Академия святости [Роман Алимов] (fb2) читать онлайн

Роман Алимов Академия святости

Глава первая

Благодать дается перед скорбями

Бом, бом, бом – громко забила полифония колоколов в будильнике телефона, чередуя тяжелый гул с легким и звонким.

«Нужно открыть глаза» – еще темно, спит муж, за окном скоро включится городской улей, гул, автомобили.

«Не хочется вставать, но обязательно нужно попасть на воскресную литургию!»

Проверила детей в соседней комнате, поправила подушку сыну, подняла упавшее одеяло старшей и тихо прикрыла дверь.

Двадцать минут на утреннюю молитву, глаза все еще закрываются:

– Боже, милостив буди мне грешному.

«Первый поклон всегда сложнее остальных, спина побаливает от вчерашнего компьютера, безуспешно искала лекарства подешевле, ничего, второй пойдет легче».

Веки постепенно опускаются.

«По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще».

Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.

Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До храма километр пешком, там за шоссе, заканчивается город и попадаешь в другой мир, деревенский пейзаж, домики с печными трубами, пышные деревья.

«Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне».

Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:

«Свет выключила. Таблетки положила Лешке. А утюг? Горячий оставила?!

…Фух, нет. Утюг ведь не включала.

Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.

Так! Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…

Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается. Завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить.

Ой, деньги, то взяла?»

Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:

«Точно, есть!

Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, душе моя, душе моя…

Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»

В полумраке не разобрать лиц, лишь видно, как к воротам медленно плывут очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.

Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:

– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.

Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тебе молюсь.

Подходя к змейке из людей в сторону алтаря: «Займу очередь на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».

Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:

– Боже, Спасителю наш, Иже пророком Твоим Нафаном покаявшемуся Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый, Сам и раба Твоего.

Священник:

– Назовите свои имена.

Я:

– Екатерина.

Священник:

– Кающагося о нихже содела согрешениих, приими…

Подошла моя очередь.

Священник, наклонившись внимательно выслушал, объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, но становилось легче.

Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!

«Забыла рассказать о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам итак несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее все чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»

– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.

В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то шепчет и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»

Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»

«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.

Вдруг женщина мгновенно поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:

– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!

Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.

Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе. Стараюсь молиться:

– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!

Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, лето, а под ветвями прохладно.

Из леса вернул тот же женский голос:

– Благодать всегда укрепляет перед скорбями!

Женщина с красивым лицом спешно удаляется, черная юбка покачивается от сквозняка у входных дверей:

«Кто она? – странное ощущение в сердце от этих слов, – откуда она знает о чем я думаю?» – стою в растерянности, а служба идет своим ходом.

Час или два пролетели как секунды, мысли о Христе, о странной пожилой женщине. Хочу молиться и любить, искренне обнять каждого, кто стоит рядом. Печали ушли, рутина и заботы улетучились! Все как в детстве, когда необъятный мир, деревья великаны и рядом друзья!

«Откуда это во мне?»

Скрестив руки иду к чаше.

– Причащается раба Божия… как ваше имя?

– Екатерина.

Отхожу в сторонку и запиваю. Ясно чувствую, как разливается по телу что-то невероятное. Лишь бы не спугнуть! Отошла, стою и боюсь пошевелиться, чтобы не прогнать То, что сейчас во мне:

«Не понимаю, откуда на сердце радость? Или мне кажется? Нет! Такое нельзя придумать, это чувство есть, сейчас сердце заполняется Им, но чем? Что там происходит? Теплый поток, невидимой, но ощутимой любви залила волна в чашу сердца! Что это?!»

Благодарственные молитвы неподвижно стояла. Не прогнать бы облако чуда. Радость распирала сердце, как надутый шар, что сейчас лопнет, а от этого взрыва точно знаю, всем вокруг обязательно станет также радостно и хорошо! Поделиться бы с каждым, но как передать?

Слабо помню, как шла домой. Внутри все пылало до легкой усталости. Можно ли устать от тихой радости и любви?

Очнулась в магазине с пачкой масла в корзинке. Как же оказывается приятно, погасить мрачную раздражительность этого грубоватого кассира, потушить внутри себя, не дать огню гордыни разгореться, не ответить, а просто улыбнуться. Кассиру тоже трудно, люди весь день, очередь, не многие подарят доброе слово.

Летела на крыльях, ощущая каждой клеточкой тела и души – Это, то, что исходит из сердца, даже замешкалась на пешеходном переходе, выругался таксист, в ответ снова улыбнулась.

Мысли о Христе и почему-то о Его словах:

«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?»

Откуда у меня она? Евангелие редко открываю, странное сегодня утро.

Подходя к подъезду, глаз зацепился за тревожный объект у наружных дверей – машина скорой помощи!

Взбегая по ступенькам, лифт слишком долго ждать, мысленно почти кричала: «Только бы не к нам! Господи, пожалуйста, не к нам!»

В голове как кадры кинопленки. Знакомство с мужем, фата, свадьба, я с животом и мы счастливые ждем малыша. Грубо толкают в автобусе, падаю, адская боль и слезы, я в больнице, врач в маске и слова:

– У вас никогда не будет детей!

Затем ссоры с мужем и как итог многолетних мытарств – детский дом. Выходим сразу с двумя конвертиками шевелящегося в них счастья!

Пробегая очередной этаж, пробежал образ, дети растут, мы в отпуске на море, младший, Лешенька неожиданно начинает тонуть, судороги, головная боль. Мы в больнице. Ему ставят страшный диагноз – эпилепсия!

Наступило время мучений. Приступы, таблетки, врачи и постоянный страх за сына! Приход в церковь…

Подбегая к пятому этажу, мигом открываю дверь, запыхавшаяся влетаю в детскую. Лешка спит у сестры на кровати, в ногах. Наверное, страшный сон приснился. Почти как у меня сейчас!

Медленно сползаю по стене на корточки.

Рыдаю:

– Прости меня Господи за маловерие, благодарю, что не сегодня!

Глава вторая

Участок № 13

Валентина Ивановна шла по деревенской дорожке вдоль забора, к старому кладбищу, где под номером тринадцать ее давно ждало место под личную могилу, в тенистом уголке у большой ветвистой березы.

Невысокая, худощавая с аккуратным седым пучком. Шла она к единственному человеку, который ее понимал и любил, да и тот сейчас находился за этой зеленой кладбищенской оградой с прослойками ржавчины на заостренных завитушках.

От многого в своей жизни Валентина устала, но больше всего от пьющего сына Сашки. Регулярно и до дна выпивал он силы матери. Раз в месяц, день в день, требовал ее пенсию – единственный источник существования семьи.

Как раз сегодня и был этот черный день, тот самый, когда приходила соседка – почтальон и после росписи в получении нескольких купюр, выдавала ей незримый билет на мучения. Оставшаяся часть дня Валентины Ивановны гарантированно становилась испытанием на прочность.

Проходя через ограду, повернула в сторону могилки любимого мужа. В такие дни, ночевала она на улице, а в холодное время года, пошла бы к соседке, да часто проситься на ночевку стеснялась, а воспитание Валентина унаследовала от покойного отца, Ивана Ивановича, уважаемого деревенского учителя.

Изредка Валя пыталась вразумить сына, но за поучения обеспечивался ей новый синяк и бессонная ночь. Часто бежала она по деревенской улочке, спасаясь от топора или березового полена. Соседи сочувствовали, помогали советами, но надежд на исправление сына, почти не оставалось. Многое испробовала, лечение травами, беседы и угрозы, даже «зашивался» он однажды в городской клинике у приезжего врача, но затем снова срывался и пропивал при первой возможности все, что у них водилось ценного в доме.

Сидела у могилки, плакала, вспоминала, как они познакомились, и вскоре родился сын, как дружно жили. Муж помогал в алтаре соседнего храма, искренне верил Богу, пытался приобщить и ее, но Валя все откладывала:

– Вот стану старая, свободного времени больше станет, тогда и пойду в церковь!

Затем неожиданно пришло горе. Муж заболел, скоропостижно скончался, практически высох за неделю. Сын тоже страдал и стал понемногу захаживать к Марье – самогонщице, что торговала дома, на соседней улице. Так и пришла беда, да не одна!

Рядом с могилкой Сережи, глубоко она погрузилась в облако воспоминаний, когда нет тебя, на земле, а летаешь там, в прошлом, где хорошо и беззаботно.

Неожиданно Валентина ощутила, что она не одна, повернув голову в сторону калитки, вздрогнула. Совсем рядом стояла незнакомая старушка. На голове белый платок, накинутый на шею в несколько витков, как носят пустынные жители с икон, в руках длинная палочка и небольшая сумка:

– Христос в помощь, дочка! Не будешь ли против, если отдохну немного?

– Конечно, присаживайтесь, – вытирая мокрые глаза, ответила Валентина.

Усаживаясь на скамейку и облокотившись на край палки, несколько скрипучим, но приятным голосом, произнесла:

– Не горюй милая, все наладится со временем, Господь милостив. Молись чаще, да читай книгу Иова. Да вспомни дорогая, историю от преподобного Серафима, когда одному благочестивому человеку старец предсказал, – Брат, какой же ты будешь пьяница! – Так и вышло, через время человек тот стал сильно пить, а спустя годы, вдруг резко перестал и более не впадал в этот грех. Все потому, что Господь хотел уберечь душу, через его же страсть. Хотел спасти от совершения более страшного греха. Пусть пьет, лишь бы не навредил себе и чужим душам сверх меры!

Понимая, что беседует не с простой старушкой, Валентина поинтересовалась:

– Вы бабушка, откуда приехали? Я вас не замечала здесь, похоронен у вас кто?

Продолжая мысль, старушка с вздохом произнесла:

– Одна девица много зла сделала в молодости! Муж ее уехал, домой к отцу, там и остался. Вот он и просил проведать жену, да передать подарочек, любят ее они все там, очень любят!

Валентина ощутила, как что-то щекочет лицо и неожиданно для себя открыла глаза, по щеке ползла божья коровка.

Озираясь по сторонам, подумала: «Удивительно, и как это я заснула? Как будто наяву, бабушка с клюкой. А что за подарок и не сказала, странно!»

Легкий ветерок шевелил длинные ветви березки над оградой, вдалеке пели птицы, солнце заходило.

Скоро потемнеет, вздохнула и решилась отправиться домой. В глазах все еще стоял образ старушки в белом платке: «Что же этот сон означает? У кого бы узнать, может зайти в церковь расспросить священника?»

Тихо вошла в дом, сын спал, села рядом на краешек кровати и пригладила его светлые кудри.

Подумалось: «Он ведь не плохой, мучает себя. Господи, как бы я хотела его излечения».

Отец Григорий

Прибралась в доме, завершила дела по хозяйству, приготовила ужин. Ничего не поменялось, но странное, неизвестное ощущение выросло внутри – «жизнь наладится!»

Спать еще рано, вышла на воздух и в сумерках за забором заметила фигуру в длинном платье. По мере приближения к дому, фигура стала узнаваемой: «Да это же батюшка – отец Григорий! Да и не платье это вовсе, а подрясник!»

Священник из деревенского храма святой Валентины, произнес:

– Приветствую, Валя, Господь посреди нас!

– Здравствуйте, батюшка, – смутилась немного.

– Дело у меня к тебе есть от мужа твоего Сергия.

Валентина так и села на пень, что стоял у летней кухни. В голове зашумело, сердце обдало кровью, а руки стали слегка трястись.

– Да ты не пугайся, все славно, Господь с нами! Хорошо, что села, слушай тогда! – по-деловому, но с улыбкой произнес батюшка.

– Около пяти лет назад, после вечерней службы Сережа помогал мне в алтаре и как-то так таинственно говорит:

– Батюшка, хочу поделиться с вами. Недавно убирался я в храме, вот как сегодня. Работаю понемногу и молюсь про себя. Внезапно случилось что-то удивительное. По правде сказать, долго не решался, делиться ли с вами, надеюсь, не подумаете, что Сережка с ума сошел?

– Выкладывай дорогой, не подумаю, со мной всякое бывает здесь.

Сережа, немного теряясь продолжил:

– Так вот, убираюсь я в храме, открываются двери в притворе, входит старушка. Невысокая такая, лица я не запомнил, в светлом, очень длинном, платке. Вот и говорит она:

– Хорошо ты делаешь, что помогаешь здесь, нравишься ты мне. Наблюдаю давно за твоей семьей. Вот только, то, что твоя жена в молодости акушеркой служила, да много младенцев погубила – это беда, – покачала головой бабушка, – нужно ей понять и исправить себя, потому как в Царствии Божием нет не раскаявшихся. Господь хочет, чтобы все спаслись и не повторяли своего греха!

– Когда умрешь, начнет жена твоя помогать тем, кому вредила с детоубийством в утробах. Тем, кто растит сирот или потерял младенца. Напиши ты ей письмо об этом и отдай священнику, пусть после твоего ухода передаст Валентине. Что писать я тебе подскажу.

– Скоро Сергий отправляться тебе к нам – домой!

– Пора, готовься!

Пока я приходил в себя, исчезла старушка. Просто взяла и испарилась в один миг. Я как стоял, так и застыл. Полчаса, наверное, не мог отойти. Решился теперь рассказать вам, да и письмо я принес для Вали.

Отец Григорий вынул из большой сумки белый конверт и протянул Валентине:

– Передаю тебе это письмо Валенька. Думаю, что-то Господь хочет от тебя. Если не разберешь, приходи в храм, поговорим, а мне пора, семья ждет.

Валентина Ивановна сидела на пне с письмом в руке, солнце зашло, веяло прохладой, в мыслях прокручивался этот странный день.

Письмо от усопшего

Бережно открывая пожелтевший конверт, Валентина ждала послания от любимого Сережи. Слезы капали на бумагу. Бежала глазами по строкам, вглядывалась в каждое слово, родной и знакомый почерк, послание действительно писал любимый муж. Как же не хватало его и как сильно хотелось, чтобы письмо не заканчивалось.

Любимая Валя!

Пишу тебе тайком, пока ты на кухне и не видишь. Наверное, для тебя очень странно все это? Когда меня уже нет, а ты читаешь эти строки, но так нужно, пойми дорогая.

Произошла со мной недавно очень необычная история, сразу так и не расскажешь. Да и отец Григорий, наверное, уже что-то тебе передал, но если кратко, то явилась мне в нашем храме святая. Просила тебе передать одну историю, из церковной жизни священника, ученика моего отца.

Опишу от его имени, как мне ее и передали.

«Храм, лето, жара, много исповедующихся, один за другим люди идут к аналою. Кто с листиком и написанными на нем грехами, кто сам рассказывает. Замечаю, в конце очереди, стоит незнакомая женщина и пропускает всех тех, кто за ней становится. Ну думаю, сейчас что-то интересное будет.

Подходит ее очередь.

Здоровается и говорит:

– Батюшка никогда я не ходила в храм, но вот решилась исповедоваться.

Каюсь! Хотела я два года назад погубить малыша своего… В животе.

Сейчас-то я понимаю более или менее, что грех-это, а тогда и не думала даже.

Пришла я в больницу на чистку. Отстояла очередь в регистратуру, направили меня к врачу, такому видному пожилому мужчине. Посмотрел он меня, и сидит, пишет что-то в карте.

Я и спрашиваю у него, что мол:

– Когда будете чистку начинать.

А он так спокойно отвечает:

– Нет у вас беременности дорогуша, у вас там миома сидит, а вовсе не малыш!

Я опешила и не знаю, что делать, а он продолжает писать и так же спокойно назначает мне день операции.

Посидела я, понервничала и прямо там в обморок и шлепнулась. От страха, наверное, болезнь ведь нешуточная!

Открыла глаза – лежу уже в другом кабинете, что возле регистратуры. Медсестра мне укол делает.

– Ну как, – говорит, – очнулась? Ничего оклемаешься сейчас, душновато у нас здесь многие падают.

– А где врач? – спрашиваю.

– Так ты милая не дошла до него, здесь в коридоре и упала.

Удивилась я, но встала и снова к нему отправилась. Захожу в кабинет, а там уже женщина сидит. – А-а, – говорит, – та, что в обморок упала, – ну заходи, заходи, у меня все готово, сейчас будем чистку начинать!

– Да как же, чистку-то, мне ваш врач, в этом же кабинете вот только сейчас сказал, что у меня миома, и день операции назначил уже!

А женщина-врач мне:

– Девушка! Никого, кроме меня в этом кабинете нет! Я одна сегодня! Если вам нехорошо, может вам в другой день лучше прийти?

– Да, вы правы, наверное, лучше в другой, – согласилась я, разворачиваясь домой и не понимая, что происходит.

Спускалась с этажа и заметила на стене ряд фотографий, врачей отделения.

– Да вот же он! Врач этот, пожилой мужчина, что сегодня отменил операцию и обнаружил миому!

– Нет, – говорит проходящая медсестра, – не мог он назначить вам ничего, это наш Сергей Сергеевич, один из лучших гинекологов, за всю историю отделения. Правда… умер он еще два года назад.

Там я, чуть снова в обморок не упала.

Присела на скамейку в коридоре и задумалась:

– Что же это получается? Не дошла я до кабинета чистки. Обморок случился, прямо в регистратуре? Это что же, без сознания, пообщалась с умершим врачом?!

– Вот батюшка, после этого я и решила не делать никакой чистки.

– Родилась у меня любимая дочка. Вот там муж на руках ее держит. А про чудо с обмороком, муж заставил вам рассказать, если, не поверите, я не обижусь, пойму».

Такая история Валя. Пишу тебе, предваряя мой разговор с отцом Григорием. Я ему передал в деталях историю мою, он расскажет, что нужно, опыта у него больше в этих делах.

Я же, перед расставанием нашим прошу, брось ты греховное свое занятие, покайся и глядишь, встретимся там!

Если Господь сподобит, буду за тебя молиться!

За Сашкой следи!

Целую и люблю дорогая моя Валюша!

Весточка от покойного мужа соединила дневной сон на кладбище и беседу со священником. Эта ситуация стала кусочком старинной карты путешественника, порванная на части и соединенная вместе, она обретала настоящий смысл.

Задумалась о себе, о бедах сына:

«Ведь я так и не исповедовалась в грехах молодости, про клинику ни разу не говорила, да и консультировать часто зовут. Что же делать? Нужно вспомнить, о чем говорила старушка на кладбище!»

Немного поразмыслив, сердце вздрогнуло и Валю осенило: «Да это же святая Валентина! Все ведь сходится! Храм Валентины, старушка в храме, старушка на кладбище! Да это же моя покровительница! А я даже день ангела никогда не отмечала!»

Усиленно начала вспоминать сон: «…а муж ее уехал, домой к Отцу, там и остался, – да ведь это про моего Сережку! А домой – это туда, к Богу! – и история преподобного Серафима легла в общий порванный лист как влитая, оторванный край к другому, – да это же все про нас. Про меня, да сына! Господи благодарю за вразумление! Господи, постараюсь, спаси нас, помоги Сашке, все сделаю, что скажешь!»

