Холод и яд [Виктория Грач] (fb2) читать онлайн

Виктория Грач Холод и яд

Пролог

25 мая 2017

Фил сидел на последнем этаже недостройки недалеко от Артёмова дома, бесстрашно болтая ногами в воздухе. Пустырь под ногами порос желтоватой высокой травой, сигаретными пачками и пустыми бутылками – субботники на эту территорию не распространялись. Фил усмехнулся, пятернёй откидывая назад светлые волосы, мокрые, они тяжёлой шапкой давили на и так гудящую голову и неприятно липли к лицу. Майский дождь лил как из ведра, щедро полоща футболку с пятнами грязи и сбитые в кровь костяшки. Под потоком ледяной воды тупая пульсация в руках прекращалась, становилось чуть легче.

Буквально полчаса назад Фил опять подрался со своим главным врагом, Ильёй Муромцевым, и его другом. «Каким, блин, ещё другом? – тут же одёрнул себя. – У таких, как Муромцев, друзей быть не может. Единственную подругу – и ту предал!» Фил вспомнил смазливую морду десятиклассника с хитрым прищуром и выбритыми висками и почувствовал непреодолимое отвращение во всём теле. Он уже толком не мог вспомнить, из-за чего подрался: то ли из-за сигарет, то ли из-за места для отдыха, то ли из-за оскорблений в его сторону. Фил помнил лишь нахлынувшую волну жара, которая словно бы отключила сознание на пару минут. За это время он успел содрать кожу на костяшках, окунуть десятиклассника в землю, раскидать двоих сверстников по сторонам и врезать Илье в солнечное сплетение. Ну и получить рассечение брови и удар ногой в грудь, выбивающий воздух из лёгких.

«Мне капздец!» – Фил судорожно вздохнул, набирая в ладони ледяной воды. Пальцы старательно скользили вокруг костяшек, смывая кровь с кожи и грязь из ран. Быстрым взмахом Фил брезгливо стряхнул тяжёлые капли с пальцев и задрал голову.

Дождь внезапно стал реже и из бесконечного потока воды, бьющего словно из прорвавшейся трубы, превратился в мелкий и неприятно колючий. Однако рваное полотно серо-лиловых туч, кажется, не планировало сдвигаться ни на миллиметр. «Второй заход будет…» – разочарованно вздохнул Фил и, неприязненно передёрнув плечами, коснулся сенсорного экрана часов. С Артёмом они договорились встретиться в шесть. Сейчас же часы показывали 17:45. Фил взъерошил волосы и бессмысленно взглянул на заученные за пять лет городские пейзажи за пустырём, размышляя.

Он уже давно достиг края, и директор не раз намекал, что Филиппу Шаховскому в силу своего характера трудно соблюдать правила лицея и усваивать учебные дисциплины (впрочем, связи между характером и хорошей учёбой Фил в упор не видел). И всё бы ничего, если бы не мать, чуть ли не до истерики мечтающая видеть сына отличником, а то и – боже упаси – доктором наук. «И всё из-за Муромцева! И этой его тусовки идиотской!» – руки сжались в кулаки, и тут же в плечо стрельнула тупая боль. Кажется, один удар всё же лёг не очень удачно.

За спиной что-то оглушительно шлёпнуло по луже, разбрасывая брызги во все стороны, а потом чужая ладонь тяжело опустилась на плечо. Фил, напряжённый до предела, среагировал мгновенно. Пальцы левой руки на автомате обхватили запястье, сдавливая болевые точки и блокируя удар. Правая рефлекторно сжалась в кулак.

– Ау! – завопил над ухом лучший друг. – Ты совсем?! Фил, пусти!

Фил разжал руку и шумно выдохнул:

– Твою мать… Предупреждать надо. Привет, кстати.

Артём мрачно угукнул и присел рядом, тоже свешивая ноги вниз. Он болезненно морщился, медленно массируя запястье. Фил стыдливо молчал. Наконец Артём встряхнул руку и дружелюбно протянул раскрытую ладонь:

– Ты типичный русский богатырь. Сначала бьёшь – потом спрашиваешь! – он усмехнулся потрескавшимися губами; рукопожатие вышло сильным и твёрдым. – Стесняюсь спросить, кого ты собирался так встретить!

Фил устало улыбнулся на беззлобный подкол и медленно поднялся. В ожидании всё тело затекло и просило движения, как будто сегодняшней драки ему было мало. В задумчивости отряхнул промокшие испачканные джинсы, словно бы это имело смысл, и пожал плечами:

– Тут же всякие бичи ходят. Надо быть готовым.

– Ну ты-то у нас всегда-а готов, – хохотнул Артём, бодро подскакивая вслед за Филом.

– Да иди ты, – отмахнулся Фил, пытаясь достать из кармана джинсов потрёпанную влажную пачку недешёвых сигарет.

Сдержанно ругнулся. Пачка промокла почти насквозь, и страшно представить, что стало с сигаретами, без которых Фил себе не представлял этого сумасшедшего дня. В пачке почему-то оказалась одна сигарета. Последняя. Хотя Фил был уверен, что вчера их было гораздо больше. Ковыряясь в коробке в попытке выловить сигарету, он бросил сквозь зубы, чтобы не молчать:

– Как дела?

Артём искоса изучил Фила и не без самодовольства и язвительности приподнял бровь:

– Ну явно лучше, чем у тебя.

В душе всколыхнулась волна раздражения. Фил, выловив полусухую сигарету, с силой смял размокшую пачку и с размаха отправил её в полёт на пустырь. К остальным. Она потонула в сером воздухе на полпути. Зажав сигарету между зубами, Фил огрызнулся:

– Ты по виду понял?

Каре-зелёные глаза Артёма сверкнули ехидством. Друг, откинув назад пятернёй каштановые волосы, озадаченно почесал бровь:

– Что опять? Илья?

Фил коротко кивнул, лихорадочно охлопывая карманы джинсов в поисках зажигалки. Рядом щёлкнуло. Маленький огонёк, такой горячий в холодном влажном воздухе, подрагивал на кулаке Артёма, словно бы из ниоткуда. Фил, закурив, кинул на друга благодарный взгляд:

– Не один. Вчетвером на одного.

– А что случилось-то?

Фил честно пожал плечами и пояснил, что помнит, как за пару минут раскидал четверых и дал дёру, ругая себя самыми смачными словами из своего лексикона. Во взгляде друга мелькнула озадаченность; он на мгновение нахмурился, но потом как ни в чём не бывало улыбнулся:

– А я думал, что русские не сдаются.

Фил криво осклабился:

– А кто сказал, что я сдался? Я взял тактическую паузу.

В воздух вырвалась струйка бледного дыма, тут же потонувшая под мерзкой моросью.

– Чапай думать будет? – продолжал иронизировать Артём, и Фил подумал, что у друга опасно хорошее настроение.

Он честно попытался понять, что за «Чапай» и почему он будет думать, но сознание не подбрасывало никаких знакомых образов. В недоумении Фил обернулся к другу, но тот лишь как-то обречённо, словно привыкнув, что его шуток не понимают, махнул рукой:

– Да забей. Чего надумал-то?

Фил рассеянно посмотрел на тлеющий конец сигареты и предложил поискать более подходящее место для беседы. Тучи наливались тьмой и как будто тяжелели, в любой момент готовые разразиться грозой. Она уже витала в воздухе. Всё живое словно попряталось: тротуары опустели; бродячие собаки, рассекавшие высокую поросль под заброшкой, нырнули в свои подвалы; даже плотный поток машин, характерный для вечера, как будто поредел. Фил шумно втянул свежий предгрозовой воздух и качнул головой. Третий раз за сегодня попасть под бурю не хотелось.

Футболка неприятно липла к телу, холодя кожу до мурашек. С волос раздражающе срывались капли. Пальцы с трудом сгибались-разгибались, утомлённые дракой и зябкостью мая. Даже сигарета не помогала согреться. Пришлось подхватить с рюкзака, валявшегося в более-менее чистом углу, бежевую куртку, рукав которой очень неудачно порвался во время драки. «Мать меня убьёт!» – поморщился, кутаясь в неё, тяжёлую от воды, но хотя бы чуть более тёплую, чем футболка. Артём сочувствующе хлопнул друга по плечу:

– Потерпи. Батя скоро в гаражи уйдёт ковыряться, метнёмся ко мне.

– Да у нас с ним вроде ровно, – буркнул Фил, сбрасывая пепел на кирпичи.

– У вас, – в голосе друга наконец-то скользнула горечь. – А у нас опять контры и недопонимание. Он не одобряет мой выбор идти в дипломатические отношения и политику. Говорит, что туда идут одни…

Артём красноречиво поморщился и махнул рукой. Фил слишком хорошо знал дядю Сашу и с лёгкостью предположил сто и один вариант оскорблений политиков. В воздухе растаяло последнее облачко догорающей сигареты. Фил многозначительно протянул:

– Ну…

– Ну до тебя мне далеко, согласен. У тебя там домик строгого режима.

Переглянулись и хохотнули. Кажется, они с Артёмом достигли абсолютного симбиоза за столько лет дружбы, раз уже начинали, как в кино, договаривать друг за друга фразы. Фил прислушался к себе: это было круто. Гораздо круче, чем побеждать на ринге более сильного соперника или бить морду Илье.

Фил как будто в одну секунду ощутил прилив сил, и внутри вспыхнул огонь, так что сигарета осталась ненужной. Пальцы разжались, и под укоризненный взгляд Артёма окурок дотлевал на лету.

– И не надо на меня так смотреть, – дёрнул плечами Фил. – Горбатого могила исправит, как говорит отец. Всё равно не загорится.

– Я не думал, что ты его в принципе слушаешь, – невозмутимо заметил Артём.

Фил злобно насупился, поддевая носком ботинка битое стекло. С разворота оно полетело с площадки, а Артём неловко замолчал. Да, с отцом у Фила отношения складывались не очень хорошо. Вернее будет сказать: ужасно. Постоянные ссоры, споры, столкновения, которых, наверное, можно было бы избежать, если бы кто-нибудь из них умел уступать. Ни отец, ни Фил не умели. Каждый стоял на своём, готовясь зубами грызть за то, что считал правильным. Даже если ошибался.

Но нельзя было отрицать, что у его отца колоссальный жизненный опыт за плечами и иногда здравые мысли. Об этом Фил сквозь зубы, нахохлившись, как подбитый обиженный воробьишка, и сообщил Артёму. Внутри слабо похрустывал гнев, но тут же осыпался сигаретным пеплом. Сил злиться попросту не было: вся ярость воплотилась в ударах Илье и его приспешникам. О них и напомнил Артём, неловко взъерошив волосы.

Друг, как обычно, хотел докопаться до истины и хладнокровно рассудить, кто виноват, а кто прав.

Фил продолжал не помнить. Кажется, всё началось с оскорбления в его адрес, кажется, от Ильи. Фил, до скрипу пропесоченный взглядом и громогласным голосом директора, вышел из кабинета и тут же наткнулся на Муромцева, отвесившего ядовитый комментарий. Сильно преждевременно.

Впрочем, может, всё началось гораздо раньше.

Фил начал перечислять всё, в чём был грешен Илья и вся банда не-бедных детишек школы, в которую Филу не удалось вписаться. Он говорил о нелегальной покупке сигарет, в упор игнорируя тот факт, что поступает точно так же. Говорил о кражах из китайских магазинов ради забав. О граффити. Говорил о пьянках на нормальных тихих территориях. Об оккупированных спортивных площадках.

Всё было не критично, в общем-то, и не так отвратительно. Если бы не один нюанс, на который у Фила была аллергия: они приставали ко всем, демонстрируя свою силу. Включая младшеклассников, случайно касающихся их, и даже девчонок. Не все, конечно, но многие. Илья до поры до времени тоже казался вполне приличным и раздражал на уровне пафосного самовлюблённого павлина, пока месяц назад Фил не заметил, как Илья и богатенький главарь отморози школы, зажав в углу самую адекватную и умную из одноклассниц, вымогают у неё деньги.

Тогда гнев достиг рубежа и выплеснулся лавиной физических ударов, а не ядовитых слов.

Когда Илья перевёлся в их класс, та одноклассница стала единственной, кто отнёсся к нему миролюбиво и почти дружелюбно. Даже Фил, чего греха таить, не удержался от подтрунивания над новеньким. А Илья повёл себя так омерзительно.

Предательства Фил не понимал.

– Фил, прости, но… Мы занимаемся тем же самым, не?

– Мы – по-другому! – пафосно парировал Фил. – Мы хотя бы мелким сигареты не перепродаём втридорога. Вообще не перепродаём!

– Эти «мелкие» тебя на два года младше, Фил, – весь вид Артёма, начиная со скрещенных рук до издевательски поднятой брови, выражал скептицизм.

Фил лишь фыркнул. Внутри него разгоралось ласковое, согревающее, неудержимое в своей стремительности пламя идей и жажды мести. Порыв ветра заставил шелестеть молодую листву на яблоньках вдоль пустынной дороги. Фил поёжился: мокрая одежда обожгла холодом, как пощёчина матери. И вместо воодушевляющей речи вышли какие-то обрывки идей:

– Здорово было бы навалять Илье. И его п… Пи. Пр, – закутался в куртку, спрятав ладони подмышки и сплюнул: – Лять. Говорить уже разучился. Ну ты понял, – Артём кивнул. Воодушевлённый, Фил продолжил: – Только в одиночку не получится. Банду надо создать. Как у этих.

– Ага, – саркастично поддакнул Артём и принял героическую, забавную в своём пафосе позу и спародировал голос игрового персонажа: – И называться мы будем «Грачи»!

Настала очередь Фила скептически коситься на друга. Он хотел лениво бросить сквозь зубы едкий комментарий, но вышло, как обычно, комично и причудливо:

– Внимание, у кого-то переизбыток конвейерных игр! Срочно нужна новая!

Артём странно тепло усмехнулся и потёр шею, отводя взгляд. Это улыбчивое и полумечтательное состояние не сулило ничего хорошего, и Фил невольно насторожился.

– Не бойся, не я, – Артём подмигнул и развёл руками: – Варька все уши прожужжала. Мне кажется, ещё немного, и она влюбится в Джейкоба.

Фил хотел было ядовито прыснуть, мол, у девчонок свои причуды. Но смолчал, уважая чувства друга. Эта самая незнакомая Варя, как бы ни было Филу противно, была для Артёма подругой особого рода – как сестра. Фил вообще-то сомневался, что с девчонками можно нормально дружить, и подозревал, что Артём попросту влюбился в Варю, но пока ни о поцелуях, ни о прочих вещах речи не шло.

И чем чаще Артём упоминал Варю при Филе, тем сильнее внутри разжигался ядовитый костёр, пожирающий душу и разогревающий желание познакомиться. Кажется, Артём когда-то давно поделил с Варей душу пополам. Слишком уж похожими они были, по описаниям. Но Филу самостоятельно хотелось проверить, так ли Варя хороша.

– Ты думаешь, в банде будет резон? – спросил Артём, вырвав Фила из размышлений.

Фил честно пожал плечами: он ничего не думал. Ему просто хотелось создать банду. Это выглядело бы круто. Небольшую банду, человек так из десяти. Пятнадцати, максимум. Просто единомышленники, сильные, весёлые. Когда он сказал об этом другу, тот крепко задумался, вглядываясь в лиловый мрак вечера. Артём молчал, но это молчание удивительным образом заставляло Фила ощущать себя последним идиотом.

Артём взъерошил волосы и, буркнув, что гроза надвигается, протянул:

– Насколько я знаю, банды что-то всегда делят. Деньги, влияние… А ради чего это всё мы сделаем? Ради драки? – Фил усмехнулся. – Это не забавно, Фил. Это… БРЕД!

– Ну мы можем делить территории, где можно нелегально выпивки купить. Или где самые норм районы хату снимать. Типа… – Фил щёлкнул пальцами. – Раздел сфер влияния.

Артём, уже не стараясь сдерживаться, громко прыснул, качая головой.

– Это абсолютно бредовая идея! Мы в итоге можем влипнуть в дерьмо по самое не могу.

Фил самодовольно улыбнулся. Крупная капля шлёпнулась на нос, заставляя поморщиться и моргнуть. Небо снова грозилось разверзнуться водопадом. Фил покосился на время. Они торчали тут вот уже полчаса.

– Знаю, идея абсолютно бредовая и в моём стиле. Так ты со мной?

– Разумеется! – Артём хлопнул друга по плечу с добродушной усмешкой. А потом обречённо выдохнул: – Только влипну я с тобой в неприятности когда-нибудь.

Фил подхватил рюкзак, небрежно забросив его на одно плечо. Дождь снова начинал расходиться, барабаня по головам, плечам и холодя кожу.

– Не парься, Артемон, я тебя вытащу, – скривился, повышая голос до посвистывающего хрипа: – Если шо!

Артём хохотнул и кивком головы позвал друга домой.

Глава 1

январь 2019, пятница

В автобусе было душно и тесно. Люди заходили и выходили бесконечным потоком, а на Фила с Артёмом уже с полчаса как таращилась какая-то женщина. Артём чувствовал её настороженный и укоризненный взгляд кожей. В ответ на него что-то как будто шевелилось на затылке и скатывалось горячим комком вдоль позвоночника, заставляя содрогаться. Артём поморщился, небрежно вытер из-под носа кровь: видимо, сколько бы они с Филом снегом ни умывались, не смогли стереть следы драки. Артём прижался виском к покрытому голубоватыми морозными узорами стеклу. Автобус подбрасывало на поледеневшей дороге, так что тупая боль в плече, на которое во время драки неудачно пришлось падение, отдавалась остро аж в затылке.

Артём устало прикрыл глаза: «Ещё минут двадцать – и всё!» Автобус с характерным пыхтением и скрежетом шин по льду притормозил у остановки, ввалились люди, набиваясь в несчастный ПАЗик практически друг на друга, и дышать стало совершенно нечем.

– Молодые люди, – гулкий женский голос бесцеремонно выдернул из такого приятного состояния полудрёмы, – вы место уступить не хотите?

– А? – Артём наморщился, рассеянно оглядывая автобус.

Над их местом нависла та самая женщина, которая сверлила их взглядом на протяжении всего пути. Фил озлобленно скрипнул зубами и взъерошил светлые помятые волосы. Во время драки он очень сильно повредил ногу, так что всё время на остановке в ожидании автобуса практически вис на Артёме, игнорируя косые двусмысленные взгляды. Больной Фил был агрессивнее здорового, поэтому во избежание конфликта Артём качнул головой и легонько пихнул друга в плечо. Но тот то ли не почувствовал, то ли решил сделать вид, что ничего не понял.

– Хотим, – ядовито протянул Фил, – но не уступим. Извините! Нас только что убили. Морально!

Вальяжно откинувшись на мягкую спинку и скрестив руки на груди, Фил прикрыл бесстыжие глаза и утомлённо засопел. «А кто виноват, что мы едем в переполненном автобусе? – не без злорадства подумал Артём. – Не надо было приставать к Илье! Тогда бы и не было лишних вопросов и взглядов. Так нет, нам же подавай крови!».

Женщины позади ребят на весь автобус оповестили, что думают о нравах нынешней молодёжи, получив в ответ лишь усталое молчание пассажиров, не желающих ввязываться в склоки. Артём покачал головой и снова прислонился виском к окну. Фил же резко напряжённо вытянулся, как гитарная струна и злобно выдохнул. Очевидно, у него уже назревал острый ответ, поднимающий бурю. «Ну не-ет. Не сейчас!» – Артём кинул злобный взгляд в сторону друга и болезненно выкрутил ему кожу на тыльной стороне ладони: хватит на сегодня им неприятностей.

Фил шикнул сквозь зубы, начиная браниться. И его шипящая брань скрежетала по слуху треском замерших на месте часов: раздражающе монотонно, противно.

– Заткнись, – грубо одёрнул его Артём, начиная бездумно вычерчивать узоры на замороженном стекле.

Холод колол руки до онемения, но так хотя бы не хотелось хорошенько врезать Филу.

– Да что заткнись? – вспылил он. – Достали все!

Рука соскользнула, сжавшись в кулак. Артём обернулся к Филу резко, не успев даже выдохнуть: как почувствовал жаркую волну гнева, так и выплеснул её на друга. Потому что заслужил.

– Между прочим, если бы ты позволил Виктору с Ильёй просто поговорить, – собственный голос звучал ядовито и по-змеиному посвистывающе: – Просто. Поговорить. То мы бы уехали домой не в самый час пик, когда все с работы уходят!

– Да как просто поговорить?! Если он сам…

– Словами! – категорично отрезал Артём и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

У Артёма не было привычки злиться на друга, но в последнее время Фил всё чаще и чаще нарывался на конфликты. Притом не только с Ильёй Муромцевым, ставшим их заклятым врагом два года назад в одно мгновение. Эти конфликты Артём как раз мог бы объяснить: сам недолюбливал Илью – слишком уж скользким был этот типчик.

Но Фил спорил с учителями, даже если был не прав, дерзил завучам, иногда посылал членов их банды, сдавленно рычал на Артёма, щедро оскорблял одноклассников. Фила переставали любить. За полтора года все привыкли к тому, что он в любой ситуации лучится раздражающим оптимизмом и пытается шутить, хотя бы и по-дурацки. А сейчас словно бы обнажилось альтер-эго Фила. Артём подозревал, что дело в домашних проблемах, но не лез.

К тому же, отходил Фил так же мгновенно, как и вспыхивал. Однако последствия приходилось разгребать вдвоём. На день рождения Артёма почти неделю назад Фил едва не разнёс квартиру, в которой они праздновали. Вовремя удержали. Артём поморщился и потёр ещё не до конца прошедшее с того дня колено.

– Ты от Варьки правильностью заразился, что ли? – ядовито фыркнул Фил, и тут же чему-то блаженно улыбнулся.

Артём закатил глаза:

– Хватит при любом удобном случае припоминать Варю. А то подумаю, что ты влюбился, – хмыкнул, а потом выдохнул, растерев ладонями лицо: – Просто достало, Фил! Ты как будто не замечаешь, что в последнее время всё, к чему ты прикасаешься, просто-напросто рушится!

– Говоришь, как мой отец, – вмиг помрачнел друг и, скрестив руки на груди, закрыл глаза.

Артём виновато опустил взгляд на сбитые носки старых замшевых ботинок. Он ведь знал, что взаимоотношения с родителями являются самой болевой точкой Фила, каждый раз зарекался себе не упоминать об этом. И снова и снова срывался, обижая друга. Артём неловко взъерошил волосы и отрывисто извинился.

Фил равнодушно, но отнюдь не беспечно махнул рукой. Артём вздохнул, достал из внутреннего кармана куртки телефон и быстро набрал сообщение Варе.

Артём Родионов, 17:15

Мы к тебе едем лечиться, можно?

Варвара Ветрова, 17:18

Ок

Ответила Варя незамедлительно. «Значит, ничего не делает! А говорила, что начнёт готовиться к обществу!» – усмехнулся Артём и, коротко кивнув самому себе, спрятал телефон в карман брюк. Задумчиво потёр костяшки. Сегодняшняя драка никак не шла из головы. Что-то было не так. Хотя и дрались они по-прежнему рьяно, и били одинаково метко. Артём прислушался к себе: его не удовлетворяла картина побитых и ползающих у ног врагов. Надоело. То ли это было настолько обыденным, то ли просто пора было заканчивать это ребячество. В конце концов, они уже выросли. Ещё немного – и разъедутся, уступая место новым бандам.

Артём покосился на Фила и решил ему пока ничего не говорить: зачем, если друг живёт этими драками и бедами?

Автобус затормозил у родной остановки почти на краю города, Фил небрежно толкнул Артёма в плечо и тяжело поднялся. Рука, вцепившаяся в поручни, подрагивала, пока он спускался на землю, стараясь лишний раз не наступать на правую ногу. Артём вылетел из автобуса вслед за ним, и ПАЗик тут же, обдав парней зловонным выхлопным облаком, стартанул прочь.

Откашлявшись, парни с наслаждением вдохнули колючий, жёсткий, январский воздух. Артём с готовностью подставил Филу своё плечо.

– Ничего, сам дойду. Хватило, что нас на остановке за геев приняли, – сердито рыкнул Фил и решительно пошёл вперёд, сильно хромая.

– Ну удачи, – едко хохотнул Артём, обгоняя друга и шагая спиной вперёд.

Фил шёл крайне медленно и хромал слишком сильно, так что Артём начинал переживать, не перелом ли у него там. Фил тоже как будто задумывался об этом, изредка тормозя и ощупывая ногу. Артём сидел на перилах подъезда, с сочувствующей улыбкой глядя на ковыляющего друга. Фил дохромал относительно быстро: Артём проболтал ногами в воздухе всего-то полторы минуты.

А когда друг с тяжёлым выдохом оперся на перила, Артём дружелюбно оскалился:

– Ну что: до Вариной квартиры тоже сам доползёшь? Или проводить?

– Иди в задницу, – сплюнул на снег Фил, но тут же болезненно потёр голеностоп и смягчился: – Ладно. Шутка. Помогай. А то ведь реально триста лет ковылять буду. Ух, падла Илья.

С трудом сдержав язвительный комментарий об истинном виновнике травмы, Артём с готовностью подставил дружеское плечо.

Вместе они доковыляли до квартиры Вари. Лифт в подъезде не работал, пришлось карабкаться на девятый этаж пешком. К концу пути Фил ругался самой отборной нецензурщиной, из которой выходило, что Илью ждёт скорая смерть, лифтёров – увольнение, а дом – снос.

– А Варя вообще! – крикнул он под конец. – Забралась. Почему мэр живёт именно здесь?! Пониже нельзя было? В своём доме там или ещё чего… Я что – скалолаз?

Фил на последнем издыхании слез с Артёма и, пригладив взъерошенные волосы, хотел было нажать кнопку звонка, когда бронированная чёрная дверь распахнулась перед самым носом парней. Артём едва успел отодвинуться. Фил широко улыбнулся.

– Привет, – навалившись на ручку двери, на пороге стояла Варя в неприлично коротком спортивном топе, поверх которого наспех была накинута персиковая олимпийка. Варя улыбнулась, и от этого стало теплее: – Я тоже безумно рада вас видеть. Гладиаторы!

В квартире пахло едой. Голодный желудок Артёма тут же дал о себе знать протяжным воем. Парни чинно разулись около обувной стойки, небрежно скинули куртки на пуф, и только потом прошли в просторную гостиную, откуда доносились невнятные звуки выстрелов и борьбы. По телевизору шёл детектив.

– О боже, Варя, – простонал Фил, бухаясь на диван и хватая со столика пульт, – кто тебе промыл мозги, что ты это смотришь?!

– Положи пульт на место, – жёстко приказала Варя, перекинув длинную толстую косу на грудь. – Мне нравится.

– Да что там может нравиться? – закатил глаза Фил.

Варя грозно грохнула коробкой с лекарствами о журнальный столик. Но тут же испуганно вздрогнула и провела ладошкой по столешнице, убеждаясь, что чёрное стекло не разбилось. Артём насмешливо улыбнулся в сторону, но Варя перехватила его усмешку и, скептически поджав губы, недовольно буркнула:

– Как будто у вас нет аптечки.

Она поторопилась скрыться в полумраке прихожей. Артём проводил худенькую фигурку подруги озадаченным взглядом, пока она не скрылась за поворотом у арки, ведущей в кухню. Не то чтобы Варя всегда радостно порхала вокруг них, побитых и голодных, но сегодня была особенно нервной. «У этих двоих ретроградный Меркурий начался одновременно, что ли? – отчего-то в сознании всплыли заметки астрологов, услышанные в автобусе сегодня о повышенной нервозности знаков в этот период. – Да не, они вроде его в марте обещали. Тьфу, блин! Такими темпами я в инопланетян начну верить. Чушь редкостная». Покачав головой, Артём посмотрел на друга. Фил задрал штанину и теперь осторожно ощупывал голеностоп, словно бы что-то понимал. А потом громко крикнул, в конце едва не сорвавшись на хрип:

– Варвара Олеговна, а у тебя бинт есть спортивный?

– Вам чай или кофе ставить? – аналогичным криком отозвалась Варя, словно бы и не услышала вопроса.

Ответы разошлись. Артём хотел крепкого чёрного чая, Фил хорошего варёного кофе. Варя легко поддержала Артёма, а потом принесла спортивный бинт, стрельнув в Фила неоднозначным взглядом. Он ответил ей обаятельной и дружелюбной улыбкой.

Артём уже второй год наблюдал, как в отношениях друзей вспыхивают странные искры. Сперва они относились друг к другу с подозрением, если не терпеть не могли, а сейчас как-то переглядывались и неловко (что в принципе было несвойственным Филу) улыбались. Оставив Фила колдовать с ногой – всё-таки в растяжениях и ушибах ему не было равных; ещё немного, и он бы стал квалифицированным специалистом травмпункта – Артём прошёл в кухню, откуда тянуло чем-то сладким. Варя стояла над чайником, обняв себя за плечи, и нервно постукивала ногой по полу.

– Кто над чайником стоит – у того он не кипит! – налетел Артём на подругу со спины, обнимая за плечи.

Она забавно подпрыгнула на месте, и обернулась, положив ладонь на грудь:

– Напугал… Никогда больше так не делай.

– Ладно, – улыбнулся Артём и, по-хозяйски развалившись на ближайшем стуле, протянул: – Труси-ишка.

Варя показала Артёму кончик языка и недовольно буркнула, что Фила, как маленького ребёнка, нельзя оставлять одного. Обязательно ведь напакостит. Варю, как примерную дочь, больше всего, разумеется, беспокоило, что он накурит, а расхлёбывать придётся ей. Аргумент Артёма, мол, Варя предупреждала Фила не курить, она сочла недостаточно серьёзным. Недоверчиво мотнув головой, он привстала на носочки и нырнула в посудный шкаф с, кажется, полусотней кружек. «Ветровы их коллекционируют, что ли?» – Артём лениво зевнул и дрогнул, когда Варя стукнула белой кружкой с пиратским флагом по столу. Как-то так повелось, что эта кружка из подаренной Олегу Николаевичу стала исключительно Артёмовой. Варя вернулась к шкафу, выискивая кружку для Фила. Артём проследил за тем, как её пальцы с коротко стриженными ногтями скользят по разным кружкам, исключая одну за другой. Не удержался от подкола:

– Покрасивше выбираешь?

– Да ну тебя, – Варя схватила первую попавшуюся кружку. – Сойдёт. Торт будете?

– Конечно! – гаркнул из комнаты Фил.

Варя закатила глаза и скрылась за серебристой дверцей холодильника, увешанной магнитиками, как новогодняя ёлка шариками. Артём проследовал взглядом с Питера до Владивостока и усмехнулся:

– И чего ты такая добренькая? Нас чаем поишь, тортом кормишь? Даже не выгоняешь… Даже Яна нам так рада не была.

Варя при упоминании матери сладко улыбнулась и передёрнула плечами, золотой медовик в хрустящей коробке плавно опустился на стол:

– Маму проводили в четыре часа в Москву. Вот тортом и обедали. Остался. Папа только успел её отвезти и тут же на работу. А я, прикинь, пешком с последней остановки сюда топала: папе срочно надо было в администрацию, – выложив весь сегодняшний день, Варя вздохнула и неловко запахнула олимпийку: – А мне в одиночку… Не так как-то. Тихо слишком.

Артём рассмеялся:

– А тут клоуны по вызову подвернулись?

– Не по вызову, а без, – рассмеялась Варя в ответ. – Ой, Тёма, ты балбес!

Чайник засвистел. Варя мягко повернула газ, параллельно касаясь металлической ручки. Обожглась и, с озлобленным шипением отдёрнув руку, оглядела кухню. Артём сходу понял, что Варя ищет полотенце, и, стянув его со спинки соседнего стула, небрежно кинул. Варя успела поймать его у самого пола и осуждающе покачала головой.

В кружках задымился крепкий чай с нотками бергамота. Артём деловито побарабанил пальцами по столу:

– Ну балбес. По шкале от нуля до десяти – сколько Филов ты бы мне дала?

Варя зависла. Только и успела выровнять чайник, чтобы не пролить кипяток на себя. Её карие глаза посмотрели как-то непривычно мечтательно. Варя посмотрела в сторону коридора, покусала губу, а потом твёрдо грохнула чайником о плиту:

– Ноль.

– Так плохо?

– Нет, – Варя нервно улыбнулась, и щёки её зарумянились: – Просто… Это другое! Фил такой один.

– О как, – Артём напрягся, чувствуя что-то сладковато-тёплое в её произношении имени «Фил». Отмахнулся от дурацких мыслей и взял со стола нож с остатками торта, чтобы его разрезать: – Главное, ему об этом не говори – зазнается.

И тут же на пороге появился Фил с почти профессионально затянутой в бинт ногой. Небрежно подвинув Хабаровск к Москве на холодильнике, он бухнулся на стул у стены и попытался закинуть больную ногу на Артёма. Артём не дал. Они завозились, как маленькие щенки в корзинке, пока Варя не кхекнула и не звякнула металлическими ложками.

Возня прекратилась: медовик выглядел слишком аппетитно. Какое-то время в кухне слышалось лишь позвякивание ложек о тарелки, да глухие вопли боевика из зала. Это немного напрягало Артёма. Он внимательно следил за тем, как ковырялась в своём тонюсеньком кусочке Варя, как жадно уплетал торт Фил (изредка кидая на Варю напряжённые взгляды), и пытался уловить что-то, тщетно ускользающее из сознания.

Тишину прервала Варя, нервно покусывая губу с каплями крема:

– Слушай, Тём, а почему вы ко мне приходите?

– А тебе не нравится? – встрял Фил, заметно напрягаясь.

– Да нет, – улыбнулась Варя, – почему? Просто интересно.

– Ты ближе, – ляпнул первое, что пришло в голову, Артём.

На самом деле, он толком не мог сказать, почему они после встреч с Ильёй, как правило, побитые, голодные и уставшие, приходят к Варе.

Так сложилось осенью, в десятом классе. У Фила и Вари тогда только-только начинал налаживаться контакт, они только-только переставали ревновать Артёма друг к другу, но переходить к стадии друзей не торопились. Так что Артём был очень удивлён, когда в октябре под проливным дождём, сидя на последнем сидении задней площадки длинного автобуса и болезненно подпрыгивая на ямах, Фил предложил зайти к Варе.

Артём отнёсся к этому скептически, предполагая, что их либо выгонят, либо примут холоднее, чем в чертогах Снежной Королевы. Варя терпеть не могла, когда кто-то нарушал её творческие и жизненные планы. Поэтому не любила гостей, неожиданных – вдвойне.

В тот день Артёму показалось, что он совершенно не знает друзей. Недовольно поджимающая губы на дурацкие ужимки Фила и лениво дающая ему списывать, Варя вдруг искренне разволновалась, увидев его с ссадиной на скуле и сбитыми костяшками. И вопреки его уговорам, сама нашлёпала пластырь на глубокую ранку.

Правда, потом тут же красноречиво покрутила у виска и назвала обоих дураками, убеждая Артёма, что перед ним прежняя Варя Ветрова.

Сейчас Варю и Фила тоже едва ли можно было назвать лучшими друзьями: они нередко спорили, осуждали взгляды друг друга, но при этом поддерживали друг друга тепло и искренне, переживали друг за друга, стараясь скрыть это за сарказмом. И этого хватало, чтобы Артём не разрывался между лучшими друзьями и не терзал себя.

По крайней мере, теперь он был в их ссорах резонёром, а не причиной.

– И ты всегда рада нас видеть, – с обворожительной улыбкой встрял Фил.

Варя криво усмехнулась в ответ. Парни взяли по второму кусочку с немого разрешения хозяйки, а Варя лишь отломила немного от своего куска и тут же уныло отбросила ложечку в тарелку.

– Что: торт приелся? – неловко скаламбурил Артём.

Варя обожгла его недовольным взглядом и обречённо покачала головой:

– Вы наиграетесь когда-нибудь в войнушку, ребя-ат?

– Воспита-ательница, – язвительно прошипел Фил и тут же жадно глотнул чая.

Варя фыркнула, готовая парировать столь же едко, и немедленно встрял Артём:

– Это сложная система, Варь. Я тебе как-нибудь расскажу на досуге. Попозже.

Она лишь недоверчиво угукнула и словно бы под нос, но во всеуслышанье, предположила, что они сами ничего не понимают, а строят из себя умных. Фил скрипнул зубами, Варя наморщила носик. «Надо выводить войска из зоны конфликта», – Артём дружелюбно шлёпнул Фила по плечу и подмигнул Варе:

– Тебя ведь не переубедишь, так не будем и начинать!

– Ну и не надо! – хмыкнула, отхлёбывая чай. – Хотя б из-за чего на этот раз схлестнулись, скажете? Или тоже военная тайна.

– Из-за Машки твоей, между прочим, – всё же не выдержал Фил и встрял, на удивление не очень злобно. – Виктор сказал, что у неё с головой всё норм, но мог быть сотряс. Когда Илюха отпираться начал, я ему и вдарил.

– Дур-дом, – одними губами отчеканила Варя.

Артём вовремя вклинился в разговор, заметив, что, стоило оттянуть Фила, как на Илью с кулаками набросился обычно хладнокровный Виктор, предпочитающий стоять на шухере. То ли действительно готов был за Машку порвать, то ли что-то ещё вывело его из привычного пассивно-флегматического состояния.

На самом деле, Артём и сам был рад приложить кулак к банде из лицея №3, вечного негласного соперника их школы, теперь ещё и возглавляемой не самым приятным человеком. Илья Муромцев, может, и не был так уж плох, однако когда в прошлом году Лерка, девушка Артёма, начала регулярно жаловаться на приставания этого парня, внутри вскипел жгучий гнев.

И все планы о дипломатических разборках и стрелках, как раньше, в девяностые, рухнули разбитым стеклом под ноги. Сейчас же – странное дело – ярость поутихла, уступая место здравому смыслу. То ли потому что Лерка теперь жаловалась не на Илью, а на всю свою жизнь; то ли потому что достало уже всё. «Хорошее слово, кстати: «достало»…» – Артём задумчиво поводил ногтями по кружке.

– А что будет потом, когда закончим школу? – вдруг спросила Варя.

Парни переглянулись и в недоумении подняли на Варю глаза. «Потом» было слишком растяжимым понятием, чтобы на него загадывать. Варя добавила:

– Что вы сделаете с бандой?

Как Варе удавалось угадывать мысли Артёма, он не представлял. Просто в очередной раз убеждался, что ему повезло иметь незанудную, понимающую и рассудительную подругу. Почти что сестру. Фил недовольно поморщился, потирая костяшки. Артём пожал плечами и выдохнул:

– Ну, кончится всё, наверное. Разойдёмся, как в море корабли. Придут другие…

– Сначала надо окончить школу! – многозначительно поднял палец Фил.

– Факт. Но декабрьское сочинение мы уже хорошо написали, Новый год встретили. Осталось полгода, – она тяжело вздохнула, отодвигая кружку так, как будто у неё испортился аппетит: – Полгода до ЕГЭ.

– Ой, тебе-то что париться? – небрежно отмахнулся Фил. – Всё лучше всех сдашь. За четыре экзамена четыреста баллов получишь.

– Коне-ечно, – недоверчиво парировала Варя.

– А я предлагаю выпить за это! – в кухне повисло опасное напряжение, и Артём с улыбкой поднял кружку.

Варя покачала головой, хотела, кажется, опять обозвать его балбесом, но вместо этого стукнулась с ним кружками. К ним присоединился Фил. Они, с трудом давя в себе смех, выпили по глотку. Всё-таки расхохотались.

Стало как будто теплее.

В кармане джинсов вжикнул телефон. Артём вынул его и скользнул взглядом по экрану. Тепло и радость слетели вмиг. Писал Илья Муромцев, а это, вероятно, не сулило ничего приятного.

Илья Муромцев, 18:25

Родионов, есть предложение расставить всё по местам послезавтра. Всё! Раз и навсегда. Если вы со своей бандой не придёте, пеняй на себя. Неприятности я могу устроить.

Краем глаза Артём заметил, как вытянулась Варя, силясь различить что-нибудь вверх ногами. Фил же спросил прямо:

– Ну чего там?

– Не знаю, – Артём ответил Илье, заблокировал телефон и только потом посмотрел на друзей: – Илья настаивает на встрече. Послезавтра. Говорит, очень важно.

– Это хорошо? Или плохо? – Варя переметнула обеспокоенный взгляд с Фила на Артёма.

Фил сквозь зубы рыкнул, что Муромцев – это всегда проблемы. Артём тактично промолчал, что Шаховской не менее проблематичен, и лишь пожал плечами. Сообщение действительно не сулило ничего хорошего, но делать преждевременные выводы Артём не любил.

Глава 2

Варя, высунув кончик языка и запрокинув голову, старательно красила ресницы. Рука подрагивала, так и норовя сорваться, но Варя упрямо зигзагообразно взмахивала кисточкой. Отстранилась и качнула головой: «Ну и рожа у тебя, Шарапов, ну и рожа. А хотя… Так вроде и ничего». Хотела закрутить тушь, но промахнулась: тёмно-фиолетовый штрих, как из косметического каталога, теперь красовался на руке. Чертыхнувшись, она убрала тушь в косметичку и, послюнявив пальцы, наспех размазала пятно. «Мама бы сейчас сказала, что проще идти и помыть руки, – вздохнула Варя; след от туши стал похож на синяк или перелом. – И, очевидно, была бы права!»

– Доброе утро, – папины руки легли на плечи внезапно, так что Варя подпрыгнула.

– Доброе, пап! – бодро отозвалась Варя, прищуриваясь от поцелуя в щёку, нежно-заботливого, но чрезвычайно щекотного.

Когда папа отошёл к телефону, чтобы проверить пропущенные вызовы и сообщения, Варя юркнула в ванную. Старательно растирая руки жидким персиковым мылом, Варя разглядывала своё отражение. Оно, как водится, не приводило её в восторг. Вроде бы милое личико, но не красавица. Варе чего-то не хватало. Или что-то казалось лишним…

Например, синяки под глазами.

Воскресенье вчера выдалось по-настоящему сумасшедшим. Сперва Варя проснулась ни свет ни заря вместо того, чтобы поспать до десяти, как нормальные люди. Потом папу в одиннадцать выдернули на срочное обсуждение по региональному проекту – новой школе, которая строилась уже второй год. К вечеру пришли Фил с Артёмом, вернее сказать, приползли. Такими побитыми Варя их ещё не видела. У Артёма под глазом (хорошо – не вокруг) наливался сочный синяк; у Фила из трещины на краю брови по всему лицу растекалась кровь. Варя едва не упала, увидев хромающего окровавленного Фила. Шок выбил из сознания все вопросы. Была лишь одна мысль: «Привести в порядок!»

Она даже забыла спросить, как они в таком виде добирались домой. Как их не выгнали. Она даже забыла узнать, что именно случилось. Слишком нетипичной была картина. Сбитые костяшки, синяки на руках и по всему телу – это было всегда. Но обе «банды» всегда придерживались негласного правила: не бить по лицу.

Кроме вчерашнего дня. Видимо, встреча прошла неудачно – результат был налицо!

Варя с трудом отпустила парней по домам и забралась за писательство: Машка давно просила новую главу фанфика. Не получалось. Тексты не шли, от сериалов тошнило, котлеты на ужин пригорели. И побитые парни никак не желали выходить из головы.

Папа пришёл только часов в десять и, наспех выпив кофе с парой горячих бутербродов, уселся играть в компьютер. Варя мгновенно притащила из коридора пуфик и, уместившись рядом, вполглаза следила за игрой и болтала ни о чём. Только бы руки не чесались написать Филу или Артёму, как они. Парням ведь нужна свобода.

Если бы папа не посмотрел на часы в двенадцать вечера, Варя там бы и уснула, уткнувшись носом в исписанные мелким угловатым почерком, так похожим на её, страницы его записной книжки.

Разумеется, выспаться при таком раскладе Варя не смогла.

Сквозь шум воды прорвалось папино ворчание:

– Ну и чего ты не разбудила меня, а? Теперь поздно приедешь.

Варя любила, когда папа говорил с ней вот так, как с маленькой, заботливо и мягко. А не строго и серьёзно, как с равной. От этого в квартире и на душе сразу становилось теплее. Она усмехнулась, тщательно растирая руки на пороге ванной:

– Просто ты вчера так допоздна сидел… Вот я и не стала тебя будить. У тебя же ещё работа.

Папа уловил тонкую язву в её словах и цыкнул. Варя коварно улыбнулась, склонив голову к плечу и увернувшись от шутливого щипка:

– Я кого-то наказывать за такие слова буду. Что за разговоры, а?

Варя рассмеялась, уступая место в ванной папе. Он прикрыл за собой дверь, а Варя вновь замерла перед хорошо освещённым зеркалом прихожей, оценивающе оглядывая себя. «А всё из-за этих дураков, – беззлобно насупилась Варя. – Они дерутся, а ты их корми, переживай за них. Ух!» Варя наморщилась, и тут же невольно хихикнула: слишком уж забавно выглядело её насупившееся отражение.

Дверь ванной приоткрылась, и папа недовольно проворчал:

– Дочь моя, ты в курсе, что благими намерениями устлана дорога в ад?

– К чему это ты?

– Да к тому, что поеду тебя отвозить не как мэр города, а как отсидевший трое суток! – мрачно пояснил: – Бородатый и помятый.

– Нам нужен водитель и уборщица, – с готовностью отозвалась Варя, перепроверяя, весь ли рюкзак собрала.

– Ага, – саркастично поддакнул папа, – а ещё повар и дворецкий! И целый штат прислуги в трёхкомнатной квартире. И следить за каждым, чтобы ничего не украл, не нашёл, не отфотал. Не отравил. И ещё надо нанять человека, который будет развлекать маму. Она ж кайф ловит, пока готовит и убирается.

– Иногда, – мрачно вставила Варя, невольно содрогаясь от мысли одомашних делах.

– А когда не ловит – убираешься ты, – папа стрельнул взглядом на часы под зеркалом и раздражённо нахмурился: – Так, всё, заболтала ты меня. Сейчас точно опоздаешь.

Дверь ванной захлопнулась, и зашумела вода. «Подумаешь! Не доверяет он никому, кроме родных… – закатила глаза Варя, недовольно бухаясь на пуфик. – И вообще, если б я не разбудила, ещё хуже было бы».

В кармане рюкзака вжикнул телефон. С утра Варе могли писать только два человека: Маша или Артём. И оба – исключительно по делу.

Табличка «ВКонтакте» оповестила, что писал Артём, заставляя Варю нахмуриться.

Артём Родионов, 7:38

      Выходи, я жду

      Варвара Ветрова, 7:38

      Зачем? _(ред.)

Пальцы соскользнули, набрав абракадабру, которую пришлось срочно редактировать. Варя верила, что Артём её поймёт и сумеет прочесть в этом одном простом вопросе тысячу сложных, мгновенно закрутивших её, как детскую юлу. «Зачем он меня ждёт, ему лучше подлечиться! Зачем он в таком состоянии пойдёт в школу? Зачем он вообще опять лезет на рожон? Илья же пообещал им каких-то неприятностей. Пусть лучше бы дома посидели. Нет, ну точно идиоты!» – Варя нервно щёлкала кнопкой блокировки новенького телефона и подрагивающими пальцами разглаживала плёнку. Её почему-то вдруг охватил зябкий страх непонятного происхождения.

Она ведь никогда не верила в эту их глупую вражду, в эти их драки и игры в крутых бойцов! А сейчас вдруг ни с того ни с сего стало тревожно: её как будто обволок удушающе ледяной туман, в котором скользили тени неприятностей. Телефон звякнул, оповещая о сообщении.

Артём Родионов, 7:39

      Чтобы отвести тебя в школу ;)

Друг предпочёл сделать вид, что не понял вопроса. «Балбес!» – возмутилась Варя, но, коротко ответив Артёму смайликом, принялась собираться. Она честно пыталась искать плюсы в этой ситуации, пока вытирала сапоги. «Папе не придётся мотаться туда-сюда, прогуляюсь. Может, Тёмка всё-таки признается, что ему сказал Илья. Может…» – Варя с трудом застегнула молнию и шумно выдохнула.

Обмануть себя невозможно. Нехорошее предчувствие никуда не делось.

– Ты куда собралась? Я ещё не завтракал, вообще-то, – наспех умывшийся папа повесил полотенце и захлопнул дверь ванной.

– Пап, ты иди завтракай, я сама, – протараторила Варя, хватая с вешалки пуховик.

Папа недоверчиво приподнял бровь:

– Ууу… И с чего вдруг такой героизм?

Варя как можно невиннее улыбнулась и пожала плечами. На телефон посыпались сообщения: очевидно, Артём уже замёрз ждать. Варя поморщилась, пытаясь одной рукой ответить Тёме, что уже бежит, а другой рукой надеть пуховик. Папа укоризненно покачал головой и помог дочери одеться. Варя вжикнула молнией до самого подбородка, поправила белый шарфик, подхватила рюкзак и уверенно щёлкнула замком.

– Стоять. Шапку одень!

Варя разочарованно отпустила дверную ручку и обернулась. Белая мягкая шапочка чудом не прилетела ей в самое лицо – Варя едва успела её поймать и тут же недовольно поморщилась:

– Ну па-ап, это же детский сад!

– Менингит заработать хочешь? На улице под сорок градусов. – Папа проверил на телефоне прогноз погоды: – Ну вот, минус двадцать восемь. Околеешь.

Варя шумно выдохнула и повертела шапку в руках. Она-то надеялась, что с отъездом мамы хотя бы ходить будет, как многие девчонки: без шапки, лишь едва накинув капюшон. Ещё раз просительно взглянула на папу, хотя и понимала, что это, в общем-то, бессмысленно. Он никогда не отступал от своих слов, как бы его ни умоляли.

– Ну я капюшон наки…

– Шапку одень, – многозначительно приподнял брови папа, и его карие глаза, такие же, как у Вари, сверкнули холодом стали.

– Надень, – пробурчала Варя, вкладывая в это слово всё своё недовольство, а потом натянула шапку, закрывая серебряные гвоздики-звёздочки.

– И в кого ты такая умная, а? – ядовито усмехнулся папа, подходя к двери.

Варя развела руками и, задорно наморщив нос, заметила, что есть в кого, а потом клацнула кнопкой вызова лифта. Папа, качнув головой, хотел было закрыть дверь, но Варя ойкнула, метнулась к нему, чтобы поцеловать в колючую щёку. Он в ответ чмокнул Варю в нос.

Лифт пришёл. Варя кинулась к нему, на ходу бросив через плечо:

– А я ещё кофе сварила, как ты учил!

– Ну всё! Жизнь удалась! – рассмеялся в ответ папа и тут же шутливо пригрозил: – Артёму привет. И предупреди, что если в следующий раз меня зазря гонять из кровати вздумает – я ему крылья пообломаю.

Двери захлопнулись.

В лифте Варя то снимала, то надевала шапку, взлохмачивая косичку всё больше и больше. Можно было, конечно, сунуть шапку в карман – вряд ли папа стал бы следить за нею из окна, но внутри отчаянно забилась совесть, заставляя с зубным скрежетом скрыть шапку под капюшоном. «Проклятая совесть, – засунув руки в карманы, Варя уставилась на чёрные маркерные записи неприличного характера на желтоватых стенах. – Ладно, так хотя бы не так убого». Едва двери старого лифта содрогнулись и с каким-то загробным скрежетом раздвинулись, Варя пулей вылетела вон.

Пронизывающий ветер взметнул вверх колючие снежинки, Варя поёжилась, зарылась носом в мягкий шарфик и натянула шапку по самые мочки ушей. Она определённо оказалась не лишней.

– Привет, – мягкий и чуть хрипловатый голос друга заставил Варю испытать целую гамму эмоций: от леденящего душу ужаса до желания прибить Артёма сиюсекундно.

– Привет, – недовольно поджала губы Варя: – Ну и зачем?

Артём с иронией упрекнул Варю в вечном недовольстве и пригрозил повернуть назад. Варя шутки не оценила. Лишь, поёжившись от утреннего морозца, вгляделась в лицо Артёма, так чётко освещённого грязно-жёлтым фонарным светом. Следы вчерашней драки в глаза бросились сразу: разбитый уголок губы, красно-лиловый синяк на скуле, пластырь на лбу, торчащий из-под жёстких каштановых прядей.

Снова щемящее чувство сдавило грудь, и Варя оглядела зловеще чёрный двор. В душе повисло на тоненькой нити необоснованное ожидание угрозы. Варя, стянув варежку, невольно коснулась синяка на скуле Артёма. Он содрогнулся и едва уловимо поморщился – больно. Варя тут же отдёрнула руку, как от огня, и, потупив взгляд, всё же осуждающе качнула головой:

– На твоём месте я б никуда не ходила.

– Хорошо, что мы на своих местах, – натянуто рассмеялся Артём, а потом легонько хлопнул её по плечу: – Варь, правда, расслабься. С переломами же ходил. А тут всего-навсего пара синяков.

– Пара синяков, – передразнила его Варя. – Да у тебя рожа, как у уголовника!

– Ла-асковая ты, – Артём задумчиво потёр синяк. – Да ладно, не парься! Сегодня в городе я не один в таком боевом раскрасе приду в школу. Даже в нашей школе таких красавцев будет трое.

Варя осуждающе покачала головой. К неприятному непонятному страху прибавилось ощущение, будто это последняя их с Артёмом встреча. Где-то под сердцем то ли нервно застучало, то ли тянуще заныло.

Артём кивком головы поманил Варю за собой. Она осталась на месте, задумчиво покусывая губу и прислушиваясь к себе. Артём решительно отошёл шагов на десять, а потом обернулся и широко развёл руки в стороны. Варя, мотнув головой, потёрла переносицу и в два шага (остаток расстояния просто проскользила по ледяному накату) врезалась в грудь друга. Он сдержанно охнул и тепло обнял её, прижимаясь щекой к виску. Варя рвано вздохнула и подняла голову, заглядывая в светлые, зелёные с янтарными вкраплениями, глаза, сиявшие под грязным фонарным светом живыми огнями:

– Тёма! Может, ты всё-таки пойдёшь домой? А то мало ли что…

– Всё хорошо, – Артём, напоследок крепко приобняв Варю, плавно отпустил её. – Идём, уже без пятнадцати.

– Но Илья…

Варя в растерянности теребила варежки, не зная, как ещё убедить друга остаться.

Она не знала, почему это так важно. Просто отчаянно хотела, чтобы сегодня, только сегодня, его в школе не было. Артём сердито засунул руки в карманы, ускоряя шаг:

– Даже Лерка не пыталась мной так манипулировать. Поддержала моё решение. Это моё дело, Варь! Мой выбор, – Артём резко остановился и крутанулся на пятках. – Мне не стыдно за этот выбор. А тебе?

– Нет, – тихий шелест слов потонул в вое ветра над двором.

– Тогда хватит глупостей. Надо поторопиться, а то Янина Сергеевна нам обоим устроит казнить нельзя помиловать.

– Да, – неестественно усмехнулась Варя и тут же обиженно закусила губу. Терпеть не могла, когда её с кем-то сравнивают. Но всё же поравнялась с Артёмом и, взглянув на его сосредоточенное лицо, постаралась сказать как можно искренней: – Я, наверно, просто параноик.

Артём похлопал Варю по плечу, призывая расслабиться. Она выдохнула, посмотрела на синее-синее небо, на котором ещё мерцали далёкие белые точки звёзд. «Лерка его поддерживает, – пренебрежительно наморщилась, слушая перехруст снега под ногами. – Кто бы сомневался! Она проныра. Лишь бы помиловаться с ним. Бе! Хотя, может, Тёмка прав? Ну что может случиться? Подумаешь – предчувствие. Не все предчувствия сбываются, у меня ж интуиция не мамина».

У мамы сбывалось девяносто процентов точно. Она могла вскользь упомянуть о внезапно накрывшей мысли, незначительной по своему масштабу (например, о внезапной проверочной по ненавистной Варе математике), и она сбывалось. Незамедлительно или через некоторое время. Мама шутливо звала себя ведьмой и учила Варю прислушиваться к своей интуиции.

У Вари не сбылось пока ничего. Может, оттого что чаще всего это были не предчувствия, а желания. Может, она просто не умела слушать.

Сейчас Варя постаралась запихать подальше это неприятное беспокойство и попыталась посмотреть на Артёма тепло, игнорируя упоминание о его девушке. Он шёл чуть впереди широкими шагами, распинывая в разные стороны крупные ледышки. Взгляд его был непривычно мрачен и угрюм. Липкий холод, навевающий опасность, снова настойчиво зацарапался в груди, принуждая бояться грядущего. Варя тяжело вздохнула и заторопилась поравняться с Артёмом.

Впрочем, в этом не было смысла. Они были вместе, но как будто порознь – каждый шёл, засунув руки в карманы и утонув в своих мыслях, сомнениях, терзаниях. Как будто и друзьями не были никогда. От этого в душе было болезненно пусто и тошно.

– Тём… – осторожно позвала Варя, и тут же её ноги разъехались на ледяном накате, припорошённым тонким слоем льда.

Варя хаотично замахала руками, пытаясь сохранить равновесие, но рюкзак предательски тянул вниз. Артём резко схватил её за руку и рванул на себя. Переборщил. Варя глазом моргнуть не успела, как они оказались в сугробе рядом с проезжей частью. Мимо пронеслась машина.

– Ты что-то разъелась, подруга, – дружески проворчал Артём, шлёпая Варю по бедру. – Тяжеловато.

– Это просто кто-то слишком мало ест, – парировала Варя, слезая с друга и отряхиваясь. – Зашибись день начался.

Артём прыснул в кулак. Варя подняла на него глаза и не смогла сдержать улыбки. Падение словно разрядило атмосферу и поставило на место мозги. Артём рассмеялся первым, Варя – вслед за ним. Их смех долго разносился по пустынной дорожке между закрытыми магазинами и ещё не оживлённой проезжей частью и поднимался вверх вместе с январским ветром. Они смеялись искренне и надтреснуто, словно пытаясь нелепой случайностью перекрыть мрак в душе.

Вроде бы получилось.

Варя замолчала первой и прислушалась к себе: внутри пульсировало тепло, отдававшееся мурашками по коже. В глазах Артёма тоже больше не сверкали страхи и сомнения.

Теперь они шли близко. Плечом к плечу. Рука к руке. Голова к голове. И болтали о всякой бессмыслице вроде уроков, компьютерных игр и сериалов. Обсуждали ЕГЭ, делились планами уже, пожалуй, по сотому разу. Безобидно подшучивали друг над другом, пихаясь локтями в бок. Иногда даже повышали голос, но Варе казалось, что всё это – только чтобы создать иллюзию, что всё по-прежнему хорошо и легко. И разбитые лица – пустяк. Чтобы заглушить эту тревогу, царапающуюся в душе.

Она ведь никуда не исчезла – просто ненадолго притупилась. А стоило замолчать, как мерзкое волнение вновь проползло под кожей и стукнуло где-то в районе затылка.

Они совершенно незаметно подошли к своему лицею, который часов с шести переливался желтоватыми огнями в окнах. Артём слишком резко и нервно дёрнул чёрную калитку. «Он тоже не рад», – Варя натянуто улыбнулась и проскользнула вперёд, когда друг с полушутливым поклоном пропустил её к калитке. Сапоги вновь предательски пронесли её по ледяному накату («Зато красивые!» – нахмурилась Варя, хватаясь за берёзу в школьной аллее). Варя обернулась. Артём пропустил ещё двух учеников начальной школы, мимоходом поймав чуть не улетевшую носом в лёд девочку с огромным портфелем. «Рыцарь, – тепло улыбнулась Варя, – приятно посмотреть».

На ступеньки школы Варя поднялась медленно, оборачиваясь и ожидая, когда Артём её догонит. Сбоку послышалось тяжёлое пыхтение, незамедлительно сменившееся задорным смехом. Тонкое «хи-хи» показалось очень знакомым, Варя обернулась и тоже не удержалась от смешка. Перед ней стояли её лучшая подруга и брат девушки Артёма, Машка Зеленкова и Виктор Зимин. По совместительству – гордость школы, золотые медалисты и просто красавцы.

Сейчас эти гении стояли все в снегу, стыдливо пряча взгляд, как нашкодившие первоклассники, и пытались протереть заледенелые очки.

Варя с улыбкой махнула им ладонью и покосилась на взлетевшего по лестнице Артёма, который тоже разглядывал друзей с нескрываемой насмешкой.

Виктор немногословно помахал рукой в ответ, Маша громко поприветствовала Варю и надела большие очки в толстой чёрной оправе. Виктор небрежно смахнул снег со своих очков и вернул Машке её рюкзак камуфляжной расцветки, мало вязавшийся с образом тихони-отличницы. Машка стянула шапку и принялась вытряхивать снег из завидно густых тёмно-русых волос.

Варя и Артём, снисходительно улыбаясь, в абсолютном молчании, нарушаемом изредка лишь открывающейся-закрывающейся входной дверью, глазели на заснеженных смущённых ребят. И Варе даже казалось, что сейчас они с Тёмой поймали одну волну и могут общаться без слов, одними мыслями.

– Ничего смешного, – сердито отозвалась Маша, поправляя замусоленные очки.

– Ну, – деланно серьёзно поинтересовался Артём, – и кто первым начал этот «детский сад»?

Виктор с Машкой, переглянувшись, спросили хором:

– Ты о чём?

Теперь пришла очередь Вари с Артёмом переглядываться. Смех, уже, пожалуй, немного надтреснуто-нервный, вырвался наружу: уж слишком комично смотрелись самые умные люди школы в снегу по самые уши. Проглотив смешок, Варя хлопнула Артёма ладонью по груди:

– Да ладно тебе. Они просто грохнулись вместе в сугроб, как мы. С кем не бывает?

– Да! – кивнули Виктор и Маша.

Варя подмигнула Артёму, взяла его за руку и потащила в школу, оставив Машу с Виктором вытряхивать из капюшонов, волос и карманов снег и протирать друг другу очки.

Обычно в это время в фойе тусовались лишь переобувавшиеся ученики начальной школы да старый вахтёр. Других безумных, приходящих за полчаса до занятий, просто не было. Сейчас же у вахты замер высоченный старший лейтенант в отглаженной тёмно-синей форме, расстёгнутой на заметно выпирающем животе. Звёздочки на его погонах тускло мерцали.

Варя обмерла. Она испытывала какое-то невероятное благоговение при виде сотрудников полиции – слишком уж красиво сверкала синевой их форма, слишком привлекательно поблёскивали звёздочки, слишком интересно было скользить взглядом в поисках предположительного места хранения пистолета. «Интересно, он у груди или сзади?» – Варя столкнулась с тучным взглядом полицейского и торопливо отвела глаза. Оглушительно потопала ногами, чтобы грязный снег осыпался с сапог.

– А что тут полиция делает? – прошептал в самое ухо Варе Артём, и она невольно вздрогнула.

– А я откуда знаю? Надо, наверное, им. А что?

– Да не, я так… Интересно просто, – Артём стянул шапку и, нервно усмехаясь, пригладил копну волос.

– Сегодня понедельник, – рассудила Варя, – скорее всего, этот старлей – это же старлей, да? – пришёл на Час Просвещения.

– Думаешь?..

– Ну, иди, спроси, проверь! – вспылила Варя, вглядываясь во встревоженное лицо друга. – Блин, да что с тобой? Ты ведь сам говорил, что всё окей!

– Да ты меня паранойей заразила, – Артём шумно вздохнул, скомкал шапку и запихал её в карман. – Ладно, я тебя в классе жду, если что!

– Кто ещё ждать будет! – крикнула ему Варя на пороге раздевалки, параллельно приветственно кивая вахтёру и протискиваясь в ещё не плотный поток девчонок.

Боковым зрением уловила остолбенение друга. Он какое-то время тупо смотрел мимо людей куда-то вглубь стены, а потом вдруг встряхнулся, провёл руками по лицу и метнулся к мужской раздевалке, прежде недружелюбно выдавив сквозь зубы:

– Здрас-сьте.

Варя поймала пропуск в броуновском движении девочек и нырнула влево. На автомате проскользнула среди толстых пуховиков и едва не врезалась в чрезмерно смешливых восьмиклассниц. Переодевалась бездумно, рефлекторно: все мысли были об Артёме, о его подозрительно-напряжённом поведении. Словно бы на него что-то (или, может, вообще кто-то) давило. Впрыгнув в лакированные балетки и затянув тонкий пояс на форменном чёрном платье, Варя готова была вылететь из раздевалки. Но у самого зеркала, поправив длинную, до талии, косу, столкнулась с Машкой.

Удержаться от едкого комментария не позволило паршивое настроение:

– Как вы быстро. Хорошо ещё, что ты подстриглась. А то бы все сорок минут снег вытряхивала из волос.

– Варвара Олеговна, а чегой-то ты такая токсичная, да с утра? День не задался?

Варя едко фыркнула и с остервенением поправила косу. Скрипнула зубами: неприятный холодок, который вроде бы отступил, когда они подошли к школе, вновь скользнул под кожей, заставляя встать дыбом волоски от макушки до пят. Варя покосилась в фойе. Сквозь проблески между переодевающимися и только ломящимися в раздевалку девочками можно было различить Артёма и Виктора, сдержанно о чём-то переговаривающихся и хмурящихся. Варя раздражённо поторопила Машу, психующую перед зеркалом из-за помявшихся влажных волос. Машка махнула на внешний вид рукой, и подруги рванулись прочь из раздевалки, кивком головы приветствуя знакомых.

Парней догнали уже у парадной лестницы, ведущей на второй этаж. Сдержанно поздоровались с дежурным учителем и взлетели на пролёт. Машка торопливо подхватила Виктора под руку, увлекая его в обсуждение уравнений со звёздочкой. Артём не отводя глаз смотрел на полицейского, и Варе оставалось лишь обречённо качать головой. Она аккуратно обогнула распалившихся Машку с Виктором, обсуждавших уже что-то очень далёкое от учёбы, и легонько тронула Артёма за локоть. Он дёрнулся.

– Прекрати так на него смотреть. Ты ведёшь себя, как человек, у которого проблемы с законом.

– Я просто хочу понять, зачем он пришёл!

– От того, что ты на него пялишься, он тебе ничего не расскажет. Или ты в гипнотизёры записался? – не сдержавшись, Варя легонько стукнула Артёма по руке. Тот нахмурился. – Да я тебе гарантирую: Час Просвещения! Тут отделение недалеко. Минутах в пятнадцати ходьбы. Вот и пришёл отметиться…

Варя неодобрительно поджала губы. Отчасти она могла понять друга: всё-таки драки, особенно последние две, не то чтобы были законными. Да и, по слухам, у Ильи Муромцева мать работала где-то в структуре МВД. Но всё-таки ей казалось глупым так сильно напрягаться при виде полицейского: это всё равно что кричать «я виновен».

«Или есть что-то, что он мне не рассказал…»

– А если он узнал обо всём? – Артём притормозил.

– Ага, – сочувствия не осталось; на его место встало раздражение от беспочвенной паранойи, так не свойственной Артёму. Варя саркастично рыкнула: – О твоих драках с Ильёй, и решил прихватить тебя в школе, чтобы ты не сбежал и ещё раз не побил его!

Артём кинул на неё разочарованно-мрачный взгляд и отстранился. Варя поджала губы и виновато отвела взгляд в сторону. На душе скребли кошки, которых она отчаянно прогоняла: «На правду не обижаются так-то! Сам же говорил, что ему надоело всё. Так чего теперь сидит боится? Зачем продолжает драки?»

Варя не верила, что всё дело в девушке Артёма, Лерке Зиминой, к которой Илья уже не приставал почти целый год. Да, первое время после перевода Лерки из их лицея в третий, она часто жаловалась на Муромцева, притом не стесняясь никого. Вешалась на Артёма, вставала на носочки, утыкаясь ему носом в шею и хныча. Как будто брата ей было мало. Варя скрипела зубами и делала вид, что сопереживает ей. Хотя ни одному слову не верила.

После прошлого Нового года Лерка примчалась в свою старую школу, окрылённая необъяснимым счастьем, и долго и горячо целовала Артёма и называла его самым лучшем парнем.

Варя подумала, что вопрос с Ильёй отпал. Оказалось, что отпали лишь проблемы с Леркой, а Илья по-прежнему оставался для парней врагом №1.

А потом и вовсе выяснилось, что идея битвы зародилась ещё до перевода Леры в лицей №3. А её травля в новой школе, возглавляемая Ильёй, стала лишь хорошим поводом к началу боя.

Варя не понимала, зачем эти драки парням. Быть может, оттого что не была с Ильёй знакома так, как Фил с Артёмом. Быть может, ей просто была чужда эта романтика боя, которую так обожали парни… Но всё казалось ей странной и бессмысленной игрой с перетягиванием каната, где победитель не получит ничего, кроме шанса окунуть проигравшего в грязь.

– Чего вы там шушукаетесь? – подал голос Виктор, протирая очки рубашкой, небрежно топорщившейся из-под жакета.

– Да так, – вяло отмахнулся Артём.

Но его выдох потонул в нотациях Машки, бесцеремонно отвесившей лёгкий подзатыльник Виктору, о том, чем правильно протирать очки. Виктор защищался принципом «моё здоровье – что хочу, то и ворочу», Машка продолжала воспитывать друга. Артём обернулся и столкнулся взглядом с Варей. Они улыбнулись друг другу. Варя нервно потеребила воротник. На языке крутились слова извинения, но сказать их не получилось. «В конце концов, за правду не извиняются!» – она нагнала Артёма.

Перекинувшись парой дежурных фраз о том, какой предмет у них первый и что сегодня Час Просвещения, они решили сперва заглянуть в свой кабинет, отметиться перед классной руководительницей, Яниной Сергеевной. Она поймала их сама в коридоре и решительно развернула по направлению к актовому залу, сообщив, что сегодня на Час Просвещения придёт представитель Отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков – сравнительно нового отдела в городе. От Вари не укрылось, как расслабился Артём.

А вот внутри неё напряжённое ожидание неприятностей вибрировало по-прежнему.

– Всего три года активной деятельности и много спасённых ребят! – вещала Янина Сергеевна, провожая компанию до актового зала. – Шаховскому бы послушать. Где он опять, кстати? Артём?..

– А шут его знает, – небрежно передёрнул плечами Артём. – Не ругайте Фила сильно, Янина Сергеевна.

– Не понимаю, как это вы с ним сдружились, Артём. Вы же такие разные. Ты ответственный и серьёзный, а Шаховской…

Артём развёл руками, широко улыбаясь. Янина Сергеевна покачала головой, а Машка успела цыкнуть на Виктора, уже собиравшегося встрять в диалог.

Когда над небольшим актовым залом, обогреваемом тепловыми пушками, прозвенел звонок, вибрирующий гул затих. Одиннадцатый «Б», забравшийся на галёрку, дружно зевнул под укоризненным взглядом иссиня-зелёных глаз молодой классной руководительницы. В зале показался тот самый старший лейтенант, стоявший на вахте, и Варя не преминула шутливо ткнуть Артёма локтем в бок и торжествующе прошептать: «А я же говорила!»

Старший лейтенант представился, но имени его, конечно, никто не запомнил. Всех учеников куда больше волновали грядущие самостоятельные и контрольные, чем лекция о вреде наркотиков от представителя ОБНОНа. Первые пять минут все старательно, через зевки, делали вид, что внимательно слушают. Через десять минут уже занялись своими делами, а минут через пятнадцать оглушительно хлопнула входная дверь. Варя, которая, положив голову на плечо Артёма, вполуха слушала полицейские сводки, на деле звучащие не так интересно, как в любимых сериалах, вздрогнула и вытянула шею, пытаясь рассмотреть такого наглого ученика.

После его приветствия, чуть рычащего и небрежного, впрочем, не перебившего монолога старшего лейтенанта, Варе даже не нужно было видеть это подбитое лицо со сверкающими озорством светло-голубыми глазами. Она даже, вопреки обыкновению, не смогла сдержать счастливой улыбки, расползшейся по лицу. Лишь уткнулась в плечо Артёма и сдавленно простонала:

– Господи, Фил… Откуда он?..

– Сейчас и спросишь, – приобняв её, шепнул друг.

Фил Шаховской, на автомате извинившись за опоздание и не дождавшись приглашения присесть (впрочем, он всегда так делал, так что от него иного ожидать было нельзя), чуть прихрамывая, прошёл на последний ряд. Вытянулся, пулей прошмыгнул мимо Янины Сергеевны, сверлившей нелюбимого ученика недовольным взглядом, грохотнул пару раз стульями, обменялся рукопожатиями с Артёмом и Виктором и в конце концов плюхнулся на стул именно рядом с Варей. Она сцепила зубы, но дурацкая тёплая улыбка впервые оказалась неудержима. Варя широко улыбнулась, счастливо оглядывая Фила и подмечая, что, в принципе, синяк на подбородке не такой большой, а пластырь на ссадине в углу брови почти и не заметен. «Красавец! – Варя прикусила щёку. – И чего вылупилась на него? Как в первый раз?» Пальцы сами потянулись подкрутить накрашенные ресницы и поправить косу. Фил посмотрел на неё и улыбнулся краем губ.

– Не надоело опаздывать? – в голосе вместо возмущения почему-то звякнуло переживание. – Где ты был?

– Угадай… – от Фила повеяло терпкостью дорогих сигарет и мороза.

Варя осуждающе нахмурилась:

– Опять? Ну и зачем оно тебе надо…

– Слушай, не лезь! Тебя не касается. Я же тебя не подсаживаю на сигареты. И вообще, дай лекцию посмотреть, воспитательница! – вспыхнул в одно мгновение Фил и незамедлительно отвернулся, делая, к радости Янины Сергеевны, вид, что ему ужасно интересна лекция.

«Дурак! – закусила губу Варя. – И сама дура! Чего переживаешь-то за него?»

Час Просвещения длился ровно сорок минут и ни секундой больше. Старший лейтенант свою роль играл исправно: приводил точные данные за прошедший год, подчёркивая опасность наркозависимости. Звонок прозвенел синхронно с фразой, подводящей итог всей лекции:

– Если вам покажется, что ваши друзья каким-то образом связаны с наркотиками, не бойтесь – сообщайте нам. Мы поможем и вам, и вашим друзьям. – И угрожающе добавил: – Пока не поздно!

Все дружно закивали, лишь бы поскорее выйти из зала. Маше, Виктору и Филу повезло влиться в самую первую волну и выскочить из зала раньше всех. Варя осталась растерянно рыться в сумке и нырять во все карманы в поисках телефона, а Артём, как настоящий друг, остался преданно её ждать. Варя со психа послала его в кабинет, по новой перерыла весь рюкзак, но не нашла ничего, и даже отчаялась. В глаза вдруг бросился старший лейтенант, суетливо круживший вокруг Артёма, и друг, чуть возвышавшийся над полицейским за счёт почти двухметрового роста. «Интересно…» – выдохнула Варя, засунув руки в карманы платья. В ладонь попался телефон. «Точно дура!» – проверила время и пулей вылетела из актового зала.

Артём вышел вслед за ней, пригладил пластырь на лбу и оглянулся:

– И что у них вдруг за интерес к наркошам?

– В смысле?

Артём неопределённо повёл плечом и вкратце пересказал странные вопросы старлея, связанные с распространением наркотиков: о шприцах в подъездах, адресах закладок и наркоманах. Вроде как из-за проживания в не самом благополучном районе города. «Ну есть районы и похуже…» – ответить Варя не успела, потому что Артём резко переключился на рабочий лад и предложил поторопиться на русский.

Школьный день начался.

После четвёртого урока, когда большая часть малышей уходит домой, движение в школе стало особенно активным. Из кабинета биологии Варя вышла в сопровождении четырёх друзей – Маши с Виктором и Артёма с Филом. Однако по пути к кабинету истории Фил куда-то потерялся, а Артёма и Виктора отнесло вперёд – только и маячила каштановая макушка над потоком учеников. Машка заставляла Варю написать новую главу, а Варя предлагала попробовать написать что-нибудь в соавторстве: оставалось всего шесть месяцев побыть рядом, и надо было испробовать всё.

У кабинета девчонки столкнулись с парнями и замолчали. Во всегда тёплом, пропахшем кофе и шоколадом, родном кабинете вдруг показалось холодно и неуютно. Янина Сергеевна, обхватив ладонью лоб, методично и словно бездумно кивала на слова какого-то мужчины в кремовом пиджаке. Он подкреплял свои слова жестами, и на его руке блеснула недешёвая золотая печатка. Янина Сергеевна кинула тусклый взгляд на вошедших и снова утомлённо кивнула. На ней лица не было. «Она ведь даже на Фила не ругалась… Хотя обычно не упускала возможности. Что с ней сейчас-то случилось?» – затормозила Варя. В неё врезался Артём и заговорщицки зашипел:

– Если бы я не знал отца Фила, я бы решил, что это он.

Варя напряжённо цепанула взглядом печатку на одной руке, перстень на другой, нестандартный крой пиджака, что-то красное, лежащее перед Яниной Сергеевной и мотнула головой:

– Больше на мента-взяточника похож.

– Варя, – Виктор, бросив рюкзак на свою вторую парту третьего ряда, авторитетно хмыкнул: – Мне кажется, ты переборщила с дешёвыми детективами.

Варя, молчаливо закатив глаза, уселась за парту позади. Артём запрыгнул на крышку Викторовой парты и, параллельно переписываясь с кем-то, завёл непринуждённый диалог ни о чём. Одноклассники, расползшиеся по школе, медленно собирались в классе, но среди них так и не объявился Фил, и в душе вдруг вспорхнуло и замерло ожидание. Вместо дописывания вывода к таблице Варя вздрагивала каждый раз, едва открывалась дверь, и поднимала голову в надежде встретиться с ним взглядом. Это странное предвкушение встречи с Филом томило её уже второй год, не имея под собой ни одной рациональной причины. Иногда он бесил её своим чёрным юмором, импульсивностью и безразличием ко всему.

Он был слишком не похож на неё. Но как будто стал её неотъемлемой частью, и без него школьные дни, а иногда и выходные, были не теми.

– А где опять этот человек-невидимка? Где Фил? – Варя подчеркнула слово «вывод» и, захлопнув тетрадь, подняла глаза на парней.

– Наверное, курит за углом, как обычно. – Пожав плечами и не отрываясь от телефона, Артём лениво переполз на стул. – Ты ж его лучше меня уже знаешь.

– Да ничего я… – протест вышел похожим на писк, и его никто не услышал.

– Тем более, он опять вчера разругался с родаками по поводу, – Артём красноречиво обвёл свою подбитую физиономию пальцем, – во-от. Сегодня будет нервы успокаивать целый день… Наверное.

Варя кивнула. Это было очень похоже на Фила. В груди что-то неприязненно сжалось, когда Артём упомянул о ссоре с родителями. «Наверное, его надо поддержать», – Варя стрельнула взглядом в переписку Артёма и тут же скривилась: судя по обилию чёрных сердечек, это могла быть только Лера. Оглядела одноклассников. Класс гудел, шумел, шуршал, переливался разными голосами, как переливаются разными цветами на свету грани алмаза. Янина Сергеевна что-то вполголоса объясняла мужчине, словно бы они пытались найти компромисс.

Фил в кабинет не вошёл – пулей пронёсся за свою парту, позади Вари с Артёмом, и швырнул на неё рюкзак. Он так и пылал едва сдерживаемой яростью – аж до побеления костяшек пальцев вцепился в спинку стула Артёма. Варя туго сглотнула, ощущая тугой ком от знакомого парфюма Фила, не разбавленного горечью сигарет. Дыхание Фила колыхало короткие волосы на макушке и отчего-то прошивало насквозь теплом. Варя спрятала смартфон в карман платья и подняла голову. Фил внимательно смотрел на неё в упор голубыми-голубыми глазами.

– А подглядывать нехорошо, – сладко протянула Варя.

– Ладно, – взгляд Фила бесстыже впился в переписку Артёма. – Смотрю, с Лерой опять общаешься. Она ж тебе бойкот объявляла, не?

Голос Фила сочился ядом и негодованием. Словно бы он только что схлестнулся с Ильёй – только после драк Варя видела его… Таким. Комком обнажённых эмоций и нервов, грозовым облаком, выпускающим короткие молнии.

– Иди нафиг, – Артём тоже спрятал телефон, – что докопался?

– А может, ревную!

– Опасно-опасно, Филипп Андреевич… – не оборачиваясь, Виктор многозначительно потряс ручкой. – Могут неправильно понять.

– В субботу уже неправильно поняли, – мрачно отозвался Фил.

Виктор тут же отбросил конспекты и с любопытством навалился на парту Артёма и Вари, подперев ладонью щёку. Варя сдавленно фыркнула и вновь достала телефон, открывая в читалке детектив. Обсудив по сотому, пожалуй, кругу, последние драки, парни начали сплетничать о Лерке Зиминой. Варя отложила книжку и переключилась на рисование сердечек на полях: так было легче подслушивать.

Виктор говорил, что у сестры какие-то проблемы. Голос его был пропитан негодованием и чёрным гневом, очевидно, от того, что сестра не позволяет себе помочь. Они с Лерой давно жили порознь: Виктор до сих пор жил со строгой бабушкой, а вот Лерка в десять лет переехала к внезапно объявившемуся отцу. Потому что с ним было веселее. История Зиминых была покруче любого дешёвого сериала: отец бросил детей первым, мать второй, бабушка, отставная работница УФСИН, растила их десять лет, а потом вдруг вернулся отец, воспылал к детям внезапной любовью, и внучка легко предала бабушку, подарившую ей детство.

Эта история регулярно всплывала в Варином сознании, когда дело касалось Лерки, вызывая глупую злобу: как можно быть такой неблагодарной? Эта злоба причудливым образом преобразовывалась в холодную ненависть и ожидание подвоха. А вдруг Лера попользуется Артёмом так же, как бабушкой, и тоже предаст?

Увы, Артём был слеп, как и все влюблённые, и Варя опасалась рассориться из-за этой девчонки с другом раз и навсегда.

– Она мне регулярно пишет, мол, задолбало так жить. Говорю: приходи, обогреем-накормим – шлёт на три буквы. – Виктор усмехнулся и задумчиво крутанул ручку на столе: – Ума нет – считай калека, денег нет – совсем дурак. А у неё ни того, ни другого.

– До-обрый ты брат.

– Это взаимно. Ты ж знаешь, у неё Характер, – последнее слово так и сквозило сарказмом.

– Знаю, – вздохнул Артём. – Только почему она мне не сказала?

Варя с трудом сдержала едкую усмешку на губах и прислушалась к прелюбопытнейшей беседе. Вообще-то Виктор не любил распространяться о семейных делах, но о Лериной проблеме, затмившей даже Илью Муромцева, интересно было услышать всем. Даже обычно молчаливо слушавшей Машке. И Виктор слабовольно сдался под давлением трёх взглядов и единственной просьбы Артёма.

– Её отец, – Зимин буквально выплюнул это словосочетание, не скрывая ненависти к родителю, и понизил голос до заговорщицкого шепотка: – Подсел на психотропы или что-то такое. У него крыша совсем слетела. Я не говорю, что он вообще когда-либо был нормальным, но сейчас вообще капздец. Лерка ноет, что побаивается его. А уйти тоже не может… Любит, видите ли.

В завершение откровения Виктор ядовито хрюкнул и взъерошил пятернёй русые волосы. Артём озадаченно присвистнул, качнувшись на стуле:

– Понятно. И она мне об этом, конечно же, не скажет?

– От ба она переняла только одно: всё, что происходит в доме, остаётся в доме.

Артём не смог не ткнуть Виктора нарушением этого принципа. Они беззлобно сцепились в словесной перепалке. Варя прикусила щёку, размышляя, стоит ли уточнять, зачем принимал психотропы Лерин отец, кормил ли ими дочь или это слишком личное. Не то чтобы для Вари это было важно, но любопытство хотелось удовлетворить. Её опередил Фил, бесцеремонно и громко ляпнув:

– Он типа наркоман?!

Варя закатила глаза и вдруг перехватила холодный взгляд мужчины с перстнями. Он смотрел внимательно, как хищник, с презрительным прищуром. Варя сглотнула, одними губами выдавив: «Здравствуйте». Мужчина едва заметно кивнул и вернулся к Янине Сергеевне. Виктор, воровато стрельнув глазами по сторонам, рыкнул на Фила. А потом махнул рукой:

– Типа да, но не совсем. Психотропы похожи на наркоту, но более узаконены. А… У этого просто какие-то флешбеки с девяностых. Он там что-то вытворял.

Варя сдавленно хрюкнула и покосилась на Фила. От папы она знала, что Андрей Шаховской, по кличке Шах, был чуть ли не вторым по величине авторитетом в крае, притом добился этого безо всякой отсидки. Фил отчего-то тоже посмотрел на неё внимательно и как будто понимающе. «Ну про папу-то мало кто знает… Это Шаховской даже в Википедии упоминается», – успокоила себя Варя и уверенно усмехнулась парням:

– Ну, в девяностые кто только чего… Не вытворял!

– Ну ты-то самый главный знаток девяностых… – протянул Фил. – Докторскую по ним планируешь защищать?

Варя мило оскалилась, на ходу придумывая ядовитый ответ. Но грохот захлопывающейся двери и гулкий приказ Янины Сергеевны поймать тишину и выслушать объявление заставил все слова выветриться из головы. По классу прошёлся ропоток недовольства, которое громко озвучил Фил справедливым замечанием, что урок ещё не начался.

Его проигнорировали все, даже Янина Сергеевна. А через секунду в кабинет вошёл старший лейтенант, проводивший лекцию.

– Вот это коалиция… – впологолоса присвистнул Фил, но в неживой тишине его слова прозвучали отчётливо и громко.

– Что-то не нравится, молодой человек? – многозначительно приподнял бровь мужчина в пиджаке.

– У нас просто как бы контрольная сегодня! – спокойно и даже чуть лениво откликнулся Артём. – Мы готовимся. А вы перемену забираете. Нарушаете права учеников.

Янина Сергеевна вытаращила глаза и едва заметно мотнула головой, заставляя командира класса замолчать. Артём открыл переписку с Леркой.

В классе стало страшно тихо. Только едва слышно скрипели стулья, пока класс рассаживался по местам. Все переглядывались испуганно и недоумённо. Кто-то даже осмеливался шёпотом спросить, что случилось. Появление полицейских в их родном кабинете в такой обстановке не сулило ничего хорошего. Варя поёжилась, сама не заметив, как застучали друг о друга зубы. На плечи опустился тёплый пиджак Артёма, пропахший столовской выпечкой и его духами. Друг улыбнулся, Варя с трудом растянула губы в улыбку в ответ. Скрипнул последний стул.

И только Фил остался стоять за Варей и Артёмом.

– Шаховской, – тяжело, без любимой ядовитой интонации, протянула Янина Сергеевна, – прошу тебя. Ну будь ты человеком. Сядь, как все.

Фил покорно кивнул и взгромоздился на парту за спиной Вари. Она не удержалась и, прикрыв ладонью рот, улыбнулась. Фил мог превратить в фарс даже самую напряжённую ситуацию.

– Мило, – безжизненно выдохнула классная руководительница, с силой сплетая пальцы с тонкими серебряными кольцами в замок. – Но, быть может, ты хоть раз соизволишь сделать то, что тебя просят?

– Эти мужчины случайно не из отдела образования? – широко улыбнулся Фил. – Уважаемые господа, в этом классе не хватает стульев. Не будете ли вы добры их нам докупить?

Едкие фразы Фила с треском рассекли натянутое до предела напряжение в классе. С таким же треском нож вспарывает туго натянутую ткань. Никто не шелохнулся. Лишь самые смелые, среди которых были Варя и Артём, беззвучно усмехнулись, пряча улыбки. А Фил ловил кайф.

– Да ладно, я ж не мешаю, – развёл руками Фил. – Чем раньше начнём – тем раньше закончим, верно?..

– Шаховской! Молчать! – впервые классная руководительница не просто прикрикнула – истерично, надтреснуто и словно болезненно взвизгнула, вынуждая всех съёжиться.

Фил испуганно соскочил с парты, и её крышка отъехала в сторону вслед за ним.

– Я тогда лучше постою.

Неуверенные смешки раздались с разных концов класса. Янина Сергеевна с шумом вдохнула, приглаживая волосы и пронзая каждого острым взглядом. Смешки затихли. Фил так и остался стоять, положив руки на спинки стульев Вари и Артёма.

– Концерт окончен? – строго поинтересовался мужчина с перстнями.

– Ну, если меня только не попросят «на бис»! – с неизменной улыбкой обернулся к классу Фил.

Ребята отвернулись, кто куда, лишь бы не выдавать усмешки. Варя легонько стукнула Фила по животу и прошипела: «Прекрати паясничать!» Фил побарабанил по спинке стула и вроде как согласно кивнул.

Янина Сергеевна туго сглотнула и подошла к кафедре с разложенными на ней листами. Нервно зашелестела ими. Мужчины стояли рядом, словно восковые фигуры.

Тишина угнетала. Варя чувствовала, как что-то пугающее всё выше и выше подбирается к её горлу, пытается задушить. Захотелось вдруг подорваться и бежать, бежать прочь из этого проклятого места, от этих мужчин, смотревших на детей, как опытные охотники на несчастных зайчат, от Янины Сергеевны, мертвецки бледной и как будто чужой. Но тело свело судорогой. Варя, сцепив пальцы в замок, поставила на них подбородок и воззрилась на полицейских. Странно: раньше бы она полыхала любопытством при виде полиции, а сейчас внутри разливался холодок тревоги.

– Мой дорогой класс, – Янина Сергеевна стукнула листами о кафедру и заговорила спокойно, но чуть хрипловато, – это сотрудники отдела по борьбе с наркотиками. Со старшим лейтенантом Ивановым Сергеем Антоновичем вы уже знакомы. А это, – она указала на мужчину в пиджаке, – капитан Светлаков Александр Николаевич. Они попросили меня выделить пятнадцать минут от моего урока на важное объявление, связанное с… – учительнице словно не хватало воздуха, чтобы завершить речь. – С их непосредственной деятельностью. Давайте их выслушаем, и… И начнём контрольную.

– Спасибо, Янина Сергеевна, – благодарно кивнул капитан. – Сегодня мой коллега проводил среди классов вашего лицея лекцию о подростковой наркомании и распространении наркотиков. Я понимаю, что не все слушали или кто-то слушал не очень внимательно. Но это очень важно. Особенно для вас.

– У госдури план по раскрываемости накрылся. Из нас пытаются нариков сделать, – ехидно хихикнул в Варино ухо Фил, но схлопотал подзатыльник от Артёма.

– Нам стало известно, – продолжал капитан, – что в вашем классе есть человек, являющийся курьером. Посредником между наркодилерами и наркоманами. Он ещё не увяз в этом глубоко, так что помогите нам помочь ему. Назовите его имя.

Все впали в ступор, как в немой сцене «Ревизора». Кто как сидел – тот так и посмотрел на двух представителей ОБНОН. У кого-то рука зависла над экраном телефона, кто-то задрал очки на лоб, у кого-то на пол полетела тетрадь с чужой домашкой. И никто не смотрел на одноклассников. Не хотелось увидеть в глазах почти родного человека страх быть пойманным.

Варя нервно усмехнулась. Всё походило на какой-то дурацкий розыгрыш – как раз в духе шуток Фила. Тело окутал озноб. Она, знавшая этих людейодиннадцать лет, вдруг упустила наркомана или наркоторговца – да быть такого не могло! Варя всегда была из тех, кто всё про всех знает, но молчит. Да, многие ходили тусить, выпивали, курили… Разное. «Но героин или синтетика… Не может этого быть!» – Варя недоверчиво мотнула головой. Одноклассники озвучили её мнение слово в слово, словно бы класс вдруг стал единым организмом. Но, очевидно, это звучало недостаточно убедительно, потому что полицейские ещё трижды взывали к благоразумию.

Откинутое днём в сторону неприятное предчувствие сейчас с новой силой засвербило под кожей, сковало судорогой тело.

– В таком случае мы побеседуем индивидуально, – пожал плечами Светлаков. – В первую очередь с детьми из не самых благополучных районов. Родионов Артём Александрович, пройдёмте с нами к директору.

Руки дрогнули и ударились о парту. Тупая боль стрельнула в локте, но Варя не обратила внимания – впилась взглядом в полицейских, пытаясь разобраться, что не так. «Это же не так происходит, – дышала глубоко и медленно, чувствуя волну жара, подкатывавшую к самым вискам, – они же знали, за кем идут. Они знали!»

– Я же уже говорил с директором и старшим лейтенантом Ивановым по этому поводу, – резко отозвался Артём.

Светлаков намекнул, что главным является всё же он, и Артём, сквозь зубы обозвав полицейских, тяжело поднялся. Варина ладонь сама вцепилась в горячую руку Артёма с корочками на костяшках, умоляя остаться, не ходить – не потащат же его насильно, в самом деле. Это скандал уже. Варя смотрела на Артёма во все глаза и шепнула, что ей страшно.

Страшно остаться без него. Страшно оставить его с полицейскими, которых он так боялся.

Артём мягко выпутал ладонь из её рук, осторожно скользнул пальцами по её коже и пообещал, что всё будет хорошо, что скоро вернётся. Однако выйти из-за парты не успел, его задержал гулкий голос Иванова:

– На выход с вещами. Прихвати рюкзак.

В классе раздался оглушительный грохот. Это Фил оступился и сполз под парту, опрокинув за собой столешницу. Никто даже не шелохнулся. Кажется, в классе вдруг все перестали дышать и просто существовать. Из Вари вырвался полувсхлип-полусмешок – нервы, напряжённые до предела, сделали своё. Почему-то показалось, что кто-то схватил её за горло, приподнял над землёй и с силой сдавил, забирая силы, волю, чувства.

Артём почему-то не стал ни с чем спорить – лишь злым рывком схватил рюкзак и вышел к полицейским. На пороге обернулся и одарил класс своей тёплой улыбкой. Варя содрогнулась: она так и знала, что надо было остаться дома. Им всем!

Глава 3

Варя лежала на парте, уткнувшись носом в локоть и натужно сопя. Сейчас плевать было и на тушь, которая может размазаться, и конспект, который глухим голосом задала Янина Сергеевна. И только Фил, пересевший на место Артёма и периодически осторожно тыкавший Варю мизинцем, вызывал мимолётную улыбку на искусанных губах. Заставлял сбросить прочь мутную пощипывающую пелену слёз.

– Чего? – после десятого, наверное, тычка, Варя подняла голову и поправила взъерошенные волосы.

– Проверяю, жива ли ты, – внимательно осмотрел её Фил, задержавшись на глазах.

«Не плачу я, не плачу», – ладони сами растёрли сухие щёки, как бы убеждая Варю в правдивости своих мыслей. Фил удовлетворённо кивнул и сквозь зубы рыкнул:

– Вот же прицепились к Артемону. Ну сейчас ничего не найдут и отпустят. Будут нас шерстить и по району допрашивать.

Логически, всё должно было случиться именно так, но интуиция твердила обратное.

– Нас не будут. Нам по семнадцать, – сцепив зубы, выдохнула Варя. – Ему-то восемнадцать исполнилось! Ровно неделя как… Сейчас возьмут и посадят его!

– Ты не можешь этого знать, – хмуро парировал Фил.

«Зато чувствую!» – Варя плотнее укуталась в пиджак Артёма, снова пряча лицо в руках. От этого почему-то становилось легче. Как в детстве: если ты чего-то не видишь, значит, оно тебя тоже. И сейчас так хотелось крепко-крепко зажмуриться, прячась в темноте от неприятностей, свалившихся натурально как снег на голову.

– Они точно знали, кто им нужен. Давайте не будем строить из себя идиотов, – озвучил Виктор то, что не мог сказать никто. – Они его не отпустят.

Варя оторвала ладони от лица и до боли закусила губу; Фил ёмко и резко назвал Виктора дебилом – от бессилия. «Блин, посмотреть бы, что там с Тёмой делают…» – идея назойливо кружила в голове, как комар ночью у уха. Варю потряхивало в лихорадке, и она нервно кусала губу и выворачивала докрасна кожу на руках, чтобы не разреветься. А реветь очень хотелось. От страха.

Телефон в кармане дважды вжикнул. Варя схватила его и подрагивающими пальцами ввела пароль.

      Тёмка, 13:33

      Мне конец.

– Ч-чёрт… – судорожно выдохнула Варя.

Когда Артём писал так коротко, с точкой, да ещё и не в «ВКонтакте», это означало, что дело действительно плохо. По инерции Варя открыла второе сообщение, от мамы. Она напомнила, что Варе нужно заказать в приёмной директора две справки об обучении, чтобы поехать на региональный этап олимпиады. «Господи, мамочка, как ты вовремя!» – её всю трясло мелкой дрожью, пока опускала телефон в карман, а пиджак оставляла на спинке стула.

– Ты куда? – Фил осторожно коснулся кончиков её пальцев.

Варю дёрнуло – по телу как будто разряд прошёлся. И трясучка усилилась. Сжимая дрожащие пальцы в кулаки, Варя откашлялась и коротко отрезала:

– К директору. Справку. Заказать. В приёмную то есть.

Ноги подкашивались, пока она шла до приёмной. Балетки на мягкой подошве, казалось, оглушающе грохотали, а каждая фигура – учитель, уборщица или ученик, вышедший в туалет, – заставляла вздрагивать и прижиматься к стене. Создавалось ощущение, что всё в школе – каждый листик, каждая пылинка, каждый человек – знает её намерение.

– Ну я же не могу не узнать, что с моим лучшим другом, да? – вполголоса рассудила Варя и осторожно распахнула лёгкую дверь.

Сердце замерло, а в голове закрутились тысячи вариантов, как узнать больше об Артёме, если секретарь окажется на месте. К счастью, её не было. Варя беззвучно прикрыла дверь и неловко замерла на пороге. Дрожали уже не пальцы – дрожала она вся. И сердце грохотало в ушах. Варя, терзая губы, замерла у стены подле запертой директорской двери. Между косяком и дверью золотом сияла узенькая щель, сквозь которую можно было подглядывать. Варя затаила дыхание, вслушиваясь в приглушённые мужские голоса. Спина периодически покрывалась мурашками, и Варя оборачивалась, ожидая увидеть кого-то на пороге. «Я буду очень глупо выглядеть…» – покачала головой.

На пол с глухим стуком упала серёжка, у которой давно надо было поменять застёжку, но до «Золотой Руси» или ломбарда никто из Ветровых добраться не мог. Варя присела. Боковым зрением уловила достаточно широкую замочную скважину, гораздо более удобную для подглядывания, нежели дверная щель. Повертев серёжку между пальцев, Варя уверенно уронила её на пол второй раз и прильнула к замку. Девочка, сидящая на корточках в поисках серёжки, явно будет выглядеть менее нелепо, чем просто так подглядывающая в замочную скважину.

Видимость была не очень хорошая: мешались пушистые от дорогой туши ресницы. Варя, проморгавшись, пальцами подкрутила их, чтобы не загораживали обзор. В глаза бросился красный маникюр на пальцах директрисы, стоящей напротив Светлакова сбоку. А прямо напротив Вари, у директорского стола, стоял Иванов, угрожающе теснящий Артёма. Тёма был сам не свой, бледный до того, что рыжие веснушки показались кровавыми пятнами, растерянно перебирающий пальцами жёсткую ткань рюкзака. Варя видела его таким всего лишь дважды: накануне судебного разбирательства по разводу родителей и после перелома ноги в преддверии межшкольных соревнований по волейболу. Рука сжалась в кулак и ногти впились в кожу до боли: очень хотелось помочь другу.

Но она не могла ничего.

– Вы понимаете, что это ЧП городского масштаба? – гулкий голос директора отдавал властностью. – Мне бы не хотелось огласки. Статус нашего учебного заведения ощутимо упадёт, если общественность узнает, что у нас на уроках арестовали ученика. Притом, попрошу заметить, одного из лучших учеников. Не медалиста и стобалльника, конечно, но активиста и главу самоуправления.

– Не арестовали, – спокойно поправил Светлаков. – Не арестовали, а задержали по подозрению в распространении наркотиков.

– В смысле? – выдохнула вполголоса Варя и тут же испуганно зажала рот трясущейся ладошкой.

Её не услышали. Директриса кивнула и представила двух учителей, выполняющих роль понятых. Они стояли вне зоны видимости, да и не были важны. Они всего лишь декорации: подпишут протокол и уйдут. А вот что будет потом…

Иванов гулким хрипловатым, как будто прокуренным, голосом предложил добровольно предъявить понятым и сотрудникам полиции запрещённые предметы. Артём тоже хриплым, но как будто сорванным голосом отозвался, что у него нет ничего. Варя с силой прикусила губу.

Иванов взял рюкзак Артёма, лёгким движением перевернул его, и на стол с грохотом посыпались разные предметы. От каждого удара Варя невольно вздрагивала, вжимая голову в плечи. Напряжение, кажется, зашкаливало. Колени задрожали, и, чтобы не упасть, пришлось схватиться потной ладонью за дверную ручку. Она тихо щёлкнула, и внутри Вари всё сжалось. В кабинете на этот звук не обратили внимания – все были заняты изучением содержимого рюкзака Артёма. Капитан шарился в Тёминых вещах, что-то бубня вполголоса. Вдруг его тонкие пальцы вытянули бледно-синий прямоугольный пакетик, набитый пылью. Варя прокусила губу.

Не нужно было быть гением, чтобы понять, что могут найти сотрудники отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков в сумке задержанного человека. Эта мысль обожгла Варю болью сильнее, чем пульсирующая губа. До слуха донеслись обрывки приглушённой речи капитана, обращённой к понятым. В сумке гражданина Родионова был обнаружен порошок белого цвета в герметичном пакете неизвестного состава.

Земля ушла из-под ног. Мир накрылся вязкой туманной пеленой, Варя не поняла, как отпустила дверную ручку с тихим щелчком и рухнула на колени. Сердце часто-часто стучало, как будто норовило выскочить из груди.

Трезвость мыслей вернулась, когда дверь в приёмную распахнулась, впуская секретаря. Варя сжимала в кулаке серёжку и продолжала терзать кровоточащую губу.

– Добрый день… – секретарша плотно закрыла дверь. – Всё в порядке?

Варя подняла глаза, каким-то чудом умудрилась подскочить с пола резво и даже не пошатнувшись. Правда, собственная легенда про серёжку и справки показалась очень нелепой.

– Так, – секретарша скинула дублёнку на стул, одёрнула белую блузку, – сколько вам справок?

– Д-две… – Варя взяла в руку телефон, плотно стискивая зубы.

Только с третьей попытки дрожащие пальцы оттянули чехол и выложили на стол секретаря две фотографии. Написав неуверенной рукой печатными буквами полное имя и класс, Варя стремительно покинула приёмную.

Всё казалось нереальным. Словно всё увиденное и услышанное – это лишь дурацкая иллюзия, игра влюблённого в детективы воображения. Варя массировала виски, рвано дыша. «Тёме капец. Его же сейчас просто посадят. Почему? За что? Ну это же не его наркота!» – мысли повторялись по кругу, и Варя больше не могла ни на чём сконцентрироваться.

По пути в класс она едва не врезалась в физрука и чудом увернулась от распахнувшейся двери в непривычное безмолвие 11 «Б». Мимо неё проскользнула сплетница Алиса, опасно сверкая взглядом. Варя, не нарушая гробового молчания, прошла на своё место и обвела всех убитым взглядом. Фил постукивал пальцами по заблокированному экрану телефона с небольшой паутинкой трещин в углу. Машка послушно строчила конспект. Виктор что-то решал в сборнике задач ЕГЭ по истории. Варя сбросила телефон в рюкзак и, сцепив до боли пальцы в замок, уставилась в стену.

Перед глазами всё ещё мелькали картинки обыска. А вместе с ними подкатывало осознание, что на их головы свалилась беда. Артём всегда с готовностью делил беды с друзьями пополам, помогал им всеми силами. Они должны были сделать так же, вот только… Как они могли помочь? В душе всё свернулось от осознания безысходности и неправильности ситуации, колючие слёзы подступили к глазам. Сдерживать их становилось всё труднее и труднее. Варя вжалась ладонями в лоб и тихонько всхлипнула.

– Варь, ты чего? – с заботой и тревогой коснулся её плеча Фил.

От этого нежного касания стало как будто легче, и Варя беззвучно выдохнула, проглотила слёзы: она не одна. Их, как минимум, двое (да и Машка с Виктором едва ли останутся в стороне), они вместе. Им надо разделить беду на всех, как они делали всегда. Варя опустила ладони на парту и невзначай скользнула пальцами по руке Фила, ощутив шарик шрама между большим и указательным пальцами. А потом выдохнула, как приговор:

– У Артёма нашли наркоту…

– Чего-о-о? – взвился Фил.

На этот тихий вопль мгновенно отреагировали и Виктор, и Машка. Маша швырнула ручку, резко поворачиваясь. Виктор захлопнул задачник и медленно обернулся. Варя шёпотом, по слогам, рассказала всем о пакетике наркотиков в рюкзаке Артёма.

Фил тихо ругнулся, и по классу невольно покатились шёпотом сплетни и предположения. Варя, накинув на плечи пиджак Артёма, осуждающе покачала головой. Наверное, стоило рассказать обо всём позже, но держать в себе было тяжело. Ведь их Артём, рассудительный и правильный Артём, совершенно не сочетался с этим злосчастным пакетиком порошка. Наркотики и Тёма сочетались так же, как снег и Сахара – вероятность один к миллиону; невероятно, но факт.

А факт, как известно, вещь очень упрямая. И опровергнуть его можно только другим фактом, более весомым и серьёзным. Такого не было ни у кого.

– Это точно? – убито переспросил Фил.

Варя проигнорировала. Она понимала сомнение Фила: если бы ей такое кто-нибудь сказал, она бы тоже не поверила. Да и сейчас не хотела верить своим глазам, хотела надеяться, что всё это ложь. Чья-то глупая шутка или постановка. «Это как раз постановка, – поджала прокушенную губу, – этих ментов!»

Тихое шуршание голосов в классе разбивал треск часов и хруст клавиатуры под ногтями с бордовым зимним маникюром. Янина Сергеевна писала отчёт медленно, то и дело хмурясь и качая головой. Ей, скорее всего, тоже не верилось, что её ученик, в которого она не только знания на дополнительных занятиях вкладывала, но и душу, оказался связан с преступностью. Да никто в классе не должен был верить, что Артём Родионов, лучший командир класса, верный друг и просто хороший одноклассник, ответственный, собранный, притягивающий к себе людей, как фонарь мотыльков, вдруг торговал наркотиками. Однако сомнения всё-таки вспыхивали («Ну у него всегда ведь можно было в долг стрельнуть»; «Да он бы нам предложил, ты дурак?») и, подобно детской игре «Море волнуется», внезапно замирали на полуслове. Обрывались. Таяли в тишине.

Фил, уткнувшись затылком в шершавую стену, нервно покачивался на стуле и барабанил по столу. Очевидно, как и Варя, размышлял. Он ведь тоже знал Артёма слишком долго, чтобы так легко поверить в мистификацию с наркотиками. Они многозначительно понимающе переглядывались и пытались приободрить друг друга вымученными полуулыбками. Варины мысли то и дело сводились к Илье, и она была уверена, что мысли Фила тоже. Только связи между сверстником из другой школы и представителями ОБНОНа Варя не находила, и это было главной проблемой. Она вновь и вновь перебирала в уме всю информацию, известную ей об Илье, но каждый раз терялась. Стук пальцев Фила настойчиво и громко бил в самые мысли, больше даже раздражая, нежели отвлекая.

– Фил, прекрати барабанить! – Варя с силой накрыла ладонь парня своей.

– Ау, – пропищал он, глядя на красное пятно от удара. – Не психуй.

– Это ты успокойся!

– А сама-то, – пробурчал Фил, а потом выдохнул: – Блин, бред какой-то…

– Да! Бред, бред, но…

Договорить Варя не успела: дверь в класс с грохотом распахнулась, и на пороге возникла знакомая широкоплечая фигура с тёмной бородой и сверкающей лысиной. Варя сразу забыла, что хотела сказать, и невольно сжалась: это был папа Артёма, дядя Саша, хороший мамин друг. Он пропыхтел, что Артём отправил ему сообщение о неприятностях, узнал, где сын, и ринулся в кабинет директора так же шумно и стремительно, как появился.

После грохота двери тишина показалась особенно тяжёлой и гнетущей, стучащей в уши, как кувалда о наковальню. Янина Сергеевна, крутанувшись на кресле, вдруг с нескрываемой иронией выдохнула:

– Вы мой первый класс, ребята. В плане классного руководства. Смотрю на вас и думаю, что буду потом, лет через дцать рассказывать своим детям о вас.

– А в хорошем или плохом ключе? – спросил кто-то нарочито задорным голосом.

– Смотря как всё обернётся, – небрежно пожала плечами Янина Сергеевна. – На самом деле, что бы ни случилось – в хорошем. Вы ведь меня всегда удивляли: такие дружные, позитивные и умные.

– Это заслуга классного руководителя, – встрял ещё кто-то.

– Нет, – Янина Сергеевна мягко улыбнулась уголком губ, – моя заслуга тут минимальна. Я ведь взяла вас только в седьмом классе. Вы чудесный выпуск, Золотой просто, потому что воспитали себя сами. Артём стал отличным командиром класса и скооперировал вас всех.

– Жаль только, что оказался таким… Двуличным! – внезапно подал голос кто-то из пацанов.

Варя дёрнулась. Она была уверена, что знает одноклассников лучше всех, со всеми их демонами и тараканами, но это сказал кто-то совершенно чужой. Варя нахмурилась и завертела головой в поисках этого человека. Не нашла.

Фил же вдруг взвился и подорвался, словно бы эта фраза перерезала последнюю тонкую нить, сдерживающую его гнев. Сзади него всё же упала крышка парты и его стул. Филу было плевать: он обвёл класс негодующим взглядом, в котором едва ли не сверкали молнии. В воздухе запахло дракой, и Варя невольно впилась пальцами в плечи, убивая дрожь. Казалось, стукни Фил хоть во что-то – начнётся драка не на жизнь, а на смерть.

И Фил стукнул. Ударил с силой, вновь сбивая едва зажившие костяшки пальцев в кровь. На вибрирующую столешницу шлёпнулась пара алых капель. Варя содрогнулась.

– Да вы офонарели совсем! – хрипло вскрикнул он, сдвигая брови к переносице и игнорируя Янину Сергеевну. – Кто это сказал? Я спрашиваю: кто это сказал?! Давай, выходи, ответь за свои слова. Как человек, а не как крыса. Ну давай. Расскажи, как Артемо… Артём тебе наркоту впихивал. А мы послушаем и, может, даже поверим. Но лучше помолчи. Ты ж ничего не знаешь. Артём мне как брат, вы все это знаете, и я говорю, что ничего подобного не было. Если кто-то уверен в другом, выходи, говори. Со мной.

