Бумеранг [Ева Туманова] (fb2) читать онлайн

- Бумеранг [СИ] 267 Кб, 64с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Ева Туманова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Бумеранг

Глава 1

— Смелее.

— Может, не надо?..

— Надо. И не жалей.

— Как я с этим жить буду? Ночи уже хватило, всю жизнь вспоминать буду, так ещё это?!

— Если тебе на меня не плевать, если ты не хочешь, чтобы всё сейчас развалилось — бей немедленно! Один раз потерплю, ничего мне не сделается.

— Ты не понимаешь, чего просишь… У меня рука не поднимется.

— Чёрт тебя дери! Либо бей, либо никогда меня больше не увидишь!

Звук удара гасит свет в глазах.

***
Игорь крутанул ручку смесителя и сунул лохматую голову пассии под забившую ледяную струю. Жанка завизжала с неистовством банши, аж стаканчик на полке задребезжал.

— Руки убрал! — верещала девушка, лягаясь ногами во все стороны.

— Уберу, как успокоишься.

Жанка в ответ прибавила звука и перешла на рычание, плавно переходящее в истерику. Она готовилась к выступлению заранее — сегодняшним вечером разыграла чудовищный скандал в ресторане, с душой и выдумкой, как она любит. Переколотила все тарелки со стола, обложила несчастных официантиков матом, и было бы, мз-за чего — вместо тёплой воды с лимоном ей принесли холодную минералку. На ровном месте развернула такое шоу, закачаешься. И ведь срать ей на эту дурацкую воду, Игорь знал. Просто темперамент потребовал выхода именно в такой неподходящий момент. Бедная администраторша смотрела оленьими глазами, медведи-охранники замялись на подступах — Игорь не последний человек в городе, ещё и клиент постоянный, как тут его кралю в двери выкидывать? В сервисе такое не предусмотрено. Пришло самому проблему устранять. Брать Жанку под белы рученьки и тащить в машину, попутно глядя, как бы она с чужого стола скатерть не потянула. Бешеная девка извивалась, как пучок змей, но кое-как угомонилась. Провожавшая администраторша сделала жест, будто расписывалась, Игорь понятливо кивнул — счёт за разгул мятежной души оплачивать, конечно же, ему.

Вместо того, чтобы пихнуть Жанку в провонявший бензином багажник, как она того заслуживала, он просто затолкал её на заднее сидение, предварительно шлёпнув по лицу. Не сильно, чтобы угомонить наконец, но девушка тут же сжалась и зашмыгала тонким носом — бедная-бедная, незаслуженно обиженная детка. Когда-то это правда действовало. Жанкина агрессивная красота, тюнингом доведённая до совершенства, дрожащие ресницы, хрустальные слёзки в блестящих глазках срабатывали безотказно, и весь праведный гнев Игоря улетучивался. Дальше сценарий всегда был один: пожалеть-приголубить, извиниться поездкой за очередными брюликами, а там и квантовый скачок прямиком в постель. Жанка обожала драму и жить спокойно не могла, всё-то у неё должно быть выкручено на макисмум, а Игорь тихо зверел, чувствуя, как в реальном времени расшатываются его нервы. Не хватает его на такие бури.

— На выход! — буркнул он, когда они доехали. Жанка, осознав, что пополнения в коллекции брюликов на горизонте не светит, открыла второй раунд обвиняющих воплей.

И тогда, потеряв последние крохи терпения, Игорь затащил её на второй этаж и устроил холодный душ. В буквальном смысле.

Ближе к полуночи, когда нарыдавшаяся до икоты Жанка заглотила снотворного и уснула спокойным младенческим сном, Игорь сидел в гостиной, вульгарно отхлёбывая восьмилетний коньяк прямо из горла и вёл с самим собой беседы за жизнь. Он не дурак, понимает, что дальше так продолжаться не может — и так уже волосы выпадать начали. Но от Жанки так просто не избавиться. Мало того, что девка по природе своей скандальная, так ещё и аудиторию в соцсетях собрала — сообща они устроят Игорю такое, что остальные волосы он вырвет сам. Может, просто бабла ей сунуть побольше напоследок? Кривая ухмылка перекосила его лицо — в Жанку и так вложено, как в кирпичный завод. Мысли бегали по кругу, уныние уравновешивалось только долгожданной тишиной, подпиравшей его, как тоненькая щепочка огромный валун.

Телефонный звонок вырвал Игоря из прострации, в которой он почти растворился. Чертыхнувшись, он скосил глаз в сторону телефона — трубку брать не хотелось. Поздно уже, и так удобно сидеть… Но за первым звонком последовал второй, а там и третий. Игорь с тихим рыком схватил телефон, всерьёз намереваясь расколотить его о каминную доску, но увидел контакт — и замер. В последний раз Мишаня звонил ему… Даже не вспомнить, когда. Прежние друзья нынче даже не общались, только на праздники по привычке скидывали безликие поздравления.

Автоматическим жестом Игорь принял звонок, но и слова сказать не успел, как в динамике выдохнули:

— Юлька объявилась. Я её встретил.

— Что ты несё… — начал Игорь, от алкоголя и сонливости мало соображающий, но услышанное врезалось в его мозг многотонной бомбой и разорвалось. Он едва не свалился вместе с креслом; из опрокинутой бутылки на пол полилась струйка коньяка. Пальцы стиснулись на деревянной ручке, едва не раскрошив её в щепки. — Кто?!

— Сам знаешь, — тихо и мрачно донеслось в ответ. — Прямо у своего дома. Чуть ли не у порога, Гарь. Избитую. В рванье каком-то. И… — пауза, от которой у Игоря кишки скрутило в морской узел, — изнасилованную.

— Миш, ты там нажрался, что ли? Ты себя слышишь вообще?

— Это она. Узнал, как только увидел.

Игорь подобрал бутылку, отпил, не чувствуя вкуса и спросил, с трудом сдерживаясь, чтобы не застучать зубами:

— Сейчас где?

— Отвёз в частную, на Шаболовке. Гарь, приезжай, а, — вдруг забормотал Мишаня, — я не могу, у меня руки трясутся, приезжай, я тебе адрес скину сейчас…

Что он там бубнил дальше, Игорь уже не слушал. Он бегом спустился к выходу, попутно цапнув пальто и вылетел за порог. Погода стояла самая мерзотная, мелкий противный дождь просачивался за шиворот. В любой другой ситуации Игоря бы за дверь не выгнала даже великая нужда, но сейчас он даже не обратил внимания, что по пути к гаражу шлёпает по лужам в домашних тапках, забрызгивая штанины грязью. Пикнул сигнализацией, схватился за ручку и прыгнул за руль, забыв, что должен быть слишком пьяным, чтобы вести. Весь алкоголь его организм переработал в шок. Хорошо, хоть пробок нет, от него до больницы минут двадцать по пустым дорогам. Игорь стискивал руль и гнал, будто от его скорости зависела чья-то жизнь.

Первое время он часто видел её во сне. С всегдашней солнечной улыбкой, радостную, а через секунду — с чёрными потёками туши и полным отчаяния взглядом, от которого хотелось вывернуть себя наизнанку. Они с Мишаней никогда случившееся не обсуждали, да и виделись всё реже, но никто из них ничего не забыл. Нельзя такое забыть, даже если очень стараться.

Мишаня встретил его в холле больницы, нервный и бледный, одёргивающий манжеты и ворот пальто безо всякой на то нужды. Не слишком изменился с последней встречи, только завёл пижонскую светлую бородку. Интеллигент вшивый, подумал Игорь с лёгкой неприязнью. Профессорский сынулька.

— Какая палата? — спросил Игорь без предисловий.

— К ней пока не пускают, спит…

— Сейчас пустят, не ссы.

И пустили. Дар убеждения отлично работает в связке с деньгами. Оцепенев в дверях, Игорь молча смотрел на лежащую в больничной койке девушку, странным образом избегая её лица. Сзади пыхтел и рвался Миша, пытаясь сдвинуть бывшего друга с дороги или хотя бы пропихнуть вперёд.

— Ты застрял, что ли?

Игорь как очнулся. Сделал шаг вперёд, другой. Ноги так тряслись, что он всерьёз побоялся упасть. Черты узнавались даже сквозь гематому на половину лица — оплывшую, лилово-фиолетовую, как космос. Золотистые волосы, потерявшие былой блеск, спадали на другую половину. Длинные, ниже плеч. Раньше Юлька таких не носила, любила покороче, которыми так задорно встряхивала в школьных коридорах. Осторожно, будто опасаясь спугнуть, Игорь приблизился. Мозг тормозил, считывая информацию с опозданием в несколько секунд. Он сперва увидел продолговатые следы на шее и только потом понял, что это от пальцев. Разбитые губы, синеватые ногти на пугающе тонких пальцах. Игорь потянулся откинуть прядь слица, разглядеть получше — и тут же отдёрнул руку, словно его током шибануло. Не посмел. Отступил в сторону, давая Мишане сделать это вместо него.

Для проформы. Они оба сомнений никаких не питали, но всё равно замерли — она. Игорь узнал бы её и через тридцать лет. Её черты, частично искажённые побоями, навечно отпечатались у него в памяти. Точёные скулы, выразительные дуги бровей. Её губы. Её глаза.

Чувствуя, что начинает задыхаться, Игорь слабым голосом сказал:

— Я не понял, как ты её нашёл?..

— Она… Врач говорит, её изнасиловали, — будто не услышав, сказал Миша. Он даже головы не повернул, всё смотрел и смотрел. — Ты бы видел… В рванине какой-то, грязная, как… Как бомжиха какая-то. Я думал, крыша поехала, галлюцинации уже вижу. До сих пор отойти не могу.

Дальше причитания Игорь слушать не стал, взял его под локоть и вывел за дверь.

— А говорят, дважды в одну воронку… — криво ухмыльнулся он и сам себе ужаснулся. Это от стресса, наверное. — Это, что же… — Он запнулся, не в состоянии произнести. Выдавил через силу: — Второй раз, получается?

— Может и не второй, — темнея лицом, ответил Миша. Он снова дёрнул воротник. Игорю захотелось дать ему по рукам. — И не пятый. Она бездомная. Бездомная, молодая и красивая женщина. Думаю, не нужно объяснять, что с такими случается на улицах без защиты. — Он стиснул переносицу. — Помнишь, она в актрисы всё хотела? И ведь стала бы, точно бы стала, чёрт. Гарь, — Миша вцепился дрожащими пальцами ему в предплечья, — это же из-за нас? Это мы виноваты?

— Чушь, — выплюнул Игорь. — Херню несёшь. С чего это?

— У тебя память отшибло, что ли? — взвился Миша. — Ты мне сам тогда затирал, что её родаки в ментовку не пойдут. Мэрские выборы на носу, а тут такой скандал! Ладно бы в кусты на стройке утащили или в парке где, а то — нажралась на выпускном и пустилась во все тяжкие. Никто бы не поверил, что не сама запрыгнула. — Он понизил голос, заметив, как из соседней палаты высунулся какой-то мужик: — Я же не просто так, я справки наводил потом. Её куда-то отправили почти сразу, ни в ВУЗах не всплывала, нигде. Исчезла. Маменька с папенькой сплавили свою проблему, как и не было. И вот она здесь, посмотри.

— Хочешь сказать, её из дома выгнали? — Игорь скривился. — Это кем надо быть вообще?

— Людьми. Типа нас с тобой, — зло скрипнул зубами Миша. — Пальто белое когда надеть успел?

Игорь опустил голову.

— Что делать будем?

— Я её не оставлю, — непривычная твёрдость в голосе будто придала Мишане сил. Даже трястись перестал, только жилка на виске дрожала. — Сделанное не вернёшь, конечно, но хоть что-то. Месяца не проходило, чтоб я её не вспомнил, какие мысли только не надумал… Но такое даже представить не мог. — Он провёл ладонью по лбу, стирая пот. — Что мы за уроды, а. Такая красивая, такая нежная… Будь она там замужем, с детьми и всяким таким, дом полная чаша, я бы и успокоился. Ну было и было, живёт человек дальше. Может, даже с духом собрался бы, извиниться, все дела, чтоб груз на сердце не лежал. А тут дом не то, что полная чаша, а вообще никакого, господи. Я теперь боюсь представить, что у неё в анализах найдут.

Он втянул воздух сквозь зубы. Игорь понимал его, как никто другой.

— Нюхает? Колется? — от растерянности он впадал в цинизм. Увидев отрицательный жест, немного расслабился. Хоть эта беда миновала. Медленно произнёс: — Девять лет. Сука, девять лет такой жизни. Сколько ж говна она нахлебалась за это время.

— Теперь по-другому будет. Всё исправлю, что наделал, — сказал Миша и сжал губы в нитку. — А ты давай там, возвращайся в свой прекрасный мир. К инстаграмщице своей силиконовой. Заждалась, небось.

— Вот только не надо, а! — тихо рыкнул Игорь. — Я из себя святошу не строю, сам знаю, что налажал. От нас всё равно никакого толку пока что, пусть поспит. Завтра утром вернусь. Привезу, что надо.


Девять лет назад


— Свет мой, зеркальце, скажи, — пропела Юлька, разглядывая себя в крошечном зеркальце, — кто прекрасней всех на свете?

— У тебя прыщ на ухе, — засмеялась Кристя, но та и бровью не повела, тоже улыбнулась:

— Мои прыщи — самые прекрасные прыщи на свете.

Подружки прыснули со смеху. Их было всего две, несмотря на то, сколькие набивались в подруги: рыжая Кристя и по-восточному смуглая Лилит. А в центре главным украшением сияла Юлька, с её глазами-звёздами и мягкой кошачьей улыбкой. Золотой троице завидовали, глядели вслед и страшно мечтали проникнуть в их внутренний круг. Лёгкие, как мотыльки, всегда беззаботно хохочущие, не переживающие даже перед экзаменами. Хотелось быть похожими на них, будто заговорённых от всякой пакости. Их не обдаст грязной водой из-под колёс машины; не отвалится каблук, застряв в решётке слива. А если неприятность будет всеобщей, как тропический ливень, внезапно разразившийся в прошлый вторник, то вынесут они её с высоко поднятой головой, хохоча и получая искреннее удовольствие от маленького приключения, нисколько не напоминая промокших куриц.

Они ходили по коридорам в обнимку, в столовой всегда сидели втроём, и все девчонки школы мечтали однажды оказаться той-самой-четвёртой, которой повезло. Внимание их обладало магическим свойством: однажды Юлька разлюбила холодные цвета и отдала целую палетку дорогих теней Лизе из 10 «А», на несколько месяцев подарив той часть своей сияющей ауры. Ничего не делая, Лиза будто чуть выдвинулась из тени, ненадолго став заметной персоной. Завидовали ей страшно.

Игорь торчал в столовой, недалеко от фыркающей со смеху троицы, с мрачнейшим лицом кусая сэндвич с цельнозерновым хлебом и фермерской индейкой. Солнечный зайчик от Юлькиного зеркальца сверкнул ему прямо в глаз — Игорь зло мотнул головой и отвернулся. Он и слова не сказал, только жевал всё ожесточённее, но народ вокруг и так всё знал — Гарьку вчера отшили. Юля добрая девочка, не стала превращать отказ в публичную порку. Не то, что некоторые. До сих пор ещё обсуждали, как Милана Скворцова швырнула своему ухажёру новой сумкой прямо в рожу.

— Я что, по-твоему, на палёный Луи Виттон поведусь?! — вопила Милана, подыскивая, чем ещё запустить. — Ты бы хоть ярлычок проверил, кретин, там «Луи Батон» написано! Вообще, блин! Иди на Тверскую и там за неё сними кого-нибудь, если так приспичило. Хотя даже там тебе в рожу харкнут!

Юлька была другая.

— Ничего не выйдет, извини, — сказала она вчера Игорю. — Ты неплохой, правда, просто… — Она замолчала, но в глазах отчётливо читалось: «Просто кретин полный».

