Немало сплетен ходило о том, что творится в недрах Министерства информации. Само здание — так называемая Паутина — с виду казалось вполне безобидным: типичный образчик неуемной любви Фаруса VI к мрамору, классическим колоннам и замысловато украшенным фасадам. Внутри, однако (по утверждению рассказчиков), это было царство сумрака и пыли, наполненное секретными архивами, камерами, где кишели крысы, и хитроумными, смертельно опасными ловушками. Не один приключенческий роман — из тех, что печатают с продолжением в газетах или журналах, — повествовал, как главный герой спасает возлюбленную из каменного мешка в подземных лабиринтах Паутины.
Герцог Маллус Кенгир Орланко, министр информации и глава Конкордата, находил подобные россказни в некотором роде оскорбительными. На самом деле изнутри Паутину денно и нощно освещали тысячи напольных светильников, и целая армия младших слуг была приставлена регулярно подливать в них масло и заменять прогоревшие фитили. К чему, в самом деле, допускать, чтобы многочисленные чиновники портили зрение над бумагами при свечах? Опять же, если обратиться к логике, красться по ярко освещенным, бурлящим жизнью коридорам куда труднее, чем по мрачным подземельям со смертельно опасными ловушками. Что до камер… В Паутине, конечно, были камеры, но уж крысы там точно не кишели. Орланко не потерпел бы в своих владениях такой мерзости.
Словом, то был всего лишь наглядный пример любви толпы к красочным фантазиям в пику серой обыденности. Герцог считал, что если и есть у ворданаев существенный недостаток, так это буйное воображение, напрочь заглушающее здравый смысл. И не то чтобы его сей факт особенно огорчал — за долгие годы он в совершенстве освоил игру на этой национальной черте.
Личный его кабинет, расположенный на самом верху здания, был примечательно невелик и отменно организован. Загляни сюда посторонний — чего, разумеется, никогда не допускалось, — он удивился бы, отчего не видит ни книг, ни каких-либо бумаг. Это же все-таки святая святых Министерства информации, сердце Конкордата, всеведущей (опять же, по мнению толпы) тайной полиции, у которой всякий как на ладони. А тут — сам Последний Герцог сидит за скромным дубовым столом, перед ним невзрачная стопка скрепленных документов, и ни тебе книжных шкафов вдоль стен, ни переплетенного в кожу фолианта, полного мрачных тайн.
И опять же, подумал герцог, что это как не отсутствие здравого смысла? Зачем превращать свой личный кабинет в библиотеку? Библиотека — все здание, и все, что, по сути, требуется для работы, — вот этот медный колокольчик на столе. На его звон тут же явится клерк (с полдюжины их постоянно пребывало за дверью кабинета), безмолвно выслушает распоряжения Последнего Герцога и отправится вниз, в архивы. Распределит между младшими клерками и письмоводителями набор несложных поручений, которые в совокупности составляют волю министра. Все необходимые документы прочтут, скопируют, изложат их краткое содержание, сличат с оригиналом — и наконец все тот же клерк положит ему на стол очередную стопку аккуратно скрепленных бумаг. То был настоящий механизм для получения сведений любого рода, для исполнения воли одного-единственного человека, восседающего за дубовым письменным столом, — и Орланко необыкновенно гордился своим творением. Создание этого механизма было делом его жизни.
Отчасти потому Андреас и вызывал у него беспокойство… точнее, не сам Андреас, а нужда в нем и в таких, как он. Герцог сожалел, что весь мир не подобен его министерству, где достаточно лишь позвонить в колокольчик и произнести несколько слов, чтобы запустить громадную канцелярскую машину. Увы, реальность за стенами Паутины была куда хуже организована, и для управления ею требовались подобные… умельцы.
Андреас, лет тридцати с небольшим, имел среднее телосложение и непримечательную внешность: то и другое — ценные качества для его рода деятельности. Одет он был в длинную, до пола, шинель из черной кожи, неофициальную форму Конкордата. «Черные шинели» давно стали притчей во языцех. Родители пугали ими своих детей. Чрезвычайно полезное обстоятельство: поскольку все знают, как именно должен выглядеть агент Конкордата, тем проще утаить свою к нему принадлежность, если того требует ситуация.
Орланко шевельнулся, меняя позу, и скрытые пружины изготовленного по особому заказу кресла едва слышно скрипнули под тяжестью его тела. Герцог поправил очки и притворился, будто лишь сейчас заметил посетителя, хотя тот терпеливо торчал в кабинете уже добрых четверть часа.
— А, это ты, Андреас.
— Да, сэр.
— Как продвигаются поиски Серой Розы?
