"Слово "динозавр" происходит от древнегреческого
δεινός («дейнос») – «страшный», "ужасный" и σαῦρος
(«саурос») – «ящер»."
Википедия
"…никто во всем мире никогда не видел настоящих
динозавров. Никто не знает, какие они на самом деле."
Майкл Крайтон "Парк Юрского периода"
– По моему, все-таки, это бред какой-то, первые фильмы у них получались намного лучше, – Марина поморщилась от солнца, которое, после того как они вышли из полумрака фойе кинотеатра, резало глаза самым немилосердным образом, потом раздраженно тряхнула платиновыми волосами и опустила на нос широкие, модные темные очки, сразу сделавшись похожей на голливудскую кинозвезду. Впрочем, она и без очков на нее вполне походила – Вот тогда, действительно, драйв, сюжет, все новое, классное… И динозавры там реально словно живые были, настоящие, помню, как их боялась, прямо до мурашек! А эти – она наморщила носик и помахала перед ним левой рукой, будто отгоняла дурной запах – данный жест у нее изображал крайнее пренебрежение, граничащее с откровенным презрением, – Курята какие-то, а не динозавры. Кидаются на всех, дерутся друг с другом, а не фига не страшно, только смешно!
– Не курята, а настоящие боевые петушки! Петушары! – Влад отсалютовал в пространство полупустой банкой пива, затем, прикончив ее в три могучих глотка, с силой швырнул в сторону урны. И даже почти попал – отрекошетив от края, банка сверкнула на солнце алюминиевым боком, после чего с жалобным лязгом отлетела куда-то в центр украшавшей газон клумбы. Влад с Максом в один голос дружно заржали, а Света поджала свои надутые силиконовые губки:
– Владик, ну не будь таким хрюшей. Тут, конечно, и без того не очень чисто, но если еще и мы все кидать будем…
–… то хоть немного облагородим своим аристократическим мусором эту жопу мира! – подхватил Макс и присосался к своей банке. Удовлетворенно отрыгнул и подмигнул Егению – А, кстати, что думает по поводу пернатых ящерок наш ботаник? Ты, вроде, говорил, что все фильмы смотрел, начиная с самого первого и, вообще, этой галиматьей увлекаешься? Как тебе весь этот бред?
Евгений тяжело вздохнул – идея пойти посмотреть новый голливудский блокбастер, последнюю и заключительную часть нашумевшей трилогии о клонированных динозаврах, судя по рекламным трейлерам, обещавшую превзойти все, что только снималось на эту тему раньше, изначально принадлежала именно ему. В связи с накрывшими страну событиями последних месяцев, западными санкциями и уходом с рынка большей части международных медиагигантов, кинотеатры крупных городов давно уже прекратили показ практически всех европейских и американских фильмов, но в этом захолустье, наверное, и раньше-то не особо обременяли себя соблюдением авторских прав и приобретением каких-то там непонятных прокатных лицензий, а теперь так и вовсе перестали заморачиваться на эту тему. Крохотный курортный городок, куда они два дня тому назад прибыли с твердым намерением, как выразился, с присущей ему железобетонной конкретикой, Макс – "зажечь так, чтоб чертям в аду тошно стало", располагал вполне современным и полноценным кинотеатром, на шесть залов, с очками трехмерной реальности, объемным звуком и прочими подобными примочками, но вот ленты там крутили такого качества, что позавидовали бы даже видеосалоны 90-ых годов. По крайней мере, Евгений не помнил, чтобы где-нибудь еще публике ставили настолько откровенно тряпичные, ужасающего качества пленки, с не менее кошмарной двухголосой озвучкой, явно скачанные с какого-то пиратского торрент-трекера. Но зато, похоже, здесь можно было смотреть даже такие новинки, которые виртуальные флибустьеры ухитрились украсть еще даже до официальных, общемировых премьер. Евгений давно простился с мечтой посмотреть продолжение любимого фильма на большом экране, пусть даже и не в самом лучшем качестве, поэтому, увидев яркий рекламный плакат и с детства знакомую эмблему, не смог удержаться. Вот только он не знал, зачем ему понадобилось, вместо того, чтобы выбрать время и спокойно сходить на сеанс одному, предложить завалиться туда всей компанией – ведь предсказать каким окажется результат, на самом деле, было совсем несложно.
Впрочем, если уж совсем честно, то все обстояло намного хуже. Евгений не только не мог сам себе толком объяснить, зачем позвал этих четверых в кино, заранее зная, что фильм они, мягко говоря, вряд ли оценят, он, вообще, понятия не имел, что сейчас здесь делает и зачем поехал отдыхать с людьми, которых мог назвать, в лучшем случае, случайными и уж совсем не добрыми знакомыми… а про то, в каком качестве они рассматривали его самого, не хотелось даже и думать.
– Ну так чего скажешь, ботаник? – Макс отхлебнул еще пива и хлопнул Евгения по спине – вроде как, вполне по дружески, но при этом весьма ощутимо и даже больно, – Понравились петушки? Я вот считаю, что все это лажа для лохов, типа, показать дешевую экзотику, на деньги развести. А настоящие динозавры были такими реальными, здоровенными чешуйчатыми уродами с три дома размером! Типа, как Годзилла!
Влад, который как раз притянул к себе Марину и пытался неуклюже целовать ее в шею, в то время, как девушка делала вид, что отбивается, разразился гомерическим хохотом.
– Дай пять, братан! Верю в Годзиллу, не верю в петухов! Кстати, а вот реально, если б кто снял фильм где, типа такой Годзилла выходит на махач против громадного петушары, я бы сходил, поглядел. Типа, тот фильм, где он с Кинг Конгом дерется. Все лучше, чем это говно, на которое мы два часа угрохали.
– А я, кстати, согласна, что старые динозавры, чешуйчатые и еще с такими гребнями, как у крокодилов, были намного страшнее и, вообще, как-то внушительнее, – в отличие от Марины, которая встречалась с Владом еще в Москве и с которой у них, вроде как, намечались какие-то более менее постоянные отношения, хотя и, конечно, достаточно своеобразные, произнесшая это Света была местной – Максим подцепил ее на пляже в день приезда, спустя пару часов после того как они тогда выгрузились из автобуса, забросили вещи в арендованные через "Авито" комнаты крохотного частного пансионата, и, не теряя времени, бросились купаться. С точки зрения Евгения, интеллект новой Максовой подружки был вполне живописно обрисован у нее на лице примерно тремя тоннами косметики и силикона, определяясь с такой же точностью, как и основной род занятий. Поэтому сейчас, откровенно говоря, он даже немного удивился тому, что ей, оказывается, известно столько мудреных слов и она даже в состоянии отличить динозавра от крокодила. Впрочем, как показывала практика, особенно, опыт последних нескольких месяцев его жизни, в людях Евгений разбирался исключительно плохо. Точнее говоря – не разбирался совсем. Хуже этого у него, наверное, получалось только выстраивать свои с ними взаимоотношения.
– Ладно, хоть пересидели два часа жары в относительном комфорте, уже неплохо – Макс с металлическим хрустом смял в кулаке пустую банку, огляделся, ища куда было бы лучше ей запустить. Его взгляд обежал набережную, несколько практически пустых кафешек, чудом сохранившийся, по-видимому, еще с советских времен, неработающий тир под ржавой металлической крышей, еще какие-то непонятные, но, определенно, ничуть не менее убогие аттракционы – похоже, в этой всеми богами забытой глуши принято было часов до семи устраивать себе полную сиесту, а немногочисленные туристы, количество которых при таком подходе, вряд ли грозило сильно вырасти, в самые знойные полуденные часы полностью предоставлялись сами себе. Впрочем, подумал Евгений, местных тоже можно было отчасти понять – этим летом, вслед за политическими и экономическими кризисами, на черноморское побережье России пришла полноценная Африка. Казалось бы, этому надо было только радоваться, ведь именно за теплой погодой и освежающим морем, как правило, на юг и приезжают, но вот только подобную жару при всем желании никак нельзя было назвать комфортной. Навалившееся на южные регионы пекло не могло сравниться даже с сухим зноем североафриканских и ближневосточных пустынь, скорее оно дышало чем-то болотным, влажным, тропическим и затхлым, как будто выползшим откуда-то из тех заповедных, самим временем отвергнутых мест, где в кипящей доисторической грязи, в жирном первобытном бульоне, до сих пор тяжело переваливаются блестящие чешуйчатые тела гигантских рептилий – тех самых, которых обожают клонировать ученые из американских ужастиков. И эта вонь заживо гниющего, раскаленного древнего болота перемешивалась с испарениями, хоть и маленького, но далеко не самого чистого города, где и в лучшие-то времена ничего не знали ни о центральной канализации, ни, хотя бы, о своевременном обслуживании септиков. Все это образовывало совершенно непередаваемо ударный коктейль из паров бензина, богатой палитры запахов всевозможных человеческих выделений, источаемой десятками туристических ресторанчиков и кафе, вони дешевого горелого масла, всевозможных специй и еще чего-то приторно сладкого, но от этого ничуть не менее тошнотворного. Омерзительный смрад накрывал побережье примерно часов с одиннадцати и до самого наступления долгожданной вечерней прохлады, надежно выжигая из черепной коробки абсолютно любые мысли, кроме двух – куда от всего этого бежать и где укрыться. Крепкий свежий ветер с моря, правда, несколько исправлял ситуацию, но так везло далеко не каждый день – еще вчера на город, словно колючее шерстяное одеяло, опустился практически полный штиль. Противостоять данному безобразию возможно было только тремя способами – стараться совсем не вылезать из моря, ужраться до свинячьих чертей, когда уже глубоко наплевать на то, какие там вокруг запахи, не говоря уже о погоде, ну, или просто, тихо сидеть себе где-нибудь под защитой крыши и кондиционеров. Первый способ избирали, как правило, только особо стойкие туристы, в основной своей массе обремененные детьми и тощими кошельками – судя по количеству свободных лежаков и нераскрытых зонтиков на отлично просматривавшемся отсюда пляже, таковых набралось не слишком много. Все остальные пытались по мере сил, а так же наличия здоровья в сочетании с материальными возможностями, активно сочетать друг с другом второй и третий варианты, поэтому в настоящий момент, на площади перед кинотеатром, точно так же, как и на протянувшейся вдоль берега балюстраде и далее, на набережной, народ практически полностью отсутствовал. Неудивительно, что обслуживающий персонал всех этих аттракционов и забегаловок, так же отнюдь не горел желанием работать.
– Жопа мира, – повторил Макс с тяжелым вздохом, закончив обозревать окрестности и не обнаружив ничего достойного внимания, – Впрочем, похоже, некоторые шансы прожить этот день достойно у нас все еще сохраняются. Есть надежда, что спасение близко – прикрыв ладонью глаза и сощурившись, он пару секунд смотрел куда-то вдаль, туда где темная коса волнореза врезалась в море, ослепительно сияющее под испепеляюще-белым солнцем, потом вновь повернулся к Евгению и опять ткнул его в плечо – той самой рукой, которой все еще сжимал скомканную пивную жестянку. Получилось почти как же чувствительно, как если бы между его пальцами был зажат самодельный кастет, – Короче, Онегин. За то что затащил нас на этот дебильный детсадовский фильм, конечно, следовало бы на тебя обидеться. Но так как идти, все равно, было больше некуда, а на этой сковородке я уже прямо сейчас снова начинаю заживо изжариваться, то делаем так – сейчас берешь всем пивчанского и считаешься полностью прощенным. И потом еще расскажешь как это могли динозавры дойти до жизни такой, что вдруг перьями обросли – мне вот прям таки даже конкретно интересно стало. А потом – есть у меня одна интересная мыслишка, как нам побыстрее дождаться чудесной ночной прохлады, да благословят ее все местные боги вкупе с местными же демонами. Давай, лети мухой, одна нога здесь, другая там – и возьми сразу по паре банок, чтоб потом лишний раз не бегать. Девушкам тоже – если они вдруг сами не справятся, мы им поможем! – Макс демонстративно строго посмотрел на часы – довольно качественную китайскую подделку под Hamilton Navy, которую Марина подарила ему на последнее 23-е февраля.
