Такие слова как: печаль, страдание, несчастье были чужды для принцессы. Они, словно запертые в сундуках сокровища, будоражили впечатлительную особу и вызывали в воображении совершенно удивительные картины.
Подчас они были настолько реальными, что у принцессы перехватывало дыхание и начинала кружиться голова.
Хоть эти слова и были под запретом, все же изредка она натыкалась на них то тут, то там. Они были похожи на диких зверей из далеких-далеких королевств. Не зная их имен и происхождения, она сперва от них отскакивала, но потом подходила ближе, гладила их вздыбленную шерстку и завороженно смотрела в глаза.
Книги мало помогали с тем, чтобы узнать мир лучше и полнее.
Вся ее библиотека была тщательным образом отобрана целым отрядом из философов, историков и гудящих клириков на предмет всего, что могло отравить принцессе душу, заразить еще неокрепший ум опасными идеями, которые раз и навсегда определят ее судьбу.
Цензура действовала систематично:
Несчастная любовь — исключить!
Голод и все виды болезней — исключить!
Неправедная война — исключить!
Все подлое и низкое — исключить!
В представлении строгой комиссии, которую отбирал лично король, каждый рыцарь был благороден и честен.
Все мачехи добры и учтивы.
Все слепые прозревали, все хромые вставали на ноги, все глухие вновь могли слушать по утрам песнь соловья.
А если находился некто, кто пытался взбунтоваться против естественного хода течения жизни, он был беспощадно наказан.
Принцесса об этом конечно не знала.
Она безвыходно жила в просторной комнате на самом верху одной из замковых башен, под остроконечной крышей, уходящей в заоблачные дали, казалось, что торчащий серебряный шпиль упирается в край неба, иногда лазурного, похожего на морскую гладь иногда темно-синего, мрачного и неотвратимого.
Людей принцесса почти не видела, а если и видела, то это были не случайные знакомства в коридорах или на званых обедах. К ней допускались лишь те, кто проходил жестокую проверку.
Никаких страдальцев, больных, кривых
Никаких сплетников
Никаких пошляков
Когда были выполнены все условия, выдвинутые королем, только в том случае, гость мог попасть к принцессе, поднявшись по винтовой лестнице высоко вверх.
Никак иначе пробраться к ней было нельзя. Только изнутри, через королевскую спальню.
Три десятка стражников охраняли вход в ее башню. И еще три десятка охраняла вход к всевластному монарху.
И мышка не проскользнет.
Были случаи в истории посещений принцессы, когда кто-то что-то да ляпнет или покажет, что не стоило показывать.
Невозможно все контролировать, будь ты хоть трижды великий самодержец.
Однажды заезжий паяц, мужчина уже преклонных лет, в забавно расшитых штанах и застегнутой до самого подбородка ярко-белой с черными помпонами рубашке, показал принцессе одно совершенно неуместное представление — на ее глазах расцветала прекрасная роза, такого удивительного цветка принцесса не видела за всю свою жизнь, но только распустился его бутон, как тут же цветок начинал стремительно чахнуть, он весь скукожился, а потом и вовсе рассыпался, словно то было изваяние из песка, от него осталась лишь жалкая горсточка черного пепла.
Принцессу это повергло в шок.
Все, что рождено — рано или поздно вынуждено вновь превратиться в прах.
Всю ночь она плакала горькими слезами и никак не могла смириться с потерей сиюминутной красоты.
Паяца вскоре задержали и без суда и следствия повесили на въезде в замок, висел он в компании пьяниц и плутов.
Через какое-то время он и сам стал горсть черного пепла.
Всех, не было в этом правиле исключений, кто хоть намеком, случайно или намеренно, говорил о людских страданиях или просто мог ляпнуть, что жизнь скоротечна и пуста, как пивная бочка после праздника, ждала незавидная судьба.
История о паяце яркий тому пример.
— Принцесса не должна знать о боли и страданиях! — гласил указ короля.
Вызванные с работ каменотесы выдолбили эту фразу над входом в ее покои. Словно сам Господь Бог водил их рукой, заключая в камень безмятежное существование юной особы.
Не было цены у счастья принцессы — ни в золоте, ни в мехах, ни в сверкающих драгоценных камнях.
Все богатство, коим располагал король, а после похода на восток, было оно еще шире и цветастее, шло целиком на радости единственной дочери.
— Нет ничего, чтобы я пожалел ради нее! — уверенным голосом говорил король своим подчиненным, а для пущего эффекта бил кулаком по столу.
Те кивали и хором, нараспев, будто тянули ноты из псалма, повторяли:
— Все ради юной принцессы!
С самых ранних годов принцессу окружали богатство и роскошь.
Покои ее отличались редкой для тех земель изысканностью и пестротою красок. Фрески на стенах были выполнены лучшими мастерами из Флоренции и Падуи, пасторальные сцены успокаивали любопытного ребенка, казалось, что природа на них дышала, как дышит человек, который преисполнен возвышенных мечт и дум. Еду подавали на тарелках с инкрустацией из редких драгоценных камней. Привезенный нумидийский мрамор блестел также ярко, как звезды на ночном небе. С окон свисали темно-зеленые богато расшитые восточными узорами бархатные занавески. На увешанных по стенам картинам вздымались на дыбы черные кони, рыцари в искрящихся доспехах сражались с огнедышащими драконами. С потолка спускались по белоснежным облакам лучезарные ангелы, ручками они тянулись к лежащей на кровати принцессе и благословляли ее на любую детскую шалость, которая могла только прийти в ее чудную головку. Куда бы не падал взгляд принцессы все говорило о красоте и благородстве, о радости и счастье.
В комнате, где принцесса проводила все свое время, было три окна.
Одно выходило на запад.
Другое на восток.
Третье на север.
Изначально, оттуда открывался приунылый пейзаж. Худые сосенки тянулись рядками вдоль дороги к пшеничным полям. Дырявые крыши в крестьянский домах возвышались над равниной, как могильные плиты. А о пруде, где на выгон сгоняли гусей, коров и куриц, говорить не приходилось. Все это было грязно и не благородно. Навевало тоску и лишний раз тянуло из груди мысль о том, что человек на этой земле лишь тварь божья и не больше.
Не должно думать об этом принцессе.
В голове короля, так же, как из куколки вылупляется прекрасная бабочка, родилась одна любопытная идея.
Пригласил к себе король своих лучших землемеров, которые отмеряли границы его владений и были весьма учеными особами.
Дал король им поручение — тщательно замерить, куда попадает взгляд принцессы из тех трех окон, чтобы в этих местах возвести три прекрасных чуда, которые будут восхищать ее с пробуждением и до самой ночи.
Услышали поручение землемеры, слегка почесали свои седые ученые бороды и с присущим им педантизмом выполнили поручение короля.
Пока росла принцесса, сперва кроха лежала в кроватки, потом ползала на коленках и была такой маленькой, что не могла достать до окон, все это время велись работы по созданию трех чудес, от вида которых даже самый печальный поэт должен был преисполниться радости и веселья.