Фил скрестил руки на груди и свысока глянул на одноклассников. Желающих подраться или поспорить с ним не нашлось. Лишь откуда-то раздался шёпоток, мол, друзья Артёма наверняка в этом же замазаны. Фил рванулся, но Варя осуждающе посмотрела на него и едва заметно мотнула головой. На самом деле, она не рассчитывала, что Фил послушается её. Однако он почему-то заискивающе усмехнулся, взъерошил волосы и уселся обратно.

Янина Сергеевна незамедлительно угомонила назревающую бурю разрешением не сдавать тетради. А потом как бы невзначай предложила не разводить пустословие, а терпеливо ждать выяснения обстоятельств. Варя была с ней абсолютно согласна: у них не было сил и средств, чтобы доказать невиновность Артёма, а громкие слова не помогут. Да только сомнения, всплывающие то тут, то там в классе, пусть и едва различимые, поднимали в груди волну жгучего гнева и желание действовать. «Глупо злиться на логичные выводы, – Варя нервно постучала концом ручки по тетради. – Если бы это случилось не с Артёмом, я бы то же самое сказала. А Тёмка… Ну он же не пуп земли, в конце концов!»

Ожидание убивало, словно размазывало катком по асфальту.

А вот Фил ждать не собирался и готов был трясти Илью. Они уже даже успели с Виктором поцапаться по этому поводу. Фил, как голодная собака, кидался на Виктора за каждую фразу, а тот лишь усмехался и поддразнивал Фила провокационными неоднозначными репликами.

«Не будите спящую собаку – он не знает, что ли?» – зыркнула на него Варя исподлобья и поморщилась. Желудок сводило от неприятных ощущений. А мысль, озвученная кем-то из одноклассников, ядовитой иглой впивалась в сознание. Варе уже начинало казаться, что она не так уж хорошо знает Артёма, как всегда думала. Конечно, у всех людей есть скелеты в шкафу и тени прошлого, которые рано или поздно открываются всем, но кто бы мог подумать, что их обнаружение причиняет такую боль.

– Я сомневаюсь, что это Илья, – вяло вклинилась она в жаркий диалог, лишь бы напомнить о своём присутствии. – Да, он сын полицейской, но наркота – это достаточно узкая тема.

– Это ты по сериалам решила? – ехидно поддел её Виктор.

Варя проигнорировала:

– И – главное – и зачем это ему? Мотив какой? Вы что, за деньги боретесь или что вообще?

– За эту драку отомстить, – развёл руками Фил. – Он очень мерзкий, Варь. Он мог.

Варя недоверчиво передёрнула плечами.

– Но они так чисто Тёмыча обложили! Профи, – заметил Виктор. – Либо всё очень серьёзно, либо им немало заплатили.

– Да ну, – недоверчиво нахмурилась Машка. – Как будто нас облапошили, а мы что-то упустили.

– Не дури, – тихо выдавила Варя. – Виктор прав: они профи.

– Конечно, я прав, – многозначительно поднял палец Виктор. – Если им надо кого-то серьёзно прижучить – они сделают всё, как надо.

Маша закатила глаза, но смолчала. Лишь усердно принялась натирать стёкла очков да скользить взглядом по кабинету – это говорило о боевом настрое подруги. Варя тоже была бы рада бороться, если б знала, стоит ли.

– Тёмка не стал бы меня обманывать… – прошептала она, облизывая губы.

Варя думала, что эта фраза предназначена друзьям, но поняла, что она нужна в первую очередь ей самой. Варе нужно было поверить в это. Поверить, что для Артёма их долгая – почти тринадцать лет – дружба значит ровно столько же, сколько и для неё, что он обязательно поделился бы с ней переживаниями или проблемами. Или, на худой конец, предложил попробовать наркоту. Они всё-таки были слишком тесно связаны. Варе иногда казалось, что нет человека, которого она знала бы лучше, чем Тёмку.

Они были почти как близнецы: чувствовали друг друга, верили друг в друга, доверяли друг другу, надеялись друг на друга. Потом, правда, между ними втисался Фил, немножко руша гармонию. Теперь Артём безоговорочно полагался ещё и на него. А вот Варя просто хотела убежать от Фила подальше. Он не был плох, даже, напротив, нередко проявлял удивительную заботу.

Просто рядом с ним Варя теряла голову. Рядом с ним действовала, не задумываясь, и боялась, что однажды пожалеет о содеянном. Но пока не пожалела.

– Может, да. А может, и нет. У тебя же были от него секреты? – резво отозвалась Машка.

– Ну, были. А у кого их нет?

– Вот именно! – торжественно воскликнула Маша. – У всех есть свои секреты.

– И чему ты радуешься? – выдохнула Варя. – Да, у всех есть свои секреты, но это же не значит то, что он употреблял или распространял наркоту.

– И обратного тоже не значит, пока нет фактов, – флегматично заметил Виктор.

Фил резко схватил его за воротник и рванул на себя. Виктор остался холодно невозмутим. А в его болотных глазах сверкнул гнев. Парни испытующе взглядывались друг в друга, словно меряясь силами. А потом Фил разжал воротник Виктора и бросил:

– Ещё одна такая фраза, и у меня будет два врага номер один!

– Не пыли, Фил, – Виктор поправил галстук, – мы все хотим помочь Артёму. Так? – все вразнобой кивнули. Маша уверенно, Варя затравленно, Фил агрессивно. – Но это не значит, что его априори надо считать невиновным.

Варя плотно сцепила зубы. Виктор был абсолютно прав. Она сама сотни раз видела, как в детективах героям приходилось подозревать невиновных друзей, приходилось отключать чувства и мыслить холодным разумом.

На экране и в книгах это казалось не очень сложным. На деле – ни в раз.

Сама мысль о том, что Артём как-то связан с криминалом, пусть даже случайно попал в эту сеть, вызывала в душе жаркую волну протеста. И Варя удивлялась Виктору, который мог таким каменным тоном обсуждать возможные связи Артёма с наркотиками. Маша подключилась вслед за своим парнем:

– Мне кажется, сначала надо понять, как наркотики попали в сумку Артёма. Если понятые были нашими, значит, они уже были в сумке. Кто мог подкинуть и когда?

– Вечером Артём был только у нас, – выдохнула Варя. – Да и заметил бы.

– Да? А сама-то часто проверяешь рюкзак, прежде чем туда накидать всего? – ядовито вклинился Фил, вновь барабаня пальцами по парте. – Да и во время драки рюкзак валялся в углу.

Варя поправила пиджак Артёма на плечах и рассеянно обвела дату в углу листа. Снова замолчали. Идеи не генерировались. Всё внутри как будто замерло, с трепетом ожидая будущего. Варя помассировала виски и вполголоса буркнула, что неспроста тёрся вокруг Артёма полицейский после Часа Просвещения.

– Угу, – монотонно кивнул Виктор, – сигнал у него был. Такое бывает. Веришь-веришь человеку, а он сволочь. Или на наркоте.

Варя закусила губу до боли и зажмурилась, ощущая, как слёзы застилают глаза. Судорожно втянув сквозь зубы воздух, попыталась дышать равномерно, глубоко, но только вдохи всё равно выходили рваными, а в горле стоял ком. «Не реветь, не реветь, не реветь!» – Варя шумно шмыгнула носом и запрокинула голову, изучая продолговатые слепящие лампы на потолке. Слёзы дрожали у самых век. Но ещё одно слово – и задушенные рыдания точно вырвались бы на волю. Поэтому Варя решительно вылетела из класса. Невозможно было больше находиться там, где воздух сдавливает грудь и травит, травит, травит до слёз и тошноты.

Виктор выдохнул:

– Походу, я погорячился. Да?

Фил без стеснения оскорбил Виктора на весь класс, в очередной раз за день получив замечание от Янины Сергеевны, и рванулся за Варей. Что-то внутри настойчиво твердило, что сейчас нужно быть рядом с ней, разделить на двоих всю абсурдность случившегося. Хотелось её коснуться, сжать её руку, прошептать (пусть бессмысленно), что всё будет хорошо.

Его задержали. Фил никогда не думал, что у Виктора, хотя и широкоплечего, но не очень-то накаченного, может быть такая стальная хватка. Виктор не просто схватил Фила за запястье – он ещё и рванул его, вынуждая болезненно приземлиться на жёсткий стул. Гораздо мягче Виктор одёрнул Машку. Его взгляд из-под очков был пугающе колючим и твёрдым, так что Фил с Машкой невольно переглянулись и осели.

– Стоп. Дайте ей побыть одной. Если бы она хотела поплакаться нам, она бы тут и плакала. Надо собраться с мыслями. Если б мою сестру обвинили в таком, я бы тоже ненадолго уединился.

Фил скрипнул зубами и с грохотом откинулся на спинку стула. Пальцы разъярённо взъерошили волосы. Злоба клокотала в душе, готовая выплеснуться через край. Кулаки чесались в ожидании боя. Артём был едва ли не единственным его близким человеком. И совершенно не хотелось так глупо его потерять.

– В Варькиных словах есть резон, – твёрдо сказал он, привлекая внимание Машки и Зимина. – По сути, как всё чётенько получилось. На часу подбросили, потом пришли, типа поболтать, и нашли наркоту.

– Не так, – качнул Виктор головой.

– Ты всё будешь критиковать, а? Мистер Холмс, – рыкнул Фил.

Зимин уже начинал надоедать своим всезнайством. Вообще-то, обычно Виктор был крутым отличником, из тех, у кого «отлично» по всем предметам, но за поведение «два»: драки, клоаки, скандальные сториз и посты в соцсетях об изнанке школы, провокации и споры с учителями. Но сейчас его желание встрять и как будто сбить со всех боевой настрой лишь подогревало и без того выкипающий гнев.

– Только то, что выглядит неправдоподобно. Они не поговорить пришли. Вы заметили? Они чётко за ним явились. Значит, был сигнал.

– Или заказ, – не смог промолчать Фил.

– Слушайте, а это можно проверить, – Машка вклинилась в их безмолвную борьбу внезапно, сверкая азартом в глазах. – У нас же в актовом зале висят камеры. Помните, после той тусы с бенгальскими огнями три года назад?

Фил позволил себе усмехнуться: он раз триста слышал историю, как одиннадцатиклассники пронесли бенгальские огни и алкоголь на школьную дискотеку, а потом едва не спалили зал и себя. Это была единственная скандальная история в лицее. И к ней не приложили руку ни он, ни Артём, ни Зимин, ни кто-либо ещё из их банды.

Парни не успели выразить своё мнение об идее Машки, как она уже оказалась подле учительского стола и со свойственным ей смущением и неловкостью объясняла свою позицию. Янина Сергеевна сперва монотонно кивала, но внезапно отвлеклась от работы и в удивлении вскинула широкие брови. Виктор с Филом переглянулись и, не сговариваясь, рванули на подмогу. Машка к этому моменту успела выяснить, что камеры видеонаблюдения выводят изображение на вахту и в учительскую, после некоторых инцидентов.

К их идее Янина Сергеевна отнеслась скептически, как Фил и предполагал. Он уже готов был прорываться к видео на вахте (хотя с вахтёром, как, впрочем, и с почти всеми сотрудниками лицея, у него отношения были натянутые), но его осадила Машка и снова заговорила с Яниной Сергеевной.

Фил не понял, как это ей удалось. Да только Янина Сергеевна, подогреваемая то ли азартом игрока, то ли действительно чувствовавшая подвох в деятельности полиции, согласилась на Машкину авантюру и отпустила их с урока. Совсем. На пятнадцать минут раньше.

«Да такими темпами Ледниковый период начнётся опять, – подумал он. – Нинка с урока пораньше отпустила, Артемон наркоторговец. Что ещё? Варька меня поцелует? Стоп. Она тут вообще при чём?»

– Янина Сергеевна, – Маша, принявшая от Виктора рюкзак, снова наклонилась к столу и заговорщицки зашептала, – а ключи от учительской… Вы не дадите, случайно? Вы ж пока единственный завуч в школе… Остальные в отпусках…

Янина Сергеевна недовольно покачала головой:

– Маша, соблюдай рамки. Даже на просмотр видеозаписей нужно разрешение директора. Если она узнает – из школы попрут не только меня. А если узнает не директор, а кое-кто повыше… – многозначительно ткнула пальцем в потолок и цыкнула. – Сможете посмотреть камеры на вахте – молодцы. Поставлю всем «отлично» по истории за год. И со Светланой Викторовной на «пятёрки» по обществознанию договорюсь. Не сможете – и ладно.

Машка, словно застыдившись своей просьбы, стремительно выскочила первой. Фил вывалился вторым, понимая, что с вахтёром им точно ничего не светит. Виктор, как всегда, решил поступить по-своему. Он подошёл к столу учительницы и, деловито постукивая по нему пальцами, заговорил. В вопросе его прозвучало ехидство:

– Янина Сергеевна, а вы, случайно, ключи не забыли нигде? В актовом зале, например… Просто я вот тут нашёл.

– Зимин. – Янина Сергеевна качнула головой. – Ты какой-то неправильный отличник.

– Правильных людей не бывает! – воодушевлённо отозвался Виктор.

Что-то звякнуло, стукнуло, и Виктор вылетел из кабинета. Плотно прикрыл за собой дверь и, сияя безмолвным торжеством, высоко поднял руку. На среднем пальце болталось железное колечко ключа от завуческой. Фил хмыкнул: нет, Зимин только казался простоватым отличником, на деле он тянул на доктора Мориарти.

Фил дружелюбно ткнул Виктора кулаком в плечо, выражая своё восхищение. Машка чмокнула парня в щёку, а потом потащила парней к лестнице:

– Давайте сперва спустимся вниз. Может, на вахте нам разрешат посмотреть записи. Как-то не очень хочется натолкнуться на уборщицу или учителя у завуческой. Или ещё кого похуже.

Фил лишь закатил глаза. Он был уверен на все девяносто процентов, что ничего не выйдет, и вахтёр их на пушечный выстрел не подпустит к записям. Но, конечно, с директором тоже не горел желанием встречаться: в этой школе у него была относительно хорошая репутация просто чуть оборзевшего ученика, и становиться вором-взломщиком, разумеется, не хотелось.

Поэтому Фил молча слетел по лестнице вслед за Виктором и Машкой на два этажа. На вахте, к счастью, никого не оказалось. Очевидно, это был тот редкий случай, когда вахтёр оставил своё рабочее место, а гардеробщица решила, что ничего не случится и можно остаться в стороне. Машка тут же подтолкнула Виктора к компьютеру, воровато озираясь по сторонам. На полпути затормозила:

– О, Варь! Ты как?

Варя вздрогнула: голос подруги вырвал её из водоворота сомнений и размышлений о чужих тайнах. В одиночестве невольно пришлось думать, прежде пару раз хлюпнув носом и приняв пластиковый стаканчик воды от посочувствовавшего вахтёра. После воды стало как будто легче, но мыслить приходилось абстрактными категориями: словно она размышляет о сюжете сериала или книги. Не жизни. Не Артёма.

– Как ты? – заботливо переспросил Фил, и внутри Вари всё болезненно свернулось.

Появление друзей ударило по иллюзиям, разбивая их на мельчайшие осколки. Варя вернулась в реальность и содрогнулась. Это была жизнь – не книга и не сериал, которые так легко захлопнуть или переписать. Противный ком вновь встал поперёк горла, и слёзы брызнули из глаз. Зажав ладонью рот, она выскочила на мороз, краем уха услышав, как отчаянно позвал её Фил.

Варя замерла на крыльце, обняв себя за плечи. День был в самом разгаре, за оградой гудели клаксонами, скрипели покрышками по льду машины. Холодные бледно-жёлтые лучи пронизывали припорошённые ночным снегом верхушки деревьев. Мороза не чувствовалось совсем. Только щёки жгли стремительно остывающие слёзы, да Варю знобило. Но она не была уверена, что это от холода. Скорее от нервов. Она запрокинула голову и громко всхлипнула.

От пугающе оглушительного грохота двери за спиной внутри всё свернулось и ухнуло вниз. Варя обернулась и неуверенно улыбнулась. Фил. Тоже раздетый. Вышел и замер у стены, заложив руки в карманы тёмно-синих брюк. Молчал.

Они смотрели друг на друга внимательно, понимая. И от этого в душе словно боролись лёд и пламя, заставляя колени подкашиваться. Было удивительно молчаливо смотреть в эти голубые глаза и улавливать в них что-то родное. Варя никогда не отличалась лёгким нравом, и после появления Фила в классе старалась пересекаться с ним как можно меньше: не сошлись характерами – как раз про них. Разные взгляды и темпераменты…

Варя не могла найти ни одной рациональной причины, по которой явление Фила рождало в душе тепло. Не могла найти ни одной рациональной причины, по которой жизнь без его усмешек и шутеечек казалась не такой полной, что ли.

Не могла найти этому начала.

Сперва был новенький, потом частые «случайные» травмы Фила после драки с Муромцевской бандой, парные работы, столкновение на дискотеке. А теперь ещё и проблемы Артёма, ставшего между ними связующим звеном.

Кажется, сама судьба упрямо сталкивала их лбами, превращая в напарников. Как будто чего-то хотела от них.

Варя смахнула слёзы и отвернулась, с притворным интересом разглядывая тёмные окна дома напротив. «Ну я хотя бы не реву взахлёб, – Варя старательно промокнула подушечками пальцев глаза и проверила, осыпалась ли тушь. – Не красавица, конечно. Блин, о чём я вообще думаю?»

– Варь… – тихо и осторожно позвал её Фил.

Что-то глухо шоркнуло. Варя глянула через плечо. Фил, зажав сигарету между зубами, старательно щёлкал зажигалкой, сдавленно ругаясь. Однако закурить не получалось: то ли зажигалка сломалась, то ли сигарета отсырела. Фил психанул, захлопнул металлическую крышку зажигалки, тряхнул её и снова шоркнул. Огонь беззвучно вспыхнул, и конец сигареты мигнул оранжевым.

Варя поджала губы и покачала головой, когда Фил удовлетворённо затянулся. На солнце блеснула гравировка на металле зажигалки. «Интересно…» – вскинула бровь Варя, но рассмотреть ничего не успела. Зажигалка потонула в кармане пиджака.

Запрокинув голову, Фил медленно, красиво и как будто рисуясь выпустил в воздух сизое облачко дыма. Взгляд Вари задержался на Филе чуть дольше, чем следовало. Он ободряюще улыбнулся, и Варя почувствовала, как вспыхнули озябшие щёки. Фил крадучись подошёл к ней и невесомо поводил в воздухе руками, словно примеряясь к Варе и попутно окутывая её горьковатым сигаретным дымом.

– Неправильно всё как-то… – надтреснуто просипела Варя и тут же откашлялась.

– Вроде того, – сделав ещё одну затяжку, Фил приблизился и зашептал неуверенно, словно взвешивая каждое слово: – Варя… Ты… В общем, ну всё будет.

– Что? – надтреснуто усмехнулась Варя и резко обернулась, вынуждая Фила отпрянуть. – Что будет? Тюрьма? Допросы? Или что?..

Фил выпустил пар в сторону и задумчиво посмотрел в небо:

– А фиг его знает. Ты только это… Не психуй.

Не улыбнуться не получилось. Фил смотрел на неё с такой болью, с таким сочувствием, что так хотелось к нему прижаться и попросить бессмысленно повторять, что всё будет хорошо, что зря она переживает за Артёма. Варя приблизилась, а Фил невольно напрягся. Тлеющая сигарета властным Вариным взмахом отправилась в снег. Фил нервно фыркнул, беззлобно обозвав воспитательницей. Варя поправила пиджак Артёма: рядом с Филом становилось слишком жарко. Его тёплое дыхание касалось её, пронзая насквозь.

– Ты чего? – нахмурился Фил.

– Жарко чего-то, – с нервно искривлённых губ слетел не то вздох, не то стон. – Блин! У меня в голове не укладывается…

– Артемон не мог, мы ж знаем. И это должно выясниться, – Фил говорил это твёрдо, и ему очень хотелось верить. – В конце концов, правда ведь всегда вылезает наружу.

– А если она уже вылезла?

Собственный вопрос больно резанул по живому. Варя мотнула головой и отвернулась; слёзы всё-таки сорвались с ресниц. Варя незаметно смахнула их и дала себе сильную пощёчину, так что щека загудела.

– Варя…

Фил позвал её, осторожно, тихо и как будто бережно. Варя обернулась. Он по-прежнему стоял в паре метров от неё, и взгляд его сверкал желанием помочь.

– Иди сюда, – прошептал он и легонько поманил её к себе ладонью.

Ноги словно бы одеревенели. Варя сделала шаг, другой. Когда между ними оставалось полшага, Фил решительно притянул Варю к себе. Его ладони осторожно и как будто немного несмело легли между лопаток. Варя неловко приобняла Фила в ответ. Онемевшим носом чувствовала горьковатый запах его пиджака, бездумно смотрела в белые кирпичики стены и чувствовала, как становится легче. Словно бы кто-то медленно вытягивал из неё горечь этого дня. Фил прижал её к себе ещё крепче и вдруг уткнулся носом в шею. Варя вздрогнула, но отпрянуть не смогла. Не могла поверить своим мыслям и ощущениям. Ей хотелось чувствовать Фила: его дыхание на своей шее, его силу, укрывающую от проблем, его обнадёживающую уверенность в счастливом исходе. Это было странно.

За деревянной тяжёлой дверью вибрирующей трелью разлился звонок. Варя и Фил вздрогнули. И только усилием воли сумели разомкнуть объятия. Фил скользнул ладонью по Вариному плечу и осторожно переплёл их пальцы.

– Спасибо, – прошептала Варя, свободной рукой размазывая по лицу слёзы и макияж.

– У тебя ресницы в инее, – глуповато улыбнулся Фил.

– И л-лицо в л-лед-дышках, да? – с такой же улыбкой ответила Варя.

Фил сдавленно прыснул в кулак, а потом легонько сжал её руку. Варя в ответ погладила большим пальцем кругляшок шрама на его руке, желая увековечить это ощущение умиротворения и уверенности.

– Пошли обратно, а? А то эти гении сейчас без нас наму-утят… – Фил взъерошил волосы пятернёй и тут же озадаченно выдохнул: – Слушай. У нас же сейчас самостоялка по географии. Поможешь?

– Мне б кто помог, – саркастично отозвалась Варя. – У меня, вообще-то, топографический кретинизм.

Фил едко хохотнул, и Варя несмело улыбнулась в ответ, первой ныряя в тепло школы.

Глава 4

Всё, что делала Варя на географии – задумчиво стучала тупой стороной карандаша по парте и пыталась различить, о чём шепчутся Виктор с Машкой, изредка косясь на географичку. Всё-таки не хотелось получить двойку по такому незначительному предмету: исправлять будет тяжело. Фил, пыхтевший рядом над телефонной игрушкой, по этому поводу вообще не переживал. Его контурная карта была идеально чиста, словно бы только-только вышла из-под печатного станка. Впрочем, как и Варина.

Варя закусила карандаш. Нервы были на пределе. После объятий на крыльце спокойствие захлестнуло лишь минут на тридцать, и сейчас тревога вернулась, подкидывая неприятные воспоминания и нехорошие мысли. Обыск у Артёма сквозь замочную скважину. Кадры из фильмов с допросами и подставными лицами. Обрисованная в общих чертах идея оправдать Артёма… Варя снова принялась стучать по парте. Громко-громко и часто-часто. Фил сдержанно кхекнул, очевидно, предлагая перестать.

Стук прекратился. Варя стрельнула взглядом в молодую географичку. Анна Владимировна была полностью погружена в проверку чьих-то контурных карт и даже замечания делала, не поднимая головы. Варя, едва не выронив карандаш, крутанула его в руке и стремительно ткнула Машку тупым концом под лопатку. Подруга дёрнулась, выпрямляясь, и обернулась. Она, наверное, заранее заготовила осуждающий взгляд, которым одарила две идентичные контурные карты. И не удержалась от ехидного подкола:

– И не стыдно вам? «Два» по географии получать? Такой сложный предмет!..

Варя картинно поджала губы и захлопнула контурную карту:

– Очень смешно. Лучше скажи, что там?

– Где? В какой из экономических зон?

– Маш… – зашипела Варя, параллельно легонько шлёпнув захихикавшего Фила тетрадкой по голове.

– Ау! – тот с наигранной обидной потёр затылок: – Да за что?

– Ржать меньше надо, – едко отозвалась Варя и вернулась к подруге: – Как будто ты не знаешь, о чём я тебя спрашиваю.

Маша развела руками и обречённо помотала головой: с видеозаписями не сложилось. На записях с камер актового зала в принципе не видно, что директор и Иванов тормозят Артёма у самого выхода. Поскольку у входа висят два муляжа, а на настоящих камерах как раз в конце зала входная дверь – слепая зона.

– Зато мы видели, как мило вы с Филечкой общались, – ехидно усмехнулась подруга в завершение рассказа.

Фил с Варей переглянулись и смущённо рыкнули на Машку, а Виктор, не оборачиваясь, отпустил едкий комментарий об объятиях на крыльце. Варя, вспыхнув, спрятала лицо в ладонях, а Фил, с грохотом перегнувшись через парту, огрел издевательски хихикающего Виктора контурной картой. Класс мгновенно обернулся на третий ряд – Варя наблюдала за всеми сквозь пальцы. Оторвалась от работ и Анна Владимировна, нервно заправив прядь короткой стрижки за ухо.

– Шаховской! Зимин! Ну что за детский сад? Вы одиннадцатый класс или как? Мария, отвернись, пожалуйста, к себе. Варя, ты всё уже сделала? Неси на проверку. Это всех касается!

Одноклассники вернулись к своим работам. Варя раскрыла контурные карты и принялась бездумно закрашивать поля сердечками – надо было создать хотя быиллюзию работы. Фил, шумно выдохнув, вернулся к игре. Виктор ещё какое-то время похихикал и замолк. Маша зашуршала ручкой по бумаге. В классе снова стало тихо.

Анна Владимировна, последив за ними четверыми ещё с полминуты, вернулась к проверке чужих контурных карт. Варя расслабилась и покосилась в телефон Фила: онлайн-битва была эпичной. Фил, уловив её движение, тихо придвинулся к Варе, позволяя смотреть без особого напряжения и дышать ему в плечо. Варя улыбнулась одними уголками губ. «Он всегда таким был? Или только сегодня? – заправила за ухо прядь, случайно коснувшись пальцами мягкой щеки Фила. Вздрогнула. – А какая разница вообще?»

Анна Владимировна, обведя класс внимательным взглядом, остановилась на их парте и напряжённо поднялась. Варя даже не столько заметила, сколько почувствовала движение в радиусе учительского стола и мгновенно приняла вид прилежной ученицы. Когда Анна Владимировна двинулась к ним, лёгким пинком предупредила Фила, чтобы сворачивался. Фил до последнего продолжал бой. Анна Владимировна была в полутора шагах, когда Фил выиграл и торжественно спрятал телефон в кармане Тёмкиного пиджака, болтавшегося на спинке Вариного стула, – от греха подальше.

– Филипп, пожалуйста, покажи, что ты сделал, – Анна Владимировна замерла у их парты и требовательно протянула ладонь.

Фил, поджав губы, тяжело вздохнул и кинул печальный взгляд на Варю. Его пальцы подхватили контурные карты напряжённо и неохотно, а потом впихнули в руки учительницы. Варя перестала дышать, накрыв ладонью свои карты: только бы Анна Владимировна не решила проверить и её работу заодно.

Карта Фила была оценена обречённым вздохом:

– Филипп, у тебя только-только отметки начали выправляться, а теперь опять «двойку» тебе ставить?

Фил промолчал. Только принялся теребить пуговицу на манжете неглаженой светло-голубой рубашки. Варя кожей чувствовала, как он нервничал. Хотя, вроде бы и «двойки» получал не впервые, а всё же морщился и терзал несчастную пуговицу.

– Ну что мне с тобой делать, а?

– Простить и отпустить? – обаятельно улыбнулся Фил.

– Уже устарело, Филипп. Уже устарело… – Анна Владимировна с явным сожалением поставила в углу страницы аккуратную грациозную «два» и сочувствующе посмотрела на Фила.

Тот лениво захлопнул контурные карты и вздохнул. «Двойка» была не первой и едва ли последней, но как будто подпортила ему день. Варя плотно сжимала губы, ругая себя за свою неспособность банально провести контуры экономических зон. Внутри царапался стыд из-за того, что она не помогла Филу. И Варя уже представляла, с каким удовольствием Янина Сергеевна на классном часу перемелет Филу все кости. А ещё клокотала невероятная злоба на собственное бездействие, из-за которого теперь приходилось трястись, пальцы левой руки скрестив на удачу под партой, а правой рукой пряча контурные карты от Анны Владимировны.

– Тем более, Филипп, ты сегодня с Варей сел, ответственной и сообразительной, – Варя почувствовала, как наливаются алым цветом щёки от не очень удобного и абсолютно несправедливого в данной ситуации комплимента, – не думаю, что она отказала бы тебе в помощи. Ну или ты хотя бы пример с неё взял, как в детском саду.

– А у нас обмен опытом происходит! То она с меня пример, то я с неё! – не задумываясь, усмехнулся Фил.

Варя сердито пнула его в икру. Он сперва недоумённо нахмурился, а заметив, как она вцепилась в контурные карты, шокировано вытаращил глаза. Анна Владимировна отошла от них, напомнив, что осталось десять минут до сдачи работ. Варя тихонько выдохнула. Волна напряжения и сковывающего страха отхлынула, и теперь судорога свела пальцы правой руки. Варя недовольно покосилась на Фила.

– Да ла-адно… – Фил недоверчиво глянул контурные карты. – Ты чего? Серьёзно? Я думал, ты шутишь про помощь. Сказала бы, я бы…

– Уже помог, – рыкнула Варя и, подперев кулаком щёку, принялась сердито заштриховывать куб на полях.

Фил пихнул её под партой в коленку. Она пнула его в ответ, чтобы отстал. Фил попытался что-то прошипеть. Варя проигнорировала. А потом разочарованный выдох Анны Владимировны опрокинулся на неё ведром ледяной воды. Даже как будто волосы зашевелились. Однако, к своему удивлению, Варя не пыталась исправиться, не заверяла, что всё сдаст. Руки сами смахнули карандаши и ручки с раскрытых страниц и протянули карты Анне Владимировне.

Она вывела «двойку» твёрдо и уверенно, хотя и без большого энтузиазма. А возвращая карту, попыталась заглянуть в Варины глаза, словно могла там прочесть причину. «Как же вы меня все достали! – нахмурилась Варя, встречаясь с взглядом географички. – Домой хочу». Варя забрала карты и впилась взглядом в «двойку», размышляя, зачем она вообще решила прийти сегодня в школу, когда всё внутри так отчаянно вопило остаться на месте.

Машка, где-то далеко, как будто не здесь, пыталась выбить для Вари время на седьмом уроке, факультативе по экологии, Варя безмолвно качала головой. Ей не было это нужно: ничего бы не изменилось. «Двойка», раньше казавшаяся катастрофой, лишь легонько поддушивала, являясь очередным позорным напоминанием о Варином бессилии.

Анна Владимировна вздохнула и, видимо, раньше времени огласила радостную новость: седьмого урока не будет, поскольку ей надо навестить мать в больнице. Все сочувственно завздыхали, пожелали скорейшего выздоровления, и только Варя продолжала равнодушно впиваться в «двойку» взглядом: «Странно… Ей вроде паршиво, а нам-то хорошо. Правда… Нет худа без добра».

На часах было без двадцати три: малюсенький шанс, что папа-таки вырвался на обед домой, а не пошёл куда-нибудь или не заказал на вынос. Пальцы сами набрали сообщение.

Вы, 14:40

            Ты сегодня домой?

            Папа, 14:42

            Уже еду. А ты же до четырёх!

            Вы, 14:42

            Нет. Минут через десять-пятнадцать урок кончится. Забери меня. Пожалуйста.

Папа ответил согласием, и Варя расслабленно выдохнула. Хотелось поскорее оказаться дома, закутаться в плед и включить любимый сериал с туповатыми, но милыми шутками. И чтобы не было ничего: ни ощущения преследования, ни нервного подрагивая под сердцем, ни тревожных размышлений о судьбе друга, ни обыска.

Только казалось, что полиэтиленовый пакетик всё ещё болтается перед глазами.

Артёму нужно было помочь. Варя решительно схватила ручку и распахнула блокнот, прошелестев страницами с набросками разнообразных детективов. Взмах, другой – на бумагу полились синие буковки и жёсткие стрелочки. Варя реализовывала всё, что крутилось в сознании в виде замысловатой, но какой-то бессмысленной схемы. Понятнее от неё не становилось. Да ещё и Фил, полулежавший на парте, то и дело перешагивал пальцами через схему и устало усмехался.

Этот день вымотал всех. «Бред какой-то! – Варя провела стрелочку от слова «ОБНОН» к «АРТЁМ» и поставила восклицательный знак. – В чём смысл? Чем и кому мог насолить Тёмка? Илье? Да ну. С Леркой они всё решили, раз даже Зимин не заикнулся. А что у них ещё было?..» Варя растерянно обернулась к Филу, формулируя вопрос, но он опередил её, по-хозяйски подтянув к себе блокнот и всмотревшись в острые тонкие буквы.

– Это что за клинопись? – проворчал Фил, картинно водя пальцем по буквам.

– Ой, а конспекты разбираешь… – ядовито отозвалась Варя, привыкшая выслушивать за небрежный почерк. – Думаю я. Кому мог Тёмка понадобиться? Ради такой подставы…

– Успехи, похоже, не очень, – ехидно протянул Фил, обводя пальцем вопрос.

– Дай сюда! – Варя отобрала блокнот и попыталась соединить позиции «ОБНОН» и «Илья».

Над линией нарисовался ещё один жирный вопрос. Фил с видом знатока в сотый раз за день, кажется, обвинил во всём Илью, и Варя бессильно рыкнула. Она вновь и вновь проходила по тонюсенькой и условно натянутой ниточке, связывающей Илью и ОБНОН через мать, и каждый раз спотыкалась о мотив. Вернее, его отсутствие.

Нервно заправив пряди за уши, Варя выдохнула и постаралась объяснить это Филу. Весь свой пыл он уже остудил, и сейчас слушал внимательно, пронзая Варю взглядом. А потом лениво протянул, касаясь сенсорного экрана часов:

– Может, у вас есть мысли получше?

– Реальней поверить в то, что Артём курьер, чем в то, что Илюха мог такое замутить, – сухо заметил Виктор и тут же прикрыл голову руками, на всякий случай.

Фил уже беззлобно шлёпнул его по спине. Варя пожала плечами. Как бы ей ни претила мысль о связи Артёма с наркотиками, она действительно казалась более реалистичной, чем мысль о подставе, созданной сверстником. «Хотя и то, и другое – бред! – Варя захлопнула блокнот и постучала тупым концом ручки по нему. – Я как будто что-то пропускаю!» Варя обернулась на Фила, страдальчески разглядывающего потолок.

Удивительно, но почему-то сейчас в душе было совершенно пусто: ни гнева, ни обиды, ни отчаяния. Лишь глухое неверие во всё случившееся. «Наверное, просто наступает стадия принятия, а потом на осознании накроет…» – Варя громко вздохнула, и Фил незамедлительно перевёл взгляд с потолка на неё.

– Что опять?

– Почему ты решил, что что-то «опять»?

– Ты всегда так вздыхаешь, когда внимание привлечь хочешь…

Фил хмыкнул, а Варя аж задохнулась от его наглости и забыла, зачем, на самом деле привлекла его внимание. Возмущение грозилось опрокинуться на голову Фила водопадом вопросов, но Варя вовремя прикусила язык и потёрла лоб.

– Я спросить хотела… Что вчера было? Ну, кроме, – Варя осторожно концом ручки коснулась пластыря на брови Фила. – Что-то ведь случилось, да?

Фил нехорошо передёрнул плечами и отмахнулся, мол, долгая и не самая весёлая история. И по его виду можно было совершенно точно сказать, что он не лжёт. Фил недовольно буркнул, что что-то вчера случилось, из-за чего Артём с Ильёй решили разойтись и сосуществовать оставшиеся полгода мирно. Из его мрачных реплик выходило так, что Артём отступил, спасовал… Варя покачала головой: Тёма редко отступал от своих целей и почти ничего не боялся. И всегда делился с ней всем, кроме вчерашнего диалога с Ильёй.

Неприятная догадка, что он мог не поделиться и проблемами с наркотой, скользнула склизким червём в подсознании и потонула в более актуальных мыслях: сущности произошедшего. Почему вдруг Артём отступил, до драки или после, почему парни пришли к ней, как после боёв без правил.

Варя раздумывала, в какую бы форму облачить эти вопросы, чтобы не отпугнуть Фила. Он помог сам, ностальгически выдохнув:

– Эпичная была драка, конечно…

– Расскажешь?

Фил замялся. Оно и понятно: если уж Артём не поделился с Варей подробностями вчерашнего дня, то с чего бы делать это Филу. Варя наморщила брови и, склонив голову к плечу, посмотрела на Фила самым милым и невинным взглядом, на который только была способна. Фил шумно выдохнул и отчаянно замотал головой:

– Ну блин, Варь, я не могу. Это наши с Артемоном дела. Он же тебе не стал рассказывать, хотя ты в соседней комнате была.

– Что? – Варя недоверчиво нахмурилась и мотнула головой. – Ты серьёзно?

Фил картинно стукнул себя согнутым пальцем по лбу:

– Я дурак.

– И не поспоришь! – фыркнула Варя, чувствуя вибрирующую волну гнева, разрывающую на части. – Ха! Ну как ужинать да лечиться, так у Вари, ещё и умолять отцу не рассказывать – конечно! А как вляпаться во что-то, так молчок. Конечно, Варя ведь вообще с этим не связана. И побитые рожи уже видеть привыкла…

– Варвара, неужели ты решила, что тебе нечего терять, и пустилась во все тяжкие? – Анна Владимировна оказалась вот совсем не кстати, и Варя нервно выдохнула под сдавленный полусмешок Фила. – Я могу тебе ещё одну «два» поставить: полугодие ведь только началось.

– Не надо! – шёпотом огрызнулась Варя, отворачиваясь от Фила и глядя в далёкое окно.

Фил легонько ткнул её пальцем в локоть. Варя поджала губы и тут же невольно вздрогнула: прокушенная губа дала о себе знать болезненной пульсацией. Наморщилась и с трудом сдержалась, чтобы капризно не захныкать: «Отвратительный день! Скорей бы он кончился».

– Сейчас уже урок скоро кончится. – Фил встряхнул рукой, как бы случайно ударив её о парту. – Хочешь… Я. Домой тебя провожу и всё расскажу.

– А то ты переписку не читал, – протянула Варя, медленно оборачиваясь и осторожно ощупывая припухшую губу. – Расскажи сейчас, пожа-алуйста. А то потом я до тебя не достучусь!

Фил неуверенно взъерошил волосы и покосился на часы. Варя посмотрела вслед за ним: до звонка ещё оставалось десять минут, рассказать о драке было более чем реально.

***

воскресенье

Артём ждал ребят на остановке, ведущей к постоянному месту встречи банд – гаражам. Фил выскочил из битком набитого автобуса на ходу, едва чуть-чуть отъехала дверь. Покачнулся и протянул руку Артёму.

– Здорово, – обменялись рукопожатиями; Артём легонько ткнул друга в плечо: – А чего не на мэ-эрсе каком-нибудь?

– Слушай, хоть ты не подначивай, – наморщился Фил, стирая с рукава синей куртки белое пятно неизвестного происхождения. – Заколебало на общественном транспорте ездить. Какого я вообще на права сдал? Знал же, что у бати зимой снега не допросишься, о каком авто речь! Ещё и, падла, нога опять разболелась. Привет, кстати.

Артём обеспокоенно наморщился, оглядывая Фила снизу вверх, предложил пойти домой, пока ещё не начали: всё равно сегодня планировали просто поговорить. Эти два слова, «просто поговорить», уже порядком надоели Филу за полтора дня. Артём так рьяно подчёркивал, что они идут решать вопрос словами, что невольно хотелось вмазать Илье и проверить, что будет.

Сдерживала лишь дружба. Не хотелось подставлять Артёма, который и без этого был тревожно напряжённым. Фил опасался разрушить их долгую дружбу, как, по словам окружающих, рушил почти всё, во что влезал.

– Поговорить так поговорить, – пожал плечами Фил и задрал голову.

Смеркалось. Солнце горело жёлтым пламенем и медленно сдвигалось в сторону горизонта. Артём с обречённым вздохом заметил, что домой придётся добираться по темноте. Фил на автомате вытащил из пачки предпоследнюю сигарету, не понимая, когда вдруг за два дня успел выкурить целую пачку. Бывало, что пачка сигарет исчезала медленно, за неделю-полторы. А тут каких-то два дня, переполненных родительскими воплями, тупыми болями в голеностопе и Ильёй.

После пары затяжек колючий дым уже начал раздражать. Фил зажал сигарету в пальцах, задумчиво глядя на тонкую змейку дыма, растворявшуюся в, кажется, осязаемом от мороза воздухе. Было странное ощущение завершённости и какой-то горечи.

«Испортились, что ли?» – наморщился Фил и, сердито выбросив сигарету, запинал её склеившимся снегом.

– У тебя всё норм? – спросил Артём, набирая сообщение Виктору.

«И что, так заметно?» – наморщился Фил, передёргивая плечами. Но, разумеется, соврал, что всё хорошо. Потому что, в принципе, проблемы с родителями вполне вписывались в стабильность его мира. А странное ощущение горечи – наверное, просто мир достал.

– Привет, командир, – хохотнул из-за угла Виктор, натягивая на подбородок клетчатый шарф, связанный бабушкой. – И тебе привет, господин умирающий. Чего случилось-то?

– Разговор, – сухо отозвался Фил.

– А… Понял. Кина не будет – электричество кончилось! – Виктор откровенно смеялся и, кажется, его уже совершенно не волновал разбитый позавчера нос.

– А чего ты такой весёлый? – подозрительно прищурился Фил.

Виктор, засунув руки в карманы, беспечно пожал плечами и сказал, что у него хорошее предчувствие. Фил фыркнул: «Сейчас бы от предчувствия радоваться, ага…»

Парни двинулись на своё место, за гаражи, хозяева которых редко объявлялись в это время суток. Это не гаражный кооператив, где свой автомобиль оставлял отец Фила: вот там была защита, да. Фил как-то пытался туда проникнуть, на машине покататься – не пустили. Зато здесь было раздолье: впереди красно-синие, местами проржавевшие железные боксы, присыпанные снегом. По обе стороны – по пять задних стенок гаражных боксов, исписанных разными граффити, и пара заиндевевших берёз.

ДАВАЙ, ВСТАВАЙ —

ЭТО НЕ ТВОЯ СМЕРТЬ

Свежее граффити тёмно-синей краской на стенке красного гаража сразу бросилось в глаза. Оно местами потекло, местами смазалось, но смотрелось очень органично поверх кривого черепа, нарисованного тут ещё до появления банд. Буквы были большими, обведёнными серебром, красивыми – явно рисовал кто-то занимающийся этим, а не просто любитель пописать на стенах.

– Чего завис, – Артём небрежно пихнул друга в плечо, и тот мотнул головой, возвращаясь в реальность.

Ильи не было.

– Опаздывают… – настороженно протянул Виктор.

Пришла очередь Фила глумиться:

– Да ты что. Короли не опаздывают, это слуги приходят слишком рано!

– Неужели ты выдал что-то умное, Шаховской?

От этого издевательски-надменного тона внутри Фила всколыхнулась волна гнева, и руки сами сжались в кулаки, сбросив морозное оцепенение. Одно появление рыжего прохиндея заставляло всё в душе клокотать. Виктор предупреждающе положил ладонь на плечо и мотнул головой. Фил, кажется, этого даже не заметил – просто выдохнул и неохотно принял оборонительную позицию. Осторожные шаги, напряжение во всём теле, раскрытые ладони – чтобы перехватить кулак.

– Я смотрю, Артём, ты один боишься по темноте ходить… Везде с собой своих таскаешь.

Артём скрипнул зубами и кивком головы указал на двух парней, сопровождающих Илью. А потом едко заметил, что в отличие от Ильи, с ним друзья ходят по доброй воле. Лицо Ильи на мгновение, на малюсенькое мгновение, померкло, но Филу хватило этого мига, чтобы самодовольно ухмыльнуться и посмотреть на заклятого врага свысока.

– Ты предлагал расставить все точки. Я готов к конструктивной беседе. Будем говорить здесь, при всех?

Илья поджал губы и цыкнул. Фил кожей чувствовал, что он что-то задумал, и рванулся было вслед за Артёмом, когда Муромцев предложил им поговорить тет-а-тет в супермаркете неподалёку. Артём обернулся и мотнул головой:

– Не надо. Я всё вам перескажу. Подождите здесь.

– А какого фига мы вообще тогда пёрлись, а? – протянул Фил, злобно пиная ледышку в сторону Муромцевских пацанов. – Вы б там созвонились, вдвоём потусовались. Ну, а что?

– Фил, у тебя точно всё в порядке?! – рявкнул Артемон, и Фил в ту же секунду проглотил половину слов. – Кидаешься на всех, как чихуахуа!

Илья присвистнул:

– Надо же, а ты умеешь своего пёсика на привязи держать.

Это стало последней каплей. Илья ухмылялся, Артём шумно дышал, Муромцевские перехрустывали запястьями – всё закружилось, сливаясь воедино, и в груди всколыхнулась волна гнева. Пальцы сами сжались в кулаки до дрожи в конечностях. Фил рванулся к Илье с криком, что сейчас от кого-то не останется и мокрого места.

Виктор возник рядом совершенно вовремя и встряхнул Фила за плечи. Горячая вспышка гнева мгновенно затухла, толком не успев разгореться. Илья смотрел на Фила с презрением и плохо скрытым страхом. Фил оскалился и сплюнул под ноги:

– Можешь отпустить, – прохрипел он задушенно, – я спокоен.

Виктор поджал губы и не отпустил. Сквозь исцарапанные линзы пластиковых очков сверлил его тёмным взглядом, пока Илья с Артемоном не скрылись из виду. Рядом хмыкнули приспешники Муромцева, хватка Зимина ослабла, и Фил немедленно этим воспользовался: рванулся, неосторожно врезаясь в гараж. Виктор впился в него раздражающе пристальным взглядом, и Фил сквозь зубы выдохнул:

– Всё. Я спокоен. Спокоен, как удав!

– Я заметил, – мрачно кивнул Виктор, отряхивая руки, – давай без мордобоя. А то мне ба секир-башка устроит.

Фил насмешливо хрюкнул и без сожаления вытащил последнюю сигарету. Пламя зажигалки неприятно лизнуло палец, пробуждая в душе жар. Фил глубоко затянулся и медленно выпустил в воздух пару колец. Он не считал себя заядлым курильщиком, просто лучшего способа выпустить жар и скоротать ожидание не знал. Кожей он чувствовал какой-то подвох. От копчика до затылка накатывало непривычное скребущее ощущение, словно предвещавшее беду.

Они утомительно долго стояли на колючем морозе. Больше тридцати минут – это точно, и Фил удивлялся, о чём так долго можно разговаривать. Фил уже давно докурил и чеканил скомканную сигаретную пачку на камеру Виктора, когда появились Илья и Артём. Замерев ровно в центре, они пожали друг другу руки, оба какие-то мрачные и как будто уже успевшие подраться.

– Всё, пацаны, сворачиваемся, – коротко бросил Артём, кивком головы приглашая Витю и Фила следовать за ним. – Больше нам делать тут нечего.

Илья привычно криво усмехнулся, но усмешка его была какой-то не такой. Что-то здесь вообще было не так. Фил догнал Артёма и решительным рывком развернул к себе, требуя пересказать договор с Ильёй здесь и сейчас. Артём многозначительно поднял бровь и сказал как-то слишком болезненно для того, кто ещё позавчера с лёгкостью говорил о развале банды после выпуска из школы:

– Мы больше не будем их трогать. Иначе у нас могут возникнуть проблемы.

– В смысле? – нахмурился Фил.

– В прямом, – пожал плечами Артём. – Пора заканчивать эту бессмыслицу. Мы отказались от претензий друг к другу… И, поверь, причины были убедительными.

– Да, Шаховской, теперь цепные пёсики отпущены на волю. Добби свободен! Вы проиграли эту войну.

Фил вспыхнул стремительно. Последним, что он успел запечатлеть перед тем, как кинуться на Илью, стал тихий вопрос Артёма: «А ты?» Фил вцепился в плечи Муромцева и с силой шандарахнул его спиной о стенку гаража. Железо отдалось тугой вибрацией. Илья попытался ответить что-то, когда Филу между ног ударили коленом и с силой врезали по щеке.

Фил упал лицом в холодный снег и медленно встал на четвереньки: в глазах всё плыло от удара, и медленно складывалось в чёрные буквы граффити. И Фил горделиво поднялся на одно колено. Артём стремительно оказался подле Ильи, напоминая о договоре: не бить по лицу. Никому ведь не хотелось проблем с полицией и директором. Илья кричал о том, что они только что договорились не драться совсем.

Только грань уже была пройдена.

– Не знаю, кто там с кем о чём договаривался, – Фил легко подскочил и многозначительно оскалился, – только вот я тебя не трогать не обещал!

Фил резко крутанулся вокруг своей оси, сперва нанося Илье унизительный удар между ног, а потом скользящим ударом рассёк губу. Артём перехватил руку прихвостня Ильи, летевшую ему в висок, поднырнул под ней, ногой отпихнул противника в снег. Удар от второго пришёлся в скулу. Виктор снёс кого-то в снег, предусмотрительно оставив очки на крыше гаража.

Они дрались так, как не дрались до этого ни разу: били везде, забыв про вето. Били по головам и лицу, били между ног и в животы. Раздражающе с рассечённого чьими-то часами лба на лицо Фила шлёпалась густая вязкая кровь. Руки уже болели от ударов. Кулаки не разжимались. Травмированная ещё позавчера нога разболелась с новой силой, и от этого Фил бился только яростнее.

Илья успел оттеснить Артёма к стене и что-то угрожающе бормотал. Фил рванул Муромцева на себя и отскочил в сторону. Илья упал спиной на ледяной настил. Виктор лихо швырнул одного из Муромцевской банды за угол гаража, другого Артём прижал к стене. Фил сердито сплюнул кровь с разбитой губы на снег рядом с лицом Ильи, морщась от неприятного металлического привкуса. Артём обернулся на Фила:

– Фил, отпусти его. Мы уходим.

– Заткнись, а! – резко отозвался Фил. – Сам виноват! Теперь я буду говорить с ним. А ты слушай…

Фил, ещё раз коснувшись губы, победоносно наклонился вперёд, к правой ноге, прижимавшей грудь Ильи. Вес тела он попытался перенести на левую ногу, чтобы не сломать рёбра Муромцева – только полиции им не хватало. Илья и так выглядел не самым прекрасным образом: на лбу назревала ссадина, оставленная от столкновения с гаражной стеной, губа рассечена, под носом кровь. Он невозмутимо смахнул кровь из-под носа и рыкнул, глядя прямо на Фила:

– Вы ещё за это дорого заплатите. А ты вообще…

– Ну договаривай… – оскалился Фил. – Не можешь? Тогда заткнись и слушай. Это не наши проблемы, что ведёшь себя, как гнида. За такой мерзкий характер тебя должны бить. И бить регулярно. И тебя будут бить с твоим длинным языком и несдержанностью. Вот так, как я, в подворотне. Запомни это. И ходи и оглядывайся.

Слова отца после последнего «задушевного» их разговора отчего-то впечатались в сознание и теперь выливались на Муромцева. Хотелось их выплеснуть до последнего, чтобы не травили душу ядовитой правдивостью. Хотелось сделать их чужими.

Фил сделал. И после этого буря внутри улеглась. Небрежно отпрянув от Муромцева, Фил набрал горсть снега, стараясь смыть кровь с рук. Виктор осуждающе покачал головой, поправляя очки на кровоточащем носу, и махнул рукой на прощание. Артём к тому моменту уже стоял на остановке, и когда к нему подошёл Фил, не сказал ни слова.

Фил пожалел, что выкурил последнюю сигарету.

***

Варя перестала различать реальность и вымысел уже на втором предложении. Только и успевала, что прикрывать раскрывавшийся от восторга и удивления рот ладошкой и сдавленно ахать. Рассказывал Фил, хотя и скомкано, но очень ярко и живо, так что Варе не составляло труда представить, как они дрались, как красиво говорили, как было холодно и жарко драться одновременно. Правда, нельзя было гарантировать, что всё это абсолютная правда: Фил иногда лгал просто фантастически правдиво.

– Он со мной не разговаривал до самого твоего дома, – после тяжёлого молчания выдохнул Фил, глядя в стену. – Я думал, что это всё.

Внутри него звенела боль. Варя осторожно, боязливо накрыла его ладонь своей и легонько сжала. Всё её нутро туго свернулось, буквально до судороги. Фил коротко дёрнулся:

– Да ладно тебе. Как будто тебе реально не пофиг.

«Не пофиг!» – испуганно отдёрнула руку Варя и сжала её в кулак. Прислушалась к себе. Ей действительно было больно смотреть на такого Фила, удручённого, язвительно укалывающего самого себя. Внутри закололо и затрепетало так, словно бы это она только что рассорилась с самым родным на планете человеком.

Фил коснулся её мимолётным взглядом и горько усмехнулся чему-то своему. Поджав губы, проверил время и утомлённо выдохнул:

– Вообще-то, было кое-что ещё. У тебя, ну, про Илью…

Варя неловко посмотрела на Фила, коснувшись тонкого золотого колечка на указательном пальце.

***

воскресенье

Тишина в квартире напрягала. Варя, увидев их разбитые физиономии, тут же растеряла своё природное красноречие и вот уже минут пять, похоже, собиралась с мыслями, грохоча посудой в кухне. Фил уже подумывал пойти ей всё объяснить, но не позволяла разболевшаяся нога. От тупого потягивания едва ли слёзы не наворачивались. Однако голеностоп был адекватно подвижен, признаков перелома не наблюдалось. Фил ковылял до Вариного подъезда сам, не пытаясь окликнуть насупившегося Артёма. Чувство вины и гордыня боролись друг с другом, и пока побеждала последняя. Он наконец-то уделал этого Илью Муромцева, раздражающего пафосного ментовского сынка, возомнившего себя едва ли не королём.

А на каждого короля найдётся свой завоеватель – так считал Фил. Правда, Артём отчего-то его мнения не разделял. И лишь морщился всю дорогу, болезненно потирая скулу. В автобусе карабкаться пришлось на самый верх, на колёса, сидеть рядом, тереться куртками и мучительно молчать. Потому что Фил не знал, как не сделать ещё хуже.

Задрав штанину, он осторожно ощупал ногу и покачал головой: рано снял фиксирующий бинт. Но, кажется, вывиха не было. Артём сидел с ватками в носу, останавливая кровотечение. Варя пришла, бледная и почти не дышащая, положила на столик упаковку пластырей и включила телевизор больше на автомате.

Залаял пёс, заговорил герой, и стало как будто легче – тишина стала не такой мучительной. Кровь с разбитой брови раздражающе стекала по виску, взлохмаченные пряди лезли в глаза, мешая бинтовать. Всё внутри слабо подрагивало: сил на гнев и раздражение просто уже не хватало.

И тогда прозвучал вопрос, которого Фил ожидал от Вари меньше всего:

– Тебе помочь?

– Помоги ему, – мрачно прогнусавил Артемон, – выбей ему остатки мозга. Если там что-то есть.

Варя осуждающе цокнула и осторожно присела рядом с Филом. Пальцы её дрожали, пока она обрабатывала ваткой разводы крови и лепила пластырь. А Фил судорожно вздыхал каждый раз, когда она лёгким полукасанием смахивала с его лба волосы. А потом отмазывался на тяжесть бинтования голеностопа. Варя разгладила пластырь на брови Фила и, скользнув ладошкой вдоль его лица, вдруг вскочила, как ошпаренная. И внутри всколыхнулся жар, не убийственный, а мягкий и уютный, как походный. Фил даже завис и посмотрел на Варю исподлобья. Это касание было таким тёплым и заботливым, как во сне. Она даже раскраснелась так же. Стояла, не глядя на них и нервно потирала подушечки пальцев:

– Вы… Может, есть хотите? Я омлет могу сделать. С салом. М?

Варя старалась. Старалась изо всех сил привести парней в нормальное состояние, а Филу хотелось одного: чтобы она его обняла и…

Просто обняла. Он пожал плечами, краем глаза заметив, что Артём кивнул.

Варька снова ушла грохотать посудой. Артём собрал обрывки пластыря, окровавленные ватки и вышел. Фил поправил бинт и вытянул ногу, тяжело дыша.

– Ты жесток, Фил. – Артём вернулся и замер на пороге комнаты, скрестив руки на груди.

Фил молчаливо приподнял бровь. Артём рвано усмехнулся и вздохнул тихо-тихо, то и дело напряжённо косясь в сторону кухни:

– За что ты так ненавидишь Илью? Он у тебя в детском садике игрушку отобрал? Или что?

– Не понял, – Фил сделал потише звуки киношной драки, резавшие слух.

– За что ты его так избил, я спрашиваю. Что непонятно! – Артём обернулся и крикнул, чтобы Варя ещё сварила кофе, хотя обычно сваренный ею кофе не пил. – Всё дело в той девчонке, которую он зажимал? Она тебе нравилась? Или в чём? В том, что вы слишком похожи?

Фил прыснул. Про одноклассницу он даже и не думал: да, она была прикольной, адекватной, но это было слишком давно. А Илья – Илья просто был врагом номер один. Артём не был первым, кто намекнул, как они с Ильёй похожи. Ему это говорили давно, то ли кто-то из одноклассников, то ли школьный психолог. Зря: после этого ненависть к Илье достигла космических масштабов. Они не могли быть похожи ни капли: Илья был злопамятным и редко выходил из себя; Илья предпочитал все вопросы решать скользко, где деньгами, где лестью, где вещами. Фил шёл напролом.

– Артемон, просто… – Фил пожал плечами. – Ну есть люди, которые твои, а есть не твои. Почему у ненависти обязательно должны быть корни? Ну терпеть я его не могу, понимаешь! Проти-ивный он.

– Потому что такой же, как ты. Мне мама всегда говорила, что нас бесят люди, слишком похожие на нас. – Артём усмехнулся, взбираясь на ручку дивана. – Объективно. Он, как и ты, никого не слушает, кроме себя. У вас обоих талант выводить окружающих из себя и переть напролом. Разве что, средства разные!

С каждым словом кулаки чесались всё больше и больше. Тело свело судорогой. Фил сглотнул и отвернулся. Пальцы переплелись в замок.

– Понять не могу, Артемон, – процедил Фил сквозь зубы, потрясая руками, в которых покалывало от напряжения, – это ты мне сейчас комплимент говоришь или ненавидишь меня так… А?!

Фил дёрнулся, быстро кинув на Артёма ледяной взгляд. Тут же отвернулся к экрану. Драка посреди заброшки вызвала рвотный рефлекс. Фил рассеянно потёр ноющие костяшки и посмотрел на мутный паркет. Ладонь Артёма, жёсткая, тёплая, накрыла плечо. Фил вздрогнул. Захотелось её перехватить и заломать до хруста. Сдержался. Зарылся пальцами в волосы и так сидел, слушая сериальный допрос подбитого подозреваемого. Артём вздохнул:

– Я не ненавижу тебя, Фил. Мы ж братья по крови, забыл?

Фил усмехнулся. Тепло воспоминаний о детстве неторопливо пробилось через колючие тернии гнева и обид. Разжал кулаки; большой палец задумчиво скользнул по тёмному следу, напоминавшему о спонтанной детской клятве, которая не раз спасала их дружбу от краха.

Всё-таки перехватил ладонь Артёма и легонько её сжал, не оборачиваясь:

– Ничего не случится. Илья блефовал.

– Я так не думаю, – в голосе Артёма звякнуло нешуточное напряжение, и Фил невольно вздрогнул. – Не в этот раз. Он назвал вполне конкретных лиц. Твоего отца, например. И какого-то Эрика Градова.

– А мой отец тут при чём? – Фил всё-таки обернулся и посмотрел в глаза Артёма, тускло-зелёные, печальные; и на душе неприятно заскребли кошки.

– Они вместе в девяностые с этим Градовым что-то то ли не поделили, то ли что, и этот Градов за Илью с какой-то радости вписаться готов теперь. Я не знаю, кто он и какие связи у него, но Илья был вполне серьёзен. Да и… Взрослеть пора, Фил.

***

Варя вышла из школы в смятении, задумчиво перебирая варежки в руках. Эрик Градов, какая-то бывшая одноклассница, ссора ребят, сегодняшние наркотики, объятия, слёзы – пара часов в школе казались невероятно долгими и противными, как безвкусная жвачка. Варя осуждающе покачала головой: она ведь почувствовала вчера напряжение, застывшее между парнями, но даже не подумала, что они были так близки к ссоре. «Плохая из меня подруга, – поджала губы. – Раз не заметила ничего. Кровь смутила, угу…»

На душе было паршиво. И не только из-за не состоявшейся вчера ссоры – из-за Фила. Эта его история выглядела даже не столько как пересказ вчерашнего вечера, сколько как посыпание головы пеплом. Притом не картинное, а вполне искреннее. И Варе так хотелось взять Фила за руку и наивно шептать, что всё будет хорошо. Не успела: со звонком они едва ли не наперегонки рванули в раздевалки. Почему-то по разным лестницам, словно боясь столкнуться. «Какая глупость!» – за спиной хлопнула дверь, и Варя вздрогнула, едва не выронив варежки.

Обернулась. Жизнь потекла, как в замедленной съёмке – Варя зависла. Перед её глазами друг за другом прошли Светлаков в распахнутом чёрном пальто, за ним – Артём в своей бордовой куртке с зачем-то перекинутой через руки кофтой, замыкал процессию Иванов, на ходу застёгивая куртку с рыжим мехом. Варю никто не заметил, не подвинул. Даже Артём не почувствовал её присутствия, не поднял взгляда с асфальта, лишь встряхнул кофтой. Тогда Варя, едва вернулось мироощущение, дала о себе знать сама.

– Тёма!

Они обернулись. Голос сорвался. Сзади хлопнула дверь. Варя, продолжая сминать в уже озябших руках варежки, торопливо сбежала по лестнице, замерев в полутора шагах от друга. Артём поднял на неё глаза, какие-то утомлённые, опустошённые, и мотнул головой. Варя плотно сжала губы и тоже мотнула головой.

Она вообще-то не верила в судьбу, но столкновения с людьми не могли быть случайными. Варя сделала шаг к Артёму, но его неуловимо задвинул назад Иванов. Под гнётом его жёсткого взгляда Варя невольно поёжилась, и вопрос, в сознании бравый и нахальный, на деле оказался блеянием ягнёнка:

– Вы что, его… Арестовываете?

Светлаков снисходительно взглянул на Варю и заговорил монотонно и устало, очевидно, привыкнув повторять это по сотне раз в день:

– Постановление об аресте выносит суд, а мы задерживаем. – Слово металлически звякнуло, и Варю невольно передёрнуло. – По подозрению в совершении преступления. И я бы не советовал кричать об этом на всю улицу. Тут не все ваши одноклассники, если вы понимаете, о чём я.

Варя стыдливо опустила взгляд. Льдинки и снег блестели на носках сапог. Действительно: чего это она! Полиция уводила Артёма тихо и незаметно, мешаясь с толпой учеников и учителей. Если бы они не прошли так близко к ней, Варя бы тоже не заметила высокие невзрачные мужские фигуры, следующие друг за другом – их очень легко было принять за старшеклассников (даже Иванов снял парадную форму, в которой читал лекцию). Они, как и директриса, были заинтересованы в отсутствии шумихи вокруг этого странного дела.

А она, как истеричка, начала приставать, тормозить и привлекать внимание.

– Здр-расьте… – Фил остановился за её спиной, и Варя поприветствовала его лёгкой улыбкой. – А вы наконец-то, к сожалению, уходите?

– Не дерзи нам, Шаховской, – Светлаков нехорошо оскалился, – мы представители закона.

– Какой-то неправильный у вас закон, – буркнул Фил в самое ухо Вари.

Варя, неслышно хмыкнув, повела бровью. Ей не хватало Филовой смелости драконить представителей власти. А вот Фил, кажется, не боялся ничего, и от его дыхания в самое ухо на Варю вдруг накатила невероятная твёрдость и уверенность, так что когда полицейские с Артёмом двинулись к парковке, она решительно рванула за ними. Фил матернулся и негромко бросил ей в спину:

– С ментами лучше не связывайся. Особенно с гнилыми.

Руки сжались в кулаки. Варя тряхнула головой. Два часа сомнений в невиновности друга показались ей одним из кругов Ада. Она не хотела больше сомневаться. Она хотела услышать Артёма.

Хотела, наверное, поверить ему.

– Ну куда ты летишь? – её придержали за руку, а потом Фил болезненно поморщился. – Сказал же: меня подожди.

– А ты куда? – язвительно поинтересовалась Варя. – Сам же посоветовал не связываться…

– Господи, Варя, мало ли что я сказал! Я же не могу тебя и Артемона бросить. Да и мне в эту сторону, – Фил взъерошил волосы, игнорируя скептицизм Вари, а потом добавил: – Да и любопытно, что ты планируешь делать.

«А чёрт его знает!» – мысленно ответила Варя и притормозила, проскальзывая за калитку. Серая «Toyota.Platz», совершенно не вписывающаяся в Варино представление о полицейских машинах, мигнула фарами в ответ на команду с брелока Иванова. Светлаков направился к задней двери, и Варя окрикнула их снова:

– Артём!

Все обернулись. Светлаков, совершенно не скрывая усмешки, которая могла бы быть обаятельной, если б не была столь омерзительной, положил руки на крышу машины и прищурился. Словно сериал смотрел. Иванов рыкнул, как приставучему котёнку:

– Ребят, разойдитесь по домам. Вы мешаете.

– Да мы не будем отвлекать, – развязно протянул Фил, подпинывая носком ботинка крупную льдинку. – Ну дайте нам с другом попрощаться хоть. Даже приговорённым к смерти дают последнее слово.

– У нас мораторий на смертную казнь, Шаховской. Так что обойдётесь и без последнего слова, – отозвался Светлаков так же ядовито и нахально, а потом нахмурился и деловито скомандовал: – Всё, давай, поехали.

Варя закусила губу и почувствовала, как рядом с ней, близко-близко, плечо к плечу, встал Фил. Его ладонь вслепую нашарила её руку. Пальцы переплелись, и Варя вновь почувствовала себя спокойно и уверенно. Фил рядом тихо выдохнул, словно выпуская пар. Иванов нырнул в автомобиль, проворачивая ключ в замке зажигания. Варя взглянула на Артёма. Он казался бледнее, чем с утра. И на его лице отчётливо читалась такая же утомлённость этим сумасшедшим днём, как и у всех. «Досталось тебе…» – Варя вздрогнула и невольно сжала пальцы Фила. Артём вдруг посмотрел на неё тем самым тёплым ободряющим взглядом и подмигнул.

Фил её отпустил. И Варя, сгорая в этом тёплом пуховике от странных мыслей и ощущений, кажется, в один миг оказалась подле Артёма. Из жара её бросило в холод. Мороз забрался под самую кожу, сводя пальцы. Варя накрыла холодными ладонями его руки, спрятанные под спортивной кофтой. У него были неправильно горячие для января пальцы. Кожу обжёг металл.

Наручники. Варя вздрогнула. Грудь вновь сдавили отчаяние и неверие.

– Артём? – широко распахнула глаза, стараясь не моргать: боялась заплакать. – Тём…

Сказать она больше ничего не успела. Кто-то из полицейских за спиной раздражённо крякнул, а потом Светлаков оттащил её назад со словами, что это запрещено, что они уже уезжают. Варя рванулась, резко сбрасывая руку полицейского и рюкзак. Поддела его ногой, разъярённо сопя:

– Нате – обыщите!

Откуда вдруг в ней, спокойной и интеллигентной, взялась такая дерзость и кипящая смелость, она не поняла. Лишь с головой окунулась в это чувство и просила полицейских дать им пару минут. Не больше. Они, на удивление, согласились. Иванов предупредил, что внимательно будет следить за ней (только зачем – думала Варя – она ведь не умеет вскрывать замки наручников, значит, и бежать не поможет). Светлаков засёк таймер.

Две минуты пошли. Рюкзак валялся у ног. Варя коснулась рук Артёма под толстовкой и попыталась ободряюще сжать их, вселить в него переданную Филом надежду на лучшее. Артём вздохнул, болезненно кривя губы.

– Устал? – прошептала Варя, разглядывая круги под его глазами, которые как будто потемнели.

– Всё хорошо, Варя, – прохрипел Артём.

Ложь была слишком очевидной: не могло быть хорошо после полуторачасового разговора с директором и полицейскими. Не могло быть всё хорошо в наручниках на морозе. Варя поняла: всё плохо.

– Тёма… – Варя осторожно разгладила большим пальцем пластырь на лбу, полукасанием очертила синяк на скуле, положила руки на его плечи, напряжённые, жёсткие.

И мгновенно прижалась к его груди, задерживая дыхание. Старший лейтенант Иванов рванулся – Варя это ощутила, но лишь крепче вцепилась в Артёма. Он вздрогнул, отзываясь на её объятие, и со вздохом прижался щекой к её затылку. Губы искривились в отчаянной улыбке, и Варя плавно отпрянула. Прокрутила на пальце кольцо и вновь подняла голову, заглядывая в глаза Артёма в поисках истины и невиновности, как собака заглядывает в глаза хозяина в поисках ласки и любви. Не смогла различить ничего. Зашептала, путано, торопливо, мотая головой:

– Тём, я ничего не понимаю. Не понимаю. Ничего не понимаю! – поморщилась и потерялась в словах: – Объясни мне, Тём. Что… Что это вообще?!

– Я не… Я не знаю.

– Правда?

Вопрос звучал крайне наивно, но терзал душу совершенно не по-детски. Разумеется, при полицейских следовало говорить осторожно и думать, что именно называть правдой. Но Варе нужна была чистая истина, какой бы горькой она ни была. Пусть Артём бы сказал, что нашёл способ подзаработать, вляпался в неприятности, в плохую компанию – он бы доверился ей. Показал бы полную картину, а Варя бы что-нибудь придумала. Обязательно придумала (не зря же у неё за плечами столько детективов!), если бы он только сказал.

Артём молчал. Почему-то не кивнул и не мотнул головой, не сказал хотя бы «правда» или «ложь». Молчал. И это молчание было мучительней собственных сомнений. Потому что, казалось, уже Артём сам себе не верит. Светлаков объявил о последних секундах прощания. Варя не шелохнулась. Лишь вцепилась в руки Артёма с силой, так что он болезненно прищурился.

– Тём. Правда?..

– Послушай, он тебе сейчас лапши на уши навешает, – вздохнул Светлаков и накрыл ладонью её плечо. – Вот оно тебе надо? Я могу сказать правду: он накрокурьер. Доставляет наркоту и пишет граффити с адресами на стенах. Полегчало? – Варя мотнула головой. – Вот. А это правда. Всё. Кончайте уже плакаться.

Варя отвела взгляд и выдохнула:

– Артём, или это правда?

Артём пожал плечами и судорожно втянул воздух:

– Ты знаешь, что нет никакой правды. Ты считаешь правдивым то, что тебенравится, что тебе хочется. Правда зависит от тебя…

– Балбес! – нахмурилась Варя, подчиняясь приказу полиции и отступая от друга.

Его внезапные философствования были совершенно неуместны сейчас. Даже Фил, всё это время молчаливо наблюдавший за прощанием, засунув руки в карманы, после этой фразы присвистнул и неоднозначным жестом потёр висок. Варя подняла рюкзак, отряхнула и кивком головы поблагодарила полицейских. Какими бы они продажными ни были, они всё же дали им с Артёмом шанс. Светлаков кивнул в ответ.

Варя перевела взгляд на Артёма и искусственно улыбнулась. Ни сомнений, ни отчаяния не было в душе – просто пустота. Просто пустота, как у пластиковых кукол. Артём вдруг поморщился, мотнул головой и в один шаг, широкий, но как будто неуверенный, оказался рядом с Варей. Он прикрыл глаза, уткнулся лбом в её лоб, прошептал:

– Я не виноват.

Быстро коснулся Вариной щеки губами.

Варя сперва отшатнулась от Артёма, как от открытого пламени, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. Но уже через пару секунд нежно, чуть подрагивая от накрывшего её страха, поцеловала его в щёку в ответ. Артём приподнял уголки губ в тёплой улыбке.

И Варя ему поверила. Торопливо отошла на несколько шагов и встала рядом с Филом. Он гневно хмурился и посылал невербальные сигналы Артёму, а друг лишь пожимал плечами, пока его не впихнули на заднее сидение легковушки. Варя неловко потёрла щёку и посмотрела на Фила. Тот криво и без излюбленной самоуверенности усмехнулся:

– А меня поцелуешь?

Губы дрогнули. И если на лицо Варя ещё могла натянуть каменную маску и ответить ядовито-колко, то со вспыхнувшими щеками сделать ничего не смогла и молчаливо посмотрела на дорогу, выискивая в неплотном потоке отцовский автомобиль. Фил крякнул:

– Ла-адно. Молчи, ничего не говори, сам знаю, что балбес. Я тебе не нужен?

Варя неловко пожала плечами. Уж папу она могла как-нибудь дождаться без лишних неприятностей и слёз. Фил нервно улыбнулся краем губ, сжал руку над головой в кулак и ободряюще крикнул в сторону полицейской машины:

– Артемон, удачи!

Обернулся и помахал Варе раскрытой ладонью:

– Пока!

– До завтра… – Варя невольно расплылась в улыбке.

Фил стремительно скрылся за поворотом.

Парковка жила. Машины подъезжали и уезжали, высаживали и забирали детей, скрипя шинами по уже изрядно примятому снегу, Варя посмотрела время на телефоне: урок уже пятнадцать минут, как закончился, а папы ещё не было. Полицейские тоже почему-то не торопились уезжать и о чём-то яростно спорили, перекладывая бумаги под водительским стеклом. Взгляд то и дело возвращался к ним, и Варя только усилием воли отводила его к дороге в ожидании чёрного «Range Rover».

– А позвольте досмотреть ваш рюкзачок.

Светлаков умудрился выскользнуть из автомобиля призраком, и теперь навис над ней, сжимая лямку рюкзака на плече.

– На каком основании? – нахмурилась Варя, пытаясь выдернуть руку из цепкой хватки капитана.

– У нас есть основания подозревать, что ваш подельник – Артём Родионов – только что передал вам партию наркотика не установленного состава.

Варя опять рванулась, но почувствовала, что пальцы Светлакова лишь сильнее врезаются в её плечо. Выдохнула, расслабилась, чтобы не нахвататься синяков, громко ответила:

– Я несовершеннолетняя, и меня досматривать можно только при родителях! И вообще… – вытаскивала из сознания все известные ей статьи о правах человека, говорила нестройно, дыхание сбивалось. – Вообще… Вы не имеете права меня досматривать. Только женщины!

Иванов и Светлаков с наигранным позитивом перебросились парой локальных шуток про права и обязанности, а потом ядовитый шёпот Светлакова, обещающий задержание за сопротивление сотрудникам полиции, влился в уши, опутывая скользким ужасом. Её уже не трясло в лихорадке, не сковывало холодом – её оплели липкие лианы страха, сдавливающие руки и ноги до покалывания, а горло до хрипоты.

Она смотрела слишком много хороших и не очень детективов, чтобы понять, что будет дальше. Наркотики в сумочке. Задержание. Вызов родителей. «Папа убьёт кого-нибудь… – наморщилась, мотая головой. – А если они узнают, чья я дочь. Это ж… Какие неприятности начнутся. Мне трындец!» Варя часто-часто засопела, пытаясь вдруг ослабевшими пальцами удержать рюкзак на плечах. Светлаков едва ли не приплясывал вокруг неё, помогая слишком по-джентельменски для этой ситуации снять рюкзачок. Варя не успела понять, как рюкзак оказался в руках полицейского, а старлей поймал на улице пару любопытных бабулек в качестве понятых. У Вари дрогнули колени, когда рюкзак упал на капот легковушки.

Её никто не держал, но куда-то идти, что-то говорить было бессмысленно. Да и невозможно: руки и ноги стали как будто чужими, а в горле пересохло до раздирающего покалывания.

Скрипя шинами, на парковке притормозил чёрный «Range Rover». Дважды прогудел клаксон. «Папа…» – Варя пошатнулась и обернулась, одаряя Светлакова опьянённо-победоносной улыбкой. Из автомобиля, хлопнув дверью, вышел папа в небрежно распахнутом чёрном пальто. Он шёл твёрдо и решительно, но как-то слишком медленно, и с каждый шагом его взгляд становился всё мрачнее.

Варя покосилась по сторонам. Бабульки шли вразвалочку, неторопливо. Иванов нетерпеливо постукивал пальцами по капоту, Светлаков хмурился, вглядываясь в фигуру её отца. С приближением папы Варю наполняла твёрдость и уверенность. Ноги больше не дрожали, а руки не немели. Когда до папы оставалось около десятка метров, Варя даже притопнула от нетерпения. Земля не уходила из-под ног. Тогда Варя стартанула с места и чуть ли не с наскоку повисла на шее отца:

– Папа!

Сказать, что папа обомлел – не сказать ничего. Он рефлекторно ухватил Варю за талию, на пару сантиметров приподнимая от земли. Варя прижималась к его почему-то так и не побритой щеке, тяжело и счастливо дыша.

– Это что за проявление щенячьей нежности? – отшутившись, папа чмокнул Варю в нос и поставил на землю.

– Прости, – Варя отпустила отца и неловко поправила шапку, исподлобья стреляя колючим взглядом в полицейских.

Светлаков и Иванов переглянулись. И на их на мгновение исказившихся лицах промелькнул самый настоящий животный ужас. Иванов метнулся к бабулькам, а Светлаков мгновенно застегнул Варин рюкзак. Варя вжималась в папину руку, стараясь казаться невозмутимой и спокойной. Только внутри всё трепетало и колыхалось, как парус на ветру.

Папа остановился около полицейских:

– Какие-то проблемы, мужики?

– Олег Николаевич? – то ли спросили, то ли поздоровались они. – А вы… Что? Как?

– Пап, – Варя сжала локоть отца сильнее, – они обыскать меня хотят! Они из ОБНОНа.

Папа посмотрел на Варю тем самым взглядом, который означал «поговорим дома, но я ни одному твоему слову не поверю». Варя съёжилась и медленно отцепилась от папы, по инерции шагая вперёд, к рюкзаку, к полицейским. Замерла у их автомобиля, посасывая прокушенную губу.

– А на каком основании, собственно? – папа подошёл к полицейским вслед за Варей и приобнял её за плечи со спины; Варе показалось, что вокруг них вырос непробиваемый купол. – Она несовершеннолетняя, а вы собираетесь досматривать её личные вещи без родителей?

– Это просто профилактика, Олег Николаевич, – Светлаков мотнул Вариным рюкзаком в воздухе с самым честным выражением лица. – У нас приказ от Евгения Анатольевича. Вы можете проверить. Это не наша инициатива. Мы бы никогда, если бы…

– Варя, иди в машину, – папа говорил спокойно, но Варя почувствовала нехороший морозец, который скользнул в этой будничной фразе.

Варя решительно забрала из рук Светлакова рюкзак и, прижав его к груди, как драгоценность, не оборачиваясь, заторопилась к машине. До её слуха долетали обрывки диалога и так и подмывало обернуться и всё разузнать. Сдержалась.

Двери машины щёлкнули прямо перед её носом. Забравшись на переднее сидение, Варя глянула в окно. Почему-то не было радостно. Было какое-то разочарование: опять папа всё смог и всё решил, а она… На что способна она, кроме как хлюпать носом и мучиться в сомнениях? «Может, попросить папу Тёмке помочь? – Варя прикрыла глаза, упираясь затылком в подголовник. – Да ну. Это придётся всё про парней рассказывать, их недобанду. Они ж меня не простят. Скажут, вот, что за подруга, слила нас мэру… – Варя фыркнула и тихонько рассмеялась собственным мыслям. – Если это Илья… Не, ну в смысле «если» – больше-то некому. Илья. А с ним мы с Филом сами справимся».

Телефон в кармане вжикнул и чуть не вывалился на пол. Варя ругнулась на неотключенное уведомление у игры и расстегнула рюкзак. Надо было переложить телефон на своё место, пока не разбился.

Стало жарко.

Поверх розового пенала лежал полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Сбоку, зажатый тетрадками, валялся ещё один. Точно такие же, как нашли у Артёма.

– Что за фигня?! – почти по слогам просипела Варя, дёргаясь, как от змеи.

Один вжик, взмах руками – Варя нервно запнула рюкзак подальше, словно он был куском раскалённого металла. Она неслышно дышала. Одной рукой подкрутила громкость радио, пытаясь вникнуть в шутки ведущих. Другой рукой приоткрыла окно, впуская в раскалённый терпкий аромат машины немного мороза.

«И что делать?!» – озадаченно потёрла лоб Варя. Хлопнула дверь водительского места, Варя подпрыгнула и посмотрела на папу. Он многозначительно приподнял бровь, и его карие глаза показались совсем-совсем чёрными:

– Ты чего такая дёрганая?

– Меня остановили два мужика, чтобы проверить сумку, – пришлось ногой подтянуть рюкзак поближе, – это ж совсем не страшно!

Папа хмыкнул и провернул ключ в замке зажигания:

– Варя… Не ври мне. Я тебе не враг.

– Да вообще никогда не рву, – хохотнула Варя. – Правда испугалась. Это ж такие мордовороты. А я девочка.

Папа завёл старую пластинку о том, что ей всего восемнадцать, а уже собралась в СПбГУ-МГУ, да ещё и общагу, ворчал, что такая маленькая и большой город её поглотит. Варя слушала отца одним ухом, а сама думала, как избавиться от наркотиков и надо ли об этом кому-нибудь говорить. Решила, что скажет Филу (в конце концов, это же он раздраконил Илью!) и попросит помощи: нельзя же было вот так просто смыть наркотики в унитаз. Надо было, наверное, разобраться, что к чему.

– Кстати, а вообще зачем они приходили?

– Понедельник же. Час Просвещения. Проникались жизнью всех нарко…

Сарказм выходил отвратительным, но это было всё же лучше, чем трястись, как замёрзшая собачка. Папа сдержанно кашлянул и вздохнул. Замолчали. Варя прислонилась виском к окну, рассматривая знакомые пейзажи: отделение банка, аллейка, пара желтоватых пятиэтажек, магазин, полупустая остановка. Варя усмехнулась: за одиннадцать лет пейзаж, конечно же, приелся, но то и дело рождал улыбку. В зоомагазин они с Артёмом заходили погреться в прошлом году, когда у них отменили занятия из-за пурги. А в том ларьке с выцветшими бордовыми буквами «ХЛЕБ» Фил покупал им перекус по понедельникам, если у них был шестой урок. Варе всегда брал творожные плюшки или пирожки с яблоками, а им с Артёмом – картофельные. А потом подкармливал Варю своим.

– Чего улыбаешься? – спросил папа, притормаживая на светофоре.

– Да так, – Варя вздохнула, доставая телефон и приглашая Фила к ней в четыре. – Детство вспомнила.

Папа рассмеялся, коротко, чуть глуховато, но искренне. И Варя усмехнулась в ответ.

У дома они оказались быстро. Варя и забыла, что дорога домой может быть такой короткой и уютно-тёплой. Зевнув, выскочила из машины, закидывая жёсткий тканевый рюкзак на одно плечо. Он показался особенно тяжёлым и словно обжигающим руки и спину до неприятного зуда. Варя поморщилась, отмахиваясь от противного поскрёбывающего чувства на душе. Нагнала папу, пару раз едва не растянувшись на заледеневшей дорожке, и повисла на его руке:

– Ой, – снова чуть не навернулась. – Я так упаду когда-нибудь. Мама звонила?

Папа качнул головой, щёлкая Варю по носу рукой с ключами:

– Это я как раз у тебя хотел спросить.

Варя тоже отрицательно мотнула головой и рассудила, что мама, наверное, ещё спит. Не вставать же ей в семь утра, хотя и в Москве! Папа открыл тяжёлую дверь, пропуская Варю. Она юркнула в тёмный неуютный подъезд и не удержалась, чтобы не пожаловаться на отсутствие нормального освещения под лестницей. Папа где-то нащупал выключатель и щёлкнул. Затрещала круглая лампа слева. Но светлее не стало. С тяжёлым вздохом папа то ли пообещал, то ли отметил для себя простимулировать ЖЭК.

– Когда уже наш дом отстроят? – буркнула Варя, поднимаясь по лестнице. – Земля есть, фундамент заложен, Джамшуты-Равшаны наняты, что ещё?!

– За полгода дом не строится. Строится только каркас. Нужна ещё облицовка, ограда, сигнализация. Мы ж до маминого отъезда туда мотались, – папа вздохнул и вдавил кнопку вызова лифта.

– Без меня? Ну я так не играю, – с полушутливой обидой Варя скрестила руки на груди и выпятила пухлую нижнюю губу, как капризная принцесса.

– А у кого там с Машей в это время были Твари? – улыбнулся папа. – Вот и дуйся. Если коротко, то к лету, наверное, переедем. Мы. А ты в общагу, как хотела.

– А собака?.. – протянула Варя, в мольбе приподнимая брови.

– А собака будет у того, кто остаётся дома, здесь, – папа притопнул носком ботинка по полу и тут же махнул рукой в сторону лестницы, не давая Варе возмутиться: – А ты иди-ка лучше проверь почтовый ящик. Квитанции поймай.

– Ну па-ап… – лениво начала Варя; двери лифта с грохотом распахнулись. – О, пойдём, квитанции же никуда не убегут, да?

Папа лишь мягко усмехнулся, вошёл в лифт вслед за ней. Варя, подождав, пока лифт дёрнется и лениво поползёт вверх, обняла папу, прижавшись щекой к его жёсткому пальто.

– Пап, ты как чувствовал, что мне твоя помощь нужна.

– Я же твой папа, – отец легонько потёр её плечо, – а родители всегда знают, когда их детям нужна помощь. Даже если дети этого ещё не осознают.

Варе померещился в его голосе упрёк, и совесть застучала в подсознании с новой силой. Варя с улыбкой вздохнула: «Не о чем волноваться. Это лишь мелкие неприятности. С этим мы должны сами справиться».

Глава 5

Варя, конечно, подозревала, что услышит о себе много нового и неприятного, когда положила перед ещё не успевшим даже расстегнуть куртку Филом два пакетика порошка, похожего на муку, и засунула руки в карманы толстовки. Фил замолчал. Хмурился, переводя взгляд с пакетиков на Варю и обратно. И Варя буквально кожей чувствовала, как медленно нагревается воздух вокруг них. Фил хриплым полушёпотом спросил, что это. Варя ответила так, как думала.

Снова повисла тишина. Звук расстёгивающейся молнии распилил тишину противным вжиком, словно вилкой по стеклу. Варя содрогнулась и приподняла одну бровь. Фил скрипнул зубами:

– Зачем?

– Что «зачем»? – наморщилась Варя, невольно отшатываясь: от парня веяло какой-то угрозой.

– Зачем ты притащила эту дрянь сюда?! – вскрикнул Фил, взъерошивая волосы.

Варя сжалась. Показалось, что из-под кожи выступили тысячи малюсеньких острых игл, готовых разить каждого, кто посмеет её коснуться. Рыкнула:

– А что мне было с ней делать? Выбросить в школьном дворе, на глазах полицейских и папы? М-м-м… Прелесть какая была бы, а! Или… Не-ет… Лучше было выбросить во дворе, когда все в окна глазеют и дети с горки катаются. Да?!

– И поэтому ты притащила наркоту домой, да ещё и показала мне. Найс! – оскалился Фил, перехрустывая пальцами. – Конечно, это ведь сразу всё решит!

Варя сердито перекинула косу на грудь и поджала губы. Слова Фила переворачивали её поступок, показывая его лицевую сторону. И это действительно выглядело глупо. Варя не знала, чем руководствовалась, когда решилась пригласить Фила домой и рассказать ему об этой проблеме. В кино десятки раз наркотики смывали в унитаз и раковину, а потом начисто вымывали квартиру и руки, уничтожая все следы – Варя могла сделать точно так же. Почему-то не сделала.

Варя не могла ошибаться. Всё, что она делала, казалось ей единственно возможным верным вариантом. Поэтому, натянув на лицо непробиваемую маску и мысленно приглушив восприятие мира, она выдохнула:

– Ну, блин! Это ведь не только мои проблемы, но ещё и твои, Артёма… Откуда я знаю, что надо делать с наркотиками? А вдруг это и не они вовсе, а… – Варя нервно передёрнула плечами. – Мука какая-нибудь.

Варя старалась держать лицо, но взгляд лихорадочно метался из угла в угол, стараясь не наталкиваться на Фила, а уши заполыхали. Варя прекрасно осознавала, что несёт сейчас абсолютную глупость, но отступать от своих решений не привыкла. Да и не объяснять же Филу, в самом деле, что ей просто понадобилось поделиться этой проблемой с кем-нибудь.

Вернее, именно с ним.

Конечно, можно было довериться и Маше, и даже рискнуть Виктору. Маша бы, наверняка, испуганно шептала о заговоре, Виктор бы красиво вылил на Варю ушат ехидства… А Фил просто нервно заорал:

– Ты дура или да?!

Варя дёрнулась, локоть задел флакон цветочных духов, и он со звяканьем упал на комод. Варя услышала звенящую тишину. Фил что-то кричал, активно размахивая руками и поминутно взъерошивая волосы, словно не знал, куда их деть. Метался по узкой прихожей туда-сюда и, кажется, то издевательски предлагал Варе попробовать (ну, а что, раз ей кажется, что это мука!), то говорил, как здорово будет, когда эту наркоту найдут в квартире мэра, то нервно смеялся, что все вокруг него наркоманы, один он, оказывается, самый правильный.

– Притащить наркоту в дом! Очень умно, просто сто из десяти, Варь. Ну, а что такого, правда же! А может, это из-за твоего отца всё, а? Может, это на него заказ был? А как подступить к мэру? Через его дочку. А к ней как? Через названого брата, разумеется. У них же такая крепкая дружба и любовь. Все дела. А потом хоба – и госдурь! И тогда папу твоего пришьют. Потому что прокуратура все дела контролирует.

Варю потряхивало от негодования. Она нервно растирала ладони до жара, словно бы пыталась отмыть их от криков Фила. В груди клокотало что-то горячее, удушающе-колючее – обида. Варя хлопнула ладонью о тумбу, отбивая ладонь до судорожного жара, и в яростном вопле сорвала голос:

– Не ори на меня!

Фил заткнулся. Не просто замолчал, а именно заткнулся, проглотив остаток фразы на полуслове. И поднял глаза на Варю. Посмотрел внимательно, напряжённо и не с яростью, как она ожидала, а как будто со страхом. Варя дёрнулась. Нижняя губа, и без того пульсирующая от ранки, опасно подрагивала. Ещё одно слова Фила – и Варя бы точно разревелась.

В тишине Варя передвинула флаконы духов и подтянула к себе пакетики с наркотиками, шепнув, чтобы Фил уходил. Он всё равно не хочет и не может помочь, значит, она справится сама. Она ведь может справиться сама, в самом деле.

Фил бухнулся на пуфик, сцепляя пальцы в замок, и задумчиво покусывая изнутри щёку. В виски вдруг застучала тупая боль, и пальцы сами расплели длинную косу. Массируя одной рукой голову, а в другой сжимая эти злосчастные пакетики, Варя отошла к противоположной стене и небрежно плюхнулась на пол.

Пакетики валялись справа, Варя путалась пальцами в волосах, шумно дыша. Обида дрожала на кончиках ресниц, но Варя не позволяла ей пролиться слезами: и так уже наревелась за день. На душе было паршиво. Можно было, конечно, прогнать Фила и затаить на него смертную обиду, но Варя не могла. Не могла потерять ещё одного человека, от которого на душе становилось теплее и легче. Не могла потерять человека, в чьих объятиях сегодня нашла тепло. Не могла потерять человека, от прикосновения к которому по телу разливались спокойствие и уверенность, даже если вокруг бушевал шторм.

– Прости.

– Прости.

Сказали это одновременно шелестящим шёпотом в пустой квартире.

Варя считала себя виноватой: если бы не её глупое желание разделить с Филом проблему, ощутить его рядом с собой, ничего бы не случилось. Никто бы ничего не узнал. Когда она заговорила об этом, путано объясняя, что растерялась или испугалась – сама толком не поняла – что ей понадобился человек, что лучше Фила бы её никто не понял, он сполз с пуфика на пол и, забрав пакетики, бухнулся рядом с ней.

– Я дура, да, – выдохнула Варя, отводя взгляд.

Фил криво ухмыльнулся и играючи подбросил пакетики.

– Пойдём, уничтожим их, что ли.

– А как? – доиграть роль испуганной наивной девочки Варя решила до конца.

Она знала, что Фил осторожно вспорет пакетик и высыплет всё его содержимое в раковину. Знала, что мощным потоком зальётся вода и даже предполагала, что он своей металлической зажигалкой подпалит пакетик, и тот начнёт медленно обугливаться, распространяя по квартире зловоние.

– Это уже перебор, – зажимая локтем нос, буркнула Варя, распахивая настежь кухонное окно и жадно вдыхая крепкий зимний воздух, отчего-то показавшийся сладковатым.

– Ничего подобного, – самоуверенно отозвался Фил, засовывая руки в карманы джинсов. – Если им надо, они и в мусорке могут пошариться.

– Сомневаюсь, – вздохнула Варя, раздвигая мамины цветы и усаживаясь на подоконник, – они как папу увидели, так испугались. Они же не знали, кто я.

Фил неоднозначно повёл бровью. Явно сомневался, что полиция отступит, узнав, кто отец Вари, да и Варя почему-то была в этом не особенно уверена. Когда доплавилась последняя капля полиэтилена, когда тряпка смахнула все мельчайшие крупицы в раковину, когда было вынесено мусорное ведро, Варя вдруг ощутила невероятную лёгкость и блаженство. И совесть как будто тоже перестала назойливо постукивать в сознании. «Ну правильно, – Варя улыбнулась этой невесомости в душе и даже крутанулась вокруг своей оси от переполнявшей её радости, – я же теперь ничего не скрываю. Ничего ведь и нет!»

– Спасибо, – неловко погладила Фила по руке, скользнув пальцами по шероховатым костяшкам.

– Да не за что, – отмахнулся он. – Ну это… Я тебе больше не нужен?

«Дурацкая фраза, – поджала губы Варя, – можно было сказать «я пойду», а это… Как будто я его ненавижу прям!» Варя вышла в прихожую. Фил неловко мялся около куртки, словно бы не хотел уходить. Варя так же неловко мялась у кухонной арки, а внутри всё сжималось, словно бы не желая отпускать. Задумчиво подёргав не травмированную сторону губы, Варя вздохнула:

– Ты, может, есть будешь? Я рожки по-флотски готовила на обед. Подогреть надо только…

– Буду! – обрадованно согласился Фил и счастливо метнулся в сторону гостиной, на ходу пытаясь что-то нашарить в карманах.

Куртка с шумом сползла на пол. Варя не смогла сдержать улыбки. Сегодня ей очень не хотелось оставаться одной. Покачав головой, она запнула разбросанные Филом кроссовки под обувную стойку, его пуховик повесила на крючок в шкафу и неторопливо прошла на кухню. Поёжившись от холода, закрыла окно на проветривание. Всё равно неприятный запах и чёрный дымок исчезли, когда Варя выносила мусор. Оставался лишь какой-то мерзкий привкус, который, впрочем, Варя списывала на собственную мнительность и зацикленность на проблемах.

Зажигалка никак не хотела вспыхивать. Варя щёлкала раз за разом, огонь хлопал и тут же гас. Звонкий треск раздражал. Варя рассерженно тряхнула зажигалку: «Папа может всё, что угодно, только не заправить зажигалку! Говорю же: нужна горничная. Не-ет, блин!» Указательный палец упрямо вновь и вновь нажимал кнопку. Наконец, пламя вспыхнуло и тут же затрепетало от непонятного дуновения. Варя едва успела поджечь газ.

Насторожилась. По квартире тянуло горьковатым сквозняком, обжигающим босые ноги. Варя принюхалась: пахло сигаретами.

– Су-у-упер! – Варя растянула губы в приторно-сладкой улыбке и, грохнув сковородкой с рожками о плиту, рванула в свою комнату. – Я его убью.

Фил действительно по-хозяйски стоял на небольшом балконе её комнаты, каким-то образом пробравшись сквозь бардак. Варя, стараясь игнорировать стыдливое полыхание ушей, распинала по углам несколько мягких игрушек и коробок с журналами, наспех застелила постель, крутанула рюкзак на рабочем кресле и замерла на пороге балкона, укоризненно сверля взглядом затылок Фила.

Он даже не обернулся. Словно бы и не заметил, что она пришла и стоит вот тут, подбирая слова для преисполненной негодования речи. Варя, качнув головой, медленно двинулась к Филу. Едва не споткнулась о коробки, которые папа обещался как-нибудь на досуге отвезти в гараж уже как полгода (всё та же отцовская привычка не доверять жизнь своей семьи никому, кроме себя), смахнула как бы между прочим снег с коробок, стоявших ближе к Филу и, плюхнулась на ближайшую, надеясь, что там её старая одежда, а не какой-нибудь компьютер. Фил обернулся и по-дурацки улыбнулся Варе, небрежно стряхивая пепел на улицу.

Варя недовольно вскинула бровь:

– Ты ничего не попутал, а, друг любезный?

– В смысле?

Фил коротко затянулся и небрежно выдохнул в сторону. Варя невольно проследила за тем, как седоватое облако дыма растворяется в белизне улицы. Фил выглядел гораздо лучше, чем когда пришёл к ней, когда стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда деваться. Сейчас он словно бы вновь обрёл себя настоящего, с насмешливой улыбкой, горящим взглядом и твёрдой уверенностью во всём, что творит. Мотнула головой: мысли опять уносили её совершенно не в ту сторону. Она должна думать о том, чтобы как можно меньше вещей в квартире пропитались горечью дыма, а не о том, что происходит с Филом во время курения.

Фил не замечал её безмолвного холодного гнева и, продолжая наваливаться корпусом на широкий подоконник, курил. Варя скрипнула зубами и злобно напомнила:

– Мне кажется, или мы уже обсуждали, что курить в моём доме нельзя.

Фил высоко вскинул брови, как если бы услышал это впервые. Варя мило оскалилась в ответ.

– Так и я не дома, а на балконе. Это почти на улице! – Фил похлопал крышечкой сигаретной пачки. – Кстати, ты говорила это в прошлый раз. Сейчас табу на сигареты не было.

– Ты издеваешься?! – дёрнулась Варя, коробки за её спиной опасно зашатались.

– Да…

Широкая улыбка Фила стала последней каплей. Варя рванулась вперёд, забирая из его рук коробку. Фил дёрнулся. Догоравшая сигарета кометой устремилась вниз с девятого этажа. Пачка оказалась в Варином кармане.

– Это типа если пьянку нельзя предотвратить, то её надо возглавить, да? – напряжённо хохотнул Фил, пока Варя изучала неприметную синюю пачку. – Огоньку?

– Щ-щас! – хмыкнула Варя. – Получишь перед уходом.

– Эй, это незаконно! Мои сиги! Отдай, – Фил протянул руку.

Варя немедленно отшатнулась, пряча пачку за спину. Фил увещевал, что больше в квартире дымить не будет, что понял, чем это чревато, что обязательно исправится и будет её слушаться, что Варя самая лучшая подруга. Варя с трудом сдерживала смех и упрямо мотала головой: с таким, как Фил, работали лишь строгие санкции и изъятие орудия преступления.

Но Фила, очевидно, такой расклад не устраивал, поэтому когда Варя всё-таки не выдержала и прыснула от очередной его комичной фразы, он резко схватил её за руку. Равновесие они потеряли, и Варя, пряча сигаретную пачку в карман толстовки, повалилась на коробки. Фил упал сверху, и Варя, сдавленно пискнув, зажмурилась и на миг даже перестала дышать. По ним прокатилась пара небольших коробок, кажется, с летними вещами. А потом стало тихо. Глупый смех не рвался из груди, Фил ничего не говорил. Всё, что могло упасть – рухнуло.

Варя открыла глаза. Её словно бы насквозь прошило молнией – покалывание пролегло под кожей, заставляя шевелиться волоски по всему телу. Фил смотрел прямо на неё, тяжело и шумно дыша. В его зрачках Варя успела ухватить отражение своей фигурки, как-то неловко распластавшейся на коробках.

В сериалах и простецких романах герои обычно в такие неуклюжие моменты близости целуются. Поддаются жару и страсти. В абсолютно пустом Варином сознании вспышкой фотоаппарата вдруг нарисовалась картинка их с Филом поцелуя. Она туго сглотнула. Фил неловко хохотнул, и медленно отодвинулся от Вариного лица. Как-то неуклюже опираясь на подоконник, он слез с Вари и застыл в полуметре, неловко одёргивая чуть задравшуюся бледно-голубую рубашку. Варя медленно села, приглаживая взъерошенные волосы, и напомнила про макароны.

– Ага, – выдохнул Фил. – Сейчас я только, руки помою.

– Раковина в конце коридора, прямо рядом с кухней, – зачем-то промямлила Варя, во все глаза глядя на Фила.

Он неприлично быстро покинул балкон и комнату, оставив её одну. А Варя шумно выдохнула, пальцы сами разделили волосы на пряди, заплетая их в простую тугую косу. Под кожей полыхал жар, и совсем не ощущалось январского мороза.

Поцелуя не состоялось.

Внутри всколыхнулась волна горечи, гася жар. Стало зябко. Варя смахнула серые крошки пепла с подоконника, сердито задвинула фрамугу, захлопнула балкон. Прислушалась. В ванной прекратила шуметь вода. В душе дёрнулась горько-солёная обида. Варя покачала головой: она думала, что ничего более странного и пугающего за сегодня не произойдёт. Но эта неправильная слабость в коленях; тепло, разливающееся по телу от низа живота; мысли о поцелуях – это всё не было новым, скорее хорошо задвинутым назад старым. Варя изо всех сил второй год старалась отключать эти ощущения, а они всё же прорвались, придавив её, словно камнепад.

Варя, облизывая губу, повернула налево и едва не врезалась в Фила. Он стоял на пороге ванной, вытирая лицо краем её полотенца. «Постирать, – на автомате заметила Варя и кивнула в сторону кухни. – Интересно, чего он такой красный?»

Впрочем, лгала самой себе. Интересно уже не было. Водоворот внезапного несбывшегося желания утягивал её куда-то в глубину, и Варя смотрела на Фила уже с каким-то сожалением. Не то чтобы она верила, что в жизни всё бывает, как в кино или романах, но сейчас почему-то захотелось именно такого. Чего-то горячего, импульсивного, порывистого – как сам Фил.

В комнате висело напряжение. Варя не знала звука отвратительней, чем кухонная тишина, монотонно разрубаемая постукиванием вилки о тарелку. Когда вроде бы и стоит о чём-то поговорить, и есть о чём говорить, но не получается. И приходится утомительно ждать какого-то знака к началу разговора.

Варя мучительно подбирала фразу, всячески её перестраивая и переворачивая. Кривилась, потягивая растворимый кофе: ей не нравилось. Она, как какая-то легкомысленная дура, думала о том, почему Фил пришёл к ней в этой ужасно подходящей ему рубашке, откуда он добирался до неё, по вкусу ли ему еда. А должна была думать, как решать проблему с Тёмой и наркотиками.

– Ты чего такая кислая? – неторопливо протянул Фил, сдвигая рожки в кучку и лениво накалывая их.

– А мне петь? – вопрос вышел слишком резким, и Варя с силой прикусила губу, одёргивая себя. – Просто… Понедельник и вправду день тяжёлый.

Фил приподнял бровь и многозначительно хмыкнул:

– Как будто если бы это случилось в субботу, было б легче.

Варя неопределённо пожала плечами. Фил доел всё до последней крошки, поставил тарелку в раковину и, сполоснув пальцы, поблагодарил.

– Кофе? Чай?

– Кофе. Со сливками! – с готовностью согласился Фил, усаживаясь обратно.

Варя неторопливо зашевелилась по кухне, разводя растворимый кофе. Не чета варёному, конечно, но свою цену в пятьсот рублей более чем оправдывал. Отломала сливки в пластиковой баночке, поставила перед Филом и уселась на свой стул, подтягивая колени к груди.

– Даж вкуснее, чем твой варёный, – усмехнулся Фил.

– Эй! – обиженно вскинулась Варя.

Готовка была её Ахиллесовой пятой. Варя делала всё идеально или почти идеально, кроме готовки. То котлеты подгорали, то яичница была пересоленной, то омлет растекался комочками – совершенно не так, как надо. Но Варя хвалила себя уже за то, что она пыталась и что парни никогда не отказывались от её еды (хотя мамину, конечно, съедали быстрее). По крайней мере, на её предложение приготовить ещё никто не отчеканил глухо и напряжённо, что не будет есть.

– Да ладно тебе. Кофе варить – это сложная штука. Даже у меня не получается хорошо.

– Да-аже… – Варя фыркнула, закатив глаза.

Она была уверена, что Фил может лишь заварить кашу – и то, исключительно в переносном смысле. Он недовольно вздёрнул бровь:

– Ты чего?

– Ничего, – Варя прищурилась: белое солнце неудачно сдвинулось после обеда, и теперь слепило глаза. – Кофе тебе понравился, а как тебе рожки?

Фил неожиданно замялся. А потом, глубоко вдохнув, на долгом выдохе вывалил на Варю недостатки её рожек, активно жестикулируя руками. Кружка гулко стукнула о столешницу. Кажется, этот день решил пустить Варю по канату над пропастью. Она шумно выдохнула, поднимаясь и одёргивая домашнюю толстовку. Фил напряжённо проследил за ней, торопливо допивая кофе.

– Если ты такой умный, может, научишь? А то критиковать все горазды, а вот на деле показать… – горделиво передёрнула плечами Варя.

На самом деле, ни секунды не сомневалась, что Фил сейчас рассмеётся, подмигнёт ей и скажет, что судил по блюдам, которые ест сам. Однако Фил самодовольно усмехнулся. Эта улыбка, всегда пробуждавшая в Вариной душе чудную радость, сейчас не сулила ничего хорошего: она означала, что Фил уже победил, ещё не вступив в бой. Он торопливо допил кофе, с грохотом отодвинул стул, встал и, замерев посреди кухни, огорошил Варю простым вопросом:

– А где у тебя фартук? Не хочу испачкать брюки.

Варя выпала. Даже переспросила, так ли услышала его вопрос. Фил, расстегнув манжеты, закатал рукава рубашки по самые локти и совершенно буднично пояснил, что во время готовки есть шанс испачкать одежду, а ему и так недавно влетело за порванные брюки.

Варе показалось, что она уснула. Она больше на автомате стянула с крючка огромный фартук с эмблемой футбольного чемпионата и протянула его Филу. Тот был слишком оживлённым. Обрадованно завязал его и потребовал назвать блюдо для готовки.

Оказалось, он умел всё. Вернее, почти всё: его возможности были ограничены возможностями кухни и доступными ингредиентами.

– Папа хотел суп, – пожала плечами Варя, забираясь на подоконник и всё ещё в ступоре глядя в стену. – Никогда не любила супы. Погоди, ты серьёзно?

– А разве я похож на клоуна? – вскинул бровь Фил.

Варя заулыбалась. Он, конечно, нередко выкидывал что-нибудь эдакое, ненормальное, иногда забавное, иногда дурацкое, но сейчас он был абсолютно серьёзен – Варя откуда-то это знала. Фил обаятельно улыбнулся в ответ и под отрывистым руководством Вари стал набирать ингредиенты для горохового супа. Он суетился самозабвенно и активно: набрал картофеля, замочил горох, вооружился ножом и вдруг завис, с наигранным подозрением прищуриваясь.

– Варя… Мне кажется, или ты меня дурачишь.

– В смысле? – Варя оторвалась от чтения главы и посмотрела на Фила самым невинным взглядом, на какой была способна. – Ты о чём?

– Ты ж любишь учиться! – широко улыбнулся Фил, и Варя заблокировала телефон, обречённо настраиваясь на суету по кухне. – Давай научу тебя готовить суп!

– Ну ни-е-ет… Я не люблю учиться, я просто привыкла, – застонала Варя, болезненно морщась и лениво сползая с подоконника. – Ни-и-е-т.

– Да. Да. Да. – С садистским удовлетворением талдычил Фил, пока Варя со скоростью ленивца добиралась до раковины.

Она притормозила было у стола, но Фил вдруг с невиданной решимостью за руки рванул её к себе. Едва не столкнулись носами. Фил тут же отпустил Варю и, словно растерявшись, принялся очищать картофель. Ей коротко приказал нарезать лук и морковь. Якобы у неё лучше получится. Спорить было бесполезно. Варя встала за разделочную доску и принялась медленно нарезать лук. Удары ножа о пластик неприятно колотили по слуху. Фил предложил включить музыку. Варя смело включила свою, заранее подготовив щит: «Да, русская, да рок и альтернативный рок. Да, проскальзывает попса и что?!»

На удивление, Фил, обычно отпускавший язвительные комментарии в отношении русской музыки, промолчал. И работа потекла гораздо веселее. Только вот стоять рядом с Филом было слишком тесно. Он широко работал локтями, то и дело делал замечания Варе, мол, она неправильно держит нож или слишком широкими кубиками режет морковь. А когда ему надо было переместиться – Варя сердито сопела, потому что он как-то ласково и небрежно обхватывал её за талию, двигая туда-сюда.

– Лады, – вдруг выдохнул Фил, – давай я займусь бульоном, а ты пока картофель кубиками нарежь для супа-пюре. Гороховый в пюре вкуснее, чем простой. Отвечаю.

Варя, поджав губы, кивнула. Филу готовка определённо доставляла удовольствие. Он с каким-то возбуждением рассказывал ей, как правильно нарезать картофель, то и дело косился на её ленивые движения, проверял и подгонял. Варе не нравилось. Картошка разъедала обветренные пальцы, руки устали держать так и норовивший полоснуть по коже нож. «Ужасно», – нахмурилась Варя, закатив глаза.

Нож соскользнул. Рука взметнулась вверх. Маленькая ссадина вспыхнула на фаланге.

– Чёрт, – облизывая палец, ругнулась Варя. – Дурацкий суп.

