Поцелуй ягуара [Лора Ли] (fb2) читать онлайн

Лора Ли Поцелуй ягуара

Над переводом работали:

Перевод: Оксана

Редактор: Галина

Вычитка: Мария

Дизайн обложки: Кира

Пролог

Натали Риччи уставилась на высокую, внушительную фигуру, стоящую на пороге ее дома, и напомнила себе, что нужно дышать. Женщина, упавшая в обморок из-за загадочного, высокомерного, исключительно красивого мужчины, заслуживала того, что случилось бы с ней, пока она была бы без сознания. И что бы этот мужчина ни сделал, она хотела бы очнуться.

— Чем я могу вам помочь? — Натали откинула назад темную челку, которая оказалась у нее на лбу, и попыталась сдержать нервную дрожь, что завязалось узлом в ее животе. Высокий, смуглый и красивый, хорош, очень хорош, но этот блеск сильной мужской уверенности в его глазах предупредил ее, что мужчина слишком хорош для любой женщины, чтобы когда-либо комфортно себя чувствовать.

— Натали Риччи?

Даже его голос вызвал дрожь.

Заметного акцента не было, ноНатали довольно хороша в определении акцентов. Его голос хорошо поставлен, идеально звучит окутывая ее чувства, словно черный бархат.

Черные волосы, густые и блестящие, откинуты назад и связаны на затылке. Лицо падшего ангела спокойно, почти без эмоций, но эти глаза, глаза как изумруды, сверкали умом, чувственностью и искрой первобытной силы из-за его загорелого лица.

В этих глазах такжебыла тень. Скрытая боль, которую ее, женская, заботливая сторона, хотела бы игнорировать, но жаждала облегчить.

Темные джинсы, плотно облегающие мускулистые бедра, и темно-синяя рубашка из шамбре(прим. пер.:шамбре — ткань, похожая наденим, но куда легче итоньше), обтягивающая его мощную грудь. И ботинки. Поношенные, потертые и абсолютно мужские ботинки.

— Меня зовут Натали Риччи, — женщина прочистила горло, чтобы ответить ему; она должна была напрячь живот, чтобы остановить маленькие импульсы желания, которые атаковали ее лоно.

Фух, если когда-нибудь и появится мужчина, который сокрушит ее твердое самообладание, Наталиготова поспорить, что это будет этот мужчина. Она понятия не имела, что он делал у нее на пороге, но, если он что-то продает, она уверена, что готова купить все. Несмотря на пустой банковский счет.

Очень плохо. Она отреклась от мужчин. Пока не придумает, как играть в эту игру, как защитить свое сердце и свою независимость, мужчины ее не интересуют.

Как бы соблазнительно и сексуально не выглядел этот мужчина, она чувствовала, что он будет таким же властным, контролирующим и высокомерным, как и любой мужчина. Наверное, даже еще больше. Определенно больше, чем ее бывший муж, чьи порывы контроля разрушили их брак.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она еще раз, жалея, что не надела что-нибудь, кроме старых выцветших джинсов и слишком большой, забрызганной краской футболки брата.

Он медленно вдохнул, как будто уловил запах чего-то, что его заинтриговало.

— Мисс Риччи, меня зовут Сабан Бруссард, я представитель Совета Пород. Я здесь, чтобы обсудить ваше заявление на преподавание в Буффало-Гэп, — он вытащил тонкое удостоверение из кармана джинсов и раскрыл его. Значок правоохранительных органов Пород, его звание, и соответствующая информация, все было написано.

Женщина застыла в шоке. Шок, от звучания его имени, или того, как он произнес свое имя, Сабан, мягкая с, растянутаяa и бан в конце. Но то, что привлекло ее, и заставило чувства Натали полностью сосредоточиться — легкий намек на каджунский акцент в его голосе, хотя женщина была уверенна, что акцент еле заметен.

Если он — каджун, она просто потерялась. Если и есть какой-то более сексуальный акцент, то она не могла думать об этом в данный момент.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться, сосредоточиться на том, кто такой мужчина и откуда. Когда Натали это сделала, ее глаза расширились от шока.

— Я получила эту должность?

Она отчаянно хотела эту должность, что заставило ее дрожать, когда женщина заполнила заявление около года назад. Она знала, ее предупреждали, что тысячи и тысячи претендентов стоят в очереди на место преподавателя в маленьком городке неподалеку от штаб-квартиры Пород в Святилище.

Натали воспользовалась случаем, заполнила заявление и отправила его, молясь. Она молилась месяцами, и когда ничего не вышло, она вернулась к своей обычной жизни и попыталась придумать другой план.

— Мы можем поговорить внутри, мисс Риччи? — Сабан Бруссард повернул голову, посмотрел вдоль обсаженной деревьями улицы и поднял брови, смотря на жителей, которым удалось найти ту или иную причину, чтобы выйти на веранду или поработать на газоне. Нужно просто впустить его и покончить с этим.

Женщина прикусила губу, зная, какие пойдут разговоры.

— Входите, — она отошла в сторону, держа дверь открытой и позволяя ему войти в дом.

Он пах запахом гор, дикий и необузданный, темный и опасный.

— Спасибо, — Сабан кивнул, когда она вошла в маленькую кухню рядом с гостиной.

Натали упаковывала свои вещи, гостиная почти пуста и забита коробками, а не мебелью.

— Вы уже нашли другую работу? — Мужчина остановился в центре ее кухни и уставился на коробки.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Просто переезжаю в квартиру поближе к школе, где сейчас работаю. Мой бывший муж получит дом. А я — квартиру. И, надеюсь, немного тишины.

Сабан снова огляделся, сжав челюсти, прежде чем повернуться к ней.

— Меня послали сообщить вам об принятии на должность и сопроводить вас на встречу с лидером нашего прайда, КэлланомЛайонсом, — сказал он. — Я останусь, чтобы помочь вам закончить дела, прежде чем сопроводить в Буффало-Гэп.

Натали захотелось присесть, но она уже отдала стол и стулья дальнему родственнику, который недавно совершил огромную ошибку — женился.

— Как я получила эту должность? — Она смущенно покачала головой. — Мне сказали, что тысячи претендентов только и ждут, чтобы занять ее.

Его губы изогнулись.

— Полагаю, лидер прайда, КэлланЛайонс, заявлял, что было около сорока тысяч претендентов. Вы попали в список отобранных на первом этапе процесса отбора и сумели получить должность, мне сказали, что это было очень долгой, трудоемкой проверкой резюме всех претендентов. Поздравляю, мисс Риччи. Вы будете первым учителем, нанятым за последние семь лет.

Натали моргнула в ответ. Мужчина держался уверенно, его руки свободно покоились по бокам, его глаза, казалось, следили за всем, когда Натали посмотрела на него, уверенная, что она выглядит как психопатка.

— Как скоро вы будете готовы к отъезду? — Он снова огляделся вокруг дома. — КэлланЛайонс, лидер Совета Пород, завтра прибудет в столицуКолумбии(прим. пер.:округ Колумбия, США, округ штата Вашингтон, административным центром которого является город Дейтон), если вы согласнызанять должность и обсудить специфику работы, то нам нужно прибыть раньше него, чтобы завершить другие дела и подписать бесконечное количествобумаг, контракт и прочее, что связано с работой.

Натали растерянно покачала головой.

— Я думала, Породы не вмешиваются в Буффало-Гэп? Я где-то это слышала. Разве я не встречусь с кем-нибудь из Совета Образования?

— Нет, если вас наняли учить детей Пород. Эти дети очень хорошо защищены, и любой нанятый работник, в этом отношении, подпадает под попечительствоСовета Пород. Пока вся работа еще не до конца структурирована, Совет Образования дал добро Совету Породнанимать необходимый дополнительный персонал, — Сабан наклонил голову и смотрел, как женщина сжимает руками небольшую барную стойку, рядом с которой стоит, чтобы не упасть. — Вы все еще заинтересованы в работе, не так ли?

Она медленно кивнула.

— О, да, — Натали заверила его. — Я бы сказала, что это преуменьшение.

— Очень хорошо. Я надеялся, что мы сможем договориться о поездке в Колумбию сегодня днем, если это возможно? — Он оглядел кухню, его взгляд наткнулся на коробки. — Вертолет Святилища ждет нас на частном аэродроме за городом, чтобы доставить туда. Если, это приемлемо…

Его слова прервались, когда хлопнула входная дверь, ударившись о стену в маленьком фойе, через которое Натали впустила Сабана Бруссарда, и эхом разнеслись по почти пустому дому.

Прежде чем женщина успела сделать что-то большее, чем ахнуть, ее толкнули за барную стойку, и в мгновение ока Сабан оказался на другом конце комнаты, откуда-то вытащил оружие, когда пригвоздил ее бывшего мужа к стене и сунул дуло пистолета под челюсть Майка Клакстона.

Бледно-голубые глаза Майка расширились, а лицо побледнело от ужаса. Губы Сабана вытянулись, показались смертоносные клыки, а рычание доносилось из горла.

— Отзови его, — выдохнул Майк, его взгляд в отчаянии остановился на Натали, когда он выдохнул просьбу.

— Ради бога, отпустите его! — Натали прошлась по комнате, свирепо глядя на мужчину Пород. Очевидно, мужчина из Пород. Только у них есть уникальные, ужасающие, большие, мощные клыки, как у этого. — Он не опасен, он просто тупой. Черт побери, неужели я должна страдать от тупых мужчин?

Сабан убрал оружие, но неохотно. Он хотел нажать на курок. Хотел вырвать шею ублюдку и посмотреть, как он истекает кровью, попробовать его кровь, почувствовать ужас, который наполнит его, когда тот поймет, что смерть приближается.

Потому что дом пропах его запахом и в небольшой степени остался на женщине. Реакция была ненормальной. Это не часть того, кто или что он есть. Сабан не заботится ни ободной женщине, и ему, конечно же, все равно, какие мужчиныприкасаются к ним. До этой, Натали Риччи, брат которой называет ее комариком. И чья мать смеялась над ее детскими влюбленностями.

До этой женщины Сабан никогда не убил бы мужчину из-за женщины. Но из-за этой, он знал, что убьет любого, человека или зверя.

Собственнический инстинкт возрос за последние недели, во время его наблюдения за ней. Он видел, как она плакала на заднем крыльце после того, как этот ублюдок ушел из ее дома. Он слышал крики, стоя у ее задней двери и молился о контроле, чтобы потушить огонь злости внутри.

Темноволосый, слабый, полный собственной важности, Майк Клакстон не имел прав наего Натали, женщину Сабана, не имел причин дышать воздухом рядом с ней, находиться здесь, в этом доме, откуда она пыталась уехать, который Майкотобрал у нее при разводе.

— Отпустите его, пока я не вышвырнула вас обоих из дома и не лишила себя работы мечты. Вам не понравится, если мне придется это сделать.

Сабан взглянул на нее краем глаза, понимая, что тупица задыхается, его руки цепляются за запястья Сабана, пока тот крепко прижимает Майка к стене.

Женский гнев, разочарование и обещание возмездия наполнили ее взгляд и сделали то, что не могли сделать солдаты Совета, ученые или бешеные убийцы. Это вызвало в Сабане небольшую настороженность.

Если он хочет завоевать ее, соблазнить и украсть ее сердце, то нужно начать с того, чтобыженщина не расстраивалась из-за него, возможно, не испугалась его, может быть это было не самым мудрым решением.

Она выглядела разъяренной и свирепой, глаза цвета патоки, темные и золотые, метали молнии, когда Натали смотрела на него, требуя освобождения мужчины, чей запах был приторным и затхлым.

Сабан медленно отпустил Клакстона, не зная, почему сделал это, когда ему ничего не хотелось, кроме как раздавить его, и неохотно спрятал оружие.

— Считай, что это твой счастливый день, — сказал он другому мужчине, когда тот рухнул на пол, пытаясь дышать. — На твоем месте я бы ушел. Потому что я не милосерден или терпелив, когда дело касается дураков. В следующий раз, когда ты войдешь в ее дом, я бы посоветовал постучать.

— Знаешь, — сказала Натали строгим тоном и, возможно, чуть-чуть обеспокоенным. — У меня такое чувство, что мы с тобой не поладим, если это твое обычное поведение.

Сабан улыбнулся. Намек на клыки, выражение невинности, которое он видел, как другие мужчины принимали возле своих пар, когда им удавалось проверять границы терпения своих женщин.

— Мы прекрасно поладим, cher(прим. пер.:cher— дорогая, франц. яз.), — заверил он ее, прежде чем повернуться, не замечаяКлакстона и молясь, чтобы тот понял предупреждение. — А вот этот, возможно, имеет причины для беспокойства.

— Натали, кто это такой? — Клакстон держался за горло, глядя на Сабана.

Однако, в его глазах был страх, и Сабан позволил себе довольствоваться этим. Может быть, позже, сказал он себе, возможно, как только он займет свое место в сердце Натали, тогда он позаботится об этом ублюдке.

— Это Сабан Бруссард, — проговорила она, отойдя от них обоих и подойдя к стойке напротив, чтобы налить себе чашку кофе.

Он почувствовал, как женщина излучает гнев, неуверенно еще раз бросил на Клакстона тяжелый взгляд, прежде чем зарычать. Из-за этого сукиного сына, Натали злится на него, и, если Клакстон не будет очень осторожен, Сабан разорвет его.

Майк побледнел, но, когда его взгляд скользнул к Натали, он побледнел еще больше.

Интересная реакция. Сабан почувствовал, как сжимается его грудь, пытаясь понять, что его заботит, была ли эта женщина расстроена из-за него. Она очень расстроена из-за него.

— Если ты еще не догадался, он инфорсер Пород, — фыркнула Натали, милый женский звук, который ему понравился. — Он здесь, чтобы сопроводить меня на встречу с членами Совета Пород. Я согласилась работать на них.

Ах. Взгляд Сабана полоснул по Клакстону, яростный, тяжелый и довольный, обрушиваясьна мужчину. Возможно, этот дурак даст ему причину перерезатьему горло в конце концов.

Очевидно, Сабан обречен на разочарование. Клакстон сузил глаза, его губы сжались, слабые руки одернули рубашку, но он не сделал ни шагу в сторону Натали.

Женщина подошла к барной стойке с кофе, прислонилась бедром к ней и с любопытством посмотрела на обоих, отпивая напиток из чашки.

Думала ли она о различиях между ними или видела сходство? Нет никакого сходства, решил Сабан. Пусть лучше она увидит это сейчас, чем потом.

— Нам нужно идти, — сказал он ей. — Я прибыл, чтобы вы связались со Святилищем или местными правоохранительными органами для подтверждения вашего назначения и договориться о поездке в Колумбию. У нас заканчивается время.

Женщина снова отхлебнула кофе, и ее взгляд скользнул между ними.

— Я не могу просто выйти с вами из дома, мистер Бруссард. Даже КэлланЛайонс должен это знать. Я намерена связаться со Святилищем, а также с полицейским департаментом, моими родителями и директором школы, в которой преподаю. Затем, я приму душ, оденусь, соберу вещи и подготовлюсь к поездке. Я не соберусь за несколько секунд.

Его тело напряглось; похоть захлестнула каждую кость и мускулы, когда Сабан смотрел на вызов в ее глазах. Когда в последний раз кто-то осмеливался бросить ему вызов, заставлял его ждать?

— Я не оставлю тебя с ним наедине, — огрызнулся Клакстон, в его голосе было очень мало тепла.

Сабан перевел взгляд на другого мужчину.

— Спорим, — пробормотал он, встречая взглядом бледно-голубой взгляд, позволяя похоти, которая обжигала его тело, сиять в них.

Лучше бы этот ублюдок знал заранее, что Сабан намеревался потребовать то, что другой мужчина так небрежно выбросил. Оказалось, что некоторые мужчины просто умнее других.

— Спорим, — чашка Натали ударилась о стойку, заставив Сабана посмотреть на нее.

Она не удосужилась метать молнии гнева в бывшего мужа, который горел в ее глазах, но Сабан почувствовал его на себе. Это возбудило его. Ему захотелось показать Натали, кому она будет принадлежать, кто будет контролировать весь этот огонь и страсть внутри нее.

Но этого не случится, если она будет злиться на него.

Что там написано в книгах о свиданиях? Те, которые маленькая КэссиСинклердавала ему год назад? Обаяние, милые слова, похвала и умение идти на компромисс показали бы женщине его врожденную способность радовать ее как на эмоциональном, так и на ментальном уровне.

Он мог это сделать.

— Сher, — он позволил мягкому акценту освободиться и попытался удержаться от напыщенности, когда ее глаза расширились, лицо покраснело, и намек на возбуждениеисходилот ее тела. — Я прошу прощения за это. Он ворвался без предупреждения, — объяснившись, Сабан чуть не стиснул зубы от раздражения. — Я думал, он пришел навредить тебе или, может быть, даже мне. Я представитель Пород, — он пожал плечами, зная, что это не требует объяснений: на Пород нападают ежедневно. — И думал только о том, чтобы защитить тебя и себя, — Сабан улыбнулся Клакстону. Выставляя острые клыки, мужское обещание будущей расплаты. — Простите мою реакцию на ваше появление, но, возможно, вам следовало постучать.

На кухне воцарилась тишина.

— А я-то думала, что хуже уже не будет, — он услышал бормотание Натали. — Я была так неправа.

Глава 1

Много лет тому назад Натали могла поклясться, что нет никого, с кем было бы труднее ладить, чем с ее братом. Злой, властный и уверенный в своем месте в материнском сердце, он мучил ее. И мучил. Дергал за волосы, прятал кукол, смыл золотую рыбку в унитаз, и вообще издевался над сестрой.

Натали хотела простить его сейчас, потому что нашла кого-то более властного, более вспыльчивого и с кем гораздо труднее ладить.

Так, кто-нибудь скажите ей, пожалуйста, почему она чувствует себя очарованной, а не раздраженной? Почему стало так чертовски трудно сохранять дистанцию и не ухмыляться его выходкам?

Я в бешенстве, сказала она себе. Все это игра, она чувствовала это, чувствовала, но его усилия привлечь ее внимание начали привлекать гораздо больше, чем просто ее интерес. Он начал ей нравиться. Нет, не просто нравиться, и это самое страшное.

Женщина пробыла в Буффало-Гэп менее двух месяцев, и она старалась, знала, что старалась не быть очарованной высокомерным, самодовольным, ухмыляющимся мужчиной Пород ягуаров, которым ДжонасУайетт наделил ее, но, Боже, помоги ей, с каждым днем становилось все труднее.

Натали должна злиться на него, потому что, по правде говоря, бывали моменты, когда она просто не знала, что с ним делать.

Например, в тот раз, когда он пошел за ней к доктору. Думаете, он остался в комнате ожидания? Конечно, нет, он попытался прошмыгнуть в смотровую. Мужчина выглядел настолько угрожающим, что Натали была вынуждена попросить медсестру позволить ему стоять в коридоре.

Не столько из-за его решимости быть там, сколько из-за его глаз. При мысли об этом она чуть не вздохнула. Тень в его глазах отражала мрак, и Натали знала, что если бы она вынудила его покинуть кабинет доктора, то его животная часть, которая каким-то образом решила, что ей нужна защита, подтолкнула бы их обоих за линию, на которой они деликатно балансировали, уже тогда.

Это отвлекало, даже немного смущало. Даже ее бывший муж не предпринял ничего такого, чтобы попытаться вмешаться в ее экзаменацию.

Прошла только первая неделя. Первая неделя. Но, один неприятный эпизод происходил за другим.

Она понимала, что они все еще привыкаютко всему. На самом деле. Даже сейчас, спустя десять лет после того, как о Породах узнали, и они были приняты Америкой и всеми ее врагами, и союзниками, это было трудно. Теперь они были неизвестным элементом, другим видом, вроде пришельцев. Ходили слухи, много слухов, были предрассудки и чистая человеческая злоба. Это все нелегко. Но это…это было невозможно.

Когда Натали нужны были продукты, то меньше, чем через десять минут в магазине она была готова оставить свою тележку, мужчину Пород, стоящего там, и забыть о еде. Он заставлял ее гормоны скакать от возбуждения, и ее уровень неудовлетворенности повышался каждый раз, когда она пыталась игнорировать его удивительно привлекательные выходки.

— Думаю, тебе нужно больше мяса, — прошептал он у нее за спиной, делая намек голосом, когда наклонился к холодильнику и взял порция жаркого. — Это выглядит многообещающе, — мужчина поднял мясо для демонстрации, и Натали почувствовала пламя на лице, когда мясник ухмыльнулся ей из-за холодной витрины.

Она выдернула у него из рук жаркое, швырнула его в тележку и пошла дальше.

— Boo(прим. пер.:Воо с французского— медвежонок), конечно, ты не собираешься продолжать отмалчиваться, — вздохнул он позади нее. Женщина слышала смех, злой и коварный, вибрирующий в его голосе так же сильно, как и акцент. Его каджунский акцент.

Натали очень хотелось, чтобы он не называл ее Воо или Сher, или petitebébé(прим. пер.:petitebébé с французского — малышка). Он мог бы хоть раз назвать ее по имени, не так ли? Чтобы ее сердце не колотилось от волнения.

За исключением того, что несколько раз, когда он это делал, слоги соскальзывали с его языка как ласка, посылая дрожь по ее телу. И ей это чертовски нравилось.

Женщина прошла по проходу, взяла молоко и яйца, упаковку плавленого сыра, а затем наблюдала, как он взял упаковку сыра «Монтерей Джек». Ей удалось взглянуть на него через плечо.

— Я никогда не пробовал, — сказал он мягко, с намеком. — Но слышал, что это довольно вкусно.

Сабан Бруссард порочно красив. Чертовски красив, с длинными черными волосами, сверкающими изумрудно-зелеными глазами и патрицианского типа (прим. пер.: аристократичного). Он выглядел диким и опасным, и он раздражал, расстраивал и сводил Натали с ума.

Мужчина не давал ей и минуты покоя, а ДжонасУайетт, глава по связям у Пород, категорически отказался дать ей другого телохранителя.

Не то чтобы она слишком старалась для этого. Женщина сдержала вздох отвращения к себе. Она продолжала откладывать этот вопрос, боясь, что будет скучать по нему, если Сабан уйдет. Даже если он сводит ее с ума, в нем есть что-то такое, что привлекает ее. И она ненавидела это больше всего. Натали могла бы справиться с остальным, если бы была уверена, что сможет справиться с силой, которую, как она знала, он сдерживал.

Поскольку она первый учитель Пород, Джонас сказал, что считает ее ценным ресурсом и ответственностью, поэтому он дал ей лучшего телохранителя.

Мужчину Породыягуаров. Каджун, который проводил на болотах большую часть своей жизни, ягуар, который был таким же асоциальным, как и любой другой из Пород. Она даже не знала, когда он рядом.

Без шансов.

— Тебе не следует это есть, — он взял из ее рук готовый ужин, который она взяла, и положил его в морозилку. — Свежее мясо гораздо полезнее.

Ее зубы сжались сильнее, когда молодая мать хихикнула через проход, и ее ребенок застенчиво помахал Сабану. Очевидно, он был общительным. Молодая мать красиво покраснела, а улыбка девочки расширилась, когда Натали взяла ужин с полки и бросила его в тележку, прежде чем двинуться дальше.

Так не пойдет. С таким темпом она скоро на него запрыгнет, и если она это сделает, то с тем же успехом может застрелиться. Зачем ждать тех подлых солдат Совета, которые, как ей сказали, все еще прячутся в тени? Она сама обо всем позаботится.

— От этой еды у тебя будет сердечный приступ еще до сорока, — пробормотал Сабан, следуя за ней. — Ты всегда такая упрямая?

Натали крепко сжала губы и двинулась дальше.

Все, что она хотела сделать, это купить продукты, заняться своими делами в непринужденном комфорте и подготовиться к предстоящему учебному году. Она не хотела иметь дело с мужчиной Пород, который слишком общителен, жесток, красив, с слишком шикарным телом, заставляющим ее сердце биться быстрее, губы покалывать как от поцелуя, а бедра ослабевать от желания.

— Ты ранишь мои чувства, boo, продолжая молчать, — мужчина вздохнул, когда она пошла на кассу и начала ставить продукты на ленту.

Он подошел к ней и начал брать предметы из ее рук, сам складывая их с веселой ухмылкой на губах и искрой веселья, поблескивающей в его темно-зеленых глазах.

Эту искорку почти невозможно игнорировать. «Ты должна просто видеть телохранителя, а не слышать», — сказала она себе.

Кто бы мог подумать, что обычно молчаливые, рассудительные, мрачные, тихие Породы могут иметь такую аномалию в своем роде? Этот мужчина Пород ненормальный. Он заставлял звучать двадцатилетний старый черный пикап, как рычащего монстра. Ради бога, она даже не могла водить машину.

Он флиртовал. Готовил острую еду, что можно было бы вызывать пожарную службу, и Сабан смотрел мультики. Он не смотрел боевики или новости, ненавидел канал «Мировые события» и категорически отказывался смотреть документальные фильмы касающиеся создания Пород.

Если он не смотрел мультики, то смотрел исторический канал или бейсбол. Мужчина смотрел бейсбол с таким увлечением, что Натали подумала, что он даже не заметит солдат Совета, прошмыгнувших перед ним.

Сабан занимал больше места, чем ее бывший муж, и вторгался в ее жизнь даже больше, чем бывший. Это должно прекратиться, пока она не потеряла сердце.

Когда тележка опустела, Натали двинулась вперед, расплатиласьза покупки и улыбнулась молодому человеку, который складывал покупки в пакеты и грузил обратно в тележку. Улыбка застыла на ее лице, когда женщина услышала рычание за своей спиной. Долговязый молодой человек, складывающий продукты, побледнел, протянул пакет, в котором лежали ее яйца, и громко сглотнул, его адамово яблоко подпрыгнуло.

Да, это не все. Сабан рычал. Он рычал на курьера, рычал на почтальона и даже рычал, когда один из представителей Пород остановился поговорить с Натали, пока она была в универмаге в городе.

Натали приложила руку к лицу и покатила тележку, заплатив за покупки. Она вышла на улицу к своей машине, ярость наполнила ее.

Предполагалось, что это был шаг к независимости. Вдали от друзей, семьи и бывшего мужа. Подальше от предвзятых представлений о том, кем или чем она должна быть, чтобы она могла быть собой. Вместо этого она нянчилась с мужчиной, который не имел для нее никакого смысла и угрожал вторгнуться в ее сердце, а также в ее жизнь.

— Ну, вот, boo, позволь мне, — Сабан взял ключи из ее руки, когда она достала их из сумочки, и двинулся, чтобы открыть заднюю часть внедорожника, который Совет Пород выделил ей, когда она приступила к работе, чтобы учить детей.

Натали стала первым учителем, которому разрешили учить детей Пород, который не былПородами. Это был также первый год, когда дети Пород были допущены к государственным школам. И у Натали случится нервный срыв до того, как об этом узнают во всем мире.

— Я поеду за тобой до дома. У меня есть один из тех мангалов, что я видел по телевизору на днях. Я могу приготовить стейки сегодня, — мужчина посмотрел на нее насмешливо, но все же с надеждой.

— Ты не купил стейки, — она нарушила молчание, это было слишком. Мужчина Пород, который собирается жарить стейки, а он их даже не купил.

Сабан улыбнулся, удовлетворенно изогнув губы, которые слишком чертовски соблазнительны и влияли на душевное спокойствие женщины. Она хотела укусить их. Пробовать. Вкусить. И нет ни единого шанса, что она позволит этому случиться.

— Они в холодильнике в машине, — он кивнул на черный пикап, припаркованный рядом с ее маленьким серым внедорожником. Блестящий, черный и зловещий. Она почти улыбнулась, почти смягчилась.

Натали покачала головой, выдернула ключи из его руки и направилась к двери своего автомобиля. Она всунула ключ в замок и открыла дверцу, прежде чем сесть в машину.

