Статья 5 Кодекса инквизиторов. Идвенс завещал, что братство инквизиции и церкви священно. Да будет же брат твой уверовавший ближе брата кровного. Любите друг друга, защищайте и поддерживайте друг друга, как завещал Идвенс. И да будет вам свята благодать! «Работы в этом месяце совсем нет…» – ужасался Реммет, не убивший за это время ни одного колдуна. Объехал и Тольсис, и Растфор, но ни одного мага за целый месяц не нашёл. Где опоздал на драку, где следовал по ложному следу. В итоге тридцать дней шатался в поисках дела для себя, но ничего так и не нашёл. Иной другой инквизитор давно бы от радости танцевал – есть возможность провести пару недель в городе, заночевать в тёплой и мягкой постели, поесть нормальной жратвы, но Реммету без работы ничто не было ни радостно, ни мило. Хотелось сброситься со скалы, застрелиться, напороться на свой палаш или съесть ведро ядовитых грибов, после которых крыша поедет прямиком к Магготу, только лишь перестать терпеть безделье. Реммет страдал и держался уже из последних сил.
Осложнялось всё к тому же и тем, что инквизитора донимало одиночество. Конечно, он нередко встречался в пути с братьями по оружию и отшельниками, Иногда ночевал в церквушках и монастырях, общаясь там с монахами. Но хотелось контакта с другими людьми чаще и больше. Хотелось найти себе друга, приятеля, компаньона. Так бы скрасил безработицу бесконечной болтовнёй. А без компании хоть бери грех на душу, надевай на горло петлю и прощайся с этим грустным и несправедливым миром. Раньше он, конечно, знал, что жизнь полевого инквизитора – это вечное одиночество и скитание без возможности где-то надолго осесть, но до сего момента не думал, как всё плохо в итоге окажется именно в такие времена без работы и хоть какой-то ближайшей цели.
А ещё было решительно непонятно, как держать себя в форме. Если не тренироваться, не практиковаться, жирком в походе не заплывёшь, но такой продолжительный простой во время боя может подвести в решающий час. Это всё равно что прийти на работу после выходных и почувствовать себя не в своей тарелке: после того как расслаблялся и отдыхал, тяжело вновь восстанавливать форму и заставлять себя действовать; тяжело даже голову поднять с кровати. А тут надо сражаться с магом, что не только может магией владеть, но и фехтовальщиком быть серьёзным. Конечно, Реммет занимался комплексом нужных упражнений для поддержания формы, но это всё равно было не то. Он желал постоянной практики, постоянного адреналина, чтобы не отвыкать, чтобы вражеский удар не казался тяжёлым при парировании. Но без работы сделать это сложно, а иначе держать себя в тонусе никак. Ну не нападать же в конце концов на каждого встречного, верно?
Вот в таком состоянии Реммет и приехал в городок Альсинфорс, что стоял в Неймедене, надеявшийся хоть на какое-то дело. Но там кроме паникующих горожан он больше ничего не нашёл. Поселение наводнили слухи о начале наступления армии Родфальдской империи, которая опять же по слухам взяла форт Крессат на реке Орсан и уже готова были молниеносно выйти к границе Неймедена. Альсинфорс же был приграничным городком западнее Вескарского королевства, отсюда и опасения. Реален ли в действительности был такой прорыв, не скажет ни один стратег, но страха у горожан неопределённость не умаляла, а даже наоборот.
Чувствуя приближение войны, набожные горожане усердно молились и слушали на главной площади проповеди о великой жертве полубога Идвенса во имя всех верующих. В обычные дни там выступал епископ, но тот уехал в Дарвунд. В день же приезда Реммета там выступал некий отшельник. Их легко было определить по внешнему виду, так как конкретно тот одет был в пыльную, поношенную рясу. Выглядел он, правда, неподобающе даже для скитальца: обычным церковникам было велено согласно правилам брить бороду, даже если они были отшельниками. У этого же растительность длинная и небрежная; за милю видно, что тот за ней давно не ухаживал. Реммет возмутился тому, что отшельник выступает перед народом, а выглядит как лесной тролль, позорящий братство отсутствием дисциплины. Он, было, хотел негодного монаха наказать за внешний вид, но вдруг услышал до боли знакомый голос. Инквизитор мигом оживился и начал протискиваться сквозь толпу людей, желая и понять, не ошибается ли он, не привиделось ли, и лучше разглядеть того, кто читаю сию проповедь.
А тем временем отшельник продолжал.
– Во время своей последней проповеди на горе Искхар Идвенс сказал. Братья и сестры, не бойтесь войны, не бойтесь смерти. Но опасайтесь другого: согрешить и сделать больно ближнему своему в столь трудный час, оставить немощного без помощи, нуждающегося без куска хлеба. Бойтесь смотреть на обделённых как на недостойных, как на неудачников, ибо удача может в любой момент отвернуться и от вас самих, после чего потеряете и всякое достоинство: если не в глазах людей, то в глазах богов. Я прошу вас не оставлять ближнего в беде, не отворачиваться от него в момент, когда тот потерял даже надежду, ибо всё, данное ему от вас от всего сердца, вам же и вернётся вдвойне, и даже втройне. Но всё плохое, что получит от вас несчастный и немощный, аукнется злом таким, что пожалеете потом о всём том зле, что нанесли другому. Не отворачивайтесь друг от друга, не считайте ближнего пропащим, но позаботьтесь о нём. И тогда благодать будет вам всем, а испытание богов войной или в худшем случае мурайшитским игом пройдёт для всех нас не так болезненно, как для тех, кто о себе только думает. Посему, братья и сестры, не стоит бояться войны и ужасов её. Не стоит бояться мурайшитского ига. Но должно нам всем стать в это тяжёлое время чёрствыми к эгоизму, беспощадными к собственной корысти и жадности. Тогда и только тогда в райских, божественных садах будет ждать нас истинное успокоение и спасение, коих мы по-настоящему заслуживаем.
Вспоминая эти золотые слова Идвенса, я призываю вас к тому же. Хочу, чтобы вы не боялись трудностей, а помогали друг другу, облегчая настигшее вас всех бремя несчастья. Только следуя пути веры, а также истине что открыл нам Идвенс историей своего жития и самопожертвования, мы сможем достойно пережить то, что уготовила нам судьба. А посему не бойтесь войны, не бойтесь человека с мечом и поддерживайте друг друга так же, как брат подставляет своё крепкое плечо брату в трудную минуту. Ибо чем больше добрых и достойных поступков вы совершите, пройдя через испытание военными потрясениями, не потеряв своей души, своей человечности, тем больше шансов у вас будет попасть в рай и приблизиться к богам, спасти свою душу и не дать проклятому Магготу возможности сделать вас рабом в принадлежащем ему подземном царстве. Держитесь ближе друг к другу братья, и да помогут нам боги!
Проповедь закончилась. Люди начали понемногу расходиться, освобождая Реммету обзор и проход. И когда появилась возможность, он приблизился к отшельнику ближе, пытаясь внимательнее на него посмотреть, но тот отвернулся, быстро собрал вещи и пошёл прочь из города. Инквизитор же не унимался, вспоминая, кому этот голос может принадлежать, потому проследовал за отшельником. К тому же Реммету настолько понравилась его речь, что он решил в любом случае отблагодарить незнакомца за хорошую проповедь, даже забыв, что до этого хотел отчитать его за неопрятный внешний вид. Правда, Реммет сделать этого не смог, поскольку потерял его в районе рынка Альсинфоса. «Болван – Реммет…» – обрушался инквизитор: «А если бы это был маг, а ты его так упускаешь из виду?!»
Церковник быстро проследовал к воротам города и там спросил, не видели ли они отшельника. Те ответили, что тот буквально несколько минут назад вышел, значит был шанс его быстро догнать.
Впрочем, далеко уходить из Альсинфорса в поисках отшельника не пришлось. Немного отойдя от стен города, Реммет услышал чьи-то крики, а пройдя чуть вперёд по дороге, стал свидетелем драки между отшельником и какими-то местными крестьянами, видимо, от нечего делать пристававших к церковнику.
Поначалу инквизитор и хотел помочь, но увидев, как лихо отшельник отбивается от хулиганов своим посохом, даже не стал ему мешать. Только умилялся лихим атакам незнакомца, раскидывающего хулиганов. Те же, понимая, что им светят только фингалы под глазом, если вообще не сломанные кости, решили ретироваться.
– Парни, бежим!!!
Они тут же рванули прочь, а отшельник крикнул им вслед:
– В следующий раз будете следить за своим грязным языком, миряне!
После он попытался отдышаться, но, увидев инквизитора, возмутился:
– Могли бы и помочь!
– Хорошо дрались, потому не хотел вам мешать.
Пока Реммет это говорил, он медленно приближался к незнакомцу, но только смог разглядеть его лицо, сначала изумился, а после же радостно воскликнул:
– Нистрам!
Отшельник взволнованно спросил в ответ:
– Реммет?
Некоторое время простояли в неловком молчании и не могли насмотреться друг на друга. Нистрам был робок: помнил при каких обстоятельствах расстался с Ремметом и не хотел лишний раз наслать на себя его гнев, даже если очевидных причин злиться вроде как и не было. Инквизитор же глядел на спасённого им некогда юношу и не мог поверить своим глазам, что из наивного и глуповатого повесы, не следившего за собственными словами и поступками, вырастет хороший проповедник, что сможет сказать так хорошо и красиво, как не скажет больше ни один другой пастух, ведущий к богам своё стадо заблудших овец. Наглядевшись на старого знакомого, приложил кольцо к его лбу, на который наносилась нестираемая пыль падшей звезды Элькьянен из которой делали и защитные кольца инквизиторов. Отряд посвящения заключался в нанесении на лоб этой самой пыли. При контакте друг с другом разные частицы звезды нагревались аналогично эффекту присутствовавшей поблизости магии. Так любой инквизитор мог проверить, действительно ли монаха посвящали, либо он самозванец.
Закончив, Реммет в конце концов решился отметить:
– Боги мои, как ты изменился…
– Да, – пожал плечами Нистрам и ухмыльнулся, – сам себя не узнаю порою.
– Это ещё мягко сказано, – отвечал Реммет, – только одно мне непонятно… Почему ты решил стать отшельником? Я думал, что за стены монастыря больше никогда выйти даже не захочешь, а тут ты оказываешься здесь. К тому же видно, что не первый год путешествуешь…
– Ну, как тебе сказать… – задумался Нистрам, – вариантов, что делать, у меня было много. Мог действительно остаться, мог уехать в Дарвунд и осесть на всю жизнь уже там. Быть может, когда-нибудь бы стал кардиналом или того лучше Отцом-понтификом. Оставшись в Каэрдене под присмотром настоятеля Барсара, сошёл бы с ума – он слишком строг. Свой монастырь и свою церковь не хочу. Наоборот, было желание всегда на мир посмотреть, да себя показать. В призвании отшельничать и читать проповеди каждому пню на любом встречном повороте совпало всё, что мне было нужно от жизни. Вот и решил я поскорее бежать, да странствовать по миру, распространяя везде, где можно, учение Великой Альды.
– Понятно, – довольно кивнул Реммет, – это славно. Вот только чего небритый?
– Как раз пришёл сюда, чтобы взять денег и купить бритву, а то своя в походных условиях потерялась… – пожал плечами Нистрам.
