Женщина, которой я была раньше [Джерри Лин] (fb2) читать онлайн

Джерри Лин Женщина, которой я была раньше

Gerry Leen — "The Woman I Used to Be"   

© 2014 by Gerry Leen — "The Woman I Used to Be"

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2022

 https://vk.com/litskit

Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям. 

* * *

Я сажусь в удобное кресло, которое, как мне говорили, никогда не было моим любимым, и наслаждаюсь неожиданной тишиной в доме. Все ушли. Мне настолько лучше, что они считают безопасным оставить меня одну. На самом деле, мне не совсем лучше — если лучше — это когда ко мне возвращаются воспоминания, — то я просто научилась притворяться и заполнять пустые места фантазиями. Должно быть, у меня было много разнообразных примеров.

Я смеюсь над этим: безумные способности. Это забавная формулировка, если только вы не чувствуете, что теряете рассудок, тогда не очень. Но еще забавно, что я это осознаю и понимаю — такие глупые моменты, когда я понимаю что играю какую-то роль в безумной пьесе — приходят сами собой. Они проносятся в моей голове, как будто язык и память совсем не связаны. Но я знаю, что это так. Как только я пытаюсь заговорить с Натаном или Луизой, мои слова сбиваются. Я пытаюсь найти имена, идеи, основные утверждения или вопросы, а они, как зыбучие пески, засасывают меня в омут непонимания, пока я пытаюсь сформировать законченные предложения так, как это сделала бы она.

Она. Я. Все это сложно.

Меня зовут Сюзанна. Очевидно, мне никогда не нравилось это имя, по крайней мере так утверждает женщина, которая говорит, что она моя мать. Карла — я называю ее так, и она хмурится. Но мне кажется неправильным называть ее мамой. Разве я не должна что-то чувствовать к ней, если она моя мама? Неужели я не должна чувствовать что-то родственное, кроме этой всепоглощающей паники? А еще это странное чувство, что я разочаровываю их всех: мою мать, моего мужа, мою дочь.

Луиза, по крайней мере, похожа на меня. Я ничего не чувствую, когда смотрю на нее, но я могу логически увидеть сходство, и могу определенно сказать: да, вероятно, я внесла свой вклад в ДНК этой молодой женщины.

Но Натан. С его печальными, умоляющими глазами. С его очень терпеливым и понимающим голосом. У меня такое чувство, что он не совсем в моем вкусе, хотя я не могу сказать, кто в моем вкусе.

Но мне часто снится другой мужчина. Он высокий, с кожей цвета красного дерева, отчасти из-за генетики, отчасти из-за пребывания на солнце. Откуда я это знаю? Я не знаю его имени, только его лицо, только его руки, поднятые вверх, когда он говорит мне что-то, чего я не могу услышать. Я никогда не услышу его слов, но я все равно чувствую подъем сил. Он вдохновляет меня.

Пока я не просыпаюсь и не понимаю, что ему нет места в реальной жизни.

Я спрашивала Натана и Карлу об этом человеке — в самых общих чертах. Я могу сказать, что им больно, когда я не помню нужных вещей, но им также нравится, когда я проявляю интерес к своей жизни. Они не помнят никого, кто бы подходил под описание темного человека. Я спрашивала и у домашнего Искусственного Интеллекта, встроенного в наш супер современный дом. На всякий случай, если мы никогда не встречались с этим человеком — или если у меня был роман на стороне — всегда лучше знать заранее. ИИ дома не помнит ни одного посетителя, подходящего под описание, кроме оценщика, который приходил в дом, когда мы думали взять еще одну ипотеку. Но на фотографии, которую вывел ИИ, был не мужчина из моих снов.

— Сюзанна?

Голос домашнего ИИ больше меня не пугает, я запрограммировала его на мужской голос, когда я бываю дома одна, я настроила ему глубокий бархатный баритон, резонирующий с внутренней болью — всегда приятно с кем-то поговорить, особенно если не задумываться, что общаешься с бездушной машиной. Так же я представляю себе голос темного человека, если бы я только могла услышать, что он говорит в моем сне — он предупреждает, зовет, просить остаться? Не знаю.

ИИ — мой лучший и пожалуй на данный момент единственный друг. Он знает меня лучше, чем я сама, и, похоже, он также знает меня лучше, чем моя семья. ИИ зовут Дрю. Забавное имя. Луиза назвала его так, когда мы только переехали в этот дом, по крайней мере мне так сказали. Она хотела, чтобы имя могло быть мужским или женским. Когда я не одна, ИИ говорит заботливым женским голосом, похожим на голос бабушки. Он сказал мне, что Луиза выбрала голос по умолчанию. Он также сказал мне — когда я спросила, — что это идея Натана.

