Снежевинка и сердце зимней владычицы [Анастасия Карп] (fb2) читать онлайн

Анастасия Карп Снежевинка и сердце зимней владычицы

В стародавние времена в одном селе жил Иван, сын крестьянина. И был Иван мастером на все руки. Любое ремесло поддавалось ему, любое дело ладилось: будь то гончарное, кузнечное, столярное, резьба по дереву или иное другое. И все в селе очень уважали Ивана за его золотые руки, за его добрую душу. Никому не отказывал в помощи. Нужна была коса или топор, игла швейная или корзина, — за всем шли к Ивану.

И жена у него — Марья, была под стать ему. Настоящая мастерица, художница. Ах, что за дивные узоры рисовала она на глиняной посуде! Или какие, словно живые, получались у неё лица у глиняных кукол, которые они с мужем мастерили для детей.

Жили Иван да Марья, не тужили — ни богато, ни бедно. Ремеслом своим кормились. Да вот только деток у них не было. А так хотелось им услышать в своём жилище звонкий, детский голосок…

И вот, как-то декабрьским днём навалило снега по самые крыши крестьянских домов. Выскочили ребятишки на улицу, и давай в снежки играть, на санках кататься, снежных баб и снеговиков лепить. А Иван с Марьей сели возле окна и глядят на деток, любуются. Да всё в мыслях у них, — кабы был у них ребятёнок, да сейчас бы с этими детками резвился.

И вдруг молвит Марья:

— А пойдём-ка, Иван, вылепим себе снежную дочку?

Глянул Иван на жену, махнул рукой:

— А что? Коли нет у нас ребёночка живого, так пойдём хоть снежного слепим.

Оделись и вышли во двор. И стали снежные комья катать, друг на дружку ставить, потом снегом их слеплять. И получилась у них фигурка девчушки лет 12-ти. Иван сбегал за своими инструментами для резьбы по дереву, и вырезал в снежной головке глазки, бровки, носик, ротик и круглые щёчки с подбородком. А снег послушный, словно глина. Вот и ручки с ножками, и пальчики вылепились, и две косички снежные по оба плечика пошли. Поглядела Марья на снежную девочку, да и побежала за своими красками.

И вот уже девочка стоит с розовыми щёчками, пухлыми алыми губками, точёным носиком, изогнутыми бровками над небесно-голубыми глазами. Так сразу и не скажешь, что это всего лишь снежная скульптура. Вот-вот побежит вприпрыжку, закружится, зальётся звонким смехом. До того живая получилась у Ивана с Марьей снежная дочка! Да вот только так и стоит, замерев, не движется и не говорит. А родители стоят довольные, любуются.

Увидали детишки снежную девочку, что Иван с Марьей слепили, разнесли по всей деревне весть об этом. И вот уже возле Иванова двора целая куча народу толпится, — посмотреть пришли. Удивляются — до чего живёхонькая получилась снежная дочка, до чего хорошенькая! Кабы жива была — красавицей слыла бы.

И пошла молва по миру о том, что в одном крестьянском селении некие Иван с Марьей необычную куклу слепили, не глиняную игрушку, а снежную — Снегурушку, да не просто игрушку, а снежную дочурку — Снегурку. Из уст в уста передавалась весть о снежной девочке, которая стоит живее всех живых, да не движется. И всяк желающий приходил посмотреть на это снежное творение.

Дошла об этом весть и до северных владений матушки Зимы. Интересно стало ей, чему так люди дивятся. Вот и решила тоже поглядеть на снежную девицу. Да, и пора Зиме было наведаться в те края, где её время царствия сейчас настало. Проверить лежат ли снега на полях и лугах, которые должен был расстелить старик Снеговей со своими дочерями Метелями, чтобы оберечь от вымерзания посевы и другие травы. Поглядеть, стоят ли её родные сыновья Морозы трескучие. Заморозил ли её брат Морозко реки, чтобы защитить подводных жителей от холода, укутал ли деревья снежным покрывалом, чтобы не помёрзли… Всё должно быть в это время белым-бело, снежным-снежно.

Вот, в один прекрасный день погодка стояла расчудесная: яркое солнышко освещало деревню, а в его лучах поблёскивал лежащий повсюду снег. Мороз стоял не сильный, но заставлял весело похрустывать снег под чьими-то шагами: хр-хр, хр-хр! По улице бегала детвора с санками, что-то выкрикивая друг другу. Из печных труб крестьянских домов струился серый дымок, и в воздухе пахло жжёными дровами. Тихо и мирно было в крестьянской деревне, где жили Иван с Марьей. Но вдруг небо затянуло тяжёлыми тучами, которые скрыли яркое солнышко. Поднялся сильный, завывающий ветер — Буран. Он подхватил и закружил над землёй снежный покров.

Марья, сидевшая за росписью посуды у окна, увидела, как резко испортилась погода, предвещая сильную бурю.

— Ой, батюшки! — воскликнула она, приложив руки к щекам. — Унесёт нашу дочку ветер, развеет по полям! Иван!

Женщина схватила все фуфайки, что были у них в избе, одну накинула на себя, а с другими выскочила на двор, где стояла их снежная дочка. Следом за ней выскочил и Иван.

— Что же это, Марья, то творится? Ох, и Буран нынче разыгрался что ль? — вторил он.

А на дворе ветер всё усиливался, всё сильнее завывал, всё больше завьюживал. Совсем потемнело словно и не день вовсе.

Глядят Иван с Марьей, как к их дочке снежный шлейф стелется, словно идёт кто-то накрытый снежной мантией. И всё сильнее от этой фигуры непогода становится.

— Да, никак сама Зима пожаловала! — молвил Иван.

А Зима подошла ближе к снежной девочке, глядит на неё удивлённо — и вправду как живая! Подняла свою холодную руку, а с неё так и сыплется снег. Докоснулась до личика девочки, и молвила, улыбаясь:

— И живая, и не живая!

Не выдержала Марья и бросилась к Зиме.

— Куда ты?! Что ты?! — крикнул Иван, пытаясь схватить жену за руку, но не успел.

Марья, нагибаясь вперёд и заслоняясь фуфайками от сильного ветра со снегом, всё ближе подходила к высокой статной женщине в серебристо-белой мантии. Казалось, что с одежд и с развивающихся волос Зимы без конца сыплется снег.

— Матушка Зима! — выкрикнула Марья сквозь завывающий ветер.

Зима услышала, что к ней кто-то обращается по имени, и оглянулась в удивлении.

Марья увидела очень красивое, но совершенно бледное лицо, напрочь лишённое румянца. Серо-голубые глаза обрамлены белыми, словно иней ресницами. Нахмуренные брови этой женщины также походили на линии пушистого инея. А плотно сжатые губы покрыты мельчайшими льдинками и поблёскивали, словно драгоценные камни. С серебристых волос и таких же по цвету одежд Зимы действительно постоянно шёл снег. Он словно являлся продолжением её самой, развеивался ветром и разлетался по округе.

— Матушка Зима! — вновь повторила Марья, но уже не так уверенно.

Зима приподняла одну из своих бровей.

— Кто ты такая, что осмелилась приблизиться ко мне? — спросила она властным голосом.

— Я Марья. Жена Ивана. — ответила женщина, дрожа от холода и от страха.

— Иван и Марья. — повторила Зима. — Так это ваших рук творение выходит?

Марья закивала головой, словно забыла, как говорить.

Зима улыбнулась, и глаза её приобрели бирюзовый оттенок, придавая её лицу нежности и доброжелательности.

— Она действительно, как живая! — проговорила восхищённо Зима.

— Матушка Зима! — осмелела Марья, видя теплоту во взгляде этой холодной женщины. — Матушка Зима! Позволь просить тебя!

— О чём ты хочешь попросить меня, чудесница Марья? — спросила Зима, чуть наклонив голову набок, но при этом вновь нахмурила брови. Однако взгляд её по-прежнему оставался добрым, и это придало Марье уверенности.

— Матушка Зима! — громко взглотнув, проговорила Марья, — Нет у нас своих детишек с Иваном, вот мы и слепили это дитя из снега. Смею просить у тебя — вдохнуть жизнь в нашу снежную дочку! Только тебе под силу это, — взмолилась женщина, — ведь она дитя и твоих детей — снегов.

Удивилась Зима такой просьбе, ещё сильнее нахмурила брови, а взгляд её стал тёмно-тёмно синим.