Натали не проверяла, где Сабан; проверка означала, что она заботилась, а она не поддастся этому. Женщина вернулась в маленький двухэтажный домик на окраине города, свернула на подъездную дорожку и зашла в дом. Она не стала возиться с продуктами, мужчина все равно опередит ее.

Вместо этого она оставила дверь открытой и вошла в дом, осознавая неодобрение, последовавшего за ней внутрь. Натали не должна входить в дом без него; не должна дышать без того, чтобы он сначала не проверил воздух; и, боже, она не должна таять, потому что он делал это так изящно, что она чувствовала, как эта забота обволакивает ее, а не душит.

— Chay (прим. пер.: котенок на франц. яз.), ты и я должны поговорить, — как она и подозревала, Сабан ворвался в дом, одетый в джинсы и ботинки, шесть футов и четыре дюйма раздраженного мужчины, и швырнул продукты на стол.

Натали смотрела на пакеты и думала, есть ли у яиц хоть какая-то надежда выжить. Гнев нахлынул на нее, но больше на себя, чем на него. Гнев из-за того, что она позволила другому мужчине сблизиться с ней, рискуя своим сердцем и своей независимостью из-за мужчины, которого она знала, будет невозможно забыть.

— Знаешь, — наконец осторожно сказала Натали. — У меня есть имя.

Она подняла на него взгляд, приняв самое суровое выражение лица. То, которое она приберегла для самых трудных детей. И это его даже не беспокоило.

Мужчина сверкнул на нее взглядом, склонив голову, прямые черные волосы до плеч спадали на лицо падшего ангела. Зеленые глаза сверкали искрами раздражения, а выражение его лица было слишком чувственным, чтобы быть пугающим, самым примитивным способом.

О, да, Сабан Бруссард пугал ее. Она до смерти боялась, что однажды ночью, когда он будет разгуливать полуголый по ее дому, то она потеряет контроль и запрыгнет на него. Разве это не будет хорошо смотреться в ее резюме?

— Я знаю твое имя, boo, — прорычал он. — А еще я знаю, кто твой телохранитель. Я. Ты не убегаешь от меня, как испуганный кролик, с глаз долой. Я этого не потерплю.

— Ты этого не хочешь? — Женщина широко раскрыла глаза от удивления. — Простите, мистер Бруссард, но у меня на шее нет ошейника и у тебя нет документов на право собственности на меня. Я делаю то, что мне нравится и хочется.

— Нет, не делаешь, — его голова опустилась, его нос почти коснулся ее, и гнев вспыхнул внутри нее, как дикий огонь, вырвавшийся из-под контроля.

Ее руки вытянулись, упираясь ему в грудь в попытке оттолкнуть его назад. Попытка не удалась, потому что Сабан не сдвинулся ни на дюйм.

— Ты уволен, — отрезала она.

— Ты не можешь уволить меня, ты можешь только уйти, — он ухмыльнулся. — До тех пор ты будешь соблюдать меры предосторожности, принятые для твоей безопасности, или будешь иметь дело со мной.

— Боюсь-боюсь! — Ее рукиприземлились на бедра, а губы скривились. — Что ты сделаешь, будешь рычать на меня? Заставишь меня смотреть бейсбол, пока глаза не вылезут из орбит? О, нет, подожди, ты заберешь все мои полуфабрикаты, — в ее глазах появился насмешливый огонек. — О, Сабан, мне так страшно. Пожалуйста, не надо.

Он зарычал. Не угрожающе, а скорее мягко, это должно было насторожить Натали. И она обратила бы внимание, если бы не была так чертовски зла.

— Ты стоишь у меня на пути, — женщина приподнялась, пока ее нос не коснулся его носа. — Убирайся.

Выражение лица Сабана изменилось. Его глаза сузились, и дикая, безжалостная решимость, о которой она слышала, мелькнула в его глазах.

Она должна бежать прямо сейчас. Должна была поджать хвост и бежать так быстро, как кролики, о которых он упоминал ранее.

В ту минуту, когда его руки схватили ее за плечи, в ту же секунду, когда она поняла его намерение и опустила голову, она должна была ударить коленом ему в пах и покончить с этим.

Если бы у нее было время.

Секунда, и его губы накрыли ее, его язык проскользнул между ее губами, когда они с удивлением разошлись, и, черт возьми, Натали потерялась.

Сочные, соблазнительные губы пожирали ее. Его язык ласкал ее, пока вкус специй наполнял ее.

У его поцелуя был вкус. Не обычный вкус поцелуя, а вкус дикого обещания, жаркого дня в пустыне, полного тайн и жажды.

Натали почувствовала, что тает рядом с ним. Она вздрогнула. Твердое, мускулистое тело удерживало ее вес, пока руки обхватили ее сзади и подняли, притягивая ближе. Его голова наклонилась, поцелуй стал глубже, жесткий рык, исходящий из горла, когда женщина позволила своим губам ответить так же страстно, она жаждала больше его вкуса.

И этот вкус был, каждый раз, когда Натали ласкала язык, переплетенный с ее, тонкий, побуждающий ее на большее, прижимать Сабана ближе, углублять поцелуй.

И это ужаснуло ее. Она чувствовала свою независимость, с трудом завоеванную и императивную, борющуюся под тем, что Натали чувствовала, из-за происходящего, крича в предупреждении, пока женщина не дернулась, брыкнула, вырываясь изхватки Сабана, и она смотрела на него, задыхаясь от потребности, внезапно разрывающей ее.

Натали подняла руку, коснувшись его губ. Губ, которые завораживали ее, причиняли боль, давали удовольствие, как она и предполагала.

— Ты моя, — его голосе не было ни сексуальных насмешек, ни кокетливой соблазнительности. Его темные глаза блестели хищным осознанием и триумфом.

Ее рука покинула тело мужчины.

— Ты сошел с ума, — ахнула Натали.

— Моя.

Глава 2

Сабан наблюдал, как глаза Натали расширились, намек на страх вспыхнул в глубине ее глаз карамельного цвета, смешавшись с гневом и возбуждением.

Он знал, что сделал. Знал, что с поцелуем ввел в ее организм гормон спаривания, и знал, что должен чувствовать себя виноватым. Он должен испытывать угрызения совести, а не удовлетворение.

— Теперь ты это чувствуешь, не так ли, Натали? — Сабан произнес ее имя, пробуя его на языке и наслаждался его звучанием.

Он удерживал себя от использования ее имени, сдерживался, зная, что не может сказать ее имя без придыхания, будто она принадлежит ему, как это было сейчас.

И женщина услышала его, как и всегда.

— Я чувствую твое помешательство, — она быстро отошла от него, настороженность сковала ее тело.

Сабан наблюдал за ней, позволяя взгляду отслеживать каждое движение, вдыхать ее запах, наконец, распробовать вкус. Он все еще мог чувствовать ее вкус, за вкусом гормона спаривания был вкус ее страсти, нужды, которые она держала в себе, и контроля, который она пыталась удержать.

Его Натали, умная, мягкая и чувственная, как и ее киска, была разочарована, обижена, все из-за одного слабоумного идиота, у которого не было ума, понять, какой подарок ему достался.

И теперь Сабан оказался лицом к лицу с женщиной, зная, что совершил преступление в ее глазах, как только она узнает, что на самом деле означает этот поцелуй. Он отнял у Натали выбор. Он начал то, что безвозвратно связало ее с ним и тем самым лишил контроля, который она так высоко ценит.

— Я не в помешательстве, — наконец вздохнул мужчина. — По крайней мере, больше нет, — он провел руками по распущенным волосам и оглядел кухню.

Черт, Сабан должен был сам знать, что лучше, чем слушать Кэсси и ее лекции о женщинах, которые не обладают ДНК Пород. Он прислушался к совету восемнадцатилетней девчонки, серьезно обдумал каждое ее слово, и теперь мужчина заплатит за это.

— Что ты имеешь в виду? Больше нет? — Глаза Натали сузились, а тело горело.

Сладкий, пряный аромат ее желания обволакивал чувства Сабана, и он стиснул зубы от необходимости попробовать его, попробовать ее.

— Не важно, что я имею ввиду сейчас, — Сабан потер затылок, потом опустил руку и уставился на нее.

Они стояли в разных концах кухни, аромат кофе смешивался с мягким ароматом яблочного пирога, который Натали испекла вчера утром, и запахом самой женщины. Такой же мощный афродизиак, как и гормон спаривания.

Женщина пристально наблюдала за ним, возможно, слишком пристально. Сабан мог видеть, как она задумалась, видел, как она анализирует свою потребность, которая усилилась после его поцелуя, вкус гормона во рту и ее потребность в большем. И мужчина наблюдал, как Натали начала осознавать правду.

В его груди заскребли кошки, и сожаление колыхнулось в его душе, когда его Натали сглотнула, и ее глаза потемнели.

— Таблоиды не врали, не так ли? — прошептала она. — Существует какой-то вирус, который вы распространяете поцелуями.

Сабан фыркнул от такого заявления.

— Таблоиды — вот, кто в помешательстве, — он передернул плечами, немного нервничая из-за этого домысла. — Это называется «лихорадка спаривания», — наконец мягко сказал Сабан, желая обнять женщину, которую только что потребовал, сильнее привязал к себе, прежде чем объяснить. — Этому нет объяснения, и, наверное, происходит только один раз с парами. Только одна женщина должна была стать моей парой, и эта женщина — ты.

Натали скрестила руки на груди, поджав губы в мгновенном отрицании, хотя она сказала:

— Продолжай.

Продолжай. Черт возьми, Сабан не очень хорош в объяснениях.

— Проще говоря, ты моя пара. Гормон спаривания дает гарантию, что ты не откажешь мне или моему праву на тебя. Это скорее афродизиак. Возбуждающий афродизиак.

Губы женщины еще сильнее сжались.

— Это не болезнь? Вирус?

— Ты не заболеешь, — огрызнулся он, скорее, чтобы отвлечь ее от этих вопросов, чем по какой-либо другой причине. — Просто возбудишься. Очень возбудишься, — черт. Сабан прорычал последнее слово, от предвкушения его голос стал ниже, когда он почувствовал, что потребность внутри него стала сильнее, чем раньше, посылая огонь по нервным окончаниям.

Она его. Теперь Натали нужно смириться с этим. Он объяснит ей все, что сможет, расскажет сколько ему позволено, но не больше.

— А если это не то, чего я хочу? — медленно и точно, слова слетели с ее губ, как смертельный приговор. Мужчина был уверен, что это не то, чего она хотела. И в некотором смысле, он не мог винить ее, в отличии от него, она не обладает ДНК Пород, Сабан имел очень большое уважение к природе и всем ее выборам.

— Как только начнется горячка спаривания, это нельзя повернуть вспять, — можно облегчить, но он не должен говорить Натали об этом. Так много вещей, о которых он не мог ей рассказать.

— Так те, кого ты целуешь…

— Нет! Только моя пара. Только одна женщина, Натали, только ты.

— Я знала, что это плохая идея!

Сабан чуть не отпрыгнул назад от резких, яростных слов и искр, которые посылал ее взгляд.

— Что было плохой идеей? — осторожно спросил он.

Его чувства обострились, десна ныли от потребности пометить Натали, а она стояла, сердитая, с вызовом во взгляде, тонкие руки лежали на бедрах, а выражение ее лица стало возмущенным.

— Позволить тебе оставаться здесь. Слушать этого невыносимого, высокомерного ДжонасаУайетта, и позволить, даже на секунду, твоей невозможной, разочаровывающей, совершенно помешанной заднице остаться здесь, — ее голос повысился, но румянец на ее лице, запах возбуждения, гнева и страсти, который затопил всю комнату, удерживал Сабана будто загипнотизированным.

Натали была как пламя, завораживающе красивая; даже ее темные, почти черные волосы становились ярче и ярче.

Черт, его грудь снова сжалась, эмоции, которые Сабан еще не понял, бунтовали внутри него.

— Значит, ты была права, — мужчина склонил голову в знак согласия. — Но я бы не ушел, и Джонас это знал. Теперь мы можем разобраться с этим.

— Разобраться с этим? — Ее брови изогнулись в гневной насмешке. — О, Сабан, мы с этим разберемся. Прямо сейчас.

Женщина пошла к телефону, сгребла его, и пальцем ударила по кнопке, запрограммированной звонить в главный офис КэлланаЛайонса.

Сабан нахмурился.

— Кэллан не имеет к этому никакого отношения.

Натали одарила его взглядом, который заставлял людей замолчать. Черт, это почти заставило его замолчать.

— Мистер Лайонс, — ее голос был слащаво сладким и заставил приподняться каждый волосок на затылке Сабана. Он мог только представить выражение лица Лайонса и разочарование, которое будет искажать его жестоко высеченные черты.

— О, да, у нас проблема, — вежливо сказала она, натянуто улыбаясь. — У вас будет мертвый мужчина Пород…О-о, я бы дала вам двадцать минут, если кто-нибудь из Святилища заберет его. Думаю, он сошел с ума. Кто-то должен спасти его, или я избавлю его от страданий.

Пока женщина слушала, ее нос начал дергаться, и Сабану пришлось сдержать гримасу на лице.

— Меня не волнует, что койоты заняты с гранатометами в Святилище. Соберите несколько этих крутых Пород, которых вы так высоко цените, чтобы забрать его или я убью его. И после того, как я убью его, повешу его паршивую, никчемную шкуру у себя во дворе, чтобы показать всем остальным, как это делается. Двадцать минут, — Натали бросила трубку. — Скоро за тобой приедет один из кураторов. Не дай двери прищемить твой хвост, и не появляйся рядом со мной после этого.

Она прошла через кухню, ее дерзкий маленький нос еще раз дернулся, ее лицо исказили эмоции неприятия, отрицания и ярости.

Пара Сабана отказывала ему. Не то чтобы он ожидал чего-то меньшего, но с таким сильным духом, как у его Натали, есть только один способ бороться с этим.

Он поймал ее, когда женщина попыталась проскользнуть мимо, развернул, обнял руками, и, прежде чем она успела ахнуть, поцеловал ее.

Мужчина крепче прижал Натали к себе, поднял, пронес через дверной проем, пока не нашел диван и не упал на него, обхватив одной рукой затылок женщины и прижав ее губы к своим.

Она не сопротивлялась.

Натали злилась, была в ярости, но не сопротивлялась его поцелую. Ее жадные губы посасывали его язык, рай на Земле. Ее руки оказались в его волосах, зарываясь в них, запутываясь, и притягивая Сабана ближе, когда рваный женский стон разорвал в клочья его чувства.

Она была как пламя, горящее в его руках, пузырящееся от поцелуев, с рваным стоном ее удовольствия, прожигающее его член, яйца, черт, каждый мускул в его теле с необходимостью обладать ею, взять женщину так сильно, что она никогда не сможет отказать ему снова.

— Ненавижу это! — рычащий и наполненный гневом, ее голос окутал Сабана оттенками возбуждения и потребности, когда его губы оторвались от ее.

Сабан обхватил ее лицо, его руки наслаждались ощущением кожи Натали, когда он смотрел ей в глаза, читал ее неспособность отрицать пульсирующее отчаяние от его прикосновения.

— А я благодарю Бога за это… и за тебя, — прошептал он, проводя большим пальцем по ее распухшим губам, пробуя их на вкус. — Ненавидь меня, как хочешь, Натали. Проклинай меня, проклинай, пока ад не замерзнет, но это ничего не изменит. Это ничего не может изменить. Ты — моя.

Натали изо всех сил пыталась опровергнуть это утверждение, найти способ противостоять мужчине. Но как она могла бороться с чем-либо, когда желание пронзало ее тело когтями огненной похоти и пульсирующего жара?

Она и раньше хотела его, Бог свидетель. Борьба с этим желанием, ночь за ночью, сделала ее обезумевшей, раздражительной, расстроенной. Но теперь, теперь это было похоже на то, как какой-то демон похоти вцепился в ее лоно, пытал ее клитор и затянул хомут мучительной нужды вокруг нее.

Женщина выгнулась, совершенно непроизвольно, против его бедер, когда Сабан прижался к ней, стержень его эрекции потерся онежную плоть ее киски, легкое движение его мощных бедер, покрытых джинсами привело ее к блаженству.

Она чувствовала, как соки возбуждения просочились из ее киски, увлажняя трусики и подготавливая ее к нему. Подготавливая ее к чему-то, что, как она понимала, свяжет ее с Сабаном навсегда.

Предупреждение, которое ее мозг выкрикивал неделями. Бежать, бежать, пока она еще может бежать, на самое большое расстояние между ней и ее восхитительным ягуаром.

— Ты не можешь этого сделать, — выдохнула Натали, когда одна из его рук погладила ее шею и ухватилась за тонкую бретельку топа.

— Я был рожден для этого, — прорычал Сабан.

Ощущение того, как тонкая лямка скользит по ее плечу, заставило Натали глубоко вдохнуть, ее губы раздвинулись, чтобы принять больше кислорода. Как она должна была дышать? Мужчина окружил ее, прогнав весь воздух из комнаты, прикасаясь к ней. Раздевал ее.

— Я не мечтал ни о чем, кроме этого, с того момента, как увидел тебя, — Сабан проследил, как поднимаются ее груди, удобно разместившиеся в кружевном лифчике. Ее соски сильно затвердели, став настолько чувствительными, что Натали задалась вопросом, сможет ли она испытать оргазм от трения кружева на них.

— Сабан, — она облизнула губы, пробуя его на вкус, ей нужно было больше мужчины Пород.

Гормон, о котором он говорил, хуже, чем наркотик. Женщина уже чувствовала, как потребность овладевает ею, борясь со здравым смыслом и убирая ее сопротивление.

— Ах, я здесь, какая прелесть, — он спустил бретельку ее бюстгальтера через плечо, затем убрал одну чашку от налитой груди.

Ее сосок был вишнево-красным, опухшим от нужды. Натали стало почти стыдно за это. Свидетельство того, сколько времени прошло с тех пор, как к ней прикасались? Или свидетельство силы странного гормона, о котором говорил ее ягуар?

Ей нужны его губы там, нужен его рот на ее соске, посылающий к чертям последние кусочки ее здравомыслия.

— Посмотри, какая ты сладкая, cher, — мужчина дотронулся кончиком пальца, сильным, мозолистым, до твердого соска.

Натали почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Ее спина выгнулась, заставив приподнять груди ближе к Сабану, ее голова откинулась назад, и женщина закрыла глаза. Она просто хотела его прикосновений. Только один раз. Прямо сейчас.

— Пожалуйста, Сабан, — это она? Ее голос? Ее мольбы о чем-то, что, как она знала, разрушит независимость, за которую она так боролась? Она сошла с ума?

— Сher, сладкая маленькая bébé, — простонал он. — Что угодно. Все, что нужно.

Натали впервые почувствовала, как его губы коснулись сверхчувствительной сморщенной плоти. Затем его язык, скользнув по соску, горячий и влажный, вырывающий крик из ее губ за секунду до того, как женщина потеряла способность дышать.

Его рот обхватил один, пока пальцы руки сжимали другой. Сабан накрыл горячую плоть, кусал, лизал, всасывал в рот и пробуждал голод, который начал сочиться из Натали.

Женщина потерялась во времени, месте, реальности. Ничто не имело значения, кроме нужды в Сабане. Ничто не имело значения, кроме его прикосновений. Одна рука на груди, другая стягивает с талии хлопчатобумажные штаны вниз по бедрам, проникая под них.

Она знала, что произойдет. Натали не была девственницей, которую соблазняют, поэтому она знала, что хочет сделать мужчина, и она знала, что худшее, что она может сделать, это позволить ему сунуть руку в ее штаны. Она растворится в нем. Еще одно прикосновение, и она никогда не отпустит его. Сабан пытается овладеть ею, контролировать ее.

Натали захныкала при мысли об этом и боролась изо всей силы, чтобы высвободиться, оторвать его губы от груди, убрать руку, двигавшуюся ближе и ближе к покрытой влагой плоти под трусиками.

Было трудно оторвать его от себя, пока ее руки зарывались в его волосах, в попытке слиться с ним. Когда ее бедра открылись шире, заставляя выгнуться, ее отчаянные стоны взывали к Сабану.

Натали походила на кошку в период течки, что вполне объяснимо, учитывая то, что Сабан сказал ей, и когда его пальцы встретились с влагой, всепоглощающей нужды, вытекающей из ее киски, она поняла, что потерялась в нем.

Бедра Натали изогнулись, крик вырвался из ее горла, и поток, сладкой, подавляющей похоти вылился в поцелуй, пока они терзали губы друг друга.

— Мне показалось, она сказала, что собирается убить его. Ты уверен, что не перепутал сообщение, Кэллан?

Глава 3

Это научно-фантастический кошмар, и Натали оказалась в центре него. Директор Бюро по делам Пород, ДжонасУайетт, и лидер прайда и Совета Пород не пришли, чтобы вернуть своего раздражающего мужчину Пород обратно в Святилище. Наоборот. Они выделили вертолет и увезли Сабана, а также Натали, обратно в поместье в самый дальний район, где теперь были лаборатории Пород.

Определенно, кошмар. Часы испытаний, забора крови, осмотров, было так неуютно, а вопросы настолько личные, что заставляли Натали продолжать краснеть.

Ответы были еще хуже, чем вопросы. Объяснения были больше, чем ее разум мог принять.

Натали нравилось думать, что она довольно умный человек. Она всегда была открыта для паранормального, она сомневалась во всем, что ее смущало, и пыталась понять. Она даже верила в экстрасенсов и реинкарнацию. Но это?

Феромонная, биологическая, химически основанная реакция, которая приводит к набуханию крошечных, обычно скрытых желез под языком породы. Те железы после этого заполняются гормоном, вызывающим привыкание и являющимся мощным афродизиаком, гарантирующим секс.

Когда Натали спросила, если есть лекарство, единственным ответом Ильяны было то, что они работают над этим. Это не пройдет? Они еще не изучили спаривание.

Они только над этим работают. День закончился и переходил в ночь, когда доктор наконец закончила с женщиной, и она знала не больше, чем когда приехала, но она была почти уверена, что они просто не дали ей информацию.

К тому времени, когда вертолет приземлился на широком дворе рядом с ее домом, и, Натали и Сабан вернулись в дом, она была злее, чем когда она впервые позвонила КэллануЛайонсу.

Он оказал большую помощь. Он и Уайетт решительно отказались сменить ей телохранителя, и они отказались держать Сабана подальше от нее достаточно долго, чтобы она поняла, что, черт возьми, происходит с ее собственным телом.

Неправильно. На лбу выступили капельки пота, киска сжалась, а боль в клиторе и вагине стала почти невыносимой. Она чувствовала себя не в своей тарелке, неуверенной и испуганной.

В жизни Натали было несколько раз, когда она действительно боялась, но она призналась, что теперь, определенно, боится. Она связана с мужчиной, который, женщина уверена, может ей даже не понравится в плане как партнер по жизни.

Ну, на самом деле она его не ненавидела, подумала Натали, когда она добровольно отступила и позволила ему открыть дом, позволила ему понюхать воздух, а затем войти внутрь, чтобы убедиться, что безопасно, проверяя систему безопасности, подключенную к дому.

— Безопасно, cher, — голос Сабана был мягким и наполнен терпением, когда он повернулся к двери.

— Кто-то мог застрелить меня на улице, пока ты осматривал дом, — сообщила ему Натали, ее голос казался надломленным, что она поморщилась, когда мужчина закрыл за ней дверь и запер ее.

— Шансы на это были меньше. Мои чувства немного притупились сегодня вечером, я хотел быть уверен, что ты не попадешь в засаду до того, как войдешь в дом. Сенсоры на вертолете обнаружили бы оружие в этом районе или притаившихся убийц.

Она покачала головой. Она не хотела говорить о вертолете.

— Я собираюсь принять душ и лечь спать, — женщина отвернулась от него и направилась к лестнице.

— Холодная вода не поможет от лихорадки. Ты не сможешь спать, не сможешь понять это или применить к этому логику. Но мы можем все обсудить.

Она повернулась к нему, сжимая челюсть, борясь с эмоциями, поднимающимися внутри.

Черт бы его побрал, такого ранимого. Сабан ей нравился, несмотря на ее нежелание признать это. Натали нравится его игривое настроение, она любит его дразнить, но эта часть его, часть, которую он скрывал, она сомневалась, что ей понравится.

Мужчина смотрел на нее, спокойный, сдержанный, решительный. Эта решимость была словно броней, тенью, от которой он никогда не сможет убежать.

К счастью, он не заставлял обсуждать их ситуацию. Единственное, что спасло ему жизнь на данный момент.

Натали встретила взгляд Сабана. Всего на секунду она испугалась делать это, боясь удовлетворения, триумфа, который она увидела бы там. Этого не было. Темные глаза были мрачными, задумчивыми. На секунду она подумала, что, возможно, заметила в них сожаление.

— А что мы будем обсуждать, чего я еще не знаю? — женщина говорила тихо, хотя знала, что страх внутри нее еще пульсирует.

Породы удивительно проницательны. Скрывать эмоции от них просто не получалось.

Сабан глубоко вздохнул, прежде чем провести пальцами по волосам и сделать еще один шаг к ней.

— Сегодня я тоже прошел тесты, — сказал он.

Натали вздрогнула, эти тесты были более чем неудобными; они были слишком болезненными.

— Лихорадка все больше овладевает мной, и гормон этому только способствует, — он подошел ближе. Шаг. — Недели прошли, с того момента, как я впервые увидел тебя, я понял, что ты моя. Каждый день, горячка все больше и больше охватывает меня, и становится труднее терпеть прикосновение других, независимо от того, мужчина или женщина, пока воздействие лихорадки не начнет ослабевать. Моя плоть чувствительна, мое отвращение от прикосновений другой женщины невыносимы.

Натали оторвала от него взгляд и посмотрела через его плечо, борясь с комом в горле, слезами, который встал.

— Натали, — Сабан произнес ее имя так, словно наслаждался каждым слогом. — Я умею готовить. Стейки в морозилке. Позволь мне позаботиться о тебе сегодня вечером и ответить на твои вопросы. — Подойдя на шаг ближе, он протянул руку и коснулся ее щеки. — Позволь мне позаботиться о моей паре, хотя бы ненадолго, хотя бы в этом маленьком вопросе.

— Я ненавижу то, что ты делаешь со мной. Что это со мной делает, — пробормотала женщина, чувствуя, что оборона, которую она строила в течение дня, рушится. Он ничего не требовал, он просил, и это не уловка. Он не притворялся.

Сабан поморщился, его ноздри раздувались.

— В данный момент я не виню тебя за ненависть ко мне, малыш. Возможно, в этот момент я тоже себя ненавижу. Позволь мне позаботиться о тебе, — мужчина протянул ей руку. — Совсем чуть-чуть.

Натали смотрела на его руку, борясь с собой так же, как и с ним. Это та его сторона, которую она не видела. Ни передразниваний, ни флирта, ни преднамеренной мужской невинности, что не шло ей на пользу.

Она на мгновение задумалась, кто этот человек, этот мужчина Пород, чьи глаза были такими мрачными, чье выражение не было доминирующим, а скорее наполненным тихой гордостью и уверенностью.

Натали подняла свою руку и вложила в его, чувствуя шероховатость ладони Сабана, силу его пальцев, когда он сжал ее руку и повел на кухню.

— Подросток Пород, дочь спаренной пары, она знала, кем ты для меня являешься, — сказал он, ведя ее к кухонному столу и усаживая на стул.

Натали сидела, не зная, что сказать.

— Она экстрасенс или что-то вроде того, — Сабан пожал плечами. — У КэссиСинклер есть дар, который никто из нас не смог определить, но иногда она видит вещи. Она сказала мне больше года назад, что ты войдешь в мою жизнь, — он отвернулся от холодильника и улыбнулся Натали довольной и озадачивающей улыбкой. — Я ей не поверил. Но она впихнула мне десятки книг: «Как очаровать современную женщину», «Секс и новое поколение», — он пожал плечами, вынул стейки из морозилки и подошел к прилавку. — Глупышка.

