его? Вряд ли Кэндис поймет это, как не поняла и того, что он должен сражаться на стороне Кочиса. Впрочем, что толку гадать? Он подумает об этом, когда придет время.

Как бы там ни было, с этого момента и впредь Джек обязан обеспечивать Луси. Хорошо еще, что она происходит из племени Кочиса. Он может взять ее с собой в лагерь. Родители Луси умерли, но у нее есть женатый брат и другие родственники. Семья позаботится о Луси, а если нет, это с радостью сделает Джек.

Из вигвама вышла Дати и села у костра напротив него. Джек бросил на нее рассеянный взгляд, затем посмотрел снова, на сей раз пристально.

Фигура Дати изменилась. Грудь пополнела, талия раздалась. Джек поймал себя на том, что смотрит на ее округлившийся живот. Он взглянул на ее лицо с гладкой кожей и здоровым румянцем и встретил взгляд ее темных глаз.

— Мне очень жаль, — тихо сказала она.

— Дати, ты беременна. — Это прозвучало как обвинение.

— Да. — Она слабо улыбнулась.

Джеку стало не по себе. Ребенок, конечно, не его, но… Его жена зачала примерно в середине октября — через две-три недели после того, как он, пьяный, переспал с Дати.

Она выжидающе смотрела на него.

— Что же ты не спросишь?

— Кто отец? — Ты.

У него перехватило дыхание.

— Это невозможно, Дати, — упавшим голосом отозвался Джек.

— Как видишь, возможно.

— Но ведь это случилось всего лишь раз.

— После смерти мужа у меня никого не было. Всем в племени это известно, — безмятежно заявила она.

Сердце Джека учащенно забилось. Он отказывался ей верить — и так и сказал.

— Спроси у кого хочешь, — ответила Дати. — Многие мужчины пытались — и не раз — затащить меня в свою постель. Но я отказывалась — даже от предложений выйти замуж. Чего только они не говорили: что я глупа, что слишком много о себе воображаю. А когда выяснилось, что я жду ребенка, всех как ветром сдуло. Так всегда бывает. — Она помолчала. — Здесь нет мужчины, который мог бы назвать его своим. Кроме тебя.

— Сколько ему месяцев? — отрывисто спросил Джек. Дати улыбнулась:

— Четыре с половиной.

Джек отсчитал месяцы назад. Точно. Четыре с половиной месяца назад он переспал с Дати, пьяный, ничего не соображающий, хотя уже тогда знал, что пожалеет об этом, ибо она предъявит ему счет и вмешается в его жизнь.

— Я женат, — сердито бросил Джек. — Моя жена ждет ребенка.

Дати пожала плечами.

Джек нахмурился, охваченный смутными подозрениями.

— Кто добывает для тебя мясо?

Она посмотрела в сторону вигвама, где спала Луси, не желая упоминать имя умершего. Джек понял: ее обеспечивал Шоцки.

— А теперь кто охотится для тебя?

— Я не собираюсь никого просить. — Она гордо вздернула подбородок.

Родители Дати умерли. У нее не было ни братьев, ни сестер. Джек ощутил груз ответственности по отношению к ней, как к матери его ребенка. Он не желал этой ответственности, поэтому разозлился.

— Тебе следовало давно выйти замуж, — сказал он.

— Ты можешь иметь несколько жен, — заметила она.

Джек встал и молча двинулся прочь, погруженный в невеселые раздумья. Дати нужна забота, во всяком случае, до тех пор, пока не родится ребенок. Как это могло случиться? Неужели она все спланировала заранее и, выбрав благоприятный момент, устроила ему ловушку?

Впрочем, какая теперь разница?

Он инстинктивно чувствовал, что, если Кэндис узнает об этом, их браку придет конец. Ей нет дела, что мужчина может иметь несколько жен. Да и срок зачатия у них слишком близок, поэтому едва ли она поверит, что он не спал с Дати после нее. И как бы дело ни повернулось, петля затянется только туже. У него опять нет выбора.

Джек нашел Дати у костра и присел рядом на корточки.

— Я вернусь через семь дней, — сказал он, — и заберу вас с Луси к Кочису. Соберите вещи.

Поморщившись при виде ее удовлетворенной улыбки, Джек повернулся и зашагал прочь. Ему нужно выспаться. Завтра он отправится в Эль-Пасо.

К жене.

Глава 60

Наступил март, и беременность Кэндис стала заметной.

Со дня отъезда Джека прошел ровно месяц. Кэндис была уже на пятом месяце, однако старательно прятала свой округлившийся живот, и никто ни о чем не догадывался. Она расставила два платья и постоянно куталась в темно-зеленую шаль, успешно скрывая пополневшую грудь и раздавшуюся талию. Никогда в жизни она так не уставала — и никогда не испытывала такого одиночества и страха.

Ее пугала неизвестность. Уже десять дней до нее не доходило никаких новостей. Кэндис не верила в поговорку, что отсутствие новостей — хорошая новость. Она хотела знать, что происходит, но не представляла себе, как это сделать.

Стоял жгучий мороз, небо хмурилось, грозя новым снегопадом. «Везет, как всегда», — горько подумала Кэндис. У нее полно стирки, но из-за погоды придется сидеть в доме и надеяться, что завтра будет тепло и солнечно. Хотя, по правде сказать, она чувствовала себя усталой и без тяжких трудов, да и док Харрис недавно предостерег ее, чтобы не слишком усердствовала. Он был так добр, что принес ей половину индейки, начиненной черникой. Интересно, правду ли говорят, что док Харрис живет с молодой и очень красивой мексиканкой? Если да, то она замечательно готовит.

В комнату влетел Луис, высокий угловатый парнишка с выбитыми передними зубами. Он принес яйца из курятника.

— Buenos dfas, seiiora[7]. Смотрите, сколько снесли. Здорово, да?

— О да, — радостно ответила Кэндис, пересчитывая драгоценные яйца. — Спасибо, Луис. Принеси, пожалуйста, воды.

Он исчез так же стремительно, как появился. Вздохнув, Кэндис аккуратно переложила яйца в корзинку. Ветер усилился, предвещая бурю, ставни дробно постукивали о стены. Док Харрис наколол дров, хотя это и не составляло для Кэндис особой проблемы. Стоило улыбнуться, и всегда находился солдат, готовый оказать ей услугу.

Раздался резкий стук в дверь.

Месившая тесто Кэндис (даже это занятие утомляло ее) встала, машинально нащупав револьвер в кармане фартука, прежде чем запахнуть шаль на груди. Выглянув из окна, она улыбнулась. На пороге, с бельем под мышкой, стоял Генри Льюис с покрасневшим носом. Он заходил на прошлой неделе, и Кэндис подозревала, что им движет не только пристрастие к чистому белью.

— Здравствуй, Генри, заходи. Сегодня слишком холодно.

— Да уж, — отозвался он, входя в дом. Несмотря на теплую шинель, он дрожал. — Кто бы мог подумать, что здесь такие зимы? Я считал, что в пустыне всегда светит солнце.

Кэндис рассмеялась:

— Мы тоже так думали, когда приехали сюда.

Он бросил на нее заинтересованный взгляд, снимая кожаные перчатки.

— Ты с мужем?

— Нет, моя семья. Они живут в Тусоне, — сказала она и тут же пожалела о своей откровенности. Кэндис тщательно скрывала, кто она и откуда.

— Правда? А я и не знал.

— Давай-ка сюда шинель. — Кэндис взяла у Генри шинель и потянулась к вешалке. Она даже не заметила, что ее шаль распахнулась. — Как насчет… — начала она, повернувшись к нему, и замерла, заметив его изумление.

Генри не сводил глаз с ее округлившегося живота. Покраснев, Кэндис поспешно стянула на груди концы шали.

— Господи! — выдохнул он.

— Наверняка я не первая беременная женщина, которую ты увидел. — Беспечно рассмеявшись, Кэндис взялась за кофейник. — Подожди, пока я приготовлю свежий кофе.

Генри подошел к Кэндис сзади и сжал ее плечи, впервые позволив себе подобную вольность. Она напряглась, когда он резко повернул ее лицом к себе.

— Мало того, что он бросил тебя, ты еще и беременна? Кэндис ощутила привычное негодование и обиду на Джека, однако испытала потребность защитить его.

— Ты не понимаешь.

— Тебе нельзя заниматься стиркой! — запальчиво воскликнул Генри. — Господи, тебе нужен мужчина, который позаботится о тебе!

— У меня все в порядке, — возразила Кэндис, отлично понимая, что он прав. Да, ей нужен мужчина, потому что она слишком устала нести свое бремя в одиночку.

Генри обхватил ладонями ее лицо.

— Я помогу тебе, Кэндис. Наколю дров, ну и что там еще нужно, прежде чем уеду.

— Генри…

Хотя его доброта трогала ее до глубины души, Кэндис встревожилась. Вряд ли мужчина, который не испытывает к ней ничего, кроме вожделения, стал бы так стараться. Она не хотела, чтобы Генри влюблялся в нее. Но, видит Бог, ей необходима помощь…

— Не говори ничего. Давай выпьем кофе, а потом я пойду во двор, подою корову, наколю дров, соберу яйца и принесу тебе воды. Хорошо?

Он все еще сжимал ее лицо. Слезы сверкнули в глазах Кэндис. «Черт бы тебя побрал, Джек!» — в отчаянии подумала она. Если бы не он, Кэндис не оказалась бы в подобном положении. И тут она вдруг поняла, что Генри собирается ее поцеловать.

Прикосновение его губ было легким и нежным. Поцелуй ничего не значил для Кэндис, но она истосковалась по ласке. Он обнял ее и прижал к себе. Она вздохнула и закрыла глаза. Как бы ей хотелось оказаться в объятиях Джека!

Выпив чашку кофе, Генри поднялся и вышел. Вскоре во дворе раздался стук топора. Ритмичные удары благотворно действовали на угнетенный дух и расшалившиеся нервы Кэндис. Внезапно все стихло. Она подождала и, встревожившись, что стук не возобновился, подошла к двери и распахнула ее.

И чуть не потеряла сознание.

Посреди двора на жеребце сидел Джек в кожаной одежде и полном боевом облачении: с двумя «кольтами» и ножом за поясом, ружьем за плечом и патронташем крест-накрест на груди. Он смотрел на Генри, который, онемев, стоял перед ним в армейской черно-голубой форме с топором в руке.

Жеребец беспокойно дернулся, перебирая копытами, и Джек перевел взгляд на Кэндис.

Радостная улыбка озарила ее лицо. Ни секунды не колеблясь, она слетела с крыльца и бросилась к нему, протягивая руки. Джек соскочил с коня, и Кэндис оказалась в его объятиях — крепких и теплых, щека к щеке.

Отстранившись, Джек одарил ее долгим жарким взглядом человека, истосковавшегося по женщине, и повернулся к побагровевшему Генри, собственническим жестом прижимая к себе Кэндис.

— Спасибо, что накололи дров для моей жены, — сказал он.

Генри выронил топор и шагнул вперед:

— Это вы должны были заниматься этим! А не я! Кэндис прикусила губу.

— Генри!

— И как вам удалось так близко познакомиться с моей женой? — поинтересовался Джек, выделив последнее слово.

— Я…

— Нас познакомил док Харрис, — вмешалась Кэндис. Она бросила на Генри предупреждающий взгляд и вспыхнула, заметив, что Джек перехватил его.

Генри нарушил неловкое молчание:

— Кэндис, мне пора.

С этими словами он поднял свою шинель и надел ее. Джек не шелохнулся, пока Генри не сел на лошадь и не уехал.

— Иди в дом, — велел Джек, устремив на Кэндис пронизывающий взгляд. — Мне нужно позаботиться о вороном.

— Джек…

— Поговорим дома. — Он взял вороного под уздцы и повел в крытый загон.

Кэндис вернулась в дом. Она радовалась возвращению Джека, хотя ее и тревожил эпизод с Генри. Но не брось ее Джек, не пришлось бы прибегать к услугам посторонних мужчин, чтобы справиться с домашними делами. Кэндис взмолилась, чтобы Джек не истолковал помощь Генри как нечто большее.

Когда Джек вошел, Кэндис стояла, вцепившись в спинку стула. Он снял шляпу и ловко набросил ее на крюк.

— Джек, Генри помог мне из-за моего положения. Его глаза сверкнули:

— Он влюблен в тебя.

— Едва ли. Но все равно это не то, что ты думаешь… Джек снял патронташ и бросил его на стул.

— Не то? — Голос его был холоден как лед.

— Как ты смеешь! В чем ты меня обвиняешь? Снова назовешь шлюхой?

Его кулак обрушился на стол с такой силой, что кофейник и тарелка подскочили и упали на пол, разбившись вдребезги.

— Он прикоснулся к тебе?

— Ты бросил меня, и у тебя нет никакого права являться сюда и требовать отчета…

Джек схватил Кэндис и притянул к себе.

— У меня есть все права. Ты моя жена. Он коснулся тебя? Кэндис прижималась к его твердому телу, чувствуя, как оно дрожит от гнева и ревности.

— Будь ты проклят, Джек! Ты бросил меня, когда я так нуждалась в помощи, а Генри был очень добр.

— Насколько? — скрипнул он зубами.

— Ублюдок! — На глазах Кэндис выступили слезы. — Да! Он поцеловал меня, черт бы тебя побрал! Будь ты здесь, этого бы не случилось. Это ты во всем виноват!

Джек посмотрел ей в глаза и увидел там гнев, обиду, ревность и любовь. В следующую секунду он приник к ее губам, требовательно и нетерпеливо.

— Он тебя так целовал? — Джек снова завладел ее губами.

— Нет, — всхлипнула Кэндис. — Не надо. Я не хочу. Джек оцепенел. Наконец он успокоился и поднял на Кэндис взгляд, полный такой же муки, которая терзала ее.

— Не плачь, любимая. Прости меня. — Он прильнул к ее губам в медленном и чувственном поцелуе.

— Не покидай меня, Джек, — взмолилась Кэндис, залившись слезами.

Он застонал и обвил ее руками.

— Любовь моя. — Джек снова, с нарастающей страстью поцеловал жену, и она откликнулась со всем пылом.

Потом Джек уложил ее на постель и раздел. Кэндис смотрела на бирюзовое ожерелье, поблескивавшее на его широкой груди. Желание нарастало в ней.

— О, Джек!

Он лег рядом с ней, великолепный в своей наготе.

Кэндис раскрыла объятия, когда Джек потянулся к ней и припал к ее губам с неистовством изголодавшегося мужчины. Любовь и желание захлестнули Кэндис. Она самозабвенно отвечала ему.

Они оба словно обезумели. Сквозь горячечный жар Кэндис поняла, что Джек тосковал по ней так же, как и она по нему.

— Кэндис, беременная ты стала еще красивее, — хрипло вымолвил Джек.

Сжав ладонями голову мужа, Кэндис прильнула к его губам. Джек напрягся и одним движением вошел в нее.

Не прошло и нескольких мгновений, как они оба достигли освобождения. Тела их содрогнулись, слитые воедино. А затем, потный и обессилевший, он рухнул на нее.

Глава 61

Кэндис не разжимала объятий. Обхватив руками спину Джека, она прижимала его к себе. Глаза ее увлажнились. Кэндис мучительно, до боли, любила его.

Джек скатился с нее, но Кэндис потянулась к нему и прижалась к мускулистой груди.

— Кэндис! — Он коснулся пальцем ее влажной щеки. — Ты плачешь?

— Нет.

Приподнявшись на локте, Джек скользнул по жене взглядом.

— Ты пополнела, — заметил он.

— С беременными женщинами это бывает, — пошутила она.

— Как ты познакомилась с этим солдатом?

— Он джентльмен, Джек.

— Как ты с ним познакомилась? — повторил он, между тем как его рука скользнула вниз, лишая ее покоя.

— Генри — друг дока Харриса, — уклончиво ответила она.

— Он поцеловал тебя! Ты не хочешь рассказать мне, Кэндис?

— О Джек, о чем здесь говорить? Генри застал меня врасплох. Но теперь нам незачем беспокоиться об этом. Ведь ты вернулся.

Вместо ответа Джек приник к ее губам.

— Ты нужна мне, — проговорил он, прежде чем овладеть ею.

Они занимались любовью всю вторую половину дня. Сознавая, что не скоро увидит жену вновь, Джек хотел наполнить ею все свое существо. Он любил ее то с неистовой страстью, порожденной отчаянием, то медленно и трепетно. Прошло немало часов, прежде чем они заснули, сжимая друг друга в объятиях.

Джек проснулся, когда за окном в туманной дымке вставало солнце. Со щемящим сердцем он смотрел на прекрасное лицо Кэндис, казавшееся таким безмятежным во сне. Его охватила тоска. На секунду Джек даже пожалел, что она беременна и он не может взять ее с собой. Но тут же понял, что не хочет этого. Через четыре месяца у нее будет ребенок. Их ребенок. Джек улыбнулся и осторожно коснулся ее округлившегося живота.

Выбравшись из постели, он тихо оделся и помедлил, глядя на жену. Джек не хотел покидать Кэндис. Но если он задержится хоть на пару дней, то забудет о долге не только перед своим племенем, но и перед Шоцки. И не сможет уехать.

Джек подошел к окну, размышляя о своих обязательствах перед тремя женщинами: Луси, Дати и Кэндис. Восходящее солнце окрасило снег на далеких вершинах в розовато-оранжевые тона.

— Ты уезжаешь? — встревожилась проснувшаяся Кэндис.

— Да.

Джек заметил, что на ее лице мелькнула обида, сменившаяся горечью и печалью. Он не хотел, чтобы жена страдала. Ну почему, почему она не может его понять?

Кэндис села в постели.

— Ты что, так бы и ушел, если бы я не проснулась?

— Я собирался разбудить тебя. Кэндис, послушай…

— Это ты послушай! Вот, значит, как ты представляешь себе нашу жизнь? Приехал, переспал и был таков? А может, ты вообще здесь проездом?

— Я же говорил тебе, что приеду, как только смогу, — осторожно сказал Джек, не желая ввязываться в ссору.

— И когда ты соизволишь посетить меня в следующий раз? Джек нахмурился:

— Не знаю.

— Можешь не беспокоиться! — выкрикнула Кэндис.

— Ты хочешь сказать, что я напрасно приехал? — Джек похолодел.

— Поразительная сообразительность, Джек Сэвидж. А ты думал, что я так и буду ждать тебя, перебиваясь без мужа, пока ты воюешь с моими же соотечественниками? И не надейся! — Слезы брызнули у нее из глаз. Смахнув их, Кэндис вскочила с постели. — Я требую развода, понял? Развода!

Джек ощутил такую боль, словно его ударили в чресла.

— Не может быть, чтобы ты говорила это всерьез.

— Уходи. — Кэндис отвернулась от него; ее плечи дрожали. — Уезжай! И не смей, слышишь, не смей возвращаться!

Джек не мог так уйти. Он подошел к Кэндис и обнял, желая успокоить, утешить — и восстановить мир. Но она вывернулась из его рук с яростью взбесившейся кошки.

— Уходи! — Кэндис залилась слезами. — Уходи и больше никогда не возвращайся!

Джек сгреб Кэндис в объятия и запечатал ее рот поцелуем.

— Я вернусь, — сказал он и, не оглядываясь, вышел.

Глава 62

Вскоре после возвращения Джека в лагерь к нему подошла Луси. Он скрыл боль и печаль, которые ощутил, увидев ее. Не верилось, что это прежняя Луси. Лицо и руки ее покрывали струпья от царапин, нанесенных ею себе в приступе горя. Неровно откромсанные волосы едва прикрывали уши. Юбка и блуза были изорваны и покрыты грязью. Джек скорбел за нее и вместе с ней.

— Как это произошло? — Луси впервые спросила, как умер Шоцки. В ее зеленых глазах светилось страдание.

Глубоко вздохнув, Джек поведал ей обо всем. Выслушав его, Луси отвернулась и пошла прочь.

— Постой! — Джек схватил ее за руку. — Луси, я знаю, что ты в трауре, но собери вещи. Мы должны уехать сегодня.

Она посмотрела на него пустым взглядом.

Спустя несколько часов они выехали из лагеря: Джек верхом на вороном, Луси и Дати на двух лошадях и мул, нагруженный шкурами, припасами и водой. Они двигались шагом — из-за состояния Дати — и остановились на ночлег в долине Сан-Педро, недалеко от брода, где почтовый тракт пересекал реку.

— Как ты себя чувствуешь? — обратился Джек к Дати.

— Немного устала, а в остальном нормально. — Ее ищущий взгляд удручал его.

Дати не скрывала, что хочет Джека, хочет быть его женой и рожать ему детей. Она была петлей на его шее, от которой он не мог избавиться. По крайней мере до тех пор, пока не родится ребенок. Джек посмотрел на Луси. Она сидела, уставившись в пространство, и не прикасалась к еде.

Дати проследила за его взглядом.

— Она ничего не ест. И не разговаривает. Она никогда не захочет другого мужчину.

Джек нахмурился. Он не может позволить Луси уморить себя голодом. Но беда в том, что это правда. Луси больше не полюбит так, как любила Шоцки. Не многим суждено испытать подобное чувство. Джек подумал о своей жене. До встречи с Кэндис он не понимал отношений между братом и его женой, но теперь знал, что чувствует Луси — то же, что испытал бы он сам, потеряв Кэндис. Мысль о ней, как всегда, отозвалась болью в его груди. Как он мог покинуть ее? Может, ему следовало взять ее с собой? Нет, Кэндис никогда бы не согласилась. Она не стала бы по доброй воле жить среди врагов.

— Со временем Луси снова выйдет замуж, — не слишком уверенно сказал Джек. — Такова жизнь.

— Нет, — возразила Дати.

Джек вздрогнул, пораженный ее тоном.

— Скоро она соединится с Шоцки.

— Не смей этого говорить! — рявкнул он и отошел.

Усевшись на землю, Джек принялся за еду: вяленую оленину и сушеные бобы. Они не разводили костер, опасаясь привлечь внимание солдат. Иначе ему придется защищать двух женщин, одна из которых не в себе от скорби, а другая беременна.

Отставив миску, Джек поднял взгляд и увидел перед собой красные глаза.

Он замер, затем потянулся к «кольту», сообразив, что в пятнадцати футах от него и еще ближе к Луси — койот. В свете луны шкура зверя казалась серебристой, возможно, это был белый койот.

— Не двигайся, — тихо сказал Джек, вытаскивая «кольт».

— Шоцки, — выдохнула Луси.

При звуке ее голоса койот повернул к ней голову и навострил уши.

Волна озноба пробежала по телу Джека. Одинокие койоты не подходят так близко к человеку. Неужели она права? Он сжимал револьвер, готовый выстрелить, если зверь сделает малейшее движение к кому-то из них. Сердце его гулко билось. В глазах животного, красных, как раскаленные угли, светился почти человеческий ум. Джек никогда не видел ничего подобного.

Койот простоял не более минуты, показавшейся им бесконечно долгой, затем повернулся и бесшумно потрусил прочь. Джек посмотрел на Луси. Она плакала, обхватив себя руками и дрожа всем телом. Дати обняла ее, утешая, как ребенка.

Глубоко встревоженный, Джек убрал «кольт» в кобуру. Неужели это был Шоцки? Он на секунду прикрыл глаза. Конечно, Шоцки. Они с Луси постоянно думали о нем, а духи, как известно, в таких случаях задерживаются среди живых. Более того, для его брата путь в потусторонний мир закрыт. Шоцки обречен вечно бродить по земле, взывая об отмщении.

Но как, как отомстить за брата? Убить Баскома? Уордена? А может, Мориса — лейтенанта, который командовал отрядом, казнившим пленных? Или всех троих?

«Мориса», — свирепо подумал Джек, зная, что его собственная война не закончится, пока не умрет тот, кто приказал повесить заложников. Только тогда брат сможет оставить этот мир и найти место в вечности.

Через три дня они достигли стойбища Кочиса. Перед ними открылось целое море вигвамов, поскольку племя Кочиса составляло более тысячи мужчин, женщин и детей. Остановившись на краю стойбища, Джек спешился и снял с лошадей женщин.

— Я сразу же начну срезать прутья, — сказал он Дати, — а ты займись разгрузкой вещей и лошадьми.

Она кивнула.

Доставив последнюю охапку ветвей к тому месту, где они собирались построить вигвам, Джек заметил наблюдавшего за ними Нахилзи. Не обращая на него внимания, Джек принялся за сооружение каркаса. Дати попробовала возразить.

— Это моя обязанность, — сказала она, положив руку ему на плечо.

— Я сам сделаю основу, — отрезал Джек. — А ты оплетешь ее медвежьей травой.

Дати кивнула. Установив шесты из можжевельника, Джек начал переплетать их ивовыми прутьями. Нахилзи подошел ближе. Отступив на шаг, Джек посмотрел на результаты своих трудов. Получилось лучше, чем в прошлый раз. Он ощутил укол в сердце, вспомнив, как строил вигвам с Кэндис.

— Этим должна заниматься женщина, — заявил Нахилзи, имея в виду Дати.

Он, видимо, не узнал Луси, поскольку прошло немало лет с тех пор, как она вышла замуж за Шоцки и покинула племя. Но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она в глубоком трауре. Все сторонились Луси как из суеверного страха перед смертью, так и из уважения к ее горю.

— Не думаю, что это пойдет на пользу ребенку, — сказал Джек, в первый раз посмотрев на Нахилзи.

— Это твоя жена? — поинтересовался тот, сделав вполне естественный вывод.

— Да, — ответил Джек, не погрешив против истины. Дати ждала его ребенка и находилась на его иждивении. По законам апачей этого было достаточно, чтобы считаться его женой. — Моя вторая жена, — добавил он. — Моя первая жена белая. Я оставил ее с ее народом.

— Ты развелся с ней?

— Нет. Просто не хочу подвергать ребенка опасности.

— Две беременные жены. — Нахилзи изогнул губы в веселой усмешке. — Пусть они родят тебе сыновей.

Джек кивнул, не поблагодарив за пожелание, ибо это противоречило обычаям. Судя по всему, появление семьи в лице Дати и Луси смягчило Нахилзи.

— Завтра мы выходим на тропу войны, — сообщил он и ушел.

Проводив его взглядом, Джек вернулся к насущным делам.

Глава 63

Около пяти сотен воинов в полном боевом облачении пересекли долину Сульфур-Спрингс и поскакали на север, в обход Драгунских гор, где скрывался лагерь Кочиса. Кроме ружья, «кольта» и ножа, у Джека были лук, копье и колчан со стрелами. Последние, предусмотрительно захваченные Дати из родного стойбища, принадлежали Шоцки. На уздечке вороного и в оперении копья Джека трепетали орлиные перья, черные с коричневыми подпалинами и белой опушкой. Лицо его покрывала красно-желто-черная раскраска. Перед расставанием Дати всучила Джеку амулет, то ли позаимствованный у кого-то, то ли сделанный ее руками и освященный у шамана.

Лавина всадников повернула на юг вдоль долины Соноита. Их целью было ранчо Уордена, располагавшееся в двенадцати милях к северу от форта Бьюкенен.

Еще не рассвело, когда апачи, обойдя стороной другие поселения, окружили ранчо Уордена, но небо уже посветлело, подернувшись лиловой дымкой на востоке. Прозвучал условный сигнал — крик совы, и индейцы с боевыми кличами и жутким гиканьем атаковали спящее ранчо.

Джек мчался галопом, приближаясь к главному зданию, одноэтажному бревенчатому строению с единственной трубой, из которой валил дым. Пришпоривая вороного, он пробился в первые ряды воинов, а затем вырвался вперед. Ему нужен был Уорден.

Испустив леденящий душу вопль, Джек поскакал прямо к дому. Внезапно из окна высунулось дуло ружья. Джек выхватил «кольт» и выстрелил. Ружье выпалило, но слишком поздно. Из дула вылетел дымок, оно дрогнуло и, качнувшись в воздухе, исчезло за подоконником.

Джек резко натянул поводья. Взвившись на дыбы, вороной развернулся и поскакал вдоль дома. Вокруг царил хаос. Окружив строения ранчо: главный дом, барак для работников и кухню, — апачи палили из ружей, поджигая все, что можно. Огонь разгорался, языки пламени жадно лизали сухое дерево, густые завитки дыма поднимались в ночное небо. Выпущенный из загонов скот метался по двору, лошади ржали, ослы ревели. Подлетев на полном скаку к одному из окон, Джек спрыгнул с коня. Распластавшись по стене с «кольтом» в руке, он осторожно заглянул внутрь и встретился с ошарашенным взглядом мужчины.

Они одновременно вскинули револьверы, но Джек оказался проворнее. Его выстрел разнес голову противника, забрызгав кровью и мозгами лицо и рубаху Джека. Быстро вскарабкавшись на подоконник, он спрыгнул внутрь и помедлил, вытирая рукавом лицо, пока глаза привыкали к полутьме.

Джек находился в маленькой спальне с кроватью и столом. Через полуоткрытую дверь тянуло дымом. Пять сотен воинов за считанные секунды могли причинить значительный урон дюжине застигнутых врасплох мужчин. Джек услышал потрескивание огня и, оглянувшись назад, увидел, как в окно, через которое он влез, скользнул в дом язычок пламени. Он толкнул дверь и бросился дальше.

Стоявшая посреди кухни женщина испуганно вскрикнула и вскинула ружье. Джек инстинктивно выстрелил, и она упала. Кровавые пятна расплылись на ее груди. Но Джек не смотрел на нее. Взгляд его был прикован к крупному мужчине у противоположного окна. К тому с обеих сторон подбиралось пламя.

— Уорден! — крикнул Джек. Повернувшийся на звук выстрела хозяин ранчо уже успел вскинуть ружье и нажимал на курок.

Передняя дверь распахнулась, выбитая снаружи, и в дом ворвались Кочис, Нахилзи и еще один воин. Уорден и Джек выстрелили, но Джек знал, что из-за женщины момент был упущен. Он почувствовал, как пуля обожгла бок, и, покачнувшись, сделал несколько нетвердых шагов назад. Раздался залп трех ружей, и Уорден рухнул навзничь. Кровь хлестала из его шеи, плеча и груди. Вскоре огонь поглотил его.

— Вставай, Ниньо Сальваж! — приказал Кочис.

Джек только сейчас сообразил, что сидит на стуле, зажимая рану рукой. Сквозь пальцы сочилась кровь. Он попытался встать, преодолевая слабость и головокружение. Подскочивший к нему Нахилзи обхватил его рукой и выволок из горящего дома.

Вокруг творилась неразбериха. Апачи носились по двору, грабя и разоряя ранчо. Джек огляделся и слабо свистнул, подзывая вороного, затем свистнул снова что было сил. Вороной вылетел из-за дома, прядая ушами и раздувая ноздри. Поймав поводья, Джек поставил ногу в стремя и вцепился в луку седла, тщетно пытаясь оторваться от земли, пока кто-то не подтолкнул его сзади. Кое-как усевшись, он с мрачной решимостью ухватился за гриву коня и слегка пришпорил его. Вороной влился в поток лошадей и понесся вслед за уносившейся галопом ордой воинов, а Джек сосредоточил все силы на том, чтобы удержаться в седле.

Глава 64

Поздно, слишком поздно.

Кэндис горько сожалела о каждом слове, сказанном Джеку. Она сознательно причинила ему боль, выплеснув весь свой гнев и обиду, но ничего не добилась. Ей следовало знать, что никакие слова не способны сломить его решимость. Ничто не заставит Джека отступиться от того, что он считает правильным. Но как же она? И ребенок?

