Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера [Афанасий Иванович Курчуганов] (fb2) читать онлайн

Афанасий Курчуганов Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера

Часть первая.

Глава 1. Рождение

Пытка, башку в тиски зажали, причём со всех сторон, ремнём сжимают!!! Отпустили, теперь плечи жмут. А теперь пузо. Меня, что через кольцо продевают?

Вроде перестали продевать,???А почему я не дышу? надо дышать, а то сдохну!

Открываем рот, всё выплёвываем и дышим, вонь какая стоит — лучше б не дышал.

Пузо резануло — они меня, что зарезали? Кишки вытягивают! АААА-больно!!!! Фууух вроде полегчало, на такую пытку тока эти извращенцы способны.

Вроде уже всё хорошо заканчивалось! Базу их мы взорвали удачно. Какая бы прочная она не была, но сто сорок четыре заряда по сто мегатонн расплавят всё, что угодно!

А угодно нам было расплавить триста километров астероидного поля. К базе подлетели спокойно, сами не ожидали! У них даже никакой обороны не было. Рассчитывали — если пробьётся один и врежется в базу то будет достаточно, а тут, спокойно подлетели, спокойно установили заряды, распределив их по всему корпусу и спокойно полетели домой. Жахнуло так, что аж тряхануло, в вакууме!!!??? Триста километров астероидов перестало существовать!!! Это нам с земли сообщили. Поздравили! лететь то нам было ещё двенадцать дней.

Захватчики уничтожены, можно и режим радиомолчания уже не соблюдать. Может кто-то из инопланетян остался? и нас вычислили? Но мы то ведь режим соблюдали, нам то говорить было нечем, не было на борту такого мощного передатчика. И вот мы подлетаем к земле, пилот сообщает о входе в атмосферу, — бац и темнота. И очнулся только здесь от головной боли, вернее от головной пытки!

А где это здесь?

Кто я? Где я? Чо за глупые вопросы? я? — это я, где? — это здесь! Во, юмор начал просыпаться! Значит не всё так плохо. Попробуем определиться, вокруг тишина полная, и темно, я связанный, но как-то аккуратно, без стяжек, без верёвок, просто не могу двигаться. Как будто закутан в одеяло и уже потом связан, лежу на чём-то мягком в общем то комфортно.

Может меня уже освободили? И я в какой-нибудь барокамере восстанавливаюсь. Нет у нас таких барокамер! надеемся на лучшее — готовимся к худшему! Информации — ноль, шевелиться — не могу — будем ждать.

Вроде свет какой-то, и шум. Поднимаюсь куда то, это кто меня так таскает? великан какой-то! Смешно!

Даже у инопланетян нет таких манипуляторов. А у нас уже нет, всё уничтожено, ими же — инопланетянами.

Чо то в рот суют — похоже на титьку, и тут как гром

— Мама, он грудь не берёт!

— Дык ты ему брызни молоком в рот!

— !!!!!!????? Это чо? меня накормить хотят? почему грудью? Фу брызнули! вкуса не чую — ковид что ли, хи-хи! опять юморим. Едим и думаем. Говорят по-русски, носят на руках, кормят грудью, я аккуратно связан — запеленат!!! — Я новорождённый!

И рождён я в России. Выходит, меня никто не брал в плен. меня заново родили — томагочи блин.

Думаем дальше, а не хватит ли есть уже, пузо полное, опять на месте пореза заболело, логично — пуповина не зажила.

— Мама он не ест!

— Наелся, значит!

Положи его, пусть отдохнёт. Не одна ты страдала, он тоже страдал — ему тоже больно было!

Думаем дальше — значица я у себя не попал в плен, а просто умер, при входе в атмосферу, перегрузки, знаете ли, вот сердце бедного Кызылдура и не выдержало — инфаркт микарда! хи-хи, опять шутки юмора вспоминаю из прошлой жизни. (гоблин — это сила!) Вообще хорошая смерть — я о такой мечтал, правда мечтал я в бою погибнуть, тут никакого боя не было — всё равно умер, выполнив приказ! А почему во время посадки? дык почти месяц в космосе, невесомость, организм ослаблен, надеюсь я один такой. Пацаны то все молодые. Дочь не хотела отпускать. Кричала, ругалась, но я уговорил. Зажился я на этом свете, вернее на том, хи-хи, как теперь понять я щас на этом свете? или на том? или на том свете я был на этом? а теперь на том? Хи-хи — каламбур, однако! Почти шестьдесят лет пожил, последних двадцать — воевал как мог. Доча одна и вторая — тоже воевали, да все воевали, восемьдесят процентов бились как могли, остальные двадцать работали, чтоб мы могли драться. Хотя сколько там этого населения осталось? Меньше миллиарда, впервые же сутки захватчики сотни миллионов уничтожили в основном возле экватора и в субтропиках. А мы с севера им бац, а потом ещё бац, и пошла затяжная война на истощение. Очень сильно мы истощились, пока сообразили, как их можно бить, что б они не воскресали. Пока их базу нашли в поясе астероидов.

Пока корабли и боеголовки создали, вообще то мы искали и создавали одновременно, создавали с большим запасом, хрен их знает где они вторую базу прячут. Первую то мы быстро вычислили (за луной) и уничтожили, радовались — думали всё, победили. А они нам как дали, и ещё пол планеты обезлюдило,

Надеюсь, это была последняя, если нет — то земляне справятся и без меня, я сделал всё что мог, мне есть чем гордиться.

Кажися я опять проснулся, живот закрутило надо на горшок, не хочу под себя ходить. (— доктор, я буду ходить? — будете, но под себя!) что ж делать? Заорать, что ли? Попробуем. Как там доча моя кричала — ГАСООК! Не получается — просто

— ААААА!!! Получилось.

— Мама он чего-то хочет, может перепеленать его?

— Сама догадайся!

— Нее, он сухой

— Ну подержи его над горшком, может он умный, в меня.

Хорошо, хоть бабушка у меня умная, хотя голос молодой, а у матери дык вообще детский, ладно эту проблему мы решили, а теперь надо как-то решить проблему с купанием, поорать что ли опять, вдруг сообразят, бабуля умная!

— АААА!!!!

— Давай ка его искупаем уже целый день прошёл, а он у нас ещё не мытый.

Я ж говорю, что бабуля умная, просто поору, чтоб не передумали.

— АААА!!!

Ну вот купают, молчу только ногами дрыгаю и руками машу, всем своим видом показываю, что мне нравится. Улыбаемся и машем!!! Шампуня у них нету какой-то грязью мажут, о, это ж зола, какой же это год? А век какой? Зрение начало проявляться, лицо вижу, это мать или старшая сестра — на вид лет тринадцать — четырнадцать. А вот эта больше на мать похожа — не больше тридцати. Дык кто из них, кто? Ладно потом разберёмся, время ещё есть, всего то мне второй день.

Вот ещё два персонажа появились, два мужика вернее мужик лет тридцати и пацан лет пятнадцати. Это чо это, я в средневековье? Ранние браки, молодые бабушки, папы пятнадцати годков, опят на хи-хи пробило. Пусть предки порадуются, теперь есть, и думать дальше — во сне.

Проснулся опять от боли в животе, опять на горшок надо, так сказать, справить естественные надобности.

Кричим

— Гасооок!!! — плохо получилось, да пофиг — будем тренироваться.

— ГАСОООК, щас лучше, ну ещё раз.

— ГААСОООК!!!!! проснулись, распеленали, удивились!

— Мам он чего, заговорил, что ли?

— Похоже на то. Гляди, как тужится, а серьёзный какой? Как будто чо то соображает? если он щас скажет (помойте мне попу) я поверю в чудеса! Не скажу, не умею ещё, просто поору.

— Аааа, не громко.

Пока не сплю, буду вспоминать, чего я знаю из прошлой жизни, начнём с азов.

Аз буки веди глаголь добро, больше не знаю, да и не знал никогда, даже в прошлой жизни. А вот абвгд, алфавит помню, хоть и не весь, но читать то я умею. А цифры — тоже знаю, таблицу умножения — помню,

А чо нить из химии — как не странно даже всю систему Менделеева перед глазами вижу. А ведь я её даже запоминать никогда не старался, всегда под рукой была. Зергуд, даже привычка вставлять немецкие слова осталась. Ну всё я это я, успокоимся и будем расти. Как я понимаю, не зря мне Бог вторую жизнь дал, да ещё и со знаниями, которых раньше не было.

Спать! скоро крестины, надо там не заорать, а улыбаться и радоваться, а то примут за посланника дьявола, с моими-то странностями, короче, улыбаемся и машем.

Глава 2. Крестины

С утра в доме переполох. Все домочадцы перевернули, в кавычках, сундуки, принарядились, меня перепеленали, какая-то ещё пара подтянулась, похоже даже моложе моих родителей — крёстные.

ДААА!!! ранние браки это что-то с чем-то! Воспринимать этого мелкого пацана, и эту мелкую девчонку как родителей — для меня странно, с годами, может, привыкну.

А вот и церковь, деревянная такая, в хорошем состоянии, Поп не молодой не старый, лет 40–45, аккуратная бородка, рядом как я понимаю попадья, миловидная, молодая, не толстая — приятная женщина.

Про обряд вспоминать не буду — ибо это таинство не подлежащее огласке, скажу только, что в купели вода была холодная(поп жмотяра и садист — не мог подогреть) ну и когда третий раз меня курял задержал в воде подольше, с головой, а я брыкал ногами улыбался из воды и пускал пузыри, знай наших, я со странностями но не от дьявола, я спасать этот мир пришёл, но не от грехов, а от злых инопланетян.

И ещё!!! когда меня из купели вытаскивали непонятное какое-то чувство в мозгах появилось, не дискомфорт не благодать, что-то нейтральное, но что-то было. Я про себя сказал, вернее обратился

— Душа, это ты?

Молчание, такое громкое молчание.

— Ну и ладно, не хочешь или не умеешь общаться мысленно — не надо, но усвой — у нас на земле великая миссия от выполнения которой зависит судьба всего человечества, а может и самого создателя. (во как пафосно — думаю, проняло! меня то проняло) Так что хош не хош, а помогай. Если я чего-то делаю неправильно начинай волноваться, а если мне грозит опасность начинай болеть. Нет, лучше наоборот, при опасности — волнуйся, при скотском поведении или мыслях о таковом- боли!!!

Давай потренируемся, опасность — меня попадья хочет изнасиловать!!! — ага понял, а теперь антиобщественная мысль. я хочу изнасиловать попадью — ага понял. Ещё раз опасность — понял, антиобщественное — понял, вот так дальше и живём вместе.

А ещё я увидел, что я мальчик — и это здорово. Вырасту, буду, любит девочек, а чо вырасту то, я и щас их люблю, они такие красивые, нежные, стройные, не то, что пацаны, вонючие, волосатые и уродливые!!

Да мне просто повезло! Родись я девочкой — БРРР, даже думать об этом страшно, одна дорога в монастырь — женский, и всей моей миссии — кирдык!

А дома опять суета, накрывают на стол, какие-то ещё люди пришли, соседи. Меня всем показывают, а мне все рожи строят, толи напугать, то ли рассмешить хотят, как всегда — улыбаемся и машем! Сели за стол, я у матери на руках, поздравляют родителей, наливают в какую-то деревянную посуду самогон? — по запаху точно самогон. А мне то налейте! я виновник торжества!!! Это ко мне сегодня душа подселилась, и я с ней уже договорился, вон как болит. Видно мысль, налейте, была антиобщественной, ладно душа, не боли — я пошутил.

Пусть старики веселятся, а я сделаю вид, что сплю, не буду мешать.

Глава 3. Растём.

Утро, пора приниматься за дело, для начала поорём.

— Гасоок.

Теперь учимся говорить.

— ММММ. ППППП. БББББ. ДДДДД.

Не получается, тренируемся дальше, а пока не запеленали руками помашем, ногами подёргаем, головой покрутим, ну и помычим — только без фанатизму! А то подумают, что я чего-то хочу. На пример есть, и так за ночь 2 раза кормили. Ещё одно слово надо тренировать, купаться.

— Купа, купа, купа.

— О, получилось, два самых важных слова, горшок и купаться. Пока достаточно, кормить и так не забывают. А почему бы не искупаться? Хоть можно вволю руками ногами подрыгать, а то опять пеленать начали.

— Купа, купа!!! не понимают, по громче.

— КУПА, КУПА!!!

Кажися поняли, корыто достали, деревянное. Первый то раз я не увидел, ещё зрение не совсем включилось.

Да и квартирка я вижу, не совсем благоустроенная. Изба, одним словом, похоже крестьянская, жалко — графъём или князьём родиться было бы прикольней, ну на худой конец Ампиратором. А так придётся ещё и из грязи в князи выбираться. Кто ж меня такого не авторитетного слушать будет. Господь даёт ровно столько испытаний — сколько человек может выдержать. Ну значит тренировки начинаем прямо щас, прямо тут, в корыте, машем руками, дрыгаем ногами, вертим головой, расписание на ближайшие пять лет!

Глава 4. 5 лет.

Барин наш оказался инвалидом. На какой-то очередной бесконечной войне раненый, в трёх местах. Нога не сгибается, рука сохнет, и головой совсем плохо крутит. А он, кстати, тоже из крестьян, за подвиги дворянство получил, и офицерский чин. Одним словом, со всех сторон молодец, как такого не уважать? Но вот экономист хреновый, да и откуда бы ему стать хорошим? Почти не грамотный, понятия о математике — самое поверхностное. Управляющий его дурит, а ему, по-моему, пофиг. Управляющий похоже тоже из малограмотных, да ещё и ленивый. Записей никаких не ведёт, кто, сколько барщину отработал? Пофиг ему. В общем барин у нас не богатый, хорошо хоть не амбициозный, а то вообще нам хана бы пришла. Замордовал бы налогами, а так доволен тем, что имеет. Одна беда — это до поры до времени, надумает жениться, и кирдык, ему ж дворянку подавай. А дворянки они такие, им платья из-за границы подавай, выезд по круче, с коляской, да и много ещё всего надо. Одной любовью сыт не будешь! А где на это деньги взять? Приданного много не дадут, не такой он уж и дворянин, без древней фамилии, да вообще без всякой Фамилии, ну тобиш без семьи. Родителей у него нету, где они я не знаю, может, ещё в крепостных ходят. Он вроде не старый, может он деньги копит, для выкупа. Если ему вожжа под сюртук попадёт, то хреново нам придётся. Ибо как говорил Клим Александрович, словами Карла незабвенного нашего Маркса, капитал можно только отнять у податного населения, тобиш у нас, не совсем у меня, у моих предков, а значит всё-таки и у меня, голодать и мёрзнуть придётся всем. Надо барина богатить, неужели я, человек двадцать первого века, не придумаю как? Придумаю! Уже придумал, для начала надо втереться в доверие. А как к военному человеку втереться в доверие? Правильно, сказать, что я тоже хочу стать военным, больше того, ахфицером и дворянином, прямо как барин. Для начала идём к соседу дяде Петру. И бегом, бегом тренировки никто не отменял.

— Дядька Пётр! А есть у тебя доска? берёзовая или осиновая?

Зачем тебе?

— Хочу сделать себе и твоему Илье по ружью игрушечному, будем с ним в войнушку играть. Я когда выросту в рекруты пойду! И тогда твоему Илье не надо будет идти.

— А чего это ему идти в рекруты?

— Дык больше некому, или я или он, остальные то все девчонки нашего возраста. Вот я и пойду, крестьян то у нас много, а столяров нету, кроме тебя ну и потом его.

— Ох ты ж умный какой! Вот такая пойдёт, рисуй тогда я выпилю.

Рисуем, вот тут так, а тут вот так, и приклад немного сюда завернуть.

— Дядя Пётр, а дай я сам попробую выпилить, чо я буду тебя от работы отвлекать?

— А сумеешь?

— Пока не по пробую не узнаем.

— Откуда только таких мыслей нахватался? Ладно, не поранься только.

Через два дня ружьё было готово. Дядя Пётр пришёл к отцу и уговаривал его отдать меня к нему в ученики.

Говорил, что у меня талант, хвалил, а с чего б ему не быть, я в прошлой жизни, до войны, и был столяром, какое-то время.

Сговорились, что я не совсем в ученики пойду, а буду приходить к дядьке Петру, когда он трезвый, и учиться, а за это я освобождаюсь от няньканья с младшей сеструхой, ну и стараться буду изо всех сил.

Наивные, мне только барину в доверие втереться, и только вы меня и видели. Ну видеть то будете, но вот учить меня чему-то — вряд ли. Как же тяжело воспринимать их за старших, им же всего по двадцать лет, а мне уже за шестьдесят, с телом пятилетнего ребёнка. Ну ладно, если план (А) не удастся, будем столяром, всё какая-то копейка.

На следующее утро взял удочки и «ружжо» и побежал ко «дворцу», больше похожему на двухэтажный деревянный сарай, правда он обит дранкой и оштукатурен, ещё не везде штукатурка осыпалась, и даже побелен. Какой же ты дворец? да какой уж есть!

Удочки — это для предков, типа я делом занят. По пути поставил удочки, сижу, жду, на дворец поглядываю. Главное не прозевать, вовремя подскочить и начать с ружжом, делать экзерсисы. А вот и барин, Прохор Иваныч. Подскакиваю, ружьё на плечо и

— Ать два, ать два, ать два, кругом, ать два, ать два, ать два, на ле-во, ать два, ать два, на ле-во, ать два, ать два, ать два, на ле-во, ать два, на месте стой, ать два.

— Ваше благородие разрешите обратиться, Иван, Макаров сын, ору как можно громче. При этом делаю вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства. Хи-хи, вспомнилось же, от этого хи-хи вид ещё более придурковатый.

— ГЫ-ГЫ-ГЫ!!!! Ну потешил брат, обращайся.

— Прошу научить меня военным экзерсисам с ружьём, дабы к призывному возрасту, ээээээ мммм эээээ.

Молчу, чего к призывному возрасту? Мысль покинула голову. Оно и лучше, а то заподозрит, чего это я такой умный.

Барин чешет затылок, не знает как свою мысль сформулировать. Наконец то я свою мысль в голове поймал, и выпалил.

— Хочу служить матушке государыне императрице, получить ахфицерский чин и стать помещиком как вы, Ваше благородие, опять вид лихой и придурковатый.

— Гм-Гм, ну потешил, дай ко пищаль, смотри сюда, делай раз, делай два, делай три, делай четыре, и назад, делай три, делай два, делай раз. Пока тебе хватит, как этому научишься так следующий экзерсис покажу. И тихо тут, рыбу не распугай.

Всё утро тренировался как проклятый, молча. Не забывал, однако, удочки проверять, семнадцать ельцов поймал. А когда клёв прошёл, поклонился барину, показал экзерсис, он хмыкнул, я ещё раз поклонился.

— Спасибо ваше благородие за науку.

Собрал удочки, ещё раз поклонился и побежал домой. Дома отдал рыбу бабушке, схватил кусок хлеба и побежал к дяде Петру. Какой он дядя, блин, пацан штаны на лямках. А нет же, приходится слушаться, сословное общество, феодализм, позднее средневековье, год 1739 от рождества Христова, на престоле Анна Иоанновна, бироновщина ходит по Руси. Пока я выросту на престол взойдёт Елизавета, а вот при ней то можно будет и выслужиться. Всё-таки нашему барину повезло, чего же он такого сделал, что получил дворянство? Ранение тут не причём, таких калек в России как гуталину, хи-хи, щас ещё нет гуталину. Дёгтем сапоги чистят. Потом выспрошу, как подрасту.

— Ну и чем мы с тобой будем заниматься?

— Дядя Пётр, ты чего-нить нарисуй, а я буду выпиливать. Начинать надо с азов, бревно на доски расщеплять у меня ещё не получится, мало каши ел, а вот змейкой работать, я уже могу.

— Иж ты какой рассудительный, дык вроде, как и делать то нечего, кроме как доску заготавливать, ну никто ничего не заказывал.

Про ружжо Илье я молчу ему оно на хрен не надо, экзерсисы он всё равно учить не будет, а играть с ним в войнушку у меня времени нет.

— Дядя Пётр, а давай сделаем механизму, чтоб она куделю сама в нитку закручивала, я такую у батюшки в гроссбухе видал, куда он все записи делает. Ни какой такой книги у попа не было, но Пётр не грамотный, его даже ткнуть в эту страницу, он всё равно ни чего не поймёт, а если его ткнуть в поповскую библиотеку, из семи книг, он в обморок грохнется.

— Дык мы потянем, что ли?

— Да потянем, там всё просто,

Беру уголёк.

— Вот такая рама, вот тут катушка с двумя шкивами разной толщины, вот тут колесо, а тут педаль, а в эту деталь надо у кузнеца заказывать, ну она маленькая, за пол копейки сделает. А зато, и твоя жена и моя мамка в трое больше напрясть сможет, надо только их сразу две делать, давай я буду выпиливать детали. А ты доски заготавливай.

— А чертёж, а размеры? Без этого ничего не получится.

Вот тут я и попал, примерно размеры я знал, в миллиметрах, но вот сейчас такого понятия не существовало. Пётр пользовался тесёмкой, когда надо мазал её углём и отбивал ровную полосу, когда надо, складывал её вдвое, четверо, в восемь раз, и так далее, двоичная система!

— Какой же ты умный, дядя Пётр. Я думал мы просто сделаем и всё.

Надо же леща кинуть, чтоб ничего не заподозрил.

Ведь не было никакой самопрялки, ни в каких книгах, и книг тех мне ни кто открывать не позволил бы, я думаю и сам поп их ни когда не открывал, а нет, одну точно открывал, когда причащал. Но Петру то про это знать не обязательно.

Я самопрялку видел в детстве, ещё в прошлой жизни.

Зачем-то моей бабке понадобилось накупить шерсти, усадить нас (меня и брата) теребить её, а сама уселась прясть, а потом носки всей семье вязала. Для чего ей понадобились эти манипуляции, не знаю. Всё-таки на дворе стояла эпоха развитого социализма. В магазинах и носков и рукавиц и всего, всего было — завались, и стоило это всё копейки, да она б на свою пенсию по сотни пар могла нам покупать. Но вот понадобилось ей по прясть, и всё тут! Наверное, для будущей моей жизни.

Два дня мы делали чертёж, все размеры высчитали, не такой уж дремучий дядя Пётр оказался, а очень даже сообразительный. Две недели ушло на изготовление. И вот пришло время испытаний. Позвали мою мать в дом к Петру. Посадили её вместе с его женой, начали объяснят, что и как. Потренировались они немного — часа три, поматерили меня, Петра то они опасались, он же мог жене и глаз дать, мою то мать он не тронул бы. Но она уж за компанию с подругой мучилась. И начало получаться. Всему надо учиться.

— Само пряху в каждый дом! Дядя Пётр, а давай по пятьдесят копеек за каждую само пряху брать будем, а барину подскажем, чтоб больше льна велел сеять, у нас вон в селе баб сколько! Завтра же к тебе народ за само прялками потянется, и Илью твоего уже можно на помощь подтягивать, чего это он без дела слоняется, он же меня старше на целый год.

— А ведь и правда, он же тебя старше, а я его всё за маленького считаю, пусть помогает. А вот по пятьдесят копеек не дорого ли?

— Нее, это ж механизма, а механизмы ой как дорого стоят. Ещё у древних латинян, люди умеющие сроить механизмы — прозывались анжанерами, все они были патрициями и зарабатывали очень много денег. Ох ты, дядя Пётр — мы с тобой патриции!

— И откуда ты всё это знаешь? то же в гроссбухе у батюшки подглядел?

— Не, про это он сам рассказывал.

На самом деле ни чего такого поп не рассказывал, он просто заучивал в меня молитвы, а когда я выучил необходимый минимум, ученье и закончилось. Длилось оно с октября по апрель, а сейчас май.

— Только, дядя Пётр, не говори батюшке, что я у него подсмотрел конструкт самопряхи, а то ещё потребует долю, мы и так будем церкви жаловать, когда патрициями станем. Пусть он думает, что самопряху ты сам придумал, он все равно гроссбух не читает, он туда чего-то записывает, между строк. Он так виш на пергаменте экономит.

И «закрутилась» размеренная жизнь. Хоть какой-то распорядок появился. С утра я как по расписанию бегал на рыбалку, с ружьём, барин мне показывал упражнения, а я до пота их отрабатывал. Похоже, Прохору Иванычу тоже моё обучение нравилось, всё-таки он дядька в годах, по нынешним временам, за тридцать. Вот и возится со мной. Раньше он на рыбалку от случая к случаю ходил, а сейчас каждый день. Рыбы бабуля уже много насолила, два больших глиняных горшка, соль почти закончилась, решили оставшуюся муку продать и купить ещё. Хлеб теперь дают только мне и Варваре, это сеструха мелкая. Но рыба зимой важнее, зимой всё сточим.

Пётр сходил в усадьбу к барину. Много кланялся и долго чего-то объяснял. В итоге барин выдал, все крестьянские наделы засеиваем льном, а рожь будем сеять на барской земле, барская земля плодородней.

Межи все распахиваем, ибо нефиг пятую часть «посевных площадей» попусту топтать. А получать каждый будет от трудодней, колхоз, однако! Мои уроки политэкономии (неочёмные разговоры) пошли на пользу Петру, умный мужик! Сам всё понял, сумел барину втолковать. Конечно, львиная доля дохода уйдёт в карман к господину, огромный клин земли, отданный в общее пользование, барщина опять же, это же всё пай. Никто феодализм, в отдельно взятом имении, отменять не собирается. Сословное общество, однако. А вот поменять процесс труда ко всеобщей выгоде, это не возбраняется. Петра назначили управляющим и старостой в одном лице, как самого умного. Инициатива имеет инициатора. Прежнего управляющего барин уволил.

Тот собрал вещи и уже сваливал, но Прохор Иванович, со товарищи, перехватил его за околицей, перетряхнул весь скарб и нашёл-таки большой и тугой кошель, много же он наворовал. Так уж откровенно не грабил, посчитал, сколько тот должен был заработать за все годы службы. А остальные забрал.

Тут я не причём, ну если только маленько намекнул, что управляющий очень уж жадный.

Петру барин заказал 10 самопрях, для начала. Решил замутить мануфактуру, денег не дал, сказал, что Пётр, как инициатор, должен нести материальные издержки. Но если всё получится, то деньги он получит в будущем году. Когда все льняные ткани будут проданы. Да ещё местные заказали примерно столько же, на тех же условиях. Только на кузнеца деньги общество выделило, потому как кузнец жил в соседнем селе, и был чужим крепостным. Торопиться нам было незачем, прялки понадобятся только осенью. При Анне Иоанновне недородов вроде не было, я про это не знаю, так, что всё должно получиться, ну дай то Бог.

Осень показала, что всё получилось. Льна собрали не меряно, ржи тоже в достатке и чуть больше, можно курей побольше расплодить, всё-таки барская земля плодородней общинной. Оставили семян ржи и льна, остальное разделили по трудодням, вроде все довольны были, вот он социализм в действии! Из остатков льняного семени надавили масла, то же коллективом. Его уже разделили не по трудодням, а по едокам. Не совсем честно, но зато справедливо. Думаю, в будущем году народ будет охотнее трудодни зарабатывать. Всё, хватит тут прогресорствовать, а то заподозрят чего окружающие. Да и мне никакой выгоды, я ещё мелкий. Ну хоть голодать не буду. А если не голодаю, то наращиваю мышечную массу, а значит и в рекруты можно раньше свалить, лет в четырнадцать, а то ведь женят в пятнадцать, а оно мне надо?

Илья, Петров сын, на меня обозлился, ведь это из-за меня его к верстаку поставили. Он же дети! А тут я, со своим трудолюбием, талантом и идеями. Бегал бы он сейчас по селу, да по лесу, ел бы малину, купался бы, да загорал. А тут с утра и до обеда работа — кончилось детство. Но задираться боялся, я хоть и младше на год, и ростом пониже, но гораздо здоровее. Всё-таки физкультура, ежедневная, в любое свободное время идет на пользу. Да и дядя Петя его осадил. Сказал прямо, если со мной, что то случится, ну несчастный случай в виде нечаянного гвоздя в пятую точку, или в ногу, то в рекруты уже ему, Илье, придётся идти, ибо больше некому. И если я передумаю, то тогда по конкурсу пятьдесят на пятьдесят. Так что он должен меня беречь холить и лелеять.

На зиму мы, с Петром, замутили лыжи, не по местным стандартам, а примерно, как в моё время. Делали сразу много, мне, Петру, отцу, деду, и Илье, вот с палками вышла заморочка. В этом времени понятия лыжная палка вообще не было. бамбука нету. Алюминия нету, пластика и того нету. Ну как-то и эту проблему решили, берёзу попилили на рейки склеили, ещё попилили, ещё склеили, получились они толще и тяжелее, чем современные, но всё-таки это были полноценные лыжные палки. Так у меня появилась возможность и зимой заниматься бегом.

Весна, опять рыбалка, экзерсисы с ружжом, отработка приёмов самообороны и нападения, барин показывает упражнения, я повторяю и повторяю, до пота.

— А скажи ко мне Иван, Макаров сын, почему ты всё время бегаешь, у тебя чо — шило в попе?

— Не, барин, ещё греки, которые древние, говорили — хочешь быть сильным — бегай, хочешь быть красивым — бегай, хочешь быть умным — бегай, я хочу быть красивым сильным и умным, как вы, барин. А ещё я хочу стать героем, дворянином, и ахвицером, как вы.

— Ты, что, считаешь меня красивым?

— Это не я, это все девки считают. (Надо же поднять самооценку человеку.) они меня все время о вас расспрашивают. И бубликами угощают, чтоб я не убегал от них.

А осенью барин женился, не на дворянке, конечно, (местные помещики от него нос воротили) купчиху в жёны взял.

Совсем девчонка лет четырнадцать, ну дык традиции, в семнадцать уже старая дева. Сто раз подумают, а чего это её никто не взял, наверное, с ней, что-то не так.

Зато в имении будет хоть один относительно грамотный человек, да и с математикой у неё всё в порядке было. Купцы, в отличии от дворян, дочерей учили, и не только политесу, ведь им хозяйство везти, когда муж в отъезде, а муж, если он купец, в отъезде всегда. А если повезёт, то и в дворянской семье, пригодится. Знание — сила!

Глава 5. Рекрут.

Я вырос. Мне почти четырнадцать. Я развит не по годам, широкоплеч, ростом перегнал отца и деда, а всё хорошее питание и тренировки. Я ещё и из прошлой жизни комплекс упражнений по самбо отрабатывал. Но это я уже совсем тайно, даже от барина. Ибо объяснить, сославшись на батюшку, откуда я это узнал, уже не получиться — пока не спалился. Вишу на волоске. Отец с дедом уже с кем-то сговариваются. Ой, как страшно! Женят ведь и фамилию не спросят! А мне ну ни как нельзя жениться, я зря себя, что ли тренировками изнурял. К барину на поклон, срочно, я ему как сын, единственный. У него уже 3 дочери. А сына нет, дык он на мне отыгрывается, делает из меня солдата, к моему большому удовольствию.

— Ваше благородие, разрешите обратиться! Иван Макаров сын.

— Что так официально?

За эти годы барыня, Елизавета Андреевна, барина нашего порядком в науках подтянула, и политесу подучила. В доме появились книги, и меня она, типа, научила грамоте и чуток арифметике. По крайней мере, уже можно сослаться кой на кого, откуда я такой умный и весь из себя образованный взялся. Не спалюсь.

— Официально, потому что дело касается службы. Дед и отец меня женить хотят, а мне нельзя, мне в армию. А как я жену одну оставлю? Как начнёт творить добро налево и на право.

— Гы-гы-гы, ха-ха-ха, гы-гы-гы. Ну ты и насмешил. До слёз прямо. Творить добро на лево и на право. И как только до такого додумался? Ладно, буду в городе на днях спрошу там, когда набор. Хи-хи-хи налево и направо, хи-хи-хи, творить добро.

Через пару недель в имении появился молодой офицер. Типичный такой недоросль, с умом аквариумной рыбки (как мне вначале показалось) и амбициями льва. Был он уж очень родовитый. Но с барином нашим вёл себя по-дружески. Называл его только по имени отчеству и всячески проявлял уважение. С чего бы это? Тут местные помещики (мелочь косопузая) Прохора Ивановича ни во, что не ставят, а тут приезжий аристократ из Петербурга, как к князю обращается.

Дед с отцом, зная о моём маниакальном желании рекрутироваться и ещё более маниакальном нежелании жениться, чего-то пошептались. Подозвали бабку, чего-то ей сказали, и втроём, куда- то свалили. Конспираторы блин! Ну всё, я попал! Женят ведь, уже сегодня обвенчают, а дальше, что? оставаться дома, ждать своего года призыва? А потом ревновать, как там моя благоверная «творит добро», НЕЕТ!!!

Бегу к дяде Петру. Пусть помогает.

— Дядя Пётр, беда, меня женить хотят.

— И что ж. В этом бедового? Каждый должен жениться, ибо сказано «плодитесь и размножайтесь»

— Дядя Петя, хоть ты не подкалывай. Из всего писания одну фразу запомнил и следуешь ей беспрекословно. А как мне понравиться с молодой женой «плодиться и размножаться»? Вот возьму и передумаю добровольцем рекрутироваться, пойдём мы с твоим Ильёй на конкурсной основе. А кто тебе в столярке помогать будет, я свою открою и буду у тебя заказы перехватывать (шантаж наше всё)

— Ладно, не кипятись, без Ильи, мне действительно, хреново будет. Ну двух девок я, допустим, сумею замуж отдать, а остальные ещё мелкие. А последыш, когда подрастёт! Когда его к верстаку поставить можно! Говори, чем помочь?

— Надо сух пай на две недели. Одежду запа….

— Чего сух???

О, блин, спалился!!! от волнения.

— Сухарей. Ну и мяса вяленного, рыбы вяленной, сала солёного, а на ближайшие дни можно пирогов и каравай свежий, ну и молока не много. Ещё надо портки, рубаху — запасные, портянок 2 пары, и денег, рублей пять. И не делайте мне такое кислое выражение морды лица, (пародирую местного ростовщика).

— Ви таки хотите сказать, что у бедного столяра водятся такие баснословные капиталы? (тоже пародирует).

Тут надо отметить, что после перепрофилирования экономики нашего села с зернового направления на льняное, дела пошли в гору. Барыня опять же через отца надыбала клубней картошки. Тоже оказалось очень выгодно. Город скупал её по баснословным ценам. Ещё, это уже с моей подачи, начали выращивать сахарную свёклу. Барин подсуетился и открыл сахарную мануфактуру. Вот тут-то и появился совсем-совсем бедный ефрэй. Открыл лавку, торговал всякой мелочью, давал деньги в рост. Думаю, ростовщичеством он не много зарабатывал, мужики у нас были прижимистые, и не глупые. Да и барыня знакомая с этой публикой, популярно, на примере одного, не очень умного, но хитрого, крепостного, взявшего в займы, объяснила, почему так нельзя делать. Мужик был высечен. Имущество его частично конфисковано в пользу заёмщика, пусть что хочет то и делает с ношенными портками и рубахами, а также юбками и лаптями (мужик был женат), жена тоже пострадала, а нечего было пилить,(хочу это, хочу то, ты меня не лююбишь!!!). В общем деньги у населения водились, но не по пять рублей, конечно, это я загнул! Что бы получить столько сколько надо — проси больше, и торгуйся.

— Пять не дам, дам два.

Ого, даже торговаться не пришлось, хорошо меня знает дядя Петя. Именно на такую сумму я и рассчитывал.

— Шмотки и сух пай (опять ОГО, запомнил) тоже соберём, понимаю, если б дома начал собирать тебя б на цепь посадили.

А когда, минут через тридцать, всё было собрано и упаковано в заплечный мешок, дядя Петя вдруг погрустнел, тетка Матрёна дык вообще разрыдалась, перекрестила меня и в лоб поцеловала. Даже Илья понурился.

— Ну, крестник, давай там служи, нас не забывай, руки ноги береги!

Напутствовал меня дядя Петя. Я развернулся и побежал, на ходу крикнув.

— Батюшке с матушкой всё обскажите.

А чо? Грузить дык по полной. Пусть теперь моих предков успокаивают. Ни чего, они кумовья, поругаются — помирятся.

Бегу и думаю, как бы предкам на глаза не попасться, ведь куда они сговариваться ходили, я не интересовался. Вот только сейчас подумал, а что они мне за невесту приглядели? Ведь сдохну от любопытства!

Прибежал в усадьбу, меня тут знали как облупленного, сразу же доложили барину.

Прохор Иванович вышел на крыльцо, вместе с офицериком, оба чуток под шафэ. Панибратство при посторонних было исключено, это понимал и Прохор Иванович, и особенно это понимал я. Строевым шагом, как бы смешно это не смотрелось, ведь я был в «гражданке»

Я подошёл к барину и не вскидывая руку к козырьку — громко заорал.

— Ваше благородие, разрешите обратиться к их благородию господину подпрапорщику!

— Разрешаю.

— Ваше благородие, господин подпрапорщик, рекрут Иван, Макаров сын, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

— Это, тот самый, мой, ученик о котором я тебе рассказывал, лет ему маленько не хватает, но ничего, видишь какой он здоровый, кроме него в селе рекрутировать некого. Призывного возраста только бабы.

Село у нас было малюсенькое, дворов сорок, едва на деревню наскребалось, однако была церковь, а это статус. Ну и с введением нового прогрессивного способа ведения хозяйства, село начало процветать, люди забыли, что такое неурожай, голод и недоимки. Последнее было страшным. Всё мужское население за недоимки секли.

— А что молодец! пойдёшь ко мне денщиком служить?

Ага, щазз, подпрапорщикам денщик не положен, хочешь бесплатного слугу заиметь, крепостного при себе оставить, за счёт моего барина. Уж как меня в части списать в «запланированные потери рекрута с отдельно взятого села» ты найдёшь способ.

— Ни как нет, ваше благородие, хочу служить матушке императрице!

Офицерик скорчил кислую мину, но настаивать не стал. Денщик, не желающий быть денщиком — плохой денщик. Конечно, он устроит мне сладкую жизнь, по крайней мере, до прибытия в часть, но это всё равно лучше, чем на всю оставшуюся службу.

— Ну что ж, Иван, Матвей Григорьевич запишет тебя в реестр. А пока можешь идти домой. Он погостит у меня ещё пару деньков, я под началом его батюшки служил. (вот это уже было лишнее, не должен барин, перед уже рекрутом, отчитываться, однако проговорился барин, твой косяк, сам и выкручивайся)

— Нельзя мне барин покидать усадьбу. Родители меня женят.

Оба дворянина захохотали, рассказал, значит, шутку про «творить добро налево и направо»

— Хорошо, оставайся, тебя покормят и где переночевать покажут.

И ушли.

И тут появились они, мои предки, полным составом. Не далеко прятались, чтоб лишний раз господам на глаза не попадаться. Отец и дед глядели грозно (ага, я прям испугался) мать и бабка, как-то жалостливо. Молчим. Первым, как глава семьи, заговорил дед, с ухмылкой и каким-то сладко сиропным голосом.

— Пошли, внучок, домой. Наигрался поди уже в солдатов-то, мы тебе сюрприз приготовили.

Ага, так я и поверил. И сладким голосом копируя деда.

— А, что такое сюрприз, вы мне никогда сюрпризов не приготавливали.

Дед посмурнел. А отец выдал.

— Мы тебе новую одежду и новую обувку купили. Сюртук с карманами, портки наглаженные, брюки называются, сапоги яловые.

Точно уже к свадьбе решили принарядить. И тут в один голос мать с бабкой.

— Мы тебе невесту сосватали!

Как я не готовился к этому моменту, но всё-таки запаниковал. Срочно, в голове поймать мысль, у меня вроде в голове союзник был, душа выручай, дай мысль. Выкручивайся сам. Вот это мысль.

— Ааа мммм ааа, а кто невеста?

Фух, кажися, кажися, я выгляжу как идиот кажися.

— Да Настасья, дочь Похома за семь домов от нас живёт.

Ну слава богу! от любопытства я теперь не помру!

Девка она хоть и работящая, такие в крестьянских домах ценятся, но полноватая, даже по местным стандартам. А уж по моим, двадцать первого века, дык просто толстая. Вовремя я слинял.

— Пойдём сынок. Уже вечером в церковь надо. Мы уже всё приготовили.

Вот в этом я как раз и не сомневаюсь. Неделю уже на кухне работа кипит, и что-то в погреб сносится. Думали, если я у Петра в мастерской всё время торчу, то не знаю, что дома делается. А почему меня перестали напрягать, по поводу принести чего нить из закромов. И сестрёнки младшие, шушукаются и хихикают, на меня поглядывая. Не знал я только, что на сегодня всё назначено — патриархат блин, без меня — меня женили, вернее сосватали. Очень, очень вовремя я свалил. Решил я, что пора прекращать эту клоунаду, затылком чувствую, как господа в окнах ржут. А дворня дык вообще уши вытянули, завтра всё село ржать будет. И девку жалко, плохого она мне ничего не сделала. Надо исправлять ситуацию, а то ей жизни не дадут. Я тут вроде местный авторитет среди пацанов, давно уже. Более старших отморозков в грязи валял, и синяки ставил. Однажды даже трое хотели меня в стойло поставить, какой там, только друг другу мешались. Всех отметелил, а за то, что в троём — отметелил с особой жестокостью. Продолжаем спектакль по реабилитации доброго имени Настасьи. Говорю, чудь ли не рыдая.

— Матушка, батюшка, дедушка, бабушка, что ж вы мне не сказали, что это Анастасия? Я б уж, конечно, своего года призыва дождался! Я-то думал вы кого другого мне сватаете. А никого другого я не хотел.

Вот пусть теперь подумают, сюрприз это всегда хорошо и весело?

— А теперь уже поздно, как мне объяснили, территория усадьбы приравнивается к территории военной части, и покидать её нельзя. Подсудное дело, кандалы, каторга и Сибирь. А взамест меня — двоих с нашего села в солдаты забреют (я-то всегда ходил лысым, забрили меня уже, или не забрили, не поймёшь)

Отмените свадьбу, а не состоявшимся родственникам скажите, мол, обстоятельство непреодолимой силы. Забрили нашего Ванечку в солдаты, и нет ему пути назад. И давайте уже прощаться, а то меня командир сейчас накажет, и потом всю службу смеяться будет, дразнить маменькиным сынком и бабушкиным внучком. Завтра я ещё тут буду, можно будет увидеться. И вещи мне какие нить принесите на смену, и продуктов в дорогу, и денег на непредвиденные расходы.

Действую по принципу, тётенька дайте воды напиться, а то так есть хочется, аж переночевать негде! Обнялся со всеми, поклонился в пояс, проводил взглядом, повернулся и …!

В окне стояли господа и откровенно ржали. Барин был хоть и не образованным, но отнюдь не глупым. Мою игру он просчитал на раз. В другом окне барыня подносила платок к глазам, женщина она эмоциональная. А может у неё от смеха слёзы катились. Я взял свой мешок и пошёл на кухню, пора подкрепиться.

Следующим утром пришли отец и дядя Петя.

Я подмигнул крёстному, мол не выдавай меня. Он подмигнул мне в ответ, мол и ты меня. Отец отдал мне мешок и сказал.

— Тут твоя одёжа, сухари, сало и вяленное мясо, на пару недель должно хватить. Вот тебе денег, три рубля на не…пред…, как ты Пётр говорил? Ага вот именно, непредвиденные расходы. Откуда только слов таких мудрёных нахватались? А это — обстоятельство непреодолимой силы. Я как Похому это вчера выдал, он аж остолбенел, даже ругаться не стал. Только сказал (раз такие обстоятельства — деваться некуда), по-моему, он подумал, что ты помер.

— На свадьбу много наготовили, куда теперь это всё девать?

— А вы поминки устройте! Хи-хи, шучу я. Сделайте проводины. Повеселитесь, здравницы, государыне нашей, по произносите. Покажите всем, что не горе у нас, а радость. Сын уходит служить отечеству. Почётную обязанность выполнять, священный долг!

Ух, аж самого проняло.

Как отгуляли проводины — не знаю, побоялся я отпрашиваться. Ещё напоят и оженят. Батюшка наверняка ведь там присутствовал. Скажет, венчается раб божий Иван рабе божьей Анастасии. И кирдык, конец свободе, здравствуй ревность. Слышал, что песни орали, на балалайке бренчали.

А утром мы двинулись. Офицерик на какой-то кляче, я пешком. Один мешок за спину второй перед собой, на груди. Своя ноша не тянет. А этот подпрапор решил, то ли проверить меня, то ли начал мне сладкую жизнь устраивать. В общем, погнал он свою клячу мелкой рысью. Давай, давай, скорее твой Росинант сдохнет, чем я устану, я парень тренированный.

Пообедали в чистом поле. Конь — это не человек — ему отдыхать надо. Оказалось, что у моего начальника жрачки не было. Дворянин, тонкая натура, о приземлённом не думает. Зато была бутылка настойки, это ему мой барин презентовал (жратвы презентовать не догадался? или это был тонкий расчёт). Я расстелил полотенце, нарезал каравай, сало, положил вяленое мясо, молоко, и предложил офицерику присоединиться. Он не заставил себя уговаривать. Тут же сел и начал хомячить, я от него не отставал. Когда наелись, начальник достал заветную бутылку налил мааленькую глиняную чарку и подал мне. Всё, я его зауважал. Никаких больше офицериков, хоть и про себя, а только, ваше благородие, и Матвей Григорьевич. Выпили, их благородие прямо из горлышка пару глотков сделал, крякнул и сказал.

— Нам, брат, много пить нельзя. Особенно на голодный желудок. Молоды мы с тобой очень. Ну всё собираемся, к вечеру надо быть в Отрадном, там ещё рекруты есть. Ты над ними будешьстарший.

Значит, мой пробег был не местью, а просто испытанием. Стою ли я чего-нибудь? Можно ли на меня положиться? Я зауважал командира ещё больше. Хоть и молодой, но не глупый.

К вечеру добрались в большое село. Тут нам надо было «призвать» трёх рекрутов. Местный помещик с моим офицером холодно поздоровался, руки не протянул, кивнул только на сарай.

— Вон там твои.

И ушёл, ни тебе ужина, ни ночлега — сословное общество! «Я богатый ты дурак».

В сарае сидели три человека, связанных!

Офицер поглядел на них, и кивнув на меня сказал.

— Вот вам старший. Он за вас отвечает, все вопросы к нему.

Развернулся и вышел. Ну что ж, недоросль то не дурак, сразу нашёл на кого свои обязанности спихнуть.

— Вы из этого села, или вас, где нить выловили?

— Местные мы.

Ну понятно, неугодны барину. Или работники плохие, или в бутылку лезут, то есть на дыбы встают, либералы, одним словом. Будем перевоспитывать.

— К офицеру обращаться не иначе как, ваше благородие или господин подпрапорщик, ко мне господин старший (это я сам придумал, звания то ещё нет, а командовать как-то надо). Вы уже являетесь военнослужащими доблестной Императорской армии. Поэтому любое невыполнение приказа ведёт к суровому наказанию. Побег — равно дезертирство. А за это порка, кандалы, Сибирь и каторга, можно выбрать четыре из четырёх. (демократия, однако, свобода выбора). А теперь встать! Кру-гом.

И я разрезал верёвки. Забирать их с собой я не планировал, по мелочи тырить не приучен. Но и местному помещику подхалимничать не намерен.

— А теперь, кто живёт дальше всех?

— Ну я.

— Имя?

— Иван, сын Ивана

— Вот так и отвечай, только громко и внятно, привыкайте к армейскому языку, вам на нём всю оставшеюся жизнь говорить.

— Выходи строиться, в колонну по одному становись. В колонну по одному, это значит в затылок друг другу, на расстоянии одного шага. Вперёд, шагом, марш.

И пошли они, ох как пошли, убил бы гадов. Но насчет правой и левой ноги, я не стал заморачиваться, пока, сам устал. В первую избу зашли все четверо. Я, на всякий случай, никого не выпускал из поля зрения, не зря же их связывали и в сарае держали. Я велел хозяйке собрать вещи, и еды на две недели. Вещей не оказалось, а из еды только краюха хлеба, даже сухарей не было, нечего было сушить. Всё съедалось в процессе приготовления. Мы-то в своём селе, оказывается, живём очень богато, а тут одна пара лаптей, одни портки, одна рубаха и жрать нечего. Зря тащились.

— У остальных тоже самое?

Мужики понурились.

— Ну а у кого изба просторней?

— У меня только дед с бабкой.

— Отставить, как надо обращаться?

— Савелий сын Ивана, у меня, господин старший, дома только дед с бабкой, сирота я.

— Выдвигаемся к тебе, расположимся на ночлег. И запоминайте, как я говорю, это и есть армейский язык.

— Господин старший, а можно мне….

— Можно Машку за ляжку и козу на возу, а в армии — разрешите.

Надо же показать свою эрудированность.

— Господин старший, разрешите остаться дома, до утра, с женой проститься?

Ага, щазз, ищи дурака.

— Отставить, поцелуй жену в нос, кругом, на выход шагом, марш.

И тут он сломался, толкнул обоих товарищей, и побежал. Хи-хи, от меня? Я рванул и прямо на крыльце толкнул его в спину. Он покатился кубарем, а я на лету ему ногой по роже, (изо всей дурацкой мочи, распрекрасные вы очи) он затих, выбежали на двор рекруты и баба. Как заголосит

— Убили!!! Ваню убили!!!

— Молчать!

Рявкнул я.

— Живой он, только контужен, неси воды. А вы двое берите его, ложите на эту лавку, ты найди две хворостины, а ты стяни с него портки, нечего портки портить. Ты баба плесни ему воды в морду, ага очнулся приступайте, это приказ. А за невыполнение приказа трибунал, кандалы, Сибирь, каторга.

Иван взвыл.

— Барин помилуй!!!

О как, я уже барин, а чему удивляться, добротная, новая, крашеная одежда, и сапоги. А это статус.

— Не помилую, ты товарищей подставил, если б ты сбёг, их бы пороли.

Вообще-то пороли бы меня, но про это я благоразумно умолчал.

— А ещё с твоего села заместо тебя, двоих в солдаты забрили бы. А как твоим детям жить тогда? А жене? Семья дезертира! Как с таким клеймом в люди выходить? Секли мы его прямо тут, при жене и детях, да ещё соседи через забор заглядывали. А пусть видят, ох и злой же я. А с чего добрым быть. Пол дня бегом, пол дня пешком, к этому уроду через всё село топали, как идиоты — строем. А у него и вещей нет, и пожрать нечего.

— Отставить экзекуцию! Ты баба плесни ему на задницу водой, ему легче станет, да штаны ему одень, можешь поцеловать, куда хочешь.

Прибежал какой-то малец. Да как заорёт.

— Господин ахфицер требует рекрутов к себе в усадьбу!

Вот молодец, чётко и внятно, и выспрашивать не надо, куда — зачем.

— Ты Савелий. И ты, берите его под руки и вперёд, бегом, у вас на руках раненый. И чем быстрее вы доставите его в госпиталь, тем больше у него шансов выжить!

Бежать не получалось — так, плелись, быстрым шагом.

На крыльцо вышел Матвей Григорьевич, кивнул на сарай.

— Ночевать будете там, утром выступаем

— Слушаюсь, ваше благородие.

И командир ушёл.

Я расстелил на сене полотенце нарезал хлеб сало, положил рыбу, рекруты смотрели на меня сглатывая слюну.

— Ты, я ткнул пальцем, принеси воды, а ты, опять ткнул во второго, дай бутерброд раненому. Я протянул ломоть хлеба с салом. И садись за стол. Начали есть. Тот, что ушёл за водой долго не появлялся, я уже начал волноваться, не сбежал ли? Неужели урок не пошёл впрок — пошёл. Прибежал, запыхавшись, и с порога начал трындеть. Офицер, помещик, усадьба, с семьёй, даже со двора выгнал. Ни чо не понимаю. Я скомандовал

— Приступить к приёму пищи! Потом расскажешь, а ты дай раненому ещё бутерброд.

Ели много и с аппетитом, особенно рекруты. Сало для них было деликатесом. Рыбу тоже подмели, хоть она и солёная была, но это уже без меня. Я, предчувствуя завтрашний переход, от солёного воздержался. Когда поели, Савелий заговорил, оказывается, наш офицер тутошнего помещика, со всей семьёй, выгнал из усадьбы. Даже во флигеле переночевать не разрешил, вообще на двор усадьбы запретил заходить. Слуг, однако же, оставил, велел большую бадью и много горячей воды принести к себе в комнаты, и девок дворовых тоже позвал, спинку потереть!!!

Не прост наш командир, ох не прост. Ещё час назад местный барин смотрел на него как на мусор, а гляди ко ты, тот уже в его апартаментах, с его же девками в ванне купается. А сам помещик, думаю, в поповском доме ночует, со всей семьёй. Вот унизил, так унизил.

Лежу на сене, обдумываю ситуацию. И тут заговорил Иван, который раненый.

— Господин старший, не выдавайте меня их благородию, я больше не буду! Помилуй, барин, ради Христа прошу!

— Вот видишь, Иван, в какую мощную организацию ты не хочешь вступать. Наш командир имеет самый первый офицерский чин, а вон как, одним щелбаном, твоего бывшего всесильного помещика из собственной усадьбы выгнал. Захочет и вообще в кандалы закуёт (надо же было страху напустить).

— Я хочу-хочу, барин. Я уже понял, что глупый я.

— И мы очень хотим.

Поддакнули остальные рекруты.

— Скажешь, их благородию, что синяки на твоей заднице и на морде лица тебе твой бывший помещик поставил, а вы подтвердите, а я промолчу. Всем отбой. Если услышу ещё хоть звук, будете отжиматься до утра.

И я уснул.

Утром плотно позавтракав, я заявил своим подчинённым.

— Продукты мои личные, да ещё я их пер на себе до вашей дыры, так, что, каждый приём пищи будет стоить вам по пол копейки (ну ни разу я не альтруист, а очень даже домовитый и хозяйственный) отдадите с первого жалования. А сейчас, ты, седлай офицерского коня, и проследи как за ним ухаживали, если плохо, дай конюху в глаз. Привыкай, ты теперь боец, а не крестьянин.

И Савелий убежал. Вышли во двор, их благородие стоял на крыльце с чашечкой кофе. Рядом крутилась какая-то девка, довольно миловидная, и улыбалась во весь рот. Командир наш не промах, уважаю.

За воротами стоял хозяин имения, под уздцы держал ладного жеребца, и усиленно мне жестикулировал свободной рукой. Я вышел.

— В чём дело?

Спросил я, смотря сквозь него. За ним стояла ещё лошадь, запряжённая в телегу. Телега была чем-то нагружена. Не сильно три — четыре мешка.

— Мне бы с хозяином вашим поговорить.

— Он не хозяин — он командир! Ты хочешь аудиенции?

— Да.

— Сейчас доложу.

И развернувшись, я побежал к крыльцу. За пять шагов перешёл на строевой шаг. Встал по стойке смирно, и громко отчеканил.

— Ваше благородие! разрешите доложить!

Он кивнул головой, сдержано улыбаясь, понял мою игру.

— Местный помещик просит вашей аудиенции!

— Пусть заходит.

Улыбался он уже не скрываясь. Я развернулся, сделал пять шагов строевым шагом и припустил бегом. Подбежав к помещику. Заговорил скороговоркой, делая испуганное лицо (пугать, так до икоты).

— Их благородие вас примут, кофею они испили, настроение у них доброжелательное.

Я протянул руку, играть дак до конца. Не только начальник крут! Но и подчинённые у него не промах. Сообразительный, сразу же сунул мне серебряную монету. Развернувшись, побежал к сараю, построил рекрутов, дал команду к бою, разъяснил, что она означает. И заставил отжиматься. А нефиг рекрутам знать, о чём договариваются высокие стороны. Высокие стороны договорились быстро. Матвей Григорьевич вскочил на жеребца и дал команду выдвигаться.

— Раненый на телегу, быстро! Савелий, тащи мои мешки. Ты.

Я ткнул пальцем в мужика имени которого так и не спросил, — Правишь.

Сам схватил «Росинанта» под уздцы и быстро привязал его за задний борт.

— Бегом, марш.

И мы мелкой рысью погнали. Савелия и безымянного мужика я периодически менял местами. Сам же всё время бежал. Командир поглядывал на меня с одобрением.

Верст через десять сели полдничать, лошадь ведь не человек, ей отдохнуть, попастись, воды попить надо.

У Ивана глаза совсем заплыли, вот я его в телегу и определил. Спадёт опухоль, будет вместе с нами бежать. Подпрапорщик ни чего у меня не спрашивал, но обо всём догадывался. Умница, раз назначил старшим, то и нефиг меня контролировать. После обеда передвигались уже пешком. Ночевали в какой-то деревне. А всю следующую неделю практиковали волчий шаг вестфолдингов, пять километров бегом, и столько же быстрым шагом. Конечно же с перерывом на обед. Вот во время такого перерыва я и подошёл к командиру и полуофициально обратился.

— Ваше благородие, а не могли бы вы рассказать, как ваш батюшка, генерал-аншев! вдруг оказался знаком с Прохором Ивановичем?

Отчего ж не рассказать? Мне батюшка перед самым отъездом эту историю поведал. Было это во время турецкой компании, наши войска тогда Азов осаждали. Турки сделали вылазку большими силами и прорвались к штабу, где и командовал батюшка. В общем бились страшно, отца ранили. А тут полурота Прохора подоспела, командир у них был то ли убит, то ли ранен, вот Прохор и стал командовать, он тогда унтером был. Врубились они в янычар и оказался Прохор рядом с батюшкой, бились плечо к плечу. Батюшка упал, а Прохор, уже будучи сам изранен взвалил его к себе на плечи и побежал в тыл. А его полурота продолжала биться в штыковую. А тут и казаки подоспели. Отца и Прохора на коней и в госпиталь. Янычар тогда много побили, Азов почти сразу после этого сдался, защищать его уже было почти некому. Ну а потом моя матушка уже хлопотала, она у меня фрейлиной при императрице состояла.

А ещё мне велено было, это уже матушкой, посмотреть, как Прохор Иванович хозяйствует, не зря ли она хлопотала, всё-таки он не потомственный дворянин, да и не грамотный … был. И, скажу тебе, Я был приятно удивлён. И сам он не бедствует, и крестьяне у него очень зажиточные. Вон с Отрадным сравни. Крестьяне чуть ли не с голым срамом по селу ходят, досыта никогда не ели. И это считается нормальным. А у вас в селе сахар! ты понимаешь, САХАР!!! есть.

— Ну сами то его мы почти не едим, только производим и в город продаём, мы всё больше на мёд налегаем.

— Вот я и говорю, где-то ржаной кусок — за счастье, а у вас мёд в порядке вещей.

— Ну дак это всё просто, крестьяне у нас в России живут вроде общиной, а какая же это община если вся земля на мелкие наделы поделена. Одни межи. От пятой части до половины, межи занимают. И у одного крестьянина до десяти наделов в разных местах. Он пока с одного до другого надела доберётся — пол дня пройдёт. А работать когда? То же и с покосами. А у нас барин уговорил распахать все межи. Добрую землю засеваем рожью, а плохую льном. А лён на ней растёт хорошо. Опять же в каждом доме механизма-самопряха есть, а то и по две — три, по числу девок. Это мой крёстный их изобрёл, а на самопряхе любая баба али девка вдесятеро больше сделает, чем веретеном. А ещё красильня. Вот и продаём мы не куделю, а готовую крашеную ткань. Отсюда и доход.

— А ты то сам почему в солдаты захотел? мне Прохор Иванович говорил, ты с малолетства тренируешься.

Я пожал плечами.

— Не помню, что было в малолетстве, а сколько себя помню- хотел быть как Прохор Иванович. Герой. И девки его любят.

— Заболтались мы, что-то. Пора в дорогу.

Глава 6. Учебная рота.

Наконец то мы прибыли в полк. Где он находился? Я сказать не могу. Сам не знаю. Вообще, где я прожил всю эту жизнь, в смысле географии, не знаю. наше село называлось Никольское. Городок до нас ближайший — Ново-Никольск. Полк квотируется в Старо-Берендеевске. Единственный ориентир Санкт-Петербург. Больше знакомых названий поблизости не было. У солдат спрашивать направление и расстояние бесполезно, они сами ничего не знают, как, впрочем, и я тоже. Уклад такой. Как говориться, дальше своего плетня ничего не видел. А у офицеров — чревато, заподозрят, что я сбежать хочу, и для этого направление выпытываю.

Короче география такая, пол лаптя на карте. От Урала до Смоленска, от Новгорода до Рязани. Говорили только, что Петербург близко, всего полторы седмицы пути. А какого пути? Прямого или Российского (сем загибов на версту). Пешего или конного? Хотя если конного на Росинанте (это был вообще-то не Росинант, это вообще была кобыла, но мне показалось, что кличка Росинант ей подходит как нельзя лучше), то пешего получится меньше.