— Да, как ты смеешь, просить меня о таком? — разозлилась она. — Как ты посмела вообще ко мне приблизиться?

Пуще прежнего завыл и подул ветер, заметая снегом всё вокруг. Упала Марья на колени:

— Не гневайся, матушка Зима, молю! Прости меня, глупую бабу! От отчаяния прошу! Душа от горя погибает! Что хочешь со мной сделай, хоть погуби. Нет жизни мне без деток. Ты тоже ведь мать! А ведь весна придёт и растает моя Снегурушка, как и не было её вовсе…

Слёзы катились из глаз Марьи, но тут же от мороза превращались в капельки-льдинки и падали, слегка позванивая. Но слышать этот звук падающих замёрзших слезинок могла только Зима. Растрогалась матушка Зима, прекратилась буря вокруг неё, лишь только лёгкий снежок продолжал срываться с её волос и одежд.

— Такому чуду действительно жалко будет растаять. Встань с колен. — повелела Зима Марье.

Женщина с трудом поднялась на ноги. Фуфайки остались лежать на снегу. А Зима задумалась, повернувшись к снежной девочке.

— Возможно, с этого что-то и выйдет… — проговорила она сама себе, затем распахнула мантию и сняла с себя кулон в виде сердца изо льда. — Это сердце моей сестры Мары. — проговорила Зима.

А Марья похолодела от упоминания этого имени. Помнит она ещё страшные рассказы стариков о владычице зимы, — холодной и властной Маре. Как она с наступлением холодного времени года приходила вместе со злобным владыкой зимы Карачуном. В прислужниках у них были снежный конь Буран и Вьюга-завируха. Вместе они творили страшные дела — крали детей, замораживали стариков и домашний скот, приносили с собой лютую стужу и обрушивали сильнейшие снегопады на поселения. Голодом и холодом губили всё живое. В те времена люди, чтобы задобрить Мару и Карачуна, лепили из снега снежных идолов — снеговика и снежную бабу, олицетворяющих этих зимних владык. И тогда, видя свои воплощения, созданные людьми, жестокие владыки смиловались и меньше наносили вреда. А ещё старики рассказывали, что Мара и Карачун крали солнце, повергая мир во тьму. И однажды Ярило — владыка солнца, разгневался и обрушил на Мару свой огненный луч. Растаяла холодная владычица, лишь мокрое место от неё осталось. А Карачун испугался расправы и сбежал за тридевять земель, в подземное царство и зовётся теперь Кощеем.

С тех пор много времён прошло, и лишь старики передавали эти истории из уст в уста, чтобы не забылись события тех страшных дней. А повелевать зимним временем года стала младшая сестра Мары — Дева Снегов, прекрасная чаровница, которую и прозвали матушкой Зимой, за её доброе и бережное отношение ко всему живому на земле.

И вот стояла теперь Зима и смотрела на ледяное сердце своей старшей сестры Мары. Задумчиво и долго.

— Так тому и быть. — вдруг молвила она.

И с этими словами вложила ледяное сердце в грудь снежной девочке.

И вдруг всё замерло: ни ветерочка, ни падающей снежинки, даже ни единого звука не стало слышно. И в этой замершей тишине разомкнулись уста снежной девочки, и из них вышел пар, подобный тому, что выходит у каждого живого с выдохом в морозное время. Задышала девочка. И с первым вдохом осыпался с её тела снежный панцирь, оставляя гладкую, нежную кожу — розово-белоснежную.

— Снежная кровиночка! — ласково проговорила матушка Зима, глядя на девочку. — Снежевиночка.

А девочка посмотрела на всех своими голубыми глазами, поморгала и улыбнулась.

— Матушка! — проговорила она, глядя то на Зиму, то на Марью.

А Марья ещё пуще прежнего залилась слезами, только уже от великого счастья. Женщина, вытирая слёзы рукавом, похватала фуфайки с земли и накинула их на дочку. А девочка всё стояла и удивлённо смотрела на двух женщин.

И снова задул ветер, а с матушки Зимы посыпались ажурные снежинки. Проведя своей снежной рукой по щёчке ожившей девочки, Зима улыбнулась и, развернувшись, унеслась с резким порывом ветра на снежном коне Буране. И снова настал погожий денёк, как будто ничего и не было. Только сейчас Иван осмелился подойти к Марье. На его глазах тоже проступили слёзы.

— Да, как же это? Да, как же это? — повторял он, не веря своим глазам. И тут вдруг стал целовать и жену, и их ожившую дочку.

Крестьяне повыходили из своих домов и толпами стояли, глазея то на Ивана, то на Марью, то на их дочку Снежевиночку.

В этот день до позднего вечера все жители деревни наведывались к новоиспечённым родителям. Поздравляли с дочерью и приносили дары. Снежевиночку облачили в красивое голубое платье, обшитое белым бисером, которое Марья как-то сшила для продажи, но так и оставила у себя, мечтая когда-нибудь облачить в него свою дочку. И вот её мечты сбылись. Красавица Снежевинка с огромными голубыми глазами, со светлыми волосами, отливающими то золотом, то серебром, с точёной фигуркой и бело-розовой кожей стояла рядом, принимая поздравления и дары от гостей, которым, казалось, не было конца.

И с этого дня для Ивана и Марьи наступили дни, — один счастливее другого. Дочурка Снежевинка цвела день ото дня, радовала глаз. И добра, и прилежна, и помощницей родителям во всём стала. Только печки боялась.

— Ой, жжёт, матушка! — с криком отскакивала от печи, но попыток помочь матери со стряпней не оставляла. Да и в избе ей было душно, вот и сделали ей комнатку на чердаке, куда тепло от печи не доходило.

А однажды, одним прекрасным морозным днём, вышла Снежевинка по просьбе матушки за двор, с детворой погулять. И тут как тут, девчата набежали и выманили её за околицу в прятки играть. Так увлеклась Снежевиночка прятаться от подружек, что ушла далеко вглубь леса. А там ели, сосны — все одинаковые. Да и заблудилась. Идёт себе по лесу, и не боится, что потеряла обратную дорогу к дому. Любуется зимним лесом. И вдруг слышит, — хруст снега и потрескивание какое-то. Притаилась за елью. Глядит, старик идёт. Низенький, с белой длинной бородою. На нём белая холстяная рубаха, длинная такая, в пол, подвязанная серебристым поясом. На голове пучок белых волос, торчащих в разны стороны. А ноги — босые совсем. В руках несёт деревянный посох, на вершине которого ледяной нарост. Идёт старик, своим посохом постукивает. И от этого треск раздаётся, и искры выбиваются в месте соприкосновения его с землёй, покрытой снегом.

Остановился старик возле маленькой зелёной ёлочки. Видит, что на лапах у неё снега ни граммочки. Видимо за ночь ветром всё посдувало. Обошёл старик вокруг ёлочки, да и дотронулся до неё своим посохом. И вмиг всё деревце окутало снежной шалью. Только вот птичка, сидевшая на этой ёлочке, вся и заледенела замертво.

Увидела это Снежевиночка, ахнула. Стало ей птичку жалко до слёз. Выскочила из своего укрытия:

— Ах, ты ж гадкий старик! — крикнула девочка с угрозой в голосе. — Ты зачем птичку погубил?

А старичок от неожиданности уселся прямо в снег, задрав свои босые ноги, выронил посох и закрыл лицо руками. Как же это так, попался? А сам растопырил пальцы и одним глазом глядит, кто же это его так спугнул, кто же это осмелился на него голос повысить… Видит, что стоит перед ним девчонка, руки в боки, брови золотистые злобно нахмуренные, губы плотно сжатые, а глаза — голубые-голубые, словно не настоящие, а рисованные. Расслабился тогда старик — коли ему-то девчонки какой-то бояться. Опустил руки и смотрит на эту голубоглазую удивлённо. А она всё грозный взгляд на него устремляет, словно сейчас заморозит одними глазами.

— Ты кто такая? — спросил старик, ухмыляясь и поднимаясь с земли.

А девчонка ещё больше рассердилась:

— Ах, ты бессовестный дед! Разве можно живое губить? — и с этими словами подошла она к замороженной птичке, протянула к ней свои руки. Взяла аккуратно в ладони. Поднесла к губам. И словно пытаясь согреть своим дыханием, дохнула на неё и, вдруг птичка растаяла. Встрепенулась, как будто от воды пёрышки отряхивает, чирикнула что-то и вылетела из рук девочки. Тут-то старик и разинул рот от удивления, и совсем дар речи потерял. А девчонка довольная смотрит вслед птице и улыбается.