Со дня отъезда Джека прошло немногим более недели, и, хотя Кэндис сожалела о своей несдержанности, ожесточение ее ничуть не ослабло. Оно даже усилилось, подкрепленное горьким выводом: индейские корни значат для него больше, чем жена и ребенок. Ей было нестерпимо больно. Джек не способен любить, что бы он там ни говорил.

Развод представлялся Кэндис единственным выходом. Со временем она забудет Джека и полюбит другого. Но на сей раз позаботится о том, чтобы ее избранник мог обеспечить жену и ребенка. Скажем, какой-нибудь бизнесмен или адвокат из Сент-Луиса, или состоятельный торговец. Она может выдать себя за вдову. Вот только десяти долларов, вырученных за стирку, едва ли хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса.

Пропади он пропадом!

Но в глубине души Кэндис знала, что обманывает себя. Едва ли найдется на свете мужчина, который заменит ей Джека. Впрочем, что она знает о нем? И что, во имя Господа, ей делать? Оставаться в Эль-Пасо, пока не появится малыш? Похоже, у нее нет выбора.

Кэндис не переставала гадать, где Джек, что с ним и вернется ли он к ней.

В город прискакал верховой и принес ужасные вести о резне и разорении, пронесшихся по долине Соноита. По слухам, пять сотен апачей сожгли и разграбили ранчо Уордена, а затем вернулись в горы, сметая все на своем пути. Бастасам удалось отразить атаку, но не обошлось без жертв. Один человек был убит, постройки, к счастью, сохранились, но скот разбежался. Помимо Бастасов, еще три ранчо подверглись нападению примерно с теми же последствиями. Посланные по следам апачей войска потеряли их у подножия гор Чири-кауа. Огромный отряд словно растворился в воздухе.

Кэндис не находила себе места от тревоги. Неужели «Хай-Си» ждет такая же участь?

Если Джек примет участие в нападении на ее близких — всему конец. Она никогда не простит его. Никогда!

Кэндис сознавала: пройдут годы, прежде чем она получит развод. Не исключено, что придется поехать в Калифорнию или даже в Техас. Территория Нью-Мексико, хотя и вошла в состав Соединенных Штатов, не получила федерального статуса, поэтому не имела органов власти и судей. К тому же Кэндис не знала, необходимо ли присутствие Джека при получении развода. Если да, ей никогда не удастся освободиться от него.

При мысли о том, что надо освободиться от Джека, она чуть не заплакала.

Почему они не могут жить вместе, как нормальная семья? Они могли бы уехать куда-нибудь далеко, где нет апачей. Где никто их не знает, где можно жить спокойно и счастливо, растить их ребенка. Почему бы Джеку не взяться за ум?

Кэндис казалось, что хуже быть не может, но, как вскоре выяснилось, она ошибалась.

Солнце высоко стояло в безоблачном небе. На кустарнике, росшем во дворе, проклюнулись почки. Было так тепло, что Кэндис сняла шаль и закатала рукава до локтей. Она нагнулась, чтобы набрать дров для очага, когда чья-то рука придержала ее сзади и знакомый голос сказал:

— Позвольте помочь вам, юная леди.

Кэндис с улыбкой обернулась и изумилась, узнав проповедника, который поженил их с Джеком. Вскоре после этого он уехал из города.

— Доброе утро, — улыбнулась она. — Вы очень любезны. Он усмехнулся.

— К вашим услугам. — Несмотря на исходивший от него запах виски, проповедник не был пьян. — Я слышал, ваш муж уехал. Сдается, вам не помешает помощь.

Кожа Кэндис покрылась мурашками. Проповедник внушал ей отвращение. Она никогда не видела, чтобы у служителя Бога был такой запущенный и неопрятный вид.

— Да, спасибо.

Ей следовало бы предложить ему перекусить, но мысль о том, чтобы пригласить его в пустой дом, пугала Кэндис.

— Пахнет кофе, — ухмыльнулся проповедник, поднимая охапку дров.

Кэндис прикусила губу.

— Не хотите ли войти и выпить чашечку?

— С превеликим удовольствием, — хмыкнул он и последовал за ней в дом. — Сколько вашему малышу?

Кэндис замерла. Мужчины не задают подобных вопросов малознакомым женщинам.

— Пять месяцев. Вы не положите дрова вон туда?

Проповедник сложил поленья у очага. Кэндис потянулась к кофейнику, надеясь, что он не задержится надолго. Она наливала кофе, когда почувствовала его руки на своей располневшей талии.

— Это еще что! — закричала Кэндис, оттолкнув его.

Рассмеявшись, он усилил хватку и, развернув, прижал ее к себе.

— Готов поспорить, что такой бабенке, как ты, скучно без теплого мужика под боком, а?

Задохнувшись, Кэндис уперлась ладонями ему в грудь, но он впился в ее губы, заглушив протестующий возглас. Несмотря на худобу, мужчина был намного сильнее, и оттолкнуть его оказалось ничуть не легче, чем сдвинуть каменную глыбу. Кэндис лихорадочно вырывалась, уворачиваясь от его слюнявых губ.

— Ты мне сразу приглянулась, — выдохнул он, сжав рукой ее грудь.

— Прекратите, прекратите сию же минуту! — закричала Кэндис, борясь с ним.

— Нечего притворяться. Я знаю, что ты была у Лорны до того, как нашла себе мужика. Ну давай, детка, тебе понравится. — Он сжал лицо Кэндис ладонями и снова впился в ее губы.

«Он же проповедник», — промелькнуло в голове у Кэндис, однако она выхватила из кармана фартука револьвер и прижала дуло к его груди. Он замер.

— Двигай назад, — бросила она.

Он подчинился, настороженно уставившись на нее.

— Что за шутки, детка? — озадаченно пробормотал негодяй. — Убери эту игрушку, пока она не выстрелила.

— Убирайся, если не хочешь, чтобы я разнесла твою башку вдребезги, — процедила Кэндис.

С минуту он оценивающе смотрел на нее, затем ухмыльнулся и, подняв руки, попятился к двери.

— Чтобы ноги твоей здесь больше не было! — крикнула Кэндис. — Только сунься ко мне во двор, и я пристрелю тебя как собаку!

Все так же пятясь, он выскочил за порог.

Кэндис подбежала к двери и задвинула засов, затем бросилась к окну и проследила за ним. Ее трясло. Пот заливал лицо.

Спустя три дня проповедник был арестован техасскими рейнджерами за убийство человека в Корпус-Кристи. Выяснилось также, что он находился в розыске за убийство, совершенное ранее в Новом Орлеане. Его звали Бенджамин Грейди, он не был служителем Бога и маскировался под проповедника, чтобы уйти от преследователей.

Из чего следовало, что Кэндис и Джек никогда не были женаты.

Глава 65

Джек был слишком слаб, чтобы подняться с постели, однако заявил, что поест сам. Пошел второй день, как спала лихорадка, трепавшая его трое суток. Он не помнил, как возвращался назад. Кто-то — Нахилзи, по словам Дати, — привязал его к седлу. К тому времени когда они добрались до стойбища, Джек был без сознания от потери крови.

Он лежал в своем вигваме на постели из шкур и одеял, укрытый до пояса. На чистой ткани, обмотанной вокруг его груди, не было крови. Дати заверила его, что рана заживает, но Джек с нетерпением ждал следующей перевязки, желая убедиться в этом сам. Опираясь на подложенное под спину седло, он уписывал за обе щеки тушеную белку с бобами.

— Откуда белка? — поинтересовался он.

— Великий вождь прислал, — улыбнулась Дати. — И не только это. Я горжусь тобой. Все только и говорят о твоем подвиге.

— Не я убил Уордена.

— Но ты первый ворвался в дом. — Ее глаза сияли. — Вождь и его самый доверенный воин — оба прославляли твою храбрость в своем танце.

Джек не улыбнулся, хотя ему было приятно. Дати имела в виду торжества, устроенные в честь успешного завершения похода и одержанных побед. После хвалы богам, вознесенной шаманом, каждый воин выходил в круг и языком пантомимы излагал свою версию событий. Кочис и Нахилзи включили в свое повествование поступки Джека.

Когда он очистил миску, Дати забрала ее и вышла, вернувшись вскоре с большим кувшином воды. Джек задремал, утомленный едой, но, почувствовав на своем лице прохладную ткань, открыл глаза.

— Я не мыла тебя с тех пор, как спал жар, — сказала Дати.

Джек закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями женских рук, и его мысли переключились на жену. Он отправится к Кэндис, как только встанет на ноги. Как же он скучает по ней! Но будь он проклят, если позволит втянуть себя в очередную ссору! В то, что Кэндис не хочет его возвращения, Джек не верил — чего не скажешь сгоряча! — хотя ее слова и поразили его в самое сердце. Но даже если это так, она его жена и пусть выбросит из головы все мысли о разводе.

Дати отжала тряпку и протерла его грудь и живот.

Джек спросил ее о походе, и она рассказала о подвигах воинов, многих из которых он знал. Старший сын Кочиса, Тази, во главе тридцати воинов запутал следы основного отряда и увел солдат в каньон, кончавшийся тупиком. Там апачи скрылись от преследователей, поднявшись по почти отвесной скале, поросшей соснами.

Дати откинула одеяло, укрывавшее его ниже пояса.

— Им пришлось спешиться и вести лошадей за собой. Когда три лошади сломали ноги, их пристрелили, а трупы спрятали, чтобы солдаты не обнаружили тропу, по которой они ушли. Хотя все равно ни один белый не решился бы вскарабкаться по такой круче. Кроме тебя.

Джеку было не до комплиментов. Дати омывала его гениталии, и, судя по его реакции, Джек был недалек от полного выздоровления. В ответ на изумленный взгляд Дати он вздохнул:

— Прошло слишком много времени.

— Здесь полно вдов и разведенных женщин. Ты можешь выбрать любую, когда наберешься сил. Нет никакой необходимости отказывать себе в этом, — деловито заметила Дати.

Джек испытал некоторое облегчение, когда она перешла на бедра, но напряжение в чреслах не прошло. Совет Дати найти себе женщину вполне соответствовал обычаям апачей. Мужья не спали с женами с начала беременности и до конца периода кормления, который продолжался два года. Поэтому считалось в порядке вещей, что мужчины ублажают себя с вдовами и разведенными женщинами — разумеется, с согласия последних. Обычно такого рода совокупления происходили во время различных празднеств и торжеств.

Апачи исповедовали умеренность во всем, включая секс. Уважающему себя мужчине полагалось проявлять выдержку и здравомыслие, награждая жену ребенком не чаще, чем раз в четыре года. Муж женщины, рожавшей с меньшим интервалом, считался невоздержанным и слабовольным, поскольку не мог обуздать свою похоть. Ну а две беременные жены сразу тем более не делали чести мужу. Джек улыбнулся, вспомнив выражение лица Нахилзи, когда тот узнал, что первая жена Джека тоже ждет ребенка.

Нет, он не станет искать замену беременной жене. Он поедет на восток, к Кэндис, единственной женщине, которая ему нужна. Не говоря уже о том, что ему необходимо убедиться, что с ней все в порядке.

Глава 66

— Мне было бы спокойнее, Кэндис, если бы вы чуточку прибавили в весе.

Кэндис вздохнула:

— Я ем достаточно, док.

— Постарайтесь не перенапрягаться, — сказал док Харрис, бросив многозначительный взгляд в окно на серые конфедератские мундиры, развешанные на солнце.

31 марта Форт-Блисс без особого сопротивления сдался войскам Конфедерации, но Кэндис это не волновало, лишь бы солдаты по-прежнему нуждались в ее услугах. Война между штатами казалась далекой и несущественной.

— Хорошо, — кивнула Кэндис, с горечью подумав, что, будь муж рядом, ей не пришлось бы гнуть спину, зарабатывая деньги, чтобы начать с ребенком новую жизнь. Впрочем, спохватилась она, он ей даже не муж.

«О, Джек!»

— От него не было известий?

Вопрос дока Харриса не вызвал у Кэндис раздражения. Он спрашивал из сочувствия, а не из праздного любопытства.

— Ни одного, с тех пор как он приезжал в прошлом месяце.

В глазах доктора мелькнула жалость. Проводив его, Кэндис тяжело опустилась на стул. Каждую неделю поступали все новые сведения о нападениях апачей на поселения белых. Хотя события развивались к востоку от «Хай-Си», было ясно, что рано или поздно они перекинутся на долину Санта-Крус. Нападение на укрепленное ранчо было бы чистым безумием со стороны индейцев. Кэндис, однако, опасалась худшего и с замиранием сердца встречала каждого солдата, приносившего ей белье и новости.

По городу поползли слухи, что Джек сражается на стороне Кочиса. Его считали предателем. Отправившись в магазин за покупками, Кэндис оказалась мишенью злобных пересудов. Горожане чурались ее иразве что не в лицо называли «подстилкой полукровки». Дошло до того, что Кэндис боялась выходить из дома. Ее рука все чаще тянулась к револьверу, спрятанному в кармане фартука. Она ненавидела этот город, а потому хотела убраться отсюда, как только родится малыш. На востоке никто не назовет ее ребенка полукровкой или ублюдком. Она направится на восток, а если денег не хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса, уедет туда, куда позволят средства.

Кэндис встала и потянулась, положив ладони на поясницу. Спина ныла. В последнее время она постоянно ощущала недомогание, часто плакала и стала невероятно чувствительной. Любой пустяк выводил ее из равновесия, в особенности мысли о муже — вернее, о Джеке.

Услышав топот копыт, Кэндис подошла к окну. Наверное, это док Харрис. И оцепенела.

Джек вернулся! Наконец-то!

Головокружение прошло. Залившись румянцем, Кэндис с привычным восторгом взирала на него. Джек похудел и осунулся, но гордо держался в седле. Он был великолепен, и как бы Кэндис ни сердилась, она радовалась его приезду, хотя и не собиралась признаваться ему в этом.

Джек смотрел на серые мундиры, развевавшиеся, словно знамена, на ветру.

Он спешился и повернулся к распахнувшейся двери. На лице его застыло жесткое, почти гневное выражение.

Кэндис вызывающе выпрямилась. Постепенно — пока они смотрели друг на друга — взгляд его смягчился, в серых глазах засверкали серебристые искры, а затем вспыхнуло жаркое пламя. Судорожно сглотнув, Кэндис отступила на шаг. При одном взгляде на Джека она забыла обо всем. И зачем только она полюбила этого человека?

Джек подошел к ней:

— Кэндис.

Она отступила еще на шаг.

— Проклятие! Джек, если ты думаешь, что можно заявиться…

Он сжал плечи Кэндис и посмотрел так, что все слова мигом вылетели у нее из головы.

— О Боже, — выдохнул он и прильнул к ее губам. Сердце Кэндис неистово забилось. Она закрыла глаза, не сопротивляясь, но и не отвечая на его поцелуй. Джек поднял голову и, дождавшись, пока Кэндис откроет глаза, хрипло спросил:

— И это все, что я заслужил после долгой разлуки?

— Ты вообще ничего не заслужил.

— Я делаю все, что в моих силах.

Внезапно Кэндис ощутила всю боль Джека, и ей захотелось только одного — утешить и ободрить его.

— Джек, — вымолвила она.

Но он уже смотрел на болтавшиеся на ветру мундиры.

— Это то, что я думаю? Кэндис вырвалась из его рук.

— Да.

— Так вот зачем приходил к тебе капрал, — проговорил Джек, холодно глядя на нее.

— Да.

Лицо его исказилось. Кэндис, испуганно попятившись, наткнулась спиной на дверь. Он схватил ее за подбородок и крепко сжал.

— И что мне делать с такой непослушной женой?

— Я тебе не жена.

Даже если бы она ударила его, то не добилась бы большего эффекта. Он побелел. «Она получила развод», — пронеслось в его мозгу.

— Что?

Кэндис прикусила губу. Не так она собиралась сообщить ему об этом. И не в разгар ссоры.

— Что ты сказала?

— Будь ты проклят! — закричала она. — Мы не женаты и никогда не были в браке. Того проповедника арестовали несколько недель назад за убийство. Он преступник, Джек, переодевшийся проповедником.

Джек молча смотрел на нее.

Кэндис вбежала в дом, борясь со слезами. Услышав за спиной тяжелые шаги, она лихорадочно смахнула их рукой.

— Ты, должно быть, шутишь. — Джек не верил своим ушам.

— Нет! Это правда, спроси любого! Его губы сжались.

— Ты мояжена, Кэндис. И ребенок, которого ты носишь, — мой.

— Нет! Я больше не желаю быть твоей женой! — Кэндис разразилась рыданиями.

Джек отвернулся и долго смотрел в окно, потом перевел взгляд на ее содрогавшуюся от рыданий спину.

— Я не отпущу тебя.

— Как ты смеешь! — Кэндис резко повернулась к нему. — Как ты смеешь говорить, что не отпустишь меня, после того как бросил нас?

— Думаешь, мне легко было уехать, оставив тебя здесь одну?

— Однако ты сделал это.

— Я предлагал отвезти тебя на ранчо «Хай-Си», но ты отказалась.

— Мне нужен ты, а не они.

Они яростно сверлили друг друга взглядами.

— Ты опять вернешься к Кочису? — спросила Кэндис.

— Да.

— Отлично, — бросила она и, повернувшись к нему спиной, снова заплакала.

Джек подошел к ней и взял за плечи. Кэндис попыталась стряхнуть его руки.

— Но на сей раз ты поедешь со мной, — сказал он. Кэндис замерла.

— Что?

— Я был дураком, — горько признался Джек. — Женщина должна быть там, где ее муж. Мне не следовало покидать тебя. Я думал, что так будет лучше, но я ошибался. Ты поедешь со мной.

— Чтобы жить в лагере апачей?

— Да.

— Я не поеду.

— Я же сказал, что не отпущу тебя.

— Апачи убивают моих соотечественников. И ты полагаешь, что я буду жить с ними только из-за твоего извращенного представления о чести и верности?

Джек молча подошел к плетеному сундучку и открыл его. Вывалив содержимое на постель, он начал перебирать вещи.

— Я не поеду, — повторила Кэндис, встревожившись. — Вначале ты сделал меня своей любовницей, а теперь хочешь превратить в индианку? Я не намерена рожать ребенка в лагере апачей!

Джек молча отобрал часть ее вещей, завернул их в одеяло и положил сверток у двери.

— В нашем распоряжении полдня, до того как стемнеет, — заметил он, не глядя на нее. — Лучше отправиться прямо сейчас.

Кэндис не двинулась с места.

— Я передумала, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты отвез меня в «Хай-Си».

Он не обратил внимания на ее слова.

— Пойдем, Кэндис.

— Я не поеду, Джек. Не надейся, что я приму в этом участие. Я не стану жить среди врагов.

Он двинулся к ней.

— Ты хочешь, чтобы я связал тебя?

Кэндис вытащила револьвер и направила ему в грудь.

— Да, — ответила она, сверкнув глазами. — Тебе придется похитить меня, чтобы заставить уехать с тобой.

Джек остановился, переводя взгляд с револьвера на ее решительное лицо.

— Неужели ты так ненавидишь меня, Кэндис, что способна выстрелить?

— Я не ненавижу тебя. — Лицо ее исказила боль.

— Я так и думал. — Джек снова двинулся к ней.

— Не вынуждай меня стрелять, — взмолилась Кэндис. — Я не могу рожать там ребенка.

— Если твое сердце настолько ожесточилось, что ты способна застрелить меня, — сказал он, остановившись перед ней, — стреляй — я не хочу жить.

Приглушенное рыдание вырвалось из ее груди, рука опустилась.

Джек забрал у нее револьвер и сунул его в карман фартука.

— Поехали, Кэндис, — нежно сказал он. — Отныне и навсегда ты будешь там, где должна была быть, — со мной.

Глава 67

Еще не добравшись до середины Мейн-стрит, они заметили толпу.

При виде вооруженных мужчин Кэндис с леденящей душу ясностью поняла, что им нужен Джек, а Джек преисполнился холодной решимости любой ценой спасти жену и еще не родившегося ребенка.

Он остановил жеребца.

— Что нам делать? — прошептала Кэндис.

Джек вытащил ружье из чехла и оглянулся. Путь назад преграждали возбужденные горожане. Мужчины размахивали револьверами, женщины потрясали камнями.

— Бросай ружье, краснокожий! — выкрикнул дюжий верзила. — Брось, кому сказано.

— Моя жена беременна, — спокойно сказал Джек. — Дайте ей уйти.

— Ага, беременна твоим индейским отродьем! — заорал кто-то.

— Сама виновата, раз спит с полукровкой! — добавил другой.

— Вздернуть обоих!

Толпа одобрительно заревела.

Кэндис стало страшно. Джек склонился к ней и прошептал:

— Когда я спрыгну и начну стрелять, скачи на запад, как будто за тобой сам черт гонится. Я найду тебя, если смогу.

— Нет, Джек. У тебя нет ни малейшего шанса. Но он уже спрыгнул с коня, закричав:

— Скачи, черт бы тебя побрал! — И шлепнул вороного по боку. Тот рванулся вперед.

Джек успел нырнуть за поилку для скота, когда кто-то завопил:

— Держи шлюху, пока не удрала!

Кэндис вцепилась в гриву вороного, который, взяв с места в карьер, понесся прямо на толпу, бросившуюся врассыпную из-под его копыт. Подобрав поводья, она попыталась остановить коня, как вдруг раздались выстрелы и крики. Жеребец закусил удила и помчался еще быстрее. Кэндис тщетно натягивала поводья. Оглянувшись, она увидела неясные фигуры стрелявших мужчин и женщин, разбегавшихся в поисках укрытия.

Наконец жеребец, раздраженно крутя головой, замедлил бег. Почувствовав, что конь повинуется ее руке, Кэндис свернула в первый же переулок и поскакала назад, на звуки выстрелов. Бросить Джека сейчас значило бы обречь его на верную гибель. Осадив вороного в квартале от Мейн-стрит, Кэндис прислушалась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание с шумом вырывалось из груди, живот внезапно скрутила такая боль, что она застонала.

— Не дайте ему уйти! — раздался крик, вслед за которым загрохотали выстрелы.

Вонзив каблуки в бока вороного, Кэндис понеслась к месту перестрелки. Спустя мгновение она увидела Джека, мчавшегося стремглав по боковой улочке. По пятам за ним гналась толпа, паля на ходу в живую мишень. Это было самое настоящее убийство.

— Джек! — закричала Кэндис, пришпорив коня.

Джек пригнулся, и ей на мгновение показалось, что пуля достала его.

— Джек!

Он выпрямился и побежал к ней. Кэндис резко натянула поводья, но не смогла остановить обезумевшего коня. Джек ухватился за седло, но промахнулся и вцепился в стремя. Конь скакал навстречу толпе, увлекая за собой Джека. Перехватив поводья в одну руку, Кэндис вытащила револьвер. Вокруг свистели пули, что-то обожгло ее щеку. Тщательно прицелившись, она выстрелила в мужчину, который перезаряжал револьвер. Он упал. Вороной заржал и взвился на дыбы. Не успели его передние копыта коснуться земли, как Джек оказался за спиной Кэндис. Схватив поводья, он резко развернул коня, и тот понесся галопом в противоположном направлении, прочь от разъяренной толпы.

Они мчались со скоростью ветра.

Только оказавшись за пределами Эль-Пасо, Кэндис осознала, что щека ее болезненно пульсирует и залита кровью. Город остался позади, вокруг расстилалась холмистая пустыня. Усталый конь замедлил бег. Крепкие руки Джека обнимали ее. И они были живы. Кэндис прислонилась к нему и застонала, снова ощутив спазм в животе.

— Кэндис, у тебя кровь! — воскликнул Джек и осадил вороного.

Соскочив с коня, он осторожно опустил ее на землю.

— Твое лицо, — сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.

— Ничего страшного, царапина, — выдохнул он. — Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?

— О, Джек! — выдохнула Кэндис.

Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.

— Нужно заняться твоей раной. — Джек направился к коню.

Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.

— Что случилось?

— Конь ранен, — отозвался он. — Ну-ну, полегче, милый, полегче, — ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.

Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.

— О, Джек, его подстрелили!

— Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. — Он погладил коня по холке. — Бедняга, такое мужество не часто встретишь.

Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.

— Он сможет нас выдержать?

— Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?

Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.

— Я так боялась, что они убьют тебя.

— Чтобы я оставил тебя? — пошутил он. — Да никогда!

— Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:

— Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?

— Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.

— Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.

— Но это слишком близко от города.

— Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы — неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.

Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.

Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.

Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.

Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?

И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.

В поисках выхода из положения Джек перебрал в уме дюжину способов, как рассказать Кэндис о Дати, но все они наносили непоправимый удар по их отношениям. Он решил, что посвятит ее в детали их будущей жизни позже — скажем, завтра вечером, а то и послезавтра.

Всю ночь Джек не смыкал глаз, то и дело поглядывая на беспокойно метавшуюся во сне Кэндис. Лишь под утро, с первыми проблесками рассвета, он осторожно прилег рядом с женой на скатку, прижал ее к себе и заснул.

Глава 68

Кэндис разбудило утреннее солнце, обещавшее погожий весенний день. Она лежала в теплых объятиях Джека. Инстинктивно прижавшись к нему теснее, она вдруг вспомнила, где она и почему. Джек вернулся, но лишь затем, чтобы увезти ее с собой. В свете нового дня и пережитого накануне ужаса собственное положение показалось Кэндис особенно мрачным и безысходным. Так нельзя. Она не может жить среди апачей, которые ведут войну с ее соотечественниками.

Кэндис села на постели и посмотрела на Джека. Он, видимо, только что проснулся, но его глаза были открыты, а взгляд ясен.

— Иди сюда, любимая, — тихо попросил он.

Кэндис отвела глаза. Запахнув шаль, она поднялась на ноги и пошла прочь. Ей нужно было облегчиться и подумать. Когда Кэндис вернулась, Джек седлал коня.

— Прошу тебя, Джек, — сказала она. — Отвези меня домой или на восток. То, чего ты хочешь, несправедливо по отношению ко мне.

Он повернулся к ней:

— Думаешь, я не понимаю этого?

— Это несправедливо и по отношению к ребенку.

— Именно поэтому я не взял тебя с собой с самого начала. Но теперь это не имеет значения.

— Имеет.

— Война вообще несправедлива, — возразил он. — Разве справедливо, что погиб Шоцки? Есть веши и похуже, чем уехать со мной — твоим мужем.

— Шоцки погиб?

Джек отвернулся и начал пристегивать седельные сумки.

— Да.

— О Боже! — вымолвила Кэндис, глядя на его напряженную спину. — Мне очень жаль.

Джек не произнес ни слова. Шагнув к нему, она положила ладонь на его окаменевшее плечо. Он резко дернулся и стряхнул ее руку. Кэндис беспомощно молчала. Между ними никогда не возникало настоящей близости, разве что физическая, и было бы наивно ожидать, что теперь, когда препятствий стало больше, он пожелает искать у нее утешения.

Вечером, когда они остановились на ночлег, Кэндис обратилась к Джеку, хотя и знала, что выбрала не лучший момент:

— Джек, почему бы апачам не вести свою войну без твоего участия? Ты же наполовину белый. У тебя есть семья, о которой ты должен заботиться. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко, где нас никто не знает и не будет оскорблять нашего ребенка.

Он гневно уставился на нее:

— И оставить душу моего брата неотомщенной?

Кэндис чуть не плакала.

Этой ночью не было необходимости караулить. Свернувшись на скатке, Кэндис наблюдала за Джеком. Он тщательно загасил небольшой костер, на котором они готовили еду. Кэндис ощутила знакомый жар в крови. Займутся ли они сегодня любовью? Нет, конечно, нет. Она беременна, да и слишком много скопилось обид и взаимного недовольства, чтобы вот так просто перешагнуть через них.

Когда Джек лег рядом, Кэндис притворилась спящей, но обмануть себя не могла. Она отчаянно тосковала по объятиям Джека. Это был единственный способ ощутить его близость. Только так они могли стать единым целым, только так она могла забыть о жестокой реальности.

Рука Джека легла на ее бедро, и так как она не отстранилась, он прижался к ней всем телом. Кэндис вспыхнула, ощутив отчетливые признаки его возбуждения. Пальцы Джека с невыразимой нежностью скользнули по ее округлившемуся животу.

— Кэндис!

— Джек! — Она застонала.

Он крепко прижал ягодицы жены к своим чреслам и потерся щекой о ее волосы. Кэндис захотелось снова услышать, что он любит ее. Она легла на спину и повернулась к нему лицом. Их губы слились.

— Я боюсь повредить тебе, — прошептал Джек, обхватив ладонями ее груди и потирая большими пальцами увеличившиеся соски.

— Не бойся.

— Ты так прекрасна!

— Я похожа на корову.

— На прекрасную корову, — поправил Джек, слегка улыбнувшись.

Кэндис рассмеялась, но ее смех затих, когда он, обнажив ее грудь, взял в рот затвердевшую маковку. Как давно они не были вместе! Джек перекатился на спину, и она оказалась сверху. Он приподнял ее юбки, а затем занялся своими штанами. Кэндис почувствовала, как его плоть, вырвавшись наружу, уперлась в ее обнаженное бедро. Он скользнул пальцем в ее лоно, и она забыла обо всем на свете.

— Джек, пожалуйста!

— Да, любимая, да!

Он приподнял ее и опустил на себя. Они в один голос ахнули, ощутив свое слияние. Не выпуская бедер жены, Джек направлял их движения, ускоряя ритм, пока она не взорвалась, повиснув на его руках. Вслед за тем его крик, гортанный и хриплый, прозвучал в ночи.

Когда все кончилось, Джек притянул жену к себе и не выпускал из объятий, пока она не заснула.

Так прошло три дня. Днем они ехали, не торопясь и сохраняя видимость мира, хотя ничего между ними не решилось. А ночью со сладостной горечью предавались любви. Кэндис привыкла находиться на свежем воздухе и даже вошла во вкус. Джек рассказал ей о событиях на перевале Апачи и отредактированную версию набега на долину Соноита. До сих пор он старался не думать о том, что произошло на ранчо Уорденов. Но теперь воспоминания нахлынули на него. Он вспомнил женщину, ее искаженное от ужаса лицо, свой выстрел и кровь, обагрившую ее грудь. Ему стало тошно.

— Что-нибудь не так, Джек?

— Кочис недавно узнал, что мальчика, которого похитили у Уордена, увез родной отец — индеец, — сказал Джек, сменив тему. — Он не собирается возвращать сына, и я не виню его. — Но Джек не мог изгнать образа женщины из своей памяти. Никогда ему не забыть выражения ее лица. И того, что он убил ее.

— Солдаты действительно захватили жену и ребенка Кочиса, Джек?

— Да.

— Что с ними сделали?

— Увезли в форт Бьюкенен, а потом отпустили. Они вернулись пешком.

Кэндис представила себе путь, который пришлось проделать матери с ребенком от форта Бьюкенен до гор Чирикауа. Немыслимо.

— Они… не причинили ей вреда?

— Ты хочешь сказать, не изнасиловали ли ее солдаты? Если она что-нибудь и рассказала, то только Кочису. А он вряд ли станет распространяться на эту тему.

Джек так и не решился рассказать жене о Дати. Хотя Кэндис не совсем смягчилась, но не проявляла нарочитой холодности и отвечала на его страсть с не меньшим пылом. Джек боялся разрушить их хрупкую близость, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ней. И сожалел, что у них так мало времени.

— Ты думаешь, что я всегда буду жить среди апачей, Джек? — тихо спросила Кэндис на третий день.