— Но ты их прочитал? — Натали откинула волосы за плечо и попыталась дышать, борясь с внезапно вырвавшейся из нее вспышкой лихорадки.

Сабан понял. Его голова дернулась, брови нахмурились, его глаза внезапно вспыхнули первобытным знанием.

— Прочел, — его голос слышался тверже, звучал глубже. — Если бы ты вошла в мою жизнь, то я хотел быть готовым.

Затем лихорадка спустилась до ее киски, заставив сжать бедра и задержать дыхание.

Кулаки Сабана сжались на стойке, а тело напряглось.

— Сабан, мне нужно подняться наверх.

Она встала из-за стола.

— Я нужен тебе, — мужчина стоял к ней спиной, но прорычал слова, заявление, мучительно уверенное.

— Только не так, — Натали громко выдохнула, затем попыталась вдохнуть достаточно воздуха в легкие, чтобы дышать несмотря на огненный ком в животе. — Я доверяла тебе достаточно, чтобы позволить оставаться в моем доме. Я достаточно доверяла Лайонсу и Уайетту, чтобы убедиться, что со мной ничего не случится. Ты втянул меня в это.

Сабан медленно покачал головой.

— Ты же знал, — прошептала она со слезами на глазах. — Ты знал, что делаешь, когда поцеловал меня.

— Ты принадлежишь мне, — он повернулся, его глаза светились, голод и нужда преобразили его черты в жестоко высеченные линии. — У тебя был один день, чтобы почувствовать, что росло во мне неделями. Один гребаный день, Натали. Я горел из-за тебя дни и ночи напролет. Я жаждал твоих прикосновений, и даже того, чего ты мне не дала. Я флиртовал, дразнил. Делал все, что в этих долбаных книгах сказано, что должен делать мужчина, и ничего не получалось.

Натали смотрела на него в замешательстве и неуверенности.

— И ты думал, что самое умное поступить по-своему? — наконец она горько спросила. — Что единственный оставшийся шаг — заставить меня подчиниться? Ты заставил меня, Сабан. Чем это отличается от изнасилования?

Чем это отличается? Его губы приоткрылись, ярость заколотилась в нем, что женщина могла подумать о таком, что она могла когда-нибудь поверить, что он заставит ее…

Сабан почувствовал, понял уверенность, с ее точки зрения, что это именно то, что он сделал. Он выпустил свое разочарование, злость на ее отрицание, и голод, и он обрушился на нее, не давая Натали пути к отступлению, она не сможет убежать.

Он никогда в жизни не насиловал женщин. Каджунская болотная крыса, который вырастил его, был бы в ужасе от того, что молодой человек, которым он так гордился до своей смерти, сделал что-то настолько мерзкое.

Боль затопила его, разрывая изнутри.

— Ильянадала тебе гормональное лечение, не так ли? — спросил он в конце концов.

— Инъекция? Да, она вколола мне что-то в вену и дала пузырек с таблетками перед уходом. Однако Уайетт не дал ей возможности объяснить, что это.

Сабан быстро кивнул. Похоже на Джонаса. Джонас сделал это для него, но он не сделал Сабану никаких одолжений, что бы мужчина Пород ни думал.

— Они облегчают лихорадку, — ком в горле не давал говорить. — Они регулируют гормоны во время этой фазы, позволяют немного расслабиться, — Сабан схватил стейки и направился к двери. — Я приготовлю тебе ужин. Прими таблетки. Ванна, душ, все, что тебе нужно.

Мужчина захлопнул за собой дверь и глубоко вдохнул свежий воздух, стараясь избавиться от запаха ее возбуждения и гнева.

Да поможет ему Бог, это то же самое, что и изнасилование.

Он хлопнул контейнерами с бифштексами по узкому столу рядом с новым грилем, прежде чем уперся руками о дерево и уставился на лес, окаймлявший дом.

Нужно пробежаться. Ему нужны горы и тишина, покой, который придет с ними, чтобы очистить разум, и подумать.

Боже мой, Сабан не собирался так с ней поступать. Заставлять ее чувствовать себя так. Натали все, о чем он мечтал так долго. Нежная, сладкая, умная и решительная, а главное его. Кто-то созданный только для него. Дар, подтверждение того, что он не выродок науки, а дитя природы, благословленное Богом.

Он ждал ее так долго.

Глубоко в темноте ночи его руки жаждали коснуться ее, даже когда в них лежала другая женщина. Его сердце билось для нее, его душа пылала из-за нее. Он не знал, кто она, где ее искать, но знал, что она там. Что она принадлежит ему.

И что он сделал с этим даром, который так хотел лелеять?

Он сломил ее волю, контроль, поцелуем, который был величайшим удовольствием. Поцелуй, на который Натали ответила с тем же пылом. Она ждала такого поцелуя, Сабан знал, что она ждала этого поцелуя. Но это не оправдание. Он знал, что делает, что будет, а она — нет.

— Прости меня, — задняя дверь открылась, и ее запах окутал его.

— За что?

Вместо того, чтобы смотреть на нее, он поднял крышку гриля и зажег пламя, которое охватило керамические брикеты внутри.

— Это не то же самое, что изнасилование.

Сабан стиснул зубы и боролся с необходимостью сжать кулаки.

— Почему ты так решила?

Он опустил крышку гриля, смотря на женщину, будто, наблюдая за ней, он мог выжечь стыд внутри себя.

— Потому что, я уже подозревала правду, — наконец сказала она. — Я знала, что такое существует, и все равно обвинила тебя, потому что ты чертовски меня расстроил. Это не было изнасилованием, Сабан, но и не было правильно. И теперь нам обоим придется с этим разобраться. Но я не потерплю ложь между нами. Ни с твоей, ни с моей стороны.

Глава 4

Как она могла сказать ему такую гадость?

Натали почувствовала, как все внутри нее сжимается, обжигаясь от осознания того, что она нанесла удар самым неприемлемым образом и обвинила его в чем-то настолько порочном.

Этот мужчина, который отложил в сторону свою гордость, чтобы читать эти глупые книги о свиданиях, который пытался очаровать ее, пытался помочь ей вместо того, чтобы взять то, что он хотел.

И это почти сработало. Черт, это работало, и она знала это; это причина, по которой женщина так с ним боролась. Именно по этой причине она боролась с каждой его увертюрой. Потому что он заставлял ее чувствовать, заставлял желать то, чего, как она говорила себе, не существует.

Натали подозревала, в некотором роде она знала после того, как встретила КэлланаЛайонса и его жену, Меринас, что слухи о странной связи спаривания и замедлении старения, которые распространяли таблоиды, были правдой.

Ни Кэллан, ни Меринас за последние десять лет не постарели ни на год; то же самое относится и к другим, которые играли ведущие роли в жизни Пород или поженились. Или спарились, как называли это Породы.

Сабан неподвижно стоял перед грилем, борясь, как она знала, со своими собственными эмоциями. Она и раньше видела борьбу в его выражении лица, и видела ее теперь в напряженных плечах.

Натали хотела прикоснуться к нему, облегчить его страдания, и все же, страх отдаться ее собственному возбуждению, с такой точки зрения, беспокоил ее. Но она не могла оставить его страдающим, веря, что чувствует тоже. Женщина придвинулась к нему, прижала голову к его спине и почувствовала, как он тяжело задышал.

— Прости, — снова прошептала она.

Его кивка, напряженного движения головой, было достаточно.

Отойдя назад, Натали села в мягкое кресло рядом со столом во внутреннем дворике. Сабан стоял к ней спиной, раскинув руки так, что они упирались в деревянные стенки большого гриля. Мышцы спины были напряжены, голова поднята, и он уставился в лес. Она почти чувствовала его потребность бежать.

Так же, как она чувствовала это раньше в течение последнего месяца. Уникальное напряжение, которое охватывало его, несмотря на его обычную дразнящую манеру. Она задавалась вопросом, насколько это было игрой, а насколько на самом деле было частью Сабана Бруссарда.

— Тогда большая часть того, что ты знаешь обо мне, ложь, — мужчина пожал плечами, все еще стоя к ней спиной. — Я злобный, высокомерный, ненавижу шутки, а бейсбол меня завораживает, — тогда он взглянул вниз. — Я действительно люблю готовить.

— А дразнить и флиртовать? — Что-то из этого ей нравилось, что-то она понимала, и что все остальное было притворством.

— Я не бабник, cher, — Сабан хмыкнул. — Я— убийца. Я был создан убийцей, воспитан как один из них, и как только я сбежал, то убил, чтобы остаться на свободе.

Натали смотрела, как он повернулся к ней, выражение его лица было спокойным, слишком; только глаза блестели от волнения.

— Я знаю, кто такие Породы, Сабан, — пробормотала она. — И теперь я знаю, почему ты пытался быть тем, кем не был, — женщина натянуто покачала головой.

Боже, это возбуждение убивало ее. Было достаточно плохо до того поцелуя, но теперь оно разрывало ее организм, делая почти беспомощной.

И Сабан знал это, он мог учуять это, он мог чувствовать все это.

— Натали, прими гормоны, — сказал он хриплым голосом, наблюдая, как его пальцы сжимаются в кулаки. — Войди внутрь. Я приготовлю стейки и приду через некоторое время.

— Так было с самого начала?

Ей нужно было знать, с чем она имеет дело, с кем она имеет дело.

— За неделю до того, как я пришел к тебе и представился, я наблюдал за тобой, — Натали вздрогнула от удивления, наблюдая, как его голова поднялась навстречу мягкому ветру, который дул со стороны гор. — Ты была одна в доме, окно твоей спальни было открыто, и запах твоего возбуждения донесся до меня. Ты мастурбировала.

Натали почувствовала, что у нее горит лицо, и не было возможности скрыть свое смущение, когда Сабан повернулся и присел перед ее стулом.

— Я чувствовал в воздухе твой сладкий запах, — прорычал он, всего в нескольких дюймах от ее лица. — Нуждающийся, ноющий, твоя киска пульсировала, желая удовлетворения, и ты не могла его получить, — его губы обнажили зубы, его глаза горели, когда Сабан понизил голос. — И я знал, что смогу дать тебе это. Я знал, что хочу взять тебя с такой силой, которая преодолела даже мою потребность убить ублюдков, которые охотились на нас столько лет. И я знал, ощущая запах твоих соков в воздухе, что ты моя пара.

— Как? — Отчаяние наполнило Натали, тоска, страх — столько эмоций, столько потребностей, которые она не могла понять. — Откуда ты мог знать, Сабан?

Он взял ее за руку, прежде чем она успела отодвинуться, и прижал ладонь к своему сердцу.

— В ту ночь я впервые в жизни осознал, что мое сердце бьется. Никогда в жизни я не испытывал ни страха, ни волнения, не нервничал. Я всегда был спокоен. Всегда с ровным пульсом. Но той ночью, Натали. В ту ночь я почувствовал все эти вещи, cher. Я чувствовал, как они разрывают меня изнутри, разрывают мою душу и наполняют меня. Лишая контроля. Лишая воли. У меня не было выбора, потому что ты вторая половинка меня. Моя душа, boo. Моя пара.

Мужчина должен был выглядеть нелепо, стоя на коленях перед ней с ее рукой, прижатой к его груди, к сожалению, он выглядел совсем не смешно. Он выглядел высокомерно; выглядел как мужчина, решивший претендовать на свою женщину.

Сексуальный, дикий, голодный. Сабан не умолял, не просил разрешения на ее сердце. Он утверждал это, и, насколько мужчина мог судить, все было так просто.

— Это не работает таким образом, — Натали чувствовала его сердце под своей рукой, сильное и твердое. — Только потому, что ты этого хочешь…

— Это не значит, что это так, — его губы искривились от горького осознания. — Но лихорадка делает это возможным, Натали. То, что ты сказала, что у тебя отняли выбор, может быть правдой с твоей точки зрения, в данный момент. Но это неправда по отношению ко мне. Если бы ты не должна была быть в моем сердце, а я твоем, этого бы не случилось.

— Сабан, в жизни нет никаких гарантий, — огрызнулась она, расстроенная, чувствуя, что его давление, принесло ей уверенность. — Я только что вырвалась из брака, который почти уничтожил меня, от мужчины, который контролировал меня. Мне не нужно прыгать из огня, да в полымя.

Когда последнее слово слетело с ее губ, жар распространился внутри ее киски, между бедер. Она стиснула зубы от мучительного удовольствия. Это была не боль. Это была потребность в удовольствии, острая, интенсивная, разрушительная для ее самоконтроля.

— Я приняла эти чертовы таблетки, — простонала она, обхватывая руками живот, надавливая, борясь со спазмами, которые рвались из нее.

— Гормон от поцелуя повышает уровень возбуждения, — мягко сказал Сабан. — Гормон в мужской сперме несколько облегчает его.

Он откинул волосы с ее лица, его твердые руки поглаживали ее лицо, принося чистое удовольствие.

— Я подозревала, — она покачала головой. — Сплетни в газетах, все эти глупые статьи. Когда я приехала в Святилище и встретила Кэллана и Меринас, то заподозрила, что часть из них была правдой.

И Натали была заинтригована, заинтересована Породой, который смотрел на нее голодными глазами и притворялся кем-то, кем он не был.

— Отчасти это правда, — согласился он. — Позволь мне успокоить тебя, Натали. Позволь мне забрать твою боль.

Его губы коснулись ее легким, как бабочка, поцелуем, и стон потребности вырвался из ее губ.

— Я буду сожалеть об этом, — она знала, что это так.

Натали открыла глаза и уставилась на него: отчаяние, нужда и страх смешались в ней.

— Я не могу справиться с кандалами, Сабан. Меня нельзя контролировать, — страх перед этим разрывал ее разум, разрушая равновесие, которое она нашла после развода.

Потому что ее контролировали. Из-за гормона спаривания, который он ввел в ее организм, из-за ее собственного тела, из-за потребности, которую она не могла отрицать, потому что все внутри нее требовало его прикосновений.

— Я позову Элли, — прорычал он. — Она может усилить действие таблеток.

Натали покачала головой, ее руки дернулись вверх, чтобы остановить Сабана, когда он двинулся, чтобы отстраниться от нее.

— Прикоснись ко мне. Просто прикоснись ко мне, — Натали чувствовала, как пот льется с ее лица, как слабость вторгается в ее тело. — Сабан, это хуже, чем она говорила. О, боже, очень плохо.

Доктор Элли Мюррей объяснила, чего она может ожидать на первой стадии лихорадки. Но она сказала, что все станет только хуже после первого секса. До этого возбуждение оставалось стабильным, немного неудобным, пока они с Сабаном не занимались сексом.

Если позже будет еще хуже, то Натали не знала, переживет ли это.

Она смотрела на Сабана, видя агонию в его глазах, зная, что он тоже этого не ожидал.

— Cher, Натали, — его большие пальцы гладили ее щеки. — Иди внутрь, подальше от меня. Я закончу ужин для тебя. Ты сможешь поесть.

Она покачала головой.

— Черт, если мы останемся, bébé, то закончим это здесь. — Сабан тяжело дышал, его грудь двигалась быстро и тяжело, а руки сжались вокруг ее лица. — Запах твоего возбуждения сводит меня с ума. Мой контроль и так достаточно ослаб.

Женщина нервно облизнула губы.

— Пойдем со мной.

Тот факт, что она приняла решение, что на самом деле рассматривает возможность секса с ним в этот момент, не должен был удивлять ее, но это так. Это возбуждение не было болезненным, не в смысле уровня или степени боли. Вместо этого, это была нужда, отчаяние; ее кожа горела от потребности его прикосновений, ее рот наполнялся слюной от его вкуса.

— Иди, — сказал он строго. — Я занесу еду обратно и приду к тебе.

Она покачала головой.

— Отойди от меня, Натали, — прорычал Сабан, вскакивая на ноги, удивляя ее своей горячностью. — Войти внутрь. На пять минут. Дай себе пять минут вдали от меня, убедись без моего присутствия, что твой самый мудрый выбор — это не звонить Эли.

— Ты сам это начал, — она вскочила с кресла и повернулась к нему лицом, гнев поднялся внутри нее, стуча в ее крови и пронзая ее чувства, он усиливался вместе с похотью. — Ты ввел этот странный гормон в мой организм, теперь ты должен позаботиться об этом.

Если бы Натали смогла преодолеть эту потребность, хотя бы на несколько минут, достаточно долго, чтобы снова подумать, тогда она смогла бы понять это. Но она знала, что пока он не коснется ее, пока не возьмет ее, в ее голове не будет ни одной ясной мысли.

Раздался рык.

— Сейчас я на пределе, — проскрежетал Сабан сквозь зубы. — Я не буду тебя успокаивать.

— Если бы ты попытался успокоить меня, мне, возможно, пришлось бы убить тебя, — бушевала она, ее руки оттаскивали ткань рубашки от тела, когда женщина почувствовала, как пламя потребности облизывает ее плоть. — Сабан, пожалуйста, просто прикоснись ко мне. Сделай что-нибудь, что угодно, чтобы я могла думать.

— Так, что ты сможешь найти выход из этой ситуации? — горечь наполнила его голос, но он прикасался к ней, уводя обратно в дом, забыв о стейках.

— Так, чтобы я смогла понять, как с этим справиться, — может быть, Натали и признавала, что выхода из этого нет, но она не принимала того, что, как она знала, исходило из этого.

Ей нравился Сабан. Она не понимала, как сильно он ей нравится, пока не задумалась об этом, не распределила отношения по категориям. Она заботилась о нем. Она скучала бы по нему, Боже, скучала бы так сильно, если бы его не было здесь, но она не любила его. Она не хотела его любить. И не хотела, чтобы он ее контролировал или какой-то чертов гормональный афродизиак.

Дверь за ними закрылась, и Натали оказалась прижатой к нему, а его руки, словно стальные ленты, обвились вокруг нее, когда его поцелуй стал дразнящим. Сабан облизывал и покусывал ее губы, давая вкус пряной, бурной сущности его поцелуя. Он заставил женщину желать большего. Заставил стонать. Ее руки сжались вокруг его шеи, ее язык прорвался мимо его губ, чтобы почувствовать его вкус.

— Мы не доберемся до спальни, если ты продолжишь в том же духе, — предупредил он ее своим темным, грубым голосом, рычащим хрипом, от которого по ее телу пробежала дрожь, когда одна рука, просунувшись под резинку штанов, обхватила изгиб ее попы.

— Ну и что? — Натали было все равно.

Когда Сабан прижал ее к себе, руки Натали скользнули от его шеи к пуговицам рубашки. Она хотела почувствовать его, хотела прикоснуться к нему. Недели, которые он преследовал ее по дому, этот образ разыгрывался в ее сознании. Повернувшись, оторвалась от пуговиц и выдернула материал рубашки из брюк, прежде чем потереться о Сабана, как кошка. Как будто у нее была привычка тереться об него при каждом удобном случае.

Натали хотела его. Ей не нужно было бороться с этим желанием сейчас; что-то заставило ее сделать это, вырвало выбор из ее рук, и она вдруг задалась вопросом, хорошо ли это. Стала бы она когда-нибудь охотиться на могущественного сексуального зверя, которым был этот мужчина?

Натали разорвала поцелуй, его дразнящий вкус сводил ее с ума. Ее руки сомкнулись на его рубашке, и она распахнула ее. Пуговицы разлетелись, а рычание покинуло его губы, дикое, звериное, но его грудь, наконец, обнажилась. Загорелый, твердый и жесткий, и без волос, за исключением почти невидимых, невероятно тонких волос, которые покрывали его.

— Боже, — это было лучше, чем волосы на груди. Пот блестел на нем, делая мягкие волоски более заметными, и Натали поняла, что нет ничего более чувственного. Мысль о том, как грудь Сабана трется о ее чувствительные соски, заставила киску сжаться, а соки разлиться между набухшими складочками бедер.

Натали должна была попробовать его на вкус. Пока он нес ее через кухню по короткому коридору и лестнице, она лизнула его грудь. Его мышцы напряглись от ласки, руки сжались, и Сабан чуть не врезался в стену.

Она наслаждалась его вкусом, целуя и облизывая путь к плоскому, твердому диску его мужского соска. Ее зубы покусывали и сжимали его плоть. Натали смутно задавалась вопросом, нужен ли ей гормон, чтобы пристраститься к Сабану, изголодаться по нему, жаждать его прикосновений, пока она не подумала, что умрет без него. Сабан мог быть зависимостью сам по себе, решила она.

— Да. Боже милосердный, cher, — он прижал ее к стене, его голова откинулась назад, когда Натали нащупала жесткий сосок, наслаждаясь вкусом мужчины, тепла и жесткой твердости мужской плоти.

— Ты на вкус как твой поцелуй, — хныкала она, снова облизывая его грудь, маленькие ореолы сосков, вкус его плоти обжигал женщину. — Поцелуй меня, Сабан. Мне нужен твой вкус.

Рычание, которое исходило из его губ, должно было быть пугающим; оно должно было вызвать, по крайней мере, настороженность, чтобы охладить вожделение, горящее внутри нее. Вместо этого, рык заставил живот сжаться новым спазмом, и влажное тепло снова полилось из ее киски. И когда его губы накрыли ее, а язык скользнул внутрь, не было ни осторожности, ни размышлений, только голод, только отчаянная потребность, внутри Натали, заменить тени в его глазах светом.

Эта мысль пронзила ее, когда она почувствовала, как Сабан поднимается по лестнице. Она видела эти тени, когда впервые встретила его, удивлялась им, тосковала по ним.

Она гладила руками по его обнаженным плечам, наклонив голову облизала губы, охваченные штормом вкуса его поцелуя. Она любила шторм. Раскаты грома, вспышка молнии, и все это было в его поцелуе, в отчаянном голоде, который, как Натали знала, не испытывал к ней ни один мужчина.

— Не дойду до кровати, — простонал Сабан, отрывая губы от ее губ, чтобы потянуть за рубашку. — Сними ее.

Она сняла ее и швырнула за спину, а он, сбросив обрывки рубашки, опустился на колено.

Глаза Натали расширились, когда она оседлала его бедро, горячие мышцы прижимались к ее киске, ее вес против него, дразнил ее клитор. И когда Сабан двинулся, о Господи, его руки ласкали ее бедра, прикоснулись к клитору, а губы накрыли ее твердый сосок.

— Да! — прошептала Натали, запрокинув голову, пока инстинктивно двигалась, волнообразными движениями, на бедре Сабана.

Трение на ее клиторе было восхитительным, если бы она могла просто получить больше давления, правильное положение.

Натали была в шокирующем экстазе, балансируя на вершине оргазма, уверенная, что, когда он придет, он снесет ей голову.

— Только не так, — сильные руки сжали ее бедра. — Внутри тебя. Я буду внутри тебя, когда ты кончишь со мной, cher. Будь я проклят, если ты кончишь, до того, как я окажусь внутри.

Глава 5

Он должен добраться до кровати. Боже, он не мог взять ее тут, на лестнице. Сабан обещал себе, что их первый раз будет в постели, которую он сам для нее сделал. Ту, что он подготовил, до того, как Натали пришла в этот дом.

Кровать королевского размера, сделанная из тяжелых кипарисовых деревьев, резная, тонкой работы, сделанная специально для женщины, которая однажды заполнит его душу.

Он мечтал о том, чтобы взять Натали на ней. Не здесь, не на лестнице, где нет комфорта мягких простыней и лучшего матраса, какой только можно найти.

Рыча, его губы все еще держали в плену комочек, сладко-сочной плоти ее соска. Сабан заставил себя встать на ноги, а затем, почти потерял все силы, которыми обладал, когда ее ноги обернулись вокруг его бедер и жар ее киски был ощутим через джинсы на его члене.

Он положил руки ей на задницу и заставил себя пройти по короткому коридору, в ее спальню. Мужчина протолкнулся в дверной проем, захлопнул дверь и, едва вспомнив, что нужно запереть ее, споткнулся о кровать.

Сабан чувствовал ее, когда рухнул с Натали на матрас. Комфорт, спокойствие. Сплетенные с молитвами болотной крысы, спасшей его, вырезанные на пораженном молнией кипарисе, древние символы защиты и мира. Это было произведение искусства, которого мир никогда не знал, когда он учил ремеслу странного мальчика, которого спас от разрушенного ураганом залива.

Это была кровать, которую Сабан мечтал сделать в том возрасте, когда большинство мальчиков все еще были привязаны к матери. Кровать, где он знал, что однажды создаст семью.

— Вот, — вздохнул мужчина, отрываясь от нее, в последний раз лизнув сосок, прежде чем оторваться от соблазнительной сладости ее гибкого тела.

Он убрал ноги Натали со своей талии, схватил за пояс ее капри и быстро спустил их вниз. Избавиться от босоножек было легко, как и снять шелк влажных трусиков.

Затем Сабан остановился, замолчал и уставился на совершенство женщины, которая была его парой.

Ее груди, которые идеально заполняли его руки, блеск между ее бедер, полнота бедер, гладкие, без завитков складки ее лона. Ее киска была без волосков, шелковой и красивой. Он задумался, насколько красивее киска будет, если он сможет убедить Натали позволить мягким кудряшкам вернуться?

Там хранилась вся сладость мира, и Сабан будет тем, кто будет упиваться этой сладостью.

Его голова опустилась, язык раздулся, и он слизал ее сливки, грубое рычание покинуло его горло, когда он нашел опухший маленький комочек клитора, и мягкий, нуждающийся крик Натали наполнил воздух.

Сахар и сливки, таков ее вкус и мужчина не мог ею насытиться. Он слизывал ее соки, нектар, вино богов, должно быть так. Его губы раскрылись, и Сабан целовал нежные складки плоти, облизывал, вкушая влажность страсти, которая текла из нее.

И женщине это нравилось. Он чувствовал, как наслаждение, извиваясь, поднимается по ее телу, когда она двигалась под ним. Ему пришлось сжать руками ее бедра, чтобы удерживать, но Натали поднялась к нему.

Ее колени согнулись, ноги прижались к матрасу, а Сабан опустился на колени рядом с кроватью. Ее бедра подогнулись, и его язык нашел рай. Богатая, пьянящая, живая страсть потекла к нему, когда он услышал, как стоны Натали заполняют его голову.

Он никогда не знал похоти такой горячей, такой дикой. Сабан брал языком захватывающие, горячие глубины ее киски и рычал. Невольный звук, дикий и примитивный, он боролся, чтобы утолить голод по ее вкусу.

Запах возбуждения женщины заполнял его голову неделями. Она была горячей и завораживающей, и Сабан боялся, что никогда не насытится ею.

К черту брачную горячку. Эта женщина овладела им задолго до того, как лихорадка начала влиять на него. И теперь мужчина поглотит ее, станет настолько с ней близок, что она больше не сможет бежать, Натали поймет, что они связаны: связаны так, что она не захочет от него уходить.

— Я хочу тебя! — Натали цеплялась за его плечи, пока его язык заполнял ее киску, доводя до безумия с нечестивым, невероятным удовольствием, разрывающим ее.

Она хотела прикоснуться к Сабану, хотела доставить ему то же удовольствие, что он доставлял ей, но не могла думать. Она не могла одернуть себя, не могла не умолять, не просить о большем от яростных движений его языка и пальцев.

Пальцы, которые давили, заполняя ее, когда его губы двинулись к твердому узелку клитора и окружили его.

Глаза Натали открылись и посмотрели вниз, встретив темно-зеленый огонь в его глазах, когда он яростно лизал и сосал чувствительную плоть.

Натали почти взорвалась от силы оргазма. Она могла чувствовать это. Здесь. Так близко.

— Ты на вкус как мечта, — Сабан поцеловал ее клитор, раз, два, потом медленно облизал его, и ее глаза встретились с его. — Я могу вкушать тебя вечно.

Женщина едва могла дышать.