— Вот диво! — молвил старичок, придя в себя. — И как же величать тебя, девица-краса?

— Я, Снежевинка. А ты же кто такой, злодей лютый? — всё ещё злилась она.

— Да, не злодей я. — с досадой ответил старик и махнул рукой. — Морозко я. Матушки Зимы наказ выполняю, чтобы все деревья были укрыты снежным покрывалом, а иначе пропадут. Замёрзнут, когда Метели пролетят, и Морозы пробегут. А эти, — глупые, облепят дерево, и не сгонишь их. Как только не уговаривай. — Старик виновато посмотрел себе под ноги и добавил, — Вот и леденеют замертво.

Снежевинка видит, что дед-то не злой и вправду. Глаза добрые-добрые проглядывают под серебристыми, кустистыми бровями. Лицо морщинистое, бледно-белое, а нос до того красный, словно краской намазал кто.

— А что же ты, Снежевиночка, одна по лесу-то бродишь? И не боишься ли? — спросил Морозко, ухмыляясь. Понял он уже, что не простая девчонка перед ним. Простой люд только при одном его виде со страха холодеет чуть ли не замертво. Да и дыханием своим не растапливает живность.

— А я с подружками в прятки играла и вот потерялась. — ответила непринуждённо девочка, словно потеряться в лесу зимой для неё самое обычное дело.

— А где живёшь ты, красавица? Давай покажу дорогу? — спросил старик девочку, а сам щурится. Знать выуживает — кто ж такая… Не дошла ещё до него весть о снежной девочке. Всё по лесам да по полям ходил, работу свою важную выполнял. Ведь декабрь самый ответственный месяц, — надо всё окутать снегом, а реки покрыть льдом. Ведь с приходом января придут и Морозы крепучие, Метели метучие.

— Живу я в деревне с батюшкой и матушкой. Иван и Марья их величать.

— Знаю, знаю Ивана да Марью. Ох, и резные да расписные окна и двери мастерят — загляденье.

Морозко часто зимними вечерами, развлечения ради, прогуливался по деревне, когда все люди по избам около печей сидели. И заглядывал к ним в окна, рисовал узоры на стёклах. А порой даже стучался в двери, чтобы не забывали за огнём в печи следить, абы не замёрзли. Так вот и обратил внимание на красивые окна и двери, которые почти во всех избах были в деревне, где жили Иван с Марьей. Да и подслушал, какие мастера их сотворили. С тех пор каждый год с приходом зимы Морозко заглядывал в деревню, когда время было свободное, и любовался работой Ивана и Марьи. Вот, и сегодня собирался наведаться. А тут дочку их повстречал… Но ведь знал старик, что у Ивана-то с Марьей нет деток. Как же это получается, — Снежевинка говорит, что дочкой им приходится?

«Ну, да ладно, — думает Морозко — разузнаем всё. Ну, Карачун меня побери, не простая девка. Чаровница! Чаровница…»

— Покажи, дедушка Морозушка, дорогу к деревне! — попросила ласково Снежевиночка. — А то батюшка с матушкой заволнуются, если домой не вернусь. А я по дороге тебе помогу птичек сгонять с деревьев. — И улыбнулась такой лучезарной и светлой улыбкой, что Морозко показалось, что солнце пуще прежнего засияло, и день ярче стал.

Так и пошли они вдвоём к деревне. Идут, видят деревце не укрытое, а на нём птички насели, нахохлились от холода. Снежевиночка их позвала ласково, они и слетели с деревца к ней на руку. Морозко взмахнул посохом, и тут же снежный покров ветки окутал.

— Ну, летите теперь. — проговорила Снежевинка, взмахивая слегка рукой, отпуская птичек на их прежнее место.

А Морозко лишь снова ухмыльнулся, покачивая своей косматой, седой головой.

Идут дальше, а Снежевиночка вдруг и говорит:

— Ты, Морозушка, пожалуйста, без меня больше не ходи деревья укутывать. Я с тобой буду теперь ходить. Как соберёшься, так и зови меня сразу, чтобы птичек или других животных не морозить. Просто позови меня три раза по имени, и я приду к тебе.

Снова удивился старик, но не стал противиться такой просьбе. А ведь неспроста Морозко согласился на это, уж больно интересно ему было, что за девица такая эта Снежевиночка. Да и понравилась ему своей добротой и смелостью. Ведь своих детей у старика так и не было. Вон у Снеговея того, целая куча дочерей Метелей, да и у сестры его Зимы сыновья Морозы удалые. А Морозко всё один да один.

Так, за размышлениями и подошли к краю леса. Сквозь деревья стали виднеться избы крестьян и слышны лаи собак, да крики людей. Морозко остановился за деревьями и дальше не идёт.

— Ну, — говорит, — Снежевиночка, дальше я не пойду. Меня там не особо привечают. А ты беги скорей, знать тебя уже целой деревней собрались искать.

И правда, крики всё усиливались, и стало ясно слышно, что кричат «Сне-же-ви-но-чка-а-а!».

Девочка быстро чмокнула Морозко в щёку со словами:

— Спасибо, дедушка! Ты же обещал меня позвать? — напоследок с надеждой произнесла она.

Морозко лишь кивнул и взглядом указал, мол «беги скорей». И девочка помчалась в деревню.

— Я здесь, я здесь — закричала она.

И Морозко увидел, как кинулись к ней девчата. Видно подружки. А потом и взрослые подбежали, окружили, всё что-то спрашивают. Тут и Марья выскочила, беспокойная вся. Обнимает, целует дочку.

Морозко постоял ещё немного и направился обратно в лес. А у самого все мысли о Снежевинке. Идёт, бороду свою теребит рукой, в глубокое раздумье совсем погрузился. И не заметил, как озорные Метели его окружили и хихикают над ним.

— О чём так глубоко задумался, Морозко? — спросила одна из сестёр.

Морозко встрепенулся от неожиданности.

— А! Это вы, Метели. — Махнул он рукой. — Да так, диво повстречал нынче в лесу.

— Какое диво? — разом спросили Метели и совсем старика обступили.

— Да, девчонка необычная тут объявилась. Снежевинкой величать.

— Знаем мы Снежевиночку. — ответили Метели хором.

Уж эти-то проныры всегда обо всём всё знают. И поведали Морозко о том, как появилась Снежевинка на свет. И что теперь она им сестра названая, снежная кровинушка. И ему тоже родственница, ведь все они — зимние жители, меж собой родня.

Морозко после их рассказа и вовсе в думу впал. Как же это Зима решилась сердце Мары отдать. И что же теперь будет? Ведь зимняя владычица и возродиться может. А Снежевинка теперь ещё больше удивительней стала. Откуда в холодном сердце столько добра, тепла и ласки? Как она о птичках запереживала, как своим дыханием отогрела, и как сами пернатые к ней слетались, не боялись совсем.

«А если весть о Снежевиночке до Карачуна дойдёт? Тьфу ты! Кощея…» — вдруг страшная мысль пришла к Морозко. Он уж точно вылезет из царства своего подземного теперь. Придёт за Снежевинкой, чтобы жену свою Мару возродить.

— Метели, душеньки! Как же это теперь нам быть? — И поделился своими опасениями Морозко с сёстрами Метелями. Мара и Карачун были нелюбимы не только среди людей, но и среди всей зимней собратии. Не давали жизни спокойной никому. Всем их властвие не по нраву было.

— Летите, родимые, предупредите Снеговея, Бурана, Вьюгу-завируху, братьев Морозов, чтобы дали знать, если вдруг Кощей объявится. А я уж буду за Снежевинкой приглядывать.

Метели одобрительно закивали. Надо всех предупредить. Никому не хотелось возращения прежних владык. И попрощавшись с Морозко, полетели выполнять его поручение. Да только Метели те ещё болтушки. И весть о Снежевиночке разошлась повсюду гораздо быстрее с их благородной помощью.

Узнала про Снежевинку и баба Яга. Вскочила со своей печи и стала с угла в угол метаться по своей избушке на курьих ножках. Давно мечтала Яга заполучить сердце зимней владычицы Мары. Ведь оно способно подарить вечную молодость и красоту. И задумала Яга похитить Снежевинку и отобрать у неё сердце. Да только надо поспешить. Опередить Кощея, а не то — не видать ей молодости, как своих ушей. Выскочила баба Яга на порог и закричала:

— А ну, курья изба, поднимайся с насеста! Да поживее!