Очисти сердце

Несколько волшебных месяцев Валентина Ивановна не отрывалась от чтения. Сын пил, как и раньше, правда, руку на мать не поднимал. За прошедшее время отец Григорий принес целую кипу книг из личной библиотеки, многие из них действительно ее заинтересовали. Спустя время Валентина стала тянуться в храм за таинствами. Научилась исповедоваться, регулярно причащаться.

Сердце горело и рвалось к знаниям, жаждало поделиться полученным с каждым.

Однажды возвращаясь из храма, на дорожке у сельского магазина, Валя заметила сына. Рядом веселилась беспутная компания закадычных дружков.

– Санек, твоя мать идет! Давай сгоняй, не хватает на бутылку! – крикнул высокий, рыжий собутыльник.

Саша подошел к Валентине Ивановне и склонив голову тихо произнес:

– Мать, прости меня! Не могу больше так жить! Сердце жжет, горло горит от муки! Помоги, – упав на колени, в дорожную пыль произнес сын.

– Сашенька, пойдем домой? – произнесла с надеждой.

На удивление матери и друзей, Саша встал, взял ее за руку и без слов направился в сторону дома.

Рука сына напомнила годы, Сашкиного детства, когда Валя, медицинский работник, портрет которой, висел на доске почета напротив клуба, забирала сынишку из сада, в конце рабочего дня.

За время, прошедшее после смерти мужа, Валентина научилась выводить сына из запоя, травами, рассолами и таблетками. Накопленные знания пригодились и в этот раз.

Смущало одно, за все время мучений, сын никогда не просил о помощи. Обычно это происходило почти насильно. Она подсыпала ему порошки в бутылку, потом его рвало и на время приходило отвращение. Бывало, он просто уставал от «зеленого змия» и тогда наступали дни покоя и маленького семейного счастья. Но в этот раз пошло что-то не так.

Утром состоялся длительный разговор, Валя больше молчала, а сын трясущимися губами просил о помощи:

– Мать, не хочу больше в этот ад возвращаться. Сорок лет, а я последние годы как в горячке, в белом бреду. Ты в храм ходишь, попроси за меня. Устал и телом, и душой, – склонив голову, молил Саша.

Внутри затеплилась надежда. Столько раз она рисовала в мыслях этот долгожданный момент, а в последний год даже требовала у неба вернуть сына из адских мук, исправить, вразумить!

Боясь нарушить решимость Сашки неправильным словом, ответила:

– Сашенька, если ты готов, давай вместе просить, сходим завтра в храм, сами мы не выберемся, но Господь поможет, главное желание.

В конце недели, под пение петухов, шли вдвоем мимо магазина, вдоль улицы самогонщицы Марьи, виднелось деревенское кладбище, приближался звон колоколов.

По очереди исповедовались у отца Григория. Причастились. Долго и горячо молились после службы у иконы святой, где висела красная лента с крестиками благодарности от молящихся, а она строго смотрела, держа в руке лист с дерева, как залог триумфа, словно говоря:

– Мы одолеем змия, вместе с Господом!

Неделя прошла как в сказке, сын подсоблял по хозяйству, мать не могла нарадоваться. Каждый день, вечером, стоя на коленях у лампадки благодарила святую за ее молитвы к Творцу!

Пятничным вечером сидели они вместе, за кухонным столом, садилось солнце, тикали часы. Одно лишь беспокоило сердце, сын еще с утра жаловался на боли, а сейчас тихо встал и ушел в сторону кровати.

– Сынок, найду что-нибудь от желудка, – направилась к старому серванту мать.

– На вот выпей, – прикоснулась к влажному лбу, – да у тебя жар!

Через час у Саши началась рвота, а к ночи она окрасилась в красный цвет.

До утра мать не смыкала глаз, прикладывая сыну компрессы. К рассвету Саша уснул, а Валентина Ивановна спешно отправилась к соседке. У той давно установили стационарный телефон, недаром ее покойный муж служил председателем.

Скорая помощь добралась в деревню лишь вечером, сын почти не открывал глаз. Губы потрескались, постанывал от болей, а температура так и не спала. Забрали его и просили к утру приехать в городскую больницу.

Всю ночь Валентина стояла на коленях у икон, забыв о сне и еде. На миг ей показалось, что святые и Творец услышали, завтра все будет хорошо, сын вернется и они вместе будут наблюдать за закатом, говорить, жить для радости.

Усталость победила. Тело настоятельно требовало отдыха, несколько часов перед рассветом провела в беспокойном сне, в образах ворошилась нервозная пустота.

Затемно проснулась от сильной жажды и стала собираться в город.

В электричку не успела купить билет, пришлось платить штраф, хорошо не высадили. От вокзала до больницы ехала в переполненном автобусе. Регистратура отправила искать сына в отделение номер тринадцать.

Подходя к пятиэтажному зданию с ужасом, прочитала:

«Министерство здравоохранения…, Городская больница №1…, Онкологическое диспансерное отделение».

Сердце почувствовало беду:

– Господи, как же так?! Ведь я молилась, все должно быть хорошо?!

Проскользнула мысль, от которой Вале стало страшно: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои».

Врач долго не приходил, но появился спустя пару часов и не останавливаясь, на ходу, пригласил Валентину в кабинет.

– Добрый день, я осмотрел вашего сына. Кратко могу сказать, судя по первичным анализам – полного излечения ждать не стоит! Как я вижу имело место длительное употребление алкоголя и печень дала о себе знать. Сейчас главное – не паниковать! Держитесь! Будем делать все от нас зависящее. Через три дня приходите или оставьте телефон, позвоним, как будут результаты.

Голову заполнил душный туман. Не осталось зла, требования справедливости.

Добиралась пешком до вокзала, вагон пригородной электрички опустел, дом тоже стал пуст, шуршала стрелка часов.

Уже ничего от нее не зависело, оставалось просто «через три дня» принять горький искус судьбы.

Часы шелестели мучительные три дня, пока вовсе не остановились, не оставалось сил продлить им жизнь, завести пружину на полную.

После звонка из больницы Валя в конец ослабла. Не хотелось есть, желание молиться пропало. Сыну оставался месяц, не больше.

Вечером того же дня в дверь постучали, пришел отец Григорий.

– Валя, слышал, у тебя беда. Принес вот, жена приготовила, картошка – моркошка, тебе нужно поесть, давай, давай!

Немного подкрепившись, Валя начала рассказывать о молитве за сына. Что ощутила ответ, который так и не исполнился – будто бы сын вылечится, и они заживут лучше, чем раньше.

Отец Григорий наливал чай и рассказывал:

– У Врача душ и телес свои пути. Жизнь нам дана для поиска первопричины всего, для обретения благодати и внутреннего мира. Поиск этот должен увенчаться успехом. А если сам человек не умеет искать, Христос сформирует обстоятельства, в которых душа сделается лучше!

Что лучше для него Сашка сам поймет, а ты должна осмыслить, наша земная жизнь – это только этап, этап подготовки к настоящей жизни – вечной, она будет намного полнее, чем, теперешняя. Не волнуйся дорогая, раз в молитве услышала, что будет хорошо, то оно так и исполнится. В этой ли жизни будет или там, – отец Григорий посмотрел сквозь окошко на небо, – мы не знаем!

Служение по силам

Валя неторопливо возвращалась с кладбища. В черном платке с кисточками на концах, в серой кофте и такой же черной, как крыло кладбищенского ворона, юбке. У нее отняли место под номером тринадцать, где раскинула зеленый водопад зеленых ветвей стройная береза, теперь там, рядом с любимым мужем лежал ее сын Сашка.

Валя ясно чувствовала всем сердцем – Спаситель с ней, не оставит ее. Но понять Его действия она не могла.

Дома, встав у икон, перебирая в молитвослове страницы, нашла Акафист святой блаженной Валентине. Негромко начала произносить вслух и понемногу на сердце стало легче:

– Радуйся, жены непраздныя от греха спасающая.

– Радуйся, младенцев во чреве матернем сохраняющая.

К окончанию молитв, Валя четко знала, что делать и куда идти, к кому обратиться и что сказать. Мысли сияли девственной чистотой как кристалл, блистающий на ярком солнце. Намерение послужить Создателю заполняло всю грудь.

К ранней литургии в полумраке входила в огромный белый храм. Встать нужно у подсвечника и ждать!

За спиной появилась девушка. У нее много скорбей и испытаний в жизни. Бог ее любит! Ведь она усыновила двух брошенных малышей. Скромная, не знает как она велика и значима в глазах Господа. Плавно текут ее мысли о Христе. Нужно поддержать ее, не дать уйти в другую, неверную сторону. Все мы в грехе, каждый в своем, у этой девушки тоже есть за что молить о прощении:

– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест! – произнесла Валентина Ивановна, обращаясь к девушке.

«Ох и страшно же это, говорить с людьми не своими словами, а Его!»

– Благодать всегда укрепляет перед скорбями! – произнесла Валентина и направилась торопливо к выходу. Кисточки на черном платке развивались позади нее. Мысленно просила:

– Укрепи ее Господи, дай ощутить благодать в сердце, трудно ей, помоги и спаси!

В километре от храма стоял гул большого города, начинался новый день, новая жизнь!

Глава третья

Иерей Бога

Младшая сестренка Варя забиралась на длинную скамью под окном и ожидала закат солнца, ерзая по подоконнику локтями и вглядываясь в даль через мутное стекло.

За окошком просматривался глубокий серый колодец, вокруг которого бродили курицы, покосившийся деревянный забор с фигуркой лебедя на старой доске и виднелась пышная береза в поле. А самое главное, смотрела она на пыльную дорожку, уходящую за пригорок, по которой летом, перед тем как солнце спрячется за зеленым холмом, должна была появится движущаяся точка, эта точка и был наш с сестрой папа.

Когда отец переступал порог, мы с Варькой старались обнять его первыми и готовились к этому заранее, подражая бегунам – спринтерам, которые в напряжении ожидают выстрела из спортивного пистолета.

Благоухание одежды отца, обдавало нас горечью ладана и сладковатым ароматом смолы. Папа для нас был почти как та лесная сосна, к которой мы вместе с сестрой бегали за деревню, отрывая от дерева кусочки смолы и потом долго жевали эту тягучую радость.

Еще у отца был красивый крест, подаренный архиереем за годы трудов в церкви. Папа очень ценил эту награду и одевал крест на двунадесятые праздники и особо важные встречи. Крест был небольшой, но с позолотой по краям и красными камешками в середине. Камни переливались и сияли при свете солнца от чего он казался волшебным. Иногда папа даже давал нам его хорошенько рассмотреть, и мы не могли оторвать от креста взгляд. Он был маленьким чудом, которое запомнилось мне на многие годы жизни.

В такие моменты мама обычно стояла в сторонке с полотенцем или тряпкой от чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.

Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за место, куда был поставлен.

Однажды отец не вернулся.

Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра заснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.

Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они были надеты на сутулом человеке в черной кожаной куртке. Неизвестный без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним захлопнулась.

Помню, как мама упала на пол и громко плакала, закрыв лицо руками.

Отца в тот день расстреляли.

Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Его храм не закрывался никогда. Крест с красными камешками нам так и не вернули.

Вы суть храм

Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.

Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей, да и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись тогда многие. От самой моей юности и практически до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был как праздник, который случается редко, а впечатления от него потом живут годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.

До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось несколько дней, зато там жило все то, к чему я тянулся – единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие ту самую церковь отца, в которую он водил меня за руку, но главное с нами был Христос! Для Него мы прятали от окружающего мира мысли, слова, поступки и сохраняли частички полученного в святых местах, слагая в сердце своем!

В одной из таких поездок в монастырь я познакомился со старчеством. Что это такое я раньше слышал лишь по рассказам прихожанок, а когда прикоснулся лично, это показалось мне чудом. Ведь люди святой жизни знают того, кого я всегда искал – Бога!

Пока мы ехали в электричке с моей новой знакомой, Татьяной Серафимовной, она рассказывала о жизни, о семье, как пришла к вере, как оказалась у старца Симеона. Меня он жутко интересовал, и я, конечно, просил рассказать больше подробностей.

Религиозная литература в то время совсем отсутствовала, максимум, о чем мог я мечтать – попросить самиздатную брошюрку у пожилой сестры во Христе. Иногда даже книжку, на пару дней, с житием святого или духовными рассказами, которую я обязательно переписывал вручную и тайно хранил под кроватью или за шкафом, надев на нее обложку от популярной художественной книги.

Но, Татьяна Серафимовна рассказывала не о книжном, живом, настоящем старце, к которому мы ехали. Возможно, я даже смогу услышать наставление, а может быть и обличение. Становилось страшно.

Из истории жизни моей спутницы я понял, что была она певчей в хоре, начиная еще с молодости, у нее не имелось законченного образования, муж умер на войне, скорби ее преследовали многие годы, по большей части связанные с ее работой из-за религии, но зато сейчас ее уже никто не трогал из власть имущих.

Старец Симеон

Мы подходили к монастырю, от утренней зелени листьев исходило щебетание птиц. Возле двери, что вела внутрь монастырской стены, толпились люди.

– Нам сюда, – направила меня Татьяна Серафимовна.

– Здравия желаю братья и сестры, старец принимает сегодня? – задала вопрос ко всей очереди сразу.

Несколько человек обернулись. Мужчина в кепке с длинной бородой и глубокими морщинами на лбу, почти не открывая рта произнес:

– Болеет говорят. Неизвестно. Ждем вот.

В тот день мы ожидали до полудня, солнце жарило, и мы отошли в сторону, купить кваса из желтой бочки. Когда же вернулись, от очереди осталось три-четыре человека, и мы жутко испугались, что все пропустили.

Старец выходил уже? – запыхавшись, на ходу, выпалила Серафимовна, обращаясь к оставшимся паломникам.

Не будет он принимать сегодня, все разошлись, а мы до завтра остаемся, – произнесла тихо, худая женщина в черном платке.

Эх, не вовремя мы, пойдем пока в монастырь, поклонимся святыням, а там видно будет, – схватив меня под руку, вздыхая произнесла моя спутница.

Подходя по очереди к ящикам с мощевиками, иконам, мы благоговейно становились на колени или выполняли поясной поклон, обойдя все святыни вышли на улицу. Территория вокруг храма меня тогда очень впечатлила, ощущался запах древности, трепетного отношения каждого, кто здесь был, к фрескам, старым стенам и немногочисленным обитателям в черных одеждах.

По направлению к храму шел инок, а может быть послушник. Одет он был в черный подрясник, больше похожий на халат с поясом. Небольшая бородка, длинные волосы, что развивались от ветра. Он явно торопился и направлялся ко входу в храм, из которого мы как раз выходили.

Поравнявшись с нами, он обратился к моей спутнице и что-то сказал почти шепотом, склонившись к ее уху.

Серафимовна резко изменилась в лице и схватив меня за рукав потащила назад в сторону выхода, к монастырским воротам откуда мы несколько минут назад попали на территорию обители.

Я не понимал что происходит, но ускорил шаг. За минуту мы почти бегом добрались до той двери в стене, где стояли паломники. Татьяна Серафимовна, не обращая внимания на людей потянулась к ручке двери, но женщина, стоявшая первой в очереди, остановила ее:

– Сказали же, старец не принимает сегодня, куда вы опять?

В этот момент дверь отворилась и из нее показалась пожилая, но по-спортивному бодрая монахиня и произнесла:

– Кто здесь Сергий? Заходите вас ждет отец Симеон! – честно сказать, это было настолько неожиданно, что я даже открыл рот. Я совсем не сомневался, что монахиня обратилась именно ко мне. Ведь в очереди остались только женщины. Но, откуда она знала мое имя?

Под взгляды ожидающих, мы вошли в старую кованную дверь, дальше шел низкий, тесный проход, затем еще поворот и, судя по всему, мы очутились на противоположной стороне монастырской стены. Внутри оказалось довольно просторно, светлая комнатка с побеленными известью потолками и лавкой под иконами. В углу висел лик Богородицы с Христом на руках, а рядом расположился маленький вход с дверью из досок и массивной металлической ручкой.

– Подождите немного пожалуйста, – произнесла спортивная монахиня и удалилась внутрь, за дощатую дверь.

Мы уселись на скамью, я пытался молиться, но чувствовал, как руки подрагивают от волнения. Я не знал, зачем приехал, вдруг получится, как у Иоанна Кронштадского, когда к нему пришли два паломника, один из которых шел с намерением «просто поболтать», на то и получил ответ, когда святой отправил к ним помощницу и та вынесла чашку чая с ложкой добавив:

– Вам велено поболтать!

Минут через десять звонко лязгнула лямка замка, открылась дверь и опираясь на палочку вышел старец. Выглядел он как образцовый дедушка из моего детства, длинная седая борода, морщинки и глубокий взгляд светло-синих глаз.

– Христос Воскресе мои дорогие! Уж извините не смог вас встретить как полагается, давление, еле хожу сегодня.

Мы встали и склонились с Серафимовной, прося благословения.

Батюшка перекрестил нас и сел на скамейку рядом:

– Сережа, есть у меня к тебе разговор, а ты матушка иди пока чайку попей у меня в келье, там вот мать Антонина уже и чайник поставила.

Серафимовна удалилась, а он продолжил:

– Не удивляйся друг, моим словам, но слушай Сереженька Божью волю! Жениться тебе пора! Погулял, нужно и в семейной жизни потрудиться. Пойдешь в школу! – протягивает мне бумажку, на которой карандашом написан адрес, – стой там как столпник на выходе и жди Ивана Ивановича, учителя. Господь все устроит, не волнуйся друг!

Пока я приходил в себя от нагрянувшей женитьбы, и размышлял, можно ли ослушаться старца и сбежать, монах посмотрел куда-то вверх, и добавил, улыбаясь:

– Ох какую жену тебе дадут! Будет она светом для многих, ты уж помоги ей! Ах какую жену… Ну, пойду я, Серафимовне время уделить тоже нужно.

Затем он похлопал меня по плечу, встал и отправился к себе в келью, а я сидел ошарашенный беседой. Когда он переступал порог и собрался закрыть за собой дверь, я вдогонку спросил:

– Батюшка, а как жену то звать?

Он повернулся и улыбаясь произнес:

– Валька!

Я собрался уже встать, чтобы выйти на улицу, как старец вернулся, достал из кармана бумажный сверток и произнес:

– Совсем забыл, старый я шкаф, памяти совсем уже нет! Ты Сережа только здесь не открывай его, как до дома доедешь, там и распакуй!

Вышел я на улицу подышать и немного успокоиться, руки подрагивали, в горле пересохло, а люди из очереди, которая теперь уже увеличилась в несколько раз, настойчиво спрашивали:

– Ну что там? Как батюшка? Будет принимать? Да, что ты молчишь?

Выбрался я из толпы и сел на скамейку под деревом, недалеко от стены, и лишь потом осознал: «Когда идти в эту школу то, он ведь не сказал? Сегодня, завтра или через год, назад что ли вернуться, спросить?»