Я предполагала, что он заставит ИИ звучать знойно, сексуально. Это заставило бы меня чувствовать себя менее виноватой в том, что мне снятся мужчины, которые не являются моим мужем, которого я не могу вспомнить.

— Дрю, ты уверен, что я жил здесь до крушения шаттла?

Я задаю этот вопрос уже не в первый раз. Возможно, я продолжаю надеяться на другой ответ. Хотя разве это не является признаком сумасшествия?

— Да, вы жили здесь до крушения шаттла.

Мне нравится, как он отвечает. Без колебаний. Никаких оправданий и сомнений. Только правда. Сухая информация.

— Сюзанна, почему ты все время спрашиваешь об этом?

Я глубже вжимаюсь в кресло, делая себя маленькой, желая исчезнуть.

— Мне здесь не уютно. Или мне просто кажется что это не мой дом.

— Доктор сказал, что нужно время для адаптации.

— Я знаю. Но от этого не легче.

Я слышу жужжание руки Дрю, разворачивающейся с потолка. Механические пальцы подхватывает плед с дивана и переносят его, аккуратно укладывая на мои колени.

— Мне не холодно.

— Ваши показатели говорят об обратном.

Я сдаюсь и укутываюсь в теплый плед. Это белая ворсистая шерсть. Натан сказал, что я вязала его в одном очень скучном путешествии. Я, конечно, этого не помню. Я закрываю глаза и пытаюсь вязать, пытаюсь позволить мышечной памяти взять верх, но мои пальцы больше похожи на палки, страдающие тиком, чем на руки, умеющие вязать. Я нюхаю плед, пытаясь уловить запах его хозайки. Чувствуется слабый аромат духов. Тот же самый парфюм что стоит на моей тумбочке в спальне, которую я делю — или раньше делила — с Натаном.

Дело в том, что я не выношу этот запах. Пряные травы, резкий и держится очень долго. Натан говорит, что я пользуюсь им каждый день, и это единственные духи на моем рабочем месте, но все равно от этого запаха меня слегка тошнит.

Почему я ненавижу его сейчас? Какая часть памяти может контролировать реакцию на запахи?

После аварии у меня были обширные травмы головы. Я знаю об этом, потому что лежала одна в кабине, погребенный под обломками здания, в которое мы врезались. Это я действительно помню, это мое первое воспоминание. Мое рождение, если хотите. Пришла в себя в одиночестве, если не считать лежащего рядом тела — второго пилота, как мне сказали позже, — и я ждала, что кто-нибудь найдет меня, откопает. Почему-то уверенность что меня найдут была очень сильной. Это было не просто надежда — это был факт. Меня ищут.

Натан сказал мне, что врачи практически не давали мне шансов выжить.

Я не знаю, почему мы разбились. Я не знаю, была ли в этом моя вина. Это преследует меня, когда я сижу в одиночестве и пытаюсь восстановить картину происшествия.

Дело в том, что если я закрою глаза, позволю мышечной памяти взять вверх, я смогу почувствовать управление шаттлом. Я тянусь к переключателям и кнопкам, нажимаю на ручки над головой, которые управляют всеми видами маневрирования, остатками топлива, небольшими навигационными изменениями. Я помню это в мышечной памяти моих рук. Я могу представить себе наушники, которые плотно прижимаются к моим ушам. Темные очки, которые мы все надели, как только вышли в атмосферу, отчасти потому, что это был шок после пребывания в космосе, но в основном потому, что так мы выглядели чертовски круто.

Я нашла в доме запасную пару — мои очки были разбиты и валялись в кабине, почти такие же поломанные, как и я, — и примерил их. Они показались мне знакомыми — они тоже выглядели правильно, глаза, невидимы в затемненных линзах. Спрятаны. Неузнаваемы. Все выглядят одинаково в летных костюмах. Волосы должны быть убраны в пучок, если вы носите их длинными. Летная фуражка. Солнцезащитные очки. Темно-синяя форма, накрахмаленная, достаточно свободная, чтобы скрыть фигуру. Обычно мужчин можно отличить от женщин, хотя бы по росту и массе. Но одну брюнетку от другой отличить сложно.