"Не понял, я тебе что, в слуги нанимался? В мальчики на побегушках?! Ты как, вообще, со мной говоришь?! И не смей называть меня "Онегин" – сколько раз говорил, что я это ненавижу?! Забыл, чмо дешевое, что вы с дружком на пару, мне уже больше сотни косарей должны?!" – думать, что он выкрикнул все это в реальности было настолько сладко, что Евгений даже почти что взаправду увидел, как вылезают из орбит спрятанные за темными очками болотно-зеленые глаза Макса, в которых вечно, словно змея в трясине, скользила снисходительно-пренебрежительная усмешка, как отвисает челюсть и трясется, в изумлении, модная хипстерская бородка. Влад отрывается от Светы и тоже потрясенно взирает на безответного ботаника, который, вдруг оказался вовсе не таким ничтожеством, как оба они полагали вплоть до самого этого момента. Не менее шокированными выглядят и обе девушки, они больше не смотрят сквозь него и не ведут себя так, будто его здесь нет и никогда не было, а взирают так, будто только сейчас увидели. Не то чтобы Марина или, уж тем более, Света, были сильно в его вкусе, скорее уж прямо наоборот, но, тем не менее…
Иллюзия оказалась реалистичной до невозможности и тем больнее было после нее обрушиваться обратно на грешную землю. К реальности Евгения вернул какой-то писк, настолько тонкий и жалобный, что он даже не сразу смог распознать в нем свой собственный голос:
– Да где я найду-то, ты ж сам видел, у них тут сейчас глухая сиеста, все закрыто на фиг! Может, если обратно в кинотеатр вернуться, то там…
– Там пива не было. Лично проверил, – Макс строго поднял палец. Потом зачем-то постучал себя по козырьку бейсболки с эмблемой "Спартака" – он носил ее буквально не снимая, хотя, как неоднократно хвастливо рассказывал, несколько раз уже имел по этому поводу неприятности с болельщиками других клубов, – А вот на пляже всегда продают – и не только пиво, вообще, все, что угодно. Закон жизни. Думай головой, боец, и слушай старших . Если прям здесь нет – чуть подальше точно есть. Давай, братан, я ж прям реально помираю, как еще хочу – от тебя сейчас буквально наши жизни зависят!
Вновь Евгений практически наяву услышал, как гневным и уверенным голосом отправляет этого оборзевшего, самоуверенного урода в далекие края, а затем разворачивается и, с неторопливо, с достоинством, удаляется прочь, всем своим видом показывая сколь глубоко он их всех презирает. И он, действительно, повернулся и пошлепал к отделявшей пляж от непосредственно городской черты, идущей вдоль моря, деревянной балюстраде с облупленными перилами, когда-то в одной из прежних жизней, выкрашенных в белый цвет, но вот только вместо суровой отповеди перед этим плаксиво проблеял нечто вроде "Макс, ну нет же ничего, все закрыто… ладно, я поищу, сейчас вернусь… только, ребят, не уходите никуда, ладно?"
Напоследок в спину, словно упругая морская волна во время прилива, тяжело ударил взрыв смеха – низкого и грубоватого, мужского, а так же визгливого и заливистого – женского. Что-то противно звякнуло, потом Макс гаркнул во всю силу своей луженой глотки – Я в тебя верю, боец! Не дай нам тут погибнуть! Ну а если будешь пропадать – зови на помощь! Чип и Дейл тебя спасут!
Грохнул новый взрыв смеха, еще сильнее предыдущего. Не оборачиваясь, Евгений втянул голову в плечи и ускорил шаг.
Вариантов для поиска просматривалось не слишком много – собственно говоря, единственное, что можно было сделать, это прогуляться вдоль береговой линии, в слабой надежде, что какой-то из местных пляжных магазинчиков или заведений общепита, вопреки неписанной традиции, не устроил себе перерыв до вечера. Идти можно было налево, туда, где давным-давно, вероятно, еще в докризисные "тучные" времена нефтяного изобилия, начали было строить аквапарк, возвели несколько уродливых конструкций, очень напоминающих гигантские длинношеие скелеты доисторических чудовищ, которые затем, точно так же, как и эти самые чудовища, вымерли и разложились, стоило только прекратиться финансированию, либо направо. После секундных колебаний, Евгений выбрал именно второй вариант, потому как в той стороне он еще побывать не успел, но, судя по всему, пляжной жизни, туристов, а значит и потенциально работающих торговых точек, там должно было быть несколько побольше.
Тяжело вздохнув, ощущая буквально каждым квадратным миллиметром неприкрытой одеждой кожи, жгучее и острое, будто осколки расплавленного алмаза, хищное прикосновение солнца и уже почти полностью примирившись с мыслью, что, скорее всего, за время этого чудесного вояжа обгорит до мяса или даже еще хуже, Евгений поплелся по скрипучей щербатой балюстраде. В голове гудел рой черных пчел, безжалостно и беспощадно атакуя любые мысли, пытающиеся выстроиться в хоть сколько-нибудь логичную и взаимосвязанную цепочку, однако, по мере того, как Макс, Влад и их боевые подруги оставались все дальше позади, тем сильнее и быстрее, словно на дрожжах, вспухал самый главный, насущный и актуальный вопрос последнего времени – как он, Евгений, вообще мог дойти до такой жизни? Как с ним подобное могло произойти?!
А начиналось все это очень даже прилично, если не сказать оптимистично – когда четыре месяца тому назад, отдел в котором Евгений проработал более пяти лет, окончательно упразднили, раскидав сотрудников по более перспективным командам. К этому времени весь штат состоял ровно из трех человек, включая Евгения, а работа, как таковая, практически отсутствовала. Из-за постепенно набиравших обороты санкций, контакты с внешним миром медленно, но неотвратимо сходили на нет, а основной деятельностью их отдела являлось, как раз, техническое сопровождение поставок из-за бугра. Честно говоря, даже в лучшие времена процесс был отлажен до автоматизма и почти не требовал вмешательства, так что их небольшая, заставленная компьютерами и всевозможной, почти никогда не используемой техникой, пыльная комнатка напоминала сонное царство, а сам Евгений и две делившие с ним площадь, тянувшие последние годы перед пенсией тетки, по большей части развлекались при помощи "ВКонтакте" и браузерных игр. Синекура полнейшая, но и зарплата соответствующая, едва позволяющая платить за квартиру и кое как сводить концы с концами. Ну и полнейшее отсутствие какого-либо присутствия намека на карьерный рост – что, с одной стороны, конечно, сильно раздражало, но зато с другой, означало и минимум нервотрепки, что для человека столь тихого, если не сказать, откровенно пассивного склада характера, каким, уж чего греха таить, сколько себя помнил, всегда был Евгений, являлось исключительно важным фактором, ради которого можно было поступиться очень многим.
Подразделение, куда его перевели после "реструктуризации" компании, занималось примерно тем же самым, но только основные логистические цепочки теперь проходили по территории РФ, либо все еще относительно дружественных ей стран. Работы прибавилось, но не радикально, времени она отнимала, все так же, не слишком много, ну а зарплата стала еще меньше за счет тотального упразднения практически всех премий и надбавок. Однако общая атмосфера на новом месте не походила на прежнюю примерно столь же сильно, как день отличается от ночи – вдвое больше народу, средний возраст коллектива колеблется вокруг горячей отметки в тридцать лет, а женский пол, за исключением разве что только секретарши начальника, полностью отсутствует. Ничего экстраординарного, в этом, конечно же, не было, обычный микроклимат среднестатистического офиса, но вот только, как очень быстро выяснилось, Евгений, который тоже, как раз вплотную подошел к тому, чтобы разменять четвертый десяток, до сих пор не выучился выживать даже в таких, в общем-то, близких к абсолютно тепличным, условиях.
Несколько лет назад на глаза Евгению попалась весьма любопытная статья где обобщалась и анализировалась информация полученная в результате десятков всевозможных социальных экспериментов над мышами и крысами, проведенных в течение ХХ века. О некоторых из них, например, знаменитой "Вселенной 25", ему, конечно же, неоднократно доводилось слышать и раньше (кстати сказать, концепция "мышиного рая, превратившегося в ад", никогда Евгения особо не впечатляла и, вообще, он полагал, что Кэлхоун под конец грубо переврал и извратил изначальную концепцию опыта, пытаясь подогнать результаты под собственные, человеконенавистнические теории), однако кое о чем довелось прочитать впервые – в том числе и об одном не слишком масштабном, но весьма поучительном опыте над крысами, особенно его зацепившем. Суть опыта заключалась в следующем: шесть крыс одного пола и приблизительно равного возраста помещались в замкнутый вольер, выбраться из которого можно было только преодолев заполненный водой канал – не настолько широкий, чтобы имелась хоть малейшая возможность утонуть, но вполне достаточный дабы сделать купание весьма неприятным, особенно, учитывая, что крысы, в большинстве своем, терпеть не могут плавать. В самом вольере еды не было, но зато она регулярно появлялась на противоположном берегу. И среди крыс моментально произошло своеобразное разделение социальных ролей – две особи принялись совершать вплавь регулярные рейды на противоположный берег и притаскивать еду: типичные рабочие лошадки, бета-самцы, те самые, которых на блатном жаргоне обычно именуют "мужиками". Еще две никуда не плавали, зато регулярно нападали на добытчиков и отнимали у них часть продовольствия – правда, всегда оставляли ровно столько, чтобы у последних оставалось достаточно сил продолжать свое нелегкое занятие. Ярко выраженные альфы, они же "паханы". Еще одна крыса держалась в стороне, ни с кем не пересекаясь, принося еду исключительно только себя самой и жесточайшим образом, вплоть до смертельного боя, пресекая любые попытки покуситься на свои независимость и свободу. Жила она в стороне от прочих и впроголодь, но зато ни с кем не делясь ни добычей, ни чувством собственного достоинства. Несломленная одиночка. Но была и еще одна, шестая крыса, которую с завидным постоянством и какой-то неестественной для животных, пусть даже и социальных, жестокостью, били, чморили, обирали и опускали все – и грозные альфы, и покорные беты, и даже отстраненная, существующая сама по себе, одиночка. Несчастная пария, омега, питающаяся редкими, иногда перепадающими объедками, и только каким-то чудом не подыхающая.
Установившаяся в самом начале эксперимента иерархия оставалась неизменной вплоть до его окончания – беты не становились альфами, а пария – одиночкой. Зато ученые несколько раз пробовали менять крыс, сортируя их по возрасту или половой принадлежности, помещая в разделенный водной преградой вольер то одних юных самцов, то, напротив, преклонного возраста самок – однако, результат всегда оставался одним и тем же: два бугра, две рабочие лошадки, драчливая и непокоренная одиночка, принципиально презирающая крысиный социум и всячески его избегающая, а так же неизменная опущенная пария, забитая сразу всеми. Закон жизни, закон природы.
Сразу после прочтения статьи Евгений практически не сомневался, что окажись он в шкуре одной из подопытных крыс, то, вне всякого сомнения, конечно же стал бы гордым одиночкой – пусть и полуголодным, но зато полностью независимым. Но выброшенный из безопасной, привычной среды обитания и оказавшийся в более агрессивном окружении (хотя, на самом деле, конечно же, совершенно не агрессивном – всего лишь самом обычном, нормальном для всякой, хоть сколько-нибудь адаптированной особи) спустя уже всего лишь пару недель, вынужден бы признать, что, мягко говоря, сильно сам себя переоценивал.
