Рыжий рыцарь [Алексей Дурново] (fb2) читать онлайн

Алексей Дурново Рыжий рыцарь

Алексей Дурново

© Алексей Дурново, 2018

© Александра Новоселова, иллюстрации, 2018

© ООО Издательство «Альбус корвус», 2019

Персонажи

Глава первая. Побег

Двери трактира «Сытое брюхо» с грохотом распахнулись, и на пороге возник толстомордый рыцарь с невероятно жирными ногами. Вслед за рыцарем вошли еще двое. Первый был так сутул, что нос почти касался пола. Вторым оказался одетый в поношенный плащ юноша с огненно-рыжими волосами.

— Добро пожаловать в «Сытое брюхо»! — Хозяин заведения, грузный мужчина с залысинами, суетливо выскочил навстречу гостям. — Меня зовут мастер Артишок…

— Мое имя Бутуз Шлемоблещущий, — проревел рыцарь, — именно Шлемоблещущий, запомни хорошенько! Назовешь меня Бутузом Жирные Ноги, и тебе несдобровать! Это мой советник Хабар, — рыцарь указал на сутулого, — и мой оруженосец Тристан.

— Рад приветствовать вас на лучшем постоялом дворе Амбинии, ваше мужество, — хозяин низко поклонился. — Двести лет назад здесь останавливался сам кин Эгланд Доблестный, и мой прапрадед оказал ему такой теплый прием, что знаменитый рыцарь оставил ему в дар навершие своего меча. — С этими словами хозяин указал на изъеденный ржавчиной кусок железа, что висел над очагом.

— Раз так, — сказал кин Бутуз, — то и я остановлюсь здесь. Подай мне лучшего вина, свинины и посели в ту самую комнату, где останавливался кин Эгланд.

— Разумеется, ваше мужество, — затараторил хозяин. — Разрешите сообщить вам, что я служил копейщиком в армии его величества, и сердце мое радостно бьется всякий раз, когда я вижу в стенах моего заведения таких бравых воинов, как вы.

Кин Бутуз снисходительно кивнул и плюхнулся на стул, который встретил его пронзительным скрипом.

Остальные посетители уже утратили интерес к кину Бутузу и вернулись к еде и разговорам. Двое крестьян в углу громко обсуждали последние новости.

— А урлы-то снова собираются напасть на Амбинию, — говорил крестьянин с кудлатой бородой, громко отхлебывая эль из кружки.

— Чушь, — откликнулся другой. — Ихний царевич Глуншул собирается просить руки принцессы Алькорты, дочери его величества Иарана Десятого.

— Чтобы жениться на наследнице престола, надобно выиграть Турнир Великого Подвига. А в нем будут участвовать все лучшие рыцари королевства.

— Ерунда! Ее высочество выйдет за урла, — отрезал второй крестьянин с такой уверенностью, будто король Иаран Десятый лично сообщил ему эту новость.

Тристана очень заинтересовал их разговор о свирепых урлах, принцессе и Турнире, на который ехал его господин, но дослушать беседу крестьян он не успел.

— Отведи коня на конюшню и задай ему корму, — бросил кин Бутуз своему оруженосцу. — Да поживее, грязный смерд!

— Шевелись давай, — прикрикнул Хабар, — негоже благородной лошади ждать.

Тристан вышел во двор.

В тесном зале помимо кина Бутуза, Хабара и болтливых крестьян собралась не самая приятная компания. Тут были сквары-работорговцы, несколько разбойного вида бродяг и веснушчатый, похожий на медвежонка мальчик. На стене у самого очага были нарисованы две кружки — знак Гваля, Бога-во-хмелю. Хозяин подал рыцарю кусок жесткой жилистой свинины, и тот, урча и чавкая, впился в нее зубами.

— Ваше мужество, — заговорил Хабар заискивающим голосом, — не пора ли вам избавиться от Тристана и обзавестись подобающим вашему положению оруженосцем?

— Нет, — хрюкнул кин Бутуз, отрывая зубами кусок мяса. — Наемному оруженосцу придется платить, а этот работает за еду.

— Но, величайший из воителей, — Хабар перешел на грубую лесть, — вам, будущему победителю Турнира Великого Подвига, полагается иметь опытного и умелого оруженосца. А Тристан, сами знаете, криворукий неумеха, к тому же рыжий. А ведь всем известно, что рыжие люди приносят несчастье.

— Он, конечно, криворукий, — прорычал кин Бутуз, снова впиваясь зубами в свинину, — но по роже-то тебе смог заехать. Вот ведь была умора.

— Нет же, я оступился и упал на камень.

Бутуз в ответ расхохотался.

— Из этой ситуации можно извлечь и финансовую выгоду, — заговорщицким тоном пробормотал Хабар.

Он склонился к уху своего господина и стал быстро нашептывать ему что-то, поглядывая то и дело на скваров-работорговцев.

Тем временем к столу кина Бутуза приблизился высокий мужчина с красной бородавкой на носу.

— По вашему бравому виду, ваше мужество, — сказал он бесцеремонно, — я могу судить, что вы держите путь в Альденбург, чтобы принять участие в Турнире Великого Подвига.

— Разумеется, — ответил кин Бутуз, жестом остановив Хабара, который хотел заговорить первым. — Я намерен выиграть Турнир, завоевать сердце принцессы Алькорты и стать зятем нашего славного короля Иарана Десятого.

— В этом я не сомневался, — ответил человек с бородавкой. — И я искренне убежден, что вы его и выиграете. Я видел многих рыцарей, что едут в Альденбург на Турнир, но все они в подметки вам не годятся.

— На своем веку я одолел дюжину драконов, полсотни троллей, двести людоедов и к тому же побил несметное количество злобных урлов, когда сражался бок о бок с самим кином Этассаном Защитником Севера, — поведал кин Бутуз. — И если бы король не заключил с урлами мир, я в одиночку порубил бы их всех в мелкую капусту.

— Рассказ о ваших подвигах так впечатляет, — развел руками мужчина с бородавкой, — что мне просто не терпится увидеть, как вы уложите три десятка великанов.

— Удивил, — махнул рукой кин Бутуз, — тридцать великанов я одной левой… Стоп, а почему это я должен с ними сражаться?

— Да потому, — ответил мужчина с бородавкой, — что мне доподлинно известно: король велит участникам Турнира одолеть великанов, которые бесчинствуют у западных границ. Моя сестра служит при особе ее высочества принцессы Алькорты и знает все дворцовые тайны.

По самодовольному лицу рыцаря пробежала тень.

— К счастью, — продолжал мужчина с бородавкой, — у меня имеется чудодейственное зелье, которое придает мышцам нечеловеческую силу.

Кин Бутуз властным жестом пригласил незнакомца сесть за стол.

— Моему господину, — начал Хабар, глядя на гостя исподлобья, — не нужно никакого зелья. Ты же слышал, тридцать великанов для кина Бутуза Жир… — Он запнулся. — …Шлемоблещущего — это утренняя разминка.

— Верно, — кивнул бородавчатый, — но лишний козырь в рукаве никому не помешает. Меня, кстати, зовут Панариций, я знахарь.

— Выкладывай, что там у тебя за зелье, — оборвал его кин Бутуз.

— Зелье невероятной крутости, — ответил знахарь. — Одна скляночка — и вы обретете такую силу, что сам Великий Вояка Тафгай Дюжий покажется рядом с вами ребенком.

— И почем же продаешь ты свое чудодейственное снадобье? — спросил Хабар.

— По десять данринов за склянку, — сказал знахарь. — Но поскольку ваш господин — будущий победитель Турнира и супруг нашей принцессы, то я сделаю вам очень заманчивое предложение. Если кин Бутуз купит две склянки, то третью он получит совершенно бесплатно.

Хабар покачал головой.

— С какого перепугу мы должны поверить, что твое зелье дает силу, а не несварение желудка? — спросил он.

— Идет, — рыкнул кин Бутуз.

— Но, ваше мужество, — развел руками Хабар, — этот человек…

— Я сказал, идет! — прикрикнул на него кин Бутуз.

Пока Хабар искал слова, чтобы отговорить своего господина от сделки, тот уже отсчитал Панарицию двадцать данринов. Хабар вяло протестовал и говорил даже, что после покупки зелья у них останется при себе всего пара монет, но кин Бутуз и слышать ничего не хотел.

— Будьте осторожны, господин, — сказал Панариций, поспешно поднимаясь с места. — Снадобье сильное, но действие его не вечно. Примите за час до боя с великанами, не раньше. Возможны также побочные эффекты: первые четверть часа вам будет невмоготу, а кожа покроется пупырями. Это ненадолго… — Знахарь, пятясь, приближался к выходу. — До встречи, благородный кин, не забудьте пригласить меня на вашу свадьбу с прекрасной принцессой Алькортой. И пусть Басторен, Бог-в-Латах, всегда направляет ваш меч.

Панариций с невероятной поспешностью скрылся за дверью. Кину Бутузу, однако, он был уже не интересен. Рыцарь вертел в руках склянку с жидкостью, которая и цветом, и запахом напоминала помои.

— Ваше мужество, — робко начал Хабар, — умоляю, воздержитесь от употребления этой гадости внутрь вашего организма. Возможно, она способна принести некоторую пользу. Можно, например, опоить ею кого-нибудь из наших недругов или смазать подковы.

Кин Бутуз поднес склянку к лицу и жадно разглядывал ее. Прошла секунда, вторая, третья, рыцарь не двигался. Хабар уже начал опасаться, что его господин впал в оцепенение, но тут рыцарь быстро откупорил склянку и опрокинул в рот ее содержимое.

— Я чувствую, как мои мышцы наливаются силой! — воскликнул он.

Прогноз этот, однако, не оправдался. Через две минуты кин Бутуз подскочил на стуле и схватился за живот. Его брюхо свела судорога, а руки, ноги и шея покрылись ядовито-зелеными пупырями размером с орех.

— Лекаря! — крикнул Хабар. — Моему господину плохо!

— Не надо лекаря, олух! — прошипел кин Бутуз сдавленным голосом. — Это побочный эффект. Мой организм привыкает к силе.

Привыкание к силе продлилось минут десять. Кин Бутуз раз пятнадцать подпрыгнул на стуле, словно от укуса пчелы, потом повалился на пол, как срубленный дуб, и корчился там, беспрестанно рыгая.

— Ох, — простонал один из крестьян, задумчиво почесывая кудлатую бороду, — видать, и благородные рыцари страдают от ведьм. Каждому ясно, что на этого знатного господина навели порчу.

— Чушь, — оборвал его другой крестьянин. — Тут поработал злой колдун!

— Какой колдун? Какая ведьма? — с видом знатока возразил третий крестьянин. — Ежу понятно, что над благородным кином тяготеет родовое проклятие.

— А ну, разойдись! — гаркнул на крестьян мастер Артишок. — Где это видано, чтобы чернь так близко подходила к благородному воину?!

Благородный воин тем временем пришел в себя. Он перестал рыгать и дергаться и теперь просто сидел на полу, тупо моргая. Пупыри на руках и шее сделались больше и приобрели странный желтоватый оттенок. Кин Бутуз яростно чесался.

— Кишки выпущу из этого жулика!

— Нужен лекарь, — пробормотал мастер Артишок, — он бредит.

— Я не брежу, — ответил кин Бутуз, — я в гневе! Подать сюда копье и лошадь. Я сейчас покараю мошенника!!

Не прошло и пяти минут, как лошадь уже стояла у дверей.

Кин Бутуз неуклюже взгромоздился в седло и, отчаянно мотая головой, чтобы не чесаться, водрузил себе на голову шлем.

Тристан молча подал рыцарю копье, и тот воинственно опустил забрало.

— Ваше мужество, — робко прошептал Хабар, — не надо! Прошу вас, проявите милосердие и силу воли.

— Молчать! — огрызнулся кин Бутуз. — Тут задета моя честь, и я намерен проявить жестокость и силу мышц!

С этими словами рыцарь пришпорил своего несчастного коня, и тот медленно потащился вперед.

— Вперед, ленивая скотина! — гаркнул он и вновь пришпорил коня.

Конь вдруг перешел на рысь, что явилось полной неожиданностью для седока. Он растерялся, заерзал в седле и попытался остановить животное, но вместо этого еще раз изо всех сил пришпорил его. Обиженный конь яростно мотнул крупом. Кин Бутуз вылетел из седла, словно камень, пущенный катапультой, и, описав в воздухе немыслимую дугу, приземлился в кусты. Пытаясь смягчить падение, он вытянул вперед копье, и его острие ушло глубоко в землю. С минуту кин Бутуз висел над кустами, крепко держась за спасительное копье, но оно предательски накренилось и с треском сломалось пополам. Рыцарь издал жалобный писк и рухнул наземь.

Постояльцы гостиницы, с интересом наблюдавшие за этой сценой, тут же кинулись на помощь. Впрочем, крестьяне заметно отстали от мастера Артишока, а еще больше — от Хабара, который первым оказался подле своего господина. Бутуз упал в самую гущу терновника. Падая, он, очевидно, ударился головой о могучий корень дуба, который пробивался из земли. Шлем рыцаря валялся в стороне, а лоб его украшала красная шишка.

Хабар всплеснул руками и склонился над пострадавшим.

— Что встал? — недовольно спросил он Тристана, который как раз подоспел к месту событий. — Тащи господина в дом!

Тристан попробовал поднять рыцаря, но тот жалобно застонал и бессильно сполз обратно в кусты. Тут прибежал мастер Артишок с двумя слугами, и те, следуя указаниям хозяина, извлекли кина Бутуза из кустов и отволокли его в дом. Хабар, шедший за ними, остановился на пороге.

— Я знаю, что ты не подтянул подпруги, — бросил он Тристану. — Так навредить своему господину!

— Я не вредил ему, — не выдержал Тристан. — Он сам упал с лошади.

— Какая гнусная ложь! Кин Бутуз — первый наездник Амбинии. Будь на его месте любой другой рыцарь, тебя бы давно высекли и с позором отправили прочь! Да ты ноги ему должен целовать за то, что он все еще терпит тебя, рыжую бестию.

— Ни за что на свете я не стану целовать его жирные ляжки! — не помня себя от возмущения, закричал Тристан.

Хабар побледнел.

— Не смей так говорить о стройных ляжках нашего доброго господина! — сказал он угрожающе.

— Или что?

— Или завтра же ты окажешься на Черных холмах. Видел скваров? Ну, хочешь на галеры Хушитского султана?

Тристан остолбенел и посмотрел в маленькие глазки Хабара. На Черных холмах находился невольничий рынок, где сквары продавали в рабство своих пленников. Лучше всю жизнь терпеть кина Бутуза и Хабара, чем оказаться в руках этих жестоких и алчных работорговцев.

— Нечем крыть? — зашипел Хабар. — А теперь живо веди коня на конюшню и не высовывайся оттуда, а то ведь я могу и передумать.

Конь кина Бутуза как ни в чем не бывало жевал сено. Казалось, он совершенно не чувствовал своей вины за то, что его господин так позорно вылетел из седла. Он с любопытством разглядывал пегого лошака — облезлое и измученное животное, сквозь кожу которого проступали ребра. Кроме лошака и коня кина Бутуза, в конюшне не было ни души.

— Мерзкий Хабар! — сказал Тристан и крепко сжал кулаки.

Он вынул из ножен, пристегнутых к седлу, длинный обоюдоострый меч своего хозяина.

— Мне бы такой, — мечтательно вздохнул оруженосец, сразу забыв о перепалке с Хабаром. — Будь я настоящим рыцарем, я сумел бы удержаться в седле.

Один взгляд на меч придал Тристану бодрости. Ему представилось, что он не крестьянский мальчик, а самый настоящий рыцарь и странствует по Амбинии в поисках приключений. Тристан несколько раз взмахнул мечом, атакуя воображаемого врага.

— Да осторожно ты, дурья башка, убьешь ведь! — оборвал мысли Тристана сердитый голос.

Оруженосец опустил меч. Перед ним стоял тот самый похожий на медвежонка паренек из трактира.

— Ой, — смущенно сказал Тристан, — прости меня, я немного…

— Вижу, — ответил тот. — Ты так лихо размахиваешь мечом, что чуть не снес мне голову. С кем воюешь? С моим лошаком?

— Я просто…

— Да ладно, — ответил паренек, — не переживай. Меня, кстати, зовут Вирель. Запомни это имя, скоро я стану знаменитым на всю Амбинию менестрелем.

— Кем?

— Менестрелем, невежда! — Вирель, казалось, слегка обиделся. — Странствующим певцом, который ходит из города в город и рассказывает истории о славных деяниях разных рыцарей. А тебя как зовут?

— Тристан Рыжий. — Оруженосец протянул Вирелю руку, и тот с улыбкой пожал ее.

Вирель был низкорослым, полноватым мальчиком с соломенными волосами и веснушчатым лицом. Походкой он напоминал медвежонка, который ходит на задних лапах.

— Странный у тебя господин. — Вирель повесил на круп пегого лошака дорожную сумку. — В седле не усидел.

— Это потому, что он никогда в нем и не сидел, — развел руками Тристан. — Он называет себя кином Бутузом Шлемоблещущим, хотя настоящее его имя — кин Бутуз Жирные Ноги. В наших краях все знают, что он ленивый, жадный, никчемный рыцарь. Он редко встает с постели и почти никогда не выходит из дома. Мы чуть со смеху не померли, когда узнали, что он собрался на Турнир Великого Подвига. Думаю, это была идея Хабара.

Тристан и не такое мог бы рассказать о своем господине. Крестьяне не зря именовали его Бутузом Жирные Ноги. Прозвище дается рыцарю за какие-то отличительные черты или деяния, а кин Бутуз мог похвалиться лишь необъятными ляжками. На своем веку он не совершил ни единого подвига. То есть один-то подвиг он должен был совершить, иначе не мог бы носить рыцарский титул. Считалось, что Бутуз одолел свирепого вепря, но крестьяне уверяли, что это был безобидный, умерший от старости домашний кабанчик. Потом Бутуз велел крестьянам звать себя Бутузом Шлемоблещущим, и это правило строго соблюдалось во всей его вотчине, состоявшей из хозяйского дома, крохотной деревни, мелкого прудика и дубовой рощи. У хозяина, однако, был иной взгляд на вещи: свой дом он именовал твердыней, прудик — озером, а рощу — охотничьими угодьями. Тристан, правда, никогда не видел, чтобы Бутуз охотился. Он и на коня-то почти никогда не садился. Оттого-то все и смеялись, когда Бутуз засобирался на Турнир Великого Подвига. Рыцарь назначил лакея Хабара своим советником, а оруженосцем выбрал Тристана, так как тот умел ухаживать за лошадьми.

— Знаешь, — сказал Вирель, — на твоем месте я бы от них сбежал.

— Не могу, — покачал головой Тристан. — Кин Бутуз владеет Ригердом, моей родной деревней. Если я сбегу, то уже не смогу вернуться туда.

— Решать тебе, Тристан-оруженосец, — сказал Вирель. — Прощай, ты еще услышишь обо мне. Дай срок, я прославлюсь своими песнями даже больше, чем сам Гротеск Соловьиная Трель.

Вирель еще раз улыбнулся Тристану и скрылся в сумерках. Лошак лениво поплелся за хозяином. Оруженосец занялся хозяйскими доспехами. Ему предстояло очистить их от грязи и налипших колючек. На дворе что-то квакнуло. Жаба? Нет, это сапоги квакали по грязи. Он напряг слух и услышал чей-то сиплый голос:

— Ну, чего?

— Предлагал дело, — ответил второй громким шепотом.

— Хватит болтовни, Ррим-гаш! Выкладывай, шва!

Говор у собеседников был странный, точно у двух воронов, которые перекаркиваются между собой.

— Он хочет продать мальчишку! Боится, что тот растреплет, как рыцарь опозорился на все Предместье.

— Хватит мне, шва, зенки тереть, — грубо оборвал Сиплый. — К делу.

— Они отдадут его нам за десять данринов. Изловим, шва, свяжем, шва, и на Черные холмы.

— Вот как, шва? — Сиплый замолчал. — Такого можно продать данринов за шестьдесят. Идет. Зови наших.

Тристан похолодел. Это были сквары, и не нужно быть великим мудрецом, чтобы догадаться, о каком мальчишке они говорили. Выходит, Хабар не шутил насчет Черных холмов. Подлый мерзавец, он продал его! Что же теперь делать? Тристан посмотрел на меч кина Бутуза. У него не хватит сил для боя. Да и не сможет он сражаться, не зная ни единого боевого приема. Значит, выход только один — бежать, не теряя ни секунды. Но как быть с кином Бутузом? Тристан — крестьянин из его владений, если он убежит, то назад в Ригерд вернуться уже не сможет. Жизнь беглого крестьянин полна опасностей и, как правило, кончается скверно. Но все лучше, чем попасть на галеры Хушитского султана.

— Тащи его сюда, шва, — раздался со двора голос Ррим-гаша.

Дверь в конюшню распахнулась. Тристан затаил дыхание и спрятался за стойлом. Сквары закинули внутрь огромный и, судя по всему, очень тяжелый мешок. Мешок отчаянно дергался и вырывался, словно живой. Ррим-гаш с силой пнул его сапогом.

— У-у, гаденыш! — Он погрозил мешку необъятным кулаком. — Попробуй только еще раз укусить меня, шва!

Он занес ногу, чтобы еще раз пнуть мешок, но второй остановил его:

— Хватит, шва! Пошли.

Из мешка донесся тихий стон. Недолго думая Тристан кинулся к нему и развязал веревки. Оттуда показались соломенные волосы и усыпанное веснушками лицо.

— Вирель! — Тристана вдруг осенило. — Да они же приняли тебя за меня.

— Кого? Что? — прошептал Вирель.

— А ну вставай! — Тристан стал изо всех сил трясти Виреля. — Вставай, они сейчас вернутся.

— О, тролль меня забери! — Менестрель, кажется, пришел в чувство. — Что им от меня нужно?

— Им был нужен я, — ответил Тристан, помогая Вирелю выбраться из мешка. — Скорее бежим, иначе оба окажемся на Черных холмах.

Не тратя времени на объяснения, Тристан бросился вон из конюшни. Вирель выкарабкался из мешка и суетливо поспешил за ним. Бежал он медленно, короткие толстые ноги совершенно не слушались его. На дворе моросил колючий дождик. Холодные капли неприятно били по лицу.

— Скорее, в лес! — прошептал Тристан, который сам еще не понимал, куда нужно двигаться.

— Погоди, — окликнул его Вирель, — я не оставлю этим мерзавцам своего лошака.

— Дался тебе этот лошак, — разозлился Тристан.

— Этот лошак, — резко ответил Вирель, — мой единственный друг.

Он скрылся в темноте. Тристан всплеснул руками. Вирель со своей медвежьей походкой и так был обузой. А теперь еще и этот лошак. Дверь «Сытого брюха» со скрипом отворилась. В тусклом свете нескольких сальных свечей оруженосец увидел три фигуры. Два сквара, а с ними Хабар.

Из темноты послышалось ржание — это Вирель тащил за поводья своего лошака, который отчаянно упирался копытами в землю, не желая слушаться хозяина.

— Пойман, говорите? А это кто? — услышал Тристан сердитый голос Хабара.

От скваров Виреля отделяло всего несколько шагов.

— Говорил же тебе, вяжи, шва, крепче!

— Сам виноват, шва. Ты схватил дырявый мешок.

Тристан кинулся к Вирелю.

— Хватай! — крикнул знакомый Тристану сиплый голос.

К нему уже тянулась огромная бугристая рука. Каким-то чудом он увернулся и отскочил в сторону.

— Сюда, — послышался голос Виреля откуда-то слева, — скорее!

Тристан не заставил себя ждать. Он плохо понимал, где искать Виреля, но, к счастью, почти сразу наткнулся на него. Тот изо всех сил тянул за уздечку пегого лошака. Животное урчало, хрипело, но упрямо не хотело двигаться с места.

Увы, было уже поздно. Сквары обступили беглецов со всех сторон.

— Ну, вот и все, недомерки, — сказал Сиплый и выхватил из-за пояса кинжал.

Кончик кинжала, маленький и очень острый, был устремлен прямо на Тристана.

— Слышь, шва, их тут двое. Что со вторым делать?

Маленькие глазки Хабара забегали, он казался растерянным.

— Негодяй! — вскричал Тристан. — Ты продал меня наемникам!

— Ты тупой. — Хабар рассмеялся желчным смехом. — Речь шла про него, — он мотнул головой в сторону Виреля. — Это он притащился ко мне и пообещал сложить песнь о колючках… — Хабар осекся. — О несчастье, которое произошло с кином Бутузом. Если об этом узнают чистоплюи из Братства рыцарей, то мой господин лишится титула и вотчины. Но тебя, — он сделал паузу, — я продавать не хотел.

— Так что делать со вторым?

Хабар внимательно посмотрел на Тристана и потер свои длиннопалые ручки.

— Еще десять данринов, и он ваш, — сказал он наконец. — Кину Бутузу давно пора избавиться от рыжего неумехи.

Тристан заревел от ярости и хотел кинуться на Хабара, но шесть или восемь крепких рук усадили его обратно в грязь.

— Итак, — подытожил Хабар, — десять данринов за толстого, десять за рыжего и два данрина за лошака.

— Ты не можешь продать меня! — вскричал Вирель. — Я свободный человек. И лошак принадлежит мне.

Хабар побледнел.

— Это правда?! — зарычал Сиплый. — Надуть нас решил, шва?!

— Я…

— Ладно! — Сиплый стиснул зубы. — Хватай их, ребята. Мы возьмем их бесплатно, в качестве компенсации. А с тобой, — он ткнул Хабара кулаком в ребра, — после разберемся.

Двое скваров подскочили к Хабару и схватили его за руки. Тот отчаянно ругался, но один из них пригрозил ему огромным кулаком, и Хабар умолк. На несколько мгновений сквары забыли о двух пленниках, которые уже смирились с мыслью, что попадут на Черные холмы. Кто-то ткнул Тристана в спину. Он обернулся и увидел пегого лошака. Тот смотрел на него глубокими, умными глазами, словно пытаясь что-то сказать.

— Лезь на него, — шепнул Тристан Вирелю. — Скорее, в седло — и галопом!

— Каким галопом? — безмятежно ответил Вирель. — Мой лошак и шагом-то идет небыстро.

Тристан не ответил. Он стремительно вскочил лошаку на спину и ударил его пятками по бокам. Лошак двинулся вперед.

Вирель мешкал.

— Хватайте их, шва! — крикнул Сиплый.

Тристан нагнулся, подцепил Виреля за ворот и потянул вверх. Тот словно очнулся, оперся руками на круп лошака и неуклюже вскарабкался на него, оказавшись у оруженосца за спиной.

— Держись крепче, — сказал Тристан. Он хотел еще раз ударить лошака пятками, но тот сам сорвался с места и, опрокинув нескольких скваров, понесся вперед. Он даже не мчался, а буквально летел, словно стрела.

— Рысь! — пробормотал Вирель. — Быть не может.

Лошак перемахнул через ограду и рванулся к лесу. Сквары кинулись в погоню.

— Урл тебя подери, треклятая кляча! — услышал Тристан ругань Сиплого.

Вожак скваров добежал до ограды и, понимая, что добыча уходит, яростно метнул в беглецов свой кинжал. Тот со свистом рассек воздух и чиркнул Тристана по волосам, лишь чудом не задев голову.

Лошак, не сбавляя скорости, влетел в лесную чащу. Он несся вперед как таран. Вокруг трещали деревья, ветки больно хлестали Тристана по лицу и плечам, оставляя на коже царапины и ссадины.

Сквары и постоялый двор остались далеко позади, но лошак все не останавливался. Он пробежал добрую версту, прежде чем замедлил ход, затем вдруг перешел на шаг, остановился, лениво повел крупом и сбросил обоих седоков на землю.

— Спасибо, — пробормотал Тристан, глядя на лошака.

Тот моргнул, будто отвечая на благодарность, и принялся с аппетитом уплетать мокрую траву.

— Невероятно! — Вирель потер ушибленный бок. — Всю дорогу он еле волочил копыта, а тут — на тебе, настоящую гонку устроил. Как ты заставил его скакать во весь опор?

— Разве не для этого нужны лошаки?

— Только не этот! Я путешествовал с ним три месяца и за это время ни разу не ездил верхом.

— А зачем тогда седло?

— Чтобы люди не задавали глупых вопросов. Да и по правде говоря, лошак достался мне уже с седлом, а как снять его, я не знаю.

Верхушки исполинских деревьев зловеще покачивались на фоне темно-синих туч. Где-то не смолкая ухала сова. Дождь лил как из ведра, усиливаясь с каждой минутой, а зубы мальчиков стучали как бешеные.

— Идем-ка под дерево.

Вирель сидел, прижавшись спиной к стволу дуба. Тристан устроился рядом. Тут было почти сухо. Широкие листья и раскидистые ветви служили им отличной крышей, но и сквозь нее пробивались дождевые капли. Тристан накинул капюшон и завернулся в плащ. Только теперь он задумался над тем, что делать дальше. Путь домой для него теперь закрыт. В Ригерде его тут же схватят люди кина Бутуза, а потом, когда хозяин вернется, ему грозит наказание за побег. Вот только во всей остальной Амбинии у него не было ни одного знакомого, а значит, и идти ему теперь некуда.

— Послушай, — снова отвлек его Вирель. — А ты точно оруженосец?

— Теперь уже нет, — ответил Тристан. — Я отныне беглый крестьянин.

— Постой, я не об этом. Ты вытащил нас из этой передряги и проявил при этом редкую твердость духа. Ты сохранил трезвость разума в непростой ситуации, когда у тебя была доля секунды, чтобы найти спасительное решение. Все эти качества отличают рыцарей, по крайней мере, так говорится в древних песнях. Ты не думал посвятить себя ратному делу?

— Нет, — горячо ответил Тристан, — конечно нет! Я крестьянин. Такие, как я, всю жизнь работают в поле, а не сражаются с драконами. Рыцарем нужно родиться. Я не посмел бы…

— Судя по тому, как горячо ты с этим споришь, — перебил его Вирель, — ты хотел бы стать рыцарем.

Тристан рассердился еще пуще.

— Откуда ты знаешь?! — вскричал он.

— Я менестрель, — гордо ответил Вирель. — И отлично разбираюсь в людях.

— Да, — неуверенно буркнул Тристан. — Я с детства мечтаю носить доспехи, скакать верхом и совершать подвиги.

— Так что тебе мешает? Ты теперь свободен.

— Этому нужно долго учиться. Рыцаря с малых лет воспитывают и готовят к будущим подвигам. И потом, нужны оруженосец и советник. Первый — чтобы заботиться о снаряжении, второй — чтобы планировать подвиги.

— Глупости, — отмахнулся Вирель. — Ни один учитель не научит человека быть храбрым. Знаешь, менестрели тоже учатся музыке, но те, кому медведь на ухо наступил, никогда не смогут слагать песни. Вот у меня к этому талант с самого детства. Потому что менестрелями не становятся, а рождаются, как и рыцарями.

— Именно, — сказал Тристан, — и я рыцарем не родился. Я родился крестьянином и должен сеять ячмень, как мой отец. У нас, крестьян, одна богиня — Тидриса, и она не будет милостива к тому, кто бросил дело, которым должен был заниматься.

— Знаешь, — усмехнулся Вирель, — я бы на твоем месте как минимум попробовал бы, а потом уже говорил. Все, что тебе нужно, — это меч, латы и конь. А если с подвигами не сложится, ты сможешь бороться за Кубок Крепости.

— Кубок Крепости?

— Ну ты даешь! Это рыцарский чемпионат. Каждый год шестьдесят четыре лучших рыцаря состязаются на Ристалище в воинском искусстве. Победитель получает Кубок Крепости. Неужели ты не слышал о Тафгае Дюжем, нолусе Степного княжества? Он выиграл три последних чемпионата и носит титул Великого Вояки. За него пол-Амбинии болеет. В общем, так, я направляюсь в Альденбург к своему кузену Форинту. Он работает в трактире и, думаю, сможет помочь тебе ценным советом.

Тристан только покачал в ответ головой.

— Решать тебе, но мне кажется, все задатки рыцаря у тебя есть. Мы, менестрели, чувствуем такие вещи.

— Менестрели, говоришь? И на каком инструменте ты играешь?

— Ни на каком. Моя мечта — заполучить собственную лютню.

Вирель начал что-то рассказывать, но Тристан его уже не слышал. Засыпая, он видел стену дождя и пегого лошака. Тот, не обращая никакого внимания на ливень, мирно жевал траву. Глаза Тристана сомкнулись сами собой, и он даже не заметил, как погрузился в сон.

— Вставай, — Вирель яростно тряс своего попутчика за плечи, — вставай. Уже утро!

Тристан протер глаза, веки упрямо липли друг к другу. Пробуждение далось ему нелегко. Солнце стояло над самыми кронами деревьев, ярко освещая лес. Его лучики бегали по небольшой поляне, вокруг которой высились сербонии — деревья с огненно-рыжими, как волосы Тристана, стволами.

— Куда подевался лошак? — спросил он, осмотревшись.

— Да не потеряется, — ответил Вирель. — Единственное, чего я боюсь, это как бы он тут не нажрался какой-нибудь дряни. Это же Дремучий лес. Я слышал рассказ о человеке, который съел в Дремучем лесу какую-то ягоду и превратился в гнилой пень. Кстати, ты подумал над моим предложением? Я был бы рад, если бы ты согласился. Для хорошей песни нужна подходящая тема. Раньше я писал только о своих странствиях. Но это, по правде сказать, мало кому интересно. Другое дело — похождения настоящего рыцаря. Эй, я бы стал твоим спутником, а заодно воспел бы твои подвиги.

— Зачем рыцарю менестрель? — не выдержал Тристан.

— Как это зачем? Да ведь не сам же рыцарь будет рассказывать людям о своих приключениях. Если хочешь, чтобы о тебе легенды слагали, найди менестреля, иначе умрешь в безвестности. Сейчас менестрель — очень востребованная профессия. Богатые рыцари готовы из доспехов вон лезть, чтобы заполучить Гротеска Соловьиную Трель, который вмиг сделает им имя.

— Стоп! — Тристан поднял руку, чтобы Вирель замолчал. — Я пойду с тобой.

— Вот молодчина! — Вирель широко улыбнулся, и Тристану показалось, что веснушки на лице приятеля весело заплясали. — Правильный выбор. Вдвоем мы…

— Стоп, — снова перебил его Тристан, — только давай так: доберемся до Альденбурга, а там я уж сам решу, что мне делать.

— Ты же не хочешь сказать…

— Стоп, — в третий раз перебил его Тристан. — И еще одно: если я решу, что не хочу даже пробовать становиться рыцарем, — а так, скорее всего, и будет, — ты не станешь меня уговаривать.

— Это глупо, — сказал Вирель, — но дело твое.

С этими словами он протянул Тристану руку, которую тот крепко пожал.

— А теперь, — сказал Вирель, — найдем лошака, и в путь.

— Кого это вы назвали лошаком? — раздался странный голос за спиной Тристана.

Из кустов вынырнул гнедой конь с могучими боками, густой гривой и мохнатыми копытами. Тристан опешил. Неужели это в самом деле их вчерашний спаситель? Как пегий лошак мог превратиться в роскошного гнедого жеребца?

— Не лошак, — гордо заявил конь и смерил спутников надменным взглядом, — а благородный И-гуа-гуа-гуа-Аргухл-грапхф.

И бывший лошак важно топнул мохнатым копытом.

— А можно просто И-гуа? — вежливо спросил Тристан.

— Так и быть, — сказал конь, — но имейте в виду, я позволяю вам сокращать свое имя только потому, что вы не в состоянии выучить его целиком. А перепутать в нем хоть одну букву — это значит нанести жестокое оскорбление мне и всем моим благородным предкам.

Вирель всплеснул руками.

— Я же говорил! — воскликнул он сокрушенно. — Треклятый лес! Был лошак, пегий и спокойный, а теперь вон что. Небось наглотался тут какой-нибудь гадости.

— Я благородный рыцарский скакун и употребляю только полезную пищу.

— Благородный И-гуа-гуа-гуа-Аргухл-грапхф, — Тристан произнес имя коня очень аккуратно, чтобы ничего не напутать, — не окажете ли вы нам великую честь и не отправитесь ли с нами в Альденбург?

И-гуа посмотрел на Тристана сверху вниз. В его взгляде не было почтения, но не было и презрения.

— Хоть кто-то, — сказал он после паузы, — понимает, как надлежит разговаривать с благородным скакуном. Я принимаю твое предложение, юный Тристан. Но вы должны проявлять ко мне уважение.

— Проявлять уважение! — вскричал Вирель. — Да разве я не проявлял к тебе уважения, когда кормил тебя и ухаживал за тобой?

— Грубиян и невежа! — ответил И-гуа. — Ты еще смеешь попрекать меня этим?

Вирель весь затрясся от негодования. Вид у него при этом был довольно забавный. Он уже открыл рот, чтобы высказаться, но Тристан остановил его.

— Не надо, — шепнул он, — держи себя в руках.

Вирель надул щеки.

— Так и быть, — заключил И-гуа, — я пойду с вами. Но я не потащу ваше жалкое барахло и уж тем более не позволю никому из вас сидеть на мне верхом. И еще: в Альденбурге я намерен найти себе другого хозяина, рыцаря, как и подобает моему высокому положению.

С этими словами конь гордо прошествовал мимо друзей и затрусил по тропинке.

— Поганый лес! — выругался Вирель. — Превратил тишайшего лошака тролль знает во что!

Тристан похлопал Виреля по плечу и пошел за И-гуа.

Глава вторая. Город Двенадцати Мостов

Около полудня друзья выбрались из леса на дорогу и увидели высокие, словно горы, крепостные башни. Путники двигались быстро, опережая скрипучие телеги, запрудившие путь. Крестьяне спешили на городской рынок, но прежде им надо было миновать ворота, где дежурили стражники, имевшие привычку устраивать тщательные досмотры. Не то чтобы они подозревали, что хозяева телег везут в Альденбург что-то запрещенное. Просто им совершенно нечем было заняться. Словом, у ворот выстроилась длиннющая очередь из повозок. Крестьяне ворчали, бранились и беспрестанно жаловались на проезжавших мимо рыцарей, которых приходилось пропускать вперед.

— Рыцари не любят ждать и никому не уступают дороги. Из-за того, кто первым проедет, у них нередко случаются поединки со смертельным исходом, — рассказывал Вирель. — Дело дошло до того, что король Иаран Десятый издал указ, запрещающий рыцарям вызывать друг друга на дуэль, чтобы они не гибли почем зря. Нарушителей карают смертной казнью.

Тристан слушал вполуха. Он не мог оторвать глаз от проезжавших мимо рыцарей. Больше всего ему нравились гербы. У одного на щите был нарисован грозный золотой лев на лазурном фоне, у другого — олень с ветвистыми рогами, у третьего — рыба, что выныривает из реки.

Позади снова раздался топот. Тристан и Вирель едва успели отскочить в сторону, чтобы не попасть под копыта мчавшейся во весь опор лошади.

— Дорогу, дорогу! — В седле гордо восседал герольд в золотой ливрее.

Путники недовольно зашумели, но расступились. И очень вовремя: за герольдом следовал рыцарь, свита которого была так велика, что больше напоминала армию. Рыцарь ехал верхом на прекрасном вороном жеребце. Конь гордо ступал по мостовой и взирал на толпу с нескрываемым презрением. Его хозяин величаво поднял забрало, и Тристан увидел под ним маленькие глазки и самодовольную ухмылку, точь-в-точь как у Хабара.

На рыцаре были дорогие латы из черненого серебра. На боку висел широкий боевой меч, а в руке он держал длинное копье. На другой руке красовался щит с гербом в виде ядовито-зеленого скорпиона. Толпа встретила рыцаря громким улюлюканьем.

— Почему они его освистывают? — спросил Тристан.

— Это же Гнусомунд, сын князя Интроверта Сонного и княгини Харибды Алчной, — ответил Вирель. — Он нолус — сын князя. Трудно сыскать в Амбинии рыцаря менее популярного, чем спесивый Гнусомунд.

Тристан сам был родом из Холмистой провинции и, разумеется, знал имена князя и членов его семьи. Впрочем, он никогда не видел ни его светлости Интроверта Сонного, ни его наследника Гнусомунда Великолепного. Юного нолуса — будущего правителя самого большого из амбинских княжеств, занимавшего всю восточную часть страны от Долины Трех Рек до Холодного Нагорья, — он представлял себе несколько иначе. Тристан, как и многие другие крестьяне, видел в нем умного и решительного человека, который, едва заняв место отца, наведет в княжестве порядок, и совершенно не мог взять в толк, почему толпа так невзлюбила нолуса.

— И чем вам не угодил его светлость Гнусомунд Великолепный?

— Надменный, высокомерный слизняк и хвастун! — отозвался Вирель. — И кстати, народ прозвал его Гнусомундом Каверзником. Князь Интроверт большую часть времени спит, а все дела ведет его жена Харибда. Княгиня известна жестоким нравом и непомерной алчностью, а теперь она хочет прибавить к богатству еще и власть. Ее сын будет участвовать в Турнире Великого Подвига. Больше того, он считается первым претендентом на победу.

— Думаешь, он выиграет?

— А ты посмотри на его свиту. Уверен, его мамаша позаботится о том, чтобы Гнусомунд стал мужем принцессы, а потом и королем.

За Гнусомундом следовало два десятка рыцарей. При каждом из них было по два оруженосца в ливреях серебристого цвета.

— Вон тот, высокий с пробитым забралом, — Вирель указал на громадного рыцаря, что ехал по правую руку от нолуса, — кин Вандал Коршун, он владеет Пригорком. Его замок стоит прямо на дороге, которая соединяет Водосбор, столицу Речного княжества, с Ортоклазом — столицей Горного. По ней торговцы везут в порт драгоценные камни и золото, а кин Вандал промышляет тем, что грабит их.

— А почему король не может наказать его за это?

— Потому что торговцы так боятся кина Вандала, что не рискуют жаловаться на него в королевский суд. А видишь, прямо за кином Вандалом едет лысый рыцарь — это Ассент Барышник, кузен Гнусомунда. Он владеет Черными холмами, где мы с тобой чуть не оказались.

Свиту Гнусомунда сопровождали десять копейщиков, охранявших повозку с железной клеткой, в которой сидело какое-то чудовище. Огромный рост, могучие лапы с когтями и гигантская голова, которой легко можно было бы крушить стены.

— Зачем они везут с собою тролля? — спросил Тристан.

— Чтобы показать всем, какой великий и могучий воин кин Гнусомунд, — ответил Вирель. — Хотя этого тролля наверняка изловили наемники.

Следом верхом на маленькой лошадке ехал высокий человек с золотыми волосами, которые рассыпались по бархатному плащу. За спиной у него висела лютня.

— Великие песнопевцы! — У Виреля едва не отвисла челюсть. — Да это же Гротеск Соловьиная Трель!

Наконец Гнусомундова свита скрылась из виду, оставив после себя лишь облако едкой пыли. Городские ворота были открыты. Двое стражей в остроконечных шлемах были заняты тщательным досмотром одной из телег и не обратили на Тристана и Виреля никакого внимания. Те двинулись дальше по тесной улочке, которая тянулась вверх между высокими каменными домами, плотно прилегавшими один к другому. Верхние этажи нависали над нижними, и казалось, что они вот-вот обрушатся прямо на мостовую.

— Куда мы идем? — спросил Тристан.

— Я не знаю, в каком трактире искать кузена, — ответил Вирель. — В Альденбурге тысячи трактиров. Полагаю, надо справиться о нем на Драном холме. Там находится рынок, а торговцы знают каждого человека в городе.

Альденбург стоял на семи высоких холмах, между которыми протекала маленькая и узкая речка Шнява. Она вилась вокруг холмов, словно змейка, а в Предместье, как по волшебству, вытягивалась в ровную, прямую линию с идеально очерченными берегами. Через Шняву были переброшены двенадцать мостов, которым Альденбург был обязан своим прозвищем.

Тристан хотел получше рассмотреть столичные дома, но тут на глаза ему попалось какое-то совершенно необыкновенное чудовище. Внешне оно напоминало человека, но все же это был совсем не человек. Перед ним предстало существо с темно-серой, усеянной струпьями кожей, похожей на змеиную чешую. Шею и руки рассекали глубокие черные борозды, похожие на шрамы, какие оставляют на теле бич или плеть. Голова была не темно-серой, а пунцовой, а лицо покрывала боевая раскраска, которая придавала существу чрезвычайно свирепый вид. Из закрытого рта, прижимая верхнюю губу, торчали два острых клыка, а из пунцовой макушки — клок жестких волос, туго затянутых в конский хвост.

Тристан испуганно шарахнулся в сторону.

— Ктоэто, во имя Тидрисы? — спросил он Виреля, когда они отошли на безопасное расстояние.

— Темнота, — рассмеялся Вирель. — Это просто-напросто урл!

— Урл? — удивился Тристан. — Но что он делает в столице? Мы же воюем с ними.

— Воевали до недавнего времени, — ответил Вирель, — пока его величество Иаран Десятый не заключил с урлами мир.

— Мир?

— Ну да, — кивнул Вирель. — Урлы опустошали Равнинное княжество, пытаясь прорваться в глубь страны. Они жгли деревни, уничтожали посевы. А люди с равнин во главе с князем Этассаном Защитником Севера отражали их атаки. Для обороны амбинских земель Этассан создал Лигу Леопарда — военный орден, куда принимали всех, кто готов был сражаться с урлами. Это было еще при предыдущем короле Тиране Седьмом Неискреннем. А потом на трон взошел Иаран. Он хотел, чтобы война поскорее закончилась, и в конце концов заключил с урлами мир. Так что теперь им разрешено появляться в столице, хотя, прямо скажем, немногим это по вкусу.

Узкая улочка опять юркнула в щель между домами и вывела их на просторную рыночную площадь на вершине Драного холма. Здесь было гораздо чище, чем внизу, но и народу тут скопилось превеликое множество. Тристану бросилась в глаза перепачканная птичьим пометом статуя какого-то рыцаря, что стояла прямо посреди площади. Рыцарь был облачен в латы, а лицо его закрывало забрало. В одной руке, поднятой высоко над головой, он держал меч, в другой, прижатой к телу, — щит.

— Кто это? — спросил Тристан.

— Это Рыцарь Бедных, — ответил Вирель, — местная легенда. Жители Нижнего города верят, что однажды сюда явится некий рыцарь, который решит все их проблемы и разом сделает их вельможами. Предел мечтаний каждого жителя бедных кварталов — кататься в карете. Вот они и верят, что явится Рыцарь Бедных и одарит их каретами.

Рынок напоминал гигантский муравейник. У прилавков толпились десятки беспокойных покупателей, и каждый из них норовил потрогать, а иногда и попробовать товар. Торговцы, в свою очередь, осыпали их отборной бранью.

Друзья протискивались сквозь толпу неповоротливых покупателей, крикливых коробейников и молчаливых нищих. Пройдя несколько шагов, Тристан заметил крепкого воина, стоявшего на высоком деревянном помосте. За плечами у воина висел гигантский боевой молот, а шлем венчали четыре загнутых вверх рога. Из-под шлема на спину спадали густые белоснежные волосы, заплетенные в дюжину косичек. Столько же косичек было и в бороде воина.

— Это гьельды, — сказал Вирель, — полувеликаны из Белых Земель. Не повезет тому вору, которого поймает гьельд.

Вскоре Тристан снова остановился. На этот раз его внимание приковала лавка с оружием. Возле нее стоял вооруженный до зубов гьельд с огненно-рыжими волосами. Над мечами и латами суетился маленький человечек в смешном зеленом колпаке. Кончик его длинной бороды подметал пол за прилавком.

— А, юный друг, — торговец улыбнулся. — Ищешь что-нибудь для своего господина? Подходи, не стесняйся. Тут ты найдешь лучшие доспехи и оружие Цверглура — разумеется, кроме того, что уже купили. Ха-ха-ха!

Тристан стал внимательно рассматривать мечи. Особенно ему понравился один длинный клинок с невероятной красоты рукоятью в виде волчьей головы.

— У тебя отличный глаз, — торговец поймал взгляд Тристана. — Это хороший товорг.

— Хороший что? — не понял Тристан.

— Товорг, дурень! — В лице торговца произошла резкая перемена, из доброго старичка он за секунду превратился в злобного карлика. — Так у нас называют мечи.

— У вас?

— Ты совсем, что ли, с луны свалился?! — разозлился торговец. — Или не знаешь, что хорошее оружие можно найти только у гномов?!

— Так вы гном?

— А ты думал, я ребенок с бородой? — Торговец потряс зеленым колпаком. — Я же сказал тебе: оружие из Цверглура — вотчины гномов.

— Я думал, Цверглур — это ваше имя.

— С меня хватит! — Глаза торговца налились гневом. — Будешь брать что-нибудь или нет?

— У меня нет таких денег, — простодушно признался Тристан.

— Тогда убирайся от моего прилавка! Или я велю своим людям устроить тебе взбучку! Ходят тут всякие! Товары рассматривают, грубят, а потом не берут ничего. Я тебе не говорящий бурундук, чтобы на вопросы отвечать!

Тристан растерялся и отступил. Грубость гнома очень расстроила его. Он ведь просто спросил.

— Вот ты где, — сказал Вирель, появившись из толпы. — Я уж обыскался. Ба, да ты никак повздорил с гномом?

— Да, — кивнул Тристан. Ему было так обидно, что он не решался поднять голову и посмотреть в лицо Вирелю.

— Знаешь что, — сказал Вирель, — держись-ка ты рядом со мной. А то с тобой хлопот не оберешься.

Они поспешили убраться от лавки подальше и добрели до другого конца площади, когда из толпы им навстречу вынырнул мальчик в сером потертом плаще с капюшоном. В руках он держал массивный и, судя по всему, очень тяжелый сверток. Мальчик тяжело дышал, а по его взволнованному лицу было видно, что он очень торопится. Со лба катились крупные капли пота, хотя день был вовсе не жарким. Он попытался юркнуть между друзей, но уткнулся головой в бок И-гуа, который недовольно заржал и тем же боком оттолкнул мальчишку. Тот шлепнулся на мостовую, едва не выронив сверток, но тут же вскочил на ноги, намереваясь продолжить путь.

— Форинт! — воскликнул Вирель и крепко обнял мальчика со свертком.

— Вирель! — пролепетал тот изумленно.

Судя по всему, в данный момент Форинт вовсе не был рад встрече с кузеном.

— Я сейчас немного занят, — затараторил он, крепче прижимая к груди сверток, словно в него был завернут младенец. — Приходи вечером в трактир «Гусь и ящерица» в Нижнем городе, буду рад поболтать.

Тристан почувствовал, что над ним нависла какая-то тень. Он поднял голову и увидел перед собой гьельда с белой, заплетенной в косички бородой. Гьельд протянул свои ручищи к Форинту, схватил его и поднял на добрых три локтя над землей.

— Попался, вор! — гаркнул гьельд и встряхнул Форинта. — Эй, сюда!

Тотчас, словно из-под земли, перед ними вырос другой гьельд, рыжий.

— Эй, мелюзга, убирайтесь отсюда. Это вас не касается! — рявкнул он на Тристана и Виреля.

— Еще как касается, — выступил вперед Тристан. — Почему вы позволяете себе так грубо обращаться с нашим другом?

— Так, умник, — огрызнулся гьельд, — я тебе больше повторять не буду: сейчас берешь грабли в клешни и дуешь отсюда, а то хуже будет!

— Никуда мы не пойдем, — возмутился Тристан. — Немедленно объясните, что тут происходит?

Гьельды переглянулись, и выражение их лиц почему-то очень не понравилось Тристану.

— Действуй, — скомандовал гьельд с косичками в бороде.

Второй гьельд одним неуловимым движением сгреб Тристана и Виреля в охапку. Руки у него были твердые, будто стальные.

— Целая шайка, Сгрихор! — сказал он. — Попались, голубчики.

— Давай, Холстур, посмотрим, может, они еще что-то стащили! — ответил рыжему Сгрихор.

Тристан отчаянно сопротивлялся, пытаясь вырваться из крепких рук гьельда, но страж держал его мертвой хваткой и не собирался выпускать. Гьельды отняли у Виреля походную сумку и вытряхнули ее содержимое на мостовую.

— Отлично, Сгрихор, — ответил рыжий, — а теперь пора как следует наказать их за кражу товара почтенного мастера Аксамита.

— Забери лошадь, — приказал Сгрихор.

Тристана резко подбросило вверх. Гьельд закинул его себе на плечо, словно мешок с мукой. Он больно ударился о кольчугу.

— Куда вы нас тащите? — спросил Тристан сдавленным от боли голосом. — Мы же ничего не сделали…

— Мы вас поймали на краже, а что вы делали, нас не касается.

— Они ничего не крали, — сказал Форинт, — это я.

— Они мешали нам осуществлять правосудие, — откликнулся рыжий Холстур.

— Теперь не миновать вам Паучьей Ямы. — Сгрихор был очень доволен. — Там и сгниете!

Краем глаза Тристан заметил, как третий гьельд схватил под уздцы И-гуа и потащил его куда-то в толпу. Конь упирался, ржал и пытался лягнуть обидчика мохнатым копытом, но даже его силы не хватало на то, чтобы тягаться с гьельдом. Тристан сделал еще одну попытку вырваться, но не смог и пошевелиться.

— Все пропало, — пролепетал Форинт. — Нет места страшней Паучьей Ямы.

Гьельды держали друзей так крепко, что у тех кости трещали. Единственное, что могли делать мальчики, это кричать и лупить своих обидчиков ногами. Однако ни то ни другое не давало никакого результата. Голоса пленников тонули в стоявшем на площади гвалте, а удары, которые они наносили, причиняли гьельдам не больше вреда, чем комариные укусы.

— Да не ерзай ты! — Сгрихор сдавил Тристана еще сильнее. — Тоже мне трагедия. Посидишь недельку в Паучьей Яме, поголодаешь, подумаешь о своем поведении. А потом, если повезет, вас найдут живыми…

— Я не вор, — протестовал Тристан.

— Рассказывай, — расхохотался рыжий. — Ты если и не вор, то пособник! А я вот как думаю: каждый человек, который приходит на рыночную площадь, — плут и мошенник. Будь моя воля, я бы всех их в Паучью Яму бросил!

— Я ничего не крал!

— Расскажешь соседям по Яме, — ответил Сгрихор.

— Если мы виноваты, — отчаянно прокричал Вирель, — то это должно быть доказано судом.

— Эх, грамотные все стали, — загоготал Сгрихор. — Мы тебе не стража, козявка ты писклявая, чтобы по судам с тобой таскаться.

— К тому же, — поддержал Холстур, — судья Коррадо не выносит оправдательных приговоров. Он мигом отправит вас к позорному столбу или на дыбу. Так что скажите спасибо, сопляки, вы еще дешево отделались.

С этими словами Холстур больно двинул Тристану кулаком в живот. У того аж в глазах потемнело от боли. Дыхание перехватило, и весь мир вдруг сжался для него в крохотный комок. Он жадно глотал ртом воздух, боясь задохнуться.

Гьельды резко остановились и сбросили с плеч своих пленников. Тристан почувствовал, что летит. Падение закончилось быстро, он с силой ударился спиной о каменный пол. Несколько минут он беспомощно лежал на полу и думал, что вот-вот умрет.

— Тащи веревку, — крикнул Сгрихор своему спутнику. — И позови мастера Аксамита.

— Я уже здесь!

Это был тот самый гном, который совсем недавно нагрубил ему. Видимо, гьельды притащили их в его лавку.

— Вот спасибо, голубчики! — Гном трясущимися руками схватил сверток и тут же раскрыл его. — Да-да, это мое.

Внутри свертка оказалась большая металлическая табличка, в которой Тристан не сразу узнал вывеску. Обшарпанная, покрытая копотью, с почти стершейся надписью — по всему было видно, что вывеске этой уже очень много лет. На ней можно было разглядеть очертания какой-то птицы, но не более того, из букв же уцелела только огромных размеров «Я».

— Она не твоя, — вскричал Форинт, — ты отобрал ее обманом у бедного трактирщика. А он совсем не сводит концы с концами без вывески!

— Я отобрал ее у него за долги, — цыкнул на него гном. — Больше ничего ценного в его заведении не нашлось. — Голубчики, — обратился он уже к гьельдам, — сделайте милость, накажите их построже!

Тут взгляд его упал на Тристана.

— Так я и думал! — Гном снова обернулся к гьельдам. — Хочу указать вам на этого, — он кивнул на Тристана, — как на отъявленного нахала и грубияна. Я видел его возле лавки. Наверняка неслучайно.

— Паучья Яма его мигом от воровства отвадит! — хмыкнул Сгрихор.

Тем временем Холстур притащил толстую веревку и крепко связал ею Форинта по рукам и ногам.

— Давай живее, — поторопил его Сгрихор, — нам потом еще обратно тащиться.

Холстур с той же поспешностью опутал веревкой руки и ноги Виреля. Настала очередь Тристана. Рыжий гьельд на секунду задержался возле Виреля, чтобы потуже затянуть узел. Мастер Аксамит и Сгрихор в это время оживленно беседовали о Паучьей Яме. Все отвлеклись, и Тристан вдруг понял, что это его шанс вырваться отсюда. Не теряя времени, он вскочил на ноги, юркнул под мышкой у ошарашенного Холстура и в два скачка достиг двери. Пузатый Аксамит закрывал собою проход, но Тристана было уже не остановить. На полной скорости он налетел на гнома, сбил его с ног и выбежал на улицу.

— Хватай его! — изо всех сил крикнул гном.

Сгрихор и Холстур кинулись было в погоню, но Тристан стремительно скользнул между прилавками и скрылся в одном из темных городских переулков. Пробежав без остановки минут десять, он наконец остановился. Никто не гнался за ним. Он был спасен.

Глава третья. Принцесса Алькорта

Тристан нырнул в одну из узких улочек, пару раз повернул, а затем остановился, осознав, что никто за ним не гонится. Лишь отдышавшись, он сообразил, что остался теперь совсем один в огромном городе — ведь оба его знакомых в руках гьельдов. Значит, надо попробовать как-то их выручить. Не имея никакого плана действий, он вернулся на рыночную площадь. К счастью, гьельды не успели уйти далеко. Они как раз поворачивали на улицу, что спускалась с холма вниз, к берегам Шнявы. Между ними, связанные одной веревкой, уныло брели Вирель и Форинт. Тристан дождался, пока они повернут за угол, и быстро добежал до этого места, чтобы не потерять их из виду. О том, чтобы сражаться с гьельдами, не могло быть и речи. Но, наверно, он сумеет вытащить друзей из Паучьей Ямы, когда Сгрихор и Холстур уйдут. Да и по дороге может подвернуться удобный случай. Надо просто следовать за гьельдами, оставаясь незамеченным. Он накинул на голову капюшон, который скрыл от посторонних глаз его лицо вместе с гривой рыжих волос, и поспешил дальше.

Процессия еще раз повернула, и Тристан смог увидеть Нижний город — бескрайний полуразрушенный район, в центре которого высилась башня с острой крышей и решетками на крохотных окнах. Она стояла на небольшом островке посреди Шнявы. Здесь, в Нижнем городе, река текла медленно — местные обитатели имели обыкновение сбрасывать туда мусор и всякий хлам, что делало Шняву похожей на зловонное болото. Запах, шедший от ее вод, расползался по всему Нижнему городу и даже по соседним кварталам. На аромат цветов он был совсем не похож, а потому люди, забредавшие на Вонючие набережные, зажимали носы и бежали оттуда сломя голову. Дома у воды пустовали. Там хозяйничали крысы и мухи. Тристан слышал, что из-за нечистот, крыс и мух в Нижнем городе свирепствовали страшные болезни, косившие людей сотнями, если не тысячами.

Гьельды старательно обходили этот квартал, забирая все дальше влево. Вскоре, впрочем, они сделали еще один поворот и вышли на набережную к широкому, застроенному домами мосту.

— Мост Менял, — вздохнул Холстур. — Зачем мы сюда притащились? Мерзкое место, да и крюк порядочный.

— Если хочешь прогуляться по Вонючим набережным, то валяй, но без меня. Я скорее пойду к Паучьей Яме через Белые земли, чем через Нижний город.

На мосту было так людно, что гьельдам пришлось замедлить ход. Они бесцеремонно распихивали горожан, прокладывая себе дорогу, но даже это не позволяло им двигаться быстрее. Не прошло и трех минут, как Сгрихор и Холстур увязли в толпе.

Тристан ускорил шаг, незаметно обогнал гьельдов и остановился возле двухэтажного каменного дома с решетчатыми окнами. Вперед вела лишь одна дорога, сворачивать было некуда, так что он не мог упустить гьельдов. Из-за пленников Холстур и Сгрихор двигались очень медленно.

— Будь осторожна, Инфанта, — услышал он позади необыкновенно ласковый, но в то же время властный голос.

На мгновение позабыв о гьельдах и их пленниках, Тристан обернулся, чтобы посмотреть на его обладательницу, но увидел лишь две фигуры, закутанные в темно-синие бархатные плащи с капюшонами. Одна была чуть повыше, другая — пониже.

— Это не я, Алькорта, а ты должна быть осторожна, — ответила задорным голосом та фигура, что была пониже ростом. — Это ты, разлюбезная кузина, наследница престола и дочь короля, а я, слава всей этой прорве богов, только его племянница. Я могу хоть целыми днями шляться по улицам, ничего не боясь.

— Но это ты потащила меня к гадалке.

— Так ведь во всем Альденбурге одна Локра умеет прилично гадать, так что тебе непременно надо с ней повидаться.

Девушки постучали в дубовую дверь одного из домов. Дверь бесшумно отворилась, пропустив их внутрь. Фигуры исчезли, и Тристан тут же вспомнил, где находится. Гьельды были совсем близко. И тут в голове его созрел план. Место людное, надо поднять тревогу. Прохожие не дадут в обиду его ни в чем не повинных друзей. Да и момент самый что ни на есть подходящий.

Резко мотнув головой, он сбросил капюшон. Рыжие волосы упали на шею.

— Стойте! — решительно крикнул он гьельдам. — Немедленно отпустите их!

Сгрихор и Холстур слегка опешили от внезапного появления Тристана. Однако быстро пришли в себя и дружно расхохотались.

— А если нет, что ты нам сделаешь?

Тристан растерялся, вопрос застал его врасплох.

— Тебе повезло, — Сгрихор продолжал смеяться, — ты улизнул. Надо было и дальше прятаться, а не героя из себя строить. Теперь будешь гнить в Паучьей Яме вместе со своими дружками.

Тристан отскочил назад и, стараясь привлечь к себе внимание прохожих, закричал:

— Сюда, на помощь, нас ни за что ни про что хотят бросить в Паучью Яму!

Но люди на мосту вели себя так, будто не слышали его криков. Они равнодушно проходили мимо, не обращая никакого внимания на происходящее под самым их носом.

— Ты в самом деле тупой, — рассмеялся Холстур, — прям как рыцарь без страха и упрека. Не понимаешь, что ли, что нас тут все боятся.

Сгрихор, чьи руки были свободны от веревки, двинулся вперед. Он с легкостью помахивал из стороны в сторону гигантским топором, заставляя совершенно безоружного Тристана пятиться.

— Хэ-хэ, — заурчал Сгрихор, — ну, давай померимся силами. Если одолеешь меня, так и быть, дам тебе улизнуть еще раз.

Гьельд взмахнул топором и с силой обрушил его на Тристана, но тот успел отскочить. Тяжелый топор рассек воздух, не причинив бывшему оруженосцу никакого вреда.

— Становится интересно, — рассмеялся Сгрихор, — продолжим.

На этот раз Тристану удалось привлечь внимание толпы. Люди, до того куда-то спешившие, побросали свои дела и столпились посреди моста, с живым интересом наблюдая за поединком, исход которого мог предсказать и младенец. Каким-то чудом Тристан увернулся и от второго удара, но при этом он снова отступил назад и уперся спиной в каменную стену дома. В тот же миг в этой самой стене неожиданно распахнулась дверь. На улицу вышли девушки в темно-синих плащах.

— Но ты не провела там и пяти минут!

— Да зачем мне вообще эти дурацкие гадания? Я смотрела на кофейную гущу и не увидела ничего, кроме коричневых пятен. Надо думать, мой муж будет лужей грязи… — Она осеклась на полуслове и остановилась как вкопанная. — Что здесь происходит?!

— А вам-то какое дело? — хрюкнул в ответ Сгрихор. — Марш отсюда, пигалицы!

— Да ну их, Сгрихор, — загоготал рыжий Холстур. — Нечего тратить время на всякую шелупонь!

— Это кто тут шелупонь?! — вскричали хором девушки. — Вы вообще знаете, кто перед вами?

— Перед нами две заносчивые дурочки, которые рискуют попасть в Паучью Яму вместе с вот этими воришками!

— Перед вами, — сказала ледяным голосом та, что повыше, — принцесса Алькорта, дочь короля Иарана Десятого, правителя Амбинии и Всех Сопредельных Земель.

С этими словами она сбросила капюшон, из-под которого выпали вьющиеся золотые волосы. Тристан обомлел, совершенно забыв о своем незавидном положении. Принцесса Алькорта оказалась даже красивее, чем он думал. Ее зеленые, как изумруды, глаза метали по-рыцарски грозные взгляды.

Толпа хором ахнула и притихла.

— Итак, — щеки Алькорты слегка подрагивали, — я жду объяснений!

— Мы, собственно, прощения просим, — Сгрихор почесал голову свободной рукой. — Дело в том, что эти люди — воры, мы сцапали их на месте преступления и хотим наказать.

— Ложь! — крикнул Тристан. — Мы ничего не крали, но они схватили нас и потащили в Паучью Яму.

— Правда? — Алькорта прищурилась.

Гьельды переглянулись. Судя по всему, они не очень понимали, что нужно делать. Форинт и Вирель приободрились и стали так яростно дергать веревку, что Холстур с трудом удержался на ногах.

— Итак, — с каждой секундой принцесса гневалась все больше, — вы хотели швырнуть их в Паучью Яму? А вы в курсе, что мой отец давно уже запретил бросать туда людей?

— Неужели вы думаете, что мы швырнули бы этих бедных мальчиков в Паучью Яму? — заискивающим тоном заговорил Сгрихор. — Да нет, мы просто хотели пошутить. Поучить их, напугать как следует, чтоб больше не воровали.

— Мы ничего не крали!

— Думаю, — сказала Алькорта, — вы достаточно их поучили. А теперь развяжите их и убирайтесь вон, пока я не велела страже заковать вас в цепи за то, что вы мне дерзили.

Сгрихор знаком велел Холстуру повиноваться, и тот перерезал веревки. Гьельды поспешно привели своих бывших пленников в порядок, а Сгрихор на прощание даже ласково потрепал Тристана по голове, будто заботливый старший брат. Не прошло и минуты, как гьельдов и след простыл. Тристан облегченно вздохнул.

— Спасибо. — Язык во рту у Тристана еле ворочался. — Вы спасли жизнь моим друзьям и мне… Ну, мы вам очень признательны, в общем…

Алькорта громко рассмеялась. Ее спутница скинула капюшон. Перед Тристаном и его друзьями предстала девочка лет пятнадцати с задорной улыбкой, янтарными волосами и неровными передними зубами.

— Слава принцессам Алькорте и Инфанте! — закричали люди.

Понадобилось добрых десять минут, чтобы толпа успокоилась и разошлась.

— Ну что ж, — сказала Алькорта спокойно, — вы храбро сражались, незнакомый рыцарь. Нас вы уже знаете. Я принцесса Алькорта, а это моя кузина, принцесса Инфанта.

Тристан молчал, тупо глядя на принцессу. У него вдруг что-то заныло в животе.

— Себя не хотите назвать, ваше мужество? — с некоторым недовольством спросила Алькорта.

— Я, э-э, Тристан, Рыжий, и я вовсе не…

— Кин Тристан очень скромен, — нашелся Вирель, выступая вперед. — А мое имя Вирель, я официальный менестрель кина Тристана, а это Форинт, его оруженосец.

Тристан попробовал было перебить его, но Вирель ткнул его локтем в бок, давая понять, что говорить будет он.

— Прекрасно, — сказала принцесса. — Потрудитесь, ваше мужество, проводить нас с кузиной до дворца. А то мы очень некстати раскрыли нашу маленькую тайну.

С этими словами Алькорта вновь накинула на голову капюшон и зашагала вперед. Тристан стоял как истукан, пока Вирель не зашипел злым голосом:

— Давай быстро за ними и не вздумай больше говорить, что ты не рыцарь…

— Но я…

— Им не обязательно знать о твоих душевных терзаниях.

Тристан решил, что лучше не спорить, и послушно двинулся за принцессами. Алькорта и Инфанта тихо о чем-то шептались и временами хихикали.

— Вы собираетесь принять участие в Турнире Великого Подвига, кин Тристан? — спросила Алькорта.

— Да я, собственно…

— Кин Тристан не отличается красноречием, — тут же перебил его Вирель. — Да, он собирается принять участие в Турнире.

— Польщена, — улыбнулась принцесса. — Что ж, возможно, я вижу перед собой своего будущего мужа.

Она громко рассмеялась, а Тристан покраснел.

— И вы готовы к суровым испытаниям? — ехидно спросила Инфанта.

— Кин Тристан много раз сражался на турнирах, — ответил Вирель.

— Да. — Тристан почувствовал, как щеки его краснеют.

Принцессы дружно рассмеялись.

— Ну ладно, — сказала Инфанта, — кин Тристан, видимо, рыцарь бедный и неученый, вот он и не знает, что Турнир Великого Подвига совсем не похож на те скучные турниры, в которых обычно участвуют рыцари.

— А что же это тогда? — спросил Тристан.

— Это суровое и тяжелое испытание, в котором рыцарю предстоит совершить действительно очень сложный и опасный подвиг, — сказала Алькорта. — И победитель женится на принцессе, так уж заведено.

— А почему принцесса сама не может выбрать себе мужа? — Тристан очень боялся сказать глупость.

Алькорта перестала смеяться и внимательно на него посмотрела. Взгляд ее был полон симпатии, а улыбка стала очень теплой и приветливой.

— Вы не похожи на других рыцарей, кин Тристан, — сказала она. — У нас полный дворец претендентов, и ни один из них даже не попытался мне понравиться. Все они грубо льстят королю, глупо шутят и не обращают на меня никакого внимания.

— Но ведь это ужасно, — вырвалось у Тристана.

Теперь Алькорта смотрела на него с признательностью.

— Спасибо вам, — сказала она. — Я и сама так думаю. Но, увы, таковы традиции. Принцесса, дочь короля, может выйти замуж только за победителя Турнира Великого Подвига, и никак иначе. Тем более что муж мой со временем унаследует престол, ибо по законам женщина не может носить корону Вальсангов.

— Дурацкие законы, — процедила Инфанта.

— Турнир — это древнее состязание, придуманное учеными-волшебниками, — продолжила Алькорта. — Считается, что он помогает определить самого достойного кандидата в женихи. Но я думаю, что все это чушь. Я читала, Турнир много раз выигрывали редкостные подлецы.

— Тогда зачем…

— Политика, — презрительно бросила Инфанта. — Турнир помогает избежать ссор между претендентами. Ведь руку принцессы-наследницы жаждут заполучить сотни рыцарей, и если король отдаст предпочтение одному, то другие смертельно обидятся. Турнир помогает избежать войны. Кто выиграл состязание, тот и победил, и никаких проблем.

— Неужели нет другого способа найти жениха? — спросил Тристан.

— Нет, — Алькорта покачала головой. — Так, по крайней мере, гласит справочник «Как воспитать принцессу», который мой отец цитирует мне вот уже второй месяц. Как только принцессе исполнится шестнадцать, ее немедленно нужно выдать замуж.

— А подождать нельзя?

В глазах Алькорты мелькнуло искреннее восхищение.

— Нет. — Лицо ее стало очень грустным. — Иначе будет еще хуже.

— Почему?