Избушка заскрипела. Уж давно её не тревожили. Вот полвека как на одном месте сидит. Лапами своими куриными заперебирала, — разминает. Окостенели совсем.

А Яге не терпится. Уж больно боится опоздать. Схватила кочергу и стала грозить:

— А ну, пошла, а то сейчас отведаешь у меня кочерги!

Избушка встрепенулась и пошла. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Эх, давненько лапы не разминала.

А Снежевиночка живёт себе под боком любящих родителей и не подозревает, какая опасность над ней нависла. Рассказала она батюшке с матушкой про Морозко и про то, как птичку отогрела. И сказала, что Морозко обещал звать её, когда будет обход по лесу совершать и снегом деревья укутывать. Она теперь помогать ему будет. А Иван с Марьей испугались вдруг, что Снежевиночка с Морозко будет видеться и по лесам ходить. Но потом, подумав, поняли, что Морозко-то их дочери никак зла не может причинить. Ведь она у них из снега сделанная и матушкой Зимой оживлённая. А стало быть, незачем ему её морозить. Почти родня Морозко их дочка. Вот и разрешили. Ведь доброе дело будет делать.

Так и стала с тех пор Снежевиночка с Морозко ходить по лесам. И бывало, по несколько дней домой не возвращалась — далеко ходили. Иван с Марьей сначала беспокоились, потом привыкли, только тосковали по дочке и ждали с нетерпением её возвращения. И когда Снежевинка домой приходила столько рассказов с собой приносила, столько историй. И глаза светились счастьем, что родители только радовались.

Морозко познакомил девочку с сёстрами Метелями и с братьями Морозами, которые порой встречались им по пути. Радостно принимали Снежевинку зимние жители, чувствовали, что своя. Только всё больше удивлялись её доброму сердцу — столько тепла, нежности и заботы было в нём, что никак не вязалось с тем, чьё сердце в ней билось. Животные шли к девочке и совсем не боялись, стоило ей только позвать зайца или оленя. Птицы без страха садились к ней на руки. С большой любовью и Снежевиночка относилась к животным. Особенно по нраву пришлись девочке птички снегири за их яркое, красное оперение, которое так выделяло этих птиц на фоне серо-белых пейзажей. И одного она даже принесла однажды домой.

Шли они как всегда с Морозко по лесу. И вдруг услышали жалобный писк. Снежевиночка мигом помчалась на помощь. Снегирёк с поломанным крылышком трепыхался по земле, пытаясь взлететь. Того и гляди лисе на обед угодит. А плутовка уже приготовилась хватать. Снежевинка прогнала лису, а птичку осторожно взяла в руки и на плечико себе посадила:

— Я позабочусь о тебе, пока крылышко не заживёт. Здесь ты будешь в безопасности.

Сел на плечико к Снежевиночке снегирёк и не захотел больше улетать, даже когда крылышко зажило. Вот и стал теперь её спутником.

Да и сам Морозко так прикипел душою к Снежевинке, что даже внучкой стал её называть. А девочка всё хотела познакомить Морозко со своими родителями. И однажды уговорила и Морозко и Ивана с Марьей на такую встречу. Старик, конечно, противился появляться перед людьми, ведь боятся его, думают, что заморозит… А Снежевинка предложила ему надеть тулуп, валенки и шапку, и тогда никто в деревне не догадается, кто он такой.

Вот раздобыли одеяния для старика. Облачился Морозко в людские одежды и пошёл в гости к Ивану с Марьей. Идёт по деревне, а ребятишки его обступили, как всегда бывало, когда путники приходили в их деревню. И всё выспрашивают: откуда дедушка и куда путь держит, к кому пожаловал… А Морозко не растерялся, смекнул. Достал из-за плеча свою сумку-мешок, и вроде бы как из сумки достаёт леденцы, а сам руку в сумку засунет, наколдует и вытащит петушка на палочке сделанного изо льда. Вот на радостях, что по гостинцу получили, вся детвора и разбежалась. А у Морозко на душе так светло стало! Нравились ему детишки, а порадовать их оказалось — большим счастьем.

Так первый визит в деревню и прошёл легко и радостно. И не прятался старик за углами, да деревьями, как раньше было.

Иван с Марьей приняли гостя, как и положено, с почётом. Стол праздничный накрыли, угощений наставили. Морозко никогда так не встречали. Сидит довольный, за обе щёки ароматный хлеб с молоком уплетает. И родители убедились, глядя на него, что старик не зло для их дочери. Теперь и вовсе со спокойной душой стали отпускать Снежевинку с Морозко по лесам, да по полям дозоры снежные вести.

А баба Яга в это время, глаз не смыкая, во все очи глядела — как бы девчонка-то одна осталась. Тогда бы она её — хвать! В избушку! И ноги уносить! А там, в печи девку растопила бы, чтобы пар один остался. Сердце Мары-то, поди, из небесного льда сделано. Простой огонь не возьмёт его. Здесь особый, колдовской нужен.

Но Снежевиночка то с Морозко, то с другими зимними жителями, то в деревне с родителями или с девчатами-подружками… Никак одна не остаётся. А Яга злится. Совсем ей старухе тяжко день и ночь за девчонкой ходить. Кости ломят, суставы скрипят, спина ноет, шея колит… Одно утешает, что как только она сердце-то заполучит, все её болячки канут в прошлое. Станет молода, резва и прекрасна.

Не терпится старухе молодость свою обрести. И решила она хитростью девчонку выманить. Поймала зайца, запутала его в сухих травяных ветках, чтобы выбраться не смог. А сама обернулась девчонкой.

Снежевиночка в это время с подружками на санках по улице каталась.

Прибежала Яга: от подружек не отличишь. Девчонка как девчонка. Никто и не заметил, что чужачка.

— Снежевинка, Снежевинка! — закричала Яга детским голосочком. — Там зайчик в беду попал! Скорее.

А сама в сторону леса направилась. Снежевиночка конечно же за ней побежала.

— Скорее! Скорее! — подбадривала её Яга. — А то вдруг волк объявится, или замёрзнет замертво без движения сидеть.

Привела Яга Снежевинку к месту, где зайца привязала. Видит девочка, что зайчик в сухую траву запутался так, что выбраться не может. А коли не вызволить — либо хищнику достанется, либо от мороза заледенеет. Пищит косой, извивается, но ещё больше запутывается.

Кинулась Снежевиночка распутывать зверька, а тот не успокаивается, как обычно бывает, когда девочка помочь пытается. Ведь всегда звери чувствовали её добрые намерения. А тут ещё сильнее зайчик пищит, беду чует, что над Снежевинкой нависла.

А Яга снова собой стала и подкрадывается сзади с мешком к девочке. Но тут Метели налетели, замели старую колдунью, в бегство обратили. Это снегирь, который у Снежевинки питомцем был, увидал, как баба Яга зайца в траву запутывала, понял, что ловушку готовит злая старуха, и полетел звать на помощь. Вот и привёл сестёр Метелей.

Вот так и не вышло похищение Снежевиночки у бабы Яги. И снова старая думы думает, как девчонку-то заполучить. Теперь решила сама несчастным зверем сделаться.

Ждала, ждала Яга подходящего момента, да и выждала: Снежевинка с подружками на речку по льду кататься отправилась. Обернулась колдунья уточкой. Крякает громко-громко — лапка в проруби примёрзла, на помощь зовёт.

Девочка увидела несчастную уточку, поспешила на помощь. Растопила прорубь. А уточка, хромая и крякая, нырь в кусты камыша — не далась Снежевиночке, чтобы та лапку посмотрела. Девочка за ней кинулась.

— Стой же ты, глупая! Лапку дай исцелю! — кричала Снежевинка, пытаясь найти крякающую уточку в зарослях камыша.

А Яга дальше в камыш завела девочку, где мешок уже зажидался. Обернулась старухой, да и накинула мешок на Снежевинку. Взвалила на плечи. Хоть и стара, да хрома, а силища-то, ой-ёй-ёй какая! Недаром ведьма. Понесла к избушке свой трофей, семенящими шагами. А избушка у кромки леса дожидается. И вот уже видно её крышу замшелую, стены бревенчатые, да лапы куриные…

А тут сам Морозко преградил старухе путь. И снова снегирь помощь привёл, не оставил свою любимую хозяйку в беде.