Провал.

Мишаня наконец оторвался от дотошного исследования шведского стола и плюхнулся рядом.

— Заткнись, — процедил Игорь, хотя тот и слова не сказал.

— Нашёл, из-за кого сопли распускать, — хмыкнул друг с наигранным сочувствием. — Да таких Юль ещё знаешь, сколько будет? Вообще того не стоит.

— Ага, — ничуть не поверив, оскалился Игорь. — Ты ж поэтому ебало кукурузил, когда я её домой провожал.

— Ну было и было. — Мишаня пожал плечами. Раскачался он что-то в последнее время, ещё немного и перегонит. Надо подналечь на железо, подумал Игорь между делом. Друг пихнул его в плечо, закидывая в рот помидорку-черри: — Это ж ерунда всё, после выпускного и не вспомним. А там универ… Все эти школьные любови, по статистике, долго всё равно не живут.

— Не надо мне про статистику затирать. — Игорь зыркнул сперва на Мишу, потом на измученный сэндвич и последний с оттяжкой швырнул в мусорку. — В жопу твою статистику, понял? Сидишь тут, умник долбанный, типа выше всего этого, а сам сейчас к Юльке с высунутым языком побежишь. Только тебе там тоже нихрена не светит.

И он был прав.

Мишаня продержался чуть дольше, но итог был тот же.

Миша Сырых тоже был дюжим парнем, высоким и мощным, но с печатью интеллигентности на лице. Там, где Игорь давил силой и авторитетом, Миша подключал красноречие. Возможно, именно эта разница послужила тому, что Юлька терпела его на пять дней дольше. Игорь бесился, сжимал кулаки от бессильной злобы, но сразу же успокоился, когда друг явился на уроки с постной рожей и на все вопросы неубедительно отбрехивался.

Теперь была очередь Игоря злорадствовать и рассказывать про статистику.

Но оба они раскрыли рты от шока, когда увидели свой предмет вожделения за руку с Андрюшей из параллельного класса. Мелкий додик, дрищ, которого плевком перешибёшь. Мишаня обычно звал его «тварь дрожащая», а Игорь ещё хуже. Отличник в задротских очках, хотя деньги на коррекцию зрения тут были у всех. Тише воды, ниже травы. Всего достоинств — это идеальные оценки, да известная в узких кругах врачебная династия, из которой этот занюханный росток вылез. Его дед лечил Брежнева, мать была вхожа в кремлёвские круги, а сам Андрюша просто удачно родился. Бледная немочь. Чмо обыкновенное.

— Это что за новости? — зашипел Игорь, поймав Юльку в те редкие минуты, когда та была одна. Он зажал её в коридоре, не давая уйти без объяснений, здоровенный в сравнении с ней, как гора. Миша маячил сбоку: вроде бы не при делах, никого не держит, а впечатление создаёт. — Серьёзно, блин? Дрюша-задротик? Что ты в нём нашла вообще, чего у нас нет?

Юлька нахмурилась, построжела лицом. Дивные голубые глаза потемнели, как тучка набежала.

— Не припомню, чтобы обещала тебе что-то, — сказала она. — И дружку твоему тоже. Я же сразу сказала, что спать с вами не собираюсь. А вы, придурки… — Она закусила губу. — Один сразу лапать полез, второй через неделю. Я уж начала думать, что ты нормальный, — Юля укоризненно покосилась на Мишаню, — а ты такой же, только и думал, как бы в трусы залезть. Зря только шанс дала. Вы думать можете, что хотите, только Андрей — надёжный и серьёзный. И умный, вообще-то.

— А мы тупые, получается? — вызверился Игорь.

— Это ты сказал, не я, — фыркнула девушка. — Или просто озабоченные. Спермотоксикоз в голову ударил. Только вы меня спутали с кем-то, ребят, вам явно другие нужны. Если вам помимо потрахаться ничего не интересно, то ищите тех, кто ваши желания разделяет. Такие девчонки есть, будут только рады. — Она взёрнула точёный подбородок: — Знаете, кто был единственным за всё время, что не пытался меня завалить? Андрей, над которым вы ржёте.

— Гомик, — презрительно усмехнулся Игорь. — Или импотент. Или этот… Как оно… Трансгендер?

— Асексуал, — подсказал Мишаня.

— Вот.

Юля даже не улыбнулась.

— Если обидела чем, — сказала она, — извините. Не хотела. Но вы так себя ведёте, как будто я правда вам что-то обещала. Расслабьтесь, я не последняя женщина на свете, ещё…

— Понял, ща про статистику будет. — Игорь требовательно уставился: — Ты его любишь?

Девушка задумалась, постукивая ноготками по стене.

— Не знаю. Наверное. Он очень добрый. И милый, кстати. Ласковый, как кот…

— Он придурок! — рявкнул Игорь.

— Видимо, у нас разное представление о придурках, — веско уронила Юлька, прежде, чем оставить их.

Судьба её была решена.

Игорь не выдумывал сложностей, план, родившийся в его голове, был элементарным: проучить. Девка явно зарвалась, возомнила о себе, невесть что. Типа имеет право так с ними поступать. Будет знать, как из себя королеву корчить. Его треснувшее эго стало питательной почвой для чёрных мыслей, а высокий алкогольный градус раздул их до огромных размеров. На трезвую голову он бы такое не озвучил. Может, придумал бы, но никому не сказал и не стал воплощать. Но сочетание раненного самолюбия и долитой в пунш водки придало ему уверенности в собственной правоте. Заполировав всё это тайком пронесённым коньяком, он был готов действовать. Когда, если не сейчас? Выпускной создан для того, чтобы ставить финальные точки.

Золотое трио приковывало внимание, даже не стараясь, а больше всех — Юлька, ослепительно-красивая в своём платье, щедро рассыпающая улыбки всем вокруг. Больше всего доставалось Андрюше, нелепому и комичному в плохо сидящем костюме. Он хлопал белесыми ресницами и чуть ли не светился, стискивая хрупкую Юлькину ладошку, а она выглядела такой счастливой, что глазам делалось больно. Игорь скрипел зубами, глядя на это представление. Очевидно, что эта стервозина просто показушничает. Даёт шоу для зрителей. Правда, чего ради, он понять не мог. Только позорится — вот и всё.

Отвергнуть двух самых крутых парней школы ради вот этого? Типа умного задохлика? Можно подумать. Вообще-то, они с Мишаней тоже не тупые. Поумнее многих.

Раздираемый ревностью и обидой, Игорь всё-таки решил влезть. Юлька даже согласилась на танец, только держалась от него на монашеской дистанции, даже не оценив, что рука с талии ни разу за три минуты не сдвинулась ниже. Разговор не поддерживала и едва музыка оборвалась, сбежала к своему заморышу. Игорь стиснул челюсть, глядя ей вслед. Очень хотелось крикнуть в спину что-нибудь грязное, обидное, чтоб она хотя бы перестала его игнорировать, но он сдержался. Сегодня он получит гораздо больше, чем брошенный вскользь взгляд.

Они с Мишаней встретились в туалете, где последний тут же присосался к фляжке с коньяком.

— Надо поаккуратнее, чтоб не сесть, — рассудительно сказал Игорь, пока друг булькал втихаря отлитым у отца «Курвуазье». — На выпускных постоянно трахаются, обычное дело. Романтика. Первый раз в последний раз. Никто и не удивится.

— Да, но… — Миша сделал ещё глоток. Игорю показалось, что руки у того подрагивают, но он списал это на нетерпение. — Не думаю, что кто-то теряет девственность в кладовке. Или куда ты там собрался её тащить.

Игорь сощурился. Настроение друга ему не нравилось.

— Мы, — чётко произнёс он, — мы собрались. Сдриснуть решил?

— Не, — Мишаня мотнул головой. Коньяк в него уже не лез. — Я с тобой. Просто, ну… А если кто догадается?

— Не ссы, — хохотнул Игорь, веселея, — или ссы, ладно, пока мы тут. Да не догадается никто. Нажралась девка, зачесалось в одном месте. С кем не бывает. А чтоб нажралась как следует, мы проследим. Что? Да не корчись ты, нормально всё будет. Чики-чики. Родакам скажет, так они то же самое подумают. Что они, не знают, что у неё каждую неделю новый чувак? Там батёк её, вроде, в мэры намылился, ему скандалы не нужны, замнут всё. — Он поскрёб подбородок, разглядывая своё отражение в зеркале. Изображение чуть плыло, но казался он себе сейчас очень взрослым и мужественным. Способным на настоящий поступок, а не на болтовню одну, как некоторые. — А может и не скажет она. Сама не захочет, чтоб пальцем тыкали. Она ж го-о-ордая, не перенесёт, если корона свалится. Ну ничего, сегодня ей за эту гордость отрабатывать. Запомнит, что с нами играться нельзя.

— Нельзя, — поддакнул Мишаня. Глаза у него лихорадочно заблестели. Он грохнул кулаком по стене: — Решено!

Сегодня им благоволила сама судьба. Из женского туалета как раз выскочили, поправляя юбки, Юлька и черноглазая Лилит. Последняя сверкнула зубами и упорхнула танцевать. Одна, потому что Юльку в последний момент окликнул Мишаня.

— Давай ты, — сказал Игорь минутами ранее, наблюдая из-за угла, как девчонки заходят в толчок. — Меня она в жопу пошлёт сразу, а с тобой пойдёт. Ты ж у нас положительный персонаж, да, Мишанский? Главное, до лестницы чтоб дошла, а там уже я на подхвате буду.

Юльке никуда идти не хотелось. Розовощёкая, слегка растрёпанная, она нетерпеливо притоптывала на месте, оглядываясь в сторону дверей, из которых рвалась музыка и смех.

— Просто поговорить. — Миша старался улыбаться как можно мягче. Он будто пугливого котёнка на улице приманивал. — Честное слово, на пять минут.

— Тебе так срочно? — сделала бровки домиком девушка. — Вроде всё уже обсудили, сколько ж можно. Давай потом, как раз протрезвеешь, мне в пьяные ссоры влезать не очень хочется. Праздник же.

Миша легко рассмеялся, вроде как она что-то забавное сказала.

— Да ладно тебе, я ж не такой тупорылый, как Гарька, понимаю всё. Никаких больше ссор, забыли! Было и было. Пойдём, это типа сюрприз. Примирительный. — Он поманил её за собой, сворачивая в коридор: — Давай, пойдём. Не пожалеешь.

Юлька с мученическим вздохом поддалась. Спрятавшегося под лестницей Игоря она даже не заметила, пока тот не кинулся заламывать ей руки. Она распахнула рот закричать, но крика не последовало — Миша молниеносно заткнул ей рот скомканным шарфиком. Её же собственным.

Девушка билась, как бешеная, пыталась вырваться, но после первого же пинка в колено Миша схватил её за ноги. Игорь держал под локти, и так они отволокли её в тесную подсобку, благо, недалеко было. Незаметная дверь в плохо освещённой части здания. Сюда явно не часто ходят. А даже если кого и занесёт — Игорь предусмотрительно запер изнутри.

Пока он колдовал над замком, Мишаня держал насмерть перепуганную девушку. Юлька выла сквозь кляп, таращилась и рвалась, будто её резать собрались.

— Значит, других нам искать надо? — недобро усмехнулся Игорь, глядя сверху вниз. — Ты кто такая, чтоб нам указывать?

Мишаня времени не терял, уже шарил жадными руками в вырезе декольте, вовсю лапал высокую Юлькину грудь. Может, он и сомневался раньше, но сейчас явно отпустил тормоза — едва объект влажных фантазий оказался в его полной власти. Сладкий запах духов и горячая нежная кожа вдарили ему по мозгам со всей силы. Он так хотел её, её шикарное тело, упругое и одновременно мягкое. Верх платья капитулировал, грубо стянутый вниз, соски напряглись под настойчивыми ласками. Не выдержав, он припал к ним губами, не веря до конца, что это происходит, не обращая внимания на попытки вырваться. Жаль только, что не ему суждено стать первым. Очерёдность они решили на камень-ножницы-бумага.

— Прости, что без поцелуев, — хихикнул Миша, удерживая хрупкие запястья, пока навалившийся Игорь задирал подол. — Я бы очень хотел, но ты ж кричать станешь, ещё сбегутся все. А оно тебе надо, столько зрителей? Так что пусть твой милый ротик пока помолчит.

Юлька последний разум потеряла от ужаса, взвыла дурниной и треснулась затылком об пол, трепыхаясь, как пойманная в сеть рыба.

— Да тихо ты, дурочка, — испугался Миша, придерживая. — Расшибёшься.

— Даже не старайся, — мстительно протянул Игорь, стягивая бельё, — не поможет. Сама виновата, нечего было жопой перед всей школой крутить. На что нарывалась, то и получишь. Ничего страшного, твой додик и так счастлив до усёру будет.

Он захохотал, хотя особого веселья не чувствовал, только зашкаливающий адреналин и возбуждение, распирающее ширинку. Провёл по разведённым стройным ногам, облизываясь в предвкушении.

В четыре руки Юльку перевернули на живот. Чтоб удобнее было.

— Вот это задница! — присвистнул Игорь и от души шлёпнул. Девушка дёрнулась. На молочной коже проступил розовый след.

— Ты чего делаешь, дебил? — рявкнул на него Миша. — Аккуратнее!

— Да ладно-ладно, не удержался.

Они оба едва слюни не пускали, глядя на представший перед ними вид. Оба, конечно, не раз представляли Юльку голой во всех возможных позах, но реальность была круче любой фантазии. А ещё реальность можно было погладить. Сжать в горсть. Сунуть в неё пальцы. Словом, использовать по назначению.

Юльку била мелкая дрожь, она больше не пыталась кричать, только поскуливала и плакала, как побитый щенок.

— Расслабься, — низко прогудел Игорь, доставая припасённую заранее смазку. — Мы ж не звери какие, тебе понравится.

— Давай уже быстрее, — взмолился Мишаня, напряжённо глядя, как среди раздвинутых в сторону ног пристраивается друг. — У меня сейчас яйца лопнут!

Тонкий скулёж сменился хриплым бульканьем, когда Игорь надавил и с трудом протиснулся до конца. Юлька гортанно взревела, задёргалась.

— Ну тише, тише, — уговаривал Миша, поглаживая её по мокрой от слёз щеке, — расслабься, будет хорошо.

Юлька ничего из этого не слышала, для неё всё слилось в грохочущий шум. Больно ей, наверное, не было. Ну, не больнее, чем другим девчонкам в первый раз. Но легче от этого не становилось.

Когда Игорь закончил, Мишаня решил, что хочет видеть её лицо. Не так вот, механически, со спины, как этот. С душой. Юлька его даже не видела из-за слёз, только давилась пропитанным слюной кляпом и дрожала. Подумав, кляп он убрал — всё равно уже кричать перестала. Юлька тут же отчаянно задышала, взахлёб, как утопающая. Сопротивляться она больше не могла, совершенно обессиленная и сломленная. Даже не попыталась разбить пяткой чужое лицо, когда её ноги закидывали на плечи.

В этом состоянии, бездумном и отрешённом, она оставалась, даже когда всё кончилось. На ней наскоро поправили одежду, привели в порядок волосы. Игорь прислонил к губам фляжку с коньяком и заставил сделать глоток — алкоголь обжёг горло, и Юлька закашлялась. Фляжку прижали снова, не давая отстраниться, потом ещё. Игорь знал, что делал, на половине план бросать было нельзя.

— Блин, — сказал Мишаня с сомнением, — может, надо было сперва напоить, а потом остальное?

— Ну уж нет, — огрызнулся Игорь, продолжая экзекуцию, — чтоб она как под анестезией была и на утро не вспомнила? Теперь вот не забудет, всё прочувствовала. Правда, Юлёк? И никаких следов насилия, просто развлеклись.