– Ты просто неправильно режешь.

Добродушный тон Фила показался саркастически-издевательским, и Варя во второй раз за день попросила его продемонстрировать свои таланты. Фил второй раз за день согласился. Варя хотела слинять и оставить кулинара на кухне с его стихией, но его рука, крепкая, прохладная, задержала её запястье:

– Я кому показывать буду?

Варя угрюмо встала за разделочную доску. Фил оказался прямо за ней. Варя спиной чувствовала его твёрдую грудь, вдоль щеки стелилось его тёплое дыхание, жёсткие пальцы со сбитыми костяшками накрыли ладони. Он сжимал её руки крепко, но бережно, как в детстве делали родители, пытаясь её научить рисовать или составлять из кубиков слова. Варя коротко вдохнула и смотрела на всё отрешённо, каждой клеточкой впитывая момент близости с Филом.

– Я правильно делаю? – спросила, чуть наклоняя лезвие ножа.

– Почти, – хрипло выдохнул Фил, словно бы его что-то душило.

От него пахло горечью сигарет и чем-то терпким, как апельсин или корица. От него веяло теплом и уверенностью. И Варя скользила взглядом по мелким шрамам на его руках, по сбитым костяшкам и родинкам на предплечье.

Фил осторожно сдавил правую руку, и она ослабла, выпуская нож. А потом его ладонь скользнула на талию, забираясь под худи и холодя полукасанием кожу.

– Ты нереально кайфовая.

Губы приоткрылись в немом вопросе. Варя покрылась мурашками. Она не думала, что три слова могут бить так, как пущенная снайпером пуля. Точно. Стремительно. Смертельно.

– И ты, – зачем-то выдохнули губы, хотя правильного эпитета к Филу Варя подобрать не могла.

Уши давно горели смущением, за ними уже щёки наливались жгучей краской, разъедающей кожу. Варя не понимала, что происходит. Её нервы словно бы обнажились, остро воспринимая пар кухни, запах бульона, тепло Фила, ритмичную музыку. Фил резко двинул рукой, и Варя, словно безвольная кукла, развернулась к нему. Лицом к лицу, глаза в глаза, нос к носу.

Губы к губам.

Фил поцеловал её. Поцеловал её с удивительной для его импульсивности нежностью и словно бы робостью. Варя прикрыла глаза, погружаясь в себя.

Целоваться было потрясающе.

Жарко, горьковато-сладко, безумно. Варя интуитивно скользнула ладонями по груди Фила, сжала его плечи, и всё её тело подалось навстречу ему. Варя позволяла Филу вести, целовать её горячо и чувственно.

Опухшая губа вдруг напомнила о себе нервной пульсацией. Фил её прикусил. Не сильно, но достаточно, чтобы солёный металлический привкус крови коснулся языка. Варя дрогнула и невнятно простонала. Под её пальцами напряглись мышцы Фила, и он отпрянул, словно испугавшись. Варя раскрыла глаза, покорно отпуская рубашку парня.

Они отступили друг от друга. Палец Вари рефлекторно коснулся кровоточащей губы, руки Фила скользнули в карманы брюк. Взгляды не пересекались: лихорадочно метались по кухонным приборам и крошкам на столе, но снова и снова наталкивались друг на друга. «Что это было?» – заезженной пластинкой крутилось в голове, но голос как будто исчез.

– Я это, – Фил кивнул большим пальцем за спину, – пойду. Покурю.

– Ага, – выдохнула Варя, засовывая руки в карманы; её передёрнуло: без касания Фила вдруг стало как-то пусто и холодно посреди уютной персиковой кухоньки. – Только не дома.

Кажется, это был именно тот ответ, которого ожидал Фил, потому что он смерчем метнулся в прихожую и уже через секунду оказался одет у двери. В ладонь попала пачка сигарет, и Варя сдавленно хрюкнула:

– Фил! Сигареты!

– А… – наполовину перешагнувший порог Фил обернулся. – Блин. Забыл.

Варя торопливо дошла до Фила, впихнула ему в руки пачку и слишком стремительно для той, кто только что с наслаждением целовался, захлопнула дверь. Ноги перестали держать, и Варя, вцепившись в холодную дверную ручку, как в спасательный круг, сползла вдоль двери на пол. Пальцы расцепились и на автомате повернули замок. Дверь щёлкнула, запирая Варю в своей квартире, своём доме, своей крепости.

В кухне гремела музыка о такой сильной любви, которую никто ещё не знает. В уши били частые удары сердца. Оно колотилось о рёбра, кажется, ещё сильнее, чем там, в приёмной у директора, и Варя поняла, каково это: когда сердце хочет выскочить из груди. Сбоку закололо, заставляя сделать глубокий вдох.

Варя потерялась. Её закрутило в водовороте собственных чувств и эмоций, и этот поцелуй с последующим бегством ничего не расставил по местам. Стало только хуже. Если раньше в её душе просто бушевала буря, то сейчас определённо начался Армагеддон, разрушающий все иллюзии. Варе казалось, Фил терпеть не мог её и лишь для виду натягивал иногда маску сочувствия. Варя верила, что испытывает то же самое.

Варя легонько стукнулась затылком о дверь, нервно подрагивая и теребя удушающую толстовку. Под полуприкрытыми веками красочным калейдоскоп проносились причудливые кусочки их с Филом отношений. Случайные и не очень столкновения, заботливые прикосновения, нежно-неловкие улыбки и беззлобно-язвительные подколы.

Слёзы вновь потекли по щекам, разбивая рваный смех и глухое отчаянное постукивание кулаком по двери.

– Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! – жизнь внезапно слишком круто снесла её в кювет. – Я и влюбилась? Ну не-ет. Так ведь не бывает. Это только в кино любовь-морковь. Я не могла… Влюбиться. В Фила. Чёрт, я влюбилась в Фила. Влюбилась!

Варя беззвучно смеялась, не зная, что делать с этими чувствами, вырвавшимися на волю. Их было слишком много. Они кружили, душили, бросали в разные стороны. А без Фила разобраться с ними было нереально.

Варя сидела на диване, поджав колени к груди и без восторга наблюдая за перемещением героев по экрану. Фила не было уже полчаса. Недорезанная картофелина чернела на разделочной доске, в кастрюле остывал бульон, вяли овощи. Варя честно пыталась готовить без него, но ничего не получалось. Нож постоянно соскальзывал, так и норовя оттяпать ей палец, лук прожигал глаза, курица плавала странным куском среди белой пены. «Не мой день», – решила Варя, удаляясь ровно в шесть смотреть любимый сериал.

В дверьпозвонили, и Варя торопливо скинула в сторону подушку и едва не опрокинула столик. Папа не любил ждать под дверью. Поворот, нажатие, щелчок. Дурацкая привычка наваливаться на дверную ручку сыграла с ней злую шутку: Варя едва не вывалилась наружу, на холодный подъездный бетон. Удержалась и лишь сдавленно пискнула.

Перед ней стоял Фил, сверкая привычным озорством во взгляде и уверенной ухмылкой. «Обожаю», – тихо пронеслось в сознании Вари на удивление спокойно и размеренно. Варя недоумённо распахнула глаза, хотела было сказать, что не ожидала его увидеть, но вовремя стёрла этот неуместный комментарий с языка. Фил просочился в квартиру как-то боком и, словно набравшись сил, выпалил:

– Короче, – усмехнулся собственным словам, – вообще я знаю, в каком всё порядке. Сначала притирки, подколы, потом там признание-поцелуи. Свидания. Вечер при свечах и завтрак в постель. – Хмыкнул. – Ну там ещё между всяким этим цветы-конфеты. Но ты же не против, если у нас будет экспресс-курс, а?

Фил стремительным жестом выудил из-за спины две жестяные банки кофе и три шоколадки. Варя хлопнула дверью: «Господи… Фил!»

– Не рассчитывай на завтрак в постель так скоро, – многозначительно приподняла бровь Варя, растерянно принимая тёплые банки кофе и шоколад.

– Вот бли-ин, – с наигранным разочарованием протянул Фил. – Ну хотя б на вечер в твоей компании я могу рассчитывать?

Варя кивнула. Фил торопливо разделся и нырнул в ванную, откуда крикнул сквозь шум воды:

– А что там у нас с супом?

– Ничего! – крикнула Варя из гостиной, раскладывая на журнальном столике сладости. – У меня включился режим Насти Каменской.

– В смысле?!

Варя вернулась в кухню и небрежно усмехнулась:

– Это когда ничего не получается, и на продукты смотришь на уровне «что это за явление».

– Ты просто готовишь без души, – подмигнул Фил, затягивая фартук. – Ты втянись. Это ведь круто!

Варя фыркнула. Но не заразиться воодушевлением от Фила не смогла и вернулась к картофелю. Они готовили суп, перешучиваясь, и смущённо улыбались, случайно сталкиваясь в такой тёплой и светлой кухоньке. Обсуждали кино, фильмы, а иногда и семьи. И Варя каждый раз невольно притормаживала работу, слушая, как Фил рассказывает о матери и отце. Об отце он говорил холодно и даже жёстко, сквозь зубы и вскользь, не уделяя ему должного внимания. О матери чуть дольше: всё-таки именно она заразила его любовью к вкусным блюдам и готовке, а потом и невольно заставила учиться готовить постоянным отсутствием дома.

Тёплый суп стоял на плите, на часах было полседьмого, в гостиной телевизор разбивал вечерний сумрак, шуршала фольга и жестяные банки. На небольшом, в общем-то, диване с Филом было не тесно, а очень даже уютно. Варя доверительно склонила голову к его плечу, облизывая испачканные шоколадом пальцы.

– Блин! Надо взять на заметку, – дёрнулся Фил, когда главный герой использовал первую попавшуюся под ноги жестянку в качестве оружия.

Варя немедленно уселась ровно, перекинула косу на грудь и цыкнула, что такими темпами он прописку себе выбьет в травмпункте. Подтянула к животу подушку, устало ссутуливаясь: полчаса лежать на плече парня, конечно, очаровательно и мило, но шея затекла. Съела ещё дольку шоколадки, с наслаждением вздыхая.

– А суп?

– А его папа пусть ест, – махнула Варя рукой, – я не сомневаюсь, что он вкусный. Но меня и такой ужин устраивает.

Посмотрела на Фила и не смогла не улыбнуться. Сейчас он казался не просто удивительно симпатичным, очаровательным или привлекательным – родным. Он поиграл бровями и кивнул ей головой, ожидая вопроса. Варя с выдохом мотнула головой. Больше не нужно было ничего спрашивать ни у него, ни у себя: после этого его явления с шоколадками и кофе жёсткое напряжение между ними с дребезгом разбилось.

Они наконец-то поняли друг друга.

Неуклюжим поцелуем Варя коснулась уголка губ Фила. Он хохотнул:

– Точно Ледниковый период начнётся.

– Чего? – протянула Варя и тут же смущённо спрятала покрасневшее лицо в ладонях, горько усмехнувшись: – Я совсем не умею целоваться.

– И слава богу! – восклицание вышло обрадованным до издёвки, так что Варя немедленно подняла голову. – В смысле, ну хоть чему-то я могу тебя научить. – Его палец уткнулся в белые буквы «Sherlocked» на толстовке. – Сменишь это на «Phyllocked»?

– Посмотрим! – кокетливо увернулась Варя от ещё одного поцелуя, стягивая со стола кусочек шоколадки.

И хотя Варю так и подмывало спросить, где Фила научили целоваться, она смогла промолчать.

Она всё ещё не верила, что так бывает. И холодный разум твердил, что ей стоит повременить со всеми отношениями-поцелуями, а сперва помочь Артёму, сдать ЕГЭ, поступить в университет. Быть может, сейчас даже нужно шагнуть назад, чтобы было место для разгона. Осознать, действительно ли ей хочется делить с Филом жизнь.

Чувства кричали ловить каждый момент, дышать любовью, впитывать по клеточке мир.

Варя решила взять паузу.

Папа пришёл в десятом часу. Уставший и озлобленный, как сам чёрт. Впрочем, своего настроения он не скрывал и с самого порога громко заявил Варе:

– Я злой и голодный, как волк. Так что если не хочешь, чтобы я пошёл проверять порядок и уроки – накрывай на стол.

Варя с тяжёлым вздохом выключила телевизор и, сгребая в охапку жестяные банки и фольгу, которые так и не удосужилась выбросить после ухода Фила, заспешила в кухню. На пороге ванной столкнулась с внимательно-угрюмым папиным взглядом и содрогнулась. Папа умел смотреть так, что Варя не понимала ни одной его мысли, а он считывал её, как открытую книгу. Торопливо запихав всё в мусорку, Варя вооружилась поварёшкой и с невиданными для неё аккуратностью и проворством накрыла папе скромный стол. Суп-пюре в тарелке, справа ложка, слева блюдце с хлебом.

Папа молчал. Прошёл в кухню, пригвоздил её угрюмым взглядом к месту, и уселся за еду. Варя сидела напротив, чувствуя себя маленьким, загнанным в клетку мышонком. Какое-то время слышался лишь стук ложки о тарелку, тот самый, заставляющий неуютно ёжиться и лихорадочно придумывать оправдания для любого вопроса.

– Вкусно! – папа подал голос, споласкивая за собой тарелку, Варя вздрогнула. – Сама варила?

– Не, ну, а кто ещё? – наигранно возмутилась, но уши вспыхнули, выдавая её с потрохами.

Папа недоверчиво хмыкнул и, небрежно отряхнув руки, парой точных движений поставил на маленькую конфорку кофе в турке. Обернулся на Варю, сверкнув такими же чёрными, как крепкий кофе, глазами:

– Что случилось, Варя?

– Да ничего… – протянула она, поджимая губы. – Так… Мелочи жизни. По географии только два… Но я исправлю.

– Лучше б не получала, – вполголоса отметил отец, но тут же повеселел: – И ты решила заесть горе аж тремя шоколадками?

«Чёрт! Моя лень меня когда-нибудь погубит…» – Варя с самым правдиво-невинным видом воззрилась на папу и даже похлопала ресницами для правдоподобия. Но на это папа лишь несолидно фыркнул.

– Эту мордашку ты можешь строить своим сверстникам. Артёму, одноклассникам. Но не мне. Я ж тебя как облупленную знаю. Что случилось?

– Да всё хорошо, пап, – Варя помялась, облизывая припухшую губу. Слово противной горечью отдалось на языке: – П-р-а-в-д-а.

Папина усмешка не выражала доверия, но Варя всё же решила притвориться наивной глуповатой дочкой и поторопилась покинуть кухню. Под отцовским взглядом она сгорала. И случившееся с Артёмом оставлять в секрете становилось всё тяжелее: это событие горой давило на плечи. Уже на пороге в сознании всплыл мамин звонок, и Варя обернулась:

– Мама звонила. Просила, чтоб ты не сбрасывал её звонки и перезвонил ей. У неё там что-то с проектом, помощь твоя нужна.

– Я перезвоню, – кивнул папа; Варя со спокойной совестью направилась было к себе, но папин голос, пропитанный любовью и просьбой, заставил её замереть на месте, подрагивая от жара: – Варя, пожалуйста, если в жизни что-то пойдёт не так, если ты видишь, что проблема серьёзнее, чем двойка в школе или ссора с друзьями, не лезь никуда. Не подвергай себя опасности. Подойди ко мне и скажи. Я смогу тебе помочь. Дам совет, решу проблему. Я не стану тебя ругать, даже если ты сама в это вляпалась.

Варя вернулась. Скользнула в объятия к отцу, чмокнула его в колючую щёку и клятвенно пообещала, что так и поступит, а пока у неё всё в порядке.

– Мы твои родители, Варь, – папа приобнял дочь, – просто знай, что бы ни случилось, где бы ты ни была, во что бы ни влипла – мы всегда тебе поможем. Пока ещё живы.

– Я знаю, – Варя с усмешкой наморщила носик: – Колючий.

– Воду отключили, заразы, как раз когда ты ушла.

– Тогда сегодня не забудь побриться, да? – Варя хихикнула и беспечно добавила: – А я в одиннадцать лягу, о’кей?

– О’кей-о’кей, – вздохнул папа. – Что в лоб, что по лбу.

– Да я поняла: если что-то случится, я обязательно приду к тебе. – Повысила голос до мультяшного писка: – Честно-честно.

Папа обречённо махнул на неё рукой и легко снял выкипающий кофе с конфорки. Варя закусила губу.

«Глупость какая! Это же маленькое недоразумение. Всё обязательно решится само. Мы только поговорим с Ильёй, и всё выясним», – Варя закрылась в комнате, взбираясь с ногами на кресло и включая любимый сериал.

Герои расследовали преступления, но Варины мысли были от этого далеко. Она вспоминала внимательный папин взгляд и не могла отделаться от ощущения, что ему всё известно. И он просто ждёт, когда она сама признает свою несостоятельность и доверится ему.

Глава 6

Артём всегда думал, что в фильмах про ментов – честных и не очень – всё врут. И что в кабинетах оперов не пахнет кофе, и что сигареты они не выкуривают поминутно, и что не бьют до онемения, и что уголовно-процессуальный кодекс не опускается на головы подозреваемых. Ошибался.

В кабинете пахло дешёвым кофе и перегаром: на пороге Артём столкнулся с каким-то мужиком с разбитым пропитым лицом, еле волочившим ноги то ли от травм, то ли от количества принятого на грудь. Невольно скривился: пьяниц терпеть не мог. Светлаков с Ивановным недовольно буркнули, мол, какого чёрта у них нет своего отделения, и они должны тусоваться в этом разбойном с их маргиналами. Артём осклабился, а потом его ткнули в шею, заставляя почти что ввалиться в небольшой кабинет.

Артёма усадили на потрёпанный стул почти в центре. Наручники расстегнулись и упали в ящик стола Иванова. Артём с наслаждением потёр затёкшие запястья. Наручники не то чтобы стирали их в кровь, но неприятным металлическим холодом обжигали кожу и заставляли двигаться как можно реже. Артём встряхнул руками и невольно содрогнулся от аномально кошачьих для крупной комплекции шагов Иванова за его спиной.

После драк с Ильёй под кожу въелась привычка не подпускать никого сзади, чтобы не получить предательский удар. Не в этот раз. Хотелось схватить вышагивающего за спиной человека за воротник и с силой отпихнуть. Сдержался. В отличие от Фила Артём умел выбирать соперников, и сейчас чётко осознавал, что даже попытка подняться с этой замусоленной сидушки усугубит и без того не самую приятную ситуацию.

Тихо выдохнув, Артём до хруста сцепил пальцы в замок и исподлобья резанул Светлакова, сидевшего напротив, выжидающим взглядом. «Психологически они задавить меня решили, что ли? – Артём повёл плечом и поморщился от тупой боли. – Не на того напали. Когда одиннадцать лет учишься с учителями-Церберами, ещё и не то сможешь выдержать». В попытке расслабиться и отогнать страх, которым с таким удовольствием питались полицейские, он откинулся на спинку стула и даже сумел взглянуть на Светлакова сверху вниз (благо, почти два метра роста позволяли свысока смотреть на кого угодно), с презрением и ранним торжеством. Губы Светлакова скривились в снисходительной усмешке. А потом капитан коротко кивнул.

Рука Иванова оказалась тяжёлой. Он со всего размаху опустил на затылок Артёма какую-то книжку в мягкой обложке, а в ушах загудело так, словно бы его ударили сковородой. Артём наморщился, непроизвольно вжимая голову в шею: «А я думал, так только в Варином кино бывает». Усмехнулся собственным мыслям, за что получил во второй раз, не так болезненно, но всё же неприятно ощутимо. Артём зажмурился, пытаясь прикрыть голову руками и дождаться, пока Иванов отойдёт на безопасное расстояние. Иванов ещё какое-то время пошелестел страницами кодекса, а потом перестал угрожающе дышать в затылок.

Напряжение не отпустило, но Артём равномерно выдохнул и поднял голову, встречаясь с безразличным взглядом Светлакова.

– И за какие же грехи мне таким образом мозги вправляют?

Артём выдохнул это полусвистяще, как будто бы задал вопрос себе. Но взгляд его был прикован к невозмутимому лицу Светлакова. Над головой зашелестели страницы, и Артём едва успел увернуться от очередного унизительного шлепка, недовольно морщась.

Светлаков хохотнул в сторону и махнул рукой, приглашая коллегу выйти из-за спины Артёма и, очевидно, прекратить экзекуцию. Кодекс с грохотом шлёпнулся на стол рядом с Артёмом, заставляя того невольно подпрыгнуть: натянутые до предела нервы вот-вот грозились порваться, как гитарные струны во время искренней и зажигающей игры. Светлаков же в это время поднялся со стула и, с нескрываемым превосходством глядя на Артёма, легко присел на край заваленного бумагами стола. Что-то с шелестом посыпалось на пол, но никто даже не шелохнулся. Артём сцепил пальцы в замок: так всегда делал Фил, когда его переполнял гнев. Помогло. Конечно, ярость не отступила, но вся сила сконцентрировалась на собственных руках, озябших, покоцанных, но ещё помнящих прохладу Вариных пальцев. «Блин, что они теперь с Филом подумают?» – Артём шумно выдохнул и посмотрел на Светлакова, вкладывая в этот взгляд всю ненависть к происходящему.

– Непедагогичные у вас методы, – Артём криво усмехнулся, пытаясь опустошить чашу ярости хоть ненамного. – Так уголовный кодекс никто не усвоит.

Иванов угрожающе поднялся из-за стола, но Светлаков коротким взглядом осадил его:

– Не надо, Серёг, парень просто кино пересмотрел, бывает. Хочет, чтобы мы сейчас его пытать начали, беспредельничать. А он бы побои снял, а потом в прокуратуру с этим пошёл. Облом, Артём, мы по закону действуем.

– Подбрасываете, арестовываете, сажаете? – Артём с вызовом посмотрел в глаза Светлакова.

Тот не злился. Иванов уселся обратно, и его крепкие пальцы угрожающе забарабанили по гладкой обложке кодекса, пробуждая какое-то животное желание спрятать голову в плечи. Артём держался. Расправив плечи, откинулся на спинку стула и равнодушно оглядел кабинет.

Стало тихо. Светлаков какое-то время скользил по Артёму внимательно-изучающим взглядом, а потом отвлёкся, словно задержанный был не более, чем мушкой, случайно влетевшей в кабинет. Его длинные пальцы скользнули по неаккуратной стопке папок. Ловко подцепив из середины одну и чудом не уронив остальные, Светлаков раскрыл её и принялся прочитывать. Перелистнув пару страниц, бросил небрежно и пафосно, как бы между делом:

– Родионов Артём Александрович… Да уж. Жалко мне тебя. Очень жалко.

– Это ещё почему? – в недоумении прикусив губу изнутри, Артём мотнул головой.

– Дурак ты, – Светлаков захлопнул папку и соскочил со стола.

Пирамида дел пошатнулась, и Иванов тихо ругнулся матом, удерживая её. Артём усмехнулся. Как-то противоестественно легко и непринуждённо было в этом кабинете. Он чувствовал себя слишком свободно для задержанного. Но при этом каждый взгляд полицейских, каждое случайное движения Артёма возвращало к простому умозаключению: «Меня хотят посадить».

Светлаков, заложив руки за спину, степенно вышагивал по кабинету. Каждый его шаг сопровождался тихим стуком низких каблуков лакированных туфель. Иногда он чему-то усмехался, от чего на Артёма опрокидывалась волна необъяснимого жара.

– И всё-таки… – наконец решился нарушить тишину, поочерёдно покосившись на полицейских. – Почему жалко? Почему дурак? Потому что меня хорошо подставили?

Ему никто не ответил.

Светлаков подошёл к зарешеченному окну, распахнул форточку, впуская в кабинет морозный зимний воздух и разбавляя неприятную духоту кабинета. Артём повернулся к нему так, чтобы боковым зрением выхватывать и телодвижения Иванова. Никто даже не шелохнулся. Светлаков, обдумывая что-то, побарабанил пальцами по подоконнику и буднично бросил, так, как будто и не было в кабинете никакого подозреваемого:

– Серый, дай сигареты!

Иванов хлопнул одним из шкафчиков стола и швырнул пачку сигарет коллеге. Светлаков легко поймал, вытащил одну и закурил в окно, поморщившись. Фыркнул:

– Я ж просил тебя брать нормальные, а не этот ширпотреб.

– На нормальные надо сначала заработать, – беззлобно проворчал Иванов.

Это всё напоминало перепалки Фила и Виктора, и Артём болезненно потёр лоб.

– Я понимаю, что меня обвиняют в наркоторговле. Но зачем? Я готов говорить.

Светлаков курил в форточку, Иванов заполнял протокол.

Артёма словно бы и не было в кабинете. И от этого становилось не по себе. Тишина и полное игнорирование его вопросов угнетали куда сильнее, чем удары по голове. Создавалась иллюзия, будто он дурак, абсолютно не понимающий ситуации.

Это было даже хуже, чем сидеть в кабинете директора, смотреть на выпотрошенный рюкзак немигающим взглядом и слушать обрывки их тихого диалога о том, как никому не нужна шумиха вокруг этого инцидента. Директриса, всегда кричавшая, что для школы люди главнее, вдруг стала переживать о своей репутации как начальника и репутации заведения вообще. И, кажется, даже готова была отчислить Родионова-наркоторговца задним числом.

Артём шумно выдохнул:

– А почему моего отца сюда не пригласили?

– А зачем? Мы ж ему сказали, какие передачки можно приносить, – хохотнув, Иванов поёрзал на стуле и что-то вложил в папку с делом. – А больше он и не нужен. Тебе уже есть восемнадцать. Всё чин по чину. Понятые – чужие учителя. Двое. На их глазах у тебя был изъят пакетик белого порошка неизвестного состава. Может, мука! А может, синтетический наркотик новый… Ты же сообщения странные в разные мессенджеры присылал.

– Что?

– Прислал, – с нажимом протянул Иванов. – Присылал-присылал, да, Сань?

– Конечно, – наконец подал голос Светлаков, смачно затягиваясь. – Мы уже даже пробили все закодированные адреса. Там нами в разное время были найдены закладки.

– Но… – Артём поморщился, лихорадочно сопоставляя фактическое задержание с правовыми нормами. – Но ведь… В общем, я сам должен был вытаскивать вещи. И… Понятые должны быть одного со мной пола!

Всё в сознании, некогда лежащее в коробочках на своих местах, вдруг оказалось перемешано. И в этом хаосе мыслей было не разобраться. Мозг как будто работать перестал.

– Какие же вы все умные стали, – Светлаков соскочил с подоконника и повернулся к Артёму спиной, но голос так и сквозил ядовитой улыбкой. – Да вот только в детали никто вникать не хочет. Происходил досмотр твоих личных вещей, а не тебя самого. Кому ты нужен.

Руки сжались в кулаки, Артём рванулся, но тут же бухнулся обратно, в бессилии запрокидывая голову и разглядывая коричневые разводы на потолке. Это здание осенью хорошо подтопило, как и все в этом районе. «Жаль, не потопило совсем, – Артём облизал пересохшие губы и с присвистыванием выдохнул. – Бред какой-то. Когда мы после обновы с Филом во сне ботов мочили – и то правдоподобней было».

– Пра-авильно, Артём, ду-умай, – протянул Светлаков и захлопнул форточку.

Артём утомлённо поднял голову и фыркнул:

– Ну о чём? Как вы мне наркоту подбросили? Или как безосновательно задержали?

– Да неужели? – капитан издевательски осклабился и поправил манжеты: – У тебя паспорт был? Нет. Паспортные данные помнишь? Нет. Твой отец твой паспорт принёс? Тоже нет. Откуда мы можем знать, что ты Родионов Артём Александрович две тысячи первого года рождения? Что этот мужчина – твой отец, а не подельник. Да ещё и непонятное вещество в характерном пакетике. Сахарную пудру с собой обычно не носят.

– Смешно, – хмыкнул Артём, плотно сжимая губы.

– Грустно, Артём, грустно, – голос оперативника из сладко-распевного вдруг стал жёстким и звякающим, как лезвие отцовской опасной бритвы. – Если у тебя стоит «пять» по обществознанию или истории, это не значит, что ты самый умный!

Артём усмехнулся и растёр лицо ладонями, морщась от ноющей боли в синяке и на лбу. Действительно, как можно было вообще рассчитывать на то, что оперативники, так грамотно и красиво (как бы ни было это омерзительно признавать) обложившие его и способные пришить хранение какого-нибудь героина (или того хуже – синтетического наркотика), вдруг допустят какой-нибудь тупой и очевидный прокол? «Ещё один косяк телевидения, – мотнул головой, вновь сжимая пальцы в замок и задумчиво рассматривая костяшки, – там все опера либо правильные, либо тупое мясо!»

– Ну и чего не весел, буйну голову повесил? Смотри на жизнь веселей! Мы ж тебя не бьём, не обижаем! – Светлаков заговорщицки подмигнул.

– Это пока, – со знанием дела протянул Артём, – вот пойду я сейчас в отказ, и кончится райская жизнь…

– Смышлёный пацан, а, Сань? – пробасил Иванов. – Может, он тогда нам всё и расскажет сразу?

– А ты у него спроси. Ну что, расскажешь, Тёма?

Артём дёрнулся. Тёмой его имели право звать лишь Варя и мама – это сокращение было пропитано любовью и заботой. А голос Светлакова всё искажал, искривлял, обращал в оскорбление. Артём глухо рыкнул, как волк в зоопарке:

– Я Артём. А по остальному… – монотонно протянул: – Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. – После занятий с Яниной Сергеевной стыдно было не знать Конституцию назубок, и Артём дерзнул приподнять бровь и самодовольно усмехнуться. – Вот так как-то.

Оперативники переглянулись, развели руками. Светлаков многозначительно поднял палец, Иванов картинно снисходительно и надменно поаплодировал. И от этого стало ещё неуютнее, и из закрытого окна как будто потянуло холодом. Артём сжимал онемевшие от напряжения пальцы, пронзая оперативников взглядом. Однако как он ни пытался, никак не мог угадать, что они задумали, каким будет следующий ход. Это был не Фил, действующий преимущественно на эмоциях; это была не Варя, местами чрезмерно самоуверенная и упрямая, а ещё подверженная авантюрам; это был даже не Илья, привыкший блефовать, создавать иллюзию угрозы и обрызгивать ядом слов.

Это были другие люди. Другие соперники. Взрослые, хитрые и коварные. И Артём впервые почувствовал себя совсем ребёнком. «Может, хватит дурачиться? Всё равно их не переиграть. У них опыт сажать таких, как я…» – зажмурился, согнулся, сжимая руками голову.

– Хорошо, – оттарабанил пальцами по столу незатейливый ритм Светлаков, – можешь не свидетельствовать против себя, своего супруга и отца с матерью. Но можешь рассказать нам о том, как твоя подружка – мэровская дочка – проносила в школу наркоту и продавала её.

– Сань, ты что?.. – сипло зашипел Иванов, но Светлаков лишь цыкнул.

Артём вздрогнул. Поднял голову. Руки сами собой рухнули на колени. Он тяжело моргнул раз, другой, потом тихо выдохнул.

Варя. Фил. Виктор.

Он подставил их всех. Теперь будут трясти и их. «Нет. Не надо, – наморщился Артём, шумно выдыхая и стискивая волосы до боли в голове. – Она дочь мэра. У них наглости не хватит пойти против. Это же как запускать бумеранг! Он вернётся. Но при этом ударит с такой силой, что мало не покажется. Они не станут её прессовать!» Артём слышал шум крови в ушах, чувствовал колючий жар по коже, а ещё удушающую петлю ловушки, стремительно затягивающуюся на шее.

– Ну! Так и будешь молчать?

Артём сглотнул, ощущая во всём теле тонкое покалывание, громко скрипнул зубами, мотая головой:

– Ни о чём подобном я не знаю. И обращаюсь к статье пятьдесят первой Конституции, потому как Конституция – это основной закон государства, имеющий высшую юридическую силу.

– Ой… – Светлаков наморщился и схватился за виски, как от мигерни. – Так ты ЕГЭшник. Поня-ятно. Всё, разговоры безнадёжны, Серёг. Он думает, что в правах и актах ориентируется лучше нас.

– Я так не думаю. Просто вы атакуете Уголовным кодексом, а я защищаюсь Конституцией. Всё честно, по-моему.

Артём понимал, что эта язвительность рикошетом ударит его в самый лоб. Но сдерживаться становилось всё тяжелее. Он был неуместным, да к тому же разоружённым, скованным по рукам и ногам призрачной свободой. И вырваться из этих пут хотя бы на мгновение, хотя бы так, было бесценно. Иванов раздражённо захлопнул дело, громко бросил ручку в органайзер, подался вперёд и драконьим хрипом опалил нервы Артёма:

– Слушай, парень, твоя самоуверенность и острый язык тут не помогут. У нас есть достаточно оснований, чтобы вызвать следователя и дать ход делу. И знаешь, что сначала сделает следователь? – Артём пожал плечами, Иванов, азартно сверкая, прошипел: – Выпишет постановление на обыск в твоей квартире. Как думаешь, что будет с твоим отцом, когда в квартире найдут ну, скажем, пакетиков двадцать наркотиков?

Артём мотнул головой. Взгляд сам собой метался из угла в угол в поисках видеокамер или жучков: не может быть так, чтобы этот беспредел не записывался. Иванов, проследив за его взглядом, только коварно усмехнулся:

– Так и будут за нами следить, ага. Особенно если учесть, что на самом деле важно.

– Деньги, – выплюнул Артём, переплетая пальцы в замок.

– В первую очередь, – толстый палец старшего лейтенанта побарабанил по папке, – важны показатели. Конкретно для нас важно засадить определённое количество торчков и дилеров. И совсем не важно, как именно. И кого.

– А вы не боитесь, что я всё-таки пойду в прокуратуру, как в кино? – оскалился Артём.

– А ты сначала выйди отсюда.

Погружённый в диалог с Ивановым, Артём допустил тактическую ошибку. Позволил Светлакову оказаться за спиной, и вот уже его пальцы клешнями намертво впились в шею, лишая возможности шевелиться. Артём понял, что недооценил оперативников. Иванов лишь казался грозным и опасным, настоящая опасность исходила от капитана Светлакова. Притворно улыбчивый, равнодушно самоуверенный, он травил подозреваемых угрожающим видом напарника и своим елейным голосом. И сейчас его шёпот леденящим ужасом вливался в душу.

– Мы своё дело и место знаем. И тебе советуем знать своё. Тумаком больше – тумаком меньше. Даже твоя ненаглядная подруженька подтвердит, что сюда ты уезжал битым. Сиди молча, слушай нас, не рыпайся и не возбухай. А иначе, – Светлаков ещё сильнее сжал шею Артёма и с усилием заставил того почти сложиться пополам. – Иначе и этот Шаховской, и твоя ненаглядная мэровская дочурка, и все-все, кто хоть слово хорошее о тебе скажут, пойдут за тобой прицепом, паровоз. Понял?

Артём туго сглотнул. Сомнений, что Светлакову по силам выполнить шелестящие угрозы, не возникало.

– Понял?! – прикрикнул Иванов. – Или повторить?

– Понял, – буркнул Артём.

– Отлично, – Светлаков отвесил Артёму ощутимый подзатыльник и отошёл.

Голова гудела. И грохот ножек стула, поставленного полицейским напротив Артёма, разрывной бомбой ударил в мозг. Недешёвые перстни на его руках перетягивали всё внимание. «Интересно, это с зарплат или со взяток?» – хотелось усмехнуться Артёму, но сил хватало уже только на то, чтобы безвольно смотреть и слушать.

Его героизм рассыпался в прах. Желание выглядеть великомучеником и героем в глазах всех стремительно падало ниже нуля. Сейчас хотелось одного: домой.

– Смотри, Артём Александрович, – имя и отчество прозвучали насмешливо и как будто чуждо. – У тебя выхода два: в тюрьму и на волю. Спрашивать, что ты выберешь, не стану. И так понятно. Но тебе, наверняка, интересно, как мы это можем провернуть? Интересно же? – Артём настороженно и медленно кивнул. Светлаков удовлетворённо улыбнулся. – Мы с Серёгой давно могли бы вызвать следователя. Он бы оформил всё, выписал бы обыска по определённым адресам, допросил бы людей, на которых мы указали, и звездец котёнку.

Иванов рядом звучно прихлопнул ладонью кулак. Артём невольно содрогнулся. Каждая мышца его напряглась. И мозг наконец-то интенсивно заработал, обрабатывая и анализируя информацию. С ним говорили открыто. Даже слишком откровенно: очевидно, не сомневались, что он способен понять расклад и сделать правильный для них выбор. Значит, неплохо знали его. А ещё не боялись. Либо были уверены, что за него некому встать (в самом деле, что мог сделать отец, рядовой инженер на почти закрывшемся заводе?), либо знали, что ему никто не поверит, либо он не был их основной целью, а лишь средством. «Тогда это точно не Илья… – Артём почесал пластырь. – А я вообще зачем кому-то нужен?» Он поднял взгляд на оперативников. Те смотрели на него серьёзно и как будто выжидающе: уже без снисхождения и самодовольства.

«Наиздевались», – Артём вздохнул и с трудом выдавил из себя, облизав губы:

– Вы не собираетесь меня сажать?

– Ты нам по барабану, Тёма, – Светлаков с садистским удовольствием использовал это сокращение имени, и Артём невольно морщился, как от пореза. – Можем посадить, можем нет… Всё зависит от тебя. Вообще-то, ты, Шаховской и Зимин давно на крючке у Муромцевой. Было время, когда она вас прям-таки проклинала. А теперь чего-то затихла. Уж не знаю, чем вы ей там помешали, но… Полиции есть, за что тебя сажать, в любом случае. У нас на тебя… Другие планы.

Артём скрипнул зубами. А после вчерашнего закидона Фила появилось ещё больше. Артём растерянно растёр ладонями лицо и помотал головой в надежде, что мысли, как по волшебству, выстроятся и дадут подсказку. Не вышло. Артём не успевал за скоростью событий, в которые его втягивало бешеным водоворотом. На удивление, полицейские не отпустили никаких едких комментариев.

– Так ты готов сотрудничать с нами, Артём? – Светлаков говорил холодно и чётко, как настоящий профессионал.

Артём пожал плечами. Очевидно, при этом раскладе у него оставалась лишь иллюзия выбора. Подчинение оперативникам едва ли могло остаться лёгкостью на сердце. «Или ложное свидетельство попросят, или слить кого. Ладно, посмотрим», – Артём почесал висок и кивнул.

– Что вам нужно?

– Во-от, теперь-то я точно вижу, что перед нами взрослый, умный, сознательный гражданин, – Светлаков двумя пальцами подхватил листок бумаги и ручку, придвинул свой стул к столу коллеги.

По небрежному взмаху Светлакова Артём пересел на более респектабельный стул, тесно придвинутый к столу старлея. Теперь Иванов был угрожающе близко. Кажется, это была специальная психологическая тактика, чтобы у подозреваемых не было желания юлить под пристальным взглядом этого громилы. Иванов с грохотом смёл в сторону все дела и вытащил чистый лист, Светлаков придавил его вычурной ручкой.

– Пиши.

– Что писать-то? – растерянно пожал плечами Артём, но ручку всё-таки взял и принялся небрежно крутить её между пальцев.

Светлаков приказал отступить сверху место на пять строк. Артём вывел аккуратную букву «я», поставил запятую и поднял глаза на капитана. Тот улыбнулся:

– Пиши о том, что являешься свидетелем финансовых махинаций Шаховского Андрея Алексеевича, который является монополистом всех торговых точек по продаже компьютеров и подобной техники. Придумай, что он увиливает от налогов или утаивает часть доходов от государства. Или разворовывает бюджет, предоставляемый ему государством на реализацию проектов. Пиши, что угодно. Но он должен сесть. Хотя бы на полгода. Не бойся, ты будешь лишь свидетелем. Заявителем выступит другой человек. Более… Значимый!

Дыхание прервалось. Всё вокруг подёрнулось мутной бледноватой плёнкой. Воздуха стало не хватать, как будто кто-то крепкими холодными пальцами сдавил горло.

***

ноябрь 2017

Фил не явился на контрольную по истории, которая была последним шансом повлиять на полугодовую оценку и выровнять отношения с Яниной Сергеевной, как-то не задавшиеся с самого начала. Фил был готов. Артём знал это наверняка, потому что вчера они рубились в онлайне, параллельно проверяя все даты, термины и названия операций. Вторую Мировую, которую Янина Сергеевна изучала из года в год снова и снова, Фил выучил назубок. Так что даже Артём завидовал.

А сегодня не пришёл. «Что-то случилось», – подумал Артём в конце урока и случайно наткнулся на хмурый взгляд Вари. Она каждый раз вздрагивала, когда открывалась дверь, словно кого-то ждала. «Неужто Фила?» – хмыкнул Артём и набрал другу сообщение.

Фила не было в сети с трёх ночи. «Точно у него форс-мажор!» – Артём обернулся к Варе и прочёл в её глазах не то недоумение, не то тревогу. Звонок должен был раздаться через три минуты. Вещи медленно посыпались в рюкзак. Варя молчала. Не задавала ни единого вопроса – видимо, понимала. Всё же наклонилась ближе и шепнула:

– Что случилось?

– Я не знаю, – Артём наклонился к её уху и заговорщицки зашептал: – Скажи всем, что мы заболели. Тебе поверят, заместитель командира.

– Заместитель джинна, блин, – скептически проворчала Варя. – Хором заболели. Может, что получше придумать?

– Придумай, – усмехнулся Артём. – У тебя это лучше, чем у меня получается.

Варя смущённо-самодовольно улыбнулась, глядя на Артёма из-под ресниц.

А едва раздался звонок, Артём сорвался с места под недоумённые взгляды одноклассников. На пороге класса вдруг обернулся и, подмигнув Варе, послал ей воздушный поцелуй. Машка многозначительно вскинула брови, а Варя закатила глаза.

Артём точно знал, где искать названого брата.

Фил и Артём ходили по краю. В этом была вся их жизнь. Они любили влипать в неприятности, любили рисковать, любили погружаться с головой в пучину адреналина. И очень любили выходить сухими из воды.

А ещё они любили гулять по мрачным заброшкам и недостройкам, которые (по Вариным словам) были в конце планов по благоустройству города. Но городская дума никак не могла придумать, что делать с ними: снести и начинать застройку заново или продолжать строительство. И пока они решали, любители риска гуляли по бетонным плитам, сидели в проёмах для окон, хрустели осколками и шприцами на полу.

На дворе стояла середина ноября – самая благодатная пора в десятом классе: про ОГЭ уже не говорят, про ЕГЭ ещё даже не думают. Сухая трава на пустыре, придавленная кусками позавчерашнего талого и чуть почерневшего снега, достигала середины молоденьких тонких саженцев, чудом выживших в аномально морозную зиму. В этом году осень выдалась на редкость тёплой. Мощный снегопад обещали только на третьей неделе ноября. Впрочем, зябкий, почти зимний ветер всё равно кружил в воздухе, больно хлестая по щёкам.

Артём поморщился, поднял повыше воротник куртки и нырнул в заброшенное пятиэтажное здание в промзоне. Откровенно жуткое место, где его однажды чуть не разодрала бродячая собака. Сюда парни приходили за самыми острыми эмоциями, чтобы в полумраке пустых этажей понять, как, на самом деле, замечательна их жизнь. Артём легко поднялся по облезшим бетонным ступеням на первый этаж и громко позвал:

– Шаховской! Ты тут?!

Ответом ему стало гулкое эхо. Артём качнул головой и рассерженно цокнул. Вообще-то, они с Филом договорились не карабкаться выше третьего этажа: конструкции там были неустойчивые, да и, по слухам, там гнездились люди низшего общества, с которыми парням, пусть даже и тренированным, сложно было бы совладать. Но видимо, всё было настолько отвратно, что Фил полез выше. Либо из своих дурацких принципов игнорировал зов Артёма. «И если это так, то, клянусь, это будет третий несчастный случай на этой заброшке!» – думал так скорее для того, чтобы перестать тревожиться за вспыльчивого друга.

В том, что Фил здесь, отчего-то сомнений не было. Артём преодолевал этаж за этажом, каждый раз содрогаясь от огромной площади. Взгляд выхватывал нецензурные яркие граффити, шприцы, жестяные банки энергетиков и осколки бутылок спиртного. Из-под подошвы кед разлетались в разные стороны мелкие серые кусочки.

– Твою мать, Шаховской, если ты решил так поприкалываться, то я тебе клянусь, что это последнее, что ты сделаешь в своей жизни! – преисполненный негодования, Артём поднялся на последний этаж.

Выше только крыши.

– А-артас, – раздался усталый голос из-за спины. – А я думал, ты не придёшь.

Артём обернулся. Ярость отхлынула, оставляя лишь холодное осуждение. Фил сидел между просторных выбитых окон припорошённый серой пылью крошащейся стены. В руках его колебалась стеклянная бутылка янтарно-коричневой жидкости. Артём в этом не разбирался, но по одному запаху понял, что это алкоголь. Притом, очевидно, очень дорогой коньяк или виски. И, похоже, совершенно не предназначавшийся Филу.

Артём, засунув руки в карманы школьных брюк, медленно, осторожно, слушая перехруст камешков и осколков под подошвами, угрожающе навис над Филом. Он истолковал этот жест по-своему и дружески протянул бутылку:

– Будешь?

Артём, поморщившись, мотнул головой, но бутылку всё-таки выхватил из тёплых влажных пальцев друга. Всмотрелся: стекло бутылки было заляпано жирными разводами от пальцев, этикетка наполовину содрана, а особого желания разбираться, что на ней было написано, не было.

– Что это? – тряхнул Артём остатками.

– Понятия не имею, – фыркнул Фил, доставая из рюкзака сигареты и зажигалку. – Что у бати открытым стояло в баре, то и стырил. Ему какие-то друзья-партнёры подарили. Обойдётся. Нефиг было…

Фил вздохнул, взъерошивая волосы и легонько стукаясь макушкой о бетонную стену. Серая крошка посыпалась на него. Артём проследил за трещиной на потолке и поморщился: надо было уходить отсюда, а то ещё рухнет эта громада на их бедовые головы.

– Та-ак. Ну и со скольки ты тут?

Фил пожал плечами, сменив алкоголь на сигарету. Пальцы его слушались отчего-то плохо, соскальзывали с зажигалки. Артём, предусмотрительно отставив бутылку в сторону, присел рядом с другом на корточки.

– Ита-ак…

– Меня назвали ничтожеством, – Фил выпустил в воздух кольцо дыма и долго смотрел, как оно тает. – Сказали, что такой сын, как я, никому не сдался, и что из Ритки вышел бы лучший сын, чем из меня.

Артём болезненно поморщился. Тема двоюродной сестры всегда была для Фила особенно острой, потому как Рита Шаховская была умница, красавица, спортсменка, комсомолка, зожница и олимпиадница. На её фоне даже такая умная, серьёзная и ответственная девчонка, не лишённая зазнайства, как Варя Ветрова, становилась закомплексованной серой мышкой. Что уж говорить о Филе, которого с ней сравнивали сто раз на дню?

– Что опять случилось? Из-за драки позавчерашней? Из-за возни в столовке? Из-за беготни от ППС?..

Артём припоминал все их крупные грешки за последний месяц, но Фил на каждый отрицательно мотал головой, кривя губы в болезненной усмешке всё сильнее и сильнее. Когда у Артёма кончились идеи, Фил выпустил в воздух мощную струю дыма и хрипло рассмеялся:

– Просто я родился Филом. Просто меня не воспитали. А я виноват, – закусив щёку, задумчиво потёр шрам на ладони, мотнул головой. – Честно, Артемон, я даже сделать ничего не успел. Просто Нинка, чтоб её! Как у малолетки какого-то, мать в школу вызвала. Дрянь.

– Фил.

– Что «Фил»? – закатил глаза друг. – Если ты у неё любимчик, это не значит… Не значит… Вообще ничего это не значит, короче! Я ж нормально отношусь ко всему? – Артём кивнул, Фил кивнул в ответ. – А она, вместо того чтоб поговорить, жа-алуется. Мы б притёрлись, если б она матери не трындела про то, какой я троечник, неудачник и что взяли меня в этот лицей чудом и по ошибке.

– Фил, – Артём накрыл плечо друга ладонью и легонько сжал. – Оценки ведь не главное.

Фил рвано и болезненно прыснул, а потом выбросил недокуренную сигарету в окно:

– Ты матери моей это скажи!

Артём сочувственно вздохнул. А Фил продолжил карикатурно-писклявым голосом:

– Вот я ушла из девятого класса, пришлось мне официанткой работать. Потом отучилась в техникуме. Готовила. Повезло, что папа твой на моё коронное блюдо попал. А вот ты живёшь на всём готовом, так ещё и плевать на нас хотел.

Фил часто рассказывал, как его поносит мать, как она хочет видеть сына-отличника, который может хоть что-то сделать руками. И Артёму казалось, что жизнь друга – проклятый день сурка. Фил красноречиво обрисовал, как в воспитательную беседу вмешался отец, и внутри Артёма всколыхнулся гнев:

– Они не правы. Они же тебя воспитали… Таким. Они ж тебя контролировали. Это не мы с отцом. Два дерева по разные стороны дороги, блин!

– Не-а, – мотнул головой Фил. – Они считают, что я сам во всём виноват. А отец… – Фил провёл ладонью по лицу и буднично отмахнулся: – Забей, Артемон.

– Не могу, – пришла очередь Артёма нервно приподнимать уголки губ и мотать головой. – Мы волновались.

– Мы? – Фил многозначительно приподнял бровь и пьяно расплылся в улыбке. – Это то, о чём я думаю?

– Зависит от твоей испорченности, – буркнул Артём, внимательно глядя на друга.

Кажется, алкоголь начинал брать своё, и друг постепенно терял здравомыслие, тонул в пучине одних лишь неуправляемых эмоций. Артём рассерженно схватил бутылку и со всей злобой, переполнявшей его ото всей этой паршивой ситуации, запустил ею в стену. По бетону потекли коричневые разводы. Фил дёрнулся и криво осклабился:

– Может, ты и прав. Ты вот про Варю тут сказал. Вот кому повезло. У неё хоть батя и шишка, а её не шпыняет. Он не картинку из неё растит, а человека. А мама её… Нереальная женщина.

– Да, – усмехнулся Артём, – Яна классная.

– Варьку любят. Хоть она иногда и такую ерунду творит. – Артём укоризненно ткнул Фила локтем под рёбра, и тот сдавленно ойкнул. – Ну честно.

– Честно-честно, – монотонно выдохнул Артём.

Фил, в общем-то, не то чтобы и не был прав. Варю действительно родители обожали, едва ли не на руках носили, от того у неё всегда были достаточно романтические представления о жизни. От того Варька всегда казалась такой воздушной и неестественной в их компашке. Но без неё Артём не представлял своей жизни. «Да и Фил, – Артём многозначительно покосился на продолжающего разглагольствовать о Варином счастье друга. – Похоже, тоже к ней привык. А всё возбухал: как можно дружить с девчонками, да ещё и с такими… У них же ветер в голове».

– Она просто не понимает своей радости. Ей можно быть со своими взглядами на жизнь и своими путями. А мне… – Фил рассмеялся и вдруг посмотрел на Артёма пугающе холодно и трезво: – Я для них игрушка или собачка дрессированная. Как так: не захотел ходить на скрипку! Это же интеллигенция! Как так: учишься на «четыре»? Ты же Шаховской. Я ненавижу себя, Артемон. Потому что я в своей семье никто и звать меня никак. Я всё удивляюсь, как отец меня с балкона не выкинул. Ну, типа, неугодный ребёнок. Вис из Спарта, млять.

Артём резво подскочил и легонько встряхнул друга за плечи:

– Это не смешно, Фил.

– А мне смешно, – Фил скривился, – так смешно, Артемон, что сдохнутьхочется.

Артём прикрыл глаза и, набрав в грудь побольше воздуха, принялся медленно считать до десяти. Чтобы не огреть друга оплеухой. В другой момент можно было бы, но не сейчас: Фил и в трезвом состоянии чрезвычайно вспыльчив, а с обнажёнными эмоциями – так вообще вспыхнет, как бензином облитый. Досчитав до десяти, Артём раскрыл глаза и медленно потянул друга на себя. Фил поднялся и даже умудрился встать на удивление твёрдо, так что невольно закрались сомнения, действительно ли друг пьян от коньяка.

– Фил, ты тот, кто ты есть. И мне ты нравишься таким. Живи, как жил. В конце концов, мы все гости в родительском доме.

– Кроме Вари, – фыркнул Фил.

Артём утомлённо закатил глаза:

– Вот далась тебе Варя…

– Не-а. Не даётся! – Фил не смог больше держаться и громко рассмеялся.

Глядя на него, Артём рассмеялся тоже и обречённо покачал головой: Фил неисправим. С ним чрезвычайно сложно говорить серьёзно, но от этого лишь интересней. Артём отвесил другу беззлобный подзатыльник, а Фил несильно пихнул его в ответ и, устало привалившись к стене, сполз обратно. Артём осуждающе нахмурился:

– И как ты теперь пойдёшь домой?

– Не пойду, – зевнул Фил, – да пошли они все.

Артём с тяжёлым вздохом подобрал рюкзак Фила, схватил его за руку и рванул на себя. Фил покорно поднялся, смахивая с лица волосы.

– Ну и куда мы?

– Ко мне. Поживёшь у меня. Пока дурь не выветрится.

– А-а-а… А дядь Саня?

– А что он? Мы разошлись, как в море корабли. Я теперь сам хозяин своей жизни. Безо всяких… Мы как в мае разосрались, так и помирились и решили, что каждый выбирает свой путь.

– Во-от, даже твой батя это понял, а мой – мимо!

Цыкнув, Фил вальяжно перекинул руку через плечо и вдруг пошатнулся. Артём тут же ощутил себя дрыщом: друг едва не уронил его за собой на бетонный пол. Артём с трудом устоял и легонько тряхнул друга. Фил помотал головой:

– Блин, чёт мутит меня, Артемон. Поехали отсюда.

Целыми и невредимыми, но без половины карманных денег Шаховского, они добрались до трёшки Артёма. Тут же он напоил продрогшего и опустошившего желудок в туалете Фила горячим чаем и чуть ли не пинком загнал в свою кровать. А сам уселся за компьютерный стол, закинув на него ноги, размышляя о том, кому из них больше повезло с семьёй.

Фил был не беден, но скован постоянным вниманием и строгими родительскими требованиями. В двенадцать (когда они только-только познакомились) ему было совсем тяжело, в тринадцать Фил тихо злился, а с четырнадцати начал открытую войну.

Артём не мог сказать, что ему живётся плохо. Он просто был один. К нему тянулись люди, быть может, именно поэтому. У Артёма было немало друзей, много знакомых, но мало тепла. Он точно знал, когда ему стало не хватать этого: после развода родителей. С мамой они чуть ли не ежедневно списывались, созванивались, раз в три месяца стабильно виделись, но это всё было… Не то. К тому же, с каждым годом встречи становились всё реже и реже. К сегодняшнему дню они с мамой не виделись полтора года. Артём скучал.

Одного лишь отца ему было мало.

Самой счастливой из них была Варя. И Артём всё бы отдал, чтобы так же, по её словам, задыхаться от опеки и любви. А чего стоили семейные ужины, устраиваемые Яной! А чего стоило благородное спокойствие во взгляде Олега Николаевича!

За этими мыслями Артём задремал. Проснулся от вибрации телефона Фила и удивился: звонил отец. «Странно, что Фил его в чёрный список не бросил», – пожав плечами, Артём поднял трубку и тут же выслушал волну негодования по поводу его отсутствия дома и неприятные угрозы. Шаховские обзвонили все морги, полицейские и больничные отделения (видимо, это единственные места, где мог пропадать Фил). Голос отца Фила вибрировал от напряжения, и Артём узнал в нём нотки друга. «Да уж… А говорит, не похож», – мысленно передразнил Фила Артём, а потом наконец ответил.

Спокойно и хладнокровно сообщил, что он хороший друг Фила («Какие у этого идиота могут быть друзья?!» – кричали в трубку), что Фил у него останется жить, пока не решит вернуться домой («А кто его потом пустит? Где это вообще видано!» – рычал Шаховской). Добавил:

– Не волнуйтесь. Ваш коньяк мы распили вдвоём.

– Л-а-д-н-о, – по буквам выдавил сквозь зубы Шаховской. – Не знаю, кто ты, Артём, никогда о тебе не слышал, но… Спасибо. Даже странно, что у него такие рассудительные друзья.

– Вы беспокоились? – усмехнулся Артём.

– Это наш сын, каким бы он ни был придурком.

«Фил будет счастлив!» – Артём попрощался и положил трубку. А потом крутанулся на кресле, вновь закинул ноги на стол и задремал. За эту чёртову пару часов Артём устал, как не уставал на олимпиаде по физкультуре.

Фил жил у Родионовых полторы недели, каждый вечер радуя всех вкусными ужинами. Так что, кажется, отец Артёма даже млел и становился гораздо теплее с сыном. Артёму нравились их вечера: они втроём, словно отец и два сына, поочерёдно рубились в старенькую приставку, смотрели стрёмненькие комедии, батя шутливо шпынял обоих, помогал разобраться с алгеброй и стереометрией, кому это было нужно.

Но Филу надо было вернуться домой: родители стали тревожно часто написывать ему.

– Это были лучше дни в моей жизни, – вздохнул Фил, оглядывая комнату Артемона. – Надеюсь, я вас не потеснил?

– Да забей ты. Всё супер было. Заходи, – Артём спародировал мультик: – Если шо!

Артём провожал Фила до его подъезда, мрачно и молчаливо, как в последний путь. А у шлагбаума Фил вдруг замер и крепко обнял Артёма. Это было так странно для друга, что Артём обмер, как бревно.

– Спасибо, Артас. Ты настоящий брат.

***

Воспоминания замелькали в сознании Артёма. Фил всегда, со дня их знакомства, был рядом с ним. Был тем самым настоящим другом, кто не бросал в беде и не задавал лишних вопросов. Просто молча подставлял дружеское плечо, чтобы поддержать, молча воевал за их дружбу.

Артёму и так всегда казалось, что он не такой хороший друг, как Фил. Но сейчас он точно знал, что друзья так не поступают: не пишут на пусть и не самых любимых родителей своих друзей заявления и клевету. Артём поморщился и еле слышно переспросил:

– Что?

– Пиши всё, что знаешь, Артём Александрович, – хмыкнул Светлаков. – У Шаховского много тёмных делишек, нам всё равно, за какое дело его прижучивать.

– Я не знаю, – прохрипел Артём, ручка выпала из пальцев, с шорохом прокатилась по столу. – Ничего не знаю. Я не знаком с Шаховским.

– А он тебя просто так защищал, как ненавистного одноклассника, что ли? – рыкнул Иванов, снова хлопнув ручкой по столу. – Пиши! Не знаешь, так придумай.

Светлаков покачал головой:

– Сочиняй, вас же в школе учат писать сочинения? Вот и пиши, Тёма. И, быть может, мы найдём того злодея, кто решил так над тобой подшутить. И в твоём пакетике обнаружится не наркотик, а скажем…

– Мука, – резво отозвался Иванов.

– Ну да, мука. Представляешь, одноклассник решил приколоться. Может, этот же Шаховской. Или кто-то менее тебе приятный.

– А сообщения? – глухо отозвался Артём, сверля взглядом букву «я» на безобразно белом листе.

– Так сбой системы, Артём. Отдел новый – техника старая. Разбойники всё переломали, будь они не ладны. Не бойся. Мы работаем красиво. Ты, главное, напиши. Это ведь твой единственный путь на волю, – Светлаков небрежно швырнул на стол наручники, вновь создавая иллюзию выбора.

Быть физическим пленником и мучиться в тёмной сырой камере от головной боли и бессильного гнева. Или быть пленником своей совести, потерять друзей и собственное достоинство.

Из двух зол всегда выбирают меньшее.

Артём взял ручку и медленно, со скрипом заелозил наконечником по чистому листу.

Твёрдой рукой вывел буквы:

Я, Родионов Артём Александрович, отказываюсь давать заведомо ложные показания в отношении Шаховского Андрея Алексеевича, поскольку согласно ст. 307 УК РФ дача заведомо ложных показаний предусматривает уголовную ответственность.

Артём шлёпнул ручкой по листу и медленно, с шелестом, развернул его к Иванову, равнодушно вглядываясь в глаза Светлакова. Внутри ничто больше не дрожало и не колебалось. Иванов подтянул к себе бумагу. Оперативники склонились над текстом Артёма. У Светлакова дёрнулась бровь, взгляд помрачнел. Лист с хрустом сжался в кулаке Иванова.

Парадокс: Артём отчётливо видел в устремлённых на него взглядах угрозу, но был абсолютно равнодушен. Он расправил плечи и гордо поднял голову, готовый принять удар.

– Я не понял, – Светлаков нервно хохотнул, – ты решил, что мы будем с тобой играть в бирюльки?

Артём коротко мотнул головой:

– Я серьёзно. Я не буду ничего писать.

Иванов поднялся, угрожающей скалой нависнув над Артёмом, и его ручищи сжали воротник рубашки.

– Ты брыкаться ещё вздумал?

– Я. Не. Буду. Ничего. Писать! – судорожно всхрипнул Артём, исподлобья сверля полицейских взглядом.

Иванов с силой дёрнул его. Показалось, будто из него попытались вытрясти душу. С грохотом упал стул. Встряхнув Артёма до тупого выстрела в затылке, Иванов бросил его на пол. Перед глазами заплясали звёзды.

Старлей грохнулся за стол. А Светлаков склонился над Артёмом, и его пальцы вновь впились в шею:

– Мы давали тебе шанс по-хорошему. Раз уж ты не согласен – будем по-плохому, – сильным толчком Светлаков опрокинул голову Артёма.

В глазах потемнело. На запястьях неуловимо защёлкнулись наручники.

– Обычно… Обычно! Мы не даём вторых шансов, гражданин Родионов, – бросил Светлаков. – Но тебе дадим. Бог любит троицу. Может, на третий раз дойдёт, какой выбор верный.

Зажмурившись, Артём отрицательно мотнул головой. Осторожно коснулся лба, висков, носа. Медленно разлепил веки. На жёлтом линолеуме некрасиво блестели капли крови. Артём большим пальцем коснулся носа, облизал губы. Солоноватый привкус растёкся во рту. Подушечки пальцев окрасились багровым. «Вкусил взрослой жизни, блин!» – почему-то вдруг захотелось смеяться. Смеяться, душа эту тупую боль, прошившую его насквозь полностью. Смеяться просто так. А ещё здорово было бы ударить кого-нибудь или что-нибудь, чтобы выпустить намертво скованные эмоции.

Артём продолжал сидеть на полу, утирая под носом кровь и тяжело дыша. Светлаков (Артём понял это по характерному щёлканью каблуков) подошёл к столу, набрал что-то на телефоне. Тишину разрезал его жёсткий деловой голос:

– Дежурного ко мне.

Трубка грохнула. Иванов поднял Артёма за плечи и посадил обратно, с удовольствием вдавив в сидение. Артём ссутулился и исподлобья зыркнул на Светлакова, коршуном нависшего над ним.

– А если и на третий раз до тебя не дойдёт. Вдруг, – капитан многозначительно повёл бровью. – То будь готов, что и до нас не дойдёт. Мы не станем заботиться о том, чтобы при переправке тебя в СИЗО в хате тебе вдруг не попался убийца наркодилеров, из-за которых умерла его любимая сестрёнка.

В дверь постучали. Скрипнул за спиной Артёма ключ в замке. Кому-то было приказано определить Артёма в пустую камеру предварительного заключения. Наручники на мгновение покинули запястья, а потом его руки с садистским удовольствием заломили назад. Наручники снова щёлкнули. Вывернутые локти заныли, заставляя шипеть от боли через плотно сомкнутые зубы.

Его буквально втолкнули в руки стажёра, сопроводив словами:

– Это для предосторожности. Больно бойкий парнишка.

Как они дошли до камеры, Артём не успел осознать. Какие-то коридоры, лица, одинаковые формы, бряцанье ключей – всё это сливалось в сознании и билось где-то в районе виска. А в голове по кругу запускались одни и те же тяжёлые мысли: «Это какие-то грязные игры, не Илюхины, факт. Илья бы так не замутил. Он напрямую мстить бы стал. Шаховскому, а не отцу. Блин, вот бы Варька к Олегу Николаевичу обратилась… Он бы помог… Он же приехал тогда. Почему всё-таки ему не сказала? Плевать на банду, пусть орёт и ругает. Но он сможет разобраться. Может, она ему сказала?»

Бронированная дверь с небольшим окошком вверху открылась. Стажёр щёлкнул ключиком в замке наручников, впихнул в руки Артёму матрац с подушкой и простынёй, а потом втолкнул в полумрачное помещение, торопливо запирая дверь. Артём швырнул матрац на верхнюю койку, сам уселся на край нижней.

Голова раскалывалась, а запястья горели красным.

Глава 7

Варя резко распахнула глаза, жадно хватая ртом воздух. В глаза бил свет из дома напротив. Значит, уже не ночь. Растирая одной рукой глаз, другой Варя принялась лихорадочно нашаривать на прикроватной тумбе над головой телефон. Она успела обнаружить пять ручек, два незавершённых ежедневника, опрокинуть батарею помад, вспомнить обещание самой себе прибраться, когда наконец-то в ладони оказался смартфон. Варя сощурилась от резанувшего глаза голубоватого света экрана. На часах было 6:45. Она, как обычно, проснулась за пятнадцать минут до будильника. Пожала плечами.

Уснуть всё равно бы не получилось: она и так всю ночь толком не спала. Ей виделись кошмары. То они с Филом и Артёмом бежали от погони и срывались в обрыв. То они с Филом дрались попадавшейся под ноги арматурой, как в кино. То им в спину стреляли пули. А последний сон остался в Варе взволнованным жаром и дрожью в конечностях. Казалось, Фил не во сне целовал её в шею, не во сне его горячие руки скользили под любимой рубашкой – наяву.

«Жесть…» – Варя мотнула головой, отгоняя наваждение, и зашла в соцсети. За ночь её никто не потерял, лотерею на беспроводные наушники она проиграла, беседа класса по-прежнему горела 3К+ сообщениями. Варя быстро пролистала её, наискосок выхватывая реплики. Однотипные. Обычно беседа пестрела просьбами помочь с домашней работой. Вчера о заданиях не думал почти никто: все обсуждали Артёма. Варя поморщилась и утомлённо села на кровати, откидывая одеяло:

– А я так надеялась, что это был сон!

Подсветила себе дорогу до выключателя телефонным экраном, пару раз едва не навернувшись на хаотично рассевшихся на полу игрушках. Хлопнула по выключателю. Желтоватый свет выжег тревожные остатки ночных кошмаров и успокоил грохочущее в грудную клетку сердце. Варя крутанулась по комнате в поисках домашних розовых шорт. Мимоходом запнула плюшевые игрушки и рюкзаки в разные стороны, подхватила с книжной полки расчёску. Шорты обнаружились на рабочем кресле под школьным рюкзаком. «Нет, надо всё-таки навести порядок», – взяв в зубы расчёску, Варя оделась и замерла перед зеркалом.

Новое чувство накрыло её. Девушка в зеркале была чрезвычайно хорошенькой. И прыщик на виске – соринка, и глаза у неё, оказывается, ничуть не хуже Машкиных зелёных или Филовских голубых, и длинные волосы красиво струятся по груди, и фигура у неё на редкость хрупкая и изящная, и грудь не маленькая, а гармонично смотрящаяся. «Обалдеть, – вскинула бровь Варя и на всякий случай смахнула тонкий слой пыли с зеркала. Нет, отражение было по-прежнему красивым. – А что мне никто не говорил, что я такая красивая, а?»

И даже припухшие от вчерашних слёз веки не портили общей картины.

Утро заиграло по-новому. Оно сверкало золотом ещё не взошедшего солнца и пронзало лучами тепла. Варя напевала под нос песни о любви, пока умывалась и готовила завтрак. Когда допивала сладкий кофе с молоком, в кухню вошёл папа и многозначительно вскинул бровь:

– Доброе утро. Что случилось?

– Доброе, – искренне улыбнулась Варя, мимоходом целуя папу в щёку, – ничего. Я просто такая у вас красивая.

Вслед донёсся лишь тихий шокированно-недоумённый выразительный комментарий папы, поднимающий настроение ещё больше. Варя не понимала, отчего вдруг ей так хорошо и легко на душе. Но это определённо нравилось. Школьное платье не казалось неуклюжим и мрачным, коса не выглядела заурядной и тяжёлой, а красить глаза было легко, непринуждённо. Утро прошло играючи. Душа пела, предрекая самый счастливый день.

Варя накрасила тёмно-малиновым блеском губы и, склонив голову к плечу, мило улыбнулась папе. Он стоял, привалившись плечом к кухонной арке, потягивал кофе из чёрной кружки с лаконичной белой надписью «BOSS» и в каком-то напряжённом недоумении следил за дочерью.

– Красавица, скажи? – рассмеялась Варя не то своему отражению, не то папе.

– Разумеется. Вся в меня, – хохотнул папа, обнимая её со спины и ласково чмокая в щёку. – Ну и в маму чуть-чуть. Давно ты такого не говорила. Мама в курсе?

– Естественно! И фотоотчёт ей предоставлен!

Папа в самом весёлом расположении духа предложил подвезти Варю: в самом деле, не пойдёт же она, такая красивая, по морозу в школу. Одновременно с этим соблазнительным предложением пришло сообщение. Фил. Варю бросило в жар, сводящий колени и пальцы до дрожи. Фил ждал её у подъезда.

Сославшись на то, что у папы много дел и она не хочет быть обузой, Варя отказалась. Разумеется, это оправдание было не самым удачным (ну когда Варю от поездки на машине удерживали родительские дела!), но единственным, которое способен был сгенерировать мозг. Папа ничего не сказал – только мрачно качнул головой, давая понять: он не поверил. Варя оделась в одно мгновение, лишь бы не сталкиваться с прожигающим взглядом отца. Заправила пряди под шапку, которая сегодня не портила её внешний вид, и поторопилась выскочить на лестничную клетку.

Папа спокойно вышел за ней и, придерживая входную дверь, наставительно изрёк:

– Ты поаккуратней с этим.

Варя вздрогнула. Она всегда вздрагивала, когда папа вдруг озвучивал что-то сокровенное, не произнесённое вслух. И каждый раз не знала, как себя вести. Иногда признавалась, иногда упиралась, отрицая очевидное до последнего, иногда не понимала, что именно папа узнал, иногда стыдливо молчала. Сейчас в папиной фразе сквозило столько недовольства и укоризны, что Варя мгновенно поняла: речь о Филе. «Ну правильно! Сожрать три шоколадки и выпить две банки кофе за вечер, когда ты обычно-то шоколад ешь неделю. Это ж совсем неудивительно», – Варя притормозила, обдумывая, какую тактику использовать. Решила притвориться, что ничего не поняла. Но, ей подумалось, это лишь укрепило образ влюблённой дурочки:

– С чем?

– Варя, – папа укоризненно нахмурился, – ты всё прекрасно понимаешь. Влюбилась – это, конечно, здорово. Но не переборщи…

– Я? Влюбилась? – Варя фыркнула. Абсолютно неправдоподобно и скорее нервно, нежели смешливо. – Да оно мне надо?..

– Ну смотри. Я тебя предупредил.

Варя убедительно закивала и с радостью скрылась от накатившей неловкости в дребезжащем лифте. К восторженному счастью, пробуждающему трепетную дрожь во всём теле, теперь присоединилось и треволнение. Фил был… Едва ли тем самым, кому по силам понравиться папе.

Здравомыслие медленно потеснило чувства. И в сознание закрались неприятные предположения: вдруг с Филом у них ничего нет и не было, кроме случайного выплеска гормонов из-за нервотрёпки вокруг Артёма. Варя качнула головой и обернулась к замусоленному зеркалу. Даже в грязном свете она была хороша! «Ладно, я ещё посмотрю на его поведение. Себя ещё надо понять, – Варя заправила короткие пряди под шапку и игриво подмигнула своему отражению в зеркале лифта. – Дурдом!»

Варя выскочила на улицу и тут же ощутила дежавю. Фил так же, как Артём вчера, неслышно отделился от фонарного столба, пугая её перехрустом снежинок под ногами. Разве что, единственное отличие, он был окружён тонкой змейкой горького сигаретного дыма. Жёлтый фонарь освещал лицо Фила так же ровно и чётко, как Артёма вчера. Синяк на подбородке расцветал зеленоватым оттенком, кожа вокруг пластыря на брови налилась красно-лиловым. Фил курил. Варя передёрнула плечами от колючего зябкого ветра и подняла голову.

Стало удушающе жарко. В их оранжевом кухонном окне чернела прямоугольная фигура отца. И хотя стояла Варя в темноте подъезда, слабо освещённая, хотя была уверена, что из окна её место было слепой зоной, показалось, что она встретилась с укоризненным взглядом тёмных, как крепкий кофе, глаз отца.

– Фил, – напряжённо начала Варя, – мы должны идти раздельно до поворота.

– Шутишь?

– Папа смотрит. Ждёт, когда я выйду из подъезда.

Фил немедленно затоптал дотлевающую сигарету в снегу и осторожно поднял взгляд, изучая окна многоэтажки. Мотнул головой:

– Понял.

– Я первая. Ты за мной, – наморщилась. – Нет. Лучше наоборот. А то неправильно поймёт. Давай ты вперёд, а я за тобой через полминутки. Только быстро-быстро, давай!

Фил, поджав губы, сдержал издевательский смешок, и заторопился к выходу из двора. Варя провожала взглядом его твёрдую и торопливую, хотя и не лишённую перекоса в сторону повреждённой ноги походку. Хихикнула. Всё это выглядело как-то слишком анекдотично. «Может, не стоило так от папы прятаться? – помотала головой. – Да ну, он сразу сможет доказать, что я ему наврала. Это печально будет». Фил скрылся за поворотом, Варя выдохнула, накинула капюшон и непринуждённо выскочила на заледенелую дорожку. Обернулась и помахала папе ладошкой.

Папа сдержанно махнул в ответ, но, вопреки ожиданиям, не ушёл, задёрнув занавеску. Остался стоять у окна, и этот его внимательный взгляд, кажется, шурупом вворачивался меж шейных позвонков. Варя с мамой и раньше скрывали от папы незваных гостей: отмалчивались, выгоняли мальчишек, когда до возвращения отца оставалась пара минут. Но так Варя шифровалась впервые.

Она завернула за дом.

– Бу! – негромко грянуло за её спиной.

Варя, непроизвольно взвизгнув, обернулась с прыжком. Прямо перед её носом от смеха давился Фил. Он стоял, широко улыбаясь, и плечи его чуть подрагивали.

– Дурак! – насупилась Варя и с удовольствием шлёпнула Фила по груди.

Он расхохотался.

– И ничего смешного!

Варя пару раз прикрикнула на парня, но тщетно. Фил смеялся, кажется, даже не думая замолкать. И этот его счастливо-беспечный смех был таким искренним, таким заразительным, что Варя не удержалась и вместе с ним хохотнула, сдержанно и неловко. А потом откашлялась и сурово качнула головой:

– Но всё равно: не смешно.

– Смешно! – обаятельно оскалился Фил. – Ты забавно пугаешься.

Варя закатила глаза и абсолютно серьёзно, по-взрослому, как и подобает девушке её воспитания и положения, показала Филу язык.

Они двинулись в школу. Дорога с Артёмом и дорога с Филом была, вроде бы, одинаковой. Те же ледяные накаты, мерцающие жёлто-оранжевым придорожные фонари, пугающие тёмные силуэты бродячих собак, беззвучно и стремительно рассекавших сугробы. Но было всё-таки что-то другое. Другие запахи и звуки как будто другие. Дорога, обычно тяготившая своей длительностью и утомительностью, теперь казалась чем-то лёгким и невероятно коротким.

Болтовня была тоже другой. С Артёмом Варя перешучивалась непринуждённо, без обид на пустом месте. С Филом шутить получалось тяжелее: он казался ей раскрытой рукописью Войнича. Вроде бы и читаемо, а вроде бы ничего не понятно. Варя боялась его обидеть. Впрочем, Фил тоже вёл себя осторожно и всё больше рассказывал забавных историй из своей жизни.

И к каждой истории, каждому вздоху и небрежной паузе в разговоре Варя непроизвольно прислушивалась, желая найти скрытый смысл. Подсказку, а чем же на самом деле Фил считает вчерашний вечер. Случайностью, глупостью, ошибкой, началом чего-то большего.

Не понимала. Фил говорил о слишком отстранённых вещах, словно желая запутать Варю:

– Я в началке был местным авторитетом. В моих закромах всегда были «Черепашки-ниндзя», но я любил обменивать карточки «Винкс»: за мной все девчонки бегали!

Варя расхохоталась:

– За мной тоже. – Наморщила нос и едко протянула: – Мальчи-ишки. – Бровь Фила небрежно дрогнула, выдавая заинтересованность. Варя пожала плечами: – Мне карточки «Черепашки-ниндзя» больше нравились просто. Красивей нарисованы. Во-от такая стопка была.

Она для наглядности раздвинула большой и указательный пальцы, но Фил небрежно перехватил её руку, скользнув пальцами по пушистым варежкам. С иронией качнул головой:

– Врёшь. Даж у меня столько не было! А меня, между прочим, тогда ещё мать баловала.

– А я ни единой копейки не потратила! У меня была супер-схема. Я обменивала разные нейтральные карточки на контроши или домашку, у меня всё равно все списывали. Это хоть не за «так». А потом эти карточки я обменивала на то, что мне нравится. На ре-едкие.

– Ну ты страте-ег…

Фил сперва рассмеялся, но вдруг замолчал, словно испуганный или обиженный. Его рука разжалась, отпуская Варину ладонь. Он остановился и посерьёзнел. Варя от неожиданности тоже замерла, как вкопанная и поёжилась. Фил так внимательно рассматривал её лицо, что невольно захотелось поправить волосы, смахнуть с бровей и ресниц иней. Почему-то не шевелилась. Стояла, засунув руки в карманы, а на языке так и крутился вопрос: «Что-то не так? Что-то случилось? Чего он хочет?»

– Ничего не изменилось, – вдруг выдохнул Фил. – Как ты с ментами вчера замутила. Как меня затащила к себе, готовить заставила…

Он расплывался в ностальгической улыбке, и от этого всё внутри разрывалось, готовое выплеснуться наружу безудержным, до боли в челюстях, смехом и любимыми песнями. Варя неловко улыбнулась в ответ, заправив под шапку короткую прядь. Наверное, со стороны это выглядело чрезвычайно глупо: стоят два одиннадцатиклассника и с широкими улыбками молчат.

И чувствуют.

Варе казалось, что внутри неё расцветала весна, пробуждалось тепло, и Фил, в последнее время нервный и дёрганный, как будто сиял. Удивительно, как много в них было скрыто тепла, которое даже жёсткий январский ветер не мог остудить. Казалось, это невероятное чувство способно охватить и задушить в объятиях целую землю.

Но самое удивительное, что они не краснели, не тянулись друг к другу за постоянными поцелуями, как показывали в фильмах и соцсетях.

Словно бы вчера и не было ничего.

Фил взъерошил волосы, решительно, жёстко, как будто жребий бросил, и резко махнул рукой:

– Слу-ушай… Может, в задницу эту школу? Сходим в кино, или в кафе посидим, м?

Фил очаровательно приподнял брови. Предложение звучало в высшей степени заманчиво и соблазнительно. Варя неопределённо мотнула головой и замялась. С одной стороны, да, в школу не очень хотелось: всё равно сейчас не только ей – всем, наверняка, будет не до учёбы. Из всех углов будет доноситься крысиное шуршание об Артёме, виновен он или нет. Варя будет морщиться, кидаться на одноклассников за честь друга, как львица за своих львят. Они рассорятся в пух и прах.

Фил воспользовался Вариной задумчивостью и мягко стащил её рюкзак. Его пальцы практически беззвучно щёлкнули перед лицом, выдёргивая из размышлений. Крадущимися шагами Фил заторопился в сторону, противоположную школе. Варя догнала его, кривя губы в болезненной улыбке:

– Эм-м… Н-ну… Не. Я не могу. – Выдохнула твёрже, хотя от этого не полегчало: – Нет.

– Ну Ва-арь, – Фил утомлённо ссутулился, – ну что тебе стоит прой… – шикнул, как будто ошпарился, затараторил, очевидно, старательно подбирая ругательству синоним: – Про… Про-про-прогулять школу.

– Ничего, – Варя обхватила лямку своего рюкзака, невзначай коснувшись обнажённого запястья Фила, – кроме репутации. Это самое важное, Фил. Для меня. Отдай. – Нерезко, но настойчиво рванула сумку на себя. Фил недовольно насупился, и Варя умилительно улыбнулась: – А вот насчёт кино или кафе – я не против. После школы.

На её слова Фил с едкой усмешкой кивнул и, так и не отпустив Варин рюкзак, решительно направился в сторону школы. Варе ничего не оставалось, как поторопиться за ним, вновь заводя диалог о ерунде.

Школьный день закружил ураганом, и Варя из последних сил умудрялась балансировать на хрупкой грани сознания и учёбы. В голове всё мешалось, нити мыслей путались и превращались в замысловатые узелки. То вдруг мысли об Артёме оказались разбиты нехорошим воспоминанием о недоделанной физике, после чего пришлось поторговаться с Виктором за домашку. То вдруг в конце самостоятельной по алгебре выстрелило воспоминание об Илье. Последнее задание сразу стало неважным, и всё красноречие устремилось на выпрашивание профиля Ильи Муромцева. Фил брыкался, рычал, отговаривал Варю от невероятно безумной и, с его точки зрения, бесполезной идеи. Но в конце концов просел и покорно скинул Варе ссылку на Муромцева.

Тетрадь для самостоятельных захлопнулась как будто сама собой. Варя озадачилась. Прикрываясь пеналом, она внимательно изучала Муромцевский профиль "ВКонтакте" и делала для себя заметки. Ничто не выдавало в нём маргинала, каким его рисовали парни. Вполне симпатичный, если не считать рыжины. Веснушчатый, с удивительно завораживающими тёмно-карими, как горький шоколад, глазами. В начале января, как и Тёме, исполнилось восемнадцать. Недавно отдыхал в Австралии, которую давно мечтал посетить. Слушал инструментал и металл. Фотографировался нечасто, но и не раз в год.

Варя поймала себя на том, что в третий раз открывает его предновогоднее фото, выставленное на стене. Он здесь совсем не удачно получился. Взъерошенный и лишённый лоска, зато с широкой улыбкой. Но весь фокус смещён на брюнетку (Варе показалось, что они однажды виделись на олимпиаде), которая не успела спрятать лицо, оказавшись в его неловких объятиях.

Илья казался здесь искренне счастливым и совершенно не похожим на главаря банды.

«А ты чего ждала? Что тут большими буквами в статусе будет написано: главарь местной недо-ОПГ?» – издевательски одёрнула саму себя. В конце концов, Илья действительно мог оказаться причастным к делу Артёма, а симпатизировать врагам – чрезвычайно вредно для дела.

Но проклятое любопытство не позволило молча написать предложение встретиться. Сперва с губ сорвался осторожный вопрос, способный обрушить бурю:

– Фил, а ты уверен, что он настолько… Омерзительный?

На удивление, Фил не вспыхнул, не дёрнулся и не заорал. Передёрнув плечами, деловито отложил в сторону телефон с игрой и рассудительно пояснил:

– Ну хочешь, я тебе расскажу, почему да? – не дожидаясь кивка Вари, продолжил, тыча пальцем в экран и увеличивая фото: – Вот эту девчонку видишь?

– Не первый раз.

– Не суть. – Фил постучал по экрану. – Вот она – моя бывшая одноклассница. Умная, почти как ты. Илья был новеньким, мы его, как водится, гнобили, – Варя вскинула бровь, готовая задать провокационный вопрос. Фил отчаянно замотал головой, и его светлые волосы платиной сверкнули под лампами: – Помолчи. Пожалуйста. Она нет. Адекватно к нему относилась, и они даже, ну, вроде как, подружились. А потом в девятом классе он ввязался в банду типа элиты. Понимаешь, в той моей школе было не так…

Фил пустился в размышления о том, что в предыдущей школе было очень много избалованных богатых детишек (и по брызжущему через край негодованию было понятно, как он им в детстве завидовал), которым было мало власти, свободы, денег и которые построили свою банду, отжимали у всех деньги, издевались. На этом моменте Варя уже не слушала – чувствовала. В металлическом голосе Фила звучала из последних сил сдерживаемая ненависть. Уголки его губ были напряжены.

Варя уловила суть: Илья предал подругу, променял её на власть. Нахмурилась: она не могла считать Илью абсолютно виноватым. Когда зверя загоняют в угол, перекрывая все пути отхода, он начинает кидаться на врага, насколько бы тот ни превосходил его силой. Казалось, у Ильи была точно такая же позиция: всеми оскорблённый, он решил не упустить шанса воцариться над теми, кто его унижал. Варя неоднократно видела такой подъём в исторических (и не очень) драмах, иногда даже восхищалась такими героями.

Но не сейчас. Сейчас она не ощутила ничего: ни возмущения, ни восхищения.

Взгляд вновь вернулся к фото, пытаясь различить там следы ножей в спину. Нет. Подруга выглядела скорее утомлённой и раздражённой, чем испуганной или озлобленной, а Илья, напротив, чрезвычайно счастливым. Варя подумала, что если он, такой тревожащийся о своей репутации и внешнем виде, решил разбавить свою ленту с почти профессиональными фотографиями такой «тапкофотографией», как выражался сам в комменте к посту, значит, в нём ещё осталось что-то трепетное по отношению к этой девушке.

«Впрочем, предательства это не отменяет, – вновь одёрнула себя. – Посмотрим, кто он таков».

Фил дышал в ухо, пока Варя набирала Илье предложение встретиться и поговорить об Артёме. Сразу обозначила, кто она, зачем, как его нашла – ей казалось, что Илья любит определённость и точность и так сразу сможет среагировать. Правда, стирала и набирала заново раз пять, пока Фил уже не начал истерично похихикивать, проговаривая вслух манерно-пищащим голосом одни и те же фразы.

Отправив сообщение, Варя недовольно развернулась к Филу.

– Только не бей меня! – тут же прикрыл голову он, продолжая улыбаться.

Варя повела бровями и дёрнулась от восклицания пожилой математички:

– Варя, Фил, что у вас там за баловство? Взрослые люди, а я уже полчаса наблюдаю эти ваши «хихи-хаха»!

– Брачные игры, – едко пояснил Виктор. – Понимаете, Ольга Николаевна, у каждого живого существа, способного размножаться, наступает период брачных игр. У всех нормальных животных это происходит весной, а вот у людей…

«Заткнись…» – мысленно взвыла Варя, закрывая ладонью лоб от класса.

– Ну я так и подумала! – активно закивала Ольга Николаевна. – Вон, как у Варьки уши горят. Смотри мне, Фил, испортишь хорошую девчонку!

Варя нервно искривила губы, с трудом сдерживая не то истеричный смех, не то рваный всхлип. Уши и вправду давно полыхали, в платье с каждой секундой становилось всё жарче и жарче, щёки наливались румянцем. Варя столкнулась с взглядом Фила. На мгновение ухватила болезненно-розовый румянец на его щеках и пятна на шее. Кто-то в классе хихикнул, и они немедленно отвернулись друг от друга. В груди горело, дышать приходилось через рот, а цифры и буквы писались не осмысленно, а скорее на автомате.

После математики Варя поскорее сдала тетрадь и пулей вылетела в столовую, не дожидаясь никого. Даже Машку.

В столовой казалось, что все забыли этот инцидент, но вдоль позвоночника то и дело пролегало ощущение пристальных осуждающих взглядов, и Варя постоянно вертела головой по сторонам. Едва не врезавшись в девятиклассника, рассеянно поставила на поднос завтрак: холодные сосиски со слипшимися макаронами и чуть тёплый чай. Уселась в укромном углу длинного стола 11 «Б»: только бы никто не отпустил язвительный комментарий.

Рядом плюхнулся Виктор:

– Чего такая кислая?

Края плоской алюминиевой вилки впились в ладонь.

– Эй-эй, тихо, а то сломаешь, – Виктор осторожно и как будто болезненно потёр плечо. – Эт… Прости, короче.

Варя недоверчиво вскинула бровь и силой воткнула вилку в сосиску. Виктор хрустнул шеей, подтягивая к себе бесхозный стакан чая. Его пальцы, всегда как будто чуть загорелые, с короткими ногтями и мелкими рубцами ожогов, очертили диаметр.

– Был не прав, вспылил. Готов загладить, искупить – всё!

Голос Зимина надрывно звенел, словно бы внутри него что-то полыхало, волновалось, боролось. И он это что-то придушивал и сдерживал из последних сил. Варя задумчиво поковырялась в неаппетитно бледном завтраке и вздохнула:

– Прощаю. Всё равно уже сказал.

– Вообще-то, любить не стыдно! – рядом приземлилась Машка, бухнув рожками с гуляшом.

– И ты туда же? – Варя болезненно поморщилась, ощущая, как настроение падает ниже плинтуса. – Что ж вы с Витей взасос не целуетесь при директоре?

Мало того, что её прилюдно обсмеяли, завтрак был не самым вкусным, так ещё подруга умудрилась где-то добыть еду повкуснее и вздумала поучать относительно чувств. Машка поперхнулась, а Виктор хищно улыбнулся.

– Ты чего? – нахмурилась подруга, поправляя очки. – Нормально всё ж было…

Варя невнятно отворчалась и продолжила мрачно жевать холодный завтрак. Какое-то время они втроём сидели молча. Виктор игрался со стеклом бокала, Варя сверлила всех вокруг ненавидяще-невидящим взглядом, Машка беспечно жевала тёплый ароматный гуляш, безмолвно хвалясь хорошими отношениями с главным поваром школы. «Ещё и Илья молчит, зараза, – Варя попробовала чай. Пересладкий. Скривилась сильнее. – А Фил курит. Зашибись денёк, нечего сказать!»

– А я знаю, где ошиблись полицейские! – внезапно выпалила Маша и с нескрываемым торжеством глянула на ребят.

Виктор посмотрел на неё безразлично: словно бы судьба Артёма его совершенно не волновала. Варя кивком головы попросила рассказать. Маша пустилась в долгие хвастливые рассуждения о том, как она вчера засела изучать обществознание (Виктор рядом хрюкнул, но впрыснуть яд в душу своей девушки не решился), как это оказалось интересно и увлекательно, когда по-настоящему актуальные темы находятся в том, что проходишь в школе. Варя монотонно кивала и даже иногда посмеивалась, ожидая саму суть.

– Понятые не те! – наконец выпалила Маша. – Ты сказала, что были учительницы…

Варя кивнула:

– Ну да. По-моему, кто-то из русичек. Не нашего класса.

– Во-от, а присутствовать при обыске человека имеет право только человек того же пола.

– Не позорь мою стриженую голову! – как вилкой по стеклу, рыкнул Виктор. – И это говорит гордость школы, золотая медалистка, Зеленкова Мария Тимофеевна! Какой бред.

– Ты чего такой токсичный, Виктор? – небрежно наморщилась Машка, но по взгляду было заметно, как больно хлестнули слова парня по её самолюбию. – Лерка тебе мозг выносит, а ты – окружающим.

– Не трогай сестру, а… – устало выдохнул Зимин, поднимаясь из-за стола и отодвигая полный стакан. – Просто сказать хотел, что ты ошиблась.

– Это можно сделать нормально, а не как самолюбивый болван.

– Значит, я правда самолюбивый болван, а вы наивные дурочки, которые считают, что в состоянии решить проблемы с полицией по щелчку пальца. Понятые не должны быть одного пола, когда происходит досмотр личных вещей. Артём не ангел, чтобы быть всегда ни при чём. И я не токсичный – я адекватный.

– Всё сказал? – скучающе приподняла бровь Маша. – Можешь идти. Дай нам, тупым дурам, всё обсудить.

– Я не называл вас…

Виктор оборвался на полуслове, небрежно айкнул и махнул рукой (так обычно делал папа, когда не желал ссориться или в чём-либо переубеждать маму). Ушёл, пружиня и болезненно потирая плечо.

Варя молчала. Пока Маша с Виктором грызлись, она доедала завтрак, а сейчас водила вилкой по пустой тарелке, не решаясь поднять взгляд на подругу.

Столовая медленно пустела: все разбегались на уроки, оставались или самые ленивые, или самые продуманные, или самые сытые. Или Варя с Машей. Подруга наконец очень ёмко и так грубо, что Варя аж удивилась, охарактеризовала Виктора и тут же фыркнула:

– Я хотя бы попыталась, в отличие от некоторых.

Варя подняла глаза на Машу. Очевидно, её взгляд был настолько убийственно-мрачным, что подруга торопливо поправилась:

– Я про этого мудака. Ну не прокатило с понятыми, прости.

Варя мотнула головой:

– Ты тут вообще не виновата. Ты действительно хотя бы попыталась. – Натянуто приподняла уголки губ. – Попытка – она ведь… Не пытка. Правда?

– А у Виктора просто ранний кризис среднего возраста. Он мне вчера Леркой своей все мозги вынес. В час ночи как давай строчить!

– Ты чего не спишь-то в час ночи?

– Ты что! В ролках самая жизнь начинается! – глаза подруги вспыхнули опасным азартом, и Варя поторопилась на урок.

После завтрака на душе неприятно горчило. Фил явился на урок под самый звонок, и за ним тянулся горьковато-терпкий запах улицы. «Курил, нервничал, смутился», – на автомате выдавало факты приглушившееся сознание, пока рука на автомате записывала за учительницей русского словарный диктант. В таком полутуманном состоянии прошли два с половиной оставшихся урока.

Посреди шестого в кабинет физики вихрем ворвалась Янина Сергеевна, и все задремавшие за фильмом про космос немедленно пробудились.

Она строго-настрого приказала всем после шестого урока быть в кабинете по какому-то форс-мажорному поводу, связанному не то с Выпускным, не то с Последним звонком. Кто-то устало застонал, кто-то попытался прикрыться тяжёлым словом «репетитор» – впустую. Они были первым выпуском Янины Сергеевны, и она хотела, чтобы всё прошло лучше, чем блестяще. Едва за ней захлопнулась дверь, Фил болезненно застонал, что никогда в жизни не станет больше кривляться на импровизированной сцене перед толпой родителей. Варя скромно пожала плечами: папа явно не посетит Последний звонок (всегда слишком занят), мама придёт, будет любоваться и восхищаться искренне и громко, как всегда. Почему бы не доставить ей удовольствие?

Снова монотонный голос человека, озвучивающего, кажется, все научно-популярные фильмы, начал погружать всех в сон. Фил уронил голову на парту, и Варя с трудом сдерживалась от соблазна запустить пальцы в его блестящие мягкие волосы. Под ладонью вжикнул телефон.

      Илья Муромцев, 13:48

      Привет! Раз уж за Родионова решила говорить его девушка, значит, дело точно серьёзное. И срочное. Зачем медлить? Сегодня в 15:15. Жду тебя в кофейне на Октябрьском. Деньги можешь не брать – я плачу.

Варя удивлённо приподняла бровь: сообщение было удивительно спокойным, без язвительности, по слухам, присущей ему, без надменности.

– Он платит, поглядите-ка! – фыркнул Фил, бесстыже косясь в переписку. – Ну, и что ты ему ответишь?

Варя пожала плечами. Отсюда до места назначения было около часа пешком и чуть меньше на объезжавшем полгорода автобусе. Можно было бы вызвать такси, но Варя копила карманные деньги на нечто более важное, чем просто поездка из пункта А в пункт Б. И сомневалась, что у Фила найдутся свободные сотни на такую роскошь (дешевле купить ведь сигаретную пачку, в самом деле). Откладывать встречу тоже было глупо: дело действительно было важным.

      Варвара Ветрова, 14:03

      Хорошо. Мы придём. За деньги можешь не волноваться. Я не прожорлива и вполне состоятельна.

– Мы? – переспросил Фил не то ошарашенно, не то обрадованно. – Мы… Это типа…

– Да, – щёки вновь заполыхали смущением, – это ты и я. Ты же не собирался меня бросить, надеюсь!

Фил счастливо мотнул головой, а Варя вздохнула. Оставалась одна проблема: нужно было удрать с классного часа так, чтобы никто не заметил («Всё равно это ещё будет обговорено тысячу раз на уроках. И классных часов будет ещё ого-го!» – успокоила свою совесть Варя).

С помощью Фила сбежать с классного часа оказалось вовсе не проблематично. Всего-то надо было спуститься в начальную школу и пройти через малый спортзал в раздевалки. Правда, пару раз они едва не врезались в малышню, встретили бывшую Варину классную руководительницу и физрука, которому Фил клятвенно пообещал явиться в четверг на соревнования. «Капец! Сегодня только вторник!» – опомнилась Варя.

За полтора дня произошло столько головокружительных событий, сколько не происходило за целую жизнь, и Варя немножко терялась в этой бесконечной суете. Если бы не Фил, твёрдо державший её за руку, она бы точно заплутала или споткнулась где-нибудь по пути.

Они сидели плечом к плечу, мелко подрагивая в полупустом ПАЗике. Варя вздрогнула, когдаоткуда-то раздался механический голос, называющий остановки: она лет с двенадцати каталась исключительно на машинах (такси да родители были куда комфортабельней) и представить себе не могла таких нововведений в общественном транспорте. Фил откровенно посмеивался над тем, как она восхищённо озиралась по сторонам, запоминая маршрут и улавливая то причудливое, чего нельзя было уловить через бронированные стёкла отцовского автомобиля.

Город был едва различим через запотевшие стёкла. На каждой остановке с пыхтением в салон влетало белое облачко мороза и позёмки. Варя постоянно косилась на маршрутный лист, подсчитывая, сколько им ещё ехать. Мозг обрабатывал возможные варианты диалога с Ильёй. Было боязно, и Варя нервно затрясла ногой, пытаясь привести себя в равновесие. Фил внезапно по-хозяйски накрыл её колено ладонью и осторожно сжал. Варя вскинула брови и осторожно отодвинула его руку, шепнув:

– Люди же смотрят. Неправильно.

– А тебе не всё равно? – фыркнул Фил, но колено отпустил. Вместо этого переплёл в замок их пальцы, коротко сжимая.

Странное дело: несмотря на то что сидели они ровно напротив входной двери, руки у Фила были горячие.

– Не переживай, – ободряюще подмигнул Фил. – Ты ж умная. Ты придумаешь что-нибудь.

Улыбка непроизвольно растеклась по лицу, и Варя счастливо сжала руку Фила в ответ. Так действительно было спокойней. В конце концов, если она не придумает чего-то, то Фил обязательно её выручит: у него голова порой генерировала просто невероятно гениальные планы и удивительные мысли, если, конечно, он её включал.

– Проспект Октябрьский, – оповестил металлический женский голос прямо над головами ребят.

Автобус медленно зашуршал шинами по расчищенной дороге.

– Наша остановочка, – уточнил Фил, резво поднимаясь с сиденья и утягивая Варю за собой.

– Я не настолько Рапунцель, чтобы не понять! – шутливо парировала она, опасливо ступая по заледенелым ступеням автобуса.

Мягко опустилась на притоптанную белую дорожку вслед за парнем и огляделась, засунув руки в карманы. Фил обернулся, коварно щурясь, а потом по-детски – небрежно, задиристо и с удовольствием – дёрнул её за длинную косу.

– Детский сад, – закатила глаза Варя, перекидывая косу на грудь. – Ну. И где эта кофейня?

Кофейня нашлась на углу улицы. Неприметная и невзрачная вывеска, по сравнению с вывесками банка и алкомаркета, оповещала, что заведение работает круглосуточно. Белый лист бумаги просил быть осторожным на скользких ступенях. Варя вцепилась в перила, как в спасательный круг: не хватало ещё навернуться. Фил взлетел к двери первым, но входить не стал, дождался, пока Варя поднимется и решительно толкнёт пластиковую дверь с тёмным стеклом. Над головой звякнула и залилась металлическим журчанием музыка ветра. Варя расстегнула куртку и вгляделась в присутствующих, вдыхая тёплый дурманящий аромат кофе.

Фил легонько толкнул её в спину и кивком головы указал на левый столик у окна в окружении четырёх чёрных стульев. За ним, вальяжно откинувшись и закинув ногу на ногу, в духе тех, кто пытается занимать больше места, чем положено, сидел рыжий крепкий парень. Варя оглянулась на Фила, недоверчиво хмурясь. На фото, да и в Вариных фантазиях, Илья Муромцев казался гораздо худее и выше. А он был как будто на полголовы ниже Артёма, но зато ощутимо шире в плечах. Одной рукой он торопливо пролистывал что-то в телефоне, другая отбивала какой-то незатейливый ритм по блестящей поверхности стола.

Варя медленно направилась к нему, на ходу раздеваясь. И с каждый шагом она чувствовала себя в этой кафешке всё неуютнее. Взъерошенная после утомительного школьного дня, голодная, в простом чёрном платье и лосинах, без лишнего макияжа, зато с большим рюкзаком. «Совсем непредставительно», – качнула головой и подошла к столику Муромцева.

Тот тоже как будто сбежал из школы: тёмно-синий приталенный пиджак, из-под которого выглядывала белая водолазка, на соседнем стуле валялся рюкзак.

– И-Илья? – Варя повесила пуховик на рогатую вешалку около стола и поправила воротник платья.

Илья оторвался от телефона. Его взгляд сначала изучающе скользнул по Варе, а потом задержался у её головы. Тёмные брови его высоко приподнялись, а потом пальцы болезненно коснулись корочки на губе.

– Привет, – кивнул Илья вроде бы Варе, но взгляд его при этом впивался в Фила. – Садитесь, что ли.

Варя с Филом синхронно отодвинули стулья и уселись ровно напротив Муромцева. Его глаза, в реальности ещё больше похожие на тёмный шоколад, чем на фото, лихорадочно метались от Вари к Филу и обратно, пока он, очевидно, не совладал с собой. Усмехнулся:

– По правде говоря, когда ты написала «мы», я ожидал увидеть Родионова.

Варя нахмурилась, силясь различить на лице Муромцева следы лжи вроде покрасневших ушей или колебаний взгляда. Илья смотрел абсолютно спокойно, и если и лгал, то явно не так, чтобы Варя распознала. Фил вскинул брови и нервно хохотнул:

– Издеваешься! Как же ты…

Назревающее оскорбление прервало появление официантки с меню. Кроме кофе, тут подавали ещё и пирожные и даже салатики. Варя, прикинув, сколько накоплений может смело потратить, заказала себе мокачино и «Цезарь», парни ограничились макиато: Фил стандартным, Муромцев с большим количеством молока. Когда официантка приняла заказ и удалилась, Илья ещё раз, недоумённо хмурясь, оглядел их и пожал плечами:

– Просто странно, что девушка Родионова ходит по кофейням с… Шаховским.

Фамилия Фила прозвучала если не как проклятье, то как оскорбление – точно. В то же мгновение Варя накрыла руку парня. Пальцы ощутили не тыльную сторону ладони – холодный упругий камень. Фил был на грани. Но всё-таки смог произнести с торжеством, словно вбивал Илью в землю:

– Я его брат. И она не его девушка. Моя.

И тут же обернулся к Варе. Внутри всё перевернулось и сделало причудливый кульбит, подкатывая не то комом тошноты к горлу, не то радостным смехом, не то дрожью в теле. Варя сумела выразить безудержные эмоции в кроткой подтверждающей улыбке и поторопилась взять слово, пока опять парни не начали перебранку:

– Артёму я скорее… Сестра.

– Ветрова? – издевательски приподнял бровь Илья. – Серьёзно?

– Тебя что-то смущает?

– Да просто пытаюсь понять, откуда у Родионова такие друзья. Ты ведь дочь мэра, да?

Варя прикусила губу, чтобы не скривиться. Содрогнулась от боли: ранка и не думала заживать.

Варя терпеть не могла, когда ей напоминали, кто её родители. Потому что для неё не было ни мэра Ветрова, ни бизнес-леди Ветровой – для неё всегда были любящие и заботливые папа и мама, вырастившие её такой, какой она стала. Но все в первую очередь цеплялись за фамилию.

– У нас разве в городе мало Ветровых? – равномерно выдохнула, обнажая зубы в оскале.

– Ты – одна, – констатировал Илья, склонив голову.

Он сказал это легко и непринуждённо. Вроде бы и комплимент отвесил, а вроде бы и просто сказал, что больше Ветровых Варвар Олеговен в их маленьком городе не найти.

– Предположим, – скрипнула зубами Варя. Ей не нравилось, в какую сторону сворачивал диалог. Они практически не упомянули Артёма, зато обсудили всю её жизнь. – Но причём тут это? Ты ж… Со мной говорить будешь, не с папой моим.

Илья поджал губы и выразительно повёл бровью:

– Ну это да. Но если я сболтну лишнего или не того, придётся отвечать перед твоим папой… – цыкнул. – А это последнее, чего я хочу. Реально.

– В отличие от некоторых, Варя не бегает к родителям, чтобы решить проблемы с такими, как она, – встрял Фил.

Варя неуверенно поёжилась: Фил озвучил как раз последнее, чем она могла бы гордиться. Мысли о том, что стоило попросить у отца совета, прежде чем идти на контакт с Ильёй, посещали её всю дорогу неоднократно. В конце концов, папа в девяностые был кем-то вроде переговорщика и, наверняка, дал бы пару-тройку полезных приёмов, как вытянуть правду или склонить на свою сторону необходимого человека.

А сейчас приходилось отмалчиваться, лихорадочно придумывая способ успокоить парней, между которыми завязалась словесная перепалка. Короткими автоматными очередями звучали оскорбления и насмешки. Ситуацию спасла официантка, выставившая перед всеми заказ.

Какое-то время они лишь молча прихлёбывали вкусный кофе, глядя через окошко на мигающий светофор и истерзанный временем знак «кирпич». Варя думала, с чего начать разговор и не вспыхнет ли Фил, а ещё неуютно ёжилась от внимательно-заинтересованного взгляда Муромцева. «То, что я симпатичная девушка Шаховского – ещё не повод так глазеть!» – не удержавшись, Варя хмуро покосилась в сторону Ильи. Он дружелюбно приподнял уголки губ, вынуждая улыбнуться в ответ. В конце концов, он тоже изучает оппонента. Она ведь потратила пол-алгебры, чтобы изучить его вкусы и морально подготовиться к беседе. Ему тоже нужно время.

Илья тихонько бряцнул кружкой о блюдце и деловито выдохнул:

– Ты хотела что-то обсудить.

– Да, – Варя тоже стукнула чашкой о блюдце и подалась вперёд, надеясь в глазах Ильи различить истину: – Только давай говорить честно. Ты знал, что Артёма подозревают в торговле наркотиками?

Глава 8

воскресенье

– Не будите спящую собаку, – выдохнул Артём, едва они вывернули из гаражей. – И ты это прекрасно знаешь.

Илья недовольно нахмурился. Нравоучения раздражали, как назойливое жужжание комара ночью. Илья добился всего сам, практически потом и кровью, сопровождаемый осуждающими взглядами в спину и завистливо-восхищённым шёпотом по углам. Люди верили в его авторитет, опасались, недолюбливали – уважали. И он прекрасно знал, что и когда можно и нужно делать.

Илья относился к своему положению серьёзно, а Родионов и Шаховской словно бы играли. Непозволительная небрежность, свобода и смешки пропитали их сборище, заставляя Илью поскрипывать зубами: «У него не банда, а кружок друзей по интересам!»

И вот сейчас, Родионов, каким-то чудом ставший лидером банды, пару минут назад сам оскорбивший Шаховского, вдруг решил, что имеет право воспитывать Илью:

– Зачем ты опять к Филу лезешь? Ты знаешь, что он бывает неудержим. И как будто только этого и ждёшь.

– А сам-то? – издевательски осклабился Илья, равняясь с оппонентом. – Не я его сейчас чихуахуёй обозвал.

Артём сдержанно рыкнул:

– Я знаю, когда и как можно одёргивать Фила.

– О… – внезапно стало чрезвычайно смешно. – Я, может, и не знаток человеческих душ, но мне кажется, что Шаховскому всё равно, кто его назвал «собакой» – друг или враг. Это у-ни-же-ение, Артём.

Родионов передёрнул плечами и небрежно поморщился: похоже, осознавал свою ошибку, но где-то слишком глубоко в душе. И признавать её при Илье явно не хотел. Впрочем, Илья прекрасно понимал его: сам бы в жизни не озвучил, что провалился, при ком-либо. Это ведь равносильно поражению.

Проигрывать Илья не умел. По этому поводу слышал, конечно, разное… Что это не повод для гордости, что после проигрышей человек становится сильнее, что вечно побеждать нельзя. Но у него пока получалось. С нескрываемым торжеством Илья покосился на Родионова и многозначительно защёлкнул металлические заклёпки на фирменных кожаных перчатках.

– Куда пойдём говорить?

– Да можем хоть тут: мне без разницы, – пожал плечами Артём.

Илья огляделся: в принципе, если свернуть влево, то можно попасть во двор, со всех сторон ограждённый от хлёсткого зимнего ветра панельными домами. Это, вроде как, был один из немногих дворов в этом глухом районе, где даже площадка сохранилась. Илья задрал рукав парки и сверился со временем. Кивком головы позвал Родионова за собой: во дворе можно было тихо посидеть и размеренно всё обсудить (едва ли мамочки с детьми выползут гулять в сумерках).

Артём равнодушно направился за ним. Серые подъездные двери мелькали перед глазами однообразной пеленой, расчищенный асфальт сверкал кусками льда и снега, детская площадка наполовину была занесена снегом, наполовину – покрылась льдинами. Только горку какой-то гений умудрился превратить в ледяную, хотя и не очень высокую. Родионов небрежно тронул качели. Они с протяжным скрипом и хрустом, оглушившими, кажется, целый двор, качнулись. Родионов уселся на маленькую сидушку, вытянув длинные ноги в потёртых ботинках.

Илья присел напротив: на вмёрзший в землю край качелей-балансира.

Какое-то время сидели молча, зачем-то разглядывая сгущающиеся краски неба и тонкие бледно-жёлтые стрелы солнца. Мороз колол щёки и даже пытался сквозь перчатки ущипнуть пальцы. Тихо шуршали голыми ветками редкие берёзки. Гудели машины, возвращавшиеся домой после долгого дня. «Недолго такая проездит, – подумал Илья, проводив взглядом красную легковушку, припарковавшуюся во дворе. – Ей в гараж надо бы».

– Ну, – молчание прервал Артём.

Без ярости и нетерпения. Спокойно и как будто устало.

