Al Azif. Книги I-III [Винсент О'Торн] (fb2) читать постранично

Эхо

Однажды, в моём далёком детстве, я, по какой-то причине, которую я уже не помню, пошёл с моей мамой к ней на работу. Вероятно, в её корпорации был какой-то специфический день, когда работники приводят своих детей – показать, кем же всё-таки трудятся их предки, чтоб потом появлялись в доме новые кроссовки и макароны с сыром. К своему отцу я пойти, само собой, не мог, ведь тогда он уже очень успешно работал в режиме «хоум-офис» искателем заговоров правительства, а мой отчим ещё не случился. Мы всегда жили в пригороде. Это место было менее удалённо от цивилизации, чем сейчас, но всё же – удалённо. Мой маленький детский рассудок, я подозреваю, не был готов к огромным толпам народа, потокам транспорта, и вони верениц мусорных контейнеров, так что я выбрал наиболее правильное решение в сложившейся ситуации. Бежать, куда придётся, и звать папу.

Никто точно не знает, где я был, и что делал. Я тоже не могу рассказать вам деталей моего бегства по улицам Неонового Некрополя из стекла и бетона, ибо этот отрезок моей жизни мой мозг вырезал и сжёг почву кислотой, во избежание новых всходов. Я надеюсь, что это была защитная реакция. Я до сих пор на это надеюсь. Что я помню дальше? Уже наверно кабинет врача. До этого мои мысли и воспоминания слишком спутаны, иррациональны и сюрреалистичны, чтоб на них полагаться. Они иногда приходят в мои сны, но я не могу дешифровать это, за исключением некоторых деталей, которые я смог вспомнить в итоге, но об этом позже. Мне рассказывали, что меня нашли в состоянии кататонии. Мне рассказывали, что я кричал и упирался, пока меня везли на каталке по больничному коридору, пресекая любые попытки вколоть мне эти их вязкие седативы, с силой, несвойственной маленькому ребёнку. Но нет. Я не облучился, меня не кусал радиоактивный паук. Я лишь испытал ужас, который моё сознание полностью бы отвергло, будь я взрослым, но дети смотрят несколько более в, скажем так, глубины, находясь чуть ближе к небытию. Им там плевать на возраст, и бездна всегда взглянет в ответ. Отзывчивая тварь.

Как я уже сказал, следующее, что я помню – это кабинет доктора. На столе стояла вазочка с яблоками, которые, как мне помнится, несколько издавали запахи гниения. Доктор – лысеющий мужчина с шикарными моржовыми усами, стоял напротив и пристально смотрел на меня, в компании, видимо, медсестры азиатского происхождения, женщины, которая, я подозреваю, представляла социальные службы, моей заплаканной матери и какой-то ещё женщины, страдающей ожирением. Последняя, скорее всего, являлась детским психологом, но её роль в той сцене оказалась нераскрытой. Я пришёл в себя так же быстро, как отключился от бренного мира, вращающегося вокруг скрипучей оси. Предполагаемый психолог нечто быстро-быстро набрасывала в свой блокнот, нервно отшатнувшись от двери, когда в палату вошёл полицейский – просто копия звукоподражателя из «Полицейской Академии». Я эту схожесть осознал уже несколько позже, с возрастом. Полицейский о чём-то переговорил с присутствующими, а затем вышел с женщиной из социальной службы. Доктор проводил их с хитрым прищуром и вернулся ко мне.

– Привет, Артур.

Я всегда не был полностью доволен своим именем. Было ощущение, что родители зачитывались рыцарскими романами, или хотели собаку, но, на самом деле, отец его взял из неизвестного мне рассказа о призраках.

– Здравствуйте.

– Ты очень сильно напугал всех и особенно свою маму, ты знаешь?

– Мам?

Она подбежала наконец-таки ко мне, обняв, и расцеловав всю мою ещё плохо соображающую голову.

– Мэм, успокойтесь. С ним всё будет хорошо. Мы не нашли никаких повреждений. Ребёнок, попросту, испугался, – сказал доктор.

– Такого раньше никогда не было, – ответила ему мама, – Наверно стресс от поездки.

– Дайте ему дома тёплого молока, и пусть отдохнёт пару дней. С ним, в сущности, всё хорошо. Нормальный, здоровый парень.

Далее мама общалась с полицией, социальными службами, ещё какими-то непонятными мне людьми. Как я уже сказал, это было весьма давно, и, как вы поняли, сопровождалось стрессовой для меня ситуацией. До, после, в период. Из семьи меня не забрали, из чего я могу сделать вывод, что мать была весьма убедительна. Тем более, что она и меня убедила – бояться нечего. Я это понял. Но какой-то переключатель, мелкий противный тумблер, навсегда заклинило в моей голове, стоило мне вернуться домой. Больше я не ходил к матери на работу. Не ходил в школу. К друзьям. Никуда. Вот взять последний год. Я вышел из дома примерно пятнадцать раз, и это рекорд. В тот день домой я привёз грустный сувенир из большого города. Нет, это не был магнитик или милый пылесборник. Это был страх открытого пространства, и он оставался моим заклятым другом и не хотел уходить, даже когда я уже вырос.

Надо сказать, что мне противна сама мысль о таких вещах. По сей день, я нахожу это какой-то глупостью. Ну, не должен и не может взрослый мужчина сидеть в родительском доме, боясь сходить себе за газировкой. Я не умею водить