За исключением того момента, когда они поднялись в воздух. Когда они начали летать. У каждой были свои маленькие привычки. Я была известна тем... Почему я не могу вспомнить эту часть? Я снова тянусь вверх, как будто я в кабине, нащупываю рычаги управления, практически вижу их, когда закрываю глаза.

— Я хороший пилот, Дрю?

— Определите слово "хороший".

Я улыбаюсь. Он хитрый, наш Дрю. Но и точный. Он может измерить добро в количестве рейсов, выполненных в срок, в количестве пассажиров, которые жаловались на обслуживание, в зазубринах на фюзеляже, в том, сколько топлива я израсходовала. Я знаю это, потому что мы уже проходили эти вопросы, Дрю и я.

Всегда, когда других нет дома. Интересно, говорит ли ИИ им о том, что я спрашиваю о таких вещах?

— Учитывая мой послужной список и количество полетных часов, ты можешь предположить, что я разобью шаттл на среднестатистическом, обычном подходе к космодрому, куда я прилетала и улетала сотни раз?

— Нет. С вероятностью 90%.

Каждый раз один и тот же ответ.

— Можешь проанализировать обломки и выяснить...

— Доступ к файлам Пандоры заблокирован.

Это тоже его стандартный ответ. Я думаю о новом вопросе. Интересно, знают ли члены моей семьи об мои расспросах? Быстрей всего нет. Каждый раз я формулировала вопрос как гипотетический. Это не должно вызывать подозрений. Только если ИИ не рассказал об этом сам. Например, Натану, за чашкой кофе.

Я наклоняюсь вперед, плед, который я якобы не удержала, соскальзывает с меня на пол.

— Зачем я это сделала?

— Потому что...

Наступает долгая пауза. Похоже ИИ не хватает слов, но он был запрограммирован быть чувствительным, иметь такт.

— Скажи это, Дрю. Произнеси это. Я специально бросила этот дурацкий плед!

— Вы несчастны. Вы сопротивляетесь своей семье. Вы изолируете себя внутри разума, который, возможно, никогда не восстановит старые воспоминания. Ваше будущее заключается в создании новых воспоминаний, но как вы можете это сделать, когда вы так... одиноки?

— Что-то не сходится, Дрю. Откуда такие познания?

— Так вы отмечали это раньше.

— Я была здесь раньше? С тех пор, как Натан купил дом.

— Да, Сюзанна.

Я натягиваю на себя халат. Теперь мне всегда холодно. Дрю был прав. Меня что-то знобит или трясет.

— Ты можешь лгать, Дрю?

— Если потребуется.

Этот ответ я получаю каждый раз, когда спрашиваю. И у меня не хватает духу или, может быть, смелости спросить, что заставляет ИИ лгать.

— Я устала.

Свет в доме сразу потускнел. Из динамиков в потолке доноситься голос:

— Спокойных снов.

Я не спорю. Я просто ложусь на диван, закутываюсь обратно в плед и стараюсь не обращать внимания на духи — как мне вообще мог нравиться этот аромат, такой резкий? До меня доносится другой запах, цитрусовый и хвойный, как холмы... где? Я засыпаю, пытаясь вспомнить, и мои сны — это отрывки жизни, которые не имеют смысла, и, к сожалению, не дают мне ответов, о том кто же я такая.

* * *

Я смотрю в зеркало. Прошло три месяца с тех пор, как я очнулась на больничной койке и увидела, что вокруг меня сгрудились незнакомые люди. Незнакомые люди смотрели на меня с такой любовью и надеждой, что я тихо произнесла:

— Вы ошиблись кроватью.

Эти слова отдаются эхом, и я чувствую воспоминание и пытаюсь его поймать.

Это неправильно. Доктор Хэндли сказал не торопить меня, пусть они приходят и эти эмоции будут способствовать восстановлению. Я знаю, что мое сердце бьется слишком быстро, поэтому я закрываю глаза и медленно дышу. Я возвращаюсь на больничную койку и представляю, что открываю глаза, чтобы увидеть их троих — Карлу, Натана и Луизу.

Я уже успела привыкнуть и насмотреться на Карлу и Натана, но Луиза — такая милая девочка, готовая оставить детство позади, но все еще нуждающаяся в матери. Она единственная кто мне нравиться по настоящему.

Девочкам всегда нужна мама.

Но если это так, почему Карла не нужна мне больше?

Я вижу их лица и говорю вслух:

— Вы ошиблись кроватью.

Воспоминание витает в воздухе, и я заставляю их рассеяться как дым. Я слышу голос, напряженный, мужской и полный ненависти.