— Но я хочу быть внутри тебя, когда ты кончишь со мной в первый раз, — он отстранился, несмотря на ее попытку удержать его на месте своими ногами. — Я мечтал об этом, cher, — предвкушение наполнило голос Сабана и его задумчивый взгляд, когда он дернул шнурки своих ботинок и быстро сбросил их.

Облизав губы, Натали пошевелилась, когда его руки легли на пояс. Она приподнялась, села на край кровати и убрала его пальцы.

— Я хочу тебя прямо сейчас, — она расстегнула ремень и принялась за металлические пуговицы, которые усложняли задачу освобождения на свободу твердого, толстого стержня его члена.

Когда материал поддался, Натали притронулась к его бедрам, приложив ладонь к толстой плоти, скрытой только хлопковыми трусами, которые он носил.

Она услышала шипящее дыхание Сабана, сквозь его зубы, когда схватила за резинку нижнего белья и медленно стянула, задевая твердую длину его эрекции.

Слабость захлестнула женщину. Ее соки скопились на сверхчувствительных складках плоти, и она могла поклясться, что лоно сжималось в трепете предвкушения. Потому что Сабан и вовсе не был маленьким.

— Cher, оставь мне немного контроля, а? — его голос был напряженным, но руки были нежными, когда он убрал волосы с ее лица.

— Нет, — Натали обхватила твердую плоть обеими руками и поднесла к приоткрытым губам.

Он что-то сказал. Что-то иностранное, с сильным акцентом, но женщина не уловила. Кровь гремела в ее ушах, проносилась по всему телу, и ее рот жадно обхватил широкий, горячий стержень его члена.

Она тоже мечтала. Мечтала о том, как Сабан возьмет ее в эту большую кровать, мечтала взять его, вот так.

Натали смотрела на него, ощущая жар и мужскую похоть, голод и нужду его плоти. Пот блестел на груди, струился мелкими ручейками и добавлял в воздух тонкий, мужской аромат.

Но ее удерживали его глаза. Зеленые, настолько темные, что она подумала, не ближе ли они к черному. Они светились на его лице, пугая, как и белые клыки, которые блестели у него во рту, когда его губы отчаянно поднимались в рыке.

Сильные руки зарылись в ее волосы, сжимая, запутываясь в них, когда Натали сосала головку его члена и медленно водила языком по нему, пробуя его.

Сабан не наблюдал за ней, не анализировал ее поступок, ему это нравилось. Наслаждался этим до такой степени, что Натали стонала от дополнительного удовольствия, которое принесло ей выражение его лица.

Дикое удовольствие отразилось на его лице, губы приподнялись и рычание покинуло его горло. Это самое захватывающее, эротическое зрелище, которое женщина видела в своей жизни.

— Ах, cher, — прошептал над ней его голос. — Милая bébé.

Она всасывала его глубоко, пробуя тонкий вкус предсемени и дикой, отчаянной похоти.

Она пробовала и дразнила, искушала и мучила, пока не почувствовала, что контроль, который она всегда чувствовала внутри него, сломался.

Секунда и она на спине, прижата к кровати, его джинсы и трусы отброшены в сторону, и Сабан двинулся между ее бедер. Длина его эрекции была железной, пульсирующей, с витыми венами, окаймляющими плоть, набухшая головка потемнела и пульсировала от похоти.

— Сабан, пожалуйста, — Натали прикусила губу, сдерживая слова. Она хотела попросить его не торопиться, начать медленно, но она видела, как голод бушует в нем, перерастая в бурю похоти, которая затемнила его изумрудные глаза.

— Ты думаешь, я причиню тебе боль? — Его челюсть сжалась, грудь вздымалась, когда он вдыхал, и толстая головка члена прижалась к складкам ее киски. Его голос понизился до первобытного рычания. — Ты думаешь, я не знаю, Натали? Что я не чувствовал ничего, кроме твоего сладкого, скользкого тепла? — Его бедра сжались, напряглись, двинулись вперед, губы опустились, и он поднял ее руки к своим плечам. — Держись за меня, cher. Я позабочусь о тебе, обещаю.

Небольшое чувство растяжения. Он скользнул в нее, раздвигая мягкое плотное лоно, его член в ее киске, мощные удары, удовольствие и боль.

Экстаз хлестал по ее телу, огненныеследы хлесткого удовольствия поражали чувствительные нервные окончания, и когда Натали посмотрела на Сабана, она увидела то, чего никогда не видела в браке с Майком: совместное удовольствие. Он давал ей ласку, так же как она давала ему.

Сабан не торопился. Он не собирался быстро кончить, он намерен разделить жгучую потребность, которая была более эротичной, чем любой оргазм, который Натали когда-либо испытывала.

— Что ты со мной делаешь?

Это было больше, чем удовольствие. С его пристальным взглядом, терпением в каждом толчке, напряженным голодом на лице, потом, блестящим и бегущим медленными ручейками по шее, он был изображением бога секса за делом. Но его глаза. Эмоции светилась в его глазах, эмоции, которые она не могла не видеть, не хотела сражаться, с ним и с собой.

— Я люблю тебя, cher. Хочешь ты любви или нет, — Сабан наклонился вперед, прикусил ее губу. — Просто люблю тебя, bébé.

Последний рывок, медленный и размеренный, похоронил его внутри женщины, когда его губы подарили поцелуй, который обжег ее душу. Натали могла бы понять реакцию тела. Горячий гормон, передающийся от Сабана, ударил по ее организму, как огненный шар, и начал быстро бурлить в крови. Но ее душа? Она должна была быть защищена, закрыта от любого мужского влияния.

Но Натали чувствовала, как сжимается ее грудь, сердце колотится от большего, чем возбуждение, и почти скрытого признания, что это больше, чем она когда-либо мечтала — любовь.

Рычание в груди мужчины усилилось, а толчки стали увеличиваться. Его член гладил когда-то скрытые нервные окончания, спрятанные в глубинах ее лона, и Сабан заполнял ее всю, прежде чем начать снова. Натали состояла из чувственности и наслаждения. Мысли, осторожность и страх отступали под мучительным наслаждением, горящим в ее теле.

Ее руки сжимали и ласкали влажное от пота тело. Она извивалась под ним, отталкиваясь назад, нуждаясь в жестоких, жестких толчках, теперь, когда Натали привыкла к ширине и длине эрекции, похороненной внутри нее. Она извивалась под ним, задыхаясь, выкрикивая его имя, когда чувствовала, что огонь горит ярче, а пламя удовольствия поднимается выше. Каждое движение его плоти, независимо от того, к какой части ее тела он прикасался, поднимал ее выше неба. Она парила в раю. О Боже, она никогда не испытывала такого.

— Сабан! — Натали выкрикнула его имя, страх внезапно сгустился внутри нее, ощущения накапливались, горели, поднимаясь до пика, который угрожал напугать ее.

— Я с тобой, Натали, — его губы двинулись по ее челюсти, щеке. — Отдайся мне, детка. Отдайся мне. Я буду держать тебя. Клянусь тебе.

Хриплый, грубый голос. Его губы скользнули по ее шее, плечу, клыки царапали нежную плоть между шеей и плечом, пока толчки становились все сильнее, жестче, скользя в нее, трахая ее с такой полной отдачей, что волны экстаза, нарастающие внутри женщины, начали обрушиваться на нее.

Ее оргазм взорвался, разрывая на части. Оргазм пронзил ее с силой, которая, она была уверена, уничтожила ее разум, когда Натали почувствовала, что эти клыки снова кусают ее плоть, затем голодный рык покинул горло Сабана.

Она не могла этого предвидеть. Она должна была. Его зубы пронзили ее плечо, а рот зажал рану, пока язык гладил, облизывая, и его тело дернулось в своем собственном освобождении.

Натали почувствовала, как головка его члена набухает, пульсирует, потом она почувствовала это. На головке набух нарост, скользящий внутри, поглаживая ее, запирая его член внутри нее, не давая сперме пролиться зря.

Второй оргазм, который потряс ее, лишил Натали дыхания и зрения. Ее ногти впились в плечи Сабана, ее мышцы дрожали, и дрожали, и она поклялась, что ощутила пламя, расползающееся по их телам, когда ее стон наполнил воздух.

Она никогда не знала, никогда не верила, что может быть столько удовольствия. Что она может испытать вагинальный и клиторальный оргазм одновременно, что оргазм может пронзить ее тело и взорваться в каждой клеточке, каждой молекуле ее плоти. Или, что в своем теле она сможет найти ту часть себя, о существовании которой Натали даже не подозревала, которая наконец-то проснулась.

Глава 6

В жизни женщины бывают моменты, когда у нее нет выбора, кроме как признать, что она влипла по уши, и, на следующее утро Натали призналась себе, что это один из таких случаев. Ей это не нравилось, очень не нравилось менять приоритеты в своей жизни или признавать, что у нее нет выбора, кроме как начинать отношения, которые она считала крайне неблагоразумными.

Сабан, несмотря на его беззаботные манеры, не был котенком, и она знала это. Она чувствовала это всем своим существом, и понятия не имела, как вести себя, ожидая, когда же покажутся скелеты из его шкафа, где дело касалось его.

И ей не нравился тот факт, что лихорадка заставила их сойтись, а не их желание. Конечно, как она не могла ожидать, что Породой будет управлять человеческая сторона, она не могла себе такого представить.

Прошлой ночью, лежа в постели, он без тени сомнения доказал, что он больше, чем человек или животное.

Сабан был неутомим, но и она тоже. Голод, который воспламенил их, заставил их набрасываться друг на друга, пока время не уплыло далеко за полночь, прежде чем они погрузились в изнурительный сон, только чтобы через несколько часов проснуться еще более голодными до ласк и отчаявшимися, чем когда-либо прежде.

Натали хотела винить в этом только гормональную реакцию. К несчастью, она отчетливо помнила, как проснулась, что ненормальная горячка наконец-то утолилась только для того, чтобы ее любопытство и потребности снова пробудились без этого дурацкого гормона.

Ей хотелось ласкать его. Погладить его, поцеловать, услышать то первобытное рычание, что грохотало в его груди, и почувствовать его силу, когда он, наконец, насытился и опрокинул ее под себя.

Теперь, когда утро начало близится к вечеру, она поймала себя на том, что пытается найти смысл в том, на что у нее нет ни малейшей надежды.

Во что, черт возьми, она ввязалась? Но самое главное, почему она не сердится? Она должна быть в ярости. Должна кричать на Лайонса, угрожать Уайету и Бюро по делам Пород всевозможными судебными исками за то, что они не проинформировали ее об опасности общения с Породами. Вместо этого она стояла на кухне, наблюдая, как Сабан, без рубашки, хмуро смотрит на гриль, который он пытается отремонтировать.

Прошлой ночью он работал идеально. Этим утром гриль, казалось, намеревался свести с ума Сабана. Или он пытался выиграть время, как и она, сосредоточившись на чем-то другом, а не на текущей ситуации.

Час назад она и сама от этого не отказалась.

Натали взглянула на бифштексы, лежащие на столе, картофель, готовый к отправке в микроволновку, и провела пальцами по волосам, прежде чем заставить себя отвернуться. Все это мускулистое, бронзовое тело — это слишком для чувств любой женщины.

Она была на грани, неуверенная, и пыталась справиться с чем-то, что полностью выходило за рамки ее понимания.

Звонок в дверь заставил женщину подпрыгнуть, развернуться и посмотреть через дом, когда задняя дверь открылась, и вошел Сабан, натягивая рубашку на плечи, когда он посмотрел на нее.

Его глаза были холодными, жесткими, заставляя что-то внутри нее похолодеть, когда она шла за ним по дому. Он не вытащил оружие, поэтому она предположила, что он знал, кто у двери.

Натали быстро подошла к нему сзади, потянула за подол длинной рубашки и вытерла ладони о джинсы.

Сабан остановился у двери и посмотрел на нее, когда звонок зазвонил снова.

— Запомни одну вещь, — внезапно прорычал он, заставив ее поднять голову и удивленно посмотреть на него. — Теперь ты моя, Натали. Я не потерплю другого мужчину в твоей жизни. Или в твоем сердце.

Ее зубы сомкнулись за секунду до того, как ее губы приоткрылись, чтобы бросить в его сторону обжигающий ответ. В этот момент он рывком распахнул дверь и оказался лицом к лицу с шерифом и ее бывшим мужем, Майком Клакстоном.

Майк выглядел расстроенным, разъяренным, его голубые глаза вспыхнули от гнева, когда шериф Буффало-Гэп бросил на Натали покорный взгляд, прежде чем повернуться к Сабану с оттенком настороженности.

У шерифа Рэндольфа было грузное, тяжелое телосложение полузащитника, которое затмевало худощавую фигуру Майка. Его темные волосы были коротко подстрижены по-военному, в темных глазах отражался ум.

— Извините за беспокойство, мэм, Сабан, — он кивнул Сабану. — Но, кажется, у нас есть жалоба.

— Майк, что ты здесь делаешь? — Натали шагнула вперед, но остановилась, когда Сабан бросил на нее предупреждающий взгляд.

Она чуть не закатила глаза, но что-то в выражении его лица, в напряжении его тела предупредило ее, что он не совсем готов оставить в покое всю эту защитную, собственническую мужскую вещь.

Натали ненавидела это. Ему была ненавистна мысль о том, что доверие и независимость, в которых она нуждалась, могут быть так легко разрушены.

— Посмотри на нее, шериф, — внезапно рявкнул Майк. — Я же говорил, с ней что-то не так. Теперь ты готов меня выслушать?

Потрясение заставило Натали отступить на шаг, когда Майк обратил на нее разъяренный взгляд. Это была одна из причин, почему их брак был обречен с первого месяца. Ярость ревности, почти фанатичная уверенность, что Натали всегда смотрит на других мужчин, вожделеет их.

Она не должна была быть шокирована, тем более удивлена.

Натали перевела взгляд с Майка на шерифа.

— Шериф Рэндольф, рада снова вас видеть, — она неуверенно улыбнулась ему. — Сегодня утром вы застали меня не в лучшей форме.

— Прошу прощения, мэм, — он неловко переминался с ноги на ногу. — Но мистер Клакстон, кажется, не хочет смириться с тем, что вы здоровы и в порядке.

— Посмотри на нее, она бледная. Она выглядит одурманенной, — обвинил Майк, входя в дом.

— Вас не приглашали внутрь, — Сабан шагнул вперед, его низкий голос был пропитан угрозой.

— Уйди с дороги, Порода, — Майк дрожал, его голос дрожал, когда Натали смотрела, как он пытается отступить. — Я хочу поговорить с женой.

— Бывшей женой, — Натали не стала дожидаться ответа Сабана. Вместо этого она повернулась к шерифу. — Извините, что он побеспокоил вас.

— Черт возьми, Натали. Собирай вещи, ты возвращаешься домой. Эта глупость должна прекратиться, — яростно выпалил Майк, его кулаки сжались по бокам, когда он был вынужден смотреть на Сабана, а не пройти мимо него. — Я отвезу тебя домой.

— Твой новый друг хочет умереть, Тед, — сказал Сабан шерифу. — Убери его отсюда.

— Погоди, Сабан, давай рассуждать здраво, — шериф снял шляпу и провел рукой по коротко остриженным волосам. — Мистер Клакстон просто хочет поговорить с ней. Дай ему увидеть ее, убедиться, что она не находится под каким-либо препаратом, и тогда он уйдет.

Тело Сабана дернулось сильнее, когда напряжение наполнило его.

— Под каким влиянием я могу оказаться? — Натали с подозрением посмотрела на Майка. Он мог быть параноиком, мог быть ублюдком, но обычно он не был сумасшедшим.

Обычно. Она начала пересматривать свое мнение об этом. У него было бульдожье выражение лица, которое уверяло ее, что он вот-вот сорвется с катушек и предъявит ей одно из своих параноидальных обвинений.

— Я хочу поговорить с ней подальше от него, — огрызнулся Майк на шерифа.

Шериф Рэндольф поморщился, когда посмотрел на Сабана почти нерешительно.

— Мистер Клакстон, я не могу заставить ее говорить с вами наедине, — затем он взглянул на Натали, его темно-карие глаза внимательно и мрачно изучали ее. — Все зависит от вас, мэм.

— Какого черта ты здесь делаешь, Тед? — Сабан зарычал. — Забирай своего друга и убирайтесь отсюда.

Шериф Рэндольф ничего не понимал. Натали видела подозрение в его глазах, когда он переводил взгляд с нее на Сабана, и она видела, как растет гнев Майка.

— Сабан, хватит, — напряжение в воздухе было настолько сильным, что можно было задохнуться. — Почему бы вам с шерифом не пойти выпить кофе?

— Ты думаешь, что я брошусь на кухню, как послушный ребенок, и оставлю тебя наедине с этим сумасшедшим? — Он повернул голову, его свирепые зеленые глаза пригвоздили ее к месту холодным огнем. — Я так не думаю.

Натали глубоко вздохнула и взмолилась о терпении.

— Я думаю, ты отведешь шерифа на кухню выпить кофе и сделаешь это без рычания, как темпераментный пятилетний ребенок, — она улыбнулась ему в ответ тонким, яростным изгибом губ. — Не заставляй меня думать об «а если». Это так вульгарно, а я терпеть не могу выглядеть вульгарно.

Шериф Рэндольф откашлялся, очевидно борясь с усмешкой, когда Сабан сердито посмотрел на нее, одна сторона его губ изогнулась, показывая эти острые клыки.

Клыки, которые пронзили ее плечо, не раз удерживая ее на месте в течение ночи, пока его язык облизывал ее кожу, а гормон воспламенял ее.

Он был частью ее. В каком-то смысле ни один мужчина не мог быть частью ее. Он был в ее голове, в ее крови, и она очень боялась, что он может быть частью ее сердца. Частью, которая будет уничтожена, если он продолжит пытаться подавить ее силу воли.

— Мне это не нравится, — прорычал он. — Он не стабилен.

— Я не стабилен? — Прокричал Майк, его глаза сверкали от ярости, когда он пригвоздил ее взглядом. — Ради бога, Натали, посмотри, с кем ты живешь, и скажи мне что-нибудь логичное. Он — животное.

— Довольно! — Натали повернулась к нему, инстинктивно, горячая злость наполнила ее при этом обвинении. — Если хочешь что-то обсудить, Майк, держи язык за зубами.

Его губы сжались, когда шериф посмотрел на них обоих жестким взглядом. У него есть своем мнение, подумала Натали. У него есть вопросы, которые он не мог задать, поэтому вместо этого наблюдал.

— И я оставлю тебя в одной комнате с этим человеком? — спросил Сабан с оттенком отвращения.

— Послушай меня, бешеный ублюдок! — Майк попытался ворваться в дом, ярость горела на его лице, его щеки покраснели, когда шериф схватил его за руку и Сабан заблокировал дверной проем. — Впусти меня. Ты что-то с ней сделал, и я это знаю. Посмотрите на нее. Она бледна и напугана. Посмотрите на нее, шериф. Он что-то с ней сделал. Он чертов зверь. Он не должен быть здесь, с ней. Он не должен быть рядом с ней.

Натали отступила от двери, пока твердое тело Сабана блокировало яростные попытки Майка пройти мимо двери. Она никогда не видела его таким, разъяренным тем, что его собственная безопасность не была превыше всего. Конечно, он знал, что Сабан может сломать его как спичку, если это то, чего он захочет.

— Майк, хватит! — сказала она резко, строгим голосом. — Ради бога, ты что, с ума сошел?

Сабан изо всех сил старался не ранить его, Натали видела это. Он загородил дверной проем своим телом, удерживая Майка, пока шериф схватил его за руку и потащил прочь от двери.

— Уведи его отсюда, Тед. Джонас будет в вашем офисе в течение часа, чтобы подать жалобу. Я хочу, чтобы он держался от нее подальше.

— Чертово животное! Ты не можешь принимать такие решения, — Майк боролся с шерифом. — Там моя жена. Не трогай мою чертову жену.

Майк отшатнулся, когда Сабан зарычал, первобытный, опасный, кошачий звук, не похожий ни на что, что Натали слышала, когда он рычал.

— Бывшая жена, ублюдок.

Боже мой, это безумие. Натали оттолкнула Сабана, ударив его по твердому животу, когда он попытался удержать ее.

— Убери от меня руки и прекрати это дерьмо. Вы все сошли с ума?

— Натали, послушай меня, — Майк потянулся к ней, его руки сомкнулись вокруг ее руки, его пальцы впились в ее плоть.

Ощущение его прикосновения вызвало немедленную реакцию, которую она не понимала, не могла понять. Ее кожа, казалось, съеживалась, физически пытаясь отстраниться от его прикосновений, когда осколки хрупкого, острого отвращения заполнили ее мозг.

Потрясенный, хриплый крик сорвался с ее губ, когда она попыталась вырваться из хватки Майка, уставившись туда, где его пальцы обхватили ее руку чуть ниже локтя.

Позади нее раздалось злое рычание, и, прежде чем Натали смогла осознать, могучая рука Сабана схватила Майка за шею, его пальцы разжались, и он был отброшен, во двор через крыльцо.

Натали посмотрела на свою руку, потом снова на Майка и медленно потерла кожу, пытаясь стереть ощущение его прикосновения. Он все еще был там, ощущение его прикосновения к ней, вызвало тошноту, подступившую к горлу. Она чувствовала, что в нее вторглись, что к ней приставали, как будто Майк прикоснулся к интимной части ее тела, а не просто схватил за руку. Ощущения граничили с агонией, в отличие от простого ощущения неприятного дискомфорта, когда доктор Пород осматривал ее.

Шок замедлил реальность, она подняла голову, наблюдая, как Сабан спрыгнул на землю, поднял Майка с лужайки, и нос к носу яростно зарычал, сверкнув острыми клыками, когда его кулак молниеносно ударил в мягкий живот Майка.

Шериф попытался разнять их, попытался встать между двумя мужчинами, но Сабан был слишком взбешен.

Натали услышала, как ее собственный голос выкрикнул его имя, когда она спрыгнула на землю, бросившись в драку и схватив Сабана за руку, когда он снова повернулся к Майку.

Глаза Майка закатились, его тело обмякло, а Сабан замер, его голова повернулась к Натали, его глаза скользнули туда, где она касалась его.

— Отпусти его, — тихо, она заставляла себя говорить, заставляла себя думать. — Отпусти его.

Она смотрела на него, дрожа, содрогаясь от силы знания, пронзившего ее сейчас. Что бы он ни сделал с ней, это имело более далеко идущие последствия, чем возбуждение.

— Отпусти его, — Натали подняла другую руку и обхватила запястье, где его пальцы все еще сжимали шею Майка. — Пожалуйста.

Майк начал хватать ртом воздух, когда Сабан медленно разжал пальцы и позволил ему упасть на землю, где шериф рывком поднял его и потащил обратно к патрульной машине.

Натали стояла под жарким летним солнцем, смутно сознавая, что соседи, вышедшие из своих домов, с любопытством наблюдают за происходящим.

— Что происходит? — прошептала она. Она все еще чувствовала, как прикосновение Майка болезненно отдается в ее руке. Она не могла избавиться от этого чувства, не могла остановить тошноту в животе.

Сабан поморщился, повернулся к ней, затем обхватил одной рукой ее затылок и прижался губами к ее губам. Его язык пронзительно скользнул между ее губ, переплелся с ее языком, и через секунду она уже наслаждалась вкусом Сабана, внезапно, ей захотелось его, ужасающе страстно.

Это был краткий миг, не более, чем прикосновение, вкус, но, когда он поднял голову, Натали почувствовала, как будто вся энергия покинула ее тело, но также, как и боль. Она прижалась лбом к его груди, ее дыхание перехватило от страха.

— Что ты со мной сделал? — прошептала она. — О, боже, Сабан, что ты сделал со мной?

***

Майк наблюдал за происходящим во дворе. Это животное прикасалось к ней, целовало ее, его руки обнимали ее, когда он отстранился, а Натали положила голову ему на грудь.

Она наклонилась к животному, позволяя ему поддерживать себя, позволяя ему обнимать ее, несмотря на боль, которую она чувствовала, и он ненавидел это. Он хотел разорвать ублюдка на части, клетка за клеткой. У этого сукина сына было то, что должно было принадлежать Майку. Он украл ее, украл у нее Бог знает сколько времени.

Вот почему она была так решительно настроена развестись с ним, уйти от него. Вот почему она никогда не зависела от него, никогда не опиралась на него и не позволяла ему доминировать в их браке, из-за этого Породы, этого животного.

Он провел ладонью по лицу, чувствуя, как по вискам стекает пот. Солдат, который пришел к нему домой сразу после ее отъезда из города, был прав. Майк не верил в это, не мог поверить, что эти ублюдочные животные могут контролировать женщину, как ему говорили.

Но он видел это собственными глазами. Он видел ее, не в силах вынести его прикосновения, ее лицо побледнело, глаза потемнели за секунду до того, как Порода оторвал его от нее.

И теперь животное обнимало ее, а не муж, с которым ей не следовало разводиться.

Боже. Что он будет делать? Майк должен увести ее от этого ублюдка. Он должен отвезти ее к доктору, которого советовал солдат, чтобы они могли все исправить.

Вот почему она развелась с ним. Он изумленно покачал головой. Тогда он этого не понял. Майк был ее мужем, он имел право трахать ее дома, когда хотел, чтобы она была дома, право защищать ее и заботиться о ней. Чтобы уберечь ее от таких ублюдков, как Бруссард.

Он позволил своим глазам встретиться со светящимися зелеными глазами Породы и сглотнул от обещания возмездия. Бруссард убьет его, если представится такая возможность. Майк должен быть уверен, что у него не будет шанса. Он найдет способ отвлечь Натали от этого, спасти ее, отвезти к доктору, чтобы вылечить. Чтобы стереть из ее памяти последствия того, что с ней сделали.

Он знал ее. Порода — нет. Майк может это сделать.

— Приятель, у тебя появилось гребаное желание умереть, — шериф сел за руль и с жалостью посмотрел на него.

Черт, Майку нужна возможность. Шанс. Он просто должен доставить Натали туда, где они смогут ей помочь, вот и все.

— Она моя жена, — отрезал он.

— Бывшая жена, — насмешливо напомнил шериф.

Майк сердито посмотрел на него.

Покачав головой, мужчина развернулся и завел машину, прежде чем тронуться с места.

Майк продолжал наблюдать за Натали. Теперь она спорила с Породой. Он знал это выражение ее лица, близко познакомился с ним за год до развода.

Интересно, что случилось с его женой? Женщина, которая любила его, которая подчинялась ему. Вот что с ней случилось. Эта Порода. И Майку придется это исправить.

Глава 7

Он должен чувствовать себя виноватым, у него должна быть совесть, не так ли? Он должен чувствовать боль, ту же самую боль, которую она чувствовала, привязанная к нему так бесповоротно, что даже прикосновение другого мужчины причиняло ей боль.

Но это было не так. И истинная проблема заключалась в том, что он не мог скрыть, что это не так. Вот почему ему пришлось поспешить, чтобы не отстать от нее, когда Натали убежала в дом, едва не захлопнув дверь перед его носом.

— Знаешь, cher, я мужчина, — заявил он, когда она повернулась к нему лицом в гостиной. — Я самец Пород. Собственник, агрессивный и охраняющий свое. Ты не можешь просить меня быть другим.

— Я не просила тебя втягивать меня в это. Не просила тебя тащить свою задницу на лужайку перед домом, просто чтобы заявить о своих жалких правах, и не просила тебя совершать убийство, пока шериф наблюдает. Ради бога, есть некоторые вещи, о которых не нужно говорить, — ее голос повысился, когда Натали заговорила, гнев пропитал каждое слово, когда они покинули ее губы, словно проклятье.

— Он дотронулся до тебя, — для Сабана этого было достаточно. — Он причинил тебе боль.

— О, да, и он знал, что, если схватит меня за руку, этот странный гормон, которым ты заразил меня, будто вонзит ножи в мою кожу, — отвращение окрасило ее слова.