— Конечно, нет.

— Стало быть, ты надеешься на благополучный исход и не собираешься воевать до победного конца.

— Войны всегда кончаются, Кэндис, — веско отозвался Джек.

Он не представлял себе, что будет дальше. Кочис поклялся, что никогда не простит белым предательства и будет сражаться, пока жив. Даже если случится чудо и удастся заключить мир, то на каких условиях? Кочис никогда не согласится уйти на отведенную правительством территорию и жить в резервации, отказавшись от свободы.

На четвертое утро, когда они разбили лагерь у подножия Драгунских гор, всего в пятидесяти милях от стойбища Кочиса, Джек решил рассказать Кэндис о Дати. Откладывать было невозможно. Чувствуя себя последним трусом, он наблюдал за Кэндис, свертывавшей постель, на которой они совсем недавно занимались любовью.

Когда она выпрямилась, Джек взял у нее скатку и привязал ее к седельным сумкам.

— Дати в лагере Кочиса.

Кэндис недоумевающе взглянула на него.

— Что? — Ее лицо побледнело от ужасной догадки.

— Кэндис, я все объясню тебе, — поспешно сказал Джек. — Все ее родные умерли. О ней некому позаботиться. И… она беременна. Поэтому я привез ее в лагерь.

Ошеломленная, Кэндис молчала.

— Как я понимаю, отец — ты. — Ее голос был на удивление тих и спокоен.

— Да.

Кэндис повернулась к нему спиной. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон. Не может быть. Он не мог так поступить с ней.

— Это было всего один раз — еще до нас с тобой. Сразу после того, как я приходил к вам на ранчо за конем.

Другая женщина, другой ребенок. Кэндис хотелось смеяться и плакать. Невозможно представить себе большего предательства. Все то время, пока она была одна… думала о нем, тосковала… ждала его, он был с Дати. Со своей индейской любовницей.

— Кэндис? — неуверенно вымолвил Джек, испуганный ее неподвижностью и молчанием.

Она повернулась к нему. Лицо ее окаменело, но Джек чувствовал, что Кэндис борется со слезами.

— Я никогда не прощу тебя, — сказала она ровным тоном. — И требую, чтобы ты сейчас же отвез меня домой.

— Кэндис, я не мог поступить иначе. Скоро она будет не в том положении, чтобы добывать себе пропитание. Я должен был взять ее с собой. Хотя бы ради ребенка.

Она смотрела на него с холодным презрением.

— Избавь меня от этой лжи, Джек. Дати давно сказала мне, что она твоя любовница. Мне следовало поверить ей, а не тебе. Ты внушаешь мне отвращение, — сухо проговорила Кэндис, поражаясь собственной выдержке. Если она даст волю чувствам, то разрыдается. Вот что он сотворил с ней — разбил ее сердце.

— Она никогда не была моей любовницей! — сердито воскликнул Джек. — Кэндис, поверь мне! Апачи не спят с беременными женщинами с момента зачатия. Таков обычай.

— Вот как? Почему же ты спишь со мной? И при этом считаешь себя апачи, даже воюешь на их стороне. Впрочем, ответь мне на один вопрос: если вы не любовники, что же произошло? Непорочное зачатие?

— Это случилось всего один раз.

Кэндис охватила слабость, и она отвернулась, борясь с головокружением.

Джек молчал, не сводя с нее мрачного взгляда. Глубоко вздохнув, Кэндис спросила:

— Ты отвезешь меня домой?

— Нет.

Глава 69

Кэндис ехала через лагерь апачей, не обращая внимания на устремленные на нее взгляды и очевидный интерес, вызванный их появлением. Сидя в седле перед Джеком, она изображала безразличие. Все ее чувства притупились. Но не настолько, чтобы Кэндис не испытывала мучительной тоски и печали.

Она мрачно наблюдала за кипевшей вокруг них деятельностью, ничем не отличавшейся от того, что она видела в лагере Шоцки. Женщины готовили еду, чинили кожаную одежду, делали припасы на зиму. Дети, играя, с криками носились между вигвамами. Мужчины чистили ружья, изготавливали стрелы, точили ножи и каменные наконечники копий. Увидев высокого мужчину, она сразу узнала Кочиса, хотя он стоял к ним спиной. Несмотря на прохладную погоду, на нем не было ничего, кроме простых высоких мокасин и набедренной повязки, доходившей почти до колен. Коротко остриженные волосы едва прикрывали шею. Он повернулся и увидел их.

Джек остановил вороного, ожидая, пока вождь приблизится.

— Теперь я понимаю, — обратился к нему Кочис, улыбнувшись Кэндис, — почему тебя так долго не было.

— Я решил, что ее место рядом со мной, — отозвался Джек.

Глядя на Кочиса, Кэндис вновь поразилась его притягательности и искренне пожалела, что он ввязался в эту безнадежную войну. Может, Кочис согласится ей помочь?

— Давно пора, — заявил Кочис, разбив надежды Кэндис. — Женщина должна быть со своим мужчиной. Добро пожаловать, Дочь Солнца, — продолжил он, обращаясь к ней. — Я рад, что твой муж исправил свою ошибку. Теперь, возможно, он перестанет вздыхать, как влюбленный подросток, и сосредоточится на борьбе с врагом. — Кочис улыбнулся и пошел прочь.

Джек тронул коня. Они ехали в абсолютном молчании весь день. Лишь несколько раз Джек попытался завязать разговор. Но Кэндис не проронила ни слова. Он недостоин ее внимания, решила она, собираясь игнорировать его и впредь, насколько это возможно. Более того, Кэндис всерьез опасалась, что если раскроет рот, то вместо слов разразится рыданиями и стонами.

Они доехали уже до окраины стойбища, когда Кэндис заметила Дати. Та сидела на земле перед вигвамом, склонившись над охапкой веток, напоминавших стебли юкки. Кэндис во все глаза разглядывала соперницу, терзаясь ревностью и гневом.

Хотя Дати округлилась больше, разница была столь незначительна, что истина предстала перед Кэндис во всей своей неприглядности. Они забеременели примерно в одно время, и неизвестно, кто раньше. И не так она простодушна, чтобы поверить, будто можно зачать с одного раза. Джек, конечно, утверждает, что спал с Дати до того, как они стали близки, но что еще ему остается делать? Кэндис сморгнула слезы. Чем больше она размышляла на эту тему, чем больше вспоминала слова Дати и ее ревность, тем больше убеждалась, что эта женщина была любовницей Джека. И испытывала нестерпимую боль.

Джек спешился и повернулся к ней. Не обращая внимания на его протянутые руки, Кэндис попыталась соскользнуть с коня, но он подхватил ее и опустил на землю. Вздернув подбородок, Кэндис отчеканила:

— Не трогай меня.

— Кэндис, — произнес он предостерегающим тоном. Дати поднялась, явно неприятно удивленная.

— Тебя так долго не было, что я начала беспокоиться, — сказала она на языке апачей.

Джек смотрел на двух женщин, изо всех сил старавшихся не замечать друг друга. Взгляд Кэндис был устремлен вдаль, сквозь Дати. Дати не сводила глаз с него. Соседи с нескрываемым любопытством наблюдали за ними. Ситуация, когда жены ревновали мужа друг к другу, была довольно обычной. Порой дело доходило до драк, и мужу приходилось разнимать их, а то и поколачивать зачинщицу ссоры.

— Дати, устрой еще одну постель в вигваме. Кэндис нужно отдохнуть, а завтра она поможет тебе по хозяйству.

Кэндис посмотрела на него в упор:

— Извини, Джек, но я не намерена помогать твоей шлюхе — ни в чем.

Дати замерла, пораженная до глубины души, затем пришла в бешенство. Джек перехватил ее руку, прежде чем она успела вцепиться ногтями в Кэндис. Дати с оскорбленным видом уставилась на него, ожидая поддержки. Это был прямой долг Джека, но в таком случае Кэндис узнала бы, что та считается его второй женой.

— Дати — не шлюха, Кэндис, — веско сказал он. — Дати, никаких драк. Я запрещаю. Вам придется как-нибудь поладить. — Он надеялся, что хотя бы она подчинится его приказу.

Дати молчала.

— Я буду очень недоволен, если ты ослушаешься, — добавил Джек.

Помедлив в нерешительности, он взглянул на Кэндис, которая поспешно отвела глаза. Все равно она узнает, так уж лучше от него.

— Кэндис, когда мужчина обеспечивает женщину и берет ее в свой вигвам, она считается его женой.

Потрясенная, Кэндис уставилась на него.

— Дати, оставь нас.

Индианка, бросив ненавидящий взгляд на Кэндис, удалилась. Джек мрачно смотрел ей вслед. Похоже, его план не сработает.

— Ах ты, сукин сын, — прошипела Кэндис. — Эта шлюха — тоже твоя жена? Ты к этому клонишь?

— Я не люблю ее, но обязан позаботиться о своем ребенке.

— Оставь меня, — сказала Кэндис. — Я хочу побыть одна. — Как он мог так обойтись с ней? Как? Разве Джек не понимает, что разбил ей сердце? Она не может больше этого выносить.

— Кэндис! — Джек взял ее за плечи. — Я найду Дати другого мужа, когда родится ребенок. Клянусь. Прошу тебя, потерпи. Хотя бы немного.

Что на это ответить? Она стряхнула его руки и вошла в вигвам. Там была Дати, сооружавшая постель из шкур.

— Убирайся, — уронила Кэндис.

— Нечего здесь командовать, — огрызнулась индианка, сверкнув глазами.

— Убирайся, пока я не пристукнула тебя! — заорала Кэндис, давая выход отчаянию и гневу.

Джек откинул полотняный лоскут, прикрывавший вход.

— Ладно, Дати. Оставь Кэндис одну. Ненадолго. — Он вытащил индианку наружу и вытер вспотевший лоб.

— Я не хочу спать с ней в одном вигваме, — заявила Дати.

Джек был сыт по горло.

— Отлично! — бросил он. — Можешь спать хоть в лесу.

Сердито опустившись на землю, Дати схватила корзину со стеблями юкки и побегами камыша и начала сортировать их.

— Держи, — сказал, посмеиваясь, появившийся сзади Нахилзи. — Тебе необходимо подкрепиться.

Джек взял из его рук тыквенную бутыль и сделал несколько жадных глотков, сожалея, что напиток недостаточно крепок.

— Иисусе! — воскликнул он, утирая рот.

— Забудь о белом боге. В таком деле лучше обратиться к нашим богам, — ухмыльнулся Нахилзи. — Может, у шамана найдется подходящее заклинание, чтобы усмирить твоих жен.

— Сомневаюсь, — вздохнул Джек. — Эй, дружище. — Он посмотрел на Нахилзи. Тот переступил тридцатилетний рубеж, но так и не женился. — Как насчет того, чтобы обзавестись женой?

Ухмылка Нахилзи стала шире.

— Я не прочь, чтобы Дочь Солнца согревала мою постель.

Сверкнув глазами, Джек покосился на Дати. Занятая своим делом, она ничего не слышала.

— Я имею в виду Дати. Она послушна и всегда готова доставить мужу удовольствие. На нее приятно смотреть. Да и в постели хороша. — Он ободряюще улыбнулся.

Но Нахилзи расхохотался и ушел.

Глава 70

Кэндис знала, что все еще любит Джека.

Как и то, что он недостоин ее любви.

Перестав наконец плакать, Кэндис лежала на третьей постели, уткнувшись лицом в мех. Она не понимала, как ее сердце может быть настолько глупым. Хуже того, даже мозг пытался предать ее, коварно нашептывая: «А вдруг Джек говорит правду?»

Все это просто не умещалось в ее голове. Как он мог привезти ее сюда, где свидетельство его неверности — или по крайней мере плодовитости — находится прямо перед ее глазами? Ни одна женщина не потерпит такого. Не говоря уже о том, что Джек воюет против ее соотечественников. Он ее враг — и отец ее ребенка. Кэндис не представляла себе, что делать.

«Избавиться от Дати», — мстительно подумала она.

Джек сказал, что когда Дати родит, он выдаст ее замуж. Можно ли ему верить? Но в любом случае это не решит ее проблем. Она не желает ничего делить с Дати, даже имя Джека. И ей наплевать, что таков обычай апачей. Лучше уж уехать, чем терпеть такое унижение, как присутствие Дати.

Или нет?

Мысль о том, чтобы вернуться домой беременной, по-прежнему страшила Кэндис. Теперь, однако, это казалось предпочтительнее, чем ждать момента, когда она сможет отправиться в Сент-Луис. Собственно, после возвращения Джека Кэндис и думать забыла о Сент-Луисе. Господи, что же ей делать?

А что вообще можно сделать в ее положении?

Сколько бы Кэндис ни ломала голову над этим вопросом, она не в силах была что-либо изменить. Она застряла в этом забытом Богом стойбище, одна во вражеском стане, вынужденная мириться с тем, что соперница находится с ней под одной крышей. Ах, если бы любовь сменилась ненавистью — или хотя бы равнодушием!

Услышав, как откинулся кусок парусины, закрывавший вход, Кэндис подняла голову. В вигвам вошла изможденная худая женщина с короткими, небрежно остриженными волосами. Индианка была явно больна и сразу улеглась, уставившись в потолок отсутствующим взглядом.

Ее лицо было изуродовано царапинами, тянувшимися от висков до челюсти. Такие же шрамы покрывали руки выше локтя. И только заглянув в зеленые глаза женщины, Кэндис сообразила, что это Луси.

— Луси, что с тобой? — Кэндис упала рядом с ней на колени. — Луси? Господи, что случилось?

Луси скользнула по ней взглядом, но ничего не сказала и закрыла глаза.

Кэндис поднялась и вышла из вигвама. Дати сидела у костра и готовила еду. В животе у Кэндис заурчало от аппетитного запаха тушеного мяса, поднимавшегося над котелком. Джек сидел по другую сторону костра, строгая кусок дерева. У его ног стоял кувшин. Он поднял глаза.

— Джек, что с Луси? — спросила Кэндис в ужасе от того, что такая красивая женщина превратилась в ходячий скелет.

Он молча посмотрел на нее.

— Оставь ее в покое, Кэндис. Она скорбит. Скорбит? Она умирает! Джек, ей нужен врач.

— Никакой врач не поможет Луси.

Сердце Кэндис сжалось от боли. Она подошла к Джеку и опустилась на колени.

— Мы не можем позволить ей умереть.

Джек бросил на жену короткий взгляд и снова принялся строгать палку. Кэндис прикусила губу. Узнав о смерти Шоцки, она ощутила не только печаль из-за гибели прекрасного, полного сил человека, но и сочувствие к горю Джека. Но теперь ей пришло в голову, что Дати, должно быть, утешила его, и Кэндис продолжила более холодно:

— Джек, Луси необходимо есть. И я считаю, что ее нужно показать врачу.

— Луси ничто не поможет. Она умирает. Она хочет умереть.

— Ты не можешь позволить ей уморить себя голодом!

— Я много думал и пришел к выводу, что могу. Так будет лучше. Она встретится с Шоцки, и их души будут бродить по горам вместе — пока он не будет отмщен и не найдет успокоение в ином мире.

Кэндис вытаращила глаза.

— Что за чепуха? Души будут бродить?.. Апачи что — верят в рай?

— Можно сказать и так. Ад — это вечное хождение по земле. А рай — это возможность обрести покой в потусторонней жизни.

Кэндис, верившая в рай и ад, была поражена подобным объяснением. Еще больше ее изумило различие между верованиями апачей и христианскими воззрениями. Неужели Джек усматривает в этом какое бы то ни было сходство? Все знают, что в аду грешника ждет вечный огонь, а не блуждание неприкаянной души по земле.

— Значит, ты позволишь Луси умереть и соединиться со своим мужем?

Джек кивнул.

«Да он романтик», — подумала Кэндис и отвернулась, потрясенная этим открытием. Что еще ей предстоит узнать об этом мужчине — ее возлюбленном, муже и отце ее ребенка?

— Все равно нужно заставить ее есть. Хотя бы попытаться.

— Мы пробовали поначалу. Она сопротивлялась, как дикий зверь. Пришлось ее связать. Но организм Луси не принял ничего из того, что мы заставили ее проглотить. Она хочет умереть, Кэндис, и ничто не удержит ее, разве что на какое-то время. Сморгнув слезы, она обхватила себя руками. Как ужасно! Прекрасная Луси и ее красавец муж. Хорошо еще, что у них не было детей.

— Джек, как это случилось? Он глубоко вздохнул:

— Они возвращались из рейда на юг и столкнулись с солдатами, посланными из форта Бьюкенен, чтобы снять осаду с перевалочной станции на перевале Апачи. Его схватили и повесили вместе с другими воинами.

Кэндис смотрела в его мрачное лицо, на котором застыло жесткое выражение. Итак, Шоцки стал еще одной случайной жертвой этой войны. Теперь у Джека даже больше, чем вначале, оснований сражаться вместе с Кочисом. В том, что касалось мести, он истинный апачи. Чувство безнадежности с новой силой захлестнуло Кэндис.

Ужин состоял из тушеной оленины с овощами, напоминавшими картофель, и дикого лука. Дати также испекла хлеб, вязкий и сладковатый, со слабым привкусом ягод. Джек сказал, что его делают из желудевой муки и диких плодов. Кэндис так проголодалась, что даже драматические события минувшего дня не лишили ее аппетита. Она не сдвинулась с места, чтобы помочь Дати вымыть посуду. Вскоре та, перебросившись с Джеком несколькими словами на языке апачей, зашла в вигвам.

— Уже поздно. — Джек поднялся. — Спокойной ночи. На секунду их взгляды встретились. Казалось, он хочет что-то сказать. Кэндис ждала, не двигаясь.

— Я не хотел обижать тебя, — вымолвил он наконец и, шагнув мимо, лег на скатку, расстеленную рядом с вигвамом.

Кэндис не желала спать в одном вигваме с Дати. Но еще больше на нее подействовал унылый вид Джека. Весь вечер он прикладывался к тыквенной бутыли, которую Дати постоянно наполняла.

Кэндис встала, подошла к Джеку и, не успел он сказать хоть слово, легла рядом с ним. На бок, спиной к нему.

Джек промолчал и не сделал попытки коснуться ее.

Кэндис и представить себе не могла, что сможет заснуть рядом с ним, а тем более в нескольких дюймах от его теплой спины. Но усталость взяла свое, и она заснула. Разбуженная ночью каким-то посторонним звуком, она обнаружила, что Джек прижимается к ней сзади, обвив рукой ее талию и положив ладонь на ее живот.

Глава 71

Проснувшись, Кэндис увидела, что Джек уже ушел. Она не знала, куда он делся, но не собиралась спрашивать у Дати. Или предлагать ей помочь по хозяйству.

Луси неподвижно лежала, не отзываясь на вопросы. Погрузившись в невеселые мысли, Кэндис доела остатки ужина с хлебом. Она чувствовала себя оскорбленной. Мало того что Джек исчез, не сказав ей ни слова, он даже не попытался поцеловать ее ни ночью, ни сегодня утром. Конечно, она бы и сама не позволила… но Джек мог бы выказать хоть какой-то интерес.

Наконец Дати не выдержала:

— Если бы ты помогла, мы бы работали вдвое быстрее.

— Помогла? — Кэндис выгнула бровь. — Я не индианка, Дати. — И повернулась к ней спиной.

Кэндис принесла Луси еду и попыталась привлечь ее внимание, но из этого ничего не вышло. Джек так и не вернулся, и Кэндис отправилась бродить по стойбищу.

Где бы она ни появлялась, мужчины, женщины и дети пялились на нее, обмениваясь репликами. Хотя они говорили на языке апачей, Кэндис понимала, что разговор идет о ней. С ее ярко-золотистыми волосами она не смогла бы привлечь большего внимания, даже если бы расхаживала по лагерю, размахивая флагом.

Многие женщины были мексиканками. Они выделялись оттенком кожи, волос и чертами лица. Но все выглядели как индианки и, видимо, принадлежали воинам-апачам. Некоторые прижимали к груди младенцев, а под ногами у них крутились дети постарше, явно смешанного происхождения.

Несмотря ни на что, Кэндис с интересом наблюдала за происходящим. Трудно было поверить, что эти люди — ее враги. Тем не менее это было так, и она ни на секунду не забывала об этом. Прожив двенадцать лет на территории, Кэндис выросла на рассказах о зверствах апачей. Это было частью местного образа жизни. И хотя сама она — до прошлогоднего похищения — не сталкивалась с враждебно настроенными индейцами, ее братьям приходилось время от времени участвовать в стычках с отрядами, совершавшими набеги на поселения белых. Кэндис своими глазами видела застреленного и оскальпированного мальчика. Марк был далеко не единственным, у кого убили невесту. Почти все соседи так или иначе пострадали от рук индейцев. Она знала владельцев ранчо, у которых угнали скот и убили работников. Знала мужчин, потерявших друзей в схватках с индейцами. Слышала о детях, исчезнувших без следа, как мальчик Уордена.

Война! Смерть Шоцки привела ее на порог Кэндис даже в большей степени, чем участие Джека в военных действиях. Территория Нью-Мексико находится в состоянии войны, ее муж сражается не на той стороне, а теперь и она сама оказалась не там где следует. Чем все это кончится для нее, Джека и их ребенка, даже если забыть о Дати?

Убивал ли Джек белых в бою? Кэндис не желала даже думать об этом. Слишком все это ужасно, слишком безнадежно.

— Такая печальная, — произнес чей-то голос. — Такая растерянная. Неужели все так плохо, женщина?

Обернувшись, Кэндис увидела Кочиса, сочувственно смотревшего на нее. «Насколько откровенной можно с ним быть?» — задумалась Кэндис, не в силах отвести глаз от его испытующего взгляда.

— Да, — призналась она.

— Давай пройдемся, — предложил Кочис, неопределенно махнув рукой, и они пошли вперед. — Там, дальше, есть красивое местечко, где вода обрушивается со скал, а солнце пробивается сквозь листву. Подходящее место для того, чтобы подумать, помолиться или поговорить. — Он улыбнулся.

Кэндис улыбнулась в ответ. Вождь апачей вызывал у нее инстинктивное доверие.

— Я сожалею о том, что случилось с вашими людьми на перевале Апачи, — искренне сказала она.

Кочис взглянул на нее.

— Апачи никогда не лгут, а белые — всегда. — Помолчав, он добавил: — За исключением твоего мужа. Он говорит на языке апачей.

Кэндис вздохнула:

— С вами — возможно.

Кочис устремил на нее суровый взгляд.

— Ты обвиняешь своего мужа во лжи? Кэндис вздернула подбородок.

— Я не знаю, лгал ли он мне, но похоже, что да. Как бы он не побил тебя за такие речи.

— Пусть только попробует. Кочис улыбнулся:

— Ты не уступаешь ему силой духа. Ну вот мы и пришли. Он был прав: место и в самом деле оказалось удивительно красивым. Водопад низвергался со скалы в небольшой водоем, из которого изливался бурный поток, устремлявшийся вниз по каньону. Высокие сосны окружали водоем, как ажурный навес, и сквозь него пробивались солнечные лучи, рассыпая сверкающие блики по поверхности воды. Где-то в вышине раздавались птичьи трели, легкий ветерок трепал юбки Кэндис.

— Ты не хочешь рассказать мне, что тебя тревожит?

— А вы поможете мне?

— Это зависит от того, что ты попросишь. Девушка вздохнула:

— Это правда, что мужчины-апачи не спят со своими беременными женами? — не удержалась от вопроса Кэндис.

Кочис рассмеялся:

— Ты сердишься, что муж отказывает тебе во внимании? Кэндис зарделась.

— Нет. Но я белая и не привыкла делиться тем, что мне принадлежит. Если Джек спал с Дати после того, как мы поженились…

— Понятно. — Кочис пристально посмотрел на нее. — Мужчины-апачи действительно не спят с беременными женщинами. С того момента, как узнают о зачатии ребенка.

Уже хорошо, решила Кэндис.

— На твоем месте я бы поверил Ниньо Сальважу. Он человек чести. И никогда не солжет ни мужчине, ни женщине. Даже враги верят его слову. Уверен, он не станет обманывать женщину, которой принадлежит его сердце.

— Вы думаете, его сердце принадлежит мне?

— Я знаю это. Однажды мы проговорили всю ночь. — Кочис улыбнулся: — Вскоре после того, как я встретив тебя на перевале Апачи.

Кэндис покраснела под его вопросительным взглядом.

— У меня не было выхода.

— Не часто встретишь женщину с несколькими мужьями, — усмехнулся Кочис.

Она сочла разумным промолчать.

— Спустя некоторое время меня навестил Сальваж. Мы говорили о тебе. И без слов было ясно, как он относится к тебе. Достаточно было посмотреть ему в глаза.

Кэндис глубоко вздохнула. Если это и правда, этого мало, чтобы разрешить все проблемы.

— Все равно унизительно делить мужа с другой женщиной, дажеесли это чистая формальность. Так не поступают. — Ее глаза сверкнули. — У меня тоже есть гордость. Мне хочется пристукнуть их обоих.

Кочис рассмеялся:

— Таков обычай апачей. Но, что более важно, Сальваж покроет себя позором, если откажет в крове и пище женщине, которая ждет его ребенка. А будет ли он спать с ней потом или нет — дело десятое. Его долг заботиться о ней.

— А как апачи разводятся? Кочис насторожился.

— Зачем тебе это знать? Ты хочешь развестись с мужем?

— Возможно. Женщина имеет право развестись с мужем? Или только муж может сделать это?

— Жены редко разводятся с мужьями по той простой причине, что мужчин меньше. Пожалуй, мне не стоит рассказывать тебе, как это делается. Узнаешь об этом от своего мужа.

— Но ведь это известно любому апачи!

— Верно, но ты не принадлежишь к нашему племени. Кэндис поняла, что Кочис принял решение и никакие уговоры не заставят его передумать. Тем не менее ей стало легче. Теперь она верила, что Джек не спал с Дати после их свадьбы в лагере Шоцки, а значит, был верен ей. Не считая того времени, которое она провела с Кинкейдом. Но в этом Кэндис никогда бы не упрекнула его, хотя и была разочарована, что он так быстро нашел ей замену.

Может, у них еще есть надежда.

Только бы продержаться до конца войны — если она когда-нибудь закончится.

Глава 72

Вернувшись к вигваму, Кэндис застала там Джека. Он принес свежую дичь: опоссума и двух кроликов, которых Дати потрошила. Вид у него был не слишком довольный.

— Где это ты была? — поинтересовался он, пристально глядя на Кэндис.

— С Кочисом, — самодовольно сообщила она. Глаза Джека сузились.

— Не дразни меня, — предостерег он.

При мысли, что он ревнует, Кэндис пришла в восторг.

— Никто тебя не дразнит. Мы с Кочисом — друзья, — сказала она, пряча улыбку. — Мне нравится его общество. И потом, он честный человек.

Джек подошел ближе.

— Женам не полагается проводить время с посторонними мужчинами в отсутствие мужа.

— Женам апачей, — уточнила Кэндис. — На меня это не распространяется.

— Только посмей изменить мне, — пригрозил Джек.

Кэндис с трудом сдержала улыбку. Да он просто изнемогает от ревности! Так ему и надо. Не в силах устоять перед соблазном, она с невинным видом округлила глаза:

— Представляешь, Кочис хотел сделать меня третьей женой, когда мы встретились на перевале Апачи.

Ноздри Джека раздулись.

— Только через мой труп! С чего это тебе захотелось стать третьей женой? По-моему, ты и первой быть не желаешь!

— Я не собираюсь ни с кем делить своего мужа, — заявила Кэндис. — Не забывай об этом, Джек, если хочешь сохранить наш брак.

Он сразу же ухватился за ее слова.

— А, ты все-таки признаешь, что мы женаты. — Джек улыбнулся.

— Это не самое существенное из того, что я сказала.

— Я же говорил тебе, что был с Дати всего один раз и до тебя. Сколько можно повторять? — Он устремил на нее долгий взгляд. — Большинство женщин смотрят на это иначе. Они были бы рады, что муж предпочел их.

— Я не из большинства.

— Я это прекрасно понимаю. Послушай, Кэндис, хватит игр. И не вздумай кокетничать с Кочисом.

— Я не считаю это игрой! Меня насильно увезли, я ношу твоего ребенка и живу в стане врага — рядом с женщиной, беременной от тебя. Какие уж тут, к черту, игры!

Джек всеми силами старался сохранить самообладание.

— Раз уж мы коснулись этой темы, учти, что не я начал эту проклятую войну и, будь моя воля, давно бы ее прекратил. Единственное, что от тебя требуется, — это потерпеть. Возможно, если бы ты больше доверяла мне, все не казалось бы таким безнадежным.

Кэндис молчала. Если ему нужно ее доверие, пусть сначала заслужит его.

— Я надеюсь… нет, прошу тебя помочь по хозяйству. Работы невпроворот. Нужно готовить еду, сушить припасы, чинить одежду, выделывать шкуры. Дати приходится заботиться о четверых.

Кэндис хотела было возразить, но передумала. Все равно ей нечем заняться.

— Ладно, но я не собираюсь ничего делать вместе с ней. Просто скажи, что нужно.

— Что ж, и на том спасибо, — буркнул Джек.

Следующую неделю Кэндис занималась различными делами, в том числе перерабатывала цветы юкки, собранные Дати во время вылазки в лес. Бутоны юкки сушили и добавляли в травяной чай, чтобы подсластить его. Цветы вываривали с мясом и костями. Готовое блюдо частично съедали, а то, что оставалось, высушивали для длительного хранения.

В конце недели состоялась еще одна экспедиция, на сей раз за стеблями мескаля. Кэндис шла пешком вместе с женщинами. Их сопровождали несколько вооруженных мужчин верхом, среди которых был и Джек. Кэндис старалась держаться подальше от Дати. Другие женщины, хотя и не проявляли особого дружелюбия, не чурались ее, знаками указывая на нужные растения. Кэндис получила истинное удовольствие от прогулки. Она никогда не любила праздности и радовалась возможности заняться делом. Яркое солнце пригревало землю. Кэндис постоянно чувствовала на себе заботливый взгляд Джека. По его словам, на очереди был сбор ягод сумаха, соцветий акации и дикого лука, и Кэндис с нетерпением ждала следующей вылазки в лес.

Стебли мескаля обжаривали на костре или запекали в ямах — Дати предпочитала последний способ, — а потом высушивали на солнце, прежде чем убрать на зиму, смешав с соком мескаля. Это занятие напомнило Кэндис тот день, когда она помогала Луси заворачивать мескалевые хлебцы, и печаль наполнила ее душу. Состояние Луси не изменилось. Хозяйственные обязанности постоянно сводили вместе Кэндис и Дати. Хотя они по-прежнему не разговаривали, выяснилось, что ладить друг с другом не так уж сложно.

Ночью Кэндис спала вместе с Джеком на его скатке. Они словно бы заключили очередное соглашение, весьма деликатного свойства. Кэндис жаждала его прикосновений. Она была создана для любви, во всех значениях этого слова, и по ночам потребность в Джеке долго не давала ей заснуть. Он, однако, избегал занятий любовью. Собственно, даже не касался ее. И если Кэндис знала, что Джек обнимает ее, то только потому, что, проснувшись ночью, обнаруживала, что они крепко сжимают друг друга в объятиях. Но когда она просыпалась утром, Джека уже не было.

Кэндис так и не простила ему того, что он заставил ее жить в стойбище, да еще с Дати, но постепенно она смирилась с тем, чего не могла изменить — во всяком случае, на данном этапе.