– Ну, что ж… Пошли, я куплю тебе новую.
– С чего вдруг такая щедрость?
– Честно признаться, думал, пропащим человеком быть не перестанешь. Был уверен, что настоятель Барсар выгонит тебя после первого же семестра. А ты отучился до конца и теперь проповедуешь так, как больше никто не может. Думаю, это повод порадовать тебя подарком, раз уж бритвы у тебя нет.
– Будет славно, – улыбнулся Нистрам, – кстати, откуда и куда путь держишь?
– Я… – Реммет задумался, что сказать, – да ищу тут магов, а они всё на свет божественный не вылезают. Поэтому пока шатаюсь без цели в поисках работы. А ты?
– Я иду на запад, – отвечал Нистрам, – и раз у тебя нет цели, до её появления можешь составить мне компанию в дальнейшем путешествии, если хочешь. Расскажешь о своих приключениях.
– Хм… – задумался инквизитор, – а это идея!
***
Так они отправились в путь вместе, скрашивая друг у друга пёстрыми мазками серое, аки пасмурное небо, одиночество. Пока путешествовали, чего только ни обсудили! На юге армия молодого парвурского царя Куонго Бардахата в очередной раз сняла осаду с приграничных крепостей увядающего царства Мааматис, королевства Винланд, Раваман, Неймон и Висклар поразила эпидемия красной леммы, а война между Тринитонским союзом и Греттской унией, продолжавшаяся уже почти пятнадцать лет, и не планировала заканчиваться. Примечательно во всём этом, что находящийся прямо посреди этого пекла родной для Реммета Зельден до сих пор в этой войне оставался нейтральным. Родной же для Нистрама Неймеден всё больше нищал, а континентальная война забирала у матерей всё больше молодых и здоровых сыновей, дай боги, возвращая домой только одних калек.
В жизни же за пять лет как у Реммета, так и у Нистрама по сути ничего и не поменялось. Первый мог, конечно, почивать на лаврах убийцы Йоффы Гундланга и победителя Реттонского змея, но помощь в воцарении на Эльменский престол кровожадного короля Феотиса, сделала его изгоем в глазах каждого смерда на континенте. Чёрная же метка, оставленная магией Эльвин, не давала ему ни минуты покоя. Из-за неё Реммет уже забыл, когда последний раз посещал Дарвунд, хотя по идее давно уже самоотверженной работой в поле заслужил честь стать придворным инквизитором. Из-за метки Эльвин Реммета замучили странные кошмары с вылезающими на поверхность демонами. В итоге рассказать ему было особо и нечего. Нистрам же ходил по королевствам, читал проповеди , зарабатывал ими на хлеб. Он бы и рад рассказать что-нибудь интересное, но порадовать чем-то захватывающим тоже не мог.
Посему скоро всякий разговор вскоре перешёл в плоскость постоянных расспросов Реммета со стороны Нистрама о том, каково быть инквизитором. С одной стороны отвечать на эти вопросы было больно, ибо нужно вспоминать свои тяжёлые юные годы учёбы. С другой Реммету льстило, что кто-то вообще интересовался тем, кто он и что из себя представляет. Потому и рассказывал, не стеснялся.
– Как у вас проходит обучение?
– Всё начинается с того, что нас, семилетних мальчиков забирают из детских домов и отправляют в Дарвунд. Там неподалёку от города стоит крепость Клезонд, где мы начинаем своё обучение. Сирот берут по одной простой причине: тому, у кого нет семьи, по глубокому убеждению кардиналов церкви и командоров инквизиции, проще, потому что им в отличие от тех, у кого семья есть, некуда возвращаться. Того же, у кого семья осталась, будет всегда тянуть к ней. Вот и вербуют нас против нашей воли.
А дальше двенадцать лет обучения. Девять в крепости и три в поле. Если не хватает, могут обучать до двадцати пяти лет. Но если и после этого срока самостоятельно ничего не можешь, то уходишь навечно в монастырь служить богам верой и правдой как монах.
Учат строго, часто бьют, если сделать что-то неправильно. За пределы крепости выходить без сопровождения не разрешается. Кого встретят за стеной, да ещё если общается с посторонними, тому несдобровать. И так с самого первого года. Никаких поблажек из-за раннего возраста нет. Напортачил – будут бить шпицрутенами. Напортачил серьёзно – забьют насмерть. Посему дисциплина строжайшая. Но и оттого сильнее облегчение, когда позволяют покинуть пределы крепости.
Список предметов на лекциях огромен. Инквизитор должен хорошо знать географию, оружейное дело, всё о магиях благоденствия и безумия, о чудищах, что вызваны магией или произошли естественным путём. Также мы должны знать алхимию, иностранные языки, должны уметь выживать в дикой природе, искать пищу прямо под ногами, если потребуется. А ещё наизусть выучить кодекс инквизиции и Великую Альду, разумеется.
После семи лет обучения мы сдаём экзамены. Кто не сдаёт – в монастырь. Остальные уходят с наставниками в поле, где учатся применять все свои знания на практике. Кто выживает, тот получает снаряжение и отправляется исполнять свой долг. Вот так.
– А что означает магия благоденствия и магия безумия?
– По этим критериям делили магов эльфы. По их преданиям первых из них, кто овладел искусством волшебства, боги одарили магией, которую они использовали исключительно в добрых целях во имя мира, счастья и покоя. Но среди них нашёлся тот, кто оказался искушён обещаниями Маггота осыпать богатством и могуществом и обезумел. Его магия, искалеченная тьмой, творила настоящий ужас и с трудом могла контролироваться. Владеющий ей мог истреблять силой магии целые города, но терял рассудок. В конце концов эльфы запретили знания тёмного колдовства, но с появлением людей владеющих такой магией стало больше. Люди в отличие от эльфов дольше могли сопротивляться безумию Маггота и даже продолжительное время одолевать его могущество, не творя откровенных ужасов. Так и появилось деление на магию благоденствия и безумия. Неужели вам в Каэрдене этого не рассказывали? – удивился Реммет.
– Поверхностно… – пожал плечами Нистрам.
– Серьёзно? Ну-ка дай я тебя проверю! Расскажи о богах и Магготе.
Нистрам вздохнул, но ожидать, что Реммет отстанет, не приходилось, потому спорить было бесполезно. Нужно было сдать экзамен перед инквизитором, иначе тот мог подумать, что Нистрама выгнали из монастыря за неуспеваемость, а метка была получена незаконно. И в итоге Реммет разочаровался бы в брате. Потому взволнованный Нистрам вдохнул воздуха в грудь, немного успокоился и начал рассказывать:
– В начале была пустота. В ней свободная энергия. Долгое время она концентрировалась, пока не сформировалась в четыре сферы, из которых вышли четыре бога. Она назвали себя Артус, Ривидин, Лаэн и Маггот. Их могущество и воля сформировали звёзды и земную твердь. А дальше они решили устроить состязание, чтобы доказать, кто был из них самым главным и могучим. Лаэн создал воздух и воду, Ривидин свет солнца, а Маггот сумел сотворить огонь и камень. Но Артус из всех был гениальнейшим творцом и создал жизнь. Ривидин и Лаэн признали его главным и самым могучим. Но вот Маггот не признал величия Артуса и начал творить свою жизнь. Но столь она была чудовищна и омерзительна, что Ривидин и Лаэн не захотели менять своё мнение. Тогда от гнева и зависти Маггот научил живых существ умирать. Артус воспринял гнев брата спокойно и вручил живым дар деторождения. Но Маггот не успокаивался, одарив жизнь болезнями, а землю непогодой, чтобы к ним прибавился и голод. Тогда Артус создал живым организмам разум для выживания и позволил каждому из богов сотворить своё высокоразвитое существо. Сам сделал эльфов, Лаэн людей, Ривидин гномов, а Маггот орков. Казалось, спор решён, но четвёртый не унимался и внушил разумным идею того, что можно убивать, воровать, обманывать и так далее, фактически придумав и внедрив грех. Тогда Артус подарил своим любимым разумным существам эльфам магию в надежде, что она, помогая им творить чудеса, сможет позволить им не грешить, ведь каждый с помощью магии мог сотворить абсолютно всё, что пожелает. Маггот не отставал и шептал некоторым из них по ночам свои повеленья, сводя их с ума и создавая магию безумия. По итогам было видно: что бы хорошего и прекрасного ни создал бы Артус, Маггот всё извращал и портил в надежде доказать своё могущество. В конце концов Артус разъярился и создал рай, пообещав его всем тем живым, кто будет почитать его, Ривидина и Лаэна главными, истинными богами. Там не будет всего того, что создал Маггот, и заслужить рай можно было жизнью без греха не земле. Четвёртый изумился способности Артуса в одиночку создавать новые миры, потому сотворил свой и назвал адом. Довольный Артус этого и ждал. Он изгнал туда Маггота и запер, отправляя к нему всех тех, кто жил во грехе, а вокруг ада создав неразрушимую для Маггота стену, которую тот оказался неспособен преодолеть, ибо не был так же могуч, как и Артус. Но с тех пор Маггот ищет способ вырваться, а вера позволяет нам сдерживать зло, – после короткой паузы Нистрам улыбнулся и спросил, – ничего не забыл?
– Всё верно! – кивнул довольный Реммет, – вижу, что занятия ты по крайней мере по этой теме не прогуливал.
– Не прогуливал и забивал этим свою голову. Помогало. Так я почти не думал о том, что натворил с Альмой… – Нистрам резко поник головой.
– Ты думал о самоубийстве? – нахмурился Реммет.
– Нет. Ни в коем случае.
– Скажи мне, почему об этом нельзя даже думать?
– Потому что грех самоубийства ещё более страшен чем любой другой. Лишая себя жизни, мы идём против воли Артуса, вдохнувшего её в нас, а это богохульство.
– Не забывай об этом Нистрам.
– Я помню.
– Надеюсь. На самом деле даже удивлён, что ты решил избрать путь отшельника. Одиночество – это всегда вызов. Мысли съедают изнутри, голоса в голове не дают покоя, призраки прошлого не позволяют уснуть. Если покаяния за смерть близкого тебе человека не хватает, то поддержка со стороны нужна особенно сильно. Говорят даже, что Маггот специально заражает идеей ереси чаще одиноких, ведь их некому утешить. С твоим прошлым за пазухой ты без присмотра вообще не должен оставаться.
– Да не переживай, – махнул рукой Нистрам и улыбнулся, – мне стало лучше. Пять лет всё-таки прошло. Это поначалу я мучился. Теперь смирился.
– Видимо, не совсем, раз решил вспомнить про Альму, верно?
– Да просто вспомнил…
– Она тебе была дорога. А упомянул её только сейчас. Явно неспроста.
Нистрам пожал плечами.
– Просто… Не знаю, как подвести.
– Скажи прямо.
– Ну хорошо. Не подумай, что я тебя виню за смерть Альмы. Её убийство – моя ноша, её кровь на моих руках. Просто мне в голову уже давным-давно пришла одна мысль, долго её обдумывал и решил узнать ответ, раз уж ты здесь. Что тебе мешало тогда в таверне просто взять и отнять у меня, пьяного придурка, пистолет?
Реммет вздохнул.
