Это все правда [Джон Кессел] (fb2) читать постранично

Джон Кессел Это все правда

Черный вибрирующий вентилятор на письменном столе кабинета начальника порта вздымал потоки горячего воздуха, шевелившие спортивную страничку. Ничего не скажешь, идеальный символ и места, и времени. Каждый раз, устремляя поток на начальника порта, вентилятор поднимал тонкие пряди его волос. Начальник изучил мои бумаги, сложил влажные листочки и протянул мне. — О'кей. Яхта мистера Видора в конце второго ряда, — сообщил он, показывая в окно на забитый судами причал: — Вон та, большая, черная. — Остальные члены команды на борту?

— Понятия не имею, — буркнул он, прихлебывая охлажденный чай и ставя запотевший стакан на кольцо влаги, расплывшееся как раз на таблице чемпионата по бейсболу.

На полу рядом со столом лежала первая страница. «Очередное воздушно-морское сражение бушует на Соломоновых островах. Контратака японцев на Гуадалканале».

Я вышел на причал, повесил на плечо сумку и направился к яхте. Солнце припекало макушку, и воротничок рубашки пропитался потом. Пришлось вытащить из кармана бандану и вытереть лоб. Местечко оказалось здорово оживленным, особенно для середины недели. Куча голливудских типов собиралась либо провести здесь день, либо начать долгий ранний уик-энд. На противоположной стороне гавани танкеры подтягивались к нефтеочистительному заводу.

«Синара» была двухмачтовой шхуной, длиной девяносто шесть футов, с командой из четырех человек и каютами на десять. Большая яхта была явной показухой, демонстрацией чистейшего тщеславия, но Кинг Видор считался одним из наиболее преуспевающих голливудских режиссеров, и хотя пользовался славой человека бережливого до скупости, все же отличался способностью потакать собственным капризам.

Блондинистый парнишка, которого к этому времени давно уже должны были загрести в армию, драил медные детали и, когда я поднялся по сходням, лениво вскинул глаза. Я нырнул в открытый люк и оказался в проходе, обшитом лакированными дубовыми панелями, откуда проследовал в рубку. Там и нашел капитана, склонившегося над картами.

— Мистер Онслоу?

Капитан поднял голову. Волосы с проседью. Наверное, пятьдесят с хвостиком.

— Вы кто?

— Дэвид Ферроу, — представился я, протягивая документы. — Мистер Уэллс прислал меня помочь в этом круизе.

— Интересно, почему я никогда о вас не слышал?

— Он должен был вам позвонить. Может, попросил мистера Видора связаться с вами?

— Никто мне и слова не сказал.

— В таком случае, вам следовало бы позвонить мистеру Уэллсу. Онслоу взглянул на меня, снова уткнулся в бумаги, среди которых находилось подложное письмо от Уэллса, характеризующее меня как достаточно опытного моряка. Онслоу явно не желал звонить Уэллсу и нарываться на выволочку.

— Он сказал, чего от вас ожидают?

— В основном, помогать коку с обедами.

— Бросьте ваши пожитки в каюту команды на корме, а потом возвращайтесь, — велел он.

Я нашел свободную койку и положил сумку с переносным прибором в рундук под нею. Замков здесь не было, так что приходилось рисковать.

Онслоу представил меня коку Маноло, который немедленно подрядил новичка таскать на борт продукты, птицу и ящик с вином, присланным устроителем званых мероприятий. Когда я доложил, что Уэллс велел мне обслуживать столики, он облегченно улыбнулся. В середине дня прибыл с женой и дочерью Чарлз Кернер, глава производственного отдела «РКО». Очевидно, они ожидали более торжественного приема, но на яхте не оказалось никого, кроме команды, поэтому Кернер, ворча, уселся за столик красного дерева на корме. Маноло выдал мне белый пиджак и велел отнести гостю напитки. Жена спокойно обмахивалась веером из пальмовых листьев, а дочь, нескладный подросток лет двенадцати-тринадцати, сплошные колени и локти, обследовала шхуну.

Час спустя к причалу подкатил темно-бордовый «паккард», откуда вышел Уэллс в сопровождении стройной брюнетки. Судя по журнальным фотографиям, это была его ассистентка Шифра Харан.

— Чарлз, — прогремел он, заключая Кернера в медвежьи объятия.

— До чего же здорово вновь тебя видеть!

Я заметил, что он возвышался над Кернером на целую голову. Тот представил его своей жене Мэри.

На Уэллсе был легкий костюм. Темные волосы доходили до плеч, а над верхней губой чернели усики, которые он отпустил в Бразилии — неудачная попытка изобразить мачо. Высокий, больше шести футов роста, с заметным животиком, но почти без признаков чудовищного ожирения, омрачившего все его будущее. Огромная голова, круглые щеки, прекрасно вылепленные губы и миндалевидные монголоидные глаза.

— А это кто? — спросил Уэллс, поворачиваясь к дочери. Его взгляд был подобен прожектору, и девочка неловко заерзала, оказавшись в центре безжалостного светового пятна.

— Наша дочь Барбара.

— Барбара, — с ухмылкой повторил Уэллс, — ты всегда носишь в ухе ключ от дома?

И тут же извлек из ее левого уха блестящий медный ключик, который и поднес к