Он наконец сделал то, что хотел — дождавшись, пока та прокашляется от очередного глотка, отвёл от лица руки и впился поцелуем в коньячные губы. Она даже не шевельнулась ответить, но ему и не важно было. Потом свою долю ласки захотел Миша. А когда обоим надоело, они попытались поставить девчонку на ноги. Вышло плохо — колени у той подгибались. Тогда Игорь закинул её на плечо.

В таком виде они и появились во дворе.

— Ого! — крикнул кто-то из одноклассников, куривших во дворе, — вот это Юлька налакалась!

Игорь с Мишаней поддержали чужие шуточки смехом. На такси добрались до Юлькиного дома и сгрузили у калитки. Она и сидеть не смогла, как подрубленная повалилась в траву.

Так её и оставили.


Настоящее


Больница хоть и была не из дешёвых, а всё же такие букеты здесь не каждый день видели. На Игоря глазели уже от входа, а того пуще — на гигантскую охапку чайных роз, которую он пёр. Даже такой рукастый мужик, как он, с трудом мог обхватить это творение флористов. Запах стоял на весь коридор.

— Там знаменитость какая? — слышалось из обсуждений за спиной. — Дочь президента?

Идти было страшно. Аж живот подвело. Страшно было смотреть в глаза той, чью жизнь разрушил до основания. Девять лет минуло, а всё будто вчера случилось.

На пороге палаты Игорь наткнулся на выходящего из неё Мишаню. Тот оторопело вытаращился на букет. Опомнился, вытолкал Игоря в коридор.

— Значит так, — начал он. Потом обернулся на палату и продолжил чуть слышно: — Наблюдающий врач сказал, у неё амнезия. Ничего не помнит.

— Как в сериалах, что ли?

— Каких, нахрен, сериалах? — зашипел Миша. — Это жизнь, дебила ты кусок. Черепно-моговая травма, стресс, мозг с таким не справился. Он много говорил, я в общих чертах понял. Так что следи за языком, я тебя умоляю. Не дай бог ляпнешь что-нибудь…

— Не учи учёного, — буркнул Игорь.

На душе неожиданно полегчало. Одна проблема снялась сама собой. Извиняться делом, а не словами — вот, что он может. И если Юля никогда не узнает, какую роль он сыграл в её судьбе — тем лучше для всех. И её больше ничто не потревожит, и он будет спать спокойно.

Игорь хмыкнул под нос, когда вошёл в палату. В хрустальной вазочке у кровати уже стоял букет роз. Такие же золотистые, только по масштабам букетик не дотягивал, конечно. Да, шикарных жестов Мишаня делать не умеет.

В этот раз Юля была в сознании. Смотрела прямо на него, выбивая взглядом почву из-под ног. Игорь чуть не споткнулся, но взгляд был рассеянный.

Не узнала.

— Привет, — дрогнувшим голосом сказал он. — Я вот… — замялся, — цветы принёс. Тебе ж всегда такие нравились.

— Красивые, — чуть слышно проронила Юля, глядя на букет. У Игоря защемило сердце от этого голоса. Тихого, слабого, как из-под земли. Он чувствовал себя последним идиотом, стоя тут и не зная, что сказать. Ему бы в ноги ей упасть, молить о прощении. Но так будет только хуже.

Лучше бы она плакала, вдруг подумал он. Если женщина плачет, её можно утешить. Подарить что-то, по голове погладить. Пообещать, что всё будет хорошо. А что делать, когда она такая — он не знал.

Она вдруг пошевелилась. Вроде как хотела руку протянуть. Игорь подошёл ближе, уложил цветы так, чтоб она могла их коснуться. Тонкие пальчики мазнули по шёлковым лепесткам.

— Мне нравится запах, — шепнула она задумчиво. Подняла прозрачные голубые глаза. В левом виднелись звёздочки лопнувших сосудов. — Ты Мишин друг, да? Он сказал, что кто-то должен ещё прийти сегодня.

Игорь трудно сглотнул.

— В одном классе учились, — сказал он, осторожно прощупывая почву. — С ним. И ты с нами. Совсем не помнишь?

Стоявший за спиной Мишаня пнул его носком ботинка в голень. Но ничего другого на ум просто не шло. Игорь не мастак разговоры вести. И Миша тоже как язык проглотил. Когда не надо, балаболит дай боже, а тут… В палату вовремя сунулась медсестра. Радостно всплеснула руками, словно это к ней пожаловали:

— Ох, красотища какая! У нас и вазы под такое не найдётся, наверное. Только в ведро если.

— Да не важно, — кивнул ей Игорь, — давайте так.

Юля безучастно наблюдала, как монструозный букет с шутками и прибаутками ставили в воду, как ставили его на окно. Как Миша всё передвигал типа подальше от края свой букет, чтобы тот в итоге заслонял Игорев. Тот только хмыкнул. Потом заметил, что девушка закрыла глаза.

— Пошли, — настойчиво подёргал за рукав Миша. — Ей покой нужен, тут и так проходной двор всё утро. Юль, — позвал он шёпотом, — тебе принести чего-нибудь завтра?

Но она не ответила. Заснула, наверное.

— В полицию звонили? — спросил Игорь, едва они вышли.

— Само собой. Только толку ноль, если свидетелей не было. Предохранялись, уроды. Или урод. Пробы из-под ногтей взяли, если рожу кому расцарапать успела, может и найдут чего. Но я бы сильно не рассчитывал.

— Врачи что сказали?

— Осмотрели. Синяки, ушибы. ЧМТ. Одно запястье вывихнуто, сопротивлялась. Ну и… — он запнулся и покраснел. Отбарабанил, явно цитируя чужие слова: — Следы насильственного проникновения на наружных половых органах.

— Пиздец какой-то, — протянул Игорь. Он вдруг встрепенулся: — Какого хрена тут одни медсёстры бегают? Где зав. отделения? Где главврач?

— Угомонись, — цокнул языком Миша, — мир и без твоих усилий вращается. С кем надо было, я поговорил. Палату оплатил, лечение, то-сё. Я, знаешь, тоже не пальцем деланный, могу позаботиться. И виноват перед ней по гроб жизни. — Он вдруг застыл посреди коридора, как в пол врос: — Когда её выпишут, заберу к себе.

Игорь так и разинул рот. Но ничего не сказал, только задумался.

Глава 2

Юля вдруг забоялась выходить, когда машина остановилась перед домом. Испуганно смотрела через стекло, жалась к сидению. Хотя проблем на выходе из больницы не было, девушка спокойно сидела в кресле-каталке, вставать с которого сопровождающие категорически запретили. Её лица почти не было видно за очередным букетным монстром, купленным Игорем. За две недели реабилитации он превратил Юлину палату в какую-то цветочную выставку. По вазе на каждый квадратный метр, в каждом букете можно трёхлетнего ребёнка спрятать. Миша сперва решил, что тот выпендривается, пыль в глаза пускает — и бесился от этого страшно. Пошлость, звенящая пошлость. Но глядя, как девушка тянется к цветам, как трогает нежные лепестки, смягчился. В самом деле, что хорошего она видела в последние годы? А цветы — красота универсальная, всем понятная. Один раз он подглядел, как она вытянула розовую камелию из букета, провела лепестками по губам, и решил — хрен с ним, с Гарькой. Хоть какой-то толк от его баблища.

Страшенные синяки превратились в жёлтые пятна и потихоньку исчезали. Лицо уже не напоминало злокачественную опухоль, глаза и губы вернули нормальную форму. Удивительным образом, страдания и мытарства не обезобразили девушку, не стёрли узнаваемых черт. Разве что щёки впали, да заострились скулы, став выразительнее. И детская наивность во взгляде пропала, сменилась чем-то пронзительным, как крик горлицы в вышине. Горлиц Миша никогда не видел и крик их не слышал, но выражение казалось подходящим. Меж бровями девушки часто залегала складка, которую хотелось стереть, изгнать без следа касанием пальца. Делать этого он не стал, разумеется. После случившегося ей, наверное, любое прикосновение будет отвратительно. Хоть воспоминания об ужасах стёрлись, Юля всё равно сжималась и нервничала в чужом присутствии, особенно, если подойти слишком близко. Тело помнило больше, чем разум.

И в глаза она почти не смотрела. Чуть что, опускала взгляд, прятала под густой опушкой ресниц.

Миша почти забыл, какие они длинные.

Юля и спустя девять лет оставалась красива невероятной, хрупкой, как снежинка, красотой. Только уже не как девочка-подросток, а как женщина. С остатками синяков, бледная от слабости и слишком худенькая, она всё равно притягивала внимание. Как полная луна в небе над городом. В её лице появилось что-то таинственное, манящее. Настолько, что перестать думать о ней было невозможно. Хотелось быть рядом, охранять от всего на свете, неотрывно смотреть. Вдыхать запах бледно-золотистых волос. Держать это чудо в своих руках и не отпускать больше никогда.

В один из дней, сидя возле спящей после утомительных процедур девушки, Миша вдруг подумал, что всё могло быть иначе. Прямо сейчас он мог бы держать её руку с обручальным кольцом. И не в больничной палате, а в их общем доме. Она могла бы стать его женой. Если бы только он не был придурком и подождал. Не полез лапать на свидании. Или хотя бы подождал, пока ей надоест хлюпик Андрюша — тот, кстати, давно женился и растит таких же белобрысых, как они с женой, близнецов. Миша видел его на фотках со встречи выпускников. Сам он туда не ходил. Побоялся столкнуться с Юлькой.

Если бы только он не повёлся на уговоры Игоря…

Реабилитация делала своё дело. Юля уже вставала, могла без помощи ходить по палате. Но когда приходили они с Игорем, тут же пряталась под одеяло, как за щит. Пока что она не видела в них близких людей. Но потихоньку привыкала к присутствию, меньше напрягалась. Даже начала улыбаться, когда видела в дверях.

На выписке она была спокойна, с любопытством разглядывала других людей в холле. Пока ехали, тоже никаких признаков тревоги не выказывала. Но у дома с ней что-то случилось.

Её уговорили выйти, повели по дорожке — осторожно, будто она могла сдетонировать, если чуть надавить. Юля недоверчиво разглядывала дом.

— Всё хорошо, — убеждал её Миша, квохча, как наседка, — всё в порядке. Никто тебя не обидит. У тебя и комната своя, и замок в ней есть. И всё, что захочешь, только попроси. Мы твои друзья, обо всём позаботимся.

Игорь оттёр его всторону, устав слушать эти сюсюканья. Ей же не пять лет, подумал он. И не сто пять.

— Короче, — сказал он, перехватив инициативу, — если тебе здесь будет плохо, никто оставаться не заставляет. Присмотришься, попробуешь. Если не понравится — купим другое жильё, получше. Какое захочешь. Просто на первых парах лучше в домашней обстановке побыть. Привыкнуть к нормальной жизни после больницы. Может, память восстанавливаться начнёт, — добавил он, а про себя подумал: «Не дай бог».

Миша смотрел волком. Не понравилась ему эта речь, как и мысль, что его дом, видите ли, недостаточно хорош. Но Игорь внимания не обратил. Главное, что на Юлю его слова подействовали, а чужие детсадовские обидки ему до лампочки.

Дом Мише достался от родителей, которые последние годы безвылазно жили в Черногории. Без особого шика — загородный коттедж в два этажа, — но симпатичный. И внутри уютно. Для жизни делалось, а не для того, чтобы в соцсети выкладывать. У Игоря в гостях он ни разу не был, зато фотографий в инстаграме его ботоксной Барби видел миллиард. Дорого-богато, конечно, но души нет.

Юле такое не подойдёт. А здесь ей и тепло будет, и светло. В отдельной комнате, которую он уже обставил. Даже белоснежных плюшевых медведей не забыл, решив, что это её порадует. Всё светлое, пастельное. Солнце в окно по утрам заглядывает. Он с лёгким трепетом смотрел, как девушка прикасается к вещам, разглядывает содержимое полок. Вроде нравится. По крайней мере, уйти она не рвалась и выглядела умиротворённой.

Оставив её обживаться, они вышли на кухню. Стуча графином о край стакана, Миша налил себе воды. Вытер лоб — даже не заметил, что вспотел.

— Ничего так, — снисходительно сказал Игорь, входя следом. — Миленько. Но кровать я куплю новую, уж извини. Себе недавно брал, немецкая. И освещение, честно говоря… Надо бы точечное, что она будет, как в прошлом веке.

— Твоя Женечка не будет против, что ты на чужую женщину бабло тратишь? — не выдержал Миша, ехидно скалясь поверх стакана.

Игорь и бровью не повёл:

— Жанна, а не Женечка. И с хера ли чужая? Ты давай мне, не это самое. Чего мне позвонил, если я тебе не нужен тут был? Мы в этой упряжке оба, Мишанский, так что не выделывайся. Помощь, знаешь, она лишней не бывает. — Он мысленно что-то прикинул. — Ей же вещи нужны, шмотки, бирюльки всякие. И не за три копейки. Пусть к нормальной жизни вернётся, к достойной. По хорошему, в Дубай бы её свозить или в Ниццу, отдохнуть, как следует. Но это потом, когда оклемается. Так что давай договоримся срзау, чтоб никто не быковал — вкладываемся вместе. И звонишь ты мне, как только что-то понадобится. Хотя, знаешь, я сам буду. И звонить, и приезжать. Это для неё всё, а не для нас с тобой.

Как бы Мише не хотелось возразить, что ничья сомнительная помощь ему не нужна, он всё же смолчал. Потому что в словах Игоря была своя правда.

Школьная их дружба не выдержала испытания временем. Растаяла, как дым, когда жизнь разбросала по разным ВУЗам, районам и тусовкам. После выпуска пару раз посидели в баре, но вкус у пива был какой-то прокисший. Какая тут дружба и разговоры о ерунде, когда при каждой встрече в голове вспыхивали флэшбеки: приглушённые кляпом крики и опустевший взгляд. В тот вечер выпускного Игорь наслаждался своей силой и превосходством, ему было классно во всех отношениях. Утром пришло осознание. Страшное и мерзкое. Его словно обвило склизкими щупальцами какое-то чудовище, имени которому не было. Коленки тряслись от ожидания, что с минуты на минуту к нему вломятся менты. Или позвонит растерянная мама, скажет, что ничего не понимает, но ей только что звонили родители Юли… Ужас перед последствиями завис над ним лезвием гильотины. А ещё он злился, что Миша, который всегда был голосом разума в их тандеме, ничерта не сделал, чтоб его остановить.

Секунды казались бесконечными, царапались,как крошечные песчинки. Складывались в минуты, а те — в часы первых суток. Но дверь стояла на месте. Никто не обрывал телефон. Сообщения не сыпались на него градом.

Всё было нормально.

Ближе к ночи он сам позвонил Мишане, но тот даже не стал с ним разговаривать. Соврал, что занят. Чем это, интересно? Игорь понял, что тот просто зассал. Но успокоился полностью. Если сейчас буря не грянула, значит — обошлось.

Мишаня свалил из города едва ли не на следующий день. Даже не попрощался. Игорь улетел позже, долгожданная поездка в Берлин заслонила собой недавние переживания. Он заставлял себя не думать о случившемся, но вечно это длиться не могло. Всё навалилось уже в Германии. Несколько недель он разгульно тусил по ночным клубам, спуская родительские деньги, ввязывался во всё, что предлагали русскоязычные приятели, появляясь в гостинице только под утро. Всё, лишь бы ему не снились проклятые сны, в которых он снова был на полу подсобки, а перед ним — белое, как мел, лицо, с распахнутым в немом крике ртом. Обстановка менялась, сюжеты иногда сворачивали в сторону, но финал у них всегда был один: они двое уходят прочь, оставляя на грязном полу истерзанную сломленную фигурку.

Сны жгли его разум кислотой. В какой-то момент Игорь уже не мог с точностью сказать, отвезли они Юльку домой или бросили там.

Он пытался не спать. Много пил. Шарахался от девчонок, которые строили ему глазки.