В дороге барин меня спрашивал, чего это я его кобылу Росинантом зову. Вот как ему объяснить про Дон Кихота? Написал её (книгу) Сервантес, или ещё нет. А если написал, издавалась она в России, или нет? В общем попал.

— Да барыня рассказывала историю, про рыцаря в тяжёлых латах, и на старом худом коне. Он, там какие-то подвиги смешные совершал.

Кажися отмазался. В общем, где нахожусь — не знаю, год на дворе 1748, весна, а на троне Елизавета Петровна.

Подъехали к воротам, (кто-то и подошёл) командир сдал нас дежурному, а сам направился в штаб доложиться. Дежурный показал нам направление.

— Там ваши сидят, вы их сразу узнаете. Доложите унтеру о прибытии.

— Савелий в телегу, остальные в колонну по одному, становись! (дежурный хмыкнул) за мной шагом — марш.

И мы потопали, за время перехода я своим подчинённым разъяснил, где правая, где левая нога, они их у же почти не путали, так что шли мы почти как, студенты на сборах военной кафедры, сносно. А вот и наша группа, на вытоптанной полянке сидит, половина в солдатском, половина в «гражданском», точно они. Высмотрел сержанта, скомандовал,

— Группа! На месте …. Стой! Раз два! На право! Смирно!

Подбежал Савелий с телеги. Тоже встал в строй. И я строевым шагом подошёл к сержанту. Руку к козырьку не поднимаю, ибо козырька у меня не было, вообще шапки, как и волос, у меня не было.

— Господин унтер-офицер! Группа рекрутов в количестве четырёх, прибыла для прохождения воинской службы, докладывал рекрут Иван сын Макара.

Надо отдать должное унтеру, во время доклада он стоял по стойке смирно, приложив руку к виску, точно по уставу. А по окончанию скомандовал, вольно. Я продублировал. А что? Я собрался делать военную карьеру, вот и надо сразу себя показывать.

— Ты из семьи военных? Где так докладывать научился?

— Никак нет! Меня барин всему военному научил. (не забываем принять вид лихой и придурковатый, знай наших, этому я тоже обучен) Унтер ухмыльнулся.

— Вот тебе первое задание. Берёшь своих молодцов и бежишь воон туда, там интендантский склад. Получите обмундирование. Лошадь оставьте пока здесь, а кстати кто ей хозяин?

— Хозяин, ей, наш сопровождающий, и Росинант его же. Мы прибыли сюда с подпрапорщиком Беловым, он сразу же в штаб поехал. Разрешите выполнять?

Он кивнул, я отдал команду.

На право, бегом марш.

Затылком почувствовал, как унтер улыбается. Прибежали на склад, там сидел другой унтер, читал какую-то бумагу. Я доложил о том, кто мы и, что мы.

— Вот только, что на вас бумагу принесли, надо же как оперативно. обычно новые рекруты дня по два бумагу ждут. А я сижу и голову ломаю кого же за счёт неё одевать. С вашей роты рекрутов двадцать бумагу со штаба ждут, а тут надо же, вас ещё нет, а документ на вас уже принесли!

Ну и молодец оказался Матвей Григорьевич. Не пустил дело на самотёк, всех построил и посчитал.

Кладовщик закричал.

— Федька, тащи четыре комплекта,

И уже мне, таким сладким голосом.

— Я гляжу у тебя сапоги ещё новые.

— Ну дык всего две недели как купил, специально для армии, не в лаптях же служить.

— А вот в сапогах то тебе служить и не придётся, в сапогах только кавалерия.

— Ну тогда я их своему командиру подарю, вот глядишь мне и будет поблажка.

А ведь это хорошая мысль. Интендант понял — меня просто так не надуешь.

— А давай ты лучше их мне продашь, я тебе сразу гривенник дам, а остальные потом.

Ага отдам, потом, половину, может быть, наверное. Вспомнил я советский фильм. А вот мысль подмазаться к унтеру уже прочно засела в моей голове. Сапоги в наше время стоили не просто дорого, а очень дорого. Иные помещики их друг другу дарили, скажем, на день рождения. И не стеснялись и дарить, и принимать. Даже если они унтеру и не подойдут, он всё равно найдёт как ими воспользоваться. Взятку кому-нибудь даст, тому же кладовщику.

— Нет.

Сказал я

— Я точно решил подарить их своему командиру. А вот у него то вы и сможете их купить, если они вам так понравились!

Интендант скривился. Я подошёл к стене, тут висели плакаты, как должен выглядеть солдат. Вгляделся, а плакаты то напечатанные! Продвинутая часть, видно и правда не далеко от Столицы. Подозвал остальных и разъяснил, что они должны получить. Строго приказал проверить. Потому как если чего не хватит, с жалованья придётся покупать. Ну тут хозяин склада не стал жульничать, выдал всё как положено. И напоследок ещё велел передать моему командиру, чтоб привёл, тех, что второго дня прибыли.

Я поблагодарил интенданта, поклонился в пояс. Он просто делал свою работу, ну и при этом имел свой маленький гешефт.

Вышли со склада, я переобулся, протёр сапоги, портянкой, и мы побежали в расположение полуроты, строем. По прибытии я опять доложил о выполнении приказа. Унтер удивился.

— Ух ты! А ваш то сопровождающий кота за хвост не тянул, и штабных напряг! Повезло вам.

— Ага, очень. И ещё интендант велел передать, что пришла бумага на тех, кто два дня назад прибыли. И вот ещё примите от меня подарок (я протянул сапоги) мне их всё равно лет двадцать нельзя носить,

Унтер крякнул, поглядел в мои «искренне честные глаза» и взял. А что, если бы я отдал их тайно, это была бы взятка, а раз открыто, при всех — это подарок, от всей души.

— Кто ещё не переодетый встать, на склад бегом марш.

А вы переодевайтесь, одёжу свою вон в ту кучу выбросьте. А ты (он ткнул в меня пальцем) свою аккуратно сверни, снесёшь потом Савеличу. Понял кто это?

Я хмыкнул. Догадался, значит, что кладовщик хотел сапоги отжать, ну вот пусть хоть с моего костюма чего нить поимеет. Хотя костюм то был по здешним меркам очень даже приличный, портки глаженные, крашеные в чёрный цвет, рубаха почти белая, сюртук с карманами, на пуговицах, тоже чёрный. Почти как у помещиков.

Думаю, что унтер щас голову ломает, какого я сословия. Вроде должен быть крестьянином, представился то я ведь без фамилии, а одет как барин. И вон сапогами раздариваюсь, а мог бы продать. За те же десять копеек. Не цена, конечно, но податное население и этому радо.

Форма висела мешковато, но ничего иголка нитка есть, подошью. Сложил аккуратно «гражданку», достал из вещмешка сменную одежду, тоже сложил. Оставшиеся продукты роздал товарищам, мешок опустел. Остались только мыльно рыльные принадлежности, (самодельная зубная щётка и самолично же молотый мел, мыло тут я ещё нигде не видел), да пошивочный материал. Отпросился у командира и побежал на склад. На складе была суета, рекруты получали обмундирование. Кладовщик меня заметил и пальцем поманил к себе.

— Ну, что передумал?

— Нет, дядя Савелич, мне командир велел гражданку к вам снести, ибо она не по уставу, и хранить мне её нельзя.

Савелич хмыкнул, пересмотрел одежду, сунул её под стол. Посмотрел на меня, улыбаясь, а я на него преданными глазами. Уверен, что и кладовщик, и унтер найдут куда сбагрить нечаянную халяву. Ну и дай то Бог, всем надо жить, а на казённых харчах — не пошикуешь. На обратном пути я думал, что надо бы напомнить моим рекрутам о нашем договоре про бесплатные обеды, вернее про обеды в долг. То, что им их помещик выделил крупы и сухарей, не отменяет тот факт, что сдабривали мы их моим личным салом, мясом и рыбой. Заартачатся, дам в глаз, всем. Альтруизм хорош при социализме, а сейчас «простота хуже воровства». Не заартачились, признали, что с каждого по семнадцать копеек. Итого у меня пять рублей десять копеек наличными и пятьдесят одна копейка в виде «ценных бумаг» — почти годовое жалованье рядового.

И началась наша учёба, я выступал в роли манекена. Унтер отдавал команду, я выполнял, остальные рекруты повторяли за мной. А сержант ходил между солдатами и раздавал подзатыльники. И это было на много эффективней, как если бы сам сержант и показывал, и проверял, кто и как выполняет. Понятия зеркального отражения тут ещё не знали. Если бы сам сержант стоял к рекрутам лицом и поднимал левую ногу. То весь строй поднимал бы правую, и был бы абсолютно уверен, что поднимает левую. А так поставил меня, перед строем, дал команду и ходи, проверяй, да раздавай тумаки непонятливым.

Учёба шла хорошо, до всех доходило быстро. Занимались только строевой, никаких физзарядок и пробежек. Оружие тоже пока не давали. Надо вначале вбить в солдат ген подчинения, а уже потом вооружать. Через три дня прибежал посыльный из штаба, что-то доложил унтер-офицеру, тот подозвал меня и велел следовать за посыльным. Пришли к штабу, посыльный велел подождать на крыльце, а сам юркнул внутрь. Вышел наш сопровождающий, я доложился. Он велел мне садиться и заговорил.

Я завтра поутру уезжаю в свою часть, про тебя я тут слово замолвил, обещали обратить на тебя внимание.

Не благодари. Лошадь и «росинанта» оставляю на нужды полка, жеребца, конечно, себе забираю. А вот, что я, у тебя хотел узнать! Уж очень мне понравилось, как твой барин хозяйство ведёт. Как вы доход то делите? Если земля у вас вся общая!

— Тут, конечно, посложнее объяснить будет. ААА ЭЭЭ УУУ. Для начала считаем паи, это кто чего в общее дело внёс, больше всего у барина, у него и земельный клин большой, и барщина опять же, которую мужики обязаны отрабатывать, и плуги (у нас землю не сохами, а плугами пашут). А вторая статья заработка, это трудодни. Кто сколько трудодней отработал, тот столько долей и получает, половина урожая идёт на паи, половина на трудодни.

Здоровый крепкий мужик во время пахоты за день труда, зарабатывает полтора трудодня, хлипкий али баба трудодень, а мальцы что помогают половину.

Офицер почесал затылок.

— Хитро, и умно. И помещик не в накладе и крестьяне заинтересованы работать, опять же работают все вместе, лениться и отлынивать не получится. Очень умно.

— А ещё мы землю удобряем. Удобрение делаем сами. Этому нас барин долго учил, к торфу, десять долей, добавляем одну долю выщелоченной золы, и всё дерьмо какое есть в селе. Всё это доставляется на барскую мануфактуру, там выщелачиваем золу и всё это перемешиваем. А потом вывозим на пары, и перепахиваем. Урожаю, наверное, уже, вдвое больше собираем против прежнего. И на семена оставляем самые крупные зёрна и семечки, а остальное на еду.

А щёлок на дворе мануфактуры стоит в огромных бочках, каждая баба может взять сколько надо, одежду постирать или в бане помыться. Раньше мы прямо золой в бане натирались, а сейчас всё культурно, цивилизованно — щёлоком.

Матвей Григорьевич поднял бровь.

Я вначале подумал, что мне показуху устраивают, все такие чистые да опрятные, словно и не работает никто, а у вас эвон как, мануфактурное производство щёлока, и благотворительная его раздача. Весьма удивительно и полезно. Буду проездом дома, обязательно своему батюшке всё обскажу, может чего-то из этого удастся и у нас в имениях внедрить, глядишь и мы разбогатеем, а то крепостных много, земель пахотных не меряно, а толку ноль. А уж матушка то точно мне в этом союзником будет. Батюшка то в хозяйство не сильно вникает. Назначил управляющими мужиков с огромными кулаками да со звериными рожами. А они ни писать, ни считать не умеют. Только пугать мастера. Ну прощай Иван, может ещё увидимся.

— До свидания, Матвей Григорьевич, обязательно скоро увидимся. Вот начнётся очередная бесконечная война, там и увидимся.

— Какая война, с кем?

— Да мало ли с кем, у России врагов столько, что нам воевать не пере-воевать.

Я отдал честь и спросил разрешения идти, он махнул рукой и разрешил.

Через два месяца нашу учебную роту построили на плацу. Мы уже были подтянуты, собраны, слаженны.

Вышел капитан-лейтенант с двумя лейтенантами. Поднял руку к козырьку и громко сказал.

— Здорово молодцы!

Мы громко ответили.

— Здравия желаю ваше высоко благородие!

— Я ваш командир! Это мои заместители лейтенант Голицын и лейтенант Ржевский. (Во как, я прямо офигел) Командиры полурот. С сегодняшнего дня начинается ваше обучение военному делу. Господа офицеры! получайте оружие, и начинайте изучать экзерсисы. Чтоб на присяге они не осрамились.

Мне посчастливилось попасть в полуроту Ржевского (буду называть его дальше поручиком). И начали меня учить тому, что я умел уже лет восемь. Ржевский сразу же заметил, что я выполняю все команды правильно и с какой-то бравурностью. И я опять работал манекеном, а офицер ходил по рядам и раздавал подзатыльники. Учили экзерсисы потребные на принятии присяги. Остальные будем учить потом. Современный человек, особенно гражданский, скажет, что муштра нафиг никому не нужна, что это пустая трата времени! Это просто начальство так извращённо издевалось над «бедными» солдатами. Это совсем не так. Экзерсисы с ружьём нужны для того, чтобы, крестьянин, не державший в руках ни чего сложнее лопаты, научился без травм, быстро, ловко и с наименьшими потерями, обращаться со сложным механизмом, которым и является мушкет. Ведь на мушкете столько разных крючков (курки, полка, замок, шомпол) за которые, легко можно зацепиться и ободрать кожу. А строевая нужна, ну в общем она нужна, служившие меня поймут, а не служившим объяснять бесполезно. Несколько простых движений отрабатывали до самого вечера, а после занятий поручик меня спросил.

— Откуда, братец, ты так хорошо приёмы с фузеей знаешь? Уж не из дворян ли ты?

— Никак нет! Я из крестьян, а приёмам этим меня барин обучал…. С малолетства.

— И чему ещё он тебя обучал?

— Уставу, рукопашному и штыковому бою, строевой подготовке, стрельбе, а ещё грамоте и арифметике. Но это больше барыня.

— Дак ты грамотный, и читать и писать умеешь?

— Так точно.

А вид у меня такой придурковатый, я сам бы себе не поверил, что я грамотный. Похоже он тоже не поверил. Мало ли, научился закорючку ставить вместо крестика, и уже возомнил себя грамотным.

— А присягу ты знаешь?

— Так точно!

— Проговори.

— Я (Иван сын Макара), обещаюсь Всемогущим Богом верно служить Её Величеству Елизавете Петровне, Царице и Самодержице Всероссийской, и протчая, и протчая, и наследникам со всею ревностию, по крайней силе своей, не щадя живота и имения. И долженствую исполнять все указы и уставы сочиненныя, и иже впредь сочиняемые от Её Величества и её Государства. И должен везде, во всяких случаях интерес Её Величества и Государства предостерегать и охранять, и извещать, что противное услышу и все вредное отвращать. А неприятелем Её Величества и её Государства везде всякий удобьвозможный вред приключать, о злодеех объявлять и их сыскивать. И все протчее, что к пользе Её Величества и её Государства, чинить по доброй христианской совести, без обману и лукавства, как доброму, честному человеку надлежит, как должен ответ держать в день Судный. В чем да поможет мне Господь

Ржевский хмыкнул.

— Похоже, не врёшь, вот после ужина и будешь солдат присяге учить. Полуроту Голицына не учи, запрещаю, а почему не твоего ума дело.

Квартировались мы в разный палатках, обособленно, и вот каждый вечер из нашей палатки доносился бубнёж. А днём бесконечные экзерсисы и строевая. Муштра наше всё!

На присяге мы себя показали. Промаршировали, ух загляденье, присягу произносили в унисон с командиром. Затем по одному, строевым шагом подходили к священнику и целовали крест, затем знамя полка.

Полурота Голицына от нас ох как невыгодно отличалась, и маршировали они не так слаженно, и даже кто-то не туда повернулся, чем внёс сумятицу. И присягу они произносили вообще стрёмно. Скажет поручик фразу, солдаты повторят в разнобой. Голицын произносит следующую, солдаты опять повторяют. И это после нас то. Поручику аж самому стрёмно было, он злился и от того краснел. Уел наш поручик Ржевский ихнего поручика Голицына, по всем статьям уел. Соц. соревнование в натуре.

В прошлой жизни, в мою бытность срочной службы. Был у нас в части старший лейтенант Голицын. Звали его, за глаза, хим-дым, он был начальник химической подготовки. Ох и вредный он был и не порядочный. Его даже офицерским судом чести судили, за непорядочность. Но выводов он не сделал, так и остался врединой. Дык вот, я его предкам, тут отомщу, за потомка.

После присяги первое жалование. Выдавал полуротный. Я подошёл сразу же за унтером. А, что, имею право. Лейтенант отсчитал мне семьдесят копеек и сказал.

— Клей себе капральские нашивки, будешь командовать вторым десятком.

— Есть, ваше высоко благородие, клеит нашивки.

Надо же немного подлизаться. Вот так и попёрла у меня карьера. И опять начались учения, муштра и ещё раз муштра. Солдат без работы — это вооружённый преступник, потому что, если он ничем не занят, у него в голове появляются мысли, и мысли обязательно антиобщественные. Помимо муштры в расписании у нас добавилась зарядка, штыковой бой, и приёмы заряжания фузей. Вместо пороха использовали опилки, и безопасно и ствол не портят. Так же учили уставы, на память, писать и читать никто не умел. Я свой десяток гонял как проклятых. Я уже хотел стать унтер-офицером, мне надо спешить.

По вечерам учил подчинённых грамоте. С чистописанием было вообще ни как, солдатам письменные принадлежности не положены. Но буквы то они могли выучить. Я писал их прутиком на песке. Гормоны во мне проснулись. Вот и нагружал себя по полной, чтоб антиобщественные тараканы в голове не завелись.

Глава 7. Служба.

Командиры наши менялись несколько раз, прослужит два — три года и вперёд, новое звание, новая должность, с переводом в другой полк. У офицеров, в отличии от солдат, работала выслуга лет. Рождался дворянин рядовым, лет в пять становился капралом, и так далее. к семнадцати годам, ему присваивался чин прапорщика и он, дворянин, отбывал в полк. Подготовку он проходи дома, в основном очень хорошую. Редко, когда допустим, отец погиб, а родственники по мужской линии не хотят мальчишкой заниматься. Вот тогда и вырастали недоросли, описанные незабвенным нашим Фонвизиным. Как наш Ржевский не старался, выгодно отличиться от Голицына, а приказ о новых званиях, и новых должностях, им пришёл одновременно. Из-за чего они соц. соревнование устраивали? я не спрашивал, да мне бы и не ответили, думаю из-за барышни. Проводили их холодно. Не оставили они в солдатских душах частичку себя.

Следующие командиры, были теми ещё балбесами. Друзья, не разлей вода. Балагуры картёжники и пьяницы. Однако службу сразу просекли. А просекли они, что в роте нездоровая обстановка. Две полуроты между собой враждуют. И одна, по показателям, намного опережает другую. Походили, посмотрели, поспрошали капралов и унтеров, да и вызвали меня к себе.

Первый начал говорить.

— Не будем ходить во круг да около, мы знаем, что отличные результаты моей полуроты, это твоя заслуга. Дак вот, братец, мы хотим этот дисбаланс устранить.

Второй.

— Справишься, получишь нашивки старшего унтер-офицера, а пока без нашивок. В общем обязанности мы на тебя возлагаем, а права пока нет.

И улыбается, зараза!

— Егорыча мы потом в интендантскую роту переведём, когда ты справишься. (ведь уверенны на сто процентов) Он у нас уже просил, тяжело ему с вами балбесами, старый он.

Юмористы, блин. Однако совсем не дураки, и вроде маленько психологи.

— И ещё ответь братец, а откуда ты так хорошо грамматику знаешь. И с математикой у тебя полный порядок, ты дворянин? Может из опального рода?

— Никак нет! Военным наукам меня барин, Прохор Иванович учил. А научным наукам — барыня.

— Гы-гы-гы! научным наукам! Все вокруг удивляются твоей образованности, а ты вон что выдаёшь, научным наукам.

И я начал подтягивать вторую полуроту до уровня первой. На зарядку теперь бегали вместе, тренировались и муштровались тоже вместе. Самбо и кулачному бою, тоже всех учил. Очень быстро тихая вражда переросла в крепкую дружбу. В общем, последствия неверного руководства были устранены.

Командиры полурот в мои дела не лезли. А капитан, дак вообще — небожитель. Мы его видели только на строевых смотрах. Звание мне присвоили, как и обещали. Егорыч собрал свои вещи, попрощался и пошёл в интендантство, велел только заходить, когда гешефт появиться.

Надо отметить, что мои словечки из будущего, типа, накосячить, блин, типа того, тараканы в голове, а также шуточный еврейский акцент во время денежных разговоров, прочно вошёл в обиход всего полка. И я уже не боялся спалиться. Никто не заморачивался, откуда они появились.

Часть вторая. Семилетняя война.

Глава 1. Служба продолжается.

Шёл 1756 год, служба протекала спокойно. Раза три — четыре, за эти годы, выдвигались подавлять крестьянские бунты. Неприятно, конечно, но я человек подневольный. Что прикажут то и делаю. Да и о миссии нельзя забывать. Либо несколько поротых крестьянских задниц, либо судьба всей планеты. А вот из-за чего крестьяне бунтуют, то господа между собой пусть разбираются.

Наш капитан, получив очередное звание по выслуге лет, убыл в неизвестном направлении. Не то, чтобы совсем неизвестном, просто всем было пофиг. И на его место пришёл, он.

Очередные полуротные прибежали как подорванные, заорали, заахали, чего-то запаниковали. Короче нас построили на плацу. И появился он, Матвей Григорьевич. Вот он страху то на полуротных нагнал. Нормальные, вроде, нам не мешают. В свои дела тоже не втягивают. Чего паникуют. То, что жалование недодают, дак это традиция, её только Павел Петрович в своём полку поломает, и то ненадолго, пока сам командовать будет.

Командир первой полуроты отдал соответствующие команды, подбежал к капитану отдал честь, доложил и сделал шаг в сторону. Матвей Григорьевич пошёл вдоль строя. Увидел меня, я как старшина, стоял первым, вскинул бровь, и пошёл дальше. Осмотрел всех солдат, встал перед строем и громко произнёс.

— Здорова чудо богатыри!

Прямо по-Кутузовски.

— Здравия желаем ваше высоко благородие!

— Поздравляю вас с моим назначением вашим командиром!

Юморит, однако.

— Ура! Ура! Ура!!!

— Вольно! Старшину ко мне!

И пошёл в канцелярию. Поручик продублировал команду и посмотрел на меня такими заискивающими глазами. Это ж какая в среде офицеров о нашем капитане слава ходит? Он не успел приехать, а его уже до дрожи в коленках боятся. Ну сын бывшей фрейлины, ну сын генерала, дак и сами они не простые дворяне, дети полковников, причём действующих. Не факт, что их папаши до генералов не дослужатся. Дак чего они дрожат.

Зашёл следом за капитаном в канцелярию. Доложил строго по уставу. Поводов к панибратству не было.

Капитан поглядел на меня.

— Ну здорово чертяка!

И протянул руку. Я протянул в ответ.

— Здравствуйте Матвей Григорьевич, поздравляю с капитанством и назначением в лучшую роту полка. Так по-простому, от души поздравил. А он.

— Ура! Ура! Ура!

Не громко. Петросян прямо, всё шуточки.

— Рассказывай, как живёшь?

— Нормально живу, служу, делаю карьеру.

Домой в отпуск не ездил, письма с теми хануриками из отрадного, передавал, да ответ получал. С родными всё в порядке. Кому положено — замуж выдали, кого положено — женили. Невеста, от которой я сбежал, тоже, в тот же год замуж вышла! Хи-хи.

Мою пламенную речь, над которой вы с барином ржали, моим недругам передали, вот один из них и решил мне отомстить! Типа невесту у меня отбил. Хи-хи! На то и был расчёт, я его подставил. А у вас как? барин.

Да и у меня всё хорошо, относительно.

Ваши прогрессивные методы хозяйствования мы у себя внедрили. Матушка так за эту идею уцепилась, съездила в ваше село. Всё осмотрела, обсчитала, записала. потом ещё мужиков, что поумнее к вам отправляла, чтоб поучились. Лён мы не стали культивировать, возни с ним много, а вот сахарную свёклу и подсолнухи за милое дело. Сахарная мануфактура и маслодавилка у нас, в Петербург поставляем. Перестали каждую копейку экономить.

Я ещё тоже не женился, жду, когда невеста подрастёт, хочу с твоим барином породниться, уж очень мне его средняя дочка глянулась, Лианка. Такая умненькая, я как приезжаю, она мне на шею залезает, и чтоб её оттуда снять, очень серьёзный повод нужен.

Я засмеялся.

— Ни чего тут нет смешного, я как её вспоминаю, у меня на сердце тепло становится.

— Матвей Григорьевич, это точно ваша будущая жена. Есть анекдот….

— Что есть?

— Анекдот, это притча такая смешная.

— Откуда только слов всяких новых нахватался?

— Дак тут в полку, тут вы ещё такого услышите! Не сразу и поймёшь, что оно означает.

— Дык вот анекдот. Выносит жених невесту из церкви на руках. Оба улыбаются, а невеста и говорит, ну всё хватит меня на руках носить. Я уже не невеста, я уже жена. Жених обрадовался, а невеста. Дай теперь на шею сяду.

Капитан на меня посмотрел, задумался. Было слышно, как у него в голове шестерёнки скрипят. Как бы на счёт своей невесты не отнёс. Ну не дорос местный народ до юмора двадцать первого века. Затем у него в голове, что-то щёлкнуло, и он захохотал.

— А ведь действительно притча в тему, невеста на руках, а жена на шее.

Отсмеявшись, сказал он.

— Я вот тебя зачем вызвал, я знаю, что офицеры солдатам жалование не полностью выплачивают.

Я молчу.

— Жалование теперь будешь выдавать ты, и попробуй хоть грош не додать!

— Ваше благородие, ви таки хотите сказать, что бедный старшина был когда-либо причастен к утаиванию чужих капиталов?

— А кто у Отрадновского помещика гривенник спёр?

А сам хитро так улыбается.

— Дак это было сделано с благородной целью поднять ваш и без того высочайший авторитет, ведь-таки у всех высоких чиновников, подчинённые получают кэш от просителя.

И мы засмеялись.

Я подумал, стоит или не стоит говорить капитану о предстоящей войне, решил, что стоит. Роту я подготовил хорошо, а вот полк? Да и не в обучении солдат дело! Битвы это всего один процент войны, а всё остальное переходы, обозы, рытьё окопов, строительство укреплений. Так, что скажу, пусть думает.

— Матвей Григорьевич, скоро война с Пруссией, нам надо быть готовыми к походу.

Он остолбенел.

— Откуда знаешь?

— Логика!

— Ну и что тебе твоя логика говорит?

Спокойно так спрашивает. Точно, сам про войну знает.

— Фридрих, пойдёт на нас, он победил Австрию. Теперь у него руки развязаны. На Францию он не пойдёт, кишка тонка. А вот на нас вполне. Наши западные губернии можно так не хило покромсать. А запросы у него как у Александра Македонского.

— Скажи ещё как у Юлия Цезаря.

Не, Цезарь наводил порядок в своей империи, вёл гражданские войны, а македонский завоевал половину известного тогда мира. Вот и Фридриху не дают покоя слава великого завоевателя. Он будет отвоёвывать у нас Прибалтику. Капитан ухмыльнулся.

— Не говори, что тебе про Александра и Цезаря тоже барыня рассказывала!

— И не скажу. Могу показать, но для этого мне нужна увольнительная.

Увольнительную можешь сам себе выписать. Не рядовой. дак где узнал?

— Есть тут одно заведение, в городе, дак вот там обитают девицы с пониженной планкой социальной ответственности, и для антуража стоит шкаф, а в нем книги, я-то поначалу подумал, что они бутафорские, а оказались настоящие. Спросил у мамочки, брать можно, главное вернуть.

Капитан в ступоре открыл рот.

— Ты за семь лет, где-то университет успел окончить? Так изысканно, назвать…эээээ… куртизанок, это надо постараться! у меня после твоих слов, даже язык не повернулся, этих девиц — продажными девками назвать.

— Да чего тут такого-то? Они сами себя так называют. Мы не продажные девки — мы барышни с заниженной планкой социальной ответственности. Иногда говорят, моральной ответственности.

— Про девиц потом поговорим, можно даже экскурсию устроить.

— Заметьте, не я это предложил!

Хитро улыбаясь, сказал я.

— А вот про Фридриха нашего незабвенного. Странно всё. Ведь России, не в коем случае нельзя ослаблять Пруссию. Она ж противовес разным Швециям и Даниям. Если мы совсем загоним Фридриха в каменный век, шведы с датчанами и поляками тут же на его место полезут. Тоже начнут строить великие империи. Вот венгры, сидят себе тихонечко. А потому, что у них турки в под брюшье. А представь если б у нас при Анне Иоанновне сил хватило турок на ноль помножить, выгнать их из Европы. Давно б уже мы с венграми да румынами воевали. И вот только не говорите мне, что вы всего этого не знали, я же вижу, что вы речам моим ну нисколько не удивлены.

— Уел чертяка, знаем мы всё, не один ты такой умный. Но про это молчок, государственная тайна. Главнокомандующим западными корпусами назначен фельдмаршал Опраксин. Будем воевать без войны. Ну а щас ступай. Занимайся ротой. Готовь к походу. Что б все ротные телеги в порядке были. Что б смазка для ружей в достаточном количестве, это тебе на сегодня задание, завтра ещё задачи поставлю. С утра ко мне.

Я отдал честь, громко крикнул «есть», развернулся и строевымшагом пошёл в расположение. Про себя думаю (где-то здесь за мной наблюдают мои полуротные) будем играть спектакль. Марширую, бубню сам себе команды.

— Ать два, ать два, на право, ать два.

И так далее. За углом, наконец то, на встречу мне выскочили два моих полуротных. Я остановился, отдал честь. И заорал.

— Ваше благородие….

— Тише, не надо доклада.

Я делаю вид, что дрожу в коленках и нервно глазом дёргаю. Надо же показать, что не зря полуротные командира бояться, вон как старшина, старый вояка, перепугался. Я-то уже участвовал, по их мнению, в боях, бунты подавлял, а они нет.

— Что он спрашивал?

— Что спрашивал — не помню. Уж очень, их благородие, грозен. До сих пор отойти не могу. Коленки дрожат. Но отвечал я всё как есть честно и без утайки. А ещё, их благородие приказали мне проверить ротное имущество на предмет ремонта, разрешите выполнять?

— Выполняй!

И я побежал. Пусть видят какой монстр над ними теперь властвует.

С ротным имуществом было всё в порядке, я это знал, я готовился к этому походу уже давно. А вот потренироваться, выступать в течении нескольких минут, стоило.

— Рота тревога!!! Срочная передислокация!!! Вы четверо, запрягать лошадей, первый десяток — грузить мешки с овсом, крупой и сухарями в телеги. Второй десяток берёт фузеи первого десятка, и выходит строиться.

Чего-то хреново получается, сутолока и ненужная суета.

— Отставить, всё возвращаем на исходную. А я, чего, не сказал, что тревога учебная? Дак вот говорю. Тревога учебная, ни куда мы не передислоцируемся, но ведь уметь мы это должны! Сидим на одном месте уже несколько лет. Давайте сделаем так, первыми вооружаются и экипируются первый, второй, третий десяток, четвёртый, пятый, шестой, вслед за ними. Затем, первые три десятка отдают свою экипировку вторым трём десяткам, и запоминайте кто кому отдал, и кто у кого взял. Что б никто ничего не потерял. Далее первые два десятка хватают мешки с припасом, а третий десяток бежит запрягать лошадей.

Попробовали, опять неувязачка, мешки с припасом большими оказались. В одного тащить тяжело, а вдвоем неудобно. Разделили каждый на три части. Дело пошло. Решили, что амуницию свою никто никому отдавать не будет, а прямо так полностью вооружённые и экипированные схватят по мешку малому и в телегу, и тут же в строй, ждать дальнейших указаний. Потренировались, уложились в норматив, мной придуманный, сделали круг по части, и дальше по расписанию. Из окна канцелярии за нами наблюдал капитан и довольно ухмылялся.

На следующее утро сразу после завтрака, я промаршировал от самой казармы до канцелярии, и далее по коридору до кабинета. Постучал, дождался приглашения, вошёл и доложил, как положено.

— Ты чего это вчера вытворял?

— Вы насчёт тренировки спрашиваете?

— Нет, с тренировкой как раз дело понятное. А вот почему ты строевым шагом от меня до самой казармы гарцевал?

— Я и сегодня от казармы до вас строевым гарцевал. Пусть все видят, какой вы суровый начальник. Запугали бедного меня до мокрых штанов. Это я для полуротных комедь ломаю.

— Я почему-то так и подумал, ну убедится то надо было.

— Садись, надо ещё кое, что обсудить. Ты, как погляжу, парень далеко не простой. Что ещё о предстоящей войне думаешь?

— Это будет странная война. Мы будем стоять возле западных границ и ждать пока Фридрих разделается с очередным противником, или поляками или с селезцами. Можно было бы ему в тыл ударить. Но тогда мы всю европейскую политику нарушим и Фридриха очень ослабим. Будем ждать, пока он сам не нападёт. А вот в этом ему стоит помочь. Но так что бы он напал, когда нам это нужно.

— И как это сделать?

— Спровоцировать, пробраться к нему в лагерь и вырезать с десяток офицеров.

— Иж ты — офицеров, а почему не самого Фридриха?

— Его нельзя, он помазанник божий! Фигура не прикосновенная. Да и без него Пруссия опять станет слабой и перестанет быть противовесом. Надо так пощекотать не много. С десяток командиров рот, а если утром не попрут в атаку, то пару полковников, да ещё полковые кассы стырить. Вынудить их напасть, когда нам это нужно, когда мы будем наиболее готовы к нападению.

— Повторяешься. А почему солдат не вырезать. Ведь против убиения офицеров наши дворяне возмутятся. У нас половина командиров из немцев да англов.

— А солдат убивать тщетно, из-за солдат они даже не почешутся. Ну учинят какое-нибудь дознание, найдут виноватых, даже, может быть повесят ещё с десяток для острастки остальных, но атаковать не будут. А вот офицеры — это становой хребет армии. И если мы не ударим сейчас, русские подло вырвут позвонки этого хребта.

— И как ты себе это представляешь, кто будет диверсантом? Я так понимаю ты, сколько в роте таких найдётся?

— Двадцать три человека — готовые диверсанты, с природными задатками, частично из охотников. Научил их приёмам борьбы. Глотки резать, чтоб кровью не измазаться. Специальными круглыми палочками, под видом ножей, тренировались, что б товарища не поранить. А вот смогут они или нет, живого человека зарезать? Вопрос. Но пока не попробуем — не узнаем, а ещё я их на полковую бойню всегда отправлял, когда надо было баранов или свиней резать.

— Ага, подготовился значит со всех сторон. Хорошо. Ну и о себе нам надо подумать, война для карьеры самое подходящее время. Какие на счёт этого у тебя мысли.

— Простые, лезть во все дыры — куда нас не просят. Для начала я думаю, надо напроситься в головной

дозор. Вы, ваше благородие, подъедите к командиру полка и, с видом лихим и придурковатым, всем своим видом покажете своё рвение к службе. Мы всё равно самые первые к походу подготовимся, остальные роты, глядя на вчерашние наши извращения, только посмеивались. Ну вот и пусть остальные ротные ждут выслуги по летам, а мы не можем ждать милости от природы.

— Ну хорошо, твой план принимается? Я и сам так же думал. А когда твои вчерашние экзерсисы с телегами посмотрел — убедился окончательно. Сегодня приду на занятия. Погляжу как твои пластуны действуют. Может чего подскажу, или сам чему научусь. Ладно иди, и не делай сегодня испуганный вид. Хватит уже полуротных пугать. Да и пошли кого-нибудь, чтоб мне их суда вызвали. Может сегодня заговорят, а то вчера они двух слов связать не могли. Похоже о делах роты они вообще ничего не знают.

— Есть!

Ответил я и развернувшись пошагал в казарму. Рота находилась на занятиях на плацу, отрабатывала строевой шаг. В казарме оба поручика расспрашивали дневального, думаю о делах роты. Я, как и положено, строевым шагом подошёл и доложил о прибытии. И о вызове их к командиру. Офицеры приуныли. Я решил их подбодрить.

— Их благородие, сегодня в хорошем расположении, смотрел ласково, расспрашивал о проблемах с обеспечением.

— И какие у нас проблемы?

Нашёлся один.

— Да пустяшные, ветоши для чистки оружия не хватает, а также оружейного масла. Интенданты экономят. Ещё у нескольких солдат обувь развалилась, не качественная попалась, сроку своего не отслужила. ЭЭЭ…. Вы б поторопились ваше благородие, как осерчает их высокоблагородие!

Ага, проняло, оба встрепенулись и уже было помчались, я предварительно отошёл в сторону. Но вдруг один остановился, сунул мне рубль и уже на ходу крикнул, направь кого-нибудь в город к портным, пусть всю ветошь скупят, какая у них есть.

И второй тут же вернулся, протянул ещё рубль.

— Дай кладовщику, скажи, что я очень просил поменять обувь солдатам, от моего имени пообещай, что потом сочтёмся. И убежали. Замечательно, присказка о тётеньке и воде действует и в этом времени.

Отправил дневального свободной смены за каким нибудь унтером, сам сел писать увольнительную, пришёл Савелий, тот самый, из Отрадного, я аккуратно вписал его имя в увольнительную велел взять телегу и дуть в город, на рубль как раз целую телегу ветоши можно набрать. Сам пошёл к кладовщику.

— Егорыч, будь здрав! Мне с тобой поговорить надо конфиденциально.

— Федька, брысь отсюда!

Это он помощнику, а не мне. Я протянул рубль и сказал, наш командир увидел беспорядок на ногах некоторых наших солдат и возмутился до глубины души, ты уж помоги. А то мне несдобровать. По секрету скажу, скоро поход, а обувь у солдат разваливается, и чинить её ну никак не получается.

— Много ли надо то. Четырнадцать пар, видно кожа не качественная была. И по графику ещё двадцать через неделю менять. Но может случиться так, что через неделю мы уже все на марше будем, а тебе надо на марше ещё и этим заниматься.

— Хорошо, присылай всех к концу дня, поменяем. И пришли ещё плотников телеги подладить, а то у меня людей нет.

— Замётано, плотников пришлю сразу после обеда, а за башмаками как ты сказал — к вечеру. И мы разошлись довольные друг другом.

Тут хочу пояснить, что обоз в нашем полку делился на две части. Одна часть полковой обоз, куда входили все интендантские службы, то бишь продуктовый, вещевой и оружейный. А вторая часть распределялась по ротам. Четыре телеги, для небольшого припасу, немного крупы, немного пороха и пуль, ну и всего остального, что нужно на марше, той же ветоши и ружейного масла. Как обстояли дела в других полках, я не знаю, у нас было именно так. По-моему правильно, вдруг придётся действовать в обособленной обстановке. Вот на починку полкового обоза, вещевой службы, я и отправил плотников, были среди солдат и плотники и кузнец, а в основном конечно землепашцы. После обеда собрал своих пластунов, разведчиков и диверсантов в одном лице, велел экипироваться по полному экстерьеру. Вывел на полигон, я ждал командира.

Для начала потыкали штыками в чучела, поборолись друг с другом, а потом я велел одеть маскхалаты (не удержался я всё-таки «изобрёл» лешаков) и поползать. Завидев командира, дал команду замереть. Хотел удивить. Щазз! Удивил, себя! Капитан поглядел на меня уж очень подозрительно.

Я подошёл к нему строевым шагом, отдал честь и начал докладывать.

— Ваше высокоблагородие, группа военнослужащих особого взвода отрабатывает навыки ведения скрытой войны.

Ну не знал я как мою группу назвать. И как назвать то, чем мы занимаемся, всё-таки в это время понятия полковая разведка не было.

— Оставь вместо себя заместителя, и быстро в канцелярию.

Мне показалось, что меня сейчас расстреляют, повесят, четвертуют и сдерут кожу. Голос просто замораживал. Даже представить не могу, что чувствовали, те, с кем он так разговаривал. Вот почему помещик Отрадного так напугался. Вот почему поручики тряслись от одного вида капитана.

Оставил вместо себя капрала, и пошёл вслед за капитаном.

— Перестань паясничать, ты не Зеленский или Зеленский.

— Нет-нет, я не он.

Так просто спалился. Подловил он меня. А сам то он кто? Пришли в канцелярию роты. Командир велел денщику сварить кофе побольше. И валить до завтра в увольнение. Достал из шкафа бутылку и две стопки. Налил, и мы молча выпили.

Заговорил, но уже спокойно, без сосулек в голосе.

— если ты скажешь, что лешего ты в книге подсмотрел, или барин тебе про маскхалат рассказал, я тебя за пытаю а потом ещё раз спрошу. То, что ты из России, я уже понял, и примерно с моей эпохи. В каком году ты там помер?

— В 2045.

— Угу а я в 2043, когда лунную базу взрывали, первую волну, та, что на автоматике работала, они всю уничтожили. Ну вот мы второй волной уже сами пошли, я не долетел. Хоть взорвали эту крепость?

Он налил ещё.

— Взорвали. Чуть луна на землю не упала, говорили, что орбита у неё сместилась. И вращаться она начала, теперь можно и обратную сторону луны разглядывать с земли. Давай помянем ребят, из ваших никто не вернулся.

Мы выпили. Налили ещё. Я продолжил.

Восемь или десять ракет до базы добрались, остальные, как и ты, на подлёте. Давай ещё раз помянем героев. Не всем повезло второй раз родится, или всем?

Кроме тебя я никого больше не вычислил, или, никого больше нет, или шифруются лучше тебя. Хоть победили мы?

— Да как сейчас узнать? После уничтожения первой базы, они ещё раз как катком по земле прошлись. Вообще народу почти не осталось, чуть больше миллиарда. У них ещё одна база была, в поясе астероидов. Вот я на ней погорел, вернее после неё. Уже когда в атмосферу входили, видно сердце не выдержало,

— А что так?

— Да я уже старый был. Больше пятидесяти, а в космосе целый месяц болтались. Пока туда пока оттуда, всё-таки фаэтон, он не близко.

Выпили ещё, закусили плотно, налили кофе, и попивая, я ему рассказывал и рассказывал, пока не хватился!!!

— Эээ… а ты кем был в прошлой жизни? Чего это я тебе всё рассказал, а ты даже наводящие вопросы не задавал?

— Полковником ФСБ, а полетел потому, что у меня другого выхода не было. Если б дело не выгорело всё равно смерть, я ж эту идею со взрывом базы продвигал у верховного. Я головой поручился. Мы ж тогда последние ресурсы со всей земли собрали.

— Даа!!! дела, я разговариваю с живой легендой. Вас очень тогда прославляли, хотели каждому памятник поставить, но эти богомолы помешали. Ох как они нам всыпали. Но опять просчитались, они ж тупые, опять по экватору и субтропикам били, а в северных широтах кое как. Мы ж потом пленных допрашивали, не думали они, что в таком суровом климате жить можно. Видно, на тёплой планете живут.

Ну, за встречу.

И мы ещё выпили, опять плотно поели, и опять налили кофе.

— Что делать будем? ведь не зря же нас сюда заслали.

— Ты думаешь? Может это случайно получилось?

— Неет! у нас есть миссия.

— Выкладывай.

— Будущие войны выигрывают учителя, это Бисмарк, по-моему, сказал. Вот и надо нам начать просвещение.

— Хе-хе, как у нас мысли сходятся, как у дураков. Я все эти годы при любой возможности записывал, всё, что знаю, а знаю оказалось не мало. Знаю даже то, чего никогда не знал. Хоть бы диктофон, какой нить дали с собой, чтобы наговаривать, а не писать, а то этими перьями и по такой бумаге уж очень медленно получается.

— А кто сказал, что будет легко. Тебе, повезло, вон князем родился, а я вообще в младенчестве мог от голода помереть.

— Кстати, про твоё младенчество, а Прохор Иванович не из наших ли. Уж больно его система хозяйства на колхоз похожа.

— Нее, это опять я. Не сам, конечно, это я через крёстного действовал. Я ж у него в учениках ходил, вот и присел на уши, (а что если сделать так, а что если все межи распахать, а что, если вместо ржи и кудели, которая стоит дёшево, продавать холстину) конструкцию самопряхи ему тоже я подсказал. Он оказался мужиком не то, что не глупым, а даже очень умным и талантливым руководителем, ведь даже Прохора Ивановича сумел убедить.

Тяпнули ещё по рюмочки. Водка не брала, слабенькая она была, в это время водку делали тринадцатипроцентную. Бутылка опустела, Матвей Григорьевич потряс ей в воздухе и выдал старый анекдот

— Батюшка, а сколько вы можете выпить? В хорошей компании, да под хороший закусь — до бесконечности.

— Ага, значит реакция на мой анекдот — это была камедь.

— Да нет, я просто опешил, откуда ты можешь знать анекдоты двадцать первого века. Подумал, либо ты попаданец, либо твой барин. Дак, что дальше будем делать? Как население учить, так сказать — прогресс двигать.

— Ну у меня одна мысль, надо нам на гражданку, но вначале мне надо заслужить дворянский чин. Денег заработать, имение купить. А пока, вы пишите научную науку, в начале техническую, а я буду командовать вашей ротой. А дальше по обстоятельствам, я насовершаю кучу подвигов, а вы будете меня в дворяне продвигать.

— План принимается. Тебя лейтенанты не достают?

— Нет, они нормальные. Особо в дела роты не лезут, лишнего не придираются, вон сегодня даже денег на нужды роты выделили, из своего кармана.

— Вон они значит, как дела решают, ну что ж добре. Прямо с порога мне доложили, что не хватает ветоши и ружейного масла, но эта проблема будет решена уже сегодня же. Я сказал, что завтра проверю. Ну ладно иди, чего-нибудь придумай, как и где напился, про меня, естественно, даже не намекай.

— Понял, не дурак, был бы дурак — не понял.

Я ушёл в казарму. Все уже спали. Я разбудил Савелия, спросил как он справился, он пробурчал, что всё сделано. И я лёг спать.

Глава 2. Передислокация.

Через две недели при штабе началась суета. Вот она — передислокация к фронту.

По гарнизону все бегали, суетились, а наша рота спокойно по расписанию проводила занятия на плацу. Прибежали наши лейтенанты, я дал команду смирно, подошёл к ним строевым шагом и доложил. Они смотрели на меня удивлённо, открыв рот. Наконец глядя на мой невозмутимый вид, успокоились.

— А вы ничего не слышали?

— Ничего, приказов никаких не поступало, команд горна — тоже, значит, проводим занятия по расписанию.

— А, ну верно.

И тут зазвучал горн. Команда в поход.

Я кричу роте

— Боевая тревога! Передислокация, действуем согласно боевому расчёту.

Все сорвались, и я вместе со всеми, за мной бежали оба лейтенанта, за какие-то минуты лошади были впряжены в телеги, и на них стали укладывать наш НЗ.

Все вооружились, экипировались и уже начали строиться. Капитан прискакал на своём жеребце. Лейтенантам тоже подвели лошадей.

Командир отдал команду, вперёд, и мы двинулись к воротам. Возле выхода замерли, стали ждать. Ждали около получаса. Наконец подъехал полковник. Капитан дал команду смирно, подъехал на встречу, и прямо с коня доложил, полковник оглядел нас и поздоровался. Мы ответили. Далее они отъехали чуть в сторону, и о чём-то беседовали. И вот капитан даёт команду вперёд, и мы пошли, волчьим шагом вестфолдингов.

Километров через пятнадцать встали на привал. Солдаты достали немудрёную снедь, в основном хлеб и сало. Перекусили, отдыхаем. И тут голоса.

— Старшину к командиру.

И так несколько раз. Я прибежал, доложился. Мне велели сесть. Начал капитан.

— Полк оказался к походу не готов. НЗ ни у кого, кроме нас, не собрано. Телеги поломаны, только интендантские службы более-менее нормально, но им грузится пол дня. Приказ поступил выступить сегодня, а выступать то и некому. Полковник очень обрадовался, что хоть одна рота в порядке. Задача поставлена следующая, играем роль головного дозора, дескать полк сзади движется. Сейчас ждём личный обоз полковника, и вместе с ним топаем ещё пятнадцать километров, и встаём лагерем. Ждём остальных. Вопросы есть, вопросов нет, отдыхаем.

А примерно через час подъехало ещё шесть телег, это был личный обоз командира полка, палатка штабная, кровати, сундуки, столы, стулья, да мало ли чего ещё нужно командиру в походе. И мы двинули дальше. А уже на закате развернули лагерь. И только через два дня нас догнал полк, полковник был злой как собака, увидел свой шатёр и подобрел, не много. А мы ему тут же ужин, он ещё сильнее подобрел. Вызвал к себе нашего ротного на беседу. А мы ловили на себе ненавистные взгляды остальных офицеров полка, но особенно выделялся взгляд командира нашего батальона. Вот уж точно, он нас первых на убой пошлёт, при первой же возможности.

Ну вот, чую я, не будет у него этой возможности.

Вышел ротный, дал команду.

— Отбой. Утром выступаем за час до рассвета.

И подмигнул мне, начало интригующее.

Глава 3. «Заговор».

Утром тихо поднялись, тихо собрались, и тихо удалились, незачем весь полк будить. Командир спешился, велел то же сделать и остальным офицерам, и подозвал меня.

— Хочу всех нас поздравить. Теперь мы не первая рота второго батальона, а отдельная разведрота полка.

Что это такое потом объясню.

И подмигнул мне.

— А пока у нас особое задание, придумать причину, почему полк на два дня задержался с выходом. У кого какие мысли?

— Диверсия на дороге,

Выдал поручик.

— Типа крестьяне бунтовали.

— Глупо, конечно, но придумай подробности, почему про этот бунт никто не узнал, и где те бунтовщики. Ещё варианты есть.

— Мост по дороге поломан, мы проходили один, через овраг. Вот мы шли дозором и обнаружили, что тот мост пушки не выдержит. Ну и занялись ремонтом, а в полк отправили вестового, чтоб они не торопились, мол ремонту на два дня.

— Как основа подойдёт, теперь продумываем детали.

А во время обеда, лошадям то надо отдыхать, обговаривали детали. Хочу пояснить для читателя, что в средние века скорость передвижения подразделений целиком зависела от состояния лошадей. Лошадь не человек ей отдыхать надо обязательно, не то она помрёт. В общем двадцать пять — тридцать километров в день — это предел. Если путь не далёкий, на два, три дня, можно и сорок — сорок пять километров пройти, но затем обязательно надо дать лошадям хорошо отдохнуть. А если поход серьёзный, то проходить больше двадцати пяти километров в день лошадям ну ни как нельзя. Логистика войны, и она будет актуальна до конца второй мировой.

В обед порешали так. Возле моста задержались не надвое суток, а на день. Второй день спишем на ещё какой-нибудь мост, мало ли их по дороге попадётся.

Назначили вестового, того же Савелия. За инструктировали его «до слёз», вечером представим полковнику. Проинструктировали всю остальную роту, каждый должен был запомнить, что он делал поминутно. Кто и сколько разгружал телеги, кто валил лес, где и какой, кто возил, кто старые скобы из старого моста вырубал. В общем продумали всё до мелочей, под конец и солдаты и мы поверили — да мост мы ремонтировали. Капитан написал письмо, которое вестовой передавал. Вечером представим план полковнику, и вестового заодно.

Двинули в путь. Второй «поломанный» мост желательно найти, где нить поблизости. Иначе можем спалиться. Какими дорогами пойдут другие полки, мы не знаем, скажем, что тот или иной мост был поломан, а окажется, что перед нами его кто нить проходил. И мост был целёхонек. Под вечер такой объект нашёлся, встали возле него лагерем. Дежурные начали кашеварить, кто-то разворачивал штабную палатку, кто-то встал в дозор, а я вместе с плотниками принялся топорами ошкуривать второй «поломанный» мост, чтоб новее выглядел. Вообще то навряд ли кто-нибудь будет проверять и опрашивать солдат, что было, чего не было. Но чем чёрт не шутит, а вдруг у корпусного командира настроение будет ещё хуже, чем у нашего полковника. Учинит дознание с целью лишить полковника должности. Ведь может оказаться, у него на это место другая кандидатура, из числа родственников, приготовлена. А тут такой замечательный случай, опоздание к месту сбора, да ещё обман вышестоящего начальника. Как говорится бережёного — Бог бережёт, а не бережёного — урядник стережёт. Вскоре подтянулся полк. Ротный, вместе с вестовым, встречал командира возле его шатра, доложил, вместе зашли в палатку. Пробыли там не долго, ротный выглянул, махнул поварам, мол несите ужин, и выпустил Савелия. Сам остался ужинать с полковником. Значит, всё складывается удачно.

За месяц с небольшим дошли до западных границ и влились в корпус генерала Румянцева. Зря мы паниковали, никто дознания не учинял. Многие полки опоздали ещё больше.

Глава 4. Война без войны.

Встали под Ригой, разбили палатки, начали заготовку дров, я помнил из истории, что стоять тут предстоит до следующей весны, почти год. Так, что обустраиваться предстоит капитально. Странно, что капитан об этом ничего не знал. Я его спросил, почему так? Оказалось, что его учили самому необходимому, война уже шла. Ни истории, ни политэкономии, ни тем более литературы в школе не преподавали. Учили самому необходимому для войны, физике, химии и математике, и всё углублённо. Никто ж не знал, что из того или другого пацана или девчонки получится, боец или учёный. Учёные на войне ой как нужны, они оружия наизобретали столько, что в итоге мы переломили хребет богомолам. Я тоже учился в эпоху перемен, болонская система, Е Г Е, и прочая хрень. Мне повезло с родителями, они были хоть и не из интеллигенции, но ужас как начитанны. Вот и в меня вдолбили советское образование, а потом и в мою дочь, что в дальнейшем ей очень пригодилось. Шутка ли, женщине дослужиться до генерал-полковника и стать министром военного строительства. Что-то воспоминания нахлынули, сейчас не об этом надо думать, сейчас другая война.

В общем решили полковника перетянуть на нашу сторону. А именно заняться обустройством капитального лагеря, не зимовать же в палатках, эдак от армии ничего не останется. Мало того, что «боевой» понос людей косит, дак ещё и простуда и пневмония начнётся.

Высокопоставленным чинам, долго объяснять не пришлось. Дураки и сволочи, до высоких званий не доживают. Идёт, так сказать, естественный отбор, по средством дуэлей. Капитан переговорил с полковником, полковник с командиром корпуса, и далее по цепочки до Опраксина дошло. В общем вырыли и обустроили землянки, срубили несколько бань, несколько сараев для лошадей. Вырыли несколько колодцев. Обустроились. И начались проблемы.

Местное население, то биш рижане, быстро сообразили, что солдаты получают жалование. И это жалование должно перетекать в их карманы. А то пришли, понимаешь ли, какие то азиаты, и тратят их деньги в их же весёлых домах, и в их же трактирах. Да так тратят, что им, европейцам, уже в подобных заведениях и не рады. И пахнет от них, видите ли, не хорошо, и пожрать, и выпить, и услугами весёлых девиц воспользоваться норовят всё больше в долг. Раньше никого это не напрягало. Вот и решили рижане банчить спиртным, прямо на территории военного городка. Да так банчить, что бы у солдат денег на разные антиобщественные мероприятия «посещение публичных домов и трактиров» не оставалось. Ходит такой солдат по Риге, любуется архитектурой и дерьмом, текущим по улице, в общем, культурно развивается, самосовершенствуется. Вот и начались пьянки в землянках, а где пьянки там и драки, вплоть до поножовщины. В нашей роте дисциплина была железная, однако и у нас пришлось несколько человек высечь. И это только начало. Пробовали гнать местных, результата ноль. Ведь к каждому постовому офицера не приставишь.

Сидим значит мы в четвером в штабной землянке, думаем. Все офицеры Квартировались в городе, но канцелярия, какая никакая при роте должна быть.

Один из поручиков заговорил.

— Надо, вернее не надо солдатам жалованье выдавать.

Второй.

— Взбунтуются. Месяц помолчат, а потом кого-нибудь на штыки поднимут. А потом военно-полевой трибунал и пол роты на деревьях развесят, а вторую половину высекут до полусмерти. К весне от армии точно ничего не останется.

Капитан.

— Изъятие лишних денег у солдат — берём за основу, развиваем план дальше.

— А если им их деньги выдавать только перед увольнением.

— Какое-то время это сработает. А потом начнут не все деньги в городе тратить, и опять начнутся дебоши в частях.

И тут меня озарило.

— Я знаю четыреста относительно честных способов отъёма денег у граждан.

— Какой, например.

— Азартные игры, но цивилизованно. Давайте устроим казино, пусть солдаты проигрывают свои деньги нам.

— Развивай мысль дальше, какое казино для сорока тысяч человек?

— Выдадим, каждому десятку колоду карт, научим их играть в покер, и пусть проигрывают свои деньги кому-нибудь одному. А за тем эти, одни, придут к нам, но уже не с парой гривенников, а с рублём. Азарт — великая вещ. Думайте дальше, помогайте, у меня в голове мысль потерялась.

— Сделать в казино ставку скажем не менее трёх рублей.

Продолжил мою мысль кто-то из поручиков.

— Тогда уже соревнование между десятками начнётся. А уже самый счастливый придёт в казино.

— Ещё можно банк организовать, кто свои деньги, честно выигранные не захочет проигрывать, пусть кладёт в банк на хранение, но надо тоже минимальную сумму установить, а то начнут нести по копейки, на чёрный день. Даже если выигравший не пойдёт в казино и в банк, а запьёт, он будет один из десяти, вот и наказание получит один от десяти.

— А как в банке будем солдат идентифицировать, по отпечаткам?

Выдал капитан. У поручиков округлились глаза. Я ответил.

— Думаю да. И надо со всех пальцев брать, вдруг в бою нескольких лишится.

— Заседание окончено, я пошёл на доклад к командиру. Не знаю, что другие офицеры предложат, но наш план мне кажется идеальным. Мы обманем и оберём наших солдат, для их же блага!

Все заржали.

По возвращении капитан сказал, что именно наш план будет принят к реализации, но не нами. Ибо деньги должны уходить к высшему руководству. Они лучше знают, как ими распорядиться для общего блага. Планы же других офицеров разнообразием не отличались. Суть их заключалась в том, что надо больше пороть. Одни предлагали больше пороть солдат, другие больше пороть солдат и унтер-офицеров.

Ну что ж, план принят, а значит пора сколачивать капитал. Фиг я из роты хоть рубль упущу, ещё и в соседних ротах, а то и в соседних полках покрахаборничаю. Они думают, я этот план на коленке придумал, а я его уже давно, реализовываю, пока только в своей роте. Душа у меня оказалась жадная, хомячная. Когда расклад карт был не в мою пользу, душа начинала болеть, а когда в мою, она веселилась. Никогда не ошибалась, вот я это новоиспечённое казино и разорю. И банк у меня свой есть — это Егорыч, ему деньги удобней возить, чем мне таскать. У него в телеге тайник есть. Мы договорились, в случае моей смерти он мою часть переправит моим предкам, а в случае его гибели — я его часть переправлю его дочери. На том мы крест целовали. У меня-то помереть было больше шансов, Егорыч, всё-таки в обозе служил.

Глава 5. Богатею.

И опять пошла размеренная армейская жизнь, днём тренировки на плацу, упражнения с оружием, штыковой бой, а по вечерам карты. А по выходным я ходил в казино, солдатское, без спиртного и девиц. Но горячий самовар с чаем был всегда. Так же можно было купить рогаликов и баранок. В общем культурное заведение. Я стабильно уходил с барышом. Очень даже нехилым. У держателей сего заведения опыта работы не было от слова совсем. Они меня не вычислили, да наверное и не пытались. Это был честный век, выиграл значит твоё. Это в современном мире, заметят, вычислят, твою везучесть, всего отсканируют и запретят в любое казино, в любом уголке земли заходить. Через какое-то, очень непродолжительное, время, Егорыч пожаловался

— Тайник полный, надо что-то делать.

Вот не задача, телега вроде большая. А тайник маленький, да не такой уж и маленький, килограмм пятьдесят серебра точно есть, со всей армии излишки тут собирались, ну ещё примерно столько же у командования, держателей казино. Срочно в Ригу, поменять на золото, там должны быть евреи-ростовщики. Бегу к командиру.