Ее глаза цвета патоки были горячими, кипящими от гнева, ее лицо пылало от ярости, и он мог поклясться, что даже ее волосы, казалось, приобрели огненный оттенок. Она была как темное пламя, горящее перед ним, опаляющее его своим гневом. И в Сабане взыграл чистый мужской собственнический инстинкт.

Она его женщина. Его. Единственное, что природа создала исключительно для него. Если она хоть на секунду подумала, что он позволит другому мужчине прикоснуться к ней, заявить на нее свои права, то лучше ей подумать еще раз.

— Я должен был предупредить тебя об этом, — проворчал он, хотя был уверен, что предупреждать ее об этом бесполезно. — Я думал, Эли позаботилась об этом.

— Ожидай дискомфорта, — Натали повторила эти слова, как какое-то грязное проклятие, — Ожидай несколько побочных эффектов. Скажи, Сабан, что еще я должна ожидать, о чем ты меня обманул?

Он почувствовал, как его зубы сжались от унизительного тона голоса.

— Не дави на меня, Натали, — мягко предупредил он. — Я еще не остыл после того, как увидел, как этот ублюдок пытается заявить на тебя права.

— Никто не может заявить на меня права, — она сжала кулаки, и он мог поклясться, что Натали почти топнула ногой.

Интересно. Это определенно было тем, чего следовало опасаться, потому что он чувствовал запах чистой ярости, кипящей внутри нее. Ее терпение с ним, с Породами, с мужчинами в целом быстро достигало предела. Сабан не мог не удивиться, что Натали может потерять терпение и самообладание, но также и не мог ей ничем помочь.

Внутри восстала воительница, он чувствовал это. Женщина, готовая сразиться с миром, если он того заслуживает, и содрать шкуру с мужчины рядом. И он определенно заслужил это; черт, он почти с нетерпением ждал этого. Судя по тому, что он видел у своего лидера, Кэллана, и пары Кэллана, секс и гнев могут быть чертовски хорошим сочетанием.

Книги, которые Кэсси дала ему, убедили его, что Сабан будет удовлетворен. Часто лучший секс в любых отношениях происходит после ссор. Хотя, честно говоря, если все пройдет лучше, чем прошлой ночью и этим утром, он может не пережить этого.

— Ты слышал меня, Сабан Бруссард? — ее голос стал хриплым от гнева. — Никто не может заявить на меня права.

— Метка на твоей шее доказывает обратное, — он пожал плечами, спокойно глядя на нее. — Я заявил на тебя права, cher, хорошо это или плохо. Нет разводов, нет расставаний, и не будет бывшего мужа, верящего, что он может это изменить.

Сабан сохранял свой голос спокойным и уверенным. У него было чувство, что если он потеряет контроль над своим горячим каджунским темпераментом, то проиграет эту битву с самого начала. Потому что вместе с гневом вернулась и лихорадка, жгучая и ярче, чем раньше, а Натали противостояла ему.

Природа не позволяла Породам противостоять друг другу. Они могут сражаться, они могут злиться, но они не будут отрицать тягу друг к другу.

Перед лицом ее гнева он не чувствовал вины. Сабан был не из тех, кто делает что-то вполсилы; его учили понимать, делать, как это делать, и не подвергать сомнению каждое принятое решение.

Но сейчас, глядя на Натали и видя вспышку боли и страха за гневом, он удивлялся боли в своей груди. Чувство вины? Возможно. До Натали он тоже никогда не испытывал подобных чувств, поэтому трудно было сказать наверняка.

Ее независимость была завоевана с трудом, и теперь она чувствовала угрозу. Он не винил ее за гнев, но не позволит ей отрицать его или его метку, которую она сейчас носит.

— Тебе лучше уйти, — ее голос был хриплым от непролитых слез и неразрешимой ярости. — Сейчас же!

— Что ж, cher, я постараюсь это сделать, — проворчал он. — С твоим бывшим мужем, рыскающим вокруг, как безумный койот, и этим глупым шерифом, сующим свой нос не в свое дело. О да, я просто соберу вещи и уйду, да?

Сабан устал от того, что она велит ему оставить ее.

— Я должна выбраться отсюда, — Натали покачала головой. — Я должна уйти от тебя, пока ты не свел меня с ума.

— Пока не появился твой бывший муж, у тебя не было со мной проблем, — ему захотелось зарычать, зарычать от досады, когда эта мысль пришла ему в голову. — Неужели он так много значит для тебя, что теперь тебе приходится убегать от меня?

Взгляд, который она бросила на Сабана, был настолько полон презрения, что, будь он мужчиной менее мужественным, он, возможно, вздрогнул бы.

— Не прикидывайся дураком, Сабан, у тебя это плохо получается, — язвительно сообщила Натали ему. — Я не знаю, что говорится в твоей книге правил Пород, но обычная порядочность должна удерживать тебя от того, чтобы вести себя как полный идиот только потому, что это соответствует твоим целям. Ты угрожал Майку. Ты чуть не убил его. И ты не должен стоять передо мной и говорить, будто вся эта чушь о спаривании все исправит.

— Я буду защищать тебя, — он подошел ближе, сердито глядя на нее, в то время как животная часть его мозга требовала, чтобы он снова показал ей, насколько она была его женщиной. — Клакстон вел себя неразумно, Натали, ты же знаешь.

— А ты? — Она скрестила руки на груди и уставилась на него. — Ты почти не задушил его до смерти. Одной рукой.

— Ты бы предпочла, чтобы я действовал двумя руками? Я подумал, что это будет честно, дать ему хотя бы фору, но в следующий раз я постараюсь сделать все правильно, — в следующий раз он просто убьет ублюдка и покончит с этим.

Взгляд, которым она одарила его, красноречиво говорил о ее ярости и о том, что она думает по этому поводу.

Он зачарованно смотрел, как Натали сдерживает гнев. Ее руки сжались в кулаки, тело напряглось, пока Сабан не задался вопросом, не сломается ли ее позвоночник.

— У меня сегодня дела, — сообщила она ему. — Те, что не включают тебя. Извини меня.

Натали направилась к лестнице, отмахиваясь от него, как будто спор закончился просто потому, что она считала его законченным?

— Не так быстро, пара, — огрызнулся Сабан, быстро проскальзывая между ней и ее целью. — Этот спор еще не закончен.

— Почему? Потому что ты еще не трахнул меня? — Она бросила взгляд на его эрекцию под джинсами. — Я не в настроении.

Сабан зарычал.

— Ты чертовски уверенна, что готова трахаться, но это не входит в твой план. Твой гнев в данный момент совершенно нелогичен. Клакстон готовился напасть на тебя, Натали, и ты это знаешь. Лучше бы он подрался со мной, чем с тобой. Это гарантировало ему выживание.

— Майк не причинит мне вреда, — складочка залегла между ее бровями. — Я была замужем за ним много лет, Сабан, он никогда не бил меня.

Дело было в том, как она это сказала, в предательском блеске ее ресниц, в запахе обмана. Она не лгала ему, но и не говорила всей правды.

— Что он сделал? — осторожно спросил он.

Внезапная уклончивость от ответа в ее глазах была доказательством того, что он что-то сделал.

— Он никогда не бил меня, и знаешь, что еще он никогда не делал, Сабан? Он никогда не дрался с мужчинами из-за чего-то настолько глупого.

— Нет, скорее всего, доканывал тебя, — Сабан чувствовал возобновившуюся потребность разорвать человека на куски, по одной конечности за раз. — Поэтому ты с ним развелась, Натали? Почему ты так сильно борешься со мной? Он пытался контролировать весь этот дикий, прекрасный огонь внутри тебя? Или он пытался его погасить?

— Разговор окончен, — она сказала это спокойно, но он чувствовал, чувствовал боль и гнев, бушующие внутри нее.

Как и пламя, которое Клакстон хотел контролировать, она отодвинула его, спрятала под маской спокойного самоконтроля. Натали могла бы научить Породу владеть собой.

Она определенно могла преподать ему урок, потому что он справлялся с этим не так хорошо, как она, но Сабан также знал, что уже принял то, чем она была для него. Ей еще предстояло понять это.

— Этот разговор еще не окончен, — Сабан обнажил зубы в отчаянии; он чувствовал, как это отчаяние поднимается внутри него, угрожая границам его контроля. — Слушай меня внимательно, Натали. Не имеет значения кто это, мужчина или женщина: любая угроза для тебя будет устранена. Любой удар против тебя будет отомщен. Всего лишь мысль, вспышка угрозы, и я буду там. Нравится тебе это или нет, хочешь ты этого или нет.

— Хочу я этого или нет, — в ее голосе была горечь, словно кислота, пронзившая его душу. — Потому что ты так решил. Стой там, где, черт возьми, ты стоишь, Сабан. Только подальше от меня.

Глава 8

Было больно. Натали не могла остановить боль, поднимающуюся внутри нее, страх, уверенность, что потеря контроля с Сабаном будет ее погибелью.

— Мне не нужно, чтобы ты участвовал в моих битвах, — она сама будет бороться в собственной войне, черт возьми. — Особенно, когда дело касается Майка.

Она повернулась, чтобы отойти от него, но снова оказалась лицом к лицу с его широкой грудью.

— Уйди с дороги, Сабан.

— Чтобы ты убежала и спряталась? — огрызнулся он. — Вместо того, чтобы столкнуться с этой проблемой и исправить все, ты собираешься сбежать.

— Это невозможно исправить, — процедила женщина сквозь стиснутые зубы, сжимая кулаки. — Ты думаешь, что прав. Ты всегда думаешь, что ты прав. Большой, плохой мужчина Пород знает все.

Ее обвинение было встречено молчанием. Натали подняла глаза, встретилась с Сабаном взглядом, и ей пришлось проглотить комок в горле, потому что она увидела не гнев, как ожидала, хотя в нем было что-то от гнева. Вместо этого он задумчиво смотрел на нее, словно ища ответ или пытаясь найти вопрос, который ускользал от него.

— Ты не почувствовала того, что почувствовал я, — наконец мягко сказал он. — Ярость, потребность в насилии, которые переполняли его. Ты развелась с ним, Натали, не просто так, и ты это знаешь. Точно так же, как ты знала, что он может причинить вред, прежде чем выгнала его из дома.

Она не позволит ему быть правым. Натали не могла. Если да, то как она сможет противостоять ему позже? Поначалу Майк действовал так — используя логику, используя щит понимания и терпения, чтобы разрушить ее уверенность в себе.

— Мой брак закончился разводом и это мое дело. Как я теперь справляюсь с Майком, это тоже мое дело. Не твое.

— Ты не веришь в это, Натали, — он покачал головой, засовывая руки в задние карманы, очевидно, сдерживая желание прикоснуться к ней.

В отличие от Майка.

Не то чтобы Майк когда-нибудь бил ее, но слишком часто у него были порывы. Его характер мог быть отвратительным, язык острым и режущим.

— Я же сказала, не так ли? — она выдавила из себя слова сквозь стиснутые зубы, когда раздражение и возбуждение смешались в какое-то странное покалывание, которое распространялось от ее матки к остальному телу.

Она была уверена, что в другом месте и в другое время, в любой другой ситуации это было бы забавно. Если бы это случилось с кем-то еще, возможно, забавно.

— Почему ты не можешь сделать хоть что-нибудь, как нормальный, обычный человек? — огрызнулась она, желая запустить руку в волосы, когда разочарование начало в ней нарастать.

Злость была достаточно сильна. Но злиться и до потери пульса хотеть трахнуть это твердое тело? Ни одна женщина не должна иметь с этим дело.

Выражение его лица немного смягчилось от хищной решимости, и чувственное веселье омрачило его глаза, когда он наклонил голову ближе к ней.

— Cher, если ты еще не заметила, нормальность не является частью моей генетики. Привести тебе еще один пример?

Натали попятилась, когда он вынул руки из карманов и удобно устроился ими по бокам от нее.

— Секс тебе не поможет, — прошипела она. — Недостаточно секса, чтобы компенсировать преднамеренное нападение на того, кто не нападал на тебя.

— Он дотронулся до тебя. Он причинил тебе боль, — Сабан пожал плечами, хотя его лицо напряглось. — Это все, что мне нужно.

Потом он отвернулся. Сабан отвернулся, как будто это не имело значения, как будто его решения были всем, что имело значение, и все, что было важно.

— Не делай этого, — Натали почувствовала, что дрожит всем телом.

— Не делать что? Закончить эту маленькую ссору? — Он снова повернулся к ней, с гладкой кожей, мощными мускулами, и снова посмотрел на нее. — Мы не договоримся, Натали. Хочешь верь, хочешь нет, но Майк Клакстон хочет причинить тебе вред, и я не позволю этому случиться. Ты не согласна, и это нормально. Это не значит, что я не положу этому конец. А теперь, если ты не хочешь охладить жар внутри себя с помощью секса, тогда мне не помешает перекусить. Ты голодна?

Она голодна?

Ее губы приоткрылись в шоке. Он не хотел спорить? Он не собирался спорить из-за этого?

— С каких это пор? — Натали быстро последовала за ним. — С каких это пор ты не хочешь спорить? Ты ведь мужчина, да?

Он одарил ее озорной улыбкой через плечо.

— Ты уже должна знать.

О, боже, да, она знала. Она знала, какие у него сильные, мозолистые руки, прижимающие ее к нему, чувствовала его рот, пожирающий ее, его член, вколачивающийся в нее. И она знала выражение холодной, ледяной ярости на его лице, когда он сжимал шею Майка, медленно душа его до смерти.

— Ты не можешь просто нападать на людей, которые выводят тебя из себя, Сабан. Особенно на мужчин. Мне приходится ежедневно иметь дело с мужчинами на работе, я не могу себе этого позволить.

— Тогда у них должно быть хорошо развито чувство самосохранения, чтобы держать их руки при себе, — он открыл дверцу холодильника, наклонился и заглянул внутрь, прежде чем вытащить молоко.

Натали стояла и гневно смотрела на него.

— Так не пойдет, черт возьми, — выругалась она.

Сабан поставил стакан на стойку, наполнил его молоком и, подняв стакан, повернулся к ней.

— Поспоришь со мной, — его глаза весело блеснули, когда он поднял стакан и выпил молоко.

Мужчина, пьющий виски, сексуален. Мужчина с бутылкой пива может быть сексуальным. Но мужчина, пьющий стакан молока, не должен быть сексуальным. К сожалению, Сабан мог сделать это эротичным зрелищем, особенно когда он опустил стакан и чувственно облизал нижнюю губу.

Натали почувствовала, как внутри у нее все сжалось, как яростно вспыхнуло ее лоно, когда она вспомнила удовольствие на его лице, когда Сабан лизал ее вот так же.

— Ты ведешь себя неразумно, — она сгибала и разгибала пальцы, Натали стремилась понять его отношение. Он был готов убить Майка. Теперь он наблюдал за ней с веселой игривостью. — Ты не нападаешь на кого-то за что-то настолько безумное, как прикосновение ко мне, когда они не знают об этой глупой брачной горячке, — парировала она, чувствуя себя не в своей тарелке, неуверенная в собственном гневе. Женщине чертовски трудно бороться с мужчиной, когда он смотрит на нее, как на конфету, которую до смерти хочет попробовать.

— Посмотрим, — он скрестил руки на груди.

— Посмотрим? — Натали стиснула зубы, гнев снова поднялся в ней вместе с желанием, голодом. Она ненавидела это. Безумие. Чем больше она злилась на него, тем больше возбуждалась, и это было не очень удачное сочетание.

— В следующий раз, когда ты на кого-нибудь нападешь, я сама тебя арестую, — выпалила она. — Я этого не допущу.

Выражение его лица изменилось. Хищное, довольное. Кошачья Порода, пугающий, чувственное животное, которое она всегда чувствовала под поверхностью.

— Ты не позволишь? — его голос пророкотал с рычанием, нечленораздельно произнося слова с такой силой, что у нее по спине пробежал холодок.

— Я этого не допущу, — она почувствовала дрожь, пронзившую ее тело, когда веселье исчезло из его взгляда, и вместо этого его наполнило дикое возбуждение.

Сабан двинулся к ней.

Натали не отступала. Она не собиралась отступать и не собиралась позволять ему думать, что он может напасть на кого-то, когда и где пожелает. Если она не остановит это сейчас, этому не будет конца. Сабан будет полагать, что может контролировать ее, когда захочет и как захочет.

«Начинай так, как хочешь продолжить», — так всегда говорила ее мать. Она пыталась сделать это с Майком, старалась держаться твердо, и он наплевал на нее. Он запугал ее, ее любовь к нему оправдывала его, и она провела три несчастных года, пытаясь наладить брак, который был обречен с самого начала.

— Я отступил ради тебя, — пророкотал Сабан, подходя ближе. — Я отпустил ублюдка, потому что ты сказала: «Пожалуйста»; потому что боль в твоем голосе, из-за этого куска дерьма, была больше, чем я мог вынести. Ты видела выражение его лица, когда он схватил тебя за руку, когда увидел боль, которую причинил?

Натали отрицательно покачала головой.

— О, ты все видела, boo, — его губы скривились от гнева. — Ты видела удовлетворение, ликование в его глазах, и я это почувствовал. Я почувствовал запах и поклялся, что убью его за это.

— Ты не можешь просто убивать людей из-за этого, — Натали приложила руки к его груди, попыталась оттолкнуть его.

Его руки поднялись, погладили ее руки, и по ее телу пробежала дрожь.

— Он все еще дышит, — прорычал Сабан.

— Едва ли! — огрызнулась она. — Думаешь, то, что ты сделал, нормально?

— Я думаю, это было очень неприятно, — сказал он мягко, угрожающе. — В то время было бы лучше убить его, но терять тебя из-за этого не стоило. Это не значит, что я позволю ему уйти безнаказанным. Он будет осторожнее в будущем, и ты тоже, пара, будешь осторожнее. Следующий, кто набросится на тебя в гневе — умрет. Потому что чем больше вреда он причинит тебе, тем больше у него шансов встретиться со своим вечным создателем, — каждое слово становилось все короче и грубее, пока он не закончил резким, яростным рычанием.

Натали открыла рот, чтобы обрушиться на него с угрозой, чтобы продолжить спор, хотя слова, вертевшиеся у нее в голове, отказывались быть связными. Прежде чем она успела заговорить, он опустил голову, притянул ее к себе и поцеловал.

Это был даже не поцелуй. Он кусал ее, затем облизывал, наблюдая сквозь прищуренные глаза, как ее язык проник в его рот, чтобы попробовать его на вкус. Чтобы насладиться пряной, бурной эссенцией, которая находилась там от гормона, который вызывал горячку.

Из ее горла вырвался сдавленный стон.

— Попробуй меня, — Сабан снова лизнул ее. — Ты чувствуешь меня, Натали. Скажи мне, скажи мне, что ты знаешь, что я не причиню тебе вреда. Включая убийство этого жалкого мелкого ублюдка, если только он не поставит под угрозу твою жизнь.

— Ты причинишь ему боль, — она попыталась покачать головой, пытаясь побороть желание, которое начало бурлить в ее крови.

— О, boo, конечно. Я причинил ему сильную боль, — каджунские слова выскальзывали, лениво, гортанно, пронзенные голодом и опасными намерениями. — Я бы заставил его с плачем бежать к мамочке за то, что он посмел причинить тебе вред, за то, что поверил, будто он когда-нибудь сможет взять то, что принадлежит мне. И знаешь, cher, ты моя единственная.

Его.

Ее губы приоткрылись, и он накрыл их, слабый, жалобный стон сорвался с ее губ, когда Натали полностью ощутила его вкус. Когда Сабан всосал ее язык в рот, а затем позволил ей взять верх. Лизать его, дразнить, пока его язык не сплетется с ее, пока она не сможет пососать, провести по его губам языком, втягивая его вкус в свой рот.

— Нет!

Натали отпрянула от него, не обращая внимания на рычание, раздавшееся у нее за спиной.

— Не говори мне «нет», пара, — горячо возразил он. — Я чувствую твое желание, и даже больше, я чувствую тот факт, что ты знаешь, что я прав. Ты не убежишь ни от этого, ни от меня.

— Я убегу, когда захочу или как захочу, — Натали запустила пальцы в волосы и попятилась из кухни. — Оставь меня в покое, Сабан. Просто оставь меня в покое.

Она повернулась и направилась клестнице. Женщина должна найти в этом смысл, должна найти способ уравновесить то, что узнала о нем.

Сабан не мог просто нападать на людей. Эта брачная горячка была достаточно сильной. Как они выживут без какого-либо контроля? Ни один из них не думал здраво, и было чертовски ясно, что ни один из них и не будет.

Все, что ей нужно — уйти от него, ненадолго. Прочь от него, от воспоминаний о его вкусе, от мучительной потребности в нем.

Натали почти бегом взбежала по лестнице, прекрасно понимая, что он следует за ней, двигаясь с ленивой скоростью, настигая ее, выражение его лица было напряженным, голод горел в его глазах.

У нее перехватило дыхание, с губ сорвался прерывистый стон, когда она почувствовала, как его руки схватили ее за бедра на полпути вверх по лестнице, останавливая ее, когда его руки быстро скользнули к ее джинсам и начали расстегивать молнию.

— Что ты делаешь? — завизжала женщина, пытаясь схватить его за запястья, за руки, чтобы остановить свое раздевание, в то время как он стягивал ткань с ее бедер. — Черт, Сабан…

Она упала на колени, когда большая рука надавила ей на спину, толкнула вперед, и он накрыл ее, властный, сильный, его губы накрыли метку, которую он оставил на ее плече прошлой ночью.

Натали замерла, когда удовольствие пронзило ее, взорвалось, пронзило от этой единственной ласки. Это место было настолько чувствительным, настолько восприимчивым к его губам, к его ласкающему языку, что у нее перехватило дыхание.

— Это ничего не решит, — выдохнула она, когда головка его члена прижалась к ее бедрам, скользнула в теплую влагу и нашла вход, который искала.

Он не шевелил губами, вместо этого Сабан зарычал, все еще кусал метку, когда его бедра двинулись вперед, погружая его эрекцию в нее, Натали почувствовала, как иголки острого удовольствия начали атаковать каждый ее нерв.

— Это ничего не меняет, — выдохнула она, борясь с удовольствием, борясь с неспособностью отказаться. — Это неправильно.

Ее спина выгнулась, когда с ее губ сорвался мяукающий крик, и его член прижался к матке внутри нее, заполняя ее.

— Скажи, что ты моя, — Сабан прикусил метку, отчего ее голова дернулась назад, к его плечу, одна рука потянулась к нему, сжимая его бедро, пока он прижимал ее к себе.

— Я не позволю тебе контролировать меня.

— Скажи мне, — прорычал он, лизнул метку, пососал ее с голодным рычанием.

— Я не позволю тебе сделать это, — ее крик был слабым, жалкой попыткой бросить вызов тому, что она знала, даже сейчас, было правдой. Уверенность, какой не было в ее жизни.

Его бедра изогнулись, заставляя его член ласкать ее изнутри, тереться о ее внутреннюю плоть, набухшая, раскаленная головка двигалась, воспламеняя нежную, чувствительную плоть небольшими толчками. Его губы еще раз задели метку на ее шее, затем его зубы прошлись по ней, посылая сильную дрожь вниз по ее спине, когда ее чувства были подавлены, а здравый смысл потерян под напором удовольствия.

— Скажи мне, — ласковый, приправленный темной чувственностью, грубый и первобытный, голос проник в ее сознание, будто его прикосновение украло ее разум.

— Твоя, — ее стон был вознагражден, покорность принята, и животное внутри него вырвалось на свободу.

Это было жгучее удовольствие и боль, каждый толчок был сильным, мощным, они оба потеряли контроль над собой. Как будто признание Натали в его победе было всем, что ему было нужно, чтобы позволить собственному удовольствию взять верх.

Больше удовольствия, чем она могла вынести, огненное, оно прожигало плоть и кости, и наполняло ее душу там, где она не знала, что ей холодно. Холодная, одинокая, ищущая чего-то большего, причины отдать свое внутреннее «Я» другому.

У Натали не было причины, но это не имело значения. Она чувствовала, как он согревает, как он овладевает ее телом, каждой клеточкой, обволакивает всю сущность. И разбивает ей сердце.

В момент, между мучительным наслаждением и оргазмом, Натали призналась себе в этом. Она боролась не с Сабаном, а с собой. Потому что она теряла себя в нем, отдавая ему части своей души, о существовании которых даже Майк не подозревал. Отдавая ему части себя, которые, как ей казалось, она не могла разделить с ним.

И когда оргазм взорвался в ней, вызволив чувства, она поняла, что потеряна.

Позади нее, Сабан дернулся, зарычал. Головка его члена пульсировала, шип, это удлинение размером с большой палец, стал прямым, выйдя из нижней части головки члена и поглаживая области, слишком чувствительные, уже трепещущие, уже воспламененные, когда его семя заполнило ее.

Он пометил ее. Заклеймил ее. Сабан овладел ею. И в отличие от Майка, Натали чувствовала, что Сабан действительно может уничтожить ее.

Глава 9

Несколько дней спустя между ними возникла настороженность в отношении друг друга, которую Натали никак не могла преодолеть. Она даже не знала, хочет ли она преодолеть ее в данный момент.

Брачная горячка выбила ее из равновесия, ее эмоции, независимость и страх, который Майк внушил ей, когда они поженились, все это смешалось в ее голове и в сердце.

Часть женщины хотела протянуть руку и взять все, что Сабан, казалось, предлагал ей, но другая часть сдерживалась, наблюдала и ждала. Ничто не может быть так просто, как это. Лихорадка, ощущение того, как все кажется правильным, когда его тело движется внутри нее.

Новый учебный год приближался с каждым днем. Занятия проводились круглый год, но шестинедельный перерыв, между последним семестром и началом новых занятий, дал студентам и преподавателям столь необходимый отпуск до начала занятий. И именно в это время Породы дали Натали возможность привыкнуть к городу и просмотреть характеристики студентов, которых ей дали.

Класс, который ей предоставили, был одним из лучших, которые она видела. Компьютеры были собраны по последнему слову техники, комната была светлой и просторной, тонированные окна вдоль одной стены выходили на зеленую ухоженную территорию, окружавшую школу.

Натали знала, что стекла в окнах сделаны специально для того, чтобы пуля не могла пробить их насквозь. Точно так же, как она знала, что Совет по образованию одобрил различные меры безопасности, из-за которых взрослые Породы будут выставлены в непосредственной близости от школы и вокруг нее, чтобы обеспечить защиту детей Пород, которые будут посещать занятия.

Шанс всей жизни. Она всегда будет известна как первый учитель не из Пород, который будет частью образования этих исключительных детей, по слухам, родившихся от союзов между Породами и людьми.

Это было волнительно, что ее выбрали для такой работы, пока она не встретила Сабана.

При этой мысли Натали сделала паузу, вводя расписание занятий в свой персональный компьютер. Да, Сабан все изменил. С того самого дня, как он появился в ее доме, она знала, что он изменит все в ней, и из-за этого, признаваясь себе, она боролась с влечением, растущим между ними.

Она боролась с ним, огрызалась на него, вела себя как сварливая и избалованная девчонка, пытаясь вывести его из себя, несмотря на его порочно-сексуальные взгляды.

Часть ее хотела только одного — убежать от него, в то время как другая часть цеплялась за каждый взгляд, каждое слово, каждую секунду, вспыхивающих между ними.

Пока Натали не оказалась здесь, невидяще уставившись на незаконченное расписание занятий и комнату, подготовленную для студентов, пока Сабан перепроверял охранный пункт, который Породы использовали для слежки за территорией школы.

Женщина посмотрела на открытую дверь, слыша его голос, слишком тихий, чтобы разобрать, что он говорит, но тем не менее успокаивающий. Успокаивающий только потому, что он рядом и защищает ее.

Боже, она совсем потеряла голову. Та же защита, которая пугала ее, когда он защищал ее от Майка, теперь успокаивала.