– Отвечу так же прямо, как ты спросил. Я был уверен, Нистрам, что ты в последний момент побоишься сделать выстрел и дашь заднюю. Поэтому не вмешался. Но ты к удивлению всех оказался поразительно безрассудным. С другой стороны этого стоило ожидать, учитывая, что ты напился вдрызг. Так что не меньше тебя жалею, что не стал останавливать, наивно понадеявшись на твою нерешительность. Надеюсь, это тебя утешит. А если нет, то напомню, что в няньки к тебе не нанимался, Нистрам, чтобы каждый раз вытирать за тобой сопли. Тут уже пеняй на себя.
– Я тебя и не виню… – пожал плечами тот, – сказал же, что просто спросил. Было интересно, имелся ли шанс всего избежать. Сейчас вижу, что всё было предрешено, на всё воля богов. А это ещё сильнее укрепляет мою веру в них.
– Надеюсь, брат Нистрам. Но, тем не менее, твои призраки прошлого меня пугают тем, во что они могут обернуться.
– И меня тоже, но вера помогает держаться. В такие моменты я часто вспоминаю притчу об одиноком старце на горе Кадон. Он тоже боялся призраков прошлого, но вера, молитва, чистота тела и пост помогали. Старец справился и смирился со своим прошлым. И я смирюсь. Я уже на пути.
– Я рад этому! – улыбнулся Реммет и похлопал Нистрама по плечу, – теперь у тебя есть большая, крепкая и верная семья – это каждый, кто знает, что в великой ветви вселенной есть только три листа, а четвёртому там места нет. Не забывай.
Нистрам улыбнулся в ответ.
– О таком забыть нельзя. И моя вера, знание о том, что я не одинок, и моя крепость духа согревают сердце даже в самые холодные ночи, которые только накрывали эту землю.
Реммет усмехнулся.
– Что? – смутился Нистрам.
– Ещё бы подобрать рифму, и сказанные тобою прекрасные слова в стихах можно будет в граните высекать на память потомкам.
– Ты серьёзно или шутишь? – нахмурился Нистрам.
– Абсолютно серьёзно. Ты на мой взгляд очень хорошо владеешь словом. Это видно сейчас, это же было видно и тогда на проповеди.
– А как думаешь, я мог бы стать писателем или поэтом?
– Если хочешь, то почему бы и нет, – пожал плечами Реммет, – но и не забывай служить богам. Это теперь твоё главное бремя.
– Я не забуду.
***
Путешествие по землям Неймедена продолжалось уже пять дней. За это время они успели посетить столицу Даварон и множество малых и больших городов королевства. За то время в каждом из мест инквизитор пытался найти работу, а Нистрам проповедовал. И если первый потерпел неудачу в своих поисках, то второй собирал аншлаги. Казалось, так и будет продолжаться дальше, потому что им в принципе нравилось путешествовать вместе, а планов разъезжаться они пока даже не строили. Но только стали подъезжать к городку Кельдавенн неподалёку от границы Неймедена и Растфора, Нистрам тут же остановил лошадь.
– Что такое? – спросил Реммет.
– Эм… Ты поедешь в Кельдавенн?
– Да, там, возможно, работа для меня есть.
– Ну… – пожал плечами Нистрам, – тогда здесь наши пути разойдутся. Я поеду проповедовать в Растфор.
– Неожиданно… – удивился Реммет, – ты не говорил, что хочешь поехать именно туда.
Его спутник усмехнулся.
– Да мне просто так понравилось с тобой путешествовать, что совсем и забылся, куда было надо.
Инквизитор задумался.
– Если ты боишься встретиться с отцом, то не переживай. Не факт, что лорд Ванкред в замке. Он вроде как уже несколько лет, слышал, воюет наёмником. Даже на последние соревнования не приехал, хотя до этого ни разу не пропустил. Быть может, уже погиб. Да даже если и там, то он вряд ли тебя узнает. Я, например, сам долго думал, ты или не ты, настолько изменился. И в конце концов, ты мой брат, а мы – инквизиторы братьев церковников бросать на произвол судьбы не имеем права. Если он посмеет на тебя напасть, я сумею защитить.
– Я признателен тебе Реммет, если действительно встанешь на мою защиту. Но я побоюсь лиха, даже когда оно тихо. Всё-таки бережёного боги берегут. Помнишь?
– Помню, но уверяю, что бояться не стоит. Никто не посмеет тебя тронуть под защитой инквизитора. Переночуем в Кельдавенне в обежитии церкви – туда проход посторонним запрещён и потому там тебя Ванкред точно не найдёт. На месте посмотрим, есть ли для меня работа, а уже потом вместе поедем в Растфор. Ну?
– Спасибо, дорогой брат Реммет, но мне ехать во владения отца не захочется ни при каких обстоятельствах. Он уже раз обещал, что убьёт меня при встрече. Испытывать судьбу я не хочу. И не надо про призраков прошлого: Альму не отпускал я, а тут ситуация обратная, и, нежели случайно встретить отца, мне лучше всё-таки убежать…
– Хм… – инквизитор пожал плечами, – будь по твоему. И раз наши пути тут расходятся, то позволь с тобой тепло попрощаться.
– Конечно, – улыбнулся Нистрам.
Они обнялись.
– Я рад тому, что помог тебе стать достойным человеком, – Реммет похлопал отшельника по спине.
– Я рад тому, что в своё время наши пути пересеклись. Если бы не ты, я был бы трупом, а этот мерзавец Велеон Пантри спустил с меня семь шкур.
– Тсс… – Реммет приставил к губам указательный палец, – мы не говорим о мертвецах плохо, к тому же так грубо.
– Прости, – с досадой отвечал Нистрам, – просто до сих пор как вспомню…
– Не забывай притчу о старце с горы Кадон и учись прощать призраков прошлого. Простить его тяжело, но после его смерти ты обязан.
– Да, я его простил. Само просто вырвалось.
– Тогда держи себя в руках Нистрам.
– Держу.
Реммет помотал головой.
– Ты на правильном пути, и сейчас мне даже не хочется тебя отпускать. Хочу поддержать в борьбе с искушениями. Но раз тебе нужно ехать, то не смею более задерживать, – инквизитор протянул Нистраму руку, – дадут боги, ещё свидимся. Будь счастлив.
– Несомненно!
Инквизитор и монах пожали друг другу руки и разъехались. Реммет отправился на запад, Нистрам на восток.
И хоть Реммет уговаривал его поехать и не бояться, Нистрам ни за что бы не смог пересилить свой страх. Он ещё во времена бурной юности, приключений и авантюр, совершённых на пару с Альмой неоднократно получал от отца письма с угрозами лишить сына головы, если тот посмеет оказаться в окрестностях города Кельдавенн и замка Сетон Д`Вирит – родого поместья Парадайсов. Конечно, он не хотел сделать это серьёзно – Нистрам его сын, как-никак. Более, чтобы образумить сына, он старался чаще пытаться без лишней ругани и конфликтов объяснить сыну, что есть хорошо, а что есть плохо. Но тем не менее его выходки лорда Ванкреда раздражали. После же того, как Альма обула отца Нистрама, украв с его банковского вклада сотни тысяч цельдиев, он не только убил ростовщика, обманутого возлюбленной Нистрама, но и пообещал четвертовать родного сына. Помимо этого отец Альмы Унион купец из Кленшинга узнал, что Нистрам был сыном Ванкреда, посему пообещал убить и того, и другого. По всей совокупности этих причин ехать в Кельдавенн с инквизитором отшельнику не хотелось, так как его могли узнать по внешности, речи, акценту – да по чему угодно. При любом раскладе в окрестностях Сетон Д`Вирита появляться было глупо и безрассудно, посему он и развернулся. И, кстати говоря, про всё это Нистрам узнал, когда учился в Каэрдене. То есть молва о произошедшем в таверне Раендона пять лет назад была столь сильна, что даже монахи об этом говорили, хотя им обычно нет дела до житейских скандалов и конфликтов. Сам же Нистрам, чтобы не дай боги Ванкред или Унион не вырезали монастырь в стремлении отомстить, всегда уточнял, что сыном Парадайса не является и не может являться, так как сам якобы вообще из Дрёкенберга, а не из Неймедена, прикрываясь тем, что в этих королевствах похожие по произношению многих звуков национальные языки, а посему и говор на общей речи у Нистрама схожий на неймеденский.
И вот, казалось бы… Пять лет уже прошло. Да про существование младшего сына лорда Парадайса уже все должны были забыть! Куда-то уехал с инквизитором давным-давно и был таков. Возможно, волки в лесу съели. А если пропал, где южнее, то львы. В общем искать бесполезно. А если вернётся в родные края, никто его и не узнает тут, столько лет прошло. Да и с Ванкредом и старшими братьями за это время могло произойти всё, что угодно. Чего бояться?
Но Нистрам как чуял, что рядом с домом и замком вообще лучше было не появляться. Правда, в этот раз интуиция подвела. Ему бы в Неймедене в принципе не появляться, а он решил неподалёку от вотчины Ванкреда с Ремметом шастать. И чуйка подставила Нистрама настолько, что произошло самое худшее, чего не должно было произойти. С другой стороны есть же поговорка смердов «вспомнишь про дерьмо – вот и оно», по закону подлости она всегда работает. И глупо было бы думать, что в этот раз всё будет иначе. Нет. Если должно произойти худшее, оно произойдёт. И Нистрам убедился в этом сам.
Всего минут десять назад с Ремметом разошлись, как вдруг вдали показались несколько всадников, скачущих по дороге. Чего бояться? Из-за чего переживать? Пусть едут, куда вздумается. Быть может, вообще свернут. Но нет. Те продолжали скакать в сторону Нистрама, из-за чего он сильно напрягся. Издалека они выглядели ландскнехтами, а не бойцами регулярных армий, а это прибавляло проблем, так как вне военных походов наёмники, если были без работы, чаще всего занимались разбоем. Даже грабёж беззащитного монаха был делом нередким, ведь те всегда могли взять из общей казны церкви немного цельдиев для покупки еды и одежды, потому и поживиться у них было чем. Так что ни статус монаха, ни, собственно, даже его принадлежность к церковникам не спасала от бандитов и грабителей. Да, ландскнехты после этого могли пожалеть, что на свет родились: охота на них со стороны инквизиции была бы открыта везде. Где могла рука церкви достать. Но кого и когда это останавливало? Голодный наёмник, недополучивший денег в ходе военной кампании, даже женщину с детьми, если потребуется, и убьёт, и ограбит. Что уж говорить о священнике. Его замочат без зазрений совести, ибо нередко после череды войн веру теряют, а не обретают. Посему и убить церковника уже не так страшно, ибо в огненные подземелья Маггота уже не веришь.
Чем ближе всадники в числе двух ландскнехтов, троих оруженосцев и одного юного пажа приближались, тем больше Нистрам напрягался. От страха даже натянул на глаза капюшон своей рясы, лишь бы не сталкиваться взглядами от греха подальше. Но только они приблизились вплотную и проехали мимо, не тронув монаха, как тут же Нистрам успокоился: «Ну вот! Зря переживал!»
Лиц он их не видел, но если бы обратил внимания, то стоило бы бежать наутёк, ибо только он обрадовался, всадники развернулись обратно.