— Ваше высокоблагородие, разрешите доложить.

— Докладывайте.

— Заканчивается ружейное масло, а также ветошь для чистки оружия, а также дёготь для чистки обуви, а также мел, для чистки пуговиц. В обозе ничего этого нет. Никто не рассчитывал на такую длительную стоянку. Откомандируйте со мной в город Егорыча. Капитан посмотрел в мои «честные» глаза, ухмыльнулся и сел за стол, написал и отдал мне написанное,

— Знаешь кому отнести, можете заночевать в Риге. Увольнительную сам себе напишешь, мне влом.

— Спасибо.

И я бегом бросился в свою землянку, а чего время терять?

Быстро написал увольнительную. И помчался к начальнику тыла. Подошёл строевым, отдал честь, доложил. Протянул бумагу. Он развернул, пробежал глазами, ухмыльнулся, поставил печать, протянул назад и сказал.

— Можете до обеда погулять, до завтрашнего. Всё равно пока дела, никакого нет.

Я отдал честь, развернулся и побежал к Егорычу.

В общем, минут через сорок двинулись к Риге.

— Ну, что Егорыч? Есть ли у нас план?

— План простой, едем до ближайшего портного, скупаем все обрезки. И заодно узнаем, кто самый богатый ростовщик и где ближайшие скобяные мастерские, ну или кто из купцов торгует ружейным маслом. В общем по дороге разберёмся.

— План мне нравится, берём за основу, детали разработаем по мере продвижения.

Передразнил я капитана.

Купить всё необходимое оказалось просто, в Риге как в Греции, было всё. А вот место жительства ростовщика называть отказывались, ограбление опасались, что ли. Все уверения, что нам надо занять денег, а не как не грабить — не возымели никакого действия. Наконец до меня дошло, что надо сменить тактику. В лавке, где покупали дёготь, мы уже сторговали большую партию по очень выгодной для продавца цене. Я достал кошель, а там пусто. Пара медных копеек.

Продавец скорчил кислую мину.

— В долг не дам. У меня на этот товар другие желающие найдутся.

Ага, щазз. Типа мы не видели, как он обрадовался, когда торг так быстро закончился. У него аж глаза загорелись. Когда он нас, якобы, надул. Торг начался по новой. Я предлагал различные варианты кредита, под честное слово, под имущество, которое, где то есть, под «мамой клянусь — отдам». Ну и между делом намекали, что деньги были потрачены не просто так, а в весёлом доме, уж очень там барышни привлекательные, и теперь ну ни как нельзя нам без товара возвращаться. Последняя фраза про весёлый дом аж взбесила продавца.

Этто выы хоттите, что бы я оплатил ваш поход к продажным деввкам?

Мы кивнули головами. Он потерял дар речи, вылупил глаза и молча открывал, и закрывал рот. А мы стояли и смотрели на него, с видом «лихим и придурковатым».

Наконец он выдал.

— Идите к старрому Ююзефу, он деержит свою лавку на рыыночной площади, напротив костёлла. Торгует всякой меелочью, но иногда ссужает дееньги на подобные развлечения.

Мы сделали очень радостные лица. И начали благодарить хозяина за ценный совет. Обещали, что как только найдём деньги непременно, заберём свой товар. Он глядел на нас скептически. В его глазах читалось сомнение, что мы под гарантию «мамой клянусь — отдам» сумеем уговорить ростовщика ссудить нам деньги.

Когда мы зашли в лавку Иосифа Моисеевича, (отчества я не знал. Просто для меня все Иосифы, если они конечно не Виссарионовичи, то Моисеевичи, а Иосиф Виссарионович у нас один, на все времена) я остолбенел. Иосиф Моисеевич торговал книгами! Всё на обратном пути заезжаю сюда и покупаю всё, ну на что денег хватит, ну на сколько не жалко будет, ну самые нужные и интересные. Хотя сейчас интересные не пишут, жития святых у меня интереса не вызывают. Значит, покупаю только нужные — вот она внутренняя жаба, любимая моя подружка. Вышел суховатый мужчина лет сорока с характерной горбинкой на носу, старательно горбившийся, он хотел выглядеть гораздо старше, чем есть на самом деле. Актёр, нет — Актёрище. Ну что ж — подыграем.

Молодые господа офицеры, наконец-таки посетили мою скромную лавку? Господам офицерам надоело-таки посещать другие культурные заведения.

Льстит, и не хочет конфликта. Ведь уверен, что мы пришли за ссудой как раз для посещения этих самых «культурных» заведений. Но нужно ж показать, как он хорошо думает о доблестной императорской армии. Ну что ж. для начала ошарашим, а затем разочаруем его. А затем добьём неожиданным предложением.

— Мы бы хотели узнать, сколько стоят ваши книги? И тогда уже решим покупать — не покупать.

Егорыч, зная мою тягу ко всему напечатанному. Тыкал меня кулаком в бочину. Я шипел, тыкал он очень ощутимо. (ты ещё крепкий старик — Розенбом) думал я про Егорыча. «Старый» еврей, чувствуя о тщетности потраченного времени, лучше бы мы уже сразу стали просить у него денег, начал говорить. Но, ну никак нельзя обижать этих унтеров неверием в их финансовую состоятельность.

— Вот эти потёртые и старые, стоят всего полтора рубля. Согласитесь-таки, что цена, для источника знаний, просто бросовая.

Жалование нашего поручика за месяц.

— Вот эти уже можно перепродать. Они идут по пяти рублей. Это, как вы понимаете, своего рода вложения в будущее.

Ага, печатная промышленность будет только развиваться, а значит и книги дешеветь. Хотя антиквариат, ценится, но не в это время. В этот бурный век ценится всё новое, как-то сахар, картофель, рессорные кареты, зеркала.

— А вот эти для личных библиотек. У вас же, господа офицеры, точно есть библиотеки. Они стоят очень дорого, по двадцать пять рублей, но таким уважаемым покупателям я сделаю просто огромаднейшую скидку, ну дак что вы выберете?

Мне было понятно, что книги — только прикрытие. Рига, конечно, просвещённый европейский город, но не да такой степени, чтоб в нём водились читающие люди. Конечно же богатые горожане покупали книги, но это были книги западных брендов. В золотом переплёте с драгоценными камнями, и их не читали (они печатались на латыни) их хранили на специальных подставках из дорогого красного дерева. Книга в это время была предметом роскоши, как в наше — картина Рембрандта.

— А на русском языке вот такие,(я указал на шкаф с самыми дешёвыми) есть?

Ростовщик выпучил на меня глаза.

— Ваше высоко благородие (вот это лесть) предпочитает чтение, игре в карты, очень похвально!

Конечно же у старого Иосифа найдётся пара книг для такого боевого офицера.

Лесть прямо лилась с каждого его слова. Он выбрал пару книг, я глянул. Житие святого кого то там, и житие святого кого то там ещё. Я согласно кивнул. Достал кошель, небрежно отсчитал три рубля. Надо было показать, что у нас есть деньги, иначе об обмене серебра на золото можно было не заикаться.

— А теперь, уважаемый Иосиф Моисеевич, мы бы хотели заняться делом, ради которого мы к вам пришли.

— Я не Моисеевич, я Львович, и вы-таки хотите сказать, что книги — это не то дело, что побудило вас заглянуть к старому Иосифу?

Львович немного напрягся, сейчас начнут просить в займы, под честное слово естественно.

— И вы мимоходом платите баснословные деньги, вместо того чтобы решать неотложные дела?

— Ну не такие они неотложные, книги тоже очень важны, для образования.

— Я вас весь внимательно слушаю.

— Мы бы хотели поменять немного серебра на ещё более немного золота, в походе понимаете ли удобнее носить очень немного золота, чем не очень немного серебра.

— Я вас прекрасно понимаю, и сколько же вы хотите обменять?

По курсу сейчас идёт один к двадцати?

он кивнул.

— Ну дак мы сейчас, принесём сюда и взвесим, я так понимаю, у вас найдётся на чём?

И мы, с Егорычем, пошли дербанить нашу заначку.

Я таскал мешочки, Егорыч охранял повозку. Мало ли любопытных. У Моисеича, тфу ты, у Львовича глаза на лоб полезли, когда я принёс первую партию. Когда же принёс вторую они стали как у той мыши, из ледникового периода. Егорыч остался маскировать тайник. Тайник то у него был уже давно, но раньше он использовал его для хранения спиртного и закуски, ну и ещё для чего-то дефицитного и не совсем легального. Наконец Львович оттаял.

— Когда я говорил, что могу поменять вам серебро на золото, я не думал, что его у вас столько! У меня найдётся пара золотых империалов, несколько дукатов и ещё арабские, не много.

— Уважаемый Иосиф Львович, вы-таки делаете мне мозг. Я немного знаю ваш народ. Поэтому перестаньте прибедняться. Я же вас не обманываю.

— А давайте я выпишу вам вексель на эту сумму, а вы его сможете обменять в любом большом городе, у любого ростовщика еврея.

— Нет Иосиф Львович, вексель очень ненадёжная валюта на войне, он может истрепаться, порваться, потеряться в госпитале после ранения, надо что то более надёжное, так что золото и ещё раз золото.

Сегодня я не требую с вас всю сумму, давайте сколько есть. А на остальное вы выдадите вексель, а мы в следующий раз его обменяем уже на звонкую монету. Как вам такой расклад?

— В принципе устраивает, а когда будет следующий раз? Сами понимаете хранить такую сумму в золоте дома, небезопасно. Но и что бы доставить её сюда надо тоже не мало времени.

— Через месяц вас устроит? Вот и хорошо, через месяц мы привезём серебро, но примерно в четверть от сегодняшнего.

— Хорошо, но хочу задать вам ещё один вопрос. Откуда у вас такой капитал, не подставите ли вы бедного, старого еврея под какой-нибудь разбойный приказ?

— С деньгами всё чисто. Я их выиграл в нашем армейском казино. Везёт мне уж очень. И не говорите, что вы о нём ничего не знаете, не поверю. А в армейский банк я не хочу ложить такую сумму. Потому что соблазн очень велик. Ведь генералы могут захотеть присвоить деньги естественно на законных основаниях. Пошлют меня скажем на боевое задание, из которого я не вернусь и деньги у них в кармане. Или отдадут не выполнимый приказ, а за невыполнение расстрел или виселица. Мало ли, что можно придумать. У вас надёжнее. Главное, что бы никто о нашем небольшом деле не знал. Вот Егорыч мой наследник, у него шансов остаться в живых больше, чем у меня. Он и передаст, в случае чего всю сумму моим родителям. Так что сыпьте нам золото пишите вексель, нам ещё тут кое-что купить надо.

Когда все дела были улажены, мы с Егорычем поехали, ну вы сами догадаетесь куда мы поехали. А утром купили дёготь у другова купца, пожаловавшись ему на первого, он покивал головой, поохал и обозвал первого вором и мошенником. Мы согласились, и прощаясь пообещали покупать такой нужный продукт, только у него. В делах и заботах прошла и осень и зима. Наступила весна, вот-вот должно было начаться наступление на рейх, и тут опять Егорыч меня ошарашил. Отозвал меня в сторонку и почти шёпотом сказал.

— Вань, проблема у нас. Телега уж очень неподъёмная получается. Для похода опасная, как развалится. Или на переправе, где застрянет. Командир обоза ведь заставит вещи перегрузить, а телегу бросить.

Об этом я как-то не подумал.

— Что предлагаешь, Егорыч?

— Надо всё-таки у Львовича вексель брать. Запечатать в конверт. Сургучную печать, и написать на нём «особо секретно, за вскрытие смертная казнь». И конверт этот отдать вашему командиру в его сейф.

— Дельно, план принимается за основу. Можешь просто так в город отпроситься с телегой, а то мне для роты покупать уже нечего.

— Да отпрошусь, тебя то отпустят?

— Сам себя отпущу. Доложу только командиру.

На том и порешили. Потопали, Егорыч к своему начальству, я к своему. И вот мы опять на пороге нашего делового партнёра. Егорыч с ним аж сдружился. Возраста они были примерно одного, вот и нашлись общие темы для дружбы. Хозяин перед нами уже не ломал комедию, не строил из себя старую развалину. Это говорило о доверии. Мы не стали ломать комедию, я сразу понёс мешки с золотом в лавку. Иосиф встретил меня вопросительным взглядом.

— Потом-потом. Всё объясню. Вот только мешки перетаскаю.

И пошёл за второй партией. Вошли уже вдвоём.

Егорыч решил поприкалываться.

— Я таки хотел бы узнать, найдется у старого, уважаемого еврея, несколько дорогих минут, для дорогих гостей?

Все трое улыбнулись

— Да и мне не терпится узнать, что привело столь полезных клиентов в столь неурочное и неоговоренное время. Мне никак не удастся поменять такую кучу драгоценного метала, на ещё более драгоценный.

— А мы-таки думаем, что есть. Мы решили взять вексель. И это, Иосиф, тут не серебро, тут золото. Всё, что ты нам менял, пересчитывать будешь?

— Я бы, конечно, мог сказать, что я вам верю на слово, но это было бы неправдой, вернее не совсем правдой. Яконечно же вам верю на слово, но я знаю, что ни одна из этих монет не появлялась в городе. Поэтому я знаю, что здесь всё золото, которое вам менял. А теперь, молодой человек, попрошу вас потрудится и перетаскать мешки в подвал. А мы пока составим документ. О передаче денег на хранение.

Мне уже приходилось бывать в этом подвале, Львович нам доверял, мы были повязаны. Я взял ключ некоторое количество мешков и занялся своим делом. Когда всё было упрятано и замкнуто, мне протянули два векселя. Один на моё имя, второй — на имя Егорыча, я прочитал, всё было в порядке, «старый» еврей знал точную сумму и в рублях, и в фунтах, и в долях. У Егорыча скопилась тоже не хилая сумма. Он за хранение брал с меня десять процентов от хранимого, мне было не жалко. Деньги доставались на халяву. А зато человек скоро демобилизуется, выкупит дочь и заведёт какое-нибудь дело. На конверте написали очень пугающие слова и запечатали сургучом. У Львовича нашлась и печать с изображением Елизаветы Петровны, если не приглядываться, от настоящей не отличишь. Да и кто её видел, настоящую — разве, что фельдмаршал Опраксин. Пообедали с хозяином, и поехали мы до барышень с заниженной планкой социальной ответственности. Здесь они себя тоже так начали называть. Когда ещё такое счастье обломится? И этим же вечером назад, вот чувствовал я (вернее душа, моя жаба, мой хомяк), что нельзя задерживаться. По прибытии уговорил капитана спрятать конверт в «сейф». Рассказал конечно, что это векселя, весь мой капитал, скопленный непосильным трудом за время стояния.

Глава 6. Горячая фаза.

А на утро пришёл приказ выступать, заканчивалась война без войны, и начиналась горячая фаза. Вот почему немцы никогда нас не слушают? ведь мы им только добра желаем, а слушают они англичан, которые желают только зла, и нам, и немцам. Такой же вопрос можно задать и нам. Мы, почему то, тоже слушаем англичан. Парадокс. Россия была втянута в эту войну через союз с Австрией, они, типа, нам помогали в войне с Турцией. На самом деле поставили армию возле границ, ну и типа отвлекали огромные силы турок на себя. Ни чего подобного, турки даже не пришли на эту войну, и никак не отвлекались на Австрию. Удалось нам взять тогда Азов, а на Крым даже и не думали переться, ни сил, ни средств уже не было. Крымчане продолжали совершать грабительские набеги на южные губернии Империи.

А потом австрияки заключили союз с Францией, а англичане с Пруссией. А поскольку Франция бодалась с Англией из-за Канады и из-за чего-то ещё, а Австрия бодалась с Пруссией из-за Силезии, не Силезии, точно не помню, вот и получилась почти мировая война. Уж как матушка императрица не хотела класть Русские головы за интересы Европы. Но и она не всесильна. Внутри России была про французская партия, и в какой-то период, она оказалась влиятельней остальных. Выбор у Императрицы, был не богатый, либо война, либо очередной переворот, и всё равно война.

И всё-таки государыня кое-что сделала на зло партии войны. Она сумела продвинуть в главкомы фельдмаршала Опраксина, это был стратег, но не тактик. Командир мирного времени. Он во весь опор сидел на месте и подготавливал войска к битвам. Постоянные учения, тренировки солдат и офицеров. Подвоз боеприпасов. Проверка личного состава на предмет санитарии, что позволило избежать эпидемий, и даже «боевого» поноса. Он переписывался с прусскими военноначальниками, давал им взятки, сам брал у них взятки (на, что имел высочайшее разрешение). Он имел чёткие указания от императрицы. Не начинать боевых действий до последней возможности. А если удастся, то и вообще не вступать в столкновения. Не удалось. Фридрих потрепал австрияков с французами. И двинул войска на восток. Вот как тут быть? Воевать нельзя и не воевать нельзя. Но у Апраксина голова работала как надо. Двинулись на встречу, надо было взять Кёнигсберг до подхода основных сил, если Фридрих подойдёт раньше, то выколупывать его оттуда будет весьма не просто. Да и придётся уничтожать в Кёнигсберге всю его армию, а нам этого ну совсем не надо. Он возомнил себя великим полководцем, не проиграл не одной битвы. Но мы то трезвые политики. Нам-то он нужен живой и сильный, но мирный и лояльный к России. Вот почему и Пётр Фёдорович, играл рол германофила. Ведь как объяснить Фридриху, почему мы не хотим с ним воевать, а потому, что у нас наследник престола прям восхищается его, Фридриха, талантом музыканта и полководца. И он сам играет на скрипке, не флейта, конечно, но тоже музыкальный инструмент.

И так мы наступали на Кёнигсберг. Наш полк, как самый ретивый, шёл первым. Полковник постарался. Что бы не допустить конфуза пред глазами главнокомандующего. Он усиленно тренировал весь полк, быстро готовиться к маршу. Ну вот и повторилась ситуация, как в родной части, только уже в увеличенных масштабах. А наша специальная разведрота. Шла впереди полка и чуть по бокам. На двести — триста метров в каждую сторону от дороги. Шли пока по своей территории, и такое построение было излишним, пока! Но ведь тренироваться же надо было. Я велел фланговым докладывать обо всём, что происходит.

Объяснил, что пока мы учимся. Пока идём по своей земле, ни чего важного не будет, поэтому сообщайте о неважном. Тренировка и ещё раз тренировка. Ребята прониклись. Подмечали друг друга в лесу и бежали мне докладывать. Я хвалил за отличное несение службы, постепенно научились прятаться и друг от друга. Даже я их не замечал. И вот так вот мы двигались, двигались, двигались. Я потерял счёт дням. Возле какой-то деревушки с трудно произносимым, ещё более трудно запоминающимся названием, наткнулись на головной дозор неприятеля. Не то что бы наткнулись, мы их обнаружили, они нас нет. Отправили гонца в полк, и начали вести разведку. Наблюдали, считали. Считали, как оказалось зря. К дозору противника начали подходить рота за ротой. И располагаться на ночлег. Капитан отправил людей проверить фланги. Оказалось, что и на флангах тоже полно неприятеля, сосчитать противника не представлялось возможным. Было тут их не один полк и даже не одна дивизия. Отправили ещё одного гонца с уже уточнёнными данными. Прибежал первый гонец с приказом от командира полка. Себя не обнаруживать, вести разведку. Полк остановился в часе ходьбы, или получасе бега. Занял оборонительные позиции, дожидается остальных. Главкому отправили посыльных офицеров, ждут дальнейших указаний.

Мы растянулись на фланги, надо было хотя бы примерно определить с чем мы имеем дело. Определили и оторопели, тут была, практически, вся армия прусаков, в Кёнигсберг мы не успели.

Прибежал второй гонец, приказ нам оставался прежним — наблюдать, полку было приказано, чуть оттянутся назад. Командующий нашёл удобную позицию для артиллерии. И, исходя из этого, строил план битвы. Располагал полки, прятал резерв. Армия растянулась на несколько десятков километров, вся она соберётся только к завтрашнему вечеру. Впрочем, как и прусская. Разница лишь в том, что мы про них знали, а они про нас нет. Наша армия будет идти всю ночь, и весь завтрашний день. А вот их армия получит приказ собираться только после завтрашнего утра. Когда их дозорные наткнуться на нас.

Я предложил командиру.

— Может мне пора уже начать подвиги совершать?

— Какие?

— Взять языка.

— Мы и так про них всё знаем. Какой смысл в языке

— Пакость — есть пакость, какой в ней может быть смысл?

— Не надо, обнаружим себя раньше времени. Кинутся прусаки в атаку, а наши ещё в боевые порядки не построены. Потери будут не оправданные. Отбиться то конечно отобьёмся, но какой ценой.

— Но может тогда вдоль дороги пробежаться? Посчитать сколько у них подразделений на марше, и сколько пушек.

— А вот это можно. Значит так пол ночи бежишь туда, считаешь. А пол ночи обратно, кружным путём. Возвращаешься прямо в полк, докладываешь командиру результаты разведки, если нас там не будет, отдыхаешь в полку до вечера. А вечером опять сюда, ну или мы туда, видно будет. Бери пластунов и вперёд.

И мы пошли в разведку, одетые в леших, прямо между кострами неприятеля. Прошли первый лагерь, побежали, где вдоль дороги, где прямо по дороге. Справа и слева попадались стоянки неприятеля, мы поверхностно оценивали количество, и бежали дальше пока не наткнулись на обоз. Посчитали пушки, где телеги с провиантом, а где с пороховым запасом, определить было невозможно. Совершить масштабную диверсию не получалось, но кто сказал, что нельзя совершить мелкую пакость. А какую? в таком случае главный герой непременно найдёт телегу с порохом, на коленке сделает мину замедленного действия, вся разведгруппа эвакуируется, а потом как бабахнет, и противник лишится всей артиллерии. Ура-ура! победа наша.

А как в реалии? Отличить телегу с порохом от телеги с провиантом — невозможно, они все накрыты парусиной, ну нашёл ты телегу с порохом, он в бочонках, и дальше что? Поджечь! дак пламя увидят и потушат, поломать один бочонок и поджечь, дык сам улетишь, герой делает дорожку из пороха, и поджигает, а вы пробовали делать дорожку, на земле в траве сырой? Да ещё такой длинны, чтоб успеть убежать. Вероятность, что огонёк добежит до пороха — ноль. Взять языка, скажете вы, выяснить, где порох, где огненный (бикфордов) шнур, и вот тогда устроить большой бабах. А кто допрашивать будет? Я таки учил в школе именно немецкий. Но вот нет у меня способностей к языкам, я даже по-русски, до самой смерти писал с ошибками, да я и сейчас также пишу, но сейчас это не актуально, я ведь крестьянин. Помню из школьной программы только — Анна унд Марта баден. Это потому, что купающиеся Анны и Марты, меня больше всего волновали. А остальные вообще не грамотные были, до недавнего времени, да и сейчас ещё все читают по слогам. И вот, что делать? Лежим, любуемся на обоз, и скрежещем зубами от бессилия. Ну да ладно пора уже в обратный путь. Люди устали неимоверно. Целый день переход, и пол ночи бег по вражеской территории, да с оглядкой, да каждого куста пугаясь. А ещё надо выяснить — у немцев обоз идёт в конце колоны? или как у нас в середине. В общем пошли дальше, вернее побежали. И тут меня осенило. А смогут ли мои пластуны убить человека? Ведь в кровавом деле то мы ещё не были. А смогу ли я убить? Я ж ни в этой жизни, ни в прошлой — людей не убивал. Разумные богомолы не в счёт. Я приказал остановиться, похоже обоз шёл последним, возле него только полк стоял. Видно, для охраны.

— Видно, что мы прошли уже всю армию. Разведывательная част операции закончена. Теперь нам предстоит вернуться назад и доложить обо всём начальству. Про себя повторите зафиксированное количество полков, отдельных рот, и пушек — это что бы каждый мог доложить командованию, ведь можем не все вернуться. А сейчас будем тренироваться.

На меня все недоумённо посмотрели. Типа ты, старшина, вообще берега попутал. Почти сутки на ногах, и ещё пол ночи бега предстоит. Какая тренировка?

— Будем тренироваться убивать живых людей. Ведь никто из нас никогда живого человека не резал. Мы умеем резать глотки врагам только в теории, а вот на практике — нет. А это ой как не легко, надо себя перебороть. Помните, что надо сделать, чтобы убить человека?

— Его надо возненавидеть, лютой ненавистью.

— Так, а за, что мы ненавидим прусаков?

— Они пришли на нашу землю, они хотят нас ограбить, изнасиловать наших жён и дочерей.

Все одобрительно загудели.

— Но они не пришли на нашу землю. Это мы пришли на их.

Сказал я, нужно было расставить все точки, а то в последний момент диверсант зажмёт рот часовому, а ножом полоснуть — не сможет. Вот и поднимется шум, и, естественно, будут потери. А оно нам надо?

— Ну дык какой повод для ненависти придумаем?

Я начал улыбаться всем своим видом показывая сарказм.

— А давайте одного сдадим, посмотрим, как его пытают и за это будем их ненавидеть.

все заулыбались.

— Хотя не подходит. Пытать его начнут только утром, а нам до утра надо быть в полку. В общем даю историческую справку, за что мы так люто ненавидим прусаков. Пруссия, от слова «По Русье» это исконные русские земли. А злые рыцари захватили их. И вырезали наших предков, наших прадедов и прапрадедов, прапрабабушек, праотцов и праматерей, отомстим потомкам, за их плохих предков, а за одно и наши земли вернём.

Идея воодушевила.

— Повторяйте себе это, накручивайте себя, пока мы идём до их лагеря.

Возвращаемся по дороге назад. Дозорный даёт сигнал. Вот они. Я иду первым, за мной ещё пятеро. По числу часовых, подползаем к оным и почти одновременно тихо, бесшумно поднимаемся и раз пять глоток перерезано. Осторожно, так же бесшумно опускаем тела на землю. Отходим, следующие ползут в право и влево. Вот сейчас я дрожал от волнения. А вдруг у кого-то не получится, получилось. Стояла тишина. Я решил, что надо закрепить пройденный материал, жестами показал на ближайшую палатку, уже не ползком, но очень тихо. Окружили, разрезали парусину, и проникли во внутрь, прусаки спали на полу, я ближайшему положил ладонь на рот и полоснул, забулькало, меня чуть не стошнило. Подавил рвотный позыв, огляделся. Живых прусаков в палатке не было. Я жестами приказал покидать лагерь неприятеля. И мы побежали в сторону от дороги. Бежали как никогда. Страх гнал нас. То, что мы сделали нас самих, пугало до мокрых штанов. Но теперь я точно знал — диверсионная группа есть, и ей по плечу любые задачи.

Прибежали в полк почти к обеду. Мои пластуны попадали прямо возле часового. Сил, уже не оставалось никаких. Я, шатаясь, побрёл искать командование. Нашёл, язык уже почти не ворочался, полковник слегка занервничал. Шутка ли, едва живой старшина еле бредёт, едва переставляя ноги, а вдруг это всё, что осталось от разведроты? Я начал сумбурный доклад, он махнул рукой, типа отставить.

— Говори понятней, что случилось с ротой?

— Что с ротой не знаю. Я вчера получил приказ от командира пройти по тылам противника и посчитать, что за силы нам противостоят. После выполнения задания вернуться в полк и доложить командованию. Докладываю. На протяжении семи — десяти вёрст противник имеет …

И я доложил сколько и чего было растянуто по дороге.

Ваше высоко благородие, мои люди смертельно устали. И голодные, после вчерашнего дневного перехода, мы ещё всю ночь передвигались бегом.

Будьте милосердны, прикажите моих людей накормить прямо там, где они попадали. Иначе они помрут. А я можно прямо тут упаду.

И криво улыбнулся. Полковник подозвал к себе дежурного офицера и дал соответствующие распоряжения. В общем нас носилками перетащили в лазарет. Накормили, налили по сто грамм, и мы отдыхали до самого вечера.

Вечером поужинали и опять спать. А утром я узнал, что полк оттягивается к основным силам, нам же было приказано присоединится к своей роте. Оказывается, ни куда она не пропадала, доклады от неё пошли сразу же как только противник начал проявлять активность. Вот с таким посыльным мы и вернулись назад. Ещё одно событие было прошлым днём, как раз перед тем, как нам в полку появиться. Прибежал посыльный из роты и сообщил, что дозорное подразделение противника движется в направлении полка. Полк к бою был и так готов, а тут все собрались ещё больше. Дозор противника был уничтожен почти весь, несколько всадников сумели ускакать. Теперь противник о нас тоже знал. Вот полковник и предположил, что рота была уничтожена дозором, всё-таки они кавалерия, а мы пехота. А тут ещё мы появляемся все такие убитые и замученные. И что полковник должен был подумать?

Глава 7. Практические занятия.

Капитан поделил роту на две части, половина отдыхала, половина вела разведку. Прибыли доложили, присоединились к разведке, мы то были отдохнувшие. Наблюдаем за суетой в стане врага. Подразделение прибывают, убывают. Мы прослеживаем их путь, отмечаем на карте. К обеду сложилась полная картина. Немцы строились в боевые порядки. Они собирались ждать нашу армию здесь, вот ведь патовая ситуация. Ни они не хотят нападать, выбрали для себя удобную позицию, не мы. Так можно до морковкиного заговенья простоять. Капитан оставил заместителя, а сам поехал с докладом к начальству. Чую я хочет он наш план в дело запустить. Вот только с начальством согласует.

Так и вышло, вернулся, подозвал меня и дал четкий приказ пробраться в расположение противника и вырезать группу офицеров. Ну и всех, кто под руку попадёт. А потом уже спокойно говорит, вернее спрашивает.

— Ты уверен в пластунах, смогут они вот так просто убить.

— Более чем уверен. Мы на обратном пути потренировались, вырезали сорок человек.

— А чего молчал? я на тебя представление на офицера подал, а вот про уничтожение, взвода солдат в нём не указал, так бы ещё один плюс был. Конечно, пока ты даже не рассчитывай на дворянство, маловато одного подвига для перехода в дворянское звание. Но капля камень точит. Ну добро, действуй. Главное постарайся людей сохранить, воевать ещё долго.

И мы пошли действовать, расположение рот и батальонов мы знали хорошо. Уже почти неделю наблюдаем, кто в какой палатке живёт, дело осталось за малым снять часовых, зайти в палатку перерезать глотки, пустяк. Я поймал себя на мысли, что думаю не о том, как буду горло резать, а как бы ещё и кошелёк присвоить, не обвинят ли меня в мародёрстве. А фиг с ним, если обвинят, то высекут. Вешать пока не будут. Эй душа, ты что про это думаешь, кошелёк экспроприировать, это антиобщественное деяние, или это по закону войны?

Душа не болела, и не волновалась.

Всё произошло как по маслу, пробрались, вырезали, забрали кошельки, ушли. Дело заняло меньше получаса. Я своим говорю.

— Давайте ещё кого-нибудь пощекочем, ночь только начинается.

— Добрый ты, но я за.

Сказал один из пластунов. И мы пошли к другому подразделению врага. Опять как по писанному, никаких проблем. Враг наивен. Переглянулись и пошли дальше. Я так намекнул, что надо бы штабную палатку прошерстить, да и какого-нибудь полковника в лагерь притащить, все согласились.

— Афоня, ты у нас самый быстрый, беги в роту, принеси три маскхалата. Одна нога здесь, другая уже тоже здесь. Выполняй, и командиру доложи, чего мы задумали.

Через полчаса Афоня прибежал с маскхалатами и устным распоряжением, не зарываться. Ага, понятно, на сегодня это последняя операция. Палатка давно была вычислена (по просторней, побогаче). Прошло опять как в кино, простенько и со вкусом. Сняли часовых, разрезали палатку, дали двоим по башке, специальной колотушкой, связали, замотали в маскхалат, забрали одежду, забрали железный ящик, может документы, может полковая касса. И ушли. Вернулись в роту. Командир уже был собран. Ждал только нас, погрузили пленных в телегу и с группой солдат отправился на доклад к верховному. А мы отправились спать. Дежурная смена продолжала наблюдать за врагом, никакого кипишу у него не наблюдалось. Вот же прусаки — непуганые идиоты. Ничего, не хотел ваш Фридрих с нами договариваться, скоро ночи будете бояться, как чёрт ладана.

Утром вернулся командир, весёлый и радостный. Построил нас, объявил благодарность, и сообщил, что рота наша уже не в составе полка, а подчиняется непосредственно командующему армией, я назначаюсь командиром отдельного диверсионного взвода. То биш по должности, я как бы офицер, поручик. А наш капитан уже по должности как бы и не капитан, майор. И денежная премия за выполнение особо опасного задания нам назначена, в размере стыренных у немцев кошельков. Мы тихонечко три раза крикнули ура. Вот попробуйте кричать тихим шёпотом. И отправились готовиться к следующей пакости для рейха. Пленных уже велено было не брать, возни с ними много, конвенции всякие соблюдать. Одного какого-то штаб полковника достаточно. (это я так понимаю и будет тот перец, что будет мирить нашего Петра Фёдоровича с ихним Фридрихом).

Похоже, наша вчерашняя пакость их не проняла. Будем дальше учить наивных. Пока они в атаку не пойдут. Наша армия готова к отражению, дак чего вы ждёте, нападайте. Хотите особого приглашения, дак за ради бога, приглашаем, вот только пригласительную открытку напишем, отрезанными головами.

Ночью опять вырезали три палатки, и забрали один ящик. Жалко, что нельзя в нём пошарить, ведь наверняка и там деньги есть. Порылся в карманах у убитого офицера, и вуаля — ключ. Вот свезло так свезло — ключик. Если тут полковая касса, то можно с ребятами поделится, а то диверсанты кошельки с золотом получают, а простые разведчики — ничего. Обидно, понимаешь, обидно.

Пришли в роту, открыли сейф, деньги и документы. Капитан-майор пролистал бумаги.

— Ничего важного, финансовые отчёты, столько то пар обуви, столько то пуль, фуфло короче, сожги от греха. Что с деньгами думаешь делать?

— Деньги думаю поделить между офицерами и разведчиками, мы себе кошельков натырили.

— Добре, я почему то так и хотел тебе предложить сделать, а то мужики тоже стараются. А оплата как у обычных солдат, что щас пузо греют.

— Ну вот и договорились, только надо это прямо сейчас сделать — ночью, боюсь, что утром будет некогда, придётся когти рвать.

Как в воду глядел, второй пакости рейх не выдержал. Утром затрубили трубы, забили барабаны, началось построение в маршевые колонны. Прибежали наши дозорные, доложили. В сторону нашей армии двинулись конные разъезды, нас ловят. Армия выдвигается. Всё-таки допекли мы их. Приглашение они приняли. Подтянулись остальные дозорные, везде была похожая картина, пора рвать когти. Майор-капитан отдал приказ, и в пол минуты, все, бегом, по большой дуге двинулись на соединение с армией, группа малая отправилась по прямой, что б успеть предупредить, малой группой легче пробиться.

К обеду добрались до своих, группа малая уже была тут, добрались без приключений. Но вот на одном из участков, оказывается, случилось одно приключение, немцы решили сделать ответный ход. Это нам командир рассказал, после доклада главнокомандующему, тот сам ему поведал, со смехом. Вся наша армия ржала, все ходили весёлые и расслабленные. А чего напрягаться, в боевые порядки мы уже построенные, каждый полк, согласно плану, на месте предстоящего сражения находился. Осталось только взять фузеи или мушкеты, сделать два шага, и ты уже готов к бою. Но даже если армия идёт сражаться, это не значит, что бой состоится сегодня. Армия подойдёт расположится согласно плану сражения, отдохнёт до утра. А утром позавтракав, помолившись построится и начнёт сближение с противником. Отвлёкся.

Дак вот в одном из полков заметили какое-то шевеление в стороне фронта. Пригляделись, ползут, человек двести, в красных камзолах, белых штанах. Ружьями бренчат, треуголки поправляют, диверсанты. Кто-то даже кирасой и железным шлемом умудрялся греметь. Совсем не заметно. Выстроились наши в шесть шеренг, всего около батальона. Стоят ждут, а прусаки пыхтят, но ползут. Ну наши смотрели, смотрели, и не выдержали, начали ржать, командиры шикают, мол тихо спугнёте, да какой там, смешно же. Немцы тоже не выдержали, встали, все грязные, и побежали в атаку. Ну дали по ним залп, второй, немцы растерялись кто-то со штыком на перевес вперёд бежит. Кто то назад а сзади уже эскадрон гусар летучих подскочил, прусаки лапки кверху, а те что в атаку побежали, получили ещё два залпа, и тоже лапки кверху.

Солдаты всех подразделений откровенно не понимали, задавали друг другу одни и те же вопросы. Кто так прусаков учил воевать? как они с такой тактикой сумели разбить и французов, и австрияков? те вообще дебилы тупые?

А ещё мне командир велел привести себя в божеский вид, что б блестел как у кота тестикулы, и прибыть к верховному. Вот оно, попёрла карьера, меня заметили. В порядок меня приводили всем взводом гладили, штопали, чистили, брили, стригли, мыли. Через пол часа я был как новый юбилейный рубль. Проследовал к шатру главнокомандующего. Доложил дежурному офицеру. Он велел подождать. Стою, жду, поджилки трясутся, нервничаю.

Шутка ли, Граф! вызывает к себе, унтер-офицера!

Из шатра вышла группа высоких чинов, я стою по стойке смирно. Отдаю честь. Ушли. В шатёр зашёл дежурный и почти сразу выглянул, и махнул мне рукой. Я, строевым шагом вошёл, руку к козырьку, вид лихой и придурковатый, всё как в уставе написано. Докладываю.

— Ваша светлость, унтер-офицер Иван сын Макара по вашему приказанию прибыл.

— Это ты братец командуешь диверсантами?

— так точно, я!

— Хорошее ты дело сделал, вынудил-таки прусака на нас двинуть полки. Сколько при этом людей потерял?

— Ни сколько, ваша светлость, даже легко раненых нет, даже царапин и порезов нет.

— Вот как? А чего ж у прусаков такой конфуз прошедшей ночью вышел. Двести человек убитыми, ранеными и пленными потеряли, и сколько у тебя людей участвовало в операции?

— Двадцать четыре, вместе со мной, а конфуз у них вышел, потому как, они не обучены и не экипированы.

— Докладывали мне, что у тебя все странно одеваются, когда на задание идут, а чему ты их обучил, знаю я, что ты командиру своему готовую роту разведчиков и диверсантов вручил. Он твоих заслуг не присваивает. Дак чему учил то?

— Помимо, того, что предусмотрено уставом, ещё учил рукопашному бою, ножевому бою, бегу на длинные дистанции, этому тоже надо учить, а то задохнуться на первом десятке вёрст. Так же учил бесшумному передвижению хоть ползком, хоть бегом. Ну это у нас есть охотники, они эту науку преподавали. Ну вот вроде бы и всё.

— А как ты думаешь, чего это прусаки прошедшей ночью учудить хотели? До смерти нас насмешить? Ведь догадаться надо, на глазах целого полка, ротой ползти в атаку. Батальон стоит готовый к бою, а остальной полк по краям смотрит чего из этого получится.

Фельдмаршал улыбался во весь рот.

— Я мыслю так. Они хотели нанести ответный удар, мы у них людей (я нарочно не упоминал звания) выбили, а они не хотели сниматься с места и идти в наступление, ведь поле боя тут выбрали вы, а значит у нас преимущество. Вот и хотели они дать ответку. Потому и не снялись они на утро с места. А когда уже во вторую ночь мы их пощекотали, а их группа не вернулась, поняли, что мы им становой хребет удалим без обезболивания.

Всё правильно рассуждаешь, голова у тебя работает по-командирски, буду ходатайствовать перед государыней о присвоении тебе личного дворянства, ну и офицерского чина.

— Рад стараться, ваша светлость!

— Старайся братец, а сколько ты уже служишь?

— семь лет, ваша светлость.

— Что то ты молод очень, для семи лет?

— А я в рекруты, добровольцем, в четырнадцать напросился.

— Вот как, ну ты удивляешь меня всё больше. Чего ж так рано то? мог бы ещё у отца с матерью под боком просидеть.

— А я сызмальства хотел служить матушке-императрице и родине. Меня наш барин тренировал, он отставной по ранению. А барыня учила грамоте и счёту. А тут ещё родители хотели женить на некрасивой девке, да ещё и старше меня на год. Одно к одному и вот я здесь.

— Ну порадовал ты меня, братец, служи честно, а я за тебя непременно похлопочу, нам такие дворяне и офицеры нужны. Ну всё ступай, мне перед завтрашней баталией отдохнуть надо. Я развернулся и строевым шагом вышел из шатра, перевёл дух. Всё-таки нервное это дело, беседовать с главнокомандующим.

Глава 8. Первая победа.

А на завтра, наша рота стояла впереди главкома, мы ведь были приписаны теперь к штабу. Да и понимал главком, что наша задача, это разведка, а не сражение. Мы ему с утра весь расклад сил противника обрисовали, где какие подразделения, где пушки. Надо сказать, рота тут была не вся, половина была рассыпана по полю. И наблюдала за передвижением противника. Даже придумали, как работу артиллерии корректировать, один, в лешаке, лежал на холме, второй чуть ниже, но с нашей стороны холма махал флажком.

Противник не наступал, эдак у солдат весь запал пропадёт. Надо их опять спровоцировать. Я поглядел на капитана, почти майора, он на меня, почти поручика, поднял глаза к небу, взвесил все за и против, и отправился к верховному, что-то с ним обсудил и верховный дал отмашку.

Уж мы-то хорошо знали психологию солдат, особенно капитан. Напряжение перед боем выматывает больше, чем марш-бросок. Перегорит солдат и будет заряжать ружьё как попало, и стрелять куда попало.

Батарея начала контрбатарейную борьбу. Выбить у них пушки, уже половина победы. Один выстрел, взмах флажком, второй, опять взмах, третий, и махи в право в лево, накрыли, перевод орудий на другую позицию, и примерно тот же сценарий. Примитивная конечно азбука Морзе, ну уж какая есть, лучше, чем ничего. Прибежал посыльный от одной из наблюдательных групп, доложил, там то и там то, происходит то-то и то-то. Капитан с докладом к верховному. тот склоняется над планом, картой это не назовёшь, пишет записку и отправляет офицера. Вот так медленно не торопясь идёт сражение. Враг всё-таки двинул полки. Артиллерии у него уже не осталось. А у нас она целёхонька. Открыли артиллерийский огонь по пехоте. До ружейного боя пока не дошло. Опять корректировщики машут флажками. Вон там наступает кавалерия, пушки подворачивают, и от кавалерии летят куски мяса. Эскадрон наскакивает на наше каре, и откатывается, но уже меньшим числом. Несколько наскоков и десяток лошадных умчались прочь. Всё что осталось от эскадрона, наше каре стоит, не шелохнувшись, только видно, что в центре суетятся, видно раненых перевязывают. Я обращаюсь к капитану.

— Если вон туда направить телеги и вывезти раненых, пусть люди видят, что о них заботятся, это предаст стойкости.

— Сейчас верховному доложу.

Через минуту.

— Бери телеги и туда, вывози раненых, тебе тут всё равно делать нечего.

— Взвод за мной.

И бегом, выполнять приказ. Вот так примерно и протекала эта баталия, почти всё, как всегда, но вот это — почти.

Враг был удивлён невероятно точной работой нашей артиллерии, свою же он потерял, так и не нанеся нам урона. Каре стояли — не дрогнув, ни одно не удавалось прорвать, раньше такого не было, их прорывали регулярно. Если бойцы опытные, то иногда удавалось собрать заново. И вот каре двинулись вперёд, на ходу перестраиваясь в атакующую шеренгу. Каре должно стоять защищая своих раненых, или отступать, бросая своих раненых. А тут наступают бросая раненых, или у них совсем ни кого не покалечило, а что тогда делала кавалерия? танцевала?

Враг был деморализован. Непобедимая армия Фридриха второго, великого, побежала. Обоз достался нам. Они даже порох не стали взрывать. Правильно я тогда не стал заморачиваться. Кавалерия в баталии участия не принимала, обозначила себя на некоторых участках, но на вражеские каре не налетала. И по окончанию боя главком запретил преследовать врага. Простояли на месте сутки, похоронили погибших, перевязали раненых, разместили их в деревушке с трудно запоминающимся названием. Оставили целый полк для охраны, и двинулись преследовать врага. С бешеной скоростью, аж пять километров в сутки. Я и капитан понимали в чём тут дело, некоторые высокопоставленные офицеры — тоже, а вот некоторые не хотели ни чего понимать. Через сутки Опраксин отправил ещё два полка на охрану той деревушки. Тут непонятливые вообще взбесились. Раненых чуть больше сотни, а на охрану им аж целая дивизия, да она так бы пригодилась при штурме Кёнигсберга. Мы с капитаном только посмеивались. Хитёр главком. Доложит в Петербург, что в битве убитыми и ранеными потерял, целую дивизию.

Наши поручики ходили хмурые и злые, но капитан их быстро успокоил, сказал, что эти манёвры, а вернее их отсутствие, не для их понимания, жалование у них ещё маленькое, что бы в таких делах разбираться. А потому надлежит им заткнуться и выполнять дела касаемо службы со всем рвением. А то вон, солдаты и сигналы придумывают, и разведку ведут, а поручики только на смотрах себя показывают. Мы ведь уже не пехота, мы разведка, а потому вам надо либо переучиваться, либо уходить в другие части. Проняло, никому не хотелось покидать роту, потому как рота особая. И капитан в ней вроде как майор. А значит и они вроде уже капитаны. Престиж, однако. И засели они за учёбу, ну как засели, забегали за учёбу, так сказать, будет точнее, вначале стали изобретать корректировку, что-то уже было придумано, а что-то и они придумали, начали учиться ходить бесшумно. Учились работать ножом. В общем стали умнеть на глазах. Времени было достаточно. На передвижение уходило в день часа полтора не более.

Глава 8. Осада.

Осенью подошли к Кёнигсбергу, тут дали ещё один бой и окончательно загнали прусаков в осаду. Штурмовать нельзя, но вот создать видимость штурма, неудачного — надо. А как сделать неудачный штурм, и при этом людей не потерять. А наша армия, уже такие псы натасканные, мало того, что просто профессионалы. Так ещё целый год под Ригой проходили боевое слаживание. А у противника армия после поражения вся разбежалась, кто-то, наверное, вернулся на службу, кого-то выловили и вернули, мы ж специально так медленно плелись, чтоб они собраться успели, новых рекрутировали. Армию противник восстановил, но она была ещё хуже той, что мы разбили. Ну вот и что теперь делать, как воевать без войны. А ведь зима на носу, а мы в чистом поле, и плечо подвоза провианта и фуража — очень большое, может начаться дефицит продовольствия. Огненный припас был, мы его пожгли мало, а вот ели мы много. Для начала решили землянки выкопать, бани, конюшни, колодцы, всё по накатанной схеме.

Ну а потом сели мы с капитаном думать, как нашему уважаемому главкому помочь. Капитан как-то с ним очень сблизился. И в тайные планы войны был посвящён. Лейтенантов с нами не было. Они не были среди посвящённых.

— Мне пришла в голову мысль, и я её думаю. Давай думать вместе.

— Давай, а какая мысль?

— Для начала. Надо проникнуть в город, разведать там всё хорошо. Начертить планы бастионов. А потом уже думать, как эти бастионы штурмовать, но чтоб людей не потерять, и город не взять.

— Задача сложная, но интересная! Можно во время разведки ещё денег натырить. Армию то кормить надо, а у местного населения ничего отбирать нельзя, только покупать.

— План принимаем за основу, проблемы будем решать по мере их поступления.

— И первая проблема уже нарисовалась, и проблема я тебе скажу очень большая. Я не учил людей по стенам лазить.

— Да, это проблема. Так, ты ищешь подходящую стену. А я заказываю кошки. Всё я на доклад.

Мне досталось самое трудное, где в чистом поле найти каменную стену. Поднял свой взвод, разъяснил задачу. И пошли мы по двое, трое, каждый в свою сторону. Как ни странно, стену нашли быстро, это была мельница, каменная, высокая, ветряная. Я, прям, почувствовал себя Дон Кихотом, буду драться с мельницами.

Взяли в обозе верёвки навязали узлов. Оказалась в обозе и кошки были. Мы ж на войну шли, а война предполагает осады и штурмы. Бежим к мельнице, далее следующая проблема, как на такую высоту закинуть кошку. Надо суперменов из голливудских фильмов в армию брать, а берут почему-то крестьян. Вот не дорабатывают правительства всех времён и народов. Даже в мою голову такая простая мысль пришла, выходит я умнее всех правительств. Ну это я стебусь, в уме, от бессилия. Попробовали закинуть кошку, классическим способом, путём раскручивания, чуть бошки не попробивали друг другу. Надо что-то менять, какой-то не правильный подход к проблеме, нас много, а окно одно. Крыша была покатая, за неё кошка всё равно не зацепится, а вот окно как раз как межзубцовый проём, только маленький, и высота подходила, примерно на уровне четвёртого этажа.

Что ж делать, что ж делать? умная мысль, войди в тупую голову, ну пожалста, пожалста, пожалста!!! Обана вошла.

— Делаем так, ты бежишь во внутрь, поднимаешься по лестнице, сбрасываешь верёвку, закрепляешь там надёжно, а потом все по очереди тренируемся залазить, остальные тренируются кидать кошек в цель просто на поле, в длину, ещё не понятно, вот этот круг — цель. Отошли на сорок метров от него встали по окружности. Нет не так, ты сюда, ты сюда, а ты сюда, теперь понятно а вы двое со мной. Так ещё раз, вы тренируетесь лазить по очереди, вы кидать кошек, все вместе. Потом меняетесь. А мы бегом в ближайший лес или сад.

Леса не было, нашли садовый парк. Усадьба чья то, загородный дом богатого горожанина, при нём парк, а парке деревья. То, что нам нужно, ну, наверное. Если найдем подходящее. Зашли в ворота, идем к дому навстречу вышел не очень старый, не толстый мужик из-за спины выглядывала, миловидная, довольно молодая барышня, настоящая Марта или Анна, которая баден. Мужик спросил.

— Чем ихь может помогайт доблестный русишь официр.

Я решил поприкалываться.

— Ми есть русиш оккупант. Ми приходить сюда за один дерево, вы нам давайт пила и топор. Мы брать дерево и уходить. Пила, топор, шнель, шнель. Сопровождающие меня офигели.

— Ваше благородь, а вы где и когда научились говорить на прусском?

Тут офигел я.

— На каком прусском, это он говорит на ломанном русском, а я его передразниваю. Так, разбежались по парку, ищем дерево, прямое, метров восемь и выше. Что-нибудь из прочных сортов, бук, дуб, ясень, граб. Шнель, шнель!

Подчинённых ветром сдуло. Вышла Марта или Анна, вынесла топор и пилу. Я расплылся в улыбке на какую только был способен.

— Данке шон, а что такая прекрасная фройляйн делает сегодня вечером? Я хотеть пригласить фройляйн погулять по этому парку.

Что она поняла, чего не поняла? Я не знаю, она только улыбнулась и присела в книксете.

— Ауфвидерзеен.

Сказал я, поклонившись одной головой. Так резко, как офицеры царской армии, виденные мной в фильмах, в прошлой жизни. Она ещё раз книксетнула. Я развернулся и пошёл в парк. Дерево нашли не очень быстро, но нашли, оказался бук, спилили, срубили ветки, ошкурили. Вершина в самый раз, а вот комель толстоват, чуток подработал его топором почти идеально. Я опять пошёл к дому, постучал в дверь. Вышел тот же немец, я отдал топор и пилу, спросил.

— Я хотеть рубанок. Есть у вас рубанок?

Это слово вроде к нам из немецкого языка пришло, если б было русское — назвали бы строганок, он должен понять. Немец радостно закивал.

— Я, я, гер официр, ходить за мной.

И повёл нас за дом к какому-то сараю. Ага столярка. Нашёл рубанок, вышел, мои балбесы, открыв рты пялились на окно. Ага, Анна-Марта стоит на подоконнике, моет окно, чего-то напевает, ну как так получилось?

Я цыкнул, вручил балбесам рубанок, дал задание загнал в сарай. А сам начал с мужиком вести светскую беседу.

— Гер …эээ…???

— Шольц.

— Гер Шольц, у вас ведь есть родственники в городе. Он кивнул.

— Ни для кого не секрет, что мы скоро будем штурмовать Кёнигсберг. А за вашу неоценимую помощь я могу взять под защиту ваших близких. Но мне надо знать, где они живут? Что бы я смог их быстро найти и с ними ничего не успело произойти.

— Какой помощь я должен вам совершить.

Говорил он хуже, чем понимал. Или прикидывался.

— Вы уже помогли, дерево, пила, топор, рубанок. Мы не хотим, что б люди поступали против своей совести. Никто не хочет, что б вы кого-то предавали.

(ага, как же, очень даже хотим. Всем нужно предательство, а вот предатели нет.)

— Ви на самом деле не хотеть, от меня никаких сведений.

— Ни каких, только адрес ваших близких, и что нибудь, чтоб они поняли, что я от вас и не желаю им зла, папир напишите, или игрушку дайте, детскую. А лучше и то и другое. И вы не сказали, кто у вас там? Только письмо нужно сегодня, чтоб вы не могли вычислить дату штурма и предупредить. Я тоже не хочу быть изменником.

— Я сейчас всё сделаю. Герда спустись сюда и объясни гер официр, где живёт твоя сестра.

Надо же какой облом, ни Марта, ни даже Анна, а как же баден?? Обыидно слущай!

Зашёл в сарай проконтролировать работу, балбесы справлялись, стружка летела во все стороны, шест приобретал нужную форму, но вот вес! А если ещё и на конце человек будет, ну ничего постепенно высохнет, лишь бы не поломался.

— Как закончите, уберите за собой, и на Герду, зайки мои, не пялиться, это моя зая.

Балбесы удивлённо вопросительно поглядели на меня.

— ….эээээ…… а почему мы зайцы?

— Хотите называться балбесами?

— Нет,

— Ну и какие тогда вопросы? Не балбесы — значит зайки.

Солдат переклинило. Они никак не могли понять моей логики. А я и сам её не понимал, пока, вот подумаю, разберусь, и найду логическое объяснение.

О, уже нашёл, они кору пробовали, когда определяли породы деревьев, я ещё тогда подумал (вот балбесы, по веткам определить не могут)

— Закончите, посидите тут, пока не позову. Мне с хозяевами переговорить надо, секретно!

Кивки головами. Мы уже почти приучились разговаривать жестами. Ввели мы такую практику между диверсантами, меньше слов — больше жестов.

Вышел из сарая, на встречу Марта, тфу ты, Герда.

Ууу какое декольте. И, что это я раньше не замечал? Она, что переодеться успела? как говорится, знак внимания защитан. А как же с ней разговаривать? Может она тоже, по-русски говорит?

— Я плёхо гофорить по-русски. Я не есть много общаться с русский купец.

Ага, понятно, значит с купцами дела ведут. Торговец.

В это время, купец, очень уважаемая профессия, и не потому, что богат, а потому, что риск, порой, больше, чем у тех же солдат. Грабежи на дорогах — дело обыденное.

Читатель скажет, что рискованнее, чем служить в армии — профессии нет, особенно в средние века. И будет не прав, смертность в армии не превышала смертности на гражданке. Удивлены, объясню.

Во-первых потому, что на поле боя гибло не более трёх процентов. Огнестрельное оружие было очень неприцельное одна пуля из тридцати попадала в цель, и это не означало обязательную смерть, ранение, чаще лёгкое, перелом рёбер, ну пальцы отстрелит, ногу поломает. Смертельные ранения от огненного боя — крайне редки. А вот штыковые атаки, буквально опустошали подразделения. В Европе же до штыковых атак старались дело не доводить. А вот в русской армии, больше внимания уделялось именно штыковому бою. Пуля дура — штык молодец, не на пустом месте придумано.

А ещё, эпидемии косили целыми городами, а как сами понимаете, что гражданский, что военный одинаково болеет. А военные то в основном люди молодые, вот они и болели, и умирали реже.

Это я про смертность задумался, чтоб от декольте отвлечься и с мыслями собраться. Не получилось. Жаль, что нет поблизости, занятого нашими войсками, городка с «культурными» заведениями.

Я чокнулся, пялюсь в декольте, а думаю о статистике смертности. Надо что-то говорить.

— Дак у вас в городе сестра живёт? Анна или Марта?

Ух, вроде вопрос к месту. И далась мне эта Марта? Купающаяся Герда, тоже даже очень ничего.

— Нет, Гретхен.

— Ой как интересно, вы Герда она Гретхен. А как её найти?

— Она жить на третьей улица от стена. Проход через третий ворота. У них на дом висит большой калач, она есть жена булочника.

— Вот как хорошо получилось. Её легко можно будет найти. А от вас ей, что передать? Может какая-нибудь есть вещ? чтобы она сразу поняла, что я от вас.

— О, не беспокоиться, фатер писать письмо.

Вот же блин, и пригласить девушку некуда, кроме как к ней же в гости. Появилсяпапа, в руке конверт, запечатан сургучом. Он, что в штаб письмо писал, похоже это шпион. Виду не подаём, берём конверт улыбаясь. Кричу.

— Эй, заи! У вас всё готово?

— Готово, ваше бродь.

— Выходите, и к мельнице, я вас догоню.

И к хозяевам.

— Данке Шон! Гер Шольц. Данке фроляйн Грета. Надеюсь, ещё увидимся.

— Я, я, когда вам нужен второй дерево.

Подколол немчура! Вот обрюхачу твою дочку, посмотрим, кто из нас будет смеяться последним!

И я пошёл догонять своих балбесов.

Пришли к мельнице, время к ужину. Я оставил двоих охранять инвентарь, с остальными двинулся в городок. Доложил командиру о прибытии.

— Как тренировки идут?

— Не знаю, я шест готовил, ещё одну хитрость вспомнил из нашего времени. И вот ещё, почитай.

— Что это?

— Не знаю, или письмо дочери, или разведданные.

Командир вскрыл конверт, пробежал глазами.

— Какой-то папа пишет дочери, что податель сего письма очень хороший человек, и защитит всю её семью от варваров. И кто этот хороший человек?

— Я.

— А варвары я так понимаю, мы все?

— Правильно понимаешь.

— И, что нам это даёт?

Пока не знаю, но есть план использовать Гретхен, вернее её дом в качестве убежища, пока мы будем разведывать город.

— Мысль дельная, а не сдадут?

— А мы ей намекнём, что папа и сестричка тут в заложниках. Теперь две мысли надо обдумать.

Первая, как такую прорву денег стырить?

Полковые кассы брать нет смысла, в них денег мало, и кипишь поднимем, на местный криминал ограбление десятков полковых касс не спишут, начнут искать именно диверсантов. Ростовщиков тоже трясти бесполезно, умрут, а деньги не отдадут, а сами мы ни в жизнь не найдём. Банков как мы привыкли — тоже пока не существует.

— Я докладывал Опраксину, он сказал, что если с деньгами не получиться, то и ну его, больше поводов снять осаду и уйти.

— А ты знаешь, что Опраксина за это под суд отдадут. Обвинят в предательстве.

Матвей Григорьевич посмотрел на меня с недоверием.

— Точно?

— Точнее не бывает. Я этот период истории отдельно изучал, после фильма про гардемаринов. Я ж не сам по себе такой умный, просчитал все тайны «мадридского двора».

— Елизавета не допустит.

— Императрица тяжело заболеет, и не будет управлять государством, а Пётр Фёдорович. Ещё не Император.

— И, что будем делать?

— Есть у меня план, подставим кого-нибудь из враждебной для нас партии.

— Румянцев подойдёт!

— Пусть будет Румянцев. Если, скажем во время вылазки, Опраксин получит тяжёлое ранение, и штурм окажется не удачным, солдаты и офицеры начнут возмущаться невыплатами, Румянцев повернёт домой?

— А куда ему деваться?

— Надо наших лейтенантов в дело посвящать, без них ну никак. Вдвоём мы это ну никак не осилим.

— Ну зови,

— И ещё, я щас своих балбесов на тренировки отправлю, на мельницу. На стену то нам придётся ночью лезть, вот пусть ночью и тренируются.

— Добро, действуй, и распорядись там на счёт ужина для всех четверых, сюда.

Я отправился к своим диверсантам. Отдал соответствующие распоряжения. Нашёл лейтенантов, и мы вместе пошли к командиру.

Сидим, едим, даже по паре рюмок выпили.

Лейтенанты поглядывали на меня с каким-то непониманием. Ладно, они могут есть за одним столом с капитаном. Я могу, есть за одним столом с лейтенантами, должность то у меня офицерская. Но звания и дворянства у меня нет. А тут такой вельможный вельможа, и с таким, мной за одним столом. Начал капитан.