Не выдержав сражаться с этим в одиночку, он позвонил Мише.

— Понятия не имею, что с ней, — сказал тот, совсем не обрадованный звонком, — что ты у меня-то спрашиваешь, я уехал позже тебя. Совесть заела? Ну-ну. О совести раньше надо было думать. Заявления точно нет. Живи, кайфуй, чего тебе ещё надо?

Игорь сглотнул. Он и сам толком не знал.

— Ты думал об этом потом? — спросил он тихо. — Ну… Ты спишь как, нормально?

— Не твоё дело, — резко выплюнул Миша и сбросил звонок.

Об этой истории Игорь не рассказывал никому и никогда, даже в пьяном угаре держа рот на замке. Но воспоминания так и лежали на сердце многотонным грузом. И во сне, нет-нет, да и виделись полные отчаяния глаза.

***
Игорь думал, что звонка от Мишани он дождётся только в экстренной ситуации. Не угадал — тот уже через два дня напомнил о себе. Приехать попросил. Игорь даже спрашивать не стал, в чём дело и через сорок минут выжимал трель из дверного звонка. Мишаня, правда, в своём репертуаре: не удержался, чтоб не закозлить.

— Ого, — сказал он с презрительной усмешечкой, — и как это твоя дама сердца тебя отпустила?

На что Игорь сделал такое лицо, что продолжать бывший друг не решился.

— Заходи, — кивнул он, — только разуйся. Юля очень просила позвать тебя на ужин, так что надеюсь, ты голодный. Ей пока не по себе. Понимаешь, чем больше знакомых, тем лучше. Ммм… Ещё… Тут такое дело… — начал он, оттягивая ворот футболки. — Короче, мне пришлось сказать, что её родители того. Умерли.

— Чего, блин? — вытаращился Игорь. — Они ж живые оба.

Миша скривился, будто лимон зажевал.

— Она говорит о них, спрашивает, кто, да где. Если узнает, что живые, скорее всего, захочет к ним.

— Ну, — кивнул Игорь, не до конца понимая.

— Баранки гну, — зашипел Миша. — Сам подумай. Два и два сложи. Юля на улице не вчера оказалась. Если б просто из дома сбежала когда-то, её искали бы и нашли. Я весь день интернет шерстил, ни полслова не было о том, что её семейка какие-то розыски ведёт. И в списках ВУЗов её нет. Просто пропал человек на девять лет, а им и дела никакого. Как думаешь, почему?

— Всё-таки выгнали, значит.

— Или сама ушла, но никто не пытался остановить, — заключил Миша. — Смысл везти её к ним? Чтоб ещё больше расстроилась? Ну нет. Ей сейчас наоборот, радости нужно побольше, эмоции положительные. А не семейная драма.

— Может, ты и прав… — сказал Игорь. Звучало убедительно. К тому же, они понятия не имели, что именно известно родителям. Не хотелось рисковать.

Юля его появлению заметно обрадовалась. Выпросила разрешение самой накрыть на стол. И с гордостью смотрела, как они накладывают по второй порции.

— Боялась, не получится, — призналась она, подперев ладошками подбородок. — Вкусно же?

— Это ты готовила? — изумился Игорь. Он бросил возмущённый взгляд на Мишу. Вот же олух, не мог сам, что ли? Или доставку заказать. Следующая мысль заставила его напрячься. — Значит, не всё забыла?..

— Оно само, — светло улыбнулась девушка. — Где раньше это делала или кто учил — не помню. А помидор взяла, сразу поняла, как соус сделать.

— Мышечная память, — веско произнёс Миша, засовывая фрикадельку в рот.

— Наверное…

Игорь всё не унимался:

— А как остальное? Вспоминается что-нибудь?

Пинок под столом прошёл мимо цели.

Юля пожала плечами, не заметив повисшего между мужчинами напряжения.

— Я Мише говорила уже, это немножко на сон похоже. Какие-то образы, обрывки непонятные. Я иногда даже не понимаю, это из прошлого что-то или правда приснилось. Санитарка один раз разбудила, сказала, что кричала во сне, а почему — не знаю. Сегодня ночью вспомнила, как чашка в раковине лежит, на боку. Синенькая. И заплакала почему-то, — она растерянно заморгала. — Страшно стало. Хорошо, Миша рядом, успокоил.

Игорь нехорошо сощурился.

Когда Юля отошла в туалет, он наклонился к соседу, буравя его взглядом:

— Успокоил, значит? Прям в кровати психотерапию провёл?

— Ты совсем ебанулся? — вызверился Миша. — Я слышу, она ревёт среди ночи, мне что делать нужно было? Голову под подушку сунуть? Я не для того её здесь поселил, чтоб в бесплатную домработницу превратить, алло. Человеку помощь нужна.

Игорю от его слов не полегчало. Наоборот, в голове чётко нарисовалось, как Юля, несчастная, напуганная, лежит в мягких подушках. В шёлковой пижаме или сорочке. А то и без них. И к ней подсаживается такой же неодетый благодетель. Гладит по худенькому плечу. Может, даже обнимает. Пока Игорь дома делит постель с придурочной Жанкой, от которой уже тошнит. Лежит, за жопу её трогает, а представляет другую. Каждую чёртову секунду.

Больше он не сомневался.

В воскресенье он явился без звонка.

— Всё, Мишанский, — сказал он, радостно потирая руки, — послал я Жанку куда подальше, сил моих нет. Сейчас вещи собирает, так что это надолго. Не уверен, что после неё хоть рулон туалетки останется. Пустишь к себе перекантоваться? А то там такие визги, хоть священника вызывай. В память о бывшей дружбе.

Миша даже слегка смутился.

— Да мы, вроде, не ссорились. Оставайся, конечно.

Глава 3

Игорь всегда был движущей силой, что после школы, что в их с Мишаней дружбе. Тот тип личности, что предпочитает менять реальность под свои желание, а не прогибаться под неё — и только недостаток воображения сдерживал его от грандиозных свершений. По натуре деловитый и решительный, он брал на себя бремя лидерства безо всяких обсуждений. В былые времена Мишу такой расклад устраивал. Он хорошо чувствовал себя на вторых ролях.

Но сейчас от активности Игоря у него скрипели зубы.

Дом потихоньку преображался. Незаметно, по мелочам. Игорь то деревянной ерунды накупит, добавившей уюта пустым полкам, то каких-то невероятных растений в глиняных горшках. С этими горшками он полня провозился на заднем дворе, переставляя их под чутким руководством Юли. Вкус у девушки был безошибочный — тонко чувствуя прекрасное, она превратила зачуханный задний двор в миниатюрное подобие английского сада.

Будто этого было недостаточно, Игорь расшвыривался деньгами, скупая для неё наряды и украшения. Тут уже Миша рассвирипел по-настоящему. К чему этот пафос, если он уже обеспечил Юлю шмотьём на две жизни вперёд?

Ах да, конечно. Среди его покупок не было гремящих на весь мир брендов.

К счастью, Юля вроде бы не замечала разницы. Подаркам Миши она радовалась так же искренне, а названия на ярлычках были для неё пустым звуком. Да и на внешности она особенно не зацикливалась, больше обращая внимание, чтобы красиво было вокруг. В месте, где они так славно живут. Она с удивительной лёгкостью вписалась в жизнь Миши, словно была там всегда.

Правда, вписался в неё ещё и школьный друг, которого пускать в дом Миша никогда не планировал.

Несколько дней гостевания плавно превратились в несколько недель. Жанка, съезжая, всё же устроила прощальный подарочек — затопила дом до состояния болота.

Ему совершенно не обязательно было оставаться здесь. Гостиницы и съёмное жильё всегда ждут с распахнутыми дверями, только плати. Миша намекал и так, и эдак, но Игорь старательно не замечал.

В гостиницах не было Юли, которая встречала его каждый день с солнечной улыбкой.

***
День выдался ясный, жаркий. Солнце вовсю пекло, пуская блики по воде в маленьком бассейне. Юля придремала на заднем дворе, растянувшись на лежаке. Лежала на животе, уложив голову на руки. Розовые губы приоткрылись во сне, ветерок слабо шевелил влажные после бассейна волосы. Полотенце сползло, обнажая фигуру, прикрытую лишь деталями купальника.

Игорь смотрел и чувствовал дежавю. Он помнил эти длинные стройные ноги, бёдра, не утратившие своих волнующих изгибов со временем. Двоеточие родинок прямо над поясницей. Выпуклую попку, по которой хочется шлёпнуть. Давным-давно, ещё в другой жизни, он точно так же разглядывал её, загорающую на какой-то школьной вылазке по случаю каникул. Тогда ещё никто не знал, чем всё обернётся.

Теперь, годы спустя, он стал хозяином жизни, успешным и уважаемым человеком в своей сфере. А она… Девушка, чью жизнь они искалечили, словно расплачивалась за их же грех.

Во рту резко пересохло. Горло сдавило. Игорь бухнулся в траву у лежака, марая джинсы на коленях. Юля приоткрыла глаза, сонная и разморённая.

— Ты чего?

— Прости, — с чувством зашептал он, — прости, прости, прости… Это так поздно, но я должен был сказать. Я идиот.

— Что? — Девушка непонимающе нахмурилась. — Что случилось такое?

Он вдруг опомнился. И правда, идиот. Чуть всё не испортил своим признанием. Захлопнул рот, давя невысказанные слова.

— Да я чашку твою разбил случайно. Она же тебе так нравилась…

Юля фыркнула. Заулыбалась — и как будто в мире вдруг стало два солнца. Тронула его за руку.

— Не переживай, моя чашка здесь. — Она кивнула на кофейную кружку с узором из папоротников. — Ты же мне её и подарил, не помнишь? Я теперь из других и не пью, такая красивая. У меня, наверное, таких красивых вещей никогда не было… И платья, и блузки! Как ты всё это находишь, удивительно.

— Ну, Мишанский тебе тоже всякое дарит.

— Да, но… — Она замялась. Смущённо опустила глаза, словно не хотела говорить. Бросила взгляд на дом, где прямо сейчас Миша возился с какой-то новой приблудой для телика. — Он старается, я знаю. Просто у него не всегда так хорошо получается, как у тебя. — Покрытые нежным пушком щёки чуть порозовели. — Только не говори ему, ладно? Не хочу обидеть.

За спиной Игоря словно крылья выросли. На внутреннем табло загорелся счёт.

И он был несомненно в его пользу.

***
Почувствовав своё преимущество, Игорь перестал реагировать на Мишу, как пёс на забредшего на его территорию кота. Расслабился. Ужин прошёл в непривычной атмосфере, без постоянного подначивания и подковёрной борьбы. Игорь прямо превзошёл себя, шутки сыпались из него, как из горох из мешка. Миша удивлялся таким переменам, а Юля звонко хохотала, рискуя так и не съесть свою порцию до ночи.

Смех очень ей шёл. Оба мужчины смотрели на неё безотрывно, иногда промахиваясь вилками мимо рта.

Миша отчётливо ощущал, что долго так длиться не может. Нужно поговорить с ней и заставить выбрать кого-то одного. Он ковырял ложкой десерт и кусал губы — страшно, что исход может быть не за ним.

Одно радовало, что Игорь, занятый своим Очень Серьёзным Бизнесом, приходил домой поздно, так что по будням у них с Юлей всегда была пара часов, проведённая только вдвоём. Гарька сколько угодно может задирать нос и понтоваться бабками, но именно с ним Юле было комфортно. С ним она становилась мягкой и тёплой. Спешила позаботиться. Внимательно слушала, когда он рассказывал о случаях с работы или свои мысли насчёт мироустройства и жизни. Пекла лично для него творожное печенье, которому то полюбилось. И смотрела, как он ест, со взглядом ласковым и нежным, физически ощутимым на коже.

Иногда Мише казалось, что всего этого не было. Что они с Юлей — женатая пара, уютно проводящая вечера в семейном гнёздышке. Что нет никакого Игоря, и никто не разрушит их счастье. А там и о детях скоро задумаются…

Что же, Гарька сколько угодно может кичиться дорогими подарками и крутой тачкой. Светить татухами, изображать крутого альфача. Всё равно Юля на него так не смотрит.

Вот и теперь, встретив с работы, она сразу спросила:

— Выжать тебе сок? Я сегодня апельсины купила, чудесные.

— О, конечно, — с внутренним удовлетворением кивнул Миша. — Сейчас, только в душ схожу — и вернусь.

Он уже вылез и как раз вытирался, когда из коридора раздался вскрик и отчётливый звук падения. И звон, будто что-то разбилось. Миша уронил полотенце. Мигом выскочил за дверь, метнулся к лестнице на первый этаж.

Юля сидела на последней ступеньке, морщилась и растирала щиколотку. На паркете белели осколки, перепачканные ягодным соком и остатками сырников. Услышав торопливые шаги, Юля повернулась. Залепетала, оправдываясь:

— Я хотела тебе в комнату отнести. — Она казалась слегка напуганной, словно он мог на самом деле разозлиться из-за какой-то тарелки. — Завтрак на ужин, ты сказал как-то, что хотел бы.

Миша и не слушал это сбивчивое бормотание, сразу стал ощупывать ногу.

— Так больно? А так?

— Ай! — Юля зашипела. — Да ерунда, просто подвернула. Ничего страшного…

Не дав ей договорить, Миша подхватил девушку на руки. Легко, словно та ничего не весила. Она только ахнула.

Отнёс в её комнату, с величайшей осторожностью, словно драгоценную фарфоровую куколку, уложил на постель. Продолжил ощупывать ногу. Кажется, опасности и правда не было, разве что сухожилия денёк поноют, но он не спешил. Трогать было очень приятно. Маленькие пальчики, узкие аккуратные ступни. Юля вся была хороша, от макушки до пяток. Оторвать от неё руки оказалось слишком тяжело.

— Пол испачкала, — с сожалением сказала она, глядя, как Миша нежно массирует голеностоп. — Извини…

— Да перестань, — отмахнулся он. С внутренним сопротивлением выпустил стопу. — Я вытру. Значит, завтрак на ужин?

— Мне показалось, ты бы обрадовался. Ты так про него говорил, — она тихонько засмеялась, — как ребёнок, который мечтает о ста тоннах мороженого. Я и запомнила. И про варенье из грецких орехов запомнила, только не знаю, где зелёные достать можно. Наверное, вкусно будет, мне тоже варенье нравится. — Мечтательно улыбнувшись, Юля придвинула ногу обратно к его рукам. — Можешь ещё помассировать? Очень приятно, даже не ожидала. А то Игорь как возьмётся, сам видел, у него какие ручищи…

Миша напрягся.

— Он тебе массаж делал?

— Нет-нет, ты что, — она замотала головой. — Я бы не стала… Просто кремом спину помазал, когда загорала во дворике. Пытался аккуратно, но, сам понимаешь. Не рассчитал, наверное. Приятного мало, когда тебя так жамкают, — вздохнула девушка. Попросила: — Только не смейся над ним, ладно? Я вижу, вы иногда подкалываете друг друга такими вещами. Он старается, просто не каждый раз получается. — Юля отвела взгляд в сторону, очаровательно покраснев. Посмотрела из-под полуопущенных ресниц и сказала, смущаясь: — Если бы мне пришлось выбирать кого-то… Я бы выбрала не его.

Сердце в груди Миши заколотилось, как бешеное. А мозг запаздывал, с трудом обрабатывая услышанное. Ему вдруг захотелось вскочить. Прыгнуть прямо до потолка. Схватить Юлю в объятия, прямо в охапку и закружить. Нет, сказал он себе тут же, её хватать нельзя. Никакой грубости. Только нежно касаться, как пёрышком. Как ни хотелось ему вжать её в себя и не отпускать никогда в жизни, он сдержался. Ограничил порыв тем, что невесомо прижался губами к косточке на щиколотке. Он бы всю её зацеловал, с ног до головы. Каждую родинку, каждую вспадинку, каждый пальчик.

