Две недели зимних четвергов [Игорь Викторович Пидоренко] (fb2) читать постранично

Игорь Пидоренко Две недели зимних четвергов

Что-то происходит со временем. Нехорошее такое, несправедливое. Ну, не совсем со временем, а более конкретно — с днями недели. Ведь глупость получается: только-только появляется рабочее настроение, желание работать, оперативность, инициатива, а тут — бабах! — суббота. А в понедельник опять все еле-еле раскачивается. Раскачивается понедельник, раскачивается вторник, в среду — пошло дело. Дальше — лучше, четверг. Полная отдача, до самоотверженности. Хуже в пятницу, настроение во второй половине дня предвыходное, дела начинают из рук валиться, к пяти часам — совсем плохо. И повторяется карусель.

Так что лучшим днем можно считать четверг. Плюс вторая половина среды и первая — пятницы. Два полновесных рабочих дня. Маловато для недели…

Конечно, тут многое еще зависит и от времени года. Летом даже в четверг дело с трудом движется. То же самое весной. А вот поздней осенью да… Но самый идеальный вариант — зима. Декабрь, январь. На улице холод собачий, бежать никуда не надо, не хочется просто. И тут полный простор для работы, все условия. Хорошее дело — зимние четверги.

Мысли такие появлялись у Николая Антоновича довольно регулярно, поскольку командовал он конторой, в которой было семеро сотрудников, в большинстве своем молодых и женского пола. По причине всеобщей молодости по имени-отчеству называли только троих: самого Николая Антоновича, его зама Геннадия Петровича и солидную женщину, ветерана конторы Веру Анатольевну. Все же остальные были просто Таней, Галей, Алей, Сережей и Светой. Ну, а молодые, они не совсем, конечно, безответственные, но элементы вольности присутствуют. Им тяжелее входить в рабочую форму после выходных. Пожилому особенното и раскачиваться не надо, за много лет привык он, придя на работу в понедельник, тут же браться за дело как следует.

Тут надо заметить, что не вся у нас молодежь легковесная. Вот Геннадия Петровича пожилым никак нельзя назвать, ему еще и тридцати нету. Но серьезен! Так серьезен Геннадий Петрович, что и Николай Антонович изредка удивлялся: это надо же, какая, однако, молодежь случается! И строгость во взгляде, и спешки никакой, и легкомыслия в помине нет. Пунктуален, аккуратен, гладко выбрит. Никаких вам джинсов — костюм. С галстуком.

И молодые чувствовали особость зама. Если к Николаю Антоновичу относились как к неизбежному начальственному злу, в Вере Анатольевне видели женщину строгую, но справедливую, то на Геннадия Петровича смотрели с опаской, при появлении его замолкали и расходились по рабочим местам. Тот же будто и не замечал особого к себе отношения, считал, наверное, что так и нужно. И молодость его была совсем незаметной.

С выполнением плана не всегда было в порядке. Тогда Николая Антоновича и обуревали мысли о несправедливости распределения дней недели. Кроме, конечно, мыслей о том, как бы это выкрутиться с планом и, не получив нагоняя от руководства, дать нагоняй подчиненным.

Вот во время такого прорыва зашел к Николаю Антоновичу один его старый знакомый. Был знакомый человеком разнообразных увлечений: писал одно время музыку, которую услышать можно только с помощью специальных очков, занимался лозоходством — воду подземную искал посредством стандартной пятикопеечной монеты (она у него на ребро становилась над тем местом, где водопроводную трубу прорвало), сконструировал микросамолет-истребитель для охоты на мух, а также адаптер к этому мухоистребителю, временно уменьшающий пилота до необходимых размеров.

Несмотря на занятость и неудачи, Николай Антонович знакомца чаем угостил и за чашкой поведал о своих размышлениях. Безо всякой, впрочем, задней мысли. Просто поделиться захотелось с умным человеком.

Однако сочинитель неслышимой музыки чем-то в рассказе Николая Антоновича заинтересовался, стал рассеян, невпопад ответил, что да, мол, нельзя так работать, отдыхать-то когда? И, наскоро попрощавшись, ушел. Николай Антонович пожал плечами, сожалея о прерванном разговоре, и принялся вновь за безнадежные попытки выправить положение с планом.

Вновь лозоходец появился месяца через два, когда на горизонте опять замаячила угроза невыполнения квартального плана. Время было весеннее, почти летнее, и жара стояла подходящая, как раз для того, чтобы работалось с прохладцей, зевалось в окно и даже дремалось по причине вечерних прогулок и недосыпания. Чем почти весь коллектив (за исключением старших товарищей и к ним примкнувших) благополучно и занимался. Конечно, в этой ситуации Николай Антонович мог в сердцах стукнуть кулаком по столу, поорать, сердясь, и народ взялся бы за дело. Но надолго ли хватило бы такого заряда? Не все же время орать! И Николай Антонович, сам понемногу поддаваясь расслабляющему действию жары, меланхолически прикидывал, как велико будет недовольство руководства и в какие санкции оно выльется.

Тут и явился знакомец, который принес с собой средних размеров коробку. В коробке был