— Павел Степанович, Егор Иванович я должен открыть вам государственную тайну!

Поклянитесь, что вы о ней не расскажете никому, до особого распоряжения, моего или фельдмаршала Опраксина. Так получилось, что унтер-офицер в курсе всего, и всячески мне помогает.

Они поклялись.

И капитан рассказал им тайны «мадридского двора», приплёл ещё заговор, которого, по сути, не было. Объяснил, почему мы действуем тайно, хотя и в интересах короны и государства.

— А план дальнейших действий нам изложит командир взвода диверсантов.

Подчеркнул мою должность Матвей Григорьевич.

— Сначала мой взвод проникает в Кёнигсберг, там мы всё разведываем, возвращаемся назад, провоцируем вылазку, неприятеля из города. Во время вылазки, якобы, будет ранен главнокомандующий. Не тяжело, но рана даст осложнения. Далее мы устраиваем неудачный штурм, при котором никто не погибнет. Но и крепость мы не возьмём, как такое возможно потом придумаем. Во время штурма надо две три роты тайно отправит в тыл, чтоб даже никто про них не слышал. Это будут наши потери.

— Кого на роль погибших назначить, я знаю, их командиры тоже в курсе.

— Вообще здорово, они же и в потешном штурме пусть участвуют. А после штурма так прямо и пусть в тыл уходят, типа все раненые и убитые. А сколько рот таких есть, нам потери нужны большие. Шесть семь рот достаточно будет. А оборонятся будем мы, вырежем охрану на каком-нибудь участке стены, вырежем подразделение, которое должно этот участок оборонять. Переоденемся в их форму, их переоденем в свою, скинем со стен, и будут они изображать убитых русских солдат. Палить будем холостыми, на какое-то время запустим штурмующих. И вместе с ними уйдем к своим, часть трупов надо на стене оставить, нет всех на стене оставим, и переодевать не надо. А под стеной убитых тоже изображать не обязательно. Мы ж своих бросать не будем. Всех с поля боя вынесем и убитых, и раненых.

А после штурма фельдмаршал потеряет сознание от раны. Совсем, совсем ему плохо станет. И на его место встанет Румянцев. И далее начинается тихое недовольство, денег не платят продуктов мало, экзекуции опять же, и штурм не удался, и потери огромные. Вот тут господа офицеры и нужна ваша помощь, вы будете сеять недовольство. Я закончил.

— Предложения, добавление к плану есть?

Всё, хорошо, ещё обдумайте и доложите. Неделя две у нас ещё есть.

— У меня есть ещё один не решённый вопрос.

Это опять я.

— Мне нужен человек со знанием немецкого языка. Когда я буду в городе, мне надо будет как-то с местными общаться.

— Я знаю.

Встрепенулся один из поручиков. Роль простого распускателя слухов его уже не удовлетворяла, ему хотелось приключений.

— Отлично, на время операции прикомандировываетесь к подразделению унтер-офицера. А вы (капитан обратился к другому) командуете его полуротой. Я завтра утром на доклад к верховному, а вы согласно плану, выполнять.

И мы вышли из землянки, я обратился к лейтенанту.

— Ваше благородие, пойдёмте тренироваться.

Он замахал руками.

— Я, пока, для тебя не благородие. Я пока твой подчинённый.

— Добре, буду звать тебя поручик для краткости, язык жестов ты выучил? Хорошо, сработаемся.

Подошли к месту тренировки, личный состав отдыхал, при виде нас прозвучала команда «смирно» один из капралов подскочил к нам, приложил руку к козырьку, начал у старшего по званию спрашивать разрешение обратиться ко мне. Поручик ответил.

— Я теперь рядовой вашего взвода в звании поручика. Вот такой вот нюанс. Зовите меня поручик, но без чинопочитания. Это пока я к вам прикомандирован.

Было видно, что он гордиться тем, что стал частью нас.

— Надеюсь успели отдохнуть «это уже я заговорил». Продолжаем тренировки, поручик на верёвку, остальные смотрим сюда. Несите шест. Вы двое берёте за этот конец, так что бы удобно было бежать. Я беру его вот так, когда я добегу до стены, вы не останавливайтесь, а запихивайте меня на верх. всё смотрим, ищем ошибки. Я сам первый раз это делать буду. Вот тут возле верёвки поднимать меня будете, если упаду, то может зацепиться успею. Погнали.

Ни с первого, ни со второго раза ничего не получилось. Но раза с десятого я сумел-таки засунуть кошку в окно, схватился за верёвку и по ней спустился в низ. Ура, я крутой.

Начали тренироваться другие тройки. Лейтенант тренировался карабкаться по верёвки, видно было, что он очень старается, и ему это доставляет удовольствие. Хороший оказался парень. А возле него то вверх то вниз пробегали наши парни. Время от времени устраивали отдых лейтенанту, остальные и так отдыхали, пока ждали очереди, шест то был всего один.

Перед рассветом я отдал приказ прекратить безобразия «а как назвать беготню по стенам?».

Построились и пошли в военный городок. Лейтенант в общем строю, прямо, светился от возбуждения и радости.

Глава 9. Большая политика

Через три дня, а вернее ночи все бегали по стенам, можно сказать, идеально. Придумали обвязать подошвы мягким войлоком, чтоб не топать как ёжики. За это время мои балбесы эволюционировали, от зайцев к снежным барсам, через кошек, ёжиков и горных козлов. В общем можно было начинать операцию. Капитан и я «по особому указанию» пошли на совещание к САМОМУ!!!!! Пока наш командир разъяснял суть операции всем собравшимся, главком смотрел на меня не отрываясь. Хотел понять, что я испытываю — страх, сомнение, неуверенность, ничего этого у меня не было. Я не сомневался, не боялся, а главное я был уверен, что мы всё делаем правильно. Надо ослабить партию войны. А то легко им ни за, что не отвечая, требовать победы. А вот пусть теперь Румянцев «он стоял тут же» в условиях дефицита всего, попробует наступать. А мы ему поможем, облажаться!

Началось обсуждение. План то был вроде как не мой, а самого главкома, а капитан лишь ввёл всех в курс дела. Кто-то высказал сомнения в успехе разведывательной операции, Опраксин возразил

— Пока не попробуем, не узнаем! А посылать людей на неизвестное число врагов и пушек, то же не вариант. На этом обсуждение закончили. Опраксин сказал, доставая, гербовую бумагу из ящика стола.

— Указом её императорского величества, тебе присваивается личное дворянство, и звание подпрапорщика. Фамилия у тебя будет Дубровский. Далее, присвоение тебе очередных воинских званий, на усмотрение командования. Вплоть до капитан-майора, выше, на усмотрение сената и её императорского величества.

— Рад стараться! Служу её императорскому величеству и России.

Если честно, то я офигел. Я-то думал мне придётся главкома из-под пуль вытаскивать, а тут такая халява.

По дороге в подразделение я попытался поблагодарить Матвей Григорьевича и его матушку. Он меня перебил.

— Мы тут не причём, матушка сейчас не при дворе, наведывается, конечно, но не часто. Это я думаю твой «язык» тебя отблагодарил, весьма разговорчивый и легко внушаемый.

Вот хорошо, что я его не зарезал тогда, выбрал бы другова, мог бы попасть по полной. Остался бы жив какой нить индюк надутый, начал бы качать права, и полетели бы наши головушки в целях удовлетворения дворянской чести. А что дворянство, вот я получил дворянство, лучше я от этого стал? В Англии, дак вообще любой мошенник, натыривший бабла, может себе дворянство купить, вплоть до герцога, по-моему.

А эсквайры ихние, дык просто смех, с копейки на копейку перебиваются, наш кулак и то богаче был, ан нет, называть его следует «сэр». Хороший язык попался. Проникся, ведь мог быть зарезанным.

— Что ты думаешь по поводу Петра Фёдоровича?

— А что с ним не так?

— Да пишут мне, что уж больно рьяно он немчика обхаживает. Пылинки сдувает, в прямом смысле, а в переносном, чудь ли задницу ему не подтирает. Одного офицера на каторгу отправил, за попытку вызвать немца на дуэль.

— Тут то как раз всё понятно, офицер наверняка был из пятой колонны, сторонник войны.

— Думаю да.

— Кому-то надо будет уговорить Фридриха заключить с нами мир. Вот нашего фрица на эту роль и готовят. Он распишет Фридриху, как будущий император восхищается всем немецким, как он боготворит Фридриха, как он неумело старается подрожать ему. Ты же знаешь наследника, ведь он нормальный парень, не педофил какой-нибудь, девок любит, причём, девок, девок, а не девок нимфеток.

— Ты Софию Августу, имеешь в виду?

— Да, вот тебе нравятся плоскогрудые, без попые, похожие на мальчиков партнёрши по постели, вот и мне нет и ему тоже. А ему как раз такую и подкладывали, но тут он молодец, проявил твёрдость. Не стал малолетку…эээээ…, ну в общем не стал. Дождался пока она вырастет и, как положено заделал наследника, ещё не известно, что бы было если б он в четырнадцать наследника заделал, как настаивала государыня. Выжила бы София Августа, или вместе с младенцем умерла?

— С этой точки я на события не смотрел. Думаю, чего это он? такая красивая жена. А он с фрейлиной таскается. А тут ещё слухи, что у него чуть ли не любовь к твоему пленному, я уж о нехорошем подумал.

— Ну вот любит он эту девицу, и спит потому с ней, а Софию будет уважать. Он и так через себя переступает, когда за немцем ухаживает, ну хоть в чём-то он может себя побаловать.

— Жалко, что меня истории не учили и политэкономии, меня учили допросы производить, и анализировать данные. Давай зайдём ко мне, надо же обмыть твоё повышение. Денщик, а позови ка нам господ офицеров, и передай диверсантам мой приказ, немедленно прекратить тренировки, отдыхать, можно по сто грамм выпить, за ужином.

И мы отметили это важное событие, первое офицерское звание и дворянство. Поручики смотрели на меня восхищённо, они искренне радовались за меня.

А вот интересно, я Дубровский, я тот самый Дубровский? Даже если нет, никаким Троекуровым возле себя не позволю богатеть, всех разорю и по миру пущу, без штанов.

Утром, чуть свет я прибежал к командиру.

— Матвей Григорьевич! Я знаю, как немцев на вылазку выманить.

Командир посмотрел на меня мутными, сонными глазами.

— Ты чо, над этим всю ночь думал?

— Нет, во сне приснилось.

Капитан уже проснулся, и смотрел осмысленней

— И что же тебе приснилось?

— Бег! Будто бежим мы по городу, а в руках у нас полковые штандарты.

— А ведь сработает, даже если сразу не кинуться. Можно потом подразнить. Развернуть ввиду у города их знамя пониже, а наше над ним.

— В таком случае мне нужно прикрытие. Когда из ворот выбегать буду со своими. И там же, надо, что бы главком подставился.

— И в какие ворота ты будешь выбегать?

— Мне снились южные. Корректируем план. Я проникаю в город, сразу бежим в центр, находим, полковой штаб, грабим и через южные ворота уходим домой. И людей к ним я заранее пошлю, чтоб они всех аннигилировали и ворота открыть успели. А всем командирам скажем, кроме главкома, мол не сумели, по-тихому, проникнуть, правы вы были. Не виноватые мы.

— План годиться, перед рассветом, лезете на стену всех там режете, берёте языка, он вас ведёт в штаб, грабите и бегом к воротам, а я с остальной ротой и главкомом, буду вас ждать. Ну ещё пару рот возьмём для прикрытия. Иди, отдыхай, до работы ещё почти целые сутки.

Глава 10. Диверсия.

Спать не хотелось, а хотелось пойти к Герде. Ну вот ни как нельзя, вдруг прокалюсь, а вдруг у них связь есть с городом. Осада осадой, но всегда есть тайные калиточки. Может вообще тайный ход идёт с этого особняка прямиком в город. Паранойя, как бы я жил без тебя. О дак это ж не паранойя, это душа предупреждает, спасибо душа, и я опять уснул.

Отдых отдыхом, а распорядок никто не отменял, армия есть армия. Встал, умылся, позавтракал, и тут меня накрыло. Вот же я идиот! А как часто часовые на сенах меняются? Прямо холодным потом прошибло!

— Взвод, боевая тревога, через четверть часа выдвигаемся.

В секунду на поляне ни кого не стало, в том числе и меня, надел маскхалат, вооружился и бегом на поляну, почти все на месте, отстающие бегут прямо передо мной, молодцы ребята, не ребята, барсы. Далее бежим к восточным стенам, в полуверсте залегаем и ползём до расстояния зрительного контакта, по дороге объясняю задачу. Рассредоточились, лежим, наблюдаем. А мне то надо и про обед и ужин подумать, я ж командир. Оставляю зама, сам ползу назад. Вернулся в роту, доложил капитану, куда это мы все пропали, и зачем. Получил у нового старшины, и кода только капитан успел назначить? сух паёк, и бегом, а потом и ползком назад. Солдаты одобрительно на меня … промолчали. Наблюдали, фиксировали, полвзвода дремали. Лежавший рядом со мной капрал спросил.

— Ваш бродь, а за что можно офицерский чин и дворянство получить? Ребята очень за вас рады, и тоже хотят стать помещиками.

— Я пока не помещик, поместья то у меня нет. А чин получил, за то, что вами хорошо командую, мы уже сколько всего хорошего сделали, а потерь у нас нет. Вот будем так же воевать, оценит командование полезность диверсионной работы, начнут увеличивать штат, до размеров роты, и на других участках боевых действий диверсантов захотят. Вот тогда и вам чины перепадут.

— Дак значит есть у нас шанс?

— И не просто шанс. А обязательно так и будет.

Наступила ночь, отдыха, конечно, не получилось, но и не устали мы, а перед рассветом, ещё светать не начало, поползли к стене, выбрали участок, где караулы реже менялись, или прикрывающие этот участок были не в полном составе, или ленились, за то и поплатятся. Опят прошло как по писанному. Говорят, что военные планы действуют только до первого выстрела, дак вот, у нас, выстрелов то и не было, всё сделали ножами. Подняли на шесте одного, он скинул верёвку, тут же подняли второго, по верёвке уже кто то забирается, уже по двум, вот и третья. пара минут и я внизу уже один остался, ухватился, пытался лезть, какой там в одно мгновение затянули наверх, чуть не стряхнули с верёвки, едва удержался.

Пол группы понеслось, если можно так сказать про переползание и подкрадывание, по стене в сторону южных ворот, по пути вырезая караульных. Остальные, во главе меня, помчались в центр. Проводник, связанный с заткнутым ртом и без сознания, ехал на наших ребятах, чуток отбежали от стены, надавали проводнику по щекам, побрызгали водой. Очнулся. Поставили на ноги, поручик задал ему вопрос по-немецки, он кивнул, ещё чего-то спросил, он опять кивнул, ещё чего-то, он повернулся и показал направление. Пробежали немного, проводник остановился указал на дверь, подёргали закрыто, а дверь то массивная, без большого шума её не сломать. Вот про дверь то я и не подумал. Вот чего сейчас делать, моей головой долбить? Других вариантов я не вижу. А вот поручик увидел, пока я тупо пялился на дверь. Мои балбесы, нет — мои барсы подняли на шесте одного бойца с двумя кошками, одну он зацепил за раму. Двое других дернули, треск, двое ловят раму внизу, даже об этом подумали. Вот ведь ПСЫ ВОЙНЫ! Наш боец уже внутри, один лезет по верёвки, один с помощью шеста бежит по стене, я ещё не успел за верёвку ухватится, чтоб залезть, а мне уже дверь открывают изнутри. И тут моя душа запаниковала, отхожу чуть в сторону, нож наготове, выскакивает мужик в нижнем белье, бью рукояткой по бестолковке, следом выскакивает наш боец, вместе его заносим во внутрь. Картина передо мной предстала страшная, на первом этаже ещё не очень, как оказалось. Второй этаж был скользким. Посадили пленного на стул, привели в чувство. Молодец быстро в себя пришёл, если б оставался без сознания, пришлось бы прирезать. Возится нам с ним было некогда, поручик занялся допросом, мои барсы уже шерстили по комнатам. А я думал, что делать с пленным. Зарезать, дык вроде как пленный, а с другой стороны, он видел наши маскхалаты, или сами применять начнут, что не есть хорошо, или часовых проинструктируют высматривать бугорки, или и то и другое. С собой его тащить, дак тоже проблемно. Забежал один из диверсантов, доложил о находке сейфа, забежал второй, знамя уже тоже нашли и освободили от древка. Всё пора назад. Поручик поглядел на меня.

— Его надо брать с собой, очень ценный.

Я молча кивнул, разбираться, в чём его ценность не было времени, своим людям надо верить! Я жестом показал, уходим.

И мы побежали. Замотали пленного в маскхалат, взяли его одежду и помчались, германец было начал тормозить, но получил таких пенкарей, что предпочёл не артачится. только, только начало светать. Мы бежали не прячась, некогда, до ворот всего километров пять. Попался какой-то патруль, аннигилировали без шума. Они ни удивится не испугаться, не успели, к воротам не останавливаясь. Пленный, видя нашу жёсткость и целеустремлённость, даже не пытался сопротивляться и саботировать, проникся. Вот и ворота, начали открываться. Вроде как сами по себе, ага увидели нас такие ворота, и думают, лучше их выпустить. Мои барсы со стены сбегают и из сторожки, вместе ломанулись за город, ещё метров восемьсот надо пробежать, не снижая темпа, а там уже нас не достанут даже пушками. На бегу пересчитываю людей, где уж там, мы ж не строем бежим, я чего-то даже не спросил, а взятие штаба без потерь обошлось? Бежим, вот и первые наши дозоры, увидели лешаков, ничего не спросили. Сбавили темп, почти шагом пошли. Я на ходу сказал дозорным.

— Поднимай тревогу, возможна погоня.

И в городок, в штаб армии. Вот почему нет прикрытия, договаривались же. И тут загрохотало, где-то сзади. И, что это есть. Чего-то планы наши не срослись. Немец наш уже ноги едва переставлял, его двое парней под руки волокли. А сзади то не хилая перестрелка. Я оглянулся палят со стен, и артиллерия, и мушкеты, наши не отвечают. Смысла нет, ни ядра не пули не долетают, похоже они от бессилия, для очистки совести. Тут я опять подумал про потери.

Спросил у старшего, что шёл с десятком по стене, оказалось, ни потерь, ни ранений нет, в своём десятке всех пересчитал. Тоже обошлось, я с облегчением выдохнул. Вот свезло, так свезло.

Пришли в штаб доложили дежурному, оказалось, Опраксина нет, ни в штабе, ни на «квартире». Послал бойца за нашим ротным, оказалось, роты в землянках нет. Ну ладно, сидим, отдыхаем, напряжение постепенно сходит. Решил пораспрашивать поручика,

— Поручик, а чего это они все в штабе сидели, они, что по ночам планы составляют? И что это за важная птица?

Я кивком показал на пленного, он сейчас одевал штаны.

— Про пленного я тебе ничего не скажу. Это, как говорит наш командир, знание — не на твоё жалование.

— Понял, не дурак, был бы дурак — не понял. А что насчёт штаба?

— Тут всё просто, свободных домов нет, с приходом армии тесно стало в городе. Кёнигсберг, не Москва- там можно сто тысяч разместить — и не заметно будет.

— Значит всё просто, где работают, там же и ночуют.

Он кивнул.

— А вот ещё дело, надо его расспросить, пока его у нас не отняли. Подразделения что прикрывают участки стены, где квартируются. Это нам с тобой на будущее задания нужно.

Поручик поднялся, подошёл к германцу, заговорил. Потом кивнул одному из моих барсов, тот взял нож приставил к горлу пленного, и так на него посмотрел.

Пленный заговорил. Вот и умничка. А то потом, где эти сведения доставать? пленного заберут и больше не покажут.

— Подразделения прикрытия квартируются в ближайших домах, обычно это рота, участок от башни до башни. Если во время штурма, есть опасность не удержать оборону, ей из центра посылают на подмогу ещё кого-нибудь, войск в городе предостаточно. Их там больше, чем нас, если б они ещё и подготовлены были, точно бы вышли и нас, как ты говоришь, аннигилировали. Соваться нам туда нельзя. И вот что нам тут делать, какой смысл сидеть, и чего ждать?

— Чего-нибудь дождёмся, главком — мужик головастый.

Подождали ещё возле штаба, начали подтягиваться служащие. Свита так сказать. Я отправил пол взвода отдыхать, чего спрашивается сразу не догадался, хотел, наверное, сразу всех героев представить главкому. А вот и он, с нашим ротным и всей ротой, откуда они. Что такого секретного делали, что даже мне знать не положено.

Оказалось, что я лоханулся. Южные ворота по штабному, и южные ворота, по-моему, это две большие разницы. Оказалось, что мои южные ворота, это юго-восточные ворота, вот такой вот косяк.

Ждали нас ждали, в назначенном месте, уже и Опраксин себе шишку на голове нарисовал и шляпой прикрыл для маскировки. А нас всё нет, когда загрохотало в стороне, думали — это мы с боем прорываемся. А мы всё не появляемся. И уже нас похоронили, в уме, размечтались киселя попить, блинов поесть, а тут мы при штабе сидим. И, наверное, им обидно стало, вон как орать начали, ругаются трёхэтажным матом. Наш немчик даже голову в плечи втянул.

Наконец успокоились. Отправили Румянцева отдыхать. А то всю ночь его на передовой промурыжили, бедного. Наконец Матвей Григорьевич спросил.

— Где остальные люди, какие потери?

Хороший человек. Прежде всего о людях заботиться.

— Потерь нет, остальных отправил отдыхать, сами вот пленного охраняем.

Капитан выдохнул с облегчением.

А что за стрельба была?

— Это они нам в спину палили, только мы уже вне зоны досягаемости были, мы уже наши роты прикрытия прошли. От отчаяния уже стреляли. Операция удалась, захватили сейф, знамя и пленного. Поручик сказал он очень ценный. План укреплений сейчас уже составляют, ну того участка стены, что второй десяток проходил, до ворот.

— Ну что ж, коротко и ясно.

Это уже главный заговорил

— Но хотелось бы подробностей, поручик, вы знаете немецкий язык? Отлично, уводите пленного и допросите, пока общие вопросы. Потом ещё допросим вместе. Капитан, вы отправляйтесь к диверсантам и помогите составить план укреплений, а то они люди не грамотные, напутают чего-нибудь. А ты подпрапорщик за мной, расскажешь подробности.

И мы все переместились в указанных направлениях, очень быстро.

Глава 11. Планы.

Разговор начал главнокомандующий.

— Мне твой командир говорил, что ты можешь предсказать будущее???

Вот это подстава, душа помогай, что делать? Что говорить? И зачем это командиру надо? ну зачем надо, понятно, надо же было как-то уговорить Опраксина на авантюру с ранением. Не говорить же ему, что мы из будущего, получается предсказатель самый лучший вариант. В «Мы из будущего» никто не поверит, а вот, разного рода, предсказателей сейчас пруд пруди, дело то житейское. А мне то, что теперь делать?

— Чего молчишь?

— Думаю, как вам объяснить? Это не совсем предсказание, это логические выводы на основе полученной информации.

— Ух ты, где слов то таких набрался?

— Дак я грамотный, меня барыня учила, я же вам докладывал, и книги я читаю, когда есть такая возможность.

— Какая возможность? война же.

— Дык война всего год идёт, и то мы девять месяцев под Ригой стояли, а два месяца под Кёнигсберг шли. Времени достаточно, было бы желание.

— Запутал ты меня, разговор в сторону увёл. Так что там тебе твоя логика говорит?

— Вам сразу выводы, или весь расклад объяснить?

— Давай выводы, расклад я и сам знаю.

— Вас отстранят от командования армией. И обвинят в предательстве за то, что вы не взяли Кёнигсберг.

— Нельзя Кёнигсберг брать, мы ж там всю армию Фридриха уничтожим, и свою тоже, и неизвестно, чья победа будет. Это на руку только британцам. Хоть они и союзники Фридриху.

— Я это знаю, вот почему про французская партия при дворе так резко усилилась. К ней примкнула про английская. Вот если бы, мы заняли Кёнигсберг раньше Фридриха, ему бы пришлось с нами мириться, а так он на коне. Вот вроде его город в осаде, а мы проигрываем.

— Прямо как мой генеральный штаб рассуждаешь. А если бы мы поспешили, и пришли к городу раньше армии Фридриха?

Было бы ещё хуже, гарнизон в городе очень сильный, сходу мы бы его не взяли. Всё равно пришлось бы в осаду вставать. А армия, которая от нас убегала, собралась бы в другом месте, и оказались бы мы между молотом и наковальней. А так получилось, что разбитая напуганная армия вошла в город. Посеяла панику, съела припасы, да ещё и теснота.

— Ну ты прямо один, можешь весь генштаб заменить!

Это Опраксин сказал уже с ноткой иронии.

— И … эээээ …, когда я сказал, что я не совсем предсказатель, это тоже не совсем верно, что-то я могу предсказать.

— Интересно, например что?

— Вот сегодня, когда пленного брали. Ребята в окно залезли, а он хотел через дверь убежать. Начал открывать, а я на улице стоял, и как то я почувствовал, что это не мои, и почувствовал, что убивать его не надо, рукояткой ножа его по голове. И с воротами тоже странно получилось. Ведь не к тем воротам я людей посылал. Парни перепутали — бывает, но, а я то почему свою группу повёл именно к этим воротам, ведь как будто вёл меня кто-то именно к ним. А ещё я в карты выигрываю, точно знаю, когда у соперника карта хуже или лучше. Вот такой парадокс, вроде и предсказываю я, а как не знаю.

— Хорошо хоть так, всё равно в нашем тайном деле большой плюс. Дак, что ты предлагаешь делать дальше. План «А» не удался, но капитан говорил, что у тебя есть план «Б», выкладывай.

— Развернём захваченный штандарт, чтоб его со стен было видно, думаю полк захочет его вернуть не смотря ни на какие жертвы. Вот тут то вы и подставитесь, вылазку отобьём, вас, бессознательного, в штаб с личным лекарем, и нами, что бы лишние глаза и уши вас не прощупали, наша рота должна будет выполнять какое нибудь важное задание по разведке, это что бы даже тени на нас не упало, а то нас от вас отстранят, и всему плану хана. Мы подоспеем как раз вовремя, чтобы вас спасти и вылазку уничтожить, а через какое-то время вы придёте в себя. И опять начнёте командовать. Отдадите приказ к штурму, и штурмовать пойдут проштрафившиеся роты, чтоб смыли позор кровью. Будем играть спектакль. Мы переоденемся в одежду погибших немцев, захватим один участок стены. Роты будут идти на приступ, мы везти по ним огонь, естественно холостыми. В Кёнигсберге есть правило, пока не просят подмоги, на помощь не приходят. Если даже кто-то и захочет помочь, офицеры по-немецки скажут, мол сами справляемся. А потом мы позволим прорваться штурмующим на стену и вместе с ними уходим к своим. А штурмующие роты отбывают в ту деревеньку, где у нас раненые лечатся, дескать все раненые, а кто не ранен, то возчики и охрана. Так мы понесём невосполнимые потери. Вам станет плохо. Мы вернёмся с задания, встанем тут же на вашу охрану. А власть перейдёт к вашему заместителю. Вот пусть он и решает, как ему отступить. Но его-то под суд не отдадут, скажут объективные обстоятельства, принял единственное правильное решение. Ух, аж вспотел, как вам мой план?

— Сумасшедший, наверное, только такой и может сработать. Будем думать.

— Чудь не забыл, ваша светлость, надо, чтоб во время вылазки противник отбил своё знамя.

Вопросительный взгляд на меня.

— Если знамя останется у нас, ваш заместитель захочет им воспользоваться, и будет дальше провоцировать врага на вылазки.

— Логично. Ну что ж, ступай братец, сегодняшний, твой и твоих диверсантов, подвиг дорого стоит. Умудриться пройти по вражескому городу, захватить трофеи, и не потерять ни одного человека. Надо бы всех таким же умениям обучить. Но это потом обсудим, а пока вот на

Опраксин достал из стола кошелёк,

— Награди своих солдат, всё ступай.

Я отдал честь и пошёл к своим. Мои удавы спали. Положил кошель на видное место и тоже завалился. Проснулся от запаха чего-то вкусного. УУУ как я проголодался. Быстро оделся, помылся, взял котелок с кашей, начал есть,

— Ваше бродь, тут ваш кошель нашли.

Осторожно начал один удав.

— Это не мой кошель, это наш кошель, награда от их светлости. Ордена и медали будут потом. Поделите между собой, и про поручика не забудьте.

Солдаты обрадовались, тут же развязали высыпали на стол и обомлели, в кошельке было золото, полновесные империалы. Посчитали чуть не прослезились, как раз двадцать пять. Или стандарт, или нас посчитали. Ай да Опраксин, а я-то думал, что это серебро. Хотел всё солдатам отдать, но моя жаба, увидев золото, возмутилась, я тоже такое хочу, я тоже заслужила награду, и, если ты откажешься, тебя заподозрят в чём-нибудь. Аргументы у моей жабы железные.

— Так, господа удавы, сегодня, пока никаких распоряжений нет — отдыхаем. Можно по рюмке пропустить, что бы стресс снять, но не более, вдруг срочное задание. И приведите себя в божеский вид. Да и меня тоже. Я к капитану, на доклад.

— Ваше бродь, а разрешите вопрос, почему это мы в удавов эволюционировали?

Ишь ты, слова какие запомнил. И ведь смысл их тоже понимает, я улыбнулся.

— Очень быстро вы у меня эволюционируете. Вначале были зайками, потому что белые и пушистые.

Все заржали, я продолжил.

Потом стали ёжиками, колючими и топотучими. Потом горными козлами, на каменную стену взбирались как горный козёл на скалу, а потом барсами, бесшумными, страшными, но симпатичными добытчиками. А щас вы удавы, потому что давите врага без сожаления, без сомнения, без эмоций, как будто и не человеки они, а так, очередной обед. И спите потом как удавы, спокойно.

— Ну барин, ты и загнул. А ведь верно совесть то не мучает.

— Тихо, стоп, а то щас договоритесь, отменю отдых. Во-первых, я не барин, вот куплю имение, и тогда будут меня смерды барином называть, а вы солдаты императорской армии, тут бар нету, тут есть командиры. А совесть вас не мучает, потому что греха за эти убийства на вас нет, грех этот ложится на ваших командиров, от меня и выше.

И я ушёл к капитану, надо было всё обдумать. Операция предстояла сумасшедшая, и весьма рискованная.

Спустился в землянку командира. Офицеры уже были там. Я отдал честь и доложился, строго по уставу, капитан махнул рукой на импровизированную табуретку, я сел.

— Вопрос у нас возник к тебе. Вот Павел Степанович хочет в твой взвод.

Вот, новый поворот???

— Павел Степанович, показал себя бесстрашным и очень сообразительным командиром, я только за. К тому же знание языка сыграло решающую роль в прошедшей операции. Только вот какую должность он будет занимать? Как я понимаю командира взвода? А ме….

— Нет!

Перебил меня командир.

— Он хочет послужить под твоим началом, набраться опыта, научиться всему.

Опять поворот, должности меня лишать не хотят. Подсидеть, так сказать, никто не собирается. Сижу вопросительно смотрю.

— Я назначу его твоим замом, скажем, по связям с общественностью.

Я чуть не заржал, вспомнив как он «связывался» с пленным, посредством ножа и страшной рожи одного из удавов.

— Ну, что согласен?

— Всеми руками за! И вот ещё, Матвей Григорьевич, надо всю роту по стенам лазать учить. Скоро приводить наш план в действие.

— И верно, Егор Иванович, берите полуроту, пару диверсантов, в качестве инструкторов, и вперёд на мельницу. Пол ночи гоняешь, а потом меняешь. Стой не убегай есть ещё одно дело.

И он достал из «сейфа» гербовую бумагу.

— Именем её императорского величества, за мужество и героизм проявленные при выполнении особо секретного и рискованного задания. Подпрапорщику Дубровскому присваивается очередное воинское звание, прапорщика. Приказ «такой-то» от числа «такого-то». Фельдмаршал Опраксин. Поздравляю!

Умеет Опраксин удивлять. Я стоял, открыв рот.

— Рад стараться, служу государыне Императрице!

Наконец нашёл, что сказать. Это ж надо до такой степени стормозить.

Все меня поздравляли, пожимали руку, чего-то говорили, хлопали по плечу. А я стоял с такой умильной рожей. Всё-таки уж очень неожиданно. Наконец я отморозился, начал соображать, вспомнил.

— Павел Степанович, вот вам от фельдмаршала награда за выполненное задание, и я протянул империал. Солдатам и мне тоже досталось по империалу.

Сказал я, поймав вопросительный взгляд.

— Матвей Григорьевич, пожалуйста, положите эти деньги и документ к остальным моим бумагам.

Я протянул гербовую бумагу и свой империал. На том и разошлись.

Глава12. Планы корректирует враг.

Я вообще-то считал себя человеком не глупым и рассудительным, жизнь всегда найдёт способ доказать обратное.

Проснулся от шума и выстрелов. Подскочил, надел разрузку, схватил фузею и вон из землянки, удавы выбегали, кто следом, кто передо мной. Кричу.

— За мной!

И бежим к штабу, ну как бежим меньше сотни метров, мы ж подчинялись непосредственно штабу, мы ж единственная специальная разведрота. Вот и рыли землянки как можно ближе. Прибежали, оказалось нас пол роты и мой взвод, пол роты то бегала по стенам, на мельнице. И тут появились они, фрицы, бегут, орут, напугать хотят, дали залп, даже перезаряжать не стали, встретили в штыки. А их то оказалось гораздо, гораздо больше. Бились мы отчаянно. На какой-то момент, мы их остановили, кололи, кололи и кололи. Но они всё напирали, да сколько ж их? И тут случилось странное, мой зам бросает в эту толпу знамя, их знамя.

— Русиш бр-бр-бр, штандарт бр-бр-бр шнель бр-бр-бр. И толпа отхлынула, развернулась и дёрнула назад, оставив убитых и раненых. И, что это было?

— Разоружить раненых и убитых, помочь нашим раненым. Убитых снести за городок. Раздеть и похоронить. Раненых в лазарет. Они сейчас пленные.

Вначале наших раненых в лазарет, потом пленных.

— Дак у нас всего двое, ваш бродь.

— А убитых сколько?

Дак нету!

А вздохнул с облегчением, опять свезло. Вот читатель скажет, надо же какой везучий, как же ему всё легко даётся. Но это скажет не внимательный читатель.

С пяти лет я только и делал что тренировался. Причём с пяти это планомерно. А до пяти, с самого рождения просто бегал, приседал, отжимался. Восемь лет армейских тренировок, вместе с ротой. И вот результат, пять минут (а может и меньше) штыкового боя с превосходящим противником, мы выдержали легко, наверное, тем двоим раненым попались хорошо обученные враги. Я повернулся, сделал пару шагов, хотел проведать главкома. Дорогу мне преградил поручик.

— Главком ранен, к нему нельзя.

И смотрит на меня, начну ли я спорить или в драку полезу, но я своим людям привык доверять, раз сказано нельзя, надо слушать, а то и мои приказы потом начнут оспаривать. Поручик умный, вон как быстро сообразил, что фрицы за штандартом прибегали. Если меня к нему заместителем назначат, честное слово, только рад буду.

— За лекарем послал?

— Нет.

Я развернулся и крикнул.

— Савелий, бери хоть десятерых человек, и бегом за личным лекарем главкома, сонного, пьяного, больного, бегом сюда, и на себе его несите, он человек пожилой, бегает медленно, бегом, командира ранило.

Мой взвод, как ветром сдуло, ничего служебное рвение — дело хорошее. Я развернулся к поручику.

— А тебе вовнутрь можно?

— Да.

— Дак чего стоишь, быстро перевязывать раны главкому, я вместо тебя тут никого пускать не буду. Поручик понял, что я понял, что от меня требуется. Скрылся за дверями, я зарядил фузею, протёр штык от крови, встал в дверях. Начали подтягиваться штабные, первый какой-то полковник хотел войти, в упор меня не видя. Я преградил путь, направив на него ружьё.

— Приказ главкома! никого не пускать кроме лекаря. За нарушение расстрел на месте, рота к бою.

Полковник растерялся, оглядел нас (рота ощетинилась штыками). Понял, глоткой и авторитетом нас не возьмёшь. Отошёл, подтянулись другие штабные, скучковались, чего-то обсуждают. Прибежала вторая половина нашей роты, во главе с капитаном, он тоже тренировался карабкаться на стену. Подошёл ко мне.

— Что произошло?

— Главком ранен, ему помогает Павел Степанович,

Не успел договорить, как увидели, несётся странная процессия, впереди клином, раздвигая и отбрасывая по сторонам редких солдат, не успевших убраться с дороги, наша диверсионная группа, за ней следом носилки с сидящим боком лекарем, далее на плече у солдата несётся саквояж, и замыкает процессию сундук, видно с лекарствами, и всё это на максимальной скорости на какую только был способен человек. Прониклись ребята, и пяти минут не прошло от отбытия отсюда, и прибытия сюда же.

Лекаря выгрузили на крыльцо, дали в руки саквояж, я отошёл в сторону и открыл дверь. Вовнутрь даже не пытался заглянуть. Меньше видишь — крепче потенция. Молодцы удавы, правильно сообразили и носилки с лекарем четверо человек несли, так удобнее бежать нежели вдвоём и саквояж на костыль, и на плечи два человека тоже удобнее нежели в одного. И сундук через ручку два шеста и в четвером. И бежали во весь дух.

Капитан поглядел на это всё, хмыкнул, спросил.

— А сундук то зачем?

— Там лекарство, вдруг какое срочно понадобится, а туда-сюда бегать, это время.

— Логично, молодцы! благодарность вам за сообразительность!

— Рад стараться! Ваше высоко превосходительство!

— А теперь за дело, очистить территорию от трупов, раненых снести в лазарет.

И уже мне.

— Доложите, что и как тут произошло?

И я доложил, как всё было. С нужной точки зрения.

Докладывал громко, что б штабные слышали.

— Матвей Григорьевич, вы бы шли отдыхать, а я со своим взводом покараулю, вы ж всю ночь с ротой на тренировке были. Он поглядел на меня вопросительно, и отдал приказ.

— Рота отбой, утром будем решать, что дальше делать.

А я своему взводу приказал, рассредоточиться вокруг штаба, и никого не подпускать, даже в окна не заглядывать, ни самим, никому либо ещё. Здоровье главкома, есть военная тайна.

Вышел лекарь, доложил штабным, что раны не опасные, крови он потерял не много, лекарь прибыл быстро, за что спасибо диверсантам. Но сейчас фельдмаршалу нужно отдохнуть. И штабные разошлись, дрючить младших офицеров, и заодно выяснить, чего это было. А было вот чего.

В штабе врага нас просчитали. Поняли, что мы будем дразниться знаменем, и устраивать им ловушки. Решили не тянуть резину, и отобрать знамя назад.

И вот целый полк, не вступая ни в какие стычки, просто несётся от ворот к нашему штабу, сметая тех редких солдат, что стояли у них на пути. Роты заслона не успели построиться. Стреляли вдогонку, но прорывающиеся не обращали на это внимание. У них была благородная цель, смыть позор утери штандарта, уважаю. Они бежали пока не наткнулись на нас, вначале на наш залп, а пуля весом в двадцать шесть грамм, выпущенная в упор, прошивает человека на сквозь и ранит следующего, вот это и сбило темп, немцы просто запнулись об своих убитых и раненых уж очень плотно они бежали. Но и это они преодолели. Они бы нас точно втоптали бы в землю, всё-таки полк против полуроты. Но вот поручик сообразил быстро, что им надо, метнулся в штаб и вернул штандарт нуждающимся. Всё, как и было задумано нами. Вот только сделали они это по-своему.

Утром уже после завтрака вышел денщик Опраксина.

— Их светлость после завтрака велели собрать штаб. И ещё нужен новый дежурный офицер.

А ведь точно, тот, что был вчера погиб. Полез в штыковую, со шпагой. И где ж у нас продаются дежурные офицеры? Я как-то в работу штаба не вникал, ну пришёл, доложился, получил награду и ушёл. И как собирать штаб? Где у нас полковники и генералы живут? Сам то Опраксин жил как раз в штабе, жилья то вокруг не было, в Кёнигсберге не поселишься. Придумал, переложу эти заботы на плечи Матвей Григорьевича, он отдохнул уже, а я всю ночь бдил. Отправил одного удава к капитану, доложить о нашей проблеме, и вуаля всё решилось. Пришёл офицер доложил, что он сегодня дежурный при штабе. Я постучал в дверь, услышал.

— Пусть войдёт.

Отошёл в сторону пропуская дежурного. Этот вопрос решён, а далее к штабу промаршировала полурота солдат. Ко мне подошёл командир, какой-то там поручик, и доложил. Мол, полурота такая-то, под командованием такого-то прибыла для несения, караульной службы при штабе. Раньше отдельной караульнойслужбы при штабе не было. А зачем? штаб и так в центре целой армии. Ну что ж на ошибках учимся.

Я отвечаю. Мне передавать охрану приказа не поступало.

— И что же делать? Мне то поступил приказ взять штаб под охрану.

Я ответил.

— А я не вижу проблемы, у вас приказ охранять. И у нас приказ охранять, вот и будем охранять вместе. Мы тут, а вы второй линией. И так до особого распоряжения.

Поручик задумался, как-то вроде неправильно, но, с другой стороны, все приказы выполняются, а значит всё правильно. Дилемма, однако.

Вышел Павел Степанович,

— Их сиятельство приказали нам сдать дежурство, и отправляться на отдых. Ждать новых приказов.

Отлично, зам по связям с общественностью приступил к своим обязанностям. Вон, как и с немчурой связался и с главнокомандующим. Отбыли по своим землянкам. А после обеда опять начался переполох. Мерили одежду убитых немцев, подшивали, подгоняли, стирали и гладили. Ещё пара дней тренировок и можно доделывать наш план. Немцы сами того не подозревая сыграли нам на руку. Но вот вопрос, на самом деле главком был ранен, или это всё наш спектакль, меня мучил. А вдруг на самом деле? Ведь это ж моя вина, я не предусмотрел, не просчитал врага.

Отправил зама в штаб, справиться о здоровье главкома, а заодно узнать, не поменялись ли планы. Сижу, жду, готовлю себе мундир, прусский. В землянку скатился разведчик.

— Вашбродь, их высокобродь вызывают вас к себе.

Подскочил, выбежал впереди посыльного. Пусть видит, как надо выполнять приказы командиров.

Влетел в землянку командира, доложился строго по уставу. Дружба дружбой — а служба службой.

— Садись,

Сказал командир.

— Главкому стало хуже, сегодня на совещании у него закружилась голова, и лекарь констатировал жар. И тем не менее было принято решение утром начать штурм. Фельдмаршал сам будет руководить. Есть опасения, что враг хочет перехватить инициативу, вдруг опять что-нибудь учудит. Нам же предписывается разведать местность на глубину десяти вёрст на запад, узнать, нет ли там вражеских частей, выступаем, как стемнеет. Вопросы?

— У меня вопрос. А наш план до сих пор в силе, или отменяется?

Ну вот не был я уверен, что Опраксин ранен понарошку. От того и сомнения.

— Чью форму под маскхалаты надевать?

Капитан задумался.

— Одеваем свою, а немецкую берём с собой, может и пригодиться. Расходимся, до вечера отдыхаем, пара часов ещё есть. И, Дубровский, шест свой не забудь. Вдруг и там стены попадутся.

Понял не дурак, значит действуем по плану. Хоть какая-то подсказка.

Через три часа серыми тенями вышли в западном направлении. Капитан подозвал меня и офицеров.

— А теперь о настоящих планах, Дубровский, ты идёшь на запад с десятком диверсантов, второй десяток я беру с собой,

Вот те раз, меня от моего же плана, и отстранили. Я надулся, всем видом показываю, как я недоволен. Но молчу, приказы не обсуждаются. Капитан продолжил.

— Поверь, так надо, есть подозрения, что Фридрих с западной группировкой движется на выручку Кёнигсберга. А против двух армий мы не устоим, надо вовремя смыться. А лучше тебя, это задание сделаю только я, но мне надо ротой командовать. Кроме меня некому,

Всё логично, мой зам уже ходил на стены, но вот командовать разведкой, он ещё не умеет.

— А мне какие сведения принести? Те, что нужны или правду.

— Правду, мы после неудавшегося штурма будем ждать вас в двух верстах западнее этого места. Ну или не будем.

0н улыбнулся,

— Продвинься как можно дальше, но чтоб к обеду был у условленном месте.

Я козырнул, и мы разошлись, я взял с собой первый десяток. Ух как болела душа, парни там рискуют жизнью, а может и свободой, ведь если вскроется, то все на каторгу пойдут. А у меня лёгкая прогулка, и вроде меня вывели из-под удара тайного приказа. Попытают, конечно, но думаю без фанатизма, что с меня возьмёшь дворянство и офицерский чин я получил недавно. Кто ж со мной секретными сведеньями делится будет, а чин получил за то, что по ихнему городу с трофеями прошёл, и кучу народа положил, ихнего. И всё по приказу, и в последнюю разведку тоже по приказу, мне велено было в авангарде следовать. А командир с ротой за нами должны были двигаться. Единственное на чём можно прогореть дык это на векселе, ведь обязательно обыск учинят. А хотя и тут отболтаться проще простого, какой такой вексель. Мой только империал наградной, да пара кошелей с серебром, дак мы их честно с убитых немцев сняли, когда приказ выполняли. Да и хрен с ними с деньгами, парни головами рискуют. А я о деньгах думаю. Хоть бы всё прокатило, но надежда есть, план настолько сумасшедший, что обязательно всё получится.

Вот так и буду думать.

Бежали уже третий час, прямо по дороге, пока на ней никого не было. Армии вражеской не видно, а гражданские по ночам не ездят. Решил остановиться на привал, хоть пол часа, а надо отдохнуть. Ещё часа полтора бега и назад. Как раз к обеду доберёмся на нужное место. Собрал вокруг себя удавов.

— Если кто-нибудь будет спрашивать, где была остальная рота, говорите. Всё время за нами двигалась в полу версте. А как она назад повернула, то и мы за ней, и так до самого городка. Всем всё понятно.

Это было утверждение, а не вопрос. Добежали до запланированного, места, повернули назад, никаких следов армии не обнаружили, даже косвенных. Ну и слава богу. Только бы у парней всё получилось. Господи! помоги, помоги, помоги. Прибежали к месту встречи, парни уже были там, чего-то жевали, смеялись. Я вздохнул с облегчением, подошёл к капитану доложил.

— Ваше высокоблагородие, ваше приказание выполнено, на расстоянии десяти двенадцати вёрст — противник не обнаружен.

— Хорошо. Отдыхай, через три часа выдвигаемся к своим.

— А как всё прошло?

Я ж не утерпел, от любопытства щас лопну.

— Как по писанному, вот как ты всё распланировал — так всё и было. С единственной деталью. Все подкрепления немцев торчали на стенах и любовались как храбро мы отбиваем приступ за приступом. Кто-то с низу спросил, не нужна ли помощь. Но поручик ответил, что тут и так тесно, и нам самим врагов не хватает. А вот эвакуация прошла не так как планировали, вернее мы её никак не планировали. Спустимся вместе с ротой, и всё.

Я почесал репу. Даа, дальше спустимся у меня планов не было. Капитан продолжил.

— А как вдоль стены пройти незаметно для наших и немцев. У них вся армия на стенах стояла, и наша тоже готовая к штурму. Задачка, однако. Чуть при отступлении не спалились. Хорошо твой зам придумал вместе с штурмующей ротой в виде раненых и убитых в лазарет двинуть. А там мы уже по дороге из повозок повыпрыгивали и в круговую сюда, городок нашей армии оббегали по дуге.

— А потери есть?

— Слава богу, обошлось и на этот раз. А то, как бы мы перед начальством отчитывались? Врага не встретили, а людей потеряли.

Прибыли в расположение. Капитан пошёл на доклад, мы приступили к приготовлению ужина. Продукты и правда уже были не хорошие какая-то сечка и солонина, повод для недовольства. Вернулся капитан.

— Всё. Завтра выдвигаемся к Риге, фельдмаршал Опраксин без сознания, во время штурма ему совсем плохо стало. Окончанием командовал уже генерал Румянцев. И приказ об отступлении тоже отдал он. Мы будем прикрывать отход. Так что думаю двинемся дня через два три.

Ура план сработал.

Глава 13. Отдых.

Двигались мы теперь уже с нормальной скоростью около тридцати километров в день. И как только главком во время наступления умудрялся держать генералов в узде? Как он сумел их убедить, что пять вёрст — это нормально?

Мы шли в арьергарде, за нами только немцы. Мы их почувствовали. То ли моя душа подсказала, то ли кто-то ржанье услышал, но как-то все одновременно вскинули фузеи, развернулись и встали в строй. И вот они, конный разъезд, пара взводов. Дали залп, фрицы отступили, кажется без потерь. Мы опять вслед за своими. Отправили посыльного в штаб, посыльным был Павел Степанович, за одно и о здоровье верховного узнает. Сами же решили всё хорошо разведать, сколько за нами прусаков гонится. Оставили секрет возле дороги, я было сам порывался остаться во главе дозора, но Матвей Григорьевич сказал.

— Не фиг всё самому контролировать, пора твоим удавам к самостоятельности привыкать.

Что ж я с ним согласен. Вот только скучно шагать по дороге без приключений. Ну и пошагали дальше. На закате разбили лагерь, развели костры. По ночам уже было очень холодно, почти ноль по Цельсию. Пол роты стояло в охранении, пол роты отдыхало. Подтянулись наши разведчики, доложили о результатах.

— Противник силой до двух рот, все конные, расположились в трёх верстах на ночлег.

Новости очень нехорошие, если их не ликвидировать, они нас вымотают до смерти. Спать по четыре часа не очень стимулирует.

Я предложил вырезать их этой же ночью.

Капитан решил иначе.

— Хватит нам свою башку подставлять. Есть и другие. Пусть с кавалерией разбирается кавалерия. Вот тебе задание, беги до ближайшего кавалерийского подразделения, доложи ихнему начальнику о нашей беде. Да ни один иди, возьми с собой пару тройку удавов. (прижилась дразнилка).

Пятеро добровольцев с моего взвода подскочили. Я махнул рукой, идти то не далеко бивуак от бивуака в пол сотне метров. Прошли с километр, пока не наткнулись на кавалерию, это оказались гусары. Нашёл командира, довольно молодого майора. Предложил принять участие в аннигилированнии врага. Предложение было принято на ура, кавалерия то мало участия принимала в боевых операциях. Чуток помахали саблями, когда прусаков в осаду загоняли, и всё. Объяснил, где нас найти, хотя чего объяснять, назад по дороге арьергард, наш теперешний адрес. И двинули мы назад. Гусары подтянулись примерно через час, лошадям то надо отдохнуть, переговорили с нашим командиром. И расположились на отдых, воевать решили с утра. Мы, наша рота, будем зрителями, запасаемся попкорном и кока-колой. Надо же и кавалерии удаль показать, ну и зрители нужны, жаль, что мы не дамы. Мы заверили, что обязательно в Риге расскажем всем дамам, которых сумеем поймать. Поржали взаимным шуткам, напряжение осады начало спадать. В осаде постоянно ждёшь неприятностей, в любой момент могут бросить на штурм, или враг вылазку учинит.

Утром кавалерия пошла в атаку. Речей типа, нашему царю показали фигу — умрём все как один! не было. Надо отдать должное командиру, он оказался тактиком. Не попёр тупо всем эскадроном, а чтобы враг сразу не испугался и не дал дёру, отправил вперёд сотню. Сотня связала врага боем, а тут и остальные гусары подлетели, всё дело заняло не больше получаса, даже обидно попкорн не доели и кока-колу не допили. Приволокли пленных, не много, командира ихнего тоже взяли живым, ну если только немного раненым. Сказали нам спасибо за развлечение, и отправились по своим делам, думаю в штаб на доклад. А мы стали вылавливать лошадей, а чего добру пропадать, боевой конь стоил как небольшой дом. И опять, дорога без конца, уже без приключений, до самой Риги. Городок наш, рижане, благополучно разворовали, все деревянные перекрытия, и стены в землянках потаскали на дрова.

Обидно, заново всё строить.

Мне как офицеру полагалось снимать квартиру в городе, я решил провентилировать этот вопрос через Львовича. Вспомнил о Львовиче, тут же вспомнился Егорыч, совсем я забыл старика, вес поход о нём даже не вспоминал, как он вообще? Живой ли? Ой как стыдно!

Бегу в обоз, пометался маленько между телегами, нашёл,

— Егорыч!!! Как ты? Как дела у тебя?

— Да жив пока, скреплю, здоровье вообще ни куда. А с нашими делами всё в порядке?

Спросил он озабочено. Всё-таки его жаба, та ещё жаба.

— Всё нормально, векселя на месте, а ты не как на дембель собрался?

— Хотелось бы. Сам я уже не крепостной, дочку выкуплю и гуляй рванина. Но мне ещё год служить.

— Дык совсем чуть, чуть осталось. Мы тут до весны точно простоим, а там один поход и дембель. А мне ещё четырнадцать лет.

— Точно до полковника дослужишься, вон уже прапорщик, а всего то пол года воюешь. Слышал я про твои подвиги. В обозе про тебя легенды рассказывают. Чо правда, чо нет, не знаю.

— Да и пусть рассказывают, не бери близко к сердцу.

Вот так весело и не принуждённо мы поболтали. И я двинул в город. Надо навестить ростовщика. Справиться на счёт квартиры, подешевле, моя жаба — всем жабам жаба.

— Иосиф Львович, я таки к вам по очень уважаемому делу. Не угостите ли меня вашим замечательным чаем, пока таки я не перестану вам излагать его суть.

— «старый» еврей обрадовался и начал меня тискать. А ты ещё крепкий старик Розенбом, опять подумал я. И ещё я подумал, что Егорыч очень сильно сдал, раньше они с Львовичем были почти на равных, Егорыч даже бодрее и сильнее выглядел, а щас Львович гораздо круче. Надо как-то Егорыча демобилизовать, ещё год он может не протянуть. Поход его сильно подкосил.

Сидим, наслаждаемся чаем с каким-то вареньем, хорошо, тепло, чисто, уютно.

— Старый Иосиф сейчас лопнет от любопытства, его разобьёт паралич, и он умрёт от сердечного приступа, если тотчас не узнает, зачем молодой человек посетил этот дом, совсем не собираясь заниматься финансами.

Я рассмеялся, умеют же завернуть фразу. Я сколько не тренируюсь, а так не получается.

— Я таки хотел получить неоценимую помощь в деле поискать квартиру для меня любимого. Скромную в плане денег, но шикарную в плане комфорта. Я таки думаю, что мы отсюда стронемся не раньше весны.

И я ещё отхлебнул чая. Львович задумался.

— Вы хотите апартаменты с прислугой?

Какая-то служанка нужна, постирать, приготовить, вынести горшок, ещё обязательно ванну и горячую воду, что б было кому принести.

— Есть у меня на примете такая квартира. Но там ставят определённые условия.

— Типа, девиц не водить.

— Да, и ещё оплата на полгода вперёд.

А вот тут уже моя жаба за возмущалась,

— Я не проживу пол года, максимум через четыре месяца в поход.

Иосиф развел руками.

— Ладно, будем посмотреть. Может, сторгуемся. Я надеюсь, это не местные прибалты, а кто-нибудь из вашего народа?

Львович поднял бровь.

Я думал, что мы самый гонимый народ на земле, а оказывается есть люди, что чухонцев не любят ещё больше нас?

— И поверьте таких не мало. Вот вся наша армия уже из таких.

Еврей вообще удивился.

— Поясните.

— Вот вы занимаетесь торговлей и ростовщичеством, первое я приветствую, второе не одобряю. Но вы и то и то делаете честно. Сказали, полтора рубля книга, я знаю, что дешевле не найду, сказали, кредит под десять процентов, и вы не будете пытаться меня обсчитать. А прибалты же будут завышать цену до небес, а потом торгуйся с ними до сердечного приступа. Им, видите ли, это удовольствие доставляет, а я время должен тратить.

Заканчивал фразу я уже раздражённо.

— Придётся мне, для вас, поискать другую квартиру. А вам шум по ночам не мешает?

— Смотря какой?

— Есть у меня один вариант, возле весёлого дома.

— Ну дак это ж замечательно, если вы таки на сейчас очень заняты, напишите мне письмо и я с ним уберусь из вашего дома.

— А давайте я прогуляюсь с вами. Вы не будете против моей компании?

— Конечно же нет, наоборот, я буду рассматривать это, как хорошую возможность поговорить с вами по дороге.

Мы двинулись смотреть мою новую квартиру, первую квартиру в этом мире в которой я буду жить один.

Колоссальное событие. Ведь я, в новой жизни, ещё не разу не имел своего жилья. Чего-то я даже разволновался.

Надо отвлечься, про Егорыча поговорить.

— Львович, у меня тут мысль возникла, и я её думаю, давай подумаем вместе.

— Давай, изложи свою мысль.

— Егорыч сдал сильно, за этот поход. Боюсь, следующий он не переживёт. Вот если я, как-нибудь сумею его демобилизовать, ты поможешь ему устроиться в Риге. Ведь он же верой и правдой отслужил двадцать четыре года, неужели он не заслужил немного мирной жизни.

— Могу помочь ему купить дом, а вот на лавочку или мастерскую, денег у него уже не хватит.

«Старый» поглядел на меня с намёком, идя по улице, он опять очень горбился, изображая старую развалину. Я намёк понял, но надо ж поторговаться и поприкалываться, а вдруг, и еврей проявит щедрость.

— Львович, а ты разве не поможешь другу.

— Конечно помогу, помогу найти дом, мастерскую или лабаз, много ещё чем помогу, если мне это не будет ничего стоить.

Он глядел на меня и улыбался во вес рот. Я тоже улыбнулся.

— Уел бродяга. Возьмёте из моих сбережений, накопленных непосильным трудом. Я себе ещё накоплю. Но надо устроить Егорыча с максимальными удобствами. Чтоб и торговля подоходней была. Давай подумаем, чем его таким можно занять.

— А почему ты вообще думаешь, что Егорыч захочет остаться в Риге, ведь наверняка он по дому скучает?

— Он скучает не по дому, а по дочери. Что ждёт его там? Барин за дочь вытрясет из Егорыча все накопленные деньги. И ещё тот должен останется, а как дальше жить? Опять на поклон к барину. Нет. Надо вытаскивать Егорыча из этого болота. Во, придумал, а что, если Егорычу гостиничным бизнесом заняться?

— Гостиничным чем?

— Бизнесом, ну значит делом, гостиничным делом, так понятно. Это кёнигсбергские немцы так говорят, у них кругом бизнес, бизнес, делать бизнес. Заставим Егорыча плясать под нашу дудку, для его же блага!

Посмеялись, а вот и дом. Двухэтажный, панельный. Была в это время в Европе такая технология, панели из дерьма и палок, потом это всё красиво красилось в чёрно белый цвет, палки в чёрный, дерьмо в белый, смотрелось клёво. Постучались, прошли во внутрь. Встретила хозяйка, лет тридцати пяти, миловидная женщина, очень стройная. Львович, уже абсолютно прямой, подтянутый, помолодевший. Ага, понятно, подружка значит.

— Вот Гилочка, я привёл молодого человека. Которому нужна комната. Дослушай пожалуйста. Это очень порядочный молодой человек, я тебе про него рассказывал, к тому же он храбрый офицер. Только, что вернулся из похода. Он будет тут в основном только ночевать, а весь день он будет со своими солдатами. И он за всё платит, я гарантирую. Его деньги в моём обороте.

Вот после этих слов я удосужился скупой улыбки.

— Я бы хотел, чтобы мне предоставляли завтрак и ужин, а иногда и обед. И наймите ещё служанку, можно из местных, мне уборкой заниматься будет некогда. А ещё я бы хотел сейчас помыться, есть у вас баня?

— Бани нет. Есть большая лохань,

— Пойдёт, если к ней ещё и горячая вода прилагается, эх, попадёшь к вам в дом научишься пользоваться всякой гадостью!!!

Гила посмотрела на Иосифа каким-то осуждающе- вопросительным взглядом.

— Не обращай внимание, Гилочка, молодой человек так шутит. К его шуткам надо привыкнуть, иногда он и меня в тупик заводит. Может шутить с абсолютно серьёзным лицом, так, что не поймёшь, то ли это была шутка, то ли он чокнулся.

Мы все посмеялись. А потом была ванна! я не мылся весь обратный путь от Кёнигсберга, вот и представьте себе, как я сейчас наслаждался. Я лежал в этой большой лохани и отмыкал. Горячая вода, ещё бы пива, а кстати пиво уже изобрели?