Он медленно выдохнул, дрожа от нахлынувших чувств.

Всё будет. Всё это у него будет.

Не нужно спешить.

— Совсем ноги замёрзли, — укорил он тоном заботливого родителя, — почему босиком ходишь?

— Я-то хоть босиком, — весело фыркнула девушка, — а кто-то вообще без трусов.

Миша опустил голову и охнул. Улизнул за дверь, сверкая голым задом. Совсем забыл! Хоть бы прикрылся чем, кретин… Он уже скакал на одной ноге по своей спальне, натягивая штанину, когда замер, осознавая. Юля совсем не испугалась его. Не подумала плохого.

Доверилась.

***
Возвращение Юли к нормальной жизни шло уверенными темпами. Она читала книги, пыталась рукодельничать, смотрела документалки про китов, посоветованые Мишей. Оказалось, что она умеет водить машину, нужно было только правила в памяти освежить. Права достал Игорь, тряхнув связями в ГИБДД. Сперва она ездила на машине Мишиного отца, старенькой, но надёжной вольво. Пока Игорь не увидел — скривился, обозвал старушку «ржавым корытом» и на следующий день вернулся, позвякивая ключами от новенькой пежо. Миша только глаза закатил. Юля посмеялась их соперничеству и никого обижать не стала — ездила то на одной, то на другой. Она редко заказывала доставки, предпочитала сама ездить на рынок в другом конце города, чтобы достать продукты посвежее.

Сегодня она почти доехала до него. Свернула с оживлённой дорожной артерии в узкий проулок между домами, остановилась. Среди каштанов тут же показался высокий мужчина и нырнул в салон. Грубые руки с трепетом обхватили лицо девушки.

— Маленькая моя, — шепнул он, осторожно целуя, — ты как? Они ничего тебе не сделали? Я себе места не нахожу, когда думаю, что ты сам, с этими выродками… Только слово скажи, если хоть…

— Перестань, Олежа, — оборвала Юля. Черты её исказила гримаса ненависти. — Эти уроды ничего мне не сделают. Всё идёт, как надо.

Глава 4

Ни одна душа в мире не узнала, что произошло с Юлей той страшной ночью, когда вместе со школьной жизнью для неё закончилось детство. Когда одноклассники свалили, бросив её у забора, она с трудом поднялась, шатаясь, доковыляла до дома и пробралась в свою комнату. Родители встретили её осуждающими взглядами — это ж надо было так напиться! — но говорить ничего не стали. А когда все уснули, она заперлась в ванной и несколько часов отмывалась под обжигающим душем, царапая кожу до красноты. За завтраком осуждение только усилилось, молчание было красноречивее слов. Но родители были уверены, что ничего, кроме разгульной попойки, не случилось.

А Юля просто перестала что-либо чувствовать. Психика пыталась хоть как-то уцелеть и отключила разрушительные эмоции, справиться с которыми была не в состоянии. Наступила апатия. Полная и безбрежная, без проблеска света. Мысль о том, чтобы пойти в полицию, казалась сумашествием. Юля отлично помнила рассуждения Игоря на этот счёт. Скажут, сама спьяну полезла, а утром испугалась.

Самая популярная девочка школы с двумя сразу. И ладно бы какие случайные люди были… Все знают, что с каждым из них она «встречалась», пусть и недолго. Ещё видели, как она висла на Мише, когда тот нёс её в такси. Где, спросят у неё, следы побоев? Почему не кричала? Ах, кричала, но не слышали? Ну-да, ну-да. И платье твоё выпускное целое, потому что насильники оказались по-джентельменски аккуратны.

Может, она бы и попробовала, но ужас от мысли, что её же саму изваляют в грязи за пережитое, сковывал её цепями. А потом и ужас пропал, осталась только серая муть, в которой ничего не было видно.

Из ВУЗа её исключили за непосещаемость. Интереса не было ни к жизни, ни к учёбе. От непоправимого последнего шага её удерживала только невыносимое знание, что два урода, надругавшихся над ней, спокойно ходят по земле.

Безнаказанные.

Небось, вспоминают, как валяли её по грязному полу. Или вообще давно обо всём забыли, свалив за границу. Впрочем, нет. Она не верила, что они так запросто сотрут из памяти свой триумф. Что лишатся сладкого воспоминания о том, как растоптали её гордость. Смешали с дерьмом в отместку за своё прищемлённое самолюбие.

Родителям сперва было не до неё. У отца как раз шла избирательная кампания, дома то и дело появлялись какие-то люди из партии, политтехнологи, черти лысые. Мать тоже погрязла в этом по уши. Что с дочерью творится что-то неладное, они заметили уже спустя несколько месяцев, до того списывая странности на тоску по школьным подружкам. К психологам её водили, но толку не было, девочка совершенно закрылась и на контакт не шла. Ей не хотелось, чтобы кто-то ковырялся прямо в открытой ране. Вердикт, который вынес модный специалист, часовой сеанс которого стоил как крыло самолёта — стресс. Предложил родителям сменить обстановку.

Но поездка по Европе не принесла должного эффекта. А там и выборы уже надвинулись, нужно было срочно что-то решать. На Юлю смотрели уже как на бомбу замедленного действия — мало ли, как и когда рванёт.

И тогда матери в голову пришла светлая мысль выдать её замуж. Сменить обстановку по-крупному.

У них и кандидатура была давно присмотрена, сын партнёра по бизнесу. Юля с ним никогда толком не общалась, только видела мельком на совместных приёмах. А теперь встретилась лицом к лицу — и жених ей, внезапно, понравился.

Никита был стеснительный, больше молчал. Неловкий, узкоплечий и большеглазый. Он ничем не напоминал тех двоих. И родители его встретили невесту с радостью, приняли в семью. Свадьбу сыграли роскошную, громкую. Медовый месяц прошёл на Канарах, в окружении лазурного океана и белоснежных песчаных пляжей. Юля немного пришла в себя, ожила. Родители Никиты подарили на свадьбу квартиру, отец оставил ей карту, на которой всегда были деньги — так что новобрачной было, чем заняться. Воодушевлённая, она принялась обустраивать совместный быт.

Был только один минус. Секс.

Никакого удовольствия он не приносил. Муж ей искренне нравился, но стоило тому прикоснуться, как перед глазами снова возникали чудовищные воспоминания. Она еле держалась, чтобы не оттолкнуть его с криком. Прятала слёзы в подушках. Чтобы отвлечься, закрывала глаза и думала о чём-то другом. Представляла, как завтра пойдёт в магазин за новой посудой. Как они переедут в загородный дом, где она сможет возиться в саду. Придумывала, что приготовить на завтрак. Эти мысли помогали, она будто отделялась от того, что происходило с её телом. Может, со временем она бы совсем привыкла. Расслабилась. Но муж видел, что с ней что-то не так, напрягался из-за её холодности.

И тогда Юля решилась рассказать ему. Даже не для того, чтобы хоть с кем-то разделить свою боль, а просто чтобы он понял, в чём дело — и не накручивал себя зря.

Он правда ей нравился.

Её историю, поведанную дрожащим голосом, Никита выслушал молча. Смотрел за окно с каменным лицом, а когда Юля осторожно коснулась руки, отдёрнул её с отвращением. Девушка не понимала, в чём дело.

— А я-то думал, в чём подвох, — жёстко сказал Никита. Смешок его вышел злым. — За тобой всё табунами бегали, облизывались, а тут раз — и сразу замуж. Прикрыть надо было, получается. Грешки нагулянные. Мэрская дочурка не может в групповухах светиться, да? Подсунем её Никите. Никита же лох, он схавает.

Юля помертвела.

— Ч-что? — голос сломался. — Ник, ты… Ты не понял, наверное?

— Всё я понял, — отбрил он. — Не надо передо мной тут жертву разыгрывать. Ты не с улицы побирушка, которой за еду пришлось трахаться. Я сам в этой гимназии учился, там приличные люди. Из уважаемых семей все. Представляю, как ты себя вела. Сразу под двоих легла. Или не двоих? Может, уже и считать перестала?

Все слова разом вылетели из головы. Девушка будто онемела. Всё выворачивалось так глупо, так неправильно. Как в страшном сне. Никита продолжал:

— Я думал, вот она, та самая!.. Чистая, нежная. Не то, что эти все… Достойная. Любить тебя хотел, на руках носить. Чтоб первый и единственный, на всю жизнь у тебя был. А тебя только по кругу пускать, — сощурился он, едва не плюнув. — Ты не переживай, я правила понимаю. Развод требовать не буду. Папаша твой сейчас ещё выше поднимется, мне с ним ругаться нельзя. И родители мои не поймут… Спасибо, хоть правду сказала. А то бы так и остался оленем, руки твои целовал. Тьфу, даже думать не хочу, где эти руки были и что делали.

— Да что ты несёшь?! — воскликнула Юля, вскакивая. У неё все поджилки тряслись от отчаяния. — Почему ты меня в этом обвиняешь?

— О, ещё пореви мне тут, — скривился муж. — Да будь в твоих словах хоть половина правды, ты бы не мне это рассказывала, а следователю в ментовке. Или кто там у них заявления принимает. А раз ты не заявила, получается, не было никакого насилия. Сначала насвинячилась, потом на парней полезла. Я в толк взять не могу, что это тебе сейчас приспичило спектакль разыгрывать. Захотела тыл прикрыть, если болтать начнут, как мэрскую дочку по кустам драли?

— По каким кустам?..

— Не знаю я, по каким. И знать не хочу.

Никита смотрел на неё, как на какую-то падаль. На гниль, к которой подойти противно. Смерил взглядом и вышел.

Всё, как предсказывал тогда Игорь. Вроде не великого ума, учился на одни тройки, а как здорово всё просчитал.

Жизнь полетела кувырком. Не было больше ни мечтаний, ни уюта. Закончились нежные слова и вечера в обнимку. Выводы Никита сделал, отказываться от них не собирался — и вёл себя соответственно. С женой он больше не разговаривал, относился, как к предмету мебели. А когда хотел секса, не интересовался, взаимно ли это желание. Просто валил на кровать и делал, что хотел. Дважды Юля вытерпела, напуганная и растерянная, понадеявшись, что хоть это его смягчит. На третий попыталась отказаться — и впервые в жизни получила по лицу.

Отцовскую карту Никита отобрал. Все расходы контролировал, проверял чеки. Если из дома уходил, забирал с собой ключи. Запретил общаться с подругами, проверял, что именно она пишет родителям. Юля превратилась в рабыню в собственном доме.

Она пыталась до него достучаться — ведь он же был другим раньше! Плакала, умоляла даже. Но Никиту её «концерты», как он их называл, только раздражали. Он пообещал сломать ей нос, если та не уймётся. Пока что ограничивался только тем, что оставлял на ней синяки, когда был в плохом настроении.

Никита явно кайфовал от своей новой роли. Он всю жизнь чувствовал себя обделённым, невзрачным маленьким человечком, которого никто не уважает. А тут, стоило ему топнуть погромче или чашку на стол со стуком поставить, как жена сразу замирает. Боится. Каждое слово ловит. Иногда он просто забавлялся, прикрикивая на неё. Было приятно видеть, что и он может заставить кого-то сжаться от страха.

От родителей своих, так радовавшихся невестке, он ничего не скрывал. Юля понятия не имела, что именно он им поведал. Но когда те наведывались к сынульке в гости, то обдавали её ледяным презрением. Однажды она подслушала, как за спиной её называют «порченным товаром».

Жить так было невыносимо. Юля пыталась как-то свыкнуться с новой реальностью, придумывала причины надеяться на лучшее, но улучшения так и не наступали. А потом Никита обнаглел настолько, что привёл прямо домой любовницу, приказав Юле спать сегодня в другой комнате.

Юля сбежала ночью. Вытащила наличку из кошелька мужа и тихонько просочилась за дверь, пока он развлекался. Она чувствовала себя заключённой, наконец-то вырвавшейся на свободу. Дом. Скоро она будет дома. И всё будет хорошо. Расскажет отцу, какой Никита на самом деле, и тот ему устроит сладкую жизнь.

Как оказалось, муж успел подстелить соломку. Он и её родителей в известность поставил. Юля поняла, что не добьётся от них сочувствия, когда мать, в жизни не сказавшая резкого слова, хлестнула её по щеке. Не больно, но стало очень горько.

— Да как вы можете? — билась Юля в истерике. — Ладно он, но вы! Вы же всегда должны быть за меня!

— Надо отвечать за свои поступки, — жёстко сказал отец. На дочь он старался не смотреть. — Натворила дел, теперь, будь добра, расхлёбывай. Это ещё повезло, что с Никитой договориться можно. Другой бы раздул инфоповод, все журналюги за такой материал передерутся. Мне что, по-твоему, проблем мало?! Мэрское кресло на одной ножке стоит, чуть качнётся — слетишь к чертям собачьим. Давай, подбери сопли и будь взрослой. Ничего с тобой не случится, если вести себя нормально будешь.

— А я помню, как ты тогда пришла, — вдруг взвилась мама. — На ногах еле стояла, перегар на весь дом. Мы уж не стали ничего говорить, выпускной, всё-таки. Один раз в жизни можно. А ты, оказывается… — Она сжала губы в нитку. — Такая неблагодарность! Об отце хоть бы подумала. Сколько он сил в эту политику вкладывает, сколько ночей не спит. Мы тебя так не воспитывали.

Слышать и слушать её они не хотели, свято уверенные в своей правде. Скоро приехал Никита, которому сообщили, где его блудная супруга. Юля умоляла оставить её в покое, просила развод. Хотя бы остаться здесь. Но родители не пожелали. Девушка вырывалась, пока Никита тащил её в машину, но тот, особо не церемонясь, затолкал её в салон. Там она притихла. Часть дороги сидела смирно. А когда машина остановилась на въезде в город, переждать красный, со всей силы врезала Никите в нос. Тот взвыл, брызнула кровь. Юля разблокировала двери и рванула прочь. Она добралась до пригородной станции, купила билет на электричку в один конец, докуда денег хватило. И уехала прочь от города. От мужа, который по пути успел рассказать, что сделает с ней дома. От родителей, которые не придут ей на помощь, если это будет угрожать их положению.

Почти сутки спустя она шла по грунтовке, понятия не имея, где находится. Название станции она не запомнила, да и оставила её далеко позади. Движение будто помогало ей не думать. Идти вперёд, механически переставляя ноги, оказалось проще всего. Утро сменилось днём. День вечером. Страшно хотелось пить. Желудок наконец проснулся и напомнил о себе вытьём. Денег у неё больше не было. Как и документов. Как и телефона, который она оставила в машине, чтобы её точно не отследили.

От недосыпа перед глазами прыгали серые мухи, голова раскалывалась. Но она шла и шла, ничего вокруг не замечая, пока не опустилась ночь. Надо было найти, где переночевать. Хоть какое-то укрытие — ложиться просто под деревом ей было страшновато. Повезло наткнуться на домик, стоящий на отшибе от крошечной деревни на семь дворов. Слышно было, как мычат коровы и возятся куры. Юля с третьей попытки перелезла через забор. Прокралась в покосившийся сарай, скрипнув дверью. Внутри колола ноги солома, связанная в тугие охапки. Здесь она и осталась. Колени подломились, идти куда-то дальше она бы не смогла уже физически. Зарылась лицом в душистые травы, с голодухи готовая хоть ими поживиться. Под руку попались какие-то гладкие стручки. Пахло от них сладко. Юля распотрошила один, из него выкатилась на колени круглая горошина. Она с жадностью принялась есть, едва не урча от удовольствия.

Она так увлеклась, что не заметила, как дверь в сарай распахнулась.

— Там за вилами яблочки в корыте. Чего горохом давиться-то, — раздался дребезжащий старческий тенорок.