– Ну… – передразнил Илья, поднимая глаза. – Говори, чего хотел.

– Какая милость, – саркастично выплюнул Родионов. – Вообще, хотел сперва тебя услышать. Но раз ты настаиваешь… – озадаченно почесал Артём кончик носа; вопль качели резанул по ушам. – Ты уже думал, что будет потом?

Илья с трудом сдержался, чтобы издевательски не прыснуть: этот вопрос он задал себе, едва получил под свой контроль неудержимых подростков своего лицея. Прошлый главарь ушёл, силами родителей пристроенный в приличный ВУЗ, и о нём тут же позабыли, перекинувшись к Илье. Парням (и некоторым девчонкам) было плевать, кто стоит над ними – им нужно было постоянное движение. Илья попытался минимизировать криминальные привычки, введённые предыдущим главой: запретил красть в магазинах (хотя они продолжали делать это на спор), вымогать деньги у учеников лицея (всех попавшихся подвергали оглушительному изгнанию), во время драк бить по лицу, в конце концов (у них всё-таки родители не какие-нибудь пьяницы-сантехники, а хитрые и небедные люди: догадались бы). Но оставались граффити на «своих» территориях, оставался регулярный взнос на закрытые тусовки банд, остались соперники, с которыми надо бороться – иначе какой вообще во всём смысл?

Чем ближе была весна, тем чётче Илья осознавал, что наступает пора что-то сделать с бандой. И он решил разогнать её.

Совсем.

И сейчас ему нужно было начинать медленно подводить банду к распаду. В первую очередь, устранить смысл банды: врагов. Притом устранить так, чтобы все его подчинённые думали, что они победили, а оппоненты сохранили с ним нормальные отношения.

– В отличие от некоторых, я привык думать наперёд, – многозначительно поднял бровь Илья, зачерпывая снег и задумчиво катая из него снежок. – Удивлён, что ты тоже. Растёшь на глазах, Родионов.

– Можешь не утруждать себя комплиментами, – закатил глаза Артём. – Ближе к делу.

– Собственно… Это и было моё дело, – пожал плечами Илья. – Я планирую с марта месяца подводить своих к мысли, что пора заканчивать этот цирк уродов. Если ты понимаешь, о чём я.

– Я смотрю, ты прям всё для народа… – ядовито усмехнулся Родионов.

Илья хмыкнул: «У кого друзья-товарищи-человеки, а у кого цирк уродов. Деревянные солдаты Урфин Джюса, блин!» Снежок разлетелся белыми брызгами в сжавшемся кулаке:

– А тебя касается? Мои уроды – как хочу, так и зову.

Родионов ехидненько покивал головой. Илья шумно выдохнул:

– Короче, сегодня последняя встреча. Разбегаемся.

– Вот так просто?

– А тебе фанфары нужны или поминальный оркестр? Кажется, с Леркой мы всё решили в декабре уже совсем окончательно, не? Что тебя ещё держит-то? Ты ж не Шаховской с высокой формой агрессии.

Когда на коже Родионова проступили багровые пятна, Илья садистски усмехнулся: наконец-то и он надавил на больное. За Шаховского Родионов бился, как за самого себя, и Илья никак не мог понять причину. Ещё когда они с Филом были одноклассниками, было ясно, что Шаховской не может дать ничего, кроме дурацких усмешек и бредовых идей. Но к нему почему-то тянулись, ему улыбались в ответ даже те, кто, как казалось Илье, в принципе не умел улыбаться.

Голос Артёма металлическим звоном прокатился по детской площадке:

– Ты прекрасно знаешь, что Фил не такой. Просто ты тоже его за что-то не любишь. Он тебе на хвост наступал в школе, да?

Илья поморщился. В восьмом классе, когда его принимали в банду старшеклассников, туда же пытался попасть Шаховской, и один восемнадцатилетний идиот (тогда он, конечно, казался Илье чуть ли не богом) решил устроить между двумя парнями соревнование. Для Шаховского всё было забавой. Для Ильи – бесценной возможностью стать ещё сильнее. А такие шансы Илья упускать не привык. Вгрызался зубами, рвал до истощения – и наконец получил желанную власть, от которой, впрочем, уже начинало подташнивать.

– Ничего личного, – мотнул головой Илья. – Просто все выживали, как могли. То, что он не смог, меня не касается.

Усмешка Артёма, презрительная, неприятная, как гнилой помидор, глухо шлёпнулась в душу. Илья скривился:

– Короче, Родионов, пока дают – бери: разбегаемся мирно, как будто ничего и не было.

Взглянуть свысока, небрежно и пафосно, отчего-то не получилось. Как будто кто-то сильный наступил на Илью, прижимая к земле. Родионов в задумчивости многозначительно потёр предплечье, некогда в драке сломанное Ильёй, и нехороший холодок цепкими коготками прокрался по позвоночнику.

– И чего ты задумался?

– Нельзя делать вид, что ничего не было, если что-то было. Притом было, – Артём очертил пальцем шрам на предплечье; Илья сглотнул и повёл бровями. – Короче… Ты понимаешь. Из истории нельзя ничего вычеркнуть.

– Но её можно переписать…

– Это для потомков. Так о чём я, – Артём растёр ладонями лицо и хохотнул. – Да! Мы не можем разойтись и сделать вид, что у нас нормальные отношения. Это будет глупо.

– Ну с тобой-то у нас всё нормально… – настороженно заметил Илья.

Родионов сдержанно хмыкнул в сторону и неопределённо мотнул головой:

– Предположим. В принципе, я согласен на завершение этой игры. Я парням объясню – они поймут.

Перчатка словно сама соскользнула с ладони. Колючий мороз лизнул горячую руку, протянутую для рукопожатия. Артём не торопился. Прищурившись, разглядывал окна домов, словно выискивал в них не то подсказку, не то приказ. А потом мотнул головой:

– Но. Ты должен кое-что сделать.

– Так говоришь, как будто это только мне надо…

– А разве нет?

Илья и подумать не мог, что Родионов, такой, вроде бы, ясный и простой, может быть таким изощрённым садистом, постоянно наугад попадающим в мозоли. Или очень тонким психологом, считывающим в беспечных фразах всю нужную информацию. Руку закололо не то от мороза, не то от судороги, сковавшей на мгновение тело.

– Вещай, – милостиво бросил Илья.

Родионов предлагал смехотворно-унизительное: помириться с Филом и забыть о Лерке Зиминой. Как можно забыть о Зиминой, если она постоянно внедряется в его владения, лезет к парням из его банды, что-то вынюхивает и крутится сущей ищейкой. Как можно просить прощения у Шаховского за то, в чём Илья виноват-то не был. Подумаешь, подстава: ничто не мешало Филу состряпать что-нибудь подобное.

Это слишком невыгодная сделка. На такое Илья в жизни не пойдёт. Он сердито поднялся и одёрнул куртку. Они сидели и переливали из пустого в порожнее уже минут сорок. Пора решать.

– Нет, Родионов. Либо мы мирно расходимся здесь и сейчас безо всяких «но», либо ты получаешь неприятности.

– За мамину юбку прячешься? – хохотнул Родионов.

Кожа Ильи вспыхнула болезненно зудящими красными пятнами. Родионов методично нажимал на мозоли, то ли упиваясь своим знанием, то ли стремясь таким образом сильнее воздействовать на Илью. И то, и другое выглядело неправдоподобно и нелепо. Илья скрипнул зубами и с трудом сдержал полыхающий гнев, подавил судорогу и дрожь. Надменно выдохнул:

– У меня есть связи покруче. Эрик. Градов. – Артём даже бровью не повёл. – Ну же, Родионов, знай и люби свой город! Это ж крутой бизнесмен, а в девяностые – не менее крутой криминальный авторитет. Ещё всё время с Шаховским боролся. Забавно, правда?.. Он меня как сына любит, у него влияния… Немерено! С вами могут сделать, что угодно, если Я попрошу.

Илья замолчал, свысока поглядывая на Родионова. Качели протяжно стонали, как расстроенная скрипка. А потом Родионов вдруг рассмеялся чему-то и тяжело поднялся, словно накапливая силы. С головой захлестнуло жаркое предчувствие боя. Но он, впрочем, уже не пугал. Илья показал, кто сильнее, кто главнее, козырнул тем, чем, в общем-то, можно было и не козырять. Но внутри вместе с тревожным жаром расстелилась прохлада самоудовлетворённости. Когда Родионов подошёл почти вплотную, глядя болотными глазами свысока, Илья дерзнул усмехнуться.

Снова он вышел победителем.

Родионов смотрел на него долго, внимательно, склоняя голову то влево, то вправо, как умный сокол. А потом хохотнул в сторону, утерев нос:

– А я ещё думал, что с тобой по-человечески можно. – Развернулся и практически выплюнул в лицо. – Да пошёл ты.

***

Илья замолчал, небрежно поигрываясь маленькой ложечкой. Варя мрачно воткнула вилку в салат. Какие-то тускло-зелёные листья лишь приминались, но не протыкались. «Отвратно», – выдохнула в сторону и замерла. Фил сидел, как неживой. Только пальцы его автоматически прокручивали квадратную железную зажигалку, и на всю кофейню равномерным боем маятника разносилось: «так.так.так.так».

Зато наконец-то можно было прочесть чёрную, кривую, словно бы выцарапанную чьей-то рукой, гравировку «to be who you really are». «Знать бы ещё, кто мы, – беззвучно хмыкнула Варя, переводя взгляд на Илью. – Он вроде противный, а вроде и… Ничего такого. Веснушки прикольные».

– Это всё? – голос Фила был ничуть не более живым, чем его владелец: хриплый и убитый.

Илья кивнул:

– Честно. Я Родионова не трогал.

– Неужели и родакам ни слова? А рожу свою объяснил как? Тридцать раз подряд в фонарный столб врезался? Сослепу, – Фил криво и абсолютно невесело усмехнулся; его лицо исказил оскал.

Илья негодующе заиграл желваками и болезненно скривился, но промолчал. Как будто ему на мозоль наступили. Издёвка Фила была абсолютно справедливой. В процессе рассказа Илья если не завирался, то захлёбывался собственным пафосом – точно. Он не диалог им пересказывал – он воспевал своё влияние, свой авторитет в узких кругах, свою силу, строящуюся на знакомых. «Наверное, его тоже родители давят, – Варя наколола на вилку ярко-алую дольку помидора черри. – Как Фила. Как хорошо, что у меня не так».

Варя доедала салат, парни молча старались выжечь друг друга взглядами.

Было неприятно. Варя ощутила вдруг себя до глупости упрямой и самонадеянной. Ну в самом деле, как можно было рассчитывать, что подросток, в сущности, мало отличающийся от них с Филом (а кое в чём и уступающий им), из идейных соображений вдруг решит подставить Артёма так плотно и бесповоротно. Версия, получившая какое-никакое подтверждение вероятной связи Ильи и полиции в виде некоего Эрика Градова, вдруг вот так рухнула. Обидно.

Варя поморщилась, отодвигая на край тарелки вялый салат. В душе закопошилось, завибрировало ожидание чуда: новой версии.

– А… – пальцы нервно покрутили вилку в руках; Варя в задумчивости настучала тонким бряцаньем мелодию, что целый день крутилась в голове и на языке. – А…. Ну… Твои эти, – взмахнула рукой, не зная, как назвать членов команды Муромцева, и глупо повторила, глядя из-под ресниц: – Твои – не могли, не? Подкинуть там… Всякое…

С каждым словом фразы становились всё менее бойкими и уверенными. Последнее слово потонуло в выдохе, и Варе поторопилась заесть его кислым помидором. Илья неопределённо скрипнул зубами, сморщиваясь, как от укола, маленького, но болючего. Все свои желания и мысли Варя сосредоточила на одном: чтобы Муромцев сказал правду.

Впрочем, несмотря на пренебрежительное отношение к банде, он не выглядел как тот, кто с радостью кинется рассказывать все её самые страшные секреты и большие глупости. А наркотики – холодная судорога свела тело, когда Варя мысленно произнесла это слово по слогам – явно были чем-то большим, чем страшный секрет или большая глупость. Это преступление. Это яд, которым травятся по собственной воле медленно и тихо. Который сейчас отравил жизнь ей и её друзьям.

Варя раздражённо стрельнула взглядом в Муромцева, и он наконец смог выдавить какое-то неуверенное подобие отрицания. А потом в обтекаемой форме заверил Варю, что у слишком богатых и слишком скучающих членов банды не хватило бы смекалки так всё обставить.

– Их такие многоходовки не интересуют, – с видом знатока констатировал Илья. – У них всё проще: пришёл, увидел… Ну и дальше.

«Успокоил, блин!» – губы искривились, вилка бряцнула о тарелку. И с этим звонким дребезгом разбились все надежды на новую версию.

В сознании мушкой кружила фамилия «Эрик Градов», и Варя, решив, что терять, в принципе, больше нечего, спросила и о нём. В конце концов, Илья ведь почему-то упомянул его. Притом не только при Артёме, но и при них, выдержав театральную паузу на фамилии. И эта фамилия перекатывалась в сознании неотёсанным камушком, отцовским голосом весь диалог, только никак не могла найти своё место в воспоминаниях.

Илья беспечно пожал плечами:

– Не удивлён, что ты слышала о Градове. Вообще-то, он крутой мужик. То, что было тридцать лет назад, конечно, может, сейчас и неактуально, но, по-моему, круто. Сейчас меценат. Помогает детям талантливым пробиваться, – Илья многозначительно одёрнул пиджак, а Фил хрюкнул над самым ухом, пришлось пнуть его в лодыжку и скрыть улыбку за деликатным покашливанием. Илья закатил глаза: – По своей инициативе ресторан в том году отреставрировал. Лучший в городе!

– Единственный нормальный, ты хотел сказать, – невесело поправила его Варя.

Сразу вспомнила вечер, когда отец нехотя отправился принимать тот самый ресторан, расположенный недалеко от набережной в каком-то исторически значимом здании, закрытом уже почти пятнадцать лет, а мама, перебирая вечерние платья, ворчала, мол, стоило вместо ресторана построить театр или музей.

В тот ресторан они так и не сходили. Как и в любой другой, в общем-то. Варя скользнула отстранённым взглядом по уютной тихой кофейне и неопределённо мотнула головой: она уже и забыла, когда последний раз обедала вне дома в каком-нибудь красивом специальном заведении в компании приятных людей. Кажется, это было года три назад, а может, и четыре: они втроём, всей семьёй, на неделю в Санкт-Петербурге на зимних каникулах. Сыро, мокро, пасмурно и скользко. И тёплые кофейни на каждом углу просто-напросто спасали. Варю – от мерзкого холода под кожей. Маму – от мигрени. Папу – от плохого настроения.

Варя усмехнулась: удивительно, как много может сделать одна чашка кофе!

Пальцы подтянули к себе белую керамическую кружечку с эмблемой кофейни. Варя поняла, как сильно скучала по запаху жареных зёрен, тёплому пару, сладкому привкусу десертов на языке, по возможности наблюдать неторопливую жизнь в кофейне и торопливый её поток – за окном.

Илья в это время что-то рассказывал про ресторан, Градова и родителей, но Варя была так поглощена совершенно неуместными размышлениями, что пропустила всю суть. В реальность Варя вернулась лишь после фразы Муромцева, брошенной нарочито небрежно с едко-высокомерной усмешкой:

– Ну вы серьёзно думаете, что я побежал бы к такому человеку после пары швов на скуле и губе?

Холодная дрожь прошибла тело до лёгкого колыхания волосков. Илья смотрел на них с Филом, как хищная птица на крольчат. Варя невольно покосилась на Фила: он как-то неестественно вытянулся и напряжённо нахмурился, не то удивляясь, не то сердясь. Однако самообладание сохранить сумел. Стук прекратился. Фил сжал в кулаке зажигалку и многозначительно вскинул бровь:

– Фиг тебя знает.

Варя согласно развела руками. Муромцев не выглядел ни как одержимый местью сумасшедший, ни как хитроумный Мориарти. Да и самого главного у него не было: мотива.

– Я не стал бы, – уже утомлённо выдохнул Илья и поправил медно-рыжие пряди. – В конце концов, у меня мать в разбойном, а не в наркополиции. Разницу чуете? Там побои, тут наркота… С побоями, так-то, маяты поменьше! – Илья передёрнул плечами и многозначительно стукнул ногтем по кружке. – А сам он правда не мог? Ну, типа… Пустился во все тяжкие. Знаю таких. Не?

Фил грохнул стулом, поднимаясь. Варя успела испугаться, что сейчас начнётся драка. Но тут же успокоилась. Фил с надтреснутой усмешкой прищурился, отрицательно мотнул головой и, подкинув зажигалку в руке, шепнул Варе, что пошёл курить. Заскрипела ножками вешалка после резкого рывка Фила. Тонко зазвенела музыка ветра. Варя сочувствующе посмотрела на силуэт Фила за высоким окном, щёлкающий зажигалкой.

Действительно было как-то не по себе, и натянутые нервы трепыхались, как гитарные струны под её пальцами: громко, вразнобой, вибрируя. Варя рассерженно потёрла предплечье, разгоняя по телу тепло.

– И чего ты с ними таскаешься? – спросил Илья новым, надменно-всезнающим тоном, от которого даже у усталой Вари зазудело под кожей желание влепить ему пощёчину.

– Дружба, знаешь ли, – коротко парировала она.

Завиток золотого колечка врезался в кожу, когда пальцы непроизвольно сомкнулись в кулаке. Илья смотрел на неё хищнически внимательно: уже не как на соперника, а как на девушку. Варя напряжённо растянула губы в нервной улыбке. Даже Фил не пожирал её взглядом так беззастенчиво и долго, как это делал сейчас Муромцев.

От этого Варя ощущала себя не в своей тарелке, приходилось мысленно придавливать нестерпимое желание удрать. Встать рядом с Филом. Спрятаться за его спиной, в конце концов! Странное дело: рядом с соперником-Ильёй она держалась спокойно, без страха или дискомфорта. Илья-парень её пугал. Быть может, дело было в том, что ушёл Фил, а вместе с ним ушла угроза быть побитым. «Боже, Фил, лучше б ты ему врезал!» – Варя выдохнула, мысленно отсчитывая до восьми и приказывая себе расслабиться.

В конце концов, Муромцев не был опасным. Он был таким же подростком, как она, как Фил, как Артём. Просто, как кобры предупреждающе раздувают свои капюшоны, чтобы отпугнуть хищных птиц, так Илья старался казаться значимее, чем на самом деле, чтобы испугать потенциальных соперников, поработить их страхом.

– Дружба… – саркастично повторил за Варей Муромцев. – Это такая фигня, на самом деле. Ты ведь, наверняка, знаешь, что её нет. Психологами доказано, что дружим мы с людьми, пока нам выгодно.

«Восемь!» – Варя ограничилась красноречиво вскинутой бровью. Чуть остывший кофе отдавал сладостью шоколада, растекался теплом по телу, активизировал работу мозга. Варя думала.

Чуда не случилось. Старая версия не склеивалась. Илье действительно не было смысла заморачиваться и идти окольными путями через ОБНОН, когда у него под боком есть мать-полицейская, с которой, видимо, у него хорошие отношения, которая была готова сделать для ребёнка всё. Даже дело сфабриковать.

Новая версия тоже не всплыла вслед за разрушенной. Всё вновь вернулось к возможной вине Артёма, и это тяготило ещё сильнее, чем осознание собственного бессилия и смехотворности ситуации. Варя не гений, генерирующий идеи со скоростью света, не Шерлок, считывающий людей, и даже не Настя Каменская, которая следует за своей интуицией, опираясь на логику.

Она, Варя Ветрова, которая в своих фантазиях могла многое, которая должна была работать чётко, профессионально, на деле даже адекватных вопросов задать не смогла, не смогла выйти на след человека, подставившего Артёма, сделала всё по-детски наивно и до ужаса смехотворно. «Наверное, он сейчас над нами смеётся, – беззвучно размешивала ложечкой чуть тёплый кофе, – надо мной. Зато мы точно знаем, что он не виноват. Ему незачем».

– Ну хотите, я попрошу мать или Эрика с этим делом разобраться? – неожиданно предложил Илья.

– В смысле? – просипела Варя и тут же откашлялась: – В плане: зачем? Вы же как бы… Рассорились. С Артёмом, в смысле.

– Я ж у Шаховского – козёл отпущения, ты ещё не поняла разве? Так я хоть пользу какую-то принесу.

Илья говорил равнодушно и немножко высокомерно, словно бы делал одолжение Варе и её друзьям. Но его пальцы то и дело нервно сжимались в кулаки, как будто он молился или сдерживал себя из последних сил. Конечно, помощь влиятельных людей не помешала бы, но Варя боялась, что ни Артём, ни Фил ей не простят союза с Ильёй. «Он же не помочь хочет… – взгляд цеплялся за осанку Ильи, за напряжённо растянутые в улыбке уголки губ, высокомерный взгляд. – Он себя потешить хочет».

– Нет.

– В смысле?

– В прямом, – Варя беспечно улыбнулась, старательно сдерживая злорадный оскал. – Мы сами справимся. Спасибо за попытку, конечно, но не нужно. Я думаю, у Фила есть причина недолюбливать тебя…

В сознании всплыла фотография с его одноклассницей, и Варя усмехнулась собственным мыслям: нутром чувствовала, что конфликт Ильи куда глубже и острее, что простая одноклассница могла стать лишь поводом, но не причиной. На недоумённый взгляд Ильи, располагающий к вопросу, коротко мотнула головой и отвернулась к окну. Фил всё ещё стоял и курил, периодически рассерженно подпинывая снег и взъерошивая волосы. Варе хотелось обнять его крепко-крепко, пока он не перестанет психовать. Пока ей не станет уютнее.

– Пока, – над ухом послышался голос Ильи, натягивающего тёмно-зелёную парку. – Я всё оплатил, если что.

– Филу сам скажи, – глухо отозвалась Варя. – До свидания.

Илья вышел. Варя допила кофе и грохнула кружкой о блюдце, напряжённо вытягиваясь. Фил докурил и выбросил сигарету в мусорное ведро, когда рядом с ним замаячила тёмно-серая шапка Ильи. «Молодец, Варя, а если они сейчас подерутся!» – поёрзала. Растерянность дезориентировала её: что делать во время драки? Варя знала, что разнимать нельзя – ещё и ей достанется. Кричать тоже не стоит: Фил, может, и послушает, а вот Илья вряд ли. Паника накатила холодной волной, лишающей твёрдости во всём теле.

Однако парни стояли и разговаривали. Фил отмахивался и кривился. Илья что-то старательно объяснял, а потом протянул руку. В кафе стало душно. Рука Ильи, обнажённая, смуглая после австралийского солнца, подрагивала не то от холода, не то нетерпения. Фил что-то злобно фыркнул сквозь зубы и, решительно задев Муромцева плечом, обошёл его. Илья покачнулся и обернулся.

Их взгляды встретились, и Варя зарделась. Вся. Илья криво оскалился. Теперь он был настоящим. Смотрел с едкой иронией, насмехаясь не то над ней с Филом, не то над собой. А потом, фыркнув, развернулся и зашагал прочь.

Рядом бухнулся Фил, остужая Варю морозцем и беспечной усмешкой.

– Ты чего такая?

– А? – Варя обернулась, облизав губы. – Какая?

– Тормознутая, – хохотнул Фил, ожив.

– А что тебе Илья сказал?

Усмешка Фила стала ещё шире и как будто счастливее. Быстрым рывком он перескочил на место Ильи и уселся напротив Вари, пристально разглядывая её, а потом протянул мечтательным полушёпотом, который меньше всего можно было ожидать от Фила:

– Сказал, что мне с тобой повезло.

Варя смущённо заправила за ухо прядь. От неожиданности в горле встал тугой твёрдый ком, и пришлось сделать усилие, чтобы пропищать слова:

– А-а… А ты?

– Прикинь, впервые Муромцев не фигню сказал! – светло-красные пятна поползли по лицу и шее Фила, выдавая его смущение с потрохами. – Но ему я об этом, конечно, говорить не стал. Сказал, что ему повезло больше, ведь если б не ты – я б ему врезал.

– А почему?

– Ну… При тебе драться как-то, – Фил неловко передёрнул плечами, – ты ж такая… – пальцы очертили в воздухе нечто, отдалённо напоминающее женский силуэт. А потом Фил выдохнул: – Трусишка! Убежала бы, а мне тебя ловить где-то!

– Ну я серьёзно!

– Так и я…

– Блин, ты можешь хоть немного побыть серьёзным? – нахмурилась Варя, пытаясь из глубины души выудить хотя бы крупицы обиды на парня, хотя бы для виду.

Ничего не было. Наружу рвался дурацкий смешок, который из последних сил приходилось сдерживать. Фил пожал плечами:

– Зачем? Это неинтересно.

– Дурак! –всё-таки не выдержала Варя и засмеялась, шутливо шлёпая парня по пальцам.

– И без тебя знаю, – рассмеялся он в ответ.

Они ещё какое-то время сидели, допивая кофе и доедая салат. Фил заказал им ещё по салату, как бы невзначай похвалившись, что впихнул Илье в карман все деньги за кофе. В том, что он так поступит, сомнений не было: Фил был не из тех, кто спокойно принимает подачки врага.

От мысли, что она теперь девушка Фила, всё внутри то скручивалось в тугой узел, то взрывалось сотнями бабочек, то грохотало стадом слонов. Варя безудержно улыбалась, не в силах поверить своему счастью. Два года назад она и подумать не могла, что у них с Филом что-то может совпасть, что она, такая домашняя и тихая, может быть интересна ему, неугомонному, импульсивному, небрежно смеющемуся над миром.

В четыре они засобирались домой: Варя опасалась, что на обед вдруг, подтверждая правило исключением, явится папа и явно будет не очень доволен её отсутствием. Полдороги она многозначительно косилась на Фила, решая, упомянуть о нём в разговоре с мамой (которая, наверняка, будет звонить, как только проснётся или сразу после семинара) или хранить это в секрете.

«Не многовато ли секретов на один квадратный метр?» – Варя осторожно спустилась на вычищенный асфальт остановки в паре километров от дома и, засунув руки в карманы, неловко поёжилась. Воображение живо нарисовало Артёма в тёмной тесной комнатушке КПЗ, как в кино, усталого, с кровоподтёками и в компании мрачных сокамерников. Стало не по себе, и с губ слова сорвались облачком пара, растворяясь в хрустальном морозном воздухе:

– Неправильно как-то.

– Что опять? Дверь открылась не по фэншую? – хохотнул Фил, отряхивая испинанные непоседливым ребёнком джинсы, и легонько подтолкнул Варю плечом.

– Мы…

Местоимение, сладкое и мелодичное, стекло с губ ядом. Фил, бодро прошедший пару шагов, остановился и обернулся мучительно медленно и тяжело, заставляя Варю лихорадочно подбирать слова. Наверняка, эту фразу он понял совсем не так, как было запланировано. Ноги сами понесли вперёд, тонко трещали под подошвами снежинки, сбоку гудели машины, а Варя тараторила, боясь обернуться и взглянуть в глаза парня:

– Понимаешь. Просто… Мы с тобой. И нам хорошо, здорово. С тобой очень здорово, Фил. – Поправила шапку. – Только Тёма. Он же там. В полиции. И ему, наверное, очень фигово. И я… Из меня никудышный друг. Помочь я не могу, – Варя стянула варежку и остановилась, загибая пальцы, – предположений у меня нет, я даже не думаю о нём!.. А ведь должна переживать!

Варя шумно вздохнула. Жёсткий колючий воздух болезненно царапнул грудь, разорвав вдребезги ком в горле.

– Тогда я тоже дерьмовый друг, – тихий выдох Фила обжёг душу раскалённым железом.

Варя покачала головой. Горло изнутри раздирали когти разочарования в самой себе. В её фантазиях друзья должны были делить горе и радость пополам, страдать, если плохо всем. Но задушить собственное неудержимое счастье не получалось.

Варе очень хотелось любить Фила. Гораздо сильнее, чем чувствовать боль Артёма.

– Ты переживаешь за него… А я?

– Ты меришь всё какими-то странными категориями, Варь…

Они свернули во дворы.

Здесь было тихо: не носились дети, не визжали шинами машины. Лишь изредка оглушительно гремели металлические двери подъездов, да хлопали крыльями толстые голуби. Варя задумчиво поднялась на поребрик, тщательно выверяя каждый шаг и прислушиваясь к Филу. Он говорил на редкость серьёзно, и от такого его тона, чуть приглушённого и придушенного, каким обычно изливают душу, кожа покрывалась мурашками.

– Так ведь не бывает: то правильно, а это нет. Вот вообще-то, людей бить неправильно, но Муромцева – можно.

Фил усмехнулся, внимательно глядя на Варю: сработало или нет. Уголок губы дрогнул было, но снова опустился. Сомнения грызли душу.

– Есть ведь какие-то рамки, нормы. Общепризнанные, общепринятые. Ну, например, что дружба – это верность до конца. И друзья вместе до конца… До последнего вздоха.

– Это разве ра-амки? – Фил запрокинул голову, разглядывая ярко-белые пушистые облака в лазури неба. – Это естественно. Рамки – это когда тебе придумали какую-нибудь ерунду, и под эту ерунду тебя подогнать пытаются. Обрезать. Ну, или размазать. А ты сама сейчас себя идёшь и размазываешь по какой-то выдуманной Варе.

«Мама бы сказала, что я накручиваю. Папа – что загоняюсь… – промелькнула мысль, и губы теплом тронула лёгкая улыбка. Варя легко спрыгнула с поребрика. – Может, я правда перебарщиваю?» Варя неопределённо повела плечами:

– Не все рамки – Прокрустово ложе, Фил. Некоторые помогают упорядочивать жизнь, – оправдалась Варя.

По крайней мере, ей было гораздо спокойнее жить, деля окружающий мир, свои и чужие поступки на «правильное» и «не очень». Варя всегда стремилась выбирать правильное и оправдывать ожидания окружающих. В конце концов, она дочь мэра и бизнес-леди, которые всего в жизни добились сами, при этом не потеряв чести и уважения. И ей стоило бы соответствовать успешным родителям.

Они проскользнули в узкий просвет меж многоэтажек, выныривая из недвижимого двора на улицу. По расчищенной узкой дороге гуськом тащились за неторопливым автобусом легковушки, гуляли мамы с детьми. До Вариного дома оставался двор.

Шаги стали меньше и медленнее. Фил подопнул льдинку:

– Ну в конце концов, ты думаешь, Артемон будет рад, когда узнает, что мы тут сидим сопли-слюни-слёзы на кулак мотаем?

– Нет! – хихикнула Варя.

Артём был тем самым неисправимым оптимистом, который всегда находил светлый уголок даже в самом пасмурном дне. Самодовольная улыбка скользнула на губах Фила, но тут же растворилась в мрачном покусывании щеки. Фил вскочил на поребрик и, качнувшись на пятках, выдохнул:

– Больно это. Когда тебя – в рамки.

Это звучало очень и очень горько. Так в детстве иногда плакала Варя, когда ей должны были ставить укол.

Слова комом встали поперёк горла. Фил, стянув перчатки, сердито взъерошил волосы и с деланой беспечностью отмахнулся. Спрятав варежки в карманы, Варя коснулась тёплыми пальцами его холодных ладоней, скользнула по сбитым костяшкам и осторожно сжала его руку. Молча они побрели дальше.

До дома оставался один пешеходный. Варя равнодушно глянула на кислотно-зелёную рамку знака, на потёртые жёлто-белые полосы зебры и резко остановилась.

– Ты чего? – спросил Фил.

Варя, неопределённо качнув головой, развернулась к нему. На миг ощутила себя диснеевской принцессой: Фил смотрел на неё с улыбкой и сверкающим восхищением в глазах. Пальцы медленно, один за другим, отпустили ладонь Фила. Шаг, другой – Варя не верила, что делает это – они с Филом оказались так близко друг к другу, что дыхание замерло. Ладони скользнули по его груди, подушечки пальцев поглаживали шершавые щёки, кончик среднего пальца очертил край пластыря на брови.

Варя осторожно поцеловала Фила вхолодные мягкие губы. Поцеловала не так, как вчера: быстро, стремительно, смущаясь и пробуя. Поцеловала нежно, стараясь вложить все чувства, полыхавшие в душе, в это касание.

И мир как будто замер.

По телу разлился такой жар, что захотелось сбросить одежду. Обомлевший Фил помедлил лишь секунду, а потом с силой подтянул Варю к себе за талию. Его ладонь скользнула по шапке и сжала капюшон пуховика. Фил целовался пылко, как будто забывая обо всём, судорожным дыханием опаляя кожу и ведя Варю за собой. Она поддавалась. Каждая клеточка тела её трепетала в ответ на чувства Фила.

Только вчера вечером Варя решила сделать паузу и оценить рациональность этих чувств и отношений с Филом, а сейчас стояла и целовалась с ним посреди улицы. И этот поцелуй не вспыхивал пятнами стыда под кожей и зудящим ощущением впивающихся взглядов – он разливался блаженным наслаждением. И Варя готова была продлить его на целую бесконечность.

Была особая прелесть в том, чтобы наплевать на все нормы, на мгновение забыть о существовании целого мира, прекратить равняться на несуществующий идеал и просто делать, что хочется. Варя хотела любить Фила.

Любила она его, кажется, давно, ещё раньше, чем поняла это. А сейчас захотела любить.

И это решение совершенно точно было окончательным.

Фил опять легонько прикусил её губу, и укол туповатой боли привёл Варю в себя. Она мягко отпрянула, скользнув ладонью по куртке Фила:

– Ты чего кусаешься?

– Задумался. Опять, – Фил неловко улыбнулся. – Прости. Пошли?

Варя мотнула головой: до двора рукой подать. Она дойдёт как-нибудь сама, а то опять придётся долго-долго прощаться, может, даже целоваться на глазах соседей, которые непременно упомянут о незнакомом парне при папе, и тогда их с Филом от грозы спасёт только чудо. Варя усмехнулась собственным мыслям и махнула парню рукой. Он настаивать не стал. Лишь замер у знака, засунув руки в карманы и широко улыбаясь. Варя, перейдя дорогу, обернулась и махнула Филу кончиками уже порядком озябших пальцев. Фил поднял ладонь в ответ.

Фил ещё какое-то время следил за тем, как тоненькая Варина фигурка торопливо и упрямо шагала в сторону причудливого двора, а ноги в скользких сапогах опасно разъезжались на льду. От этой странной улыбки уже сводило скулы, а он всё не мог перестать улыбаться. Наконец Варя скрылась под аркой, и Фил вздохнул. Надо было топать на остановку домой. А там снова – эхо в огромных комнатах, холодные стены, полупустой холодильник и пыльный компьютер.

Фил остановился, не успев на десяток метров отойти от пешеходного: сообразил, что через Артёмов двор вместе с Варей пройти было бы не только приятней, но и быстрее. Рассерженно сжав волосы, Фил осуждающе покачал головой и торопливо проскочил через дорогу прямо перед носом только-только начавшего тормозить грузовика. В спину послышались рассерженные гудки, но Фил лишь небрежно поправил на плече рюкзак и бодрым шагом направился к арке.

Его друзья жили в удивительном дворе. Когда Фил, живший на закрытой территории в одной из трёх пятнадцатиэтажек с консьержами в городе, впервые пришёл к Артёму в гости, то обомлел. Никак в голове не укладывалось такое колоссальное свободное пространство, с одной стороны которого распластались разноцветные пятиэтажки (жёлтые, персиковые, голубые, кирпичные), а с другой стороны высились углом светлые панельки с чистыми подъездами, тяжёлыми домофонными дверьми и ровными ступеньками. Рядом с детской площадкой, на удивление, никем не разрушенной на памяти Фила, стояла трансформаторная будка, которая ежегодно покрывалась новыми граффити-подписями.

– Эй!

Варин слабый вскрик, в котором смешались не то ужас, не то возмущение, прозвучал глухо и гулко, прокатившись по коже колючим холодком. Фил рванул к арке (только оттуда звуки могли доноситься так громко и так придушенно, только там могло случиться что-то), ноги заскользили на резком повороте.

Машин вокруг не было. В арке было мрачно, заледенело. И тихо.

Сперва Фил увидел Варю, стоящую на четвереньках и слабо подрагивающую. Рюкзак с оторванной лямкой валялся в паре метров. Ногой к себе его пододвинул какой-то худощавый пацан лет пятнадцати и вжикнул молнией.

Варя села на колени и посмотрела на Фила. Пальцы её добела вцепились в почему-то не улетевший в сторону телефон, а свободная ладонь саднила. Глаза распахнулись широко-широко и смотрели как-то пусто и безжизненно. Словно мимо него.

– А говорила, денег нет! – худощавый пацан напомнил о себе, подрагивающими руками пытаясь раздербанить Варин кошелёк.

Варя не сказала ничего (Фил успел только усомниться, могла ли она вообще говорить). Камнем под ноги грохнулся рюкзак. По кожей зазудело до разрывающего жара. Фил больше не сдерживался. Широкий шаг – почти вплотную. Удар по запястью – кошелёк на землю. Удар в подбородок – опрокинут на спину. Нырок от слабого замаха. Перехват. Через колено. Варин рюкзак – ногой к ней поближе. Пацана, слишком лёгкого и болезненно-синеватого, за воротник и к стене. Раз. Другой. Кулаком по скуле.

Выбросить ярость. Отомстить за этот чёртов день. И за то, что посмел тронуть Варю и её вещи.

Пацан сплюнул на землю и ногой толкнул в грудь – неожиданно. Случайно задел солнечное сплетение. Не особенно больно, но ощутимо. Фил рефлекторно согнулся, жадно захватывая ртом воздух. Сзади что-то пискнула Варя. «Очнулась!» – бряцнуло в сознании неуместной радостью и дурацкой усмешкой, Фил закашлялся. Рука нашарила в воздухе рукав куртки пацана. Он сперва замер, как будто ошалев от сделанного, а теперь попытался удрать.

Фил вцепился намертво, коротко выдыхая и приходя в себя. Пацан попытался ударить, Фил увернулся и врезал ему кулаком под рёбра. Тот сипло выдохнул и ослаб, резко падая вниз. Треск шва вспорол тишину арки.

– Не убивай, не убивай, я не буду, я не трогал! – еле ворочая языком, как запрограмированный, заговорил парнишка, по-паучьи перебирая длинными и как будто изломанными конечностями, медленно и неуклюже отползая от Фила по ледяному накату.

Оторванный рукав безжизненно болтался в руке, обнажив бледную кожу с мелкими фиолетовыми синяками по всему предплечью и слишком чёткие прожилки вен. Фил не удержался: швырнул рукав в лицо наркоману и от души пнул его ногой в живот.

– С-скотина…

– Фил! – сзади хрипло вздохнула Варя, и что-то зашуршало. – Не надо…

Фил обернулся. Варя встала, держась за стену. Телефон она по-прежнему сжимала в руке, колени дрожали, шапка съехала в сторону, волосы вывалялись в снежных крошках. Широко распахнутые глаза лихорадочно смотрели по сторонам, оглядывая побоище.

– Ещё раз, скотина, и я тебя! – Фил красноречиво пнул попавшийся под ноги осколок льда, и тот вдребезги разлетелся от удара.

Пацан свернулся калачиком и унизительно заскулил. Фил поднял Варин рюкзак, закинув туда кошелёк и всякую мелочь вроде значков, денег на автобус и сточенных простых карандашей. Нога снова разболелась, так что пришлось идти, чуть припадая и сдавливая зубы от постреливающей боли. Регулярные драки отнюдь не способствовали восстановлению после растяжения.

Зато, по крайней мере, Филу стало хорошо. Даже курить не хотелось. Удушающий жар угнетающих мыслей вышел вместе с паром драки.

– Как ты? – Фил подошёл к Варе, протягивая ей рюкзак.

С глухим стуком туда упал телефон. Они стояли какое-то время молча. Варя держалась одной рукой за стену и шмыгала носом. Фил глупо держал перед собой её рюкзак. Сзади поскуливал наркоман. Потом Фил застегнул молнию и неуверенно предложил убраться отсюда поскорее: в любой момент могли появиться пешеходы или автомобили и превратно всё понять.

Варя, поджав губы, неопределённо пожала плечами, и вдруг её пальцы клешнями впились в его плечо. Фил ощутил, как Варя напряжённо вибрирует, словно из последних сил сдерживаясь.

– Ты чего? – шепнул он, осторожно подтягивая Варю к себе ближе за талию.

На обветренных руках острой мимолётной болью лопнула кожа. Костяшки снова заныли. Варя подняла глаза на Фила, испуганные, шокированные и такие огромные, что в черноте её зрачков можно было различить своё отражение, немного размытое, правда.

– Я ног не чувствую, – одними губами произнесла она и сделала неуверенный шаг.

Если раньше Варя ступала осторожно, но твёрдо, то сейчас едва не грохнулась на лёд вместе с ним. Фил вовремя прижал её к себе крепче.

– Пошли.

Варя покорно кивнула и впилась в него обеими руками. Одной рукой сжимала плечо до тупой боли, кажется, совершенно не соизмеряя силу, другой рукой обхватила предплечье. Фил не удержался и накрыл её ледяные дрожащие пальцы своей рукой. Варя благодарно улыбнулась ему и тут же коротко и непринуждённо кивнула какой-то знакомой женщине из двора.

Словно и не испугалась вовсе. Ранняя радость зажглась в душе: вот, сейчас сядут, попьют чая, обсудят всё по-человечески. Надо поговорить и об Илье, и об этом странном нападении. Варя ведь, наверняка, припишет это к теории заговора против Артёма, а Филу придётся её разубеждать, скорее всего.

Он не думал, что этот наркоман – часть чьего-то хитроумного плана. Просто пробегал мимо или подбирал закладку, заодно решил поживиться лёгкими деньгами. Телефон у Вари, конечно, не самый новый, но выглядит хорошо, да и фирменный, даром что устаревшая версия. Да и сама она не похожа на девочку из неблагополучной семьи.

Радость разбилась вдребезги, едва они переступили порог. Фил буквально ощутил, как с первым рваным громким всхлипом вдребезги разбилась Варина маска уверенной девочки-которой-всё-ни-по-чём. Она стянула сапоги, затряслась и прям в пуховике рванула в ванную. Фил только и слышал, как звонко щёлкнул замок.

Разувшись и сбросив пуховик на пуф, Фил по-хозяйски проследовал на кухню. Поставил подогреваться чайник. В ванной мощным потоком хлынула вода и что-то грохнуло, а потом послышалась сдавленная ругань Вари. Фил открыл кухонный кран и подставил ладони. Белый поток холодной воды больно вбивал капли в обветренную кожу, вымывал из заново сбитых до крови костяшек грязь. В невымытые чашки капала розовая от крови вода. Фил исступлённо растирал кожу вокруг костяшек, а ледяная вода успокаивала жаркую пульсацию и подрагивание пальцев.

– Ау! Чёртов-во ЖКХ! – вода в ванной перестала шуметь вместе с громким, надрывным, на грани истерики, восклицанием Вари. – Где холодная, чёрт подери?

Фил, выключив воду, небрежно отёр ладони о джинсы и глухо стукнул в дверь ванной. Пальцы стрельнули тупой болью:

– У тебя всё в порядке? – чтобы Варя его услышала, пришлось выключить монотонно гудящую вентиляцию и повторить вопрос.

– Фил, – Варя завозилась и захлопала чем-то, видимо, дверцами душевой кабины, – можешь, пожалуйста, мне одежду принести? Любую, какую… – мрачно выдохнула: – Найдёшь.

Сначала вспыхнули щёки, горячими пятнами покрылась шея, и в рубашке стало жарко, пальцы неосознанно потянулись расстегнуть верхние две пуговицы на рубашке и закатать рукава. Странное дело: такая простая просьба вогнала его в какую-то нелепую краску.

Фил осторожно просочился в Варину комнату. Взгляд привлёк полуметровый плюшевый пёс за рабочим Вариным столом, наполовину прикрытый бордовой толстовкой с молнией. Жар смущения выплеснулся смешком. Фил быстро распахнул шкаф и почти не глядя достал оттуда две вещи. «Блин, ну что, как дурак, а?! – разозлился сам на себя на пороге, и вспыхнул снова. – Так, штаны какие-то, топик. Нормас, сойдёт!»

Фил дважды стукнул в дверь. Варя приоткрыла ванную, и из неё вывалились белые клубы пара. Вообще-то разглядывать таких девушек, как Варя, было неприлично, но Фил не смог удержаться. Варя, замотанная в большое махровое полотенце, в каплях воды, быстро стынущих в холоде квартиры, с длинными тёмными мокрыми волосами и даже с красными припухшими глазами – плакала, куда ж без этого, – казалась такой красивой, что в мозгу стало совсем пусто.

Пальцы Вари нетерпеливо шевельнулись в воздухе:

– Фил…

Фил торопливо впихнул в Варины руки одежду. Дверь ванной хлопнула. Показалось, что ещё громче и суровее, чем прежде. «Обиделась, что ли?» – Фил растерянно растёр ладонью лицо и метнулся в кухню: выключать чайник.

Он перебрал жестяные коробочки с чайными листьями и в маленьком чайничке заварил мятный – Варе сейчас не помешает успокоиться. Фил наугад выхватил из полусотни кружек себе самую симпатичную бело-синюю, с футбольным мячом и плеснул туда крепкого чая. Ему тоже не помешало бы успокоиться. Безмолвно выползла из ванной Варя и прошаркала до кухни, в полной тишине похлопала шкафчиками, откуда-то выудила заначку: большую шоколадку.

– Спасибо, – обхватив обеими руками кружку, рвано улыбнулась Варя, – угощайся.

Зашуршали горькой шоколадкой. Варя нервно потягивала чай, шумно дышала. Тихий стук её кружки о столешницу в этой тишине показался оглушительным, Фил невольно содрогнулся и поднял глаза на девушку. Свою девушку – от этой мысли на губы наползла совершенно неуместная улыбка. Варя зарылась пальцами во влажные волосы и закрыла ладонями лицо.

Только было видно, как она нервно кусает губы, пытаясь сдержаться.

– Бред какой-то, – сипло выдохнула она, – у меня в голове не укладывается. Представляешь… Я… Пошла, с мамой голосовухами перекидывалась. Повезло: у неё семинар на семинаре сегодня, не придётся объясняться сильно. И тут телефон рванули. А у меня мысль одна: если я сейчас его потеряю – мне капец. Там же… Все фото, все номера, все заметки.

Варя отняла ладони от лица. На ресницах растаявшими льдинками блестели слёзы, ладошки друг за другом растирали глаза. А слёзы всё катились и катились, смешиваясь с каплями пара после ванной. Фил жадно глотнул чая: «Абсурд. Не помогает мята успокоению!» Жгучая ярость на самого себя, на свою неповоротливость и тормознутость периодически накатывала волнами. Если бы он не пустил её одну, если бы вовремя сообразил проводить, всё бы было по-другому. Она бы не плакала перед ним истерично, а он бы не ощущал себя идиотом.

– Я такая дура! Илья… Какой Илья! Это какая-то жесть! Это они специально! Он требовал денег, дозу. Зря мы выбросили наркотики! – Варя всхлипнула и закрыла ладошкой рот.

– Ва-арька-а-а! – сквозь зубы прорвался сдавленный вой подбитого зверя.

Стул грохнул и чудом не упал, когда он подскочил к Варе и рывком поднял её на ноги. Варя дрожала. Нервно хрипло всхлипывала, тряслась и твердила про теорию заговора, про полицейских и про то, что она совершенно ничего не может. Даже постоять за себя.

– Я так испугалась!

Фил осторожно притянул Варю к себе, крепко сжимая руки на её спине. Её ладони неуверенно скользнули по его талии, холодя кожу даже через ткань, а потом сплелись в замок на пояснице. Варя перестала плакать. И только с каждым вдохом всё сильнее вжималась в Фила, словно хотела стать его частью, спрятаться внутри него. «Плохая идея…» – качнул головой Фил, плавно отстраняя Варю от себя.

– Не плачь, Варь.

Филу хотелось сказать ещё много чего: что Варя была удивительно спокойна, пока шла до дома, что Варя сумела удержать телефон и даже подняться, что он дурак, который не успел вовремя. Но всё это казалось неуместным. Совершенно не тем, что ей нужно было сейчас. Поэтому он тихо повторил:

– Не плачь…

– Всё хорошо, – пальцами размазала по щекам слёзы и совершенно не убедительно кивнула: – Честно-честно. Это не я – слёзы… Они сами… Катятся.

Хихикнув, развела руками. Фил хохотнул в ответ, погладив её по плечу. Варя зябко поёжилась и обняла себя за плечи:

– Так странно, Фил, как будто сериал какой-то. Ну, там… Наркоманы, менты, нападения.

Варя снова содрогнулась, отворачиваясь к окну, и Фил тенью скользнул в её комнату. Сорвал с пса большую тёплую толстовку и тихо вернулся к Варе. Она словно и не заметила его отсутствия: стояла у окна, глядя на мерцавший грязно-золотистыми огнями в сгущавшихся сумерках город, задумчиво барабанила пальцами по плечам и вполголоса рассуждала о полицейских и о том, что она совершенно запуталась в происходящем.

Фил мягко накинул на неё толстовку, бережно погладив по плечам. Варя испуганно дёрнулась: так обычно содрогался Артём, когда кто-то подбирался к нему со спины.

– Пугаешь, – шепнула Варя, туго сглотнув.

– Прости, – неловко улыбнулся Фил. – Ты забавно пугаешься.

В кухне было абсолютно тихо. Ни треска часов, ни шороха соседей сверху – только слабые звуки улицы из приоткрытого окна. И эту тишину нарушить было как-то странно боязно, так что, когда Варя перекинула тяжёлые мокрые волосы на грудь, Фил бережно поправил толстовку на её плечах и плавно прижал к себе. Чтобы ощущать корично-апельсиновый запах её влажных волос. Чтобы чувствовать её тепло.

Чтобы быть с ней.

Варя приподняла уголки губ. Её руки, вынырнув из-под толстовки, коснулись его ладоней. Пальцы очертили края сбитых костяшек, погладили шрам от сигареты. Варя обеспокоенно качнула головой:

– Возьми аптечку.

– Забей, – выдохнул в самое ухо Вари Фил. – Первый раз, что ли.

Варя беззвучно хмыкнула. Нежные ладони накрыли его руки полностью, пальцы переплелись с пальцами, как смогли. Блаженное успокоение теплом растеклось по телу.

Их отражение растворялось в серо-лиловом воздухе улицы, расплывалось по мутному стеклу. Они словно бы сливались воедино друг с другом и с этим городом. Фил прижался щекой к Вариному виску, покусывая губу.

Варю хотелось обнимать и целовать, но с каждой попыткой в душе из ниоткуда вырывался страх, лёгкий, вёрткий, неуловимый, как призрак из детских ужастиков. Фил боялся сделать что-то не так, переборщить, поторопиться: Варя казалась такой хрупкой, словно сотканной из воздуха и весенней наледи – эдакой Снегурочкой, которая в любой момент может растаять от его огня. Но отступить и оставить Варю тоже не мог.

– И что же мы будем делать, Фил? Мы теперь точно знаем, что это не Муромцев. Илья не самый приятный тип, да. Но не мерзкий. У него глаза печальные. Хотя, конечно, из меня ещё тот знаток человеческих душ…

– Ничего. Прорвёмся!

Снова замолчали. У Фила не было идей – было лишь отчаянное желание вселить в Варю уверенность в том, что они со всем справятся (даже если это не так).

– Может, я сейчас скажу глупость, Варь, но я самый счастливый человек.

Варя тихонько хмыкнула и мягко развернулась к нему лицом. Фил ожидал, что она сейчас вновь его нежно обзовёт балбесом и позовёт смотреть свой любимый сериал. Но она безвольно опустила руки и умилительно невинно взглянула на Фила из-под ресниц:

– Поцелуй меня.

Фил выдохнул, нащупывая в воздухе Варины ладони. Пальцы переплелись, бережно и крепко. Фил медленно склонился к её лицу, касаясь носом носа и глядя в глаза. Поцелуй сперва вышел каким-то слишком осторожным и неуверенным, но потом Варя ответила ему. И крышу совсем снесло.

Они целовались нежно и тепло, крепче переплетая пальцы.

А потом Фил ещё целый час смотрел с Варей сериал, под её контролем бинтовал слабо нывшие костяшки, перебрасывался с ней размышлениями о жизни и бережно обнимал.

Глава 9

Варя захлопнула за Филом дверь и зябко поёжилась: то ли из подъезда потянуло сквозняком, то ли в объятиях Фила она не заметила, как морозно в квартире. Натянув рукава тёплой толстовки, некогда принадлежавшей Артёму, по самые пальцы, Варя направилась к окну: мамина привычка провожать папу взглядом незаметно стала и её привычкой. Как правило, когда кто-то уходил из дома, Варя липла к окну, следя, как он покидает двор. Мимоходом она поставила подогреваться чайник. Вокруг всё сильнее сгущался холод, проникая под самую кожу и сводя зубы до раздражающего постукивания. Варя сдавленно зашипела и приподнялась на носочки, чтобы разглядеть из-за роскошного денежного дерева занесённый снегом двор.

Сердце ухнуло вниз, вызывая болезненный жар на щеках. Варя шлёпнулась на пятки. Ком, вставший поперёк горла, помешал ей сглотнуть или выдохнуть. Отсюда было отчётливо видно, как к подъезду, который ещё не покинул Фил, решительной походкой приближался папа. Жёсткие шаги, небрежно распахнутое пальто, кожаный дипломат в руках— Варе казалось, что отец очень сердит. А если увидит Фила – разозлится вконец. «Ну они же не могут встретиться, правда же! А Фила он только на фотках класса и видел, если их смотрел», – тоненько запищавший чайник на мгновение отвлёк Варю от окна.

Когда она вновь прильнула к стеклу, приподнимаясь на цыпочки и выворачивая голову под немыслимым углом, папы уже не было. Зато заметна была синяя куртка Фила, с заячьей прытью полубегом направлявшегося в сторону Артёмова дома.

Варя громко прокашлялась и натужно выдохнула: надо было всё-таки маме рассказать про Фила, сейчас бы не думала, как оправдываться перед отцом за парня. Мама бы с натурально ведьминской способностью увещевать успокоила бы папу. «Но нет! – сердито нахмурилась Варя, заливая кофе кипятком. – Фил же дал мне полчаса поболтать, даже покурить вышел. Могла бы рассказать. В конце концов, это рано или поздно случилось бы. Она же сама говорила, что в шестнадцать иметь парня нормально, а в почти восемнадцать – и подавно. Блин-блин-блин!»

Папу Варя встретила буквально через полторы минуты с кофе в руках, натянутой улыбкой и трясущимися коленками.

– Привет! Т-ты рано что-то, – Варя с силой сцепила постукивающие зубы и хлебнула горячий кофе; не помогало: кажется, липкий холодный страх пропитал её насквозь теперь, без Фила.

– Надо кое с чем разобраться, – многозначительно вздохнул папа и оглядел Варю. Быстро, цепко, внимательно. – Ты плакала, что ли?

– Нет, – торопливо соврала Варя, краем глаза косясь в зеркало, – голову мыла. Шампунь в глаза попал.

Для правдоподобия Варя встряхнула ещё влажными и тяжёлыми волосами и нервно улыбнулась. Папа озадаченно кивнул. Он был смурнее обычного, и Варя боялась, что это всё-таки связано с Филом. Не то чтобы папа был таким уж рьяным противником парней… Просто такой, как Фил, да ещё и с фамилией «Шаховской» явно не соответствовал отцовским представлениям об идеальном мужчине для дочери. В принципе, конечно, это могло быть и связано с работой, рассуждала Варя, напряжённо наблюдая за раздевающимся отцом. Он, словно балласт, сбросил дипломат в угол и с наслаждением повёл плечами. Стянул замшевые ботинки, припорошённые снегом, и даже не удосужился его стряхнуть. Громко зазвенели часы, телефон, ключи и кошелёк, поочерёдно опускаясь на комод в прихожей. Вжикнул смартфон, оповещая об СМС. Папа болезненно скривился и с шуршанием крутанул флакон своих духов.

– Там чайник горячий, – неловко решилась встрять Варя, – кофе будешь?

– Я б чего покрепче сейчас, – шумно выдохнул папа, а потом махнул рукой. – Сам сварю.

Голос его вибрировал угрожающим напряжением, и Варя, решив, что папу сегодня лучше вообще не трогать, мышкой юркнула в свою комнату и прикрыла дверь. Вовремя. Буквально через мгновение на всю квартиру разнёсся звонок папиного мобильного. И, судя по тому, как громко, эмоционально и до предела сдержанно заговорил отец, это была работа. До Вари за ноутбуком долетали лишь обрывки слов, а внутри всё разрывало любопытством. Решив, что ни уроки, ни сериал, ни кофе никуда не убегут, она подтянула к груди большого плюшевого пса по кличке Пёс (Фил ещё сегодня успел посмеяться по этому поводу сперва над её не-креативностью, а потом над её фанатизмом) и подкралась к двери, затаив дыхание.

– Я же сказал, что ничего не буду говорить! Нет, я не дам «добро» на стройку, пока не будут проверены сметы моими людьми. Да, мне не нравятся эти сметы. Послушайте, я работал с тех.заданиями на строительство зданий, я знаю, когда что не так. Перед губернатором я объяснюсь как-нибудь сам!

Варя разочарованно выдохнула и тихонько закрыла дверь. Она-то надеялась на что-то новое, о чём можно будет поспрашивать с любопытством и горящими глазами, а тут всего лишь стройка школы регионального значения, длившаяся уже третий год. Строительная компания за строительной компанией брались за этот проект и с грохотом проваливались. То фундамент не тот, то стена начнёт разваливаться, то грибок по всему помещению.

Мысль признаться во всех проблемах папе, закравшаяся в сознание во время просмотра серии, где отец практически рубил всех налево и направо, чтобы найти подонков, напоивших клофелином и обокравших его дочь, вдруг потускнела. У Олега Николаевича Ветрова, мэра, влиятельного человека, ответственного за целый город с трёмястами тысячами жителей, хватает своих проблем, которые надо решать. И они явно помасштабнее тех, с которыми столкнулась Варя.

Варя забралась на диван с ногами, утыкаясь носом в мягкую голову игрушки. На противоположной стене в деревянных рамках вразнобой кружили редкие моменты семейного счастья.

Варя только родилась, и папа делает на старый фотоаппарат мамины фото из роддома. Мама утомлённая, устало улыбающаяся, но сверкающая глазами и какой-то магией нулевых.

Варе полгода, и она с широкой улыбкой сидит напротив папы, сжимая большой мячик. А он смеётся, и вокруг глаз его пролегают морщинки радости, которые сейчас превратились в возрастные.

Варе три года, и она, держась одной рукой за маму, другой – за папу, гуляет по поребрику. Детская привычка осталась и до сих пор. «Интересно, кто это фотал?» – нахмурилась Варя, но вспомнить не смогла.

Варе семь, у неё две косички, пышные банты, букет пионов больше её головы и неподдельный испуг в глазах. Рядом Артём, уже беззубый и чуть ниже Вари (кто ж знал, что он так вымахает!), и тётя Лена, его мама, худенькая и светлая, которая рядом с Вариной мамой кажется миражом. Целый фотоколлаж первого в жизни Первого сентября. Тут и мамы вместе, и Варя с отцом, и Варя в обнимку с Тёмкой.

В глазах отчего-то защипало, и Варя громко шмыгнула носом. И зубы снова застучали от холода.

Варя рассматривала двенадцать фотографий, словно телепортируясь из момента в момент. И каждый раз родители как будто всё дальше и дальше от неё. На Варин выпускной из девятого класса пришла только мама: папа был занят в Администрации. А потом и мама полностью погрузилась в благотворительность и свой косметический бизнес.

Фотографий из десятого-одиннадцатого класса на стене практически нет. Кроме дурацкого селфи, сделанного Артёмом на химии, кажется. В тот день Фил рассказывал, как здорово было бы взорвать кабинет Янины, внепланово влепившей ему два. Виктор многозначительно постукивал по виску, а Варя сидела, укоризненно поджимая так и норовившие растянуться в улыбке губы. Машка сидела, подперев подбородок кулаком. В кадре – четыре с половиной человека: Фил с горящими глазами, скептично приподнимающий брови Виктор, усталая Машка, возмущённая Варя (в последний момент заметила, что друг прихватизировал её телефон) и озорно сверкающие янтарём каре-зелёные глаза Тёмки.

Варя ткнулась лбом в голову Пса, и пальцы невольно сильнее впились в живот игрушки. Не верилось, что это было почти полтора года назад. Вдруг захотелось, чтобы всё это было вчера: развлечения, беззлобные подколы, шутливые упрёки, сбегания с физкультуры под удивление Фила, мол, хорошие девочки так себя не ведут. Чтобы вчера была беззаботная школьная жизнь, а не задержание Артёма и наркотики в рюкзаке. Варя тоскливо вздохнула, чувствуя, что на глаза наворачиваются слёзы: «Я же хотела приключений! Мне же скучно жилось! Завидовала парням с их бандой, а оно… Не хочу приключений. Не хочу. Не хочу!» Плечи задрожали, в горле встал ком.

Слёзы накрыли её с новой силой. Перед глазами вновь замелькали картинки сегодняшнего дня, удивительно долгого и по-настоящему тяжёлого. Илья, его наигранно дружелюбная улыбка и усталость в шоколадно-карих глазах; занесённые снегом пейзажи за замороженным окном автобуса; холодная и влажная рука, пытающаяся вырвать телефон; Фил… Варя помнила его глаза, словно помрачневшие от ярости, когда он бил этого худощавого паренька. Когда он обнаружил его потемневшие вены.

Стало так холодно, как если бы она на мороз вышла в одном топике. Даже пальцы как будто онемели и двигались с огромным трудом. Когда рядом был Фил, когда можно было сжать его руку, прислониться к его плечу или даже просто сидеть рядом с ним, почему-то не было так зябко до мурашек по коже. Он словно согревал её, защищал от всего мира и от собственных мыслей. «Коне-ечно, – постаралась саркастично уколоть саму себя Варя. – Когда он рядом, я думаю только о том, какие у него красивые волосы и как ему идёт этот шрам над бровью. Блин!» Варя нервно рассмеялась в игрушку, нещадно теребя её большие острые ушки. Впрочем, на место мыслей о Филе тут же вернулись тревожные размышления о наркотиках и наркомане. Взгляд упал на рюкзак с оторванной ручкой, торчавший из-под стола.

Варя нахмурилась, останавливая взгляд на чёрных жёстких нитках. Вспомнила тёмные вены и бледные руки. Обжигающее падение на лёд. Шипение, в котором он что-то требовал. «А если… – от этой мысли стало совсем дурно, так что даже кровать предательски поплыла куда-то в сторону, погружая Варю в вязкий прохладный воздух. – А если они его послали? Потому что реальную наркоту мне подсунули, а она у них ведь на счету. По-любому». Варя бухнулась на подушку и зажмурилась, часто-часто дыша. Пальцы нещадно терзали живот игрушки, а размышления терзали Варю. Каждый домысел становился страшнее предыдущего.

В своём воображении Варя дошла до того, что полиция могла слить информацию о пакетиках наркоты в СМИ, что вызвало бы натуральный взрыв. И проблем у папы стало почти в десяток раз больше, чем прежде. Потому что одно дело – недостроенная школа и категорическое нежелание общаться с прессой, и совсем другое – наркотики у дочери. Досталось бы всем: начиная от самой Вари, заканчивая отцом и прогнившей системой, которую так любят ругать все и везде.

– Поздравляю, Шарик, ты балбес! – Варя села, откидывая влажные волосы с лица и укоризненно глядя на беззаботные снимки.

Всё-таки надо было рассказать папе. Оставалось надеяться, что ещё не поздно. Что ещё можно что-то исправить.

Варя дала им два часа. Папе – поужинать, остыть после работы, уладить все дела, выпить кофе и уединиться с работой в спальне-кабинете. Себе – откопать среди груды своих сумок подходящий на завтра рюкзак, поковыряться в учёбе и сердито захлопнуть её, просмотреть полсерии сериала, скептически оглядеть свои черновики и с трудом подавить в себе желание выбросить их в мусор. Вообще, появилось зудящее желание выбросить в мусорку всю эту неделю. Варя крутанулась на кресле, продолжая мучить любимую игрушку; взгляд упал на календарь, и с губ сорвался страдальческий стон. На календаре был только вторник. А Варя надеялась, что уже суббота.

Тяжело поднявшись, Варя побрела на эшафот – в родительскую спальню. Она уже чувствовала, как её будут казнить и миловать, даже несмотря на заверения папы не ругаться, если она вляпается во что-то потяжелее двойки. Сомнительно, что папа рассчитывал на проблемы такого масштаба, да притом не собственно Варины, а по-дружески разделённые с парнями. На это слово Варя наложила строгое табу: мальчики, Артём и Фил, но никаких фамилий (особенно Шаховского: у папы были натянутые отношения с Шаховским-старшим), никаких «парней» (слишком многозначное слово). Одна рука крепко прижала игрушку к животу, другая ладонь накрыла металлическую ручку и плавно провернула. Щелчок выстрелом отдался в сознании, и колени подкосились.

«Труси-ишка», – попыталась подбодрить себя Тёмкиной интонацией, и осторожно просунула лицо в кабинет. Папа сидел за рабочим столом, постоянно кликая мышкой в каких-то таблицах и перебирая бумаги.

– Па-ап, – осторожным полушёпотом окликнула его Варя.

Папа дёрнулся, поднял голову и слегка затуманенным взглядом окинул её. Болезненно помассировал переносицу: видимо, работал с документацией уже так долго, что в глазах резало. Варя виновато приподняла брови и кивнула:

– Можно тебя отвлечь?

– Чего тебе, Вар-Вар-Вар-Вара?..

Папа добродушно усмехнулся, но в полурасслабленной позе его Варя различила усталость. «Может, ничего и не говорить? Он и так устал, а тут ещё я со своими дурацкими проблемами. Папа с мамой, наверняка, всё бы решили сами, без вмешательства родителей, а я, как маленькая девочка…» – Варя проскользнула в спальню, захлопывая дверь. Чем больше шагов сделано, тем сложнее отступать.

– Да так просто. У тебя всё хорошо? – не начинать же сходу, в самом деле!

– Да… – папа поморщился, небрежно поддевая мизинцем бумаги. – Всё хорошо, дочь. Так, мелкие неприятности.

– Мелкие? – Варя привалилась плечом к книжному шкафу, наискосок проглядывая валявшиеся документы. – Это сметы какие-то, да? Ну, вот, тут бетон.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – папа быстро сгрёб документы в стопку и расположил их подальше от ненасытного Вариного взгляда. – Да, доча, сметы… Проверяю. Как говорится, меня терзают смутные сомнения…

– А… Разве у тебя нет людей, которые это сделают?

Папа глухо рассмеялся, поднимаясь с кресла и чуть нависая над Варей, а потом мягко укутал её в объятия, вполголоса рассуждая, что обученные люди, конечно, есть, но и у него образование не просто так и никому он не доверяет, как самому себе. Папа говорил размеренно и убаюкивающе, и от этого в душе словно бы пробился ручеёк доверия и спокойствия, маленький, юркий, разносящий по телу тепло.

Конечно, может быть, идеальная Варя Ветрова бы и разрулила сама ситуацию, но Варя, такая, какая она есть, не видела возможности обойтись без родительской помощи. И лучшего момента, чтобы признаться в этом, не нашла. Варя подняла голову, сталкиваясь с папиным взглядом, тёмным, усталым, но при этом сверкающим каким-то теплом. Улыбнулась рассеянно и даже устало, потрясая игрушку, что по-детски держала за лапу:

– Мне помощь твоя нужна, пап.

– Что: опять геометрия не получается?

Варя плотно поджала губы и отрицательно мотнула головой, неимоверным усилием воли вглядываясь в папу. Если мама обладала какой-то феерической способностью предчувствовать, то папа умел понимать: он читал окружающий мир и людей, как раскрытую книгу. По его взгляду, вмиг потяжелевшему, по опустившимся уголкам губ, Варя поняла, что путь отрезан. «Отступать некуда – позади Москва», – объятия расцепили они медленно, и в комнате словно стало холоднее. Варя нервно подёргала уши Пса и страдальчески возвела брови, стараясь придать взгляду самое невинно-наивное выражение, на которое только была способна.

– Ну-ну, – хмыкнул папа и кивнул на диван, – садись и вещай, Птица-Говорун.

– Птица-Говорун отличается умом и сообразительностью, – попыталась кисло отшутиться Варя, забираясь на родительский бежевый диван, небрежно накрытый пледом, с ногами и всё ещё не отпуская игрушку.

– Надеюсь, что так.

Папа сел грузно и с силой, так что диван протяжно скрипнул под ним.

Варя почувствовала, что всё не так. Она долго-долго, почти два часа, репетировала этот диалог с папой, но все мысли и красивые фразы, выставляющие её едва ли не героиней, стоически выносящей все невзгоды и терпеливо ждущей угрозы жизни, чтобы прибегнуть к родительской помощи, вдребезги разбивались о похожий на скалы отцовский взгляд. Варя говорила путано, сбивчиво, дыша невпопад и нервно хихикая. И мяла-мяла-мяла несчастного плюшевого пса, страдальчески смотревшего на неё черными глазками-бусинками.

– Ну, вот так, как-то, – подбрасывая на ладошках лапы пса, на последнем издыхании пискнула Варя и завершила невесёлый рассказ о двух сумасшедших днях.

– Птица-Говорун умом и сообразительностью точно не отличается, – саркастично прохрипел папа.

Внутри всё сжалось и задребезжало тонкой гитарной струной. Смотреть на папу было тяжело и страшно, но нужно. Ведь как иначе понять степень неприятностей. Казалось, на папино лицо легла тень. И дело было не во мраке за окном, не в погасшем компьютере и даже не в жутко колыхавшейся от непонятно откуда взявшегося сквозняка шторе.

– Вляпались мы, да?

Собственный голос звучал по-детски жалобно и невинно. Хотелось, чтобы папа смотрел не в погасший монитор компьютера, хмуря тёмные густые брови, а посмотрел на неё улыбнулся и небрежно махнул рукой. «Где наркотики, а где небрежно!» – одёрнула себя Варя. Папа многозначительно крякнул, его большой палец скользнул по подбородку – верная примета, что папа будет думать. Долго, много, сосредоточенно. Крепче сжав руки на мягком пузе игрушки, Варя уткнулась в его голову носом, стараясь не дышать и не напоминать о своём существовании.

Компьютер вдруг блямкнул, уведомляя о сообщении. Варя вздрогнула, а вот папа не шелохнулся, хотя обычно ставил работу на первое место. Сидели в тишине и почти не шевелясь. Варя перебирала короткую шёрстку Пса; папа внимательно смотрел на мигающий сообщением монитор.

А потом вдруг его рука всколыхнула воздух над Вариной головой. Внутри всё сжалось и тут же взорвалось. Варя испуганно подпрыгнула и вытаращилась на папу. Он по-доброму усмехался, но в глазах его отчётливо читалась печаль.

– Варя, – несмотря на шёпот, имя прозвучало раскатом грома в гробовой тишине комнаты. – Вы, похоже, не просто вляпались… Вы… Вы ввязались по самое не хочу в какую-то… – папа многозначительно мотнул головой: – Закрой уши!

– Па-па-а… – хихикнула Варя, стряхивая напряжение. – Чего я там не слышала!

– Такого – не слышала, – выдохнул папа, протерев ладонью лицо. Мрачно усмехнулся: – Ладно, проехали. Лучше рассказывай, где ещё успели набедокурить.

– Да я…

Папа смерил Варю многозначительным взглядом, тяжело вдавливая в диван. Оправдание оборвалось на полуслове. Шмыгнув носом, Варя стыдливо насупилась и поковыряла подсохшие корочки царапин на ладони. Видимо, нужно было рассказать папе всё. Не только про полицию, наркотики и наркомана, но и про банды, и про дерущихся парней, и про версию с Ильёй, провалившуюся с таким оглушительным треском.

Пришлось начинать с самого начала, отгоняя кружившую назойливой мушкой мысль о предательстве парней. Фил позлится-позлится да перестанет: он вообще-то затихает так же тихо, как вспыхивает. А Артём… Какая ему будет разница, если его освободят? Тем более, заметила про себя Варя, они всё-таки покончили с бандами. Значит, это и тайной быть перестало.

– Только Артём не мог, – вставила Варя, закончив объективную часть повествования.

– Ты так говоришь, как будто с ним круглосуточно находишься, – папин голос энтузиазмом не лучился и заставлял Варю нервно ёрзать.

– Ну па-а… – наморщилась Варя. – Ты же знаешь Тёмку. Он же почти на руках у тебя рос. Ты ж ему как отец! Ну, помнишь, тебя крёстным хотели сделать, а ты оказался некрещёным?

На папиных губах на мгновение мелькнула печальная ностальгическая усмешка. А потом он наконец-то повернулся к Варе и многозначительно приподнял брови:

– Я-то помню, а вот ты откуда помнишь? Ты ещё пешком под стол ходила. Тебе года четыре было.

– Мама рассказывала, – протянула Варя.

– Ма-ма… Тогда понятно. – Папа потёр подбородок. – Но уверенным до конца в чём-то не может быть никто.

– Тёма не мог, – упрямо буркнула Варя, закусив губу. – Его подставили. Теперь я точно… Это полиция.

– Ты по наркотикам в твоей сумке так решила? – глухо рыкнул папа. – Не, ты, конечно, молодец, что додумалась их уничтожить, но… Варя, какого чёрта ты мне не сказала? Какого чёрта?..

– Я сама хотела…

– Что: сама? А ты подумала, как бледно выглядел бы я, когда за мной пришли? Или если бы, чёрт возьми, это всплыло где-нибудь в СМИ?

– Я… – Варя закусила губу: оправдания своей твердолобой самоуверенности не находились.

– Доигралась во взрослую? Тебя чуть не угробили! – голос папы звучал громче и громче, и с каждым его восклицанием плакать хотелось всё сильнее. – Варя… Понимаешь ли, есть такие обстоятельства, когда надо отступать. Потому что соперник сильнее тебя в тридцать раз!

Папа не злился – переживал. Варя слышала в этом голосе не бушующую ярость, не металлический гнев, а звенящую тревогу за дочку. Единственную и любимую. Варе показалось, что она уже давно не ощущала этой родительской любви, искренней и трепетной. Дом-уроки-хобби-редкие семейные ужины – вот вся её жизнь за последние два года. Варя крепче подтянула к груди игрушку. Захотелось вдруг слабовольно вернуться в детство, где Ветровы были самой обычной семьёй. Никаких неприятностей. Никаких сомнений. Только Варя и мама с папой.

Варя потёрла плечом щёку: глаза опять предательски заслезились, а в горле встал ком, мешающий и говорить, и дышать.

– Варь, ты чего? – папина ладонь легко погладила её плечо.

Варя разревелась. Пёс грохнулся на пол, нелепо раскинув все четыре лапы в стороны. Варя уткнулась лбом в грудь папы и заплакала. Горько-горько и громко-громко, как не могла при Филе.

– Прости меня, пап, я такая глупая. Да? Я ведь такая глупая. Я ничего не смогла.

– Глупышка, – папа то ободряюще сжимал её, то взъерошивал волосы на затылке. – Ты смогла признаться, а это уже дорогого стоит.

– Я… Я просто не подумала…

– Бывает, – по-доброму тихо усмехнулся папа. – В молодости все мы не думаем. Я ж как ты был, когда началась перестройка. Знаешь, сколько раз необдуманность мне могла жизни стоить? – Варя почувствовала, как напряглись его мышцы под её щекой: папе была неприятна эта тема, но он зачем-то продолжал. – Уй, да много раз. Пришлось учиться думать и действовать одновременно. Времена такие были. Сейчас иначе. Вы сейчас сначала думаете, потом делаете. Хотя чаще наоборот, конечно. Завидую я тебе, Варька, местами. Ни тебе скучных душных библиотек, ни тебе томительного ожидания нужной передачи по телеку, ни тебе колхозов, ни тебе вечного ожидания опасности…

Варя сдавленно хрюкнула. Папа усмехнулся и чмокнул её в лоб, небрежно, торопливо, как бы невзначай. Варя потихоньку успокаивалась. В отцовских объятиях она чувствовала себя чрезвычайно уверенно и защищённо, как ни в чьих больше. Даже Филу, при всей его красе, силе и резкости, было далеко до этих объятий: крепких, твёрдых, как каменные тиски, и бесценных. Варя прикрыла глаза. Папа шутливо выдохнул:

– А что будет, когда мама узнает…

– Мне кажется, она знает, – закусила губу Варя и поторопилась объяснить: – В смысле, когда мы с ней сегодня болтали, она прям так, ну, как умеет: «А что там Тёмка?»; «Про Сашу Родионова ничего не слышно?»; «Мы тут с Ленкой проект замутили»; «Что-то Тёма целый день на связь не выходит».

– А ты?

Варя выпуталась из объятий, растирая красные глаза, которые совершенно точно завтра будут опухшими, и пожала плечами. У неё не было выбора, кроме как извиваться ужом на сковородке и лгать, легко и почти невинно. Варя была уверена, что дело на Артёма не завели (ведь в таком случае их, наверное, начали б вызывать как свидетелей), значит, пока у него дела идут хорошо. Папа иронично откомментировал её железную логику, но согласился, что пока маму волновать не за чем. Если она уже знает, значит, ничего нового они ей не скажут. Если она не знает, то и не за чем. Может, там дело пары звонков!

– То есть, – Варя подняла с полаигрушку и задумчиво отряхнула её, – мы победим?

Папа усмехнулся и шутливо взъерошил Варе волосы:

– Победим. Куда ж денемся. У нас выхода нет. Только уговор, – папа легонько нажал на её нос, – ты сидишь на месте и больше никуда не лезешь.

Варя задумалась. С Ильёй они поговорили; других врагов у Артёма, вроде бы, не было, если, конечно, Фил наутро не вспомнит какого-нибудь очередного заклятого врага. Но Варя откровенно сомневалась, что этот «новый враг» будет опаснее Ильи.

– Ладно.

– Честно-честно? – настороженно вгляделся в Варины глаза папа.

– Честно-честно, – активно закивала Варя и добавила: – А если полезу, то тебя предупрежу.

– В такие моменты во мне откуда-то просыпается Станиславский, – папа потёр переносицу и качнул головой. – Ладно уж, поверю дочери родной.

Варя хихикнула. Как будто стало чуточку легче. Проблема, так тяготившая и сдавливавшая грудь до хриплого дыхания, раскололась надвое. Варя вдруг ощутила, какой неподъёмной силой обладали эти неприятности, и поразилась, как она исправно тащила этот секрет за собой два дня.

Она сползла с дивана и направилась было в комнату, досматривать сериал и каяться Филу в признании отцу, когда папа окликнул её. Он уже сел за бумаги и перебирал их с каким-то рассеянным видом. Морщился, хмурился, потирал переносицу. А потом, вздохнув, отложил бумаги и посмотрел на Варю:

– Хочешь знать, в чём проблема твоих маль-чи-шек?.. – последнее словно папа выделил как нарочно, и по Вариному лицу расползлись пятна смущения. – Они считают себя крутыми и пытаются это доказать. По факту у них есть только шило в заднице да ветер в голове. А чтобы держать банду, – папа несдержанно фыркнул, – нужна идея. Что-то глобальное и мощное. У них этого нет.

– Зато есть талант вляпываться в неприятности, – усмехнулась Варя, нервно щёлкая дверной ручкой.

– Точно, – поднял указательный палец папа. – Поэтому вытаскивать вас будет гора-аздо сложнее. Кто знает, в какие дебри вас занесло…

Варя в задумчивости покусала губы. Папина фраза резко повернула всю ситуацию на сто восемьдесят градусов. Все два дня Варя упрямо видела лишь одну сторону происходящего: она как настоящая подруга кидается в пучину, героически и самозабвенно. Вторая сторона, как обычно, оказалась менее приглядной: на самом деле, Варя, как безумец, без страховки ныряет на неизведанное дно чужих проблем.

«Правильно папа говорил, что жизнь как шахматы. Каждый шаг надо взвешивать и продумывать. И предполагать, что дальше», – вздохнула Варя, забираясь с книжкой на кровать.

В школу завтра она решила не ходить. Папа особенно против не был: лишь вздохнул, что раз Варя достаточно взрослая, чтобы самостоятельно разбираться с наркотиками, то проконтролировать свою успеваемость тоже сможет сама. А Варя почувствовала, что эти злосчастные пакетики будут преследовать её ближайший год.

Фил закипал. Внутри бурлило негодование, которое прямо-таки разрывало на мельчайшие частички. Руки сводило судорогой и отнюдь не от холода, хотя, наверное, и от него тоже. Фил скрипел зубами, жмурился и в безудержной ярости распинывал попадавшиеся под ноги льдинки и бутылки. В ожидании автобуса он успел покуролесить с парой ледышек, пока одна не влетела в чихуахуа, разодетую в розовый комбинезон. Писклявым лаем разразились и собачонка, и хозяйка, и Фил поспешил ретироваться на другую остановку. От неё даже до дома было ехать ближе.

В квартиру Фил вошёл, когда сумерки сгустились до невозможности. Наручные часы показывали половину восьмого: в такое время дома обычно не было никого, кроме него. Швырнув рюкзак в угол, Фил едва не споткнулся об обувную стойку. Это стало последней каплей. Фил дал волю самым яростным и грубым словам, которые роились в его голове целый день, начиная с сообщения Ильи. При Варе так выражаться не давало что-то, отдалённо напоминающее совесть: царапалось в сознании и шипело, что Варя будет не в восторге.

– Филипп, это что за гопнический сленг?

Фил подавился ругательством и обернулся на голос. Из своей комнаты показалась мама, облачённая в спортивный костюм с собранными в пучок светлыми волосами. Серо-голубые глаза её сверкали возмущением. Фил нервно хохотнул:

– П-привет. А ты что тут?

– Действительно: что же я делаю в своём доме?

– Я не в том смысле, – Фил бросил ненужную шапку на верхнюю полку шкафа и рассерженно взъерошил волосы. – Просто вас же обычно дома нет до ночи.

– Ты не ответил на мой вопрос, – скрестила руки на груди мама, хмурясь. – Почему ты позволяешь себе так выражаться, даже когда дома никого нет?

– Можно подумать, ты никогда не ругалась, – скривился Фил.

– Филипп!

– Ма! – Фил подхватил рюкзак и обернулся, замирая в двух шагах от мамы. – Не начинай, а! У меня и так проблем выше крыши, ещё твои воспитательные беседы вот уже где.

Фил бесстыже махнул ребром ладони под горлом и, игнорируя материнские восклицания, полные негодования, прохромал к себе. Рюкзак рефлекторным взмахом отправился в полёт через всю комнату и приземлился ровно на компьютерный стул (впрочем, он был огромным, туда только бы слепой не попал). Рубашка спланировала на спинку кровати. Фил запер дверь и с разворота врезал по груше отточенным приёмом. Закреплённая снизу и сверху чёрными гибкими палками, груша затрепыхалась и завибрировала. Фил отчаянно пинал её ногами, игнорируя тупую боль в голеностопе, бил локтями и кулаками, сквозь зубы со свистом выпуская пар ругательствами.

А потом, вспотевший и усталый, грохнулся на кровать, раскинув руки в стороны. Было тошно. Тошно лгать Варе, что они как-нибудь справятся, хотя на самом деле в его голове не было ни одного варианта. Вот совсем. Фил до последнего надеялся, что во всём виноват Илья, и каково же было его разочарование, когда он оказался невиновным. «Артемон… – Фил растёр ладонями лицо, смахивая капли пота. – Во что же ты вляпался? Как же тебе помочь? Что ж я за дерьмовый друг, что даже тебе помочь не могу!»

Хлопнула входная дверь. «Вот и все дома… Сейчас начнётся!» – Фил поднял руки над головой, рассматривая бинты, покрытые розоватыми разводами. Не то чтобы он был в восторге от боли в руках и ногах, просто другого способа успокоиться дома не знал. Отец года три назад вернулся домой раньше времени и застал Фила курящим. В тот день у Фила между большим и указательным пальцем появился выпуклый круглый шрам от сигареты, а в доме нашлись укромные места, где сигареты прятались едва ли не целыми блоками. И какое-то странное торжество накрывало Фила, когда отец проходил мимо очередного тайника, ничего не замечая.

Фил помнил себя лет с семи, и всегда они с отцом вели какую-то холодную войну. Когда в десятом классе Фил погрузился в изучение истории под бдительным контролем Артемона, то понял, что этот термин походит просто идеально: они с отцом по жизни мерились силами, не вступая в открытую конфронтацию.

– Филипп! – громогласный крик отца отдался тупой болью в затылке. – Открой немедленно дверь.

– Не-а. Я тут голый! – хохотнул Фил, растирая глаза большими пальцами. – А вообще зачем? Ты всё равно не любишь заходить в мой хлев, сарай, бардак, чулан, хаос, место-где-меня-быть-не-должно.

Фил, издевательски усмехаясь, загибал пальцы, перечисляя все выражения, в которых отец некогда возмущался беспорядком в его комнате. Отец за дверью, наверняка, скрипел зубами. Ручка угрожающе скрипела, словно вот-вот могла оказаться выдрана из двери.

– Филипп! Прекращай балаган. И выходи к ужину. Или ты уже где-то поел?..

По угрожающе напряжённому тону отцовского голоса Фил понял, что лучше ему подчиниться. А то пока из дома сбегать некуда: не к Варе же. Фил вспомнил тёмный, тяжёлый взгляд Вариного отца, с которым столкнулся у домофонной двери и содрогнулся. «Интересно, какой он? Как мой? Или хуже?» – Фил плавно сел на кровати и тяжело вздохнул.

Он не знал ничего хуже семейных ужинов, если они не были приурочены к какому-либо торжеству. Потому что это обязательно превращалось в обсуждение насущных проблем. Их всегда было две. Первой, конечно же, был Фил. Лет до четырнадцати мама, аки адвокат, защищала сына перед отцом, а потом и сама стала рьяно обвинять в прогулах, в пропусках. Кажется, потому что Фил бросил музыкалку, которой грезила мама (вид скрипки до сих пор сводил зубы до отвращения).

Ну, а второй проблемой был отцовский бизнес. То один поставщик сольётся, то партнёр обнаглеет, то соглашение невыгодное, то счета арестуют и тут же снимут арест.

Фил выполз в столовую, когда родители уже собрались, и бухнулся за стол. Мать с отцом многозначительно переглянулись и ввинтили свои колючие взгляды в него. Фил небрежно крутанул вилку меж пальцев и наколол на неё кусок мяса. Родители отложили вилки и продолжали смотреть. Недовольно, требовательно, колюче.

– Филипп, – мама почему-то безумно любила его полное имя, – ты не хочешь ничего…

– А! Приятного аппетита.

– Оденься! Почему-то мать не сидит в купальнике, я не сижу тут в одних трусах, а ты считаешь, что можешь сидеть в одних штанах?

– Ну я ж не мешаю никому.

– Филипп!

Фил оделся. Вернулся и с грохотом сел. Всё было спокойно. Пока мама не обратила внимание отца на забинтованные костяшки. Громко и как бы невзначай она заметила, что Фил опять подрался с кем-то. Отец таким же тоном ответил, что дурная голова рукам покоя не даёт. Словно бы его и не было. Словно он был пылинкой, не достойной внимания. Фил скрипнул зубами и абсолютно спокойно заметил:

– Я девушку защищал, – встретился взглядом с отцом и злорадно оскалился. – Свою.

Мама, кажется, обрадовалась. Тут же заинтересованно подалась вперёд с невесомой улыбкой. А вот отец лишь криво ухмыльнулся:

– Чтобы у тебя девушка была, ты должен хоть что-то из себя представлять. А ты…

Отец фыркнул, словно бы и говорить о Филе не стоило. Фил проглотил. Туго сглотнул ком гнева, потому что сил злиться физически не было. Его тошнило от этого дня, этих недооценивающих взглядов, этой круговерти. Фил сидел между родителями, перебрасывавшими фразы о возможной девушке, как мячик, и вдруг ощутил, как ему не хватает Артемона. Чтобы он хлопнул его по плечу, написал ему в подходящий момент, предложил сыграть, в конце концов. Чтобы Фил не чувствовал себя таким безнадёжным.

– В конце концов, Дюша! Ты тоже до встречи со мной, мягко говоря, миллионы не ворочал.

– У меня стержень был. А у него, – отец махнул рукой. – Он же при малейшей неприятности хвост подожмёт и к нам побежит. Или к друзьям своим, таким же непутёвым.

– Андрей, – мама нахмурилась и приласкала Фила сочувствующим взглядом, – девушка может…

– Ничего она не может! Чтобы быть с девушкой, надо хоть чуточку ответственным быть, а он даже на бокс не смог доходить, чтобы хотя бы чемпионом города стать. Какая там ответственность.

– А мне оно надо, – тихо усмехнулся Фил, со скрежетом поднимаясь из-за стола. – Мне оно вообще не надо было. Ни бокс твой, ни скрипка мамина. Спасибо, что на борьбу вольную записали: вот это то, что мне было надо. И это то, чем я горжусь. Хотите правду? Я поговорить с вами хотел. Ну, нормально, как с родаками. Потому что, бл-лин, есть же люди, которых родители не гнобят за каждый вздох. Я думал, мож, я дурной сын. Не-е.

– Ты хочешь сказать, что мы плохие?

Фил оставил мамин вопрос без ответа. Бросив на ходу, что сыт, он скрылся в своей комнате. Дико хотелось курить, но было боязно – сигаретная пачка бессмысленно болталась в руках. Фил метался из угла в угол, ощущая себя загнанным в клетку зверем. Так хотелось оказаться в школе, в подъезде, на улице – плевать где, лишь бы подальше от этого дома.

Только идти было некуда.

Зашёл в «ВКонтакте». Одно сообщение.

Варвара Ветрова, 21:03

Фил… Привет. В общем… Я рассказала про Тёмку и банды папе. Мне кажется, мы бы сами не справились. Он обещал помочь Тёмке. Прости, если накосячила)))

Фил Шаховской, 21:12

А он что?

В смысле что сказал?

Варвара Ветрова, 21:13

Ну… Можно сказать посмеялся)

Фил вышел из сети и, с размаху запустив сигаретную пачку в угол, выдал в воздух пулемётную очередь самых яростных слов, клокочущих в горле от гнева и отчаяния.

Фил пнул грушу и расселся на полу. «Чем я им не угодил? Учусь хорошо – чуть ли, блин, не отлично. Дома появляюсь редко. Жить здесь после выпуска не претендую. Что надо-то? Почему, блин, почему у кого-то родаки, как Варькины? А у кого-то мой?! – сердито рыкнул Фил и прислушался к шевелению в квартире; тишина – как обычно, в общем-то. Только она почему-то была хуже громких конфликтов. – Ничего. Сам разберусь со всем. Как обычно».

Глава 10

Артём пялился в потолок, отстукивая кончиками пальцев по холодной серой стене незатейливый ритм. На пианино он не играл уже года четыре как: проникся гитарой. Но руки всё помнили и перебирали по неровностям стены, как по клавишам. Когда родители ещё не развелись, у них в углу детской стоял синтезатор, за которым вечерами любила играть мама. А потом они с ней даже пытались играть в четыре руки. Мама уехала, интерес к пианино пропал, а сам синтезатор пылился где-то в отцовском гараже (если, конечно, отец не продал его). «Что мама скажет, когда узнает, что случилось!» – Артём растёр ладонями лицо и с кряхтением перевернулся на живот, вжимаясь щекой в жёсткую подушку. Койка запоздало страдальчески простонала под его весом, царапая слух.

Небо полыхало в зарешеченном окне. «Сколько уже времени?» – Артём рефлекторно покосился на левое запястье, но тут же разочарованно наморщился. Часы у него отобрали. Вместе с ремнём. И Артём не понимал, зачем. Ладно ремень – на нём заключённый мог повеситься или придушить сокамерника. Но что насчёт часов?

Артём дёрнулся и потёр лоб: в собственных мыслях он уже окрестил себя заключённым, хотя ещё ничего не было понятно. Вчерашний день до последнего казался кошмаром, пока Артём затемно не подскочил на койке от резкого падения во сне. Он долго ворочался, не мог уснуть: какие-то думки носились в сознании туда-сюда; койка скрипела, кажется, при каждом вздохе; железный каркас, прикрытый тоненьким матрасом, был таким волнистым, что теперь рёбра ныли, как после драки.

Артём тихо выдохнул, качнув головой, и всмотрелся в рассвет. Обычно в это время он сидел в школе, склонившись над уроками и отчаянно зевая, Фил припадал на ухо какими-то дурацкими шутками, а Варя поочерёдно укоризненными тычками пыталась их перевоспитать. От воспоминаний стало приторно-сладко, так что губы болезненно скривились, а горло сдавил спазм. «Интересно, как там они? Блин, только б Фил ничего не выкинул, как он может! – ладони до жара растирали лицо. – Главное, чтоб к Муромцеву не попёрся. Только неприятностей отхватит. А Илья ведь не виноват. Наверное. Да что я парюсь? Может, они поверили, что я виноват. Прям как батя». Артём вымученно сел на кровати и поболтал ногами в воздухе.

На столе, ввинченном под маленьким решётчатым окошечком, стояла синяя спортивная сумка, вчера переданная Светлаковым от отца. Там нашлась сменная одежда: не в школьной рубашке, в самом деле, спать ему. Пара тёплых носков, умывальные принадлежности и записка от отца. Встретиться им лицом к лицу не позволили. Да Артём и не сильно хотел сталкиваться с серыми глазами отца, полными разочарования и горечи. Именно так он смотрел на Артёма, когда в кабинете директора Иванов в коротких и резких выражениях объяснил ему ситуацию.

***

понедельник

Артём сидел, положив подбородок на сложенные руки и гипнотизировал горку вещей, вываленных из его рюкзака. Тетради, учебники, запчасть от PSP, валявшаяся здесь, кажется, целую вечность. И два белых пакетика. Артём видел такую магию только в Вариных киношках и редко удерживался от едкого комментария, мол, полицейские как будто вообще ничего не боятся. Похоже, иронизировал зря. Светлаков и Иванов были, очевидно, из тех, кого едва ли напугает что-то, кроме бедности. Особенно Светлаков: даже Артёму с его неискушённым взглядом было понятно, что костюм стоит под сотку тысяч, печатка – тоже не дешёвое удовольствие. «Не сотня, конечно, но есть и под пятьдесят…» – отвлечённо подумал Артём.

Его не покидало ощущение, что всё это – какая-то постановка, дурацкий розыгрыш, который сейчас отмотают назад. Но вместе с тем чудилось, будто он ступает на что-то омерзительно липкое, дрожащее, готовое сиюсекундно провалиться под ним. Земли Артём не чувствовал с того момента, как под конвоем двух полицейских пошёл к директору.

«Дурдом какой-то», – Артём почесал переносицу и поднял голову.

Перед ним сидел батя. Он пришёл минут двадцать назад и всё это время что-то вполголоса обсуждал с полицейскими в углу: очевидно, вникал в ситуацию. Артём был слишком погружён в себя, чтобы прислушиваться. Но, видимо, бате удалось договориться на беседу: все покинули кабинет как-то слишком быстро и тихо, словно растворились и превратились в невидимок. Отец стащил из вазочки на столе директора мятную карамель и задумчиво покрутил в руках.

– Как же так, Тёмка?

– Это не я, – пришлось откашляться и повторить. – Это подстава какая-то, па. Ты же знаешь: я бы никогда.

Отец не верил. В его глазах Артём читал разочарование в них обоих. В себе отец разочаровался как в родителе. А в нём, очевидно, как в сыне, как в человеке, как в мужчине. Артём закрыл ладонями лицо, кончиками пальцев впиваясь в лоб. Голова раскалывалась на мириады кусочков. «Слишком много думаешь», – обычно говорил ему в таком случае Фил.

– Правда. Я не знаю, что это за дурдом, бать, но это не я.

– Все так говорят, – крякнул отец, утаскивая вторую карамель в рот.

– Что не я? – грустно и тривиально отшутился Артём.

Батя промолчал. Задумчиво почесал бороду, а потом сцепил руки, грубые, жёсткие, с тонким обручальным кольцом на правом безымянном пальце, которое он почему-то все пять лет после развода так и не снимал. Папа задумчиво обводил взглядом кабинет директора, а Артём рассматривал его. Впервые за два года они вдруг сели друг напротив друга и поговорили нормально, искренне, как семья, глядя в глаза. Артём не понимал, почему после выбора профессии их отношения с отцом, всегда тёплые и беззаботно-дружеские, вдруг дали трещину и превратились в формальности. «Вынеси мусор», «Прибей полку, а то я не успеваю», «Слышал, что средний балл вашего ЕГЭ подняли?» – у них остался лишь десяток фраз для общения.

Наверное, надо было Артёму всё-таки с треском сломать свою гордость и поговорить с отцом. Вернуть всё, как было. Может, сейчас бы в горле не першило так жгуче от недосказанностей.

– Пап… Ну ты же знаешь, что я не мог.

– В том и дело, АртёмСаныч, что не знаю. – Отец пожал плечами. – Я ведь тебя, по сути, уже совсем не знаю, сын. Всё ходишь куда-то. Приходишь после меня. С синяками, да этими… Откуда деньги в семейном бюджете появляются, я тоже не спрашивал, но не мог не замечать. Тёмыч, я даже не знаю, что у тебя на уме!

Артём рассеянно разгладил кончиками пальцев пластырь и виновато вздохнул:

– Я подработку нашёл, па. Летом курьером в пиццерии с Филом подрабатывали. Сейчас на бирже фриланса. А синяки… Просто подрались. Ну бывает же.

– Может да, а может нет… – отец съел очередную конфетку и поднялся из-за стола.

Его пальцы вцепились в спинку стула с такой силой, что побелели костяшки. Батя нервничал. Поглаживал большими пальцами жёсткую ткань, морщился и стрелял взглядом по сторонам, словно стыдясь смотреть на собственного сына. Артём сдавленно рыкнул. Удушающая истерика встала поперёк горла, жаркие капли выступили на лбу.

– Почему ты мне не веришь, бать?! – Артём взъерошил волосы и хрипло выдохнул. – Мы же семья!

– Семья, – на лице папы мелькнула невесомая улыбка, – я тебя не брошу. Но, сам понимаешь, на хорошего адвоката у меня денег нема! Можно, конечно, обратиться к Ветровым, но Янка сейчас не в городе, а Олег… Сердитый слишком.

Отец отошёл от стула и, потирая короткую бороду, принялся размышлять вполголоса. Артём нервно мотнул головой, душа в горле истерический смех. Они же всегда с отцом находили общий язык, общались по-дружески, не так, как Фил с родителями! Артём не мог понять, почему сейчас отец ведёт себя так, словно перед ним совершенно чужой мальчишка, которого он и не растил все эти годы. Которого не учил защищать себя, не возил на природу, не учил бренчать на гитаре походные песни.

– Ты сейчас серьёзно? – нервно хмыкнул Артём. – Ты себя вообще слышишь, бать? Это же я! Артём! Пап…

– Я вещи тебе сегодня передам, – отец потёр складку на лбу и крякнул: – Права была Ленка. Надо было тебе с ней оставаться. Сейчас бы в Москве жил. И…

***

Артём наискосок просмотрел пожелание удачи, второпях начерканное на тетрадном листе отцом, и сердито поддел носком ботинка воздух. «Менты давят. Батя не верит. Что дальше? Мама обо всём узнает!» – глухо грохнулась на пол спортивная сумка, пальцы рассеянно прошуршали страницами тетрадей, милостиво оставленных ему.

– И что мне теперь: так тут торчать до подписания документа? – собственный голос прозвучал надтреснуто.

Артём медленно опустился на край койки, рассеянно вертя в руках тетрадь по обществознанию. До уголовного права и процессуальных кодексов с Яниной Сергеевной они ещё не дошли, однако кое-какие детали он всё-таки знал. По долгу дружбы с Варькой, которой необходимы были консультации для написания детективов, приходилось знать не только процессуальные нюансы работы российской полиции, но и зарубежной. «Дольше трёх суток меня права тут держать не имеют. Потом либо совсем посадят, либо выпустят… Ну они ж не звери, правда. – Голову прострелило болью. – Есть ещё вариант: загнусь тут с этими побоями».

Отложив учебник, Артём прошаркал к маленькой двери рядом со второй койкой. Наощупь нашёл там выключатель и хлопнул по нему. Грязный свет резанул глаза. Артём рефлекторно прикрыл лицо рукой и оглядел комнатушку. Унитаз, зеркало, кран – всё необходимое. Артём подошёл к раковине, открыл воду и вгляделся в отражение. Синяк на скуле уже потерял свою насыщенную лиловость и пожелтел. Из носа капала кровь. Как он и ожидал, от усердных подзатыльников и натужного размышления проблемы с сосудами снова напомнили о себе. Вода была ледяной. Артём умылся, а потом стоял и исступлённо старательно намывал руки, почти не чувствуя боли в ссадинах и синяках.

С того момента, как они расстались с отцом, на него словно какое-то оцепенение напало. Мысли то носились в сознании посвистывающим вихрем, то вдруг становились вязкими, как болото. И неизменно отзывались холодными мурашками вдоль позвоночника. Артёму казалось, что он падает в пропасть. Жалко машет руками, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но только сдирает пальцы до крови.

Артём встрепенулся и побрызгал на лицо. Легче не стало. Всё казалось неправильным: батины сомнения, слезящиеся глаза Вари, провокационные комментарии Фила, наручники на его запястьях.

Неправильным, в конце концов, был выбор, перед которым его вдруг поставили. На одной чаше весов лежало его честное имя, свобода и спокойствие обоих родителей. На другой – верность дружбе. И себе. «Жалко, что я не Илья. Он бы спокойно подписал…» – Артём вышел из санузла, ногой захлопнув дверь.

В голове пульсировала боль и роились тошнотворные мысли, зубы сжимались до скрипа. С громким рыком Артём зашвырнул подвернувшееся под руку полотенце в стенку и бухнулся на нижнюю койку. Она протяжно застонала. Артём закатил глаза, пальцы с силой сжали переносицу и медленно помассировали.

Слабость и бессилие накрыли холодной волной, Артём забрался на койку с ногами и легонько стукнулся затылком о стену, прикрывая глаза. Запертым в одиночестве в камере без книжек и телефона оставалось только учиться или думать. Думать Артём не хотел, поэтому, подтянув к себе тетрадь по обществознанию, хохотнул:

– Ну, может, культуру поучу. На радость Янине Сергеевне.

Не получалось. Картины-архитекторы-памятники мешались в голове в одно красивое киношное полотно, в Питер с Вариных открыток, в декорации из компьютерных игр. А реальность оставалась промозглой, мрачной, из серых стен и граффити на гаражах. Артём сам не понял, как его мысли вернулись к вчерашнему дню. Она захлопнул тетрадь и забился глубже в койку, подтягивая колени к груди.

«Чёрт… – сцепил пальцы в замок на затылке; тело сковала судорога. – Лучше б и не просыпался». Мрачные стены, существование вне пространства и времени, абсолютное непонимание ситуации, собственное бессилие – всё навалилось на плечи практически физически; Артём крякнул и чуть ссутулился.

Собственные мысли травили ещё сильнее. Чем больше Артём обдумывал происходящее, тем сильнее на душе скребли кошки. Его точно не просто так взяли. Не пальцем в небо же попали! Быть может, он всё-таки в чём-то провинился. Например, когда не сдержал Фила и ввязался в драку вслед за ним. Или когда шлялся по крышам – заметил кто. Или ещё что-то, чему сам не придал значения. А может, и не виноват. И это просто чья-то большая игра, к которой он не имеет отношения. На войнах ведь всегда страдают невинные.

– Чёрт! – сквозь зубы крикнул Артём, стукнув кулаком по стене. Удар тупой болью отдался в локте. – Чёрт!

Артём соскочил и заметался меж стен, а они с каждым шагом словно сдвигались, чтобы раздавить его в лепёшку. Каждый шаг – совершенно новый вопрос, бросающий в жар. «Почему всё-таки я? – хмурился Артём. – Я же ничего не сделал! Ни-че-го. А дружба с Шаховским преступлением, насколько я знаю, пока что не считается. Но почему я? Не то чтобы у Фила мало друзей, но, блин. Да. Я самый близкий. Но это же не так очевидно. Или…»

Артём усмехнулся и качнул головой. Это было очевидно. Первым делом первого сентября, когда в их классе появился Фил, Варя спросила, насколько они с Артёмом хорошие друзья. А пока он придумывал ответ, выдвинула предположение, что лучшие. Попала в десятку. Артём скользнул указательным пальцем по бледной линии шрама на ладони, когда они по дурости в одиннадцать лет назвались братьями по крови. С каждым годом линия становилась всё бледнее, но не исчезала; никуда не исчезала и их дружба. И Артёму хотелось верить, что Фил рядом с ним на века.

«Наверное, я плохой друг, – Артём бухнулся на пол возле стены и вздохнул. – Ну что за друг, который не шарит в его жизни! Я ведь даже предположить не могу, кому нужна эта треклятая бумажка. Ха! Как будто Фил в курсе! Да он же сам с отцом…»

При мысли о феерических отношениях Фила и его отца Артёму стало легче. Не должно было, наверное, полегчать от мысли, что, окажись на его месте друг, его отец даже разговаривать с ним бы не стал. «Весёленькое дельце…» – Артём продолжил размышлять о Шаховских.

Если у Фила и отца были одинаково тяжёлые характеры, то, наверняка, было и немало врагов. Должны были найтись те, кто с радостью напишет заявление, кому не придётся подбрасывать наркотики. Да взять того же Илью! Он бы с радостью накатал заяву не только на Шаховского-старшего, но и на самого Фила, а ещё на Артёма с отцом. «Действительно, почему нет?» – Артём подошёл к окошку и приподнялся на носки, чтобы глянуть на улицу. Через замусоленное стекло ничего не было видно. Артём бухнулся на койку и, вытащив наугад из небольшой стопки тетрадку, принялся тупым карандашом закрашивать клеточки, тщетно пытаясь отключить сознание.

Внезапно Артёма осенило. Илья был не нужен: он враг, далёкий от Шаховских, не вхожий в их дом, и его показания на суде будут чрезвычайно шаткими, если, конечно, планируют довести дело до суда. Нужен был он, Артём, вхожий в дом, пусть и мнущийся на пороге, хорошо знающий Шаховских, пусть и только Фила, которому были чужды интересы отца.

Да и не нужно было это Илье. Тот всегда пытался доказать, что стоит чего-то сам по себе.

Дверь грохнула, приоткрываясь.

– Да пошёл ты! – крикнул кто-то, шаркая ступнями.

А потом едва ли не кубарем влетел в камерку. Бронированная дверь захлопнулась, и парень, высокий, одетый полностью в чёрное, показал ей средний палец. Отвернувшись, парень с тяжёлым вздохом отряхнул запылённые колени:

– Да, Димас, можешь ты попасть.

– Здра-асть… – настороженно протянул Артём из своего угла, исподлобья наблюдая за непонятным парнем.

Двигался он резко и решительно, словно жил тут. «Ну да… Живёт…» – Артём поднялся и отряхнул брюки.

– О, здорово, студент! – парень показался из санузла, небрежно вытирая руки о бёдра. – Давно тут?

Артём рассеянно пожал плечами и поморщился:

– Кажется, полдня и ночь.

– Что: тоже после весёлого вечерка загребли? – парень обнажил зубы в дружелюбной улыбке.

Артём легко усмехнулся в ответ. Парень казался абсолютно «своим»: улыбчивый, где-то между восемнадцатью и двадцатью пятью. Можно было, наконец, поболтать о том, о сём. И не сходить с ума от одиночества и шуршащего эха собственных шагов. Только Артём не торопился. Его смущали чёрные глаза парня, тяжёлые, словно пробуривающие насквозь.

– У-у-у… – тем временем продолжал парень. – Ошибся я, да? Ты такой мрачный, словно тебя заказали.

«Ты даже не представляешь, как попал!» – мысленно хохотнул Артём, а парень вдруг щёлкнул пальцами и постучал себя по лбу.

– Забыл совсем. Дима, – протянул ладонь для рукопожатия.

– Артём, – хрипло отозвался, пожимая руку.

Дима повеселел и уселся на нижнюю койку, оглядывая камеру. В горле больно кололо, и Артём отошёл к бачку с водой. Дима подтянул к себе учебники и тетради и с деловым видом принялся их листать. Он был, как заведённый волчок: что-то крутился, суетился, пытался наладить контакт. Жадно глотая прохладную и, кажется, даже сладковатую воду, Артём косился на Диму. Что-то не то было в нём. «Слишком бодрый, что ли!» – Артём залпом выпил две кружки и вернулся к столу, усаживаясь на незастеленную койку напротив Димы.

– Сигаретку? – легко подскочив на край стола, сокамерник взмахом фокусника выудил из карманов джинсов пачку сигарет и зажигалку.

Артём отрицательно мотнул головой.

– Как хочешь, – пожал плечами парень, щёлкнул зажигалкой, – плохо обшмонали, идиоты. Ты ж не против?

– Ты уже куришь, – равнодушно заметил Артём.

– И то верно, – поддакнул сокамерник и выпустил мощную струю дыма в решётку.

Пока сосед курил, Артём внимательно изучал его взглядом. Возле кровати Дима уже оставил белые кроссовки. Одной рукой курил, другой – теребил высокое горло чёрной водолазки. «Интересно, его тоже за наркоту? Или это уже разбойный?» – со вздохом Артём распахнул тетрадь, а Дима то и дело косился на него сверху вниз и ухмылялся чему-то своему.

– Расслабься, Артём, – Дима с наслаждением выпустил в воздух колечко дыма и улыбнулся. – Здесь перенапрягаться не надо – крыша поедет.

– Со своей крышей я как-нибудь сам разберусь. Я всё-таки хозяин.

– А ты с характером, студент, – присвистнул сокамерник. – Правильно. Без этого сейчас никак. Ну, а всё-таки. Ты чьих будешь?

– В смысле? – приподнял бровь Артём, отвлекаясь от проплывающих мимо сознания дат.

– Ну разбойник или нарик?

– Невинно осуждённый, – усмехнулся Артём. – А ты?

– То-оже, – Дима затушил сигарету и зарыл её куда-то в сырость под окном, а потом спрыгнул на пол. – Просто косячок в клубе с друзьями выкурили. Ну с кем не бывает, а! А потом немного с охранником повздорили. Как говорил один мой знакомый: а кто забудет про камеры в туалете, того будет ждать туалет в камере. ППС, кроме записей, ещё травку нашли и дорогому наркоконтролю передали. Вот я и сижу. – Койка протяжно заскрипела, как бы подтверждая слова сокамерника. – Тут.