— Фрау Гила!! Не могли бы вы зайти? Не смущайтесь, я только головой выглядываю, всё остальное в пене. Забежала служанка.

— Хозяйка занята, что вы хотели?

Теперь я уже хотел служанку!

— Вам знаком такой напиток, пиво?

— Конечно.

— А есть ли оно в доме?

— Нет, хозяйка покупает его только на праздники.

— Жаль, раз нет пива я вас больше не задерживаю.

Служанка вышла, а я подумал, нельзя ли как-нибудь с ней замутить. Надо у Львовича узнать, не нарушу ли я какое-нибудь табу.

Вода остыла, пора вылезать. После ванны был ужин. Потом я решил прогуляться до «культурного» заведения, оно было полным. Кажется, все офицеры армии тут собрались, оно и понятно, в Кёнигсберг то мы так и не попали. Увидел нашего капитана, он сидел с группой офицеров. Девиц рядом не было, все усиленно работают. Офицеры веселились сами, как могли. Я подошёл, поздоровался и намекнул, что есть серьёзный разговор. Тут уединиться было негде, вышли на улицу. Я предложил подняться в мою квартиру.

— Нет, боюсь очередь пропустить.

Поржали. Я начал

— Матвей Григорьевич, надо одного солдата дембельнуть раньше срока. Чувствую я, не переживёт он ещё один год. До этого похода он был бодр и весел, а сейчас сдал, сморю на него и вижу — отслужил он своё.

— Кто такой?

— Егорыч это, из обоза. Он раньше в нашей роте старшиной был, но тоже уже не тянул, состарился, перевели в интендантскую службу, вроде как воскрес, а после этого похода опять сник, и телом, и душой. Не дотянет он до дембеля, хоть ему всего год остался.

— А как ты себе это представляешь? Практики досрочного увольнения из армии — нет, только по инвалидности.

— Вот по инвалидности и уволить, придумаем ему болезнь, попросим пилюлькина составить какой-нибудь формуляр.

— Пилюлькиным ты личного лекаря фельдмаршала называешь? А если он не согласиться?

— А мы очень любезно попросим. Подарим чего- нибудь ценное.

— Попробовать стоит. Подумай, чего подарить, а я пощупаю клиента, а сейчас я побежал. А то очередь пропущу.

А я пошёл домой. Чего-то такую очередь ждать, что бы приобщиться к «культуре» мне совсем не хотелось.

Спал на перине, вот оно счастье, вот они — дворянские привилегии, хочу имение, что б крестьяне, холопы и девки дворовые. И жена красавица, и умница. Это получается две жены, одна красавица, вторая умница. Сам себя насмешил.

Утром отправился в расположение. Солдатики ещё землянки не построили, только обвалившиеся ямы подровняли. Спали под открытым небом, возле костров. Вот рижане сволочи, лень было в лес за дровами ходить, они нас обокрали, ну а мы тогда их лес вырубим. Лошадей у нас теперь в достатке, хоть мы и пехота, мои удавы справлялись без меня, кто-то уже рубил лес в ближайшей роще, кто-то ладил стены в землянках, кто-то возил брёвна. Стоп возят лес используя трофейных боевых лошадей, а ведь хороший ездовой конь ой как дорого стоит, это ж прямо взятка, взятка. Так ещё, что-нибудь из трофейного оружия можно подарить, пистоли с драгоценными каменьями или в золотой отделке. Я во время операций над этим не заморачивался, а вот удавы очень даже позаботились. Хорошие у меня диверсанты. Дождусь капитана, и предложу ему свою версию подарка, а пока выберу коня, или кобылу. Кто у нас хорошо в лошадях разбирается?

Дак поручики есть, им как дворянам положено всё о боевых транспортных средствах знать. Где мой зам по связям с общественностью? Зам оказался в лесу. Выбирал деревья под, в общем не знаю под, что он там их выбирал, удавы лучше него в строительстве разбирались. Наверно ему нечем было заняться. Решил никого не напрягать, сам до леса прогуляться. Вон как он деревья выбирает, расстелил попону, улёгся, а морда лица такая мечтательная. Может влюбился?

— Павел Степанович, есть у меня к вам дело. надо выбрать лошадь из числа трофейных, самую лучшую, ну и седло к ней соответственно, чтоб подарить не стыдно было.

Он поглядел на меня заинтересованно.

— И кому ж подарить, уж не зазнобу ли в городе нашёл? дак ей такое седло не подойдёт.

— Вот щас обидно было, я ротное имущество для личных целей разбазаривать не собираюсь, для этого у меня жалование есть.

А пуст почувствует себя виноватым.

— Ну извини пожалуйста, дык для кого лошадь?

— А лошадь мы с Матвей Григорьевичем хотим подарить личному лекарю фельдмаршала, ведь если бы он его не вылечил, нам бы позор до конца жизни не смыть. А как дела у Опраксина? Поправился он?

— Да, уже совсем здоров, на днях в Петербург со всем штабом отбывают, нам велено ждать указаний.

Надо торопиться. Опраксина снимут с командования, лекарь останется при нём, а кого другого просить — чревато, можно и спалиться.

— Ну дык надо поспешить, ты лошадю выбираешь, я чего нить из трофейного оружия. Действуем.

Чего только в трофеях не было, но я твёрдо решил «дарить» пистолеты. Парных не нашлось, золоченых и с драгоценными каменьями тоже. Надо в следующем походе генералов пограбить. Выбрал оба с инкрустацией, но разного размера и разного рисунка, не комплект. Что ещё можно преподнести, может мой империал, как это будет выглядеть, как подарок или как взятка? Посоветуюсь с капитаном, тем более что в ящик только он может залезть. Капитана нет, наверно ещё в городе, пойду пока до Егорыча. Уговорю его, для его же блага, сплясать под нашу дудку. По дороге отдал пистолеты поручику. Поглядел на лошадь, одобрительно хмыкнул, надо ж показать вид, что я тоже чего-то в лошадях понимаю, и пошёл искать Егорыча. Нашёл я его в центре будущего городка, он руководил строительством сараев для армейского табуна. Я подумал, гусары то все — дворяне, а значит живут в городе, а почему они лошадей своих при себе не держат, или держат. Такая ерунда в голову лезет.

— Егорыч, у меня к тебе дело.

Вопросительный взгляд.

— Как ты смотришь на перспективу обосноваться в Риге?

Не понимающий взгляд. Я молча смотрю на него, жду вопроса.

— Как обосноваться? Что делать то тут?

— Откроешь гостиницу современную, будешь с дочкой ей управлять, денег ты уже накопил, дело за малым, построить, по последнему слову науки, комфортабельную гостиницу, и гонять прислугу, что б клиенты довольны были.

— Ничего не понимаю, ты в своём уме? У меня денег едва на выкуп дочки хватит, или даже не хватит. Ведь барин за неё бешеные деньги запросит. Ведь знает же, сволочь, что за родное дитя, я всё отдам.

Последние слова он говорил, чуть не плача. Упоминание о дочери его сильно расстраивало.

— А вот для этого Егорыч и нужны друзья, я поеду выкупать твою кровиночку. Я дворянин и к тому же посторонний, если он начнёт барыжить, дык я его за оскорбление дворянской чести на дуэль вызову. Как тебе такой расклад.

— Ох Макарыч, хороший ты человек. С самого начала я увидел, что ты хороший, ещё когда мне сапоги подарил. Только не просто всё в нашей деревне, старый барин был сволочью, каких поискать, а щас у него четверо сыновей правят. Один законный, а трое ублюдки. Но держатся дружно, и через это всю округу в страхе держат. Каким-то образом от службы откосили. Хотя сейчас с этим строго, все дворяне служить обязаны, а они отмазались, уж очень влиятельный покровитель у них есть.

— Задачка не простая, но выполнимая. Ты главное скажи, ты согласен в принципе обосноваться в Риге, с дочкой. Рядом Львович будет. Он много чего может.

— Да я-то согласен. Дак ведь ещё целый год служить.

— А на это тоже есть друзья. Мы тебе инвалидность сделаем.

Тут у него вообще шарики за ролики заехали, шестерёнки заклинило, он замолчал. Наконец, что-то в голове скрежетнуло, и он улыбнулся. В глазах засияла надежда.

— А получиться?

— Не знаю, но попробовать то стоит. А если не получится попробуем опять. До весны ещё есть время.

Оставил Егорыча переваривать дальнейшие перспективы, и пошёл искать командира, не нашёл. Зато меня нашёл посыльный. Уж из какого он был подразделения, наверное, кто-то из денщиков. Он передал мне письмо. Взял письмо, посыльный стоит. Думаю, ответа ждёт, прочитал, ответа не требовалось, значит ждал магарыч за работу, протянул ему пару серебряных монет. Посыльный пропал. Точно посторонний. В письме же было рекомендовано срочно с подарками прибыть туда-то и туда-то, на квартиру капитана. Молодец капитан не стал откладывать в долгий ящик. Бегу к поручику, уже не могу пешком идти.

— Павел Степанович, давай коня, капитан к себе вызывает. Пистоли в седельных сумках?

— Да, и ещё ребята там от себя положили кой чего, уж очень они лекаря уважают.

Я немного опешил.

— А чего они положили? как бы не обидеть человека.

— Отрез бархата и отрез шёлка.

Вот это да, в эти времена подобная ткань ценилась на вес если не золота, то гораздо дороже серебра.

— А где они ткань натырили?

Поручик развёл руками.

Я залез на коня, или кобылу.

— Павел Степанович, ещё попрошу вас мне какой нить транспорт выбрать, мне же тоже положен уже по штату, и это, я ночевать буду в городе, я там квартиру снял. Прямо возле весёлого дома.

И я ускакал. Хорошо быть дворянином, едешь себе на лошадке, спишь на перине, и служишь до самой смерти, или до инвалидности. Надо в отпуск съездить. Вот отправим Егорыча в запас. И поеду его дочь выкупать, а заодно и отца с матерью навещу. Теперь то они меня не женят, дворянку они мне не сосватают, а на простолюдинке — сами не захотят. И Матвей Григорьевича с собой надо взять, во-первых, поможет дочь Егорыча отбить, а во-вторых, невесту свою увидит. Сколько же ей лет то? Когда я мобилизовался, она была средняя дочь, блин что за хрень в голову лезет, можно подумать сейчас она стала старшей или младшей, так и осталась средней. Лет двенадцать ей сейчас. Мелкая ещё, ну всё равно пусть полазает по капитану, чтоб он привыкал жену на шее носить. Вот с такими мыслями я подъехал к квартире командира. Он вышел на встречу, видно в окно увидел.

— Чего в подарок приготовил?

— Вот этот транспорт, не знаю конь это или кобыла, пара пистолей с инкрустацией и ещё два отреза материи, бархат и шёлк. И может ещё мой империал подарить. Так сказать, на добрую память.

— Империал не надо, деньги это уже взятка. Поехали в штаб, как твоего солдата зовут?

— Иван, сын Егора. Крепостным фамилия не положена. Старший унтер-офицер интендантской роты.

Подождёшь меня возле штаба. И кто этого жеребца выбирал?

Вот как он определил, что это жеребец, а не конь? По глазам?

— Выбирал Степаныч, а что не так с жеребцом?

— Да наоборот, всё так, очень даже добрый, его и на племя можно.

Подъехали к штабу, спешились, привязали транспорт к коновязи. Я остался ждать. Капитан пошёл в штаб. Ждал я долго, больше трёх часов, уже и штабные начали расходиться, перед всеми вытягивался в струнку, отдавал честь. Подошёл полковник, что-то в нём было знакомое.

— А ты, что тут делаешь братец, почему не в подразделении?

С какой-то теплотой спросил он.

— Жду командира, ваше превосходительство! Он сейчас в штабе.

Я его вспомнил, это был тот полковник, которого я к Опраксину не пустил. Вроде зла на меня не держит, даже к внешнему виду не придрался.

— А я тебя помню, ты тот подпрапорщик, что меня чуть не застрелил под Кёнигсбергом.

— Так точно, ваше превосходительство. Я выполнял приказ.

— Да, я знаю. Мне потом главнокомандующий сказал, когда я на тебя жаловался, что, если бы ты меня пустил, он бы приказал и тебя и меня расстрелять. Не любит главный невыполнение приказов. Ну что ж, братец, служи и дальше честно.

Он развернулся и пошёл за ворота. Я с облегчением выдохнул. Кажися опять пронесло. Кажися, я выгляжу как идиот кажися. Оказывается, всё это время за нами наблюдал наш капитан, я его как-то и не заметил.

— Ну, что штаны не обмочил?

Смеётся.

— Надо проверить, точно обмочил, от страха уже высушил. Всё равно приду домой постираю.

Поулыбались, для приличия, моей тупой шутки с бородой.

— Ты знаешь, кто это был?

— Конечно же нет.

— Это наш непосредственный начальник. Куратор армейской разведки. Специально созданной под нашу роту. Тайная канцелярия давно существует, она осуществляет и внешнюю разведку, а вот армейскую создали мы с тобой.

— А как его зовут то?

— Граф Рязанов Александр Фёдорович.

— Надо же, это тот самый граф, или его отец? забыл я как того самого звали.

— Какого того самого?

— Да был один Рязанов, основал какую-то русско-американую компанию, по освоению Аляски. Про него целую рок оперу написали.

— А, опять история, которую я не учил. Выйдет Игорь Францевич. Подаришь ему коня со всем содержимым, от имени взвода, от имени роты ещё подарок надо будет делать.

Я понятливо махнул головой. Подождали, я решил пробить почву на счёт отпуска. Куй железо пока горячо.

— Матвей Григорьевич, а почему бы нам в отпуск не съездить.

— Ты меня приглашаешь, что ли? Я не такая.

Тут уже я заржал, аж конь вздрогнул. Просмеявшись наконец, объяснил.

— Надо два дела сделать, прикупить мне имение. И выкупить из крепости дочь Егорыча. Самого его барин до нитки разденет, а нам так отдаст, лишь бы угодить. Вернее, вам так отдаст.

— Всё-таки ты предсказатель, я ж сейчас помимо бумаг на Егорыча, ещё и нам отпускные делал. Вот за них то и нужно подарок от роты сделать, я не стал заморачиваться, и отпускные у нас по состоянию здоровья.

Точно, кто-то на верху нам колдует, не может быть таких совпадений.

— И чем же я болею?

— У тебя грудная жаба, ты всё время кашляешь. Только не вздумай при Опраксине спектакль играть, он в курсе.

Из дверей импровизированного штаба (это была ратуша) вышла группа высоких чинов во главе с Опраксиным. Лекарь был при нём, капитан толкнул меня в бок. Я строевым шагом подошёл к группе, отдал честь и обратился.

— Ваша светлость, разрешите обратиться к господину лекарю.

— О, спаситель, разрешаю.

— Игорь Францевич, примите от нашего взвода, этого жеребца, уж очень мои удавы вам благодарны, если б не вы мало бы кто в живых остался, не побрезгуйте, от всей души или вернее от всех душ.

— Спасибо, всему вашему взводу спасибо. Как раз вовремя, добрый конь в дороге…, уважили. Мне скоро как раз в Петербург ехать.

Я повернулся к главкому и спросил.

— Разрешите идти.

— Иди братец.

Я строевым шагом пошёл в сторону ворот, ко мне присоединился капитан. Вместе вышли, вместе выдохнули, кажется, всё прошло нормально.

— Матвей Григорьевич, а какие у вас планы на отпуск?

Чтоб я как-нибудь свои скорректировал.

— Планы простые, съездить домой, проведать невесту, ну и тебе помочь. Ну, что я домой, завтра назначу наших замов нас замещать, и двинем на отдых.

И мы разошлись, я пошёл к Львовичу.

Он стоял в дверях и о чём-то ругался с клиентом, а вот это уже интересно. И кто же это на нашего ростовщика наехал? Что-то уж очень грубо клиент разговаривает, совсем берега попутал. Подошёл, двинул рукояткой кинжала по голове и за шиворот затащил в помещение.

— Чего он хотел?

— Это местный бандит, пришёл от своего хозяина, очень уважаемого человека, по его словам. Сказал, что я должен им денег, если хочу тут и дальше процветать. А откуда у бедного продавца книг, могут взяться деньги?

Уже шутит, значит не напугался. Рэкет начал зарождаться, где война там и преступность голову поднимает. Будем пресекать жёстко и окончательно.

— Львович я тоже к тебе за деньгами пришёл, получилось у нас Егорыча дембельнуть, так что прямо завтра подыскивайте ему дом под гостиницу, денег бери сколько надо. Вексель завтра отдам, чего-то сегодня я ступил, надо было с капитаном прогуляться, а я сразу к тебе. Может я чего почувствовал?

— Ты так громко говоришь о деньгах, а вдруг этот бандит сейчас очнулся, и всё слышит.

— А это уже не имеет значения. Ни ему, ни его хозяину до утра не дожить. Тащи верёвку, Львович, будем пытать, выясним сколько их особей, где у них малина. И всех сегодня же аннигилируем.

— Всё, ты не жилец, и жида тоже с тобой закопаем.

Я пнул особь в челюсть, чего-то хрустнуло, оно заблеяло.

— Львович, и тряпку какую-нибудь погрязнее, захвати, а то я шума не люблю.

Я пнул терпилу по рёбрам

— Ляг на живот, руки за спину.

Он уже не возмущался. Связал руки, поднял его за волосы, посадил на стул, запихал в рот тряпку. Смотрю в глаза.

— У меня завтра отпуск, дел невпроворот, а тут ещё с вашей бандой разбираться надо, ну не могли вы после отпуска появиться, я бы тогда спокойно, не торопясь, ваше дело порешал. Глядишь кто-то из вас и пожил бы немного, на каторге. Ведь за тобой же кто-то наблюдал. Вот, они сейчас подтянутся, я их аннигилирую, а потом и за тебя возьмусь.

В глазах у бандита появился страх. Он понял, что перед ним убийца. С гражданскими то было просто, напугал и тяни деньги. Гражданскому очень трудно через себя переступить. Даже в целях обороны убить кого-нибудь ох как тяжело. А я уже убил несколько десятков вражеских солдат, к которым не испытывал никакой ненависти. А этих же я ненавидел.

Не буду описывать пытки. Через минуту я сказал.

— Если заорёшь или начнёшь ругаться, процедуру повторю.

И вытащил кляп. Он отдышался и начал.

— Я всё скажу, я не виноват.

— Меньше слов.

— Это купец Шульц, мы его команда. У него корабли на море реквизировали, он решил так дела поправить.

— Значит, сами грабим, а как вас за хобот взяли, сразу, а нас то за, что? Пираты?

Он опустил глаза.

В дверь постучали, ногой. Я поднял пленного за шиворот, подвёл к двери, громко спросил.

— Господа пираты, джентльмены удачи?

За дверью заржали. Посмотрел на пленного.

— Твои?

Он кивнул. Я дал знак Львовичу открывать, он стоял уже с какой-то саблей. Я не разу не сомневался, что он совсем не безобидный. Вытолкнул бандита в дверной проём, следом выскочил сам с двумя ножами. Через минуту, а может и меньше, всё было закончено. Связанный, тоже попался под удар. Одежда моя не была забрызгана кровью, постоянные тренировки диверсантов сделали своё дело.

— Львович, а как ты смотришь на то, чтоб поужинать, а то я сегодня даже не обедал.

Он стоял на крыльце, держа саблю в руках, качал головой.

— Ты воин.

— Воин, воин. Давай почавкаем чего-нибудь, пока стражи нет.

Плотно поужинав, попив кофе, наконец-то дождались городскую стражу.

— Что тут произошло?

— Нападение на офицера императорской армии. Это пираты купца Шульца, вот этого вот связанного я допросил с пристрастием. Уважаемый Иосиф Львович свидетель.

Видя мою невозмутимость, разбросанные рядом с телами ножи, палаши, дубинки, стражники предпочли не усугублять дело моим арестом. Тем более военнослужащие не подпадают под юрисдикцию городских властей, задержать буйного могут, но всё равно передадут армейским.

Стражники начали собирать оружие обшаривать карманы. Я попрощался с ростовщиком, уговорились встретиться завтра утром. И побрёл на свою квартиру. Что-то я забыл спросить. Вернулся, Львович смотрит на меня удивлённо. А я стою замороженный, не могу вспомнить чего я забыл. Стражники начали на меня коситься. Наконец, вот она мысль, вышла из лабиринта извилин. Подошёл вплотную к еврею и шёпотом спросил.

— Львович, а если я служанку твоей, то есть квартирной хозяйки, соблазню, это не будет антиобщественным деянием?

Иосиф, улыбаясь.

— Не будет, такса такая-же, как и в заведении напротив.

Я повеселел, ещё раз попрощался с Львовичем, напомнил стражникам про Шульца, и почти чинно, почти шагом, понёсся домой.

Дома, пока готовили «ванну», положил на стол пару серебряных монет, намёк, для служанок с заниженной планкой социальной ответственности. Начал раздеваться, делая вид, что нисколько не стесняюсь. Залез в воду, служанки переглянулись, хмыкнули, и тоже делая вид, что не стесняются, стянули себя платья. Я положил две монеты, что б наверняка мне сегодня обломилось, думал, что на двойной тариф обязательно найдётся желающая. Дак вот, я думал неправильно, барышни расценили мои действия по-своему. Скажу только одно, мне было хорошо, до самого утра.

А с утра беготня, вначале к капитану, забрать деньги, векселя и увольнительную с отпускной. У капитана уже толклись оба поручика. Он им давал подробные инструкции. Павел Степанович кивнул мне на окно, там стоял, то ли конь, то ли жеребец, а может и кобыла. Ну не умею я по роже их различать. А заглядывать стесняюсь. Забрал бумаги с деньгами, вышел к коновязи.

Делая вид, что проверяю подпругу, заглянул, кобыла. Проверил седельные сумки. Ух ты, мои вещи, а это что? пистолеты, один два, три, четыре, кинжал в красивых ножнах, два, и опять же отрезы бархата и шёлка, а тут ещё и платки женские. Я так понимаю, это подарки родным и близким. Ну удавы, ну уважили, надо бы им денег на отдых выделить, по рублю. Жаба аж застонала, ну хорошо по полтине, притихла. Влез в седло, и рысью в военный городок.

Строительство шло полным ходом, а вот и мои удавы. Перекрытие ладят. Слышу команду смирно, выбегают, строятся, и не беда, что не совсем по форме, всё-таки работают. Спешиваюсь строевым иду на встречу унтеру, выслушиваю доклад. Приветствую.

— Здравствуйте господа диверсанты!

— Здравия желаем ваше благородие!

— Вольно.

Унтер дублирует команду.

— Спасибо братцы, что собрали в дорогу, спасибо за подарки для моих родных и близких. А вот вам от меня подарок.

Я достал из кармана кошель и отдал унтеру.

Я не прощаюсь, я говорю до свидания, весной ждите.

Всё-таки какие они мне родные стали, чуть слеза не выкатилась.

Влез в седло и поехал искать Егорыча. А чего его искать, вот он в центре городка сараи строит.

— Егорыч, назначь заместителя и собирай пожитки, ты уволен.

Этот взгляд надо было видеть. Я думал его инфаркт ударит. И не веря, может я шучу в своей манере, и с надеждой, а вдруг правда. Я соскочил с коня, виноват, с кобылы, достал из сумки флягу, сунул Егорычу в руки.

— Хлебни, а то окочуришься.

Хлебнул, начал розоветь. Так-то лучше.

— Ты пока собирай манатки, а я к твоему начальству, бумаги отдам, потом вместе в город поедем. Возьми в нашем стаде лошадю, какую-нибудь, они ещё не учтённые, не посчитанные, ребят ты знаешь, договоришься, скажи, что я просил. И я направился к начальнику тыла.

— Ваше высоко благородие, разрешите обратиться.

— Обращайтесь.

— Ваше высоко благородие, я вчера по служебной надобностью был при штабе, дак вот, мне велели, передать вам бумаги касательно списания из армии, старшего унтер офицера Ивана Егоровича.

Я протянул формуляр. Майор внимательно его изучил, и начал задавать каверзные вопросы.

— И когда ж это Егорыч успел к лекарю смотаться?

— Дак это при мне было, под Кёнигсбергом, когда прорыв на штаб был. Егорыч к нам в гости приходил, он же нам родной отец. А тут тревога, выстрелы, ну он вместе с нами в шеренгу и встал. А после боя, уже когда лекарь от фельдмаршала выходил, заметил, что Егорыч неестественно бледен, даже желтоватый какой-то. Мы все красные после боя, а он жёлтый. Ну вот значит лекарь и заглянул ему в зрачок, пульс пощупал, велел с утра в лечебницу обязательно зайти. А, ещё какую-то пилюлю ему дал.

Врал я вдохновенно и очень убедительно.

Майор отдал мне бумаги, написал ещё какую то, сказал.

— Вот с этой бумагой пусть зайдёт в штаб, получит жалованье и премиальные. Всё иди, некогда мне твои басни слушать.

И что это опять было? Не уж то не поверил? Надо делать ноги. Я развернулся и строевым шагом угарцевал подальше от греха, пока не замели.

Иван Егорыч укладывал вещи в седельные сумки, ребята не поскупились, отдали ему какую-то лошадь. Я помахал рукой, он вскочил в седло, «опять воскресает», вот, что значит надежда.

Подъезжаем к штабу, площадь перед ратушей заполнена народом, они чего собрались наш штаб штурмовать? он же в ратуше. Ан нет, лица у всех весёлые, нам руками машут, приветствуют. С такими лицами на штурм не идут. И тут вдруг я увидел виселицу, да боже ш ты мой. Не переношу казни — это реально страшно, в бою убить сто человек проще, чемодну казнь посмотреть. А европейцы веселятся, зрелище, будут потом ещё полгода вспоминать и обсуждать — как и, что было. Спорить, ругаться, драться.

Я так понял, это уже Шульца будут наказывать. Суд скорый, но справедливый.

— Егорыч, я на это смотреть не могу, мне страшно. Я сразу к старому Юзефу поеду, а то поехали вместе, до штаба всё равно не пробьешься, да и не работает там никто, наверняка тоже зрелищем наслаждаются.

— Я с тобой,

И мы двинули в обход площади. На улицах было тихо, безлюдно, даже если Иосиф тоже смотрит представление, на крыльце подождём, с обратной стороны дома. Львович оказался не любителем ужастиков. Закрылся на все засовы. Впустил нас и опять закрылся.

— Ты чего так перепугался? вчера ты смелый был.

— Ви таки не знаете, чем заканчиваются подобные мероприятия.

— И чем же? Люди идут поздравлять виновника зрелища.

— Люди чувствуют в себе силу толпы, им кажется, что они бессмертны. И они идут сводить счёты со своими обидчиками. А как, по-вашему, многих ли мог обидеть бедный еврей?

— Я думаю, что очень многих. Все, кому ты давал в долг, считают себя обиженными. Значит могут начаться погромы. Ладно пересидим. Я вот чего придумал, пусть Егорыч поживёт пока в моей квартире, Иосиф, ты свою мадам не заревнуешь? Я-то сегодня свалю. Щас вот дела с вами порешаем финансовые, вот векселя, мне надо килограмм пять серебра и пару кило золота, есть такая сумма?

— Ты хочешь прокутить столько денег, или ты намерен всё отдать, за дочь Егорыча?

— Я намерен купить имение, дворянин я или нет? План у меня такой. Я следую плану капитана, и ни в чём ему не перечу. Дополнения к плану, Егорыч, поселяешься в моей квартире, за неё уже уплачено. В первый же день заказываешь ванну, демонстративно, пока служанки носят горячую воду, кладёшь два четвертных на стол и вуаля, Иосиф тебя больше не ревнует.

Иосиф и я заржали, а Иван Егорович смотрел то на одного, то на другого, не понимая, чему мы веселимся. Наконец, просмеявшись, Львович сказал.

— Вот, честное слово, Ваня, сделай как он сказал, не пожалеешь.

— А тебе Гила рассказала, или сам пробовал?

— Конечно она, если б сам попробовал, я бы с вами не разговаривал, ну или писклявым голосом.

Погромов в этот день не было, наличие императорской армии, веру в собственное бессмертие, свело к нулю. Я взял драг металлы, погрузил в седельные сумки и поехал к капитану. Егорыч остался у Львовича пить чай, он из армии уже уволен, кому надо доложено, а когда он за расчётом явится, всем по барабану. Капитан обедал, предложил мне присоединится, но я отказался, только, что у ростовщика плотно похавали.

Часть 3. Отпуск. Глава 1. Дочуля.

Вроде выезжать надо с утра, но уж очень нам хотелось покинуть надоевший армейский быт. По дороге я спросил.

— Какие планы, куда вначале, к твоим родителям, к твоей невесте, или дочулю выкупать.

— Давай по порядку, где у нас дочуля живёт?

— Под ржевом, а оттуда можно на север, и мы в наших родных местах. Вначале у тебя в имении, а потом к твоей невесте.

— Гляжу я на тебя, какой-то ты обеспокоенный, опять чего-то почувствовал?

— Не то, чтобы почувствовал, а рассудил здраво, как мы будем спокойно отдыхать, зная, что прекрасная девица томиться в неволе.

— Ну да, ну да, с этой точки, я вопрос не рассматривал. Я-то думал приеду домой, повидаюсь с роднёй соберу друзей, гульнём. А на обратном пути уже и с дочулей порешаем. Твой план лучше, веселиться лучше со спокойной душой.

И мы двинули на Ржев. Дорога была скучной, почти без приключений, один раз наткнулись на разбойников. Пальнули с пистолета, вроде никого не задело, но они всё равно разбежались. Грабить за деньги, это одно, а вот подставлять башку под пулю и шею под саблю, даже за деньги не хочется. Останавливались в больших сёлах, иногда в городках, чтоб дать лошадям отдых, да и в бане попариться. Дорога она такая — не заметишь, как паразиты заведутся. Худо-бедно, добрались до Никольского — родного села Егорыча. Сразу почувствовал опасность. Душа вопила (берегись), предупредил напарника.

— Тут что-то не чисто. Егорыч предупреждал, что барин у него маньяк, а дети и того хуже. Они тут всю округу запугали. Представляешь, дворян запугали. Четверо братьев, один законный, остальные бастарды. И почему-то их в армию не берут, или они инвалиды или связи, хотя сейчас таких связей быть не может. Постучались в крайний дом, оказался дом ведьмы. Женщина не старше тридцати и даже двадцати пяти, красавишна — глаз не оторвать. Действительно — ведьмовская красота, и волосы рыжие. Как узнал, что ведьма? Очень просто, весь дом завешан травами. Расспросили, где живёт Анастасия — Ивана солдата дочь, объяснила, только добавила, что дома её нет.

— Баре всех мамаш собрали, дети которых статуй изображают, и заперли.

Вот тут я остолбенел, не врубаюсь. Салтычиха, что ли?

Капитан отморозился быстрее.

— Каких статуй?

— Разных, ангелов, нимф, натрут мелом и стоят они сердешные в разных позах, не шевелятся.

Во мне всё кипело, так издеваться над детьми. Всех четверых порешу, найду повод и порешу. Поглядел на напарника, он тоже взбесился, вдвоём порешим.

— А мамаш зачем запер.

— Это если кто из девчонок шевельнётся, потом мамашу секут. Вот и терпят, маму то жалко.

Такого садизма я в жизни не видел, только в кино про салтычиху.

— Матвей Григорьевич, сразу будем убивать или повод найдём?

Я даже не пытался от этой ведьмы скрыть свои планы. Она напугалась.

— Вы кого убивать собрались — детей?

Тут я вообще выпал.

— Как тебе в голову такое могло прийти? Господ мы твоих убивать будем.

— Разве ж господа господ убивают?

— Хорошие господа, плохих господ, убивают!

Она понурила голову.

— Ничего вы не сделаете, только хвастаетесь, все господа друг за друга стоят.

Чего-то с ней было не так, вот чувствовал я, что она за кого-то переживает.

— У тебя там тоже ребёнок, что ли?

— Да, дочка. Они одних девчонок статуями выставляют.

— Матвей Григорьевич, пойдемте, накажем этих извращенцев.

— Подожди. Этот ваш барин или баре каждый день девчонок забирают? И почему тебя не заперли вместе с остальными?

— А меня нельзя сеч, я ведьма. А девчонки стоят не каждый день, только когда прием и тренировки.

Понятно теперь. Местный божок хочет свою культурность перед местной элитой показать.

— И кто на приёме?

— Местные помещики съехались, два чиновника из города, один за рекрутами, офицер. И солдаты с ним, человек шесть. Рекрутов в сарае держат. Пять мужиков.

Вот значит, как барчуки от армии косят, сплавляют мужиков в армию. А сами за это дома сидят, ловко, и от недовольного контингента избавляются, и население пугать легче.

— Григорьевич, у меня есть план. Пойдём по дороге расскажу.

И уже ведьме сказал.

— Готовь, побольше валерьянки, думаю придётся детишек от шока избавлять.

Двинулись к усадьбе. Я начал излагать.

— План (А). Я свечу деньгами, братья захотят нас ограбить, и мы всех их поубиваем.

Во мне уже кипела какая-то безбашенность.

— План (Б). Я выигрываю в карты всё его имение. И свою проблему решаю, и его без штанов по миру пустим. Этот план даже предпочтительней, вот только азартен ли извращенец, чтобы всё имение проиграть? В любом случае деньгами светануть надо.

— План берём за основу, корректируем по ходу. Шпаги берём с собой, нам, военным, это по этикету положено.

Усадьба представляла целый архитектурный ансамбль, два этажа, вправо и влево флигели подковой, а между ними парк ограды не было. А помещик то с запросами. Спешились, прошли по парку, ведя лошадей под уздцы. Снег, голые деревья, кусты подстриженные. Я подержал лошадей, капитан поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Вышел важный мужик в ливрее. Увидел офицеров, сделал подобострастную улыбку.

— Как прикажете доложить?

— Князь Белов, с сослуживцем Дубровским.

Фамилия есть — значит дворянин. Швейцар крикнул внутрь дома, выскочил холоп, и с поклоном принял у меня поводья, я ещё ему гривенник сунул, сумку с деньгами взял с собой, не на конюшню же её отправлять.

— Пройдите, господа, в прихожую, я сейчас барину доложу.

Зашли, ничошная такая прихожая, мягкая мебель, какие-то картины на стенах, сколько же этот извращенец с крестьян налогов тянет. Село то его в упадке, ни одна труба не дымиться, коровы не мычат, дома развалюхи. Наверно вот это меня и напрягло, и чувство опасности вселило. Пока вот эту великолепную усадьбу не увидел, не понимал, что же не так, всё познаётся в сравнении. Спустился давешний швейцар.

— Барин просят вас подняться, у них гости.

И принял у нас шинели и треуголки.

Мы поднялись, вошли в просторный зал. И тут я увидел их. Сказать, что я взбесился, ничего не сказать. Тебе конец барин, и братьям твоим конец. Я вас на морозе поливать водой буду как генерала Карбышева, пока сами в статуи не превратитесь. Нет, как Карбышева нельзя, примазываться к подвигу генерала не позволю, дерьмом буду поливать, а лучше мочой, что б не так воняли.

Девчонки изображали, какую-то гипсовую композицию. Абсолютно нагие, натёртые мелом, их было человек семь, семи — восьми лет, не старше. Я-то думал, что они хоть в платьях, а он же педофил конченый. Сдерживаюсь, но вот улыбаться не получиться. Капитан представился сам, представил меня, у меня язык отсох от увиденного. Нас пригласили за стол, принесли приборы. Подали бадейки с водой, не будь у меня советского образования, точно бы обмишурился, помыл руки в бадейке, вытер полотенцем, расстелил салфетку на коленях. Первая смена блюд уже была съедена, субчику похлебать мне не удалось. И за это ответишь ссука. Подали картошку, я повеселел, её я ел последний раз дома, до призыва. Было мясо, салаты из солёной капусты и огурцов, из свеклы, чего-то. Поел хорошо. После обеда, гости начали задавать вопросы, про военные операции. Мы, ссылаясь на военную тайну, ничего не рассказывали. Нефиг метать бисер перед свиньями. Компания состояла из пяти старичков лет пятидесяти шестидесяти, думаю это общество местного дворянства. Поручик, этот за рекрутами приехал, батюшка, довольно пожилой, и лет сорока мужичок, в полувоенном мундире, чиновник из города. Спросили меня, почему я не расстаюсь со странными кожаными мешочками. На что я ответил, что содержимое их является военной тайной, и я за них отвечаю головой. Отстали, во время войны все очень любят военные тайны, и свято в них верят.

Хозяева дома выделялись полнотой и звериным взглядом, точно извращенцы. Видно, в армию не берут из-за «душевной» болезни. Да они просто сумасшедшие, видно папаша делал их по пьянке. Наркоты же пока нет? Или есть? на востоке точно есть, папаша в очередной военной компании с Турцией подсел на дрянь, а потом заделал этих ублюдков. Они вроде одного возраста, он что их одновременно строгал. Ещё была девица, лет одиннадцати, двенадцати, сестра или чья-то дочь? За обедом сидела рядом с главным барином. И тут меня аж жаром обдало — жена! Вот же извращенец, на малолетке женат, у неё ж даже титек ещё нет. По описаниям, прямо, Наташа Ростова на первом балу. Я в этой компании уже не могу находится, щас начну всех резать. Капитан увидел мой взгляд. И шёпотом.

— Успокойся, начинаем, ты пока понаблюдай, кто, как себя ведёт.

Начали без нас, как в эти времена и водилось, Приём, после обеда продолжался либо танцами, либо игрой в карты. Танцевать было не с кем, одна малолетка на всех. Сели играть в карты, как не странно в покер. А чего тут странного, правила простые. Я пока отнекивался. Говорил, что не очень азартен.

— Я тут вот в уголочке посижу, отдохну, а то устал с дороги.

Братья откровенно мухлевали, законный играл, а остальные подавали сигналы. Капитан очень быстро проиграл пять рублей, как мы и договаривались, и покинул игровой стол. На его место сел я. Достал свой кошелёк с мелочью, сделал ставку. Раздали карты, я даже не стал смотреть. Душа подсказала, что карта не о чём, пасанул. Следующая сдача. Опять не то. Следующая, душа развеселилась, начали поднимать ставки, я тоже поднял, карты я так и не посмотрел. Банк поднялся до пяти рублей, видно у всех была не плохая карта, я выиграл. Вот так, то проигрывая мелочь, то выигрывая по-крупному протекала игра. Душа мне подсказала, что приём был задуман не ради этих несчастных копеек, что-то тут назревало. В три захода проиграл всё, что выиграл до этого, кроме пяти рублей капитана, взял паузу. Налил себе вина, выпил, подошёл к композиции. Девчонки стояли не шелохнувшись. Потерпите бедные, маленько потерпите, и я вас навсегда избавлю от этого кошмара.

Старички оказались азартными, быстро проиграв копейки (по пять, десять рублей) которые у них были с собой (ещё бы, с такой-то халтурой), начали ставить, кто лес, кто землю. В долг, старший не играл. Ставки уже пошли на десятки рублей. Вот оно, то, из-за чего, это всё замышлялось. Интересно, хозяин их постоянно так доит или это готовилось заранее и очень давно. Как оказалось готовилось, чиновник в полувоенном мундире, был ни кем иным, как нотариусом. Он тут же оформлял сделки купли-продажи. Идиот идиотом, больной, на всю голову, извращенец, однако хорошо подготовился.

А вот мне опять интересно, то, что мы оказались тут это случайность или опять, кто-то наверху колдует. Ведь не даром душа меня сюда направила, а не домой. Ведь если б действовали по плану капитана, попали бы сюда месяца через три. От этой мысли меня передёрнуло. А где, кстати, капитан? беседует с поручиком, на меня поглядывает.

Сажусь за игру, сдача — посую, опять сдача — опять посую, и так пока все старички не проигрались вдрызг, ну может не совсем, крестьян и дома никто из них не ставил. И тут я начал выигрывать, карта плохая посую, хорошая поднимаем ставки, капитан оттеснил от моей спины братьев, я делаю вид что заглядываю в карты, заподозрят ведь, в колдовстве обвинят. Когда хозяин проиграл всю наличность, сменили тактику, братья тоже сели за игру. Капитан о чём-то беседовал со старичками, знакомился, выспрашивал, ФСБешник. В ход пошли имущественные расписки, проигравшихся помещиков, я не стал переоформлять имущество на себя. Нотариус был пока не у дел. Закончились расписки, один из братьев принёс шкатулку. Серебро, ja-ja gut-gut, я тебя ссука без штанов оставлю. Все помещики столпились за моей спиной, все болели за меня. Братья никак не хотели упускать своего, они оказались ещё более азартные чем, приезжие помещики. Вроде им пришла не плохая карта, но у меня лучше. Хозяева решили выиграть с помощью демпинга, поставили всю шкатулку на кон. Я предложил долговые расписки. Отказали, только за наличные, я не стал спорить, открыл свой секретный кошелёк и высыпал почти всё серебро, я ещё поднял ставку, один из братьев сбегал, принёс ещё шкатулку, фамильные драгоценности, видно у них очень хорошая карта, я не переживал, но делал вид, что блефую. Достал ещё серебро добавил золото, замерил ставку, выше поднять они не могли. Вскрылись, у меня был флэш рояль. Я их обул. Но этого мало. Надо давить до конца. Хозяева не успокаивались. Потерять все деньги и фамильные драгоценности. И ведь видели, что я не мухлюю, я же тоже проигрывал, но по мелочи. Хозяин поставил на кон крестьянина, я предложил поставить композицию против фамильных драгоценностей. Вернее, я обменял драгоценности на композицию. И тут уже в дело вступил нотариус. Маски сбросили, девчонок переписали как крепостных и продали мне за такую-то сумму, в виде драгоценностей. Теперь братьям опять было на что играть. Капитан велел девчонкам умываться, одеваться и ждать родителей. Они убежали. Ну слава богу хоть детей освободили.

Я предложил, дабы больше не ставить на кон фамильные драгоценности, выкупить семьи этих девчонок, не разлучать же их с родителями. Вот тут они заартачились,

— Мы ещё их назад выиграем, и тебя самого, с твоими деньгами, охолопим.

Вот это было оскорбление, я вызвал их на дуэль. Они хоть и идиоты, но поняли, что против меня у них шансов нет, стали извинятся, мол погорячились. И если дуэль, то конец игре, а мы все здесь так хорошо проводим время. Меня такой расклад устраивал, я хотел выиграть всё имение. С землёй, крепостными, усадьбой, лесом и болотом. И я предложил.

— Не хочу я таких воспитанных людей лишать фамильных драгоценностей, это же маменьки вашей? предложите мне крестьян с наделами. Только семьями. Вы мне крестьян — я вам деньги и играем дальше. А почему вы не хотите продать мне семьи этих статуй?

Я уже мог пошутить. Как-то на душе успокоилось. Стоп статуй, что-то не срасталось, Егорыч говорил о дочке, а у него оказывается уже и внучка есть. Как он воспримет? Думаю, обрадуется. Все-таки дочки его больше двадцати трёх, по самым скромным подсчётам, а то и больше.

— Я потратил на них много денег, я им педагога по пантомиме из Франции выписал.

— Вот как, а можно на него посмотреть, он в холопах или смерд?

— Не он, а она, и она вольная, я ей плачу деньги. Знаменитая на всю Францию цирковая гимнастка.

Ну понятно, с какого-нибудь бродячего нищего цирка постаревшая актриска. Распиарили и подсунули этому дебилу, за бешеные бабки. Барин позвонил в колокольчик, велел лакею позвать «гувернантку».

— Она их ещё и по-французски говорить учит.

Это тебе плюс, пожалуй, я тебя не больно убью, чик и всё, подумал я про себя.

Зашла довольно молодая, около тридцати, довольно симпатичная, очень стройная женщина. С правильными чертами лица. Внешность очень даже привлекательная. Посмотрим, может, и мне будешь полезна. Устрою в имении секцию спортивной гимнастики.

— Мадмуазель Эсмеральда.

Ага, Эсмеральда, так я и поверил, какая-нибудь Ноэль, Виктора Гюго начитались, что ли. Но надо ж показать воспитанность.

— Очень приятно познакомиться, я очарован вашей красотой и талантом.

Больше слов не нашлось, выручил капитан. Тут же заговорил с ней по-французски, начал вешать лапшу на уши.

— Однако мы отвлеклись, привлекательные женщины отвлекают, продолжим или дуэль?

— Продолжим, десяток семей с землёй за пять тысяч.

— А какие наделы, сколько десятин? И сколько в семье смердов?

Принесли бумаги, какие-то ревизские сказки, нотариус оформлял купчие, или передаточные. Вроде продажа крепостных в это время была вне закона, или без земли вне закона, а с землёй по закону.

В общем деньги я опять у него выиграл. Потом ещё крестьян прикупил, и опять выиграл, потом луг, лес, часть болота, барский клин, семьи девчонок гимнасток. Опять фамильные драгоценности. Да уж азарт и вино до добра не доведут. Мне его даже жалко стало. Но остановиться он не мог, уже опять они тактику поменяли, опять братья старались подсмотреть мои карты. Иногда, когда мне это нужно было, им это удавалось. Но он всё равно проигрывал. Кажется, кроме особняка у него ни чего больше нет. И тут он удивил всех.

— Ставлю жену.

Я выпал, а вот капитан был спокоен. Что-то он уже разнюхал.

— Давай всё, что ты выиграл, против моей жены.

Так, приходим в себя. Как он может продать жену? Она ж не крепостная. Она ж наверняка из дворян.

— А зачем мне твоя жена? я её куда дену? Родителям верну? за даром. А нужна она, после этого, родителям, ведь это ж такой позор, быть проигранной в карты.

— У неё нет родителей, померли, она холопка, дворовая девка.

Стало ясно, что он её не любит от слова совсем. Пожалуй, девушку надо тоже вызволять. А вдруг, она его любит? Ведь бабы дуры не потому, что дуры, а потому, что бабы.

— Вы ведь венчаны. А значит она уже не крепостная.

— Не венчаны мы, в блуде живём.

Я опять вскипел. Аж затрясло, теперь точно больно убью, так ножом пырну, чтоб ты, ссука долго и мучительно подыхал, извращенец, педофил, это самые ласковые слова, возникшие в моей голове.

— Батюшка где? ага, вот батюшка скажи, венчаны ли барин и та девица малолетняя.

Подчеркнул я.

— Не венчаны, я и прихожу в этот дом, чтобы образумить этого раба божьего. Уж сколько годов пытаюсь.

Ну всё. Запорю, вначале, потом распну, или колесую. Я уже смотрел на него с откровенной ненавистью. Он на меня тоже, но ещё и с ехидцей. Дескать, что ты понимаешь, быдло, слаще морковки ничего не ел.

— Покажи документ.

Сквозь зубы, выдавил я. Братья седели и пялились с какой-то бесшабашностью. Понятно они уже настроились на убийство, может даже всех свидетелей. Принесли какую-то бумагу, но у меня в глазах, всё плыло, капитан её изучил,

— Всё верно, она холопка.

Выдыхаем, вдыхаем, опять выдыхаем, считаем до пяти, не помогло, ещё до десяти, вроде начал соображать, а мне то, казалось, девчонок сильно мучают, а тут вон как, вот она самая несчастная жертва. Дак он же уже не первый год с ней живёт, только сейчас до меня дошли слова батюшки, это ж она вообще ребёнком была. Опять в глазах потемнело. Хрен я тебе дам возможность отыграться, даже шанса ни единого не предоставлю.

— Ты хочешь впарить мне, порченую дворовую девку по цене целого имения. Дуэль, немедленно, ты меня за полного идиота держишь. Практически принародно обозвал меня дураком.

Он решил меня попугать, понял, что терять ему нечего.

— Дуэль со мной, это ещё и дуэль с моими братьями!

— Напугал ежа голым задом, всех четверых завалю, хоть по очереди, хоть всех сразу.

Что-то он в моём взгляде увидел, понял, что завалить их, для меня не проблема. Помещики уже сильно нервничали. Вечеринка перестала быть томной. Быть свидетелями, четверного убийства, никому не хотелось. Только капитан с поручиком откровенно веселились.

— Ладно, давай за неё пять рублей, как за дворовую девку.

Всё-таки помирать он боялся. В аду тебя ждут уже сегодня. Не надейся на помилование.

Пара минут, и деньги опять у меня.

И последнее осталось, выиграть усадьбу.

У тебя осталась усадьба я дам за неё, тысячу и ты свалишь отсюда вместе с братьями.

Я грубил но не оскорблял, не назвал же я их ублюдками, а то зарежу их, а потом меня обвинят в провокации, дескать нарочно оскорбил, такими словами, чтоб они на него накинулись.

— Пять тысяч.

— Полторы,

— Пять или убирайтесь все.

На коллектив значит попёр, видел, что все на моей стороне.

— Хорошо, бери пять и проваливай.

Не дам коллектив обидеть. Начали отсчитывать деньги, оказывается, пять тысяч серебром не так-то легко отсчитать. Но всё-таки справились. И вот, как только, деньги оказались у него в руках, он опять почувствовал себя на коне.

— Давай ещё играть, я должен отыграться.

Я уже хотел отпустить его с деньгами, я сильно устал, уже было утро следующего дня. Больше суток без сна. А у этого дурака силы ещё есть. Ну всё, ты меня достал. Точно без штанов уйдёшь. Но надо же, уже моим соседям, показать какой я белый и пушистый.

— Я устал, я больше не хочу играть, убирайся с моей земли.

Он пошёл в абанк.

— Если ты не дашь мне отыграться, я спалю усадьбу и деревню, мне терять нечего.

Я хотел как лучше, получилось, как всегда, через пару часов, всё-таки пять косарей сумма не маленькая, он всё продул.

— Всё, у тебя больше ни чего нет, вали отсюда.

— Я ставлю братьев, они холопы, ублюдки от холопок….

Договорить он не успел. Три увальня кинулись, то ли на него, то ли на меня, с ножами. Прав я был, когда предположил, что свидетелей они оставлять не хотели. И на убийство пойдут с лёгкостью, ведь ножи же приготовили заранее. Одного толкнул чуть в сторону, чуть подправил траекторию полёта, второму чуток по колену зарядил ногой, что-то хрустнуло. Третьего капитан контузил, я не видел как. Я схватил стул и первому двинул по башке. У дурака башка крепкая, не помрёт. Законно рожденный сидел на стуле с ножом в груди. То ли его изначально планировали убить, то ли я так удачно подкорректировал первого. Кто ж щас разберёт. А главное свидетелей полно, да всё какие, уважаемые люди. Офицер, батюшка, нотариус, и группа местных помещиков. Переглянулись с капитаном, и начали вязать руки трём контуженным, вернее двум контуженным и одному воющему от боли. Не заморачиваясь поиском верёвок, связали их же поясами.

Глава 2. Следствие.

Вот и всё, получилось даже лучше, чем задумывалось. Убей я этого подлеца на дуэли, как бы я тут имением владел. Выиграл в карты, а потом вызвал на дуэль и убил. Начались бы пересуды, (а может и не выиграл, а вначале убил. А потом слух пустил что выиграл). И засомневались бы, что на дуэли. Даже наличие такого числа свидетелей не остановит пиар компанию, если кому-то захочется, моё имение отжать. А так — убит родным братом, за то, что хотел продать его в холопы. Я обратился к гостям.

— Господа, предлагаю всем отдохнуть немного, а потом проведём следствие.

— А какое следствие, зачем? и так всё видно.

— Ну не знаю, напишем протокол, подпишемся, вон господин нотариус нам подскажет, как такие дела оформляют. Эй холопы бегом сюда все!

Это я уже в двери кричу

— Запорю.

Злой я был сильно, уставший, оттого и злой. Появилась пара холопов,

— Берёте труп, выносите на задний двор, так, чтоб на глаза никому не попадался, накройте его простынёй. И, по дороге, всех кого встретите, сюда направьте. Кто последний появится, будет выпорот.

Прибежали ещё холопы,

— Господ гостей расселить по свободным комнатам с максимальным комфортом, кто захочет поесть — покормить безотлагательно. Этих троих в чулан. Не вздумайте развязать, кто ослушается, вместо убийц под суд пойдёт.

Кто-то повёл гостей, двое взяли контуженного и потащили, появились и первые мужики, что труп уносили. Я дал им по серебряной монете со словами.

— Теперь я ваш барин, будете служить с рвением, останетесь довольны. Теперь этих — в чулан.

Куда ж капитан с поручиком делись? стопудово за Жозефиной, тфу ты, Эсмеральдой ухаживают. Утешают бедную девушку, пережившую такой кошмар. Появилась какая-то миловидная девица, её трясло. Ну понятно, не каждый день у людей, господ режут.

— Успокойся, всё уже закончилось, притащи суда какой-нить мешок, попрочнее.

Скрылась, чтобы появиться через пару минут, её трясло ещё сильнее.

— Да тебя чо так колбасит? Всё закончилось, барин убит, убийцы связаны и заперты.

— Высечь грозились.

Хныкала она.

— Я последняя.

Ах вон в чём дело, о барине даже не вспоминают.

— Я передумал, не буду я сечь, не дрожжи, на вот тебе на леденец.

Протянул ей какую-то денежку, остальные начал ссыпать в мешок, туда же пошла шкатулка и расписки. Влом мне было всё пересчитывать и упаковывать.

— Есть комната с замком.

Обратился я к повеселевшей девице.

— Дак спальня барская.

— Веди.

Вести никуда не пришлось, вход в эту спальню был тут же в зале.

— Спасибо милая свободна, и пусть чего нить пожрать принесут.

Такс, кровать, большая, а если под неё мешок засунуть, получилось. Дальше раздеваемся и ждём завтрака, вот тут вот на кроватке. Хорошо, что вчера плотно пообедал, без ужина перекантовался. Вот глаза прикрою на секунду, а то уж очень они устали, болят, а всё из-за тусклого света свечей, надо тут в первую очередь электричество изобрести.

Во сне почувствовал на себе взгляд. Проснулся, медленно приоткрыл глаза, чуть-чуть. Мне стало жутко. Аж холодный пот прошиб. В комнате стояли покойники, семь белых фигур. Вроде не много вчера выпил, ну пол литра вина, может чуть больше. Как слону дробина. С чего глюки то. Может хозяева наркоту в вино подмешали, а что, как рабочая версия, чтобы гостей надёжнее облапошить. На дворе день, окно задёрнуто плотными шторами, в комнате полумрак, покойники стоят, не шевелятся, смотрят, ровно семь. Стоп, белые, голые, не шевелятся, дак это ж девчонки — статуи. Страх отпустил, я улыбнулся и открыл глаза, хорош бы я был, если б закричал, и девчонок перепугал, и сам уважение потерял.

— Дядя барин, а ты наших мам отпустишь?

Ды-ды-дым, чего угодно ждал, но не такого вопроса.

Дар речи потерял от неожиданности.

— А разве их не отпустили?

Чо за тупой вопрос, конечно же нет, иначе девчонок тут бы не было.

— Щас минутку. Соскочил с кровати, и как был в подштанниках подошёл к двери.

— Холопы! бегом ко мне, последнего выпарю. Кто не придёт — запорю до смерти.

Повернулся к девчонкам.

— Залезайте на кровать, под одеяло.

В комнате становилось прохладно, камин сегодня не топили. Прибежала дворня, последней — та самая девица, подозвал её к себе, поставил рядом. Её опять трясёт.

Смотрю на холопов, грозно.

— Почему их матерей до сих пор не выпустили? Ты бегом выпускать.

Что толку задавать вопросы, там люди томятся.

— Дык барин, приказа не было.

— Как это не было? Я когда их семьи вчера выкупил, отдал такой приказ.

— Ну дак мы то тогда вам не принадлежали, у нас свой барин был, ваши приказы выполнять не могли.

Вот как, юридическая уловка. Сильно умный, в солдаты пойдёшь, будешь там свою смекалку применять, хотя для армии он уже старый. Будешь у меня на производстве удобрений вкалывать.

— А потом почему не выпустили?

— Дык приказа не было.

Ну ссука ты попал. Будешь у меня дерьмо из уборных вычерпывать во всём селе, и удобрение из него делать.

— Ты кто?

— Я Митрофан Иванов сын.

— Ты по должности кто?

Я свирепел всё больше и больше. Решил в дурачка поиграть. Ню-ню. Поиграем.

— Дык мажордом я.

Понятно, мажордом, интриги, скандалы, расследования.

— Ты не мажордом, ты золотарь. Жить будешь на конюшне к вечеру, что б представил бочку на телеге. В усадьбу больше не нагой, только за дерьмом. Свалил отсюда. Он, как-то вразвалочку, очень медленно начал поворачиваться.

— Бегом ссука, ты (указал я пальцем на здорового детину) пни его под зад, чтоб не раздражал меня. Вот так, и до самого выхода его пинай. Вы девки.

Я показал пальцем на двоих.

— Готовьте бадью, девчонок купать, ты и ты натаскаете воды, чтоб не сильно горячая, но и не холодная.

Я понял, этим людям надо давать чёткие указания. Они либо саботируют, либо на самом деле тупые.

— Ты и ты, покормите мамаш, да не гадостью, а что вчера за обедом у господ было.

Всех разогнал, надо девчонок поспрашивать, что тут и как? Девчонки ходят по дому абсолютно голые и даже не стесняются. Как будто это нормально. Это ж как им мозги промыли, ай да Жизель, ай да сукина дочь.

— Девчонки, а вы почему голые?

— Дак у нас одежды нет.

— Как нет, вас что из дома голых забрали.

— У нас её госпожа Эсмеральда забрала.

Выходит я дурак, ну отвык я, что надо самому всё контролировать. Просто слов нету. И где эту Эсмеральду искать?

В дверь начали затаскивать бадью. А следом уже стояли два холопа с вёдрами. Ох я сегодня точно кого-нибудь убью. Глубоко дышим, считаем до пяти. Успокоился.

— Почему купать здесь решили, другого места нет?

Смотрят на меня недоумённо, типа, ну ты барин и задачки задаёшь? Ведь дураку понятно. Если, находясь в спальне, барин говорит, надо купать, значит надо купать в спальне. Ладно проехали.

— Заносите, вы девки будете купать, а вы дебилы, потом всё уберёте. А пока бегом на кухню, скажите, чтоб еду и мамаш сюда привели. И упаси вас бог, хоть слово, хоть взгляд косой на мамаш кинуть. Точно запорю. Вы уже с утра меня вывели. Вёдра то оставьте дауны. И жрачки пусть и на девчонок принесут, они уже сколько не ели.

Что-то я ещё забыл, что-то важное, очень важное. Думай башка, шапку бобровую куплю. У Жозефины одежду отобрать, назначить нового управляющего имением. Это у нас будет ведьма. Она женщина умная, её даже барин побаивался, справится. Жозефину оставляем, пусть и дальше девчонок. Гимнастике учит, только всех, что есть в селе. И мамаш тоже пусть фитнесом погоняет. Мажордома надо назначить, вот она мысль, вот я что забыл, а жена покойника, вернее вдова, она то как?

— Девчонки, (они уже седели в ванной, все семеро) а где хозяйка? Ну вдова бывшего барина.

— Она в своей светёлки, плачет.

— А где у неё светёлка?

— Я покажу.

И одна девчонка выскакивает из бадьи.

— Стоп, залазь назад, мойся, ты мне покажешь.

Я ткнул пальцем в одну из холопок. Сообразила быстро, тут же пошла на выход.

— Прошу за мной, барин.

Вышли из спальни в зал. Ах вот они мамаши, я-то думаю, что они так долго, где-то пропадают. Сидят за столом, едят. Ведь наверняка пока эта буча тут была, их никто не кормил. Встали поклонились.

— Сидите и ешьте, потом дочерей покормите. Если еды не хватит, пусть холопы ещё принесут, а если возбухать начнут (я сурово поглядел на холопов) золотарь не самая плохая работа. Найду и похуже.

Холопы сникли, и уже не так осуждающе смотрели на мамаш.

— Ни куда не уходите, обязательно меня дождитесь, ещё много дел надо порешать.

И я пошёл дальше за служанкой. Подошли к двери. Из-за неё доносилось пение. Вот тут на душе потеплело, значит не переживает, не дура, поплакала чуток и успокоилась.

— Здравствуй красавица!

— Здравствуйте барин?

— Как ты себя чувствуешь? Сильно вчера перепугалась?

— Напугалась, а потом подумала, хуже не будет.

— Правильно рассуждаешь, дальше будет только лучше. Считай, что для тебя наступило светлое будущее. Мне надо осмотреть дом, принять, так сказать, хозяйство, и ещё надо Жозефину найти, ну гувернантка, которая. Эсмеральда ей не подходит, Жозефина ей созвучнее.

Девушка улыбнулась.

— Эта ссука забрала у девчонок одежду, и до сих пор не отдала, а у меня времени не было за всем этим проследить.

— У меня есть несколько платьев, мне они уже малы.