Глава 5

Одежда на Юле была хоть и пыльная после долгой дороги, а всё же видно, что дорогая. Лицо ухоженное, руки не в цыпках. Маникюр, стрижка. Видно, что не бродяжка. Дедок, глядя на это, не стал девушку выгонять. Отставил в сторону взятый для безопасности топор, позвал в дом. А там обнаружилась такая же старенькая, но ещё бойкая бабуля — супруга, значит.

Бабуля разохалась, разглядывая нежданную гостью. Всё красавицей называла. Ей дали вымыться, старый махровый халат переодеться выдали — истрёпанный по низу, но зато чистый. И накормили. Простая деревенская еда показалась Юле вкуснее деликатесов. Она накинулась на еду, как голодная кошка, под одобрительными взглядами стариков.

— Получше, небось, чем горох лущить, — посмеивался дед Василь.

— Ты укропчику, укропчику возьми, — приговаривала бабушка Рая, сама же его и накладывая, — к молодой картошечке, с масличком… Самое то. В городе такого не поешь, одна химия у них там. А у нас своё, родное…

Юля никогда не думала, что однажды будет так счастлива из-за варёной картошки и возможности помыться. Такая мелочь, вроды бы, а без неё человеком себя не чувствуешь. Благодарность в её душе грозила выйти из берегов.

— Спасибо огромное, — сказала она. — Жалко, отплатить нечем.

И поняла вдруг, что легко осталась бы здесь жить. Подальше от людей, которые хотят её использовать. Для которых она не более, чем марионетка с верёвочками, за которые можно дёргать. Здесь, в стороне от огромного города. И польза от неё будет — уж готовить и убрать сможет, всё старикам подмога. Зря, что ли, по дому корячилась после того, как муж уволил повара и домработницу?

Сказать об этом было сложно. Юля мялась, не зная, с какой стороны подступиться. Но старики и так всё поняли.

— Ты это, — сказал дед Василь, — если пойти некуда…

— Оставайся, оставайся, — подхватила бабушка Рая, — не потеснишь. Сыновья раз в пятилетку если прибудут, и то праздник. Звонили бы хоть… И внуков не пускают. А ты нам вместо внучки и будешь.

— Я же вам чужая совсем…

— С такой роднёй, — крякнул дед, — и чужой за своего сойдёт.

— Мы ж видим, девочка хорошая. А что в беду попала, так все под Богом ходим. Вот он к нам тебя-то и послал, — расплылась в улыбке бабушка Рая. — Чего стесняться, не объешь.

— Мы люди пожилые, здоровье не то уже. Случится чего, кто поможет? Да хоть врача вызвать. И память подводить стала. На огороде ещё сам поскриплю, с животиной управлюсь, руки-то помнят, а вот голова дуркует. Не придёт никто, все-то позабыли. Живём сами по себе, никому не нужные.

Старики посмурнели, сгорбились над опустевшими тарелками. Юле до слёз их было жалко. Одинокие и брошенные, за что с ними так? И ведь хорошие же люди, добрые. Не прогнали её.

— Хорошо, — сказала она, и голос чуть надломился. — Если вы не против…

Так и стали жить. Брендовых шмоток и люксовой косметики у девушки больше не было, но она и не скучала. Иногда удивлялась про себя, что в дешёвых джинсах выглядит так же хорошо, как в тряпках от Céline. Собирала волосы в хвостик, умывалась простой водой. И хуже от этого не становилась. Может, наоборот даже. Оценить, правда, некому — но оно и к лучшему. Чем дальше она была от мужчин, тем ей было спокойнее.

Шли месяцы, сезоны сменяли друг друга. Юля влилась в сельскую жизнь, нашла отдушину в ежедневных заботах. Научилась ухаживать за скотиной, даже коров доить, хотя поначалу страшно было — жуть. Окно её выходило на огород, так что едва снег сошёл, полив и прополка были её первыми мыслями утром. А вечером, намаявшись за день, она засыпала легко и спокойно. И никакие кошмары тот сон не тревожил.

Стало легче. Никто её не заставлял, не принуждал — сама вызывалась помочь там, где могла. О прошлом её не выспрашивали, но чтобы не плодить домыслов, часть правды она рассказала. Про мужа, от которого пришлось сбежать. История не такая уж редкая, так что старики поохали, да на том и успокоились. Если кто другое и подумал, так Юля о том не знала.

***
Даже спустя несколько лет Юля ни разу не пожалела, что осталась здесь. Исчезла городская изнеженность. Жизнь казалась простой и правильной. Она чувствовала себя совсем другой, даже выглядела иначе — окрепла, отрастила косу, которую скалывала в аккуратный пучок. С рук не сходили пятнышки мозолей, но во взгляд вернулась та мечтательная лёгкость, которая была с ней раньше.

В начале очередной осени явился внук стариков. Без предупреждения. Юлька в тот вечер, возвращаясь, остановилась у калитки — на закат полюбоваться. Тепло ещё держалось, а запахи уже наливались сочной осенней пряностью. Она смотрела, как облака горят розовым и оранжевым, придумывала, как завтра с самого утра пойдёт закидывать удочки в затоне. Там тихо всегда, безлюдно. Только стрекозы над водой носятся, как маленькие самолётики.

Позади скрипнуло. Она оглянулась и застыла — незнакомый молодой мужик стоял на пороге и разглядывал её. Рослый бычара с обритой под ноль головой. И вид у него был пренаглый. Воображение тут же нарисовало ей страшные картины.

— Я закричу, — сказала она, дрожа от испуга, — все сбегутся. И… И у нас ружьё есть!

Парень заржал:

— Я не вор, не кипешуй, — он двинулся ближе, — Санёк я. Тебе что, эти про меня не рассказывали?

Он мотнул головой в сторону дома.

— Какой Санёк? — промямлила девушка. В голове чуть прояснилось. — Саша? Который внук?

— Ага. Не знала, что ли?

— Знала, просто… Неожиданно как-то. Никто не говорил, что ты приедешь.

— Сюрприз, ёпта, — жизнерадостно рассмеялся парень. Потом подмигнул: — А ты, конечно, да… Дед сказал, красотка, но я ж думал как: в восемьдесят лет и лопата красотка. А ты вон какая конфета.

— Они говорили, что не знают, где ты, — нахмурилась Юля.

— Да всё они знали. Просто пугать не хотели. Тут люди такие, думают, раз на зоне побывал, то всё, не человек больше. Вот они и молчали. Ну, ничего, я своё от звонка до звонка, семь лет! И пусть хоть одна тварь косо посмотрит, живо по зубам насую. — Видя, что девушка напряглась, он приобнял её за плечи: — Да ты не боись. Если полезет кто, мне говори.

Старики были счастливы до умопомрачения. Дед Василь даже хромать перестал, а бабуля носилась по дому, как спринтер. Юлька приткнулась на кухне, резала помидоры на салат. Молча следила. Всё пыталась отмахнуться от нехороших предчувствий, да не выходило.

Бабушка Рая присоединилась к ней позже. Видать, заметила, что энтузиазм в Юльке пока не разгорелся. Посмеялась:

— Не укусит он тебя, чего спряталась. Хороший мальчишка. Бедовый, но хороший. Сел по-глупости, теперь уж что поделать? Оно знаешь, как — пути Господни неисповедимы. Испытание ему было, значит. Зато теперь заживём! Василь Петрович к нему когда ездил, так и сказал — чтоб как выйдет, сразу сюда. Папаша с мамашей-то от него отказались, тьфу. А нам и такой хорош. Правда ж?

Юля стучала ножом по доске. Не хотелось портить чужую радость.

— Конечно, — сказала она.

— В-о-о-от, — довольно протянула бабушка Рая. Повторила: — Заживём теперь. А там и детки пойдут, продолжение. Со внуками не понянчились, так хоть правнуков на руках подержим. Тебе самая пора рожать, засиделась в девках-то поди. Ларка всё злилась, что ты от её старшего нос воротишь, так теперь увидит, каким мужик быть должен. На её Витяху без слёз не взглянешь. Не то, что наш красавец.

Девушка ошалело моргала. Такого поворота она не предвидела. Опять за неё всё решили, так ещё и спрашивать не собирались, что она сама по этому поводу думает. Ей вспомнилась сказка про Дюймовочку. Как ту приютила добрая мышка, да только затем, чтоб за старого слепого крота замуж выдать.

Она не стала ничего говорить. Только решила накрепко, что найдёт новый дом. Выходить замуж она не хотела. Тем более так.

Санёк в этот вечер без внимания её не оставил. Особенно коленку под столом. Всё говорил, чтоб на булки не налегала — а то «свои булки разнесёт». Себе он казался очень смешным. Старики тоже хихикали, посматривали на них со значением. Юля почти не ела, даже сладости горчили. Кусок в горло не лез.

Подавив сытую отрыжку, Санёк довольно погладил себя по животу. Но вместо того, чтобы идти спать, позвал девушку прогуляться. Она бы и рада отказаться, замямлила, да тут вмешалась бабушка Рая:

— Иди, иди, — зашептала она заговорщицки, — небось, забыла уже, каково с мужиком-то. Я вам во времянке помягче постелила, если тут стесняетесь.

— Что? — Юля похолодела. — Да я не… Да я не хочу…

— Ой, да конечно, — захихикала та.

— Нехочуха какая, — заржал Санёк, уловивший чать разговора. — Во девки дают. Чуть дырку во мне глазами не проделала, а всё равно ломается! Ну не хочешь, так не хочешь, чего. Полежим, поговорим. Культурно.

С этими словами он подхватил её на руки и потащил из дома.

Юлька раньше всё думала, что могла сделать иначе на выпускном, как отвести беду. Прокручивала в голове раз за разом. И крепко верила — если вдруг в её жизни такое случится опять, драться будет насмерть. Кричать так, что весь город сбежится.

Но когда время пришло, она словно окаменела. Не могла даже звука выдавить. Её мозг нажал аварийную кнопку, отрубая возможность чувствовать — и тем самым загнал её в ловушку. Всё как во сне, будто не с ней. Санёк без особых проблем донёс её до времянки, уронил на застеленную чистым стареньким покрывалом постель. Юлька втянула воздух — ромашкой пахло. Так же, как от её одеяла.

И тут её проняло.

Она забилась под тяжёлым телом, пытаясь сбросить, но Саньку было плевать. Вцепился обеими руками, содрал одежду, не особенно слушая, чего она там орёт. Прижал голову к покрывалу, не давая подняться. Силы были не равны.

— Покричи, покричи, — пыхтел он, протискиваясь в неё насухую, — люблю, когда баба погромче.

Голос сорвался. Она только хрипела, как животное, пока парень яростно вбивался, причиняя такую боль, словно что-то рвалось. Спустив ей на спину, шлёпнул по заднице с довольным гудением. Упал рядом, довольный. Как сытая пиявка. Юлька лежала и чувствовала, как по бедру стекает кровь.

— Целка, что ли? — изумился Санёк, заметив. — Хрена себе, новости. А я думаю, дикая какая-то, фригидная, что ли. А ты вон… Да не реви ты, чего ревёшь? Удел ваш бабий, ноги раздвигать. Привыкнешь, втянешься. Сама запрыгивать будешь, — хохотнул он, почёсывая брюхо. — Ты в следующий раз дрыгайся поменьше, тогда и больно не будет. Ты не ссы, не брошу. Я пока срок мотал, решил, жениться пора, остепениться. Слышь меня? Заживём. Деды хотят, чтоб я тут остался, навоз до самой смерти разгребать. Сами ничерта в жизни не видели, кроме забора своего, и меня так же хотят. Хрена с два! Сейчас бабла поднимем, поедем с тобой в город. У меня корешок один как раз откинуться через полгода должен, будем с ним дела мутить. Так что давай, сопли подбери, — сказал он, зевая. Не видел в темноте, что у неё ни слезинки из глаз не выкатилось.

Юлька ни слова не сказала, отвернулась к стене, слепо таращась. Чуть дёрнулась, когда поверх легла тяжёлая рука. Когда Санёк наконец захрапел, она выползла из медвежьих объятий и вышла на улицу.

Старики уже спали. Девушка зашла проверить, постояла на пороге комнаты. Думала, пробудится в ней что-то живое, хотя бы злость — но ничего не было. Как будто всё в ней стало вдруг механическим.

Она собрала сумку, сосредоточенно укладывая вещи, и руки её двигались сами собой. Пошла накухню, влезла в банки с крупой, где старики хранили свои «похоронные». Тихо ступая, вышла из дома в ночь.

До шоссе она добралась на велосипеде, там же и кинула. Поймала попутку, добралась до автовокзала. И уехала в город, в котором никогда не была.

***
Денег хватило только на комнату в коммуналке — везде требовали задаток. Надо было срочно искать работу. Она пыталась приткнуться, звонила по объявлениям, заходила в каждую дверь, на которой висело «Требуется…», но везде получала от ворот поворот. Одних не устраивало то, что она иногородняя, другие требовали опыт. Работу предложил только владелец лавки с сухофруктами, да только из лавки той девушка вылетела пулей, когда почувствовала руку на коленке.

Тонкая белая полоса в жизни снова сменялась чернотой.

После деревни город пугал. Столько людей и огней вокруг, все куда-то спешат, машины несутся сплошной лентой. Она путалась в улицах и шарахалась от громких звуков. Ей нравилось здесь только вечером, когда толпы рассеивались, и вдоль набережной загорались фонари, а на проспектах — красивые вывески.

Юля плелась по ровным плиткам, стараясь не смотреть на своё отражение в витринах. Раньше она обожала своё лицо. Красоту, от которой никто не оставался равнодушным. Лучше бы родилась хромой и косой, с носом на половину лица — одно несчастье от красоты этой. Еле переставляя ноги, она добрела до перекрёстка. Остановилась подумать. Деньги таяли, как рафинад в чае. Где достать ещё, она понятия не имела. Кредит ей не дадут, работы нет. Хоть иди кошельки воруй. Или себя продавай, как вон те.

Стайка кричаще одетых девиц, пасущихся у дороги, тоже её заметила. Одна, в ботфортах до бедра и микроскопической юбке, резво подскочила, пихнула в бок с наглым видом:

— Ты что тут встала, курица? — бросила она. — Это наша точка, двигай отсюда.

— Просто постоять нельзя? — отозвалась Юля, не желая ввязываться в склоку на пустом месте, но девица закусила удила.

— Пошла отсюда, я кому сказала! — хриплый вопль ударил по ушам. — Ты из тундры вылезла, что ли? Тут всё поделено, вали на трассу, пока я Олеже не позвонила!

Проститутка наступала, пихаясь растопыренными пальцами, хищный ноготь оставил царапину у локтя. Юля разозлилась. Обидно и больно, так ещё товарки этой когтистой поддакивали из-за спины.

— Отвали от меня, — рявкнула она, отталкивая руки, — где хочу, там и стою. Плевала я на тебя и на Олежу твоего.

Она была готова к тому, что девица кинется рвать ей волосы. Но та лишь злобно сощурилась, скривила надутые губы. Отошла к своим, развязно покачивая бёдрами. Демонстративно достала телефон.

Машина подъехала так быстро, что скорая позавидует.

— Она, — заорала девица в открытое окно тачки, тыча когтём в Юлину сторону. — Нашу точку заняла и права качает! Ещё накинулась, чуть свисток мне не попортила, сука бешеная. Небось из Мамедовых, у него все девочки отбитые.

Не успела Юлька опомниться, как её скрутили два здоровенных кавказца и сунули в тачку. Она обалдело обернулась — девица показала ей вслед средний палец.

Дом, в который её привезли, возвышался неприветливой громадиной. С перепугу девушка решила, что это какой-то бордель, из которого она просто так не выберется, так что кавказец, который пытался вытащить её из салона, неслабо огрёб. Она лягалась, пыталась выцарапать глаза, но привыкший к таким вещам мужик живо скрутил её и перебросил через плечо. В таком унизительном положении дотащил свою извивающуюся ношу через весь дом. Поднялся по лестнице и сгрузил на пол в просторном кабинете. Юлька покачнулась, затравленно озираясь. В глаза бросилась дорогая обстановка и сидящий за столом мужик с коротким ёжиком волос. Мужик выглядел малость удивлённым.