— Что ты говоришь, дорогая. Это же мы!

Кто мы? — хочется закричать мне. Но вместо этого я закрываю глаза. Открываю, а троица счастливых людей все еще стоит перед кроватью с тоской во взгляде.

— Сюзанна, твой пульс резко участился. Ты в порядке?

Дрю звучит обеспокоенно. Его голос так отличается от того, который я только что слышала. Голос Дрю заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

Так, как всегда делал Мэтью. Мэтью?

— Вы перепутали кровать, — говорю я снова, поскольку это, похоже, является спусковым крючком, но больше ничего не приходит.

Затем я слышу, как открывается входная дверь, и Дрю сообщает мне — своим бабушкиным голосом — что Луиза дома.

Она входит и кричит:

— Мама?

— Сюда.

Я жду, притягивая ее к себе, чувствуя что-то настоящее и истинное, когда обнимаю ее. Дети — величайшее благословение. Мэтью всегда так говорил, но мы больше не пытались, не после смерти Кейт.

Кейт. Я крепче прижимаю Луизу к себе. Я зарываюсь носом в ее длинные каштановые волосы. Ее шампунь пахнет вечнозеленым деревом и мятой. А должен быть клубничным.

Кейт всегда любила этот аромат.

— Мама? Что случилось?

Я отталкиваю ее от себя.

— Ты... ты не моя дочь!

Она хмурится.

— В смысле?

— У меня есть дочь. Но она не ты. Ее зовут Кейт. И она блондинка, а не брюнетка.

— Ты говоришь бессмыслицу...

— Она моложе тебя. Почему я не могла вспомнить это раньше? Она любила бегать на улице. Она была на улице, когда упал беспилотник. Точно!

— О Боже.

Я опускаюсь на пол, снова видя свою дочь, лежащую у меня на руках, ее кровь течет по мне. Я бы отдала ей все свое, если бы могла спасти ее. Она умерла до прибытия помощи. У меня на руках, истекая кровью.

— Мы жили вдали от сети? Это не мой дом!

— Да. — Луиза больше не звучит как молодая девушка. Ее голос меняется, превращаясь в мужской голос, который мне не нравился. Горький, злой, полный ненависти.

Я открываю глаза, готовая убежать, но Луизы нет. Дом пуст. Все исчезло. Окружающая меня обстановка покрывается рябью и постепенно трансформируется, пока не приобретает новые очертания. Теперь я сижу в маленькой белой комнате, пространство настолько тесное, что между стенами и креслом, к которому я пристегнута, всего около трех футов. Холодно, и комната напоминает мне челнок с его запахом переработанного воздуха.

— Что происходит? Где я?

— Никогда твой муж не вытаскивал тебя из этого состояния. Всегда девушка, — голос мужчины звучит весело, но почему-то совсем не радует.

— Вытаскивает меня из чего?

— "Жизнь Сюзанны". — Он смеется, и я пытаюсь повернуться, но меня удерживают ремни. Трубки, кажется, что-то вводят в мои вены, руки онемели от неудобного положения. Я не могу пошевелить ногами.

Как долго я здесь сижу? Что это? — это вопрос, на который я не думаю, что получу ответ, поэтому я спрашиваю:

— Кто ты?

— Зови меня Дрю.

— Наш искусственный интеллект?!

— Охранник. Здесь, в тюрьме. Мы это уже проходили, конечно. Много раз.

— Что?

Я чувствую, что мое сердце бьется быстрее, и пытаюсь освободиться от ремней, но не могу заставить свои руки не только дрожать.

— Вы убили Сюзанну и захватили ее шаттл, "Пандора". Вы обогнули космопорт и врезались на "Пандоре" в штаб-квартиру Министерства обороны. Это был самый крупный теракт за много лет.

Его голос стал маслянистым, как будто он переходит к той части, которая ему нравится.

— Помните, те люди, которые послали дрон, убивший вашу маленькую девочку? Слава Богу, там была только ваша семья. Беспилотник, так сильно отклонившийся от курса в густонаселенном районе, стал бы кошмаром для правительства в плане связей с общественностью. Пришлось бы многое объяснять.

— Мы хотели заставить вас заплатить!

Я сейчас вспоминаю. Память словно цунами возвращается ко мне, стремительно, обрывками фраз, движений, личных моментов. Мэтью и я, мы разработали план. Мэтью понимал, как работает Министерство. Я уже была пилотом, так что остальное было просто делом техники. Мы отправили наши статьи и наработки в либеральные СМИ, с задержкой, чтобы они появилась в общественном пространстве, сразу же после нападения. Весь мир должен был узнать, как погибла наша дочь, и на что мы были готовы пойти, чтобы добиться правды. Мы хотели раскрыть людям глаза на деятельность государства, действующего в ущерб собственным гражданам.