Артём хохотнул и уселся напротив Димы по-турецки. Тот обрадованно улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках, и пустился болтать, как даже Варька не болтала. Расхваливал клуб, в котором Артём был пару раз, спрашивал, где любил тусоваться Артём. Даже успели вскользь коснуться девушек. Дима хвастался, что живёт со студенткой юрфака, и они готовятся к свадьбе. Артём в ответ поджал губы: с Леркой они уже три месяца общались по сети из-за каких-то её вечных проблем.

Через час принесли завтрак. Постучали в дверь и протянули Артёму и Диме по железной миске и кружке (такие у папы остались ещё со времени службы в армии) – овсянку и чай. Артём поставил завтрак на стол и честно попытался съесть. Дима только попробовал, и сразу поторопился выбросить всё, а потом завалиться на кровать.

– Я всхрапну, Артём? А то в обезьяннике ночевать пришлось, пока наркокопы соизволили снизойти часа в четыре.

– Мгм, – скривился Артём, пробуя водянистую густую овсянку.

Кашу всё-таки вывалил. Решил историю запить тёплым чаем. Он отдавал родной школьной столовой. Казалось, в воздухе уже витали запахи сосисок в тесте и пирожков. Не хватало только Фила, нахально змеем проскальзывающего между стоящими в очереди младшеклассниками и хватающего у них из-под носа остатки самой вкусной и свежей выпечки. Артём поморщился от травивших душу воспоминаний и перелистнул страницу. «Пора уже с Яниниными долгами разобраться. Хоть время появилось. Свет и воздух, блин!» – он честно пытался не падать духом, но получалось явно так себе.

До обеда он пролистал тетрадь и учебник от корки до корки, успел вернуться мыслями к ситуации и даже вздремнуть. Обед оказался холодным, но довольно-таки вкусным: Дима даже поел чуть-чуть, а потом завалился обратно на койку, прихватив учебник по географии, мол, картинки там красивые.

Артём тихо злился. Как можно было сохранять оптимизм и хорошее настроение, когда ты, чёрт возьми, в тесной, сырой, серой, мрачной комнатушке один на один с собственными тараканами, которые в полумраке особенно активизировались! Дима сохранял. Словно был уверен в своей неприкосновенности и успешности. Словно с минуты на минуту его должны были выпустить.

Когда Артём всё-таки не выдержал и одёрнул чрезмерно счастливого сокамерника, тот не разозлился и даже не обиделся – лишь сильнее рассмеялся и ответил:

– Всё равно больше трёх дней не продержат. А у меня встреча одна не самая приятная с бывшей должна состояться. Ну ты понимаешь, да.

– А если больше…

– Права не имеют.

– А если…

– Дело тоже не заведут: у них таких, как я… – Дима присвистнул. – Ну кто этим не балуется, в конце концов.

– Ну… Я, например. – Вздохнул Артём, захлопывая учебник. – Нафига мне эта морока?

– Да это ж прикольно. Когда без особых приходов. Просто вкусное курение.

Артём недоумённо передёрнул плечами. Дверь скрежетнула, приоткрываясь. Крупная фигура дежурного пробасила:

– Родионов Артём Александрович – на выход.

Дима скривился и на прощание показал ему ободряюще сжатый кулак. Артём выполз наружу. Наручники, жёлтый свет, сильные руки конвоира – он ничего не сделал, а вели его, совершенно как в кино, грубо, больно разведя руки. Металл наручников впивался под кожу, вновь разжигая саднящую боль на запястьях.

– Куда меня? – поинтересовался Артём, когда его вывели в коридор.

Здесь пахло дешёвым кофе, зимним воздухом и палаточной выпечкой, от которой желудок страдальчески свернулся и заурчал. Очень хотелось есть.

– Меньше знаешь – крепче спишь, – хмыкнул конвойный. А потом оценивающе цыкнул: – Да ты не прост, парень.

Они петляли по коридорам, почти не сталкиваясь ни с кем. Поворот, прямо, поворот налево. Артём оказался перед серой бронированной дверью с большими буквами на белой табличке: «ДОПРОСНАЯ». «Кто бы сомневался…» – выдохнул Артём, ныряя в полумрак помещения. В голове уже крутились сотни вариантов, как отказаться от дачи ложных показаний, как соврать, что с Филом они просто приятели – идеи, конечно, едва ли рабочие, однако попробовать можно было.

– Жди.

Его впихнули в тёмную комнату и заперли дверь. Даже наручники не соизволили снять. Артём поморщился и часто-часто заморгал, пытаясь привыкнуть к темноте и разглядеть в ней хоть что-нибудь.

– Ну привет, рыцарь!

Артём вздрогнул, когда тонкий девичий шепоток коснулся его слуха за спиной. А потом бряцнули наручники, и руки оказались свободны. Ненадолго. Тут же шершавые маленькие пальчики с длинными ногтями прошагали от сгиба локтя к запястью, очертили ссадины, заставляя содрогнуться от холодных мурашек.

В первое мгновение Артём подумал, что это Варя: у её отца была вся власть города, Олег Николаевич вполне мог устроить им встречу. Но Варя никогда не носила длинных ногтей. «Кто тогда?» – Артём нахмурился.

– Ну… Ты меня не узнаёшь? – кто-то скуксился за спиной, и щёлкнул выключатель.

Длинные голубоватые лампы с характерным глухим потрескиванием вспыхнули под потолком, больно резанув лучами по глазам, уже привыкшим к полумраку. Пока Артём привыкал к свету, его затянули в собственнический поцелуй. Эти губы, суховатые, горчащие мятой, целующие взасос, он знал отлично.

– Лерка? – разорвал он поцелуй, плавно отодвигая девушку от себя и выпрямляясь.

Лерка была полтора метра ростом, худенькая, светловолосая, с широко распахнутыми изумрудно-зелёными глазами, обрамлёнными кукольными ресницами. И сейчас она смотрела на него, задрав голову и недовольно скрестив руки на груди.

– Ты не соскучился, да.

Артём крякнул. Пожалуй, тоска по девушке, которая не особенно стремилась к встречам, – это последнее чувство, посещавшее его тут. Артём улыбнулся и мотнул головой:

– Да нет. Чего ты. Просто не ожидал, что ты любишь театральные эффекты и экстремальные места для свиданий.

Лерка осклабилась, теребя аккуратный локон боб-каре. Артём скользнул взглядом по допросной: такая же серая, как камера, с желтоватыми разводами на потолке, очевидно, после потопа. Модное зеркальное стекло, за которым, наверняка, ведётся запись; камера в правом углу и над его головой. Стол и пара стульев, все ввинченные в голый бетон. «Весёленький интерьерчик», – Артём помассировал затёкшие запястья и засунул руки в карманы трико. Взгляд вернулся к Лерке в жёлтом пуховике с белым мехом, в бирюзовом свитере и заснеженных сапожках.

Артём, наверное, должен был обрадоваться, что к нему пришла девушка, в которую он когда-то влюбился. Но ощутил лишь слабо дрогнувшее ликование: о нём не забыли.

– Артём, – Лерка, очевидно, устав ждать от него телодвижений, прильнула к его груди. – Я так испугалась. Мне когда Витька написал, что тебя арестовали, я прям та-ак испугалась. Я так и знала, что тебя этот придурок Шаховской втянет во что-нибудь. Он такой же, как его отец. Только о себе и думает, тех, кто ему помогает, не ценит. Артём, что случилось? С тобой всё хорошо?

Она выдала эти фразы пулемётной очередью, и половина из этого осталась в сознании одними лишь ощущениями, притом не самыми приятными. Артём качнул головой, отгоняя сомнения и царапающуюся в подсознании теорию заговора, и осторожно погладил Лерку по голове. Волосы, блестящие, мягкие, пересыпались под его пальцами благородной платиной, она шумно сопела, твердя что-то ещё, а Артём отстранённо улыбался, разглядывая своё размытое отражение в бронированном стекле.

Выглядел он непредставительно. В коричневой футболке с пумой, чёрных спортивных штанах, взъерошенный, замученный и с этой глупой улыбкой не то блаженного, не то юродивого. «Н-да уж… А это один день!» – Артём озадаченно взъерошил волосы на затылке. Лерка стукнула его кулачком в грудь:

– Ты меня не слушаешь! Тёма!

– Я Артём, – исправление вырвалось на автомате.

«Тёмой» Артём себя ощущал только с двумя людьми: мамой, для которой он всегда останется маленьким сыночком Тёмочкой, Тёмушкой и Тёмой, и Варькой, которую считал почти что сестрой.

– Да ты достал уже с этим. Мэрская подружка твоя, значит, может тебя звать «Тёма», а девушка – нет?

Лерка вырвалась из его объятий и, сердито скинула пуховик на спинку стула. Артём озадаченно проследил за ней. Лерка, как туго сжатая пружина, двигалась нервно и дёргано, отстукивая толстыми каблуками ботильонов прямо по слуху Артёма.

– Ты сейчас серьёзно?

– Абсолютно, – Лерка крутанулась на каблуках и передёрнула плечами. – К тебе пришла любимая девушка поддержать тебя, а ты при ней вспоминаешь свою мэрскую подружку, которая, упс, почему-то о тебе даже не подумала! А её папа ведь мэ-эр…

Артём рвано вздохнул и скривился, словно не в силах вздохнуть. Слова Лерки больно царапнули душу. Он так много думал сегодня о друзьях, а думали ли о нём они? Или Фил наконец признался Варьке в чувствах по его совету, и они счастливо целовались где-нибудь под фонарём, совершенно забыв о том, что Артём в тюрьме.

– А ты как тут оказалась? – Артём широкими шагами дошёл до стула и бухнулся за него, задумчиво перебирая пальцами по столу, как по клавишам пианино. Из головы всё не шла эта дурацкая музыка родом из детства.

– Просто иногда надо очень-очень-очень хорошо попросить, – Лерка подошла со спины, Артём с трудом скинул напряжение, сковывающее ледяными обручами и поднял голову.

Пальцы продолжали настукивать назойливый ритм, а Лера поглаживала его по голове, нахваливая не то себя и своё желание увидеться с ним, не то папочку, который всё так здорово и ловко провернул и даже денег не пожалел на свидание с Артёмом. На слове «деньги» в сознании вдруг на максимум включилась мелодийка, совершенно не подходящая ни по темпу, ни по настроению под этот день, но настойчиво соскальзывавшая с пальцев.

«Парарарурам-парарарурам-парара-рару-рару-рару-рару-рам… – пальцы остановились. – И как же там дальше, а?»

Артём пошёл с начала. Тарабанил и тарабанил, вновь и вновь, каждый раз врезаясь в это пискляво звенящее «рам». На четвёртый раз несчастное «рам» обратилось в грохот. Лера взгромоздилась на стол, видимо, считая, что так Артём её точно услышит. Решительный хлопок холодной ладони обжёг кожу, и постукивание прекратилось. Артём поднял глаза, улыбнулся и на всякий случай кивнул.

– Почему ты меня не слушаешь? – ногти больно впились в ещё не зажившую ладонь, кажется, с какой-то костяшки даже содрали корочку.

Кожа под ногтями девушки запульсировала. Артём с силой сцепил зубы – аж в ушах загудело. Плавно вытащить руку из плена не получилось: Лера держала крепко и яростно. Артём постарался расслабиться и устало взглянул на девушку.

– Лер, я спал здесь. Вот просто на секундочку. Я спал среди зимы в этом помещении, где батареи еле-еле работают, матрасы – это две тряпочки. А ещё на меня повесили обвинение. Я должен сейчас активно слушать про твоего отца?

«Особенно когда мой даже слушать меня не стал!»

Лера замолчала, отводя взгляд за стекло и нерешительно дёргая мочку уха. Артём приподнял бровь и оглядел её. Обычно мало кто мог с первого раза угадать в Зиминых родных брата и сестру. Они были совершенно не похожи. Виктор был крепко сложенным (хотя и не Аполлоном, конечно), консервативным, каким-то квадратным, но при этом удивительно гибким и хитровымудренным. Лерка была низкой, всего-то полтора метра, худенькой и крайне ветреной. Раз в полгода она стабильно меняла цвет волос. За год, что она встречалась с Артёмом, она успела сменить сиренево-седой на чёрный, а вот теперь за то время, что они не виделись, перекрасилась в золотистый. Она казалась лёгкой, как пушинка, но на деле тиранилахуже Виктора. И Артём всегда ломал голову, бабушкино это воспитание или уже отцовское.

Кожа под ногтями девушки запульсировала. Артём с силой сцепил зубы – аж в ушах загудело. Плавно вытащить руку из плена не получилось: Лера держала крепко и яростно. Артём постарался расслабиться и устало взглянул на девушку.

– Лер, я спал здесь. Вот просто на секундочку. Я спал среди зимы в этом помещении, где батареи еле-еле работают, матрасы – это две тряпочки. А ещё на меня повесили обвинение. Я должен сейчас активно слушать про твоего отца?

«Особенно когда мой даже слушать меня не стал!»

Лера замолчала, отводя взгляд за стекло и нерешительно дёргая мочку уха. Артём приподнял бровь и оглядел её. Обычно мало кто мог с первого раза угадать в Зиминых родных брата и сестру. Они были совершенно не похожи. Виктор был крепко сложенным (хотя и не Аполлоном, конечно), консервативным, каким-то квадратным, но при этом удивительно гибким и хитровымудренным. Лерка была низкой, всего-то полтора метра, худенькой и крайне ветреной. Раз в полгода она стабильно меняла цвет волос. За год, что она встречалась с Артёмом, она успела сменить сиренево-седой на чёрный, а вот теперь за то время, что они не виделись, перекрасилась в золотистый. Она казалась лёгкой, как пушинка, но на деле тиранила хуже Виктора. И Артём всегда ломал голову, бабушкино это воспитание или уже отцовское.

***

декабрь 2017

Зимины казались совершенно разными, как воздух и земля, но стоило пообщаться с ними поближе, как все сомнения отпадали: семья. Их острые языки искусно вскрывали больные места (Виктор, конечно, со словами обращался куда изящнее сестры), их жесты всегда были полны твёрдости и уверенности в своих силах (Артём всегда с завистью смотрел на Виктора, который импровизировал на уроках с абсолютно уверенным лицом и получал «отлично»), их взгляды могли приземлить или согреть (Лерка обычно согревала, но сегодня как-то старательно вбивала в землю, так что лучше б и не приходила).

– Это важно для тебя, – наконец ответила Лера и задумчиво пошоркала большим пальцем мозоль на ладони. – Ты… Ты можешь сказать, в чём тебя обвиняют?

Артём пожал плечами: эти нюансы уголовного процесса ему не были известны. Может, он имеет право сказать, в чём его обвиняют. А может, за это ему прилетит ещё пара подзатыльников от Светлакова. «Одним больше, одним меньше – какая разница», – подавив зевок, Артём устало повёл бровью и в двух словах пересказал ей вчерашний день. По мере того, как он говорил, нервный смех придушивал его сильнее и сильнее. Он как будто кино рассказывал или книжку какую – ну не могло быть такого в жизни!

– А отпустить тебя могут? Или… Посадят? – Лера активно двигала тёмными бровями, но, как ни старался Артём, в её глазах не мог различить тёплых искр живой тревоги.

– Сядем усе, – в грустном смешке на волю вырвались нервы и недоверие к происходящему.

– Прекрати паясничать. Ты этому у Шаховского научился!

Камнем застыли мышцы. Резким взмахом Артём выдрал руку из-под Леркиной ладони и, сощурившись, вложил во взгляд всё презрение и пафос, на которые был способен сейчас:

– Я уже большой мальчик, чтобы у кого-то чему-то учиться. А вот ты, похоже, слегка попутала. Я уже говорил тебе, что Фил мой друг и пренебрежительного отношения к нему я не потерплю.

Лерка фыркнула. Артём скрипнул зубами:

– Собственно, из-за дружбы и не выпустят меня.

– Да подпиши! – Лерка едва не кувыркнулась со стола с этой фразы и змеёй принялась виться подле его стула.

Касалась его ладонями, целовала в щёки, нос и губы. Поцелуи были сухими, шершавыми, небрежно грубыми, словно наждачкой по коже. Артём вновь погрузился в себя. Он буквально ощутил, как проваливается в какое-то прохладное вязкое пространство, и слышит лишь один звук. Их с мамой любимую мелодию, которую они как-то даже сыграли в четыре руки.

– Артём! Шаховской один. Тем более, это же не твоего Фила ненаглядного касается.

«Парарарурам-парарарурам…»

– Ну что я опять не так делаю! Разве я не права?

«Парара-рару-рару-рару-рару…»

– В конце концов, это не совсем и неправда. Шаховской-старший знаешь, что вытворял в девяностые?

«Рам»

– Ну и где твой Фил?! Сидит дома – пузо греет! Я знаю! Мне Виктор сказал. А я тут, с тобой. Ну тебе на себя плевать, ради меня хотя бы. Или я для тебя ничего не значу?

Лерка вопила слишком громко, сбивая музыку, бодрую, уютную, как солнечный летний день и блики на воде. Артём плавно оттолкнул её. Кажется, вспомнил. «Прам-пара-прам-пара-прам-пара-рарурару».

– Выбирай! Или я, или Шаховской.

«Рам!»

Артём пришёл в себя и помассировал переносицу. Лерка стояла перед ним, уже сдёрнув со спинки стула пуховик, и сердито раздувала ноздри, кажется, требуя ответа. Как секунду назад требовала подписать кляузу на Шаховского-старшего. Она тогда говорила что-то ещё, но пустословие её пролетело мимо сознания. Артём недоверчиво мотнул головой. Замер на вдохе: голова показалась чугунной, готовой разорваться гранатой.

– Блин, Лер, ты серьёзно? – плечи дрогнули от нервной усмешки. – Я думал, такое только в сериалах бывает.

– Я серьёзна, как никогда, Тём. Подумай, кто тебе важнее. Друг, который даже не попытался узнать, как ты. Или я.

«А что ты сделала?» – вдруг всплыл в сознании вопрос. Артём посмотрел на Лерку, и невольно скривился. Она закатила целый скандал, пытаясь доказать, как она значима, как она его обожает и что готова, аки декабристка, за ним в Сибирь. И при этом смотрела на него абсолютно пустыми болотными глазами. Она ни разу не спросила, каково ему тут.

Ей как будто было плевать.

– Фил, – выдохнул Артём, отворачиваясь от Лерки.

Она сдавленно вскрикнула, туго сглотнула и, кажется, даже всхлипнула. А потом за ней громыхнула дверь.

В камеру Артём возвращался, как в тумане. Не видя дороги и мало что понимая. Просто вновь и вновь прокручивал это свидание с Леркой и думал, что лучше бы она вообще не приходила, чем так. Даже попытки Димы расшевелить его не увенчались успехом. Дима балагурил, рассказывал какие-то тюремные байки, даже за ужином пытался сочинить какой-нибудь креативный тост за их с Артёмом знакомство. Артём даже не помнил его.

На душе стало тошно. Мысли то и дело возвращались к Лерке: когда она пришла и поцеловала его – внутри него всколыхнулась слабая радость, которая тут же потонула в усталости. Быть может, он всё-таки погорячился с ответом? У Фила и Вари ведь, в самом деле, родители были влиятельнее, чем у Лерки. Но они не пришли, а она пришла.

Чтобы сказать, что они расстаются.

Артёма не покидало ощущение чего-то упущенного, как дуновение ветра. Он забрался на верхнюю койку и, закинув руки за голову, принялся анализировать все прошедшие дни, начиная с приглашения Ильи. Только сознание почему-то подбросило воспоминание годичной давности.

***

декабрь 2017

Артём косился то на часы, то по сторонам. Он назначил Муромцеву встречу здесь ровно в полпятого. Время неумолимо приближалось к пяти минутам шестого, а Илья всё ещё не соизволил появиться. Артём слегка продрог. Пальцы рук уже не сгибались: перчатки оставил дома, впопыхах собираясь. Как оказалось, торопиться не стоило. «Ну конечно, начальство ведь у нас задерживается, а не опаздывает!» – Артём засунул руки подмышки и сердито оглянулся.

– Привет, прости, задержался! – Илья вырос перед ним как из-под земли.

Причёсанный, в перчатках и чёрном пальто.

– П-привет, – кивнул Артём, стряхивая оцепенение. – Ну что, поговорим про Леру.

– М-м-м, как насчёт кафе? Лучше, чем на улице, что скажешь?

Артём через плечо покосился на вывеску кофейни и с трудом подавил страдальческий вой: в этом месяце он все карманные потратил на ремонт ноута. А из денег на квартиру и еду брать не собирался. Вот и ходил впроголодь. Пришлось решительно отказаться, хотя тело отчаянно просило кофе. Даже больше, чем душа. Илья беззлобно осклабился и шутливо ткнул Артёма кулаком в грудь:

– Да ладно тебе, Родионов. Это ж просто кофе.

Но потом, словно испугавшись, спрятал руки в карманы и требовательно выгнул бровь. Артём многозначительно глянул на Илью сверху вниз и неопределённо пожал плечами:

– Ладно, как хочешь.

Артём не понял, как Илья уломал его принять чашку кофе в качестве угощения. Просто через пятнадцать минут с удовольствием прихлёбывал свой любимый американо, постепенно начиная чувствовать собственное тело. Илья помешал латте трубочкой и неуверенно начал:

– Давай начистоту, Родионов. – Артём пожал плечами. – Я к Лерке не приставал. Она вообще не мой типаж, если уж на то пошло. Ни по части лица, ни по части… Короче, не то.

– А она сочиняет, да? – сдержанно кашлянул Артём. – Её за руки никто не хватает, по жопе никто не шлёпает.

– Не я. За остальную придурь я не в ответе.

– Не-ет, Илья. Ты вот как раз в ответе, – Артём постучал указательным пальцем по столу. – Ты в школе и неофициальная, и официальная власть. Понимаешь? И если что-то происходит – ты за это в ответе. Я тебе сейчас как командир класса говорю. Если кто-то что-то вытворяет в школе или в школьной компании, я об этом знаю и могу за это ответить. А ты?

– Молодец, Артём, – фыркнул Илья, пятернёй причёсывая волосы. – Я тоже. Но твоя Лерка, кстати, тоже не ангел. Змеистая она. Неприятная. Всё крутится что-то, нюхает, узнаёт. В первую же неделю пыталась в банду вступить и даже взнос где-то надыбала первоначальный.

Артём постарался не выдать удивления. Хотя вопросов, которые следовало задать девушке, стало больше. Сделав вид, что всё под контролем, он спокойно ответил, что она пыталась таким образом защитить себя от любых неприятностей в новой школе: всё-таки, наверное, приятно приходить в коллектив и чувствовать свою силу. А не прятаться по углам. Илья отвернулся к окну, словно обдумывая слова Артёма.

Но по всему было видно, что есть что-то ещё, что у Муромцева ещё не кончились ядовитые словечки, что не кончились претензии. При этом, впрочем, он был удивительно спокоен и настроен на диалог.

– Что-то ещё?

– Да. Родионов. Ты мне не противен как человек. Ты адекватнее и уравновешенней Шаховского. Пойми меня сейчас правильно, ага? Я просто хочу, чтобы ты был в курсе. Лерка твоя пыталась на меня вешаться. И ещё на пару пацанов из банды. Не знаю, чем это кончилось. Просто я не удивлюсь, если у неё, кроме тебя, ещё трое. Ну, для широты выбора. Или один для души, второй для защиты, третий для постели…

Ложечка грохнула об пол. Артём глубоко вдохнул, поднимая её и отсчитывая до восьми. Не хватало ещё сейчас подраться. Илья смотрел с высокомерной полуухмылочкой, об которую так хотелось почесать кулак. Артём сдержался.

– Зачем ты мне сейчас это говоришь? – вопрос получился пропитанным злобной вибрацией.

– Чтобы ты был в курсе, – Илья пожал плечами. – Как девчонка твоя Лера мне вообще параллельна. Если я к ней и приставал, то исключительно как к новому человеку. Мне надо было знать, что она, кто она. Будет тусить. С кем. Ты сам сказал: я же глава.

– Посмотрел? – рыкнул Артём, отставляя пустую кружку из-под кофе. – Свободен. Чтобы я от Леры о тебе больше не слышал.

– Посмотрел, – спокойно кивнул Илья и вдруг скривился: – Мне показалось, что она непростая. С двойным дном как будто. С виду милая, но есть в ней что-то… Она чего-то хочет. От всех. Странно, что ты не понял.

***

«Фил бы не поверил, – усмехнулся Артём. – Я согласен с Муромцевым! Да ладно! Снег точно пойдёт! Лера действительно с двойным дном оказалась. Блин! Мне ж Виктор даже намекал, а я… Правду говорят: влюблённые глухи, слепы и туповаты». Тихий смех рвался из груди вместе с покалывающим жжением в носу. Пальцы теребили переносицу, растирали глаза, хлопали по щекам, приглаживали истрепавшийся пластырь, а грудь сдавливали короткие спазмы.

– Эй, студент, ты чего там? – зашипел Дима, и Артём подавился смешком. – Может, уже мастера вызывать тебе крышу чинить?

– Не надо, – откашлявшись, выдохнул Артём.

– О! Заговорил! Я думал, ты совсем того. Что: допрашивали?

– Хуже.

– Били?

Артём отрицательно мотнул головой и цыкнул:

– Девушка приходила.

– Ооо… А почему «хуже»?

– Потому что приходила, чтобы сказать, что мы расстаёмся.

Эта фраза слетела так просто и буднично, словно и не было ничего, кроме очарования симпатичной внешностью и импульсивность Лерки. Дима сочувственно промолчал. В тишине было слышно, как набирается вода в санузле.

– М, а почему расстались, если не секрет? – через некоторое время всё-таки полюбопытствовал Дима.

– Скажи, между девушкой и другом кого надо выбирать?

– Между девушкой и другом… Девушку. – Дима пожал плечами и затараторил, когда Артём страдальчески простонал. – Ну что поделать: такая жизнь, студент. Друзья они на века, а девушек надо ловить.

– Вот поэтому и расстались, – глубоко вздохнул Артём. – А я даже не уверен, что другу это было надо. Дай покурить, а.

– Ты ж не куришь, – фыркнул Дима. – Да и ночь уже.

– Точно…

Артём, не меняя позы, устало закрыл глаза.

Оставалось пережить два дня неизвестности.

Глава 11

Варя призналась. Маме – что стала девушкой Фила, на что в ответ получила многозначительное многоточие, а потом шокированный смайлик. Папе – что по собственной детской самоуверенности ввязалась в неприятную историю и теперь без него едва ли справится, и наконец-таки обрела покой даже после вчерашнего суматошного дня. Себе – что с Тёмой всё будет хорошо, что Илья не виноват. И что она любит Фила.

Именно поэтому они сейчас сидели в пустом кафетерии рядом с кинозалом, сами стены которого словно были пропитаны сладкими ароматами карамельного попкорна и колы, и безудержно болтали обо всём на свете, кажется. Фил широко улыбался, смущённо смеялся то над собственными кривляниями, то над Вариными нелепыми фразами, а ей было совсем не обидно. Внутри всё парило и рвалось из груди безудержным теплом и глуповатыми смешками.

Пожалуй, решение вместо киносеанса остаться в кафетерии, посидеть за попкорном и коктейлями было воистину лучшим. Они двадцать минут не могли прийти к соглашению, на какой сеанс идти. Фил настаивал на ужастике, словно бы ему в реальной жизни не хватало кошмаров: задержание Артёма, наркоман, наркотики и полиция. Варя предлагала мультфильм как самый нейтральный и спокойный вид киноискусства. Фил скептически смотрел на неё.

Спор разжигать не хотелось, как, впрочем, и смотреть ужастик. Варя в шутку предложила посидеть в кафетерии: они ведь всё равно пришли поесть, попить и поболтать, а не за фильмом. А Фил неожиданно согласился.

Мигнул телефон, оповещая о сообщении: Машка потеряла подругу. Варя, не отводя взгляд от Фила и монотонно кивая на его оживлённый рассказ о музыкальной школе (кто бы мог подумать: Фил и скрипка!), набрала ответ, что её сегодня можно не ждать. Заблокировав телефон, подалась вперёд и не удержалась:

– То есть ты прям играть умеешь?

– Нет! – Фил мотнул головой. – Типа. Уже нет. Это Артемон у нас музыкант.

– А сможешь сыграть?

– Нет. Варь, ну я уже всё забыл. Это ж сколько лет назад было! – Фил прищурил один глаз, очевидно, подсчитывая годы, кивнул: – Лет пять.

Варя удивлённо выдохнула и, откинув две косички на спину, тихонько усмехнулась. Не верилось, что с Филом они знакомы всего ничего: полтора года. Ей почему-то казалось, что они знают друг друга целую вечность. От этого ощущения, наивно-глуповатого, больше похожего на размышления героинь мелодрам, становилось стыдно, неловко и смешно. «Осталось ещё в соулмейтов поверить и карму», – фыркнула Варя в сторону и из-под ресниц взглянула на парня. Он взял паузу и теперь тихо потягивал коктейль, задумчиво постукивая подушечками пальцев по экрану умных часов.

Фил был сам не свой: едва Варя на ступенях кинотеатра встретилась с его глазами, в которых словно бы клубилась буря, как тут же ощутила неприятную необоснованную тяжесть на сердце. Как будто кто-то с садистским удовольствием мял его, как игрушку-антистресс. Фил был натянут до предела, как пружина, вот-вот готовая выскочить из механизма. Держался. Его что-то тяготило, но все Варины попытки в процессе диалога вывести парня на откровения были тщетны. Фил отшучивался или вовсе отвечал вопросом на вопрос.

– А что ты ещё умеешь? Ну там… Вышивать и на машинке тоже… – протянула Варя, вырисовывая на красной столешнице пальцем цветок.

Мотнула головой, чувствуя трепетный жар, подымающийся к горлу. «Ну и ерунду я сморозила, конечно!» – Варя подняла взгляд на Фила. Он словно и не слышал её слов. Задумчиво смотрел на что-то в экране часов и только после третьей Вариной попытки привлечь внимание откликнулся. Потерев уже еле заметный синяк на скуле, он вяло улыбнулся.

– Что там? – поинтересовалась Варя, пытаясь разглядеть через стол экран часов.

– Да, – Фил небрежно поморщился и смахнул что-то с экрана. – Родаки. Нинка, оу, пардон, Янина Сергевна, уже настучала, что меня нет в школе. Дома мне устроят… В общем, забей.

Варя недоумённо вскинула бровь и с трудом сдержала недоверчивую ухмылку: это звучало чрезвычайно абсурдно. В конце концов, они ведь не пятиклассники, чтобы классная руководительница жаловалась родителям на их пропуски. Конечно, отношения Янины Сергеевны и Фила были не безоблачными. Да что уж греха таить, Фил был совершенно неуправляем, но Варя не могла вспомнить дня, когда он прогуливал просто так, потому что ему захотелось: пропуски школы почти всегда были связаны или с семейными разборками, или с внешними факторами. По крайней мере, так говорил Артём. «А сегодня из-за меня прогулял. У него и так отношения с семьёй не сахар, а сейчас ещё хуже будут», – Варя потупила взгляд и нервно покусала губу.

– Варь, ты чего загрузилась? Из-за Нинки, что ли? – хохотнул Фил, но, столкнувшись с виноватым взглядом Вари, поперхнулся воздухом. – Ты серьёзно? Пра-ав был Артемон: у тебя бесценный талант раздувать из мухи слона. Не парься.

– Но это ж из-за меня…

– Ещё чего! Они сами. Виноваты. – Фил осклабился и взъерошил пятернёй волосы. – Я им пытался сказать, про Артёма, про тебя – бесполезно. Меня как будто… Нет! Ну или я настолько мало значу, что… – между тёмными бровями пролегла глубокая складка не то гнева, не то разочарования; Фил помолчал и не стал заканчивать мысль. – Счастливая ты, Варь.

– Почему это? – склонив голову к плечу, выдохнула Варя.

– Тебе отец твой обещал помочь. Хотя, честно сказать, я вчера, когда его увидел – испугался знатно. У него взгляд такой, как будто он не только моё настоящее знает, но и прошлое, и, блин, будущее!

Варя нервно хихикнула и многозначительно повела бровями: она не удивилась, если папа угадал, что Фил – её парень, но снова предоставил ей возможность самой распоряжаться жизнью и информацией. А вот Фил её оптимизма не разделил и посетовал, что боится представить, какое будущее нарисовал ему Олег Николаевич. Варя шутливо отмахнулась от Фила, который продолжал хвалить её семью так, что можно было действительно уверовать в идеальность Ветровых.

– А мама у тебя – так вообще огонь! Всегда рада нам, шутить умеет, тебя подкалывает, – Фил окинул Варю каким-то мечтательным взглядом с головы до ног и широко улыбнулся. – Хотя, наверное, всё правильно. Ты ж Варя. А я…

Фил многозначительно крякнул, словно проглатывая ругательство. Варя заметила, как шевельнулись его губы в какой-то неуверенной шутке, прозвучавшей только для него, и нахмурилась. Кажется, наконец-то нашлась червоточинка, из которой во все стороны расползались неуверенность и угрюмость Фила. «Господи, ну это же родители! Так ведь быть не может… Не должно», – Варя с грохотом выползла из-за стола и бухнулась на стул рядом с Филом, мизинцем скользнув по ребру его ладони.

– Я никогда не была простым ребёнком. Всегда приносила кучу проблем.

Фил фыркнул и обернулся. Они столкнулись почти нос к носу и внимательно рассматривали друг друга, как в первый раз. Варя рассмотрела тонкую линию шрама на скуле, нервное покусывание щеки изнутри, светлые пряди, неопрятно упавшие на лоб, и остановилась на глазах. В его зрачках можно было рассмотреть своё отражение и отблески окна за спиной. Фил тоже внимательно рассматривал её с какой-то недоверчивой усмешкой, а потом приподнял бровь:

– Ты и проблемы? Какие?

– Ну, – неопределённо приподняла брови Варя, – что-то вроде этих…

Беззвучно хохотнула, вспомнив вчерашние нравоучения отца, Фил рассмеялся вслед за ней. Варя сжала его руку и осторожно погладила, шепнув:

– Ты самый классный, Фил.

Стало легче. Варя больше не чувствовала тупой боли под сердцем и сырого холода, заставляющего хмуриться, морщиться и погружаться в себя.

– Понял, принял, – он искренне улыбнулся, обнажив зубы, – сорян, что вывалил на тебя это. Тебе, кстати, мама звонит. Второй раз уже.

– И ты молчал! – Варя укоризненно шлёпнула его по груди и стащила со стола вибрирующий телефон.

– Вообще-то я хотел…

Варя цыкнула на него, поднимая трубку и нервно одёргивая пудровый свитер. Мама обошлась без привычных прелюдий и выстрелила прям сходу (Варя даже поздороваться не успела):

– Варя, что у вас там происходит? Мне на неделю уехать нельзя?

Варя тяжело вздохнула и поднялась из-за стола. От этих вопросов веяло бессильным гневом и клокочущим волнением, которые предвещали долгий и тяжёлый диалог. Варя подозревала, что касаться он будет Артёма и её честности как порядочной дочери: не зря же мама вчера так настойчиво выспрашивала, что с Тёмкой. Поправив свитер, Варя поползла из-за стола в сторону коридора, но Фил притормозил её за запястье и выразительно приподнял брови. Варя, поджав губы, наморщилась и качнула головой.

– Тебе повторить? – Фил очертил пальцем почти закончившийся попкорн и молочные коктейли.

– Только коктейль, – шепнула Варя и тут же услышала укоризненный мамин выдох. – Да, я… С чего ты взяла, что что-то случилось?

Мама принялась рассказывать про Лену и изрядно выпившего дядю Сашу Родионова, вчера звонившего им в самый разгар работы над бюджетом проекта. Варя тихо шагнула в коридор. За стойкой сидела администратор и играла в телефон, из приоткрытой двери кинозала доносились людские крики, выстрелы и динамичная музыка – похоже, шёл боевик. Варя нервно качнулась на пятках и подошла к подоконнику с большим фикусом. «Интересно, почему в офисах всегда ставят их?» – потёрла пыльный лист и поморщилась. Мысли торопливо расползались во все стороны, как тараканы, не желая выстраиваться в упорядоченное чередование слов, способных убедить маму, что с Артёмом всё хорошо.

Варя слушала. Мама нервно вздыхала в негодовании, прикрикивала на тётю Лену, видимо, искавшую не то валерьянку, не то коньяк, и даже корила себя, что не доглядела за мальчишками.

– За такими уследишь… – вполголоса выдохнула Варя. – Так что вам дядь Саша сказал?

– Что Тёмка в тюрьме, он не знает, где искать адвоката. Просил меня помочь!

– Ад… – Варя споткнулась. Она считала, что адвокаты были необходимы только в случае, если на человека уже заведено дело. Стена, к которой небрежно прислонилась Варя, вдруг обожгла холодом. – Ч-что? Адвокат? Как?..

– Ты у меня спрашиваешь?

– Да нет, – Варя обхватила ладонью лоб и неуверенно опустилась на кожаный диванчик. – Просто… Адвокат нужен, ведь когда дело уже всё.

Варя беззвучно глубоко втянула воздух и запрокинула голову. Зеркальный потолок разбивал её на множество осколков. Варя накрыла ладонью лоб и качнула головой:

– Мам, я не знаю. Приходили, да, Тёмку… Забрали.

– Про наркотики – правда?

«Дурацкое слово! Что такое вообще правда?» – Варе хотелось плакать и смеяться. Паника колыхалась у самого горла, грозя вот-вот задушить истерикой. Варя сделала три ровных вдоха и выдоха: в конце концов, отец Артёма ведь мог что-нибудь напутать, перестраховаться, заранее начать искать хорошего адвоката.

– Да, – вздохнула, а потом мотнула головой. – Нет. То есть я сама видела, но это не правда. Их подкинули.

– Варя, – вдруг шепнула мама ласково и тревожно, – с тобой всё в порядке? Ничего не случилось? Я вчера себе места не находила.

– Да, – тихо соврала Варя. – А почему вчера не спросила?

– Я спрашивала, вообще-то, – укоризненно цыкнула мама, – но у тебя в голове только одно: Фил такой сильный-красивый-мужественный. Какие уж там проблемы, да!

Варя смущённо посмотрела на носки зимних сапог. Чувства к Филу, оказавшиеся такими простыми и понятными, действительно выбивали из сознания все насущные проблемы, а заодно и землю из-под ног – Варе было хорошо, и она не думала о том, как это выглядит со стороны. Послушала маму и подумала, что до ужаса глупо и не по-дружески: Артём в КПЗ (Варя надеялась, что ещё не в СИЗО), а они тут с Филом. Мама сокрушалась, что билеты на самолёт домой только на субботу и что сейчас она никак не может выручить Тёму. А у него ведь целая жизнь рушилась: кто его возьмёт в МИД, куда он очень хотел, с погашенной судимостью, да ещё и по наркотикам.

– Папа поможет, – твёрдо вставила Варя.

По красноречивому маминому молчанию поняла: напрасно. Потому что в ту же секунду мамина интонация из нежно-встревоженной стала ядовито-колючей.

– Так он в курсе. Значит, у нас даже отец в курсе, который вечно занят своими работами и даже на пару сообщений жене времени выкроить не может, а мне знать не обязательно. Я-то думаю, почему он на мои сообщения не отвечает! Боится!.. – как Варя ни пыталась, маму перебить не получалось. – Нет, ну правильно, что ты хотя бы ему сказала. Но я думала, что мне ты доверяешь больше.

– Про Фила я только тебе сказала.

– Конечно, потому что, если бы ты папе сказала, то он бы непременно рассердился. Как я сейчас. И, главное, когда ты так убедительно врать научилась, а!

Мама не злилась и не ругалась – обиженно ворчала, оскорблённая тайнами. Варя отчасти понимала маму: сама не любила оказываться за бортом интересных событий. Поэтому рассыпалась в извинениях без сомнений. Но, подумав, добавила:

– Просто, мам, если б я сразу сказала, то ты бы сразу вернулась. А ты так ждала этого семинара!

«И всё контролировать бы начала поминутно. А мне, может, надо было попробовать самой порешать. Ну и что, что бесполезно», – мысленно добавила Варя.

– Спасибо за заботу, – мама выдохнула и усмехнулась. – Да уж, Варя. Я тебя дней пять не видела, а кажется, что пять лет.

– Я тоже соскучилась, – Варя улыбнулась. – Буду держать в курсе ситуации.

– С мальчиками.

Варя кивнула. Сбросила вызов и откинулась на спинку кресла, прикрывая глаза.

– Всё плохо? – Фил вышел из кафетерия с картонным стаканчиком коктейля и протянул Варе.

– Не знаю, – Варя растёрла ладонями лицо, а потом приняла коктейль. – Дядь Саша адвоката Тёмке ищет хорошего. Это значит, что плохо, да?

Фил мрачно пожал плечами. Варя задумчиво крутила между пальцев цветную трубочку и провожала взглядом спускавшиеся с сеанса этажом выше тёмные зимние пуховики. В кармане завибрировал телефон. На этот раз звонил папа. «Сговорились, что ли?» – усмехнулась Варя. Фил скрылся в кафетерии.

– Пап…

– Варя, собирайся, я через полчаса буду дома. Пообедаем и поедем к твоему узнику замка Иф. Я договорился.

Из горла вырвалось лишь невнятное озадаченное мычание. Оказывается, объяснить маме ситуацию с Артёмом было легко: сложнее объяснить папе, что она делает в киноцентре. Да ещё и не одна.

– Варя, – в голосе папы металлом звякнуло раздражение. – Тебе уже это не надо?

Очевидно, чтобы договориться о свидании с Артёмом, он потратил много времени и нервов. Варя выдохнула:

– Пап, я в кино. Подъедешь сюда?

– Я даже не спрашиваю, что ты там делаешь…

– И, – Варя оглянулась на Фила: поехать одна к Артёму она просто не имела права. – Я не одна.

– Теперь даже спрашивать не буду, – скрипнул зубами папа. – Понял. Через десять минут заберу. Вас.

– Спасибо, – пискнула Варя.

Папа отключился. Варя тихонько выдохнула и покачала головой: день, начинавшийся так лениво и размеренно, как обыкновенный выходной, вдруг закрутился под её ногами, превращаясь не то в американские горки, не то в лабиринт. Варя направилась к Филу, по пути написывая маме сообщение: кто-то ведь должен был смягчить папу, который и без знакомства с Филом был напряжённым.

Через десять минут они стояли на парковке у киноцентра. Фил торопливо докуривал сигарету, дёргаясь каждый раз, когда большая чёрная иномарка проезжала мимо, и уже пару раз порывался уйти. Варя закатывала глаза, сжимала его руку и говорила, что Тёмке нужны они оба. Это работало. Фил успокаивался и делал пару затяжек.

Варя издалека заметила папин автомобиль и дёрнула Фила. Тот торопливо выбросил сигарету и пригладил волосы. Варя усмехнулась, стараясь затоптать напряжение так же старательно, как Фил затаптывал в снегу окурок. Папа аккуратно припарковался прямо перед ними, и ребята невольно столкнулись с тяжёлым взглядом исподлобья, изучавшим их обоих. Папа смотрел на них через стекло с минуту, наверное, а потом усмехнулся краем губ и кивнул головой. Варя сжала руку Фила и запрыгнула на переднее сидение. Фил уместился сзади.

– Папа, это Фил. Друг Артёма. Я про него тебе рассказывала. – Варя обернулась к парню и счастливо улыбнулась. – Фил, а это мой папа! Олег Николаевич Ветров.

Папа развернулся и протянул Филу руку:

– Олег Николаевич.

– Фил, – неловко и как будто в смущении улыбнувшись краем губ, Фил пожал руку папе.

Варя облегчённо откинулась на спинку сидения и поправила шапку под внимательным папиным взглядом. По дороге к отделению они прослушали пошаговую инструкцию: от папы ни на шаг не отходить, полиции не дерзить, им дадут всего минут десять, в допросной, перед этим обыщут. О деле не говорить, но постараться узнать, почему на него не завели ещё дело и на каком основании держат. Варя обрадованно хохотнула и тут же зажала рот рукой: нервы уже не выдерживали.

В кабинете оперативников пришлось столкнуться с ещё одной проблемой: Светлаков категорически отказывался пускать ребят вдвоём. Он готов был отправить в допросную Варю, но только не Шаховского. Иванов хлопал дверьми туда-сюда, разнося бумаги и горький запах кофе и сигарет. Фил и Варя теснились у шкафа. Фил, засунув руки в карманы джинсов, буравил ненавидящим взглядом Светлакова; Варя, приоткрыв рот, оглядывала кабинет и старалась запомнить всё до мелочей. Всё выглядело так… Обычно. Совершенно не так, как в кино и её фантазиях. Столы, стены, бумаги, шкафы – всё такое же, как, например, в школьной бухгалтерии.

– Ну при всём уважении, Олег Николаевич, – всплеснул руками Светлаков. – В самом деле! Я не могу допустить, чтобы на свидание к задержанному прошли мало того, что не родственники, так ещё и вдвоём!

Папа кашлянул и кивнул, а внутри Вари всё сжалось. Взгляд наткнулся на экран часов Фила. Они стояли тут почти десять минут, а Светлаков всё ещё не готов был сдаться, заставляя Варю жалеть о решении позвать с собой Фила. «Ну, я же не знала, что всё так долго и сложно, – вздохнула, ущипнув себя за плечо. – Знала бы – одна бы пошла». Посмотрела на Фила и отрицательно мотнула головой: нет, не смогла бы. Не столько потому что парни были связаны потрясающей братской взаимовыручкой, а потому что сама с собой точно не справилась бы. Её уже с маминого звонка трясло мелкой дрожью, как в лихорадке. А что будет там, в допросной, когда она увидит Артёма? Разревётся? Упадёт в обморок? Рассмеётся? Завизжит? Сейчас казалось, что может случиться всё.

Чувства для Вари всегда были цунами, которое ничто не могло остановить: ни голос разума, ни физическая сила. Они просто накрывали с головой, топили, заставляли кружиться в водовороте и врезаться, совершая ошибки. Ей нужна была опора. Раньше она искала её в родителях, потом – в Артёме. А той самой опорой оказался Фил.

Варя удивилась, почему раньше не замечала, что только рядом с Филом, вспыльчивым, упрямым, но, однако, не лишённым рассудительности, ей становилось спокойнее.

– Александр Николаевич, смотрите сами. Геннадий Алексеевич вам звонил? – холодный твёрдый голос папы заставил Варю напрячься, Светлаков сдержанно кивнул. – Звонил. Просил исполнить мою просьбу? – не дождавшись кивка, папа сказал: – Просил. Вы что сказали?

– Ну, это не положено, Олег…

– Что вы ответили? – папа сделал шаг вперёд и поправил пиджак.

– Весь к вашим услугам, – буркнул Светлаков.

– Во-от… И что же теперь получается? Отказываетесь от своих же слов? Нехорошо, Александр Николаевич…

– Но речь шла только о девочке! И о вашей дочери! – отчаянно запротестовал Светлаков.

Варя перевела взгляд за окно. Небо медленно затягивали тонкие серые тучи. Папа тем временем цокнул и покачал головой, а потом заговорил тихо и вкрадчиво. И только Варя уловила в его тоне голоса нотки гнева. «Ох, чувствую, мне сегодня за мои загоны будет…» – вздохнула она, крепче обнимая себя за плечи.

– Александр Николаевич, когда вы пообещали выполнить небольшую просьбу, вы не знали её состава. Поторопились с ответом?

Светлаков покачал головой:

– У вас очень хорошая репутация. Вы бы не попросили ничего противозаконного. Да и разве могу я отказать Геннадию Алексеевичу и, тем более, вам! – папа усмехнулся краем губ и послал колючий взгляд в Варину сторону, она потупилась. А Светлаков продолжал: – Однако я никак не могу, поймите. Это же не проходной двор, в самом деле!

– А я слышал, что на свидание к арестованным могут приходить два человека! – наглая вставка Фила заставила Варю вздрогнуть и очнуться от оцепенения.

Пальцы скользнули на запястье парня и легонько ущипнули. Светлаков и папа одновременно недовольно посмотрели на Фила. Варя сквозь зубы приказала не лезть в разговор: как бы хуже не было. Фил, осознав, что зря встрял, неловко фыркнул и прикусил губу изнутри.

– Во-первых, Родионов задержан, – сдержанно процедил Светлаков, – во-вторых, Ша-хов-ской, попрошу вас не вмешиваться в диалог. В-третьих, – на этот раз капитан уже посмотрел на отца, – я выполню вашу просьбу. Время посещения – десять минут.

Варя нахмурилась, хотела было опротестовать решение, но папа спокойно кивнул:

– Мы и не рассчитывали на большее. Спасибо.

Варя в тихом отчаянии с силой сжала руку Фила. Десять минут – это короткая перемена. Варя не представляла, как они успеют обсудить всё за жалкие десять минут. Фил приподнял брови и усмехнулся, Варя неуверенно улыбнулась в ответ: в конце концов, это определённо лучше, чем ничего.

Их проинструктировали так же, как папа в машине; обоих обыскали в присутствии отца: Фила – Иванов со Светлаковым, Варю – две девушки-оперативницы. А потом проводили в допросную и попросили подождать минут пять, пока приведут Родионова. Когда глухо захлопнулась бронированная дверь, Варя с протяжным вздохом огляделась. Серые стены, блёклый свет, одинокий стол и пара стульев, замызганное стекло, разводы в углу и глаз камеры видеонаблюдения – от ощущения пристального наблюдения со всех сторон стало не по себе. «А на что надеялась? Это полиция! Здесь нет места тайнам у подозреваемого, – Варя мотнула головой. – Тёмка – и подозреваемый! Да ну! Бред. Бред!»

– Что так долго? – Варя встряхнула рукой, обнажая часы. Они стояли.

– Ещё и минуты не прошло, – Фил, оседлавший стул, лениво задрал рукав пуловера и коснулся дисплея умных часов.

– Почему тебе их разрешили оставить?

– По ним не позвонишь, доступа в сеть нет – просто прикольная побрякушка, показывающая статус.

Варя, скрестив руки на груди, прислонилась к стене. Кажется, каждый вздох и каждый шорох за наглухо закрытой дверью ей был слышим. Казалось, что она слышит шаги Артёма. И вместе с нетерпеливым желанием встречи в груди, в сознание закрадывалась растерянность: а что они ему скажут?

От стен так и веяло мраком и холодом, и Варя не могла себе представить, каково тут Артёму: во мраке, в таком рубленом минимализме, да ещё и совсем одному. «Надеюсь, он один в камере. А если не один…» – мысли метались из крайности в крайность, усиливая треволнение. Фил с обречённым вздохом поднялся со стула и встал рядом с Варей. Сначала молча стоял, привалившись к стене, а потом выдохнул:

– Ты дрожишь. Замёрзла?

– Нет, – зубы стукнули, как если бы она действительно замёрзла. – Фил, я боюсь.

– Во дела! Ты боишься встречи с Артасом? Нашим принцем смерти?

– Не смешно, – поджала губы Варя.

– Графом Монте-Кристо. Или узником замка Иф.

– Всё равно не смешно, – покачала головой Варя. – И это одно и то же.

– Ладно, согласен, – поднял ладони Фил, объявляя о капитуляции, – не место для шуток. Просто… Так легче. Знаешь, мне тоже как-то не по себе, что ли.

Варя устало повернула голову к Филу и мягко ткнулась лбом в его плечо. Он другой рукой осторожно подтянул её к себе в объятия. Варя прижалась к нему, тёплому, крепкому, напряжённому до невозможности, успокаивающе скользнула ладонью вдоль позвоночника. Вместе они непременно справятся, что-нибудь придумают. Обязаны справиться.

Открылась и закрылась дверь – Варе показалось, что она даже моргнуть не успела, как на пороге допросной оказался Артём, утомлённо потирающий красные запястья. В Варе всколыхнулась волна жаркого тепла, которым нужно было делиться и от которого хотелось смеяться.

– Тёмка! – голос дрогнул.

Варя с безудержной улыбкой посмотрела на Фила, коротко кивнула ему, а потом вихрем повисла на шее друга. Артём опешил. Скорее рефлекторно, нежели осознанно, он прижал Варю к себе и легко крутанул в воздухе, усиливая это безудержное чувство счастья и тепла, от которого в носу предательски защипало. Артём мягко опустил Варю на пол и прохрипел с неуверенной улыбкой:

– Ребята…

– Тёмка, – выдохнула Варя, прикрывая ладонью рот.

– Артемон! – Фил сжал руку друга и вдруг резким рывком обнял его.

Варя отступила на пару шагов. Парни обнимались несколько дольше, чем она с Тёмой, и посмеивались. Наконец оторвались друг от друга, и Артём дружески шлёпнул Фила по спине:

– Господи, я так рад вас видеть! Как вы здесь… Почему?..

Улыбка Артёма была такой родной, широкой, тёплой, а в каре-зелёных глазах проскальзывали искорки осеннего тепла. Руки подрагивали от возбуждения, и Варя бесконечно проворачивала тонкое золотое колечко на указательном пальце, лишь бы унять эту дрожь. Всё казалось сном или кадром из фильма. Тёмка, их Артём, стоял перед ними, живой и относительно здоровый. Если, конечно, не считать налившихся кровью синяков и ссадин на месте отлепившихся пластырей. Ну и огромных кругов под глазами.

– Какая разница, как мы.

– Мы-то на свободе, – поддакнул Фил. – Ты как?

Артём цыкнул. Радость растворилась, как тонут лучи осеннего солнца в холодном тумане. С тяжёлым вздохом он прошёл к столу и бухнулся на стул. Варя присела на край стола, а Фил расположился на стуле напротив. Какое-то время молчали. Варя крутила кольцо, Артём кончиками пальцев перебирал красные следы от наручников, Фил потряхивал ногой. Собирались с мыслями. Варя выдохнула первой: у них было слишком мало времени, чтобы играть в гляделки.

– Тём, в общем, я рассказала всё папе, – Варя стрельнула многозначительным взглядом в сторону зеркального стекла. – Он нам помог тебя увидеть. И обещал тебе помочь. Нам бы только знать, как.

– Я не виноват, – качнул головой Артём, словно впадая в какой-то ступор; взгляд потух и бессмысленно устремился на столешницу, руки сжались в кулаки, так что зеленоватые вены выступили из-под кожи. – Не виноват. Батя не верит, но я, правда, не виноват.

– Это ясно. Эти, – Фила удалось ухватить за руку раньше, чем он начал болтать лишнего. – Короче. Тебя подставили. Не Муромцев. Варька его хорошо тряхнула.

– Забавно, – безразлично хмыкнул друг, – я его только сегодня вспоминал. И вчера. Как мы с ним… Разговаривали. – Артём запустил ладони в волосы и сцепил их в замок на макушке; его глухой голос был пропитан злой иронией: – Меня вчера Лерка бросила.

Варя кхакнула и, вскинув брови, обернулась на Фила. Тот многозначительно почесал висок. Варя никогда не любила Лерку и считала, что только слабые отворачиваются от близких в период неприятностей. Но мысль почему-то не принесла ожидаемой радости и злорадного подтверждения своей правоты. Пальцы скользнули в жёсткие каштановые волосы Тёмы в попытке подбодрить друга мягкими поглаживаниями.

– А знаете, почему? Потому что не верит. Вернее, верит, что я не виноват. Но не верит, что я хороший друг. Требовала подписать эту бумаженцию.

– Какую? – рефлекторно спросила Варя, осторожно выпутав руку из его волос.

Артём вдруг рассмеялся и вылез из-за стола, закусив верхнюю губу. Засунув руки в карманы широких спортивных штанов, он заметался из стороны в сторону, как загнанный в угол зверь: так голодный хромой волк метался в местном зоопарке по вольеру. Фил подскочил и остановил Артёма, кажется, на третьем круге. Придержал за предплечье и шёпотом повторил Варин вопрос. Артём дёрнул плечом, посмотрел сначала в огонёк камеры видеонаблюдения, потом на стекло и мотнул головой:

– Да пофиг. Вы ж всё равно узнаете. От меня ждут свидетельских показаний против Шаховского. Старшего.

Фил так и остался стоять с протянутой рукой и приоткрытым ртом. Варя в испуге вытаращила глаза. Всё внутри напряглось в ожидании завершения свидания: их же попросили не обсуждать дело. Ничего не последовало. Просто вокруг словно образовалась вязкая непроходимая тишина. Артём посмотрел сначала на Фила, потом на Варю (и ей показалось, что друг повзрослел на несколько лет: такой утомлённый) и уселся на полу около стены.

– Жесть… – Варя закусила кончик косички и в растерянности спрыгнула со стола на пол.

Она совершенно не ожидала, что дело примет такой оборот. И как теперь рассказать Тёме о маме, Варя не знала. Недоверие отца, предательство Лерки, выбор между Филом и свободой, а теперь ещё и приезд матери, которой (Варя знала это точно) Артём частенько привирал о совершенно отличном положении дел. «Как же ты со всем справишься…» – Варя сочувствующе взглянула на Артёма, уткнувшегося затылком в стену. Вдруг рядом с ним бухнулся Фил с неуверенно-оптимистичной усмешкой, совершенно не заботясь о чистоте светлых джинсов:

– Согласен. Тут сидеть удобней.

– Если послезавтра на меня заведут дело, – Артём почесал бровь и кивнул в пустоту, – а они заведут. Похоже, заведут: они так серьёзно настроены… Короче, мне капздец. Да-аже если меня отмажет адвокат, в чём я лично сомневаюсь, потому что на хорошего у нас денег нет, а государственные все связаны, – друг многозначительно постучал указательными пальцами друг о друга. – И да-аже если суд признает мою невиновность, можно ставить крест, – обречённо махнул рукой. – Пробыл под следствием столько-то. Это навсегда в личном деле. Какой из меня, в таком случае, блин, дипломат.

– Артемон, не кисни, – Фил дружески пихнул его локтем в плечо. – Мы поможем.

– Хорошо тебе рассуждать. Ты на свободе, а я… Не уверен, что выползу отсюда в ближайшем будущем.

– Да! Мы всё сделаем! – запоздало поддакнула своему парню Варя.

От хрипловатого голоса друга ипогасшего взгляда её начинало мутить. Всё сворачивалось в тугой комок; рёбра сдавливало до хриплого вдоха; в глазах покалывало, а на языке крутились сотни ободряющих слов. Да только, Варе казалось, они были бесполезны здесь и сейчас. Пустышки, которые сделают только больнее.

– Да что вы сделаете?.. Тоже уговаривать начнёте, как Лерка? Или что?

Варя мотнула головой и заметалась по допросной. «Тук-тук», – глухо постукивали её каблуки по голому бетону. Хотелось действовать, куда-то нестись, что-то делать, но всё было слишком неопределённым, слишком запутанным. И оставалось лишь ощущение собственной беспомощности и бессилия. Она даже друга поддержать не может!

– Вы хоть навещать меня будете?

Артём погружался в уныние с каждой утекающей секундой: понимал, что свидание не вечное и что ребят вот-вот попросят выйти. Или выведут его. Он мрачнел и хрипел всё сильнее, словно из него вытягивали жизнелюбие эти мрачные серые стены. Да и Варя, надо сказать, не находила тут места. От ощущения чьего-то пристального наблюдения никак нельзя было избавиться. Варя замерла перед мутным зеркальным стеклом и глядя не на своё отражение – вглубь зеркала, по ту сторону, деловито расправила потрепавшиеся косички.

– Артемон! Ты чего? Ты ж грёбанный оптимист! – грохнул за её спиной Фил, заставляя подпрыгнуть от неожиданности. – Совсем рехнулся? Ты куда моего друга дел, а? Где та жизнерадостная тварь, которую, как в анекдоте, будут топить, а он будет радоваться, что идёт купаться! – он приобнял друга за шею и с усердием взъерошил ему волосы на затылке. – Ты меня всегда из дерьма вытаскивал. Даже сейчас. Если б не ты… – Фил глубоко вздохнул и твёрдо кивнул. – Я тебя вытащу. Обещаю.

Артём умилительно усмехнулся, щурясь, как кот под солнцем, и легонько хлопнул Фила по плечу.

– Варь, угомони своего парня, а то он сейчас всё разнесёт к чертям собачьим.

Варя хотела было кивнуть, но замерла. Посмотрела сначала на Артёма, потом на Фила и возмутилась: она всегда знала, что парни – большие сплетники. Вот и Фил, конечно, не удержался, рассказал другу об их поцелуях и прочем. «Так даже лучше, наверное. Неловко я хотя бы себя… Ладно, вру. Чувствую», – Варя смерила парней, наперебой убеждающих, что они это не обсуждали, недоверчивым взглядом. Но с каждой улыбкой смущение, смятение и недовольство пропадали – осталось лишь лёгкой недоумение. Варя уселась на пол рядом с Артёмом и, склонив голову к плечу, полюбопытствовала:

– Теперь ещё скажи, что у тебя ясновидение открылось!

– Не, пальцем в небо попал. Серьёзно! – Артём широко улыбнулся, обнажая зубы. – Не думал, что вы… Так быстро. Только слепой не заметил бы «химии» между вами. – Друг многозначительно покосился на обоих и хохотнул. – Ну и вы сами!

– Так ты знал и молчал! – ударила ладошкой по груди Тёму Варя. – Ну ты вообще!

– Просто в Филе я был уверен, а вот в тебе сомневался. У вас же, девушек, своя логика.

– Ой, то же могу и про твою сказать!

– Да ла-адно, – осклабился Артём, приобнимая Варю. – Я просто ждал, когда вы наконец созреете.

– И для ускорения процесса решил исчезнуть. В тюрьму! – саркастично встрял Фил, но, обжёгшись об укоризненные взгляды друга и девушки, поджал губы: – Не смешно. Понял.

Артём с Варей переглянулись и тихонько рассмеялись, сходясь в мысли, что не любить Фила было просто-напросто невозможно. Прижавшись к Тёмке, Варя рассказывала ему вполголоса, что в школе теперь все девчонки будут его, особенно те, кто помладше: у них своя романтика. Вскользь упомянула о маме, мол, она приедет в субботу.

– Забавно, – приподнял бровь Артём и пихнул угрюмого Фила в плечо: – А ты прав, Фил. Стоило мне попасть сюда, как жизнь налаживаться пошла. Сначала кризис с Леркой решился, у вас вон, гармония. Как в кино всё! Ещё и мама приедет. Жалко. Подвёл я её.

– Не дури, Тём, – Варя погладила его по плечу. – Это же ма-ама… Не подвёл. Не мог. Мамы всегда любят, каким бы ты ни получился.

– Мама, – тихо усмехнулся Артём. – Наше общение уже лет пять как формальное.

– А у меня всю жизнь, – мрачно встрял Фил. – Мля! У меня до сих пор в башке не укладывается. Тёмыч, прости меня, а.

– За что? – Когда друг развёл руками, Артём отмахнулся: – Прекрати, Фил. Ты тут ни при чём. Это ж не ты меня. Так. Всё гораздо сложнее.

Варя согласно кивнула. У неё не было доказательств и оснований считать, что всё сложно, но она чувствовала, что даже освобождение Артёма не решит проблему. «Логично: её решит только сам Шаховской», – Варя заправила за ухо локон:

– Никогда ещё не ощущала себя такой бесполезной. Это не наш уровень. Не детский.

– Так и мы вроде не дети уже, – вразнобой попытались опротестовать парни.

– Думаете?..

Варин вопрос остался без ответа. Парни переглянулись и промолчали, и тут же по громкоговорителю раздался приказ Иванова закругляться. Первым подскочил Фил и протянул руку Варе, помогая подняться, и тут же собственнически прижал к себе за талию. «Ревнует, что ли?» – недоумённо качнула головой Варя. Артём поднялся последним и вздохнул. В свете лампы мелькнуло что-то красное на его губе: похоже, из носа капала кровь.

– У тебя кровь, – Варя мягко шагнула к Тёме и большими пальцами, бездумно, смахнула капли из-под носа.

– Ну что за привычка всё пальцами? Испачкаешься ведь, – Артём бережно перехватил её руку и краем футболки стёр кровь с пальцев.

Варя застенчиво улыбнулась, как нашкодивший ребёнок. Артём прижал свою ладонь к её ладони и смотрел то на неё, то на Фила с блаженной улыбкой. Словно всё ещё не верил, что свидание было реальным. Качнув головой, усмехнулся вполголоса, растягивая гласные:

– Ребята…

Варя улыбнулась, склонив голову к плечу, и кончиками пальцев скользнула по шершавой горячей ладони друга. А потом тихо шлёпнула по ней. Артём усмехнулся, неохотно отпуская Варю к двери.

– Артемон! – Фил пожал руку другу, и теперь уже Артём вовлёк его в объятия.

От Вари не ускользнуло, как зажмурился и плотно сжал губы Фил – он как будто всё равно чувствовал себя виноватым.

Потом распахнулась дверь, прокладывая дорожку золотистого цвета в тёплые коридоры отделения. Варя с сожалением шагнула туда первой. Через пару секунд вышел Фил. Дверь захлопнулась.

– Сами дойдёте?

Варя с Филом переглянулись и пожали плечами. Варя боялась, что если сейчас что-нибудь скажет, то непременно расплачется. Фил коротко кивнул и хрипло попросил не бить Артёма слишком сильно. Варя ожидала, что Иванов сейчас рассмеётся каким-нибудь издевательским басом, но он вдруг передёрнул плечами и, странно улыбнувшись уголком губ, нырнул в допросную.

Переплетя пальцы, ребята замерли у стены, переводя дыхание и унимая дрожь в теле. Мимо промчалась рыжая женщина в красивой форме. «Наверное, мама Муромцева. У них носы похожи и волосы. Вот бы мне так же… В форме. Влиятельной…» – мысли старательно уносили Варю подальше от допросной, от того, что сейчас может происходить за бронированной дверью.

– Пошли? – медленно отлепился от стены Фил.

Варя устало кивнула. Предстояло ещё как-то пересказать всё папе. Или объясниться, если вдруг он сидел за тем самым стеклом и всё видел.

Глава 12

Артёма тягали из камеры слишком уж часто – похоже, этот парнишка был не так уж невиновен, как хотел показаться. Когда за ним, чуть ссутулившимся и совершенно невыспавшимся, захлопнулась дверь, Дима бухнулся на койку, морщась от омерзительного скрипа, к которому привыкнуть было просто невозможно. Часы на руке показывали половину первого – время обеда, сытного и вкусного, а не утренней баланды, которая до сих пор давала о себе знать рвотными позывами. Слабый пересладкий чай всё ещё стоял в железной кружке на краю столика. Дима не понимал, как Артём съедал всё, что дают: «Голодный, наверное. Или привык. Прям как мы в армии: даже гвозди переваривали. Ох, и жалко же мне школьников!» Секундная стрелка с потрескиванием нарезала круги, а Димка вздыхал: «Вляпался же, на свою голову! Конечно, как отказаться от халтурки?»

Дверь скрежетнула и широко распахнулась, бросая в полумрак камеры жёлтый коридорный свет. Димка рефлекторно прикрылся ладонью и сквозь пальцы рассмотрел фигуру товарища капитана. Светлаков стоял на пороге, сложив руки за спиной.

– Ну давай, на выход, барон Мюнхгаузен, – коротко кивнув, резко скомандовал он.

– Хочу заметить, что он в темнице не сидел, – недовольно буркнул Димка, выползая в коридор и старательно растирая глаза, которые больно резал тусклый свет.

– Да ла-адно тебе, – Сашка хлопнул его по плечу и запер камеру, – зато небылицы рассказывал такие же, как ты! Пошли. У нас минут двадцать есть. Успеешь?

Дима неопределённо пожал плечами. Саша усмехнулся, и они направились в Светлаковский кабинет.

Дима знал своё отделение наизусть. И узенькие коридорчики с рядком камер, от стен которых веяло холодом и плесенью. И широкие, до блеска вымытые техничками коридоры, устланные старым тёмным линолеумом. И двери кабинетов, пропахших горькими сигаретами, дешёвым кофе и жирными пирожками, продававшимися в ближайшем киоске. Всё это, в будни надоедающее и тошнотворное, теперь казалось невероятно желанным и вызывало приступ ностальгии. А привычные запахи дразнили до неприятного потягивания под ложечкой.

Дима не ел нормально с утра того самого дня, как ему позвонили коллеги и попросили срочно подскочить на одну халтурку. Конечно, он питался тем, что им приносили, но это можно было назвать существованием впроголодь.

Он с удовольствием нырнул в тёплый и уютный кабинет, который полгода как делил со Светлаковым и Ивановым, и принялся деловито шариться в ящиках столов.

– Ты чего? – небрежно спросил Сашка, заваривая кофе у кулера.

– У вас пожрать есть чего-нибудь, а? – грохнул очередной дверцей пустого шкафчика.

– У Серого в ящике посмотри. Там верняк должно быть что-нибудь.

Дима сунулся в передний ящик Серёгиного стола и с детской радостью выудил оттуда пакетик с пятью румяными пирожками. Сашка расставил на столе кружки кофе и небольшую тарелку. Вдвоём они быстренько разделили запасы коллеги, уверенные в его щедрости. Дима наугад схватил сразу два, даже не выискивая с капустой. Сейчас просто хотелось удовлетворить журчащий желудок и перекрыть вкус отвратительной баланды.

– Ну, что?

– Погоди-погоди, начальник, не торопи, – жадно запивая ещё тёплый пирожок кофе, отшутился Дима. – Дай пожрать нормально.

– Дима-а, – Светлаков качнул головой и многозначительно постучал по циферблату, – у нас минут пятнадцать от силы. Я попросил Серого ребят не выгонять без логического завершения: пусть наговорятся. Они так отчаянно рвались к нему – ты бы видел. Так что жуй, жуй – глотай. И говори.

Дима с сожалением покосился на половину пирожка с картошкой, потом на Сашку и скривился:

– Ни жрать не дают, ни спать. Кто хоть пришёл к нему?

– А тебе зачем? – Сашка прищурился и, выдержав паузу, небрежно отмахнулся: – Мэрская дочка и лучший друг.

Дима поперхнулся кофе и непроизвольно покосился по сторонам в поисках подвоха: понятых, жучка, видеокамеры. Ну или большой пачки денег. «Что ж ты за человек-то такой, Артём Родионов?» – небрежно утерев губы салфеткой и нервно поправив горло водолазки, Дима впился взглядом в Сашу, словно бы тот мог дать ответ. Он же сидел, совершенно спокойный и невозмутимый, словно бы и не он затеял какую-то нехорошую игру с людьми высоких должностей. Вопросы нестройным роем гудели в сознании, и никак нельзя было выбрать тот самый, который бы в полной мере позволил ему взглянуть на картину происходящего и взвесить риски. Дима только-только обзавёлся семьёй и хорошо оплачиваемым местом – не хотелось это терять по собственной непредусмотрительности.

– Ну? – пока Дима думал, Саша наступал. – Как работается?

Дима проглотил остаток пирожка и пожал плечами:

– Голова цела, значит, уже неплохо!

Усмешка вышла неестественной и мрачной. Зато вот Саша хохотнул от души и заверил, что такого ценного кадра они больше к прожжённым уголовникам не станут подселять. Дима поморщился: воспоминание о последней неудачной роли подсадной утки отдавалось тупыми головными болями в плохую погоду. Вообще-то, у него редко бывали промахи. В свои двадцать семь старший лейтенант Лавров был подсадной уткой с опытом: ещё в школе милиции (тогда ещё милиции) начал увлекаться психологией человека и примерять на себя маски в зависимости от коммуникативной ситуации. Только в последний раз попался слишком нервный и сильный подозреваемый, который не то раскусил его, не то просто заподозрил в нём шпиона, и решил, не мудрствуя лукаво, нейтрализовать Диму.

Очнулся Димка тогда в больнице с сотрясением мозга и провалялся там три месяца, выслушивая извинения коллег, подославших его туда, и проклятия жены Даши. После этого зарекался больше никакие роли, кроме своей собственной – оперативника, – не играть.

Пальцы в задумчивости отстучали смутно знакомый ритм по столешнице: кажется, так тарабанил Артём с утра пораньше в размышлениях.

– Наелся? Вещай, птица-Говорун, – откинулся Саша на спинку стула. – Что за зверь такой: Артём Родионов!

«Хотел бы я знать… Теперь, похоже, даже я не знаю, кто он!» – Дима невесело усмехнулся и уточнил:

– Что за зверь, я сказать тебе не могу – слишком много рассказывать придётся. Давай ближе к делу. Что надо? И, – заговорщицки подался вперёд, – зачем?

Светлаков нехорошо молчал, чуть прищурившись. У него совершенно точно была какая-то схема, для реализации которой понадобился этот парнишка, Артём Родионов. Но делиться этим с Димой, очередным элементом в своей схеме, он не спешил.

– Ладно, расскажу, что понял. Но я хочу знать, во что ввязался. Имей в виду: мне это перестаёт нравиться.

Дима морщился: создавалось ощущение, будто бы мальчишка просто оказался не в том месте, не в то время и не с теми людьми. Подружка, которая бросила его в тяжёлый момент; сложный выбор между другом и девушкой; а теперь ещё и мэрская дочка – внутри зацарапалось странное сочувствие. Обычно Дима работал быстро и беспристрастно (кроме тех случаев, когда его вычисляли), но в этот раз всё было совершенно не как всегда. Рассказывая об Артёме Сашке, Дима тормозил: с языка то и дело срывались оценочные характеристики. «Интересный он, ответственный явно, переживает», – это мало походило на сухой отчёт, и Дима пытался понять, чем же его так зацепил этот взъерошенный двухметровый парнишка.

Когда Диме, едущему домой к молодой жене, посреди дороги позвонил Сашка и попросил прощупать слабые места пацана-подростка, он без раздумий повернул в отдел, на ходу сочиняя легенду. Всё казалось простым: подростки импульсивные и эмоциональные, любят активно обсуждать происходящее, негодуют громко и искренне – открытые книги, одним словом.

С Артёмом, похоже, ошибся. Парень, если и говорил, то очень сдержанно и сквозь зубы, словно проглатывая боль. Совета не просил – сомневался в себе, но поступал, как считает нужным.

– Это ты о чём? – уже почти в конце отчёта прервал его Светлаков.

– О девушке. Вчера приходила и бросила его.

– Бросила?! – едва ли не подпрыгнул Саша. – Вот же ж…

Какой-то винтик выбился из механизма. Дима цыкнул:

– Что-то не так? Не получится раскрутить парня через неё?

– Да не нужно его раскручивать! Нужно слабое место, чтобы надавить. Девчонка обещала помочь, повлиять на него. Кровь-любовь у них…

Саша со вкусом выругался и вполголоса путано принялся проклинать собственную жадность и слепую веру заказчику, которому девчонка приходилась какой-то родственницей. Дима нахмурился и поджал губы. Складывавшаяся ситуация ему переставала нравиться. Ладно коллеги – они хотя бы знали полный расклад и рисковали осознанно. Но Диме-то они толком ничего не рассказали, просто попросили помочь и предложили неплохую сумму. Сейчас дело выглядело чрезвычайно неприятным. «Дочь мэра, мутный заказчик, пацан, который их связывает! Ну кто ещё?! Сам мэр? Или какой-нибудь авторитет?» – Дима поднялся и мягко навалился на Сашин стол:

– Сань, я не лез в ваши дела. Я знаю, что вы крутитесь, как можете. Но мне это не нравится. Я хочу знать, чем рискую, и стоят ли деньги того.

– Риски минимальные. Максимум – по шапке от начальства получим, а ты – вообще ни при чём. Просто посидел в тюрьме, просто Димасик, которого задержали с травкой. Да и нам тоже беспокоиться не о чём. Один бизнесмен захотел стрясти с другого долги прошлого. Справедливо, по-моему.

– И когда это мы стали ОБЭП?

– Хватить ёрничать! Просто у человечка там таких контактов нет, как с нами. Тесная дружба, знаешь ли, – Саша неоднозначно улыбнулся, а потом приподнялся и легко шлёпнул Диму по плечу. – Да не боись ты! Если что – погоны не полетят.

Дима дёрнул плечом, сбрасывая руку коллеги:

– Как бы головы не полетели, Са-ша.

Оба неловко замолчали, замерев друг напротив друга. Светлаков массировал мочку уха, видимо, в раздумьях над Димиными словами. Дима, смерив его осуждающим взглядом, отвернулся в окно. Небо затягивало серо-сизыми тучами, а в виски начинала постукивать тянущая боль, которая, впрочем, не мешала прохождению медкомиссии. Саша поморщился, приподнимая брови, взмахнул руками:

– Ну правда. Без тебя – как без рук. Нам нужна кнопка, понимаешь? Надавить как-то на парня, заставить его подмахнуть один документ, без которого просто все наши действия бесполезны!

– Не-ет! Больше я в камеру не полезу. Мы с Дашкой и так не видимся. Даром, что в одном здании работаем! Сам садись и работай.

– Ну Димон, будь человеком! С меня торт. Большой! И коньяк.

– Даша сладкое не ест, а от коньяка у меня изжога, – наморщился Дима, подходя к окну. – Ты, пр-равда, не понимаешь, во что вы ввязались?! Это же дети! Чёрт возьми, дети! Да ещё и дети мэра и кого-то из девяностых. Кто попало из девяностых в нынешних бизнесменов не превращались. Сань, у тебя дети есть?

Саша напряжённо промолчал. И Диму это совершенно не радовало. Светлаков в который раз слепо погнался за дополнительным заработком, не взвесив толком риски. У него пока не было семьи: ни девушки, ни детей, так что понять волну негодования, поднявшуюся в груди Димы, он едва ли мог. Мысль о том, что они коснулись детей, пусть уже и без пяти минут взрослых, не давала ему спокойно вздохнуть. Проблема была даже не в том, что им, только-только вступившим в права и ещё не ориентирующимся в жизни, непросто себя защитить (глядя на Артёма, Дима отчётливо понимал, что этот парень может постоять за себя), а в том, что за этими детьми возвышались угрожающе мрачные тени их родителей. Очевидно, не самых простых: богатых и власть имеющих. И кто знает, куда они направят эту власть, чтобы защитить своих отпрысков.

– Когда дело касается детей, люди действуют больше инстинктивно. Мы как-то с Дашкой Дискавери включили, она ж зверей всяких любит. Так вот, там самки даже на собственных самцов кидались, если они их детёнышей пытались тронуть. Объесть, например, или лапой садануть, – усмехнулся Дима и потёр затылок. – Как у людей всё прям.

– Ты преувеличиваешь, – поморщился Саша, – дочка мэра в безопасности. Мы её не трогали. Почти.

Дима медленно повернулся к коллеге, сложив руки на груди и недовольно покосился исподлобья. Саша развёл руками и признался, что одну ошибку они допустили: не разобравшись, кто перед ними (мэр ведь не пиарит свою семью на интервью, в социальных сетях информации тоже минимум), подкинули муляж синтетического наркотика (нельзя было бездумно разбрасываться настоящими вещдоками, особенно на сторонние халтурки). А потом собственной персоной явился мэр. Оказалось, Иванов и Светлаков сперва изрядно перетрусили, а потом решили использовать это на дело. И попытались давить на Родионова угрозой подпорченной репутации мэра. Бесполезно.

– Молоток парень, – одобрительная улыбка скользнула по лицу непроизвольно, и Дима смущённо кашлянул в кулак. Всё-таки было в Артёме что-то располагающее. – В смысле, сейчас, я думал, подростки другие.

Саша недовольным взглядом осадил Диму и фыркнул: в их случае было б лучше, чтобы парень был не таким крепким и твёрдым. На Светлаковский смартфон пришло СМС. Он отвлёкся, чтобы прочесть. Дима присел на подоконник, оглядывая кабинет и неприязненно морщась. Приступ ностальгии прошёл спустя каких-то пять минут – теперь хотелось домой, в однушку, к неугомонной Дашке и любимой хитрой чёрной кошке.

– Твою мать, – выругался Сашка, убирая телефон в карман брюк. – Родионов проболтался друзьям о том, что от него надо!

– Это плохо?

– И да, и нет. Мы надеялись, что друзья хоть какой-то движ начнут. Ну или хотя бы подсказку дадут, как на Родионова надавить. Или где ещё искать хвосты преступлений. Ага, сейчас! Обнялись и сидят. Где эти хвалёные языки без костей? Дим, вот вообще без тебя никак! – Саша с сожалением посмотрел в пустую кружку и приподнял блёклые брови. – Я в два раза больше тебе заплачу. Просто найди, как на него надавить. Или сам повлияй. Ты же можешь – сущий Кот-Баюн ведь.

– И отгул, – щёлкнул пальцами Дима. – На три дня. Не за мой счёт!

Саша страдальчески наморщился, губы его беззвучно зашевелились. Дима с интересом наблюдал, как коллега перебирал все возможные слова, чтобы отговорить его от такой платы. Но, видимо, дела шли совсем худо: Светлаков махнул рукой и согласился.

Дима ухмыльнулся:

– Даже если завтра придут и заберут у вас это дело? Даже если завтра вдруг скажут выпустить Родионова и извиниться перед ним?

Саша озлобленно выдохнул. Капитан Светлаков не любил ошибаться, а ещё меньше – приносить извинения. Сама мысль, что придётся извиняться перед подростком, тут же заставила его неприязненно содрогнуться и скрипнуть сквозь зубы:

– Не придут. Некому. У него отец – инженер на задыхающемся заводе. Мать где-то не здесь. У столицы. Он один.

– Ты недооцениваешь, – цыкнул Дима, соскакивая с подоконника и жёсткими шагами меряя кабинет. – Зря. У него друзья. Притом не такие себе. А если попросят родителей помочь? Мэр же как-то пробился сюда.

– Но мэр не может прийти и приказать выпустить мальчишку, – осклабился Сашка. – Разные ветви власти, Дим. Ты что: забыл? Мы подвластны своему руководству, он – своему. Да и… Слухи, знаешь ли.

Дима неодобрительно качнул головой. Саша был не способен трезво оценить ситуацию, которая, между прочим, с каждой секундой казалась Диме всё сложнее и опаснее. Но три дня отгула определённо стоили двух суток в камере – итого пять выходных дней, свободных от отчётов и одних и тех же телодвижений.

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась Ирина Муромцева, начальница разбойного отдела. Тряхнув медно-рыжими кудрями, она строго поинтересовалась, долго ли ещё будут держать допросную Светлаков с Ивановым, потому что им по грабежу на Кирова ещё надо работать.

– А что, твои опера прийти сами не могли?

– Да я просто мимо проходила – смотрю: вы там уже гостевание устроили, – вскинула бровь Ирина. – Кстати, у блондина больно лицо знакомое. Где-то я его видела.

– Так это ж твои подопечные, – расплылся в обрадованной улыбке Саша, – Шаховской и Родионов. Мы задержали Родионова. Прикинь, наркотики у него нашли.

– Мои подопечные? – прохрипела Ирина, качнув головой. – Впервые слышу. Шаховской – что-то знакомое, да. Кажется, с Илюшкой в одном классе учился. Но давно.

– А как же… Ир, у тебя ж были на них какие-то наработки!

– Ты что-то путаешь, Саш, – железно сверкнули её жёлто-карие глаза, – у меня ничего не было. Короче, ваш допрос этого, Родионова, последний. Потом мои поработают пусть. Уже и следователь приехал. Нехорошо прокуратуру ждать заставлять.

Она безапелляционно захлопнула дверь, и Саша смачно ругнулся ей в спину. Очевидно, его механизм распадался винтик за винтиком.

– Вот же ж! Сыну потакает! Захотел Илья – наработала дело. Не захотел – не наработала. Одно слово: баба!

Дима скучающим взглядом одарил Сашу и развёл руками. Слова были ни к чему: всё равно другой правды, кроме своей, Светлаков не видел.

Дима съел ещё один пирожок, мысленно извиняясь перед работящим Ивановым, и покосился на часы. Наверное, скоро ему придётся возвращаться в камеру. К Артёму. «Интересно, он придёт таким же убитым, как после девушки? Или норм? Всё-таки девушка и друзья – разные вещи», – подперев кулаком щёку, игрался с пустой кружкой и в полудрёме гонял мысли. Не могло не быть у Артёма слабых мест. Вспоминались тетради, все разные, а не одна общая для всех предметов, внимательное конспектирование параграфов по истории – ответственный парень, даже слишком. Можно было попробовать сыграть на этом: у него, наверняка, высокие моральные требования к себе. «Нарисовать ему картину тюрьмы и послетюремной жизни? Ну это ж грязный блеф. Не станут же они его вправду сажать», – покосился Дима на Сашку. И уже как-то неуверенно мотнул головой. Светлаков выглядел разъярённым до безумия. В таком состоянии и посадить мог.

– Жалко парня, – осторожно протянул Дима. – Посадите…

– Да кому он сдался! Не подпишет – помурыжим, попугаем и отпустим.

Дима многозначительно потёр пальцы и приподнял бровь: разумеется, заведение уголовного дела на парня и его посадка должны были оплачиваться отдельно. Видимо, за это заказчик не доплатил. Заявления в прокуратуру Саша тоже не боялся: кто поверит парнишке, который дерётся на уличных разборках. Дима вздохнул, морально готовясь вернуться в камеру с минуты на минуту, и продолжил выстраивать вероятные диалоги с Артёмом.

В дверь несильно постучали и послышалась возня. Девушка с парнем спорили о том, как зовут капитана Светлакова. Парень норовил рвануть дверь на себя (или совсем вырвать – понять было сложно, потому как от каждого рывка крепкая, на первый взгляд, дверь, опасно покачивалась), девушка одёргивала его и звонким голосом настаивала прежде постучать.

– Мне отец знаешь, как однажды сказал? Не-фиг долбиться в рабочий кабинет, я ж там не голый с бабами!

– Заходите! – хрюкнув, крикнул Сашка: их начальник выражался примерно так же.

В дверном проёме показались двое подростков. Русая девчонка с двумя косичками в нежном свитере вела за собой блондина на полголовы выше, одно разукрашенное лицо которого выдавало в нём того самого Родионовского друга. «Плохой мальчик и хорошая девочка. Классика. Интересно, он её за эти косички в первом классе дёргал?» – прикрыв кулаком губы, Дима усмехнулся. Ребята глухо хлопнули дверью и в нерешительности замерли на пороге, перебрасываясь взглядами и не решаясь заговорить.

– Александр Николаевич, – почему-то захотелось помочь этим смущённым подросткам, перепихивающимся исподтишка. – Так я пошёл.

– Сидеть, Чернов, – хрюкнул Саша. – Сейчас я разберусь со свидетелями. Ну что, поболтали?

Парень провокационно молча протопал к вешалке с пуховиками и рванул светло-синий на себя. Девушка пожала плечами и болезненно поморщилась, пытаясь решить, как вести себя здесь и сейчас. Нервно оглянувшись по сторонам, словно бы выискивая кого-то или оценивая обстановку, она вдруг смело засунула руки в карманы джинсов и кивнула:

– Спасибо, А-александр Николаевич. И… Можно вопрос?

– Да, Варвара?

– Вы не знаете, случайно, где мой папа?

– А… Олег Николаевич? Так он ушёл, как только мы вас отвели в «Допросную». Попросил передать, что ждёт в машине.

– Правда? – слишком облегчённо для абсолютно примерной девочки выдохнула Варвара и покосилась на своего парня, который тоже на мгновение позволил себе усмехнуться. – Хорошо.

Варвара натурально подлетела к вешалке, и они с Шаховским зашушукались, пересмеиваясь. Кажется, она обзывала парня дураком и взъерошивала ему волосы. Снисходительно-ностальгическая улыбка не желала сходить с лица: когда-то, на первом курсе универа, они с Дашкой так же, как эти ребята, возились, шушукались и были самыми счастливыми на свете. «Повезло Артёму с друзьями», – качнув головой, покосился на Сашу, каллиграфически заполнявшего пропуска.

Тень от Варвары над столом нависла внезапно. Засунув руки в карманы вишнёвого пуховика, она качнулась на пятках и нерешительно спросила, куда следует подавать заявление на наркомана, пытавшегося её ограбить: в разбойный отдел или в наркоотдел. Безмолвной скалой за её спиной возвышался Шаховской. Губы Варвары были сжаты, она вся вытянулась, как солдат на построении – не придумывала, чтобы подшутить или припугнуть. «Саша совсем заигрался?» – нахмурился Дима.

Светлаков был не меньше его удивлён. Пропуск, который был готов уже протянуть, задержал на полдороги и вскинул бровь:

– Позволь уточнить, на тебя напал?

Варвара молчала. Шумно дышала, глядя то на Шаховского, то на Светлакова, а потом едва заметно кивнула. И парень вставил за ней:

– Вчера.

Саша поправил воротник рубашки и качнул головой. Его система разваливалась на запчасти. Дима напряжённо косился то на подростков, не на шутку серьёзных и напряжённых, то на Светлакова, всерьёз перепуганного, и гадал, опять из-за желания поскорее получить результат полезли на рожон коллеги или действительно вмешался случай.

– Мы можем принять заявление, но… Это будет долго. Пока мы до него дойдём, пока следователь, пока то, другое – наркоманы, они ведь, долго не живут!

Светлаков обаятельно улыбнулся в надежде спровадить Варвару – Дима неоднократно становился свидетелем того, как безотказно действовала эта улыбка на любых женщин. Но не в этот раз. Варвара Ветрова, прям как отец на редких пресс-конференциях и репортажах, мрачно нахмурилась и словно бы превратилась в неколебимый камень.

– Ладно. Хотите: оставьте его описание, и мы с старшим лейтенантом Ивановым займёмся этим делом в частном порядке.

– И много возьмёте? – саркастично выплюнул Шаховской.

Зубами они с Сашей, кажется, скрипнули в унисон. Варвара же качнула головой и, забрав пропуска, попрощалась. Шаховской молча мрачно грохнул дверью.

– Ну и де-етки… – хмыкнул Дима. – Кажется, нашёл, что с Родионовым обсудить.

– Только не спались, – кисло протянул Саша и сквозь зубы ругнулся на всю систему и безответственного участкового, вовремя не доложившего о наркомане. – Мне сейчас одному показалось, что меня эти двое сопляков проверяли? А не я ли, случайно, им подослал наркомана!

– Тебе не показалось, – добил.

Но при всей излишней самоуверенности этих подростков, при всём их нахальном поведении, при всей их биографии, Дима не мог назвать Ветрову и Шаховского мажорами или обнаглевшими детишками. Даже с учётом разукрашенного лица Шаховского, на маргинала он не тянул. Почему-то Дима совершенно не так представлял себе подростков: он в их возрасте был совершенно другим, куда более безрассудным и импульсивным.

Артём ввалился в камеру в сопровождении, кажется, недоумённого и сочувствующего взгляда караульного сержанта. Они были примерно одного роста и, наверное, казались ровесниками. «Вот так: один в тюрьме, другой в полиции. Забавно!» – грохнула дверь, гулким эхом отзываясь в гудящей голове. Забавного, разумеется, в этой ситуации было немного, но после встряски, устроенной Филом, Артём старался вылавливать крупицы оптимизма в этой бурлящей реке неприятностей. «Не ударили – уже хорошо. Ребята пришли – здорово!» – растирая кулаками глаза и привыкая к полумраку камеры после режущего белого света допросной, Артём пытался найти самую маленькую причину улыбаться.

Получалось плохо. Всё казалось сном: и камера, и допрос Ивановым, и Дима, о чём-то, видимо, пытающийся спросить, и он сам, растерянный, выжатый и словно убитый. Самыми реальными были объятия ребят. Горячие, искренние, до хруста костей и замирающего сердцебиения. Варькина улыбка и глаза, широко распахнутые в ужасе от его вида; поигрывающий желваками Фил и его шипящая благодарность за вставленные на место мозги: если б не слова Артёма в воскресенье, он так и обходил бы Варю за триста метров.

Мир казался вязким и ватным, как дурной сон. Мотнув головой и взъерошив волосы, Артём нырнул в санузел. Нужно было прийти в себя. Ледяная вода мощным потоком вбивалась в пальцы, но почему-то не отрезвляла. Артём умылся раз, другой, третий – замер перед собственным отражением в замусоленном зеркале. Из носа опять пошла кровь, синяк на скуле просвечивал желтоватыми пятнами, а весь он казался каким-то грязно серым. Пальцы задумчиво колыхали шумный поток воды, пропуская струи. Примерно так же, задорно журча и переливаясь, стремительно и юрко, здесь мимо него утекала жизнь: собиралась приехать мама; в школе говорили о нём; Варя с Филом наконец-то устранили недопонимания. Неприятный ком тошноты поднялся к горлу, а в виски забилась тупая боль, как грохот барабанных палочек по железным тарелкам – громко, гулко, вдребезги разбивая умиротворение.

– Ты живой? – голос сокамерника пробился сквозь гудение в голове, и Артём угрюмо кивнул, не отводя взгляд от отражения. – А чего такой мёртвый? Били?

Артём мотнул головой. Сил на слова не было: язык как будто приклеился к нёбу, а губы ссохлись. А Дима не терял попыток его разговорить. Для него это короткое заключение, похоже, было сродни отпуску: подумаешь, закрыт от мира; подумаешь, заняться нечем; подумаешь, мимо проносится жизнь; подумаешь, гнёт полиции. Он болтал, усмехался и даже пытался дружески хлопнуть его по плечу. Внутри всколыхнулась волна ледяного гнева. Мир был абсолютно несправедлив к нему, Артёму Родионову, который всегда старался поступать обдуманно, по справедливости. Он никогда не позволял себе ударять врага в спину, подводить людей или захватывать всю власть в школе. Он всегда выслушивал Лерку, даже если она, по выражению Виктора, несла чушь несусветную. Он всегда ждал родителей, а они как будто не стремились к нему. Артём впился пальцами в раковину, боясь опрокинуть всё негодование на ни в чём не повинного Диму. Судорогой свело запястья.

Дима беззвучно ретировался, оставив Артёма один на один с самим собой.

«Наверное, это и есть самое страшное, когда люди сидят в тюрьме. Особенно на пожизненном: сидеть в четырёх стенах и каждый день сталкиваться с собой. Хотя… На пожизненном же сидят не такие, как я. Там сидят вообще моральные инвалиды, – тряхнул головой Артём. – А если заведут дело? Меня ж даже уже не в колонию несовершеннолетних». Мысли снова закрутились в бешеном водовороте, и ком тошноты стал ещё более ощутимым. Пришлось окунуть голову под воду и стоять так, прикрыв глаза и размеренно считая до десяти: так всегда поступала мама, когда ссорилась с отцом. И Артём навсегда запомнил, как беззвучно шевелились её тонкие губы, называя числа.

«Мама… – Артём взъерошил мокрые волосы негнущимися пальцами. – Что она скажет? Что скажут ребята? Что сказал Олег Николаевич? Что в школе говорят? Они ж сейчас… Слухи ползут быстро. Все в школе, наверное, знают уже, что у меня наркотики нашли. Надо было у ребят спросить, а не на жизнь жаловаться!» Прошаркав к койке, Артём уселся напротив Димы. Его изучающий взгляд уже не смущал и не напрягал – ледяная вода словно вымыла все чувства и мысли. Осталась лишь монотонная констатация фактов.

– Ты что-то совсем мёртвый… – протянул Дима. – Куда тебя водили-то?

– Угадай, – осклабился Артём и тут же до жара растёр лицо. – Пардон, у меня просто уже крыша едет. На допрос меня водили.

– Что хотели?

– А тебе не плевать?

– Честно? – вскинул бровь Дима и, получив утвердительный кивок, поёрзал. – Вообще-то сначала было плевать. Просто скучно сидеть в молчании. А теперь… Ты интересный, Артём. Я б тебе помочь хотел, если б мог.

«Если б мог, – мысленно передразнил его Артём, легонько ударяясь гудящей головой о стену. – Даже Варька не может. А мне тут бедный студент помочь собирается? Смешно!» Но любопытство сокамерника всё-таки удовлетворил: в конце концов, подписку о неразглашении он не давал, во время допроса его никак не упрекнули за признание друзьям (в том, что они пустили это свидание на самотёк он, откровенно, сомневался), да и не было ничего секретного в их просьбе. Правда, Артём до сих пор слабо понимал, зачем кому-то сажать Шаховского-старшего «хотя бы на полгода». Если человек действительно виноват, то доказательства на него непременно найдутся и без слабого заявления почти подростка.

Озвучивать свои мысли было странно. Собственный голос, глухой, хрипловатый, отражался эхом в холодной мрачной камере и преображался в новые мысли, нитями тянувшиеся друг за другом.

Варькины любимые российские детективы, которые он воспринимал, как правило, исключительно в полусне прикорнув на её плече, сейчас стали немножко объёмнее и как будто реалистичнее, но всё ещё покрытые флёром романтизма. Прикрыв глаза, Артём цеплял эпизод за эпизодом и как будто бы даже получал целый поезд-событие.

Шаховской-старший. В прошлом – человек, хорошо известный в криминальных сферах; в настоящем – богатый бизнесмен, едва ли не самый влиятельный в городе. Его сеть техномаркетов опасно подпирала всероссийские!

Наверняка, есть те, кто хочет получить хотя бы часть его денег – Артём и сам бы хотел. Тогда он смог бы наконец купить себе смартфон, не высвечивающий ежесекундно сообщения о переполненной памяти и не дышащий на ладан, или новый компьютер с хорошим процессором и ЖК-монитором. «Да уж… Чего Фил не понимает, так это того, как ему повезло с деньгами, – Артём потёр переносицу. – Хотя, конечно, не с отцом».

Способов получить у Шаховского-старшего деньги, по рассказам Фила, не существовало. Как-то они, выпивши, разговорились о нереальных ситуациях, и Фил утверждал, что даже если бы жизнь отца зависела от этих денег – он ни копейки не отдал бы. «Он же в бедности жил, – усмехался Фил, проверяя бутылки в поисках добавки, – теперь роскошь попробовал – и трындец! Пошло-поехало. Угрожает даже меня из дома вышвырнуть, чтобы типа реальной жизни вкусил и с нуля тоже начал».

Зато был вполне законный способ получить деньги – Артём в кино такое видел: посадить человека и арестовать счета. Не все, можно оставить семье прожиточный минимум: и без него суммы будут просто космическими. И, мусоля человека в СИЗО, по капле вытягивать из него копейки. «А копейка рубль-то бережёт!» – невесело осклабился Артём и разъярённо растёр ладонями лицо.

Все эти отрывки, словно бы и не связанные никак, почему-то сейчас выстраивались в строгой логической последовательности, как алгоритм на информатике. Была цель – очевидно, человек желал получить деньги Шаховского. Но для достижения цели необходимо было засадить Шаховского далеко и надолго (после пары дней в камере полгода казались вечностью). А чтобы посадить, нужно было сажать за что-то правдоподобное и высоковероятное. За деньги ради денег.

Артём оказался всего лишь пешкой, открывавшей прямой путь к королю. О нём никто не думал. Никто не думал, как у него болит голова от всего происходящего; никто не думал, как он далёк от всех этих игр; никто не думал, как ему хочется спать. А во время допросов вообще казалось, что на него как на человека и не смотрят – как на машинку, обязанность которой безмолвно и беспрекословно подмахивать бумажки, которые подсовывают ему полицейские.

Отвратительно.

Пожалуй, Артём, к своему удивлению, только сейчас смог охарактеризовать свои чувства на протяжении этих двух с половиной невероятно долгих дней. Он не озвучил мысль, но она вязко стянула рот. Пришлось сказать:

– Отвратительно.

Показалось, что так стало полегче. Дима подвинулся к краю койки и, сцепив пальцы в замок, глухо стукнул ими о поверхность стола.

– Что случилось?

– Пустяк. Просто я идеалист, – невесело усмехнулся над собой Артём. – Я верил, что всё-таки есть что-то выше денег. Ну, знаешь… Любовь там, дружба. А меня девушка бросила. Полтора года… И бросила.

– Но друзья-то остались, – слабо улыбнулся Дима. – Я видел. Они пара?

– Ага…

Блаженная улыбка растеклась по лицу, когда в сознании всплыли Фил и Варя. Расслабленные, в гармонии с собой и друг с другом, крепко обнимающие его, растерянные после фразы-удара о Шаховском. И тепло их рук, скользящих по его рукам. Лёгкие похлопывания Фила по плечам и беззвучные усмешки над ухом. Тонкие подрагивающие пальцы Вари, очерчивающие сбитые костяшки и скользящие по коже предплечий.

В груди всколыхнулась волна тепла, заглушившая омерзительную горечь на языке. Приятно было быть Купидоном, соединившим Фила и Варю. А ведь всего-то стоило хорошенько прикрикнуть на Фила, слушая, как Варя грохочет кастрюлями на кухне, и напомнить, что им вместе осталось учиться полгода. А после этого они разлетятся в разные стороны, разойдутся, как в море корабли – а у Вари точно появится кто-нибудь: девчонка умная и симпатичная ведь.

– Хорошие они ребята. Верные. Вообще-то, обычно самых верных друзей находят в юности: в универе. У меня знаешь, какие друзья? И девушка? – красноречиво сжал руку в кулак Дима и мягко опустил на стол.

– Я знаю, – тихо отозвался Артём, – хоть в чём-то мне повезло.

– Тебе вообще повезло, парень. У тебя юность такая… Уух! Будет, о чём рассказать!

Артём невесело хмыкнул: действительно, всем ведь так интересно будет слушать, как он три дня выжигал в своём сознании слово «невиновен», чтобы вдруг не поверить в собственную виновность; ведь так увлекательно будет рассказывать про холодные стены и тупую головную боль; так правильно будет рассказывать о ценности денег.

– А сколько мы стоим? – срывались с губ слова, а Артём не успевал их ловить. Просто нервно хохотал, чувствуя вибрацию в горле. – Мне просто интересно, сколько денег хотят сорвать с Шаховского. И сколько из этого уплочено за меня.

Дима вскинул брови и взглянул на Артёма как-то по-другому. Словно заново узнал его. И качнул головой:

– Забей, Артём. Рассосётся всё. Разложится. Не будут же они тебя сажать, в самом деле… Ещё и друзья у тебя влиятельные – не позволят.

Артём усмехнулся. Хотелось верить, что даже будь Варя с Филом простыми детьми, не имеющими за спинами таких внушительных и опытных отцов, они бы так же встали за него горой. Правда, если бы они были простыми детьми, Артём бы тут и не оказался.

Впрочем, сейчас он уже и не жалел, что попал сюда. Зато в жизни всё как будто встало на свои места: и он сам, и его окружающие. И семья. Мама мчалась с другого конца света, едва случилась беда, а вот батя смотрел с недоверием. И вдруг появились брат с сестрой. Артём всегда в мыслях называл Фила с Варей братом и сестрой, но сегодня упрочился в этой мысли раз и навсегда.

Когда он увидел ребят, прижавшихся друг к другу; когда Варька напрыгнула на него, едва не уронив на холодный жёсткий бетон; когда Фил сжал его в своих руках до хруста… Артёму показалось, что его семья – самая большая и счастливая.

Брат и сестра, которые любят его любым, виновным и нет, которые готовы следовать за ним даже в такие злачные места. Большего, пожалуй, ему и не было нужно.

Разве что, выйти отсюда, в конце концов. И сыграть на гитаре что-нибудь минорное, протяжное. Чтобы они втроём сидели где-нибудь на одной из недостроек или заброшек, плечом к плечу, как сегодня у стены, передавалииз рук в руки какую-нибудь холодную бутылку и тихонько смеялись.

Глава 13

Шах и мат. Когда в пятый раз искусственный интеллект поставил Олегу мат, он понял, что с шахматами пора заканчивать: всё равно мысли были как-то далековато от игры. Они беспрестанно возвращались к возмутительно доверительным и трепетным объятиям дочери с Филиппом, после которых Олег чуть было не прекратил свидание. Сдержался и, отхлебнув откровенно дрянного кофе, предложенного Ивановым, впился взглядом в стекло. Не то чтобы он не догадывался, что Фил не просто «друг Артёма», как утверждала дочь, но не ожидал осознать всё так скоро.

Вообще-то, повернуть назад Олег хотел ещё в кабинете оперативников, когда узнал фамилию Вариного спутника – Шаховской. Ещё тридцать лет назад, когда их с Андреем Шаховским пути пересеклись, Олег не столько понял, сколько почувствовал, что жизнь раз за разом будет их сталкивать. По разные стороны баррикад. Вот только последние пятнадцать лет Олег читал эту фамилию исключительно на Яниных чеках из магазинов техники и раздосадовано вздыхал: Андрей Шаховской, оставлявший в дураках многих, не был достоин такой жизни.

Только судьба распорядилась иначе. И снова столкнула их.

И Шаховской вновь оказался виновником всех бед – пускай пока и косвенным.

Олег встряхнул рукой и глянул на часы: обещанные Ивановым пять минут после короткого и сногсшибательного признания Родионова о сути происходящего уже превратились в семь, а дети всё ещё не соизволили появиться. «Дети… – качнул головой Олег, беззвучно посмеиваясь над собой. – Какие они, к чёрту, уже дети? Вон у Шаховского-младшего все руки сбиты, как будто он каждый день удары на живых людях отрабатывает. Да и Артёму явно не полиция лицо разукрасила. Только вот Варвара когда вырасти успела?»

Горькая ухмылка тронула губы: говорят, будто бы чужие дети быстро растут… Враньё. Свои дети растут гораздо быстрее. Олегу всегда казалось, что Варя только-только делает первые шаги. Пешком под стол. А она делает первые шаги во взрослую жизнь. Набивает шишки и пытается их залечить.

Олег переключил в плейлисте песню, навевающую меланхолию. Сейчас нужна была трезвая голова и холодный расчёт, но почему-то нет-нет, да вспыхивала в груди слепая и необъяснимая ярость. Варя вроде была цела, жива, здорова и почти не пострадала от действий полиции (пакетики в её рюкзаке Олег, так и быть, решил простить: всё равно Варя от них избавилась). Но жгучая злоба всё-таки поднималась в груди. «Надо будет на выходных в спортзал сходить, а то заводиться начал на ровном месте!» – скрипнул зубами Олег и тут же мотнул головой.

Негодование не было беспочвенным. Дело было в Артёме, мальчишке, который с четырнадцати лет стал слишком частым гостем в их доме, который рос, как сорняк в поле – сам по себе, без контроля и поддержки. Конечно, Янина подруга, Лена, регулярно осведомлялась о том, как у него дела, как школа, и даже иногда приезжала, но Олег не раз был свидетелем того, как Артём, едва-едва отойдя от яростной драки или оглушительных проклятий в сторону учителей, заверял мать, что у него всё хорошо. Он врал, а она ему верила. Воспитанием Артёма по мере сил оставалось заниматься Яне, а иногда, в совсем уж мужских сферах, Олегу: Александр Родионов работал до темноты, а вечера коротал с пивом и телевизором. А теперь этот парнишка, и так потрёпанный жизнью, оказался в холодной ловушке серых стен, из которой даже Олег не мог его выдернуть. Он это понял, когда услышал, что от Артёма требуют показания на Шаховского, а Иванов даже не шелохнулся. Лишь невозмутимо и бесстрашно глотнул кофе: они со Светлаковым, очевидно, были уверены в своей неприкасаемости. И – самое отвратительное – были правы. Олег Николаевич Ветров, глава города, действительно был бессилен перед законом. Внимание к Артёму могло обернуться против парня: Светлаков с Ивановым мгновенно бы оправдались выяснением обстоятельств, подтасовали результаты экспертиз, и Родионова бы ждала изломанная жизнь.

Олег потёр глаза. Город заметала белая колючая позёмка, и от налепившихся на лобовое стекло снежинок в машине стало мрачно. Взмах – дворники щёлкнули и заметались по стеклу. Боковым зрением Олег уловил вишнёвый пуховик. Дочка была самым ярким пятном в этом туманно-сером дне. Дети топтались на пороге здания, не то споря о чём-то, не то выискивая нечто взглядом. Филипп охлопал карманы и сдавленно сплюнул сквозь зубы, дочка качнула головой и прикрылась ладошкой: очевидно, старалась не выдавать своего расположения к парню. «Поздно… Штирлиц уже провалился…» – пришлось сверкнуть фарами, чтобы дети соображали быстрее. У Олега до конца обеденного перерыва оставалось едва ли больше получаса.

Филипп оказался у автомобиля первым и галантно (что мало вписывалось в первое впечатление от растрёпанного и подбитого парня) распахнул заднюю дверь, пропуская Варю. Легко спрятав прядь волос под шапку и опустив голову, она юркнула в салон и с облегчением выдохнула. От Олега не укрылась мимолётная усмешка на обветренных губах дочери. Филипп молча уселся рядом и хрустнул суставами.

– Ну что, шпиёны, как дела? – дружелюбно усмехнулся Олег, оборачиваясь на детей. – Что, Варь, уже и не укачивает сзади?

– А когда меня укачивало? – ответила дочка делано небрежно, но в глазах явственно сверкала паника и возмущение, мол, отец, зачем ставишь меня в неудобное положение!

– Видимо, в другой жизни, – пожал плечами Олег. – Что разведали-то?

Дети замолчали. Варя бессмысленно поправляла то косички, то ремень, то шапку и многозначительно косилась на парня. Шаховской молчал. Только разминал руки так, словно намеревался сам себе переломать все пальцы. «Сложно выбирать между отцом и другом?» – промелькнула мысль у Олега. Уже закончилась песенная дрожь об отсутствии выхода, а дети всё ещё молчали, и Олег не двигался с парковки полиции.

– Чего призадумались?

– Гадко… – простонала Варя, попеременно кидая взгляды то на отца через зеркало заднего вида, то на Филиппа.

– Дерьмово! – куда более резко и метко выразился Шаховской и закрыл ладонями лицо.

– Уже что-то, – пожал плечами Олег. – Ладно, не буду играть с вами в кошки-мышки. Я в курсе ситуации. И тоже возмущён, – на мгновение замолчал и поразился: он говорил о собственном негодовании спокойно и почти равнодушно – наверное, это и называется профессиональной деформацией. – Гнусно использовать детей. Особенно чужих детей в игре против родителей.

– Мы не дети, – глухо буркнул Шаховской.

– Откуда ты знаешь? – тихо переспросила Варя, медленно бледнея. – Тебе сказали?

– Сам видел, – с улыбкой обернулся Олег.

Забавно было наблюдать, как испуганно переглянулись дети, как вспыхнул на их щеках детский нелепый румянец и как они синхронно отвернулись в разные стороны, подтверждая свои чувства. Олег уточнил у Филиппа, куда ехать и, смутно различив что-то про остановку на площади Ленина, плавно двинулся туда. Целую песню они ехали молча. Дети, очевидно, переваривали услышанное и медленно отходили от шока, Олег выстраивал остаток дня: нужно было отзвониться Яне, с утра оборвавшей телефон; назначить встречу с Эриком Градовым, вероятно, способным повлиять на ход дела Артёма; серьёзно поговорить с Варей про Филиппа Шаховского и вообще про отношения с парнями. Правда, приоритет менялся со скоростью света.