— Я не проститутка, — выпалила Юля, судорожно выискивая пути отхода. Путь к двери ей преграждал похититель. — Отпустите меня, я ничего не сделала.

— Завали, — доходчиво приказал кавказец с характерным акцентом. — Краля эта с нашей Снежанкой сцепилась. Вроде как поучить надо, да жалко, вон, материал какой. Вам как раз надо было, я и подумал…

Юлька затряслась, как осиновый лист. Заметила на столе ножик в блюде с яблоками и снятыми очистками. Если уж не отобьётся, так хоть живой не возьмут.

Мужик поднялся из-за стола. Под глазами мешки от недосыпа, щетина на щеках. Было в нём что-то монументальное, от чего девушка попятилась.

— Не поступила, деньги кончились и жить негде? — спросил он без обиняков. Тяжёлый взгляд просвечивал как рентген.

— Вам какое дело, — Юлька стиснула кулаки. От ужаса всё нутро тряслось, но она повторила: — Я не проститутка. Не заставите.

Ей показалось, что мужик еле сдержался, чтоб не закатить глаза.

— Работаешь на меня, — отрезал он. Добавил раньше, чем она успела что-нибудь выдать: — Горничной. Дом убирать будешь.

Глава 6

Всё так быстро вошло в колею, будто заранее было предназначено, и она рано или поздно должна была оказаться в этом доме.

Дни проходили хлопотно. Юля сновала с метёлкой для пыли по комнатам, вызволяла из плена робопылесосы, когда те застревали в коврах и начинали пищать, кормила блестящих рыбок в огромном аквариуме на втором этаже и носила в химчистку вещи. Мужика, к которому она попала, звали Олегом. Олег Юрьевич для верных мордоворотов, Олежа для «девочек». Юля сильно сомневался, что его оборудованная по последнему слову техники домина, гараж шикарных тачек и шмотки с заоблачными ценниками куплены на тот процент, что отстёгивали за «крышу» проститутки. Явно и иные источники дохода имелись — и вряд ли это продажа картин слепых художниц. Но Юле было всё равно. Она старалась лишний раз ни о чём не думать.

Выполнив задачи на день, запиралась в своей комнате и тихо лежала, накрывшись. Не мечтала, не вспоминала. Жизнь её просто происходила сама по себе, как оторванный от мысли процесс. Что удивительно, в доме всегда было тихо. Так и не заподозришь, чем хозяин занимается, если не знаешь. «Девочек» она здесь ни разу не видела. Мордовороты появлялись, но тоже не каждый день и вели себя смирно. Того, что притащил её сюда, Юля сперва боялась. Обходила стороной, отсиживалась в комнате. Мало ли, что такому человеку в голову взбредёт. Потом привыкла, перестала изображать призрака.

И Олега она сперва боялась до дрожи в коленях. Не понимала, что ему нужно, каждый день ждала, что вот сейчас-то всё и вскроется. Однако, чем дальше шло, тем неотвратимее эти подозрения рассеивались. Не то чтобы он был к ней как-то особенно чуток и добр. В благодетеля не играл. Но и не лез к ней. Работа, какой бы она ни была, явно интересовала его больше, чем возможность залезть в трусы к горничной. Он либо отсутствовал, либо сиднем сидел в кабинете.

— Расслабься уже, — сказал Олег несколько дней спустя, когда появился из душа в одном полотенце, и собиравшая вещи в стирку Юля застыла испуганным кроликом, готовая выскочить из комнаты за секунду. — Не напрягайся так. Мне есть кому присунуть, если захочется.

Юлю покоробило, но хватило благоразумия промолчать.

Через пару недель в число её забот добавилась готовка. Когда-то давно она даже не знала, как плиту включать. Дома этим занималась прислуга, у мужа первое время тоже. Только за время жизни в деревне она по-настоящему научилась готовить, хоть и не бог весть какие разносолы.

Олег обедал в ресторанах, а на завтрак просто хватал, что было, особо не заморачиваясь. Зато кухня в доме была неоправданно шикарная — большая и светлая, с кучей техники на все случаи жизни и дизайнерским интерьером. Здесь было уютно находиться. Однако, кроме Юли сюда толком никто и не совался, так что она спокойно могла приготовить себе, что вздумается. В тот день она напекла оладий, без особого повода, просто заметила в холодильнике вишнёвый джем, и вдруг до смерти захотелось горячих оладушек с ним.

Не хватило терпения дать остыть, схватила первый золотистый оладушек, сунула в рот и конечно же обожгла язык. Запрыгала по кухне, как сайгак. За этими скачками её и застал Олег, которого за ноздри привели вкусные запахи, расползшиеся по всему дому.

— Ещё есть?

Юля, присосавшаяся к кружке с холодной водой, ткнула в сторону тарелки. Промычала утвердительно, пополам с бульканьем. Олег просиял и сел за стол. Оладьи лежали горкой, золотистые, с хрустящими краешками и нежной серединой. А там и джем рядом в вазочке, и сметана. Олег ел смачно, с явным удовольствием, но культурно — не чавкал, руки о себя не вытирал. Юля исподволь разглядывала его. Видела тёмные волосы, нос горбинкой, усталые глаза… Странный он. Не похож на того, кем является. Она всегда представляла себе сутенёров сальными мужланами, у которых цепи толщиной в палец и на каждом пальце по золотой печатке. В Олеге вульгарности не было, выглядел, как нормальный бизнесмен. Правильная и, по-большей части, вежливая речь. Костюмы дорогие, но сдержанные. Аксессуары в тему, строгие и неброские. Но больше всего ей нравился парфюм — иногда по утрам задерживалась у спальни, уловив знакомый горьковатый шлейф. Почему-то этот запах всегда напоминал ей горный лес.

— Я такие только в детстве ел, — сообщил Олег, довольный, как кот, облизывая пальцы, — бабуля пекла. Я по домашней стряпне ужас как скучаю, эти карбонары уже в глотку не лезут. Знаешь что, хватит тебе со шваброй бегать, если так хорошо готовишь. Можешь это повышением считать, — сказал он и подмигнул.

Казалось, хозяин почти не обращал на девушку внимания или просто сама она этого не замечала. Надевала самую дешёвую простую одежду, лишь бы удобно было: джинсы, да рубашки в клетку. И понятия не имела, как привлекательна с раскрасневшимися от кухонного жара щеками. Или с той улыбкой, что расцветала на её лице, когда Олег пробовал что-то новое из её творений и жмурился от удовольствия. Но сам мужчина замечал всё.

Минуло три месяца такой жизни, когда Юля впервые обнаружила в своей комнате полную корзину персиков. Она застыла от неожиданности. Кто? Тут же усмехнулась своей недогадливости. Хозяин, кто же ещё? Кроме них в доме жили одни охранники, которые сюда никогда не поднимались, да приходила уборщица — не она же презент притащила. Корзина красивая, с голубыми лентами, и персики с румяными боками едва не лопались от сока, хотя на прилавках сейчас лежала одна безвкусная зелень. Через два дня обнаружилась ещё одна корзина, поменьше и полная нежных незабудок — где только достать умудрился. Глядя на небесной синевы лепестки, Юля сдвинула брови. Для чего Олегу всё это? Что за игра в ухаживания? Да если ему захочется, он в любой момент может просто прийти, завалить её на кровать и попользоваться — и никто ему ничего за это не сделает. Девушка потрогала крошечные цветики и, схватив корзину, решительно спустилась в кабинет, где в одиночестве работал хозяин.

— Не нужно этого, — тихо, но твёрдо сказала она. — Мне мужской любви по гроб жизни хватило, больше не хочу.

— Это просто цветы. Думал, тебе приятно будет.

— Не будет, — с горечью сказала Юля. — Просто цветы — как же! Я же вижу, что это не веник за три копейки, у метро купленный. Прислуге подарить, чтобы усерднее салаты строгала! А, нет, чтобы пельмени побольше лепила! Что за чушь? Может, ты не насильник, как те, но ты не лучше! В ту же сторону думаешь! Я, по-твоему, такая девочка наивная, можно лапшу на уши вешать? Я всё понимаю. И лучше мне сразу уйти, чем… Отпусти. Я никогда больше… Я ни с кем, никогда, никогда, никогда…

Она даже не осознавала, что перешла на крик, и голос вдруг сорвался, когда её резко прижало к тёплой груди, и сильные руки обняли и стали гладить.

— Я не трону, не трону…

Юля рыдала, уткнувшись ему в подмышку. Зашлась до такой степени, что начала икать и квакать, а когда подуспокоилась, обнаружила себя на коленях Олега со стаканом виски в руках. Она всё ему рассказала, потому что молчание убивало. Помнила, как муж отреагировал — а смолчать всё равно не могла, рвалось наружу всё накопленное. Мужчина слушал молча и только поглаживал по спине. Ласково так. Когда Юля закончила, просто прижал к себе и баюкал, как маленькую.

Утром она пожалела, что так глупо всё выболтала, корила за длинный язык. Плакать в чьё-то сильное плечо было приятно, и легче стало на какой-то момент. Но теперь взгляд Олега изменился, и она понятия не имела, что будет дальше. К худу или к добру?

Хозяин молчал, с расспросами и утешениями не лез. Он по-прежнему приходил поздно, и Юля слышала его появление, уже лёжа под одеялом. Поздний ужин всегда ждал его на столе. Порой они сталкивались утром на кухне или в коридоре, и Олег отступал в сторону, стараясь девушку не задеть. Когда Юля поняла, что это не случайность, то скривилась:

— Противно меня касаться?

— Дурочка, — покачал головой Олег. — Это тебе неприятно, наверное, после всего случившегося. Дёргаешься, косишься. Я ж думал, ты из дома сбежала. С мужем не сошлись, может, изменил или ещё что. А тут такое… Я хотел дождаться, когда ты попривыкнешь, обживёшься и, может, у нас что-то и получится… Теперь вот знаю, что нет. Ты не бойся, я не трону. Живи тут, как жила, не беспокойся ни о чём. Лишь бы тебе хорошо было. — Он смолк. Добавил, вдруг смущаясь: — На тебя смотреть — уже радость, особенно когда улыбаешься. Больше и не надо ничего.

И Юля не выдержала. Потянулась навстречу этому теплу, заскулила, как побитый щенок. Так хотелось утешений и нежных объятий, которых у неё и не было толком… Неопытной девушке много и не нужно. Олег притянул её к себе и просто гладил. Не пытался даже одежду снять. Юля сама с себя рубашку потянула.

— Покажи мне, каково это. Мой муж был со мной нежен после свадьбы, но я тогда боялась, ничего не чувствовала, кроме этого страха. И так давно это было… Я на других людей смотрю и не верю, что бывает по-другому. Все целуются, обнимаются, занимаются сексом, им приятно… А мне кажется, что это враньё одно, и они притворяются друг перед другом.

Олег поцеловал глаза с ещё мокрыми ресницами, коснулся поцелуем уголка рта.

— Сексом занимаются не для того, чтобы что-то доказывать. Завтра ты проснёшься и будешь жалеть.

— Не буду, не буду! Я хочу этого!

И не солгала, ни на каплю не солгала. Она ахала и хваталась руками за простыни, комкала тонкую ткань. Закатывала глаза, кусала губу, чтоб не быть такой громкой. Её бывший муж не был таким. Даже в первую ночь. Олег не позволил ей повернуться спиной.

— Я хочу видеть твои глаза, — сказал он.

Юля пыталась прятать лицо. Было стыдно. Боль она бы просто перетерпела, но отчего-то стыдно было показать блаженство на лице. Она отворачивалась и даже руками закрывалась, но мужчина отводил её пальцы, целовал их, а потом и дрожащие веки. А боли так и не случилось.

После долгих ласк, когда расслабленная девушка раскинулась под Олегом, уже открытая, готовая на всё, она широко раскрыла глаза, затаила дыхание, будто готовясь к чему-то ужасному… Но вместо крика боли — тихий стон, в котором удивления чуть ли не больше, чем удовольствия. И ещё стоны, и ещё…

Утром Юля проснулась в хозяйской спальне. От вчерашнего было немного неловко, и болели с непривычки мышцы, о которых она и не подозревала. Её голова лежала на плече Олега, тот водил рукой по спине. Юля почувствовала, что её целуют в макушку. Она шумно вздохнула и начала выползать из рук, но её, конечно же, не пустили.

— Юль, ты как маленькая, — засмеялся Олег её манёврам и уложил на себя. — Жалеешь? — серьёзно спросил он, и девушка покачала головой.

— Нет… Было хорошо… Очень хорошо. Но разве ты теперь не будешь думать обо мне плохо?

Олег уставился в изумлении:

— Как можно думать о тебе плохо? Я никогда и не мечтал даже, что однажды такая девочка у меня будет. Мне такие, как ты, только во сне виделись.

Юля тоже изумилась, замерла с раскрытым ртом. Фыркнула недоверчиво:

— Так говоришь, будто я звезда какая.

— Мне на звёзд наплевать. Ты у меня, и я счастлив. Я ещё в первый вечер, когда тебя увидел, подумал, что не отпущу. И вот ты в моей постели, — улыбнулся Олег. — И надеюсь, что задержишься надолго в моей жизни. Принуждать ни к чему не стану. Я не идеал, как ты знаешь, и бизнес такой, что приличные люди от меня бегут как от чумы. Но ты явно приличная и не испугалась остаться в моём доме. Юль… — Он взял её за руку. — Я сделаю всё, что ты хочешь. Только бы ты улыбалась мне.

Она и верила, и не верила. Слишком тяжёлый опыт лежал на душе, но так хотелось, чтоб наконец забрезжил свет. Олегу пришлось не раз потрудиться, доказывая свою любовь. Она ещё долго стеснялась, всякий раз просила мужчину отвернуться, когда раздевалась, и тот смеялся и раздевал её сам, целуя каждый сантиметр кожи.

Юля по-прежнему готовила, только теперь покупала продукты, нося в кошельке платиновую кредитку Олега и раскатывая на новой машине. Она всё больше оттаивала и чаще улыбалась, только вздрагивала ещё по ночам и иногда чуть слышно всхлипывала, прижимаясь к сильному телу своего мужчины. Олег всё понимал и однажды даже предложил врача, но Юля замотал головой, отказываясь.

— С тобой рядом я ничего не боюсь, а в мои сны ни один врач не сможет залезть. Да и не хочу я, чтобы посторонний человек ковырялся в моих мозгах. Я сама должна с этим справиться.

— Но как?

Юля холодно усмехнулась. Ясные глаза её чуть затуманились.

— Мне было бы легче, если б я знала, что они получили по заслугам. В тюрьме гниют или… — она замолчала.

***
— Бей, — приказала она, и Олег застонал:

— Я не могу…

— Ещё как можешь. Бей.

— Всё, что угодно, но не это. Я и так себе не прощу того, что вчера ночью сделал. Чёрт, я уже жалею, что согласился на это всё. Лучше бы ты и вправду память потеряла.

— Бей, я сказала! — топнула ногой девушка. — Хочешь, чтобы я всю жизнь страдала и мучалась? Лучше последний раз потерплю и потом… Ты хочешь, чтобы я была счастлива? Хочешь, чтобы я спокойно спала по ночам? Бей же, ну!

— У меня рука не поднимется.

— Да бей же, сколько можно тянуть! Бей или я уйду от тебя!

И тяжëлый удар свалил её на землю. Девушка глухо стонала, когда Олег выносил её из машины и укладывал на землю. Он пытался подложить своё пальто, но Юля засмеялся и тут же застонала от боли.