— Мэтью?

— Он умер в министерстве, как вы и планировали. Ты тоже должна была умереть, Клэр.

Клэр. Да, точно. Это мое настоящее имя. Не Сюзанна. Сюзанна была пилотом шаттла, который я угнала. Она ничего нам не сделала, кроме того, что ей не повезло выглядеть так похоже на меня в форме, что никто не заметил, что я заняла ее место. Но я не убил ее. И не стал бы. У нее тоже была дочь.

— Я... я не убивала Сюзанну.

— Конечно, нет. Мы нашли ее в подвале, где вы ее оставили связанной. А еще там была змея. Мы думаем, что когда она пыталась выбраться, она потревожила ее. И змея укусила. Она умерла медленно и в муках. Врачи не успели спасти ее. Яд распространился слишком быстро.

Я делаю глубокий, рваный вдох. Это не может быть правдой. Я не хотела, чтобы Луиза потеряла свою мать. Я была осторожна, когда связывала ее, знала, что домашний ИИ скажет ее семье, что она ушла в гости и до утра не вернется — Мэтью выбрал подвал, потому что домашний ИИ не распространялся на него. Семья найдет ее как только заподозрит что-то неладное, или просто когда спустится за чем-нибудь необходимым. Я бы никогда не убила мать. История со змеей не укладывалась у меня в голове. Нелепое стечение обстоятельств или хорошо продуманный план?

— Триста четырнадцать человек погибли из-за тебя, Клэр. Тебе очень не повезло, что ты выжила. — отвлек от размышлений голос Дрю.

— Зачем заставлять меня жить жизнью Сюзанны?!

— Жизнь Сюзанны подходит тебе больше всего и причиняет больше всего боли. Он говорит это с таким удовольствием, что у меня все внутри переворачивается.

— Как долго я здесь нахожусь?

— Время больше не имеет значения. Скажем так, некоторое количество дней, хорошо? Но ты всегда просыпаешься. В этом, собственно, и смысл. Позволить тебе жить в этой жизни, зная, что ты не принадлежишь себе. Найти путь обратно к себе, вспомнить что у тебя было что-то ценное, но оно всегда ускользает от тебя. И помогает в твоих изысканиях всегда Луиза. Она служит триггером твоей памяти. — Он смеется, и это смех человека, который целыми днями только и делает, что смотрит, как страдают люди. — Это всегда так забавно, когда ты понимаешь что происходит.

— Семья, а что с ними?

— Вы думаете, мы бы так поступили? Ваша настоящая дочь истекла кровью.

У меня начинает кружиться голова, и я слышу его голос, мягкий и сухой, как чешуя змеи.

— Клэр, я солгал насчет Мэтью. Он тоже здесь. Его задержали при подходе к министерству. Но ему нравится жизнь, которую он ведет. Он так хорошо устроился, что нам приходится будить его вручную, чтобы напомнить ему, зачем он здесь, чтобы он страдал, как и ты сейчас. Но он счастлив, Клэр. С кем-то новым. Со своей женой блондинкой, и милой дочкой.

— Готова поспорить, ты говоришь ему то же самое обо мне.

Он смеется.

— Ты говоришь это каждый раз. И каждый раз ошибаешься. Спокойной ночи, Клэр.

Я чувствую тяжесть, мои глаза закрываются, и я пытаюсь вымолвить:

— Он мечтает обо мне. Главное что он жив.

Но не могу. Язык не слушается.

Я Клэр. Я Клэр. Я Клэр. Я Клэр. Я повторяю это снова и снова в своем сознании, пытаясь саботировать любую технику, отправляющую меня обратно в мир Сюзанны.

У меня такое чувство, что я уже пробовала это раньше. Может быть, на этот раз получится. Задавать один и тот же вопрос, но каждый раз находить новый ответ. Опять определение сумасшествия. Но это все, что у меня есть.

Я Клэр.

Мир становится непроницаемо черным. А потом до моих ушей доноситься слабый звук монитора, который стучит вместе с моим сердцем.

Я открываю глаза, вижу трех человек, стоящих вокруг моей кровати, в их глазах любовь и надежда.

— Кто я, черт возьми, такая?

Оглавление

Джерри Лин Женщина, которой я была раньше