Она проснулась глубокой ночью. Ее разбудил не сон, не кошмар, а уверенность, что в ее темной спальне с наглухо занавешенными окнами кто-то есть. Она всегда задергивала шторы в полнолуние, потому что огромная луна, отражавшаяся в глади озера, на берегу которого стоял их дом, не давала ей спать. Луна властно вмешивалась в ее сны, луна околдовывала ее, затягивая в морок – туда, на темное дно озера, где среди ям и коряг обитали чудовища. Так ей казалось с некоторых пор.
Во тьме она лежала, затаив дыхание, притворяясь спящей, чутко прислушивалась к каждому звуку ночи – скрип, шорох, чье-то дыхание… И этот звук…
Ее лица коснулось нечто липкое и холодное. В первую секунду она подумала – ей кажется. Сон все еще не отпустил ее, она пребывала на грани яви и бодрствования. Однако прикосновение было вполне реальным – холодное, липкое. Что-то ползло по ее голове, по волосам, по лбу, добираясь до глаз, до губ.
Она хрипло вскрикнула и рванулась с подушек, рукой сбрасывая с себя нечто нечистое, отвратительное… Включила лампу на столике у кровати и…
Она не поверила своим глазам: на подушке – черное пятно. На краю кровати у изголовья – второе черное пятно.
Это были две крупные жабы.
Электрический свет отражался в их выпученных глазах. Кожа жаб, покрытая бородавками, блестела в неярком свете лампы как лакированная.
Она дико закричала от страха.
В спальне вспыхнул верхний свет – такой яркий, что на миг она зажмурилась. Вспышка ослепила ее как молния.
А когда вновь открыла глаза, то увидела в углу спальни его.
Он стоял и смотрел на нее. Внимательно, пристально наблюдал, словно оценивая. А затем его губы тронула торжествующая улыбка. Он наслаждался ее паникой и страхом.
Он прятал руки за спиной. Он еще что-то скрывал от нее.
И внезапно…
Он шагнул к кровати, размахнулся и… Швырнул в нее тяжелый металлический совок, который они использовали для золы из камина.
Острый металлический край…
Она рухнула навзничь на постель, прямо на отвратительную жабу.
Совок с грохотом ударился о стену.
Почти теряя сознание от ужаса, чувствуя под щекой шевелящуюся жабу, царапающую лапой ей шею, она успела подумать: «На совке для камина он принес этих тварей ко мне…»
Он все рассчитал…
Он снова хочет меня убить.
Глава 2
Лаврентьева
Полковник Гущин наклонился над телом, взялся за рукоятку ножа рукой в перчатке и осторожно потянул на себя. Нож, всаженный в горло жертвы, не поддался.
– Удар большой силы, – констатировал полковник Гущин. – Сквозной. Нож пробил горло, повредил шейный позвонок и… вонзился в кухонный линолеум.
Он потянул сильнее, выдернул нож. Голова мертвой женщины, пришпиленная к кухонному полу за шею, резко склонилась набок. Клавдий Мамонтов ощутил, как тошнота клубком подкатывает к его горлу. На кухонном полу натекла большая лужа крови, в электрическом свете она выглядела черной. Пахло кровью и… куриной лапшой. Перевернутая кастрюля, сброшенная с плиты, валялась у раковины, куриный бульон смешивался с кровью жертвы, пол усеяла лапша.
Макар Псалтырников, стараясь не наступить в лужу своими дорогими кроссовками, придвинулся к Гущину, так и заглядываясь на выдернутый из раны нож, словно на некое невиданное чудо.
Однако нож был обычным, кухонным, для разделки мяса.
– Из ящика ножик взяли, не с собой принесли, да, Федор Матвеевич? – деловито спросил Макар.
– Ничего здесь не трогай и умолкни, – шепнул ему Клавдий Мамонтов.
Макар лишь усмехнулся. Все происходящее на месте убийства он воспринимал как великое ночное приключение.
Полковник Гущин Макару кивнул – да, нож – орудие убийства, взятое убийцей именно с кухни жертвы. А вот насчет всего остального…
Он передал нож эксперту-криминалисту и снова обернулся к трупу. Положил руку на грудную клетку убитой, осторожно все прощупал.
– Удар ножом большой силы, – повторил он. – Нанесен, когда потерпевшая уже упала на пол и лежала навзничь. Удар наносился вот так, – он сцепил руки в замок, поднял их над головой и резко опустил. – Чтобы горло пробить и шейный позвонок ей повредить, ударить из положения стоя убийце было трудно. Поэтому, возможно, он… ладно, остальное мы в прозекторской проверим позже. При вскрытии.
Клавдий Мамонтов понял, что полковник Гущин не желает осматривать тело женщины, задирая на ее впалой груди застиранную линялую футболку на глазах всей оперативной группы. Последняя дань уважения мертвой…
Хотя заслуживала ли жертва уважения?
Помимо запаха крови и куриного бульона на кухне витало стойкое застарелое амбре спиртного. Алкоголем разило и от трупа.
Полковник Гущин вместе с патологоанатомом обследовали голову убитой. В темных коротко стриженных волосах с проседью –
Последние комментарии
13 часов 12 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
3 дней 20 часов назад
4 дней 53 минут назад