Через десять дней после их прибытия в лагерь апачей умерла Луси.

Глава 73

Джек испытал облегчение. Наблюдать день за днем, как угасает Луси, было выше его сил. Она отошла во сне. Утром Дати нашла ее бездыханной на постели из шкур. Две женщины, родственницы Луси, пришли помочь Дати с похоронами. Они унесли тело, чтобы обмыть его и одеть.

— Как ты?

Джек обернулся и посмотрел на Кэндис. Ему хотелось, чтобы она утешила его, хотелось очутиться в ее объятиях, почувствовать ее любовь. Но он лишь коротко кивнул и зашагал прочь. Чтобы подумать и предаться горю, хотя и знал, что душа его онемела и устала скорбеть.

Спустившись к уединенной опушке на берегу ручья, Джек уселся на валун. Солнце пригревало его обнаженный торс. Он так и не смирился с мыслью, что Шоцки мертв. Даже добровольный уход из жизни Луси оказалось легче принять.

Мысли Джека переключились на жену. Невероятно, но она привыкла к жизни в лагере — или делает вид, что привыкла. Вряд ли Кэндис простит ему беременность Дати, но, похоже, она смирилась и с этим. Он надеялся, что это первый шаг к пониманию и прощению. Когда-нибудь все это останется позади, и они заживут вместе, как друзья и любовники, как муж и жена. Возможно ли это?

Конечно, Кэндис все еще ненавидит Дати. Хотя «ненавидит», пожалуй, слишком слабо сказано. Джек с нелегким сердцем оставлял их наедине, с ужасом думая, что по возвращении найдет мертвое тело и изувеченную победительницу. Сколько еще они продержатся, не разговаривая друг с другом?

И конечно же, Дати ненавидит Кэндис, причем куда сильнее, чем та. Ведь она занимает положение его жены только из-за ребенка, а Кэндис он любит. К тому же Кэндис открыто заявила свои права, проводя ночи на его скатке. Вот уж настоящая пытка, день ото дня все нестерпимее. Кончится тем, что, проснувшись ночью, он обнаружит, что совокупляется с собственной женой прямо посреди лагеря. А это верх неприличия, хуже того — несмываемый позор.

При одной мысли об этом Джек возбудился.

Он старательно избегал тех разведенных женщин, которые ясно давали понять, что не прочь утешить его, пока он живет с двумя беременными женами. Джек не хотел иметь с ними дела, но куда больше его волновало другое. Что, если Кэндис наткнется на него, когда какая-нибудь не в меру ретивая особа вздумает предложить ему себя? Как это случилось накануне с Гейдж, молоденькой вдовой. Несмотря на недавнее вдовство, вид у нее был далеко не скорбящий. Она не раз одаривала Джека кокетливыми взглядами, а вчера, перехватив на пути с купания, попыталась завести беседу. Когда Джек оборвал ее, Гейдж просто повисла на нем. Есть то, над чем мужчина не властен, особенно после двух недель воздержания, и одно из них — это реакция на теплое женское тело. Хорошо хоть Кэндис не застала его в этот момент. Джек самым категоричным образом отослал пылкую вдовушку, но не мог избавиться от подозрения, что она еще вернется.

Услышав позади шум, Джек насторожился. Наверняка это Гейдж, снова явилась искушать его. Он обернулся и увидел Кэндис, нерешительно стоявшую под развесистым дубом.

Джек поспешно отвел глаза. Она была так прекрасна, а он так изголодался по ней, что не мог смотреть на нее и оставаться равнодушным. Особенно теперь, когда Кэндис носит его ребенка.

— Джек? — Она шагнула вперед.

Он оцепенел, отчаянно желая ощутить ее прикосновение.

— Кэндис, мне нужно побыть одному, — сказал Джек внезапно охрипшим голосом.

Он не сводил взгляда с ручья, но чувствовал, что Кэндис подошла ближе. Руки ее легли ему на плечи, скользнули выше, задержавшись на шее, а затем упали. Обойдя вокруг валуна, она остановилась рядом. В темно-голубых глазах Кэндис светилась печаль.

— Все это так грустно, — вымолвила она.

Джек взглянул на нее. Затем, словно по обоюдному уговору, они потянулись друг к другу и обнялись. Закрыв глаза, Джек прижался лицом к ее шелковистым волосам. Кэндис стояла между его раздвинутыми ногами, прильнув к нему всем телом и ощущая его возбуждение.

Она подняла взгляд.

Джек сжал лицо жены в ладонях и прильнул к ее губам вначале нежно, затем с нарастающей страстью. Он терзал ее рот, то нежно пощипывая, то властно, с ненасытной жадностью, сминая. Кэндис застонала, ощутив вторжение его языка. Джек не мог больше ждать.

Подхватив ее на руки, он углубился в лес. Кэндис прижималась к нему, уткнувшись лицом в его обнаженную грудь. Губы ее шевелились, лаская его кожу, дразня языком сосок. Джек застонал. Опустившись на колени, он положил Кэндис на ложе из сосновых иголок и начал дрожащими пальцами расстегивать ее блузку.

Кэндис потянулась к нему и, сжав ладонями голову Джека, прижалась к его губам в требовательном поцелуе.

— Дьявол! — простонал Джек, возясь с неподатливыми пуговицами, пока она покрывала поцелуями его рот, шею и подбородок. Наконец он снял с нее блузку, а затем и сорочку, обнажив налившуюся грудь с голубыми прожилками вен. Руки Джека тряслись, когда он обхватил и приподнял белоснежную грудь.

— Кэндис! — выдохнул он. — Боже, Кэндис!

Она всхлипнула.

Склонив голову, Джек прихватил зубами крупный потемневший сосок и потянул его. Кэндис проворно развязала его набедренную повязку. Та упала, обнажив его напрягшееся естество. С минуту она смотрела на него, потом коснулась указательным пальцем трепещущей головки, сняла выступившую каплю и поднесла ее к губам.

Джек застонал, перекатился на спину, потянул Кэндис на себя и, удерживая ее бедра, подался вверх. Кэндис опустилась и приняла его в себя, дрожа от ощущения восхитительной полноты, а затем начала двигаться.

Сунув руку ей под юбку, Джек раздвинул влажные складки, теребя и поглаживая чувствительную плоть. Он не сводил глаз с ее лица, наблюдая за приближением кульминации. Но вот Кэндис вскрикнула и рухнула ему на грудь. Рванувшись навстречу, он взорвался с хриплым восторженным криком. И погрузился в блаженство, крепко сжимая жену в объятиях.

— О Джек! — выдохнула Кэндис.

Он погладил ее по щеке и крепко поцеловал. Оторвавшись от губ Кэндис, Джек увидел, что глаза ее закрыты.

— Я люблю тебя, — вымолвил он и застыл в напряженном ожидании.

Открыв глаза, Кэндис устремила на мужа долгий взгляд. Потом слегка улыбнулась и откинула с его лба прядь волос.

— Нам незачем ограничивать себя только потому, что таков обычай апачей.

Джек опустил глаза, чтобы она не заметила мелькнувшей в них обиды. Неужели Кэндис разлюбила его? И любила ли вообще? Это были не слишком приятные мысли.

— Что-нибудь придумаем, — сказал он и, притянув ее ближе, снова начал медленно двигаться.

Глава 74

Вскоре после того, как они вернулись из леса, Джек исчез.

В этом не было ничего необычного. Мужчины готовились к войне и постоянно занимались чисткой, починкой и изготовлением оружия. Еще более важным занятием была охота. В лагере не переводилась свежая дичь. То, что не съедалось, сушилось и перерабатывалось на зиму. Джек рассказал Кэндис, что апачи на всякий случай припрятали еду в пещерах по всей территории. Но главной задачей было обеспечение лагеря продовольствием.

— Женщины и дети — будущее апачей, — заявил Джек. Он проводил много времени в обществе Кочиса и других именитых воинов. Кэндис полагала, что бесконечные совещания предводителей племени связаны с приготовлениями к войне.

Она испытывала приятную истому. И не только из-за пережитой близости с Джеком, которой ей так не хватало, но и потому, что получила осязаемое подтверждение, что необходима ему. Неожиданное признание в любви застало Кэндис врасплох. И хотя оно привело ее в восторг, она ничего не забыла. Слова Джека не могли уничтожить все противоречия и исправить все ошибки. Однако сознание, что она любима, согревало ей сердце.

Эта ночь была первой из четырех ночей ритуальных плясок, в которых принимали участие маски, изображавшие духов.

— Ты хотела бы пойти? — спросил Джек, вернувшись. Судя по его неуверенному тону, напряжение в их отношениях все же сохранилось.

— Пожалуй. А кто такие духи?

— Они обитают в горах, — сообщил Джек, когда они направились к большой площадке в центре лагеря, вокруг которой уже толпились апачи, облаченные в свои лучшие наряды, расшитые бусами и бисером. — Духи очень могущественны. Они могут передвигать горы, если пожелают. Некоторые из них опасны. Но самый грозный — Черный дух.

Кэндис пренебрежительно фыркнула.

— Если увидишь сегодня ночью Черного духа, Кэндис, не дотрагивайся до него и не разговаривай с ним. Слышишь?

Она рассмеялась:

— И что же он сотворит? Поразит меня молнией?

— Делай, что тебе говорят, и все, — раздраженно буркнул Джек.

— Но ведь все эти духи — переодетые апачи, — возразила Кэндис чуть позже.

Четверо мужчин — в черных масках с прорезями для глаз, в длинных балахонах и причудливых головных уборах из деревянных планок с заостренными концами высотой в два фута — кружились в типично индейской пляске под бой барабанов. Какой-то еще инструмент издавал пронзительные звуки. Джек нахмурился:

— Духи могут вселяться в человеческое тело, если пожелают.

— Джек, скажи честно, неужели ты веришь в духов? Он снисходительно улыбнулся:

— Горные духи существуют.

Так или иначе, зрелище было увлекательным. Но еще больше Кэндис наслаждалась обществом Джека, прижимаясь к нему в толпе индейцев. Она вспомнила о восхитительных минутах, проведенных с ним в лесу. После первого лихорадочного соединения он любил ее медленно и нежно, словно хотел подчеркнуть значение своего неожиданного признания. Краем глаза Кэндис взглянула на него. Джек казался таким красивым, что сердце Кэндис переполнилось любовью. Поймав взгляд жены, он улыбнулся и сжал ее руку в своей теплой ладони. Так они простояли почти час, наблюдая за танцорами.

— Что означает этот танец? — спросила Кэндис, прижавшись к мужу.

— Один из шаманов видел вещий сон накануне. Время апачей пришло. Мы будем молиться четыре ночи подряд, чтобы боги послали нам силы и победу, — ответил Джек.

Кэндис отпрянула от него.

— Вы выходите на тропу войны?

— Да.

Все очарование вечера разлетелось вдребезги.

— Когда? После четвертой ночи?

Джек кивнул, пристально, почти мрачно наблюдая за ней.

Кэндис невидящим взором смотрела на кружившиеся в танце фигуры. Она пробыла в лагере две недели, но не решалась спросить, когда возобновятся военные действия. И вот дождалась. Через четыре дня Джек уедет сражаться против ее соотечественников. Немыслимо, слишком отвратительно, чтобы в это поверить. Почему так случилось? Неужели он способен напасть на ее дом? На ее близких? Убить кого-нибудь, кто ей дорог?

— Смотри, Кэндис. Вон там Черный дух, — сказал Джек в надежде отвлечь ее.

Кэндис машинально взглянула на зловещую фигуру в черном, стоявшую в стороне от всех.

— Куда вы направляетесь? На кого собираетесь напасть?

— Говори тише. Не на ранчо «Хай-Си», во всяком случае. Кэндис ощутила невероятное облегчение.

— Ты уверен?

— Кочис знает, что это твой дом. А я стал членом твоей семьи, женившись на тебе.

Заметив ее недоумение, он объяснил:

— Таков обычай, Кэндис. Мужчина становится членом семьи жены, а не наоборот. Кочис пообещал, что ранчо «Хай-Си» не тронут. К тому же оно слишком хорошо укреплено, чтобы его взять. Разве что после долгой осады, когда его обитатели начнут голодать. Апачи не применяют подобную тактику.

Ее облегчение было недолгим.

— А кто применяет?

— Не знаю.

Джек явно знал, но не желал говорить. Кэндис отвернулась, радуясь, что вовремя опомнилась. Слишком быстро она все забыла, слишком легко простила. Ничто не изменилось. Не считая того, чего Кэндис не сознавала раньше. Джек — ее враг. Идет война, и ее муж воюет на стороне ее врагов.

Глава 75

Джек всячески избегал Кэндис.

Подготовка к предстоящим сражениям была тяжким делом и без ее обвиняющих взглядов и молчаливого осуждения. Образ женщины, убитой на ранчо Уорденов, преследовал Джека во сне и наяву. Он старался не ложиться, не убедившись, что Кэндис уже заснула. Его поражало, что она по-прежнему спит с ним, но Джек объяснял это ее упрямством, а также желанием досадить Дати. Если бы не Дати, ему бы никогда не заполучить Кэндис в свою постель.

Была еще одна причина, делавшая оставшиеся дни особенно тягостными. Целью предстоящих событий была долина Санта-Крус. Они предполагали обойти Тусон, слишком хорошо укрепленный, чтобы стать легкой добычей, и нанести удар по разбросанным в долине селениям, включая владения, принадлежавшие старым друзьям Кэндис: судье Рейнхарту и Хендерсону. Их ранчо находились так близко одно от другого, что оба можно было атаковать одним ударом, а затем уйти в горы.

Джек напомнил себе, что идет война. Подумал о гибели брата, и его решимость окрепла. Апачи малочисленны, все равно что горстка воды в океане белых. Это война за выживание, возможно, единственный шанс для его народа сохранить свою свободу и образ жизни.

Но ведь и белые тоже его народ.

Джек помрачнел. Никогда еще сборы в поход не давались ему так тяжело. В такие минуты мужчина нуждается в нежном прикосновении жены, в ее любви и поддержке. Ничего этого у него нет. Позволь он Кэндис уйти, она бросит его не колеблясь.

Наступила четвертая ночь ритуальных танцев. Глубокая печаль сжимала сердце Джека, когда он возвращался в свой вигвам. Он не боялся смерти, разделяя в полной мере фатализм апачей. Что может быть естественнее для воина, чем гибель в бою? И хотя Джек не считал, что его час пробил, все могло случиться. Кто знает, суждено ли ему вернуться назад и взять на руки новорожденного сына? Может, он больше никогда не увидит свою жену.

Кэндис спала, лежа на боку. Ее округлившийся живот был накрыт одеялом, но Джек жаждал погладить его. Он хотел заняться с женой любовью, получить знак, что не безразличен ей, что она хотя бы тревожится по поводу его отъезда на войну. Вздохнув, он прилег на скатку рядом с Кэндис, повернулся на бок и притянул ее к себе.

Прижавшись к ее спине, Джек закрыл глаза, хотя и знал, что едва ли заснет этой ночью. Тепло ее тела воспламеняло его, чресла напряглись и болезненно пульсировали. Он перевернулся на спину и уставился в беззвездное небо. Где-то заплакал и затих ребенок, должно быть, мать покормила его. Послышался мужской голос, а затем порыв ветра донес возбужденный женский смех. Видимо, какой-то мужчина ласкал напоследок свою жену.

Кэндис повернулась и прижалась грудью к его руке. На ней была только тонкая сорочка, и обнаженное колено коснулось бедра Джека. Почувствовав ее руку на своей возбужденной плоти, Джек понял, что она не спит.

— Что ты делаешь? — прошептал он.

Кэндис освободила его от набедренной повязки. Джек схватил ее ищущую руку.

— Кэндис, — неуверенно запротестовал он.

Рядом спала Дати, многие в лагере еще не ложились. В горном воздухе звуки разносились далеко, а ближайший вигвам, в котором обитала семья из пяти человек, находился всего в двадцати шагах.

Кэндис забросила на Джека ногу и, оказавшись сверху, обняла и поцеловала его. Джек расслабился. Он хотел ее и был счастлив, что она хочет его. Джека больше не волновало, что о нем подумают или скажут. Кто знает, может, они в последний раз вместе?

— Повернись на бок, — шепнул он ей на ухо. — Да нет, на другой бок.

Кэндис повиновалась, оказавшись спиной к нему.

Джек приподнял ногу жены и проник в нее пальцами сзади, показывая, как овладеет ею. Кэндис нетерпеливо вздохнула. Крепко обхватив ее бедра, Джек вошел в нее, а затем начал быстро двигаться, и они оба вскоре испытали необычайно острое наслаждение.

Потом Джек прижал жену к себе и потерся носом о ее шею.

— Кэндис, тебе не нужно тревожиться.

Кэндис молчала. Джек провел ладонями по ее выпуклому животу, коснулся груди.

— Если я не вернусь, Кочис позаботится о том, чтобы тебя отвезли на ранчо «Хай-Си».

Кэндис по-прежнему молчала.

Джек вздохнул. Испытывает ли она к нему хоть какие-нибудь чувства? Что ж, этой ночью Кэндис принадлежит ему. Он будет любить ее снова и снова. Этого так мало и так много. Джек провел ладонью по щеке жены и замер. Щека Кэндис была залита слезами.

— Любовь моя, в чем дело? Кэндис безмолвно покачала головой.

Джек повернул жену к себе и заглянул в ее лицо. Угасающий костер бросал на них скудный свет. Коснувшись губами ее щек, он ощутил соленую влагу.

— Люби меня, Джек, — дрогнувшим голосом сказала она.

Глава 76

Последние три дня были сущим кошмаром. Кэндис извелась от тревоги. Война вошла в ее жизнь, а вместе с ней и мысль о том, что Джек может быть ранен или убит в любой момент. Три дня. Почему так долго? До долины Санта-Крус (Дати просветила ее относительно цели набега) полтора дня неспешной скачки, часа четыре на сражение и один день на бешеный галоп назад. Где они? Что с Джеком?

Она не желает так жить.

А что будет, когда родится малыш?

Эти мысли не давали Кэндис покоя.

Ребенок может появиться на свет в июне. То есть меньше чем через два месяца.

Малыш становился такой же реальностью, как война и опасность, поджидавшая Джека в бою. И решимость Кэндис уехать с ребенком на восток и начать там новую жизнь крепла.

Она понимала всю сложность своего положения и то, что не обойдется без помощи родных. При мысли о том, что придется расстаться с Джеком, Кэндис охватывала печаль и горечь, но она не видела иного пути. И запрещала себе думать, что никогда больше не увидит его.

День уже клонился к вечеру, когда крики часовых, охранявших вход в стойбище, возвестили о возвращении отряда.

Все три дня ожидания женщины готовились к пиру. И теперь, облачившись в лучшие, искусно расшитые одежды, спешили навстречу мужьям. Впереди с восторженными криками бежали дети. Кэндис замерла у вигвама.

Стойбище было охвачено волнением. В приветственном хоре отчетливо слышались страх и беспокойство. Кэндис направилась к небольшому возвышению, позволявшему наблюдать за прибытием воинов. Присев на обломок скалы, Кэндис вперила взгляд в цепочку всадников, парами или поодиночке въезжавших в каньон.

Вначале она заметила вороного, а затем с облегчением увидела высокую фигуру Джека. Воины устремились к своим семьям. Они обнимали близких, целовали жен, подбрасывали в воздух детишек.

А затем начался плач. Не дождавшиеся своих мужей женщины рвали на себе волосы.

Заметив, что Джек двинулся к их вигваму, Кэндис поспешила туда же. Она миновала небольшой перелесок и остановилась, увидев Дати. Индианка подала Джеку тыквенную бутыль с хмельным напитком, которую он тут же осушил. Тело его блестело от жира, лицо все еще покрывала боевая раскраска. Дати положила руку ему на плечо. Этот интимный жест возмутил Кэндис. Скрипнув зубами, она пошла дальше.

Джек увидел ее, однако ничем не выразил своей радости. Измученный, он молча взял у Дати одежду и направился к ручью. Кэндис смотрела ему вслед со смешанным чувством облегчения и гнева.

Черт бы его побрал! Усталый или нет, мог хотя бы поздороваться. Или его больше не волнует, что она все еще здесь? Неужели Джек так уверен, что она будет вечно его ждать, как верная жена воина? Круто развернувшись, Кэндис направилась назад, через перелесок к холму.

Тем временем началось празднество. Воины, пустив по кругу чашу, похвалялись своими подвигами, шутили и заигрывали с окружавшими их женщинами. Повсюду раздавались смех и крики. Гремели барабаны и трещотки. Мужчины и женщины танцевали. Кэндис с мрачным любопытством наблюдала за происходящим.

Появился Кочис, великолепный в одеянии вождя, с двумя орлиными перьями, воткнутыми за головную повязку, в полном боевом вооружении и с заново раскрашенным лицом. Он уселся на покрытое шкурами возвышение, предназначенное для лучших воинов. Кэндис заметила, что Джек присоединился к расположившейся на помосте группе и сел с краю, скрестив ноги. Один из воинов заговорил с ним, хлопнув по плечу, и протянул бутыль.

Вот, значит, как! Она ждет его на этом чертовом холме, сгорая от нетерпения, а он наслаждается жизнью в мужской компании!

Внезапно веселье прекратилось. На площадку перед костром вышел шаман. Он сделал несколько шагов на восток и бросил букет цветов. Повторив тот же ритуал в направлении трех других сторон света, шаман произнес краткую речь, видимо, благодарственную молитву, после чего поднялся Кочис. Шаман благословил вождя, осыпав его цветами, и вышел из круга.

Толпа заревела, выкрикивая имя Кочиса. Наконец все умолкли, и вождь начал танцевать.

Наблюдая за его плавными движениями, Кэндис поняла, что Кочис рассказывает о состоявшейся битве. Судя по бурному оживлению толпы, все без труда поняли пантомиму. Завершив танец резким движением руки, имитирующим удар ножом, Кочис вернулся на возвышение.

В круг вступили мужчины из ближайшего окружения вождя, следуя в определенном порядке. Первым был Нахилзи, оказавшийся талантливым танцором, хотя и не таким, как Кочис, а за ним еще пятеро воинов. Некоторые из них проявляли удивительную изобретательность: перемещались длинными прыжками, преследуя невидимых врагов, метали воображаемые копья, сражались врукопашную. Другие танцевали не так виртуозно.

Кэндис уже собралась уходить, когда поднялся Джек.

Толпа притихла в ожидании. На Джеке не было ничего, кроме набедренной повязки и мокасин, его обнаженный торс блестел в пламени костра. Приложив ладонь к глазам, он повел головой так, словно оглядывал горизонт. Затем двинулся вперед, с необычайным изяществом имитируя скачку галопом: слегка согнув ноги, выпрямив спину и придерживая воображаемую уздечку. На его спине и плечах перекатывались мускулы.

Зрители приветствовали его восторженными криками.

Джек продолжил пантомиму. Вот он спрыгнул с коня и ввязался в кровавую схватку, увертываясь от ударов и делая выпады. Кто-то налетел на него сзади. Джек упал, завязалась борьба. Перевернувшись, он подмял врага под себя и стремительным движением перерезал ему горло.

Кэндис не сводила с Джека зачарованного взгляда, пока он не вернулся на свое место. Мощный и гибкий, он был великолепен. Никто из танцоров не мог сравниться с ним. Кэндис была потрясена.

Танец продолжили другие мужчины, несколько человек сразу. К ним присоединились женщины.

Одна из полуголых индианок с длинными, до бедер, волосами приблизилась к помосту. У нее была стройная фигура с пышной, но крепкой грудью с темными напряженными сосками. Ее грациозный и откровенно чувственный танец сразу привлек внимание сидевших на помосте. Кэндис с нарастающим гневом наблюдала за ее телодвижениями. Танцуя, девушка остановилась прямо перед Джеком.

Он внимательно следил за ней. На его губах играла улыбка. Смысл происходившей сцены не оставлял сомнений. Девушка минут пять извивалась перед Джеком, а он не сводил с нее глаз. Наконец, поманив его рукой, она исчезла в толпе.

Мужчины на помосте разразились смехом, ободряюще похлопывая Джека по спине, подмигивая и указывая вслед девушке. Он поднялся и под веселое гиканье скрылся в толпе. Кэндис оцепенела, не веря своим глазам.

Схватив с земли камень, она решительно зашагала вниз по склону. Где, к дьяволу, их искать? И с чьей головы начать: с его или ее? Наверное, они пошли в лес. Разве их там найдешь? Кэндис поклялась, что убьет Джека, как только доберется до него.

За пределами освещенного костром круга было темно. Ринувшись в обход перелеска, она с размаху влетела в чьи-то распростертые объятия. Послышался смех, и знакомый голос спросил:

— Уж не меня ли ты ищешь?

— Ублюдок!

Джек притянул Кэндис к себе и запечатал ей рот требовательным поцелуем. Она яростно вырывалась.

— Прекрати, чертов ублюдок!

— Ты такая красивая! — выдохнул Джек, легко подхватив ее на руки. — Я ждал этого момента весь день. — Он двинулся в сторону леса.

— А где твоя полуголая красотка? — прошипела Кэндис, но ее тело уже таяло в его объятиях.

— Кто?

— Не прикидывайся дураком! Джек хмыкнул:

— Ты говоришь, как ревнивая ведьма. Ведьма моего сердца!

— Не вижу ничего смешного! — выкрикнула Кэндис, но он опустился на колени и снова прильнул к ее губам. Она попыталась отвернуться. — Кто она?

Джек скользнул ладонью по шее жены, взгляд его затуманился, голос стал хриплым.

— Никто. Ну же, любовь моя. Покажи мне, что ты рада… Кэндис вывернулась из его рук.

— Рада? Ты даже не поздоровался со мной… Засмеявшись, он снова сгреб ее в объятия и поцеловал.

— Я здороваюсь — сейчас. — Джек осторожно отклонил жену назад, пока ее спина не коснулась влажной земли.

— Джек… — запротестовала Кэндис.

Он улыбнулся и, скользнув рукой под ее юбки, мигом заставил замолчать. Закрыв Глаза, Кэндис отдалась ослепительному наслаждению. А когда на смену руке пришел язык, она простила ему все. Волны наслаждения одна за другой омывали ее.

А потом Джек овладел Кэндис, неистово и властно. Его хриплые крики смешались с ее стонами, неразличимыми за шумом празднества.

— Кто она, Джек? Он улыбнулся:

— Ее зовут Гейдж, она вдова. Не обращай на нее внимания. У меня и без нее хватает забот.

— Тебе понравился ее танец, — ревниво заметила Кэндис. Джек погладил ее по волосам.

— Я воображал, что это моя жена танцует передо мной обнаженная.

— Лжец!

— Кроме того, я представлял себе те восхитительные вещи, которые проделаю с тобой. По-моему, ты осталась довольна?

Кэндис невольно улыбнулась.

— Держись от нее подальше, — с напускной строгостью сказала она.

— Даю слово, — отозвался Джек. Ревность Кэндис приводила его в восторг. Раз ревнует, значит, не так уж безразлична к нему.

— Ты не хочешь рассказать мне, что произошло? — Она выжидающе смотрела на него.

— Не сейчас. Давай лучше займемся любовью. — Он начал расстегивать ее сорочку.

— Вы были в долине Санта-Крус, — не отставала Кэндис. Рука Джека остановилась, затем небрежно скользнула в вырез блузки и накрыла ее грудь. — Я хочу знать, что случилось. Вы атаковали Тусон?

Джек убрал руку и сел.

— Ладно, раз тебе так не терпится. — Его глаза сердито сверкнули. — Хочешь знать все жуткие подробности? — Он встал и потянулся за набедренной повязкой. — Пожалуйста. Ранчо Рейнхарта разрушено до основания и сожжено. Он не сможет отстроиться. То же самое с ранчо Хендерсона. Погибло как минимум десять человек. Четверо из них апачи.

Хватит, или тебя интересует что-нибудь еще? Кэндис села, стянув на груди полы сорочки.

— Да. Что с судьей Рейнхартом?

— Не знаю.

— О Боже! — выдохнула Кэндис.

— Воображаешь, что все еще влюблена в него?

— Что за чушь! Судья хороший человек! Он наш сосед!

— Вы ведь чуть не обручились, верно? Помнится, у тебя был такой вид, словно ты жить без него не можешь! — Глаза Джека сверкали.

— Не верится, что вы напали даже на судью. Как ты мог? Джек молчал, подавляя бешенство.

— Не смей осуждать меня, а тем более судить, — бросил он наконец и зашагал прочь, отлично сознавая, что гнев его направлен не на Кэндис, а на самого себя и эту проклятую войну.

Глава 77

Кэндис решила, что больше не будет касаться этой темы, очевидно, чрезвычайно болезненной для Джека. Она нашла его возле вигвама. Он сидел у костра, с мрачным видом прикладываясь к бутылке. Кэндис так устала, что молча проскользнула на свое обычное место на скатке. Она была все еще удручена, но не из-за нахальной индианки. Теперь ее волновала участь судьи Рейнхарта. Лежа без сна, Кэндис размышляла о судье и его детях, о своем муже и об их ребенке. Прошло немало времени, прежде чем ей удалось заснуть.

Проснувшись утром, Кэндис отправилась на поиски Джека. Он прикладывал компресс из трав и грязи к ноге жеребца.

— Что с ним? — спросила она с таким видом, словно вчерашней стычки не было.

— Поранился, — отозвался Джек, видимо, настроенный так же миролюбиво. Ласково потрепав вороного, он улыбнулся: — Я не успел спросить тебя вчера, с чего это ты вырядилась в нижние юбки?

— Чтобы досадить Дати, — призналась Кэндис. Джек расхохотался.

— Ты искала меня? — В его серых глазах светились тепло и нежность.

— Да, Джек. Мне нужна кожа.

— Зачем?

— Хочу что-нибудь сшить. Для ребенка. Он был приятно удивлен.

— Ты умеешь шить?

— Конечно. Достанешь подходящий материал?

— Да, но тебе придется самой выделывать шкуры.

— А ты покажешь, как это делается?

— С удовольствием. Сегодня же отправлюсь на охоту. Хорошо бы добыть самку оленя. У нее самая мягкая кожа.

Кэндис нахмурилась:

— Только убедись сначала, что у нее нет потомства.

— Постараюсь.

Джек вернулся с пустыми руками, но на следующее утро принес жене самку оленя. Кэндис была преисполнена волнения и решимости. По мере приближения родов желание заботиться о ребенке усиливалось. Конечно, она предпочла бы одеть своего малыша во все самое лучшее, но на первое время сойдет и мягкая кожа.

Следующие два дня Джек учил Кэндис выделывать кожу. Ее энтузиазм вызывал у него веселое удивление. А то, что кожа предназначалась для их ребенка, согревало душу. Он искренне наслаждался, помогая жене в ее трудах. Они ни разу не поссорились. Между ними установились дружеские отношения. Они работали вместе, стремясь к общей цели. Джеку нравилось общество жены. Нравились ее решимость, желание хорошо выполнить работу, ее улыбка и смех. Но более всего Джеку нравилось то, что Кэндис поглощена заботами об их еще не родившемся ребенке.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, Джек уводил ее вверх по каньону к уединенной полянке у ручья, где они купались, плавали и занимались любовью. По ночам Кэндис спала в его объятиях, и, просыпаясь от мучительных кошмаров — Джека все еще преследовал образ убитой на ранчо Уордена женщины, а в голове не смолкали шум сражения и погребальный плач, — он тянулся к Кэндис. Не дав жене толком проснуться, он ласкал ее с отчаянной потребностью забыться и избавиться от чувства вины и угрызений совести и заглушал стоны Кэндис жгучими поцелуями. Если кто-нибудь и знал, что Джек спит со своей беременной женой, то не подавал виду. Ему было все равно. Он слишком нуждался в ней, чтобы считаться с условностями.