Он оказался тем самым парией, с кем можно безнаказанно делать практически все, что угодно, совершенно не рискуя получить какой-либо серьезный отпор – и новый коллектив моментально это понял. Конечно же ни о какой серьезной травле или чем-то подобном речь не шла: здесь была не зона, не казарма и даже не пионерлагерь – обычные офисные хипстеры, которых самих моментально зачморили бы по полной, окажись они среди реально серьезных мужиков. Ну уже через несколько дней над Евгением начали посмеиваться, затем издеваться более откровенно, подставлять по мелочи и не очень, заваливать нудной и никому не нужной работой, которую, вообще можно было не делать – но он ведь никому не умел сказать "нет". Точно так же, как не умел он и непринужденно поддерживать разговор на традиционно "мужские" темы, которые с видом прожженных знатоков постоянно вели его новые коллеги – о футболе, машинах, политике и, конечно, женщинах, поочередно обсуждая, как секретаршу босса, так и всех остальных представительниц женского пола из всех окрестных отделов. Делать это, разумеется, требовалось с максимальной пошлостью и цинизмом, что у Евгения никогда не получилось бы в любом варианте, даже самом мягком – отчего весь отдел дружно начал называть его "целкой". Причем, далеко не всегда только за глаза. Все это, конечно же, было совершенно не смертельно, опасности для жизни и здоровья (да и, вообще, для чего бы то ни было, за исключением нервной системы) не представляло ни малейшей, но, тем не менее, жизнь отравляло весьма фундаментально.
Евгений все никак не мог дождаться следующего этапа – когда на него просто перестали бы обращать внимание, он сделался бы невидимкой, пустым местом, никому не нужным и неинтересным – но, видимо, офисному планктону было так приятно обнаружить кого-то слабее себя, что новая забава все никак не надоедала. И когда Евгений уже на полном серьезе начал задумываться о том, чтобы написать заявление об увольнении (хотя и близко даже не представлял где ему потом искать новую работу и как, вообще, он собирается это делать), ровно в этот самый момент и объявились Влад с Максом.
Собственно, они никуда не девались и до этого, мало того – с самого начала вполне успешно принимали участие в общей травле. От Евгения они отличались самым разительным образом насколько это только, вообще, было возможно – оба спортивные, накаченные и регулярно посещающие всевозможные фитнесы и качалки, однако, вместе с тем, в лучших традициях яппи, тщательно следящие за собой, а самое главное – исключительно самоуверенные и, особенно это относилось к Максу, крайне нахальные. Однако их отношение внезапно и достаточно резко поменялось – что один, что второй принялись показательно здороваться с Егением за руку, хлопать по спине, называть своим другом и даже "братом" (хотя, в основном, конечно, "Онегиным" – как то раз случайно процитировав что-то из Пушкина, Максу внезапно вздумалось сравнить Евгения с главным героем классической поэмы, после чего идиотская кличка приклеилась намертво. Не слишком приятно, конечно, но, все же, значительно лучше "целки"), активно обсуждать разные темы, хотя до этого даже и близко не интересовались его мнением. Но самое ударное заключалось в том, что они, вроде как, даже начали его слегка защищать – правда, это больше напоминало покровительство банды рэкетиров по отношению к регулярно выплачивающему дань "за крышу" коммерсу, но, все таки, раньше и такого не было.
Ни к Владу, ни, особенно, к Максу, Евгений не испытывал ни малейшей симпатии – последний, вообще, у него с первого дня знакомства ассоциировался со змеей – не то из-за странных, змеиных глаз, не из-за какой-то скользкой, липкой манеры общаться – даже когда он, вроде бы, говорил по дружески и с теми, кого, казалось, уважал, никогда нельзя было толком понять, насколько он серьезен и можно ли, вообще, его словам хоть немного верить. Умом было совершенно понятно, что в этом неожиданном покровительстве запрятан подвох размером с Сибирь вместе с окрестностями, мало того, его даже не требовалось особенно рьяно отыскивать – Евгений сам не заметил, как помимо своей работы, в полном объеме взвалил на себя и практически все должностные обязанности Влада с Максом, не говоря уже о том, что теперь, по умолчанию, регулярно платил за них в столовой, да и вообще регулярно давал, как бы, в долг, прекрасно понимая, что вернут ему, скорее всего, угольками на том свете.
Тем не менее, с упорством упоротого имбецила, Евгений продолжал регулярно убеждать себя в том, что, как бы то ни было, но все же он обрел приятелей, с которыми можно хоть как-то общаться – пусть даже и столь специфическим образом. Но самое отвратительное заключалось в осознании и даже частичном принятии существующих реалий, при которых, несмотря на все унижения, решительно отказаться от этой навязанной "дружбы" и отправить Макса с Владом куда подальше, у него все равно не хватит ни сил, ни воли. Основная причина все та же – потому как не умел говорить "нет".... а кроме того, возможно, еще и от тлевшей где-то на задворках разума тошнотворной, малодушной и почти что мазохистской надежды, что, возможно, у него когда-нибудь еще и появится шанс доказать свою состоятельность, после чего отношение новых "приятелей" сразу волшебным образом поменяется и у него, наконец, начнется, нормальная, настоящая жизнь… и именно за подобные мысли всегда Евгений больше всего ненавидел и презирал самого себя. Малодушие и трусость намного омерзительнее любой слабости.
И когда, одним липким июньским утром, Макс, хитро блестя своими зелеными змеиными глазами, вдруг предложил совместно взять отпуска и отправиться к морю, конечно же, первое, что ударило Евгению в голову – неужели, вот оно?! Теперь все будет по новому?! Он перестанет быть парией, его приглашают с собой, возможно и не совсем как равного, но, все же, в качестве партнера, чтобы вместе весело провести время… Верно говорят, что идиотизм – понятие клиническое и излечению уже не подлежит. Если угораздило уродится слабаком, размазней и идиотом, значит, скорее всего, именно таким же и помрешь.
Для чего его на самом деле позвали, выяснилось еще даже до того, как были забронированы билеты на поезд, когда Макс объявил, что для гарантированного обеспечения "полного сбытия мечт" по всем направлениям, ему жизненно не хватает тридцати тысяч. Но Онегин ведь выручит по братски, разве не так?! И "Онегин", конечно, выручил. И раз, и другой, и третий… оплатил все основные расходы на поездку не только для самого Макса, но и для Марины, и, разумеется, Влада, не говоря уже о мелких текущих тратах. В долг, конечно же, под клятвенные обещания непременно все вернуть с процентами… как только, так сразу.
Уже почти совсем ничего не оставалось не только от заначки, которую Евгений откладывал последние несколько лет, но даже и от основного банковского счета, который на его имя открывали еще покойные родители. Как хорошо, когда под рукой всегда есть, прирученная и послушная шестерка, об которую можно не только регулярно вытирать ноги, но выдаивать до последней копейки.
Первого, то есть вытирания ног, впрочем, тоже никто не отменял.
И вот теперь он здесь, обливаясь потом, бредет по жаре неведомо куда, для того чтобы ублажить своих "дружков" несколькими бутылочками холодненького.
Особенно горько было из-за сегодняшнего фильма – мелочь, конечно же полнейшая, но жгучее ощущение того, что ему только что с особым цинизмом нагадили прямо в душу, буквально накрыло с головой. Перед глазами танцевало красноватое марево и Евгений никак не мог разобраться – то ли это было от обиды, то ли он уже находился на грани солнечного удара и обморока. В любом случае, кроме себя винить было некого. Динозавров, доисторический мир и все, что с ним так или иначе связано, в том числе и художественные фильмы, Евгений трогательно любил еще с раннего детства – так, каким же надо было быть идиотом, слабаком и дегенератом, чтобы додуматься позвать этих "друзей" на премьеру картины, которую он с замиранием сердца дожидался несколько лет и на что-то там потом еще рассчитывать… впрочем, честно говоря, ничуть не большим, чем для того, чтобы терпеть от них все остальное.
Он до боли в зубах сжал челюсти. Отыскал в кармане носовой платок, промокнул обильно струившийся по лицу пот. Исключительно удачное время для рефлексии и самобичевания, ничего не скажешь. Встать вот прям тут, на этих чертовых расплавленных досках, и дожидаться, пока не сдохнешь от перегрева и обезвоживания. Или постараться, все-таки, быть хоть немного сильным, взять себя в руки, и идти вперед, как бы мерзко и тяжело это не было.
Евгений выбрал второй вариант.
Как и следовало ожидать, ничего похожего на пиво в ближайшей шаговой доступности не обнаружилось – точно так же, как и не в самой ближайшей. Обливаясь потом и с трудом втягивая в легкие расплавленный, пахнущий солью и нечистотами, воздух, Евгений отшагал вдоль берега не меньше полкилометра, миновал три забегаловки – все, разумеется, были закрыты до вечера, – чахлый сувенирный магазинчик (как ни удивительно, но, похоже, что отрытый, хотя никаких продавцов, равно, как и покупателей, ни внутри, ни поблизости не наблюдалось) и несколько торговых точек под открытых небом, состоявших из прилавка и слегка прикрывающего его сверху от безжалостно ухмыляющегося солнца, брезентового тента. За одним из прилавком даже наблюдались признаки жизни – загорелое до черноты, неопределенного возраста существо женского пола, с большой неохотой оторвавшись от смартфона, поведало Евгению, что "пиво еще утром кончилось и теперь подвезут только после шести". В стоявшем чуть подальше ларьке, парень восточной наружности, которого Евгений своим вопросом про пиво выдернул из состояния сонной дремы, предложил купить "уникальный освежающий коктейль", кивнув на ряд полуторалитровых пластиковых бутылок со странного вида этикеткой и еще более странной мутной жижей внутри. Еще в одном киоске в наличии имелась теплая "Пепси-кола" и несколько видов минералки. При упоминании пива, продавец только мрачно фыркнул – судя по всему, имейся оно в наличии, то долго бы не задержалось, причем, вряд ли бы пошло на продажу.
Каждый следующий метр пути давался тяжелее предыдущего – окружающий мир тонул в мелко трясущемся, желеподобном знойном мареве, насквозь пропитался им, как жирная, промасленная бумага. Евгений переставлял ноги, словно заведенная ключом механическая кукла, уже почти ничего вокруг себя ничего не чувствуя, кроме белого, словно затянутого бельмом, солнечного глаза в выцветших небесах и льющихся от него волн раскаленного гнева. Рубашка с коротким рукавом, которую он зачем-то напялил сегодня вместо обычной футболки, парусиновые брюки, нижнее белье – все было настолько мокрым от пота, как если бы их обладатель только что выбрался из под душа. Носки влажно хлюпали в кожаных мокасинах, подошвы будто кто-то поджаривал снизу на исполинской сковородке. Чрезмерно закрытую одежду еще можно было как-то самому себе объяснять нежеланием лишний раз демонстрировать на публике свои дряблые, неприлично белые, словно брюхо у дохлой лягушки, телеса, но для чего Евгению понадобилось вместо нормальной легкой обуви облачаться в туфли на шнурках и с толстой подошвой – вообще никакого логического обоснования не существовало. Разве что только подсознательное желание хоть как-то отличаться, хоть в чем-то противопоставить себя проклятым "друзьям".
В конце концов, тянувшаяся вдоль берега дощатая балюстрада, по которой тащился Евгений, закончилась – дальше на сером, грязном песке виднелась россыпь одноэтажных строений насколько сомнительного вида, что даже не подходя к ним становилось абсолютно ясно – никакого пива, точно так же, как и вообще чего-нибудь стоящего, там быть не может. Еще дальше вообще никакой цивилизации не просматривалось – лишь узкая, темная полоска волнореза и бескрайнее, до рези в глазах ослепительно сверкающее под огненными солнечными лучами, море.