– Стой! – услышал Нистрам голос позади себя, развернулся и оцепенел от страха. Эхом прошлого он тут же отдался внутри и буквально обжёг душу, заставив сжаться от ужаса перед грядущим, ибо слышал он сей голос уже не в первый раз. И тембр тот же, и высота на уровне низкого баритона – он не мог ошибиться. Осталось только удостовериться. Правда, сделать он этого был не в состоянии. Чтобы убедиться, нужно было спустить капюшон, а так он рисковал быть опознанным. Если же снимать его он не станет, то, быть может, Нистраму ещё повезёт уйти незамеченным, если это действительно тот человек, о ком он подумал, услышав знакомый голос. Но не повезло.
– Да?
– Мы бы кое-что хотели узнать у вас, монах.
– Что конкретно?
– Для начала вам стоило бы снять свой капюшон. Будь вы десять раз церковник, это не отменяет правил этикета! – голос наёмника звучал властно, строго и даже чуть-чуть высокомерно, ибо с представителем церкви даже аристократы должны были говорить в уважительном тоне. Увы для Нистрама, это не мог быть никто иной.
Отшельник снял натянутый на глаза капюшон и увидел перед собой отца, легендарного воина и героя десятков битв Ванкреда Парадайса. Рядом стоял старший сын Корвин и ещё двое бойцов. Младшего отец и сын узнали сразу.
– Святые угодники! Кто это у нас! – воскликнул Ванкред, улыбнулся и взглянул на Корвина, – узнаёшь брата?
– Да… – усмехнулся тот, – ни на день не постарел. Только разве что отрастил козлиную бородку как у ёбаного смерда!
– Согласен! – кивнул Ванкред и снова посмотрел на Нистрама, – что-то ты себя запустил, сынуля. Исхудал козлиную бородку отрастил с овчиным пушком вместо мужицких бакенбард. Это как тебя так жизнь потрепала, что сын воина стал монахом, да ещё и отшельником… Ой-ой! – покачал головой.
– Я тоже рад вас видеть, отец… – отвечал Нистрам стыдливо опустил взгляд.
– Я позволял тебе открывать рот, хуесосина?! – рявкнул Ванкред.
– Нет…
– Тогда почему ты, блядина, его открываешь?!
– Прошу прощения.
– Что блять?! Прощения?! – рассмеялся отец, – ты сейчас серьёзно? После того, что ты учудил, тебе ещё, сука, хватает прощения просить? Да ты вместо прощения просто обязан сейчас стоять на коленях и ждать, пока я заточу свой меч, которым отрублю тебе голову!
– Отец, я… – начал, было, Нистрам.
– Заткнись! Заткнись нахуй тварь и отвечай на мои вопросы, если не хочешь, чтобы я твой труп после казни не кинул в свинарню! И отвечай по форме, как тебя учили!
– Так точно! – чётко, твёрдо и громко отвечал Нистрам.
– Ты смотри ка, – обернулся Ванкред к Корвину, – ещё помнит, что это значит. Получается, что-то в его безмозглой головушке и осталось! Может, возьмём его обратно в семью?
– Если только ради того, чтобы потом самим с позором выгнать, как блядь последнюю! – рассмеялся Корвин.
– Отличная идея, – кивнул Ванкред, – после того, что он учудил, изгнание пойдёт на пользу нашей репутации. Но ещё лучше подойдёт смерть.
Нистрам испуганно посмотрел на отца.
– А что ты так смотришь? Спроси ещё за что. Я обязательно объясню, пока буду твои кости ломать. Позор семьи окупается только кровью. Это же ты нашу репутацию испоганил… Помнишь или нет?!
– Чтобы вспомнил, надо ему по роже дать! – предложил Корвин.
– Успеешь ещё это сделать. Я не против, – отвечал Ванкред, – но я думаю, он и сам помнит, что убил Альму, дочь купца Униона из Кленшинга, которую украл из замка в день помолвки её с герцогом Баседом Аргонским. Знаешь, что случилось после? – Нистрам молчал, опасаясь ещё сильнее разозлить отца. Тот рявкнул сильнее, – знаешь или нет?!
– Да. Барон хотел поквитаться с нашей семьёй за это…
– Верно! Только у него не получилось. Зато вышло у нас. Мы настигли барона, его семью, охрану и свиту на границе Неймедена и Равамана. Вырезали всех до единого. Перед тем, как отрубить барону голову, я долго извинялся перед ним на коленях за то, каким уебаном вырос мой сын. А это, знаешь ли не легко просто взять, плюнуть на собственную гордыню и попросить прощения у человека, хотевшего тебя убить, как и признать свою ошибку, – Ванкред показал пальцем на Нистрама, – самую большую ошибку.
– Отец, я прошу меня простить… – начал, было, тот, но в ответ его резко осёк Корвин.
– Заткни ебало ради всего святого, пока я прямо тут не снёс твою голову!!!
– Спокойнее сын! – Ванкред посмотрел на Нистрама, – ты говна кусок думаешь, это конец истории? Нет! Это только начало! Ты же, наверно, в курсе, что эта твоя шлюшка Альма украла у меня двести пятьдесят тысяч цельдиев? Знаешь? Знаешь или нет?! – рявкнул отец.
Нистрам кивнул.
– Да. Она говорила.
– А ты знаешь, тупой придурок, на что должны были пойти эти деньги?
– Нет.
– На расходы семьи, блять!!! Тупой ты, сука, осёл!!! Хватило долбаёбу ума попасть в плен!!! Вы там чем, сука, со своей шалавой занимались?! Совсем охуели?! Вы, гниды, прикрываясь моим именем, обворовывали лордов и банкиров, брали в долг и не отдавали, после чего все расходы легли на меня, говна ты кусок!!! На меня!!! Мне шли все претензии!!! Мы из-за тебя в долгах таких оказались, что ты, сука, даже раздвинув ноги и порвав себе жопу, вовек с ними не расплатишься!!! Винсафа с позором исключили из гвардии Неймедена!!! Кого-то пришлось убить, а кто-то был слишком сильным, чтобы его победить, так что я не смог избавиться от долгов , убивая тех, кого ты наебал. Мы были вынуждены заложить наш замок, доставшийся от пращуров за военные победы!!! Чтобы расплатиться, пришлось идти наёмниками на войну. Пять лет, пять, сука, лет мы кровь проливали на чужих войнах, чтобы исправить то, что ты натворил, тварь!!! А где был наш сынуля?! Он спрятал голову в песок, страус ебаный!!! Ни ответа , ни привета!!! Ты хоть знаешь, что твой брат Винсаф погиб?! – Нистрам ужаснулся, глаза мигом залились слезами, – у него остались жена и трое детей, с которыми он должен был быть, а вместо этого помогал семье расплатиться с твоими, сука, долгами!!! До последнего убеждал нас, что ты ещё исправим… Где ты был в это время, хуйло тупорылое?!
– Я… Я… Я сожалею, – Нистрам расплакался.
– Ещё и ноет… – помотал головой Корвин с наглой ухмылкой.
– Ах да! – продолжал Ванкред, – теперь вижу. Ты блядь такая стал монахом. В Каэрдене тебя учили, да?! После смерти Альмы там обосновался, чтобы спрятаться от чужих глаз, а сейчас вылез в надежде на то, что не узнают?! Если бы я знал… Если бы я знал, я бы Дарвунд спалил бы нахуй заживо вместе с отцом-понтификом в его базилике, чтобы до тебя добраться!!! – отец успокоился, Нистрам утёр слёзы, – а теперь ты сам пришёл. И если в тебе осталась хотя капля от того, что раньше было моим сыном, ты сейчас пойдёшь со мной добровольно. Тогда я отрубаю тебе голову и насаживаю на пику, что будет украшать вход в замок, а тело приколочу к воротам на потеху детворе. Если посмеешь сопротивляться, возьму живьём, сломаю кости, а тебя ещё живого с переломанными конечностями выставлю в железной клетке в центре замка воронам на перекус. Согласись, быстрая смерть через перерубленную голову лучше. Это последний мой подарок тебе только потому, что ты хоть и тварь ебаная, но всё ещё остаёшься моим сыном. Делай выбор прямо сейчас!
***
– Работы нет! – отвечал Реммету настоятель часовни Кельдавенна. И снова простой… Сколько это будет продолжаться, только богам известно. Как будто все колдуны сквозь землю провалились! И вот чем теперь заниматься?
«Попробую догнать Нистрама. Он уходил пешком, не мог оторваться слишком сильно…» – подумал Реммет тут же вскочил на лошадь и поехал обратно по тракту в сторону Растфорского королевства. Там и работа будет. И с Нистрамом пообщается, тем более, что по мнению инквизитора тот изменился в лучшую сторону после учёбы в монастыре.
Долго за ним бегать не пришлось. Правда, Реммет поначалу, увидев несколько всадников впереди, напрягся: это вполне могли быть разбойники или оставшиеся без жалования ландскнехты. На всякий случай левую руку держал ближе к пистолету, чтобы в случае чего тут же выхватить ствол и сделать выстрел.
Но удивлению его не было предела, когда после шести проехавших мимо него всадников он увидел бегущего, следом за едущим последним пажем, связанного Нистрама. Тот, казалось, так устал бежать за своими пленителями, что уже даже не заметил стоявшего напротив инквизитора.
Не теряя времени, Реммет достал пистолет и выстрелил в воздух. Всадники остановились и развернулись в его сторону, а инквизитор достал новый пистолет и нацелился на них.
Как только они приблизились, несчастный Нистрам упал на землю и тяжело задышал. В тот момент он был настолько без сил, что на всё происходящее вокруг ему было наплевать. Ванкред же, буквально покраснев от гнева, выехал вперёд.
– Ты что себе позволяешь, говна кусок?!
– Следи за языком мирянин, ты разговариваешь с инквизитором!
– Да хоть с Магготом! Я тебе не шавка какая-то, чтобы ты меня выстрелами зазывал, а законный представитель этих земель Ванкред Парадайс! А ты, церковник, грубишь сейчас хозяину, будучи у него в гостях. Не зли меня, иначе я за себя не в ответе!
– Мог застрелить и сразу, учитывая обстоятельства. Никто бы меня потом не осудил.
– Обстоятельства? – удивился Ванкред, – ты о чём?
Инквизитор показал пистолетом на Нистрама.
– Не строй из себя дурачка! Почему у вас монах связан?! Он в чём-то провинился?!
– А-а! – воскликнул Ванкред и улыбнулся, – ты про него? Так с этого и нужно было начинать. Подъехал бы, да спросил, что за чертовщина, а я бы объяснил, и нет проблем. А ты давай сразу стрелять… – задумался, – в общем… Это не монах. Это мошенник и проходимец. Он всего лишь притворяется церковником, а на деле обманывает банкиров и феодалов, обувая тех на крупные суммы денег. К сожалению, он ещё и по совместительству мой сын. Наделал таких дел, что я все предыдущие пять лет разгребал, потеряв при этом среднего сына Винсафа. Но теперь гадёныш пойман и будет наказан. Не переживай, инквизитор. Так что мы поедем. А ты лучше гоняй голубей, но не уважаемых и честных господ. Хорошо?
Ванкред снял шляпу в знак «почтения». Остальные рассмеялись.
– По закону церкви надевший рясу может быть судим только в Дарвунде и только церковным судом. Так что попрошу отпустить его по хорошему, не то я за последствия не отвечаю.
– Слышь, говна кусок! Ты не понял, что сказал мой отец?! – гневно воскликнул Корвин.