— Дело в проклятии, которое тяготеет над принцессами, оно так и называется — проклятие Вальсангов, по имени нашей династии, — начала было Алькорта, но Инфанта резко дернула ее за рукав.

— Мы пришли, — сказала она, не дав Алькорте договорить. — Вот и Королевский холм.

— Но до дворца еще далеко, — возразил Тристан.

— Нет, — Алькорта вдруг заговорила официальным тоном. — Тут мы в безопасности. Спасибо, что проводили нас. Мне было очень приятно в вашей компании.

— И мне. — Тристан набрался смелости. — Спасибо, ваше высочество, что позволили мне сопроводить вас и, разумеется, что помогли нам с гьельдами…

— Вы действительно совсем не похожи на других рыцарей.

Алькорта взяла Инфанту под руку, и они очень быстро направились вверх по светлой широкой улице, что вела к дворцу.

— А расскажи-ка нам, Форинт, — заговорил на обратном пути Вирель, — давно ли ты стал промышлять воровством?

Друзья направлялись к Нижнему городу. Форинт вел их в гостиницу «Гусь и ящерица».

— Я не воровал, а восстанавливал справедливость, — гордо ответил Форинт. — Этот подлый гном отобрал вывеску у моего трактирщика. Якобы за долги. Но мастер давно с ним рассчитался. Вот я и решил стащить ее и вернуть законному владельцу. Нет сил терпеть засилье этих бесстыжих торговцев, которые обирают добрых горожан. Ссужают людям деньги, а потом неожиданно требуют их назад. А что вы делаете в Городе Двенадцати Мостов?

Тристан не ответил. Он думал об Алькорте, перебирая каждое слово их короткого разговора.

— Лично я, — сказал Вирель, — пришел покорять столицу. Скоро я стану известным менестрелем, вот увидишь, кузен. Дайте мне хорошую тему, и я сложу такую песнь, что все закачаются.

— А ты? — Форинт кивнул на Тристана.

— Тристан не любит говорить об этом, — ответил за друга Вирель, — но вообще-то он мечтает о рыцарской карьере.

Форинт поджал губы.

— Смело, — только и сказал он. — Рыцарь и менестрель. Друзья мои, а вы не пробовали смотреть на вещи более трезво?

Именно такой реакции Тристан и ожидал. В другой ситуации он, наверно, очень обиделся бы на Виреля за то, что тот раскрыл его секрет, но теперь почему-то ему это было совершенно не важно.

— А это возможно? — спросил он робко.

— Что? — не понял Форинт.

Тристан на секунду задумался.

— Допустим, я с детства мечтал стать рыцарем и теперь хочу рискнуть, — выпалил он. — Что скажешь?

Форинт щелкнул языком.

— Держать меч в руках ты, конечно, сумеешь, но это еще не сделает тебя хорошим воином. Впрочем, никто сейчас особо не проверяет, рыцарь ты или нет. Если у тебя есть латы, оружие и герб, то, будь ты хоть тролль, все сочтут тебя рыцарем. Но, скорее всего, ты очень быстро погибнешь. И потом, выдавая себя за рыцаря, ты нарушаешь Закон о Вечности Сословий.

— Что? — снова не понял Тристан.

Форинт опять щелкнул языком.

— Население Амбинии разделено на сословия, — сказал он. — Есть рыцари, ученые, торговцы, крестьяне, ремесленники. У каждого свой бог и все такое. Менять сословие запрещено. Если ты родился рыцарем, не помышляй о торговле, если ты купец, то не мечтай работать на мельнице, ну а если из крестьянской семьи, то забудь об университете и тайнах древней магии. Этот закон существует с незапамятных времен, и нарушителей карают смертью. Только королю и князьям позволено время от времени делать исключения и переводить людей из одного сословия в другое.

Тристан почесал затылок. Риск был невероятно велик, а шансы на успех невероятно малы.

— Я могу достать тебе доспехи, — прервал его мысли Форинт, — ржавые, уродливые, но все же годные для дела. Могу подобрать меч и даже нарисовать на щите герб, но имей в виду, если тебя вычислят, то только чудо спасет тебя от смерти.

Вирель вдруг застыл на месте. Тристан поднял голову. Посреди узкой улочки, взмыленный и уставший, стоял гнедой конь с мохнатыми копытами. Выглядел он совершенно потерянным. Конь испуганно озирался по сторонам, а люди, проходившие мимо, шарахались в стороны.

— И-гуа! — вскричал Вирель и кинулся к своему бывшему лошаку с распростертыми объятиями. Конь поднялся на дыбы и приветствовал его радостным ржанием.

— Слава древним песнопевцам! — Вирель обнял коня за шею.

— Как тебе удалось вырваться? — спросил Тристан.

— Я ударил гьельда копытами, а потом дал деру, — отозвался И-гуа. — Но теперь за мной гонятся латники.

— Что им нужно? — спросил Тристан, но конь не успел ответить. Из узкого переулка вынырнули двое латников в начищенных до блеска шлемах. У одного из них в руках была уздечка.

— Попалась, кляча! — крикнул он. — Эй вы, тащите ее сюда, она принадлежит городским конюшням.

— С какой это стати? — спросил Вирель.

— Да с такой, что по городскому закону лошади разрешено находиться на улице только в сопровождении хозяина, иначе она конфискуется и переходит в собственность магистрата Альденбурга.

Тристан растерялся. И-гуа смотрел на него своими умными лошадиными глазами, которые явно просили о помощи.

— А ну живее! — Вирель снова толкнул его в бок. — Лезь в седло.

— Зачем?

— Лезь.

Тристан, все еще ничего не понимавший, проворно вскочил в седло.

— Это лошадь кина Тристана. — Вирель грозно двинулся на латников. — Она сбежала из конюшни на постоялом дворе, но теперь вернулась.

— Документ есть? — хмыкнул латник с уздечкой.

— Документ?! Сейчас кин Тристан тебе такой документ покажет! Или ты думаешь, что благородный рыцарь простит тебе твою дерзость?! — Вирель обернулся к Тристану, закатил глаза и повелительно шепнул: — Сделай строгий вид.

Тристан как мог нахмурился.

— А если будешь дерзить, — завелся Вирель, — кин Тристан разрубит тебя пополам своим мечом.

— У меня же нет меча, — прошептал Тристан, но Вирель явно не слушал его.

— Ладно-ладно, — латники отступили назад, — мы ничего такого не хотели, ваше мужество. Собственность рыцаря неприкосновенна.

Латники поспешили удалиться. Один из них, уходя, бросил:

— Ну и борзые оруженосцы нынче пошли!

— А если бы они на нас напали? — спросил Тристан, когда латники скрылись за углом.

— Они рыцарей как огня боятся, — сказал Вирель, — так что не напали бы.

Вскоре дорога привела их в Нижний город. Узкие улочки, почерневшие от грязи стены домов, невыносимая духота и зловоние, шедшее от берегов Шнявы, — таковы были главные достопримечательности этого квартала.

— Пришли, — сказал Форинт.

Они остановились перед крепкой деревянной дверью, нижняя часть которой поросла мхом.

Форинт толкнул дверь, и они оказались в мрачном сыром помещении, освещенном лишь несколькими свечами. Внутри за шаткими столами сидели унылые посетители. Некоторые из них играли в карты, другие пили пиво, обсуждая последние городские сплетни. Хозяин трактира, грузный мужчина с залысинами, уже спешил им навстречу. На нем был драный, заляпанный жиром фартук.

— Привет, мастер Порей, — поздоровался Форинт.

— Гваль Краснощекий! — вскричал мастер Порей. — Да это же мой старый друг Форинт! Как дела?

— Прости, я не сумел пока вернуть твою вывеску.

— Пустяки, — мастер Порей постарался скрыть разочарование, — ты и так уже столько для меня сделал. Ба, да ты не один?

Форинт быстро представил спутников.

— Друзья Форинта — мои друзья, — сказал трактирщик. — А насчет вывески не переживай. В конце концов, главная достопримечательность моей гостиницы все еще на месте.

— Какая же? — с любопытством спросил Тристан.

— Сейчас расскажу. Двести лет назад здесь останавливался сам кин Эгланд Доблестный. И мой прапрадед оказал ему такой теплый прием, что знаменитый рыцарь оставил ему в дар навершие своего меча. — И трактирщик с гордостью указал на ржавый кусок металла, висевший на стене у печки. — Словом, в моем заведении Форинт и его друзья всегда найдут еду и ночлег. Клянусь пузом Гваля!

— Это было бы замечательно. — Вирель зевнул. — Говоря по совести, ужасно хочется и того и другого.

— Славно, славно, — улыбнулся хозяин. — Я постелю вам на чердаке. Возьмите свечу и ступайте за мной. Еду вам принесут. Слыхали новость, — говорил мастер Порей, пока они поднимались по скрипучей лестнице, — царевич Глуншул, злобного папашу которого укокошил наш доблестный князь Этассан, собрался участвовать в Турнире Великого Подвига. Он прибыл в столицу вчера вечером и привез с собою свою свиту. Убзызыги — так у них это называется. Самые омерзительные урлы из всех урлов, какие только бывают. Из-за них весь город стоит на ушах. После заката никто носа на улицу не кажет. Да и днем тоже. Я как вижу этих урлов, так меня дрожь пробирает.

Хозяин привел их в крохотную комнату с холодными, угрюмыми стенами. Всей мебели тут было три кровати и шаткий столик в углу. Под самой крышей помещалось малюсенькое окошко с закоптелыми стеклами.

— Располагайтесь, — любезно предложил трактирщик и улыбнулся так широко, словно показывал гостям какие-то роскошные хоромы.

— Непременно, — кивнул Тристан и вяло улыбнулся.

Он буквально валился с ног от усталости. Единственное, о чем он мог думать, — это о сне.

Друзья быстро перекусили хлебом и похлебкой, которые принес им хозяин, и стали укладываться. Тристан лег на жесткую кровать и тут же уснул.



Глава четвертая. Рыцарь Бедных

Тристан проснулся оттого, что по лбу его крупными каплями тек липкий пот. В комнатке было очень жарко. Черепичная крыша и стены нагрелись от палящего солнца. Через закопченное окно и дырку в кровле внутрь проникали яркие лучики. Виреля и Форинта в комнате не было, да и не удивительно, ведь часы, должно быть, уже пробили полдень. Тристан оделся и спустился вниз.

В «Гусе и ящерице» было, как всегда, людно. Правда, на этот раз местные завсегдатаи выглядели заметно приветливее, чем вечером. От вчерашней мрачности не осталось и следа. Они кричали, шутили и веселились.

— Точно тебе говорю, он здесь! — Высокий юноша со светлыми патлами что-то с пеной у рта доказывал своему собеседнику. — Его видели. Вчера вечером изволил совершать подвиги и проявлять благородство в самом центре города.

— Быть не может!

— Может. Готовься праздновать, скоро все наши проблемы будут решены.

Виреля и Форинта не было и здесь. Тристан сел к стойке, мастер Порей приветствовал его улыбкой.

— Извольте яишенку, — сказал он, подмахнув Тристану тарелку с подгоревшими жареными яйцами и кружку подкисшего молока.

— Что все обсуждают? — спросил Тристан, косясь на гостей.

Он принялся за еду.

— По правде сказать, не знаю, — ответил хозяин. — Мои гости — люди болтливые и вечно о чем-то судачат. Впрочем, сейчас и говорить-то особо не о чем, кроме Турнира Великого Подвига, на который съехались лучшие рыцари Амбинии. Все хотят породниться с королем. Вчера вот только и разговоров было что о приезде нолуса Гнусомунда. Говорят, он явился ко двору, преподнес королю в дар сундук серебра, а принцессе — роскошное платье.

У Тристана накопилась масса вопросов, а поскольку задавать их было некому, то он решил расспросить трактирщика:

— А что, принцесса не может сама выбрать себе мужа?

— Не положено. — Хозяин посмотрел на Тристана как на полного невежду. — По целому миллиону причин. Во-первых, где это видано, чтобы принцессе позволяли самой решать вопросы государственной важности. В конце концов, муж Алькорты будет не только зятем короля, но и его наследником. Во-вторых, Турнир — это традиция. Если его отменить, рыцари осерчают — многие из них лишатся шанса достичь великой славы. И в-третьих, если не выдать принцессу замуж до того, как ей стукнет семнадцать, то, говорят, на ее золотые кудри обрушится страшное проклятие. А раз все равно надо искать мужа, то ничего лучше Турнира не придумаешь. Ни тебе споров, ни нудных поисков жениха, а заодно еще и пару-тройку государственных проблем решить можно.

— А что за проклятие тяготеет над принцессой? — Тристан не мог скрыть тревоги, но мастер Порей не заметил этого.

— Никто толком не знает, — сказал он, — известно, что оно есть, но в чем там соль, только богам ведомо. Одно могу сказать точно: если не найти мужа, то будет принцессе плохо.

С улицы раздался невообразимый шум. Десять или даже двадцать глоток затянули какую-то песню.

Дверь скрипнула, вошел Вирель. Он выглядел встревоженным и сердитым.

— Что случилось? — спросил Тристан.

Вирель не успел ответить. Дверь вновь отворилась, и в трактир ввалилась шумная компания из двенадцати или даже пятнадцати ликующих горожан.

— Друзья мои, какой прекрасный день! — кричал высокий мужчина с большим носом. — Наконец-то сбылось! Избранник богов находится здесь.

Компания расселась за столом. Тристану стало любопытно, чему же так радуются жители Нижнего города. Носатый поднялся из-за стола, готовясь произнести тост:

— Друзья мои, сегодня счастливейший день в жизни каждого из нас! Рыцарь Бедных, о котором говорилось в древнем пророчестве, явился в Нижний город. Совсем скоро он предстанет перед нами. Нужно лишь немного подождать. И пусть Гваль, Бог-во-Хмелю, всегда наполняет доверху ваши кружки!

Тристану стало еще интереснее. Рыцарь Бедных, тот самый, чью статую он видел на рыночной площади! А не возьмет ли этот рыцарь его в оруженосцы? Так он сможет научиться воинскому искусству.

— Вот это-то как раз меня и смущает, — бросил широкоплечий человек с рыжими, как у Тристана, волосами. — Опять надо ждать. Где уже этот рыцарь?

— Ты увидишь его совсем скоро, как и все мы! — Мужчина с большим носом поднял кружку с пивом, выплеснув немного пены на головы своих соседей.

— А если нет? — Широкоплечий поднялся. — С чего вы взяли, что Рыцарь Бедных явился в город?

— Ты вообще как, с нами? — крикнул один из посетителей. — Или против нас?

— Я, конечно, с вами, но…

— Тогда не порть нам праздник и пей.

— Я за праздник, но и за правду.

Поднялся гвалт.

— Да не нужна нам правда! — кричали люди, стуча кружками. — Нам нужен праздник! Рыцарь Бедных явился!

— Но ведь никто его не видел! — не унимался упрямый спорщик.

— Я видел, — с места поднялся тощий старичок с исхудалым лицом, — я продал ему доспехи.

— Ему? — изумился широкоплечий. — Он сам к тебе пришел?

— Нет, — покачал головой старичок, — ко мне пришел его посланец.

— Значит, Тугомыс, ты не видел его своими глазами! — отрезал широкоплечий. — А можешь ли ты поручиться, что тебя не надули?

— Ко мне пришел человек и попросил доспехи для Рыцаря Бедных.

— Рыцарь Бедных берет доспехи у старьевщика! Не смеши меня, Тугомыс, — расхохотался спорщик.

— Я тоже видел его, — вскричал конопатый юноша с изрытым оспой лицом. — Он совершал подвиги в центре города.

— Какие?

— Он бился с врагами.

— Ага, вот оно что. Значит, биться с врагами и совершать подвиги может только Рыцарь Бедных, а другие рыцари, по-твоему, на это не способны? И этот, который бился, был непременно нашим Заступником?

Дверь приоткрылась, и в зал проскользнул Форинт. Вид у него был совершенно потерянный, а за спиной покачивался увесистый мешок, который был и больше, и тяжелее самого Форинта.

— Эй, — Тристан махнул ему рукой.

Форинт совершенно точно увидел его жест, но почему-то сделал вид, что не замечает Тристана. Вирель одним прыжком подскочил к кузену и указал на чердак. Соломенные волосы на голове менестреля стояли дыбом, глаза лезли на лоб. По всему было видно, что он чем-то возмущен и разгневан.

Форинт и Вирель двинулись к лестнице, что вела наверх. Тристан, совершенно не понимая, что происходит, последовал за ними.

— Итак, — строго сказал Вирель, — я задам только один вопрос. Просто скажи мне, что все это устроил не ты.

Его глаза метали молнии, Форинт же был похож на маленького промокшего кролика, который прячется от грозы под кустом и вздрагивает при каждом ударе грома. Он бросил свой мешок в угол, и тот, ударившись об пол, громко загудел.

— Тысяча урлов! — Вирель схватился за голову. — Чем же ты думал?

— Я тут ни при чем, — сказал Форинт упавшим голосом. — Я пришел к старьевщику за доспехами, а он не хотел их продавать. Вот я и сказал ему…

— Ты сказал ему, что это для Рыцаря Бедных?! — взревел Вирель и бросился на Форинта с кулаками.

Прежде чем Тристан успел понять, что происходит, менестрель вцепился своему кузену в воротник и повалил на пол.

— Нет, конечно нет! — кричал Форинт, пытаясь освободиться.

Тристан схватил Виреля за руки и с большим трудом оттащил его от Форинта.

— Я сказал, что прошу дать мне доспехи во временное пользование для одного бедного рыцаря, — пробормотал он. — А Тугомыс вдругпросиял и заявил, что для него это огромная честь. А потом пошел трубить по всему городу, что отдал доспехи, меч и щит Рыцарю Бедных. Он рассказал об этом дубильщику, тот — коневоду, тот — плотнику, а тот — своим сестрам, а они уже растрепали по всем закоулкам. Словом, я и оглянуться не успел, как Нижний город начал праздновать.

— Тролль тебя подери, Форинт! — Вирель в ярости ударил кулаком в стену. — Я же всего-навсего просил тебя достать доспехи и меч!

— Объясните, наконец, что происходит? — не выдержал Тристан, в душу которого закрались тревожные подозрения.

Вирель и Форинт молчали.

— В общем, — ответил Вирель со вздохом, — сегодня утром я попросил Форинта раздобыть для тебя доспехи и меч.

— Зачем?

— Я хотел помочь тебе. — Вирель виновато покачал головой. — Ты ведь так рвался в рыцари.

— Я вовсе не рвался в рыцари. — Тристан покраснел. — Наоборот, я выражал серьезные сомнения в том…

Он похолодел от ужасной догадки.

— Это уже не важно, — обреченно ответил Вирель.

— Почему?

Вирель посмотрел на Форинта.

— Видишь ли, — начал тот, запинаясь, — в общем, из-за этого дурака Тугомыса и слухов, которые ползут по городу быстрее, чем орел летает по небу, люди теперь думают, что явился Рыцарь Бедных. И получается, что это ты.

Теперь уже Тристан бросился на Форинта с кулаками, но Вирель удержал его.

— Так мы не решим проблемы, — сказал он. — Надо понять, что теперь делать. Весь Нижний город считает тебя Рыцарем Бедных.

— Не только Нижний город, — виновато сказал Форинт. — Боюсь, слух расползся и по другим кварталам.

Тристан сел на пол.

— Вот доспехи.

Форинт открыл мешок. Внутри оказались старые, изъеденные ржавчиной латы. Здесь же были грубой работы меч с притупленным клинком и бесчисленными зазубринами, а также железный щит. В отличие от всего остального, он находился в приличном состоянии. На нем даже был намалеван какой-то рисунок.

— А это что? — спросил Тристан.

— Это твой герб, — с нескрываемой гордостью сказал Форинт. — Сам придумал. Видишь, тут копье, на которое насажен старый сапог. Как раз подходит Рыцарю Бедных.

— Ты еще и герб ему нарисовал?! — вскричал Вирель.

— Я поддался всеобщей эйфории, — замахал руками Форинт. — Все-таки приятно сознавать, что именно ты придумал герб для легендарного героя. А рисовал не я, а один знакомый красильщик, я занес ему щит по дороге…

— Ты только забыл, что Тристан не легендарный герой!

— Стоп! — Тристана вдруг осенило. — Подождите. Ведь никто не знает, как выглядит Рыцарь Бедных. Так с чего им думать, что это я? Мало ли кому этот старьевщик отдал доспехи, а красильщик нарисовал сапог. Да и меня никто из них не видел.

Вирель и Форинт обменялись недоверчивыми взглядами.

— Да, — кивнул Форинт, — они не знают, что это ты. Они даже не представляют себе, откуда ждать Заступника.

— Значит, так, — объявил Вирель, — берем доспехи, уносим их отсюда и прячем где-нибудь. Рыцарь Бедных не придет, и вся эта кутерьма быстро уляжется.

— Нет! — воскликнул Форинт. — Люди будут страшно разочарованы.

— Вот сам им все и объяснишь, — рассердился Тристан.

Латы оказались очень тяжелыми и громоздкими. Друзья добрых четверть часа упихивали их обратно в мешок.

— Потом погрузим их на И-гуа и вывезем куда-нибудь подальше, — сказал Вирель, когда они уже спускались по лестнице. — Эти доспехи — единственное, что может навести людей на мысль, что Рыцарь Бедных — это ты.

Форинт шел впереди. За ним следовал Тристан, замыкал шествие Вирель, взваливший себе на спину мешок с доспехами.

К счастью, посетители были увлечены спором и не замечали ничего вокруг.

— Клянусь мозолями Арха, Рыцарь Бедных уже здесь, в Нижнем городе, — уверял носатый. — Вы что думаете, он вот так просто придет и станет всем рассказывать, что он — это он? Нет, он прибыл инкогнито и готовит эффектное появление, чтобы всех нас основательно изумить.

— Я тоже готов клясться Арховыми мозолями, что никакого рыцаря нет, — широкоплечий твердо стоял на своем. — Никто его не видел. Вы что, забыли, сколько раз это уже происходило? Да только за последний год это уже третий случай, когда мы празднуем появление Рыцаря Бедных.

— Тебе что, жалко, Фомиус? — тряс дряблыми руками старьевщик Тугомыс. — Чем тебе праздники-то не угодили?

— Но где же он тогда? Ну, укажи мне, где его искать?

Тугомыс замолчал. Вопрос Фомиуса застал его врасплох. Друзья между тем как раз достигли двери. Форинт даже успел толкнуть ее. Тристан был в шаге от порога, когда услышал оглушительный грохот. Он обернулся: Вирель с виноватым видом стоял над порванным мешком. Старый холст не выдержал веса лат, которые теперь лежали на полу, освещаемые полуденным солнцем.

— Да вот же он! — Тугомыс указал скрюченным пальцем на друзей. — Смотри, вон меч, тот самый, что я отдал сегодня утром этому парню, — он кивнул на Форинта. — И щит!

Собутыльники дружно ахнули.

— Лопни Гвалево пузо! — вырвалось у кого-то.

— Да-да, — тараторил Тугомыс. — Это же старые латы из моей лавки!

— Именно, — закричал конопатый парень, — я видел этого рыжего рыцаря вчера на мосту Менял, он бился с двумя гьельдами!

— А я, — завопил какой-то одноглазый старик, — видел, как он отбил у латников свою лошадь!

— Но он же рыжий! — крикнул упрямый Фомиус. — Как наш Заступник может быть рыжим?

— А каким же ему еще быть? — нашелся кто-то из посетителей.

Все смолкли. Фомиус собирался что-то возразить, но старьевщик не дал ему открыть рта:

— Все сюда! Рыцарь Бедных здесь! Он явился! Он пришел, чтобы защитить нас и решить все наши проблемы! Он сделает нас богатыми, и мы будем разъезжать в каретах! Ура!

— Ура! — заорал мужчина с носом. — Я знал, что сегодня мы празднуем не зря. Рыцарь Бедных здесь! Рыцарь Бедных явился!

Зал наполнился прохожими с улицы, друзья тут же оказались окружены плотным кольцом людей, каждый из которых норовил прикоснуться к Тристану.

— Щуплый какой-то для рыцаря-то, — сказал Фомиус скептически. — Рыцарь должен быть дюжим парнем, а этот совсем хлюпик.

— Да не важно, — решительно возразила какая-то пухлая женщина. — Молодой и хорошенький — вот что самое главное.

— Главное, что он избранный! — вскричал носатый. — Высшие силы помогут ему все преодолеть.

— Я не избранный! — Тристан сделал робкую попытку разубедить их.

— Скромность к лицу герою, — объявил Тугомыс. — Точно говорю, это он. Ай, я молодец, вооружил самого Рыцаря Бедных!

Тристан совсем растерялся. Он посмотрел на друзей, надеясь найти поддержку. Однако по обескураженным лицам Виреля и Форинта понял, что те ошарашены не меньше его.

— Чего же мы стоим? — закричал мужчина с носом. — Качать его!

Тристан не успел и слова сказать, как толпа подхватила его на руки и вынесла на улицу. Теперь он болтался в воздухе над головами обрадованных бедняков, а те громко кричали «ура!» и передавали его друг другу. Со всех сторон к трактиру сбегались люди. Каждый норовил подойти поближе и прикоснуться к Тристану.

— Ура! Да здравствует Рыцарь Бедных! Слава заступнику всех обездоленных!

Вирель и Форинт тоже оказались на руках ликующей толпы.

Люди носили друзей на руках добрый час. Их перетаскивали с одной улицы на другую, а из домов навстречу им выбегали все новые и новые жители. Наконец веселые бедняки вернулись к «Гусю и ящерице», и только тут Тристан наконец почувствовал под ногами твердую землю. Он невообразимо устал, его кости ныли от бесконечных подбрасываний.

— Давайте же теперь его послушаем! — сказал мужчина с носом. — Говори, о Рыцарь Бедных! Мы внемлем тебе.

— Говори же, — шепнул ему на ухо Вирель, — а то они сами всё за нас скажут.

— Ну, я очень рад познакомиться со всеми вами, — робко пробормотал Тристан. — Вы оказали мне очень радушный прием. Однако должен вас огорчить, я не…

Вирель в который раз ткнул его локтем в бок.

— Кин Рыцарь Бедных, — перебил он, — чрезвычайно рад встрече с вами, однако он очень устал.

— Стоп, стоп, — не понял Тугомыс, — а когда он будет совершать подвиги?

— Какие у него планы? — подхватила пухлая женщина. — Он же должен решить все наши проблемы.

— Он ведь сделает так, что мы будем кататься в каретах? — закричал хриплым голосом одноногий мужчина с куцей бородой.

— Разумеется, — подтвердил Вирель. — Рыцарь Бедных пришел для того, чтобы решить все ваши проблемы, как и было предсказано. Причем он собирается решить их разом.

— Как?

— Когда?

— Где?

— Пусть это будет нашим секретом. — Вирель лихорадочно искал ответ.

— Так не пойдет!

— Нет, пусть выкладывает!

— Мы имеем право знать, когда все наши проблемы будут решены!

Вирель совсем растерялся. Несколько минут он озадаченно моргал глазами, пытаясь найти выход, и вдруг лицо его просияло.

— Рыцарь Бедных намерен участвовать в Турнире Великого Подвига, — выпалил он.

Тристан хотел крикнуть «нет», но было уже поздно. Поднялся такой гул, что его все равно никто бы не услышал. Люди решительно одобрили план Виреля.

— Он женится на принцессе, — сказал мужчина с большим носом.

— Там много участников, он может и проиграть, — возразил Фомиус.

— Как он может проиграть? Он же избранный! Он победит и женится на принцессе.

— Ах, они будут такой красивой парой! — застонала пухлая женщина.

— Я… — начал было Тристан, но Вирель вновь съездил ему локтем под ребра.

— Ура! Ура великому Рыцарю Бедных!

— А как его зовут? — спросила еще одна женщина. — Чье имя нам повторять с надеждой?

— Его зовут Тристан, — ответил Вирель.

— Просто Тристан, и все?

— Тристан, м-м-м, Тристан Рыжий.

— Да здравствует Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных!

Толпа вновь принялась шумно ликовать.

— Больше никаких вопросов, — выпалил Вирель. — Рыцарь устал. А Турнир начинается завтра.

С этими словами он поспешно затолкал Тристана в трактир и захлопнул дверь. Форинт и мастер Порей едва успели юркнуть за ними.

— Пойду приготовлю постель для почетного гостя, — сказал мастер Порей, который не мог сдержать самодовольной улыбки. — О друзья мои, какая честь, что вы выбрали именно мою гостиницу! Я начинаю думать, что моя гостиница тоже избранная. Кин Эгланд, теперь Рыцарь Бедных. С такими постояльцами и вывеска не нужна. И кстати, уважаемый кин Рыцарь Бедных, оставьте мне, если нетрудно, навершие вашего меча.

Мастер Порей удалился, приплясывая на ходу.

— Что все это значит? — спросил Тристан, когда они остались одни. — Почему ты не дал мне договорить?

— Чтобы ты не наговорил глупостей, — ответил Вирель.

— Я хотел сказать правду. Сейчас же пойду к ним и все объясню.

Но Тристан не успел сделать и шага — Вирель с Форинтом повисли у него на плечах.

— Стой! — кричал Форинт. — Они тебя на части разорвут.

— Это еще в лучшем случае! — вопил Вирель. — Ты хоть представляешь, что с ними будет, когда выяснится, что все их празднование пошло гарпии под хвост? Ведь получится, что ты их обманул.

— Я их не обманывал, — спорил Тристан. — Они сами обманулись.

Тристан не мог долго удерживать на плечах обоих своих друзей. В конце концов он потерял равновесие, и все трое оказались на полу.

— Что же делать? — спросил он. — Знаю, я просто сбегу. На рассвете. Я сяду на И-гуа и к тому моменту, когда они проснутся, буду уже в Предместье.

— Этого тоже нельзя делать, — сказал Форинт грустно.

— Почему же?

Форинт поднялся и отряхнул одежду.

— Они никогда не были так счастливы, как сегодня. Все время, что я живу здесь, каждый из них был сам за себя. Вместо того чтобы помогать друг другу, они друг друга отталкивали. Вместо того чтобы любить — злились. Вместо того чтобы преодолевать трудности — сидели сложа руки. Они так верят, что Рыцарь Бедных изменит их жизнь к лучшему, что уже раз двести ошибались, думая, что он явился. И всякий раз были страшно разочарованы, а от этого еще больше злились. Все, что было у них все эти годы, кроме злобы на соседей, — это вера в то, что Рыцарь Бедных все же появится. Что обездоленные обретут кров, больные — здоровье, а покинутые — радость жизни. Ты дал им надежду! Обмануть их теперь, когда они действительно поверили, что Рыцарь Бедных существует, было бы очень жестоко.

— Я как раз и не хочу никого обманывать, — ответил Тристан. — Я не Заступник и не избранный! Я просто бедный крестьянин…

— Только с виду, — сказал Форинт. — В душе ты настоящий рыцарь.

— Ты, главное, не падай духом, — сказал Вирель, — а трудности мы как-нибудь преодолеем.

— Мы? Я же буду один.

— Нет, — Вирель улыбнулся, — ты не будешь один. Я пойду с тобой и стану твоим менестрелем. И оруженосцем, — добавил он после паузы.

— Я не смогу пойти с тобой, — сказал Форинт, — у меня здесь слишком много хлопот, к тому же я обещал вернуть мастеру Порею вывеску. Но я устрою тут твой штаб и подготовлю все необходимое для этого… — он немного замялся, — приключения.

— А еще, — сказал Вирель, — с тобой все нищие и обездоленные Нижнего города. Ты не один, друг мой. И никогда не будешь один. Это я тебе гарантирую.

Тристан крепко задумался. Затея была совершенно безумная, чтобы не сказать безнадежная, но, с другой стороны, ему ужасно хотелось рискнуть. И главное, он совершенно точно знал, что если сейчас не попробует, то будет жалеть всю жизнь. Значит, надо просто сказать «да» и положиться на судьбу. Шансы выжить близки к нулю, но это ведь больше нуля.

— Что ж, — сказал он, — Рыцарь Бедных, говорите. Ладно, давайте хотя бы примерим доспехи. Вдруг малы.

Глава пятая. Турнир Великого Подвига

Ранним утром следующего дня Тристан и Вирель покинули трактир «Гусь и ящерица» и направились к Королевской площади. Жители Нижнего города устроили им пышные проводы. С самого рассвета у дверей гостиницы столпилось несколько сотен бедняков, которые ждали появления Тристана. Стоило тому показаться на улице, как они тут же начали славить Рыцаря Бедных. Рыцарь Бедных в ответ сладко зевал. Они с Вирелем и Форинтом всю ночь приводили в порядок доспехи. Теперь старые латы имели вполне сносный вид, а Форинт сумел своими силами доработать герб. Сапог и копье превратились в величественного сокола, который бьется со змеем. Труднее всего им пришлось с И-гуа. Друзья еле уговорили коня отправиться с ними. Скакун долго упирался, но в конце концов согласился — с условием, что с ним будут обращаться почтительно и вежливо.

Тристан никак не мог привыкнуть к тем переменам, что произошли в его жизни. Еще вчера он был беглым оруженосцем, не имевшим даже крыши над головой, а теперь — на тебе! — он рыцарь, который отправляется на Турнир Великого Подвига, чтобы биться за руку принцессы Алькорты. С того момента, как Тристан согласился занять пустующее место Рыцаря Бедных, Вирель пытался отучить его от всяких крестьянских привычек, но выходило хуже некуда. В итоге они решили, что чем меньше Тристан будет говорить, тем лучше.

На площади у Сапфирового дворца собралось столько рыцарей, что можно было подумать, будто началась война. Тристан не успел даже осмотреться, как к нему подскочил запыхавшийся герольд.

— Приветствую, ваше мужество, — сказал он, тяжело дыша. — Не будете ли вы любезны сообщить мне ваше имя, чтобы я мог возвестить о вашем прибытии.

— Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных, — отчеканил Вирель.

— А, — кивнул герольд. — Знаете, мы не слышали о вас прежде, ваше мужество, но сейчас вы занимаете четвертую строчку в рейтинге популярности рыцарей. У вас даже появились поклонницы. Они называют себя «рыжинками».

— Ух ты! — выпалил Вирель, но тут же взял себя в руки и заговорил серьезным тоном: — В этом нет ничего удивительного, хотя мой господин, разумеется, польщен таким вниманием к своей персоне.

Тристан спрятал лицо под забралом, чтобы густая краска, залившая щеки, не выдала его.

— По степени известности, — герольд тараторил, словно сорока, — вы уступаете лишь его светлости Гнусомунду Великолепному, царевичу Глуншулу и, разумеется, нолусу Тафгаю Дюжему, нашему Великому Вояке.

Тристан вздохнул, и вздох его раскатился по массивным латам гулким эхом. Как раз в этот момент заиграли трубы.

— Кин Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных! — возвестил герольд.

Толпа рыцарей притихла. Все доблестные воины одновременно повернулись, чтобы посмотреть на Тристана. Один из них, статный, с густыми светлыми волосами, даже отвесил ему легкий поклон.

— Вот он какой, знаменитый Рыцарь Бедных! — К Тристану подъехал могучий рыцарь в ярко-оранжевых доспехах и без шлема. Бритая голова с русым чубом крепилась к невероятной ширины плечам.

— Именно, — негромко ответил Тристан.

— Наслышан. — Рыцарь сдвинул брови. — Что ж, начнется турнир, посмотрим, каков ты в деле. И сможешь ли ты превзойти силой и доблестью меня, нолуса Тафгая Дюжего, сына князя Дебоша Твердорукого.

— Я тоже слышал о вас, — ответил Тристан.

— Еще бы, — засмеялся Тафгай. — Вся Амбиния знает, что я Великий Вояка.

С этими словами Тафгай гордо вскинул голову и потряс щитом, на котором был начертан его девиз: «Эх, круши!» За спиной у нолуса висел боевой молот.

Тристан поклонился и двинулся дальше.

— Ну, видишь, — сказал Вирель тихо. — Ничего страшного тут нет.

— Это пока, — покачал головой Тристан. — Но не хотел бы я биться с ним один на один. Жуткий тип, да и прическа у него странная.

— Это традиционная прическа жителей Степной провинции, — сказал Вирель. — Когда они объявляют войну кочевникам, то стригутся наголо, оставляя только чуб. А поскольку они все время воюют с кочевниками…

— Рыцарь Бедных, конечно, должен носить ржавые доспехи, да только такие латы не защитят его даже от крестьянской дубины, — услышал Тристан насмешливый голос из-за спины. — Очевидно, городские нищие переплавили сотню кастрюлек, чтобы сковать такое. Или ты получил этот хлам в наследство от какого-нибудь бродяги?

Это был Гнусомунд. Он сидел верхом на роскошном белом коне, сверкая на солнце дорогими доспехами. За ним столпилась многочисленная свита, которая поддержала нолуса дружным хохотом.

Насмешка задела Тристана за живое.

— Когда начнется Турнир, — сказал он, едва сдерживая ярость, — мы посмотрим, что лучше: ржавая кираса или жалкий трус, который прячется за мамочкиной юбкой.

Несколько рыцарей, что стояли поблизости, громко засмеялись. Лицо Гнусомунда стало белым, а маленькие глазки налились кровью. Тристан понял, что нажил себе смертельного врага.

Некоторые рыцари приветствовали Тристана поклонами, и тот отвечал им тем же.

— Держишься ты неплохо пока, — шепнул ему Вирель.

— Поклон, по-моему, у меня не очень.

— Да не волнуйся ты, они и сами плохо знают, как правильно кланяться. О поклонах будешь думать, когда придет время бала.

— Какого еще бала?

— Торжественного, разумеется, в честь участников Турнира, — сказал Вирель. — Его устраивают всякий раз, когда начинаются состязания за руку принцессы.

— А это обязательно?

— Еще как, — неожиданно сказал И-гуа. — Как же это возможно: явился на Турнир — и не знает древнейшей традиции, с ним связанной!

— Тихо, — цыкнул на коня Вирель. — Еще не хватало, чтобы кто-то услышал твое ржание. А вообще-то И-гуа прав. Даже лошади знают, что на балу принцесса знакомится с рыцарями, которые будут биться за ее руку.

— Тогда мне лучше там не показываться, — сказал Тристан.

— Наоборот, ты обязан туда пойти, — покачал головой Вирель. — Древние традиции нерушимы. К тому же на этом балу принцесса выберет рыцаря, угодного ее сердцу. И даст ему знак.

— Какой еще знак?

— Никто не знает. Однажды знаком была заколка принцессы, а в другой раз — карлик, который находился у нее в услужении. Главное, как гласят народные поверья, тот, кому принцесса даст знак, станет победителем и женится на ней.

Тристан вздохнул. Раз так, пойти, конечно, нужно. Из толпы прямо ему навстречу выехал толстомордый всадник с пухлыми ногами. Подле него шагал сутулый человек, чей нос едва не касался земли. Тристан сразу же узнал кина Бутуза и Хабара и поспешно опустил забрало шлема. Вирель, который не мог спрятать лицо, скрылся в толпе.

— Как-то это несолидно, — важно говорил кин Бутуз. Он держался за бок. Видимо, последствия падения с лошади все еще давали о себе знать. — Я, такой известный рыцарь, — и без оруженосца.

— Тоже мне наука — мечи да латы таскать. — Тристан только теперь заметил огромный синяк под левым глазом Хабара. — Да возьмите вы в оруженосцы любого мальчишку.

— Да дело же не в этом, — рассердился кин Бутуз. — Оруженосец должен быть под стать хозяину. Чистый, аккуратный, опрятный, чтобы при взгляде на него сразу становилось ясно, что его господин — человек знатный и влиятельный, а не какой-то странствующий оборванец.

— Многие рыцари вообще обходятся без оруженосцев, — возразил Хабар. — Теперь ставка делается на советников. Вон воин в ржавых латах, — он указал рукой на Тристана, — вообще один.

Кин Бутуз смерил Тристана презрительным взглядом. Тот вздрогнул. Ему показалось, что взгляд его бывшего хозяина проник под забрало. Но кин Бутуз только хмыкнул.

— Ну, правильно, доспехи-то ржавые, — сказал он, — значит, денег нет. Вот он и один. А приличному рыцарю без оруженосца никак нельзя.

Бутуз и Хабар скрылись в толпе. Тотчас же появился Вирель.

— Ничего у нас не выйдет, — сказал Тристан, — слишком рискованно. Меня могут узнать.

— Кто?

— Кин Бутуз, например. Хабар, принцесса.

— Думаешь, она запомнила наши лица? — Вирель скривил губы. — Но даже если она тебя узнает, что с того? Она считает, что ты рыцарь.

Они были теперь в левой части Королевской площади. Тут располагалось два мраморных фонтана, вокруг которых стояли рыцари. До крыльца, на котором уже установили трон для короля, было достаточно далеко.

— Прошу прощения, ваше мужество, — обратился к Тристану один из герольдов, — это ведь вы Рыцарь Бедных?

Тристан кивнул.

— Будьте так добры, ваше мужество, пройдите вперед к вашему месту. Там стоят самые известные участники Турнира.

Тристан пустил И-гуа шагом, легонько ткнув его рукой в бок. Конь негодующе повел крупом, но повиновался.

Рядом с ним расположились Гнусомунд и Тафгай, крепко сжимавший щит с девизом «Эх, круши!», а также еще несколько рыцарей в роскошных доспехах и в сопровождении внушительных свит. На общем фоне особенно выделялся огромный урл в черных латах. Выглядел он жутко: свирепый взгляд, лицо, разукрашенное узорами, стоящие дыбом волосы и ожерелье из зубов на шее. Точь-в-точь такие же зубы торчали у него из закрытого рта, прижимая верхнюю губу. В носу было продето железное кольцо.

— Похоже, это и есть Глуншул, — прошептал Тристан.

— Да, это я! — внезапно выкрикнул тот резким и грубым голосом. — Я Глуншул, Урлий Царевич. А ты, Рыцарь Бедных, как видно, не знаешь, что урлы обладают острым слухом. Это одна из многих вещей, в которых мы превосходим людей.

— Ни в чем вы нас не превосходите, шелудивые твари! — воскликнул проходивший мимо человек в красно-белом плаще с леопардом.

— Кто это тут хрюкает? — Вперед выступил урл с расплющенным носом. — Гусухэ, — обратился он к Глуншулу, — можно мне пырнуть его под ребра?

Человек в красно-белом плаще положил руку на рукоять меча.

— Попробуй, — сказал он грозно, — и, клянусь, я срублю твою мерзкую голову.

Глуншул бросил на рыцаря звериный взгляд.

— Давай, Зурв! — прошипел он и кивнул тому урлу, который хотел пырнуть человека в красно-белом плаще ножом.

Тот, впрочем, тоже был не один. За его спиной стояли несколько воинов, одетых, как и он, в красно-белые плащи с леопардом. Их было меньше, чем урлов, и стычка не сулила им ничего хорошего. Глаза Зурва сверкнули злостью, ноздри раздувались. Семь или восемь урлов из свиты Глуншула встали чуть позади него, выжидая момент для атаки. Воины в красно-белом приготовились защищаться.

Как раз в ту минуту, когда две враждующие группы уже собирались броситься друг на друга, толпа расступилась перед седым воином с роскошными серебряными усами. На спине у него тоже развевался красно-белый плащ. Увидев этого человека, урлы поспешили отступить назад, лишь Глуншул остался стоять на месте. Лицо его перекосилось от гнева и ненависти.

— Спокойно, друзья мои, — без тени страха промолвил воин. — Мы не станем обнажать мечей против тех, кого король более не считает врагами Амбинии.

— Этассан, — прошипел царевич, — Этассан, ухшымылк.

— Не смей оскорблять коннетабля этим мерзким словом, — выпалил один из воинов, но Этассан остановил того властным жестом.

— Добрый день, царевич Глуншул, — сказал он. — Надеюсь, вы пребываете в добром здравии.

— Ты заплатишь мне за каждого моего собрата, что пал от твоей руки. А особенно за гибель моего отца Бызубза. Дай только встретиться с тобой на поле боя…

— Вот тогда и посмотрим, — сказал Этассан спокойно и сдержанно. — А пока, царевич, не смейте обнажать оружия.

Глуншул оскалил черные зубы, но Этассан безо всякого страха повернулся к нему спиной и как ни в чем не бывало удалился. Леопардисты последовали за своим командиром.

— Урлы и члены Лиги Леопарда люто ненавидят друг друга, — тихо шепнул Вирель. — Слишком много крови было пролито во время войны. Мир положил конец сражениям, но не унял жажды мести. Когда-нибудь я и об этом сложу песню. Это будет самое великое из моих творений.

Едва Этассан скрылся, как рыцари принялись обсуждать его появление, заставившее урлов поджать хвосты.

— Такого воина, как Этассан Защитник Севера, не было со времен кина Эгланда, — сказал воин со шрамом на лбу.

— Воин как воин, — усмехнулся Тафгай, — вы, кин Форхорт, просто никогда не видели в деле степняков. Хотя, должен признать, Этассан среди нас не затерялся бы.

— Это вы, кин Тафгай, не видели в деле Этассана, — покачал головой рыцарь со шрамом. — Я бился вместе с леопардистами в битве на Покатой вершине, где пал Бызубз, отец Глуншула. В какой-то момент урлы прорвались к ставке князя и четверо из них бросились на него. И только Этассан выхватил меч, как все четверо уже лежали на земле.

Тристан слушал Форхорта с живым интересом, но тут заиграли трубы, и рыцарю пришлось прервать свой рассказ. Двери дворца открылись, и государь выступил на крыльцо. Он вел под руку Алькорту. Принцесса широко улыбалась, но все равно почему-то выглядела немного печальной. Что же касается Иарана, то он полностью соответствовал представлениям Тристана о том, каким должен быть король. Густая борода, большие брови и зеленые глаза, точно такие же, как у его дочери, с той лишь разницей, что взгляд короля был суров и строг. Голову его украшала золотая корона с семью зубчиками.

Рыцари склонились перед королем и принцессой. Иаран сел на трон, Алькорта разместилась рядом с ним на низком, обитом бархатом стульчике. Тристан только теперь заметил, что с Алькортой и Иараном на крыльце находится и вторая принцесса, Инфанта. Она задорно улыбалась толпе рыцарей.

— Рад видеть вас здесь, доблестные рыцари Амбинии, — величественно сказал король и жестом предложил рыцарям выпрямиться. — Пришло время объявить открытым очередной Турнир Великого Подвига.

— Ура! — грянула площадь.

Тем временем на крыльце появился еще один человек — седовласый старец в синей мантии и огромной широкополой шляпе. Белая борода струилась вниз до самых сапог.

— Это Хилон, — тихо шепнул Тристану Вирель, — глава Палаты Мудрых.

В руках у Хилона был свиток, который мудрец медленно разворачивал. Как только стихла музыка, он поднес его ближе к глазам. Вперед выступил герольд, который стал зачитывать собравшимся список участников Турнира.

— Всего в Турнире примут участие сто двадцать два рыцаря. Это будет один из самых многочисленных Турниров за всю историю Амбинии. Итак, честь своим участием нам оказали: нолус Гнусомунд Великолепный, сын князя Интроверта Сонного, сиятельного правителя Холмистого княжества; нолус Тафгай Дюжий, сын Дебоша Твердорукого, сиятельного правителя Степного княжества, Великий Вояка Амбинии; Глуншул, царевич урлов; Тристан Рыжий, именующий себя Рыцарем Бедных; нолус Розе-Мур Нежный, сын Фор-Марселя Мелководного, сиятельного правителя Речного княжества; Форхорт Маневренный, сын Химунда Ловца Ветра…

Чтение растянулась на добрый час.

— Дань традиции, — сказал И-гуа, — прекрасной традиции, которая обязывает называть всех участников поименно со всеми титулами, чтобы остальные прониклись к ним уважением.

— Чтобы остальные прониклись скукой! — Вирель сладко зевнул.

Наконец герольд прочитал последнее имя.

— …Сотрофьюр Лысые Колени, сын Исафьюордюра Необъятной Утробы, гьельд из Белых Земель, представивший в качестве доказательства своего героизма дубину людоеда, которого он, по собственным его словам, задушил по дороге в Альденбург, — промямлил герольд и отер со лба пот.

— Желает ли кто-нибудь еще принять участие в Турнире Великого Подвига? — Король поднялся с трона. — Если таковые есть, пусть скажут об этом сейчас.

Похоже, никто не собирался добавить свое имя к внушительному списку претендентов на руку принцессы. Король уже намеревался сесть, как вдруг рыцари расступились, пропуская вперед сгорбленную старушку. Она с удивительным проворством пробиралась вперед, подгоняя деревянной клюкой двух отчаянно упиравшихся молодых рыцарей.

— Мама, мы не хотим, — протестовал один из них, тот, что был повыше.

— Мы не собираемся совершать подвиги, и принцесса нам не нравится, — бубнил второй, низенький и толстый.

— Молчать, лоботрясы! — Старушка с невероятной ловкостью и быстротой лупила своих сыновей клюкой. — Ваш дед в вашем возрасте уже нашел героическую смерть на поле боя.

Юноши кряхтели, визжали, но вынуждены были повиноваться воле своей непреклонной матушки.

— Ваше величество! — громко крикнула старушка. — Меня зовут Антандра Пена-у-Рта, а это мои сыновья Типун Язык-без-Костей и Вертопрах Дыра-в-Кармане. Мы принадлежим к древнему роду Бонвиванов из Речного княжества. Молю вас, в знак вашей высокой милости по отношению к нашей благородной фамилии, позволить моим сыновьям принять участие в Турнире.

— Мама, я не хочу! — закричал худой и высокий Вертопрах, отчаянно размахивая руками.

— Я тоже не хочу, — поддержал брата маленький толстоватый Типун. — Нам и так хорошо.

— Разумеется, сударыня, — сказал король Иаран, с трудом сдерживая улыбку. — Но точно ли вы хотите, чтобы оба ваших сына приняли участие в Турнире?

— Очень хочу! — вскричала старуха, заглушив робкие протесты сыновей. — Для них и для всего нашего рода это великая честь.

— Мама, — протестовал Типун, — мы же там погибнем.

— Нас убьют, — причитал Вертопрах, — во цвете лет, в расцвете сил.

— Так что же, сударыня? — король повторил вопрос. — Вы уверены?

— Нет, — крикнули хором Типун и Вертопрах.

— Да, — голос старухи Антандры звучал громче. — Мои дети решились. Просто они скромничают.

— Да будет так, — заключил Иаран. — Братья Типун Язык-без-Костей и Вертопрах Дыра-в-Кармане примут участие в Турнире Великого Подвига. Итого у нас ровно сто двадцать четыре претендента на руку моей дочери принцессы Алькорты. Так приступим же!

И тут все рыцари, до того шумно общавшиеся друг с другом, разом затихли и сделали внимательные лица.

— Мудрейший Хилон расскажет вам о героическом деянии, которое вам должно совершить.

Хилон поднес сверток еще ближе к глазам и начал:

— Решением короля Иарана Десятого, владыки Амбинии и Всех Сопредельных Земель, провозглашается. Сегодня, двадцать седьмого дня четвертого месяца семьсот семидесятого года царствования династии Вальсангов, объявить открытым Турнир Великого Подвига. Участникам его, доблестным рыцарям со всего света, велено будет отправиться на север к Зубатым горам, чтобы преодолеть бесчисленные трудности, которые судьба воздвигнет на их пути, и сразиться со свирепым и злобным драконом. Дракон этот уже двести лет обитает в Зловонной пещере, что находится в Сухом ущелье. Об этом ящере, да будут ниспосланы ему всевозможные мучения, мы знаем мало. Доподлинно известно лишь то, что он относится к редкому виду броненосных драконов, которые отличаются высокой свирепостью и кровожадностью. Рыцарь, желающий одолеть такое чудовище, должен обладать и силой, и отвагой, и умом. А значит, победитель Турнира, несомненно, будет достоин руки единственной дочери его величества, прекрасной принцессы Алькорты, да будут ниспосланы ей долгие годы благоденствия. Как и положено, рыцарь, одолевший дракона, должен представить доказательство совершенного им подвига. Свирепый монстр стережет в своей пещере несметные сокровища. Среди них находится и древнейшая драгоценность, долгие годы принадлежавшая династии Вальсангов. Речь идет об одном из Древних даров — Талисмане королей, что был утрачен пятьсот лет назад. Добыть Талисман и принести его в Сапфировый дворец — вот ваша главная задача, доблестные рыцари. Каждому участнику Турнира разрешается взять с собой одну боевую лошадь, двух спутников и столько оружия, сколько сам он сочтет необходимым. И пусть Басторен, Бог-в-Латах, направляет ваши мечи!

Хилон замолчал.

— Итак, — сказал король, поднимаясь со своего трона, — вы слышали волю мою. Главное — добыть Талисман. У вас есть день на подготовку. Завтра, ровно в полдень, вы отправитесь в путь от площади Двенадцати Меченосцев. А сегодня вечером для доблестных рыцарей во дворце состоится бал.

С этими словами Иаран Десятый удалился с крыльца. Алькорта, Инфанта и мудрейший Хилон последовали за ним.

— Дело плевое! — Тафгай первым нарушил молчание. — Сверну ящерку в бараний рог — и принцесса моя!

Спутники Тафгая — а их было человек восемь — дружно засмеялись.

— Убить дракона, — проворчал Тристан, — действительно раз плюнуть. Особенно для меня.

— Рад, что ты не утратил присутствия духа, — Вирель хлопнул Тристана по закованному в доспех плечу. — Ничего, что-нибудь придумаем. А я сложу о твоем подвиге великую песнь, ее будут петь даже после твоей смерти.

— Которая наступит очень скоро, — рассмеялся Гнусомунд, глядя прямо на Тристана. — Дракон проглотит тебя, Рыцарь Бедных, вместе с твоей ржавой кольчугой.

Тристан с трудом сдержался, чтобы не съездить Гнусомунду по физиономии.

— Зато тебе бояться нечего, — сказал он, — драконы не питаются отбросами.

С этими словами он развернулся и пошел прочь, ведя под уздцы И-гуа. Несколько рыцарей, включая Тафгая, проводили его одобрительными хлопками.

У самых ворот на глаза юному рыцарю попался Этассан. Он стоял в окружении своих леопардистов, неторопливо поглаживая подбородок.

— Все это мне не нравится, Кестиан, — обратился он к одному из леопардистов. — Броненосный дракон — опасный противник, но более всего меня беспокоят урлы. В Зубатых горах они кишмя кишат. Возвращайся в Заболотье. И чем скорее ты доберешься туда, тем лучше. Сдается мне, что не за горами то время, когда нам вновь придется взяться за мечи.

Глава шестая. Заговор

Тристану даже в голову не приходило, что подбор одежды может занять четыре часа, однако за вечер он сменил двадцать пар штанов, сорок пар ботинок и примерно столько же камзолов. Все эти наряды Форинт притащил из какой-то лавки, где торговали старой одеждой. Ее хозяин оказался большим поклонником Рыцаря Бедных.

Выбор в итоге был сделан в пользу ярко-красного камзола, светло-зеленых штанов и синих башмаков. В таком костюме, как утверждал Вирель, он хоть немного походил на настоящего рыцаря.

— Не переживай, — подбодрил Тристана Форинт. — Все придворные так одеваются. Считается, что чем пестрее костюм, тем знатнее и богаче человек.

Вирель засыпал его советами, ибо на бал Тристан должен был идти один. Оруженосцев и советников туда не пускали.

— Веди себя так, будто ты родился рыцарем, — побольше наглости и напора.

— Наглости? — Тристан развел рукам. — Да я даже не знаю, что нужно говорить. Мне же придется беседовать с принцессой. Что я ей скажу?

— Если совсем ничего в голову не придет, — с видом знатока ответил Вирель, — то просто сделай ей комплимент.

— Комплимент?

— Это легко, все девчонки их обожают, а уж принцессы и подавно. Сначала найди в ее облике что-нибудь красивое и вырази восхищение. А потом сразу, не дав ей опомниться, похвали ее саму, всю целиком.

Тристан захлопал глазами.

— Не знаю, скажи что-нибудь о ее украшениях, а потом сравни ее с чем-нибудь. Например: «У вас фантастические сережки, а сами вы красивы, словно единорог».

Впрочем, больше всего мучений было с богами.

— Запомни, рыцарям покровительствует Басторен. И тебе, соответственно, тоже. Забудь про свою крестьянскую Тидрису.

У Тристана голова шла кругом.

— Ладно, просто выучи стихотворение, там все просто, — сказал наконец Вирель, — с ним ты точно не запутаешься:

Известно всем из древнего присловья,

Что бог есть свой у всякого сословья.

Коль ты суровый воин, рыцарь в латах,

И урлов побеждал, врагов проклятых,

Чтоб не грозил тебе ни меч, ни плен,

Тебя поддержит в битве Басторен.

А магу, что стремится вечно к знаньям,

Ученью, мудрости, наукам тайным,

Чей взор всегда направлен только вдаль,

В его делах поможет Аосталь.

Коль ты ремесленник, а на руках мозоли,

То Арха попроси о лучшей доле.

В тяжелый час его ты призови —

Раскупят вмиг изделия твои.

Очаг хибарки, нивы плодородье —

Тидрисы доброй славные угодья,

Старушка хлебопашцам верный друг,

Им в поле сбережет волов и плуг.

Торговым кораблям и караванам,

Купцам, что в дальние уходят страны,

Менезис верный указует путь,

Чтоб вложенное с выгодой вернуть.

Но коли ты ленив, и пьян, и празден,

Коль ты по кабакам гуляешь разным

И элем заливаешь ты печаль,

Твой бог — смутьян розовощекий Гваль.

А девушки, о женихах мечтая,

Богиню Нейлу дружно почитают,

И не бывать той деве молодицей,

Что Нейле позабудет поклониться.

Тристан от этого только еще больше запутался.

Отправляясь на бал, он всей душой надеялся, что его прихода никто не заметит. Но едва он вступил во дворец, как наткнулся на Гнусомунда и его свиту.

— Смотрите-ка, Рыцарь Бедных пожаловал. Ну и наряд! Прямо как у любимого попугая моей матушки.

Гнусомунд был одет по последней моде — черный камзол, шитый жемчугом и перламутром. Продав такой, можно было бы купить весь Нижний город. Нолус захихикал, смеясь собственной шутке, и несколько придворных поспешили присоединиться к нему. Тристан ничего не ответил.

— А меч у тебя, должно быть, бумажный, — не унимался Гнусомунд, — а вместо боевого коня деревянная лошадка!

К ним подошел Этассан. Пожилой рыцарь с серебряными усами и бородой был одет все в тот же простой красно-белый плащ с леопардом.

— Турнир Великого Подвига, юный нолус, — сказал он, — это серьезное состязание. Богатый наряд и дорогие лошади тут бесполезны. А вот ум и отвага пригодятся. Если, конечно, они есть.

Гнусомунд скривился, будто проглотил жабу.

— Добро пожаловать, кин Тристан, Рыцарь Бедных, — продолжил Этассан. — Весь город только и говорит, что о вашем неожиданном появлении.

— Поверьте, ваша светлость, — учтиво ответил Тристан, — для меня мое появление было столь же неожиданным, как и для горожан.

Этассан улыбнулся и двинулся дальше. Уж не обидел ли я его, испугался Тристан.

— Надо же, какая важная птица наш Рыцарь Бедных, сам Этассан с ним заговорил, — рассмеялся Гнусомунд. — Моя мама всегда говорит: сражения — для дураков. Умный человек не будет тратить на это силы, он будет думать о том, как стать богаче.

— Кто тут смеет дурно говорить о сражениях?

Тафгай Дюжий, стоявший неподалеку, подошел ближе. Настоящая гора мышц, подумал Тристан, лучше не дразнить такого воина понапрасну. Гнусомунд, должно быть, думал точно так же. Надменная улыбочка исчезла с его лица.

— Я смотрю, ты горазд чесать языком, Гнусомунд Каверзник…

— Я Гнусомунд Великолепный, — запротестовал тот.

— И что же в тебе такого великолепного? Может быть, ты великолепно машешь мечом или верхом ездишь?

— Не зли меня понапрасну, — насупился Гнусомунд. — У меня очень влиятельные родственники. Одно мое слово — и тебя сгноят в Хельмхорте.

— Что ж, — Тафгай посмотрел Гнусомунду прямо в глаза, — беги жаловаться мамочке.

Щеки Гнусомунда надулись, а руки затряслись, точно кто-то невидимый как следует встряхнул их. Нолус фыркнул, развернулся и ушел прочь. Свита придворных последовала за ним.

— Очень страшный враг, — расхохотался Великий Вояка. — Единственный участник Турнира, которого действительно нужно бояться, это я.

Двери тронного зала отворились, и важный церемониймейстер в малиновом наряде громко объявил:

— Его величество Иаран Десятый, король Амбинии и Всех Сопредельных Земель, приглашает гостей к праздничному столу.

За дверями раскинулся длинный стол, накрытый белой скатертью. Стол этот был заставлен всевозможными кушаньями. Вино, хлеб, пахучие сыры, спелые фрукты, сочные овощи, утки, гуси, свинина, говядина, баранина, оленина — чего тут только не было! Место во главе стола занимал король Иаран Десятый. По правую руку от него сидела Алькорта, по левую — Инфанта. Гости ринулись в зал, будто за ними урлы гнались, и стали рассаживаться по своим местам. Тристан вошел едва ли не последним.

— Прошу вас, — сказал лакей, одетый лучше многих гостей, и вежливо отодвинул стул.

Тристан сел и робко осмотрелся. Его соседом справа оказался свирепый Глуншул. По левую руку от него расположился розовощекий юноша, одетый так же богато и нарядно, как Гнусомунд.

— Приветствую вас, — любезно поздоровался юноша. — Мое имя Розе-Мур Нежный, я сын Фор-Марселя Мелководного, правителя Речного княжества.

Тристан назвал свое имя, не забыв прибавить к этому вежливую улыбку.

— Я не самый известный рыцарь в Амбинии, — тем же приятным тоном продолжал Розе-Мур. — За свою жизнь я не совершил ни одного подвига, если не считать того, который требовался для получения титула. Честно сказать, не очень переживаю из-за этого, ибо необходимость геройствовать сильно тяготит меня.

Напротив них сидели мудрейший Хилон, Этассан, какой-то рыцарь в белых латах и Харибда Алчная. Это была полная, какбочонок, женщина, с обвислым подбородком, напоминавшим гусиный зоб. Толстые пальцы были унизаны перстнями, а шею украшало ожерелье из огромных жемчужин. Но самым страшным было ее ядовито-бледное лицо — неестественно молодое, будто нарисованное. Щеки, скулы и рот совершенно окаменели, двигались одни лишь глаза. Княгиня омолодила себя с помощью магии. Волшебство сгладило морщины и придало чертам Харибды фальшивую свежесть. Никакая старость не могла бы изуродовать ее больше, чем омолаживающая магия. По левую руку от нее сидел богато одетый мужчина, голова его была опущена, а ноздри издавали тихое сопение. Мужчина спал. Князь Интроверт Сонный, догадался Тристан.

— Доблестные рыцари и благородные гости, — провозгласил король, поднимая золотой кубок, — начнем же торжественный пир в честь открытия Турнира Великого Подвига. От всей души я желаю его участникам удачи, и пусть Талисман добудет сильнейший и достойнейший из вас. Я также надеюсь, что в этот раз обойдется без жертв и ни один из рыцарей не погибнет в пути. Да направит Басторен ваши мечи!

— Ура! — прокатился по залу радостный крик.

Гости подняли и сдвинули бокалы.

— Теперь ешьте и пейте, — сказал Иаран.

Рыцари не заставили короля повторять дважды и набросились на еду, будто голодные собаки. Тристан даже изумился, что столь богато одетые мужи так дико ведут себя за столом. Они хватали мясо с тарелок руками и жадно, по-волчьи, рвали его зубами, не используя ни ножей, ни вилок. Они чавкали, ругались из-за каждого куска, а кости швыряли прямо на пол, мало заботясь о чистоте дворца. Только король ничего не ел. Он молча смотрел на своих гостей. Алькорта тоже не притронулась к еде. Зато Инфанта ела с удовольствием, успевая при этом еще и разговаривать с грузным вельможей, что сидел слева от нее. Двойной подбородок, выпученные глаза и толстые губы делали его похожим на болотную жабу. Грудь его украшали многочисленные ордена и медали, которые тихо позвякивали, стоило их обладателю сделать движение рукой, головой или корпусом. Насколько мог понять Тристан из обрывков разговора, долетавших до его ушей, это был генерал Фанфарон, командир королевских латников.

Впрочем, Тристана мало интересовали Инфанта и генерал. Все его мысли были поглощены Алькортой. Принцесса сидела неподвижно и обводила стол пристальным взглядом своих изумрудно-зеленых глаз. Иногда она щурилась, что делало ее лицо еще красивее, хотя это, казалось, было совершенно невозможно.

— Ну, как тебе женихи? — спросил Иаран, наклонившись к уху дочери.

Иаран говорил очень тихо, почти шепотом, но Тристан слышал слова короля так четко, будто тот обращался к нему.

— Все ничего, — принцесса сжала губы, — кроме Глуншула и Гнусомунда.

— Нолус из доспехов вон лез, чтобы произвести на тебя хорошее впечатление. Он подарил тебе очень красивое платье.

— Платье в самом деле красивое, отец, но я не могу носить его.

— Почему?

— Потому что нолус Розе-Мур и нолус Тафгай тоже прислали мне в подарок платья. И теперь у меня три новых платья, которым суждено пылиться в шкафу. Если я надену платье, которое подарил Розе-Мур, то Тафгай и Гнусомунд обидятся и будет ссора. Если я надену платье, подаренное Тафгаем, то обидятся Гнусомунд и Розе-Мур, а если выберу то, что прислал Гнусомунд, то оскорблю Розе-Мура и Тафгая. Можно, конечно, надеть все три платья сразу, но и тогда не миновать ссоры. Кто-нибудь непременно обидится, если поверх его подарка будет надет подарок соперника.

Звон кубков отвлек Тристана от этого разговора. Гости выпили за здоровье всех участников Турнира. Едва кубки вновь оказались на столе, как Этассан откинулся на спинку стула и обратился к Хилону с вопросом, который мгновенно завладел вниманием всех, кто присутствовал на пиру.

— Честно говоря, мудрейший, мне совершенно непонятно, что все-таки должен совершить победитель: убить дракона или принести Талисман?

— Разумеется, принести Талисман! — Мудрейший Хилон тряхнул седыми волосами.

— То есть? — громогласно переспросил Тафгай Дюжий. — Убивать дракона не нужно? — В его голосе слышалось разочарование.

— Скажем так, — ответил Хилон, — это не обязательно.

— Так зачем же тогда вы битых полчаса рассказывали участникам Турнира об этом драконе?

Хилон вытер губы.

— Нам известно, что Талисман хранится в пещере этого дракона. Так что дракон остается важной фигурой Турнира. Существует вероятность, что рыцарь избежит боя, но она очень мала.

— Вот это уже лучше! — Тафгай громко хлопнул в ладоши. — Я, признаться, не очень-то люблю нудные поиски. Другое дело — крушить и драться.

— Минуточку, — перебил его Этассан, — то есть рыцарь не обязан убивать дракона?

— Нет, — покачал головой Хилон, — он должен принести во дворец Талисман.

— Все это немного странно, мудрейший, — встряла в разговор Харибда. — Ведь в прежние времена рыцарь должен был кого-нибудь победить.

— Мы решили чуть-чуть изменить правила, — сказал Хилон. — Многие члены Палаты Мудрых выражали серьезную обеспокоенность тем, что популяция драконов стремительно сокращается. Доблестные рыцари так ревностно истребляют этих ящеров, что в Амбинии осталось не более сорока особей. У нас даже нет уверенности, что уцелевшие драконы способны дать потомство. Они находятся на грани вымирания. А Палата, волею премудрой Аосталь, старается беречь уникальную фауну Амбинии.

— Что до меня, — прорычал Тафгай, — то я считаю, что этих свирепых тварей давно пора передавить.

— Позвольте с вами не согласиться, — покачал головой воин в белых латах. — Как первый паладин Братства странствующих рыцарей, я заявляю, что истреблять всех драконов ни в коем случае нельзя.

— Почему, кин Бедивер? — спросила Инфанта.

— Видите ли, ваше высочество, — учтиво ответил Бедивер, — победа над драконом считается вершиной воинского искусства. Такой подвиг способен прославить имя рыцаря навеки. По шкале кина Эгланда, один дракон равняется тридцати троллям, семидесяти пяти людоедам и двум сотням гоблинов. Врага равной силы и мощи просто не существует. И если мы перебьем всех амбинских драконов, то многие рыцари попросту не смогут повысить квалификацию.

— А разве нельзя завезти драконов из других стран? — спросила Инфанта.

— В принципе, можно, — ответил Хилон, — но дракон все-таки живое существо, а не статуя, перетащить его куда-нибудь без его согласия затруднительно. Вот если бы он сам к нам прилетел — другое дело. Но, честно говоря, миграция драконов — явление редкое.

— Дело дошло до того, что я вынужден был ограничить право рыцарей на сражение с драконами, — подхватил Бедивер. — Убить дракона можно только в экстренном случае. Если рыцарь обороняется или если дракон похитил принцессу.

— Хорошо, — нежным голосом спросил Розе-Мур, — тогда почему в Турнире Великого Подвига вообще фигурирует дракон? Он ведь не похищал принцессу и ни на кого не нападал.

— Секундочку, — Хилон поднял руку. — Итак, нужен грандиозный подвиг. Дракон подходит идеально, но убивать редких животных — варварство. Что же делать? Не отменять же Турнир Великого Подвига. Поэтому мы решили отправить рыцарей за Талисманом, но задача будет несколько труднее, чем просто найти его и доставить во дворец.

— Невероятно! — воскликнул Тристан, который вдруг понял, в чем заключался план мудрейшего Хилона. — Рыцарю предстоит искать Талисман в пещере, и он непременно разбудит дракона, а тот нападет на него. Рыцарю придется защищаться, следовательно, он не нарушит запрета Братства, если убьет своего противника. Выходит, и подвиг совершен, и Талисман добыт. Конечно, если бы Талисман просто лежал в кустах, то добыть его было бы слишком легко. А так получается, что его охраняет дракон, которого надо победить.

— Тонко, — сказал Этассан. — Избежать боя с драконом будет даже труднее, чем победить его в его же логове.

— Отличная идея, не так ли? — Хилон не мог скрыть своей радости.

— Спорить не стану, — кивнул Этассан и сделал еще один глоток вина. — Вот только объясните мне, мудрейший, зачем так все усложнять? В Амбинии обитают гарпии, мегеры, гидры, минотавры, вересковые чудища и даже многороги…

— А также Харибда, — тихо буркнула Инфанта.

— Все они свирепые и страшные монстры, — продолжал Этассан. — Не проще ли выбрать их, тем более что в былые годы так делали не раз?

— Мне кажется, — сказал король, — вы, кин Этассан, сами прекрасно знаете, почему мы выбрали именно этот вариант.

— Подозреваю, — сказал Этассан, — что дело в Талисмане.

— Именно.

По лицу Хилона пробежала самодовольная улыбка.

— Чем же так ценен Талисман? — жадно спросила Харибда.

— Дело в том, княгиня, — ответил Бедивер, — что Талисман относится к числу Древних даров. И его природа такова, что он не откроет свою силу человеку злому, алчному и жестокому.

Харибда пристально посмотрела на Бедивера. Глуншул, Тафгай и Гнусомунд наклонились вперед.

— Древние дары, — продолжил Бедивер, — обладают собственной волей. Люди думают, что это они находят их, но на самом деле это дары выбирают себе хозяина. Именно поэтому сейчас в Сапфировом дворце хранится всего два дара, а ведь когда-то все они находились здесь.

Гости зашептались, обсуждая услышанное.

— Багровая булава, — продолжал первый паладин, — вне всякого сомнения, выберет хозяином человека жестокого и властолюбивого, Бездонный рог — веселого и беззаботного, а Талисман, как вы уже догадались…

— Доброго и миролюбивого! — презрительно бросил Тафгай.