— Дати, тебе нужно отдохнуть, — твердо сказал Джек. Он взял у нее корзину, слишком тяжелую для беременной женщины. — Я настаиваю на этом.

— Я не устала, — возразила она, несмотря на измученный вид.

— Ступай отдохни, — повторил он.

Дати была на восьмом месяце, но много работала. Джек чувствовал себя виноватым. Он понимал, что уделяет все внимание Кэндис, но, черт побери, не хотел второй жены и надеялся справиться с весьма неустойчивой ситуацией наилучшим образом. Прояви он к Дати чуть больше интереса, и хрупкое равновесие между женщинами нарушится. Чем-чем, а отношениями с Кэндис Джек не желал рисковать. Ему еще повезло, что Дати смирилась с таким порядком вещей.

Проводив взглядом Дати, которая скрылась в вигваме, Джек повернулся к Кэндис, недовольно наблюдавшей за ним. Он улыбнулся.

— Джек, уж больно она раздалась. Тебе не приходило в голову, что ребенок не твой?

— Ребенок мой, Кэндис. Я расспрашивал мужчин в стойбище. После смерти мужа Дати ни с кем не имела дела, кроме меня. Если бы кто-нибудь считал ребенка своим, он бы с радостью объявился. Апачи любят детей.

— Это просто предположение, — с раскаянием сказала Кэндис.

Неожиданно улыбнувшись, она вытащила из-за спины детское платьице и протянула ему.

— Ну как? — робко поинтересовалась она.

Джек едва удержался от смеха. Работа была ужасной, но он сделал вид, что не замечает чересчур больших, неровных стежков.

— Замечательно! Но тебе не кажется, любовь моя, что оно великовато? Или ты собираешься родить младенца весом в двадцать фунтов?

Кэндис растерялась.

— Ты считаешь, что оно велико? Ну… он же подрастет.

— Несомненно, — хмыкнул Джек. — Похоже, ты никогда не видела новорожденных детей?

— Конечно, нет. Я думала, что они такого размера.

Джек усмехнулся, возвращая ей платьице. Она удрученно крутила его в руках.

— Шитье никогда не было моим любимым занятием. До Эль-Пасо я ни разу не брала иголку в руки.

Джек предпочел промолчать.

Кэндис бросила на него подозрительный взгляд:

— Это заметно, да?

— Нет. Очень миленькое платьице.

— Обманщик, — улыбнулась Кэндис, заметив искорки веселья в его глазах.

— Клянусь, — заверил ее Джек, обняв рукой за плечи. — Пойдем прогуляемся.

— Я хотела заняться шитьем, — возразила она, но послушно зашагала рядом.

Он засмеялся:

— Дети растут быстро.

— Ладно, я все поняла, — сказала Кэндис и серьезно добавила: — Джек, я…

— Что?

— Проклятие, Джек! Я хочу, чтобы у ребенка было все: настоящая одежда, игрушки, конфеты, пони и дом, черт побери! С садом!

Джек остановился и положил руки ей на плечи. Ее слова переворачивали ему душу.

— Я хочу дать тебе все это.

— Тогда давай уедем отсюда!

— Хочешь, чтобы я сбежал, как последний трус, да?

— Ты должен позаботиться о своей семье!

— У малышей апачей счастливое детство. По-моему, ты думаешь не о ребенке, а о себе.

— Нет, я думаю о нас обоих — обо всех нас! И потом, наш ребенок не апачи. Можешь ты это понять?

— Мне казалось, ты счастлива.

— Ты ошибался.

— Но ведь ты любишь меня, — с отчаянием сказал Джек. — Разве нет?

Кэндис промолчала. Сжав в руке детское платьице, она пошла прочь.

Джек рванулся за ней. Он понимал, что жена права. Их ребенок на три четверти белый. Джек мечтал дать Кэндис все, что она хочет. Но как? Ведь его долг — находиться здесь. Или нет? Может, его долг не в том, чтобы оставаться с взрастившими его людьми, а в том, чтобы заботиться о своей семье и ее будущем?

Но как быть с Шоцки? Его душа взывает к отмщению. Джек прислонился к развесистому дубу. Он с самого начала знал, что такая жизнь не годится для его жены и ребенка. Потому и уехал к Кочису, не взяв Кэндис с собой. А потом увез ее насильно, уступив ревности и гневу. Но он рад, что она здесь, с ним! Джек не мог представить себе жизни без Кэндис. Если бы она действительно любила его, то с радостью принесла бы эту жертву.

И все же он не вправе требовать от нее, чтобы она жила с апачами.

Не будь он таким эгоистом, ни за что не позволил бы ей с ребенком уехать.

Осознание этого оказалось слишком болезненным. Джек подавил угрызения совести, но знал, что они никуда не денутся и будут терзать его еще долго.

Глава 78

Джек поежился под ее обвиняющим взглядом.

— Мы ненадолго. На пару дней, — сказал он, придерживая вороного, нетерпеливо перебиравшего копытами.

Лицо Кэндис болезненно исказилось:

— Как ты можешь убивать?

Джек упрямо сжал губы, не желая втягиваться в бесплодную дискуссию. Вскочив в седло, он бросил на Кэндис жесткий взгляд, повернул вороного и пустился рысью вслед за отрядом, направлявшимся к выходу из каньона. Джек чувствовал на себе взгляд жены, полный осуждения, тревоги и даже неприязни — эмоций, в точности отражавших его собственные чувства.

Весь день они скакали ровным аллюром, на сей раз всего две сотни воинов. Джек ехал рядом с Нахилзи, возглавлявшим отряд. Их путь лежал на север, к долине Аравиапа, где разведчики Кочиса засекли конвой, сопровождавший фургоны с припасами в форт Брекенридж. Забираться так далеко было рискованно, но нападение на конвой давало единственную возможность добыть оружие и боеприпасы.

Джек неотступно думал о лейтенанте Морисе, отдавшем приказ повесить пленников, о человеке, погубившем Шоцки. Казалось, целая жизнь отделяла его от роковых событий в феврале. Лейтенант все еще находился в Брекенридже. Мысль об этом вселяла в Джека убийственную ярость и жажду крови. Он испытывал первобытную, но естественную для апачей потребность отомстить.

Они атаковали конвой на закате следующего дня. Солдаты имели глупость разбить лагерь на дне оврага. Белые часто использовали пересохшие русла в качестве дорог вместо того, чтобы по примеру апачей перемещаться по горным тропам. Это было куда безопаснее, хотя и медленнее. Такие овраги — узкие, с крутыми склонами — представляли собой идеальное место для засады.

Две сотни воинов обрушились лавиной на пятьдесят кавалеристов, следовавших верхом на мулах.

Солдаты быстро сориентировались. Соорудив из перевернутых фургонов баррикаду, они открыли ответный огонь. В первые же секунды трое из них были убиты, но раненых успели оттащить за укрытие. Налетевшие со всех сторон апачи носились вокруг, поливая обороняющихся дождем из свинца и стрел. Осадив коня, Джек некоторое время наблюдал за происходящим. Не сумей солдаты так удачно расположить фургоны, их участь была бы решена. Теперь же они могли обороняться часами, выжидая, пока апачи выдохнутся или израсходуют все боеприпасы. Азначит, не выполнят своей задачи и окажутся в еще более тяжелом положении, чем до нападения на конвой.

Джек пустил вороного в галоп и врезался в самую гущу схватки. Он выстрелил, опережая противника, целившегося в него из-за ощетинившейся ружьями баррикады. Его пуля нашла цель, и голова солдата исчезла за фургоном. Совсем рядом просвистела ответная пуля, едва не задев бок вороного. Джек снова выстрелил на полном скаку, но промазал, сожалея, что приходится расходовать боеприпасы впустую.

Что-то заставило его обернуться.

Он увидел, что лошадь Нахилзи, сраженная выстрелом, заваливается набок. Соскочив с седла с ловкостью кошки, тот чудом избежал участи быть раздавленным. Джек развернул вороного и поскакал к оставшемуся без коня воину. Нахилзи бросился ему навстречу. Они одновременно заметили притаившуюся фигуру в синей униформе. У Нахилзи не было ружья: оно осталось под лошадью, как и его лук. Солдат потянулся к ружью, Нахилзи схватился за нож. Джек отчетливо увидел лицо солдата. Это был совсем юный парнишка с голубыми глазами и бледной кожей, покрытой слабым загаром. Его полудетское лицо было искажено ужасом. Нахилзи метнул нож, но промахнулся и, потеряв равновесие, оказался в гуще рукопашной схватки. Солдат поднял ружье. Джек оцепенел.

— Ниньо Сальваж! — крикнул Нахилзи, испепеляя его взглядом.

Джек выхватил револьвер. Оба выстрела прозвучали одновременно. Парнишка упал, сраженный наповал. Джек подлетел к Нахилзи, и тот вскочил в седло за его спиной.

Когда они оказались на склоне холма, за пределами сражения, Нахилзи, целый и невредимый, спрыгнул на землю и уставился на Джека. Каждый мускул его напряженного тела дрожал от ярости. Он мог ничего не говорить. Тем не менее он сказал:

— Уходи, белый человек. Здесь не место тому, кто не способен убить врага. — И зашагал прочь, вне себя от бешенства.

Глава 79

Ничто не могло избавить Кэндис от грусти.

Потирая поясницу, она медленно шла по лесу, возвращаясь с купания. Весь минувший день ребенок проявлял необычную активность. Это завораживало ее и наполняло благоговением. Даже сейчас она ощущала толчки крохотных ножек. Ей следовало бы ликовать, поскольку она была беременна от любимого человека, а не пребывать в состоянии неизбывной печали.

Кэндис, погруженная в свои мысли, вышла из леса и увидела, что Дати стоит, прислонившись к дереву. Но тут же, к своему ужасу, поняла, что руки индианки подняты и привязаны к ветвям, как и широко расставленные ноги. Кэндис не сразу сообразила, что Дати рожает. На ней была только сорочка, облегавшая ее напрягшееся тело. Древняя старуха направляла молчаливые усилия Дати, лицо которой искажала гримаса боли. По подбородку стекал пот, влажные пятна расплылись под мышками. Талию свободно обвивал странный пояс из множества разноцветных клочков кожи.

Кэндис вскрикнула и бросилась к ней.

— Прекратите! — Она вцепилась в старуху. — Прекратите эту пытку, дайте ей лечь. Это бесчеловечно!

Старая индианка что-то сердито залопотала и мягким, но ощутимым толчком дала Кэндис понять, что она должна уйти.

— Я принесу нож, — сказала Кэндис, впервые с момента появления в стойбище обратившись к сопернице.

Дати скрипела зубами и обливалась потом.

— Нет, — выдохнула она. — Не нужно… уходи.

«Да она рехнулась!» — подумала Кэндис, наблюдая, как Дати выгибается, натягивая веревки. Черт бы побрал Джека! Он должен быть здесь! Круто повернувшись, Кэндис побежала к вигваму, схватила нож и со всех ног кинулась назад.

Глаза Дати были закрыты, она изо всех сил тужилась. Кэндис помедлила в нерешительности. Старуха стояла на коленях, просунув руки между ногами Дати. Кэндис вспомнила о странном обряде и песнопениях, которые она слышала прошлой ночью. Она не спросила Дати, что происходит, но поняла: это как-то связано с ребенком. Дати благословили, осыпав соцветиями и вручив пояс, который был сейчас повязан вокруг ее талии. В двух мужчинах Кэндис узнала шаманов, а два других, видимо, были знахарями. Сжав в руке нож, Кэндис решительно шагнула вперед.

Дати сдавленно ахнула, а старуха издала торжествующий возглас.

Потрясенная, Кэндис уставилась на скользкий красноватый комочек, который старая индианка вытащила из промежности Дати, одним движением перерезав пуповину. Краснолицый младенец издал вопль. Дати обессилено прислонилась к дереву.

Старуха положила ребенка на траву и выпрямилась с мрачной гримасой.

— В чем дело? — воскликнула Кэндис. — С ним что-нибудь не так?

Она подошла ближе, чтобы лучше разглядеть заливавшегося плачем младенца. Сердито сверкнув глазами, старуха подхватила его на руки, что-то буркнула и скрылась за деревьями. Хотя Кэндис видела ребенка лишь мельком, он показался ей вполне обычным.

— Дати? Как ты?

Дати открыла глаза, ее лицо было залито слезами. Ужаснувшись, Кэндис перерезала веревки, и та тяжело опустилась на землю.

— Тебе больно?

— Нет, — ответила индианка.

— Что-нибудь не так с мальчиком?

— Он плакса, — односложно бросила Дати.

— Ну и что? Все дети плачут!

— Дети апачей не плачут.

Предчувствие неминуемой беды охватило Кэндис.

— Что эта ведьма собирается сделать с твоим ребенком?

— Предать смерти.

Бросив взгляд на Дати, Кэндис помчалась вслед за старухой. Она не могла поверить этому. У нее не укладывалось в голове, что ребенка Джека убьют только потому, что он плачет. Неужели апачи настолько жестоки?

Она нашла старуху у ручья в тот самый момент, когда та опустила орущего младенца в свежевырытое углубление.

— Нет! — закричала Кэндис.

Наградив женщину свирепым взглядом, индианка начала забрасывать мальчика землей. Кэндис подняла камень и швырнула его в старуху, угодив ей в плечо. Старуха опешила. Воспользовавшись моментом, Кэндис упала на колени и вынула ребенка из готовой закрыться могилы. Он жалобно плакал. Крохотное тельце все еще покрывал белесый налет послеродовой слизи. Кэндис прижала его к груди, ощущая резкую боль в боку.

— Убирайся! — прошипела она. — Пошла прочь, старая ведьма! — И крепко обняла младенца.

Старуха что-то сказала и заковыляла прочь. Кэндис всхлипнула. Невероятно! Ведьма намеревалась убить невинное беззащитное дитя, и Дати позволила ей это.

Мальчик разевал ротик, прижимаясь к ее груди.

— Проклятие! — прошептала Кэндис. — Ты голоден. Разве можно убивать ребенка только потому, что он голоден?

Она поднялась на нетвердые ноги. Сердце ее гулко билось, бок болел, но едва ли это были схватки. Спустившись к ручью, она быстро вымыла плачущего младенца, тихонько напевая, в надежде успокоить его. Затем вытерла мальчика своей нижней юбкой и завернула его в нее. У него были необычно светлые серо-голубые глаза.

— Ты и вправду сын Джека, — сказала Кэндис, охваченная неодолимым желанием защитить это крохотное существо.

Когда она двинулась к стойбищу, мальчик неожиданно притих. Кэндис вознесла благодарственную молитву и, помедлив на краю леса, огляделась. Что, если кто-нибудь отберет у нее ребенка и убьет его прежде, чем вернется Джек? И где она возьмет молоко? Может, Дати согласится кормить мальчика? Должен же он есть!

Кочис.

Кэндис решительно направилась к вигваму вождя. Ребенок успокоился и заснул. Кочиса не было видно, но его первая жена, которую Кэндис знала только в лицо, с любопытством наблюдала за ее приближением, помешивая что-то в чугунном котле.

— Мне нужен Кочис, — сказала Кэндис. — Кочис.

Женщина встала и что-то крикнула мальчугану лет девяти. Тот повернулся и убежал. Индианка с улыбкой взглянула на Кэндис. Сообразив, что ей предлагают сесть, Кэндис опустилась на землю, сомневаясь, что найдет в себе силы подняться снова. Ее спина чудовищно ныла.

Воспользовавшись передышкой, она рассмотрела сморщенное красное личико. Неужели все младенцы такие забавные? Даже сейчас он казался Кэндис очень красивым. Она погладила покрытую пушком головку.

Спустя несколько минут показалась рослая фигура Кочиса. Лицо его хранило бесстрастное выражение, в черных глазах светилось любопытство.

— Ты искала меня? — спросил он, глядя на младенца.

— Мне нужна ваша помощь, Кочис. Он спокойно смотрел на нее:

— Это сын второй жены?

— Да. Они хотели убить его. Из-за того, что он плакал. Кочис ничуть не удивился.

— Плачущий ребенок представляет собой угрозу для всего племени, а не только для собственной семьи.

— Значит, новорожденных, которые плачут, положено убивать? — ужаснулась Кэндис.

— Как правило.

— Мне нужно молоко. Я не позволю убить мальчика.

Улыбка тронула губы Кочиса. Повернувшись к жене, он что-то сказал на языке апачей. Та с заинтересованным видом кивнула и отправилась выполнять его поручение. Ребенок проснулся и заплакал. Кэндис нахмурилась, осознав, что он не плакса, а настоящий крикун. Она начала баюкать его, не решаясь взглянуть на Кочиса.

— Ну и голосок, — отметил вождь.

Кэндис не ответила, издавая воркующие звуки, как подсказывал ей инстинкт. «Перестань плакать, — безмолвно молила она. — Пожалуйста!»

— Здесь ему ничто не угрожает, — сказал Кочис суровым и властным тоном. — Но если нам придется оставить стойбище, спасаясь от солдат, ребенку, который так плачет, немедленно перережут горло.

Кэндис подавила испуганный возглас.

— Иногда приходится выбирать между одной смертью и многими, — веско добавил Кочис.

Кэндис онемела от ужаса. Она понимала логику вождя, но не могла принять ее и испытала несказанное облегчение, когда вернулась жена Кочиса с кожаной соской и тыквенной бутылью с молоком.

— Спасибо, — сказала Кэндис.

Вставив соску в крошечный ротик младенца, молодая женщина зачарованно наблюдала, как он жадно пьет. «Ненасытный, — нежно подумала она. — Совсем как отец». Она взглянула на Кочиса.

— Дати откажется от него?

— Не знаю. Можешь передать ей, что я распространяю свою защиту на мальчика до того момента, как мы оставим этот лагерь. С помощью богов такой день, возможно, никогда не наступит.

Взглянув на Кэндис с таким видом, словно находил ситуацию забавной, вождь ушел.

Когда ребенок заснул, Кэндис поднялась на ноги не без помощи жены Кочиса, которая отправила с ней сына, чтобы помочь донести молоко и соску. Кэндис гадала, как поступит Дати, надеясь, что та не откажется от собственного ребенка.

Стоя на коленях, Дати резала лук и бросала его в горшок, словно и не родила в этот день. Увидев Кэндис со своим сыном на руках, она замерла и побледнела.

— Что случилось?

— Я не позволю его убить, — заявила Кэндис, баюкая спящего младенца, все еще завернутого в ее нижнюю юбку. — Ему нужна мать. Ты возьмешь его?

Слезы выступили на глазах у Дати. Кэндис медлила, не решаясь доверить ей мальчика, но, когда та протянула руки, отдала индианке ребенка. Прижав его к груди, Дати беззвучно заплакала.

Глава 80

Отряд возвращался усталый, но в приподнятом настроении. Им удалось захватить караван фургонов с припасами и оружием. Двое воинов были убиты, несколько ранены, но белые потеряли впятеро больше. Воины ликовали, однако Джек не видел причин для радости. Если в каждой схватке терять по одному-два воина, скоро у апачей не останется мужчин, способных держать в руках оружие. Эта мысль безмерно удручала Джека.

К тому же его раздирали внутренние противоречия.

Он неустанно казнил себя за проявленную нерешительность. Нахилзи здорово повезло, что остался в живых. Если бы он погиб, его смерть была бы на совести Джека. И все из-за сомнений, одолевших его в самый неподходящий момент. Нельзя идти в бой, если ты не готов броситься на выручку товарищу. Таким, как он, не место на поле битвы. Его колебания чуть не стоили жизни выдающемуся воину.

Джек понимал, что его нравственные ориентиры неустойчивы, и пытался разобраться в себе. Он по-прежнему считал, что его место среди апачей. Но какой прок от воина, неспособного беспощадно сражаться с врагом?

Усталый вороной медленно продвигался через стойбище. Племя торжествовало победу, но Джек был слишком подавлен, чтобы принять участие во всеобщем ликовании. Ему не терпелось увидеть Кэндис и найти утешение в ее объятиях.

Он заметил ее в ту же секунду, как показался его вигвам. Кэндис смотрела на него, и сердце Джека подпрыгнуло при виде радости на ее лице. Кэндис почти бегом кинулась ему навстречу. Джек соскочил с коня.

— Дурочка! — воскликнул он, подхватив ее. — Не смей бегать!

— Джек! — Она обвила его руками. Улыбнувшись, он крепко поцеловал ее.

— Как ты себя чувствуешь? — нежно спросил он, оторвавшись от ее губ.

— Прекрасно. Джек… — Она осеклась, услышав громкий плач младенца.

Вздрогнув, Джек уставился на вигвам, затем на Кэндис.

— У тебя сын, — сказала она, пристально глядя на него. — Красивый мальчик.

Джек вздохнул:

— Как… они?

— Теперь хорошо, — загадочно ответила Кэндис. — Почему бы тебе не взглянуть на них? А потом я выскажу тебе все, что думаю. — Ее глаза сверкнули.

Джек поспешил к вигваму. Войдя, он остановился как вкопанный при виде Дати, кормившей ребенка. Она подняла глаза и мягко улыбнулась. Джек подошел ближе и посмотрел на своего сына. Нежность захлестнула его.

— У него совсем светлые глаза, — поразился он, с радостью удостоверившись, что ребенок его.

— Как у отца, — сказала Дати.

Джек молчал, вглядываясь в крохотное смуглое личико и иссиня-черный пушок на голове. Черты ребенка свидетельствовали о смешанном происхождении. Джек нахмурился. Его называли полукровкой, и он ненавидел это прозвище. Сыну предстоит нести тяжкий крест, от которого он не в силах его избавить.

— У малыша хороший аппетит, — заметил он, коснувшись шелковистой головки. Ребенок, казалось, смотрел на него, продолжая жадно сосать. Джек улыбнулся: — Мы назовем его Шоц. — Он взглянул на Дати: — Малыш такой красивый. Спасибо тебе.

Дати помолчала, явно колеблясь:

— Он оказался плаксой.

— Что ты хочешь этим сказать? — Джек отлично знал, как поступают с крикливыми младенцами. Если его сын плакса, почему он еще жив?

— Кэндис не дала его убить. А я… я позволила забрать его. Это ее ты должен благодарить. Она спасла нашего сына.

Джек был потрясен. Он не верил тому, что слышал.

— Но каким образом?

— Она обратилась к Кочису. Он обещал защиту, пока мы остаемся в этом лагере.

Ребенок насытился и уперся кулачком в материнскую грудь. Джек коснулся крохотной ручки. Младенец фыркнул и вцепился в его палец. Улыбнувшись, Джек осторожно взял его на руки.

— Шоши, — сказал он, глядя на мальчика. Джек и не представлял себе, что будет испытывать столь сильные отцовские чувства к какому бы то ни было ребенку, за исключением ребенка Кэндис. — Ты должен научиться не плакать, Шоши.

Дати встала.

— Хочешь, чтобы я взяла его?

Джек неохотно кивнул. Дати повернулась к нему спиной, и он осторожно положил сына в закрепленную у нее на спине колыбель.

Снаружи его поджидала Кэндис. Едва Джек вышел из вигвама, она набросилась на него:

— Почему ты не рассказал мне о жестокости апачей? Они пытались убить твоего сына! Из-за того, что он плакал! Никто не посмеет убить моего сына! Предупреждаю тебя, Джек!

Джек притянул ее к себе:

— Спасибо тебе, любимая, за то, что ты сделала. И клянусь, никто не тронет нашего ребенка. Я больше не оставлю тебя, пока он не родится. Обещаю.

— И я не желаю, чтобы меня привязывали к дереву!

— Это совсем не так ужасно, как кажется… — начал Джек.

— Нет! — В ее голосе прозвучали панические нотки.

— Хорошо, тебя не будут привязывать. Кэндис немного успокоилась.

— Джек, а ты бы позволил забрать его, если бы был здесь? Он поморщился:

— Не думаю.

— Дати позволила старой ведьме забрать ребенка.

— Почему тебя так волнует судьба Шоши, Кэндис?

— Ты назвал его Шоши?

— Это уменьшительная форма от его имени. Кэндис улыбнулась:

— Шоши. Хорошее имя для ребенка, но как его будут звать, когда он подрастет?

— Его будут звать Шоц.

— Ты назвал его в честь Шоцки?

— Да. Кэндис, ты не ответила. Почему?

— Он же человек, Джек. Все очень просто.

Кэндис нахмурилась, не решаясь признаться, что это крохотное существо успело запасть ей в душу. Ей хотелось подержать его на руках, но она не осмеливалась обратиться к Дати. Разве перешагнешь через несколько месяцев вражды? Тем более что дружить с Дати она не собиралась. Они соперницы. Может, между ними и нет ненависти, но и неприязнь никуда не делась. А то, что Дати родила Джеку сына, только осложняет дело, хотя с некоторых пор Кэндис перестала винить во всем соперницу. Какая женщина способна устоять перед Джеком? Не будь он таким похотливым, ей не пришлось бы сейчас делить его с Дати. Но как бы там ни было, Шоши ни в чем не виноват.

А теперь Дати в долгу перед ней. Кэндис понимала, что со временем Дати не откажется помочь ей с побегом. Эта мысль должна была бы поднять ей настроение. Но почему-то привела в уныние.

Глава 81

Пока Дати прибирала после обеда, Джек держал Шоши на руках, корча смешные гримасы и издавая забавные звуки. Мальчик радостно гукал и пускал пузыри, улыбаясь беззубым ртом. Махнув ручонкой, он задел подбородок отца. Джек засмеялся.

Подняв глаза, он увидел Кэндис и ощутил укол вины. Она стояла в стороне, наблюдая за ними, но как Джек ни всматривался, он не заметил в ней ни малейших признаков ревности. Когда Дати, прихватив котелок, отправилась к ручью, чтобы вычистить его песком, Кэндис подошла и опустилась на землю у ног Джека.

— Наверное, я ужасно глупо выгляжу, — смущенно сказал Джек.

Кэндис улыбнулась, но ее взгляд был устремлен на ребенка.

— Можно?

Джек удивленно взглянул на нее:

— Конечно.

Он протянул ей мальчика и поразился мягкой улыбке, осветившей ее прекрасные черты. Кэндис прижала Шоши к груди и начала ворковать над ним, слегка покачивая. Джек был потрясен, глядя, как она баюкает его сына.

Ночью он лег рядом с Кэндис. Она все еще спала на его скатке. В последнее время Кэндис моментально засыпала, стоило ее голове коснуться подушки. Но Джек так боялся потревожить ее, что спал вполглаза. Этим вечером, однако, Кэндис не спала. Склонившись над женой, он легко коснулся ее губ. Она обвила его руками и призывно приоткрыла рот. Джек поцеловал крепче. Невероятно, но волны жгучего желания затопили его. Даже сейчас, за несколько недель до родов, Джек хотел ее. Больше, чем когда-либо.

—Джек?

— Что?

— Обещай мне одну вещь.

— Если это в моих силах. Кэндис посмотрела на него.

— Не позволяй привязывать меня к дереву, как Дата. — Ее голос дрожал.

— Кэндис, это помогает, уверяю тебя!

— Нет! — выкрикнула она.

— Хорошо. — Джек сел и притянул ее к себе. — Я сам буду держать тебя. Не всех женщин привязывают. Некоторые сидят на корточках. Но поверь мне, так легче, чем лежа.

Кэндис не ответила. Опустив глаза, он увидел страх на ее лице. Внезапно его охватил панический ужас. Джек вспомнил безжизненное тело Чилы, лежащей в луже крови после того, как она родила их ребенка. Боже, Джек не хотел даже думать об этом! Он крепче прижал к себе Кэндис. Что, если у нее будут трудные роды? Нет, не может быть. Со здоровьем у нее все в порядке.

— Не беспокойся, — прошептал он, почувствовав себя больным от тревоги.

— Я не беспокоюсь, — сказала она, хотя они оба знали, что это не так.

Все последующие дни Джека не покидали страхи— Его преследовали воспоминания о том, как умерла Чила. Шаман сказал, что у Чилы были слишком узкие бедра, поэтому Джек настоял на том, чтобы Кэндис осмотрела знахарка. Та заверила его, что Кэндис здорова и никаких проблем не предвидится. Когда он поинтересовался шириной ее бедер, знахарка со смехом посоветовала ему заниматься своими делами. Но Джек не мог успокоиться. Мысль, что он может потерять Кэндис, ужасала его.

Джек понимал, что ведет себя глупо. Кэндис создана для того, чтобы вынашивать и рожать детей. Она крепкая женщина со стройными, но сильными бедрами. Ее грудь набухла от молока. Кэндис олицетворяла собой здоровье, но Джек терзался от страха.

Наступил июль. Как-то Джек отправился к ручью на рыбалку. Апачи не употребляли рыбу в пищу, но он хотел хоть чем-нибудь отвлечься. Джек за версту услышал шаги Кэндис. Теперь она переваливалась на ходу, производя еще больше шума, чем раньше. «Когда-нибудь, — подумал Джек, — я научу ее передвигаться бесшумно». Повернув голову, он смотрел, как жена выходит из-за деревьев.

— Я видела, куда ты пошел, — сообщила Кэндис, слегка запыхавшись.

— Что-то ты слишком раскраснелась, — обеспокоенно заметил он. — Тебе не следует бродить по лесам.

— Ты превратился в настоящую наседку, Джек, — улыбнулась она и внезапно дернулась.

— В чем дело? — Его охватила паника.

— Джек, кажется, началось.

— Ты уверена?

Кэндис вздрогнула и поморщилась.

— Боль была тупая, и я подумала… — Она охнула и опустилась на колени.

— Кэндис! Проклятие! Ты что…

— Да, по-моему, да. — Она застонала, ощутив очередной приступ боли.

— Кэндис, опять схватка? — Джека охватил ужас. Схватки следовали одна за другой слишком часто, почти без перерыва.

— Джек! — вскрикнула Кэндис, вцепившись пальцами в его плечи, и застонала.

— Боже! Кэндис, я побегу за помощью! Ничего не делай, пока я не вернусь! Когда начались боли?

— Несколько часов назад.

Она со стоном опустилась на землю и откинулась на спину, пыхтя и тужась.

— Несколько часов назад!

— Откуда я знала, что это предродовые схватки! Дже-ек!

— О черт! — застонал он и, не решаясь оставить жену, опустился на колени. Ноги Кэндис были полусогнуты и широко раздвинуты. Джек поднял ее юбку. — Как же можно не знать, Кэндис!

Она тяжело дышала.

— Они были… такими слабыми. Просто… О-о!

— Тебе придется присесть на корточки, — сказал он, приподняв ее.

— Нет, Джек. О-о!

— На корточках легче, поверь мне. — Он обхватил се руками, заставляя привстать.

— Откуда ты знаешь? О-о Господи! — Кэндис вцепилась в его руки.

— Говорю тебе, я знаю! Ты тужишься? Дышишь? Дыши и тужься!

— Я дышу и тужусь! Ради Бога, Джек, ты слишком крепко меня держишь…

— Тебя вообще надо было привязать, черт возьми!

— Не смей — о-о! — не смей даже думать об этом! Кэндис попыталась отстраниться от Джека, и тот от неожиданности оступился и упал на землю, не выпуская Кэндис из рук.