Единственным выходом было вернуться обратно и попробовать проинспектировать пляж в противоположном от кинотеатра направлении, прогуляться к недостроенному аквапарку – возможно, где-то и обнаружится вожделенный холодильник с пенным хмельным напитком. Он скупит все, что есть в наличии, отнесет Максу и компании, причем, самому ему достанется, в лучшем случае, одна банка, да и то вряд ли… затем, после очередного каскада плоских шуточек, больше похожих на откровенные издевки, его куда-нибудь потащат, упоминал же Макс про какую-то свою "гениальную идею", где будут до вечера использовать в качестве штатного клоуна и объекта для острот, ну а под конец, когда изнуряющий тропический жар временно отступит, а город начнет просыпаться для настоящей курортной жизни, просто отделаются как от надоедливой мухи, пошлют куда подальше, даже не попытавшись выдумать какой-то более менее правдоподобный предлог. "Время для больших и плохих мальчиков, а хорошим давно спать пора. Никогда себе не прощу, если наберешься от нас всякой гадости", – как было сказано ему вчера всегдашним покровительственным тоном, – "Мы тебе завтра все расскажем". При этом, конечно же, не забудут вытрясти в долг пару тысяч "по братски, до получки". Тебе же все равно не надо, ты не куришь и не пьешь, здоровеньким помрешь…
От этих невеселых мыслей в груди у Евгения вновь поднялась такая острая и горькая волна вселенского разочарования и обиды на весь мир, перемешанных с адским коктейлем из дикого отвращения к собственной персоне напополам с еще более сильной жалостью к ней же, что на несколько мгновений все вокруг подернулось размытой, влажной пеленой, а в глазах предательски защипало. От осознания того, что совершенно по детски не сумел удержать слезы, ощущение подлого предательства со стороны всего окружающего мира сперва сделалось совсем уже невыносимым, но затем внезапно сменилось приступом злости. А вот не будет он больше бегать за пивом и, вообще, вести себя как последний убогий балаганный дурачок! Никакого сейчас возвращения к этим садистам, а вместо этого…
Раздумывая, что же он такого сделает, вместо того, чтобы побито ползти обратно к Максу и оправдываться, почему не принес пива, Евгений яростно протер глаза, проморгался… и его взгляд почти сразу уперся в ярко-зеленое пятно на грязно желтом фоне деревянной стены одного из сараев впереди. В первый момент он даже не сообразил на что именно смотрит, но уже через секунду пятно обрело очертания зеленого навеса с большой красной звездой и белыми буквами – HEINEKEN. Под навесом к деревянной стене прилепился длинный прилавок, за которым со скучающим видом восседал дородный дядька в камуфляжной майке-алкоголичке, а по обеим сторонам от него гордо возвышались несколько массивных шкафообразных металлических ящиков со стеклянными дверцами, которые могли быть только холодильными витринами. И даже с такого расстояния можно было разглядеть, что внутри у них не пусто.
Пиво! Из холодильника!! Ледяное!!!
Начавшая было пробуждаться гордость вместе со всеми остальными благими побуждениями моментально опустилась куда-то на самое дно сознания, оставив после себя лишь горький осадок осознания собственного убожества – но Евгений и его немедленно загнал подальше, запретив себе думать о чем-либо кроме насущной задачи – как можно быстрее купить холодного пива. Это почти получилось и даже отчасти смогло вернуть относительно хорошее настроение. Сейчас можно считать, что ему повезло, поэтому главное разжиться десятком ледяных бутылок, а дальше… дальше видно будет.
Соскочив с грязных досок настила балюстрады на еще более загаженный песок, Евгений торопливо заковылял к прилавку. С каждым шагом сердце все больше наполнялось если не ликованием, то чем-то отдаленно на него похожим – "Хайнекена" здесь, конечно же, не было, но за стеклом приветливо поблескивали влажной ледяной испариной ряды разнокалиберной "Балтики" и "Клинского". Мужик за прилавком поднял глаза от кроссворда и осовело взглянул на приближающегося клиента. На вид ему было около пятидесяти и, судя по мясистому испитому лицу, большую часть из оставленных позади лет он явно не отказывал себе в плотских удовольствиях. Помимо пива и холодильников, у него за спиной приткнулось к стене несколько полок с нехитрым, но вполне полезным товаром – снеки, чипсы, крекеры, шоколадки, что-то отдаленно похожее на гамбургеры. Из раздолбанной магнитолы дребезжала какая-то замшелая попса 90-ых.
– Билет? Один?
– Пива! Давай десять… не, двенадцать! Семерку! – выдохнул Евгений одной рукой выуживая из заднего кармана бумажник, а второй тщетно пытаясь хоть немного утереть водопадом струящийся по лицу пот, – И пакет! Не! Два пакета! А полторашки нет? Только по поллитра?
На то, что, в добавок ко всему, здесь имеются еще и пакеты, Евгений, разумеется, не рассчитывал, но мужик понимающе ухмыльнулся, полез куда-то под прилавок и зашуршал пластиком. Груду бутылок даже не придется тащить в руках – везение становилось каким-то уже совсем запредельным.
– Карты не принимаем, аппарат сдох, – возвестил мужик, звеня стеклом и укладывая бутылки, – Только наличка. И сдачи тоже нет, кстати, – добавил он, прилипнув взглядом к появившейся в руке Евгения пятитысячной купюре.
Евгений тяжело вздохнул. Ну, везение же не может быть беспредельным.
– А билет брать не будете? Только пиво? Точно не хотите посмотреть? – мужик явно истолковал вздох, как сомнение в разумности всей затеи и быстро добавил – Мы тут на неделю всего, в субботу уже в Краснодар поедем. А сегодня скидка как раз. Пятьдесят процентов. Уникальный шанс можно сказать. Такая редкость – и за полцены!
До Евгения, наконец, дошло, что здесь явно продается что-то еще помимо пива и прочих напитков, мало того, если в наличии имеются некие билеты, то значит, точно существует и какое-то шоу на которое с их помощью можно попасть. Возможно там даже получится переждать жару, спокойно попить пивка, да и вообще расслабится… а так же как-то реабилитироваться в глазах Макса с Владом и девчонок после этого несчастного фильма. И избежать потока подколок и издевательских вопросов, которые, скорее всего, не иссякнут до самого вечера, несмотря даже на холодное пиво.
– Что за билет-то? – спросил Евгений, протягивая деньги, – Куда?
Мужик удивленно вскинул кустистые брови, потом молча кивнул на выкрашенную в тускло-лимонный цвет стену строения у себя за спиной. Там красовалась выведенная громадными, чуть ли не в полметра каждая, буквами, аляповатая черно-красная надпись:
"ЧУДОВИЩЕ ИЗ СЕКРЕТНОЙ ЛАБОРАТОРИИ. ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ США".
Евгений не смог сдержать улыбку – настолько наивно и по провинциальному помпезно это выглядело. Особенно на фоне самого строения, которое он только сейчас рассмотрел поподробнее – больше всего оно походило на приземистый колхозный амбар для хранения какой-нибудь там брюквы. Или картошки, или что там сейчас выращивают. Хрестоматийная деревяннаяхибара с щелями между досками и под облезлой шиферной крышей, которую, наверное, настилали еще до распада СССР. Удивительнее всего было то, что надпись так и лезла в глаза, ее смог бы разглядеть даже слепой, причем, с доброй сотни метров. Как же нужно было загнать самого себя, чтобы обратить внимание на рекламу пива, но в упор не заметить этих громаднейших букв – при этой мысли Евгений сразу ощутил, как было воцарившееся в душе относительное равновесие вновь сменяется глухим, колючим раздражением.
Продавец вновь расценил его эмоции по своему, быстро наклонился вперед, и жарко зашептал, обдав Евгения непередаваемой смесью никотинового амбре с застарелым перегаром:
– Ты не думай, он там внутри в клетке сидит и еще цепями прикован. Танковыми, с Т-72, в руку толщиной. Те же самые ребята их продали, что и его самого притащили. А все равно у меня от него мороз по коже. Бля буду, ты в жизни ничего подобного никогда не видел еще.
"Ничуть не сомневаюсь", – промелькнуло в голове у Евгения и ему сразу резко захотелось немедленно забрать свои пакеты с пивом, а потом как можно быстрее оказаться от этого мужика на как можно более почтительном расстоянии. Неожиданно бросилось в глаза, что во рту у продавца поблескивало несколько золотых зубов, а темные, толстые, волосатые пальцы обвивали несколько синих наколотых перстеньков.
– Он – это кто? – спросил Евгений, старясь чтобы голос звучал максимально ровно, – Кто прикован?
– А заходи и увидишь, – мужик ухмыльнулся, золотой зуб сверкнул на солнце, – Давай, возьми еще пивка, а я тебя бесплатно пущу, без всякой скидки. Его стоит увидеть, я тебе говорю. Я раньше даже не подозревал, что такая гадость на свете существовать может. Хотя, бля, много где был и много чего в этой жизни видел.
– И все-таки – какая гадость то? – Евгений сгреб пакеты, из всех сил стараясь не показывать, сколь быстрым и радикальным образом нарастает его желание незамедлительно развернуться и взять руки в ноги в максимально возможном темпе, – Что там внутри?
– А в том и хрень, что никто толком не знает, – улыбка мужика сделалась еще шире и теперь можно было видеть, что средств у него явно хватило только на передние золотые фиксы – все остальное сгнило на корню, – Кореша корешей с Донбасса вернулись, там у вагнеров воевали. Лабораторию какую-то нашли или что-то вроде того – они сами толком не знают. Там много чего было, но почти все начальство прибрало – рассказывали, что его туда сразу немерено понабежало. Говорят, полно там разных уродцев было. Нескольких умыкнули – а одного сюда протащить сумели. И нам продали – не знали, что делать с ним и, вообще, на кой он им сдался. Мы тоже не сразу вкурили, что это такое, а потом вот показывать начали – но в этой дыре одна только гопота тупая, тут разве кто оценит. В Краснодар вот скоро повезем, там, думаю, шансов больше. Но ты – интеллигент, я сразу понял, – по тону продавца никак невозможно было разобрать, как именно смысл он вкладывает в слово "интеллигент" – откровенно издевательское или, напротив, уважительное, – Ты оценишь. Реально, догонись с пивком и заходи. Взгляни на него.
– Хм, – Евгений замолчал, мучительно подыскивая слова. Он снова взопрел, с головы до ног покрывшись липким потом, но теперь уже совершенно не от жары. Ситуация стремительно перетекала в откровенно карикатурную, напоминающую идиотский малобюджетный слешер для обкуренных подростков. Монстр, секретная лаборатория – что, вообще, может быть тупее!? Этот жирный хрен с уголовными наколками на полном серьезе полагает, что он должен вот так просто поверить в подобный бред? Да и в любом случае, меньше всего на свете Евгению хотелось заходить в этот разваливающийся барак для того чтобы заценить некоего "уродца", к тому еще и прикованного какими-то цепями. Надо было незамедлительно отказываться, но сделать это мягко, чтобы этот приблатненный, не дай Бог, не посчитал себя оскорбленным, однако, вместе с тем, и достаточно твердо, дабы пресечь любые дальнейшие разговоры. Про упоминание о сдаче с пятерки уже, конечно же, и речи идти не может… ладно, пусть подавится. Главное сейчас отделаться от него и его щедрых предложений.
Нужные фразы никак не желали находиться. Мужик выжидательно смотрел на Евгения.
– Эээ… Не уверен, что я…, – неубедительно начал Евгений, но договаривать ему не пришлось. Помощь явилась с той стороны, откуда ее меньше всего можно было ожидать.