Так до весны у Яги и не вышло Снежевинку похитить.

Вот и солнышко в небе засветило ярче, день прибавило. Люди в деревне стали поговаривать, что Ярило за руку юную Лёлю ведёт, что Весной-красной зовётся. Побежали ручьи звонкие, журчащие по проталинкам. Снег, что лежал повсюду стал тяжёлым, серым, а местами и вовсе растаял, показывая чёрную землю, отдохнувшую за зиму и готовую к новым урожаям.

Снежевинке эти перемены в природе странными кажутся, непонятными. Хмурая да грустная ходит. А люди в деревне радуются, ликуют, ещё больше Весну кликают.

Собрались бабы да девки в деревне в хороводы и гугукают — зиму прогоняют, и люлюкают — весну призывают:

Дети носятся по улице, крошки рассыпают, жаворонков — вестников весны, заманивают. А в руках те же жаворонки только ароматные, печёные.

Вот и Марья тоже жаворонков напекла. Снежевинке даёт:

— Пойдём, дочка! Весну-красну звать, песни распевать. Полно тебе грустить! Вон девчата бегают, тебя всё зовут, а ты хмурая ходишь.

А Снежевиночка всё вздыхает. И Морозко ушёл, и Метели давеча прилетали, с ней распрощались до следующего года, и братья Морозы откланялись. Да всё ей наказывали: с деревни не выходить, в лес не ходить, да у бабы Яги на поводу не идти больше.

Вот снова девчата-подружки Снежевинку зовут гулять. Марья видит, что дочка их совсем невесёлая стала, да и уговорила Снежевинку выйти.

Схватили подружки за руку девочку и потащили хороводы водить. Вроде развеселилась Снежевинка. Разрумянились щёки бледные от плясок и хороводов, глаза прежними искорками заиграли. А подружки видят, отогрелась Снежевинка, снова радостная стала. Стали уговаривать её пойти первые цветы — подснежники, в лесу поискать. Да и уговорили.

А в лесу всё иначе стало. Нет белых нарядов на елях. Серые ветки деревьев теперь голые, не заснеженные колышутся на ветру. На земле ещё кое-где снежок остался, и прямо сквозь него цветы проросли. Белые, нежные и такие хрупкие на вид, что Снежевинке согреть их захотелось, защитить неведомо от чего. Опустилась она к цветам, руками их нежно касается. И показалось ей, что подснежники, словно колокольчики, нежно позванивают, радуются, что проросли сквозь холодную толщу снега.

Пока девочка любовалась цветами, подружки дальше ушли, одну её оставили. Тут Яга и возрадовалась. Ни Морозко теперь ей не помеха, ни другие жители зимние. Некому на помощь девчонке прийти, ушли все в северные угодья. Захихикала своим старческим противным смехом.

Снежевинка услышала смех старухи, да только поздно спохватилась. Снова мешок ведьма на неё накинула и потащила к избушке. Сколько ни кричала девочка, сколько на помощь ни звала — ни Морозко, ни подружки, никто не услышал и не пришёл. Только снегирёк метался, пищал, бабе Яге в лицо бросался, коготками своими пытался расцарапать старуху. Да та только отмахнулась от маленькой птички так, что ударился снегирь о дерево и упал на землю без чувств. А когда очнулся, не было никого в лесу, и следов даже не осталось. Полетел пернатый к дому Ивана с Марьей, весть плохую понёс. Увидали родители, что питомец их дочери один домой вернулся, поняли, что беда приключилась. Помчались горемычные в лес дочку искать, да не нашли никого. А снегирёк тем временем полетел к Морозко.

За лесом, около которого жила с родителями Снежевинка, река протекала. Не пришла ещё Лёля сюда, теплом своим не пригрела. Вот и стояла река льдом скованная. А по берегам её ещё снег лежал. Яга остановила здесь избушку, не стала далеко уходить. Всё равно ведь никто не гонится, да и некому гнаться за ней и Снежевинкой. К тому же не терпелось старухе сердце зимней владычицы заполучить, красоту себе и молодость вернуть. Стала ведьма печь топить, дров накидывает, чтобы жарче огонь был. А Снежевинка в мешке на полу избушки лежит, плачет, умоляет старуху отпустить. А Яга только злобно посмеивается. Вот уже и печка жаром пышет. Схватила ведьма Снежевинку, да прямо в мешке в печь и сунула. Только охнуть успела снежная девочка и вмиг паром обратилась. Яга довольная схватила ведро с водой, чтобы огонь потушить и хлюпнула воду в печь. Да позабыла ведьма, что некогда свои колдовские порошки рассыпала, и ветром их по всей избушке развеяло. Как вспыхнул огонь из печи голубым пламенем, как загорелась избушка колдовским огнём. Выскочила Яга из избушки, охает, ахает, руками за седую голову хватается.

— Ой! Избушечка! Ой, горит, роднёханькая! Ой, что ж я натворила! — причитает старуха.

А избушка пламенем охваченная помчалась к реке, лапами куриными лёд пытается разбить… Но крепко скованна река, не добраться до спасительных вод.

Глядит Яга, над рекой снежная буря поднимается. И будто бы приближаться стала. И налетели Метели. Завихрило, завьюжило. Сам Морозко верхом на снежном коне Буране прискакал по нерастаявшему льду на реке. Посохом своим на охваченную огнём избушку махнул, засыпал снегом колдовское пламя, сильным морозильным ветром задул. Стоит избушка обуглившаяся, дымится, но живёхонька. Кинулась ведьма к своей избушке, а та обиженно лапой её отшвырнула в снег. Не желает более подпускать к себе старуху.

Морозко брови свои седые хмурит, а под ними глаза ледяные злобно смотрят на бабу Ягу. И до того суровый этот взгляд, что Яга вся съёжилась. А сам Морозко теперь огромным стал, могучим. Уже не тот потешный и добродушный старик, что детям ледяных петушков на палочке раздавал.

Мимо Яги Морозко Бурана направил, прямо к избе. Вошёл внутрь, гарью в нос ударило. Позвал Снежевинку три раза, как раньше её кликал, но так и не пришла на зов девочка. Чует старик беду, что сердце стальными оковами сжимает. К обугленной печи подходит, рукой пепел загребает, а у самого рука дрожит. Нет Снежевинки. Растаяла внучка его названная. Покатились слёзы у Морозко по щекам, превращаясь в ледяные дорожки. Веками жил старик, снегом и холодом землю окутывал, и не знал такого горя. Как же ему теперь без Снежевиночки дальше-то существовать, как жить без её звонкого голосочка и лучезарной улыбки?

Горем охваченный, Морозко ударил посохом о пол. Сотряслась от удара избушка, пепел растрясся, и блеснуло что-то в печи. Глянул Морозко, а ведь это сердце владычицы зимней, Мары. Обрадовался старик. Раз сердце уцелело, то и Снежевинку снова возродить можно.

А Яга с улицы в двери избушки заглядывала всё это время. И увидела, что Морозко сердце из пепла достал. И снова в ней былая страсть к обладанию этим сердцем возродилась. Но притихла ведьма старая. Чует, что сейчас точно не время. Морозко зол на неё, может и жизнью поплатиться. А старик на радостях, что сердечко цело, не стал Ягу наказывать. Видно, что и без того старуха поплатилась за свои дела — чуть без жилища своего не осталась. Да и примет ли её избушка обратно? А то, поди, и на улице останется.

Запрыгнул на Бурана Морозко и снежной бурей ускакал по скованной льдом реке, оставляя ведьму и её обугленную избушку.

Прискакал Морозко к матушке Зиме. Рассказал обо всём, что случилось: о том, как со снежной девочкой в лесу встретился, как подивился её доброте и способности замороженных животных, да птиц к жизни возвращать, о том, как стали они вдвоём снежные дозоры вести, как внучкой своей Снеживинку назвал. И о том, как Яга всё похитить девочку хотела, вот и совершила своё злодеяние…

— Растаяла Снежевиночка — проговорил Морозко, вытирая рукавом своей рубахи слёзы. А потом из мешка, что к поясу был привязан, достал ледяное сердце зимней владычицы и в своих больших ладонях протянул Зиме со словами — Нет больше внученьки моей.