— Посмотри, что ты наделала!

Джек встал на колени, пытаясь перевести жену в сидячее положение. Пот ручьем катился по его лицу.

— Я ложусь, Джек, — заявила Кэндис.

— Доверься мне, — взмолился Джек, скользнув рукой ей под спину с намерением снова приподнять, но в следующую секунду ахнул: — Дьявол!

— О-о!

— Боги, дайте мне силы! — пробормотал он, забыв при виде показавшейся головки ребенка, что его жена находится не в том положении. — Я вижу головку, Кэндис, тужься сильнее!

— Я тужусь.

— Он выходит! — крикнул Джек, и, прежде чем он успел осознать, что происходит, ребенок выскользнул ему в руки.

Закрыв глаза, Кэндис лежала на спине и хватала ртом воздух.

— Девочка, Кэндис, это девочка! — воскликнул Джек, испытывая восторг, благоговение и крайнюю усталость.

Смахнув заливавший глаза пот, он потянулся за ножом и перерезал пуповину.

— О, — выдохнула Кэндис. — Дай мне ее, Джек…

— Сначала я вымою ее, — сказал он, глядя на краснолицего младенца с зажмуренными глазками.

Джек быстро спустился к ручью, вымыл девочку и завернул ее в свою набедренную повязку. Она открыла глаза и моргнула. Джек улыбнулся, охваченный восторгом. Головку покрывал темный пух. Девочка разинула рот и потянулась к его животу. Джек с ребенком на руках поспешил назад.

Сияющая Кэндис встретила его счастливой улыбкой. Опустившись на колени, Джек вложил ребенка ей в руки.

— Она такая красивая! — прошептала Кэндис.

— Как ее мама, — нежно сказал Джек и рассмеялся от бесконечного облегчения и радости. — Ты заткнула за пояс всех женщин в племени, Кэндис. Неужели ты действительно не подозревала, что начались роды?

— Да, — подтвердила она, гладя покрытую пушком головку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Чудесно, — ответила Кэндис. — Привет, Кристина. Ты такая красивая. Моя маленькая леди.

— Ты хочешь назвать ее Кристиной?

— Это очень благородное имя, — отозвалась Кэндис, даже не взглянув на него. — Христианское. Когда девочка вырастет, она станет настоящей леди.

Джек увидел, как Кэндис высвободила грудь и поднесла к ней Кристину. Слова жены наполнили его безотчетной тревогой. Но внимание Джека тут же переключилось на девочку, которая нашла сосок и начала сосать. Он ощущал невероятную гордость, наблюдая за этой сценой. Его прекрасная жена и красавица дочь. Пристроившись за спиной Кэндис, Джек положил ее голову себе на колено.

— Удобно?

Кэндис удовлетворенно улыбнулась.

Глава 82

Кэндис перемалывала семена диких ягод в муку, из которой потом пекли хлебцы. В люльке за ее спиной спала их дочка. Видя Кэндис за подобным занятием, Джек должен был хотя бы улыбнуться: из-за теплых чувств, которые питал к ним обеим, или из-за усердия, с которым она трудилась, как настоящая индианка. Но Джек не улыбался.

Кэндис совсем не походила на индианку. Ее толстая коса была небрежно переброшена через плечо. Покрытое золотистым загаром лицо обрамляли белокурые локоны. Джек подавил желание. Слишком рано, да и вообще что-то не так. Глядя на Кэндис, он поневоле задавался вопросом: не впадают ли некоторые женщины в меланхолию после родов?

Внезапно решившись, Джек повернулся и быстро зашагал через лагерь. Решение созрело в его голове во время последнего губительного налета на долину Аравиапа, простиравшуюся неподалеку от форта Брекенридж. Вдруг Морис еще там?

Кочис встретил его улыбкой:

— Что заставило моего брата покинуть свое счастливое семейство и прийти ко мне?

Джек нахмурился.

— Как твои жены и дети? — участливо спросил Кочис.

— Прекрасно. Я уезжаю, — спокойно сообщил Джек. — В форт Брекенридж. Я намерен убить лейтенанта Мориса. Душа моего брата должна обрести успокоение и покинуть этот мир.

— Это очень опасная затея для одного человека. Как ты проберешься в форт?

— Я собирался прибегнуть к хитрости, пользуясь тем, что похож на белого, но потом передумал. Ночью я перелезу через стену, проскользну в дом Мориса и перережу ему горло во сне. И уйду тем же путем, каким пришел.

— Твой поступок, несомненно, пойдет во благо нашему народу. Если кто-нибудь и способен это сделать, то только ты.

— Я хотел бы, чтобы Кэндис и Кристину доставили на ранчо «Хай-Си», если я не вернусь.

— Это будет сделано.

— И еще. Не хотелось бы, чтобы о моей цели стало известно. Кэндис будет беспокоиться, если узнает. Я скажу ей, что отправляюсь на разведку.

Кочис кивнул и обнял его.

— Начиная с сегодняшнего вечера и до твоего возвращения духи будут танцевать и возносить молитвы. Пусть все думают, что они посвящены очередному походу, но я буду знать, что это ради тебя.

— Спасибо.

Он шел назад к своему вигваму, размышляя о стоящей перед ним задаче. Джек не сказал Кочису всего. Не сказал, что если вернется, то уйдет из племени навсегда. Шоцки будет отмщен. Это все, что он может сделать для брата. Оставаться с апачами и сражаться и далее за их дело выше его сил. И едва ли честно по отношению к воинам, которые не могут положиться на него в бою. К тому же это несправедливо по отношению к Кэндис и Кристине.

О том, что придется оставить Шоши, Джек старался не думать. Это нужно сделать, и точка.

Он облачился в кожаные штаны и рубаху, но обошелся без боевой раскраски и оседлал вороного. Взял ружье, «кольт», нож, лук и стрелы. Последние понадобятся ему, чтобы без лишнего шума подстрелить дичь, если возникнет нужда. Закончив сборы, Джек зашел за вигвам, где Дати долбила камнем шкуру, чтобы придать ей мягкость. В люльке за ее спиной дремал Шоши.

Джек коротко попрощался с ней, сообщив, что вернется через несколько дней, и погладил сына по головке. Шоши проснулся и заплакал, уставившись на него серыми глазками. Дати поднесла его к груди.

— Куда ты едешь? — спросила Кэндис.

Бросив последний взгляд на сына, Джек подошел к ней.

— На разведку. Дня на три, самое большее — на четыре. Она не сводила с него расширившихся глаз и казалась очень испуганной. Джек заподозрил, что Кэндис боится за него.

— Иди сюда, любимая. — Он заключил ее в объятия. Она отчаянно прижалась к нему.

— Джек, — прошептала Кэндис и, пригнув голову мужа, прильнула к его губам.

Они не могли оторваться друг от друга.

— Тебе придется потерпеть, — усмехнулся Джек. — Когда я вернусь, мы займемся любовью по-настоящему.

— Как ты можешь думать об этом сейчас? — удивилась она. Сердце ее неистово забилось при мысли о том, что ей предоставляется шанс. Она покинет лагерь задолго до того, как Джек вернется. Кэндис охватила паника. Она ощущала вину и ужас одновременно. И не чувствовала себя в силах расстаться с ним.

— Дай мне попрощаться с Кристиной, — ласково сказал Джек, отрывая от себя ее руки.

Издав звук, подозрительно похожий на сдавленное рыдание, Кэндис повернулась спиной к мужу, чтобы он посмотрел на дочку. Улыбнувшись, Джек погладил крошечное личико. Девочка даже не проснулась.

— Я скоро вернусь, Кэндис, — сказал Джек, недоумевая, почему у нее такой потерянный вид. — Все будет хорошо, не беспокойся.

— Прощай, Джек, — прошептала Кэндис, сдерживая слезы. Он взлетел в седло и, сверкнув своей неотразимой улыбкой, умчался.

Ну что ж. Пора подумать о Кристине. Будь Кэндис одна, она никогда бы не покинула Джека, если бы, конечно, он сдержал свое обещание развестись с Дати. А теперь ему не придется делать даже этого. Мысль о том, что они будут вместе, вызвала у Кэндис приступ мучительной ревности. Она шагнула к Дати с выражением мрачной решимости на лице.

— Дати, мне нужна твоя помощь, — обратилась Кэндис к индианке впервые после того, как та родила сына.

Дати вздрогнула и удивленно посмотрела на нее.

— Ты в долгу передо мной, — сказала Кэндис. — Я решила бежать и выехать на рассвете. Мне нужны лошадь, ружье и припасы. И проводник, который выведет меня за пределы лагеря. Дальше я сама найду дорогу.

Домой, в «Хай-Си». У Кэндис было слишком тяжело на сердце, чтобы размышлять о том, как отнесутся родные к ее появлению с Кристиной на руках. Она была уверена только в Люке. Он поможет ей перебраться на восток.

— Я ничего не понимаю. — Дати встала. — Ты любишь его. Он любит тебя. Зачем тебе уезжать?

— Из-за дочери. Кристина — не индианка, и я не хочу, чтобы она росла здесь.

— Он приедет за тобой.

— К тому времени меня не будет на ранчо. И еще, Дати. Кочис не должен ничего знать. Вообще — никто. Если кто-нибудь поинтересуется мной, хотя это маловероятно, скажи, что я пошла купаться или придумай что-нибудь еще. Дати кивнула и улыбнулась:

— Никто не заметит, что тебя нет.

— Нечего так радоваться! — вспылила Кэндис.

— Почему бы мне не радоваться? Наш муж в большей степени апачи, чем белый. Ему нужна женщина, которая понимает его. И потом, я родила ему сына. Со временем он забудет тебя. Уж я позабочусь об этом.

— Он никогда тебя не любил! — крикнула Кэндис. Перед ее глазами вдруг возник образ обнаженной Дати в объятиях Джека, и ей стало дурно. — Никогда. Он любит меня. Он может обладать твоим телом, но никогда не отдаст тебе своего сердца. — Они разъяренно смотрели друг на друга. — Я уеду на рассвете, так чтобы никто не видел. Мне нужно оказаться за пределами лагеря с восходом солнца.

— Я все устрою.

Проводив Дати взглядом, Кэндис нашла кусок угля и начала сочинять записку, которая, как она надеялась, будет достаточно жестокой, чтобы отвратить Джека от мысли последовать за ней.

А после этого она раз и навсегда перестанет думать о нем.

Глава 83

Джек прижался к стене и прислушался. Наверху, на парапете, храпел часовой, но больше ни звука не раздавалось в форте, обнесенном каменной стеной высотой в десять футов, перелезть через которую оказалось до смешного легко. Внутри форта находилось несколько зданий. Джек разглядел два длинных приземистых строения, служивших казармами для солдат: пехотинцев и кавалеристов. За ними располагался зал для собраний. В здании напротив размещалась штаб-квартира адъютанта, а рядом, в доме побольше, резиденция командира форта. Справа, в пяти небольших домиках, жили офицеры, в том числе лейтенант Морис. Джек вел наблюдение целый день и выяснил не только, кто из них Морис, но и где тот живет.

Зажав в руке нож, он двинулся вперед короткими перебежками, пригнувшись и стараясь держаться в тени. Миновав штаб и казармы, Джек проскользнул в открытое окно третьего по счету домика и помедлил внутри, привыкая к тусклому освещению. По его лицу катился пот. Здесь, на севере, было ничуть не прохладнее, чем в стойбище Кочиса.

Даже не оглянувшись, поскольку его обострившийся слух не пропустил бы постороннего звука, Джек пересек небольшую комнату и склонился над кроватью, прижав длинное лезвие к горлу спящего мужчины. Морис встрепенулся и открыл глаза. Он попытался приподняться, затем его руки дернулись к ножу. Джек остановил его, слегка надавив на нож:

— Не двигайся.

Глаза Мориса чуть не вылезли из орбит, но он лежал так неподвижно, что, казалось, не дышал. Повисло томительное молчание.

— Кто ты? — прошептал наконец Морис.

— Ниньо Сальваж.

— Что тебе нужно? Джек мрачно улыбнулся:

— Твоя жизнь.

Морис ахнул, его шея дернулась, и нож рассек кожу. Темная струйка залила кромку лезвия.

— Пожалуйста, — отчаянно прошептал Морис.

Он тяжело дышал, на лбу выступил пот, на глазах — слезы.

— За моего брата, — сказал Джек. — За шестерых повешенных апачей.

И одним быстрым движением перерезал лейтенанту горло от уха до уха. Кровь хлынула из раны. Метнувшись к окну, Джек выскользнул из дома и спустя короткое время уже сидел в седле, направляясь назад.

На сей раз он не ощущал ни дурноты, ни угрызений совести. С точки зрения апачей, то, что свершилось, было возмездием, необходимым и справедливым. Джек не смог бы жить, не отомстив за смерть брата. Шоцки сделал бы для него то же самое.

Никого из его семьи не осталось. Все ушли: Мучи, Нали, Шоцки и Луси. Но у него есть Кэндис и Кристина! Волна облегчения затопила Джека. Они — его семья, самое главное в его жизни. Единственное, чего он хочет, так это заботиться о них и жить в мире. Неужели просить об этом — слишком много?

Хватит с него смертей. Только боги знают, сколько еще продлятся военные действия и кровопролитие. Ему следовало семь раз отмерить, прежде чем ввязываться в эту войну. Однажды Джек уже приговорил себя к изгнанию, и по той же причине: из-за нежелания убивать белых. В сущности, он в этом не виноват. В его жилах, кроме индейской, течет и кровь белых. Часть его души и сердца принадлежит апачам, и так будет всегда.

Джек ощутил душевный подъем, загоревшись мыслью увезти жену с дочкой куда-нибудь далеко, где они смогут начать все заново. Его охватило нетерпение. Отныне ничто не помешает их счастью, хотя и сейчас все не так уж плохо, несмотря на войну и Дати. Кэндис изменилась, вдруг понял Джек, повзрослела. Материнство ей к лицу. Они уедут, возможно, в Техас или в Калифорнию, построят прекрасное ранчо и будут растить детей. Джек пришпорил коня, преисполнившись желания увидеть Кэндис и поделиться с ней своими планами. Еще день-два, и он будет в стойбище.

Джек старался не думать о Шоши. Как бы ни любил он сына, у него нет права разлучать мальчика с матерью. Ему придется оставить ребенка. Решение принято, и хватит думать об этом.

Отныне он будет думать только о Кэндис и их будущем.

Глава 84

Заплакала Кристина.

Кэндис лежала без сна, уставившись в звездное небо, настороженно прислушиваясь к шелесту листвы и ощущая малейшее дуновение ветерка. Расстегнув блузку, она поднесла дочь к груди, гадая, который час. Должно быть, уже перевалило за полночь. Кэндис не осмелилась развести костер, опасаясь всех: индейцев, белых и даже Джека. Не хватало только, чтобы он наткнулся на них.

Неподалеку заухала сова, и Кэндис пробрала дрожь. Она долго прожила среди апачей, поэтому знала, что, по их поверьям, это чья-то неприкаянная душа бродит по земле. К тому же становилось прохладно. После дневной жары ночь казалась особенно холодной. Когда Кристина насытилась, Кэндис пристроила ее в изгибе руки и постаралась заснуть.

Это была первая ночевка изтрех, которые Кэндис предстояло провести в пути. Весь день она ехала ровной рысью, останавливаясь только для того, чтобы покормить Кристину и сменить ей пеленки. Девочка прекрасно переносила дорогу, возможно, потому, что была слишком мала. Ей не исполнилось еще и месяца.

Наконец Кэндис заснула. Ее разбудило яркое утреннее солнце и гульканье Кристины у нее под боком. Покормив дочь, Кэндис перекусила вяленым мясом, орехами и ягодами, затем положила малышку в колыбель, прикрыв изголовье кожаным козырьком собственного изобретения'. У Кристины было смуглое личико, хотя светлее, чем у Джека, и темно-каштановые, как у него, волосы. Кэндис с облегчением думала, что примесь индейской крови ничем не выдает себя, а значит, малышке не придется страдать от нетерпимости людей, когда она подрастет.

Воспоминания о Джеке не давали покоя.

«Не думай о нем», — приказала себе Кэндис. Передвинув колыбель за спину, она забралась в седло и тронулась в путь.

Поздним утром она добралась до родников, которые давали начало речушке, протекавшей вдоль почтового тракта компании Баттерфилда. Кэндис знала, что в связи с военными действиями движение карет прекратилось. Слишком велика была опасность подвергнуться нападению апачей.

Напоив лошадь, она покормила и выкупала Кристину. Затем умылась сама и протерла грудь влажной тканью. Надев на голову шляпу, Кэндис перебросила колыбель с дочерью через плечо. Вдруг ее лошадь фыркнула. Кэндис вскинула голову.

С той стороны, откуда она приехала, приближались три всадника.

Задвинув Кристину за спину, Кэндис быстро вытащила из чехла ружье и взвела курок. Хотя она держала его свободно, согнутая в локте рука свидетельствовала о готовности пустить оружие в ход.

Но в следующее мгновение, разглядев солдатскую форму, Кэндис облегченно вздохнула. Вместе с облегчением пришла надежда. Может, они согласятся проводить ее до «Хай-Си»?

Мужчины между тем подъехали ближе и, осадив лошадей, с удивлением и любопытством оглядели всадницу.

— Мэм, — протянул здоровяк средних лет с сержантскими нашивками. — С вами все в порядке?

— Да, сержант, спасибо, — сказала Кэндис, не выпуская из рук ружья.

Она представила себе, как выглядит со стороны: застиранная блузка обтягивает располневшую грудь, коричневая юбка припорошена пылью, руки обветрились и покраснели, обгоревший нос шелушится.

— Что вы делаете здесь одна, мэм?

— Я направляюсь в «Хай-Си»… — начала она.

— Черт! — воскликнул молодой солдат. — Я так и думал, что это она! Сержант! Это Кэндис Картер!

Серые глаза сержанта расширились:

— Та, что сбежала с Кинкейдом, а вернулась с полукровкой, который теперь воюет на стороне Кочиса?

— Та самая! — воскликнул солдат.

Кэндис напряглась, мгновенно почувствовав опасность. Вежливое участие солдат сменилось настороженностью, даже неприязнью, смешанной спохотливым интересом.

— Сержант, я слышал, — поспешил сообщить молодой солдат, — чтоэтот полукровка убил Кинкейда в Эль-Пасо. Вроде бы из-за нее.

Мужчины уставились на молодую женщину.

Кэндис чувствовала, как по виску стекает струйка пота.

— Не знаю, как там насчет Кинкейда, — сказал наконец сержант, — но Джек Сэвидж разыскивается в связи с убийством двух мужчин в Эль-Пасо в апреле.

Кэндис вспомнила озверевшую толпу, набросившуюся на них, когда Джек вернулся к ней весной. О Боже! Этим солдатам нет никакого дела до того, что Джек защищал ее и себя.

— Да у нее ребенок! — усмехнулся тот же солдат, подъехав чуть ближе. — Похоже, полукровка.

Кэндис вскинула ружье и направила его на солдата. Он был немногим старше ее, и она не сомневалась в его намерениях.

— Не приближайся! Он фыркнул:

— Ну и горячая штучка эта подружка краснокожих! Верно, сержант?

— Спокойно, Лэд. Откуда вы едете? — поинтересовался сержант, устремив на Кэндис жесткий взгляд.

Она лихорадочно думала. Но недостаточно быстро.

— Готов поспорить, что девчонка была с этим полукровкой. Посмотрите-ка на младенца: индейская люлька, кожаные пеленки. Наверняка она едет из лагеря Кочиса, — проницательно заметил Лэд.

Мужчины обменялись тревожными взглядами.

— Где Сэвидж? — отрывисто спросил сержант.

— Отправился на разведку. Я убежала от него. Пожалуйста, помогите мне. Он насильно увез меня и держал в плену. Я ждала, пока не подрастет ребенок, чтобы можно было отправиться в путь. Вы поможете мне? — В ее голосе звучали отчаяние и очаровательная беспомощность.

Сержант с сомнением смотрел на нее.

— Я много слышал о вас, мисс Картер. Или миссис Кинкейд? Не знаю, можно ли вам верить, особенно если принять во внимание этого маленького полукровку у вас за спиной.

— Кристина белая! — яростно воскликнула Кэндис.

— Я бы не отказался познакомиться с ней поближе, — вызвался Лэд. — Черт, она же шлюха! Для такой одним больше, одним меньше — какая разница? — Он хохотнул.

— Посмей только коснуться меня, и пойдешь под трибунал! Я белая женщина! Меня похитили и насильно удерживали в стойбище апачей, — твердо заявила Кэндис, не на шутку напуганная.

— Черт, да у нее лучшая оснастка, какую мне доводилось видеть, — заметил Лэд.

— Она права, — сказал сержант. — Доставим ее в форт, и пусть майор решает, что с ней делать.

— Давайте вначале попробуем то, что у нее там есть, — буркнул Лэд с недовольным видом.

— Нет! — жестко произнес третий всадник, молчавший до сих пор.

Все, включая Кэндис, повернулись к нему. Это был совсем молодой человек, не старше Кэндис, с обгоревшим на солнце лицом, рыжими волосами и бледно-голубыми глазами.

— Вы же видите, что она белая, — сказал он, глядя на Кэндис. — Ни одна белая женщина не должна подвергаться насилию.

— Не дергайся, Макдауэл, — хмыкнул Лэд. — Она ничем не отличается от любой шлюхи в салуне. Точно такая же, можешь мне поверить!

— Хватит болтать. Мы отвезем ее в форт. Дайте ружье, мэм, — приказал сержант.

Кэндис колебалась. С тремя вооруженными мужчинами ей не справиться. Если она убьет кого-нибудь из них, ее повесят, несмотря на то что она женщина. Что тогда станет с Кристиной? Нахмурившись, Кэндис опустила ружье. Сержант посмотрел на Лэда. Тот подъехал ближе и забрал у нее оружие.

— Может, она прячет нож? — предположил Лэд с улыбочкой.

— Обыщи ее, — распорядился сержант.

Лэд с готовностью соскочил на землю. Он посмотрел на напряженное лицо Кэндис, затем уставился на ее грудь.

— У меня нет ножа, — солгала Кэндис. Нож у нее был, но в седельной сумке. — Вы же видите. — Она вытянула вперед руки, чтобы показать, что у нее за поясом нет оружия.

Потянувшись к талии Кэндис, Лэд начал ощупыватьее, будто искал нож. Она отпрянула.

— Подними юбку, — ухмыльнулся он. Кэндис изумленно уставилась на него.

— Давай, или я сам это сделаю, — добавил с усмешкой Лэд.

— У вас там нож? — поинтересовался сержант.

— Нет, — твердо ответила Кэндис. Сердце ее учащенно забилось.

— Тогда поднимите юбку. Вы же не хотите, чтобы Лэд помог вам?

Кэндис подняла юбку, обнажив ноги до колен.

— Она не носит панталон, — выдохнул Лэд, уставившись на ее голые икры и колени. Двое других тоже смотрели на ее ноги. Лэд ощупал оба ботинка. — Выше, — сказал он.

— Ублюдок, — прошипела Кэндис. — По-твоему, я приклеила его к бедру?

— Может, привязала полоской шкуры, — ухмыльнулся Лэд и, схватившись за ее юбку, задрал ее. — Матерь Божья! — ахнул он, увидев точеные бедра и островок золотистых кудряшек между ними.

Кэндис вырвала у него юбку и отшатнулась.

— Ну что, удовлетворены? — Она задрожала, заметив здоровенный бугор, натянувший спереди его штаны.

— Следуйте за нами, — угрюмо бросил сержант. Кэндис подчинилась, не смея взглянуть на мужчин. Все они были возбуждены; животный голод в их глазах не укрылся от нее. Даже рыжий парнишка, пытавшийся защитить Кэндис, не остался равнодушен. Но он хотя бы не смотрел на нее, видимо, смущенный собственной реакцией.

Кэндис с отчаянием подумала, что пройдет не менее суток, прежде чем они доберутся до форта. Боже! Как ей защитить себя и Кристину?

И что она будет делать, когда окажется там? Ей придется придумать, как защитить и Джека.

Глава 85

Вы не присядете, миссис Кинкейд?

Держа Кристину на руках, Кэндис настороженно смотрела на майора Брэдли. Она прождала минут тридцать перед его кабинетом, пока он за закрытыми дверями беседовал с сержантом Холденом. Тот, верный своему слову, доставил ее в форт Бьюкенен. Они скакали весь день и еще засветло прибыли на место.

Кэндис села, и ее шляпа соскользнула на спину.

— Вы ведь миссис Кинкейд? Какая разница? Кэндис кивнула.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Во взгляде Брэдли, смерившем молодую женщину с макушки до носков ботинок, промелькнул проблеск чисто мужского интереса. Впрочем, Кэндис не была в этом уверена. Майор оказался привлекательным мужчиной лет сорока, среднего роста, худощавым и по-военному подтянутым.

Брэдли улыбнулся и сел за свой стол.

— Надеюсь, последние дни не слишком утомили вас, миссис Кинкейд?

— Мне повезло, что я наткнулась на ваших людей, — сказала Кэндис.

— Пожалуй. Как случилось, что вы оказались одна в пустыне?

Кэндис готова была на все, лишь бы защитить своего ребенка, себя и Джека. Если майор догадается о чувствах, которые она испытывает к Джеку, или узнает, что он — отец Кристины, то попытается использовать ее в своих целях. Но и отрицать, что она была с Джеком, бессмысленно, раз всем известно, что он убил Кинкейда. К тому же ей нужно как-то объяснить убийство двух человек в Эль-Пасо. Все, что она скажет, нужно тщательно обдумать, чтобы ее не поймали на лжи.

— Я убежала! — с дрожью в голосе воскликнула Кэндис. — Сэвидж убил Вирджила и насильно увез меня с собой, связанную по рукам и ногам, хотя и знал, что я жду ребенка. Все это время я пробыла в плену в лагере апачей. Но после того как родилась Кристина, мне удалось убедить их, что я смирилась. Они ослабили бдительность, и при первой же возможности я сбежала. — Кэндис даже прослезилась, умоляюще глядя на Брэдли.

Трогательная, беззащитная женщина. Однако майора, казалось, это не тронуло. В его испытующем взгляде читалось сомнение.

— Кто отец ребенка?

Эта ложь далась Кэндис труднее всего.

— Вирджил. — К счастью, смуглый и темноволосый Кинкейд вполне мог сойти за отца Кристины.

— Трудно поверить, что вам удалось бежать после стольких месяцев пленения.

Кэндис вздернула подбородок:

— У него есть другая женщина, индианка. И ребенок. Она ненавидела меня и была рада помочь мне бежать. — Кэндис всхлипнула. — Я хочу вернуться домой. Прошу вас, окажите мне содействие. — Она умоляюще смотрела на майора.

Брэдли налил себе виски и задумчиво уставился на стакан, прежде чем выпить.

— Вы были в стойбище Кочиса?

— Да. — Кэндис насторожилась.

— Значит, вы знаете, где оно находится?

— В горах Чирикауа, — честно ответила Кэндис. Это было общеизвестно.

— У нас было бы больше оснований верить вам, если бы вы помогли нам найти лагерь.

— Но я понятия не имею, как его искать! Сэвидж привез меня туда почти семь месяцев назад, и я ни разу не покидала стойбища. — А вот это уже была ложь. — Несколько дней назад Джек уехал, и его жена, Дати, нашла проводника. Ночью он вывел меня из стойбища. Когда рассвело, мы уже были в долине Сульфур-Спрингс. Проводник повернул назад, а я двинулась дальше. Я хочу помочь вам. Поверьте, я была бы счастлива, если бы этого ублюдка поймали и вздернули. Но я не могу показать вход в стойбище. Насколько я слышала, он очень узкий, и его невозможно найти, если не знаешь точно, где он находится.

Сердце Кэндис гулко билось. Она должна убедить майора, что ненавидит апачей, но ничего не знает. Иначе он задержит ее в форте на неопределенное время. Или, хуже того, отпустит, и Кэндис окажется во власти солдат, считающих ее подстилкой полукровки. Самое безопасное для нее и Кристины — это сделать вид, будто она на их стороне. Но… разве это не так?

Раньше Кэндис в этом не сомневалась, однако теперь не знала, что и думать. Молодая женщина была уверена только в одном: она не хочет, чтобы что-нибудь случилось с Джеком, Шоши, а также с Кочисом и его семьей. Как удачно, что Кэндис даже при желании не смогла бы найти стойбище и ничего не знает о планах апачей!

— Вы, наверное, устали, — неожиданно сказал майор. — Я предоставлю вам свою квартиру и велю принести горячей воды. Вы окажете мне честь, если согласитесь пообедать со мной.

«Значит, он все-таки считает меня привлекательной», — подумала Кэндис и ослепительно улыбнулась. Или это игра? Что у него на уме?

— Я буду счастлива составить вам компанию, — оживилась она. — После общения с дикарями, да и с вашими людьми… приятно встретить, настоящего джентльмена. — Кэндис кокетливо взмахнула ресницами.

— Отлично. Я попрошу адъютанта проводить вас ко мне на квартиру. — Брэдли встал.

— Майор?

— Да?

— Вы не могли бы распорядиться, чтобы меня доставили домой? — Кэндис беспечно улыбнулась, хотя внутри у нее все дрожало от волнения.

— Непременно, но через несколько дней. Вы же не откажетесь поделиться своими впечатлениями о лагере Кочиса? Это может оказаться полезным для нашей армии в кампании против апачей.

Кэндис смиренно потупилась:

— Да, конечно. Может… вы пошлете весточку моим родным, что я скоро вернусь?

— Как только представится возможность, — ответил майор, провожая ее к двери.

Он не вернулся за стол, а подошел к окну. Спустя несколько секунд во дворе появилась Кэндис и пошла через плац с ребенком на руках и ковбойской шляпой на голове. Рядом шел раскрасневшийся адъютант. «Невероятно, — подумал майор, — чтобы женщина, одетая подобным образом, внушала такое желание». Похоже, он слишком долго проторчал в этом забытом Богом месте.

Дверь кабинета отворилась, и майор повернулся к сержанту Холдену.

— Как бы нам распространить сведения о том, что она здесь? — спросил майор.

Холден был ветераном многих войн с индейцами, и Брэдли не стеснялся обращаться к нему за советом.

— А до кого эти сведения должны дойти?

— До Сэвиджа, — улыбнулся майор. — Он не пожалел усилий, чтобы заполучить ее, даже убил Кинкейда, если верить Лэду, а потом длительное время держал женщину в плену — уж не знаю, против ее воли или нет. Видимо, миссис Кинкейд действительно сбежала от него, потому что иначе не объяснишь, как она оказалась одна в пустыне. Уверен, он придет за ней. Особенно, если ребенок его, а я думаю, что так оно и есть. — Брэдли посмотрел в окно. — Хотя, должен признать, она довольно искусная лгунья.

— Понятно. — Холден заинтересовался. — Я удвою число часовых и выставлю дозоры. Он нужен вам живой?

— Непременно. Сэвидж — наш ключ к Кочису. — «И к моему будущему, предпочтительно за письменным столом в Вашингтоне».

— Это несложно, — заверил его Холден. — Не беспокойтесь. Кочис знает обо всем, что происходит на пространстве от форта Юма до Эль-Пасо. У него повсюду разведчики. Они передают сведения с помощью дымовых сигналов. Готов побиться об заклад, что Сэвидж скоро узнает, что его женщина у нас.

— Я хочу быть уверен в этом. Холден задумался.