– Братан! А мы уж там начали думать, что ты нас умирать бросил, а сам смылся вместе с пивчанским! – рявкнул прям над ухом зычный голос Макса, а тяжелая ладонь, как обычно, грубо сдавила плечо, – Или что тебя тут утащил кто-нибудь. Решили отправится по следу, лично прояснить ситуацию! Говорил же, Чип и Дейл не дадут тебе пропасть! Ну, как посмотрю, как минимум, самое главное ты отыскать сумел, а все остальное уже не так важно!
Евгений облегченно перевел дух. Чуть ли не впервые в жизни, по крайней мере, точно в первый раз с момента начала этого идиотского отпуска, он был вполне искренне рад слышать и видеть своих приятелей. Ну, вернее, почти искренне. Однако, в любом случае, исключительно своевременное появление.
Под неизменное обезьянье гыгыканье Влада, возникшего по левую сторону от прилавка и хихиханье обеих девчонок, Макс ловко извлек из пакета только что упакованные бутылки, затем отработанным движением, откупорил одну, подцепив крышку об угол одной из холодильных витрин. Перехватил устремленный на него не слишком одобрительный взгляд продавца, нагло ухмыльнулся и, приподняв темные очки, подмигнул своим бесстыжим змеиным глазом.
– Так, отец, вижу, пивка еще тут достаточно? Думаю, мы еще возьмем, а то оно тут сейчас у вас, похоже, в дефиците. А у тебя еще и холодненькое! Это же просто шикардос!
Если искрометное появление Макса и компании, мужика за прилавком как-то и смутило, то в руки он взял себя поистине с рекордной скоростью. Невозмутимо кивнув, продавец лаконично поинтересовался:
– Сколько и какого? К пиву еще надо чего? А билеты будете брать?
– Если это билеты на свингер-пати – берем не глядя! – с жадностью исстрадавшегося в пустыне пилигрима Макс присосался к горлышку бутылки и только тут, наконец, обратил внимание на исполинские буквы за спиной продавца. Глаза у него полезли из орбит, плечи затряслись от смеха, а пивная пена едва не хлынула из носа:
– В натуре, Резидент Эвил! Джилл Валентайн и Клэр Редфилд наносят ответный удар по злобным мутантам из толчка, но корпорация Амбрелла не сдается!! Чувак, я много разводов видел, но это прям шедевр века! Вы тут совсем от синьки уже опухли? Чего у тебя там сидит, признавайся? Поймали бомжа, неделю не кормили, а потом засунули в цирковой костюм гориллы? Блядь, ну реально, я думал, таких балаганов уже просто не существует – типа, вымерли естественным образом!
– А них тут эволюция не действует – отбор прямо противоположный естественному! Вперед, в прошлое, – Влад, который тоже уже успел откупорить и даже почти ополовинить свою бутылку, карикатурно отдал пионерский салют, – Светлый путь обратно от совка к средневековым балаганам!
Хранитель "чудовища из секретной лаборатории" отреагировал на все эти кривлянья примерно так же, как сытый кот на новости о повальном голоде в странах Черной Африки – то есть вообще никак. Сально ухмыляясь, он с минуту неприкрыто изучал прелести обеих девушек, ничуть не смущаясь их ответными раздраженными взглядами, потом снова лениво взглянул на Макса:
– Ну так как? Не зассыте прямо сейчас пойти и поглядеть на бомжа в костюме гориллы? Или очко свистит?
– Отец, так глупо и откровенно пытаться взять на слабо – это даже не прошлый век, а позапрошлый. Еще большая дешевка чем весь этот твой балаган, – отхлебнув еще пива, Макс перешел на свой любимый менторский тон, – Даю бесплатный совет профессионального менеджера высочайшего класса – меняй подход к рекламе. А в идеале – и вообще заканчивай с бизнесом, не твое это!
– Красиво пиздеть ты умеешь, это я понял, – рот мужика разошелся в такой широкой ухмылке, что можно стало во всех подробностях рассмотреть не только черные пеньки остатков зубов, но и покрытый язвами язык, – Понтоваться тоже. Но дела это не меняет. Ссышь – так и скажи, что ссышь. Я все пойму, чего уж тут. И девчонки ваши тоже поймут. Наверное.
Несколько излишне порывистым движением Макс поднял на лоб солнцезащитные очки и в упор уставился на продавца. Евгению, который во время всего обмена любезностями, отчаянно боролся с никак не желавшей поддаваться пробкой и, ободрав о ее острые железные края сразу два пальца, как раз только что услышал вожделенный хлопок, все это крайне не понравилось. Слишком хорошо он хорошо этот змеиный взгляд знал и слишком часто его раньше уже видел.
– Сказал же, батя, развести не получится. На местных лохах тренируйся – может оно и лучше получаться начнет. Хотя, судя по тебе – вряд ли. Знаешь, рожденный ползать…
– А кто говорит про развод? Я уже предлагал твоему корешу, предлагаю и тебе сейчас – заходите бесплатно, гости дорогие, – мужик неожиданно тонко и как-то ржаво рассмеялся, будто бы заскрипел несмазанный механизм, – За счет заведения так сказать. Всей кодлой заходите. Снимать только запрещаю – он этого дико не любит, хер знает почему. А так – наслаждайтесь! Объявляю день открытых дверей!
– Прогоришь, батя, по братски ведь предупреждаю, – Макс покачал головой и Евгению вдруг почему-то показалось, что он такого поворота не ждал и, на самом деле, ни на какого урода внутри идти смотреть не собирался, – С чего это вдруг добрый такой?
– А мне, может быть, на рожу твою, фраерок, очень сильно поглядеть хочется, когда выходить будешь, – продавец исторг из недр глотки новую порцию визгливого смеха, – Пива вы взяли много, кассу уже на сегодня сделали – мне большего не надо. Но я что-то не замечаю энтузиазма – новую отмазу для очка придумываешь?
– Мальчики, ну мы ведь не собираемся на самом деле заходить в этот кошмарный сарай, правда? – Марина, которая вместе со Светой, до сих пор держалась отстраненно и только молча прихлебывала пиво, наконец, почуяла что-то неладное и взяла Макса за локоть, – Пива теперь хватит, лучше пойдем отсюда. Помнишь, ты хотел…
– Обязательно, детка, но это мы еще успеем. Сейчас же просто грех упускать шанс и отказывать себе в удовольствии поближе поглядеть на это восьмое чудо света. И, что еще более занятно, изучить некоторые особенности мышления аборигенов – в частности, выяснить, что же это их там так сильно пугает, что они это даже за бабло готовы друг другу показывать. Ну а нам, разумеется, покажут бесплатно – потому как уважают и признают авторитет. Хотя, конечно, и стесняются напрямую в этом признаться, – хищно улыбнувшись, Макс повернулся к Владу, – Так как, бро, поддерживаешь? Девчонки, не бойтесь, мы с вами! Реально, ну нельзя же сейчас уйти, так и не выяснив, отчего это они тут все так жидко обделались?! Раскроем этот секрет века и своими глазами увидим ужас Муходрищенска! Давай, батя, где у тебя тут вход в обитель тайны? Паладины света идут!
Марина скривилась, демонстративно отвернувшись, когда Макс, оборвав свои пламенные тирады, попытался чмокнуть ее в шею, Светлана, с самого начала отстраненно глядевшая куда-то вдаль на море, равнодушно пожала плечами, зато Влад тут же принялся паясничать с новой силой и исступленно размахивать уже практически пустой бутылкой, как мечом, будто действительно в полной мере ощутил себя паладином, собирающегося выйти на бой против дракона. Судя по его уже порядком остекленевшему, пьяному взгляду, видимо, это было не столь уж далеко от истины. Евгений, чьим мнением, как, впрочем, и всегда, никто не подумал поинтересоваться даже для вида, тоже отхлебнул пива. Оно оказалось обжигающе холодным, горьким, словно застарелая обида и неожиданно крепким – ударило по мозгам буквально с первого глотка. Однако чувство полнейшего абсурда и какой-то шизофренической нереальности происходящего, которое возникло с того момента, когда он увидел эту до карикатурности идиотскую вывеску, не только ничуть не ослабло, но даже сделалось еще сильнее. Впрочем, на фоне того бреда, в который погрузилась вся его жизнь за последние месяцы, разницы практически не ощущалось. Мало того, он даже почувствовал неподдельный интерес к этому неожиданному приключению. Сам себе страшно удивившись, Евгений неожиданно понял, что все происходящее не просто его ничуть не пугает и даже не раздражает – но, напротив, откровенно забавляет. Понятно, что, скорее всего, в сарае валяется нечто вроде кустарно сделанного, облезлого чучела двухголовой собаки, в лучшем случае – какой-нибудь едва живой уродец, действительно вывезенный в марте из Чернобыля или окрестностей Припяти, но, по большому счету, какая разница? В одиночку Евгений никогда в жизни не осмелился бы заглянуть в подобное место, а тут, пьяным и в компании, это может оказаться действительно весело! Один из тех кратких, немногочисленных моментов, когда можно убедить себя, что он не зря терпит весь этот бесконечный, унизительный кошмар – все-таки, жизнь с ним хоть немного, но разнообразнее, разве не так?!
А где-то на самых задворках разума медленно оформлялась еще одна мысль, странная догадка, куда более революционная, чем все прочее, вместе взятое. Ведь очень похоже на то, что Макс с Владом-то на самом деле в этот барак идти совсем не хотят… отсюда и вся эта пикировка с понтами и пальцами веером. Чтобы скрыть страх?! Разве это само по себе уже не потрясающе?
Тем временем, продавец выбрался из-за прилавка и молча, но все с той же поганой ухмылочкой, взмахом руки предложил следовать за ним. Как и следовало ожидать, идти оказалось не далеко – обогнув барак, вся компания оказалась у массивной железной двери с грубо пристроенным к ней импровизированным крыльцом, над которым была закреплена панель с неоновой бегущей строкой – по всей вероятности, ее включали после наступления темноты и внимания она тогда должна была привлекать несколько больше, чем намалеванная на стене надпись. Последняя, впрочем, тоже присутствовала и один в один дублировала ту, что красовалась возле прилавка, только буквы тут были еще большего размера, дополнительные потеки красной краски, судя по всему, должны были имитировать стекающие капли крови. Кроме того, чуть ниже имелась еще одна надпись, чуть поменьше: "НА ЛЮБЫЕ НОСИТЕЛИ СНИМАТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО" с тремя грозными восклицательными знаками и пришпиленной распечаткой формата А4, демонстрирующей перечеркнутые смартфон и фотоаппарат, а прямо над словом "чудовище", безымянный, но определенно не лишенный некоторого таланта художник, изобразил громадную, хищно раззявленную в чудовищном оскале пасть некоего загадочного существа, больше всего напоминающего сильно перекормленного стероидами крокодила. Правда, спину и хвост этого крокодила почему-то покрывали перья и это здорово портило все впечатление – даже при искреннем и очень сильном желании испугаться, пернатый крокодил не вызывал ничего, кроме гомерического хохота.
Именно таким немедленно в один голос разразились Макс с Владом, девчонки прыснули секундой позже. К собственному немалому удивлению, засмеялся даже Евгений.
– Не, отец, вашей конторе определенно срочно нужны семинары опытного рекламщика – а то вы прям даже для Муходрищенска бьете все рекорды по убожеству. Надо сюда еще пару клоунов добавить, сладкую вату там, всю херню – тогда в самый раз будет. Мое чуткое к чужому страданию сердце, прямо-таки разрывается от жалости! Ого! Какие ворота! – взгляд Макса остановился на двери, с которой мужик как раз откидывал толстенный металлический засов – столь же устрашающего вида, как и сама дверь, – Весь бюджет на них пошел? Вот это правильно, вполне подходит для создания подходящей атмосферы! Точнее, подошло бы… если бы не все остальное!