При этой мысли Натали покачала головой и мысленно отругала себя за то, что не предвидела того, что сделает Майк. Он был доволен разводом и любовницей, которая была с ним в последний год их брака, пока не подумал, что у нее может быть кто-то еще.

Потом все закончилось криками, дракой и обвинениями. Она хорошо с ним знакома.

Самым удивительным было то, что после той стычки в доме, он держался подальше от нее. Она боялась, что бывший снова попытается найти ее, что он будет и дальше ее контролировать, а Сабан сможет задушить его.

Когда Натали провела рукой по волосам, неотрывая взгляда от двери, Сабан вошел. Высокий и крепкий, одетый в джинсы, футболку и ботинки, с одной стороны на поясе у него висела черная эмблема «Инфорсера», оружие удобно лежало в наплечной кобуре.

Он выглядел тем, кем и был, крутым парнем, готовым сражаться, если ситуация того требовала. Готовым любить, если она даст ему хотя бы полшанса.

Он пересек комнату, мощные ноги пожирали короткое расстояние, его блестящие зеленые глаза пожирали женщину живьем, несмотря на поджатые в тонкую линию губы.

Суровое выражение лица было предупреждением, и она знала, что оно ей не понравится.

— Что случилось? — Натали медленно поднялась со стула, в голове мелькали кошмарные видения.

Причиной тому был страх, что Кэллан Лайонс, глава Правящего кабинета, передумал разрешать детям посещать публичные занятия.

Сабан подошел к ее столу, его задумчивый взгляд скользнул по ее лицу, прежде чем он упер руки в бока и нахмурился. Раздраженный, очень раздраженный взгляд застал ее врасплох.

— Мне только что сообщили, что твой бывший пытался приказать КэллануЛайонсу убрать меня из твоего дома, основываясь на его подозрениях, что я оказываю на тебя чрезмерное влияние и, следовательно, ты не способна трезво мыслить. Он угрожает подать в суд на меня, Правящий кабинет и Совет по образованию за то, что они были заодно с моими злыми планами на твое очень красивое тело и требует, чтобы тебя освободили от контракта и немедленно сопроводили к нему, где он затем вернет тебя в ваш дом и предоставит тебе медицинскую помощь.

Пока он говорил, Натали почувствовала, как ее губы приоткрылись в изумлении.

— Он не посмеет, — выдохнула она.

— О, он посмел, — огрызнулся Сабан. — А теперь скажи мне еще раз, почему я не должен убить этого сукина сына и избавить нас всех от страданий.

Ей хотелось, чтобы он пошутил.

— Потому что это разозлит меня? — Натали уперлась руками о стол и посмотрела на него. — Ты думаешь, я хочу пролить кровь из-за чьей-то безумной ревности? Ради бога, Сабан, как думаешь, почему я развелась с ним?

— Интересно, что заставило тебя выйти за него замуж? — раздраженно фыркнул он и провел рукой по шее. — Майк вышел из-под контроля, Натали. Я предупреждаю тебя, что Правящий Кабинет Пород рассматривает возможность его ареста и запрета на въезд в этот район. Если он проигнорирует предписание, его посадят в тюрьму.

— Сабан…

— И не нужно такого тона, — прорычал он. — Ты хоть представляешь, какую угрозу он представляет для весьма шаткого соглашения, к которому пришли Правящий кабинет и Совет по образованию? Или угроза, которую он представляет лично для тебя? Я предупреждал, что он не в своем уме, и это только доказывает мои слова.

— Майк иногда может немного напрягать, — Натали поморщилась. — Он устанет от этого и успокоится.

Женщина надеялась на это.

Сабан наклонился вперед. На этот раз он положил руки на стол, когда его нос оказался в нескольких дюймах от ее носа.

— Ты обманываешь себя.

Возможно, так оно и было. Покачав головой, Натали отошла от стола и подошла к окну. Она смотрела на сад, высокие, густые деревья, которые окаймляли здание, и задавалась вопросом, что она будет делать, если Майку удастся уничтожить ее шанс на хорошее будущее.

— Ты должен позволить мне поговорить с ним, — она повернулась к Сабану, зная еще до того, что увидит.

Его глаза сузились, отрицание отразилось на жестких, свирепых чертах его лица.

— Этого не случится, — угрожающе прорычал он. — Ты помнишь последнюю вашу встречу? Он выглядел так, будто готов тебя выслушать?

Нет, не выглядел. Она резко выдохнула.

— Он неплохой человек, — наконец тихо произнесла Натали. — Майк просто не был хорошим мужем.

— Он сумасшедший. Перестань его защищать. Он похитит тебя, независимо от твоих желаний, если ты дашь ему хотя бы полшанса. Я не собираюсь давать ему такой шанс.

Нет, она тоже. Но Майк никогда не был опасен. Он был подозрительным, параноидальным, а иногда даже чересчур, но Натали не могла поверить, что он может причинить кому-то вред.

— Когда ты перестанешь защищать его, Натали? — Сабан скрестил руки на груди и сердито посмотрел на нее.

— Я не защищаю его, — женщина ссутулила плечи в ответ на обвинение. — Я просто не хочу, чтобы ты его убивал.

— А если я пообещаю не убивать его? — холодно прорычал Сабан. — Что тогда? Ты согласишься с тем, что он гребаный псих, и, по крайней мере, позволишь мне испытать удовлетворение, выбросив его за пределы нашего округа?

Ее губы почти дрогнули. Может он и Порода, но в данный момент он был высокомерным, раздраженным самцом.

— Ты должен позволить мне поговорить с ним, — повторила она, качая головой. — Ты должен знать, как его урезонить, вот и все.

— Ну, очевидно, ты тоже не знаешь, как это сделать, иначе не развелась бы с ним.

— Да, я бы так и сделала, — Натали встретила его взгляд не дрогнув. — Да или нет, но Майк не мог принять мою потребность быть собой, а я не могла принять его потребность контролировать меня. Все просто, Сабан. Кроме всего прочего, именно это разрушило наш брак.

— Ты любила его, — он ненавидел это.

На какую-то долю секунды в его глазах вспыхнуло понимание того, что она испытывала чувства к другому мужчине.

Натали медленно кивнула.

— Когда я вышла за него замуж, мне понравилась иллюзия, которую он мне подарил. Я любила человека, которым я его считала.

Его ноздри раздулись, было ли это от гнева или в попытке учуять правду в ее словах, она не была уверена.

Его руки упали с груди, когда Сабан покачал головой, отвернулся от нее и провел рукой по затылку, как будто пытаясь снять напряжение.

— У меня была жизнь до тебя, Сабан. Так же, как и у тебя до меня, — напомнила она ему.

— Я никогда не любил до тебя, — он повернулся к ней, его раздражение усилилось, черты лица напряглись, глаза заблестели. — Но я не виню тебя за те чувства, которые ты испытывала к нему. Отстойно, но это так. Моя проблема в том, что ты отказываешься признать, насколько он опасен.

— Опасен для себя самого, — это было самое печальное, и Натали призналась себе в этом, прежде чем сделать последний шаг к разводу. — Он не опасен для меня, Сабан. Если бы он причинил мне боль, он не смог бы продолжать быть мучеником, каким видит себя. Мир против него, — она беспомощно развела руками. — Вот как он это видит. Примените к нему силу или насилие, и станет только хуже.

Натали пошевелилась, не понимая, почему воспоминание об этом заставило ее подойти к Сабану, обнимая его. Зачем ей это? Майк исчез из ее жизни, по крайней мере, по большей части. Натали не нуждалась в утешении, и она знала, что Сабан чертовски в этом не нуждался. Он был достаточно сильным мужчиной.

Но она уже обняла его, прижимаясь к его груди, его руки гладили ее спину, его тепло окутывало ее.

Возбуждение, которое отдавалась легкой пульсацией внутри нее весь день, не нарастало, гормональные уколы, которые доктор сделал накануне, упростили для нее и Сабана жизнь. Давая возможность покинуть дом дольше, чем на пять минут. Значит, ее вел не непреодолимый голод.

Она почувствовала, как его губы прижались к ее макушке, и не смогла сдержать улыбку.

Два дня они избегали разговора о Майке, словно он был гранатой, которая вот-вот взорвется между ними.

— С ним нужно что-то делать, Натали, — мягко произнес Сабан, одной рукой приподнимая ее подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом. — Это не может продолжаться.

Женщина медленно, с сожалением, кивнула. Да, что-то нужно сделать, и она знала, что должна это сделать. Она не могла допустить, чтобы Майк пострадал. Он не был плохим человеком, как она и сказала Сабану. Он был просто очень нуждающимся человеком, человеком, который отказывался признать, что все не всегда может идти по его плану. Но как только он смирится с тем, что проиграл, Майк сдастся, залижет раны и будет пытать какую-нибудь другую бедную женщину, у которой не хватит ума разобраться в его мыслях.

Натали поняла его давным-давно, и теперь, стоя в объятиях Сабана, она была готова признать, что не хотела, чтобы обвинения Майка и его паранойя повредили тому, что она, наконец, признала, было между ней и Сабаном.

Здесь у нее был шанс на любовь, о которой она мечтала, на жизнь, о которой мечтала. Она не могла позволить Майку разрушить это. Не могла позволить себе разрушить это, потому что она поняла, что Сабан может быть человеком, на которого она может положиться. Мужчина, с которым она может чувствовать свободу.

Глава 10

Она что-то задумала. По мере того, как проходил день, Сабан мог наблюдать, как в прекрасной голове Натали зарождается какой-то план. Восхитительно наблюдать за ней, чувствовать, как она прокручивает в голове проблему со своим бывшим мужем, пока ему не захотелось зарычать в ревнивой ярости от осознания того, что она думает о нем.

Он не хотел, чтобы она думала о другом мужчине. Сабан хотел стереть Майка Клакстона с его вкрадчивой улыбкой и жадным взглядом из ее памяти.

Зная, что он не может раздражаться. Знание того, что она пытается понять, как выполнить его работу и избавиться от ублюдка, только ухудшало ситуацию.

Однако он наблюдал за процессом и фиксировал каждое изменение выражения лица, каждый меняющийся запах от эмоций, пока Натали работала в классной комнате, и позже, когда они ужинали в одном из лучших ресторанов Буффало-Гэп.

Гормональный укол, который Эли сделала ей накануне, а также таблетка, которую она приняла утром, достаточно ослабили горячку, чтобы Натали могла думать, а не трахаться с инстинктивной самозабвенностью. Сабан должен был признать, что предпочел бы самозабвение, потому что не было гормонального лечения для мужчин.

Эффект был другим, мучительная горячка не вызывала такого дискомфорта. Или, возможно, это не так сильно ощущалось, не так мучительно больно. А Сабан познал боль. Боль была такой мучительной, такой жестокой, что потребность трахаться, какой бы жестокой она ни была, была больше удовольствием, чем агонией.

Но это было на грани сильного раздражения, всегда. Он провел диагностику системы безопасности в доме, а затем проверил датчики на наличие подслушивающих устройств, взрывчатых веществ и различных угроз.

Его член был твердым, как кол, и угрожал прорвать молнию джинсов, но если он собирался заняться любовью, то сначала должен убедиться, что в доме безопасно.

Вернувшись в гостиную, он инстинктивно посмотрел на свою пару. Она свернулась калачиком в углу дивана, наблюдая за ним темными и горящими глазами, ее тело вибрировало от возбуждения.

Она была для него совершенством. Не имеет значения, что другой брал ее, что она любила другого, сказал он себе. Но любит ли она его? Были ли какие-то эмоции, перенесенные ею после замужества, которые теперь мешали ей видеть бывшего мужа таким, какой он есть?

— Ты снова смотришь на меня хищным взглядом, — объявила Натали хриплым голосом, переходящим в страсть.

Боже, Сабан любил звук ее голоса, когда она желала его. Когда горячка нарастала, и ее киска текла.

— Возможно, я подумываю о десерте.

Он придвинулся ближе к ней, стиснув зубы от желания, внезапно пронзившего его.

Горячка, нарастающая в ней, обволакивала его чувства, опьяняла его, заставляла его кровь кипеть. Так было в тот момент, когда он увидел ее, наблюдая за ней издалека. Она получила назначение, когда он приземлился в Нэшвилле, где она работала учителем в небольшой государственной школе. Через несколько часов она стала самой важной вещью в его жизни. За прошедшие недели она стала еще большим. Натали стала его душой.

Это знание сделало его потребность в ней сильнее, острее. Это заставило Сабана осознать, что его положение в ее жизни было шатким, несмотря на лихорадку. Как бы сильно он ни ненавидел это, а он действительно ненавидел, в ее жизни когда-то был другой мужчина, и этот мужчина вторгался на его территорию.

Сабан был создан и обучен справляться с таким раздражением. Его вырастил старик, которого он называл Бруссард, он учил его состраданию, и чтобы Сабан хотел чего-то большего, чем смерть и ненависть.

Стоя там, глядя на свою пару, он задавался вопросом, кто победит. Инстинкты или воспитание, потому что в этот момент он не хотел ничего, кроме как пролить кровь и защитить свою пару. Потому что что-то внутри него, эта первобытная, примитивная часть, предупреждала его, что его пара нуждается в защите от Майка Клакстона.

— Ты не похож на человека, который думает о десерте.

Натали поднялась с дивана, волнообразным, сексуальным движением, которое заставило его ноздри раздуться, чтобы втянуть ее запах в себя и сохранить контроль. Запах мог сорвать его контроль, но Сабан держался.

— Я человек, который многое обдумывает, — прежде всего, он обдумывал лучший способ манипулировать своей очень умной, очень вспыльчивой маленькой парой.

Ее низкий смех был понимающим, сексуальным. Ее запах, словно восход солнца, как весна и невинность, и как женщина, медленно, уверенно занимающая свое место в жизни своей пары.

Ему нравился этот запах. Ему нравились все эти ощущения, когда он смотрел, как она претендует на то, что принадлежит только ей.

Возможно, Клакстон не будет такой проблемой. Не то чтобы он когда-нибудь позволил ей самой встретиться с этим человеком, но, возможно, Сабан не сможет пролить кровь. И, может быть, ему не нужно беспокоиться о ее сердце. Она приближалась к нему, ее запах смешивался с его, его запах смешивался с ее.

Ее пальцы скользнули ему под пояс.

Сабан резко опустил голову. Его взгляд упал на изящные пальцы, зажатые между джинсами и заправленной в них рубашкой.

Жар ее пальцев обжег его плоть через рубашку и спустился к его яйцам, сжимая их.

Для них это было впервые. Первый раз Натали пришла к нему сама. Он поднял голову, увидел вспышку уязвимости в ее глазах и крепко сдержал голод, разрывающий его.

— Я твой, — сказал он ей. — Делай, что хочешь, пара.

— Пара, — прошептала она почти вопросительно.

— Гораздо больше, чем жена, — Сабан держал руки при себе, а не прикасался к ней, как хотел. — Самая важная часть того, кто я есть.

Выражение ее лица смягчилось, хотя в глазах блеснула нервозность и неуверенность. Но это не остановило ее желания, и не остановило этот маленький шаг к осознанию ее власти над ним.

Натали имела над ним огромную власть. Он сделает для нее больше, чем просто убьет, он умрет за нее. Но более того, Сабан будет бороться до конца, чтобы жить для нее.

— Я хочу тебя, — Натали сказала это просто и забрала себе последнюю его частичку.

Дыхание буквально застряло у него в горле, когда она начала расстегивать пряжку его ремня. Медленными, уверенными движениями ее тонкие пальцы расстегнули ремень, затем расстегнули металлическую пуговицу и спустили молнию вниз, по твердому и пульсирующему члену.

Сабан непроизвольно зарычал, мышцы его живота напряглись, когда ее пальцы схватили край его рубашки и потянули вверх.

Сабан поднял руки, достаточно согнувшись, чтобы позволить ей стянуть рубашку, затем почти взревел от удовольствия, когда ее голова наклонилась и ее острые маленькие зубы впились в его грудь.

— Mercy, моя cher, — прорычал он, заставляя свои руки просто скользить по ее спине.

Она была полностью одета. Но он хотел видеть ее обнаженной, и хотел видеть ее обнаженной сейчас.

Он схватил подол ее рубашки и стянул ее, но хотел просто сорвать. Сабан подавил голодный рык, когда почувствовал ее мягкую кожу, а затем издал рев, когда ее горячие губы двинулись вниз по его груди к животу, а затем к напряженной длине его члена.

Он изумленно уставился на нее, когда Натали опустилась на колени. Ее груди были обрамлены черным кружевом, бледные, округлые и чертовски красивые. Но ничто не могло быть так красиво, как эти бледно-розовые, сочные губы, между которыми пропала головка его члена.

Черт. Ничего не может быть лучше.

Его рука скользнула в ее волосы. Шоколадные пряди обвились вокруг его пальцев, как живой шелк. Она всосала головку его члена глубоко в рот. Натали заставила его чувства взорваться.

Сабан почувствовал, как его голова упала на плечи, затем заставил себя смотреть на нее. Он почувствовал рычание, исходящее из его груди, и прорычал ее имя. Прорычал, что нуждается в ней, и попытался взять себя в руки. Он молился о контроле, потому что хотел, чтобы это продолжалось. Сабан хотел этих прикосновений, того, как ее глаза сверкали на него, вид его плоти, прижатой к ее губам, запечатлелся в его памяти.

Сдавленный стон вырвался из его груди, когда ее язык закружил вокруг головки, лаская набухшую плоть частыми движениями. И там, прямо под кожей, ее любопытный маленький язычок исследовал плоть, покрывавшую нарост. Он был на грани, сгорая от потребности освобождения.

— Я больше не выдержу, — простонал Сабан, когда она втянула головку обратно в рот и застонала, продолжая сосать. — Натали, cher.

Его бедра напряглись от желания кончить, яйца сжались в агонии.

В последний раз медленно лизнув, она медленно отстранилась.

— Я хочу взять тебя.

Сабан смотрел вниз, ошеломленный, пот выступил у него на лбу, когда она поднялась на ноги, ее тонкие пальцы гладили его эрекцию.

— Я хочу трахнуть тебя прямо здесь, — Натали разулась и расстегнула джинсы.

— Здесь?

Он судорожно сглотнул, наблюдая, как женщина медленно, дюйм за дюймом, выскользнула из плотной джинсовой ткани, словно фантастический подарок.

— Здесь, — ее улыбка была чистым сексом, чистой потребностью. — У тебя какие-то проблемы?

Натали сбросила джинсы, прежде чем потянуться назад и расстегнуть лифчик.

Чашечки соскользнули с упругой, сладкой плоти ее грудей, и контроль внезапно стал последним, о чем думал Сабан. Сладкие, сочные соски торчали, и он потерялся.

— Здесь, так здесь.

Черт, ему было все равно где, пока он будет внутри нее, обнимая ее, а она будетобнимать его.

Сабан откинулся на спинку дивана, с удивлением и удовольствием наблюдая, как она оседлала его бедра и нагнулась к нему.

Его руки сжали ее бедра, когда он откинулся на спинку дивана.

Она текла, как горячий мед. Мягкая, тугая, скользкая плоть обхватила головку его члена, затем медленно и мучительно, дюйм за дюймом, он скользнул в нее. С ее губ сорвались тихие всхлипывающие стоны. Ее острые ногти впились ему в плечи, а темные глаза заискрились от удовольствия.

— Я долго не протяну. Но я компенсирую это, — Сабан пытался ровно дышать.

Он чувствовал, как пот бисеринками стекает по его телу, чувствовал, как дикость овладевает ими обоими.

— Ты можешь делать это всю ночь.

Натали прижалась к его груди, ее бедра приподнялись, ее киска плотно обхватывала его член, и Сабан потерялся.

Кого волнует контроль? Удовольствие, прикосновение к ней, ее вкус, ощущение ее тела — это все, что имело значение. Схватив ее за бедра, Сабан переместился и начал двигаться внутри нее жесткими, отчаянными толчками. Ничто не имело значения, кроме как брать ее сейчас. Трахать ее так сильно и глубоко, с таким удовольствием, чтобы она никогда не забывала, что значит принадлежать ему.

Натали была вне себя, встречая толчок за толчком. Острые маленькие ногти вонзились ему в спину, пока ее зубы впились в его плечо.

Крошечные уколы боли были ничем, больше удовольствием, чем чем-либо еще, но достаточно, чтобы сорвать последнюю каплю контроля, которую он держал в узде. Сабан сильнее сжал ее бедра, его член входил в нее яростными толчками, когда он почувствовал, как оргазм пронзил ее тело.

Он прижался губами к метке, которую оставил ей, его зубы царапнули ее, когда он еще раз двинулся. Нарост под головкой его члена разбух, затвердел, удовольствие и боль от этого вырвала рычание из его горла, когда экстаз хлынул через него. Сладкие небеса. Ощущение ее киски на такой чувствительной плоти, было слишком сильно для него. Сабан чувствовал, как она пульсирует, в то время как он проливал в нее свое семя.

Нарост зафиксировал его член на месте, лаская скрытую плоть, и отправил их обоих в сверкающую, горящую сферу чистого удовольствия.

Все остальное Сабан выяснит позже, пообещал он себе, прижимая ее спиной к диванным подушкам и нависая над ней. Когда его освобождение пролилось в нее, и стоны восторга прорвались сквозь них обоих, он поклялся, что будет бороться за Натали, не смотря на цену. К черту ревность, не стоит терять веру, ее веру в него. И не стоило терять верность, которая росла между ними, верность, рожденную эмоциями и, как он молился, любовью.

Он не хотел приковывать ее к себе сексом. Сабан хотел привязать ее к себе с любовью. И ничем больше.

Глава 11

Натали отчаянно пыталась не думать о Сабане или о тех эмоциях, которые вспыхивали внутри нее, когда дело касалось его. Она испытывала разочарование и раздражение, она пыталась спрятаться, и пыталась отрицать их отношения. Она хотела отрицать свои чувства к нему, потому что иначе ей пришлось бы признать тот факт, что в течение нескольких недель, менее чем за два месяца, она позволила мужчине украсть часть ее сердца, которой не обладал даже ее бывший муж.

И вот она пообещала себе, что никогда больше не позволит другому мужчине влиять на себя.

На следующее утро она чуть не фыркнула от этой мысли, поставив кофе и начав готовить завтрак. Сабан сидел за маленьким кухонным столом, одетый в свою униформу инфорсера Пород.

На боку в наплечной кобуре висело оружие, на левом бедре ‒ кинжал в ножнах. Она знала, что у него будет больше оружия, спрятанного на нем. Оружие, которое она не могла видеть, оружие, которое он знал, как использовать со смертельной эффективностью.

И почему это ее успокаивало, а не пугало, она не была уверена. Она должна была бояться Сабана с того дня, как узнала, что он будет жить в ее доме с ней, следовать за ней, защищать ее.

Это была одна из причин, по которой она боролась с ним до сих пор, как поняла Натали, доедая бекон, яйца и тосты. Вот почему она не хотела, чтобы он был здесь. Почему она не хотела, чтобы он был частью ее жизни. Потому что она знала, что он станет частью ее сердца.

Так оно и было. Он сам, бронзовые мускулы, покрытые военной черной униформой с эмблемой ягуара на плече.

Она почти покачала головой, когда налила две кружки кофе и подошла, чтобы поставить их на стол. Отвернувшись от него, женщина ничего не могла с собой поделать, она просто не могла не позволить своим пальцам скользнуть по густому, темному шелку его волос.

‒ Эй, ‒ он поймал ее руку, его голова дернулась вверх, взгляд встретился с ее. ‒ Ты не должна пытаться подкрасться и прикоснуться ко мне.

Он приложил ее ладонь к своей щеке, запечатлел на ней поцелуй, а затем вернулся к работе с планшетом, который он подсоединил к передатчику, который носил с собой.

Натали запустила пальцы в его волосы, улыбка тронула ее губы, когда Сабан наклонился к ней, хотя его лоб был сосредоточенно нахмурен.

Он не возражал, чтобы его трогали. И Сабан не думал, что легкая ласка означает призыв прямо к кровати. Майк не хотел, чтобы к нему прикасались, пока он не будет готов к сексу.

Натали позволила своим пальцам задержаться еще на мгновение, затем вернулась к плите и завтраку.

Странно, как легко Сабан проскользнул в ее сердце. Она не хотела этого, она дала ему хороший отпор, но он все равно оказался там.

Она остановилась у плиты, почувствовала резкий удар в сердце и поняла, что ей это нравится. У нее перехватило дыхание, хотя Натали знала, что этого не должно было быть. Это потрясло ее до глубины души, хотя она понимала, что должна была все время знать, что происходит.

Она влюбилась в мужчину, который был в сто раз более властным, чем ее бывший муж, и ему удалось проникнуть в ее душу гораздо глубже, чем Майку когда-либо удавалось.

Она уставилась невидящим взглядом на бекон и почувствовала гнев, который начал расти внутри нее. Это не был гнев на себя или на Сабана. А в сторону Майка.

Он приехал в Буффало-Гэп, чтобы уничтожить не только ее независимость, но и то, что она обрела с Сабаном. Он оставил свою девку, работу и дом, который украл у нее, чтобы убедиться, что она потеряла все, что могла найти в этой маленькой общине.

Он снова это сделает, поняла она. Он не причинит ей физической боли, но разрушит уважение и доброе отношение, которые она здесь строила. Майк сделает так, что она не сможет учить детей Пород, прежде чем он сам станет представлять угрозу для нее и для них.

И он знал, что делает. И женщина поняла, что должна остановить его, прежде чем он уничтожит этот шанс на счастье, который у нее был.

‒ Мне нужно кое-что проверить в грузовике, ‒ Сабан поднялся со стула, когда она повернулась к нему. ‒ Я сейчас вернусь.

Он быстро вышел из комнаты, когда Натали медленно и тяжело вздохнула. Услышав, как закрылась входная дверь, она сорвала телефон со стены и набрала номер мобильного Майка.

Она собиралась позаботиться об этом, между ней и Майком. Она не хотела, чтобы руки Сабана были окровавлены из-за глупости ее бывшего мужа, и она не даст ему шанса попытаться разрушить ее карьеру снова.

‒ Натали, слава богу, что ты позвонила, ‒ он ответил после первого же гудка. ‒ Ты в порядке?

Псевдо-беспокойство в его голосе было слишком наигранным.

‒ Возвращайся домой, Майк, ‒ отрезала она. ‒ Я развелась с тобой не просто так. Чтобы убрать тебя из моей жизни. Не заставляй меня получить еще один запретительный ордер на тебя. Ты же знаешь, как плохо это будет выглядеть, если тебе придется искать другую работу.

‒ Раньше ты не была такой жесткой, Натали.

В его голосе звучала глубокая печаль. Боже, неужели он никогда не видел, что делает с собой?

‒ Раньше ты не был таким глупым, ‒ прошипела она. ‒ Я уехала из Теннесси, чтобы сбежать от тебя. Я счастлива здесь, Майк. Счастливее, чем когда-либо была в нашем браке. Возвращайся к своей девке и оставь меня в покое.

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина.

‒ Я лишь хочу увидеть тебя, ‒ наконец произнес он мягким, полным сожаления голосом. ‒ Неужели я так много прошу?

‒ Да, это так, ‒ слишком многого просит, потому что она не могла винить Сабана за беспокойство, и не было ни единого шанса, что он согласится на это.

‒ Пять минут, Натали. Где угодно. Меня не волнует. Просто дай мне пять минут, чтобы попрощаться.

‒ И ты уйдешь?

‒ Клянусь, я уйду.

‒ Пять минут, ‒ ответила она. ‒ Я буду в торговом центре сегодня около четырех. Я встречу тебя у входа в «Салли Джей».

«Салли Джей» был одним из магазинов женской одежды в большом торговом центре недалеко от города.

‒ У тебя будет пять минут. Я позвоню тебе прямо перед тем, как выйду на улицу.

‒ А твой пушистый друг будет с тобой? ‒ с горечью спросил он.