— Олеж, у тебя крыша поехала, что ли? Я не мылась, чтоб за бомжиху сойти… Шмотки эти вонючие выкопала… А ты… Ах-ха-ха… Ауч… Коврик из пальто за тридцать штук, придумал, тоже… Давай, уходи.

Но Олег всё медлил, и Юля треснула кулаком по мокрой земле:

— Иди же, он приедет скоро!

— Помни, я буду рядом…

Глава 7

Напряжение между Мишей и Игорем нарастало с каждым днём всё сильнее. Стоило Юле пройти мимо в коротком платьице, как их взгляды намертво прилипали к её ногам. Юля мило смущалась, заметив это, и мужчинам стоило большого труда держать себя в руках. Они уже не вспоминали тот школьный вечер, но явственно видели девушку в своих объятиях. Она и сама расцветала с каждым днём.

Ушла болезненная худоба, сошли синяки. Юля похорошела невероятно, будто сияла. Часто смеялась, и от этого нежного переливчатого звука, от этой яркой улыбки у обоих замирало что-то в груди. А чего стоило держаться, когда девушка случайно касалась, притрагиваясь к руке или плечу во время разговора. Игорь посматривал на бывшего друга с явной неприязнью, и Мише его постоянное мельтешение перед глазами стало надоедать.

— Что-то долго у тебя ремонт идёт, — нахмурился Миша как-то раз. — Домой, может, пора собираться? Пора валить, так сказать?

Игорь засел в гостиной с початой бутылкой пива, и спать совсем не хотел. Юля поднялась к себе, а Мишаня слонялся по комнате, как маятник. Оба были не в восторге от компании друг друга и обменивались напряжёнными взглядами.

— Свалю. Скоро уже, — кивнул Игорь. И злорадно добавил: — Вдвоём с Юлькой свалим, будешь снова жить в тишине и спокойствии.

Миша неестественно заржал.

— Разбежался! Так она с тобой и поедет…

— Поедет. — Игорь отпил ещё, никуда не торопясь. На лице его играла улыбка победителя. — Она мне в любви призналась, между прочим.

От такого заявления Миша застыл на месте.

— Во сне твоём призналась? Придётся тебя расстроить, дружище, но Юля любит меня. Даже говорить об этом смешно. Ты же всегда хотел её просто завалить и всё, — рыкнул он. — По-твоему, я ваше первое свидание не помню? Все карманы гондонами набил.

Игорь в долгу не остался, зло оскалился в ответ:

— Как будто ты не хотел. В белом пальто тут стоишь, выделываешься: «Ой, посмотрите! Я ведь не такой!» Когда в подсобке её трахали, тебя заставлял кто-то? За член тянул? Или это ты сам такой же, как я, только строишь из себя святошу!

— Я тогда напился.

— У меня с памятью тоже всё в порядке. Я помню, сколько мы тогда пили и чего. Не настолько ты нажрался, чтоб вообще не соображать.

Миша сверкнул глазами, со злобой стиснул кулаки.

— Ладно, тут ты прав… Я всё понимал… Но потом, потом ведь пожалел! Как же я пожалел, господи! Думал, со временем отпустит, полегче станет. Она ведь цела осталась, даже без синяков почти, только на руках немного… Мы ж не издевались над ней, не били. Я всё убеждал себя, что она не заявила, потому что поняла, что сама нарвалась. И знаешь, что самое поганое? Не становилось легче. Народ со школы нет-нет, да встретишь, кого в унике, кого просто на улице. А Юли нигде видно не было. Один раз с папашей её столкнулся, так тот даже говорить не пожелал. Знаешь, что я подумал, когда на неё у собственного дома наткнулся?! — заорал Миша. — Что вот оно, моё наказание! За всё, что сотворил! Она ведь даже не плакала, не могла уже плакать, только смотрела, как щенок бездомный, которого на середину реки швырнули с камнем. Это я вместо неё чуть не разрыдался, трясло всего, как припадочного. Я ж столько раз думал: а где она? Что с ней сейчас? Живёт, наверное, припеваюче. А она на улице… — тяжело вздохнув, Миша прижал руки к лицу. Потом отнял, заговорил, выделяя каждое слово: — И теперь, когда она со мной и в безопасности, живая, весёлая, вдруг заявляется его величество Игорян и свой хер на неё нацеливает!

— Я, по-твоему, совсем бревно бесчувственное? — в ярости крикнул Игорь. — Не волновался? Не переживал?!

— Конечно переживал! С каждой тёлкой, с которой сожительствовал — переживал! Так сильно, что аж спать не мог, да? Сколько их в твоей койке побывало? Пара десятков или побольше?

Игорь взбеленился:

— Не твоё дело. Нашёлся тут святоша. Ещё скажи, что сам ни с кем не трахался всё это время, обет безбрачия нёс. Посмотри на себя, ты, обсос! — выкрикнул он. — Меня, значит, грязью поливает, а сам… — Поднявшись с кресла, Игорь приблизился и зашипел, как огромная змея: — Не выйдет твой финт ушами, дружок. В этом говне мы оба замарались по самые некуда. И на Юльку я право имею ровно такое же, как и ты, усёк? Так что зовём её сюда, пусть сама скажет, кто…

Миша, на виске которого бешено билась жилка, не выдержал. Он от души двинул в челюсть, вкладывая в удар всю ненависть. Но Игоря так просто с ног не сбить — тренированный и тяжёлый, он только покачнулся. И тут же взревел, как раненное животное, бросился на соперника, и они кубарем покатились по полу. Какое-то время от кучи-малы слышалось лишь пыхтенье, сочные звуки ударов и приглушённая ругань. Мише придавала сил злость, но Игорь, очевидно, был не в его весовой категории. Победитель поднялся с распростёртого на полу тела.

— Достаточно огрёб? — поинтересовался Игорь, сплëвывая кровь из разбитой губы. Он скривился: — Давай, ссыкота, вызывай ментов и нажалуйся, как на тебя вероломно напали. А мы уходим — я и Юлька.

Он равнодушно смотрел, как Миша с трудом пытается встать. Тот ухватился за край стола и подтянулся, вставая на ноги. Изящное, породистое лицо его было залито кровью из рассечённой брови, а в глазах костром полыхала лютая ненависть.

— Что, так победы добывают, думаешь? Сила есть — ума не надо, кто сильнее — тот и прав? Нихрена ты не изменился, Гарь, всё такой же урод, как и тогда. Юльку тоже силком потащишь, как в ту подсобку?

Игорь криво усмехнулся. Смысл что-то доказывать, да ещё на словах?

— Захлопнись, — бросил он. — Она бы на тебя даже не посмотрела, сморчок. Где она, а где ты? Ей настоящий мужик нужен, как я. Чтоб защитить мог.

В тайне ото всех Игорь уже подготовился. Переделал спальню на втором этаже, выбросив всё дизайнерское безумие, что в своё время тоннами скупала Жанка на его бабки. Теперь комната была отделана так, чтобы точно понравиться Юльке: светлая, в цветах, с роскошной кроватью. Кольцо для предложения он тоже купил заранее. Он думал о нём, когда проходил мимо кипящего от унижения Мишани к выходу. На тонком Юлькином пальчике смотреться будет отлично. На десять из десяти.

Он не догадывался, что бывший друг тоже хотел пойти этим путём. Что в его кабинете уже дожидалось своего часа похожее колечко, только с камнем помельче.

Миша даже не понял, как за секунду оказался у лестницы, где в нише, прикрытый пейзажем, лежал пистолет. Какое-то мгновение. Кровь барабанами стучала в висках.

Игорь уже держался за ручку двери, поворачивая, когда Миша спустил курок. Отдача толкнула руку, выстрел прозвучал громом. Миша чувствовал едкую вонь пороха и смотрел, смотрел невидящим взглядом.

На лестнице зачастили шаги. Показалась до смерти напуганная Юля, кутающаяся в халат.

Её присутствие заставило очнуться.

— Звони ментам, Юль, — слабым голосом сказал он, глядя в стену. — Я убил человека.

***
Мишу побрили и оболванили под машинку. Без своей щёгольской ухоженной бороды он выглядел странно, будто совсем другой человек на несколько лет моложе. Мужчина побледнел, осунулся и заметно похудел с момента последней встречи. Но когда в комнату свиданий вошла Юля, его тусклые глаза осветились изнутри.

— Я думал, не увижу тебя больше, — зачастил Миша. Голос его прерывался от волнения. — На суде даже не смотрела на меня… Не подумай, я тебя ни в чём не обвиняю. Испугалась, понимаю. Кто бы не испугался? Да я сам себя боюсь теперь. — Он стиснул дрожащие худые руки. — Юль, не оставляй меня. Судьба вернула тебя мне… Пожалуйста. Если ты снова уйдёшь из моей жизни, я не вынесу.

На застывшем красивой маской лице девушки мелькнуло что-то, похожее на жалость. Немного брезгливую, но всё же.

— Ох, Мишаня-Михаил… Не о том ты думаешь. — Она улыбнулась одними глазами. — Восемь лет за решёткой впереди… А если б Игорь не выжил? Уехал бы по совсем другой статье.

— И то правда, — признал Миша. — Повезло. Адвокат говорит, если хорошо себя вести буду, по УДО через шесть выйти смогу. Эх… Столько лет мы с тобой в разлуке были, а теперь снова… Ничего. Сможем и это вынести.

— Как раз это обсудить я и пришла. — Юля приподняла подбородок, разглядывая мужчину сверху вниз. — Нет, Мишенька. Нет у нас с тобой никакого будущего, да и настоящего не было. Прощаемся навсегда сейчас. С Игорем уже простилась, кстати. Если бы этот урод шевелиться мог, точно бы шею мне своими руками свернул. Как хорошо, что не может. Сердечное тебе спасибо. Ты слышал? Весь его бизнес зубастому младшему брату перешёл, у Игорёчка теперь ничего своего не осталось.

— Юль, ты… Я не понимаю. — На лице Миши было выписано отчаяние. — Почему ты?.. За что ты так со мной?!

В голубых глазах девушки вспыхнули искорки веселья.

— Вот так вопрос. Неужели ни одной догадки? Ладно я, головой ушибленная барышня с амнезией, но ты-то чего? Тоже память отшибло? Забыл уже, как вдвоём с Игорьком со мной на грязном полу развлекались?

Миша осёкся. Заморгал. Отчаяние сменилось ужасом осознания.

— К тебе память вернулась?

— Она и не уходила, — хмыкнула Юля. — В актрисы, что ли пойти? Такой талант пропадает. В моём списке вы двое шли первым номером, — сказала она, прищуриваясь. — Главные мрази, которым нужно оплатить в первую очередь. Но потом я подумала, что сладкое принято оставлять на потом и решила начать с козла-муженька. Я ведь замужем была, Миш, представляешь? А, вижу, что не знал. Никитой звали. Сначала мне даже нравился. Маленькая ещё была, неопытная. Не разглядела, что у человека говно внутри. Я ему рассказала про вас, выговориться хотела. Тяжело такие вещи в себе носить. А Никита… А Никита решил, что жена у него шалава. Общественная плевательница. Всё, как Игорь предсказывал, помнишь? После этого вся моя жизнь превратилась в ад. Со стороны никто и не заподозрит, на людях-то он тише воды был, миленький и воспитанный. А дома превращался в чудовище. Я, знаешь, сперва себя винила. Оправдания ему искала. Потом стало по-настоящему страшно — никто ведь не поможет, случись что. Даже родители на его сторону стали. Но я не сдалась, всё-таки смогла сбежать.

Улыбка Юли стала зловещей.

— И что было потом? — слабым голосом спросил Миша.

— Возмездие. Отлились кошке мышкины слёзки. Помогли мне, Миш, нашёлся человек. Накачали моего Никитку в его любимом клубе, где он очень любил в вип-кабинках с проститутками время проводить. По кругу пустили и снимали всю ночь на видео. А потом выложили и ссылки разослали, кому надо. Звезда интернета теперь, — фыркнула Юля, постукивая ноготками по столу. — Я тоже посмотрела. Есть в этом что-то, когда гетеро трахают, а у него стоит при этом. Должность он свою потерял, друзей тоже. Родители его, тоже уроды редкостные, даже разговаривать перестали с сыночкой-корзиночкой. Надеюсь, навсегда запомнит, каково это — когда не можешь от унижения голову поднять.

Миша смотрел изумлённо и совершенно не узнавал ту девушку, к которой его сердце воспылало страстью. Выглядела она так же, но в лице появилось что-то новое. Сила, которая готова любого в бараний рог согнуть.

— Ещё один был. Зову его «предпоследний любовник», шутка такая, — продолжала она свой рассказ. — Но вообще-то Саньком его звали. Тоже мразь, каких поискать. И тупой, вдобавок — мне даже делать ничего не пришлось, сам справился. Только из тюрьмы откинулся, как снова уехал — стариков своих ради дома на тот свет отправил. А они ведь его любили, души не чаяли. Даже меня несколько лет кормили, чтоб ему в койку подложить.

Вздрогнув от воскрешённых воспоминаний, Юля чуть тряхнула волосами. Потом склонила голову набок, пристально разглядывая Мишу. От касания её взгляда, похожего на кубик льда, по коже продрало морозом.

— Его я оставила на растерзание судьбе. Но вы… Вы — дело другое. С вас всё началось и вами должно было закончиться. — Она подалась вперёд, опёрлась о стол. — В глаза ваши бесстыжие посмотреть хотела. Я сначала размякла, думала, вы и правда что-то там осознали. Изменились, людьми стали. А вы какими были, такими и остались. Соревнование устроили, кто первый меня завалит. Подарки, слова красивые — а цель всё та же, присунуть. Грр… А самое смешное, что мне даже стараться не пришлось. Миш, ну как так? Одному улыбнулась, другому кофе сделала, а вам сперма так в голову ударила, что почти до убийства дошло.

Миша опустил голову на сцепленные руки. Он верил и не верил одновременно. Всё казалось, что это какой-то дурной сон, навеянный ссорой с Гарькой. А сейчас он проснётся, увидит, что тот свалил к себе, и пойдёт готовить завтрак, чтобы вместе с омлетом принести Юле кольцо…

— Юль… — простонал он, понимая, что не проснётся. — Мы ж совсем пацанами были. Сосунки семнадцатилетние. Ещё и пьяные!

Небесная голубизна глаз потемнела.

— Мне тоже было семнадцать, — тяжело произнесла она. — Да и в чём твоя претензия, Миш? Пистолет я тебе в руку не вкладывала. Обещаний не давала, друг на друга не натравливала. В суде не лжесвидетельствовала. Вы сами всё сделали. Могли бы головой думать, а не письками — и ничего бы не случилось.

— Я понял, — глухо сказал Миша. — А что с последним?

— Каким последним?

— Ты сказала, что был «предпоследний любовник». Значит, ещё и последний был?

— Прелесть какая, ты внимателен и логичен даже сейчас. Хвалю. А последний… — Искренняя улыбка тронула Юлины губы. — Последний не только был, но и есть. Благодаря ему я опять почувствовала себя человеком. Знаешь, забавно — именно тот, от кого любая нормальная женщина будет держаться за километр, оказался достойным мужиком. А вы двое, со всех сторон благополучные, из хороших семей, с карьерами, даже мизинца его не стоите. — Юля глубоко вздохнула. — Он мне говорил, что месть не принесёт ничего хорошего. Но, знаешь, это единственное, в чём он ошибся. Я наконец-то счастлива.

Улыбка засияла ещё ярче. Несмотря на услышанное, Миша не мог не залюбоваться.

— Ну что же, время прощаться навсегда, Миша. Ты ещё молодцом держался, даже приятно. Не хотелось видеть ещё одну истерику с угрозами. Прощай, Миша, надеюсь, больше не свидимся. Выйдешь по своему УДО, может, ещё с Игорем помиришься. — Она фыркнула, поднимаясь. — Не забывай обо мне, Миша, как я о вас забыть не могла. Теперь ваша очередь.


Оглавление

  • Бумеранг
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7