А Зима и подивилась рассказу старика — откуда в ледяном сердце столько тепла и доброты, что даже сурового Морозко таким чувствительным сделало? Но вслух произнесла:

— Не печалься, Морозушка. Придёт зима, слепят Иван с Марьей снова свою дочку. Сердце-то живо осталось.

И взяла Зима из рук Морозко ледяное сердце своей сестры Мары. Пристально посмотрела на него и о чём-то глубоко задумалась. Крутит в руках кристалл, созданный из небесного льда, а от него голубое свечение исходит. Будто бы кусочек, отколотый от звезды, лучи небесного света источает.

Но вдруг нащупала Зима на ранее гладком сердце впадинку. Посмотрела пристально на кристалл. И, действительно, разглядела увечье. Ожог образовался на сердце Мары от колдовского огня бабы Яги.

— Не может быть такого! — сдвинув брови, громко произнесла матушка Зима. — Сердце Мары сделано из небесного льда! Ох, старая ведьма, что же ты натворила! В колдовском огне, значит, Снежевинку растопила. Теперь и сердце потухнет. Перестанет биться.

И будто бы заслышав эти слова, ледяное сердце зимней владычицы вдруг потускнело в руках у матушки Зимы, поблёк его яркий, голубой свет.

Морозко сжал кулаки, что аж лёд проступил на руках. А голова поникла совсем, касаясь подбородком груди.

— Что же теперь делать? — обречённо промолвил он.

Матушка Зима прижала ледяное сердце к своей груди. Такая печаль её охватила, которой никогда не испытывала. Что ни говори, а сестру она любила. И вот теперь сердце её перестанет жить. Сколько ему осталось — никому не ведомо… Но уж точно не долго.

— Погоди! — вдруг спохватилась Дева Снегов. — Там, за рекой Смородиной, через Калинов мост, стоит гора Алатырь, что упирается в небеса. На вершине горы Алатырь расположен древний алтарь самого владыки холода, прародителя нашего — Чернобога. Давно это было. Находясь на вершине горы, владыка холода протянул руку к небесам и достал небесный лёд. И на том самом алтаре выковал три сердца — моё, Мары и Кощея, чтобы жили мы вечно, несли холод и зиму на землю. Если отнести сердце Мары на вершину горы Алатырь и положить его на этот алтарь, то оно исцелится.

— Матушка Зима! — воскликнул Морозко. — Давай скорее сердце! Отнесу его на ту гору, пока не погасла в нём жизнь.

— Ох, Морозушка! Не тебе тягаться с древним холодом горы Алатырь. Да и на вершину её тебе вряд ли под силу взобраться. Ведь это самые небеса. А ты не молод уже. Тут помощь Кощея нужна.

Морозко про гору Алатырь слыхал только то, что у её подножия расположены врата в подземный мир. Но что это за место и где оно находится — он не знал.

Схватила Зима старика Морозко за плечи и пристально посмотрела ему в глаза.

— Отправляйся к бабе Яге. Сотворила она беду, так пусть исправляет. У подножия горы Алатырь находится вход в подземное царство, где живёт Кощей. Яга водит души через Калинов мост в мир Нави. Оттого и знает дорогу к горе. Пусть проведёт тебя к Кощею. Он согласится пойти на вершину горы. Ведь сердце это и ему тоже дорого.

— Но ведь Кощей сердце обратно не воротит. — проговорил Морозко, округляя глаза. — Ты же знаешь, чего ему надобно. Он возродить Мару желает… Ох, и наступят снова тёмные времена! — Покачал старик головой.

— Пусть лучше так, чем и вовсе дать погибнуть сердцу моей сестры. — ответила Зима, и добавила опечалившись. — Да только, Морозко, сердце без Снежевинки и для Кощея бесполезно. Седлай Бурана и скачи к Яге. Мало времени у нас.

Она вложила потускневшее сердце зимней владычицы в руки растерянного Морозко и толкнула его, подгоняя.

— Спеши, Морозушка! Спеши! Времени мало!

И Морозко, развернувшись, широкой поступью направился к Бурану, вскочил на него и помчался обратно к Яге. А по дороге размышлял о том, что Зима сказала. Без девочки, что Иван с Марьей из снега слепили, Мара не воскреснет. Значит, есть шанс помешать Кощею, возродить её.

«Как только Снежевинка получит сердце и оживёт, — решил Морозко, — мы с Бураном её унесём и спрячем от Кощея. Только бы всё получилось».

Буран самый быстрый и резвый конь. Быстрее его не сыскать на всём белом свете. Раньше Кощею служил, да только не ценил прежний хозяин своего скакуна. Как только Ярило обрушил свой гнев на Мару, Кощей в испуге бежал, бросив своего верного коня. И теперь Буран к нему более не вернётся. Морозко выбрал себе в хозяева. Старик добрым отношением навсегда заслужил верность ретивого снежного коня.

Вот и сейчас в мгновение принёс Буран Морозко на то место, где некогда оставили они Ягу со своей обугленной избушкой. Глядят — сидит старуха на снегу, руками голову подпирает в унынии. А избушка чуть поодаль, обиженно отвёрнутая от хозяйки, всё ещё дымится и пыхтит.

Почуяла Яга, что холодом повеяло, подняла голову и увидела, что старик Морозко вернулся. Испугалась, что за расправой над ней пришёл. Стала отползать, надеясь сбежать. Но Морозко на Буране ей путь преградил и сурово произнёс:

— Куда, старая, намылилась? Натворила дел страшных! Зачем Снежевинку в колдовском огне топить удумала? Ей бы и обычного хватило! Сердце Мары решила погубить?

— Нет! Что ты? Морозушка, не делала я колдовского огня! — начала оправдываться ведьма, всё ещё пытаясь на четвереньках отползти от Морозко. — Это всё по глупости моей! По старости! Порошки свои колдовские давеча рассыпала, и их, знамо, ветром по избе разнесло. Вот и вышло всё случайно. А мне сердце зимней владычицы самой нужно было! Хотела молодость и красоту с ним вернуть.

Морозко спрыгнул с Бурана. Схватил Ягу за шиворот. Поднял на ноги. Ледяным взглядом её окинул. От злости лицо покраснело, того и гляди огнём запылает.

— По глупости, говоришь? — взорвался старик. — Да ты хоть знаешь, что натворила? Сердце увечье получило из-за твоих проделок! И теперь погибает.

Услышала Яга эти страшные слова. Глаза расширились под клочками седых бровей. Плакали её молодость и красота, коли сердце Мары потухнет.

— Вот гляди, старая! — Морозко достал из мешка своего потускневший кристалл и сунул Яге под нос. — Видишь теперь? Жизнь из него выходит через ожог от твоего колдовского огня!

— Прости, Морозко! Прости меня глупую старуху!

— Полно тебе прощение просить. Отведёшь меня к Кощею, проведёшь в его подземное царство.

— Это зачем ещё? — удивилась Яга.

— Сердце можно исцелить. Если поднять его на вершину горы Алатырь и водрузить на алтарь владыки холода. Только Кощей может это сделать. Но надо спешить!

Яга замялась. Отдать сердце Мары Кощею — всё равно, что дать ему погибнуть. Разницы старая ведьма не видела никакой. Но перечить не стала. Тут же побежала баба Яга к своей избушке, попробовала вновь прощения у неё выпросить, но та не на какие уговоры не поддалась. Тогда баба Яга позвала ступу, и та вылетела в окно и приземлилась возле неё. Влезла старуха в ступу и полетела на север молча. А Морозко на Буране за ней отправился.

Не долгой дорога была. Для человека, конечно, заняла бы несколько дней, но не для Бурана и ступы бабы Яги. Бурные воды реки Смородины, задолго возвестили своим громким бурлением, что прибыли Морозко и Яга в нужное место. А вскоре почуял старик смрад, который исходил от воды. И чуть погодя показалась и сама река — широка, не спокойна. Течёт и прыгает по камням, что на дне лежат, брызги разбрасывает. И ещё издали показалась гора, которая вершиной своей касалась облаков. Подивился Морозко такому чуду. Приостановил Бурана, чтобы оглядеться немного.

— Гиблое место. И вокруг не души… — проговорил старик, да и вновь за Ягой последовал.

А гора, что в небеса уходила, по мере приближения росла, становясь непреодолимой каменной стеной, у подножия которой плескалась река. И холод здесь стоял неумолимый, что даже Морозко застучал зубами, словно и не зимний житель вовсе.