– Пристегнись, пап. А то если гаишники мэра остановят… – вдруг слабо простонала сзади Варя, а рядом глухо хмыкнул парень.

– Ты всех воспитываешь, что ли? – шепнул Фил (всё-таки полное имя было слишком пафосным и солидным для такого парня, как Шаховской).

Варя неслышно хлопнула его по руке. Словно бы и не было Олега в автомобиле. Ностальгическая улыбка тронула губы: первая любовь в памяти смазалась, стёрлась – ни лиц, ни событий, ни первого поцелуя. Но это чувство смущения и глупое желание смеяться Олег точно помнил и ощущал его сейчас в собственном автомобиле. Хотя пока было не ясно, как правильно на него реагировать.

– Фил, а у твоих… – шумно выдохнула Варя, косясь на Олега. – Родителей… Враги есть? Ты знаешь?

– Я? – фыркнул Фил. – Смешно.

– Ну… Вдруг ты что-нибудь слышал… Догадывался.

– Кроме оскорблений? – скривился Фил и тут же прикусил язык. – Я не лезу в их дела – мне это нахуй не надо.

– Филипп, тут сидит девочка, – хладнокровно вмешался Олег. – Побереги бранную лексику для других случаев.

– Из-звините. Привычка, – парень нервно усмехнулся и, взъерошив волосы, перефразировал: – Я просто не привык вмешиваться в дела родителей. В плане… У нас у каждого своя жизнь. Блин! Всё из-за меня!

Фраза эта была брошена искренне, в сердцах. Олег чуть не прозевал красный свет от неожиданности: Андрей Шаховской точно не мог так сказать. «Может, я поторопился с выводами? Хотя… Он так похож на Андрея!» – оценивающе взглянул на Фила по-новому: не как на друга Артёма Родионова, а как на парня своей дочери.

Не то. Слишком сбитые костяшки. Слишком помятый вид. Слишком влюблённый взгляд голубых глаз. Слишком… Чужой для родной дочери! Слишком… Взрослый для маленькой наивной Вари.

Кожаный чехол руля невольно скрипнул под руками, возвращая в реальность. Варя увещевала Фила, что он ни при чём, без смущения сжимая его руку. Он болезненно морщился и бормотал, мол, если бы он не был сыном Шаховского, если бы не дружил с Артёмом…

– История не знает сослагательного наклонения, Фил! – показалось, что парня передёрнуло, как от удара током, когда он услышал своё имя. – Ты правильно делал. Детям противопоказано влезать во взрослые дела, – Варя закатила глаза. – К сожалению, так бывает… Люди вдруг становятся частью чьего-то механизма. Деталями схемы. Винтиками, которые крутят, как хотят и куда хотят. Вы сделали, что могли. Теперь сидите на… Месте ровно, да? – Олег снова глянул на дочь, которая обречённо выдохнула. – И ждёте!

– Чего? – мрачно откликнулся Фил. – Пока Артемона посадят? Его же посадят!

– Вряд ли… – скривился Олег, снова оценивая ситуацию. – Если правильно пойти – его выпустят. Да ещё и извинятся!

– А как… Правильно? – Варя отодвинулась от Фила, но руку не отпустила.

– Правильно? Правильно так. Вы ходите в школу, учитесь, готовитесь к ЕГЭ и оставляете недетские вопросы взрослым. Ждёте. А я Артёма вытащу. Обещаю.

Машина мягко затормозила у поребрика. Олег с ободряющей усмешкой обернулся к детям и оповестил, что они приехали. Фил дёрнулся было к выходу, но потом вдруг осмелел и протянул ему ладонь для рукопожатия. Олег пожал. Твёрдо, жёстко – Фил даже не шелохнулся. А потом обнял Варю. Олег даже понять ничего не успел: в одно мгновение они прижались друг к другу крепко-крепко, словно намертво склеившись, а в следующее Фил уже вылетел на остановку, на ходу доставая зажигалку.

Варя поправила чуть сбившуюся шапку и бесстыжим взглядом, который сейчас был слишком сильно похож на Янин, воззрилась на Олега. Дочь молчала, но в глубине карих глаз так и читался вызов: «Смотри, папа! Я уже выросла, могу обниматься с мальчиком на твоих глазах. С моим мальчиком – и что ты мне сделаешь?»

Олег начал издалека. Круто развернувшись в сторону дома, он небрежно, как бы между прочим, уточнил:

– Напомни-ка, как его зовут…

– Фил, – нахмурилась дочка и нервно поёрзала. – Ты слышал. И говорил.

– Фамилия, – жёсткость сама рвалась вперёд.

Маска сдержанного и терпеливого родителя трескалась по швам. Хотелось стать просто самодержавным владыкой, отцом-самодуром: запереть маленькую дочку и никому не показывать.

– А ещё отчество и дату рождения сказать, да? – издевательски откликнулась Варя, опасно балансируя на грани раздражения.

В салоне стало как будто жарче.

– Варвара… – любимое имя вибрацией металла отдалось на губах.

Варя молчала. Шумно сопела, словно бы оскорблённая собственным именем до глубины души, и с прищуром косилась в окно. На одном из светофоров процедила по слогам:

– Ша-хов-ской…

Когда она вздрогнула, пальцы невольно сделали печку на заднем сидении сильнее.

– Варя… Я не буду говорить, что ещё рано для парней и что ты должна закончить школу и поступить в университет – ты сама это прекрасно знаешь. Но ты же девочка любопытная. Про Шаховского, конечно, слышала.

Варя страдальчески закатила глаза – в принципе, другой реакции от дочери Олег и не ожидал. Впрочем, она и не перебивала – это позволило продолжить рассказывать о деяниях Шаховского. Безусловно, против Фила у Олега не было ничего стоящего, кроме искренней веры в пословицу: от осинки не родятся апельсинки.

– Шаховской с юности был непростым человеком. Вспыльчивым и упрямым, как баран, – многозначительно протянул Олег и заметил, как Варя проглотила усмешку. – И всегда думал о деньгах. Мы с ним были в каком-то роде братьями по несчастью: два пацана из небогатых семей, которых закрутили девяностые в самый разгар юности, – эта фраза стала решающей: Варя поёрзала и навострила уши. – Какое-то время мы даже дружили. Пытались вместе бизнес строить. А потом…

– Он тебя кинул, – завершила Варя. – Я эту историю раз сто слышала.

– Не только меня. У него привычка такая: безнаказанно кидать партнёров. У него денег много, связей немало. Да и не в этом дело. Он в другом преступлении замешан, более… Гнусном. Но на каждого лиса найдётся охотник, – злорадная усмешка непроизвольно скользнула по губам. – Вот и на него нашёлся, видимо. Так что советую тебе осторожнее быть с Филом. Ты должна прекрасно знать, что яблоко от яблони недалеко падает.

– Это бред! – взбрыкнулась Варя, с грохотом откидываясь на спинку сидения. – Не все дети похожи на своих родителей! А Фил – так точно меньше всех! У них вообще война до победного конца! И конец… Близко…

– Серьёзно?

– Его в восемнадцать обещали из дома выпнуть! Конечно, он отца кумиром почитает! И вообще: почему он должен быть похож на него? – Варя бессильно рыкнула, набирая в грудь воздуха. В салоне опять стало жарче, так что пришлось уменьшить мощность печки. – Он другой. Посмотри на меня. Я Варя Ветрова. Но я же на тебя не похожа!

Олег сдержанно кхекнул и в сомнениях качнул головой: осторожность, упрямство и болезненное (по словам жены) чувство справедливости дочь точно переняла от него. Но, разумеется, больше в Варе было от Яны: одержимость идеями, вера в лучшее и хитрость. «Впрочем, хитрость – это врождённая черта всех женщин», – усмехнулся Олег, вполголоса сопоставляя дочь с ними. Варя прикусила губу и замолчала. Но лишь на мгновение – через секунду она нашла новый аргумент:

– Но Тёмка-то не похож на родителей!

– Тут не поспоришь.

– Вот! Он ответственный, серьёзный – не такой балагур, как дядь Саша. И не такой жёсткий, как Лена. И Фил уж точно не виноват в том, что натворили его родители в девяностые. В девяностые кто только чего… Не вытворял.

Совершенно случайно Олег столкнулся с взглядом Вари в зеркале заднего вида. Он полыхал фантастическим пламенем: так страстно Варя даже о детективах не рассказывала. Раскраснелась, распалилась и бесстрашно дерзила. Как порядочный родитель он, наверное, должен был её одёрнуть и поставить на место. Не стал. Во-первых, это, скорее всего вызвало бы новую бурю и закончилось бы шумной ссорой (а Олегу сейчас нужна трезвая голова и абсолютное спокойствие). Ну, а во-вторых, дочь была самой собой. «Если она может оставаться с ним собой, то, наверное, этот парень всё-таки не так плох», – Олег небрежно припарковался у подъезда. Варя поправила шарфик и положила ладонь на дверь.

– Надеюсь, с лекцией о безопасном сексе я хотя бы не опоздал? – попытался разрядить Олег обстановку.

Дочь зависла, словно пришибленная этим вопросом. Тряхнула головой и саркастично протянула:

– Опоздал…

Так медленно Олег ещё никогда не моргал. Казалось, за одно мгновение он сумел пройти все круги ада: от огненной реки до ледяного озера. Если смиряться с мыслью, что Фил приятен дочери, он по капле начал, то смириться с мыслью, что он её касается… Олег не успел. Варя, словно испугавшись собственной дерзости, пояснила:

– Я весь материал теоретический изучила. Практики ещё не было. Мне ж ещё восемнадцати нет.

Олег нервно хохотнул и шутливо пригрозил кулаком дочери. Она на прощание показала ему кончик языка и, уже закрывая дверь, добила железобетонным аргументом:

– Мама вообще в курсе всего!

И хлопнула дверью именно так, как он запрещал. Олег проводил яркую Варину фигуру утомлённым взглядом и удивился, откуда в нём сегодня столько терпения. В любой другой день он, наверное, не удержался бы и прикрикнул на распоясавшуюся дочь. Но вместо этого молча выслушал её позицию, изредка кивая и делая заметки мысленно. «Старею, наверное…» – грустно улыбнувшись, Олег вырулил с парковки, на ходу пролистывая телефонную книгу в поисках нужных номеров.

Договориться с Эриком Градовым, хорошим приятелем Олега, о встрече не составило труда: он давно, с открытия «Королевы», зазывал в свой ресторан, всё хотел обсудить создание какого-то фонда. Яна регулярно напоминала Олегу об этом: ей самой хотелось встретиться с Эриком, меценатом, отличным юристом, чтобы тот помог ей закрепить позиции её психологической конторы и посоветовал бы хороших юристов для ведения этого бизнеса. Ну и в ресторан тоже хотелось, наверное.

«Прости, Яна. Не сегодня», – усмехнулся Олег, делая пометку в телефоне о встрече в восемнадцать ноль-ноль. Палец сам набрал номер жены в последних вызовах. До работы оставалось ехать всего пятнадцать минут, и Олег надеялся, что это избавит его от долгого разговора и упрёков в попустительстве.

К удивлению Олега, Яна совершенно не планировала наезжать. Очевидно, успокоившись после утренней пятиминутной перебранки, в конце которой Олег посоветовал ей остыть, она теперь слушала его внимательно и, наверное, кивая. Без лишних деталей и подробностей, вчера выплаканных Варей ему в плечо, он пересказал Яне события прошедших дней (и удивлялся, как его Варя, вообще-то всегда тихая и осторожная, умудрилась оказаться в этом; а потом вспоминал про Шаховского и на мгновение вспыхивал коротким негодованием). Побарабанил пальцами по рулю:

– Вот такая пляска. Тёмку подставили. Похоже, что конкуренты отца его друга. Помнишь Шаха?

– Ну.

– Теперь Артёма вынуждают стать свидетелем по каким-то финансовым махинациям Шаха. Ну, видимо, дело рук его очередных партнёров.

– Серьёзно? Мне казалось, с ним дела никто иметь не хочет!

– Ты ж знаешь: дураков хватает. – Олег проследил взглядом за парнем, который перебежал скользкую дорогу в пятнадцати метрах от пешеходного, потом резко вжал педаль тормоза, так как едва не врезался в идиота на иномарке, свернувшего направо без поворотника, сдержанно ругнулся и процедил сквозь зубы: – В России всегда две проблемы было: дураки и дороги. А теперь ещё и дураки на дорогах.

– Не сбей никого, – ласково пропела Яна.

– Постараюсь, – мрачно отшутился Олег.

– Так значит, Артёмку хотят использовать как подставного свидетеля? – жена быстро перестроилась на «рабочую» волну и уточнила этот факт сдержанно и спокойно.

– Да.

– Бедный мальчик… – вздохнула Яна и цыкнула. – А Варя на твоих глазах бесстыже обнималась с Филом?

– Да, – выдохнул Олег, притормаживая на светофоре.

– Ну! Какой из этих двух фактов тебя больше тревожит?

В воображении сразу возникли зелёные глаза супруги, сверкающие ведьминским озорством, и ехидная усмешка на тёмно-розовых губах. Олег сдавил переносицу и обречённо покачал головой. Яна и в молодости умела каким-то чудом – не иначе – распознавать его настроение, угадывать его мысли, а сейчас стала совершенно невыносимой.

– Яна…

– Конечно, дочь в объятиях неплохого, прошу заметить, мальчишки, гораздо хуже, чем дочь, пытающаяся смыть наркотики в унитаз. Я понимаю, Олег. По сравнению с Филом Шаховским, – Яна использовала безотказную наступательную стратегию, словно каждым словом пыталась вбить Олега в сидение. Получалось пока только гулко стучать молотком в сознание, – всё, что случилось – такой пустяк. Подумаешь, наркоман напал. В нашем «благополучном» районе, который ты никак не хочешь покидать; ты же тут вырос, конечно. Подумаешь, её полицейский облапал. Он же не знал, что это дочь мэра. С любой другой девчонкой проканало бы…

В Яне выключился психолог – включилась мать. Голос превращался в монотонное жужжание, перемалывающее все косяки Олега. Олег устало слушал, выжидая полторы минуты на перекрёстке. Светофор протяжно запищал, когда Яна горько выдохнула:

– Я всё-всё знаю, Олег. И мне… Мне казалось, что у нас с Варей хорошие отношения. Почему она первым делом обо всём рассказала другу, а не нам? И сейчас совершенно не важно, кто этот друг! Фил, Артём или кто-то малознакомый. Как будто задержание – такой пустяк…

Яна шмыгнула носом. Олег тяжело вздохнул и, мягко притормозив перед лежачим полицейским, преодолел пешеходный. Помолчал, внимательно подбирая слова, осторожные, мягкие, тактичные. С Варей всё хорошо и будет хорошо – Яна должна это знать. Слова полились неторопливо, в размышлениях:

– Ян, понимаешь, она взрослая девчонка. Это нормально. Дети должны совершать ошибки, учиться на них. Как бы нам ни хотелось, они не смогут учиться по-другому. Они не смогут научиться на книжках, кино или наших с тобой примерах. Помнишь Варькин любимый метод? – Олег улыбнулся, а Яна усмехнулась в ответ. – Метод тыка! Она дотыкалась, наигралась. Всё. Больше ничего не случится.

– Хотелось бы верить, – равнодушно протянула Яна. – Но у меня всё равно предчувствие нехорошее. Самое обидное: я ведь была уверена, что у нас с Варей прекрасные отношения. Что мы… Как друзья. А тут такие секреты! Я когда услышала…

Яна обречённо вздохнула. Олег потёр висок и пояснил, что у него в её возрасте секреты от родителей были хуже наркоманов и наркотиков, гораздо тяжелее. Такие секреты аукались не слезами в подушку – синяками по телу, кровотечениями, шрамами и рубцами.

– С Варей всё точно будет хорошо, – хмыкнул Олег. – В конце концов, я столько подобного прошёл. И остался жив!

– Ой, ну ты – тема отдельная! Я не перестану удивляться, как ты дожил до нас с Варей.

– Должен был, наверное, – тепло всколыхнулось в груди. Олег невольно улыбнулся: – Как вы бы без меня!

– Действительно, – балансировала Яна на грани спокойного согласия и сарказма. – Выходит, что никак. Как Варя?

– Понятия не имею, – мотнул головой Олег. – Когда мы расставались, она была злой.

– А… Там? – голос сбился, и Олегу показалось, что он увидел, как жена нервно коснулась горла. – Как дети?

Олег глубоко и тяжело выдохнул. Сложно (да нет!) – практически невероятно – было уложить в одну фразу всё то, что Олег увидел там, в допросной. Хрипловатый, убитый голос Артёма – болезненно знакомый; нервные метания дочери туда-сюда, словно бы эта ходьба что-то решит; и Фил Шаховской, бледный и совершенно не похожий на Андрея.

– Тяжело. Помнишь февраль нулевого? Как все тогда.

– Господи… Не оставляй её надолго одну. Я ей позвоню, но это не то! И у меня уже семь утра. Часа два поболтать.

– Яна, не пыли. Она взрослая девочка – справится сама. А как раз то, с чем не справляется, мы будем обсуждать с Эриком сегодня. Только вот что с Шаховским делать – ума не приложу.

– Эрик решит. Вы же договорились.

– Да я про другого! – отмахнулся Олег, паркуясь перед зданием мэрии с белыми колоннами и расчищенными ступенями.

Яна на другом конце многозначительно замолчала. Либо крепко задумалась над его проблемой, либо (и это было более вероятно) была в корне не согласна с ним и пыталась сформулировать это как можно корректней и дипломатичней. Оказался прав. Как только он выключил магнитолу и печку, Яна начала вещать о том, что Фил Шаховской – неплохой парень. Да, он не пример прекрасного принца, но ведь и время прекрасных принцев давным-давно прошло. И поспорить с её доводами было действительно сложно: времена изменились, изменились приоритеты, но… Фамилия «Шаховской» давила на мозоль. Олег заблокировал автомобиль и вышел.

После поездки в Питер всей семьёй родной город всё больше и больше напоминал по архитектуре Северную Столицу, а здание администрации – Адмиралтейство. Дворник шкрябал по заледенелой дорожке, раскидывая комки снега в сугробы. Неприятный звук врезался в уши, заглушая бормотание Яны. Олег кивком поприветствовал дворника. Тот улыбнулся и прекратил возить лопатой по асфальтовым плиткам.

– В конце концов, Олег. Ты сам сказал, что она взрослая. А взрослых детей надо отпускать, – услышал он наконец Яну.

– Я должен знать, что отпускаю ребёнка в хорошие руки. А не к Шаху, – не удержался: выплюнул старую кличку сквозь зубы. – Ты прекрасно знаешь, что от яблоко от яблони.

– Если яблоня, конечно, занимается воспитанием, – резонно заметила Яна. – Я знаю этого парня, Олег. Просто дай ему шанс.

– Я только этим и занимаюсь, что всем даю шанс, – проворчал Олег, поглядывая на часы: наверняка, перед его приёмной сейчас выстроилась целая очередь из запланированных встреч.

И всем нужно было дать шанс. Они с Яной распрощались. Напоследок она взяла с него обещание отзвониться после встречи с Эриком. Пришлось внести и этот звонок в список неотложных дел.

В единственный в городе ресторан «Королева» Олег заявился только в половину седьмого, припорошённый мелкой снежной крошкой, и без труда заметил за столиком в ВИП-зале Эрика. Тот сидел в своём уже примелькавшемся тёмно-зелёном костюме и скучающе разглядывал меню. «Наверняка, уже выбрал себе всё», – нервно поправив воротник рубашки, Олег поднялся в ВИП-зал в сопровождении заинтересованных взглядов.

Эрик незамедлительно отложил меню и приподнялся, с довольной улыбкой протягивая руку для приветствия:

– Здорово, Кощей!

Олег неприязненно скривился от канувшей в Лету клички. И сдержанно пожал ладонь старому приятелю:

– Был Кощей. Двадцать пять лет назад. А теперь Олег. Не забыл ещё, как меня зовут?

– Тебя забудешь! – прищурился Эрик и откинулся на спинку кожаного кресла.

Поправив золотые запонки на, казалось, похрустывающих манжетах кристально белой рубашки, Эрик взял паузу. Они оценивающе оглядели друг друга. «Изменился!» – Олег отметил и заметно обострившиеся черты лица, и проблески седины в короткой стрижке, и излишне пафосную печатку на левой руке, и отсутствие обручального кольца. Чёрные глаза Эрика тоже цепляли деталь за деталью. Олег кожей ощутил, как переметнулся его взгляд от небрежно расстёгнутого воротника (галстук душил в такой обстановке) к золотому обручальному кольцу.

– Сколько лет мы не виделись? – выдохнул Эрик. – Лет сто, наверное!

– Да ладно тебе. Осенью на пресс-конференции виделись. В середине декабря – на открытии отреставрированной «Королевы», – скучающе перечислил все обязательные мероприятия Олег, оглядывая ВИП-залу.

Эрик глухо хохотнул. Олег невесело усмехнулся в ответ. Оба прекрасно понимали, что имел в виду Градов: посиделки в кругу старых знакомых с крепким алкоголем и ностальгией по прошлым временам. По сумасшедшему детству и шальной юности. Только Олег предпочёл сделать вид, что не понял. Он не любил вспоминать прошлое. Не то чтобы оно было грязным, клеймило его как преступника, припоминало о неоплаченных долгах – нет. Со всеми знакомыми Олег сумел сохранить ровные отношения, в его биографии не осталось чёрных пятен, но от ошибок юности никуда нельзя было деться. Сейчас, спустя годы, они слишком резко били в глаза, пробуждая дурацкое желание вернуться в прошлое и исправиться: где-то смягчить падения, местами сократить путь. Прошлое было увлекательным, но не самым приятным. Настоящее устраивало Олега гораздо больше: у него отличная работа (и пусть она местами выжимает соки), прекрасная (и по-ведьмински коварная) жена и настойчивая (вся в него!) дочь. Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость?

Эрик подозвал небрежным жестом блондинку в форме официантки и сделал заказ. Полагаясь на проверенный временем вкус Градова, Олег попросил повторить заказ. Только вместо коньяка попросил томатный сок. Официантка быстро ретировалась, оставив Олега один на один с недоумённым взглядом Эрика.

Олегу было не привыкать. Он уже три года объяснял, что водит сам и появляться в алкогольном состоянии за рулём не намерен – не позволяли ни моральные устои, ни должность; объяснял, что свою жизнь может вверить только себе. И что под старость лет не грех подумать и о здоровье.

– Помнишь нашу присказку? Да… Бог хранит нас до тридцати трёх лет, а дальше уже мы как-нибудь сами.

– Я помню другую, – протянул Эрик. – Если рядом Кощей – значит, будем говорить о смерти. – Олег скривился, а Градов примирительно приподнял ладони: – Понял. Вернёмся к жизни. Как ты? Мы ж последний раз лет пятнадцать назад общались. Как раз, когда охота на бизнесменов открылась. Помнишь? Я вот по-омню, как все за свои шкуры тряслись. Шаховской свою семью на юг отправил. К более спокойному брату, кажется.

– Да и мы с тобой, помнится, в аэропорту пересеклись, – многозначительно приподнял бровь Олег.

Эрик недовольно угукнул. Он в тот день бежал в Калининград, а Ветровы улетали на отдых к Байкалу. Сидели тогда в забегаловке, прихлёбывали дешёвый кофе, и Эрик, вжимая шею в плечи, воровато оглядывался по сторонам. Хотя у него причин тревожиться было меньше, чем у того же Шаховского: его бизнес ещё не расцвёл, да и рыльце не было в пушку.

Принесли заказ. Эрик небрежно плеснул коньяк в бокал с камнями, Олег сосредоточенно налил полный стакан сока, внимательно изучая обстановку. Когда господин Градов стал инвестором в проект по реставрации ресторана, то постарался совместить ностальгию по былым временам и сегодняшний день. Остались колонны, красно-чёрные цвета, сцена, на которой когда-то выступали начинающие певцы и группы-самодеятели. Здесь всегда было тихо, спокойно, культурно, и Олег подумал, что необходимо сюда сводить Яну с Варей.

– Выпьем? – приподнял бокал Градов.

Олег не был мастер тостов, поэтому молча чокнулся с Эриком. Глянул на часы. Ностальгия заняла добрых тридцать минут, а к делу они не придвинулись ни на шаг.

– Давно тут не был?

– С февраля нулевого, – хрипло отозвался Олег, и холодная дрожь непроизвольно прошила позвоночник. – Забыл, что ли?

– Февраль нулевого я не забуду никогда… Н-да… Если б Шах с Марком смогли договориться, то, наверное, тогда бы… И сейчас. Всё было по-другому.

– Поздно пить боржоми, – вздохнул Олег. – Их примирение было чем-то из ряда невероятного. Сам знаешь: дружба дружбой, а деньги – врозь. Это их и сгубило.

Эрик с тяжёлым вздохом плеснул себе ещё коньяку. Полный стакан. И поджал губы. Февраль нулевого для него выдался особенно тяжёлым. Ровно в тот день, когда они все собрались в «Королеве» для празднования Дня Рождения Шаха, через пару домов горел ночной бар-клуб Градова «Туманная Леди». Ошиблись адресом. Это событие воистину стало легендарным. Легендарной трагедией, легендарным шрамом в истории города. Полицейские и бандитские разборки, множество СМИ, несколько десятков пострадавших.

Только все знали, что могло быть больше.

Все СМИ довольствовались версией, что Марков Анатолий Игоревич (по кличке «Марк») совершил террористический акт по причине неподелённого между ним и Градовым места для застройки. И только полсотни успешных солидных мужчин с жёнами, праздновавшими в тот день в «Королеве» День Рождения Шаха, (и Олег) знали, что Марк просто слетел с катушек. Что пожар в «Туманной Леди» – ошибка.

На самом деле сгореть должны были они все.

Поэтому, в общем-то, Марка и так быстро и оперативно поймала милиция. Никто не хотел жить, как на пороховой бочке. Никто не хотел сесть в машину и взлететь на воздух. Никто не хотел найти члена своей семьи мёртвым.

А Марк мог это устроить. Хоть руками бандитов, хоть руками закона.

– Так, – Эрик опрокинул в себя виски и глухо стукнул стаканом. – Мы отвлеклись. Ты, кажется, говорил, что у тебя какое-то дело. Что-то с полицией.

– Давай сперва договоримся об оплате. Я не люблю оставаться в долгу – ты ж знаешь.

– Ох, Олег! По-твоему, мы не сочтёмся?

Олег требовательно приподнял бровь, вынуждая Эрика рассказать о планах по постройке в городе филиала фонда по поддержке одарённых детей Дальнего Востока, которых отчего-то мало приглашают на программы обмена и всероссийские конференции. Градова потянуло к детям. За двадцать лет он так и не избавился от привычки регулярно сменять женщин, не обзавёлся семьёй, но вдруг испытал невероятную тягу к детям. Занялся даже воспитанием сына своей первой любви – Ирки Селивановой, ныне Муромцевой. «Муромцев? Кажется, Варька о нём говорила. Какой всё-таки маленький город!» – усмехнулся Олег.

– Смекалистый парнишка. И амбициозный. Ирка его в лицей отдала третий, ну, ты знаешь, что там пятьдесят процентов умных, а остальные – богатенькие. Так вот, он в свои пятнадцать уже сумел построить всех старшеклассников и организовать группу. Сейчас вообще… А у тебя дети же есть, да?

– Дочка.

– Сколько ей? Лет шестнадцать?

– Семнадцать, – спокойно поправил Олег.

– Да ладно! – Эрик вдруг невероятно развеселился. – Что-то вы все в одно время детьми обзавелись. У Шаха, прикинь, сын тоже родился в том же году, прям когда Марка закрывали. Жена его тогда сразу в зале суда рожать начала.

Олег устало кивнул. Во внутреннем кармане пиджака вжикнул телефон. Писала дочь.

Варя, 19:18

Пап, тебя когда ждать?

Поджав губы, Олег смахнул сообщение в сторону. Он предупреждал, что будет решать чужие проблемы, которые Варя притянула на себя из большой любви к Артёму да Шаховскому. А дочь почему-то решила, что может его дёргать. Впрочем, телефон остался в зоне доступности, рядом с тарелкой. Олег перешёл в наступление:

– По поводу Шаховского я как раз пришёл.

– Да ладно! Ты ж говорил, что с полицией проблемы.

– И с Шаховским.

Олег невесело усмехнулся, а Эрик недовольно поморщился. Ещё с девяностых годов кличка «Шах» как-то автоматически стала родниться со словом «проблемы». Потому что там, где был Шах, обязательно были неприятности. С деньгами, с дележом, с бизнесом, а теперь вот – проблемы с детьми. Олег пересказал самую суть происходящего Эрику и попросил лишь об одном: вытащить Артёма Родионова. Мальчишка ведь не виноват, что стал другом Шаховскому-младшему, а ему жизнь сломают.

– Ты же понимаешь, что это не решит проблему, – многозначительно приподнял бровь Градов.

– Не учи учёного, – холодно парировал Олег. – Но я бы предпочёл оставить Шаха самого разбираться со своими заказчиками.

Эрик солидарно кивнул. Они не общались с Шаховским со дня суда над Марковым; Олег – и того раньше. С того рокового утра марта, когда Шах признался, что его человек заплатил людям Марка, чтобы они не поджигали «Королеву», а потом долго оправдывался, что не мог предположить, что они подожгут «Туманную Леди». Кто-то ему поверил, кто-то не поверил, но смолчал, кто-то не поверил и назвал Шаха убийцей. Олег тогда смерил Шаховского внимательным взглядом и молча оставил ему шанс судить себя самостоятельно.

– Всё, чего я хочу сейчас – чтобы не трогали детей. В том числе и его сына. Только последняя сволота может втягивать в свои грязные игры детей. Я когда услышал эти слова от Артёма, сразу подумал о Марке. Это вот в его стиле. Подставы, шантаж, использование всех грязных методов. Марков никогда берегов не видел. Но… Он ведь ещё сидит?

– Умер. На зоне. Не слышал? – Олег мотнул головой, Эрик кивнул: – Вот. Но он ведь тоже не один в своём роде. Ситуация, конечно, препаршивая. Думаю, нужно переговорить с Шаховским. Хочешь, я свяжусь с Андреем, обсужу его вероятных недоброжелателей?

Под рукой вжикнул телефон.

Яна, 20:07

Ты домой когда? Там ребёнок один сидит!

Она трубку не берёт.

Яна, 20:10

Олег, с ней что-то случилось!

Олег, методично кивая на предложения Эрика, мизинцем набирал Яне ответ. Жене не было смысла беспокоиться за десяток тысяч километров: всё равно она ничего не смогла бы сделать. Она, разумеется, поднимала панику с ничего. Он даже хотел убедить её в том, что Варя, как обычно, онлайн. Ошибся: дочь в мессенджере последний раз была, когда написала ему сообщение. «Странно… Чего это она матери не отвечает? Обиделась?» – смутная тревога царапнулась в груди.

Градов развёл руками:

– Парнишку я точно вытащу. Договорюсь. Но не больше. Я не волшебник.

– О большем я тебя и не прошу. – Олег достал портмоне и оплатил счёт. – Ладно. Приятно было повидаться. Надо будет ещё встретиться. Жена горит желанием кое-что обсудить.

– Без проблем. А с тебя разрешение на отстройку.

Олег коротко кивнул. Пожали друг другу руки и договорились созвониться. Спускаясь по тёмным ступенькам ВИП-залы, Олег на ходу поправлял пальто и пытался набрать дочь. Она не отвечала. И с каждым протяжным гудком в душе поднималась холодная тревога, ознобом проносившаяся под кожей.

– Олег! – окликнул вдруг Эрик его на последней ступеньке. – Тебе не кажется, что всё это мы уже где-то проживали?

– Жизнь циклична, – не оборачиваясь, бросил Олег. – Колесо Сансары, слышал? Будем вращаться в круговороте, пока не оплатим все долги. До встречи!

– Увидимся, – лениво отозвался Эрик.

Олег стремительно покинул «Королеву». Вывеска мерцала благородным золотом, маленькая ёлочка во дворике оказалась погребена под сверкающим свежим снегом, который валил без остановки. Днём он сыпал мелкой колючей крошкой, раздражающей кожу и комочками скатывавшейся по пальто. Сейчас он накрывал город пушистыми белыми хлопьями и всплывал вверх под хлёсткими порывами ветра. Подняв воротник пальто и вполголоса проклиная зиму, Олег поторопился к машине. Снежинки противно поскрипывали под ботинками, а Варя по-прежнему не брала трубку.

Захлопнув дверь, Олег первым делом включил печку и растёр озябшие пальцы. Под тихие переливы «Би-2», он набирал Варю снова и снова, каждый раз получая в ответ лишь безразличные длинные гудки. В горле неприятно запершило. Разумеется, тревоги были бессмысленны: с Варей ничего не могло случиться, пока она дома. Но никто не мог гарантировать, что дочери вдруг не взбрело прогуляться где-нибудь с кем-нибудь. «Например, с Шаховским», – Олег отложил телефон и коротко выдохнул. Варя была разумной девочкой, но слишком самоуверенной. Наверняка, опять решила показать свой характер и принципиально игнорировала его звонки.

«Нас ждёт серьёзный разговор», – напомнил себе Олег, плавно выруливая на пустые заснеженные улицы.

Ездить по ночным дорогам в родном городе он любил. Во-первых, все ученики и неумелые ездоки не выбирались из своих квартир, боясь ненароком врезаться. Во-вторых, все работяги уже вернулись домой и пробок не было. А в-третьих, городок вспыхивал приятными желтоватыми огнями, напоминая о прошлом. Казалось, ночные дороги сейчас почти ничем не отличались от тех, что были двадцать лет назад.

Знакомая вывеска круглосуточной булочной мелькнула перед глазами. Олег включил поворотник и мягко остановился у небольшого двухэтажного здания. Раньше здесь была другая булочная и его офис. Теперь на первом этаже расположилась «МУКА», а на втором – Яна Ветрова, бизнес-леди и начинающий практики психолог. Олег в раздумьях побарабанил по рулю и прислушался к себе. Тревога продолжала дребезжать под сердцем, но её заглушало жаркое негодование. Уверенность в том, что Варя просто игнорирует его звонки, с каждым мгновением росла. Олег зашёл в мессенджер и не смог не хмыкнуть. Варя была в сети пять минут назад, но не ответила ни на его звонки, ни на сообщения.

Олег решительно вышел из автомобиля. В конце концов, ему надо было купить что-нибудь к чаю на завтрак. И печенья в вазу в кабинет. Тонким перезвоном его поприветствовал колокольчик над дверью, а потом и молоденькая продавец. Отвесила ему печенья, какого он попросил, вторговала пирожки с вишней и чай со сказочным ароматом «Тайна Шахерезады» и уточнила, когда вернётся Яна Григорьевна. А то без неё прибыль как-то не идёт.

«Непременно скажу Яне, что её диеты загубят магазинчик!» – усмехнулся Олег, расплатившись за покупки.

До дома добрался быстро. Палец долго вжимал кнопку звонка, но за дверью не было ни намёка на какое-нибудь шевеление. Пришлось открывать самому. Олег зашёл в квартиру, щёлкнул замком. Тишина и кромешная темнота.

– Вот блин, – ругнулся вполголоса Олег и громко позвал дочь: – Варя, я дома!

Ему никто не ответил. Мрак остался недвижим. В голове закрутились разные варианты событий – нужно было лишь отсеивать. Например, глупо было полагать, что кто-то ворвался в квартиру и похитил Варю: она бы явно не открыла, да и кому она нужна? А вот вариант, что она пошла гулять с Филиппом Шаховским, не предупредив, казался наиболее реальным. Олег повесил пальто в шкаф, небрежно скинул пиджак на комод и, задрав рукава рубашки, прошёл в гостиную. Телевизор не горел.

– Вар-вар-вар-вара! – в задумчивости прорычал Олег и обернулся.

Дверь в комнату дочери была закрыта. По полу носились серебристые блики, которые можно было бы принять за лунный свет, если бы небо не затянули дырявые тучи.

– Варя! – с трудом сдержался, чтобы не рвануть дверь на себя.

Яна приучила всю семью к уважению и соблюдению личного пространства. Даже личного пространства ребёнка. Первое время Олег фыркал на её советы и был уверен, что так Яна только распустит Варю. Ан нет: дочь стала как будто больше доверять родителям.

Дважды стукнул и прислушался. В комнате прозвучал сдавленный всхлип.

– Варя! Можно я войду?

– Нет! – вскрикнула дочь.

«Говорить может – уже хорошо!» – ладонь обхватила дверную ручку и мягко крутанула. До щелчка. Олег решил побыть немножко бесцеремонным отцом, врывающимся в личное пространство ребёнка. И, предупредив, что входит, распахнул дверь.

Варя лежала на руках за письменным столом, плечи её подрагивали. Под ногами раскинулась розовая куртка, на подушке – белая шапка, а путь к столу был усыпан какими-то книжками. «Чумной доктор, Игорь Гром, я бы на твоём месте, – прочитывал Олег, подбираясь к дочери. – Что это за фигня?» Под кипой книжек обнаружился и вибрирующий смартфон. Звонила Яна.

– Тебе телефон для чего покупали? – нахмурился Олег, подбирая сотовый. – Мне кажется, чтобы ты всегда была на связи. Я переживал. Мама волнуется.

Варя молчала. Сохранять спокойствие с каждым мигом становилось всё тяжелее. Варя словно нарочно выводила его на эмоции. Как будто ей было мало непутёвого Шаховского – она решила ещё и бойкот устроить! Когда Олег укоризненно посмотрел на дочь, принимая Янин звонок, она отвернулась. Пришлось отвечать самому:

– Да, Ян. Я дома. Она дома.

Яна взорвалась:

– Почему она трубку не берёт?! Мы нормально поговорили, сейчас звоню – игнор! Я готова была уже в полицию заявлять, что ребёнка похитили.

– Ян, прекрати… Кто бы её похитил? Кому она нужна? Просто твой любимый переходный возраст!

– Олег… – простонала супруга. – Ты опятьза своё. Есть гормоны, а есть дурость. Я тебе говорила. И сейчас говорю, что у неё именно дурость. А ты мог бы сразу позвонить, как домой пришёл. Ты мне вообще ещё раньше позвонить обещал! Забыл… Обо мне в этом доме вообще помнят?

– Тихо, Ян, не заводись. Ну прости, забыл. Сейчас всё в порядке. Иди на свой консилиум.

В трубке послышались короткие гудки. Помассировав переносицу, Олег шлёпнул телефоном о стол дочери. Пальцы свело от гнева. Всю жизнь дочь не преподносила ему неприятных сюрпризов, была ответственным серьёзным человеком, на которого он мог спокойно положиться. О котором мог не тревожиться. А сегодня она вдруг решила потрепать ему нервов за весь «переходный возраст». Вжал пальцы в стол, так что тот скрипнул. Варя вздрогнула и шмыгнула носом.

– Ну. И что это за концерты, а? – голос вибрировал в горле, готовый сойти на крик. Олег держался из последних сил. – Варвара! Я решаю твои проблемы, а ты тут сидишь и требуешь, чтобы я возвращался. Да потом ещё и концерты закатываешь. Что происходит?

– Ничего, – прохрипела дочь сухо и качнула головой, утираясь предплечьем. – Просто враньё.

– Что? – от неожиданности ответа Олег даже прищурился и замер.

– Всё враньё! – буркнула Варя, не поворачиваясь на него. – Никто никому не нужен. Всем всё равно! И нас никто не воспринимает всерьёз. Книги и фильмы врут! Вот здесь даже, – хлопнула по обложке с блондинкой на чёрном фоне. – Ксю как бы такая крутая, с полицейскими в контакте, матери мероприятие организовала. Следаку помогла, оперу из нарконадзора раскрытие обеспечила… И все её слушали, как равную. Но так ведь не бывает. Когда я говорила, что Тёма не виноват, и Светлаков на меня смотрел так скептически, и… Ты! Почему, пап? Почему вы считаете, что лучше всех знаете всё? Мир ведь не стоит на месте. Он развивается. Вы ведь не можете за всем успевать.

– Ты что-то слишком далеко зашла, Варь! – сорвался; ладонь врезалась в стол с гулким хлопком, так что повалился органайзер, а кожа вспыхнула.

Дочь вскинулась и подняла на отца покрасневшее опухшее лицо. Рука сжалась в кулак. Женских слёз Олег не любил, но особенно терпеть их не мог в таких ситуациях: когда женщина вроде бы и виновата, но и он, вроде как, лежачих не бьёт. Олег отошёл от стола и широкими шагами отмерил комнату. Варя рвано дышала у стола. Оба молчали. В руку попались комиксы с какими-то призраками, преступниками, чёрными риелторами – всё, что успел уловить, пролистывая. Ногти дочери царапали обложку той самой книжки.

Напряжение, повисшее в комнате, чувствовалось кожей. Варя выглядела такой измученной, несчастной, измотанной прошедшими событиями, но при этом косилась на отца так дерзко, с тихим вызовом, мол, папа, докажи, что ты хорош. Олег глубоко и размеренно дышал. Вместо того, чтобы сидеть дома и отдыхать, он поднял старые связи, влез в долги – лишь бы спасти друга дочери. Руки захлопнули книжку комиксов. Варя, натянутая, как струнка, вздрогнула.

– То есть ты хочешь сказать, что умнее всех нас вместе взятых, так? – приподнял бровь Олег; книжка полетела на кровать. – Молодец. Тогда давай я сейчас позвоню Эрику Градову, лучшему юристу города и моему старому приятелю, и скажу, что наше соглашение разрывается. Потому что дети лучше меня знают, как быть. И сами справятся.

Варя исподлобья скользнула по нему колючим взглядом. Только пальцы её трусливо сжались в кулак. Олег хмыкнул и вышел в коридор: смартфон остался в пиджаке. Дочь всё ещё не протестовала. «Ладно, – Олег зашёл в кабинет и разблокировал телефон. – Посчитаем до десяти».

Олег не собирался отматывать назад и оставлять Артёма на произвол судьбы, но и не преподать дочери урок не мог. Варя влетела в комнату на цифре «три».

– Не надо, пап! Пожалуйста! Прости! Прости-прости-прости! – она закрыла ладонью рот и нервно затряслась, измождённо приваливаясь к косяку. Голос задрожал. – Я не хотела… Просто… Оно само. Пап, ты самый лучший. Не надо. Папа…

Только сейчас Олег заметил, что дочь даже не переоделась: осталась в тех же джинсах и розовом свитере, что и на свидании. Только волосы заплела в одну косу – на это, видимо, время и силы нашлись. Вопрос, совершенно не уместный в данной ситуации, непроизвольно сорвался с языка:

– А ты ела?

Дочка замотала головой, твердя, что не голодна и что её от еды воротит. Олег отложил телефон в сторону, а Варя с опущенной головой подошла к нему, засунув руки в карманы. Каялась, что пришла и, чтобы не разреветься, уселась читать книжку. А там, как назло, тоже наркотики, школа и полиция, которая использует детей для успешного следствия.

– Т-там парня посадили. Потом выпустили, правда, но он с бомжами пить водку начал. И я… – Варя растёрла ладошками слёзы. – Я сразу о Тёмке подумала. Ты же видел его? Он прям убитый. Что с ним будет, когда его выпустят? А если его не выпустят? Как тогда?..

Дочь путалась в мыслях, словах и то и дело растирала ладошками лицо, тщетно пытаясь успокоиться. Родительское негодование стихало, уступая место усталому сочувствию. На долю его дочки выпали какие-то невероятные приключения: в духе тех, о которых она так любила читать и смотреть. Она, такой нежный цветочек, который они с Яной тщательно оберегали, оказалась не готова столкнуться с реальностью этого мира.

– Это не-неп-правильно, – всхлипывала она рвано и нервно, – так ведь не должно быть. Деньги… Они же не дороже людей, пап! Проклятые деньги!

– Хочу заметить, что ты на них живёшь. И живёшь неплохо, – спокойно выдохнул Олег.

– Да, н-но… Тёмка. Почему он? Это несправедливо! Неправильно! Шаховские – тоже. Фил им пытался сказать, а они проигнорировали. Ещё и Артёма назвали чуть ли не врагом народа! А ведь всё из-за них! Почему всем всё равно? Почему никто из класса, кроме нас с Филом, о нём не спросил? Не попытался помочь! Его же все говорили, что любят.

– Так бывает, дочь, – Олег мягко привлёк к себе подрагивающую Варю. – Ему повезло с такими друзьями, как вы. А вам – как он. Его вытащат. Даже не сомневайся.

Варины руки неловко скользнули по его спине. Дочь обняла его и прижалась щекой к груди:

– Спасибо, пап… Прости, пожалуйста. Я такая глупая.

– Дежавю, – с усталой улыбкой шепнул Олег и поцеловал дочь в висок.

Она тихонько подрагивала в его руках, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Варе было мало нужно для спокойствия: всего лишь освобождение Артёма Родионова. А вот Олег выдохнуть не мог. Чтобы дети не пострадали, нужно было действовать быстро и сразу. Вывести из-под удара всех троих: Варю, Артёма и даже Фила Шаховского (в самом деле, сын ведь не виноват, что его отец однажды возомнил себя богом); заставить разбираться Шаховского со своими проблемами самостоятельно – как мужчину.

Сейчас время уже было упущено. Олег почувствовал это ещё вчера. Лавина пошла. И нужно было просто защитить детей. Любой ценой. «Надеюсь, Шах думает так же…» – бесшумно выдохнул Олег, крепче прижимая к груди дочь.

Глава 14

Фил оглушительно хлопнул дверью, и в голову, гудящую с самой полиции, отдалась гулкая вибрация. Фил, оперевшись ладонью о стену, зажмурился и потёр лоб. Очень хотелось ругнуться, но, помня вчерашний день, он прикусил язык.

– Грёбанная жизнь, – простонал тихо, вслушиваясь в глухоту квартиры.

Ключ со звяканьем повис на крючке в ключнице. Всё на автомате – как обычно, как надо, как правильно. Ботинки – отряхнуть и на полку. Куртку – в шкаф. Взъерошил волосы, высыпая на пол мелкую белую крошку. Заглянул за все двери. Нырнул во все щели. В квартире было пусто.

«Слава богу!» – выдохнул Фил, торопливо расстёгивая пуговицы на рубашке. И по пути в комнату излился самой смачной бранью, до которой его довёл прошедший день. Всё действительно было хуже некуда. Фил думал, что всё настолько отвратительно, когда задержали Артёма и не думал, что бывает хуже. Но после того, как он увидел потухший взгляд всегда неудержимо оптимистичного друга, как услышал собственную фамилию – выпал из реальности. По-другому своё состояние Фил не мог назвать: всё казалось чужим, туманным. И только голос отца безжалостно взрезал сознание: «Ты всё испортил!»

Только когда они уселись рядышком, плечом к плечу, о чём-то пересмеиваясь, Фила отпустило. И, на удивление, в машине Олега Ветрова, который всегда казался ему невероятно угрожающим, ему было спокойно. Сжимать Варину руку, слушать спокойный уверенный голос Ветрова и размышлять, почему косяки его отца обрушились на его друзей.

С каждым годом хотелось всё меньше и меньше походить на родителя, унаследовать как можно меньше от него: искоренить эту баранью упёртость и привычку бросаться громкими вызывающими фразами; построить свою жизнь самостоятельно, а не взваливать на себя чужой (особенно отцовский) бизнес; поддерживать физическую форму, а не оседать с каждым годом. Но отец как будто заботился не оставить его без наследства. Решил передать проблемы!

Фил громко хохотнул в потолок и расстегнул последнюю пуговицу. Хотелось не то курить, не то выпить, не то броситься в омут с головой. Фил пополз в ванную и подставил руки под мощный поток холодной воды. Забылся. Собственное отражение, помятое, потрёпанное, смотрело на него из-за стекла потускневшими голубыми глазами. И почему-то с каждой секундой становилось всё хуже и тяжелее. «Это я виноват во всём, – напомнило подсознание уже собственным голосом. – Вечно всё портишь. Даже другу жизнь испортить умудрился…» Фил набрал в онемевшие ладони ледяной воды и окунулся в неё с головой. Коротко и часто дышал. Резко вынырнул, от души помотав головой в надежде, что мозги встанут на месте. Капли попали на чистое зеркало. Оставляли кривые дорожки разводов на сверкающем стекле.

«Горничная не за так же зарплату получает», – скривился Фил и, растерев до жара руки и лицо жёстким чёрным полотенцем, хлопнул дверью ванной.

В комнате заняться было нечем. Фил пытался было играть в комп, но без Артёма игра была безвкусной, как жвачка в детстве. Да, к тому же, минут через пятнадцать, ещё на этапе утомительного обучения его ударила головная боль. Тупая, пульсирующая, тошнотворная. Выключив компьютер, Фил раскинулся на кровати звездой и, подключив к смартфону блютуз-колонку, запустил на полную мощность свою любимую музыку. Ту самую, на которую мама кривилась и называла аморальной. «Как будто сама интеллигенция!» – всегда фыркал Фил.

Поочерёдно в комнате орали о несправедливости жизни и о том, что Россия – для грустных, разные солисты, матерясь и перекрикивая барабаны. А Фил смог отключить сознание. Правда, пришлось всё-таки вернуться в реальность минут через тридцать и предупредить репетитора по обществознанию, оплаченного матерью, что он не придёт. Репетитор спокойно согласилась и обещала выслать на почту варианты для проверки наработанного за полгода.

Фил перевернул телефон экраном вниз и потянулся за сигаретой. Курить в квартире, конечно, не стоило, но нервы были уже на пределе. Даже музыка не помогала. Фил сполз с кровати, нашарил в карманах валявшихся неподалёку джинсов зажигалку и распахнул окно настежь. Колючая крошка и снег больно обожгли тело. Пришлось вернуться и закутаться в толстовку. Фил с наслаждением затянулся и выпустил на улицу мощную струю горького дыма. Внизу сновали люди, то и дело поднимая головы на громкую музыку.

Фил усмехался. Он научился так развлекаться уже в седьмом классе. Творить, что взбредёт в голову, пока нет родителей, увиливать от тотального контроля; самостоятельно решать, как поступить, но без совершенно тупых глупостей (вроде наркотиков) – это Фил называл свободой.

Сигарету Фил не докурил. Сбросил из окна так, наблюдая, как маленький огонёк осыпается пеплом. Захлопнул окно и вернулся на кровать. Умудрился даже задремать под грохочущую музыку. И сквозь плотную пелену полудрёмы услышал проворачивающийся в замке ключ. Фил успел только сесть и растереть ладонями лицо, как по квартире прокатились мамины претензии:

– Филипп, что это за музыка? У тебя же музыкальный слух! А ты слушаешь такой ширпотреб!

– За такие деньги, которые ты платила, – бурчал Фил, впрыгивая в штаны, чтобы встретить мать, – у меня и слух, и зрения, и, пардон, понос были бы музыкальными.

– Я не ясно выразилась? – нахмурила тёмные брови мать и сложила руки под грудью.

Фил закатил глаза и картинно резко смахнул приложение в телефоне. В квартире повисла звенящая тишина.

– Вот теперь привет, – кивнула мама.

– Привет, – вяло отозвался Фил.

Пришлось стоять, подпирая стенку, и наблюдать за тем, как приводит себя в порядок мама. Разделась, разулась, поправила обновлённую стрижку, проверила ячейки в подставке для документов и упрекнула Фила, что он не вытащил почту – а ведь это его обязанность. Фил покорно молчал, скрестив руки на груди. Когда мама пошла вымыть руки, перетащил огромные пакеты в кухню и разобрал в поисках чего-нибудь вкусного.

– Руки прочь, – мать вошла в кухню уже переодевшаяся и повязавшая фартук. – Буду сегодня готовить индейку в сметанном соусе.

Фил, с трудом подавив обречённый вздох, угукнул. Вообще-то, ему хватило вчерашнего семейного ужина, но если бы он начал сейчас возникать, точно бы не отвязался от упрёков до конца жизни. И так в нём горело желание поторопить мать. Пусть бы уже выдала всё, что думает о его возмутительных, по словам Янины Сергеевны, пропусках, и отпустила прочь. «Варьке бы позвонить. Интересно, что ей отец сделал? Как бы я её ещё не подставил», – Фил присел на табурет. Мать молчала и как будто не планировала начинать ссору.

Но Фил прекрасно знал, что это лишь затишье перед бурей. Нож размеренно застучал под доске. Мать разделывала подтаявшую индейку сосредоточенно. И бросила между прочим риторический вопрос:

– Чем занимаешься? Опять в свои онлайн-стрелялки играешь, как обычно. От тебя зимой снега не допросишься. А помощи – так вообще никогда. Ещё и сегодня школу пропустил. Почему?

– У меня дела были, – буркнул Фил, переплетая пальцы в замок.

– Какие? Очередную игру тестировал? Вот позвоню отцу и попрошу отключить тебя от твоего аппарата жизнеобеспечения. А то где это видано: здоровый лоб, а уроки пропускает, как малолетка!

– Может, потому что я здоровый лоб, я могу сам решать, что мне делать, а что нет – не?.. – монотонно выдохнул Фил; хрустнули суставы. – И при всём желании выключить, ты не имеешь права. Прикинь, у нас там все задания!

Мама фыркнула. Филу показалось, что он в чёртовом Дне Сурка. Один и тот же диалог повторялся изо дня в день, из года в год. Сейчас нужно было ещё прийти отцу, налить себе виски, всем собраться в столовой – и тоже всё по новой. Фил – позор семьи, Фил не оправдывает надежд. Фил безответственный, глупый, всё портит.

Не слушая маминого негодования, Фил прошествовал к холодильнику и достал оттуда жестяную банку «Спрайта», хотя хотелось чего-нибудь покрепче и пожёстче. Мама зависла на мгновение. А потом нож так резко вонзился в индейку, что Фил плюхнулся на ближайший стул и застыл.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – мама произнесла это равнодушным, но чуть позвякивающим голосом.

Обернулась. Зрачки сузились до маленьких чёрных точек. Брови сдвинулись к переносице. Она напряжённо оглядывала его, а фитнес-браслет на левой руке, повёрнутой к Филу, отмерял её частый пульс.

– У меня у друга проблемы!

Мать хохотнула и принялась рассказывать о настоящих проблемах, которые довелось перенести ей. Фил осклабился в ответ. Никогда не понимал, какой смысл спрашивать, если слушать не будешь. Родители, как правило, задавали вопросы исключительно ради доказательства, что им жилось хуже и тяжелее. А он каждый раз исправно отвечал в надежде, что однажды его услышат.

В конце концов, раньше ведь мама его слушала.

– Его в тюрьму посадили.

Мать не услышала. Продолжила бубнить о голодовке в общежитии, о том, как скрывались во время отцовских проблем на юге и там выживали с огромными ценами. Как на отца пытались совершить покушение. Фил кивал, глотая газировку, и упрочнялся в вере, что справится без них.

Такого взрослого, как Ветров, им хватит.

– На свидание я сходил!

– Ха! – на это мама отреагировала и обернулась. – А другого времени не нашлось, чтобы с девушкой на свидание сходить? Или она слишком старше тебя?

– Моя одноклассница.

Мама вскинула бровь:

– Это что же за девчонка такая, что пропускать тебя уроки заставляет, а? Совсем невоспитанная, что ли? Я в её годы исправно ходила…

– В техникум, – едко продолжил Фил и сжал банку. – Прекрати, ма. Ты её вообще не знаешь! Если хочешь – это я её порчу. Предложил ей прогулять уроки, потому что вчера на неё напал наркоман…

– Я так и знала! Она ещё и с наркоманами тусуется! Замечательно! Что ещё ты мне преподнесёшь?

– Ма! – Фил взвился и с грохотом выбросил банку в мусорное ведро. – Прекрати! Ты меня вообще слушаешь? Такое ощущение, что ты слышишь только то, что тебе нужно! Меня это уже за-ко-ле-ба-ло! Хватит меня попрекать! Я взрослый человек и имею право самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

– Не ори на мать! – от крика зазвенело в ушах; нож впился в деревянную доску. – Филипп Андреевич, тебя сегодня ждёт серьёзная беседа. Ты до восемнадцатилетия обязан нас слушаться. Пока ты живёшь в этом доме, ты будешь соблюдать все мои требования. Я не для того рожала тебя, чтобы ты под заборами попрошайничал или работал дворником! Сегодня с тобой поговорит отец.

Фил даже бровью не повёл: как правило, отцу было не до проблем с сыном – у него на уме были одни лишь акции, деньги, прибыль и филиалы. Филу иногда казалось, что они с друзьями живут в разных мирах: Артемон постоянно с родителями (а после развода до десятого класса – с отцом) куда-то выезжал, болтал, развлекался; Варька говорила о родителях с нежностью и мягкой улыбкой; Витька горячо любил бабушку (пусть она и была суровой советской закалки и держала внуков в ежовых рукавицах) и постоянно таскал на обеды её стряпню; Машка с воодушевлением рассказывала об отце-скоропомощнике. А Фил в такие моменты думал, что у него и родителей-то нет: он не мог им довериться, не мог похвастаться тем, что они знают его вкусы, не мог показать фотографии из совместных поездок. Он мог рассказать лишь о дорогих родительских подарках, которые они дарили стабильно на Новый год и День Рождения.

– Тогда увидимся за ужином, – буркнул Фил и скрылся в комнате.

Он и не заметил, что город заволокло чернотой. В кромешной тьме кислотно-голубым мерцали электронные часы: 19:00. Пальцы почему-то подрагивали, а почти сошедший синяк заныл. Фил упал на кровать, отодвинув колонку, и зашёл в соцсети.

Отчаянно хотелось поговорить с кем-то, кто его поймёт.

Первым в этом списке понимающих был Артемон. И Фил очень жалел, что его не было рядом.

Второй была Варя, вытеснившая Виктора Зимина. Но Фил вдруг оробел и не посмел ни написать ей, ни позвонить.

Оставался Зимин. Фил набрал друга, и тот снял трубку рекордно быстро – спустя пару длинных гудков. Впрочем, положил трубку он так же быстро, не дав Филу и слова вставить: сказал о юбилее бабушки и предложил поговорить завтра.

«Завтра… – скривился Фил, глядя на чёрный экран. – Завтра меня может не быть. Сегодня четвертуют». Растёр лицо ладонями. Он не знал, что делать, куда кидаться, кому писать и звонить. Но самое главное: мысль о его вине никуда не делась, а стала ещё сильнее. «Если бы мы с Артемоном не дружили, если бы мои родители не были такими богачами, если бы…» – бездумно листал ленту Фил. «Если бы…» становилось всё больше и больше, они железными тисками сдавливали голову. Фил потёр висок и почувствовал, как сильно пульсирует вена на лбу. Каким-то образом наткнулся на Варин профиль. Увидел, что она в сети. Написал.

Фил Шаховской, 19:21

Варь, привет. Тут такое дело тебе позвонить можно?

Варвара Ветрова, 19:22

Не поверишь: хотела предложить то же самое!

Фил зашёл в телефонную книжку и уверенно нажал контакт под именем «Варька». Пара коротких гудков показались вечностью – аж в горле пересохло. Фил понял, что совершенно не знает, что говорить. А потом тут же подумал, что это совершенно неважно: главное – услышать её голос, а дальше пойдёт как-нибудь.

Гудки прервались. В трубке послышалось тихое сопение. Он шумно дышал в ответ.

– Ну, так и будем молчать? – решил первым подать голос Фил.

– Не знаю, – смущённо выдохнула Варя.

Забавно было стесняться по телефону, когда наяву уже целовались не раз.

– Как ты? Я твоему отцу, похоже, не понравился.

– Глупости, – выдохнула Варя, – ему сложно понравиться. Но я его убежу. Убедю. Блин! Непременно заставлю поверить.

Она шмыгнула носом и хихикнула. Фил беззвучно усмехнулся и прикрыл глаза. От Вариного голоса становилось теплее и хотелось верить, что она, на том конце разговора, тоже сидит с блаженной улыбкой, прикрыв глаза.

– А ты как? – спросила она.

– Да… Пойдёт. Не жизнь – а гонка по кругу! Хотел родакам всё сказать, но… Зачем?

– Ну, это же напрямую их касается.

Фил хмыкнул. Пожалуй, это было единственным весомым аргументом, способным привлечь внимание родителей к его проблеме.

– Я пытался. Им всё равно.

– А ты начни не с начала, а с главного. Мол, на вас пытаются завести дело и для этого замели моего друга.

– Попробую. Ты чего делаешь?

– В темноте сижу, – Варя рвано выдохнула в трубку. – Папы нету. Не люблю… Знаешь, очень не люблю быть одна. Особенно теперь, вечерами. Тревожно, что ли. Да ещё и оставаться тет-а-тет с собой. Приятного мало. Постоянно о Тёмке думаю.

Фил пожал плечами: ему было чуждо тяготение одиночеством. Родители часто приходили домой в девять (а то и позже), предоставляя сына самому себе. И Фил жил, как мог. Ему ни разу в голову не приходило позвонить или написать родителям и спросить, до которого часа они на работе. А родители никогда не спрашивали, во сколько он пришёл из школы, как добрался и пообедал ли.

Просто наступал какой-то момент, когда приходилось выходить из своих комнат и собираться в столовой на ужин. Просто потому что так у них принято.

Они не делились сокровенным, не шутили. Просто сухо рассказывали новости, которые чаще всего сводились к косякам Фила, какими бы незначительными они ни были.

– Я тоже об Артемоне думаю, – выдохнул Фил. – А давай я приеду! Тебе легче станет?

Варя затихла, и вдруг взорвалась смехом, с трудом опротестовывая решение Фила. Говорила, что папа точно не поймёт, да и у него родители тоже. Фил с тоскливой улыбкой покосился на окно. В оранжевом свете фонарей вился снег, скрипели шинами автомобили. В коридоре послышалось шуршание. Фил прикрыл глаза и легонько стукнулся затылком о кровать:

– Мне сейчас капздец.

– Из-за школы? – сочувственно вздохнула Варя. – Ну ты объясни им, что это очень важно. Они поймут.

Фил закатил глаза и саркастично рассмеялся.

– Они родители, Фил. Поорут, но поймут!

– Не в моём случае.

Послышались гулкие голоса родителей, и, вроде как, даже его имя проскочило. Фил болезненно поморщился и нервно взъерошил волосы. Не хотелось ползти в столовую и делать вид, что они семья.

– Фил, ты ещё на месте? – осторожно спросила Варя, и тут Фил понял, что молчит уже несколько минут.

– Да. Просто… Батя пришёл. Сейчас ужин. Остаться в живых, блин.

– Фил… – с присвистыванием выдохнула Варя и сглотнула. – Обнимаю.

– Целую, – парировал Фил с глупой улыбкой.

В трубке послышались короткие гудки. Фил полежал ещё минут пять, тупо глядя, как меняются цифры на часах, и оттягивал до последнего. Мать крикнула его в третий раз. Подключился отец – дальше оттягивать было опасно. Фил быстро соскочил с дивана и прошлёпал в столовую.

Тихо работал телевизор на стене, вещая новости. Мама раскладывала себе и отцу салат. Отец традиционно откупорил бутылку дорого коньяка, который ему подарили на юбилей полгода назад, и плеснул себе немного в бокал. Фил торопливо наложил себе порцию больше, чем следовало, чтобы набить рот и не говорить.

– Не торопись, – холодно осадила его пыл мать.

– Я голодный! – с набитым ртом отозвался Фил.

Отец и бровью не повёл. Невозмутимо продолжил разговаривать с матерью:

– Мы планируем расширяться. Сёма предлагает замахнуться сразу на Москву, идиот. Я ему твержу, что сначала надо по всему краю распространиться, а потом уже ползти дальше, а ему сразу Москву подавай!

Мать снисходительно усмехнулась, накрутила на палец светлый локон:

– Видишь, какой у тебя амбициозный партнёр. Его бы амбиции, да в правильных целях… Ммм… Сказка.

– Зимин как был упрямым, так и остался. Но если раньше моё слово хоть что-то для него значило, то теперь… – отец безнадёжно махнул рукой: – Я ему говорю, что надо начинать с малого, но как будто Филиппу твержу.

Фил дёрнулся:

– А что опять я?

Отец недобро оскалился:

– А кто опять школу прогулял?

– Андрей, он мне сказал, что у его друга какие-то проблемы. И он отправился их решать.

Сердце дёрнулось, а взгляд метнулся к матери. Неужели услышала всё-таки? Неужели прислушалась? Отец бросил:

– Нужно уметь выгребать самому. Закон джунглей слышал? Каждый сам за себя! Выгребет – молодец; нет – ну и фиг с ним.

– Чего? – презрительно прищурился Фил, но ему опять не дали договорить.

Отец постучал пальцами по столешнице, и Фил успел натянуть на лицо безразличное выражение и уткнул взгляд в тарелку. Отец, сделав глоток коньяка, разразился гневной речью о безответственности и недальновидности Филиппа. Говорил об обязательности и необходимости высшего образования (Фил с трудом сдержал едкий комментарий, мол, отцу же каким-то чудом удалось с колледжем выбиться в бизнесмены), о ценности высококвалифицированных сотрудников («То-то ты выгоняешь каждого за малейший косяк!» – ехидно отмечал про себя Фил) и ещё о многом, что Фил знал наизусть и что привык пропускать мимо ушей. Потому что обычно все эти речи сводились к одному и тому же, к чему свелись и сейчас:

– Мы вложили в тебя кучу сил и денег, чтобы дать тебе образование и обеспечить нормальную жизнь, а ты чем нам отплачиваешь?! Хочешь под заборами жить?!

– Ты нафига кричишь? – приподнял бровь Фил. – Я и так всё прекрасно слышу.

– Хватит хамить! – тон отца набирал обороты, а Фил продолжал с невозмутимым видом пилить индейку. – Ты кем вообще себя возомнил? Ладно, мы с матерью стерпели, когда ты решил стать бездельником и зависать в онлайне вместо бокса и скрипки, но ты пошёл дальше! Ты же школу прогуливаешь! Ладно, первый раз ты прогулял, мы закрыли на это глаза!

Фил сдавленно хрюкнул, вспомнив, как долго ему промывали мозги после первого прогула двух последних уроков. Вообще Фил старался не пропускать уроки и даже не получать «троек», чтобы было, чем крыть родительские аргументы в пользу Ритки Шаховской. Правда, не всегда получалось. То надо было встретиться с Ильёй, то Артемона в больнице навестить, то Варю проводить и защитить, в конце концов! – в общем, непременно обнаруживалась сотня дел, куда важнее школы.

Родители ехидства не оценили, наперебой принялись его воспитывать. Мать твердила, что Фил неблагодарный хам, отец – что сын бесперспективный тунеядец.

А Фил молча ужинал.

– Почему у моего непутёвого брата дочка лучше, чем ты?

Фил дёрнулся. Кусок индейки с вилки шлёпнулся в тарелку. Фил видел Ритку последний раз лет десять назад, когда они второй раз в жизни гостили у дяди. Тогда ему запомнилась весёлая девчонка с носиком-кнопкой, золотистыми топорщащимися косичками и живыми голубыми, как у всех Шаховских, глазами. И, кажется, даже играть с ней было интересно. А сейчас Фил просто ненавидел всё, с ней связанное: её победы в олимпиадах, её умение шить, ненавидел красный аттестат и золотую медаль, к которым она шла, и чёртово имя, приклеенное к родительским языкам.

– Я не Ритка, – выдохнул он. – Родился сын Филипп у вас, что поделать?

– А ты мог бы хоть немного поднапрячься? – нахмурилась мать. – А то Вадик своей дочкой хвастается, а мы что? Мы в тебя вложили всю свою душу, все свои нервы! Мы, блин, все средства – на твоё развитие, а ты…

Фил подскочил. Кровь кипела под кожей, разгоняя по телу жар гнева. Кулаки чесались. Хотелось вырваться прочь из этого душного дома, где он день изо дня ходит по кругу, словно следуя за сломанным компасом. Обвёл родителей взглядом исподлобья и тихо-тихо (даже сам удивился, откуда в нём такое спокойствие нашлось) спросил:

– А я вас об этом просил?

Колено с грохотом врезалось в стул, задвигая его под стол. Фил картинно подцепил пальцами с общего блюда кусок индейки и съел, намеренно облизав пальцы:

– Спасибо. Я наелся.

Родители приказывали вернуться на место. Разумеется, тщетно. Фил хлопнул дверью и застыл у щели, прислушиваясь к родительским голосам. Они что-то обсуждали на повышенных тонах: ругались, видимо, о правильном воспитании сына. Голова прошла. Фил подъехал к компьютеру и запустил одну из недавно подаренных Артёмом игр-бродилок: с учёбой и драками он совершенно ничего не успевал проходить. Прошло минут пятнадцать, прежде чем хлопнула дверь. Если бы в этот момент не происходило сохранение, Фил бы и не заметил ничего, а так дёрнулся и, краем глаза уловив силуэт отца, сделал звук тише.

– Ты зачем мать обижаешь? – хрипло начал отец с порога. – Она тебя носила под сердцем девять месяцев! Растила! Заботилась! А ты подонком становишься!

Фил качнул головой, поморщился, когда в него выстрелили, сердито покликал мышкой, восстанавливая здоровье.

– Что за неуважение к родителям?! – в мгновение отец сорвал наушники и рывком развернул стул к себе.

Фил, скрестив руки на груди, посмотрел на отца исподлобья. В его холодных серо-голубых глазах читалось какое-то презрение. Фил пригладил волосы и, растягивая звуки, протянул:

– Внимательно…

– Ты кем себя возомнил, а?! – отец опять кричал, а Фил похрустывал суставами пальцев. – Ты кто вообще такой, чтобы матери указывать, как делать?! Кто тебе давал право дерзить?! Мать ночей не спала, когда ты маленьким был! Всё для тебя делала! Спорт, музыка, шахматы, лучшая школа – всё, всё, чтобы ты ни в чём не нуждался! Да мы тебе последнее готовы были отдать! А ты…

Фил, дерзко вздёрнув подбородок, холодно и равнодушно произнёс:

– Хватит. Поздно меня уже воспитывать, всё. Я вырос. Без те-бя!

Отец грозно сдвинул брови к переносице:

– Ты тон-то поубавь. Взрослым себя почувствовал?! Так ты на деле докажи. Рита, вон…

– Да сколько можно повторять?! Я не Ритка! – Фил поднялся, крутанул кресло и задвинул его за стол. – Никогда не был ею, не буду! Хоть режь меня, хоть стреляй! Я всю жизнь, всю жизнь пытался и вашим, и нашим. И вам угодить, и себе не нагадить! Мне это уже вот где, – Фил показательно ткнул ребром ладони в сонную артерию. – На-до-е-ло!

Отец окинул сына быстрым взглядом, полным разочарования:

– Гадёныш ты неблагодарный. Мы для тебя всё…

Фил шумно выдохнул, высоко подняв брови:

– Для меня? Или для себя? Я не хотел ни на скрипку, ни на бокс на профессиональном уровне. За него, конечно, спасибо. Но не за паршивого тренера! Так какого фига, а?! – Фил усмехнулся. – Да потому что так все делают. Вы смотрели на успехи чужих детей и хотели, чтобы точно так же было у меня. Вернее, у вас! Чтобы вы могли хвастаться. Вы ни разу не спросили, чего хочу я? Куда хочу я? Вы делали то, что делают все! Хотя не-ет! Бывают родители, которые прислушиваются к своим детям. Я… В кино такое видел.

Отец сдавленно кашлянул, заложил руки за спину и задумчиво посмотрел в окно, а потом тихо и как будто обречённо заключил:

– Идиот. Мы из тебя человека сделать пытались! И до сих пор пытаемся!

Фил посмотрел на пол, сдавленно хохотнув, потом исподлобья глянул на отца с издевательским кривым оскалом:

– А получился полуподлец-полуневежда! Да?

Выражение лица отца осталось непроницаемым. Он долго сверлил сына взглядом, а потом покачал головой. Фил не мог объяснить, в какой момент он ощутил, что между ним и родителями такая глубокая пропасть. Не мог понять, когда вдруг он понял, что никогда не придёт к отцу за советом, никогда не решится обнять мать и чмокнуть её в щёку, как это раньше делал Артемон. Не мог назвать ту точку, с которой всё началось. Просто как будто однажды они проснулись совершенно чужими друг другу. У отца на уме были акции, филиалы, у матери – оценки, этикет. И никто из них не спрашивал, что было на уме у сына. Просто давали ему деньги и пытались распоряжаться его судьбой.

Фил тряхнул головой и озвучил неприятную догадку, которая второй год крутилась на языке:

– Не, ну скажи правду: я для вас же не личность. А так – очередной проект, в который можно удачно вложиться!

– Щ-щенок, – зрачки отца сузились.

Краем глаза Фил уловил резкое движение слева и успел перехватить кулак отца у самой щеки. Пальцы рефлекторно сдавили болевые точки на запястье, часто-часто под кожей загрохотал отцовский пульс. Отец скривился не то от негодования, не то от боли, и сощурил потемневшие глаза. Фил, тяжело дыша, вскинул голову и с вызовом встретил колючий взгляд. Фил качнул головой и осклабился:

– Не надо, отец. Не доводи до греха. Я уже не мальчик.

Отец вырвал руку из хватки сына и, заложив ладони в карманы, скользнул по его фигуре оценивающим взглядом:

– Языком молоть все горазды. А ты на деле докажи. А не можешь – так прекрати брыкаться и сделай так, как говорим тебе мы с матерью.

Фил приподнял одну бровь:

– А вы меня часто слышите? Я весь грёбанный вечер пытаюсь вам сказать, что у меня, мать его, проблемы! Из-за вас у меня вся жизнь через жопу: друг в тюрьме, Варька игнорит, я не знаю, к кому идти! Дело заводят на вас, а закрывают моего друга! Единственного друга! А у вас на уме только деньги да оценки! У меня ещё жизнь вообще-то есть!

Фил отшатнулся от отца и пулей вылетел из комнаты, громыхнув дверью. На ходу стянул куртку с вешалки, уронив мамину шубу и папино пальто, впрыгнул в ботинки, не завязывая шнурки, схватил ключи.

– Я ушёл!

– Куда на ночь глядя? – вдогонку из кухни слабо крикнула мать.

– Гулять! – буркнул Фил и захлопнул дверь так, что снова вибрация отдалась в висках.

Он не помнил, как слетел вниз по лестнице и оказался на улице. Только когда захлопнулась дверь подъезда, Фил присел, завязал шнурки и, вытащив из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и зажигалку, застегнул молнию под самый подбородок.

На душе было паршиво до тошноты. Ссоры с родителями были обычным делом – вроде завтраков и перекуров. Только, в отличие от еды и курения, они выжимали его подчистую. Заставляли чувствовать себя бесполезным и опустошённым.

– Ненавижу! – рыкнул Фил, выскальзывая за калитку.

Он шёл, засунув руки в карманы и не разбирая дороги. Ноги просто несли его по хорошо знакомому району, освещённому яркими оранжевыми огнями. Большие хлопья снега прилипали к лицу, заклеивая глаза и рот. Фил отфыркивался, скрипел снегом под ботинками. Резко свернул в чёрный двор-коробку. Заметил там скамейку, чудом не занятую никаким тунеядцем-алкоголиком, и плюхнулся на неё. Над его головой раскинулось серо-фиолетовое небо без единого намёка на звёзды. Снег прилипал к ресницам и морозил кожу. Фил зажал между зубами сигарету и щёлкнул зажигалкой. Пальцы не слушались, и кончик сигареты вспыхнул уютным огоньком только с третьего раза. Фил затянулся. Колючий жаркий дым проскользнул по горлу и растёкся под кожей. Фил пустил в воздух кольцо. И запрокинул голову.

Хотелось забыться, не думать вообще ни о чём! Но, как назло, в сознании всплывала Варя. Счастливая, дрожащая, сжимающая его руку при встрече с отцом. Их беззлобные перепалки. Смущение. И машина, пропахшая не столько древесным ароматизатором, сколько осенними кострами. Глупо, возможно, но Фил не мог отделаться от ощущения, что там чувствовал себя более родным, чем дома.

Даже с ним, чужаком, очевидно, посягнувшим на его дочь, Олег Николаевич вёл себя спокойно, с уважением. Он не давил авторитетом, хотя мог. Фил вспоминал слова Ветрова, разумные, исполненные уважения. С Филом говорили, как с серьёзным взрослым человеком. При этом Фил чувствовал «своё место», но не ощущал себя униженным. Олега Николаевича Фил не мог не уважать, не мог не слушаться, так что готов был сидеть смирно хоть до скончания века. А вот родителей хотелось не слушаться, хотелось идти наперекор, доказать, что он лучше Ритки.

Снег повалил сильнее, словно желая напрочь к завтрашнему дню накрыть город. Фил поёжился и накинул капюшон. Не то чтобы стало теплее, но по крайней мере назойливые мушки снежинок не лезли в глаза. Фил поднял дотлевавшую сигарету на уровень глаз. Сквозь рваные полотнища туч то там, то здесь просвечивали вспышки звёзд. И оранжевый кончик сигареты виделся Филу его путеводной звездой.

«Прикольно», – свободную руку запустил под куртку и достал телефон. Настроил камеру и щёлкнул сигарету на фоне звёздного неба. Отправил Варе.

Варька, 21:03

Как красиво! Люблю звёзды)

Вы, 21:03

Я тоже. Похоже)

Варька, 21:04

Что-то случилось?

Вы, 21:04

Да не с чего ты взяла?

Вы, 21:04

Родакам признаться не получилось. Не прокатило

Варька, 21:05

Ничего) У нас папа есть!

Фил зажмурился и расплылся в глупейшей улыбке. «У нас…» – повторил тихо и хихикнул. Сигарета кометой отправилась в выросший подле скамейки сугроб и мгновенно погасла. Фил тяжело поднялся, разминая замёрзшие пальцы. Всё-таки прогулка на ночь глядя оказалась не самой хорошей идеей. Но, по крайней мере, Фил больше не чувствовал безудержного жара под кожей. Хотелось одного – спать.

Фил лениво побрёл домой, предчувствуя, что там его ожидает второй акт. Обычно в такие дни Фил срывался на последнем автобусе на другой конец города – к Артемону, где они вместе растаскивали запасы полуфабрикатов дядь Сани Родионова и устраивали то кинопросмотры, то тесты игр.

На секунду даже стало интересно, как отреагируют родители на возвращение обычно блудного сына. «Плохо, когда тебя нигде не ждут», – передёрнул плечами Фил, подходя к домофону. Ключи не понадобились. Железная дверь легко распахнулась, выпуская широкоплечего мужика с рыжей бородой. Фил даже затормозил на секунду и хмыкнул: «Никогда ещё вживую не видел рыжей бороды. Надо будет Артемону посоветовать отрастить».

Махнул новой консьержке, которая, в общем-то, была похожа на предыдущую. Разве что ещё не знала всех обитателей дома в лицо. Легко поднялся к лифту и вспомнил про почту. Их ящик действительно был полон писем.

– Нате вам вашу почту, – приговаривал Фил, выгребая квитанции, извещения и пару конвертов.

Один упал. Без адреса и подписи. Тяжелее обычного.

Руки зачесались от соблазна. Фил присел на ступеньку рядом с лифтом и без колебаний вскрыл конверт. Внутри оказалась какая-то монетка, похожая на сувенирную, картонка с датой: 19.02.2000, а ещё письмо. Фил пробежался взглядом по напечатанным строчкам.

Шах, не забывай: мы с тобой одной крови. А за это надо платить. Долги возвращать и искупать. Поговори с сыном: он тебе может кое-что интересное рассказать.

– Он уже поговорил. Не получилось, – протянул Фил и спрятал всё во внутренний карман куртки.

На предпоследнем этаже его начало клонить в сон. Фил держался из последних сил. Снова открыл дверь квартиры и врезался в темноту. Родители то ли ушли, то ли уже легли спать – Филу было всё равно. Не нарушая мрака, он разулся, по памяти расфасовал бумаги по нужным ячейкам, уже в комнате скинул пуховик под грушу и бухнулся на кровать.

Это день окончательно добил его.

«А фиг тебе, Нинка. Не попрусь я завтра в школу!» – подумал Фил, утыкаясь в подушку.

Глава

15

– Barbara, are you here?

Варя дёрнулась от высокого и как будто чуть поскрипывающего голоса Зинаиды Евгеньевны; средний палец рефлекторно заблокировал смартфон с открытой страницей Фила. Варя подняла голову и вдруг осознала, что выпала из реальности почти на урок. И теперь не могла объяснить, почему вдруг тощая англичанка нависла над ней, недовольно хмурясь. Варя моргнула раз, другой, глупо приоткрыв рот. Слова не находились, потому что даже скрипучий вопрос скользнул мимо сознания, в котором с восьми утра неугомонной змейкой извивалась одна-единственная мысль: куда подевался Фил?

Варя не нашла его сидящим у кабинета английского (а им повезло оказаться в одной группе), не обнаружила признаков жизни в сети (в «ВКонтакте» Фил заходил последний раз через минуту после сообщения со звёздным небом, а в другие и того раньше), не увидела его, рванувшего на себя разбухшую дверь подтопленного осенью кабинета посреди урока. Он не отзывался на её сообщения, не брал трубку на звонки (аж три штуки!) и не перезванивал. Словно и не было его.

Варя успела передумать разное: от выпил и накрепко уснул до задержания. С Артёмом не получилось – приступили к Филу. От этой версии у Вари холодели пальцы.

Англичанка нетерпеливо повторила вопрос, но уже по-русски:

– Варвара, ты с нами?

– Да-а, – собственный голос прозвучал неуверенно, а уголки губ дрогнули в издевательской усмешке над собой.

– Тогда повтори, как формируется презент пёрфект континиус.

– Э-э-э… – Варя скользнула взглядом по кабинету: одноклассники занимались своими делами; её затруднение осталось незамеченным. В сознании выстрелила лишь одна формула: – Хэв, хэз плюс глагол в третьей форме?

Зинаида Евгеньевна обречённо вздохнула и впилась тонкими пальцами с короткими ногтями в пустующую часть парты. Обычно тут усаживался Фил, паразитируя на Вариных мозгах. Зинаида Евгеньевна принялась объяснять разницу между present perfect continuous и просто present perfect, формулу которого Варя назвала по ошибке. Варины пальцы тем временем сами скользнули обновить соцсети. Как будто за полторы минуты что-нибудь могло измениться. Пока англичанка нависала над партой, Варя не могла выдохнуть и попеременно стреляла взглядом то в учительницу, то в телефон. Но Зинаида Евгеньевна вскоре выловила новую жертву, Валеру, на коленке дописывавшего шпору к контрольной по химии, и Варя смогла выдохнуть.

Сообщений не прибавилось. С грустной усмешкой подперев щёку, Варя принялась туда-сюда пролистывать фотки в инстаграме Фила. С экрана на неё смотрели пацаны: Виктор, Тёмка и Фил улыбались где-то на фоне гаражей и крыш. На другой фотографии Фил оседлал Тёмку. Был ещё Фил на фоне какой-то машины. И на чьём-то мотике. Варя окинула взглядом класс и остановилась на светло-русой макушке Саши Леднева: кажется, в начале осени парни разбили как раз его мотоцикл. «Как глупо, – увеличивая картинку и разглядывая голубые-голубые глаза своего парня, хихикнула Варя. – Он бы сейчас, наверное, опять как-нибудь покривлялся. Или дурацкую шутку показал. Ну и где ты, Фил?»

– Варвара! Ты прям выпрашиваешь у меня «двойку», я смотрю! – снова звякнуло над ухом, и Варя дёрнулась.

В виски ударила тупая боль. Голова и так гудела после вчерашних слёз и с самого пробуждения сжавшегося под грудью страха за ребят. Сегодня истекало трое суток со дня задержания Тёмы, и не ясно было, как теперь с ним поступят. А теперь и Фил пропал – кто знает, что ещё могло с ними случиться! Ониже натуральные магниты для неприятностей!

– Варя, в чём дело? Ты готова к уроку?

Варя криво усмехнулась: «Конечно, у меня же так мало проблем. Я должна готовиться к английскому, когда у меня друг в полиции, а другой… Непонятно где!» И, глядя прямо в глаза учительнице, твёрдо и звонко, словно хвалясь своей честностью, отчеканила:

– Нет. Ставьте два.

На Варю повернулся весь класс, а она лишь тряхнула косами. Лицо Зинаиды Евгеньевны исказилось в недоумении, а потом она на выдохе качнула головой:

– Н-да… Уж от тебя, Варя, я такого не ожидала.

– Ожидать от других чего-то – примета плохая, – буркнула Варя вполголоса, разрисовывая поля рабочей тетради сердечками.

– Ваш класс удивляет всё больше и больше. Бедная Янина Сергеевна! Мы всё думали, как ей повезло, какие вы хорошие дисциплинированные дети. А тут такой кошмар. Неужели и правда наркотики? И не стыдно их в школе продавать? В погоне за наживой люди слепнут. А уж вы-то: здоровые лбы, работать можно. Хоть грузчиками – тоже зарплата, но честная.

Англичанка вернулась за свой стол, вполголоса рассуждая о наркотиках, наркоторговле и о том, как портит детей хорошая жизнь. Когда она начала традиционно завывать, что в её время трава была зеленее, небо чище, а дети воспитанней, Варя ощутила ком тошноты в горле и содрогнулась. «Какой бред! Они же не знают ничего! – беззвучно хохотнула Варя и закатила глаза: – Прости их, Боже, они не ведают, что творят…»

К теме урока англичанка вернулась только со звонком: вспомнила о домашнем задании. Но Варя уже не слушала – пулей вылетела из класса. И остановилась у кабинета, где занималась параллельная группа, в ожидании Маши, но то и дело ловила себя на наивном предвкушении, что вот-вот из-за распахнутой настежь двери покажется Артём с галстуком в нагрудном кармане.

Его, конечно же, не было.

Одноклассники выходили попарно и стайками, задевая разговорами Варю. Из толпы девчонок вдруг высунулась худая рука с тонкими звенящими браслетами на запястье и сомкнулась на Варином предплечье.

Варя дёрнулась. Алиса, тряхнув высоким рыжим хвостиком, заговорщицки распахнула глаза и зашептала:

– Варя, а что с Артёмом? Его что… Правда того?..

– Кривда, – огрызнулась Варя и поморщилась: – Тебя не касается.

– Вообще-то он мой одноклассник тоже. И нас из-за него…

Договорить Алиса не успела: из-за двери послышался вопль негодования, принадлежавший Виктору. А потом и сам Зимин. Панибратски шлёпнув Варю по плечу, он взвыл профессиональной плакальщицей:

– Опять Артём… Может, хватить человеку кости перемывать? Куда ни ткнись – везде Артём, Артём, Артём. На уроках – Артём. Дома он. Ещё и вы тут! Заколебали!

Алиса, закатив глаза, неразборчиво фыркнула, очевидно, пытаясь послать Виктора. Пальцы отпустили Варину руку, и Алиса поторопилась догнать девчонок. Варя обернулась к Виктору и невольно улыбнулась: приятно было видеть хоть одно лицо, адекватно относящееся к происходящему. Виктор почесал бровь и развёл руками:

– Ну, а что! Он там заикой стал уже!

– Точно, – выдавила из себя неловкий смешок. – Привет, кстати.

– Да! Привет, Варь. Как дела?

Варя пожала плечами. Подумала было рассказать о том, что виделась с Тёмой, но в последний момент прикусила язык. В сознании всплыли полные горечи слова Артёма о предательстве Лерки Зиминой.

– Ну ладно. У нас физика, если что, – Виктор кивнул большим пальцем на лестницу позади себя и направился в туалет.

Варя рассеянно кивнула ему в ответ: «Виктор ведь брат… Да ещё и с Машкой поссорился… Ну нафиг!» Маша подозрительно долго не выходила, и Варя заглянула за дверь, чтобы поторопить подругу. Они больно столкнулись лбами.

– Явление Христа народу! – едко бросила Маша, смахивая в сторону короткие пряди. – Где же ты вчера была?

– Там уже нет! – неестественно хохотнула Варя.

Приветственно приобнявшись и перебросившись парой дежурных фраз об уроках, они двинулись к кабинету физики, то тормозя, то ускоряясь, чтобы не потеряться в нескончаемом движении младшеклассников и учителей. Казалось, будто бы в школе всё осталось неизменным: болтовня ни о чём, топот ног по лестницам и гул перемены. Но Маша вдруг сбавила шаг и нагнетающим голосом принялась вещать о вчерашнем дне. Выяснилось, что на классном часе обсуждали отнюдь не подготовку к выпускному – писали психологический тест на наркотики. А вчера все классы, начиная с печально прославившегося 11 «Б», загоняли в белый фургон на улице сдавать анализы на наркотики.

– Янина Сергеевна лютовала! – с присвистыванием выдохнула Маша. – Так ты ещё понимаешь, что ни на классный час, ни на сдачу анализов не пришли только ты и Фил! Лучшие друзья Артёма. Тако-ой шум поднялся. Яниночка в сущую фурию превратилась. Грозилась вас лично за руку в наркодиспансер отвести и без справки к занятиям не допустить.

– Бред, – тихо выдохнула Варя, наваливаясь на перила.

Лестничный пролёт опустел, и её шёпот эхом разнёсся между этажей. Маша вздёрнула бровь.

– Она не имеет права. Это дело добровольное, – равнодушно пояснила Варя, расправляя складки школьного платья. – Вы же, наверное, какое-то согласие подписывали. Так что это просто пустые угрозы. Это так… Директриса свою репутацию очистить хочет. Наркоманов выявить.

– Думаешь? – подруга почесала кончик носа и схватилась за мочку уха в раздумьях. – Это ж может быть сверху спущено.

Варя помотала головой, а Маша, напротив, активно закивала. Спускаясь медленно, так что каждый шаг отдавался эхом, они пустились в дискуссию. Маша приводила в пример случай с кражей какого-то морфиноподобного препарата на станции отца, после которого их всех не только проверили на наркотики сразу же, но и обыскали все помещения, кроме склада, с собаками, и замотали проверками.

– Видишь? – устало заметила Варя, незаметно косясь в экран телефона: ни одного сообщения! – Обыскали с собаками. А это первое, что должны сделать. Но им нет смысла, потому что Тёма не наркоман. Вывод: вся эта проверка – личная инициатива директрисы. Всё равно ведь каждые три года у нас эта «комната здоровья», а тут её просто чуть пораньше провели. Просто перестраховка.

Маша цыкнула, неохотно признавая если не своё полное поражение, то частичную Варину правоту – точно. Варя снова достала телефон. Пришло сообщение от папы, что он приедет на обед чуть позже и чтобы Варя приготовила чего-нибудь съестного, а то суп почти закончился. Варя разочарованно вздохнула. С лестницы в спины подруг вдруг ударил голос физрука, так что девчонки вздрогнули.

– Где ваш этот, Шаховской? – Владимир Леонидович неслышно слетел по лестнице и поравнялся с девочками. – У нас сегодня игра после третьего урока. А он где? Родионова нет – оно и понятно, – физрук почесал чёрную щетину, – хотя не похож он на нарика. А Шаховского что – тоже замели? За его длинный язык!

Подруги переглянулись и пожали плечами. Варя добавила, что на первом уроке Фил не появлялся и ни о чём не предупреждал. Проворчав, что с такой командой школа никогда не выбьется в лидеры по спортивным достижениям, Владимир Леонидович заспешил на первый этаж. Девчонки юркнули на второй, и Варя поморщилась:

– Так игра, вроде, в четверг же?

– А сегодня, по-твоему, что? – фыркнула подруга. – Четверг!

– Ё-моё… – со свистом выдохнула Варя. – Как время летит.

– Кому как, – едко отозвалась Маша, распахивая огнеупорную дверь кабинета физики.

С ног сразу же сбили басы тяжёлой оглушительной музыки из соцсетей и взрыв смеха с задней парты, где в стайку сбились девчонки. Варя поморщилась и растёрла лоб:

– У меня летит. Летело. Пока я в школу не пришла. И так то, сё, третье, семнадцатое, так ещё и Тёмка! Попал…

– И всё равно не понимаю, почему ты так уверена в его невиновности, – встрял Виктор, когда подруги оказались у своих парт. – Вон Лерка к нему ходила, говорит, упёрся, как баран. Ни слова ей не сказал.

– Зато она ему наговорила, – не удержалась Варя, от затаённой злобы грохая рюкзаком о свою парту.

На неё с искренним удивлением поверх очков взглянули две пары глаз. Виктор выглядел невероятно искренне, так что на заговоре Зиминых между собой можно было смело ставить крест. Варя, выдерживая театральную паузу по законам жанра, небрежно побросала учебные принадлежности на парту и, присев на её край, как можно более стервозно выдала:

– Она его бросила. Сказала, чтобы Артём выбирал между нею и другом, и свалила.

Маша нервно хохотнула. Виктор задрал очки, помассировал переносицу, а потом прикрыл ладонью рот, заглушая тихие жестокие ругательства в адрес сестрицы.

– А ты откуда знаешь? – наконец хрипло выдохнул он, одной рукой набирая какое-то сообщение.

– А мы вчера с ним виделись, – пожала плечами Варя, небрежно пролистывая последний конспект по законам Ньютона.

– Тогда я к тебе! – оживилась Маша и ткнула Виктора локтем под рёбра. – Ты не против, Виктор Безбатькович?

Виктор небрежно отмахнулся, вкладывая беспроводной наушник в ухо и агрессивно поскрипывая зубами. Маша подсела к Варе и потребовала рассказать ей хоть что-нибудь, если не во всех подробностях, то хотя бы в общих чертах: во-первых, Артём Родионов ей тоже хороший приятель; во-вторых, жутко интересно. Они разговорились, изредка прерываясь на проверку сообщений: Маше, забывшей выйти с ролевого аккаунта, постоянно кто-то настукивал, скидывал какие-то тексты; Варе не писал никто. И это невероятно нервировало. Обсудив Артёма и упрочившись в его невиновности, подруги перешли к обсуждению «Мастера и Маргариты»: наконец-то подходило время разбора этого произведения! Варя была в предвкушении и восторгалась экранизацией, Маша скептически поджимала губы и твердила, что самое прекрасное в книге – роман о Понтии Пилате. Они так заговорились, что совершенно не заметили, что их голоса остались одной-единственной вибрацией в классе.

Задушенно-яростный голос Зимина вернул их в реальность. Виктор на весь кабинет отчётливо рубил уже пятую голосовую сестре. Все давно перестали заниматься своими делами и с интересом слушали изысканное общение Зиминых. Виктор умудрялся оскорблять сестру тонко, изящно, как будто пронзая медицинской иглой. «Интеллигенция», – фыркнула над Вариным ухом Машка, усиленно накручивая чёрную прядь на худой палец: запереживала.

– Вот знаешь любимую присказку ба: волос длинный, а ум короток? Так вот, это тоже не про тебя! Потому что у тебя ни мозгов, ни волос!

Виктор отпустил телефон и откинулся на спинку стула. Пацаны, рассевшиеся на крайнем подоконнике, взорвались дружным гоготом. Виктор обернулся и многозначительно средним пальцем поправил дужку очков:

– Что-то не так?..

Теперь уже хихикнули одноклассницы, а Варя с Машей встревоженно переглянулись. «Наверное, не стоило это говорить Виктору… Сейчас ещё виноватой буду!» – Варя прикусила губу и глубоко вздохнула. Маша коснулась плеча Виктора, собираясь что-то сказать, но прозвенел звонок, и класс наполнился грохотом стульев и парт.

За урок Варя успела два раза успешно решить задачи по физике и подглядеть переписку Зиминых, где Виктор обвинял Лерку в неверности и обещал прекратить её прикрывать перед многочисленными парнями. Мимоходом выяснилось, что Маша с Виктором уже помирились. На Варину попытку возмутиться Маша с видом знатока заявила, что расхождение во взглядах – это нормально. Пока есть хоть какая-то динамика – есть и жизнь. Когда всё ровно, человек умирает. А уж ей, дочери медика, верить можно было.

Варя, кивнув, проверила телефон: никаких признаков жизни. Фил как будто бы испарился, в самом деле.

«Значит, так до него не достучишься, – юркнув в кабинет математики, Варя закрыла ладонями лицо и принялась напряжённо размышлять. – Что же с ним могло случиться? Куда он мог пойти? Надо вспомнить. Было же дело, когда он опять с родителями поссорился. Артём ещё прикрыть просил… А сам удрал. Куда? Куда-куда? Наверняка у них есть «своё» место – оно у всех настоящих друзей есть. Где всё началось. И где всё закончится». Варя растёрла ладонями лицо и окинула оценивающим взглядом класс. Все равномерно гундели, занятые своими делами. Валерка решил вспомнить детство и, зачерпнув снега с подоконника, носился теперь за Веркой. А Алиса так и норовила поставить ему подножку. На мгновение они столкнулись взглядами, и одноклассница, словно в надежде услышать новости, приподняла брови.

Варя скривилась и распахнула тетрадь. Классные и домашние работы по алгебре Ольга Николаевна давным-давно перестала проверять: не то отчаялась, не то полюбила класс до безумия. Так что теперь в клеточках ютились не только алгебраические выражения, но и геометрические задачи, и внезапно пришедшие идеи, и тексты назойливо крутившихся в сознании песен. Сегодняшнюю страничку рука решила заполнять звёздочками, острыми, резкими: Варя вдавливала мягкую ручку в тетрадь с невероятной силой, выдавливая зло на собственную рассеянность.

– Будешь яблоко? – Маша уселась за свою парту, рядом с Виктором, и повернулась к подруге с открытым пластиковым контейнером, из которого сладко пахло фруктами.

– Можно, – стащила Варя дольку из запасов подруги и тяжко вздохнула.

– Какие планы?

Варя медленно помотала головой. Папины слова прочно врезались в сознание: они больше не должны ничего предпринимать сами.

Детям не место в недетских играх.

– Чего кислая?

– Да так, – ручка с бряцаньем выпала из рук, Варя перекинула косички на груди: – Не выспалась просто.

– Ой, ну сейчас зато вздремнёшь! Ольга Николаевна как колыбельная.

Варя с кислой усмешкой покивала и успела стащить у Маши ещё пару кусочков яблока, прежде чем звонок заставил всех угомониться и усесться на свои места. Ольгу Николаевну действительно было невозможно слушать: обычно Варя умудрялась увернуться от попыток Фила пощекотать и шуточек Тёмы и сосредоточиться на голосе математички. Сегодня – наоборот.

В голову некстати, сталкиваясь и накладываясь друг на друга, влезали воспоминания о полутора годах, что уже пролетели. Как они с Филом цапались по пустякам, как он нарочито путал её имя или растягивал его на английский манер. Как она согласилась пойти поесть пиццы за знакомство только ради Артёма и неловко ёрзала под пожирающим взглядом Шаховского. Как Фил шутил по поводу Ольги Николаевны, но при этом всегда помогал ей включить доску или донести какие-то раритетные учебники из библиотеки. Как Артём показывал фотографии заброшенных зданий и говорил, что нет ничего интересней, чем шариться по таким местам, а Варя лишь тяжело вздыхала.

Заброшенные здания – это словосочетание щёлкнуло в сознании и залипло, как сбой системы. Выстраивалась закономерная цепочка времяпрепровождения парней, которая закончилась на большом родимом пятне с полупрозрачными тонкими волосками на шее Виктора.

Варя, прищурившись, уверенно ткнула его концом ручки с колпачком под лопатку. Он дёрнулся и тяжело вздохнул. Ольга Николаевна самозабвенно расписывала решение очередного пятнадцатого задания ЕГЭ, и на предпоследние парты третьего ряда не обращала вообще никакого внимания. Виктор развернулся к Варе с лицом, преисполненным претензии, и многозначительно задрал на лоб очки. Очевидно, чтобы его недовольство абсолютно точно не осталось незамеченным.

– Прежде, чем ты меня о чём-то спросишь, можно я спрошу: почему опять я? Почему когда у кого-то что-то случается, кто-то чего-то не знает, все спрашивают Виктора? Я похож на Википедию? Или Ланселота? Виктор помоги, Виктор выручай, Виктор подскажи, Виктор прикрой!

Варя промолчала, сверля Зимина взглядом исподлобья, и решила, что это последний раз, когда она задаёт ему вопрос. Виктор раздражённо кивнул:

– Ну!

– Фил где? – и прежде, чем Виктор разразился очередной тирадой, добавила: – Вы ведь по-любому имеете какие-то определённые места для тусовки. Мне нужно одно. Я знаю, что это заброшка или гаражи. Викто-ор… Ну тебе что: жалко?

Виктор, закатив глаза и пробурчав что-то нелицеприятное (Варя постаралась не вслушиваться) в адрес Шаховского, прикусил палец в раздумьях. Маша записывала решение пятнадцатого задания, Виктор размышлял, а Варя смотрела на него, как на сущего спасителя. Наконец он спустил очки на нос и кивнул:

– Ну есть одна. У этих двоих не знаю, сколько. Я не большой любитель. Но тут, недалеко, у торгового центра минутах в двадцати ходьбы от школы.

– И в сорока от дома Артёма…

– Соу-соу, – прищурился Виктор, неопределённо мотнув рукой.

Варя кивнула и с благодарностью взглянула на Виктора. Сказать ничего не успела, потому что на весь кабинет прозвучал насмешливый голос математички:

– Витя! Ты Маше на ухо поприпадал – на Варю перекинулся?

– Конечно, всем нужны мои мозги. Не все успевают записать. За вами.

– Ой, знаю я, о чём ты там думаешь.

Едва Ольга Николаевна отвернулась, Виктор скривился и обернулся к себе. Варя протяжно вздохнула, а рука сама собой вывела на полях слова песни: «Но как же много в нас тепла дремлет…» В груди всколыхнулось предвкушение встречи с Филом, и на губы наползла дурацкая улыбка, которую было никак не стереть.

Варя с трудом досидела до конца алгебры. Всё внутри прямо-таки рвалось навстречу Филу, поэтому во второй раз за день с обычно не свойственной ей скоростью Варя вылетела из кабинета со звонком. Маша еле-еле её догнала и придержала за руку:

– Стой-стой-стой! Ты так есть хочешь?

– Какой есть? – наморщилась Варя. – Я домой. У меня дела. Прикроешь меня?

– Какие дела, Варь? У нас, между прочим, контрольная по химии.

– Ох, как страшно! – закатила глаза Варя, торопливо спускаясь по лестнице: главное – успеть смешаться с толпой десятиклассниц, торопящихся на физкультуру. Вахтёр и не обратит внимания, что кто-то вытащил не пакет с формой, а пуховик – если вообще будет на месте.

– Какие дела хоть?

– Государственной важности! – отмахнулась Варя. – Ну правда. Не могу я тут. Достало!

– А ещё отличница, Варвара Олеговна… – с наигранной укоризной покачала головой Маша.

Они распрощались на лестнице у столовой. Маша отправилась туда, откуда тянуло гречкой и курицей, а Варя – в раздевалку.

До здания, обозначенного Виктором, Варя добиралась интуитивно, стараясь не поскользнуться на наледи и то и дело поглядывая на полотнища сизых туч. Внутри всё нехорошо сжималось от знобящего холодка. Но это был холод не от мороза – этот холод покалывал меж лопаток чужим внимательным колючим взглядом, так и призывая обернуться. Варя покорно оборачивалась, выискивая преследователя. За ней шли люди: женщины, мужчины, совсем дети – никто из них не вглядывался в неё пристально и внимательно. «С ума схожу, что ли!» – Варя взлетела по ступенькам ближайшего магазинчика и прислонилась к перилам. Сердце бешено колошматилось. Варя поправила шарф и ещё раз глянула на улицу. Мужчины и женщины были похожи друг на друга: шубы, дублёнки, куртки, пальто, дипломаты, сумки, телефоны – всё мешалось в одну сплошную массу.

Никто не затормозил, вдруг не свернул к магазинчику вслед за ней – люди безразлично продолжили идти по своим делам, не удостоив её даже мимолётным взглядом. Варя поправила шапку и мотнула головой: кажется, пора уже было заканчивать эти глупые игры в детективов, от которых развивалась паранойя.

До заброшенного здания Варя добралась благополучно, но перед ним замерла, неловко сжимая руки в кулаки. Громада в пять этажей плыла среди грязного снега, помеченная бродячими собаками и людями без определённого места жительства: тут и там виднелись следы жизнедеятельности, от которых становилось не по себе.

– Фил?.. Фил! – крикнула она, внутри всё сжалось.

Здесь было так пустынно и дико, что казалось, будто бы из-за кустов вот-вот должен выскочить или бородатый пропитый мужик, или тощая озлобленная собака, или маньяк из документальных фильмов. Звук звякнул в морозном воздухе и остался неотвеченным. «Ты мне туда лезть предлагаешь?!» – мысленно возмутилась Варя, делая осторожный шаг в дверной проход.

Под сапогами хрустели крошки стекла и бетона. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Взгляд то и дело вылавливал граффити разной степени мастерства. Колени подрагивали.

Варе подумалось, что с этого понедельника кто-то могущественный лёгким взмахом перевернул, если не весь мир, то её маленький мирок – точно, вверх тормашками. Варя никогда не могла представить себе, что будет беспечно отмахиваться от двоек, подглядывать в замочную скважину в кабинете директора, огрызаться с полицией и касаться следов от наручников на руках лучшего друга. И, безусловно, осторожная девочка Варя Ветрова в жизни не полезла бы в это страшное полуразрушенное огромное здание, только чтобы найти Филиппа Шаховского.

Нашла.

Фил метался от стены к стене на третьем этаже, чертыхаясь вполголоса. И даже не заметил, как Варя облегчённо прислонилась к стене (выше карабкаться не придётся), а потом испуганно отпрыгнула, оглядывая рукав пуховика в поисках пятен. Фил лишь смачно матернулся и с хрустом наступил на пустую жестяную банку.

– Фил! – окликнула его Варя, стягивая рюкзак со спины и нервно сжимая перед собой.

Фил вздрогнул, потёр шею и неторопливо (по крайней мере, Варе показалось, что это было чрезвычайно медленно) обернулся.

– Твою мать, Варька! Ты что тут?..

– И тебе привет, – укоризненно прицокнула языком Варя, замирая в паре шагов от парня.

– Я просто удивился! – развёл руками Фил и неловко замер, очевидно, не зная, что добавить ещё.

Варя огляделась. Пространство было огромным. Усыпано какими-то бутылками, обломками бетона, осколками, банками, деревяшками. В углу почище пристроился рюкзак Фила, а вокруг него – целая батарея каких-то жестяных банок, энергетиков, газировки, пива.

– Отдыхаешь? – сорвалось с языка непроизвольно.

– А это? Да так… От нечего делать… – лёгким пинком Фил опрокинул все пустые банки, как домино. – Будешь колу?

Варя брезгливо скривилась: последний раз такую гадость она пила классе в шестом и продолжать не хотела.

– Ну как хочешь, – привычным жестом Фил зажал сигарету зубами.

Щёлк – на кончике зажигалки затрепыхался огонёк, и Фил прикурил, подбираясь к краю. Варя, стараясь ступать неслышно и твёрдо, подкралась и встала за его спиной. У неё вспотели ладони. Высота, в общем-то, была небольшая: как на последнем этаже торгового центра. Но от близости и незащищённости захватывало дух. Один шаг, одно неверное движение – и можно столкнуться с неисправимым. Грязно-белое снежное поле осталось за спиной – взгляду открылся город. Сероватый дымок от сигареты вился вверх, контрастируя с белым пустырём и растворяясь в серой пелене туч, похожих на старое одеяло, которая затянула небо ещё со вчерашнего вечера и, кажется, расползалась всё дальше и дальше, как кривое пятно кофе по скатерти. Дорога неподалёку оживлённо шумела покрышками машин.

С губ непроизвольно сорвался восхищённый выдох. При всём страхе, который Варя испытывала, стоя тут, было в этом и что-то завораживающее: стоять в умершем месте и смотреть на активную жизнь.

– Круто, да? – затянулся Фил. – Люблю сюда приходить.

– Это какая уже? – слабо спросила Варя.

– Сигарета? – Фил покрутил её между пальцев и пожал плечами: – Не помню. Давай без воспитательства. Я уже большой мальчик.

Варя промолчала и, осторожно приземлив рюкзак рядом с Филипповским, принялась обходить этаж здания, то и дело косясь в выбитые окна. С одной стороны – бурлящая жизнь; с другой стороны – натуральный саван. Под ногами – бетонная крошка и железо; над головой – дырка среди этажа. Варя испуганно замерла под трещиной этажом выше.

– Фил, а оно… Не рухнет?

– Чего? – он поспешно докурил и сбросил сигарету вниз. – А! Не-е! Ты ж в России. Здесь самые крепкие здания – заброшенные!

Варя фыркнула и посмотрела на парня. Он пнул крупный камень и с усмешкой, адресованной не столько Варе, сколько, наверное, ему самому, ностальгически вздохнул:

– Мы ж эту заброшку с Артасом подчистую облазили. Нич-чего не изменилось! Как было пять лет назад, так и осталось. Даже эта дырка! – Фил оказался за Вариной спиной и многозначительно ткнул в трещину. – Здесь круто, на самом деле. Конечно, недалеко от вашего двора есть ещё одна недостройка древняя. Два этажа, но тоже кайфово. Эта ж, видишь, панелька. А у вас кирпичное. Ещё и без верхнего этажа. И маленькое. Такая… Коробочка. Стоишь, смотришь на суету… И сразу так спокойно. Скажи.

– Ну не знаю, – с сомнением покачала головой Варя, гипнотизируя трещину над головой. – Сложно быть спокойной, когда над твоей головой такое.

Фил фыркнул и отошёл к банкам. Варя осталась стоять, размышляя, как и куда утащить Фила. В принципе, можно было позвать его домой: всё равно папа задержится, а уж до этого времени она Фила как-нибудь спровадит. Наверное. Фил погремел чем-то за спиной и подошёл к Варе с двумя жестяными банками. Энергетик и газировка:

– Третий раз предлагать не буду.

Варя повертела в руках банку газировки и покосилась на Фила. Тот с пшиком вскрыл своё.

– Энергетик? – спросила Варя, поджав губы.

– Хочешь? – пригубив, Фил протянул ей.

Варя принюхалась и скривилась от едко-кислотного запаха:

– Нет, спасибо, я жить ещё хочу.

– Да ла-адно… – Фил усмехнулся и заглянул в Варины глаза, ища в них след шутки. Но Варя лишь недовольно нахмурилась, показывая абсолютную серьёзность своих слов. – Как скажешь…

Подошёл к краю, картинно вытянул руку и разжал пальцы, ни на секунду не отрывая взгляд от Вариных глаз – так что стало не по себе. Варя отвела взгляд и ехидно, как бы между прочим, выдохнула:

– Вообще я говорила за себя. Но…

– Ты хотела меня упрекнуть. Я понял. Ты так смотрела…

– Ну ты же учился в третьем лицее! Тебе ли не знать об энергетиках!