— Честного и справедливого! — процедил сквозь зубы Глуншул.

— Благородного и щедрого! — брезгливо пробормотал Гнусомунд.

— И это значит, любезная княгиня, что вашему отпрыску на этом Турнире ничего не светит, — подвела итог Инфанта и задорно улыбнулась Харибде.

Ноздри Харибды раздулись, а по омоложенному магией лицу пробежала тень.

— Вот-вот, — кин Бедивер вернул их к разговору о Турнире. — Талисман сам откроется рыцарю, который придет за ним, но лишь в том случае, если сочтет его достойным хозяином.

— Это ли не проверка лучших качеств будущего жениха принцессы? — Хилон самодовольно улыбнулся.

Рыцари и придворные снова отвлеклись от еды, а несколько особенно впечатлительных дам даже ахнули от восхищения. Тристан не удивился бы, если бы сейчас грянули аплодисменты.

— Мудрейший, — обратилась Алькорта к Хилону, — будьте так добры, удовлетворите мое любопытство. Откуда вам известно, что Талисман находится именно в пещере, а не где-то еще?

— Все известно лишь богам, ваше высочество, — уклончиво ответил Хилон.

Вскоре король объявил, что с минуты на минуту состоится торжественная часть приема, во время которой рыцари смогут немного поговорить с принцессой. Гости, до того не отрывавшиеся от тарелок, мгновенно выпрямились и отодвинули их прочь от себя, да так поспешно, будто все разом увидели там тараканов.

— Прошу несколько минут терпения, — сказал король, у которого услужливая суетливость приглашенных вызвала легкую, но немного печальную улыбку. — Моя дочь должна подготовиться.

Иаран Десятый поднялся из-за стола, и все последовали его примеру. Король взял принцессу под руку и увел ее куда-то, Инфанта ушла вместе с ними. Едва фигура короля исчезла в покоях, куда вела дверь позади трона, как гости бросились обратно к столу. Тристан решил отойти в сторонку. Он скрылся в тени колонн, что высились по краям зала. Здесь были развешаны портреты королей прежних времен. Это были достославные предки Иарана Десятого, знаменитые представители династии Вальсангов. С картин на Тристана смотрели величественные мужчины с гордыми лицами и орлиными носами, точь-в-точь как у Иарана Десятого. Особенно запомнились Тристану три короля, что правили страной в середине пятого века. Это были сыновья Деспота Второго: Самодур Первый Огонь-в-Глазу, известный буйным нравом, Самодур Второй Вода-во-Рту, за все время правления не проронивший ни слова, и Самодур Третий Ветер-в-Голове, который совершенно запустил государственные дела. Тристан собирался было повернуть назад, но тут услышал голос Харибды:

— Ну гляньте на него, опять дрыхнет! Еще князь называется! Спит сутки напролет. А я, слабая и хрупкая женщина, должна управлять его владениями, да в придачу устраивать судьбу нашего любимого сына.

До ушей Тристана донеслось негромкое похрапывание.

— Мама, мне все это не нравится. Я не желаю таскаться по всяким горам да лесам! Я хочу жениться на принцессе прямо сейчас.

Гнусомунд и его семейство расположились за колонной в углу зала. От посторонних глаз их скрывала толстая красная портьера.

— Неужели ты думаешь, скорпиончик, что я заставила бы тебя пройти через все эти мучения, если бы это не было необходимо? Но не волнуйся, у меня все уже готово для твоей блестящей победы. Ты выиграешь Турнир Великого Подвига и женишься на принцессе. Тебе только и нужно будет, что привезти ко двору Талисман.

— Но мама, — заревел Гнусомунд, — как же я смогу убить дракона?!

— Не кипятись, моя крошка, — прервала его Харибда. — Мамин план — само совершенство.

— Там же урлы!

— Они тебя не тронут, — Харибда говорила тошнотворно ласковым голосом. — Считай, что ты уже муж принцессы. Осталось только потерпеть.

— А если кто-то из рыцарей обгонит меня?

— Никто тебя не обгонит, — успокоила Гнусомунда Харибда. — Ни один рыцарь, кроме тебя, не переправится на правый берег Попрыгуньи. Тысяча скваров засела на дорогах, что ведут на север. Они схватят любого из твоих соперников, если тот зайдет слишком далеко и посмеет опередить тебя. Не все им богатеть на Черных холмах, пора отплатить мне добром за то, что я позволяю им делать деньги на работорговле. Сети расставлены. Под видом разбойников сквары будут нападать на твоих соперников. Ты можешь спокойно, не торопясь ехать к логову дракона. Никто не встанет у тебя на пути.

— Они их убьют?

— Нет, только свяжут, а потом, после окончания Турнира, отпустят на все четыре стороны. Хотя за некоторых, пожалуй, мы потребуем выкуп.

— Разумно ли доверять такое важное дело скварам? Почему не наши собственные люди?

— Потому что если это будут наши люди, то мы с тобой живо окажемся в Хельмхорте. Никто не должен знать, что сквары действуют по моему приказу. Они и сами не знают этого, Ассент Барышник имел с ними дело. А наши люди останутся в Альденбурге вместе со мной и будут ждать твоего триумфального возвращения.

— Но мама, если сквары схватят рыцарей, то те немедленно побегут к королю жаловаться!

Харибда в ответ лишь рассмеялась.

— Ни один на свете рыцарь не признается, что кто-то сумел одолеть его, будь то хоть целая армия врагов. Жаловаться они не побегут. К тому же итоги Турнира нельзя оспорить. Ты останешься победителем, даже если кто-то наябедничает королю.

— С рыцарями понятно, но дракон?

— Еще один отряд скваров будет поджидать тебя в ущелье, возле логова. Они убьют дракона, а ты заберешь Талисман. Вот и все.

— А урлы?

— С тобой будет целая армия скваров, урлы не покажут носа из своих вонючих пещер.

— Мама, мне страшно. Давай я лучше просто женюсь на принцессе. Неужели ты не можешь подкупить нужных людей?

— Да если бы я могла, то давно бы подкупила! — рассердилась Харибда. — Так что придется тебе, мой сладенький, немножко потерпеть.

— А если что-то пойдет не так?

— На этот случай у меня есть запасной план. Кин Вандал Коршун поможет привести его в исполнение. Но до этого, я уверена, дело не дойдет. Ты принесешь Талисман в Альденбург и женишься на принцессе, а еще немного погодя Алькорта осиротеет. Я позабочусь о том, чтобы добрый король Иаран Десятый скоропостижно скончался, оставив свой народ в глубокой печали.

— А дальше? — Гнусомунд слушал свою матушку так внимательно, будто изо рта ее сыпались не слова, а золотые данрины.

— Дальше мы обвиним принцессу в смерти короля, и ты заточишь ее в башню. Поверь, для принцессы нет места страшнее. Она будет томиться там одна, вдали от всех, и очень быстро зачахнет, как срезанный цветок. А ты станешь королем Гнусомундом Первым. Вся Амбиния будет твоей. Каждый золотой рудник, каждый купеческий кошелек, каждый драгоценный камень. Ты сможешь обложить людей налогами, объявить войну соседям и даже проникнуть в величайшие тайны магии, которые откроют тебе путь к новым богатствам. Ты сможешь безнаказанно разделаться со всеми своими врагами. С каждым, кто посмеет ослушаться тебя, кто не проявит должного почтения или же не захочет делиться с тобой своим имуществом. Одно твое слово, один взмах руки — и вот он уже в Хельмхорте или же на плахе.

— О да, — жадно пробормотал Гнусомунд, — когда я стану королем, я стольким людям поотрубаю головы.

— Ты будешь прекрасным королем! — с гордостью сказала Харибда.

— Матушка, раз наши сквары будут нападать на рыцарей, то прикажи им убить Рыцаря Бедных. Он дерзил мне.

Тристан похолодел.

— Непременно. У черни не должно быть заступников. С этим Рыцарем Бедных смерды, чего доброго, поднимут восстание. Рыцарь Бедных умрет. А ты, когда станешь королем, вешай всякого, кто посмеет заикнуться о Заступнике. И вот еще что: завтра наш казначей выдаст тебе два мешка золота. Эти деньги, все до последнего данрина, ты раздашь народу перед началом Турнира.

— Что?! — заорал Гнусомунд. — Тратить деньги на тупой городской сброд?!

— Не вопи, — отрезала Харибда. — Ты забыл, что сказал Хилон? Чтобы заполучить Талисман, нужно проявить щедрость и доброту сердца.

— Мама, что за бред, я не отдам этим голодранцам ни единого медяка.

— Еще как отдашь. — Харибда сурово скрестила руки на груди. — Все эти щедрые дураки так делают. А мы должны показать Талисману, что ты милостивый и щедрый человек, чтобы он открылся тебе, когда ты придешь в пещеру.

— Глупость какая-то, — обреченно пробормотал Гнусомунд. — Два мешка золота! Взять и выбросить мантикоре под хвост.

— Крошка мой, — Харибда снова начала сюсюкать, — ты же знаешь, просто так я не отдам и комка грязи. Это называется политика. Будь ласков и покорен, любезен и дружелюбен до тех пор, пока не наденешь корону Вальсангов. Уверяю тебя, ты быстро забудешь о двух мешках золота, когда завладеешь королевской сокровищницей.

Гнусомунд захихикал, что заставило Харибду улыбнуться.

— Торжественная церемония объявляется открытой, — возвестил откуда-то из глубины зала голос церемониймейстера. — Прошу всех рыцарей выстроиться у трона.

Гости поспешили вернуться в центр зала. Королевские слуги уже убрали столы, расчистив место для бала. В дальнем углу расположились невесть откуда взявшиеся музыканты. Рыцари выстроились в очередь к трону. Тристан не без труда отыскал свое место между свирепым Глуншулом и розовощеким Розе-Муром. Он сильно волновался из-за предстоящего разговора с принцессой и услышанной беседы Харибды и Гнусомунда. Надо, наверное, принять какие-то меры. Вот только какие?

Алькорта стояла возле трона и вежливо улыбалась.

Первым к принцессе подошел Гнусомунд. Ядовитая ухмылка так и не исчезла с его лица. Тристан заметил, что общение с нолусом не доставляло принцессе ни малейшего удовольствия. Гнусомунд расточал какие-то льстивые слова, но Алькорта смотрела на него почти брезгливо, хотя и старалась изо всех сил это скрыть. Затем настала очередь Тафгая. Он, похоже, пришелся Алькорте по сердцу. Тристан не без огорчения отметил, что принцесса улыбалась Великому Вояке и даже смеялась над его глупыми шутками.

— Представляете, ваше высочество, однажды я голыми руками удавил степного тролля! — Тафгай громко расхохотался.

Принцесса слушала его с живым интересом. Тафгай не упустил возможности похвастаться своими рельефными мускулами, что вызвало у принцессы настоящий восторг. И все же, когда Тафгай закончил петь себе дифирамбы, Алькорта не одарила его знаком. Она снова улыбнулась и наклонила голову, давая понять, что разговор окончен. Великий Вояка что-то самодовольно хрюкнул и удалился.

— Теперь она точно моя, — пробормотал он, проходя мимо Тристана.

Разговор принцессы с Глуншулом не длился и минуты. Если Гнусомунд внушал Алькорте отвращение, то царевич урлов — глубокий ужас. Сам Глуншул, судя по всему, тоже не питал к принцессе теплых чувств. Урл бросал на Алькорту такие свирепые взгляды, будто собирался не жениться на ней, а съесть ее.

Настала очередь Тристана. От волнения Рыцаря Бедных слегка подташнивало. К тому же случайно подслушанный разговор не шел у него из головы. Он и дня не пробыл рыцарем, а его уже собираются убить.

— Кин Тристан, — голос Алькорты вернул его в зал. — Я рада снова видеть вас.

Принцесса стояла прямо перед ним так близко, что он мог бы дотронуться до нее, если бы это не было чудовищной дерзостью.

Живот Тристана снова заныл, а непослушный язык прилип к нёбу. И это как раз в тот момент, когда надо было говорить.

— Ваше высочество, — пролепетал он, стараясь совладать с собой.

Алькорта улыбнулась.

— Признаться, — сказала она, — я слегка удивлена, что вы оказались Рыцарем Бедных. Когда я увидела вас тогда на мосту, я сперва подумала, что вы вовсе никакой не рыцарь. Кстати, я много читала о вас.

— Читали?

— Ну да, — кивнула Алькорта. — Замечательная книжка «Городские легенды». Я обожала ее в детстве, там много крайне занимательных рассказов, если не считать малоправдоподобной истории о драконах, что поселились в канализации под Альденбургом.

— Это действительно глупо. — Пот заливал шею и лоб Тристана. — Клянусь Бастореном, — добавил он для пущей убедительности, хотя не был уверен, что рыцари говорят именно так.

— Сменим тему, — улыбнулась принцесса. — О чем бы вы хотели поговорить?

Тристан был ошарашен. Какую тему для разговора можно предложить Алькорте? И тут он вспомнил совет Виреля: если не знаешь, что сказать принцессе, то отвесь ей какой-нибудь комплимент.

— Ваше высочество, — сказал он неуверенно, — у вас прекрасный нос, и должен заметить, вы подобны сербонии в Дремучем лесу.

Тристан осекся. Он не был знаком с этикетом, но понимал, что говорит какую-то ерунду.

— Это очень любезно с вашей стороны, — учтиво ответила Алькорта. — Сравнение с деревом льстит любой принцессе.

— Дело не в дереве, а в вас, — Тристан стал оправдываться. — Я хотел сказать, что вы такая же стройная, а больше вас с сербонией ничего не роднит. Тем более что они рыжие…

— Как вы!

— Именно как я, а вы… Вы белая.

— Белая?

— Я хотел сказать — золотая.

— В каком смысле?

Тристан совершенно растерялся.

— Я хотел сказать, что вы такая же удивительная и редкая, как сербонии. У них рыжие стволы, а у всех прочих деревьев — нет. У них рыжими бывают лишь листья, да и то осенью. И потом, дрозды выбирают именно сербонии, когда прилетают. Словом, вы на фоне всех остальных людей в этом зале как сербония среди леса.

Алькорта подняла брови, на ее щеках выступил легкий румянец.

— Итак, — принцесса с трудом сдерживала смех, — вы хотите сказать, что в моих волосах могли бы гнездиться птицы?

— Нет, нет, что вы…

— Не стоит, — Алькорта вдруг засмеялась. — Не надо. Вы сделали мне самый оригинальный комплимент из всех, какие я когда-либо слышала, а уверяю вас, мне их сделали столько, что у меня скоро уши отвалятся.

Тристан не знал, куда деться от стыда.

— Извините, я совершенно не умею делать комплименты.

— Чистая правда, — отозвалась принцесса. — Что ж, перейдем к рассказам о ваших подвигах.

Катастрофа! Ведь Тристан пока не совершил ничего героического. Не считать же подвигом спасение Виреля и побег от скваров, стычку с гьельдами или тем более вызволение И-гуа из рук латников.

Тристан покраснел как помидор.

— Мне особенно нечем гордиться, ваше высочество, — он буквально выдавливал из себя слова, — ничего стоящего вашего внимания я пока не совершил.

Алькорта смерила его удивленным взглядом.

— Я хотел спросить вас о проклятии, которое тяготеет над вами…

— А я хотела бы вам рассказать, но не могу, — покачала головой принцесса. — Я совершила непростительную глупость, когда проболталась и сказала в вашем присутствии слово «проклятие». Пожалуйста, забудьте об этом. Считайте, что его нет.

Тристан замялся.

— Рыцарь Бедных, — объявила принцесса, — вы чрезвычайно скучный собеседник.

Тристану хотелось провалиться сквозь землю.

— Даю вам последний шанс меня развеселить, — не унималась Алькорта. — Немедленно расскажите мне какой-нибудь анекдот.

С анекдотами у Тристана было даже хуже, чем с подвигами. Те, что рассказывали жители Ригерда, никак нельзя было пересказать принцессе. Впрочем, один анекдот он все-таки вспомнил.

— Один злой волшебник поймал гьельда, урла и амбинца, — начал он неуверенно, но Алькорта тут же прервала его.

— Стоп, — рассмеялась она, — этот анекдот я знала еще в те времена, когда была маленькой девочкой. У него борода длиннее, чем у мудрейшего Хилона. Вот что, кин Тристан, учитесь поддерживать светскую беседу, иначе мне с вами будет невыносимо скучно. Ступайте, и пусть Басторен направляет ваш меч.

Тристан поспешно сбежал вниз и ринулся напролом через зал, распихивая руками придворных. Он буквально сгорал от стыда.

Алькорта тем временем завязала беседу с Розе-Муром. Когда Тристан наконец набрался смелости и обернулся, он увидел, как Алькорта с улыбкой протянула Розе-Муру маленькую розу с крохотным красным бутоном. Тот низко поклонился, и рыцари, все еще ожидавшие своей очереди, недовольно загудели.

Тристан совсем сник. Интересно, что хуже: то, что Харибда и Гнусомунд собираются убить его, или что принцесса отдала знак другому? И тут его словно молнией ударило: надо же было предупредить принцессу о заговоре! Ведь Харибда злоумышляет против Алькорты и короля, а Тристан в этом заговоре — фигура десятая. Проклятый дурак, десять минут говорил с ней, рассказывал глупые анекдоты, делал идиотские комплименты и совсем забыл о главном! Но теперь к Алькорте уже не прорваться. Она беседует с этим красавчиком Розе-Муром. Что же делать? Предупредить Этассана. Если кому и можно доверять, так это князю Равнин, Защитнику Севера и коннетаблю Лиги Леопарда. Уж он-то точно расстроит подлые планы Харбиды. Этассан стоял у колонны, достаточно далеко от него, и разговаривал с кином Бедивером. Но Тристан не успел сделать и двух шагов, как его обступила толпа хихикающих девушек с рыжими, как у него самого, волосами. Тристан попытался пройти мимо, но девушки не пропустили его, плотно сомкнув ряды. Вторая попытка преодолеть это неожиданное препятствие также не имела успеха. Наконец одна из них, самая рыжая, выступила вперед. Остальные тут же перестали хихикать.

— Кин Тристан, — сказала девушка, — мы фрейлины ее высочества. Узнав о вашем появлении, мы создали клуб рыжинок, чтобы болеть за вас на протяжении всего Турнира.

— Рыжинок? — не понял Тристан.

— Да-да, — девушка трещала, словно сорока. — Мы накупили волшебных свитков, которые изменяют цвет волос, и покрасились в рыжий цвет. В знак того, что поддерживаем вас.

— Так вот почему вы все такие рыжие, — ответил Тристан, думая о том, как бы избавиться от фрейлин.

— Именно, — девушка громко рассмеялась. — Перед Турниром все фрейлины и придворные дамы разделились на клубы поддержки участников. Поклонницы Тафгая Дюжего — их больше всех — носят парики с чубами. Поклонницы Бактриана Согбенного ходят сутулые, а мы покрасили волосы в рыжий цвет.

Тристан снова попытался обойти рыжинок, но неудачно.

— В общем, — подвела итог фрейлина, — мы за вас болеем и хотим с вами поговорить. Меня зовут Бавардия Говорливая, а это, — она показала на остальных, — Лодина Сплетница, Изольда Бескостная, Магелона Неусидчивая…

Она с невероятной скоростью назвала остальные имена, Тристан даже не пытался их запомнить.

— Кстати, — выступила вперед Магелона Неусидчивая, — если вы вдруг потерпите неудачу, то можете посвататься ко мне. Мой папа наверняка будет против, и тогда вы меня похитите, мы убежим, а нас будут преследовать его слуги. Мы будем бежать через лес, на нас нападут вепри, я буду плакать, а вы — сражаться. А потом ваша лошадь сломает ногу, и мы бросимся пешком через чащу. Там нас догонят люди моего отца, их много, не меньше сотни. И вы будете их всех рубить и порубите всех до единого. Но вас самого ранят, причем очень смертельно, и вы будете долго и мучительно умирать у меня на руках, а я — плакать. И мне будет так горько, так горько. А потом вы умрете, меня заберут и доставят к отцу, но я все еще буду плакать. В конце концов я выйду замуж за молодого и богатого нолуса, стану княгиней, но так и буду всю жизнь несчастна. Не правда ли, здорово?

— Нет-нет, — запротестовала Изольда Бескостная, — все будет не так. На Турнире вас тяжело ранят, и вы будете лежать в лесу и умирать, а потом, собравшись с силами, доберетесь до моего замка, я вас найду и начну ухаживать. Буду вас лечить, кормить, заботиться о вас. И все втайне от моего отца, потому что мой отец — злой колдун. То есть на самом деле он, конечно, не колдун. В общем, он узнает, что я вас прячу, и превратит нас обоих в камни. И мы будем стоять на вершине какого-нибудь холма, и все люди будут говорить, что это Тристан и Изольда — символ вечной любви.

— Ерунда все это, — Лодина Сплетница отодвинула Изольду плечом. — Вы выиграете Турнир, а потом поймете, что принцесса вам не нужна, и женитесь на мне. И у нас будет пышная свадьба, цветы, две тысячи гостей, мой шлейф понесут гномы в золотых ливреях, а для гостей будет петь сам Гротеск Соловьиная Трель.

Тристан понял, что больше не выдержит, и, пробормотав какие-то нелепые извинения, юркнул мимо фрейлин в толпу. Глаза его вновь нашли нужную колонну. Увы, Этассана там уже не было. Тристан упустил его.

— А теперь, благородные участники Турнира, начинается бал, — объявил король. — Прошу вас подойти к трону. Бал откроется танцем принцессы с одним из участников Турнира. Она выберет его сама. Впрочем, это вовсе не значит, что Турнир Великого Подвига будет отменен.

Гости дружно рассмеялись. Алькорта на удивление быстро отделалась от всех остальных претендентов. Кажется, с момента их разговора с Тристаном не прошло и двадцати минут. Видимо, поговорив с Розе-Муром, принцесса перешла на ускоренный темп общения и лихо отшила еще сто с лишним желающих поговорить с ней.

— Благородные рыцари, — сказала Алькорта, — я побеседовала со всеми вами и выбрала того, с кем хочу танцевать. Но не подумайте, что все остальные пришлись мне не по нраву или что я нашла их недостойными моей руки. Я буду внимательно следить за Турниром и стану женой того, кто его выиграет, как и положено принцессе.

С этими словами Алькорта решительно подошла к Розе-Муру, взяла его за руку и повела в центр зала. Заиграла музыка. Рыцари как ни в чем не бывало тоже отправились танцевать. Тафгай Дюжий танцевал со своей поклонницей, на голове которой красовался парик с чубом, Инфанта — с королем Иараном, а Гнусомунд — с Харибдой.

Тристан стоял как столб. Все путалось у него в голове, а желание поскорее уйти становилось сильнее с каждой секундой.

— Кин Тристан, — Бавардия подскочила к нему и схватила его за руку, — ну потанцуйте же со мной!

Тристан отпрянул, словно перед ним была ядовитая змея, и решительной походкой направился вон из зала. Бавардия только и успела, что ахнуть. Впрочем, к ней тут же подскочил Вертопрах Бонвиван, и минуту спустя они уже кружились в танце.

Глава седьмая. Живокарта

— Итак броненосный дракон, — Тристан почесал затылок. — Что я вообще знаю о драконах? Это свирепые твари, которые летают по воздуху и умеют изрыгать пламя. Тело их покрывает толстая чешуя, как правило непробиваемая. Учитывая, что в момент боя противник, скорее всего, будет находиться высоко над землей, шанс убить его мечом равен нулю.

Они с Вирелем и Форинтом сидели у очага в лучшей комнате «Гуся и ящерицы», куда переселил их мастер Порей. Добродушный хозяин от радости, что в его гостинице остановился Рыцарь Бедных, взял на себя роль интенданта и без устали снабжал их разными лакомствами. Вот и сейчас на столике перед друзьями стояло блюдо с ароматными вишневыми пирожками.

— Я смотрю, к бою ты готовишься основательно. — Вирель говорил с набитым ртом.

Тристан опустил голову.

— Без толку, — сказал он. — Я для этого дракона буду не более чем закуской перед завтраком.

Тристан поднялся и сделал несколько шагов по комнате.

— Хорошо, — сказал Вирель, уплетая очередной вишневый пирожок, — как насчет поединка в пещере?

— Там он, по крайней мере, не сможет летать, — рассуждал Тристан. — Вот только военных навыков мне не хватает.

— А ты напади сзади! — предложил Форинт.

— Нет, — покачал головой Тристан, — это как-то не по-рыцарски.

— Нашел время проявлять благородство, — всплеснул руками Вирель.

— Все равно, — хмыкнул Форинт, — мы же не знаем, как выглядит Талисман.

— Я думаю, что это щит, — сказал Вирель. — Ну, посудите сами. Талисман оберегает и защищает. А что защищает рыцаря в бою?

— Погоди-ка, — сказал вдруг Форинт, — вот тебе и решение. Если ты выгонишь дракона из пещеры и найдешь Талисман, то станешь для него неуязвимым. Вот тогда-то ты его и одолеешь.

— Допустим, — сказал Тристан печально, — я смогу выгнать его из пещеры. Но как я найду сам не знаю что, да еще и в пещере, заполненной сокровищами?

— А если все-таки это щит? — не унимался Вирель.

— А если все-таки нет? — отрезал Тристан.

Вирель доел пирожок и взялся за следующий. Комната погрузилась в тишину, которую нарушало лишь тихое чавканье Виреля.

— И еще этот заговор, — Тристан всплеснул руками. — Я никого не предупредил.

— Зато ты сам знаешь о нем, — успокоил его Вирель. — Стало быть, мы двинемся обходным путем и минуем все засады скваров.

— Знать бы еще этот путь! У нас нет даже карты. Придется идти наугад.

— Почему наугад? Идти нужно на север.

— Да? И как же мы, по-твоему, найдем Зубатые горы? Ни ты, ни я никогда там не были.

— Ваше мужество, — из-за двери высунулась голова мастера Порея, — к вам посетитель, точнее, посетительница. Девчушка какая-то. Говорит, ей нужно увидеться с Рыцарем Бедных.

— Гоните ее в шею, — немедленно ответил Вирель. — Скажите, что Рыцарь Бедных занят размышлениями о предстоящем подвиге.

— Она как раз по этому поводу. Уверяет, что у нее есть какие-то ценные сведения.

— Она уже сотая, у кого есть ценные сведения, — разозлился Вирель. — И всякий раз это оказывается полной ерундой.

— Так что, отправить ее домой?

— Нет, — неожиданно сказал Тристан, — позовите ее. Может быть, она скажет что-нибудь путное.

Мастер Порей удалился.

— Тебе, конечно, виднее. — Вирель взялся за новый пирожок. — Но скажи честно, ты не устал от всех этих визитов?

— Друг мой, — Тристан поднялся с места, — мы не знаем, как одолеть дракона. Не пора ли послушать совета?

— Тебе уже столько всего насоветовали. Помнишь, один человек уверял, что если спеть дракону грустную песенку, то он превратится в пушистого котенка.

— А другой, — подхватил Форинт, — твердил, что дракона можно победить, если бросить в его пещеру дохлую крысу. И предлагал купить лучших дохлых крыс в городе.

— И все же лишняя информация нам не повредит.

— О да, эта пигалица — просто кладезь полезных сведений о драконах!

— Кого это вы назвали пигалицей?

В дверях стояла девочка лет четырнадцати. Из-за ее спины робко выглядывала любопытная голова мастера Порея.

— Меня зовут Миста. — Девочка вошла в комнату. — И я пришла помочь Рыцарю Бедных.

Девочка мотнула головой и сбросила с себя большущий капюшон, закрывавший ее лицо. Первым, что бросилось в глаза Тристану, были следы сажи, размазанные по ее щекам. Они, как ни странно, совсем не портили ее приятного и доброго лица, а, наоборот, украшали его, как, к слову, и малюсенькая царапина на лбу, слегка прикрытая прядью рыжих волос. На плече гостьи висела потрепанная походная сумка.

Миста жизнерадостно улыбалась и без приглашения уселась на стул у камина, будто находилась у себя дома.

— Я служила в Сапфировом дворце, — выпалила она, — помогала трубочисту. Работа была тяжелая, и я сбежала. И теперь я пришла к тебе, Рыцарь Бедных, чтобы пойти с тобой и помочь тебе выиграть Турнир Великого Подвига.

— Я тронут, — сказал Тристан вежливо. — Но, боюсь, мы не можем взять тебя с собой.

— Не только можете, но и возьмете, — не моргнув глазом, ответила Миста.

— И не подумаем, пигалица, — рассердился Вирель. — Или ты считаешь, что Рыцарь Бедных берет с собой в дорогу кого попало?!

Миста смерила Виреля презрительным взглядом.

— Фи, — сказала она, отворачиваясь от менестреля. — Будь я на его месте, тебя бы точно не взяла.

Вирель побагровел.

— Никуда ты с нами не пойдешь! — крикнул он.

Миста не удостоила его ответом.

— Благородный рыцарь, — обратилась она к Тристану, — видишь ли, я кое-что знаю о драконах, Зубатых горах и, главное, о Талисмане.

— Вот с этого и надо было начинать, — улыбнулся Форинт, которому, в отличие от Виреля, Миста явно понравилась.

— Да ничего она не знает. — Вирель был очень раздосадован. — Все это девчачья трепотня.

Вместо ответа Миста открыла сумку и вынула оттуда пожелтевший лист пергамента.

— Смотрите. — Миста положила свернутый лист пергамента на стол и слегка подула на него. Лист сам собой развернулся, и Тристан, к полному своему удивлению, увидел на пергаменте карту Амбинии. Тут были Дремучий лес, Кривобокие холмы и Альденбург, в центре которого неистово мигал какой-то квадратик. В квадратике виднелись крохотные буквы, выведенные аккуратным и ровным почерком. «Вы здесь», — гласила надпись.

— Это Живокарта, — сказала Миста, — штука редкая. Но очень полезная. Вот, смотрите.

Она поднесла палец ближе к карте и провела им по воздуху. Тристан снова изумился: изображение на карте сдвинулось, словно повинуясь движениям девочки. Альденбург вместе с окрестностями уехал куда-то наверх и исчез за краем листа, а пергамент показал чащу Дремучего леса, Вересковые топи и речку Попрыгунью. Затем на карте появились Мшистые трясины и Зубатые горы.

— Вот это да! — даже Вирель не смог скрыть восхищения.

— Еще бы, — ответила Миста с сознанием собственного превосходства.

Она согнула палец, будто маня к себе карту, и та увеличила небольшой участок земли возле Зубатых гор. Друзья смогли увидеть болота, окутанные туманом, и небольшую крепость, над которой реял красно-белый флаг с леопардом.

— «Крепость Заболотье», — прочитал подпись Тристан.

— А она умеет показывать остальных участников Турнира? — Форинт не мог сдержать любопытства.

— Ишь чего захотел, — фыркнула Миста. — Ты, дружок, все-таки не в волшебной сказке находишься. Зато эта карта может указать кратчайший путь. Смотрите.

Она подула на карту и сказала:

— Путь к Зловонной пещере в Сухом ущелье.

На карте откуда ни возьмись появилась полоска золотистого цвета. Она протянулась от Альденбурга через Дремучий лес и Вересковые топи, пересекла речку Попрыгунью и уткнулась прямо в Зубатые горы.

— Вот, — Миста ткнула в карту пальцем. Полоса шла прямо через горы, над ней замигала надпись «Мертвый Проход».

— Даже и не думай, — побледнев, пролепетал Вирель.

— Ты не только дурак, но еще и трус, — фыркнула Миста.

— И что это за Мертвый Проход? — спросил Тристан.

— Это короткий путь к пещере дракона, — ответила Миста, — нам не придется обходить горы и идти через Сухое ущелье, которое кишит недружелюбными урлами. Мы срежем путь и выиграем около недели.

— Это жуткое, отвратительное место, где живут твари пострашнее урлов, — вспыхнул Вирель. — Туда даже целая армия рыцарей не сунется. Это верная смерть.

— Трусишка, — презрительно бросила Миста, — это прекрасный шанс выиграть Турнир. У других рыцарей нет Живокарты.

— Это прекрасный шанс умереть медленной и мучительной смертью! — вскричал Вирель. — В Мертвом Проходе нам не поможет даже богиня последней надежды Ирета.

— Да, там обитают всякие мерзкие твари. Зато у логова дракона мы окажемся быстрее всех.

— Кто это «мы»?! — вскричал Вирель.

— Я могу дать вам много полезных сведений и плюс кое-какие припасы. — Миста совершенно не слушала Виреля. — Но лишь при условии, что вы возьмете меня с собой.

— Согласен, — без раздумий сказал Тристан. — Я беру тебя.

Вирель весь затрясся. Миста же откинулась на спинку стула и украдкой показала ему язык.

— Послушай, — Вирель схватил Тристана за рукав. — Ты действительно собираешься взять с собой эту, эту?..

— Действительно, — кивнул Тристан.

— Ты спятил? Или, может быть, возьмешь с собой всех жителей Нижнего города, которые приходили сегодня в нашу гостиницу?

— Мне разрешено взять с собой двоих спутников, — сказал Тристан спокойно. — Одним из них будешь ты. Вторым — она.

— Я против, — отрезал Вирель. — Она врывается сюда среди ночи и сразу начинает нами командовать. Диктует свои условия, велит идти через Мертвый Проход, да еще и требует, чтобы ее взяли с собой. Девчонкам в таком опасном походе не место, помяни мое слово. Ух, бессовестная жужелица!

Вместо ответа Миста взяла с тарелки последний вишневый пирожок и принялась с аппетитом его есть.

— Мой пирожок! — взревел Вирель. — Нет, это уже переходит всякие границы!

— Я что, должна была спросить твоего разрешения?

Тристан улыбнулся, подошел к Мисте и протянул ей руку.

— Добро пожаловать в мою команду, — сказал он. — Но прежде скажи, пожалуйста, зачем тебе, помощнице трубочиста, тащиться куда-то со мной и моим оруженосцем, который к тому же тебе грубит?

— Я тоже рыжая. — Миста пожала протянутую руку.

— Что? — не понял Тристан.

— Думаю, ты знаешь, что такое быть рыжим. — Миста потрясла огненными волосами. — Все тебя дразнят, все в тебя тыкают пальцами. Мне это надоело. И тут появился ты, Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных. «Вот, — подумала я, — отличный шанс утереть нос всем, у кого волосы светлые, темные или каштановые». И я решила, что пойду с тобой. Ты будешь сражаться за всех бедных, а я — за всех рыжих. Ты будешь рыцарем. А я — твоей советницей.

— Нет, так не пойдет! — замахал руками Вирель. — Тристан, скажи ей, что из нас двоих главный — я.

— Ты будешь оруженосцем, — бесцеремонно заявила Миста. — И твое дело — драить доспехи.

Тристан перевел взглядна Мисту.

— Послушай, — сказал он, — это сильное заявление, я хотел бы…

— Разве советники не собирают для рыцарей полезные сведения? — перебила Миста.

— Да, но обычно это мудрые старцы…

— Обычно это старые зануды, которые только и умеют, что вызывать у рыцарей зубную боль своим бесконечным нытьем!

— Но ты пока не добыла нам никаких полезных сведений, — выпалил Вирель. — Карта не в счет.

Миста презрительно хмыкнула и открыла сумку.

— Вот, полюбуйся, это я стащила из дворцовой библиотеки. Полная опись всех тридцати шести Древних даров. Составлена в триста восемьдесят девятом году эры Вальсангов, при короле Конунге Втором.

Миста протянула Тристану увесистый фолиант, обложка которого была покрыта толстым слоем пыли. На первой странице большими, необыкновенно красивыми буквами было выведено заглавие: «Древние дары».

— Скажи, — улыбнулся Тристан, — а во дворце все трубочисты имеют доступ в библиотеку?

— Во дворце, — мгновенно ответила Миста, — живет много умных людей, которые часто разговаривают друг с другом в разных залах или покоях. Случается, что я чищу там трубы и слышу эти разговоры. Так я и узнала про эту книгу. А в библиотеку не так уж и трудно пробраться. Это же не сокровищница, которую охраняет целый отряд латников.

— Ты ко всему прочему еще и воруешь! — возмутился Вирель.

Очевидно, книга не один век пылилась в библиотеке: одни страницы слиплись, другие истлели, третьи оторвались и пропали навсегда. Тристан нетерпеливо листал фолиант. Будь у него время, он прочитал бы его от корки до корки, настолько интересным оказалось содержание. Автор описывал легендарный меч Дресинар, который мог принадлежать только доблестному и благородному рыцарю, шлем Огненного Ока, наделявший владельца даром видеть сквозь стены, и какой-то загадочный предмет под названием Киэласса. Перевернув добрых три сотни страниц, Тристан добрался до описания Талисмана.

— «Талисман по праву считается одним из величайших даров всех времен, — прочел он вслух. — Многие рыцари мечтают завладеть им, ибо он дает защиту от всех на свете бед и напастей. Талисман защитит своего хозяина и от мечей, и от стрел, и даже от яда. Каждый может владеть им, но не каждому он покорится. Свою природу этот удивительный дар откроет лишь тому, кого сочтет достойным. Талисман, как и многие другие дары, сам выбирает себе владельца. Но лишь он один способен менять хозяина по собственному усмотрению, тогда как другие дары никогда не покинут своего держателя против его воли прежде его смерти».

История Талисмана оказалась очень длинной. Автор растянул ее на несколько десятков страниц. Тристан спешил дойти до описания, а потому читал невнимательно и быстро. Наконец он добрался до нужного места.

— Вот, — сказал он взволнованным голосом, — сейчас.

Все стихли.

— «Когда у Талисмана нет хозяина, он принимает свою первоначальную форму. Описание, на наше счастье, сохранилось в Древнем архиве. Там, среди миллионов книг прошлых лет, нашлась и хроника времен Принцепса Великого. Разгадка тайны Талисмана очень проста. Он может менять хозяев и скрывать свою природу, ибо представляет собой… — страница кончилась, и Тристан поспешно перевернул ее, — …ядовитую желчь, что отравляет душу своему владельцу, делая его в равной степени завистливым, безумным и злобным. Оттого Брошь Змея и относят к числу Проклятых даров…» Стоп! — Тристан оторвался от книги. — Какая ядовитая желчь, какая брошь? При чем тут…

Он перелистнул страницу назад и вновь увидел описание Талисмана.

— Должно быть, страницы слиплись, — сказал он нервно и послюнил палец, чтобы отделить одну от другой.

— Погоди, — Форинт подошел ближе, — похоже, дело не в этом.

Тристан посмотрел на номер страницы, выведенный красивыми цифрами в самом низу.

— Триста восемьдесят, — пробормотал он и вновь перевернул.

На следующей странице стоял триста восемьдесят четвертый номер. Три страницы выпали из древнего фолианта и были утрачены навсегда. Даже теперь, прочитав историю Талисмана, он знал о нем не больше, чем утром.

— Извини, — пробормотала Миста.

— Нет, — покачал головой Тристан, — ты сделала для меня очень много, и я очень признателен тебе. Я буду рад, если ты пойдешь со мной и станешь моим советником.

— Древний архив, — воскликнул Вирель и хлопнул себя по лбу. — Ведь автор описания ссылается на хронику времен Принцепса, которая хранится в Древнем архиве. Может быть, нам поискать там?

— Ты и вправду тупой, — рассердилась Миста. — Древний архив находится в подземелье под дворцом, вход туда охраняется магией и бесчисленными ловушками. Лишь королю и главному мудрецу известно, как туда попасть. Это тебе не пекарня, куда можно влезть через окно. И даже если бы мы попали туда, нам потребовались бы месяцы, чтобы найти эту хронику.

Всю ночь Тристан ворочался с боку на бок. Уснул он только перед самым рассветом, но даже во сне ему не было покоя. Он несколько раз просыпался, а когда снова закрывал глаза, то сразу начинал думать о таинственном проклятии, что тяготеет над принцессой, о бое с драконом и заговоре Харибды.

Вирель разбудил его с первым криком петухов. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Тристан протер глаза. Постель так и звала его поваляться еще немного. Но он медленно поднялся, умылся ледяной водой, которая заметно взбодрила его, и спустился вниз. В общем зале было очень светло. Добрейший мастер Порей приготовил друзьям вкусный завтрак: омлет с грибами, парное молоко, овощи и пирожки, на сей раз с яблоками. Вирель и Форинт уже сидели за столом.

— С добрым утром, кин Тристан, — вежливо поздоровался мастер Порей. — Надеюсь скоро услышать о ваших великих подвигах.

— Не беспокойтесь, — заверил Тристан хозяина, — я совершу столько подвигов, сколько подобает совершить человеку моего положения.

С этими словами он сел за стол.

— И кстати, — робко, но все же довольно настойчиво добавил мастер Порей, — если бы при совершении одного из героических деяний вы бы мельком, невзначай, упомянули, что во время визита в Альденбург вы останавливались в гостинице «Гусь и ящерица»…

— Непременно, — перебил хозяина Вирель. — И в песне, посвященной Рыцарю Бедных, ваша гостиница тоже будет упомянута.

Мастер Порей широко улыбнулся, нелепо захихикал и удалился в погреб.

Перед Вирелем лежала небольшая коричневая тетрадка, куда он лихорадочно что-то записывал. Перо, на кончике которого набухли чернила, противно скрипело, касаясь бумаги.

— Что это? — спросил Тристан, жуя пирожок.

— Песнь, — гордо ответил Вирель, не отрываясь от работы.

Тристан не смог совладать с любопытством и заглянул в тетрадку.

— Стоп, — вскричал он, пробежав глазами строчку, над которой трудился Вирель. — Что значит «Рыцарь Бедных одолел вепря»?

— О, — Форинт чуть не подавился омлетом, — не переживай, полчаса назад ты уже управился с дюжиной троллей.

Тристан едва не выронил из рук вилку.

— Зачем ты это пишешь? — вскричал он, вырывая тетрадку из рук Виреля. — Я ничего этого не делал.

— Еще как делал, — невозмутимо ответил Вирель, возвращая себе тетрадку. — Троллей, грифона и вепря ты победил еще до того, как прибыл в Альденбург.

Вирель на всякий случай отодвинул свое сочинение подальше.

— Друг мой, — сказал он важно, — не лезь не в свое дело! Займись подвигами, а их описание доверь мне.

— Ты пишешь там неправду!

— А что я должен писать?! Что ты сбежал от своего хозяина и спасся на говорящем лошаке от скваров?! Песнь — это искусство, а у искусства свои законы, которые я знаю, а ты нет. Рыцарь Бедных должен был что-то делать до того, как приехал на Турнир, верно? Вот он и бился с чудовищами, как и полагается рыцарю. Понимаешь, современный читатель больше всего ценит острый сюжет, всякая лирика и словесные навороты ему совершенно не интересны.

Тристан выдохнул. В конце концов, если Вирелю так нравится писать всякий вздор, то не надо ему мешать, все равно вряд ли кто-то прочитает его сочинение.

— Давайте о деле, — сказал Форинт. — И-гуа оседлан. Мастер Порей надавал вам в дорогу кучу всякой снеди. В сумке холодное мясо, хлеб и три фляги с водой. Он, правда, надеется, что за это его объявят спонсором Рыцаря Бедных, но, полагаю, эта чушь быстро выветрится из его головы. Лошади для Виреля я добыть не смог. Но это и не страшно. Оруженосцы и советники обычно путешествуют пешком, так что в скорости вы остальным участникам сильно не уступите.

— Кстати, — Тристан отставил в сторону кружку с молоком, — где Миста?

Вместо ответа Форинт пожал плечами. Тристан перевел взгляд на Виреля, который все так же скрипел пером в своей тетрадке.

— Да тролль с ней, — сказал он безучастно. — Небось, испугалась и сбежала. А может быть, это вообще была коллективная галлюцинация, вызванная общей усталостью.

— Ваша спутница Миста, — подал голос мастер Порей, — сказала, чтобы вы шли на площадь без нее, она будет ждать вас у памятника Дюжине Меченосцев.

— И куда ее понесло? — рассердился Тристан.

— Она сказала, что это по срочному делу и что вы еще потом сто раз поблагодарите ее.

— Девчонка, что с нее взять! — буркнул Вирель.

Через полчаса друзья выступили в путь. Вирель, облаченный в легкую рубаху и кожаные сапоги, бодро шагал впереди, ведя за собой ленивого И-гуа. Тристан сидел верхом, ибо, по правилам Турнира, к месту старта состязаний рыцарь не мог явиться пешком. Толпа проводила бы Тристана до самой пещеры дракона, если бы у въезда в Королевский квартал жителей Нижнего города не остановили бдительные латники. На площади Двенадцати Меченосцев было очень людно и шумно. Здесь уже собрались почти все участники Турнира. Они выстроились в ряд перед длинной трибуной, в центре которой сидели король, Алькорта, Инфанта и мудрейший Хилон, а также кин Бедивер и целая куча знатных амбинцев, включая Харибду, Этассана и Дебоша Твердорукого, отца Тафгая.

Тристан ждал новых колкостей от Гнусомунда, но тот был слишком занят раздачей монет. Делал он это с таким отвращением, будто ему приходилось целоваться с гарпией. Он опускал руку в мешок с золотом и, выдавливая из себя улыбку, швырял пригоршни монет прямо в толпу провожающих. Надо сказать, что там собрались отнюдь не бедняки, а люди весьма высокого достатка. Тем не менее они жадно собирали с мостовой монеты, производя немалую суматоху.

Все прочие участники тоже были тут. Тристан увидел Глуншула, Тафгая и Розе-Мура, к плащу которого был прикреплен цветок, подаренный Алькортой. Время от времени Розе-Мур подносил бутон к ноздрям и с наслаждением нюхал его. Чуть поодаль пристроились братья Бонвиваны. Они очень надеялись, что в толпе рыцарей им удастся незаметно ускользнуть с площади и остаться в городе.

Заиграли трубы.

— Славные рыцари! — сказал король, поднимаясь с трона. — Вам пора в дорогу! Тот из вас, кто принесет в Сапфировый дворец Талисман, получит в награду руку моей дочери. Напоминаю также, что с того момента, как вы покинете пределы Альденбурга, в силу вступит правило поединка. То есть каждый из участников может вызвать другого участника на бой, а тот не вправе ему отказать. Побежденный обязан отдать победителю свое оружие и покинуть Турнир. Да сопутствует вам удача. И да не забудете вы ни на миг, что такое честь и отвага. И пусть Басторен направляет ваши мечи!

Оглушительно затрещали барабаны, а толпа грянула громогласное «ура!».

Первым рванул с места неистовый Тафгай. Он так сильно пришпорил своего коня, что тот буквально полетел вперед. Оруженосцу нолуса пришлось сильно попотеть, чтобы не упустить своего господина из виду.

Над площадью поднялось необъятное облако пыли, в котором потонуло даже солнце. Ржание лошадей, крики рыцарей и топот копыт заглушили все звуки вокруг.

Когда облако рассеялось, на площади остались лишь Тристан с Вирелем.

— А что же это Рыцарь Бедных не торопится в путь? — полюбопытствовал король.

— Да! — хихикнула Инфанта.

— Так ведь наградой ему будет не принцесса, а сербония! — улыбнулась Алькорта.

Король звонко рассмеялся, и придворные, которых тут собралась великая тьма, последовали его примеру.

— Да где же Миста, тролль подери, — рассердился Вирель. — Мы тут, понимаешь, стали посмешищем для всего двора. И это она виновата. Поехали без нее!

— Нет, — покачал головой Тристан. Шлем при этом неприятно скрипнул.

— Да ты что, не видишь, что она нас за нос водит! Явилась, запудрила нам мозги…

— Почему же «нам», — раздался насмешливый голос Мисты. — Пудрить мозги можно только тем, у кого они есть. Так что от этой процедуры мог пострадать только Тристан.

— Вот как! — взбеленился Вирель. — Это из-за тебя мы торчим тут, пока остальные уходят вперед.

— Ничего, — сказал Миста, — я раздобыла нечто такое, что всем нам очень пригодится в дороге. Поехали, нужно поскорее убраться с площади, чтобы я могла вам все показать. Сделаем привал за воротами.

— Привал!! — хором выпалили Тристан и Вирель.

— Так надо, — заявила Миста. — Да не волнуйтесь, время зря вы не потеряете.

— Что же, — пробурчал Вирель, — надеюсь, у тебя там летучая карета, иначе мы этих рыцарей никогда не догоним.

— Вперед! — скомандовал Тристан.

И-гуа, однако, не тронулся с места.

— Что значит «вперед»? — возмутился конь. — Все, любезный, до площади я тебя дотащил, дальше ножками.

— Он разговаривает? — Миста во все глаза уставилась на И-гуа. — Вот же здорово!

— Поверь, — ответил Тристан, — это совсем не так здорово, как кажется.

Он спешился, взял коня под уздцы и повел его вперед. Вслед ему неслись насмешки неугомонных придворных. Турнир только начался, а он уже проигрывал.

Глава восьмая. Дремучий лес

— Ну, — Вирель ехидно улыбнулся, — раскрывай нам свои страшные тайны. Что у тебя есть такого важного, что мы должны терять драгоценное время?

Миста скривила губы в знак того, что ехидство Виреля совершенно ее не задело, и открыла походную сумку.

Они остановились на полянке невдалеке от того самого Дремучего леса, в котором Тристану и Вирелю уже довелось однажды побывать. Городские ворота остались далеко позади, и путники могли не опасаться любопытных прохожих.

— Смотрите! — Миста вынула из сумки три пожелтевших от времени свитка.

При первом же взгляде на них стало ясно, что это не просто куски бумаги. От свитков буквально веяло магией. Тристан ощущал их энергию, словно это были живые существа.

— Магические свитки! — вырвалось у Виреля. — Но как ты их достала? Они же стоят баснословных денег.

— Среди тех, кто торгует свитками, тоже есть рыжие.

Она аккуратно разложила свитки на земле.

— Что это? — не понял Тристан.

— Волшебные свитки, на которых начертаны заклинания, — отозвалась Миста.

— А зачем? — Тристану было даже как-то неловко спрашивать. — Не легче ли просто использовать магию?

— Ну, используй, если можешь, — усмехнулся Вирель. — Слушай, ну не может быть, чтобы ты не слышал об Изгнании.

— О чем?

Вирель покачал головой.

— Все началось при короле Сатрапе Чародее, — заговорил Вирель. — Он захватил власть при помощи темной магии, а немногие светлые силы пытались остановить его. Это была кровопролитная война…

— Если ты собрался пересказать Тристану всю историю Амбинии, — возмутилась Миста, — то мы тут до старости проторчим.

— Секунду, — Вирель решил ускорить свой рассказ, — после победы над чародеями у королей возникли проблемы уже с добрыми волшебниками. Самодуру Опустелому очень не нравилось, что белые маги критикуют его правление и лезут к нему со своими советами. И тогда король приказал изгнать их из страны. Так Амбиния и стала Королевством рыцарей. Магия в ней теперь запрещена, остались только свитки.

— А почему свитки остались?

— Да потому, что ни один рыцарь не справится со сложным подвигом без хорошего волшебства. Ведь до Изгнания именно маги были советниками славных героев. Считалось так: рыцарь — это просто груда мышц и оружия, его дело — махать мечом и выкрикивать воинственные лозунги, а маг — это мозг. Он выстраивает план сражения и помогает рыцарю ценными советами и мудрыми наставлениями. Однако после Изгнания рыцарям пришлось думать самим. А получалось это далеко не у всех. Многие воители пали, сражаясь с чудовищными монстрами, ибо были недостаточно подготовлены к бою. Вот тогда-то и придумали свитки. Из-за границы спешно выписали нескольких лояльных королю волшебников, которые сделали магию доступной для всех. Если у тебя есть свиток с заклинанием, то ты можешь произнести его и таким образом использовать волшебство себе на пользу.

— Вот этот, с красной лентой, свиток Великой Мощи. — Миста смотрела прямо в глаза Тристану, проверяя, внимательно ли он ее слушает. — Если ты развернешь его и прочтешь заклинание, то твое тело наполнится такой силой, что и сотня драконов не сможет тебя одолеть.

— Его же надо немедленно прочитать! — вскричал Вирель. — С такой силой Тристану никакой дракон не страшен.

— Умник ты наш, — спокойно, со знанием дела ответила Миста, — неужели ты думаешь, что этот свиток дает силу навечно? Заклинание действует всего десять минут, так что использовать его надо с умом. Впрочем, тебе этого не понять.

Вирель надулся.

— Идем дальше, — Миста взяла свиток, перевязанный золотой ленточкой. — Вот это свиток Путеводного Света. Он — думаю, даже Вирель догадался — дает свет, такой яркий, что он развеет любую тьму, даже самую страшную и непроглядную.

— И зачем он нам? — спросил Тристан. — Чтобы в ночи не заплутать? Для этого есть факелы.

— Для того, — сказала Миста, — чтобы использовать его в Мертвом Проходе, который окутан бескрайней тьмой.

Тристан смолк. Видимо, Миста не отказалась от идеи с Проходом. Он и сам не раздумывая пошел бы по нему, ибо это был кратчайший путь. Но мысль о бескрайней тьме и чудовищах, которые там водятся, не давала ему покоя.

— А теперь самое главное, — сказала Миста, — свиток с зеленой ленточкой. Там внутри заклинание Искателя. Такие свитки не изготавливались долгие годы, а секрет этого заклинания считался давно утерянным. Однако мне повезло найти его в лавке торговца.

— Для помощницы трубочиста ты слишком хорошо разбираешься в свитках. — Вирель прищурился и посмотрел на Мисту с явным подозрением.

Миста ничего не ответила.

— Какому богу ты молишься? — Он схватил ее за руку.

— Арху, — моментально откликнулась Миста.

— И как к нему обращаются?

Миста вырвала руку и отступила на шаг назад.

— Арх, хромой и угрюмый, помоги мне в труде моем, — медленно заговорила она. — Даруй мне упорство и удачу для моей работы. И пусть пила, молоток и топор будут так же верно служить мне, как служат они тебе. И пусть мозоли на моих руках даруют мне радость, а не уныние. Ну что, съел, въедливый ты наш?

Тристан поднялся с земли, отряхнув с себя траву.

— В путь, — сказал он.

— Минуточку, какой дорогой мы пойдем? — хором спросили Вирель и Миста.

Тристан задумался. Короткий путь казался очень опасным. О Дремучем лесе ходили страшные слухи. Нога человека никогда не ступала в его чащи, да и на окраины леса люди старались не заглядывать. Им с Вирелем повезло, что они выбрались целыми и невредимыми, и возвращаться туда Тристану совсем не хотелось. За лесом лежали Вересковые топи — самые обширные и коварные болота Амбинии. Там легко было заплутать и провалиться в трясину, из которой нет спасения. Что уж говорить о Мертвом Проходе, если даже рыцари боятся его. К тому же, чтобы попасть к Мертвому Проходу, нужно еще переправиться через бурную Попрыгунью. Значит, им понадобится брод, или мост, или паром, а если ничего этого нет, то собственная лодка. С другой стороны, основная дорога ничем не лучше. Ему не догнать там остальных участников Турнира, они ушли далеко вперед. Вдобавок сквары выставили вдоль дороги засады. Он не смог никого предупредить о заговоре, и это не давало ему покоя. Но наибольшая опасность все-таки угрожает именно ему, ведь скварам приказано его убить. Да уж, от главной дороги лучше держаться подальше. Дремучий лес будет сейчас для него куда безопаснее. А значит, этот путь не только короче, но еще и надежнее.

— Мы пойдем через Дремучий лес и Вересковые топи, — сказал он наконец. — И если не нагоним остальных, то я не побоюсь и Мертвого Прохода.

Вирель развел руками. Похоже, он был очень раздосадован таким решением, но спорить не решился. Миста навьючила свою сумку на спину И-гуа, чем конь, разумеется, остался недоволен. Девочка, однако, оказалась не робкого десятка, так что И-гуа был вынужден смириться. Он явно побаивался Мисты и даже не пытался пререкаться с ней. Дошло до того, что Вирель, который раньше часто злился на своего бывшего лошака, сделался ревностным защитником его интересов.

Друзья двинулись прочь от дороги и довольно быстро набрели на тропинку. Тропинка эта вела в зловещую и неприветливую чащу. Рыжие сербонии, могучие дубы и высокие вязы, повинуясь суровому северному ветру, сердито трясли лохматыми кронами, словно предупреждая путников о какой-то неведомой опасности.

— Это Дремучий лес, — не унимался Вирель, — люди тут просто так не ходят. Он на всю Амбинию славится своей жутью. Об этом даже песни слагают.

— Испугался? — ехидно поинтересовалась Миста.

— Кто? Я? — Лицо Виреля вспыхнуло. — Я не испугался, я просто пытаюсь уберечь Тристана от бессмысленной гибели.

— Нет, — покачала головой Миста, — ты не хочешь идти, потому что боишься глупых россказней об этом лесе.

— А вот и не боюсь!

— Боишься!

— Нет, не боюсь. — Вирель совсем потерял терпение. — Идем в лес! Но если мы погибнем, в этом будешь виновата ты!

За пять или шесть часов друзья ушли глубоко в дебри Дремучего леса. Тропинка плутала между деревьями, ныряя в заросли кустарника, что сильно затрудняло путь. Особенно Тристану, который еще не научился свободно двигаться в тяжелых доспехах. Тут росли исполинские деревья. Их длинные и крепкие ветви, напоминавшие руки великанов, скрипели на ветру, словно бы угрожая путникам. Солнечные лучи тонули в густой листве, не достигая земли. Друзья продолжали путь в гнетущем полумраке. Тропинка сделала еще один поворот и резко нырнула вниз, на дно глубокого оврага. Деревья отсюда казались еще выше. Они росли наверху по краям оврага, внизу же путникам встречались лишь небольшие кустики и папоротник, в котором утопала тропинка. Длинный овраг врезался в чащу леса, рассекая ее, как острый нож. Начался неприятный спуск по рыхлой земле, покрытой мокрой травой и опавшими листьями. Ноги скользили, друзья скатывались вниз, рискуя свернуть шею. Тропинка завела их в такую глушь, что Тристан про себя прозвал ее чащей вечной ночи.

Кроны деревьев совсем заслонили солнце. Внезапно под ногой Тристана что-то громко хрустнуло. Миста и Вирель хором вскрикнули, а И-гуа громко заржал.

— Спокойно, — Тристан умудрился сохранить самообладание. — Это всего лишь ветка.

— Уух! — Вирель отер пот, проступивший на лбу. — Так недолго и дуба дать.

В этот момент что-то вновь скрипнуло, но уже не под ногами, а где-то сбоку. Друзья оглянулись. По телу Тристана пробежал холодок.

Путники долго всматривались в чащу, но не увидели ничего подозрительного. Кругом были одни деревья да густой кустарник.

— А может, используем свиток Света? — предложил Вирель. — По-моему, самое время.

— Он пригодится нам в Мертвом Проходе, — возразила Миста.

— Нет, — решительно сказал Тристан. — Мы воспользуемся Живокартой.

Он потянулся к седлу И-гуа. Сумку пришлось искать на ощупь. Наконец он извлек Живокарту и разложил ее на земле. Точка с надписью «Вы здесь» терялась среди деревьев. Отыскать ее было непросто.

— Куда же нас занесло, тролль подери, — вздохнул Тристан.

В середине карты образовалась тонкая красная полоска. Она потянулась наискосок через лес по направлению к северу, пересекла ровно посередине Альденбург и юркнула за Кривобокие холмы. Тристан совершенно не понимал, что происходит. Полоска добралась до крошечной закорючки, что располагалась на северо-востоке Амбинии, у самых границ с землями гьельдов. Закорючка заморгала, и над ней возникла надпись:

«Куда-Же-Нас-Занесло-Тролль-Подери, крошечная деревня на северо-востоке Амбинии. Свое название получила в честь фразы, сказанной заблудившимся в тех краях путником. Население — двадцать девять человек — все еще продолжает расти».

Несмотря на страх и темноту, друзья расхохотались. Даже Вирель и Миста, мнения которых никогда и ни в чем не сходились, согласились с тем, что название у деревни — лучше не придумаешь. Отсмеявшись, Тристан легким движением пальца вернул изображение на карте обратно в лес. Он долго изучал ее, после чего объявил:

— Засветло мы из этого леса не выберемся.

Возникла пауза.

— Дальше не пойду, — решительно сказал И-гуа. — Я на все эти приключения не подписывался.

— И-гуа, — спокойно сказал Тристан, — ты же боевой конь, а стало быть, страх тебе неведом.

— Еще как ведом. — И-гуа тряхнул гривой. — Так что с места я не сдвинусь.

— Оставь его, Тристан, — сказал Вирель. — И-гуа принял решение. А мы пойдем. Пусть остается в этих дебрях или идет назад. Он теперь сам по себе.

Тристан улыбнулся. Деревья зловеще шелестели листьями. Где-то высоко над головами путников послышался шорох, а секунду спустя — глухой стук. Ветка шлепнулась на землю в двух шагах от них. Все четверо вздрогнули.

— А знаете, — И-гуа, похоже, передумал, — пожалуй, я все-таки пойду с вами. Я же боевой конь, и страх мне, как я только что вспомнил, в самом деле неведом.

В этот миг вновь раздался хруст, причем куда более отчетливый, чем раньше. Казалось, кто-то подбирается к ним все ближе и ближе и вот-вот выпрыгнет из засады.

— Жутковато, — проговорил Вирель. — Говорят, в этих дебрях водятся людоеды.

— Ну, — сказал И-гуа, — тогда мне тем более бояться нечего.

— Это еще почему? — спросила Миста.

Тристан заметил, что при упоминании людоедов их спутница побледнела.

— Ну, они же людоеды, а не конееды, — заржал И-гуа.

— Это верно, — голос Мисты подрагивал. — А вот мне есть чего опасаться. Говорят, людоеды считают, что девочки гораздо вкуснее мальчиков. А рыжая девочка для них вообще на вес золота.

— Вот и отлично, — пробурчал Вирель. — Отдадим им тебя, а сами пойдем дальше.

Миста промолчала. Похоже, мысли о людоедах всерьез беспокоили ее.

Друзья продолжили путь в полном молчании. Едва ли не каждую секунду кто-нибудь из путников встревоженно вскидывал голову. Тристану казалось, что над ними проносятся хищные птицы, готовые в любую минуту атаковать их. И только подняв голову и убедившись, что это всего лишь ветви деревьев, он ненадолго обретал покой. Деревья смыкались так близко, что превращались в самую настоящую живую стену. Трава обвивалась вокруг ног, и путники вязли в ней, как в болоте. Папоротники доходили Тристану до плеч. Минут через десять друзья поняли, что потеряли тропинку. Идти пришлось наугад.

— Хватит, — сказал Тристан. — Пока не поздно, нужно вернуться на дорогу.

— Так мы совсем отстанем, — сказал Вирель. — Нам нельзя терять еще день.

— Ничего, догоним, — сказал Тристан. — Все лучше, чем заблудиться.

— А наемники Харибды? Они наверняка засели на дороге. Ты забыл, что ждет тебя?

— Что-нибудь придумаем, — отозвался Тристан, отбиваясь от папоротника, который лез ему прямо в рот, — но здесь мы погибнем.

— Ты прав, — кивнула Миста. — Зря я все-таки предложила идти через лес.

Она выглядела такой бледной и потерянной, что Тристан даже испугался.

Все четверо, включая И-гуа, очень обрадовались, что идти дальше им не придется. Они повернули обратно и стали высматривать свою тропинку в густом папоротнике, но она словно растаяла.

— Кажется, вон за тем вязом, — Вирель указал на огромное дерево.

— Или около того пня, — отозвалась Миста.

— Или у рябины, — поддержал разговор И-гуа.

Ни там ни там тропинки не оказалось, зато она отыскалась возле старой осины, что поросла морщинистыми древесными грибами.

Они пошли по тропе и шли минут пять, пока взволнованный голос Виреля не остановил их.

— Снова обрывается, — сказал он. — Да и место какое-то новое. Мы тут не были.

Они продолжили поиск. Тристан долго бродил между тремя соснами, он был уверен, что именно между ними в последний раз видел спасительную тропинку. И, о чудо, через четверть часа он все-таки отыскал ее.

— Сюда! — крикнул он. — Нашел!

Никто не ответил. Тристан поднял голову. Рядом никого не было. Друзья, увлеченные поиском тропинки, разбрелись по чаще и потеряли друг друга.

— Ау! — крикнул Тристан, и этот крик отозвался эхом в толстых стволах гигантских деревьев с бородавчатой корой.

Эхо стихло, вместе с ним замолк и ветер. Лес погрузился в глубокую тишину. Ни единый звук не нарушал ее. Тристан не слышал ни шелеста листвы, ни скрипа веток, ни пения птиц. И тут откуда-то из самых недр этой страшной чащи до его ушей докатилось чье-то протяжное «ау». Тристан двинулся на этот звук.

«Стоп, — сказал он себе, — я иду наугад».

Он остановился, чтобы обдумать план действий. В густой траве у самых его ног что-то сверкнуло. Тристан опустил взгляд. Нет, ничего. Видимо, показалось. Он отвел глаза в сторону, но тут же увидел приятный фиолетовый свет у самой своей ступни. Раз — и свет пропал. Тристан запустил руку в траву, нащупал какой-то круглый и теплый предмет и резким движением извлек его на поверхность. На его ладони лежал камешек с небольшим, похожим на верблюжий горб бугорком. Камешек был совершенно серый, но время от времени он вдруг вспыхивал фиолетовым, будто подмигивал Тристану. В бугорке камешка виднелась дырочка, в которую была продета серебряная цепочка.

Тристан залюбовался камнем. Как же он попал в эти дебри? Повинуясь какому-то странному зову, который шел то ли от камня, то ли от него самого, он нагнул голову и надел цепочку.

— Вот и повесил себе на шею камень! — улыбнулся он сам себе.

Едва камень коснулся его кольчуги, как Тристан почему-то забыл о нем. Зато вспомнил о друзьях. Где же они?

— Ау! — заорал он изо всех сил.

— Ау-ау, — раздался вдруг позади него резкий и неприятный голос. — Хватит орать, мы и так прекрасно слышим.

Перед ним как из-под земли вырос сутулый людоед с обвисшей бородой, прыщавым лицом и огромной, в человеческий рост, дубиной.

— Рыцарь, — цыкнул на Тристана людоед. — Тьфу ты, опять три часа чистить придется!

Тристан схватился за меч, но не успел даже обнажить его, ибо людоед огрел его по голове увесистой дубиной. Удар был таким сильным, что шлем со звоном отлетел куда-то в кусты. Сам же Тристан тоже полетел, но в другую сторону. Он описал в воздухе странную дугу и шлепнулся в траву.

К своему удивлению, он совсем не почувствовал боли, хотя такой удар мог бы убить наповал даже быка. Он слегка поморгал и уже собирался встать на ноги, как вдруг над ним нависла тень.

— Нагга! — услышал он голос людоеда. — Куда это он девался?

Тристан понял, что произошло. Он лежал на дне глубокой ямы. Края ее поросли густой травой, которая скрывала яму от посторонних глаз. Она и служила ему надежным укрытием. Людоед не мог увидеть его сквозь траву, а сверху могло показаться, что никакой ямы нет, а есть только твердая земля.

— Может, эти рыцари изобрели чего, чтобы делаться невидимыми?

— Эй, Айсбайн, — окликнул людоеда еще один голос, такой же резкий и грубый. — Чего ты там?

— Да рыцарь тут был, Сихмон, вот только сгинул куда-то.

Над травой появилась еще одна голова. Этот людоед был еще отвратительнее первого: лысый, с уродливой ссадиной на лбу и такой же обвислой бородой, похожей на выцветшую болотную тину. Сихмон распространял такое зловоние, будто только что выкупался в помоях.

— Нет тут никакого рыцаря, — сказал он, глядя прямо на Тристана. — Я даже запаха не чую, пойдем.

— Тут моя добыча!

— Нет тут добычи, — сказал Сихмон, — но она недалеко. Чуешь?

Айсбайн поднял голову и принюхался.

— О да, — сказал он, — чую, там люди и… ох, что за необычный и приятный аромат в наших краях?

— Вот и я думаю, — кивнул Сихмон. — Пойдем поймаем их, а там мама нам все и объяснит.

— Что объяснит, олухи окаянные? — раздался третий голос.

Тут же над травой возникла новая голова: седые грязные волосы и впалые щеки.

— Что это за запах, мама? — спросил Айсбайн.

Мамаша-людоед повела носом.

— Человек, — сказала она, — пахнет хорошим ужином и…

Она запнулась и снова повела носом. Лицо ее вдруг засияло.

— Нагга! — сказала мамаша-людоед так тихо, словно испугалась звука собственного голоса. — Но как сюда занесло…

— Кого? — спросил Сихмон.

— Тихо, — мамаша отвесила Сихмону подзатыльник. — Не спугни. Это же запах Фэ-Мушрà. Ноздрям своим не верю. Идемте, дети мои, идемте скорее, нельзя упустить такой шанс! На этот раз ошибки быть не может! О, скорее, сегодня вечером я приготовлю кихкилах.

— Кихкилах! — Оба людоеда страшно обрадовались. — Настоящий кихкилах?!

— Нет, игрушечный, — огрызнулась мамаша. — Скорее туда, иначе мы упустим Фэ-Мушра и навлечем на себя гнев Нагги.

Людоеды ушли. Тристан слышал топот их тяжелых ног, под которыми с треском ломались опавшие сучья.

«Что такое Фэ-Мушра? — пронеслось у него в голове. — Они сказали, там люди и Фэ-Мушра. Кого они так называют? О тролль, да это же И-гуа. Выходит, людоеды все-таки едят и лошадей».

Тяжелые доспехи крепко прижимали Тристана к земле. Он напряг мышцы, но руки и ноги все равно не могли поднять такой вес.

— Миста, Вирель, И-гуа, бегите! Спасайтесь! — изо всех сил крикнул он, надеясь, что друзья услышат его.

Ему ответило лишь эхо, которое быстро потонуло в темных дебрях. Тристан попытался перекатиться на бок, но доспехи не позволили ему сделать и этого. Он дергался и извивался, но всякий раз возвращался в прежнюю позу. Он беспомощно лежал на спине, как птенец, выпавший из гнезда.

И тут в голову ему пришла спасительная мысль. Он торопливо сбросил с себя обе железные перчатки, затем сунул освобожденные пальцы под кирасу и стал расстегивать тугие кожаные ремни. С двумя — теми, что охватывали его плечи, — он справился быстро, но с нижними пришлось повозиться. Они были прикручены так крепко, что никак не хотели отстегиваться. Ремень больно врезался в кожу. И все же Тристан одолел и его, после чего слегка приподнялся и резким движением рук сбросил увесистую кирасу. Пот струями катился со лба, попадая в глаза, отчего их жутко щипало. Приходилось терпеть. Самыми непослушными оказались наплечники. Они никак не поддавались, а ремни упрямо выскальзывали из пальцев. Наконец он отделался от доспехов. На нем остались лишь легкая льняная рубаха и темно-серые штаны.

Яма оказалась не такой уж и глубокой. Он без труда выбрался из нее, оставив на дне все свое снаряжение. Не нужно было быть следопытом, чтобы вычислить путь, по которому шли людоеды. Они даже не протаптывали, а проламывали себе дорогу через лес, сокрушая кусты и небольшие деревья. Со стороны могло показаться, что тут промчалась вся амбинская конница. Тристан бежал со всех ног, забыв обо всем на свете, в надежде успеть на помощь к друзьям.

Наконец он остановился перевести дух. Он сильно запыхался и оперся рукой о дуб. Тут юный рыцарь огляделся и обмер. Он стоял на небольшой полянке, которая выглядела как самое настоящее поле битвы.

Тристан присел на корточки и увидел прямо перед собой хорошо знакомую тетрадь.

— Тетрадь Виреля, — пробормотал он.

Значит, в этом месте людоеды напали на его друзей. Что же теперь делать? Куда они их потащили? Где искать их логово?

Тристан обхватил голову руками и глубоко зарылся пальцами в свои густые медно-рыжие волосы. Все пропало. Он один посреди темного, враждебного леса, его друзья в плену у людоедов, а он не в силах им помочь. Он даже не знает, куда идти. Лоб его уперся в колени.