Вскоре Яга с Морозко приблизились к насыпи из камней, что тянулась через реку Смородину. Насыпь была высокой, но узкой и ненадёжной. Казалось, её вот-вот смоют бурные воды. Некоторые камни даже шевелились, толкаемые течением реки.

— Калинов мост. — пояснила баба Яга. — Здесь Бурана придётся оставить. Не пройдёт твой конь, Морозко. По мосту никто тяжелее души пройти не может. А тебя я в ступе перевезу. Для этого она мне и дана была. Хе-хе-хе! — вновь захихикала старуха своим скрипучим смехом.

Слез Морозко с Бурана, погладил по снежной гриве и нашептал тому, чтобы дожидался их с Ягой. Затем к Яге направился и в ступу влез. Тесновато стало. Да и страшно старику на таком транспорте передвигаться. Вцепился Морозко в Ягу и глаза зажмурил. Почувствовал только, как земля из-под ног уходит. А чуть погодя — толчок.

— Приземлились. — прокряхтела тут же Яга. — Вылезай уже! Чуть не раздавил меня несчастную.

Морозко лишь хмыкнул, глядя на ведьму. Затем стал оглядываться по сторонам.

Другая сторона реки Смородины была и вовсе безжизненной. Чёрные камни и пески припорошены снегом. Ни намёка на кусточек или деревце.

— Видишь, Морозко, эти чёрные камни и землю, которая словно текла и застыла. Огненная река порою с горы разливается, выжигает всё на своём пути. Даже камни растапливает, словно масло на сковороде. А потом потухает и затвердевает. По эту сторону реки весь берег полыхает в огне. И бывает так жарко, что сгореть можно от одного воздуха. — пояснила серьёзным тоном баба Яга. — Но когда огненная река спит, то лютый холод с горы опускается. Ты уверен, что желаешь идти в подземное царство к Кощею? Весь жар от огненной реки сосредоточен в недрах горы. Выдержишь ли? Не пыхнешь паром? Хе-хе-хе!

Морозко призадумался. Верно, он слыхивал ранее ехидные насмешки от зимних сородичей, что Кощей в подземном царстве тренирует выдержку для встречи с Ярилой, надеясь схлестнуться с ним в бою. А кто и вовсе поговаривал, что за века жизни в мерзлоте бывший владыка зимы захотел кости свои отогреть. Кощей, конечно, посильнее старика будет, да ведь тоже сделан из того же теста, что и он — Морозко, а значит и Морозко не пропадёт и не растает.

— Веди, Яга! — ответил уверенно старик, — Где наша не пропадала.

— Ну гляди, не пожалей. — и баба Яга, растянув губы в улыбке, пошла прямо к основанию горы.

Обойдя гору в правую сторону вдоль реки, старуха указала рукой на чернеющий огромный разрыв в каменном изваянии горы, который уходил далеко вглубь. Морозко всмотрелся в зияющую темноту пещеры, но так и не увидел в ней ничего.

— Что за непроглядь такая? Отродясь такого мрака не видывал.

— Это, Морозко, вход в подземное царство. Мёртвым свет не нужен. Хе-хе-хе! Но погоди, не подходи близко. Врата охраняет…

Но не успела баба Яга договорить, как из расщелины пыхнул обжигающий пар и заслышался громкий топот. Морозко отскочил подальше от входа, но старуха так и осталась на своём месте. Стоит, улыбается от уха до уха, обнажив свои гнилые и прореженные зубы.

А из чёрного разрыва вылезла огромная змеиная голова, покрытая чешуйчатыми пластинами. Из ноздрей пар пышет, как дым из дымовой трубы. Огляделась голова по сторонам и, завидев гостей, уставилась своими маленькими глазками на Морозко и бабу Ягу. А зрачки как у кошки — сузились в чёрные щёлочки на золотистой радужке. Как только змеиная голова сфокусировала свой взгляд, тут же из пещеры вынырнула ещё одна такая же голова, а за ней показалась и третья. За тремя головами из темноты вывалилось и огромное туловище, также всё покрытое чешуёй. Солнечный свет блеском пробежался по чешуйкам, которые, как хамелеон, переливались цветами — зелёными, синими, голубыми, бирюзовыми.

Змееподобный зверь полностью вылез из пещеры. Четырьмя мощными лапами он ступал на землю, от чего она дрожала как хлипкий деревянный мостик под ногами богатыря, а с горы сыпались камни. Длинный хвост полз вслед за тяжёлым туловищем существа, а по бокам в сложенном состоянии трепыхались перепончатые крылья. Пар всё также валил из ноздрей трёхголового змея. И Морозко догадался, кто пред ним возвышается.

— Здравствуй, Горыныч! — очень громко поздоровалась баба Яга. А Морозко шепнула, — Он, глуховат. Все три головы.

Но старик не особо удивился. Как можно услышать, когда в твоих головах нет ушей, а сам издаёшь столько шума, что вряд ли что-то ещё можно расслышать.

Змей Горыныч, пристально посмотрев на Ягу, вдруг перестал пыхтеть. Взгляд его изменился и стал приветливым.

А Яга подошла очень близко к существу и пощекотала шею той головы, что была в центре.

— Узнал, родёхонький! — расплылась в улыбке старуха, когда и другие головы стали к ней ластиться — Что соскучился, да? Вижу, что соскучился.

Ведьма попеременно гладила, щекотала и похлопывала головы зверя, а те наперебой подставлялись под её ласки.

— Ну, полно тебе! Дело срочное нынче. Пропустишь нас к Кощею? — спросила Яга.

Горыныч склонил все три головы к Морозко и нюхать стал. Чует снегом и морозом от старика несёт, а живой плоти совсем не унюхал. Значит, свой.

— Хорош-ш-шо. — прошипела центральная голова. — Спуш-ш-шкайтеш-шь.

И тяжёлой поступью Горыныч отошёл в сторону, пропуская путников к пещере.

Баба Яга пошла первой, за ней двинулся Морозко. Непроглядная темнота поглотила их, как только ступили под каменные своды пещеры. В нос старику ударил затхлый запах многовековой сырости и чего-то ещё, от чего Морозко поёжился. Подземное царство, где обитают души и духи, не встречает приветливо гостей. Да и гости сюда приходят на вечную поживку.

— Слышишь, Морозко! — Вдруг резко остановилась баба Яга и зашептала старику, когда тот втемяшился в неё, ничего не видя в темноте. — Ты, это… Не говори Кощею, что это я сердце Мары повредила. Не то не выйти мне больше отсюда, а тебе вместе со мной. Сам не выберешься с подземного царства, уж поверь.

Старик и сам понимал, что грозит ведьме за её деяние, и что и он вместе с нею сгинет тут навеки. Хотя велико было желание поквитаться со старухой.

— Хорошо. — прошептал Морозко в ответ. — Но знай, чего удумаешь ещё, сдам тебя Кощею с потрохами.

Баба Яга кивнула. После чего достала из-за пазухи волшебный светец, что даёт свет без огня, и произнесла:

— Светец, светец посвети! Путь во мраке освети!

И вот в пещере стало светло. Двинулись дальше. Стены грота горы Алатырь были покрыты инеем. Но чем глубже продвигались путники, тем становилось жарче и душнее. Вместо инея теперь стены покрывала влага. Она капельками собиралась на каменной твердыне, а затем стекала на пол, образуя лужицы. Морозко чувствовал, как жара становится сильнее. И от этого ему было не комфортно сначала, а затем и вовсе подурнело. Пот струился по лицу старика, воздуха не хватало, но он стойко шёл дальше за бабой Ягой, пыхтя и тяжело дыша.

По пути Морозко стал замечать, что на стенах пещеры попадались блестящие разноцветные камни. Они словно росли из каменных стен. И чем дальше шли баба Яга и Морозко, тем чаще и гуще были эти наросты.

— Неужто, драгоценные каменья? — удивился старик, присматриваясь к блестящим камням.

— Да, тут у Кощея целые горы самоцветов. Хошь изумруды, хошь рубины, а хошь — янтарь. Хе-хе-хе! Да, только никому не дозволено их касаться. Кощей рьяно их стережёт вместе с Горынычем. Пересчитывают все каменья каждый день. Жадюги!

— А что будет, если сорвать один камень? Неужто догадаются так сразу?

— Ох, не ведомо мне как, но вмиг Кощей явится защищать своё имущество. И тогда несдобровать расхитителю.