Дверь, которая, и в самом деле, напоминала бронированные ворота в банковский сейф, и вполне подходивший к ней по габаритам, засов, действительно, смотрелись, мягко говоря, несколько странновато – они определенно внушали бы немалое уважение, не будь вставлены в исключительно ветхого вида деревянную стену, которую, казалось, можно было выбить одним ударом ноги. Правда, сам факт, что владелец этого балагана не пожалел средств на новую дверь, явно будучи вынужден экономить на всем остальном, уже сам по себе наталкивал на различные мысли… Евгению почему-то меньше всего думалось, что это реально было сделано только в целях того, чтобы у посетителей появилось нужное настроение. Впрочем, какая разница! Сейчас ему совершенно не хотелось зацикливаться на подобных глупостях и, вообще, сбиваться со столь неожиданно посетившего его относительно хорошего настроения. Кроме того, по какой-то совершенно необъяснимой причине из Евгения вдруг окончательно выветрились последние остатки страха, вместо них в груди, будто обильно спрыснутое жидкостью для розжига пламя, начало разрастаться странное радостное возбуждение. И даже более того – предчувствие скорой встречи с чем-то совершенно невероятным.
Задержав дыхание, Евгений залпом влил в себя не менее половины остававшегося в бутылке – в голове сразу же приятно зашумело с новой силой.
– Скоро свалим отсюда, дверь, раму снимем, а хибару эту с собой не заберешь, – пропыхтел мужик, отступая в сторону и кивнув на открывшийся за дверью, ослепляюще-темный на фоне яркого солнечного света, провал входа, – Ну как, дамы и господа, не передумали? Милости просим! Только еще раз повторю – не вздумайте его фоткать.
На несколько странно долгих секунд воцарилась довольно-таки гнетущая пауза – все вдруг как-то разом замолчали и даже продолжавшая завывать где-то там, на заднем плане, магнитола, словно бы сама резко убавила громкости. Девушки перестали хихикать, Макс с Владом переглянулись. Мужик молча стоял рядом с распахнутой дверью, только его и без того до крайности поганая, одутловатая рожа с каждой секундой делалась все скабрезнее и наглее.
Когда он уже раскрыл рот, чтобы, по всей вероятности, выдать нечто, вроде: "ну что, ссыкуны, подкинуть подгузников по дешевке", на тонких Максовых губах снова заиграла фирменная змеиная улыбка – правда, Евгению показалось, что сейчас она выглядела немного не совсем так, как обычно. Больше напоминала не отравленное обоюдоострое жало, а выставленную вперед пику. Ничуть не менее смертоносную, чем жало, но используемую, скорее, не для привычного нападения, а в качестве оружия обороны.
– Ну че застыл, батя, давай, веди к монстру! – гаркнул Макс, возможно, чуть более громко и эмоционально, чем это требовалось для демонстрации обычной молодецкой удали и пьяной бравады, – Где там эта твоя злоебучая тварь сидит?!
Все так же молча, мужик снова мотнул башкой в сторону дверного проема – зияющая черная дыра в обрамлении серого металлического прямоугольника дверного короба, портал в бездну, прямо посреди облезлых, аляповато-желтых досок. Макс громко фыркнул, не глядя бросил за спину недопитую бутылку, схватил Марину за руку и, волоча ее за собой, словно речной буксир – баржу, в три шага преодолел отделявшее его входа в барак расстояние и, пригнув голову, в точности как японский камикадзе, заходящий в последнее пике на вражеский эсминец, нырнул внутрь. Мгновением позже, точно так же зашвырнув остатки своего пива куда-то в сторону моря и издав нечто вроде боевого клича, за ним ринулся Влад, позабыв при этом про свою пассию, но ее тащить, в отличие от Марины, похоже, было не нужно – недовольно поджав свои жирные силиконовые губы, Света двинулась следом сама. И, как всегда и все, что он делал по жизни, последним порог барака, где скрывалось "чудовище из секретной лаборатории" переступил Евгений – по прежнему, с полупустой бутылкой пива в одной руке.
Первым впечатлением внутри стала почти физически навалившаяся на голову и плечи темнота – после термоядерного солнца на улице, рассеянный желтоватый электрический свет, слабо пробивавшийся откуда то сверху, почти не ощущался. Не меньше двух минут Евгений подслеповато моргал, мало что различая вокруг, пока зрение немного не адаптировалось, а из серого полумрака вокруг не начали постепенно проступать очертания: сначала стен, точно таких же убогих и ободранных, какими они смотрелись снаружи, затем каких-то, наваленных один на другой, массивных темных ящиков, судя по надписям и камуфляжным пятнам, ранее явно имевших самое непосредственное отношение к армии, и, наконец, чего-то очень большого, расположившегося в самом центре строения и уходящего под самый его потолок, прямоугольной формы, с острыми краями, тускло поблескивающими металлом. Спустя еще несколько мгновений, Евгений смог рассмотреть, что эта конструкция не сплошная, а состоит из здоровенных, чуть ли ни в руку толщиной, вертикально и очень близко друг к другу стоящих металлических прутьев, вроде арматуры, соединенных вместе несколькими железными скобами, грубо приваренных одна к другой. В нескольких местах к прутьям круглыми стальными, похожими на гигантские наручники, обручами были прикреплены столь же внушительного вида цепи – они свободно свисали вниз и тянулись куда-то внутрь конструкции, к ее центру.
Перед глазами все еще плясали оставшиеся на сетчатке после солнца цветные пятна, алкоголь радостно гудел в ушах и Евгений не сразу сообразил, что же это такое – окончательно до него дошло лишь когда тяжело сопевший рядом Влад, хрипло выдохнул:
– Ну, нехуевая такая себе клетка, однако… Блядь, но не могу нормально разглядеть, что в ней сидит – темно, как у негра в сраке. И воняет примерно так же.
Запах Евгений почувствовал практически одновременно с тем, как осознал, что странная конструкция действительно, является ничем иным, как громадной клеткой – очень похожей на те, в которых перевозят львов, тигров, медведей и других опасных хищников, но только явно самодельной, сваренной вручную, да еще и дополнительно укрепленной. Запах совсем не был таким уж сильным, на улицах тут, порой, смердело значительно крепче, нельзя его было назвать и чрезмерно отвратительным – хотя и ощущалось в нем что-то от скотобойни. А еще от свежего птичьего помета, давно не чищенного вольера в зоопарке и чего то еще, резко перебивающего все остальное. Терпкий, сладковатый аромат, не тошнотворный, но какой-то до озноба чужеродный, вообще ни на что и близко не похожий – по крайней мере, Евгению никогда раньше в жизни не доводилось слышать ничего подобного.
– Ебать мой хуй…, – нараспев протянул Макс, медленно обходя клетку вокруг, – Резидент Эвил встретился со Сталкером, они долго и страстно ебались, после чего случился у них плод любви… Народ, а я его вижу – вон, грязная хуевина посередине. Цепями, блядь, обмотали – типа, еще один коммерческий ход для максимальной концентрации саспенса, так что ли?
Влад, тем временем, перестал сопеть, шагнул вперед, спокойно обхватил обеими руками прутья и чуть ли приникнул к ним лицом – Марина у него за спиной только тихо ахнула. Приглядевшись, Влад, вдруг захохотал во все горло – довольно неестественно, но зато оглушительно громко. Каркающий звук смеха взлетел вверх, под потолок барака, отразился от стен, и заметался из стороны в сторону, словно попавшая в ловушку птица. В тот же момент Евгений, слабые глаза которого, наконец-то полностью подстроились под тусклый свет от трех голых, свисавших сверху прямо на проводах, лампочек, различил, как в центре самодельной клетки, сперва что-то медленно заворочалось, а затем начало так же неторопливо, будто в замедленном кино, приподниматься. Между лопаток у Евгения побежали мурашки, но, что было уже совершенно необъяснимо, он по прежнему не испытывал даже малейшего намека на страх.
– Да это же просто куренок, какой-то! Только гляньте на этого урода! – Влад с силой ударил по прутьям, отчего приваренные к ним цепи радостно и неожиданно мелодично звякнули, – Петушок – переросток! Вон у него перья и хвост! Слышь, Онегин! – Влад обернулся к Евгению, глаза у него были пьяные, а лицо – потное и еще более красное, чем обычно, – А ведь он похож на тех пернатых задротов, которые в этом твоем фильме были! Ей богу, похож!
Существо в клетке, тем временем, полностью распрямилось и теперь его можно было рассмотреть, если не во всех подробностях, то достаточно четко. Около полутора метров в высоту, оно, на самом деле, чем-то действительно походило на курицу – стояло на двух непропорционально длинных, голенастых и, судя по всему, очень сильных задних лапах, каждая из которых заканчивалась тремя растопыренными пальцами с короткими загнутыми когтями. Чуть ниже коленных сгибов каждую ногу охватывал точно такой же стальной обруч, как и те, что были приварены к прутьям – цепи от них тянулись в разные стороны, так что свобода маневра у твари оставалась самая минимальная – при малейшей попытке сдвинуться в любую сторону от центра клетки, одна из цепей должна была сразу же натянуться. Имелись у создания и перья, по большей части, на спине и вполне полноценных, ничуть не напоминающих птичьи крылья, передних конечностях, тоже трехпалых, и тоже, точно так же, как и задние, скованных цепями – редкие, тонкие и обломанные, они торчали на бугристой, чешуйчатой шкуре, словно последние волоски на стремительно лысеющей голове. Однако на этом всякое сходство с куриными, равно, как, вообще, с пернатыми заканчивалось. Узкая, будто угодившая в тиски, сплюснутая с боков голова твари отдаленно напоминала голову ящерицы или игуаны, но не обычной, нормальной, а какой-то крайне карикатурной, извращенной, будто нанюхавшийся и обдолбавшийся до полной нирваны, художник – абстракционист вдруг вознамерился изобразить мифического василиска или дракона, либо кого-то на них похожего, после чего срисовал чудовище с видений из своих кислотных снов. Вытянутые, как ножницы-секатор, челюсти, клинообразный череп с двумя необычно широкими и глубокими провалами глазниц и острым зубчатым гребнем, сбегающим по хребту от затылка и далее вдоль спины, гибкая, тонкая, но мускулистая шея. Евгений подумал, что, точно так же, как и в случае с шедшей от твари сладковатой вонью, он просто не знает с чем можно было сравнить это существо – оно абсолютно, ни в малейшей степени не походило ни на одно из известных ему животных. Даже более того – тварь вообще ни на что не походила.
Что-то совсем совсем иное.
– Пизданутый петушок. И вот этим уродцем старый мудак на полном серьезе собирался нас напугать? – Макс завершил полный обход вокруг клетки, остановился рядом с Владом и тоже взялся за прутья, – Вот этим уебищем? Любопытно кого и кем они там на самом деле скрестили, чтобы получилась подобная гадость. Хотя… может, это, вообще, фейк все?
Тварь, все так же тягуче медленно, повернула голову, в электрическом свете блеснули ее глаза – шокирующе громадные и льдисто синие, словно два подсвеченных изнутри сапфира в обрамлении бархатной тьмы. Евгений вздрогнул – совершенно некстати в голову пришла ассоциация с Белыми Ходоками из всем известного фэнтезийного сериала по сценарию знаменитого Джорджа Мартина. Только вот Ходоки были мертвыми, разновидностью зомби, а существо по ту сторону клетки определенно являлось живым. Евгений вдруг с кристально-четкой ясностью почувствовал эту буквально каждой клеточкой своего тела.
Он снова медленно осмотрел тварь сверху донизу, чувствуя, как сердце с каждым последующим ударом разгоняется все быстрее, будто сорвавшийся с креплений и пошедший в полный разнос двигатель. Когда глаза второй раз сфокусировались на задних лапах, Евгений заметил то, на что сперва не обратил никакого внимания.