Сложно сказать сколько я там сидел, но Серафимовна вышла только когда монахи начали звонить к вечерней службе. К этому моменту у меня уже отсутствовали вопросы, полученное усвоилась, и я приготовился «идти в школу», мысленно согласился ждать нужного момента или случая.

Серафимовна вернулась с грустными, заплаканными глазами, но пыталась не показывать этого, я и не расспрашивал. В тот день я познакомился со старчеством! Понял – что такое узнать Божью волю!

Когда я приехал домой и распаковал сверток, что дал мне старец, удивлению моему не было предела. Там лежал в целости и сохранности, тот самый, драгоценный предмет отца – священнический крест, с позолотой и красными камешками, сияющими на солнце! Как он оказался у старца мне приходилось только гадать. Неисповедимы пути Твои Господи!

Похоронная процессия

Прошел месяц, почти ежедневно я вспоминал о предначертанном, но пока ничего мне не говорило о необходимости ехать понужному адресу.

И вот однажды, настоятель нашего храма, отец Григорий и говорит мне:

– Сережа, нужна твоя помощь. Съездишь со мной в город? Задумал купить материалы, гвоздей немного, лак, краску, всего по мелочи, сам боюсь не дотащу обратно, да и к сестре двоюродной зайти надо, обещала парочку книг отдать, в школе работает, хороший человек, – при слове школа, у меня екнуло внутри, – неужели пора?

Утром мы отправились пешком на раннюю электричку. Прошлись в городе по магазинам, набрали полную сумку и тяжеленный рюкзак строительных товаров, пару свертков с гвоздями, краску в металлической банке, лак, клей и малярные кисти. И спустя час мы стояли у подъезда родственницы отца Григория. Дома ее, к сожалению, не оказалось, а религиозные книжки тогда были не на вес золота, а скорее как редкие бриллианты, купить или подержать в руках Евангелие было мечтой многих верующих, поэтому с тяжеленным туристическим рюкзаком и сумками отправились мы к ней на работу.

В город я всегда ездил с паспортом, поэтому, когда нас остановил милиционер и долго выяснял, что мы тащим и куда, пришлось предъявлять и документ, заодно из-под обложки я вытащил бумажку от отца Симеона, с адресом. Удивительно, но он совпал с улицей и номером дома, возле которого мы оказались двадцать минут спустя, после встречи с милицией. Это была обычная средняя школа, батюшка отправился внутрь здания, он был в гражданской одежде, иначе его и не пустили бы внутрь. Разыскивал там свою родственницу, а я стоял и ждал чуда!

Через минут двадцать вышел отец Григорий с книжками, а я все ждал, но чудо не происходило.

– Эх жаль, так и не встретился с сестрой, книжки вахтерше оставила, нет никого там сейчас в учительской. Ну все друг, теперь можно назад, – с удовольствием произнес батюшка.

– Не могу. Э-э, как бы вам сказать. Мне нужно здесь быть…, – в растерянности промычал я.

С вопросительным взглядом отец Григорий поставил сумку обратно на асфальт.

– Понимаете, м-м-м, у меня сейчас должна судьба решиться! Женюсь я!

– Не знал! Поздравляю друг! Давно познакомились?

– Отец Григорий… здесь все сложно, мы еще даже не знакомы…

Батюшка поднял брови и округлил глаза, ожидая подробного ответа.

– Ладно, каюсь. Был я у старца, сказал он здесь стоять, ждать какого-то Иван Иваныча, но почему-то его все нет, – от высказанной правды мне стало легче, но учитель все равно не появлялся.

Мы стояли еще минут десять, я не знал, что делать, но вот из-за угла появилась большая грузовая машина с цветами в кузове. За ней шли люди в черном и тоскливо играла живая похоронная музыка. Бом-бо-ом-бо-ом. Мы немного отошли к школьному забору уступая место процессии. Людей проходило довольно много и почти все смотрели в нашу сторону и шептались. Невольно прислушавшись, я понял, что смотрят они на здание школы и говорят о покойнике, о том, какой он был хороший человек, как его любили ученики, как много лет он здесь работал.

Крупный мужчина в пиджаке переступая наш выцветший рюкзак, проносил мимо моего носа надмогильный венок. На ленточках которого золотыми буквами читалась надпись:

– От коллектива учителей. Покойся с миром Иван Иванович… – тут я обомлел, ноги подкосились, и я провалился назад, прямо на рюкзак с гвоздями.

– Это был без сомнений он! Но как же так, не успел что ли Иваныч меня с будущей женой познакомить?

Процессия прошла мимо, музыка плыла уже в конце улицы. Я сидел на рюкзаке склонив голову и не понимал, чего же хочет от меня Небо и что теперь делать дальше?

Вдруг, моего плеча кто-то коснулся:

– Здравствуй Сережа.

Я поднял глаза и прямо в солнечном круге увидел светящееся лицо, глаза не могли различить черты от яркого света, но это точно была молодая девушка с очень приятным голосом.

– Добрый день, вы знаете мое имя? – поднимаясь и удивленно разглядывая грустную девушку в черной косынке, испуганно спросил я.

– Да, мне отец Симеон сказал, я Валя, – скромно ответила она, опустив глаза.

Так мы и познакомились с Валентиной. Ивана Ивановича хоронили на кладбище за моей деревней, он был родом из тех мест.

После необычного знакомства мы часто встречались и становилось понятно, что мы внутренне похожи. Все нас роднило, хотя не могу сказать, что Валя была очень верующей. Судя по ее рассказу, она попала случайно в тот монастырь, пришли они с подругой, но старец принял ее, а подруге почему-то отказал в беседе.

Через месяц мы поженились, а еще спустя годик у нас появился сын Сашка.

Валя много работала в местной клинике. Наверное, это единственное что мне в ней не нравилось. Много раз мы спорили о том, чтобы она оставила работу и устроилась в другое место, спор утихал и ничего не менялось, она настаивала на своем, а я мог только молиться.

Предначертанное

Через много лет, когда страна начала разваливаться, а сын мой был уже взрослым, решила наша деревенская община просить о строительстве храма. На удивление, быстро пришел положительный ответ. Собрали мы десятку прихожан, оформили документы. Настоятелем временно назначили отца Григория, священников тогда рукополагали редко, поэтому он стал служить в двух храмах сразу, а я рад был помогать ему в алтаре. Храм к нашей с женой радости освятили во имя святой блаженной Валентины Минской.

Однажды остался я после службы один в храме, натираю подсвечники, воск удаляю, слышу дверь входная открылась. Оборачиваюсь, стоит там старушка невысокая, лица не видать, одета в длинный белый платок и платье до пола.

Стою я на коленях с тряпкой возле подсвечника, а она подходит и говорит:

– Хорошо ты делаешь, что помогаешь в храме, нравишься ты мне, наблюдаю за твоей семьей, а вот то, что твоя жена в молодости акушеркой была, да много младенцев погубила – это беда, нужно ей понять это и исправится, потому как в Царствии Божием нет не раскаявшихся, но Господь хочет, чтобы все спаслись и не повторяли греха.

Я как стоял на коленях, так и стою, только тряпка из рук выпала, а она продолжает:

– Когда умрешь, будет жена твоя помогать людям, кому вредила с детоубийством в утробе, да тем, кто сирот приютил, напиши ты ей письмо и отдай отцу Григорию, пусть после твоего ухода передаст Валентине. Скоро Сергий тебе уже отправляться в путь – домой! Пора, готовься!

После она исчезла, а я как оцепенел возле подсвечника, не мог осознать, что скоро я умру, принять то, что будет происходить с моей женой.

Позже, уже дома тайком писал я это письмо. Как мог в деталях описал то, что передала она мне и попрощался с женой. Грустил, но знал, что меня ждет Господь, в сердце жила тихая радость от предвкушения встречи с Ним!

Письмо я передал отцу Григорию, с просьбой вручить его Вале, не сразу, а в нужный момент, он сам поймет когда.

Мытарства троечника

Вскоре после удивительного явления в храме, я умер. Заболел самым обычным гриппом, и спустя всего неделю перешел в другой мир от остановки сердца. Тело мое еще лежало дома на кровати с высокой температурой и остатками спазмов кашля, а я сам отправлялся туда, вверх.

Когда выбирался из изведенного болезнью тела, оказалось, что в комнате, кроме моей жены и сына есть еще и другие обитатели. Рядом, прямо возле постели, стояли светлые гости моего дома – два ангела, а немного дальше, ближе к кухне, ожидал целый отряд черных, как дым из печи, бесов.

За годы жизни в церкви я прочитал несколько книг о посмертном опыте, многократно мы обсуждали со священником эту тему, поэтому «гости» не вызвали у меня удивления или шока. Но, все же, наблюдать таких незримых посетителей своими духовными глазами, было странно и необычно. Впрочем, все вокруг тогда стало необычным, наша комната преобразилась, жена и сын у моего тела казались другими, немного прозрачными с ощутимым движением мыслей. Отличалось и восприятие тела, к которому я привык за годы жизни. Оно не вызывало никаких эмоций, кроме жалости и желания причесать его, умыть, переодеть, ведь за неделю болезни я ни разу не видел себя в зеркале, но, наверное, это было к лучшему.

Без единого слова ангелы растолкали бесовский отряд, и мы отправились в путь. У меня тогда ушли все сожаления о расставании с семьей, я знал – Господь будет с ними!

Ангелы несли меня от дома, над деревней, вверх, к облакам.

Правда без сложностей не обошлось. Именно на этом моменте у меня вдруг появилось ощущение, что все не очень хорошо закончится.

Сказать, что меня не коснулся стыд, значит, соврать. Я просто разрывался между предложенными мне искушениями. Когда при жизни читал о мытарствах душ, казалось, это будут некие списки грехов, где росчерком пера мои злодеяния перечеркнутся ангелами, отнимутся свитки у бесов или что-то в этом роде.

Реальность оказалась гораздо сложнее. Мне предлагались ситуации, к которым я тянулся как мышь к сыру, а ангелы лишь наблюдали со стороны. Я сам без принуждения втягивался в постыдные дела! Хотя эти «дела» были движением страстей во мне и не более.

Совестно даже вспоминать об этих мытарствах. Вышло так, что, прожив сравнительно долгую жизнь, я не смог преодолеть себя. Большинство страстей тайно существовали внутри, а я не замечал их. Не смог побороть постоянную охоту вкусно поесть, досыта, до ощущения наполненности, выбирая со стола самое лакомое. Не замечал я в жизни те моменты, когда хотел поспать вволю, например в выходной день, бесконечно откладывая общение с сыном и обещанный ему поход в лес. Зато я легко обнаруживал грехи других! Еще хуже мне стало, когда рядом выросла высокая, красивая церковь, где женщины стояли на молитве без платков, мужики шептались между собой, а священники в алтаре посмеивались, обсуждая вчерашние новости. Тягучей, крутящейся воронкой меня затащило в самую муть осуждения. В той мгле из гордыни и превозношения я стал судьей, высоко взлетел над грехами, поступками и мыслями совершенно незнакомых мне людей. Наверное, я так бы и остался там в воронке серых мыслей, если бы ангел издали не напомнил мне о молитве. Горячая просьба о помиловании вернула меня назад, тогда я осознал, как слаба моя душа.

Жили там и образы блуда, гнева, зависти, да и многих иных моих пристрастий. Конечно, сам я ни за что не миновал бы все искушения, если бы не напоминания ангела и еще чего-то незримого, более сильного. Когда мысль помрачалась, а я соединялся с образами, кто-то невидимой рукой вытягивал меня обратно, и я снова вспоминал Бога, молитву, стремление к добру!

Первой кого я увидел, поднявшись вверх, после измотавших меня долгих мытарств, была та самая старушка, что являлась в храме. Без слов я понял – это святая! Была она во всем белом, выглядела скорее, как тридцатилетняя женщина, но я знал – это точно она. Вокруг нее кружил очень яркий свет. По историям из жизни святых я теоретически знал, что такое нетварный свет и как Господь щедро делится им со своими избранниками, но видеть его рядом было потрясающе!

Свет излучал незримую глазом теплоту, любовь, он совсем не напоминал светящуюся лампу или даже лучи солнца, скорее, походил на тысячу звезд, объединившихся вместе. Живой и самостоятельный, исходил из святой.

Я без слов понял – это матушка Валентина, покровительница нашего храма!

Она стояла и улыбалась. Ангел сзади коснулся меня, и я понял, что нужно поздороваться. Кланяясь ей произнес:

– Христос Воскресе матушка Валентина!

– Воистину Воскресе! Дорогой Сережа, мы тебя очень ждали!

Я замялся в стеснении.

А она продолжила:

– Осмотрись и когда будешь готов, приходи, есть много интересных дел для тебя!

Затем матушка прищурилась и улыбаясь произнесла:

– А мытарства Сереженька, ты прошел на троечку. Но, по молитвам душ, которым ты помогал при жизни и твоих родных, выбрался. Они-то тебя и вытащили, не забывай этого!

С благодарностью попрощался я со святой, и ангел указал на густой, зеленый лес. Перед ним стоял кирпичный дом, а рядом, под холмом, ждал у лавочки человек. Мысленно я понял, ангел прощается со мной на время, и нужно идти туда, к холмику.

Я направился к человеку под деревом. Еще издали я распознал фигуру. Там возле леса у лавочки стоит мой любимый отец!

Я понесся к нему из всех сил. А он стоял и широко улыбался, махая мне рукой. Отец был точно такой же, как в моих воспоминаниях. Одет в новенькую светящуюся епитрахиль и светлый подрясник, на груди у него висел тот самый крест, с позолотой и красными камешками, что пропал после его смерти.

Я подбежал к нему и крепко обнял. Мы долго еще так стояли переполненные радостью встречи.

– Сережка, я тебя ждал, сынок! Ты не представляешь как же я рад, что ты здесь!

– Пап! Сколько раз я молился о тебе в детстве, юности, поминал в записках в храме, а сейчас я просто не верю, что это ты! – удерживая его за плечи и всматриваясь в глаза.

– Спасибо сын! Все твои молитвы поднимались сюда, – отец приложил руку к груди, – знаешь, я ведь тоже о вас всегда просил и благодарил премудрого Бога!

– Ну теперь, пойдем внутрь, расскажу о нашем мире.

По ступенькам мы вошли в дом, внутри он показался мне скромнее, чем, снаружи. В нем поместились три комнаты, в каждой висели иконы. В уголке, возле окошка, стояла скамейка, почти как у нас дома. На столе лежали кисти и холст.

– Пап, ты никак художником стал?

– Да, помаленьку рисую. Я ведь в детстве любил, но возможностей не было.

– Даже и не подумал бы, что здесь можно рисовать, жить возле леса! Удивительно!

– Конечно! Здесь многие занимаются тем, о чем мечтали в земной жизни. Ведь мечты живут, даже если душа ограничивает себя или не может начать делать то, что по-настоящему хочет! Вот посмотри в окно.

Я выглянул в открытое окошко. Там на поляне у холма, возились два человека, один что-то приносил, а второй аккуратно водил рукой по траве.

– Далеко. Плохо видно. Что-то странное они делают!

– Да вот, сейчас, давай приблизимся.

Мгновенно в моих мыслях появилось что-то такое, что заставило меня перенестись к этим людям у холма, хотя я сам остался в домике. Как будто в одно мгновение мой взгляд, пролетел к ним и выдал мне четкое изображение холма вблизи.

– Да они же! Что такое? Зачем это?! Отец, они траву красят?!

– Да, Сережка. Хотят люди потрудится, желают сделать мир красивым! Понимаешь, трава, итак, здесь зеленая. Но если кто захочет осень, на ней появятся опавшие листья. Там вот дальше взгляни.

На дальней горе лежал настоящий белый снег, а по нему в зимних костюмах, шарфах и шапках катились лыжники.

– Ого как здесь у вас!

 Понимаешь сын, желание души может осуществиться в любых благих формах, хочешь, траву крась или озера создавай. Если желаешь, можно и облака производить или, например, создать невиданный гоночный автомобиль, да что там, космический корабль! А после слетать на нем на планету, которую ты сам и создал.

Полет мысли, фантазия и радость пребывания с Вседержителем. Ты, наверное, знаешь, что псалмопевец писал: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы». Если помнишь текст Псалтири, то боги там с маленькой буквы, потому что боги по благодати от Премудрого Господа! Ведь Он нас создал от избытка любви, а любовь хочет всегда поделиться собой с каждым, потому мы по Его образу и сделаны. А по энергии Всевышнего – благодати, которую дает нам Господь, мы уподобляемся Ему. У каждого ведь заложена возможность творить, да и много чего еще, о чем мы на земле и не знали. Здесь мы можем бесконечно полнее реализовать все это. Да сам еще все увидишь и попробуешь! А пока хорошенько отдохни сын. Мне сейчас пора спешить, я тоже занят любимым делом! Многие люди требуют помощи в молитвах там, внизу! Отец ушел, а я пытался осмыслить, все то, что он мне сообщил.

Как-то раз, через новость от ангела, хотя и нежданно для себя, встретил я моего Сашку! Радость была непередаваемой! Правда, он устроился на много уровней ниже, но я утешался мыслью о возможности его посещения, когда захочу. Вместе с его дедушкой, моим отцом, мы виделись, бродили по горам, вдоль берега моря, ходили в походы по безводной пустыне, молились, даже порой спускались в собачий мир, где повстречали нашего лохматого Рэкса, он нас узнал и отплясывал вокруг, виляя черным пушистым хвостом.

Меня никогда не оставляла цепкая мысль о любимой жене, часто приходил ее образ в воспоминаниях и кружилась мысль о встрече с Валей! Хотелось взглянуть на ее сложную жизнь. Наверное, ей было нелегко без нас с сыном. Тянуло выяснить, искала ли она Бога? Не забыла ли своего предназначения и прочла ли письмо? И вот однажды представился случай. Матушка Валентина пригласила с собой, для обучения меня новому делу.

Мы вместе отправились в храм, в который как раз спешила моя Валя. С умилением я наблюдал, как она входит в большие белые двери, одиноко стоит у подсвечника и молится. Как покачивается ее черный платок, видимо он был одет в связи с Сашкой. Вот она обращается к незнакомой мне девушке с именем Екатерина. И та, судя по мыслям, начинает понемногу меняться в лучшую сторону!

Удивительно, но мы с матушкой Валентиной стояли совсем рядом с ними. Я мог почти касаться жены, ощущать, как она духовно выросла за этот промежуток земного времени. Всей моей душой я молился о ней, знал, что матушка тоже просит Господа о помощи. Помню, как святая притронулась к сердцу той девушки и по ней начал разливаться ослепительный свет, начиная с груди, по всему телу и душе.

Видел, как моя жена выбежала из храма, молясь о ней. Как Катя приобщилась Святых Тайн и стала совсем светлой, почти как ангел.

Все мы были вместе, единым целым и делали одно большое дело, порученное нам самим Господом Богом!