— Замечательно, вот и подаришь их кому захочешь, а себе ещё нашьёшь, но девчонкам нужна их одежда. Как они домой пойдут без шуб валенок и шалей? пойдём искать эту Жоржету.

Девушка опять улыбнулась. Встала и мы пошли,

По дороге я её расспрашивал о делах в имении. Надо было узнать, можно ли ей поручить управление домом. Подошли к двери, я постучал, знаком показывая, чтоб Варвара (именно так звали хозяйку) оставалась тут.

— Мадемуазель Эсмеральда, можно вас на минутку?

— Попозже, я сейчас занята.

— Я тебе дам, Ссука, попозже, быстро встала и с поклоном выскочила.

Выскочил капитан. В одних подштанниках. Варвара отвернулась.

— Гутен морген гер капитан, а где есть гер лёйтнант?

— Ты чо буянишь, даму сердца мою оскорбляешь

А сам чуть ли не ржёт.

— Эта ссука забрала у девчонок одежду. Они до сих пор голые ходят. Ты прикинь как она их выдрессировала, как мозги промыла, они наготы не стесняются. Совсем. Эй Жозефина, где одежда девчонок.

Она вышла из комнаты, поняла, что капитан, из-за неё, не будет вызывать меня на дуэль. Обещать не значит жениться. И решила защищаться сама. Она выплыла словно пава, умопомрачительно стройная, подтянутая с высокой грудью и абсолютно голая. Я ещё подумал, жаль, что сейчас интимные места женщины не бреют.

— Я не Жозефина, я Эсмеральда. Стыдится наготы, есть пережиток древнего варварства. А тем более женщине, ибо она прекрасна в своём первозданном виде, какой её создал Бог.

Ух ты, целую теорию под свою распущенность подвела.

— Отсутствие стыда — первый признак слабоумия. Это тебе любой психолог подтвердит. А из тебя слабоумие прёт во все стороны, ты ж ещё и садистка, а если капнуть, то наверняка ещё с десяток психических расстройств найдётся.

Недоуменно удивлённый взгляд Жозефины.

— Психологи, это такие врачи, они лечат мозги, голову.

У вас в Европе их нет, они в Китае практикуют.

Вот так не знаешь, как чего-то объяснить ссылайся на Китай, всё равно никто не проверит. А Эсмеральда то не из Европы, наша русская, так хорошо говорить по-русски не один европеец не сможет, без специальной подготовки. Тем более она тут не долго. Всё страньше и страньше. Выспрошу капитана потом. Наверняка у него уже теория есть.

— Одежду давай!

У меня уже лопнуло терпение.

— Забирайте сами, она грязная.

Я развернулся и во всю глотку заорал

— Холопы, быстро ко мне!

Прибежали двое,

— Вот эта мадам покажет вам одежду, несёте в мыльню, что можно постирать пусть, постирают, что нельзя пусть почистят, заштопают и высушат. Выполнять.

Голая Эсмеральда, и холопы зашли в комнату.

— Гер капитан, а не соблаговолите ли меня посетить после ваших куртуазных встреч.

Капитан, улыбаясь, кивнул головой, зашёл в комнату, и оттуда раздался крик.

— Уроды, у ну глаза отвели, щас обоим фонари подвешу, взяли одежду и бегом. Мимо нас с Варварой промчались оба холопа.

— У меня к вам ещё очень важное дело, надо девчонкам платье подобрать. Я вам за них заплачу, и не спорьте. Так будет справедливо. А вы не очень расстраиваетесь по поводу смерти вашего мужа?

Я решил всё выяснить, может ей надо поплакаться кому-нибудь.

— Вообще нет. Я его боялась, он злой был и страшный, и братьев его до сих пор боюсь.

— Один то брат точно на каторге сгниёт, а вот на счёт других двоих надо крепко подумать. Они ведь получаются крепостные, (девушка вздрогнула) их можно в солдаты забрить, вместо тех, что уже в чулане дожидаются. Надо этот вопрос с поручиком обсудить. За разговорами подошли к комнате Варвары, она открыла сундук, начала доставать, одежду. Платья были совсем новые, девочки растут быстро, снашивать не успевают. Судя по размеру, она тут уже давно, лет с семи восьми, и всё-таки, этот извращенец на наряды не скупился. Платьев было много. Набрали ворох, и пошли уже в мою спальню. Заходим в обеденный зал, мамаши кормят своих дочерей. Ну слава богу, завернули их в простыни.

— Мамочки, как накормите своих чад, проследуйте вот в эту комнату (я указал на дверь спальни) и примерьте на них вот эти наряды. Это вам хозяйка дома дарит. Ваша одежда ещё не готова, она в стирке. До завтра перекантуетесь в особняке. Варвара приготовит вам комнаты.

И мы зашли в спальню. Бросил ворох на кровать, Варвара сделала тоже. Достал мешок с деньгами. Варя удивилась.

— А зачем ты деньги под кровать складываешь?

— А куда?

— Вот в этот сундук.

Варя показала на дверцу в стене.

А барин то был продвинутый.

— А ключ где?

— Не знаю, он у Александра был.

Вот ещё задача, ключ искать,

— А у тебя в комнате есть такой сундук?

— Есть только он маленький.

— Идём к тебе, а ключ то у тебя или тоже у Александра?

— У меня.

— Всё идем.

Я закинул мешок на плечо, и мы пошагали в обратном направлении.

Варя открыла дверцу «сейфа» ну ни чо так вместительный. Вытряхнул, содержимое мешка на кровать. Так, бумаги в сторону, они мне ещё сегодня понадобятся. Шкатулка с драгоценностями. Покрутил в руках хотел подарить Варе, но, что-то меня остановило, опять душа шепчет «не надо». О, выход.

Варя. А это твои драгоценности?

— Нет, я не знаю чьи они.

— А у тебя есть драгоценности?

— Да, муж дарил.

И она показала пару колец, бусы, серьги. Да боже ш ты мой, вот жмотяра, серебряные со стеклом. Достал из шкатулки, нечто стоящее, золото с сапфирами, рубинами, изумрудами. Подарил.

— А это можешь выкинуть, или холопкам подарить, дешёвая бижутерия. Я хочу, пока, ключ от этого сейфа забрать. Вдруг холопы позарятся на деньги. Ты не отобьёшься. Свои драгоценности, можешь оставить тут, можешь переложить.

Всё это я говорил, укладывая деньги, хороший такой сейф, ещё три раза по столько же войдёт, у варваров я взял десяток платьев, считаем по пять рублей, шёлк, парча, бархат. Полтинник, все-таки странно, на тряпки извращенец денег не жалел, а почему на ювелирку скупился. Отсчитал пятьдесят рублей, дал Варваре, солдатское жалование за семь лет. Пофиг, я сегодня целое имение заработал. Варвара положила деньги в свою шкатулку, где у неё якобы драгоценности лежали, а сейчас на самом деле драгоценности и деньги. Время уже к вечеру, а я так и не поел, вначале уснул, потом не до еды было.

— Красавишна, пойдём чего-нибудь почавкаем. Ведь со вчерашнего обеда ничего не ел. А ты то ела?

— Я привыкла, мадемуазель Эсмеральда перед выступлением сутки ни есть, не пить не даёт, чтоб статуи не описались.

Вот опять новая подробность, то ли убить эту Эсмеральду, то ли не знаю. Вроде и педагог талантливый, но вот методы, плохие методы.

Но и требования, конечно, были у барина запредельные. Может, если требования разумные предъявлять, то и методы нормальные будут. Поговорю, если ничего не выйдет, если других методов она не приемлет, отвезу её в Ригу, сдам в «культурное» заведение. Пусть там девиц своим приёмам учит. Им они полезней.

Закрыл сейф, и мы двинули в столовую. Мамочки уже покормили своих чад, нарядили, и ждали меня.

Вот опять перекус отменяется, ни фига не отменяется я не железный, буду есть и разговаривать, свистнул холопа.

— На двоих нам поесть сделай, только быстро, и пусть повар ещё на гостей готовит. Сели за стол, «официант» как его тут называют — я не знаю, поставил перед нами приборы.

С чего ж начать разговор?

— Кто из вас Анастасия дочь Ивана Егоровича?

Встала молодая мамаша, как я и предполагал, года двадцать три — двадцать пять.

— Бери своё чадо за руку, подходи сюда. Садись за стол, не стесняйся, ты теперь не крепостная, я сюда приехал по поручению твоего батюшки, выкупить тебя из крепости, а тут виш как дело повернулось.

Принесли первое блюдо, ух ты супчик. Сидим с Варварой хомячим, оторваться не можем, не до разговоров. Ни чо, пусть эту мысль переварит. Кажется переварила.

— А моя дочь?

Я аж подавился, прокашлялся, хотел обозвать дурой, но вспомнил. Это же дочь Егорыча.

— А сама то, как думаешь? Конечно, с дочерью. В общем Егорыч демобилизовался не далее, как две недели назад, вот и попросил тебя ему привезти. Согласия твоего я не спрашиваю, ибо Егорыч мой первый командир, и его приказы я выполняю точно и в срок.

Подошёл капитан с поручиком, тоже уселись за стол. Я капитану показываю на Настю.

— Вот это Анастасия, доча Егорыча.

Он поглядел, кивнул головой. И продолжил потреблять супчик. Я уже принялся за второе. Опять мысль ненужная появилась.

— Варвара, а в имении есть карета, или бричка?

— Есть. И то и то.

— Ну и отлично, на днях сгоняем в Ржев, прикупим тёплых вещей. Уладим дела с имением. Матвей Григорьевич, вы пару, тройку дней погостите?

Тут появилась Жозефина (ну не воспринимаю я её как Эсмеральду), увидела меня, и затормозила в дверях, я замахал руками, приглашая её к столу. Крикнуть не мог, жевал. А чо это у нас на столе вина нету. Подозвал холопа.

— А где вино? Быстро, ты видишь у нас дам столько же сколько и кавалеров.

Первую выпили за дам, Жозефина косилась на Настю. (с чего вдруг крепостная сидит за одним столом с господами, наверно я, что-то пропустила, пока с Матвеем кувыркалась)

Вторую я предложил выпить за Настю, единственную дочь нашего боевого товарища. Все поели, холопы убрали приборы. Начали подтягиваться гости, опять на столе блюда, вилки ножи тарелки, и я приказал ещё вина подать. Третью выпили за хозяйку дома Варвару, девушка покраснела. Видно было, что ей не комфортно седеть вместе с помещиками. Оно и понятно, она ж вдова, должна волосы рвать, рыдаючи, а она эвон чего, вино глушит. Хотя осуждающих взглядов и не было, наоборот, все как будто радовались за неё. Но была и вторая сторона медали, она ведь теперь крепостная, холопка, а за одним столом сгосподами, а вторая дак вообще в крестьянской одежде, да ещё с ребёнком на коленях, сидит как будто, так и надо, ладно Эсмеральда, она хоть вольная. Чего-то чудит новый помещик, и ребёнка вон вырядил как барыню. Ну-ну. Господа помещики, я вам ещё не такие сюрпризы преподнесу.

— Варвара, не будете ли вы так любезны, показать нашим мамашам их комнаты.

Настя встрепенулась.

А можно я тоже пойду?

— Кто ж тебя может неволить, боярыня.

Гости посмотрели удивлённо. А я держу интригу. Мамаши с детьми ушли. Один ребёнок остался. А где её мамаша. Я встал подошёл к девочке, взял на руки, опят сел за стол, ребёнка на колени. Как давно я ребёнков не держал на руках, какие они всё-таки милые. Наконец все поели. Я обратился к нотариусу.

— Как вас там, Семёныч. Надо как-то преступление запротоколировать, и преступника отправить в разбойный приказ, как вы предлагаете это сделать?

— Я могу написать протокол, все, мы, свидетели, его подпишем.

— Прекрасно, давайте так и сделаем. Холоп, бумагу и чернила господину нотариусу. Второй вопрос, я предлагаю братьев, забрить в солдаты. Поручик, вы для каких частей рекрутов набираете?

— Пехотный полк, в Азове стоит.

— Прекрасно, от дома далеко. Не сбегут. Однако есть каверзный вопрос, братья то — крепостные, но крепостные не мои. Как я могу их в солдаты? на каторгу, всегда пожалуйста.

Задумались, а я им второй вопрос.

— Вот эти прошлые господа, рекрутами, от призыва в часть, откупались. Я правильно понимаю.

Поручик посмотрел на меня, о чём-то молча думая.

— Какое-то соглашение наверняка есть. От нашего полка сюда частенько ездят за рекрутами, а вот самих не велено даже спрашивать, почему они до сих пор не служат.

— Ну дак вот, я то как раз служу, так, что и откупаться от вашего полка мне не зачем, правильно! Давай так порешаем, не зря же ты сюда ехал, путь не близкий. Берёшь двоих братьев. А мужиков мы оставляем на размножение (все заулыбались). У меня и так в селе мужиков не осталось почти. Все в вашем полку служат, вы б их хоть в отпуск отпускали, каждые девять месяцев. (всех опять улыбнуло).

Поручик, поддержал шутку.

— Дак мы и так за рекрутами к вам самых здоровых парней отправляем.

— Ну вот за это спасибо. Только от ваших парней, у меня в селе, одни девки. Или это у них сговор такой, для будущих поколений солдат — почву готовят.

Всем откровенно стало весело.

— Я вот чего могу предложить. А если скажем старший и законный наследник, нуждаясь в деньгах, публично признал братьев холопами. И отдал их в рекруты.

Это один из соседей сказал, мысль здравая, но не доработанная.

— То, что он публично признал их холопами, мы все слышали, но вот они не мои холопы.

Заговорил нотариус.

— И так господа я зачитаю протокол.

И зачитал. В общем, написал он только правду. Но не указал, (может не заметил), как я подтолкнул одного из братьев, а также он указал на предположение, что семейка хотела порешить всех присутствующих, дабы не оставлять свидетелей, ведь как объяснить, что преступники действовали сразу в нескольких направлениях. Один убивал брата, двое, как на самого опасного, бросились на меня. И один бросился на поручика, проигнорировав капитана Белова. Что бы было, с остальными, безоружными, пожилыми помещиками, даже представить страшно.

Все подписались, указав титул и звание. А дедушки то были не простые, хоть графъёв среди них не было, но все сплошь майоры и капитаны в отставке, думаю, что из-за ранений, вон этот левой рукой подписывает, а этот прихрамывает. Чего-то тут Егорыч напутал, не напугает таких группа гражданских. Может прежний владелец, ну отец, который, сильно страшен был, а эти, тогда как раз службу тащили. По-моему так. И нотариус же предложил.

— Поступим просто. Предложим этим, как их Иван Макарович называет, извращенцам, выбор, либо рекруты, либо каторга.

Ну а что? предложение дельное. Я велел холопам притащить сюда арестованных, кроме убийцы. Притащили, поставили перед наши ясные очи. Первым заговорил я.

— Отморозки, мы вам даём шанс не отправиться вместе с вашим братом на каторгу или на виселицу. А отправиться туда отдельно от него.

Решил пошутить я, но никто, кроме капитана, моей шутки не понял.

— Вот все здесь присутствующие уважаемые господа, учитывая вашу молодость, решили дать вам шанс исправится, и даже переход в подлое (от слова податное) сословие избежать. Но для этого вы должны дать клятву служить верой и правдой отечеству нашему и императрице и крест в том целовать.

— А не пошёл бы ты, с твоей милостью.

— Я не пойду, а вот ты теперь точно с братцем на виселицу пойдёшь, за нападение на офицера Императорской армии. Охрана, (это уже к холопам) вы этих не кормили?

— Нет барин, приказа не было.

— Вот и правильно, и не будет такого приказа, нечего лишний жир в ад поставлять, пусть худеют. (я тоже могу под свой садизм, идеологическую базу подводить, они мамаш с девчонками сколько голодом морили). Этого, что рот открыл к братцу в чулан.

Схватили и утащили.

— Эй, человек, принеси нам ещё вина, и какого-нибудь соку для ребёнка.

Налили, выпили опять за дам, здесь присутствующих. Жозефину (Эсмеральду) и Венеру, сидящую у меня на коленях. Преступник облизывал пересохшие губы. Я предложил выпить, за отсутствующую здесь, единственную, пока, внучку моего первого командира. Все с радостью поддержали тост. Потом обратили опять свой взгляд на оставшегося брата. Он сломался, было видно, как из глаз у него бегут слёзы. А вытереть то нечем, руки за спиной связаны. Я не собирался его жалеть, за девчонок, я им ещё и не такое устрою. Вот люблю я всех женщин, и больших, и маленьких. Даже на Жозефину не могу долго злиться. И мстить за них буду долго и с фантазией.

— Ну а ты, тоже не хочешь служить её императорскому величеству?

Вопрос я поставил уже максимально жёстко. Скажет нет — измена родине. Бунт против власти.

— Я хочу, я императрице служить готов.

— Нет, это я готов, это господин капитан и господин поручик готовы, это присутствующие здесь господа, хоть и отставные, но все готовы служить. А ты, можешь быть, готов учиться любить Родину и учиться служить. Клянись на библии и целуй крест, слова клятвы должны идти из души иначе это не клятва — а фарс. Развяжите его и принесите библию.

Он поклялся, поцеловал крест.

— В отдельный чулан его, отдельно от братьев. Ломоть ржаного хлеба и воды ему дайте. А ты как хотел? ты пока даже не солдат, и за один стол с собой я тебя не посажу. Где у нас остальные рекруты томятся, ведите их сюда.

Налили ещё по бокалу. Я ребёнку налил морс. Она прижалась ко мне. Прямо такая, такая, такая ми-ми-мишная. И ещё, я думаю, у неё ещё страх не прошёл, вот она и видела во мне защитника. Шутка ли, маленькой девочки, увидеть драку и убийство, а ещё напротив неё сидела её мучительница. А где мама этой девочки?

— А твоя мама почему тебя не забрала? или ты сирота?

Стоп в голове наконец всё замкнулось, это дочь ведьмы.

Жестом подозвал холопа-официанта, велел найти свободного холопа. Вскоре подбежал таковой.

— Ты её маму знаешь?

Тот кивнул.

— Беги щас к ней, пусть приходит сюда, и с уважением к ней обращайся.

Привели мужиков — рекрутов, похоже покойник выгреб уже самых последних годных к строевой. Двоим, уже было под сорок, одному около тридцати и двоим лет по восемнадцать. Вот этих можно отдать в солдаты. С них могут получиться воины.

— Вы двое и ты, сразу идите домой, вот вам по полтине, отпразднуйте благополучное избавление от службы. Ребятишек своих побалуйте, жён одарите. Мужики не верили своему счастью. Кланялись и благодарили, опять благодарили и кланялись, утомили

— Ну-ка пошли отсюда, во всём нужна мера, даже в поклонах, а то щщаас каак передумаю.

Мужики телепортировались.

— Ну а с вами дело сложнее, надо служить!

Могу рассказать вам о преимуществе воинской службы, но лучше пример. Настю же знаете, вот она стала вольной, потому что её папа служит в императорской армии. Сейчас он в Риге строит гостиницу, собственную. И барина, самодура, все эти годы над ним не было. И у него в подчинении две сотни человек было, потому как он честный и справедливый, и службу нес со всем рвением и старанием. Ещё скажу, что я самодур ещё хлеще бывшего барина. Я всех заставлю делать по утрам зарядку, а потом леди Эсмеральда будет учить всё село гимнастике. И в довершении всех этих непотребств, старостой я назначу бабу. А всё потому, что могу. Ну дак, что? пойдёте служить?

— Пойдём барин, с радостью пойдём.

— Ну вот и хорошо, вот вам по рублю. Считайте, что это первое солдатское жалование, приказываю устроить проводины, то есть, накрыть стол снедью, самогоном и медовухой. Позвать соседей и друзей, петь патриотические песни, плясать. В общем радоваться, что перед вами открываются новые перспективы. Завтра вечером найдёте господина поручика, отметитесь, и спросите о дальнейших действиях. Кругом, по домам шагом марш.

Эти тоже телепортировались.

— После таких обещаний, я бы тоже в армию пошёл.

Ржали все, даже Венера у меня на коленях. Она-то за компанию, все смеялись, и она тоже. Ребёнок начал забывать кошмар.

Налили ещё по бокалу. Выпить не успели, подошёл лакей.

— Барин там золотарь приехал бочку демонстрировать.

— Найди того здорового детину, что его вчера пинками гонял. Скажи, пусть проверит со всем тщанием. И если, что-то не так, пусть ещё пинков отсыплет.

Выпили. Уже за меня, нового владельца имения.

— Вот ещё один вопрос, господа, который надо обязательно решить до вашего отбытия. Вы проиграли, бывшему, некое имущество. Я бы хотел обменять его, на что-нибудь, для вас, не существенное, что бы вы на меня зуб не точили, и в то же время не были мне ни чего должны.

Гости оживились, не плохо так день заканчивается.

Беру первую бумагу, читаю.

— Лес строевой столько-то штук, на сумму восемнадцать рублей. Лес то пригодился бы мне. Жалко. Ну да ладно, что у вас есть не существенное на эту сумму.

— Лес как раз самое не существенное.

— Ну не хочу я вас обирать, а давайте его поменяем на вашу часть болота.

Помещик опешил,

— А зачем вам болото?

— А не зачем, вы можете на него ходить, как и раньше на уток. Ну будет оно за мной числиться. А вы мне ничего не будете должны. И никто не упрекнёт, что, мол взятку от меня получили в обмен на показания. Ведь может пойти слух, он им вернул имущество, а за это они его от суда отмазали.

Опять подошёл лакей,

— Барин, там это, ведьма до вас пришла.

— Прибор на стол, поесть чего-нибудь для госпожи, но вначале зови, не заставляй госпожу ждать.

Зашла ведьма все гости остолбенели, такой красоты не видел никто, и даже я. Вообще то я видел, в прошлой жизни, женщина ловко подкрасила глаза, губы, брови, ресницы. Не просто красивая, а прямо яркая, светлая, гармоничная. Ей бы короткую юбку и на сцену, она ещё и приоделась. Где уж она такие шмотки в этой глуши взяла. Мода не местная, да и не из этого времени. Стоп, не из этого времени. Она одна из нас!!! Получил пинок под столом от капитана, он тоже понял.

Венера соскочила с моих колен, подбежала к маме, обняла. Я поднялся следом. Галантно протянул руку, пригласил к столу. Гости молчали, вроде и крепостная, но такой красоты, что можно и за одним столом посидеть. Чувствую, что ей уже сегодня посыпяться предложения руки и сердца, ну или менее пристойные.

— Простите боярыня, я вашего имени отчества не спросил. Совсем я от цивилизованного обращения отвык.

— Екатерина Андреевна.

— Дубровский Иван Макарович, с сегодняшнего дня владелец этого имения. Это мой командир и лучший друг, Белов Матвей Григорьевич. А господа пусть сами представятся, потом.

Поправил, как положено по этикету, стул, подозвал лакея,

— Что будете есть? я не могу вести с вами серьёзные дела, на ваш голодный желудок.

Опять у меня появилась какая-то безбашенность, хотелось шутить.

Катенька не стала ломаться, видно была голодной, и мне это ещё больше импонировало, ребёнок опять залез ко мне на колени и прижался, это думаю Жоржетта на неё так посмотрела. Всё внимание с неё переключилось на Катеньку, даже капитан не мог головы отвернуть. Я не влюбился, и даже гормоны не проснулись, но тянуло к ней, как бульдозером. Вот погляжу на Жоржетту, гормоны сразу просыпаются.

— И так господа продолжим. Что у нас дальше, ага луг.

Фига себе, вы азартный. Как же можно было такой кусок проиграть. На, что меняем?

Помещик потупился.

— А давайте тоже на болото, добрые отношения с соседями, дороже любых плюшек. Давайте господа всё ваше имущество меняем на ваш кусок болота, и закончим на этом, вам ещё домой добираться,

Гости всё поняли по-своему. Они подумали, что я их выпроваживаю, что б с Катериной пофлиртовать. Вот так удача. Нотариус быстро составил купчие на болото. Указал в них суммы, указанные в расписках, и гости начали разъезжаться. Ну слава богу.

— Василий Семёнович, мне надо ещё несколько бумаг составить, вы не сильно устали,

— Нет, я ж недавно только встал.

Это я мало спал, девчонки разбудили. А потом бегал как подорванный, а гости то дрыхли.

— Вот и славно, мне нужно составить вольную, вернее пять вольных.

Капитан поднялся, помог встать Жозефине, и они сделали нам ручкой. Поручик уже давно, как-то незаметно исчез. Молодец капитан, молодец Жозефина, сумела всё-таки перетащить его внимание на себя. Остались вчетвером, плюс лакеи.

— Я хочу дать вольную, Катерине с дочкой, Анастасии с дочкой, и Варваре. Поманил пальцем лакея, пригласи сюда Анастасию и Варвару. А вы пишите пока Василий Семёнович, вот на Екатерину. Пришли остальные девушки. Вольные были составлены, казалось бы, всё хорошо, но только, казалось, рано я военных отпустил. Под каждым документом надо было две подписи, помимо моей и нотариуса. Ждать до завтра не буду, пусть мои любимые сегодня станут свободными. Подзываю лакея.

Бери чернильницу, перья, вот эти бумаги, находишь капитана и поручика и пусть они подпишут, скажешь я просил.

Беру бутылку, разливаю, детям наливаю морс. Девчонки заторможенные, ну взрослые девчонки, мелкие, не понимают, что произошло, только улыбаются.

— У меня есть тост. Любимые мои барышни. Давайте дерябнем за ваш новый статус, теперь, никакая сволочь не сможет на вас наехать.

Выпили, я стал откровенно разглядывать девчонок, по очереди, пытаясь считать их эмоции.

Настя, уже была готова к освобождению, я же сказал, что увезу её к отцу, но может сегодня не была ещё готова, но завтра то точно.

Катерина, тоже рассчитывала на волю, вот только не так, я думаю она сама планировала, баринов потравить. А тут пришла за ребёнком, а ей ещё и вольную в руки.

А вот Варвара была шокирована. В один день из госпожи, жены (каковой она себя, по детской наивности, считала) превратиться в потаскуху и крепостную, быть проданной и проигранной в карты, и опять получить статус вольной, дорогого стоит. Хоть она и мелкая, но бокал вина ей не повредит. После того, что она пережила с этим извращенцем, хоть целую бутылку.

Вино опять закончилось, хотел позвать лакея, как он сам влетел, с двумя фингалами под глазами. Не вовремя я его за подписями послал. Но радость в его выражении лица — была. Удовольствие получил от того, что толи подсмотрел, то ли помешал, а может и то и то вместе, и похоже два раза, если судить по числу фингалов. Положил бумаги на стол.

— Вот, барин, всё сделал как вы велели.

— Молодец голубчик, вот тебе четвертной, за моральные издержки. И принеси нам ещё вина.

Глава 3. Женитьба.

Кажется, все дела на сегодня сделаны. Соседи — помещики свалили, вольные написаны. Можно расслабится. Варвара с Настей успели отдохнуть не много, ну и сейчас уже не было за столом напыщенных дворян, а значит, и чувствовали они себя раскованней. Я расспрашивал Семёныча о Ржеве. Узнал, когда он туда собирается, что б вместе ехать. Надо же Насте приличные вещи купить, не в крестьянской же одежде ей в Ригу ехать. А ещё по дороге к капитану в гости, а потом к моим родителям. А почему только Насте. И Катерине, и Варваре тоже купим. Я ж столько денег сэкономил, нечего жмотиться.

— Девчонки, завтра едем все в Ржев. Варвара, пять человек в карету поместятся? Я верхом поеду.

— Два ребёнка, три взрослых — поместятся.

Она себя уже к взрослым приписала. Смешно. После завтрака выдвигаемся. Вы ведь, как вас там Семёныч с утра отправитесь? Вот и хорошо. Большой компанией безопасней. А где у нас батюшка? Я замотался сегодня и забыл про него, целый день он мне не попадался.

— Дак он с утра ушёл, похороны готовить.

Сообщила Варвара. Хорошо, что есть инициативные люди, чтоб я без них делал.

— Вот ещё один вопрос надо решить. Мне же скоро отбывать, и боюсь, что надолго, прямо очень на долго. На несколько лет. Я ж служу. А ещё хочется родителей повидать. Похвастаться чего я добился за девять лет службы.

Я решил похвастаться перед барышнями своей крутизной. Семёныч поглядел на меня с недоумением.

— Но вы не выглядите даже на двадцать пять. Откуда же девять лет службы?

— Правильно, мне всего двадцать три, весной двадцать четыре будет. А в конце лета, юбилей, уже десять лет службы. Я в четырнадцать лет в рекруты записался добровольцем.

Нотариус вообще остолбенел. Да и остальные замерли.

— Я чего-то не понимаю. Как в рекруты, вы же дворянин? Иии за девять лет вы должны, как минимум, капитаном быть.

— А тут всё просто, я получил личное дворянство. За подвиги, лично императрицей указ подписан.

Меня понесло, хвастун на меня напал. Девчонки, как мне показалось, смотрели на меня с восхищением. И я уже начал прикидывать в голове, кто же ко мне сегодня в спальню придёт. Настя? Нельзя — она доча Егорыча. Мелкая Варенька, нет, нет, нет — я не педофил. Надо, чтоб они друг за другом присмотрели. А вот если Катерина, ух — от одной мысли мурашки побежали.

— А вы нам расскажете о своих подвигах.

— Обязательно, через десять лет расскажу, а пока это военная тайна.

Надо же углубить интригу. Девчонки, они очень любопытные, обязательно захотят всё выведать, не пред чем не остановятся, а мне этого и надо.

И вишенка на торте.

— Дак вот к чему я об отъезде заговорил, я хочу назначить управляющего — старосту и управляющего домом. Первую должность я хочу предложить Катерине Андреевне, а вторую Варваре.

Все застыли. Я налил всем вина, бутылка опять закончилась, жестом велел принести ещё.

Первым отморозился нотариус.

— Как вас там Макарович, (пошутил или издевается) когда вы сказали, рекрутам, что хотите старостой сделать бабу, я подумал, что вы их пугаете, что б они в армию пошли охотней, но я не предполагал, что это правда?

— Правда, и ещё какая правда, больше не кому. Все мужики в имении во-первых — не грамотные, во-вторых — слабохарактерные, более-менее волевых прежний в армию отправил. А Екатерину сам извращенец побаивался. Вон велел, всем её ведьмой называть, а какая ж она ведьма? Она лекарь, травница, а ещё умница и красавица.

Екатерина улыбнулась.

— Можно я подумаю?

— Думайте, прямо до возвращения из Ржева, а потом соглашайтесь. Варенька, вы же ведь согласны стать наёмным управляющим? Распоряжаться деньгами и прислугой.

Варвара молча кивнула, дар речи к ней ещё не вернулся. Нотариус посмотрел вначале на Варвару, потом на Екатерину.

— Варвара управляющий домом — это понятно, институт ключниц в России существует много веков.

А вот традиции женщин старост — никогда не было. Ей никто не будет подчиняться.

— Будут, я тут всех так запугаю, я ж ведь самодур.

— Не получится, запугаете и уедете служить. А она останется без поддержки.

— Сложности, конечно, будут, но она справится, я в неё верю.

Я-то уже знал, что Екатерина, человек двадцать первого века, а нам всё по плечу.

— Однако поздно уже, дети вон засыпают. Не беспокойся Катенька, я отнесу Венеру в ваши апартаменты, только проводите меня.

И мы разошлись, я отнёс спящего ребёнка, положил на кровать, кивнул головой Катерине и ушёл, что она обо мне подумала, я даже не догадываюсь. Ну не могу я при ребёнке, даже при спящем, приставать к его маме. Вернулся к себе в спальню, всё было застелено и прибрано, хорошая у меня ключница. Ключница Варвара, в прошлой жизни я в какой-то сказке, про такого персонажа читал. С этими мыслями и уснул. А потом пришла она. Вот ни за что не догадаетесь кто. Это была ребёнка, Венера. Как обычно абсолютно голая, (вот же ангел — не знающий греха) юркнула под одеяло, обняла меня и только прошептала.

— Мне страшно, тут по дому ходит мадемуазель Эсмеральда.

— Мама же с тобой.

— Мама не может меня защитить, а ты можешь.

И она уснула.

Всё, это была последняя капля, которая переломала ноги верблюду. Теперь точно эту дрянь в доме не оставлю. Может её капитан с собой заберёт, и где-нибудь по дороге прикопает. И я уснул. А утром меня описали. Это Жозефина виновата, она ж девчонкам сутки пить не давала, а потом Венера, да и Настина дочка морс дули как не в себя.

Венера плакала от стыда, я успокаивал, гладил по голове.

— Ну вот, и я тебя не смог, защитить от Эсмеральды. Ни чего страшного не случилось, это гувернантка внушила вам, что это большой грех, а на самом деле это никакой не грех. Все маленькие дети иногда так делают. И даже взрослые. Давай скажем, что это я описался. Вот все похохочут.

— Не надо, за свои поступки я сама должна отвечать.

Ну хоть говорить может, а то такая истерика, только всхлипы. Залетела Екатерина, настоящая фурия. Надеюсь, она не самое плохое обо мне подумала. А то на фоне местных порядков и традиций, все что угодно в голову могло прийти. Картина, я думаю, ей предстала не однозначная, я в мокрых подштанниках. Вокруг мокрые простыни, на коленях у меня голая девочка.

— Принеси ей одежду, и распорядись, что бы баню натопили.

Спокойно сказал я. Катерина убежала. Через минуту вернулась с платьем.

— Как получилось, что девочка от тебя убежала? Ты не могла её с собой положить?

— У нас не принято спать с детьми.

— У нас тоже, за редким исключением, вот вчера и было такое исключение. Ребёнок боится Эсмеральду.

А тут пришлось ночевать в одном доме с ней, а у мамы, видите ли правило.

Я говорил мягко, спокойно и даже ласково. Боялся напугать ребёнка.

— Ты любишь этого ребёнка?

— Я всех ребёнков люблю, я за них воюю, жизнью рискую. Забирай её, мне надо одеться.

Она ушла, я быстро переодел подштанники, одел форму, надо бы для гражданки чего-нибудь по проще купить, халаты прежних хозяев я не одену ни за, что. Ещё одна умная мысль посетила дурную голову, надо всю хозяйскую одежду отдать крестьянам, не пропадать же добру. Вышел к завтраку. За столом собрались все домочадцы и нотариус. Мне чего-то есть не хотелось, мне хотелось в баню. Надо как-то нотариуса задержать, чтобы вместе ехать, я-то дороги в город не знаю, а приглашу ка я его тоже в баню, думаю попариться, он не откажется.

— Василий Семёнович, я предлагаю перед поездкой попариться в баньке, до Ржева то тут не далеко успеем к вечеру добраться, если чуть позже двинемся?

— Успеем, тут ехать два часа.

У меня немного аппетита появилось. Начал есть. Катерина посмотрела на меня, дождалась, когда я проглочу и сказала.

— Я соглашусь стать управляющей, но при одном условии.

— Я внимательно слушаю.

— Ты должен жениться на моей дочери.

Хорошо, что она дождалась, когда я проглочу. А то бы я не просто подавился, а подавился — на смерть. Неужели она обо мне всё-таки самое плохое подумала. Перевожу взгляд с одного на другого. Екатерина, смотрит спокойно и вопросительно, но не осуждающе.

Настя — заинтересованно, (что же такое произошло?)

Матвей Григорьевич, вообще спокойно, с безразличием.

Варя — как будто это в порядке вещей, но для неё то как раз в порядке, саму замуж взяли лет в семь.

Василий Семёнович — с какой-то такой подленькой ехидцей (или мне так показалось) это ты не старый всех надоумил, вчера разглагольствовал о неспособности женщин к руководству.

— Шутку понял — смешно. А чо у вас такие серьёзные лица, почему не ржём, глядя на мою глупую морду лица.

— Если я стану твоей тёщей, у меня будет соответствующий статус для управления имением.

Ах вот в чём дело, а я уже подумал, что они подумали…. На душе стало не много полегче. И тут мне в голову пришла просто замечательная мысль. Я улыбнулся и нагло заявил.

— А я не могу жениться, для этого нужно разрешение моего непосредственного начальника.

Ага съели, бе-бе-бе вам, чо то у меня вообще крыша поехала, хочется язык им показать.

— Я как твой непосредственный начальник, даю такое разрешение.

Вот предатель, друга продал и за, что. А правда за, что он меня продал? Жозефину он и так валяет. А где кстати Жозефина, и поручика нет. А вот и поручик, лёгок на помине. Долго проживёт.

— Господа разрешите откланяться. Я отбываю в полк.

Поручик забери меня отсюда, со мной хотят сотворить противоестественное. Я поднялся, пожал руку, поглядел умоляющим взглядом. Он попрощался со всеми по очереди и вышел.

Обана, ещё одна мысль. Ура я нашёл выход. Он всем понравится, а особенно мне.

— А у меня есть другое предложение. Я предлагаю руку, сердце и другой ливер Екатерине, Екатерина! Вы станете моей женой?

Она покраснела, побледнела, пожелтела, позеленела, и наконец выдавила.

— Нет, ни за что.

И чо это было, я такой противный? капитан чуть улыбнулся и выдал

— Поверь, это очень, очень плохая идея.

Я вообще ничего не понял, она, что, мужик что ли? Да нет, попка у неё вполне, сиськи опять же. Платье то, у неё по покрою напоминает наше время. Длинное, в пол, но с разрезом, декольте, приталенное, где надо в обтяжку. Всё, что не надо — скрывает, всё, что надо — подчёркивает. Выходит — я дурак, не вижу чего-то. Вид я сейчас имел не придурковатый, а идиотский. Дебил и даун одновременно. Наконец Катерина приняла нормальный розовый оттенок, и способность говорить.

— Ты же любишь Венеру?

— Конечно, как дочь, а вот тебя я могу полюбить как женщину.

Она опять перелилась всеми цветами спектра. Откуда такая способность, может она инопланетянка?

— Забудь!

Прошипела она сквозь зубы.

— А гори оно всё синим пламенем, не будет тебя народ слушать, пусть подыхают с голоду. Но статус педофила я на себя не наложу.

Капитана аж передёрнуло. Он продышался видно в уме посчитал, и спокойно сказал.

— Речь идёт о государственной тайне высшей степени секретности. Ты обвенчаешься с Венерой, сыграешь свадьбу, позовёшь на неё соседей, напишешь завещание. Мало ли, погибнешь в бою. Имение должно отойти жене и тёше в равных долях.

Я сник, если полковник Ф С Б говорит о гостайне высшей степени секретности, значит дело касается будущего. Он чего-то такое узнал.

— Так бы и сказал.

Я опустил голову, в конце концов, ни кто не заставит меня выполнять супружеские обязанности, то есть, это будет фиктивный брак. Ко мне подошла мелкая невеста. Залезла на колени, начала гладить по щеке.

— Не плачь, я буду тебе хорошей женой, я буду тебя любить. Я не кому не позволю тебя обижать. Я буду тебя слушаться. А ещё…

Она встала у меня на коленях, и зашептала в ухо.

— Я не буду на тебя писать.

Ну вот как можно не любить детей, особенно девочек. Такая ангельская чистота, доброта, такая детская непосредственность. Я немного повеселел. Прижался к её уху и тоже прошептал.

— Писай сколько захочешь, для того и нужны мужья.

И уже громко.

— Ну невеста пойдём у твоей мамы благословения просить. Варвара, не в службу, а в дружбу, принеси шкатулку с драгоценностями, надо же подарки сделать жене и тёще.

Я протянул ключ. Заговорил капитан.

— Надеюсь, за наследство ты не будешь биться также рьяно, как за холостятскую жизнь.

— Слуга, перо и чернила, Василий Семёнович, вы не откажете, в просьбе, составить завещание?

Прибежала Варвара и подала мне шкатулку. Я открыл. Нашёл перстень с самым большим камнем, пофиг, что на мужской палец, пусть сама заморачивается с ювелиром, какое-то колье, серёжки — пары три, ещё пару перстеньков, ещё колье. Ну и хватит с неё. Протянул шкатулку Венере.

— Венера, ты выйдешь за меня замуж, клянусь любить и защищать тебя до последнего дыхания.

Венера как-то собралась, стала серьёзной, повзрослевшей, вот откуда в детях такой артистизм?

— Я выйду за тебя замуж, и буду любить тебя и нарожаю много детей.

Ну артистка. Мне вообще стало весело. Взял девочку за руку, подошли к Катерине. Я встал на колени, Венера последовала моему примеру.

— Екатерина Андреевна! я прошу руку и сердце вашей дочери. Благословите на долгую, совместную, счастливую жизнь.

Я протянул ей украшения, ну типа за невесту. По обычаю, когда жених просит руки и сердца, он дарит родителям подарок. Но родители взяв подарок не обязаны соглашаться. Для этого и придумали сговор, чтоб деньги понапрасну не транжирить. Она взяла украшения, а вот тут-то и облом, а благословлять то нечем. Бе-бе-бе тебе, я аж чуть язык не показал.

Первой опомнилась Варя, метнулась, откуда-то сняла икону, протянула Кате. Ну Варя, ты тоже мой враг, до обеда, я тебе улыбаться и комплементы делать не буду, и красавишной не назову. Санкции тебе объявляю, до ужина, нет, не до ужина, это слишком жёстко, до приезда в магазин одежды.

— ЭЭЭААААИИИ. Благословляю вас, живите долго и счастливо.

И она перекрестила нас иконой, хорошо хоть про нарожать детей не заикнулась. Я встал с колен, поднял Венеру на руки и поцеловал в губы, ну так — чмокнул. Играть спектакль дак до конца и по сценарию. Вам надо комедий — их есть у меня!

Как же я само обманулся! комедь ещё не закончилась. Все начали поздравлять меня и Венеру с помолвкой. Я держал ребёнка на руках, замечательный повод руки никому не подавать, я злой на всех вас. Всем вам санкции, санкции, санкции.

Первым подошёл капитан — предатель. Во взгляде его читалось, так надо, всё правильно, это необходимо для миссии. Чего-то пробурчал, типа любофф, долгие лета и хотел отойти. А я ему санкцию.

— А подарок? Молодым принято дарить подарки.

Пусть, предатель, повыкручивается. Предатель выкрутился, снял с руки перстень протянул мне. А на тебе ещё санкцию.

— А невесте?

Он посмотрел на меня уже со злостью. А мне пофиг, вид лихой и придурковатый. Хотели комедь — получите цирк, вы главные клоуны. Как будешь выкручиваться? Выкрутился ссука, у него, оказывается, золотая цепь была, с миниатюрой. Миниатюру отстегнул, цепочку повесил на шею Венере, поцеловал её в щеку. Ну ладно прощён, больше санкции применять не буду.

С поздравлениями подошёл нотариус. Бла-бла-бла, в подарок скидка на прошлые услуги пять процентов. И подарок, и намёк, что я ему, что-то должен. Евреи — ростовщики отдыхают.

Насте дарить было нечего. Она просто поздравила, поцеловала меня и Венеру в щёку, на Настю я санкции не накладывал. А вот Варя удивила, она сгоняла к себе в светёлку, невесте она подарила свадебное платье с фатой. Откуда? Не ужели бывший барин собирался жениться, но платье то маленькое, как раз на мою невесту, ну примерно, где надо подошьют. А мне подарила халат, домашний. Варвара искренне за нас радовалась. Вот с чего бы? Я отпирался — как мог. Неужели не понятно, что это фикция. Думаю, ей не понятно, наверное, она мечтала о такой романтичной помолвке.

Ни чего, девочка, будет и у тебя праздник. Вот отойдёшь от этого кошмара, влюбишься, когда придёт срок. И будешь счастлива. А я раньше срока санкции с тебя снимаю.

У ребёнков терпение не безгранично, Венера выскользнула из моих рук, схватила платье, в одну руку, в другую за руку поймала Настину дочь, в третью Варвару, (Как такое возможно?) и ещё в одну руку шкатулку, с драгоценностями, и они телепортировались.

Тёща кусала губы, ей дарить было нечего. Не знала она, что родители невесты на помолвку подарки не дарят. Благословение и есть подарок. А пусть помучается, тёщща. Я уже тебя ненавижу.

— Все формальности соблюдены, все роли сыграны, может уже и в баню пора.

Это я решил расслабить обстановку.

— А завещание? я, что зря торопился?

Оказывается, Василий Семёнович время зря не терял. Время деньги. Я подписал не глядя, единственное, что заметил число было не сегодняшнее, а на десять дней вперёд. Ну понятно — после свадебное.

Как хорошо в бане, попарились, сели отдыхаем, квас попиваем, в троём мы там — я, капитан и нотариус. Разговор начал нотариус.

Иван Макарович, я вот не пойму ни как, а чего ты так от женитьбы отказывался? неужели тебе Венера противна?

Он, что не понимает?

— Она ж ребёнок. Как можно жениться на ребёнке?

Я же этого бывшего, теперь покойника, извращенцем и педофилом называю, а выходит, я и сам такой же, по крайней мере в глазах людей. Да, у нас на Руси ранние браки — это норма, в тринадцать — пятнадцать лет, но не в семь не в восемь.

— Похоже вы наши обычаи совсем не знаете. У нас земли очень бедные, сплошные болота, плодородной земли очень мало. Вот и отдают лишние рты в чужие семьи как можно раньше. А кто лишний рот — девочка, на неё же надел не положен, только на мальчика. Вот и отдают будущему мужу. А вернее свёкру и свекрови, хотите жену вашему сыну, берите и кормите сами. А пожадничаете, дак можете без внуков остаться. Вырастет сын и не найдёт себе невесты, все уже замужем будут. Так, что в глазах людей вы только авторитет заработали, обычаи соблюли.

Вот это поворот.

На Памире, высоко в горах, такой обычай есть, но там вообще в три — пять лет женят, и даже при позднем советском союзе так было, но это не от того, что кормить ребёнка нечем было, а от того, что обычаю этому не одну тысячу лет, пробовали бороться, но не получилось. Тысячелетия они, знаете ли, накладывает очень существенный отпечаток. На душе стало чуток легче. Да на много легче, не буду орать на всех углах, что я женат на малолетке, и не кто посторонний не узнает. А вырастет, можно будет и в свет представить.

Попарились ещё, отдыхаем, пьём квас. Но что-то меня глодало, что-то не сходилось. Вот оно.

— Дак это, бывший то, может, зря я его ненавижу, может он нормальный? А я, не зная сути его в нехорошие люди записал.

— Нет, про бывшего не беспокойтесь, я ещё его отца знал, одного поля ягода. Тот был всамделишным, как вы его называете извращенцем, и сыновья такие же. Это у Александра уже вторая любовница, и похоже ей не долго оставалось таковой быть. Первая тоже в доме прожила лет с семи до одиннадцати, он тогда такой же приём устроил, так же гипсовые фигуры выставил, а потом при всех выгнал ту девочку, ну любовницу, взял с пьедестала Варю положил на плечо и сказал, я Пигмалион, я эту статую сейчас оживлю и женюсь на ней. Вышел с ней, а через какое-то время Варя выбежала, уже без краски, а он следом несёт то самое платье, одел на неё и сказал, теперь ты моя жена. А нам всё это время говорил, статую же нельзя в церкви венчать. Пусть будет довольна, что я из неё, статуи, человека сделал. Как тут не поверить, если статуи стоят, не двигаясь несколько часов. Я удивляюсь, как вы догадались, что они живые. А вы знаете, что до вашего прихода было. Он подвёл нас к композиции, показывал на интимные места, и говорил. Смотрите как мастер реалистично отобразил все подробности. Я как подумаю, в чём я участвовал, мне страшно становится.

Мы с капитаном сидели молча. У меня была единственная мысль. Жалко, что не я его зарезал. Ну не совсем не я, немного то всё-таки помог.

Вот оно, сословное общество, наряду с Опраксиными, Суворовыми, Кутузовыми и Ушаковыми, были и вот такие персонажи, и было их ой как много. К тысяче восемьсот двенадцатому году в России было сто двадцать тысяч дворянских семей. По два, три, четыре ребёнка, половина девочки, сто восемьдесят тысяч мальчиков дворян. Половина ещё мелкие. Девяносто тысяч. А вот в войне участвовало сорок тысяч, дворян, и большинство из них пришли в войска уже после Березины. А по самым скромным подсчётам, пятьдесят тысяч, просидели дома. И не в Сибири, не в местах, откуда трудно выбраться, а именно в европейской части России. Вот и думайте господа, сословное общество — это хорошо?

Я решил сменить тему.

— Василий Семёнович, а много я вам должен? С учетом подарочной скидки.

Нотариус оживился, про деньги всегда приятно поговорить.

— Имение стоит сорок две тысячи, оформляли два раза, восемьдесят четыре, плюс долговые расписки, плюс драгоценности. Итого, округляем девяносто пять процентов и плюс скидка, с вас четыре тысячи, это вместе с налогами в казну.

Даа, евреи просто нервно курят в сторонке.

Решили ещё раз попарится и заканчивать, надо ещё девочкам помыться.

Деньги отсчитывали в троём, я решил расходовать золото, по хозяйству траты не большие, серебро удобней. А вот такие суммы лучше золотом. Подумаешь четыреста червонцев отсчитать, если бы тут были одни червонцы. Талеры, луидоры, соверены, но Василий Семёнович легко ориентировался в курсах валют, мы с капитаном просто диву давались. Похоже он, не только нотариус, но и ростовщик. Я и себе приготовил денег на покупки.

Появился ещё один, давно забытый персонаж. Батюшка. Про похороны то я забыл, а они про меня нет.

— Батюшка, сейчас ей богу некогда разговоры разговаривать, я знаю, что Александра все ненавидели. И денег на его похороны нет. Вот вам пять рублей на расходы ну и кто из мужиков понадобится привлекайте, а на днях мы к вам заглянем, вот ещё десять рублей. Пусть после похорон церковь к свадьбе приготовят, да не скупитесь, платите работникам, кого-то может и от голода избавите.

Батюшка скривился.

— Не почитаешь ты бога, на молитву не ходишь.

— Почитаю, батюшка, ещё как почитаю, он мне, как служивому, разрешил не молитвой, а делом веру свою доказывать, ведь я ж воюю за веру, царя, и отечество. Побежал я батюшка.

Выехали после обеда. Как я и предполагал, шубка была только у Варвары, у остальных какие-то зипуны. Завернули девчонок в тулупы. Двоих братьев связанных везли в санях. Взял с собой мужиков поздоровее. Для охраны, на братских коней их посадил, верхом. Добрались быстро. Я, боясь заморозить девчонок, гнал коней нещадно, но меня осаживали, не давали лошадёв мучить.

Селимся в гостиницу, или постоялый двор, как тут называют. Хозяину чуть по зубам не врезал, чего-то он начал перечить. Велел звать купцов, что торговали одеждой, по западной моде, и мехами, и обувью. В общем напряг. Не хотелось мне, чтоб девчонок в крестьянской одежде видели, мало ли запомнят, потом узнают, напридумывают себе непонятно чего, а потом слухи разнесут.

Хозяин гостиницы продолжал бурчать, я не прислушивался, мне было пофиг. Трудный день, с утра почти оженили, потом рассказ про барчуков, от которого волосы дыбом встали, и нервы чуть не лопнули, потом дорога. Щас вот ещё надо пленных в разбойный приказ везти. А этот трактирщик, что-то про важных, господ помещиков, никольских талдычит. А пленные где? А капитан? Да и нотариус куда-то пропал. Я рявкнул.

— Молчать! Со мной господа были, только, что. Куда они делись?

— Дак они в дом не заходили, сразу поехали со двора,

— А сани с пленными с ними? и мужики конные?

— Дак все и поехали.

Слава капитану, хоть одну проблему с меня снял.

— А что ты там говорил про Никольских, это уж, не из села ли Никольское?

— Истинно так, приехать они сегодня должны. Четыре комнаты сняли, задаток дали.

Я поглядел на девчонок. Они дружно кивнули. Значит фамилия у них Никольский. Вот нет у меня привычки, спрашивать фамилию у человеков, которых хочу убить. А убить я их очень хотел, даже имён потому и не запомнил.

— Кончай трещать, важные господа это мы. Показывай комнаты.

Трактирщик опешил.

— Давай быстрее, видишь мы устали, в плену твои господа, наши попутчики их в разбойный приказ повезли. Поднялись по лестнице, хозяин показал комнаты, дикие нравы, ключи дают, а замков нет.

Тёща с ребёнком заняла одну комнату, Настя с Варварой и дочкой — вторую, я третью, и комната осталась капитану. Вещей у нас с собой не было совсем, мы же за вещами приехали, есть ещё не хотелось, не далее, как два часа назад, обедали.

Спустился вниз, хозяин стоит, кружку протирает, вот и суда барная цивилизация добралась. Только вместо бокалов, глиняные кружки.

— Ты за купцами то послал, или проигнорировал меня.

— Послал барин.

— А человек наш, возница, ты его куда определил?

— Ну дак как положено, при лошадях.

— На тебе гривенник, определи нормально, не скотина он, чтоб в конюшне спать, и покорми.

Хозяин помаячил прислужнику, тот убежал не переспрашивая. Ушки на макушки, такие и должны быть работники гостиниц.

— Барин чего-нибудь желает?

Прибежал работник, доложил.

— Определили вашего возницу в чулане возле кухни, там лавка есть и покормят.

— Благодарю за службу, а барин желает светской беседы мы в своей глуши новостей не слышим, что в мире делается?

— Армия наша отступила в Курляндию. Говорят, под Кёнигсбергом, многие тыщи солдат погибло, а до этого под деревней какой-то бой был, дак ещё больше солдатушек головы сложили. Фельдмаршала хотели судить, но не стали, у Фридриха лучшая армия в мире.

— Что, верно, то верно, я участвовал в этих сражениях, едва жив остался, и сам фельдмаршал в штыки с немцем бился, ранение получил.

— Во как! и правда это, что много тысяч сгинуло.

— Не знаю я, я ж не командующий. Мы в каре стояли, а что из каре видно? только перед собой. Дак вот мы конницы германской положили, целую роту. Не смогли они нас прорвать. А потом по приказу мы отступили, раненых с собой взяли, а убитых у нас не было.

— Ух ты, значит роту побили, а своих не потеряли. Значит можно бить Фридриха?

— Да мы его и так бьём. Он же тоже потери несёт. Только у него, народу сильно больше нашего, вот он и пополняет свою армию. Только армия эта уже не обучена, её легко бить. А вот первая под деревней, вот с той тяжело было справляться. Однако мы её разбили. И в Кёнигсберге обученная была, да ещё на стенах. А вот вылазки ихние. Мы уничтожали полностью. В штыки против нас они не устоят.

Я врал безбожно, но нужно вселить в народ уверенность. Пусть даже на таком уровне. Трактирщик разболтает дальше. И пойдет молва гулять по России.

Прибежал мальчишка, доложил. Купцы будут через час, кто то раньше. Трактирщик осмелел совсем. Видит, что я не сержусь.

— А скажи, барин, за что Никольских в приказ, на чём они попались?

— А попались они на убийстве собственного брата. Старшего законнорожденного зарезали. А прикажи ко ты ширму в мою комнате принести, нет лучше, где три девчонки поселились она больше, чтоб девчонки могли наряды примерять.

Хозяин сделал знак рукой и убежал ещё один служащий. Пять минут и он опять занят своей работой. Школа мастерства, даже команды не надо повторять. А вот и первый купец, обувщик. За спиной два дюжих молодца тащат баулы. Я махнул рукой, мол следуйте за мной, и поднялся наверх.

— Высыпайте сюда, девчонки выбирайте кому, что подходит, кому что нравиться. Вначале выберите, что нравиться,потом мерить будете.

Нравилось всё, не делали тогда плохова товара. Я выбирал для невесты. Я и в прошлой жизни любил с дочами ходить по магазинам. Выбрал две пары сапожек, две пары туфелек. Пару сейчас носить пару на вырост. Подумал, а что, моя жена будет в одной паре целый год ходить, и ещё по две пары выбрал, подумал и ещё, не сносит дак есть кому доносить, целое село босиком ходит. Так вроде всё, оглянулся. Настя стоит и чуть не плачет. Она ж такую обувь никогда не носила, она ж, элементарно, не знает, как её примерить. Помог, вначале её дочке выбрал, потом и самой Насте. Им по одной паре. Пусть папа потом заморачивается.

Посмотрел на Екатерину, вот почему мне нельзя на ней жениться, разница в возрасте? Дак нет её, мы ровесники. Я глубоко вздохнул, если капитан сказал низяяяя, значит нельзя. В этой жизни она, конечно же ходила только в лаптях, но опыт прошлой жизни подсказал и нужный фасон, и нужный размер. Смотрелась она сногсшибательно.

— Надеюсь, ты не одну пару выбрала? О, простите, вы же тёща, будущая, вы не одну пару выбрали?

— Одну.

— Берите ещё, на все случаи жизни, на все сезоны, зима лето, осень весна. Мотаться сюда вам будет некогда. А ты, Настя, уже в Риге себе купишь, что захочешь. Там и выбор богаче и цены пониже.

Последний комментарий я адресовал купцу, такой тонкий намёк на скидку. Купец был ошарашен, он привык к другим клиентам. Рассчитывал на полунищего помещика, скопившего несколько рублей, на подарок жене или дочери. Выберет тот помещик самую дешёвую обувь, и будет торговаться за каждую копейку. Поторговаться, конечно, придётся, иначе тебя посчитают дураком. А про Варвару то я забыл, она ведь тоже бутиками не избалована, она же тоже ещё растёт.

— Варенька, возьми себе ещё по комплекту на вырост. Одень ещё пару чулок тёплых и в них уже примерь.

Дождались пока Екатерина и Варя до выбирают себе необходимое, начали торговаться. Купец посчитал меня полным лохом, хотевшим произвести, впечатление на женщин, или на одну женщину, загнул баснословную цену. Я решил торговаться с нуля.

— Даю за всё это, рубль серебром.

Купец скис, всё-таки нищий помещик, он сказал своим детинам, укладывать всё в баулы.

— Стоять! Кто притронется к выбранному товару — завалю! Говори нормальную цену. Я в Европе воевал, и реальную цену твоему товару знаю, прибавь за доставку и риск. Ты завысил цену в двадцать раз.

Я тебя в приказ отправлю за оскорбление дворянина.

Что-то в голове у купца всё-таки перемкнуло в правильном русле, снизил цену сразу в пятеро.

— Ну вот уважаемый, уже ближе к истине, снизишь ещё на четверть, и сойдёмся.

Купец пошевелил роликами в своей голове, прикинул барыш. Всё сходилось, но нельзя же так сразу соглашаться, а то и его посчитают дураком.

— На четверть не могу, десятую часть скину.

— скинь шестую и закончим, и баул один оставь, нам же надо в чём-то это домой везти.

Согласился. Недоумение и растерянность купца можно понять, мы представляли из себя очень странную группу. Пацан-офицер, вроде нормально, две женщины — одеты как крестьянки, две девочки — одеты как барыни, но в лаптях. И только один подросток одета как барыня. И что он должен был подумать?

Внизу уже ждали, другие продавцы. Очередь, что же делать? Кого следующего осчастливить? Меха — первоочередное.

— Кто с мехами поднимайтесь, хозяин, налей ожидающим пива!

Пусть тряпичник переговорит с обувщиком.

— Девчонки, на мелких шубы берём на вырост, эта зима почти закончилась, а за лето они вырастут. Варвара ты тоже мелкая, ты тоже ещё растёшь, да и есть у тебя на эту зиму шуба, бери сразу на следующую.

Шубки выбрали довольно быстро. Все они были единого образца, ну почти, привезены из Новгорода. Вот только мех был разный, соболя, горностаи, куницы, я не различаю, где — кто. Но вот один полушубок привлёк и моё внимание, это был волк или медведь. Прикинул на себя, чуть маловатый и пуговицы не с той стороны, и выточки.

— Настя — померь, ты верхом ездить умеешь? Хорошо, для верховой езды он в самый раз. И не надо будет нам с каретами заморачиваться. Уважаемый, а костюмы амазонок у вас есть, только тёплые, а, вы только мехами торгуете, тогда вот такой же только на меня, мужской естественно, завтра утром принесите.

Этот был не такой барыга, или хозяина гостиницы успел расспросить. Цену назвал сразу реальную, поторговались конечно, без этого нельзя, скинули пару рублей для порядка, остались друг другом довольны.

Следующий был тряпичник, или как называют купца, торгующего платьями? Под руководством Варвары начали выбирать, так называемое, нижнее бельё. Какие-то панталоны до щиколоток и прочая. Вот тут бы не помешала помощь Жозефины, но её с нами не было. Заглянул капитан я ему предложил присоединиться, он улыбнулся (откровенно надо мной поржал), но отказался. А зря, скоро ему самому предстоит пережить такой же кошмар.

Я подошёл к разложенным по кроватям нарядам, скучно просто так стоять, лавки тоже были заняты.