Года три назад все школы говорили об этой истории, когда пацан замертво упал на физкультуре. Вроде бы, сердце не выдержало. Все говорили, что перед уроком он пил энергетики. Фил поморщился, помассировал переносицу и небрежно усмехнулся:

– Поверь мне, он употреблял не только энергетики. – Приподнял брови, поймав Варин удивлённый взгляд: – Он мой бывший одноклассник.

– Же-есть… – просвистела Варя, засовывая руки в карманы.

Фил тихо угукнул. Варя облизала губы, размышляя. Острыми иглами в сознание один за другим вонзались вопросы. Что случилось, где Фил был, почему не отвечал на сообщения, как отреагировали родители на информацию о заявлении (и отреагировали ли!). Варя сдержанно кусала губу. Это, наверное, было слишком личным, чтобы обсуждать.

Сама она терпеть не могла, когда к ней лезли в душу с выпытывающими вопросами или в жизнь с непрошенными советами, но иной раз – как сейчас, например, – удержаться не могла. Варя покосилась на Фила в надежде, что кто-то из них прочтёт всё по глазам, и озвучивать вопросы не придётся. Взгляд Фила был устремлён к вишнёвой коле:

– Так ты пить будешь?

– Бо-оже, – вопрос казался таким будничным, что Варя не удержалась от усмешки. – Ну ладно, попробую.

– Поделишься? А то я как-то всё растранжирил.

Варя озябшими пальцами вскрыла жестяную банку. Белая сладко пахнущая пена с шипением выползла на поверхность. Варя с сомнением повертела напиток в руках и сверху вниз посмотрела на Фила, как бы спрашивая, можно ли его пить. Фил улыбнулся и костяшками пальцев стукнул о банку, словно бы чокаясь.

– Тогда нужен тост, – тихо заметила Варя.

– Ну ты у нас сочинительница. Вот и сочиняй.

– М… За нас?

– Банально, – скривился Фил. – Придумай что-нибудь покреативней.

– За тепло, – ладонь накрыла руку Фила, тёплую, несмотря на мороз, и легонько сжала; смотрела упрямо под ноги, чувствуя, как с каждым словом краснеет всё больше и больше: – Тепло рук, душ. Чтобы всегда был тот, с кем тепло.

И, не дожидаясь отзыва Фила, сделала глоток. Газировка обожгла горло безвкусным холодом, а потом отдалась приторной сладостью. Варя протянула банку Филу и подошла к оконным проёмам. Фил сделал глоток и вернул банку Варе. Она повертела её в руках и, сделав глоток, вполголоса поделилась ощущением преследования, не покидавшим всю дорогу. Как и ожидалось, Фил хмыкнул, но как-то без задора и яда. И отшутился про паранойю вяло.

Как будто ему было это знакомо.

Они поочерёдно тяжело вздохнули. Стояли молча, плечом к плечу, не отводя взгляд от города, и из одной банки глотали обжигающе ледяную вишнёвую колу. Пока Варя не опрокинула в себя последние капли и не поставила осторожно банку рядом с проёмом. Когда выпрямилась, едва не уткнулась в нос Фила.

Фил сгрёб её в объятия, утыкаясь носом в белый мех капюшона её вишнёвого пуховика:

– Варька-а… Я так рад, что ты пришла.

Варя прикрыла глаза, обнимая Фила в ответ, и едва кивнула: она тоже была рада. Невероятно счастлива, что стояла здесь, рядом с ним, а не грызла ручку и не корпела над контрольной. «Наверное, так не должно быть… – она тихонько охнула и прижалась к Филу: – Не-а. Должно. Фил… Важнее». Фил крепче сжал Варю в тёплых объятиях, щека коснулась щеки. В самое ухо зазвучало собственное имя, показавшееся красивее и мелодичнее всех существующих имён:

– Ва-арька…

– М? – приоткрыла глаза Варя, ощущая горячее дыхание Фила на коже и боясь единым шевелением нарушить всю магию момента.

– Ты нереальная.

– Ты тоже классный.

Фил внезапно вдруг отстранился и потёр шею:

– Не-а. Мне вот родаки вчера заявили, что я дефективный. Ну не прямо, но… Короче, я когда вчера услышал, что Артемона из-за меня посадить хотят, я решил поговорить с отцом. Он, в принципе, адекватный. Бывает. Я его, конечно, ненавижу иногда. Но он мог помочь. А он… – криво усмехнулся Фил и поддел ногой деревяшку. – Он даже слушать меня не стал! Посмотрел, как на ушлёпка, и просто посмеялся надо мной! Что ж он меня не грохнул в детстве, а, если я такой дефективный? Вис из Спарта, так сказать!

Фил пнул ещё какой-то камень, потом ещё один, ещё. Сорвался с цепи. Пинал всё, ругаясь сквозь зубы и истерично посмеиваясь. А Варя стояла, прикусив кулак, и не могла подобрать слов. Очень хотелось крепко-накрепко обнять Фила и не выпускать. Но Варя, спрятав кулаки в карманах, сдержала этот глуповатый порыв, потому что сейчас он был совсем не к месту. Нужно было дать Филу время выпустить пар и безудержную ярость.

– Слушай, – вдруг остановился Фил, – а ты не в курсах, что такого было девятнадцатого февраля двухтысячного?

Варя поморщилась: дата казалась смутно знакомой, но охарактеризовать она её никак не смогла. Спросила, почему именно это дата. В ответ Фил выудил из внутреннего кармана пуховика смятую бумажку и помахал письмом, которое, оказывается, обнаружил вчера в ящике без адресата и, разумеется, вскрыл. Когда он признался, что не стал показывать это письмо отцу, Варя осуждающе покачала головой и позвала его домой.

Дома, пока Фил колдовал над чаем, Варя успела привести комнату в порядок: убрала все вещи в шкаф, заправила постель, разобрала нагромождения ненужной косметики на прикроватной тумбе. Сняв с зарядки ноутбук, Варя по-турецки уселась на диван и поторопила Фила. В бордовой толстовке, некогда подаренной Тёмой, было, конечно, тепло, но неплохо было бы согреться и изнутри.

– О! – Фил вошёл в комнату, сжимая в руках большие отцовские кружки и пряча под мышкой письмо. – Как у тебя удобно.

Бесцеремонно плюхнулся рядом, чудом не опрокинув чай. Варя взяла помятый конверт и деловито вытряхнула его. На клавиатуру скользнула карточка с датой, отдалённо напоминающая талончик, а за ним – монетка.

Фил легонько ткнул Варю кружкой в плечо. Не отвлекаясь от разглядывания письма, она перехватила её и, сделав пару жадных и жгучих глотков, впихнула обратно в руки Филу. Монетка из послания интересовала её больше всего. На одной стороне сверкал серебром рельеф администрации города, шпилем протыкавший облака. Вокруг него аккуратным разборчивым шрифтом было выбито длинное название города (и даже дефисы сохранили) и год выпуска: 2000. А с другой стороны, другим шрифтом, больше похожим на почерк человека, была выгравирована латинская фраза, украшавшая один из ножей папиной коллекции (мама по секрету рассказала, что это был тот самый нож, после удара которым папа был на волоске от смерти): memento mori.

Но ничего потаённого Варя в ней не нашла.

– Красивая… Только я не знаю, что значит. Надо будет у папы спросить. Ты же не против?

– Ты у нас мозг, – Фил покорно передал Варе кружку чая и покрутил монетку: – А она прикольная, да.

Варя повертела со всех сторон письмо: видимых дефектов печати не было, да и не дали бы они ничего; одно предложение тоже ни о чём не сообщало. Оставался лишь картонный талончик с датой, которая была смутно знакомой. Варя попыталась забить её полностью в поиск: 19.02.2000.

Вышло разное: от дней рождений до подробной астрологии человека, рождённого в этот день. Варя морщилась и крутила колёсико мышки – всё было не тем.

Дата неприятно пульсировала в сознании навязчивым воспоминанием. Смутным, некогда живо интересовавшим её. Варя морщилась, мысленно перебирая все события, связанные с двухтысячным годом. Папа отошёл от дел в девяносто девятом году, в двухтысячном они с мамой расписались. Определённо мимо.

Варя продолжала вспоминать всё, что известно ей о двухтысячных. «Туманная леди! – щёлкнуло вдруг в сознании, ногти застучали по кружке. – И к чему тут легенды об Артуре? Так, нет, там была Озёрная леди. Туманная леди – это «Пираты Карибского моря». Всё равно мимо! Или нет?» Всучив в руки Филу кружку, Варя азартно застучала по клавиатуре.

Сначала набрала «Туманная леди». Подумав, добавила город.

Пока прогружалась гугл-страница, Варя нервно подрагивала и думала, почему вдруг интернет стал таким медленным. Фил громко сопел рядом, из любопытства положив подбородок на её плечо. Его сопение сбивало с боевого настроя. Когда загрузка кончилась, первой вылетела страница в Википедии: Поджог бара «Туманная леди».

Ниже шли разнообразные видеорепортажи и статьи с журналистскими расследованиями и итогами суда.

– Ну и что это, Шерлок?

– Пожар в баре, – заходя на первую ссылку, бросила Варя. – Такое событие было… Весь город в трауре ходил. Его даже по телевизору показывали!

– Да ладно: нас по телеку показывали? – хохотнул в самое ухо Фил, а Варя лишь утомлённо закатила глаза.

– Да.

– А ты откуда знаешь?

– Ну, помнишь, в восьмом классе обэжэшник рассказывал о технике безопасности при пожарах. И затронул эту тему в том числе. У него там дочь чуть не погибла. Легче всех отделалась: всего лишь ожоги рук и ног. А, ой… – Варя смутилась под пристальным взглядом Фила.

В восьмом его в их классе ещё не было.

– Так и что там было?

– А… Там бандитские разборки были какие-то. Вроде как, территорию не поделили. Один хотел здесь банк построить, а… – Варя вполголоса зачитала: – Эрик Градов первым выкупил помещение и открыл кафе-бар «Туманная леди», пользовавшееся популярностью у всех жителей города. И на почве этого криминальный авторитет Марк приказал своим людям поджечь это здание. В тот день в здании было более пятидесяти человек. Пятнадцать из них – подростки, пришедшие праздновать День Рождения.

Варю передёрнуло. Она продолжила читать наискосок статьи, надеясь выловить там какую-никакую подсказку.

Кто-то говорил, что это просто делёжка территории, кто-то говорил, что это крыша поехала у Марка, кто-то говорил, что Марка специально слили. Свидетели, дававшие показания на Марка, находились под программой защиты, и их данные во всех источниках были либо засекречены, либо изменены. И даже девятнадцать лет спустя не подверглись разглашению. На одной из статей Фил вдруг хрипло выдохнул:

– Так у меня ж у бати днюха в этот день.

– Ты думаешь, это может быть связано? – взгляд от экрана Варя так и не оторвала, но по коже прокатился нехороший холодок. – Но твой отец же никаким образом к «Туманной леди» не причастен. Вроде…

– И снова ты… За своё, – с порога комнаты прозвучал папин голос, стремительно с приподнято-беззаботного прокатившийся до каменной тверди.

Фил с Варей дёрнулись, столкнувшиеся кружки трагично звякнули. Варя осторожно покосилась на папу. Он стоял в пальто, припорошённый снегом (очевидно, угрожающе нависавшая туча-таки разорвалась снежными перьями) и с дипломатом руках. Видимо, только с порога услышал Варин голос и удивился её присутствию дома.

– Пап, у нас тут… Вот. Дело.

Варя потрясла письмом, Фил – монеткой. Отец вскинул бровь и покачал головой, не меняя холодного жёсткого тона:

– Я же просил не лезть вас в это. А вы опять!

– Это не мы, пап! – горячо запротестовала Варя, мотая головой.

– Оно само, – поддакнул Фил.

Папа закатил глаза и глянул в коридор. И тут же одарил их лёгкой и снисходительной улыбкой:

– Само-само. Верю! Пойду чай поставлю. А вы выползайте наружу. И рассказывайте, что да как. Сышчики.

Папа скрылся за стеной, а Фил с Варей затравленно переглянулись. Варя впихнула Филу в руки письмо со всеми приложениями. Он наморщился и попытался передать их Варе. Она помотала головой и, широко распахнув глаза, зашипела:

– Твои подарочки – тебе и представлять.

– Справедливо, – пожал плечами Фил.

Обменялись. Варя забрала две большие кружки. Фил – свои подарки.

Перепихиваясь и обсуждая, как лучше обо всём рассказать папе, они вышли в коридор. Хлопнула дверь ванной. Варя непроизвольно подняла голову. Сердце ухнуло в пятки, а пальцы едва не выпустили посуду. Фил над самым ухом выдал крайнюю степень удивления и тут же прикрыл ладонью рот.

Варя смогла лишь рассеянно кивнуть. Вытирая волосы и лицо, у двери ванной в одних лишь спортивных штанах стоял Артём. Он отнял от лица чёрное махровое полотенце и улыбнулся с позабывшейся беспечностью:

– О! А вы дома.

Фил хрюкнул, а потом на комод, звякнув о духи, оказалось отброшено послание Шаховским. С нечеловеческим гоготом, на который способны только парни, Фил напрыгнул на Артёма. Варе показалось, что тот чуть не рухнул на пол. Всё-таки устоял.

– Артемо-он… – взвыл Фил. – Бра-ат! Оковы тяжкие падут, темницы рухнут – и свобода, ага?

Артём заливисто и беззаботно расхохотался в ответ – от этого у Вари подогнулись колени. Пришлось привалиться к комоду, задвигая кружки к флаконам духов. «Неужели всё?» – тоненько пропищала в сознании робкая надежда.

Невероятно! Только вчера Артём, стремительно угасающий и хрипящий практически на последнем издыхании, не видел иного будущего, кроме тюремного. А сегодня стоял с полотенцем наперевес, и прыгал, и взрывался смехом в обнимку с Филом в её квартире.

В горле встал ком, не позволяющий вздохнуть. Всё внутри трепетало от удивления и, наверное, восторга, когда она смотрела на счастливых парней.

– Ну чего там у вас?

Папа материализовался за спиной беззвучно и бодряще потёр тёплыми ладонями её плечи. Варя вернулась в реальность. Но из горла не вырывались слова – только жалкий писк от перевозбуждения. Она молча мотнула головой в сторону бумажек, разлетевшихся по тёмному дереву, а потом, чуть подпрыгнув, крепко-крепко обняла папу за шею и с чувством чмокнула в щёку.

– Пап, спасибо! Большое-пребольшое!

– Пожалуйста, дочь, – папа погладил её по спине и разворчался: – Но лучше б ты в такие ситуации никогда-никогда не попадала.

– Это не я, – лукаво отозвалась Варя, оборачиваясь на парней.

– Знаем, плавали: оно само, – папа чмокнул дочь в щёку в ответ и мягко опустил на пол. – Ладно, сейчас поговорим.

На папиной руке завибрировали умные часы, и из кабинета донёсся рингтон телефона. Крякнув, папа сгрёб в охапку послание Шаховскому и скрылся в кабинете. Тут же Артём заговорщицки махнул рукой Варе:

– А ты чего там встала, как не родная прям? Иди сюда! Варвара-краса, длинная коса!

– Да ну тебя, – поморщилась Варя, потирая переносицу.

В носу свербило, глаза пощипывало, а в горле стоял тугой тяжёлый комок, не позволяющий завизжать от восторга. Варя лишь качнула головой и приблизилась к парням. Резким рывком Артём подтащил её к себе. Варя ткнулась носом в его грудь и до боли зажмурилась. От Артёма пахло папиным гелем для душа: цитрусом и гвоздикой.

– Что бы мы без тебя делали! – хохотнул над ухом Артём.

– Хероиня! – саркастично откомментировал Фил.

На кухне засвистел чайник, и тут же мимо прошёл папа, по пути отпустив едкое замечание:

– Бригада, блин!

Варя хохотнула. Артём небрежно подхватил её за талию, и Варя почувствовала, как земля уходит из-под ног. Не то Тёма по старой привычке приподнял её в воздух, не то она просто утопала в этих тёплых уютных объятиях. Варя взъерошила волосы Артёма – нужно было за что-то уцепиться – и, утопая, подумала: они не банда, не бригада и даже не просто друзья – семья.

Глава 16

Отлепив их двоих от Артёма, папа отправил его отзваниваться матери (и при этом многозначительно покосился на Варю, так что ей вдруг очень-очень захотелось попотеть над контрольной по химии, а не стоять перед ним в коридоре, сгорая от смущения), а их с Филом позвал кивком головы на кухню: чайник уже закипел. Варя пригладила растрёпанные косы и легко вдоль стены проскользнула мимо папы, продолжая смотреть на него самым невинным взглядом из-под ресниц. Папа покачал головой и что-то сказал Филу. Он ответил.

Варе некогда было вникать в их разговор: она вихрем металась по кухне, убирая со стола пустые тарелки и крошки, наполняя вазочки папиным печеньем – одним словом, накрывая стол к чаепитию. «Видела бы меня мама! Глазам бы своим не поверила. И похвалила бы: наконец-то за ум взялась хозяйка», – улыбнулась Варя, нарезая аккуратными полукольцами лимон. Голоса папы и Фила в коридоре и тихий смех Тёмы в глубине квартиры смешивались в один неразличимый гул, едва-едва доносившийся до кухни. Разлив всем чай, Варя настороженно прислушалась: её парень и её отец беседовали вполне мирно (если не считать лёгкого напряжения в голосе папы, которое, впрочем, присутствовало почти всегда) и обсуждали, видимо, обстоятельства получения письма.

– Балда ты, Фил, – проворчал папа, когда Варя подкралась к нему со спины позвать всех за стол.

«А меня бы балбесиной обозвал», – зависть тонким уколом коснулась души, заставляя обиженно поморщиться и по-детски высунуть кончик языка. Папа закатал рукава рубашки до локтей и небрежно глянул на часы:

– Когда там чай будет готов, а?

– Уже! – легонько напрыгнула на папины плечи Варя и рассмеялась. – Пойдёмте? А я сейчас Тёму позову.

Она рванулась было в свою комнату, но папа придержал. Его руки, жёсткие и тёплые, невесомо, но крепко сжали плечи. Варя глубоко вздохнула, намереваясь посмеяться или возмутиться, но папины слова, прозвучавшие над самым ухом зловеще, заставили бросить в сторону комнат томно-тревожный взгляд:

– Не надо его звать: пусть с матерью поговорит нормально. Он своё уже отработал. Ему этих дней в полиции – ты понимаешь – на полжизни хватит. Даже такой маленький срок взаперти может обычного человека запросто сломать, а Артём… Он же, блин, блаженный! – Варя хихикнула в кулак, покорно следуя в папиныхобъятиях к кухне. Папа продолжал вещать: – Ему нужно время отойти, переварить всё. Не смотри, что он сейчас такой весёлый – я его у отделения встречал, не узнал даже сначала – и не потому что не видел давненько – ссутулился, посерел. Я как будто на тридцать лет назад вернулся. Было у меня дело… – цыкнул папа, но договаривать не стал: возвращаться в прошлое не любил. – Артём ведь идеалист и романтик – таким о-очень сложно сталкиваться с несправедливостью жизни. А жизнь, дети, шутка несправедливая!

Закончил он уже громко, на всю кухню, так что Фил, с ногами взгромоздившийся на, вообще-то, Варино место, вздрогнул и неуклюже уселся нормально. Папа несолидно хмыкнул в сторону и, хвалебно потрепав Варю по голове, присел напротив парня. Фил пригладил волосы и напряжённо выпрямился, как обвиняемый перед судом: невооружённым взглядом было заметно его волнение, которое, впрочем, он старательно прятал под невесёлой усмешкой одним краем губ. Варя его понимала. Треволнение, отдававшееся подрагивающими кончиками пальцев, мешалось с глупой насмешкой над боязливостью Фила.

Из них троих лишь папа абсолютно спокойно потягивал чай из любимой кружки «BOSS» и небрежно средним пальцем прокручивал послание. Фил покосился на Варю и одними губами прошептал: «Я рассказал, как получил». Правда, с первого раза Варя не поняла, и Филу пришлось повторить трижды. На третий раз папа поднял голову и, оценив картинку снисходительной усмешкой и наклоном головы, задал вопрос:

– И что вы разузнали?

– Туманная леди, – коротко выдохнула Варя и переплела дрогнувшие пальцы в замок на кружке. – В тот день сгорела «Туманная леди».

– Да… – небрежно приподняв талончик, папа как-то горько и небрежно усмехнулся чему-то своему. – Весёленький был вечер. Если б не твоя мама… – покосившись на Фила, папа осёкся. – Потом расскажу.

Варя сделала зарубку в сознании расспросить папу о «Туманной леди», легендарный пожар в которой волновал её с самого первого дня, как она об этом узнала (ещё бы: в их тихом небольшом городе больше никогда ничего более грандиозного не происходило!), но у родителей никак нельзя было вытянуть ни полслова – хоть клещами тащи! А тут папа сам вдруг разговорился. «Неужели я наконец-то выросла?» – не удержалась от ухмылки Варя и покосилась на тяжело вздохнувшего Фила.

– А мой отец тут причём? Почему ему об этом спустя девятнадцать лет напомнили? Это же не он поджёг – ну и что, что в его дэ-рэ.

Папа тяжело выдохнул и… Ничего не сказал. Молчание показалось физически тяжёлым: навалилось на плечи и сдавило обручем голову. По коже прокатился морозец.

Варя всегда знала, что слова бьют сильнее, чем пули, но не думала, что тишина может быть гораздо страшнее. Пытаясь отделаться от красочных картин негодяя-Шаха, которые незамедлительно вспыхнули в сознании и пришли в активную динамику, Варя посмотрела на папу. Он механически вертел в руках талончик с датой пожара, хмуро глядя на микроволновую печь. Варя поёрзала и обернулась: на той не было ничего, достойного пристального внимания. Взгляд переметнулся к Филу: он тоже смотрел на папу, чуть подавшись вперёд и как будто из последних сил удерживался от вопросов.

– Пап? – хрипло переспросила Варя.

От осознания прикосновения к сокровенному, к тайне, известной лишь узкому кругу людей, к ответу на желанный вопрос ужасно потели ладони. Сердце билось гулко и трепетно, так что любимое печенье вставало поперёк горла. Папа посмотрел на них и качнул головой:

– Я не могу об этом рассказать.

– Серьёзно? – Фил вспыхнул, стремительно, легко и жарко. – То есть мы с Артемоном огребаем, походу, из-за этого, а вы не можете…

– Фил! – Варя хлопнула парня по плечу, осаждая: лучше она, чем папа. – Прекрати! Иногда лучше кое-чего не знать.

– Ну ты-то знаток! Интересно, что же это может быть! – саркастично хохотнул Фил. – Так и скажите, что мой отец заказал на своё дэ-рэ в подарок аутодафе!

Варя шлёпнула Фила по груди, и тот приправил свою речь едким «кха», после которого папа спокойно отставил кружку и посмотрел на Фила с неприкрытой заинтересованностью:

– То есть он тебе всё-таки рассказывал?

Фил поперхнулся уже не карикатурно – по-настоящему и испуганно. Варю окутало холодной колотящей дрожью, пальцы печально заскребли по кружке, а в горле застыл всё тот же дурацкий вопрос, приевшийся за неделю: «Правда, что ли?» Папа выдержал классическую драматическую паузу, а потом оскалился добродушно и беспечно:

– А чего это вы так напряглись? Не ожидали? Шутка. – Это слово прозвучало горько и совершенно не забавно; зато папа подался вперёд и многозначительно приподнял брови: – Вот об этом я и говорю. Есть такие вещи… Которые вы знать не должны. Конечно, историю не перепишешь. Да и всё тайное рано или поздно становится явным, но о тайнах лучше узнавать от своих родных, а не от чужих людей.

– Мне ничего не расскажут, – мотнул головой Фил; плечи его опустились.

– Значит, так надо. Меньше знаешь – крепче спишь, – улыбнулся уголками губ папа.

– То есть мой отец не виноват?

Отцовское лицо тут же стало жёстким и грубым, как будто этот вопрос ставил его в неловкое положение или раздражал. Но он лишь сухо и сдержанно отрубил:

– Вину определяет суд. Сам у своего отца спросишь.

Талончик глухо стукнулся о поверхность стола – с ним закончили. «Странно… Почему дата не в письме, а тут, в виде талончика. Это ж как вызов к врачу на лечение. Или я просто ищу то, чего нет?» – она сделала глоток чая и кивнула на жетон, мол, он ей смутно знаком. Папа легонько подбросил его и ностальгически усмехнулся:

– Коне-ечно, знаком. Ты ж у меня Вар-вар-вар-вара… Всё разворотишь, везде отыщешь, что тебе надо. У меня в столе такой лежит. Было дело. Чеканил один деятель такие жетоны в комплекте пятидесяти штук для ограниченного круга людей. Сейчас всё равно все потерялись.

– Ну у тебя же лежит.

– И у этого, – откашлялся Фил и торопливо запил реплику чаем.

– Если тот деятель ещё жив – узнаю, у кого да где, – папа глянул на часы и залпом допил чай, на ходу хватая печеньку. – Всё. Обед кончился. Я полетел. Вопросов больше нет?

Варя с Филом переглянулись: вообще-то, вопросов стало только больше. Но ни у кого язык не повернулся об этом сообщить. Тем более, папа и не дал шанса: схватил письмо со всем прилегающим и, напомнив Филу о каком-то их договоре, поторопился одеваться. Варя упорхнула за ним, оставляя Фила разбираться с печеньем, чаем и собственными мыслями.

Вжавшись спиной в стену, Варя наблюдала, как мечется пардусом отец туда-сюда, собирая дипломат, смахивая сообщения и раздражённо косясь на часы. Наконец он накинул пальто и схватил брелок сигнализации. Обернулся и подмигнул:

– Ну всё, я полетел.

– Погоди, – Варя подскочила к нему и парой неуловимых движений поправила неаккуратно сложенный воротник пальто. – Вот.

– Вся в маму, – нежно улыбнулся папа и чмокнул дочку в щёку; а потом гаркнул на всю квартиру: – Ладно, герои, я пошёл. Принцессам велено оставаться в башне, рыцарям – всем вон.

Варя поморщилась, жалобно глядя на папу. Он как будто и не знал мальчишек, как будто она и не кинулась за ними в огонь и в воду – выгонял так сурово и безапелляционно. На пороге показался Артём, спрятавший телефон за спиной, и протянул:

– Мы Варьку не обидим. Честно.

– Честно-честно, – поддакнула Варя.

– Я консервативный самодержавный отец, – хохотнул папа. – И только из-за тебя, Артём, – ты меня понял? – даю вам полчаса. Поесть и передохнуть. А потом – домой. Понятно?

Варя с Артёмом переглянулись и кивнули, пожав плечами. Варя поцеловала отца в щёку, ещё раз шёпотом поблагодарив, и захлопнула за ним дверь.

Никто не ушёл, разумеется, ни через полчаса, ни через час – у них нашлись дела поважнее: например, раздвинуть диван в гостиной и, развалившись втроём перед большим телевизором, посмотреть «Город героев» (выяснилось, что Фил ни разу не смотрел этот мультик, и Варя просто не могла позволить этому так оставаться!). Варя скромно лежала с краю, иногда перекидываясь с мамой короткими сообщениями о том, что теперь уже всё совершенно точно абсолютно хорошо. Мама почему-то сомневалась.

На взрыве Фил вдруг дёрнулся, да и Варя содрогнулась, как маленькая девочка. В сознании сразу всплыл разговор с папой и кафе-бар «Туманная леди» – это совершенно не сочеталось с детским мультфильмом. Потерев шею, Фил торопливо сполз с дивана, мимолётно коснувшись пересохшими губами Вариной щеки, и оповестил всех, что пойдёт курить. Варя перевесилась через ручку дивана и крикнула:

– Ключи не забудь! Они рядом с духами валяются!

– Во-от… Ты мне уже ключи от квартиры своей даёшь! – хохотнул Фил из коридора. – Так и до совместной жизни дело дойдёт.

– Да ну тебя, – поморщившись, смущённо хихикнула Варя и плюхнулась обратно на диван.

Артём всё это время наблюдал за ней странным взглядом умудрённого опытом и превосходящего знаниями учителя. Хмыкнул. Громко, едко, так что никак нельзя было оставить этот хмык без ответного шлепка по груди:

– Чего смеёшься?

– Соскучился, – рассмеялся Артём, раскидывая руки в объятиях. – Иди сюда, пока Отелло не вернулся.

Варя закатила глаза и нырнула в тёплые и крепкие объятия настоящего брата. Она, как и большинство девочек, всегда мечтала о старшем брате, высоком, красивом, любящем её больше всех на свете. И только сейчас поняла, что он всегда был рядом с ней: Тёмка Родионов. Высокий, крепкий, чертовски обаятельный, всегда поддерживающий и обнимающий горячо, как Варина мама, на глазах которой он вырос.

– Тёмка-а… – счастливо промурлыкала Варя, пытаясь поудобнее устроиться на его костлявом плече. – Ты совсем исхудал!

– Да не, это ты растолстела на нервной почве, – и как бы в подтверждение Тёма умудрился ущипнуть её за бок.

– Не борзей. А то вернётся не Отелло, а Пушкин.

– То есть мне ты отводишь роль победителя?

Артём снова щекотно ущипнул её за бок, и Варя заливисто рассмеялась. Тёма вошёл в раж. Азартно закусив губу, он щекотал её под рёбрами, пока смех не превратился в изнемогающее попискивание. Тут же прекратил и откинулся на спинку дивана, как ни в чём не бывало. Варя, ещё посмеиваясь, переплела косички в одну длинную, с хвостом в основании, а потом робко взглянула на Тёму:

– Я так рада.

– А я как рад, – Артём растёр ладонями лицо и, усмехнувшись, мотнул головой: – Дичь какая-то. Прикинь, передо мной же даже извинились! – Варя лишь красноречиво вытаращила глаза, призывая Тёму продолжать. – Вытащили меня из камеры, с вещами. А эта ж фраза такая… Ну, соу-соу: либо тебя выпускают, либо приехал следак увозить в СИЗО. Проводят меня мимо кабинета, смотрю: рядом мужик низенький, прижимистый такой, и ба.. Женщина рыжая в форме. Думал, всё: следак приехал. Завели меня в кабинет, посадили, и заходит этот мужик, – Артём щёлкнул пальцами, – я потом узнал, что это знаешь, кто? Эрик Градов!

– Да ладно… – почти удивлённо выдохнула Варя.

Город был удивительно мал. Она не сомневалась, что у папы сохранились связи разного характера, но и подумать не могла, что выстрелит именно та, которой так упрямо кичился Муромцев. Это даже немного забавляло. Варя с улыбкой продолжила слушать Тёму.

– Забавно, – взъерошил волосы Тёма и подтянул к груди диванную подушечку, – кто бы мог подумать, что мне поможет контакт Муромцева! Странная штука – жизнь. Ну так вот, зашёл этот Градов и руку на плечо мне положил. Честно? Я чутка перепугался. Прикинь: смотрят на тебя в упор два опера, да ещё и мужик какой-то зашёл, явно не последний. И вдруг он сжимает плечо мне и говорит, что я свободен. А потом по очереди извиняются Светлаков и Иванов. Я до последнего думал, что это какой-то розыгрыш и меня сейчас – ну, как в твоих кино – выведут из отделения, а там – маски-шоу!

– А на самом деле?

– Выходим, а там твой папа! – из груди Тёмы вырвался нервный смех, и Варя торопливо обняла его, прижимаясь щекой к плечу. – Он мне подзатыльник отвесил и в машину отправил. Ну в смысле нормальный подзатыльник: как похвалил.

– Он может, – тепло кивнула Варя. – А сам что?

– Они с Градовым остановились что-то говорить. Я, конечно, не вслушивался…

– Но…

– Но… – улыбнулся Артём, выдерживая паузу. – Градов говорил, что сегодня встречается с Шаховским, вроде. Обещал твоему папе позвонить. И мы домой поехали.

Варя тихо выдохнула и приподняла уголки губ. Тёма выпустил из рук подушечку, которую нещадно теребил всё это время, и, приобняв Варю, с присвистыванием выдохнул. В квартире стало тихо-тихо, только часы трещали, напоминая о жизненной суете. Варя прикрыла глаза, пытаясь устаканить в сознании всё произошедшее за эти четыре дня (а ведь это даже не неделя!), и подумала, что столько эмоций одновременно она не испытывала никогда и, наверное, больше не испытает.

– У тебя офигенный отец, – от Тёминого шёпота в горле стало горько; Варя приоткрыла глаза. – Как ты его убедила помочь?

Варя села, поправляя сползшую с плеча футболку, и пожала плечами. Тёма смотрел на неё внимательно, ожидая ответа. Она не знала, что сказать.

Варя с самого детства запомнила, что родители придут к ней на помощь, что бы ни произошло и когда бы ни случилось. И знала, что придёт родителям на помощь, когда она им понадобится (как мама – бабушке с дедушкой). Они просто-напросто были семьёй. Настоящей семьёй. Где все уважают друг друга и дают свободу действий, интересуются друг другом без лицемерия и делятся проблемами, подают руку помощи без подвоха и готовы честно признаться в своём бессилии.

– Мы же семья, – дрогнул голос, а в носу отчего-то защипало от собственных слов. – По-другому просто было бы неправильно. Это как в мультике… Охана – значит семья. А в семье никого никогда не бросят и не забудут. Обязательно помогут, поверят…

Варя тонула в собственных словах и уже ничего не видела, кроме размытых золотисто-белых оттенков гостиной. Артём, вымученно выдохнув, прижал Варю к себе:

– Боже… Варька. Ты чего ревёшь?

– Не знаю, – пискнула Варя.

Хлопнула входная дверь, впуская сквозняк, запахи мороза и Фила, взбодрившегося и посвежевшего. Он раздевался в коридоре, хлопая шкафом-купе и бряцая ключами о стол, а Варя хлюпала носом в отцовскую футболку, которую он позволил прихватизировать Тёме.

– Я тут чего подумал… – замер Фил на полуслове.

Варя отвернулась от Тёмы и растёрла щёки. Фил взъерошил волосы и требовательно кивнул:

– Что опять?

– Охана – значит семья, – рассмеялась сквозь слёзы Варя и за руку потащила Фила на диван.

Он ошалело плюхнулся на край, кажется, пытаясь переварить смысл сказанных Варей слов. Она молча обняла его со спины так крепко, насколько хватало сил, и прикрыла глаза. Невозможно было объяснить словами те чувства, которые просыпались в ней при слове «семья», которые она проживала день ото дня в компании мамы с папой. И ей отчаянно хотелось, чтобы Фил, такой замёрзший, болезненно ударенный родительскими ожиданиями, испытал их тоже.

– Варька… – прохрипел Фил снова, как пару часов назад на заброшке, утыкаясь носом в её висок. Он дышал тяжело, шумно. – Ты такая тёплая. Я аж понял, что замёрз. Всё хорошо?

– Думаю, да.

Плавно отпрянув от Фила, она посмотрела на Тёму и кивнула. Щёки наливались румянцем смущения: наверняка, она сейчас ввела в неудобное положение обоих мальчишек. Но что можно было сделать с эмоциями, рвущимися наружу так безудержно! Все втроём дружно озадаченно молчали, пока Фил не вспомнил, что хотел предложить.

Смотреть мультфильм просто так ему не понравилось: закусывать чем-нибудь было гораздо интересней. После недолгой перепалки решили готовить шарлотку (Варя как раз вчера закупилась яблоками, чтобы приготовить мамин любимый пирог к её возвращению).

Варе, на самом деле, совершенно не важно было, что они готовят: главное – вместе.

Фил незамедлительно захватил главенство на кухне, напялив фартук поверх серо-синей толстовки.

– Так, Тёмыч – режь яблоки, а то Варька ещё пальцы себе оттяпает. У неё уже был печальный опыт.

Артём сдержанно кхекнул в кулак, а Варя обиженно оскалилась, но придумать какой-нибудь ядовитый ответ не успела: Фил двигался слишком стремительно, натуральным ураганом. Она даже понять не успела, как перед ней оказались миска с продуктами и миксер (Варя ошалело посмотрела, как Фил ловко собрал этот прибор). Осторожно закрутив косу вокруг её основания, Фил мягко подтолкнул Варю к столу:

– Мешай.

Мешать начал он. Оставив Тёму разделываться с яблоками самостоятельно, Фил по-хозяйски подлезал к Варе то слева, то справа, так и норовя, аки Матроскин, сообщить, что она делает что-то неправильно.

– Руку мягче держи, и миску нагни, чтобы не разлеталось. И муки добавь.

– Хор-рошо, – процедила Варя сквозь зубы, выключая миксер.

Мука была соблазнительно мягкой и белой. Варя сжала руку в кулак и, развернувшись, шлёпнула Фила по груди:

– Достаточно?

– Ты совсем, что ли? – отряхивая от пыли фартук, толстовку и подбородок, развёл руками Фил. – Это ж дофига! Вот столько надо было!

Варя не ожидала, что ей в ответ прилетит щедрая горсть муки. Но вместо того, чтобы возмутиться и призвать к порядку, вдруг рассмеялась и, собрав муку, рассыпанную по столу в процессе страстной готовки, запустила в Фила. Игра началась. Они перекидывались мукой, смеялись и непозволительно безрассудно носились по кухне, чудом не роняя чайник и не задевая Тёму. В какой-то момент, ощутив, что мука у неё уже и в волосах, и под одеждой, Варя попыталась укрыться под столом от очередного залпа мукой, но крепкие руки Фила вытащили её оттуда за талию.

– Кхем, – когда Варя шлёпнула Фила по груди, пытаясь мстительно осыпать его мукой с головы до ног, Тёма решил наконец дать о себе знать. – Я понимаю: период брачных игр и прочее… Но убирать здесь кто будет?

– Чур не я! – крикнули хором втроём и расхохотались во всё горло.

Варя готова была принять на себя бремя уборки по кухне как хозяйка дома и зачинательница этого безумства, но парни сами вызвались ей помочь. Варе пришлось стянуть побелевшую толстовку и остаться в одном спортивном топике, а Филу – остаться в одних штанах, почти не пострадавших от залпов муки.

– Стриптизёры, блин, – шутливо проворчал Артём, забирая у друзей одежду, чтобы как следует вытряхнуть в ванной.

Варя с Филом переглянулись и смущённо хихикнули. Можно было, конечно, пойти переодеться, но некогда: нужно было закончить с шарлоткой и привести в порядок кухню, чтобы не разносить муку по всему дому. И глядя на подметающего Фила, и принимая из рук Тёмы чистую кофту («Если твой папа узнает, как ты тут ходила, – иронически напомнил он, – мы останемся без глаз!»), и ныряя в духовку, чтобы поглядеть на соблазнительно подрумянившуюся шарлотку, она снова убедилась, что её семья гораздо больше, чем близкие родственники.

Лежать на диване, уставшими, с сладким пирогом с хрустящей корочкой и смотреть мультфильм о настоящей дружбе – после всего, что они пережили за эти дни, это казалось сущим раем. Варя быстро умяла свой кусок и жалобно посмотрела на Фила.

– Будешь ещё?

Варя бесцеремонно оттяпала почти половину.

– Э! А почему у меня?

– А Тёма и так тощий, – с набитым ртом пробурчала Варя и, проглотив кусок, чмокнула Фила в щёку. – А у тебя очень-очень вкусно.

Фил растёкся в довольной улыбке и едва ли не мурчал, как сытый кот. Артём подмигнул Варе, и она многозначительно повела бровями в ответ.

– Вы знаете, сколько времени? – откинувшись на спинку дивана и сложив руки на животе, многозначительно протянул Фил.

Артём с Варей, не сговариваясь, посмотрели на часы и констатировали:

– Полшестого.

– Самое время открыть вино и отпраздновать освобождение Артемона!

– Нет, – отрезала Варя.

– Шампанское? – мотнула головой. – Пивас?

Варя снова мотнула головой:

– Нет. Пить – плохо.

– Но праздник же!

– У нас нет ничего.

– Да ла-адно… – саркастически протянул Фил. – У любого человека, даже непьющего, дома есть бутылочка чего-нибудь сокровенного.

Варя многозначительно приподняла бровь и не удержалась от усмешки:

– Ты действительно хочешь проверить папины вещи?

Этот аргумент оказался достаточно весомым. Они лежали в темноте, слушая, как тикают часы, и разговаривали. Артём спрашивал, что задано, а Фил небрежно фыркал и утверждал, что заключение в КПЗ – более чем уважительная причина для невыполнения домашнего задания. Варя вспомнила, что не закончила читать «Тихий Дон» и болезненно застонала: книга ей не понравилась. Те семьи, те браки были дикими и жестокими. Читая о попытках самоубийства Натальи или о побоях Аксиньи, Варя кривилась и откладывала книгу ещё летом.

Сейчас этот роман был совсем не к месту.

Часов в шесть Варе вдруг приспичило попить воды (очевидно, сказывалась умятая всухую шарлотка), и краем глаза в кухонном окне она уловила движение крупного автомобиля на парковке. Когда пиликнула сигнализация, к горлу подкатила паника: звук был невероятно знаком. Варя похолодевшими руками отставила кружку и подошла вплотную к стеклу. На парковке стояла их машина, а папа доставал документы с переднего сиденья. Его силуэт был окутан ореолом бледно-жёлтого машинного света. Варя в панике развернулась и крикнула:

– Папа приехал! Бегом отсюда! Чтобы через минуту вашего духу тут не было!

Квартира наполнилась тяжёлым топотом: пацаны кинулись собираться. Варя сгребла всю посуду в раковину и пронеслась по комнатам в поисках улик, доказывающих присутствие ребят дома. Взгляд метался то к домофону, то к одевающимся с матами пацанам.

– Почему мы не можем просто поздороваться и уйти? – вдруг завис Фил.

Варя вскинула бровь и посмотрела на Тёму. Они в который раз за день синхронно выпалили:

– Я обещала!

– Я обещал!

– Какие все честные, мать твою, куда бы деться! – буркнул Фил, обуваясь.

Варя открыла домофонную дверь папе и напомнила парням забрать свои вещи: принесла Тёме телефон с зарядки, а Фила попросила проверить, при себе ли сигареты. Он убедительно покивал головой.

Схватив в охапку куртки, парни вылетели на лестничную клетку. Лифт медленно остановился этажом ниже. Залаяла собака. Фил с Артёмом переглянулись и, не сговариваясь, метнулись на лестничный пролёт выше и вжались в нишу между лестницей на чердак и стеной. Двери лифта распахнулись.

Олег вышел из лифта с огромными пакетами из гипермаркета, пристально оглядывая пальто на предмет длинной шерсти озорной сучки хаски, которая попалась в попутчики. Дочка его встречала, по привычке навесившись на дверную ручку.

– Отвалится – и на бетон свалишься, – беззлобно пробурчал он в ответ на счастливое Варино приветствие.

Она стушевалась. Захлопнула дверь и, запахнувшись в бесформенную бордовую толстовку, замерла у порога. Олег кожей ощущал её недоумённый и растерянный взгляд. Поставив пакеты на кухню, Олег попытался сделать вид, что не заметил белой пыли (подозрительно похожей на муку) на листьях любимой Яниной монстеры и сигаретной пачки, сиротливо пристроившейся в углу подоконника. Совершенно очевидно было, что парни останутся далеко не на полчаса. «До моего прихода убрались – и спасибо, – кивнул сам себе Олег и хмыкнул: – Убрались. Забавно, однако».

Коротко приказав дочери разобрать пакеты и придумать из продуктов что-нибудь съестное и праздничное к маминому возвращению, Олег пошёл раздеваться. Снимал вещи на автомате. Мысли были далеко от мелочей жизни. Телефон, ключи и часы – на полку. Пальто – в шкаф. Галстук – в коробку. Пиджак – на спинку стула.

Олег прошёл к дивану и тяжело бухнулся на него. Сжав переносицу, он глубоко вздохнул. Стоило решить одну проблему, как вскрылась другая, гораздо менее приятная, нежели подросток в КПЗ. Сейчас Олегу казалось, что с вызволением Артёма он поторопился. Он не предполагал, что охотник до денег Шаховского зайдёт далеко – был уверен, что споткнётся на провале подставного свидетеля и пойдёт искать нового. Или просто свернётся. «Это было бы лучшим раскладом, – Олег помассировал болящие после долгой работы с бумагами и техникой глаза. – А тут… Чушь какая-то!»

Впрочем, нельзя было сказать, что Олег сильно удивлён кашей, закрутившейся вокруг Андрея Шаховского. Из всех, кого он знал, Шах был самым хитровымудренным дельцом. Он умел обвести вокруг пальца так, что обманутый сам же оставался виновником и жалко хватал воздух. Разумеется, с такими принципами ведения дел желающих вернуть свои кровно заработанные деньги было немало. И вот один из них наконец дал о себе знать.

Олег предвидел это ещё в начале нулевых, когда отходил от дел. Все несправедливости, совершённые в девяностые, должны были ударить по ним как раз лет через двадцать-тридцать – таков закон бумеранга.

Олег поднялся и прильнул к окну. Эта мысль не давала покоя. Если в это оказалась вплетена Варя, его, Олега Ветрова, справедливого и спокойного решалы, с которым у всех всё было ровно, дочка, значит, был всё-таки у него какой-то значимый косяк. Проступок, за который он должен расплатиться. «Или просто это Шах, – напомнил сам себе. – Он же как смерч – сметает всё на своём пути. Фиг выберешься». Пальцы скользнули вдоль рёбер, ощущая рубец шрама.

Дверь тихонько приоткрылась, и Олег обернулся. Варя стояла на пороге, натягивая рукава по самые кончики пальцев, и оглядывала кабинет, как впервые, боясь встречаться с ним взглядом:

– Пап, что случилось?

– Ничего, – вышло резче, чем нужно было.

– Прости, пап, – протянула Варя, – я позволила мальчишкам остаться. Да. Мы просто мультик посмотрели. И всё.

– Мультик они посмотрели, – горло сжало судорогой, Олег отвернулся и накрыл ладонью глаза.

Варя была сущим дитём. Маленькая девочка с его обострённым чувством справедливости и Яниным любопытством, с её упрямством и его осторожностью.

– Ты есть будешь? Я котлеты вчера жарила. Правда, они пригорели чуть-чуть…

– Чуть-чуть? – не удержался от ухмылки Олег.

– Чуть-чуть, – промямлила Варя.

– Ну если чуть-чуть, то грей. Я сейчас приду!

– Как прикажете, шеф, – хохотнула Варя и хлопнула дверью.

Олег обернулся и с усмешкой качнул головой. Согнал с себя меланхолию, включил компьютер и проверил почту: среди рассылок о начале скидок на игры попалось сообщение от Градова. Эрик нашёл человека, которому заказывали чеканку монет. Повезло, что тот был скрупулёзным счетоводом и сохранил все списки, кому передал монеты. Конечно, в почерке нужно было разбираться и разбираться, но круг поисков ощутимо сужался. Из пятидесяти человек, приглашённых на празднование 2000 года (к которому и решили приурочить чеканку этого жетона), несложно будет вычислить тех, кто вёл дела с Шахом.

Осталось вспомнить, кто что из себя представлял.

«Вспомним молодость! На Альцгеймера пока не жалуюсь», – Олег быстро переоделся и вышел к ужину. Варя ковырялась в своей тарелке и заметно оживилась, когда он вышел. В глазах полыхало любопытство, желание задать вопрос, но она упрямо молчала.

– Чего? – утомлённо поднял глаза на дочку Олег, откладывая вилку. – Что ты ешь меня глазами?

– Просто, – Варя повела бровями, совершенно как Яна, задумывая какой-то коварный ход, – ты обещал кое-что рассказа-ать.

– А ты меня слушалась?

– Па-ап!

– Что пап?

– Ты ведёшь себя, как с маленькой! А мне уже восемнадцать скоро!

– Скоро. И потом: для меня ты всегда…

– Останешься маленькой, – нараспев покачала дочка головой и фыркнула. – Я знаю. Для родителей мы всегда остаёмся маленькими детьми. Но ты обещал!

– Ты тоже мне обещала…

– Так они только поели и ушли. До твоего прихода, между прочим!

Олег вскинул брови и недоверчиво качнул головой. Варя отразила его жест. Они пристально и долго мерились взглядами – Олег не выдержал и расхохотался. Варя тихонько рассмеялась в ответ, прикрываясь ладошкой.

– Что ж тебе эта «Туманная леди» так покоя-то не даёт? Шах, ну, Андрей Шаховской, свой день рождения запланировал ещё в Новый год. Мы тогда встречались в «Королеве». И Шах всех, кто был тогда, пригласил. Нас с Яной в том числе, пусть я уже от дел и отошёл: мы всё-таки в детстве неплохими корешами были. Всё. За неделю поехали с Яной платье выбирать. Ну, как это у вас, женщин, бывает, планировали минут двадцать – загрузились на пару часов, – Олег прищурился, вспоминая; Варя хихикнула. – Ни одно ей не нравилось. И вдруг говорит: «Как бы чёрное не пришлось примерить. Или белое». Я тогда не понял, спрашиваю: «Ян, а что не так? Иди померь – любое купим, какое захочешь». А она отмахнулась и говорит, что у неё предчувствие якобы нехорошее.

– Уже? – тихо переспросила Варя.

– Так у неё это врождённое, предчувствие-то, – хмыкнул Олег и продолжил: – И забыли. Купили ей её любимое платье, то, зелёное, которое до сих пор висит. И вот представь: вечер; я глажусь, она красится. И твоя мама вдруг с места срывается и говорит, что давно с твоей бабушкой не созванивалась. До праздника пара часов, а она на всех телефонах (они тогда ещё огромные такие были, неудобные) набирает снова и снова номер домашний. Мой сотовый, домашний. Я как-то не следил. Собирался. А она встаёт в спальне в джинсах и свитере и говорит: «Поехали».

– Куда?

– Вот и я тоже. Сказала, что надо ехать к бабушке.

– И вы поехали?

– А у меня был выбор? – невесело усмехнулся Олег. – Поехали. Благо, машина под боком стояла, да город в часе езды. Оказалось, у них в подъезде авария случилась: трубу прорвало, свет выключило. Выйти и позвонить родители тоже не могли: гололёд, сама понимаешь – страшно. Тем более у деда тогда ещё только-только растяжение затянулось.

Варя слушала, приоткрыв рот. Даже про ужин забыла.

– Ну мы их с собой и позвали. Всё равно комната пустует, да и Яне спокойней было так. Возвращаемся в город уже затемно – тут капец: шухер. Мигалки самых разных мастей. Пожарные, скорые, милиции – все едут в сторону «Королевы». Янка даже побелела. Как сейчас помню: сжала мне руку и говорит, что не хотела. Ну, как домой приехали, я сразу Эрику звонить. А он мне прям убитым голосом (конечно, дело всей жизни): «Леди сгорела. Люди погибли».

Вилка выпала из Вариных рук. Она вздрогнула и дрожащими пальцами подхватила её снова. Неловко спросила:

– То есть мама не угадала? Не «Королева» же сгорела.

– А вот это уже совсем другая история, – уклончиво ответил Олег. – Ешь давай: белый медведь уже вылез.

Варя разочарованно выдохнула и разломила котлету. Олег смотрел на неё и думал: с одной стороны, она, конечно, имеет право знать, что случилось на самом деле; с другой стороны, фигура Шаховского-младшего, кружившего вокруг неё, очень сильно смущала.

– Теперь твоя очередь мне сказки рассказывать, – отужинав и налив себе чаю, протянул Олег. – У вас с Шаховским всё серьёзно?

– Да, – выпалила дочка без раздумий. – Понимаешь, это прям вторая половинка. Глупо, да… Но я по-другому никак.

– Вот так сразу?

– Два года… – тяжело выдохнула Варя и равнодушно приподняла бровь.

– Тогда это, конечно, всё меняет.

– Не смешно. Мы как настоящая семья. – Видимо, выражение лица Олега было чрезвычайно красноречивым, так что Варя затараторила: – Он меня поддерживает, слушает и даже подшучивает, как ты над мамой. И я. Его. Тоже. Фил не плох, правда. Да, у него язык без костей, но… Как говорится, кто без греха – пусть первым бросит в меня камень!

– Ой, Варька, ну у тебя и язык, – Олег прищурился и махнул рукой. – Мама приедет, ещё поговорим. Спасибо за ужин. Вкусно было.

– На здоровье!

Варя вприпрыжку унеслась в свою комнату, не то делать уроки, не то творить, не то сериал смотреть, а Олега ждала бессонная ночь в бумагах и воспоминаниях.

В полдвенадцатого позвонила Яна. Олег совершенно не удивился. Снял трубку, по-пацанячьи озорно крутанувшись на мягком кожаном кресле, и протянул:

– Слушаю.

– Спишь?

– В любом случае уже нет, – фыркнул Олег. – Что-то случилось?

– Нет. Но может, – лаконично отозвалась Яна. – Мне прям тревожно за Варю. У вас там всё в порядке?

– А она тебе ни-ни?

– Да нет, сказала, даже Тёмка звонил – такой смешной. Романтик, блин. Всё говорил, как соскучился, как музыку играть хотел. Бедный мальчишка. Мне его так жалко, Олег. Представляешь: Саша даже слушать его не стал тогда, когда полиция его задержала. Главное, чтобы сейчас за порог не выставил.

– Да что ты! Если б выставил, он бы сюда уже прибежал: вы ж тут устроили хостел, – Олег не удержался от едкого замечания по поводу парней.

Яна лишь рассмеялась:

– А ты и приревновал. Что: я так хороша?

– Чер-ртовски, – рыкнул Олег в трубку, поднимаясь со стула. – Ну как семинары?

– Какие семинары, когда у вас такое! – хохотнула Яна. – Я не о проекте, а о Варе думаю. Как она там без меня.

– Да ты знаешь, у неё тут новая семья наклёвывается, Шаховских, – многозначительно цыкнул Олег и обернулся на дверь, как будто там могла оказаться Варя.

Яна страдальчески выдохнула и пообещала, что этот диалог будет первым после приветствия. Олег запомнил. Яна говорила о том, с кем познакомилась, с кем встретилась и как рада была проветриться. Олег слушал голос жены и никуда не мог деться от ощущения дежавю.

– А ты чем занят? Только не ври мне про работу: ты её всегда до десяти заканчиваешь. Что у тебя? Новая игрушка? Дракона вызываешь?

Олег кинул взгляд на компьютер с фамилиями и хмыкнул:

– Ну типа того.

– Врёшь ведь. – Яна протяжно вздохнула: – А я тебе верю. Как наивная дурочка, уже двадцать лет тебе верю. И доверяю, между прочим.

– Я тоже тебя люблю, Яна, – улыбнулся Олег. – Всё хорошо.

Яна шумно выдохнула: не поверила. Но спорить на этот раз не стала. Лишь попросила напоследок хотя бы до её приезда проконтролировать дочь: отвезти в школу и забрать, чтобы её никто не сбил и не украл. Эти страхи Яна испытывала в последний раз, когда Варя была в четвёртом классе. За столько лет – Олег был уверен – они растворились в спокойной реальности.

Видимо, нет. Клятвенно заверив супругу, что завтра он станет телохранителем собственной дочери, он пожелал ей хорошего вечера и попросил не забыть привезти из Москвы сувениров. Сбросив вызов, Олег ещё немного постоял у окна, а потом тихо прошёл в детскую.

Варя спала в своём любимом бардаке, подтянув к груди какое-то плюшевое недоразумение и ёжась от холода. Олег укрыл дочь одеялом, скользнув пальцами по её чуть тёплому лбу. На прикроватной тумбе моргнул телефон. Олег не удержался – подглядел: Фил Шаховской желал ей спокойной ночи.

Глава 17

Пят-ни-ца…

Варя никогда не понимала возбуждения вокруг этого слова и томительных ожиданий, связанных с этим днём. Для неё после пятницы всегда была суббота, наполненная вялотекущими уроками и подводными камнями домашних заданий – сегодня всё было по-другому. Варя проснулась за пятнадцать минут до будильника с какой-то блаженной улыбкой: она не помнила, что именно ей снилось, но это определённо было что-то солнечное и тёплое, как её любимый кофе, как улыбка Артёма, как объятия и комплименты Фила, как хитрые взгляды папы. Варя медленно села, сладко зевнув и помассировав голову.

– Наверное, я ещё сплю, – тихонько рассмеялась, наблюдая за мерцанием окон в домах напротив. – Не-а. Не сплю. Пя-атница…

Варя легко соскочила с кровати и, напевая какое-то адское попурри из своих и Филовских любимых песен, окунулась в это пятничное утро. В душе розовыми облаками сладкой ваты парило трепетное предчувствие самого лучшего дня если не в жизни, то за последний месяц точно. Сегодня должны были быть расставлены все точки: папа завершит с решением проблем отца Фила; в школе все увидят Артёма, живого, здорового и, самое главное, невиновного; а вечером, вечером мама сядет на самолёт домой, а они с папой будут планировать праздничный ужин.

И Варя непременно пригласит Фила помочь ей в этом деле.

А завтра Варя встретит маму в аэропорту, обнимет крепко-крепко и шепнёт на ушко, как она сильно её любит.

– Варя, чайник!

Варя вздрогнула, выныривая из светлой полудрёмы под папин голос, и выключила плиту.

– Я чего-то залипла, – неловко объяснилась она, наливая себе кофе покрепче: очевидно, надо было окончательно проснуться. – Представила, как завтра мама приедет… Тебе кофе, чай?

– Угу, приедет и учинит допрос с пристрастием, – без энтузиазма отозвался папа, придирчиво оглядывая щетину на подбородке и шее. – Чай.

Пока папа умывался, Варя успела сварганить четыре горячих бутерброда на двоих, накормить себя яичницей, попутно переписываясь с парнями. Оказалось, они не спали полночи: разумеется, Артём рассказывал о своих героических ночах в камере. Фил (конечно же, по секрету!) признавался, что слушал друга вполуха – его куда больше занимал секрет «Туманной леди», ради которого он прошерстил весь интернет. Нигде связь между отцом и «Туманной леди» так и не нашёл, зато умудрился откопать где-то в недрах архивов старые-старые статьи: только написанные по горячим следам.

Варя потребовала их предъявить, и уже через пару мгновений читала одну, закусывая бутербродом.

– Доча, ты чего не собираешься? – на пороге кухни показался папа, изрядно посвежевший после душа. – Мне ж тебя сначала закинуть, а потом – на работу.

Варя монотонно угукнула, вчитываясь в расплывшиеся буквы отсканированных страниц. Ничего принципиально нового она не узнала и хотела было закрыть уже этот документ, но вдруг остановилась на слове «свидетели». Во всех источниках свидетели по какой-то причине были строго засекречены: ни намёка на ФИО или даже пол. Здесь в ряд были перечислены пять инициалов: Ш.А.К., З.С.М., С.И.Н., Ф.О.К., У.Ф.Д.

– Варь, ты меня вообще слышишь?

– Пап, а ты знаешь этих людей? – отозвалась Варя и развернула телефон к отцу.

Он пробежался взглядом по статье, а Варя жадно вглядывалась в папино лицо, намереваясь по мельчайшим деталям мимики прочесть что-нибудь. Папа был абсолютно спокоен: пролистнув средним пальцем статью вверх-вниз, он развернул телефон обратно и поинтересовался, откуда всплыл этот раритет.

– Фил где-то надыбал, – спокойно призналась Варя, сохраняя статью в документах (такой сюжет для детектива!).

– Одна-ако, – добродушно усмехнулся папа, одобрительно качнув головой, – когда интернет только появлялся и мы его изучали, не подозревали, что всё остаётся в нём навсегда. А теперь вот, наши дети достают информацию, которая официально была уничтожена. Видать, Филу слава отца покоя не даёт? – Варя наивно пожала плечами. – Сможешь мне эту статейку перекинуть? Покажу… Кое-кому.

– Ок, я тебе её сейчас по ватсапу перешлю, и побежала.

В подтверждение своих слов Варя доела свой второй бутерброд, залпом допила кофе, даже не поморщившись, и поднялась из-за стола. Папа поймал её за талию сильной рукой и усадил напротив себя:

– Ты меня вообще не слышишь? – когда дочь в недоумении моргнула пару раз, устало потёр переносицу и повторил, кажется, третий раз: – Мы едем вместе. Я уже пять раз тебе повторил.

– А… – озадаченно протянула Варя; первые два раза она не придала особого значения этой информации: её мысли были далеки от таких мелочей быта. – А чего ты такой добрый?

– Скажи маме спасибо, – невесело улыбнулся папа и сделал глоток, – настаивает, чтобы я сегодня за тобой телохранителем и водителем следовал.

– Она, как обычно, – фыркнула Варя, – ладно, я тогда… Пойду. Одеваться.

Папа кивнул, погружаясь в какие-то свои мысли, а Варя поторопилась в свою комнату, на ходу написывая мальчишкам, чтобы шли без неё.

Разочарование игрушечным молоточком стукнуло в груди: она так надеялась сегодня прогуляться с парнями. Она ведь всегда ходила исключительно с Артёмом, втроём – почти никогда: к Филу Варя боялась приближаться. Теперь, когда по всем фронтам всё совершенно точно наладилось, хотелось вцепиться в эти незначительные мгновения, поделённые на троих, и держать, пока судорогой не сведёт пальцы. У них в запасе было не так много дней: через полгода начнётся другая жизнь, университетская.

Часы на магнитоле показывали пять минут девятого. Варя тяжело вздохнула. Она никогда не приезжала в школу так поздно, за десять минут до урока, даже когда просыпала. Чтение архивных статей так увлекло её, что она даже накраситься толком не успела: только лишь махнула блеском по губам под папино порыкивающее ворчание.

– Ты б ещё дольше в телефон повтыкала – вообще бы опоздала, – отозвался папа.

Варя недовольно поджала губы. Папа дружелюбно улыбнулся и коснулся Вариного носа костяшкой указательного пальца:

– Не куксись. Ну скажи ещё, что я не прав.

– Прав… – смиренно выдохнула Варя, поправляя шапку и проверяя рюкзак.

– Сколько у тебя уроков?

– Шесть, как обычно.

– Позвони мне. Я тебя заберу, – видимо, кивок получился недостаточно убедительным, потому что папа повторил ещё раз, жёстко, с нажимом: – Обязательно позвони.

– Хорошо, пап! – Варя вынырнула из машины, напоследок помахав отцу ладошкой.

Он с какой-то усталой улыбкой поднял раскрытую ладонь в ответ.

В школе было шумно, и Варю едва не закружило в водовороте первоклашек, торопливо переобувавших валенки и ботинки. Пару раз Варя чуть не врезалась в широкие спины отцов в чёрных куртках, промямлила извинения, поздоровалась с вахтёршей, забежала в раздевалку. Преодолев четыре плотных стены пуховиков и дублёнок, скинула куртку, переоделась, переобулась и, на ходу разглаживая платье, выскочила к стенду с расписанием.

День выходил из-под контроля: все математики на сегодня им почему-то убрали (видимо, у Ольги Николаевны опять проявились дела сердечные), первым уроком доставили физкультуру, а последний убрали вообще.

Настроение у Вари пропало.

Физкультурная форма смиренно лежала дома на полке, ещё ни разу не надёванная после каникул, радость от пятницы, очевидно, осталась там же. Всё, что сейчас ощущала Варя: жгучее желание набрать папу, соврать, что они не учатся, и провести весь день дома. Вокруг вдруг стало совсем неуютно.

От физкультуры удалось отговориться без двойки. Варя поймала Екатерину Сергеевну у самой вахты и, состроив самую жалобную мордашку, сослалась на самочувствие. Екатерина Сергеевна, прищурившись, окинула Варю цепким взглядом серых глаз, а потом махнула:

– Ой, Ветрова… Ну не ходи.

Варя просияла и вошла в зону спортивных раздевалок. Рюкзак небрежно полетел на оттёртый до ослепляющего блеска холодный подоконник. Подумав, Варя не стала садиться на скамейку, а взгромоздилась на подоконник рядом с рюкзаком, по-детски болтая ногами. Женская раздевалка была распахнута настежь и абсолютно пуста, Варя глянула на время и фыркнула:

– Конечно, дамам неприлично приходить к первой физре.

Из мужской же доносились какие-то нечеловеческие вопли, грохот, смех и отборнейшие ругательства, выражавшие сомнение, недоумение, шок и бурную радость. Было очевидно, что такой ажиотаж вызван возвращением Артёма в родные пенаты. Со снисходительной усмешкой мотнув головой, Варя поёрзала на подоконнике и открыла недочитанный детектив про убийцу на спор. Она не успела ухватить ни строчки – дверь мужской раздевалки вдруг распахнуласьс таким грохотом, как если бы её с ноги вынесли с петель. Варя подпрыгнула и испуганно подняла глаза.

На пороге раздевалки скалился Фил, на ходу натягивая бордовую футболку. Кто-то что-то выкрикнул, и дверь закрылась. Варя поморщилась, пытаясь спрятать дрожащие руки в карманах платья.

– Что. Это. Было?

– А, просто поспорили, кто может дверь открыть без рук.

– Ты выиграл? – скептически приподняла бровь Варя.

– Ну разумеется! – широко оскалился Фил, присаживаясь на подоконник почти вплотную к ней.

– Я даже спрашивать не буду, как… – пропела Варя и едко заметила: – Жмёмся мы друг к дружке, чтобы теплее стало?

Фил сперва беззлобно фыркнул, завязывая шнурок на ноге, а потом собственнически притянул Варю к себе за плечо. Так действительно было гораздо теплее, даже несмотря на то что заиндевевшее стекло холодило спины. Варя блаженно вздохнула, но тут же поспешила выпутаться из хватки парня: не хватало ещё, чтобы Янина Сергеевна или кто-нибудь из завучей заметил их вместе! Фил разочарованно цыкнул и потёр колени.

Со стороны коридора послышалось жужжание, и ребята не сговариваясь посмотрели направо. Дружной толпой в женскую раздевалку ввалились Верка, Машка, Лена и Алиса, попутно хором поприветствовав Варю. Перекричать такой галдёж Варя не могла, так что немногословно махнула рукой. Дверь раздевалки захлопнулась, чтобы через секунду распахнуться с новой силой.

– Опя-ать на физру не идёшь? – поджала пухлые губы Верка и почесала кончик вздёрнутого носа.

– Да ну её, – поморщилась Варя.

– Зараза!

– Отличница, блин, да?! – бесцеремонно ткнул в Варю пальцем Фил. – Я её тут воспитываю-воспитываю…

Вера закатила глаза и скрылась, прервав на полуслове. Фил повернулся к Варе с самым искренним негодованием во взгляде, мол, что это за люди, которые не дают ему договорить. Варя хихикнула. Фил с неловкой улыбкой взъерошил волосы и уткнулся затылком в стекло. Варя потеребила край платья и неловко поинтересовалась, сколько он потратил на поиски тех статей.

– Знаешь, Варь, чтобы знать, кто твой родитель, который тебя так усердно воспитывает, и жизни не жалко, – широко зевнул он и мотнул головой. – В моём случае – почти целой ночи. Я посплю? А то Екатерина Сергеевна же не даст…

Буквально через мгновение он тихо засопел, как если бы в самом деле уснул. Варя прислонилась виском к оконному проёму и не смогла сдержать нежной улыбки. Одна из дверей снова громко хлопнула, заставляя Варю вздрогнуть, а Фила – красноречиво выругаться.

– Варь, а, Варь!

Варя обернулась. На пороге раздевалки в одном чёрном лифчике с пуш-апом стояла Алиса.

– Чего?

– А правда, что Артём пришёл?

– Да!

– Да ну нафиг! И что – его выпустили из тюрьмы? Прям реально? И даже извинились?

– А за что его закрывать-то! – мученически простонал Фил, не раскрывая глаз. – Он же не курьер!

– Ой, – Алиса мгновенно смутилась и рефлекторно прикрыла руками декольте. – Филь, я думала, ты спишь!

– Сплю, – красноречиво отрубил Фил и добавил: – И вижу кошмары. Артемон ещё раз двадцать сегодня это расскажет. Можно мы хотя бы не будем его пресс-секретарями?!

– Поду-умаешь, – скривилась Алиса и удивительно прытко скрылась в раздевалке: даже не стала допытываться, что и как.

В ту же минуту, перекинувшись парой слов о каких-то соревнованиях с Владимиром Леонидовичем, в зоне раздевалок показалась Екатерина Сергеевна.

– Ветрова, ладно Шаховской: с ним бесполезно говорить. Но ты-то что на подоконнике сидишь?

Варя мгновенно спрыгнула на пол и извинилась. Но как только Екатерина Сергеевна скрылась в спортзале, Варя уселась обратно. Фил хохотнул в самое ухо, что Варя теперь мало похожа на правильную девочку. Она, чуть покраснев, в ответ ядовито заметила:

– Достойный пример перед глазами. Ой, Фил, что ты со мной делаешь…

Прозвенел звонок, и все пацаны, окружив Артёма, ввалились в спортивный зал. Тот только и успел, что махнуть Варе рукой. Буквально следом за Варей, пища, чертыхаясь и хихикая, в зал ввалились девчонки и едва ли рты не пораскрывали, когда увидели Артёма на своём законном месте – в начале строя. Артём поправил напульсники на обоих запястьях, скрывавшие тонкие красные следы от наручников, и подмигнул Варе. Она с улыбкой уселась на скамью в конце строя и подперла кулаком щёку.

Екатерина Сергеевна традиционно проверила присутствие, спросила о причинах отсутствия, но прежде чем перейти к теме урока, замерла напротив Фила. Варя не видела, но точно знала, что парень сейчас высоко вскинул брови и красноречиво изобразил самое искреннее удивление в духе: «Я не при делах. Я не виноват, что бы ни случилось». Екатерина Сергеевна долго тягостно молчала, сложив руки на планшетке, а потом выдохнула:

– Ну я понимаю, почему не было Артёма в четверг – и рада, что сейчас ты здесь, кстати! – но тебя почему не было, Шаховской? Ты ж Владимиру Леонидовичу клялся-божился прийти на соревнования.

– Не было такого!

– Шаховской! – рявкнула Екатерина Сергеевна беззлобно, для порядка. – Отвечай на поставленный вопрос: почему тебя не было в четверг?

– Я себя под стражу заключил. В знак солидарности и протеста в отношении продажной системы! – на полном серьёзе заявил Фил.

Класс расхохотался, и даже Артём сдержанно хмыкнул в кулак. А вот Екатерина Сергеевна шутки не оценила и, свистнув, приказала выполнить пятьдесят отжиманий на кулаках. Варя подалась вперёд и заметила, как Фил болезненно растёр костяшки. «Кошмар. Они ж у него зажить не успевают!» – Варя прикусила губу.

– Можно мы пополам поделим? – вышел вперёд Тёма и, не дожидаясь разрешения, сделал двадцать пять отжиманий на кулаках синхронно с Филом.

С короткого свистка Екатерины Сергеевны начался бег школьного дня. Не было ни одного урока, на котором бы учителя не заводили разговоры о тюрьме, кажется, совершенно не переживая о состоянии Артёма. Каждый раз Варя сдавленно шипела, Фил тихонько хихикал, мол, учителей явно не учат тактичности, Маша томно вздыхала. А вот Тёма с охотой из урока в урок спасал одноклассников от монотонных лекций и самостоятельных короткой историей своих трёх дней взаперти, избегая упоминания о Варе и Филе.

И только Виктор делал вид, что поглощён каким-то архисложным заданием вот уже четыре часа кряду. На перемене перед литературой Варя не удержалась и отвела Машу в сторонку:

– Слушай, я всё спросить хочу: а что с Виктором-то?

– С Виктором-то? – по-дурацки повторила Маша, стреляя глазами на парня. – С Виктором-то? С Виктором-то… Ничего с ним. Просто химбио сдаёт человек. Пожалеть надо. Как и меня.

Варя покачала головой:

– Он на Тёму даже не смотрит. А они же все банда!

Маша глубоко вздохнула и пролистала тетрадку:

– Вечно ты как спросишь… Вроде того, помнишь: чем пахнет формальдегид?

На них заинтересованно обернулись девчонки с предпоследней парты, активно листавшие ленту инстаграма. Варя смущённо отвела взгляд и поддела подругу плечом:

– Это мне для фика надо было. А сейчас мне интересно.

– Человеческая психика, понимаешь… Очень странный и сложный предмет, – Маша вдохновенно прошлась вдоль стеллажей с пыльными сборниками стихотворений, – я потому и хочу на психиатра. Чинить головы очень прикольно. Но тут главное самой с катушек не слететь. Ведь у всех людей свои тараканы. У меня свои, у тебя… – Маша красноречиво цыкнула, и ей активно поддакнул Фил, читавший какую-то статью на последней парте.

– Ближе к делу.

– Стрёмно ему, Варь! – прошипела Маша, как будто это было абсолютно очевидно. – Он же терпеть не может ошибаться. А тут, видишь, ошибся, когда Артёма с Лерой познакомил. Она ж параллельно ещё с тремя крутила. Ничего криминального, пока они с Артёмом не поцеловались первый раз. А теперь она перед Виктором оправдывается, мол, они же друг другу ничего не обещали.

– Ну, а Виктор тут каким боком вообще?

– Так он же знал обо всём.

– И молчал?!

– А ты бы как поступила, если бы… Ну, скажем, Артём крутил с тремя девушками, подразумевая, что ни с одной не встречается.

Варя красноречиво вздохнула и посмотрела на Виктора. Он сидел, опустив голову и потирая лоб. Совершенно один, ссутулившийся, лишённый горделивости и саркастичности. Вздохнула ещё раз, но уже жалостливо и сочувственно. Виктор, конечно, был не самым приятным человеком, но определённо лучше своей сестры. «Вот что такое – разное воспитание, – отметила для себя Варя. – Интересно, их отец такой же шизик, как эта придурочная? Это ж надо: гулять с одним, целоваться с другим, спать с третьим! Для денег, души и тела, блин!» От этих мыслей челюсти свело, как от лимона. Маша усмехнулась.

В кабинет вошёл Артём и тут же подсел к Виктору. Варя, зависшая у парты Фила с намерением подглядеть его чтиво, подалась вперёд. Слова заглушались гомоном класса, но вот по жестам было прекрасно видно, как сперва Виктор хотел удрать, а потом развёл руками, извиняясь. Тёма смеялся и отмахивался. В унисон со звонком они с хлопком пожали руки и обнялись.

Посреди урока, когда Фил сопел позади Вари, положив голову на руки, а Артём рассказывал свою историю, уже ставшую легендой, учительнице русского, дверь в кабинет тихо, как в ужастиках, открылась, и на пороге возникла директриса. Слова застыли у Артёма в горле. Все (кроме Фила), как по команде, повыскакивали из-за столов, коротко кивнули и сели обратно, напряжённые, заинтригованные, пожирающие угрожающую фигуру взглядами. Пристальный директорский взгляд, казавшийся особенно колючим поверх очков, скользнул по классу и задержался на Вариной парте. Ручка выскользнула из дрогнувших пальцев и в гробовой тишине прокатилась назад.

Директриса смерила Варю равнодушным и колюче внимательным взглядом, а потом посмотрела на Тёму:

– Это у вас последний урок? – получив неуверенные кивки, удовлетворённо выдохнула: – Родионов, зайди ко мне после него. Мне нужно с тобой поговорить.

Артём спокойно кивнул. Дверь захлопнулась так же тихо, как распахнулась, словно и не директор тут был, а полтергейст. Варя нервно обернулась на друга, сердце пружиной сжалось в ожидании опасности:

– Что от тебя надо?

– Заколебали, – встрял Фил, протягивая из-за спины Варе ручку. – У тебя упало.

Варя с благодарностью кивнула и посмотрела на Тёму в ожидании ответа. Он обвёл глазами класс и пожал плечами:

– Задержание пережил, и это как-нибудь переживу.

Только потом Варя поняла, что не одна она с жадностью и трепетом смотрела на друга – его ответа ждал весь класс.

Толпу у приёмной директора Артёму удалось разогнать с большим трудом. Девчонки (а громче всех – Алиса) вопили, что грудью за него встанут, пусть только директор попробует что-нибудь с ним сделать. Парни гулко поддакивали. А Варя с Филом и Виктор с Машей стояли в сторонке, обняв себя за плечи и обменивались многозначительными недовольными взглядами. Варя, постукивая носком туфли по полу, могла поклясться, что думали они совершенно об одном и том же: где были все эти герои, вся их сила и верность командиру класса, когда в кабинет вошли люди в погонах? Почему смелости хватило только у них с Филом?

Варя посмотрела на парня и накрыла ладонью его руку. Фил повернулся к ней и, переплетя пальцы в замок, легонько сжал. Волнение чуть поутихло.

– Ребзи, я в беседу прям вот реально сразу отпишусь! – вещал Артём. – Но толпиться тут не надо! А моё освобождение отпразднуем как-нибудь потом.

«Никогда!» – ядовито вставила про себя Варя.

– Мне в качестве группы поддержки хватит Вари с Филом.

Погудев ещё немного, 11 «Б» постепенно рассосался, оставшись лишь в составе пяти человек. Артём подошёл к ним и утомлённо сжал переносицу. Варя ехидно хмыкнула:

– Что, Тёмушка, тяжела шапка Мономаха?

– Трындец, как тяжела! Но приятно, блин, – он хохотнул, – но я думаю, со штурмом кабинета директора вы и вчетвером справитесь?

– Кое-кто даже в одиночку, – почти в унисон заметили Маша с Филом, с двух сторон пихнув Варю под рёбра.

Варя вспыхнула и отвела взгляд. Картинки понедельника вихрем пролетели перед глазами и отозвались дрожью в коленях. «С ума сойти, сколько всего случилось!» – удивлённо покачала головой. Почему-то ощущение завершённости, пробуждавшее счастье с самого утра, куда-то медленно исчезало, точка словно сменялась на многоточие или запятую, за которой что-то скрывалось. Что-то угрожающее, вроде отчисления Артёма. «Да ну! Бред! – Варя отстранённо наблюдала, как Тёма с Зиминым обмениваются рукопожатиями и прощаются: Виктору с Машей надо было идти к его бабушке. – Справились с одной системой – справимся и с другой».

– Ну мы тоже тогда пойдём, Артемон? – хлопнул друга по плечу Фил и подтянул Варю к себе поближе, словно она могла куда-то от него деться.

– Как хотите. Я вас догоню, если что.

– Мне папе надо позвонить: он забрать обещал, – робко вставила Варя.

– Короче, я пошёл. Напишешь, как решите?

Фил кивнул и потащил Варю за собой, по пути убеждая, что нет смысла дёргать самого мэра ради возвращения из школы домой. Они втроём, конечно, добираться будут чуточку дольше, зато куда увлекательней и плодотворней. И, может быть, даже зайдут в пиццерию: вчерашнюю шарлотку всё-таки нельзя назвать полноценным застольем по поводу разрешения такого сумасшедшего происшествия. Варя слушала его и с каждым словом всё больше и больше убеждалась в абсолютной его правоте. Действительно: все возможные маршруты из школы домой были протоптаны ими с Тёмой не раз; папа явно не рассчитывал на пять уроков у неё и должен будет отложить какое-нибудь важное решение ради неё (что может сказаться на его репутации!); с Филом идти гораздо веселее и теплее.

Сегодня было как-то особенно солнечно. Снег мягко хрустел под ногами, на дорожке оставались глубокие следы. Ребята шли медленно, прогуливаясь, наслаждаясь обществом друг друга и предоставляя Тёме шанс догнать их. У одного из киосков с ржавенькими ставнями Фил остановился и купил два тёплых ароматных пирожка с яблоками. Когда он протянул один ей, Варя смутилась и заметила, что есть на улице – не самое приличное занятие.

– Зато кайфа сколько! – с набитым ртом улыбнулся Фил. – И вообще, я голодный.

Варя рассмеялась и тоже надкусила пирожок.

– Слушай, а я всё спросить хотел…

Варя про себя заметила: если человек начинает вопрос с этой фразы, значит, этот вопрос родился спонтанно и только чтобы поддержать разговор. Кивнула Филу, давая простор его любопытству.

– Твой папа, ну, он реально такой суровый или так только кажется?

– Кажется, – кивнула Варя с тёплой улыбкой, – он очень классный.

Фил что-то жалобно проскулил, заедая недовольство пирожком, а Варя вздрогнула. Вчерашнее чувство чужого взгляда вернулось цепкими коготками холода по позвоночнику. Сделав вид, что пришло уведомление на телефон, Варя огляделась. Туда-сюда по расчищенному тротуару ходили люди, в ряд у бордюра стояли разномастные машины, а рядом с ними носились по чуть припорошённому снегом асфальту другие автомобили. И нельзя было определить точно, откуда это странное чувство.

Может, это просто последствия дурных мыслей и потраченных нервов.

Варя посмотрела на Фила и заметила, что он потирает шею, как-то растерянно оглядываясь. Столкнулись взглядами, но промолчали. Доев пирожки, выбросили пакетики в ближайшую урну, и Варя снова осторожно осмотрелась. Случайно столкнулась взглядом с рыжебородым мужчиной – водителем как будто знакомого серого «Mercedes» – и тут же смущённо оттащила Фила подальше от урны. Не хотелось, чтобы её сочли сумасшедшей даже чужие случайные люди.

Стараясь избавиться от навязчивого ощущения, с каждым шагом нараставшего всё сильнее и сильнее, Варя заговорила об экзаменах и будущем. После встречи с Тёмой в стенах допросной пламя жажды справедливости вспыхнуло в ней с новой силой, и Варя уже рисовала себя в будущем успешным адвокатом, защищающим невинно пострадавших от действий системы. Фил снимал флёр убийцами и насильниками, которые очень хорошо скрываются под личиной невиновных. И вполголоса грезил о собственном деле, потому что это очень выгодно.

– Да уж, ты у нас собственник! – буркнула Варя, пихая парня локтем в бок. – Уже и мою квартиру сигаретными пачками пометил.

– Так ты нашла?

– Нет, папа нашёл!

Фил расхохотался, как будто не воспринимая Варины слова всерьёз; она уже приготовилась шутливо шлёпнуть его по груди и ограничиться тактичным оскорблением «дурак», но его спас телефонный звонок. Они притормозили у аптеки. Варя, покачиваясь на пятках, уже привычно осмотрелась. Показалось, что в потоке машин мелькнул тот самый водитель с рыжей бородой. Варя мотнула головой, но тревожное чувство, мурашками опутывающее кожу, никуда не делось.

– Мы у аптеки.

– Во двор пойдём, – добавила Варя.

– Во двор пойдём, – повторил Фил и убрал телефон в карман. – Артемон нас скоро догонит.

– Отлично! Подождём его в зиминском дворе?

Не дожидаясь ответа Фила, Варя потянула его в хорошо знакомый двор, где машины можно было по пальцам пересчитать. Казалось, ещё вчера (а на деле девять лет назад) здесь жил Виктор и сюда Варя с Тёмой после продлёнки ходили гулять в ожидании Вариной мамы, приезжавшей на автомобиле забирать маленькую дочь и Тёму заодно. Но Тёма иногда оставался до темноты и добирался сам, а Варя ему ужасно сочувствовала и страстно завидовала Зимину. Ведь Виктор тогда жил в пяти минутах ходьбы (по дворам, конечно, а не как они с Филом) от школы. Это сейчас ему приходилось мотать две остановки в переполненном автобусе.

Варя рассказывала Филу очередную весёлую историю, как мальчишки уговорили её скатиться с погребка, который оборудовали под горку, а она чуть не вылетела на дорогу. Вовремя затормозила и кувыркнулась, разбив всего лишь щёку. А Витя с Тёмой тогда жутко испугались. Фил усмехнулся:

– Круто. А мы во дворе школьном гуляли. У нас там прикольная такая площадка была. И сейчас, наверное, есть – не знаю. Зимой мячи из спортзала таскали и играли в футбол, пока завуч однажды не спалила.

Варя с тихим вздохом присела на скрипучие качели и оглядела двор. Обычно они ходили домой с Артёмом и были полностью поглощены друг другом, чтобы смотреть по сторонам и тем более сопоставлять воспоминания с сегодняшним днём. Двор изменился. Здесь как будто стало меньше детей, зато появились фонари и облицовка подъездов. Появился городок, и уже не нужно было изобретать себе развлечение из подручных средств вроде картонок и шин. Зато исчезла волейбольная сетка, а палки для неё проржавели. Фил в пару широких шагов взлетел на городок и на ногах съехал по заледенелой железной горке, в последний момент чудом не навернувшись. Варя хихикнула, а он обиженно фыркнул:

– Сама-то. На качельки уселась. Покачать тебя?

Звякнуло стекло, грохнуло железо, и собачий лай эхом отразился от замкнутого двора. Из-за зелёных переполненных мусорных баков вылез не то бомж, не то просто пьяница с красной рожей. Варя поморщилась и осторожно сползла с качелей:

– Не надо.

Не то чтобы она боялась, но такое общество было, как минимум, неприятно. Смутная тревога заколотилась в груди, и Варя не понимала, почему вдруг всё так тянет прочь, обратно, на людную улицу к царапающему чувству преследования.

– Фил, там Тёмка скоро придёт? – напряжённо поинтересовалась она, оглядывая двор в поисках Тёминой куртки.

Фил зашёл в журнал вызовов и утешил:

– Минут через семь или пять, если быстрым шагом.

Сзади скрипнули шины – кто-то въехал, наверное, в свой двор. Варя дёрнулась, как от удара, и неспешно двинулась вперёд:

– Напиши ему, что мы прошли зиминский двор. Пойдём.

Краснолицый мужик, вяло ворочая языком, заметил их и что-то попытался сказать. Варя почувствовала, как её окутала волна неприятного липкого холодка, похожего на страх, и невольно отшатнулась. Фил гаркнул на него и взял Варю за руку:

– Ты чего дрожишь? Боишься?

– Не люблю, – сухо парировала Варя.

В слух врезался протяжный вой клаксона, пальцы сжали руку Фила, а он сам невольно подпрыгнул. Они обернулись на звук, и Варя пошатнулась. Серый «Mercedes» притормозил подле мужика, теперь присевшего на лавочку и потрясавшего чёрным пакетом. Варя испуганно посмотрела на Фила и нервно потащила его вперёд, ускоряя шаг. Она не была уверена, что это тот самый автомобиль, с водителем которого она столкнулась взглядами, но в совпадения верилось слабо.

В голове смешались картинки из русских детективов, особенно яркие и пугающие.

– Ты куда летишь? – притормозил Фил её, возвращая назад.

– Может, я сейчас скажу глупость, но я уже видела эту машину. Давай уйдём отсюда скорее, пож-жалуйста!

– Это твоя паранойя, – не особенно радостно усмехнулся Фил, взгляд его с опаской метнулся в сторону автомобиля. – Вон, смотри, они просто дорогу спрашивают. А Артемон как же?

– Он по-твоему нас не найдёт? – из горла вырвался нервный писк.

Рядом скрипнули шины. Коленки Вари предательски дрогнули, и она чуть не упала – хорошо, Фил успел её подстраховать. Сердце грохотало о грудную клетку ещё хлеще, чем на американских горках в Сочи-Парке.

– Молодые люди, – «Mercedes» всё-таки догнал их, Варя в отчаянии глянула на синеватую щель выхода из двора, до которой было ещё метров сто. – Молодые люди!

Фил остановился и осуждающе посмотрел на Варю. Она вырвала руку из его хватки, намереваясь выйти из двора и написать папе. Пусть смеётся, пусть ругает – лишь бы не билось так сердце, лишь бы не подкашивались ноги, лишь бы не мутило от странной слабости. С Вариных губ сорвалось облачко пара, а руки сами собой сжали телефон в кармане.

Варины родители любили шутить, что от мамы ей досталась интуиция, а от папы – паранойя. И сейчас два этих чувства в унисон не просто кричали – орали благим матом не подходить к этому чёртовому серому автомобилю.

Варя прошла десять метров, когда услышала безобидный вопрос про ближайшую кондитерскую. Не выдержала – обернулась. Фил стоял, лишённый прежней бравады, и в какой-то растерянности разглядывал водителя. Водитель повторил вопрос.

Варя могла уже десять раз выйти из двора, но вернулась. Встала рядом с Филом и решительно схватила его за руку. Всё нутро ухнуло вниз, сомнения рассыпались вдребезги: перед ней был тот самый мужчина с рыжей бородой. Варя хотела было капризно и требовательно позвать Фила за собой, но во рту стало сухо до колючего раздирающего кашля. Фил понял её без слов и с натянутой беспечностью козырнул водителям:

– Сорре, дядя, мы не местные!

Они торопливо двинулись к выходу. Теперь уже не Варя тянула Фила – он её. Не то тоже почувствовал опасность, не то признал её правоту – на этот раз Варе было всё равно. Главное: выбраться отсюда, попасться людям на глаза, забежать в магазин, написать папе…

«Если это привет из девяностых… Ой, божечки…» – в горле встал удушающий ком ужаса, Варя прибавила шаг. И уже ни сапоги не разъезжались на наледи, ни пальцы не зябли без варежек. Автомобиль не отставал, и бородач не терял попыток уговорить Фила сесть с ним в машину и прокатиться куда-то (и явно не в кондитерскую!). Фил отговаривался из последних сил.

– Извини, мужик, её в машине укачивает.

– Так садись один. Я тебя на место верну. Откуда взял, туда и положу, – дружелюбно оскалился водитель.

Фил упрямо мотнул головой.

До заветного выхода из двора оставалось метров десять, и «Mercedes» вроде бы начал отставать, и сердце перестало биться, как при контрольном забеге, и руку уже начало покалывать холодом…

Варя не успела понять, как их обдало мощной волной воздуха, как шум шин врезался в уши и как «Mercedes» практически преградил путь к выходу, затормозив по диагонали между мусорными баками и углом подъезда. Варя и Фил замерли, как контуженные, шокированно глядя на авто. Полторы секунды – не больше – длился этот миг.

Тихий шёпот Фила вывел из транса:

– Бе-жим!

Они не успели сделать ни шагу: водительская и задняя двери распахнулись. Водитель протянул руки к Филу, но тот вывернулся, поддавая коленом в бок, и перехватил руки. Варя, почти не дыша, исступлённо попятилась от светло-русого мужчины с нехорошей усмешкой, по-хищному медленно наступавшего на неё. Боковым зрением замечала потасовку Фила с водителем и пыталась ровно дышать каждый раз, когда кулак мужчины опускался на её парня.

«Бежим. Бежим. Бежим!» – голос Фила вдруг размножился и ударил в самое темечко. Варя крутанулась на скользкой подошве и рванула назад, к другому выходу. Скрипнул снег под ногами мужчины прямо за её спиной, а потом сильная рука дёрнула её за косу назад. В глазах на мгновение потемнело. Варя потеряла ориентацию и оказалась вплотную прижата к преследователю.

– Пустите! – пискнула она в отчаянии, пытаясь наугад отдавить ногу мужчине.

– Тихо! – ловким и небрежным взмахом он накрутил её косу на кулак и резко рванул на себя.

Вместе с искрами из Вариных глаз посыпались слёзы, окропляя щёки. Ладонь мужчины сжала её запястья как будто до хруста. Варе казалось, она чувствовала, как под его пальцами пульсирует вена. Фил пропустил удар и оказался незамедлительно скручен водителем.

Над Вариным ухом разлился голос похитителя:

– Ну чего вы? Мы же просто поговорить.

– Это, – выплюнул Фил, – не «просто поговорить»! Что вам надо?

– Чтобы ты позвонил отцу.

– С чего бы?

– А за ним должок один водится.

Фил рванулся, но досталось почему-то Варе. Мужчина сильнее дёрнул на себя косу и рыкнул, чтобы даже не пыталась брыкаться. Руки ощутили свободу, но озноб сковал всё тело. Варя не могла пошевелить ни пальцем – стояла, как какая-то марионетка в руках этого мужчины. Виски стянуло болью: «Дурацкие волосы! Мама же говорила, что их надо обрезать!» Что-то тихонько щёлкнуло рядом.

Варя скосила глаза.

В белом свете солнца мелькнуло чёрное дуло и тут же вонзилось под рёбра Филу.

«Как в кино», – было последней Вариной мыслью.

Больше в её голове не было ничего.

Взгляд рассеянно выхватывал и фиксировал в сознании хрипловатый голос похитителя, куски ясного голубого неба, двор, бродячую ободранную собаку. Оно всё просто было, а их сейчас могло не стать. И Варя впервые почувствовала, как страшно, когда в голове нет ни одной мысли. Она попыталась подумать, но ничего не получилось. Мысли тут же разлетались прочь, как в испуге.

– Отпустите её, пожалуйста, – голос Фила подрагивал. – Она вообще случайно тут.

– Ага-ага, Филипп, прям сейчас, – едко протянул голос над самым ухом. – Где телефон?

– В кармане.

Мужчина с садистским удовольствием рванул Варю на себя, как будто она пыталась вырываться. Даже будь она в силах двигаться – не стала бы! При наличии пистолета в руках похитителя это было крайне глупо и бессмысленно: пуля явно быстрее человека. Водитель, прижав Фила лицом к машине, вытащил из кармана телефон.

– Замечательно. Пароль?

Фил глухо повторил Варину дату рождения. Земля поплыла прочь. Варя судорожно втянула сквозь зубы такой сладковатый морозный воздух. Мужчина локтем стукнул в дверь заднего сидения, и та плавно открылась.

– Принимай пока Ветрову, – Варину голову безжалостно нагнули, а потом её саму сильным шлепком по ягодицам отправили в автомобиль.

Мир кружился перед глазами. Она безвольно рухнула в обтянутый бежевой кожей салон, уловив терпкий аромат ментола. Попыталась брыкнуться, когда из кармана доставали телефон, но за косу предупредительно дёрнули. Всё поплыло от слёз.

– Значит так, когда этот скот возьмёт трубку, мы поставим на громкую, и ты скажешь ему, что его на нашем месте ждёт Семён Зимин! – пропихивая Фила в машину дулом пистолета, инструктировал Зимин.

– А иначе что? – дерзко вскинул голову он, находя Варину руку.

Бряцнули одни наручники – Варю сковали с Филом. Бряцнули вторые – на левой руке парня блеснул сталью почётный браслет. Она туго сглотнула: картинка вырисовывалась ну совершенно, как в её любимых детективах, только было совсем не здорово.

– Ну что иначе? – нетерпеливо повторил Фил.

– Иначе? – Зимин поморщился, словно не был готов к такому исходу; большим пальцем скользнул по подбородку и вдруг вскинул руку с пистолетом в сторону.

Оглушительный грохот заставил подняться в небо стаю толстых сизых голубей, кормящихся на карнизах. Где-то дико взвыла сигнализация. Варя взвизгнула и вжала голову в плечи, ноги и руки окутала дрожь. Побелевший Фил хрипло выдохнул: «Твою мать…»

– Как-то так… – усмехнулся Зимин. – Так что твоему отцу стоит поднять трубку.

Варя подняла голову. Показалось, что за углом только что скрылась бордовая куртка Артёма.

Глава 18

В машине было тепло, тихо шумело радио, настроенное на городскую волну. Местная ведущая зачитывала заявки, приходившие на телефон, передавала приветы, поздравления, пожелания и включала музыку.

Фил постукивал костяшками пальцев по крыше автомобиля, изредка раздражённо бряцая наручниками, которыми был пристёгнут к ручке над дверью. Варя тихо дышала через рот полной грудью, свободной рукой осторожно поправляя шарф. С левой стороны она была скована с Филом, а справа сидел рыжий и поигрывался металлическими часами. Мужчина, который принял её в автомобиле, теперь сел за руль. Их рюкзаки конфисковали вместе с телефонами, и теперь их подпирал дорогими ботинками Зимин.

Они ехали.

Варе казалось, что прошла целая вечность с того момента, как Шаховской взял трубку, смачно обматерив сына, и немедленно притих, услышав голос Зимина. Но наручные часы показывали только тридцать пять минут второго. Прошло десять минут со звонка. Двадцать минут с их похищения.

И полчаса с последнего школьного звонка.

Зимин в полудрёме сидел на переднем пассажирском сидении, и только его тихие замечания, куда не забыть свернуть, давали понять, что он не спит.

– Да что я там – не был, что ли? – проворчал водитель на очередную команду Зимина. – Приехали.

Варя вздрогнула. Широко распахнув глаза, жадно завертела головой по сторонам, пытаясь понять, куда они приехали. Рука загремела цепью наручника в поисках руки Фила. Нашла. Они переплелись пальцами не глядя и так и замерли, прижав ладонь к ладони.

Вокруг простиралось белое поле нетронутого снега – пустырь, посреди которого одиноким осколком жизни маячил какой-то полуразрушенный домик (не то трансформаторная будка, не то попытка начать строить здесь дом). Варя осторожно покосилась по сторонам. Тонкой розоватой линией справа тянулись десятиэтажки.

– Граница районов, – тихо выдохнул Фил.

– Правильно, Шаховской, – добродушно осклабился Зимин и повернулся к ним; его светло-зелёные глаза сверкнули ехидством Виктора. – Не напрягайтесь. Я вам зла не причиню. Сам отец.

Пальцы Фила сжались до дрожи. Варя успокаивающе погладила его шрам у большого пальца и качнула головой, внимательно изучая Зимина. Он казался совершенно безобидным и даже чем-то похожим на папу: с такой же благородной сединой в волосах, в небрежно распахнутом пальто, двигающийся уверенно. Но каждый его взгляд, каждое слово отзывалось в Варе первородным зовом к побегу. И только пальцы Фила, скользящие по обветренной коже, немножко успокаивали.

– Когда мы Шаху звонили?

– Минут пятнадцать назад, – отозвался рыжий.

– Подождём, – благосклонно кивнул Зимин.

Как будто отсрочил их казнь.

Время ожидания тянулось ужасно медленно. Казалось, Варя даже слышала методичное потрескивание метронома – как в фильмах. Тик. Так. Клик. Клак. И Варя вдруг подумала, как много ещё хотела сделать. Она хотела получить красный аттестат, побродить тёмной летней ночью по городу, сверкающему яркими огнями, потусить на заброшке вместе с Филом и Тёмкой, погулять по городскому парку с родителями и, в конце концов, встретить рассвет с Филом! Не один – все!

А ещё прямо сейчас до боли в желудке захотелось капучино и шоколадного мороженого с ореховым сиропом.

И всего одно движение Зимина могло всё это оборвать. Раз – и всё.

Варя смотрела слишком много фильмов, чтобы наивно верить в счастливое освобождение заложников после исполнения всех требований захватчиков. А у её телефона, стоящего под магнитолой, мерцал экран контактом «Мамочка» уже в третий раз.

Страх выбрался наружу судорожной дрожью, браслет наручников больно впился в кожу. Фил осторожно распутал их пальцы и пощекотал мизинцем ребро ладони. Губы нервно дрогнули, и Варя оторвалась от созерцания смартфона. Фил смотрел на неё устало, и в его голубых глазах Варе чудилась горькая вина за всё, что происходит. Он ободряюще улыбнулся краем губ и снова бережно переплёл их пальцы.

В его жестах было столько нежности и осторожности – Варю окутала приятная, чуть прохладная дрожь, выбивающая все мысли из сознания и заставляющая всё внутри сжаться в тугой комочек. Она судорожно втянула воздух сквозь зубы и нервно скользнула вверх-вниз большим пальцем по коже Фила.

«Страшно?» – спросил он не столько губами, сколько взглядом.

Варя сдавленно кивнула, сжала его руку. Он крепко сжал в ответ. «Если страшно – значит, живы…» – всплыла в Варином сознании мысль, наверное, услышанная в каком-то из её любимых сериалов. Которые сейчас хотелось стереть из памяти навсегда. Картины киднеппинга, истерики родственников и нервная трясучка полицейских совершенно не кстати всплывали в сознании, душа ужасом всё сильнее. Свободной рукой пришлось ослабить шарф и тихо хапнуть воздуха.

Фил наклонился к её уху, почти касаясь губами виска, и шепнул:

– Прости.

Варя горячо замотала головой. Она не могла позволить парню винить себя за её выбор: она могла выйти из двора не раз и не два – двадцать, могла позвонить папе или сбежать – осталась. «За свои решения придётся отвечать головой, – говорил ей папа, – так что думай ею, а не другим местом». «Если ты чувствуешь, что должна поступить именно так, не сомневайся. Но будь готова как к успехам, так и к разочарованиям…» – предостерегала её эмоциональная мама.

Варя продолжала мыслить эмоциями и верить, что эти решения единственно верные и успешные.

Рингтон чужого телефона заставил Варю вздрогнуть. Под её пальцами напряглась рука Фила. Они завертели головой в разные стороны, чтобы увидеть в белом полотне точку надежды на освобождение в виде автомобиля Шаховского. Белизна была недвижима. С тяжёлым вздохом Зимин снял трубку:

– Мы, кажется, в расчёте. Что ещё? – по мере того, как собеседник бубнил в трубку, лицо Зимина становилось темнее и жёстче, черты его заострялись. – Что? Кто? Да мне плевать! Пусть хоть ФСБ сюда приедет, пусть хоть группа захвата – пока Шаховской не появится, я не буду говорить!

Смартфон Зимина жалко стукнул, отлетев куда-то под панель. Мужчина растёр ладонями лицо, сдавленно рыча, как раззадоренный зверюга, а потом едко оскалился:

– Что-то твой отец трусит. Не торопится.

Фил, к удивлению, промолчал и дёрнул Варю за руку, так что в плече больно стрельнуло. Нахмурившись, она повернулась к нему и с удивлением споткнулась о блаженно-счастливую улыбку парня, совершенно не уместную здесь и сейчас. Слов не было – Варя в недоумении вскинула бровь, а Фил кивнул в своё окно:

– Может, мой отец и не торопится, зато твой, походу, во всеоружии.

Он отодвинулся, открывая обзор. Что-то холодом сдавило Варе горло, когда она сквозь затонированное стекло увидела, как стремительно несётся по белой пустоши их родной чёрный бронированный «Range Rover», а за ним – маленький полосатый автобус. Машины затормозили, разбрызгав во все стороны неукатанный снег.

Теперь их отделяла сотня-другая метров. Так мало и так много одновременно… Варя закусила подрагивающую губу, заворожённо наблюдая, как папа выскочил из машины, захлопнув дверь. Он был в пальто нараспашку, без шарфа и лоска, взъерошенный и сжатый, как пружина.

– Шеф, мне кажется, это к вам, – деликатно прохрипел водитель.

– Твою мать, – выдохнул Зимин, вглядываясь в стекло, – Ветров, что ли?

«А ты на что рассчитывал!» – захотелось закричать Варе и рассмеяться ему в лицо, нагло, дерзко и издевательски. Папа приехал. Он поможет. Он спасёт. Зимин обернулся и впился в неё убийственным взглядом, заставляя всё внутри сжаться (неужели же вслух сказала?!):

– Ты успела рассказать? Как он оказался здесь? Они же с Шахом не общаются.

– Может, родительские чувства? Есть такая штука, я читал! – встрял Фил, ободряюще сжимая руку Вари.

Она с неуверенной полуулыбкой в подтверждение кивнула. Щёлкнул ключик в замке, и металлический браслет сполз с запястья. Хватило короткого взмаха Зимина, чтобы рыжий немногословно накрутил Варину косу на руку до искр из глаз. Мир промелькнул перед глазами – неправильный, наклонённый, затянутый пеленой слёз. Фила оставили греметь наручниками, аки Кентервильское привидение. Варя тяжело бухнулась коленями на лёд, кажется, отбивая их к чёрту, и, закусив губу, сдавленно взвыла. Резким рывком за волосы её подняли на ноги, а потом завели за спину руку.

Варя посмотрела на сбитые носы сапог, на снег на коленях, а потом подняла глаза на папу. Он приподнял воротник пальто и сделал три тяжёлых шага вперёд. И замер, расставив ноги на ширине плеч и спрятав руки в карманы.

– Где Семён? Я пришёл говорить с ним!

– Какие люди! – саркастично растеклось над ухом восклицание Зимина.

Варя не поняла, как рядом оказался он и белый, как снег, Фил с пистолетом у виска.

– Что ты тут устроил, Сёма? – гаркнул папа. – Сюда уже менты едут. И я сейчас не про доблестный ОМОН позади меня…

– И Шаховской! – азартно отозвался Зимин, судорожно вжимая дуло всё сильнее и сильнее: Варя улавливала боковым зрением, как морщится Фил. – А вот ты зачем сюда припёрся?

– Можешь считать, что решил вспомнить прошлое, – папа усмехнулся как-то криво и передёрнул плечами. – Нужно поговорить.

Варя почувствовала, что лицо леденеет, а на куртку шлёпаются капли и застывают тёмными пятнами. И только теперь поняла, что она плачет. Притом плачет с того момента, как увидела фигуру отца – такую близкую и далёкую одновременно. Зимин нервно осклабился и фыркнул:

– Так говори. Я, вроде, не мешаю.

Из автобуса, кажется, совершенно не касаясь земли, вылетали крепкие широкоплечие мужики в чёрных масках и бронежилетах с золотистой нашивкой «ОМОН». Варя пошатнулась и пискнула, когда её рванули за волосы назад. Папа плотно сжал губы, поднял голову к небу. Варя посмотрела на небо вслед за ним.

День сегодня был солнечный, ясный, непозволительно тёплый для зимы – Варе было совсем не холодно без перчаток, в распахнутой куртке, без шапки и со сбившимся набок шарфом. Она просто не чувствовала ничего, кроме страшного желания прижаться к папе, уткнуться носом в его плечо, зажмуриться и забыть обо всём.

И желания жить.

Варя шумно втянула носом воздух и громко всхлипнула. Раз. Другой. Она зажмурилась и до крови закусила губу: нужно было терпеть. Не плакать, не раздражать и не пугать слезами. Не здесь. Не сейчас.

– Тебе нужно решить проблему с Шахом, Семён? – папа говорил ровно и спокойно, словно вёл пресс-конференцию. – Решай. Я знаю, что ты работаешь с ним до сих пор, и верю – слышишь, Семён, я тебе верю! – что он мог тебя обмануть. Я пришёл не от него и мешать не собираюсь.

– Тогда почему ты и твои бойцы тут?

– Потому что дочь мою не надо было трогать.

Папа отвёл тяжёлый взгляд от Зимина и посмотрел на Варю. От его обеспокоенно-заботливого взгляда захотелось плакать ещё сильнее, и Варя адскими усилиями заставляла себя сдерживаться: думала о кофе, об алгебре и о поцелуях с Филом на морозе. А он рядом едва дышал через рот, так что его грудь почти не вздымалась. Папа продолжил говорить, чуть похрипывая не то от усталости, не то от волнения:

– Ты знаешь правила, Зимин. Трогать детей и женщин – не по понятиям. Когда есть проблема, то она решается лично, тет-а-тет. Помнишь?

Папа укоризненно покачал головой, как учитель, отчитывающий первоклассника. А Зимин рассмеялся. И в его смехе Варя уловила нотки какой-то болезненной истерии; холодок пронзил позвоночник, а потом сдавил грудь, так что стало трудно дышать.

– Ты так и застрял в своих девяностых, Олег! Понятия изменились! Ты разве не заметил, что на дворе уже не девяносто восьмой, а девятнадцатый год двадцать первого века? Всё по-другому.

– Но я по-прежнему порву за дочь. Ты знаешь об этом, Семён… – в голосе папы звякнул металл, которого Варя всегда боялась. – Тебе нужны эти проблемы?

Зимин помедлил. Очевидно, этого позвякивания стали в голосе отца боялись все. Зимин тихо выдохнул, а потом взвёл курок и с уверенностью победителя выкрикнул:

– А ты не думаешь, что я сейчас просто выстрелю в неё, чтобы избавиться от проблем?

Холодный ствол впился в висок.

– Нет! – пропищала Варя: голос застрял где-то посреди горла.

Слёзы застлали глаза. Мир смешался в какое-то серо-белое, до боли в глазах яркое полотно.

– Ты этого не сделаешь! – уверенно отрезал папа, хотя на последнем слове голос его сорвался. – Ты не убийца. И не убиваешь невинных.

Зимин в самом деле убрал пистолет от Вариного виска, и Варя качнулась, готовая грохнуться прям здесь на наледь под снегом. Отстранённо скользнула взглядом по пустырю. Вокруг собирались проблесковые маячки, режущие глаза, выстраивали оцепление, а на линии десятиэтажек муравьишками мельтешили люди, звери. Свет проблесковых маячков и вопли полицейских сирен манили их, как лампы – мотыльков. Наверняка, кто-то уже успел залить всё в сториз инстаграм. Все собирались снимать и смотреть кино, и никто не вмешивался в разборки. «Завтра весь интернет будет трубить, что наш город по праву возвращает звание бандитского… Папе не понравится», – успела ухватиться Варя за мысль среди всей каши, что творилась в голове.

– У тебя у самого дочь, Семён, ты должен меня понять. Если ты её отпустишь, то можешь не ждать от меня удара. Просто потому что мы с тобой виделись только в школе. Просто потому что тебе не за что отвечать передо мной. Как и мне – перед тобой.

– Серьёзно? – хохотнул Зимин издевательски и очертил дулом лицо Фила. – Ты живёшь припеваючи, как и Шах, и все – все вы! А я должен искупать вашу вину! Я, а не вы, вижу по ночам пламя и невинных людей. Это вы должны были сгореть тогда, а не те люди! Я избавил вас от этого, и что получил? Если бы не я, ты бы сгорел…

– Нет, – с поразительным спокойствием и равнодушием выдохнул папа. – Ты сам сказал, что разводящий Олег остался в девяносто восьмом году. Поджёг «Туманную леди» ты в нулевом.

– Ты был в тот день в «Королеве». И если бы Шах не заплатил мне больше, чем Марк – сгорел бы.

– Нет, – папа выдохнул это очень тихо, но слово громовым раскатом прокатилось над пустырём и, наверное, даже долетело до близлежащих домов. – Я в тот день был с семьёй. А Вари ещё и на свете не было. Мы тут ни при чём. «Туманная леди» – дело исключительно ваше с Шахом. Так что… – папа коснулся горла и надавил медленно и твёрдо: – Просто отдай мне дочь. Пожалуйста.

Зимин замер. Варя тяжело дышала, сжимая ослабевшие пальцы свободной руки в кулак. И вдруг её отпустили. Натяжение на висках исчезло, кровь ударила в голову. Кто-то небрежно толкнул её под лопатки.

– Иди, неоглядываясь, – глядя на неё, одними губами произнёс папа.

И Варя пошла.