Глава четвертая

Дворик

– Гриша, Гри-иша-а, пора домой, – громко звала мама, высунувшись в фартуке из окна кухни.

Я сразу же бросал все свои детские дела, и бежал как мог, нагибаясь на ходу под соседским спальным бельем, что сушилось на веревках вдоль окон, перепрыгивая деревянные ящики с углем, запертые на замочек, на цыпочках проскальзывал сквозь цветы в горшках, что выставили на брусчатку у выхода из двери, мимо велосипеда без колеса, потягивающуюся кошку и много чего другого, необходимого для жизни человека. Затем поднимался по ступенькам уличной лестницы на второй этаж, в нашу квартиру.

Это был маленький, перенаселенный жильцами всевозможных национальностей, но очень любимый дворик моего детства.

Моя мама была любимой женой, хорошей хозяйкой, ценной соседкой. Она старалась приносить пользу всему миру, но больше всего, конечно, папе. Он ценил это, но, к сожалению, большую часть моего детства я его не видел. Всегда он приходил домой очень поздно, думаю хотел провести время со мной, уделить внимание маме, но у него это хуже получалось, чем то, для чего он был рожден.

Я вспоминаю его большим и бородатым митрофорным протоиереем, что это значит «митрофорный» я тогда не знал, но замечал, что его ценили в храме и даже наши соседи за стенкой прекращали ссоры, когда он возвращался со службы. Папа совершенно ничего не смыслил в домашних делах, хотя по возрасту, был старше мамы. Мы очень любили друг друга, а вечером, садясь за стол обязательно молились Сердцеведцу, который тоже любил нас.

Конечно, мы чувствовали тяжесть сана отца, скорее начали ощущать ее ближе к тридцатым годам, когда меня начали сторониться друзья со двора, а в школе стали обзывать «поповичем». Пару раз пытались даже побить у школы. Да и соседи создавали трудности. Одно время маме не давали место для стирки во дворе, однажды пытались прогнать с общей кухни. Сейчас, будучи намного старше, я понимаю, что любое служение – это тяжелый крест. Если ты врач, учитель, священник или военный – по мере служебного роста, крест этот тяжелеет, придавливая плечи членов семьи служителя. Так было и у нас.

Чудотворный ларец

Я хотел подражать отцу во всем, также стремился много читать, интересоваться жизнью, даже пытался горячо молиться как он. Каждый вечер просил Бога о том, чтобы Христос пришел ко мне, очень хотелось узнать, какой Он, слышит ли меня и почему не отвечает.

Как-то, еще в мирные годы, отец пришел домой очень рано, я бездельничал и, конечно, обрадовался его приходу. С собой он принес большую металлическую коробку, украшенную золотистыми ветвями, резными крестиками и причудливыми завитушками.

Нужно сказать, что я всегда питал слабость к красивым народным поделкам, с изображениями животных, фигурками людей, евангельскими сюжетами, запечатленными в камне или на дереве. Несколько лет я даже провел в вырезании таких фигурок из дерева и, даже, имел несколько коробочек, похожих на эту.

Но, тот ларец впечатлил меня навсегда, он был выполнен опытным мастером. Смотрелся он, как полученный от чародея, явившегося из старинной сказки.

После продолжительной молитвы отец раскрыл ларец передо мной и поставил на кухонный стол.

Я заглянул внутрь и с изумлением обнаружил там часть черепа. Он был темно-медового цвета, с белыми зубами и большим лбом. С правой стороны у него отсутствовала небольшая часть, но было очевидно, что это череп человека. Крепился он к основанию ларца и лежал там под стеклом.

 Я не испугался, а долго разглядывал и даже представлял, кем мог быть этот человек? Как он жил, чем интересовался? От чего умер?

Прикоснувшись губами к краю волшебной коробочки, папа произнес:

– Это сын, мощи, человека святой жизни!

Повторяя за ним, я тоже поцеловал стекло.

Отец снова помолился и прикрыл коробочку. Мы стали ждать маму. Я уже знал, что сегодня будет очень интересный рассказ.

Мама, как назло, не приходила до самого вечера, но когда послышались ее легкие шаги на ступеньках, я выбежал и скороговоркой выпалил:

– Представляешь, папа принес череп в коробочке!

Меня, наверное, услышали все соседи во дворе, что были тогда дома, поэтому мама посмотрела по сторонам, строго взглянула на меня и затолкала в квартиру.

После ужина папа пил чай и рассказывал:

– Занимательная история у нас произошла в храме, даже можно сказать чудесная! Хочу поделиться с вами. Несколько месяцев назад рабочие возле храма копали яму под водопровод и наткнулись на могилу. Собрали мы всех священников храма и решили полностью раскопать ее и вытащить гроб на поверхность. Чтобы вы понимали, раньше это место считалось далекой окраиной и вокруг него проживали монахи – отшельники, поэтому была большая вероятность наткнуться на гроб одного из них. Например, на Афоне, даже в наши дни после смерти монаха, хоронят его без гроба, а затем, спустя три года вынимают кости, омывают их в вине с водой и переносят в костницу монастыря.

Папа так жестикулировал во время рассказа, описывая размеры гроба, гору Афон и отшельников, что мама засмеялась глядя на меня, и прикрыла мою нижнюю челюсть, которая отвисла от неподдельного восторга.

Представляете, – продолжил папа, – многие Афониты принесли монашеское устроение жизни и на Святую Русь, поэтому мы были переполнены радостью, когда в истлевшем гробу обнаружили останки монашеского облачения.

Дальше началось самое интересное, – папа потер руки и выпил, немного чая из граненого стакана, – выкапывал водопроводную яму наш прихожанин Матвейка. Он вообще немного болящий на голову, это у него с самого детства. И вот когда обнаружил он находку, радовался совсем как ребенок. Затем он же и вытаскивал гроб с другим рабочими. Выкопали мы и разошлись по домам.

На следующее утро приходит Матвей ко мне и рассказывает, что той же ночью явился ему во сне монах, и попросил не разыскивать его имя и детали жизни, сказал:

– Так угодно Господу!

Я тогда с некоторым сомнением выслушал его рассказ, до момента, когда вдруг опомнился. Ведь удивительное было не в самом рассказе и даже не в его сне, а в том, что Матвейка мог говорить! Он самостоятельно говорил! Шевеля губами и напрягая голосовые связки! Забыл сказать, Матвей с самого детства был немой!

Схватил я тогда Матвейку за плечи и стал от радости трясти его:

– Матвей ты как это…, почему…, что случилось, почему ты заговорил?!

И сейчас с умилением вспоминаю, как по щеке Матвея потекла слеза и он расплылся в улыбке:

– Это все он, монах, я не виноват.

– Дурачок, да это же чудо! Твой сон чудо, давай бегом к настоятелю!

Мы застали настоятеля храма, отца Михаила, в его домике, что стоял возле храма, он как раз что-то писал в блокноте. Я затащил Матвея за рукав рубашки прямо в комнату и сразу начал описывать ситуацию:

– Отец Михаил, разрешите? У нас тут чудеса с найденным гробом!

Он повернулся, медленно снял очки и глядя из-под лба, произнес:

– Натворили чего? Присаживайтесь, рассказывай.

Я, указывая на Матвейку, рассказал про его сон, и скрывая пока самое главное, пытаясь произвести впечатление, ткнул Матвея пальцем в живот:

– Давай, покажи, что умеешь!

Матвей начал читать молитву, громко, слегка неправильно произнося звуки, но все же это были слова, слова, которые таились в нем всю его жизнь:

– Отче наш, иже еси на небесех, да святится Имя Твое…

Настоятель знал его с самого детства, он лично приютил его в домике у храма, дал работу и время от времени причащал на литургии, но тогда он открыл рот от удивления.

Затем пришел в себя и уже с улыбкой обратился к Матвею:

– Матвейка, как сие понимать?

– Это все он, я же говорил, монах из сна, говорит, я тебе помогу, а ты проси, чтобы не раскрывали до поры, кто я, а когда надо будет Господь сам откроет. Скоро у вас будет много испытаний, отдай мои останки священнику, пусть хранит у себя.

Отец вздохнул и снова выпил чаю, как будто не Матвейка излечился от немоты, а сам отец, а затем продолжил:

– Мы эту историю решили пока не разглашать. Сообщили архиерею, и собралась целая комиссия. Пока принимали решение, что делать и кому отдать мощи на хранение, к нам в храм пришел человек. Просил он о помощи, дочка его заболела, а за пределами храма оказывается уже многие знали, что у нас есть новообретенные мощи. Вот и пожелал он дочку приложить к святыне.

Вынесли мы череп, помолились и приложили малышку, он и ушел тогда с дочкой на руках.

Прошла неделя или две, заметил я с амвона этого человека. Стоит на литургии, держит за руку девочку в платочке. Я всю оставшуюся службу ждал, а сразу после окончания бегом к нему:

– Как здоровье девчушки? – спрашиваю.

Он радостно отвечает:

– Болезнь чудесным образом в тот же день начала уходить! Очень были удивлены врачи, а через неделю, я забрал дочку из больницы. Вот привел ее поблагодарить вас, Бога и святого, через которого явилось чудо исцеления.

Еще через неделю принес он изготовленный ковчежец для мощей, в знак благодарности за чудо.

– Такая вот история. Кто этот святой мы узнать пока не можем. На хранение решили отдать мощи в нашу семью, а там видно будет, что Господь хочет.

– А можно еще раз посмотреть? – спросил я, – мама тоже, наверное, хочет. Да, мам?

Отец перекрестился, открыл ковчежец. Мы поклонились и осторожно коснулись стекла губами. В этот раз пришло совсем другое ощущение, после рассказанной истории. Я представил святого монаха, который провел многие годы в трудах и молитвах, а теперь стал чудотворцем. Мысленно я попросил у него того, о чем молился каждый вечер. Затем ларец был отнесен в комнату к родителям, больше я его, к сожалению, не видел. Совсем скоро грянули беды.

СЛОН

Отец, как всегда, пришел поздно, очень усталый и грустный, я слушал их беседу с мамой, засыпая у себя в кровати. Как я понял тогда, в храм приходили какие-то «сотрудники» и предупредили папу, что будут отнимать необходимые для богослужения предметы, а потом и вовсе закроют церковь.

Спустя годы, разбираясь в прошлом, наткнулся на письмо Ленина «членам Политбюро от 19 марта 1922 г.», как раз начиналась «экспроприация». Те слова пугают меня и сейчас. К сожалению, тогда они были полностью исполнены: «… мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий…был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров. Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев».

Разбирая письмо, прихожу видимо, в то состояние, в котором находился тогда отец, сидя дома, за столом.

Всего через месяц его забрали, ночью, в темноте, наверное, побаивались наткнуться на отпор соседей, прихожан или других несогласных с безбожной властью.

Больше мы отца никогда не видели, но всегда чувствовали, что он жив. Весточка от него пришла через пару лет, принес ее нам один христианин, который чудесным образом освободился из заключения по болезни. Он встретил отца в лагере СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), туда отправляли в том числе и священнослужителей. Отец просил передать, что молится о нас, и ждет встречи уже в будущей жизни, где нет ни печали, ни воздыхания. Любит и помнит нас!

В тот вечер мама плакала и долго расспрашивала гостя о лагере, о жизни отца. Сам освободившийся, казалось, утешался тем, что его отправили именно туда, на места жизни святых людей, где, к сожалению, вместо монахов тогда проживали зэки. Рассказывал, как избивали и требовали отречься от Бога. Под пытками некоторые сдавались, а затем каялись со слезами.

Меня поражала одна мысль в его лагерных страданиях: «Христианских мучеников любых времен заставляли отказаться от веры, но если гонители – современные атеисты или язычники первых веков, отрицали существование христианского Бога, то зачем жаждали отречения от того, кого не существует? Почему просто не убивали без расспросов, мучений в тюрьмах, пыток с кровожадными зверями на древних аренах? Может чувствовали правду, неосознанно покоряясь злу?»

Через время тот человек умер от туберкулеза, с которым вернулся домой.

Аксиос

Подходило время, выбора моей будущей профессии. Возможность поступить в светское учебное заведение у меня имелась, несмотря на невидимый ярлык «Сын попа», ведь у отца оставались знакомые, готовые оказать мне помощь. Но я осознанно решил стать священнослужителем. Мой юношеский максимализм рассуждал:

«Пусть нужно будет пройти через насмешки приятелей, соседей, окружающих, пусть я попаду в лагерь или тюрьму, зато я останусь с Богом!»

А может быть «ценности» того времени не смогли улечься на молодую душу, воспитанную в мире церкви. Кто знает?

Оказалось, что все семинарии к тому моменту, новая власть уже закрыла. Поэтому ничего не оставалось, как пойти учиться на медбрата, чтобы, хотя бы таким образом послужить людям.

Развиваться и впитывать знания, конечно, хотелось. В свободное время мы с группой таких же, как и я горящих сердцем неудавшихся семинаристов штудировали церковные книги, какие могли найти. Не всех бывших семинарских преподавателей выслали, убили или отправили в лагеря, поэтому мы нашли тайных наставников.

Шли годы, я хранил в себе стремление к Богу.

Началась Отечественная война. Тогда я и познакомился со своей Таней. К сожалению, как я ни пытался пройти комиссию, в надежде отправиться на фронт, мне отказывали как «сыну врага народа». Потому я трудился в госпитале вместе с будущей женой. Она тоже имела духовного отца и искренне верила, хотя вначале пыталась это скрывать.

О посещении храмов можно было только вспоминать, в ближайших окрестностях абсолютно все закрыли или приспособили под нужды города. Но уже через год после победы, открылась ближайшая ко мне семинария, и я отправился поступать.

Подать документы было практически невозможно, группы состояли по большей части из юношей, прибывших из дальних сел и городков. Приемная комиссия полностью игнорировала абитуриентов остальной части страны. Не смотрели на знания, желание, веру! Правда на них тоже давили гражданские власти, для обличения духовенства, мол:

– Посмотрите каких «грамотеев» они выпускают в своих семинариях! Кто к ним в храм пойдет, только темные старухи!

Хотя сама власть, как раз и не давала хода выпускникам с пятерками в аттестате и даже тем, кто имел уже высшее образование. Многие, конечно, шли по линии семьи: «Раз отец был священник и тебе туда дорожка, все равно ничего толкового не выйдет!»

Это была примерно и моя история, но власть имущие не знали, что скрыто у меня там, внутри сердца.

Через ряд попыток, возврата документов, знакомства с «пиджаками» и вытаскивания палок из колеса моей еще не начавшейся учебы, я поступил-таки в семинарию! Меня приняли! Несмотря на совсем не студенческий возраст!

Учился я с удовольствием. Хотя некоторым из нас трудно давались послушания. Вспоминаю с юмором, как одному студенту назначили обязанность – будить однокурсников на утреннюю молитву. Вставать этому студенту нужно было раньше других, а все по той причине, что сам он очень любил поспать и никак не мог проснуться вовремя.

Наконец меня рукоположили. Наверное, в зрелом возрасте ощущается это совсем по-другому, чем у молодых, но, когда пели «Аксиос, Аксиос, Аксиос», я нашел внутри себя что-то новое, невозможно передать это словом, ведь краски чувств почти не передаются. Как описать первое погружение в море? Вкус сочного яблока? Любовь к девушке? Описать мурашки по спине или стыд за украденный цветок с городской клумбы? Действие божественных энергий внутри сердца еще сложнее выразить! Могу сказать – это было близко к ощущению поддержки, примерно, как:

– Я помогу, ты только не сходи с пути!

Затем начались годы служения. Я стал вторым священником, затем настоятелем, а позже уже настоятелем сразу двух храмов. За все это время много душ прошло через сердце. Были трудности, скорби и беды, но и радости посещали! Мои прихожане духовно росли, помогали мне в храме. Жена, несмотря на свое сердечное заболевание, подарила мне двух чудесных детей. Бог нас помнил, это главное!

Святая несостыковочка

Во времена моего настоятельства в Троицком храме, пришел однажды туда человек. Видимо, от уполномоченного по делам религий. Подошел к амвону и прямо во время утренней службы потребовал меня из алтаря.

Через пономаря, я предложил ему подождать до конца службы, но к тому моменту посетитель уже ушел.

Спустя несколько дней, звонят мне и требуют срочно явиться лично к уполномоченному. Помолившись, отправился в путь. Ехал в город, ожидая неприятностей и готовился к скорбям.

Заходя в кабинет, ощутимо нервничал, даже руки помню, подрагивали.

– А-а-а Григорий Васильевич, добрый день, присаживайтесь, есть к вам разговор! – с натянутой улыбкой произнес уполномоченный, – могу предложить кофе!

Я немного оторопел от почтительного обращения. Насторожился и стал ждать подвоха.

– Дело в том, что у нас обнаружились некоторые несостыковочки в хранилище музея. В этом деле, – уполномоченный поднял папку со стола, – фигурирует ваша фамилия, нужно бы разобраться.

– С музеями никогда наш храм не контактировал, а что именно не так? – у меня похолодели руки от «несостыковочки».

– Понимаете, пришел ко мне запрос, – произнес он, вытаскивая из папки бумагу, – в котором фигурирует протоиерей Василий, а судя по фамилии это ваш родной отец!

На последней фразе у меня забилось сердце, как у зайца, которого гонит стая зубастых волков.

– Так вот! Есть у нас вещица, которую надо бы захоронить. Если быть точным, то – человеческие останки. Вас я мог бы и не уведомлять, конечно, но желательно разобраться до конца. Главный вопрос такой – как человеческий череп попал в домашнюю кладовку вашего отца?

Тогда я начал понимать, речь шла о мощах неизвестного нам монаха, о котором рассказывал папа. Но откуда череп у них? Неужели тогда, у нас дома проводился обыск, почему я не знал о нем? Может быть мама меня увела из дому?

Нужно было все объяснить. Но что я мог растолковать атеисту? Как описать чудо с Матвейкой, девочкой в платочке? Рассказывать о монахах с Афона и захоронении на три года совсем не имело смысла! Я стал молиться в мыслях: «Господи, дай мне ответ, как правильно поступить, что сказать ему?!»

Я сидел и молчал, уставившись в его бумаги.

Не прошло и четверти минуты, как постучали в дверь, вошла секретарь:

– Дмитрий Семенович, ЧП! Ваша супруга звонила, у сына приступ!

Уполномоченный опустил глаза, вздохнул и стал немедленно собираться:

– Отложим разбирательства с черепом до времени, еду в больницу, с вами свяжутся, когда нужно будет!

– Пусть вашему ребенку Господь помогает, приезжайте в храм, вместе будем просить! – непроизвольно вырвалась у меня, видимо, странная для Дмитрия Семеновича фраза.

Он покосился в мою сторону, надевая плащ и нервно произнес:

– Был бы Бог, не было бы болезней!

На том мы и расстались, я возвращался назад и молился, а где-то в больнице мучался от болей его сын.

Через пару недель в мою дверь постучали. На пороге стоял Дмитрий Семенович и держал в руках свой кожаный портфель.