— Зачем? Зачем я во все это ввязался? — Тристан буквально грыз себя. — Какой я, к троллю, рыцарь? Я самый обыкновенный крестьянин. Потащился спасать принцессу, тоже мне, кин Эгланд.

От печальных мыслей его оторвал чей-то сдавленный крик, раздавшийся из-за кустов. Тристан вздрогнул и вскочил на ноги. Нетвердой рукой он обнажил меч, силясь унять дрожь. Неужели людоеды не ушли?

Крик повторился. Нет, это не людоеды. Это какое-то чудовище, только кричит оно больно жалобно, словно зовет на помощь. Тристан успокоился и шагнул к кустам. Крик прозвучал в третий раз. Теперь от страха и дрожи не осталось и следа. Это был не крик, а зов какого-то беспомощного существа.

— И-гуа! — воскликнул он изумленно.

Из кустов на него смотрели два наполненных тоской и страхом лошадиных глаза. Тристан готов был биться об заклад, что в них стояли слезы. Вид у И-гуа был напуганный и жалкий.

— Что с тобой? — Тристан ласково потрепал коня по холке. — Ты не ранен?

— В том-то и дело, что нет! — Жалобный голос И-гуа напомнил Тристану детский плач. — Хотя лучше бы я был ранен или даже убит.

Тристан взял коня за уздечку и потянул на себя. Тот покорно поднялся и вышел из кустарника, после чего улегся на траву и уткнулся головой в землю.

— Что произошло? — допытывался Тристан. — На вас напали людоеды?

— Да, — вяло сказал И-гуа, — они напали внезапно, сзади. Схватили Виреля, Мисту и еще двух рыцарей, которые прятались в дупле трухлявого дуба.

— Что еще за рыцари?

— Не знаю, — покачал головой И-гуа, — но они очень трусливые. Когда я их увидел, то очень обрадовался. Решил, что они сейчас порубят людоедов в капусту. Но нет. Они полезли в дупло, где и были схвачены.

— А ты?

— Я струсил, — выдавил из себя конь. — Людоедам я был не нужен, и я пустился наутек, а они не стали меня преследовать.

— Не стали? Но ты же Фэ-Мушра!

— Что?

— Они учуяли твой запах и сказали, что ты Фэ-Мушра, редкий ингредиент какого-то блюда, которое мечтает приготовить каждый людоед.

— Надо же! — И-гуа задрал голову. — Я редкий ингредиент. Вот оно, лишнее подтверждение моей исключительности и уникальности.

— Раз они не стали тебя преследовать, — сказал Тристан, — значит, Фэ-Мушра — это не ты.

— Это точно. — И-гуа вновь уронил голову. — Я не ингредиент, я жалкий, никчемный трус, который бросил своих друзей на произвол судьбы.

— Что же такое Фэ-Мушра?

Тристан задумался, но ответ пришел сам собой. Конечно, это Миста. Она сама говорила — людоеды считают, что девочки вкуснее мальчиков, а рыжая девочка для них вообще лучшее на свете лакомство.

— Я не достоин звания боевого скакуна, ибо истинный конь никогда не бросит хозяина в беде, — не унимался И-гуа. — Боевой скакун примет бой вместе со своим господином и, если нужно, умрет за него, но никогда не покинет поля брани иначе, как по велению шпор, что вонзятся в его бока.

И из глаз И-гуа потекли лошадиные слезы.

— Я опозорил всех своих предков, — сокрушался конь. — Они сейчас смотрят на меня сквозь облака, и им стыдно, что их потомок повел себя как трусливый осел. Великий позор пал на их убеленные сединой гривы.

И-гуа зарыдал. Большие прозрачные слезы падали из его лошадиных глаз на траву, и вскоре подле коня образовалась небольшая лужица.

— Полно, И-гуа, — Тристан ласково потрепал его по гриве. — Еще ничего не потеряно. Скажи, ты знаешь, куда людоеды их потащили?

— Они что-то говорили про какую-то хижину возле ельника.

Не густо. Значит, надо искать ельник, но какой? Где именно эта хижина? Он обвел лес задумчивым взглядом. Да тут, должно быть, не одна тысяча ельников. И что теперь, все их осматривать? И вдруг его осенило. Он потянулся к луке седла и отцепил от него кожаную сумку, после чего извлек оттуда Живокарту.

— Хижина возле ельника, — произнес он, когда углы пергамента любезно распахнулись.

Живокарта засветилась, и в центре, посредине бескрайнего зеленого моря, образовалась красная точка. Тонкая полоска протянулась на северо-запад и тут же остановилась. На другом конце замигала надпись:

«Хижина-возле-Ельника, логово опасных и прожорливых людоедов в Дремучем лесу. Время пути от точки нахождения — один час три минуты».

— Поспешим, И-гуа, — сказал Тристан, — и если ты хочешь, чтобы твои предки гордились тобой, то несись так быстро, как только сможешь.

Он сел на коня верхом, и тот помчался вперед, как в ту ночь, когда, будучи еще лошаком, спас их с Вирелем от скваров.



Глава девятая. Хижина-возле-Ельника

Покосившаяся хижина, на крыше которой свили гнездо вороны, стояла посреди поляны, со всех сторон окруженной высокими темно-зелеными елями. Вокруг пахло смолой. Тут же, у самой хижины, расположился немыслимо уродливый идол с семью головами. Смотреть на это чудовище без содрогания было невозможно. Одна голова — с жидкой, но длинной бородой, как у людоеда, другая с загнутым клювом, точно у грифона, третья — от гарпии, четвертая — от тролля. Дерево, из которого был сделан идол, с годами потемнело, что придавало многоголовому монстру еще более жуткий вид.

Людоеды увлеченно занимались разведением костра. На опушке перед домом они сложили две большие охапки хвороста, вертел и глубокий чугунный котел. Затем Айсбайн принес факел и развел огонь, а Сихмон повесил над ним котел.

— Теперь убирайтесь, — строго сказала мамаша и замахала руками, прогоняя сыновей прочь.

Людоеды взвалили на плечи свои дубины и удалились в хижину.

— Наконец-то, — сказала мамаша, оставшись одна, — свершилось! И эта честь выпала мне, мамаше Кожыпоге. Я сделаю кихкилах! Скоро-скоро все людоеды Дремучего леса учуют запах кихкилаха и сойдутся сюда на великую трапезу. И тогда я стану Чревоугодницей.

Она развернула толстую книгу с потрепанными страницами и принялась лихорадочно листать ее.

— Эй, — крикнула она, — живо принесите сюда воды, лука, тертую змеиную чешую и мою большую ложку.

Судя по шуму, который донесся из хижины, Айсбайн и Сихмон бросились исполнять приказания мамаши с невероятной расторопностью. Минуту спустя оттуда послышался страшный грохот.

— Что у вас опять? — гаркнула Кожыпога.

— Это все Сихмон, — раздался голос Айсбайна, — из-за него мы упали.

— Это все Айсбайн, — стал ябедничать Сихмон, — из-за него мы столкнулись лбами.

— Живо за работу, бездельники! Мать моя, дай мне аппетиту и прожорливости! — сказала она, обернувшись к идолу.

— Что будем делать? — тихо спросил И-гуа.

Стоя рядом с Тристаном в зарослях на краю поляны, конь тяжело и громко дышал. Тристан даже боялся, как бы его дыхание не выдало их людоедам.

— Я проберусь в хижину при первой же возможности, — сказал Тристан. — Потом мне надо будет быстро найти их и освободить, но я не понимаю, где их прячут.

— И как ты хочешь туда пробраться?

— Не знаю.

— А может, просто выскочить из кустов и атаковать их?

— Нет, — покачал головой Тристан. — Мы уже сталкивались с ними, я получил удар дубиной, а ты… сам знаешь. К тому же я бросил доспехи. В открытом бою нам их не одолеть.

Тем временем Айсбайн приволок бадью воды и наполнил котел, а Сихмон принес несколько холщовых мешков и сложил их возле костра.

— Вон пошли! — поблагодарила Кожыпога своих сыновей, и те понуро удалились в хижину.

Затем мамаша взяла щепотку какой-то темно-серой крупы из мешка и насыпала ее в воду. Вслед за крупой последовали лук, помидоры, пучок травки и какая-то жидкость из флакончика, который она достала из-под фартука. Потом она опустила в котел ложку и стала аккуратно помешивать свое варево. Три оборота налево, три направо, три налево, три направо. При этом она негромко напевала скрипучим, точно старая дверь, голосом:

Тара-тара-тара-ра,

Варим в супе Фэ-Мушра,

Ложка у меня в руках,

Поспевает кихкилах!

Поляна наполнялась терпким запахом, который распространялся все дальше и дальше с паром, что шел от котла. Мамаша пела то громче, то тише. И даже слегка приплясывала вокруг костра. Тристан почувствовал легкую сонливость, голова закружилась, а глаза стали слипаться.

— Не спи. — И-гуа ткнул Тристана носом в спину, и тот мигом пришел в себя. — Не пора ли нам?

— Спасибо, мать моя, — бормотала Кожыпога, склонившись над котлом. — Эта трапеза предназначена будет тебе, Нагга.

— Вот оно что, — догадался Тристан, — этот идол о семи головах — Нагга, мать всех чудовищ.

И-гуа промолчал, но по его виду было ясно, что он не слишком рад все это слышать. Запах все усиливался, и по сладости он не уступал голосу Харибды, когда та разговаривала со своим сыном.

— Вот что, И-гуа, — сказал Тристан, — ты стой тут и жди, но как только мы выберемся из хижины, сразу скачи к нам, а потом мчись во весь опор. Я попробую проникнуть внутрь.

Момент был самый подходящий. Мамаша так увлеклась приготовлением кихкилаха, что, вполне вероятно, не заметила бы и целую армию рыцарей. Тристан аккуратно раздвинул ветви елей, стараясь при этом производить как можно меньше шума, и выбрался на поляну. Мамаша не заметила его, она продолжала мешать похлебку, напевая свою песенку. Дурманящий аромат тут был в сто раз сильнее, чем в укрытии, а от котла поднимался розоватый пар. Теперь главное — не нарваться на Айсбайна и Сихмона, а в темной хижине он уж как-нибудь сумеет избежать встречи с ними.

Он крался тихо, как мышь. Мамаша Кожыпога все ниже склонялась над котлом и сосредоточенно водила над ним ноздрями. Затем она начала шептать что-то на неведомом Тристану языке. Похлебка стала темно-зеленой и очень густой, будто старое болото, и начала пузыриться. Лопаясь, пузыри громко квакали, как старые жабы.

Он был уже у самого идола, когда на другой стороне поляны затряслись ветки. Послышалось чье-то напряженное пыхтение, будто медведь застрял в пчелином дупле. Тристан не стал испытывать судьбу и вернулся в укрытие. Из-за елки появился еще один людоед, очень старый и дряхлый. Он был совершенно лыс, а его жиденькую седую бороду украшали большущие колтуны. Голый лоб покрывали бородавки, щеки напоминали сушеные поганки.

— Добрый вечер, матушка Кожыпога, — прокряхтел людоед и остановился, облокотившись на сучковатую дубину. — Пришел узнать, не тронулись ли вы, случайно, желудком.

— Отнюдь, дядюшка Анушпар, — не отрываясь от котла, ответила мамаша, — я совершенно нормальна.

Старый Анушпар подошел ближе.

— Надеюсь, — сказал он, — вы не шутите, матушка Кожыпога, ибо скоро запах услышат все людоеды Дремучего леса, и если вы позвали их напрасно, как тогда, то гнев Нагги, матери нашей, будет страшен.

— Тогда я была молода и еще не отпраздновала свою сотую полную луну, — сказала мамаша Кожыпога, — вот и перепутала обычную Ка-Видру с Фэ-Мушра.

— А вы уверены, что и в этот раз имеете дело не с Ка-Видрой?

Мамаша Кожыпога улыбнулась, и Тристан увидел жуткие зубы, каждый из которых был размером с грецкий орех.

— Нет, — глаза Кожыпоги светили безумным блеском, — ошибки быть не может. Это Фэ-Мушра. Такой запах ни с чем невозможно перепутать. Изысканно сладкий, пряный, слегка дурманящий. Мы никогда не чуяли этого запаха, но легко узнаём его.

Старый Анушпар опустился на землю у костра и втянул ноздрями аромат, шедший от похлебки.

— Наверное, вы все-таки правы, — прохрипел старый людоед. — Фэ-Мушра в наших краях! Просто невероятно! Что же, выходит, я не зря послал своего внучка за поганками, пауками да червяками. Знатная будет приправа к вашему угощению.

— Эй, лоботрясы, — крикнула мамаша, — готовьте первого рыцаря.

— У вас и рыцари есть?! — воскликнул Анушпар. — Поразительно!

— Желаете аперитив? — учтиво спросила мамаша. — Могу предложить мухоморовую настойку.

— Благодарю покорно! У меня аллергия на тараканов.

Кожыпога вернулась к котлу, что же касается Анушпара, то он закрыл глаза и медленно раскачивался взад-вперед, сидя на земле перед костром. Тристан решил, что теперь самое время предпринять еще одну попытку. Он вновь раздвинул еловые ветки и высунул голову. Но не успел сделать и шага, как деревья на другом конце поляны вновь зашевелились и оттуда вышли еще два людоеда. Они сильно сутулились и еле волочили ноги.

— Мы спали в нашей хижине, — сказал один из них сиплым голосом, — и тут услышали аромат. Неужели вы, кума Кожыпога, поймали Фэ-Мушра? Но как, во имя семиглавой Нагги, Фэ-Мушра занесло в наши края?

— Не знаю, кум Кендюх, как Фэ-Мушра сюда занесло, — покачала головой мамаша, — но я готовлю кихкилах.

— Славный будет пир, кума, очень славный! — Второй людоед оказался женщиной.

— Да, кума Калжа, — кивнула Кожыпога.

— Мы послали нашего сына подальше в лес, — сказала Калжа, — чтобы он набрал воды из козьего копытца.

— На пиру! — вскричал старый Анушпар, мгновенно выйдя из полудремы. — Как можно? Мамаша Кожыпога готовит кихкилах, и за такой трапезой подобает пить вино из волчьих ягод! — Анушпар аж затрясся от возмущения.

— Верно, — сказала Калжа, — но у моего мужа сильная изжога. Стоит ему поесть горяченького, как тут же начинает болеть живот. Вот и приходится добавлять в вино целебную козью водицу.

— Не лучше ли подождать, пока еда остынет! — не унимался Анушпар. — Или вам обязательно портить добрую трапезу?

— Разумеется, лучше, — сказал Кендюх. — Но можно ли есть кихкилах холодным? Мне кажется, это будет неуважением к нашим славным традициям.

Тристан вынужден был снова вернуться в укрытие. Теперь на поляне находились четверо людоедов, не считая Айсбайна и Сихмона, которые вскоре выволокли из дома двух упирающихся рыцарей.

— Мама, — объявили они хором, — они мешают нам их чистить.

— Так свяжите их покрепче, — рассердилась Кожыпога.

Один рыцарь был маленький и толстый, другой — долговязый и худой. Тристан узнал Типуна и Вертопраха Бонвиванов, тех самых, что так не хотели участвовать в Турнире.

Братья отчаянно брыкались, но людоеды быстро сломили их сопротивление. И вот, связанные по рукам и ногам, Типун и Вертопрах уже лежали у костра.

К хижине пришли еще трое людоедов. Эти были ровесниками Сихмона и Айсбайна. Тристан запомнил, что одного из них звали Лок-Лак и он, судя, по всему, приходился внуком старому Анушпару. С собой этот юный людоед притащил целый мешок всевозможной дряни. Тут были отвратительные поганки, дохлые пауки с мерзкими мохнатыми ножками, дождевые черви, а также черные тараканы и сушеные ящерицы.

— Ай, умница внучек! — Анушпар потрепал молодого людоеда по голове своей дряблой рукой. — Всегда придумает что-нибудь этакое. Однажды ты станешь Чревоугодником.

— Но только после меня, — не переставая помешивать похлебку, сказала Кожыпога. — Эй, дети мои, вы будете, наконец, чистить рыцарей?

Тристан зажмурился, представляя себе жуткую картину. Бедные Бонвиваны, им предстоит мучительная смерть, а он ничем не может им помочь. Сихмон и Айсбайн уже тянули к братьям свои жуткие руки… К счастью, чистка ограничилась тем, что людоеды содрали со связанных рыцарей доспехи.

— Пускай сперва как следует прокоптятся, — сказала Кожыпога, не отрываясь от стряпни.

— Как же повезло вам, — с типично стариковской интонацией сказал Анушпар, — отведать кихкилах. Я в ваши годы о таком кушанье мог только мечтать.

Сихмон и Айсбайн накрыли на стол. Теперь там стояло девять тарелок, бутылка волчьего вина, какой-то чудовищный темно-серый салат и двадцать семь вилок, по три возле каждой тарелки.

— А будем ли мы петь? — спросила Калжа и мечтательно возвела глаза к небу. — Хорошее застолье должно сопровождаться душевной песней.

— Конечно, будем, — обрадовался Анушпар. — Как насчет песни про путеводный аромат?

— Да это же моя любимая!

Людоеды запели скрипучими, некрасивыми голосами, так что пение их больше напоминало вой ветра в водосточной трубе:

Сладкий путеводный аромат,

Брюхо наполняется урча-ни-ем.

Людоеды все домой спешат,

Нет на свете запаха прият-не-е.

Дома уже завтрак меня ждет,

Низкокалорийный мамин за-автрак.

На обед — жаркое и компот,

Как я обожаю его за-апах!

И ужин,

Вкусней его нет!

Проглочу я его одним ма-ахом!

Пирую,

Забыв про обед,

И, конечно, не помню про за-автрак!

Начинало смеркаться. Солнце медленно клонилось к западу, и над Хижиной-возле-Ельника сгущались сумерки. Тристан все еще не знал, что ему делать, а людоеды тем временем продолжали прибывать. Их собралось на поляне уже больше дюжины. Они сели в круг у костра и втягивали ноздрями шедший от котла запах.

— А теперь, — торжественно сказала мамаша Кожыпога, — тащите сюда Фэ-Мушра и этого, второго.

Сихмон и Айсбайн удалились, а остальные людоеды начали шептаться. Лица у них были точь-в-точь такими же, как у придворных перед появлением короля.

Сихмон и Айсбайн вернулись, ведя напуганных до полусмерти Виреля и Мисту.

Людоеды замерли. Кожыпога торжественно подняла свою ложку над котелком и посмотрела на гостей. Казалось, она с замиранием сердца ждет их вердикта.

Анушпар вытянул вперед шею и повел ноздрями. Людоеды в полном молчании обступили его. Старик еще раз принюхался и объявил очень громким и важным голосом:

— Ноздрям своим не верю! Это действительно Фэ-Мушра!

Людоеды захлопали в ладоши, осыпая мамашу Кожыпогу всевозможными комплиментами. Такие комплименты в рыцарских кругах могли бы принять за самые настоящие оскорбления, но лицо Кожыпоги буквально светилось от счастья.

— И если вы сумеете приготовить кихкилах — Утробную Амброзию наших предков, — заключил Анушпар, — мы все провозгласим вас Чревоугодницей.

— Первая Чревоугодница за много тысяч лет! — торжественно протянул Кендюх.

— Мы так и будем на это смотреть? — спросил И-гуа. — А как же наш план?

Тристан развел руками. Плана у него так и не появилось. Пробираться в хижину теперь было незачем. Его друзья сидели в самом центре поляны, окруженные дюжиной голодных людоедов. Айсбайн и еще двое молодых людоедов точили о камень внушительного вида тесаки с широкими и острыми лезвиями.

— Значит, — сказал И-гуа, — мы будем действовать силой?

— Попробуй. — Тристан опустился на корточки. — Ни один рыцарь в мире не одолеет двенадцать людоедов за раз, что уж говорить обо мне. У меня нет такой силы…

Он запнулся, и лицо его вдруг просияло.

— Сила! — воскликнул он. — И-гуа, друг мой, нужна дорожная сумка!

Тристан быстрым движением отстегнул сумку от седла и запустил руку внутрь. Порывшись недолго, он извлек наружу Живокарту и три свитка.

— Так, — бормотал он, — золотая ленточка — это свиток Путеводного Света, зеленая ленточка — свиток Искателя, красная — свиток Великой Мощи.

Этот свиток был его главной надеждой. Сила, которую он мог дать ему, очень пригодилась бы в схватке с драконом. Но никаким иным способом ему людоедов не одолеть. Значит, в поединке с драконом придется рассчитывать только на себя.

Тристан развязал узелок, и красная ленточка соскользнула на землю, оставив в воздухе тоненькую дорожку красной пыльцы. В самом центре свитка сверкающими ярко-красными буквами было выведено два слова. Тристан не знал, что они означают, и не имел времени разбираться. Поэтому он просто набрал в легкие побольше воздуха и прочитал:

— Даэр Тэлосаль!

Слова исчезли со свитка, будто кто-то стер их невидимым ластиком. Ярко-красный свет потух, но лишь на мгновение. В следующую секунду прямо из пергамента на Тристана вылетел настоящий вихрь, который окутал его красной пыльцой. Она закружилась вокруг него, как стая светлячков. Так продолжалось несколько секунд, а затем вихрь подхватил облако пыльцы и унес прочь от ельника. Раз — и облако исчезло, издав едва слышный хлопок. Тристан не успел даже удивиться. Не прошло и мгновения, как он почувствовал, что его мышцы наполняются силой. По всему телу пробежала боль, но боль эта была приятной. Ему даже хотелось чувствовать ее подольше. Внутри словно бил какой-то живительный фонтан. Руки окрепли, так что ими можно было бы переломить дерево. Тристан дотронулся пальцем до руки. Она стала точно стальной.

Айсбайн и Сихмон уже подтащили братьев Бонвиванов к котлу, чтобы швырнуть их туда, а внук старика Анушпара держал наготове Виреля, который должен был последовать за ними.

Тристан подскочил к Айсбайну и опрокинул его могучим ударом кулака. Людоед кубарем покатился через всю поляну и ударился головой о стенку хижины. Сихмон застыл в замешательстве, и Тристан воспользовался этим, чтобы отвесить такой же удар и ему. Остальные людоеды с неистовым воплем ринулись на него. Но Тристан был им не по зубам.

Тристан действовал просто и наверняка, он орудовал кулаками, раздавая людоедам короткие, но сильные оплеухи. Правда, двоих он все же столкнул лбами, но сделал это просто для разнообразия. Битва кончилась быстро. Одиннадцать людоедов лежали на земле и громко стонали, ни один из них не был в состоянии встать. Куда делся двенадцатый, Тристан не знал, очевидно, он просто убежал, понимая, что дело добром не кончится. Тристан поспешно собрал дубины и сломал их одну за другой о колено, после чего освободил Виреля и Мисту, а вместе с ними и братьев Бонвиванов.

— Слава богу, Тристан, — бормотала, заливаясь слезами, Миста.

Она обвила его шею руками и, уткнувшись ему в плечо, горько зарыдала.

— Я уже думала, что они сделают из меня этот кихкилах, — рыдала она. — Я же говорила, рыжие девочки — их любимая еда.

Тристан аккуратно перенес ее к ельнику и оставил с И-гуа. Конь нагнулся к девочке и ласково лизнул ее в щеку. Вирель тоже был напуган до смерти. От ужаса он потерял дар речи и мог только бормотать что-то бессвязное о людоедской песне, которая, судя по всему, ужасно ему не понравилась.

— Спасибо, — прошептал он.

— Не за что, — ответил Тристан, помогая другу подняться.

Настала очередь Бонвиванов.

— Да не потеряет твердости твой крепкий кулак, о доблестный рыцарь, — сказал долговязый Вертопрах, протягивая Тристану руку.

— В этом затруднительном положении, — продолжил Типун, — мы оказались по вине моего брата, который неожиданно остановился в тот момент, когда мы проводили стратегический маневр по отдалению от противника.

— Вовсе не так все было! — Вертопрах гордо поднял голову. — Я просто решил прибегнуть к маскировке, а вы, мой возлюбленный брат, должны были продолжать отдаляться от противника, чтобы добраться до безопасного места и привести подмогу.

— Я и пытался привести ее, — настаивал Типун. — Разве вы, возлюбленный брат, не слышали, как я во все горло звал на помощь?

— Но никто не пришел, — упорствовал Вертопрах, — а ты, растяпа, еще и потерял мамин подарок.

— Это было раньше.

— Нет, тогда.

— Нет, раньше!

— Нет, тогда!

— Хватит, — остановил их Тристан. — Сейчас не время для споров, пора убираться отсюда.

Он чувствовал, что действие чар ослабевает. Его руки теряли силу с каждой секундой.

— Думаю, тебе пригодится твоя тетрадь! — Тристан вернул Вирелю его пропажу.

Вирель не ответил, он оторопело смотрел за спину своему другу. Тристан обернулся — и вовремя. За его спиной стояла мамаша Кожыпога. Грязная, с растрепанными волосами и пылающими глазами.

— Нет, — рычала она, — я семьдесят пять лет ждала этого дня! Я собиралась приготовить кихкилах, и я его приготовлю!

В эту минуту мамаша Кожыпога могла бы внушить страх даже самому храброму рыцарю на свете. И дело было не в свирепом оскале зубов, не в ручищах, напоминавших гигантские клешни, и даже не в длинных, как ножи, когтях, венчавших ее пальцы. Самым страшным в ней были налитые кровью глаза и совершенно безумный взгляд, какой бывает лишь у самых свирепых хищников.

С невероятным для своих размеров проворством она кинулась на Мисту. Это был тигриный прыжок, от которого нет спасения. Тристан едва успел встать между ними, заслонив подругу от яростной атаки. Он все еще рассчитывал на чары свитка, но, как оказалось, зря. Мамаша смела его с пути, как ураган, сметающий соломенную хижину. В последнее мгновение Тристан успел вцепиться ей в плечо, и они кубарем покатились в ельник. И все же, как ни старался Тристан одолеть Кожыпогу, та оказалась сильнее. Действие чар иссякло, и теперь он был придавлен к земле. Его кости буквально трещали под тяжестью Кожыпоги. Одну руку мамаша уперла ему в грудь, так что у Тристана перехватило дыхание. Что-то промелькнуло над ним и с силой ударило Кожыпогу в голову. Мамаша неуклюже подпрыгнула, и Тристан ощутил невероятное облегчение. Ничто больше не давило ему на ребра, он мог свободно дышать. Жадно хватая ртом воздух, он вскочил на ноги. Мамаша Кожыпога неподвижно лежала под ближайшей елью, уткнувшись лицом в рыхлую землю. Руки ее были раскинуты, как птичьи крылья во время полета. Очевидно, она ударилась головой о крепкий ствол ели и потеряла сознание.

Тристан поднялся. Перед ним с гордым видом стоял И-гуа.

— Мои копыта всегда к услугам моего хозяина, — самодовольно сказал И-гуа. — Боевой скакун примет бой вместе с господином и, если нужно, умрет за него, но никогда не покинет поля брани иначе, как по велению шпор, что вонзятся в его бока.

Тристан потрепал коня по холке.

— И-гуа, — сказал он, — твои предки гордились бы тобой.

— Знаю, — важно ответил И-гуа. — И хватит трепать меня по холке. Я боевой скакун, а не прогулочный пони.

Они вернулись к друзьям.

— Все в порядке, — сказал он, — с ней покончено. А теперь давайте уносить ноги.

Людоеды понемногу стали приходить в себя, а у Тристана уже не было свитка, чтобы еще раз их всех одолеть.

— Позвольте нам отправиться с вами, — робко сказал Типун.

— Мы не хотели бы оставаться тут одни, — покачал головой Вертопрах. — Это может обернуться неприятностями.

— И как вас, таких осторожных рыцарей, занесло в Дремучий лес? Это не лучшее место, чтобы прятаться от опасностей, — не выдержала Миста.

— Нам показалось, что тут безопаснее, чем на дороге. Тут, по крайней мере, на нас не нападали. То есть нападали, но не сразу, — ответил Типун.

— И кто напал на вас на дороге? — Тристан насторожился.

— Не знаю, — ответил Вертопрах. — Мы не собирались участвовать в Турнире. Из Альденбурга мы выехали только для того, чтобы успокоить маму.

— Она думала, что «ее крошки» отправились на поиски верной смерти, но у нас был совершенно другой план. Мы собирались посетить замечательный трактир «Полосатый таракан», но едва мы выехали из города, как на нас напали.

— Так кто на вас напал?

— Какие-то разбойники, — снова взял слово Вертопрах, — их было много, и они скверно бранились. К счастью, мы заметили их чуть раньше, чем им бы этого хотелось.

— И поспешили спрятаться в лесу, — закончил Типун, — а они не стали нас преследовать. Так что, можно нам с вами?

— Не беспокойтесь, — подхватил Вертопрах, — как только на нашем пути встретится какое-нибудь питейное заведение, мы тут же вас покинем.

Тристан кивнул в знак согласия.

— Кто-нибудь знает, как нам поскорее выбраться из этого леса?

Миста и Вирель молчали.

— Мы знаем, — неожиданно сказал Типун. — Нам надо двигаться отсюда прямо на запад.

— Тогда мы выйдем на старую дорогу, — сказал Вертопрах. — Она идет на север к болотам и теряется где-то на берегу Попрыгуньи.

Тристан снова кивнул и жестом предложил братьям двинуться вперед. Когда они скрылись за ельником, он быстро вытащил Живокарту. Никакой дороги он на ней не нашел, но обнаружил, что если двигаться на запад, то лес и правда скоро кончится.

Надо было спешить. Солнце уже клонилось к горизонту, а кто знает, какие еще опасности скрывает Дремучий лес.



Глава десятая. Вересковые топи

То, что братья Бонвиваны именовали дорогой, на деле оказалось бескрайней лужей, наполненной мутно-желтой водой. По обочинам высились длинные горки густой грязи, в которой можно было увязнуть по колено, а то и по пояс. После встречи с людоедами друзья даже не помышляли о том, чтобы вернуться в Дремучий лес. Они старательно обходили его с запада, и этот поход растянулся на три дня. За это время Тристан едва не сошел с ума. Мало того что идти порой приходилось по колено в грязи, так еще и спутники не давали ему покоя. Братья Бонвиваны беспрестанно заводили друг с другом споры из-за потерянного подарка. Ругаться Типун и Вертопрах могли часами, а окрики Тристана не производили на них никакого впечатления. И всякий раз, когда Бонвиваны замолкали, их сменяли Вирель с Мистой, которые продолжали препираться из-за каждой мелочи. Временами к их перебранкам подключался еще и И-гуа. В такие моменты Тристан вспоминал добрым словом кина Бутуза и Хабара.

Он очень обрадовался, когда на закате третьего дня они добрались до Вересковых топей — необъятных болот на пути к Попрыгунье. Здесь, на границе Равнинного и Лесного княжеств, посреди зыбучих трясин притаились несколько небольших деревень. Местные жители были знамениты на всю Амбинию своим удивительным упрямством. Упрямство это выражалось в том, что болотники — как их зачастую называли — никогда не верили тому, что рассказывают в трактирах и тавернах. Всем известно, что крестьяне — любители совершенно несусветных и абсолютно неправдоподобных россказней. Но болотники не верили даже тому, что было чистой правдой. Они оспаривали факт существования Альденбурга, сомневались в благородстве рыцарей и решительно не соглашались с тем, что Амбинию населяют чудовища.

Солнце уже закатилось, так что путники стали задумываться о ночлеге. К счастью, прямо возле топей им попалась деревенька, состоявшая из пяти утлых лачуг. Одна из лачуг — вот удача — оказалась постоялым двором «Пьяная рыба», чей хозяин, грузный мужчина с залысинами по имени Ямс, встретил их с распростертыми объятиями. Гостиница оказалась весьма и весьма убогой, что ничуть не огорчило Тристана. Три дня он ночевал на голой земле, так что теперь даже самая жесткая на свете постель показалась бы ему королевским ложем. Хозяин тоже был доволен, ибо путники оказались его единственными гостями, если не считать странного бородача, что сидел в углу с кружкой эля.

— Рад снова видеть славных рыцарей на моем постоялом дворе, — сказал мастер Ямс, поспешно накрывая на стол. — Ровно двести лет назад в «Пьяной рыбе» останавливался сам кин Эгланд.

— Неужели? — перебил его Вирель. — И, несомненно, ваш прадед оказал кину Эгланду такой радушный прием, что тот оставил ему в дар навершие своего меча.

— Вижу, слух о моем заведении уже прошел по всей Амбинии, — подтвердил мастер Ямс, указывая на ржавую железку, висевшую над очагом.

— Судя по всему, этот кин Эгланд был тем еще выпивохой, — пробормотал Вирель. — Кажется, в Амбинии нет ни одного трактира, в котором он бы не побывал.

— Вы тут осторожнее, — заговорщицким тоном предупредил их бородатый постоялец. — Вересковые топи — неспокойное место. Тут полно бородавчатых тютюлей. Во всей Амбинии нет тварей ужаснее.

— Кого-кого? — изумился Вирель.

— Они сочетают в себе силу великанов, ловкость и скрытность гоблинов, ярость вепрей и жестокость урлов. С виду они мохнатые, когти у них длинные, а зубы величиной с ваш меч, а еще они воют словно волки. Да и сами похожи на гигантских волков. И спасения от них совершенно никакого нет.

Миста прыснула, едва не подавившись куском черствого хлеба.

— А вы сами когда-нибудь видели этих… тютюлей? — поинтересовался Тристан у собеседника.

— Видел, — мрачно кивнул бородач. — Я возчик. Пару ночей назад возвращался к себе из Лесного княжества. Было уже поздно, но луна светила довольно ярко. Так вот, на обочине дороги я заметил странную мохнатую тень, а потом услышал жуткий, леденящий душу вой.

— Это мог быть обычный волк.

— Волки так не воют, уж я-то знаю. Да и на задних лапах не ходят. А этот стоял на своих двоих, как человек. Я прямо весь оцепенел от ужаса, а потом заметил у этого чудища два ярких злющих глаза багрового цвета. В жизни не видывал ничего страшнее.

— И он не напал на вас? — улыбнулась Миста.

— Я дал деру. Бросил с перепугу свой воз с лошадью и махнул через лес. Никогда так не бегал. Теперь сижу тут и думаю, стоит ли возвращаться за своим возом. Лошадку мою, поди, они съели, но, может, хоть повозка уцелела.

— Тютюлей нет никаких, — отозвался мастер Ямс. — И чудищ прочих тоже нет. В Амбинии живут только люди.

Той ночью Тристан уснул, едва только голова его коснулась подушки. Впрочем, спал он недолго. Вирель разбудил его затемно. На дворе стояла тихая безлунная ночь.

— В чем дело? — спросил Тристан, зевая и потягиваясь. — Зачем ты поднял меня в такую рань?

— Тсс, — Вирель выглядел крайне встревоженным, — говори шепотом.

Тристан протер глаза. За спиной Виреля стояла Миста. Она тоже была очень напугана.

— Кто-то вломился в гостиницу! — прошептал Вирель. — Слышишь?

Тристан услышал топот ног, скрип половиц и жалобные стоны мастера Ямса.

— У меня нет денег! — кричал он. — Я бедный трактирщик.

— Молчать! — гаркнул кто-то. — Нас, шва, интересуют не твои деньги, а твои гости.

— Я буду на вас жаловаться!

— Заткнись, крыса! — оборвал его другой голос, еще более грубый, чем первый. — Суньте ему кляп, шва, не могу слушать этих болотных тварей!

— Сквары, — пробормотал Тристан.

Один из скваров заткнул трактирщику рот свернутой в комок тряпкой, и хозяин, все еще продолжавший взывать к справедливости, захлебнулся собственными словами. Он отчаянно мычал, пытаясь избавиться от кляпа, и тогда двое скваров крепко-накрепко привязали его к стулу.

— Хорошо, — сказал первый сквар, — пошуруйте наверху. А ты, Ггол-гар, найди, где он прячет деньги. Живее, шва, живее.

Мастер Ямс вновь замычал, но Ггол-гар тут же двинул ему сапогом в бок, и несчастный трактирщик умолк.

Сквары взялись за поиски, хотя назвать это поисками было трудно. Они ломали стулья и табуреты, били посуду, опрокидывали столы и разбрасывали по полу золу из очага. Под непрекращающуюся брань своего командира Ггол-гар и еще два сквара стали ковырять ножами стену, надеясь обнаружить там тайник с золотом. Мастер Ямс жалобно скулил, словно щенок с перебитой лапой. Он не мог смотреть, как сквары безжалостно громят его постоялый двор. Аккуратно убранный зал для гостей теперь напоминал поле битвы. Чистый пол был изгваздан сажей, мебель обратилась в щепки, а посуда — в груду осколков. Постоялый двор, о котором хозяин заботился с отеческой любовью, постепенно превращался в руины. Сквары не могли найти золото и вымещали злобу на всем, что попадалось под руку. Один из них сорвал со стены тот самый кусок металла, который мастер Ямс выдавал за навершие меча кина Эгланда, и сунул его себе в карман.

— Уходим, — Вирель дернул Тристана за плечо.

— Куда?

— К болотам, в лес, не знаю, но здесь оставаться нельзя. Нас убьют, забыл?

— Быстрее сюда, — Миста толкнула дверь в свою комнату, — мое окно выходит прямо на крышу конюшни!

Она лихо перемахнула через подоконник. В коридоре уже слышались звуки шагов. Сквары обшаривали соседние комнаты. Соломенная, как волосы Виреля, крыша конюшни трещала под ногами. Тристану казалось, что он вот-вот провалится вниз. На дворе было сыро и темно. Даже самый зоркий человек на свете не увидел бы их. Тристан побежал вслед за Мистой к ограде, за которой начинался заболоченный лесок. Здесь пахло тиной и застоялой водой. Они пробежали десять, а то и двадцать саженей и спрятались за деревьями.

— Где Вирель? — спросил Тристан, отдышавшись.

Менестреля с ними не было.

— Тут, — откликнулся знакомый голос.

Вирель появился словно ниоткуда, вынырнув из-за высокого кустарника. Он вел под уздцы напуганного И-гуа, который, однако, не переставал возмущаться:

— Разбудили среди ночи, напугали, не дали даже поесть на дорогу!

— А Бонвиваны?

— Давно удрапали, — сказала Миста, — я таких трусов в жизни не видела. Впрочем, мы должны сказать им спасибо. Это они подняли тревогу.

— Сейчас все уляжется, и мы сможем продолжить путь, — сказал Вирель. — Сквары перетряхнут гостиницу и уйдут, а мы проберемся через болота и поищем путь к Попрыгунье. Она где-то рядом. Это из-за нее тут вокруг все заболочено.

По лесу пробежал ветерок, и небольшие деревья послушно заскрипели. Откуда-то сверху на голову Тристану бухнулась небольшая веточка. Совсем не больно, но он дернулся от неожиданности. Отсюда, из укрытия, были хорошо слышны крики скваров, которые продолжали громить постоялый двор. Мастер Ямс — старый сварливый болотник — оказал им теплый прием и жестоко поплатился за это. Если сквары оставят трактирщика в живых, то, скорее всего, лишь для того, чтобы продать его на Черном холме. Но если каким-то чудом этого удастся избежать, то и тогда ему не позавидуешь. После погрома мастер Ямс будет совершенно разорен.

— Я возвращаюсь, — сказал Тристан, поднимаясь из укрытия.

— С ума сошел, помилуй тебя Ирета, — у Виреля чуть глаза на лоб не полезли. — Ты знаешь, что там происходит?

— Знаю, именно поэтому я и иду туда.

Тристан взял И-гуа за уздечку. Конь, похоже, не был в восторге от этой идеи.

— Грезишь подвигами! Ты даже сражаться толком не умеешь!

— Замолчи, — перебила Виреля Миста. — Тристан прав, мы не можем бросить трактирщика в таком положении. Он был очень добр к нам, и сквары вломились к нему из-за нас.

— Мы ничем ему не поможем! Только сами погибнем!

— Я хотя бы попытаюсь! — отрезал Тристан.

Шансов на успех было мало. Но мало было и шансов на то, что он победит дракона. Однако же он участвует в Турнире.

— Это глупо, Тристан, — протестовал Вирель. — Они убьют тебя и нас, наверное, тоже. Ты не можешь так собой рисковать. Ты должен выиграть Турнир. Иначе это сделает Гнусомунд!

— Я Рыцарь Бедных. Я должен помогать обездоленным и несчастным. Это мой долг.

— У тебя нет доспехов, нет свитка силы и нет необходимых навыков, чтобы сражаться с бандой вооруженных разбойников. Это самоубийство.

— Ты со мной?

Вирель всплеснул руками.

— Упрямый дурак! — сказал он. — Конечно, я с тобой.

— И я! — поддержала Миста.

— Тогда в путь.

— План, — остановила его Миста, — нам нужен план.

— Нет времени, — покачал головой Тристан, — пока мы будем его придумывать, они убьют мастера Ямса и сожгут его гостиницу.

— Арховы пальцы! — вскричала Миста. — Скакать с мечом в руках в лобовую атаку — верная смерть. Мы так ничем ему не поможем, нам нужно застать их врасплох, и тогда… А-а-а!

Из груди Мисты вырвался нечеловеческий крик, она в ужасе попятилась и указала трясущимся пальцем куда-то в темноту. Тристан повернулся, и волосы у него на голове зашевелились. В десяти шагах от них между двумя тонкими рябинами стояло жуткое чудовище. Ростом оно превосходило сидящего верхом Тристана на добрую голову. Все тело покрывала косматая шерсть, а лапы — семь длинных, точно кинжалы, когтей. Пасть имела такие размеры, что чудище легко смогло бы проглотить молодого барашка. Тристан сперва подумал, что перед ним гигантский волк, но где видано, чтобы волки ходили на задних лапах? Рыцарь Бедных потянулся за мечом, но не смог нащупать рукояти. Руки не слушались его. Два неуловимых скачка — и чудовище оказалось на поляне.

— Тютюли, — пробормотал Вирель, — выходит, они существуют…

Бредни возчика оказались правдой. На них в самом деле напали тютюли. Они появлялись на поляне, словно из-под земли. Тристан пытался сосчитать: семь, нет, десять, двенадцать… Нападать они не торопились. Друзья были окружены, а все пути к отступлению отрезаны. Чудовища не издали ни единого звука.

— Знать бы, что тютюли делают со своими жертвами, — прошептала Миста.

— Понятия не имею, — сказало человеческим голосом самое большое чудовище. — А мы отводим своих к Шанну.

— Они разговаривают…

— А почему бы и нет? — сказал другой. — Что тут удивительного?

— Ну, мы не очень разбираемся в тютюлях, — прошептал Тристан неуверенно, — но, судя по тому, что нам о вас говорили, вы должны сразу набрасываться на людей.

— Мы не тютюли, — оборвал его первый, — мы слуги Шанна.

— Так вы люди? — осторожно поинтересовался Тристан.

— Мы разбойники! А вы наши пленники. Видал, Алли, — обратился он к одному из своих спутников, — еще целая компания. У нас не лес, а прямо проходной двор какой-то.

— Ага, Игри, сначала два рыцаря, теперь еще вон трое. Шанн будет доволен.

Один из разбойников ловко выхватил у Тристана меч, четверо других обступили Мисту и Виреля.

— Пойдете с нами, и не пытайтесь удрать, — сказал Алли тоном, не терпящим возражений.

Тристан зашагал по узкой, со всех сторон поросшей кустарником тропинке, что вела куда-то в глубь болот. Впереди и сзади двигались разбойники-тютюли. Выглядело это все жутковато. Тристан не мог поверить, что твари, шедшие рядом, разумны и не станут атаковать своих пленников без причины. Те же мысли, похоже, крутились и в голове И-гуа. Конь молчал, чтобы никто не узнал его тайны, но полные страха лошадиные глаза говорили лучше всяких слов.

— Кто такой этот Шанн? — шепотом спросил Тристан Виреля.

— Кажется, это покровитель разбойников. Его еще называют Богом-с-Большой-Дороги, — так же шепотом ответил Вирель.

— И они ведут нас к нему?

— Именно, — один из тютюлей услышал их разговор, — мы ведем вас к Шанну.

— То есть в его святилище, — уточнила Миста.

— Нет, к нему самому, — был ответ. — Мы служим самому Богу-с-Большой-Дороги. Он лично отдает нам приказы.

— Верно сказано, Митти, — подхватил Игри. — Нам повезло, с нами Шанн.

— Вы хотите сказать, что он говорит с вами? Что вы его видели?

— Нет, мы не видели его, — Алли покачал своей волчьей головой, — но мы его слышим. Он говорит с нами и помогает нам. Шанн дал нам силу.

— Какую?

— Да вот эту, — Митти показал на себя когтистой лапой. — Благодаря ему мы стали страшными и теперь наводим на всех ужас.

— И как же так получилось, что Бог-с-Большой-Дороги осыпал вас своими милостями? — Миста, похоже, привыкла к внешнему виду разбойников и совсем перестала бояться их.

— Сначала мы были бродячими актерами, — ответил Митти, — давали представления на городских площадях. Но это дело у нас не выгорело, и, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, мы подались в разбойники. Но и тут нам не везло.

— Лица у нас добродушные, да и делу грабежа мы не обучены, — подхватил Игри. — Остановишь кого-нибудь на дороге, скажешь «давай золото», а он тебе только в глаза рассмеется и дальше поедет.

— Как-то раз мы пытались захватить рыцаря, но он нас так отделал, что мы три дня потом из лесу не высовывались! — При этих словах Алли потер когтистой лапой мохнатую спину. — У меня до сих пор синяки.

— Да ладно бы только рыцари, — сказал угрюмо еще один разбойник. — Мы потерпели неудачу, когда пытались ограбить воз с репой, которым управляла девочка лет пятнадцати.

— Она так скулила и жаловалась, что нам пришлось отпустить ее и вернуть все награбленное.

— Мы даже до города ее проводили.

— Но вот недавно мы встретили поблизости путника, хотели его ограбить, а он нам и говорит, что послан к нам самим Шанном.

— Дескать, Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, давно за нами наблюдает и решил даровать нам силу для верного служения ему.

— И он дал нам двенадцать склянок с зельем, велел выпить, а потом в полночь прийти к болотам и найти там дыру в земле.

— И вы выпили?

— Выпили, — Митти кивнул волчьей головой, — и стали такими, какими вы нас теперь видите.

— А что было потом?

— А потом мы пришли к указанному месту и там под гнилым деревом нашли дыру в земле. Из дыры этой шел дым, и громовой голос поведал нам, что мы отныне — глаза и руки Шанна в Амбинии.

— Что Бог-с-Большой-Дороги назначил нас своими служителями, чтобы мы принесли ему почет и славу, а себе богатство.

— И с тех пор, — не без гордости сказал Алли, — наша банда процветает. Меньше чем за неделю мы ограбили два десятка крестьян и семерых купцов, а сегодня вот еще и рыцарей схватили.

— И самое главное, — добавил Митти, — нам и говорить-то теперь ничего не нужно. Выскакиваешь на дорогу — и дело сделано.

— Как видят нас, сразу вопят и либо цепенеют, либо бегут со всех ног, только лови да грабь.

— Остается узнать главное, — поинтересовалась Миста, — вы разбогатели?

— Нет, хотя добра нагребли изрядно, — ответил Игри, — всю добычу мы отдаем великому Шанну, а Бог-с-Большой-Дороги за это поддерживает наш свирепый вид.

Разбойники вывели их на небольшую полянку между тремя совершенно сухими, поеденными гусеницами сербониями. Здесь сильно пахло тиной, до знаменитых на всю Амбинию трясин было рукой подать. Под одной из сербоний Тристан заметил глубокую нору, похожую на медвежью берлогу. Из берлоги шел синеватый дым, клубами поднимавшийся к самому небу. Алли шагнул вперед, опустился на одно колено и склонил голову.

— О Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, атаман всех лихих людей. Мы привели тебе новых пленников.

Из берлоги подуло легким ветром, и сербонии заскрипели.

— Кто они? — спросил из глубины пещеры замогильный голос, от которого у Тристана мурашки по коже забегали.

— Рыцарь и сопровождение.

— Дай золото! — потребовал голос.

— О Шанн, у них не было золота.

— Хочу золота!

— Да, о Шанн. Мы потребуем за них выкуп!

— Славно! — ответил замогильный голос.

Разбойники усадили их под изогнутой сербонией. Ее верхушка и опутанные гусеницами ветки клонились к самой земле. Казалось, дерево вот-вот упадет.

— Может, свяжем? — кивнул на пленников Митти.

— Шанн сохранит их лучше всякой веревки, — отмахнулся Алли.

Пленники не сразу заметили, что они тут не одни. Под деревом весьма удобно расположились братья Бонвиваны.

— Приветствуем, — сказал Типун, — в тесноте да не в обиде.

— И как вас угораздило так вляпаться? — спросил Вертопрах.

— А вас? — ответила вопросом на вопрос Миста.

— Мы предприняли тактические шаги для удаления от врагов, — сказал Типун, — но те вероломно атаковали нас с тыла.

— И было это как раз в тот момент, когда мы обнаружили надежное укрытие и хотели в нем спрятаться.

— Но к чести наших противников должен заметить, что они очень вежливо обращаются со своими пленниками.

— И не пытаются их съесть.

Разбойники совсем не обращали на них внимания. Они опустились на колени возле берлоги и принялись усердно прикладывать ладони к лицу, молясь Шанну.

— Однако разрешите полюбопытствовать, у вас есть план спасения? — спросил Вертопрах.

— В плену неплохо, но на свободе все-таки лучше, — подхватил Типун.

Тристан не ответил. Он пристально смотрел на берлогу, из которой продолжал валить дым, и на разбойников, что усердно молились Шанну.

— О Шанн, Бог-с-Большой-Дороги, атаман всех лихих людей, — восклицал громче всех Алли, а остальные ему вторили, — даруй каждому, кто бредет по ближайшей дороге, тугой кошель да побольше всякого ценного товара. И сделай так, чтобы и кошель, и товар без особенных затруднений стали нашими. И пусть пути королевских латников всегда расходятся с путями нашими.

С каждым словом, произносимым Алли, дым становился все гуще и гуще. Огромные клубы почернели и постепенно поглотили разбойников. Алли продолжал говорить, и вскоре едкий черный дым скрыл пещеру, сухую сербонию и половину поляны в придачу.

— За нас требуют выкуп, — прошептал Типун. — Думаю, и за вас потребуют.

— В каком смысле — выкуп? — спросил Тристан. — От кого?

— От семьи, — ответил Вертопрах. — За нас требуют по тысяче данринов, так что мы должны написать маме письмо, которое один из разбойников ей передаст.

— Боюсь только, что если он явится в таком виде в наш замок, то его там мигом прикончат. Наша мать ничего не боится, а в гневе будет пострашнее любого разбойника.

— А вы написали письмо?

— Нет, — Вертопрах явно не жалел об этом. — У разбойников нет чернил, так что получение выкупа затягивается.

Разбойники между тем закончили свой ритуал и поднялись на ноги. Дым, наполнивший воздух едким запахом, рассеялся.

— До рассвета еще три часа, парни, — объявил Алли, — время нам наконец поспать. Митти, ты будешь сторожить пленников.

Спать разбойники улеглись прямо на земле. Подстилки или одеяла были им не нужны, ведь тела их покрывала густая волчья шерсть. Митти угрюмо уселся возле сербонии с куском холодного мяса. Свой ужин он проглотил мгновенно, после чего, дождавшись, пока остальные уснут, задремал и сам.

— Нам, кажется, повезло, — сказала Миста, — они спят, а мы можем ускользнуть.

— Почему они нас не связали? — спросил Вирель.

— Ты же слышал, Шанн сторожит нас лучше всякой веревки. Надеюсь, Бог-с-Большой-Дороги тоже иногда спит.

О такой удаче трудно было даже мечтать. Разбойники спали точно младенцы, путь к свободе был открыт. Тристан тихо поднялся на ноги и аккуратно, на цыпочках, двинулся вперед. Он крался, точно заправский вор, хотя это, казалось, было излишним. Митти спал как убитый. Когда Тристан прошел мимо него, он только всхрапнул и опустил волчью голову намохнатую лапу. Помощники рыцаря, также стараясь не производить шума, крались за ним. И-гуа не фыркал и ступал мягко, как кошка. Бонвиваны с самым серьезным видом следовали за Тристаном. От поляны до ближайшего лесочка было рукой подать. Совсем чуть-чуть — и они будут в безопасности, а потом пусть Алли и компания попробуют найти своих сбежавших пленников. С виду они, конечно, похожи на волков, но едва ли обладают волчьим нюхом. Тристан обернулся, чтобы еще раз проверить Митти. Тот спал так же безмятежно, как и несколько минут назад. Вдруг что-то хрустнуло у Тристана под ногой, какой-то маленький сучок. Ему показалось, что вся поляна, а с нею и болота наполнились шумом. И не зря. Разбойники, может статься, и не обладали волчьим нюхом, но слух у них был явно острее, чем у человека. Глаза Митти открылись, а сам он в два счета вскочил на ноги.

— Тревога, — гаркнул он, — пленники удирают!

План побега с треском провалился. Разбойники проснулись, и теперь беглецам противостоял не один Митти, а вся банда. Вирель кинулся бежать, но не успел сделать и двух шагов, как на него налетел один из разбойников. Двое других набросились на Бонвиванов. И-гуа ловко увернулся от нападения, а Миста попыталась вскочить ему на спину, но между ними как из-под земли вырос Игри. Что было дальше, Тристан не видел, ибо столкнулся лицом к лицу с Алли. Главарь разбойников с диким рыком бросился на него, растопырив огромные лапы. Это был прыжок голодного волка, который кидается на загнанного в ловушку оленя. Тристан отскочил в сторону, но огромный коготь зацепил его за рубаху. Увлекаемый весом падающего Алли, он повалился на землю и кубарем покатился вслед за разбойником. Земля, небо, деревья — все смешалось и спуталось. Алли яростно рычал. Тристан попробовал подняться, но когтистая лапа прижала его к земле. Они снова перевернулись, и пленник вдруг увидел перед собой берлогу Шанна. Алли снова навалился на него, Тристан яростно вырывался, молотя разбойника руками и ногами. Его колено уперлось Алли в грудь. Тристан напрягся и выпрямил ногу, отталкивая главаря. Но тот крепко держал своего пленника когтистыми лапами. Они снова перекувырнулись и оказались у самого края берлоги. Скользкая трава приняла их, и Тристан почувствовал, что едет вниз, в пустоту. Берлога поглотила их. Они с Алли катились в самое логово Шанна. Небо, друзья, разбойники остались где-то там, наверху. Здесь была лишь темнота и ощущение, что падение не кончится никогда…

Но оно кончилось, причем кончилось настолько внезапно, что Тристан даже не сразу поверил, что уже никуда не летит. Рядом грохнулся Алли. Тристан ожидал, что главарь вновь нападет, но тот не шевелился. Может быть, он погиб? Нет. Алли был цел и невредим, но притих и испуганно прижал голову к самой земле.

— Мы вторглись в обитель Шанна, — прошептал он дрожащим голосом. — Горе нам!

В другой ситуации Тристан рассмеялся бы при виде огромного чудища, которое скулило, как промокший под дождем котенок, но сейчас ему было не до смеха. Где же этот Шанн и насколько страшен будет его гнев? Кем бы ни был Бог-с-Большой-Дороги, он не торопился карать непрошеных гостей. Они с Алли уже несколько минут пребывали в его логове, но хозяин так и не появился.

В берлоге пахло дымом и гарью. Глаза Тристана быстро привыкли к темноте, и он отчетливо увидел стол, заставленный какими-то склянками, толстую исписанную тетрадь, а также перегонный куб и реторту — незаменимые инструменты любого алхимика или знахаря. Рядом на маленьком табурете стоял старый, покрытый копотью светильник. По полу были разбросаны угли, кто-то жег тут костер. В углу, возле земляной стены, Тристан разглядел груду мешков и драный плед, под которым сладким, безмятежным сном спал человек с красной бородавкой на носу.

— Это и есть Шанн? — Лицо обитателя берлоги показалось Тристану знакомым. Где-то он уже видел эту красную бородавку.

Алли робко поднял глаза.

— Я не знаю, как выглядит Шанн, но ему не понравится, что мы тут.

— Я тоже не знаю, как выглядит Бог-с-Большой-Дороги, но это, — Тристан еще раз указал на спящего, — точно не он.

Робко, будто боясь обжечься, Алли посмотрел на хозяина берлоги, но тут же спрятал глаза.

— Шанн, атаман всех лихих людей, прости нас за вторжение в святилище твое.

— Да какое, к троллю, святилище?! — вскричал Тристан. — Ты вокруг посмотри.

Хозяин берлоги проснулся и вскочил со своего скромного ложа.

— Кто вы такие? Что вы тут делаете? — закричал он, обнаружив, что не один. — Кто смеет тревожить Шанна?

Голос у него был очень странный. Сиплый, нечеловеческий, но и не тот, замогильный, который они слышали на поляне. Тристан смело шагнул вперед.

— Никакой вы не Шанн, — сказал он, — вы лжец и мошенник.

Хозяин берлоги отпрянул назад. Алли, все еще не понимая, что происходит, прижал волчью голову к полу и робко поднял глаза.

— Что же ты стоишь, мой верный слуга? — заговорил хозяин берлоги. — Ну же, убей того, кто осквернил мое святилище.

Алли затрясся всем телом. Теперь он больше всего походил на трусливую собаку, которая боится всего вокруг.

— Давай же, убей осквернителя, или на тебя обрушится мой гнев!

Голос совсем утратил сиплость и стал приторно сладким. Его Тристан тоже где-то слышал, он определенно знал этого человека, и человек этот совершенно точно никакой не Шанн.

— Это самозванец. — Тристан обернулся к Алли. — Он изменил свой голос, чтобы напугать и обмануть вас.

— В твоем присутствии оскорбляют бога, которому ты служишь, — взревел мнимый Шанн. — Сделай же что-нибудь, или это сделаю я. Я дал вам силу, а вы поклялись служить мне, так служите!

Он попятился к столу и взял одну из склянок.

— Это верно, — сказал Алли, поднимаясь, — я поклялся служить тебе, о Шанн, но я не убийца.

— Ты мой раб, — завизжал тот, — ты делаешь то, что я скажу. Я приказал тебе убить — так убей!

Когтистые лапы Алли дрожали, а на волчьи глаза наворачивались слезы.

— Это обман, Алли, — сказал Тристан, — он не Шанн.

— Откуда ты знаешь?

— Разве нужно богу разводить костер, чтобы получить огонь? Разве может он спать на каких-то тряпках? Для чего ему, в конце концов, реторта и перегонный куб?

— Шанн делает то, что захочет.

— Правильно, а теперь убей его!

— Убей сам, — Тристан шагнул вперед, — ну, давай, Бог-с-Большой-Дороги. Порази меня громом, подожги огнем! Зачем тебе слуга, чтобы справиться с простым смертным? Разве ты не обладаешь великой властью?

Тристан медленно наступал на хозяина, тот пятился, бубнил что-то, но не спешил карать того, кто вторгся в его святилище. Наконец он зацепился за край шаткого стола и рухнул, опрокинув его. Склянки посыпались на мнимого Шанна одна за другой, со звоном разбиваясь об пол.

— Никакой он не Шанн, Алли, — сказал Тристан. — Это жалкий самозванец, которому удалось надуть вас.

Из одной из разбитых склянок вытекла темно-серая жижа, несколько капель коснулись руки самозванца, и та покрылась густой шерстью, точь-в-точь как у разбойников.

— Вижу. — Алли наконец поднялся на ноги и выпрямился в полный рост. Его волчья голова уткнулась в потолок.

— Нет, не надо, я бедный алхимик, я просто запутался…

— Я тебя помню, — Алли подошел ближе, — это тебя мы встретили на дороге, ты дал нам зелье и заставил прийти сюда.

— Заставил? Я? Как я мог? Вы пытались меня ограбить, я защищал свое добро.

— Ты надул нас! — взревел Алли и, нагнувшись, сгреб самозванца в охапку. — Что ж, пойдем наверх, пора тебе во всем сознаться.

Он взвалил лже-Шанна на плечо и в два прыжка выбрался из пещеры наверх. Тристан последовал за ним, хотя подъем дался ему с большим трудом, чем разбойнику.

Наверху все еще царила ночь. Луна чуть-чуть выглядывала из-за туч, слабо освещая поляну. Разбойники, крепко-накрепко связав Виреля, Мисту и Бонвиванов, теперь усердно молились перед берлогой, прося Шанна, чтобы тот вернул им их главаря.

— Смотрите, это же Алли, — Игри первым заметил их. — Шанн вернул его нам.

— Нет никакого Шанна, Игри. — Алли швырнул самозванца на землю. — Нас надули.

Он рассказал разбойникам, что видел в берлоге, и те обступили обманщика со всех сторон. Казалось, самозванцу несдобровать. Тот скулил, брыкался и молил о пощаде.

— Я бедный алхимик! Я странствовал по Амбинии и помогал людям! Я не хотел причинить вам вред. Я…

— Ты превратил нас в монстров и использовал нас! — заревел Игри. — В амбинском языке даже нет для тебя подходящего бранного слова!

— Повесить его! — крикнул кто-то из разбойников. — Пусть умрет!

— Смерть ему! — поддержали остальные. — Смерть, смерть!

Самозванца схватили за ноги и поволокли к сербонии. Тристану вдруг стало жалко этого омерзительного человека с бородавкой, который выдавал себя за Шанна.

— Стойте! — крикнул он, бросаясь наперерез. — Алли, ты же говорил, что ты не убийца.

— Это не убийство, а правосудие, — бросил главарь. — Он обманул нас.

— Вы можете совершить правосудие и другим способом. Не убивая!

— Он сделал нас чудовищами. Все вокруг боятся нас. Мы прокляты. Убьем его, и проклятие спадет!

Самозванца подтащили к дереву и подняли. Кто-то набросил ему на шею петлю.

— Спасите! Я не буду больше врать! Я не хотел никому зла! — сдавленным голосом причитал обманщик.

— Стойте, — в голову Тристану пришла спасительная идея, — вы не снимете проклятия, если убьете его. Это его зелье сделало вас такими. И боюсь, только он сможет вернуть вам прежний вид.

— Да! — истерическим голосом закричал несчастный. — У меня есть противоядие. Отпустите меня, и я принесу его.

Разбойники отпустили обманщика, и тот шлепнулся на землю.

— Спасибо, спасибо, — он пополз к Тристану, — ты спас меня, добрый мальчик.

— Прочь! — Тристан отскочил в сторону. — Неси противоядие.

Игри и Митти подхватили самозванца под руки и потащили в пещеру. Назад они вернулись в своем обычном виде. У них были добродушные, приятные лица. Тристан никогда бы не подумал, что эти двое могли быть разбойниками.

— В самом деле действует, — сказал Митти, протягивая Алли склянку. — Один глоток — и станешь прежним. Тут на всех хватит.

— Значит, вы отпустите меня? — испуганно бормотал обманщик. — Вы не станете меня вешать?

— Убирайся, — прорычал Алли, — и знай, если мы встретимся еще раз, не миновать тебе смерти.

Митти и Игри отпустили самозванца, и тот, не медля ни секунды, бросился прочь от берлоги, служившей святилищем мнимого Шанна.

— Спасибо вам, — сказал Алли, поднося склянку к пасти. — Если бы не вы, мы бы еще долго служили этой гнусной падали. Можем ли мы чем-то отблагодарить вас?

— Вообще-то да, — сказала Миста. — Только, если не трудно, сделайте это до того, как выпьете зелье. Вы можете нам помочь, но только в нынешнем своем виде.

Глава одиннадцатая. Великий Вояка

Путь до переправы через Попрыгунью занял целых пять дней. И все потому, что у болот раскинулся настоящий лабиринт из маленьких тропинок и никто — а тем более местные жители — не знал, какая именно ведет к реке. Путешественники раз десять ошибались с выбором, и всякий раз им приходилось возвращаться назад.

Наконец одна из тропинок все же вывела их на крутой берег Попрыгуньи. Река разрезала пополам скалистое нагорье, устремляя свои потоки вперед, к далекому Перемежному морю. Тристан никогда не видел такого быстрого, стремительного течения. Попрыгунья словно боялась опоздать к морю и гнала свои воды с невероятной скоростью. Ее потоки неслись по каменистому руслу, наполняя воздух оглушительным шумом.

— Местных жителей иногда называют крикунами, — сказал Вирель. — Это потому, что они вынуждены говорить очень громко — за грохотом Попрыгуньи трудно расслышать собеседника, даже если он стоит в шаге от тебя.

В речном шуме как будто слышался чей-то голос. Тристан напряг слух. Река словно пыталась заговорить с ним. Впрочем, он не смог разобрать ни слова.

— Пришли! — громко крикнул И-гуа. — Наконец-то! Отдых, сон, сочная трава!

Тристан поднял голову. Они стояли между двумя могучими утесами на небольшой площадке. Одна ее сторона выходила к реке, вторая утыкалась в скалы, за которыми был виден лесок. Сквозь камни тянулась извилистая тропинка. В самой середине площадки стоял покосившийся деревянный дом, очень похожий на старый сарай, готовый в любую минуту рухнуть.

— Это и есть переправа? — спросили хором братья Бонвиваны.

— Она, — кивнул Вирель. — Тут должен быть паром. Я пойду узнаю.

Вирель поспешил к домику, заглянул внутрь и через пару минут вернулся с озадаченным лицом.

— Плохие новости, — сказал тот. — Паром тут, но нет паромщиков. И до завтра не будет. Они сегодня уже сплавали на тот берег и теперь отдыхают.

— А есть ли где-нибудь другая переправа? — поинтересовался Тристан.

Вирель достал Живокарту. Два друга склонились над ней так, чтобы никто посторонний не мог увидеть ее.

— Лисий брод, — сказал Вирель, изучив карту. — Верст двадцать вниз по реке. Лучше подождать, чем делать такой крюк.

— Целый день?! — вырвалось у Мисты.

— Придумай план получше, ты у нас советница, — рассердился Вирель.

— Не сомневайся, придумаю!

Тристан сел на траву и вытащил из ножен свой новый меч. Длинный, без единой зазубрины клинок, переливавшийся разными цветами в зависимости от того, как его повернуть. Он был то красным, то серебристым, то светло-голубым, то ярко-желтым. Этому мечу, должно быть, немало лет, но выглядел он так, будто только вчера лежал на наковальне.

— Это необычный меч, — сказал Вирель, — возможно, ты держишь в руках один из Древних даров.

— Разумеется, — хмыкнул Типун, — у каждого простолюдина есть в закромах Древний дар. Поэтому рыцарям все никак не удается собрать их во дворце.

— Может, ну его, этого дракона с его вонючей пещерой, пройдемся по деревням и поспрашиваем крестьян, а вдруг у кого Талисман за печкой завалялся? — подхватил Вертопрах.

В самом деле, откуда у мастера Ямса мог взяться такой меч? Трактирщик уверял, что задолго до его рождения поблизости от болот была какая-то страшная битва, после которой его дед или прадед нашел в камышах этот меч.

— Думаешь, он сказал правду? — поинтересовался Вирель. — Может, он попросту украл этот меч.

— У кого? — рассмеялась Миста. — У него в трактире рыцарей, наверно, пару лет не было. К тому же что-что, а пропажу меча рыцарь бы точно заметил. Уверена, мастер Ямс не врал. Он действительно хотел отблагодарить своих спасителей от чистого сердца.

— В таком случае ему следовало бы вручить этот меч не Тристану, а Алли или кому-то из его товарищей. Это они спасли Ямса и его «Пьяную рыбу» от полного уничтожения.

Тристан, Алли и еще четверо разбойников успели вовремя. Сквары разнесли постоялый двор так, словно там великаны плясали. Но могло быть и хуже. Наемники привязали трактирщика к стулу, бросили в зале и собирались поджечь «Пьяную рыбу», чтобы хозяин сгорел вместе с ней. Каких-нибудь десять минут — и они осуществили бы свой страшный замысел. Но стоило скварам увидеть тютюлей, появившихся из-за деревьев с первыми лучами рассветного солнца, как их и след простыл. Наемники Харибды, одолевшие кучу рыцарей, бежали сломя голову. Тот сквар, что держал факел, с перепугу уронил его себе под ноги, и у него вспыхнули сапоги. Да и мало кто сохранил бы присутствие духа при виде разбойников-оборотней.

Тристан с трудом убедил Алли вернуться в лес и выпить зелье прежде, чем показаться на глаза трактирщику. Если бы мастер Ямс увидел своих спасителей в их жутком обличье, то его, несомненно, хватил бы удар. Хуже того, он мог бы поднять тревогу, и тогда его соседи устроили бы над добродушными разбойниками расправу. Но все сложилось как нельзя лучше. Мастер Ямс получил сразу двенадцать помощников, которые восстановят его заведение после погрома. Тютюли и мнимый Шанн жителей болот больше не потревожат, да и сквары едва ли рискнут когда-нибудь вернуться в «Пьяную рыбу». Тристан же получил в дар от мастера Ямса меч, чудесным образом найденный его предком, и вдобавок массу благодарностей.

— Паром действительно тут. — Миста оторвала его от воспоминаний. — Правда, это не паром, а обычный плот, но нам есть на чем переправиться.

— Без паромщиков? — недоверчиво спросил Тристан.

— Они нам не понадобятся, — сказала Миста, — мы украдем плот!

— Еще не хватало, — ответил Вирель, — лучше уж вплавь.

— Плыви, если хочешь, — ответила Миста, — а мы с И-гуа и Тристаном отправимся на плоту.

— Миста, — остановил ее Тристан, — ты знаешь, что вообще-то воровать нехорошо?

— Мы его потом вернем, — нашлась та. — Или у тебя есть идея лучше?

— Нет, — покачал головой Тристан, — но я не буду участвовать в краже парома.

— Не говоря уже о том, — поддержал его Вирель, — что никто из нас не знает, как им управлять.

— Чего там знать? — ответила Миста. — Воткнул шест, и толкай.

Тристан снова задумался. Еще день промедления — и можно будет поворачивать обратно. Гнусомунд ушел далеко вперед, если они еще задержатся, то не догонят его, даже если будут бежать по Мертвому Проходу сломя голову. Выходит, есть только один путь — последовать совету Мисты и украсть плот. Но никто из них не умеет управлять им, а Попрыгунья — очень коварная река. Если плот перевернется, а такое вполне возможно, то они попросту утонут. Есть ли еще какой-нибудь способ переправиться на тот берег? Веревочный мост, например, или какая-нибудь крупная и дружелюбная птица?

— Тристан, — сказала Миста встревоженно, — если мы не переправимся сегодня, то можем поворачивать обратно. Нам не успеть. Может быть, конечно, И-гуа сможет перепрыгнуть через реку…

— Ни за что, — отозвался конь.

— Думаю, такое не под силу даже степным коням, на которых ездят люди Тафгая Дюжего и он сам, — пробормотал Тристан.

— Я Тафгай Дюжий! — раздался громогласный возглас у него за спиной. — Кто тут кличет меня?

Друзья обернулись. Перед ними действительно стоял Тафгай Дюжий: воинственный, румяный, с длинным чубом поперек лба; на боку слегка искривленный меч с широким клинком, за спиной устрашающего вида боевой молот.

— Седло и сбруя! — Тафгай как следует тряхнул чубом. — Да это же Рыцарь Бедных! Вот и настало время помериться силами.

Тристан вздрогнул. Похоже, Тафгай собирается вызвать его на поединок. Будь у него выбор, он определенно предпочел бы встречу со скварами, нежели с Великим Воякой.

— Говорят, ты одолел дюжину людоедов голыми руками, — сказал Тафгай. — Что ж, а теперь послушай о моих достижениях. Эй, Мастодонт!

Из-за спины Тафгая показался его оруженосец, дородный круглолицый нескладеха.