– Успокойся! – гавкнул на сына Ванкред. Тот тут же остыл. Парадайс улыбнулся иотвечал инквизитору:
– Прошу прощения за сына. Он слишком много времени провёл в битвах и походах, потому совсем забыл правила этикета. Тем более в присутствие представителей церкви.
– Принимаю ваши извинения, но положения дел с монахом это не меняет. Я всё ещё вынужден требовать от вас отпустить его.
– Боюсь, ты не понял, церковник, – отвечал лорд Парадайс, – связанный мною человек – это мошенник, выдающий себя за монаха. Наверняка убил кого-нибудь за эту рясу. Клянусь, он будет наказан за все свои преступления. Слово лорда Парадайса! – Ванкред поднял руку вверх в знак того, что сдержит обещание.
– Боюсь, это вы не поняли моего предупреждения, милорд. Я расстался с вашим сыном этим утром, а до этого путешествовал с ним четыре дня подряд. За это время и проверить, и убедиться успел, что он действительно получил рясу монаха и сделал это заслуженно. Так что в последний раз прошу отпустить его, не то убью вас.
– Ты ошибся, церковник! Мой сын – это мошенник и дилетант!
– Раз вы не понимаете по-хоро… – нахмурился Реммет, но его тут же перебил Нистрам:
– Прошу тебя, не надо. Их претензии обоснованы, ты просто не знаешь всей правды…
– Прошу тебя? – удивился лорд Парадайс, выделив интонацией последнее слово, и с хитрой ухмылкой поглазел на сына, – так к нему обратился, будто давно его знаешь.
– Нет, тебе просто кажется… – начал, было, оправдываться Нистрам, но инквизитор даже и не думал скрывать свою личность.
– Меня зовут Реммет.
– Реммет?! – изумлённо воскликнул Ванкред глядя то на инквизитора, то на своего сына, – тот самый Реммет из Зельдена, спасший Нистрама от наёмников пять лет назад?!
– Да, это я… – отвечал инквизитор, – а что не так?
– Просто интересно так вот взять и столкнуться с тем, кто… – Ванкред задумался, – лучше бы мой сын подох в тот же день, учитывая, что творил. А ты его спас весьма некстати. Понимаешь?
– А я посчитал, что ему лучше искупить грех и стать монахом.
– Так подожди… – Ванкред поглядел на сына и показал пальцем на инквизитора, – получается, это он помог тебе залечь на дно в Каэрдене?!
Нистрам нахмурился и опустил взгляд.
– Не залечь на дно, а стать достойным человеком! – отвечал Реммет.
– Уж молчал бы, сука! Я пять лет искал Нистрама, чтобы тот ответил перед семьёй за свои преступления, а он пять лет скрывался в монастыре Каэрдена и постигал всякую ерунду про подставить другую щёку, вместо того, чтобы стать воином, как и его предки, наши праотцы! Каждый Парадайс живёт на этом свете, чтобы защищать страну от недругов, а не проповедовать любовь к врагам своим, якобы все мы дети богов! Чушь!
– Это не чушь, а смирение перед волей всевышних. Вера Трёх богов не запрещает человеку быть воином и защищать свой дом, но призывает к смирению, если тот сделать этого не может. Лишь бы не пенял, якобы ему боги чего-то не позволяют…
– Львам боги дозволяют всё, инквизитор… – усмехнулся Ванкред. – поэтому их и считают царями зверей.
– Орден инквизиции как раз и создавался для того, чтобы показывать львам в зоопарке их клетку, милорд, – улыбнулся Реммет.
– Да в клетку нужно тебя посадить, гнида! Вместе с моим ёбаным братом! – возмутился Корвин.
Ванкред резко поднял руку вверх, чтобы вновь заткнуть своего старшего сына. Сам продолжил:
– Короче, инквизитор. Мы проезжаем и забираем с собой нашего сына. Если хочешь жить, то пропускаешь нас. Если посмеешь встать у меня на пути, то я обещаю показать на практике, с кем ты связался. И поверь: если это случится, твой труп уже никогда не найдут, так что церковь меня не тронет…
– Я принимаю вызов, лорд Парадайс. Готовьтесь к бою.
– О, боги… – вздохнул Нистрам, ибо знал, против кого выступил Реммет. Взглянув на отца, обратился к нему, – отец, прошу тебя ради богов. Позволь мне поговорить с инквизитором. Я попробую уговорить его отступить…
– Хм… – задумался Ванкред, – хорошо! Только давай быстрее, пока я надеваю доспехи! – потом посмотрел на оруженосца, – быстрее сюда! Помоги мне с бронёй!
Нистрам тут же подбежал к Реммету, также готовившемуся к схватке.
– Ради богов, остановись!!!
– В каком смысле остановись? – поморщился инквизитор, недоумевая.
– В прямом. Реммет, если ты знаешь, кто мой отец…
– Я знаю.
– Тогда дай нам уйти. Я сейчас благодарен за то, что ты готов меня спасти, но, боюсь, что даже исправившийся Нистрам заслужил смерти. Отец сказал, что из-за меня погиб Винсаф, а семье пришлось заложить замок, чтобы расплатиться с долгами. Альма перед тем, как меня спасти, украла у отца деньги, предназначенные в уплату долга. Я так их подставил… Предал фактически! Им нелегко пришлось… Так что я… – отшельник всхлипнул, – я заслужил наказание и отвечу за свои грехи.
– Нистрам… – вздохнул Реммет.
– Что не так? Я, между прочим, пытаюсь тебя спасти, отплатить тебе той же монетой за спасение от наёмников Велеона Пантри!
– Нистрам, ты осёл!
– Почему?
– Упрямый осёл к тому же! Тебе на каком наречии нужно объяснять, что твоя жизнь теперь изменилась?! Про всё, что было до, забудь. Ты теперь монах и служишь ордену. Тебе должно забыть о том, что было до того, как прошёл через ворота Каэрдена, но ты с упорством настоящего осла продолжаешь цепляться за старую жизнь! У тебя перед отцом или семьёй нет никаких долгов, потому что теперь у тебя новая семья – это я и другие монахи! Всё, о чём мы говорили, мимо твоих ушей пролетело! Я поражаюсь тобою, Нистрам! Ты сам знаешь, если не спал на лекциях, что закон церкви – есть закон! Если ты совершал противные богам деяния уже после принятия сана, то только тогда тебя имеют право судить. И то только в Дарвунде на совете кардиналов! Забудь про отца, ты ему ничего не должен! И ради богов отпусти призраков прошлого! Теперь ты служишь Артусу, Ривидину и Лаэну! И никому больше!
– Да понимаю я о чём речь, – всхлипнул Нистрам, – но и ты пойми, я столько зла натворил, столько людей обманул, прикрываясь отцом, столько боли причинил… Мне совесть не позволит сейчас просто стоять и смотреть, как отец убьёт тебя! А твоя смерть… Она опять будет из-за меня!
– Из-за Ванкреда Нистрам, потому что он сейчас нарушает закон!
– Даже если и так, ты не сможешь его победить!
– Если бы ты не строил из себя упрямого осла, мы бы уже давно под шумок сели на лошадь и ускакали… – Реммет кивнул на своего скакуна.
– Совсем с ума сошёл?! У отца связи! Он нас из-под земли достанет, в Дарвунде дело сфабрикует!
Реммет подошёл к Нистраму и положил руку ему на плечо.
– Я вижу, что ты изменился и стал лучше. В тебе проснулась совесть, и это прекрасно. Вспомнив о том, как много зла натворил ранее, какую боль причинил семье, ты взошёл на путь исправления и раскаяния. Это твоя большая победа над самим собой Нистрам. Но ты так и не понял, что служба богам… Искренняя и беззаветная… Она теперь важнее всего, что было до, и хочешь, не хочешь, я всё равно напомню тебе, что призраков прошлого пора отпустить. У тебя теперь новая семья – это я и другие монахи. Я твой брат. А грех на твоей душе появится, если будешь и дальше мешать мне готовиться. Так что отойди в сторону и дай мне закончить дело. Хорошо?
– А если ты погибнешь? А это неизбежно… Реммет! Что тогда? Я теперь буду ещё больше жалеть о том, что наделал!
– Нистрам, вспомни войну мурайшитов и трёхлистников за гроб Идвенса. Вспомни, как с верой в богов храбрый воин Эмайта одолел великана Мерч`шараха. Вера и молитва помогли ему. Так помолись за меня и верь!
Идвенс опустил взгляд, тяжело вздохнул и, кивая головой, отвечал:
– Я буду молиться за тебя Реммет.
– Это придаёт мне уверенности и сил. Спасибо брат.
– Эй! – окликнул Нистрама Ванкред, – время вышло.
– Я пошёл… – отшельник крепко обнял Реммета напоследок. Они тепло похлопали друг друга по плечам.
– Верь, и ты увидишь чудо.
– Да! – Нистрам кивнул и чуть улыбнулся. Долго не мог оторвать глаз от Реммета, понимая, что, возможно, видит его живым в последний раз. Ещё больше его тревожило то, что инквизитор за него заступался уже во второй раз в жизни. «Интересно, и чем же я заслужил такое везение по жизни, раз он снова пытается меня спасти, при этом осознавая, что, вероятнее всего, погибнет? Явно это какая-то ошибка… Боги, возможно, немного захворали, потому принимали решение о моей судьбе, будучи слишком усталыми… Ну не может мне так везти!»
Потом сразу же пошёл к Ванкреду.
– Ну что? – спросил сына лорд Парадайс, – инквизитор отступит?
– Нет…
Тот в ответ надменно усмехнулся.
– Всегда знал, что ты ничтожество Нистрам. Всегда…
***
Род Парадайсов происходил из бесфамильных крестьян Неймедена. В своё время в эпоху серии крупных войн с хаяффитами, когда все королевства континента собрались общими усилиями отражать удар кочевников. Во время Битвы за Красную Долину трёхсотлетней давности один из таких бесфамильных крестьян защитил короля Неймедена от вражеской стрелы. В благодарность самодержец дал тому счастливчику титул дворянина. А так как у него не было своей фамилии, король задним числом усыновил крестьянина, и тот стал его приёмным сыном, взяв фамилию правящей династии «отца» Парадайс. Заодно автоматом сделал счастливчика и его детей последними в очередь на трон Неймедена. Вотчиной нового лорда стал старый замок Сетон Д`Вирит. Лорд Парадайс быстро вернул развалине былое могущество, построив вокруг него современный форт и заложив рядом на пересечении торговых путей новый город Кельдавенн.
Приёмные Парадайсы сразу же заслужили звание самых верных слуг короля, а отряд в их подчинении фактически элитой в армии наравне с королевскими мушкетёрами Неймедена. В годы гражданской войны отряд Парадайса (отца Ванкреда) формально остался верен короне, но в бойне участия не принял, занимаясь только защитой местного населения от противоборствующих сторон, наёмников, мародёров и заслужив, таким образом, любовь народа. Это позже сыграет свою роль в том, как с Парадайсами, внезапно оказавшимися претендентами на корону Неймедена обошлась новая власть, вырезавшая всех прочих законных претендентов на престол и по совместительству родственников владельцев Сетон Д`Вирита. Парадайсы не только оказались последними из «семьи», кого не тронули новые власть имущие, но и были ими обласканы, ибо молодой узурпатор король Феновир I оценил нейтралитет Парадайсов по достоинству, ибо его вступление в войну позволило бы сохранить предыдущую власть. Да и сыграла свою роль любовь народа к лучшему её воину и сыну: жители Кельдавенна в частности пообещали новому королю поднимать восстания до конца времён, если он хоть пальцем тронет лорда Парадайса и всех его близких. Так они отблагодарили своего защитника в отместку за то, что во время разрушительной гражданской войны тот пресёк все попытки разграбить городок и окружающие деревни. В итоге именно вотчина Парадайса стала точкой отсчёта для экономического роста всего королевства после войны до сего дня.