– Здравствуйте, отец Григорий, я к вам, – немного смущенно произнес уполномоченный.

– Проходите.

– Это вам, – произнес гость, доставая из портфеля сверток бумаги.

– Не беспокойтесь! Дело я закрыл. По истечении срока давности. Поблагодарите, пожалуйста, вашего Бога и того, чье вот это, – протягивая мне сверток, произнес уполномоченный.

Я захлопал глазами и с благим ужасом подумал: «Уполномоченный по делам религий, партийный атеист, хочет благодарить Бога? Нет, это видение или же я сплю!»

– Присаживайтесь Дмитрий Семенович, я ничего не понимаю, не могли бы вы подробнее изложить суть? – предложил ему, указывая на стул.

Глубоко вздохнув, он начал:

– Понимаете, мой сын болеет раком. Белокровием. Много лет мы с женой пытаемся его лечить, но за последний год у него все чаще происходят приступы, он задыхается после пневмонии, постоянная температура и боли. Лекарства, к сожалению, почти не помогают, хотя у меня, как вы понимаете, есть возможность найти лучших врачей.

– В тот день, когда я вас вызывал, у моего сына был очередной приступ. Он потерял сознание и был при смерти, жена не знала, что делать и решила просить Бога, от безысходности, конечно, – Дмитрий Семенович огляделся по привычке, проверить нет ли кого рядом, кроме нас.

– Представьте! Через час сын очнулся и рассказал, что к нему приходил человек в черном. Говорит:

– Я тебя вылечу, но твой отец должен отдать мои останки иерею Григорию.

– Еще через день, у сына отметили значительное улучшение состояния, и вот сегодня утром его выписали, – смахивая слезу, тихо произнес Дмитрий Семенович.

– Принес, вот, держите.

Я развернул сверток.

Под слоем бумаги лежал череп с высоким лбом и пустотой с правой стороны – те самые мощи из ларца!

Я не стал спрашивать, где же красивый металлический ковчежец, промысел оказался сильнее любых слов. Мощи вернулись, исцеление снова произошло, а мое сердце наполнилось воспоминаниями и теплотой.

Без слов уполномоченный вышел и закрыл за собой дверь, а я долго еще сидел с черепом в руках, размышляя о путях Господних.

Монах на коне

Повторное обретение мощей неизвестного монаха, сподвигло меня сделать красивый ящик-мощевик из дерева, ведь не даром многие годы детства я провел со стамеской и ножом-резаком.

До ближайшего магазин инструментов несколько часов езды. Лак, краска, да и гвозди пригодились бы, как раз задумал начать ремонт притвора в храме.

Понятное дело, не дотащил бы сам. Пришла мне мысль, попросить Сережу, нашего алтарника, он добрый парень, не откажет.

Сережка согласился и на ранней электричке мы отправились в город. Отстояли очередь, купили все с запасом, зашли за книгами к двоюродной сестре, а потом начались чудеса.

Сергий отказывался возвращаться на станцию, чем меня очень удивил.

По его смутному рассказу и размахиванию руками стало понятно, что у него состоялась встреча со старцем, и тот предсказал ему скорую женитьбу. Понял я тогда, что ждать будем именно на том месте, у школы, ожидая какого-то учителя.

Затем стало еще интереснее. Мы чудом попали на похороны этого учителя, там Сережа и познакомился с Валей.

Для меня знаменательными стали события, косвенно связанные с похоронами. Хоронили ведь Ивана Ивановича на деревенском кладбище как раз в день памяти Иоанна, архиепископа Новгородского.

Через неделю примерно мастерил я неспешно ковчежец из дерева, вырезал ветви-завитушки на крышке, покрывал лаком. Завершил и поместил туда череп. После окончания работ, решил молиться об открытии мне имени этого праведника, чьи мощи там теперь хранились.

Буквально в следующую ночь, вижу сон, как стою посреди поля, а издали скачет в мою сторону всадник. Одет в черную монашескую мантию, конь его странный такой, похож на зверя дикого с горящими глазами.

Подъехал ближе монах и говорит:

– Благодарю тебя отец Григорий, хорошо послужил! За ковчежец резной для монаха Иоанна и за помощь с власть имеющим, будет исполнена твоя просьба о Царствии Божием. В день моей памяти, через пять лет Господь сподобит, увидишь!

Проснулся и задумался. Кто такой, во сне на лошади? Стал искать в житиях святых, и обнаружил, всадник мой – Иоанн Новгородский. Только не лошадь под ним скакала, а бес. Возил нечистый святого Иоанна в Иерусалим, после победы над ним молитвой ко Господу.

Примечательно то, что брата его родного Григорием звали, как и меня!

Через много лет я узнал, что судьба его раки с мощами тоже интересна, вскрывалась она комиссарами «с целью ликвидации культа мертвых тел», да к тому же рака ручной резьбы из дерева!

С того момента стал я ждать день памяти Иоанна Новгородского. А ковчег с черепом подписали – Неизвестный монах Иоанн! Установили его в нашем храме для всеобщего почитания, жаль, но полное житие его пока не смогли разыскать.

Явление

За пять лет много чего случилось, но главное впечатление оставил мне наш алтарник из храма, Сережа.

Однажды вечером после службы, подошел он и поразил меня своим удивительным рассказом. В подробностях описал, как явилась ему святая, прямо здесь, в нашем храме! Попросил меня передать письмо Валентине, жене своей.

Вскоре Сергий отошел ко Господу. Отпевали его здесь, у алтаря, немало людей пришло. Многие уважали его, добрый был человек. А за ним умер и сын его, Сашка. Не могу сказать, что был таким же порядочным как отец, но перед смертью успел покаяться. Резкая перемена в нем случилась. Перед упокоением исповедовал его, и сам прослезился от глубин душ человеческих!

Настал мой долгожданный день. Решил я выполнить те послушания в храме, что смогу, боясь пропустить обещанное. Исполнять послушания мне несложно. Настоятелю нескольких приходов, побегать приходится часто, потому к замене звонаря, диакона или чтеца я был всегда готов, несмотря на возраст.

 До начала службы полез на колокольню. Давненько не бывал там, а руки-то помнят! Почти без ошибок отзвонил!

Как сейчас вижу. Вышел к аналою,прочитал молитву и стал исповедовать. Очередь. Православные с виду, а каждый на удивление кается не в своем грехе. Какую-нибудь историю начинают рассказывать о злой теще, драчливом муже, обидчике в магазине. Спрашивают все больше кому молиться для поступления в институт или на работу.

Ох и грустно мне тогда стало. Думаю, а где же Христос, где желание принести покаяние, а не осуждение плодить в душе?! Эх, стоял и чуть не плакал.

Подходит девушка, рассказывает о муже, с его работой проблемы. Вижу, что тоже не кается, пришла видать к «православному психологу» в рясе, пытаюсь объяснить в чем же суть таинства! Ведь покаяние, длительный процесс, а исповедь – это точка в изменении себя!

Припоминаю, что приходила раньше, плакалась о болезни ребенка, рассказывала о малышах, что усыновила, как потеряла не родившегося младенца. Вспомнил как несколько лет назад общался с ее мужем, что-то там случилось сверхъестественное у них, рассказывала про бесовщину, о каком-то сне или видении.

Искренне сочувствовал и думал: «Именно таким и дается благодать. Претерпят ли до конца?»

Продолжил литургию и жду. Время от времени поглядываю из-за иконостаса, нет ли чего необычного там, у прихожан.

Возле подсвечника стоит как раз эта Екатерина, что была на исповеди. Вдруг вижу, обращается к ней Валя, жена Сережи – алтарника. Постарела она, видать сложно перенесла смерть мужичков своих.

Вот оно! Смотрю и не верю! Над Валентиной светлое облачко движется! Плавно так касается Вали, и та что-то говорит девушке, между ними завязалось неземное общение!

Неожиданно рядом с ней появляется незнакомая мне дама, из нее исходит яркий свет, прямо как на иконах святых! Касается рукой сердца Екатерины!

У меня начался тогда легкий мандраж. Помню, что нужно продолжать литургию, пора произносить возглас, а не могу и все тут! Слышу, хор перестал петь и смотрит в мою сторону. А я замер и ничего не могу поделать с собой.

Пока приходил в себя, дама исчезла, а Валентина выбежала из храма. Вспоминаю и каждый раз удивляюсь – за Валей в тот момент тянулся шлейф света, как будто она из бани вышла на крепкий мороз, только свечение яркое и густое как солнечные лучи! Потрясло это видение меня сильно!

Что это было? Почему там Валентина? Помню, как не смог остановить трясущиеся руки и сбившееся дыхание, но пытался продолжить службу, люди ждали.

Во время причащения прихожан немного успокоился, но образы светящейся дамы возле подсвечника, и шлейф от Вали обдавали мое сердце кровью.

Скрестив руки, причастники, по очереди, подходили к чаше:

– Причащается раба Божия… как ваше имя?

– Екатерина.

Та девушка, что стояла с Валей! Подаю ей Тело и Кровь Господа! Она принимает и идет к запивке.

Тут я боковым зрением замечаю, что у нее за спиной стоят двое! Да ведь это же они, как на иконостасе! В полный рост! Большие светящиеся, настоящие ангелы! Два небесных жителя, здесь в нескольких метрах от меня грешного!

Замираю прямо там, с лжицей в руке.

Один из них касается плеча девушки, и она начинает заполняться таким же светом, вспыхивает как Валин шлейф!

– Эх, – вспоминаю и слезы текут от радости.

Внутри стало по неземному спокойно, закончил причащать людей и попытался посматривать в сторону Екатерины. Как же прекрасен человек в момент причащения Святых Тайн!

Закончились благодарственные молитвы, но свет ее не уменьшился, и с двумя ангелами за спиной, Катя вышла из храма!

А я снова в алтарь и со слезами на коленях молился:

– Господи благодарю, за то, что сподобил здесь на земле, видеть Твой промысел, Твоих ангелов, Твоих святых! Слава Тебе!

Глава пятая

Единое окно

В небесную канцелярию собралась длинная очередь, смена недавно началась, а посетители уже выстроились в несколько стройных линий. Каждый заоблачный гражданин мерцал миллионами солнечных зайчиков, отражая свет, от чего-то большего. Друг за другом в очереди стояли небесные ангелы.

Учреждение целиком соответствовало своему названию. Огромных размеров здание, возведенное из крепкого небесного материала, что используют для ковки ангельских мечей и настолько же проницаемое, насколько может пропускать лучи солнца лучший горный хрусталь.

Прием шел мирно и благоговейно. В одни врата влетали белоснежные крылатые служащие, из других, медленно выплывали, не касаясь пола их собратья. Каждый из светоносных сотрудников был занят своим, особенным проектом, важнейшим делом, ценным поручением сверху.

Из комнат канцелярии выходило множество врат, все одного размера, но разного цвета и степени прозрачности. Рубиновые, малахитовые, серебристые, с прозрачной позолотой. За каждым входом присматривали грозные привратники и согласно талонам пропускали входящих внутрь.

Ближе к ступням учреждения плавно парил ангел-распределитель. Выглядел он особо строго. На поясе у исполненного мира и святости стража держался пылающий меч, а за спиной сияли выдающиеся крылья.

Служба его была проста и важна, занимался светлоликий страж распределением посетителей по кабинетам небесной канцелярии. Благоговейно он выдавал огненные талоны и консультировал новых посетителей.

– Приветствую брат! Ради Благословенного подскажи, куда лететь по вопросу рождения души? – ждал ответа стройный, улыбающийся ангел с пушистыми крыльями.

– Золотые врата номер пять, вверх по лестнице, – четко ответил распределитель.

– Христос Воскресе друг, я ищу восьмые врата отдела страстей, срочно требуется специалист по зависти подопечных. Принимает? – обращался небольшой хранитель с огромный портфелем и озабоченным видом.

– Воистину воскресе! Ожидай дорогой, на облаке появится твой номер, – указывая крылом вверх на ярко горящие цифры.

Ангелы прибывали снизу и сверху, некоторые подлетали к концу очереди, интересовались чем-то и двигались дальше, другие исчезали в открытых вратах. Территория канцелярии походила на огромный светящийся и беззвучный улей. Звук присутствовал, но это был не шорох бумаг, не топот и даже не хлопанье дверей. Здание заполняло восхитительное протяжное пение, спускающееся как легкий ветерок откуда-то сверху с дальних облаков над стеной, из-за третьего неба.

К распределительной стойке спешил небольшой ангел-хранитель со скудными крыльями, но смышленым выражением лика. У него случайно выпала из портфеля пара огненных бумаг и он, смущаясь второпях, собирал их прямо под пролетающими коллегами.

Торопился он по вызову, за оформлением новой подшефной души. Получить человеческую душу в наставление всегда интересно и приятно. Свежую, еще чистую и совсем безгрешную. Затем многие годы наблюдать за ее возрастанием, привести ее к познанию Христа и как итог человеческой жизни, доставить ее к специальным «Праздничным вратам свиданий».

Хранитель ждал своей очереди и предвкушал встречу с новорожденным малышом. Очень надеялся вырастить из молодой души, достойного человека, да и портфолио спасшихся душ пришла пора пополнять, ведь на верхний уровень без него не перейти, а там ждали более сложные задачи.

И вот! Наконец, скоро выдадут человека – его новый и важный проект!

Получив талон у распределителя, ангел стал наблюдать за номерами на облачке. Несколько мгновений и там появилось число тринадцать. Подошла пора проходить к очереди в светло – розовые врата с рубиновым крестом из двух линий равной длины.

У врат ожидали и другие ангелы. Посетители ожидали разные, одни высокие и крепкие с виду, другие поменьше, некоторые держали увесистые портфели с документами на душу, кто-то улыбался или молился, но у всех была одна задача – получить лицензию на новую душу.

Хранитель встал последним и скромно продвигался вместе со всеми.

– Давно, наверное, здесь не бывал? – обернулся к хранителю ангел с папкой в руках, высокий как легкоатлетический шест.

– Да. К сожалению, не родилась подходящая душа, – смутился хранитель.

– Я вот тоже давненько не был. Повезло нам с тобой, судя по вратам, девчонок выдадут, да еще и с медицинским уклоном в жизни!

– Это чудесно, наверное, будет занимательная судьба, – рассматривал розовые врата хранитель.

– Ребята, продвигаемся, продвигаемся, – поторопил очередь стоявший за спиной гигант с крыльями бриллиантового оттенка.

– Тебя как именуют? – спросил ангел с папкой.

– Селафиил, а тебя? – опустив глаза, произнес хранитель.

Номер двенадцать проходим! Вас ожидают! – произнес глубокий басовитый голос из врат.

– Лазриил я, – улыбнулся ангел с папкой, влетая внутрь розовых врат, – рад знакомству друг, надеюсь встретимся!

Через мгновение объявили и номер тринадцать, хранитель плавно пролетел внутрь и растворился в свете из облака.

На выходе из здания, Селафиил широко улыбался и внимательно разглядывал свеженькую лицензию. Она горела красно-огненной печатью внизу документа и поблескивала номером тринадцать в шапке.

В документе обозначались права на помощь и взаимодействие с подшефной душой:

– на охранение;

– на отправку мыслей;

– на экстренные ситуации;

– на обучение подшефного;

– на донесение молитв;

– на отчетность по работе и много чего еще, но главное, там было имя, настоящего, живого человека, который недавно крестился в православной церкви – «Христианки, младенца – Валентины».

У зоны винтовых лестниц, что служили для перехода между мирами, ангел надежно спрятал документ в старенький портфель и с нетерпением отправился знакомиться с подопечной.

Со скоростью мысли, лестница перенесла его из вечности – в мир человеческого, земного времени.

Селафиил оказался в небольшом деревенском храме. Раньше он не был здесь, поэтому огляделся с интересом. В центре стояла солидная чаша с водой. Молились родители. Вдоль стены с иконами переминались с ноги на ногу двое крестных. Ближе к деревянному алтарю, с радостью наблюдали за процессом несколько ангелов-служителей храма, а священник погружал в чашу младенца.

Совершалось крещение Валентины. С ней хранителю предстояло теперь работать, сосуществовать и делить трудности на протяжении всей ее короткой человеческой жизни.

Солнечные лучи проходили сквозь решетчатые окна и тянулись потоком к фрескам на стенах. Тихо горели свечи, а в бликах воды отражались лики святых со старых икон.

Священник опустил малышку последний раз и произнося молитву передал восприемнику.

– Ну здравствуй кроха! Надеюсь, подружимся! – произнес хранитель, поглаживая ее по мокрой голове.

Валя сидела на руках у крестного. Крепко держалась за край его рубашки и во все глаза рассматривала ангела. Ее широкая улыбка умиляла родителей. Малышке хотелось рассказать о своем светящемся друге, но получался только детский радостный лепет и размахивания ручками.

Подросток и Бог

Валя подрастала, ангел не отходил от нее. Вместе с родителями радовался первому ее шагу, жалел непоседу, когда та разбила колено, падая с качели, молился рядом, когда Валенька заболела ветрянкой и лежала с высокой температурой, внушал добрые помыслы, когда подопечная решала отнять ли у подружки тряпичную куклу в ответ на обиду. К сожалению, время шло, а юная душа все реже замечала ангела.

Хранителя это не огорчало, он ждал подходящего возраста, чтобы начать включать подрастающую душу в проект, одобренный там, сверху, в небесной канцелярии.

Изредка он отправлял Валю к отцу, Ивану Ивановичу, за просьбой о покупке поучающих сказок или советом об игре на скрипке. Часто Валя чувствовала горячее желание помочь маме на кухне или с уборкой по дому. Все способствовало росту добра в ее сердце. Но случалось и обратное, Валя протестовала или капризничала, тогда в графе отчета за день, хранитель выводил жирный минус, а затем молил о умягчении души.

По договоренности с ангелом Ивана Ивановича, они посылали тому желание беседы с дочкой на развивающие душу темы. Говорили обычно за кухонным столом, под шипение чайника, спорили о существовании Бога, душе, совести.

В дни, когда появлялось свободное время. Любил хранитель пообщаться с опытным ангелом Ивановича и тот ему часто подсказывал:

– Нужно помнить брат! Мысль как лучик, например, солнышко греет ладонь человека, значит луч отправился с поверхности звезды восемь минут назад, по человеческому времени. А если вложить мысль человеку, она превратится в действие тоже не сразу. Он будет ее жевать, переваривать, решаться. Правда у мыслей тоже бывают тучи, что не дают прохода, да и скорость, сам понимаешь, от мысли до действия намного меньше, чем скорость солнечного луча. Люди ее называют – скоростью света. Поэтому тянуть мы тоже не можем, всему свое время в жизни людей, главное действовать по проекту!