— Нам не следует действовать слишком нарочито, словно мы посылаем ему приглашение. Лучше всего отправить нескольких парней в город, чтобы они распространили там новости. Но думаю, Кочис узнает обо всем раньше из собственных источников. — И все же сделайте это, — распорядился Брэдли. — Спасибо, сержант.

Глава 86

Джек въехал в стойбище в сумерках, нетерпеливо оглядываясь. Кэндис, конечно, и не догадывается, что он вернулся. То ли дело прибытие военного отряда, весть о котором мгновенно разносится по стойбищу, хотя часовые у входа наверняка сообщили о его возвращении Кочису. С бьющимся от волнения сердцем Джек пришпорил вороного. Он не мог дождаться, когда наконец скажет Кэндис, что все кончилось — они уезжают и начнут новую жизнь в Техасе. Ей наверняка там понравится.

Спешившись возле вигвама, Джек увидел Дати, с улыбкой спешившую ему навстречу. Одарив его теплым взглядом, она взяла под уздцы вороного и повернулась, чтобы увести коня. Шоши не спал и таращил глазки, сидя за спиной матери. Он вошел в тот возраст, когда ребенок начинает замечать все вокруг, и, казалось, вполне осмысленно улыбался отцу. Джек горько пожалел о том, что не может взять его с собой.

— Кэндис! — окликнул он, заглянув в вигвам, затем подошел к Дати. — Ну, как здесь мой шалун? — проворковал Джек, вытащив малыша из колыбельки. Тот замолотил отца крохотными кулачками. — Когда это он успел так подрасти? — изумился Джек.

— Он будет таким же большим и храбрым, как его отец. — Дати не сводила с него напряженного взгляда. — Ты, наверное, проголодался?

— Умираю с голоду. Где Кэндис?

— Не знаю. Я не вижу ее уже который день. Джека охватила тревога:

— Что, к дьяволу, это значит?

— Иногда мы не видимся несколько дней подряд, — спокойно отозвалась Дати. — Ты же знаешь.

На скулах Джека заиграли желваки. Едва ли это возможно, если только Кэндис по какой-то причине не пошла на крайние меры, чтобы не встречаться с Дати.

— Я поищу ее, — сказал он. — Мы поедим, когда вернемся.

— Вчера я нашла вот это. — Дати протянула ему лоскут кожи. — По-моему, это письмо белого человека.

Джек взял у нее кожаный квадратик с нацарапанными углем строчками. С замершим сердцем он подошел к костру и присел на корточки.

«Джек, я решила оставить тебя. К тому времени, когда ты получишь это письмо, мы уже будем на пути на восток. Не ищи нас. Все кончено. Ты не можешь дать нам с Кристиной того, что нам нужно. К.».

Джек не двигался, уставившись на грубый клочок кожи, и не мог постичь жестокие слова. Она оставила его. Сбежала. И забрала Кристину. Он чувствовал себя так, словно из его груди вырвали сердце. Наконец он выпрямился.

— Когда, черт побери, ты нашла это? Дати испуганно вздрогнула:

— Вчера.

— А когда ты в последний раз видела ее? Дати задумалась.

— Не помню, видела ли вчера. Но позавчера точно. Джек впился взглядом в Дати, уловив необычные интонации в ее тоне.

— Ты что-то скрываешь от меня. Ты знала, что она собирается уехать?

Дати заколебалась, и Джек понял, что она лжет.

— Нет.

— Ты знала! — Он схватил ее и занес руку, собираясь ударить. Она даже не пыталась уклониться. Вовремя опомнившись, Джек опустил руку и сжал кулак. — Расскажи мне все, сейчас же. Иначе я выбью из тебя правду.

— Она хотела уйти! — выкрикнула вдруг Дати. — Она спасла Шоши. Как я могла отказать ей в помощи, тем более что она попросила меня об этом по обычаям апачей?

— Будь ты проклята! — зарычал Джек и, отпустив ее, начал нервно расхаживать взад и вперед. — Когда? Когда она уехала?

— На рассвете, на следующий день после твоего отъезда.

— Четыре дня. — Джек скрипнул зубами. — У Кэндис было четыре дня! — Он готов был убить ее. — Если с ней что-нибудь случится…

— Она имеет право развестись с тобой, — вызывающе заявила Дати.

— Как и я имею право развестись с тобой! — резко бросил Джек.

Он был слишком зол, чтобы щадить ее чувства. Дати предала его, помогла бежать Кэндис с дочерью и, возможно, подвергла их жизнь опасности. Он никогда не простит ее; даже вид Дати был ему невыносим.

— Прости меня. Я не могла отказать ей.

— Ты обязана мне большим, чем ей, — холодно уронил Джек. — Я найду ее, Дати, и мы с Кэндис уедем — навсегда.

— Нет! — взмолилась она.

— Радуйся, что я оставляю тебе сына. Потому что мое сердце созрело для того, чтобы лишить тебя даже этого.

Дати сморгнула слезы.

— Она не стоит твоей любви.

— Может, ты и права, но так или иначе моя любовь принадлежит ей.

Джек снова оседлал вороного, не желая задерживаться ни на минуту. Неужели Кэндис направилась на восток? На какие деньги? Нет! Она должна быть в «Хай-Си». По крайней мере он на это надеялся. Потому что, если ее нет на ранчо, значит, она попала в беду — или погибла.

Джек запретил себе даже думать об этом.

Он вдруг вспомнил с удивительной ясностью, как нашел Кэндис почти год назад, полумертвую в пустыне. Но тогда с ней не было ребенка. Джек попытался прогнать жуткий образ. Дурочка! Если он найдет ее, то изобьет до полусмерти!

«Ты не можешь дать нам того, что нам нужно».

Джек тяжело вздохнул. Боже, Кэндис бросила его! Бросила при первой же возможности. Неужели она до такой степени не верила в него? Неужели она так мало его любила, что не могла подождать еще немного? А любила ли она его вообще?

Впрочем, не важно. Напрасно Кэндис надеялась, что Джек отпустит ее. Слишком поздно. Он не может без нее жить, даже если она ненавидит его. Он вернет ее. Но на сей раз позаботится о том, чтобы завоевать ее сердце, даже если на Это уйдет вся его жизнь.

— Ты вернешься? — испуганно спросила Дати.

— Да, чтобы попрощаться с Шоши.

— Мой брат уезжает? Так скоро? — спросил Кочис, выступив из мрака.

Джек устремил на него жесткий взгляд.

— Дело сделано. Морис мертв. А теперь мне нужно найти жену. Она пропала.

— Я знаю, — серьезно сказал Кочис. Джек изумленно уставился на него.

— Ты знал, что она уехала?

— До меня дошли сведения, что она в форте Бьюкенен. — Что?

— Мы получили дымовой сигнал. Мои разведчики вфорте сразу же узнали Дочь Солнца. Да и как могло быть иначе?

— Да, ее трудно не узнать, — пробормотал Джек. Почему Кэндис в форте? Не могла же она… нет, конечно, нет… — Что случилось?

— Солдаты случайно наткнулись на нее. Она направлялась на запад, но они привезли ее в форт.

— Она в плену?

— Не знаю.

Если им известно, кто она, если им известно об их отношениях… Сердце Джека тревожно забилось.

— Она предала тебя, своего мужа, — заметил вождь. — Предаст ли она меня и мой народ?

— Кэндис ничего не знает, — коротко бросил Джек. Неужели она предаст их? Его Кэндис, во всяком случае, предала. Боль полоснула его ножом. Как он мог доверять ей? Как мог быть таким глупцом, чтобы верить, будто она смирилась с похищением, не говоря уже о присутствии в лагере Дати? Неужели последние семь месяцев были сплошным притворством, затеянным ради побега?

Нет!

Неопределенность убивала его. Джек не знал, что делать, что думать. Шагнув к коню, он вскочил в седло.

— Отпусти ее, — сказал Кочис. — Нельзя прощать предательства. Ни одна женщина не стоит этого.

— Не могу, — отозвался он.

Часть пятая ЛЮБОВЬ

Глава 87

Кэндис больше не сомневалась, что Брэдли темнит.

Она стояла у окна квартиры майора, глядя во двор. День тянулся бесконечно. Ей было нечем заняться, кроме заботы о Кристине и чтения книги из собрания Брэдли. За ленчем он снова присоединился к ней, как и накануне вечером за обедом, и вел себя безупречно, разве что его взгляд то и дело устремлялся на ее грудь. Майор ни разу не упомянул ни о Джеке, ни о Кочисе, ни о войне. Собственно, они говорили о чем угодно, кроме этих трех тем, и Кэндис казалось, что он пытается усыпить ее бдительность, прежде чем захлопнуть челюсти смертельного капкана. Но зачем? Чего он добивается? Может, Брэдли думает, что она располагает какой-то информацией? Или понял, что она притворяется? Вдруг он догадался, что она любит Джека, а вовсе не ненавидит?

Кэндис не верила, что майор не в состоянии предоставить ей эскорт и отправить домой. Правда, в самом форте она заметила не более дюжины солдат. Где же остальные? Патрулируют окрестности? Может, у майора нет заслуживающих доверия людей или не хватает офицеров? Вряд ли. Кэндис не оставляло ужасное предчувствие. Майор играет с ней как кошка с мышью. Она предпочла бы ответить на его вопросы и покончить с затянувшейся неопределенностью.

Наверное, Джек уже вернулся в лагерь и узнал, что ее нет.

Кэндис неосознанно прижала руку к сердцу, словно это могло облегчить боль. Услышав стук, она подошла к двери и открыла ее. Капрал Тарновер улыбнулся ей с порога.

— Майор просит вас зайти к нему, если вы не слишком заняты, миссис Кинкейд.

Кэндис чуть не рассмеялась, однако любезно ответила:

— Разумеется.

Она взяла на руки Кристину, которую только что покормила и уложила спать. Девочка захныкала во сне, но тут же успокоилась. Радуясь, что ожидание закончилось, Кэндис последовала за адъютантом через пыльный плац.

Майор встретил ее подозрительно теплой улыбкой:

— Прошу вас, Кэндис, садитесь. Она села, прижимая к себе дочь.

— Может, вы позволите капралу Тарноверу присмотреть пока за ребенком? Кажется, девочка крепко спит.

Вынужденная согласиться, Кэндис неохотно протянула Кристину капралу, проявившему удивительную готовность. Он вышел, а Кэндис повернулась к Брэдли, сосредоточив на нем внимание.

— Расскажите мне о своем пребывании в плену, — попросил майор, присев на краешек стола.

— Что именно вы хотели бы знать?

— Как вы проводили время?

«Занимаясь любовью с Джеком», — дерзко подумала Кэндис.

— Помогала готовить пищу. Мы сушили всевозможные коренья, стебли и ягоды для длительного хранения. Я бы сказала, что восемьдесят процентов времени индейских женщин уходит на то, чтобы добыть, приготовить и сохранить пищу.

Брэдли начал обстоятельно расспрашивать ее, что именно и из каких растений производят. Кэндис сомневалась, что его интересует культура апачей, однако отвечала очень подробно.

— Да, изобильная земля для тех, кто знает, что искать, — небрежно заметил майор чуть позже. — Хотя собирать все это, наверное, весьма утомительно.

— Да… то есть, я полагаю, что это так, — сказала Кэндис, гадая, заметил ли он ее оговорку. Она чуть не согласилась, что сбор растений — тяжкий труд, а это было бы равносильно признанию, что она покидала цитадель. Он помолчал, внимательно посмотрел на Кэндис и улыбнулся:

— Расскажите мне о Кочисе.

— Я видела его только издалека, всего несколько раз. Он снова попытался расставить ей ловушку. Но на сей раз Кэндис была настороже и успешно уклонилась от признания, что разговаривала с вождем апачей. Если Брэдли и заметил ее уклончивость, то не подал виду. Он заинтересовался моралью апачей, и Кэндис с облегчением перевела дух, довольная, что может отвечать честно, не опасаясь подвоха.

— Как вы думаете, Сэвидж придет за вами?

Кэндис вздрогнула, когда ее осенила ужасная догадка. Брэдли использует ее как приманку! В глубине души она всегда знала, что Джек придет за ней, возможно, даже рассчитывала на это. Может быть, надеялась, что ее уход заставит его образумиться и покинуть апачей. Да, Джек последует за ней, и Брэдли каким-то образом это понял. Вот почему он удерживает ее в форте. Это ловушка!

— Сомневаюсь, — неуверенно ответила Кэндис, покрывшись потом.

— Иногда вы лжете весьма искусно, а иногда нет, как, скажем, сейчас.

— Не ожидала от вас подобной грубости.

— На вашем лице промелькнула дюжина выражений, в том числе тревога и страх. Чего вы боитесь, Кэндис? Думаю, вам нечего опасаться за себя и ребенка. Может, вы боитесь его? Сэвиджа?

— Да! — воскликнула она, ухватившись за это объяснение.

— А может, вы боитесь за него?

— Я ненавижу его! — выкрикнула Кэндис. — Я не могу дождаться того дня, когда этого ублюдка повесят!

Майор улыбнулся:

— В таком случае вы не откажетесь погостить у меня еще несколько дней?

Кэндис судорожно сглотнула.

— Нет. — Может, ей удастся улизнуть из форта ночью? Да и откуда Джеку знать, что она здесь?

На этот раз Брэдли не стал менять тему разговора. Он хотел знать, сколько отрядов и какой численности покидали стойбище, сколько всего там воинов. Кэндис лгала, не желая давать ему сведения о силах апачей. Она сознательно преуменьшала численность воинов, когда ей не удавалось отделываться уклончивым «не знаю». Кэндис не представляла себе, что способна на такое — лгать представителю армии Соединенных Штатов! Ведь идет война, а она своей ложью помогает врагу. Но нельзя же сказать ему правду! Слава Богу, что она не знает, где находится лагерь.

Как и следовало ожидать, они снова вернулись к этой теме. Прошло почти полтора часа. Кэндис была слишком напряжена, чтобы беспокоиться о Кристине, хотя ни на минуту не забывала о дочери. Еще немного, и малышка проголодается. Сколько же будет продолжаться этот допрос?

— Вы говорили, что, когда Сэвидж похитил вас, вы приехали в стойбище днем?

— Да.

— В таком случае вы должны были заметить, насколько южнее почтового тракта находится вход в цитадель.

— Я не обратила внимания.

— Вы добирались до входа по длине Сульфур-Спрингс или воспользовались перевалом Апачи?

— Я… я не помню. Это было так давно.

— Но вы наверняка помните, где проводник оставил вас несколько дней назад. Где же?

— На тракте почтовой компании Баттерфилда, — солгала Кэндис.

— Сколько вам понадобилось времени, чтобы добраться туда из лагеря?

— Минут сорок. — Вранье, конечно, но по крайней мере Брэдли решит, что вход находится намного севернее, чем на самом деле.

— В каком месте тракта Баттерфилда?

— Недалеко от перевала Апачи. К востоку от самой высокой точки. — Она лихорадочно пыталась сообразить, могли ли они оказаться на перевале, выбравшись из лагеря.

— Полагаю, вы запомнили бы спуск, если бы пересекли перевал?

Попалась. Даже в темноте невозможно не заметить спуска с вершины. Ему все-таки удалось измотать ее так, что она проговорилась.

— Вы правы. Нам пришлось спускаться. — Пусть думает, что вход в лагерь находится на западном склоне хребта Чирикауа.

— Сплошная ложь, — категоричным тоном заявил майор.

— Что? — Сердце Кэндис упало. Он улыбнулся:

— Вчера вы сказали мне, что проводник оставил вас в долине Сульфур-Спрингс.

Как ее угораздило ляпнуть такую глупость?

— Кого вы защищаете? Если вы…

Громкий стук прервал майора. Повернувшись с рассерженным видом к распахнувшейся двери, он жестко уронил:

— Я просил не беспокоить меня.

— Сэр, он попался. Сэвидж.

Кэндис ахнула и вскочила. Брэдли отметил ее реакцию и то, что она попыталась заглянуть за спину сержанта Холдена, стоявшего в дверях. Но тот был один.

— Хорошая работа, — сказал Брэдли. — Он не пострадал?

— Схлопотал пулю в плечо, но ничего страшного — в мягкие ткани. К сожалению, Сэвидж успел пырнуть ножом Майерса и поцарапать Льюиса. С Льюисом все в порядке, а вот Майерс, похоже, не жилец. Сэвидж во дворе.

— Надеюсь, его хорошо охраняют.

— Будьте уверены.

— Отведите его в камеру. Пусть хирург подштопает его. Он ни в коем случае не должен умереть. Вы поняли? Этому пленному нет цены.

— Да, сэр. — Холден отдал честь и вышел.

Кэндис замерла. Почувствовав на себе взгляд Брэдли, она попыталась изобразить равнодушие, но не смогла.

— Вы любите его, — заметил майор. — И тем не менее сбежали от него. Почему? — полюбопытствовал он.

Повернувшись к нему спиной, Кэндис подошла к окну. Солдаты уводили Джека. Руки его были связаны сзади, торс обнажен. Он шел, гордо выпрямившись. Палящие лучи солнца освещали рельефную мускулатуру его спины, расцвечивали яркими бликами его темные волосы. По обе стороны от него шагало по солдату, а сзади следовал Холден, направив на него дуло ружья.

— Из-за Кристины, — дрогнувшим голосом ответила Кэндис. Ее сердце колотилось так сильно, что она слышала его удары. — Я не могла допустить, чтобы она выросла среди индейцев в ненависти к собственному народу. — Кэндис повернулась к майору: — Что вы сделаете с ним?

— Допросим.

— А потом?

— Повесим.

Глава 88

Джек чувствовал, что Кэндис все еще в форте.

Несмотря на рану, руки его были связаны сзади, что вынуждало его лежать на спине, отчего болезненная пульсация в плече резко усиливалась.

Почему она здесь? Неужели для того, чтобы предать его народ?

Услышав плач ребенка, Джек, потрясенный, сел. Он ничуть не сомневался, что это его дочь. Боль, не имевшая ничего общего с раной, пронзила его. Джек с трудом поднялся на нетвердых ногах, но все же добрался до узкого окна, забранного решеткой. Он смотрел через двор туда, откуда доносился детский плач. Девочка затихла. Видимо, Кэндис кормит ее.

Они наверняка уже знают, кто она. Интересно, ее допрашивали? Рассказала ли она им то, что они хотят услышать? Кэндис. Его жена и его враг… Джека замутило от страха и сомнений.

Он был в такой ярости и так подавлен тем, что Кэндис бросила его, что забыл об осторожности и угодил в ловушку. Неужели она добровольно сыграла роль приманки? Может, Кэндис с самого начала знала, что он придет за ней, и заманила прямо в логово врага, желая отомстить? Может, ей хочется увидеть, как его повесят? Что, если она давным-давно разлюбила его?

Джек выругался. Щелкнул замок, и дверь камеры отворилась.

— Едва ли это поможет, — сказал майор Брэдли, появившись на пороге.

Покачнувшись, Джек шагнул к койке и рухнул на нее.

— Тебе следовало бы беречь силы, — заметил Брэдли, входя в камеру в сопровождении двух солдат, один из которых был дюжим верзилой, а другой сжимал револьвер, нацеленный на Джека. — Они тебе еще понадобятся. Джек равнодушно посмотрел на него.

— Мы могли бы обойтись без лишних осложнений, — сказал майор, — если ты пойдешь нам навстречу. — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Мне нужна информация. Если ты дашь ее, тебя отпустят. Если нет, ты умрешь.

Джек слегка улыбнулся.

— Где стойбище? Ответа не последовало.

Брэдли сделал едва заметный знак. Джек напрягся. Дюжий солдат шагнул вперед и нанес ему сокрушительный удар в лицо. Голова Джека мотнулась назад, взорвавшись болью и ослепительной вспышкой, вслед за которой накатила черная пелена. Он устремился ей навстречу, но холодная вода привела его в чувство. Джек закашлялся, отплевываясь, и ощутил вкус крови.

Он поднял ледяной взгляд на бесстрастное лицо Брэдли.

— Попробуем еще раз? Где стойбище?

Джек улыбнулся. Следующий удар раскроил ему челюсть и принес еще одну краткую передышку. Он попытался удержаться за пеленой забвения, но его разум вынырнул из серого тумана с мрачной решимостью и одной лишь четкой мыслью, перед которой меркло все остальное. Пришел его смертный час.

Они забьют его до смерти, но он не скажет ничего, что могло бы повредить Кочису.

Глава 89

Кэндис ходила по комнате, терзаясь страхом. Брэдли не составил ей компанию за обедом. Она видела, как несколько часов назад он пересек двор и исчез в небольшом каменном здании тюрьмы. С ним были два солдата, и ни один из них пока не вышел. Что они делают с Джеком? Ей необходимо увидеть его!

Кэндис подошла к окну. Ночь была беззвездной и безлунной. В густом мраке едва угадывались контуры зданий. Кэндис напрягла слух, прислушиваясь к шагам. Неужели Брэдли все еще там? Если да, то они допрашивают раненого несколько часов подряд. Джек не сломается. Никогда. Они убьют его, но он не заговорит. Боже милостивый, и все по ее вине! Она заманила Джека в ловушку, и теперь его повесят! Она должна вытащить его отсюда, но как, как это сделать?

Кэндис так углубилась в свои ужасные размышления, что чуть не пропустила Брэдли и солдат, шагавших через плац. Она вскрикнула и, бросившись к двери, распахнула ее.

— Майор! Майор, постойте! Брэдли остановился.

— Вы не спите? Какой приятный сюрприз!

— Что с Джеком?

— То, чего и следовало ожидать.

— Я хочу видеть его, — взмолилась она.

— Это исключено. Может, завтра — перед вашим отъездом.

— Отъездом?

— Разве вы не хотите вернуться домой? Кэндис не могла вымолвить ни слова.

— Позвольте проводить вас в дом, Кэндис, — учтиво произнес Брэдли и, взяв ее под руку, ввел в дом.

Она едва сознавала, что делает, и даже не ответила, когда Брэдли пожелал ей спокойной ночи. Сжав кулаки, Кэндис прислонилась спиной к двери. Как же спасти Джека?

Какая же она дура, что сбежала!

Прежде всего нужно увидеть Джека и поговорить с ним. Он, должно быть, рассвирепел, обнаружив, что она пропала, а еще больше — когда прочитал записку. И наверняка смертельно обиделся. Теперь, конечно, он уже понял, что его заманили в ловушку. Не думает же он, что она принимала в этом участие? Наверняка думает — после того, как она сбежала, оставив ему ту чудовищную записку.

«Он поймет, когда я все объясню», — с отчаянием подумала Кэндис.

Она отдалась бы Брэдли, если бы хоть на минуту верила, что таким образом спасет Джека. Но вряд ли майор откажется ради этого получить от пленника необходимые ему сведения. Хотя, если Брэдли поймет, что Джек не заговорит, может, он согласится принять ее услуги в обмен на освобождение пленника? А если не получится, она соблазнит часового, охраняющего тюрьму, и он откроет ей дверь камеры!

Оба плана пугали Кэндис, но одно было совершенно ясно: о завтрашнем отъезде не может быть и речи.

Она никак не могла заснуть. Чувствуя нервозность матери, Кристина то и дело просыпалась и плакала. Кэндис успокаивала малышку, находя некоторое утешение в этом занятии. Ночь казалась бесконечной, и небо посветлело, превратившись из черного в мглисто-серое, прежде чем Кэндис сомкнула глаза.

Когда она проснулась, разбуженная плачем Кристины, солнце стояло уже высоко в небе. Кэндис быстро покормила и переодела дочку, затем тщательно умылась, желая выглядеть как можно лучше. Если придется, она готова соблазнить майора даже за завтраком. Оставив Кристину в колыбели, Кэндис пошла через плац к штаб-квартире адъютанта. И остановилась как вкопанная.

— Джек!

Он был привязан к столбу посреди двора, совершенно обнаженный. Это был вид пытки. Летом температура в пустыне достигала сорока пяти градусов. Его лицо, распухшее и окровавленное, было изуродовано до неузнаваемости. Один глаз заплыл. Нос был сломан, губы разбиты. Из-под повязки на плече сочилась кровь. Все тело было в синяках и кровоподтеках.

Кэндис бросилась к нему и упала на колени:

— О, Джек, что они с тобой сделали?

Его единственный глаз смотрел на нее жестко и холодно.

— Ты бросила меня, — ответил Джек, с трудом шевеля распухшими губами. — Ты предала меня.

— Я больше не позволю им мучить тебя, клянусь! Джек, я не думала, что так получится! Поверь мне!

— Ты… заманила меня сюда? — В его голосе звучали гнев… и отчаяние.

— Нет, клянусь тебе, нет! Джек, поверь мне!

— Встаньте, миссис Кинкейд. Вы не должны разговаривать с ним, — участливо произнес мужской голос за ее спиной.

— Нет! — выкрикнула Кэндис, вскинув взгляд на капрала Тарновера. — Мне нужна вода. И тряпки. Сейчас же развяжите его!

— Прошу вас, мэм, встаньте. Вам не следует этого видеть. — Капрал поднял Кэндис.

Она рванулась из его рук.

— Вы же убиваете его! Как можно быть таким жестоким!

— У нас приказ, — сказал Тарновер, уводя ее. Кэндис, плача, оглянулась назад. Джек не смотрел на нее, уставившись единственным глазом прямо перед собой.

— Джек! — простонала она. — О, Джек, мне так жаль! Он не повернул головы и никак не показал, что верит Кэндис или хотя бы слышит ее.

Высвободившись из рук юного капрала, Кэндис бросилась к майору и без стука ворвалась в его кабинет. Он поднял голову от бумаг, но не удивился, а лишь приподнял брови:

— Как я понял, вы хотели бы поговорить со мной?

— Вы намерены убить его?

— Я намерен повесить его — после того как он все расскажет.

— Он скорее умрет, чем скажет хоть слово! — крикнула Кэндис. — Неужели вы не понимаете?

— Мы заставим его, — самоуверенно заявил Брэдли.

— Нет, он апачи!

— Он наполовину белый.

— Но его вырастили апачи! Они воспитали в нем способность терпеть боль! Вы можете сколько угодно мучить его, искалечить, но Джек умрет, не издав стона, а уж тем более не заговорит! Прошу вас! Не делайте этого!

— Пожалуй, нам придется прибегнуть к другому способу, чтобы убедить его, — промолвил Брэдли, задумчиво глядя на Кэндис.

— Что… что вы имеете в виду?

— Мужчина может вытерпеть боль, которую причиняют ему, но не тем, кого он любит. Скажем, его жене… или ребенку.

— Вы не посмеете. — Кэндис боялась не за себя. Она вынесла бы любые страдания, чтобы облегчить участь Джека. Но Кристина…

— Вы правы, — сказал Брэдли. — Я человек и не хотел бы причинить вред вам или вашей дочери. Тем не менее… я должен воспользоваться тем, что вы обе в моей власти. Мы найдем способ с вашей помощью ослабить его волю. Не рискуя моей карьерой.

Сердце Кэндис глухо забилось.

— Тарновер! — крикнул майор, и дверь отворилась. — Проводи миссис Кинкейд в ее комнату. Принеси ей ленч. И поставь часового. Я не хочу, чтобы онаподходила к пленному.

— Слушаюсь, сэр. — Капрал увел Кэндис.

Глава 90

Кэндис не могла есть. Ее мутило. В середине дня она сделала попытку отнести Джеку воды. Кэндис рвалась, кричала и лягалась, пока поставленный у двери часовой с помощью другого солдата не водворил ее назад. После этого Кэндис заперли. Она запустила тарелкой с едой в стену, но легче ей не стало.

Наконец спустились благословенные сумерки. Джек все еще был привязан к столбу. Его бедра, лодыжки, гениталии пылали, обожженные солнцем. Обгорели даже загорелые торс, лицо и руки, хотя и не так сильно.

Услышав шаги, Кэндис замерла, не зная, чего ожидать. Дверь отворилась, и вошел майор. За ним следовали два солдата, поддерживавшие Джека, который был в полубессознательном состоянии. Кэндис не верила своим глазам. Солдаты втащили его в комнату и бросили на постель. Со сдавленным криком она кинулась к нему.

— О, Джек! — зарыдала она, запуская пальцы в его густые волосы.

Он открыл единственный зрячий глаз и уставился на нее затуманенным взором. Постепенно его взгляд прояснился.

— Кэндис! — выдохнул он.

Она вскочила. Нужна мазь, жир — что-нибудь, чтобы смазать ожоги! Кэндис разорвала нижнюю юбку и схватила кувшин с водой, прежде чем осознала, что Брэдли стоит рядом и с интересом наблюдает за ней.

— Прошу вас, — взмолилась она. — Дайте мне немного жира. Пожалуйста.

Брэдли, однако, не двинулся с места. Зачем он велел принести сюда Джека? Кэндис повернулась к Джеку и поднесла к его губам кувшин. В течение дня солдаты давали ему воду — ровно столько, чтобы он не умер. Джек медленно, со свойственным ему стоицизмом глотал.

Намочив лоскут ткани, Кэндис осторожно стерла кровь с его лица. Несмотря на обилие ссадин, их не требовалось зашивать, и Кэндис с облегчением вздохнула. Джек бесстрастно следил за ней.

Его нос был сломан и свернут набок. Отложив тряпку, Кэндис вымученно улыбнулась, а затем одним движением выправила его. Джек зажмурился и тихо крякнул, но когда он посмотрел на жену, в его взгляде мелькнуло лукавство.

— Не беспокойся, — шепнула Кэндис, гладя его густые, пропитанные пылью волосы. Ее преследовало жуткое ощущение, что железные челюсти очередного капкана вот-вот захлопнутся. Почему Брэдли дал Джеку передышку? Может, ему нужно, чтобы Джек пришел в себя и смог говорить, а потом его по всем правилам повесят? Мучительный страх, не покидавший Кэндис ни на минуту, усилился.

— Я постараюсь не причинить тебе боли. — Она сдвинула повязку.

Джек никак не отреагировал на ее слова. Осмотрев рану, Кэндис не заметила никаких признаков инфекции — единственное, что утешило ее. Встретившись с Джеком глазами и увидев в его взгляде облегчение и доверие, она чуть не расплакалась.

Он все понял. Понял, что она никогда бы не предала его.

Кэндис снова коснулась его волос. Как бы она хотела сказать ему, что любит его и всегда любила! Но Брэдли по-прежнему маячил за ее спиной.

— Достаточно, Кэндис, — сказал он. — Я велел принести Сэвиджа сюда совсем не для того, чтобы вы трогательно врачевали его раны.

Кэндис вздрогнула и встала. Глаза майора холодно блеснули. Кэндис перевела взгляд на Джека и почувствовала, что он напрягся.

— Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне принесли немного жира?

Брэдли слегка улыбнулся, подошел к Джеку и пристегнул его запястье к спинке кровати.

— Никогда не стоит недооценивать врага, — любезно сообщил он, выпрямившись. — Снимайте одежду, Кэндис.

— Что?

— Может, вашему мужу понравится. А может, нет. Посмотрим. В любом случае — раздевайтесь.

Растерянная, Кэндис молчала. Джек неподвижно лежал с непроницаемым выражением лица.

— Если я соглашусь отдаться вам, вы отпустите Джека?

— Вы переоцениваете свои чары. Полагаю, он заговорит раньше, чем дело дойдет до насилия. Но мы могли бы избежать многих неприятностей, если бы он заговорил сейчас. Где стойбище?

Джек безучастно смотрел на него.

— Раздевайтесь! — приказал майор, небрежно снимая свой мундир. — А закончив с вами, я отдам вас своим солдатам. Они изголодались по женщинам.