Короче говоря, народ любил своего лорда Ванкреда, потому если бы хоть кто-то местный увидел, как его люди несут труп Реммета на кормёжку свиньям, убийцу бы никто не выдал. Наоборот бы всем говорили, что инквизитор уехал, и больше здесь его никто не видел. Более того, зная репутацию лорда Парадайса и ту славу, что тянулась за ним всё время, пока он был при армии, никто бы и не посмел идти против него.
На самом деле даже внешне сохранявший спокойствие Реммет боялся Ванкреда даже больше, чем убитого в Реттоне реликтового змея. Парадайс, несмотря на свой уже почтенный возраст в пятьдесят шесть лет, оставался одним из самых лучших фехтовальщиков всех империй и королевств континента, выигрывая различные международные турниры, нередко проходящие в Дарвунде. И мастерство его было известно Реммету уже давно. Можно сказать, что он даже его поклонником был, часто наблюдая во время учёбы его поединки, когда будущим инквизиторам изредка в сопровождении старших разрешали выйти за стены крепости Клезонд. Там он совсем ещё юным увидел поединок Ванкреда с сэром Уитли Фарраганом – другим легендарным фехтовальщиком и одиннадцатикратным чемпионом континента по фехтованию. Всего один гениальный выпад Парадайса решил исход финала и сделал его новой легендой турнира. С тех пор Ванкред не знал поражений, лишь в редких случаях не добиваясь победы, но обладая талантом сводить поединок в ничью, если ситуация вдруг начинает выходить из-под контроля.
Реммет же хоть и был фехтовальщиком отличным, но он бы вряд ли потягался с Ванкредом один на один. От того и боялся, но изо всех сил, старался никак не показывать этого, чтобы не придать сопернику уверенности в своих силах.
Конечно, убить Ванкреда из пистолета было куда проще, чем цацкаться с ним в фехтовальной схватке. Но проблема состояла в том, кем был Ванкред Парадайс. Таких дворян, как он, приверженцев старых воинских традиций называли стальными солдатами в отличие от так называемых свинцовых. Причина была проста: для лорда Парадайса огнестрельное оружие было просто неприемлемо, так как истинный рыцарь всегда сражался с врагом лицом к лицу. Свинцовых же солдат, как и деревянных, коими называли лучников и арбалетчиков до их полного исчезновения в пользу сначала аркебузиров, а потом и мушкетёров, он дико презирал, не считая их воинами как таковыми. По этой причине он никогда не использовал огнестрельное оружие сам. И хоть пистолеты с ружьями были крайне эффективны, по всему континенту было распространено негласное правило за исключением полномасштабных сражений в дуэлях и стычках в мирное время сражаться со стальными солдатами с честью исключительно на равных. Если же рыцаря убьют пулей и убийцу найдут, то не важно инквизитор это, король или смерд – смерть будет ждать любого, кто убил благородного лорда с бесчестьем. На виновников, как правило, натравливали всех доступных наёмных убийц, потому достань Реммет огнестрельное оружие против лорда Парадайса, и его бы в покое не оставили. Негласное правило было едино для всех: с рыцарем дозволено сражаться только в дуэлях на мечах.
Появилось это правило в первые годы после Битвы на реке Мо. Сколько церковь ни пыталась сохранить секрет огненного песка в тайне, аркебузы, а потом и пистолеты быстро распространились по всем королевствам с империями. В результате, если чернь раньше откровенно боялась рыцарей, так как их доспехи нельзя было проткнуть обыкновенными вилами, то теперь у них появилось оружие, с помощью которого они в бытовых конфликтах могли быстро убивать осточертевших им наглых и высокомерных феодалов. В результате за первые годы распространения пистолетов, вследствие упрощения и удешевления их конструкции, убийства знатных сеньоров участились в разы. Феодалы этому, разумеется, возмутились и начали владельцев пистолетов убивать. В результате взаимное насилие достигло таких масштабов, что Отцу-понтифику пришлось даже вводить буллу о запрете использования пистолетов против феодалов, нарушители которой объявлялись вне закона. Так лорды сохранили себе жизни, а убийства резко сократились. Со временем закон отменили, но негласно он в отношении стальной гвардии действует до сих пор, поэтому Реммет даже не думал использовать пистолеты против лорда Парадайса и его воинов.
Пока готовились, Ванкред перед схваткой натянул на себя доспехи. Кому-то, разумеется, покажется нечестным, что у Реммета не было даже кирасы на грудь. Но, справедливости ради, отсутствие доспехов – забота того, у кого их нет, а не рыцаря, всегда носившего их с собой. По правилам рыцарского кодекса, составленного Бальдоном герцогом Манкейским, рыцарь перед дуэлью всегда должен был надевать доспех, посему Реммет никак этому не протестовал – не имел права. Иначе мог опять же нарваться на неприятности.
Впрочем, нельзя не упомянуть и то, что лорд Парадайс в принципе был олицетворением старого мира. В новую эпоху, продолжающуюся с битвы на реке Мо до сегодняшнего дня, огнестрельное оружие всё больше завоёвывало поле боя, а броня доспехов не держала попадание пули. Но это никак не мешало так называемым поклонникам «старого стиля» или «стальным гвардейцам» идти в бой в тяжёлых доспехах. Во-первых, то была дань уважения старым, рыцарским воинским традициям. Во-вторых, кавалерия всегда сражалась в ближнем бою, а от ударов шпаг, штыков, пик и палашей доспехи вполне себе защищали. Так что Ванкред в отличие от рейтар, драгун и гусар со своими доспехами расставаться не спешил.
Он во всём был человеком старых традиций и порядков и очень страдал от того, например, что всё большую ценность стало иметь золото, а не земля; больше богатств водилось не на селе, а в городах. Уважаемыми и могущественными перестали быть те, кто имел больший надел, подаренный королём за славную службу и верность. В новое время стали решать деньги. Если их много, значит ты сильный: можешь нанять армию, дать в долг королю. В итоге отсюда получаешь уважение и почёт, не заслужив к себе такого отношения верной службой в армии и пролитой на поле боя кровью. Для таких как Ванкред, этот мир в итоге на сегодня слишком изменился, став хуже. И продажнее… Так что в его искреннем презрении к сыну не было ничего удивительного. Лорд Парадайс искренне ненавидел всех дельцов нового мира, решавших вопросы деньгами. И когда Нистрам не просто стал таким же, но и занялся мошенничеством на пару с Альмой, то стал презирать и его, пускай он и был его сыном.
Парадайс и сейчас перед поединком смотрел на своего сына с нескрываемым омерзением. Притом, Ванкред раньше всегда отличался прагматичностью, спокойствием и рассудительностью, а тут за пять лет бесконечных войн буквально с катушек съехал. Пожалуй, настолько, что его бесило в Нистраме абсолютно всё. Почему, например, он даже не думает посмотреть на своего отца, а только уткнул взгляд в землю? Стыдно? Ну, конечно, нет! Он просто так грязь своей души скрывает. Но не дай боги, посмотрит! Как он вообще смеет смотреть на своего отца, когда так подло предал и подставил его?! Короче, что ни сделает – всё будет хуже для него. Такого только могила исправит, потому что он уже и так и сяк позор рода, недостойный даже воздухом дышать. Да и похоронен будет в безымянной могиле как собака. Больших почестей Ванкред ему не окажет.
Но пока он готовился к битве, заметил то, с какой жалостью и ужасом смотрит он на Реммета. «Видимо, жалеет, что я сейчас убью того, кто спас его шкуру и подарил новую жизнь в монашеской рясе…» – посудил Ванкред, потому не преминул возможностью задеть Нистрама.
– Эй, уёбище… – его сын не отзывался, и тогда лорд Парадайс пнул отшельника под зад, – я с тобой разговариваю, сука ты глухонемая!
– Что? – еле слышно отвечал Нистрам.
– Сейчас я убью его, а голову отдам внукам, чтобы они её пинали как мяч. Ещё одна смерть по твоей вине, сынуля…
Ванкред немного зловеще рассмеялся, но внезапно Нистрам посмотрел на него, буквально испепелив взглядом. Лорд Парадайс сначала хотел дать сыну подзатыльник, чтобы тот не смел смотреть на него, но неожиданно почувствовал в нём необъяснимую силу духа. Он ведь знал своего сына с пелёнок, знал, что он был тщедушен, всегда ходил под мамкиной юбкой. Из него и воина хорошего никогда бы не получилось, потому что душка нет. А тут он без всяческой толики страха смотрел на отца, будто сам не прочь его прикончить после этих слов. Это произвело на лорда Парадайса глубочайшее впечатление.
– Ничего себе! – удивился он, – смотришь на меня и не боишься?
– Я бы на твоём месте боялся Реммета. Он ловкий и быстрый, а ты со своим доспехом смотришься как дряхлый морж, – Нистрам гордо поднял подбородок, – я не сомневаюсь в его победе.
Ванкред лишь еле слышимо усмехнулся в ответ, не обронив ни слова. Но в глазах его проскользнуло то, что доселе было ему неведомо – неуверенность в себе. Так уж вышло, что ему до этого с инквизиторами делить было нечего: он был примерным верующим, крова колдунам и еретикам никогда не давал. По этой причине ни с одним из них он не скрещивал клинок. Сражался с многими вплоть до парвурских рабовладельцев. Но чтобы с инквизитором… Никогда доселе. Плюс к тому он слышал о том, что они – искусные фехтовальщики. К тому же против него стоял не абы кто, а тот самый Реммет из Зельдена!
«Вот же чёрт Нистрам…» – удивлялся лорд Парадайс: «И как он только смог разбудить во мне неуверенность? Будто первый раз стою напротив противника! Возьми себя в руки, возьми…»
После того как попытки себя приободрить ни к чему не привели, он подумал, что сможет подпитать свой дух испуганным, растерянным и неуверенным взглядом соперника. Но только они сблизились с Ремметом, он увидел в его глазах абсолютное, каменное спокойствие и рутинное безразличие к происходящему. «Он не может не знать меня…» – подумал Ванкред: «Почему он не боится? Умело скрывает эмоции? Уверен в своей победе?»
– Последний раз тебе предлагаю уйти с дороги, Реммет!
– Милорд, если для вас честь и преданность действительно превыше всего, то вы сейчас хорошо меня понимаете. Законы и совесть не позволяют мне поступить иначе.
Ванкред с досадой вздохнул.
– Когда я проткну твоё тело, инквизитор, в последний момент посмотри на Нистрама. Ты увидишь, что ему плевать на твою смерть. Он всегда был подлым и трусливым эгоистом, и никогда бы не посмел помочь тебе, ибо духа в нём нет. Ради него не стоит умирать, поверь!