И вот, что это были за чудеса:
К востоку, где раньше пролегала дорога к пшеничным полям, был высажен прекрасный сад. Не поскупился король и было куплено множество диковинных цветов и кустарников. Чего только не было в саду — миндаль, липа, смоковница, царственные пальмы, величественные кедры, раздирающие небо, словно античные колоссы, каучуконосные фикусы; мириады цветов — лилии, фиалки, гиацинты, привезенные с Ближнего Востока розы, мелькали ряды самшита, словно рассыпанные детской рукой камешки. Сад буквально взрывался перед взором юной принцессы. А среди этого цветения мраморные изваяния Аполлонов и Дионисов, сатиров и фавнов, фонтаны с плавающими в них кувшинками, укромные гроты, увитые плющом колонны. В медных вольерах ютились многоцветные птицы — фазаны, скворцы, павлины.
Два остальных чуда были такими же прекрасными и волнующими.
Это огромная статуя сделанная из чистого золота — фигура атлета тянулась высоко к небесам, словно жаждала ухватиться за них, встряхнуть, как ковер покрывшейся вековой пылью, чтобы иные узоры покрыли его темно-синюю поверхность.
А к западу на многие пяди тянулась дубовая роща. Туда поселили диких зверей, вырыли озеро и огородили высокой стеной; иногда король наведывался в рощу вместе со слугами, чтобы отдохнуть от дел и поохотиться на оленей и куниц.
Подрастала принцесса, из хрупкого ангелочка она превратилась в весьма грациозного и статного лебедя. День и ночь она мечтательно смотрела вдаль. Казалось ей, что весь мир таков, как те три чуда, что она лицезрела из своих укромных покоев. Не приходило ей в голову, что люди могут жить иначе и что мир не таков, как она могла прочесть в тех немногих книгах, что стояли подле нее. Не знала она, что не все блестит так же ярко и ослепляюще, как золотая статуя, на отдаленном возвышении гордо бросающая вызов богам, что не все так сочно и живо цветет, как гиацинты и ландыши в любимом саду принцессы, что не все так красиво и чисто, как ключи бьющие в чаще дубовой рощи.
Но откуда было знать это принцессе?
Все, кто ее окружал, кто был вхож в ее покои, только и говорили, как за стенами замка прекрасно и волшебно.
— Там дома сделаны из горного хрусталя, — говорила одна очень важная и деловитая дама.
— Там в каналах течет розовая вода, — говорил один из ученых и просвещенных господ.
— Там все милосердны и добры, как милосердна и добра принцесса, — говорил один из сановников и как-то странно у него дергался глаз.
Принцесса сидела с открытым ртом и ловила каждое слово, каждый звук, исходящий из посетивших ее гостей.
— Хочу! Хочу Хочу! — как капризный ребенок восклицала она.
Все три особы нервно смотрели по сторонам и про себя думали: не сморозил ли я что-то не то?
Каждый из них ходил по тонкой грани, где на конце было благополучие принцессы, а по сторонам, словно актеры драматического театра, мелькали разные соблазны, готовые увлечь принцессу не туда, куда следовало.
Все, что вылетало из неприкрытых, иногда увлеченных ртов гостей, тут же звонко отзывалось в груди принцессы. Ей хотелось вплотную, как если бы они были прямо перед ней, посмотреть на любимые гиацинты, ощутить их пряный, слегка горьковатый медовой аромат, почувствовать прохладу утренней росы на синих и розовых лепестках. Ей хотелось вместе со всеми, под звон труб и лай голодной своры, сопровождать короля на охоте. Прислушиваться к дыханию леса, к пению птиц, треску деревьев. Чтобы все эти умозрительные конструкции вдруг стали реальными и ощутимыми. Хотелось всего и сразу — нестись словно неистовый ветер по цветочным лугам, петь песни перед приезжими из-за моря чужестранцами, плясать до упаду на королевских пиршествах, забираться на извилистые кроны деревьев, кричать, что есть мочи, гоняться за оленями и кабанами и еще много-много всего.
И как бы не хотелось королю уберечь свою любимую дочь от этих соблазнов — построить для нее собственный не ведающий о страданиях и печалях рай, все же сердце принцессы влекло ее далеко за пределы замка, туда где заканчивается долина и откуда восходит ярко-красное солнце.
Даже через все барьеры возведенные между принцессой и внешним миром, до нее иногда доходили отголоски людских страданий.
Были они смутными, едва различимыми, словно силуэт прячущийся в утренней туманной дымке.
Однажды, принцесса услышала, как под стенами башни, в небольшом, окруженном деревьями парке, кто-то горько и жалобно плачет. Это было необычно и странно, принцесса никак не могла понять, что именно могло вызвать к жизни такие слезы.
Разве тот мир не прекрасен?
Когда вошла одна из ее прислужниц, принцесса спросила:
— Кто это так горько плачет под моими стенами?
Женщина преклонных лет, со сморщенным, как финик, лицом, сперва растерялась и не знала, что ответить на столь провокационный вопрос, но потом сообразила:
— Разве кто-то плачет, моя госпожа? Я совсем старая и ничего не могу расслышать. — она вся сжалась и с самодовольной улыбкой добавила, — Может это ветер завывает? Иногда он любит поплакаться о своих… — женщина на секунду замолкла. — Впрочем, все это вздор, — она была хоть и не очень умной женщиной, но годы опыта взяли свое, она прекрасно знала, что ляпнуть чего лишнего значило попрощаться со своим языком. Как бы он ни был гадок и противен даже для нее самой, но все же выполнял важную функцию, без которой жизнь ей была не мила, она любила поболтать на кухне и поделиться всякими сплетнями.
Принцесса задумалась ненадолго, но потом уверенно произнесла:
— Нет! Это не ветер. — лобик принцессы весь сморщился, она усердно думала, хотя учителя говорили ей, что так делать нельзя, иначе к тридцати годам, та будет, как эта старая женщина, — Я прекрасно знаю, как шумит ветер. — Принцесса изобразила это перед служанкой. — Ни капли не похоже.
Женщина не стала перечить принцессе и лишь пообещала:
— Я разузнаю, в чем тут может быть дело.
Принцесса одобрительно кивнула и вернулась к своим обычным делам.
Умудренная женщина прекрасно знала, в чем тут собственно дело.
В отличии от принцессы, та была осведомлена не хуже подчас самых близких к королю советников. Ведь каждому из них нужно было чистое белье или вкусный ужин. А в коридорах, или в пьяных перебранках зачастую говорилось сверх того, что было позволено. На утро все забывалось, только прислуга помнила о том, что было сказано под воздействием алкогольных паров.