И тут Морозко смекнул:

— Так чего ж мы тащимся к нему в такое пекло? Пусть сам к нам явится.

Баба Яга только глаза вытаращить успела от догадки, что Морозко собрался сделать. А старик уже ухватился за один из драгоценных камней и, приложив усилия, отколол его от каменного насеста.

Поначалу тишина наступила такая, что только слышны были вдохи и выдохи путников, да капельки воды, что со звоном бились о пол пещеры, падая с потолка. Это Морозко и баба Яга так притихли, вслушиваясь в ожидании того, что будет дальше. Но ничего так и не произошло.

— Видно плохо Кощей стережёт своё имущество. — проговорил с досадой старик. — Всё ж придётся идти за ним в самое пекло.

Баба Яга тоже хмыкнула:

— Только слуху напустил, что вмиг несдобровать тому, кто тронет самоцветы. Эх, пустозвон!

— Это ты меня пустозвоном назвала? А? Ведьма старая! — вдруг послышался мужской голос из темноты пещеры.

А затем на свет вышел высокий мужчина в чёрной мантии. Худой настолько, что сквозь одежды вырисовывались кости. Лицо, шея и кисти рук обтянуты серо-белой кожей, которую, казалось, можно было проткнуть пальцем без особых усилий. Волосы смоляные спадали на плечи и занавесями прикрывали лицо с обеих сторон. Под глазами тёмные круги, как углём намазанные. От чего глаза мужчины в свете, что давал светец, выглядели чёрными и тусклыми, без малейших бликов.

— Ох, Кощеюшка! — спохватилась баба Яга и залепетала елейным голосочком, — Здравствуй, родименький! Да, что ты! Не про тебя конечно! Про Горыныча. Обещал служить тебе верно и преданно, сторожить врата в подземный мир и охранять твои самоцветы, а сам даже не услышал, как мы камушек-то твой сорвали! Вот и говорю — пустозвон!

Кощей с подозрением во взгляде подошёл ближе к незваным гостям. Осмотрел с удивлением их. И уставился на Морозко:

— Морозко? Чего это тебя занесло в мои владения? Неужто собрался покинуть белый свет?

Кощей приблизил своё лицо к старику и пристально посмотрел в его глаза:

— Зачем пожаловал? И ещё драгоценный камень мой тронул?

Морозко с трудом выдержал взгляд бывшего зимнего владыки. А жар от него такой исходил, что старик остерегался растаять прямо тут же. Сглотнул Морозко громко, да и молвил:

— Пришёл за помощью к тебе, Кощей! А камень сорвал, чтобы явился ты сам ко мне. Тяжко мне в твоих владениях. Боюсь, что не дошёл бы до тебя в подземное царство.

И Морозко протянул Кощею сорванный камень.

— За помощью, говоришь? — удивлённо произнёс Кощей, забирая свой самоцвет у Морозко.

Он снова поднял тяжёлый взгляд на старика. Одна чёрная бровь дугой поползла на лоб. Но Морозко разглядел в выражении лица Кощея замешательство. Знать, нечасто к нему за помощью приходят.

И поведал Морозко бывшему зимнему владыке всё от начала до конца. Только умолчал, что баба Яга виновница всего случившегося. А затем достал из мешка сердце зимней владычицы. В нём ещё брезжил нежно-голубой свет.

А Кощей посмотрел на сердце Мары и губы его задрожали.

— Не уберегла Дева Снегов сердце моей Мары! Во веки ей этого не прощу! Я не выходил из подземного мира несколько столетий. Сейчас поднимусь на вершину горы Алатырь, как ты и просишь. Но больше сердце не отдам ни одному из вас!

Кощей выхватил из ладони Морозко кристалл из небесного льда и быстрым шагом направился к выходу из пещеры. Баба Яга с Морозко переглянулись и, как могли, быстро побежали за ним.

Выскочив из недр горы, путники только успели увидеть, как Кощей верхом на змее Горыныче взлетел ввысь и скрылся в облаках. Развели руками только, да остались ждать.

Долго не было Кощея. Ночь и день прождали путники у врат в подземное царство, не сводя глаз с вершины горы Алатырь. И лишь к исходу следующего дня показался в небе Горыныч. Спустился на землю змей, а на нём Кощей сидит ни живой, ни мёртвый. В одной руке сердце зимней владычицы сияет, как прежде — ярко, по-небесному. А в другой руке блестит игла.

Кинулись к нему, а он и поведал.

Рассердился владыка холода и родитель всего зимнего народу за то, что его творение не уберегли. Да и на Кощея были свои обиды, за то, что покинул белый свет и ушёл в подземное царство. И затребовал за исцеление сердца Мары Кощееву жизнь.

Вытащил Чернобог из груди Кощея сердце и отдал его часть сердцу зимней владычицы. И теперь вся жизнь Кощея в игле, что осталась от его сильного сердца из небесного льда.

— Это ты, ведьма старая, виновата! Как мне теперь жизнь свою охранять? — закричал Кощей. — Ты сердце Мары повредила! Мне об этом владыка холода поведал! И теперь поплатишься жизнью.

Испугалась баба Яга. На колени перед Кощеем упала.

— Не гневайся, Кощеюшка! Я не нарочно! Коли пожалеешь меня, дам тебе особый ларчик! В нём схоронишь свою иглу — жизнь. И расскажу, как понадёжнее его спрятать ото всех.

И выменяла старуха свою жизнь за особый ларчик. Волшебный! Да за совет, где этот ларчик схоронить, чтоб никто не добрался до жизни Кощеевой.

— Владыка холода наказал вернуть сердце Мары тебе, Морозко! — недовольно произнёс Кощей. — Но теперь я разделил свою жизнь с ним. И вернусь, когда время придёт вложить его в грудь снежной девчонки. Моя она теперь. Пора Маре вернуться.

И с этими словами отдал Кощей сердце зимней владычицы Морозко, а сам ушёл в пещеру.

Вернулись баба Яга и Морозко и стали дожидаться прихода зимы в деревню, где жили Иван с Марьей. Баба Яга свой план вынашивала, как раздобыть ледяное сердце, а Морозко думы думал, как Снежевинку из лап Кощея унести.

Вот снова в деревню пришли холода и пошёл первый снег. Вышли Иван с Марьей вновь дочку свою лепить. Как велел им Морозко, — с первым снегом. Да, только в этот раз вышла у них не девочка, а хрупкая девушка. Знать, подросла Снежевиночка.

Снова весть разнеслась по миру о снежной девушки, что стоит живее всех живых, да не движется. Пришёл Морозко. Примчалась с ним матушка Зима. И баба Яга тут как тут. Вложила Зима, как и прежде, сердце зимней владычицы в грудь снежной девушки. Осыпался снежный панцирь и задышала Снежевинка. Разулыбалась, обнимать кинулась родителей, Морозко, матушку Зиму. А на бабу Ягу со злостью взглянула, обругать хотела. Но вдруг с неба на землю огромная тень упала. Это Кощей на змее Горыныче прилетел. Прознал всё же, что Снежевинка вернулась.

Взмахом руки раскидал всех, кто возле снежной девушки был, придавил к земле невидимой силой. А сам к Снежевиночке направился. Достал перстень жены своей Мары:

— Вот и свиделись вновь, жена моя!

А Снежевинка как заворожённая руку Кощею протягивает. Позволяет перстень надеть на безымянный палец. Сама пристально ему в глаза смотрит. И вот во взгляде девушки узнавание возникло, и Кощей потянулся к устам жены своей, дабы скрепить воссоединение поцелуем. И только прикоснуться к губам успел, как вмиг отлетел на 5 шагов. А девица руки в бок и яростным взглядом Кощея окидывает:

— Не пойду с тобой! Ты злодей лютый! Убирайся!

Освободились от сил Кощеевых Морозко, матушка Зима и Иван с Марьей, стали на защиту Снежевинки.

Так и остался Кощей ни с чем. Ушёл вновь в своё подземное царство. Но надежды не терял, как и баба Яга. С тех самых пор и ищут возможности Снежевинку похитить. Каждый для своей цели.

А Снежевиночка стала ещё краше, ещё добрее. Верная помощница родителям своим, да старику Морозко.

— Знать, дитя сделанное с любовью, в мир любовь и понесёт. — произнесла матушка Зима, наблюдая за девушкой из снега, что Иван с Марьей слепили. — Даже если сердце в нём бьётся ледяное от двух зимних владык.

Конец.