— Его светлость кин Тафгай Дюжий, нолус Степного княжества и Великий Вояка, за время участия в Турнире Великого Подвига изволил сокрушить две дюжины других участников, а также разгромил две харчевни, одолел восемь банд лесных разбойников и собственноручно проломил ворота деревни, жители которой отказывались пускать его на постой, — уныло пробубнил Мастодонт.

— Славный был удар, клянусь копытами моего коня! — Тафгай потряс пудовым кулачищем. — А теперь бери меч, кин Рыцарь Бедных. Я вызываю тебя на поединок.

С этими словами он стал хлопать себя по бокам, как будто что-то искал.

— Вот она, ваше мужество! — учтиво сказал Мастодонт и, низко поклонившись, протянул Тафгаю железную перчатку. Ни секунды не медля, Тафгай швырнул ею в Тристана в знак того, что действительно вызывает его на бой.

— Вызов брошен! — сказал Тафгай. — Сражайся или сдавайся!

— Дружище, — шепнул Вирель, — я за тебя, ты знаешь, но в данном случае разумнее будет убежать.

— Нельзя, — шепнула Миста в другое ухо. — Вызов брошен, теперь нельзя уклониться от поединка.

— А что? — спросил Вирель. — Если мы дадим деру, нас какая-нибудь магия назад вернет?

— Конечно нет, — ответила Миста, — но Тристан не сможет участвовать в Турнире. По правилам, если один участник вызвал другого, тот обязан принять вызов. Иначе он будет исключен и предан вечному позору.

Тристан нахмурил брови.

— Миста права, — сказал он, — придется сражаться.

— Брось, — сказал Вирель, — он тебя изувечит. У тебя даже доспехов нет.

— Ну что, Рыцарь Бедных? — не без ехидства спросил Тафгай. — Биться будем?!

— Будем! — громко крикнул Тристан и, обернувшись к Вирелю, тихо добавил: — Неси скорее мои доспехи.

Тафгай криво ухмыльнулся и радостно выхватил из-за спины молот.

— Что? — не понял Вирель. — Какие еще доспехи? Ты их в лесу бросил.

Доспехи в результате пришлось позаимствовать у Бонвиванов. А поскольку Типун предпочитал желтые цвета, а Вертопрах — зеленые, то на поединок Тристан вышел в довольно пестром виде. Он был похож то ли на гигантского попугая, то ли на странствующего шута.

— Послушай, — прошептала Миста, пока Вирель нахлобучивал Тристану на голову шлем, — это и в самом деле очень опасно. Лучше беги. Тролль с ним, с Турниром. Твоя жизнь куда ценнее.

— А как же рыжее дело? — Тристан нашел в себе силы усмехнуться.

Бонвиваны меж тем расположились на траве рядом с местом поединка.

— Мы за тебя! — громко крикнул Типун. — Задай ему дрозда!

— Будь у меня деньги, я бы на тебя поставил, — сочувственно поддержал Тристана Вертопрах. — Так что давай!

— Я готов! — сказал Тристан и обнажил меч, подаренный мастером Ямсом. — По клинку пробежал едва заметный красный огонек, который тут же погас.

— Начнем! — прорычал Тафгай и двинулся вперед.

Он шел боком, на полусогнутых ногах, все больше оттягивая назад свой страшный молот. Тристан не знал, что ему делать, хотя и понимал, что противник собирается нанести ему сокрушительный удар. Поэтому он просто закрылся щитом и приготовился отбиваться.

— Не могу на это смотреть! — прошептала Миста и зажмурилась. Тристан и сам с удовольствием закрыл бы глаза.

— Аж-иях!

Молот со свистом рассек воздух и обрушился на щит. Удар был и в самом деле крепким, щит затрещал, но выдержал, а Тристан почувствовал резкую боль в руке. И все же он сумел устоять на ногах, хотя такой удар мог свалить и быка. Тафгай снова заревел и снова обрушил молот на Тристана, щит снова затрещал, давая понять, что следующего удара он не выдержит. Ждать этого удара пришлось недолго, Тафгай опять взревел, от души взмахнув молотом, но на сей раз Тристан решил не ждать и пригнулся. Молот пронесся над самым его шлемом, а Тафгай резко подался вперед. Тристан, воспользовавшись моментом, ударил его в бок щитом. Здоровенный рыцарь кубарем покатился на землю.

— Вот так! — крикнул Типун. — Получи, груда мяса!

— Наш Тристан — великий воин! — подхватил Вертопрах.

Тафгай поднялся и испустил свирепый рык. Теперь он был похож на разъяренного хищника. Удар Тристана не причинил ему никакого вреда, лишь разозлил его. В два прыжка Тафгай подскочил к противнику и взмахнул молотом, словно собирался вбить того в землю. Тристан не успел даже толком понять, что происходит. Раздался оглушительный звон, а за ним душераздирающий крик Мисты. Тристан почувствовал, что летит. Секунду спустя он ударился спиной обо что-то твердое.

— Скорее вставай! — шепнул ему в ухо голос Виреля. — Иначе ты проиграл.

Тристан только теперь понял, что лежит на земле. В нескольких шагах от него, расколотый надвое, валялся его шлем, принявший на себя чудовищный удар Тафгаева молота.

— Тебе везет! — продолжил Вирель. — Таким ударом можно быка убить, а на тебе нет и царапинки.

Тристан, к собственному удивлению, чувствовал себя хорошо. Он остался цел и невредим, в отличие от своего шлема.

— К бою! — крикнул он Тафгаю.

— Так тебе мало? — заревел Вояка и кинулся на него.

Тристан решил сменить тактику. Теперь он быстро двигался по площадке, уклоняясь от ударов и ища возможность ответить контратакой. Тафгай яростно кидался на него, громко рычал и беспорядочно махал молотом. Сил у нолуса оставалось еще много, чего нельзя было сказать о Тристане — руки и ноги его ныли от усталости.

— Аж-иях! — крикнул Тафгай, взмахнув молотом.

Тристан едва успел отскочить в сторону, но, делая прыжок, он оступился и упал на одно колено. Бонвиваны, Миста и Вирель дружно ахнули, а Тафгай вырос над ним и вновь взмахнул молотом. Удар пришелся точно в центр щита, и тот раскололся на дюжину мелких кусочков, которые фонтаном брызнули в стороны.

— Ха-ха! — процедил Тафгай и вновь взмахнул молотом. — Сейчас я тебя как муху прихлопну.

Тристан был совершенно беззащитен и измотан. Он тяжело дышал, а по лицу его струился пот. Сил на то, чтобы отбить новый удар, уже не было. Да и нечем было его отбивать. Его щит и шлем превратились в бессмысленный хлам. Оставался только меч. Тень смертоносного молота уже опустилась на его лицо. Тафгай рычал от восторга, предвкушая очередную победу. И тогда Тристан предпринял последнюю попытку отбить удар. Он схватился обеими руками за рукоять меча и выкинул его вверх, закрыв голову и плечи. Удар пришелся прямо на лезвие, но Тристан его не почувствовал, он лишь услышал лязг стали. В ту же секунду кисти его сами собой сделали странный поворот вправо. Меч ловко зацепил молот и, к великому изумлению Тристана, выбил его из лап Тафгая, оставив того совершенно безоружным. Грозный молот степного вояки описал в воздухе большую дугу и шлепнулся на землю шагах в тридцати от места поединка. Терять времени было нельзя — на боку у Тафгая висел меч, который он вполне мог пустить в ход. Но нолус изумленно смотрел на свои опустевшие руки, пытаясь понять, куда же делся его верный молот. Тристан кинулся на него, боднул головой в живот и опрокинул на пыльную землю.

— Сдавайся! — крикнул он, приставив кончик меча к груди поверженного противника.

— Браво! — закричал Типун. — Слава Рыцарю Бедных!

— Самого Великого Вояку уложил! — расхохотался Вертопрах. — Жаль все-таки, что я на тебя не поставил!

— Сдаюсь, — пробормотал ошарашенный Тафгай. — Я признаю твою победу, кин Тристан, и покидаю Турнир Великого Подвига как побежденный. Будь любезен, сообщи мне, куда я должен отправиться и кому мне вручить свой молот? Или же, согласно рыцарским законам, убей меня.

Тристан впервые в жизни участвовал в поединке и совершенно не знал, что нужно отвечать в таких случаях.

— Да, собственно, — пробормотал он нерешительно, — я…

— Ты победил, — шепнул Вирель, — кодекс рыцарей позволяет победителю послать побежденного к даме сердца.

— Чего-чего?

— Ну, это как бы давняя традиция, — сказал Вирель. — Считается, что рыцарь совершает подвиги во имя прекрасной дамы, так что побежденных он должен посылать к ней.

— Встаньте, кин Тафгай, — неуверенно пробормотал Тристан и протянул побежденному противнику руку.

— То есть? — не понял Тафгай.

— Я не стану вас убивать, — сказал Тристан, — и надеюсь, что с этой минуты мы будем друзьями.

Тафгай улыбнулся, вновь оскалив зубы, как во время боя, и так крепко пожал руку Тристана, что тот едва не взвыл от боли.

— Честь и хвала тебе, о благородный рыцарь! — Тафгай неистово тряс руку Тристана, будто хотел вырвать ее из плеча. — Отныне я твой друг на веки веков. Никогда прежде не встречал я столь умелого воина и столь благородного сердца.

С этими словами он сдавил Тристана в удушающих объятиях.

— Очевидно, — сказал Вояка, выпустив едва не задохнувшегося Тристана из своих лап, — ты, друг мой, пожелаешь, чтобы я отправился теперь в Альденбург ко двору и вручил свое оружие прекрасной принцессе Алькорте?

— Очень хорошая мысль, — кивнул Тристан. — Именно так.

— Я отправлюсь немедленно. — Тафгай тряхнул грязным чубом и решительно направился к своему коню. Мастодонт последовал за ним, семеня короткими толстыми ногами.

— Ты самый настоящий герой! — Миста подскочила к Тристану и крепко обняла. — Я так за тебя волновалась! Особенно когда он стал махать молотом, но ты показал, что рыжие ничуть не хуже всех остальных.

— Ты и в самом деле великий воин! — Типун тоже подошел и похлопал Тристана по спине. — Наша матушка гордилась бы тобой.

— Да, — добавил Вертопрах, — когда до нее дойдет весть о том, что ты победил самого Тафгая, она захочет тебя усыновить. И должен предупредить, было бы лучше, если бы ты ей этого не позволил.

— Извините, — Тристан решил сменить тему, — я немного испортил ваши латы.

— Брось, — усмехнулся Типун, — зачем нам эти железяки?

— Мы все равно не станем их носить, — рассмеялся Вертопрах. — Они нам малы!

Тристан не без помощи Виреля избавился от доспехов. Он чувствовал себя совершенно обессиленным и мог думать лишь о том, чтобы поскорее лечь спать.

— Сквары! — вскричала Миста.

Тристан поднял глаза. По тропинке, что петляла между утесами, спускался отряд из пятнадцати воинов, вооруженных булавами и арбалетами. На них были грязные кожаные доспехи, стянутые прочными тугими ремнями.

Наемники на мгновение скрылись за утесами, после чего вынырнули оттуда и высыпали на поляну.

— Минуточку внимания! — Главный сквар говорил сиплым голосом. — Ваше маленькое путешествие окончено.

Сиплый взмахнул рукой, и сквары обступили путников плотным кольцом. Несколько арбалетов были устремлены прямо на Тристана, и он мог разглядеть смертоносные наконечники болтов.

— Ну вот, шва, еще трое, шва, попались! — Сиплый сплюнул. — Значит, так, сейчас сдаете свои железки и тащите костыли за нами.

— Ну, давай, Тристан, спасай нас, — хором пробормотали Бонвиваны.

— Считаю, шва, до трех, — огрызнулся Сиплый, — после этого пеняйте на себя. Раз.

Тристан молчал, лихорадочно соображая, что делать.

— Два.

— Смотри, — Вирель дернул Тристана за рукав.

Тристан обернулся в сторону реки и, к великой своей радости, увидел Мисту. Она отвязывала плот от пристани и подавала друзьям знаки.

— Два с половиной.

— Каков план? — спросили шепотом Бонвианы.

— Три! — крикнул Сиплый. — Сдаетесь или желаете, шва, умереть в жутких мучениях?

Тристан уже открыл рот, чтобы ответить отказом, но не успел произнести ни слова.

— Я здесь, друг мой! — раздался громкий голос откуда-то сбоку.

Тристан обернулся. К площадке со всех ног бежал Тафгай Дюжий. Чуб нолуса был растрепан, лицо раскраснелось, будто помидор. И все же во внешнем виде Тафгая было что-то торжествующее и даже веселое. Нолус размахивал молотом, один вид которого заставил скваров содрогнуться. Мастодонт семенил за своим господином и, судя по его лицу, вовсе не горел желанием сражаться.

Тафгай и не нуждался в помощи оруженосца. Он в два прыжка подскочил к скварам и принялся раздавать сокрушительные удары направо и налево. Наемники явно не понимали, что происходит. Застигнутые врасплох, они пытались сопротивляться, но этим только раззадорили Великого Вояку. Не прошло и секунды, как четверо скваров уже лежали в грязи. Еще пять или шесть человек повисли на Тафгае, точно охотничьи собаки на медведе. Но, даже облепленный врагами, Великий Вояка сохранял равновесие. Он яростно бранился и вертелся из стороны в сторону, сбрасывая с себя наемников, которые напрочь забыли о тех, кого еще несколько секунд назад держали под прицелом.

— Хватай его! — орал Сиплый. — Навались! Души, режь, убивай!

— Беги, друг мой! — крикнул Тафгай, сбрасывая с себя очередного сквара. — Я справлюсь!

Тристан медлил. Бросить Тафгая одного будет не по-рыцарски. Но Вирель схватил его за руку и потащил к парому.

И-гуа первым достиг берега, но почему-то остановился. Зато Бонвиваны, бежавшие со всех ног, не замедляя хода, прыгнули на плот.

— Быстрее! — Миста развязала один из канатов, удерживавших паром у причала.

И-гуа все еще медлил, а Тристану с Вирелем оставалось до берега всего чуть-чуть.

— В чем дело, И-гуа? — крикнул Тристан. — Почему ты стоишь?

— Я боюсь прыгать, — заржал конь, глаза которого наполнились страхом.

Вода яростно качала плот, натягивая второй канат. Казалось, он вот-вот лопнет.

— Скорее, — отчаянно крикнула Миста и вцепилась в канат. Тот натянулся точно струна. Стремительная Попрыгунья яростно била плот о берег, желая утащить его прочь своим бурным течением.

Вирель уже прыгнул на плот. Он приземлился так неуклюже, что едва не перевернул его. Второй канат не выдержал этого толчка и лопнул. Плот стало медленно относить от берега.

— Не время бояться, И-гуа, прыгай! — крикнул Тристан. — Или окажешься в руках скваров.

С этими словами он прыгнул на уходивший плот. Прыжок оказался не самым удачным. Во-первых, он набрал в сапог воды, во-вторых, приземлился на самый край. Он закачался и взмахнул руками, боясь, что сейчас рухнет в реку, но Типун и Вертопрах ловко ухватили его за руки и втащили на середину плота.

— Ну же, И-гуа! — крикнула Миста.

Плот уносило все дальше, и расстояние до берега увеличивалось с каждой секундой. И-гуа подогнул копыта и прыгнул. Несколько мгновений он висел в воздухе, после чего с неистовым ржанием опустился на паром. Бревна заскрипели, а сам паром слегка просел, приняв немалый вес коня. Тристану даже показалось, что плот сейчас наберет воды и пойдет ко дну, но тот лишь слегка спружинил и тут же выровнялся.

— Удачи, друг мой! — кричал с берега Тафгай. — Я с ними разделаюсь!

С этими словами он ловко подкинул вверх вцепившегося в него сквара. Тот крутанул в воздухе сальто и, жалобно взвизгнув, грохнулся оземь.

— Остановить их! — Сиплый был вне себя. — Арбалеты к бою!

Несколько скваров торопливо вскинули арбалеты и прицелились в плот.

— Нам конец! — прошептал Типун.

— Они из нас ежиков сделают! — зажмурился Вертопрах.

— Спокойно, — улыбнулся Вирель. — Бояться нам нечего.

Тристан очень хотел бы поверить ему, но не мог. Плот находился довольно близко от берега и был отличной мишенью.

Арбалеты запели, и тяжелые болты с невероятной скоростью и едва слышным скрежетом вылетели из них и понеслись вдогонку плоту, но ни один из них не достиг цели. Напротив, они пролетели так далеко от плота, будто стрелки метили во что-то другое.

— Это же сквары, — рассмеялся Вирель. — Они не умеют ни стрелять, ни сражаться.

— Они же грозные воины, которые наводят страх на всю Амбинию! — изумился Тристан.

— Они грозные воины, только когда впятером наваливаются на одного сзади, — ответил Вирель, — а в честном бою они не одолеют и кролика.

Тристан бросил взгляд на берег, который постепенно начинал скрываться в тумане. Последним, что он увидел, был Тафгай. Рыча и бранясь, он вертелся из стороны в сторону, отражая сыпавшиеся на него со всех сторон удары.

Попрыгунья ревела. Тристан и Вирель взяли шесты, теперь им предстояло освоить искусство управления плотом, который на полном ходу шел сквозь туман. Река грохотала так, что Тристан не слышал даже собственного голоса. Рокот становился все громче, брызги окатывали друзей каждую секунду, а плот совершенно не повиновался шестам.

— Течение! — кричал Вирель. — Нас сносит!

Но было поздно. Бурное течение Попрыгуньи подхватило их плот, словно щепку, и теперь несло через туман. Со всех сторон на них сыпались брызги.

Плот начало кружить. Тристан не удержался на ногах и упал на бревна, его с ног до головы окатило водой. Он поднялся, отфыркиваясь. Рядом что-то треснуло. Рука его наткнулась на какой-то предмет. Это был сломанный пополам шест.

Туман стал таким густым, что Тристан не мог даже понять, где находятся остальные. Он слышал их возгласы, но ничего не мог разобрать.

— Туман! — крикнул он. — Я вас не вижу!

— Это не туман, — донесся до него будто издалека голос Виреля. — Это брызги.

В самом деле, это был вовсе не туман. Бурные воды Попрыгуньи с такой силой бились о могучие камни, что брызги взлетали высоко вверх, образуя над рекой дождевое облако. Под плотом яростно бурлила вода, а тот скрипел, будто чьи-то гигантские руки сжимали его в смертельных объятиях.

Плот еще раз развернуло, и Тристан ощутил жуткий удар. Его встряхнуло и бросило на пол. А затем снова обдало водой с ног до головы. Он попытался подняться, но оступился на мокрых бревнах и опять упал.

— Тонем! — услышал он голос Мисты.

Они наскочили на подводный камень. Раздался треск, и Тристан понял, что их плот вот-вот развалится. Бревно выскользнуло у него из-под ног. Он отчаянно замахал руками и ушел с головой под воду. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы вынырнуть. На поверхности он не увидел ничего, кроме белого облака. Вода, пенясь, билась о камни и поднимала вверх все новые и новые тучи брызг. Бешеный рокот заглушал все вокруг.

Попрыгунья швыряла на Тристана одну волну за другой. Он жмурился, захлебывался, но продолжал из последних сил держаться на плаву. Внезапно ему подвернулось темное, набухшее от воды бревно. Он жадно вцепился в него и, бешено работая ногами, попытался вырваться. Но река не отпускала его. Тристана понесло вперед сквозь белое облако. Река подняла его вверх и с силой швырнула на твердый камень, торчавший из воды. Тристан почувствовал между лопатками острую боль. Бревно придавило его, и он инстинктивно разжал пальцы. Река воспользовалась этим и тут же унесла бревно прочь. Тристан так сильно ушибся, что не мог дышать. Он сполз в воду, но жестокая река снова подхватила его и снова ударила о камень. Тристан попытался отдышаться, но не успел. Он набрал полный рот воды и поперхнулся. Его глаза не видели, уши не слышали, а жгучая боль в спине мешала собраться с мыслями. Река в третий раз подхватила его и в третий раз ударила о камень. На этот раз головой. Перед глазами у Тристана все закружилось. Он потерял сознание и обмяк. Мгновение спустя его бесчувственное тело покорно сползло в воду. Река приняла свою беспомощную жертву и понесла дальше, сквозь белое облако. Ее воинственный вой гулким эхом раскатывался по окрестностям.

Глава двенадцатая. Крепость Заболотье

Тристан с трудом открыл глаза и увидел над собой серый каменный потолок и стену, украшенную красным гобеленом, на котором был изображен белоснежный леопард. Он лежал в мягкой удобной постели посреди небольшой комнатки.

— Надо же, очнулся.

— Тише, Лерира. Не тревожь его понапрасну.

Тристан перевернулся на другой бок. По ту сторону кровати он увидел высокого юношу с длинными каштановыми волосами. Он дружелюбно улыбался Тристану, словно старому знакомому. Юноша был одет в белую рубашку и длинный красный плащ с серебряной застежкой. Рядом с ним стояла светловолосая девушка, за спиной у нее висел колчан, так что Тристан легко мог разглядеть оперение стрел. Плечи ее покрывал красный плащ, точь-в-точь такой же, как у юноши, только застежка была не из серебра, а из бронзы. Ее края слегка позеленели от времени.

— Где я? — с трудом выговорил Тристан. Горло свербело, глотать было очень больно.

— В крепости Заболотье, — сказал юноша. — Не волнуйся, рыцарь, ты в безопасности.

— А мои друзья?

— Они тоже, — ответил юноша, — отдыхай. Тебе нужен покой.

Тристан хотел спросить еще что-то, но юноша отошел от его кровати, девушка последовала за ним. Сил кричать у него не было, и он просто опустил голову на подушку, но стоило ему закрыть глаза, как голова тут же начинала болеть и кружиться.

Приступ сильнейшего кашля заставил Тристана сесть. Когда кашель прошел, он снова упал на подушку.

— Капитан Кестиан, ему нужна помощь, — сказала девушка.

— Ступай, Лерира, я разберусь.

Фигура Кестиана расплывалась у Тристана перед глазами.

— Вам повезло, что вас нашли мы, — сказал он, вынимая из-под плаща какую-то склянку с красной пробкой. — Вас вышвырнуло на берег недалеко от Мшистых трясин. — Склянка чмокнула, когда Кестиан вытащил пробку. — Мы нашли вас полумертвыми и отнесли в крепость.

Кестиан протянул Тристану склянку. Из горлышка шел приятный пар, внутри было что-то горячее и вкусное. Что-то, что ужасно хотелось попробовать.

Тристан не раздумывая взял склянку в руки и сделал несколько жадных глотков. В рот ему потекла какая-то теплая жидкость, имевшая приятный пряный привкус. Тело его наполнилось теплом, будто какая-то живительная сила пробежала по его жилам.

— Это альдин, — сказал Кестиан, забирая склянку из рук Тристана. — Мы готовим эту микстуру уже много лет.

— Мы? — слабо спросил Тристан. Он вдруг почувствовал себя гораздо лучше. Голова прошла, глаза перестали слезиться, а горло — свербеть.

— Леопардисты, — спокойно ответил Кестиан. — Это крепость Заболотье, одна из наших твердынь близ границы. Дальше начинаются Зубатые горы и земли урлов. Кстати, мое имя Кестиан, я капитан Лиги. Могу ли я теперь спросить твое имя?

Ну конечно! Тристан вспомнил, где слышал имя капитана. Именно с ним разговаривал Этассан на площади перед дворцом. Кестиан обращался к нему на «ты», как было заведено между рыцарями, даже незнакомыми.

— Мое имя Тристан Рыжий. Меня еще называют Рыцарем Бедных.

Кестиан внимательно посмотрел на Тристана, будто пытался прочитать его мысли.

— В самом деле, — сказал он не вопросительно, а утвердительно, будто знал совершенно точно, что Тристан говорит правду, — я много слышал о тебе. Говорят, ты одолел дюжину людоедов.

— И Тафгая Дюжего, — добавил Тристан с гордостью.

— Слухи быстро расползаются по свету, — сказал Кестиан, — особенно если речь идет о Турнире Великого Подвига, на который съехались менестрели со всей Амбинии. Одно непонятно: как вас занесло сюда? Вы отклонились от маршрута на добрую неделю пути.

— Я сильно отстал, мои соперники ушли далеко вперед.

— Теперь ты отстанешь еще сильнее. Мы слышали последние вести вчера на рассвете. Участие в Турнире продолжают лишь пятеро: Гнусомунд, ты и двое братьев, которых записали в участники в последнюю секунду. Не помню их имен.

— Бонвиваны, Типун и Вертопрах. Они были со мной.

— А, так это те два рыцаря, что переговариваются друг с другом во сне, — улыбнулся Кестиан. — Они в порядке. Спят в соседней комнате.

— А кто пятый?

— Глуншул, — грустно ответил капитан. — Несколько дней назад он достиг Вересковых топей. Там урлы ориентируются даже лучше нас. Да и переправы в низовьях Попрыгуньи они знают хорошо. Думаю, сейчас Глуншул ближе к цели, чем Гнусомунд. И уверяю тебя, он куда опаснее.

— Я бы не сказал, — ответил Тристан. — Я знаю, кто стоит за исчезновениями рыцарей. Это сквары. Харибда наняла их, чтобы расчистить Гнусомунду дорогу к победе.

— Княгиня Харибда Алчная?

— Да, — кивнул Тристан. — Я случайно подслушал их разговор, но не успел никогопредупредить.

Кестиан отошел к камину и долго смотрел на огонь.

— Жаль, мы не знали об этом раньше. Был бы отличный шанс ткнуть Харибду носом в ее ложь и подлость. Но теперь уже поздно. В Зубатых горах наемники Гнусомунду не помогут. Там хозяйничают урлы.

— Я продолжу путь, как только смогу подняться с постели! — горячо воскликнул Тристан.

— И это хорошо, — сказал Кестиан. — Но, увы, ты потерял слишком много времени. Во-первых, ты проспал больше суток, а мы не уверены, что нашли вас на берегу в тот же день, когда вас туда выкинуло. Во-вторых, отсюда до входа в Сухое ущелье не меньше недели пути. Боюсь, что ты опоздал.

Тристана словно громом ударило. Видимо, течение унесло их далеко на запад, и теперь у него есть только один путь.

— Значит, — сказал он твердо, — я пойду через Мертвый Проход.

Глаза Кестиана на мгновение вспыхнули, и Тристан успел прочитать в них тревогу, которая, впрочем, граничила с восхищением.

— Ты заслужил свою славу, — сказал Кестиан. — Далеко не каждый рыцарь отважится пойти через Мертвый Проход. Большинство вообще предпочтут обойти его за много верст. Такая отвага делает тебе честь, хотя многие сочли бы тебя сумасшедшим.

— Почему?

— Мертвый Проход — кратчайшая дорога к логову дракона. Если ты и твои спутники выступите завтра, то обгоните и Гнусомунда, и Глуншула. Вопрос лишь в том, покорится ли вам этот путь. Идти через ущелье тоже опасно, но по сравнению с Мертвым Проходом это увеселительная прогулка.

Тристану стало любопытно. Он любил слушать рассказы об опасностях, даже если эти опасности грозили ему самому.

Но Кестиан, очевидно, решил сменить тему.

— Выпей еще немного, — он протянул ему склянку с альдином.

Тристан сделал глоток. Его тело снова наполнилось теплом, а голова — приятными и добрыми мыслями. Он вспомнил дом в Ригерде, родителей и вкусный ужин, приготовленный мамой. Она сама тоже, словно ниоткуда, появилась перед его глазами и улыбнулась ему.

— Поговорим обо всем завтра, — сказал Кестиан. — А пока спи.

Тристан проснулся только на следующее утро, когда яркие солнечные лучи проникли в комнату и упали ему на лицо. Он открыл глаза и вдруг понял, что чувствует себя хорошо. Боль ушла. Голова больше не кружилась. Быстро одевшись, Рыцарь Бедных поспешил к выходу. Ему очень хотелось увидеть друзей, а заодно и поглядеть, что это за знаменитое Заболотье.

За дверью оказался узкий коридор без единого окна, его освещало лишь несколько факелов. Тут же стоял высокого роста леопардист в красно-белом плаще с железной застежкой. Он учтиво поклонился Тристану, словно приглашая его идти дальше.

Тристан быстро миновал коридор и вышел в просторное помещение с высокими потолками. Стены здесь украшали гобелены с леопардами, а на полу был какой-то странный рисунок — семь ярко-желтых светящихся кругов, соединенных друг с другом тонкими голубыми нитями. Над кругами вились небольшие облака странной пыли золотого цвета. Тристану даже показалось, что это маленькие пчелки, которые кружат возле душистого цветка. Сбоку находился еще один круг, совершенно черный, будто потухший. К нему не вела голубая нить, а облако золотой пыли не вилось над ним, как над остальными. У каждого круга был свой рисунок, но Тристан не мог понять, что на них изображено.

— Это Вензиваль, — сказал знакомый голос.

В зал вошел Кестиан.

— Вензиваль, — повторил он, — система сообщения между нашими крепостями. Если встать на нужный круг и произнести название крепости, Вензиваль перенесет тебя туда. Это очень помогло нам во время войны. Мы успевали перебрасывать большие силы в осажденные крепости.

— А почему один из кругов черный? — спросил Тристан.

— Это крепость Тарг. — Кестиан помрачнел. — Она находилась в Сухом ущелье. Урлы захватили ее и почти полностью уничтожили. Нам пришлось закрыть проход в нее через Вензиваль, чтобы урлы не могли проникнуть в остальные твердыни.

Он замолчал, словно что-то вспомнил. Улыбка исчезла с его лица, но тут же вернулась снова.

— Ты, наверное, хочешь видеть своих друзей. Пойдем, я провожу тебя.

Кестиан повел его куда-то по узкому, но хорошо освещенному коридору. Тристан воспользовался этим, чтобы задать еще один вопрос, который живо интересовал его:

— Почему у вас разные застежки?

— Это знаки отличия, — ответил Кестиан. — Простые солдаты Лиги носят железные застежки, младшие офицеры — мы называем их капралами — украшают плащи бронзовыми.

— А ты?

— Я капитан, — ответил Кестиан, — это довольно высокий чин. Капитаны командуют небольшими отрядами и крепостями, и застежки у нас серебряные. Выше нас стоят командоры, их всего девять человек, и они образуют Совет Лиги. Командора всегда можно узнать по золотой застежке.

— А кин Этассан? — не унимался Тристан. — У него застежка тоже золотая?

— Кин Этассан, — ответил леопардист, — коннетабль Лиги, он руководит Советом. Застежка у него золотая, а от остальных ее отличает крошечный рубин в самой середине. Эта застежка — один из Древних даров. Ее владелец всегда видит золотую середину между зовом сердца и доводами разума.

— То есть кину Этассану не дано ни великой силы, ни бессмертия, ни каких-нибудь уникальных способностей?

— Нет, — улыбнулся Кестиан, — он прекрасно обходится без всего этого.

Капитан открыл дверь, и они вошли в просторный четырехугольный зал. Стены тут были украшены гобеленами, а в центре стоял длинный дубовый стол, уставленный серебряной посудой.

— Тристан, наконец-то!

Он обернулся. К нему спешили Вирель и Миста. Сердце Тристана подпрыгнуло от радости.

Вирель кинулся ему на шею.

— Ты жив, жив! Я и не сомневался!

Миста стояла в стороне и скромно улыбалась. Когда объятия кончились, она подошла ближе и чмокнула Тристана в щеку.

— Твои друзья проснулись раньше, — сказал Кестиан, — и мы пригласили их сюда. Теперь, когда все в сборе, как насчет обеда?

— Обеда? — улыбнулся Тристан. — Ты хотел сказать — завтрака?

— Нет, именно обеда, — покачал головой Кестиан. — Сейчас второй час дня.

Он удалился.

— Как вы? — спросил Тристан.

— Живы, — ответил Вирель. — Спасибо леопардистам.

— А где Бонвиваны?

— В обеденном зале, — сказал Вирель, — они оттуда не выходят.

— А И-гуа?

Вместо ответа Вирель опустил взгляд. Широкая улыбка исчезла с его лица. Миста отвернулась и тихо всхлипнула, ее руки дрожали, словно от холода.

Тристан все понял и все же спросил:

— Что с ним?

— Леопардисты его не нашли, — сказала Миста. — Надо думать, река…

— Не надо, — из груди Виреля вырвалась отчаянная мольба. — Я не хочу ничего думать.

Тристан не сразу осознал, что произошло, а когда осознал, не поверил этому. Неужели это правда? И-гуа больше нет? Тристан вспомнил этого веселого и болтливого коня, который всю дорогу подавал неуместные реплики и обзывал их с Вирелем оборванцами. Этот несносный, чванливый и заносчивый И-гуа, несмотря ни на что, был ему другом. Он спас его от скваров и мамаши Кожыпоги.

— Мы не знаем, что с ним, — сказал Вирель. — Знаем только, что они его не нашли. Надеюсь, он просто потерялся. Я уверен, он найдется.

Миста положила руку ему на плечо. Вирель сжал ее пальцы.

Тристан хотел возразить другу, но передумал. Если Вирелю легче от мысли, что И-гуа все-таки жив, то пусть он так и думает. В конце концов, он знал этого коня еще в те времена, когда тот был бессловесным пегим лошаком.

— Вообще тут неплохо, — сменил тему Вирель. — Леопардисты — ребята что надо. Они дали мне новые перо и чернильницу и разрешили пользоваться их библиотекой.

— Вирель, как проснулся, все носится со своей песней, — Миста скривила губы.

— Это не просто песнь, — сказал Вирель с гордостью. — Это песнь об удивительных подвигах Тристана, Рыцаря Бедных. Все амбинцы прочтут ее и будут петь своим детям.

— Удивительные подвиги, — улыбнулся Тристан. — Чего же там удивительного?

Вирель отмахнулся.

— Думаешь, кто-нибудь будет разбираться, как там все было на самом деле? Ну, кто-то, конечно, будет, но не раньше чем лет через двести. Ты пойми, главное — это не сам подвиг, а то, как о нем рассказывают.

В обеденном зале было людно, но не шумно. Леопардисты ели молча, не отвлекаясь на разговоры. Сверху из-под сводов зала на них взирал мозаичный леопард, занимавший весь потолок трапезной. Кестиан усадил их за свой стол. Тут уже сидели братья Бонвиваны, которые приветствовали Тристана шумными криками, а также хмурая лучница Лерира и еще двое леопардистов с бронзовыми застежками. Один из них, как заметил Тристан, был гьельдом. Его выдавали огромный рост и густая грива светлых волос, заплетенных в десятки толстых косичек. Звали его Грингил. Впрочем, куда больше его заинтересовал другой капрал. Когда Тристан увидел его, то едва не ахнул от удивления, ибо тот был урлом.

— Садитесь, — сказал Кестиан и тут же добавил, увидев нерешительность Тристана и его друзей: — И не бойтесь Ворона, он наш друг.

— Ворона? — не понял Тристан.

— Мы так его называем, — ответил Кестиан, — ибо не знаем настоящего имени. Ворон держит его в тайне даже от нас.

Ворон был типичным урлом с темно-серой, похожей на змеиную чешую кожей, боевой раскраской на лице и острыми клыками — они торчали изо рта, как у дикого кабана.

— Я слышал, что в Лигу берут всех без исключения, не обращая внимания на происхождение и род занятий, — сказал Вирель тихо, — но не думал, что это касается и урлов.

— В Лигу берут не всех, а тех, кто смел, благороден и хочет быть одним из нас, — ответил Кестиан. — И урлы не исключение.

— И вы воевали против своих соплеменников? — Тристан не выдержал и обратился к Ворону.

— Да, — ответил тот хриплым голосом, — я проливал кровь других урлов.

Он замолчал, давая понять, что больше не хочет об этом говорить.

На столе была свежая солонина, овощи, сыры и мягкий горячий хлеб, только-только вынутый из печи. Тристан разломил небольшую булку, и она аппетитно захрустела.

Кестиан предложил им вина, но друзья, за исключением Бонвиванов, которые, судя по всему, уже изрядно выпили, от него отказались. Тогда Кестиан хлопнул в ладоши, и на стол подали два кувшина с какой-то темно-красной жидкостью.

— Нектар эминики, — объяснил он.

Тристан наполнил свой кубок и сделал глоток. Нектар оказался таким вкусным, что ему тут же захотелось выпить весь кувшин.

— Как у вас хорошо, благородный кин Кестиан! — восторженно воскликнул Типун. — Так и жил бы тут целую вечность.

— Завидую вам, — подхватил Вертопрах, — прекрасная крепость, вкусная еда, теплая постель.

— Значит, — с явным недовольством в голосе спросила Лерира, — вы твердо намерены остаться у нас?

— О да, — кивнули братья, — лучшего места нам не найти.

— А как же Турнир?

— Турнир! — Типун вдруг побледнел и схватился за горло. — Честно сказать, эта мысль все еще меня гнетет. Я так хотел бы продолжить борьбу, но тяжкий недуг, подхваченный во время путешествия, все еще терзает меня.

— И я, — Вертопрах закашлялся, — с горечью в сердце вынужден признать, что Турнир для меня окончен. Ужасный железняк сковал мои мышцы.

— Не сказала бы, — Лерира подняла брови. — Вид у вас вполне здоровый, а пьете вы за шестерых.

— Ладно, Лерира, — понимающе улыбнулся Кестиан. — Если досточтимые рыцари решили оказать нам честь и погостить у нас еще какое-то время, то мы, разумеется, не станем прогонять их.

— А остальные? — спросил Грингил.

Кестиан посмотрел на Тристана.

— Я намерен отправиться дальше, — сказал тот, — как только закончу обед.

— Мы не вправе задерживать вас, — сказал Кестиан, — но позволю себе дать вам один совет. Не нужно идти сейчас. Пока вы соберетесь, стемнеет. Лучше выступить на рассвете. Тогда вы успеете засветло пересечь болота. Хотя на вашем месте я шел бы другим путем.

Он отломил кусочек румяной булки.

— Мы идем к Мертвому Проходу, — сказал Тристан. — Другого пути уже нет!

Вирель побледнел.

— Ты твердо решил? — спросил он.

— Да.

— Тристан, — сказала Миста после паузы, — раньше я настаивала на том, чтобы идти через Мертвый Проход, но теперь считаю, что лучше сделать крюк и пройти через ущелье.

— Одумалась, — хмыкнул Вирель.

Миста пропустила его замечание мимо ушей.

Тристан посмотрел на леопардистов. Кестиан откинулся на спинку стула и задумчиво почесал свои густые каштановые волосы. Лерира нахмурила брови, а Грингил от изумления чуть не выронил кубок с вином.

— У нас нет выбора, — сказал Тристан. — Идти сейчас через ущелье — то же самое, что повернуть обратно. У нас остался последний шанс. И имя ему — Мертвый Проход.

— Икотаровы потроха, — прогремел Грингил. — На вид совсем дети, но храбрости им не занимать.

— Капитан, я буду возражать, — заговорила Лерира. — В Мертвом Проходе их ждет смерть. А если они и выберутся оттуда, то попадут прямо в лапы урлов Глуншула. Им не одолеть этой дороги.

— Может быть, — спросил Тристан, — вы объясните нам, что ждет нас в Мертвом Проходе?

— Вы не знаете? — Лерира поднялась с места. — Потому, наверное, и рветесь туда. Надеюсь, после нашего рассказа вы передумаете.

— Я все равно пойду, — сказал Тристан.

— И я, — пробормотал Вирель.

— И я, — грустно кивнула Миста.

— Хорошо. — Кестиан подлил им нектара, а себе вина. — Тогда слушайте. Мы расскажем вам все, что знаем сами.

Он отхлебнул вина из кубка, помолчал, собираясь с мыслями, и начал:

— Идти к Мертвому Проходу проще всего напрямик, через Мшистые трясины. Мы проводим вас, так что не волнуйтесь, на болотах вам ничего не грозит. А вот по Проходу вам придется идти самим. Преимущество только одно — там не заблудишься. Просто идите прямо. Дорога займет дня полтора. На этом преимущества кончаются. Мертвый Проход окутан густой черной мглой, солнечные лучи не проникают сквозь нее, так что там будет темно и днем, и ночью. Запаситесь факелами и маслом, иначе не увидите даже собственных рук.

— Ночью там можно замерзнуть насмерть, — добавила Лерира.

Вирель отпил немного нектара. Ему было явно не по себе.

— Мертвый Проход не принадлежит ни нам, ни урлам, — сказал Кестиан. — Насколько я знаю, они боятся его даже больше нашего и стараются туда не соваться.

— Почему? — спросила Миста.

— Там обитает Шугрох, — ответил Ворон замогильным голосом.

Тристан непонимающе смотрел на урла.

— Больше я ничего не скажу, — ответил Ворон. — Урлам неведом страх, но Шугрох пугает нас так, что мы не говорим о нем.

— В общем, — подвел итог Грингил, — урлы никогда не суют своих носов в Мертвый Проход.

— Как же они попадают на эту сторону гор? — Тристан не мог совладать с любопытством.

— Через Лаз, — ответил Кестиан. — Подгорный тоннель, вырытый ими во время одной из войн. Но не об урлах речь.

— Дело в том, — пробурчал Грингил, — что лучше встретиться с дюжиной урлов, чем с одной из тех тварей, что обитают в Проходе.

— И кто там живет? — набравшись храбрости, спросил Вирель.

— Мантикоры, — сказал Кестиан. — Свирепые и кровожадные твари. Слышали о них?

— Из песен, — сказал Вирель. — Чудовища с телом льва, человеческой головой и хвостом скорпиона. А на конце хвоста шипы со смертельным ядом. Я думал, это сказки.

— Увы, нет, — покачала головой Лерира, — и лучше держаться от них подальше.

— Хорошо, — прервал ее Кестиан, — с мантикорой справиться можно. Главное — не паниковать, когда она появится. Если стоять неподвижно и не шевелиться, то мантикора, скорее всего, повернется и уйдет.

Тристан лениво положил кусок сыра на хлеб.

— Есть опасность посерьезнее, — сказал капитан, принимаясь за солонину. — Гарпии. Правда, их в Проходе немного, и есть надежда, что вы их не встретите.

— А если встретим?

Кестиан удрученно покачал головой.

— Есть способ, — сказала Лерира, — но он состоит в нарушении правила безопасности номер один — не соваться в пещеры. Увы, другого спасения нет. Если вас атакует гарпия, надо прятаться в пещере. Туда они не полезут.

— Не так уж и трудно, — сказал Тристан.

— Да, — Кестиан отпил еще вина, — только в пещерах водятся твари, которые будут в сотни раз опаснее мантикор и гарпий вместе взятых.

— Рассказывайте. — Вирель боролся с дрожью. — Нам уже ничего не страшно.

— Похвально, огрова печенка, — кивнул Грингил, — тем более что это тот случай, когда даже у нас мурашки по коже бегают.

— В человеческом языке нет имени для этих жутких тварей, — начал Кестиан.

— В языке урлов тоже, — мрачно добавил Ворон. — Мы зовем их зугдулами.

— По-нашему просто «никто», — перевел Кестиан. — Говорят, это огромные ящеры с паучьими ногами. Когда человек слышит их шипение, он теряет волю и разум.

— Говорят? — не понял Вирель. — То есть вы никогда сами их не видели.

— Никто из тех, кто видел зугдулов своими глазами, не оставался в живых, — едва слышно сказала Лерира.

Снова наступила гнетущая тишина.

— В ваших книгах не сказано, что можно сделать, если их все-таки встретишь? — спросила Миста.

— Там сказано, что только зло может победить зло, — сказал Кестиан. — И больше ни слова.

Из рассказа леопардистов следовало, что Мертвый Проход — этакий зверинец, где собраны самые страшные чудовища со всего света.

— Что-нибудь еще? — спросил Тристан, готовясь выслушать рассказ об очередном кровожадном монстре.

— Нет, — сказал Кестиан. — По-моему, и так достаточно.

Тристан посмотрел на своих друзей. Решимости в них заметно поубавилось.

— Я не заставляю вас идти со мной, — сказал он твердо. — И пойму, если вы не захотите составить мне компанию.

Миста посмотрела на него исподлобья.

— Знаешь, — сказала она негромко, — ты болван. Мы тебя одного туда просто не пустим.

— Втроем точно веселее, — сказал Вирель, — да и материала для великой песни наберется немало.

— Это славно, — сказал Кестиан. — Держитесь вместе, и, может статься, это вам поможет. Я дам вам еще один совет — постарайтесь сдерживать себя в минуты гнева. Эта мгла… Словом, я не знаю точно, но, возможно, там действует какая-то древняя и злая магия. Многие из тех, кто ходил туда, ссорились даже из-за мелочей, и близкие друзья теряли друг друга навсегда. И самое главное, если вам удастся пройти через Мертвый Проход, то не вздумайте расслабиться и решить, что дело сделано.

— Да, Гнусомунда со скварами приятной компанией не назовешь, — согласилась Миста.

— Вам не Гнусомунда, а Глуншула нужно опасаться, — сказала Лерира, — вот настоящий враг, сильный, хитрый, изворотливый.

— Я думал, хитрость и изворотливость у урлов не в чести, — сказал Тристан неуверенно, ибо боялся обидеть Ворона.

— Ты прав, — кивнул урл, — но только не в случае с Глуншулом. Такого вождя еще не было.

— Что же в нем такого?

— Обычно, когда умирает предыдущий гусухэ, или вождь, или царевич, как это называется у нас, то его место занимает самый свирепый. И это вовсе не обязательно сын предыдущего гусухэ. Ему нужно еще отстоять свое право называться вождем. Для этого он должен одолеть в бою всех, кто заявит свои претензии на главенство. Но Глуншулу никто не посмел бросить вызов.

— Он, по сути, правил урлами еще до гибели своего отца, — подтвердил Кестиан, — уже тогда его слову верили больше. Обычно урлы не идут за тем, кто проявляет осторожность, но только не в случае с Глуншулом. Его осторожность и хитрость приносили им победы. Урлам не пристало отказываться от боя, какую бы опасность они ни встретили. Бегство считается величайшим позором. Мы много раз этим пользовались. Именно благодаря этому обычаю урлов нам удается сдерживать их на наших границах, обходясь небольшими потерями. Глуншул — первый из урлов, применивший тактику вместо грубой силы. Если урлы с их численностью и любовью к битвам начнут действовать слаженно и не будут лезть на рожон, то Амбиния и месяца против них не продержится. Это Глуншул возглавил атаку на Тарг, и теперь крепость лежит в руинах.

— Но ведь король заключил с урлами мир!

— В том-то и дело, что мир между людьми и урлами не протянет долго. Слишком много крови пролито, и слишком сильную неприязнь мы питаем друг к другу. Глуншул, как и все гусухэ до него, мечтает видеть Амбинию опустошенной и разграбленной. Только, в отличие от своих предшественников, он избрал иной способ достижения цели. Ни одному урлу на свете не пришло бы в голову участвовать в Турнире. Но Глуншул знает: если он выиграет, то король вынужден будет отдать ему руку принцессы. А зять короля станет его наследником.

— Глуншул хочет стать королем! — Тристан похолодел, когда смысл слов Кестиана дошел до него. В самом деле, он ведь ни разу не задумывался о том, что заставило царевича урлов принять участие в Турнире.

— Больше того, он вот-вот им станет. Он старательно избегал встречи со скварами и другими рыцарями, зная, что на том берегу Попрыгуньи шансов у него нет. А Сухое ущелье ему как родной дом. Скваров урлы перебьют в считаные минуты. Конкурентов у гусухэ не останется, а времени на то, чтобы расправиться с драконом, у него будет предостаточно. Он сможет взять его измором, а потом перевернуть пещеру вверх дном и найти Талисман. Никто не помешает ему, если, конечно, не вмешаешься ты. Твое путешествие через Мертвый Проход в случае успеха может нарушить планы Глуншула.

— Как видите, ваше желание идти через Мертвый Проход нам только на руку, — закончила Лерира, — и все же мы обязаны были предупредить вас обо всех опасностях.

Остаток обеда прошел за куда более веселым разговором. Леопардисты рассказывали о войне с урлами, о суровых битвах в Зубатых горах и на равнинах. Тристан узнал о том, как пал отец Глуншула, как была разгромлена крепость Тарг и как однажды урлы обошли позиции леопардистов и через болота прорвались к ним в тыл.

Друзья, в свою очередь, рассказали леопардистам о своих приключениях. Особенно понравился Кестиану рассказ про разбойников, которые думали, что служат Шанну.

Они разошлись из обеденного зала лишь через несколько часов. За столом остались только братья Бонвиваны, уплетавшие солонину с тем же аппетитом, что и раньше. Мантикоры, гарпии и зугдулы не пугали их. Они оставались в крепости.

Глава тринадцатая. Мертвый Проход

Крепостные ворота имели жуткий вид. Их створки были покрыты позеленевшей от времени бронзой, издали напоминавшей плесень. В самом центре виднелся огромный черный круг — след от удара тарана. Этот удар пробил обшивку, оставив уродливую вмятину. Кестиан говорил, что таран подкатили к воротам урлы, бросившие большие силы на захват Заболотья. Леопардисты до сих пор не закончили восстанавливать крепость после той атаки. Посреди двора валялся огромный камень, пущенный из катапульты. Камень оставил глубокую борозду и крепко-накрепко засел в земле. Теперь он служил местом сбора, и от этого самого камня Тристану предстояло начать свой путь через Мертвый Проход. Грингил и Лерира, вызвавшиеся проводить их, возились с ленивым и очень упрямым мулом, который должен был тащить их поклажу через болота. Вирель и Миста рассматривали полученные в дар от леопардистов мечи. Это были легкие клинки, которые мог бы удержать и ребенок.

— Осторожнее с ними, — предупредила Лерира, — лезвия острые, как драконьи когти. Стоит дотронуться, и на пальце останется глубокий порез.

Тристан тоже не мог надивиться своему подарку — новым доспехам. И это были вовсе не неподъемные тяжелые латы, а плащ и рубашка, точно такие же, как у леопардистов, — красные с белым. На вид — обычная одежда, а на деле — доспех, крепче которого не сыскать. Ткань прошита металлическими нитями. Название металла Тристан не запомнил, оно было очень уж длинным. Эти нити делали рубаху и плащ такими прочными, что в сравнение с ними не шла никакая кольчуга.

Кестиан и Бонвиваны вышли к воротам проводить друзей.

— Прощай, Тристан, Рыцарь Бедных, — сказал Типун, сладко зевая. — Ты спас нам жизнь, и мы не забудем этого.

— Ты дважды спас нам жизнь, — поправил брата Вертопрах. — Жаль, что мы не смогли отплатить тебе тем же.

— Будь мы истинными рыцарями, полными отваги и силы, — прошептал Типун, склоняясь ближе к уху Тристана, чтобы его не услышали леопардисты, — мы бы пошли с тобой. Но ты же знаешь, каковы мы на самом деле.

— Но, — Вертопрах потер глаза, — если тебе вдруг понадобятся собутыльники…

— То зови нас, — подхватил Типун. — А на поле брани мы не очень. То есть Вертопрах не очень, а я просто за него боюсь.

— Тоже мне, нашелся герой-раззява, — рассмеялся Вертопрах, — мамин подарок потерял.

— Я его не терял, он потерялся сам.

— Нет, это ты!

— Нет, не я.

— Да что это был за подарок, в конце концов? — не выдержал Тристан.

— Не важно, — отмахнулись Типун и Вертопрах.

Бронзовые створки бесшумно отворились, и массивный подвесной мост опустился на землю, открыв друзьям путь через крепостной ров.

— Береги себя и друзей, Рыцарь Бедных, — сказал Кестиан. — Пусть боги укажут тебе верный путь и не позволят сбиться с него.

Они пожали друг другу руки.

Друзья тронулись в путь. Первым, ведя под уздцы ленивого мула, шел Грингил. При каждом взгляде на этого мула Тристан вздыхал, вспоминая И-гуа. Впрочем, как и Вирель, он твердо верил, что конь не погиб, а просто потерялся и сейчас пасется где-нибудь у берегов Попрыгуньи, вспоминая своих прежних хозяев. За мулом шла Миста. Вид у нее был бодрый и решительный. Девочка шагала вперед так, будто путешествие по Мертвому Проходу было ее заветной мечтой. За ней плелся мрачный как туча Вирель. Время от времени он доставал из кармана какой-то мятый листочек, бормотал что-то себе под нос и прятал его обратно.

Замыкала шествие Лерира. Ее глаза были устремлены вдаль, словно она пыталась высмотреть что-то в густом тумане.

Крепость уже скрылась из виду, когда Грингил остановился.

— Этот туман, тролль подери, сродни мгле из Мертвого Прохода, — сказал он.

С этими словами широкоплечий леопардист достал из-за пазухи большую бутыль.

— Пусть каждый сделает по глотку! — сказал Грингил повелительно.

Тристан отхлебнул и тут же почувствовал пряный вкус альдина. Напиток и в самом деле имел чудодейственные свойства. Даже неразговорчивая Лерира, отведав его, стала заметно веселей.

Они двинулись дальше через болота. Вперед их вела узкая тропинка, по обе стороны которой лежала бледная трясина с застоявшейся водой, от которой пахло тиной. Вода эта была необыкновенно прозрачной, словно зеркало, но странным образом люди не отражались в ней. Будто поверх нее кто-то натянул невидимую пленку. Холодный ядовитый туман покорно расступался перед ними. Он по-прежнему клубился и вился, описывая в воздухе странные круги, но делал это на почтительном расстоянии от путников.

— Лопни урловы печенки, — громогласно возвестил Грингил, — гоблински полезная штука этот альдин.

— Когда ты перестанешь браниться безо всякого повода? — отозвалась Лерира.

— Когда грифон в пруду каркнет, — рассмеялся Грингил.

Туман пронзил леденящий душу вой, леопардисты остановились как вкопанные. Тристан почувствовал, как по его телу от пальцев ног до кончиков волос пробежал холодок. Этот жуткий вой заставил его содрогнуться.

— Волки? — спросил он.

— Хуже, икотары, — ответила Лерира, — но они далеко. Плохо другое: их вой — верный знак того, что где-то недалеко бродят урлы.

— Да кто такие эти икотары? — не выдержал Тристан.

— Мерзкие твари, вот кто они такие, — отозвался Грингил, — они заменяют урлам собак и лошадей одновременно.

— Арховы пальцы, надеюсь, мы их не встретим. — Изо рта Мисты шел серый пар.

Вирель побледнел еще сильнее и уставился на Мисту, точно на прокаженную.

— Послушай, — шепнул он Тристану. — Мне нужно поговорить с тобой. Это важно.

— Что случилось?

— Я вчера наведался в библиотеку Заболотья и случайно наткнулся на одну книгу. Вернее, она сама на меня выпала, и я случайно увидел в ней крайне любопытную вещь.

— И что же это за книга?

— «Быт и обычаи людоедов», — сказал Вирель.

— И что тебя так заинтересовало в людоедах? — не понял Тристан. — Кого-кого, а их мы в Мертвом Проходе не встретим.

— Говорите тише, — строго сказала Лерира, — нам нужно соблюдать осторожность.

— Так что там, в этой книге? — шепотом спросил Тристан. — Песни людоедов?

— Да не песни, — сказал Вирель, — а особенности трапез. Там было написано, что людоеды не ходят друг к другу в гости и тем более не собираются все вместе у одного костра, ибо это всегда заканчивается драками. Только в одном случае такие собрания проходят в мире и спокойствии — когда выбирают Чревоугодника.

Тристан кивнул в знак того, чтобы Вирель продолжал.

— Чревоугодника, — продолжал Вирель с видом эксперта в области людоедоведения, — выбирают крайне редко. Для этого требуются особые достижения, например приготовление кихкилаха. А кихкилах нельзя приготовить без Фэ-Мушра.

— Ты это в книге вычитал? — улыбнулся Тристан.

— Фэ-Мушра, — сказал Вирель, — они узнают по запаху, хотя на вкус никто никогда Фэ-Мушра не пробовал. Потому что Фэ-Мушра стараются держаться подальше от мрачных лесов, а сам людоед никогда не сунется туда, где живут Фэ-Мушра. Фэ-Мушра вообще-то не большие охотники до путешествий. Они в основном сидят дома, под надежной охраной, а если ездят куда-нибудь, то только в сопровождении многочисленной свиты. В общем, мне стало интересно, я заглянул в словарь и узнал, что именно людоеды называют «Фэ-Мушра».

— И что же? — с любопытством спросил Тристан.

— А то, что я чуть в обморок не хлопнулся, — сказал Вирель. — Так вот, Фэ-Мушра…

— Тихо! Тревога! — раздался сзади взволнованный голос Лериры.

Друзья обернулись. Лерира озиралась по сторонам, словно зверь, который учуял охотников. Она вынула из колчана стрелу и приложила ее к тугой тетиве своего лука.

Грингил сделал резкое движение и заставил упрямого мула присесть.

— Острый же у тебя слух, огрова печенка! — Грингил обнажил меч. — Я ничего не слышу.

Он прикрыл Виреля и Мисту могучей спиной. Лерира натянула лук, наконечник стрелы был устремлен в гущу холодного тумана. Плащи леопардистов сменили цвет и сделались серыми. Тристан тоже обнажил меч, готовый сражаться вместе с Лерирой и Грингилом.

Несколько минут они с волнением смотрели в туман. Руки и ноги Тристана затекли от напряжения. Ничего не происходило. Из-за обступившей их белой пелены доносился лишь тихий шорох, как будто кто-то крался по болоту.

— Это сквары? — спросил Тристан, понимая, что еще одна минута молчания сведет его с ума.

— Нет, — бросил Грингил, — они никогда бы не сунулись сюда.

Тристан понял, что лучше молчать, и снова стал вглядываться в туман. Очевидно, где-то рядом притаился какой-то неведомый враг. Может быть, одно из чудовищ, что обитает в Мертвом Проходе, забрело на болота.

Шорох усилился. Кто-то быстро шел через топи прямо к ним.

— Грифоновы потроха, да это же урлы! — Грингил поднял меч повыше. Тристан услышал, как заскрипела тетива лука. Лерира готовилась к бою.

— Если они нас окружат, — прошептала Лерира, — то дело плохо. Но если нет, то бегите к Проходу, мы с Грингилом сумеем их задержать.

Из тумана показались две фигуры. Это в самом деле были урлы. Судя по всему, они не видели путников. Один из них, тот, что был крупнее, водил из стороны в сторону носом, принюхиваясь, как охотничья собака.

— Кхэ шубгус охшукул, — злобно сказал он.

— Ухрух. Кхэ чух, куртро овырдус, — отозвался второй, который, видимо, предлагал что-то своему товарищу.

— Кхэ чух, ухмылыдь укувыйныё, вырдылой, му кхэбур бурбра смышкунус, го му тэлыс ойвонш, — гаркнул первый.

— Охшукул, — сетовал второй, — жмыхло зубрукус. Ыдгы, вырдылой, жу ойвонш цуг?

— Ё зы мыртыс, вырдылой, Глунушул хороту, — ответил первый. — Ны му квырхыс вубуром чурым вутвыть, го му кывлыс му тых.

— Му гыртыс хым, Хытхур?

— Вышру. Ку гыс грыё?

Голоса начали стихать. Урлы неспешно шли своей дорогой.

— Ты понял? — спросила Лерира Грингила.

— Да, клянусь рогами минотавра! — кивнул тот. — Похоже, Рыцарь Бедных, не ты один идешь через здешние болота.

— В смысле? — не понял Тристан.

— Они поджидают Глуншула, — сказала Лерира. — Их царевич тоже решил немного сократить путь.

— Он что, тоже пойдет через Мертвый Проход? Вы же говорили, что урлы туда не суются.

— Не суются, троллево брюхо! — покачал головой Грингил. — Они пойдут через свой смрадный Лаз.

— А мы, — робко спросил Вирель, — не можем воспользоваться их Лазом?

— Нет, — Лерира убрала стрелу обратно в колчан. — Там всюду урлы. Даже в Мертвом Проходе у вас будет больше шансов выжить.

Они свернули на узкую тропку и пошли дальше вдоль зыбучих трясин. Туман по-прежнему расступался перед ними.

— Что случилось с плащами? — спросил Тристан. — Они поменяли цвет.

— Это маскировка, — ответила Лерира. — Когда мы в опасности, плащи могут скрыть нас от чужих глаз.

Тристан начисто забыл о разговоре с Вирелем и теперь думал только об урлах и Глуншуле.

— Вы думаете, они нападут на вас тут?

— Я не думаю, а знаю. В последний раз, когда наша разведка видела их здесь, они едва не захватили Заболотье, — продолжала Лерира. — Мы еле отбили атаку. Если бы нам на помощь не подоспел капитан Мирстрет, то наша крепость повторила бы судьбу Тарга.

Дальнейший путь проходил в полном молчании, которое нарушали лишь фырканье мула и шум ветра. Вскоре болото осталось позади. Тропинка вывела их на твердую каменистую землю.

— Пришли, — сказала Лерира. — Дальше начинается Мертвый Проход.

Грингил остановил мула и стал снимать с него поклажу.

— Мы бы отдали его вам, — сказал он, — но мула в Проход и силком не затащишь. Так что он будет вам только обузой.

И гьельд ласково потрепал мула по холке.

— Мы оставим вам крепкую веревку, и вот, — Лерира указала на один из тюков, — здесь немного мяса, соли и хлеба. Тут холодно, как в погребе, так что еда не испортится.

Лерира протянула Мисте большой, обтянутый кожей бурдюк.

— Здесь вода. Вас наверняка будет мучить жажда.

— И альдин, — Грингил вручил Тристану бутыль. — Не пейте слишком много. В больших количествах он вреден.

Они попрощались и разошлись в разные стороны. Вскоре леопардисты исчезли в сером тумане. От Прохода веяло могильным холодом, туман, шедший оттуда, был не серым, а скорее черным. Тристан чувствовал, как в его жилах, будто на морозе, стынет кровь.

Мисте и Вирелю тоже было не по себе.

— Ну, Миста, где теперь твоя хваленая храбрость? — вырвалось у Виреля.

Сказано это было довольно грубо, глаза Мисты вспыхнули.

— Отвяжись, — огрызнулась она, — я вообще не понимаю, почему ты не остался с Бонвиванами.

— Хватит, — оборвал их Тристан, — опять за старое?!

С этими словами он не раздумывая шагнул в ледяную мглу.

Черный туман не расступался. Он нехотя пропускал друзей, издавая при этом едва слышное потрескивание, похожее на цокот. По рукам Тристана пробежал холодок, как будто сырая мгла проникала под одежду.

— Брр, — поморщилась Миста. В тусклом свете факела было видно, как изо рта у нее идет пар. — Ну и холод тут. Надо было попросить у леопардистов теплую одежду.

— Плащи очень теплые, Миста. — Тристан обернулся через плечо. — Видимо, никакая одежда не согревает в этих местах.

Миста скорчила недовольную гримасу. Они все глубже погружались во мглу. Вскоре стало ясно, что отыскать обратную дорогу они уже не смогут. Им приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Кругом стоял невыносимый холод, но они вспотели, как на солнцепеке. Время от времени в тумане всплывали очертания скал, утесов или гор. Они были похожи на миражи. На расстоянии вытянутой руки путники не видели даже собственных пальцев.

— Надо перевести дух, — сказал Вирель после очередного пятиминутного перехода. — Я смертельно устал.

— Не скули! — сердито бросила Миста. — Мы и десяти минут тут не провели, а тебе уже страшно.

— Мне?! — вскричал Вирель. — Ладно, глупая девчонка, посмотрю я на тебя, когда устанешь ты.

Похоже, в Мертвом Проходе действительно обитало какое-то древнее зло, способное поссорить лучших друзей. Вирель и Миста друзьями, конечно, не были, но теперь они ругались гораздо ожесточеннее, чем прежде.

В голову Тристану лезли мрачные и неприятные мысли. Сначала его не покидало ощущение, что они идут по краю бездонной пропасти и любой неверный шаг чреват неминуемой гибелью. Он шел осторожно, боясь оступиться и упасть, хотя знал совершенно твердо, что никакой пропасти поблизости нет. Затем ему стало казаться, будто кто-то следит за ними и готовится напасть. Этот кто-то, весь в черном, крадется рядом и выжидает момент, чтобы высунуть свою длинную костлявую руку, схватить одного из них и утащить во мглу. Тристан поминутно оглядывался. Казалось, каждый шорох таит в себе угрозу. Один раз он даже обнажил меч, немало напугав этим своих спутников.

Кроме того, какой-то голос, засевший глубоко внутри, постоянно твердил, что он не справится, погибнет в Проходе и погубит друзей. Тристан гнал эту мысль прочь, надеясь, что голос замолчит, но тот говорил все громче.

То же, вероятно, творилось и с его спутниками. Тристан не видел их лиц, но в каждом их движении, в каждом шаге сквозила неуверенность и какая-то обреченность. За первые два часа пути каждый из них раз по десять приложился к бурдюку. Тот стал заметно легче, и теперь Тристана не покидала мысль, что они умрут от жажды.

— Какой же страшный холод! — У Мисты зуб на зуб не попадал.

— Альдин, — сказал Тристан.

Он вынул из сумки бутыль, полученную от леопардстов, и отдал друзьям. Те сделали по глотку и вернули ему. Тристан тоже отхлебнул немного и сразу почувствовал, как тело его наполняется теплом, а душа — радостью. Голос смолк, а путь по Проходу перестал казаться таким уж страшным испытанием. Мысли о падении в пропасть и об убийце в черном балахоне тоже ушли.

Вирель и Миста сразу заулыбались.

— Вот оно, спасение! — бодро сказала девочка.

Проход начал сужаться, а каменная тропинка стала тверже. Теперь путники ступали по острым булыжникам. Тристан несколько раз споткнулся и чуть не упал.

— Тихо! — сказала вдруг Миста. — Слышите?

Тристан замер и напряг слух. Кто-то приближался к ним.

Миста и Вирель подошли ближе, стараясь не шуметь.

— Как ты думаешь, кто это? — спросил Вирель шепотом.

— Тсс, — протянул Тристан, словно присвистнул, и испуганно смолк.

Но существо во мгле, похоже, услышало его. Снова шаги. Мягкие, едва слышные, но вселявшие тревогу.

Тристан озирался, пытаясь понять, откуда ждать напасти. Судя по всему, существо пыталось обойти их сзади.

— Р-р-р, — донесся из тумана злой рык неведомого врага.

— Боюсь, — прошептала Миста и крепко схватила Тристана за руку.

— Тихо, а то мы станем завтраком этой твари!

И тут тварь появилась. Тристан никогда не видел столь уродливого, отвратительного и злобного создания. У него было туловище льва и длинный хвост, как у скорпиона. На конце хвоста был еще шар, утыканный длинными и очень острыми шипами. Под густой львиной гривой пряталось человеческое лицо. Сморщенное, с хищными красными глазами. Мантикора.

Следуя совету леопардистов, путники замерли. Руки и ноги Тристана мгновенно затекли, но он понимал: одно движение — и мантикора кинется на него.

Мантикора повела носом и издала еще один хищный рык. Ее кроваво-красные глаза смотрели прямо на путников. Казалось, она чего-то ждала. Потом снова повела носом. Ядовитые шипы на кончике хвоста зашевелились, а задние лапы согнулись. Вероятно, она готовилась к прыжку. Из мерзкой пасти вновь вырвался рык. Он был похож на отчаянный крик человека. Так кричит жадный торговец на рынке, когда понимает, что недосчитался в конце дня пары медяков. И вдруг мантикора сорвалась с места. Не успели путники опомниться, как она уже скрылась в тумане. Все стихло. Еще минуту друзья стояли не шелохнувшись.

— Уф-ф, — протянул Вирель. — Слава древним песнопевцам, она ушла.

— Надеюсь, — Миста все пыталась унять дрожь, — эта встреча будет худшим из того, что нам придется пережить здесь.

— Да уж, — согласился Тристан, — не хотел бы я наткнуться на гарпий или этих, как их там?

— Зугдулов, — фыркнул Вирель.

Друзья двинулись дальше, но на этот раз шли с превеликой осторожностью, боясь вновь встретить разъяренную мантикору. Черная мгла тем временем сгущалась все больше, так что и тысяче факелов не удалось бы осветить путникам дорогу.

К счастью, до вечера они никого больше не встретили. Путники сделали привал и после долгих споров развели огонь. Затем, наскоро поужинав припасами, которыми снабдили их леопардисты, улеглись спать. Дежурили по очереди. Первым на часах стоял Тристан, среди ночи его сменил Вирель. Засыпая, Тристан видел, как покачивается, исчезая в тумане, фигура его друга.

Утро не принесло им радости. Здесь оно мало чем отличалось от ночи. Туман стал немного светлее, но в Проходе все равно было темно, словно в подземелье.

Насколько мог судить Тристан, Мертвый Проход представлял собой крохотную дорожку, втесавшуюся в череду высоких кряжистых гор, верхушки которых были увенчаны снежными шапками. Вероятно, отсюда, снизу, можно было увидеть эту гряду во всей ее красе. Но мгла, окутавшая Проход, лишала путников возможности наслаждаться местными пейзажами. Единственное, о чем мог думать человек, оказавшийся в этом месте, так это о том, как бы поскорее отсюда убраться.

— Зачем ты потащила нас через этот проклятый Проход?! — ворчал Вирель. — Это верная гибель.

— Это не гибель, а путь к победе, — огрызалась Миста. В ее голосе слышались нотки гнева. — А ты сопливый трус. И как только Рыцарь Бедных мог подобрать себе такого жалкого оруженосца?!

— Дура! — резко ответил Вирель. — Ты-то чем лучше меня?!

— Ты только и делаешь, что языком чешешь, как девчонка! — закричала Миста. — От тебя нет никакой пользы, только прорва бессмысленной информации, которую ты не можешь держать при себе.

— Это ты нас сюда притащила! — заревел Вирель. — Это из-за тебя мы застряли в этом тумане, который кишит всякими монстрами.

Миста вспыхнула:

— Это единственный способ выиграть Турнир! Только болван вроде тебя может этого не понимать. Но ты, видимо, думаешь, что все это просто веселая прогулка! Не ты ли собирался сидеть всю ночь в библиотеке Заболотья и изучать книги о местных монстрах?! Нет? И что ты в итоге сделал? Где ценные сведения, которые ты долженбыл там почерпнуть?!

— Я почерпнул там много ценных сведений, — зарычал Вирель. — Но не о чудовищах, а о своей спутнице, которая оказалась последней на свете лгуньей.

Вирель и Миста смотрели друг на друга как два хищных зверя. Казалось, еще секунда — и они сцепятся в драке.

— Альдин, — сообразил Тристан, — мы забыли его выпить!

Но было уже поздно. Вирель и Миста завелись не на шутку, и эта ссора совсем не походила на их обычные перебранки. Никакой альдин не смог бы остановить ее.

— Ты назвал меня лгуньей! Сейчас же объяснись!

— Что тебе объяснить? Раньше ты не требовала объяснений! К тому же ты сама отлично знаешь, что лгала нам с первой же нашей встречи!

Тристан даже моргнуть не успел, как Миста вцепилась Вирелю в волосы правой рукой, а левой принялась лупить его по спине. Тот, явно не ожидая такого напора, попытался увернуться и спрятаться от Мисты во мгле. Но девочка оказалась шустрее. Ее короткие и быстрые удары раз за разом достигали цели, а Вирелю оставалось только вскрикивать.

Тристан поспешил на помощь и проворно растащил их.

— Клянусь пальцами Арха, никуда больше с тобой не пойду! — Миста улучила момент, чтобы лягнуть Виреля. — Слабак!

— Мозолями! — со странным ликованием в голосе выпалил Вирель, глядя Мисте прямо в глаза.

Миста замерла:

— Какими мозолями?

— Ремесленники клянутся мозолями Арха, а не его пальцами. Лгунья! Ты никогда не поклонялась этому богу!

— Не смей так меня называть! — угрожающе крикнула Миста.

— Еще как посмею! — Растрепанный Вирель вырвался из рук Тристана и отскочил назад. — Помощница трубочиста из дворца, говоришь? Борешься за рыжее дело, да? Да еще и с торговцами свитками дружбу водишь?! Но я-то сразу заподозрил, что что-то здесь не так, что что-то ты темнишь! Лгунья! Я и в тюрьме это повторю, если король меня туда засадит.