Ангелы заводили беседу между дочкой и Иванычем на любые темы, о мертвой совести, о морали или о помощи нищим, к сожалению ангела, родители Вали верили поверхностно, в итоге беседа заканчивалась на литературных героях из учебников, с которыми Иван Иванович, как учитель, часто работал в школе. А вскорости Валя и вовсе забывала о беседе и больше не возвращалась к теме. Селафиил не настаивал. Ведь свобода подопечного являлась одним из главных пунктов его лицензии. Даже Сам главный, по всем проектам, что поручались каждому ангелу, проявлял беспримерное терпение и вежливость к душам. Как писалось о Нем: «Трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит». Потому и Селафиил, подражая Ему не торопился.

– Жизнь у человека длинная. Валя успеет еще сделать выбор! – говорил хранитель себе в трудные моменты.

Ему нравилось наблюдать как девочка растет, познает мир, читает, смотрит задумчиво на облака и разбирается в себе, менялось не только тело, но и рос дух.

Подростковый возраст проходил и пришла пора учиться большему. Ангелы имели возможность явится лично и объявить подшефному предначертанный путь, но в проекте Валентины значился пункт о самостоятельном выборе. Поэтому Селафиил постепенно подбрасывал мысли в топку разума. Одну за другой, в важные моменты перед выбором.

Мысли рождались, когда Валя приходила на прием в поликлинику, когда в школе проводили осмотр врачи, даже в книжном магазине, ее внезапно тянуло к стеллажу с литературой для медиков, по сложным заболеваниям.

Постепенно она сдалась внутреннему чувству и приняла решение пойти в медицинское училище.

Ангел ликовал! Первая часть плана выполнена идеально! Хотя по статистике канцелярии, вторая половина всегда бывала намного сложнее, поэтому радоваться раньше времени не стоило.

Училась Валюша отлично, недаром после училища ее сразу зачислили в институт, который она вскоре неплохо окончила. Затем работала акушером-гинекологом в женском отделении местной больницы, вела прием пациентов в поликлинике и совсем не имела времени на семью.

Специализацию Валя выбрала сама, хотя ангел ее долго отговаривал. Риск уйти от первоначального плана стал ощутимым. По неизвестной причине врач Валентина Ивановна перестала слушаться добрых помыслов и поступила по-своему.

За годы учебы многое произошло, смерть отца, знакомство с мужем, свадьба. Все ситуации ангел разбирал, вникал, молился. Исправлял ошибки точно школьный учитель, который зарывается в тетради по ночам. А подопечная видела свежие цветные сны перед новым рабочим днем, что создавал ей Селафиил.

Если забывала завести будильник, ангел будил. Когда требовалось встряхнуть от тяги ко злу, Валя терпела небольшие скорби. Не для комфорта и благополучия приставлялся ангел-хранитель, а спасения ради!

Хранители у монаха

Однажды проект жизни Валентины достиг момента, когда требовалось принять важное решение самой подопечной. Пришла пора определиться, выйти замуж и заняться семьей или посвятить себя целиком любимой работе? В глубинах души Валя давно уже взвесила все «за» и «против» и потянулась к семейной жизни, еще четко не осознавая сделанного выбора.

Хранитель многократно удалялся на консультации с руководством, перебирал возможные варианты и лучшие пути ко спасению.

Проблема нависала, ведь за годы работы, у Валентины пошла вверх карьера, умножились знания, но тяги к небесному, вечному так и не появилось.

После многочисленных правок, в канцелярии решили скорректировать план задним числом и включить в жизнь Валентины Ивановны, чудо.

Ангелы живут вне времени и отправиться в прошлое также просто как провести безгрешную душу в рай. На заседании Селафиилу выдали разрешение на возврат, чем он сразу же и занялся.

Однажды, когда Валя училась в институте ей предлагался момент выбора, который она, к сожалению, не заметила и поступила по-своему. Именно эту часть исходного плана и решили скорректировать в небесной канцелярии.

После утренней учебы, Валентина гуляла вдвоем с подругой, болтали о новом преподавателе, о книге, которую сложно достать, о моде. Неожиданно подруга сменила тему и стала таинственной, тихой, как будто вспомнила, что-то важное и запрещенное. Тайна всегда чрезвычайно любопытна, и Валя стала расспрашивать.

Подруга рассказывала о чудесном старике, что живет в христианском монастыре за городом и многим приходящим к нему предсказывает будущее:

– Давай Валька съездим к нему, вдруг он нам женихов напророчит или работу хорошую? – задорно хихикая, предложила подружка.

– М-м-м, давай попробуем, почему бы и нет. Только… как бы в институте не узнали, а то будет нам поездочка! Может быть в выходной день? – Валентина задумчиво поправила волосы, представляя, что будет с ней если на факультете, узнают о поездке в монастырь.

Два ангела за спинами подружек тоже обменивались мыслями:

– Пусть завтра же едут! Затягивать уже некуда дальше! – нахмурился Валин ангел-хранитель.

– А мою, так все равно не примет старец, нет договоренностей, да и в проекте указано – пока не готова, – добавил коллега.

В солнечный выходной день две подружки отправились в монастырь. Добирались на ранней электричке, затем тряслись в полном автобусе.

Монастырь встретил старыми кирпичными стенами. Каждый кирпич, за годы жизни в старой, выцветшей от солнца и непогоды стене, опытно знал страсти и грехи многих людей. Об этом свидетельствовали отверстия от пушечных ядер, выемки от пуль, потемневшие своды от пожаров. Человеческие сердца вымещали на стены то, что не могли выплеснуть на своих собратьев.

Старец жил в келье, вход в которую проходил именно через такую старую и широкую стену. Немногочисленные монахи обитали в монастыре на полулегальном положении в те сложные годы.

За несколько дней до поездки подружек, Селафиил прибыл в монастырь, на встречу со старцем Симеоном. Требовалась подготовка к беседе с Валей.

У стены, посреди очереди, хранитель заметил своего старого знакомого из канцелярии.

– Брат! Христос Воскресе! Рад тебя встретить. Сколько человеческих лет, сколько зим?! – приближаясь к очереди, громко, почти на распев произнес Селафиил.

– Слава Господу! Воистину Воскресе! Неожиданно! Как же хорошо встретить друга здесь! Заметь, мы снова в тех же обстоятельствах. Очередь вездесуща! – задорно смеялся и размахивал крыльями Лазриил.

– Представляешь, мне вот только выдали бумагу на человека. Лицензия с огромной задержкой. Ну да ничего, подожду. Взрослая уже будет крестится, подопечная. Кстати, пока еще и не родилась! Назовут Екатериной!

– Красивое имя, поздравляю! Ничего, нам не привыкать, подождешь. А ты по какому вопросу к отцу Симеону? – улыбался Селафиил.

– Да вот, сверху пришло изменение плана по моей Кате. Говорят, потребуется ей встреча с духовным человеком, прибыл узнавать детали.

– Интересно, да и лицензия у тебя редкая. Такие выдают, когда очень сложная личность. Видать откладывают создание до подходящих времен. Надеюсь, друг у вас все получится! – шевелил крылом Селафиил.

В небольшой монашеской келье уместился стол, деревянная табуретка, тумбочка, на которой дымил самовар, печка-буржуйка и металлическая кровать. В дальнем углу висели иконы и горела одинокая свеча. На полке под ликами святых лежала стопка книг – это был весь скарб старца.

На скамье сидел пожилой и сутулый мужчина с грубыми чертами лица, в старой потертой кожаной куртке и высоких изношенных сапогах. Склонив голову, рассказывал он старцу историю своей жизни:

– Понимаешь отец, много лет назад был я активистом, участвовал в разном, но самое главное – в расстрелах. Тогда легко сходило все с рук. Молодой был, активный. Однажды взяли меня на исполнение приговора священнику. Перед смертью попросил он меня, дать минуту, помолиться. А я по дурости своей стал издеваться, да и сорвал с него крест. Так и не дал дочитать молитву, выстрелил! Успел он только перекреститься и упал со сложенными пальцами. Знаю похоронили его за алтарем, вещи я тогда в узелке отнес в деревню, жене его. А крест себе оставил, пытался продать, да никто не берет, однажды в сердцах даже выкинул на улицу. Через день нашли соседи и принесли мне в квартиру, да еще и хотели выяснить, откуда у меня христианский крест этот.

– Так вот, стал меня терзать сон один, является мне тот священник, молчит и смотрит, а у меня только ужас и страх перед ним. Даже в войну такого не чувствовал, представляешь?! Решил я принести тебе этот крест, может поможет, а?

Сутулый человек достал из кармана священнический крест с красными небольшими камешками и позолотой по краям:

– На вот отец, держи, помолись ты за меня, измучил меня сон этот, не могу больше!

Старец откашлялся и многозначительно произнес:

– Э-э-э нет, мил ты мой товарищ! Крест я у тебя возьму, только пока ты покаяние за свой грех не принесешь, не уйдет твоя мука. Даже больше скажу! После смерти страдать будешь еще сильнее, чем во сне. Ежели желаешь, готовься к исповеди за всю жизнь и приходи. Господь силком не тянет, но ждет, очень ждет! И тебя упрямца тоже!

Ангелы ожидали пока сутулый человек в раздумьях выходил из кельи, чтобы явится старцу по очереди:

– Иди друг первым.

– Нет лучше ты, а я подожду пока, в прошлый раз я первый был, так что давай, не стесняйся!

– Как прикажешь, – поклонившись перед другом произнес Селафиил.

Опечаленный посетитель вышел, а Селафиил влетел в келью и сразу же мысленно обратился к старцу передавая ему важные детали по Валиному делу.

Монах ощутил присутствие бесплотного духа и встал на колени перед старинными иконами.

Ангел тоже стал молиться и их мысли соединились. Необходимости являться зримо уже не было.

– Монах Симеон, я послан, чтобы сообщить весть! К тебе прибудут две девушки, одну из них зовут Валентина. Побеседуй с ней, помоги сделать выбор. Господу угодно, дать ей мысль о замужестве. Когда будет готова, пусть приходит к городской школе. Найдет там парня с рюкзаком, по имени Сергий, он и будет ей мужем! – Селафиил помолился о том, чтобы монаху был передан мысленный образ ситуации вокруг похорон, встречи с женихом, а также точный адрес школы и вылетел из кельи.

Обращаясь к Лазриилу, объявил:

– Моя задача выполнена брат, можешь заняться своим вопросом.

– Неисповедимы пути Господни. Я наблюдал и понял. Твоя Валя и есть тот духовный человек, ради которого я пришел! У меня в проекте как раз информация о Сергии, о их знакомстве. Видимо он будет присутствовать в момент встречи наших подопечных. Господь хочет, нашей совместной работы! Видать много еще общих дел впереди! – радостно воскликнул Лазриил.

– Неожиданно! Рад, рад! – улыбался Валин ангел-хранитель.

План разваливается

После посещения ангелом старца, ряд необычных событий пронеслись в жизни Валентины. Посетила монастырь, где ее ошарашили новостью о женихе. Подружку, по неизвестной причине старец так и не принял. Умер любимый папа. Встретилась с женихом, вышла замуж и переехала к мужу в деревню, началась новая часть ее жизни – семейная.

Сережа, очень любил ее, но частые споры переходили в откровенную ссору, а все из-за работы Валентины.

Не столько в связи со сложным путем врача, а скорее из-за неприятной, даже ужасной для Сергея детали – регулярного участия доктора Валентины Ивановны в искусственном прерывании беременности пациенток.

Муж искренне верил и трудился в алтаре, Валя сомневалась, колебалась, даже несмотря на чудесную встречу с мужем, беседу со старцем. На работе много требовали, а увольняться или ссориться с начальством совсем не хотелось.

– Что в этом такого? Разве я плохо поступаю, помогая женщинам? Зачем рожать инвалидов? Безотцовщину плодить. Разве не пациентка принимает решение об аборте? Я только исполняю! – спорила с мужем Валентина.

– Родная, Валюша, ты пойми, это грех, серьезный и большой грех детоубийства! За каждую душу малыша нужно будет дать ответ! Сейчас ты выполняешь указание руководства, а завтра дашь ответ Небу за одобрение убийства, за губительное решение этих мам. Потянут они тебя в ад за собой, нужно остановиться, пойми…– ежедневно, встречаясь после работы, пытался вразумить жену.

Шли годы, убеждения не приносили плода. Сергий молился и просил изменить ситуацию. По какой-то неведомой причине, ответа не приходило.

Со временем родился сын, назвали Александром, он сплотил семью еще больше, правда рос упрямым, как мама Валя.

А тем временем ангел трудился не покладая сил, по приведению подопечной к осознанию своей проблемы. Это он – хранитель, выпросил у начальства на небе им хорошенького сына, чтобы отвлечь от мыслей о работе. Это он пытался надавить на Валю через руководителя отделения, надеясь, что та подумает об увольнении. Он вместе с ангелом Сергея помогали мужу в спорах, чтобы убедить Валю.

К сожалению, ничего не получалось, она была прочна, как дуб, бук и ясень вместе взятые, никакие мысли и действия не склоняли ее в сторону удаления от греха.

Ангел Сергея регулярно возносил мольбы подопечного на небо и тоже ждал.

– План разрушается, что делать? Она же так в ад пойдет, и никаких вариантов не останется после смерти! Несколько раз докладывал о ее грехах, а там только разводят крыльями и просят ждать, говорят – таков промысел. Как же ее жалко, ведь и себя губит и женщин этих, пациенток своих, – нервничал Селафиил, делясь со своей горечью с собратом.

– Надо потерпеть братик, ты делаешь все что нужно, будем ждать, над всеми Господь, Ему виднее, – с надеждой и сожалением отвечал хранитель Сережи.

В чем состоял план Вседержителя никто из небесного мира знать не мог, ангелы даже никогда не смели взглянуть на Него, но точно знали, что Он рядом и ведет дела к лучшему, исправляя самые неразрешимые ситуации.

Селафиил снова и снова прибывал в канцелярию для консультаций. На третий этаж в черные врата. Заходил он туда с поникшим видом и тяжелым портфелем. Над вратами висела табличка ОРГП (Отдел Разбора Грехов Подопечных). Все присутствующие сотрудники ощутимо ему сочувствовали. Принимали отчеты без очереди и вздыхая предлагали совместную молитву. После нее всегда становилось немного легче, но, к сожалению, проблем Вали это не решало.

Там, в кабинете, хранитель наблюдал за графиками греха и добродетелей последнего года Валентины. Статистика отчетливо говорила, что, если подопечная не придет к осознанию проблемы и не начнет исправляться, ее кривая достигнет негативного пика. Те ангелы, которые уже бывали в такой ситуации и познакомились с этим пиком на графике душ, только опускали взгляд и грустно вздыхая отворачивались, понимая, что будет дальше.

– Ведь потом всю вечность вспоминать о подопечной душе, если не удастся вытащить из беды, считай разделишь с ней муку. Душа в аду, как с этим дальше существовать? – обсуждал график Вали один из специалистов ОРГП.

Шли годы, сын рос и становился мужчиной. Религией Сашка не интересовался. К медицине тоже был равнодушен. По правде сказать, родители не имели авторитета у сына. Жизненные интересы его значительно отличались. Больше всего он любил отдых с друзьями, поездки на природу, походы и компании.

Как-то отец пригласил его в церковь, на праздник. Сын на удивление согласился, но в последний момент, перед выходом из дома, к нему пожаловал закадычный друг и утащил на рыбалку. В другой раз Валя предлагала поговорить о будущей профессии, намекая в беседе на медицину, но отклика от сына совсем не получила, зато в ответ последовала грубость и ссора. Вся надежда устремлялась на окончание школы и армию, другого решения родители пока не ждали.

Однажды Валя проходила очередной медосмотр у себя в больнице. Обследовала ее, как всегда, коллега из соседнего кабинета. Смотрела, пыталась понять что-то, а после замолчала и сквозь очки, стала пристально просматривать бумаги, шуршала листами, затем снова и снова возвращалась к осмотру, подходила к книжному шкафу и листала книгу.

Валя вопросительно смотрела на врача:

– Все хорошо? Чего резину тянешь, давай шлепай печать, пойду работать, пациенты ждут!

– Валечка, потерпи, я немного… не уверена. Ты не волнуйся, я еще раз посмотрю и станет понятно, – продолжая осмотр, ответила коллега.

– Да что там высматриваешь, я здорова как скаковая лошадь, каждый день в шесть утра галопом на электричку бегаю, – немного нервничая, пыталась шутить Валентина.

– Валь, я могу ошибиться, если хочешь, тебя Владимир Александрович может дополнительно посмотреть, но думаю у тебя эндометрий серьезно изменился. Разросся будь здоров, как бы другие органы не задел. У тебя симптомов нет по нему? Болей? – врач покачивала головой и серьезно смотрела Валентине в глаза.

– Хм. Бывает побаливает, но я, честно говоря, не обращаю внимания. Думаешь эндометриоз?

– Валя, я уверена! Как бы тебе не пришлось удалять, все под корень.

– Ты внимательнее посмотри, может обойдется? – дрожащим голосом попросила Валя.

– И смотреть нечего Валюш, толщина значительная, ты сама знаешь как это бывает. Нужно посоветоваться с Владимиром Александровичем, но я бы на твоем месте сдала еще анализы.

После повторных анализов, шла домой, ноги превратились в ватные ходули, голова плавилась. Рядом пробегали люди, в воздухе висел аромат горелой смолы из-под строительных катков, что укладывали асфальт. Мысли кружили над ней словно стая мух, которые нагло прилипали и отказывались улетать прочь. Шла, опустив голову, в отражении лужи заметила яркую бабочку с синими крыльями.

Подумала:

«Откуда она посреди шумной улицы? Видел бы Сережка, сказал бы – создал же Бог такую красоту!»

Бабочка порхала вокруг Вали, словно хотела чем-то поделиться.

Подумала:

«Может и мне попросить у Бога?».

Синекрылая красавица вспорхнула и стремительно полетела в сторону дороги. Внезапно рабочий взмахнул лопатой, и бабочка упала в черное варево, горящая смола целиком поглотила хрупкое создание.

«Как жаль! – вздохнула, – и меня жаль! А вдруг болезнь из-за моей работы? Оставить ее, уволиться?» – затем встряхнулась и отогнала мысль.

«Что же это, откуда болезнь? Я ведь сама лечила всю жизнь, диагностировала пациенток. А теперь у меня? Ведь если операция, потом жизнь на гормонах. Работать не смогу. Боли и муки до старости, если вообще она наступит» – помысел словно жаждал напитаться ее тревогой, переживаниями, горечь переполняла сердце.

Прошло два месяца. Валя ехала в электричке. Держала в дрожащей руке выписной лист, в сумке лежала трудовая книжка с копией заявления об увольнении. По ресницам стекали капли. Мерзкая пустота сдавливала низ живота, тянущая боль растекалась внутри, как будто напоминала: «Валя я с тобой! Теперь ты моя! Мы одно целое!» Наверное, такая же пустота в животе и горечь на сердце поселялась у тех неудавшихся мам, с которыми Валя работала многие годы в операционной.

В вагоне сидела абсолютно одна, могла нарыдаться вдоволь, не скрывая слез от посторонних.