Она не помнила, как сделала эту сотню шагов. Но эта сотня, определённо, стала для неё самой длинной в жизни. Земля уплывала в сторону. Дрожащие ноги никак не хотели слушаться, потрёпанная замусоленная коса маятником покачивалась на груди, Варя смотрела на мир сквозь слёзы.

– Папа!

Варя вцепилась в воротник отцовского пальто и повисла на его шее.

– Варька! – выдохнул папа, подхватывая её за талию и приподнимая от земли.

– Папа… – тихонько взвыла Варя, утыкаясь в его плечо носом, и разрыдалась: – Папочка! Папа… Папа, забери меня! Папа…

– Варька, Варька, – дрожащим голосом выдыхал папа и целовал Варю в нос, в лоб, в щёки почему-то влажными губами. – Варюшка…

Варя содрогалась от рыданий на папином плече, не в силах сказать ни слова. Она просто хотела распахнуть глаза и начать день заново. По-другому. Оставить это всё ночным кошмаром.

– Тише, тише, – шептал папа, а Варя ревела лишь громче. – Варька, ну чего ты? Варя, всё хорошо…

Папа гладил её лицо холодными пальцами, размазывал слёзы по щёкам, смахивал раздражающие липкие пряди, отодвигал от себя и снова прижимал к груди. А потом распахнул дверь родного автомобиля, откуда потянуло теплом, русским роком и апельсиновой сладостью. Варя, подчиняясь отцовским рукам, влезла в тёплый салон, так и норовя оглянуться на Фила. Дверь захлопнулась.

– Варька. Как ты?

Варя подняла голову. Перед ней сидел Артём, взъерошенный, натянутый, как струна. Варя помотала головой, не в силах проглотить вставший в горле ком. К тому же, все слова как будто забылись. Варя сложилась пополам и, закрыв лицо ладонями, расплакалась с новой силой. Артём приподнял её за плечи и прижал к себе. Он шептал что-то про директора, про снег, про выходные, про кафешку. Варя не слушала. Она просто истерично рыдала, пытаясь связать пару слов.

Когда Варя скрылась в отцовской машине, а её отец остался на улице, Фил почувствовал странное и, наверное, даже безосновательное облегчение. Дуло по-прежнему сильно впивалось в висок, сжимаемое рукой психопата. Но страха не было. То ли Фил дошёл до ручки и чувства атрофировались, то ли просто устал стоять вот так, как манекен на витрине, демонстрируя угрожающий блеск пистолета.

Филу было страшно – было! – так, что дрогнули колени. Сперва – когда под рёбра уперлось что-то холодное, а потом – когда лёгким взмахом этот ствол ударился в Варин висок. Та несчастная пара мгновений для Фила длилась вечность. Мысли шевелились непозволительно неторопливо: Зимин мог успеть выстрелить. И не раз.

От запоздалой мысли о том, что Варя могла так запросто исчезнуть, повело в сторону. Она ведь была совсем не при делах! Это им с Артёмом нужен был адреналин, ходьба по краю и крышесносные приключения. Это у его отца были мутные дела в прошлом. Это Филу нужно было расплачиваться за всё. Одному.

А Варя шагнула за ними в самое пекло и даже привела отца! Потому что любила их очень.

Заскрипели шины за оцеплением, как при дрифте умелого гонщика, и на всю пустошь громовым раскатом прозвенел голос отца (Фил, правда, не сразу его узнал):

– Я Шаховской! Там мой сын!

Полицейские, наверное, все в городе, разошлись, пропуская отца. Он шёл рьяно и горделиво, как будто это не его сына держали в заложниках, а он чьего-то. Только при взгляде на Олега Николаевича отец сразу как-то ссутулился и оскалился. Филу показалось, что на мгновение они с Ветровым схлестнулись взглядами. И отец проиграл.

Они перекинулись парой фраз, отец раздражённо скрипнул зубами, а Олег Николаевич спокойно кивнул в сторону Фила. Отец обернулся. Отсюда было сложно разобрать, что именно он бросил сквозь зубы, но Фил бы на его месте грязно выругался. И не раз.

– Какие люди… – голос Зимина пенопластом по стеклу резанул слух, заставляя скривиться. – Ты не сильно-то любишь своего отпрыска.

– Тогда какого чёрта он ещё у тебя? – со свойственным безразличием бросил отец, медленно отмеряя шаги до них. – Раз ты такой проницательный и всё понял, Зёма!

Зимин дёрнулся, и гуляющее вдоль лица дуло впилось в висок с новой силой. ОМОН было дёрнулся, готовый к штурму, но Олег Николаевич приподнял ладонь, заставляя их замереть на месте. Сейчас каждое движение могло стоить чьей-то жизни.

Только это уже не пугало.

– Он моя гарантия. Если я его отпущу, вы спустите своих цепных пёсиков, – Зимин кивком головы указал на толпу полицейских и омоновцев. – А мне надо с тобой серьёзно поговорить. Очень серьёзно! Только ты не особенно спешил.

– Были причины, – уклончиво кивнул отец, проворачивая перстень на безымянном пальце, который носил как обручальное кольцо. – Жена моя. Света. Ты уже её убил.

Из горла против воли вырвался испуганный всхрип:

– Чего?

Зимин прижал ребром ладони кадык, перекрывая возможность говорить. «Мама! – в панике выстрелило в сознании. – Что с мамой?» Фил впервые искал встречи с отцовским взглядом: увидеть в нём лукавство, иронию, надменность. Отец упрямо отводил глаза, разглядывая пустошь, автомобили, маячащих вдали людей.

– У неё инсульт, Зё-ма, – наконец выдохнул он надтреснуто болезненно. – Она при смерти. Благодаря тебе.

Внутри всё сжалось и сделало кульбит. К горлу подступил ком тошноты.

– Ну не на-адо… Не на-адо… – истерия скользнула в голосе Зимина, а рука с пистолетом задрожала. – Не надо на меня снова вешать чужую кровь! Я тебе предлагал всё решить миром? Предлагал! Предлагал переписать на меня бизнес? А ты что выбрал? Вот теперь и отвечай за свой выбор. Отвечай за всю мерзость, которую ты совершил.

Зимин отвёл руку с пистолетом и выстрелом поднял в воздух снег под ногами отца. На выглаженных матерью брюках осели брызги снега. Отец не дрогнул. Снисходительно усмехнулся и заговорил тем самым нравоучительным тоном, каким всегда воспитывал Фила, набирая обороты с каждой фразой:

– Зёма-Зёма… Ты как был шестёркой, так ею и остался. Ведёшься на блестяшки и зелёненькие бумажки. Ты даже не думаешь о людях. О том, что сейчас тебя на прицеле держат снайперы, что одного взмаха Олега достаточно, чтобы тебя застрелили.

Фил, затаив дыхание, слушал отца и не верил собственным ушам. Он смеялся! Смеялся над человеком, в руках которого сейчас была жизнь Фила, жизнь его сына! Смеялся над психопатом и был уверен в своей неуязвимости.

Фил криво оскалился: его отец не был Вариным папой. Он оставался собой, Андреем Шаховским.

– Как будто ты другой, – прошипел Зимин. – Ты ведь такая же сволочь… Это из-за тебя погибли люди!

– Не-а. Это твоя ошибка. Я тебе заплатил, чтобы мы не сгорели. Как ты это решил – это твоё решение. Вот ты за него и отвечаешь.

– Ты загнал меня в угол! – вспыхнул Зимин. – Либо сгорали вы, либо меня должен был грохнуть Марк! Такая себе перспективка, не? Ты бы что сделал?

– Вопрос неудачников, – отец сделал решительный шаг и замер в пяти шагах от Фила.

– Ты хочешь, чтобы я вышиб мозг твоему сыну? – с азартом пропел Зимин, и над ухом щёлкнул взведённый курок.

Олег Николаевич, наблюдавший за всем со стороны автомобиля, впервые подал голос:

– А чем провинился Фил? Тем, что он ребёнок своих родителей?

– Да пусть вышибает, – отец обернулся и коротко кивнул Ветрову. – Всё равно вышибать нечего. Был бы пацан с мозгами – не сунулся бы в это дерьмо! Или мне рассказал. Только он ведь не сделает – кишка тонка!

Фил буквально чувствовал, как стоит на тонком канате над чёрной бездной, а отец с удовольствием проверяет канат на прочность, а Фила – на равновесие. Олег Николаевич крикнул:

– Тогда какой во всём смысл? Убить ребёнка на глазах родителей? И всё? Ты же чего-то хотел от Шаха.

– Да, – вдруг кивнул отец. – Что тебе нужно?

Зимин зарычал что-то невнятное про деньги и вдруг вскинул руку с оружием. Пистолет снова упирался в лоб другого человека. Фил нашёл взглядом бледно-голубые, как у него, глаза отца, и под сердцем что-то дрогнуло. Не сжалось болезненно, как когда он услышал о матери, не прогнало холодную дрожь по всему телу, как когда пистолет направили в Варю. Но – дрогнуло.

И мысли закружили в водовороте. Отец продолжал короткую перестрелку фразами с Зиминым. И этот псих всё больше и больше от жажды денег переходил к маниакальной идее мести. Кричал о людях в агонии, являющихся в кошмарах. А отец невозмутимо приподнимал бровь.

В сознании совершенно не к месту всплыл тренер по вольной борьбе. Его педагогические способности, конечно, были сомнительными, но мужиком он был мировым. «Ох, Шаховской, – говорил он, с пары ударов бросая Фила на лопатки. – Всё в тебе ничего, кроме гордыни! Владеть телом ещё не значит успешно драться! Какого фикуса ты лезешь на соперника, который явно поопытнее тебя? Прям как отец твой – тот тоже никогда не умел соперников выбирать. Ну, а фигли нам, спортсменам – так, что ли?»

Фил осклабился и покосился на предплечье Зимина, находящееся на линии удара локтя. Хватка Зимина ослабла то ли от усталости, то ли от азарта. Краем глаза Фил заметил, как плавно сдвинулся с места ОМОН. Нужно было, чтобы Зимин этого заметить не успел.

«Ну, а хули нам, спортсменам!» – мысленно повторил Фил и, рванувшись из хватки, вдарил локтем по правому предплечью Зимина. Рука ушла вниз вправо в унисон с оглушительным хлопком.

Вопли рыжего, запах крови и пороха, топот ОМОНа – всё смешалось для Фила в одну длиннющую абстрактную панораму. Его замутило, земля куда-то поплыла. Фил устоял: навалился спиной на машину и поднял голову к небу.

Оно было чистым-чистым и ярким-ярким: наверное, это и была лазурь, о которой писали поэты. Фил глубоко вздохнул и поднял руки на уровень глаз. Покрасневшие пальцы дрожали. Адреналин разливался по крови чистым огнём – не иначе.

Фил посмотрел на отца. Тот стоял, по-прежнему спокойный и невозмутимый, и если бы не испарина, блестевшая на лбу, и плотно сжатые губы, можно было подумать, что он всю жизнь готовился к этому событию.

– Ты идиот, Фил?! – гаркнул отец, столкнувшись с сыном взглядом.

– Всегда пожалуйста, папочка, – саркастично отозвался Фил.

Нет, он не ожидал, что отец кинется ему на шею с благодарностью за спасение жизни – не для этого он бил. Но…

Надеялся.

– Ты шальной! Ты вообще не оцениваешь ситуацию, да?

– Мне кажется, это ты как раз её недооцениваешь. Он мог в тебя выстрелить!

– Не мог. У него кишка тонка.

– Но этого-то подстрелил, – Фил кивнул на рыжего, которого под их ногами укладывали на носили врачи скорой помощи.

– Потому что ты рванулся! Вечно тебя втягивает в какое-то дерьмо!

– Хочу заметить, что сейчас я расплачивался за твои грешки! – фыркнул Фил.

Зимина, который всё время, оказывается, катался по снегу, глупо пытаясь сопротивляться ОМОНу, наконец скрутили и потащили в машину. Фил продолжал испытующе смотреть на отца, силясь найти в нём хоть капельку человечности и отцовской любви. Ему не нужны были горячие объятия, как у Олега с Варей – просто слова «сын» хватило бы с лихвой.

Отец молчал.

Олег прошёл мимо схлестнувшихся взглядами Шаховских и отметил, что Фил очень сильно похож на молодого Андрея, ещё не избалованного властью оружия и лёгкими деньгами. Ещё благородного и бездумно рискующего.

Олег открыл дверь «Mercedes». В автомобиле оставались Варины вещи, а именно телефон, без которого существование ребёнка было невозможным. Салон машины опустел. Водителя и Зимина скрутили, от Игоря, рыжего подельника Зёмы ещё с девяностых, осталось лишь кровавое пятно на снегу. Олег забрал Варину шапку, рюкзак и смартфон – вещи, которым бессмысленно было фигурировать в деле.

В ограждение рвались журналисты (кто их только сюда вызвал?!), намереваясь первыми осветить свежие скандальные события спустя четырнадцать лет умиротворённой тишины. «Опоздали, – не без едкой усмешки подумал Олег, – вон, в соседних домах, наверное, уже штативы поставили и документальное кино снимают. Бандитский Петербург». Олег хлопнул дверью машины и замер.

Андрей Шаховской, совершенно незаслуженно (да, парень поступил опрометчиво, но исключительно героически) наорав на сына, придержал Зимина и продолжал растаптывать его, и так хорошенько пришибленного ОМОНом.

– Запомни, Зёма, – с ядовитой сладостью протянул Шах, – очень плохо, когда хозяин – бывший раб. Но ещё хуже раб, возомнивший себя хозяином.

– Шах, – встал рядом с мрачным Филом Олег, – ты вместо того, чтобы пафосными фразами бросаться, лучше б сына поблагодарил. Он у тебя… Пацан!

«Даже удивительно», – так и крутилось на языке, но усугублять и без того напряжённую обстановку определённо не стоило. Фил посмотрел на него чуть снизу, несмотря на почти равный рост, и неловко усмехнулся. Олег одобрительно похлопал его по плечу – парню сейчас как никогда нужны были поддержка и благодарность.

Он определённо был не прав: Артём и Фил – лучшие из современных подростков, которые могли оказаться рядом с его дочерью. Они сегодня спасли её. Один – спокойствием и собранными действиями. Второй – импульсивностью и силой. Да, они были совершенно не похожи на Олега и его сверстников в юности. Но, пожалуй, это было и к лучшему.

Ладонь по-прежнему лежала на плече Фила. Парень был явно напряжён: его пальцы подрагивали, дыхание сбивалось. А Андрей продолжал измываться над Зиминым. Олег хлопнул Фила по спине и протянул ему ладонь для рукопожатия:

– Безумству храбрых поём мы славу! Безумство храбрых – вот мудрость жизни… – в ответ на недоумённый взгляд парня, пояснил: – Горький. Ты сегодня рискнул ужасно, но не зря.

– С-спасибо, – потирая одной рукой шею, другую Фил неуверенно вложил в протяную ладонь. – Это… Вы Варе можете кое-что сказать?

– Что?

– Она смелая. А мы дураки! Я не хотел, чтобы так. Простите?

Олег усмехнулся и качнул головой. Удивительное дело: сын извинялся за проступки отца, пока тот в паре метров пытался сгладить углы с полицией. Зря он в Филе Шаховском пытался сперва разглядеть Шаха, а потом уже Фила – наоборот надо было. Олег притянул Фила ближе и панибратски шлёпнул по спине. Мальчишка окаменел. В кармане пальто вжикнул Варин телефон: похоже, Янина чуйка проснулась. Олег оставил ошалелого парня и поторопился к автомобилю. На полпути его догнал Шах и протянул руку:

– Спасибо, Олег. Я б без тебя не справился.

– Ты б без сына не справился, – холодно осадил его Олег, – ты к мальчишке присмотрись. Он нормальным пацаном… Вырос.

Но рукопожатиями они всё-таки обменялись. Андрей посмотрел на Фила, встряхивающего подрагивавшие ладони, и крикнул:

– Ты только не думай, что я из-за тебя под пули лез! Фил!

Парень дёрнулся и нервно хохотнул в ответ:

– Бать, не старайся казаться хуже, чем ты есть.

Когда Олег дошёл до автомобиля и обернулся, Шаховские уже обнимались. Неловко и сдержанно. Но как семья.

Прежде, чем сесть за руль, Олегу пришлось уладить пару неотложных дел: попросить Геннадия Алексеевича, начальника полиции, договориться с прокуратурой о придании делу статуса секретности и вызывать их на дачу показаний только на следующей неделе, заглянуть в автомобиль и успокоить испугавшуюся выстрелов дочь, подписать отказ от госпитализации.

– Ты точно не поедешь к врачу? – уточнил он, усаживаясь за руль.

– Д-да, – кивнула Варя. – Всё уже хорошо, пап.

– Тогда домой?

Варя торопливо кивнула. Олег выехал из заграждения, покидая границу районов.

Двадцать лет назад он точно так же уезжал с этой территории, разрулив последний свой конфликт, и надеялся, что отошёл от этих дел навсегда. Надеялся, что его дети будут жить в новой стране, спокойной, умиротворённой, справедливой. Не бояться ничего и не испытывать леденящего душу ужаса. А ему пришлось окунуться в этот ад снова.

Олег всегда решал конфликты конкретные: были претензии и были требования. И всегда оставался на своей, нейтральной, стороне, получая честно заработанные деньги за непролившуюся кровь. Сегодня он впервые столкнулся не с конфликтом между людьми – конфликтом с прошлым, столкнулся не с адекватным предъявителем – психом; и впервые понял, как хрупка семья. На светофоре Олег кинул через зеркало заднего вида взгляд на Варю. Она дрожащими руками пыталась что-то настучать на телефоне, не попадала, качала головой и, сдавшись, впихнула смартфон в руки Артёму.

– Мам, привет, у нас всё в порядке (не забудь запятые). Нас Янина С-сергеевна задержала после уроков на репетицию вальса. Мы с Филом отказались (поставь тире). Не было настроения, – Варя ладошкой растёрла разбухший нос. – Написал?

– Угум, – Артём сунул Варе под нос телефон и с одобрительного кивка отправил сообщение.

Загорелся зелёный, и Олег поехал домой. Варя продолжала надиктовывать Артёму, а он исправно отвлекал её от случившегося пустой болтовнёй. Они распрощались горячо и сердечно, как если бы Родионов в самом деле был членом их семьи. Варя чмокнула его в щёку и икнула, прикрыв ладонью губы. Олег крепко пожал ему руку и обнял парня:

– Ты всех спас, герой!

– Так поступил бы каждый, – традиционной поговоркой героев отмахнулся Артём.

А потом, взъерошив волосы, пружинистой походкой направился в сторону родного подъезда.

До дома они с Варей добрались в тягостном гробовом молчании, разрываемом лишь нервной икотой дочери. В глаза Олега как будто насыпали песка – их резало и кололо до щипучих слёз. Хлопнув входной дверью, Олег швырнул тяжёлый рюкзак дочери в угол, Варя выползла из сапог и, вжикнув молнией пуховика, медленно сползла вдоль стены. И снова расплакалась. Олег немедленно сел рядом на корточки и обнял дочь, прижавшись губами к взлохмаченной макушке.

Такая маленькая, хрупкая, дочка трепыхалась в его руках, цепляясь пальцами за него, как утопающий за соломинку. И от этого уже не истеричного рыдания – тихого отчаянного плача – становилось горько-горько.

– Пап… – Варя уткнулась лбом в грудь Олега. – Прости меня, ладно? Я буду хорошей дочкой, правда. Пап… Скажи, что это всё неправда. Папа, я так жить захотела, понимаешь!

Слёзы обожгли глаза. Олег зажмурился, крепче прижимая Варю к себе и отрывисто дыша.

– Ты плачешь, пап?

– Я так за тебя испугался, – горячо прошептал он в ответ.

Они приходили в себя медленно и тихо. Слёзы остывали, волнение угасало.

В кармане пальто зазвонил мобильный. Олег поцеловал дочь в висок и, потерев переносицу, скрылся в кабинете. Звонили из администрации, спрашивали, что отвечать журналистам. Отчаянно хотелось рявкнуть и послать всех прочь. У него только что на волоске от гибели висела семья, а теперь – репутация и власть. Сейчас это казалось таким ничтожным по сравнению с десятком сообщений от Яны и слезами Вари, но Олег отошёл от эмоций. Сделав пару коротких выдохов и вдохов, он ровным голосом приказал отказаться от дачи комментариев и пригрозил заместителю:

– Если где-нибудь. Хотя бы мельком. Случайно! Всплывёт чьё-нибудь лицо или, не дай Бог, фамилия – вылетит к чёртовой матери. Запомнил? Так всем и передай.

– Как скажешь, Олег Николаевич, – выдохнул заместитель и отключился.

Олег скинул пальто и, помедлив, набрал Эрика. Нужно было разузнать, кому передали дело и сколько примерно оно будет разбираться. Адвокаты, конечно, Зимину не помогут, но вот психосвидетельствование вполне может признать его невменяемым и отмажет от тюрьмы. «Впрочем, ему действительно надо лечиться», – подумал Олег, прислушиваясь к Вариному шебуршанию в коридоре. Эрик снял трубку и без долгих предисловий выпалил:

– Ну ты красавец! А жаловался, что хватку потерял! Пф! Мне Гена всё рассказал. Ты ж грёбанный гений, Олег! Тебе надо не в мэрии сидеть – в губернаторском кресле. А ещё лучше – в министерстве. Ты бы всех там…

– Перестань. Ты не знаешь всей картины.

– Ты всё грамотно сделал. А Зёма… Ну такого от него никто не ожидал. Не, он шестёркой был – шестёркой и остался. Но чтобы такое. Ты знал, что моя «Леди» – его рук дело?

– Я думал, это сделали люди Шаха, а не Марка. Сам в шоке. Но зато понятно, почему он был так одержим. Чувство вины – самое смертельное оружие.

– Вот уж точно. Но ты не обольщайся сильно: его, скорее всего, в больничку отправят лечиться. Не посадят.

– Да я и сам понял. Я вот что звоню: ты уже в курсе, кто дело взял? И прикинуть можешь, сколько будет вся судебная волокита? Просто дёргать детей…

– Я понимаю, – немедленно переключился на деловую волну Эрик, – сделаю всё, чтобы их поторопить.

Олег с усмешкой поблагодарил Эрика и, ещё немножко потешив самолюбие заверениями, что есть ещё порох в пороховницах, выключил телефон. Перекинув пальто через руку (нельзя было всё-таки бросать вещи так небрежно), вышел в коридор. Варя стояла перед огромным зеркалом, жестоко стряхивая влагу с волос: уже успела принять душ и переодеться. Олег с осторожной улыбкой оглядел успокоившуюся дочь и распахнул шкаф-купе.

– Блин, – плаксиво простонала Варя, – они грязные.

– Кто?

– Волосы! Пап, они грязные! Все… – дочь содрогнулась, ещё раз проведя по волосам.

Они скрипнули под её пальцами чистотой.

– Варя, – вкрадчиво протянул Олег, – ты выпила успокоительное?

– Два шутки. Но это ни при чём, пап! – она обернулась, и глаза её сверкнули отчаянием. – Они не отмываются! Я мою-мою…

– Помой ещё раз, – тихо выдохнул Олег.

Впрочем, его совет был дочери и не нужен: она оглушительно хлопнула дверью ванной. Мощной струёй из душа хлынула вода. Олег небрежно повесил пальто на вешалку и вернулся в кабинет. Достал подаренный в том году коньяк, припасённый на особый случай (чей-нибудь день рождения), прошёл в кухню, грохнул прозрачным стаканом о стол и наполнил наполовину.

Сел.

Янтарная жидкость соблазнительно манила возможностью забыться. Всего-то выпить пару стаканов и лечь спать. И тогда назавтра сегодняшний день покажется одним из редких красочных снов. Олег подтянул к себе бокал. Хлопнула дверь ванной. Варя, роняя огромные капли воды на ламинат, прошлёпала в свою комнату. Грохотнула дверь шкафа в коридоре: похоже, Олег забыл её закрыть.

Бокал с тихим стуком вернулся на стол. Слабовольное желание напиться донельзя, утопиться в алкоголе, чтобы снять нервную дрожь и смутное беспокойство за состояние дочери, направляло руки к бокалу. При этом от вида и запаха алкоголя почему-то воротило. «Это самообман. Мне просто хочется верить, что всё так. А надо же ещё всё как-то преподнести Яне… – в кабинете зазвонил мобильный. – Вспомнишь лучик…» Олег не сомневался, что звонит жена: никто из его знакомых, кроме Яны, не обладал феноменальной способностью звонить в самый подходящий момент.

– Кто там? – крикнула Варя из своей комнаты.

– Мама, – лаконично бросил Олег, снимая трубку. – Да, Ян?

– Привет, – по холодной горечи в голосе было ясно, что она в курсе всего. – Олег, как у вас дела?

– У нас? – по пути в кухню Олег невольно обернулся на комнату Вари. Качнул головой: – Более-менее.

– Да? Ну ладно.

– Яна…

– Олег… – жена сделала паузу, словно борясь с эмоциями, и с нервной усмешкой выдохнула: – Ты же знаешь, что я чувствую, когда ты врёшь.

– А ещё мониторишь новостные инстаграмы города, – напомнил Олег, усаживаясь напротив коньяка. – Я полагаю, за полчаса они уже раструбили всякой ерунды.

– Как сказать… Фото. С места стрелок твоих! И подпись, что по их данным мужчина взял в заложники двух подростков и требует выдать ему Шаховского Андрея Константиновича. Личности заложников уточняются. Каково, а?

– Дрянь, – бросил в сторону Олег: журналисты совсем распоясались, раз не посчитали должным зацензурить имя Шаха. – Завтра же прикажу найти и лично голову откручу.

– Я о другом! Заложники! А я Варе звоню, пять раз, как дура… – Янин голос дрогнул, и она затихла.

Олег понимал, что она сейчас ощущает. Бессилие. Убивающее бессилие родителя, когда его ребёнок далеко, на грани жизни и смерти, напуган или болен – примерно то же ощущал Олег, когда маленькая Варя с тяжелейшей пневмонией лежала в переполненной детской больнице. Пятнадцать лет назад. Но он этого чувства не забыл.

– Теперь уже всё хорошо, Яна, – тихо выдохнул он, протягивая имя супруги. – Мы дома.

– Почему ты мне не сказал?! Я мама! Я имею право знать, что с моим ребёнком! Как так получилось?

– Она пошла пешком!

– Олег!

– Откуда я знал, что у неё пять уроков?! Она сказала мне про шесть! – взвился Олег, подскакивая из-за стола. – Если бы не Артём… Яна, всё хорошо, что хорошо кончается.

В ванную решительно пролетела Варя – Олег даже глазом моргнуть не успел. Яна томительно молчала, и он размеренно продолжил:

– Я понимаю, Ян, ты сейчас в шоке, хочешь рвать и метать. Но подумай сама: что бы ты сделала, знай, что Варя в заложниках? Самолёт угнала? Или схлопотала инсульт, как Света Шаховская?

– Какой ужас…

– Ты мама, Ян, я не отнимаю у тебя этого права: знать о ребёнке всё. Просто… – Олег сел и очертил пальцами стакан. – Ты моя жена тоже. И я хочу, чтобы ты просто прилетела сюда. В целости и сохранности. Чтобы услышала, как всё было, от нас. Сейчас всё хорошо.

– Вчера ты так же говорил.

– Потому что это правда, – легонько улыбнулся Олег.

На пороге кухни показалась Варя. Странная, изменившаяся. Дело было не в румянце на щеках, не в опухших от слёз глазах и носе. Олег пронзал дочь взглядом, пытаясь понять, что же не так. А когда понял – шокировано выдохнул. Голос Яны стал как будто глуше.

В Вариных руках лежали ножницы и длинные пряди волос. Олег перевёл взгляд с рук на лицо дочери. Варя неловко улыбнулась и пожала плечами. Мокрые криво обрубленные концы шлёпнулись о плечи.

– Олег! – на том конце трубки пробудилась Яна. – Что сейчас делает Варя?

«Стрижку», – проглотил Олег и невнятно соврал про чай. То, что сделала Варя, Яна должна была увидеть сама.

– У неё всё хорошо?

– Ну пусть сама тебе и скажет, – Олег поставил телефон на громкую связь и кивнул Варе.

– Дочь, у тебя всё хорошо?

– Да! – выдохнула Варя неожиданно бодро и уверенно, бедром захлопывая шкафчик с мусорным ведром, куда выбросила остатки девичьей роскоши. – Теперь – да.

Олег залпом выпил коньяк.

Глава 19

«Девяностые: двадцать лет спустя?»; «Кровавая драма развернулась на глазах жителей города!»; «Повязанные одной кровью: есть ли место человечности в гнилостной структуре?»; «Мэр города отказался от комментариев о событиях, в которых принимал непосредственное участие!»; «Как горожанам защититься от произвола богачей?»; «Возрождение Криминальной Столицы Дальнего Востока» – такие кричащие заголовки встретили Варю в ленте «ВКонтакте» после пробуждения.

Утро, и так не особенно тёплое и светлое после ночи, проведённой в круговерти кошмаров и в холодных и влажных от испарины простынях, совсем потеряло перспективу оказаться добрым. Варя с протяжным стоном уткнулась в угол подушки. Свет экрана безжалостно резал зрение, тексты статей плясали перед глазами, дрожь брезгливости и отвращения сковывала тело.

Но Варя упрямо продолжала читать кусок за куском, статью за статьёй. И комментарии. Глупо было полагать, что люди, охочие до сенсаций, касающихся верхушки, упустят такое событие, что СМИ проигнорирует взятие детей в заложники. С каждой прочитанной строкой в душе закипало непреодолимое отвращение ко всем журналистам. «Это ж надо было так всё вывернуть, а! Ещё и папу приплели сюда каким-то боком… – Варя сдавленно рыкнула над очередной статьёй, пролистала вниз. – Какой, нафиг, кровью? Папа там вообще случайно оказался. Если б я не лезла…»

Комментаторы в разных выражениях оскорбляли власть – папу. С уверенностью твердили, что мэр, ими же выбранный, такой же продажный, как все вокруг. Рассуждали, что дети – они с Филом! – ничего из себя не представляют и, как водится, покупают все места, все достижения за родительские деньги и родительский авторитет. Матери вспоминали олимпиады, где выигрывала Варя, вспоминали секции и соревнования, где участвовал Фил давным-давно, лет пять назад. И изливали свою желчь.

Варя с остервенением кликала профиль за профилем, пытаясь понять, кто перед ней: авторитетный человек, равный отцу, психолог, политик. Губы пренебрежительно кривились. Это были мужчины и женщины с полупустыми профилями и редкими фотографиями летнего отдыха. Ровесники отца, выглядящие гораздо печальнее, далёкие от власти и больших денег. Варя набрала полную грудь воздуха и с силой сжала губы. Пальцы чесались написать им какой-нибудь гневный комментарий: «Они не имеют права судить! Они не знают ничего! Они не ровня папе!»

Варя прикрыла глаза и прислушалась к рассудку. В воображении тут же живо нарисовалась картинка активного кибербуллинга: её закидают сообщениями в личку и ответами под постом, притом явно не сочувствующими и трогательными – ядовитыми и проклинающими.

Пальцы задрожали в отчаянии, а телефон показался невероятно тяжёлым. Их – её, её папу, её друзей – оскорбляли и проклинали, а она не могла вступиться и рассказать правду: ей бы всё равно не поверили. От острой несправедливости защипало в носу, и Варя торопливо вышла из комментариев. Листала ленту, но, как назло, не попадалось ничего умиротворяющего и приятного: ни щенков, ни фотографий городов, ни советов по фотосъёмке. Кажется, весь интернет волновал исключительно вчерашний день!

На глаза попался комментарий, от которого с губ слетел рваный выдох. Молодой местный блогер говорил, что за такой «откат в девяностые» нужно посадить не только похитителя, но и Шаховского, и Ветрова. Как участников и потакателей.

– Что за бред?.. – хрип встал в горле, а на глаза навернулись слёзы.

Заблокировав телефон, Варя отшвырнула его обратно на тумбу. Печально бряцнула косметика, и на пол посыпались помады и блески. В душе жарко клокотала обида и отдавалась тупыми ударами в виски. Варя сжала руку в кулак до боли, срывая на левой ладони корочки царапин, и прикрыла им губы. Старалась дышать глубоко и размеренно, но всхлип вырвался из неё.

Слёз не было – только клокочущее отчаяние в груди и беззвучные рыдания. «Это всё из-за меня! Это я виновата! Если бы я сразу папе всё рассказала! Если бы я ему позвонила! Это же не моё дело! Какого ч-чёрта я в это влезла?..» – ноги в исступлении заколотили по дивану, вымещая слепую жестокую злобу на Зимина, на журналюг, на комментаторов и на себя, глупую, непредусмотрительную. Виноватую.

Варя провалилась в дрёму и впервые за ночь смогла отдохнуть, пусть и недолго. Минут через сорок она проснулась и раскинулась на узком диване звездой, бездумно глядя в потолок. Ей снилось что-то мягкое, золотисто-розовое, как бегемоты-облака в мультике, и тёплое, как горячий шоколад в морозный день. Облизав лопнувшие губы, Варя неловко отправила в мир улыбку. «От улыбки станет всем светлей», – любила приговаривать мама, когда Варя ворчала, что всё плохо.

От улыбки легче не стало: не пропала тупая пульсация, обручем охватившая голову; не перестали ныть отбитые колени; не перестало тянуть шею. Разве что кошмары испуганно разлетелись в разные стороны. Варя потянулась за телефоном. Время было девять утра. Мама должна была приехать часа через три-четыре, а квартира была совершенно не готова к её возвращению! На кухне – грязная посуда с вчерашнего завтрака, в коридоре – разбросанная обувь, пыль на полках и пустота в холодильнике. «Надо хотя бы шарлотку приготовить», – с обречённым выдохом Варя села на постели и, по привычке перекинув волосы на грудь, погладила пряди. Они закончились чуть выше груди.

«Зато чистые», – слабо утешила себя Варя и тяжело поднялась. На полу валялась вчерашняя одежда, игрушки, рюкзак – абсолютный хаос, которого не должно быть в комнате девушки. Покачав головой и на ходу схватив с книжной полки расчёску, Варя прошаркала к шкафу-купе. Тяжело расставив руки по обе стороны от центральной двери с высоким мутным зеркалом, посмотрела на девушку в нём. Она сильно отличалась от вчерашнего отражения. Какая-то мрачная, измученная: на коленях проявились синяки, щёки покраснели и шелушились, под глазами пролегли огромные тёмно-лиловые круги, верхние веки припухли, у носа вспух омерзительный прыщ, а неровные концы некогда длинных волос болтались чуть ниже плеч.

Вчера она никак не могла оттереть волосы от человеческого жира, от мерзкого запаха ментола и пороха, хотя намывала их разными шампунями и маслами – они просто не хотели очищаться. Варя с ужасом поняла, что совершенно не помнит, как решилась на стрижку: ножницы, волосы, щелчок… Варя мотнула головой: какая разница, как это случилось, если ей стало легче! Хотя, конечно, причёска была далека от совершенства.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – прохрипела, проведя ладонью по лицу.

«Улыбнись тому, кто сидит в пруду!» – зазвучал в мыслях мамин ответ на эту Варину излюбленную фразу. Варя покорно приподняла уголки губ. Отражение действительно стало чуть более дружелюбным и менее замученным.

– Так и с ума сойти недолго, – переодевшись в длинное синее трико и любимую бордовую толстовку, Варя побрела в ванную.

В квартире было тихо: мама только летела домой, а папа ещё спал.

Проснувшись окончательно, Варя небрежно затянула волосы в шишку, чтобы не мешались, и принялась крутиться по кухне. Чайник, бутерброды, посуда, яблоки, тесто – не останавливаться, не зависать, чтобы порадовать маму вкусненьким пирогом и чистым домом.

– Доброе утро, – широко зевнул папа, на пороге кухни натягивая серую футболку с эмблемой местного хоккейного клуба, – уже готовишь?

Варя немногословно кивнула, осторожно нарезая предпоследнее яблоко. Папа скрылся в ванной. Перед глазами вдруг промелькнуло воспоминание тёплых ладоней Фила, накрывающих её руки и направляющих нож. Осторожно, бережно, с трепетным дыханием у самого уха. Правда, тогда было не утро, а вечер, а в руках не яблоко – картофель. Нож сорвался, полоснув по пальцу.

– Блин! – Варя резво отдёрнула руку и прижала палец к губам.

– Порезалась? – спросил папа, хлопая дверью ванной.

Варя сперва кивнула, а потом отрицательно мотнула. От внимательного папиного взгляда вдруг бросило в жар и замутило. Слёзы сами потекли из глаз. Папа поставил свою любимую кружку на стол и крадучись подошёл к Варе. Она стыдливо отвернулась.

– Ты чего, дочь? – в голосе отца промелькнуло недоумение вперемешку с раздражением.

Он развернул её к себе мягко, но с силой. Варя закрыла ладонями лицо и расплакалась, в который раз каясь во всех грехах:

– Это я… Я виновата! Там журналисты! Они… И комментируют, что ты, Фил, я – мы все продажные.

– И всего? – неожиданно папа легко рассмеялся и погладил Варю по щеке. – А я и не ожидал ничего другого! Люди ж, как гиены, кидаются на всё, что плохо лежит и плохо пахнет. В интернете – так тем более. Я всегда говорил, что соцсети полнятся помоями.

– Но… Они…

– Вар-вар-вар-вара! – папа встряхнул её за плечи. – Семьдесят процентов этих комментаторов не смогут сказать мне в лицо всего, что там понаписюкали.

Варя хихикнула. А папа удовлетворённо хмыкнул и, чмокнув в макушку, предупредил, что на шарлотку у неё всего пара часов.

– Я хотела ещё что-нибудь… Приготовить!

– Ты? Приготовить? – вскинул папа бровь. – Давай я лучше в ресторане закажу. У Эрика.

Варя без раздумий согласно кивнула. Справиться с одним пирогом было гораздо проще, чем с целым застольем.

Через два часа она сидела на переднем сидении папиной машины, скинув капюшон, и гипнотизировала контакт «Фил». Дома на столе осталась румяная шарлотка и сервированный к маминому возвращению стол. Нужно было только на обратном пути заехать в «Королеву» и забрать эксклюзивный заказ на вынос. Варя тяжело вздохнула: из вчерашнего разговора родителей она услышала, что у мамы Фила случился инсульт, и не знала, как правильнее поступить. Стоит ли лезть сейчас парню в душу своим сочувствием? Или оставить его одного? «Ага, с отцом и вчерашним днём, – Варю передёрнуло. – В конце концов, он должен знать, что мы вместе».

Палец нажал кнопку вызова.

– Кому звонишь? – спросил папа, уменьшая громкость радио.

– Филу, – одними губами призналась Варя и напряжённо вслушалась в гудки.

Один. Другой. Третий. Трубку Фил не брал долго, и Варя уже начала ёрзать, коситься на отца и поджимать губы в нервном ожидании. Гудки прекратились:

– Алло…

Голос в трубке был хриплым и задушенным, но совершенно точно принадлежал Филу.

– Привет, Фил!

– Привет…

В растерянности замолчали, не зная, как продолжить беседу. Варя неровно выдохнула, поправляя распущенные волосы, и спросила, как он. Фил в унисон спросил о том же. Напряжение вибрировало в воздухе, не желая отпускать. Сперва отмазались какими-то общими и, похоже, лживыми фразами, что всё в порядке. Не могло быть всё в порядке у Фила с таким горьким голосом и матерью в больнице! Не было всё в порядке и у Вари, но тревожить парня своими волнениями не хотелось.

– Мы маму едем встречать.

– Привет ей передавай, – в голосе Фила проскользнула улыбка. – Мы тоже сейчас поедем… К маме.

– Как она?

В трубке послышалось бормотание, и Фил выдохнул:

– Отец говорит: в реанимации. Состояние стабилизировали. Но оно всё ещё тяжёлое, – болезненно хохотнул. – Только я не ебу, что это значит. – И приглушённо крикнул: – Да не матерюсь я, пап!

Варя хмыкнула. Всё казалось таким будничным, цикличным, но при этом совершенно не похожим на другие дни.

– Куда поедете?

– Какая разница? – раздражённо отозвался Фил. – Во вторую городскую. Но отец решил её перевозить в другую. Будем сегодня спрашивать про перевозку. Да… Ладно, надо собираться. Мне ещё тут убираться. Твою мать! Варька, никогда не пей!

Варя с доброй усмешкой клятвенно заверила парня, что ни капли в рот не возьмёт в жизни. На этом и распрощались. Папа многозначительно покосился на Варю и хмыкнул.

– Чего? – наморщилась она с искренней улыбкой.

– Ничего. Просто Фил неплохой парень.

Внутри распустилось торжество, и Варя невольно растёрла ладошки. Аэропорт находился в получасе езды от города. Разглядывать город из-за бронированных стёкол Варе скоро надоело, и она переключилась на жгучее любопытство, отодвинувшее назад ужасы вчерашнего дня. Всё закончилось, и теперь Варе было жизненно необходимо знать, как папа оказался там, как понял, что это Зимин. О чём она, собственно, и спросила, когда они свернули к переезду.

– Я всё ждал, когда ты спросишь! – краем губ улыбнулся папа и кивнул влево: – Глянь, как затаились!

Варя завертела головой, и только через минуту заметила машину ДПС, спрятавшуюся за сугробом у самого переезда. Тут же переезд, невзирая на верещащий сигнал, на полной скорости прорезала вишнёвая «Toyota Crown» и лихо свернула на дорогу в аэропорт. Машина ДПС сверкнула маячком и стремительно вырулила из-за сугроба. Папа присвистнул:

– О гоняет! Видать, тоже маму встречать поехал. Или тёщу.

– Пап! – Варя поняла, что папа попытался увильнуть от темы, и настойчиво потребовала объяснений.

Загремели рельсы под колёсами поезда. В унисон грохоту подвывала сирена на переезде. Папа отмахнулся и крикнул, что расскажет ей потом, в аэропорту, пока они будут ждать маму. Варя недовольно поджала губы, но смиренно кивнула. Дорога до аэропорта показалась невозможно медленной, размазанной тонкой слоем по натянутым нервам. Варя подёргивала ногой и прикусывала язык, чтобы наглым вопросом не сбить папу с более-менее словоохотливой волны.

– Ну хотя бы коротко! – не удержалась она и охнула, когда машина едва ощутимо подскочила на ледяном накате.

Папа сквозь зубы ругнулся, петляя между кочек и ям. Выдохнул, глянул на время, ещё раз уточнил, не писала ли мама. Варя щёлкнула кнопкой блокировки, торопливо набрала сообщение маме, что они подъезжают. Мотнула головой:

– Наверное, ещё не приземлилась.

– Хор-рошо… – выдохнул папа. – Мы, похоже, ещё раньше нужного времени приедем.

– Ну и ладно, – Варя поёрзала на месте. – Больше поболтаем.

Папа усмехнулся, кивнул, свернул направо. Варя увидела отремонтированное в этом году на краевые деньги здание аэропорта, перед которым в несколько рядов выстроились автомобили самых разных марок и цветов. Папа объехал парковку раз пять, наверное, прежде чем нашёл своё место рядом с той самой вишнёвой машиной, которая так лихо рванула через переезд под вопли сирен.

– Пап, ты бы не вставал сюда, – буркнула Варя, – а то снесут нас к чёрту…

– Не снесут… – папа вышел из машины, поправил пальто, застёгивая пуговицы, вздохнул: – Чёртова зима.

Варя мягко спрыгнула на землю, поправила пояс на куртке, натянула перчатки и накинула капюшон на непокрытую голову: шапку с варежками она с утра отправила в стирку. Крепко схватив папу под руку, чтобы не поскользнуться, Варя засеменила рядом с ним по скользкому накату к аэропорту.

В здании папа нашёл скромное сидение рядом с кофе-автоматом и кивнул на него, вынимая из внутреннего кармана пальто портмоне:

– Кофе будешь?

– Кофе? – Варя покосилась на табло прилёта рейсов: до маминого оставалось ещё двадцать три минуты. – Кофе буду!

Себе папа взял эспрессо, ей – капучино; они уселись на железные стулья, и папа с наслаждением сделал глоток. Варя погрела озябшие кончики пальцев о тёплый пластик стакана и заинтересованно посмотрела на отца. Он как ни в чём не бывало пил свой кофе и, похоже, не собирался рассказывать ей о вчерашнем дне.

– Па-ап… – вкрадчиво протянула она, делая торопливый глоток.

– Ё-моё, – простонал отец в ответ, – Варя! Ты мне дашь попить кофе? Или нет?

Варя с ехидством отрицательно мотнула головой. Папа откинулся на жёсткую железную спинку и, наказав Варе следить за часами, выдохнул:

– Я же обещал поузнавать по жетону, помнишь? Поузнавал, связался с Эриком, а он – с тем самым деятелем. Вместе они состряпали какой-никакой пофамильный список, кто получил этот жетон первого января двухтысячного. Вот тебе правда это интересно? – утомлённо покосился папа на Варю, и она незамедлительно азартно покивала, вынуждая продолжать повествование. – Пришлось поковыряться в памяти, благо, на неё я не жалуюсь! Вспомнил, кто с кем был, кто против кого, кто сам по себе – там простая выборка получилась. Но не маленькая, – усмехнулся, прищуриваясь. – Андрей всегда непростым человеком был. С таким другом, как он, и врагов не надо, что называется. Потом пришлось вычёркивать… Некоторых. Они просто физически не могли принять участия в этом.

«Умерли? Или сели?» – промелькнул в Варином сознании вопрос, но задать она его не решилась. Папа взял паузу и сделал пару глотков эспрессо.

– С утра ты ещё подкинула мне инициалы. Я на работе, Варь, вместо того, чтобы совещание проводить, состыковывал их со списком. Ну и получился Шах, Зимин и его тогдашние друзья: Фокин, Селиванов да Ушинский. Вот… Там ещё совещание, планы – одним словом, я заработался, забыл скинуть Эрику всё. А где-то полвторого – звонок. Я думал, что это ты звонишь. У вас же бывают сокращённые уроки! – Варя затаила дыхание. Папа вздохнул: – Артём. Позвонил, сказал, что вас с Шаховским двое в машину посадили. Он такой спокойный был, собранный. Сообщил номер машины, что у одного из них пистолет (это придурок в деревопулю всадил!). Зимин назывался? – Варя кивнула, папа задумчиво повертел пустой стаканчик из-под кофе. – Артём не расслышал. Услышал только про «наше место». Ну, а дальше… Дело техники. Выззвонил Геннадия Алексеевича и потребовал ОМОН. Артёма по пути подобрали. – Папа с треском сжал стаканчик в руке и хрипло выдохнул: – «Нашим» местом всегда был пустырь на границе районов. С одной стороны бандиты, с другой спортсмены. И я посередине.

Папа замолчал. В зале ожидания внезапно стало невыносимо жарко, и Варя поёрзала, скидывая с себя пуховик. Стаканчик опасно хрустнул в дрогнувших пальцах, приводя в себя. Варя тряхнула головой и нервно усмехнулась в спины встречающих: круг замкнулся. Всё началось с Артёма. Она так отчаянно стремилась ему помочь, что металась из угла в угол, из крайности в крайность. От собственных идей и Фила к папе. Спасла.

А теперь он отплатил им тем же. Спас их от чего-то по-настоящему страшного: Варя не представляла, что мог сделать с ней, Филом и Шаховским-старшим этот псих, не появись папа.

– Варя!

Варя подпрыгнула на месте от громкого голоса. Пара капель кофе выплеснулись на ладонь. Торопливо отряхнув руку, Варя оглянулась. Ей призывно махал с лестницы, ведущей на второй этаж с заведениями общепита разного уровня (от мини-ресторанов до забегаловок), Артём. Варя неловко покосилась на папу.

– Иди, – устало отмахнулся он и проворчал: – Чего тебе со стариком сидеть-то?

– Нашёл старика, – прыснула Варя и чмокнула папу в щёку. – Ты самый лучший папа. Самый-самый! Честно-честно!

Папа улыбнулся и, взглянув на табло, припомнил, что времени у неё от силы минут пятнадцать: некрасиво получится, что он маму встретил, а она в это время обжималась с другом. Варя кивнула. По пути к Артёму допила кофе и отправила стаканчик в мусорное ведро. И никак не могла избавиться от жгучего смущения на щеках. Пожалуй, это действительно было как-то неправильно: обниматься и болтать с Артёмом, когда где-то там мать Фила в больнице, а он сам заперт в клетке с суровым отцом. «Повторяюсь!» – нервный смешок прорвался наружу и пробрал зябким холодком. Варя натянула рукава свитера на середину ладоней и сложила руки под грудью.

Вчера они распрощались с Артёмом как-то скомканно, незаметно, как в полудрёме. А сегодня выяснилось, что он их спас. Взгляд скользнул по нему, растерянно отмеряющему широкие шаги по бежевым плитам пола. Артём неловко улыбнулся, замирая у ярко-красного автомата со сладостями.

– Привет! Что: тоже маму встречать? – растёр ладонью лицо и навалился плечом на автомат.

– Спасибо, Тём! – выпалила Варя. – Ты нас спас.

Артём закатил глаза, кажется, собираясь выдать дежурную фразу настоящих героев. Мол, на его месте так поступил бы каждый. Не каждый – была уверена Варя. Не каждому было бы по силам в принципе оказаться на его месте.

На их месте.

Им вот, повезло.

– Да, маму встречаем, тоже, – выдохнула она, прежде чем друг скромно отмахнулся от своих заслуг. – А дядь Саша где?

– Да… Опохмеляется, – скривился Артём. – На самом деле, знаешь, иногда с родителями можно поговорить по душам. А я уже так отвык от этого. Думал: всё. Мы ж, считай, как чужие жили. Теперь, вот…

Варя молча кивнула. Руки скользнули под воротник свитера, выправляя коловшие волосы наружу. Артём замер на вдохе. Предложение оборвалось, и, кажется, он не планировал его заканчивать. Тенью отделился Тёма от автомата и протянул руку к обрезанным волосам. Пальцы дёрнулись, касаясь шелковистых тёмно-каштановых прядей у самого виска. Дыхание у Вари замерло поперёк горла. «Сейчас дурой обзовёт. Или пожалеет! Тёма, не надо, пожалуйста», – болезненно заныла прикушенная в трепетном ожидании губа.

Артём погладил прядь и задумчиво придержал криво обстриженные кончики. Смотрел на них. Варе казалось, что невыносимо долго, хотя, вероятно, прошло не больше полминуты. Артём отпустил волосы и накрыл ладонью Варино плечо. Светлые губы друга неуверенно дрогнули:

– Варя… – кхекнул, собираясь с силами. – А… А где?..

– А косами русыми я тебя из тюрьмы вытащила, – в носу предательски защипало, и шутка показалась неудачной и глупой. Варя шмыгнула и неуверенно хихикнула: – Всю жизнь мечтала это сказать!

Улыбка у Артёма всегда действовала магически: согревала и заставляла улыбаться в ответ, даже если была виновато-грустной. Варя растёрла ладошкой заслезившийся глаз. Один шаг – Артём заключил её в крепкие и тёплые объятия. Варя уткнулась носом в его свитер с крупной вязкой, практически не дыша. Пальцы скользнули по шершавой ткани куртки и крепко-крепко сплелись в замок на его поясе. Не хотелось отрываться от друга ни на миг. Хотелось греться его солнечным теплом, заряжаться его уверенностью и улыбаться так же растерянно и нежно. Артём заботливо погладил её по спине и плавно отодвинул.

– Всё хорошо?

– Да, – выдохнула Варя и, промокнув глаза кончиками пальцев, кивнула увереннее: – Теперь – да. Абсолютно. Спасибо, Тём!

– Да за что?

«За всё!» – хотелось крикнуть на весь аэропорт. Такого друга, как Артём, нужно было ещё поискать. Искреннего, верного, заботливого. И пусть скептики твердят, что дружбы между парнем и девушкой не бывает, пусть говорят, будто бы дружба есть результат взаимовыгодного сотрудничества, Варя знала, что у них с Филом есть настоящий друг, который примчится среди ночи, если понадобится. К которому они полетят с другого конца страны. Целый мир должен был знать об этом.

Варя подняла голову, разглядывая веснушки Артёма. Ладонь сама упала в руку друга, некрепко её сжимая.

– Что ты мой… Друг… – шепнула Варя с лёгкой улыбкой.

– Всегда пожалуйста, – Артём притянул её к себе и потащил в сторону выходов. – Это мамам нашим спасибо. Сейчас, кстати, и скажешь.

Механический голос объявил о посадке маминого рейса, и встречающие, рассеянные по всему залу ожидания, стремительным потоком хлынули к дверям. Если бы не Тёма, решительными шагами обходивший и раздвигавший людей, Варю точно бы закружило в этой беспрестанно движущейся толпе. Высокая макушка друга не давала потеряться. И вот уже из-за его плеча показались мамино чёрное пальто и коричневые волосы тёти Лены. Мама привычным жестом скинула капюшон и поправила короткую медно-рыжую стрижку.

– Мама! – вскрикнула Варя, вслед за Артёмом ныряя между двумя мужчинами. – Мам!

Мама замерла, растерянно озираясь в поисках дочери.

– Мам! – пробасил Тёма, и обе женщины повернулись к ним.

Конечно же, сначала они увидели Артёма, высокого и крепкого. Варе, робко выглядывающей из-за его спины, показалось, что на восхищённый выдох Лены мама горделиво улыбнулась и самодовольно смахнула пряди со лба. Больше ждать Варя не смогла. Отпустив руку Тёмы, она накинулась на маму с крепкими объятиями и жарким поцелуем в обе щёки. От неё пахло морозом и сладкими духами. Рядом причитала Лена Родионова:

– Тёмушка! Тёмушка, Тёма… Как же я рада тебя видеть! Маленький мой!

– Ма-ам, – смущённо насупился Артём и вдруг, подхватив низенькую худенькую маму за талию, закружил в воздухе.

Тётя Лена шутливо предупреждала, что Тёма может надорваться, но это лишь больше его раззадоривало. Варя хихикнула маме в плечо и шепнула, как мечтала вчера:

– Я соскучилась!

– Я тоже! – рассмеялась мама и плавно надавила на плечи. – Дай я на тебя хоть посмотрю, красавица моя!

Варя отпрянула. С радостной улыбкой мама ласково оглядела её снизу вверх. Взгляд замер чуть ниже Вариного лица: мама заметила стрижку. Уголки губ дрогнули, но улыбка осталась.

– Боже мой, – мамина рука, такая нежная, тёплая, заботливая, легла на Варину голову и прошлась по волосам. – Варя… Какая ты красавица! – всё внутри сделало кульбит и ухнуло вниз; колени дрогнули от искреннего восхищённого восклицания. – Как же тебе идёт, Варя! Я давно говорила, что пора избавиться от этих детских косичек. Ты теперь прям девушка-девушка! Скажи, Лен?

– Да она у тебя уже невеста прям! – охотно поддакнула подруга.

Глупая улыбка растянула Варины губы. Казалось, если мама скажет хоть ещё одно слово, то Варя расплачется от переполняющего её трепета. Мама ничего не сказала: крепко-крепко, до хруста, сжала Варю в объятиях и пообещала отвести её к своему парикмахеру, Але, чтобы довести и так чудесную причёску до совершенства. Варю хватило лишь на сдавленный писк. В крепких и горячих маминых объятиях было до невозможности хорошо, и вся прошедшая неделя казалась лишь плодом воображения, дурным сном.

Мама наконец разомкнула объятия и, подхватив Варю под руку, деловито потащила через движение людей, взглядом выискивая отца. Папа нашёлся у чемоданной ленты. Около него стояли два чемодана: мамин и какой-то новый, очевидно, купленный в Москве. Через плечо была перекинута Варина куртка:

– Так, дамы, – добродушно оскалился он, – я не понял. Решили на меня работу портье повесить?

– И тебе привет, любимый, – саркастично отозвалась мама, лёгким касанием целуя папу в губы. – Ничего. Чемоданы донесёшь – не развалишься. Порох в пороховницах у тебя ещё есть.

Папа закатил глаза и встряхнул Варин пуховик, помогая дочери одеться. Мама выдвинула ручку у чемодана в чехле с изображением Москва-Сити и протянула Варе. На недоумённый взгляд железно ответила, что носила эти чемоданы вчера целый день и больше не намерена.

– И кто просил брать два? – проворчала Варя, принимая неуклюжий чемодан.

– Твои вещи. Я тебе там джинсы купила, пару рубашек, – многозначительно повела бровью мама, – и тебе, Олег, кстати, тоже.

Чемодан сразу стал гораздо легче. Мама взяла папу под руку, свободной рукой он подхватил второй чемодан и понёс легко, как какой-то пакет. Они покинули аэропорт.

Мягкий снег снова посыпался с неба, ложась на плечи и непокрытые головы. Накинув капюшон, мама что-то вполголоса рассказывала папе, изредка заправляя пряди каре за ухо, он в ответ то усмехался, то фыркал, то тихо отвечал. Варя с чемоданом тащилась позади и, как ни старалась, не могла различить ни слова.

– Вечно вы вместе, а я где-то позади! – с наигранной обидой буркнула она, догоняя родителей.

– Где твоя шапка? – возмутилась мама в ответ. – Менингит заработать хочешь? Давай быстро одевай.

– Надевай! – парировала Варя.

Мама решительно натянула ей на голову капюшон до упора, так что светлый мех щекотал глаза и щёки. Варя нарочито громко фыркнула, сдувая длинные волосинки, а родители почему-то усмехнулись.

Рядом с их автомобилем стояла машина ДПС, похоже, та самая, которую они видели на переезде. Сердце ухнуло вниз, а тревога холодной дрожью скользнула под в груди. «Это уже паранойя!» – одёрнула себя Варя, с интересом оглядывая родителей. Они не выразили ни тени удивления. Мама укоризненно смотрела на папу, наверняка, уверенная, что он опять ехал без ремня. Папа смотрел вперёд. Варя вспомнила: они ведь припарковались рядом с гонщиком на вишнёвой иномарке! Наверное, к нему и приехали.

И точно: один из полицейских стоял у капота соседней машины и о чём-то переговаривался в переднее стекло с водителем.

– О, привет, Варь! – вдруг невесело окликнул Варю Тёма, вылезающий с пассажирского места, и кивнул её родителям. – Здрасьте!

– Привет, Артём. Какие-то проблемы? – протянул папа, открывая багажник.

– Да где Родионов – там всегда проблемы! – дверью переднего сидения громыхнула Лена и, нервно поправив светло-коричневые волосы, подошла к матери: – Мало того, что скорость превысил, так ещё и с похмелья, так ещё и на освидетельствование отказывается ехать и в лапу давать! Дурак!

– Сама дура! – послышался крик из Родионовского автомобиля.

Тёма обречённо покачал головой, но от какой-либо помощи отказался. Сказал, что он и так злоупотребил временем Олега и что всё равно всё как-нибудь да уладится. Мама на прощание обнялась с тётей Леной, а Варя погладила Тёму по плечу с грустной усмешкой:

– Ну ты это: заходи – если что.

Артём с благодарностью перехватил её ладонь и одними губами шепнул:

– У меня всяко лучше, чем у Фила.

Варя поняла, что на самом деле хотел сказать друг. И коротко кивнула: она обязана увидеть его сегодня, прямо сейчас, и напомнить, что они с Тёмой всегда рядом. Даже если далеко.

Мама с папой обсуждали её семинар, как будто он был главным событием этой недели, Москву, с которой ничего не случилось, и качество перелёта. Варя смотрела по сторонам. Чтобы сократить путь, стоило ехать не по главным улицам – по дворам, в один из которых папа свернул. Снег начинал валить всё сильнее крупными хлопьями, прилипавшими к окнам, и пришлось включить дворники. Варя прислонилась виском к окну. Монотонная гладкая езда действовала убаюкивающе. Варя зевнула и растёрла ладонями лицо. Взгляд зацепился за высокую чёрную ограду. Показалось, что в тонком переплетении голых ветвей и белом полотне мелькнула знакомая фигура.

– Это какая больница?

– Вторая… – отозвалась мама.

Варя рьяно хлопнула по спинке отцовского сидения:

– Пап, останови-останови-останови!

– Варь, ты чего? – спросил папа, плавно притормаживая у обочины.

– Тут Фил! – выпрыгивая из машины, крикнула Варя.

Вслед ей донеслась лишь слабая мамина просьба застегнуть куртку, которая тут же потонула в шуме собственных мыслей. Варя казалась сама себе сумасшедшей, проскальзывая через едва распахнутую калитку в больничный двор. Фил мог отсюда уже уехать или ещё не приехать; силуэт, мелькнувший среди деревьев, мог ей привидеться, померещиться или оказаться не тем самым. Но сердце сильно билось в грудную клетку, разгоняя по всему телу трепетный жар встречи. Варя не могла ошибиться. Фил был здесь.

Варя завернула за здание, на задний двор, к мусорным бакам и грузовым машинам. Дыхание прервалось. Распинывая в разные стороны ледышки и ёжась от снега, покрывающего голову, наполняющего капюшон худи, спиной к ней курил Фил. Варя выдохнула, опираясь ладонью на серые кирпичи. В боку закололо – так быстро она шла сюда. Фил вздрогнул и медленно обернулся.

Плотно сжатые губы дрогнули в неуверенной усмешке. Он почесал висок и вытаращился на Варю. Сигарета дымилась меж пальцев. Сейчас Фил был непривычно неловким, растерянным и очень грустным. Он не был мрачен или обозлён на весь мир, как тогда, когда она нашла его на заброшке. В нём клокотала не ярость – боль. Варя поняла это, едва взглянула в его глаза, и тихо выдохнула:

– Фил.

– Варя… – так же тихо отозвался он и ладонью потёр глаз. – Ты здесь как?

– К тебе… Фи-ил…

Медленно-медленно маленькими шагами они приближались друг к другу. Но неловко замерли на расстоянии полушага. Фил бесцеремонно уставился на Варину стрижку, но не задал ни одного вопроса. Лишь выдохнул в сторону облако сизого дыма и ободряюще подмигнул ей:

– Ты очень красивая. Тебе идёт.

От низа живота по телу благоговейной дрожью разлилось тепло. Фил нервно затянулся и торопливо выдохнул. Его пальцы подрагивали, а грудь тяжело вздымалась.

Варя обняла Фила. Обняла его крепко, изо всех сил, прижимаясь грудью к его груди, сжимая в кулак на спине его худи и прикусывая подрагивающую губу. Она чувствовала его отчаяние и растерянность. От этого хотелось плакать. Фил опешил. А потом обнял её за талию и доверительно уткнулся носом её в шею. Они замерли. Варя слушала, как рвано и благодарно дышал Фил, а горький сигаретный дым вился причудливой змейкой вокруг.

Они обнимались, трепетно выдыхая друг в друга и безмолвно благодаря за то, что они сейчас вместе.

Фил первым плавно отпрянул от Вари и, невесело оглядевшись по сторонам, спросил, не замёрзла ли она в расстёгнутой куртке. Варя не преминула ткнуть его тем, что он в одной лишь худи.

– Мне просто надо было покурить, – прохрипел Фил, глядя на Варю опустошённым взглядом. – Люди, запахи – мерзость такая. Я ещё в кардиологии Ольгу Николаевну встретил. А она меня, как внука родного… Ну я за медбратом увязался и сюда через чёрный ход.

Голос Фила дрогнул, и Варя скользнула кончиками пальцев по его холодной щеке. На языке крутились сотни утешительных и ободряющих фраз, но в горле стоял тугой ком. Впрочем, слова были не нужны. Фил мотнул головой и уже привычным жестом перехватил её руку. Ладонь к ладони. Переплетение пальцев. И умиротворение, растекающееся по телу.

«Какая-то магия…» – выдохнула Варя, вглядываясь в глаза Фила. Его губы дрогнули в тоскливой полуулыбке:

– Ва-арька… Что бы я без тебя делал?

– А я?.. – с нежностью отозвалась она.

Тишину улицы разорвал звук клаксона. От неожиданности ребята вздрогнули и оглянулись. Чёрный отцовский «Range Rover» припарковался ровно напротив чёрного хода, и Варе показалось, что родительские взгляды пытливо впились в их с Филом.

– За тобой? – болезненно поморщился он, кивая в сторону авто; Варя кивнула. – Ну… Пока?

– Звони мне, – шепнула Варя, нежно целуя Фила в губы.

Он ответил.

Увидев, как дети жадно, словно в последний раз, целуются, Яна не смогла сдержать снисходительной усмешки и обернулась к супругу. Он с силой сжал обтянутый мягким кожаным чехлом руль и готов был нажать клаксон ещё раз. Яна покачала головой:

– Мальчишку жалко. Варя правильно сделала, что пошла к нему. Так и с ума сойти недолго.

– Кто бы сомневался, – недовольно проворчал супруг.

– Прекращай, Олег. Ты же не старый дед, чтобы так ворчать! – рассмеялась Яна и сжала предплечье мужа. – И вообще: ты меня даже не поцеловал толком.

Олег посмотрел на неё утомлённо, тщетно пытаясь спрятать тёплую усмешку, и с очевидным намерением поцеловать её быстро и небрежно, чтобы сразу вернуться к пристальному наблюдению за детьми, приблизился к её лицу. Яна второй рукой вцепилась в воротник пальто и заинтересованно приподняла брови.

– Ведь-ма… – шепнул Олег ей в губы и поцеловал.

Не торопливо, как обычно, а с жадностью, нежностью и уже ставшей забываться страстью. Яна с удовольствием ответила ему тем же. Она почти отвыкла от такого отношения мужа. Дверь хлопнула, впуская терпкость морозца и хлопья снега вместе с дочерью. Они, как застуканные подростки, оторвались друг от друга. Олег торопливо смахнул помаду с губ, Яна заметила в зеркале заднего вида, как смущённо хихикнула и стыдливо спрятала глаза Варя.

– Теперь домой? – выдохнул муж.

Они с дочерью согласно кивнули.

Фил, докуривая сигарету, смотрел, как отъезжает Варя с родителями от больницы, и что-то внутри странно сжималось и сворачивалось. Она казалась абсолютно нереальной: чуткая, понимающая и молчаливо выражающая все чувства. «И чем я заслужил такое счастье? – сардонически рассмеялся Фил, запрокидывая голову. – Я же непутёвый!» Небо было затянуто иссиня-серыми пушистыми облаками; хлопья снега липли к лицу. Сигарета, до невозможности безвкусная и противная, стремительно дотлевала и осыпалась пеплом под ноги. Медбрат, вслед за которым Фил выскользнул из больницы, одолжил ему свою сигарету. «Мои вкуснее», – выдохнул Фил, но снова затянулся этой, дешёвой, но крепкой и успокаивающей.

– Филипп! – голос отца в любой другой раз заставил бы подскочить на месте, как ошпаренного.

Фил спокойно повернулся, пряча руку с сигаретой за спиной. Отец устало вскинул бровь:

– Можешь не прятаться. Я знаю, что ты куришь.

– Ладно, – Фил вытянул вперёд руку с сигаретой. – Жечь будешь?

Отец принял сигарету из предательски подрагивающих пальцев и болезненно осклабился:

– Неужели я правда такой отвратительный отец?

«Самый ужасный!» – скрипнул зубами Фил, но вслух произносить этого не стал. Лишь многозначительно потёр круглый белый рубец рядом с большим пальцем. Отец повертел сигарету, принюхался и, скривившись, выбросил в снег. Фил, стараясь не показывать своего облегчения, спрятал руки в карманы.

– Одевайся, – отец протянул ему куртку. – А то сбежал он, понимаете ли. Я тебя лечить не собираюсь.

– А я не собираюсь болеть, – огрызнулся Фил, натягивая пуховик.

Впрочем, конечно, в нём было лучше: снег не скатывался по шее мерзкими мокрыми каплями, ветер не продувал насквозь. Да и капюшон закрывал глаза от липкого снега. Только отцу признаваться в этом не стоило. Фил, застегнув молнию до подбородка, небрежно передёрнул плечами, мол, выполнил просьбу. Отец хмыкнул и придирчиво оглядел сына:

– Шапка где? Мозги отморозишь.

– А у меня разве есть, что отмораживать? – ядовито отозвался Фил, вспоминая вчерашние отцовские слова.

– Прекращай, – раздражённо поморщился отец и нажал кнопку на брелоке сигнализации. – Взрослые люди так себя не ведут. Не лезут на рожон. Не молчат о проблемах. Есть люди, без помощи которых определённые проблемы решить нереально. Например, врачи, адвокаты, психологи, родители…

– А как же закон джунглей! – дёрнулся Фил: он всё ещё не простил. – Никто никому не нужен! Каждый сам за себя!

– В большинстве случаев – да. Но я тебе сейчас говорю конкретные случаи, когда один в поле не воин. Ты мог сказать, что тебе прислали какое-то письмо? Почему я узнаю об этом от Эрика?

– Потому что ты меня не слышишь, – тихо просвистел Фил, пронзая отца негодующим взглядом.

В сознании проносились их совместные ужины, когда он пытался сказать родителям о неприятностях, прибегнуть к их помощи, подобно Варе, но в ответ получал лишь насмешливые взгляды и неприступные стены авторитета. Фил был уверен, что и сейчас отец не услышит его (так ведь происходило всегда), но он нахмурился и, пятернёй пригладив светлые волосы, потёр глубокую складку на лбу. Отец приоткрыл рот, но вдруг мотнул головой и бросил:

– Поехали домой.

Фил отчётливо видел, что отец всё слышал, задумался, но сказал совсем не то, что планировал. От природного упрямства сделал вид, что не принял упрёк. Фил подумал, что поступил бы точно так же.

– Ты не сказал, как мама… – напомнил он осторожно, когда они с отцом двинулись к парковке.

– Терпимо. Сказали, что о переводе можно будет говорить, когда она придёт в себя. Приступ быстро купировали: хорошо, у нас глицин нашёлся. Особых повреждений мозга нет, но пока никто сказать точно не может.

– Мама сильная, – выдохнул Фил, забираясь на заднее сидение отцовского автомобиля. – Выздоровеет.

После встречи с Варей эти слова звучали уверенно и непозволительно звонко. Отец кинул на него быстрый взгляд:

– У тебя с Ветровой всё серьёзно?

Вопрос был совершенно не в тему, но явно беспокоил отца. Филу скрывать было нечего.

– Да.

– Это хорошо, – вдруг улыбнулся отец впервые за два дня. – Это очень хорошо. Женщина дороже всего, запомни. Особенно когда она такая, как твоя мама. Или как Варя. Не отпускай её, Фил, и не обижай.

Фил хотел сперва возмутиться, потом удивиться, а потом откинулся на спинку и, прикрыв глаза, спокойно кивнул. Конечно же, он рассказал отцу о Варе после пары первых бокалов виски, который они вчера полночи распивали на двоих. Оставшиеся полночи Фил справлялся с алкогольной интоксикацией и ужасом прошедшего дня, вызывающими тошноту, а отец подавал ему активированный уголь.

В сущности, он казался не таким уж плохим человеком. «И что ему мешало быть таким всегда?» – выдохнул Фил. В кармане джинсов звякнул телефон: Артём с иронией писал, что Родионов и полиция связаны и что не успели они встретить маму, как на папу уже готовы были составить протокол.

У друга всё налаживалось. Фил прикрыл глаза в предвкушении крепкого и сладкого сна после этой суматохи.

В квартире стоял гул и сладкий запах пиццы, заказанной по случаю приезда мамы: не гречку же ей жевать, в самом деле. Она не успела ни заранее забронировать номер в гостинице, ни снять квартиру, так что Артём решительно пригласил её домой. В конце концов, пять лет назад она была тут полноправной хозяйкой и папа покорно слушал её во всём. Сейчас, конечно, всё изменилось. Артём крутанулся на компьютерном кресле без одной ручки и скучающе покликал мышкой.

Играть без Фила было неинтересно.

Идти в кухню, где на повышенных тонах что-то обсуждали родители, не хотелось. Они хорошо, даже как будто по-семейному, посидели за ужином, празднуя успешное завершение суматошного дела и кратковременное воссоединение семьи Родионовых. И если бы не пять маминых тысяч, вложенных в документы, переданные полицейскому, всё было бы лучше некуда.

Артём подхватил с блюдца последний кусок пиццы и лениво пожевал её, пытаясь выбрать, какую игру запустить. В темноте вечера вдруг навалилась тяжесть одиночества, почти такая же, как там, в камере. Ему было совершенно не с кем поговорить.

С Филом они созванивались в четыре часа дня, и голос у друга был невозможно сонным. Проговорили они минут двадцать: Фил поведал, как мать, как отец, и широко зевнул. Артём немедленно отправил его дрыхнуть без задних ног. Варе звонить не смел: к ней тоже приехали родители, и им нужно было провести этот вечер вместе.

Артём отряхнул пальцы и, надев наушники, решил в четвёртый раз пройти легендарную игру. Он проходил её эльфом-магом, человеком-рыцарем, а на сей раз решил человеком-разбойником: уж очень интересные у них способности. Артём спокойно кликал мышкой, выбирая реплики в диалогах и вспоминая боёвку. В звуки игры начали вмешиваться посторонние звуки – обрывки родительских разговоров.

Мать с отцом ругались. Опять. Как пять лет назад, перед разводом. Артём пытался сосредоточиться на игре, но его убили со второго удара.

– Чёрт… – пришлось перезапускать игру с самого начала: он самонадеянно не стал сохраняться перед боем.

В наушниках была тишина, и родительские голоса звучали всё отчётливее и громче. Ссора набирала обороты и шла хорошо знакомой дорогой: всё чаще и чаще всплывало его имя «Артём»; мама доказывала, что батины методы воспитания плохо сказываются на сыне; батя упрекал мать в разводе.

– Задолбало, – рыкнул Артём, подхватывая тарелку из-под пиццы и твёрдыми шагами направляясь в кухню.

Родители смолкли, едва он появился на пороге с тарелкой в руках. Артём пристально посмотрел сперва на отца, потом на маму и, едко усмехнувшись, положил посуду в раковину:

– Нич-чего не изменилось. Ну сколько можно, а? Я всё детство это слушал. Думал: я вырос, прошло пять лет – может, что-нибудь изменилось. Ага, счас прям! Прости, ма, что я тебя сюда привёл. Надо было тебе реально в гостинице оставаться. Спокойней было б и тебе, и бате, – он взъерошил волосы и развёл руками: – Но прекращайте спорить, кто и как воспитал, а! Я уже вырос таким, каким уже вырос. Пардон, если что не так!

– Тёмыч, да ты что такое говоришь? – отец поднялся из-за стола.

– Тёма, – мама оказалась проворнее и, привстав на носочки, погладила его по голове, – прости. Просто это событие меня совсем вывело из себя. Ты замечательный мальчик.

– Настоящий пацан, – приобнял его отец за плечо.

Артём улыбнулся. Только ему было совсем не весело.

Через пару часов батя завис на любимом раздвижном кресле перед телевизором в ожидании футбольного матча, мама расстилала себе постель на большой двуспальной кровати, а Артём лежал в своей комнате, бездумно глядя в потолок. Мерзкое скребущее чувство тоски никак не желало покидать его, хотя, вроде бы, всё уже было хорошо.

«Какой, к чёрту, хорошо? Варьку с Филом чуть не убили. Лерка… Бросила! – шумно выдохнул в темноту Артём. – Хорошо, блин!»

Дверь тихонько приоткрылась, и в темноту проник мамин шёпот:

– Тёмушка, можно к тебе?

Артём сел, хлопая ладонью по кровати рядом с собой. Мама бережно прикрыла за собой дверь и, крадучись, села рядом. Напряжённо молчали. Мамина рука невесомо скользнула по предплечью и погладила пальцы. Артём рвано вздохнул и ткнулся лбом в мамино плечо.

– Тёмушка, – заботливо прошептала мама, поглаживая его по макушке.

От этого обращения болезненно сжалось сердце, а на глаза навернулись слёзы. Тяжесть прошедшей недели навалилась на него, выжимая все соки, все силы. Артём не смел никому рассказать, как больно сидеть трое суток в запертой комнате и ощупывать разбитый нос. Не хотел признаваться даже себе, что разрыв с Леркой – обидный: ведь когда-то он к ней неровно дышал. И с радостью раскрывал объятия для напуганной Вари: ей пришлось пережить гораздо больше, чем ему!

По сравнению с тем, что испытали друзья, три дня в камере должны были показаться лёгким приключением. В конце концов, Артём не чувствовал, как из-под ног уходит земля, как в кожу впивается дуло.

Однако всё равно было дурно.

Артём беззвучно всхлипывал и тяжело дышал, позволяя маме обнять его. Она же, прижавшись губами к его виску, покачивала его из стороны в сторону, как маленького, и уверяла, что всё уже хорошо, а дальше будет только лучше.

– Не надо, мам… – мотнул головой Артём и крепче обнял маму.

Слова были ни к чему – тёплых заботливых объятий хватало.

Глава 20

С понедельника всё должно было встать на свои места. По крайней мере, Варя на это отчаянно рассчитывала, старательно дописывая контрольное сочинение по «Тихому Дону» за полчаса до воскресной полуночи. Дверь в комнату приоткрылась, и Варя быстро обернулась, хлестнув себя колючими концами по лицу. Мама оценила творческий беспорядок, царивший в комнате, усталой усмешкой:

– Хоть что-то в этом мире неизменно. Ты спать когда собираешься?

– Сейчас, – Варя закусила колпачок ручки, пытаясь вспомнить, что только что хотела написать. – Вывод остался.

– Ну смотри… – вздохнула мама, собираясь уходить. Но остановилась и протянула: – Может, завтра в школу не пойдёшь? К Алине в парикмахерскую сходим. Причёску поправим…

Мамины слова звучали невероятно соблазнительно, но Варя упрямо мотнула головой. Она и так целую неделю толком не училась и задолжала Янине Сергеевне кучу объяснений своего отсутствия. Мама пожала плечами и, пожелав спокойной ночи, оставила Варю строчить сочинение.

Ночь спокойной не была, как и две ночи до этого. Сперва Варя долго ворочалась, не в силах даже глаза сомкнуть. А когда засыпала, то видела какой-то сюрреализм: опрокинутый вверх тормашками мир, темнота и яркие вспышки, шум голосов, вибрация телефонов и хлопки, как от пробки шампанского. Просыпалась и открывала окно, списывая на духоту. Ложилась снова, и снова всё повторялось.

И Варе начало казаться, что так теперь будет всегда.

Утро проплыло в туманному полубреду: Варя съела вкусных маминых оладий с бабушкиным вареньем, отмахнулась от комментария по поводу печального внешнего вида и невнятно соврала про хороший сон; в школу пошла, как обычно, с Тёмой, стараясь не замечать встревоженных родительских взглядов, провожающих её из окна.

Дорога до школы показалась необыкновенно длинной и тёмной, и Варя постоянно нервно выдыхала и поправляла лямку рюкзака, как бы невзначай оглядываясь по сторонам. Тёма многозначительно молчал, и Варя думала, что лучше бы он обозвал её сумасшедшей: тогда бы не ощущала себя так глупо! Когда Варя покосилась за спину в очередной раз, Тёма взял её за руку и ободряюще сжал. Конечно, не так, как Фил, но тоже крепко и надёжно.

– Ничего не бойся, – прохрипел он.

– А я и не боюсь, – парировала Варя и неуверенно улыбнулась. – Нечего!

Артём с невесёлой усмешкой покивал.

Фил ожидал их, сидя на ступеньках школьного крыльца и спешно докуривая сигарету. Варя с нежностью покачала головой, и он незамедлительно выбросил сигарету в снег. Наконец они поравнялись, и Фил, пригладив растрёпанные волосы, неловко усмехнулся:

– Привет, – обнялись с Варей, обменялись рукопожатиями с Артёмом, – ну что – пойдём?

– А что: жим-жим одному? – беззлобно хохотнул Тёма.

– Да что-то как-то… – неопределённо наморщился Фил. – С вами лучше.

С этим спорить никто не стал: вместе действительно было лучше.

Школа встретила их сотнями пытливых взглядов. Все, начиная от одноклассников-приятелей и заканчивая первоклашками, которые как будто случайно норовили пройти мимо их кабинета русского и заглянуть, глазели на них, как на музейные экспонаты или на манекены на витринах Московского ЦУМа: смотреть можно, а трогать страшно. Варя надеялась, что хотя бы в школе никто не будет спрашивать о том, что случилось в пятницу: у них и так впереди были допросы в прокуратуре и судебные слушания по Зимину, где придётся снова и снова возвращаться в этот кошмарный день. Едва они расселись за парты, как стало понятно: надежда напрасна. Осторожно крадучись, как кошка, к их партам подплыла Алиса. «Кто бы сомневался… – выдохнула Варя, косясь на одноклассницу из-под ресниц. – Вот, кто у нас из разряда "хочу всё знать!"» Рука дрогнула, и двухтомник «Тихого Дона» оглушительно шлёпнулся о парту. Алиса остановилась и поправила высокий хвост:

– Ребята! Вы…

– Иди нахуй, – прервал одноклассницу Фил и красноречиво показал средний палец. – Хоть кто-нибудь задаст хоть один вопрос – въебу с ноги.

Алиса ответила Филу тем же жестом и пошла обратно. Варя обернулась на парня и благодарно кивнула: лучше и доступнее, чем он, никто бы не объяснил. Артём хлопнул друга по плечу. К счастью, больше никто приставать не пытался.

Первые два урока прошли в штатном порядке: Варя вяло отвечала на вопросы по роману и механически записывала за физичкой формулы и решения задач, с Машей обсуждали так и не написанную главу и интересную квест-игру на поиск предметов, одноклассники просили помощи или списать, с осторожностью оглядывая мрачного Фила. Всё было почти как всегда. Варя утомлённо уронила голову на парту, едва прозвенел звонок с одной физики: впереди была ещё одна, а голова уже кипела, не способная воспринимать новые законы и формулы.

Маша сочувственно вытянулась рядом:

– Ой, божечки-кошечки. Варь, а ты что, подстриглась, что ли? – получив невнятный угук, Маша коснулась короткого хвостика (заплести косичку руки не поднимались). – Тебе идёт. Ты в курсе?

Варя растёрла ладонями лицо и подперла кулаком щёку со скучающим видом:

– Хочешь об этом поговорить?

Ответить Маша ничего не успела. В кабинет влетела низенькая Вера и несвоим голосом завопила:

– Там Зимины дерутся!

Подчиняясь общему ажиотажу, Варя с Машей высыпали в коридор. На широкой площадке, ведущей к лестнице, развернулась натуральная драма, достойная большой сцены. Виктор, закатав рукава зелёной рубашки, метался перед Леркой, а она, взъерошенная, в распахнутом пуховике цыплячьего цвета, верещала на весь коридор что-то о предательстве. Артём стоял позади Виктора и с каменным лицом наблюдал за метаниями бывшей девушки.

– Это из-за тебя, сволочь! – Лерка замахнулась на брата сумкой. – Предатель! Ты и твои друзья! Гад! – Виктор едва успевал уворачиваться. – Ненавижу тебя! Ты всегда был против папы! И сейчас снова! Он твой отец!

– Не смей так говорить! – взревел Виктор. – Кто сволочь – так это он! Убийца! Похититель! Он мне всю жизнь сломал. Кто меня возьмёт теперь в военные доктора, если у меня родственник с судимостью и шизой?

– Не смей! – судорожно зашипела Лерка, наступая на брата. – Не смей так говорить о нём! Если бы не твой любимый Артём, то всё было бы хорошо! Но нет! Ему сраный друг оказался важнее меня! Папа это сделал ради меня! Он единственный, кто заботился обо мне! Он знал, чего я хочу, как мне помочь! А вы… Вы все… – болотные глаза Зиминой скользнули по всем с презрением и остановились на Варе; всё нутро ухнуло вниз – она как будто оказалась снова в машине под пристальным наблюдением Зимина. – Особенно ты. Мэрская дочка, посмотрите-ка. Конечно, она важнее, чем девушка. Пострадавшая фигова!

Лерка взвыла подбитым зверем и рванулась в Варину сторону. Фил, как по волшебству, вынырнул из толпы зрителей и спрятал Варю за своей спиной. Виктор перехватил сестру и крепко сжал запястья. Они замерли в паре метров от Фила с Варей, и можно было различить, как пульсирует голубоватая вена на виске Зимина. Он пару раз безжалостно тряхнул сестру и процедил:

– Слушай меня теперь. Твой отец – преступник. Твоя мать – беглянка. Тебя приютила и воспитала бабушка, а ты её кинула, когда твой отец поманил тебя красивыми побрякушками. И кто из нас предатель? Ба тебя простила и готова принять. И я… – Виктор скрипнул зубами. – Тоже. Будем, как раньше.

Лерка расслабилась и, криво оскалившись, выдохнула:

– Не будем. Как раньше.

Виктор отпустил руки. И в ту же секунду звонкая пощёчина огласила коридор. А потом девичьи ладони, кажущиеся слабыми и хрупкими, пихнули его в грудь с такой силой, что Виктор грохнулся на пол. Лерка крикнула, что будет жить в своей квартире и что отец переписал долю в квартире на неё. И, одарив всех взглядом злого волчонка, торопливо удалилась.

– Ну! Что уставились? – подскочил с пола Виктор, потирая щёку. – Больно, блин… Не видите: цирк уехал! Остался только злой клоун. Сейчас пойду всех мочить.

Виктор в отчаянии пнул воздух. Фил обернулся к Варе и с дурацкой усмешкой пожал плечами. У Вари затряслись руки.

В одном Лера Зимина была права: уже ничего не будет, как раньше.

Варю не отпускало. Ночи по-прежнему были бессонными, наполненными сумбуром и странными звуками; дороги казались хранящими опасности и пристальные взгляды преследователей; школьные дни кружили и затягивали в плотную туманную пелену однообразности.

Варя никогда не пользовалась корректором, а когда решила попробовать, поняла, что незачем тратить косметику напрасно: корректор не справлялся с чернотой под глазами.

Она жила, как во сне. Всё словно бы возвращалось на свои места: дом-школа-творчество-дом-друзья… Единственным, что нет-нет да выдёргивало Варю из сомнабульного состояния, было дело Зимина. Они с ребятами несколько раз ездили в прокуратуру к следователю для уточнения показаний. В те дни Варя как будто просыпалась и говорила жарко-жарко, громко-громко, в волнении сжимая папину руку и глубоко дыша. Следователь смотрел на неё синими грустными глазами и уверял, что благодаря этим показаниям Зимин сядет надолго.

Варя выходила из прокуратуры, накидывала капюшон на голову и снова погружалась в полусон. Неделя, другая, третья, давно наступил февраль – для Вари всё было одно. Родители Тёмы опять разъехались: тётя Лена решила остаться здесь на полгода, чтобы поехать поступать с сыном. Мама Фила находилась в реабилитационном центре, и они с отцом стабильно раз в неделю ездили к ней. А потом Фил подолгу бормотал Варе в трубку хриплым подрагивающим голосом какие-то пустяки. Варя монотонно кивала в ответ.

– Варь, у тебя всё в порядке? – каждое утро спрашивала мама, заваривая чай.

– Да, – кивала Варя.

– Может, стоит сходить к врачу? Ты почти не ешь. И вид у тебя такой, как будто тебя каждую ночь пытают.

«Так и есть», – вздыхала про себя Варя, а вслух лгала, обнимая маму:

– Я просто устала. ЕГЭ скоро.

Папа просто сверлил Варю укоризненным взглядом, и не было сомнений, что он всё понимал.

Уже даже учителя стали замечать, что Варя похудела и осунулась, рекомендовали ей обратиться к врачам и отпускали с уроков. На что Варя, растягивая губы в ставшей дежурной улыбке, отвечала:

– Всё в порядке. Правда.

Она даже не помнила, как выиграла региональный этап олимпиады, как провела целую неделю вне города. События будней смешивались для неё в один большой долгий день, из которого Варя не видела ни смысла, не возможности выбраться.

Пока однажды Алиса не пошутила, что проще суициднуться, чем сдать ЕГЭ. Кажется, была середина февраля, и 11 «Б» готовился к контрольной по тригонометрии. У Вари снесло крышу. Трясясь в лихорадке, она кричала, что нельзя таким шутить, что на краю смерти очень страшно и что очень хочется жить. И что нужно ценить жизнь, какой бы непростой или скучной она ни была. Варя не помнила, что кричала ещё, но, кажется, дошла до того, что готова была кинуться на Алису.

– Варька, ты чего? Ти-ше! – шепнул Фил над самым ухом.

Варя пришла в себя. Фил обнимал её со спины. Руки его до боли сжимали её напряжённые предплечья, а он сжимала кулаки с такой силой, что короткие ногти впились в кожу. Колени дрогнули. Фил осторожно отпустил Варю, она оглянулась. Весь класс смотрел на неё расширенными от удивления глазами, а Тёма с Филом понимающе морщились. «Я схожу с ума!» – Варя неверными ногами попятилась к выходу, едва не споткнувшись о чей-то рюкзак, и со звонком спряталась в туалете.

Слёзы лились ручьём, Варя сидела на холодном кафеле, отстукивая ладонью по стене до жара, и шмыгала носом. Через пятнадцать минут после звонка пришёл Фил с их рюкзаками. И уселся рядом. Она шмыгала носом и рвано всхлипывала, он молчал, покусывая кулак.

– Надоело, – шепнула Варя. – Я схожу с ума, да?

– Я тоже, – хрипло выдохнул Фил. – Я хожу и оглядываюсь. Блин! Хожу и оглядываюсь, не идёт ли кто за мной! Я грушу свою уже к четрям расколотил. И сигареты… Они уже не помогают. Меня тошнит. Я даже к репетитору хожу!

«Это действительно показатель», – невесело хмыкнула Варя, распуская хвостик и взбивая чуть отросшие волосы, которые так и не оформила в аккуратную стрижку. Не до этого было.

– А я сериалы смотреть перестала. И пишу… Только про смерть. Уже трёх персонажей убила. Машка негодует, – нервно хихикнула и простонала. – Я как будто жить перестала. Я так больше не могу! Что делать?

Фил пожал плечами, привлекая Варю к себе. К концу урока к ним пришёл Артём. Варя, посмеиваясь сквозь слёзы, заметила, что это всё-таки женский туалет.

– А какая, к чёрту, разница?! – поднялся Фил, взял Варин и свой рюкзаки. – Пошлите по домам, а? Артемон, ты же за этим пришёл?

Артём без слов помог Варе подняться, приобнял её и предложил не ходить в школу, пока не придёт в себя.

– Одной ещё хуже, – тихо качнула головой Варя, разглядывая бледные лица друзей. – Вместе лучше.

Они шли из школы под тёплым февральским солнцем, а снег хрустел под ногами. Варя шла между Филом и Артёмом и впервые чувствовала себя живой. Хотелось смеяться, хотелось жить легко и беззаботно, хотелось перешучиваться и болтать обо всём и ни о чём. И поэтому Варя очень долго не могла распрощаться с ребятами: боялась, что стоит ей остаться в одиночестве, как всё оборвётся.

Поднявшись в квартиру, Варя утомлённо простонала и прислушалась. Из гостиной доносились смутно знакомые звуки, а с кухни тянуло тёплым салатом. Варя облизнулась и, торопливо раздевшись и вымыв руки, прошла в гостиную. Мама в любимой бирюзовой тунике сидела на диване и заедала салатом какой-то сериал.

– О, Варюш, ты рано сегодня, – обрадованно улыбнулась она, уменьшая громкость. – Чего так?

Варя пожала плечами: вот так, с порога начать рассказывать о сегодняшнем срыве не могла. Зашла издалека: спросила, какой сериал мама смотрит, что на обед, рассказала о контрольных. Наложила себе салата, как мама, и пришла в гостиную, собираясь с духом.

– Какая серия? – осторожно ютясь на краешке дивана, поковырялась вилкой в тарелке Варя.

– Убийца поневоле, – отозвалась мама, – твоя любимая.

– Ага… Удивительно, как стечение обстоятельств может сломать кому-то жизнь или переиначить. – Молча смотрели до следующей рекламы, поедая салат. Как только на телевизоре заиграл трейлер нового русского фильма, Варя повернулась и внимательно взглянула на мать: – Мам, мне надо с тобой поговорить.

– Что случилось?

Варя отставила полупустую тарелку на журнальный столик ирастёрла отчего-то потные ладони о колени. А потом, как на духу, рассказала, что всё это время лгала и что с ней не всё в порядке. Рассказала про сегодняшнюю выходку и про нервные сомнения в собственном здравомыслии после поездки в лагерь для написания регионального этапа олимпиады. Мама слушала внимательно, кивая и морщась. А потом заботливо погладила Варю по голове, перебрав посечённые кончики:

– Ах ты, Вар-вар-вар-вар-вара…

– Мам… – Варя нырнула в мамины объятия, тёплые, заботливые, нежные, и прошептала: – У вас же есть хороший знакомый психолог. Отведите меня к нему. Мне одной не справиться.

– Конечно, доча, – мама поцеловала её в макушку и, прижав к себе крепче, заговорщицким шёпотом предложила: – Давай всё-таки сходим к Але в парикмахерскую. Обновим тебе причёску? Новая ты – новая жизнь.

Варя активно закивала головой.

Психолог была немолодой светловолосой женщиной с острыми чертами лица. Варя сидела в мягком кресле напротив неё так, как обычно сидела на табуретке: плотно сжав колени и выпрямив спину до напряжения. Варя смотрела то на свои руки, то на картины за спиной психолога. И лишь пару раз заглянула в серые глаза, но тут же отвела взгляд. Психолог не торопила.

Они встречались трижды. И от встречи к встрече Варя делилась своими эмоциями, воспоминаниями, тревогами и ощущала себя оживающей. Варя не помнила, о чём говорила с психологом, какие советы та ей давала – помнила только одно: ей стало легче. И после третьей встречи смогла вдохнуть полной грудью.

Варя возрождалась медленно, так же медленно подходила к концу зима.

После последнего сеанса мама отвела её в парикмахерскую к своему мастеру. Алина, перебрасываясь с мамой последними новостями, ловко щёлкала ножницами, и безжизненные неровные пряди осыпались на пол и салфетку. Варя из-под прядей наблюдала за этим и вздыхала.

– Нравится? – Алина закончила стрижку и крутанула Варю перед зеркалом.

Она пожала плечами и покосилась на маму. Та приподняла бровь:

– Что? Говори, что хочешь.

– Покраситься бы… А то это скучновато как-то.

– Алин, что скажешь? В какой Варе лучше покраситься?

Алина прищурилась, придирчиво оглядывая Варину причёску, и качнула головой.

– У тебя, Варь, очень хорошие волосы. Жалко их краской сжигать. Смотри, можем обесцветить от ушей и до конца, – ладонь мастера скользнула по лопаткам. – Сможешь красить тоником, каким захочешь! Он быстро смывается. Под настроение. Ну и если надоест – можно остричь. И длина приличная будет, и симпатично. Что думаешь?

– Идёт!

Варя в предвкушении прикрыла глаза, мысленно подбирая первый цвет.

Выбор пал на тёмно-розовый.

Когда Варя вдруг пришла в школу выспавшаяся, с подкрашенными в этот цвет кончиками, директриса проводила её тяжёлым взглядом, но ничего не сказала. А вот одноклассники причёску оценили.

Фил никак не мог успокоиться и, сидя за Вариной спиной, постоянно теребил затянутые в тугой хвост тёмно-розовые завитые локоны, иногда касаясь пальцами шеи. От этих лёгких прикосновений у Вари мурашки бежали по коже. Учителя поджимали губы, качали головами, но замечаний не делали: Варя по-прежнему оставалась лучшей ученицей. А некоторые даже замечали, что перемены внешности пошли Варе на пользу.

– Ты прям ожила, – сказала Ольга Николаевна, когда Варя задорно решила экономическую задачу, закрывая тройку за самостоятельную работу. – Посвежела. Да и Шаховской, смотрю, тоже расцвёл. А, давай, к доске.

– Да с удовольствием!

Фил решал тригонометрическое уравнение, чесал концом маркера в затылке, кривлялся у доски, смеялся, ошибался, а Варя смотрела на него, не отрываясь, и гадала, что вдруг случилось.

– Ему мама звонила вчера из центра. Сама, – подсказал Варе вполголоса Тёма, гипнотизируя геометрическую задачу. – Слушай, так можно провести линию?

Варя беспечно пожала плечами и томно вздохнула. Виктор деловито обернулся к ним и показал ей большой палец:

– Смело. И даже Янина ничего не сказала?

Варя самодовольно мотнула головой.

На химии Варя, которой изрядно поднадоело баловство с её причёской, предложила Артёму и Филу махнуться местами. Парни переглянулись, пожали руки и легко пересели прямо перед звонком. В класс вошла Елизавета Александровна и сразу написала три химических реакции, которые нужно было уравновесить. Артём, фыркнув, погрузился в решение вариантов ЕГЭ по истории, а Фил восторженно вытаращился на Варю.

– Ты отлично выглядишь!

– Удивил, – кокетливо усмехнулась Варя, – ты все уроки тащишься от моих волос!

Фил самодовольно хехекнул и тяжело вздохнул: решение химических уравнений никак ему не давалось. Варя милостиво отложила свою тетрадь и принялась вполголоса объяснять эту тему, а Фил, категорически не желая просвещаться, кривлялся и передразнивал её. Виктор обернулся к ним, раздражённо закатив глаза:

– Слушайте! Вы два месяца сидели тише воды ниже травы. Можете ещё один урок посидеть столь же тихо?

– А тебе что: завидно? – беззлобно дёрнулся Фил.

– Надоело просто. Жужжите весь день.

Елизавета Александровна обратила внимание на болтовню за их партой и среагировала немедленно. Зимин был обречён решать усложнённые химические реакции у доски. Фил ехидно потёр руки и зашипел в спину приятелю:

– Давай-давай, иди, старый ворчун!

Виктор услышал и немногословно на глазах всего класса предъявил ему в ответ средний палец. Вместе с одноклассниками на жест обратила внимание и учительница. Елизавета Александровна качнула головой и сдержанно возмутилась:

– Зимин! Это что ещё за…

– Ну это просто жест, Елизавета Александровна, – живо отозвался Виктор. – Давайте сделаем вид, что его не было.

– Зимин! – укоризненно протянула она. – Ты бы хоть при учителе постыдился. Какие-никакие понятия должны быть. Или вас перевоспитывать надо?

Виктор, пытаясь найти среди маркеров пишущий, небрежно крутанул очередной меж пальцев и фыркнул:

– Не надо. Нас проще заново родить, чем перевоспитать. Мы ж уже одиннадцатый класс. Без пяти минут студенты!

– И за эти пять минут я ставлю тебе «четыре», а не «пять». Как бы ты ни решил.

– Ха, лох! – не удержался Фил и ткнул пальцем в приятеля.

– А одному раздолбаю, балансирующему между тройкой и четвёркой, я могу волшебным касанием превратить веселье в скорбь. – Елизавета Александровна многозначительно приподняла бровь. – Надо?

– Не надо, – процедил Фил, усаживаясь ровно и прилично, как в первом классе. – Видите, какой я смирный?

Варя держалась из последних сил. Её переполняло необоснованное чувство счастья и безмятежности, которое, пожалуй, бывает только в детстве. Варя рассмеялась. Рассмеялась громко и чуть ли не истерично впервые за эти месяцы, за этот чёртов день сурка.

Который наконец-то закончился.

Фил и Тёма тоже закатились необъяснимым звонким смехом, а Елизавета Александровна, прикрикнув на них для порядка, обречённо сменила Виктора у доски Машей, более спокойной и невозмутимой.

Когда они вышли из школы, на ходу застёгивая распахнутые куртки, Варя замерла на крыльце. Воздух пах талой водой, свежестью проталин и подбирающимся теплом. Вокруг витала весна. Варя щёлкнула кнопкой блокировки телефона, и качнула головой:

– Весна-а… Ребят, на дворе весна… Апрель скоро! И твой день рождения, Фил!

– Звездец… – протянул Фил, приобнимая её со спины. – А февраль с мартом куда делись? Я как-то из жизни выпал, что ли…

– Не ты один, – вздохнул Артём.

Крепко и тепло приобняв друзей за плечи, Тёма предложил сходить в кафе в такой чудесный день. Возражений не было.

Эпилог

28 мая 2019

Город расцветал белыми лепестками яблонек-дичек и молодой сочно-зелёной травой. Золотистые лучи солнца ласкали панельные дома и блестящие крыши вымытых машин, гудевших где-то под ногами. Май медленно и верно уступал свои права прохладному долгожданному лету с тёплым солнцем, длинными днями, холодными и яркими ночами и желанными отпусками.

Варя легко взбежала на последний этаж кирпичной заброшки, стоящей в отдалении от дороги, на ходу сбросила рюкзак в кучу к рюкзакам Фила и Тёмки и подбежала к парням:

– Привет!

– О, вот и наша потеряшка, – Артём дал Варе «пять», Фил чмокнул в щёку, отвлекаясь от выкладывания какого-то колодца из обломков кирпичей.

Варя огляделась на площадке. Она и не думала, что недалеко от дома может быть так красиво и интересно. И в глубине души была очень рада, что ребята наконец-то решили посвятить и её в это тайное место. Хотя отсутствие стен с одной стороны этажа совсем не внушало спокойствия. Варя поёжилась и осторожно отошла от края.

– Я закончил, Тёмыч, – оповестил Фил и решительно сел на самый край, болтая ногами в воздухе.

Щелчок – в его зубах затлела сигарета, и Фил небрежно передал зажигалку Артёму. У Вари было стойкое ощущение, что они что-то задумали, но она никак не могла разобраться, что именно. Артём спрятал зажигалку в карман джинсов и тоже уселся рядом с другом, свешивая ноги вниз. Варя неловко потопталась на месте, потёрла плечо и всё-таки уселась рядом с Филом, но по-турецки, откидывая назад полы весеннего плащика пудрового цвета. Свешивать ноги в пустоту было боязно.

Они замолчали, глядя, как вереницей тянутся машины по широкой дороге и как спешат друг за другом люди. Внизу, как всегда, была суета: люди заходили в магазины, выходили из магазинов. Кто-то торчал в окнах панелек, вымывая стекло. Пару раз мимо промчалась пожарная машина. «Началось лето…» – вздохнула Варя, водя пальцем по красным розам, вышитым на джинсах.

– Ну что, парни, как жизнь? – неловко нарушила она тишину.

– Уже завтра матан сдавать… – страдальчески протянул Артём. – У меня уже мозги от математики кипят.

– Фигня тема, – с видом знатока отозвался Фил, запрокидывая голову и пуская в небо колечки дыма.

Варя кивнула:

– После того, что мы пережили, ЕГЭ – это так, временные трудности.

– Да кто ж спорит? – усмехнулся Артём. – Просто этим временным трудностям такое значение придают, как будто от этого наша жизнь зависит.

– Ага. – Фил саркастично рассмеялся. – Просто они никогда под дулом пистолета не стояли, вот и не понимают, от чего жизнь зависит, а от чего – нет. Подумаешь – не сдам ЕГЭ. В армии отслужу…

– Или батя отмажет, – ехидно хихикнул Артём и тут же благоразумно отодвинулся от Фила на метр.

Фил попытался замахнуться на друга, но потом беспечно поморщился и стряхнул пепел вниз. Варя погладила его по плечу и тихо вздохнула. Впереди, кроме ЕГЭ, маячило ещё и заключительное судебное слушание по делу Зимина. Его адвокат вгрызался в возможность выпустить Зимина из раза в раз, из-за чего дело несколько раз заворачивали в суде. То показания казались мутными, то неоправданными и неуместными обвинения, а теперь – вот – адвокат потребовал независимое психосвидетельствование.

– Чего кислая такая? – накрыл ладонью её пальцы Фил и бережно погладил. – Только не говори, что из-за матеши.

– Не. Из-за Маши. Завидую ей. Она так красиво вальс танцевала на последнем звонке… Мне не светит.

– Почему?

– Пока все репетировали, я зомбиком ходила. Забыл, что ли? – Варя легонько толкнула его в плечо.

Фил самодовольно хохотнул и, затушив сигарету о кирпич, подмигнул Артёму:

– Артемон, сбацай чего-нибудь.

– Вечно я крайний, – наигранно проворчал Артём, поднимаясь и подходя к рюкзакам, среди которых Варя только сейчас заметила чехол для гитары.

Фил подскочил и протянул ей руку:

– А спорим, ты всё равно круто танцуешь?

– Только, чур, не обижаться, если я тебе ноги отдавлю, – хихикнула Варя.

Артём настраивал гитару, перебирая струны и прислушиваясь к их вибрациям. Варя изящно положила на плечо Фила одну руку, другой покрепче обхватила его горячую ладонь. Фил лёгким рывком подтянул её к себе ближе и кивнул Тёме. Он заиграл. Что-то простенькое, отдалённо напоминающее вальс и позволяющее ступать под счёт «раз-два-три».

Фил уверенно повёл Варю за собой. «А я думала, он не умеет танцевать…» – улыбалась Варя, пока ноги сами собой вели её вслед за парнем. Он же во все глаза смотрел на неё, широко и счастливо улыбаясь. Артём всё больше и больше входил во вкус, перебирая гитарные струны. Внизу живота родилось лёгкое тёплое чувство, словно тысячи бабочек одновременно сорвались с луга в небеса. Словно их с Филом кто-то подкинул в воздух и оставил парить в нём. Музыка подходила к концу, Варя крутанулась под рукой Фила и оказалась вплотную прижата к его груди. Его дыхание щекотно скользило по щеке и уху. Варя тряхнула хвостиком, и Тёма рассмеялся, бережно отставляя гитару:

– Всё. Хорош. Красавцы!

– А ты, Тём, – кокетливо уворачиваясь от поцелуя парня, улыбнулась Варя, – уже деньги можешь зарабатывать. Пойдёшь и будешь играть на гитаре.

– Да где я ещё таких придурков найду, которые танцевать будут на улице? – парировал Артём. – Таких, как вы, у меня не было. И больше не будет.

Фил отпустил Варю и в недоумении покосился на друга.

– Я не понял. Ты что: прощаешься?

– Ну… – Тёма развёл руками, тяжело поднимаясь. – Вы же прекрасно знаете, ради чего я корпел над ЕГЭ. Это важно для меня. И я понимаю, что вы вряд ли поедете со мной.

Фил с Варей переглянулись. Варя потупила взгляд и тихо вздохнула: в их городе действительно было мало институтов, куда можно было податься. Но себе факультет юриспруденции она нашла. После того, что они пережили этой зимой, Варя не представляла, как будет в одиночку справляться с неприятностями большого города, без мамы, без папы и без друзей. «Где родился – там и пригодился», – решила для себя она, но сказать об этом мальчишкам ещё не решилась. Кажется, время пришло.

– Тут такое дело, ребят… – она прикусила губу, не зная, как начать.

– Прав ты. Я решил остаться в городе, – выдохнул Фил и растерянно потёр круглый шрам у большого пальца. – Типа… Кто знает, где у отца ещё враги раскиданы! – он перекинул взгляд с Артёма на Варю и отмахнулся. – Ладно, дурацкая шутка – забейте. Просто у меня подготовка к ЕГЭ в этом году была вот вообще не вау! И будет круто, если я пройду хоть куда-нибудь. В армейку всё-таки не хочется.

Варя обескураженно уставилась на Фила и выдохнула:

– Ты не поверишь. Я хотела сказать то же самое: я остаюсь.

Артём и Фил вытаращились на неё, как будто она была каким-то пришельцем. И пару минут переваривали полученную информацию. Фил хрипло крякнул:

– Надеюсь, ты это не решила только что из-за меня.

– Размечтался, – хлопнула его по груди Варя, чувствуя предательскую дрожь в коленях. – Я давно уже решила. На юрфак поступлю. Какая разница, с корочкой какого универа адвокатскую деятельность начинать, правда же?

– Значит, всё-таки госпожа адвокат? – склонил голову к плечу Артём и грустно улыбнулся: – У тебя получится.

Варя болезненно наморщилась. Она не представляла себе жизнь без Тёмы. Он был полноценным членом их, Ветровых, семьи. И без него, наверное, будет пусто. Не так тепло, не так здорово. Варя заломила пальцы и с дрожью выдохнула:

– Но ты же… Ты же будешь приезжать, да?

– Конечно! – Тёма подошёл к Варе и бережно сжал её плечи. – Как же я могу тебя бросить? Ну и этого…

– Эй! Это подозрительно похоже на флирт, – прищурился Фил, шутливо пихая Артёма в плечо.

– Да ладно. Ты ж знаешь, что Варя мне сестра.

– Ну инцест, как говорится…

– Да прекратите вы, – рассмеялась Варя, поочерёдно взъерошив волосы мальчишкам, и поторопилась перевести тему. – А мы, представляете, собаку купили! Скоро же переезжаем в свой дом – растим охранника. Такой смешной, косолапый, бегает по дому, рычит, царапается. Я всё детство собаку хотела, а сейчас уже как-то умаялась. Погуляй с ним тридцать раз на дню, убери за ним…

– О, а можно я вашу квартиру сниму? А то меня отец грозится после выпускного сразу из дома выпнуть. Ну не срастаемся мы, как ни старайся! Он слишком упёртый!

Фил пнул жестяную банку, попавшуюся под ноги. Артём рассмеялся, а Варя одарила парня сдержанной улыбкой. Не было сомнений, что в упрямстве Фил отцу не уступал. Тёплые солнечные лучи ласкали людей, деревья и здания. В воздухе витал сладковатый запах отцветавших яблонек. Запах свежести, жизни и слепого счастья.

Небо наливалось предзакатным розовым золотом. Артём отошёл к сложенным Филом кирпичам. Чиркнула зажигалка, и вспыхнуло пламя. Дружелюбное, оранжевое, тёплое, мягко потрескивающее. Артём сел, подтянув к себе гитару, и перебрал струны. Фил достал из рюкзака вишнёвую колу и кинул Варе. Она с нелепым визгом поймала её и покачала головой:

– Сумасшедшие.

На месте людей, живущих в окрестных домах, она бы невероятно осуждала подростков, разжёгших костёр на последнем этаже недостроенного здания. Но сейчас она была на месте тех самых подростков и была невероятно счастлива.

Артём перебирал на гитаре все их любимые песни, и они, взлетавшие в воздух с их уст вместе с искрами костра, казались заклинанием, связывающим их между собой крепко-накрепко. Навсегда. Варя переплелась пальцами с Филом и улыбнулась Тёме.

Вокруг суетился мир, носились машины, люди и птицы, торопясь до темноты домой, а они были словно вне времени и вне пространства. В своём тесном тёплом мирке. Артём отложил гитару и покосился на часы:

– По домам пора. До завтра выспаться надо. Экзамен. Не забудьте паспорта и чёрные ручки!

Фил сжал Варину ладонь и хмыкнул:

– Главное: мозги не забыть. Остальное – приложится.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог