Помнить имя свое [Анастасия Смышляева] (fb2) читать онлайн

Анастасия Смышляева Помнить имя свое

Пролог. Легенда о Мяндаше

(по мотивам сказок Е.Н. Коркиной и Н.П. Большаковой)

Давным-давно, когда Небо было свободным и чистым, Воды зеркальными и мирными, а Земля не раздавлена тяжестью уставших гор, появился на свет олененок. А имя ему было Мяндаш. Кто-то говорит, что олененок этот — сын колдуньи Коддь-акки и дикого зверя. Другие — мол, он творенье Солнца и Земли.

Время шло, наполняя белоснежное тело ребятенка силой и покрывая его рога сияющим золотом. Да настолько ярким, будто и вправду само Солнце благословило его вершить предназначение.

Бывало, убежит олень от матери в тайгу северную, да гром из-под копыт его доносится, в небе промозглом вспышками отражается. Протопчет олень ягель пушистый, напьется из ручьев холодных и вернется в вежу свою. Стукнет копытом о порог хижины да человеком обернется.

Однажды поскакал Мяндаш к озеру широкому, истуканами каменными со всех сторон окруженному, и увидел там трех девушек молодых. Спрятался за валунами и стал наблюдать. Да так приглянулась ему одна, что судьбой своей молодую красавицу нарек. Сосватал он девицу и обратил ее в важенку¹. Любовь эта была Природою отмечена, Небесами воспета и Солнцем освещена.

Родила важенка сына. Да не олененка, а человека. От отца ребенок взял силу, упорство и выносливость, а от матери — доброту и любовь ко всему живому. Мяндаш посмотрел на своего сына и сказал: «Эта тундра теперь твоя. А от тебя пойдет род саамов». Так и пустил свои корни оленный народ на Севере каменном.

Долго ли, коротко ли, росли дети Мяндаша. Покинул отец золоторогий дом свой и ушел с собратьями в тундру дальнюю. Сыновья его за ним вслед собрались. Да говорит им мать: «Будьте сильными, как отец ваш, добрыми, как мать ваша, и неуловимыми, как Солнце и Ветер. Не дайте сердцу жестокому вас погубить». Обернулись те оленями и пустились бороздить просторы северные.

Тут настигла род саамов беда неладная: холода сковали их тела, голод овладел их мыслями. Тогда шаманы племенные стали просить у Всевышнего помощи, дабы выжить. Раз — поднимутся к сейду² могучему. Два — раскинут руки свои. Три — песню молитвенную затянут. А в жертву приносить-то и нечего.

День и ночь молился шаман Мыккла Небесам, пока не увидел перед собой оленя белого с золотыми рогами. Подошел олень и говорит: «Даю вам стадо рогатое. Заботьтесь о нем да без нужды тяжкой зверя не убивайте. А коли убьете ради забавы или украшений — не быть роду саамову на земле тундровой». Так, благословил Мяндаш людей на охоту и кровью оленьей народ от хвори вылечил.

Были в тундре северной и те, кто хотел, чтобы Мяндаш им одним и служил. Да только сами боялись праотца золоторогого в сети залавливать. Шли они к чужакам челом бить да изобилие на весь остаток жизни обещать.

Однажды поймала чудь оленя белого и притащила его к саамам возгордившимся. Сказал Мяндаш народу жадному: «Не прожить вам долго на земле оленной. Придут к вам тоска и голод. Не охомутать вам силы небесные».

Прознали другие саамы, что кормильца их в сети спутали, ночью пришли на сияние солнечных рогов и освободили Мяндаша. Мяндаш поклонился спасителям своим да унесся в тундру дальнюю. А саамы-предатели сгинули среди валунов могучих, и больше никто о них не слышал. Да и могильника их никто не нашел.

С тех пор ни один саам без надобности оленя-брата не трогал. А если и убивал ради пропитания или подношения, то предавал Земле-матери с особым почтением.

Все помнили завет Мяндаша. Из поколения в поколение, из уст в уста передавали этот наказ. И жил народ саамов на земле каменной и силой тундры, ловкостью Ветра, теплотой Солнца и мудростью Земли наполнялся.

Глава 1. Маршрутка

Еще вчера светило робкое северное солнце, а сегодня уже все дороги Мурманска залило навязчивым дождем. Коля стоял на малолюдном завиточке городского автовокзала и ждал, пока водитель автобуса № 234 «Мурманск — Ловозеро» докурит свою привычную дешевую сигарету. Рюкзак бывшего студента Санкт-Петербургского экономического университета был практически полупустым. Весьма недальновидно для такой поездки.

Парень стоял под холодным дождем и прокручивал в голове родительские «найди работу», «не сиди без дела», «попробуйся в сберкассу» и далее по тексту. Да, Северная столица пока не распахнула перед Колей двери к неисчерпаемым возможностям, но, вероятно, стоило еще чуть-чуть подождать… Он хотя бы не сидел на шее у предков, а честно оплачивал все свои расходы зарплатой, которую до недавнего времени получал в забегаловке, где трудился, пока… Пока что?

Но Питер раздавил амбициозного интроверта своей обыденностью. Человек, приехавший туда, ухватившись за счастливую возможность, и оглушенный громким именем с большой буквы «П», ожидал влиться в городской авангард, а в итоге ощутил лишь шероховатую синюю корочку диплома в своих руках и запах пригоревшей картошки фри перед носом.

Если в свои восемнадцать лет Коля точно знал, где он должен быть, то в двадцать два оказался абсолютно потерян. Должно же было быть наоборот. Еще каких-то четыре года назад все жизненные вершины казались ему не выше Хибин, а теперь он снова стоит на пороге родительского дома: «Привет, мам, пап». Какая сберкасса? Экономический был всего лишь временным решением. И большой ошибкой.

Тогда это было модно, тогда это было необходимо — покинуть Мурманск. «Уехать, нельзя остаться». Коля поставил для себя запятую именно так. А как иначе? Море? Армия? На самом деле родители тоже ожидали от него немного большего. Совсем чуть-чуть.

Какая теперь разница? Этот парень с ощущением «кризиса среднего возраста» ловил на остановке носом дым дешевой сигареты и совсем не хотел трястись почти три часа в автобусе до Ловозера. Но все же он думал, что небольшая смена обстановки и побег от постоянно нудящих родителей пойдут ему на пользу. К тому же Николай давно не видел своего дедушку, живущего в этой, как часто выражалась его мать, «оленьей глуши». И хоть в этом он был с ней согласен.

Коля вдруг дернулся от неожиданного сигнального гудка маршрутки: «Пацан, ты едешь или нет?!». Его настроение еще больше испортилось, когда он понял, что профукал одиночное место у окна. Теперь ему пришлось пристроиться рядом с тучной женщиной преклонного возраста.

В надежде уснуть под дорожную тряску и уверенный альт Кипелова Коля утрамбовал «вкладыши» себе в уши и откинулся затылком на спинку сиденья, явно ощущая дискомфорт в районе левого плеча. Он чувствовал плавные спуски и подъемы автобуса, но не видел закаленные ветрами сопки, не наблюдал эту уходящую вдаль дорогу с уже стершейся разметкой, таящую за своими поворотами первобытную красоту, и не замечал надписи типа «Лена+Влад» на ожидающих очередных посетителей камнях. Коля чувствовал попадающий под колеса гравий, но не смотрел на это оплакивающее лето небо и чуть окропленные золотом уставшие деревья. Он ощущал воздух из приоткрытого на миллиметр окна, но не видел, как ветер резвился на зеркальных полотнах озер и болот. Молодой человек искал под звуки отчаявшегося голоса неуловимую свободу внутри себя и не замечал ее среди задумчивых каменных просторов.

Однако Север убаюкивал Николая через те же подъемы и спуски микроавтобуса, через звук попадающего под колеса гравия, через прорывающийся в оконную щель воздух.

Вдруг Коля проснулся от неприятного толчка в левое плечо. Повернув голову, он поймал недовольный взгляд своей тучной соседки, которая ко всему прочему еще что-то тараторила напряженными губами. Охваченный звуками гитарного соло разум вообще отказывался реагировать на внешние триггеры.

— Молодой человек, да сделайте свою музыку наконец-таки потише, — услышал Коля, стянув свои наушники вниз. — Вы не один здесь, хоспади!

Он понял: недовольная дама терпела долго. Оглядевшись вокруг, парень не мог понять, где сейчас едет. А в общем-то, зачем? Конечную станцию все равно не пропустит. Коля снова откинулся на неудобное сиденье «повышенного комфорта» и прикрыл глаза, ни на секунду не задумавшись посмотреть за окно. Может, он видел это тысячу раз? Нет, просто он считал, что нечего смотреть на заросшие болота. Ни высоченных сосен и берез тебе, ни приятного теплого солнца.

Парень стеснялся спросить у своей соседки, сколько им еще осталось ехать до Ловозера. Однако минут через десять водитель остановил маршрутку со словами: «Ревда, на выход». Почти весь салон оказался пустым. И да, это прекрасное одиночное место у окна уже звало Колю разделить с ним полное равнодушие к происходящему снаружи. Естественно, он сразу же перенесся на него. А уже успокоившаяся тучная женщина у окна кинула на парня презрительный взгляд, выражая свое недовольство выказанным ей пренебрежением.

Тут Николая снова накрыла волна ностальгических размышлений. Все-таки глянув на пробегающие мимо карликовые березы, он вспомнил деда в его лучшие годы, как тот рассказывал маленькому внуку причудливые сказки про тундру и оленей, шаманов и гномов и Бог еще весть о чем. А перед глазами раскрывалась пустота, которая, казалось, не могла вместить в себя все эти диковины.

Глава 2. Тот самый дом

Перед Колиными глазами возникла картина: группа оленей вплавь перебирается через окруженное сопками озеро. Багровый закат оберегает их от неожиданного врага. И вот эта смиренная колонна проплывает мимо человеческой куваксы³, от которой так заманчиво веет теплом. Она словно костер надежды посреди обнаженной тундры. Может, это пристанище охотников, которые делят между собой вечернюю трапезу в предвкушении будущей добычи? А может, это северные кочевники, подгоняющие свое рогатое стадо и разбившие шалаш на время непродолжительной передышки? Только это засыпающее Солнце с утра узнает подлинные мотивы северных странников.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Коля поднял глаза немного выше заходящего огненного шара, и его взгляд порезался об огромные металлические буквы стародавних времен, выстроившиеся в торжественное «Ловозеро». Белый кирпич колоритной остановки бережно скрывал сумеречный сюжет саамской жизни от рассеянных глаз-фар проезжающих автомобилей. Сказка внутри коробки.

Коля выполз из маршрутки и сразу уткнулся в довольно потрепанного жизнью пожилого мужчину. Собственно, это и был его дед Георгий. Парня поразило, насколько старик изменился за какие-то два года: израненная морщинами кожа лица поползла вниз, стягивая за собой уголки некогда улыбчивых губ, шея напрягалась от навалившейся усталости спины, а взгляд был смиренным, как у монаха, познавшего смысл жизни. Но в следующую секунду выражение лица пожилого мужчины поменялось: оно отражало искреннюю радость, вырвавшуюся из глубины тоскующего сердца.

— Ну, здравствуй, Коля! — произнес он, обняв своего долговязого внука и уткнувшись ему носом в плечо.

— Привет, привет!

— Долго тебя, однако, не было. Не балуешь ты деда своего вниманием! Небось, мать послала? Она меня все уговаривает в Мурманск перебраться. Сразу говорю — не поеду!

Коля освободился от довольно крепких объятий деда и, взглянув на его заразительную улыбку, ощутил какую-то легкость в душе. Будто он снова тот маленький мальчик, приехавший к бабушке с дедушкой на каникулы. Будто сейчас он шагнет на порог той самой избушки, которая в детстве казалась целым дворцом и где на столе уже стынет внушительная стопка блинов с брусничным вареньем. Еще тогда, будучи совсем ребенком, Коля радовался тому, что может подолгу гостить в отдельном деревянном доме, а не в душной квартире. Ему нравилось, что в любой момент можно шагнуть за порог — и ты на улице. Всяко лучше, чем сталкиваться нос к носу с соседями в грязном подъезде. Еще и пристанут с расспросами.

И вот сейчас, столько лет спустя, Коля шел по окрестностям села к тому самому двору, но в кишащей мыслями голове к теплым воспоминаниям примешивались совершенно иные образы. Деревянные дома вперемешку с панельными многоквартирными «коробками» не вызывали абсолютно никакого восхищения. Казалось, хрусталь уходящего традиционного быта разбивался о бетонные стены современности.

Дед Георгий оставался одним из тех, кто пытался этот быт изо всех сил сохранить. Но даже его некогда довольно приличные хоромы превращались, как бы это грубо ни звучало, в покосившийся сарай. Коля увидел родные ворота еще издалека. И сразу вспомнил: теперь во дворе его больше не встретит бабушка, а на столе не будет стоять щедрая стопка блинов. Очарование даже этого небольшого закутка безвозвратно испарилось.

— М-да, без Аннушки здесь все совсем не так… — со вздохом открывая расшатанную калитку, протянул дед Георгий. — Совсем не хочется ничего делать без нее… Краска вон совсем облезла. А свежую накладывать не для кого…

— Как ты тогда здесь жить собираешься? Левая сторона уже книзу поползла.

— Вот без хозяйки и перекосило. Дом — он как живая душа… Тоскует без любимой… Давеча пытался сарайку выровнять, да силы уже не те. Поможешь мне, вместе покрутим тут. Пилить-то хоть умеешь? — с недоверием спросил дедушка у внука.

Коля замялся, так как в его планы не входили строительно-монтажные работы. Он даже не видел ни разу, как все это делается.

Теперь он мог сопоставить состояние деда с видом этой «деревяшки»: такой же уставший и осунувшийся. Постаревший от одиночества среди пустой тундры всего за какие-то два года. Парню стало немного стыдно за себя. Он даже не заезжал проведать старика, забывшись в круговороте своих амбиций. Лишь благодаря родителям, их постоянным напоминаниям: «Проведай дедушку, все равно ничего не делаешь» — он оказался здесь.

А где, собственно, сами его родители? Где мать, которая так рьяно пытается достучаться до своего отца фразами о необходимости скорейшего переезда? Время. Все отчаянно пытаются найти его с повязкой на глазах в темной комнате. Оно предательски прячется по углам, а скоро и вовсе проскользнет в дверную щель.

— Пойдем скорее в дом, а то сейчас набегут любители языками почесать, — с недружелюбием к окружающим подытожил дед Георгий.

Коля ступил на скрипучие половицы и сразу же запнулся о массивные резиновые сапоги (глядишь, и пальцы о такие сломаешь), стоявшие в куче разносезонной обуви. Ухватившись за дверной косяк, он локтем задел спиннинг, который тут же повалился на ящик с инструментами. Парень с опаской ждал, что через минуту ему на голову свалится охотничье ружье, возможно, висящее где-нибудь под крышей.

— Ай, да что такое! Ты сейчас мне все разнесешь! Разувайся здесь.

— Я скорее здесь убьюсь! У тебя по всему дому столько хлама?

— Это тебе не хлам! Это нужные для дела приспособы!

— У тебя магазин под боком! Я вообще не понимаю, зачем в наше время животных по лесу стрелять и на рыбалке среди камней мерзнуть! — ответил внук с таким видом, будто хотел открыть неандертальцу тайную истину.

— Молодежь! Ни черта не умеете и не понимаете! А спорить — сами не свои. Никаких интересов! Вот не станет таких, как мы, дольше сорока лет не проживете на своих суррогатах! И отец у тебя такой же, малахольный, — с обидой пробухтел Георгий.

Коля не посчитал нужным вступать в спор с престарелым барахольщиком. Все эти вещи не вызывали у него никакого интереса. В последний раз он брал в руки сооруженную из палки и лески удочку лет семнадцать назад.

А сейчас его еще неокрепший и неискушенный, но жаждущий докопаться до сути всего разум был увлечен модным во все времена брендом под названием «ПРАВДА». Политическая одурь вперемешку с философией великого обмана; мысли о недосягаемых мира сего и экзистенциальная утопия, где охотничье ружье — средство хладнокровного насилия. Красивые слова и непонятные умозаключения — как анамнез в медицинской карте, написанный от руки. А что на деле?

Коля охватил взглядом небольшую, заставленную пыльной мебелью центральную комнату: некогда накрахмаленные ажурные салфеточки, обшитые подушечки и советские клееночки оставляли в душе тяжелое впечатление — как брошенная у подъезда пластиковая кукла с одним глазом. Дедушка пытался не нарушать созданного супругой уюта. Однако он утекал, как песок сквозь огрубевшие пальцы рыбака.

В спальной (хотя она служила для всего) комнате бабушкино трюмо теперь было завалено картами близлежащей местности, исписанными дрожащей рукой. На прикроватном столике валялись пожелтевшие тетради на восемнадцать листов, прижатые увеличительной лупой. Выглядело так, будто старик каждый день на сон грядущий изучал возможность существования Гипербореи. В остальном все осталось без изменений: те же выцветшие паласы и несуразные прямоугольные зеркала.

— Голодный, наверное? — не ожидая ответа, произнес дед Георгий. — Суп я сегодня сварить не успел… У меня тут картошечка с грибами имеется!

— Никогда от такого блюда не откажусь! Даже у бабушки так картофан жарить не получалось, как у тебя, — Колин желудок заурчал в знак согласия. — Какие грибочки?

— Ой, да всякие. Но белых нынче мало я насобирал. В основном подосиновики. Я тут из морозилки кумушку вынул. Так что можем вечерком сообразить!

Кто же не любит эту особую сельскую стряпню! И даже Коля понимал всю прелесть такой гастрономии. По правде говоря, его уже тошнило от магазинных шампиньонов. Родители не особо любили походы в лес за грибами. Так что подосиновики или, предположим, красноголовики — это практически деликатес для современного поколения! Но единственное, что не мог принять наш герой, — это лесная дичь. Бабушка (царствие ей небесное!) поначалу удивлялась столь резкой перемене в предпочтениях подростка. Однако впоследствии прекрасно это понимала (да здравствует картошечка с грибами!). Дедушка же, наоборот, оскорблялся от такой возникшей из ниоткуда прихоти.

— Ты еще помогаешь Василию с оленями на ферме? — пытаясь немного отвлечься от звуков митингующего желудка, сменил тему Коля.

— Да какая же это ферма! Давно ты там не был! Теперь это так… Развлечение для туристов… — с тяжелой грустью в голосе ответил Георгий.

— Тебя это расстраивает?

— Васька вроде оленевод от рождения, а повелся на всю эту моду. Я к нему раньше ездил, помогал, то да се… Потом начал он народ на смотрины пускать. Вот представь: надушится дама какая-нибудь своей «шанелью», а потом к зверю подходит, руками его гладит… Бедный олень уйти хочет, а сбоку еще одна «шанель». Раньше он кормильцем был, защитником, а нынче циркачом сделали. Дело у Васьки пошло, да хорошо ли это?

— Люди заинтересовались коренным народом. Что тут плохого?

— Да не про это даже разговор. Устает животное от такого внимания. Каждый день как выход на сцену. Зачухал все стадо!

— У вас за несколько километров целый убойный пункт стоит! Головы оленей летят, чтоб обеспечить регулярный товарооборот! А тебе демонстрации безобидные не по вкусу!

— Ты про совхоз? Двадцать лет своих я там оставил. Хоть и обычным электриком… И это, считай, очень мало! Первое время даже зарплаты не платили, все равно трудились. Потому что кормить всех надо было и одевать. А сейчас… — дед махнул рукой. — Оленя не уважают. Всем деньги нужно зарабатывать, а не про заветы всякие там думать… Настоящий, как ты говоришь, убойный пункт. Колбасы с сосисками крутят, даже мясо заготавливать не надо. И цены заоблачные!

— А другие там до сих пор работают?

— Уходят некоторые. Условия давно уже не те. Да и молодняк здесь оставаться не хочет. Мать твоя, вон, как только восемнадцать стукнуло — так и след простыл. Белые ручки для работы не приспособлены!

— И что, она бы тут оленей пасла? Или шкуры шила?

Георгий ничего не ответил на это. На его лице застыла задумчивая печаль. Он тосковал по прошлому и упрямо не хотел его отпускать. Не желал принимать новые устои, настроения и привычки. И поэтому считал себя совсем ненужным. Дед смотрел на внука и видел в нем облик современности, кричащий о пустоте былых суждений, но никак не мог подобрать нужные аргументы в защиту дорогих его сердцу вещей.

— Можем завтра к Василию смотаться, поглядеть. Заодно дрова надо заказать, а то сарайка скоро пустая будет, — после некоторого молчания произнес старик.

— Давай! — приободрился Коля, совсем было растерявшийся от мук выбора здешних развлечений.

Парень на самом-то деле очень уважал всю эту дедовскую веру в традиции. Казалось, только она держит его в устойчивом положении на этой земле. Коля тоже в какой-то мере был очарован «духом природы», хоть и находил местные леса крайне скудными. Он полностью разделял мнение своего престарелого предка о необходимости уважения ко всему живому. Вместе с тем он считал, что дедушка немного подменяет довольно очевидные понятия. Политика двойных стандартов, иначе говоря.

— Сам-то чем у себя там в городе занимаешься? Маманька говорит, с работой у тебя туго.

— Без опыта никто не хочет брать, а если и возьмут, то тысяч за двадцать пять рублей… Скотские условия…

Георгий разразился легким смехом.

— Ишь ты! Миллионэром хочет быть, большим начальником! Эх! А специальность у тебя вообще какая?

— Ну, типа экономист…

— Счетовод, что ль? До полной степени учености, небось, дошел!

Коля не видел смысла продолжать подобный разговор, слушая издевательский тон дедушки. Сидя за большим круглым столом, он уткнулся в тарелку с хорошо прожаренной картошкой. Георгий пододвинул к внуку миску с салатом из помидоров и огурцов, щедро заправленным сметаной. Поковырявшись в холодильнике, вынул оттуда нераспечатанный кусок грудинки, быстро нарезал и уложил на тарелку рядом со свежим черным хлебом. Минут пять старик продолжал крутиться между кухонной утварью и разыскивал, чем бы еще эдаким побаловать своего гостя. Совсем сбитый с толку, он начал выгружать на обеденную скатерть пряники, баранки и печенье «К кофе». Наконец опустился на стул напротив Коли и вытянул откуда-то бутылек с горячительным напитком, накрытый сверху плохо вымытой рюмкой. Подловив взгляд внука, Георгий обозначил вопросительный жест, мол: «Будешь?». Парень, вспомнив о том, чем закончился его последний опыт дегустации «огненной воды», отрицательно помотал головой.

Долго за столом звучали споры двух поколений о различных фундаментах непростой жизни. Казалось, между их представителями с течением времени образовалась огромная пропасть. Однако оба пытались вникнуть в суть суждений оппонента.

— Пойду я, дойду до магазина, что-нибудь перехвачу, — покончив с обедом и отъезжая на стуле, произнес Коля.

— Так ты только поел! — с недоумением воскликнул Георгий.

— Да прогуляться хочу! Посмотрю, что здесь да как.

— Не ходи долго, а то ужинать ночью сядем.

Парень одним движением руки снял с крючка свою ветровку, быстро занырнул в белые кроссовки, брошенные наспех где-то рядом с входной дверью, и уже через пару минут скрылся за поворотом.

Глава 3. «Не предавай самого себя»

Ловозеро в этот день представляло собой полную противоположность серому Мурманску: солнце отражалось в скромных водоемах, ветер носился по сельским просторам, запутываясь в травяных зарослях, а окропленные ранним золотом осени деревья тянули свои ветви к голубому небу. Коля шагал по уже давно знакомому маршруту, обходя образовавшиеся на дорогах, вероятно, после вчерашнего дождя, лужи. Он явно ощутил, что вокруг него сейчас царила совершенно другая атмосфера, нежели в Северной столице России. Люди здесь принадлежали сами себе и имели некую привилегию на покой и собственные мысли. Возможно, именно такие клочки земли называют «места силы».

Да что уж говорить. Размеренное биение сердца Ловозерской тундры ни в какое сравнение не шло даже с аритмией столицы Арктики. Все-таки в этом противостоянии зачатков современности и традиционного быта было что-то очаровательное. Но окунувшийся в громадную, переполненную красками эмоций питерскую реку, Коля не понимал, как среди довольно развитой инфраструктуры полярных городов могут находиться такие богом забытые поселения с пережитками стародавних времен. Однако разве не подобные уголки планеты являются уникальными? Вот только для него слово «уникальный» в данном случае заключало в себе совершенно иной смысл: это был скорее пример неудачной попытки вдохнуть новую жизнь в устаревший проект.

Такие, как его дедушка, не знали иной жизни, не пробовали ее на вкус в «каменных джунглях». Такие, как он, привыкли добиваться всего тяжелым физическим трудом. И их не прельщала роль ржавеющего винтика в раскаляющемся механизме капитализма. Для таких, как Георгий, смыслом жизни была сама жизнь с ее очевидными правилами и задачами, а не создание эфемерных ценностей. Коля вообще думал, что его дед дальше своего носа ничего не видел, понятие о прекрасном ему не было ведомо, и дальше второй ступени пирамиды Маслоу он никогда не поднимался. Да и вряд ли поднимется. Однако зеленый экзистенциалист ошибался на этот счет.

Маленькие улочки Ловозера напоминали Коле места действия романов Стивена Кинга на русский манер. Он подумал, что для подобного населенного пункта не хватало какого-нибудь сюжета вроде бегающего по канализации кровожадного клоуна или стычки сверхъестественных сил. Хотя стоп. Такой сюжет уже был!

Он снова вспомнил о тех причудливых сказках, что рассказывал ему дедушка: про лесных духов, про оборотней-оленей, что скрываются в тундре и охраняют саамский народ, про злых и добрых шаманов, чье противостояние могло навести шороху похлеще обезумевшего маньяка-убийцы и чье покровительство решало судьбу целого народа.

Вот так, в раздумьях, Коля обошел почти всю округу, на удивление не встретив ни одной знакомой души. Солнце уже потихоньку готовилось ложиться на боковую. Парень дошел до «Пятерочки» и сразу принялся искать в магазине всякую съедобную дрянь: чипсы, батончики и глазированные сырки.

Единственным приемлемым продуктом в его корзине оказался кофе. Заварной кофе. Классическая зависимость большинства. Но Коля утверждал, что ученые давно доказали, будто бы этот напиток не вызывает абсолютно никакого привыкания. Мы привязываемся к некоему ежедневному ритуалу приготовления и употребления. У нашего молодого эстета он достигал особых вершин изысканности: с соблюдением необходимого количества порошка перемолотых зерен (две-три чайных ложки «с горкой»), щепоток корицы (одна, не более) и оптимальной температуры (ни в коем случае не доводя до кипения). Без пары кристаллов морской соли, добавленных уже в наполненную чашку, дальнейшее смакование считалось невозможным. И отсутствие спешки — как одно из главных правил. Эти утренние и вечерние (время суток не имело никакого значения) хлопоты доставляли Коле такую же радость, как и коротенькие видео про щенков из соцсетей.

Зависая у полок со скудным ассортиментом любимого напитка и присматривая себе еще одну упаковку «на пробу», он услышал знакомый хрипловатый женский голос:

— Коленька! Приехал! Здравствуй, дорогой!

Парень обернулся и увидел расплывшуюся в заразительной улыбке пожилую женщину. Это была баба Галя, известная на все село сплетница — в каждом подобном месте найдутся такие. Многие называли ее не иначе как Галка. Очень разговорчивая и скандальная особа, которая всегда оказывалась в нужном месте в нужный момент. К ней всегда можно было обратиться за новостями как местного, так и общего масштаба.

— Здрасьте, — застенчиво откликнулся Коля. — Как поживаете?

— Ой, да посмотри на меня! Старая совсем стала! Грыжа замучила! — она коснулась ладонью внушительно выпирающего живота.

— Так вам на операцию надо ложиться.

— Уже делали! Опять вылезла! Еще одного раза я не выдержу! Глядишь, помру прямо на столе!

Женщина говорила так громко, что глаза ее собеседника виновато бегали по сторонам, будто он сам был ответственен за такое вульгарное поведение в общественном месте. Однако оно не воспринималось таковым окружающими. Некоторые просто оборачивались, чтобы лишний раз убедиться в том, что это Галка вещала на весь магазин.

— Баб Галя, от такой операции еще никто не умирал.

— Отступись! Витька-то мой пять лет назад на койке больничной дух испустил! Тоже резали! И печенка отказала! — словно отрывая друг от друга предложения, тараторила старуха.

Коля решил не заикаться про тот незначительный факт, что «ее Витька» страдал затяжным алкоголизмом. И, собственно, в больницу он попал от разрыва какой-то связки в результате падения на покосившийся деревянный забор.

— Да что все про меня! Ты-то надолго приехал?

— Не знаю. Как пойдет. Но думаю, что не больше недели. В городе дела тоже есть.

— Ай, невеста небось дожидается! А? — Это был далеко не риторический вопрос (ох уж эти разговоры про невест!).

— Не-а… — с улыбкой протянул Коля.

— А что тянешь? Пошли нынче мужчины нерешительные! Или будешь как Ванька наш? Ваньку помнишь? Тот, что на шиномонтажке с отцом работает! — Собеседник утвердительно кивнул головой. — Девчонку хорошенькую местную обрюхатил, а жениться — неееее… Не хочет! Говорит, детей не надо ему! А Наташка вся в слезах теперь, что делать, не знает! Мать ее чуть из дома не выгнала, как узнала! Я ей говорю, мол, надо рожать! Детоубийство — страшный грех! Всю жизнь не замолишь! Отец Геронтий на днях такую проповедь вещал! Как раз по ее душу! Я ему про Наташку рассказываю, а он мне, мол, срочно приводить ее надо! А то, глядишь, и глупость сделает! Думала Ваньку туда затащить, чтоб ему батюшка мозги встряхнул! Ох, как он это умеет!

Коля подумал, что это «увлекательное» повествование никогда не закончится. Время уже тянулось к восьми. Дедушка ему сам мозги встряхнет, если он не вернется к ужину.

— Баб Галь, меня уже дедушка с продуктами дома дожидается, ужинать скоро. Я пойду… Был рад вас видеть! — решив отделаться малой кровью, промямлил парень.

— Ай, радость дедова! Это хорошо, что к Андреичу заехал! А то он совсем свихнулся в своей берлоге! С оленями только знается да с Васькой. Тоже тот еще олень!

Помолчав немного, старуха перешла почти на шепот:

— Ты за ним приглядывай. Ходят слухи, что дружок-то его с шаманом каким-то связался. Да к каменному озеру все ездит. Отец Геронтий говорит, что это все от лукавого. Оно и видно: хозяйство у него разваливается, сын родной бросил. Коли потащит Георгия за собой, ничем хорошим это не кончится!

Колю этот разговор начал изрядно раздражать. На сей раз бабка сунула свой нос совсем не в свое дело (а когда она занималась своими?). Он было вдохнул, чтоб отвесить какую-нибудь эдакую фразу, но Галка его опередила:

— А я думаю, что Васька сам того… Вот колдуны его за своего и держат! Анька-то носилась как конь! А тут те на! И слегла! Не обошлось тут без стороннего вмешательства! Ты с Андреичем на эту тему переговори! — глаза бабы Гали округлились шире прежнего.

«Это ж надо такое сочинить», — подумал парень. Но все-таки, не изменяя нормам приличия, он произнес:

— Баб Галь, извиняйте, я пойду! До встречи! — и поспешил прочь.

Он устремился к кассе в надежде, что Галка не пойдет вслед за ним. Коля встал позади тучного мужчины, продукты которого уже дожидались его по ту сторону ленты.

— Дайте папироски, — недовольно сказал мужик.

— Вам какие?

— Вон те, голубые давайте.

Кассирша достала ему из специального отдела синюю пачку сигарет.

— Это синие! А мне нужны голубые!

Продавщица стала рыскать в специальном отсеке, явно не понимая, про какие «голубые» идет речь. Коля начал барабанить пальцами по краю торговой полосы, оглядываясь в сторону прилавков, и заметил недовольный взгляд бабы Гали, направляющейся к нему с уже полной корзиной.

Кассирша протянула покупателю очередную пачку сигарет.

— Ну вот они, да! — одобрительно произнес тот, перекладывая к остальной провизии голубой кирпичик сигаретной пачки.

Галка уже настигла свою жертву и накинулась на нее:

— Очень некрасиво с вашей стороны, молодой человек, вот так смываться!

— Баб Галь, спешу, ждут меня! — понимая безвыходность положения, ответил Коля.

— Слушай, что старшие тебе говорят! От горшка два вершка!

Курильщик наконец-таки собрал свои продукты и медленно поковылял к выходу. Продавщица с уставшим выражением лица медленно принялась пробивать чипсы, шоколадные батончики «Сникерс», глазированные сырки и пачку кофе (вторую Коля так и не успел взять).

Галка резко переключилась на кассиршу:

— Ириш, привет! Что у нас сегодня по акции тут имеется? Ерунда одна какая-то… Вы когда пенсионерам скидки сделаете? Никакой совести! Цены как в Москве!

Ира пропустила мимо ушей прилетевшее в ее сторону заявление. Явно ей приходилось слышать его не впервой.

— Семьсот сорок девять рублей к оплате.

— Во те на! Фигни набрал какой-то почти на тыщу! — воскликнула баба Галя, выкладывая на ленту хлеб, молоко, конфеты «Темная ночь», замороженные блинчики с мясом неизвестного происхождения, чай «Принцесса Нури», кефир и баранки.

Коля быстро распихал все купленное по карманам, расплатился картой и со словами «Всего хорошего!» кинулся к выходу, а Галка еще минут десять стояла у кассы и донимала Ирку охами и ахами, ковыряясь в своей монетнице времен Брежнева.

По ту сторону автоматической двери «Пятерочки» парень вдохнул свежий воздух наплывшего вечера. Он испытал некое облегчение от холодка, пробежавшего по его вспотевшему из-за духоты телу. Даже его разуму, казалось, стало душно от встречи со старой перечницей. Его срочно нужно было «проветрить» какими-нибудь другими мыслями или толковыми разговорами. Коля быстрым шагом направился в сторону дедовского дома — благо, он был неподалеку), — посчитав, что медлить ни в коем случае нельзя.

Умоляя (непонятно кого), чтобы на его пути не попался кто-нибудь знакомый, парень пересек реку по мосту. Ветер начинал наращивать обороты и отвешивать ему неприятные пощечины. Деревья громким шепотом убеждали его ускориться больше.

Минут через семь Коля уже перешагнул порог прихожей с протертыми половицами, снова запнувшись о неаккуратно расставленную обувь. И все тот же спиннинг повалился ему на ногу.

— Да что ж такое! Гляди, куда ступаешь! — раздалось из кухни.

Все пространство наполнял аппетитный запах приготовленной рыбы. В доме стало довольно душно из-за расползающегося по всем комнатам пара. Коля замешкался у входной двери, определяя по местам встревоженный хлам. Когда он зарулил в кухню, то увидел на маленькой газовой плите дымящуюся кастрюльку, в которой неспешно побулькивала уха. На большом круглом столе уже стояла глубокая сковородка с кумжей, тушеной то ли в сметане, то ли в сливках, сверху щедро посыпанной зеленым луком. Тут же рядом дед поставил большую миску вареной картошки. Ну и, конечно же, миску с крупно порезанными огурцами и помидорами, на этот раз под растительным маслом.

— Чет ты загулялся, Колька! У меня уже весь желудок изошелся. Даже уху на завтра сварганил, — протянул Георгий, нарезая буханку черного хлеба.

— Пока все обошел, в магазин заскочил…

— Поди, повстречал кого по пути?

— Нет, улицы пустые. Наверное, все по домам сидят, — неуверенно ответил Коля. Он совсем не хотел спрашивать у деда про какую-то ерунду о колдунах и шаманах. Было очевидно, что старуха все придумала, лишь бы кого-нибудь лишний раз посрамить. Такие, как она, всегда были особо уязвимы перед завесой мнимого мистицизма. Но парень все же не мог выкинуть Галкины слова из головы.

Георгий закончил последние приготовления к ужину и уселся за стол, взглядом призывая внука сделать то же самое. Он с минуту помолчал, потом медленно повернулся к своему гостю и произнес:

— Николай, ежели кто болтать лишнее будет про бабушку твою, не слушай.

— Что, например?

— Много чего народ понапридумывал… Из-за невежества дальше своего носа не видят. Придет время, сам все увидишь и поймешь.

— Хватит загадками говорить! — немного насторожившись, сказал Коля. Теперь он не знал, смеяться ему или тревожиться.

Георгий смотрел на него так, будто пытался заглянуть ему в самую душу. Парню стало ясно, что объяснений он сегодня не получит. Минутную тишину прервал тихий старческий голос:

— Никогда. Слышишь? Никогда. Ни при каких обстоятельствах не предавай самого себя.

Неужели дедушка действительно «того»?

Весь дальнейший ужин прошел молча. Коля немного растерялся от произошедшего и не знал, что скажет матери по возвращении. «Мам, деда срочно нужно вызволять из этой глуши. Иначе придется навещать его в дурке», — так что ли?

Парень было захотел заварить себе кофеек, но решил обойтись без лишних телодвижений и кинул в кружку пакетик чая (абсолютное кощунство). Заранее достав из кармана ветровки сладкий батончик (хорошо, что вовремя вспомнил и про подтаявшие глазированные сырки и убрал их в холодильник), он распаковал любимую сладость и откусил приличную четвертину. Тягучая карамель прилипала к зубам, а молочный шоколад приятно обволакивал язык. Такое чрезмерное количество сахара сбивало с толку все вкусовые рецепторы во рту. Поэтому чайная пыль или коллекционный пуэр… Выбор не имел абсолютно никакого значения. Главное, чтобы орехи не застревали, где не нужно. Зато сколько пустого удовольствия! Что может быть лучше глюкозы для работы мозга перед сном. Но Коля не скоро собирался ложиться — время было еще детское.

Он еще раз окинул взглядом пространство вокруг себя. Сквозь дверной проем соседней комнатки Коля заметил старый пузатый телевизор. Он помнил этот агрегат с самого раннего возраста. Будучи совсем маленьким, паренек любил смотреть на нем старые мультики. Сами бабушка и дедушка телевизор никогда не включали. И если учесть то, что даже того же Микки Мауса крутили только по утрам, экран Нокии находился большую часть времени в спящем режиме. Это оставалось неизменным по сей день. Мама Коли частенько вспоминала, что по тем стародавним временам такой телевизор стоил приличных денег, и сетовала на то, что родители совершенно не оценили ее подарка.

Теперь он служил поверхностью для складирования книг. Дед Георгий, по всей видимости, решил разобрать старые шкафы, поэтому все их содержимое лежало где попало. Взгляд Коли зацепился за пыльные внушительные тома. И в этот момент он с большой благодарностью еще раз вспомнил о бабушке. Почему? Да потому что именно бабушка Анна привила ему любовь к чтению различных повестей и романов.

Проработав до самой пенсии в местной школе учителем русского языка и литературы, она собрала у себя в доме большую коллекцию прозы и поэзии. Анна порой читала своему внуку вслух некоторые довольно серьезные произведения, искренне веря в то, что чувство прекрасного надо прививать ребенку как можно раньше. Коле совсем не нравилось слушать стихи. Потому что в детстве он не мог понять многих слов или сравнений. Не мог понять смысла. А вот, например, сказки Салтыкова-Щедрина очень уважал. В подростковом возрасте брался уже за более серьезный «контент» — Достоевского. Бабушка очень радовалась тому, что из мальчика растет толковый человек: он знал всю школьную программу по литературе наперед. А мать, наоборот, пугал тот факт, что ее сын далек от современных течений. Однако все попытки переделать его увенчались в итоге синим дипломом с правом на безработицу и еще большей замкнутостью.

Дедушка, в свою очередь, пытался заинтересовать Колю всякими «мужскими» развлечениями и физическим трудом, но отсутствие у внука склонности к подобным занятиям его сильно раздражало. Он не понимал, с какой планеты этот пацан. Порой он ругался на жену:

— Аня, ты из него совсем принцессу сделаешь!

Анна в глубине души обижалась на такие обвинения, и ее огорчало подобное невежество мужа. Но она старалась никогда этого не показывать, спокойно отвечая:

— Герочка, у наших внуков совершенно другая эпоха. Пусть их жизнь пройдет не в мыслях об огороде.

— Эпоху балов тоже не вернешь, Анюта!

Теперь, когда Георгий сидел за обеденным столом напротив Коли и смотрел на внука, он вспоминал любимую. Потому что перед ним был самый преданный ее ученик.

— Завтра надо пораньше встать. Так что до глубокой ночи не сиди. Будильник не заводи: я сам подыму, — прервал долгое молчание старик.

— Сам-то сейчас что будешь делать?

— Да приберусь тут пока, потом кой-че поизучаю… Хочу на местность новую выйти. Карты покручу, чтоб понимать, куда и чего.

— Так иди! Я сам тут по-быстрому вымою. Ты и так целый день сегодня готовил.

— Это ты правильно придумал! — одобрительно кивнул старик и сразу же стартанул в комнату, заваленную всякой макулатурой (она же и спальня).

Коля не любил мытье посуды в ледяной воде. Поэтому ему пришлось нагревать небольшой тазик, чтобы пальцы не сводило от холода. Он застыл перед маленькой плиткой, вглядываясь в плотную темноту за окном, и ощутил некое умиротворение. Наверное, потому что даже каких-то жалких полдня он не видел городской суеты. На сердце было приятно от мысли, что сейчас он мог хоть немного скрасить одиночество своего тоскующего старика.

Покончив с делами, он направился к деду в комнату. Тот, сгорбившись, сидел на кровати с лупой в руках и пытался что-то разглядеть на уже весьма потрепанной карте. После минутных поисков он делал маленькие пометки карандашом. Георгию было очень неудобно корячиться на кровати, но единственный письменный стол в комнате был заставлен книгами (зачем он их вообще вытаскивал с полок?).

— Тебе же неудобно! Иди за большой стол.

— Ты там хорошо протер? Не хочу бумаги заляпать, — Георгий поковылял на кухню, потащив с собой всю исследовательскую работу.

Нагнувшись очень близко к скатерти, он провел по ней пальцами, чтобы проверить ее чистоту, а потом аккуратно уложил на нее все материалы.

— Расскажи, что ты там ищешь? — опускаясь на стул, спросил Коля.

— Да я ж тебе уже говорил. Местность новую изучаю. Это очень дальние участки тундры. Я там ни разу не бывал. — Георгий карандашом обозначил окружность на карте.

— Зачем тебе это?

— Васька уже как месяц назад двоих оленей не досчитался у стада. А с недели две назад еще один ушел. Я ему говорю, мол, глаза разуй! Загоны, небось, прогнили! Нет, говорит, все цело. Начал у него выпытывать, не пустил ли он животное на мясо. Так он со мной долго не разговаривал после! — усмехнувшись, продолжил всматриваться в лупу старик. — Решили потом помотаться по окрестностям тундровым. Может, именно где-то там олени прибились…

— Подожди, — перебил Коля. — Там озера сплошные. Как они уйдут так далеко?Тем более они одомашненные!

— Как, как? Одомашненные? — засмеялся в голос дед. — Запомни: олень никогда не будет домашним! Это тебе не курица или кошка! Чуть что почует — сразу уйдет! Он-то всегда найдет, как пробраться! И за озера, и дальше в тундру.

— И ты думаешь, они так далеко ушли? Они уже, наверное, с другими давно тусуются. А может, их в совхозе прибили?

— Нееее! В совхозе бы чужих не тронули! Васькиных оленей все знают, они у него меченые! Он позаботился о том, чтоб их другие не забили.

Георгий помолчал немного и продолжил:

— Они ушли. Просто ушли. Вопрос: почему? Глядишь, что-нибудь найдем там, подальше.

— Дед, это животные. Они сбежали на волю. И я не думаю, что их нужно искать.

Старик отложил лупу и повернулся к внуку.

— Оленей мы, скорее всего, и не найдем. Но как дела обстоят в дальних окрестностях, мы посмотреть должны.

— И что ты там хочешь увидеть? Оленью войну? Назревающий апокалипсис? Что? — с иронией в голосе протараторил Коля.

— Это ты брось, Николай! Не смейся над дедом! Испокон веков человек по законам окружающей природы жил. Коли в лесу что не так, то и у нас хреново будет! Может, помирают они в тайге? Вот все и рвутся туда!

— Не говори ерунды, дедушка! Василию лучше за своими животными следить надо, вот и все! Починить там у себя что-то. Ну никак не тащиться двум старикам в болота! Там даже молодые пропадают! — разошелся парень. — Я тебя вообще никуда не пущу!

— Не надо мне тут! Мой гроб еще шумит в лесу! — обиделся Георгий. — А тебя никто и не спрашивает. Это ты в трех соснах заблудишься, а я-то знаю, как дорогу отыскать! Тем более у нас есть персонаж, который наверняка те места знает…

— Если ты куда-то намылишься, то я сразу же позвоню матери и все обрисую. Глазом не успеешь моргнуть, как она тут появится!

— Ну хоть так она приедет! А то уже, наверное, забыла, как отец родной выглядит!

— Ты. Никуда. Не попрешься.

— Знаешь, не буду я с тобой спорить, — помолчав немного, спокойно произнес старик. — Там поглядим…

Не сказав ни слова, напыжившийся Коля резко встал из-за стола и уверенно зашагал к наваленным повсюду книгам. Не разбирая, где какая, он схватил первую попавшуюся и направился к выделенной ему для ночлега комнатке (бывшей кладовке).

Перешагнув порог каморки, парень вздрогнул от холода, а по телу побежали мелкие мурашки. Он быстро включил свет и посмотрел на обложку у него в руках: Михаил Булгаков «Дьяволиада». То еще чтиво на сон грядущий… Эту повесть Коля прочитал уже около восьми лет назад, и, по правде говоря, она ему совсем не понравилась. Парень воткнул в розетку большой обогреватель и рухнул на пружинистую кровать. Посмотрев снова на потрепанную зеленую обложку, он аккуратно отложил Булгакова к дальнему краю койки. Его рука потянулась в карман спортивных брюк, и вот уже спустя полминуты Коля двигал большим пальцем по экрану смартфона.

«Надеюсь, ты не потеряешься где-нибудь в болотах», — светилось одно непрочитанное сообщение в мессенджере.

«А ты бы поехала меня искать?» — набрал парень и нажал на стрелку «Отправить».

«Была сегодня в 17:42», — прочитал Коля под именем собеседницы в диалоговом окне и нажал на фото ее профиля. С дисплея на него смотрела счастливая русая девчонка, стоявшая на мостовой близ Спаса на Крови. Холодный северный ветер играл с ее длинными волосами, а скромное летнее солнце любовалось в зеркала серо-голубых глаз. Студентка смеялась над неуклюжестью своего фотографа, напрашивающегося на толчки спешащих прохожих. «Коль, фоткай быстрей, только чтоб храм было видно в полную высоту!» — торопила она его.

Коля знал, что Настя появится в Сети нескоро, да и этот запоздалый нелепый флирт ни к чему не приведет. Прочитанная «лав стори» — по большей мере в картинках — в переплете легкомысленного Петербурга осталась где-то там, на скамейке Ладожского вокзала, полная обещаний и пустых иллюзий. Неудачная попытка серьезных отношений…

Парень начал отматывать всю переписку с ней к самому началу, а потом медленно крутить ее обратно: здесь он кидал снимки решенных еще в прошлом году контрольных для своей отстающей подруги, здесь она звала его на какую-то «вписку», здесь они обсуждали произошедшее вечером… Вот первая серьезная ссора из-за отсутствия его веры в успешное разрешение ситуации. Вот ее упреки в занудстве. А потом все… «Как доехал?»

Лишь в этой маленькой комнатушке почти на самом краю земли Коля мог впустить себе в голову долго просящиеся туда мысли и протащить их через сердце, точно зная, что никто не увидит застывшее на его лице выражение (разве только тайная разведка по ту сторону камеры телефона, но это неточно).

Тут парень сам не заметил, как провалился в сон.

Под пальцами Коля ощутил мягкость влажного ягеля. Немного поерзав на спине, открыл глаза и увидел ночное небо в золотистую крапинку. Верхушки невысоких елей пытались дотянуться до сияющих звезд, а холодный ветер резко срывал их с темного полотна в наказание за ослепительную красоту.

Парень привстал, посмотрел направо, а затем налево: ни души в этом сыром лесу. Поднявшись на ноги, он обернулся и увидел огромное мерцающее зеркало, в котором отражались каменные истуканы, охранявшие его по периметру. Коля подошел к самой кромке воды и опустил в нее пальцы. На удивление озеро было довольно теплым. Оно словно манило окунуться в него с головой.

— Я здесь… — послышался мягкий женский голос где-то в стороне.

Парень крутил головой и не мог понять, откуда донеслись эти слова.

— Здесь… — прозвучало снова.

Тогда Коля заметил миниатюрный силуэт в нескольких метрах от себя, посреди озера. Он почти слился воедино с окружающим мраком. Только звезды немного проливали свет на мертвенно бледную кожу девушки, будто помогая рассеянному взгляду поймать ответ на насмешливую загадку.

— Помоги мне выйти на берег… — продолжала незнакомка.

Коля неуверенно зашагал по направлению к ней. Вдруг на минуту ему почудилось, что перед ним не кто иной, как Настя. Только ее волосы казались совсем не светло-русыми, а неестественно черными. Парень приближался к девушке все ближе, а та, в свою очередь, изображала на лице фальшивую улыбку. Тогда он разглядел, что ее тело почти нагое. И лишь местами прикрыто какой-то илистой трухой.

— Настя, это ты? — почти шепотом произнес Коля.

— Что так медленно? Я уже замерзла! — улыбка с лица пропала и сменилась на оскал. Ее тонкие мокрые пальцы начали нетерпеливо бегать по поверхности озера словно водомерки.

— Коля! Быстрей сюда! — разрезал пугающую тишину уверенный мужской голос позади.

Парень резко обернулся и увидел неподалеку своего дедушку.

— Надо помочь! Скорей иди ко мне! — ответил он.

— Уходи! Уходи!

Плеск воды раздался у Коли под ухом, и он резко повернулся на звук: бледная незнакомка нырнула в озеро и быстро поплыла к берегу. Парень все еще пытался разглядеть ее, в то время как девушка уже почти достигла суши. Она посмотрела ему прямо в глаза: две черные бездны словно стали поглощать его разум и сковывать душу страхом и одиночеством. Коля было приготовился бежать к деду, но тут понял, что в той стороне его уже никто не ждет. Он снова один. Противное существо — иначе не назовешь — схватило парня за лодыжку и потащило в озеро. В этот момент Коля полностью оцепенел от ужаса и тоски и больше не мог сопротивляться происходящему. Уже через минуту его глаза затянула плотная беспросветная пелена.

Глава 4. Ловозерские байки

— Эй, Колька, хорош дрыхнуть! Я тебя уже второй раз подымаю! — барабанил в дверь комнаты внука Георгий. — Вставай! После поздно будет!

Парень еле-еле разлепил глаза. Его голова раскалывалась от боли, будто он только что приложился затылком к увесистому булыжнику. В каморке нечем было дышать. Спросонья Коле показалось, что он валяется где-то у подножья адских ворот (кто знает, куда затащило его это чудовище), а его лицо припекает от рвущихся языков геенны огненной. Как только мозг пожелал доброго утра своим подопечным рецепторам, Коля понял, что всю ночь проспал с включенным обогревателем, а его подушка оказалось мокрой от протекающей все это время крыши.

Он поковылял к рукомойнику, аккуратно приделанному возле самого выхода, набрал туда теплой воды (нагреватель неплохо прогрел помещение) и умылся. Намочив летящими брызгами всего себя с ног до головы, направился на звук брякающих тарелок.

— Доброго утречка! — воскликнул старик, уже сидевший за столом и громко постукивающий ложкой о стенки своего бокала с чаем. — Приземляйся. Я тебе уже даже кофа заварил.

Коле последняя фраза не очень понравилась. Ведь дед нарушил его ежедневный ритуал. Отхлебнув из чашки немного напитка, он понял: дедушка просто насыпал растворимого порошка (хоспади, какой он противный). Но эту ситуацию можно было хоть как-то исправить: Коля превратил черную дымящуюся жижу в бледно-коричневое пойло, бухнув туда приличное количество десятипроцентных сливок.

— Как спалось? Сегодня всю ночь дождь лил, — решил завести ненавязчивый разговор Георгий.

— Ерунда всякая снилась… Кстати, у тебя крыша протекает. Прямо на голову мне накапало.

— Аннушка подушку для крепкого сна, помнится, делала. Подружайка ей целую охапку душицы привезла с Костромы откуда-то, кажись. Вот и набила в наволочку все, что было. От такого аромату валяешься как убитый. И мысли дурные отгоняет. Вещь хорошая! А крышу-то подлатаем, подлатаем…

Коля промолчал. Его взгляд привлек практически идеальный порядок в еще вчера захламленной комнате. Нет ни разбросанных топографических карт, ни тетрадей, ни книг. Все убрано на свои места.

— А ты что? Всю ночь порядки наводил? — спросил внук у деда.

— Да тоже плохо спалось… Сначала думал выкинуть некоторые книги, а потом подумал: Аннушка бы не одобрила. Ну и ладно, что место занимают… — старик махнул обреченно рукой. — Распихал все обратно. Если хошь, забирай. Ты ж вроде тоже любитель интеллигентного чтива. И это… ты не серчай за вчерашнее. Фиг с ними, с оленями этими! Глянем сегодня, может, действительно надо починить Василию свои владения.

— Слушай, это ты меня прости за то, что накричал вчера на тебя…

— Ай! Это ж ерунда! Я на тебя зла не держу. Главное, ты в своем сердце зла тоже не держи. Жизнь слишком коротка, чтобы обижаться друг на друга. Всякий раз, как мы с Аннушкой ругались, она первая мириться приходила. Я только о ней подумаю, а она тут как тут… Я, дурак, слишком гордым был. Только в тот последний день над ее изголовьем за потерянные минуты прощения просил…

Для Коли стала большим откровением подобная сентиментальность дедушки.

Они довольно быстро покончили с завтраком, и Георгий пошел заводить свою «Ниву», бросив на ходу:

— Я тебе всю необходимую одежку подготовил. Там, на диване лежит, — и указал на все ту же комнатку с телевизором.

К этому времени Коля уже вполне взбодрился и не чувствовал головной боли, что мучила его двадцать минут назад. Он совсем забыл и про тот кошмарный сон, что привиделся ему сырой ночью, предвкушая встречу с самыми милыми существами на планете. Всю эту экипировку, что приготовил ему дедушка, Коля надевал всякий раз, как направлялся к Василию на пастбище. И, похоже, она никогда не стиралась. Георгий говорил, что так ткань впитывает в себя олений запах, а это располагает к тебе зверье намного больше. Иногда Коля думал, что старику просто лень все застирывать — собственно, как и ему самому.

Внук частенько спрашивал у дедушки, почему в его доме нет ни одной шкуры оленя. Он же называл себя саамом. А трофея-то и не было. Георгий сразу все стрелки переводил на свою жену — мол, она не позволяет. И Коля этому был безусловно рад.

Он быстро собрался и выбежал во двор, где рычащий «Нивасик» уже вовсю коптил воздух. Прыгнув в машину, парень сразу почуял в салоне разносортный букет запахов: от рыбы до навоза. Георгий закончил со своими приготовлениями и уселся за руль, заставив машину резко тронуться с места.

— Василию, кроме его жены, больше не помогает никто? — решил вновь завести разговор Коля вместо обыденной прослушки музыки.

— А кто ему еще поможет? Уметь надо с оленями управляться! Молодежь учиться ремеслу не хочет, совсем нынче другие, как у вас говорится, приоритеты.

— Так ты сказал, у него дело хорошо пошло. Вот тебе и бизнес семейный!

— Ха! Бизнес! — усмехнулся громче Георгий в попытке переплюнуть никудышную шумоизоляцию. — Это оленя загони, накорми, вылечи… Тут, батька, со зверем общаться надо, а не деньги считать и бумажки писать. Вот сын его и уехал покорять столицу. Не спрашивал, правда, кем он там устроился…

— Тут ты не прав! Управленцы тоже нужны хорошие!

— Ну, ты-то будешь большим начальником, я в тебя верю! — по-доброму подколол старик. — Нет, есть те, кто остается, хозяйство ведет. Но таких у нас здесь мало. Общины небольшие. И сам же знаешь!

За окном автомобиля начали мелькать низкорослые горбатые березы, вводящие в гипноз и так помутненное социальной неопределенностью сознание Коли. Парень всячески пытался не уснуть. Заметив засыпающую физиономию внука, Георгий нажал на кнопку включения магнитолы. Из стареньких динамиков донесся рычащий голос Высоцкого. И пошло-поехало.

Просторы Ловозерской тундры сегодня окутало какой-то непонятной влажной дымкой. И намека не осталось на вчерашнее ясное небо. Вот теперь каждый житель этой местности мог признать привычную серость окружающей природы. И никто даже не думал о том, что жизнь в подобных условиях — несправедливое испытание, посланное Господом северному народу. Коля никак не мог разглядеть какую-либо красоту среди бледных мхов и сочувствовал мерзнущей карликовой березе, скрючившейся под хлыстами разъяренного ветра, в ее попытках пробиться к изредка навещавшему ее любовнику, имя которому Солнце.

Полчаса молчаливого транса не привели его к просветлению в отношении острых вопросов, а лишь нагрузили новыми сомнениями.

Они съехали на грунтовую дорогу, уходящую прочь от основной автомобильной трассы. «Ниву» начало трясти от неровностей под колесами, что привело Колю в чувство. И вот впереди он уже видел макушки простеньких саамских юрт, выглядывавших из-за высокого бревенчатого забора оленьей фермы. Машина подъехала к главным воротам, и Георгий посигналил, оповещая хозяев о прибытии.

В воротах возникла худощавая фигура деда Василия. Он на минуту застыл, вглядываясь в лобовое стекло подъехавшей «Нивы».

— Да я это, Кольку с собой привез! — недовольно проголосил Георгий через открытую дверь внедорожника. — Совсем ослеп, что ль?

Хозяин фермы поспешно раскрыл створки ворот и отошел в сторону, чтобы впустить гостей. Припарковавшись возле маленькой избушки, где располагалась сувенирная лавка для посетителей, Георгий первым вылез из машины.

Коля немного замешкался, оглядывая через окна территорию. Он сразу же зацепился взглядом за мелькающие на огромном пастбище ветвистые рога. Нависшая над землей влажная дымка оберегала гуляющих животных от навязчивых взглядов. Парень прекрасно понимал интерес людей, приезжавших посмотреть на этих красивых существ. Он искренне верил в то, что дед Василий был именно тем человеком, который умеет раскрыть теплоту и дружелюбие природы, так тщательно скрытые от городского неандертальца.

Коля ступил кроссовками на сырую грунтовку, захлопнул дверцу автомобиля и направился к болтающим приятелям.

— Здорова, молодежь! — довольно серьезно произнес Василий.

Его лицо за несколько прошедших с их последней встречи лет еще больше покрылось глубокими морщинами. Проложенный ими путь, казалось, вел прямиком к самым потаенным уголкам старческой души, заключенной где-то на дне пропасти светло-голубых глаз. Сейчас взгляд пожилого оленевода не выражал абсолютно никакого добродушия, скорее, он был оценивающим. Коля сразу это заметил, отчего ему захотелось сбежать к оленям, не произнося ни слова. Поэтому он демонстративно кивнул, протянув руку для ответного приветствия.

— Спокойно нынче у тебя здесь. Не то что зимой. Красотааа! — прервал нависшее молчание Георгий.

— Ага, спокойно только тебе сейчас! — проворчал в ответ Василий. — Зверье с ума сходит! Рога у некоторых чесаться начали, так они трутся обо что видят! Гон⁴ скоро пойдет полным ходом.

— Ну да, время подошло. Главное, чтоб быки друг друга не поубивали, как в прошлом году. Ты зевак до сих пор пускаешь к оленям?

— Пока нет. Важенки нынче пугливые. Глядишь, выводка нового не будет.

Коля был рад тому, что таки мог увидеть любимых животных до того, как они сбросят свои красивые рога, хоть они и были не столь шикарны, как у оленей других пород. Несколько лет назад он стал свидетелем необычного для постороннего наблюдателя явления — борьбы двух самцов в период брачного сезона, сопровождающейся пронзительным низким ревом. Жуткое зрелище. Казалось, еще чуть-чуть, и эта битва закончится совсем плачевно как для одного из быков, так и для самого зрителя. В тот самый момент уступающий в силе олень терял свои природные оружие и щит. И вдруг победитель отступил, бросившись атаковать и без того ободранную сосну. Развернувшаяся картина демонстрировала ту самую дикую силу, которая могла одержать верх даже над человеком, считавшим себя венцом природы. Окажись он на пути разъяренного животного… Вот и вся мощь. Зимой эти же самые «великие и ужасные» выглядели довольно мило: с мохнатыми пеньками на голове.

Трое мужчин медленным шагом направились к пастбищу. Старики обменивались соображениями по налаживанию хозяйства и обсуждали непростые времена на ферме. Коля перестал улавливать суть их разговора, потому что все его мысли были заняты прелестными мордочками. И вот уже пара недоумевающих глаз важенки уставилась на приближающихся двуногих. Парень было потянул к ней руку, но самка быстро отпрянула от ограждения.

— Ишь, че захотел! Просто так она к тебе не пойдет. Хоть бы предложил чего вкусненького! — с насмешкой произнес дед Василий. — Погодь, щас ягеля принесу.

Он ленивым шагом направился к небольшому сараю и скрылся за ржавой металлической дверью.

Коля с восхищением продолжал наблюдать за бродящими по огороженной территории животными. Сейчас они казались ему довольно спокойными. Туман раннего утра цеплялся за их ветвистые короны, а земля противостояла тяжести их уверенных копыт. Парень сразу мог на глаз отличить самок от самцов, что считал своим исключительным знанием (однако это проще простого для любого из нас).

Совсем незаметно к наблюдающим неуверенным шагом подошел молодой коричнево-белый олененок с двумя пушистыми бугорками на голове. Он уставился на Колю с явным интересом и пытался все ближе подкрасться к этому «неопознанному объекту». На стоящего рядом Георгия он не обращал никакого внимания, давно привыкнув к его периодическому присутствию. И старик не упустил возможности ласково погладить любопытного детеныша — тот даже не вздрогнул.

— Не спеши тянуть к нему руки — убежит, — предупредил дед внука. — Подожди, пускай принюхается.

Парень с замиранием сердца выжидал, когда же он сможет прикоснуться к грубой оленьей шкуре, но резкий хлопок металлической двери сарая испугал и без того дрожащего от неуверенности малыша, и тот поспешно направился к старшим.

Василий вернулся с небольшим пластиковым ведром, наполненным подсохшим лишайником.

— Пойдем, угостишь зверье. Только гулять по пастбищу не пущу! Зашибут же! — пробубнил он в сторону молодого гостя.

Как только стадо увидело своего хозяина с кормушкой в руках, олени тут же оживились. Некоторые, особо смелые, устремились к старику вперед остальных. Пожилой фермер протянул Коле ведро, мол, возьми чуть-чуть. Парень взял столько ягеля, сколько поместилось в его довольно крупную ладонь, и принялся подзывать животных. Важенки, не сумевшие пробиться к ведру с лакомством, робко терлись возле незнакомца и пялились на его кисть. Наконец, одна из них все же поспешно выдернула желанную приманку. Кто-то из самцов уже накинулся на несчастную пластиковую кормушку, чуть не задев Василия рогами.

— Я тебя недавно кормил! Имей совесть! — проворчал он, отнимая у зверя незаслуженный трофей. — Ай! Все рассыпал!

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Около ограды валялись горстки лишайника. Коля подобрал немного и решил «подкатить» к самому красивому оленю. Его рога имели большое количество отростков, что указывало на почтенный возраст. Крайне необщительный товарищ. Он выделялся среди остальных, но при этом не внушал абсолютно никакого страха. Заприметив, что к нему направляется какой-то неизвестный ему человек, олень сразу же поднял величественную голову с ветвистыми рогами. Зверь уставился парню прямо в глаза, будто спрашивая: «Что тебе нужно, двуногий?» У Коли аж перехватило дыхание, и он остановился. На него смотрело не животное, на него смотрел человек. Красавец не отрывал от него взгляда, словно ожидая ответа на свой немой вопрос. Но вскоре поняв, что так его и не получит, снова прильнул к земле в поисках завалявшегося ягеля. Больно он хотел вестись на глупые уловки неразумного существа.

— Хорош, — протянул Коля, глазея на белоснежного оленя.

— Мяндаш — наша жемчужина! Сама невозмутимость. При этом и мухи не обидит. Всеобщий любимчик! — с гордостью сказал Василий.

— Прямо как в рассказах про оленя-оборотня.

— Такого красавца по-другому и не назовешь, — задумчиво ответил старик. — Так! Сожрали уже все! Будто и не кормят вас вовсе! Пойдем, Колян, нечего тут ошиваться. А то разволновались некоторые. Ты у нас гость нечастый.

Василий выпроводил парня за изгородь и затворил ее. Олени медленно разбрелись кто куда. Стало слышно, как неподалеку кто-то колет дрова.

— О, Ленка опять на передовой! — бодро воскликнул Георгий. — Угробишь девку скоро!

— Эта женщина против целой армии с топором пойдет! Так что больно не сокрушайся. Коли отберешь — сама тебе потом чего-нибудь отрубит, — махнул в сторону своей жены Василий.

Колины руки немного дрожали — то ли от холода, то ли от волнения. Он явно был здесь третьим лишним. Поняв, что два старика явно ходили вокруг да около какой-то интересующей их темы, заполняя пространство вынужденного молчания общими фразами, парень решил по-тихому «слиться» к более радушному собеседнику с топором в руках.

Елена с огромным усердием раскалывала небольшие поленья неподалеку от их семейного жилища. Эта картина больше напоминала какой-то сеанс проработки гнева: пожилая женщина с довольно сосредоточенным и серьезным выражением лица заводила инструмент за голову и с громким выдохом настигала им бездушные пеньки.

— Тетя Лена, вам помочь? — вырвалось у Коли при виде происходящего.

— Коленька! Родненький! Неужто ты! — бросив топор, сквозь одышку с восторгом воскликнула Елена и кинулась обнимать гостя. — Привет, красавец!

У парня аж перехватило дыхание от силы рук, что давили ему в области нижних ребер. Однако искренняя радость от встречи рисовала улыбку на Колином лице.

— Совсем худой стал… — ахнула Елена, оглядывая молодого человека с ног до головы. — Да ты и щепки не расколешь!

Ни у кого бы никогда не повернулся язык назвать ее старухой или даже бабушкой. Эти полные энергией глаза и недюжинная для прекрасного пола сила делали вопрос о ее возрасте весьма спорным.

— Зря вы так говорите, теть Лен, дайте-ка мне топор! Вы передохните пока.

Коля взял довольно увесистый инструмент в руки и сразу же засомневался в своем дальнейшем успехе. Хорошенько замахнувшись, он ударил лезвием по деревяшке, отколов от нее лишь ничтожный брусочек. Полено соскочило на землю, а топор застрял в сосновом пне. Внимательно наблюдавшая за происходящим Елена засмеялась.

— Ну почти, Коля, почти! Еще пару попыток тебе б дать! — одобрительно произнесла она, наблюдая за тем, как парень пытается вытащить застрявший в неположенном месте топор. — Силенки-то все-таки есть! Погодь, помогу.

Она взялась за рукоятку, уперлась ногой в пень и выдернула из него свое орудие эмоциональной разгрузки. В этот момент Коле стало даже немного стыдно за себя. В такие минуты какие-нибудь девочки-подростки или девушки чуть постарше разочарованно вздыхают: «Ну, ты ж мужик!» Эй, мужики тоже люди!

С третьей попытки дела пошли намного лучше. Правда, с каждым новым ударом Коля начал ощущать дискомфорт в районе плечевых суставов, а бицепсы уже кричали: «Брось ты это! Не занимайся ерундой!» Елена хихикала и подбирала бракованные дровишки, складывая их к остальным. Через минут семь она заметила, что руки ее ученика уже еле-еле поднимаются. Довольная результатами проделанной работы, женщина остановила трудягу:

— Хорош, хорош! Вон сколько наколотил! Полно! Пойдем лучше в дом, чайком хотя бы тебя угощу с чем-нибудь вкусненьким! Будем твои мышцы восстанавливать! — ее слова искрились доброй иронией.

А в это время два старика, стоявшие неподалеку от оленьего пастбища, настолько были увлечены своим разговором, что даже и не видели разворачивающейся неподалеку картины.

— Слушай, я один пойду рогатых искать, — говорил Василий. — Вона, у тебя внук приехал в кои-то веки. Не дай Бог, его еще за собой потащишь!

— Эй, дурень, ты это брось! Туда одному нельзя ходить! Тем более, я думаю, что олени твои прикормленные дотуда бы не добрались! Они где-то здесь шляются, отвечаю!

— Коли бы здесь шлялись, давно бы вернулись! А если их не привести, то все стадо уйдет! Мяндаш уйдет! Где я потом такого оленя возьму! Нас с Ленкой животные эти только и кормят.

— Тебя туристы кормят, а не животные! Ты свои заборы проверяй лучше! Не могли звери просто так взять и испариться! — начал нервничать Георгий, переходя на повышенные тона. — А лучше сиди ночью и карауль!

— Не могу ж я каждую ночь караулить! Когда сижу в засаде, хоть один бы попытался сигануть! Ан-неееет! Это тебе не бараны! Рога свои как поснимают, я ограду другую пущу.

— Вернутся твои олени! Они-то дорогу точно найдут, а если мы с тобой туда сунемся, то там и сгинем…

— Если малохольного своего потащишь — точно сгинем… У него кровь порченая!

— Что ты бредишь?! — лицо Георгия покраснело, а глаза блеснули злостью. — Кровь у нас одна! И знаешь что? Коли тебе так хочется, ступай! Коли зверье важнее души человеческой, ищи!

— Да полно тебе, Ёгор⁵! Вдруг чего, ты по хозяйству здесь все знаешь, — смеясь, произнес Василий, хлопая престарелого друга по плечу. — Говорят, в совхозе тоже трое слиняло на той неделе. Там-то уж точно с охраной все в порядке!

— Пойдем, я сам ограду просмотрю! А то брешешь, что целая! — потянул за собой Георгий собеседника обратно на пастбище.

Тот, помотав неодобрительно головой, поплелся за ним.

В избе оленевода уже вовсю кипел электрический чайник. Пара жила в обычном деревянном доме, подобном тем, что можно встретить в глубинке в любом уголке России. Никакого тебе саамского чума с каменным очагом по центру, хотя такие сооружения на территории фермы, конечно же, были. Однако некоторые вещи, несомненно, отличали внутреннее убранство их жилища от обычного дома: оленьи рога, развешанные по стенам, шкуры, служившие покрывалами для некоторой мебели (их, правда, было не так много), а также внушительное количество самодельной деревянной посуды (не особо практично). Около обычной русской печи под потолком были развешаны пучки иван-чая, зверобоя и крапивы, которые наполняли помещение характерным ароматом трав. Кое-где на стенах висели детские рисунки и самодельные картинки из ягеля и бересты. Ну и, конечно, различные цветастые клееночки да вязаные салфеточки — куда же без них!

Каждый раз, когда Коля входил в такие хоромы, он задавался вопросом о том, как можно жить подобным образом в современных реалиях. Парень прекрасно понимал, что прописка в селе Ловозеро вовсе не определяла именно такой быт и не являлась приговором для многих. Однако ему посчастливилось наблюдать именно самобытный устрой (сразу понятно, что Колины родители особо не жаловали такие места в качестве местных курортов). Но один факт все-таки приходилось признавать неукоснительно: уют таких помещений согревал и убаюкивал даже закоренелого горожанина.

— Васька даже и не сказал мне, что гости такие к нам пожалуют! — сетовала Елена, замешивая тесто для блинов. — Щас мы быстро блинцов сварганим! Раз-два и готово!

И действительно. Не успел Колин желудок прокричать митингующие лозунги во славу любимого мучного изделия, как первые дырявые кругляши уже дымились на тарелке. В подходе к приготовлению блинов Елена и Колина бабушка были солидарны. Поэтому парень не сомневался, что сейчас ему будет неимоверно вкусно.

— Как вы здесь, теть Лен, не надоело одним хозяйство держать?

— А мы жизни другой, Коля, и не знаем! Все это уже давно слишком дорого сердцу и привычно. Я даже вам, нынешнему поколению, сочувствую.

— Это почему же?

— А что? Вы всю жизнь только и делаете, что соревнуетесь. Кто больше заработает, кто удачнее замуж выйдет или женится… А если что-то не выходит, то и жизнь кончается.

— Ну это преувеличение, теть Лен.

— Нисколько. Вон, сын наш уехал в столицу, работу инженера там нашел, деньги, говорит, хорошие получает. А со своих объектов и не вылазит. Вся жизнь на этих объектах проходит, родителям лишний раз позвонить не успевает, не говорю уже о том, чтоб приехал… Я, конечно, за него очень рада! Очень рада, что даже в таких, казалось, богом забытых краях талантливые дети рождаются. Особенно когда у тебя самой такой! Только жалко мне его, кровиночку. Так вся жизнь и пройдет. Но, правда, говорит, нравится ему.

— Теть Лен, он пользу обществу приносит! Город отстроит, и целые поколения жить в нем будут! След в истории.

— Москва и так стоит отстроенная! Куда еще строить? Только одна она и строится. И ты туда же! Анютка мне рассказывала. Все беспокоилась, что ты в Ленинграде в какой-то забегаловке работаешь, к родителям ехать не хочешь.

— Вот и приехал сейчас…

— А чего передумал вдруг?

— Да так… не срослось… — со вздохом произнес Коля, явно решив уйти от назревающей темы.

— Оно и к лучшему, родимый! На кой тебе эта суета? И работу найдешь, и жену найдешь, и детей наделаешь… Жизнь хоть из-под носу не уйдет!

Эти слова прошлись острым лезвием по самолюбию молодого представителя амбициозного поколения. Они словно молотком одним махом пришибли все его честолюбивые мечты. Неужели он является всего-навсего очередным статистом? Неужели его ждет стандартный сценарий «жена-дети-дом»? А может, все-таки ему уготована главная роль в остросюжетном сериале про трудный выбор и признанные заслуги?

Коля все больше погружался в этот огромный океан рефлексии прямо за столом перед пустым фарфоровым бокалом с чайными разводами.

— Эй, Коленька! Я что-то не то опять ляпнула? — заметив резкую перемену на лице своего гостя, произнесла Елена. — Погрустнел ты больно… Обидела, что ли?

— Нет, конечно! Задумался немного, — очнувшись, протараторил парень. — Бабушку вспомнил. Она мне тоже постоянно блины пекла…

— Жалко Аннушку, да. Такой умной женщиной была, начитанной! Любой совет дать могла. Говорила, что проблемы человеческие все стары, как мир. И про все уже в книгах написано. «На, почитай. Может, душу отведешь», — отвечала мне порой. А мне и не до чтения всякий раз. Вон сколько дел!

Коля по-доброму усмехнулся, уставившись на столовую клеенку.

— Рано ее Господь прибрал, — продолжала хозяйка. — А может, сглазил ее кто? У нас тут всякого полно…

— Я в это не верю. Сглаз — это лишь человеческое самовнушение в действии.

— Скептик, значит?

— Реалист.

— Когда было мне годков, как тебе сейчас, отец рассказывал мне про один случай. Значит, отправились они с друганом, Игорем, рыбачить на Сейдозеро. Молодые, дури много. Тоже в байки всякие не верили, что старики рассказывали на лавках. Так вот. Сидели они в лодке, а рыбы нет и нет. Кой их бес попутал дальше там ошиваться? Уже смеркаться начало, а они все выжидали. Разговорились чего-то, хиханьки да хаханьки… Шуму навели. Тоже мне рыбаки. Глядит Игорь — что-то на поверхности воды показалось и исчезло сразу. Ну, думают, рыба посмелее стала. Ждут. И тут на те: удочку потихоньку подергивает. Ждут, не вынимают, чтоб не сиганула с крючка. А леску все сильнее и сильнее тащит. Отец говорит другану, мол, вынимай уже. Тянет, тянет, удочка вдруг обломилась и осталась плавать в метре от лодки. И что ты думаешь? Игорь за ней потянулся. Тут хвать его за руку из воды кто-то! Разорался так, будто уже конечность оттяпали, все молитвы, кои мог, вспомнил! А отец мой его обратно и оттянул. Смотрит на другана: тот бледнющий, глаза ошалелые. Кричит: «Утопленница, утопленница там! Про́клятая утащить хотела!» Вот и думай теперь, что это было!

— Как их в озеро-то не затянуло?

— Отец говорил, мол, Игорь так разорался, столько молитв протараторил, что любой нечистый бы сам его испугался!

Коля вспомнил свой сон этой ночью и на минуту замолчал. Совпадение? Скорее всего. Что уж говорить, если ему подобные сказки с самого детства рассказывали. Не мудрено, что конкретное место вызывает определенные ассоциации.

— Да ну, будь это какая-нибудь русалка, фиг бы они выбрались! — произнес через некоторое время парень.

— Нет, не русалка это была. Старожилы наши говорили, что озеро то священное. Утопленниц там отродясь не было. Понимаешь, они ошивались на озере, шумели поди, воду не прикормили. Вот те и вылезла водяная богиня Чадзьенньт недовольная. А она тоже дама пугливая. Отец говорил, мол, и не помнит, как выбрались. Все словно в тумане. Единственное, говорил, нашел он тогда на берегу гребень для волос женский. Даже подобрал и с собой принес. Хранил его многие годы в память о том случае, чтоб не обсмеяли его. Ай, красивый такой гребень! Тебе не передать! Потом маманька увидела, как папа мне его передает, отобрала и сожгла. Ругала его на чем свет стоит!

— Теть Лен, там туристов полно всегда было! Вот и обронил кто.

— В те года туристы толпами не ходили, как сейчас! Женщины тем более! Так еще и гребень! Кто гребнем пользуется? Тогда точно не видала.

— Артефакт завалялся, подумаешь.

— Я те к тому, что не надо быть таким уверенным в отношении неизвестного. А вот слыхал про группу лыжников приезжих в семьдесят третьем⁶?

— Вы про группу Дятлова⁷?

— Да какой Дятлов! — махнула рукой Елена — То раньше было, и не у нас! А я тебе про семьдесят третий год говорю! Десять человек пошли в Ловозерскую тундру до Кировска и сгинули!

— Аааа! Вспомнил! Да замерзли они просто-напросто.

— Не, не верю! Лыжники, и не знали, куда ползут? Там, видишь ли, тоже факты спорные были…

— В метель попали и согреться не смогли, не готовы были к таким жестким условиям, не учли многое. Вот и все. Всех же нашли потом. Подтвердили обморожение. В случае с Дятловым действительно необычные моменты есть, а с этими туристами… Все очевидно.

— Кому очевидно, а кому — нет! Наши говорят, что мерячение⁸ напало вдруг на всех участников. А Бог его знает, что тебе в таком состоянии сделается.

— Это все догадки. Дедушка говорил, что не раз был в тундре. Ничего ж ему не сделалось.

— Да, и Васька мой был. Так они-то знают, что к чему! И как откупиться от нечисти, и к кому обратиться! — Елена тотчас перекрестилась. — Вот и не заплутали пока, слава те Боже!

Колю забавляла эта искренняя суеверность. Но ему так нравилось слушать подобные байки, анализировать их. Только здесь, в небольшом селе посреди Ловозерской тундры, он мог прикоснуться к атмосфере мистицизма. Однако пройдет еще несколько десятков лет, и вся эта самобытность унесется к дальним болотам, оседая золотом на рогах диких оленей.

— Так, по-вашему, попавшие в те леса обречены на смерть?

— Ну почему? Коли заплутаешь в тундре, она тебя и выведет на свет Божий. Мне моя матушка говаривала, что для сотворения мира Бог взял оленя. Леса — это шкура оленья, реки и озера — его кровь, озерца поменьше — глаза, а сердце оленя было в землю закопано. Так вот, когда заблудишься в глуши, прислони ухо к земле. Если услышишь ритмичное биение — правильной дорогой идешь.

— А разве нет какого-нибудь доброго лесовичка-боровичка, который тебя спасет от упырей?

Елена рассмеялась:

— Такие разве что в сказках бывают! Как говорят: в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Так вот. Сунешь нос куда не надо — сгинешь. Иной раз, конечно, побродишь, попугаешься, но выберешься. Спасут тебя здесь силы небесные. Может, хозяйка горная тебя заприметит.

— Теть Лен, я ни одной молитвы не знаю.

— Ай, не научил тебя дед ничему! От сердца все идет. Искренне проси о помощи, как можешь. Небу все как на ладони видно: и страх твой, и слезы твои, и ложь, и намерения. А если подсобишь лесу, то он тебе тем же и ответит. А ты, что ли, в тундру собрался идти?

— Это я так… Чисто гипотетически.

— Заболтала я тебя! — воскликнула хозяйка, ставя на стол банку морошкового варенья. — Подожди мальца, накормлю наконец-то скоро.

Блины прилипали к старой чугунной сковородке, хорошо сдобренной подсолнечным маслом. Однако Елена очень ловко переворачивала их с помощью маленькой металлической лопатки. Вокруг становилось довольно душно, пространство наполнялось приятным запахом выпечки. Минут через десять Коля уже вовсю уплетал любимое лакомство вприкуску с сахарной северной ягодой.

Вдруг он почувствовал, как в его штанину, в районе щиколотки, впилось что-то острое. Он заглянул под стол и увидел молодую кошечку. Пара умоляющих зеленых глаз уставилась на жующего незнакомца. Послышалось жалобное мяуканье. Не нужно было быть знатоком языка братьев наших меньших, чтоб распознать протяжное «Даааааай!».

— Мусенька, не клянчи! — наказала хозяйка маленькой трехцветной кошке, подняв край клеенки, свисающий с обеденного стола.

Муся взглянула на Елену и убрала лапку от Колиной ноги, будто распознав смысл человеческих слов. Парень было потянул к ней свои жирные от масла пальцы, но она быстро скрылась где-то в другой комнате.

— Недавно к нам прибилась эта кошечка. Непонятно, откуда она взялась. Умненькая такая. И не убегает даже.

Издалека донеслись мужские голоса, открылась входная дверь в избу, половицы заскрипели от тяжелых шагов двух стариков.

— Я думаю, где Колька! А он тут брюхо набивает! — воскликнул Георгий, глядя на внука. — Так мы помогать сюда приехали или чаи гонять?

— Отступись! Дай ребенку поесть, тыщу лет его не видела! Сами справитесь! — заворчала Елена.

— Труд из обезьяны человека сделал! — не унимался дед. — Ему бы не мешало пальчики размять!

— Коленька мне уже дров наколол! Вона, иди, глянь, — махнула в сторону заднего двора женщина.

— Ну, Васька, у тебя тогда точно все олени в лес поубегают!

Георгий разразился веселым смехом, а Василий даже бровью не повел.

— Почему он всегда такой недовольный? — спросил однажды Коля у дедушки.

— Он разочарован нынешними ценностями, — вполне серьезно ответил тот.

Видимо, внук Георгия был лишним напоминанием об убеждениях консервативного пастуха. Но нельзя же ровнять всех под одну гребенку.

Вдруг снова раздалось протяжное мяуканье Муси. Теперь кошачий хвост обвивал замызганную грязью правую штанину Василия, до сих пор стоявшего в дверном проеме кухни. Животное усердно терлось о ноги своего хозяина, выпрашивая очередную порцию ласки. Грубые мужские руки подхватили небольшое пушистое тельце и прижали к сдавленной тяжестью широких плеч грудной клетке. Кошечка замурлыкала и посмотрела старику в глаза. Два зеленых блюдца маленькой «трактористки» раскрывались все шире и шире. И наконец она издала несколько «мяу» в стиле стаккато. Унылое лицо оленевода преобразилось, и он произнес, не отрывая взгляда от миниатюрной мордочки черно-рыжего окраса: «Все хорошо, милая, все хорошо».

— Ой, ты посмотри, любовь и голуби… — протянула Елена, наблюдая сию картину.

Василий подошел к обеденному столу и опустился на скрипучий деревянный стул, пару раз провел ладонью по шерстке дружелюбного питомца и опустил кошечку на пол. Та не спешила отходить от старика и гипнотизировала его пристальным взором.

— Особо не налегай, нам еще навес латать. Рогатые его хорошо обчесали, скоро рухнет, — сказал оленевод Георгию.

— Да я лепешки не шибко уважаю. Мне б чего посерьезнее! Но это потом, — ответил тот. — Колька, пойдем! Поможешь.

— Ухх! Не дают ребенку доесть! — заворчала Елена.

Дальнейшие героические потуги городского парнишки на строительном поприще не увенчались успехом. Все добрые намерения вылетели из его головы вместе с ударом молотка по пальцам где-то в трех с лишним метрах над землей (ну а кто еще на крышу полезет?). Оленям не было никакого дела до происходящего. Разве что совсем молоденькие вздрагивали от резких ударов инструментов. Туман уже давно рассеялся, и Коле открывалась удивительная панорама здешней природы. Теперь парень не мог воткнуть наушники и закрыть глаза, уперевшись затылком в сиденье, или запереться в комнате. Он чувствовал себя как маленький щенок, которого взяли за холку и подняли высоко в воздух. На, смотри на акварельные россыпи на холсте таинственной земли.

Глава 5. Вопросы веры

В течение всей последующей недели Коля практически не задавался вопросом о вариантах своего досуга в довольно скупом на развлечения поселении. Как ни странно, у него не было времени даже заикнуться о напавшей скуке или вспомнить о скором возвращении домой. Несколько отбитых молотком пальцев и замотанных пластырем ссадин — и вот тебе дедовское лекарство от раздумий о бренности бытия.

Коля перебирал запылившиеся книги на полках, но у него совсем не оставалось сил поддаться соблазну ускользнуть от нескладной реальности. У молодого парня возникало такое ощущение, что дедушка пытается наверстать упущенные в свое время моменты общения с внуком, когда тот предпочитал развешивать уши рядом с человеком, лучше всех знающим толк в красочных иллюзиях, нежели бегать с самодельной удочкой. Хотя и Георгий мог порой рассказать историю похлеще Андерсена.

Но именно спустя много беззаботных и довольно непредсказуемых лет Коля прекрасно понимал, что нужен своему старику здесь и сейчас. Будь это ремонт сарайки или пустая болтовня об ухе. Однако на неприспособленных к тяжелому труду руках уже не осталось живого места. Горящие от мозолей ладони не хотели держать шершавую обложку издательского продукта. А распухшая отразговоров а-ля «Записки охотника»⁹ голова искала покоя и тишины.

Периодические прогулки по окрестностям стали неотъемлемой частью всего этого житья-бытья. Несмотря на то, что один маршрут практически не отличался от другого, мозг довольно охотно открывал форточку для проветривания на этот выкраденный час.

И вот в очередной раз Коля быстрым шагом (и куда он спешил?) прогуливался по уже довольно хорошо изученным дорогам и тропинкам. Тот же мост, та же остановка, то же здание дома культуры — кстати, довольно интересное. Все то же самое. Немноголюдное пространство располагало к своеобразным сеансам рефлексии.

Парень уже собрался пройти мимо хорошо подвыпившего мужичка, как этот джентльмен пристал к молодому встречному со словами:

— Уважаемый, не найдется тридцати рублей на буханку хлеба?

Оба персонажа прекрасно понимали, зачем одному из них понадобилась мелочь. Однако Коля был не из тех, кто задумывается о возможной судьбе своих пожертвований. И все же он решил невозмутимо пройти мимо просящего на хлеб насущный.

— Ну, браток, дай сколько есть! — не унимался гражданин. — Не хочешь просто так, на, я тебе книгу продам! Хорошая книга, жизнеутверждающая!

Коля все-таки остановился, чтобы поглядеть, какие нынче литературные вкусы у любителей расслабиться. Лучше бы он шел дальше… Исполосованная выпирающими венами рука протянула в его сторону ярко-красное издание в мягком переплете. На мятой, местами рваной обложке сквозь какие-то бытовые помарки читалось: «Евангелие».

В этот момент парню стало и смешно, и грустно одновременно. Он питал уважение к абсолютно любой книге. Однако эта была потрепана временем и неизвестными пальцами очень знатно.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

— На вот, — протягивая попрошайке мелочь, сказал Коля. — А книгу себе оставь. Жизнеутверждающая же.

— А еще есть? — спросил мужик.

— Нет.

Парень отошел на несколько шагов и услышал тихое: «Жмотяра». Он обернулся, но незнакомец уже направился в противоположную сторону, кинув под осину ранее предлагаемый товар.

Коля ощутил, что эта встреча явно подпортила ему общее впечатление от прогулки. Он решил подобрать Евангелие и отнести деду — наверняка тот не одобрил бы подобного кощунства, да и сам Коля именно так расценил произошедшее.

— Откуда, говоришь, взял? — нахмурился Георгий, увидев у внука в руках красную книгу. — Эй, нам таких не надо тут. У Аннушки красивое есть. Достаточно. Отнеси в местный приход. Там точно должны взять. Только не выкидывай. От греха подальше.

— Может, ты все-таки отнесешь? — поморщившись, произнес Коля.

— А кто притащил? Ты и неси!

Старик смотрел на парня с удивлением. Как-никак Евангелие на улице найти еще уметь надо.

Тот, в свою очередь, поплелся к местной церквушке. На крайний случай положит книгу где-нибудь на лавке, а там пусть сами разбираются, что с ней делать.

Сельский храм представлял собой невзрачный серый кирпичный домик. Если бы не крест сверху — издалека не отличить от обычной жилой избушки, да и та побогаче смотрится. Ни в какое сравнение не идет с мурманскими.

Коля открыл деревянную калитку и подошел ко входу. Закрыто. «Так, нести обратно эту книгу я не собираюсь», — подумал он, безрезультатно дергая ручку двери.

— Эй, молодой человек, чего творишь? — раздалось за оградой.

Фигура в черном балахоне стремительно двигалась в сторону худощавого вандала, который явно немного растерялся.

Парень распознал в приближающемся мужчине отца Геронтия. Ну да, кто же, кроме него, мог расхаживать в таком виде.

— Ты мне двери-то не ломай! Видишь, закрыто. К шести приходи, тогда служба и начнется, — нахмурив брови, проворчал священник.

— Я только книгу хотел отдать. На улице нашел. Подумал, что нехорошо ей в траве валяться.

— Это ты хорошо придумал. Но почему бы тебе ее себе не оставить?

Коля решил не расстраивать отца Геронтия отсутствием какого-либо интереса к этому тексту и сказал:

— У меня уже дома такая есть.

— А ты кто таков будешь? Не видел тебя раньше.

— Я деда приехал проведать. Тут ненадолго. Так что? Возьмете? — желая поскорей смыться, произнес парень.

Однако его собеседник не собирался так просто отпускать потенциального прихожанина. Так сказать, неокрепшую душу.

— А сам-то читал?

— Нет, не читал.

— А ты прочитай, там много умных вещей написано. Глядишь, понравится.

— Простите, я не любитель подобной литературы. Как художественное произведение очень трудно написано.

— Не, брат, это не художественное произведение, это история.

— Ну, тут вопрос спорный. Книге, по общим данным, более тысячи лет. Много ли правды там осталось? И была ли она вообще? А историю пишут победители.

— Победитель в этой истории один — Христос. Этого ли не достаточно? По вере вашей да будет вам!

— Да я в общем-то и не против, — усмехнулся парень.

— Ничего, ничего… Все рано или поздно приходят к Нему. Через терновник горестей, а может, и через кристальную слезу счастья…

— Хорошо сказано… Но я все-таки пойду.

— Зайти не хочешь? Интересная беседа у нас намечается.

— Нет, спасибо. Меня дома ждут. Может, как-нибудь в другой раз!

— Ну, Господь с тобой! — и священник осенил крестным знамением стремительно уходящего строптивого собеседника.

Внутренний душевный покой Коли был явно нарушен. А все потому, что не каждый день приходилось встречать довольно упрямых оппонентов. Разве не становятся многие из нас безоружными в противоречивых вопросах веры? Почему? Возможно, потому, что мы все хотим во что-то верить и просто боимся сделать неправильный выбор. А может быть, защитники догм являются слишком грамотными ораторами?

— Ты веришь в Бога? — спросил за ужином Коля своего дедушку.

— Меня маменька крестила младенцем еще. Рассказывала, окунали меня в таз со святой водой в бабушкиной избе, орал как резаный. Прихода ловозерского уже к тому времени не стало. Говорят, добротная церковь-то была. Большая. Прихожане с соседних сел приезжали… А верю ли я в Бога? Ну, как тебе сказать… Верю, что приглядывают за нами. Верю, что по совести жить надо.

— Ты с бабушкой никогда не ходил в храм. Даже по праздникам большим.

— Не убивал, не крал, жене не изменял, зла никому не желал, а «спасибо» я хоть в лесу сказать могу. Служители ж говорят, что Господь вездесущий. А если тебе удобнее, вон, уголочек имеется. — Георгий указал на небольшой домашний иконостас. — Бабушка твоя за нас двоих в церквушке перед иконой плакала. А Галка пытается там хозяйничать время от времени. Противная баба. Сказывали, следит, как кто свечку поставил. Не понравится, как стоит, возьмет и уберет. Человек искренне, может, чего-то попросил, ждет, надеется. А она у него единственный символ молитвы отбирает на глазах.

— Мама какое-то время мне икону Божьей Матери на полку ставила. Говорила: «Для прибавления ума тебе. Хоть кто-то поможет». А я ее обратно отдавал. Больше не ставит.

— А ты бы мать не огорчал, пусть стояла б. Сама б потом заметила, что не помогает, — старик разразился добрым смехом.

— Молодец, пошутил, — с обидой в голосе ответил внук.

— Смех смехом, а такими вещами лучше не разбрасываться. Ко всему в этом мире надо проявлять уважение. Кроме упырей всяких, разумеется. А иконы, они ж тоже некую силу имеют. Коли силу эту предашь, она с тебя ответ спросит. Был у нас тут один… Икону пропил старинную. Большая такая была, красивая. Неизвестно, в каком веке смастеренная. Ну, и помер через неделю от цирроза печени. А потом выяснилось, что он сам у кого-то этот образ и спер.

Коля сразу же вспомнил мужика с Евангелием. Неужели недолго ему осталось?

Глава 6. Беглецы

Дни оленевода Василия обычно проходили весьма хлопотно: ревизия необходимых для хозяйства приспособ, кормушки, ну и, конечно, свистопляска с самими оленями. Животные были всегда у него ухоженные, а их красоте дивились многие.

Идею об открытии туристической фермы подкинул ему собственный сын, Игорь, убеждая отца в бешеной популярности этого направления среди современных горожан.

— Да к тебе со всей страны съезжаться будут, чтоб на животину поглядеть! — не сомневался в успехе предприятия молодой человек.

Василий поначалу подивился, насколько его отпрыск вовлечен в семейный промысел. Ибо раньше он особого интереса к нему не проявлял, пропадая где-то вдали от отчего дома с огромной глыбой гранита науки в рюкзаке за спиной.

— А что? Маманька с подружайками будет поделки мастерить, пимы¹⁰ шить, стряпню традиционную готовить, а ты все так же при оленях. Вежи с тобой смастерим для увеселения. И вуаля, готово!

Елена эту идею поддержала обеими руками. Она свое дело знала, да и на пенсии ей особо делать было нечего. А глава семейства упирался долго. Но подумал о том, что неплохо бы свое благополучие поправить. В мясника он превращаться не хотел, да и голов у него не так уж и много, чтоб на продажу рубить. К тому же понадеялся Василий, что сын его в связи с таким предприятием под родительским крылом останется, что ремесло семейное будет и дальше передаваться.

Все довольно хорошо начиналось. Необходимые сооружения были построены, и различные диковинные вещицы делались. Пожилая супруга оленевода даже раскрыла в себе талант экскурсовода. Она рассказывала посетителям фермы о традиционном быте коренного северного народа, его обычаях и легендах. Гости были в восторге от такого соприкосновения с природой и истоками.

Вырученные деньги шли на развитие имеющегося хозяйства, а также единственному отпрыску на решение квартирного вопроса (семью заводить как-никак пора бы). Кто ж знал, что любимое чадо решит обосноваться не в родных краях, а на чужбине.

— Помнишь Андрюху, однокашника моего? — зашел как-то разговор за поздним ужином. — Он давно уже в столицу перебрался, вот и меня зовет. Говорит, работенка хорошая имеется.

Мать за голову схватилась, а отец махнул лишнюю стопку, не закусывая.

— Да куда ж ты, родненький, поедешь совсем один? — запричитала Елена. — Мы тебе, что ли, чем не угодили?

— Вы здесь совсем ни при чем! — уверял Игорь. — У меня возможность появилась свои силы попробовать на крупном поприще.

— Лучше синица в руках, чем журавль в небе, сынок. Вон ты для нас чего придумал. Так можно и дальше ферму отстраивать!

— Это вам хоть какое-то развлечение будет! Не будете тут как дикари сидеть. Все необходимые бумаги я дистанционно могу заполнять и отправлять. Так что эта волокита вас не коснется.

— Нам и до этого неплохо жилось. Нас олень кормил, одевал и развлекал. Никаких денег не надо было! — сказал свое слово глава семейства. — Кому я это передам?

— Душа иного просит, батя. Мне уже лет сколько? Даже квартиры своей нет!

— Да и души у тебя не осталось, коли родителей пожилых бросаешь. Вот так вот просто. Да ты нам жизнью обязан! — рассердился Василий и вышел из избы.

В общем, все пришло к тому, что сел Игорь в самолет и улетел в Москву, не перекинувшись даже с отцом прощальными словами.

С того самого момента руки у Василия совсем опустились. Он был в совершенной растерянности и сам не свой от тоски. Елена же с надеждой на лучшее и с верой, что так и было предначертано свыше, продолжала оттачивать свое мастерство сказительства и рукоделия. Наблюдая образовавшийся в семье раскол, она считала своим долгом поддержать отпрыска в любых его начинаниях, ибо материнское сердце не выдержало бы слез собственного ребенка.

— Это все ты со своими «сюси-пуси». Совсем парня изнежила, — обвинял Василий Елену. — Не нужно было встревать, когда отец сына воспитывал.

— Да ты только о себе думаешь! Игорь сам прекрасно знает, что для него хорошо.

— Ага, потом не плачь, коли имя твое забудет!

— Он у нас не такой! — протестовала женщина.

— Такой, раз так просто улетел в свою Москву!

— У него руки золотые и голова светлая! Ему развиваться надо.

— Вот и развивался бы здесь.

Супруга ни в какую не могла переубедить Василия. Сердце его с каждым днем каменело все больше и больше, становясь как те валуны на северных сопках. Пастух уходил к своим оленям и проводил там практически весь день. Порой Елена замечала, как он с ними разговаривает и гладит их мохнатые головы. Однако некоторые рогатые наотрез отказывались находиться рядом с пастухом, уходя куда-нибудь подальше, лишь бы остаться в абсолютной тишине.

Уже хорошо налаженное предприятие приносило свои плоды. Ферма стала довольно популярным развлекательным местом даже для туристов из других регионов. Дороги назад, как говорится, не было. И понемногу Василий забывался в этих предпринимательских хлопотах. Но со временем он стал замечать, что некоторые олени наотрез отказываются есть. Они пугались восторженных визгов детей и многообразия незнакомых рук, которые настойчиво тянулись к их пушистым мордочкам. Один из них откровенно начал буянить, видимо, защищая свою территорию от наплыва чужаков. Василию ничего больше не оставалось, как отправить рогатого на покой.

Его давний друг Георгий, который не понимал, какого лешего Васька на старости лет решил в бизнесмены податься, изредка заезжал к нему.

— Говорят, у нас в тундре браконьеры двух оленей застрелили. Да притом в заповеднике, — рассказывал однажды Георгий.

— Ну, бывает и такое. Не впервой, — отмахнулся Василий. — Ловят, ловят, а поймать все никак не могут.

— Думаешь, мало желающих на халяву такого зверя взять?

— Ну так иди, охраняй, что я могу сказать, — съязвил престарелый оленевод. — Я тебе ничем не могу помочь.

— Не ворчи. А за своими лучше следи. Они у тебя уставшие больно.

Спустя неделю после этого разговора хозяин фермы поутру, как всегда, пошел кормить свое драгоценное стадо. Засыпал он им кормушку, стоит и смотрит. Не понял Василий поначалу, что не так. А потом дошло: двух голов не хватает. Побежал к жене:

— Ленка! Куда два быка делись? Ты слыхала ночью выстрелы или грохот какой? — запыхавшись, протараторил старик.

Та на него уставилась круглыми глазами и отвечает:

— Тихо было, никто даже не пикнул на улице. Я сплю чутко! Тебе, небось, померещилось! Иди пересчитай!

— Да говорю тебе, нет двоих!

Проверил ограду вокруг пастбища — нет прорехи. Сидел одну ночь, сидел другую. Все тихо.

— Ладно, леший с ними! — прихлебывая уху, бормотал старик. — Тут уже ничего не поделаешь.

Следующие две недели оленевод занимался укреплением ограды. Естественно, за такое короткое время толком ничего сделать не удалось. Но хоть что-то. Зверье суетилось, не нравилось ему, что хозяин с инструментами крутится. Ночные караулы никаких результатов не приносили. Только старик решил бросить партизанить — наутро не досчитался еще одного быка.

Поехали они с Георгием дезертиров искать по окрестностям. Даже в совхоз заезжали. Животных и след простыл.

— Видал, тут неподалеку дикие шляются. Давно они так около человеческих поселений в открытую не маячили, — отвечал сторож совхоза на вопросы о беглецах. — Вчера такая луна огромная была, что мне даже показалось, будто у одного рога ее свет отражают…

— Креститься надо! — ответил Василий.

— Серьезно тебе говорю! Крупные такие рога с кучей отростков и будто светятся. Кстати, такие какую угодно ограду прошибут. А домашние олени с дикими хорошо ладят и в компании не пропадут.

— Сетка целая, никто ее не ломал.

— А может, Он калитки открывает, — наигранным шепотом произнес сторож.

— Кто Он?

— Прародитель саамский, кто.

— Хорош заливать. Коли разговор такой пошел, ваши в первую очередь бы свалили.

— У нас система замков посложнее! Человек, и тот не сразу откроет. Если Он к нам полезет, мы его сразу и изловим, — разразился смехом мужик.

Через некоторое время после этого разговора и с территории совхоза один олень смылся. Мужик на вахте в это время спал мирным сном младенца с полной уверенностью в надежности замков. Несмотря на многочисленность стада, даже там заметили пропажу одной головы. Спросили за это с охранника, который опять затянул песню о светящихся рогах. На вопрос руководства, что тот употреблял, мужик ошалело мотал головой, утверждая, что настают трудные времена. И он не ошибся. У него действительно настали трудные безработные времена.

Елена приняла эту историю, рассказанную мужем, за чистую монету.

— Это что ж творится, Васька? Закрывать надо ферму! Чуют олени неладное! Коли все уйдут, с голоду помрем!

— С голоду мы точно не помрем, а вот животных найти надо! Глаза заливал себе стабильно мужик на вахте, вот и померещилось ему! — возражал Василий.

— Я считаю, правду говорит! Хватит, натерпелось зверье! В совхозе головы в навоз летят, здесь чуть ли не плясать заставляют. А вам все мало! — протестовал Георгий.

— Сам в совхозе работал, а тут переобулся! — завелся оленевод.

— Я электриком работал, а не палачом.

— Узнаем, в чем дело. В случае чего и договориться можно.

— Тут не просто договариваться, а заплатить придется. И как бы этой платой не стала твоя голова!

— Господи, помилуй! Герочка! Такие вещи говоришь! — воскликнула Елена, спешно перекрестившись.

Этот разговор так и остался остывать под вечерней лампой пастушьей избы. Но мысль о визите загадочного гостя не покидала головы причастных. Василий оставался тверд в своем намерении найти пропавших быков, даже ферму временно прикрыл для посещения. Но он надеялся отправиться в путь не один, а вместе с Георгием. Что они ожидали в Ловозерской тундре увидеть? Что хотели узнать? Может, смотритель самого таинственного места на Кольском полуострове ответил бы им на вопрос о причине бегства животных? Толком они и сами не знали.

Но когда к Григорию приехал внучок, пастух воспринял его как препятствие на пути к решению серьезной проблемы. Не хотел он втягивать в столь деликатное предприятие неразумного щегла. Да и случись что… Крику будет! Сердце старого оленевода было наполнено обидой и разочарованием, и его обладатель был готов на все. Как можно было назвать его поступок? Отчаянным? Да, это определение было самым подходящим.

Глава 7. Кто виноват?

На следующее утро после визита нежданных гостей Василий сидел на скамейке подле своей избы, ухватившись обеими руками за голову, и бормотал: «Вот накаркал, вот накаркал…».

В этом состоянии его и застала супруга.

— Васька, ты че? Плохо тебе, что ли, Васька?

— Ой, беда, Ленка… Ой, беда… — продолжал бормотать старик, медленно покачиваясь словно умалишенный.

— Да что стряслось, говори уже! — толкнула его Елена.

— Мяндаш наш в тундру ушел… И компанию с собой прихватил… Все уйдут, Ленка. Никого не станет.

Пожилая женщина присела рядом с мужем, опустив отяжелевшую голову. Только сейчас до нее начала доходить вся серьезность произошедшего. Еще чуть-чуть, и семейная пара останется без кормильцев. Иной жизни они представить не могли. Хоть завали их синюшными куриными тушками из супермаркета — ни к одной не притронулись бы. Привези кучу импортных шмоток — и того не надо.

— Говаривала мне маманька, что придет время, когда олени покинут свой народ и исчезнет вся лопь с земли тундровой… Но никак я не думала, что виновна в том буду, — после нескольких минут молчания тихо, почти шепотом, произнесла Елена.

Старик молчал. Он не был согласен со своей супругой, ибо только сейчас до него дошла истинная суть происходящего.

— Здесь лишь моя вина, — произнес Василий и ушел в избу.

На протяжении всего дня старик метался то по дому, то по сараю, собирая необходимое снаряжение для намеченной вылазки в тундру.

— Тебе нельзя идти одному! — суетилась вокруг него жена.

— Ёгора я с собой не возьму. С ним его мальчишка увяжется, всем ловозерским упырям на радость! И не говори ему ничего, пока я не вернусь. Поняла?

— Пешком, что ли, попрешься?

— Там три дня пути всего. Все, что нужно, у меня имеется. И палатку поставлю, и озеро переплыву, и брод пройду. Не впервой. Через Ловозеро переправлюсь, а там через заказник до Могильного острова¹¹ доберусь.

— Зачем тебе до Шаманьего острова идти? Сдурел, что ли? Не вздумай! — закричала женщина. — Не пущу никуда тебя! Ты и на метр к нему не подплывешь!

Елена разрыдалась и упала на стул. Отпустить мужа по намеченному им пути — значило похоронить пустой гроб на местном кладбище. С каждым последующим всхлипом ее сердце все сильнее и сильнее рвалось от предчувствия утраты.

— Да как же я одна останусь? — рыдала она. — Тебе что, какие-то олени дороже меня?

Василий с минуту глядел на жену растерянным взглядом. Никогда еще он не заставлял свою женщину так убиваться в слезах. Старик понимал, что должен попытаться вернуть своих оленей, но самое главное — узнать, как предотвратить надвигающуюся беду. Он чувствовал, что так просто не попадется в лапы какой-нибудь ведьмы или лешего и может рассчитывать на помощь шамана Оци, который там обитал. Василий опустился на колени перед Еленой и сказал:

— Только Оця поможет нам все сохранить, ибо человек тут уже ничего не поделает. Я уже бывал с отцом на этом острове. Помнишь, Игореныш наш больным родился? Говорили, и до двух годков не протянет. Плюнули на нас все. Мы тогда с папашей-то и направились к Оце за помощью. Прости меня, Ленка.

— Васька! Да что ты такое говоришь! Неужели ты за жизнь ребенка кому-то кроме Господа обязан? — глаза женщины расширились от ужаса.

— Он жив зато остался и здоров! Иначе было никак, Ленушка! Но я знал, что ты не позволишь, вот и слова тебе не сказал.

— Что ты, Васька, наделал… Получается, пришел черед расплачиваться! — громче зарыдала Елена.

— Ленушка, Оця поможет, не переживай!

— Дурак ты, Васька! До сих пор ничего не смыслишь! Да им душа твоя нужна, а не олени!

— Мое время еще не пришло! Меня никто не тронет. И оленей я верну. А там потолкуем.

Больше она не сказала мужу ровным счетом ничего. Весь оставшийся вечер она молча бродила по дому да около, посматривая на друга сердца своего. Да вот друг ли он теперь? Ни теплого прощания, ни напутственных слов, ни иконки за пазухой. Васька лишь молча поцеловал супругу в лоб напоследок.

Муся тем временем громко мяукала и терлась о ноги любимого хозяина. Она впивалась в его штанину острыми когтями в надежде обратить на себя внимание. Когда тот садился на стул, кошечка нагло запрыгивала старику на колени и заглядывала ему прямо в глаза. Порой ее голос переходил на вой. Будто она пыталась остановить Василия.

Супруга все это время оставалась непреклонна. Матушка говаривала Елене, что вмешиваться в промысел Божий нельзя. Так всегда она и делала. И посчитала жизнь единственного сына наградой за свое смирение. Как же она ошибалась. Но и теперь посчитала верным не вмешиваться.

Глава 8. Один посреди промозглой тундры

Василий шел по земле, которая была холодна к чувствам отчаянного путника. Она бросала к его тяжелым от веса болотных сапог ногам камни, которые делали тропу еще более трудной для прохождения. Ветер, дувший с озерных далей, усердно пытался повернуть старика в другом направлении, однако увесистый рюкзак на плечах ни под каким предлогом не позволял этого сделать. Да как вообще можно было столько с собой набрать? Как его одряхлевшие мышцы согласились на такое? Пролетающий над головой старика ворон издал звук, похожий на смех.

Он дошел до Ловозера¹² и остановился. Огляделся по сторонам. То тут, то там копошились местные рыбаки, мелькая между стройными карликовыми деревцами. Вода тихонько поглаживала край суши, будто жалея этот уставший от тяжести навалившихся на него валунов берег, а лес накрыл его мягким одеялом бледного лишайника. Отсюда озеро казалось таким огромным, что старый оленевод на секунду усомнился в своих намерениях направляться дальше. Простор, пустой и необъятный, прятал за собой желанную цель, нашептывая: «Останься здесь».

Василий приметил неподалеку пару любителей порыбачить, подготавливающих свою моторную лодку к старту.

— Мужики, подкиньте до Собачьей Губы. Сам не догребу руками даже до вечера.

— А чего не подготовился-то? — посмеялись те. — Ты нас за дураков не держи, на халяву не повезем.

Старик протянул говорившему синюю купюру.

— Вот это уже разговор. А ты, поди, на Сейдозеро собрался? Не браконьерить ли?

— Если бы я туда браконьерить пошел, то неужто я перед вами сейчас бы здесь стоял?

— То-то и оно. Через минут десять отчалим.

Рыбаки аккуратно подготовили свои снасти и погрузили их на свое скромное судно. Довольные, что сумели урвать уже некую добычу на берегу, они бодро готовились к выходу. И вот Василий уже снял с плеч непривычную ношу, положил рюкзак в лодку и прибавил тем, наверное, не один десяток килограмм к общему грузу.

— На туриста ты не особо похож… Порыбачить-то и здесь можно! А там и на воду не сойдешь. Заказник же как-никак, — один из товарищей явно любил поболтать.

— Места там живописней! Душа на старости лет зрелища просит, — без промедления ответил оленевод так убедительно, что Станиславский бы точно отказался от своих легендарных слов «Не верю!».

— Смотри, не помри от такой красоты! — с недоверием произнес владелец транспорта.

Весь дальнейший путь шли молча: рев мотора спасал Василия от лишних вопросов. Нос довольно цивильной лодки прорезал холодную воду, расщепляя ее непокорность на тысячи брызг, летящих подальше от нарушителей озерного покоя. Яркое, но уже скупое на тепло солнце слепило глаза и пыталось из последних сил согреть путников. Каменистые возвышенности следили за ними, пытаясь разгадать истинную цель их визита.

Прошло достаточно времени, возможно, около полутора часов, прежде чем путники достигли точки назначения. Старик шагнул прямо в воду, немного не дотянувшись до берега. Лодка под ним качнулась, и, чтобы не потерять равновесие, он уперся в ее мокрый борт. Что-то противно щелкнуло в пояснице. Закинув на плечи ставший ненавистным рюкзак (как было хорошо без него!), Василий поглядел на рыбаков, наблюдавших все это время за неторопливыми движениями любителя прекрасного, и проорал сквозь рычание лодки:

— Спасибо, мужики! Ни хвоста, ни чешуи!

Те лишь молча махнули ему в ответ.

Старику предстояло перейти мыс Кесьнерк до реки Сейдъяврйок. Уже на этом этапе неведомая сила пытается запутать неопытного туриста, пользующегося навигатором: электронный дурила прямиком наведет его любопытный нос на тропу вдоль линии электропередач (крайне непредсказуемое и не оставляющее шансов препятствие). Василий и знать не знал про все эти «плоды прогресса», поэтому направился вдоль правого берега журчащего водоема, куда нога современного туриста ступала крайне неохотно.

Почему он вообще не пошел до левого берега Сейдъяврйока по комфортабельным деревянным мосткам, специально сооруженным в пределах заповедника для его немолодых ног? Простота и легкость!

Старик помнил те времена, когда такого понятия, как «Заказник Сейдъявврь», не существовало и в помине. Никаких настилов, табличек. Только икона Божьей Матери и котелок энтузиазма. Сейчас же тебя чуть ли не на руках готовы донести до самого «священного» озера. Эх, всю романтику уничтожили.

Наш путник выбрал путь наибольшего сопротивления. Погода ему благоволила, и он с особой готовностью преодолевал родимые болота, чавкая пудовыми сапогами. Старик скрипел своими тугими суставами до тех пор, пока не почувствовал, что пора бы и остановиться. Василий приземлился прямо в заросли черники. Он поймал взглядом несколько довольно крупных ягод, что было весьма странно в такое время. «Небось, зима шибко морозной будет», — промелькнуло у старика в голове.

Он достал из своего рюкзака — будь он неладен — краюху черного хлеба и кусок оленины. Ну и куда же без термосочка с крепким чайком. Одним святым духом сыт не будешь. Старик старался есть понемногу, чтобы его совсем не разморило от резкого повышения сахара в крови. Дойти хотя бы до ближнего берега Сейдозера необходимо было до темноты. Однако его сердце не прекращало судорожно колотиться. И дело, скорее, даже не в препятствиях на маршруте, а в ощущении полной непредсказуемости того, что могло произойти. Одинокая душа посреди северного леса совершенно не знала, чего ожидать от него. Василию бы обвеситься чем-нибудь или куртку наизнанку надеть, что ли… Но пока ничего не предвещало бурных событий. В любом случае старик был уверен, что бояться ничего нельзя, ибо это «нечто» тебя быстро найдет.

Он поцеживал уже поостывший напиток и вспоминал Елену. На минуту ему стало стыдно за проявленное бесчувствие. Как говорится, изменись сам, и изменится мир вокруг. Но огрубевший оленевод хотел сначала изменить весь мир. Вмешаться в меняющиеся реалии. Он уже вмешался в них десятки лет назад.

В глубине души Василий хотел затеряться в этой тундре, чтобы о нем вспомнили. Вспомнили родные и близкие, поплакали о нем. А ему недостаточно слез слабеющей супруги?

Путник сам не заметил того, как заснул прямо на холодной земле, увлеченный мыслями о родном доме. А ведь по выбранному им утомительному маршруту ему предстояло идти еще как минимум шесть часов. Ближе к восьми вечера начнут опускаться сумерки, а там как Бог даст…

Усталость рук отдавала ломотой в плечевых суставах от довольно интенсивной гребли к Могильному острову. Василий оставил свои вещи на берегу Сейдозера, надежно спрятав их под завалами хвои: в логове шамана они ему не пригодятся. Пройденное расстояние с трудом далось старику, и он был бы рад уже напрочь забыть о тяжелой ноше.

Он рассекал тихую чистую воду, стараясь не поднимать лишнего шума. Свет приветливого дня был оберегом от возможной неудачи. Немного поразмыслив, Василий кинул за борт своего надувного судна пару больших пуговиц. Ему предстояло проплыть совсем немного, но сколько бы он ни старался, таинственный берег не становился ближе. Грести становилось все трудней, будто кто-то держал лодку сзади и не давал ей двинуться с места.

Но это была всего лишь постепенно наваливающаяся усталость. Престарелому оленеводу хотелось уснуть, не доплывая до пункта назначения. Остров становился ближе, а вода оставалась по-прежнему невозмутимо чистой. Передвигаться Василию необходимо было оперативно, чтобы его не засекли местные егеря и не сдали как браконьера соответствующим лицам. Ну а кто он, если не нарушитель правопорядка?

Впереди показались невысокие, но беспросветные заросли горбатых лиственных деревьев. Лысеющие лапы хвойных собратьев заботливо накрывали их, защищая от грубого ветра.

Достигнув берега, Василий оставил свой транспорт и направился дальше, в чащу. Мысленно вознося благодарность небесным силам за их благоволение, он перешагивал буреломы, ступал на скользкие от сырости валуны и чавкал по мелким болотцам. Старик четко знал, куда ему следует идти. Вскоре он увидел небольшую вежу, покрытую дерном. Подумав с минуту и собравшись с духом, он отворил деревянную дверь. Перед ним было довольно большое помещение, оно оказалось намного просторнее, чем виделось снаружи.

Посреди вежи горел огромный очаг, рядом с которым сидел сгорбившийся человек. Он был одет во что-то вроде тулупа из оленьей шкуры мехом внутрь, его голова, покрытая плотно прилегающим капюшоном, тяжелым грузом свисала к широкой груди. Василий не мог видеть лица хозяина жилища, но по рукам со сморщенной грубой кожей понял, что нашел того, кого искал. Напротив шамана лежала огромная мохнатая черно-белая собака. Довольно неряшливое животное не обратило абсолютно никакого внимания на вошедшего незнакомца, отражая полное спокойствие своего хозяина.

Путник растерялся от такого безразличия к своей персоне и поначалу даже не понял, жив ли его давний знакомый. Но вдруг Оця заговорил:

— Ты не получишь здесь того, за чем идешь.

— Но ты меня даже не выслушал… — горло Василия сдавило, отчего его голос перетек в шепот.

— Ты хочешь от Леса слишком многого. Ты просишь, а взамен тебе предложить нечего, — пробасил нойд¹³.

— Проси что угодно, но мне нужно…

— Нужно, нужно… — перебил его шаман. — Думали ли люди, что нужно Лесу? Ты не вернешь своих оленей, если хочешь уйти отсюда живым.

Оця резко повернулся к своему собеседнику. Его глаза сверкнули серебряным светом, а обветрившиеся губы раскрылись в истошном крике:

— Проснись и встань с сырой земли! Расплатись за свой должок, и тогда Лес услышит следующий вопрос!

Старый оленевод в испуге открыл глаза и с ужасом осознал, что проспал драгоценные минуты, а может, и часы. Как ошпаренный, он вскочил на ноги. Его спина насквозь промокла. Василий упорно не хотел допускать мысли, что он уже встретился с тем, ради кого предпринял этот поход. Нет, этого просто не могло быть. Он даже не дошел до ближнего берега Сейдозера. Однако с его стороны было опрометчиво верить в тот факт, что он до сих пор один в этой беспощадной к слабому духу тундре.

Через два часа пути старик достиг залива Цетчецаб, но впереди был еще долгий путь. Здесь он вдруг понадеялся встретить туристов, чтобы точно убедиться в том, что дальше идти относительно безопасно. Но вокруг не было ни души, хотя неподалеку пролегал довольно популярный пеший маршрут.

Василий направился к устью ручья Чивруай. По скромным подсчетам, ему понадобится около пяти часов, чтобы добраться туда. Он заметил, что небо над головой становится хмурым, вот-вот намеревались упасть первые капли пресных слез. Но не стоило обращать на это особо пристального внимания, ведь северная погода так непостоянна в своем настроении.

Путник не рисковал вновь остановиться для отдыха, твердо решив, что расслабится лишь перед самими таинственными водами. Мысли в его голове были весьма спутанными, их кидало из стороны в сторону — от родного дома к бродящим по тундре оленям. Наконец, они достигли его сердечной червоточины: а что, если сын не приедет его искать даже в случае неблагоприятного исхода? Стоп. Почему Василий допускал возможность неудачи, ведь раньше он был так уверен в своем опыте и природном чутье? С каждым шагом его уверенность все больше утопала в скользких болотах. Старик встряхнул головой. Что происходит? Он ведь никогда не был склонен к рефлексии.

Уже больше двух часов природа гипнотизировала оленевода своей красотой. Порой у него перед глазами все плыло, и он понимал, что не был готов к такому путешествию. Все-таки в его сердце было недостаточно самоотверженности для диалога с власть имущими. Как-никак он хотел улизнуть от расплаты.

Стоп. Неужели старик шел по кругу? Он уже был на этом черничном поле. Не мешало бы Василию сосредоточиться на дороге, а не заниматься самокопанием. Мимо пролетел ворон, хохоча над его умением ориентироваться на местности. Нет, наверняка, это был просто очередной похожий холмик. Старик сорвал несколько сочных ягод и одним махом закинул их себе в рот.

Его голова снова закружилась, и он решил ненадолго присесть. Вдруг ему показалось, что вдалеке пробежал олень. Да не дикий олень, а его собственный. Некрупный, с красивыми ветвистыми рогами, с ободом на шее. Точно. На нем болтался связанный некогда Еленой узорчатый ошейник. Василий резко подскочил, но его вестибулярный аппарат попытался отлучить его от этой неподходящей идеи. Однако пастушья радость оказалась сильнее. Путник был уверен в том, что сейчас наткнется на целое стадо беглецов. Эти животные никогда бы не покинули друг друга.

Забыв про Сейдозеро и про шамана Оцю, старик рванул в том направлении, куда сиганул зверь. Пока его совсем не волновало то, как он доведет оленей обратно к пастбищу — а ведь его могли принять за браконьера. Василий бежал, спотыкаясь о камни, дальше в тундру. А вдруг сейчас он встретит самого Мяндаша?

Однако знакомого оленя и след простыл. Наивный человек понадеялся, что он наравне с лесным животным покорит себе эти просторы. Старик мотал головой из стороны в сторону, но не мог снова поймать взглядом исчезнувший силуэт. Тогда он быстро зашагал в том же направлении.

Сколько он так шел? Приблизительно с час. Он пересекал буреломы, уже понимая, что олень бы явно сюда не зашел. Схватившись за виски, он опустился на поваленную сосну. «Ой, дурак. Какой же ты дурак!» — сокрушался путник. Он сам себя завел в неизвестную чащу. А где залив, где озеро? Совсем далеко. До него еще идти и идти.

Василий снял с плеч рюкзак. Стянул с себя куртку и, вывернув ее наизнанку, надел обратно. Левый сапог надел на правую ногу, а правый — на левую (крайне неудобный и непрактичный трюк). Вытащил из поклажи кусок оленины и краюху хлеба, отрезал по части от имеющегося и положил заготовку под кривую березу. Встал и пошел дальше.

Старик пересекал незнакомые заросли папоротника, испытывая нарастающий дискомфорт в районе пяток. Кровь пульсировала в горящих пальцах рук. Каким-то образом он снова оказался у истока Сейдъявриока — ну, хотя бы все вернулось на круги своя, и то хорошо. Тропы от залива Цетчецаб были уже хожены не одним десятком любопытных гостей. Василий направился в обход водоема, по дороге вдоль ручья Чивруай. Теперь он точно не должен был сойти с дороги.

Уже через несколько часов на холодную северную землю стали опускаться сумерки. «Как так? У меня есть как минимум три часа в запасе!» — в ужасе произнес пожилой оленевод, глядя на часы. Действительно, стрелка механизма указывала на половину пятого вечера. Но секундная стрелка перестала отсчитывать драгоценные моменты.

Василий остановился в задумчивости: стоило ли ему продвигаться дальше или разбить лагерь у ручья? Он выбрал второе и какое-то время искал подходящее место для отдыха. Его привлек неожиданный треск сухих ветвей неподалеку. Старик оглянулся в надежде увидеть хоть одну живую душу. Но поблизости никого не было. «Послышалось», — подумал Василий.

Он прошел еще пару метров и наткнулся на хорошенькую небольшую полянку, которая как нельзя лучше подходила для ночлега. Оленевод хотел было бросить свой рюкзак на заросли вороники, как вдруг услышал громкое «Помогите». Скрипучий голос, непонятно, какому полу принадлежащий, разрезал тишину, которая в сумерках убаюкивала перед сном замерзающую тундру. Истошные крики заставили Василия побросать все свои вещи на землю и побежать на отчаянный зов. Надетые наоборот тяжеленные болотные сапоги норовили прикончить своего хозяина, сделав его жертвой неудачного падения.

Старик добрался до источника воплей о помощи. Перед собой он увидел погрязшую по грудь в болоте тучную женщину. В панике она безуспешно пыталась схватиться за хрупкие заросли и продолжала орать. Не медля ни минуты, Василий кое-как отодрал от уже ссыхающейся осины длинный сук и протянул утопающей. Убедившись, что его ноги уверенно стоят на твердом грунте, он начал медленно тянуть спасательную ветку на себя. Однако его обувь скользнула по сырому дерну, и старик приложился лопатками прямиком к земле, после чего с его языка сорвалась нецензурная скороговорка. В этот момент женщина перестала кричать. Казалось, ее даже позабавила развернувшаяся картина. Через пару секунд молчания она простонала:

— Не убился ли? Вставай! Давай, еще раз тяни! Я ног не чувствую от холода!

Василий медленно поднялся и вновь ухватился за сук. Теперь он уперся сапогом о камень и еще медленнее потянул увесистую даму на так называемый берег. Та, в свою очередь, пыталась перебросить свои обессилевшие конечности на сушу. Ее правая рука (левой она держалась за ветку) порой проваливалась в болото, продавливая мягкую поверхность. В таких попытках оба путника провозились минут двадцать. Раздраженный неуклюжестью и несообразительностью утопающей, спаситель выкрикивал в ее сторону четкие указания вперемешку с бранью. Наконец, насквозь промокшая женщина валялась на твердой поверхности, запыхавшаяся от выполненных телодвижений и пережитого испуга.

— Тебя разве не учили, как местность изучать надо? Где остальные? Почему одна? — обрушился с вопросами на путницу ее герой-спаситель.

— Помощь нужна! Муж ногу сломал в буреломах, я его не дотащу! У озера связь не ловит, вот я и искала, откуда людей вызвать можно! — стонала хриплым голосом, сотрясаясь от холода, спасенная.

Василий оглядел незнакомку и отметил ее довольно странный вид. На ее глаза сползала черная мужская шапка, на тело был натянут серый, немного не по размеру, свитер с горлом, рукава которого свисали под тяжестью стекающей воды, на синтетических брюках виднелись дыры в районе коленок, на одну ногу был надет черный кроссовок с серыми полосами, на другую — темно-синий. Создавалось такое впечатление, что дама и сама не ожидала, что окажется посреди тайги. Ну кто ходит в такие места в кроссовках?

— Дорогу помнишь обратно? Сухая одежда имеется? — допрашивал ее старик.

— Помню дорогу! Одежда, еда — все там. Тут идти недолго.

— Идем тогда быстрее. Уже стемнело. Мужик твой там со страху сейчас помрет. Погодь, мне свои вещи забрать надо.

Его стоянка находилась неподалеку от места происшествия, поэтому он быстро нашел свою поклажу.

— Хоть бы спасибо сказала! — буркнул Василий.

— Спаси… — ее речь прервал смачный чих. — Низкий тебе поклон, в общем.

— Жива, и ладно. Бегом к озеру, а то снова не дойдешь!

Оленевод хотел было предложить незнакомке свою куртку взамен намокшего свитера, но, присмотревшись, понял, что она точно ее не натянет.

Его спутница шла довольно бодро, несмотря на случившееся. Вода стекала по ее одежде, а обувь издавала характерное чавканье. Однако это ее ничуть не смущало. Отекшее лицо женщины было абсолютно каменным. Она не спешила заводить разговор со своим спасителем.

— Я смотрю, вы не особо знакомы с этими местами. Чего одни сюда шляетесь? — недовольно спросил старик.

— Мы здесь однажды уже были с тургруппой. В этот раз леший нас попутал вернуться. Места-то вон какие! Красотища! А гид тогда болтал слишком много, шуму навел такого, что в ушах всю ночь звенело! Так из-за него так же в болото зашли.

— Ой, не говори! Эти балаболы понаедут непонятно откуда, деньги высосут, а сами-то толком ничего не знают!

— Так вот. В этот раз мужу моему сапоги натерли, споткнулся и прямо об камень стукнулся. На себе ж я его не потащу!

После некоторого молчания незнакомка хихикнула и произнесла:

— Ты свою обувь обратно надень, все равно это никак не поможет, а только покалечит.

Василию на минуту стало неловко за свою суеверность. Но, будучи почти уверенным в том, что его трюк помог ему выбраться иззаколдованного круга, не стал ничего менять.

— У самой ноги разные! — в свою защиту буркнул старик.

— Ой, так быстро собирались, что я и не заметила, как разноцветную обувку схватила! У меня таких полным-полно! Не мудрено ошибиться.

Впереди уже мало что можно было увидеть. Конечно же, опытный турист предпочел бы дождаться рассвета. А такие, как Василий, вообще считали подобные приключения опасными для жизни. Но не мог он бросить женщину одну посреди темного леса. Спутница уверенно и молча шла вперед, несмотря на кромешную тьму. Оно и понятно: ее вторая половинка валялась где-то посреди зарослей, мучаясь от боли. Дрожь в теле ее отпустила. Старик освещал тропу внушительных размеров фонариком.

— Как хоть тебя звать? — решил после долгого пути спросить оленевод.

— Как хочешь — так и зови, — протараторила незнакомка в ответ.

— Как так? — опешил спутник.

— Хватит болтать!

Василий уже совсем не различал, куда они идут, где они находятся. Лишь луна помогала определить границу между небом и землей. Грубый ответ женщины совсем ему не понравился, но он списал это на перенесенный стресс. В свете фонаря показалась большая темно-зеленая палатка. Старик признал в ней солдатскую палатку времен Великой Отечественной войны, весьма изношенную. Пока оленевод пытался разглядеть предмет получше, спутница уже схватила его за запястье, вынув из ладони фонарик, и потащила внутрь.

В нос Василию ударил запах сырости и плесени. В палатке было довольно тепло. Однако по ощущениям старик оказался в помещении намного просторнее обычной армейской палатки. Плотная темень не давала и без того плохо зрячему глазу различить что-либо вокруг.

— Эй! Баба, ты где?! — растерянно заорал путник. — Ты чего творишь?

— Тут я, Васька, тут… — прошипела та в ответ.

Что-то упало. Старик судорожно начал бить по карманам в поисках спичек, чтобы хоть на пару секунд посмотреть, где он очутился. Он чувствовал, как кто-то ходит вокруг него и тяжело дышит. Через минуту в руках у Василия вспыхнул маленький огонечек. Он успел разглядеть, что находится в каком-то сарае, а вовсе не в палатке. Вокруг царил полнейший беспорядок: везде валялись старая обувь и разноцветная одежка, удочки, спиннинги, рваные резиновые лодки, походные рюкзаки и много подобной всячины. Под невысоким потолком развешаны рыболовные сети.

— Где ты, зараза?! — в полной растерянности кричал Василий.

— Хватит орать, Васька! — громко прошептал голос. — А то придушу!

Старик снова осветил комнату слабеньким огоньком. На этот раз он заметил, как мимо него промелькнуло горбатое нагое существо серо-зеленого цвета.

— Хватит играться, иначе ноги перегрызу! — бегая по комнате, причитало чудовище.

Василий заметил в углу свой походный фонарь. Свет от спички погас, и он вслепую ринулся в том направлении. Нажав на кнопку включения, он отчетливее узрел весь разведенный в помещении бардак. Но через пару секунд на старика надвинулось сморщенное толстое существо и выбило из его руки источник света. Однако фонарь продолжал гореть где-то на противоположной стороне сарая, направляя свою энергию не совсем туда, куда было нужно.

Но и этого слабого освещения было достаточно, чтобы понять одну печальную истину: женщины, спасенной Василием, в комнате не оказалось. Только два черных блюдца огромных глаз пялились на пойманную жертву. Они принадлежали жуткому существу. Нечто внешне напоминало то ли жабу, то ли слизняка, то ли паука. У старика перехватило дыхание, и его кровь начала судорожно биться в виски, будто дятел.

— Ну что, спасли тебя твои сапоги? — рассмеялась жаба.

У Василия пропал дар речи. Много сказаний было передано из уст в уста, много слов произнесено за сотни лет. Но когда своими глазами видишь такое, душа замирает. Она не верит, она плачет.

— Да полно тебе! Такой, как ты, удивляться ничему не должен.

— Ты что за тварь такая? — прошептал пленник.

— Фу, грубиян. Руки у тебя пока не связаны, ходить можешь, говорить можешь. Так изволь повежливее быть! — пробубнило существо, приближаясь к Василию.

Старик сполз по стене и сжался от ужаса.

— Ты зачем к Оце пошел? А ну, говори!

Тот не мог издать ни звука. Тогда чудовище наклонилось ближе к своей жертве и укусило ее за ухо.

Старик схватился за укушенное место и закричал от боли.

— Олени с фермы слиняли! Оленей найти надо!

Существо тихо захихикало:

— Один точно не добежал. Вон, рога и копыта остались, — и указало на валяющиеся в противоположной стороне объедки.

— Так это твоих рук дело? — набравшись смелости, произнес путник.

— Я скот не ворую. Зато за тобой и за женушкой твоей давно приглядываю… Даже не пришлось руки марать — сам пришел!

— Что тебе нужно?

— Должок за тобою имеется, Васька, — шипела жаба. — А отдавать его ты, я как погляжу, не собирался. И поперся ты на Могильный остров не только за зверьем, а за отсрочкой! Думаешь, тебе просто так подарки делать будут? Ты думаешь, давний договор — это филькина грамота?

— Я тебе ничего не должен.

— Мне — нет. Ты самой Смерти-матушке задолжал. Это ж какой-то там пастух душу младенца из царства мертвых свистнул и сухим из воды вышел!

— Мое время еще не пришло! Зачем тогда оленей у меня уводить?

Чудище засмеялось громче:

— Ты думаешь, это Владычица у тебя рогатых уводит? На кой ей это нужно? Ей душа твоя нужна, а не животное мясо. Олени сами отреклись от людей. Я, признаться честно, не знаю, чем вы Мяндашу насолили. Но, поговаривают, скоро совсем с голоду все помрете. Так что клиентская база у матушки расширится. Тебя я пока попридержу у себя, а там и время подойдет.

Теперь Васька понял, что обдурили его.

— Зачем я тебе, старый и слабый?

— За тобой красавец молодой придет, а я тут как тут! — захихикала жаба. — А тебя Владычице передам. Она меня излечить обещала. Все как нельзя лучше продумано! Мужчин мало красивых захаживает, вот и раздувает меня потихоньку. Да не от упитанности, а непонятно от чего. Пузо уже по земле волочится!

Василий пытался вызвать в памяти хотя бы пару молитвенных строчек, но даже столько он не вспомнил. Окутывающее сердце отчаяние накрывало плотной пеленой и мечущийся разум. Вонь и сырость сковывали дыхание и опускались комком по пересохшей глотке. Бессилие заставляло пальцы рук дрожать, а ноги прилипнуть к земле каменным грузом. Напротив туда-сюда мелькали черные бесчувственные блюдца.

— Не ждут тебя дома. Ленка твоя ненависть лютую за душой носит. Так и ссохнется в доме одна. Игорек так и не вернется в отчий дом, ему там и без вас хорошо. Жалко, конечно, паренек ничего такой… Но за него Владычица вступится. Уговор есть уговор… А тебя и так обида сжирает. Сильная обида. Ух! Даже мне душно стало, — существо демонстративно погнало на себя спертый воздух.

— Заткнись! — злобно ответил старик.

— Ничегошеньки у тебя для меня нет: ни молодости, ни любви, ни счастья… Вы, люди, такие глупые. До того заигрались в богов, что хуже упырей стали. Сами себя и уничтожите. Остается только смотреть и ягелем хрустеть. Лепота!

Вдруг лампочки дорожного фонаря замигали, и свет потух. Раздался звук, похожий на удар хлыстом, после чего жаба рыгнула.

— Засиделась я с тобой! Время драгоценное убегает! — произнесло чудище и накинуло на своего гостя сети рыболовные.

Путник пытался выбраться из ловушки, но против нечеловеческой силы он ничего не мог сделать. Существо обвязало его нитями и скрылось бесшумно. Даже скрипа дверей не было слышно. А Василий остался наедине с внезапно нахлынувшими сожалением и стыдом, болью и безумием.

Он долго еще бился в безуспешных попытках освободить руки. Тугие путы мешали крови двигаться по лабиринтам увядающего тела. Конечности немели. Старик попытался засунуть пальцы в карман, чтобы нащупать складной ножик. Жаба связала свою добычу весьма неумело, наспех, оставив достаточно пространства для маневров.

Превозмогая боль и слабость, Василий протискивал предплечье под намотанные веревки, но в темноте трудно было что-то разобрать. Он сдирал кожу и быстро терял силы, однако страх смерти не позволял ему сдаться. Самое сильное человеческое чувство отрезвило оленевода и судорожно подбрасывало ему в голову новые способы освобождения, как сухие щепки в потухающий костер.

Через несколько долгих минут отчаянных потуг старику удалось-таки уверенно ухватиться за режущий инструмент и раскрыть его. Лезвие уперлось в сеть. Тогда Василий сжал его между указательным и большим пальцами и надавил острием в плетение. Теперь он спокойно мог распороть неподатливые нити.

Он нервно расправлялся с опутывавшими его веревками в течение получаса. Наконец, полностью освободившись от своих оков, старик с минуту сидел, широко раскинув конечности и наслаждаясь ощущением растекающегося по всему телу холодка. После чего тысячи колющихся жучков побежали прямиком к его пальцам.

Окрыленный успехом, Василий принялся искать выход, прощупывая ладонями стены помещения. Он прополз его на коленях по всему периметру, но не обнаружил ничего, похожего на дверь. Ни дверной ручки, ни щели, ни косяков. Тогда он продолжил шарить по полу в поисках своего фонаря. Но это была совершенно глупая затея — все равно что искать иглу в стоге сена. Как слепой котенок, пленник шарахался по сараю, хватая все, что попадалось на пути, исследуя находки пальцами. Ничего, что могло походить на осветительный прибор, режущий, колющий, рубящий предмет. Только кучи шмоток, алюминиевой посуды, биноклей и других безобидных походных причиндалов.

Ладонь старика вдруг погрузилась во что-то мягкое и скользкое, отчего вонь в помещении усилилась. Он отпрянул от противной находки и пополз дальше. Теперь ему в ноздри упорно забирался запах тухлятины.

Василий поднялся в полный рост и проделал те же трюки в надежде нащупать окно. Но и это не принесло результата. Он будто оказался в месте, из которого не было выхода.

Пленник рухнул на колени, а потом припал к холодной земле. Ему захотелось уснуть, слушая биение сердца тайги и ожидая тот момент, когда не услышит биения своего.

А тем временем неряшливая тучная женщина бродила где-то неподалеку от своего жилища в поисках необходимой жизненной энергии. Она искала тех, кто не успел скрыться в своих палатках под таинственным светом бледной луны, чьи души наполнены любовью, а тела источают молодость и красоту. Тех, кого ждут дома с кастрюлей горячего борща и крепкими объятиями. Тех, кто с упоением прокручивает в голове свои блестящие планы на будущее.

Глава 9. «Это дело семейное»

Коля крайне редко задавался вопросами веры. И его нисколько не волновали взаимоотношения окружающих со Всевышним. Парень никогда не вступал в горячую полемику с приверженцами той или иной религии и искренне уважал предпочтения каждого в выборе музыки души. Сам он отдавал предпочтение прозаичному речитативу, нежели окрыляющему малиновому звону или даже композициям в жанре «хеви-метал» (Кипелов не в счет).

И сегодняшний вечер не стал для него поводом нырнуть в реку религиозных раздумий. «Жить по совести» — неплохая строчка для собственной песни, спетой на каком-нибудь квартирнике в компании меломанов.

Коля валялся на койке в тесной каморке, пялился на свои обезображенные неблагородным трудом руки и представлял, как бы сложилась его жизнь, если бы мать не покинула в свое время отчий дом. И все равно пришел к выводу, что подобное развитие сюжета попросту было невозможным.

Парень открыл свой профиль в соцсети, до сих пор ожидая ответа от Насти на свой нелепый вопрос, заданный аж неделю назад. Коля снова пролистывал ее фотографии в надежде найти в них скрытое послание, адресованное непосредственно ему. Глупо? Абсолютно. Вместо этого в глазах девушки отражались вспышки женской самоуверенности и духа потребительства. «Кому нужен твой Тургенев? Или Беляев? Загляни в отдел “Саморазвитие”», — читалось в этом насмешливом высокомерном взгляде.

Сейчас добродушному голодранцу оставалось лишь по памяти перелистывать неудачную рукопись любовного романа в самодельной обложке, оставленную на перроне Ладожского вокзала.

Георгий же после встречи на ферме со своим мрачным приятелем всю неделю вел себя довольно странно. Его не покидала мысль о том, что его друг на старости лет может наломать кучу дров. Однако он и не догадывался, что сарай Васьки уже давным-давно был доверху забит поленьями.

Он молчал о том, что почти каждую ночь его мучили кошмары по мотивам тех самых баек, которые старик сам рассказывал маленькому внуку на сон грядущий. А еще ему снился потерявшийся среди коварных болот оленевод, тщетно пытавшийся догнать своих оленей и падавший без сил на бледный ягель, снилась рыдавшая и терявшая оставшийся скот Елена, снились шаманская вежа и лай мохнатого пса.

Все это Георгий списывал на свою крайнюю восприимчивость и всячески пытался занять себя повседневными делами до самой устали — так, чтобы провалиться в темноту без сновидений. Но все, чего он добивался, — это лишь усталость и раздражение.

Именно поэтому, замечая явные перемены в настроении дедушки, Коля старался брать значительную часть работы на себя, считая, что дело лишь в бытовухе. Набивая молотком пальцы, рассекая на коже ссадины, он продолжал познавать одно из неизвестных ему направлений искусства самобичевания.

А почему Георгий не хотел лишний раз проведать своего друга, дабы успокоиться и попытаться-таки снова навести его на путь истинный? Затяжная мигрень подсказывала старику, что подобные разговоры были уже совсем не актуальны. Он просто боялся приехать на оленью ферму и убедиться в своих доводах. А это значило бы, что волей-неволей невинная душа его внука оказалась бы втянутой в хоровод противоборствующих сил.

Но жизнь не была бы для людей Божьим испытанием, если бы в один прекрасный день, до полудня, в дверь покосившегося деревянного дома не постучали. И при этом довольно настойчиво.

Хозяин, разделывавший в этот момент упитанного хариуса, отодвинул лезвием ножа белую шторку на окне, из которого открывался вид прямиком на завалинку, и сжал губы от неприязни:

— Эта ворона чего здесь забыла? — пробубнил старик себе под нос и медленно направился в прихожку.

Георгий потянул за ручку, и через секунду на него уставились два широко раскрытых глаза. Сделав глубокий вдох, Галка уже хотела было что-то произнести, но хозяин дома ее опередил:

— Давненько тебя не видывал! С какими сплетнями на сей раз пришла? — его голос звучал с наигранной доброжелательностью.

— А вот и не сплетни вовсе! — недовольно возразила старуха. — Пришла на тебя поглядеть! Узнать, как тебе по ночам спится!

Георгий явно не ожидал такого начала. Он молча в замешательстве смотрел на Галку, а она на него. Наконец, старуха не выдержала и продолжила тараторить:

— Ты видал, что на могиле у Аннушки творится? Да там уже все травой поросло, голуби весь крест обгадили! И вы, два увальня, не можете навестить бедную, прибраться! У Аннушки всегда чистота была в доме! — она заглянула собеседнику через плечо и увидела кучу разбросанной обуви. — Да ты и тут порядок соблюсти не можешь! Небось душенька пытается до тебя достучаться, а ты, балбес, и не слышишь!

— У тебя на этом все?

— А внучок твой где? В прошлый раз толком и не поговорили! Может, пригласишь на чаек?

— Он делами занят, некогда ему языком молоть. Я, с твоего позволения, пожалуй, тоже пойду.

Старик потянул на себя дверцу. Галка занервничала, ее правая нога судорожно задергалась. Будто раздумывая над очередным предлогом завести разговор, она прикусила нижнюю губу и прищурила темные глаза. Ее собеседник уже почти скрылся за дверью, когда она произнесла:

— А чего это Васька один пошел к священному озеру? Почему ты его одного оставил?

Старуха теперь говорила довольно медленно, ее голос опустился на полтона ниже, отчего природная хрипотца звучала еще противнее.

Сердце Георгия ушло в пятки. Оно прям-таки сорвалось вниз с огромной высоты, чуть не разбившись на осколки.

— Кто тебе такое сказал? — после некоторого удивленного молчания произнес он.

— Только ленивый об этом не знает! — снова заверещала Галка. — Ленка, вон, не первый день ревет у себя в избе!

— Что, сама видала?

— Мне до нее со своей грыжей не дойти! У меня другие источники имеются! Его уже с неделю никто не видел! Вон, отряд молодцов-удальцов на Сейдозеро пустили! Ты тут сидишь, руки в брюки сложил, а друг твой в болотах блуждает без еды и воды!

— Да врешь ты! Коли такой шум бы поднялся, то я бы первым делом был в курсе!

— Возьми да проверь! Навести скорбящую одинокую женщину! Да вот помни, что часики-то Васькины тикают… Хотя, может, он и на Могильном острове с Оцей остался…

— Кто такой Оця?

— Не надо придуриваться, Ёгор! Все вы заодно! — пуще прежнего заверещала Галка. — Шамана, как мать родную, навещаете. Лучше бы ты так к Аннушке на могилку торопился, нежели к колдуну нечистому!

На самом деле Георгий никогда не бывал в тех местах. Однако прекрасно знал про единственного обитателя острова, хотя ни разу не слыхал его имени. Кто бы о чем ни трепался, а у старика не возникало необходимости в обращении к подобным персонажам. Да и, по правде говоря, поначалу он ставил под сомнение вопрос о существовании того нойда, если бы не заверения Васьки.

Георгий изо всех сил пытался сделать вид, что совершенно не понимает, о чем ему толкует старая перечница. Однако все было довольно очевидно. Оленевод, как и собирался, отправился на Могильный остров к шаману, чтобы тот указал ему на причину бегства скота и его местоположение. Более того, Василий посчитал, что сумеет договориться с колдуном на предмет дальнейшего благополучия промысла.

Одно только было старику непонятно: почему его верный товарищ так упорно хотел решить свой вопрос в одиночку? Ведь, скорее всего, возникшая проблема касалась всего саамского народа. А Васька никак не походил на героя, готового принести себя в жертву ради остальных.

Сейчас, как бы его друг и внук ни хотели, чтобы безнадежный пенсионер остался дома, ему все равно придется идти в Ловозерскую тундру. И пусть даже он не узнает о причине свалившейся на оленеводов нарастающей беды, но вытащит сумасшедшего товарища из передряги.

— Ох, Галка! Шибко длинный у тебя язык! Укоротить бы не мешало!

Та разразилась противным громким смехом:

— Гляди-ка! Угрожать мне вздумал! Что, с духами поторгуешься? Один уже расплачиваться пошел!

Бабка медленно развернулась и пошагала прочь, раскрасневшись от эмоций. Дойдя до калитки, она обронила:

— Не повторяй Васькиных ошибок! Не ходи по болотам в одиночку!

И так же вальяжно пошла дальше.

Георгий какое-то время задумчиво стоял в дверях. Сейчас был подходящий момент отправиться к Елене, дабы разузнать более достоверные подробности. В его груди разлились неприязнь и даже злоба на Галку. После разговора с этой неугомонной женщиной всегда оставался некий неприятный осадок, портящий настроение на весь последующий день. Иногда все эти нахальные подковырки вызывали у овдовевшего старика небывалую тоску. Будто балабол на левом плече пытался выкорчевать из его души все самые теплые воспоминания, перекрикивая при этом слабый шепот своего оппонента на правом. Может, Галка и была живым воплощением этого гневного скандалиста? Если так, то где же противник? Сейчас он был нужен как никогда.

Георгий закрыл дверь и направился в комнатушку своего внука, где тот впервые за долгое время попытался взять в руки книгу.

— Колька! Я ненадолго смотаюсь на ферму. Васька позвонил: олени рогами навес свежий протерли. Глядишь — рухнет!

— Я с тобой поеду! — оживился парень.

— Не, там с твоими пальцами каши не сваришь. Я по-быстрому!

— Тогда я с тетей Леной посижу, она мне забавную историю рассказывала!

— Коля, сиди дома! — строго скомандовал дед и кинулся к машине.

Парень хотел было выбежать за ним, но автомобиль уже тронулся с места. Он прошел на кухню и увидел брошенную на разделочной доске рыбину. Молодое эго было задето тем, что весь кипиш проходил мимо него. Какое теперь чтение? Коля ходил по дому с внутренней тревогой о неизвестном.

Тем временем заляпанный внедорожник мчался по неровному асфальту дороги. Георгий не думал ни о чем постороннем, его дыхание перехватывало, словно у бегуна перед приближающимся финишем.

Когда он добрался до заветных ворот, его рука настойчиво принялась жать на сигнал. Никто не открывал. Даже спустя пять минут настойчивого оповещения металлические створки не приоткрылись. Старик, заглушив двигатель, выбрался из машины и направился к маленькой дверце сбоку от ворот. Та не была заперта вовсе. На обширной ферме Георгий не увидел ни души.

Он пошел по направлению к оленьему пастбищу, чтобы посмотреть, сколько животных осталось верными своему хозяину. Старик не мог разглядеть мелькающие из стороны в сторону ветвистые рога. Он приблизился еще на несколько метров, но по-прежнему не наблюдал признаков жизни в огромном вольере. Георгий подошел вплотную к ограде и сразу понял, что вся территория загона пуста. Стал совершенно очевидным тот факт, что Василий так и не добрался до места назначения или его мольбы не были приняты власть имущими.

Старик опустил голову и стукнул кулаком по ограде, после чего раздался ужасный грохот. Это рухнула часть деревянного навеса, служившего оленям укрытием от дождя; именно его так старательно ремонтировали три пары рук.

Георгий ринулся к избе, где, по его предположению, должна была в данный момент находиться Елена. Он постучался в двери — никто не подошел.

— Ленка, открывай! Это я! — барабаня кулаком по полотну, прокричал старик.

Но ему по-прежнему никто не ответил. Георгий попытался толкнуть дверь. Та беспрепятственно отворилась.

— Ленка, ты дома? — снова окликнул он женщину, разыскивая взглядом знакомую фигуру и ожидая услышать хоть какой-нибудь звук.

В доме царила абсолютная тишина. Пройдя в спальную, Георгий нашел Елену лежащей в кровати с закрытыми глазами. На ее груди расположилась Муська. Лицо женщины было настолько бледным, а губы сухими, что поначалу старик подумал: а жива ли она вообще?

— А ну подъем! — разорался нежданный посетитель, тормоша неподвижное тело.

Кошка свалилась с облюбованного места и недовольно завиляла хвостом. Глаза женщины нехотя раскрылись. Она посмотрела на своего гостя измученным взглядом и произнесла:

— Оставь меня.

— Ишь чего! — возмущенно воскликнул Георгий. — Давай, рассказывай, чего стряслось!

— Не вернется он больше, Герочка.

— Почем тебе знать? А ну-ка вставай!

Старик заставил Елену подняться и принять сидячее положение. Ее дыхание сбилось и стало совсем тяжелым, будто пожилой женщине пришлось преодолеть приличную дистанцию быстрым шагом. Нарушитель покоя сразу же побежал за водой. Наполнив первую попавшуюся кружку, он вернулся обратно и настойчиво вложил сосуд в ослабевшую ладонь своей приятельницы. Та жадно глотала прохладную жидкость, струйки которой стекали из уголков ее рта и падали на белую ночную сорочку. Муся тем временем скромно мурчала, глядя прямо на деда, словно пытаясь ему что-то сказать. Но тот даже не обратил на нее внимания.

— Да не торопись ты! Никто не отнимет, — успокаивающе проворчал Георгий.

Елена осушила кружку и опустила руки на колени. Около минуты она молча смотрела уставшими глазами на своего гостя, пока слеза не покатилась по ее бледной щеке.

— Ты хоть знаешь, что он натворил? — еле-еле протянула женщина. — Он сделку со Смертью заключил.

— О чем ты? — нахмурился дед, не понимая сути сказанного.

— Игорек наш не должен был прожить больше двух годков. А Васька поехал к шаману на Могильный остров и душу его выторговал.

— Он тебе сам так сказал?

— Да, как только в дорогу собрался. А знаешь, что это значит, Герочка? Знаешь? — сквозь слезы прошептала Елена. — С него плату за услугу спросят.

— Может, он уже тогда все отдал?

— Нет, Герочка. Коли душа из страны матери-Смерти смогла выбраться, то на ее место обязательно должна прибыть другая. Да не любая попавшаяся, а родственная.

— Смерть за ним могла и домой прийти в любой момент.

— Нет. В уплату такого договора душа должна на Могильный остров явиться в определенный сторонами срок. Вот Васька и решил, что оленей, видно, утащили, чтоб его к ответу призвать. Да вот только говорил он, что, мол, час его еще не пробил! Вот и пошел с шаманом толковать.

— Так раз время его не пришло, то живой он до сих пор.

— Ой, Герочка, не знаю! — не прекращала реветь Елена. — Поди, его кто обдурил! Меня всю неделю жажда мучает, я и руками от слабости пошевелить не могу! Чувствую, мучается Васенька. У меня сердце кровью обливается! Да вот ничего здесь не поделаешь.

— Это еще почему? — взъерепенился старик. — Коли договор есть, то и соблюдать его надо по чести! А коли кто мухлюет, то и ответ держать должен!

— Не вздумай лезть туда! — злобно прокричала женщина. — Под горячую руку попадешься! О Коленьке подумай!

— Это что, получается, что хотят, то и творят? Оленей утащили, Ваську утащили! Не многовато ли?

— Думаю, оленей никто не уводил. Они сами ушли. Помнишь, сами же говорили, что в совхозе тоже животные пропадают? Один даже самого прародителя видал!

— Верить пьянчуге этому тоже нельзя, согласись!

— Прародитель детей бы своих в обиду не дал… Точно тебе говорю: сами ушли. Уж больно много мы дров наломали с родимыми. А духи за обещанным точно в срок приходят. Мне это маманька в свое время говорила, — голос Елены стал более спокойным.

— Тогда точно стоит наведаться!

— Дурак! Себя погубишь и на всех остальных беду наведешь! Переговорщики хреновы! И так уже целая толпа по тундре Ваську ищет! Достаточно! — разозлилась женщина.

— Ежели его кто обдурил, то и отряд его никакой не отыщет, Ленка. Ты так и собираешься в постели валяться?

— Сил у меня никаких нет! Да и делать мне нечего больше! Оленей нет, мужа нет, никого нет…

— Ты Игорю звонила? Пусть приезжает!

— Еще чего! Ему ни слова! Здесь ему появляться опасно! — из усталых глаз снова полились слезы. — Хоть его у меня не отбирай!

— Тихо, тихо… — Георгий легонько похлопал ее по руке. — Но как только все образумится, вызову его!

— Герочка, он там счастлив! Не нужны ему эти страдания!

— Отец из-за него на страдания себя обрек! Так что пускай поглядит, каково это, — в словах старика слышалось осуждение.

— Он не виноват! Он здесь ни при чем! — завизжала женщина.

— Однако к родителям престарелым даже не заглядывает!

— Уходи, Георгий! Это дело семейное. И чужим сюда носом лезть не стоит!

— О как! — старик развел руками. — Лучше руки на себя наложить, да? Смиренная ты наша!

— Как Господу будет угодно, Георгий… Прощай.

Ее гость еще несколько секунд глядел на ее осунувшееся лицо, изображая полное несогласие. Однако что тут можно было сделать? Старик уже для себя все давно решил. Хотя кое о чем он не спешил думать. Ведь под его ответственностью находилась самая драгоценная, совсем ничего не ведающая душа.

Глава 10. Сборы на поиски

Георгий ехал обратно домой и думал, как так получилось, что весть о таком происшествии дошла до него чуть ли не в последнюю очередь. А чего тут удивляться, с другой стороны? Телевизор в доме рыбака в последнее время вообще ни разу не включался, что такое интернет, он знал только понаслышке, и особой общительностью одинокий затворник никогда не отличался. Наверняка новость о пропаже хозяина оленьей фермы и о работе поисковой группы долетела аж до самого Мурманска.

Однако никаких упоминаний в местных и региональных сводках не было. Скорее всего, никто не хотел поднимать вокруг этой истории лишнего шума. Подумаешь, какой-то пенсионер заблудился в тундре. Хотя, с другой стороны, это еще одна окутанная туманом история в огромной миске с прикормом для туристов. Крайне нелепое упущение местных СМИ.

— Ты когда в город обратно собираешься? — неуверенно завел разговор со своим внуком за обеденным столом Георгий, откусывая от краюхи черного хлеба и шумно отхлебывая со столовой ложки горячий рассольник.

— А я тебе здесь больше не нужен?

— В общем-то, мы с тобой по хозяйству все сделали. Да и заскучал ты, как я погляжу…

— А как же рыбалочка, походы? — усмехнулся Коля.

— Будто ты их когда-то любил! Я ж знаю, что ты сюда не по своей воле приехал. Ну вот и возвращайся. Отчитайся маманьке, что все сделано, а я подтвержу, так и быть!

— Нет, старый конспиратор, ты от меня отвязаться хочешь!

Дед чуть не поперхнулся залитой в рот горячей жидкостью.

— Как ты меня назвал? — возмутился он.

— А что не так? Знаю я, что Василий в лесах заблудился.

— Никак в новостях написали?

— Нет. Мне баба Галя рассказала. Как только я за калитку вышел — она тут как тут.

— И чего она тебе наговорила?

— Она меня к себе в дом звала на чай, чтоб подробности обрисовать. Но, знаешь, ее компания меня не особо прельщает. Да и к тому же я понял, куда ты так резко подорвался. Вот ты мне сейчас все и расскажешь.

— А что тут говорить? Ушел в тундру, а обратно не пришел. За ним поисковая группа отправилась.

— Почему он туда пошел?

Старик немного замялся, но через мгновение ответил:

— Потому что надо было.

— А ты, небось, за ним вслед собрался?

— Я? Нееет. Туда более опытные товарищи уже отправились.

— Не ври. Это из-за тех оленей? Вы же давно порывались за ними идти.

— А Васька взял да пошел. Один, — с обидой в голосе произнес Георгий.

— Его уже неделю ищут?

— То-то и оно… — старик начал водить по дну алюминиевой миски столовой ложкой.

— Давай присоединимся к поисковой группе? Наверняка же нужны добровольцы!

— Сиди, доброволец! Ты ягель от папоротника не отличишь! Куда тебе в отряд. В скауты раньше надо было подаваться! — засмеялся дед.

Коля нахмурился и слегка надул ноздри — получилось очень выразительно.

— Вот ты мне и покажешь, как их различить!

Георгий промолчал. Его лицо помрачнело, а во взгляде читалась безысходность. Да, конспиратор из него был никудышный. Однако сложно оставаться под прикрытием, когда по селу бегает толстая старуха и добросовестно исполняет назначенную ей в этой жизни роль. Никаких газет и пабликов не нужно. Хотя стоило ей, конечно, спасибо сказать. А то так бы и мучился мигренью, пока совсем с ума бы не сошел.

И что оставалось теперь? Рассказывать Фоме неверующему все, как оно было? Тогда один дед навсегда остался бы в болотах, а другой — в учреждении специального назначения. Вот так и кончилась бы многолетняя дружба.

А что, если просто отправиться на самые обычные поиски? Нет. Они не найдут Ваську под какой-нибудь карликовой березой или в таинственной пещере. Им нужно было добираться туда же, куда направлялся их предшественник.

Уставившись на тарелку с нарезанным салом, Георгий не мог выбраться из внутренней комнаты раздумий. Он должен был предупредить обо всем своего зеленого подопечного. Иначе это было бы нечестно по отношению к молодой наивности (хотя нынешнее поколение не столь наивно).

— Эй, дедушка! — помахал ладонью Коля перед лицом своего собеседника. — Проснись!

— Не знаю, как тебе это преподнести… — замялся старик.

— Опять ты своими загадками говоришь. Давай напрямую!

— Хорошо. Слушай…

И Георгий все объяснил внуку от начала и до конца. Местами парень еле сдерживал смех, а иногда его глаза бегали в растерянности. В растерянности от того, с какой серьезностью дедушка вещал о сделке с духами. Это уже совсем не было похоже на сказки перед сном.

Старик же отчетливо ощущал это застенчивое недоверие. Порой он себя ловил на мысли о том, чтобы оборвать повествование и с криком «Купился!» скрыться в соседней комнате, а потом ночью свалить под шумок в тундру.

По окончании бенефиса Георгий ожидающе глядел на своего единственного зрителя, который уставился на него с подозрением. Однако тот, в свою очередь, прокручивал в голове слова Галки о каком-то шамане, сказанные Коле в супермаркете чуть больше недели назад. После некоторого молчания он произнес:

— Я очень долго буду переваривать все то, что ты мне сейчас наговорил… Только одно ясно: надо помочь остальным с поисками. Если Василий, по твоим словам, действительно направился на тот остров, то мы туда и пойдем. А по возвращении разберемся, насколько велики масштабы вашего старческого маразма…

— Васька не мог потеряться. Он эту тундру как свои пять пальцев знает.

— Раз на раз не приходится. Природа — сущность непредсказуемая. Может, его медведь задрал. Или он и с ними сделку заключил? — с грустью усмехнулся Коля.

— А кто вообще сказал, что ты со мной пойдешь?

— Я все равно за тобой пойду и точно куда-нибудь провалюсь.

— Шантажируешь?

— Неужели ты решил, что я просто возьму и уеду? А тебя потом найдут на берегу озера в чем мать родила и с бубном в руках?

— Слышь, ты это прекращай! Я кто, по-твоему? Идиот, что ли? — голос старика поднялся на тон выше.

— Не переживай, пока сам не увижу — не поверю, — спокойно произнес Коля. — Когда выдвигаемся?

Георгий постучал пальцами по столу, раздумывая над ответом. После чего сказал:

— Тут нельзя медлить. Завтра и пойдем. Я думаю, мы сразу отправимся на Могильный остров. Никто не знает, каким путем Васька пытался дотуда добраться.

— Может, он уже там?

— Может, и там… В любом случае нам сначала нужно через Ловозеро перебраться, а там можно и по заказнику пройти. Дороги там всеми хоженные. И до Сейда быстро доберемся. Не представляю, как Васька в одиночку пер и лодку, и палатку…

— Нас-то двое. Правда, нужно быть аккуратней. Все-таки охранная зона.

— Я тя умоляю! Там браконьеры каждый вечер на охоту выходят. Хоть бы раз за задницу взяли. Их, конечно же, кое-кто брал, но это были не егеря.

Весь оставшийся день и вечер Георгий с внуком собирали необходимые в дороге вещи. Рюкзак престарелого рыбака был не такой современный, как у его друга, зато весьма прочный и проверенный временем. Стало совершенно очевидно, что все требующееся в него не запихнуть. Иначе от дальнего похода с препятствиями у кого-то из носильщиков явно отвалится спина (с ортопедическими приспособами куда лучше).

Когда дело дошло до пайка, задача легче не стала.

— Тащи сюда свой ранец! — скомандовал дед. — В большой пихать уже не буду.

— Мы туда на пикник собрались? — произнес Коля, наблюдая за тем, как его рюкзак почти доверху наполнялся едой.

— К шаману с пустыми руками не ходят.

Парень молча отошел в сторону и принялся за свою экипировку.

Когда на улице стемнело, суета в доме овдовевшего старика прекратилась. Коля не решался снова завести разговор с великим сказочником и тихо направился в свою комнату.

У него в голове разворачивалась красочная картина борьбы сил разной природы. Похлеще, чем мог бы себе вообразить Булгаков, — можно было бы попытаться роман сварганить. Леший с ними, с этими духами, оленями, шаманами. Невероятней всего звучал рассказ о великой жертве отца ради сына. Особенно если учесть тот факт, что отцом являлся грубый и бесцеремонный пастух, который никогда не проявлял особенно теплых чувств даже к своей супруге. Коле сразу вспомнился советский фильм «Варвара-краса, длинная коса». Сюжет, по сути, тот же. Правда, в детстве это не казалось таким устрашающим. Местами даже весело было.

У парня в голове вдруг возник неоднозначный вопрос: почему во многих легендах и сказках некие существа изображаются как отрицательные персонажи? Человек проникает на их территорию, учиняя множество беспорядков и стремясь что-то оттуда утащить, а обитатели, пытающиеся защитить свои владения от непрошеных гостей, сразу же объявляются людскими врагами? Так и хочется сказать: «Ребята, давайте жить дружно!» Оно-то и верно. Но в последнее время одна из сторон явно лукавит в своих намерениях. И это далеко не кикиморы, водяные или как их там… А сама Смерть, кажись, решила смухлевать.

Коля также думал о том, что в истории с оленями какой-то там уговор совсем ни при чем (если он вообще был). Роль таких прекрасных животных свелась к смыслу существования аквариумного хомячка (да простят его маленькие грызуны): жить, чтобы человеку скучно не было. Или к смыслу жизни рыбы фугу (ее точно нужно попробовать, раз о ней все говорят). Парень в какой-то степени искренне порадовался за рогатых. Бог с ними, как говорится.

И он собирался пойти со своим дедом в промозглую тундру единственно ради возможного спасения жизни беспомощного старика, а не на поиски счастливых оленей.

Очнувшись от глубоких раздумий, Коля взял в руки свой смартфон. Он хотел было снова зайти в привычную соцсеть и провалиться в омут радужных воспоминаний и упоительных надежд, но решил, что его воображение — не лучшая книга для прочтения. Поэтому парень отложил подальше свой гаджет и нарыл в нижнем ящике прикроватной тумбочки сборник произведений Гоголя. Нет, «Вия» сейчас перечитывать не стоило… И он перелистывал страницы до тех пор, пока не наткнулся на заголовок «Записки сумасшедшего». Коля давно хотел прочитать эту повесть, да руки не доходили. При мысли о классической литературе он в последнее время все чаще говорил себе: «Прекрати рыться в этом бабушкином сундуке, перед тобой дивный новый мир!»

Так, с потрепанной книгой в руках, наш герой просидел до глубокой ночи, пока не провалился в сон.

Его нельзя было назвать глубоким, ибо веки Коли дергались от постоянных падений на сырую землю среди каменистой тундры. Парень видел впереди огромное озеро, обрамленное со всех сторон вековыми сопками. Но сколько бы ни пытался до него дойти, постоянно ускоряя шаг и все больнее падая на ягель, расстояние до водоема нисколько не сокращалось. А потом и вовсе на землю опустился туман.

Теперь Коля шагал практически вслепую. Через минуту вдалеке послышался грубый мужской голос. «Да это ж Василий!» — подумал было путник. Но чем быстрее он приближался к источнику звука, тем отчетливее слышал, как кто-то играет на гитаре. Когда парень подошел еще ближе, то увидел пылающий костер, а около него… Высоцкого? «Не потеряй веру в тумане, да и себя не потеряй…»¹⁴ — рычал тот. Увидев незнакомца, бард прервал исполнение, посмотрел на него и спросил: «Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой?»¹⁵ И, как ни в чем не бывало, продолжил петь.

Глава 11. Натирающий плечи рюкзак

— Ну, Колька, сколько можно, вставай уже! — барабанил в дверь Георгий.

Выстрелы дробовика около бродящего в тумане Коли заставили того проснуться. Спросонья он не мог понять, каким образом выбрался из бесконечного леса, но вскоре зацепился за границы реальности.

— Ага… — попытался как можно громче ответить парень ломящемуся в дверь деду.

— Как всегда! Будильник научись заводить!

Коля любил раннее утро за его тишину и таинственность, за пустые дороги и горящие лампочки в кухонных окнах, за одинокие светофоры и свежий воздух. Однако магия сегодняшнего утра разрушалась непрекращающимся старческим бухтением.

— Сколько можно с кофями возиться? Некогда смаковать! Лучше бы грудинки с маслом побольше нагрузил в рот!

А кто знает, как долго еще кофейный гурман не ощутит вкус любимого напитка? Но все-таки идею про бутерброды с холестерином молодой желудок поддержал. Ведь не зря парень читал про ценность подобного топлива для организма во время энергозатратных предприятий.

Закинув оставшиеся скоропортящиеся продукты в свой рюкзак, Коля направился к машине, но дедушка его остановил:

— Куда потащил? В машину? Тут всего четыре километра до Ловозера! Лучше сапоги вон те примерь, — и указал на дальний угол.

Парень разочарованно опустил свою поклажу и принялся ковыряться в обуви.

Прошло около получаса, прежде чем дед с внуком отправились в путь. Как и Василию, сначала им предстояло добраться до водоема, от которого и начнутся их пешие мытарства. Солнце даже не собиралось показывать свое заспанное личико из-под серого одеяла пушистых облаков, планируя, скорее всего, весь последующий день проваляться в своей небесной постели. Коля еле передвигал ноги, обутые в тяжелые резиновые сапоги, и всматривался прищуренными глазами вдаль. Он пытался хоть на секунду очароваться северными просторами — не зря же ими все восхищаются. Но каменные сопки тоже не спешили стягивать с себя туманное покрывало. Поэтому парень не смог вообразить марш большеносых троллей по мшистым холмам. Хотя стоп, эти ребята обитают немного западнее от здешних мест.

Георгий ступал тяжелыми шагами по холодной земле, подкидывающей ему камни под подошвы вместо подножки. Изредка поправляя лямки своего допотопного рюкзака, он шмыгал носом и уверенно глядел вперед.

— Надо нам лодку подцепить у местных ребят. С ветерком подвезут, если хорошо попросить, — произнес старик.

— Там, я слышал, катера стоят специально для туристов. За определенную плату куда надо довезут.

— Да те втридорога дерут. Нужно с нашими мужиками договариваться. Тоже, разумеется, не забесплатно, но всяко дешевле…

— Думаешь, они еще не почувствовали вкус наживы?

— Они сюда рыбачить приходят, а не зарабатывать бумажки.

Спустя сорок минут неспешной ходьбы путники дошли до берега Ловозера. Остановившись, оба покрутили головами. Туман был не слишком густым, поэтому прекрасно позволял осмотреться вокруг. То тут, то там слышались басистые ворчания рыбаков. Отдельные энтузиасты уже досыпали упущенные часы где-то на середине зеркального полотна.

— Вон к тем пошли, — тихо скомандовал дед.

И пара потопала к двум возившимся в своих снастях удильщикам.

— Здорова, мужики! — поприветствовал их Георгий. — Подбросьте до Мотки.

— Еще один! — проворчал один из рыбаков. — До Сейдозера, поди?

— Ну!

— Катера специальные заказывайте и катайтесь! Нам сколько бензина надо сжечь, чтоб вас каждую неделю развозить!

— Да не бесплатно же, ну! — старик протянул промысловикам купюру.

— Возили мы уже одного! Так пропал, говорят! Такой же пенсионер, как и ты! Нафига туда вообще шляться!

— А докуда вы его возили?

— На Собачьей губе высадили.

Георгий помолчал, подумал и сказал, повернувшись к своему внуку:

— Я не ходил теми тропами… Не… Мы по заказнику пойдем… От Мотки.

Коля, естественно, ничего не ответил. Потому что он и понятия не имел, о чем шла речь.

— Ну че, брат, подвезете? — старик выжидающе поглядел на мужика.

— Вам что, там маслом намазано? Илидругана своего пойдете искать?

— Да че ты заладил, зачем да зачем! — стал нервничать путник и протянул рыбаку еще одну плотно сложенную купюру, вынутую из нагрудного кармана. М-да, дешевле, чем на катере, не выходило…

— Ай! — махнул рукой тот, однако купюру не взял. — Залазьте, ща поедем.

Через десять минут мелкие холодные брызги уже падали на капюшон темно-синей молодежной ветровки. Коля всматривался в рассекаемую мотором воду и пытался угадать ее глубину. Лодка стремилась вдаль, все больше углубляясь в туманный омут, нашептывающий путникам небывалые байки. А огромные валуны выглядывали из-под краешка своего одеяла, дабы проследить за своими нежданными гостями.

— А тот, кого вы везли с неделю назад, рассказывал что-нибудь про свой поход? — спросил Георгий, перекрикивая шум мотора.

— Ни слова не обронил! — ответил один из рыбаков.

Когда лодка причалила максимально близко к берегу губы Мотки, двое сошли на сушу. Старик с трудом закинул на плечи неудобный рюкзак.

— Давай поменяемся, — предложил Коля.

— Ты уверен?

Тот утвердительно кивнул головой, но после того, как на его спине повис набитый баул, пожалел о своем решении. «Как до сих пор с такими ходят?» — подумал он. И оба направились вперед. Перед ними возвышалась большая деревянная арка с надписью «Сейдъявврь», а вглубь сырого заповедника вела выложенная из досок удобная тропинка. Даже ноги не надо было пачкать.

Коля шел, чувствуя, как в его поясницу что-то настойчиво упиралось, а моросящий дождик окроплял ему лоб. Парень зачем-то обернулся назад и увидел ржавый стенд с корявой надписью «Счастья! Добра!», увенчанной уродливым смайликом. Выглядело скорее жутко, чем оптимистично. Для входящих в заказник лучше было не оглядываться, ибо тут же схлопочешь смачную пощечину иронии.

Путники шагали по мосткам, и все вокруг выглядело крайне безобидным. Столики с навесами, места для отдыха… И деревья здесь вроде как были гуще. Самое то для шашлычков. Но вскоре начался участок коварного болота. Оно пыталось скрыться под холстом неустойчивой почвы, покрытым акварелью ранней осени. Неподалеку возвышались все те же бдительные сопки, наблюдающие за передвижением непрошеных гостей. На их каменную броню природа нанесла неуверенные мазки увядающей зелени. Туристы прошли довольно приличное расстояние, пока не достигли серьезного препятствия.

— Надо как-то обойти домик егерей… — пробасил Георгий. — М-да, надо было по-другому начать…

Оставалось надеяться на случай, потому что на этом участке пути каждая мелочь была видна как на ладони. А у наших нелегалов возникли бы проблемы при незапланированной встрече.

— Пошли тихо, как ни в чем не бывало… — прошептал старик, вызвав этим у внука непроизвольный смешок.

Однако окна в небольшом деревянном домике были занавешены, а дверь, похоже, наглухо заперта.

— Как так? Охраны нет на месте… — довольно прошептал дед. — Главное — по пути не нарваться…

По сути, Георгий и Коля уже находились непосредственно около самого таинственного водоема Кольского полуострова. Они шли вдоль правого берега реки Седъяврйок и наблюдали за ее бурным течением. Многие туристы пересекали этот водоем вброд, дабы не переходить его по неустойчивому кривому бревну. На той стороне раскрывались все красоты величественного Сейдозера. И деду, например, было совсем невдомек: почему не проложить через реку хороший устойчивый мост.

Но старику с внуком не нужно было переправляться на противоположный берег, по которому как раз таки и двигался Василий. Такой крюк, по всей видимости, он проделывал для того, чтобы миновать «контрольный пункт». Чтобы поравняться с Могильным островом, намного оптимальнее было двигаться по правой стороне.

Коля вдыхал прохладный «дикий» воздух, который облегчал его походные мытарства. Хотя какие здесь мытарства? Разве что неудобный, натирающий плечи рюкзак за спиной. Однако коренной житель «каменных джунглей» чувствовал себя крайне неловко и потерянно среди живой и таинственной природы, которая шептала на ухо пугающие сказки, неровно дыша в затылок.

Глава 12. Оядзь

От голода тело Василия сильно ослабело. Порой ему было сложно пошевелить даже пальцами. Глаза, которые были не в силах более наблюдать за мелькающим огромным силуэтом, закрывались. Мерзкая мучительница поила своего пленника каким-то вязким горьким варевом, приговаривая:

— Пей, родимый, а то помрешь раньше времени, и толку? Коленька пока не дошел… Да и Владычице ты еще не нужен…

Теплая жидкость обволакивала горло и растекалась приятным теплом по всему телу. Под действием неизвестного напитка старик мог вообразить, что он находится не в сыром и вонючем помещении, а в своей чистой и теплой постели. Он представлял, что рядом с ним сопит его Ленушка, грудь которой вздымается от глубоких вдохов, что за стенами его скромной избы, подогнув под себя копыта, отдыхают прекрасные олени. А когда действие зелья заканчивалось, Василий с тревогой поднимал отяжелевшие веки, и его глаза с напряжением вглядывались в окружающую темноту. В тот момент, когда они привыкали к полному отсутствию света, пленник осознавал, что с ним происходило. И тогда по его щекам медленно стекали слезы.

Хоть оленевод и осознавал, что чудовище не рискнет что-либо с ним сделать, это его нисколько не успокаивало. Он понимал, что, скорее всего, полностью потерял драгоценные часы и минуты, отпущенные ему на то, чтобы отсрочить свой приговор. Сколько времени пленник сидел на холодной земле? Он этого не знал.

Жаба никогда подолгу не оставалась в своем жилище. Она постоянно куда-то совершенно бесшумно исчезала. Но все то время, что мучительница крутилась рядом со своей жертвой, она очень много говорила, пользуясь теми моментами, когда Василий был в ясном сознании.

— Ты мне только одно скажи, Васька! На кой ты с Ленкой так поступил? Она ж тебя так любила, Васька! А ты ей в душу плюнул! Она ж тебя теперь ненавидит!

— Неправда, — чуть слышно отвечал старик. — Любовь всегда выше ненависти.

Существо расхохоталось:

— Чья б корова мычала! Сынка-то своего ты и знать не хочешь после того, как он в Москву умотал!

— Я все равно его люблю и жизнь свою за него отдаю…

— Ну сознайся, что в душе-то тебя злость съедает… Я же чувствую! Вот поэтому ты за отсрочкой к шаману пошел.

— Это всего лишь отсрочка… Я хотел лишь стадо обратно вернуть… А тебя, как погляжу, зависть съедает…

— Меня? — удивленно прорычало чудище. — Чему завидовать-то? Тому, что ты подохнешь скоро?

— Ты живешь на своей помойке одна, уродливая и толстая, никогошеньки у тебя нет…

Жаба кинула грубияну в голову кроссовок. Тот даже не вскрикнул.

— Ты хоть знаешь, кто я такая? Я хранительница подземных вод! Коли захочу, все в болотах утонете! Оядзь меня звать.

Василий замолк. Он узнал произнесенное имя. Издавна ходили среди саамов рассказы про ведьму, обитающую в трясинах Ловозерской тундры. Говаривали лопари, что чудище это было некогда любимым дитем самого Солнца. Носила девица длинные косы, была собою весьма хороша. Да вот проклял ее отец небесный за то, что та позавидовала счастью семейному сестры своей младшей и всячески пыталась молодую пару сгубить. Вот с тех пор девица обитает в болотах, обезображенная и злая, вечно голодная до чужого счастья, молодости и красоты. И множество детей она породила, которые расползлись по всей Земле.

Через некоторое время, вспомнив народные сказания, старик произнес:

— Так ты не по своей воле сюда послана… Вот и зла на весь мир… Ходить тебе такой уродливой до конца дней… Даже в человеческом обличье ты страшная…

Жаба кинулась к старику и обхватила его шею скользкими сырыми лапами. Ведьма вытащила длинный язык и принялась облизывать лицо своего пленника. Василий скривился от противного запаха из ее пасти, ударившего ему в ноздри. А существо зашипело:

— Тебя я не трону, а вот к семейству твоему наведаюсь. Да и парочка друзей твоих уже на подходе. Думаешь, ты жертву во имя любви принес? Нет… Ты свою душу погубил и всех остальных погубишь. Дурак, сделку с духами заключить нельзя. Это всего лишь самообман.

Василий начал хрипеть от удушья. Оядзь ослабила хватку, а потом и вовсе убрала свои лапы. Через пару минут старик не ощущал вокруг никакого движения. «Ушла», — подумал он.

Чудище настолько раздосадовали слова ее жертвы, что оно забыло напоить пленника дурманящим пойлом, чтобы он снова не принялся шарить по ее хижине.

Старик не оставлял надежду выбраться из этого темного и душного места. Поэтому, собрав все свои последние силы в кулак, снова предпринял попытку найти выход. Руки и ноги его тряслись, поэтому полз он невероятно медленно. Разбросанный хлам казался Ваське самым настоящим препятствием. Порой его руки соскальзывали по чему-то склизкому и старик, теряя равновесие, падал лицом прямо в холодную жижу, над которой уже давно летали мухи. Эти потуги оказались, как всегда, безрезультатными. Стены продолжали оставаться ровными, без отверстий, а земля — без потайных лазеек.

В этот раз Василий приложил так много усилий для собственного освобождения, что свалился без чувств там же, где и находился.

И проснулся вскоре от неистовых криков.

— Ааааа! Помогите! — разносилось по всему сараю. — Помогите!

Старик не мог сообразить, что вообще происходило вокруг, была ли рядом с ним Оядзь. Человеческий ор не утихал, что указывало на отсутствие огромной жабы на месте — иначе она бы мигом его заткнула. Оленевод не мог оторвать головы от холодной земли.

— Я здесь! Кто-нибудь меня слышит! — звучало рядом.

— Хватит… — застонал Василий.

— Эй! Помогите! — не унимался мужской голос.

— Перестань.

Наступила тишина. А вскоре:

— Кто здесь? — тихо произнес паникер.

— Брат по несчастью…

Василию показалось странным, что ведьма не напоила столь буйную жертву своим чудодейственным напитком. Было нетрудно догадаться, что этот неудачник также повелся на трюк с тонущей в болоте женщиной. Но только его положение, по всей видимости, было куда плачевней.

— Где мы?! Что за фигня?! — снова запаниковал пленник.

Обессилевший старик по голосу распознал в новом знакомом молодого мужчину. Вряд ли он тоже являлся персонажем запутанной мистической истории. Всего лишь долгожданный улов голодной жабы. Василий совершенно не знал, что ответить своему «сокамернику». Любое объяснение повергло бы туриста в шок (вероятнее всего, парень не успел узреть истинного обличия своего похитителя).

— Эй! Не молчи, мужик!

— Просто не ори… А то недолго тебе осталось… — спокойно произнес старик, посчитавший совсем бессмысленным вдаваться в лишние подробности.

— Ты че несешь, мужик! Где я?! — продолжал суетиться пленник.

— Я не знаю, где…

— Развяжи меня! У меня руки немеют!

— Я потерял свой нож… А сил расплести тебя у меня не хватит…

— Как отсюда выбраться?!

— Никак… Ты связан, а выхода отсюда нет…

— Как нет?! Как нет?! Если есть вход, то и выход должен быть!

— А ты уверен, что вход вообще был?

Ненадолго наступила абсолютная тишина. Новичок задумался над смыслом услышанных слов и вскоре произнес:

— Ничего не видно. Куда меня эта баба затащила? Ты ее муж? Развяжи меня, я выход найду!

— Нет здесь выхода! — из последних сил воскликнул Василий.

— Слышь, мужик, у меня задание! Мне человека пропавшего искать надо! Развяжи меня!

— Ты уже нашел того, кого искал, — ответил старик, уверенный в том, что речь идет именно о нем.

Мысль о том, что его ищут, грела Васькино сердце, которое сковало от тоски и безысходности. Это значило, что его ждут, о нем думают… Этот грубый и неотесанный оленевод кому-то был нужен.

Найти-то его нашли… Да вот обратно домой его никто не приведет…

— Мужик, ты там околел?! — не унимался парень.

Не получив ответа, новая жертва болотного чудища завела старую пластинку с песнями «о главном». Это продолжалось до тех пор, пока в сарае не возникла виновница происходящего сумасшествия, которая с громким шипением накинулась на бьющегося в истерике парня.

Глава 13. Незваный гость

Георгию с его внуком предстояло преодолеть путь намного короче и проще, нежели тот, что пытался проделать Василий. Пройдя от перешейка Мотка мимо домика егерей, они, по сути, прошагали уже довольно большое расстояние. Сейчас они направлялись прямиком к Щучьему озеру. По самым скромным подсчетам, к вечеру они уже должны были увидеть желанный остров.

— Помнишь, я тебе про великана Куйву рассказывал, чье очертание запечатлено на скале? — произнес Георгий, бодро шагающий по зарослям вороники.

— Чего тут помнить! Это самая популярная байка про Сейдозеро.

— Так вот, если от Могильного острова по этому же берегу в сторону реки Эльмарайок пройдешь, то наткнешься на его изображение.

— А ты веришь, что этот наскальный «петроглиф» некогда был предводителем саамских врагов?

— Нууу… Вопрос сложный. Меня там не было. Однако изображение внушительное и действительно похоже на гигантского человека. Ходят также легенды, что он не был врагом, а был одним из нас. И вытянутая рука его на самом деле указывала в ту сторону, откуда собирались чужаки на саамов напасть. Получается, Куйва хотел народ свой спасти, и на том же месте, где стоял, его смерть и настигла.

— Я слышал, его еще называют чуть ли не богом, хозяином здешних мест.

— Много разных версий… Кто чего говорит. Истина где-то рядом, — усмехнулся старик.

— А почему именно это озеро так будоражит людское воображение, а не любое другое? Целую пиар-компанию раздули.

— Чего, чего? Пиар-компанию? — засмеялся Георгий. — Это не пиар, как ты говоришь, это судьба у места такая, на практике доказанная. А на острове Могильном шаманов хоронили испокон веков. Поэтому так и называют.

— Почему их на отдельном острове хоронили?

— Нуэйты¹⁶ умирали неспокойно… Мучились, бились, кричали… В гроб их укладывали ничком. Коли этого не соблюсти, то шаман погребенный не упокоится, а восстанет из земли роавком, то бишь упырем, или, как нынче принято называть, вампиром или зомби. Ну вот. Их подальше от народа хоронили, чтобы людей эта свистопляска нечистая не коснулась.

— Они добровольно выбирают себе подобную участь? Получается, они сознательно обрекают себя на мучения?

— Это неведомая сила, делающая ее обладателя практически неуязвимым. Шаман исцелял свой народ, помогал в трудностях и оберегал свое племя. Иногда даже не избранный высшими силами человек усердно постигал это тайное искусство. И прежде, чем признать его шаманом, племя испытывало умельца. И коли проходил он эти испытания, то официально становился нуэйтом. Но несмотря на огромные возможности, это была и собственная жертва во благо собратьев, огромная ответственность перед людьми. Нойд — как еще называли этого товарища — совмещал в себе и колдуна, и жреца, и знахаря, но это не возвышало его над другими. Во все времена племенам нужны были такие проводники в мир духов, и перст судьбы на кого-нибудь да указывал.

— А кого тогда оберегает тот шаман, что на Могильном острове живет? Он же там совсем один, по твоим словам.

— Его предназначение — оберегать весь саамский народ от той сверхъестественной силы, что обитает в этой тундре. Да и сам лес стеречь от недобросовестных гостей. Он и по сей день является людским слугой.

— А если его не станет, что тогда? Его и похоронить некому.

— По поверьям, его дух-помощник определит следующего колдуна. А что с его душой будет, я не знаю… Она и так ему давно не принадлежит. Но, говорят, даже смерть не освобождает нуэйта от его обязанностей.

— Ты видел этого колдуна?

— Нет, я никогда не знался с ним. И никогда бы не пошел к нему, если бы Васька не пропал.

— Почему?

— После таких встреч, как говорится, сухим из воды не выйдешь.

— А если этого шамана там и вовсе нет?

— Если б не было его, то нам бы уже так спокойно не жилось… — протянул загадочно Георгий.

Коля решил не спорить с дедом по поводу реальности персонажа его баек. Подобные сказания вперемешку с окружающим пейзажем рождали в его воображении фантастический сюжет. Он будто видел вдалеке дым от пылающего костра и слышал удары бубна в созвучии с необычным горловым пением. Бледный туман ложился призрачным полотном на фигуру колдуна, поднимающего руки к небу. А его душа оказывалась затерянной где-то в глубине застланных пеленой глаз. Его голос заставлял ветер носиться быстрее по одинокому острову, склоняя верхушки деревьев к земле в знак повиновения перед потусторонними силами, а воды смиренного озера вздыматься в ритуальном танце.

Путники проходили вдали от берега таинственного водоема, предпочитая находиться под заботливой охраной вековых сосен, помнящих времена безлюдных просторов. Их почти облысевшие нижние лапы прятали туристов от назойливого взгляда молчаливых сейдов.

Георгию и Коле предстояло пройти мимо Щучьего озера, преодолев при этом реку Суолуай. Перекать водоем, впадающий в величественный Сейд, пришлось довольно проблематично. Бревно, касавшееся двух противоположных берегов, оказалось весьма скользким и так и норовило сбросить нежданных гостей в ледяной поток. Однако полная сосредоточенность и пара акробатических маневров сделали свое дело.

Теперь до места ночлега осталось совсем недалеко. Странно, но кроме шепота листвы и редких криков огромных черных воронов они не слышали никаких посторонних звуков. Казалось, в этом лесу практически невозможно потеряться. Иди себе вдоль берега и иди. Раздутые от негодования тучи (слишком возмущала их чужая невозмутимость) низко нависали над глубокой чашей водоема, а моросящий дождик не прекращал окроплять разгоряченные щеки путников. Он непременно должен был превратиться в настоящий ливень.

Коля сильно сомневался в успехе дедовского предприятия. Что-то ему подсказывало, что Василия они там не найдут и что вообще им надо было идти в другом направлении. Он также думал, что они с дедом наткнутся на участников поисковой группы, но так и не наблюдал ровным счетом ни единой живой души вокруг.

— Ты уверен, что мы идем в верном направлении? — спросил парень старика.

— У нас нет другого варианта. Бегая вслепую по тундре, мы его не найдем.

«Старые песни о главном», — подумал Коля, молча закатив глаза. И сейчас он тайно желал, чтобы они все-таки наткнулись на пропавшего пенсионера именно на этом проклятом острове. Парень решил для себя, что он должен стать ангелом-хранителем для своего любимого сказочника, куда бы тот ни пошел. Иначе бы он никогда не простил себе, что отпустил беспомощного старика одного в забытый богом лес. Хотя и сам Коля чувствовал себя абсолютно незащищенным в подобной обстановке. Случись чего, он даже костер развести не сможет. Жаль, мать не отправила его в скауты.

Георгий же полностью погрузился в чувство собственной вины перед парнем. Он втягивал родного внука в непонятную самому ему канитель, возлагая на свои плечи неимоверную ответственность за невинную душу. Дед был уверен в том, что Аннушка, как и Елена, не простила бы ему подобной выходки. Однако он не мог просто так предать забвению единственного оставшегося друга. Ведь спасти любовь всей своей жизни когда-то ему было не по силам. А вдруг сейчас у него что-то получится? Но брать с собою в дело непосвященного напарника, очевидно, было поступком весьма эгоистичным.

— Пойдем ближе к берегу, а то острова не видать, — после долгого молчания произнес старик.

Путники вышли к самой кромке тихой воды. Они не смогли разглядеть вдали очертаний искомого места.

— О те на! — воскликнул Георгий. — Он же должен был уже показаться!

— Значит, мало прошли.

— Да вот и нет… Остров находится где-то посередке, даже меньше. А мы уже битый час идем.

— Тогда точно нужно передохнуть! Я дико есть хочу! — простонал Коля, словно пятилетний мальчишка.

— Ну да, неплохая мысль.

Дед с внуком кинули на землю всю имеющуюся поклажу и распотрошили рюкзак с едой. Чего в нем только не было: и вареные яйца, и бутерброды с колбасой неизвестного происхождения, и уже «подуставшие» огурцы, и термос с крепким черным чаем, и кулек сахара, и завернутые в фольгу кусочки копченого окуня. Старик даже про баранки с конфетами не забыл.

— Зачем мы столько набрали? — пробубнил Коля.

— Это не для нас двоих только, не обольщайся. Нахлебников множество можем повстречать. К тому же неизвестно, сколько мы еще плутать будем.

Георгий испытывал некую тревогу из-за того, что они до сих пор не дошли до первого предполагаемого лагеря. Могильного острова так и не было видно поблизости. А может, путник просто ошибся в расчетах? Возможно, время беспокоиться пока не наступило.

Дед пошарил руками по карманам своей куртки. Из одного из них выпало что-то наподобие небольшого круглого медальона. Коля сразу же зацепился взглядом за необычный предмет. А необычными ему показались крошечные изображения на его плоской поверхности.

— Что это? — спросил парень.

— Это Васька мне что-то вроде оберега сделал. Кулон из оленьего рога. Видишь, тут специальное отверстие под жгут есть, — старик тыкнул пальцем на проделанную дырку.

— Что это за обозначения?

— По центру — кристалл с четырьмя лучами. Это олицетворение Солнца. Сверху высечена Полярная звезда, чтоб страждущий не сбился с пути. Вот эта фигура оленя — это Мяндаш, прародитель нашего народа. Снизу — символ матери-Земли, богини Мадеракки. Эти треугольники по краям означают наши сопки.

Георгий на секунду замолчал, вспоминая значение остальных изображений, и вскоре произнес:

— Это, кажись, фигура охотника… Не скажу тебе точно.

— Ты этот амулет всегда с собой носишь?

— Да. Его надо бы на шею надевать, но так он оборвется быстро…

— Он у тебя в кармане быстрей потеряется.

— Третьего не дано.

Коля взял гладкую округлую вещицу в руки и начал бережно водить по ее поверхности пальцем. «И как на таком маленьком пятачке можно было уместить столько фигурок», — подумал он.

— Ладно, хорош крутить, у меня такой один. Вот найдем Ваську — он тебе такой же сделает. А нам нужно выдвигаться. Сейчас четко берега будем придерживаться.

Странники вновь собрали свои вещи и направились дальше. Тучи не спешили обрушить на путников обильный дождь, медленно плывя за ними. Поначалу Георгий с внуком натыкались на следы пребывания других людей, но вскоре они совсем пропали.

Таким образом путники брели вдоль берега до самых сумерек. Судя по количеству часов, проведенных в пути, старик был уверен в том, что они должны уже были дойти до противоположного берега Сейда, аж до реки Эльмарайок, куда им совершенно направляться не требовалось. Однако Георгий и Коля даже взглядом не улавливали конца озера. Это означало, что они по-прежнему находились где-то на середине тропы и, хоть убей, остров должен был располагаться именно здесь (судя по карте).

— Боюсь, что мы должны остановиться тут, — задумчиво произнес дед.

— Может, и нет твоего Могильного острова вовсе?

— Конечно! На картах он есть, а по факту — нет. Так что ли?

— Ну ничего, завтра продолжим поход.

— Ни черта не понимаю! Мы прошли, наверное, больше двадцати километров по прибрежью… Длина самого озера всего около восьми.

— Ну… — замялся парень. — По лесу всяко дольше идти.

— Нет, дурит Сейдушка нас, Колька, дурит…

— Ага, мы к острову, а он — от нас, да?

— Как видишь! — развел руками Георгий.

Так как Коля вообще не знал этой местности, он не понимал, стоило паниковать или нет. В худшем случае они обойдут Сейдозеро по кругу и толку от такого похода будет ноль — разве только прокачают икроножные мышцы.

Странники расчехлили палатку (весьма тонкую для такого времени года) и спальные мешки. Коля сразу же уселся на холодную землю и принялся уплетать съестные припасы. Он глядел на простирающуюся зеркальную гладь, в которой отражался огненный закат, обжигавший воду свои пламенем. Его ноги стали тяжелыми, а стопы пульсировали от пройденных километров. Несмотря на то, что парень ни разу не бывал в этих окрестностях, окружающие пейзажи показались ему до боли знакомыми. Не их ли он видел в своих пугающих снах? На дно не этого ли озера его тянули костлявые руки мертвенно-бледной девушки?

— Мы костер разводить не будем? — спросил Коля у деда.

— Здесь этого делать нельзя. Лучше не привлекать к себе лишнего внимания.

Коля съежился при мысли о том, что придется целую ночь мерзнуть.

Вдруг на Сейде показалась лодка с двумя фигурами на борту.

— Гляди, у кого-то все только начинается, — указал Коля на движущиеся силуэты.

— Браконьеры… Эти-то еще ладно, а некоторые оленей прямо здесь стреляют.

— Мы вроде как тоже тут нелегально…

— Оно-то верно… Но у нас дельце поважнее, чем у тех товарищей, будет.

Изредка с озера доносились звуки человеческих голосов. Коля подумал, что так будет даже спокойнее засыпать в незнакомом лесу. Водное полотно потихоньку сливалось с охраняющими его сопками, и через некоторое время туристы мало что могли разглядеть. Поэтому ничего не оставалось, как забраться в палатку и забыться крепким сном или хотя бы попытаться это сделать.

— Капец, неудобно! — ворчал Коля, ерзая в спальном мешке.

— Хорош вертеться! — буркнул Георгий, явно мечтавший поскорее отрубиться. — Сразу видно — в армии не служил!

Парень закрыл глаза и попытался успокоить мысли, которые словно ошалелые метались в его голове. Однако он постоянно чувствовал какой-нибудь камешек или сучок под лопатками или поясницей, что заставляло его слишком часто ворочаться. Коле сначала было слишком жарко, и он немного расстегнул тугую молнию. Но вскоре ему стало слишком холодно, и парень снова потянул собачку вверх. И вот беспокойный ум вроде как утих, но это умиротворение продолжалось до тех пор, пока на всю палатку не раздался протяжный старческий храп. Коля ткнул деда в спину, отчего неприятная уху симфония затихла. Но только на полминуты.

«Нужно выбраться, подышать», — подумал парень. Но как только он принялся выползать наружу, раздался голос:

— Не смей выходить! Ну-ка ляг!

И тот послушно рухнул обратно. Через час мучений туман сновидений все же одолел уставшего путника.

— Помоги мне… — отчетливо раздалось вдалеке.

Коля открыл глаза с чувством абсолютной реальности всего происходящего вокруг.

— Помоги мне… — снова услышал он.

Парень медленно и аккуратно, дабы не разбудить истошно храпящего Георгия, выбрался наружу. Молодое тело обдало ночным холодом, а глаза не могли разобрать, откуда доносился молящий голос.

— Сюда… Сюда…

Коля повернулся вправо и увидел что-то передвигающееся по поверхности озера. Будто чья-то голова выглядывала из-под воды.

— Я совсем замерзла, Коля… — слабо протянул женский голосок.

Тот подошел немного ближе, пытаясь понять, что происходит, и увидел, как две костлявые руки машут ему вдали. У Коли не оставалось сомнений, что его на помощь звала тонущая девушка. Однако через минуту турист понял, что она вовсе не находилась в бедственном положении, а просто плавала в сиянии бледной луны. И вроде как эта дама была ему даже знакома.

Не желая снова быть утопленным, Коля хотел было вернуться в палатку, но не смог пошевелить ногами, а девушка заговорила:

— Ну зачем ты так, Коля?.. Бросил меня в сером Питере, а я теперь одна среди множества безразличных душ…

Она подплывала все ближе к берегу. Ее голос продолжал литься приятной мелодией нежной скрипки:

— Я совсем не хотела, чтоб ты уезжал от меня… Мы бы могли все исправить… Я же тебя любила, Коля… Только тебя…

И вот стройная фигура постепенно вырастала над поверхностью тихой воды. Парень отчетливо мог разглядеть лицо своей давней подруги. Его сердце начинало заполняться теплотой и спокойствием. Теперь Коля был готов обнять Настю и согреть ее, завернув в толстый спальный мешок.

— Я не хотел оставлять тебя… Но ты же сама меня оттолкнула… — прошептал он.

— Я осознала свою ошибку, любимый…

Девушка потянула к парню свои тонкие пальцы. Ее длинные черные волосы распластались по поверхности воды, а большие темные глаза изображали фальшивое покаяние.

Но вдруг откуда-то сбоку раздался голос Георгия:

— Коля, я нашел остров! — кричал тот, указывая на видневшийся немного впереди кусок суши.

Коля увидел густой хвойный лес посреди огромного озера.

— Дедушка, подожди! Я сейчас! — ответил он.

Но когда он повернул голову обратно, Насти и след простыл. Лишь неподалеку от Могильного острова парень увидел огромные круги на воде.

С минуту он стоял как вкопанный, пока не почувствовал, что кто-то скребет ему по спине. Звук скользящих по куртке когтей становился громче. Коля пытался обернуться, чтобы понять, в чем дело. Однако существо двигалось одновременно с ним, прячась за широкими плечами. Нечто заставляло туриста крутиться до тех пор, пока он не свалился на землю. И проснулся…

Коля резко открыл глаза, соображая, где сейчас находится. И как только рядом зазвучала очередная дедовская «песня», он сразу же смекнул, что к чему. Однако в проигрышах между куплетами парень снова услышал, как кто-то скребется в палатку.

Сердце молодого туриста замерло. В этот момент следовало бы задержать дыхание и затаиться, но громкий храп давно уже выдал «партизан» с потрохами. Коля не мог разглядеть сквозь довольно плотный материал источник пугающего звука, который медленно направлялся к «дверной» молнии.

Парень на ощупь начал искать фонарик, который как раз таки должен был находится рядом. Схватив нужный предмет, он продолжал вслушиваться. Вдруг Коля начал различать звук ползущей «собачки». Он резко врубил фонарик и истошно заорал, изо всех сил толкая своего напарника:

— Вставай! Я говорю, вставай!

Георгий вскочил как ошпаренный. Старик резко вытащил из кармана складной нож, со всей дури ткнув им прямо в спальный мешок. Лезвие прошло насквозь.

— А! Где?! — закричал дед, ошалев сильнее своего внука.

Однако он довольно быстро пришел в себя. Его сморщенная от яркого света физиономия развернулась к Коле:

— Ты че, одурел! Ты меня покойником сделаешь!

— Кто-то в палатку лезет! — продолжал паниковать тот.

— Не ори! — и влепил парню подзатыльник.

Наступило молчание. Георгий долго оглядывался по сторонам, пытаясь различить хотя бы снующие тени, но никаких признаков движения снаружи не наблюдалось. Он потихоньку потянул за не застегнутую до конца молнию и открыл вход. Не высовывая головы, старик оглядел территорию. Никого не было. И когда дед наполовину высунулся наружу, тоже не заметил ни души.

— Ты своими воплями и так, кого можно было, разогнал! — пробубнил Георгий, закрыв палатку.

— Кто-то пытался залезть внутрь! — испуганно протараторил Коля.

— Ну так в следующий раз просто закрой свой рот! Иначе здесь и останемся!

Всю ночь путники не сомкнули глаз. Дед сидел с недовольной миной и молчал, вслушиваясь в тишину, а его внук ворочался в раздумьях. Из палатки никто из них так и не вышел до наступления рассвета.

Глава 14. Вежа шамана

Когда Георгий и Коля с первыми лучами солнца вылезли из своего пристанища, то увидели перед собой довольно печальную картину: вся их провизия была поедена, а куски раздербаненной фольги и различных пакетиков разбросаны по земле.

— Зачем ты оставил рюкзак с едой снаружи? — возмутился старик.

Парень виновато отвел глаза в сторону, не найдя весомых аргументов в свое оправдание. Дед хотел было зачитать внуку поучительные нотации, но его внимание привлек непонятно откуда возникший клочок суши посреди Сейдозера.

— Гляди туда, — указал на него Георгий. — Ты тоже его видишь? Его ж там не было вчера!

Коля повернул голову в сторону острова, находившегося немного правее от них. Словно игольница, он был густо утыкан высоченными стройными соснами. Если бы кто-то увидел фотографии этого клочка земли, сделанные с квадрокоптера, то наверняка бы распознал на них огромного летучего змея с длинным хвостом — по крайней мере, так показалось когда-то Коле.

— Возможно, в сумерках не заметили… — произнес парень (ох уж эти попытки самовнушения).

— Ну я-то точно не слепой. Не было его там, говорю тебе!

Коля вдруг почувствовал, как засосало под ложечкой. Сначала неизвестное существо, жаждавшее пробраться в палатку, природу которого не смог объяснить даже дед, теперь — этот появившийся из ниоткуда точно в том же месте, что и во сне, остров. Наружу так и рвалось: «Я хочу домой!»

Долго искомая путниками лесная чаща, окруженная тихой водой, будто звала туристов в свои объятия. Коля словно слышал ее голос. «Сюда… Сюда…» — шептали деревья. Да и небо, казалось, прокладывало солнечную дорожку к темному берегу. «Не похоже, что там кто-то живет», — подумал парень.

— Ладно, — после долгого молчания произнес Георгий. — Главное, чтоб обратно не пропал из виду… А пока мне нужно рыбки поудить немного. С пустыми руками негоже в гости ходить, как говорится…

Старик направился расчехлять свой спиннинг, а Коля продолжал стоять на берегу озера, словно завороженный. Зависал он так до тех пор, пока не заметил блесну, пролетающую мимо носа. Приманка плюхнулась в воду, нарисовав на ней раздувавшиеся круги, а после рассекла пространство, направившись обратно к берегу. И так снова и снова.

— Я все же думаю, что это был медведь, — сказал парень, повернувшись к деду.

— Может, медведь, а может, и нет…

— Есть еще варианты?

— Мець-вуйнас. По-вашему — снежный человек.

— Я думал, о нем только по телеку говорят, — с грустью усмехнулся Коля, напрочь сбитый с толку происходящим, напоминающим полнейший бред.

— Ты говоришь, он пытался вход открыть за молнию. Медведю такое несподручно.

— Почему именно снежный человек? Почему не кто-то другой?

— Он ушел и не тронул нас. Мець людям зла не делает, коли ему не угрожать. Ему лишь интересно стало, что в палатке, вот и полез. Ну а ты его спугнул. Медведь бы вряд ли так тихо смылся. Да и кто-то другой тоже так просто бы в покое не оставил.

— Я удивляюсь, как он твоего храпа не испугался, — буркнул парень.

— Погоди, вот доживешь до моих лет! — засмеялся старик. — Так, хорош! Рыба не клюет.

Георгий пошарил в карманах, достал пару десятирублевых монет и кинул в воду.

— Чтоб улов был, — пояснил он.

— Рыбе твои деньги замусоленные не нужны.

— Помалкивай, Фома неверующий!

Простояв так на берегу около часа, дед поймал несколько хариусов и даже одного окуня, что, конечно же, его очень порадовало. Он принялся потрошить блестящих на солнце рыбин, не отходя от воды.

— Слушай, пора выдвигаться, — произнес рыбак, отмывая руки от липкой чешуи.

— Тут плыть-то минут пять от силы.

— А что? Хочешь вброд пройти? Валяй! Говорят, можно!

— Все шутки шутишь, да? — наигранно улыбнулся Коля.

— Без них не проживешь!

Странники достали из походного рюкзака надувную лодку и развернули ее. Георгий вручил внуку механический насос.

— У меня нога отвалится целый день качать! — возмутился тот.

— Чем богаты, тем и рады! — развел руками дед. — Не боись, быстро управимся!

Коля поначалу нехотя вдавливал грушу в землю, однако вскоре вошел во вкус и с большим усердием закачивал воздух в резиновую полость.

— Хорош! Теперь я, — остановил внука Георгий и принялся за работу.

— Слушай, дед, Васьки нет на этом острове, я уверен!

— Нам Оця скажет, где его искать.

— Его там тоже нет!

— Остров мы нашли, значит, и шамана найдем! Не мешай, а то уже дышать нечем!

Через некоторое время лодка была готова. Путники сложили палатку и убрали весь раскиданный на месте стоянки мусор. Коля пошарил в рюкзаке в надежде найти хоть какие-нибудь остатки былой роскоши внутри. И таки наскреб на самом дне целую горсть шоколадных конфет.

— А сладенького на десерт твой снежный человек не взял, — произнес он, развернув темно-синий фантик.

— Они совсем не пахнут, поэтому и не заинтересовали нахлебника, — сказал Георгий. — Голый сахар!

Однако маленькие батончики пришлись Коле весьма по вкусу, и его голодный желудок довольно заурчал. Дед аккуратно потащил лодку на воду, а после погрузил в нее все имеющиеся вещи.

— Когда тронемся, чтоб ни звука! Понял? — строго проворчал дед. — Не вздумай орать.

— Почему я вдруг должен закричать?

— Леший тебя знает! Привидится чего — так и раскроешь рот.

Путники отплыли от берега и медленно направились к Могильному острову. Им предстояло проделать короткий путь длиною всего лишь в несколько десятков метров. Георгий с усилием греб веслами и время от времени глядел то на гладкую поверхность Сейдозера, то на внука. Он мысленно благодарил высшие силы за то, что они дают непрошеным гостям беспрепятственно добраться до нужного места, и молил небеса, чтобы они позволили им вернуться домой.

А Коля наблюдал за приближающейся лесной чащей и думал о том, не слишком ли поздно они спохватились. Или наоборот. Вдруг Василий уже дома? Только парень захотел озвучить эту мысль вслух, как заметил, что нечто мелькнуло под водой, рядом с лодкой. Сердце быстро заколотилось. «Только давайте без этого», — подумал Коля, ожидавший наткнуться на какое-нибудь непонятное чудовище. Но это оказался всего лишь упитанный окунь, который наяривал круги возле неизвестного движущегося предмета. Однако через пару секунд под водой чья-то когтистая рука схватила крупную рыбину за брюхо и потащила в сторону.

Парень округлил в ужасе глаза и резко повернулся к деду. Он хотел было открыть рот, чтобы предупредить старика об опасности, но тот опустил весло и приставил к губам указательный палец. «Молчи», — указывал Георгий, будто и сам заметил кого-то. Он полез рукою в карман и вытащил оттуда небольшое золотое колечко, а после с размаху швырнул его подальше в воду. Что-то ударилось о дно лодки, отчего та закачалась из стороны в сторону так, что большой походный рюкзак, лежавший на ее борту, чуть не свалился в озеро.

Коля с ужасом посмотрел на озеро, потом — на деда. «Молчи», — напомнил вновь старик плавным жестом, ухватился за второе весло и изо всех сил погреб к берегу острова.

Когда лодка уткнулась носом в густые заросли, путники очень быстро стали выбираться на сушу, что оказалось довольно затруднительно. Они то и дело поскальзывались на мшистых камнях, пытаясь не угодить прямиком в воду вместе с вещами. Коля нечаянно пнул ногой лодку, отчего она отплыла от берега на полметра.

— Ну-ка тащи обратно, — строго прошептал Георгий.

Парень попытался дотянуться до лодки рукой, но сообразив, что это совершенно безуспешная затея, решил зацепить ее сапогом. Как только он коснулся борта, надувная шлюпка резко дернулась назад еще на полметра.

— Не лезь дальше! — чуть громче скомандовал старик.

Коля взобрался на берег и в страхе глазел на воду. Георгий отыскал неподалеку длинный сук и после долгих ухищрений все-таки пришвартовал резиновое корыто к берегу.

— Да помоги же! — произнес дед, пытаясь затащить лодку на сушу. — Нельзя оставлять ее на озере!

Путники затягивали шлюпку на остров, однако что-то усердно пыталось им помешать. Кто-то тащил ее на себя. Георгий пробухтел сквозь одышку:

— Вот зараза! Кольцо ей не понравилось! Держи тогда часы, — и кинул в озеро содранный наспех с руки презент.

Только после того, как в озеро плюхнулся блестящий на солнце предмет, дед с внуком смогли заволочь лодку на берег.

— Таки отцепилась! — с облегчением вздохнул старик.

Коля даже не стал спрашивать, о ком идет речь. Он понял, что костлявые пальцы, схватившие окуня, принадлежали той, что звала его к себе в снах. Почему-то реальность существования этой подводной нимфы нисколько его не удивляла. Парень поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть ее истинное лицо.

Теперь Георгий и Коля шли по заросшей папоротником чаще, пересекая буреломы и кое-где натыкаясь на болотистые участки. Огромные сосны, будто грозные стражи, окружали их со всех сторон, пристально наблюдая за каждым движением. Горбатые березы глядели на незнакомцев с опаской, пряча хрупкие листья за могучие стволы своих собратьев. Кроны деревьев смыкались, заслоняя солнечное голубое небо. Коля споткнулся обо что-то весьма крупное. Выругавшись, он пнул поросший мхом непонятный предмет, который тут же откатился в сторону.

— Нельзя так делать! — воскликнул Георгий и слегка треснул внука по затылку.

Только потом парень разглядел, что это был череп какого-то животного.

— Откуда здесь это? — спросил он.

— Вероятно, остатки от жертвоприношений. Кажись, это был олень.

Коля посмотрел на старика и был удивлен, насколько тот спокоен. А вот самого его не оставляло теперь чувство нарастающего с каждым шагом страха, от которого сильно крутило живот. Парню показалось, что вокруг немного потемнело. «Тучи набежали», — подумал он.

И вот впереди показалась покрытая дерном вежа.

— Вот мы и пришли, — произнес Георгий.

— Она, небось, пустая. Вон как поросла.

— Сейчас и проверим.

Путники, немного ускорившись, направились к хижине. Дощатая, прилаженная чуть под наклоном дверь была плотно закрыта. Георгию стоило немалых усилий ее открыть. Через плечо деда Коля пытался разглядеть внутреннее убранство вежи, и ему показалось, что она значительно просторнее, чем выглядела снаружи. Его отвлекла огромная мохнатая собака, подбежавшая к порогу. Она тщательно обнюхала гостей и фыркнула, но лаять не стала. Затем она подняла морду и пристально посмотрела путникам прямо в глаза, будто пытаясь заглянуть в самую душу незнакомцев и прочитать их помыслы. И только после этого завиляла хвостом.

— Хороший, хороший пес, — произнес Георгий, ласково поглаживая собаку по голове.

Вскоре животное отошло и улеглось напротив слабо горящего посреди вежи очага. Рядом на оленьих шкурах лежал стонущий хозяин. Его исполосованное глубокими морщинами лицо исказилось в болезненной гримасе.

— Его нет в мире мертвых… Я его там не вижу… — протяжно произнес шаман.

Георгий опустился перед ним на колени и спросил:

— Кого нет? Василия нет?

— Эта пропащая душа заперта в ведьмином подвале…

— Где? Где его искать?

— Он совсем рядом… Я чувствую его отчаяние… Пылающее и сжигающее его изнутри… Но он спрятан от глаз людей и духов… Она спрятала его… Я ничего не вижу…

Шаман лежал на спине и смотрел куда-то в потолок. Его дыхание было тяжелым и прерывистым, а на лбу выступили капли пота. Засаленные седые волосыприлипли к впалым щекам, а пальцы с силой сжимали мех покрывающей его измученное тело оленьей шкуры. На груди лежал круглый, обрамленный мехом амулет с причудливыми цветными символами.

— Колька, чего встал? — тихо произнес Георгий, посмотрев на внука тревожными глазами. — Достань из рюкзака воды.

Парень протянул ему большую пластиковую бутылку с минералкой. Дед приподнял рукой голову Оци и поднес к его губам горлышко. Обессилевший нойд стал жадно глотать лившуюся струю и, напившись, умиротворенно закрыл глаза.

— Дай какую-нибудь тряпку, — снова скомандовал Георгий.

Коля в растерянности рылся в рюкзаке. Единственное, что он сумел найти, — его сменная футболка.

Георгий смочил ее и накрыл лоб шамана.

— Наверное, мы здесь надолго, — сказал он.

— Нужно его отсюда вытаскивать и вызывать подмогу.

— Мы не сможем его увезти с острова…

— Почему?

— Этот лес его не отпустит. Все, что мы можем сделать для Оци, — это облегчить его страдания.

Коля достал из кармана мобильный телефон, чтобы набрать «112», однако тот не подавал никаких признаков жизни. Парень потряс смартфон в надежде что-то исправить, но эта попытка оказалась совершенно безуспешной.

Большой мохнатый пес, лежавший около очага, поднялся и направился к своему хозяину. Питомец преданно положил морду ему на ноги, тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Шаман начал что-то неразборчиво бормотать себе под нос, медленно качая головой из стороны в сторону.

— Здесь слишком тесно… — отчетливо произнес Оця.

— Может, дать ему пилюлю, — вслух размышлял Георгий. — Стоит попробовать… Колька, кинь мне тот кулек, что в боковом кармане.

Дед вложил продолговатую белую таблетку в рот умирающему нойду и дал тому запить. Однако минуту спустя лекарство вышло наружу вместе с водой.

— Нужно оставить его в покое, — пробубнил Георгий. — И не мешало бы что-нибудь сготовить.

Пока старик доставал пойманную недавно рыбу, Коля с особым интересом рассматривал вежу колдуна. Жилище было скромным. Неподалеку от шаманской лежанки стояли несколько деревянных ведер, наполненных до краев водой. В небольшом корыте были сложены самодельные черпаки, ложки и ножи с фигурными рукоятками. На низеньком столике расположились алюминиевые миски и одна большая металлическая кружка, которые совершенно не вписывались в самобытное убранство. А под столиком, на полу, спрятались небольшой чугунный котелок и носатый чайник. Парень перевел взгляд в сторону и увидел припертый к стене огромный охотничий лук с охапкой длинных стрел. Взяв одну из них в руки, он начал внимательно ее разглядывать: костяной острый наконечник с небольшой трещиной сбоку, длинное древко, пропитанное звериной кровью, и весьма потрепанное временем оперение. Коля засунул стрелу обратно в кожаный колчан. Чуть подальше на белоснежных шкурах лежал слегка продолговатый бубен, покрытый различными рисунками и символами. Некоторые из них парень видел на дедовом обереге. Он коснулся кожаной натяжки инструмента и провел по ней пальцами, прощупывая каждую шероховатость. Вскоре Коля отдернул руку, заметив рядом огромную толстую кость, хотя вряд ли она была человеческой. Как ни странно, у шамана в доме имелись даже кое-какие продукты: связка чеснока, пара луковиц, несколько морковин, небольшой мешочек картошки и даже не один килограмм муки.

Георгий сразу же заприметил всю эту провизию и, вытирая испачканные рыбой руки о темные штанины, направился взять все необходимое для будущей похлебки, а заодно и набрать воды в имеющийся котелок.

— Кажись, к нему все-таки кто-то захаживает, — произнес старик, крутя в руках небольшие картофелины.

Пес, до сих пор лежавший у ног своего хозяина, совсем не был заинтересован происходящим. Его даже не манил запах сырой рыбы — ему бы что-нибудь посерьезней.

Через некоторое время Георгий уже кидал необходимые ингредиенты в котел. А после пытался заставить огонь в очаге разойтись пощедрее. Но как бы дед ни раздувал его, сколько бы ни подкидывал маленькие дровишки, лежавшие у самой двери, он так и не добился желаемого. Махнув рукой, старик подвесил котелок на свисающую с потолка цепь и стал наблюдать за шаманом.

Тот дремал, его лицо было повернуто к Георгию, так что он мог видеть, как слегка дрожали веки колдуна. Но вскоре нойд резко открыл глаза и уставился на гостя, что-то шепотом затараторив. Огонь в очаге затрепетал и стал разгораться все сильней и сильней. Языки пламени начали танцевать под воображаемый грохот шаманского бубна и облизывать днище чугунного котла. Похлебка внутри забурлила, а к потолку устремился обжигающий пар, после чего колдун замолчал и снова закрыл глаза.

Коля, завороженный этим трюком, уселся перед пламенем и придвинулся вплотную к деду.

— Нам нужно искать Василия, — после некоторого молчания прошептал парень.

— Сначала нам следует позаботиться об Оце, — возразил в ответ Георгий.

Оба не отрывали взгляда от пылающего очага.

— Мы сюда не за этим пришли.

— Остался еще один вопрос, который должно задать. А пока ему нужна наша помощь.

Колдун вновь заерзал на лежанке из добротного меха и застонал. Он схватился одной рукой за лежащий на груди амулет.

— Не по своей лишь вине Василий лишился стада… Ваш народ не выполнил наказ прародителя своего… — сквозь одышку пробормотал нойд. — Не видать вам оленей…

Георгий на корточках подполз к Оце и тихо произнес:

— Неужто все зверье от пастухов уйдет?

— Раньше думать надо было, — прохрипел шаман. — Ни один из них земле-матери кости убиенных животных не предал, ни один из них брату-оленю не поклонился, ни один из них дом его не сберег. Равновесие нарушено…

После этих слов нойд снова закрыл глаза и забылся. Георгий, тяжело вздохнув, вновь приблизился к очагу. Он опустил голову и уставился в пол.

— Рано или поздно это должно было произойти, — пробубнил старик.

— Что ж… На курицу со свининой и говядиной перейдете, — ответил Коля.

— Да не в этом же дело… Нужно помнить имя свое…

Парень заметил, как глаза деда наполнились беспросветной печалью. Будто у ребенка, которому сказали, что Деда Мороза не существует. Или будто у человека, кому поведали о приближении апокалипсиса, после которого он точно не выживет, даже если перейдет на темную сторону. А ведь Георгий даже не разводил оленей. Наверное, потому и не разводил, что очень уж любил этих существ.

Рыбная похлебка оказалась на удивление сытной. После того, как Коля зачерпнул последнюю ложку ухи и закинул ее в рот, он мог с уверенностью сказать, что объелся.

— Возьми черпак и ополосни посуду, — произнес дед. — Только от вежи не отходи. А я пока Оцю накормлю.

Парень, взяв необходимое, направился к выходу. Он со скрипом отворил тяжелую дверь. Каково же было удивление Коли, когда он увидел, что снаружи давно наступила ночь. Стоп. Но ведь они с дедом переступили порог шаманской хижины не так давно. Неужели уже пролетело около двенадцати часов?

Яркий холодный свет полной луны протискивался сквозь огромные лапы здешних сосен. Коля быстренько ополоснул миски, присев на корточки у самой вежи, и забежал вовнутрь.

— Там совсем стемнело! — воскликнул он, глядя на Георгия, который в это время аккуратно подносил дымящуюся ложку к губам ослабевшего колдуна.

— Потише! Теперь ни в коем случае не выходи за порог!

Мохнатый пес, учуяв запах похлебки прямо у себя под носом, сразу же оживился и внимательно наблюдал за тем, как гость из раза в раз поднимал и опускал руку.

— Тебе тоже причитается, — сказал старик, взглянув в голодные глаза собаки.

Та сразу же успокоилась и положила морду обратно на ноги хозяина.

Глава 15. Потаенный выход

Василий совсем потерял счет времени. Он не знал, сколько уже дней сидит в вонючем и сыром сарае — или что это было? Вязкое, горькое зелье, которым поила своего пленника Оядзь, поддерживало в нем жизнь, но разум жертвы был затуманен приятными иллюзиями. Однако в те недолгие часы, когда действие варева заканчивалось, а ведьма уходила на очередную охоту или куда-нибудь еще, Василий снова и снова предпринимал жалкие попытки найти хоть какой-нибудь выход.

Много сил у старика уходило на попытки заткнуть орущих спасателей. За последнее время их прибыло человек семь. Все они рассказывали про поиски затерявшегося в Ловозерской тундре пенсионера и спасение тонущей в болотах женщины. Каждый из них судорожно пытался выбраться из рыболовных сетей, туго затянутых огромной жабой, и возмущался бездействием «сокамерника». Василий, время от времени пребывающий в светлом уме, развязывал их (ножик он все-таки припрятал), и они ошалело бегали по сараю в надежде найти выход.

Оленевод, который не раз брался за подобное, отмалчивался в сторонке и пытался на слух сообразить, где в данный момент копошился паникер.

Как правило, участники поисковой группы носили с собой огромные, очень яркие и тяжелые фонари. Оядзь сразу же примечала приборы в руках у своих потенциальных жертв и отбирала, выкидывая куда подальше. «Эти олухи не носят с собой даже карманных фонариков», — возмущался Васька, рыская в куртках уже испустивших дух пленников. Но однажды ему повезло. Старик нашарил в кармане то, что нужно, и повнимательней рассмотрел место, где находился.

Оленевод понял, что застрял совсем не в сарае. Скорее всего, это был подвал без окон и дверей. Посветив в потолок, за многочисленными слоями рыболовных снастей он заметил дверку. Не пытаясь понять, почему выход находился сверху, когда он попал вовнутрь именно сбоку, Василий тотчас начал продумывать, как подняться. Ноги его совсем не держали, а руки слушались с трудом. Все последние силы ушли на поиски освещения. Но тоненький лучик надежды все-таки пробился сквозь плотную завесу отчаяния, окутавшую измученного старика.

Однако тьма одержала верх в тот момент, когда за спиной пленника возникла Оядзь и выбила у него из рук фонарь.

— Таки пронюхал, — прошипела та. — Только оставила ненадолечко, как он вдруг забегал, как таракан по углам.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Ведьма начала метаться из стороны в сторону, но Васька уже ничего не мог разглядеть. От растерянности старик схватился за первое, что попалось ему в руки, — длинную метлу. Заняв оборонительную позицию, он принялся угрожать беспросветной темноте грязным голиком¹⁷.

— Балбес! — заорала Оядзь и отобрала у пленника метлу.

Тогда Василий ухватился за ножичек в кармане и приготовился напасть на жирную жабу. Как только та приблизилась вновь, пленник резко воткнул в нее лезвие. Оно вошло где-то в районе ее лодыжки. Оядзь завизжала, замахнулась на Василия миской, в которой замешивала дурманящее зелье, и со всей дури приложила его посудиной по голове. Через мгновение оленевод уже валялся ничком.

— Недолго мне с тобой мучиться осталось, — пробормотала жаба. — Коленька уже в пути…

Глава 16. Уловка

Спать на мягких оленьих шкурах оказалось куда удобнее, чем в спальнике на синтепоне. Однако толком заснуть Коля никак не мог. Он то проваливался в дрему, то просыпался от малейшего шороха. Георгий, наоборот, дрых, как говорится, без задних ног, что можно было понять по его неизменному затяжному храпу. Оця на удивление совсем затих. Порой Коля открывал глаза и думал, а не помер ли шаман вовсе. Но грудь нойда продолжала вздыматься в такт громкой песне «тракториста» Георгия. Понаблюдав за этой картиной, парень снова попытался забыться.

В очередной раз он пробудился от какого-то стука. Дверь в вежу была раскрыта нараспашку, внутрь ворвался поток ледяного ветра и накинулся на полусонные языки пламени в очаге. Однако грохот и свист нисколько не потревожили остальных: дед лишь перевернулся на другой бок, а шаману и вовсе было не до этого. Коля поднялся со своего теплого местечка и, вздрогнув от холода, направился к выходу. Но только подошел к порогу и потянулся к ручке двери, как услышал чьи-то тяжелые шаги. Парень мигом обернулся, и каково было его удивление, когда он увидел перед собой твердо стоящего на ногах Оцю. Колдун смотрел на Колю пронзительным взглядом, а его красно-синяя рубаха, мокрая от пота, развевалась на ветру.

— Ступай сам искать его, — произнес нойд, с силою вытолкнул молодого гостя из вежи и захлопнул за ним дверь.

Парень свалился на землю и стукнулся лбом о сырой булыжник. Боль кольями воткнулась в череп, тело окутала слабость. Коля минуты две валялся на мягком лишайнике, а после стал медленно подниматься на ноги. Он пощупал пальцами огромную шишку, вылезшую на месте удара, и тут же сморщился.

Парень хотел было вернуться в хижину, но той и след простыл. Вокруг Коли были лишь тощие осины и могучие сосны. Он в растерянности крутился на месте, пытаясь сообразить, куда делась шаманская вежа, но видел лишь лесную чащу. «Опять эти непонятные сны», — подумал Коля, мечтая поскорей проснуться. Однако голова раскалывалась совсем как наяву. Вздрагивая от пронзающего холода, парень зашагал в том направлении, где, как ему казалось, он наткнется на знакомую дощатую дверь.

Пройдя так минут пять быстрым шагом, Коля начал немного нервничать.

— Да чего ты? Это всего лишь сон. Отделаешься легким испугом. По классике жанра сейчас появится дедушка и все разрулит, — бубнил замерзающий парень себе под нос.

Но в тот момент, когда Коля с разбегу споткнулся о низенький, почти незаметный пенек и со всей дури приложился коленом о поваленный на землю ссохшийся ствол березы, происходящее показалось ему реальным как никогда.

— Деееед! — заорал злой от боли парень.

— Деееед! Хи-хи-хи! — раздалось тихо в ответ.

— Георгий! — повторно прокричал Коля.

— Йигроег! Хи-хи-хи! — снова произнес писклявый голосочек.

Коля замотал головой, пытаясь сообразить, откуда доносятся непонятные звуки. Однако не мог разглядеть ни души.

— Кто здесь? — произнес он.

— Седз отк? Хи-хи-хи!

Из-под бурелома выглянула маленькая голова. При свете луны Коля мог разглядеть огромный нос, похожий на картофелину и усеянный крупными бородавками, и маленькие глаза-пуговки. Парень с опаской наблюдал за существом, которое выбиралось из укрытия. Теперь Коля мог видеть большие, торчащие в стороны уши и крохотные ручки, пухлые пальцы которых слегка касались коры березы. Карлик ловко вскочил на ствол дерева. На его округлое тельце был натянут кожаный балахон, а ноги-сардельки оказались совсем босыми. Ростом он был не больше полуметра.

Казалось, гном тоже весьма недоверчиво глядел на незнакомца. Он застенчиво скрестил руки на выпирающем круглом пузе и будто чего-то ждал.

Коля в недоумении уставился на существо. Что обычно делают в таких случаях и что говорят?

— Ты кто такой? — через некоторое время неуверенно спросил он.

— Йокат отк ыт? Хи-хи-хи!

«Что он бормочет?» — не мог сообразить Коля, продолжая таращиться на карлика.

Тот спрыгнул с березы и потопал к новому знакомому. Существо встало одной ножкой Коле на сапог и потянуло свои ручонки к его боковому карману. Парень решил, что сейчас ему лучше не двигаться. Откуда знать, чего можно было ожидать от этого уродца. К тому же он отчетливо мог теперь разглядеть длинные грязные ногти на гномьих пальцах.

Не сумев дотянуться до цели, карлик что-то недовольно пробурчал себе под нос, слез с сапога и уставился на Колю. Парень сунул ладонь в карман и брякнул мелочью. Гном широко раскрыл глазенки и в нетерпении закивал головой.

— Тебе это нужно?

На этот раз гном решил не отвечать, но продолжал трясти своей лысиной. Коля достал монеты и протянул карлику их на ладони. Тот сразу же схватил мелочь и запихнул ее всю себе в рот, потом достал из-под балахона засохший цветок клевера и протянул его Коле.

— Спасибо, — ответил он, забрав «товар», хотя это был весьма неравноценный обмен.

Однако существо продолжало стоять и выжидающе таращиться.

— У меня больше ничего нет.

Конечно же, Коля соврал. На шее у него висела толстая серебряная цепочка, очень давно подаренная ему бабушкой (царствие ей небесное!). И, кажется, гном ждал именно эту «валюту». Поняв, что его новый знакомый туго соображает, попрошайка вновь пошарил у себя под балахоном, вытащил оттуда ржавую гильзу и протянул ее, одновременно указывая пальцем на свою шею.

— Не, товарищ, этого я тебе не отдам, — замотал головой Коля.

Глаза карлика злобно сузились, и он резко швырнул ржавую гильзу на землю, а вскоре вовсе скрылся где-то под деревом.

Коля заглянул за ствол поваленной березы, где несколько минут назад пряталось лопоухое существо, и увидел там довольно широкую нору. Света от холодной луны было недостаточно для того, чтобы разглядеть дыру повнимательней. «Он сиганул именно туда», — подумал парень, приближая лицо к углублению. Он машинально потянулся в карман своей куртки за телефоном, дабы включить фонарик. Однако после нескольких безрезультатных нажатий на кнопку блокировки Коля опомнился.

Только он положил дохлый смартфон обратно в карман, как из норы возникли пухлые пальцы и вцепились в серебряную цепочку, выглядывающую у Коли из-под футболки. Парень схватил маленькую ручонку, пытаясь ослабить давление металлической «змейки» на шею и высвободить ее из гномьих когтей. Но это оказалось весьма непросто. Карлик настойчиво тянул украшение на себя с твердым намерением заполучить его, а потом и вовсе содрал желанную «прелесть» с шеи незнакомца.

— Ах ты зараза мелкорослая! — ругался Коля, схватив существо за тоненькую ручонку.

— Яалсороклем азараз ыт ха. Хи-хи-хи!

— Пусти, я сказал!

— Лазакс я итсуп. Хи-хи-хи!

Автор иллюстрации: Елена Рудых

И вот уже изрядно взбешенный Коля вытянул гнома из дыры, и тот повис на приличном расстоянии от земли. Носатое существо с опаской посмотрело вниз и запищало, болтая маленькими ножками. От страха карлик еще крепче впился пальцами в цепочку, а потом уставился на противника умоляющим взглядом.

— Либо ты отпускаешь ее, либо рухнешь вместе с ней вниз, — спокойно и отчетливо произнес Коля.

Гном разжал пальцы. На его лице боролись сразу две эмоции: испуг и обида. Парень, удерживая крохотное запястье лесного жителя, осторожно опустил его на землю и надел на шею блестящий подарок бабули.

— Таки испортил! — вздохнул Коля, разглядывая поврежденную застежку.

Щеки карлика раздулись от негодования, он напоследок фыркнул в сторону долговязого встречного, что-то пробубнил под нос на своем и скрылся в темной норе.

Глава 17. «Будет так, как должно»

Георгий проснулся от собачьего лая. Огромный мохнатый пес стоял перед его лежанкой, наблюдая за пробуждением гостя. Огонь посреди вежи почти погас, отчего внутри стало довольно прохладно. Старик окинул взглядом хижину.

— Где Колька? — произнес он.

Дед кинулся к входной двери и отворил ее. Снаружи царила лунная ночь и абсолютная тишина. Даже сосны перестали перешептываться между собой о происходящем в округе. Георгий с тревогой всматривался вдаль и мотал головой из стороны в сторону.

— Не ходи за ним… — простонал не спавший все это время шаман.

— Куда он делся?

В ответ — молчание. Георгий подошел к лежащему на шкурах Оце, опустился перед ним на колени и настойчиво повторил:

— Где мой внук?

— Здесь он, на острове. Мальчишка сам должен пройти через это. В конце концов он найдет то, что так долго ищет. Ведь именно за этим он сюда пришел, ведь именно об этом просила его утопающая в сомнениях душа.

— Я не могу оставить его в лесу, посреди озера.

— Будет так, как должно. Он обретет себя и успокоится. А у тебя, Ёгор, своя дорога.

— О чем ты говоришь? Я тебя совсем не понимаю.

— За мной скоро придут братья и проводят к нашему общему пристанищу, откуда весь здешний мир виден как на ладони. Поприветствуй их и пригласи присесть у моего очага, пока тот совсем не погас. Они вознесут протяжную песнь к Небу и откроют врата в Вечность. Ты внимай их возгласам и ожидай своей очереди. Как только настанет твоя пора, мои братья обратятся к тебе. Ты все поймешь и сможешь даже указать своему внуку верный путь, — прохрипел шаман, после чего медленно закрыл глаза.

Сердце Георгия бешено колотилось. Слова нойда казались ему совершенно непонятными, однако он чувствовал, что не должен им противиться. Пламя в центре вежи слабело с каждой минутой, как и дыхание мучившегося Оци. Мохнатый пес не отходил от своего хозяина, смиренно положив морду на подергивающиеся ноги. Изредка поглядывая на дверь, он тяжело вздыхал и шмыгал своим мокрым носом. А когда пальцы шамана взмывали в воздух, изображая непонятные простому смертному жесты, собака приподнималась и облизывала его руки.

Георгий изредка подкармливал огненные языки мелкими поленьями. Пламя жадно сжирало их, фыркая от попадающей в его пасть влаги, и отчаянно тянулось вверх. Старик заметил, что с каждой кинутой в огонь деревяшкой вдохи колдуна становились глубже, а выдохи сопровождались меньшими хрипами.

«Аннушка, прости меня, дурака. Тебя не сберег и Кольку вглубь лесной чащи завел, — сокрушался про себя дед. — Да помогут ему ангелы».

Он подполз к лежащему нойду и попытался напоить его холодной водой. Тот отказывался глотать. Как только влага коснулась его потрескавшихся губ, языки пламени резко пригнулись к земле и теперь уже облизывали обрамляющие их камни.

— Оставь меня, — простонал шаман.

Георгий тихонько отполз назад. Внутри хижины становилось совсем темно. И чем больше тьма окутывала вежу, тем сильнее старческое сердце терзала вина. Слезы подкатывали комом к горлу и уже стремились хлынуть из потускневших глаз, а из глотки рвался жалобный крик.

— Зря ты мучаешь себя, Ёгор, — раздалось в тишине. — Ведь это не твоя работа. У тебя лишь одна задача — разжечь для других огромный очаг, согревающий холодные руки.

Нойд потянулся костлявыми пальцами к огню и плавным жестом затушил его. После в дверь хижины настойчиво постучали. Георгий с замиранием сердца уставился на выход и не спешил открывать. Тогда чей-то кулак принялся колотить куда сильнее. Старик медленно поднялся и с опаской направился отворять гостям.

На пороге дед увидел пятерых старцев, держащих в руках продолговатые бубны. Совсем такие же, как тот, что недавно с большим интересом изучал Коля. Закутанные в оленьи шкуры мехом внутрь незнакомцы молча глядели на встречавшего их Георгия, который попятился назад, опустив глаза в пол.

Все пятеро вошли в хижину и встали полукругом около замершего Оци. Веки нойда тихонько дрожали, а грудь лишь слегка подергивалась. Старцы вознесли свои руки с бубнами вверх к потолку, и один из них громко заголосил. Его пение напоминало низкие звуки варгана. Как только первые три ноты вырвались из глотки нойда, его спутники одновременно ударили в свои ритуальные инструменты специальными колотушками, в роли которых выступали массивные звериные кости. Вибрации бубнов прошли внутрь груди Георгия, встряхнув в ней и без того ошалелое сердце, а после выбрались обратно наружу с очередным выдохом.

Через мгновение шаманы завопили хором и каждый принялся крутиться вокруг своей оси, все быстрее постукивая по кожаному вытянутому кругу, будто заставляя изображенных на нем оленей выскочить наружу. Старик почувствовал, как по его ногам пробежал дикий холод, поднимаясь все выше и нарушая все законы физики. Однако огонь в очаге снова ожил и поднял свои лапы к потолку, подражая танцующим колдунам. Шаманы резко припадали к земле, и пламя проделывало тот же трюк.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Переплетающиеся между собой голоса застревали у Георгия в голове, производя внутри нее полнейший хаос. Его ноги резко подкосились, и дед свалился на пол, а холод устремился к его плечам. Руки старика начали стремительно неметь, и он потянулся пальцами к пляшущему пламени. Однако оно не источало ни малейшего тепла.

Колдуны продолжали двигаться под ритм грохочущих бубнов, периодически перекликаясь на непонятном языке. И вот в просветы между шаманскими балахонами Георгий ясно увидел, как некая дымка выходит из бездыханного тела Оци. За порогом хижины, дверь которой все это время была открыта нараспашку, образовался сгусток дыма. Будто огромное грозовое облако преграждало выход любому, кто осмелится покинуть столь торжественное событие.

На этом сюрпризы не закончились. Пес, некогда лежавший в ногах у своего умирающего хозяина, встал на задние лапы, выпрямился и наклонился к телу Оци. Он снял с мертвого нойда его кулон и направился с ним к ошалевшему от происходящего Георгию. Через пару секунд шаманский оберег висел уже на шее стоявшего на коленях деда и тяжелым грузом тянул его голову к полу.

— Мы благодарим тебя за то, что не оставил брата нашего на трудном пути. Он служил этому лесу больше сотни лет. Но, дабы все оставалось на своих местах, кто-то должен взять его ношу на себя. Ты пришел сюда с великой скорбью на душе и с желанием сохранить былое. Так это и есть твой единственный шанс. Коли уйдешь — ты навсегда сожжешь мост между людьми и Матерью-Землей, — произнес один из пятерых нойдов, вставший за спиной у собаки-оборотня.

Из глаз Георгия все-таки хлынули слезы. Его плечи задрожали в такт его всхлипам, а голова склонялась все ниже. Однако он взглянул на опущенные веки Оци и сжал в кулаке надетый на него кулон. Соленые струи омыли его лицо и скинули груз с его старческих плеч. В ту же секунду увесистый оберег перестал давить на его уставшую шею. А с очередным выдохом Георгий выпрямился, и холод, окутывавший его все это время, отступил.

Дымка, нависавшая над телом Оци, двинулась к выходу. Все присутствующие замолкли, а марево растворилось в лесном тумане. Вся компания братьев-шаманов направилась следом. К Георгию подкралась огромная мохнатая собака, передвигающаяся уже на четырех лапах, и улеглась рядом с ним.

— Ну что? Теперь мы с тобой здесь вдвоем остались, — произнес тихо старик, поглаживая пса по голове.

Вскоре он поднялся на ноги и направился к распахнутой двери. Снаружи по-прежнему царила ночь, только теперь она была не такой пугающей, как раньше. Теперь не тьма смотрела на Георгия (извините, Ёгора), а он на нее. Дед немного постоял на пороге, наблюдая за гуляющим ветром, а потом крепко захлопнул массивную дверь.

Глава 18. Разъяренная толпа

Коля боялся сделать даже малейший шаг вперед. Он застыл на месте и с тревогой ожидал появления жадного карлика. «А вдруг он бешеный людоед?» — возникло в мыслях у парня. Борьба с когтистым гномом отзывалась теперь усталостью в шее. Убедившись после нескольких минут оцепенения в том, что поблизости нет ни единой живой души, Коля таки направился дальше по лесной чаще в поисках потерянной вежи.

«У шамана три руки и крыло из-за плеча, — напевал путник себе под нос, дабы справиться с накрывающей его паникой. — От дыхания его разгорается свеча…»

Пока парень преодолевал заросли папоротника, его преследовало ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Коля оглядывался по сторонам, останавливался и всматривался в темноту между деревьями, однако ничего особенного так и не заметил.

«На фотках этот остров казался значительно меньше, — думал он, пройдя по лесу уже, казалось, не один десяток километров. — Похоже, этот сон слегка затянулся».

Что-то зашуршало в стороне. Коля резко остановился и замер.

— Хи-хи-хи, — раздался уж очень знакомый смешок.

Парень принялся нервно шарить по всем карманам в поисках завалявшейся мелочи, чтобы вновь отвязаться от противного карлика. Найдя лишь пару пятидесятикопеечных монет, он присел на корточки и протянул их на ладони куда-то в пустоту. Тут же перед ним нарисовался носатый гном, только теперь на его макушке красовался жиденький пучок рыжих волос. Он с интересом рассматривал путника и даже не обращал внимания на мелочь в его руке. Вдруг на щекастом лице существа возникла весьма недружелюбная широкая улыбка, обнажившая гнилые острые зубки.

Карлик издал весьма громкий клич, и вокруг Коли образовалась многочисленная толпа низкорослых пухляков. Внутреннее чутье подсказывало ему, что настал именно тот момент, когда надо сматываться, и побыстрее. Причудливую шайку совсем не волновали жалкие подачки. Гномы глядели на незнакомца горящими от некоего энтузиазма глазками. В ночной тишине повисло напряженное молчание. Коля рассматривал уставившихся на него существ и приметил среди них своего недавнего знакомого. Он был единственным, кто косился на окруженного весьма обиженно, а его щеки раздувались от негодования. «Ах ты уродец», — пронеслось в голове у парня. Будто прочитав эту мимолетную мысль, оскорбленный карлик выпучил глазенки и заорал во всю мочь писклявым голосом что-то на своем языке.

Вся толпа резко повернула головы в сторону вопящего, а после, по всей видимости, поддержала озвученное своим сородичем предложение, пропищав хором в ответ. Коля не успел ничего сообразить, как гномы уже тащили его на себе, словно фанаты известного рок-музыканта на фееричном концерте.

Парень пытался соскочить с этих живых носилок, однако острые когти вцепились ему в плечо, заставляя съежиться от боли.

— Хи-хи-хи, — слышалось со всех сторон.

— Ааааа! — принялся голосить пленник.

— Ааааа! — подхватывали лесные обитатели.

Карлики тащили восьмидесятикилограммовое тело сквозь буреломы, совершенно не напрягаясь. Коротенькие ножки взбирались на скользкие камни, даже не сбиваясь с общего ритма. А хватка некоторых гномов превосходила по силе захват здорового мужика. Через некоторое время толпа остановилась перед широкой норой под огромным валуном, опорой которому служил маленький округлый камешек. Казалось, валун в любой момент мог запросто упасть, перегородив собою вход.

Гномы принялись запихивать своего пленника в проем, однако его габариты слегка превосходили размер отверстия. Но это не останавливало пыхтящую толпу. Некоторые из карликов, находившиеся в самом начале колонны, переметнулись назад и приложили максимум усилий, дабы затолкнуть Колю внутрь. И им это удалось. Теперь парень несся вниз по скользящей поверхности среди абсолютной темноты. Его лицо рассекало спертый воздух, а где-то сверху слышались восторженные «хи-хи-хи».

После нескольких секунд стремительного спуска Коля вылетел из длинного тоннеля, неудачно приземлившись на копчик посреди просторной пещеры. Пока он валялся на сырой земле и потирал ушибленное место, гномы, довольные словно дети на игровой площадке, по очереди выпрыгивали за ним следом. Когда пухлощекие существа в полном составе собрались на месте, они вновь подхватили Колю и потащили его дальше.

Натыканные повсюду маленькие факелы хорошо освещали внутреннее пространство. Парень растерянно крутил головой и пытался понять, где он находится. По обе стороны от длинной тропы, что вела куда-то вдаль, стояли другие карлики, которые изумленно таращились на гигантского незнакомца. Существа женского пола сразу же похватали своих детенышей, еще секунду назад беззаботно пинавших между собой небольшой мячик, и увели их в укрытие. Престарелые сгорбленные гномы неподвижно сидели на гладких камнях и спокойно наблюдали за своими сородичами, удалявшимися вглубь пещеры.

По пути толпа становилась многочисленней. Коля слышал взволнованный шепот где-то у себя над головой. Карлики проносили свою ношу через высокие каменные арки, разделяющие пещеру на отдельные секции. В одной из них парень заметил кучи блестящих самоцветов. Снующие между ними подземные жители перебирали свои богатства и раскладывали их по огромным мешкам (и откуда они столько их набрали?).

Теперь Колю тащили сквозь пар от бурлящей в многочисленных котлах жидкости, заполняющий собою и без того душное пространство. Неприятный запах тины настойчиво забивался в нос. Пленник внимательно рассматривал гномов, усердно помешивающих огромными деревянными сучьями кипящее варево, однако те не обращали на незнакомца абсолютно никакого внимания, полностью погруженные в свои дела.

Наконец, миновав очередную арку, карлики сбросили парня с плеч. Пятеро из них тут же принялись заталкивать свою добычу за решетку, укрепленную в земляной стене. Коля даже не пытался сопротивляться. Когда он оказался запертым в своеобразной камере, лесные существа запищали от восторга, а после почти все поспешно скрылись в длинных коридорах. Остался лишь тот самый огорченный своим поражением в битве за серебряную цепочку гном, которого Коля окрестил Щипачом. Вот и сейчас он таращился на желанную цацку, однако, решив более не рисковать, после нескольких минут мучительных смятений убежал прочь.

Решетка, сооруженная из тонких осиновых бревен, отделяла Колю от небольшого зала, пол которого был вымощен чем-то наподобие брусчатки. По центру находился внушительных размеров каменный трон, напротив которого стояла глубокая, украшенная самоцветами золотая чаша. И все. Больше в помещении ничего не было.

Через несколько минут в тронном зале снова нарисовалась толпа ликующих пухляков, но на сей раз уже во главе со своим предводителем. Кособокая корона из множества золотых монет на голове и куча драгоценных побрякушек на шее указывали на его превосходство над другими. Его сморщенное лицо, растущий горб на спине и неуверенная походка говорили о давно ушедшей молодости, а маленькие черные глазки отражали скверный характер правителя.

Гномий король внимательно осмотрел заключенного и слегка обнюхал бородавчатым носом, по длине превосходящим шнобели его сородичей. Звучно фыркнув, он направился к своему трону. Лесная братва тут же ринулась за ним, дабы помочь старому карлику взобраться на слишком высокое седалище — это была весьма забавная картина.

После долгих потуг запыхавшийся правитель все-таки одолел вершину и принял удобное положение. Наступила тишина. Народ подземелья с замиранием сердца ожидал слов предводителя. Но тот никак не мог отдышаться, то и дело поправляя спадающий с его макушки символ власти. Король кинул недовольный взгляд в сторону съежившегося в камере узника и лениво забасил на своем. О чем шла речь, оставалось для Коли загадкой. Однако жест, показанный королем в конце выступления, был довольно очевидным: только что пленного великана приговорили к смерти.

— Я ничего плохого не сделал! — завопил Коля.

Гномы резко развернулись к нему и оскалили гнилые зубы. Только Щипач, явно не ожидавший такого поворота событий, вытаращил на главу подземелья круглые от удивления глаза и тихо что-то залепетал в защиту подсудимого, вызвав этим всеобщее негодование. Некоторые даже чуть не накинулись на своего собрата с кулаками. Король снова раскрыл рот, громко огласив окончательный вердикт, и указал на Колю. Все затихли.

Утомившийся правитель капризно забарабанил коротенькими ножками по высокому трону, требуя немедленно спустить его на землю. После чего он медленно проковылял к выходу, снимая на ходу ненавистное ожерелье, оттягивавшее и без того слабую шею. Через пару минут зал полностью опустел.

Глава 19. Смута в подземелье

Коля отказывался просто сидеть за решеткой и ожидать своей скорой кончины где-то глубоко под землей. Абсолютно уверенный в простоте планируемого побега, он потихоньку расковырял весьма ненадежный замок своей камеры. И сколько же этот неуклюжий великан наделал шума в пребывающем в повседневных заботах королевстве! Сколько же он страху навел среди мирной половины карликового народа! Однако все оптимистичные планы Коли рухнули в тот момент, когда уже давно знакомая ему братва ринулась затаскивать беглеца обратно под замок (теперь более крепкий), вгрызаясь гнилыми зубами ему в щиколотки и раздирая от негодования грязными когтями его кожу. Вот тогда-то узник и осознал всю плачевность своего положения.

И вот он снова сидел за решеткой, уставившись на запылившийся каменный трон. Коля наблюдал, как в зал постоянно прибегают босоногие гномы с маленькими мешочками за спиной и высыпают их содержимое в глубокую золотую чашу. Вскоре он разглядел, что пухляки скидывают туда различные ценности: монеты, камни, украшения. После этого другие подземные обитатели внимательно просматривали принесенные богатства, одобрительно кивали головами и, довольные, убегали прочь.

Некоторое время спустя Коля стал свидетелем довольно странной картины. Карлик, периодически проверяющий наполнение королевской чаши (Главбух — подходящее для него имя), затащил в зал Щипача и принялся его отчитывать, грубо выворачивая карманы его балахона и вытягивая оттуда всякую ерунду в виде палочек, тряпочек и фантиков. По происходящему можно было без труда сообразить, что Щипач был одним из немногих, кто не приносил ничего дельного в «общак», чем до чертиков злил своих старших собратьев. И вот Главбух уже отвесил «работнику месяца» звонкую затрещину, после которой тот чуть ли не разрыдался, и скрылся в коридорах.

Щипач раздул от обиды и без того пухлые щеки, быстро собрал разбросанные блестящие фантики и запихал их под балахон. Все это время Коля с неподдельным сочувствием наблюдал за провинившимся гномом. Тот, заметив его пристальный взгляд, фыркнул, обнажив свои мелкие зубки.

— Хорош дуться, — произнес Коля, сняв с шеи подаренную бабушкой серебряную цепь и протянув ее карлику. — Держи.

Щипач выпрямился и с изумлением уставился на свисающее с ладони украшение. Он было дернулся, чтобы схватить цепочку, но резко остановился, недоверчиво взглянув на пленника. Тогда Коля медленно опустил свой подарок на землю.

— Бери. Теперь это твое.

Через пару секунд ни от гнома, ни от цепочки не осталось и следа. А чего можно было еще ожидать?

Съежившись, Коля сидел в заточении и слушал протестующие лозунги своего желудка. И почему эти существа до сих пор держали его в живых? Наверное, основной их целью было заморить его голодом. Иначе как объяснить столь долгое ожидание? Однако подземный предводитель довольно артистично изобразил предстоящую казнь через обезглавливание. Может, они изготавливают подходящий по размерам топор? Или того лучше — гильотину? Странный народ. Но стоит признать, своим появлением Коля внес некое разнообразие в их повседневную рутину, как, собственно, и они в его.

Сейчас было самое время вспомнить о прожитых годах и подвести итоги своего существования, как принято поступать в подобных ситуациях. Но Коля все равно надеялся, что от огромного-то лезвия он точно должен проснуться. Возможно, это и являлось предсмертным отрицанием.

Вдруг парень увидел, как в зале снова возник Щипач, только уже с глубокой миской в руках. Он тихонечко крался по направлению к узнику, постоянно оглядываясь назад. Глаза его были круглыми от страха. Карлик подошел ближе и протянул Коле плошку с супом, от которого отвратно несло тиной. Парень без толики сомнений принял скромное подношение и с жадностью принялся черпать похлебку маленькой ложечкой, оказавшейся весьма неудобной. Коля отшвырнул ее в сторону и за пару минут просто-напросто выпил содержимое миски, запихивая пальцами в рот костлявые лягушачьи лапки и скользкие грибы неизвестного происхождения.

«Какая гадость», — сморщившись, подумал пленник.

Щипач удивленно поглядел на него и возмущенно вырвал из трясущихся рук деревянную плошку. После чего мигом скрылся.

Противная бурда разлилась теплом по оголодавшему желудку. Давно забытое спокойствие хлынуло по пульсирующим венам. На лице возникла блаженная улыбка. Только лишь мерзкий привкус на языке немного омрачал наступившее блаженство.

Повернув голову к решетке, Коля вновь увидел перед собой Щипача. Только сейчас парень заметил, что на шее пухлого карлика висела его серебряная цепочка. Он с довольным видом теребил свою новую цацку и с благодарностью поглядывал на Колю.

— Не стоило благодарности, — протянул расслабившийся пленник.

— Хи-хи-хи!

Только Щипач собрался снова убегать, как в зал заплыла толпа под предводительством короля, которая направилась прямиком к подземному узнику, чуть не затоптав напуганного собрата. Один из пухляков с рыжим хохолком на макушке потянулся отворять решетку камеры. Но вдруг среди карликов раздался изумленный вздох.

Оторопевший Главбух уставился на серебряную цепочку, свисавшую с шеи сородича, и растерянно тыкал в нее пальцем. Щипач тут же ухватился за свою «прелесть» и замотал головой. Однако Главбух, недолго думая, сорвал блестящую цацку с его груди и кинул ее в чашу. Раздосадованный тем, что Щипач посмел спрятать драгоценную находку от общественности, носатый счетовод схватил его за шкирку и потащил прочь.

Рыжий гном снова принялся открывать замок, пока остальные помогали своему правителю занять его законное место. Карлики расступились и со злорадством наблюдали, как из камеры выпихивали приговоренного к скорой казни заключенного. Кто-то даже начинал облизываться. «Видимо, намечается грандиозная пьянка», — пронеслось у Коли в голове.

Король уже сидел на троне и уныло наблюдал за происходящим. Через мгновение, что-то пробасив, он махнул рукой. Несколько его подданных тут же кинулись раздевать стоящего на коленях пленника. Как только с него стянули куртку, что-то выпало на каменный пол тронного зала. В толпе раздался истошный писк, а глава подземелья чуть не свалился со своего седалища.

На полу валялся оберег Колиного деда. Именно тот, что показывал ему старик на дальнем берегу Сейдозера. Похоже, парень был удивлен не меньше гномьего народа — он совсем не понимал, откуда у него взялся этот кулон.

Толстяки с ужасом таращились на магические рисунки и отступали назад. Некоторые из них, самые молодые, явно не поняли массового беспокойства, однако последовали общему примеру и отступили к стене. Старожилы подземелья стояли в оцепенении и глазели то на амулет, то на Колю. Тот дернулся, дабы подобрать оберег, и в этот же момент один из гномов громко зарыдал и рухнул на колени, сложив свои маленькие ручонки в молитвенном жесте. Стоявший рядом с ним собрат поспешно одернул его за плечо и заставил выпрямиться, но бьющегося в истерике карлика, казалось, уже было невозможно привести в чувство. Король вообще сидел на своем троне тише воды, наверняка мысленно жалея о том, что его опять сюда притащили и заставили нацепить яркие побрякушки.

Пухляки вели себя так, будто перед ними валялся не просто кулон, а бомба, которая вот-вот рванет. А Коляявлялся как раз таки тем, кто нажмет на кнопку детонатора, если хоть одна пискля шелохнется.

Напряженное молчание прервал Щипач. Он со стонами вбежал в зал, отмахиваясь от ворчащего Главбуха и потирая горящую от ударов плетью задницу. Увидев ошалелые физиономии сородичей, оба замолчали и недоуменно подняли густые брови. Но через мгновение Щипач, заметив стоящего на коленях пленника с брошенной у его ног курткой и сообразив, для чего все здесь собрались, принялся злобно расталкивать собратьев и прорываться внутрь образовавшегося кольца.

В толпе послышалось тревожное бормотанье. Не обращая абсолютно никакого внимания на валявшийся амулет, гном встал мордой к Коле и начал жалостливо пищать. Его глаза расширились и наполнились слезами. Щипач тараторил, боясь не успеть закончить свою речь, стыдливо уставившись вниз. На его грязные волосатые ноги падали огромные капли, заставляя гнома постоянно потирать ступнями.

Коля не понимал ни единого слова рыдающего пухляка, однако ему не составило труда догадаться, что Щипач раскаивался. Он просил прощения за свою глупость, что привела Колю к такому печальному концу. После всех этих душевных излияний карлик обернулся к толпе и огрызнулся на своих сородичей, будто обвиняя их в абсолютном бессердечии. Он совсем не замечал предупреждающие об опасности жесты и не видел трясущихся губ сородичей, которые наблюдали за тем, как ноги Щипача все ближе и ближе подходят к магическому кулону. Кто-то даже попытался схватить бестолкового толстяка за шкирку и оттащить назад, однако тот чуть не отгрыз ему руку.

Через несколько секунд причудливые сакральные рисунки все-таки привлекли внимание Щипача. Он застыл будто завороженный и с восхищением глазел на амулет. Круглая диковина так понравилась неразумному гному, что без толики раздумий он схватил ее и зажал в ладони. Весь пещерный народ разом ахнул и замер с открытыми ртами. А Щипач, собиравшийся дать деру со своей новой «прелестью», окаменел на месте. В прямом смысле этого слова. Его руки навечно сжали красивую побрякушку, которую теперь у него уж точно никто не посмеет отобрать.

Будто по команде все карлики ринулись со своих мест к выходу. Король без особых затруднений сам спрыгнул с высокого трона и в числе первых миновал каменную арку. Подземное королевство охватила паника, везде были слышны крики. А Коля так и остался стоять на коленях, с изумлением рассматривая статую съежившегося гнома. Но после, опомнившись, он поспешно подполз к Щипачу. Решив, что сможет исправить очередную совершенную пухляком глупость, парень попытался вырвать магический оберег из маленьких ручонок. Но нет. Кулон стал неотделимой частью небольшого изваяния.

Коля посмотрел в застывшие глазенки, которые с трепетом уставились на заключенный в толстых пальчиках спил оленьего рога, аккуратно провел ладонью по лысой макушке Щипача и произнес: «Теперь ты под надежной охраной». Грустная улыбка коснулась потрескавшихся губ виновника воцарившихся в подземелье беспокойств, а в горле защипало от подступающих слез. Он поднялся на ноги и подошел к огромной золотой чаше, которая хранила в себе драгоценные трофеи гномов, отрыл в этой куче толстую серебряную цепочку, некогда сорванную Главбухом с шеи нерадивого подопечного, и вновь надел ее на окаменевшего Щипача, кое-как закрепив поломанную застежку.

Неизвестно, сколько бы еще времени Коля предавался всем этим сентиментальным порывам, если бы ни внутренний голос, побуждающий его немедленно выбираться из глубокой пещеры. Парень в последний раз взглянул на склоненную голову карлика и пошел прочь из тронного зала.

Где-то среди бесконечных тоннелей слышались панические вскрики, стоял непонятный грохот и раздавался детский плач. Коля, не делая резких движений, двигался вдоль освещенных коридоров, пытаясь не столкнуться с подземными жителями. Вот он шагнул в комнату, где бурлили огромные котлы. На сей раз никто не следил за готовностью кипящего варева. На широком деревянном столе парень увидел брошенную наспех скалку, придавившую не до конца раскатанное тесто сероватого оттенка. В маленькой каменной печи, сооруженной у дальней стены, уже подгорали лепешки. Решив свистнуть несколько штук, Коля дрожащими руками кое-как вытащил их наружу и сунул в небольшой холщовый мешок из-под муки. Приглядевшись, на поверхности варева в дымящихся котлах он заметил человеческие пальцы. Случаем, не этим наваристым бульоном его недавно потчевал Щипач? Мысль об этом заставила содержимое Колиного желудка в экстренном режиме выйти наружу. Желание поживиться чем-нибудь с кухни кровожадных гномов у парня тут же пропало. Но кое-что он все-таки прихватил: небольшой кроваво-красный гранат, брошенный в глиняной чашке, по всей видимости, замотавшимся в делах гномом. А может, тот нарочно спрятал драгоценный камень, чтобы сберечь для себя блестящий трофей?

Он снял со стены пылающий факел и пошел дальше. Теперь он двинулся в ту сторону, куда указывал длинный язык пламени, направляемый возникшим сквозняком. Коля отдалялся от посторонних звуков и приближался к совсем темным тоннелям, не освоенным низкорослыми существами.

В это самое время лопоухие гномы все-таки решили отправить на разведку нескольких сородичей, дабы более трезво оценить масштабы трагедии. Остальные жители пещер продолжали прятаться в тайных закуточках. Так называемые козлы отпущения, посланные на возможную погибель, крайне осторожно шагали вдоль стен, пока не достигли тронного зала. С замиранием сердца они вошли в него, вооруженные длинными дубинками. Естественно, ни Коли, ни даже его куртки там уже не было, и разведчики выдохнули с облегчением. Однако к застывшему Щипачу приблизиться так и не рискнули.

Пока карлики вовсю прочесывали свои владения в поисках беглеца, тот, сопровождаемый беспокойным огнем факела, выбрался наружу. Сообразив, что враг покинул их дом, подземные жители сразу же кинулись проверять свои сокровища. На удивление все осталось на местах. Вот только Главбуха очень возмутила серебряная цепочка на груди каменной статуи Щипача. В последующие дни он размышлял над тем, как ее снять и вернуть в общую казну.

Однажды, не придумав ничего более разумного, счетовод все-таки просто подошел и содрал побрякушку. Даже страх мгновенного остолбенения его не остановил. А зря…

Теперь гномам пришлось принять очень трудное решение: они наглухо замуровали вход в тронный зал, дабы избежать умножающихся потерь среди охотников за цепочкой. Трон пещерного предводителя пришлось всей толпой несколько дней тащить в другое место, пока сам король не скончался от разрыва сердца в связи со столь большими переменами. А дальше настали лишь мятежи и смута. И много времени понадобилось карликам, чтобы снова наладить привычный режим своей государственности и вновь показать свои мордочки огромным суровым соснам, охраняющим Могильный остров…

Глава 20. По ту сторону мира

Ёгора постоянно мучила мигрень. Он не успевал за своими собственными мыслями, которые словно иглы беспорядочно впивались в голову. Старик потерял счет дням и ночам, поскольку совсем не выходил из своей вежи, неустанно наблюдая за охотно танцующими языками пламени большого очага. Он молча сидел перед огнем, пожирающим маленькие поленья, и медленно гладил мохнатого пса, лежащего у него в ногах.

После смерти Оци его преемник не мог отделаться от беспросветной тревоги. Неужели он в один миг отрекся от всего, что имел? Ёгор чувствовал в своей груди пылающее сердце, горячившее его кровь, и опасался, что не сможет совладать с этим жаром.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Старик взглянул на свою собаку, некогда представшую перед ним совершенно в ином облике, и мысленно спросил: «Что теперь?» Пес выпрямился, устремив свои черные глазища на хозяина.

Через пару секунд тьма окутала Ёгора со всех сторон. Вокруг стало холодно, и с каждым выдохом наружу вырвался обжигающий губы пар. Необъятность пространства пугала, зарождая внутри чувство опустошающего одиночества. На мгновение старик подумал, что напрочь ослеп. Однако из темноты перед ним возник его мохнатый помощник в том же облике, что и в ту прощальную ночь: с вполне человеческими руками и ногами, только вот от своей черно-белой шерстки, что покрывала даже его лицо, никак не мог отделаться. Он позвал старика за собой.

Оба направились вперед и вскоре подошли к массивной двери, открыв которую, очутились на берегу огромного озера. Ёгор увидел стаю оленей, двигавшихся вплавь в неизвестном направлении. Багровый закат накрывал уставшие сопки теплым одеялом. Почти у самой воды стояла одинокая кувакса, словно оплот надежды посреди обнаженной тундры.

Старик со своим помощником направились к ней. Первым внутрь шагнул черно-белый спутник, учтиво поклонился сидящим вокруг жаркого пламени старцам и опустился на колени рядом с остальными. Ёгор последовал его примеру. Он узнал в присутствующих тех самых древних шаманов, после встречи с которыми жизнь ловозерского рыбака бесповоротно изменилась, и, конечно же, самого Оцю. Все сидели с закрытыми глазами и даже при появлении гостей не разомкнули век.

Неловкое молчание прервала протяжная песня, затянутая одним из хозяев хижины. А после и остальные, включая мохнатого товарища, подхватили ее. Гармоничные звуки заполняли окружавшее пространство и мягкой вибрацией отражались в груди. Ёгор впервые слышал эти непонятные слова, однако неожиданно для себя открыл рот и запел вместе со всеми.

Одни мотивы сменялись другими, голоса переплетались воедино, заставляя костер разгораться сильнее. Когда пение смолкло, Оця произнес:

— Ты теряешь время, Ёгор. Освободи пламя сердца своего, отпусти надоедливые мысли и пропой нашу песню перед очагом жизни своей. А коли нужно будет, ты всегда сможешь найти нас здесь. Только не запирай наглухо двери. Ибо будем мы глухи к мольбам твоим.

После этих слов Оця поднял веки, под которыми вместо глаз открылись две темные пропасти, затягивавшие внутрь каждого смотрящего в них. Дыхание Ёгора остановилось, и он нырнул в зияющую пустоту. В мгновение он вновь очутился в собственной веже, а его смиренный пес по-прежнему лежал напротив.

— Где Колька, знаешь? — обратился старик к собаке.

Та встала и начала что-то вынюхивать вокруг. После подошла к хозяину и запихнула нос ему в карман. Оттуда собака вытащила зубами оберег из оленьего рога и положила его у старческих ног.

— Что ж я раньше ему кулон этот не отдал…

Ёгор повернулся лицом к горящему огню и устремил свой взгляд в самое сердце очага. Тревога комом застряла в горле, а руки крепко сжимали амулет. Дед уловил правым ухом едва различимое: «хи-хи-хи». Языки пламени взмыли вверх, став гладким холстом, на котором, словно написанная кистью художника, возникла картина. На ней старик мог увидеть своего внука, стоявшего на коленях перед сидящим на золотом троне сморщенным карликом, и толпу других подобных существ, таращившихся на Колю в ожидании действа.

— Не вмешивайся, лишь кинь оберег в очаг, — раздался шепот в левом ухе.

Старик так и поступил. Пламя сожрало гладкий кулон и вновь успокоилось, скрыв видение, будто того и не было.

Ёгор быстро обернулся влево, дабы уличить своего пса в очередной трансформации, однако тот спокойно дрых, слегка подергивая лапами.

— Опять шифруешься, — с усмешкой произнес дед и принялся за готовку.

Глава 21. Неприкаянная душа

Коля кое-как выполз из узкого подземного тоннеля, жадно хватая ртом воздух долгожданной свободы. Беглец вымазался так, что при случае вполне бы сошел за своего среди лесных дикарей. А безумные, мечущиеся из стороны в сторону глаза делали этот образ еще более убедительным. Словно на автопилоте парень поднялся на ноги и ринулся прочь от злосчастной норы. Но куда он надеялся убежать? Весь остров напоминал какой-то испорченный дуршлаг, из любого отверстия которого могла выскочить целая орда босоногих карликов, жаждущих наваристого человечьего бульона к очередному застолью, и заполонить собой весь лес.

«Ну где же эта проклятая вежа?» — стонал в душе Коля, пытавшийся скрыться от собственного страха среди сырых буреломов. Нескончаемая ночь набрасывала на него свое покрывало в надежде задушить. А сосны пристально наблюдали за этой худой «подопытной крысой», семенящей тоненькими лапками по предательски скользким булыжникам.

В конце концов Коля достиг самого берега и чуть не свалился прямо в слегка раскачивающуюся на поверхности воды надувную лодку, весьма опрометчиво брошенную на произвол судьбы посреди таинственного озера. Уставившись на тихую зеркальную гладь, он замер. Может, ему стоило просто уплыть отсюда? И бросить своего старика среди всяких дармоедов? Ну нет же. Наверняка дед уже обыскался внука по ту сторону Сейда. Но… Его лодка же здесь. А может, сейчас за спиной раздастся ворчливый призыв Георгия проснуться?

— Коля… — послышалось поблизости.

Тот сразу же пришел в себя, узнав знакомый женский голос. А буквально через секунду он увидел вальяжно лежащую в лодке красавицу. Она распластала свой длинный рыбий хвост и облокотилась на бортики надувного судна, кокетливо подперев подбородок ладонью и перебирая по впалой щеке костлявыми пальцами, на одном из которых красовалось золотое колечко. Парень совершенно не обратил внимания на ее весьма необычный облик, ведь он смотрел не на какую-то там русалку. Он смотрел на Настю и тотчас же провалился в ее темные, словно глубокий омут, глаза.

— Я устала тебя звать, родной мой… Почему ты не идешь со мной? — продолжала она.

Коля молчал. Его мысли превратились в скользкую бесформенную тину, а язык оказался запертым за решеткой стиснутых зубов.

— Плыви за мной… По ту сторону озера тебя уже дожидаются… Дай мне руку…

Парень не замечал ее пожелтевших ногтей и сморщенной от влаги бледно-серой кожи. Он вновь хотел прикоснуться к той, что провожала его взглядом на перроне Ладожского вокзала, игриво махая вслед изящной ручкой и с неловким сожалением улыбаясь уходящему вдаль поезду «Санкт-Петербург — Мурманск». Коля тянул ладонь навстречу сладостной иллюзии, пропитанной запахом удушающей сырости, и уже не мог сопротивляться бездумным порывам.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Парень подступил ближе к воде по мшистому берегу, усеянному несуразными мелкими валунами, а потом решительно устремился к девушке. Кончики их пальцев соприкоснулись. Что-то будто кольнуло Колю в самое сердце, а по венам побежал щиплющий холодок. И в тот момент, когда водяная богиня уже хотела ухватить его запястье, он резко отпрянул назад и, поскользнувшись, свалился на спину.

— А ты все такой же нерешительный и бесхребетный! — зашипела она и замолчала, будто сразу пожалев о сказанном.

— А ты все такая же эгоистичная и нетерпеливая! — будто очнувшись, воскликнул парень.

— Ну, не серчай… Подымайся… Поплывем отсюда… Только ты и я… Ведь ты за этим сюда пришел…

Голос длинноволосой русалки снова лился протяжной мелодией под аккомпанемент виртуозного ветра. Только теперь в ней проскальзывали фальшивые ноты, которые так и резали слух. Коля закрыл глаза, и из груди вырвалось:

— Хватит! Эта чушь лишь сбивает меня с толку! Я не за этим здесь! Да я вообще не должен быть здесь!

— Я же помогу тебе… Отсюда лишь один выход, милый…

Может, действительно, стоило шагнуть в воду вслед за бледной красавицей? Она ведь точно вытянула бы его из этой несуществующей реальности. Быстро и безболезненно. Неясно, сколько времени Коля уже метался в границах иллюзии и сколько всего ему еще предстоит увидеть, если он не сделает решительный шаг. В противном случае парень больше никогда не сможет любоваться восходящим над горизонтом солнцем. Все же предельно просто, не правда ли?

Нет. Неправда. Георгий даже во сне никогда не бросал внука, а тот собрался улизнуть при первой же возможности. Ан нет! Тем более, если это сон, то неужто с ним что-то произойдет?

— Неужели ты хочешь остаться здесь? Я же могу подарить тебе еще один шанс все исправить… Проснувшись, твоя душа вернется… Ко мне… Она наполнится вновь согревающей и такой наивной влюбленностью…

Коля окончательно запутался в собственных мыслях. А вскоре эти «романсы» напрочь затуманили его голову. Вот она, его Настя. Подумаешь, немного осунувшаяся, исхудалая… Но все такая же прекрасная. Даже с этим неподходящим ей цветом волос. Сон это или нет… Она зовет его. И Коля наконец возьмет ее за руку и увидит наполненные любовью глаза. Если время и расстояние не смогли справиться со своей задачей, так пусть же этот взгляд завладеет им бесповоротно и утянет в пучину сладкой дремы… Или страдалец наконец-то спасется от назойливых воспоминаний, оставляющих на душе зудящие пятна.

— Я разочарована вашим вкусом, молодой человек! — прозвучало за спиной.

До боли знакомый и родной голос в секунду вырвал Колю из состояния приятного транса. Он медленно обернулся и не поверил своим глазам.

— Ты только посмотри на эти мокрые патлы и гнилые зубы! Да от нее тухлой рыбой воняет! — возмущалась Анна, указывая внуку на шипящую от возмущения русалку.

Парень в изумлении уставился на бабушку и напрочь забыл о девице, барахтающейся в надувной лодке в попытках поскорее смыться, ведь теперь ее добыча окончательно сорвалась с крючка.

— Опять ты стоишь как истукан! Пойдем отсюда скорее, а то наверняка станешь жертвой своего неразумного выбора!

Коля беспрекословно, совсем как в детстве, последовал за бабулей. Он шагал рядом и краем глаза рассматривал ее. Все такая же осанистая женщина с уверенной походкой. От следов погубившей ее болезни не осталось ни единого напоминания. Коля лишь отметил сильно уставшие глаза и слегка дрожащие руки. Анна вела своего внука подальше от злосчастного берега, вглубь леса.

— Почему ты здесь? — наконец-таки произнес Коля.

— А где мне еще быть, если вы с дедом в трех соснах сориентироваться не в состоянии? И открою тебе небольшую тайну, дорогой мой: ты находишься в самой что ни на есть реальности. Так что прекращай дурить!

— Разве ты не должна быть где-то… — парень немного замялся.

— На небесах, хотел сказать?

— Почти…

— Если бы Георгий так не сокрушался каждую ночь по моей кончине, я бы давно уже прохлаждалась где-нибудь под золотыми яблонями! — сетовала Анна. — Каждый день он со мной разговаривает. Думаешь, каково это — мотаться сверху вниз? Подыми голову к небу!

Коля задрал нос и увидел небывалой красоты сполохи, переливающиеся из зеленого в иссиня-фиолетовый. Когда он в последний раз видел северное сияние? Весьма опрометчиво упускать из виду такое сокровище. Цветные волнистые тропы проходили вдоль по черному полотну, указывая путь, казалось, в совершенно другие миры.

— Эта дорога каждый раз манит меня, — продолжала бабушка. — Я слышу тысячи голосов, зовущих меня с собой, но каждый раз эти нити убегают вдаль без меня… И я не в силах их догнать, потому что слезы тоски тянут меня обратно… А ведь там, уверена, намного спокойнее. Ведь такое чудо может произойти только от прекрасного…

Анна ступала по земле и с грустью глядела вверх, не обращая внимания на камни и другие препятствия. А Коля, наблюдавший за небом, споткнулся на первой же кочке.

— Так почему же ты сама не скажешь дедушке об этом? Почему не успокоишь его?

— Не слышит Герочка меня, совсем не слышит. Забило ему голову слепое горе, через которое пробиться я не могу… От тоски он даже душу свою на заклание шаману отдал… Он же мне в вечной любви клялся! А теперь ему со мной не по пути, Коленька… Его иная обитель ожидает…

— О чем ты?

— Найдешь его — сам все и узнаешь! Заодно растолкуй старику, чтоб нюни по ночам не распускал! А то я даже Господу за него словечко замолвить не могу! — воскликнула Анна и расплакалась.

Коля обнял бабушку и, коснувшись ее, сразу же ощутил нахлынувший поток душевной боли. Да настолько огромной, что казалось, вот-вот — и сердце его разорвется. Парень, будто ошпарившись, отпрянул от Анны.

— Ты не сумеешь разделить со мной это тяжелое бремя, дорогой мой. И не дай Бог тебе когда-либо его обрести! Ты уж помоги мне. Успокой Герочку, да и сам не болей душой! А то муки по Достоевскому прямо-таки выйдут.

— Ба, а найду ли я деда теперь?

— Куда ж ты денешься! Только вот мой тебе совет: не доверяй своим глазам.

Разноцветные сполохи пропали с ночного неба, оставив после себя лишь легкую светло-зеленую дымку. Анна подняла голову к звездам и со вздохом произнесла:

— Ну вот! Опять я упустила свой рейс! Ну ничего… Глядишь, скоро и я промчусь над твоей макушкой ярким всплеском.

— Иначе и быть не может, бабуль…

— Ладненько… Нельзя нам с тобой долго лясы точить! Мне пора.

— Куда? Ты же не можешь просто так уйти, — на глазах у Коли выступили слезы.

— Куда, куда… Не знаю! Может, по тундре погуляю, а может, на следующий «поезд» попаду! Два года, правда, уже пытаюсь… Но сдаваться не намерена!

— Давай еще чуть-чуть поболтаем…

— Хватит сопли разводить! И этот решил мне кандалы на ноги надеть! Эгоистично с вашей стороны, молодой человек! — усмехнулась Анна. — Я всегда буду рядом, Коленька. И я буду плыть по небу северным сиянием до тех пор, пока память обо мне не исчезнет. Но не растрачивай ее на пустые слезы, а лучше взрасти ее улыбкой и теплыми историями. Обещаешь?

— Обещаю, — с трудом ответил Коля, заглатывая удушающий ком, застрявший в горле.

— Ой, чуть не забыла! Ты камень драгоценный, что у тебя в кармане лежит, лучше вороти обратно. А то чакхли тебя замучают. Думаешь, эти спиногрызы тебя где-нибудь в другом месте не найдут? Они своего не отдадут и даже через десятки лет былое припомнят! Гранат тебе больше нигде не понадобится, уж поверь.

— Что, опять в подземелье возвращаться? Неееет!

Бабушка посмотрела молча на Колю и через пару секунд произнесла:

— А давай-ка его сюда! Так уж и быть, выручу тебя. Времени у меня предостаточно!

Парень вытащил багряный самородок и покрутил его в пальцах. Колю одолевали сомнения. Он смотрел на камень и будто вновь погружался в глубокий темный омут, в котором озерная богиня вновь напевала ему на ухо песню о наивной нежности и небывалом счастье. Но в тот момент, когда лунный свет попал на поверхность граната, в глубине этой «кровавой слезы» возник образ скалившегося карлика и Коля отчетливо услышал: «хи-хи-хи».

— Молодой человек, неужто в вас алчность трепещет? М-да… Компания чакхли еще никому не пошла на пользу, — возмутилась Анна и выхватила из рук внука украденный у гномов трофей. — Он останется на этом острове, и точка!

Коля зажмурил глаза и помотал головой, пытаясь избавиться от навязчивого видения.

— Ну, дорогой, мне пора! А ты к веже дедовской следуй. Совсем немного осталось. И еще… — бабушка перешла на шепот. — Это вы хорошо придумали — Ваську из ведьминых лап вызволить… Но вряд ли ты его уже спасешь… Однако попытаться стоит… Даже смерть иногда проявляет сострадание.

После этих слов Анна потихоньку поплыла вдаль. В какой-то момент она обернулась и помахала внуку миниатюрной дрожащей ручкой. Перед Колей будто наяву возникла картина: бабушка стоит за калиткой своего дома в Ловозере и прощальным жестом провожает уезжающую в Мурманск машину, за окном которой сидит маленький мальчик, надувший щеки от грусти по ушедшим каникулам.

Глава 22. Зубья капкана

Коля снова стоял один посреди бесконечного Могильного острова, скрывающего от него искомую тропу к шаманской веже. Как бы далеко парень ни зашел, обернувшись, он мог видеть все ту же брошенную лодку, болтающуюся вверх дном. В конце концов Коля остановился и без сил рухнул под сосну, опершись спиной о слегка липкий ствол.

До сих пор он не мог отделаться от назойливого, перерастающего в паранойю чувства, что его преследуют. Вдох — выдох. Нужно вслушаться в эту пугающую тишину. Вдох — выдох. На самом деле он здесь совершенно один. Вдох — выдох. Нужно снова вернуться к началу. Вдох — выдох. Получается, он просто-напросто прошел мимо заслоненной дерном хижины. Вдох — выдох. Вдох — выдох…

Коля провалился в сон. Он вновь видел своего деда, копошащегося у плиты с выпотрошенным сигом в руках.

— Колька, гляди, леску не перетяни, — раздавал тот указания по оснастке удочки сидящему неподалеку внуку. — А то получится как в прошлый раз. Эх, такой окушок сорвался!

— И фиг с ним. Вон, целая тара хариусов имеется.

— До сих пор в рыбалке ни черта не смыслишь, — усмехнулся Георгий. — Ну хоть олени у тебя добротные!

— Это да. Недавно с совхоза мужичок какой-то приходил. Говорит, мол, продай мне парочку, а то совсем дела плохи на производстве.

— А ты че?

— А будто ты не знаешь че! Отправил его далеко и надолго.

— Поговаривают, прикроют их скоро. У нас же общественники всякие нарисовались… по борьбе… как его там… с жестоким обращением с животными… Такую бучу устроили, что по сей день молва гремит. Чиновники приезжали. Ты у себя там, на отшибе, самое интересное пропустил!

— Да Настюха приболела, целыми днями около нее крутился. Она ж мелкая совсем, чуть что — сразу в слезы. Я ее в меха закутаю и байки всякие рассказываю. Вроде утихает.

— Вся в тебя девка пошла! А Ирка все за книгами сидит?

— А чего ей делать? На седьмом месяце особо не побегаешь…

— Гляди, сейчас слиняет! — указал дед пальцем на выпрыгнувшую из ведра рыбу.

Хариус теперь валялся на грязном полу и в панике бил по нему серебряным хвостом. Коля хотел схватить рыбину, да споткнулся и упал прямо на ведро, разбросав весь улов по комнате. Парень тут же наполучал кучу оплеух скользкими и холодными плавниками.

Сон, больше похожий на обычную реальность, растворился. Коля открыл глаза и почувствовал, как что-то склизкое и мокрое елозит по его шее. А вскоре понял, что видит перед глазами чей-то длинный, изгибающийся словно змея, язык. Он чувствовал запах тухлятины и затрудненное дыхание за правым ухом. Огромные серо-зеленые перепончатые лапы обхватывали сосновый ствол и держали Колю за запястья, с каждой секундой усиливая хватку. Тот не смел шелохнуться, лишь предательски выпрыгивающее из груди сердце могло подвести его. Липкий червяк то исчезал, то снова появлялся, облизывая соленую кожу и цепляясь за мелкие волоски. Но когда тишину разорвал неизвестный, доносящийся издалека рев, нечто замерло, а после и вовсе унеслось прочь, содрогая сырую землю под собой. Обернувшись, парень успел лишь заметить вдали высокий одутловатый силуэт.

«Движение — жизнь», — пронеслось в голове. Девиз здорового образа жизни как никогда лучше подходил для нынешней ситуации с выживанием посреди Ловозерской тундры. Ведь стоило только Коле пристроиться на ближайшей кочке, как он тут же привлекал особое внимание здешних аборигенов.

Ночной ветер вновь разнес по лесу протяжный вой с нотками растерянности и боли.

«Не ходи, не ходи туда!» — вопил инстинкт самосохранения где-то между четвертой и пятой извилиной левого полушария под костяным куполом хрупкой черепушки. Раз-два — и ее осколки будут щекотать чьи-то вонючие пятки. «К лешему логику!» — отвечала интуиция, указывая на нестандартное разрешение абсурдной ситуации.

И вот Коля уже направлялся навстречу тревожному звуку. Он старался двигаться очень аккуратно, дабы не спугнуть неизвестное своим топотом.

Вдруг между деревьев мелькнул силуэт. Коля разглядел роскошные рога, улавливающие лунное серебро. Не оставалось никаких сомнений в том, что неподалеку гуляет стадо благородных оленей. Но как же парень не натолкнулся на них раньше? Он ведь обежал этот проклятый остров вдоль и поперек.

«Хороший знак», — с уверенностью заключил Коля и направился следом за быстро удаляющимся силуэтом. Снова над макушками вековых сосен пронесся отчаянный рев, который заставил «саамского брата» двигаться быстрее. Он явно спешил кому-то на помощь. На секунду Коле показалось, что он слышит дыхание бегущего впереди оленя, и этот ритм отражается в биении его собственного сердца. Но вскоре пульс выровнялся, а по венам разлилось забытое спокойствие.

А через мгновение посреди леса возникла целая бело-серая толпа. Измотанный путник будто вновь открывал калитку просторного загона, зажимая в ладони уже слегка подсохший ягель, а навстречу ему осторожно шли прекрасные гордые звери с неугасающим достоинством в глубоких глазах.

Целая стая оленей организованно окружала попавшего в медвежий капкан сородича. Они огибали сгорбившееся осины, продолжая как можно плотнее прижиматься друг к другу, чтобы ни единая душа не смогла пробраться сквозь меховое кольцо их тел. Звериные копыта сотрясали сонную землю, готовые затоптать любого на своем пути. Оленьи рога задевали подсохшую хвою, обрывая сосновые лапы. Весь этот хоровод сопровождался молящим воем, уносящимся далеко в небо.

Коля стоял будто завороженный и не заметил, как одно из животных остановилось и уставилось на него блестящими бусинками глаз. Рогатый начал медленно подкрадываться к застывшему наблюдателю и, только убедившись в том, что его рассекретили, остановился.

Грациозный олень с блестящим меховым «жабо» на груди водил носом перед оторопевшим Колей. Этого персонажа парень узнал сразу. «Это же Мяндаш», — ахнул он. Да, та самая «жемчужина» из Васькиной коллекции. Тот снова посмотрел прямиком в удивленные глаза, проникая в самую глубь наивного естества, а после громко фыркнул.

Коля глядел на оленя словно баран на новые ворота и не понимал, зачем тот мотает башкой по направлению к маячащим собратьям. Мяндаш принялся бить передним копытом, но парень лишь все больше пугался непредсказуемого существа.

— Я, конечно, понимаю, что лезу не в свое дело, но трогать меня не нужно, окей? — залепетал он.

Зверь, сообразив, что настоящий олень как раз таки перед ним, вплотную приблизился к тугодуму и уткнулся носом в его плечо, упорно толкая того к движущейся толпе, которая в мгновение разомкнула оберегающее кольцо, прекратив грохочущий танец. Ведомый зверем Коля, переступая невидимую черту огромного круга, заметил на боках некоторых оленей Васькины метки. «Они все здесь», — пронеслось в голове.

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Вскоре парень увидел невероятное: в центре круга лежал ревущий тундровый хозяин. Ветви рогов на его голове сияли ярким золотом, а белый мех отсвечивал лунным серебром. Он стонал и дергал длиннющей ногой, что застряла между ржавых зубьев. На землю сочилась небесно-голубого цвета кровь, переливающаяся холодным перламутром.

Коля без раздумий кинулся к страдальцу. В этот момент он в душе благодарил деда за нудные рассказы про его охотничьи будни, так часто пролетавшие мимо ушей скучавшего за обеденным столом юноши. Что-то все-таки запорхнуло в юное сознание и пустило там свои корни.

Защитник природы и всего сущего нащупал дрожащими пальцами пружины по обе сторону капкана. «А вдруг не получится», — засомневался он. Но все когда-то бывает впервые, не так ли? Коля прижал ногой одну спираль и со всей силы уперся запястьем в противоположную. С какой силой сжались его зубы, с таким же сопротивлением разжимались челюсти безжалостных оков.

Диковинный олень, не теряя ни секунды, резко выдернул копыто из металлической пасти и неуклюже попытался встать. Конечно же, с первого раза ничего не вышло. Однако животное так сильно стремилось удалиться от причинившего ему столько боли капкана, что через пару минут уже конвульсивно рвануло вдаль. Вылетавшие из-под его копыт искры рисовали на земле огненную тропинку, по которой вслед за своим предводителем устремились остальные.

Глава 23. «Нужна ли тундра людям?»

«Почему его нет рядом, когда вокруг такое творится?» — думал Коля о пропавшем среди бурелома Георгии. Загадка решена! Можно возвращаться домой, не забыв подумать, каким образом переправить стадо на тот берег и не угодить при этом за решетку на энное количество лет (или что там полагается?). Хотя сперва попробуй его снова найти и заставь вернуться обратно.

Сияющая тропа слишком быстро дымом растворилась в темном небе, поэтому попытки поймать эту путеводную нить оказались совершенно тщетны. Даже капли голубой крови, упавшие на мшистые камни, таяли на глазах, словно морские медузы на солнце. И снова вокруг воцарилась гнетущая тишина. Однако в воздухе еще чувствовался еле уловимый запах оленьего присутствия.

«Эта песня хороша — начинай сначала», — пробубнил Коля и с уставшим видом поплелся вперед, куда, как ему казалось, умчалась рогатая компания.

— Ха-ха-ха, — послышалось где-то над макушкой. — Карлуша — молодец.

Скиталец поднял голову к верхним ветвям хвойников. Никого.

— Ха-ха-ха, — снова раздалось сверху. — Карлуша нашел Колю. Он никогда не доберется до цели.

Две черные бусины сверкнули пламенем между сосновых лап, а длинный кривой клюв устрашающе щелкнул, предостерегая парня от дальнейших действий. Огромный ворон переминался с одной лапы на другую, крепко хватаясь за липкие отростки.

— Тебе нужно в другую сторону, — утверждала птица скрипучим голосом.

И почему Коля уже ничему не удивлялся? Хотя говорят, что эти пернатые хорошо умеют пародировать человеческую речь. Не стоит обращать на них никакого внимания. Парень двинулся дальше.

Тогда ворон слетел вниз и приземлился на небольшую черничную кочку.

— В другую сторону! В другую сторону!

Нет. Ни о каком другом маршруте и речи быть не могло. Коля шуганул птицу ногой и ступил вперед.

— Тупица! — выругался пернатый и даже не двинулся с места.

— Пошел вон!

Однако птица не собиралась просто так отступать. Когда скиталец отдалился от нее на приличное расстояние, та короткими прыжками кинулась за ним и вскоре обогнала. А через пару секунд рядом нарисовалась мелкая угольно-черная галка и пронзительно заорала, таращась на ворона и пытаясь задеть его своим клювом.

— Карлуша все правильно делает! — защищался тот.

Галка отступила и переключила свое внимание на замершего Колю. Она кинулась на него с противными визгами, цепляясь за засаленные патлы. Карлуша, немного поразмыслив, последовал примеру своей подруги.

Длинные острые когти выдергивали каштановые волосы, скрипучие крылья хлопали по замерзшим ушам, а щипцы птичьих клювов так и норовили выклевать своей жертве оба глаза.

— Карлуша говорил Коле развернуться! — восклицал ворон, уклоняясь от машущих рук. — Коля не послушал Карлушу!

От бессилия перед надоедливыми тварями парень просто прикрыл ладонями лицо, оставив узкие щелки между пальцев, и зашагал вперед. Он чувствовал, как тоненькие струйки крови стекают на запястья и убегают под рукава замызганной куртки. Коля пошарил по земле в надежде нащупать хоть какой-нибудь булыжник, но тут же чуть не лишился глаза. Голова зудела и плавилась под костлявыми лапами крикливой парочки.

Сквозь вопли неравной борьбы просачивался нарастающий гул окружающих деревьев. Интересно, за кого они? Однако через мгновение стало ясно, что все симпатии зрителей на стороне беспомощно скрючившегося Коли. Шум болельщиков становился громче, а птицы теперь не могли удержать своих позиций из-за тянущего прочь ветра. Поток воздуха с каждой секундой сильнее разнимал противников. «Они нарушают правила!» — скандировала лесная толпа. В итоге небесный рефери поставил точку в этом поединке, унеся с собой пернатых бойцов далеко за пределы заросшего «ринга» и чуть не прихватив в нагрузку народного фаворита.

Парализованный пульсирующей болью в затылке и в висках, Коля сидел в обнимку со стройной осиной, будто благодаря ее за активную поддержку. Сквозь застилавшую глаза легкую дымку он увидел впереди покрытую дерном шаманскую вежу с массивной дверью, что захлопнулась когда-то у него перед носом. Коля был готов отдать руку на отсечение, что перед ним возникла именно она. Вокруг хижины паслось небольшое стадо оленей. Они атаковали суровые сосны, обдирая рогами их смолистую броню, и сопровождали свое нападение устрашающим фырканьем. Один из рогатых даже потерял свое оружие и, признав поражение, отступил назад. От грозного бунтаря ни осталось ни следа. Лишь лысенькая выдохшаяся милота.

Не теряя ни секунды, Коля кинулся к неприметному обиталищу и ухватился за деревянную ручку. В душе алым маком расцвела надежда, выстреливая вокруг пыльцой радостного облегчения.

Но когда он открыл тяжелую дверь, то увидел не своего родного старика, а молодого незнакомца. Тот, будто заранее зная о визите гостя, спокойно произнес:

— Проходи к моему очагу. Чувствуй себя как дома, — и хозяин указал на расстеленные близ яркого пламени меха.

Коля в растерянности оглядывал вежу, которая была абсолютной копией той, что укрывала под своим сводом старого колдуна. Только бубна у стены не оказалось.

— Я вижу тоскливое разочарование в твоих глазах, — продолжал мужчина в самом расцвете лет. — Отдохни немного.

В любом случае задержаться в теплой хижине было более мудрым решением, нежели скитаться по ночному лесу в полнейшем одиночестве. Коля надеялся, что хотя бы этот приятный на вид человек не обернется каким-нибудь упырем с гнилым ртом или не вытолкает его, полусонного, за дверь. Только немного успокоившись и опустившись на шкуры перед жарким огнем, парень заметил глубокую багровую рану на лодыжке учтивого хозяина — он намазывал ногу каким-то снадобьем, напоминающим травяную кашицу, и даже не морщился от боли. Хотя у Коли только от одного вида этой картины сжималась челюсть от воображаемого покалывания в районе нижней конечности.

Молодой незнакомец обладал крепким телосложением и приятными чертами лица. На его голове красовалась густая каштановая шевелюра. Одно лишь показалось странным: бегущая в атаку седина, столь не вписывающаяся в общий образ. Тело мужчины покрывала просторная белая рубаха, а ноги выглядывали из-под широких черных штанов. Хозяин позвонил в маленький колокольчик, аккуратно стоявший у его ног, и на пороге возник босой юноша с грязнющими пятками.

— Будь добр, приготовь нашему гостю горячий чай, а то его озябшее сердце скоро разлетится на мелкие осколки.

Вошедший сразу же принялся исполнять просьбу старшего товарища. Подвесив над очагом почерневший чайник, он мигом намешал в глиняной кружке сухих трав. Пока вода закипала, Коля не решался прервать повисшее молчание и лишь наблюдал за тем, как крепкие широкие руки растирают по лодыжке ярко-зеленую мазь.

— Ты увел у Василия оленей? — произнес гость, сам не ожидавший от себя подобной дерзости.

— Увел? — слегка приподнял бровь раненый мужчина. — Нет, я их не уводил. Они сами за мной пошли.

— Так не бывает.

— Разве ты еще не понял, что в этой жизни бывает все?

— Красть стадо — весьма низкий поступок.

— А развернуться к другу спиной — не это ли настоящая низость?

— Василий не сделал ничего плохого. У совхоза бы увел животных — толку больше бы было.

— Тундровые дети покинут весь род людской, ибо нужды в них больше нет.

— Тебе ли это решать?

— Но явно не разуму человеческому, обремененному умертвляющими желаниями, — вздохнул хозяин. — Однако тебе я предоставлю возможность подумать…

Юноша вручил Коле дымящуюся кружку с отваром. Запутавшийся в словах своего собеседника гость сделал глоток горячего чая. Моментально по телу разлилось успокаивающее тепло, а мысли прояснились. Усталость исчезла, отпустила и головная боль, вгрызавшаяся острыми зубьями. Однако через мгновение над макушкой сидящего напротив мужчины возникло легкое золотое сияние, а его белоснежные одежды засверкали серебром. Коля зажмурил глаза, дабы избавиться от возникшего видения, а когда разжал веки, оно испарилось.

— Кстати, освободить испуганного оленя из медвежьего капкана — довольно смелый поступок. Спасибо за этот спасительный жест. Нынче ведьмы вконец распоясались.

Парень в недоумении уставился на хозяина хижины, не желая допускать очевидных фактов. Ну и не дурак ли он после этого?

— Знаешь, а ты ведь единственная надежда своего народа. Да… Только ответь мне лишь на один вопрос: нужна ли тундра людям?

Ну и как Коля мог отвечать за тех, с кем никогда не был настолько близок? Но вспомнив тоскливый взгляд своего деда, уверился в том, что решение очевидно. А еще перед глазами мелькнула рыдающая Елена.

— Для них это все, — произнес он.

— А для тебя?

— Для меня люди с опустевшими от потери глазами — целая жизнь.

— Честный ответ…

Молодой человек замолк, продолжая поглаживать свою ногу. Постепенно зеленая кашица впитывалась в его белоснежную кожу, засасывая за собой густую кровь. А вскоре рана и вовсе исчезла.

— Олени вернутся в Ловозерские края, но пойдут они лишь за тобой… Ибо только ты сможешь повести драгоценное стадо. Как ты помог тундровым детям, так и они выручат тебя от имени самого Солнца.

— Они вновь придут на ферму?

— Верно. Олени дождутся, пока ты не завершишь начатое.

— Начатое?

— Ты же пришел сюда совсем не за оленями…

— Я не могу найти вежу… Почему старый шаман вытолкал меня в чащу?

— Ничего не бывает просто так, дорогой. Искомая дверь совсем близко, доверься себе. А пока не мешало бы и отдохнуть. Будь уверен, здесь надежная охрана. Спи спокойно.

Коля почувствовал, как его веки тяжелеют, а тело размягчается. Перед глазами вновь проплыло заманчивое сияние, и голова рухнула на мягкие шкуры. Парень краем уха уловил где-то глубоко под хижиной ритмичный стук, который словно метроном погружал его в приятный сон. Сон прекраснее всех предыдущих. Сон, давно забытый беспокойным умом. Сон, в котором так нуждалась измотанная душа. Сон пустой. Темный и глубокий, как мерцающие глаза Мяндаша. Как озеро, посреди которого Коля так долго искал родного и любимого человека.

Глава 24. Расплата

Неизвестно, сколько Коля провалялся бы еще в объятиях дурманящей истомы, если бы не мальчишка, вытащивший его из зияющей пропасти забытья.

— Да просыпайся уже! — расталкивал спящего гостя юноша.

Тот нехотя открыл глаза, медленно соображая, где находится. Ему казалось, будто его тело и душа на какое-то время разобщились, чтобы отдохнуть друг от друга и вновь осознать обоюдную необходимость воссоединения. Но вскоре парень вновь обрел ясность ума. Все-таки настолько хорошо он себя давно не ощущал.

— Тебе нельзя здесь так долго оставаться! — с широкораскрытыми глазами восклицал мальчик.

— Сколько времени прошло?

— Тринадцать лунных шагов к востоку.

Коля в недоумении нахмурил брови, но решил не вникать в смысл услышанного и произнес:

— Мне некуда идти.

— Отец велел передать тебе, чтоб ты перестал распускать нюни и нашел наконец выход! Ты не о том думаешь! И вот, — малец протянул гостю заостренный олений рог. — Мощнейшее оружие сильнейших воинов! Я и то уже, в отличие от тебя, сам в боях участвовал!

— Да какие твои годы!

— Миллионы лунных шагов к востоку! — с гордостью воскликнул парнишка.

Коля по-доброму усмехнулся. Счастливый народ — эти тундровые братья! Благословленные хранители бесценного сокровища, не ощутимого пальцами трясущихся от жадности рук.

— Отец велел прибрать вежу! А ну-ка уходи, не мешай! Он скоро вернется с охоты, и вот тогда придется снова в горы убегать, чтоб спастись от его гнева! А там сейчас ой как ветрено!

Юноша схватил длинный голик, больше его самого, и принялся гнать засидевшегося гостя за порог. Топая голыми пятками по дощатому полу, мальчишка усердно нагнетал обстановку. Выставленный за дверь Коля вновь оказался посреди темной чащи, а отдалившаяся на тринадцать шагов луна уставилась на него пристальным глазом. Заблудившийся путник уже давным-давно забыл, когда он в последний раз видел солнце. Неужели он всякий раз упускал согревающие лучи, валяясь где-нибудь в подземелье или отсыпаясь в скромной хижине?

Коля посмотрел по сторонам: и снова ему в затылок дышало удручающее одиночество. Ни оленей, ни вежи за спиной. Все испарилось дымом от жаркого колдовского костра. Лишь запущенная в карман рука сжимала необычный подарок. В голове промелькнула мысль о его полнейшей пустяковости. Но в этой безделушке было столько тепла, сколько ни в одном блестящем конверте с гладкими купюрами.

И что оставалось теперь? У острова имелся свой собственный хитроумный план развития событий. Тут тебе никаких правил и принципов. Броди себе по чаще и, может, на кого наткнешься. Как никогда Коле хотелось посмотреть в глаза своему осунувшемуся старику и рассказать про прекрасные волны северного сияния, уносящие полные любви и сострадания души в океан умиротворения и силы, про найденное стадо оленей и про поражающую даже самые алчные сердца совесть.

Внук будто потихоньку собрал разлетевшиеся по чаще осколки его разбившейся радости. И сейчас, держа в ладонях эти мелкие кусочки, Коля пытался их соединить и вручить владельцу. Однако одной части еще не хватало. «Он совсем рядом, — пронеслись в голове слова шамана. — Эта пропащая душа заперта в ведьмином подвале».

Парень нервно мял пальцами олений рог в кармане, распутывая в голове тесно переплетенные паутинки догадок. В потоке раздумий он неосознанно пытался разломать прочный отросток пополам до тех пор, пока острый конец не распорол ему указательный палец.

Помянув имя нечистого, Коля резко выдернул руку на холодный свет небесного ночника и уставился на набухающую каплю крови, выползающую сквозь рассеченную кожу, а потом кинувшуюся с обрыва в пропасть. Ну и пошло-поехало: одна за другой алые частицы бросались к земле, словно вода из плохо завинченного крана. Они проникали сквозь кожу Могильного острова, становясь теперь его частью. Последующие капли отчаяннее стремились в омут, пока в итоге не слились воедино. Теперь из костлявого длинного пальца хлынула целая струя, вызвав у раненого чувство легкой паники. Нет, он не приложился вновь головой к очередному булыжнику, но судорожно пытался залатать пробоину в своем в прохудившемся сосуде.

И тут у Коли перед глазами развернулась невероятная картина: он увидел под землей ее длиннющие вены, убегающие к корням замерзающих деревьев, по которым сияющим серебром утекала прочь попадающая в них человеческая кровь. Потоки питали стволы недвижимой стражи и мелкими крапинками просачивались сквозь пористые листья, образуя между уставших крон густой туман, опускавшийся до самой земли.

На полупрозрачном полотне, будто в фильме от прожектора, Коля увидел себя лет пяти, копошащегося во дворе бабушкиного дома с игрушками в руках. Как ни странно, он вспомнил те моменты, когда, будучи совсем маленьким, прятался в потрепанной старой палатке, добытой дедушкой специально для своего внучка посреди чердачных залежей. Туда мальчонка тащил абсолютно все, даже яркие книжки со сказками. Он раскладывал по углам свое добро и довольствовался имеющимися сокровищами.

— Ну-у-у! У вас здесь откровенный бардак, молодой человек! — восклицала Анна, заглядывая внутрь.

— Бабушка, я в укрытии! Не выдавай меня, а то придет Катька и отберет все!

— Ай-ай-ай! Нельзя быть таким жадным, дорогой мой. Она лишь поиграть с тобой хотела.

— Нет! Она хотела книжки мои отобрать!

— Так она даже читать еще не умеет, Коленька!

— Ей картинки понравились, ба! — надув щеки, пропищал парнишка и занавесил перед носом у Анны вход в тайное убежище.

В ту же секунду туман посреди Могильного острова рассеялся, явив застывшему взгляду ту самую палатку, которую так неаккуратно хранил со времен былой юности на своем чердаке Георгий и которую так же случайно где-то посеял, как и когда-то нашел. Она стояла посреди бурелома, такая же, как и восемнадцать с лишним лет назад. Настоящая.

Коля без лишних колебаний направился навстречу детским воспоминаниям в надежде вновь окунуться в беззаботные фантазии (будто до сих пор их не хватало). Однако, занырнув в знакомое укрытие, очутился в необъятном темном пространстве. Запнувшись о что-то весьма увесистое, парень рухнул на колени и приземлился руками в некую холодную жижу. В нос ударила отвратная вонь. В желудке тотчас же сработала аварийка, но без дальнейшей эвакуации. У левого уха раздался протяжный стон.

— Кто здесь? — в растерянности произнес Коля.

В ответ — тишина. Глаза еще не успели привыкнуть к мраку, чтобы уловить хотя бы малейшие очертания окружающего. Однако уши сумели распознать тяжелое прерывистое дыхание неподалеку. Парень медленно пополз на звук.

— Эй… — сорвалось с его губ.

Коля наткнулся в темноте на чьи-то большого размера сапоги, натянутые на раскинутые ноги. Вскоре, ощупывая пальцами неподвижное тело, он сообразил, что на земле на боку валялся еле живой мужчина со связанными руками.

— Дядь Вась, это вы?

И снова молчание. Парень ни на секунду не усомнился в том, что перед ним находился именно Василий. Поначалу Коля пытался развязать запястья старого оленевода, но толстые жгуты слишком туго переплетались в непослушный узел. После череды неудачных попыток он вспомнил про олений кинжал в кармане. Его рассеченный палец, только что справившийся с неприятной аварией, откликнулся на возникшую мысль ноющей болью.

В тот самый момент, когда Коля вытащил наружу заточенный рог, тот распорол плотное слепое полотно темноты ярким золотым сиянием. Подобный фокус нисколько не удивил парня — давно пора перестать быть настолько впечатлительным. На некоторое время он застыл, рассматривая захламленный подвал. Почти как в его личном убежище много лет назад. Только вместо игрушек кучи старых шмоток и другого барахла. Складывалось впечатление, что Коля находился посреди свалки изношенных рыболовных снастей и туристических приспособ. А там что? Парень ахнул при виде разбросанных человеческих останков разной свежести. Чьи-то выпученные глаза таращились прямиком на потревожившего общий покой попаданца, а рот раскрылся от изумления в безмолвном крике. Коля скривился от отвращения и моментально переключил внимание на лежащего у его ног Василия.

Казалось, морщинистая кожа оленевода иссохла до предела, а обездвиженное тело сильно исхудало. Веки дрожали от бегающих из стороны в сторону зрачков, гоняющихся за призрачными видениями. Коля разрезал затянутые на отекших руках веревки, которые так просто сдались под острым концом слепящего оленьего рога. Парень похлопал по щекам обессилевшего старика. Тот протяжно застонал. Сияние теплого золота, направленное Василию в лицо, заставило его недовольно сморщиться и заморгать защипавшими глазами. Уголки сухих губ расползлись в стороны, разорвав образовавшиеся трещины.

— Убери… — еле-еле произнес пленник, тыкаясь носом в землю.

Коля отодвинул свет подальше и оставил свою «волшебную палочку» валяться среди хлама.

— Чего ты здесь забыл?..

Василий с трудом выговаривал слова, его тяжелые веки упорно смыкались, а из груди вырывался легкий свист.

— Там… Выход… Наверху…

Коля решил не обращать внимания на бредни жертвы заточения и принялся поднимать старика. Полностью расслабленное тело грузом тянуло худощавого парня вниз, а запах гнили вперемешку с тухлятиной не давали возможности вздохнуть полной грудью. Он оттащил старика в ту сторону, откуда сам недавно появился, но, как и следовало ожидать, уперся задницей в глухую стену. Обернувшись, Коля не нашел ни ручки, ни какой-нибудь щелочки.

— Не туда… Под потолком… — стонал оленевод.

Сверху прозвучали тяжелые быстрые шаги, и вниз посыпался песок. Яркое сияние оленьего рога стало потихоньку потухать до тех пор, пока окончательно не исчезло.

— Она там… Не выйдет…

Коля аккуратно опустил на землю тяжелую ношу и кинулся на ощупь искать свою «выручалочку». Потолок вновь начал сотрясаться от увесистого топота, который через мгновение удалился. В тот же момент свет, испускаемый оленьим рогом, разгорелся с новой силой и черный занавес вновь раздвинулся, открыв перед зрителями всю мерзость сырого подвала. Парень подобрал потерю и дал себе обещание ни при каких обстоятельствах не выпускать из рук источник разоблачающего света.

— Я полезу наверх. Нужно понять, куда ведет эта дверь, — тихо сказал Коля, приготовившись одолевать высоту.

— Она же тебя заметит… Сожрет…

— Не успеет.

Парень обошел весь погреб по периметру в поисках подходящей опоры для судьбоносного восхождения, так как его пальцы никак не могли дотянуться до подвешенных рыболовных сетей. Он старался не смотреть на застывшие гримасы ужаса, затаившиеся в темных углах. Соорудив из огромных пластиковых ведер и походных стульчиков некую возвышенность, Коля таки коснулся ладонью довольно прочных снастей. Но неустойчивая опора под ногами конвульсивно задергалась, и парень с невероятным грохотом свалился вниз, чуть не задавив насмерть и без того еле дышащего Василия. Над потолком снова раздались быстрые шаги, половицы протяжно заскрипели. С замиранием сердца попаданцы ожидали неминуемой кары, однако через пару минут опасность миновала, утопав прочь.

Коля не собирался отказываться от идеи желанного освобождения, поэтому построил пластиковую «Пизанскую башню» заново.

— Ты нас погубишь, дурак, — прохрипел старик.

— Ты сам уже всех чуть не погубил, — огрызнулся парень в ответ.

На этот раз горе-скалолаз ухватился за сеть и попытался подтянуться вверх. Прозвучал едва уловимый треск. Острие магического отростка так и норовило разрезать упрямые снасти и выколоть покрасневшие от раздражения глаза. Лицо юноши налилось кровью от натуги, а из легких вырывалось тяжелое пыхтение. Коле казалось, что еще чуть-чуть — и его плечи лопнут от напряжения. Он перекинул ноги на соседнюю плетенку, свисающую чуть выше, и наконец достиг выхода, однако сеть мотало из стороны в сторону, что лишало парня возможности открыть деревянный люк. Сияние Мяндаша в его руках потихоньку слабело. Балансируя, словно серфер на волнах, Коля уперся в потолок и приподнял дверцу.

Тонкий луч дневного света в мгновение протянулся через образовавшуюся щелку и слился воедино с оленьим сокровищем, образовав неразрывную нить. Угасающие частички золота устремились из потных ладоней к своему первоисточнику, наполняясь теплой энергией. В приоткрытую щель Коля смог разглядеть скромно обставленную комнату с маленькими плетеными ковриками, уж больно похожими на те, что мастерила его покойная бабушка. Окна были занавешены плотными шторами, сквозь стык в которых пробивался луч света. От этого зрелища на глазах перенасытившегося ночным мраком путника выступили слезы радости. На первый взгляд обстановка вокруг показалось довольно знакомой, но Коля не решался высунуться больше, чтобы рассмотреть окружающее получше.

Где-то со скрежетом раскрылась дверь и раздалось:

— Галка, ну не жмотись! Мне всего лишь сотка нужна! — канючил мужской голос.

— Еще чего! Глаза за мой счет заливать вздумал! Проваливай с моего порога! — отвечала та самая сельская сплетница с хрипотцой в голосе.

— Не прибедняйся! У самой пенсия как у министра!

— Проваливай, кому сказала!

— Что ж ты ведьма такая злющая!

Раздался громкий хлопок. Видимо, Галка чуть не отбила дверью нос надоедливому алкашу, пропивающему свою последнюю связь с самой настоящей реальностью.

— Одна шелупонь рядом ошивается! И ничего с такими не состряпаешь! — негодовала Галка, семеня по избе.

«Бред какой-то», — пронеслось у Коли в мыслях. Хотя дед всегда говорил, что баба эта непростая.

— Да она только вид делает, что в Христа верует! — восклицал однажды Георгий поздним вечером, прожевывая кусок соленого сала. — Аннушка говорила, что она даже крестного знамени не наносит, кланяется только. Рассказывала, мол, отец Геронтий ихний хотел было чертовку эту отловить, да она прочь ускользала.

— Зачем ей вообще в церковь ходить? — удивлялся внук.

— На воскресной службе почти все село как на ладони. Пара человек из Краснощелья даже бывает. После молитвы можно к каждому подойти и свежие сплетни собрать! Да и во время литургии побалакать можно. Там это охотно практикуется. Бабкам скучно по домам сидеть, вона они и прут туда, где народу побольше. Но Аннушка не из таких была. Это я тебе точно могу сказать.

— Галка же по указке того священника живет, только про него и говорит.

Георгий чуть не подавился.

— Чего-о? Ничего подобного. Кроме ругани между ними ничего и не бывает. Это она так, ему зубы изредка заговаривает, чтоб ее вообще не выгнали. Как-то раз прихожанка ей чуть кофточку не сожгла, так та ее на весь приход облаяла.

— А остальные чего?

— Даже ухом не повели. Дело, так сказать, житейское.

«Я ведь искренне сочувствовал ей», — подумал хватавшийся за грязные половицы Коля. Пальцы на руках совсем побелели и онемели от нескончаемых усилий удержать ровное положение. Пыль с пола постепенно заползала в нос, щекоча раздувшиеся ноздри. Еще чуть-чуть, и партизана рассекретят.

Галка носилась по дому, гремя плошками и шурша пакетами.

— Этому старому оленю еще похлебку приготовь… Все травы на него извела! Идти теперь снова над кустами корячиться! Невыгодный обмен мне Владычица предложила. Что я получу взамен упрямой человеческой души? Пузо без грыжи! Да эта хворь по сравнению с потраченными нервами — цветочки! Хотя… Может, без этого набалдашника вновь буду носиться как угорелая! Ха-ха-ха! — тараторила старуха.

Смачный чих так и рвался наружу из-под узкой щели. Коля пытался задерживать дыхание, но становилось лишь хуже. Он сдерживался до тех пор, пока все-таки не выдал звук, больше похожий на хрюканье.

Копошение неподалеку прекратилось. Раздался скрип половиц, приближающийся ко входу в подвал. Парень увидел перед глазами грязные босые ноги с кучей мозолей и желтыми, сильно отросшими ногтями. Резкая вонь атаковала тихушника. Галка с минуту околачивалась неподалеку почти незаметной расщелины, а потом резко уничтожила единственный луч солнца одним махом засаленных штор. Коля тут же отдернул руку с потихоньку поблескивающей «волшебной палочкой», дабы себя не выдать. Шершавые пятки в скором времени исчезли в непонятном направлении.

«Чуть не спалился», — с облегчением подумал юноша. Но не успела эта мысль посетить его пошатнувшееся сознание, как перед самым его носом нарисовался огромный темно-карий глаз.

— Коленька! — завизжала Галка ржавым голосом. — И как тебе не стыдно подглядывать за женщинами!

Она потянула на себя деревянный люк и пнула оторопевшего парня ступней в лоб. Тот мягко приземлился на прочные сети. Все бы ничего, если бы плетенка не начала тянуть к Коле свои нити. Снасти будто ожили, заключая дергающееся тело в свои объятия. Старуха стояла над пленником и с улыбкой наблюдала за развернувшейся картиной.

— Васька! — заорала она. — Ты там дышишь еще? Слышь? Тебе совсем чуть-чуть осталось! Я свое уже получила!

Галка захихикала, ритмично постукивая ногой по полу.

— Эх, Коленька! Шибко долго ты добирался! Аж целый месяц! Я ж звала тебя на чай, а ты отказался! Так бы быстрей управились!

Сеть туже замыкала своего узника, лишив его возможности свободно дышать. Парень не мог оторвать взгляд от глубоких, темных как омут торжествующих глаз старой сплетницы. Его ладони разомкнулись и выронили секретное, напрочь потухшее оружие.

Галка присела на корточки и запрыгнула на обвившие коконом Колю нити, ловко левой рукой захлопнув за собой вход в погреб. Испуганный парень пытался высвободиться из давящих жгутов, однако с каждым его движением плетенка сильнее затягивала удавку. Мрак накрыл обреченного попаданца с головой.

— Не нужно так истерить, родной! Мы сможем стать отличной парой, — расплывалось сбоку противное шипение.

По разгоряченным щекам проскользнул длинный липкий язык. Теплое дыхание с запахом протухших яиц гуляло по лицу, вызывая нестерпимую тошноту.

— Может, тебе стоит немножко отдохнуть? — не затыкалась ведьма. — Впереди так много беспросветных ночей… Ты угостишь меня бокалом своей пылающей молодости… Неиспорченной, благородной, с терпким привкусом разочарования…

После этих слов раздался жалобный треск рыболовных сетей, и Галка с грохотом свалилась вниз.

— Совсем прогнили! Не мешало бы обновить, — пыхтела она.

Коля почувствовал, как его оковы ослабевают, и скоро он сам станет претендентом на вылет.

— А ну держать, кому сказала! — заорала ведьма, наблюдая за тем, как ее жертва потихоньку начинает сползать вниз. — Я команду не давала!

Однако угрозы никак не спасли положения. Пленник свалился кубарем на землю, чуть не сломав себе шею и издав протяжный стон.

— Зайка, больно ушибся? Не переживай! Мы сейчас вмиг это исправим!

Галка кинулась к своему долгожданному пленнику, схватила его на руки и переложила на что-то мягкое.

— Ты пока полежи, а я тебе кое-чего принесу. Сразу полегчает!

По стенам раздался тяжелый стук, деревянный люк отворился. Коля успел разглядеть лишь лоснящуюся серо-зеленую шкуру и огромные перепончатые лапы, прилипшие к бревнам. Ведьма вынырнула из подвала и захлопнула за собою дверцу.

Где-то в сторонке вновь слегка засияло теплое золото.

— Она тебя сейчас дурманящей дрянью напоит. И тогда пиши пропало, — весьма четко проговорил Василий.

— Почему ты сидишь, сложив ручонки?

— А мне чего? Я все равно не жилец.

— Не понял.

— Моя душа уже давно под залогом. Недолго осталось…

— Зачем ты так поступил? — после некоторого молчания сквозь боль в ребрах произнес Коля.

— У тебя нет детей. Когда появятся — поймешь.

— Ты б хоть рассказал ему. Глядишь — не пустой бы твоя жертва стала…

— Не смей так говорить! — взъярился старик. — Он совсем молод. А про дела чужие ему знать нечего… Пусть вся эта чертовщина его стороной обойдет.

Коля усмехнулся.

— У тебя еще есть время, я уверен. Разве не хотел бы ты с Еленой попрощаться?

— Она и видеть меня уже, наверное, не хочет… Я предал ее…

На глазах Василия выступили слезы.

— Ее сердце не настолько черствое. Ты должен попросить у нее прощения.

— Я просил.

— И все равно ушел за своими оленями, оставил ее…

— Да что ты в этом смыслишь! — вспылил старик. — Думаешь, я не понимаю, что бросил ее совсем одну посреди голого леса? Думаешь, мне не больно от того, что я обрек ее на внутренние терзания! Это и есть мое наказание! Это и есть моя плата за величайшую глупость! Сделка с иной силой никогда не может быть взаимовыгодной!

— Не распускай нюни, а лучше думай, как отсюда выбраться!

— Ты дурак или только прикидываешься?

Коля уставился на Василия недоумевающим взглядом.

— Ай, молодежь! Всему нужно учить!

Старик схватил трясущимися руками рог Мяндаша и крепко сжал его в ладони. Но через несколько секунд оленевод откинул в сторону сияющий отросток, потряхивая обожженной кистью.

— Неужели я настолько безнадежен? — вздохнул он.

— Я и сам смогу с этим справиться! — потянувшись за острым светлячком, воскликнул парень.

— Уверен? Как только Оядзь приблизится, мерцание снова поблекнет. И тогда у тебя в руках останется лишь обточенная кость. Ты думаешь, она пробьет толстую жабью шкуру? Здесь нужна сила небесная. Тебе следует поймать солнечный луч.

— Неужели даже дух Мяндаша слабеет перед этой жалкой ведьмой?

— Она не просто ведьма. Когда-то она тоже была дочерью Солнца. Отец лишил свое некогда любимое дитя всего. Вот теперь уродливая жаба ищет среди людей потерянную красоту, молодость и любовь. Даже облик порядочный эта старуха подобрать себе не в состоянии.

— И ты действительно считаешь, что ее смерть угодна небесам?

— Ведьма загубила столько душ, что даже с мощнейшим прожектором в руках она никогда не отыщет дорогу к дому через груду человеческих тел и реки густой крови.

После некоторого молчания Василий продолжил:

— Знаешь, Леночка моя однажды сказала одну интересную вещь. Мол, Господь призывает на суд раба своего только в двух случаях: если он достиг святости или если бесповоротно посеял последние остатки совести. Похожее и с этим провинившимся дитем. Ее уже не спасти.

Сверху вновь раздался тяжелый топот.

— Кажется, я понял, — произнес Коля, слегка воспрянув духом.

Он тотчас вскочил, не обращая внимания на колющую боль в подреберье и сжимая в ладони олений кинжал, и ухватился за болтавшиеся куски прохудившихся рыбацких сетей. Взобравшись под самый потолок, он извернулся так, что сумел одним пинком раскрыть дверцу подвала. Казалось, одна только мысль о приближающейся смерти расправляла невидимые крылья за спиной. Трясущимися руками Коля вытянул себя в иную реальность, где Галка — или как там ее на самом деле? — намешивала в ступе какую-то бурду в соседней комнате.

— Опять эти опарыши там шороху наводят! — воскликнула она, услышав грохот.

Парень, не медля ни секунды, поднялся на ноги. Только он хотел раскрыть преграждающие путь свету шторы, как услышал за спиной:

— Что ж тебе все неймется!

Старуха кинулась на выползшего пленника и вцепилась ему в руки. Маленький рост тучной бабки не позволял ей дотянуться до более уязвимых мест своей жертвы (тщательнее следовало подходить к выбору очередного прикида). Не придумав ничего лучше, как просто вгрызаться зубами в худощавое плечо, ведьма яростно пыталась сбить Колю с толку. Но как только она увидела у парня в руках рог Мяндаша, вмиг зашипела и принялась впиваться в плоть еще больнее.

Вместо страха Коля начал испытывать нестерпимое раздражение. Хотя нет… Это был самый настоящий гнев. Галка принялась карабкаться на нерадивого беглеца и потихоньку тянуться к самой шее, уставившись на пульсирующую под молодой кожей толстую артерию.

Когда старуха уже раскрыла свою вонючую пасть в надежде прикончить очередного человечишку, Коля, сжав волю в кулак, дернулся к темным занавескам и рванул полотно в сторону.

Яркий свет ударил по заплывшим глазам ведьмы, и та от неожиданности свалилась на пол. Оленья кость в руках парня вновь заполыхала ярким золотом, сливаясь воедино с ласковыми лучами дневного светила.

— Рано радуешься! — захрипела Оядзь и кинулась в подвал.

Коля дернулся следом, хватая пыхтящую старуху за плечи. Но как только ее голова и руки исчезли под половицами, соперник ощутил под ладонями скользкую шкуру. Буквально через мгновение жирная жаба летела вниз прямо к ногам Василия. Серо-зеленая кожа на спине начала дымиться от прожигающего солнца будто щепка под лупой. И когда огромная тварь коснулась перепончатыми лапами земли, Коля запрыгнул на нее и пронзил острым кинжалом, ставшим тонким золотым копьем, тянувшимся к слепящей звезде.

Ведьма издала истошный крик, а ее шкура стала медленно скукоживаться. Оядзь скрючилась от боли, теряя всю наполняющую ее влагу. Глазные яблоки вылезли наружу, а язык вытянулся в надежде зацепиться за что-нибудь съедобное.

— Отец еще долго будет горевать за горизонтом, — прохрипела жаба напоследок и свалилась замертво.

Ее тело окончательно высохло, превратившись в изношенную тряпку.

— Я чуть дух от страха не испустил! — отдышавшись, вскрикнул Василий.

Коля рухнул на колени и зарыдал в рукав разорванной куртки.

— Ну, полноте! — попытался успокоить его оленевод. — Ты настоящий мужик! Чего нюни распустил!

— Плечо болит! — застонал парень.

— Скажи еще, что к маме хочешь!

Страдалец покосился на старика с укоризной и вскочил на ноги.

— Выход… — произнес он, уставившись как баран на стену. — Смотри, выход!

И действительно, сбоку нарисовалась небольшая дверь с ручкой. Парень потянул ее на себя. В лицо ударила ночная прохлада. Лунный свет тотчас пересек прогнивший порог, чтобы встретиться со своей пылающей противоположностью и слиться с ней в неразделимое целое. Теперь одна длинная нить соединяла два абсолютно несовместимых мира. Однако Коле пришлось ссутулиться и немного раздвинуть слегка заслоняющий дверной проем полог, чтоб высунуться наружу. На секунду его голова выглянула из потрепанной палатки, а потом снова скрылась теперь уже в подвале.

— Во те на! — протянул Василий.

— Похоже, тебе наверх, прямиком в село через Галкины хоромы, — наконец обратился Коля к старику.

— А ты чего? Снова приключений на задницу искать намерен?

— Мне деда искать нужно.

— И Ёгор сюда поперся?

— Вообще-то он за тобой поперся! Так что окажи услугу — проваливай отсюда!

В темной лесной чаще раздался женский плач, да такой громкий и пронзительный, что обоим захотелось заткнуть тотчас уши. Рев проносился между глазеющих на попаданцев деревьев, цепляясь за их стволы. Приглядевшись, Коля заметил длинноволосую женщину, плывущую через буреломы по направлению к ним. Ее седина сливалась с просторным балахоном, спускающимся до самой земли. По мере того, как незнакомка приближалась к палатке, стон становился невыносимым.

Василий оцепенел, выпучив глаза и раскрыв рот. На его лице отразился непередаваемый ужас, такой же, что и на застывших навсегда масках в темных углах погреба.

Скорчив недовольную мину, Коля ухватился за старика.

— Василий, ты чего? Очнись! — тряс он своего спутника.

Но тот никак не реагировал. По его морщинистым щекам потекли слезы, а руки задрожали.

— Прости меня, прости, — залепетал Василий. — Я не успел…

Коля, стоявший спиной ко входу в палатку-погреб, ощутил покалывающий морозец. Он и не заметил, как рвущие душу звуки совсем прекратились. Замершая на старческом лице гримаса волновала его куда больше. Однако что-то все же заставило парня обернуться. От того, что он увидел, на голове у него точно появилась парочка седых волос.

По ту сторону порога стояла та самая, бледная, как простыня, незнакомка с пустыми глубокими глазницами и открытым в безмолвном крике беззубым ртом. Непонятно, куда она сейчас смотрела: то ли на Колю, то ли на что-то за его спиной. Ее руки были прикрыты длинными белоснежными рукавами, ноги прятались под широким подолом. Женщина подплыла вплотную к уставившемуся на нее молодому человеку, слегка задев полог. Коля почувствовал, как кончики его пальцев свело от сгрызающего их мороза, а нос норовит отвалиться сосулькой. По телу пробежала леденящая дрожь. Сердце наполнилось удушающим сожалением за неверно принятые решения и не сказанные вовремя слова, упущенные возможности и предательское молчание. Как распознать надвигающийся инфаркт? Жжение в груди? Онемение лицевых нервов? Похоже, кто-то сейчас попрощается с жизнью…

Автор иллюстрации: Елена Рудых

Словно вымазанная мелом слепая физиономия застыла, ожидая чего-то. Василий начал задыхаться от непрекращающихся слез, а Коля боялся даже пошевелиться. Через секунду истошный крик иголками вонзился ему в уши. Парень схватился за голову и сгорбился. Краем глаза он успел заметить, как костлявая рука незнакомки схватила Василия за волосы и потащила прочь. Старик не издал ни звука. Лишь застывший взгляд обратился к небу, умоляя отвернувшуюся на несколько сотен шагов серебряную луну о прощении.

Глава 25. Способный ученик

Ёгор сутками напролет — по крайней мере, так ему казалось — сидел напротив своего очага, пристально вглядываясь в сердце яркого пламени. Он пытался уловить в нем расплывчатый образ Коли, бродившего по беспросветной чаще. Новоиспеченный шаман чувствовал его отчаяние и интуитивно тянул к огню свои длинные пальцы. Но как только старик касался едва различимого миража, тот сполохами расползался по сторонам.

— Тебе нужно еще многому научиться, — звучал голос его мохнатого помощника где-то глубоко под черепушкой.

— У меня слишком мало времени, — так же мысленно отвечал ему Ёгор. — Я сижу здесь без толку.

Дед крутил в руках длинный отрезок толстой веревки, постепенно завязывая на нем тугие узлы. Это немного успокаивало и помогало сосредоточиться на главном.

— Наберись терпения… Совсем чуть-чуть, и ты сможешь пригласить к своему костру родственную душу. Смотри, он уже на полпути к нам…

Пес протяжно завыл, и огненные языки явили шаману четкие очертания белого оленя с золотыми рогами, в глазах которого возникло отражение молодого парня, преследуемого огромным вороном, щелкавшим длинным окровавленным клювом.

— Ему нужна помощь, как же ты не видишь! — воскликнул шаман.

— Думай сам, что с этим делать, — раздался шепот у правого уха.

Недолго думая, старик затянул таинственную песнь, услышанную по ту сторону здешнего мира в кругу мудрых колдунов. Слова вырывались из широкой груди и охотно слетали с языка, ударяясь о прочные стены лесной вежи. Все внутри отзывалось на щекочущие горло вибрации, и мысли уносились следом за протяжной звуковой волной. Ёгор ловкими движениями пальцев очень быстро, не останавливаясь, заплетал узлы на волокнистых жгутах и вновь их распутывал. Через мгновение вокруг очага возникли пять силуэтов, и хижина наполнилась еще более звонкими возгласами. Входная дверь с грохотом распахнулась, и в жилище ворвался ветряной вихрь. Будто змей с обезумевшими глазами он кружил между колдунами. Раздался стук бубна. Быстрый ритм заставил ветер пуститься в пляс на пару с ярким огнем. Языки пламени дергались то в одну сторону, то в другую, порой даже наклонялись к самым камням, протыкая насквозь призрачных гостей. Этот пылкий танец заставил обе стихии слиться практически воедино, поставив под сомнение признанные ранее законы Вселенной. Развернувшаяся картина неоспоримо являлась самым точным воплощением такого абстрактного понятия, как гармония. Но вскоре небесная сила с трудом могла удержать себя под контролем, перерастая в настоящий ураган. Вежа сотрясалась от сильных толчков пустившегося во все тяжкие бунтаря.

Ёгор в последний раз распутал веревку и с силой натянул ее у себя над головой, приготовившись завязать первый узел. Ошалелый поток воздуха устремился к сморщенным рукам, и в этот самый момент шаман затянул бечевку, поймав холодный вихрь. Однако пламя продолжало сотрясаться от холодного сквозняка. Старик завязал второй узел, но природная стихия не намеревалась сдаваться. Последним движением ловких пальцев дед все-таки окончательно угомонил буйный ветер, опоясав его трижды.

Песня затихла. Тишина приласкала уставшие от грохота и праздного гула уши. Ёгор вновь остался один на один со своим верным другом. Неведомой величины мощь волновалась у колдуна в ладонях.

— Ну как? Ловко я его? — воскликнул нойд.

Пес ответил ему торжествующим лаем.

— Бросал бы ты шифроваться, товарищ! Я тебя уже насквозь вижу! — захихикал Ёгор и пригрозил псу.

Тот лишь фыркнул в ответ и улегся к ногам хозяина.

Старик снова уставился в пламя в поисках знакомого лица. Он увидел, как Коля нашел тот самый свет в конце тоннеля и, не меняя курса, уверенно движется к цели.

— Только не шибко заигрывайся против правил, — безмолвно произнес пес. — Иначе ты провалишь свою главную миссию, а он — свою.

Шаман продолжал просматривать волнующие моменты остросюжетного сериала, напрочь забыв о еде и потеряв счет времени. Он чувствовал, как мучившее Колю беспокойство отступило, а его сердце медленно постукивало в убаюкивающей тишине. И сам того не заметив, старик погрузился в неглубокий и тревожный сон. А таковым он стал с того самого момента, как частичка его собственной души кинулась за внуком в бесконечный лес.

Глава 26. «Чувства — это огромная привилегия»

Шаманская «камера слежения» начала барахлить: Ёгор не мог разглядеть ровным счетом ничего внутри яркого пламени. Непонятно, сколько времени прошло с того момента, как его видения рассеялись, но казалось, пролетела целая вечность.

Старик не чуял зияющей пустоты, подобной той, что накрывала тело Оци после его медленной кончины, а потом и вовсе не покидала душу покойника даже по ту сторону массивной двери. Шаман также не ощущал будоражащей силы, что перегоняла молодую кровь по венам, и не слышал зовущего его голоса. Словно заклинание, колдун повторял имя своего внука в надежде увидеть на огненном холсте его глаза.

— Зови — не зови, а толку никакого, — пронеслось у деда в голове.

— Не мешай.

— Это лучше ты не мешай. Он на краю небытия. Глядишь — и столкнешь его в пропасть.

На мгновение мыслями Ёгора овладела тишина. Но всего лишь на долю секунды.

— Аннушка бы точно не дала всему этому произойти, — снова продолжился безмолвный диалог.

— Перестань уже упоминать имя любимой всуе… Знаешь, почему ты до сих пор так слеп? Да потому что слишком много пут на сердце.

— Много ли ты понимаешь?

— Достаточно. Если не станешь разуму своему хозяином, то не сможешь исполнить свое предназначение. А Вселенная дезертиров не любит… Она все равно их настигает и уничтожает. Ей нужен ты целиком и полностью.

— Ревнивая, кажись, особа.

— Не то слово. Чувства — это огромная привилегия, которая нарушает всеобщее равновесие. Думаешь, почему Солнце скрывается за горизонтом столь долгое время зимой? Да потому, что тоскует по дочерям своим, которых оно с небес низвергнуло болотистые чащи топтать голыми ногами. Зло злом, а отцовские чувства — штука долговечная. Вы, люди, прозвали это полярной ночью. Вам нравится на темном экране наблюдать за душами умерших, путешествующими в другие миры разноцветными сполохами, а ведь за горизонтом скрываются угрюмые глаза тоскующего Солнца…

— А что тогда с полярным днем?

— А вот чтобы баланс восстановить, свою смену нужно отрабатывать…

— Прям бытовуха какая-то… Как у смертных.

— Так ведь по образу и подобию небесному мир людской создавался.

Шаман усмехнулся.

Очаг зашипел и заискрился. Ввысь устремилась черная копоть. Языки пламени явили своим преданным зрителям человеческие образы.

— Гляди, Васька живой! — воскликнул старик.

Однако через мгновение огонь обернулся огромной беззубой пастью, размыкающей свои края и устремившейся в сторону Ёгора. Раздался пронзительный женский крик. Дед чудом успел увернуться от настигающей его глотки, которая тотчас, не получив своего, исчезла.

— Это что сейчас было? — оторопел шаман.

— Матушка-смерть долг свой забрала. Она не любит, когда за ней подглядывают. Дело, так сказать, интимное.

— Эх, Васька… Старый дурак…

— Не пошел бы в тундру — подольше б воздух покоптил…

На «экране» возник Коля. Он глядел прямиком в глаза деду, будто и в самом деле мог видеть его через призрачную преграду. Рядом валялся окровавленный олений рог.

— Похоже, в этом году полярная ночь будет особенно долгой… Придется тебе немного потрудиться, дабы взбодрить небожителя, — мысленно обратился мохнатый помощник к хозяину.

— Сейчас бы побалакать с Васькой напоследок…

— Ему сейчас не до тебя, Ёгор. Пусть освоится.

— Можно ли ему как-то помочь?

— В чужой монастырь со своим уставом не лезь. Слыхал? Ты в тех краях не барин. Твоя задача — за народом смертным приглядывать, а не с призраками лясы точить. Пока что парнишка за тебя работу всю делает.

— Хорош бухтеть. Не я Кольку в лес выпер одного.

— Он сам напросился… Вон, гляди. Обратно уже топает. Пора двери отворять.

Пес уселся к шаману поближе и протяжно завыл. Ёгор вновь принялся напевать уже знакомый мотив.

— Бубен забыл! — напомнил ему сподручный.

Старик одним движением схватил небольшой овальный барабан и ударил по его кожаной поверхности тяжелой звериной костью. Вновь настроившись на показательное выступление, дед забасил в такт разносящимся по всей веже звукам шаманского инструмента. И вновь силы природы пустились в пляс под танцевальный ритм: тело пламени извивалось, словно змея под дудку факира, земля сотрясалась по ногами стражей, ветер дергался, обвитый крепкими хомутами, а вода срывалась с облаков, дабы присоединиться к общему веселью, разбиваясь каплями дождя о порог хижины.

Собака кинулась наружу, навстречу холодной Луне, которой уже изрядно поднадоело наблюдать за чужими перипетиями, протянула к светилу морду и затянула свою собственную песню.

И вот наконец звуки лесной вечеринки затихли, и перед Ёгором появился его внук, забежавший в вежу с обезумевшим взглядом.

Глава 27. «Я не прощаюсь»

Коля, словно не веря своим глазам, кинулся к деду и принялся ощупывать его за плечи. Убедившись, что перед ним не кто иной, как человек из плоти и крови, парень завертел головой из стороны в сторону, изучая окружающую обстановку. Его тело тряслось, как листья на тех замерших осинах, что добросовестно исполняли свой долг перед тундрой под надзором более авторитетных товарищей.

— Я не… Этот старый шаман… Я долго искал… — запыхавшись, тараторил Коля, не в состоянии связать ни единого предложения.

— Тшш… — принялся успокаивать его Ёгор. — Я знаю, я все знаю.

Парень долго переводил дыхание. Его глаза так и норовили закрыться, но страдалец боялся сомкнуть их, чтобы снова не потерять деда.

— Это ты ему позволил? А кстати, где Оця? — наконец успокоившись, произнес Коля.

— Все не так просто. Я тебе потом расскажу, а пока отдохни.

— Еще чего! Сматываться нужно отсюда!

— Ну куда мы на ночь глядя пойдем? Дождемся рассвета.

— Он никогда не наступит, как ты этого не понимаешь! — как умалишенный заорал парень. — Если уходить, то сейчас! Здесь есть прямой выход.

Пес равнодушно наблюдал за развернувшейся картиной, опустив морду на аккуратно сложенные лапы.

— Да скажи ты ему уже, — раздалось у шамана в голове.

— Хочешь, чтоб у него сердце окончательно разорвалось?

— Ничего с ним не станется!

В хижине воцарилась тишина. Глаза старика забегали в нерешительности.

— Тебе придется возвращаться одному…

Ёгор постепенно погружал внука в свою мутную историю. Тот, похоже, уже не удивлялся ничему. Дед с воодушевлением описывал произошедшие события, сопровождая свои слова шутейками и бурными восклицаниями. Он изредка поглядывал на своего мохнатого товарища и ждал от него хоть какой-нибудь поддержки. Но тому абсолютно не было никакого дела до эмоциональных всплесков своего хозяина и тяжелых придыханий молодого гостя.

Коля смотрел в глаза новоиспеченного шамана. В них не было ни толики обреченности или сожаления. Впервые за два года старик сидел, гордо расправив плечи, и не обвинял себя по поводу и без.

— Ты всегда сможешь найти меня здесь. Я позабочусь о том, чтобы ты в любое время дня и ночи мог найти затерявшуюся тропинку, ведущую к хижине, — завершил свою байку Ёгор.

— Не пожалеешь ли ты когда-нибудь о том, что забрался на Могильный остров?

— Я слишком долго о чем-то сожалел… А теперь у меня на это не будет времени! — и он разразился радостным смехом. — Я теперь снова кому-то нужен… Пускай народ даже и не догадывается об этом.

— Ты всегда был нужен нашей семье! Ты всегда был нужен мне…

— Пройдет неделя, и рутина вновь накроет вас с головой… Мать твоя до сих пор не может доехать до отчего дома. Кстати, не нужно ей знать о случившемся. А то глядишь — в дурку сдаст! И чего тогда?

Коля захихикал, вытирая с щек набежавшие слезы.

— Присмотри за моим домиком. Ты теперь в здешних краях надолго… И будь аккуратней с местными… Они, как оказалось, не те, за кого себя выдают. Не все, разумеется. Галка-то всегда нож за спиной прятала, я прямо-таки видел, как острое лезвие блестит на солнце. И это… Попрошаек уличных не обижай, а то они тоже зубы показывать умеют. Оця, вон, захворал, так они вообще страх потеряли!

Внук ничего не мог ответить деду из-за противного кома, застрявшего прямо в глотке.

— А я могу остаться с тобой? — выдавил он спустя минуту.

— Исключено! У тебя своя задача имеется! Зимой здесь совсем от холода околеть можно… Как маленький, ей-богу! Если чего по хозяйству подсказать надо — приходи, расскажу. Ты должен быть там, а я — здесь. У нас хорошая команда получится, это я тебе обещаю!

— Я совсем не представляю, что делать со стадом.

— А чего тут представлять? Главное — не наступай на чужие грабли, чтоб снова все не разбазарить. Разговаривай с рогатыми почаще, они это дело уважают. Потчуй их хорошо да важенок береги. Будет стадо расти и народ кормить. Только меру всему знай.

В чайнике, подвешенном над очагом во время увлекательных бесед, закипела вода. Ёгор заварил в кружках ароматный отвар, щекочущий нос запахом сосновой хвои, и передал горячий чаек внуку.

— Стадо, конечно, дело хорошее. Но самое ценное, что ты должен беречь, — это свою душу. На нее уйма охотников найдется. Дорогущий бриллиант, способный умаслить даже саму Смерть! Свободно конвертируемая валюта!

— Что будет с твоей?

— Это мне неизвестно…

Коля прекрасно понимал, что дед его обманывает. Об этом говорили опущенные вниз глаза и поджатые сухие губы. Но парень не винил старика, который наконец-то обрел смысл жизни. Они еще долго сидели напротив жаркого костра и рассказывали друг другу то, о чем молчали несколько лет. Коля тараторил так быстро, будто боялся не успеть сообщить о чем-то очень важном, а Ёгор слушал его, затаив дыхание, словноопасался ненароком спугнуть порхающие вокруг него слова-бабочки.

По хижине разносился смех, прерываемый строгими замечаниями, а воздух рассекали импульсивные жесты. Даже огонь все громче потрескивал, пытаясь вставить в разговор свои три копейки. Луна развернулась на двадцать семь шагов поближе, чтобы подслушать столь оживленную беседу. Но и она вскоре устала нависать над вежей.

— Тебе пора. Иначе так и застрянешь здесь. А это, поверь мне, совсем не кстати, — произнес шаман на рассвете.

— Я теперь буду рядом, дед…

— Это мы еще поглядим! — воскликнул Ёгор, косясь на дрыхнувшего пса.

— Я все слышу, — вдруг отреагировал мохнатый помощник. — Выгоняй наконец пацана, а то уже всю смену свою проболтал!

— Я не прощаюсь, — вздохнул Коля.

— Конечно! У тебя даже лифт, так сказать, имеется! Прыгнул в погреб — и ты уже здесь!

Парень шагнул за порог и что есть силы кинулся прочь — иначе он просто бы не смог уйти. Вокруг сияло по-осеннему холодное солнце. Когда попаданец добежал до злосчастной палатки, он напоследок обернулся и окинул взглядом промозглую лесную чащу. Где-то посреди этих буреломов Коля потерял осколок своего сердца. Наверняка эта частичка сейчас лежала под какой-нибудь суровой сосной… А может, она осталась в подземелье, у ног окаменевшего Щипача? Хотя с не меньшей долей вероятности ее можно отыскать в тихой воде, запутавшейся в длиннющих волосах хитрой водяной девки.

Парень еще немного постоял в раздумьях, а после залез в палатку. Внутри ничего не поменялось с его последнего визита: шкура Оядзь валялась посреди подвала, захламленного всякой ерундой, а из углов на нее изумленно таращились безмолвные физиономии.

— Заберу-ка я его с собой, — пробубнил себе под нос Коля, наткнувшись взглядом на брошенный на месте преступления олений рог.

Теперь единственное, что ему осталось сделать, — это пробраться через деревянный люк прямиком в оставшуюся без хозяйки избу посреди Ловозера.

Эпилог

По всему интернету разнеслась новость о сельских пенсионерах, без вести пропавших в окрестностях Ловозерской тундры. Но еще больше шуму наделало исчезновение группы поисковиков-добровольцев и двух бравых сотрудников МЧС. Полиция рапортовала о непрерывной работе по розыску исчезнувших без следа людей, а спасатели были уверены в том, что целый месяц в условиях северного сентября посреди сопок протянуть невозможно. Собственно, они и сдались первыми.

Колины родители побросали все свои дела и ринулись в Ловозеро. Мать напрочь попортила голосовые связки в попытках оказать на представителей государственных служб, вплоть до Минприроды, эмоциональное давление. В итоге с ролью энергетического вампира она таки не справилась, и единственным, до чего могла додуматься измученная регулярными припадками женщина, стала мысль о пустых гробах на местном кладбище.

Идея о погребении не отпустила ее даже тогда, когда на пороге родительского дома мученица увидела своего блудного сына (ох уж эта реакция обезумевших матерей). Именно в тот момент Коля окончательно утвердился в своем решении остаться в селе. Поначалу он от всей души хотел рассказать своим предкам о произошедшем на Могильном острове, но вовремя образумился. Теперь на каждый вопрос касаемо последнего месяца он отвечал: «Я ничего не помню».

Местный участковый регулярно наведывался к страдающему амнезией молодому человеку, однако он также не был посвящен в тайны могучего Сейдозера. Даже угрозы о возможном уголовном преследовании не исправили положения. Телевизионщики приезжали к «мальчику, который выжил» и донимали затюканную знаменитость вопросами о сверхъестественной силе. «Я ничего не помню», — талдычил тот, как попугай.

«Тебе необходимо полное обследование!» — заявляла мать. Но Коля подписывал всевозможные отказы от врачебных вмешательств, аргументируя такое решение своей абсолютной дееспособностью.

Поисковые отряды вновь и вновь шерстили территорию природного заказника. Но все как один отчитывались в своем полнейшем бессилии. По воле чиновников, подписывающих повелительные депеши, полетели головы егерей заповедника.

Спустя еще пару месяцев всеобщий ажиотаж потихоньку начал стихать. Потерявшая отца женщина с опухшими от слез глазами стала походить на живого мертвеца, а супруга канувшего в лету оленевода без продыху перечитывала по кругу молитвослов. Самое невероятное в этой шумихе было то, что никто из односельчан и прочих не вспомнил про Галку. Будто ее и вовсе никогда на свете не существовало. И хоть бы кто заметил, что Коля выполз к людям именно из ее дома, стоящего в самом центре саамской столицы!

Ко всему прочему почти ни одна живая душа не сумела увидеть вновь мелькающие за сетчатым загоном мордочки темноглазых оленей, хоть их исчезновение и вызвало самую настоящую панику среди коренного народа.

Коля бережно старался скрыть своих подопечных от любопытных глаз. В его планы совершенно не входила активная предпринимательская деятельность.

— Коленька, это зверье саамского народа, — ласково убеждала его Елена. — Не нужно быть таким замкнутым.

— Дайте мне немного времени.

Новоиспеченный оленевод проводил все свое время на новой вотчине. Он смотрел в глаза этих гордых животных и видел в них золоторогого прародителя, несущегося по одинокой тундре. А в те моменты, когда он касался благородной шкуры своего самого красивого оленя, названного в честь прародителя, вспоминал ту самую судьбоносную встречу на мрачном острове. Но одно осталось неизменным в жизни молодого человека: он до сих пор не мог принять существующего мира со всеми его переменчивыми настроениями. Однако он нашел то, что действительно отвечало призывам его уставшей от поисков души.

Коля уже занялся законным присвоением Галкиных хором. Ему вскоре предстояло очень сильно попотеть, чтобы уничтожить улики жабьих беззаконий, скрытых в подвале небольшого домика.

Елена частенько жаловалась своему помощнику на бессонницу из-за частых явлений Василия в ее беспокойные сны. На что получила дельный совет выслушать своего нерадивого супруга. Поначалу она пугалась образа вопящего муженька, а после дала ему возможность вдоволь выговориться. Василий в свою очередь позволил ей наконец-то выспаться. Вскоре, скорбно поглаживая пустой гроб, она сказала: «Ты сделал для своего сына то, чего не сделал бы ни один отец на планете».

А Колину мать очень возмутил тот факт, что ее отпрыск не проронил даже пары слез на дедовых похоронах. Ну а разве это возможно, если он только вчера сидел с ним на пороге его хижины и наблюдал за постепенно погружающимся в депрессию Солнцем.

— Надо с этим что-то делать, — задумчиво произнес Ёгор.

— Ему тоже нужно время, чтобы подумать над своими ошибками, — отвечал парень.

— И как часто он будет здесь ошиваться? — возмущался мохнатый сподручный шамана (как же хорошо, что гость его не слышал).

Колю все же беспокоил тот факт, что с каждой новой встречей его дед становился капельку грубее и равнодушнее. Казалось, пройдет еще пара лет, и он вовсе перестанет узнавать внука. Возможно, память о былых временах уже сгорела в беспощадном пламени его души. Это последствия затворничества или происки его ворчливого товарища? Во всяком случае парень не перестанет навещать своего вдумчивого старика раз в неделю. И он всегда найдет заросшую тропу к шаманской веже, даже если Солнце окончательно утонет в меланхолии.

Примечания

1

Название взрослой самки северного оленя.

(обратно)

2

Сооружение из камней — священный объект поклонения саамов. Северный народ считал, что в каждом из сейдов могущественный дух.

(обратно)

3

Переносной шалаш, который использовался саамами как временное жилье при сезонных перекочевках.

(обратно)

4

Брачный период у оленей.

(обратно)

5

Георгий — саамский вариант.

(обратно)

6

Имеется в виду гибель группы туристов на Кольском полуострове, в районе Чивруайского перевала, 25 января 1973 года. Группа из 10 человек вышла на лыжный маршрут в Ловозерские тундры из поселка Ревда и направилась в город Кировск. В результате обморожения все участники похода скончались.

(обратно)

7

Имеется в виду происшествие в окрестностях горы Холатчахль на севере Свердловской области в начале 1959 года. Группа из девяти туристов под руководством Игоря Дятлова, совершавшая лыжный поход по Северному Уралу, погибла в полном составе. По результатам официального расследования происшествие было признано несчастным случаем, вызванным стихийной силой.

(обратно)

8

Психическое расстройство, разновидность истерии.

(обратно)

9

Цикл рассказов Ивана Сергеевича Тургенева, повествующих о быте и нравах крестьян и землевладельцев.

(обратно)

10

Мягкие сапоги из оленьей шкуры.

(обратно)

11

Самый крупный на территории Сейдозера остров. Согласно саамским поверьям, считается запретным для посещения местом, где в свое время шаманами проводились культовые обряды.

(обратно)

12

Имеется в виду озеро с тем же названием, что и населенный пункт.

(обратно)

13

Колдун.

(обратно)

14

Строчка из произведения Владимира Высоцкого «Туман».

(обратно)

15

Строчка из произведения Николая Гоголя «Записки сумасшедшего».

(обратно)

16

Колдуны, шаманы.

(обратно)

17

Веник из голых прутьев.

(обратно)

Оглавление

Пролог. Легенда о Мяндаше

Глава 1. Маршрутка

Глава 2. Тот самый дом

Глава 3. «Не предавай самого себя»

Глава 4. Ловозерские байки

Глава 5. Вопросы веры

Глава 6. Беглецы

Глава 7. Кто виноват?

Глава 8. Один посреди промозглой тундры

Глава 9. «Это дело семейное»

Глава 10. Сборы на поиски

Глава 11. Натирающий плечи рюкзак

Глава 12. Оядзь

Глава 13. Незваный гость

Глава 14. Вежа шамана

Глава 15. Потаенный выход

Глава 16. Уловка

Глава 17. «Будет так, как должно»

Глава 18. Разъяренная толпа

Глава 19. Смута в подземелье

Глава 20. По ту сторону мира

Глава 21. Неприкаянная душа

Глава 22. Зубья капкана

Глава 23. «Нужна ли тундра людям?»

Глава 24. Расплата

Глава 25. Способный ученик

Глава 26. «Чувства — это огромная привилегия»

Глава 27. «Я не прощаюсь»

Эпилог

*** Примечания ***