‒ Он будет рядом, ‒ наконец вздохнула она. ‒ Но я поговорю с тобой наедине. Будь там в четыре, Майк. И помни, пять минут. И ни минутой больше.

‒ Пять минут. Это все, что мне нужно, Нат.

Она повесила трубку и вернулась к плите, когда входная дверь снова открылась, и через несколько секунд Сабан вернулся на кухню.

Когда Сабан снова сел за кухонный стол и сделал здоровый глоток кофе без кофеина, который он прикупил несколько дней назад, он медленно вздохнул.

Иногда его обоняние было скорее проклятием, чем благословением. Например, несколько мгновений назад, когда он чувствовал исходящие от Натали эмоции. Богатые и насыщенные возбуждением, искрящиеся от желания, и перекрывающий все это, глубокий, пьянящий аромат любви.

У любви был запах, хотя он менялся от человека к человеку и от пары к паре. Это было нелегко обнаружить, и часто даже не было видно, за исключением стрессовых, личных моментов.

«О чем она только думала»? ‒ удивился он про себя.

Что заставило этот колодец эмоций раскрыться внутри нее и вырваться на свободу, а затем прикоснуться к нему. Прикоснуться к нему по собственной воле, как бы проверяя свою способность сделать это или его терпение.

Боже, помоги им обоим, он будет лежать у ее ног, пока Ад не замерзнет, чтобы снова почувствовать то, что он чувствовал, когда она так робко прикасалась к нему. Ощущение, как будто электрический ток пробежал по его голове и прошипел вниз по позвоночнику. Он едва сдерживал слабеющую дрожь и проклинал себя за это. На секунду он стал похож на жалкого детеныша, каким помнил себя так давно. Глядя на ученых из своей металлической клетки, он жаждал чего-то, что выходило за рамки потребности в пище. И теперь он знал, что это за жажда, не просто прикосновения, а прикосновения, наполненные эмоциями.

Это прикосновение воспламенило его нервные окончания, и теперь, спустя долгие мгновения, оно заставило его нервничать, терять равновесие и наполняться собственными эмоциями.

‒ Я бы хотел отложить поездку в торговый центр, которую ты запланировала на сегодня, ‒ сказал он ей, стараясь говорить спокойно, когда она поставила перед ним тарелку с едой. ‒ Есть еще некоторые вопросы безопасности, которые я хотел бы решить в первую очередь.

Его контроль не выдержал, сообщение, которое Джонас отправил, не было радостной новостью.

‒ Я не могу откладывать это.

Сабан резко вскинул голову. Ее голос был вежливым, неконфликтным, но он услышал за ним нервозность. Та же нервозность, которую он чувствовал каждый раз, когда она с ним не соглашалась. Неужели она думает, что он побьет ее за несогласие с ним? Этот сукин сын, Клакстон, должен был за многое ответить; к сожалению, Сабан уже пришел к выводу, что он должен позволить Джонасу и его команде позаботиться о том, чтобы выдворить ублюдка из города, а не заботиться об этом самому.

Натали могут не понравиться его методы.

Наблюдая за ней, он заметил, что она не смотрит ему в глаза. Она села, посолила и поперчила еду, отхлебнула кофе и больше ничего не сказала.

Однако, он видел, как бьется ее пульс неровным ритмом, и чувствовал ее трепет.

‒ Очень хорошо, ‒ Сабан опустил взгляд на свой завтрак и принялся за еду. ‒ Я свяжусь с Джонасом и назначу несколько дополнительных людей вокруг торгового центра, просто на всякий случай. Прошлой ночью в городе заметили наемника Совета. Совет уже много лет пытается поймать пар Пород, так что нам нужно быть осторожными.

‒ Но почему? ‒ Она подняла голову, и в ее взгляде мелькнуло подозрение.

Неужели она верила, что он ей соврет? Сабан хотел зарычать, он хотел бросить что-нибудь, хотел избить ее бывшего мужа, пока тот не превратился в кровавую кашу.

‒ Почему они пытаются захватить наших пар? Или почему мы должны быть осторожны?

Она поджала губы, когда насмешливое наигранное терпение окрасило ее лицо.

‒ А ты как думаешь?

Сабан улыбнулся, убедившись, что в его взгляде достаточно порочной чувственности.

‒ Много чего, но я сосредоточусь на твоем вопросе. Они хотят, чтобы наши пары стали экспериментом, они хотят их изучить, кстати, они увидели первую еще при создании первой породы более века назад. К несчастью для них, этот первый лев сбежал на двадцать седьмом году своего творения. Спаривающий гормон и генетическое вирусоподобное состояние, которое он создает, представляют для них интерес.

‒ Какого рода интерес? ‒ Она ела, но ее внимание было привлечено, он видел.

Натали была любопытной маленькой штучкой, и это любопытство редко было проблемой. До сих пор.

Сабан покончил с завтраком, отодвинул тарелку и холодно посмотрел на нее.

‒ Это создает условия, которые замедляют старение как у породы, так и у его или ее пары. За десять лет Меринас и Кэллан постарели примерно на год. Ходят слухи, что первый лев, которому должно быть около ста тридцати лет, все еще жив и все еще в расцвете сил. И это, моя дорогая, причина, по которой ученые Совета сделают все, чтобы захватить наши пары.

Глава 12

Этот выбор был трудным. Несколько часов спустя, когда Натали вошла в огромный двухэтажный крытый торговый центр за пределами города, она почувствовала себя так, словно ее огрели по голове.

Сабан ответил на все ее вопросы, он даже предложил отвезти ее в Святилище, чтобы она могла обсудить некоторые более сложные эффекты лихорадки. Ничего опасного, заверил он ее. В том, чтобы быть парой, не было ничего опасного для жизни. Почему, черт возьми, нет, просто продвинутая продолжительность жизни и только бог знает какие проблемы в будущем. Не говоря уже о психически неполноценном состоянии, по ее мнению, Совета ученых и солдат, пускающих слюни за возможность выпотрошить тело кого-то из Пород или их пар.

Это удивляло ее, разрушительность, которую мужчины могли навязать друг другу. Ужаса и жестокости не существовало в животном мире. Это было выживание сильнейших, и в некотором смысле, именно так теперь жили Породы. Выживание наиболее приспособленных.

Неужели природа тоже так считает? Было ли это причиной спариваний? Причина для большей продолжительности жизни после спаривания? Она знала, что женщины, Породы и те, кто был женат или соединен с Породами из кошачьих, быстро забеременели без гормонального лечения, разработанного доктором Морри. Но после первого зачатия забеременеть стало гораздо труднее. И Сабан сказал ей, что Породы волчьих видов переживали еще более тяжелые времена до недавнего времени, пока их врачи не обнаружили гормоны, до сих пор неизвестные, в одной из их самок.

Весь процесс спаривания был чертовски запутанным, но, по словам Сабана, единственной постоянной во всем этом была эмоция, которую разделяли супруги. До сих пор, в течение более чем одиннадцати лет с момента объявления об их существовании, спаривание всегда приводило к любви. И взгляд, который он бросил на нее, когда рассказывал об этом, был наполнен теплом, эмоциями и невысказанным вопросом, на который она еще не была готова ответить.

Да, она любила его, и осознание этого пугало ее до чертиков.

Когда они приблизились к магазину, Натали украдкой взглянула на часы на запястье и оглядела толпу, переходящую от магазина к магазину. У нее было десять минут, чтобы встретиться с Майком на другой стороне магазина.

Туалеты были на другой стороне, с двумя входами и выходами. Она надеялась, что сможет войти с одной стороны и быстро пройти к выходу с другойстороны, рядом с дверями, которые вели на открытую парковку.

Пять минут. Это было все, что она даст Майку, и она намеревалась сделать это, разговаривая. С нее хватит. Они развелись, и развелись по определенной причине, и Натали не собиралась превращать новую жизнь, которую она хотела для себя, в международный инцидент. Вот что будет, если он станет первым зарегистрированным человеком, который умрет от ревности Породы.

Она доверяла Сабану, Натали доверяла ему свою собственную жизнь. Но в Майке она не была так уверена.

‒ Я иду в дамскую комнату, ‒ она остановилась у входа. ‒ Выйду через несколько минут.

Ей пришлось заставить себя подавить нервозность, сдержать страх, который, как она боялась, заполнил ее. Но после одного прищуренного взгляда, Сабан медленно кивнул, прежде чем прислониться к стене со всем смиренным терпением любого обиженного мужчины.

Она почти улыбнулась.

Войдя в туалет, она поднялась по ступенькам, быстро прошла мимо кабинок, затем вышла из выхода на противоположной стороне. До выхода на улицу через две двойные двери было всего несколько шагов, и они выходили на тротуар, окружавший торговый центр.

Майк ждал ее прямо через дорогу, скрестив руки на груди, и выражение его лица заставило ее грудь сжаться в знакомой панике. Он был зол. Майк не всегда был рассудителен, когда злился. Ему было все равно, если он устраивал публичные разборки, и он редко прислушивался к голосу разума. Натали почти повернулась и пошла обратно в торговый центр.

Вместо этого она посмотрела на часы, потом снова на Майка, молчаливо заявляя, что она не пойдет туда. По крайней мере, так близко к дверям был удобный путь к отступлению, если один из тех солдат Совета скрывался возле торгового центра.

Она огляделась вокруг, просто чтобы убедиться, и не увидела никого подозрительного. На стоянке было оживленно, довольно много машин.

Натали видела, как Майк выругался, прежде чем перейти улицу, его плечи были расправлены, выражение лица озлобленное.

‒ Мы не могли бы сделать это в тени? ‒ он усмехнулся. ‒ Ты всегда должна доставлять неудобства, не так ли, Натали? Училка Пород должна быть на виду.

‒ Я могу уйти, и мы забудем об этом, ‒ возразила она. ‒ Сабан ждет за дверью, Майк. Сделай это быстро.

‒ Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Черт возьми, тебе здесь нечего делать. Ты моя жена.

Резкий, изумленный смех вырвался из ее горла.

‒ Прекрати, Майк. Мы оба знаем, что это не имеет никакого отношения к тому, что ты хочешь меня вернуть и все из-за потери контроля надо мной. Я тебе не жена. Я никогда больше не буду твоей женой, и если ты не поймешь этого, то ты умрешь.

‒ Натравишь на меня свое бешеное животное, Нат? ‒ отвращение наполнило его голос. ‒ Как ты можешь позволить этой штуке прикасаться к тебе?

Натали хотелось закатить глаза, но она знала, что это только заставит этот короткий разговор затянуться.

‒ Майк, я согласилась встретиться с тобой, чтобы ты увидел, что со мной этого не происходит, ‒ Натали старалась говорить мягко, нежно. Иногда это срабатывало. ‒ Наш брак закончился в первый же год, я просто не хотела признаваться в этом. А теперь отпусти ситуацию и возвращайся в Теннесси. Не делай все сложнее, чем это должно быть.

Его губы сжались, лицо покраснело от гнева.

‒ Разве ты не видишь, что эти Породы сделали с тобой, Натали? ‒ Майк запустил пальцы в волосы, и ярость вспыхнула в его глазах. ‒ Они что-то с тобой сделали. Они накачали тебя наркотиками, — он потянулся к ней, его зубы сильно сжались, когда женщина отскочила назад. ‒ Посмотри на себя, ты даже терпеть не можешь, когда к тебе прикасается кто-то, кроме этого ублюдка.

‒ Прекрати это, Майк. Ты не знаешь, о чем говоришь, и это не та дискуссия, которую мы собираемся вести. Тебе нужно уйти. Я не хотела видеть тебя до того, как пришла сюда, и не хочу сейчас.

Его ноздри раздулись ‒ красноречивый знак. Только в его самой сильной ярости Натали когда-либо видела это. Это были времена, когда он обнимал ее за шею и колотил кулаком по стене рядом с ее головой. Когда он крушил мебель и часами обвинял ее в том, что она спит с каждым мужчиной, которых они знали.

‒ Ты моя жена.

Он сделал шаг вперед, и в его глазах Натали увидела то, чего никогда не видела раньше. Ярость была настолько сильной, что она знала, что Майк никогда не сможет держать себя в руках.

Неужели он действительно был таким все эти годы? Как она могла не заметить этого, не заподозрить, что он попытается навредить, как только узнает, что больше не является частью ее жизни? Забудь о разводе, бимбо(прим. пер.: Бимбо— жаргонное слово для условно привлекательной, сексуализированной, наивной и неразумной женщины), он все еще хочет контролировать ее. Она не ходила на свидания, не искала друзей, потому что знала Майка и знала, что он этого не потерпит.

И до сих пор она даже не подозревала, что знает об этом.

Теперь она осторожно отступила к дверям, жалея, что ускользнула от Сабана, что просто боролась с ним, заставила его хотя бы попытаться. Она была бы в безопасности. Или в безопасности в ее постели, крича от удовольствия, пока Сабан спаривался с ней. Любой из вариантов был бы предпочтительнее этого.

‒ Они накачали тебя наркотиками, Натали. Врачи, которые говорили со мной после твоего ухода, рассказали мне все. Этот наркотик делают их тела. Это делает тебя зависимой.

Боже. Боже. Она отчаянно огляделась вокруг, зная, что происходит, уверенная, что Майк подставил ее.

Она повернулась, чтобы толкнуть входную дверь в торговый центр, чтобы бежать, чтобы убежать обратно к Сабану.

‒ Ты чертова сука, ты не побежишь обратно к нему.

Натали чуть не закричала, когда его рука сомкнулась на ее плече, оттягивая ее назад, когда она попыталась схватиться за ручку двери, чтобы уйти от него.

Боль, хотя и не такая сильная поначалу, стала ошеломляющей, когда он потащил ее обратно. Она почувствовала, как его рука обвилась вокруг ее талии, его грудь прижалась к ее спине, когда Натали вцепилась в его плоть, гортанные всхлипывания слетели с ее губ, когда она попыталась позвать Сабана.

Она слышала крики, но они не могли быть ее собственными. Туман боли накрыл ее глаза, наполнил мозг, и вместе с ним пришел ужас.

Майк ругался, неистовствовал. Она слышала визг шин и знала, боже, она знала, что он забирает ее. Увозит ее от Сабана и мечтаний, о которых она и не подозревала.

‒ Ах, ты ублюдок!

Ярость, насыщенная ужасом и смешанная с адреналином, пронзила ее разум.

Ее руки сжались в кулаки, ногти впились в лицо Майка, когда она попыталась переплести свои ноги с его ногами, выбивая его из равновесия.

Они упали на дорогу, когда заревели клаксоны и в воздухе завыла сирена. Когда Натали перекатилась на живот, то почувствовала, как чьи-то руки схватили ее за лодыжки, пытаясь оттащить назад, когда она брыкалась, кричала, пыталась перекатиться, борясь за освобождение.

Было слишком много голосов. Слишком много рук касалось ее, и через секунду она застыла в ужасе, таком сильном, таком ужасном, что у нее чуть не остановилось сердце.

Кошачий рев ярости прорвался сквозь хаос звуков, она услышала быстрые, отрывистые звуки транквилизаторов и пуль, раздающиеся вокруг нее.

Последний удар, и она освободила свои ноги. Поднявшись на колени, она подняла голову, пытаясь что-нибудь разглядеть. Повсюду были люди. Ее окружали люди в черном. Кто-то кричал из-за барьера силовиков, и она могла поклясться, что это было похоже на крики Майка.

‒ Сабан! О, боже, Сабан!

‒ Стой, черт возьми, где стоишь!

Рычащий рев справа заставил ее извиваться, ища Сабана, ее разум все еще был ошеломлен, боль от прикосновения Майка все еще разрывала ее чувства.

Но он был там. Сквозь пелену слез и боли Натали увидела его, потом почувствовала, как он обхватил ее одной рукой и потащил в торговый центр, когда стрельба позади них внезапно прекратилась.

Его глаза сверкали, полные ярости, выражение его лица исказилось от этого.

‒ Если бы ты так сильно хотела его, я бы с готовностью отпустил тебя, ‒ прорычал Сабан. ‒ А теперь держи свою чертову задницу здесь, и я посмотрю, смогу ли спасти этого сукина сына для тебя, ‒ он повернулся и отошел в сторону, пропуская двух женщин Пород, которые подошли к ним. ‒ Следите за ней и держите ее здесь, если это означает приковать ее к чертовой двери, то прикуйте!

Шок овладел Натали, она разомкнула губы, чтобы закричать, и осталась смотреть на его удаляющуюся спину, когда Сабан оставил ее сидеть там между выходом на улицу и входом в торговый центр.

Она обхватила себя руками за талию и, борясь с болью и потребностью в его прикосновениях, положила голову на колени и позволила слезам пролиться.

Натали знала, что сделала. Сама того не желая, она предала свою пару.

Глава 13

Сабан уставился на беспорядок, который устроили четверо солдат Совета, истекающие кровью на асфальте перед черным фургоном, в который они пытались затащить Натали.

Ученый был все еще жив, немного ранен, но он дышал, и медики были уверены, что он будет продолжать жить. Если бы не информация, в которой они нуждались от него, Сабан покончил бы с ним и пустил ему пулю в лоб.

Майк Клакстон сидел на земле, обхватив голову руками, одна его рука была обмотана бинтом, а другая обхватывала лодыжку.

Этому ублюдку чертовски повезло. Тот факт, что Натали умудрилась споткнуться о них обоих, спас ему жизнь, убрав с линии огня, когда он, Джонас и другие выскочили из торгового центра на стоянку.

Сабан упер руки в бока и уставился на мужчину, желая зарычать от ярости. Он чувствовал слабость, как физическую, так и душевную, исходившую от Майка Клакстона. Он не был подходящей парой для Натали, черт, он даже не сумел стать ей подходящим мужем, и все же она убежала к нему.

Он даже не мог найти в себе сил простить ее, найти способ понять это. Все сводилось к тому, что Клакстон значил для нее больше, чем ее собственная жизнь, чем жизнь Сабана. И это разбило ему сердце.

Покачав головой, он подошел к мужчине, затем сгорбился перед ним, упершись локтями в колени, и уставился на склоненную голову Клакстона.

Майк поднял голову. Несчастные, полные слез голубые глаза встретились с глазами Сабана.

— Это ты все подстроил.

Породы это знали. Он договорился с ученым и солдатами, чтобы они забрали ее.

Клакстон смахнул слезы.

— У них есть лекарство для нее. Что бы ты с ней ни сделал, это заставило ее бросить меня, развестись со мной. Она любит меня, Порода. Не тебя.

Боль от этого была как открытая зияющая рана в душе Сабана.

— Я не встречался с ней до того дня, когда ты пришел к ней в дом и увидел меня там, — сказал он Клакстону, стараясь сохранить терпение. — До того дня Натали даже не дышала воздухом, где я был. Как я мог навредить ей или разрушить ваш брак?

Клакстон покачал головой.

— Они видели тебя.

— У них были фотографии? Видео?

Другой мужчина продолжал качать головой.

— Совет все записывает, Клакстон. Каждое расследование, каждое их движение, так или иначе, фиксируется. Если у них не было доказательств, то этого не было.

— Ты накачал ее наркотиками, — выпалил он, повышая голос и глядя на Сабана. — Она развелась со мной.

— Ты изменил ей с ее помощницей, — жестоко сказал Сабан. — Ты подорвал ее доверие. Ты предал ее. Ты не позволял ей самой принимать решения, быть самой собой, потому что слишком боялся, что она узнает правду. И когда она это сделала, ты обвинил ее.

Сабан уже провел расследование. Его сестра, Химера, послала информацию ему, тщательно организованную, жестоко сжатую, несколько дней назад.

— Она бы меня простила, — Клакстон судорожно сглотнул, но его манера поведения немного изменилась, утратила агрессивность и стала скорее жалкой, чем яростной. — В конце концов, она бы меня простила.

Сабан покачал головой.

— Ты когда-нибудь простишь ее?

Другой мужчина сморгнул слезы и опустил глаза, качая головой.

— Ты чуть не умер здесь сегодня, Клакстон, — Сабан уставился на солдат Совета, которые потеряли свои жизни. — Но то, что случилось бы с Натали, выходит за рамки твоих худших кошмаров. Они бы резали ее, изучали и препарировали… пока она была жива. Ужас, который ей пришлось бы пережить, был бы более мучительным, чем ты можешь себе представить.

Он отчаянно замотал головой.

— У них есть лекарство. Ты что-то с ней сделал. Она даже не может вынести моего прикосновения.

— С ней все в порядке, — прорычал Сабан, сверкнув клыками. — Она была моей женщиной, моей любовью. Зачем ей прикосновения того, кто предал ее? Тот, кто трахал ее помощницу в ее собственной постели? С чего бы ей желать твоего прикосновения?

Клакстон вздрагивал при каждом вопросе, сгорбившись от правды, которую Сабан вываливал на него.

— Ты не только нарушил закон Пород сегодня, пытаясь помочь в ее похищении, но и нарушил людской закон, Клакстон, — Сабан подождал секунду, чтобы тот осознал это, и когда лицо Майка побледнело, продолжил. — Попытка похитить женщину Породы карается смертью. Теперь. Тебя будет судить наш суд. Тебе даже не нужно быть там, — он наклонился вперед. — Правосудие будет ужасным. Смерть от самой мучительной боли, какую только можно придумать. Совет научил нас причинять боль, мой друг. Боль, которую ты даже не можешь себе представить.

Лицо Клакстона побелело.

— Я хотел спасти ее.

— Ты хотел, блядь, завладеть ею, — прорычал Сабан. — А теперь вот что ты сделаешь. Ты поедешь в свой отель, соберешь вещи и уедешь до наступления ночи. Если тебя обнаружат в Буффало-Гэп или если ты попытаешься связаться с Натали без ее разрешения, то тебя будут судить, как я сказал.

На лице Клакстона отразилось удивление.

— Ты собираешься отпустить меня?

— Я никогда не убивал из-за женщины, Клакстон, — Сабан позволил рычанию войти в его голос для эффекта. — Но из-за Натали, я вырву твои кишки и задушу тебя ими. Ты меня понимаешь?

Клакстон медленно кивнул. Сабан выдержал его взгляд, пристально глядя на него, позволяя ему увидеть дикость, потребность в крови, поднимающуюся внутри него.

— Почему ты меня отпускаешь? — робко, почти с надеждой спросил Клакстон.

— Ты свалил на ее голову достаточно вины, пока вы были женаты, — Сабан поднялся на ноги и холодно посмотрел на него. — Я не позволю Натали винить себя в твоей смерти.

Надежда покинула его глаза. Клакстон снова кивнул, затем с трудом поднялся на ноги и уставился на мертвых солдат, которых сейчас укладывали в мешки, в фургон, который должен был увезти Натали.

— Я пытался помочь ей, — наконец грубо сказал он. — Я думал… я думал, что она в опасности.

— Пока я жив, она будет в безопасности, — отрезал Сабан. — Можем ли мы сказать то же самое о тебе?

Сабан снова посмотрел на кровавую сцену, а затем снова на Майка.

Майк больше не произнес ни слова. Он проковылял через улицу к своей машине и медленно забрался внутрь. Кровавая битва, осознание того, что его смерть была так близка, и что Сабан сделает больше, чем просто убьет его, сделали то, что не смог бы сделать никто другой. Прямо сейчас, в шоке, Клакстон осознал правду того, что произошло. Он чуть не уничтожил Натали, вместо того чтобы спасти ее, и знал ли он об этом раньше или нет, сейчас он понял, что это его последний шанс выжить.

— Нас не учили милосердию, брат.

Сабан повернулся, чтобы встретиться взглядом с такими же, как у него глазами, на лице, таком нежном, таком милом, что временами он не мог поверить, что она была одним из хорошо обученных, безжалостных инфорсеров Пород, которых так высоко ценило Бюро.

Длинные, черные волосы были заплетены в толстую косу и спадали до середины спины, в то время как ее стройное, похожее худое тело излучало уверенность и силу.

— Нас этому не учили, но всему можно научиться, — Сабан небрежно пожал плечами.

— Я присмотрю за ним некоторое время. Прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома. Мы бы не хотели, чтобы он попал в аварию, — ее улыбка была холодной, жесткой, а глаза, как кусочки зеленого льда.

— Я подарил ему возможность жить, а ты отнимай ее на свой страх и риск, Химера, — предупредил он ее.

— Ты ее балуешь, — заявила она.

Сабан снова пожал плечами.

Нет, он ее не балует, он отпускает Натали. Она останется на работе, и это не имеет к нему никакого отношения. Останется ли она, уйдет или позволит Клакстону вернуться в ее жизнь — это был ее выбор.

— Скажи Джонасу, чтобы он отправил Натали домой и назначил ей нового телохранителя, — сказал он сестре, борясь с нарастающей болью в груди. — Я прослежу за ученым, которого мы захватили, и прослежу за его транспортировкой в Святилище.

Ему пришлось выдавить из себя эти слова.

— А если он пошлет с ней мужчину? — спросила Химера.

Сабан только покачал головой и отодвинулся от нее, зная, что она сделает именно то, о чем он просил. Она никогда не подводила его, ни разу, ни до их побега, ни после. А если будет, как она спросила, Джонас пошлет другого самца охранять его пару?

Боже, такая боль не должна быть возможна без открытой раны. Как могло его сердце все еще биться в груди, когда казалось, что его вырвали из тела?

Любовь. Боже, он ждал этого, мечтал об этом с того момента, как узнал, что Породы могут спариваться, что их единственная и неповторимая пара встретит их, он ждал и надеялся.

И это было то, на что он надеялся? Женщина, которая хоть и любит его, но любит и другого.

Ему пришлось заставить себя не оглядываться на торговый центр, на двери, где он ее оставил. Ему пришлось силой сесть в фургон, где был скованный ученый и ожидающий транспортировки.

Сабан шагнул к открытой задней двери и улыбнулся. Медленная, холодная улыбка, показывающая его клыки и мало напоминающая цивилизованное существо. Сейчас он не чувствовал себя цивилизованным.

— Ну, что ж, доктор Амбург, — он приветствовал стареющего ученого рычанием. — Как приятно видеть вас здесь сегодня. Надеюсь, у вас все хорошо?

БелдонАмбург. Он пытал, убивал, экспериментировал и уничтожил больше жизней, чем Сабан мог сосчитать. Его досье было обширным, доказательства зверств, совершенных в возглавляемой им лаборатории, хранились в коробках, а не в папках.

— Ты забыл, кто твои хозяева, зверь, — усмехнулся Амбург. — Однажды ты снова склонишься перед нами, и мы не будем знать пощады.

— О, правда? — Сабан удивленно распахнул глаза. — Ну а теперь тебе придется рассказать мне об этой маленькой штучке, — саркастически объявил он, входя в фургон и грубо обхватывая пальцами тонкую шею ученого, известного как Кровавый Амбург. — Сюда, пожалуйста, доктор. У нас есть хорошая маленькая камера, которая ждет вас.

Ученый хватал ртом воздух, но почти не сопротивлялся. Сабан потащил его от изрешеченного пулями фургона к охраняемому фургону, который остановился рядом с ним.

Задняя дверь открылась, и показались двое мужчин с оружием наготове. Наручники, прикрепленные к полу фургона, были подняты. Сабан знал, что никогда бы не оставил Амбурга живым, будь у него такая возможность. У Меркюри было больше причин, чем у большинства, видеть этого конкретного ученого мертвым.

— Меркюри, езжай впереди, — Сабан втянул своего пленника внутрь и сам взялся за концы цепей. Защелкнув их, он почувствовал, как Порода позади него отодвинулся в сторону.

— Я оставлю его в живых, — голос был похож на рычание демона, отчего Амбург рухнул на широкое металлическое сиденье, привинченное к стене позади него.

— Я просто хочу убедиться, — Сабан покачал головой. — Езжай впереди. Я вернусь сюда с Лоу и Рулом.

Он сел на другую металлическую скамью напротив Амбурга.

Меркюри зарычал, но отошел от фургона, позволив двум другим войти внутрь, прежде чем запереть двери.