Бальные не берём, только повседневные, ну вот это как на куклу сшитое, для дочи, тфу-ты, для невесты, будет как кукла на свадьбе. Свадьба же! Значит и бальные берём, и Насте тоже. А это что у нас? Под платья купец подложил образцы материи, и вот один из них привлек моё внимание. Похоже на хлопок, а разве сейчас производят хлопок? Производят! в Египте! Я подозвал купца.

— Сколько у тебя этой материи? Ткань из Египта?

— Да барин, я её у турецких купцов сторговал. Восемь штук ещё должно быть.

— По чём она?

— по пяти рублей штука в штуке двадцать аршин.

— Завтра с утра принесёшь сюда всё, беру не торгуясь. А почему завтра? далеко у тебя лавка?

— Близко, на соседней улице.

— Отправляй своих людей, пусть тащат всё. Девчонки ещё долго будут наряды выбирать, сам понимаешь, так что успеют. Стой, чуть не забыл, у тебя наряды амазонок есть? Ну это для верховой езды, для женщин. Хорошо, пусть их тоже захватят. Видел мой контингент.

В этом веке, купцы, приказчики и лавочники были профессионалами своего дела. Это не современные девочки с убогим менеджерским образованием, менчендайзеры по супервайзенгу, которых учат правильно расставлять баночки на полки. Нынешние торгаши на взгляд определяли и размер, и фасон нужный клиенту. Они не пытались впарить фуфло, зачем, выйдет клиент из лавки посмотрит на реакцию прохожих, вернётся и набьёт морду. Если сил не хватит, то пустит слух, что в этой лавке обманывают, и купец вообще вор и мошенник. Последствие сами предскажете. Но вот торговались все до последнего, такой уж век.

Прибежал приказчик от мехового купца, принёс волчий полушубок и шапку с хвостом, комплект, однако. Вот он подумал о моей голове, а моя голова о себе не подумала, профессионал. Купец не хочет потерять своей выгоды, вдруг я до завтра передумаю. Куй железо пока горячо. Примерил, точно по мне, и шапка в пору.

— Хозяин сказал, восемь рублей за всё!

Ну молодец, реальная цена. Даже торговаться не буду. Отдал деньги, велел передать спасибо за шапку.

Ушедшие приказчики, принесли ткань и костюмы амазонок, конечно, они отличались от того, что было в двадцатом веке, длинный шлейф всё-таки присутствовал, но можно и подправить, лишнее удалить, для удобства. Ну и ещё пару баулов с одеждой принесли. Купец сообразил, что я крупный покупатель.

— Ты ещё долго.

Спросил вошедший капитан.

— В лучшем случае до утра.

Посмеялся я. Девчонки вошли в раж, три мелких в одном «нижнем белье» бегали из-за ширмы, хватали все подряд платья и убегали, назад ничуть не стесняясь ни меня ни купца, ни приказчиков. Только когда вошёл капитан, выбежавшая Варвара сказала: «ОЙ!» и занырнула за ширму. Тут же выскочила Венера схватила платье и скрылась. Ненужные, как я думаю, платья вылетали из-за ширмы абсолютно самостоятельно. Смотреть на это было и смешно, и прикольно, и радостно. Ведь для чего, мы, мужики работаем и воюем, а вот для этого, видеть, как твои любимые женщины радуются. И не важно кто они, матери, жены, сестры, любовницы, дочери, да и просто знакомые. Вот почему мы любим дарить подарки, вот почему праздник восьмое марта в России самый любимый, он не отмер, как на западе, вместе с советской властью. Этот праздник для нас важнее, чем новый год и день защитника отечества.

Капитан похмыкал и вышел.

Когда в очередной раз Венера выбежала из-за ширмы я едва сумел поймать её на руки. Она целенаправленно, обходя препятствия, бежала к чему то, известному только ей. Такой сосредоточенности в ребёнке, я ещё не видел — тряпичная маньячка. Я показал ей на «кукольное» платье.

— Примерь его, пожалуйста.

Она кивнула головой выскользнула из моих рук, схватила платье, что-то ещё и телепортировалась за ширму. В голове возникла мысль, девчонки, как и коты, это вода, могут просочиться в любую щель, могут выскользнуть, и заскользнуть куда угодно. И вот за это тоже, мы их любим.

Наконец они перемеряли всё. Вышли из-за ширмы в простеньких, домашних, повседневных нарядах. Я думал они оставят на себе самое шикарное. Приказчики собирали ненужное и укладывали в баулы, два три оказались не заполненными. Купец в мыслях потирал руки, крупный опт — по цене розницы.

— Барышни, прошу вас проследовать в соседнюю комнату, а мы, с уважаемым, начнём торговаться, может поубиваем друг друга. Уважаемый, сразу посчитайте, за то, что на моих дамах, кроме вот этого (я указал на Варю) она в этом приехала. Купец мгновенно всё оценил, а я пока выносил из-за ширмы, то, что надо оплатить. Посчитали, поторговались для порядка, и разошлись. Казна моя потерпела некоторые убытки, но не критично. Денег я брал на целое имение, а тут какие-то наряды. Зову девчонок, зову капитана.

— Ну девчонки, демонстрируйте, что вы сегодня приобрели.

Мы уселись с капитаном на лавку.

— Это как?

Спросила Настя. Катерина поглядела на меня с такой злостью, точно щас убьёт. Даже в двадцать первом веке девчонки любят демонстрировать одежду, даже военную. И не только парадную, но и камуфляж. Что с ней не так? может она прожжённая феминистка и любой намёк на её женскую природу вызывает отторжение. Логичная мысль.

— Катя, тебе не обязательно.

Поспешил сказать я

— Одеваете за ширмой наряд и выходите к нам показывать. Красиво поворачиваетесь, выполняете танцевальные движения.

Это уже капитан проговорил.

Вначале они были скованны, выходили, топтались, уходили. Потом вошли во вкус начали вертеться, книксетить, и делать, что-то ещё, чему я название не знаю. Катерина сидела рядом с нами, она откровенно любовалась, улыбалась, веселилась, как и мы с капитаном. Ничего не понимаю.

По-моему, девчонки продемонстрировали нам каждый наряд раз по пять. Они опять были счастливы, как и во время примерки. Ну как такое можно прервать? Правильно ни как. Наконец они устали, думаю, они устали переодеваться, а не дефилировать. Показ мод был закончен, заказали ужин. Уселись за один стол. И вуаля, у меня на коленях сидит Венера, есть мне стало не удобно, а ей наоборот, удобно вытягивать лучшие куски из моей тарелки. Издержки семейной жизни. Григорьевич откровенно ржал. После ужина разошлись по комнатам, капитан пригласил меня в свою, на разговор.

— Два вопроса надо решить. Первый мне надо денег. Двести рублей.

Я молча достал кошель, отсчитал золотые английские соверены.

— Ты не спрашиваешь зачем?

— Одно дело делаем, если надо — значит надо.

— Это не военная тайна, скажу. Ты выманил подарок моей невесты — для своей невесты. Цепочка, которую я подарил, была подарена мне Лианой.

— Купи, что-нибудь Венере, поменяем, она девочка добрая с радостью согласится, главное ей правду сказать.

— Второй вопрос посложнее. Я хочу у тебя Эсмеральду отжать?

— А я то думал, куда её погулять пригласить и прикопать поглубже, дак щас ведь зима, копать мёрзлую землю трудно, но я бы справился.

Капитан заржал, я тоже смеялся своей собственной шутке.

— Значит ты не против?

— Всеми руками за, если ты на ней жениться не собрался.

— Нет, жениться не собрался, так пользоваться иногда, до свадьбы. Хочу у себя в имении секцию спортивной гимнастики открыть, и фитнеса. Ну и французскому пусть талантливых детей учит.

— Я тоже хотел сделать и секцию, и фитнес. Но поглядел, как на неё дети реагируют, лучше я сам буду женскую гимнастику преподавать.

Мы опять заржали.

— Ты ей воли не давай, а то чую я в ней садистские наклонности. И, мне кажется, никакая она не француженка, уж больно старательно она акцент имитирует. А когда разозлилась, дак и вообще без акцента говорила.

— Заметил тоже, тут ты прав, она не француженка, она француз.

Я остолбенел, а он ржёт.

— Это, чо, уже операцию по смене пола делают? Я ж её видел голой.

Он ещё сильнее закатился.

— Видел бы ты щас свою рожу, жаль фотика нет, картина на века. Да из наших она, только из французских наших, тренер по чирлиденгу. Девчонок тренировал и поехал крышей, или вначале поехал, а потом тренировал. Как он мне рассказал, всегда считал себя женщиной, в теле мужчины. Извращенец.

А здесь родился девочкой, счастлив был безмерно. В театре у графа Кутайсова играл, пока граф его к себе в постель не затащил и не оприходовал по назначению. Как-то смелости набрался, денег у графа стырил и подался в бега, закосил под француженку. Вот его и не вычислили, искали то русскую, неграмотную, крепостную актрису. Мошенничал пока на Никольского не напоролся, с друганами развели как лоха, денег срубили, за якобы переезд из Франции и уплату долгов французскому владельцу цирка. Сумма нормальная получилась, для мошенников. Подельники с деньгами свалили, её тоже кинули.

— Меня ещё вот такой вопрос интересует, что не так с Екатериной?

— А это тайна, которую я здесь рассказывать не буду, вдруг тут уши. Тайна Эсмеральды — семечки, по сравнению с тайной Катерины.

Больше вопросов я не задавал. Ушёл к себе, завалился на кровать и уже засыпая почувствовал, что ко мне под одеяло кто то, залезает. Это опять была Венера.

— Ты почему опять тут, кого напугалась?

— Никого, Матвей Григорьевич с мамой беседуют, а мне сказали у тебя переночевать.

— Прямо так и сказали? у меня. Говори правду невеста, нельзя будущему мужу врать.

Сделал я почти грозный голос.

— Ну не у тебя, меня к тёте Насте отправили. Но там ещё и Варвара, тесно там, и кровати свободной нет.

Аргумент, а тут она, типа, на свободной кровати спит. Вот что делать? Не мог капитан в своей комнате с Катериной поговорить, выходит не мог, он ничего не делает зря. Я обнял невесту, слава богу она была в «нижнем» белье.

А утром опять был переполох, все бегали по комнатам пока не прибежали ко мне. Оказывается, мамаша, утром хотела поднять Венеру, но в комнате Насти её не нашла. Ну и потопали все ко мне. Влетели в комнату, застыли, мы лежим в обнимку. Венера чуть напугалась и прижалась ко мне, как она считала, к единственному человеку, кто может её защитить от всех бед. Как же, мне, не охото стало уезжать, доверие этого ребёнка нельзя обмануть. Я сурово посмотрел на вошедших, тут же все скрылись, кроме Екатерины.

— Ты опять ребёнка одного оставляешь.

— Так было надо.

Вот, что ей сказать? Нет у меня аргументов против, этого надо.

— Вчерашнюю ночь ты тоже с капитаном беседовала?

— Да.

Я решил пошутить, немного.

— А влетать голой к мужчине тебя тоже он надоумил?

Она покраснела и пулей выбежала из комнаты.

Венера подскочила. Сняла панталоны и уселась на горшок. Вот откуда у меня такое чувство, что Венерина мама — это я, а не Екатерина. Доча сделала свои дела и опять залезла под одеяло.

— Ты к маме не пойдёшь?

— Нет. Я её сейчас боюсь.

Понятно, ребёнок не послушался и боится наказания.

Зашла Екатерина,

— Венера пойдём одеваться.

— Ты собралась везти девочку по коридору голую как обезьяна?

Это я уже утрирую, не была Венера голой. Но надо же внушить чувство вины.

— А одежду ты не догадалась захватить.

— Она вчера ходила так и не чего.

— Вчера она ушла так, по твоей вине, потому что она ребёнок. А сегодня рядом взрослые люди.

Екатерина покраснела, развернулась, вышла. Когда она зашла с одеждой, мы играли, я щекотал дочу, она смеялась заливисто и громко (надо было как-то снять её испуг перед мамой). Увидели маму прекратили, сели, сделали невинные лица. Но смех из нас всё-таки вырвался, мы прыснули одновременно. Маманя стояла, ничего не понимая. А нам просто было весело. Я одел на Венеру платье, поставил рядом с мамой.

— Иди с мамой, она не будет тебя ругать, она очень добрая и пушистая. И мы опять засмеялись. Девочки ушли, надо и себя в порядок привезти. Помылся оделся, спустился в зал. Спросил у трактирщика.

— Мои завтрак заказывали? Нет, ну дак вот, нам завтрак в номер. И сколько я вам должен за постой. Мы прямо после завтрака отбудем. Он покрутил шестерёнками в голове, погонял в ней же тараканов. Назвал сумму, я понял, что торговаться не следует, цену он назвал честную. Расплатился и поднялся наверх. Наши уже собрались в общей, по немому согласию, комнате. Стояла какая-то напряжённая тишина. Я не собирался дуться без причины, сел за стол. Тут же у меня на коленях материализовалась Венера. Капитан грустно улыбнулся, вспомнил, как по нему его невеста лазила.

— Венера, надо Матвею Григорьевичу подарить назад цепочку, которую он тебе подарил, ему, её, его невеста подарила.

Было б сказано. Кому то, что-то подарить, дак это ж радость то какая, какие люди счастливые, когда им, что-нибудь дарят. Одним движением она стянула с себя цепочку и протянула капитану, искренне радуясь.

— Нате Матвей Григорьевич, это вам подарок от меня. Принесли завтрак, я велел налить в одну тарелку мне и Венере, всё равно, с разных есть не получалось, то она в мою залезет, то я в её. Нам было весело. А все остальные, были уж как-то по-особенному, напряжены. Всё-таки я не выдержал первый.

— А чо вы надулись как буки? Вы чо поссорились? Из-за чего?

— Да тёща, твоя с утра погоняла девчонок, из-за Венеры.

Я уставился на будущую тёщу, и начал говорить о ней в третьем лице.

— А какое право она имела, гонять свободных женщин. Даже если она моя будущая тёща. Тем более она сама виновата в случившемся. Ей надо было за ребёнком следить, а не балаболить с мужиками.

Екатерина аж вспыхнула, опять перелилась всеми цветами спектра. Надулась. А ты думала, я себя виноватым буду чувствовать. Фигушки, пусть ты какая-то суперсекретная попаданка, а на шею себе я залезть не дам, там Венерино место. У тебя был шанс его занять, дак ты предпочла выставить меня извращенцем, пусть только в моих собственных глазах. Вот и попробуй теперь оправдаться.

— И ещё, почему ты ребёнка отправила одного? в чужом доме, в чужом городе. А если б её похитили? Мы ж вчера деньгами светанули, нас теперь каждый уголовный элемент в городе пасёт.

Тут и капитан голову опустил. Правильно, ты тоже виноват.

— Попроси у девчонок прощения, нам нельзя ругаться.

Варя, Настя, и ты мелкая, простите мою будущую тёщу, а я вам за это леденцов куплю, вернее Матвей Григорьевича попрошу купить. Ему всё равно надо до ювелира доехать.

Кажися обстановку я разрядил.

— Простите меня девочки, напугалась я очень.

Девчонки запричитали, заохали, заахали, помирились. Начали собираться в дорогу. И тут меня за рукав потянула Венера. Я взял её на руки, она зашептала мне в ухо.

— Ваня, я опять писать хочу.

— Я понёс её в мою комнату, там она уселась на горшок, я ещё подумал надо бы и Настёной дочке пописать, потом махнул рукой, у неё своя мама есть, а я мама вот этому мелкому ангелу. Как она меня назвала — Ваня! Ух ты мелкая зараза, прямо как мужа родного. Вот умеет удивлять, вся в маму. За неё и с мамы санкции сниму, буду опять улыбаться. Вернулись в общую комнату, начал одевать Венеру тёплые сапожки. Шубку, шапку, шарф, муфточка в одной руке. Ох красавица, прямо боярыня. Взял на руки, все остальные уже тоже были почти одеты. А сам то я не одет, и с ребёнком бегом в свою комнату. Волчий полушубок, шапка, шпага, пистолеты за пояс, ребёнка на руки и назад. Кажися все готовы, прислуга выносит наши баулы, дал всем по гривеннику, помахал рукой хозяину.

Посадил ребёнка в карету, тронулись. Матвей Григорьевич свернул в проулок, ну это он к ювелиру и за конфетами. Догонит. Возница, оказывается знал дорогу, зря я переживал. А вот куда делись вчерашние охранники, надо у Григорьевича спросить, и вообще узнать, чем там дело кончилось, с пленными. Капитан догнал нас за городом. Едем рядом, следим по сторонам. Или в Ржеве очень осторожный преступный элемент, или купцы никому не разболтали про нас. Я заговорил.

— Как там с нашими пленными получилось? Приняли их, когда суд, нас будут вызывать?

— С ними всё в порядке, инспектор разбойного приказа поспрашивал нас. Прочитал протокол, свидетелей много, все очень уважаемые люди, да и нотариус, в городе не последний человек. Единственная проблема, тут такие преступления не расследуются, вернее судить за такое убийство тут нельзя, за это ведь смертная казнь, а казнят у нас только в Москве и Санкт-Петербурге. Вот туда их и отправят с ближайшей оказией. А оказию можно ждать и десять лет. Не так часто убийства происходят. А чтоб преступника ловили ещё реже, а при таких обстоятельствах, этап наберётся очень нескоро, если только какой-нибудь проходящий. Горе — охранников, я отправил домой сразу же.

— А про Катерину ты мне скажешь, наконец, кто она, тут нас никто не подслушает.

— Скажу, но вначале новая вводная тебе от меня. Получив новую информацию, я принимаю решение взять под охрану Катерину, она для нашей миссии по спасению земли важнейший элемент. Нас может сюда и забросили только для того, чтоб мы её охраняли.

— Вот это да, я весь из себя такой ловкий и бесстрашный, ты весь из себя такой умный и бесстрашный, и мы всего лишь секьюрити для кого то, я даже не знаю кого. А не водит ли она нас за нос?

Может она инопланетянка? вон как цвет меняет, когда злится.

— Ты любого до белого каления доведёшь, всё не отвлекай меня. Слушай приказ. В армию тебе возвращаться пока нельзя, заменить тебя некем. А тут мало ли, что может произойти. Взбунтуется село, или дворовая челядь, а кто им противостоять будет Варя и Екатерина? Местных мужиков мы вообще не знаем. Нанимать охрану на стороне вообще не вариант, сама охрана и пограбит, да и подозрительно. Так, что придётся тебе пока про службу забыть. Я поеду в своё имение, с матушкой порешаю, как тебе откосить от армии.

— Вот надо же так, ни в прошлой жизни, не в этой — от армии не косил, а тут приходится, да ещё на взлёте карьеры, и всё, потому что надо. А такой вариант, мы её к тебе в имение увозим, там, то есть кому её защитить.

— Не получится, там она не сможет делать то, что должна делать, а у тебя сможет. Там хозяин папа, а он, как сам понимаешь, в наши дела не посвящён. А я, между прочим, не первый наследник. Понимаешь, что это значит.

— Понимаю, убрать двоих или троих самых близких родственников. Уж лучше мне дембельнуться.

— Значит, поступаем дальше так, коротко, тебя женим. Я уезжаю домой, хлопочу на счёт тебя, ты поправляешь дела в имении, расставляешь на ключевые должности своих людей, вместе с Настей и Екатериной, ну и естественно женой приезжаете ко мне, дальше едем к моей невесте. Потом все едем в часть. Отдаём Настю отцу, Екатерину селим в Риге под присмотр Егорыча и вашего еврея. Ждём приказа о твоём увольнении. И ты возвращаещся домой вместе с семьёй.

— Ну что ж план понятный, только зачем мне тогда жениться, если я всё равно в имении остаюсь?

— Надо исключить все случайности, даже в имении с тобой может, что-нибудь случиться, а работа Екатерины должна финансироваться. Я даже не исключаю, что дочь когда-нибудь захочет мать бортануть. Поэтому и имение на двоих рекомендовал поделить.

Всё предусмотрел, гад, даже возразить нечего.

— И всё-таки, кто она такая?

— Ты не поверишь, она это….

И тут карета остановилась, из неё выскочила мелкая Венера, подождала пока я подъеду, и потребовала взять её к себе. Меня опять обломали с информацией, кто же моя тёща? Жизнь не справедлива.

Двинули дальше. Я намекнул капитану, что в карете есть ещё одна мелкая девчонка, которой, вот сейчас, очень хочется, тоже покататься на лошадке. Он поглядел на меня непонимающе. Я головой мотнул в сторону кареты, пожимание плечами. Подъехал к карете велел вознице остановиться, постучал по крыше.

— Давайте Марью мне, я её на лошадке покатаю.

Из кареты разносится громкое, ура, и быстрее собственного крика вылетает меховой клубок, и прямо со ступеньки влетает на спину лошади. Капитан едва успел её поймать. Ага, значит Настину дочь Марья зовут.

Опять двинулись, Марья лучилась от счастья. Моя же наездница вела себя очень серьёзно. Типа, я такая вся взрослая, я невеста, меня Иван царевич везёт прямо под венец, он вырвал меня из рук страшного злодея. Отчасти это было правдой — я Иван, везу на лошади, под венец, я злодея погубил — погубил, я её освободил — освободил, а теперь краса девица, я тебя везу жениться. Кто знает, кого из семи девчонок, этот сумасшедший Пигмалион утащил бы оживлять.

Подъехали к усадьбе, я слез с лошади, снял Венеру, она взяла за руку Марью, и вместе побежали в дом. Женщины выходили из кареты, Варвара прямо такая несчастная, чуть не плачет.

— Что опять такое случилось? вы зачем Варю обидели?

— Это не мы обидели, это вы обидели.

Я опешил, когда? как? она ж в карете была.

— Я тоже хочу на лошадке покататьсяааа!

Всё, я понимаю, что я ничего не понимаю. Крутим шестерёнками в голове, наматываем мысль на коленвал, сформировал, выдаю в народ

— Звиняйте Боярыня, но лошадёв у нас — две, рыцарей без страха и упрёка — тоже две штуки в наличии, как сложить двух рыцарей и трёх прекрасных дам одновременно, я не знаю.

Взрослые девчонки заулыбались, вот они то знали, как сложит три плюс два.

— Но можно складывать по частям, сначала два и два, потом — два и один. Ты с кем хочешь покататься, со мной или с Матвей Григорьевичем?

Она поглядела на меня, потом на капитана, потом опять на меня.

— С вами.

— А что такая грустная, веселей, я тебя похищаю!

Посадил её на лошадь впрыгнул сам в седло, и помчался по дороге, по которой мы только что приехали, минут через десять повернули назад. В общем покатались. Возле усадьбы, я спрыгнул, снял Варвару. Господи, какая же она лёгонькая, и повёл коня на конюшню, домочадцев во дворе уже не было. Вещи уже тоже перетащили в дом. Главное вовремя свалить по важному поводу, и всё само собой сделается, на встречу бежал конюх. По-моему, тот самый, что принимал у меня кобылу три или четыре или пять дней назад. Надо же, прошло меньше недели, а сколько событий, как будто целая жизнь прошла. Мужик хотел взять у меня повод, но я пока не отдал.

— Тебя как зовут?

— Семён.

— А отец твой кто?

— Дак кто ж его знает, у нас половина баб без мужей рожают, мужья то все в рекрутах. Присылают жалование, так и живём. Материн муж меня не признал, потому я безотцовщина.

Мужику уже было лет тридцать пять — сорок, значит и прежний барин практику, сдавать всех в рекруты применял, и до него тоже. Ещё бы тут жили богато, когда работников нету совсем.

— Семён, а ты женат? как тебя женили? Расскажи.

— Дак известно как, мне лет шесть тогда было, одели во всё чистое, привели в церковь, поставили перед алтарём, рядом поставили девчонку, обвенчали, я и не знал, чего это делают. Ну думал, исповедуют по-особому, или причащают. Потом родня погуляла, повеселилась, а нас положили на одну лавку, на мою. Тесно было, мы начали толкаться, я девчонку то столкнул с лавки, она заплакала. И до того мне её жалко стало аж сердце защемило. Поднял, положил к стенке, сам лёг рядом, обнял и она меня обняла, а обнявшись то — лежать не тесно. Вот с тех пор и лежим, всё время обнявшись.

Поучительная история.

— И дети у тебя есть? Сколько?

— Дак двое, остальных бог прибрал.

Скольких прибрал бог, я не спрашивал, мне самому очень горько слышать, а уж каково ему.

— Вот ещё скажи, как с продовольствием в селе?

— Дак плохо, хлеба мало совсем, скота тоже, сено серпом не накосишь. А косой бабам тяжело, не получается. Мужиков мало, вот и держат одну корову на троих, а то и пятерых. Птицы тоже мало зерна то нет.

И ведь это почти по все России так, чего только село Отрадное стоит, а тут вот Никольское. Если хочешь навести порядок в мире, вначале наведи порядок в своей юрте. Чингисхан сказал — умнейший человек. Будем наводить порядок в юрте.

— Семён, садись на моего коня, вернее это кобыла, собери мужиков, человек пять, посади их тоже на коней, только капитанского не трогайте, он за него, с меня голову снимет. Скачите по соседним имениям, кланяйтесь в ноги тамошним господам, говорите так. Новый барин, тобиш я, купит у вас, излишки продуктов, муку, мясо, сало, яйца, крупу, в общем всё, по разумным ценам. Пусть завтра по утру приказчиков с товарами засылают. Платим серебром.

Ещё скажи, что новый барин на днях женится, о чём они будут уведомлены пригласительными письмами. На лошадь, выполняй.

Семён заметно повеселел. Новый барин хороший, он не даст людям с голоду помереть.

Зашёл в мой уже дом, лакей принял полушубок и шапку. Вот блин, себе то я тряпок не накупил, и в чём ходить. Где то халат есть, Варварой подаренный. В комнате переоделся, снял китель одел халат, а тапочки, не в сапогах же ходить, одно дело, когда ты гость, или у тебя гости. Другое дело будни. А! буду ходить босиком, пофиг, я у себя дома. Ух ты, кроватка, ух ты, подушечка, завалился, отдыхаю, пофиг на всё, я устал. Хорошо, но не долго, прибежала мелкая стерва, в домашне-повседневном наряде, ну, что это такое, юбка в пол, какая-то рубаха широченная, ещё и платок на голове. Это типа простоволосой нельзя ходить, даже по дому. Залезла на постель, обняла меня. Надо девок за шитьё посадить, пусть нашьют, шортиков, топиков, маечек, купальников, джинсиков, по образцу двадцать первого века. А то ведь не удобно детям в этом. Ну ладно, в свет выходить, бальные платья — это очень красиво. Но вот по дому, в этом убожестве, нету ж, нету ж. Будем и тут просвещать. И мне пусть трусов пошьют, пар двадцать. Всё-таки в трусах удобнее, чем в подштанниках.

— Я не ревную тебя к Варваре. Ты можешь дружить и с другими девочками.

Я завис. Как семи — восьмилетний ребёнок, может ревновать или не ревновать, у неё же ещё гормоны не проснулись. Тфу ты, блин горелый, о чём я думаю? А о чем я должен думать? Окончательно завис. Надо что-то сказать, а вот что? Ещё больше выехал из ситуации. Башка, думай, я тебе волчью шапку купил? куплю и бобровую, как обещал. О чём я опять думаю? О шапке, при чём тут шапка? Ничего не придумал умнее как обнять ребёнка покрепче.

— А платок на тебя кто надел?

— Мама, велела не снимать.

— Маму надо слушать, до свадьбы, а после свадьбы только мужа. Ибо муж и жена есть един плоть и един кровь, это тебе батюшка во время венчания скажет. И ещё он скажет, да убоится жена мужа своего, как отца своего боится. Ну и дальше в том же духе. Давай договоримся так, до свадьбы ты слушаешься маму, после свадьбы делаешь, что захочешь. А в этой комнате ты делаешь, что захочешь и до свадьбы, ибо это мои владения, и даже твоя мама не может в них командовать, даже над тобой.

Ребёнок оценил ситуацию по-своему, она стянула платок, юбку и рубаху, (как уж она называется — не знаю) осталась в одном «нижнем» белье. В штанах и какой-то маечке с рукавами, в наше время посчитали бы вполне пристойно, даже по-пуритански. Я-то думал только про платок, а ей оказывается весь наряд не нравиться. Да и кому такое понравиться, неудобный, не красивый, а почему не красивый, мне помнится на показе мод такого не было. Там все были очень даже прикольные. Меня аж взбесило. Я подскочил взял Венеру на руки. Схватил тряпки, и пошёл искать Екатерину, вышел за двери. Вот она, и Варвара тут и капитан, ну правильно, время обеда. Надо бы куда-нибудь свою спальню перенести, а то как-то в лом, постоянно в центре внимания быть. Бросил тряпки на колени Екатерины.

— Это, что? Это откуда?

И смотрю в упор. Катерина замялась, что сказать не знает.

— Какая разница, в чём ребёнку по дому бегать? Что она понимает?

Тфу на тебя, вот как этой дуре объяснить, что ребёнок — это человек, со своими чувствами, эмоциями, чувством красоты, проблемами, комплексами.

— Ты решила на ребёнке с экономить, ты же мать, тебе её чувство собственного достоинства не жалко. Она же комплексы заработает на всю жизнь, пока ты её опекаешь. Вот нацепи этот платок на башку и носи его не снимая, а сейчас принеси платье, повседневное, а не бальное, (подчеркнул я) то которое мы купили. И не после обеда, а сейчас, не может же ребёнок обедать голая как обезьяна.

Я уже откровенно издевался. Она встала, вышла из-за стола, а я ещё добавил.

— Платок одень, а то ходишь, простоволосая, как гулящая девка. Может, это и было лишнее, но удержаться я не смог. Тёща, есть враг народа. Похоже не только народа, но и мне лично, и врага этого мне надо оберегать, даже ценой собственной жизни, даже жизни вот этого ребёнка. А значит ты, стерва, будешь жить.

Принесли обед, Венера у меня на коленях, едим опять с одной тарелки. Пришла тёща, в руках платье, я не собираюсь прерывать обед, демонстративно её игнорирую, повесила на спинку своего стула. Села, жуёт, дуется. Дуйся, дуйся, на сердитых воду возят. Ну вроде поели.

— Варвара, завтра предстоит сделать одно очень большое дело. С утра начнут подвозить продовольствие, это я уже гонцов по соседним имениям разослал. Надо будет расплатиться, и распределить между крестьянами, ну или крестьянками, по числу едоков, а не по числу дворов. А сегодня, надо организовать швейные мастерские. В левом флигеле, поставить туда большой стол для раскройки, и кучу маленьких для швей, вон бабы в селе без работы сидят, а так хот какая-то копейка. Собрать все иголки, нитки, чего не хватает докупит в Ржеве. Задание понятно, выполнять, кончилось твоё детство, теперь ты взрослый управляющий, мажордом с жалованьем.

Варвара подтянулась, выпрямилась, взгляд гордый. Встала и ушла.

— Теперь с тобой, тёща, надо найти девочку, которая до Варвары тут хозяйкой была. Подумать, чем мы можем ей помочь, Матвей Григорьевич вас я попрошу прощупать, что у неё с психикой, не будет ли она мстить Варе. И ещё Екатерина, надо написать пригласительные письма всем соседям, на свадьбу. Когда свадьба? Послезавтра, вот и хорошо значит до завтра надо всё написать. Завтра их приказчики приедут, вот и вручить. Матвей Григорьевич, нам с вами надо наконец договорить, щас только невесту сбагрю, а где Настя?

Екатерина вскочила и убежала.

— Щас я Настю найду, оставлю ребёнка и приду.

Нашёл оную в её комнате, с Марьей во что-то играла. Мама и доча были одеты в «нижнее» бельё, когда я вошёл, старшая тут же одела на себя халат. Правильно, приветствую, вы у себя дома, в чём хочу, в том и хожу, главное, что бы нам было удобно, а стыдно пусть будет тому, кто заходит без стука, но мне не стыдно, я тоже у себя дома.

— А почему, обедать, не пошла?

— Я не хочу.

— А ребёнок тоже не хочет? Не говори ни чего, я сам тебе растолкую.

Выглянул в двери. Крикнул, чтоб обед суда принесли. Холопы были выдрессированы прежним хозяином, очень удобно.

— Екатерина на тебя давит. Но тебе с ней детей не крестить, учись сопротивляться, тебе скоро с папой дела вести, в большом городе, а там знаешь какие волки ужасные, зубастые. Начнёшь отступать по кусочку откусывать будут, и в итоге съедят. Тренируйся, пока есть на ком. Она тебе слово — ты ей два. Она тебе чего нить говорит делать, а ты, наоборот. Так победим.

Принесли обед.

— Побудь с ребёнком, мамаше её не отдавай. Скажи, я приказал.

По коридору таскали стулья, столы шкафы. Правильно, мастерскую обустраивают. В столовой капитана не оказалось. Вот и где сейчас его искать? пошёл к Жозефине, там его не было. Вот точно у Екатерины. Постучал, вошёл, сидят оба письма пишут. Хоть делом заняты. Первым заговорил капитан.

— Ты почему на Катерину наезжаешь?

Решил отшутиться,

— Тёща враг народа, зять должен её ненавидеть.

— А всё-таки?

— А чего она дочу в какие то обноски нарядила, ведь наверняка та не хотела надевать. Дак нет ведь, заставила. Куда ты новое платье бережёшь, через три месяца оно малое станет. Да и вообще, ребёнок в своём доме должен ходить как ему удобно, вон они в этих штанишках как рассекают с Марьей. Приятно посмотреть, как они счастливы. Ну хватит об этом. Я отбираю у тебя дочь. Сам буду воспитывать, ты на неё давишь сильнее чем Жозефина. Рассказывайте, кто ты такая и почему тебя так надо беречь и лелеять?

— Перед тобой Зальцман Лев Давидович генерал-лейтенант медицинской службы, заведующий кафедрой микробиологии.

Я опять завис. Всё отвис.

— Дак вот ты почему мужиков не любишь, не то, что этот извращенец, Эсмеральда. Я тебя понимаю. Сам боялся, что родился девочкой, но мне свезло.

— А вот мне нет.

— Это вы злой такой потому, что у вас велисапеда нет, а как появится, вы сразу добреть начнёте.

— Издеваешься!

— Ага, как ты над Венерой. И имя же придумал, красивое конечно, но не для средней полосы, если б ей в дворяне, не выйти — натерпелась бы она. Капитан, а почему его надо беречь, чем он лучше нас?

— Ты знаешь про самую большую проблему на войне с богомолами?

— Их способность к воскрешению.

— вот именно, что бы их уничтожить надо было, сжечь дотла трупы, а это дорого, сколько угля нефти и газа пришлось на это тратить, дрова даже не использовали, ибо бесполезно.

— Ну мы потом их в океан сбрасывали, акулам скармливали.

— Ага, пока состав дойдёт до океана его десять раз богомолы захватят, такую армию на перевозке потеряли. Они ж тоже не идиоты, просчитают из космоса, количество охраны и действуют исходя из данных разведки. Приспособились, конечно, потом, как-то противостояли, но всё равно, это было очень накладно, а результат практически нулевой.

— А причём тут Лев Давидович?

— Помнишь, что нас уже всех оттеснили на побережье, вроде патовая ситуация. Мы не можем к ним дальние рейды совершать, ибо бес толку, и они к нам не лезли, ибо страшно умереть насовсем, а потом мы вдруг начали побеждать. Пока они нам с лунной базы не наваляли. И потом мы опять их побеждали, отвоёвывали ресурсы, строили корабли, и переломили ход войны. Дак вот, это заслуга Льва Давидовича и его института, и ещё десятков НИИ.

Они разработали вирус, который изменял ДНК трупов богомолов, и всё они больше не воскресали, мы начали делать глубокие рейды и истреблять их до конца, насмерть.

— Ну теперь мне всё понятно, будем беречь Льва Давидовича. Вон свободный флигель пусть забирает под свой институт. Детей пусть параллельно учит, один он всё равно ничего не сделает. Ещё надо пенициллин изобрести и наладить его выпуск, стрептоцид, да и много ещё лекарств. Работайте Лев Давидович.

И тут меня как кувалдой по шиферу.

— Лев Давидович, а как у вас получилось забеременеть Венерой?

— Просто, я ей не беременел. Мне её подкинули. Походил два месяца с подушкой, и вуаля, я мама. А вот как у вас получается находить общий язык с детьми? Они ж от вас без ума, причём все. Уж Варвара от мужиков столько натерпелась. А к вам тянется.

— Тоже всё просто, детей надо любить не потому, что они вас в будущем будут содержать, или слушаются сейчас, а потому, что они дети. У меня в прошлой жизни, три дочери было, вернее две дочи и одна дочерь. Вспомнил, а ту девочку вы искать не собираетесь?

— Нашли уже, про неё всё село знает, отправили холопа, сейчас она уже должна санобработку проходить, пока я над ней опекунство возьму, может чему научить получится. А если нет, ну швеёй будет.

— Хорошо. Ещё одну гадость исправили. Пойду я за дочей, а то Настю с ума сведут.

В дверях я затормозил. Опять мысль в извилинах запуталась. Ну почему я такой тугодум. Вот она.

— Лев Давидович, а у вас в прошлой жизни сколько детей было?

— Не сподобился даже жениться, вначале учился, потом опят учился, делал карьеру и опять учился, а потом война, как то не до женитьбы было.

— Теперь я понял, почему вы так к Венере относитесь, вы не со зла, вы просто не умеете воспитывать детей.

Я не буду больше на вас злиться, но и вы будьте с дочкой как можно мягче, никогда больше её не ругайте, лучше мне скажите, что она натворит.

Я вышел, добрался до Настиной комнаты, выловил Венеру из кучи малы. Предложил девчонкам заняться полезной работой. Предложение встретили на ура, все трое. Переместились ко мне в комнату, начали вытряхать шкафы увязывать в узлы. Потом переместились в комнату другого брата, там сделали тоже — самое, оказалось комнаты всех четверых, выходили в столовую. Все обыскали, все тряпки, запаковали, завтра вместе с продуктами, раздадим крестьянам. Кого ж в своё отсутствие назначить управляющим. А чо я голову ломаю, у меня ж есть мажордом, пусть она и выбирает. Стаскали узлы вниз прямо к выходу, ага, кого-то швейцар не пускает. Дак это ж Семён, конюх. Подошёл, спросил в чём дело.

— Да вот барин до вас ломится, говорит по срочному делу.

— Если по срочному, почему не пускаешь?

— Да знаю я его дела, опять муки просить будет.

— А почему это ты решаешь, с кем мне говорить с кем нет.

Швейцар задрожал.

— Семён, ты выполнил мои указания?

— Да, барин, выполнил.

— Что соседи сказали?

— С утра завтра подводы отправят, сегодня посчитают, сколько излишков есть.

— Вот и славно, ещё какие срочные дела ко мне есть?

— Нет, барин, только за этим приходил.

— Вот и славно, тогда вот ещё поручение тебе. Берёшь этого олуха, тащишь на конюшню, привязываешь, к столбу и сечёшь. Двадцать ударов ему чтоб не смел решать, с кем можно барину разговаривать, а с кем нельзя. И пусть до утра привязанный постоит.

Швейцар упал на колени

— Помилуйте, барин, век бога за вас молить буду!

Я кивнул Семёну, мол, исполняй, тот поклонился в пояс, сняв шапку, схватил швейцара за ворот и потащил за собой. А когда у прислуги жалование?

Надо этот вопрос провентилировать. Обернулся, девчонки на меня смотрели одобрительно, даже очень одобрительно. Видно, эта сволочь и им успела гадостей наделать.

— Почему вы не сказали, что это плохой человек? Почему вы его терпели?

Первой отморозилась Настя.

— Вы же барин, вам нужны верные слуги.

Вот, где тут логика?

— А разве слуга, который мне указывает с кем мне можно встречаться, а с кем нет — верный?

Настя опустила глаза в пол.

— Настя у меня к тебе важное дело, кого за время моего отсутствия можно назначить управляющим, старостой? Так уж получается, что нам всем придётся ехать в Ригу.

— Ура, мы едем в Ригу!

Это моя мелкая зараза обрадовалась.

— Рано радуешься, путь наш будет труден и печален, и опасен.

Когда это опасности пугали детей? а девчонок дак они вообще привлекают.

— Вначале мы посетим имение Матвей Григорьевича, затем моих родителей, ауже потом в Ригу, к Настиному отцу. Ладно, пойдёмте уже ужинать.

За ужином было всё, как всегда, почти.

Екатерина заявилась в костюме амазонки, только хвост, в смысле шлейф, ампутировала. Правильно, надоело мужику ходить в платье, да ещё в длинном, но женскую фигуру то никуда не денешь. С попкой и сиськами придётся смириться. Это наказание за грехи в прошлой жизни. И я даже знаю какие, ты детей не растил и не воспитывал. А ведь, что-то в этом есть. Давидыч не имел детей, родился тут девочкой, и Эсмеральд, тоже не имел детей, и тоже девочка. Если у капитана есть дети — моя теория верна. Не пытайтесь обмануть природу — она вам этого не простит. Подошёл лакей.

— Барин, там до вас конюх, Семён проситься.

— Семёна покормить на кухне. И приготовьте бутербродов, с гусятиной утятиной, со сливочным маслом, а потом его сюда. Лакей смылся. За столом оживилась беседа, все чего-то обсуждали. А я думал про Эсмеральда. Вот мужик — одна штука, тренирует красивых, стройных девчонок — много штук. Вот они пред ним прыгают, бегают, нагибаются, выгибаются, все в шортиках в обтяжку, в маечках, мокрые от пота, титьки прыгают во время упражнений. И любуясь, на всё это, он им завидовал? А может он не любовался, а просто смотрел? А он не думал о том, что этим девчонкам приходиться или скоро придётся лечь в постель и заниматься любовью с, пусть смелыми, сильными, иногда даже умными, но вонючими, волосатыми и уродливыми мужиками! Как же нам, мужикам повезло, мы любим божественно красивых девчонок. Что-то я зациклился на этом Эсмеральде. Лучше я буду воспринимать его как Эсмеральду-Жозефину-Жоржетту, всё-таки он-она, очень симпатичная. Привели Семёна

— Всё выполнено, барин, всыпал двадцать плетей, стоит привязанный.

— Молодец, благодарю за службу. И вот ещё, скажи селянам, что завтра будем раздавать гуманитарную помощь, пусть сегодня продукты не экономят, пусть едят до сыты. Вот такой ещё вопрос надо решить. У тебя на конюшне найдётся работа, для этого лодыря?

— Дак на конюшне всегда работы хватает.

Хорошо, забирай его к себе, а если будет лениться, секи его, сколько он заслужил. И ещё вот тебе для твоих домочадцев. Лакей подал Семёну довольно-таки немаленький свёрток. А я достал полтину серебром и тоже отдал.

Семён поклонился в пояс.

— Благодарствую, барин.

Развернулся и вышел. Ну вот, никакого подобострастия, уважаю, а что поклон, дак это традиция.

— Варвара, завтра покупка и раздача продовольствия, у тебя всё готово, вот и хорошо, мастерские, я видел, уже готовятся, чего не хватает?

— Всего, иголок, ниток, материи, швей и заказов.

Умничка, всё предусмотрела.

— Материю возьмите ту, что я в Ржеве купил, работниц, завтра на раздаче гуманитарки вербуй. И с утра пошли вот того же Семёна в Ржев. Пусть купит всё что необходимо. А заказы я сам закажу. Чуть не забыл — пусть в прихожей вешалку сделают. Будем на лакеях экономить, не графья сами раздеться можем. И подумай ещё, кто у нас в прислуге лишний. Будем экономить, прежде всего, на себе.

— Екатерина, ты тут всех жителей знаешь, надо назначить управляющего, и старосту, на время нашего отсутствия. Пусть не грамотный, но чтоб авторитетом пользовался. Чтоб без нас тут окончательно все с голоду не перемёрли. Три дня сроку на подумать, потом я с ними буду говорить, долго и основательно. — Матвей Григорьевич, к вам у меня очень большая просьба.

— А я уж подумал, что приказ.

И он расхохотался.

— У вас в имении, делают плуги?

— Пробовали, но ваши лучше, у твоего бывшего барина, Прохора Ивановича покупаем.

— Матвей Григорьевич, а не могли бы вы, подготовить, скажем плугов пять к моему приезду. Я возьму с собой мужиков, они заберут у вас плуги, а вы себе ещё купите. И по весне бы пару ваших отправить к нашим, чтоб они научили как ими пользоваться?

— Колхоз хочешь организовать?

— Товарный хлеб могут производить только большие латифундии, без колхоза село будет голодать.

— Хорошо, приеду домой подумаем, что можно сделать.

Ужин и совещание закачены, все приказы отданы, все просьбы озвучены, можно и на покой. Нефиг свечи жечь, надо скорее электричество изобрести.

Вот и моя комната, так и не поменял. Кроватка, подушечка, как же я устал. Щас как засну. Но на верху кто-то подумал, фиг тебе. Пришла Венера, за руку ведёт Варвару.

— Я же говорила, что не буду ревновать тебя к другим девочкам. Вот привела Варвару, чтоб ты с ней дружил.

Я завис, выпал, стормозил, и заглючил одновременно. И пока я глючил, они обе залезли ко мне в кровать, и обняли меня с двух сторон. Я знаю, что в таком случае надо делать со взрослыми девицами, но не знаю, что делать с мелкими. Вообще, что подразумевала мелкая под словом — дружи. Неужели она, чего-то знает? В общем я лежал и не шевелился, как из этой ситуации выпутаться, я не представлял. Вы думаете это всё? Ха-ха, в комнату вошла Настя с дочкой. Марья, увидев такую картину, залезает на кровать, проскальзывает под одеяло и легла на меня сверху. А Настя стоит как не в чём небывало, вот это Настино спокойствие и передалось мне. Значит, плохо обо мне не думала.

— Мам, а он тёплый.

Конечно тёплый, от слова «дружи» в такой жар бросило.

— Я не знаю как отцу внучку показать. Он меня проклянёт.

Вот оно в чём дело. Нравственность, устои, традиции.

— Не проклянёт. Я так понял, отца у неё нет совсем. (кивок головой) Можно сказать, что мужа рекрутировали, и он погиб.

— Как же можно отцу врать?

— Тогда скажем правду, я уверен Егорыч только рад будет, что у него есть внучка. Ведь он столько пережил за эти годы, ты даже себе представить не можешь. Он уже не тот пацан, что приезжал в отпуск. Вот спорю на тыщу рублей, что он даже обрадуется. Вернее, не спорю, а дам тебе тыщу рублей золотом, если он хоть чуть-чуть огорчится, если даже брови нахмурит. И можешь мне поверить, деньги останутся при мне.

Кажется успокоилась.

— Марья пойдём спать.

— Мам, я хочу тут.

— А как же я? Мне без тебя страшно.

Вот это мать, вот это правильный подход! Но ребёнок решил настоять на своём.

— А ты с нами ложись.

Я в уме почесал затылок, а что я не против, даже то, что это дочь Егорыча, меня бы уже не остановило. Ведь ни чего антиобщественного мы б не сделали. Только куда мелких сбагрить? Это я в уме такой смелый, а на яву я лежал, не двигаясь и по-моему, не дышал. Выручила Венера.

— Марья, я жена Ивана, и только я решаю, кому можно с ним спать, а кому нет. Твоей маме нельзя, она взрослая. А когда двое взрослых вместе спят — появляются дети.

Марья слезла с меня, выскользнула из-под одеяла, взяла маму за руку, и они ушли. Ну слава богу — один вопрос решили. Осталось решить вопрос с Варварой, да и Венеру не мешало бы куда-нибудь катапультировать хоть на недельку. Имею я право на личную жизнь? Кажется, я нашёл убедительные слова, на её «дружи».

— Венера, я хочу поговорить на счёт твоего разрешения дружить с другими девочками. Ты тоже можешь дружить с мальчиками. Кататься с ними на лошадях, на санках, вместе учить математику, ну в общем можно делать всё, кроме одного. Нельзя ложится с мальчиками в одну кровать, только с мужем. И мне можно всё, но только нельзя ложиться с девочками. Только с тобой.

Вот чего я не ожидал, дак это реакции Вари. Она заплакала, вернее зарыдала, так горько, у меня слов нет, я приобнял её и начал гладить по голове.

— Не прогоняйте меня.

— Варя, я тебя не прогоняю, ты же у меня мажордом, у тебя же и жалование есть, ты же у меня не заменимая.

— Сейчас не прогоняйте, я его боюсь.

Это, что, кто-то смеет приставать к ребёнку? Я ещё не всех маньяков убил? Я никого не убил, но этого точно убью. Я подскочил, Венера вцепилась мне в рубаху.

— К ней её бывший муж приходит, как и ко мне Эсмеральда приходила, пока я с тобой не стала спать. Вот я и сказала Варе, что тебя все маньяки боятся, и привела её с нами спать.

Ух ты, а я-то уже собрался всех порешить.

Но что-то делать надо, сегодняшнюю ночь, конечно, спим вместе, а потом ей надо к психотерапевту или психологу. Как её одну оставить на хозяйстве. Её ж кошмары убьют. А где взять психолога? Григорьевич ФСБешник, должен чего-то уметь, он же допросы проводил, да и Давидыч тоже доктор, хоть и не понятно, для меня, чего. Но думаю тоже чего-нибудь знает. Я успокоился.

— Ладно Варя, остаёшься, давайте на горшок и спать.

И девчонки ни чуть меня, не стесняясь по очереди поседели на горшке и запрыгнули под одеяло, обняли меня с двух сторон, я окончательно успокоился.

Но поспать в эту ночь мне так и не дали. Проснулся я от взгляда кто-то смотрел на меня прижимая палец к губам, мол тихо, не шуми. Это был капитан, он, что взглядом умеет будить? Конечно умеет, он же ФСБешник. Я осторожно освободился от объятий, двух мелких зараз. Встал. Если капитан зовёт, значит, что-то случилось. Придвинул Венеру к Варваре, они обнялись. Такая картина ми-ми-мишная, всю жизнь бы любовался. Вышли в столовую, блин как меня напрягает это, из спальни сразу в столовую. Прошли по коридору, куда то, куда непонятно, в итоге пришли в баню. Там сидела Екатерина, завёрнутая в простыню. Я подумал, что появились новые данные, и нужно срочно провести совещание. Капитан сказал.

— Мы решили сделать тебе мальчишник. Не стесняйся, ибо некого, делай как я.

Он разделся и обмотался простынёй, осталось последовать его примеру. Как будто из ниоткуда появилось вино, кружки, налили, выпили.

— Поздравляю тебя со вступлением в законный брак!

Издевается гад. Выпили.

— Я желаю тебе долгих счастливых лет с моей дочерью!

И эта туда же, хорошо хоть, про много детей не сказала. Выпили. Они говорили, что-то ещё, я что-то отвечал, выпивали. Наконец в голове заиграло, я расслабился и начал веселиться. С Григорьевичем по подкалывали Давидыча, требовали показать свои прелести. Говорили, как мы ему завидуем, потому что он в любой момент, может посмотреть на женские сиски.

И тут появились они, нимфы, во главе с Эсмеральдой. Они танцевали восточный танец. Все были голые, то есть совсем. Даже интимные места побрили.

Танец живота, без шаровар и цветастого бюстгальтера с висюльками, это, что-то сногсшибательное. Лидировала, конечно, Эсмеральда, остальные двигались очень неумело. Чего-то пытались напевать все трое? что-то восточное, похоже на Торкана. Номер закончился, девчонки подсели к нам ничуть не стесняясь. В простыни не заворачивались. Выпили уже за прекрасных нимф. Капитан рассказывал про меня смешные истории (специально сочинил) выпили за меня, такого героического. Эсмеральда показала акробатические этюды, демонстрируя самые прекрасные женские прелести. Потом все пропали, кроме двух нимф. И тут они взяли меня в оборот, мне было очень хорошо, как когда-то у фрау Гиллы с её служанками. Мальчишник удался.

Под утро зашёл капитан, помаячил, чтоб я сматывался. Я одел подштанники, и мелкими перебежками добрался до своей комнаты. Ангелочки спали в обнимку. Я лёг с краю.

— Вставай, уже утро, вставай. Пора завтракать, вставай.

На мне сидела Венера и тормошила. Держала одной рукой за ухо, другой за щёку и трясла.

— Всё, всё, всё я проснулся.

Рядом сидела Варвара и улыбалась, рот до ушей хоть завязочки пришей.

— Сегодня тебе кошмары не снились?

— Нет.

Сказала она весело.

Ну слава богу, моя ночная отлучка прошла незаметно, надо повторить, только вызнать у капитана, кто те девицы. Умылись все в троём, я одел штаны халат и сапоги, выходить к завтраку босиком не прилично. Девчонки не стали надевать платья, в штанишках и рубашках свободней и комфортней. И плевать они хотели на этикет. Они раньше нижнего белья не носили, и поэтому эти костюмы воспринимали как удобную повседневную одежду. Ну поначалу то восприняли, в гостинице, а потом привыкли, и сейчас ходят как в повседневной. Пришла Настя с Марьей, дочка тоже была в «нижнем» белье. Я подозвал лакея, велел подавать завтрак, и не беспокоить остальных.

Отсыпаются гады, а мне отдувайся. Обратился к Варваре.

— Вот таких же костюмчиков для вас надо пошить, только чуть фасон поменять, чтоб на нижнее бельё не были похожи.

Варе эта мысль понравилась.

После завтрака, оденьтесь в платья, нам предстоит работа, надо быть всем, Настя твоя помощь тоже понадобиться. Все согласно кивнули. Венера так кивнула, что мне по челюсти головой заехала. Ни как с колен не слезает. Позавтракали, девчонки пошли одеваться, я пошёл за кошельком. А деньги то в Вариной комнате. Про ключ то от своего сейфа я забыл, может он у маньяка в кармане был, и его уже закопали. Да и фиг с ним. Всё равно я у него всё выиграл, если б, что-то было ценное, он бы это вытащил, и проиграл. Вот и Варина комната, постучал. Двойной крик.

— Нельзя.

— Ладно, не вхожу, мне денег надо.

— Входите. Мы думали это посторонний.

Мелкие одевают костюмы амазонок. Правильно работать удобнее в штанах.

— шубки и шапки одеть не забудьте. В основном в парке придется работать.

Взял денег кошель поувесистей — серебро. Пошёл встречать обозы с продовольствием. В уме прикидываю, сорок дворов по четыре человека в среднем, по пятьдесят пудов на человека. Примерно тринадцать тон зерна надо. Пусть какое-то количество есть у крестьян, не совсем же они без урожая. Шесть семь тон всё равно надо докупить. В тонне двадцать мешков. Продовольствия ещё нет, а мои крестьяне уже маячат, но в далеке — за парком. Волшебное слово халява. Ни чо, пусть знают, что новый барин им добра желает. Тогда и колхоз легче примут.

Только бы соседи — помещики не подвели.

Не подвели. Первый обоз показался на дороге, четыре телеги. Если каждый помещик по столько отправит — я в шоколаде. Махнул рукой своему народу, мол все сюда. Чуть ли не бегом побежали, а некоторые и бегом. Вот вы то, быстрые мои, мне и нужны.

Подъехали телеги. На крыльцо высыпали мои дамы.

Самых быстрых строю. Остальных крестьян в сторону.

— Разгружать телеги! Складывать сюда, муку отдельно крупу отдельно, каждый продукт отдельно. Плохо будете работать — оставлю без пайки

Поняли ли они, что такое пайка? а вот, что без чего-то оставят — поняли. Работа спорилась. Варвара вон бабы стоят — начинай вербовать. Венера любимая, сходи до мамы, у неё есть письма пригласительные, принеси, письма, а не маму. Приказчик кто? Ага подходи сюда, давай посмотрим, что ты тут привёз, ага мука — столько то, пшено — столько то, ячмень, овёс, сметана в крынках, масло, птица в клетках, куры, это ж голуби, нет всё-таки куры. Сколько твой барин хочет за это?

Прибежала Венера вручила мне пачку писем.

— Дак сколько? нормально вот тебе деньги. Как барина зовут? Ага вот тебе письмо, передашь барину, скажи, что я его сердечно благодарю. Взял Венеру на руки, просто так, захотелось подержать. Подошла Варя.

— Иван Макарович у нас в селе сто шестнадцать едоков. Как это на всех поделить? тут же мало

— Сейчас ещё обозы подойдут.

— Почему вы так думаете? Они могут до весны продукты оставить. Весной купцы приедут, можно дороже продать.

— Скоро рождество, а местные помещики все свободные деньги в карты проиграли. Я им расписки вернул, а деньги то нет, им надо на, что-то подарки покупать, в том числе и нам на свадьбу.

Варя улыбнулась. А вот и ещё обоз едет, похоже даже два, соревнуются между собой, один другого хочет обогнать.

— Варь, а ты сколько девок завербовала?

— Хотели все, но я десяток помоложе выбрала.

— Очень правильно сделала. Тебе ими руководить.

А у обозов развернулась трагикомедия. Второй приказчик раз не получилось обогнать санями, побежал бегом, лишь бы доложить первым, боялся, что я у первого куплю, а его разверну. Второй, заметив это ловко подставил первому подножку. А потом они за грудки схватились, ещё немного и драка бы началась. Я рявкнул, оба подошли, поклонились.

Я обратился к упавшему.

— Что скажешь?

Он потупился, потом показал на сани.

— Вот.

Обратился ко второму.

— А ты, что скажешь?

Он тоже не блеснул остроумием. Показал на свои сани.

— Вот.

Быстро миритесь, а то ни у одного из вас товар не куплю. Пожмите руки, обнимитесь как братья.

Вот и славно, что Иисус говорил? возлюбите ближнего своего, аки самого себя. Вот вам гривенник, чтоб вместе мировую выпили.

Мужики обрадовались, выпить на халяву…!

Сколько твой барин за продукты просит? Ну что ж получи. И письмо возьми. Оболтусы, разгружать. А твой барин сколько хочет? Получи, и письмо не забудь. Скажите своим…

Я не договорил. Возле первого обоза сцепились два мужика. Пока не обращаем внимание.

— Дак вот, скажите своим господам, что я их сердечно благодарю. А вот этих умников по приезде высеки. Им ваш гривенник глаза застил. Думают, я всем драчунам буду гривенники раздавать.

Мужики заулыбались, поклонились в пояс, и отошли.

— Варя, а ты конюха в город отправила?

— У меня денег нету.

— А где он сам, ты, иди суда.

Я ткнул пальцем в какого-то пацана. Беги на конюшню, найди Семёна пусть сюда, пулей летит. Варя, список чего купить надо — готов?

— А вы думаете, он читать умеет?

— Да, я так думал, но теперь уже не думаю. Настя! Может уже начать раздавать гуманитарку, а то я вижу они все безлошадные, как они это всё домой потащат.

— А не у кого лошадей и нет. Весной все у барина в долг берут, потом отрабатывают.

Новая проблема, но решаемая.

— Настя, ты же всех тут знаешь. Будешь по дворам развозить и раздавать. За дочей я присмотрю. Будешь делать прощальный подарок односельчанам, чтоб помнили о тебе и вспоминали добрым словом, а разгружать будут вот эти добрые молодцы. Твоя задача только следить, чтоб никого не обидели. А вы добры молодцы, за хорошую работу получите по гривеннику.

Прибежал Семён.

— Так тебе два поручения, кто из этих добрых молодцев может пойти в конюшню и пригнать сюда пару саней с лошадьми. А блин чего это я туплю, иди вместе с ними. И трое саней запрягайте, потом сюда, надо продукты по домам развести, а тебе будет особое задание, оденься поприличней, в город поедешь.

В итоге приняли ещё девять обозов, раздали все письма, одного не хватило, пришлось мелкой бежать в дом напрягать мать. Перед тем как разогнать народ по домам, вывалили вещи бывших господ, бери, что кому нужно, по две тряпки в одни руки. Настя возила гуманитарку по дворам, приезжала за новой партией, каждый раз, всё счастливей и счастливей. Семён сгонял в город, вечером уже назад вернулся, с покупками. Венера с Марьей бегали по крыльцу, по саду, по мне, по саням, веселились как могли. Вот так и прошёл день, даже обедать не ходили.

За ужином все были весёлые, возбуждённые. Настя аж светилась от счастья, и щебетала, щебетала. Думаю, это от благодарностей и поздравлений. Только капитан и Екатерина вели себя как обычно. Они то в гуманитарной операции участия не принимали, они головы лечили, я свою на свежем воздухе вылечил.

За успешно проведённую операцию выпили по бокалу вина и морсу. Екатерина обратилась ко мне.

— Завтра свадьба.

— Я в курсе.

— Ты готов?

— Не знаю, а, что меня ждёт?

Съехидничал я.

— Ты точно скажешь «да» перед алтарём.

Вот тебе и вопросики. Ни чего умней придумать не могла (или не мог). Что это вообще на неё(его)нашло?

— Разве я могу расстраивать вот этого ангела.