Иные дела слишком деликатного свойства, чтобы доверить их
Немало сплетен ходило о том, что творится в недрах Министерства информации. Само здание — так называемая Паутина — с виду казалось вполне безобидным: типичный образчик неуемной любви Фаруса VI к мрамору, классическим колоннам и замысловато украшенным фасадам. Внутри, однако (по утверждению рассказчиков), это было царство сумрака и пыли, наполненное секретными архивами, камерами, где кишели крысы, и хитроумными, смертельно опасными ловушками. Не один приключенческий роман — из тех, что печатают с продолжением в газетах или журналах, — повествовал, как главный герой спасает возлюбленную из каменного мешка в подземных лабиринтах Паутины.
Герцог Маллус Кенгир Орланко, министр информации и глава Конкордата, находил подобные россказни в некотором роде оскорбительными. На самом деле изнутри Паутину денно и нощно освещали тысячи напольных светильников, и целая армия младших слуг была приставлена регулярно подливать в них масло и заменять прогоревшие фитили. К чему, в самом деле, допускать, чтобы многочисленные чиновники портили зрение над бумагами при свечах? Опять же, если обратиться к логике, красться по ярко освещенным, бурлящим жизнью коридорам куда труднее, чем по мрачным подземельям со смертельно опасными ловушками. Что до камер… В Паутине, конечно, были камеры, но уж крысы там точно не кишели. Орланко не потерпел бы в своих владениях такой мерзости.
Словом, то был всего лишь наглядный пример любви толпы к красочным фантазиям в пику серой обыденности. Герцог считал, что если и есть у ворданаев существенный недостаток, так это буйное воображение, напрочь заглушающее здравый смысл. И не то чтобы его сей факт особенно огорчал — за долгие годы он в совершенстве освоил игру на этой национальной черте.
Личный его кабинет, расположенный на самом верху здания, был примечательно невелик и отменно организован. Загляни сюда посторонний — чего, разумеется, никогда не допускалось, — он удивился бы, отчего не видит ни книг, ни каких-либо бумаг. Это же все-таки святая святых Министерства информации, сердце Конкордата, всеведущей (опять же, по мнению толпы) тайной полиции, у которой всякий как на ладони. А тут — сам Последний Герцог сидит за скромным дубовым столом, перед ним невзрачная стопка скрепленных документов, и ни тебе книжных шкафов вдоль стен, ни переплетенного в кожу фолианта, полного мрачных тайн.
И опять же, подумал герцог, что это как не отсутствие здравого смысла? Зачем превращать свой личный кабинет в библиотеку? Библиотека — все здание, и все, что, по сути, требуется для работы, — вот этот медный колокольчик на столе. На его звон тут же явится клерк (с полдюжины их постоянно пребывало за дверью кабинета), безмолвно выслушает распоряжения Последнего Герцога и отправится вниз, в архивы. Распределит между младшими клерками и письмоводителями набор несложных поручений, которые в совокупности составляют волю министра. Все необходимые документы прочтут, скопируют, изложат их краткое содержание, сличат с оригиналом — и наконец все тот же клерк положит ему на стол очередную стопку аккуратно скрепленных бумаг. То был настоящий механизм для получения сведений любого рода, для исполнения воли одного-единственного человека, восседающего за дубовым письменным столом, — и Орланко необыкновенно гордился своим творением. Создание этого механизма было делом его жизни.
Отчасти потому Андреас и вызывал у него беспокойство… точнее, не сам Андреас, а нужда в нем и в таких, как он. Герцог сожалел, что весь мир не подобен его министерству, где достаточно лишь позвонить в колокольчик и произнести несколько слов, чтобы запустить громадную канцелярскую машину. Увы, реальность за стенами Паутины была куда хуже организована, и для управления ею требовались подобные… умельцы.
Андреас, лет тридцати с небольшим, имел среднее телосложение и непримечательную внешность: то и другое — ценные качества для его рода деятельности. Одет он был в длинную, до пола, шинель из черной кожи, неофициальную форму Конкордата. «Черные шинели» давно стали притчей во языцех. Родители пугали ими своих детей. Чрезвычайно полезное обстоятельство: поскольку все знают, как именно должен выглядеть агент Конкордата, тем проще утаить свою к нему принадлежность, если того требует ситуация.
Орланко шевельнулся, меняя позу, и скрытые пружины изготовленного по особому заказу кресла едва слышно скрипнули под тяжестью его тела. Герцог поправил очки и притворился, будто лишь сейчас заметил посетителя, хотя тот терпеливо торчал в кабинете уже добрых четверть часа.
— А, это ты, Андреас.
— Да, сэр.
— Как продвигаются поиски Серой Розы?
Иные дела слишком деликатного свойства, чтобы доверить их
Последние комментарии
5 часов 26 минут назад
21 часов 30 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
3 дней 12 часов назад
3 дней 17 часов назад