– Может быть… – задумался церковник, – но тогда я совершу большое благо для этого мира, убив отца, не сумевшего достойно воспитать своего ребёнка… – Реммет ухмыльнулся. Ванкред в ответ рассмеялся; потом, успокоившись, покивал и отвечал.
– Обещаю, инквизитор, похоронить тебя достойно в знак уважения за твою смелость, стойкость и остроумие.
– Обещаю, милорд, похоронить вас достойно в знак уважения к вашим подвигам и заслугам.
Ванкред улыбнулся.
– А ты хорош. Жаль тебя убивать. Желаю тебе оказаться в блаженном саду Артуса рядом с ним, – Реммет в ответ кивнул, – а сейчас готовься к смерти.
Воины встали в боевые стойки, обнажив палаши и даги, обошли друг друга по кругу, примеряясь и стараясь обнаружить неустойчивое положение соперника. И только Ванкред нашёл нужный момент, тут же сразу следом последовала атака. Всех смотревших на поединок аж дёрнуло в этот момент. Настолько они все были встревожены происходящим на их глазах поединком.
Реммет довольно легко отбил этот выпад. Потом, второй, третий. Затем атаковал сам пару раз, но также не сумел пробить защиту. И так вновь и вновь они схлёстывались и расходились, оценивая друг друга. Если Реммет ничуть не преуменьшил силу лорда, то Ванкред убедился, что Нистрам был прав насчёт инквизитора, когда тот позитивно оценил своего защитника. При этом лорд почувствовал себя крайне неуютно, так как равных ему противников до этого за всю его карьеру фехтовальщика почти не попадалось. Те же, что были, уже давно успели погибнуть или состариться. А тут равный соперник…
Реммет же, наоборот, всё чаще стал замечать, что вполне себе неплохо бьётся с лордом Парадайсом, учитывая репутацию последнего. Был страх, что старый лис просто притворяется, чтобы запылить противнику глаза якобы своей слабостью, а потом выдать такой сюрприз, что мало не покажется. Но с каждым новым ударом, с каждой новой попыткой инквизитор всё больше начинал чувствовать уверенность в себе, при этом проводя довольно таки опасные для себя пируэты. Парадайс же чувствовал, как всё сильнее теряет контроль над ситуацией.
Ещё минута, и Реммет пошёл в серьёзную атаку, застав Ванкреда врасплох. Тот был уверен, что инквизитор ещё некоторое время будет осторожничать и прощупывать его оборону. А он вместо этого начал бить вполне уверенно.
Вскоре верх начала брать скорость. Реммет, не имея доспехов, действительно был быстрее и превосходил Ванкреда в ловкости. Тот же к своей чести довольно умело прикрывался бронёй доспехов, но вскоре начал терять контроль над ситуацией, отбиваясь от атак инквизитора со всё большим трудом.
Очередная атака Реммета заставила лорда Парадайса сначала отступить, потом потерять равновесие и пасть на одно колено. Изумлённый этим Корвин не сдержался и воскликнул:
– Отец, позволь мне помочь тебе убить этого наглеца! Вместе мы его одолеем!
– Нет! – воскликнул Ванкред и так яростно глянул на Корвина, что, казалось, глаза его сверкали огнём даже за решёткой забрала, – имей честь, сын и не позорь меня!
До поединка у него со старшим сыном уже был неприятный разговор по поводу того, кто должен положить Реммета.
– Отец, позволь мне расправиться с ним! Я так быстро расправлюсь с этой церковной мразью, что ты даже глазом моргнуть не успеешь.
– Нет.
– Я знаю, что ты за меня волнуешься, так как я последний твой наследник. Но я тебя уверяю, всё будет хорошо!
– Я уже дал тебе свой ответ. Не понимаю, зачем ты споришь.
– Слушай, если боишься выставлять меня одного, то давай выйдем против него вместе…
– Боюсь?! – возмутился Ванкред и схватил сына за воротник, – Если ты не забыл, Корвин, я ничего не боюсь кроме бесчестия и позора, что может пасть на наш дом, если вздумаем потерять достоинство. Предлагая мне такую подлость, ты меня сейчас огорчаешь…
– Прости отец… – Корвин виновато опустил глаза.
– А ну посмотри на меня! – его сын повиновался, – что бы ни случилось, если у тебя есть честь, не вмешивайся! И не сомневайся во мне!
– Я верю в тебя… – кивнул Корвин и сразу же преисполнился вдохновения, – раздави его.
– Не сомневайся. Раздавлю.
Поведение Корвина может показаться со стороны странным. Неужели он не знает, что поединки два на одного бесчестны? Должен по идее, если является сыном своего отца. Но так на него повлияли последние пять лет бесконечных войн бок о бок. За это время, побывав далеко не в одной битве, Корвин уже привык всегда прикрывать отца. Был готов и сейчас,даже притом, что знал, что плюнет на свою честь и опозорит отца в таком случае. Но любовь и многочисленные пережитые битвы сделали Корвина ещё более привязанным к отцу, а также ещё более безрассудным. Этим был удивлён даже Нистрам, прекрасно помнивший брата. «Неужели война так изменила его?» – подумал он, глядя на Корвина с горевшими огнём глазами, буквально молившими дать тому возможность вцепиться Реммету в горло, не дай боги, церковник сделает отцу больно.
Теперь же он еле сдерживал себя, чтобы не броситься на помощь отцу. А тот тем временем всё больше терял инициативу, уже по факту проиграв Реммету в своей голове. Инквизитор же не оставил некогда великому фехтовальщику ни единого шанса, даже удивляясь тому, что сравнительно легко его одолевает. Всё ещё боялся, что лорд Парадайс притворяется, но действовал теперь куда смелее.
И вот Ванкред снова падает. Корвин в ужасе кричит:
– Отец! – он поверить не мог, что Парадайс старший проигрывает, когда должен был с лёгкостью сразить жалкого и никчёмного церковника, как делал это прежде постоянно с другими соперниками на соревнованиях, если они показывали вполне знакомый каждому инквизитору стиль фехтования под названием Виолантэ, привычный всем тем, кто управлялся с палашами. Этим же стилем в совершенстве владел и кавалерист лорд Парадайс, разумеется, тоже вооружённый знакомым любому коннику палашом. А тут Реммет удивлял…
Повалив Ванкреда на землю, Реммет всеми силами постарался его добить, но при этом продолжал осторожничать, а его соперник довольно умело сопротивлялся не из самой удобной позиции, кстати говоря, доказывая своё мастерство. Не каждый так сможет парировать удары с позиции лёжа. Большинство скорее клинок потеряют. А лорд Парадайс ещё и огрызался, иногда пытаясь контратаковать.
В итоге окончательно разозлившийся Корвин вдруг воскликнул трём оруженосцам из их отряда:
– Верные наши воины! Вперёд! Убить инквизитора!
– Нет!!! – успел крикнуть его отец, но было уже поздно. Теперь Реммет сражался с пятью противниками сразу.
Сказать, что это для инквизитора оказалось полной неожиданностью, было нельзя. После первых криков Корвина подлости нужно было ожидать. Но как теперь в одиночку биться с пятью сразу?
Реммет быстро ринулся к пистолетам, один из которых церковник уже использовал, дав сигнал Ванкреду. Раз выстрел, два, три! Двое из нападавших мгновенно свалились замертво. Третья пуля ранила Корвина в левую часть живота, но он быстро адаптировался и пошёл в атаку. Бой с третьим из числа всадников закончился быстро: несколько касаний, и Реммет пробил его защиту, выпустив оруженосцу наружу кишки. А вот с Корвином теперь пришлось возиться. Фехтовальщиком он оказался в разы хуже отца, но был полон сил и размахивал палашом яростно, будто бешеный баран. Измотанный боем с Ванкредом, Реммет успешно отбивался, но силы уже начинали его терять.
Тут к Корвину присоединился Ванкред.
– Долбоёб, ты всё испортил! Отойди!
– Я смогу этого хуесоса одолеть! Не мешайся!
В результате те толкались и мешались друг другу. Лорду Парадайсу это приносило дополнительное неудобство из-за доспехов.
Это и помогло Реммету в итоге. В момент очередной толкучки инквизитор вскрыл защиту Корвина и буквально раскроил его череп одним ударом палаша. Бедняга упал на колени, промычал что-то невнятное и быстро грохнулся на живот.
Тут Ванкред остановился и опустил свой палаш. То же самое сделал и Реммет. Лорд Парадайс же встал на колени перед остывающим телом сына, дотронулся до его доспеха и зарычал от ярости и боли, переполнявших его душу. При этом не проронил ни слезинки, ибо им неоткуда было появиться: глаза горели ярым пламенем ненависти и презрения, а желание раскромсать Реммета и Нистрама завладело его разумом, так, будто в мозги вцепился паразит, которого никак нельзя было оторвать.
Инквизитор с одной стороны понимал, что лучше молчать. Словами можно было спровоцировать Ванкреда, а так он мог хотя бы остановиться. Но с другой стороны овладела Ремметом жалость к отцу, потерявшему сына, и он просто не смог найти в себе сил промолчать и не пособолезновать.
– Милорд, я… – начал было он. Ванкред быстро перебил его.
– Заткнись, блядь ты ёбаная!!! Закрой свой ебучий рот!!! – Ванкред взглядом одичавшей собаки испепелил Реммета и продолжал, – это был мой последний сын! Последний из достойных! А ты его убил! Сука, Реммет! Ты убил его!
– Милорд, он нарушил правила дуэли…
– Я знаю и не оправдываю его! Но ты должен быть в курсе, о чём говорят старые рыцарские порядки… На мне долг крови.
– Милорд, достаточно… Дайте мне с Нистрамом уйти. Хватит уже проливать кровь.
– Пошёл нахуй урод! Я тебе ничего не дам кроме смерти от моего клинка! И даже… – в дикой злобе Ванкред еле проговаривал слова, – и даже не смей уходить! Не смей отворачиваться! Иначе я всех псов на тебя спущу, все связи подниму! Ещё остались люди, которые ради меня даже против Отца-понтифика пойдут, лишь бы тебя найти! Пока не заплачу долг крови, я тебя сука, не оставлю! Так что дай закончить всё сейчас! – потом взглянул на Нистрама и показал ему на труп Корвина, – ещё один твой брат умер по твоей вине, говнюк! Доволен?! Ты доволен?!
– Он умер по своей глупости! – отвечал разгневанный Нистрам, морщившись от злости, что отец пытался сделать его виноватым.
– Потом обсудим это… – отвечал Ванкред и встал на ноги, – а пока… – взглянул на Реммета, – закончим то, что начали!
И он напал на инквизитора вновь. Напал с такой неожиданной яростью, с таким напором, что искренне поразил Реммета. Казалось, в нём не просто проснулось второе дыхание. Дрался он так, будто боги забрали у него двадцать лет жизни, вновь сделав бодрым, сильным и решительным, будто все старые, возможно, забытые навыки вернулись к нему. Теперь горевший пламенем яростной мести Ванкред использовал против Реммета все свои силы, всю мощь и все умения. И это резко изменило ход боя, так как истощённый борьбой сначала с лордом Парадайсом, потом с Корвином церковник уже почти не мог нормально отбиваться и контратаковать. И чем яростнее напирал Ванкред, тем тяжелее было Реммету отбиться.