— У нас есть два сопровождающих, спереди и сзади, до убежища, — объявил Лоу. — Мы предполагаем, что поблизости может быть больше солдат Совета. Джонас ждет неприятностей.

Сабан не сводил глаз с Амбурга.

— Если они нападут, всади ему пулю в голову. Он не стоит того, чтобы за него умирать.

Амбург судорожно сглотнул, ужас вспыхнул в его холодных бледно-голубых глазах.

«Ужас — это хорошо», — подумал Сабан, потому что прямо сейчас он был достаточно взбешен, чтобы убить. Его пара вернулась в торговый центр, одна, без него, к бывшему мужу, ради спасения которого она рисковала жизнью.

И вот он здесь, охраняет гребаного доктора Совета. Черт, день просто отстой.

Когда Лоу подошел, чтобы закрыть двери фургона, Сабан выглянул наружу, его взгляд инстинктивно переместился туда, где он оставил Натали. Там, между входами в торговый центр, она стояла, прижав одну руку к стеклянной двери, с мокрыми от слез щеками. Ее глаза были темными, слишком темными на бледном лице, страдальческими, полными боли. С печалью.

Пока он смотрел, ее губы шевелились, шептали его имя, и он почувствовал, как его душа разбивается вдребезги.

Лоу захлопнул двери и запер их, но ничто не могло стереть вид ее боли из его души.

Как, черт возьми, он сможет жить без нее?

Глава 14

Сабан сидел возле маленького кирпичного домика.

В спальне Натали горел свет. Она оставила занавески чуть приоткрытыми, а он предупреждал ее об этом. Предупреждал ее до такой степени, что он сам начал закрывать их на ночь, просто чтобы убедиться, что они в безопасности.

Ну, может быть не только для того, чтобы убедиться, что они в безопасности. Ее спальня была будто улей ароматов. Куда бы он ни повернулся, повсюду ощущался еще один тонкий дразнящий аромат Натали. Ее духи, смешанный запах мыла и шампуня, запах страсти на простынях, разочарования на подушках. Запах женской борьбы против мужской доминирующей силы. Ее бессознательная, осторожная борьба, чтобы сдержать свои собственные потребности, свои желания, даже когда запах этих потребностей и желаний достиг его.

Ад. Он в отчаянии провел рукой по лицу. Как он мог так ошибиться? Черт возьми, Натали не была непостоянной женщиной. Непостоянство имело свой запах, точно так же, как обман, нечестность и возбуждение имели свой запах. В том, что он чувствовал от своей пары, не было ничего непостоянного.

Упрямая. Да. Эх, у нее было огромное количество упрямства. Недоверие, у нее была довольно здоровая доза и этого также. Но характер у нее был сильный.

Он откинул голову на спинку сиденья с грубым рычанием. Он ясно помнил свою ярость, когда понял, что она сделала. Она рисковала своей жизнью, рисковала жизнью, которую они могли бы иметь вместе, и своей собственной душой. И все ради спасения никчемной шкуры бывшего мужа.

Но разве не она чуть не разбила машину, которую Кэллан дал ей в первую неделю, чтобы избежать хромой собаки посреди дороги, которая не могла двигаться достаточно быстро? Тогда, милостивый боже, что же сделала эта женщина? Она вышла из машины и подошла к ней, несмотря на ее испуганное рычание и ошеломленные глаза.

Тогда она тоже рисковала собой. Как и Сабан. Он все еще имел шрамы от зубов этой паршивой шавки, на ноге, где она укусила его. И все потому, что глаза цвета патоки наполнились слезами, а мягкое сердце его пары решило, что собака заслуживает того, чтобы жить.

Собака могла быть заразной бешенством, но он рисковал своей шеей ради раненого, разъяренного животного, чтобы Натали не рисковала своей.

Неужели Майк — всего лишь бродяга, которого она боится усыпить?

Или он пытался оправдать себя и женщину, которая владела его душой?

Он осторожно вдохнул, посмотрел на время, показанное на приборной доске его грузовика, и поморщился. Было почти три часа ночи. Натали еще не спала, он видел, как ее тень мелькнула сквозь щель в занавеске. Он знал, что инфорсерыШайлоГейдж и МеркюриУоррент, еще не спят.

Двумя из самых противоречивых Пород, когда-либо рожденных, были Шайло и Меркюри. Без сомнения, они находились в разных комнатах, в противоположных углах, поджидая, как кошка мышь.

Неудивительно, что Натали расхаживала по дому. Когда эти двое дежурили на посту, разговоров было очень мало.

Черт. Он достаточно долго сидел здесь в темноте, жалея себя. Он не получит нужных ответов, пока не столкнется с ней лицом к лицу, пока не спросит, почему она рисковала собой ради своего бывшего мужа. И у него будут свои ответы.

Сабан был достаточно мужественным, чтобы принять то, что она любила раньше, но будь он проклят, если он был достаточно мужественным, чтобы принять, что эти эмоции все еще могут оставаться в ее сердце.

Толкнув дверь грузовика, он вышел из машины, закрыл и запер ее щелчком кнопки безопасности на ключе, прежде чем направиться к дому.

Входная дверь открылась прежде, чем он ступил на крыльцо, и Шайло вышла наружу, тихо закрыв за собой дверь, прежде чем прислониться к косяку.

Одетая во все черное, с длинными темными волосами, туго стянутыми на затылке, с темно-золотыми глазами, сверкающими в лунном свете, она выглядела именно такой, какой и была: могущественный хищник, сила, с которой нужно считаться.

Она была любимицей в Святилище, немного избалованной, определенно немного высокомерной, но у нее было доброе сердце. И судя по выражению ее лица, она сумела найти в себе немного сочувствия к Натали.

— Шайло, — он ступил на крыльцо.

— Бруссард, — она улыбнулась, но это не было приятно.

Шайло не была известна своим спокойным темпераментом, но она была известна своей способностью причинять боль мужчинам. Он был уверен, что даже Совет не одобрил бы этого.

Сабан остановился и спокойно посмотрел на нее.

— Ты впустишь меня в этот дом, Ши?

Она посмотрела в ночь, прежде чем снова взглянуть на него.

— Она проплакала почти весь вечер, — в голосе женщины послышалось шипение. — С каких это пор можно делать свою пару несчастной, Сабан? Это проклятое место воняет ее страданиями.

— Я позабочусь о ней, — заверил он инфорсера. — У тебя есть свои дела, о которых нужно позаботиться. Я благодарю вас за то, что вы пришли сюда и позаботились о ней для меня.

Она фыркнула от слов благодарности, но отошла от двери, прежде чем открыть ее и направиться к лестнице.

Меркюри вышел из темноты, легко кивнув Сабану, прежде чем последовать за Ши и исчезнуть в ночи.

Сабан вошел в дом, запер дверь и проверил систему безопасности, прежде чем направиться к лестнице.

Странно, но в доме пахло не страданием, а гневом. Горячим, бурлящим и определенно женским.

Он поднялся по лестнице, проскользнул в коридор и подошел к ее закрытой двери. За этой дверью был рай. Постель, которую он делил со своей парой, запах их страсти, полное и неоспоримое знание того, что эта женщина принадлежит ему, несмотря на все доказательства обратного.

Это безумие, она думала, что может спасти мир, и несчастные мужчины, причастные к неприятностям из-за своей собственной глупости, должны остановиться.

Сабан стиснул зубы, когда запах гнева здесь стал острее, разжигая пронизанный гормонами адреналина организм, стучав по его голове с первобытным желанием показать ей, усилить свое господство над ней. Чтобы этого никогда не повторилось.

Никогда, никогда она не примет чью-то сторону против него. Если он почувствует, что нужно пролить кровь, то прольет ее. Он не хотел, чтобы Натали стояла между ним и опасностью или между ним и его собственной совестью.

Она понятия не имела, какую кровь Сабан уже отыграл в борьбе за выживание. Стоять между ним и одним слабаком, параноидальным маменькиным сукиным сыном, не имело никакого значения, и ей нужно было быстро научиться этому.

Мужчина схватился за дверную ручку, толкнул дверь и, быстро распахнув глаза, пригнулся, чтобы избежать тяжелого предмета, пролетевшего по воздуху к его голове.

— Черт возьми, Натали! — Сабан снова пригнулся и быстро уклонился от очередного снаряда. Какое-то белое керамическое нечто, догадался он, ударилось о дверной косяк, когда дверь захлопнулась. — Достаточно.

— Я покажу тебе достаточно!

Прикроватные часы полетели ему в голову и с громким стуком ударили в плечо. Боль была минимальной, но он не должен был давать ей шанс попасть в цель. Сабан бросился к ней.

Натали была быстра, но недостаточно. Обхватив ее рукой за талию, он бросил ее на кровать и быстро опустился на нее. Он оседлал ее бедра, сжал запястья одной рукой и крепко прижал к кровати.

Короткий халат, который она носила, доходил ей до бедер, свободно подпоясанный спереди, распахнулся, открывая твердые маленькие и набухшие соски.

Упругие холмики подпрыгивали, когда она боролась с ним, и его член затвердел, отчаянно желая освободиться. Запах гнева и желания заполнил комнату. Из-за лихорадки ее щеки вспыхнули, а глаза потемнели.

И запах боли. Он тщательно замаскирован под гнев, но он чувствовал ее боль, чувствовал ее в воздухе вокруг них.

— Ты грязный ублюдок, слезь с меня, — закричала Нат. — Слезь с меня и убирайся из моего дома. Возвращайся туда, откуда ты пришел. Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Это были слезы, блестевшие в ее глазах, влажный блеск делал ее глаза более светлыми, слаще, чем когда-либо.

Наклонившись к ней, он выпустил низкий, предупреждающий рокот из груди. Грубый, первобытный звук только заставил ее глаза сузиться, а лицо покраснеть еще сильнее.

— Эти рычащие штучки на меня не действуют, — отрезала она. — Ты ушел. Ты оставил меня с Породами, которые даже не разговаривали со мной. Но еще хуже, придурок, ты оставил меня страдать!

У Сабана было такое чувство, что она говорила не о возбуждении или лихорадке.

— И как, пара, я оставил тебя страдать? — прорычал он. — Не доверяя тебе? Обманув тебя и сознательно подвергнув мою жизнь опасности? Сознательно выбирая другую вместо своей пары! Это я сделал?

— То, что ты сделал, было намного хуже, — задыхаясь, произнесла Натали хриплым голосом. — Ты бросил меня, Сабан. Ты ушел, когда поклялся, что никогда не оставишь меня, — одинокая слеза коснулась ее щеки. — Ты солгал мне.

Да, так и было. Он вытер слезу с ее щеки большим пальцем, чувствуя вину, которая росла в нем.

— Я вернулся.

Его не могли поколебать слезы на глазах.

— В три часа ночи, — усмехнулась она.

Сабан почти улыбнулся. Она говорила, как жена, и это знание наполнило его скорее волнением, чем гневом. Она могла продолжать так говорить.

— Зачем ты пошла к нему? — Сабан задал вопрос, ненавидя себя за это, ненавидя гнев, который наполнил его из-за этого. — Я чуть не потерял тебя, Натали. Я бы потерял свою душу, если бы с тобой что-нибудь случилось. Почему? Зачем тебе, блядь, так рисковать? Неужели он так важен для тебя?

— Ты так важен для меня, — Нат дернулась, поднимая голову, пока они не оказались почти нос к носу, пламя мерцало в ее темных глазах. — Я хотела, чтобы он ушел. Я хотела, чтобы он ушел, и не хотела, чтобы тебе пришлось убивать его.

Сабан в замешательстве покачал головой. Судя по тому, как работает мозг этой женщины, он никогда ее не раскусит.

— С чего ты взяла, что сможешь заставить его уйти? Даже если бы солдаты Совета не были вовлечены, Натали. Что, во имя господа, заставило тебя думать, что он послушается тебя?

Она тяжело выдохнула и посмотрела на него в ответ.

— Скажи мне, — прорычал он.

Ее взгляд стал резким, яростным.

— Потому что он знает меня, Сабан. Я выгнала его из нашего дома, я развелась с ним, несмотря на его просьбы. Если бы он знал, без тени сомнения, что у него нет ни единого шанса, он бы ушел. Он бы возненавидел меня, и это было бы прекрасно, но он бы ушел.

— И что же ты могла сказать, чтобы убедить его в этом, когда страх передо мной этого не сделал? — снова прорычал Сабан. — Ради бога, Натали, ты ничего такого не могла сказать.

— Я могла бы сказать ему, что люблю тебя! — воскликнула она, заставив мужчину замолчать. — Я могла бы сказать ему, что если он не уйдет, то я никогда больше не встану между ним и твоими кулаками. Черт бы тебя побрал. Я могла бы заставить его понять.

— А зачем тебе это нужно?

Он покачал головой. Натали сказала, что любит его, и это было правдой. Он видел это в ее глазах, в ее выражении лица, он чувствовал сладкий, обжигающий запах этого. Она любит его.

— Потому что мне невыносимо видеть, как животные или дураки истекают кровью и умирают. Блин, Сабан, натравить тебя на него было бы все равно что выпустить аллигатора в курятник. Полное уничтожение.

— Ты защищала его, — прорычал Сабан.

Нат закатила глаза! Прямо там, глядя прямо на него, она закатила глаза, как будто он был идиотом. Это не должно было радовать его, но наполняло гордостью.

— Нет, придурок, я защищала тебя от обвинения в убийстве, — огрызнулась женщина в ответ. — Если ты не заметил, ты не совсем рационален, когда дело касается Майка.

— Потому что он общается с учеными Совета, — нетерпеливо крикнул Сабан, сердито глядя на нее сверху вниз. — Ради бога, Натали…

— Ну, я не знала, что он настолько глуп, — пробормотала она. — Нервный, да, параноик, конечно, это Майк Клакстон, но раньше он не был невероятно глупым.

Мужчина покачал головой, изумление переполняло его.

— Ты это серьезно, — он не мог в это поверить. — Ты ожидала, что я буду рациональным, когда он был явно жесток к тебе…

— Он никогда не бил меня.

— Нет, он просто сдал бы тебя монстрам, — его голос стал повышаться. — Поверь мне, ты бы предпочла, чтобы он попытался ударить тебя.

— Дело не в этом.

— Не в этом дело?

Скоро и Сабан станет нервным.

— Дело в том, — ее голос смягчился, — что я люблю тебя, Сабан. Я бы сделала что угодно, сказала что угодно, лишь бы он исчез из нашей жизни. Я думала, что Майк умнее, чем он был. Я ошиблась. Была неправа, и это никогда не повторится, — ее голос дрогнул, а глаза снова наполнились слезами. — Но это не изменит того факта, что ты бросил меня, что ты даже не мог посмотреть на меня или выяснить, почему я чувствовала, что должна это сделать. Ничто не изменит этого.

— Вот тут, пара, ты ошибаешься.

Глава 15

Натали всегда будет помнить, как Сабан запрыгнул в фургон с этим противным и мерзким ученым, отказываясь смотреть на нее, отказываясь дать ей шанс объясниться. Не имело значения, что она поняла свою ошибку еще до того, как Майк попытался похитить ее. Что имело значение, так это его отказ даже спросить ее, почему. Она бы спросила его, почему. Она бы потребовала объяснить, почему.

Покачав головой, женщина боролась с ним, выдергивая запястья, пока он легко удерживал ее, глядя на нее своими зелеными глазами, заставляя ее сердце биться быстрее от этого взгляда.

Собственничество, доминирование, все, что она считала отвратительным и к чему теперь испытывала влечение.

Она замерла под ним, наблюдая из-под ресниц, с каждой минутой становясь все злее. Ладно, он был большой, плохой, сильной Породой, но она не зря росла с братом.

В тот момент, когда она перестала сопротивляться, его хватка ослабла на ее запястьях, совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы она дернулась и приблизила свои губы к его губам. А потом, Натали его укусила. Болезненный, маленький укус в эту восхитительную нижнюю губу, прежде чем она увернулась, извиваясь под ним.

— Ах, ты маленькая хулиганка, — его голос был полон удивления, когда на губе появилась маленькая капелька крови. — Это был не любовный укус.

— Откуда тебе знать? — Натали тяжело дышала. — Может быть, ты не единственный, кто любит кусаться.

Ей удалось высвободить одно запястье, и, прежде чем он успел схватить его снова, она протянула руку, впилась пальцами в мускулы его груди, прямо вокруг соска, и повернула.

Сабан отшатнулся с невнятным проклятием, отпустив ее запястья, давая ей пространство, в котором она нуждалась, чтобы отвернуться от него.

— Мне не нужен мужчина, который не доверяет моей любви к нему, — яростно закричала она, высвобождаясь.

— Тебе нужен мужчина, чтобы отшлепать твой восхитительный маленький зад за то, что ты такая чертовски упрямая, — прорычал Сабан, потирая грудь и глядя на нее почти с удивлением.

— Или человек, который не настолько преисполнен гордости, что даже не может дождаться разумного объяснения.

Ей удалось перекатиться на край кровати и выскользнуть из его рук.

Но у нее было такое чувство, что он позволил ей это.

— Объяснение должно быть разумным, — прорычал он. — Ты такового не произнесла.

— Так отшлепай меня, — насмешливо ответила Натали. — По крайней мере, я не убежала от этой проблемы.

Она стояла с одной стороны кровати, тяжело дыша, а он сердито смотрел на нее с другой стороны.

— Я намерен исполнить эту задумку, cher, очень скоро, — протянул он, его лицо напряглось не от гнева, а от возбуждения. — И я не убежал далеко, правда, bébé? Я вернулся сюда, чтобы быть тем, кто исполнит обещанное.

Натали почувствовала, как ее зад сжался от тона его голоса. Голос звучал серьезно. Может быть, Сабан говорил слишком серьезно.

— Ты не посмеешь, — выдохнула она, ее глаза расширились, когда он снял рубашку.

— Смотри.

Его глаза сузились, когда ее взгляд метнулся туда, где он быстро расстегивал кнопки на джинсах.

— Ты не разденешься, — отрезала она.

Натали не могла в это поверить. Неужели он думает, что ссору можно исправить с помощью секса?

— Смотри на меня, — повторил он.

Сабан сел на маленький стул рядом с ее кроватью, расшнуровал и снял ботинки, затем встал и стянул штаны.

О,господи, у нее столько проблем. Он был очень возбужден, его эрекция качнулась, толстая и тяжелая, ребристые вены опоясывали его член.

— Ты можешь снять эту одежду, или я сорву ее с тебя.

Мужчина двинулся по кровати, каждое движение мускулов, каждый изгиб его длинного, мускулистого тела посылали вспышку горячего вожделения в ее лоно.

Боже, этот мужчина был просто великолепен.

— Я не буду заниматься с тобой любовью, пока ты злишься, — холодно сообщила она ему, или, по крайней мере, попыталась сохранить хладнокровие, в ее голосе, возможно, чувствовалась легкая дрожь возбуждения. Потому что он действительно заводил ее.

— Я не злюсь, — блеск крепких белых зубов в уверенной, предвкушающей улыбке. — Я кое-что решил насчет тебя, cher. Какой бы упрямой и независимой ты ни была, ты начинаешь верить, что причина, по которой ты делаешь что-то, не так важна, как тот факт, что тебе разрешают это делать. Ты желаешь, чтобы тебе дали разрешение.

— И что?

Она настороженно наблюдала за ним, отступая назад, когда обнаженный, возбужденный и властный, он направился к ней.

— Сегодня вечером, любовь моя, ты узнаешь, что в вопросах твоей безопасности этого не допустят. Первый урок начинается сейчас.

Натали вскрикнула, увидев, как напряглись мышцы на его груди, но к тому времени, когда она увидела это, бежать было уже поздно. И было уже слишком поздно спасать халат, в который она оделась после душа.

Ткань порвалась и соскользнула на пол, а клочья ткани были отброшены секундой позже. Натали в изумлении уставилась на свою обнаженную грудь, потом подняла глаза на Сабана.

— Это было так неправильно, — пробормотала она.

— Ах, но разве это было так же неправильно, как бросить мне вызов, ускользнуть от меня и чуть не быть похищенной?

Сабан пригрозил ей пальцем.

Прежде чем Натали успела подумать о побеге, она обнаружила себя лежащей на спине, легкие, хлопчатобумажные пижамные штаны взлетели в воздух, когда Сабан перебросил их через плечо.

Теперь она была обнажена. Голая, горячая и мокрая, и будь она проклята, если позволит ему уйти.

Она дернулась, чтобы подняться с кровати, но тут же почувствовала, что ее толкают назад, перекатывая на живот, и тяжесть мужского тела, а широкая мозолистая ладонь прижалась к ее лопаткам, удерживая ее на кровати, несмотря на все усилия.

— Я же сказала, что сожалею, — выпалила она. — Чего ты еще хочешь? Я больше не буду этого делать.

Его другая рука погладила изгиб ее ягодицы, а кончики пальцев легонько прижались к узкой складочке.

— Сабан, я люблю тебя. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Клянусь, я уже выучила свой урок, — ладно, она ошиблась, она была неправа, но она была достаточно взрослой, чтобы признать это. — Тебе не следовало так уходить. Ты не должен был оставлять меня.

— Я никогда больше не покину тебя, cher, — эти слова прошептали ей в поясницу за секунду до того, как его губы коснулись ее плоти. — Если ты еще когда-нибудь будешь такой глупой, я отшлепаю тебя на месте.

Его рука легко опустилась на изгиб ее попки.

Натали застыла, широко раскрыв глаза от невероятной вспышки жгучего удовольствия, прорвавшейся сквозь нервные окончания.

— Сабан.

Неужели этот слабый хныкающий звук действительно слетел с ее губ? Она звучала как нимфоманка, умоляющая о большем.

— Ты будешь хорошей девочкой в будущем, не так ли, cher?

Акцент звучал так невероятно сексуально, что она почти кончила от одного этого звука.

— Это смешно, — воскликнула Натали, когда еще один сильный шлепок приземлился на ее зад, посылая этим тепло удовольствия, обернувшееся вокруг ее уже набухшего клитора.

Его рука опускалась на ее задницу снова, снова. О,боже, она чувствовала, как ее плоть горит, краснеет, и она знала, что должна быть возмущена, разъярена, но вместо этого она горела от возбуждения.

Натали чувствовала влагу между бедер, покрывающую ее киску, распространяющуюся вдоль клитора и увеличивающую его чувствительность.

— Я больше не уйду, пара, — Сабан наклонился вперед, его губы прижались к ее плечам, а зубы заскрежетали по спине. — Я буду любить тебя до тех пор, пока ты не поймешь, что в этой жизни для меня не существует ничего, кроме тебя. Я буду защищать тебя, иногда, от самого себя, — он укусил ее за плечо. — Но я никогда больше не покину тебя.

Его рука скользнула между их телами, нашла влагу, собирающуюся вдоль набухших складочек, и Сабан зарычал, будто изголодавшийся.

Его прикосновение было подобно пламени. Она чувствовала, как внутри нее разгорается наслаждение, как ее тело молит о большем. Ей следовало бы бороться с ним, но Натали не могла найти в себе силы отказать себе, не говоря уже о нем, в том, что он мог ей дать.

То, что, как она знала, нужно им обоим.

— Кончи, cher.

Натали нетерпеливо обернулась, когда он поднялся, поворачивая ее к себе. Ее руки обвились вокруг его шеи, притягивая его грудь к ее груди, а его губы к своим.

Она хотела этого поцелуя. Сгорала от желания, умирала от желания. Когда они поцеловались, то поцелуй был наполнен вкусом дикой похоти и бурных эмоций. Гнев и страх пронизывали каждую каплю страсти, каждое движение губ, их стоны смешивались, а руки ласкали.

О,боже, его руки. Мозолистые и сильные, они скользили по ее плоти, покаего губы двигались к ее шее, облизывали, оставляли следы. Неистовство ощущений пронзило ее. Натали чувствовала лихорадку, похожую на молнию, обжигающую ее плоть.

— Моя! — Сабан прорычал это слово у изгиба ее груди. — Моя навсегда.

Она не боролась с этим, не могла бороться с этим. Часы, когда Сабан оставил ее одну, дали ей возможность подумать, почувствовать. Она столкнулась с мыслью о жизни без него и нашла ее невыносимой.

— Кончи для меня, cher.

Его пальцы скользнули внутрь ее киски, поглаживая с наслаждением, когда его губы накрыли твердую горошину ее соска.

И Натали сделала так, как он просил, она кончила, вздрагивая, выгибаясь, чувствуя, как наслаждение настигает ее нежными, всепоглощающими волнами.

— Ах, cher, — он лизнул ее сосок, провел по нему зубами. — Маcher.

— Я люблю тебя, — Натали прошептала эти слова, прижимаясь к его шее, и почувствовала ответную дрожь, пробежавшую по его твердому телу. — Я всегда буду любить тебя.

Она никогда не сможет уйти от него, как от Майка. Это знание было одновременно пугающим и волнующим, то, что он владел ее сердцем и душой.

— Я дорожу тобой, — он всосал ее сосок. — Я обожаю тебя, — его голова переместилась к ее животу. — Ах, cher, я люблю тебя, и мне не жить без тебя.

Его губы опустились к набухшим, мокрым складочкам ее киски.

Удовольствие превратилось в вихрь ощущений. Она выкрикивала его имя, пока Сабан лизал, сосал, пробовал на вкус и рычал во влажном жаре ее лона.

Его зубы теребили набухшие складки, язык лизал, ощупывал и обволакивал ее клитор с резкими, но легкими ласками, от которых она взрывалась.

Когда он накрыл ее своим телом, его член толкнулся внутрь ее киски, Натали заставила себя открыть глаза и потерялась в его взгляде.

— Я пометил тебя, — грубо прорычал Сабан. — Моя. Навсегда.

— Завоевал меня поцелуем, — прошептала она, выгибаясь ему навстречу. — Завоюй меня еще, Сабан.

Своим поцелуем ягуара, вкусом похоти и прикосновением воина-победителя он похитил ее сердце и стал частью ее души.

Натали выкрикнула его имя, когда он завладел тем, что принадлежало ему. Его эрекция рвалась вперед, шелк на твердой плоти скользил, лаская, обжигая наслаждением, которое разожгло еще больше наслаждения и отправило ее в мир, где ничто не имело значения, кроме удовольствия, прикосновений, вкуса его поцелуя.

Напряженные крики эхом отдавались, она чувствовала пламя экстаза, его пульсирующую силу, его член с силой входящий в нее, когда ощущение превратилось в голод, а голод в клеймление ее тела.

Натали извивалась под ним, выгибаясь дугой, пока мужчина входил в ее лоно все глубже, пока сила желания не взорвалась в ней, яркая, горячая, будто гром, и наполненная всей любовью, которую она хранила внутри, запертая, испуганная болью потери этого мужчины. Если она потеряет его, то какую часть себя тоже потеряет?

Она чувствовала его мощный оргазм, чувствовала, как шип удлинился внутри нее, запирая Сабана в ее лоне, как его сперма брызнула, горячая и яростная.

Натали поняла, что пропала бы без него полностью.

— Я люблю тебя больше жизни, — прошептала она со слезами на глазах, прижимая его к себе, впиваясь ногтями в его спину, прижимаясь губами к его плечу. — Не оставляй меня, Сабан. Никогда, никогда не оставляй меня.

— Даже смерть не оторвет меня от тебя, — Сабан поднял голову, его зеленые глаза были почти черными от эмоций, разрывающих их, душа к душе. — Даже смерть, Натали, не смогла бы оторвать мою душу от твоей.

Она подняла руку к его лицу, позволила слезам пролиться и позволила ему укрыть ее в своих сильных руках, в объятиях, столь же освобождающих, сколь и защищающих.

Это никогда не будет легко, но прямо здесь, защищенная своим ягуаром, любимая, укутанная его объятиями, она знала, что за это стоит бороться.

И вместе, одно сердце, одна душа, они прошептали:

— Я люблю тебя.

Оглавление

Лора Ли Поцелуй ягуара

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15