Я потряс коленями, на которых сидела Венера.

— А ужин там какой-нибудь готовится? Скатерти приборы столы. Я думаю, человек сорок пятьдесят будет.

— Это не твоя забота.

— Как это не моя, я тут помещик, мой авторитет подвергается риску.

— Всё подготовлено, даже оркестр, из города приедет.

Так что, у тебя тут даже полномасштабный бал запланирован. Твоя забота сказать «ДА» перед алтарём.

И когда только эти интриганы успели в город смотаться.

— Чего это ты вдруг стала так во мне сомневаться?

— Да уж очень рьяно ты от женитьбы отмазывался, а потом пошептался с Венерой и согласился. Что вы друг другу сказали?

Мы с Венерой захохотали в один голос. Наконец я просмеялся, и ответил.

— Это, наша семейная тайна, мы её не кому не скажем ни за, что!

И мы опять заржали. Уж очень заинтересованно — глупо выглядели лица у всех присутствующих. Мне опять захотелось показать ей язык.

Вот пусть теперь голову ломают, что за тайны у нас. Знаете, как заинтриговать человека? — завтра расскажу. Вот примерно такая ситуация и получилась с нашей интригой.

— Я ведь всё равно узнаю у дочери.

— А фиг тебе, не узнаешь. Во-первых, ты обещала на неё не давить. Во-вторых, я её тебе не отдам до свадьбы, а после свадьбы, тем более не отдам.

Мы устали очень сильно, день был сумасшедшим. А завтра ещё более сумасшедший. Пора на боковую.

— Невеста иди в постель!

Мои мелкие, никому, ничего не объясняя, вместе заходят в мою спальню. Я пожал плечами на немой вопрос, и тоже направился к себе. Бессонная ночь, трудный день, за двое суток я поспал часа два, не больше. Всё объяснять буду завтра, завтра не получиться, после завтра. Зашёл в комнату, девчонки стягивали с себя одежду, садились на горшок, и голышом прыгали в кровать.

— ЭЭЭ, а почему вы ночнушки не одеваете?

Варвара.

— Они уже грязные, а других у нас нет.

— Варя, а у тебя разве нет, ночнушки?

— Нет, я голышом спала.

Какая-то ещё мысль меня беспокоила, ну я и тугодум. Почему мысль всегда запутывается в извилинах. Надо тараканов в голове завести, может они будут мысли подгонять. Ага, пришла и встала в нужное место. У меня ж подштанники тоже не первой свежести. Но у меня было запасное бельё, залез в шкаф, достал комплект, вышел … опять столовая, все ещё сидят за столом чего-то обсуждают, вот почему самые важные дела остаются не сделанными. Спальню не поменял, Варвару не полечил. Зашёл в соседнюю комнату, вот тут и переоденусь. Вышел с охапкой одежды. Обратился к Катерине.

— Теща, заставь кого-нибудь привести мундир в порядок. А то завтра на свадьбу нечего будет надеть.

И ушёл к себе. Всё спать, спать, спать. Подушечка. Девчонки обняли меня с двух сторон. Я вырубился.

А утром.

— Вставай, уже утро. Вставай, пора жениться. Вставай.

Мелкая стерва, опять меня трясла за морду-лица, и при этом ещё попой по мне прыгала. Вот как такое чудо можно не любить. Я уже и сам захотел жениться, вот только изменять я ей буду, ближайшие десять лет. Я чмокнул невесту в губы.

— Всё, встаю, я в баню, перед свадьбой надо помыться. А тебя пусть в ванне искупают.

— Варя уже отдала распоряжения. А потом меня будут наряжать, ты не должен меня видеть до самого алтаря.

Как всё серьёзно.

— До свидания невеста! встретимся у алтаря.

Баня была протоплена, очень удобно, когда вход в баню есть внутрь дома, и наружу, можно, после парной, поваляться в снегу. Парюсь, наслаждаюсь. И тут в парную влетают две нимфы. Как раз из уличного входа, естественно, нагишом. Прикольно. Вначале посмущавщись, даже пытаясь ладошками чего-то прикрыть, уселись рядом. Как-то надо разрядить обстановку. Придумал.

— Нимфы, давайте я вас попарю.

Заулыбались, разлеглись на полатях. Одна на живот, вторая на спину. Вот специально так сделали. Попарил сразу двоих двумя вениками, раскраснелись, перевернулись. Опять похлестал вениками, мне это тоже понравилось. Вышли в предбанник, где вчера устраивали мальчишник. Попили квасу. Такие красные, чистые, доступные. У меня возникло желание изменить невесте прямо сейчас. А это ещё и не измена. И кроватки тут нет, это в кровать мне с другими девочками нельзя, дак я и не буду.

Вот это моё желание изменить, нимфы заметили, да и как его скроешь, мы в простыни не заворачивались. Через пару часов, я весь отмытый, отпаренный, удовлетворённый, довольный, вышел из бани. Мундир почищенный и наглаженный принесли сюда же. Вот теперь можно и жениться. Вышел в прихожую, уже начали собираться гости. Встречали их родители молодожёнов. Естественно, Екатерина и капитан, как выяснилось, мой посажённый отец. Принимали поздравления. Соседи съезжались семьями. Несколько юных особ, и особей мужского пола. Пацаны ещё не достигли возраста отбытия в действующую армию. Проходили обучение на дому. Поднимались в обеденный зал, где был фуршет. Подошёл к сладкой парочке, капитану и Екатерине.

— Ты где был?

Зашипел на меня Матвей Григорьевич.

— Мылся, тут мне быть не желательно. Тут ваша работа. А мне положено сидеть у себя в светёлке, и переживать о такой ранней потере свободы. А что, если я верхом до церкви поеду? А назад невесту тоже верхом повезу. Красиво же будет, романтично, у девочки на всю жизнь воспоминания останутся. Будет ещё своим внучкам рассказывать.

— Идея хорошая.

Поддержал капитан.

— Пусть все видят, что эта свадьба по любви, а не по расчёту. В случае твоей смерти, меньше пересудов будет.

Подколол, дак подколол.

Я спустился, подошёл к одному из лакеев, принимавших одежду у гостей, дал задание, передать конюху задание, в общем вы поняли. Пора смываться, нефиг тут торчать, лучше пойду фуршетить, а то, чего-то уже нервничать начал. Меня обступили молодые офицеры. Многие из них уже были подпрапорщики, а значит им скоро в действующую армию. Начали задавать вопросы.

— А правда, что вы на войне были?

— Правда.

— А много вы прусаков убили?

— Не считал, некогда было.

Подтянулись молодые особы. Девушки от одиннадцати до четырнадцати лет, более старшие уже были замужем и тут не присутствовали, они сидели отдельной группкой. У них вопросы были более романтичные.

— А почему вы на такой молоденькой барышне женитесь?

— Влюбился с первого взгляда. Она же такая красавица. А с годами станет ещё красивее. Вот посмотрите на её маму. Хотите узнать, какой ваша жена будет через двадцать лет — посмотрите на тёщу.

— ну она же такая маленькая?

Дура дурацкая, за больное задела.

— Вот и хорошо, я скоро отбываю в действующую армию. А когда война закончиться, она как раз подрастёт и расцветёт.

Инициативу опять перехватили пацаны.

А вам на войне было страшно?

— Было, когда я убивал своего первого человека, да и когда второго. Наверное, после десятого перестал бояться. Страшно не выполнить приказ, может погибнуть много твоих товарищей, а виноват будешь ты. Страшно — когда твоё подразделение идёт на риск. А тебе с десятком бойцов дают плёвое и безопасное задание. Ещё страшно — быть неуверенным в своих подчинённых. Поэтому, молодые люди, всегда находитесь со своими солдатами, учите их всему, что знаете сами. Даже грамоте учите, и иностранным языкам, хотя бы, нескольким фразам. Это, однажды, может спасти вам жизнь.

Почему бы не дать несколько мудрых советов, ведь этим офицерам скоро на передовую, многим уже этой весной. Вот так, незаметно, за беседой и бокалом, пролетело время. Пора было в церковь.

Про венчание рассказывать не буду, ибо это, как и крестины, есть таинство. Замечу только, что кто-то из близких позаботился о кольцах, у меня вообще это из головы выпало. До того, как, не предложили обменяться оными, я и не вспомнил. Спасибо кому-то там. Видно, урок с иконой очень даже в прок пошёл.

Я невесту вынес на руках. Как же я люблю эту куклу. Посадил на коня, вернее кобылу, впереди себя, едем. Народ в селе радовался, махал руками, кричал здравницы, в общем всячески проявлял лояльность. Вчерашние раздачи приносят свои плоды.

А дома уже были накрыты столы. Нас посадили на видное место. Жениху и невесте следовало сидеть смирно. Ни чего есть и пить нельзя, свадьба — это праздник родителей. Я с этим был категорически не согласен. Когда свадьба устраивается на родительские деньги, то да, они и пишут сценарий и правило, а когда на деньги жениха, то есть меня, то я и заказываю музыку. Налил вина себе, морсу невесте, не мешало бы поесть, я ведь сегодня не завтракал даже, а уже почти ужин. Ладно потерплю. Я-то потерплю, а Венера? Наверняка её тоже не кормили.

Кричали «горько» мы поцеловались. Хорошо ещё не вошло в обычай считать, сколько длиться поцелуй. Исполнять французский поцелуй, на потеху гостям, с маленькой девочкой, я бы не смог.

Спросил у жены, что она хочет поесть?

— Нам нельзя есть. Мы же молодожёны на собственной свадьбе.

— Ни чего мы с тобой красиво будем есть не из одной тарелки.

— Тогда вон тот красивый цветочек, а то Варвара уже третий уплетает.

Положил ей на тарелку пирожное, дал ложечку, себе взял гусиную ногу. Все на мгновение замерли, как же, табу, нарушение обычаев. А фиг вам, мы голодные. Взял нож и вилку, начал есть. Не многие из присутствующих так ловко умели орудовать столовыми приборами. Эта наука у меня из прошлой жизни. Думаю, многие подумали, что я уж очень аристократичный аристократ. Такое соблюдение застольного этикета, и в то же время свободное отношение к традициям. Перекусили, ещё несколько раз поцеловались.

Венера притянула меня к себе. И опять зашептала на ухо.

— Ваня, а хочу писать.

Понятно, ребёнок, сколько времени в церкви, сколько в дороге, сколько за столом сидим. Поднялся из-за стола, прямо через спинку стула выдернул жену, и понёс в нашу комнату. Вот он горшок, а платье то на такое не было рассчитано, пришлось снимать. Стою, подпираю дверь, почему тут задвижек нет? Это получается ребёнок не писал с того самого момента, как ей надели платье. Вон сколько из неё льётся. Надеваем платье. Влетает капитан.

— А вы чего тут?

— Сложи два и два и поймёшь.

— Понял не дурак, был бы дурак не понял.

И сам подпёр дверь. Я одел Венеру, поглядел на капитана.

— Как думаешь, может её подкрасить? Зови Екатерину с косметичкой, гулять дак гулять, эпотажить дак по полной. Капитан скрылся, появились вместе с Катей. Похоже ей мысль тоже понравилась. Накрасили, как там называют — лисички вроде, когда глаза удлиняют, брови подчеркнули, ресницы удлинили, губы обвели. Настоящая кукла стала. Выходим в свет.

Половина гостей уже покинула столовую, остались только родители, дети веселились внизу, там играла музыка. Правильно молодёжь хочет танцевать. Для чего балы устраивают? Чтоб оных перезнакомить и переженить.

Спустились вниз. Варвара танцует с каким-то молодым человеком, он от неё глаз не отрывает, это что так по этикету положено? Музыка затихла. Все обратили внимание на нас с Венерой — были шокированы, местные девчонки, не знающие макияжа, выглядели блёкло, по сравнению с моей дамой. А Варвара то, тоже накрасилась. Или Катерина, или Жозефина ей помогли. И Жозефина тут, тоже с каким-то вьюношом беседует.

Всем весело, барышни на Венеру смотрят с завистью, потому что пацаны тоже смотрят только на Венеру и Варвару, ну ещё немного на Эсмеральду. Вот кто-то и Екатерину заметил. Тоже глаз не отрывает. Настя с Марьей тоже тут, и тоже намокияженные. Всё, моё поместье — поместье самых красивых женщин в мире. Кто скажет обратное, будет вызван на дуэль, всеми тут присутствующими.

Заиграла музыка, пара пацанов бросилась приглашать Варвару. Кто-то оказался ловчее. Другой сделал вид, что он вообще к другой барышне шёл. Барышня сделала вид, что она поверила. Как же мне с Венерой то потанцевать? По-видимому — ни как, оба на ногах — будем смотреться комично. А если на руках, то я танцую, а Венера нет. Капитан ангажировал Жоржетту, к Екатерине и Насте никто не подходил. Они типа уже старые, а вот ко мне подкатила, молодая особа, лет четырнадцати, встала рядышком, типа меня не замечает. Венера опять зашептала в ухо

— Ваня потанцуй с барышней.

И кивнула головой. Вот как она прочитала мысли этой юной девицы. Протянула руки к маме. Я отдал жену тёще, галантно подошёл, галантно пригласил. Танцевать меня учила ещё барыня, лет в девять, но как говорится если научился ездить на велосипеде, не разучишься. Мило поболтали не о чём, задавать конкретные вопросы во время танцев, было не принято, только комплименты. Я свою долю комплементов получил, в основном в адрес жены и тёщи. На мой комплимент, как прекрасно барышня двигается, какая у неё пластика и чувство ритма и вообще она прекрасна. Мне сообщили, что жена у меня просто красавица, а тёща дак вообще Афродита. И как мне повезло через много, много лет быть мужем такой, всё ещё красивой женщины. В общем остались друг другом довольны.

Пора было сваливать. Уже опять есть хотелось просто очень. Капитан пропал, Жоржетта тоже, надеюсь они наверху, за столом. Забрал Венеру у Катерины начал подниматься наверх. И тут. Тёща.

— О чём ты шептался с этой барышней?

Скрывать мне нечего, говорю, как есть.

— Я ей сделал комплимент, что она прекрасно двигается. И она красавица. В ответ она отметила красоту Венеры, а от тебя, дак она просто без ума. Назвала тебя Афродитой.

Кажися обстановка разрядилась.

Сели за стол, гости вели светские беседы, иногда пили за здоровье молодых. Иногда кричали горько. Вот тут меня ждал сюрприз. Венера обнимала меня за шею и целовалась всё настойчивей и дольше, ей, что начинает нравиться? Капитана и Эсмеральды за столом не оказалось. Ну и ладно пусть хоть они воспользуются моей брачной ночью. Гости как-то все сразу начали собираться по своим имениям. Я провожал их вместе с Венерой и Катериной, благодарили за прекрасный вечер, приглашали к себе, поздравляли. Расстались хорошими друзьями.

Когда все разошлись мы с Венерой уселись за стол, она, как всегда, ко мне на колени. Ох как мы хомячили, я себе и вина подливал. Появилась Варвара, сообщила радостную весть спальня теперь уже наша в другом месте. Она была больше, и кровать тут была больше. Горшок тут тоже присутствовал, коим и воспользовалась Венера, как только я снял с неё платье, нырнула под одеяло. Я тоже нырнул. Всё-таки я очень устал морально. Тяжело быть женихом на собственной свадьбе, а каково Венере? Я уснул. А ночью прибежала Варвара, её опять мучил кошмар. Вот опять самое главное и не сделали. Завтра же с самого утра, никаких дел, только лечение девочки.

Глава 4. Путь домой.

Утром меня не будили, девчонки тоже устали. Проснулся, осторожно поднялся, чтобы не разбудить девчонок. Оделся, умылся (кувшин с водой и таз стояли тут же). Надо найти капитана и Екатерину, Варвару надо лечить. Это первоочередное. Оба находились в столовой.

— Образованные мои. Вам нужно сделать одно очень важное дело, прямо сейчас.

— Я сегодня уезжаю.

— Ни куда нельзя уезжать пока не вылечите Варвару.

— У неё, что похмелье?

— Очень смешно, девочке каждый день кошмары сняться. Она только со мной спокойно спит. Ну ещё с Венерой. Надо что-то делать. Екатерина, ты доктор, каким-то азам психологии тебя учили. И ты ФСБешник, допросы вести умеешь, значит тоже психолог. Какой — никакой. Идите в мою спальню, если девчонки проснулись, приступайте к лечению, завтракать потом будем.

— Ну пошли. Посмотрим, что можно сделать. Первым зашёл капитан и тут же выскочил. Я только услышал «Ой»

— Екатерина заходи ты, когда можно будет, нас позовёшь. Минут через пять нас позвали. Я посадил, завёрнутую в простыню, Венеру на колени. «Доктора» разговаривали с Варей. Мы сидели тихо как мышки. Пытались, я так думаю, гипнотизировать. В итоге поставили диагноз. Со временем пройдёт нужно месяц или полтора. Сменить обстановку. Какой-нибудь сильный стресс (это чо, ещё сильнее напугать?) И как обстановку сменить — с собой её взять? А кто у меня тут командовать будет. Ну ладно, кому командовать найдём, можно и с собой взять. А вот стресс. Я против такого лечения. Вслух заявил об этом. Рассмеялись. Оставили девчонок одеваться, переместились в столовую. Катерина просветила.

— Сильным стрессом может быть элементарная влюблённость. Ей также надо поменять комнату, как минимум, ну и придётся тебе всё-таки поспать с обеими девочками.

— А может обеих в одну комнату ложить, а меня в другую.

— Это ты сам договаривайся. Разбаловал Венеру, вот теперь мучайся.

Внезапная умная мысль посетила мою голову.

— Екатерина, а ты когда занятия с детьми начнёшь? до отъезда нам примерно месяц, хватит бездельничать.

— Надо класс подготовить, программу написать, бумаги закупить, карандашей

— Хватит отмазываться, вон варвара в один день всё организовала, уже сегодня или завтра у неё цех начнёт работать.

— Сегодня.

Оказывается, пока Катя отмазывалась, девчонки уже присоединились к нам. А почему у меня на коленях никого нет? А вот она, залезает, у взрослых тарелку с пирожными тяпнула. Сразу видно — хозяйка.

— Варвара, можешь помочь организовать учебные классы?

Нужно собрать столы, лавки, письменные принадлежности, доску для учителя, ну её я сам закажу. Надо и мне знакомится с местным контингентом. Ещё, Настя, ты обещала назвать кандидатур на должность управляющего.

— Я не знаю.

— Хорошо, Екатерина, а ты не знаешь? Кто бы мог занять твоё место.

Катя помотала головой

— Всё сам, всё сам, эх какая мука воспитывать. Пока классы не организованны, мелкой грамматику преподавай, ну и математику тоже, приду — проверю, чему научила.

Конюха надо найти, не пешком же по деревне ходить. Посылаю холопа с заданием, сам пока одеваюсь. Семён подъезжает к крыльцу, в поводу моя кобыла.

— Семён, едем вначале к столяру, или плотнику, есть у нас такой?

— Есть, только пацан совсем, мало что умеет. Отец его тоже в солдатах.

— То, что мне надо даже ты сделать сумеешь.

Ага — вот столярка, вышел пацанчик лет пятнадцати. поклонился.

— Слушай сюда, нужна вот такая конструкция.

И я рассказал, что мне нужно, этого в старосты ставить рано.

— Семён, а ты авторитетом в селе пользуешься?

— Ну как сказать, барин. Никто вроде в глаза не посылает.

— Уже достижение. А ты грамотный? Нет, это минус, то есть плохо. Но вижу, что лучше тебя никого нет. Давай ты у меня будешь староста.

А ведь я опять затупил.

— Погоди Семён, а прежний староста кто был? Давай к нему съездим.

— Дак не надо ни куда ехать, вы, барин, его в золотари перевели.

— Вон как, он и домом, и имением управлял. Значит назначаю тебя старостой. Собери мне завтра с утра всех мужиков, от двадцати лет и старше, будем организовывать колхоз. Что такое колхоз — завтра расскажу. Стоп. Я опять туплю, с утра не получиться тебе сегодня опять в город ехать, можешь как староста с собой помощника взять. Купишь мел кусками, бумаги, чернил, гуси у нас есть. Вот блин даже гусей нет.

Тогда ещё, напряги кого-нибудь, пусть у соседей гусиных перьев поспрошают, для письма. На тебе деньги, выполняй, а мужиков с обеда собери.

А вот и сюрприз, возле левого флигеля стоял въюнош с двумя лошадками. Я подошёл, он как-то сконфузился, замялся, молчит.

— Подпрапорщик, а пААчему не приветствуем старшего по званию. Доложите, кто вы, что вы, по какому вопросу!

— Господин прапорщик, подпрапорщик Ильин, прибыл, что бы пригласить вашу эээ… воспитанницу на прогулку!

Военное воспитание чувствуется.

— Значит, у тебя романтические чувства к моей воспитаннице?

Вот попробуй потом отвертись.

— Так точно.

Смелый.

— Ну дак ты ухаживаешь неправильно, пААчему без пряников. Даю бесплатный совет. Девушки любят сладкое. И вторая лошадь зачем? А вдруг она не умеет ездить верхом? а она не умеет. Ты ж её в неловкое положение поставишь. Приезжаешь завтра или с леденцами, или с пирожными. На одной лошади. Или погуляете пешком или покатаешь её как рыцарь, понятно.

А сегодня она всё равно занята, воспитывается. Кругом, шагом марш.

Въюнош ушёл, хорошо, что она ему понравилась, может замуж выдать удастся, хотя с теперешними нравами, да с её прошлым. Тяжко это всё. Но мешать я им не буду, буду помогать. Что заставляет юношей сильнее добиваться цели. Правильно трудности, вот эти трудности, я и буду создавать. А ты преодолевай. Не преодолимых трудностей я не создам. А вот когда помучаешься, то и на её прошлое тебе будет наплевать. Быстрее к Варваре, Катерину за хобот, пусть учит её краситься.

В доме опять творилось массовая передислокация мебели. Казалось бы, одиннадцати — двенадцатилетняя соплюшка, а какие организаторские способности. Поинтересовался, где найти зачинщицу. Показали сразу в три места, во всех трёх её не было. Вот только, только тут была, и убежала, и опять три места. Так можно целый день за ней пробегать, и не поймать. Надо ловить на живца, дал команду слугам, чтоб они дали команду другим слугам, и так далее, чтоб сказали, чтоб передали — я жду её в столовой. Захожу в столовую, а она там, с мелкой и Катериной.

— Ну-кась, чему мою жену научили?

— Чтению и счёту, основным действиям математики.

— Ты издеваешься?

— Конечно! ты идиот, думал я свою дочь без образования оставлю, она у меня с трёх лет читать, писать и считать учится.

— Я идиот!!! Полностью с тобой согласен. А Варвара у нас как? Как у неё с грамотностью, и счётом.

— Чуть хуже, но зато она французский немного знает, ей бы только практику не бросать.

— Кроме чтения книг, на французском, практики пока не будет, Жозефина сегодня с Матвей Григорьевичем уезжает. А что-то я целый день Настю не вижу.

— А Настя попросилась с Матвей Григорьевичем, вещи собирает, дом соседям отдаёт. Сказала, как-то не удобно, после прощания ещё целый месяц торчать тут, как-то это неправильно.

— Ну, что ж, я с ней согласен, очень правильно поступает. Екатерина, ты должна научить Варвару красится, так как она на балу была покрашена.

На меня посмотрели с недоумением и настороженностью.

— В Варвару втюрился молодой человек, Ильин, он мне прямо так и сказал, у меня к ней романтические чувства. Варвара не красней. Я его ещё долго буду мучить, прежде чем тебя замуж отдам. Он сегодня хотел тебя на конную прогулку пригласить, но я отказал, не вскипай, я его на завтра позвал, с одним конём, а не с двумя, какой интерес молодым разнополым людям на двух лошадях кататься? а вот на одной очень даже прикольно.

Варя потупила глаза, и произнесла.

— Я боюсь.

— Все боятся, знаешь, как я боюсь? вон Екатерину боюсь, Анастасию боюсь, всех женщин от пятнадцати до сорока боюсь. Ляпнуть, чего нить лишнего боюсь — не так поймут. Сделать, что-нибудь антиобщественное боюсь. Но чего я боюсь сейчас не важно, а важно сейчас то, что этот самый Ильин — ещё больше боится. Знаешь, как он сегодня дрожал, прямо как осиновый лист трепетал. Только я ему немного уверенности внушил. Не веришь мне, Екатерина тебе подтвердит, она всю жизнь боится противоположного пола. (это я намекнул на прошлую бессемейную жизнь Льва Давидыча) Строишь из себя дворянку, образование тебе позволяет, вставляешь французские слова и фразы, улыбаешься, хохочешь, даже если шутки будут не смешные. А после нескольких встреч докладываешь мне, приятен тебе этот человек или нет. Если нет, я его отошью. Как у тебя с шитьём дела идут. Собрались работницы или, проигнорировали.

— Собрались, я им задание дала нижнего белья пока нашить, образец дала.

— Вот это здорово, пойдём, представишь меня, я им кое какие ценные указания дам, чего я на немецких фрау подсмотрел.

Конечно, ни на каких фрау я ничего не подсмотрел, я собирался внедрять моду на нижнее бельё из моего времени. Всё-таки я был женат, и у меня три дочери, уж в фасонах и видах женской одежды жизнь меня заставиланемного разобраться. Но отмазаться то как-то надо. Валим всё на немцев и на китайцев.

Зашёл капитан.

— Я собираюсь, Анастасию с дочкой, с собой взять.

— Я в курсе, бери.

— Дак мне теперь карета нужна.

— Вот про это я и не подумал, правильно Екатерина говорит, я идиот. Конюха я в город отправил, за письменными принадлежностями. Давай ты завтра поедешь, с утра. И ещё с тобой надо будет, человека четыре, мужиков отправить. Назад то карету надо вернуть, а то мне своих дам не на чем везти будет. Человек! Появится Семён срочно его ко мне, для него новые вводные появились. Екатерина, учи пока мелкую красится, а я с Варварой в мастерские.

В мастерских кипела работа, как может кипеть работа в ателье, где из техники — только ножницы. Собрал во круг себя самых продвинутых, закройщицу и Варвару. Как мог нарисовал прямо на столе женские трусы, дальше сами сообразят. И шортики, пусть мелкие по дому в шортах бегают. Ещё топик изобразил. Пояснил, что из чего шить, шортики из льна, льняная ткань, похоже из нашего села, крашеная. Изобразил мужские трусы, пояснил, где плотно а где свободно должно быть. Ну и пока хватит. Пусть осваивают.

— Ну всё Варвара, теперь иди учись красится, наше имение знаменито пока, как имение самых красивых девушек, вот и будем держать лидерство, это реклама нашей продукции. Что такое реклама — сам не знаю, но слово красивое, а идея такая, наши девушки, такие красивые потому, что носят такое бельё. Да все барышни в округе из отцов все деньги вытрясут. Папа, купи, купи, купи. Пусть шьют сразу много размеров, от мелкой и до Екатерины. Мы ещё рекламную акцию проведём, демонстрацию мод, научишь девчонок дефилировать, это, как вы нам свои платья показывали.

Глаза у Варвары загорелись.

— Опять чуть не забыл, Варя тебе надо комнату поменять. Может в новой комнате кошмары перестанут сниться. Слуги все заняты, после обеда я сам помогу тебе вещи перетащить. Пойдём обедать, и этих девчонок надо покормить. После обеда учится красится, опять не получилось, переезжали Варвару. Она выбрала комнату рядом с моей спальней, откуда был выгнан капитан.

— Ты всё равно у Жоржетты ночуешь, зачем тебе ещё одна кровать.

Вот так в хлопотах и прошёл день. Вечером я решил сходить в баню, взял нижнее бельё (запасные подштанники), они как-то сами собой стирались и гладились. А баня оказалась занята, капитан с Жозефиной там парились. Хотел уйти, но капитан махнул рукой, мол присоединяйся. У Жоржетты вообще стыда нету. Нисколько не стесняется, ну и я не буду. Сладкая парочка свалила, и тут же влетают две нимфы. Те же или другие — я не знаю. Не запомнил я их, действую по старой схеме, предлагаю девчонок попарить. Принято на ура, обе ложатся на живот, значит другие. А дальше всё по сценарию. Хорошее дело баня, особенно если ты помещик, деспот и самодур. Дал девицам по гривеннику. Нормальная цена, в Риге, профессионалки, всего в двое дороже.

Мелкие ещё не спали. Варя жаловалась Венере, как она боится завтрашнего дня.

— Варя, он ещё больше боится. Он боится тебя, меня, и общественности. Если он свой страх переборет — значит достойный юноша. А тебе обязательно надо встречаться с молодыми людьми, общество у нас такое, в твоём возрасте как раз барышни начинают невеститься. Если ты будешь прятаться, люди начнут выдумывать и распускать про тебя слухи, и тогда дальнейшую жизнь, будет устроить ещё сложнее. Я сделаю вид, что я не против ваших отношений, но сам буду ставить палки ему в колёса, искусственно создавать трудности. Пусть преодолевает, тогда ты ему дороже станешь. Ведь никто тебя не ассоциирует, с той забитой, замученной девочкой. Вы, Екатерина, Анастасия, обе мелкие — возникли из не откуда. Никто вас не ассоциирует с местными крепостными крестьянками. Так, что смелей к новым свершениям и подвигам, дорогу в будущее грудью проложим себе, у тебя пока нет груди, будешь прокладывать тем, что есть.

Утром проводили капитана с попутчиками, все переобнимались, перецеловались, все кроме Эсмеральды. Её не простили. И начались серые будни. Семён уехал вместе с Капитаном. Не мог он лошадок никому доверить. Организация колхоза откладывалась.

Свидание Варвары прошло успешно, въюнош принёс пирожное, мы их потом все вместе схомячили. Надо подумать какие им козни подстроить, сильно хорошо — тоже не хорошо.

Мастерские начали выдавать продукцию, мелкая и Варвара бегали по дому в шортиках, на двор выходили в джинсиках. Им очень понравилось. А мне труселя понравились, как же в них удобно. Единственная проблема резинки ещё не изобрели, пуговицу пришили, но всё равно лучше подштанников.

Пришло время устраивать показ мод, манекенщицами сделали самих же швей, те, что постройнее. Ещё девочек скульптур привлекли. Они манекенщиц учили правильно ходить, правильно стоять, правильно нагибаться. Уроки Эсмеральды- Жозефины-Жоржетты не прошли даром.

Нужно устроить званый вечер, но как-то женщин отделить от мужиков. Нельзя ж мужикам моделей показывать, тогда точно ничего не купят. Чем же мужиков отвлечь? Ничего не придумал, решил посоветоваться с домочадцами. Идею выдала Катерина.

— Чем отвлечь, да тем же показом,

— Ээээ….

Заглючил я

— Это если вместе с жёнами им демонстрировать, и те и те будут плеваться, а если отдельно ….

— Я всё понял. Выманиваю мужиков в прихожую, там садимся на диваны, надо будет заранее расставить. Мамаши с дочками на верху, модели проходят по столовой, выходят на балкон, чуть спускаются с лестницы и возвращаются назад. Жаль, обуви на высоком каблуке нет, в этих башмаках или в лаптях будет смотреться комично, пусть босиком ходят. То же очень эротично смотрится. Решено, пишите пригласительные, только отцов семейств с женской половиной. Вьношов, пусть оставляют дома.

А вот под каким предлогом вьюношов не пускать, тут мы крепко задумались.

— Пока мыслей нет, давайте планировать вечеринку. вначале застолье, с вином. Потом я по очереди мужикам намекаю, что внизу будет нечто интересное. Надо пропасть так, чтобы жёны и дочери не заметили. Потом вы закрываетесь тут на задвижку, что б случайно кто-нибудь не заглянул, и девицы начинают дефилировать.

— А как они попадут из столовой на балкон?

— Это я тоже не придумал. Делаем две группы моделей, одни тут с девочками, вторые там перед нами. Тут комментировать будет Варвара, а там Екатерина. Возражения есть? нет. Замечательно. Скажем, что систему показа придумали Англичане, нет лучше Французы, они наши союзники, мол я на войне такое услышал. А модели одежды мы сами разработали. Не хочу первенство Французам уступать. Придумал. есть у девочек такой праздник, где только они собираются. А пацанов побоку.

— Есть, Святки.

— Ну вот и отмазка, напишем в приглашениях, собираем девиц на совместные гадания, родители в качестве сопровождения обязательно. Будет застолье и светская беседа.

Вот такой был примерный план, мы его доработали, далее каждую модель прокомментировали, в письменном виде. Варвара и Екатерина это всё должны выучить. Не получится на этом заработать — сами износим. В селе всех баб заставлю носить, я ж деспот и самодур. Катерина, твои ученики какие- нибудь стихи учат?

— Не поверишь, учат.

— Вот и замечательно, в качестве концертной программы пусть выступят. А я в это время и буду мужиков склонять к антиобщественному сматыванию от жён.

Вечеринка прошла на ура, во время концерта я подходил по очереди к помещикам, и заговорщическим голосом предлагал спуститься в прихожую. Когда последний покинул столовую, я закрыл дверь и припер её стулом. Помещикам с хитрым видом показал, что так надо, а то нас застукают и всем плохо будет. Все расселись на заранее подготовленные диваны, начали появляться девицы, вначале в джинсиках, потом в шортиках. Екатерина с заговорщическим видом всё это комментировала, всё было по плану, кроме одного. Мелкая зараза тоже участвовала в показе. Причём с таким умильно хитрым лицом. Вот я в прошлой жизни видел выступление девочки балалаечницы она играла Паганини на балалайке, было видно, что это для неё не работа, а удовольствие, вот у Венеры было такое же лицо. Венера просто прикалывалась. Когда и нижнее бельё было продемонстрировано, причём трёх видов труселя, шортики и велосипедки, у мужиков случился шок. А я хлопал в ладоши кричал браво. Постепенно меня начали поддерживать. Потом я достал бутылки с вином и бокалы, мы, без слуг, разлили, выпили. Я спросил.

— Может повторить?

Наверное, кто-то желал повторить, в смысле выпить, а я-то понял как мне выгодней. Маякнул Екатерине, и повторили показ нижнего белья. Наверняка многие захотят это увидеть на своих жёнах перед сном. Модели телепортировались, Екатерина вместе с ними. Мы налили ещё, выпили, начали светскую беседу. Помещики от шока начали отходить. Тему показа не затрагивали, говорили про будущий урожай, про погоду, про то какие замечательные стихи продекламировали дети. Екатерина учила с ними стихи Пушкина, который ещё не родился. А вот и первые ласточки. Из столовой начали выходить матроны лет тридцати, дворянки — девочки, тоже рано выходили замуж. Почти всегда мужья были старше на пятнадцать двадцать лет. И вот такая матрона вылавливает своего поддавшего мужа, и начинает ему, что-то шептать. А мужик, чувствуя себя виноватым, ведь он же сейчас участвовал в антиобщественном деянии, очень легко раскошеливался. А потом и ко мне, по одному, начали подходить, и спрашивать, а как бы приобрести, вот такое, для супруги. Следом за мамашами стали, выбегать молодые барышни, бросались на шею к отцам, рассказывали, как они их любят, в итоги убегали с деньгами. Думаю, те деньги, что мужики брали с собой для игры в карты, они всё-таки проиграли.

Гости разъехались, едва простились с последним, тут же кинулись подсчитывать барыши. Какой то в нас был не здоровый азарт, мы провернули операцию на гране фола. Конечно же мы бы не разорились. Но уж очень хотелось быть победителями. Ткань, зарплата, нитки, иголки, всё окупилось. Теперь каждая новая продажа это, чистый доход. А продажи будут, купили то всего по одной паре, очень скоро поймут, что надо бы ещё с десяток такого же.

Вернулся Семён, собрали общее собрание глав семейств, как мужиков, так и баб. Я попросил Семёна всем рассказать, как крестьяне живут в имении Матвея Григорьевича.

Сравнение было не в нашу пользу. Уговорить их организовать колхоз, вообще никакого труда не составило. Люди поняли, что можно жить лучше. Гуманитарная помощь, обучение детей грамоте, работа с оплатой, некоторым девицам, всё это сыграло мне на руку. Люди просили только одного, работы и жалованья за неё. Я их обнадёжил, рассказал о дальнейших перспективах, велел слушаться Варвару и Семёна, и тогда всё будет хорошо. Мне поверили.

Вот только я не знал какую культуру лучше выращивать, земля уж больно бедная, может тоже сахаром заняться и картошкой, ну рож естественно, пшеницу вообще не будем сеять. Добычу торфа надо наладить и в город продавать, лес сбережём. Может болотное железо тут есть, оно хоть и дрянное, но на косы и плуги пойдёт. Продажа «одежды для дома» встала на поток. Варвара перестала прибегать к нам в спальню, смена обстановки и стресс, в виде подпрапорщика Ильина, сыграли свою положительную роль. Вроде отношение с крестьянами хорошее, можно бы было Екатерину и Венеру с собой не брать, но я уже пообещал Венере, вот обмануть её, ни как нельзя. Вот так, в трудах и заботах прошло две недели. Я решил выезжать до дома, чего тянуть, ещё с родителями надо повидаться. Дорога прошла без приключений, недавно подавленные восстания, сыграли свою роль. Тиш да гладь. В имении Матвей Григорьевича тоже долго не задержались, познакомились с папаней, матерь его была в отъезде, как раз за меня хлопотала. Пару дней погостили, и большим обозом двинулись, до моего бывшего барина, Прохора Ивановича.

В дороге опять никаких приключений, даже обидно. Так хотелось девчонкам показать, какой я герой, а тут такой облом. Родное село я не узнал, не одной развалюхи, все дома двухэтажные. Это, что? тут коммунизм построили, в отдельно взятом селе. Как теперь дом родителей найти? Нашёл, ни куда он не делся, только подрос. Уговорил жену и тёщу ехать прямо к барину.

— Представляетесь как помещицы Никольского села, Дубровские, в общем сами, что-нибудь придумаете. А мне надо родителей подготовить. А то их вначале инфаркт хватит, а потом они меня убьют, за педофилию. С тяжёлым сердцем я заходил домой. А дома только мелкая девчонка. Как я понял это моя сестра,

— Ты кто?

— Я Иван Макаров сын, а ты Софья?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Здравствуй сестрёнка!

Я поднял её на руки.

— А где предки?

— На работе. А ты Ваня?

— Угу, позвольте представиться, Иван Макарович Дубровский, офицер армии её императорского величества. Как здоровье родителей, как деда с бабой поживают?

— Всё хорошо, все здоровы. Скоро уже подойдут. Да ты проходи.

Осмотрел комнату, не в пример той из которой я уезжал в армию. Просторная, вон лестница на второй этаж, окна правда маловаты, стекло дорогое, но всё-таки стекло, а не бычий пузырь. А может маленькие, чтоб тепло сохранять. В сенях топот, множественный. Похоже все предки подтянулись, щас точно распнут. Вбежали вначале женщины, мать и бабка. Обнимались целовались, всё как положено, потом отец с дедом, руки пожали, обнялись. Женщины уже хлопотали над столом. Усадили, налили чарку, ух ты стеклянная. После моих крестьян как-то необычно на родителей смотреть, ведь помню, мы жили гораздо богаче, чем в окружающих имениях, но как-то отвык я, что можно так классно жить. Начались расспросы. На что-то отвечал, на что-то нет, ссылаясь на военную тайну. Наконец мать сказала, о своём о наболевшем.

— Невеста то твоя замуж вышла, недели не прошло как ты ушёл, её сосватали.

— И слава богу, за Федьку или за Егорку?

— За Егора, а ты откуда знаешь?

— Дак я специально их подставлял, знал, что мне в отместку, захотят невесту у меня отбить, или один или второй. Я ж специально речь толкнул, такую проникновенную.

Посмеялись.

— Не переживай мама, я уже тоже женат.

Все замерли.

— А как же ты без родительского благословления.

— А родители мне теперь — отцы командиры, они и благословляют, и разрешают, и приказывают. Мне приказали. А потом благословили.

Похоже, я нашёл способ выкрутиться. Не слова вранья.

— И когда же ты женился?

— Чуть меньше месяца назад.

— Да как же это, по приказу жениться?

— Родители, а вы меня спрашивали, когда хотели тут женить? Чем ваш приказ — лучше приказа командира? Я человек государственный, и поступаю, ориентируясь на интересы государства. Так что родители, поители, кормители, увидите жену — ни чему не удивляйтесь. И вопросов не задавайте, особенно про детей, в ближайшие десять лет внуков не ждите. Запомните — Государственная тайна.

Похоже проняло, вроде отмазался. Надеюсь, осложнений не будет.

— А где твоя жена?

Это уже мелкая сестрёнка заинтриговалась. Остальные поглядели вопросительно.

— Наносит визит вашему барину. Она у меня помещица. И можете меня поздравить, я тоже дворянин, и офицер. Указ подписала лично императрица.

— Ишь ты, расхвастался, а мы тоже уже не крепостные.

Это уже дед проговорил с ехидцей. Я опять заглючил.

— Я собирался вас из крепости выкупать, и к себе в имение везти. А вы уже оказывается выкупились.

— Нет, нас барин одним махом всех освободил. Уже три года.

И к тебе мы не поедем, от добра — добра не ищут.

— Я за вас искренне рад. Сам удивился, в селе не одной развалюхи, больше того, дома в два этажа, ни где в России такого больше нет.

За разговорами не забывали наполнять чарки.

— А когда мы твою жену увидим?

Опять мелкая.

— Может сегодня, может завтра, сейчас вот подарки раздам. И пойду с официальным визитом к Прохору Ивановичу. У вас тут место для троих найдётся? Я ещё и тёщу с собой привёз.

Предки напряглись, одно дело сын с женой, другое помещица, барыня.

Дед сказал,

— Две спальни для вас найдём, я с бабкой к Фёкле пойду.

Фёкла — это старшая сестра, уже замужняя. Знали бы они кто моя тёща — не заморачивались бы. На том и порешили. Я раздал подарки и двинул до барина.

Опять обнимания, рукопожатия поздравления с дворянством, офицерством и женитьбой. Подарил трофейные пистолеты, шпагу. Барыне подарил какие-то серьги, подвески. Особо разговаривать было не о чем, всё, что нужно про меня уже Матвей Григорьевич рассказал. Но без ужина меня не отпустили. Тещу мою оставили в усадьбе. Не гоже такой знатной госпоже ночевать в крестьянской избе. А вот жену родителям показать надо. Издевается гад. Сидят, с Григоричем, вино попивают. В усы ухмыляются. Всё время пока мы разговаривали. Средняя дочь Прохора Ивановича, Лиана, прыгала, лазила, сидела, лежала, стояла и всё это одновременно, на Матвей Григорьевиче. Моя мелкая пыталась изобразить тоже самое, но у неё не получалось. Ещё бы Лиане было уже лет двенадцать, а моей только семь или восемь. Опыт понимаете ли, с годами приходит.

— А где Настя? мне её мелкая нужна.

— Ты, что опять задумал? вместо Венеры Марью подставить?

— Неа, хочу комедь разыграть. А тебя я уже подставил, я сказал родителям, что женился по твоему приказу, и заметь не слова не соврал.

— Ты ж понимаешь, что так надо!

— Понимаю, ну почему за это надо, я должен один огребать?

Подошла Настя с дочкой. Оказывается, её уже слуги позвали. Я выпросил в аренду у неё дочу. Но перед уходом мне хотелось прояснить ещё одну ситуацию.

— Прохор Иванович, а вот объясните мне такой нюанс. Предки мне сказали, что вы всем своим крепостным вольную дали. Вот от современных помещиков я такого никак не ожидаю, но вы-то человек продвинутый. А как соседи реагируют?

— А мне пофигу как. Я с ними так и не подружился. Мне на их мнение плевать. А вольную, дак это просто, за каждую крепостную душу надо платить налог. Нет крепостных — нет налога, плачу только с дохода. Ну и уважение крестьян дорогого стоит. Я тут с одним из соседей крепко сцепился. Он на меня войной пошёл. Натурально, холопов на коней и в набег, дык за меня все мужики поднялись, наваляли им, а помещика до инвалидности довели. Так отделали — любо дорого поглядеть.

Дак он ссука на меня в суд подал, но я занёс кому надо. Казалось, дело уже решённое, у него-то денег нет. Дак он опять хотел переиграть, всех крестьян заложил. Вот, не поверишь, мои крестьяне про это узнали раньше меня, они-то с соседями общаются. Узнали, что их переписали и в банк заложили, сложили два и два, и сделали выводы. Собрали деньги, принесли мне, сказали, мы за одно с тобой. Не позволим несправедливости восторжествовать. Засуди его на каторгу. Дело мы выиграли, банк у того помещика крестьян вместе с землёй отнял. Он теперь нищий. А я, как видишь, процветаю.

— Да уж вижу, рад за родное село, и за родителей тоже очень рад. Как они гордятся, что не крепостные. Думал их выкупить и к себе в имение забрать, отказались. А дома какие!!! Ни где, на Руси таких нет.

— Это, мне супруга подсказала. Разница между налогами и барщиной хоть и существенная, но с моими доходами не критичная.

Я одел Венеру, Марью одела Настя, посадил на коня, всё забываю, что у меня кобыла. И повёл лошадь в поводу.

Захожу домой, обе девочки на руках.

— Мама, папа, отгадайте кто из них моя жена?

Обе девчонки чмокнули меня в щёки.

Мои предки офонарели, остолбенели, может они предполагали старую леди, может страшную, но такого уж точно не ожидали. Наконец, какая-то мысль начала проявляться у них в глазах. Первым заговорил дед.

— Мы то на самом деле думали, ты жену покажешь, а ты шутки шутишь.

— Прикинь дед, это не шутки, одна из этих барышень — моя жена, перед богом и людьми.

Бабка икнула. Все опять зависли, девочки были накрашены под взрослых, и выглядели как две взрослых девушки, но небольшого роста. Постепенно шок начал проходить. первой оттаяла Софья, подошла, взяла девочек за руки, хотела увезти. Они не пошли.

— Пока не отгадаете с места не двинемся, одной из нас к маме надо вернуться.

Это моя зараза, мелкая, она более смелая и более языкастая, чем Марья.

— Даю подсказку, муж и жена должны быть в чём-то похожи.

Бабуля наконец прозрела,

— Вот она.

— Она тебя уже бесит?

— Нет, она твою мать бесит, как только заговорила, сразу бесить начала.

Поржали, бабуля не только умная, но и остроумная. Софья увела обеих девочек в свою комнату. (надо же, теперь у крестьянских детей свои комнаты появились). Дед с отцом пытались меня взглядом убить.

— Ты, что ж это творишь, как жить то дальше будешь.

— А не как не буду, я выполнил приказ, на половину, я женился, теперь моя задача заботиться и обеспечивать безопасность жены и тёщи. Даже ценой собственной жизни. Только жене не слово. Она ещё маленькая, должна думать только о хорошем. И вообще молчок, не забывайте — государственная тайна. Завтра тёщу представлю, вы вообще офигеете.

— А сегодня это было, типа так, легкая разминка?

Продвинутые.

— Покажите, где моя комната, не мне, мелкой покажите, я вторую девочку матери отвезу, Марья к матери поедем.

— Дядя Иван, можно я тут останусь?

Я вопросительно поглядел на предков.

— С Софьей в одной комнате ляжет.

— Я тогда съезжу, мать предупрежу, чтоб не волновалась. Вы тут на детей не наезжайте, всё-таки они из господ. Вашего юмора не понимают. И кормить их не надо, бабуля! Знаю я тебя, как увидишь свободный живот, тут же его чем-нибудь набить пытаешься. Съездил опят до барина предупредил слугу, чтоб он предупредил Настю, не хотел я уже беспокоить, поздно уже. Вернулся назад, опять сюрприз, две мелких и моя сестра носятся в одних труселях по дому, не обращая внимание на предков. Софья, увидев меня выдала.

— Гляди, что мне Венера подарила, и поворачивается на триста шестьдесят градусов, а потом демонстрирует руку с перстеньком на пальце. И сколько счастья было в её словах, движениях, поведении.

— Ребёнки, вы не устали? может уже спать пойдём?

— Секунда раздумья, общий кивок, и все трое идут, как я понял в Софьину комнату.

— А мне то где спать?

— Подожди внучок, выспишься. Вначале объясни нам, что это было?

— Шутка юмора. Хотел сгладить ситуацию. Прикиньте, что бы было если бы я привёл одну мелкую и сказал, что это и есть жена? Вы думали, что я женат на старушке, и готовились меня жалеть. Жалеть меня не надо, придёт время и с моим браком всё будет нормально. А пока поймите, я выполняю приказ, я служу в специальной разведроте при штабе армии, командую специальным диверсионным взводом. Больше вам знать не положено, и об этом тоже никому не рассказывайте. А то вас в заложники возьмут враги, что бы меня шантажировать.

— А как вас в церкви то обвенчали? Неужели батюшка не видел, кто перед алтарём?

— Видел прекрасно, в тех местах, где мы венчались такие браки в порядке вещей. Там вообще могут девочек в три года замуж выдать за мальчика пяти лет. Условия жизни тяжёлые, вот такие традиции и сложились. Наконец то мне покажете, где мне спать? А то я вам завтра тёщу не покажу.

Проснулся от прыжков по мне всех трёх девчонок. Для Венеры это было в порядке вещей, остальные примкнули за компанию, прикольно же, когда ещё такое удастся повторить.

— Я проснулся, я проснулся, раздавите, рёбра переломаете, здаёмсу!!!

Венера глядела на меня с победной улыбкой, остальные хитро ухмылялись.

— Там ещё родичи пришли, хотели тебя разбудить, но я не дала. Это моя привилегия.

— Тебе нравится меня мучить?

Венера кивнула головой.

— А для чего ещё нужны мужья? Чтоб их мучить и трясти с них деньги. А они должны нас за это любить, холить и лелеять.

Вот такой хитрой улыбки на ней ещё не было.

Как оказалось пришёл мой крёстный, со всей своей многочисленной семьёй. Сам дядька Пётр, сын жена и три дочери, старшие две, уже были замужем. Переобнимались перецеловались, перерукопожались. А говорить было и не о чем. Помычали чего-то друг другу, и решили садиться за стол. Мелкая тут же оказалась у меня на коленях, глядя на это Марья залезла к моему отцу. А сеструха, осмелев, залезла на колени к Илье. Он от такой наглости офонарел, но молчал. Деваться некуда, сидел, потел, краснел, но изо всех сил делал вид, что так и надо. Чувствую я, что моя мелкая тут ещё много беспорядков нарушит. А Илье, как я понял, скоро придётся жениться. За столом разговоры тоже не получились. Была какая-то натянутость, отделывались общими тостами и здравницами. Пили настойку, и вот после третьей или четвёртой здравницы, в дом вошли Настя и Екатерина. Я, естественно, поднялся, и представил вошедших.

— Позвольте представить вам, мою вторую мать она же тёща — Екатерина. А это дочь моего боевого товарища, моего первого командира — Анастасия, ты папа на руках держишь его внучку — гордись.

Усадили пришедших за стол. Налили чарки, положили салатиков на закуску, все глаза были направлены на мою тёщу. Настя была очень симпатичной женщиной, а накрашенная дак вообще неотразимой. Но вот в тёщиных глазах горел колдовской огонь. Он притягивал. Всех кроме меня, я понимал, что она сейчас в ярости. И мне хотелось куда-нибудь телепортироваться. Желательно на фронт, желательно в тыл к врагу, там гораздо больше шансов выжить. Я взял себя в руки. Чего это я её боюсь? Я всегда был сильнее её морально и физически. Она, что пытается меня загипнотизировать, подчинить своей воле, вроде нет, никакого воздействия я не чувствую, она просто злится! А за, что? за маму! Я назвал её мамой. Надо усугубить, если есть возможность поиздеваться над тёщей, нельзя упускать такую ситуацию.

— Мама, а как тебе понравилось моё родное село? Правда же здесь крестьяне живут намного лучше, чем в твоём. Намёк был на то, что она помещица, тиран, деспот и самодур. Но я ведь не единым словом не соврал, а что люди себе насочиняют, это ж не моя вина. И тут старый еврей, находящийся в теле, Екатерины сделал ответный ход. Недооценил я Льва Давидовича, да я про него и думать забыл. Как можно думать про старого еврея, видя перед собой сексуальную, рыжеволосую девицу. Она обратилась к моим родственникам.

— Я так благодарна вашему сыну. Ведь это он, не далее как полтора месяца назад, дал мне вольную, да ещё оказал милость, женившись на моей дочери.

Вот это был удар ниже пояса. И ведь опять не слова лжи. Выходит это я тиран и самодур, загнал своих крестьян в нищету, а вот ей дал вольную, чтобы жениться на её дочери. Я в глубокой попе. Никогда не стоит недооценивать противника. И как теперь оправдаться? да ни как. Не буду я оправдываться.

Но заметил, что огонь в глазах Екатерины притух. Отомстила и забыла, что отмстила, и опять отомстила.

— А вы знаете как помещик издевался над нами, он отбирал детей и заставлял их абсолютно голеньких стоять перед гостями, и изображать статуи.

Вот тут просто все заглючили, взгляды всех присутствующих сомкнулись на мне. И тут меня выручила Анастасия. По крайней мере она сомнения внесла.

— Если б не Иван Макарович, сколько бы нам ещё терпеть пришлось.

Взгляды вопросительные.

— Не переживайте дорогие родственники, зло наказано. Деспот и тиран убит собственным братом. За то, что проиграл мне имение, а я уже будучи новым владельцем дал вольную Анастасии и Екатерине.

Фух! Кажися оправдался, да ещё и герой. Огонь в глазах ведьмы совсем потух, кажется, помирились, убивать меня сегодня точно не будут.

— Какая интересная, романтическая история.

Это сестрёнка вставила свои пять копеек. Тебе ещё рано про романтику думать, у тебя ещё тоже титьки не выросли. Но похоже никого тут это не останавливает, вон Илья её уже за талию обнимает. Что у нас сейчас — зима, а свадьбы у нас осенью. Боюсь до осени они не дождутся, меня вон в конце весны женить хотели. Илья весь из себя довольный, а Софья, попой, чуть ли не пляшет у него на коленях. А как получилось, что Илья до сих пор не женат? Задаю этот вопрос в лоб. Ответил мой отец.

— Да мы с Петром давно сговорились породница, вот только и ждём, пока Софья подрастёт.

Значит Софья на законных основаниях у Ильи на коленях трётся.

— Поздравляю, Илья, Софья, за вас, что б у вас всё было хорошо.

И мы ещё выпили. Пора было расходиться. Хоть и зима, а по хозяйству работы в деревне всегда много. Что-то меня уже родственники стали напрягать. Отвык я от них, чужой я тут. Надо как-то капитана вылавливать и узнавать, когда он уезжать собирается. Мелкие вместе с Софьей переместились в её светёлку. Ну вот новая подружка, и муж уже не нужен. Анастасия в доме моих родителей чувствовала себя комфортней, чем в барской усадьбе. Недостаток образования воспитания, сказывался и на поведении, и на внутреннем состоянии. А здесь она была среди таких же крестьян. Оставили Настю, и с Екатериной двинулись к усадьбе. Капитан скучал, Прохор Иванович занимался руководством, барыня ему помогала. Матвей Григорьевич пил чай, в одиночестве. Увидев нас очень обрадовался. Посидели потолковали не о чём, наконец он заявил.

— Пора отправляться в армию, с невестой повидался. Только душу себе разбередил. Как тебе повезло, Иван, твоя жена едет вместе с тобой. А вот я не могу взять с собой своего любимого человека.

Нам было понятно, хоть невеста капитана и достигла брачного возраста, и отец её был бы не против, но вот родители Григорьевича могли и заартачиться. Как же князь и женится на почти простолюдинке. Но и это пол беды, уговорил бы он родителей. Но вот нет у него разрешения на свадьбу, его командира. В общем то, его планы совпадали с моими. Мне тоже хотелось скорее в действующую армию, мне хотелось домой.

— У тебя случайно колечек никаких не завалялось? Хочу официально попросить разрешение называться женихом Лианы.

Эх, дворянская безалаберность и не предусмотрительность,

Только шашкой махать горазды, а о будущем подумать?

— У меня точно нет, а вот у моей мелкой наверняка есть, она сестре вчера перстенёк подарила.

Катя округлила глаза.

— Она его, где взять могла? Неужели она из шкатулки вытащила? я же ей запретила, из неё, что-либо брать.

— А какое ты имеешь право запрещать ей распоряжаться её собственной шкатулкой. Я ей подарил её в качестве свадебного подарка. Мы теперь можем только попросить её выделить нам чего-нибудь. Ладно, я за мелкой, собираемся, и завтра с утра выезжаем. Мне тоже с родственниками не комфортно. Чужой я тут, и они мне чужие, хоть и родственники.

А в доме у родителей, творилось прямо скажем, нечто антиобщественное, обе мелкие, моя и Настина, демонстрировали скульптуры. Перед женской частью моих, и будущих моих, родственников, жена и дочери дяди Петра, тоже тут присутствовали. Хорошо хоть мужиков не было. Они, абсолютно обнажённые, намазанные мелом, стояли неподвижно изображая то ли нимф, то ли ангелов. Когда я вошёл, все вздрогнули, стушевались, все кроме скульптур. Выдержка у них была железная, и то, что они голые их нисколько не смущало. Я думал, что девчонки больше никогда не смогут даже думать о том, чтобы такое повторить, я думал для них это страшный кошмар. Я думал неправильно.

Маманя с бабулей и с крёстной смотрели на меня широко открытыми глазами. Наверное думали, что я сейчас начну ругаться, топать ногами, возьму плеть и изобью жену, за непотребный вид. А я просто сказал.

— Вот видите, отчего я их избавил. А представьте сколько нужно тренироваться, чтоб вот так стоять. Даже когда дверь хлопнула, они не пошевелились. Венера, любимая у тебя ещё есть колечки с собой.

Венера прыгнула прямо мне на руки и чмокнула меня в нос. — Есть, в усадьбе Прохора Ивановича, я на хранение их Елизавете Андреевне оставила.

— Матвей Григорьевич, хочет сделать предложение Лиане Прохоровне, чтоб она ему стала официальной невестой. Жениться он пока не может, для этого разрешение его командира нужно, а вот невесту себе завести очень даже может. Выделишь ему что-нибудь из своих богатств?

Ещё один чмок меня в нос, и она выскальзывает из моих рук. А я весь такой белый, белый, хорошо хоть не пушистый. Гляжу на Марью, ведь не пошевелилась даже.

— Родители хватит любоваться произведениями искусства, купайте детей, нам пора выдвигаться. Марья отомри! Настя как её шевелиться заставить? А не надо, так в воду кладите. Мама баба, мне надо мундир почистить. Из-за вашего любопытства он такой белый стал. Все домашние засуетились, забегали, а моя мелкая с хитрым, даже хитро — заговорщическим выражением на лице подошла к Марьи и встала опять чего-то изображая. Зачем суетиться, если можно просто постоять.

— Тащите бадью сюда, артистов нельзя просто в баню. Будем их прямо тут так класть в воду.

Бадья была принесена, вода налита, мундир с меня снят, и я и Настя принялись купать девчонок. Венера моя жена, и мучить её — моя привилегия. С головой в воду по курять, пусть повизжит. Потом я одел девочку, посадил на коня и повёз в усадьбу. Там Венера взяла Григорьевича и Елизавету за руки и повела, как я понял, выбирать подарок. Прохор Иванович уже был тут, наруководился. Производственный процесс был отлажен, слегка подкорректировать с утра, а дальше уже только думать, чего бы ещё внедрить.

Матвей Григорьевич действовал по моему сценарию. Спросил согласия у невесты стать его невестой, надел на палец ей перстенёк, затем подошёл за благословением к родителям, подарил будущей тёще, чего-то из ювелирки. Тестю ещё одну шпагу, гораздо богаче моей. Получил благословление. И вот тут я попал в неловкое положение, надо поздравлять, дарить подарки. А где их взять? Выручила мелкая. Что б я без неё делал? Она от имени нашей семьи подарила невесте серёжки, а жениху кольцо с самоцветом. И в кого она такая умная, ведь всё предусмотрела. И даже моя тёща чего-то подарила. Решили это дело отметить.

Официальный статус невесты позволял Лиане не заморачиваться на счёт брачного возраста. Даже если ей исполнится двадцать никто не скажет, что с ней, что-то не так. Она невеста офицера, воюющего на фронте. Она могла даже претендовать на часть наследства в случае гибели жениха, и даже на какое-то содержание от казны. А вот женой она может стать только после увольнения жениха из армии, или с разрешения командира жениха.

Погуляли опять хорошо, я в этой компании чувствовал себя свободнее, чем с родителями.

А на утро запрягли лошадей, посадили девчонок в карету, заехали за Настей и Марьей, попрощались с родителями, и двинулись в действующую армию. Наконец то я еду Домой.

Конец первой книги.