Нистрам же был в шоке от происходящего, но, следуя совету инквизитора усердно молился за победу. Удар за ударом отца он произносил молитву всё сильнее, но Ванкред, казалось, побеждал Реммета вопреки воле вселенной. И в тот момент, когда инквизитор пал на землю от усталости и уже не мог отражать удары, обречённо выставив перед собой палаш, Нистрам вдруг вспомнил притчу о предсказателе Кэрне, который был ясновидящим и получал знание о будущем прямиком от Артуса, пишущего летопись бытия. Однажды он предсказал царю Парвура Мантису, что тот сможет найти в волшебном стоге, стоявшем в монастыре Оговунда кольцо судьбы и стать полноправным властителем юга, но предсказание не сбывалось. Сколько ни искал Мантис кольцо, он не мог его найти. В последний момент Кэрн отчаялся, что Артус в этот раз лишил его дара, потому начал искать кольцо в стоге сена сам. В итоге нашёл. По божественному праву теперь он должен был стать властителем юга, но вместо этого Кэрн отдал кольцо Мантису и объявил, что это он нашёл его. Так пророчество исполнилось, а всем верующим сия притча послужила уроком, что на богов надеяться надо, но иногда и самому плошать нельзя.
Вспомнив притчу, Нистрам не стал медлить. Только Ванкред замахнулся, готовый убить Реммета, как сын лорда Парадайса схватил палаш Корвина, подбежал к отцу и заколол его в промежуток между латными пластинами слева в подмышку. Вытащив клинок, отбросил его и медленно отошёл назад, с горечью осознавая, что он только что своими собственными руками подло заколол в спину родного отца.
Ванкред развернулся и, нахмурившись, посмотрел на сына, заливающегося слезами. Он, изумлённый подлостью и бесчестием, ничего не сказал ему. Только отошёл в сторону, присел под дерево и в предсмертный час просто смотрел на золотистое от хлебных колосьев поле, освещаемое ярким светом такого тёплого и яркого солнца.
Реммет отдышался и с трудом встал на ноги. Он был сильно истощён боем и еле сам передвигал ногами, настолько вымотала его схватка. Из последних сил он дошёл до Ванкреда и сел рядом с ним.
– Лорд Парадайс, я сожалею.
Тот устало повернул голову к Реммету.
– Не о чем. Ты сражался достойно и почти одолел меня. А за сыновей не переживай: внуков они оставили, так что без наследников замок простаивать не будет.
– Нистрам… – продолжал инквизитор, – я забираю его. Он не сделал ничего плохого в своей новой жизни, за что его надо судить. Закон един для всех.
– Забирай. И позаботься о нём. Теперь ты его семья, ты его брат.
– Клянусь, что с ним всё будет в порядке. Он продолжит служить богам и нести слово Идвенса в этот мир. Этим он искупит свою вину перед вами. Я за ним присмотрю.
Лорд Парадайс усмехнулся и откашлялся кровью.
– Присмотришь?
– Да.
Ванкред вздохнул.
– Тогда я прощаю его.
– Отец… – Нистрам, услышав это тут же пал перед ним на колени и пролил слёзы, – я… Я… Я буду каждый день молиться за тебя маму, сестёр, братьев и внуков. Прошу, ради богов, прости меня за всё!
Из последних сил Ванкред Парадайс кивнул, а после испустил дух. Таким был конец одного из самых сильных и умелых воинов-фехтовальщиков в истории. Нистрам припал к ногам отца, не в силах сдержать поток горючих слёз утраты. Реммет же собрал свои вещи, оделся, а потом обратил внимание на шестого из свиты лорда Парадайса пажа, глазам своим не верившего в то, что только что произошло.
– Эй, паж! – обратился к нему инквизитор.
– Да, да?
– Собери тела, отвези в родовой замок и передай внукам, что они теперь в своём доме власть. Нас с Нистрамом пусть не ищут, чтобы не накликать на себя беду. Всё понял?
– Да, господин инквизитор.
– Действуй.
Оруженосец принялся за дело.
***
Реммет и Нистрам вновь путешествовали вместе. Правда, не разговаривали при этом продолжительное время после произошедшего. Хоть инквизитор всю свою жизнь помнил себя сиротой, он понимал, что Нистраму смерть братьев далась тяжело. Ещё тяжелее взять на себя грех убийства отца, ведь это именно он нанёс последний удар, а не Реммет. Именно поэтому инквизитор решил нарушить молчание, чтобы поддержать его.
– Нистрам, ты как?
Тот долго не мог отвлечься от раздумий.
– Нистрам? – повторил Реммет.
– Да? Что?
– Ты как?
– Вполне. Вполне.
– Я хоть и вырос без родителей, но могу представить, как это тяжело…
Нистрам в ответ усмехнулся и махнул рукой.
– Ай, не начинай. Всё в порядке. Мы поступили согласно законам, а мой отец… Он знал правила, но ненависть с упрямством затуманили ему разум, потому сам виноват. Насчёт Корвина тоже не переживай. Сам напросился своим бесчестием.
Хоть и говорил всё это Нистрам, но делал он это, не скрывая терзавшей его в этот момент внутренней боли. Реммет чувствовал это и просто не мог смотреть на его страдания просто так, будто это церковника не касается.
– Сейчас чувства и эмоции можешь не скрывать, ибо твоя боль невыносима. Просто хочу, чтобы ты знал, Нистрам – я искренне тебе соболезную.
– Я знаю. Мне приятно. Правда!
– Прости, если сможешь, за Корвина. Я тоже всегда хотел иметь братьев. Настоящих. В детских домах таких нет. Порою и положиться не на кого. И больше всего я бы хотел обрести настоящую семью.
– А разве ты её не обрёл? – удивился Нистрам, – как же братья по вере? Ты же сам сказал, мы друг для друга теперь новая семья, а старую нужно отринуть…
– Да. Я говорил, только в другом контексте. Думал, что ты образумишься и побежишь, а там уже вместе уедем подальше, и никакой драки.
– Пусто! – махнул рукой Нистрам и сморщился, – отец бы нас из-под земли достал, хотим мы этого или нет. Мне вообще кажется рукой самого Артуса эта трагедия писалась. Отец у меня всегда был человеком решительным, каким и должен быть рыцарь тяжёлой кавалерии. Лорд всегда держал данное им слово. Если пообещал себе, он бы нашёл меня рано или поздно. Меня одного или вместе с тобой. Мы бы не убежали, да и я не хотел. Слишком много зла семье сделал, слишком много подлости. Ты просто не знал толком. Это со стороны, например, Альму можно была назвать честной и благородной девушкой. На самом деле она была той ещё мошенницей и авантюристкой с большой дороги. Так как была дочерью купца, впаривать умела легко. Особенно ложь. Она умела обмануть. Благодаря ей научился и я. Найдя друг друга привлекательными в этом таланте, мы объехали половину континента, предлагая всяким банкирам, ремесленникам и князьям вложиться в новые, но несуществующие в действительности предприятия наших родителей. Нередко также мы специально ими прикрывались, чтобы нам проще было получить займ на имя моего или её отца, а потом спускать эти деньги, гуляя на широкую ногу. Так я стал причиной долгов и проблем моей семьи. Тогда, правда, этого не понимал, а жил, ни в чём себе не отказывая, но после гибели Альмы, после пяти лет в Каэрдене сумел осознать, что натворил, понял, как сильно опозорил свою семью. Но я даже и не думал, что всё будет настолько плохо, как рассказал мне отец при встрече. Они попали в большие долги из-за меня, заложили родовой замок, пять лет воевали, дабы заработать денег на выкуп. За это время погиб средний брат Винсаф, – Нистрам помотал головой, – я из них своим мошенничеством все соки выпил. Надо было остепениться ещё тогда, заставить Альму прекратить… Я задумывался над этим неоднократно, но так нужных выводов и не сделал. А отец… – отшельник всхлипнул, – он несколько меня спасал, несколько раз просил образумиться и перестать заниматься глупостями. Я же как дурак слышал в своей голове только одно: Альма тебя портит, Альма плохая, зря ты с ней повёлся. Мне это слышалось как призыв бросить любимую женщину, потому ко всем этим призывам и просьбам оказался глух. Ещё и наивно верил в терпимость отца – спас несколько раз, спасёт и ещё. А что теперь в итоге? Что в итоге Реммет? Я и её потерял, и отца, и братьев, и мать у меня умерла! А не дай боги, что с сёстрами и внуками случится… – Нистрам помотал головой, – у меня теперь ничего нет!
– Есть я, – Реммет нежно приложил руку к плечу Нистрама, – я твой брат по вере. Мы давали клятву Идвенса беречь своих братьев по вере так, будто мы друг другу настоящая семья. И, если хочешь, я всегда буду рядом.
– Я знаю Реммет. Я знаю, потому что тоже верю, потому что мы братья согласно Великой Альде. И мы давали клятву. Я ценю это. но…
– Это братство, Нистрам, – перебил его инквизитор. Братство людей, чья дружба и верность были скреплены кровью.
– Скреплены? – удивился отшельник.
– А ты как думаешь? Ты же мне жизнь спас, убив Ванкреда, а я тебе, убив Велеона. Это наша скрепа.
– Я даже не знаю, что и сказать… – взволнованно отвечал Нистрам.
– А ты и не говори. Просто слушай. Ты спас мне жизнь, убив своего отца, несмотря на то, что он был тебе близким, родным, а я без пяти минут чужаком. Ты решил смотреть не на родство по крови, а близость по вере. Хочешь – верь, хочешь – нет, но это величайший подвиг трилистника – невзирая ни на что прийти на помощь брату по вере. И я благодарю тебя за это, Нистрам. Теперь я вижу, что ты действительно хороший человек, что ты не тот, кого я отдавал в Каэрден. Ты стал лучше, и мне плевать, каким был ты и какой была твоя Альма до. Ты хороший человек! И теперь я готов с тобой бок о бок идти хоть на край света, потому что доверяю. Спасибо тебе, мой верующий брат!
Реммет обнял отшельника, а тот инквизитора ещё сильнее. На глазах Нистрама проступили слёзы.
– Ты серьёзно?
– Абсолютно. Уверен, отец с братьями сейчас смотрят на тебя с небес и гордятся тобой. И если бы они знали, каким ты стал сейчас, они бы никогда не посмели даже сказать в твою сторону плохо.
– Твои слова сейчас мне теплее любого костра Реммет! Ты уверен насчёт отца с братьями?
– Да. Безусловно. И это их ошибка, что они не захотели признавать в тебе другого человека. Лучшего, чем того, кого они знали.
– Ну раз так… – вздохнул Нистрам, – то я доволен. Теперь, получается, действительно настоящий брат у меня остался только один… Ты!
– Это правда.
– Тогда давай пообещаем друг другу быть верными, быть готовыми умереть друг за друга. И пусть наше братство будет нерушимым!
– Обещаю быть верным тебе, брат Нистрам.
– И я тебе, брат Реммет, – отшельник вытер слёзы, – ну что? Куда пойдём дальше?
– Туда, где есть зло, ересь, колдовство и невежество. И да будем мы дарить людям свет, избавляя от тьмы.
– Согласен. В путь!
Последние комментарии
5 часов 35 минут назад
5 часов 37 минут назад
12 часов 19 минут назад
12 часов 28 минут назад
18 часов 40 минут назад
18 часов 44 минут назад