Существо опиралось на три пальца, как птица, но имелся и четвертый – он торчал вперед и вверх, приподнятый над остальными. И заканчивался загнутым, очень похожим на лезвие серпа когтем. Он имел настолько узнаваемую и своеобразную форму, что перепутать тут было невозможно даже при всем желании.
И тогда Евгений понял, на кого сейчас смотрит.
Пальцы разжались и бутылка с остатками пива выпала у него из руки.
– Ты это видел сейчас? Глаза его в смысле? Голубые, блядь, как у куклы Барби, – Влад заржал с новой силой, а Макс схватился за одну из цепей и с силой дернул ее на себя. Железные звенья со звоном натянулись, но тварь даже не пошевелилась, – Еб твою, да он как из камня сделан – не сдвинешь! Точняк – фейк! Аниматроник какой-нибудь, обмазанный дерьмом, чтоб вонял, как настоящий… Кукла дешевая…
– Это не аниматроник, – сквозь бешено грохочущее в барабанных перепонках сердце, Евгений вдруг неожиданно услышал чей-то голос, до удивления похожий на его собственный, – Это динозавр. Настоящий живой динозавр. Раптор, наверное.
Макс чуть не подавился смехом – причем, на сей раз не натужным, а вполне натуральным.
– Так, Онегину больше не наливаем – ему на сегодня точно хватит! И в кино не водим, а то совсем уже с головкой плохо стало, – Макс встал поудобнее, уперся ногой в нижнюю из перехватывающих прутья железных перекладин, перехватил цепь обеими руками, кивнул Владу, – бро, давай-ка повалим эту сраную игрушку или что это там такое. Старый пидор говорил, что хочет увидеть мою рожу, когда мы будем отсюда выходить? Ну а я хочу посмотреть на его поганое рыло после того, как он обнаружит своего драгоценного уродца расхуяченным… блядь, ну однако тяжеленный кусок говна…
– Это динозавр, – механически повторил Евгений, хотя, разумеется, его уже никто не слушал, – И он живой. Посмотрите на его когти… Просто никто никогда не видел живых динозавров… никто не знает, какими, в действительности, они могли быть.
Между тем, существо в клетке снова, не спеша, повернулось – похоже было, что Максовых усилий оно даже не замечало. Пронзительный ледяной взгляд с быстротой молнии одного за другим обежал людей по ту сторону прутьев, какую-то долю мгновения задержавшись на каждом, а потом уперся прямо в Евгения, пронизав его насквозь примерно так же, как холодная игла булавки протыкает пришпиливаемую к доске бабочку. Стук сердца моментально исчез, растворившись где-то за пределами сознания и Евгений, буквально до оторопи удивленный, что до сих пор практически не ощущает ничего даже отдаленно похожего на страх, понял, что не отвести глаза не сумеет, даже если очень сильно этого захочет. Тело предательски превратилось в заледеневшую глыбу, неспособный к самостоятельному движению кусок промороженного мяса.. но это было хорошо. Мало того это было невероятно, до огненно-голубых искр, вдруг заигравших вокруг пожиравших его узких зрачков существа, здорово! Потрясающе, несравнимо, ПРЕКРАСНО! Как же можно вообще думать о чем-то ином, кроме как вечно любоваться этими вертикальными черными молниями на индиговом фоне…
А затем динозавр – а Евгений ни на секунду не сомневался, что это был именно динозавр – вдруг подмигнул ему. Самым, что ни на есть натуральным образом.
А еще мгновением позже по сетчатке вдруг ударило болезненно ярким, белым светом – Евгения сперва на долю секунды парализовало, потом он содрогнулся всем телом, прижал ладони к полуослепшим глазам и глухо застонал. Ощущение было таким будто его ударом кувалды выдернули из чудесного, сладкого сна, подло разбили стеклянную лестницу, по которой он уже почти достиг вершин блаженства.
Тварь в клетке, звеня цепями, пронзительно зашипела – первый звук, который она исторгла из себя с тех пор, как они зашли в барак.
– Что, сука, не нравится?! – загоготал Макс и яростно ударил ногой по прутьям, – Все-таки, ты не просто тупое чучело с тряпками, даже тявкать умеешь? – он повернулся и махнул рукой Марине, которая отступив на несколько шагов назад, держала перед собой на вытянутых руках смартфон, – Помните, этот хер собачий аж два раза повторил, что, типа, снимать нельзя, поэтому мы просто обязаны хорошенечко тут все обфоткать. Детка, передай Онегину телефон и иди сюда – нам нужен групповой портрет на фоне этого ебучего чудовища из Ада или как его там!
Шипение стихло, сменившись глухим клекотом – там бурлит закипающая в паровом котле вода. Из глаз у Евгения ручьями текли слезы, он тряс головой и тщетно пытался проморгаться.
– Ну же, ботаник, хватай телефон – хочу запечатлеться для истории! Детка, ну ты чего!? – Макс протянул руки к нерешительно переступающей с ноги на ногу Марине, Влад в это время без особого успеха пытался сгрести в охапку упирающуюся Свету – если в барак она зашла хоть и не без отвращения, но спокойно, то от клетки с первой минуты держалась на изрядном расстоянии и приближаться никак не хотела, – Ты, что этой ощипанной курицы испугалась?! Да ты чего, я же здесь! А этот урод прикован так, что дернуться не может – не говоря уж о том, что, уверен – он безвреднее нашего ботаника! Кстати, Онегин, ну и ты тоже зассал, что ли? Чего там башкой мотаешь? Иди давай сюда!
– Мальчики, а может быть, все-таки, не надо? Максик, тут так дико воняет, что я уже продохнуть не могу… давай лучше отсюда прямо сейчас уйдем, а? – судя потому, что в ход пошли ласкательные эпитеты, которые Марина себе позволяла крайне редко, считая их недостойными современной эмансипированной девушки, ей на самом деле было сейчас сильно не по себе, – Ну, пожалуйста… Ради меня, я хочу уйти!
Слезы, наконец, закончились, одновременно прояснилась голова – моментально, словно небо, затянутое густом дымом, который в один момент разорвал в клочья резко налетевший порыв сильного, свежего ветра. Евгений посмотрел на колотившего одновременно и руками и ногами по прутьям Влада, на Макса, который просунул внутрь клетки обе руки по локоть и демонстрировал чудовищу сразу два средних пальца, видимо, стараясь таким образом убедить свою подружку насколько полно контролирует ситуацию, на Марину, взирающую на него с неприкрытым страхом, столь непривычно и странно смотревшимся на ее кукольном личике, на Свету, медленно отступавшую все дальше к одной из стен. Ему вдруг все стало предельно ясно.
– Давай телефон, иди к Максу. Фотка получится – бомба. Щас выйдем отсюда и сразу выложишь – прикинь, как все от зависти обделаются – Евгений протянул руку за телефоном, – Я классно снимаю, ты же знаешь. Только встаньте поближе и все вместе.
– Онегин, устами младенца глаголит истина! Слышу дельные речи! Бэби, ну давай! Сейчас мы их всех…
Поведать, о том, что же будет "сейчас" Макс не успел – конец фразы, словно нож, обрубил звонкий и надрывный звук лопающегося металла. И Евгений понял, что делать групповую фотографию для Вконтакте ему не придется.
– Блядь! Чего за…, – так и не вытащив рук из клетки, Макс замер, с раскрытым ртом уставившись на существо, с любопытством рассматривавшее огрызок цепи, свисающей у него с левой передней лапы. Сама цепь дохлой змеей лежала на полу клетки.
– Вот же…, – начал Влад, но, точно так же, не сумел закончить. Тварь сверкнула сапфировыми глазами, подняла правую конечность и даже не дернула ей – просто отвела в сторону, так что удерживающие ее стальные звенья до предела натянулись, а затем каким-то неуловимым движением напрягла мышцы. Цепь резко и жалобно всхлипнула, хрустнула и лопнула сразу в нескольких местах. Во все стороны брызнули металлические кругляшки звеньев – один пролетел сквозь прутья и упал у самой ноги Влада.
Марина, тихо охнув, выронила телефон. Он упал на бетонный пол с неожиданно громким шлепком – экран сразу же погас.
– Ну ни хуя себе… Так, быстро все отошли! – в себя Макс пришел первым и практически в мгновение ока вполне хладнокровно сориентировался в ситуации – правда, с незамедлительным претворением собственной команды в жизнь возникли некоторые проблемы. Не настоящий, но от того ничуть не менее массивный "Гамильтон Нэви" с противным скрежетом зацепился за прутья и поэтому сходу выдернуть из клетки левую руку не получилось. Вместо того чтобы всего-то немного повернуть запястье, Макс, отчаянно матерясь, принялся дергаться всем телом, однако китайцы явно сработали свою подделку на совесть – ремешок часов отчаянно скрипел, но не поддавался.
Тварь опустила голову вниз, к цепям удерживающим ее задние конечности. Узкая пасть осторожно приоткрылась, тусклый свет отразился от двойного ряда неправдоподобно ровных, клиновидных зубов, удивительно напоминающих мясницкие ножи. Челюсти сомкнулись на звеньях, как портновские ножницы на бечевке – с тем же результатом и с такой же легкостью. На сей раз железо даже не звенело – жесткий глухой щелчок и цепь просто аккуратно развалилась на две части, будто ее не перекусили, а перерезали лазером. Сперва одна цепь, а затем и вторая.
– Блядь, ну помогите же мне! Застрял! – Влад, который, наконец, тоже опомнился, подскочил к продолжавшему извиваться около прутьев Максу с одной стороны, Марина, надо отдать ей должное, так же очень быстро взявшая себя в руки, с другой. Низким, словно бы не ей принадлежащим голосом, рявкнула прямо в ухо своему парню, чтоб тот стоял спокойно, потом ловким движением подцепила длинными наманикюренными ногтями застежку от ремня лже-"Гамильтона". Все это заняло не более доли мгновения, но именно его и не хватило.
С какой-то нереальной, почти что кощунственной для этого мира грацией, существо плавно устремилось вперед – то, как оно двигалось, нельзя было сравнить ни с кошкой, ни со змеей, ни даже с хищной птицей – хотя, если вопреки всему, потребовалось бы подыскать какую-то, пусть и самую поверхностную аналогию с каким-либо из известных, ныне живущих созданий, то Евгений, скорее всего, остановился бы именно на последнем варианте. Однако, в отличие от большинства птиц, в движениях существа не было ничего порывистого и суетливого – напротив, оно словно мягко перетекло от центра клетки к прутьям. Но сделало это с такой скоростью, что на какой-то миг у Евгения возникло впечатление, будто тварь просто исчезла в том месте, где только что находилась, а потом сразу же проявилась в другом. Прямо перед только что полностью освободившим руку Максом, вцепившимся ему в плечо Мариной и вновь совершенно оторопевшим Владом.
Произошедшее следом Евгений разглядел не слишком хорошо – тварь, оказавшуюся на фоне людей неожиданно субтильной и невысокой, почти полностью загородили мощная спина и накаченные плечи Макса. Сперва они вдруг мелко затряслись, как если бы сквозь тело Макса пропустили высоковольтный ток, а потом весь Макс опять принялся дергаться и извиваться, но уже совсем не так, как делал это только что, когда пытался высвободить застрявшую руку. Теперь он удивительным образом напоминал кукольного паяца на веревочках, которого пытается заставить танцевать неопытный и крепко подвыпивший подмастерье. Одновременно послышался звук, как от рвущейся на части мокрой половой тряпки или, может быть, раздираемой автомобильной покрышки. Евгений, правда, никогда не слышал, с каким звуком должна расходится крепкая автомобильная резина, но ему почему-то показалось, что с каким-то очень на это похожим.