– Дурочка. Какие же люди глупенькие, ведь им же лучше делаешь, а они рыдают как дети. Не знает, что еще год с этими прерываниями беременностей и ее пришлось бы забирать, но уже ангелом смерти, а не электричкой. Уже и решение вынесли, ведь испортилась бы еще хуже, а назад не вернешь сделанного, – гладил Валю по голове и улыбался Селафиил, – ну и что, пусть болезнь, она лучше, чем умереть без покаяния. Удивительно, когда люди желают здоровья! Да ведь болезнь лечит их душу, а редко кто это замечает. Да ведь болящий перестает грешить! Душевную боль, ослабляет даже самая слабая – зубная! Разве нужно больному спорить и доказывать, терять мир? Не хочется ему украсть или подраться! Не захочет больной объедаться, блудить, осуждать и сплетничать! Что-же ты глупышка плачешь, это для твоей пользы! Вспомни как после каждой болезни ваш брат – человек, выходит победителем, вспомни как после небольшой температуры чувствуешь облегчение и радость жизни, а что говорить о выписке из больницы или операции?! Потерпи моя хорошая, без ропота и обиды.

Они ехали вдвоем в тусклом свете пустого вагона. Сидели рядышком на деревянной скамейке электропоезда.

Улица блаженных

Тратить драгоценное человеческое время нельзя! Пора действовать активнее, дорогой Селафиил! Благодари Господа, что Он позволил включиться святой Валентине и попустил болезнь твоей подшефной. Представь, что произошло бы дальше, если бы не матушка?! – летая из стороны в сторону, громко разъяснял подчиненному большой строгий архангел.

– Можешь лететь брат, но помни, жизнь у людей коротка, постарайся все-таки вытащить подшефную! Да, не забудь явиться к блаженной, поблагодарить за оказанную помощь!

– Прости старший брат. Буду очень стараться! – направляясь к краю облака произнес хранитель.

Радостно, почти в припрыжку выходил из канцелярии Селафиил, несмотря на строгость руководителя. Перелетая через ступеньку, подключал крылья и ноги поочередно, торопился на прием! Переполняла тишина и благодарность святой, которая помогла решить сложный вопрос жизни Вали.

«Не знаю, Господь ее отправил или она сама решила оказать помощь, но как вовремя и кстати. А вдруг так и планировалось? А что, если там, выше, у них свой план по воспитанию, не только людей, а и нас тоже? Кто знает, кто знает…» – задумался хранитель и почти врезался в огромного стража с белоснежными крыльями и светящимся острым мечом.

– Куда идем? – произнес великан, осматривая небольшого Селафиила.

– У меня мысленный билет к святой Валентине, – пытаясь сконцентрироваться для передачи билета, ответил хранитель.

– Так, посмотрим, что там. М-м-м. Угу… пролетай! Аккуратнее, а то влетишь еще в кого ни будь из верхнего круга, будет мне потом «мысленный билет».

Пролетая сквозь врата в мир святых, ангел озирался. Хранитель бывал здесь и раньше, но входить сюда разрешалось только по очень важным делам. А такие дела ему доверяли не очень часто. Поэтому сейчас хотелось рассмотреть все в подробностях. Интересно было многое, как у святых все устроено, кто живет и чем?

Хранитель пролетал бесконечную улицу, где живут преподобные. На некоторых домиках висели таблички с надписями, одну он успел прочитать на лету и произнес протяжно вслух:

– Мо-олча-ание-е тайна-а буду-ущего-о века-а, – неужели это он?! Здесь живет тот самый известный подвижник!

Эмоции переполняли ангела, обитатели домов светили как звезды вселенской величины. Ведь как трудно спасти человека он знал по опыту работы с душами, а как не только спастись, но еще и вырасти до святого, это было выше понимания! Он мечтал о том, что Валя сюда тоже когда-нибудь попадет, хотя бы на экскурсию, хотя бы одним глазком посмотреть на тех, кто здесь живет, увидеть весь этот волшебный мир гигантов духа. Ведь за каждым домиком стояла удивительная жизнь человека. Даже сами дома были построены мыслями жильцов, за прочными стенами обитала целая вселенная, которую воздвигал каждый внутри себя еще при жизни. Может быть Вале удалось бы поговорить с кем-нибудь из них, возможно они рассказали бы ей историю из земной жизни.

Часть домов были похожи на огромные средневековые замки с полями, лугами. У одного из них имелся мост надо рвом. Другие походили на многоквартирные дома с множеством окон. Некоторые участки стояли вдали, у скалистой пещеры в глубине дремучего леса, там пели птицы и бродили животные.

Пролетев нескончаемый квартал святителей, со строгими, белоснежными домиками, хранитель заметил указатель на улицу блаженных.

– Она то мне и нужна! – потер ладошки Селафиил.

Приближаясь к высокому срубу с выкованной виноградной лозой на входе, ангел громко постучал и произнес:

– Христос посреди нас!

– И есть и будет! – послышался женский голос за окном.

Дверь открылась. На порог вышла красивая женщина лет тридцати и приветливо улыбнулась:

– Проходи друг, я тебя жду и очень рада!

Хранитель вошел внутрь домика, с интересом осматривая его. Комнаты выглядывали одна из-за другой, винтовые лестницы шли вверх и вниз. Прямо ко коридору виднелась кровать с очень скромным матрасиком и двумя подушками. Остальной интерьер контрастно отличался от дальней комнаты. В центре гостиной располагался столик с двумя креслами. На нем, без огня и плиты, кипел небольшой фарфоровый чайник с цветочным рисунком, рядом стояла корзинка с печеньем, а также две глиняных чашки.

– Присаживайся, знаю почему ты здесь дорогой, можешь не благодарить, давай лучше чайку попьем. Рассказывай, как там Валя?

Селафиил хотя и родился ангелом, но почувствовал особое обилие благодати. Без вопросов понял, что святая знает, как там его подопечная, а спрашивает только из вежливости:

– Спасибо, сейчас уже намного лучше, успокоилась и приходит в норму, скоро, наверное, поведу ее в храм.

– Друг, у нее очень сложный путь впереди, нужна будет твоя помощь. Скоро ее муж, Сережа, вернется сюда, у него здесь больше важных дел, чем там в деревне. А затем и сына нужно будет забирать, к сожалению, он лучше уже не станет и достиг своего жизненного максимума. А вот Вале будет очень трудно. Господь хочет взрастить в ней святость, Он ее сам избрал! Задача эта на многие годы, конечно. Не все сразу, поэтому старайся действовать очень аккуратно и кротко.

Хранитель, мечтал, чтобы Валя после земной жизни оказалась на экскурсии в мире святых, но он и представить себе не мог этого. Там вверху, решили сделать его подопечную – Вальку, святой, да еще и сам Отец ее выбрал! От этого у него немного задергалось крыло и внутри прошла теплая дрожь.

– Вы меня очень удивили матушка, неожиданно для меня эта новость! У меня сейчас нет слов, да и мысли спутались. Нужно осознать. У меня еще никогда не бывало святых подопечных, справлюсь ли я? – Селафиил опустил голову, пытаясь принять невместимую пока для него новость.

– Если постараешься, все получится, не зря тебя определили для особой души из розовых врат! Все это промысел Господа, в том числе и ты, друг! Да-да ты тоже избран для сложной задачи, провести человека от греха до последней ступеньки этой жизненной академии!

– Вспоминай – спасутся не знатоки закона, а его исполнители!

Хранитель с изумлением и восхищением летел назад, к ангелу с мечом, к спуску по винтовой лестнице, к домику Вали, где она видела ночной сон.

Через некоторое время они вместе с другом, ангелом, находились у кровати умирающего мужа Вали. Душа Сережи медленно выходила из тела, словно снимала давно утомившую ее одежду. Сначала озиралась вокруг, удивленно наблюдая за хранителями, за изменившейся комнатой, потом смотрела со страхом вдаль в сторону группы черных бесов, которые плясали и бросались оскорблениями, не имея возможности подойти ближе.

Селафиил сопровождал душу Сергия, и это была огромная честь для него. Второй Ангел, что занимался подопечным со дня его крещения, быстро растолкал бесов, хотя у тех были претензии, и даже попытка задержать душу на мытарствах. Но у хранителей имелся светлый документ о свободном проходе вверх, который они, улыбаясь продемонстрировали черной толпе.

Крылатые ангелы поддерживали Сережу и поднимались прямо ввысь:

– Как же приятно и легко сопровождать душу такого как он. Ну ничего, мы еще повоюем с моей Валькой! Надо будет и Лазриила позвать в день Валиного возвращения домой! – размахивая крыльями в облаках, тихо проговаривал Селафиил.

Испуганная душа Сергия ждала свидания с покровительницей храма, в котором он алтарничал, с давно умершим отцом, и главное – встречи с Хозяином Дома! Сережа возвращался на родину!

Радуйся, пречудная

Совсем скоро умер Сашка, долгая история о его мытарствах, но можно сказать, что его вытащили всеми возможными силами, как гласит пословица «Хоть с краюшку да в раюшку».

Хранитель прибыл вместе со святой Валентиной на кладбище, где сидела вся в слезах его подопечная. Пока святая беседовала с Валей, ангел стоял в сторонке и наблюдал. Думал и мучался: «Получится ли у нее, сможет ли Валя понять, что от нее хотят, захочет ли?» Единственное что теплило надежду, это выполненная работа по всем пунктам небольшого добавочного плана по приведению ее в церковь. Чтобы сама задумалась, не обратиться ли к Заступнику? Подумала – к кому же еще идти? Задалась вопросом, поможет ли молитва?

Возвращаясь назад в прошлое, на несколько месяцев земной жизни, когда сын был еще жив, в безвременной вечности шло очередное собрание:

– Валя такой тип человека. Сама никогда не изменится, тем более без скорбей. Предлагаю усугубить страсти сына! Как раз, бес просил Господа о разрешении мучать Сашу, – докладывал собравшимся, крылатый начальник отдела ОРГП.

– Опасно это, еще сломаются оба, тогда точно ад без вариантов, – отвечал его заместитель, с соседнего облачка.

– Предлагаю молитву, а дальше по решению свыше! – добавил кто-то из сидящих на соседних облаках. Все присутствующие усиленно просили и спустя мгновения, решение пришло, – усилим его тягу к спиртному, Господь попустит бесу, а дальше уже наша задача вытащить Валю и сына, – смиренно произнес начальник отдела.

В тот день ангел со слезами наблюдал за внутренним борением Сашки, как бес его мучал, как временно отключили ему жизнь, переместив душу в место мучений. Друзья подшучивали, но, вмешался сам Господь, дал сил, напомнил о молитве и Сашка воспользовался этой спасительной веревочкой и получил награду – решимость и желание оставить старую разгульную жизнь навсегда! Хранители плакали, когда Саша попросил помощи и прощения у мамы. Ангельская скорая помощь привела его в храм, помогла перебороть остатки помыслов, желаний, страстей. Так Валентина тоже начала укрепляться в вере и ощутила потребность в таинствах.

Сейчас Селафиил стоял рядом с могилами Сережи и сына. Ангел надеялся на святую и на проделанную работу над душой Вали, которую они выполнили за последние месяцы. Да, сына уже не было на земле, но, если все получится как задумано, скоро Валя сама узнает о том, что он спасся, после мучений, больницы и покаяния. Господь милостив и не оставляет тех, кто хоть немного тянется к Нему.

Вернулась с кладбища. Сидела одна в старом домике, доставшемся от родителей мужа, тихо тикали часы, за окном плыла мертвая тишина, даже птицыперестали петь. В такие минуты хранитель всеми силами старался понудить ее открыть молитвослов, псалтырь или акафист. Хотелось зажечь немного надежды, капельку тепла и понимания. Бог рядом, она не одна, за ее спиной стоит сильная помощь. Мысль легла на добрую почву, видимо сердце уже тянулось к Небу. Она взяла переписанный собственноручно акафистник и выбрала, к большому удивлению хранителя – Акафист святой блаженной Валентине!

Открыв книгу, стала читать, сосредоточилась на словах, молитва потекла:

– Радуйся, пречудная избраннице Промысла Божественнаго.

– Радуйся, блаженная Валентино, всех приходящих к тебе скоро утешающая.

С первыми строками акафиста, появилась сама святая.

Хранитель много раз видел, как праведные души выплывают из ниоткуда, иногда являются как молния, вспышка, но каждый раз это настолько его умиляло, что ангел приходил в восхищение, как тогда, в пустом вагоне электрички, чувства взаимопомощи и благоговения переполняли.

– Радуйся, и нас ко исполнению велений Божиих призывающая.

Святая стояла рядом и тоже взывала.

Валя переходила со строки на строку:

– Ты же милостивно услыши малое моление сие, да и нас к лику мудрых дев сопричтет Господь Иисус Христос, радостно поющих Ему: Аллилуиа.

Святая приблизилась к ней и прикоснулась к Вале.

– Радуйся, страдания временная ни во что же вменяющая.

– Радуйся, изнемогающих во брани укрепляющая.

Через несколько мгновений в сердце Вали начал загораться небольшой светильник.

– Радуйся, теплотою Божественныя любве души согревающая

– Радуйся, спасатися именем Иисусовым вразумляющая.

– Радуйся, души и телеса наша благодатно исцеляющая.

Свечение увеличивалось, и стало настолько ярким, что ангел начал тоже читать мысленно акафист и благодарить святую и Бога за действенную помощь.

Валя читала, устами, а сердце повторяло:

– Укрепи дух людей православных, даруй совершенную победу света боговедения над тьмою.

Затем разум заполнился образами. Неизвестные дома, люди, имена и прегрешения душ потоком входили в нее.

Мысли не принадлежали ей, но она знала, как нужно поступить, что выполнить, к кому подойти и что сказать!

Ангел наблюдал за изменением подшефной и тихо ликовал. Заметно пришел образ храма, со стоящей у подсвечника девушкой. Валя подошла к ней и подарила частичку света, которым обладала теперь. Подарила надежду, силы на перенесение скорбей, жажду поиска Христа!

Пришла пора начинать служение по силам.

Глава шестая

Продан

Ветки кустов хлестали по лицу, изношенные ботинки то и дело застревали в выступающих корнях деревьев, а сердце отчаянно стучало, взывая о помощи и требовало порцию воздуха. Пот стекал с головы и струйками пробегал по липкой спине.

«Бежать, бежать! Изо всех сил бежать, прямо и без оглядки, на свет вдали!»

– Сыно-о-ок сто-о-ой! Я все равно-о-o тебя найду-у-у! – нетрезвый, хриплый крик остался позади, за темными деревьями, внутри леса.

В порезах и ободранной одежде, на лунный просвет поляны выбрался мальчик. Упав на мягкий мох, пытаясь отдышаться, шепотом произнес:

– Дорогая мамочка, помоги мне! Пожалуйста, не хочу к цыганам! Пусть батя уйдет! Пожалуйста, услышь меня!

За спиной, в нескольких метрах от парня послышался треск сухих ветвей. На поляну кубарем выкатился небритый мужчина средних лет. Без рубашки и в заплатанных штанах. На ногах болтались безразмерные резиновые сапоги с кусками засохшей глины, в руках он крепко держал смотанную в кольцо веревку.

Поднявшись, мужчина, прихрамывая подошел к мальчику и с ухмылкой прохрипел:

– Ну что заяц, не век тебе от волка бегать?! Пора и помочь семье!

– Папа, я не хочу к ним, пожа-а-алуйста не отдавай меня! – всхлипывал мальчик.

– Да что ты! На веревке тебя тянуть? Ну! Давай руку негодник! – схватив сына, отец потащил его назад, через лес, в деревню.

Пробирались домой по ночному лесу, сын шепотом повторял:

– Мама помоги мне, пусть твой Бог услышит меня, я не хочу туда!

Шли медленно, под треск веток, при свете луны над деревьями. В дом добрались глубокой ночью.

– Спи, утром отправишься, не волнуйсь, не обидят, – усаживаясь за выцветший трухлявый стол, проговорил отец.

Ножки заскрипели и пошатнулись от глухого удара по столешнице граненого стакана. Отец крякнул от выпитого и закрыв глаза, свесил голову.

– Пойдешь как ми-иленький, ишь чего вздумал, ра-адителю перечи-ить! – укладываясь на грязную газету, что лежала на столе с прошлого месяца.

 Ночь стояла тихая, Димка не спал, внутреннее напряжение не спадало. Бежать еще раз не было сил, хотелось есть, ощущалась слабость. В голове мелькали мучительные образы цыганского табора, в который завтра предстояло отправиться.

Еще вчера, он довольствовался малым и радовался обычной мальчишеской жизни. Той жизни, что бывает в глубокой заброшенной деревне, на краю мира. После внезапной смерти мамы, отец горько пил, как и при ней, а может, даже крепче. Ведь была при ней любовь, забота, школа, пусть и небольшой, но покой. Сейчас все стало совсем по-другому и что делать теперь Димка не знал.

Несколько недель назад недалеко от деревни остановились цыгане. Нет, это был уже не тот табор, что описывается в старых романтических книжках, со скаковыми лошадями, кибиткой и красавицей цыганкой. Табор приехал на машинах, не на вороных конях из краденого табуна. Чем их интересовала деревня, Димка не знал, но, по слухам, они занимались продажей старых автомобилей, скупкой земли и ветхих домов.

Однажды отец заговорил с ними по пьяни, мол, не требуется ли им участок с огородом, что находится прямо за домом. Даже послал Димку за документами, показать скупщикам, сколько там земли по бумаге числится. А они в шутку предложили, вместо участка купить сына. Отец тоже в шутку взял и согласился.

Когда разговорились о деталях. Тогда только Дима и понял, что все действительно серьезно и отец может сделать из него «курьера».

По слухам, цыгане использовали мальцов вроде него, для всяческих темных дел, отнести – то, доставить – это. Только если уж ловили с «этим», в тюрьму садился курьер. Оттого, долго у них никто и не задерживался в «таборе».

В дальнем дворе деревни запел первый петух. В дверь громко постучали. Отец не просыпался, и сопел, сидя за столом. Постучали еще и еще. От крепкого стука зашевелились ржавые петли в дверном проеме.

– Э-э-эй открывай, договорились на утро, мы приэхали!

Димка не шевелился, и смирно сидел за печкой.

– Кто-о там припе-ерся еще! – промямлил отец, пошатываясь по направлению к двери.

За порогом стояли два человека. Оба в хорошей, чистой одежде, у каждого блестел золотой перстень на пальце.

– Как дагаваривались, мы приэхали дарагой! – сверкая зубом, ответил тот, что был потолще. Второй, в кепке, осматривая внутренности старого дома, переступил порог и обходя по кругу комнату, направился в сторону печки.

– Выхади малой! Нэ абидим! Сабирай вещи, если есть что брать, – произнес человек в кепке, направляясь прямиком к Димке.

– Ну давай сын прощаться! Вспоминай почаще сколько я для тебя сделал! Теперь твоя очередь, отцу тоже надо помочь. Глядишь, свидимся еще, – сидя за столом и поддерживая голову рукой, пробубнил отец.