В тот раз служанка прекрасно знала, кто и почему плачет под стенами господских покоев. Дама эта была из знатной семьи, но даже ее бог не уберег от горя и страданий. Родной сын был съеден безжалостной болезнью. А что было с ним, когда это вскрылось, говорить лишний раз не хотелось. Все были чересчур суеверными, а ни что так не притягивает к тебе беду, как ее ежедневное обсуждение. Всем хотелось закрыть на это глаза, может оно и исчезнет, сам по себе.
Но оно не исчезало.
Ни ночью, когда сам черт не разглядит, что там копошится в этих беспросветных тенях.
Ни днем, когда все на виду и открыто.
С того самого случая принцессу волновал лишь один вопрос — что может вызвать в человеке такие слезы?
Для нее это было ново и неизвестно.
Еще неоткрытая земля где-то к западу от тщательно скрываемых мирских тайн, где обитают неописуемого ужаса чудовища.
Еще три дня принцесса слышала этот странный звук, волнами накатывающий на ее незащищенные уши и сердце.
Но потом все затихло.
Старая служанка и тут нашлась, что ответить:
— Я все узнала! Узнала! — говорила она так возбужденно и громко, словно узнала государственную тайну, и вот теперь она, это жалкое существо, стоит на пьедестале человеческих знаний и тайн, готовая поделиться этим с самой принцессой. — Я узнала, кто эта женщина. Ее зовут Изабелла. Она из очень знатной семьи, благородного происхождения и невероятной красоты. Но вот незадача. Она влюбилась. Да и в кого. В прекрасного рыцаря. — Женщина повертела головой из стороны в сторону и тяжело вздохнула. — А он, что. Тоже влюбился. И чтобы доказать ей силу своей любви — отправился в далекие земли, туда, где обитают гномы и тролли, где с гор стекают огненные реки и на многие версты тянулись ядовитые топи. Там он хочет отыскать дракона. Злобное чудище. Чтобы вырезать у него сердце и предоставить его в качестве дара Изабелле. А та совсем разволновалась. Что случится с моим суженным? А что если он погибнет? Обо всем этом она день и ночь думает и не может надуматься.
Принцесса была в восторге от услышанного.
— Так она любит его?
— Да, — женщина была довольна, что рассказ ее произвел такое впечатление на принцессу.
— Сильно-сильно?
— Так сильно, что невозможно терпеть.
— Ах, — принцесса издала блаженный вздох и о чем-то задумалась.
Она тоже мечтала о великой любви.
Но любовь та была лишь вымыслом, как и сама Изабелла. Ибо звали ее иначе и причины слез были далеки от того, что описала принцессе служанка. Одно лишь радовало старую женщину — с ней покончено. Либо повесили, либо заперли в темнице. Но темницы и так были полны. Значит, повесили, решила женщина и возблагодари бога, что это никак не коснулось принцессы и что ей хватило мудрости повести ту по ложному следу.
Хоть библиотека принцессы и была скудна на самые разные приключения и интриги, все же и в тамошних книгах были любовь и сражения, смерть и жизнь, маленький мир героя и большой мир, который его окружал.
Скрыть тот большой мир от принцессы было невозможно.
Поэтому король решил его слегка приукрасить, но тем самым, не понимая к чему это приведет, он сделал его желанным для принцессы.
Король не мог смириться с тем, что однажды его дочь будет отдана замуж за какого-то неотесанного принца и тот увезет ее далеко-далеко. Что с ней будет там? Как ее примет двор? Как к ней будут относиться слуги?
Каждый подобный вопрос лишь убеждал его в том, что лучше всего принцессе будет в ее собственной башне, подле него самого.
Любая ее хоть самая невозможная прихоть исполнялась в ту же секунду.
Если ей хотелось слона — был слон.
Если хотелось веселого представления — тут же посылали за карликами и принцесса хохотала до упаду.
А когда она захотела, чтобы все сверкало также ярко, как сверкает статуя под лучами утреннего солнца, сию же минуту, был отдан приказ, чтобы исполнить желание принцессы. И так и было сделано — в честь принцессы был устроен грандиозный салют. Та была в неописуемом восторге. Никогда она не видела столько ослепительных огней, о, этот трепет, когда очередной фейерверк разрывался в небе и ниспадал огненным дождем на землю.
Это было как в сказке.
Король же прекрасно знал, что в реальности все не так. Что жизнь весьма жестока к человеку, что люди умирают буквально на каждом шагу и что страданий избежать нельзя.
Его сильно опечалила смерть жены.
Ходили слухи, что она одна из первых подхватила ту болезнь в заграничном походе, когда сопровождала своего мужа в его безрассудных приключениях.
И как бы он не корил себя за это — суть оставалась прежней. Это из-за него она погибла, оставила дочь без матери и королевство без королевы.
Он не хотел повторения той жуткой истории.
Поэтому принцесса и жила в башне в дали ото всех.
Только счастье и радость, только счастье и радость, — так считал король, когда смотрел на свою дочь, когда та безмятежно спала в кроватке или играла с другими детьми.
Росла принцесса и вместе с ней росло неуемное любопытство — как там все устроено, как живут люди, о чем думают, о чем мечтают.
Ей хотелось все знать.
Другие королевства. Историю. Философию. Общаться с людьми. Но все это противоречило королевской доктрине.
Она догадывалась, что что-то не так.
Что им руководит другое чувство, какое она не понимала, лишь смутно догадывалась, не умея облечь это в слова.
Иногда принцесса задавалась вопросом:
Почему я живу в башне? Может и другие тоже живут в своих башнях? А как же те рассказы о хрустальных домах, о праздниках и веселье?
Что-то ей подсказывало, что судьба ее исключительна. И что башня эта только для нее одной.
Каждый раз засыпая, ей снился один и тот же сон:
Она стояла на узеньком пятачке земли, может метр на метр. А вокруг него густая тьма. Только сделай она шаг, тут же провалится в бездну. Но стоять вот так, на таком узком пространстве — сложно и нестерпимо, ей хочется почесаться, подпрыгнуть, куда-то пойти, но она не может. Все что ей остается замерев сидеть на кусочке земли и смотреть в темноту. Потом этот скудный клочок суши внезапно начинал трескаться, как сильно обожженная глина. Вместе с грудой земли, в бездонную яму, падала и принцесса. Казалось, она летела целую вечность.
Но потом внезапно просыпалась.
Дышать было тяжело. Грудь будто была полна чего-то, что тянуло ее к земле, тогда как она хотела как голубка воспарить в небо и улететь далеко от стен замка, лететь так долго, как это возможно.
Хоть до самого края земли.
Однажды у входа в свои покои принцесса подслушала такой разговор:
— Это ужасно! Просто ужасно! — первый голос принадлежал одному из советников короля, особе полной и вечно какой-то суетной. Принцессе он напоминал вареное яйцо, которое вот-вот готово выскользнуть из руки.
— И уже здесь, в королевских покоях. Как же нам это пережить! — второй голос относился к другому советнику, особе длинной и крючковатой, внушающей по большей части жалость, обычно таких не допускали к принцессе, но советник по рассказам обладал исключительными качествами и ему доверяли.
— Бежать! Нужно бежать! — обеспокоенно говорил тот, что был похож на яйцо.
Голоса их принцесса знала прекрасно, ибо они были частыми гостями в ее покоях. В основном по всяким важным и скучным делам.
— Но куда? Да и можно ли? Все-таки мы подданные короля?! — пытался спорить с яйцом тот, что был похож на кривой нос старой ведьмы.
— Но а что нам остается? Помереть, пока его светлость блуждает в заоблачных далях? Не сладкая это участь. Всего одно движение и нет головы. И если бы это была главная проблема.
— Он стал таким близоруким! А когда-то.
— Вот именно, когда-то, но что нам когда-то, когда теперь.
— Вы правы! Бежать! Не хочется мне покрыться…
— А я о чем вам толкую, и мне не хочется, вид говорят непереносимый, да я и сам видел.
— И как же вы после этого?.
— Я мельком… Но мне и этого с лихвой хватило. Чуть глаза на лоб не вылезли.
— А как же бежать, когда все охраняется и эти уже на подступах к замку?
— Надо как-то улизнуть. Пока будет суматоха, незаметно проскочить и пусть сами воюют с этой нечистью. А вот только я думаю, что ее не победить. И вообще, что мы о ней знаем? Ничего. Или нам просто не говорят. Может мы уже больны?
— Да ты что? Не говори такое!
Яйцо закатилось смехом.
— Ты что, крестишься?
— Может поможет. Главное не накликай беду на нас.
— Уж не накликаю. Тут и так все прогнило. Куда уж хуже.
Последовало минутное молчание.
— А как же она? — внезапно воскликнул скрюченный сановник.
Принцесса поняла, что сейчас речь пойдет о ней. Все это время она пристально вслушивалась в каждое произнесенное ими слово. Страх и трепет завладели ее душой и сердцем.
— Не знаю! Представляю, как бы она удивилась, увидь все это своими глазами. Бедняжка даже из башни ни разу не выходила. А столкнуться с таким. Никому бы не пожелал. Король слеп. В этом вся беда.
— Думает, что обойдется.
— Все они так думают. Вспомни Марию, и та думала, что их беда не коснется. И вот что стало с мужем и детьми.
— Это ужасно. Я даже не могу есть и спать.
— Я тоже.
— Жаль мне принцессу, конечно.
— Да, но нужно думать и о своих шкурах. У меня трое сыновей.
— А у меня две дочурки.
— Вот и я о том же. Что они хуже?
— Нет.
— И я так считаю. Никто не заслужил таких страданий. Не за чем было отправляться в тот поход. И ведь все знали, и молча поддакивали, мол да, там нас ждут великие сокровища. Вот они, эти сокровища!
— Ужасно, ужасно. Но что нам делать?
— Встретимся вечером, возле моста, у меня есть одно предложение. Должно сработать. Только никому ни слова. Ты понял?
— Конечно, за кого ты меня держишь?! Мне дорога своя шкура!
— Тише! Тогда договорились.
Принцесса поняв, что разговор окончен и что сейчас эти двое войдут в комнату, быстро отбежала и легла на кровать.
Когда постучались в дверь, она сонным голосом произнесла:
— Войдите!
В комнату вошли двое сановников.
Один и вправду казался каким-то скрюченным и усталым, а другой вареным и скользким, выглядели они нездорово, будто съели что-то пропавшее и оно просится наружу.
— Не помешаем, принцесса? — хором спросили они.
— Нет, входите. — Принцесса для пущего эффекта зевнула и потянулась ручками к потолку. — Я уже собиралась вставать.
Ей потребовались большие усилия, чтобы совладать с той бурей, которая разыгралась внутри нее.
— Чем могу помочь двум юным господам?
Те слегка покраснели.
Оба не были юными, но слышать такой комплимент от самой принцессы было приятно, особенно учитывая, какой разговор предшествовал этому визиту.
— У нас к вам одно безотлагательное дело, — дрожащим, неуверенным голосом говорил тот, что покруглее и посытнее
— Правда? — спросила принцесса, делая вид, что ее это мало волнует. Она вязала носочки для своего ручного медведя. — И какое это дело?
— Понимаете, мы так подумали… Ну…
— Что вы там говорите? Я ничего не могу разобрать.
— Мы подумали!
— Это замечательно. Я тоже обо многом думаю.
— Правда принцесса?
— Конечно. Вот например, думаю, можно ли гуся надуть таким образом, чтобы он поднял человека в воздух. Вы это представляете?
— Нет, принцесса, что вы. Гуся?
— Я так и знала. А я представляю, это было бы совершенно замечательно. Летать на гусе.
Оба советника были сконфужены.
— О чем она говорит? Что за летающий гусь? — почти так же громко говорили их лица.
— А вы как думаете? Это было бы замечательно?
— Как скажет принцесса.
— Скучно с вами.
— Просим прощение, принцесса. Но у нас дело.
— Обойдемся сегодня без дел. Вы разве не слышали? Сегодня день без дел, бездельный день.
— Правда?
— Да, велено думать о гусях.
Принцесса отложила вязание и вернулась на кровать.
Застигнутые врасплох, сановники вынуждены были вернуться ни с чем. Что же мы скажем королю?
Тем временем, в народе зрела смута.
Принцесса ничего о волнениях не знала.
Она даже не понимала, о чем там говорили два этих нескладных увальня. О политике королевства ей было известно еще меньше. Было лишь странное предчувствие, будто вот-вот, ее и никого другого, кем-то и когда-то выстроенная башня, в один миг обрушится и она упадет вместе с ней.
Никто ничего не говорил принцессе. Все продолжали корчить театральные рожицы да сплетничать о пустяковых дрязгах. Никаких ответов. Никаких намеков. Только глупости и молчание. А ей хотелось знать, видеть, следить, чтобы дела в королевстве шли как надо.
Далекая от залов, где принимают решения, принцесса все же хотела повелевать и устраивать чужие судьбы. Даже не смотря на то, что она сама была подневольным человеком и ничего толком не решала.
Только скучающе выбирала развлечения на день — песни трубадура или представление циркачей.
— Но ведь однажды… — эта мысль и пугала и волновала принцессу, возбуждало в ней что-то о чем она подозревала, но боялась произнести вслух, даже наедине с собой.
В последнее время король почти не заходил к своей дочери.
Только присылал помощников. Те нескладно передавали, что он очень занят и обязательно скоро посетит принцессу.
— Сколько все это может продолжаться?! — негодовала она.
Безмятежное существование в башне начало омрачаться самыми пренеприятными событиями.
Сначала ее перестали навещать карлики.
Она не знала, что те взбунтовались и были повешены в первый же день смуты. Их крохотные тела, словно соломенные игрушки, висели на грозных виселицах и раскачивались на ветру.
Потом умер слон.
Говорили, что он был очень стар. Но принцесса думала иначе. Тот был еще ребенок.
Что-то здесь не чисто.
В момент очередных сомнений, к ней пришла ее верная спутница и подруга — Люсиль.
Вместе они любили обсуждать прекрасных рыцарей, а еще высмеивать серьезные гримасы придворных глашатаев и советников.
Держалась Люсиль всегда непринужденно и раскованно.
Между ней и принцессой была странная связь, которая была необъяснимой для них обеих. Только ей принцесса могла доверить свои самые сокровенные тайны.
Облаченная в пурпурное узорчатое платье, Люсиль ворвалась к принцессе, как вихрь, от ее стремительного шага создавались бурные потоки ветра, которые заставляли занавески плясать, а бумажные пергаменты парить, словно пушинки по всей комнате.
Принцесса была очень рада ее приходу.
— Как здесь стало душно, — дама вошла в комнату, но двинулась не прямиком к принцессе, а к одному из окон, выходящем на прекрасный сад. — Вам так не кажется, принцесса?
— Вы совершенно правы, — не уверенно ответила она.
— Все какое-то спертое и гнилое.
— Думаю, это так. Мне иногда тяжело дышать.
— Будто, тут жгут эти костры. Может и сюда дым доходит, — последнюю часть Люсиль произнесла едва слышно. Через секунду она спохватилась и с новой энергией продолжила. — Но что это я о гнилом, не пристало говорить о подобном с принцессой.
— Что вы, говорите, обо всем, что хотите.
— Вы так считаете? Мне бы рассказать вам очередную сплетню про мадам Д. Я думаю она бы вас позабавила.
— Конечно, мне всегда интересно, как вы рассказываете.
— Но это все пустяки.
— А что не пустяк? — принцесса вспомнила разговор сановников.
— Не пустяк? — переспросила Люсиль.
— Да, что там есть кроме сплетен? Не только же это?
Люсиль замешкалась. Видно было — ее что-то гложет, ест изнутри, лицо иногда будто корчится от боли.
— Право не знаю. Да и можно ли мне говорить о таком с вами?
— Почему бы и нет? Ведь я вам доверяю свои секреты.
Принцесса села на край кровати и выжидающе замерла.
— Я не уверена. А вам бы хотелось знать?
— Да! — не мешкая, воскликнула принцесса. Потом добавила. — Мне кажется от меня многое скрывают.
Лицо у Люсиль все вытянулась, она усердно пыталась понять, к чему клонит принцесса.
— Даете слово, что этот разговор останется между нами?
— Даю!
Люсиль еще минуту молчала, не знала с чего начать, но потом вызвала в себе месяцами копившееся недовольство и больше уже не сомневалась в сказанных словах.
— Одно сплошное уныние! — тут же сказала Люсиль и посмотрела прямо на принцессу.
— Как вы говорите, уныние? — принцесса пыталась вспомнить, что значит это слово и встречала ли она его когда-нибудь. Точно встречала, но вот что за ним скрывается?
— Да, тоска, печаль. Но что вы об этом знаете.
Принцесса и правда мало что понимала в этих словах, за которыми как ей казалось скрываются целые необъятные земли чего-то неизведанного и волнующего.
— Расскажите, — попросила принцесса Люсиль.
— Раз вы дали слово.
Принцесса кивнула, будто хотела еще раз подтвердить, что она никому не расскажет.
Люсиль продолжила:
— Там происходит один бардак. Богатый пытается обмануть бедного. Бедный ополчился на того, у кого вообще нет ни крохи хлеба на то, чтобы пропитать себя и свою семью. И еще эта болезнь, от которой с людьми происходит такое… Но о ней мне не хочется говорить. А то вдруг накликаю беду, поверьте зрелище не из приятных. Да, и не надо забывать — каждодневные расправы. Король хоть и умный и дальновидный правитель, но в последнее время стал одержим предателями и заговорщиками, видит их буквально в каждом человеке. Стал мнительным, не ходит дальше тронной залы. Вечно угрюмый и злой. Что скажите, ему сделали карлики? Неужели и они пытались свергнуть короля? Я этому не верю. Это была не такая уж большая сила. А что с ними стало. Ужас. Не знаю, сколько я смогу терпеть все это. Мне страшно, как и всем. Хочется вырваться из этой темницы. И отправить далеко отсюда. Где нет звероподобных людей и зимы не такие суровые.
Принцесса слушала не отвлекаясь, сердце у нее билось как бешеное.
— Печаль, принцесса, горе и страдание. Это когда тебе в грудь будто насыпали горсть колючек и потом хорошенько встряхнули; а они больно впиваются в сердце, так что ты медленно истекаешь кровью, пока однажды, когда оно не выдержит, не замолкнешь навсегда.
— Но… Но…
Принцесса собиралась с мыслями.
— Я не хочу вас обидеть или испугать, просто…
— Разве не все красиво и благородно?
— Увы, нет. В мире есть красота, взять ту же вашу светлость и эти покои, но ее так мало, что порой кажется, будто нет вовсе. Приходится обращаться к памяти или воображению. В мире больше уродства и боли.
Слова Люсиль сильно огорчили принцессу.
Не понимала она, что именно чувствует в этот момент. Каменная кладка под ногами, а под ней и весь мир, будто начали медленно расползаться в стороны, обнажая темную бездну, в которую вот-вот рухнет принцесса.
— А как же любовь? — с надеждой спросила она.
— Одно притворство. Настоящей любви не существует. Только в книгах возлюбленная ждет своего принца. В жизни, он пьет и гуляет по трактирам, пока не кончатся все деньги. А потом, без гроша в кармане, грязный, вонючий возвращается домой.
— А вечная слава?
— Длится не больше трех дней. Самых храбрых воинов забывали после первой пьянки. И сколько поэтов и музыкантов сгинули бесследно.
— Чистая, безгрешная душа?
— Вся в пятнах и кровавых подтеках. Нет человека на земле, которого так запросто пустили бы в рай. У каждого найдется за пазухой по двум-трем грешкам уж точно. А раскаяние? Тоже лицемерие и страх. Нам либо гореть в аду, либо… Не знаю.
Люсиль тяжело вздохнула. Она подошла к другому окну и посмотрела на золотую статую. Та наполовину утопала в тени. Казалось, будто одна часть была отсечена.
— Значит все… все… — принцесса не могла подобрать нужное слово.
— Бессмысленно. Все страдания и несчастья. Все это зря, поэтому лучше сбежать пока не поздно. Найти место получше. Пока и меня и вас не поглотила болезнь.
Принцесса хотела спросить о какой болезни идет речь, но тут в дверь громко постучались.
В дверь постучались.
Принцесса подпрыгнула на кровати и беглым взглядом осмотрела комнату.
Люсиль, словно опытный актер, натянула на себя одну из тех масок, где рот вздернут в широкой улыбке.
В комнату вошел один из советников.
— Король велел узнать, будут ли какие-нибудь поручения от принцессы?
— Нет, передайте, королю, что все хорошо, — про себя она добавила. — Ничего не хочется. В животе неприятное ощущение, болит голова, какие тут развлечения и утехи? Не до них сейчас.
— Да, миледи.
Сановник украдкой взглянул на даму и его голова скрылась за толстой деревянной дверью.
От того, что они остались одни легче не стало.
Принцесса все еще пыталась ухватиться за соломинку:
— Значит всю жизнь меня обманывали? Водили за нос? А на самом деле все было не так? Никаких хрустальных домов? Ни добра ни милосердия?
— Добро встречается, но изредка, почти как белый олень. Лишь раз в жизни можно наткнуться на такое чудо. А может и за всю жизнь не удастся. Хрустальных же домов я не видела. Только читала о них — что есть такие дома на севере, где много добывают хрусталя, оттого они сверкают на свету, словно драгоценные камни, но это все сказки. Не верю я, что люди могут жить в таких домах.
— Это все притворство. Цирк, балаган. Как правильно сказать?
— Театр. Здесь все носят маски. Даже я. Только вы принцесса не претворялись все это время. Это дорогого стоит.
— Может лишь от того, что была всю жизнь в заблуждении. А знай я что творится на самом деле, то так же как и все носила бы свою маску.
— Кто знает.
— И король. Он никогда не любил меня.
— Может как раз наоборот. Любил так сильно, что запер в этой…
— Темнице?
— Башне. Не хотел, чтобы вы страдали, как страдают все остальные. Не знали бы, как там — где люди мрут как мухи.
— Но теперь то я знаю.
Люсиль разочаровано вздохнула, крепко сжала подолы своего платья.
— Мне очень жаль. Не стоило мне этого говорить. Я не сдержалась, не смогла играть, как велели правила.
— Я вам очень благодарна. Мне не хотелось бы прожить свою жизнь в незнании.
— Может так оно было бы и лучше.
— Нет!
Люсиль не стала настаивать, ей лишь казалось, что она сейчас разрушило то, что строилось годами, на что были отданы огромные средства, за что страдали и умирали люди, и все это ушло в один миг.
От осознания этого у нее чаще забилось сердце.
Ее рот вдруг скривился в странной улыбки. Она была довольно произведенным ей эффектом.
— И что принцесса думает предпринять? — спросила Люсиль с наигранным любопытством.
Принцесса минуту молчала и растерянно смотрела на свою подругу, словно, ожидая того, что она внезапно рассмеется и скажет, что это все часть какого-то представления, чтобы развлечь ее, пока нет карликов.
Но Люсиль не смеялась.
Тогда принцесса сказала:
— Я хочу увидеть все своими глазами.
— Но это опасно.
— Я устала от лжи. От притворства. Мне хочется знать, а потом придти к отцу и все ему рассказать, потребовать ответа.
— Это очень смело с вашей стороны.
— Не знаю, у меня дрожат коленки. Но все же..
— Да? — Люсиль выжидающе наклонилась в сторону принцессы.
— Я намерена отсюда сбежать.
Люсиль вновь улыбнулась, но едва заметно и тут же ее лицо приняло строгое выражение.
— Я помогу вам.
— Вы правда это сделаете для меня?
— Не может быть никаких сомнений.
— Но что меня там будет ждать? — принцесса головой повела в сторону одного из окон.
— Не беспокойтесь, главное, чтобы вы могли тайно выбраться из этого логова. А это не простая задача. Повсюду стража. Король очень мнительный.
Принцесса подошла к окну и выглянула наружу. Деревья внизу казались крохотными, словно игрушки расставленные на ее полках.
— У меня появилась идея.
— Какая? — Люсиль подошла к ней поближе.
— Если нельзя выбраться по лестнице, значит стоит попробовать через окно.
Раз произнесенные слова внезапно врывались в саму жизнь, меняя ее от начала и до конца.
Люсиль поддержала план принцессы, хоть и сомневалась, что это хорошая идея.
— А если сорвется? — думала она. — Что ж, значит так тому и быть.
Каждый день, после полудня, под предлогом — совместного чаепития, Люсиль поднималась в покои принцессы.
Походка ее слегка изменилась, в ней появилась некоторая тяжесть и неуклюжесть, но для тупоголовых стражников — все осталось как прежде.
— Думаете это сработает? — спросил Люсиль принцессу в очередной свой приход.
— Не знаю, но другого выхода я не вижу.
Принцесса взяла протянутую ей веревку, подошла к кровати, наклонилась и затолкнула как можно дальше.
— Надеюсь, любопытные носы здесь не появятся.
— Рано или поздно найдут. Лучше поздно.
— Тут вы правы. Эта старая служанка вечно лезет куда ей не стоит.
— А вы не боитесь упасть? — Люсиль выглянула из окна. — Высота приличная.
— Боюсь конечно, но это лучше, чем провести остаток своей жизни в этой башне. Мне она до тошноты наскучила.
Люсиль удовлетворенная решительностью принцессы, ушла к себе.
Так продолжалось две недели.
Люсиль поднималась по лестнице наверх.
Доставала из-под платья кусок веревки, а принцесса прятала его под кроватью.
Никто из стражников не задумывался лишний раз, почему Люсиль так часто посещает принцессу.
Король хоть и знал обо всех визитах к его дочери, особого беспокойства не испытывал.
Его в то время волновали другие вещи.
Принцессе это было на руку. Меньше любопытных глаз — больше шансов, что ее авантюра закончится успехом.
Каждое появление Люсиль вызывало трепет в душе принцессы. На шаг ближе к задуманному.
Это и пугало и заставляло дышать чаще, будто только сейчас она начала полноценно жить.
— А что если королевская стража обо всем прознает? — спросила Люсиль.
— Не беспокойтесь, я сделаю все, чтобы вас уберечь, — принцесса верила в свои слова.
— Думаю, король вас простит, но не меня.
— Не волнуйтесь. Я помогу, чтобы ни случилось.
Люсиль в очередной раз убеждалась, что принцесса наивна и послушается всего, что она скажет.
Та верила в их дружбу.
Но в один день Люсиль не появилась. Не появилась она и на следующий.
Принцесса начала переживать и бог знает, чего надумала.
— Может ее настигла это странная болезнь, о которой она не хотела говорить. Или поймали стражники. Заставили показать, что под юбкой и обнаружили там веревку. Или…
Так продолжалось долго.
Канат, который должен был вызволить принцессу, почти был готов. Не хватало всего ничего.
Однако Люсиль так и не появилась.
На все расспросы принцессы, о том, куда пропала ее подруга, королевские помощники лишь недоуменно пожимали плечами, словно, такого человека как Люсиль никогда и не было.
Принцесса чувствовала: что-то случилось.
Оказавшись одна, ее охватил приступ паники. Образ себя запертой на век в этой темнице, сопровождался острыми приступами боли в животе.
Ей хотелось плакать. Бить себя кулаками в грудь или вовсе прыгнуть в окно, чтобы покончить со всем раз и навсегда.
Но она не хотела сдаваться.
Не хотела, чтобы король взял вверх над ее судьбой.
Принцесса нашла выход. Оставшуюся длину каната, она компенсировала крепко связанными друг с другом платьями. Сделанные из прочной дорогой ткани, те послужили отличным сцепляющим материалом.
И вот настал день, когда все было готово.
Она отошла от двери.
Кажется, никого нет. Все служанки отосланы. Значит, можно начинать.
Принцесса достала веревку из-под кровати и сложила в одном месте — та была внушительных размеров и возвышалась посреди комнаты, словно огромный сорняк, проросший через твердые камни.
Один конец она привязала к кровати. Та была очень большой и тяжелой.
Думаю, меня то она точно выдержит.
Разговоры с самой собой успокаивали принцессу.
У тебя все получится. Не трусь!
Другой конец она выбросила в окно, прежде внимательно осмотревшись, нет ли кого внизу.
Веревка почти коснулась земли и замерла в воздухе.
Настало самое тяжелое испытание — нужно было медленно спуститься вниз.
Главное не смотреть под себя.
Принцесса вцепилась маленькими ручками в веревку и повисла на ней, точно цирковая обезьянка.
Волны страха в мгновение обрушились на нее, руки окаменели, принцесса не могла сделать ни одного движения.
Ее собственное тело отказывалось ей служить.
Но взяв себя в руки, подумав обо всей обиде, которую нанес ей отец, она медленно, не спеша начала спускаться вниз.
Ветер слегка покачивал веревку.
Нитки кое-где рвались и громко трещали.
— Я это сделаю. Я это сделаю, — повторяла принцесса, покрывшись с ног до головы потом и испытывая жуткую боль в руках.
Никогда она не чувствовала ничего похожего.
Ступив ногами на что-то твердое, принцесса упала на землю и еще несколько минут с жадностью крестьянина, глотала воздух.
Лишь отдышавшись и встав на ноги, она поняла, что ей удалось.
Но к своему же удивлению она не испытала никакого чувства эйфории, радости или чего-то похожего на счастье.
Ее обуревало сомнение — стоило ли это всего.
Принцесса окинула взглядом небольшое пространство вокруг себя— посредине был расположен фонтан, а чуть поодаль возвышались ряды кипарисов.
Над принцессой, как рана в груди, зардела луна.
Ей хотелось побыстрее уйти отсюда. Тишина давила на нее сильнее, чем порою целый хор баритонов.
Не зная, куда идти, она обернулась и перед ней, как острая скала над охваченной бурей морем, возвышалась мрачная башня.
В свете луны, та была похожа на острие пики, которое пронзило белоснежную ткань и распороло под ней королевское брюхо.
Принцесса отвернулась.
Ей было не по себе от вида того, где она была заточена все это время, странное чувство беспомощности внезапно охватило ее и готово было вырваться из груди вместе с громким стоном.
Но она лишь слегка замешкалась.
Потом пришла в себя и двинулась к замеченным между кипарисов балюстрадам, то наверняка была лестница.
Мысли о башни постепенно отпустили ее и она начала медленно спускаться по ступенькам.
Дома внизу выглядели мрачно и безжизненно.
Спустя целую вечность, лестница внезапно закончилась и незаметно перешла в узенькую улицу.
По обеим сторонам, выложенную из камня дорогу стиснули высокие худые дома. Крыши с воздетыми кверху козырьками нависали, словно скалистые гряды.
Около самих домов в беспорядке валялись бочки, инструменты и будто в спешке брошенные повозки.
— Никого, — удивленно прошептала принцесса, стук от ее каблуков эхом проскакивал вдоль запертых дверей и забитых досками окон.
Вместо толп людей, праздно снующих после рабочего дня, лишь изредка был слышен крысиный писк.
Иногда скрипели доски. И кажется откуда-то из глубин этих выстроенных кривыми рядами стен доносились протяжные стоны.
Не было никого — солдат, торговцев, придворных шутов и заезжих фигляров. Словно все они сгинули, оставив город пустым, погруженным в извечную тьму.
Между домов, где оставалось немного пространства, тлели костры. Неподалеку возвышались горки из сваленных в кучу башмаков и холщовых рубах. Воздух был тяжелым и неприятным. Хотелось завязать глаза плотной тканью и побыстрее уйти прочь, забыть этот кошмар, который казался таким реальным.
Под ногами неприятно хлюпали вылитые с верхних этажей помои. Воняло тухлой рыбой и нечистотами. Принцесса зажала нос руками. Кожа ее пахла лавандой и приятно успокаивало дребезжащее в груди сердце.
Это не тот прекрасный мир, о котором все говорили.
Никаких домов из горного хрусталя. Ни драгоценных камней, ни картин, ни смеха, ни радости.
Только иногда как фейерверки вспыхивали тяжелые стоны за дверьми и также быстро затихали.
Дома позади тянулись, как армия вечно блуждающих теней.
Пройдя еще немного, принцесса неожиданно для себя, заметила черную фигуру, стоящую посреди улицы.
Фигура стояла неподвижно, лишь приблизившись на расстоянии десяти шагов, можно было различить ее странные слегка скрученные мужские очертания.
Принцесса хотела окликнуть мужчину, позвать его или просто спросить — где все люди, но что-то ей помешало.
Ей было не по себе.
Нечто густое и плотное пыталось вырваться из груди, покрыть ее с ног до головы непроницаемой пленкой.
Может, мне просто обойти ее и двинуться дальше.
Вся эта затея с посещением города, спуском по связанным друг с другом платьям, теперь казалось не такой уж и вдохновляющей.
И чего я здесь пытаюсь найти?
Луна скрылась за одним из высоких домов.
Может вернуться, пока не поздно? Меня наверняка еще не спохватились.
Но это было невозможно. Только не сейчас, когда принцесса увидела, что скрывается там, за пределами постоянно окружавших ее стен.
Не сейчас. Уже поздно.
Фигура зашевелилась.
Движения ее были резкими, быстрыми и прерывистыми. Сопровождало их какое-то глубокое гортанное кряхтение, будто человек чем-то подавился и никак не мог прокашляться.
Принцесса, которая только, что хотела окликнуть стоящую к ней спиной особу, сделала пару шагов назад.
Под ноги предательски скользнула неглубокая выбоина. Девушка повалилась на залитые лунным светом холодные камни.
Грохота от падения хватило, чтобы темная фигура всполошилась. Та начала медленно поворачиваться в сторону источника шума.
Так люди не двигаются.
Но принцесса мало знала о мире и еще меньше о людях, которые его населяли, но все же поняла, что так люди не двигаются.
Может с ним что-то не так? Та самая болезнь, о которой говорила Люсиль?
Она пыталась что-то из себя выдавить, — не то крик, не то адресованный в никуда вопрос. Но голос ей изменил, он застрял где-то на подступах и никак не мог продвинуться дальше, будто путь преграждал застрявший в горле кусок хлеба или пирожного.
Наконец фигура полностью предстала перед принцессой.
В свете вновь выглянувшей из-за острых крыш луны, ее можно было хорошенько разглядеть.
Она была мало похожа на человека, словно его грубый набросок, который был сделан дрожащей, неуверенной рукой. Сильно выдвинутая вперед челюсть, широко посаженные глаза — налитые кровью, совершенно неживые, на правой скуле громадные лиловые шишки и все лицо словно сползло чуть ниже подбородка, кожа висела, точно натянутая на череп ткань.
Сил встать на ноги у принцессы не было.
Все, что она могла делать — медленно ползти назад. Страх полностью ее подчинил. Фигура шла на нее неторопливо, словно охотник следующий по кровавым следам за подстреленной дичью.
Когда фигура, шаркающая по изрезанной колесами дороге, приблизилась вплотную к принцессе, та не выдержала и издала громкий пронзительный вопль.
Дома по обе стороны давили на нее, как сходящиеся в противостоянии отряды пехоты.
Куда мне бежать? Что делать?
Фигура сделала отчаянный рывок к принцессе и та, найдя в себе последнюю каплю воли, подскочил на ноги и устремилась прочь.
Туфли соскочили и звонко задребезжали по камням.
Принцесса бежала быстро и не оглядываясь.
Принцесса бежала не разбирая дороги, голые ножки шлепали по холодным камням.
Дома по бокам сливались в сплошную темную массу.
Она не думала ни о чем, кроме как убежать настолько далеко, насколько это возможно.
Но вдруг улица закончилась.
Перед ней была очередная лестница вверх.
Принцесса стремительно поднялась по ней и оказалась на открытом пространстве, — это была центральная площадь.
Только тогда она позволила себе оглядеться — никого.
Ее начал душить приступ кашля. Она задыхалась, не хватало кислорода.
Проглатывая с жадностью очередную порцию затхлого воздуха, принцесса наконец пришла в себя.
Она выпрямилась и вскинула кверху голову.
На толстой жерди, словно тканевые игрушки, раскачиваясь на ветру, висели три карлика.
Когда-то карлики развлекали принцессу, смешно топали ножками, кривлялись, танцевали и наигранно дрались друг с дружкой. А теперь бездыханные, с пустыми выклеванными воронами глазницами, возвышались над ней, словно недоброе предзнаменование.
Принцесса поднесла ладони к лицу и заплакала.
Все эти дрянные книги, россказни слуг, все это ложь, от начала и до конца. В этом мире нет и не может быть красоты.
Пока она плакала, вокруг нее, как грибы после дождя, из-под земли и наваленных на площади гор соломы, начали подниматься, одна за другой, скрюченные, будто охваченные какой-то странной, необъяснимой болезнью фигуры.
Едва различимые силуэты незаметно превратились в плотно льнующие друг к другу цепи безумных.
Те шагали медленно в направлении живого человека.
Уже издали они почуяли его запах.
Их становилось все больше и больше.
Принцесса выйдя из ступора и преодолев порыв зарыться в собственных слезах, точно одержимая повторяла вслух:
— Что вам надо?! Что вам надо?!
Безумцы молчали, они продолжали идти и идти.
Когда те уже были совсем рядом, они словно дикие звери набросились на хрупкое тело, в котором так яростно стучало сердце.
Принцесса тут же почувствовала, как в кожу, через разорванное вмиг платье, впились острые когти. Жгучая острая боль пронзило все ее тело.
Она громко кричала, из последних сил звала на помощь:
— Помогите! Помогите!
Почти в ту же секунду, словно из ниоткуда, послышался громкий стук лошадиных копыт.
В последний раз принцесса вскинула голову и увидела, как к ней, на всех парах движется отряд королевской стражи. Их золотые доспехи ярко сверкали даже в ночи, отчего было невозможно спутать их с кем-то еще.
Ей хотелось поднять руку и прокричать:
— Я здесь! Я здесь!
Но силы окончательно покинули юную принцессу. Она рухнула наземь и погрузилась в беспамятство.
Король был обеспокоен известиям о пропаже принцессы. Неужели кто-то вздумал похитить мою дочь?
Быстро был снаряжен отряд из тридцати лучших рыцарей.
Тому, кто привезет принцессу был обещано немало золота и земли. Подстегнутые этими дарами, рыцари, каждый из которых, был верен королю, с неистовством начали бить в щиты, в знак того, что они отыщут принцессу, даже если это будет стоить им жизни.
Для принцессы, когда ее ввезли на территорию замка, все было как в тумане — лица, слова, воспоминания.
Она проснулась уже в своей кровати.
Ее сковал сильный жар, тело было покрыто толстый слоем пота. Живот пронзала острая боль.
Она кричала. Звала на помощь.
Но никто не приходил. Принцесса осталась один на один с той самой болезнью, о которой ей рассказывала старая подруга.
— Совершенно запущенный случай — говорили королю придворные медики. — Раны глубокие, видно, она уже заразилась.
Король молчал.
Правило гласило — уничтожить источник заражения, отрубить ему голову и придать огню.
Неужели я на это пойду?
Когда медики вышли, он горько заплакал.
К следующей ночи наступил коллапс.
Принцесса кричала как раненый дикий зверь. Металась по кровати. Глаза уже не распознавали лиц, смотрели куда-то в глубь себя. Челюсть выдвинулась вперед, лицо покрылось багровыми шишками.
Это конец.
Никто не знал, где и когда была похоронена принцесса.
Кто исполнял приговор? Чья рука отсекла столь прелестную и миловидную головку?
Ходили слухи, что сам король взял на себя это тяжкое бремя.
— Правило есть правило — оправдывал короля один придворный. — Если будут исключения, то нам не выжить. Для всех одна участь.
Человек крестился и отмахивался от страшной картины, словно от назойливой мухи.
Говорили, что король стал часто спускать в темницы, под самую ночь. В одной руке он держал свечу, в другой — ведро с чем-то, что пахло, как протухшее мясо. К кому он наведывался — никто не знал.
Жалко было всем короля.
Он стал каким-то сутулым, лицо пожелтело, под глазами появились темные мешки.
Король по долгу не спал.
— Такова жизнь, — твердили просвещенные люди.
Некто слышал, что из темниц доносится глухое, скорбное кряхтение, будто кто-то просит о помощи, или взывает к милости всевышних.
Зараженные в замке?
Об этом не могло быть и речи, что оно проникло в замок.
Все ходы тщательно охранялись, а люди осматривались на предмет укусов и царапин.
Только вот кряхтение не исчезло.
И король не переставал спускаться вниз — в темницы, откуда не виден пышный сад, раскинувшийся к западу от замка или роща, уходящая на восток. Там царила кромешная тьма.
Последние комментарии
1 час 34 минут назад
17 часов 38 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
3 дней 8 часов назад
3 дней 13 часов назад