Кэндис вздрогнула.

— Джек ничего вам не скажет. Даже если вы изнасилуете меня.

— Думаю, вы ошибаетесь, — возразил майор. — Всему есть предел — даже терпению человека, которого вырастили апачи. Особенно когда мои люди разорвут вас на части — в буквальном смысле этого слова.

Кэндис посмотрела на Джека.

— Все в порядке, — сказала она ему и начала расстегивать блузку. — Это не имеет значения. Ничего не говори.

Увидев, что на его скулах заходили желваки, Кэндис попыталась успокоить его взглядом. Она сняла блузку и уронила ее на пол, затем спустила юбку. Оставшись в одной сорочке, Кэндис стянула и ее.

— Вы невероятно красивы. — Брэдли улыбнулся и, подступив ближе, накрыл ладонями ее груди. — Невероятно.

Бросив короткий взгляд на Джека, Кэндис увидела, что он вне себя от бешенства.

— Вам не удастся разыграть сцену насилия. Я не стану сопротивляться, — спокойно заявила Кэндис.

— Он пробовал ваше молоко? — поинтересовался Брэдли и, склонив голову, взял в рот ее сосок.

Джек рванулся с постели, но наручники не позволили ему подняться. Не будь он ранен и слаб, потащил бы кровать за собой. Кэндис лихорадочно оглядывалась в поисках оружия. Ее взгляд загорелся при виде револьвера майора, но кобура была застегнута. «Он ведь совсем не знает меня, — с внезапной надеждой подумала Кэндис. — Не знает, что я тоже его враг».

Она бросила отчаянный взгляд на Джека. Он показал на поднос с ее обедом, стоявший на столе у кровати. Что Джек задумал? Там нет ножа, если он рассчитывает на это. Тут ее взгляд упал на свинцовое пресс-папье в форме медведя.

— Боже! — выдохнул Брэдли, оторвавшись от нее. — Твое молоко восхитительно. — Его била дрожь.

Кэндис шагнула к кровати и опустилась на пол так, чтобы стол с пресс-папье оказался недалеко от ее головы. Приоткрыв с томной улыбкой губы, она призывно раздвинула бедра.

Майор не заставил себя ждать. Расстегнув брюки, он опустился на колени и навис над ней. Кэндис ощутила страх. И тут же последовал толчок — это майор попытался проникнуть в ее сухое лоно. «Джек! Удастся ли ему дотянуться до этого чертова пресс-папье? Ведь он так ослаб», — пронеслось в мозгу Кэндис, пока Брэдли с неловкостью школьника пытался войти в нее.

Но тут она увидела руку Джека, услышала, как он тихо вскрикнул от боли, и отшатнулась, когда пресс-папье обрушилось на череп Брэдли. Удар пришелся майору по виску. Он застыл — видимо, оглушенный, уставившись на нее непонимающим взглядом.

Рука Кэндис метнулась к кобуре. Расстегнув ее, она выхватила револьвер и нанесла сокрушительный удар по тому же виску. Брэдли дернулся и повалился на нее.

Столкнув с себя обмякшее тело майора, Кэндис поднялась и рухнула на постель рядом с Джеком. Он тяжело дышал, глаза его были закрыты.

— Надо как-то вытащить тебя отсюда, — сказала она. Джек открыл глаза.

— Достань ключ, — хрипло уронил он.

Кэндис кинулась к Брэдли. Обыскав его карманы, она нашла ключ и отомкнула замок наручников. Джек сел и огляделся. Майор зашевелился на полу.

Джек встал, поднял револьвер и шагнул к окну. Снаружи дверь охраняли два солдата. Он подошел к другому окну. Оно находилось сразу за углом от входа в квартиру майора, но иного пути не было. Джек помедлил, затем с выражением мрачной решимости повернулся к Кэндис.

— Ты бросаешь меня здесь! — догадалась она. — Нас с Кристиной!

— С тобой ничего не случится. Ведь это я ударил майора, а не ты.

— Джек! Но… — Кэндис была не в силах поверить, что он действительно защелкнул у нее на запястье наручники, пристегнув к спинке кровати. Его обнаженная фигура с револьвером в руке на мгновение застыла на подоконнике, затем он мягко спрыгнул на землю. Кэндис зажала рот свободной рукой. Он бросил ее!

Джек оглянулся, их взгляды встретились. Кэндис беспомощно смотрела на него, чувствуя, что ее сердце разбито.

— Прошу тебя, — выдохнула она, прежде чем он исчез.

Вся дрожа, Кэндис сидела на постели, совершенно обнаженная, с пристегнутой к спинке кровати рукой. Джек был свободен, но она не испытывала ничего, кроме мучительной боли.

Он бросил ее.

Глава 91

Кэндис смотрела в окно своей спальни, не замечая пыльного двора, загонов, амбаров и стен, окружавших ранчо «Хай-Си». Она видела перед глазами Джека, присевшего на корточки перед вигвамом рядом с Дата и Шоши. Слезы навернулись у нее на глаза. Но разве не этого она хотела?

Нет! Кэндис всегда рассчитывала, пусть неосознанно, что Джек последует за ней, скажет о своей пылкой любви и предложит начать новую жизнь где-нибудь за пределами территории. Ничего подобного, однако, не случилось. И она ломала голову, не в силах понять, зачем Джек так рисковал, явившись в форт Бьюкенен, если не намерен приходить за ней сюда.

Майор еще не очнулся, когда в комнату ворвались два солдата. Это Кэндис осенило позвать их на помощь. Они вытаращили глаза, увидев ее совершенно нагую, прикованную к кровати, майора на полу с расстегнутыми штанами и никаких следов пленника. Ввиду исключительной пикантности ситуации немедленно послали за капралом Тарновером, и тот взял дело в свои руки. Часовым пригрозили военным трибуналом, если они обмолвятся хоть словом о том, что видели. Ипоскольку никому и в голову не могло прийти ничто иное, Тарновер предположил, что Джек оглушил майора, завладел его револьвером, заставил Кэндис отомкнуть наручники, а затем из чистой злобы приковал ее к кровати. Даже Брэдли поверил в это. Майор, получивший серьезное сотрясение мозга, принес Кэндис свои извинения и спустя два дня отослал домой с небольшим эскортом.

Кэндис догадывалась, что представляет собой впечатляющее зрелище, явившись на ранчо в изношенной до дыр одежде, с облупленным носом и колыбелью за спиной. Отец и братья долго и ошарашено разглядывали ее. Молчание затянулось. Вздернув подбородок, Кэндис спокойно сняла колыбель и взяла Кристину на руки. Улыбнувшись дочери, она посмотрела на Люка:

— Не хочешь поздороваться со своей племянницей? Люк, выйдя из транса, стремительно шагнул к сестре.

Широко улыбнувшись, он погладил девочку по щеке и взглянул на Кэндис:

— Привет сестричка. Ну и видок у тебя.

— Спасибо, Люк. Я тоже тебя люблю. Он поцеловал ее в щеку.

Первым пришел в себя отец, пожелавший узнать, где Кинкейд и все ли у нее в порядке. Кэндис спокойно встретила его взгляд, потом посмотрела на братьев:

— Кинкейд мертв, и на сей раз окончательно.

— Где, к дьяволу, ты была все это время? — воскликнул Марк, между тем как отец и Джон подошли к Кэндис, обняли ее и посмотрели на ребенка.

— Джек Сэвидж убил Кинкейда, — сообщила Кэндис. — За то, что он сделал со мной. Это его ребенок.

Никто не шелохнулся.

— Дочь Кинкейда? — спокойно уточнил Люк.

— Нет, Джека. Он мой муж.

Все растерянно молчали. Марк побледнел, затем побагровел. Отец не сводил с Кэндис потрясенного взгляда. Люк начал скручивать сигару.

Наконец Джон воскликнул:

— Что за чепуха!

— Джек — мой муж, я люблю его. И если вы любите меня, попытайтесь это понять.

— Я никогда этого не пойму! — проскрежетал Марк. — Как ты могла связаться с полукровкой? — Он направился к двери.

— Марк! — крикнула Кэндис. — Пожалуйста! Ведь это не Джек убил Линду!

Дверь с грохотом захлопнулась за ним.

Кэндис задрожала. Кристина беспокойно зашевелилась в ее руках. Кэндис крепче прижала к себе девочку и посмотрела на отца.

— Я ужасно устала, — сказала она. — Папа? Мне уйти? Отец тяжело опустился на стул.

— Кэндис, Господи, ты хоть представляешь себе, что натворила?

— Я люблю его, — ответила она. — Он отважный и сильный, целеустремленный и благородный. Я буду любить его, даже если нам больше не суждено увидеться. У меня никогда не будет другого мужчины.

Отец молча потер лицо ладонями. Подошел Люк, взял сестру за руку и с улыбкой взглянул на свою племянницу.

— Почему бы тебе не отдохнуть наверху? — ласково предложил он. — Думаю, нам понадобится время, чтобы привыкнуть ко всему этому.

— Вряд ли Марк когда-нибудь привыкнет, — горько заметила Кэндис.

Она оказалась права. Марк до сих пор не разговаривал с ней, лишь бросал время от времени на сестру укоризненные взгляды. Он никогда не смотрел на Кристину, словно племянница не существовала для него. Отец, казалось, постарел на десять лет. Забавно, но Джон быстро оправился от удара и в последовавшие несколько недель возобновил с Кэндис прежние отношения. Видимо, он был слишком молод, чтобы затаить злобу. Однажды Кэндис застала его на полу играющим с Кристиной.

Благослови Господи Люка! Не будь его, она давно свихнулась бы от молчаливого осуждения отца, Марка, ковбоев и соседей. В конечном счете Кэндис поведала Люку всю историю и кончила тем, что разрыдалась, прижавшись к брату. Он гладил ее по голове. Она утаила лишь одно: что поженивший их проповедник был самозванцем.

И все эти дни Кэндис напряженно прислушивалась, ожидая крика часового: «Всадник!»

В ту ночь, когда Джек бежал, на его поиски направили солдат. Два последних дня в форте прошли для Кэндис в непрерывном страхе за него. Правда, она надеялась и даже верила, что он отсидится в какой-нибудь пещере, где апачи хранили припасы, пока не наберется сил. В любом случае ему пришлось бы пробираться к цитадели по ночам, прячась от патрулей и солнца. А вдруг его рана воспалилась? Или произошел несчастный случай — что было бы неудивительно в его состоянии — и он погиб?

Несмотря на эти тревожные мысли, Кэндис не покидала надежда, что Джек придет за ней.

Да, конечно, она сама запретила ему приходить. Но неужели он поверил той нелепой записке? А может, Джек понял, как важно для нее вырастить Кристину белой женщиной? И решил окончательно уйти из ее жизни?

Кэндис убеждала себя, что это к лучшему, но слова, пустые и неискренние, не задевали ее сознания.

Глава 92

— Итак, время пришло, — произнес Кочис, устремив на Джека твердый взгляд.

— Да, — отозвался Джек. Он чувствовал, что должен что-то сказать, как-то объяснить, почему уходит из племени и никогда не вернется. — Я не могу иначе. Это сильнее меня, — вымолвил наконец Джек, сознавая всю бессмысленность этих слов.

— Я понимаю, — отозвался Кочис.

Джек повернулся и зашагал прочь, ощущая глубокую печаль. Однако это чувство не шло ни в какое сравнение с душераздирающей тоской, которую он испытал, когда Кэндис оставила его. Скоро, скоро он увидит ее! Сердце Джека воспарило при этой мысли.

Но вид Дати с Шоши на руках снова поверг его в уныние. Джек любил своего сына и, хотя знал, что ребенок принадлежит матери, не хотел оставлять его. Что поделаешь, другого выхода нет.

Дати крепилась изо всех сил. Судя по ее покрасневшим глазам, она проплакала всю ночь напролет. Накануне вечером Джек сказал ей, что уезжает навсегда. Однако сейчас ее подбородок был решительно вздернут, а губы плотно сжаты. Она заставила себя улыбнуться.

— Куда бы ты ни направился, мои молитвы будут с тобой. Боги любят и охраняют тебя, как и прежде.

— Спасибо, — сказал Джек. — Выходи замуж, Дати. Так будет лучше.

Она не ответила.

— Можно мне подержать его? — Голос Джека дрогнул.

Шоши сидел на руках у матери. Он улыбался, серые глазенки оживленно блестели. Узнав отца, он радостно залопотал и потянулся к нему.

— Возьми его. — Дати протянула Джеку ребенка.

Джек крепко прижал к себе сына, проглотив подступивший к горлу ком. Не хватает ему только заплакать! Это же смешно. Шоши вырастет храбрым воином. Это часть наследства, доставшаяся ему от апачей. Он перевел взгляд на Дати, которая приторачивала сумки к седлу вороного. На следующую ночь после побега Джек вернулся в форт и увел своего коня.

— Что ты делаешь?

— Это веши нашего сына, — ответила она срывающимся голосом.

Потрясенный, Джек застыл.

— Ты хочешь, чтобы я забрал Шоши? Дати, я не могу так обойтись с тобой.

— Ты должен.

— Но ребенок принадлежит матери. Ее глаза наполнились слезами.

— Нет, Ниньо Сальваж. Я видела сон.

— Какой сон?

— Ужасный. — Дати сдавленно всхлипнула, по ее щеке скатилась слеза.

— Расскажи мне.

— Ты же знаешь, что нельзя рассказывать сны, — прошептала она.

— Расскажи мне, Дати.

— Я увидела тот день, когда наш сын станет взрослым. Мы были заперты на клочке земли. Даже не здесь, а далеко на востоке, и вокруг расстилалась безбрежная вода.

— Перестань говорить загадками!

— Но я видела это! Множество апачей — и среди них мой сын — заперты, словно животные, в каком-то далеком месте! Если ты оставишь его здесь, он никогда не будет свободным. Ты должен взять его с собой.

Джек ощутил боль и вместе с тем радость. Всем известно, что сны содержат пророчества. Он не может оставить своего ребенка — тогда его запрут в резервации неведомо где.

— Ты должен забрать его, — плача, повторила Дати. Сделав над собой усилие, она сдержала слезы. — Скоро я выйду замуж. Тази сделает мне предложение, как только ты уедешь.

Тази был старшим сыном Кочиса, взрослым мужчиной и храбрым воином. Когда-нибудь он станет вождем, если доживет — и если апачи сохранят свободу.

Едва ли это возможно. Разве они с Кочисом не знали с самого начала, что эта война обречена? Их так мало, а белых так много…

— Я возьму его и никогда не забуду, что ты отдала мне сына.

Дати улыбнулась сквозь слезы.

— Поезжай, — сказала она и, повернувшись, пошла к лесу, прямая и гордая, а затем бросилась бегом, пока не скрылась из виду.

Джек заглянул в седельные сумки. Соска и молоко. Хватит, чтобы добраться до «Хай-Си». Интересно, согласится ли Кэндис кормить Шоши? Если нет, придется найти кормилицу и взять ее с ними. Джек отметил, что Дати удлинила постромки колыбели, приспособив их к его плечам. Все еще потрясенный ее поступком, он положил сына в колыбель и надел ее на спину. Потом сел в седло и тронул коня. Джека переполняли эмоции. Он прощался с одной жизнью, а впереди его ждала другая.

Глава 93

Кэндис услышала шум внизу и в следующую секунду узнала голос Джека.

Подхватив юбки, она сбежала по лестнице, едва касаясь ступенек. И остановилась как вкопанная.

Джек разговаривал с ее отцом и Люком. Ощутив присутствие Кэндис, он повернул голову. Их взгляды встретились.

Только сейчас Кэндис заметила мрачного Марка, стоявшего позади отца и Люка. Не сводя с Джека ненавидящего взгляда, он держал руку на рукоятке револьвера.

— Надо его вздернуть, и нечего с этим тянуть! — заорал Марк.

Джек стоял перед тремя мужчинами, и на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Я пришел за своей женой и ребенком, — тихо сказал он.

— Нам чертовски хорошо известно, зачем ты сюда явился! — выкрикнул Марк. — Ты погубил мою сестру, и я прикончу тебя за это!

— Остынь, Марк! — отрывисто бросил Люк. Кэндис кинулась к мужу и прижалась к нему.

— Марк, прекрати! — с отчаянием воскликнула она. — Пожалуйста, прекрати это безумие. К чему вся эта ненависть? Я уеду с Джеком, но не хочу терять брата.

— Тебе следовало убить себя, прежде чем отдаться ему, — выпалил Марк. — А не наслаждаться этим и рожать ему ублюдка. Для меня ты умерла.

Кэндис вскрикнула. Марк круто развернулся и зашагал прочь, не обращая внимания на оклики отца. Повисло тягостное молчание. Со слезами на глазах Кэндис смотрела вслед брату, потрясенная непримиримостью, с которой он отказался от нее. Джек сжал руку жены и смахнул с ее щеки прозрачную каплю. Она посмотрела ему в глаза и почувствовала, что ее сердце обрело крылья.

Люк нарушил очарование момента, шагнув веред с протянутой рукой.

— Добро пожаловать в «Хай-Си». — Он не улыбался, но в его спокойном взгляде читалось искреннее расположение.

Джек не сразу отреагировал на протянутую руку. Потом с некоторой неловкостью пожал ее. Кэндис молча смотрела на них. Ей казалось, что ее сердце разорвется от избытка чувств. Она подняла затуманившийся слезами взгляд на Люка. Он слегка улыбнулся, принимая ее безмолвную благодарность:

Отец сунул руки в карманы. Он не смог бы выразить свои чувства яснее, даже прозвонив в колокол. Кэндис понимала, что он никогда не простит Джека за то, что тот, с его точки зрения, погубил ее.

Джек взглянул на Кэндис.

— Принеси Кристину и поедем, — мягко сказал он. Внезапно услышав детский плач, Кэндис пришла в радостное изумление:

— Джек, ты привез Шоши?

Слабая улыбка мелькнула на его лице:

— Да.

Внезапно Кэндис ощутила неуверенность, а вместе с ней страх.

— А Дата?

— Нет.

Кэндис повернулась к отцу и встретила его горестный взгляд.

— О, папа! — Она крепко обняла его, а потом бросилась вверх по лестнице за Кристиной и вещами. Ее даже не интересовало, куда они поедут. Не важно. Главное, что внизу мужчина, которого она любит больше жизни.

Когда Кэндис спустилась вниз с небольшой сумкой и Кристиной на руках, Джек рванулся ей навстречу, и она протянула ему ребенка. Улыбнувшись дочери, он просиял.

— Кэндис! — Отец нерешительно шагнул вперед и надолго сжал ее в объятиях. Отстранившись, он убрал с лица дочери непокорные пряди.

— Тебе небезопасно оставаться здесь, — сказал он, не добавив «с ним», хотя смысл его предупреждения был более чем ясен.

В это мгновение Кэндис простила отцу все. Может, наступит день, когда он смирится с тем, что Джек — ее муж.

— Я понимаю.

— Пиши нам, — сказал он.

— Обязательно, — кивнула Кэндис.

Вдруг дверь распахнулась, и выбежал запыхавшийся Джон.

— Ты уезжаешь! — воскликнул он и заключил Кэндис в объятия. Она заплакала. Затем снова обняла Люка и заливавшуюся слезами Марию. Наконец они выехали за ворота ранчо — Кэндис на своей гнедой кобыле с Кристиной и Джек на вороном с Шоши. Кэндис совсем ослепла от слез. Она ничего не видела вокруг и, только когда Джек натянул поводья, поняла, что ранчо давно скрылось из виду. Его серые глаза жадно скользили по ее лицу.

— Твои раны зажили, — всхлипнув, сказала Кэндис.

— Нос немного свернут.

— Ничего, раньше ты был слишком красив.

— Он не причинил тебе зла?

Поняв, что Джек имеет в виду Брэдли, Кэндис покачала головой:

— Нет.

— А ты… тебе пришлось с ним спать? После того, как я ушел?

— У него было сотрясение мозга. Я сказала всем, что ты заставил меня отомкнуть наручники после того, как ударил его. А поскольку ты приковал меня к кровати, никто не усомнился в моих словах.

— Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя.

— Так было лучше для нас обоих. Легкая улыбка тронула его губы:

— Им, наверное, было не до расспросов, когда они очухались.

— Я очень боялась.

— Так было нужно, Кэндис. Вместе мы не смогли бы выбраться.

— Я боялась не за себя, Джек.

— Все хорошо, — сказал он, притягивая ее к своему большому крепкому телу. — Все позади, Кэндис, любимая, все позади.

Она приникла к нему, чуть не плача.

— Я уже думала, что ты никогда не вернешься!

— Ну и дурочка. Неужели ты действительно надеялась отделаться от меня?

Кэндис подняла на него влажные глаза и с изумлением заметила, что в его глазах стоят слезы.

— То, что я написала в записке, — неправда, Джек. Я никогда не переставала любить тебя.

— Я это понял в форте Бьюкенен.

— Но ты сомневался в этом раньше?

— Ты же бросила меня.

— Я не могла иначе. Кристина заслуживает большего, чем ты хотел ей дать. — Слезы заструились по ее лицу.

— А ты хоть раз поинтересовалась, как я представляю себе ее будущее? Что ты хочешь этим сказать?

— Мы начнем все сначала, Кэндис. Ты, я, Кристина и Шоши. Мы поедем в Калифорнию. Ты поедешь со мной? — В его голосе прозвучала мольба.

— Ты ушел от Кочиса?

— Если бы ты чуточку подождала, я бы рассказал тебе все, вернувшись. Я ездил не на разведку. Был в форте Брекенридж.

— Джек выдержал ее взгляд. — Чтобы покончить со всем. Я убил лейтенанта, который приказал повесить пленных. Я отомстил за Шоцки. — Он умолк, с трепетом ожидая, что она ужаснется и замкнется в себе. Но ничего подобного не случилось.

— Все и вправду кончено? — Кэндис прильнула к нему.

— Да, клянусь тебе. Мне понадобилось время, чтобы понять, что для меня всего важнее. Но теперь я знаю, что самое главное в моей жизни — ты и наши дети. Ты поедешь со мной? Позволишь мне увезти тебя отсюда и сделать счастливой? — В его голосе звучала мольба. Джек сжал лицо жены в ладонях. — Обещаю, ты будешь счастлива.

— А ты послушаешься, — улыбнулась сквозь слезы Кэндис, — если я скажу «нет»?

— Нет.

— Я поехала бы, — сказала она, — даже к Кочису, если бы ты решил вернуться к нему. Я не могу без тебя жить, Джек.

Он стиснул ее в объятиях.

— Я люблю тебя. И на этот раз проповедник будет настоящий, это я тебе обещаю.

— Я люблю тебя, — повторила Кэндис, — муж моего сердца.

Джек прильнул к ее губам.

— Я люблю тебя, — шепнул он, покрывая поцелуями ее волосы, лицо и уши. — Я безумно люблю тебя, Кэндис. — Его губы нежно пощипывали ее губы, руки гладили спину. — Как ты могла подумать, что я покину тебя, любимая? Никогда! — Он завладел ее ртом. — Я последовал бы за тобой даже через семь морей. Нет такой пустыни, такой горной вершины и лесной чащи, которые удержали бы меня вдали от тебя. На земле нет места, где ты могла бы скрыться от меня. Неужели ты еще не поняла этого, любимая?

Вместо ответа Кэндис взяла лицо Джека в свои ладони, зарывшись пальцами в его волосы, а он снова и снова целовал ее.

Примечание автора

…Каждый мужчина-апачи должен быть убит на месте, где бы он ни находился, а женщины и дети проданы в рабство.

Полковник Бейлор, губернатор территории Аризона при президенте Конфедерации Джефферсоне Дэвисе.
Мужчины (апачи и навахо) должны быть уничтожены на месте. Женщин и детей следует брать в плен, но по возможности не убивать.

Приказ генерала Карлтона всем военным, находящимся под его командованием в период так называемых грозных шестидесятых.
Когда я был молод, я обошел свою страну и не встретил ни одного народа, кроме апачей. Минули годы, и когда я огляделся вокруг, то увидел множество людей, явившихся сюда, чтобы завладеть нашей землей. Почему так случилось?

Почему апачи не дорожат своей жизнью? Почему они бездумно бродят по холмам и равнинам, безропотно ожидая, когда на них обрушится небо? Когда-то апачи были великим народом. Теперь от них осталась горстка… Многие полегли в жестоких сражениях… Кто ответит мне, почему Дева Мария, пройдя по всей земле, забыла посетить обитель апачей?

Кочис, сентябрь 1871 года, вскоре после того, как он сдался личному представителю президента Гранта.
Кочис сдался в октябре 1871 года. Спустя три года он умер.

События февраля 1861 года, как они излагаются в романе, вполне укладываются в рамки исторической полемики. Дело в том, что вплоть до конца XIX столетия — когда вопрос потерял остроту — власти отрицали тот факт, что лейтенант Баском сознательно обманул Кочиса, заманив его в ловушку. По мнению некоторых историков, именно поступок Баскома — который те же историки называют не иначе как выходкой Баскома — спровоцировал войну между белыми и апачами. Все началось с похищения мальчика с ранчо в долине Соноита. Кто был отцом ребенка, неизвестно, возможно, индеец койотеро, поскольку, как выяснилось позже, именно это племя похитило мальчика. (Замечу, кстати, что впоследствии он прославился как индейский разведчик по имени Мики Фри.) Владелец ранчо, однако, обвинил в похищении Кочиса.

Некоторые персонажи романа реально существовали. Это Пит Китчен, Уильям Аури, Уильям Бакли, Уоллес, Калвер, Уэлч, лейтенант Баском, Джеронимо, Нахилзи и Кочис.

Судьба ранчеро по имени Уорден полностью вымышлена, как и лейтенанта Мориса. Прообразом последнего послужил лейтенант Мур, который привел подкрепление в форт Брекенридж и приказал повесить шестерых апачей.

Все события февраля 1861 года изложены в романе с максимальной достоверностью, насколько позволяют противоречивые версии историков. Но даже если допустить, что опрометчивый поступок Баскома не более чем легенда, есть доказательства того, что Кочис находился в состоянии мира с белыми. Более того, он снабжал почтовые станции топливом. Существует, однако, мнение, что сотрудничество Кочиса с компанией Баттерфилда не мешало ему враждовать с другими белыми. Как бы там ни было, выведенный в романе образ вождя апачей основан на многочисленных свидетельствах очевидцев.

Некоторые мелкие детали являются спорными. Так, ряд источников утверждает, что Кочис явился на встречу с Баскомом в сопровождении пяти воинов, а не членов своей семьи, включая жену и малолетнего сына. По другим данным, Кочис захватил шестерых заложников, а не трех. Именно поэтому в качестве возмездия было повешено шестеро апачей — по числу найденных изуродованных трупов.

В течение десяти лет апачи разоряли территорию Нью-Мексико, нанося ощутимый урон поселенцам и военным. Кочис был не единственным вождем, который боролся за свободу. Однако участь апачей была предрешена. Их медленно, но верно истребляли. Партизанская война истощала их силы. Им приходилось скрываться и голодать. Тем не менее апачам удалось добиться временного перевеса. После сокрушительного поражения, которое потерпели ветераны индейских войн под командованием Говарда Кушига, убитого в сражении, власти решили прибегнуть к политике умиротворения. На переговоры с апачами был послан личный представитель президента Гранта. Кочис встретился с ним и принял предложенные условия. Индейцам чирикауа пообещали, что они останутся на своей земле. Но не прошло и нескольких месяцев после заключения мира, как их переселили в Туларозу, Нью-Мексико. Спустя некоторое время они бежали назад, в свои горы.

Война возобновилась, но уже на двух фронтах. Пока генерал Джордж Крук безжалостно и неумолимо теснил апачей из племени тонто, генерал Говард и капитан Том Джеффордс, знаменитый первопроходец и кровный брат Кочиса, уговорили вождя сдаться. На этот раз индейцы чирикауа получили в качестве резервации большую часть своей земли, а Джеффордс был назначен правительственным агентом при резервации.

К сожалению, обещания правительства не осуществились. Апачи не получили ни школ, ни больниц, ни торговых точек, ни необходимого снабжения. Те продукты, которые все же были им поставлены, например пшеница, оказались непригодными. Апачи не употребляли их в пищу и не умели готовить. Дичь ушла из лесов, они голодали. Молодые воины пристрастились к виски и под влиянием алкоголя совершали набеги на юг. После убийства в резервации двух торговцев спиртным конгресс принял решение, в соответствии с которым Джеффордс был отозван, а чирикауа подлежали выселению в заболоченную местность в резервации Сан-Карлос.

Кочис умер. Его сын Тази и еще несколько предводителей апачей решили подчиниться властям. Джеронимо и остальные бунтовщики бежали на юг, в горы Сьерра-Мадре. В результате около 325 апачей были переселены в Сан-Карлос.

Джеронимо и его сторонники вели яростную борьбу еще десять лет. В апреле 1886 года последние из них были окружены на перевале Апачи недалеко от форта Буи. Они сдались и были отправлены в форт Марион, Флорида.

Там они провели десять лет, забытые всеми. Затем их перевезли в Алабаму, потом в Оклахому. Наконец выжившим апачам разрешили вернуться в резервацию мескалеро в Нью-Мексико. Это было все, что осталось от народа, некогда насчитывавшего полторы тысячи человек. Правительственная политика, направленная на истребление апачей, была практически выполнена.

Хотелось бы добавить еще один завершающий штрих. После того как черновой вариант романа был закончен, я, занимаясь изучением материалов по истории апачей, наткнулась на статью профессора Малигана из Университета Аризоны. Он утверждает, что накануне февральских событий 1861 года у индейцев чирикауа было три вождя: Кочис, Эсконоле и некто по имени Джек…

Примечания

1

Административная единица в США в XIX веке, будущий штат

(обратно)

2

Высокий кактус с поперечными ветвями.

(обратно)

3

Дикарь (англ.).

(обратно)

4

Растение с длинными узкими листьями.

(обратно)

5

Я не дурочка, сеньор (исп.).

(обратно)

6

Порода крупного рогатого скота.

(обратно)

7

Добрый день, сеньора (исп.).

(обратно)

Оглавление

  • Часть первая СКАНДАЛ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  • Часть вторая ПОХИЩЕНИЕ
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  • Часть третья ЛОЖЬ
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  •   Глава 45
  •   Глава 46
  •   Глава 47
  •   Глава 48
  •   Глава 49
  •   Глава 50
  •   Глава 51
  •   Глава 52
  •   Глава 53
  •   Глава 54
  • Часть четвертая ВОЙНА
  •   Глава 55
  •   Глава 56
  •   Глава 57
  •   Глава 58
  •   Глава 59
  •   Глава 60
  •   Глава 61
  •   Глава 62
  •   Глава 63
  •   Глава 64
  •   Глава 65
  •   Глава 66
  •   Глава 67
  •   Глава 68
  •   Глава 69
  •   Глава 70
  •   Глава 71
  •   Глава 72
  •   Глава 73
  •   Глава 74
  •   Глава 75
  •   Глава 76
  •   Глава 77
  •   Глава 78
  •   Глава 79
  •   Глава 80
  •   Глава 81
  •   Глава 82
  •   Глава 83
  •   Глава 84
  •   Глава 85
  •   Глава 86
  • Часть пятая ЛЮБОВЬ
  •   Глава 87
  •   Глава 88
  •   Глава 89
  •   Глава 90
  •   Глава 91
  •   Глава 92
  •   Глава 93
  • Примечание автора
  • *** Примечания ***