Терпение Тристана лопнуло. Он схватил разгоряченного Виреля за плечи и как следует встряхнул.

— Что ты мелешь?! Какая тюрьма? Почему король должен тебя засадить?!

— Думаешь, перед нами помощница трубочиста?! — Вирель вырвался из его рук и подскочил к Мисте. — Нет, и сама она это прекрасно знает! Не так ли, ваше высочество?

Миста побледнела, лицо ее приобрело тот же оттенок, что и окружавшая их мгла.

— Это принцесса, Тристан! — крикнул Вирель. — Самая настоящая принцесса! Вот откуда книга, Живокарта, свитки…

— Алькорта? — У Тристана перехватило дыхание.

— Не знаю. — Вирель выхватил из кармана тот самый листок, который он все утро мял в руках. — Я только знаю, что больше всего на свете людоед хочет съесть принцессу. И принцесса на их языке называется Фэ-Мушра.

— Скотина! — вырвалось у Мисты. — Я пришла к вам, чтобы помочь. Потому что… Потому что…

Она не договорила. Из ее глаз полились слезы. Они, словно ручейки, покатились по ее щекам, падая затем на одежду и на каменистую землю.

— Инфанта, — сказала она, быстро стряхивая слезы со щек. — Принцесса Инфанта, племянница короля Иарана. И я… я — ваш друг. Точнее, Тристан, я твой друг. Потому что я никогда не стану дружить с этой вонючкой! — она указала пальцем на Виреля.

— Очень мне надо дружить с лгуньей, которая затащила нас в это гиблое место, — не унимался Вирель. — Августейшая овца!

— Ах, так!

Миста швырнула в Виреля булыжник, который, к счастью, пролетел у него над головой, и, не дав друзьям опомниться, кинулась прочь от них в густую черную мглу.

— Скатертью дорога, фифа надутая! — вопил Вирель. — Нам без тебя в тысячу раз лучше будет.

Тристан чувствовал, что в нем закипает злость.

— Тихо, — гаркнул он на Виреля. — Заткнись немедленно!

Он поспешно зажег факел.

— Миста! — громко позвал он, но голос его утонул в черном тумане. — Миста! Миста!

Он звал долго, всякий раз все сильнее напрягая связки. Тщетно. Его крик снова и снова тонул в тумане, не отзываясь даже эхом. Горло разболелось, голос сел, а охватившая его злоба стала от всего этого только сильнее.

— Ты идиот! — Тристан обернулся к другу. — Я не говорю о том, что ты обидел принцессу. Ты обидел девочку, которая пришла к нам с самыми лучшими намерениями. И теперь она одна в этой жуткой мгле. И мы не уйдем отсюда, пока не найдем ее.

— Хм, — торжествующе прошептал Вирель, — она лгунья!

— Думаешь, ты открыл великий заговор! Ну что с того, что она принцесса? Миста помогала нам все это время. Далеко бы мы с тобой ушли, если б не она?

— Вот сам и ищи свою золотушную Мисту! — хорохорился Вирель. — А я шагу не сделаю. Вот тут, в этой мгле, ей самое место. Тебя она всю дорогу холила и лелеяла, а надо мной она каждый день измывалась. А я тоже человек, между прочим! Это я все придумал, а не она! Это был мой план, а не ее. А она только примазалась.

— Что придумал? Поссориться с ней в самом неподходящем месте? Ты соображаешь вообще что-нибудь или у тебя в голове одни песни?!

— Еще как соображаю. — Глаза Виреля засветились безумным огнем. — Это мне ты всем обязан, Тристан, мне, а не ей! Это я все придумал! Я сделал из тебя рыцаря и народного героя!

— Что?

Вирель не ответил. На лице его застыла кривая ухмылка, и Тристану вдруг ужасно захотелось съездить Вирелю по физиономии.

— Говори! — заорал Тристан не своим голосом, и горло его схватила острая боль, от которой он едва не закашлялся.

— Ты что, правда поверил в ту историю, которую мы тебе наплели?

— Какую историю?

— Что тебя случайно приняли за Рыцаря Бедных? Хэ-хэ. Дурачок! Это мы с Форинтом все придумали. Точнее, я придумал, а он помог. Я заставил тебя прикинуться рыцарем при встрече с принцессами и обмануть латников. Но это не укрылось от глаз горожан. А потом мы пустили слух о явлении Рыцаря Бедных. К тому моменту, как Форинт пришел к старьевщику, весь Нижний город уже знал, а этот дурень Тугомыс просто подтвердил слухи. Дальше нам оставалось только тебя к этому добавить. Думаешь, мы совсем идиоты, чтобы тащить доспехи через зал, в котором сидел тот самый старьевщик? Под самым его носом? И мешок я выронил вовсе не случайно. Да и зачем людям со всего Нижнего города собираться в «Гусе и ящерице», если на каждом шагу есть такой же грязный кабак? Мы всем рассказали, что Рыцарь Бедных остановился у мастера Порея. Они тебя уже ждали.

— Что?

— Форинт всем сказал, что ты в «Гусе и ящерице»!

У Тристана перехватило дыхание.

— Так это ты меня в это втянул!

— Я просто хотел тебе помочь, — развел руками Вирель.

Вирель что-то недоговаривал. Но что? Ответ пришел сам собой…

— Песнь, — пробормотал Тристан. — Ты не помочь хотел. Тебе нужен был материал. В самом деле, лучше не придумаешь. Рыцарь Бедных, о котором все говорят и который всем интересен. А ты его официальный менестрель. Опишешь его странствия, и твои песни потом вся Амбиния петь будет.

— Да, — глаза Виреля светились, как у мантикоры, — да! Потому что иначе кому я нужен! Я могу быть самым талантливым на свете менестрелем, но кому интересны мои таланты? Всем подавай жареные факты да сенсации. Так уж люди устроены. И тут меня осенило…

— Осенило! У тебя даже лютни нет!

— Я и без нее могу обойтись! У меня талант!

— У тебя мания величия! Все это время ты меня обманывал?! «Случайность», «надежды бедняков», «нет другого выхода»! Какая гнусная ложь! И после этого ты еще смеешь называть лгуньей Мисту?! Это ты загнал меня в ловушку! Ты! Мой друг! Это так ты отблагодарил меня за то, что я спас тебя от скваров? Ты внушил мне мысль, что я — Рыцарь Бедных, а теперь решил рассказать мне правду.

— Я только хотел…

— Отличное ты нашел время, друг! — последнее слово Тристан произнес презрительно. — И место тоже нашел — лучше не придумаешь. Знаешь что, совершай-ка ты сам свои удивительные подвиги, а потом пиши про них песни! А я отыщу Мисту и пойду прочь отсюда. Хватит с меня приключений!

И с этими словами Тристан решительно направился во мглу, освещая себе путь двумя факелами. Вирель попытался окликнуть его, но туман поглотил крик менестреля, а мгла окутала его со всех сторон. Вирель вздрогнул и снова позвал. Тишина.

— Что же это? — пробормотал он, пытаясь сориентироваться в тумане.

Но он ничего не увидел. Кругом была одна лишь темнота, и Вирель, до того торжествовавший, вдруг задрожал и сжался в комок, точно промокший кролик. Только теперь он понял, что остался совсем один. Его друзья где-то рядом, возможно, совсем близко, но они не видят и не слышат его. А возможно, видят и слышат, но просто не хотят отвечать.

Глава четырнадцатая. Шепот

Тристан шел через густой черный туман так быстро, как только мог. Вдруг до его ушей донесся тихий, едва уловимый свист. Он остановился и прислушался. Что-то торопливо приближалось к нему, рассекая черную мглу. И это что-то, судя по всему, имело в отношении путника отнюдь не добрые намерения.

Невдалеке сверкнул маленький огненный шар. Озарив туман ярким светом, он стремительно полетел прямо на Тристана. Тот на миг растерялся, но в последний момент все же успел собраться и недолго думая упал на землю. И как раз вовремя: шар пронесся совсем близко от его головы. Тристан попытался подняться, но из мглы вынырнул еще один шар, вдвое больше предыдущего. Он летел еще ниже, и языки пламени опалили Тристану волосы, не причинив ему, впрочем, другого вреда. Рыцарь Бедных затаил дыхание. Туман вновь озарился огнем, и он увидел двух крылатых тварей со змеиными волосами. Гарпии.

Минута промедления могла стоить Тристану жизни. Он вскочил на ноги и, вспомнив совет Кестиана, бросился бежать. Нужно было отыскать пещеру и укрыться в ней. Гарпии разозлились. Они посылали огненные шары ему вслед один за другим, не давая ни секунды передышки. Любой из этих шаров мог испепелить Тристана, оставив от него лишь горку черной золы. Но они не попадали в цель, будто какая-то невидимая рука отгоняла их. Огонь осветил черную мглу, и Тристан отчетливо увидел впереди себя могучие утесы. Он ускорил бег. Эти утесы были теперь его главной надеждой.

Тристан уже почти достиг спасительных утесов, когда гарпии пустились в погоню. Они издавали ужасный свист и не летели, а буквально карабкались по воздуху, будто отталкиваясь от тумана. И тут в огненном свете одного из шаров Тристан увидел между утесами пещеру. Большая темная дыра зияла в скалах, а из нее тянуло холодом. Ни за что на свете Тристан не полез бы в такую пещеру, но другого выхода не было — гарпии уже настигали его. Собрав последние силы, он прыгнул внутрь. Над ухом у него щелкнули искривленные зубы одной из гарпий, но не поймали ничего, кроме воздуха.

Тристан приземлился на живот и проехал несколько метров по холодному полу. Последний огненный шар, пущенный ему вдогонку, пронесся над ним, осветив стены пещеры. Вспышка была очень короткой. Шар тут же исчез в глубине длинного темного тоннеля, который словно проглотил огонь своей бездонной глоткой. Тристан боялся, что гарпии, несмотря на заверения леопардистов, все же последуют за ним в пещеру. Но этого не случилось. Чудовища мерзко закричали, так что у Тристана заложило уши, но, не добившись ничего своим криком, улетели прочь. Кругом все стихло.

Что-то укололо Тристана в руку. Он пощупал запястье — оно было облито какой-то теплой жидкостью.

— Ох, — прошептал он, ощупывая руку. — Неужели они меня задели?

Зубы и когти у гарпий ядовитые. Даже небольшой ранки достаточно, чтобы убить полного сил мужчину. Яд действует медленно, но верно. Сперва отнимает зрение и слух, затем парализует… Каких-то несколько дней — и здоровый человек превращается в безобразную развалину. Рукав был мокрый, но запястье не пострадало. Тристан не нашел там раны. Что же тогда, может быть, просто грязь? Он приподнялся и услышал странный треск. Еще одно неприятное подозрение шевельнулось у него голове. Увы, на этот раз догадка оказалась верна: падая, он разбил бутыль с альдином. И как не вовремя! Тристан ощущал замогильный холод тумана, а мрачные мысли начинали постепенно одолевать его. Вот и сейчас он думал о том, как альдин, разлившись по сумке, залил свитки, навсегда погубив их. Свитки!

Рыцарь Бедных запустил руку в сумку и нащупал их. Они лежали на самом дне, целые и невредимые. Вот оно, спасение. Любой из них даст ему шанс выбраться из пещеры. Но стоит ли использовать их сейчас? В конце концов, эта пещера, на первый взгляд, не таит в себе никаких опасностей. Надо лишь найти выход. Он решил положиться на удачу и пошел вперед, выбрав направление наугад. Мгла беззвучно расступилась, пропуская его.

В пещере было холодно и с каждым шагом становилось все холоднее. Кожа Тристана покрылась мурашками, как у ощипанного гуся. Из глубин пещеры шел тихий зловещий шепот. Кто-то как будто звал его. Тристан не мог разобрать слов, но этот шепот ему почему-то ужасно не нравился.

Тристан повернул обратно и решительно направился прочь. Он шел добрых десять минут, раздвигая руками мглу, но так и не нашел выхода. Изо рта шел пар, а по лбу струился пот. Он провел в пещере от силы полчаса, но устал так, словно целый день без перерыва трудился в поле.

— Ох, — выдохнул он.

— Кто здесь?

Сердце чуть не выскочило у него из груди. В первый момент он подумал, что попал в ловушку, но, придя в себя, сообразил, что этот голос ему знаком. И он был очень рад слышать его.

— Миста! — Тристан улыбнулся. — Это ты? Я все-таки нашел тебя.

Он запнулся.

— Простите, ваше высочество, — поправился он после неловкой паузы. — Я не хотел…

— Прекрати, — ответила девочка, — лучше помоги мне. И зови меня, пожалуйста, Мистой. Я терпеть не могу всех этих официальных обращений.

Тристан не мог разглядеть даже силуэт Мисты. Голос шел откуда-то снизу — видимо, девочка сидела на полу. Тристан нагнулся к ней.

— Я наткнулась на гарпий и спряталась в этой пещере. А потом погас мой факел. И я не смогла его зажечь.

— Как не смогла?

— Огниво тут совершенно бесполезно. Из него не высечешь даже крошечной искорки. Я сначала думала, что оно отсырело, но потом пощупала. В общем, с ним все в порядке, кроме того, что оно не дает огня. Вот, смотри.

Смотреть не имело смысла, но Тристан услышал, как чиркнули друг о друга кремень и кресало. Потом еще и еще, но трут так и не загорелся.

— Надо скорее убираться отсюда, — заключила она. — Жуткое место, да еще этот шепот.

Здесь шепот действительно был слышен лучше, чем у входа. Странные звуки, доносившиеся до слуха Тристана, теперь складывались в слова:

— Не бросай!

Мисту била дрожь. По телу Тристана тоже пробежал холодок.

— Что это? — спросил он.

— Шепот, — ответила Миста. — И, сказать по правде, лучше уж гарпии и мантикоры, чем эта пещера.

Тристан почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове. Кто говорит с ними? Кто скрывается в неведомой тьме? Голос был преисполнен страдания. Возможно, здесь томится какой-нибудь несчастный путник. Но в этом страдальческом шепоте слышались нотки угрозы. Голос не просил, он приказывал.

— Пойдем, — сказал он. — Жуткое место, в самом деле. Давай используем свиток Путеводного Света.

Он опустил руку на бедро, чтобы открыть сумку, но пальцы его схватили лишь воздух.

— В чем дело? — Миста почувствовала его смятение.

— Сумка, — потерянным голосом ответил Тристан. — Она, наверно, соскользнула с плеча, когда я нагнулся…

Сумка должна была быть где-то рядом. Тристан опустился на корточки и стал ощупывать пол около своих ног. Увы, его пальцы не нашли ничего, кроме холодных камней. Шорох справа дал ему понять, что Миста тоже подключилась к поискам. Девочка обшаривала пол рядом с ним. Вскоре они наткнулись друг на друга.

Поиски продолжались минут десять. Тристан и Миста ощупали едва ли не каждый вершок пола, но так ничего и не нашли.

— Тролль подери! — выругался Тристан, отряхиваясь. — Без сумки я отсюда не уйду.

Вместо ответа Миста промямлила что-то нечленораздельное и указала трясущимся пальцем куда-то во тьму. Оттуда шел очень странный звук, будто кто-то тяжело дышал. Тристан присмотрелся, его глаза уже достаточно привыкли к темноте, и в ней он разглядел силуэт. Это была гигантская ящерица с маленькими красными глазами и тремя парами толстых ног. Из распахнутой пасти торчали три ряда острых кривых зубов, с которых капали мутно-зеленые капли яда. Зугдул, самое страшное существо из тех, что обитают в Мертвом Проходе.

Первая мысль Тристана была о бегстве. И все же он не дал страху овладеть собой. Он обнажил меч. Клинок угрожающе полыхнул красным светом, и зугдул попятился.

— Отступаем, — сказал Тристан Мисте. — Если он прыгнет, нам конец!

Зугдул вновь согнул свои толстые ноги и опустил голову, обнажив ядовитые зубы. Из его пасти послышалось громкое шипение, которое раскатилось по пещере, отозвавшись в его стенах гулким эхом. Тристан вытянул вперед руку с обнаженным мечом. Лезвие по-прежнему светилось тусклым светом. Зугдул опустил голову и, злобно шипя, замер.

— Странно, — прошептал Тристан. — Он не нападает.

— Мы не можем стоять тут вечно, — голос Мисты дрожал.

Она подалась назад, таща Тристана за собой. Тот повернулся и сразу же услышал за спиной шипение. Похоже, к зугдулу вернулась решимость, и он готовился атаковать.

Тристан повернулся к нему и выставил вперед меч. И вовремя. Еще секунда — и монстр прыгнул бы на него. Но вид клинка в третий раз заставил его отступить.

— Скорее! — крикнула Миста и бросилась бежать по коридору.

Тристан последовал за ней, и не он один. Зугдул, больше не видевший перед собой меча, пустился в погоню. Изогнутые когти чудовища стучали по каменному полу.

Вскоре им попалась развилка. Поворот направо был шире и больше. Миста свернула туда. Зугдул по-прежнему преследовал их. Тристан слышал топот когтистых лап и ядовитое шипение. Он повернулся и вновь выставил перед собой меч. Зугдул замедлил движение.

— Отходим, — сказал Тристан. — Не бежим. А отходим. Он боится меча.

Тристан стал пятиться. Зугдул вновь зашипел. Он склонил голову и устремил на друзей свои маленькие красные глаза. Миста успокоилась, она вела Тристана, который не видел дороги, так как вынужден был пятиться, рискуя в любой момент споткнуться и упасть.

Внезапно она остановилась.

— Что случилось? — спросил Тристан.

— Тише!

Шепот, тот самый, про который Тристан уже успел забыть, стал заметно громче.

— Рука! Мне нужна рука человеческая!

— Мамочки мои! — прошептала Миста.

И тут откуда-то сзади вновь послышалось шипение. Тристан обернулся. Очевидно, где-то поблизости притаился еще один зугдул. Такой же свирепый ящер с ядовитыми зубами и толстыми когтистыми лапами. Значит, отступать бессмысленно. Они очутились между двух огней. Два зугдула загнали их в ловушку.

— Туда, — внезапно крикнула Миста, указывая куда-то в темноту.

Там, к удивлению Тристана, оказался еще один проход. Зугдул бросился в погоню.

— Стой! — Миста схватила Тристана за плечо.

Зугдул остановился в нескольких шагах от них, но идти дальше почему-то не решался. Он опустился на пол и завыл, жалобно, как промокшая собака.

Так продолжалось несколько секунд. После чего ящер повернул назад и бросился бежать.

— Кажется, миновало, — пробормотала Миста.

— Нет, — покачал головой Тристан, — он испугался чего-то. И точно не нас с тобой.

— Неужели в этих пещерах обитает кто-то страшнее зугдула? Что же это тогда за тварь?

Тристан огляделся. Стены вокруг имели странный багровый оттенок, словно кто-то нанес на них огромной кистью кроваво-красные мазки.

— Наконец-то! — на этот раз шепот прозвучал прямо у них за спиной.

Миста вскрикнула. В углу пещеры, прикованное ржавой цепью к каменной стене, сидело какое-то странное существо. У него была бледная кожа, покрытая жуткими струпьями и густыми темными пятнами. Она висела на нем рваными лоскутами, будто одежда нищего, но самым страшным было то, что под ней зияла пустота. Два воспаленных желтых глаза светились в темноте.

— Кто вы? — набравшись смелости, спросил Тристан.

— Я не помню своего имени, — ответило существо все тем же пугающим шепотом.

Тристан решительно ничего не понимал. Они с Мистой застряли в пещере, кишащей свирепыми зугдулами, и здесь, в самом сердце зловещего тоннеля, наткнулись на безумное существо, которое каким-то чудом не стало добычей свирепых ящеров.

— Власть безгранична, а сердце не знает жалости, — бормотало существо. — И теперь все мертвы.

— О чем он говорит? — спросила Миста.

Тристан покачал головой. Было совершенно очевидно, что перед ними обезумевший от страданий человек, который провел в этой пещере не один год и совершенно лишился рассудка.

— Я виноват лишь в том, что проявил слабость. Пощады! Пощады!

Друзья переглянулись. В глазах Мисты Тристан увидел глубокое сострадание. Стоило только сделать шаг, чтобы освободить старика от оков. Но какой-то неведомый внутренний голос упрямо твердил, что делать этого нельзя. Тристан колебался.

— Будьте милосердны, не покидайте меня. Это бесчеловечно.

Тристан протянул руку к кандалам, но Миста перехватила ее.

— Подожди, — шепнула она, — я не уверена, что ему можно доверять.

— Он прикован к скале и выглядит как ходячий скелет, чем он может быть опасен?

— Здесь что-то не так.

Тристан не стал слушать. Вид узника внушал ему такую глубокую жалость, что он освободил бы его, даже если бы тот был его злейшим врагом.

— Я нищий больной старик, — бормотал узник.

Тристан схватил цепь. Едва пальцы коснулись оков, как те рухнули на каменный пол, рассыпавшись в прах. Страдалец покачнулся. Тристан готов был поймать его, но тот устоял на ногах.

— Избавитель! — пробормотал он змеиным шепотом. — Дождался!

Глаза узника алчно сверкнули. На мгновение он стал похож на изголодавшегося волка.

— Кто вы? — спросил Тристан, не надеясь услышать ответ.

Узник молчал. Жадным взором он смотрел на свои руки. Пятна и струпья исчезли, ссохшаяся желтая кожа вновь наполнилась жизнью. Выражение желтых глаз тоже изменилось. Немощный старик исчез, теперь перед Тристаном стоял исполинского роста человек, полный сил и гнева. Грязные лохмотья вдруг превратились в балахон черного бархата.

— Свобода! — Он расхохотался прямо в лицо Тристану. — Я вернул силу, а скоро верну и власть.

Теперь уже не могло быть сомнений, что этот человек настроен враждебно. Дикие желтые глаза без зрачков были устремлены прямо на Тристана. Надо было слушать Мисту!

— Спасибо, — сказал враг громовым голосом. — Прими же мою благодарность!

Он выкинул вперед руки, и Тристан ощутил внутри такую боль, словно у него в животе засел раскаленный уголек. Он схватился руками за живот и, согнувшись в судороге, упал на колени.

— Не противься, ничтожество! — торжествующе произнес враг. — Ты в моей власти, и ничто не спасет тебя.

Миста рухнула на бок и забилась, как пришибленный комар. Тристан сопротивлялся, но какая-то непреодолимая сила придавила его к холодным камням. Он чувствовал, что жизнь покидает его. Словно кто-то ее вытягивал. Боль была нестерпимой, голова раскалывалась. Неимоверным усилием воли он заставил себя подняться с пола и выпрямиться, но на этом силы его оставили. Он лишь успел еще раз увидеть желтые глаза, после чего покорно рухнул навзничь.

И вдруг боль отступила. Тристан попробовал встать, но не смог. Ноги и руки не слушались его. Казалось, в них не стало ни костей, ни мышц, один воздух.

— Я забрал ваши силы! Вашу жизненную энергию! — расхохотался враг. — Что бы мне сделать с вами? Испепелить? Обратить в камень? Нет. Я не стану расходовать силы. Оставлю вас зугдулам. Думаю, им давно пора обедать.

Тристан услышал чьи-то торопливые шаги. Кто-то громко крикнул у него за спиной:

— Алюксерамос!

Все вокруг озарил ослепительно-яркий свет, будто в пещере взошло солнце. Тристан зажмурился, его глаза не могли выдержать этого.

Яркий свет окутал врага и вступил с ним в яростную схватку. Она длилась всего несколько секунд, но сила противников была столь велика, что стены пещеры трещали и осыпались. Затем последовала короткая, но очень громкая вспышка. Свет исчез, а вместе с ним и враг. Голос затих.

Тристан приподнялся. Силы вернулись к нему. В полумраке он различил чью-то фигуру.

— Слава богам! — сказала фигура, бросаясь к ним. — Я нашел вас! Как вы?

Это был Вирель. Он помог Тристану подняться и отряхнуться, после чего поднял с пола трясущуюся от ужаса Мисту. По ее щекам катились слезы.

— Как ты нас нашел? — спросил Тристан, отдышавшись.

— Я пошел за тобой! — ответил Вирель. — Потом наткнулся на гарпий и оказался в этой пещере, а потом услышал ваши голоса.

— Это был свиток? Откуда?

— Повезло, — улыбнулся Вирель, протягивая Тристану сумку, найти которую тот уже не надеялся.

Несколько секунд друзья молча смотрели друг на друга.

— Что это было? — Миста первой нарушила тишину. Голос ее был слабым и усталым.

— Не знаю, — покачал головой Вирель. — Все тут очень странно. Пещера кишмя кишит зугдулами, я как раз спасался от них, когда передо мной вдруг открылся проход. Я услышал ваши голоса и понял, что дело дрянь, и хотел помочь, но не знал как. И тогда мне пришла в голову идея — использовать свиток Путеводного Света. Ничего лучше я придумать не сумел.

— Это точно! — К Мисте, похоже, вернулось былое ехидство.

— Могло быть хуже, — простодушно ответил Вирель. — Я мог использовать свиток Искателя.

Он замолчал и потупился.

— Простите меня, друзья, — сказал Вирель после паузы. — Я вел себя как последняя скотина. Миста, то есть ваше высочество, я был не прав, когда назвал вас…

— Прекрати, — перебила его Миста и улыбнулась. — Это в прошлом. Ты спас нас. Ты самый настоящий храбрец.

С этими словами она обняла растерявшегося Виреля и поцеловала его в щеку.

— Я уже сказала Тристану, — добавила она, — зови меня Мистой и, если не хочешь со мной поссориться, не вздумай говорить мне «ваше высочество».

В пещере стало заметно светлее.

— Тристан, — развел руками Вирель, — мне страшно стыдно, что я втянул тебя во все это. Я ужасно тщеславный и совершенно никчемный менестрель. Мне так хотелось славы.

— Ничего, — Тристан похлопал друга по плечу, — дело прошлое. Я, знаешь, даже рад, что ты все это затеял.

— Что затеял? — спросила Миста.

Тристан и Вирель обменялись короткими, но выразительными взглядами.

— Видишь ли, — вздохнул Тристан, — я не совсем Рыцарь Бедных. Точнее, наверное, будет сказать, что я вообще никакой не рыцарь.

— Как это?

Тристан ожидал этого вопроса. Он слегка кашлянул и рассказал Мисте правду о том, как его занесло на Турнир Великого Подвига.

Принцесса слушала его спокойно, не перебивая и не задавая вопросов.

— Да, — произнесла она, когда рассказ подошел к концу, — сказать, что я удивлена, — это ничего не сказать. Выходит, ты обычный крестьянин?

— Да, — кивнул Тристан.

— Кошмар, — ответила она, — самый настоящий кошмар! Впрочем, ведь я могла бы и догадаться.

— И что нам теперь делать? — Тристан с замиранием сердца ждал ответа.

Миста похлопала себя по щекам, потом резко выдохнула и, к удивлению своих спутников, улыбнулась.

— Мне плевать, — сказала она, — будь ты хоть переодетый тролль. Главное, чтобы об этом не узнали при дворе. Надев латы и выдав себя за рыцаря, ты нарушил один из древнейших законов Амбинии. Так что если когда-нибудь выяснится правда…

— Я это знаю, — кивнул Тристан. — Но неужели мне всю жизнь придется лгать?

— Если жизнь тебе дорога, — хмыкнула Миста, — лучше бы тебе молчать об этом до конца своих дней. Знаешь, когда вернемся в Альденбург, я попробую добыть свиток Чистой Памяти. Он помогает человеку избавиться от лишних воспоминаний. Забыть то, что нужно забыть. Если вы с Вирелем и Форинтом забудете правду о том, как все было придумано, то тайна умрет и никто уже не проболтается.

— Идем, — сказал Тристан, — подумаем об этом, если вернемся.

Друзья поспешили прочь из мрачной пещеры. С огнивом больше не было никаких проблем, так что теперь путь им освещали сразу три факела. Огонь весело потрескивал, пожирая масло.

— Я понимаю, что девочка, работающая помощницей трубочиста, хочет помочь Рыцарю Бедных, — заговорил Вирель. — Рыжее дело и так далее. Но зачем это нужно принцессе? Племяннице короля?

— А вы догадайтесь! — расхохоталась Миста.

Вирель был озадачен.

— А я вот не понимаю другого, — развел руками Тристан. — Неужели во дворце никто не заметил твоего отсутствия? Или у принцесс принято исчезать из дворца?

— Вовсе нет, — покачала головой Миста. — Король считает, что я во дворце.

— Как это?

— Расскажу как-нибудь.

— И все-таки, почему ты выбрала именно меня?

— Я же говорю, догадайся! — Миста явно дразнила их.

Тристан задумался.

— Кстати, — не унимался Вирель, — насколько я помню, принцесса Инфанта вовсе не рыжая.

— Это та же магия, которую использовали фрейлины, чтобы стать рыжинками, — ответила Миста. — Она меняет цвет волос. От них я про нее и узнала. Ума не приложу, зачем менять цвет волос, если не собираешься в опасное путешествие. Внешность я тоже изменила, и довольно сильно, чтобы никто не мог узнать меня.

Тристан хотел что-то сказать, но тут краем глаза заметил, как в другом конце прохода появился зугдул. Ящер вернулся за добычей и теперь двигался на согнутых паучьих ногах.

Путники отступили, Тристан обнажил меч, но на этот раз красное сияние почему-то не произвело на зугдула никакого впечатления. Он продолжал наступать.

Друзьям оставалось только пятиться. Вдруг Тристан услышал шипение у себя за спиной. Он обернулся и, к великому своему ужасу, обнаружил, что с тыла к ним подбирается другой зугдул. Они снова наступали с двух сторон, зажимая их в тиски.

— Что делать? — прошептала Миста потерянным голосом. — Что советовали леопардисты?

— Ничего, — покачал головой Вирель.

Друзья затаили дыхание, первый ящер присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Второй свирепо шипел сзади.

— Только зло победит зло, — пробормотал Тристан. И тут в голове его будто что-то щелкнуло. — Скорее! — крикнул он. — Прижмитесь к стене!

— Ты спятил?! — сказал Вирель. — Они же нас…

— Делай, что я говорю, — крикнул Тристан и придавил их с Мистой к холодной каменной стене.

Из-за поворота показалась морда второго зугдула. Он зашипел и устремил на друзей свои красные глазки, готовясь напасть… Но от добычи его отвлекло шипение первого зугдула. С минуту ящеры смотрели друг на друга, после чего, яростно зарычав, сцепились в смертельной схватке. Тристан никогда не видел такого ожесточенного боя. Зугдулы буквально рвали друг друга на части ядовитыми зубами. Они падали, но тут же снова вскакивали, чтобы вновь броситься на врага, нанося ему страшные удары изогнутыми когтями.

— Теперь бежим! — скомандовал Тристан.

Они кинулись прочь. Пещера становилась все светлее и светлее, и вскоре друзья выбежали наружу. Позади все еще слышались яростные крики зугдулов. Ящеры бились не на жизнь, а на смерть.

Утомленные путники рухнули на землю. Им понадобилось минут десять, чтобы прийти в себя и отдышаться. Звуки боя стихли. Очевидно, оба зугдула нашли гибель в сражении.

— Объясни мне, — не выдержал Вирель. — Почему они напали не на нас, а друг на друга?

— Потому что друг друга они ненавидят гораздо больше, чем нас, — сказал Тристан. — Зло победило зло.

— Вы только посмотрите, — отвлек их удивленный голос Мисты. — Как такое вообще возможно?

Тристан и Вирель не сразу заметили, как изменился Мертвый Проход за то время, что они были в пещере. Холодная мгла исчезла, тучи рассеялись, и теперь над тесниной ярко светило солнце. Оно освещало каменистую дорогу, искривленные утесы и вершины гор, увенчанные снежными шапками.

— Куда делся туман? — вырвалось у Виреля.

Тристан и Миста молчали. Они не знали ответа.

— Может, дело в этом человеке, который сидел в пещере?

— Вероятно, — пробормотала Миста. — Я узнаю правду, чего бы мне это ни стоило.

После почти часового отдыха друзья продолжили путь. Они бодро продвигались на север, и вскоре вдали показалось Сухое ущелье.

— Смотрите! — звонко воскликнул Вирель.

Лицо его светилось от радости. По Проходу навстречу им неслась какая-то серая точка. Тристан прищурился, чтобы лучше рассмотреть ее. Точка приближалась, и он смог различить до боли знакомые мохнатые копыта и густую гриву.

— И-гуа! — вскричал он.

Конь с веселым ржанием подскочил к ним и первым делом лизнул Виреля в щеку мокрым языком.

— И-гуа, дорогой! — Вирель готов был плясать от радости. — Как же я рад, что ты в порядке! Я с самого начала верил, что ты жив!

Конь радостно ржал, будто забыл человеческую речь. Он то поднимался на задние копыта, то начинал кататься по земле, то подпрыгивал, как ребенок.

Тристан повис у него на шее, а Миста поцеловала коня в холку.

— Хватит, хватит, — сказал И-гуа, устав от объятий и поцелуев. — Развели тут, понимаешь, всякие нежности.

— Как тебе удалось спастись? — спросила Миста.

— Сам не знаю. — Конь потряс гривой. — Я боролся с водой до тех пор, пока не лишился сил. А потом меня вышвырнуло на берег. Я не знал, живы ли вы, но вот кто точно был жив — так это урлы. Болота на берегу Попрыгуньи ими буквально кишат. Урлы для меня не опасны, но икотары тоже были рядом. Словом, я решил дать оттуда деру. Я несся сломя голову, совершенно не разбирая, куда бегу, так вот меня и занесло во мглу. А отыскать дорогу обратно я уже не смог.

— Сколько же ты скитался в темноте?

— Я бы сказал, но не знаю, — ответил конь. — Думаю, пару дней, но как тут разберешь, ведь было все время темно — что ночью, что при свете солнца. К счастью, твари, которые тут водятся, не обращали на меня внимания. А потом мгла рассеялась, и я увидел вас.

Тристан еще раз потрепал И-гуа по холке.

К закату друзья вступили в Сухое ущелье. Миста развернула Живокарту, и путники склонились над ней.

— Отсюда до пещеры всего полдня пути! — сказал Вирель, глядя на короткую красную линию, что появилась на карте. — Надо идти.

— Чтобы прийти туда затемно? — Миста подняла брови. — Я бы советовала заночевать тут и дождаться рассвета.

— Это промедление может стоить нам победы! — возразил Вирель.

— А поспешность — жизни! — парировала Миста.

Тристан даже немного порадовался. Миста и Вирель опять ссорились, значит, они пребывают в хорошем настроении и бодром расположении духа.

— Знаешь, — сказал Вирель после паузы, — все-таки ты у нас советник, и твои советы уже принесли немало пользы. Так что если ты говоришь, что нужен привал, то я согласен.

Миста улыбнулась.

— Должна признать, — сказала она, — что иногда — но не всегда — я вела себя как полная идиотка. Прости, Вирель, что называла тебя дураком. Ты куда разумнее меня. Так что если ты считаешь, что мы должны сейчас продолжать путь…

— Я за привал, как и ты, — перебил ее Вирель.

— А я за то, чтобы идти дальше, как ты предлагал, — ответила Миста.

— Но это глупо, мы придем к пещере затемно и окажемся легкой добычей для дракона.

— Или наоборот, потеряем много времени и опоздаем!

— Стоп! — Тристан поспешно встал между ними, понимая, что если его друзья продолжат уступать друг другу, то их перемирие быстро перерастет в новую ссору. — Я выслушал ваши мнения и голосую за привал.

Глава пятнадцатая. Дракон

Тристан уснул у костра, но сон его был недолог и тревожен. Его не покидала мысль, что им грозит опасность. В конце концов спать ему окончательно расхотелось, и он встал. У костра, кутаясь в плащ, сидела Миста.

— Почему ты не спишь? — спросил он тихо, чтобы не разбудить Виреля, который сопел в две дырки.

— Тсс, — прошептала Миста. — Слышишь?

Тристан напряг слух. Где-то вдали раздавались звуки битвы. В ночной тишине он различил звон мечей, стук стрел о доспехи и отчаянные крики дерущихся. Так продолжалось несколько минут, затем все вдруг стихло.

— Это в Сухом ущелье, — сказала Миста.

— Что будем делать?

— Для начала, — строго ответила Миста, — не будем терять бдительности. Мы все дружно уснули, и это было ошибкой, которая могла стоить нам жизни. Нужно выставлять часовых.

— Хорошая идея. — Тристан зевнул. — И кто будет…

— Например, я, — сказала Миста, — а ты поспи немного. Если повезет, то завтра тебе предстоит бой с драконом.

Тристан снова лег и укрылся плащом, но тут его опять стал мучить вопрос, который уже давно не давал ему покоя. Надо попытаться получить на него ответ.

— Что за проклятие тяготеет над принцессой? — спросил он.

— У короля Негуса Первого, нашего далекого предка, было семь дочерей, — ответила та после паузы. — Старшую из них, Карабоссу, он крайне неудачно выдал замуж. Она стала женой колдуна, который, чтобы пустить королю пыль в глаза, выдавал себя за иностранного герцога. Чародей стремился к власти, брак с принцессой был для него лишь способом заполучить корону. Он дурно обращался с Карабоссой, пренебрегал ею и довел до того, что она превратилась в настоящую фурию. Чтобы отомстить мужу, Карабосса овладела черной магией. Чародея она в конце концов победила, но прежней доброй и милой принцессой уже не стала. Зависть и лютая злоба поработили ее. И больше всех на свете Карабосса возненавидела своих сестер — ей было досадно, что они так счастливы в браке. Она прокляла их, и это проклятие пало на весь род Вальсангов. Теперь у каждой наследной принцессы, едва ей исполняется шестнадцать лет, начинает страшно портиться характер. Легенда гласит, что если в течение полугода король не подберет для дочери жениха, то она станет злющей и — что еще хуже — уродливой.

— А другого способа нет?

— Нет, — покачала головой Миста, — только жених. Если помолвка состоится, то проклятие спадет. А свадьбу можно сыграть хоть через десять лет, это не главное. Так и возникла идея Турнира. Прекрасный способ подобрать достойного кандидата, да еще и никого не обидеть. Вот только Турнир часто выигрывают очень мерзкие рыцари, так что характер у принцесс лучше не становится.

— Тебя тоже ждет такая участь?

— Я не королевская дочь. Моя мать — Кримхильда Милостивая, сестра короля. Так что мне это проклятие не страшно.

С восходом солнца они вновь двинулись в путь. Каменистая дорожка сделала резкий поворот и устремилась вверх. Тристан бросил взгляд на друзей. Вид у обоих был изможденный. Лишь И-гуа бодро шагал вверх, не жалуясь, вопреки своему обыкновению, на острые булыжники под ногами.

Наверху находился еще один могучий утес, за которым тропинка терялась. Проход здесь был настолько узкий, что путникам пришлось буквально протискиваться между скалами.

Дорожка сделала очередной поворот, Тристан уже не помнил, какой по счету.

— Смотрите! — неожиданно воскликнула Миста.

На отвесной скале, над ущельем, виднелась обгорелая постройка. Тристан сначала подумал, что скала обросла каменными бородавками, и лишь потом понял, что перед ним руины некогда могучей крепости.

— Тарг, — догадался он, — разрушенная крепость леопардистов.

— Видок жутковатый, — фыркнул И-гуа.

— Не жутковатый, а величественный, — поправил Вирель. — Так и тянет сложить песнь о героической гибели этой крепости и мужестве ее защитников.

Миста промолчала. Видно было, что ей очень хочется отпустить в адрес Виреля пару-тройку колкостей. Однако вместо этого девочка еще раз взглянула на Живокарту.

— Еще совсем немного, — сказала она, — и мы будем у пещеры.

Они двинулись через теснину. Солнце поднималось все выше. В ущелье стало так жарко, что Тристану мучительно захотелось сделать долгий привал.

— Пришли! — крикнул Вирель. — Это тупик, а вон Зловонная пещера.

Ущелье уткнулось в могучую гору. Перед друзьями высилась монолитная стена без единого выступа. В нижней части этой ровной каменной преграды зияла, словно черная дыра, пещера дракона. При одном взгляде на нее у Тристана задрожали колени.

— Ну вот, — сказала Миста, — добрались.

— Сам не верю, — покачал головой Тристан. — Выходит, теперь нужно биться с драконом?

Ему не хотелось придавать своему входу в пещеру излишнюю торжественность. Он шагнул внутрь, стараясь не думать о предстоящей битве.

В пещере было темно и сыро. Здесь стоял запах гари, такой сильный, будто внутри горели сотни костров. Каменные стены были покрыты копотью, а в воздухе висела сероватая дымка.

— Логово дракона, — пробормотал Тристан, — ошибки быть не может.

— Добрались все-таки, — сказал И-гуа. — Остались сущие пустяки — убить эту летучую тварь и забрать из ее пещеры сам-не-знаю-что.

— И ты, И-гуа, — хмыкнул Вирель, — тоже будешь участвовать в этом бою. Ты же боевой конь, не так ли?

И-гуа сразу притих.

Воздух в пещере был затхлый и спертый, дышать с каждой минутой становилось все труднее. Они шли по широкому коридору, плохо представляя себе его глубину. В любую минуту путники могли очутиться с глазу на глаз со свирепым драконом.

— Тихо, — остановил их Вирель.

Он поднял факел повыше, и пламя осветило темный угол. Там, вжавшись спиной в каменную стену, сидел, уперев голову в колени, какой-то человек в заляпанных грязью доспехах и изодранном плаще. Волосы были растрепаны, а на лбу краснела огромная шишка.

— Сдаюсь! — всхлипнул рыцарь, не поднимая головы. — Не убивайте меня! Мои мать и отец заплатят хороший выкуп. Вы будете купаться в золоте. Я Гнусомунд, нолус Холмистого княжества, сын князя Интроверта Сонного и княгини Харибды Алчной.

Это и в самом деле был Гнусомунд. Тристан с трудом узнал его. От прежней напыщенности нолуса не осталось и следа. Перед друзьями предстал напуганный до полусмерти человек с опухшим от слез лицом.

— Мы не станем убивать тебя и тем более брать тебя в плен, — сказал Тристан и протянул Гнусомунду руку.

Тот робко поднял голову и посмотрел на Тристана с ужасом.

— Ты с ума сошел! — вскричал Вирель.

Тристан не ответил.

— Твое великодушие тебя погубит! — рассердился Вирель. — Этот трусливый гаденыш не вспомнит о твоем благородном поступке, если ты окажешься в его руках. Да он на любую низость пойдет, лишь бы жениться на принцессе.

— Это не я, — залепетал Гнусомунд. — Я ничего такого не хотел! Это все мама, она боялась, что я не выиграю!

— Он даже мать родную продать готов! — не выдержал Вирель.

Но Тристан не слушал его. Он помог Гнусомунду подняться.

— Вот, возьми, — Миста протянула нолусу платок.

Тот поспешновытер слезы и пот, проступивший на лбу.

Выглядел Гнусомунд жутко. Красные глаза, опухшие щеки, покрытая сажей шея.

— Ты давно здесь? — спросил Тристан.

— Давно, — пролепетал Гнусомунд. — Я преодолел ущелье, сразив по дороге двух горных троллей. А потом меня атаковали полчища урлов.

— Ты, вероятно, хотел сказать, что полчища урлов атаковали отряд скваров-наемников, которые сопровождали тебя. А ты бросил их на поле боя и бежал, как заяц, — поправил его Вирель.

— Я не позволю какому-то жалкому оруженосцу… — надулся Гнусомунд, но Тристан тут же перебил его:

— Не смей так говорить с Вирелем. Иначе я брошу тебя здесь.

Гнусомунд скрипнул зубами.

— Да, — сказал он, — со мной были наемники, и никаких троллей мы не убивали. Мы почти добрались до пещеры. Все шло по маминому плану.

— Кроме урлов, — сказал Тристан.

— Все произошло внезапно, — лепетал Гнусмунд. — На нас посыпался град стрел. Семеро моих людей были убиты наповал, а еще трое получили такие тяжелые раны, что ничем не отличались от мертвых. И тогда сквары бросили меня и кинулись врассыпную. Я тоже побежал.

— И это, — сказал Вирель, качая головой, — прекрасно тебя характеризует.

— Что ты хочешь сказать?! — процедил сквозь зубы Гнусомунд.

— Что ты трус! — выступила вперед Миста. — Жалкий, ничтожный, вонючий трус, каких свет не видывал.

— Как и твои наемники, которые только и умеют, что нападать впятером на одного, да еще и сзади, — бросил Вирель, глядя Гнусомунду прямо в лицо.

Друзья отвернулись от Гнусомунда. Нолус внушал им глубочайшее отвращение.

— Стойте, не бросайте меня! — взмолился им вслед Гнусомунд.

Никто ему не ответил, тогда нолус вскочил на ноги и с побитым видом поплелся за ними.

— Если урлы перебили скваров, то почему они не ворвались в пещеру? — спросила Миста.

— Думаю, они ждут Глуншула, — ответил Тристан. — Он, судя по всему, еще не добрался до ущелья. И это дает нам время.

— Дает, — согласилась Миста, — но очень немного. Прямо скажем, времени у нас в обрез. Как только Глуншул воссоединится со своим отрядом, они сразу же явятся сюда. Урлы — не сквары. Они воины и дракона не боятся, а это значит…

— Что мы в западне, — закончил ее мысль Тристан. — При самом лучшем раскладе, если мы быстро победим дракона и отыщем Талисман, что кажется мне маловероятным, у выхода из пещеры нас будут ждать урлы.

— Так, может, пойдем и сдадимся, — предложил И-гуа. — Талисмана с нами нет, взять с нас нечего, если мы хорошенько их попросим, то, может быть, они нас отпустят.

— Говорящая лошадь, — пробормотал Гнусомунд и пошатнулся.

— Не буду я ни о чем их просить! — отрезал Тристан.

Облако дыма становилось все гуще. Друзья сделали еще пару поворотов и оказались в просторном зале с высокими каменными сводами. Пол был завален сокровищами: золотыми монетами, оружием редкой красоты и сверкающими украшениями. Тут валялись, словно ненужный хлам, золотые и серебряные кубки, бесчисленные кольца, в оправах которых переливались рубины и сапфиры, горой лежали жезлы и мечи, шлемы и кольчуги. Гнусомунд тут же перестал хныкать. Глаза его жадно забегали и остановились на самой большой груде драгоценностей. Монеты, слитки, перстни лежали кучей вокруг гигантского золотого жезла, торчавшего в самом центре. Этот жезл один стоил целое состояние. Если бы кто-то ухитрился унести его отсюда, то смог бы, наверное, купить целое княжество, если не все королевство. Жезл был длинным и, судя по всему, очень тяжелым. Украшавшие его самоцветы переливались яркими красками.

От алчности, охватившей его, Гнусомунд даже не сразу заметил то, что бросилось в глаза всем остальным. На горе несметных богатств мирно спал броненосный дракон. Блеск золота отражался в его чешуе.

— Он просто гигантский, — прошептал Тристан, разглядывая чудовище.

Этот дракон и в самом деле был исполином даже среди своих собратьев. На куче серебряной и золотой посуды лежала лапа с длинными и острыми когтями. Каждый коготь был величиной с меч, а одним ударом такой лапы дракон мог убить дюжину рыцарей. Его толстая шея была покрыта красной броненосной чешуей. По спине тянулся длинный острый гребень, а дальше раскинулись необъятные перепончатые крылья. Голова чудовища покоилась на груде золотых монет. Из ноздрей тянулись две полоски дыма. Тристан не знал, как поступить. Единственный шанс победить — атаковать чудовище, пока оно спит, но это было бы не по-рыцарски.

Гнусомунда подобные мысли не посещали. Нолус даже забыл о страхе перед драконом. Жадно урча, он принялся набивать карманы золотом. Монеты громко звенели, но дракон, к счастью, спал очень крепко и ничего не слышал.

— Что ты делаешь? — вырвалось у Тристана, но остановить Гнусомунда было невозможно. Он ползал на коленях и пихал в карманы и за пазуху все, что попадалось под руку. Не замечая ничего вокруг, он подобрался к гигантской куче, образовавшейся вокруг жезла, и накинулся на драгоценности. Жезл слегка покачнулся и накренился.

Дракон слегка встрепенулся, но Гнусомунд остался глух. Он продолжал загребать монеты и камни, зарывшись в них почти с головой. Жезл вновь покачнулся. Гнусомунд тем временем обнаружил под завалом золотую корону. Двенадцать золотых зубчиков были украшены алмазами.

— Корона! — завопил Гнусомунд.

Он вцепился в нее, яростно дернул и вытащил наружу. Жезл заскрипел и всей тяжестью рухнул на нолуса.

— Берегись! — вскричал Тристан, но было поздно.

Гнусомунд заскулил, выронил корону и упал на усыпанный монетами пол. Гигантская куча осыпалась и в считаные мгновения завалила нолуса столь любимыми им драгоценностями. Дракон зашевелился. Когтистая лапа поднялась вверх и опустилась на кучу сокровищ.

— Назад! — крикнул Тристан друзьям и, обнажив меч, выступил вперед.

Чудовище приподнялось на лапах и изогнуло шею. Из ноздрей его валил дым, с крыльев со звоном сыпались золотые монеты. Тристан замер. Он не вполне понимал, что ему делать: атаковать дракона или ждать нападения и отбиваться.

— О, предки! — Своды пещеры задрожали от раскатистого голоса дракона. — Никак железные люди нагрянули в дом Заячьей Души. Горе мне!

Тристан приготовился к бою. Сейчас дракон набросится на него. Но дракон смотрел на него робким, даже слегка напуганным взглядом. Похоже, он вовсе не собирался нападать на него. Напротив, его чешуйчатая морда выражала кроличье миролюбие.

— Пожалуйста, не надо тыкать в меня этой штукой! — прохныкал дракон, пятясь назад. Золотые монеты со звоном раскатывались по пещере. — Давай уладим дело миром. Гивр не сделал тебе ничего плохого.

С каждой минутой Тристан обретал уверенность в своих силах. Теперь он чувствовал себя настоящим рыцарем, при виде которого трепещут даже самые свирепые чудовища.

— Слушай, Тристан, — неуверенно проговорила Миста, — а может быть, все-таки убрать меч?

— Не вздумай! — крикнул Вирель.

При этом восклицании дракон опустил голову. Казалось, он хочет спрятать ее в груду золотых монет.

— Да он же совершенно безобиден, — возразила Миста. — Посмотри на него, он напуган до полусмерти.

— Существо таких размеров в принципе не может быть безобидным, — нашелся Вирель. — Тристан, умоляю, не опускай меч, а то он нас мигом изжарит.

Тристан молчал. Зрелище было в самом деле странное. Перед ним стоял перепуганный дракон, который без труда мог бы сжечь город, разрушить крепость, обратить в бегство армию. Тристан и его меч были для него не опаснее, чем комар для человека. Однако дракон дрожал от страха.

— Если господин дракон обещает мне, что не тронет нас, то я охотно опущу меч, — сказал Тристан.

— Клянусь моей чешуей! — полным радости голосом вскричал дракон.

Тристан убрал меч в ножны. В первый момент он подумал, что совершил несусветную глупость, за которую поплатится жизнью, но опасения его были напрасны. Дракон остался сидеть в углу. Он все еще боялся Тристана.

Воцарилось неловкое молчание. Дракон обводил взглядом друзей, не вполне доверяя им. Те, в свою очередь, точно так же не доверяли дракону. Никто не знал, что нужно говорить. Тристан подбирал учтивые слова, чтобы завязать разговор. Миста лихорадочно соображала, как выведать у дракона правду о его намерениях. Что же касается Виреля, то он погрузился в свои мысли, проникнуть в которые не смог бы даже всеведущий мудрец.

— Так, стало быть, господин дракон, вы не станете нападать на нас? — раздался из-за спины Тристана громкий голос И-гуа.

— Гивр? — переспросил дракон с неподдельным изумлением. — Со стороны Заячьей Души было бы безумием атаковать столь сильный и многочисленный отряд врагов, о величественный брат единорога.

Сравнение с единорогом польстило И-гуа, и он негромко фыркнул, выражая полное свое удовольствие.

Вирель набрал в легкие побольше воздуха и выступил вперед.

— Дракон, — сказал он таким тоном, каким обращаются лишь к врагам, — я оруженосец кина Тристана Рыжего, Рыцаря Бедных. Он проделал долгий путь, чтобы сразиться с тобой, и теперь вызывает тебя на бой. Сражайся с ним, и пусть победит сильнейший.

И тут произошло нечто удивительное. Дракон поджал лапы, низко склонил голову и опустил свой могучий хвост.

— Не надо, — сказал он жалобно, как котенок. — Гивр боится подобных противостояний. Они могут обернуться совершенно нежелательными травмами и ушибами.

— Как это не надо? — не понял Вирель. — Ты же дракон, ты должен ненавидеть всех рыцарей на свете.

Дракон молчал.

— Ты должен сражаться, — вскричал Вирель, — нападать, рычать и изрыгать пламя!

— Да, — подхватила Миста, — рыцари — враги драконов! Тебе полагается атаковать их при первой же встрече.

— Вообще-то, — казалось, дракон готов заплакать, — вообще-то железные люди не враги моим братьям, но мои братья почему-то враги железным людям.

— Что-что? — не понял Тристан.

— Драконы, — последовал ответ, — существа миролюбивые и спокойные. Мои братья истребляют железных людей только потому, что железные люди выпускают стальные когти. Если бы железные люди проявляли меньше любви к кровопролитию, то мои братья сумели бы обуздать красное дыхание.

— Я ни слова не понял, — пробормотал И-гуа.

Друзья опешили.

— Выходит, — Тристан первым нарушил молчание, — вы не собираетесь бить меня хвостом или когтистой лапой?

— Заячья Душа полон смирения, — загадочно ответил дракон.

— А испепелять меня пламенем?

— Заячья Душа боится злого красного дыхания, — был ответ.

— Хлопать крыльями, атаковать с воздуха?

— За свой долгий путь Заячья Душа не тронул ни волоса на голове человека, — произнес дракон.

Тристан растерялся. О какой Заячьей Душе говорит дракон? Почему он все время повторяет слово Гивр? Кто такие железные люди и какого красного дыхания боится этот крылатый ящер?

Вирель, похоже, думал о том же.

— То есть битвы не будет?

— Я готов прямо сейчас сдаться кину Тристану, если он обещает сохранить жизнь Заячьей Душе, о Звонкий Ручеек, — ответил дракон.

Тристан улыбнулся, услышав прозвище, которым дракон наградил его друга.

— О какой Заячьей Душе идет речь? — спросил он.

— Заячья Душа, — ответил дракон стыдливо, — это я.

— Обещаю, что не трону тебя, если, конечно, ты сам не заставишь меня нарушить данное слово, — сказал Тристан учтиво.

— Спасибо тебе, Орлиное Сердце, — ответил дракон, выпустив дым из ноздрей. — Я никогда не отличался храбростью, приличествующей моим братьям. Мое имя Гивр. Это гордое прозвище, носить которое — честь для любого дракона. Так звали одного из величайших предков нашего рода. Заячьей Душой меня прозвали братья, когда я показал им свой трусливый характер.

— Выходит, — сказала Миста, — вы просто-напросто трус!

В ответ дракон издал громкий рык, сотрясший своды пещеры с такой силой, что казалось, вот-вот обрушится потолок. Могучая гора заходила ходуном.

Тристан и его друзья вздрогнули, но не успели испугаться — они заметили, что Гивр боится своего рыка гораздо больше, чем они.

— Я позор своего рода! — сокрушенно ревел дракон. — Я недостойный потомок великих предков! Я поношение всех драконов земли, и горькие слова Пчелиного Жала укололи меня в самую душу.

С этими словами он яростно ударил лапой по груде золота, и монеты со звоном разлетелись по углам пещеры.

Миста сложила руки на груди, прозвище Пчелиное Жало не слишком понравилось ей.

— Так зачем вы пришли в дом Заячьей Души? — спросил дракон.

— Дело вот в чем, — все еще обиженная Миста решительно выступила вперед. — Моей кузине, точнее ее высочеству принцессе Алькорте, исполнилось шестнадцать лет. И тогда мой дядя, его величество король Иаран Десятый, объявил Турнир Великого Подвига. Это такое мероприятие, когда все рыцари собираются вместе, чтобы принять участие в грандиозном состязании, победитель которого женится на принцессе.

— И при чем тут Заячья Душа? — робко спросил дракон.

— А при том, что рыцарям велели отправиться в вашу пещеру, сразиться с вами и принести во дворец знаменитый артефакт под названием Талисман.

Глаза дракона наполнились ужасом.

— О горе мне! — запищал дракон. — Заячья Душа — несчастнейший из всех летучих ящеров на свете! Значит, в скором времени в мою тихую пещеру нагрянут сотни железных людей?! Да за что же мне все это?

И дракон стал проливать крупные слезы, прозрачные и чистые, как родниковая вода. Со стороны казалось, что из его глаз капают маленькие жемчужины, которые, шлепаясь на пол, со звоном разбивались о золотые монеты.

— Не плачьте. — Тристан унял свой воинственный пыл и подошел ближе к дракону. Ему вдруг стало жалко этого страшного летучего ящера, который на самом деле оказался кротким и безобидным, как овечка.

Он опустился на одно колено и робко погладил дракона по чешуйчатой шее. Миста и Вирель тоже подошли и сели рядом.

— Никогда не видел ничего подобного! — И-гуа, казалось, тоже готов был всхлипнуть. — Такой чувствительный и робкий дракон!

— Чего только не бывает в нашем мире, — изумленным голосом сказал Вирель. — Лошаки превращаются в боевых коней, служанки оказываются принцессами, а драконы плачут как дети. Что дальше? Гномы, делающие скидки на свои товары?

— О, Орлиное Сердце, — лепетал дракон, — может ли Заячья Душа избежать этого нашествия? Заячья Душа боится звона стальных когтей.

— Конечно, может, — выдавил из себя Тристан. — Я обещал, что не трону вас, и сдержу свое слово.

— Заячья Душа верит Орлиному Сердцу, — дракон все еще плакал, — но как быть с остальными железными людьми?

Тристан задумался. Похоже, что его участию в Турнире пришел конец. Все было напрасно. Дракон не будет сражаться, а значит, он точно не сможет его одолеть. Стало быть, не сможет он и выполнить одно из условий… Стоп. Условие-то только одно — принести Талисман. А убивать дракона для этого вовсе не обязательно.

— Заячья Душа признаёт себя побежденным, — рыдал дракон, — но все ли железные люди столь же добры, как Орлиное Сердце? Нет, многие из них коварны и жестоки, они не покинут пещеры, пока голова Заячьей Души не станет украшением их копья.

Его глаза теперь напоминали два водопада. Слезы лились из них с такой скоростью, что на полу уже образовалась солидных размеров лужа.

— Надо бы поскорее его утешить, — буркнул Вирель, — а то мы все тут потонем.

— Ну, тихо, тихо, — Миста ласково погладила дракона по голове. — Поединок отменяется. Ты же слышал слова Орлиного Сердца.

— Правда? Значит, вы не станете со мной сражаться?

— Не стану, — успокоил Тристан. — Я обещал тебе!

— И размахивать стальным когтем не будете?

— Я дал слово.

— А выкрикивать воинственные лозунги?

— И выкрикивать я тоже ничего не буду.

Дракон начал постепенно успокаиваться. Поток слез заметно уменьшился, и вскоре глаза его стали совсем сухими.

— Говорят, — сказала Миста, зачерпнув несколько слезинок в небольшой флакончик, — что слезы дракона обладают массой полезных свойств. Например, человек, который выпьет напиток с драконьей слезой, долгое время не сможет лгать.

Дракон кивнул. Он выглядел несчастным и покорным.

— Желтый металл — великое счастье дракона, — сказал Гивр. — Каждый из моих братьев мечтает найти его и стеречь до конца своих дней. Дракон, не нашедший свой скрум, никогда не познает покоя. Заячьей Душе повезло. Мои братья, изгнавшие меня за трусость, все еще ищут скрум и все еще собираются на лысине леса, под бледным кругом в час пения волков. С того дня, как Заячья Душа, изгнанный своим племенем, нашел эту пещеру, минуло триста листопадов, и все это время Заячья Душа не покидал своего дома.

— Никогда?

— Дракон, нашедший скрум, должен показаться у лысины леса, чтобы рассказать об этом своим братьям. Но я боюсь лететь туда. Они засмеют меня за мою трусость и — такое тоже может случиться — отберут скрум.

— Сокровища продлевают жизнь дракона, — сказал Вирель тихо, — но их природа такова, что дракон, нашедший золото, никогда не покинет его по своей воле. А поскольку пещер с сокровищами не так много, как драконов, то между драконами нередко происходят схватки за право сторожить клад.

— Драконы знают истинную цену скрума, — сказал Гивр. — В них сидит злой дух, который делает души людей черными. Дракон сторожит желтый металл, чтобы человек не сделал зла самому себе.

— Странно, — сказал Вирель, — я никогда не думал об этом. Мне всегда казалось, что драконы сторожат золото просто потому, что сторожат. Мне не приходило в голову, что это имеет глубокий смысл.

— Звонкий Ручеек мудр, — сказал дракон, — ибо не каждый человек способен понять дракона.

— Можем ли мы поискать среди ваших сокровищ Талисман? — спросил Тристан.

— Разумеется, друзья мои, — расчувствовался дракон, — конечно, ищите. Заячья Душа отдаст вам все, что вы пожелаете, в благодарность за вашу доброту и, как вы это называете, человечность.

— А как же злой дух, который делает души людей черными? — не без ехидства спросила Миста.

— Заячья Душа слаб духом и труслив, — печально ответил дракон. — Я не смогу помешать тому, кто захочет ограбить пещеру. Но вы не из тех, кто хочет унести из пещеры весь скрум. Я сразу увидел это. Как выглядит ваш Талисман?

Тристану показалось, что дракон улыбнулся своей широкой зубастой пастью.

— Выходит, уважаемый дракон, вы не знаете, как выглядит Талисман? — робко спросила Миста.

— Откуда же Заячьей Душе знать это? — удивился Гивр. — Я просто нашел сокровища в этой пещере и стал их охранять, но мне никогда не приходило в голову пересчитать их.

Повисла неловкая пауза.

— Да уж, — сказал Вирель, — у нас годы уйдут на то, чтобы перерыть эту гору сокровищ. Тем более что мы даже толком не знаем, что ищем.

— Как не знаете? — изумился дракон. — Так как же вы тогда собирались притащить эту штуку в ваш дворец? Или у железных людей не принято выяснять такие вещи заранее?

— Вообще-то, — сказала Миста, — у нас это принято, но в данном случае никто, включая тех, кто придумал это задание, не знает, что нужно искать.

— Как это похоже на людей! — Дракон вздохнул, да так тяжко, что друзей едва не сдуло.

Дракон ждал ответа, а друзья обдумывали, что сказать.

— Вероятнее всего, — сказал Тристан, — речь идет о щите, ибо Талисман, насколько мы знаем, защищает своего господина от всевозможных опасностей.

— Ну, — приободрился дракон, — это уже что-то. Щитов тут, правда, больше, чем мерцающих глаз на высоком океане в темную пору, но так мы хотя бы сузим круг поиска.

Тристан задумчиво оглядел необъятную гору сокровищ, занимавших почти весь зал.

— Хорошо, — Миста засучила рукава рубахи, — начнем действовать. Сперва осмотрим те щиты, которые на поверхности.

Друзья разошлись по разным углам пещеры и приступили к работе. Рыться в сокровищах оказалось не так просто, как они думали. Золотые монеты, как выяснилось, были очень тяжелыми, не говоря уже о кубках, диадемах и прочих более громоздких вещах. Но добродушный дракон, как гостеприимный хозяин, тоже принял участие в поисках, чем очень облегчил друзьям задачу. Он двигал самые тяжелые предметы и помогал разгребать золотые завалы.

Что же касается И-гуа, то он не стал помогать друзьям. Конь устроился в сторонке, прилег на живот и с ленивым видом наблюдал за своими спутниками. Время от времени он отпускал едкие шуточки или давал совершенно бессмысленные советы:

— Нам бы стоило захватить с собой пару лопат!

Или:

— Я бы взял с собой все эти щиты. По дороге разберемся, какой из них наш.

— Да помолчи, надоел! — не выдержал Вирель.

Только после полутора часов поисков друзья сделали перерыв. Они очень устали, и руки их ныли, моля об отдыхе. Тристан присел на гору монет. Перед ним лежало около трех десятков щитов, один другого лучше. Любой из них мог бы украсить оружейную комнату самого взыскательного и богатого рыцаря королевства. Одни щиты были сделаны из черного серебра, другие из чистого золота, третьи из позеленевшей с годами бронзы, четвертые из какого-то ярко-красного металла, названия которого Тристан не знал. Многие были украшены драгоценными камнями. Особенно друзьям понравился щит, в самой середине которого сверкал изумруд.

— Ну, — хмыкнул Вирель, осматривая собранные трофеи, — и как мы, скажите на милость, будем выяснять, какой из этих щитов — Талисман?

— У меня есть идея, — радостно воскликнул И-гуа. — Тристан возьмет щит, а дракон станет лупить его хвостом. Так мы и выясним, какой из них защищает своего господина от ударов врага.

— Да заткнись же, наконец, несносная кляча! — разозлился Вирель. — Так мы скорее покалечимся, чем что-нибудь выясним.

— Чем ругаться, придумал бы способ получше, — отозвался И-гуа. — Или просто наугад укажи тот из них, который кажется тебе Талисманом.

Вирель махнул по воздуху кулаком, выражая негодование, и вдруг застыл.

— И-гуа, — просиял он, — умница ты наш серогривый! У нас же есть свиток Искателя. Он укажет путь к тому, что ты ищешь.

— Тьфу ты! — Миста хлопнула себя по лбу. — Как же я сразу-то не вспомнила.

Она расстегнула сумку и извлекла последний, третий свиток.

— Тристан, — сказала она, — перед тем как использовать его, сосредоточься. Ты должен думать именно о Талисмане и повторять себе, что он очень тебе нужен. Иначе свиток укажет тебе неверный предмет или, того хуже, вообще ничего не укажет.

Тристан взял из ее рук кусок пергамента и поглубже вдохнул. Вирель и Миста встали рядом. Дракон опустил голову на лапы и с любопытством посмотрел на друзей. Похоже, он не очень верил в тайную магию свитков.

«Мне нужен Талисман, — проговорил Тристан про себя. — Талисман. Очень нужен. Мне нужен Талисман».

Он представлял себе то золотой щит, то серебряное кольцо с опалом, то легкий плащ, который делает своего хозяина невидимым. Тристан уже протянул руку к ленточке, но остановился. Сердце его отчаянно билось. Это был самый важный момент в его жизни, и он не мог загубить его бестолковой поспешностью. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы собраться с мыслями. И тогда он представил себя неуязвимым великим воином, которому не страшны мечи и стрелы врагов, когти троллей и дубины людоедов. Он сидит на коне, и сверкающие доспехи, в которых отражается солнце, ослепляют всех вокруг. Он рыцарь, отважный и бесстрашный, который идет навстречу судьбе, не боясь никаких опасностей или испытаний.

Тристан развязал ленточку, развернул пергамент и прочитал единственное слово, написанное неровными золотыми буквами:

— Эсваленто!

Буквы тут же исчезли. На их месте появилось маленькое голубое пятнышко, которое стало быстро расти, расползаясь по пергаменту. Прошла секунда, и пятнышко превратилось в луч ярко-голубого цвета. Он скользнул по потолку к стене, сполз по ней вниз, юркнул в гору сокровищ, а затем снова показался на поверхности, вынырнув из-под лап дракона. Затем луч сделал несколько причудливых виражей, оставив в воздухе облачко серебристой пыли, и уткнулся в Тристана, осветив его голубым светом. А затем, издав легкий хлопок, резко отскочил в сторону, пронесся над И-гуа, осветив голубым светом заодно и его, вернулся к Тристану и тут же растворился, оставив друзей в полном недоумении.

— Очень нам это помогло, — сказал Вирель. — Нашли Талисман, нечего сказать.

Тристан задумался. Судя по всему, искать придется самим, безо всякой магии. А значит, им придется провести в пещере не один день.

— Ты точно думал о Талисмане? — строго спросила Миста.

— Точно.

— Тогда он должен был указать нам на него, — сказала она.

— А если он вообще не здесь?

— Все равно. Луч укажет нужный предмет за много верст. Мы могли использовать этот свиток в Альденбурге.

— Почему же мы этого не сделали?

— Потому что луч добрался бы до Талисмана за пять минут, а мы не успели бы догнать его.

Тристан задумался. Луч указал прямо на него, что бы это могло значить? Он внимательно оглядел себя. Леопардийский доспех, меч, щит, сапоги. Под ногами груда золота.

Тристан опустился на корточки и стал разгребать монеты.

— Что ты делаешь? — спросил Вирель.

— Возможно, — сказал Тристан, — я на нем стою.

Вирель и Миста тут же поспешили на помощь. Они сели рядом и тоже стали копаться в золоте. Через полчаса напряженной и нервной работы, когда лоб Тристана уже покрылся потом, его пальцы нащупали что-то большое и твердое. Он тут же забыл об усталости и начал трудиться еще усерднее. Под горой золота обнаружился щит.

Теперь уже не могло быть сомнений — это Талисман. Щит был выкован из очень прочного оранжевого металла, который светился мягким и приятным светом. На гербе красовался белый грифон с гордо выпяченной грудью. Тристан поднял щит — тот оказался очень легким. С такой защитой ему был не страшен никакой враг.

— Ну вот, — он широко улыбнулся, — вот мы и нашли Талисман.

— Восхитительно, — с видом знатока сказал И-гуа. — Просто восхитительно!

Вирель погладил щит ладонью, как обычно гладят котенка или щенка, и широко улыбнулся.

— Мы победили! — сказал он. — Мы нашли Талисман! Рыцарь Бедных одержал победу! Он наш!

Тристан не помнил себя от счастья. Он стоит посреди пещеры с Талисманом в руках. Он опередил всех остальных рыцарей. Скажи ему кто-нибудь об этом две недели назад, он бы точно не поверил. Выходит, его не случайно записали в Рыцари Бедных. Он оправдал надежды людей из Нижнего города. Да что там! Он стал настоящим рыцарем.

— Заячья Душа рад, что вы нашли то, что искали, маленькие друзья! — сказал дракон. — Может ли Гивр еще чем-то помочь вам?

— Спасибо вам, уважаемый дракон, — вежливо сказала Миста. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы рыцари впредь относились к вашим собратьям с тем уважением, какого они заслуживают.

— Это будет очень любезно со стороны Пчелиного Жала, — учтиво ответил дракон.

— Я прошу прощения, что мешаю вам праздновать успех, — раздался громкий голос И-гуа, — но хочу напомнить, что нас ждет долгий путь домой.

И-гуа был прав. Они добыли Талисман, теперь надо сохранить его и доставить в Альденбург. Им еще предстояла дальняя дорога, о которой друзья до сих пор даже не думали.

— Спасибо, — сказал Тристан. — Вы, совершенно точно, лучший дракон на свете.

Гивр наклонил голову, словно кланяясь.

— Прощайте, маленькие друзья, — сказал он. — Пещера Заячьей Души всегда открыта для вас.

Друзья тепло простились с драконом.

— Получится замечательная песнь, — говорил по дороге к выходу Вирель. — Люди заслушаются и будут петь ее своим детям.

— Ты, разумеется, наврешь там с три короба, как и все менестрели, — поддразнивала его Миста.

— Нет, ваше высочество, — ехидно улыбнулся Вирель, — я расскажу чистую правду. Разве только дракон окажется действительно свирепым.

— То есть в песне Тристан убил бы дракона?

— О да, — сказал Вирель. — Без битвы с драконом хорошей песни не получится. Это будет такая славная битва! Вы даже пожалеете, что ее не было на самом деле.

Тристан вздохнул, и улыбка исчезла с его лица.

— Ужасно, — сказал он тихо.

— Ужасно? — рассмеялся Вирель. — Друг мой, сейчас как раз впору употребить слово «прекрасно». У тебя был один шанс из тысячи, но ты победил.

— Я не об этом, — ответил Тристан. — Я как раз о песнях. В древних легендах рыцарь сражается с драконом лишь потому, что дракон вершит зло. Он сжигает деревни, похищает принцесс и угнетает мирных крестьян. И тогда является рыцарь без страха и упрека. Ему не нужно ни наживы, ни славы, он бросает вызов дракону лишь потому, что хочет защитить беспомощных людей. И он добывает победу в битве с врагом, многократно превосходящим его силой и мощью. Но у нас-то все наоборот. Рыцари истребляют драконов ради сокровищ. Как можно петь об этом песни?! Это не подвиги, а массовое убийство!

— Не смей так говорить о песнях! — обиделся Вирель. — В них нет ни слова неправды, просто времена изменились.

— Если в них нет неправды, Вирель, — ответил Тристан, — то и тебе не пристало писать ложь. Опиши все как было. Расскажи о мирном и добром драконе, который едва не пал жертвой людского бессердечия и жадности.

Вирель покраснел. Было ясно, что внутри у него все клокочет.

— Занимайся подвигами, — сказал он, и глаза его налились кровью, — и не лезь в благородное дело писания песен и сложения вис!

Тристан собирался ответить, но чей-то свирепый окрик заставил его забыть о разговоре с Вирелем.

— Вот и славно, людёнок! Ты сильно упростил мне задачу!

Друзья так увлеклись, что даже не заметили, как оказались в ущелье, и теперь к ним стремительно приближался отряд из двадцати или тридцати урлов. Впереди выступал царевич Глуншул.

— Ну что, людёнок! — усмехнулся он. — Давай сюда Талисман, или умрешь в страшных муках.

Он обнажил длинный черный кинжал и хищно оскалил зубы.

— За дело! — Глуншул жадно скрипнул зубами. — Нечего тянуть с ними!

Урлы ответили царевичу злобным хохотом.

Глава шестнадцатая. Битва

Глуншул шагнул к Тристану с видом победителя. Он сознавал свое превосходство и не думал встретить сопротивление со стороны тех, кого уже считал своими пленниками. За ним стоял целый отряд урлов.

— Хозяин, — пробормотал урл за спиной Глуншула, — если он одолел дракона, то, может быть, его стоит поостеречься.

— Скунсуш, человечья печенка! — рыкнул Глуншул, и остальные урлы дружно расхохотались. — Мы никого не боимся. Даже если бы он одолел тысячу драконов…

— Забавно, царевич урлов женится на принцессе людей, — ядовито улыбнулся еще один из приспешников Глуншула. — Мне не терпится поплясать на этой свадьбе! Может, у принцессы найдется фрейлина для меня.

— Я подыщу тебе кого-нибудь, Хытхур. — Глуншул сплюнул.

Тристан вдруг представил себе этого урла с Бавардией Говорливой. Уморительная была бы парочка.

— Итак, сам отдашь Талисман или желаешь биться? — спросил Глуншул.

— Ты забываешь, — отозвался Тристан, пытаясь совладать с собой, — что Талисман у меня. Мечи и стрелы мне не страшны.

Глуншул на мгновение скривил губы, и вдруг выражение его лица изменилось.

— Мой народ ненавидит людей, но уважает воинов, — сказал он. — Ты одолел дракона — это делает тебе честь. Отдай Талисман, и мы отпустим вас всех.

Тристану понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы раскусить мнимое великодушие Глуншула. Урлы не собирались никого отпускать. Они лишь хотели выманить у него Талисман и для этого прибегли к хитрости, причем весьма неумело.

— Нет, — покачал головой Тристан, — Талисман ты возьмешь только из моих мертвых рук.

— Это легко устроить, — рассмеялся Глуншул. — Шугшог, Зурв!

Двое приспешников Глуншула выступили вперед. У Зурва — рослого урла с расплющенным носом — в руках была увесистая цепь, которую он медленно разматывал.

Тристан услышал за спиной негромкий лязг. Вирель и Миста обнажили мечи.

— Бегите, — крикнул он, — они вас убьют!

— Ты что, совсем дурак? — отозвалась Миста. — Чтобы я убежала в такой момент?!

— Миста, — сказал Тристан, — точнее, ваше высочество, вам нельзя подвергать свою жизнь…

— Ты говоришь как моя старая гувернантка! Моя жизнь, когда хочу, тогда и подвергаю!

Тристан хотел что-то возразить, но не успел. Зурв взмахнул цепью и обрушил на него сокрушительный удар. Золотой щит задрожал, и Тристан почувствовал боль в руке. И все же удар был отбит.

Медлить было нельзя. Урл, похоже, собирался атаковать снова. Тристан обнажил меч и стал ждать. При следующем взмахе цепью он ловко присел, увернувшись от удара, прыгнул вперед и обрушил свой меч прямо на Зурва. Удар пришелся точно в цель. Меч скользнул по шлему и, разрубив доспех урла, ранил его в плечо. Тот вскрикнул и отскочил в сторону. Тристан даже не успел удивиться тому, как ловко он фехтует, ибо на помощь Зурву подоспел Шугшог, и Рыцарь Бедных едва успел уклониться от его удара. Меч Шугшога, по форме похожий на пилу, скользнул по его рубахе. Тристан отпрянул назад.

— Ату их! — заорал Глуншул. — Отобрать Талисман и выпотрошить это людское отродье!

Урлы перешли в яростное наступление, но добиться успеха им не удалось. Друзья, не теряя времени, отступили к пещере, надеясь укрыться под ее сводами. Они уже начали верить в спасение, когда дорогу им отрезали трое урлов. Как они ухитрились обойти их с тыла, можно было лишь догадываться. Однако теперь между ними и спасительной пещерой стояли трое свирепых недругов. Тристан колебался. Атаковать этих троих означало бы повернуться спиной к остальным урлам, но это верная смерть. Эх, если бы он лучше разбирался в военном деле, то, наверно, нашел бы выход. А так оставалось полагаться лишь на счастливый случай. Сзади раздалось неистовое ржание — И-гуа встал на дыбы и ударил одного из нападавших передними копытами. Урл с визгом отлетел в сторону. В ту же секунду Вирель и Миста одновременно атаковали второго урла.

— Есть! — вырвалось у Тристана, когда дважды раненный урл выронил меч и отскочил в сторону, освободив путь в пещеру.

Что-то щелкнуло над самым его ухом, и он почувствовал, что его левая рука опустела.

— Талисман! — вскричала Миста, но было уже поздно.

Цепь Зурва ударила по щиту с обратной стороны, и Тристан не удержал его. Ремешок содрал кожу с ладони, оставив на ней две неглубокие царапины, мешавшие, однако, как следует сжать кулак. Талисман со звоном упал на землю, и Глуншул в два прыжка подскочил к нему и поднял его высоко над головой.

— Ужрык! — зарычал Глуншул. — Рубите их, мои убзызыги!

Все было кончено в считаные минуты. Урлы обезоружили Виреля и Мисту. И-гуа бился как бешеный и сумел оглушить еще двух противников, прежде чем остальные повалили его на землю и крепко-накрепко связали ему ноги.

Тристана окружили семеро урлов. Он вертелся из стороны в сторону, пытаясь понять, кто из них нападет первым. Те рычали, выпрыгивали вперед, но не спешили вступать в схватку. Один из них прыгнул на него сзади, Тристан обернулся, готовясь встретить удар, и почувствовал резкую боль под коленками — цепь Зурва скосила его как пшеничный колосок, и он оказался на земле. Подняться он уже не успел.

И-гуа жалобно ржал, пытаясь вырваться, но несколько урлов, прижавших его к земле, не давали ему пошевелиться. Виреля тоже держали два гигантских урла. Что же касается Мисты, то она оказалась в лапах Шугшога. Урлы вдруг начали приплясывать. Они переминались с ноги на ногу, сопровождая каждый свой шаг ударом кулака по латам. Доспехи громко гудели, создавая вокруг невообразимый шум.

— Это хыгва, — прорычал Глуншул. — Боевой танец урлов. Мы танцуем его, когда побеждаем врагов.

В каждом движении танцующих чувствовалась такая ярость и ненависть ко всему живому, какую неспособны выразить даже самые жуткие на свете угрозы. Глаза урлов покраснели, редкие волосы на головах встали дыбом. Воины Глуншула пришли в состояние боевого исступления. Их жесты становились все резче, словно они не танцевали, а сражались с невидимым врагом. Это был дикий танец свирепых воинов, которые не знают ни жалости, ни снисхождения и не умеют прощать. Одного взгляда на хыгву было достаточно, чтобы понять: урлы ненавидят людей так люто, что не делают различия между теми, кто обнажал против них оружие, и теми, кто никогда не проливал их крови. Каждый человек на этом свете — от леопардиста до новорожденного младенца — был для них смертельным врагом.

Наконец урлы встали в круг и выволокли пленников на середину. Окруженным и беззащитным друзьям неоткуда было ждать помощи. Скунсуш, маленький злобный урл, обнажил изогнутый кинжал. На его лезвии Тристан разглядел чудовищные зазубрины, сделанные, очевидно, специально для того, чтобы причинить пленнику как можно больше страданий. Скунсуш занес руку с кинжалом над беспомощным И-гуа. Связанный конь отчаянно бился в пыли, но не мог помешать своему убийце. Тристан закрыл глаза, понимая, что сейчас произойдет. Но вместо отчаянного крика, который он так боялся услышать, он услышал глухой удар. Что-то тяжелое со стоном упало на землю. Сделав над собой усилие, Тристан открыл глаза. На земле лежал Скунсуш. Урл отчаянно скулил, из его разбитого носа текла кровь. Над ним стоял Глуншул.

— Скунсуш, жалкая гнида, — сказал он грозно, — помни Закон Воина. Урлы не воюют с лошадьми!

Он пнул Скунсуша ногой в бок.

— Хозяин, — бормотал Скунсуш, — конь бился против нас и пролил кровь убзызыгов. Закон Воина требует мести.

— Конь защищал себя, — рыкнул Глуншул, — и мы не станем убивать его. Когда все будет кончено, вы перережете ремни и отпустите его на свободу. Но сперва разберемся с людьми.

Он потряс над головой Талисманом, демонстрируя его приближенным. Урлы ответили радостным воплем, который разнесся по ущелью, как раскат грома. Гулкое эхо подхватило боевой клич урлов и донесло до самых далеких закоулков Зубатых гор.

— Настал час урлов! — прорычал Глуншул. — Сегодня начнется эпоха нашей великой мести! Мы отомстим людям за все страдания, которые они причинили нам. За унизительные поражения, за наших погибших братьев, за постоянные издевательства. Они хотели мира! Они думали, что смогут купить нас! Нет! Честь урла не продается. Мы не можем жить в мире с теми, кто убивал наших отцов. Мы лишь тогда заключим мир, когда в Амбинии не останется ни единого человечьего отродья! Когда трусы в поганом городе на холмах увидят в королевском чертоге урлего царевича! Когда я, Глуншул, стану королем и буду носить его корону! Когда убзызыги заберут себе земли людей. Когда рыцари будут уничтожены, а остальные станут рабами. И когда спины этих рабов переломятся от непосильной работы, вот тогда мы заключим мир с людьми!

Новый вопль, еще громче прежнего, разнесся над ущельем.

— Гусухэ, — крикнул Хытхур, — давай скормим людят икотарам! Они давно не ели человечинки.

— Нет, — оскалился Глуншул, — мы не потащим их через горы! Мы закончим все здесь!

Свирепый урл исполинского роста, с багровой раскраской на пунцовом лице, выскочил вперед, выхватив пропитанный ядом нож длиной с человечью руку. Он окинул взглядом троих друзей, словно выбирая свою жертву.

— Это Хуг, — сказал Глуншул, не оборачиваясь, — людей его ремесла называют палачами.

Хуг ответил злобным рыком. Он остановил взгляд на Мисте. Та дрожала от ужаса, понимая, что ее ждет. На ее глаза наворачивались слезы. Хуг вдруг дернулся, будто что-то встряхнуло его изнутри. Его красные глаза полезли на лоб, и Тристан, к своему изумлению, увидел, как кровь тремя ручьями потекла у него из груди. Хуг застонал и упал лицом в пыль. Из его спины торчала стрела с белым оперением.

Со стороны разрушенной крепости, прыгая по крутым утесам, к ним спешили леопардисты. Впереди отряда с обнаженным мечом в руках бежал Кестиан. За ним следовала Лерира, на бегу натягивавшая тетиву лука. За ее спиной Тристан увидел Грингила, Ворона и — он не поверил своим глазам — Типуна и Вертопраха. С ними было еще несколько человек в красно-белых плащах. Внезапное появление леопардистов повергло урлов в смятение. Тристан понял, что медлить нельзя. Воспользовавшись тем, что руки его не были связаны, он подскочил к телу Хуга, схватил его длинный нож и перерезал веревки на руках и ногах Виреля и Мисты. И как раз вовремя, ибо двое урлов кинулись на друзей, но один из них упал, сраженный стрелой Лериры. Что же касается второго, то Миста ловко подставила ему ногу, и тот растянулся на земле. Этого было достаточно. Вирель вооружился ножом Хуга, Миста — оружием другого убитого урла. Они пустили его в ход, чтобы освободить И-гуа, и вот конь уже стоял подле друзей, готовый биться рядом с ними.

Подоспевший отряд Кестиана вступил в схватку с врагом. Завязалась битва. У Тристана не было времени искать свой меч, он подобрал первый попавшийся. Это был зазубренный и совершенно черный меч одного из убитых урлов. Теперь трое друзей стояли спина к спине, ожидая нападения. Все вокруг них смешалось, с земли поднялось облако едкой пыли, которое заволокло и леопардистов, и урлов, но те в пылу боя не заметили этого. Кругом слышались лишь лязг мечей и стоны раненых.

У урлов было значительное численное преимущество. На каждого леопардиста приходилось по два, а то и по три противника. Тристан видел, как Грингил сокрушил своим боевым молотом здоровенного урла и бросился на Хытхура, который встретил его со злобной ухмылкой на лице. Он видел, как братья Бонвиваны вступили в бой с Шугшогом, и слышал, как взвизгнул Скунсуш, получивший удар копытом от И-гуа. Тяжелее всего пришлось Лерире — ее окружали три очень ловких урла, которые одновременно атаковали ее с разных сторон. Девушка едва успевала отбиваться от их наскоков. Она с удивительной ловкостью орудовала двумя тонкими кинжалами, но было видно, что троих врагов ей не одолеть. На друзей налетели несколько урлов. Тристан и его спутники были начеку, они ловко отразили нападение и остались невредимы. Однако эта атака разделила их. Тристан потерял друзей из виду. Когда облако пыли рассеялось, перед ним словно из-под земли вырос Глуншул. Тристан отпрянул. Краем глаза он заметил Мисту и Виреля. Каким-то образом они проскочили мимо дерущихся и достигли сводов пещеры. Теперь они бежали вперед по тоннелю. В ту же секунду рядом с Тристаном рухнул на землю истекающей кровью леопардист. Он был убит наповал. Тристан обернулся и увидел Зурва. Тот потряс над головой цепью и издал торжествующий вопль. В следующую минуту он бросился помогать двум своим товарищам, которые теснилиВорона.

Глуншул надвигался на Тристана, и тот, отступая, ушибся локтем о камень. Он чуть было не выронил меч, однако сумел удержать его и каким-то чудом увернулся от нового удара. Черный клинок Глуншула едва скользнул по рубахе и чуть-чуть оцарапал незащищенную кожу на обратной стороне ладони. Пустяки. Тристан шагнул вперед, ожидая новой атаки, как вдруг руку пронзила нестерпимая, жгучая боль, как будто кто-то приложил к его коже раскаленную кочергу. Пальцы онемели, глаза затянуло туманом. Все вокруг поплыло куда-то в сторону. Урлы, леопардисты и облако пыли — все слилось в бесформенную серую массу. Ноги стали ватными, словно в них не было ни единой кости. Они не могли больше держать его, и Тристан, покачнувшись, рухнул на спину. Голова страшно болела, а тело отказывалось ему повиноваться. Глуншул с торжествующей ухмылкой на лице склонился над беспомощным врагом.

— Обернись, Глуншул, или я ударю тебя сзади! — За спиной урла стоял Кестиан. Плащ его был разорван, щека расцарапана, на лбу алела глубокая ссадина.

— Капитан Кестиан, — прошипел Глуншул, — я отрублю тебе башку и отошлю ее твоему папаше.

— Посмотрим, как это у тебя получится! — невозмутимо отвечал разгоряченный Кестиан.

— В моих руках Талисман, — захохотал Глуншул, — я неуязвим для мечей и стрел.

— Тогда защищайся! — крикнул Кестиан.

Глуншул отвернулся от беспомощного Тристана. Он знал, что обездвиженный противник никуда от него не денется, и решил прежде покончить с Кестианом. И вот леопардист с урлом скрестили мечи в смертельной схватке. Тристан сделал попытку подняться, но ноги не слушались его. Гаснущим взором он окинул поле боя. На земле, покрытые серой пылью, лежали убитыми четверо леопардистов и семь или восемь урлов. Еще трое врагов были ранены. И все же положение леопардистов было незавидным. Урлов все еще было больше, а люди Кестиана начали уставать. Урлы окружили их, постепенно сжимая кольцо. Хутхур и пятеро его товарищей теснили Грингила, который отбивался из последних сил. Зурв, также не без помощи других урлов, зажал в угол Ворона, Лерира едва держалась на ногах. И вдруг из недр пещеры раздался устрашающий рев, будто хор тысячи глоток разом бросил боевой клич. От этого звука сотряслась земля, а острые скалы заплясали, как малые дети на ярмарке. Наружу высунулась огромная, покрытая чешуей голова, из раскрытой пасти виднелся ряд острых зубов, каждый из которых был размером с кинжал. Затем показались широкие лапы с длинными когтями, шея, крылья и хвост. Дракон низко нагнул голову, зарычал, и из его пасти брызнул огонь. Перед глазами Тристана выросла стена пламени, а отчаянные вопли оглушили его. Огонь смёл урлов с поля боя, точно их там и не было.

Уже теряя сознание, Тристан увидел, как братья Бонвиваны сбили с ног Шугшога, как Грингил сокрушил Хытхура и как обратился в бегство Скунсуш. Бежали за ним и другие убзызыги, но многим из них уже не суждено было покинуть ущелье. Среди тех, кто остался лежать на поле боя, был и царевич Глуншул, сраженный рукой Кестиана.

Леопардисты вовсе не думали праздновать победу. Они встали в кружок вокруг Тристана, сомкнули ряды и направили свои мечи на дракона. Разгоряченный Кестиан твердым голосом отдавал команды:

— Ворон, возьми левый фланг! Грингил, будь справа! Бонвиваны, держитесь ближе ко мне! Лерира, постарайся достать его стрелой!

Дракон замер.

— Люди Леопарда проявляют враждебность! — сказал он негромко. — Так ли благодарят друга, который спас их от детей пещер?

— Стойте, стойте! Не трогайте его. Он друг!

Из пещеры появились запыхавшиеся Вирель и Миста. Волосы у них были растрепаны, а светящиеся от радости лица покрывал густой слой копоти.

— Друг? — изумился Кестиан.

— Да я же чуть не описался от страха, — сказал Типун.

— Я тоже был близок к этому! — поддержал брата Вертопрах.

— Выходит, ты друг? — спросил Кестиан неуверенно.

— Друг, — ответил дракон голосом полным гордости.

— Которому мы обязаны жизнью, — сказал Кестиан, убирая меч в ножны. — Прости меня, благородный дракон, я проявил больше поспешности, чем следовало.

— Львиный Зуб не должен стыдиться своего поступка, — ответил Гивр.

— Прости меня за слова, сказанные сгоряча, — извинился Вирель.

— Звонкий Ручеек сказал правду. — Гивр опустил голову к земле. — Заячья Душа и в самом деле великий трус.

— Ты не трус, — улыбнулась Миста. — Ты пришел нам на помощь и спас всех нас от верной гибели.

— Только потому, что слова Пчелиного Жала попали в самое сердце Заячьей Души.

— Не смей больше называть себя Заячьей Душой, — рассердилась Миста. — Это глупое прозвище, и ты не должен повторять его. А мы, все, кто находится тут, отныне будем звать тебя Повелителем Пламени.

Гивр склонил голову, будто отвешивая Мисте почтительный поклон.

— Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты, — прошептал Типун.

— Именно, — подхватил Вертопрах, — а ведь кое-кто водит дружбу с огнедышащими ящерицами и говорящими лошадьми.

— Пришло время наведаться к лысине леса, — сказал дракон, с великой признательностью глядя на Мисту. — Теперь никто из моих братьев не посмеет посягнуть на мой скрум или оскорбить меня смехом.

С этими словами дракон взмахнул крыльями, и в ущелье поднялся такой ветер, что леопардисты с трудом устояли на ногах. Гивр поднимался все выше и выше в небо. Поравнявшись с вершинами гор, он описал небольшой круг над ущельем и понесся прочь от пещеры, которая несколько столетий служила ему домом. Прошла всего лишь минута, и его фигура скрылась за темным облаком.

Друзья недолго смотрели ему вслед, от прощальных мыслей их отвлекло истошное ржание И-гуа. Конь отчаянно тыкал носом в онемевшую руку Тристана и яростно бил копытом землю, вырывая из нее огромные комки, разлетавшиеся в разные стороны. Тристан лежал неподвижно, лицо его было смертельно бледным.

— Дуралей! — вскричал Кестиан. — Я совсем забыл о нем!

Капитан кинулся к Тристану, но Вирель и Миста опередили его.

— Он дышит! — радостно воскликнула девочка, припав ухом к груди Тристана.

Кестиан опустился рядом.

— Невероятно, — пробормотал он, — его ранило отравленным клинком. Яд урлов убивает быстро. Что ж, судьба подарила нам шанс. Быстрее, к Вензивали! Если мы успеем доставить его в Заболотье, то мудрый Асклепий, быть может, вернет его к жизни.

Кестиан подхватил Тристана на руки и со всех ног бросился к тропе, что вела вверх к руинам крепости Тарг. Остальные спешили за ним. Дорога была каждая секунда.

И все же, как они ни торопились, путь до Тарга занял добрую четверть часа. Кестиан так спешил, что несколько раз споткнулся и едва не упал. Он сильно отстал от остальных, так как нес бесчувственного Тристана. Первой к Вензивали подоспела Лерира, которая прыгала по камням с удивительной ловкостью. Добежав, она остановилась и громко произнесла:

— Откройся путь!

Вензиваль засветилась, гостеприимно приглашая леопардистов вступить в круг. Лерира прыгнула в него и тут же исчезла. За ней последовали Ворон, И-гуа, Бонвиваны, Миста, Вирель и Кестиан с Тристаном. Последним был Грингил.

— Затвори дверь! — сказал он, вступая в круг.

Едва леопардист растворился в Вензивали, как она потухла и снова стала черной.

Глава семнадцатая. Возвращение

— Невероятное, просто невероятное везение, — прозвучал голос прямо над ухом Тристана. — Самые сильные леопардисты и пяти минут не могли продержаться против этого яда, а он боролся за жизнь больше часа и победил.

Раздался довольный смех.

— Честно сказать, мастер Асклепий, — произнес другой голос, — я тоже думал, что несу на руках мертвого рыцаря.

— Это чудо, капитан, иначе не скажешь! Впрочем, я никогда не сомневался в том, что ваш отец способен их творить. Он единственный из всех известных мне людей превосходит меня в искусстве врачевания. Это очень на него похоже! Ничего никому не говорит, а потом вдруг появляется, всех спасает и опять исчезает.

— В вашем голосе слышится недовольство, — рассмеялся Кестиан.

— Что вы, капитан! О вашем отце я всегда буду отзываться только с восхищением.

Тристан открыл глаза и увидел маленького старичка с густой белой бородой. На носу у него блестели квадратные очки. Рядом со старичком стоял Кестиан. Его каштановые волосы были аккуратно убраны назад.

— Очнулся, — сказал он. — Поразительно!

— Где я? — пробормотал Тристан.

— В крепости Заболотье, как и пять дней назад, — ответил Кестиан. — Мы перенесли тебя сюда после битвы. Этот страшный яд едва не убил тебя. Но коннетабль сумел вернуть тебя к жизни.

— Князь Этассан был здесь? Он тут?

— Уже нет, — покачал головой Кестиан. — Коннетабль покинул крепость, как только стало ясно, что яд больше не причинит тебе вреда.

Мастер Асклепий важно кашлянул и поправил очки.

— Вы, молодой человек, очевидно, имеете какой-то иммунитет к ядам урлов, — сказал он. — Словом, мне было бы очень интересно вас немного поисследовать. Надеюсь, вы не против провести тут пару месяцев.

— Вы еще скажите, пару лет, — рассмеялся Кестиан. — Хотя, думаю, еще минимум неделю кину Тристану все же придется провести в постели.

— Что произошло? — спросил Тристан, который по-прежнему ничего не понимал.

— Погоди минутку.

Кестиан скрылся из виду, и Тристан услышал скрип двери и неистовый топот ног. Он не успел опомниться, как комната наполнилась людьми. Здесь были Лерира, Грингил, братья Бонвиваны и, конечно, Вирель с Мистой.

— Жив! — Вирель чуть не хохотал от радости.

Тристан сделал попытку приподняться на локтях, но не смог.

— Что случилось? — Тристан повторил свой вопрос. Память еще не вернулась к нему.

— Случилось то, что благодаря тебе и твоим друзьям мы выиграли битву, — сказала Лерира, — хотя шансов у нас было немного.

— Но каким образом?

— Мы поняли, что дело труба, — сказал Вирель, — и решили достать из кармана последний козырь.

— Это была идея Виреля, — подхватила Миста. — Мы побежали за драконом. Уговорить его выйти на бой было очень трудно, он ужасно боялся, но в итоге победил свой страх.

— Ха-ха, — хором рассмеялись братья Бонвиваны. — Видел бы ты физиономии урлов!

— Но как вы нашли нас? — спросил Тристан Кестиана.

— Лерира и Грингил рассказали, что видели на болотах урлов, — ответил капитан. — Это нас насторожило, мы же помнили про Лаз, которым они пользовались во время войны. Я связался коннетаблем и рассказал ему о своих опасениях. Он велел нам немедленно отправляться к пещере, чтобы защитить вас, если потребуется.

— Сказать по правде, — добавил Грингил, — и вам, и нам крупно повезло. Урлы ждали Глуншула, а он задержался в пути. Если бы не эта задержка, огровы головы, они бы добрались до дракона гораздо раньше вас и даже раньше Гнусомунда.

— И что его задержало? — спросил Тристан.

— Сквары, — ответил Кестиан. — За Глуншулом охотилась целая армия, а сопровождали его лишь Шугшог и Зурв. Ему пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти засады и добраться до своих отрядов безопасным путем.

— Но как вы очутились у пещеры?

— Это был очень рискованный шаг, — ответил Кестиан. — Мы поняли, что единственный способ быстро добраться до вас — использовать Вензиваль. Недалеко от пещеры находится крепость Тарг, та самая, что была разрушена урлами. В общем, мы открыли ведущую к ней Вензиваль, хотя правила строго-настрого запрещают это.

— Спасибо, — сказал Тристан тихо.

— Хватит, — воскликнул мастер Асклепий. — Кин Тристан еще слишком слаб, и ему необходим покой.

Друзья нехотя повиновались лекарю и стали расходиться. Миста и Вирель крепко обняли Тристана, а Кестиан еще раз пожал ему руку. Последними с ним попрощались братья Бонвиваны.

— Не ожидал, что вы придете на помощь, — сказал Тристан, когда Типун и Вертопрах уже уходили.

— Ну, — улыбнулся Типун, — мы вообще-то и сами не собирались. Ты же знаешь, сражения не для нас.

— Мы хотели остаться тут, — подхватил Вертопрах. — У леопардистов есть отличный кабачок «Хмельной леопард», где мы очень весело проводили время. Словом, мы хотели еще немного выпить и уговаривали Лериру пойти с нами.

— А она все отказывалась, — Типун почесал затылок, — а когда они отправлялись в путь, так и вовсе обозвала нас…

— Никак она нас не обзывала, — перебил брата Вертопрах, — просто мы испугались, что в бою с этой хрупкой девушкой может что-то случиться.

Братья самодовольно улыбались.

— Спасибо тебе, — сказал Вертопрах после паузы. — Благодаря тебе мы узнали, что такое битва с урлами. Наша матушка будет нами гордиться, когда узнает, что мы одолели этого краснорожего бугая Шугшога.

— Она, правда, еще больше гордилась бы нами, если бы мы нашли смерть на поле брани, но, думаю, ей придется простить нам, что мы нарушили добрую семейную традицию погибать при первом же удобном случае, — добавил Типун.

Братья рассмеялись.

— И кстати, — добавил Типун, — мой аккуратный брат Вертопрах тоже потерял мамин подарочек.

— Да, но ты не можешь не признать, что я хранил свой подарок гораздо дольше, чем ты.

— У тебя просто случая не было его потерять.

— Нет, просто я более внимательный.

— Нет, ты растяпа.

— Нет, ты!

— Нет, ты!

— А ну тихо, — прикрикнул на братьев мастер Асклепий, — не шумите в моем лазарете!

Бонвиваны тут же стихли.

— Пожалуй, мы пойдем, — сказали они хором.

— А теперь спать, молодой человек, — сказал мастер Асклепий, когда братья ушли. — Вам нужно отдохнуть и набраться сил. Больше пить и спать, меньше двигаться. Недельки через две поставим вас на ноги, будете как огурчик. И, если захотите погостить у нас, я буду рад изучить вас получше.

Тристан шел на поправку значительно быстрее, чем рассчитывал мастер Асклепий. Не прошло и трех дней, как силы вернулись к нему. Лекарь разрешил ему встать с постели и немного прогуляться по крытой галерее на крепостной стене. Миста и Вирель все время были рядом, и это действовало на Тристана лучше любого лекарства. На пятый день он уже чувствовал себя здоровым, а на седьмой лекарь объявил, что больше не видит причин держать его в лазарете. Тристан так рвался в путь, что хотел ехать немедленно. Леопардисты еле уговорили его остаться еще на день.

В последний вечер друзья ужинали в компании Кестиана. Капитан, который до этого где-то пропадал, был не слишком весел.

— Как вам удалось победить Глуншула? — спросил Тристан Кестиана.

— Он, конечно, сильный противник, но и я кое-чего стою, — скромно ответил капитан.

— Я имел в виду другое. У него же был Талисман. Следовательно, мечи не могли повредить ему.

— По правде сказать, мне повезло, — сказал Кестиан. — Когда мы сшиблись, Глуншул выронил Талисман. Это была редкая удача.

— А где теперь Талисман? — спросил Тристан, которому не терпелось вновь взять в руки чудесный щит.

Все вдруг смолкли.

— Видишь ли, — пробормотал Вирель после слишком долгой паузы, — мы не знаем. Он… Он пропал.

— Как пропал?!

Ответом ему было гнетущее молчание.

— Мы совершенно о нем забыли, — сказала Миста. — Когда урлы бросились бежать и леопардисты тебя нашли, мы думали только о том, чтобы спасти тебя. Мы только на следующий день вспомнили про Талисман.

— И?..

— Мы еле уговорили Кестиана еще раз открыть нам Вензиваль, — сказал Вирель упавшим голосом. — Потом вернулись туда, к пещере, и еще раз обыскали поле боя, но так ничего и не нашли.

— Мы проверили каждую песчинку, каждый камень, потом еще дважды возвращались туда, но тщетно. Талисман исчез.

У Тристана опустились руки.

— Почему вы сразу мне не сказали?

— Мы боялись, что эта новость плохо отразится на твоем самочувствии, — заботливо ответила Миста.

— Что ты бросишь все и, забыв про рану, помчишься к пещере. — Вирель совсем опустил голову.

— Как вы могли?! — Тристан вскочил из-за стола. — Ведь без Талисмана я никто. Если его нет, значит, я не победитель Турнира, а просто дурак, который добыл золотой щит, но не сберег его!

— Тристан, мы… — начал было Вирель.

— Что вы? Неужели нельзя было забрать щит?! Как я теперь докажу, что добыл Талисман?!

Он схватился за голову, будто хотел оторвать ее.

— В первую очередь, не отчаивайся, — сказал Кестиан. — Талисман из всех древних даров — самый загадочный. Вполне возможно, что он сам покинул поле боя и материализовался где-то в другом месте.

— И что же, мне теперь всю Амбинию перерыть?! — Тристан вконец разозлился.

— Ни в коем случае, друг, — отозвался Типун. — Тебе всей жизни на это не хватит.

— И пока ты будешь его искать, принцесса успеет состариться, — поддержал брата Вертопрах.

При этих словах Миста состроила недовольную гримасу.

— Всем известно, что дары обладают собственной волей и могут исчезнуть, если не находят себе господина, — сказал Кестиан. — Однако мы знаем, что именно ты добыл его. Значит, тебе нужно вернуться в Альденбург, рассказать свою историю королю и Палате Мудрых. Уверен, они поверят тебе.

— С какой стати? — развел руками Тристан. — Талисмана у меня нет, головы дракона тоже, я ведь не убивал его. Так любой может явиться ко двору и заявить о своих правах на руку принцессы. А что, если Талисман счел, что я его недостоин?

— Нет, — покачал головой Кестиан, — дело не в этом. Если бы ты не был достоин Талисмана, то ты ни за что на свете не нашел бы его.

— Это верно, лопни моя селезенка! — пробурчал Грингил.

— Тем не менее, — негодовал Тристан, — Талисман исчез!

— Скорее всего, дело не в тебе, — мягко сказал Кестиан. — У тебя этот Талисман отобрал Глуншул, а он никак не мог быть достойным его. Такой воин, как Глуншул, щиты в битве просто так не роняет. Думаю, Талисман просто нашел удобный момент, чтобы покинуть его. А затем он ушел.

— Я все-таки ума не приложу, как предмет может ходить туда-сюда, — Миста чмокнула губами, — он же не живой.

— Это же магия, — объяснил Вирель.

Тристан сел на стул, взял чашку с нектаром эминики и быстрыми глотками осушил ее.

— Короче говоря, — сказал он, — в Альденбург я могу не возвращаться.

— У тебя есть свидетели, которые могут подтвердить твои слова под присягой, — сказал Вирель.

— Кто, дракон? — возмутился Тристан. — Ты только представь себе, что будет, если он явится в Альденбург. Дворцовая стража едва ли станет слушать рассказ про Заячью Душу и лысину леса.

— Твои слова могут подтвердить Вирель, Миста и братья Бонвиваны, — сказал Кестиан. — Это уже четверо. Плюс пятеро моих леопардистов. Девять свидетелей — это очень много. Тем более что слово леопардиста многого стоит.

— Как и мое, — добавила Миста так тихо, чтобы ее услышал только Тристан.

Тристан вздохнул.

— А если его найдет кто-то из других участников? Среди них наверняка немало достойных рыцарей.

— Это верно, — подтвердил Вирель, — но соперников у тебя осталось всего двое, и оба сидят в этой комнате. — Он указал на братьев Бонвиванов.

— Не волнуйся, друг, — сказал Типун, — мы не прячем его. Принцесса нам совершенно ни к чему.

— К тому же нам пришлось бы распилить ее надвое, — подхватил Вертопрах.

Миста вновь скорчила недовольную гримасу.

— Тристан, — сказала она, — существует масса способов выяснить, правду говорит человек или нет. Ты можешь дать клятву на Жезле Истинного Слова, который хранится в Палате Мудрых, и тогда твои уста не произнесут лжи. Кроме того, у нас есть слезы дракона, они тоже могут пригодиться.

— Тогда медлить нельзя, — сказал Тристан. — Надо отправляться срочно.

— Завтра на рассвете мы переправим вас в Приют Тимниса, — сказал Кестиан. — Эта наша крепость находится у южных границ княжества, поблизости от дороги. Вы сэкономите пару дней пути. Лошадей мы вам тоже дадим. Скачите во весь опор. Через пять дней вы будете в Альденбурге.

Так они и сделали. На следующий день с первыми лучами солнца друзья, воспользовавшись Вензивалью, перебрались в Приют Тимниса. Местный капитан по просьбе Кестиана дал им самых резвых лошадей из своей конюшни. И-гуа тоже был с ними, хотя, чтобы заставить его вновь войти в Вензиваль, друзьям понадобилось приложить немало усилий.

Полдень еще не наступил, а они уже неслись по Светлой дороге, что вела в Альденбург. Миста, Вирель и даже Бонвиваны не щадили лошадей. А И-гуа, вопреки своим принципам, мчался так, словно его преследовала стая волков.

— Я покажу этим немым клячам, что такое настоящий скакун! — гордо кричал он своему седоку, входя в бешеный галоп. Остальным всадникам оставалось только смотреть, как сверкают в пыли подковы на его мохнатых копытах.

На исходе четвертого дня друзья въехали в Альденбург. Они не помнили себя от усталости и едва держались в седлах. Их лошади, казалось, вот-вот рухнут от непрерывной скачки. Бодрость сохранил лишь И-гуа, он даже похвастался, что мог бы с легкостью проскакать еще триста-четыреста верст. В этом, впрочем, не было необходимости.

Когда они поднимались на Королевский холм, дорогу им неожиданно перекрыла толпа ликующих людей. Они обнимались, пели и с чем-то поздравляли друг друга. Точь-в-точь как тогда, когда узнали, что в Альденбурге объявился Рыцарь Бедных.

— Скажите, любезный, — обратился Вирель к одному из них, — а чему, собственно, все так рады?

— Ты, видно, прибыл издалека, дружище, — рассмеялся беззубый человек со спутанной бородой. — Их высочество принцесса Алькорта выходит замуж.

— За кого? — изумился Тристан.

— Как за кого, благородный господин? — ответил беззубый собеседник. — Вестимо, за кина Гнусомунда Великолепного, сына князя Интроверта Сонного и княгини Харибды Алчной. Кин Гнусомунд выиграл Турнир Великого Подвига. Он убил дракона и принес во дворец знаменитый Талисман. Мы уже третий день гуляем. А как счастлив наш добрый король Иаран Десятый, да будет он вечно здравствовать, ведь скоро он станет тестем, а затем — да будет на то воля всех амбинских богов — дедушкой!

Тристан едва не упал с лошади. Он совершенно забыл о Гнусомунде! А ведь нолус был с ними в пещере. Теперь все стало ясно. Гнусомунд через какое-то время очнулся и выбрался из-под завалившей его горы золота. Очевидно, это было уже после битвы, когда леопардисты перенесли его, Тристана, в Заболотье. Да-да. И дракон уже улетел. Ничего не скажешь, удобный момент. Должно быть, Гнусомунд отыскал Талисман, брошенный на поле боя, и забрал его себе. Но как он узнал, что этот щит — Талисман? Да точно так же, как и Тристан. На щите разве только не написано, что он обладает магической силой. К тому же Гнусомунд мог слышать их разговор с драконом, лежа под грудой своих обожаемых сокровищ. Ему оставалось только подобрать Талисман и вернуться в Альденбург.

Тристан низко опустил голову и коснулся лбом гривы И-гуа. Все пропало. Его перехитрили. Теперь Гнусомунд женится на Алькорте. А он, Тристан, отправится скитаться и всю жизнь будет страдать, вспоминая о принцессе.

— Скорее, Тристан! — голос Мисты вывел его из оцепенения. — Надо спешить!

— Куда нам теперь спешить? — Тристан не узнал собственного голоса. — Все кончено. Талисман у Гнусомунда, он женится на Алькорте.

— Это мы еще посмотрим, кто на ком женится, — разозлилась Миста. — Я скорее сбегу к нищим из Нижнего города, чем соглашусь, чтобы этот трусливый жук стал моим родственником.

— Боюсь, я им точно не стану! — Грудь Тристана заныла от боли. — Мы проиграли, Миста. Гнусомунд опередил нас.

Миста больно шлепнула Тристана по затылку.

— Не смей говорить, что ты проиграл! — вскричала она. — С этого и начинаются поражения. Ничего пока не потеряно, свадьба еще не состоялась. Гнусомунд — обыкновенный обманщик, и мы должны изобличить его! — воскликнула Миста.

— Если, конечно, ты не хочешь, чтобы он женился на принцессе Алькорте, — поддержал ее Вирель.

— Только не это!

— Тогда скорей во дворец! — вскричала Миста.

И, не дав Тристану опомниться, она пришпорила своего коня, который понесся вперед с такой скоростью, какой позавидовал бы даже резвый И-гуа. Тот, кстати, тоже не заставил себя ждать и тронулся с места так неожиданно, что Тристан едва успел ухватиться за поводья. Они понеслись по улицам во весь опор, распугивая беспечных горожан, бурно праздновавших скорую свадьбу принцессы. Не прошло и нескольких минут, как друзья достигли дворца. Площадь перед воротами была нарядно украшена разноцветными гирляндами. Они спешились и приблизились к воротам, но путь им преградили двое суровых латников с алебардами.

— Нельзя! — сказали они. — Вход закрыт, его величество король принимает будущего зятя и его родню!

— Самое оно, — сказал Вирель, — нам как раз туда, и дело срочное. Мы пришли спасти Амбинию от великой беды.

— Король обманут, — подхватил Типун.

— Его зять ему вовсе не зять, — встрял Вертопрах, который не мог молчать, когда говорил его брат.

— Мы должны разоблачить обманщика, — сказал Тристан.

— А я принцесса Инфанта, — закончила Миста.

Ответом им был дружный хохот.

— Вот умора, — сказал один из латников. — В жизни не слышал такой чуши.

— А я, — сказала Миста, выступая вперед, — приказываю вам пропустить меня и моих друзей во дворец!

— Невозможно, у нас приказ никого не пускать! — Латники клацнули алебардами.

— Ладно, — сказала наконец Миста. — Придется идти в обход.

— Как? — изумился Тристан.

— Думаешь, я не знаю, как войти во дворец и выйти из него, миновав стражу?

В этом сомневаться не приходилось. Миста действительно знала дворец как свои пять пальцев. Она провела их в королевский парк, через одной ей ведомую дыру в ограждении. Дальше был черный ход через кладовую башню и караульное помещение, в котором дрыхли латники, потом несколько крутых, увитых паутиной лестниц, два крохотных коридора — и вот они уже стояли у входа в тронный зал.

Тристан еще не успел привести себя в порядок и отряхнуть паутину и пыль, как тяжелые двери внезапно распахнулись, открыв дорогу королю Иарану. Его седые волосы венчала золотая корона, а плечи покрывала богатая мантия, шлейф которой волочился по полу. За ним следовали Гнусомунд, Харибда и Интроверт, который умудрялся дремать прямо на ходу.

— Любезный зять, — сказал король, с явным неудовольствием обнимая Гнусомунда, — надеюсь, скоро вы поймете, что брак с принцессой — это не только великое счастье, но и великое множество хлопот.

— О, хлопоты я вам обеспечу, будьте спокойны, — Алькорта одарила своего жениха улыбкой, которая не сулила тому ничего хорошего.

— Ваше величество, — Харибда пропустила слова принцессы мимо ушей, — в знак великих заслуг моего сына соедините же руки молодых. Уверена, они будут очень счастливой и красивой парой и нарожают нам кучу маленьких внуков.

Интроверт, словно соглашаясь с женой, сладко зевнул.

— Папа, — произнесла Алькорта почти угрожающе, — не смей делать этого, или я больше никогда не скажу с тобой ни единого слова.

Иаран вздохнул.

— Прости, дорогая, — сказал он после паузы, — закон есть закон. Он обязателен даже для королей.

С этими словами он взял Алькорту за руку.

— Нет, дядя! — крикнула Миста, бросаясь к королю. — Не соединяй их руки! Гнусомунд — обманщик!

— Инфанта! — Иаран обернулся и выпустил руки Гнусомунда и Алькорты. — Милая моя! Что ты тут делаешь? Тебе нельзя выходить из покоев! Ты больна.

— Я здорова, дядя, — ответила Миста, — в покоях не я, а… В общем, я тебе все потом объясню. Прости, это была тактическая хитрость, чтобы ты не волновался. Только не отдавай Алькорту этому трусу, подлецу и обманщику!

Гнусомунд побледнел и попятился, спрятавшись за спину своей матери, которая решительно выступила вперед.

Король, похоже, не вполне понимал, что происходит.

— Что с твоими волосами, почему ты рыжая? Ты ли это?

— Дядя, я изменила внешность, так было нужно, но все это не важно, я пришла, чтобы не дать тебе совершить страшную ошибку!

Король строго посмотрел на племянницу.

— Ваше высочество, — сказал он очень сердитым голосом, — извольте отвечать. Что происходит?! Вы, очевидно, опять решили меня разыграть, скверная вы девчонка! Клянусь, если это очередная шалость, то я велю заточить тебя в Хельмхорт. Там, по крайней мере, ты не сможешь подвергать свою жизнь бессмысленному риску.

— Дядя, — Инфанта сразу перешла в наступление, — я сопровождала кина Тристана, Рыцаря Бедных в его тяжелом странствии. Вместо себя я оставила одну волшебную штуку.

— Какую еще волшебную штуку?

— Потом расскажу. Главное сейчас не это, а то, что кин Тристан, а вовсе не Гнусомунд совершил подвиг, которого ты требовал. Это он добыл Талисман, а Гнусомунд украл его, пока Тристан был без сознания.

— За каким лешим тебя понесло в странствия с одним из участников Турнира?!

— Это я попросила ее, — сказала Алькорта.

— Зачем? — Глаза короля полезли на лоб.

— Ты же говорил мне, — простодушно ответила Алькорта, — что я могу дать знак тому рыцарю, который понравится мне больше всех.

— И в качестве знака ты избрала собственную кузину?! — вскричал Иаран. — Я говорил о каком-нибудь предмете символического значения! О перчатке, бантике, но никак не о своей племяннице. Нет, принцесс надо держать взаперти, иначе они обязательно учинят какой-нибудь непростительный кошмар.

— Уверяю вас, ваше величество, — елейным тоном сказала Харибда, — мой сын, если на то ваша воля, почтет за великую честь выполнить ваш приказ и посадить принцессу под арест в ее собственных покоях.

— Как будто я когда-нибудь пущу его в свои покои! — Глаза Алькорты встретились с глазами Харибды.

— Дядя, — сказала Инфанта, нежно обнимая короля, — ты ведь не сердишься? Я же цела и невредима. Более того, я помогла тебе обрести достойного зятя.

Тристан поклонился.

— Рыцарь Бедных, — сказал король, — до меня дошли вести о ваших подвигах. Говорят, вы бились с людоедами, сразили в поединке Тафгая Дюжего и вернулись живым из Мертвого Прохода. Но, увы, победу в Турнире одержал Гнусомунд. Это он принес во дворец золотой щит.

— Ваше величество, — сказал Тристан. — Этот щит он украл у меня, пока я лежал без сознания, мучимый тяжелой раной.

— Если эту рану нанес Гнусомунд…

— Я был ранен в битве с урлами, которые напали на нас у пещеры дракона, — сказал Тристан. — И рану эту мне нанес царевич Глуншул, которого теперь уже нет в живых.

— Глуншул мертв! — вскричал Иаран. — Вот только этого мне не хватало! Кто убил его?

— Леопардисты, — хором ответили Вирель и Миста. — Урлы напали на нас, когда мы вышли из пещеры.

— Боги! — В эту секунду события, произошедшие в Сухом ущелье, волновали короля куда больше, чем судьба собственной дочери. — Урлы, леопардисты… опять. Значит, нас ждет новая война. А что кин Гнусомунд?

— Трусливо прятался в пещере, а потом похитил Талисман с поля боя, — выпалила Миста. — Это произошло, когда мы вместе с леопардистами относили в крепость раненого кина Тристана.

— Это ложь! — крикнул Гнусомунд, продолжая пятиться. — Я добыл Талисман в смертельной схватке с драконом, а этот человек хочет оболгать меня и присвоить мою великую победу.

— Все, что было сказано, бездоказательно! — заявила Харибда. — Они пытаются оговорить моего сына.

— Четыре человека, находящиеся в этой комнате, могут подтвердить мои слова. — Тристан осмелел. — Одна из них — принцесса Амбинии, двое — сами участники Турнира. Кроме того, свидетелями могут выступить пятеро леопардистов. Если и этого будет мало, то я готов принести клятву на Жезле Истинного Слова или выпить слезы дракона.

— Так вы обвиняете кина Гнусомунда в похищении Талисмана? — переспросил король. — Это очень серьезное обвинение.

— Перед лицом короля Амбинии, а также принцессы и наследницы престола я заявляю, что кин Гнусомунд — лжец и вор, похитивший Талисман, добытый мной! — твердо произнес Тристан. — Пусть он опровергнет мои слова или вызовет меня на поединок, если считает себя оскорбленным.

— Его величество приглашает всех присоединиться к нему! — Харибда отворила двери в зал, где собрались ожидавшие выхода короля придворные.

— Вовсе нет, — воскликнул король, — я никого не приглашал!

— Ваше величество, — Харибда отвратительно улыбнулась, — человек, который бросает оскорбительные обвинения в лицо моему сыну, самому благородному и отважному рыцарю королевства, является не более чем лжецом и проходимцем. Его заслуги сильно преувеличены, а то, что он устроил здесь, вторгнувшись в тронный зал, просто дешевый спектакль.

Она запустила пухлую бледно-серую руку в толпу придворных и извлекла оттуда перепуганного насмерть мужчину с брюшком и толстыми, как сардельки, пальцами.

— Этот ваш так называемый Рыцарь Бедных — мошенник и самозванец, — торжествующе сказала Харибда. — Вот этот человек сейчас расскажет нам о нем кое-что интересное.

Тристан замер. В перепуганном мужчине он узнал кина Бутуза Жирные Ноги.

Глава восемнадцатая. Хельмхорт

— Ваше величество, — голос Бутуза дрожал. — Перед вами мой беглый оруженосец. Он вероломно покинул меня в трудную минуту, когда я один бился с дюжиной троллей.

— Ложь! — вскричал Вирель. — Ты хотел продать нас скварам, и мы бежали, чтобы не попасть в рабство.

— Он оставил меня умирающим, с тяжелой раной в груди, — скулил кин Бутуз, — и лишь мое невероятное мужество помогло мне одолеть врагов, которых я порубил в мелкую капусту во славу вашего величества.

— Ложь! — вновь закричал Вирель. — Ты упал с коня, наглотавшись какого-то зелья…

Ропот придворных и на этот раз заглушил его слова.

— Это правда? — спросил король Тристана.

— Я не предавал его, — сказал Тристан, — и ни с кем он не сражался. Мне пришлось бежать, потому что на нас напали сквары.

— Молчи, самозванец! — вскричала Харибда, и гул десятков придворных голосов одобрительно поддержал ее. — Ты вероломно предал своего доброго господина. Но и это еще не все. Ты спровоцировал новую войну с урлами и предательски убил царевича Глуншула, напав на него вместе со своими дружками леопардистами.

Окружающие зашумели, но Иаран Десятый сделал нетерпеливый жест рукой, и придворные, панически боявшиеся королевского гнева, покорно притихли.

— Ваше величество, перед вами государственный преступник, — сказала Харибда. — И вы должны примерно наказать его, чтобы другим было неповадно.

— Тихо! — повторил Иаран, и взгляд его стал очень суровым. — Я сам знаю, что я должен.

Придворные замерли в нетерпении. Интереса к происходящему не проявлял разве что князь Интроверт, который дремал, не обращая внимания на царивший вокруг шум.

— Вы выдвигаете серьезные обвинения, сударыня, — проговорил король, обращаясь к Харибде. — А доводы кина Тристана определенно не лишены логики. Я не могу отправить в тюрьму человека, чья вина не доказана. Если обвинить кина Тристана, опираясь только на ваши слова, то придется взять под арест и вашего сына, опираясь на слова Рыцаря Бедных.

Харибда побледнела. Гнусомунд, воспользовавшись тем, что взгляды придворных были устремлены на короля, попытался выскользнуть из зала, но стальная рука матери удержала его.

— Полагаю, — сказал король, — есть только один способ выяснить правду. Я прикажу доставить сюда Жезл Истинного Слова. Кин Гнусомунд и кин Тристан принесут на нем клятвы и после этого ответят на мои вопросы. Или же прибегнем к поединку.

Харибда едва не лишилась дара речи.

— Пока же, — закончил король свою короткую речь, — я не вижу основания для ареста кина Тристана и не считаю его преступником.

По толпе придворных пробежал легкий шепоток, после чего они все разом затрещали, словно стая сорок, на все лады превознося достоинства Тристана.

— Слава отважному Рыцарю Бедных! — кричали одни.

— А какой красавец! — вздыхали придворные дамы.

— Взгляните на его мужественную стать, настоящий герой!

Тристан и не заметил, как какой-то сутулый человечек юркнул за спину Харибды, наклонился к ее уху и стал нашептывать ей нечто, очевидно, очень важное. Княгиня слушала его внимательно, и сторонние наблюдатели могли бы заметить, как выражение ее лица стремительно меняется. Потом человечек вернулся на свое место, довольно потирая длиннопалые руки. Лицо Харибды засияло, словно столовое серебро.

— Минуточку, ваше величество, — княгиня вновь выступила вперед, — этот поединок не может состояться.

— Это еще почему? — спросил король, с вызовом глядя на княгиню.

— Потому что в поединке могут участвовать два рыцаря, то есть два человека благородного происхождения. Но, увы, ваше величество, один из претендентов — крестьянин.

— Что?!

— Тот человек, которого вы называете кином Тристаном, — продолжала Харибда, все больше выдвигаясь вперед, — просто-напросто деревенщина. Кин Бутуз взял оруженосца из крестьянской семьи. Этот подлый самозванец, — она ткнула пальцем в Тристана, — никогда не был рыцарем. Он не имеет права не то что требовать поединка от моего сына, но даже участвовать в Турнире. Ваше величество, это нарушение древнейшего Закона о Вечности Сословий. Рыцари — герои и воители. Ремесленники и крестьяне — труженики да пахари. Ученые — искатели, познающие великие тайны мироздания. Купцы — люди товара и звонких монет. Король стоит над всеми ними и мудро правит, — безжалостно цитировала закон коварная Харибда. — И да будет так ныне и во веки веков, и да будет караться смертью любая попытка преступить этот закон!

— Кин Тристан одолел дюжину людоедов, он бился с урлами и Тафгаем Дюжим! — воскликнула Миста. — Неужели этого недостаточно, чтобы доказать, что он самый настоящий рыцарь, один из храбрейших во всей Амбинии!

— Это все не имеет значения, если он не родился рыцарем, — прошептал король. — Скажи мне, — обратился он к Тристану, — скажи мне только одну вещь. Правда ли то, что мы сейчас услышали?

Это был не вопрос, а скорее мольба. Казалось, Иаран всей душой хочет услышать отрицательный ответ. Соблазн соврать был велик. Всего одно слово неправды — и обвинения Харибды рассыплются в прах. Но Тристан не мог солгать. Он отвел глаза, опустил голову, и все стало ясно безо всяких слов.

— Это правда, ваше величество.

— А кто же ты на самом деле? — сурово спросил король.

— Я Тристан, крестьянин из деревни Ригерд, бывший оруженосец кина Бутуза, как и было сказано, но я не…

— То есть простолюдин? — перебил его король.

— Я ж говорю, деревенщина! — вырвалось у Харибды.

— Молчать, — холодно оборвал ее король. — Повторяю вопрос. Ты простолюдин?

— Да.

Ни один мускул не дрогнул на лице Тристана, он смело смотрел прямо в лицо королю.

— Жаль, — сказал Иаран и отвернулся. — В этом беда благородных людей — когда надо лгать, они говорят правду.

— Ваше величество, — Харибда выступила вперед, — этот человек нанес тяжкое оскорбление всему благородному сословию Амбинии. Добрые рыцари королевства возмущены, и я от их лица взываю к правосудию. Я требую суровой кары для самозванца.

— Вовсе не все рыцари этим оскорблены! — неожиданно вступился за Тристана Типун.

— Для нас честь, что такой человек, как кин Тристан, оказался среди нас! — подхватил Вертопрах.

— Дядя, — взмолилась Инфанта, — ты же знаешь, он невиновен…

— Увы, — тихо ответил король. — Я ничего не могу для него сделать.

И он поднял руку, заставив всех смолкнуть.

— Тристан Рыжий, называющий себя Рыцарем Бедных! Вы обвиняетесь в том, что присвоили себе рыцарский титул, не имея на то никаких прав. Тем самым вы нарушили один из древнейших законов Амбинии. Я, — он буквально выдавливал из себя слова, — приказываю вам вручить свое оружие генералу Фанфарону. Вашу судьбу решит суд, которого вы будете дожидаться в Хельмхорте. Такова воля короля. Повинуйтесь!

— Нет! — вскричали хором Инфанта и Алькорта и бросились к королю.

Король молчал.

Генерал Фанфарон, позвякивая бесчисленными медалями, приблизился к Тристану и грубо бросил:

— Сударь, вы арестованы. Отдайте мне ваш меч.

Придворные вновь загудели.

— Сразу видно, что он предатель, трус и обманщик! — говорили одни.

— А какой редкостный уродец! — негодовали придворные дамы.

— Взгляните на его фигуру, деревенщина и есть деревенщина!

— От рыжих одни беды!

— Тихо! — прикрикнул на придворных король, и хор голосов покорно смолк.

Это было последнее, что слышал и видел Тристан. Двое латников схватили его под руки и поволокли прочь.

— Аудиенция окончена, — объявил Иаран, — я приказываю всем удалиться.

— Отец, — выступила вперед Алькорта, — я не выйду замуж за Гнусомунда даже под страхом смерти. Прикажи заточить меня в Хельмхорт или лучше сразу отдай на растерзание троллям.

— А я, — Инфанта встала рядом с кузиной, — отправлюсь в тюрьму вслед за кином Тристаном и, если нужно, взойду на эшафот вместе с ним.

— Вы, — сказал король, обращаясь к Алькорте и Инфанте, — действительно отправитесь под арест. Я буду держать вас обеих взаперти до самой свадьбы.

— Отец! — вскричала Алькорта.

— Вы наказаны! — крикнул король. — Обе! Марш по своим покоям. Я с вами позже поговорю.

— Ваше величество, — бледно-серое лицо Харибды светилось от радости, — но все же нужно соединить руки…

— После, княгиня, — презрительно бросил король. — На сегодня с меня хватит событий.

С этими словами король удалился в тронный зал и сам, без помощи слуг, захлопнул тяжелые двери из резного дуба. Придворные ахнули от изумления, ибо видели подобное впервые в жизни.

— Не расходиться! — приказным тоном сказала Харибда. — Всем оставаться тут! Королю не подобает таким образом завершать аудиенции.

— О, не волнуйтесь, любезная княгиня, — сказала Алькорта ледяным тоном и выступила вперед, раздвинув, словно волны, толпу придворных. — Раз здесь нет короля, то аудиенцию продолжу я.

Алькорта широко улыбалась, но в голосе ее слышалась явная угроза.

— О, моя будущая невестка, — прошептала Харибда, лукаво улыбаясь, — как я рада, что вы повзрослели настолько, что научились исправлять огрехи вашего батюшки. А ведь я помню вас еще совсем крошкой, которая лежала на руках вашей покойной матушки и пускала слюнечки.

С каждым словом голос Харибды становился все слаще.

— Да что вы, — ответила Алькорта с явным презрением. — Генерал Фанфарон, — обратилась она к генералу, — немедленно очиститьпомещение! Если кто-то откажется уходить — арестовать и заточить в Хельмхорт!

Тут же коридор наводнили латники Фанфарона и безо всяких церемоний стали выталкивать придворных в узкие двери. Возникла давка. Придворные и не думали оказывать сопротивление, напротив, они очень спешили исполнить приказание принцессы, никому не хотелось провести ночь в Хельмхорте. Фанфарон обхватил своими пухлыми руками Харибду и стал выпихивать ее из коридора.

Латники выволокли Тристана из дворца, протащив по всем ступеням парадной лестницы, и швырнули на крыльцо. Один из них при этом злобно ударил его ногой в бок.

К крыльцу подкатила жуткого вида повозка, запряженная двумя жирными волами. На козлах сидел лысый возница с заплывшим красным лицом.

— Швыряй сюда! — каркнул он.

На повозке была установлена грубая деревянная клетка, сколоченная из плохо отесанных дубовых кольев.

Латники затолкали Тристана внутрь, и он растянулся на жесткой, колючей соломе.

— Трогай! — приказал один из них вознице.

— Куда? — рыгнул возница.

— В Хельмхорт, тролль тебя подери, — прохрипел второй.

Возница лихо присвистнул и изо всей силы стегнул волов кнутом. Животные, едва ли почувствовав боль под толстым слоем жира, лениво тронулись вперед.

На Пурпурной площади, что находилась по правую сторону от королевской резиденции, повозка, несмотря на поздний час, уткнулась в группу ликующих горожан, которые бурно отмечали будущую свадьбу Гнусомунда и принцессы.

— Эй, расступись, твари помойные! — гаркнул уродливый возница и угрожающе щелкнул кнутом.

Толпа повиновалась.

— Кого везете? — спросил беззубый старик, державший в руках железную кружку с пивом.

В свете уличных фонарей Тристан увидел лица гуляк. Среди них он, к своему удивлению, узнал старьевщика Тугомыса и сварливого Фомиуса.

— Везем Рыцаря Бедных! — рассмеялись стражники. — Он арестован за государственную измену.

И тут в голове Тристана внезапно созрел дерзкий план. Толпа состояла из городских бедняков, тех самых, что совсем еще недавно носили его на руках и называли своим спасителем.

— На помощь, друзья! — крикнул он толпе. — Я Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных. Меня оклеветали и везут в Хельмхорт.

По толпе пробежал робкий шепоток. Стражники вздрогнули, явно испугавшись возможных последствий, а уродливый возница чуть не выронил кнут. Радостные улыбки исчезли, лица стали суровыми и воинственными. Двое крепких мужиков засучили рукава, еще трое подняли железные кружки над головой, как будто собирались метнуть их в своих врагов.

— С какой стати мы должны помогать преступнику? — крикнул кто-то.

— Я же Рыцарь Бедных! — вскричал Тристан. — Ваша надежда.

— Какая еще надежда?! — взревел беззубый старик. — Наша надежда — Гнусомунд Каверзник, будущий зять короля. А ты государев преступник.

— Ты нас всех надул! — завизжала какая-то женщина.

— Это из-за тебя мы голодаем, вместо того чтобы кататься в каретах!

— Ты должен был решить все наши проблемы!

— Нельзя доверять рыжим, они все изменники и злодеи!

И веселые гуляки вдруг превратились в разъяренных, охваченных злобой людей. В Тристана полетели комья грязи, гнилые овощи и даже железные кружки.

— Хватай его! — кричала толпа. — Бей его! Бей его! Рви на части!

Люди ринулись к повозке с явным намерением вытащить Тристана из клетки и разорвать на куски.

— Поворачивай отсюда! — крикнул один из стражников вознице.

— А может, пес с ним? — спросил второй.

— Да с ним-то пес, конечно, — отозвался первый. — Вот только как бы и нас заодно не придушили!

Несколько ударов алебардами и кнутом сделали свое дело. Толпа притихла, словно свора побитых собак. Минуту спустя повозка уже катила обратно к дворцу, но вслед Тристану все еще неслись проклятия, а вместе с ними и брошенные исподтишка комья грязи.

На Королевской площади у дворца тоже собралась толпа.

— Позор! — кричали люди, еще недавно носившие его на руках и обожавшие его.

Тристан закрыл голову руками и смотрел вниз. Солома на дне повозки была угваздана грязью и ошметками овощей, от которых несло тухлятиной.

И тут он услышал неистовое ржание. Из толпы вырвался могучий гнедой конь с мохнатыми копытами. Он опрокинул нескольких человек, едва не растоптав их, и помчался вслед за каретой. Это был И-гуа. Он скакал за повозкой с отчаянным ржанием, в котором Тристан слышал человеческую речь.

— Уймите эту клячу! — крикнул возница с козел.

— Хозяин, держись, я иду! — И-гуа все ускорял бег, с каждым скачком настигая повозку.

Один из стражников поднялся на ноги и занес над головой алебарду.

— И-гуа, нет! — крикнул Тристан. — Назад, они убьют тебя!

Но И-гуа не слушал его. Он буквально летел по мостовой, как таран, готовый сокрушить ворота.

— Хозяин, я с тобой! Я сейчас!

Охранник замер, готовясь нанести удар, но И-гуа не видел этого. Теперь он был в нескольких шагах от клетки.

— Нет, И-гуа! — взмолился Тристан, хватаясь за прутья решетки.

Конь сделал еще один скачок и догнал повозку. Теперь Тристан мог коснуться его гривы. И-гуа хрипел от усталости, на его губах выступила пена. Казалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет на клетку, проломит дубовые прутья и освободит своего хозяина. Кованная железом алебарда со свистом рассекла воздух и обрушилась на голову И-гуа. Конь отчаянно вскрикнул и кубарем покатился по мостовой.

— Ах-ха-ха! — торжествующе вскричал стражник. — Получи, поганая скотина!

— Мерзавец! — вырвалось из груди Тристана.

Он просунул кулак в щель между прутьями и ударил стражника по плечу. В ту же секунду второй стражник ткнул его в живот тупым концом алебарды. Тристан согнулся от боли и упал на солому.

Падая, он успел увидеть И-гуа. Несчастный конь, с ног до головы покрытый грязью, с трудом поднялся с каменной мостовой, глядя вслед повозке. Этот взгляд лошадиных глаз был столь пронзителен, что Тристан едва не заплакал.

— Ты нам пятки целовать должен, — латник громко сплюнул, — мы тебя от верной смерти спасли!

— Давай-ка, прибавь ходу, — крикнул вознице другой, — а то нам всем несдобровать.

Повозка рванула вперед и вскоре въехала в ворота Хельмхорта, самой мрачной темницы Амбинии.

От одного вида этой зловещей твердыни у Тристана забегали мурашки по коже. Храбрость изменила ему, когда перед ним предстали темные башни, холодные стены из темного кирпича и узкие, скованные решетками окна. Передние ворота со скрипом затворились. Тристан слышал, как где-то наверху надрывно кряхтит рычаг подъемного моста и как скрежещут тяжелые цепи, державшие чугунную решетку с толстыми прутьями. Теперь пленник был отделен от остального мира не только высокой стеной, но еще и глубоким рвом.

Хельмхорт был настоящей крепостью, способной при необходимости выдержать многомесячную осаду и не один десяток приступов. Говорили, будто, помимо всего прочего, на темницу были наложены какие-то чары: стоит узнику без ведома стражи покинуть свою камеру, и стены немедленно поднимут такой шум, что все мгновенно туда сбегутся. Тристан слышал, что в глубине рва обитают какие-то кровожадные рептилии, которые никогда не всплывают на поверхность, но готовы растерзать любого, кто окажется в воде. Рассказывали также, что Хельмхорт — темница не только для тел узников, но и для их душ, но Тристан не вполне понимал, что это значит.

О Хельмхорте ходило много слухов и легенд. Точно было известно лишь одно: никто еще не выходил на свободу из этой тюрьмы. Одни сложили голову на эшафоте, другие навеки остались узниками мрачных подземелий. И, судя по всему, те, кто дожил в Хельмхорте до конца своих дней, завидовали тем, кто отправился на плаху.

Стражники поспешно обыскали Тристана, отобрав все, что у него было. Затем нацепили на него льняную рубаху и повели дальше. В конце концов они приволокли его в подземелье и бросили в крохотную и очень темную камеру. На прощание тюремщик приковал его к длинной чугунной цепи, другой конец которой крепился к стене ржавым железным кольцом.

— Хэ, дружок, — раздался голос откуда-то из темноты. — Добро пожаловать в Хельмхорт!

Тристан напряг глаза, но не мог в кромешной тьме разглядеть даже собственных рук.

— Не бойся старого Арнульфа, — сказал все тот же голос. — Старый Арнульф так давно сидит в Хельмхорте, что лучше тебе этого не знать.

Тристан все еще не мог понять, откуда идет голос.

— Терпение, мой мальчик, — все с той же интонацией продолжал неведомый собеседник, — ты скоро освоишься. Старый Арнульф провел здесь так много дней, что научился видеть во мраке не хуже крысы.

Глаза Тристана действительно быстро привыкли к темноте. Он осмотрелся. Вход в камеру заслоняла огромная чугунная решетка с толстыми прутьями. Сквозь нее были видны коридор и камеры напротив, в одной из них сидел сгорбленный тощий старик, с грязной спутанной бородой, кончик которой касался пола. К костлявой ноге была прикована пудовая гиря, которую, очевидно, он не мог сдвинуть с места.

— Я потерял счет времени на тридцать третьем году, — сказал Арнульф. — Сколько лет прошло с тех пор? Никто не знает. Тюремщик не помнит, когда меня посадили. А знаешь почему? Потому что он еще не родился, когда старый Арнульф загремел в Хельмхорт.

Узник разразился безумным хохотом.

— За что вас бросили в Хельмхорт? — набравшись смелости, спросил Тристан.

— Я не помню! — Арнульф не мог унять смеха. — Я не помню, за что меня посадили. И никто здесь этого не помнит. Ни тюремщики, ни другие узники, ни даже те, что все еще бродят тут. Ха-ха-ха!

— Бродят?

— Да. — Хихиканье медленно переходило в истерический хохот. — Узники не уходят отсюда. Их тела выносят в холщовых мешках, а души остаются тут. Знаешь, почему никто из узников Хельмхорта не мечтает о смерти? Потому что страдания с этого только начинаются. Так что я дам тебе совет. Постарайся протянуть подольше…

Арнульф согнулся от очередного приступа хохота. Он опустился на пол, уперся в него хлипкими руками и начал трястись, издавая немыслимые звуки, похожие то ли на волчий вой, то ли на уханье совы.

— Умершие узники сами становятся стражами, и стерегут они лучше любого тюремщика, ха-ха! — Смех перешел в надсадный кашель. — Меня ведь должны были казнить. Но они обо мне забыли. Меня привезли, чтобы я дожидался суда, но этот суд так и не состоялся. Вот я и жду его теперь тролль знает сколько лет, а на свободе уже не осталось людей, которые помнили бы старого Арнульфа!

Он вновь разразился безумным смехом. Тристан опустился на шаткий табурет, который в ответ грустно скрипнул. Вот что, значит, имели в виду люди, которые говорили, что Хельмхорт — тюрьма не только для тел, но и для душ. Впрочем, это еще не факт. В конце концов, старый Арнульф безумен, и, возможно, призраки бывших узников — всего лишь плод его больного воображения. Но что, если Тристана и правда забудут в Хельмхорте, как его соседа? Если суда не будет? Значит, он просидит в этой темнице до конца своих дней. Он молод и полон сил, ему отпущено еще много лет жизни. И эти годы он проведет в темнице, как Арнульф. Лет через тридцать уже он, Тристан, будет встречать новых узников безумным смехом, а старый Арнульф, точнее его дух, будет бродить по узкому коридору между камерами. И его появления будут напоминать Тристану о том, что самое страшное еще впереди.

Где-то наверху скрипнула решетка. В мрачный коридор проник тусклый лучик света. Тристан, чей слух в темноте обострился, услышал шаги. Кто-то спускался к ним. Арнульф заскулил и отполз от решетки.

К двери камеры Тристана подошел тюремщик. Это был долговязый детина с длинным носом и редкими серыми волосами. В полутьме он напоминал большую крысу.

— Заключенный номер тридцать четыре, твоя еда.

На пол шлепнулась грубая железная миска, на дне которой Тристан увидел мутную зеленую жижу.

— Суп из бобов, — сказала большая крыса, — и хлеб.

— Послушай, — Тристан приник к решетке, — кто сидит в соседней камере?

— Какое мне дело, кто здесь сидит?! — хмыкнул тюремщик. — Уж поверь, через пару недель и тебя это интересовать не будет. Ты будешь молить эти стены о том, чтобы тебя отправили на эшафот. А потом, когда забудешь свое имя и потеряешь счет времени, махнешь на это рукой и будешь покорно ждать милосердной смерти.

Тюремщик развернулся и направился к лестнице. На полпути он остановился и бросил через плечо:

— Только не радуйся, если суд все же состоится. Судья Коррадо не выносит оправдательных приговоров.

Железная дверь снова лязгнула, и Тристан услышал, как тюремщик задвинул ржавый засов. Все вокруг погрузилось в тишину. Узник лег на соломенную подстилку. Оставалось только надеяться, что его все-таки не забудут тут, как старого Арнульфа.

Нет, не все еще потеряно. Среди его друзей две принцессы, причем одна из них — наследница престола. Едва ли они позволят ему сгнить в Хельмхорте. Но, как ни крути, положение его все равно хуже некуда. Допустим, ему повезет больше, чем его соседу, и над ним состоится суд. Судья Коррадо — Тристан не забыл слова тюремщика — не выносит оправдательных приговоров. Тогда его казнят. А если допустить теоретическую возможность, что вдруг свершится чудо и он будет оправдан? Что тогда? Увы, ничего хорошего. Его отпустят на свободу, но Алькорта в любом случае станет женой Гнусомунда. Носить меч и доспехи он не сможет уже никогда. Харибда наверняка постарается, чтобы правда о Рыцаре Бедных разнеслась по всем уголкам Амбинии. Выходит, у него останется только одна дорога — назад в Ригерд, во владения кина Бутуза, который сживет его со свету.

Уснуть Тристан не мог. Немудрено, что, когда до его ушей донесся какой-то звон, он тут же вскочил со своей жесткой постели.

— Готфрид, Раймонд, Боэмунд, — услышал он безумный голос Арнульфа, — мои старые, добрые друзья!

Тристан подошел к решетке. По коридору медленно двигались три белые фигуры. Они странно светились в темноте, будто прятали под одеждой фонари. Это были согбенные старцы с бледными, полными тоски лицами. Тяжелые цепи, свисавшие с рук, гремели, ударяясь об пол.

— Не гремите, тролль подери! — раздался гневный голос из камеры справа от Тристана. — Дайте несчастному хотя бы ночью забыть о своих муках!

Фигуры не ответили. Они молча продолжали свой путь по коридору. Их цепи, словно издеваясь над узником, гремели все громче.

— Не обижайтесь на него! — Глаза Арнульфа безумно блестели. — Он не имеет уважения к тем, кто был тут до него. Друзья мои, поговорите со старым Арнульфом.

Белые фигуры по-прежнему молчали. Теперь уже не могло быть сомнения в том, что эта троица — духи умерших заключенных. Не проронив ни слова, они дошли до стены и исчезли за ней, унеся с собой и тусклый свет.

— Они забыли старого Арнульфа, — бормотал старик. — Даже те, кто делил со мной заточение, покинули меня.

Тристан вернулся на солому. Сон как рукой сняло, и уснуть он уже не мог.

Дневной свет не проникал в камеру, так что Тристан не знал точно, наступило ли уже утро. Он лежал на спине и ждал, хотя сам не понимал, чего именно. Время в темнице шло так медленно, будто кто-то специально удерживал стрелки часов. Мертвую тишину, стоявшую в коридоре, нарушали лишь стоны арестантов да редкие выкрики Арнульфа, совершенно лишенные смысла. Должно быть, безумие — это единственное спасение для узника Хельмхорта. Старый Арнульф, до той минуты вызывавший в нем лишь сочувствие, теперь стал для него объектом зависти.

Чтобы как-то скоротать время, Тристан начал считать мокриц, облюбовавших стены его камеры. Он дошел до ста семидесяти трех, когда наверху тихо заскрипел засов.

— Странно, — довольно громко сказал Арнульф, — еще слишком рано.

Тристан услышал шаги. По лестнице спускалась не одна пара ног, а сразу три. Где-то вдалеке забрезжил тусклый свет факела, а в следующую минуту дверь его камеры отворилась. Вошли тюремщик и двое латников.

— Вот он, — презрительно бросил тюремщик.

— Что? — не понял Тристан.

— Карета подана, ваша светлость, — рассмеялся тюремщик. — Вас повезут в суд. Поспешите, судья Коррадо ждать не любит.

В одно мгновение он избавил Тристана от тяжелых оков, оставив кандалы лишь на руках. Латники взяли алебарды на караул и повели его прочь из мрачного коридора.

— Прощай, юный друг, — добродушно сказал Арнульф все тем же безумным голосом, — тебе повезло, малыш. Молодым всегда сопутствует удача. Хэ-хэ. Напомни судьям про старого Арнульфа. Скажи им, что я признаю любую вину!

Глава девятнадцатая. Суд

Суд находился в бледно-розовом неприметном домике, который был окружен тройным кольцом латников. Где-то в стороне, для более надежной охраны, расположился еще отряд арбалетчиков, две катапульты и даже требюше. В зале помимо Тристана находились несколько десятков вооруженных солдат и кучка зрителей, невесть как пробравшихся сюда через тройное кольцо оцепления. Латники приковали Тристана к креслу подсудимых тяжеленными кандалами. Напротив помещалось маленькое бюро. Сидевший за ним толстый мужчина со скучающим видом рассматривал потолок.

— Его честь судья Коррадо, — объявил громко, на весь зал, один из латников.

Все поднялись со своих мест. Тристан тоже встал бы, но не мог — цепи не оставляли ему возможности пошевелиться. В зал вошел низкорослый человек в черной мантии. На голову был нахлобучен белый парик, за которым терялись не только макушка и затылок, но и лицо. Впрочем, он не мог скрыть носа — длинного, с горбинкой и большущими ноздрями.

Судья Коррадо грузно осел в кресло и важно постучал по столу молотком.

— Слушается дело Тристана из Ригерда, известного также как Рыцарь Бедных, — прогудел он из-под своего необъятного носа. — Подсудимый, вы обвиняетесь по трем пунктам: организация массового беспокойства, убийство дружественных нам урлов и нарушение Закона о Вечности Сословий.

— Я не признаю этих обвинений!

— Подсудимый, — вновь прогудел судья Коррадо, — если вы будете спорить с судом, то я приговорю вас не только к смертной казни, но еще и к пыткам.

Это было сказано с такой обыденной простотой, что слова застряли у Тристана в горле.

— Слово для изложения обвинения предоставляется королевскому прокурору, господину Петитору.

— Протестую! — вырвалось у Тристана. — По закону мне должны предоставить защитника.

Судья сурово постучал молотком по столу:

— Подсудимый, вам разъясняется, что в моем суде слова «закон» и «протестую» запрещены.

Толстый мужчина скучающего вида вылез из-за своего бюро.

— Оглашается обвинение. — Он уткнулся носом в бумаги. — Обвиняется Сотрофьюр Лысые Колени, безродный гьельд, покусившийся на государственное имущество, находящееся под присмотром сборщика податей Канаста Пронырливого…

Из зала послышались смешки.

— Тихо! — судья все с тем же безучастным видом постучал молотком. — Тихо! Господин королевский прокурор, вы, вероятно, ошиблись.

Петитор поднял голову. Его заплывшие водянистые глазки забегали по залу. Он был похож на мышь, которая тайно подъедается в богатом доме и смертельно боится, что хозяева заведут кота. Наконец его взгляд остановился на Тристане.

— Прошу прощения, — пробормотал он и принялся копаться в бумагах. — А, вот. Ваша честь, я могу начать?

Судья вновь сделал ленивый жест пухлой рукой, после чего откинулся на спинку кресла. Его нос был теперь направлен прямо на прокурора.

— Ваша честь, — прокурор снова уткнулся в бумаги, — рассматривается дело чрезвычайной важности. Обвиняемый — Тристан Рыжий, находившийся в услужении у кина Бутуза Жирные Ноги. Как было установлено при проведении особых мероприятий, упомянутый подданный его величества Тристан Рыжий в период с апреля по июнь, что в сумме составляет сто двадцать пять дней, осуществлял преступную деятельность на территории Амбинии. Им были произведены следующие преступления: осуществление обмана мирных граждан посредством выдачи себя за заведомо другое лицо, которое, как было установлено при проведении особых мероприятий, является героем народных сказаний, легендарным Рыцарем Бедных. Таким образом, Тристаном Рыжим было произведено нарушение древнего Закона номер три первейшего кодекса Амбинии о Вечности Сословий. Кроме того, Тристан из Ригерда возбуждал беспокойство среди народных масс, которые при виде его осуществляли самопроизвольный выход на улицы и производили совершенно беспричинное ликование. Народные массы, находясь под воздействием слов и поступков обвиняемого, таким образом, сами осуществляли незаконную деятельность, ибо в своде амбинских законов не существует акта, который дозволял бы людям самовольно, без разрешения лиц, облеченных высокими полномочиями, собираться на городских улицах. В-третьих, Тристан из Ригерда обвиняется в осуществлении умерщвления группы урлов, производивших участие в государственных мероприятиях, приуроченных к достижению ее королевским высочеством принцессой Алькортой возраста полных шестнадцати лет…

С каждой секундой Петитор читал все быстрее и быстрее, словно кто-то подгонял его плетью. При этом голос королевского прокурора становился тише и вскоре превратился в едва слышное бормотание. Петитор склонился над своими бумажками и стал похож на гигантскую закорючку. Тристан, поначалу слушавший его с живым интересом, неожиданно обнаружил, что совершенно не улавливает смысла той долгой речи, которую обвинитель бубнил с таким упорством. Люди, собравшиеся в зале, очевидно, испытывали те же трудности. Они, будто сговорившись, начали дремать, а некоторые даже похрапывали. Впрочем, Петитор не замечал этого и продолжал читать. Тристан даже не мог понять, в чем его обвиняют, — суть терялась за бесконечным нагромождением слов. Временами ему казалось, что Петитор читает поэму собственного сочинения и что все остальные, включая судью, обречены вечно слушать ее. Речь действительно напоминала одну из древних песен о подвигах великих героев, которыми так восхищался Вирель. Только персонажи этой песни не сражались, не говорили и не веселились, они осуществляли боевые действия, возбуждали беспокойство и производили беспричинное ликование.

— Затем, занимаясь непрерывным движением в направлении северо-востока, с осуществлением по пути неустановленных действий, обвиняемый в сопровождении группы лиц производил командование удержанием в несвободе лица королевского происхождения вопреки его воле, — бубнил Петитор.

Прокурора не слушали. От скуки задремал даже судья Коррадо. Тристан почувствовал, как потяжелели его веки. Он наверняка уснул бы, но тут за его спиной раздался страшный грохот. Пленник открыл глаза. Грохот разбудил не только его, но и весь зал. Слушатели повскакали со своих мест, усердно делая вид, что все это время внимательно слушали Петитора. Королевский прокурор продолжал что-то бормотать, как заколдованный, — грохот, видимо, не произвел на него никакого впечатления. Тристан обернулся и увидел латника, который с виноватым видом поднимал с пола увесистую алебарду.

Выступление прокурора продолжалось еще около часа, после чего, к великому облегчению собравшихся, он прекратил чтение и неожиданно громко объявил:

— У меня все, ваша честь!

— Желаете пригласить свидетеля? — зевая, спросил судья.

— Да, ваша честь. Обвинение приглашает для дачи показаний кина Бутуза Жирные Ноги.

Двери зала с шумом распахнулись. Вошел Бутуз, такой же тучный и неповоротливый, как три месяца назад. Лоб его был покрыт потом, двигался он очень аккуратно, будто боялся оступиться.

— Ваше имя кин Бутуз Жирные Ноги? — спросил судья.

— Я кин Бутуз Шлемоблещущий, — скрипнул зубами рыцарь. — Впрочем, если вам угодно, можете называть меня Жирные Ноги.

— Так вы Жирные Ноги или нет?

— Да, — неохотно признался кин Бутуз.

— Хорошо, — сказал судья Коррадо и устремил свой нос прямо на Бутуза. — Господин Петитор, вы можете приступать.

— Кин Бутуз, — сказал Петитор, снова утыкаясь в бумаги. — Знаком ли вам обвиняемый?

— Это мой беглый оруженосец. Я, ввиду моей редкой душевной доброты, взял его с собой на Турнир Великого Подвига, который намеревался выиграть.

— Замечательно. То есть вы подтверждаете тот факт, что обвиняемый не является рыцарем и, соответственно, не имеет права выдавать себя за лицо знатного происхождения.

— Подтверждаю.

— Хорошо, — сказал Петитор, — расскажите суду, при каких обстоятельствах обвиняемый вас покинул.

— Он бежал от меня во время боя со свирепыми троллями, числом три дюжины, — не моргнув глазом соврал Бутуз. — Это было предательство, которое, однако, не помешало мне одолеть превосходящего меня числом врага, проявив весь свойственный мне героизм.

— Ложь! — вскричал Тристан. — Ни с какими троллями он не сражался…

— Молчать! — судья Коррадо ударил молотком по столу, да с такой силой, что слушатели вздрогнули. — Подсудимый, в моем суде вы не имеете права слова.

— И что же случилось потом? — безмятежно спросил королевский прокурор.

— Один из троллей ранил меня своими ядовитыми когтями, — голос Бутуза наполнился страданием. — Из-за этого мой организм был ослаблен. В результате на Турнире Великого Подвига я не смог проявить и десятой доли моей доблести.

— Лжешь! — не выдержал Тристан. — Ты купил мерзкое зелье у проходимца Панариция, а потом упал с лошади, потому что никогда не умел ездить верхом.

В порыве праведного гнева Тристан обратился к своему бывшему господину на «ты».

— Обвиняемый! — Молоток снова грохнул по столу. — Не испытывайте терпения суда. Все, что вы скажете, только ужесточит ваше наказание.

— Итак, — Петитор лениво поднял брови, — подведем итог. Ваш слуга, по происхождению простолюдин, бросил вас перед лицом опасности и бежал, после чего выдал себя за рыцаря? Так?

— Так.

— Скажите, как по-вашему, а способен ли обвиняемый на другие преступления, такие как убийство или государственная измена?

Тристан хотел было возразить, но Бутуз громко ответил:

— Знаете, господин прокурор, мне кажется, что человек, который покинул своего господина в трудную минуту, способен на любое, даже самое страшное преступление.

— Благодарю вас, — сказал Петитор.

— Свидетель, — вальяжно сказал судья, — вы можете присесть на свободное место. Ваше участие в процессе окончено.

— Постойте, — возмутился Тристан. — Я тоже хочу задать несколько вопросов!

На этот раз судья просто не удостоил Тристана ответом. Он даже не посмотрел в его сторону.

— Вы желаете пригласить еще кого-нибудь?

— Да, — кивнул королевский прокурор, — желаю пригласить урла по имени Скунсуш.

Двери вновь открылись, и в зал вошел тот самый плюгавенький урл, что сопровождал Глуншула.

Зрители недружелюбно ахнули, давая понять, что появление урла вовсе их не радует.

— Урл по имени Скунсуш, — сказал Петитор, когда свидетель занял свое место за кафедрой, — вам знаком обвиняемый?

— Да.

— Как и когда вы познакомились с ним?

— Он предательски напал на наш мирный лагерь в Сухом ущелье. От его руки пало множество моих спящих братьев, которые не причинили ему никакого вреда, — сказал Скунсуш.

— Ложь, — вскричал Тристан. — Сами посудите, кто будет в одиночку нападать на отряд урлов?!

— Продолжайте, свидетель, — сказал прокурор.

— Мы стояли мирным лагерем в Сухом ущелье, — сказал Скунсуш. — Мои братья спали, никак не ожидая нападения. Ведь война уже кончилась. И тут нас атаковали два десятка воинов во главе вот с этим, обвиняемым. Мы не успели даже опомниться, как половина наших была убита, а лагерь предан огню.

— Вы сопротивлялись?

— Нет, что вы, — покачал головой Скунсуш. — Мы действовали в соответствии с мирным договором и решили не обнажать оружия. Мы надеялись, что произошла ошибка и что нападавшие осознают это. Но обвиняемый и его банда продолжали убивать. От их рук пал царевич Глуншул, благороднейший и добрейший из урлов. Такому злодеянию нет оправдания. Это было целенаправленное массовое убийство.

— С какой целью обвиняемый напал на вас?

— С целью развязать новую войну между урлами и людьми и ввергнуть нашу любимую родину Амбинию в пучину кровавых конфликтов, — сказал урл. — Этот человек хочет погубить Амбинию, великую страну, которая после заключения мира стала для всех урлов родным домом. Он сам сказал нам об этом перед тем, как поджечь лагерь.

— Благодарю вас, — закончил Петитор.

Скунсуш отошел от кафедры и сел на свободное место рядом с Бутузом. Рыцарь аккуратно отодвинулся от нового соседа. Урл последовал его примеру.

— У меня все, — сказал Петитор.

— Прекрасно. — Судья Коррадо протяжно хлюпнул носом. — В таком случае провозглашается приговор суда.

— Как? — вскричал Тристан. — А мое право на защиту? А последнее слово?

Зал загудел, но судья стукнул молотком по столу, и шум тут же стих.

— Подсудимый, — сказал он назидательно. — В моем суде вы беззащитны и бессловесны. На свете существует множество разновидностей смертной казни. И я, если вы будете испытывать мое терпение, могу счесть виселицу слишком мягким наказанием.

Тристан зарычал и напряг руки в безумной надежде разорвать цепи. Тщетно.

— Решением королевского суда постановляется, — объявил судья, — Тристана Рыжего, именующего себя Рыцарем Бедных, признать виновным в убийстве урлов, подготовке массовых беспорядков и нарушении Закона о Вечности Сословий. Считать вину Тристана Рыжего полностью доказанной, а самого его недостойным снисхождения. На основании этого решения приговорить…

Двери зала с шумом распахнулись, и люди, сидевшие позади, хором ахнули. В дверях стоял высокий человек в красно-белом плаще с леопардом. Тристан узнал в этом человеке Этассана Защитника Севера.

— В чем дело? — вырвалось у судьи.

— В том, ваша честь, — эти слова Этассан сказал с явным презрением, — что сегодня вам придется заслушать сторону защиты.

Нос судьи Коррадо покраснел от возмущения.

— Не собираюсь я никого больше выслушивать! — запальчиво крикнул он. — Или вы считаете, что из-за этого обвиняемого я должен затягивать судопроизводство? У меня там еще двадцать человек ждут смертного приговора. Стража, вывести господина Этассана!

Дюжина латников, гремя доспехами, ринулась к Этассану, но тот устремил на них суровый и очень спокойный взгляд, который мгновенно осадил их. Латники остановились.

— Стража! Взять его! — повторил свой приказ судья.

Латники молча отступили назад.

Судья в третий раз повторил свой приказ. Латники остались недвижимы.

— Колдовство! — закричал судья. — Я…

— Ваша честь, — перебил его коннетабль, — вам все-таки придется меня выслушать.

В зале стояла тишина. Тристан слышал, как шелестят складки парика судьи. Похоже, Коррадо хотел спрятаться в нем целиком.

— Итак, — продолжил Этассан, не дожидаясь ответа судьи, — господин королевский прокурор, будьте так любезны, сообщите еще раз, в чем обвиняют Тристана из Ригерда.

— В осуществлении преступных действий, направленных на…

— Нет-нет, — твердо, но вежливо перебил Петитора Этассан, — будьте добры, говорите по-человечески.

— В нарушении Закона о Вечности Сословий, убийстве урлов и организации массового беспокойства, — едва не заикаясь, пролепетал Петитор.

— Прекрасно, — сказал Этассан, — я немного опоздал, за что прошу меня простить. Кажется, этот господин, — он указал на Скунсуша, который при виде Этассана вжался в скамейку, — заявил суду, что мой подзащитный убивал мирных урлов. Не так ли?

— Да, — кивнул Петитор. — И он прижал вашего подзащитного к стенке неопровержимостью улик.

— Вы хотели сказать — вопиющей ложью! — сурово сказал Этассан.

— Вы не имеете права так говорить о свидетельстве уважаемого урла! — крикнул судья Коррадо.

Этассан ответил ему все тем же суровым взглядом, и судья засунул голову поглубже в парик.

— Тристан Рыжий не нападал на урлов, а защищался от них, — сказал князь. — Восемь человек могут подтвердить это под присягой. Отряд царевича Глуншула атаковал моего подзащитного у выхода из пещеры дракона. И это чудо, что Тристану и его друзьям удалось уцелеть. Да, там была битва, в которой погиб царевич Глуншул. Вот только развязал ее не кин Тристан, а урлы. И они сами виноваты, что сражение кончилось для них поражением.

— Бездоказательно! — вскричал Петитор. — Мы должны полагаться на ваши слова, хотя вас самого там не было. При всем уважении, кин Этассан, почему суд должен вам верить? У вас нет свидетелей.

— У меня их восемь! — сказал Этассан спокойно.

— Так приведите их сюда! — гаркнул судья. — Ваших слов недостаточно.

— К сожалению, ваша честь, — с усмешкой ответил коннетабль, — латники наотрез отказываются пропускать моих свидетелей. Они говорят, что выполняют ваш приказ.

— В таком случае ваши доказательства не будут рассматриваться. Здесь отправляется правосудие! И я не позволю нарушать ход процесса.

— К счастью, — Этассан будто не слушал судью, — у меня имеются письменные показания.

С этими словами коннетабль вынул из-за пазухи стопку бумаг, аккуратно перевязанных белой лентой, и бросил их на судейский стол.

— Протестую! — вскричал Петитор. — Откуда мы знаем, что эти люди действительно свидетели событий, а не какие-то крестьяне, которых силой заставили все это накатать?!

— Именно! — спохватился судья. — Учтите, я никому не позволю устраивать спектакли в моем суде. Все ваши свидетели — мошенники.

— Вы обвиняете в мошенничестве ее высочество принцессу Инфанту? — спросил Этассан, слегка приподняв брови.

Воцарилась тишина.

— Итак, — Этассан подошел к Петитору, — вы желаете предъявить принцессе обвинения в лжесвидетельстве?

— Нет, — пролепетал королевский прокурор.

— А вы, ваша честь? — Этассан повернулся к судье.

Слабое покачивание парика дало собравшимся понять, что судья не хочет предъявлять принцессе никаких обвинений. Этассан отвернулся от бюро, за которым прятался прокурор, и двинулся вдоль зала. Когда Этассан поворачивался к прокурору спиной, тот обретал уверенность в своих силах. Петитор тут же выпрыгнул из своего укрытия и бросил дерзкий вызов в спину коннетаблю:

— И все же это нарушение правил ведения судебного процесса. Законы предписывают допрашивать свидетелей лично, а не представлять суду их письменные показания.

— А еще в законах сказано, что подсудимый имеет право на последнее слово, — не оборачиваясь, сказал Этассан, на устах которого играла презрительная усмешка. — Впрочем, господин прокурор, я готов признать вашу правоту. Мне потребуется несколько дней, чтобы вызвать всех свидетелей в этот зал. Но четверо из них находятся здесь. Хотя латники, как я уже говорил, отказались пропустить их в зал.

— Латники отвечают за безопасность суда, — робко ответил судья. — Им, разумеется, виднее, кого пропускать, а кого нет. Возможно, ваши свидетели — опасные преступники.

— Вы снова хотите обвинить в чем-то принцессу Инфанту? — вежливо спросил Этассан.

— Нет, — пробурчал судья, — но у уважаемых латников, настоящих профессионалов своего дела, без сомнения, имелись основания для недопуска в зал суда ваших свидетелей.

— Хорошо, — развел руками коннетабль, — в таком случае допросим вторично господина Скунсуша. Только на этот раз, с вашего позволения, ваша честь, я предложу ему выпить это.

Этассан достал из-под складок плаща небольшую скляночку.

— Это слезы дракона, — сказал Этассан. — Полагаю, не нужно объяснять, что тот, кто выпьет их, не сможет лгать.

Воцарилась пауза. В тишине было слышно, как дрожит перепуганный Скунсуш. Трудно сказать, что повергло урла в такой ужас — склянка со слезами дракона или же грозный вид Этассана, одно имя которого заставляло его собратьев трепетать от страха. Скунсуш вскочил с места и завопил:

— Я не буду пить эту гадость! Мы так не договаривались. Речь шла только о том, что я должен подтвердить в суде слова прокурора!

— Значит, до суда вы имели беседу с королевским прокурором? — спросил Этассан.

— Это давление на свидетеля! — выпалил Петитор.

— Поддерживаю, — судья снова высунулся из-под парика, нос его был покрыт крупными каплями пота. — Совершенно недопустимо применять такие средства к свидетелю.

— Это необходимая мера, чтобы восстановить справедливость.

Этассан откупорил склянку и поднес ее к носу Скунсуша.

— Я солгал, — выпалил Скунсуш, морщась так, будто ему в нос совали ядовитую змею. — Прокурор обещал отпустить меня, если я дам показания против этого рыцаря.

— Отпустить?

— Я спасся бегством с поля боя и был пойман какими-то наемниками, — с невероятной скоростью бормотал Скунсуш. — Они притащили меня сюда и передали прокурору. Он обещал мне свободу в обмен на нужные показания.

— Вы упомянули поле боя?

— Это мы напали на рыцаря и его спутников, а не они на нас, — сказал Скунсуш. — Но нас разбили, а царевич Глуншул погиб.

Этассан обернулся к судье.

— Я закончил, — сказал он. — Полагаю, с убийством урлов мы разобрались. Что у нас там на очереди? А, конечно, давайте поговорим о массовых беспокойствах.

Петитор важно выступил вперед и выпятил грудь.

— Надеюсь, кин Этассан, — сказал он с глупейшим апломбом, — вы не будете отрицать, что явление так называемого Рыцаря Бедных вызвало бурю народного ликования, что вылилось в гулянья по Альденбургу, громкое исполнение песен и обильные возлияния.

— Не буду, — покачал головой Этассан. — Но что из этого?

— Как что? — тряс руками Петитор. — Тристан из Ригерда взбаламутил народ, которому положено тихо сидеть дома.

— Вот оно что, — улыбнулся Этассан. — В таком случае мне не совсем понятно, почему на скамье подсудимых нет кина Гнусомунда Каверзника, чье триумфальное возвращение в Альденбург также привело к гуляньям.

— Ваша честь, — Петитор обратился к судье, — мой оппонент кощунствует.

— Отнюдь, — покачал головой Этассан. — Закона, который разрешал бы людям собираться на улицах, по поводу и без, действительно нет, как нет и закона, который запрещал бы это. Однако же люди на улицах собираются. Например, чтобы приветствовать нашего доброго короля Иарана Десятого. Так что же, мы и его должны судить за организацию массовых беспокойств?

— Это недопустимо! — Судья высунулся из парика, как черепаха из панциря. — Вы не имеете права!

— Имею, ваша честь, — сказал Этассан. — Как князь и один из первейших вельмож королевства, я имею право вести борьбу с неправедным судом. Тристан из Ригерда не призывал людей выходить на улицы, они сделали это сами. Он даже не утверждал, что он Рыцарь Бедных. Так в чем его вина?

Петитор молчал. Судья Коррадо снова спрятался под букли своего парика.

— Полагаю, — сказал Этассан, — я доказал вам, что никакого преступления тут нет. А теперь перейдем к другому вашему свидетелю. Он, если мне не изменяет память, доказывал, что был предан обвиняемым.

— Вот тут-то, кин Этассан, — важно произнес осмелевший Петитор, — вы уже не сможете защитить этого проходимца и преступника. Доказательства, представленные суду, никто не сможет опровергнуть.

— И в чем же они заключаются? — равнодушно спросил Этассан.

— В том, — вскричал Петитор, — что Тристан из Ригерда вероломно предал своего доброго хозяина, кина Бутуза Шлемоблещущего.

— Вы хотели сказать — кина Бутуза Жирные Ноги.

— Вероятно! — выпалил прокурор.

— Чистая правда, — подхватил кин Бутуз, лицо которого покрылось красными пятнами. — Он бросил меня в неравном бою с троллями.

Этассан слегка приподнял брови.

— А сколько было троллей? — как бы невзначай спросил он.

— Сорок, — хрюкнул Бутуз.

— Забавно, — сказал Этассан, — ведь раньше вы утверждали, что сражались с дюжиной троллей. Так, по крайней мере, вы говорили при дворе. Откуда же взялись остальные двадцать восемь?

Бутуз замолк, словно кто-то вдруг заклеил ему рот. Он провел рукой по потному лбу и отрывисто запыхтел.

— Я не считаю врагов перед тем, как обнажить меч, — пролепетал он неуверенно.

— Не сомневаюсь, — сказал Этассан, — ибо хозяин гостиницы «Сытое брюхо», мастер Артишок, который, кстати, ожидает за дверьми, может рассказать нам подлинную историю этой «великой битвы».

Бутуз побледнел и стал похож на молочную пенку. Его жирные руки лихорадочно тряслись.

— Вы купили какое-то вредоносное снадобье у проходимца по имени Панариций. — Этассан надвигался на Бутуза. — Потом, когда вы поняли, что вас надули, вы попробовали догнать его, но свалились с лошади на глазах у зевак. Некоторых из них удалось запугать. Но один мальчик, он тоже стоит за дверьми, не испугался угроз. И тогда вы решили избавиться от свидетеля и попробовали продать его скварам. Кин Тристан помог мальчику спастись, за что сам едва не поплатился жизнью. Ваша честь, может быть, мы все же сделаем исключение для двух свидетелей защиты, которые могут рассказать, как все происходило на самом деле?

— Вы говорите о каких-то оборванцах. Людям низкого происхождения нет места в моем суде. Они могут оказаться здесь лишь в качестве обвиняемых.

— Позвольте, ваша честь, напомнить вам один из древнейших законов Амбинии, — все так же спокойно продолжал Этассан. — Он гласит, что рыцарь, который повел себя недостойным, не подобающим воину образом, может быть лишен титула.

С этими словами коннетабль достал из-под плаща еще одну бумагу. Она была свернута в трубочку и украшена золотой печатью.

— Прошу суд ознакомиться с этим документом, — сказал Этассан. — Это приказ о лишении кина Бутуза рыцарского титула.

Бутуз молчал, глаза его вылезли на лоб, и он стал похож на гигантскую жабу.

— Суд не будет знакомиться с этим пасквилем…

— В таком случае я сам прочитаю его. — Этассан взломал печать и развернул бумагу. — «Братство странствующих рыцарей, проведя тщательное расследование поступка, совершенного кином Бутузом Жирные Ноги двадцатого апреля семьсот семидесятого года от начала правления Вальсангов, постановило: лишить кина Бутуза титула, как человека, запятнавшего рыцарскую честь. Решение принято двадцатого мая семьсот семидесятого года и одобрено всеми паладинами Братства, включая кина Бедивера». То есть на данный момент кин Бутуз не является рыцарем. Строго говоря, он, как вы выражаетесь, оборванец. Однако вы дали ему право слова в суде…

Бутуз не стал дослушивать. Он поднялся с кресла и, пятясь, на полусогнутых ногах, начал пробираться квыходу. Петитор сник и стал похож на ссохшееся дерево. Похоже, он решительно не понимал, что происходит.

— Ваша честь, — сказал Этассан. — Не пора ли нам прекратить этот балаган? Вы сами прекрасно понимаете, что этот человек, — он указал на Тристана, — не виноват ни в одном из преступлений, в которых вы его обвиняете. Разрешите мне освободить его, пока не случилось то, чего уже никак нельзя поправить.

Судья Коррадо молчал. Он испытывал жгучую ненависть к оправдательным приговорам. Тристан видел, как раскидистый парик судьи, похожий на бородатый мох, ходит ходуном на его голове.

— Стойте! — торжествующе воскликнул судья. — Это дело еще не закончено! Возможно, обвиняемый не баламутил народ, я даже готов допустить, что урлы первыми начали бой, но, кин Этассан, вы же не будете отрицать, что Тристан из Ригерда не является рыцарем, то есть лицом благородного происхождения?

Тристан похолодел. Нелепых обвинений, выдвинутых против него, было так много, что он совершенно забыл о том единственном, которое действительно могло отправить его на виселицу.

— Этот человек — крестьянский сын! — судья Коррадо ликовал так, словно сам был обвинителем. — Он чернь, плут, рвань деревенская! Он, не будучи рыцарем, принял участие в Турнире, в котором могут участвовать только лица благородного происхождения! Стало быть, им нарушен один из древнейших законов Амбинии. То есть один из тех законов, кин Этассан, на которые вы сами тут ссылались. Он нанес оскорбление всем славным рыцарям нашего королевства, включая вас, кин Этассан. И это обвинение никак нельзя опровергнуть.

— В свою Лигу, кин Этассан, — оживился Петитор, — вы можете принимать кого угодно. Гьельдов, женщин, даже урлов, но закон Амбинии гласит, что простолюдин, назвавшийся рыцарем, повинен смерти.

Воцарилась пауза. Казалось, Этассан растерялся.

— Он не рыцарь! — злорадно провозгласил судья, выныривая из-под парика. — Стало быть, перед нами обманщик и преступник, которого я немедленно приговорю к смертной казни. — Он оглядел зал и, очевидно желая добить Этассана, добавил: — Если, конечно, вы, кин Этассан, не соизволите предъявить нам какое-нибудь удивительное доказательство того, что обвиняемый имеет право называть себя рыцарем.

Ни один мускул не дрогнул на лице коннетабля. Внезапно он подался вперед, и пленник заметил, как по его плотно стиснутым губам пробежала улыбка. Коннетабль резко развернулся, и шпоры на его сапогах громко звякнули. Он подошел к стулу, сделал какой-то едва уловимый жест, и цепи сами собой спали с рук Тристана.

— На колени, — тихо сказал коннетабль.

Тристан без раздумий подчинился этому странному приказу. Коннетабль обнажил меч, словно собирался сражаться, и опустил его плашмя на плечо Тристана.

— Властью, данной мне его величеством Иараном Десятым, королем Амбинии и Всех Сопредельных Земель, я, кин Этассан Защитник Севера, князь Равнинного княжества, возвожу тебя, Тристан Рыжий, в рыцарское достоинство за отвагу и мужество, благородство и решимость, проявленные тобою в твоих странствиях. Носи этот титул с честью и не посрами его. И да будешь ты отныне называться кином Тристаном Рыжим, Рыцарем Бедных. И пусть Басторен, Бог-в-Латах, всегда направляет твой меч.

С этими словами Этассан коснулся мечом другого плеча и головы изумленного Тристана.

— Встаньте, кин Тристан, — сказал коннетабль. — Отныне вы рыцарь Амбинии.

Тристан робко приподнялся и нерешительно посмотрел в лицо Этассану. Коннетабль мягко улыбнулся и повернулся к судье.

— Этот человек — рыцарь! — сказал он невозмутимо. — Посвящение проведено по всем правилам, ибо мне, как князю, даровано право переводить человека из одного сословия в другое. Или вы сомневаетесь в этом?

Судья Коррадо молчал. Теперь под париком не было видно даже длинного носа.

— Если же вы не уверены в том, что кин Тристан является рыцарем, — продолжал Этассан, — то я могу вызвать свидетелей. Например, небезызвестного судью Коррадо, в чьем присутствии состоялось посвящение.

— Минуточку, — вскричал Коррадо, — закон не имеет обратной силы. Когда подсудимый совершал свои злодеяния, он не являлся рыцарем, следовательно, он виновен.

— В данный момент он рыцарь, — улыбнулся Этассан, — и вы не можете обвинить рыцаря в том, что он не рыцарь. Это оскорбление, и кин Тристан вправе немедленно вызвать вас на поединок!

Судья Коррадо вскочил со стула с такой поспешностью, что парик свалился с его головы, обнажив совершенно лысую макушку. Лицо его пылало. А королевский прокурор вылетел на середину зала и стал яростно размахивать руками. Он пытался что-то сказать, но не мог. Язык не слушался его, изо рта неслись какие-то нечленораздельные звуки, напоминавшие икоту.

Но еще удивительнее повели себя зрители. Они вдруг начали хлопать в ладоши.

— Слава Этассану! — кричали они. — Свободу Тристану, Рыцарю Бедных!

Судья Коррадо поспешно юркнул в ту самую дверь, через которую всего полтора часа назад он, напыщенный и самодовольный, вступил в зал. Королевский прокурор последовал его примеру. Вслед им понесся свист.

Зрители продолжали кричать и хлопать, но самое странное, что толпа на улице тоже присоединилась к их ликованию. И теперь те самые люди, которые совсем недавно хотели разорвать Тристана на куски, славили его так, будто он избавил их от какой-то ужасной напасти.

— Спасибо вам, кин Этассан, — сказал Тристан, сопроводив свои слова самым учтивым поклоном, на какой был способен. — Вы спасли мне жизнь!

— Сейчас не время для благодарностей, — остановил его коннетабль. — Нам нужно торопиться.

Он взял его за плечи и подтолкнул к выходу.

— Торопиться? Зачем? — изумился Тристан. — Ведь я свободен.

Они миновали растерянных латников и направились к двери. Публика, собравшаяся в зале, смотрела на Тристана с обожанием. Все тянулись к нему, желая дотронуться до новоиспеченного рыцаря хоть кончиками пальцев.

— Мы вернули тебе свободу, — сказал Этассан, — осталось восстановить справедливость.

— Справедливость?

— Разве ты не собираешься вернуть себе звание победителя Турнира и жениться на принцессе?

Они спустились по лестнице и вышли на крыльцо. Люди на улице выкрикивали имя Тристана.

— Но кин Этассан! — Тристан сразу сник. — Как же я это сделаю?

— Я потом отвечу на все вопросы, — сказал коннетабль. — А сейчас нет ничего важнее, чем вернуть тебе украденную победу. Меньше чем через час в Сапфировом дворце начнется аудиенция короля. На ней он соединит руки принцессы Алькорты и Гнусомунда Каверзника. Только ты можешь помешать этому.

— Но как я докажу им, что именно я выиграл Турнир? Щит у Гнусомунда, на его стороне весь двор и сам король. К тому же никто из них не знает, что я стал рыцарем.

— Не сомневаюсь, ты сумеешь им все доказать, — сказал Этассан. — А теперь за мной!

Перед ними выросли две фигуры в красно-белых плащах с капюшонами. Тристан узнал Кестиана и Лериру, которая держала под уздцы коня.

— И-гуа! — воскликнул Тристан, обхватив руками шею своего друга.

— Да, мой господин, — покорно ответил И-гуа. — Это я. Всегда к твоим услугам.

— Мчись во дворец так быстро, как только сможешь! — сказал Этассан коню. — Дорога каждая секунда.

Тристан едва успел поздороваться с Кестианом и Лерирой, как те уже подсадили его в седло.

— И это не забудь, — добавила Лерира и вынула из-под плаща меч Тристана.

— Помни, именно ты добыл Талисман, — сказал Этассан. — Золотой щит, который таскает с собой Гнусомунд, не имеет к Талисману никакого отношения. Талисман нашел тебя задолго до той минуты, когда ты вступил в пещеру дракона. Так что ты его законный владелец.

— Откуда вы это знаете?

— Я просто знаю. Не задавай лишних вопросов, у нас мало времени, так что тебе придется поверить мне на слово.

Тристан потрясенно молчал.

— Потребуй испытания, — Этассан не дал ему опомниться. — Слезы дракона помогут тебе.

Он протянул Тристану склянку.

Тристан хотел спросить о Талисмане, но не успел. И-гуа сорвался с места и помчался вперед. Народ, продолжавший славить Тристана, испуганно шарахался в стороны, чтоб не попасть под мохнатые копыта коня.

Глава двадцатая. Талисман

Тристан поспешил спрятаться за гобеленом. Теперь он мог перевести дух. Он плохо помнил события последних минут и часов. И-гуа вмиг домчал его до дворца и остался на площади, среди ликующей толпы, с нетерпением ожидавшей объявления о помолвке. Горожане во все глаза таращились на балкон и не обратили бы внимания даже на дракона, не то что на бесхозную лощадь. Потом Тристан пробрался во дворец тем самым обходным путем, что показала ему Миста, и вот теперь сидел в засаде у балкона, ожидая появления короля, принцессы и остальных.

«Думай! Этассан сказал, что Талисман у меня. Он нашел меня задолго до того, как я вступил в пещеру дракона. Что же это может быть?»

С площади донеслись радостные крики. Толпа не находила себе места от нетерпения.

«Меч, — у Тристана в голове что-то щелкнуло, — разумеется! На нем разве только не написано, что он волшебный». Конечно! Этим мечом он выбил молот из рук Тафгая. Нет. Талисман защищает, а меч, наоборот, оружие для нападения. Конечно, с его помощью можно защищаться, но все-таки придуман он вовсе не для этого. Нужно искать что-то другое. Что же это может быть?» Толпа на улице вновь начала кричать. Возбуждение горожан росло с каждой минутой. Судя по всему, время передышки подходило к концу.

А может, это камешек, который он нашел в лесу? Может, людоед не заметил его потому, что камешек уже висел на его шее? Талисман ведь способен менять форму и выбирать хозяина, как живое существо… Именно! Как же он раньше не догадался?..

До его ушей донесся шум. По коридору шли человек двадцать или тридцать. Возглавлял процессию Иаран Десятый. Король был так бледен, будто его вели на казнь. Казалось, с их последней встречи он постарел лет на десять. За ним шагала Алькорта, с заметно опухшими щеками. Позади нее, яростно кусая ногти, плелась Инфанта. По левую руку от короля шествовала Харибда, ее лицо, омоложенное магией, сияло в лучезарной улыбке, от которой Тристана едва не стошнило. Светился от счастья и Гнусомунд, сжимавший в правой руке тот самый золотой щит, который Тристан вытащил из пещеры дракона. За ними, сладко зевая, брел Интроверт Сонный. Были тут и знатные амбинцы. Тристан узнал Бонвиванов, Тафгая Дюжего, который возвышался над остальными на добрых две головы, и Этассана. Коннетабль с улыбкой посмотрел на гобелен, за которым прятался Тристан. Замыкала шествие свита Гнусомунда — целый отряд рыцарей с черными скорпионами на доспехах во главе с Вандалом Коршуном.

Процессия вышла на балкон, и толпа, как по команде, зашлась аплодисментами.

Король выдержал паузу, дожидаясь, когда толпа смолкнет.

— Друзья, — траурным тоном произнес он, — мои верные подданные! Рыцари Амбинии, ученые, купцы и крестьяне с ремесленниками! Сегодня мы собрались здесь, чтобы присутствовать при радостном событии. Я выдаю свою единственную дочь замуж за человека достойного, смелого и благородного. Вы все его знаете, это Гнусомунд, нолус Холмистого княжества. Он выиграл Турнир Великого Подвига, принес во дворец знаменитый Талисман и заслужил великую честь стать моим зятем.

Харибда едва заметно махнула рукой, и по толпе прокатилось громогласное «ура».

— Через несколько минут я соединю руку моей дочери с рукой нолуса Гнусомунда. Если кто-то знает о каком-либо обстоятельстве, которое может помешать этому браку, пусть скажет сейчас, ибо потом будет уже поздно.

По интонации, с которой говорил король, было ясно: он очень надеется, что такое обстоятельство найдется.

— Вовсе не обязательная часть! — пробормотала Харибда. — Давно пора ее исключить.

Алькорта бросила на Харибду такой лютый взгляд, что ту передернуло.

— Никто не желает? — с отчаянием в голосе спросил король. — Что ж, — он набрал в легкие побольше воздуха, — в таком случае…

— Я желаю! — воскликнул Тристан и вышел из укрытия.

Над площадью повисла мертвая тишина.

— Я Тристан Рыжий, Рыцарь Бедных, заявляю, что Гнусомунд Каверзник — трус и обманщик. Он не выигрывал Турнир и не добывал Талисман. Он не имеет никаких прав на руку принцессы.

Харибда вновь сделала едва заметное движение рукой. Толпа неодобрительно засвистела.

— Опять! — воскликнула она. — Ваше величество, прикажите немедленно убрать отсюда этого оборванца, его присутствие оскорбляет меня и всех амбинских рыцарей. К тому же, если мне не изменяет память, он должен сейчас болтаться на виселице.

Король устремил на Тристана взгляд, полный тоски.

— Почему это, княгиня, вы называете рыцаря Амбинии оборванцем? — Тишину нарушил приятный голос Этассана.

— Любезный князь Этассан, — едва сдерживая гнев, сказала Харибда, — вас не было тут, когда мы выяснили, что этот человек — отъявленный лгун. Он крестьянин без роду без племени.

— Зато вас, — безмятежно ответил Этассан, — не было в суде, где этот крестьянин без роду без племени был произведен в рыцари и стал кином Тристаном.

У Харибды отвисла челюсть.

— И кто же произвел его? — выдавила она. — Какой-нибудь приговоренный к колодкам свинопас?

— Нет, — покачал головой Этассан, — это сделал я.

— Это неслыханно! Ваше величество, кин Этассан просто издевается над вами и над всей Амбинией. Он производит в рыцари какого-то проходимца, чтобы женить его на вашей дочери!

— Он имеет на это право, княгиня, — с явным удовольствием ответил король.

— Я положу конец надругательству над древними традициями Амбинии! — вскричала Харибда. — Если латники не могут арестовать его, то это сделают мои люди. Свита моего сына еще не забыла, что такое уважение к закону. Кин Вандал, взять этого плута и вышвырнуть его с балкона!

Несколько рыцарей во главе с Вандалом дружно шагнули к Тристану с разных сторон.

— Назад! — осадил их чей-то голос, и те отпрянули.

Тристан не поверил своим ушам. Это был король.

— Только я, любезная княгиня, могу отдавать подобные приказы, — произнес Иаран спокойно и вежливо. — И раз уж кин Тристан произведен в рыцари, то, я думаю, не будет ничего дурного в том, чтобы выслушать его. Прошу вас, кин Тристан, говорите. Я был бы плохим отцом, если бы позволил своей дочери выйти замуж за недостойного человека, — король бросил суровый взгляд на Гнусомунда.

— Я уже говорил вашему величеству, — сказал Тристан, — что кин Гнусомунд обманом добыл тот золотой щит, который он держит в руках. Он украл его с поля боя. Я, однако, должен признать, что именно он доставил его во дворец. Это правда. Как правда и то, что этот щит не является Талисманом. Талисман принадлежит мне, и я стал его обладателем задолго до того, как вступил в пещеру дракона.

— Бред, — рассмеялась Харибда.

Она в третий раз сделала жест рукой, и толпа поддержала ее дружным гоготом.

Тристан дождался, пока толпа угомонится.

— Итак, — продолжил он, — я заявляю, что кин Гнусомунд — вор и лжец, а на его месте должен находиться я — как истинный победитель Турнира и владелец Талисмана.

— Секундочку! — Гнусомунд высунулся из-за спины матери. — Это пустые слова. Пусть этот человек предъявит Талисман, раз он дерзнул обвинить меня во лжи.

— Верно, — Харибда расплылась в отвратительной улыбке. — Бросаться словами может каждый.

Вместо ответа Тристан подошел ближе к краю балкона, облокотился на перила и громко свистнул. По толпе пробежал легкий ветерок, и в следующее мгновение из нее рысцой выскочил И-гуа. Люди, не понимавшие, что происходит на балконе, шарахались в стороны. Конь подбежал к ограде и громко заржал, давая понять своему господину, что откликнулся на его зов.

— Вот Талисман, — сказал Тристан, указывая на И-гуа.

Все онемели. Однако по лицам придворных можно было прочесть их мысли. Этассан улыбнулся, но его улыбка тут же потонула в пышных серебряных усах. Харибда презрительно хмыкнула, Гнусомунд с трудом сдержал смешок, а король опустил глаза.

— Вы хотите убедить нас, что Талисман — это лошадь? — спросил он с явным разочарованием.

Король переводил взгляд с Харибды на Тристана, который тоже слегка растерялся. Теперь он ждал поддержки от Этассана, но тот почему-то молчал. Пауза не длилась и нескольких секунд, но, пока Тристан и Харибда готовились к решающей схватке, Гнусомунд тихо подкрался к Алькорте и схватил ее за руку.

— Я, Гнусомунд, нолус Холмистого княжества, объявляю себя женихом Алькорты, принцессы Амбинии. И да будет крепок наш союз сегодня, через год и во веки веков!

И тут произошло нечто совсем уж невероятное. Алькорта схватила Гнусомунда за запястье свободной рукой, развернулась под его плечом и, сделав какое-то неуловимое движение, выпрямилась. Нолус же растянулся на полу на обеих лопатках.

— Отец, — сказала Алькорта, разделавшись с Гнусомундом, — неужели нельзя провести испытание?! Кин Тристан утверждает одно, кин Гнусомунд, точнее его мать, — другое. Разве нет у нас способа проверить? Или я, наследная принцесса Амбинии, должна вечно терпеть это унижение?! Поставь себя на мое место. Я стою перед нашим народом и жду, когда решится моя судьба, которая находится в твоих руках. А ты, вместо того чтобы принять решение, медлишь и позволяешь человеку, который еще не назван моим женихом, брать меня за руку!

— Верно, — встряхнулся король. — Я немедленно прикажу доставить сюда Жезл Истинного Слова. Каждый из рыцарей принесет клятву, и мы узнаем, кто говорит правду.

— Ваше величество, есть способ лучше и быстрее. — Тристан вынул из кармана флакончик, который дал ему Этассан. — Это драконьи слезы. Тот, кто сделает хотя бы глоток, солгать не сможет.

— Да будет так, — сказал король. — Кин Гнусомунд, соблаговолите подняться с пола и испить драконьих слез.

Гнусомунд, кряхтя и стеная, поднялся на колени. Вид у него был жалкий. Руки тряслись, на лице застыло выражение невыносимого страдания.

— Кин Тристан, — сказал король, — сначала вы.

— Нет уж, сначала мой сын! — Харибда вырвала флакончик из рук Тристана и, развернувшись, поднесла его Гнусомунду, который только встал на ноги. Но флакончик вдруг выскользнул из ее пальцев, звякнул о каменный пол и разлетелся на тысячу осколков. Маленькая лужица драконьих слез медленно растеклась по балкону.

— Ой! — с притворным смущением воскликнула Харибда. — Простите, я такая неуклюжая…

— Ну уж нет! — вскричала Алькорта. — Ты сделала это нарочно, ибо всем ясно, что твой сын врет!

— Ваше высочество, — возмутилась княгиня, — даже вы обязаны обращаться ко мне на «вы».

— Я буду обращаться на «вы» к тем, кто этого заслуживает, а вас, будь моя воля, я уже давно бы заточила в Хельмхорт за предательство, измену и гнусную ложь!

Казалось, Алькорта вот-вот кинется на Харибду и вцепится ей в волосы.

— Молчать! — крикнул король. — Прекратите сейчас же! Я немедленно отправлю гонца в Палату Мудрых, чтобы он доставил сюда Жезл Истинного Слова.

— Нет, — крикнула в ответ Харибда, — я не собираюсь ждать целый час, пока сюда доставят эту железяку. Мой сын взойдет на амбинский престол, и мне плевать, хотите вы этого или нет! И поскольку вы упрямо не желаете отдавать ему руку принцессы, что сделало бы его вашим наследником, то я сама короную его!

Рыцари из свиты Гнусомунда разом обнажили мечи. Вандал Коршун шагнул вперед и оказался прямо перед королем.

— Это мои люди, — злорадно объявила Харибда, — будущие князья Амбинии! Моей Амбинии!

— Что это значит? — спросил король строго.

— Это значит, что вы низложены! Ваша дочь выйдет замуж за моего сына, и он станет новым королем Амбинии и основателем новой династии.

Тристан не раздумывая выхватил меч. В ту же секунду Этассан, Тафгай и еще несколько вельмож встали подле него, полные решимости защитить жизнь короля.

— Рад буду сражаться бок о бок с тобой! — прорычал Тафгай, глядя в глаза Тристану.

— И я, — спокойно улыбнулся Этассан.

— И я, — крикнула Инфанта и тоже встала рядом с ними.

— Инфанта, нет! — король схватил ее за руку. — Ты не будешь в этом участвовать.

Силы были неравны. Двадцать рыцарей Харибды против всего лишь шестерых защитников короля.

— Это государственный переворот! — победоносно воскликнула Харибда. — Сдавайтесь, и я, так уж и быть, пощажу вас!

По толпе, что собралась внизу, пробежал легкий ропот, а затем люди, выкрикивая слова поддержки в адрес короля и его сторонников, принялись кидать в Харибду и наемников комья грязи и камни. Тристан заметил среди них Форинта. Он кричал громче всех, заводя толпу, а один из пущенных им комков грязи пролетел над самым ухом княгини. Этот обстрел застал рыцарей скорпиона врасплох, но Харибда не позволила им растеряться.

— Взять их! — гаркнула она. — Кин Вандал, принесите мне голову этого никчемного короля!

Скорпионы опомнились и ринулись в бой. Тристан услышал громкий крик Тафгая и свист его молота, один из врагов упал, но натиск был слишком силен. Их вместе с Тафгаем и Этассаном буквально отбросило назад. Вандал Коршун занес над королем свой меч. В ту же секунду раздался громкий хлопок, и балкон заволокло густым едким дымом, в котором решительно ничего нельзя было разглядеть. Тристан слышал топот ног, звуки боя, крики, но совершенно ничего не видел. Он попытался продвинуться вперед, к королю, но это было невозможно. Рядом с ним кто-то упал. Дым становился все гуще и чернее. Тристан поворачивался из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит, но тщетно.

Когда дым рассеялся, все было кончено. Восемь людей Харибды были мертвы, остальные обезоружены. Вандал Коршун стоял на одном колене, зажимая рукой рану в боку. Лицо его исказилось от боли и гнева. Защитники короля обошлись почти без потерь. Тафгай был легко ранен в плечо. Лицо Вертопраха украшал длинный багровый шрам.

Харибда и Гнусомунд были окружены. Выглядели они довольно жалко.

— Любезная княгиня, — мягко сказал король, — боюсь, переворот не состоялся.

Харибда с трудом сдерживала ярость. Она убрала руку за спину, и до ушей Тристана донеслось странное шуршание.

— Каковы будут распоряжения, ваше величество? — спросил Этассан, кивнув в сторону пленных.

— Полагаю, им самое место в Хельмхорте. Княгиня, — обратился Иаран к Харибде, — хотите ли вы что-нибудь сказать перед тем, как отправиться в тюрьму?

Харибда схватила сына за руку и вдруг каркнула, словно ворона:

— Эменострал!

И, ко всеобщему изумлению, Харибда и Гнусомунд исчезли с балкона, оставив вместо себя лишь маленькое облако светящейся пыли.

— Свиток телепортации, — пробормотал Этассан. — Я должен был предвидеть…

— Слава королю! — крикнул чей-то громкий голос из толпы. — Да здравствует Иаран Десятый!

— Да здравствует Амбиния! Да здравствует принцесса Алькорта! Да здравствует кин Тристан, Рыцарь Бедных! — прокатилось по площади.

— Что ж, пора заняться приятными делами! — сказал король. — Кин Тафгай, ввиду того что генерал Фанфарон, как всегда, отсутствует в тот момент, когда он нужен, я поручаю пленников вашим заботам. Передайте их латникам и особенно присмотрите за кином Вандалом. Тем более что это вы так ловко ранили его.

Тафгай учтиво поклонился.

— Я еще доберусь до тебя! — Голос кина Вандала совершенно не соответствовал его внешности. Могучий рыцарь говорил тоненьким голосочком, что вызвало улыбку у всех, кто стоял на балконе.

Тафгай ничего не ответил, стремительным рывком он поднял раненого пленника с пола и почти вытолкал его с балкона.

— Теперь перейдем к действительно важным делам, — король взял руки Тристана и Алькорты.

— Ура-а-а! — донеслось снизу.

— Эй, приятель, — крикнул Тристану Вертопрах, — может, улыбнешься? А то ты какой-то грустный для такого момента.

— Ты женишься на принцессе, а не на кикиморе, — расхохотался Типун.

И Тристан наконец улыбнулся. Легко и безмятежно, как не улыбался никогда прежде. Теперь все точно осталось позади. Больше не нужно думать о кине Бутузе, наемниках, урлах, людоедах, ядовитой мгле, драконе, Хельмхорте и судье Коррадо. Они навсегда ушли из его жизни. Он теперь рыцарь, кин Тристан, который вот-вот станет женихом самой прекрасной принцессы на свете.

— Я так рада, что это именно ты! — прошептала Алькорта.

Толпа ликовала. Люди кричали что было мочи, подбрасывали в воздух шляпы, а пуще всех кричал и веселился Форинт. Потом он вдруг остановился, махнул рукой, и люди запели. Никто не пытался перекричать другого, напротив, каждый старался попасть в лад, чтобы не испортить песню.

Тристан почти не разбирал слов, и все же песня показалась ему очень красивой.

— Это я написал! — крикнул Вирель. — Мою песню поют люди. Я стал знаменитым менестрелем!

— Да, друг мой, — улыбнулся Этассан, — и я бы предложил тебе стать официальным менестрелем Лиги Леопарда. Если ты, конечно, согласишься!

— Спрашиваете! — вскричал Вирель. — А лютню вы мне дадите?

— Я не только дам тебе лютню, но еще и позабочусь о том, чтобы тебя научили на ней играть, — рассмеялся Этассан.

— Завтра же возьмусь за работу. — Вирель сиял от счастья. — Где там ваши архивы? Я воспою все подвиги Лиги Леопарда, которые еще не воспеты. Да и те, что воспеты, тоже воспою.

— Главное, не спеши, — сказал Этассан. — Времени у нас полно, ты все еще успеешь.

— Не спешить он не может, — улыбнулась Инфанта, — особенно если речь идет о песнях.

— Друзья мои, — снова заговорил король, когда песня кончилась. — По славной и древней амбинской традиции свадьба состоится ровно через год и один месяц после помолвки. То есть первого июля следующего года.

И толпа снова весело забурлила внизу.

— Ваше величество, — Тристану не давал покоя один вопрос, — получается, что я должен отдать вам И-гуа.

— Кого? — не понял король.

— Моего коня. Его зовут И-гуа. Он же Талисман.

— Зачем? — снова не понял Иаран.

— Затем, что по условиям Турнира я должен доставить Талисман во дворец и отдать вам.

— Нет, мой мальчик, только доставить, — ответил король, — ведь тебе он гораздо нужнее, чем мне.

И он снова поднял руки Тристана и принцессы, а толпа принялась кричать еще громче.

Тем вечером в Альденбурге и во всей Амбинии — по крайней мере, в тех ее уголках, где жили добропорядочные люди, — был большой праздник. Грандиозный пир состоялся и во дворце. Он продолжался очень долго, почти до самого рассвета.

Когда свечи во дворце погасли, а последняя карета отъехала от ворот, Тристан, Алькорта, Инфанта, Вирель и братья Бонвиваны спустились на конюшню. Лошади уже спали. Только И-гуа не смыкал глаз.

— Выходит, ты Талисман, — сказал Вирель и крепко обнял коня за шею.

— Я, честно говоря, не знал этого, — ответил тот важно, — до тех пор, пока кин Этассан не открыл мне глаза. Хм. Я только тогда и сообразил, почему живу так долго.

— Во всей этой истории много непонятного, — сказала Инфанта, — и есть вещи, от которых у меня голова идет кругом.

— Ты не одна, — подхватила Алькорта, — меня тоже мучают вопросы. Как может быть, что конь — это Талисман?

— Видите ли, ваше высочество, — ответил И-гуа, — то, что я Талисман, вовсе не мешает мне быть живой лошадью. Я такой же точно, как и все прочие кони. Только иногда со мной происходят очень странные вещи. До вчерашнего дня я не придавал этому значения.

— Но ведь ты был лошаком, — не выдержал Вирель, — причем моим лошаком. Я думал, что ты стал говорящим конем потому, что объелся волшебных ягод.

— Я тоже так думал, — ответил И-гуа.

— Получается, что и я был владельцем Талисмана.

— В некотором роде, Вирель! — В дверях конюшни стоял Этассан. — Я знал, что найду вас здесь, — сказал он, — и подумал, что у вас есть много вопросов, на которые вы будете искать ответы.

— Тогда я продолжу, — не унимался Вирель, — И-гуа принадлежал мне. В какой же момент он счел, что его хозяин — Тристан?

— Это одна из загадок, связанных с Талисманом, — ответил Этассан. — Он может долго храниться у кого-то, но в то же время не принадлежать ему. Ты был хранителем И-гуа, но не его владельцем. Потому что тебе не нужна была защита. А Тристану, решившему пуститься в опасный путь и рискнуть жизнью ради того, о чем человек его положения боится даже мечтать, Талисман был необходим. И так получилось, что он, сам того не зная, встретился с ним.

— Правильно, — кивнул Тристан. — Он спас нас от скваров.

— Да, — кивнул Этассан. — И как раз после этого он и превратился в говорящего коня.

— Но я все равно не был его владельцем, — сказал Тристан, — даже говорящий И-гуа принадлежал Вирелю.

— Я сам отдал его тебе, когда сказал, что он будет твоим боевым конем, — возразил менестрель.

— А почему Мудрые решили, что Талисман хранится в пещере дракона? — спросила Алькорта.

— Потому что они не до конца понимают, что такое Талисман. Мудрецы, среди прочего, занимаются поисками утраченных даров. Многие дары были найдены благодаря их трудам. Очевидно, они нашли свидетельство того, что Талисман пребывал в этой пещере. Наверное, это было последнее упоминание о нем в архивах. Вот они и решили, что он до сих пор там. Но дары — это необычные предметы, а Талисман — самый необычный из них. Он не валяется там, где его забыли, он живет своей жизнью.

— Я плохо помню события, которые произошли со мной до перевоплощения, — признался И-гуа. — Но, может статься, я раньше бывал в этой пещере.

— Но они ведь знали, что Талисман явится одному из участников Турнира, — не унимался Тристан.

— Я плохо разбираюсь в тайнах Палаты Мудрых, — ответил Этассан. — Возможно, у них есть способ обнаружить присутствие того или иного дара. Талисман в самом деле явился одному из участников — правда, до того, как он отправился на Турнир. Мудрые могли получить какой-то сигнал об этом и неверно этот сигнал истолковать.

— И все же, — продолжал Тристан, — даже когда я стал владельцем Талисмана, он не очень-то меня защищал. Я чуть не утонул, получил удар дубиной от людоеда и едва не умер от яда Глуншула.

— Но ведь не умер же, — улыбнулся Этассан. — Талисман не дает сверхзащиту, но его хозяин в итоге остается цел и невредим. Молот Тафгая мог сбить тебя с ног и даже переломать тебе кости, но ты оправился бы. Другое дело, что нам повезло и этого не случилось.

— Ну, хорошо, — Инфанте не терпелось задать свой вопрос. — Давайте теперь поговорим об этом черном облаке.

— Харибда очень хитра, а вот знаний истории ей не хватает, — сказал Этассан. — Династию Вальсангов защищает очень древняя магия. Короля нельзя низложить или свергнуть без особых к тому причин. Против ваших предков, ваши высочества, составлялись сотни заговоров, но все они терпели крах, ибо первый из Вальсангов защитил королей от козней их окружения.

— Выходит, то облако было магией, которая защищает моего отца? — спросила Алькорта.

— Да.

— Значит, планы Харибды в любом случае потерпели бы крах? — спросил Тристан.

— Нет, увы, — покачал головой Этассан. — Если бы Гнусомунд стал женихом принцессы, то древняя магия не смогла бы помешать планам княгини.

— Почему же?

— Он стал бы мужем принцессы и наследником трона. Магия защищала бы его, как одного из Вальсангов. Как ни печально, всевозможные подлецы и злодеи нередко добирались до власти с помощью Турнира. Они женились на принцессах, становились наследниками короля, ибо трон передается только мужчинам, принимали имя Вальсангов, а затем, взойдя на престол, начинали вершить зло. Бывало и хуже. Случалось, что Турнир выигрывал благородный рыцарь, но позже власть и корысть превращали его в законченного мерзавца.

— Значит, такое может случиться и со мной? — Тристан был очень удивлен.

— Нет, — сказал Этассан, — за все время Турнира ты ни разу не думал о богатстве и власти. Тобой двигало самое светлое, самое прекрасное и самое лучшее чувство на свете. Даже не одно, а два — любовь и дружба. Они посильнее любой магии, любого заговора и любого людоеда.

— Я же не был рыцарем.

— Рыцарь — это не воин в латах, который размахивает мечом, рыцарь — это тот, кто приходит на помощь слабым, тот, кто готов рискнуть жизнью ради другого, наконец, тот, кто хочет совершить нечто доброе и хорошее.

— Я всегда это говорила, — подхватила Инфанта. — Эти древние законы — полная чушь.

— Абсолютно с вами согласен, ваше высочество, — улыбнулся Этассан.

— И Турнир этот тоже, — возмущалась Инфанта. — Почему принцесса не может сама выбрать себе мужа? В конце концов, женщины тоже люди. Почему за них все решают мужчины?

— Я отменю его, когда стану королевой, — сказала Алькорта и весело улыбнулась.

— И это, возможно, будет очень даже правильно, — ответил Этассан.

— Но почему отец не сделает всего этого? — продолжала Алькорта. — Он ведь терпеть не может все эти немыслимые традиции и порядки. Он был ужасно опечален, когда Тристан попал в Хельмхорт, но все равно позволил отдать его под суд. Он страшно не хотел, чтобы Гнусомунд стал моим мужем, но почему-то палец о палец не ударил, чтобы воспрепятствовать этому браку.

— Не сердитесь на вашего отца, — мягко сказал Этассан. — Короли, даже самые добрые и честные, могут далеко не все. Ваш отец сам когда-то выиграл турнир, но до сих пор он ощущает шаткость своего положения.

— Дядя выиграл Турнир? — вырвалось у Инфанты. — То есть он не…

— Не Вальсанг, — закончил за нее Этассан. — Он стал королем, женившись на принцессе.

— Ну и что? — не поняла Алькорта. — Ведь он же король и обладает огромной властью.

— Это не совсем так, принцесса, — объяснил Этассан. — Власть короля Амбинии держится на вельможах, и с ними ему приходится быть осторожным. Особенно если сам король не принадлежит к династии Вальсангов по крови, а лишь породнился с ней. Его величество не может портить отношения со своими вельможами, даже если очень хочет осадить их, потому что, если король начнет менять порядки по своему усмотрению, может разразиться самая настоящая война. Так что ваш отец, принцесса, вовсе не трус, наоборот, он осторожный и мудрый правитель, который делает для Амбинии все, что в его силах. Из-за этого ему и приходится терпеть Турнир Великого Подвига, бесчинства в Хельмхорте и судей, вроде любезного кина Коррадо.

— Кин Этассан, я все думаю о своем мече. Он ведь тоже не совсем обычный, — сказал Тристан.

— Именно, — улыбнулся коннетабль. — Ты держишь в руках меч кина Эгланда.

Тристан потерял дар речи.

— Это его навершие висит во всех амбинских гостиницах? — воскликнул Вирель.

Все засмеялись.

— Именно, — подтвердил Этассан. — Только не спрашивайте меня, как он попал к крестьянам, я этого не знаю.

— А это что? — Тристан вынул из-за пазухи камень, найденный в Дремучем лесу.

— Это мое! — вскричал Типун. — Это мамин подарок.

— Нет, это мой мамин подарок, — перебил его Вертопрах.

— Нет, мой!

— Нет, мой!

— Стоп, — остановил их Этассан, — давайте по порядку. Тристан, где ты нашел этот камень?

— В Дремучем лесу.

— Значит, все-таки мой! — захлопал в ладоши Типун.

Тристан вернул ему камень.

— Ну, Вертопрах, кто из нас растяпа?

— Ты.

— А вот и нет, потому что у меня мамин подарок есть, а у тебя нет.

Типун показал брату язык, но тот ничуть не обиделся.

— Осталось выяснить последнее, — сказала Инфанта. — С чем мы столкнулись в Мертвом Проходе? Даже кин Бедивер и мудрый Хилон не знают, что это было.

— У меня тоже нет ответов, — молвил князь. — Хотя эта история чрезвычайно взволновала и встревожила меня. Нет сомнений, что вы встретили какое-то очень древнее зло, чья темная магия наводнила Проход, сделав его самым мрачным местом в Амбинии. Но кто это, я не знаю.

— А есть ли способ узнать это? Кин Этассан, только вы можете мне помочь.

— Ответы на такие вопросы могут быть только в Древнем архиве, — покачал головой коннетабль. — Но, как ты знаешь, попасть туда не так уж и просто.

— О, я найду способ, — Инфанта лукаво улыбнулась. — Пока Тристан с Алькортой будут готовиться к этой нудной свадьбе, я придумаю такой план…

— Все бы тебе придумывать планы, — расхохотался Вирель.

— Мне пора, — сказал Этассан. — Кстати, благодаря наемникам Турнир оказался едва ли не самым мирным за всю историю. Лишь один из его участников погиб.

— Кто же? — спросил Вирель.

— Глуншул, дуралей, — ответила Инфанта.

— Да-да, — кивнул Этассан, — плюс еще особая история с Розе-Муром.

— А что с ним случилось? — не без интереса спросила Алькорта.

— Судя по всему, ваше высочество, по пути он встретил одну прекрасную крестьянку и так и остался гостить в доме ее отца.

Друзья опять весело рассмеялись.

— Минуточку, кин коннетабль, — остановила Этассана Алькорта, — я хотела еще кое-что спросить. О проклятии. Раз я теперь обручена с Тристаном, значит, оно на меня больше не действует?

Этассан покрутил ус.

— Ваше высочество, — сказал он негромко, — никакого проклятия не существует.

— Что??

— Характер принцесс не портится под воздействием черной магии, и старая колдунья Карабосса с ее печальной историей тут ни при чем. С вашим характером все нормально. Просто кончилось детство.

Алькорта покачала головой, остальные замерли.

— Короли с древних времен не могли понять, что происходит с их дочерьми в шестнадцать лет, когда они, по законам Амбинии, становятся совершеннолетними. Они всякий раз ломали голову, что случается с их чудесными маленькими дочками, которые вдруг начинают дерзить, перестают слушаться и ведут себя заносчиво и своенравно. Так и родилась легенда про Карабоссу и ее проклятие. Но на самом деле то, что происходит, вполне естественно. Вы просто взрослеете. Взрослеть очень трудно, особенно если рядом нет никого, кто мог бы поддержать и успокоить. К счастью, у вас есть Тристан, принцесса Инфанта и много друзей. Полагаю, вам нечего опасаться.

С этими словами Этассан скрылся в темноте, оставив ошарашенную Алькорту в полном недоумении.

— Тролль знает что, — разозлилась она. — Выходит, вовсе незачем было устраивать Турнир.

— Что сделано, то сделано. — Тристан взял ее за руку. — Или ты хочешь расторгнуть помолвку?

Алькорта посмотрела на него внимательно и нежно.

— Ни за что! — сказала принцесса и крепко стиснула руку Тристана.

Алексей Дурново — журналист, спортивный обозреватель радиостанции «Эхо Москвы», ведущий авторской передачи о футболе «Финт Зидана» и передачи «Футбольный клуб» на Эхо Москвы, главный редактор сайта Diletant.media. Его дебютная книга «Мяч в игре!» принесла ему победу в Национальном конкурсе «Книга года 2018».

Оглавление

Персонажи

Глава первая. Побег

Глава вторая. Город Двенадцати Мостов

Глава третья. Принцесса Алькорта

Глава четвертая. Рыцарь Бедных

Глава пятая. Турнир Великого Подвига

Глава шестая. Заговор

Глава седьмая. Живокарта

Глава восьмая. Дремучий лес

Глава девятая. Хижина-возле-Ельника

Глава десятая. Вересковые топи

Глава одиннадцатая. Великий Вояка

Глава двенадцатая. Крепость Заболотье

Глава тринадцатая. Мертвый Проход

Глава четырнадцатая. Шепот

Глава пятнадцатая. Дракон

Глава шестнадцатая. Битва

Глава семнадцатая. Возвращение

Глава восемнадцатая. Хельмхорт

Глава девятнадцатая. Суд

Глава двадцатая. Талисман