Неизменная спартаковская кепка слетела с Максовой головы, упала на пол и укатилась куда-то в темноту.
Ее хозяин при этом совсем не кричал – только странно хрипел и булькал, будто вдруг угодил под воду и начал там захлебываться. Зато за двоих сразу заголосила Марина – очень громко, пронзительно и на одной ноте – абсолютно не похоже на то, как обычно кричат девушки в фильмах ужасов. Евгений вспомнил, как пару лет назад смотрел документальный фильм "Scream queen", посвященный таким "королевам крика" и отстраненно подумал, что отхватить за такие вопли тематическую премию точно не получилось бы – слишком уж они монотонные и однообразные.
А вот стоявшая рядом с ним и тоже начавшая страшно кричать Света шансов имела бы куда больше – она орала ничуть не менее истошно, но с визгливыми переливами и даже подвываниями. Евгений один раз слышал, как похожим образом кричали по покойнику на кладбище – далекое воспоминание из туманного детства во время похорон какого-то дальнего родственника.
Влад, похоже, окончательно впал в ступор – он медленно пятился назад, что-то бормоча себе под нос, по подбородку тонкой струйкой сбегала слюна. Марина, напротив, не переставая кричать, обхватила Макса, которого с каждой секундой все сильнее швыряло из стороны в сторону, руками за плечи, видимо пытаясь оттащить в сторону. Результата это не принесло, но Макс обмяк и принялся сползать вниз вдоль прутьев клетки, а Евгений снова смог увидеть голову существа – гребень на затылке встал дыбом, походя на загнутые назад зубцы громадной пилы-ножовки – точь в точь так, как это рисуют на картинках в детских книжках, где изображают драконов. Но только это, конечно, был не дракон.
Это был динозавр – хищный динозавр, в чем теперь окончательно отпали последние сомнения.
Влад, наконец, предпринял неловкую попытку помочь – подался вперед, ухватил товарища за талию, рванул на себя. Неожиданно это получилось и Макс, словно мешок с тряпьем, начал валиться на спину, а Марина, непостижимым образом умудряясь одновременно кричать и выкрикивать что-то невнятное, принялась отпихивать от его груди и живота перемазанную красно-бурым морду существа. Все тем же, непостижимо плавным и, вместе с тем, молниеносным движением, динозавр повернул голову, ножницы челюстей влажно щелкнули и что-то довольно громко хрустнуло. Марину швырнуло назад, но она каким-то чудом удержалась на ногах, и сразу, в одну секунду, замолчав, уставилась на то, что осталось от ее правой руки. Чуть ниже плеча из лохмотьев мышц торчала неправдоподобно белая, будто засахаренная палочка, кость с таким ровным и аккуратным краем, будто ее не перекусили, а осторожно перепилили хирургической пилой.
А потом из культи, словно из брандспойта, фонтаном ударила струя крови, заливая все вокруг – окончательно осевшее на пол тело Макса, снова превратившегося в соляной столп Влада, прутья клетки, существо за ними, стены и, кажется, даже потолок. Как будто некий дьявольский маляр вдруг решил перекрасить мир в ярко-алый цвет, используя для этого весьма необычный пульверизатор.
Раздражающе тонко и пискляво завизжал Влад – у него это вышло даже пронзительнее, чем у девушек. Размазал ладонями по лицу свежую кровь, затем, механически, словно испортившийся робот, развернулся и побежал к двери. Следом за ним кинулась Света. Воплей вокруг теперь стало так много, что Евгений уже не разбирал, кричит она или нет. Возможно, сам он тоже в тот момент орал во всю глотку.
Но, когда он вдруг выставил вперед ногу, прямо перед бегущим Владом, а тот со всего маху запнулся об нее, потерял равновесие, неловко и нелепо замахал руками, а потом всей тяжестью грузно полетел на пол, Евгений точно уже больше не кричал. Он начал смеяться.
Затем он посмотрел на существо – и сразу поймал его ответный взгляд, с головой погрузившись в озера ледяного жидкого пламени, сияющего кристально чистым ультрамариновым светом. В них дико хотелось утонуть, никогда уже больше не выныривая на поверхность –но Евгений понимал, что для этого еще не время. Он опять засмеялся, вдруг вспомнив слова известной песни – так вот, оказывается, как на самом деле выглядит птица его собственного, Евгения, счастья.
Динозавр второй раз подмигнул ему – с морды ручьями стекала свежая кровь. Потом взялся передними лапами за прутья клетки, под чешуйчатой, утыканной редкими грязными перьями, шкурой вздулись мышцы – и сталь с мягким, почти нежным повизгиванием разошлась в стороны. Тварь начала протискиваться между прутьями – сперва узкий клин челюстей и голова с источающими синий огонь громадными глазами, потом длинная гибкая шея, затем туловище.
В этот момент Евгения горячо и упруго ударило сбоку, едва не сбив с ног – это на него налетела глухо и безумно подвывающая Света. Ее тоже покрывала кровь, судя по всему, Маринкина – красное блестело на плечах, волосах и даже на толстых силиконовых губах. Уперев ей одну руку в грудь, Евгений до хруста отвел другую для замаха и со всей силы ударил кулаком в эту мерзкую, пластиковую рожу, отмоделированную по всем канонам современной красоты. Отстраненно подумал, что, вроде как, если силикон там внутри лопнет и разольется, то это может быть очень опасно, от подобного даже порой иногда умирают разные там порноактрисы, но вот только Свете этого точно можно теперь не опасаться. Эта мысль вызвала новый, еще более острый, приступ смеха.
За спиной что-то тяжело лязгнуло, внутрь барака ударил апокалиптично-яркий, белый солнечный свет, почти сразу, до неузнаваемости переменившийся голос такого невозмутимого совсем еще недавно, давешнего мужика из-за прилавка, принялся истерично что-то выкрикивать. Евгению удалось разобрать только две фразы: "что за хуйню вы тут устроили" и "вы что, его снимали на телефон?!". Впрочем, он особо и не вслушивался – вместо этого еще раз наподдал уткнувшей лицо в ладони Свете, и с ловкостью, на которую, как сам всегда про себя думал, по определению не был способен, проскользнул мимо хозяина аттракциона, вырвавшись из барака на солнечный свет.
Здесь он, в который уже раз за последние пятнадцать минут, полностью ослеп, но на сей раз способность нормально видеть вернулась с удивительной скоростью. Мужик пулей вылетел следом, хрипло свистя горлом, как древний, почти уже созревший для взрыва котлов, паровоз. От багрового лица можно было прикуривать. И куда только, спрашивается, подевался весь его недавний блатной лоск?!
– Дверь! – рявкнул Евгений, – Засов, блядь, быстро!
Перед тем, как бронированный прямоугольник двери, утробно щелкнув, встал на место, а мужик из-за прилавка, продолжая хрипеть, с грохотом опустил засов, Евгений успел еще раз заглянуть внутрь барака. Макса он не рассмотрел, Света, загребая по полу перемазанными красным, голыми ногами, отползала куда в темноту на заднем плане, Марина, похожая на раздавленного жука, продолжала корчиться возле искореженной клетки, нелепо выставив вперед ошметки культи. Из обрубка по прежнему, пульсирующими толчками выплескивалась кровь, в солнечном свете искристо-алая, как качественный свежий лак.
Динозавр стоял на Владе, придавив его сверху одной задней лапой, и лениво ковыряясь изогнутым когтем другой во вспоротом, точно гнилой мешок с требухой, животе. Из Влада тоже хлестала кровь, и очень немало, но только почему-то она была практически черной.
– Что вы наделали?! – провизжал мужик Евгению в лицо, вид у него такой, что, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар, – Он же бы еле живой! Я вас специально подъебывал – на деле, он же издыхал, с трудом двигался! И цепи, как он смог.. это ж просто какой-то гребаный неудачный мутант!
– Это не мутант, ты ничего не понял, – Евгений механически вытирал руки об одежду, но крови на них меньше не становилось – только рубашка покраснела, – Это динозавр. Самый настоящий. Плотоядный. Я понятия не имею, где вы смогли его достать, откуда он мог, вообще, взяться, но это – динозавр.
– Какой, бля, динозавр!? Ты меня за полного мудака держишь? Думаешь, я не знаю, как выглядят динозавры?
– А что, блядь, знаешь? Когда-нибудь видел живого? На машине времени катался? Ты, или еще, хоть кто-нибудь, когда-то видел? Не предполагаемый внешний облик, на основе окаменевшего скелета или отпечатков, а реального? – Евгений захохотал счастливым детским смехом, последний раз в груди и на душе у него было так поюще легко и свободно, наверное, лет двадцать тому назад, в начальных классах школы – да и то, уже тогда начали ощущаться признаки грядущих больших проблем. А сейчас все эти проблемы без следа сожгло ледяное ультрамариновое пламя, позволяя, наконец, увидеть этот мир по настоящему – именно таким, какой он есть на самом деле, – Так вот, ни ты, ни кто-либо еще, ни хера, не знают и никогда не знали! Ни о том, как они по настоящему выглядели, ни о том, как себя вели, чем занимались и, тем более, на что, вообще, динозавры могли быть способны. Ни хе-ра и ни-че-го! – последние слова Евгений проорал по слогам, получая от этого неимоверное удовольствие.
– Но почему он раньше ничего подобного не делал… Он просто сидел там… сидел, бля, как если бы готовился подыхать…, – пролепетал мужик, сам, явно весьма близкий к тому, чтобы прямо сейчас начать перекидываться, – Он же раньше никогда....
– Почему не делал? А может, просто не хотел! Не видел смысла… Но знаешь, иногда все может поменяться. Сразу и…
Дверь в барак подпрыгнула от чудовищной силы удара изнутри. Армированная сталь выдержала, но деревянные стены жалобно затрещали, краска посыпалась с них хлопьями, из многочисленных щелей клубами повалила пыль, вихрями закручиваясь в солнечном свете. Между железной рамой дверной коробки и желтыми досками появилась щель чуть ни с ладонь толщиной. По зазывающей взглянуть на "чудовище из секретной лаборатории" надписи и рисованной оскаленной пасти пернатого крокодила зазмеились многочисленные трещины.
Мужик уставился на все это с раскрытым ртом – если он что-то и собирался возразить Евгению в ответ на его тираду, то теперь явно об этом позабыл. Вытянув перед собой руку, он неожиданно шагнул к двери, словно собирался проверить засов, когда последовал второй удар – и дверная коробка вылетела из стены, будто ядро из жерла пушки. Бронированный кусок металла смел человека и накрыл его сверху, как тапок накрывает таракана – и хрустнуло под ним примерно тоже точно так же.
В облаках пыли медленно, словно постепенно проявляющееся на фотопленке изображение, проступила узкая голова с острым гребнем и сияющими, подобно звездам из невероятно далекой, миллионы лет назад утраченной галактике, глазами.
Тогда Евгений повернулся и побежал.
Миновал прилавок и холодильные витрины, где когда-то в прошлой жизни, вроде бы покупал пиво, он выскочил на дощатый настил приморской балюстрады, зашлепал по нему, громко топая своими такими нелепыми на жаре, шнурованными кожаными туфлями. Он бежал и на бегу смеялся, смеялся и бежал. Люди на пляже оборачивались на него, смотрели, а потом некоторые начинали показывать на что-то и кричать. Но Евгений не обращал на них ни малейшего внимания – он просто бежал и смеялся.
А солнце в сотнях тысяч миль над ним освещало Землю точно так же, как делало это всегда с момента зарождения мира.
Последние комментарии
5 часов 47 минут назад
5 часов 50 минут назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 16 часов назад
2 дней 18 часов назад
2 дней 19 часов назад