Выходили в утренней дымке тумана, наступая на влажную траву, придавливая к земле закрытые бутоны крошечных цветов.

Водитель несколько раз посигналил. Машина тронулась и быстро набрала скорость. Димка смотрел в окно с заднего сиденья, несколько раз он оборачивался, пытаясь оставить в памяти удаляющийся дом. Сквозь пыль и грязное стекло виднелся отец, с пачкой купюр в трясущейся руке. По щекам текли слезы, в горле застрял противный комок обиды, внутри поселилась пустота.

Мама часто учила Диму молиться, особенно в трудных жизненных обстоятельствах. Он даже знал на память – «Отче наш», но сейчас ему не хотелось ничего, только молчать и смотреть в окно. В голове крутились мысли: «Как же так?! Ведь ты столько раз у Него просил! А видишь, как Бог с тобой поступает! Если бы Он был, разве не услышал бы тебя! Разве не помог? Нет никакого Бога! А раз Его нет, значит, надо жить ради ненависти, можно и нужно отомстить! За что они тебя так? Жизнь одна, делай что хочешь! Главное, выберись, а там уж видно будет».

Через несколько километров поездки, комок постепенно стал уходить, а Димка ощутил презрение и ненависть ко всему вокруг. Мысли не унимались: «Почему учительница, Тамара Константиновна так давно не приходила? Ведь ты уже месяц в школу не являлся, разве она не могла помочь? Да ей просто плевать на тебя! Где соседка, что дружила с мамой? Где крестная тетя Таня? Нет! У них свои дети, свои заботы, никому не нужен такой как ты! Беспокойся о себе сам, никто во всем мире не хочет, чтобы ты стал хорошим! Ты лишний!»

Сердце горело обидой от предательства. Дима вспомнил, как мама перед сном, у его кровати рассказывала о героях-мучениках первых веков. Этих страдальцев бросали на арену к тиграм, но те не отказывались от веры и смело шли на смерть. Эти люди имели внутренний стержень. Даже когда их предавали родные, писали лживые доносы соседи, когда их мучали тайно в тюрьмах и публично на городских площадях. Всегда эти герои молились и надеялись на своего Бога.

Дима пытался преодолеть мысли, заставить себя успокоиться, сквозь черноту внутри, сквозь слезы на щеках.

Искреннее:

– Господи помилуй! – все, на что хватило его сил.

Чернота внутри зашевелилась гуще. «Ты что! Нет Его, какой еще помилуй, это просто смешно! Ты же сам видишь, куда тебя везут, через месяц будешь в тюрьме, а там по накатанной дорожке! Все это благодаря кому? Безразличным людям, что жили рядом с тобой, ходили вместе в школу, встречали тебя в сельском магазине! Вот кто настоящие негодяи, а вовсе не ты! А еще христианами называются!» – отвечали мысли.

Бог, помоги! – слезы капали на велюровое сиденье.

– Ты малой спакойна, нэ надо машина портить, приедем, там рыдай, поня-я-ял?! Произнес водитель, наблюдая за Димкой через зеркало заднего вида.

Дима вытер мокрые скулы и стало немного легче, может от того, что слезы закончились, а может, от слов молитвы. Стало чуть-чуть светлее, чернота давила уже не так сильно.

Мама! Я так боюсь ехать к ним, я не хотел бы стать преступником или курьером, пожалуйста услышь меня! Бог, обещаю всю жизнь буду делать, что скажешь! – наблюдая в окно за парящими на небе облаками, мысленно произносил Дима.

Машина резко остановилась со скрежетом колес прямо за крутым поворотом. Дима даже съехал с сиденья и уперся лбом в переднюю спинку.

– Так, цыц малой! Мы тэбя падвозым, а куда шел сам рэшай, если спросит, понял?! – тихо произнес рот с золотым зубом.

– Здравия желаю! Куда следуем? – за окном стоял, словно ангел, высокий сотрудник ГАИ в чистенькой серой форме.

Димка высунул голову в открытое окно машины. Совсем рядом, из-за кустов выглядывал мотоцикл с пассажирской коляской.

– Да-а вот, начальник, в город едэм в больницу, подвозим парня. На дороге взяли, совсем измучен, нищий или сбежал откуда, – не очень уверенно ответил «золотой зуб».

– Документики предъявите на машину! На ребенка тоже! – строго произнес «ангел в серой форме».

Вытаскивая свидетельство, что отдал отец при сделке, «золотой зуб» подал сотруднику:

– Мы у нэго сразу их спрасили, ато сбэжит ище! Кто их бродяг знае-ет!

– Так, так, – рассматривая документы и вчитываясь, – выходим молодой человек!

– Что-о нэ так начальник? Мы все показали! Нада ехать уже, врэмя!

– Мальчик, проходи в коляску мотоцикла, а вы граждане за мной следуйте по дороге, там разберемся! – усаживаясь на мотоцикл, строго произнес патрульный.

Димка с радостью слез с велюрового сиденья, промчался к мотоциклу спасителя и одевая каску тихо обратился к милиционеру:

– Они врут, они меня купили у папки, никакой я не бродяга!

– Ничего разберемся, – поворачивая ключ в замке зажигания, ответил патрульный, – Водитель! За мной следуем!

Быстро стучало сердце, Димка трясся в люльке мотоцикла и рассуждал:

– Неужели мамин Бог меня услышал? Значит Он есть?! Куда же меня везут? Почему Он раньше не вмешался?

Гений под корягой

Все внимание в мою сторону, слушаем! Значит так! С отцом у нас все улажено, он под контролем, лишних действий пока не требуется. Сейчас нужно оперативно, слышите! Оперативно! Решать с этим оборвышем! Что это он никак от мамкиных россказней не избавится? Вы как с ним работаете господа?! Надо быстрее, БЫ-СТРЕ-Е! Понимаете меня? Я вам – силам зла, говорю! Бес должен работать со скоростью мысли, даже быстрее ее! Денница, да будет его мерзость проклята, пал с неба как молния! Вы с той же скоростью должны действовать!  – по лунной поляне расхаживал черный демон и размахивая подобием рук, учил своих собратьев подчиненных.

Он совсем не был похож на черта, которого рисуют в детских сказках-страшилках. Не имел ни хвоста, ни свиного пятачка, даже рогов у него по какой-то причине не выросло. Зато, он целиком состоял из плотной черноты. Это отсутствие света в нем скорее походило на темную яму, всосавшую в себя дым от жженой резины или от хорошо прогоревших угольков, превратившихся постепенно в мрачную пыль. Темнота жила сама по себе, активно шевелилась, двигалась во все стороны и извивалась, как небольшая космическая черная дыра, что пытается поглотить все светлое.

 В зависимости от внутреннего состояния и меры зла, бес иногда становился похож на клубок ненависти, с черным дымком вокруг, часто на облачко с ножками, готовое взорваться от раздражительности и высокомерия, а в особые моменты походил на пузырящуюся густую смолу.

Черный – занимал начальствующую должность уже многие тысячелетия, опустился он так низко очень давно и шел к цели, как это принято в сообществе демонов – по головам своих собратьев. Много сложностей и бед он создал и людям, но за все эти заслуги, даже опытные коллеги побаивались на него взглянуть лишний раз. Сам же он высоко ценил свои достижения. Казалось, в моменты поучений или рассуждений о своих проектах, бес раздувался, увеличивался в объемах от мысли о собственном превосходстве и значимости.

Вокруг него всегда постоянно крутились несколько приближенных помощников, но больше всего он ненавидел серенького, похожего на обгоревшего барашка, у которого на морде, при приемах у начальства держалась дежурная ухмылка, как будто приклеенная несколько мгновений назад не очень качественным клеем. За верность и искреннюю ненависть, приглашал Черный, его во все важные для себя проекты и тот успешно их выполнял и ценил оказанное доверие.

– Серый! Ко мне! Разве я не приказал тебе решать оперативнее вопрос с мелким оборвышем? И что же ты предпринял за прошедшее время? Давай ка, приступай к докладу руководителю! – с максимальным пафосом и высокомерием приказал Черный бес.

– Кхе, кхе, значит так босс, – откашлялся для виду Серый.

– Отец, как все знают, сдался уже давно, кхе-кхе. Сейчас мы ему побольше насаживаем тяги к зеленому змию. Пьет литр в день регулярно, иногда по ситуации бывает и поменьше, но тогда добавляем ему мыслей по части ругани или наглости. Средства к существованию закончились у него уже давно, подселяем мысли о заработке с помощью сына. Пока четкого плана нет, ждем подходящий случай, – доложил Серый.

– Плохо отработал, надо еще хуже! У нас времени совсем нет, он, итак, уже скоро допьется до цирроза. А малец пытается что-то там калякать, обращаясь туда, вверх, на небо, просит он, видите ли, ха-ха-ха! Кто там его слушать будет хэ-хэ! Но остановить его нужно, и сделать это надо срочно! По крайне мере, пока у нас в руках такой чудный инструмент – его папаша! Эх и короткая же у людишек жизнь, всего зла и не успеешь, что задумал, – добавил Черный.

– Разрешите? Ваше темнейшество! – из-под сухой лесной коряги послышался голос. Оттуда начал вылезать похожий на длинную палку или плохо гнущуюся змею темно-желтый бес.

– Кто такой? – повернулся в сторону коряги Черный.

– Салафур я, желтый Салафур, раб вашей мерзости! – склонившись перед начальством и ожидая одобрения, чтобы продолжить речь.

– Ну давай, давай, что хочешь?

– У меня ваше темнейшество, готовое решение имеется. Излагаю. Есть возможность пригнать сюда торговцев краденым, запрещенными препаратами всякими, ну вы понимаете. Так вот, они с радостью купят не только старый холодильник или участок под картошку, но и человечишку, если предложение будет. А что, если нам подначить отца? Пусть и продаст сынишку. Морально он к такому уже давно готов, нам и делать почти ничего не нужно будет. В результате такой операции мы получим сразу две души! – протараторил Салафур.

– Это как же мы получим две души, да еще и сразу хе-хе-хе? Когда сын этот проклятый, все по мамкиному научению пытается с небом разговаривать! – покосился в сторону желтого беса, Серый.

– Да легко! Папаша как известно готов ко всем нашим пожеланиям. Ниже он, к сожалению, не опустится, слишком хлипок, пора бы отправляться в царство теней. В теперешнем состоянии заоблачным святошам он не нужен, вот и прокрутим последнюю пакость в его жизни, а потом заберем.

– Ну а голодранец этот мелкий, с ним что предлагаешь? – начал раздуваться в объемах Черный.

– С мальчишкой все просто как с Иудой. У мальца, итак, почти как у нас – кромешный ад! Остался лишь папашка, если и он парня предаст и продаст а-ха-ха, поселим оборвышу мысль, мол, никому ты не нужен, польем немного ненавистью к миру, подогреем чувством сострадания к себе несчастному и все, душа наша будет!

– Как бы он молиться не начал, а то может и не получиться ничего, – добавил Серый.

– А это ваше темнейшество, уже зависит от степени загрязненности сердца, будем надеяться вы его хорошо подготовили за прошедшие годы, в любом случае попробовать нужно, глядишь и юную душу заарканим, а там сколько возможностей открывается, – мечтательно преподнес ситуацию желтый Салафур.

– Ну, гляди желтобрюх! Получится, понижу тебя на три ранга за заслуги! А не справишься с мальцом, отправлю к бабкам на скамейку, будешь в сплетнях тренироваться следующую тысячу лет!

Дракон умер

В самый сложный и ответственный момент Дима смог вспомнить о маме и ее молитве, которую они вместе читали перед сном. Это дало ему сил не закрыться, вспомнил он, как мама часто говорила:

– Обращайся сынок к Богу, не оставайся один с бедой. Небо поможет, ведь двери ада тоже заперты изнутри. А ты не храни зло, откройся и все обязательно пойдет на лад!

И Дима, через силу и обиду обратился, очень кратко, двумя словами. Ответ пришел, сердце очистилось, ушла чернота из мыслей, мгновенно появилась, казалось бы, случайная помощь, но зато в нужном месте и времени. Так Димка оказался в детском доме, куда его, испуганного доставил патрульный сотрудник ГАИ.

В воспитательном учреждении он задержался ненадолго. Снова и снова повторялась ситуация. Мысли путались, тянули его назад, в темноту и прививали подозрительность к людям. Часто бывали стычки с местными детдомовцами, а огорчения от жесткой воспитательницы заставляли постоянно думать о побеге. Он молился как умел и вновь просил о помощи.

Спустя год, его неожиданно усыновила пожилая пара. Новые родители долго еще ужасались истории его небольшой жизни. Выбрали они именно Димку, среди многих детей с похожими судьбами.

Мальчик был счастлив и рад обрести нового папу и заботливую маму, искренне признателен и благодарен за желание помочь, ведь ему было с чем сравнивать. Большое часто видится издалека и в новой семье он мог лучше понять, почему его увезли из деревни, зачем позволили продать в рабство.

Останься он с отцом, через время Димкина жизнь превратилась бы в злую сказку с названием – «Дракон умер! Да здравствует новый дракон!». С годами Дима занял бы место спившегося отца, а в его новой, круто изменившейся жизни он получил заботливых родителей, пусть и не молодых, небогатых, но добрых и надежных, которых ему давно не хватало.

Время шло, Дима окончил школу и поступил в институт, многое в его жизни наладилось. Постепенно память о детстве осталась за пеленой и вспоминать о бедах прошлого совсем не хотелось. Единственное, что иногда терзало мысли – это отец. Встречая на улице пьяного человека, ему казалось, что это он – его папа, проходя мимо уличной пивной, обдавало дурными ароматами из детства. Всплывали мрачные образы грязного стола, вечной газеты на нем и огрызка огурца рядом с рюмкой.

Как-то вечером, за ужином, разговор коснулся о даче и загородном участке. Тут Дима и вспомнил, у него ведь есть земля! Посетить бы дом, съездить, проверить, что там в деревне, не поменялся ли отец. Было уже не страшно, ведь у него появились родители, да и сам он мог теперь постоять за себя. Посовещавшись, решили ехать всем семейством.

Рано утром в выходной день, отправились в путь, на старенькой машине.

Вдоль дороги Дима рассматривал густой лес, ветки которого его часто преследовали в страшных снах. Проезжали через поле, где он в последний раз, сквозь слезы, всматривался в стекло машины.

Сердце заколотилось сильнее, когда они подъезжали к знакомой улочке, где он провел годы детства.

– Не дождался ты меня домик, видать, долго я возвращался к тебе! – с досадой прошептал Дима.

Участок был тот же, роса на траве такая же, небольшие цветы на ней, но вместо старого дома, из земли торчали черные обугленные бревна. Этот хаос из хлама, грязных стеклянных бутылок, сломанной металлической кровати и кусков мебели, все окрасилось в пепельный цвет.

– Ух-х, что-то здесь произошло сынок, после твоего отъезда, – утвердительно кивал его новый папа.

Дима вздохнул. Знакомый комок снова подкрался к горлу:

– Нужно зайти к соседям, они, наверное, знают!

Душа горела

Итак, ненавистный ты мой Салафур! Заметь, я не отправил тебя заниматься сплетнями, доносами или кляузами! И только по той причине, что ты выполнил задачу ровно наполовину! Ай, маладца папаша, он достоин призового кубка в конкурсе худших подлецов! Я даже прослезился, когда он мастерски торговался, при продаже своего сынка. А вот за то, что ты этого слезливого сынка упустил, будешь теперь заниматься отцом, пока я его душу здесь не увижу у своих лап! – прохаживался вперед и назад Черный бес.

– Да ведь я готов, разрешите, сейчас и отправлюсь к папаше? – ответил желтый Салафур.

– Будешь под контролем Серого, одному я тебе задачу не доверю!

– Как скажете шеф, всегда готов! – вытянулся по струнке Серый, отчего кудряшки стали похожи на пригоревшие куриные перья.

Легкий ветерок шевелил самодельный флюгер на сарае, трава больше не клонилась от росы и могла подняться в полный рост. Соседские петухи закончили приветствовать новый день и важно разгуливали вдоль улицы.

Отец Димки стоял с пачкой денег в руке и махал вслед удаляющейся машине с успешно проданным сыном. Возвращаясь к дому, решил сесть на трухлявый пень и пересчитать прибыль, не обманули ли старого пьяницу?

Разворачивая пакет с купюрами, начал перекладывать по одной на пенек.

– Пятьдесят…

– Сто…

Медленно разглядывая трясущимися руками очередную купюру, вспоминал общую сумму:

– Стопятьдесят…

Из ниоткуда поднялся порыв ветра и лихо смахнул верхушку пачки. Бумажки разлетелись по траве. Пошатываясь, отец встал и начал собирать деньги, затем вернулся на пень и продолжил считать, засовывая руку в пакет:

– Значит, стописят было…

– Так, продолжим.

– А это еще чего?!

Пристально рассматривая очередную бумажку прокуренными пальцами.

– Та-ак, и чего, это что внутри?!

– Елки зеленые…

– Не, я не по-оя-ял…, да я ща к ментам пойду, вы это…

– Э-э-э, вы че такое подсунули мне, слышь, это че такое лежит, я не догоняю?! – схватился за сердце отец.

Громко выкрикивая злые слова в сторону дороги, отец нахмурился и отчаянно бросил пакет на землю. Под парой верхних купюр лежали аккуратно сложенные, вырезанные по точному размеру настоящих денег – куски старой газеты. В пакете находилась бумажная пустышка.

– Как мы его?! А-ха-а-ха-а-ха, нет ты видел «я не дага-а-аня-яю!» а-ха-ха, – разрывался от дикого хохота Серый бес.

– Да-а-а, лихо, к «ментам он пойдет», надо же такое придумать, уха-а-ха! – поддакивал желтый.

– Пусть радуется, что хоть немного настоящих положили, а то могли бы и всю пачку газет всучить! Ну он и овощ, надо ж до такого дойти, а ведь был человеком! – не унимался Серый.

– Давай, уже подселяй ему мысль, пусть на радостях хоть на эти деньжищи напьется.

– Бес подлетел и проник внутрь. И начал активно всем своим черным существом соединяться с душой пьяницы, раздражая сердце и страсти.

– Ой-й не могу-у, горло горит, душу всю выворачивает наизнанку, – бормотал сам с собою пьяница, направляясь в сторону дома местной самогонщицы, бабы Зины.

Пока плелся, цепляясь за верхушки заборов, бесы приплясывали рядом, в надежде скоро заполучить душу, над которой так долго трудились, и завершить наконец этот затянувшийся проект. Отчеты ведь нужно было уже давно отправлять, да не куда-нибудь, а в самый низ, туда, куда может спускаться лишь Черный! К самому главному боссу!

– Мать, дай литрушку, трясет всего вишь как!

– Э-эх дурень ты дурень, у тебя сын растет, а ты никак не угомонишься окаянный! – направляясь в сторону погреба, пробурчала баба Зина.

– Нет сына больше, предал отца, уехал, – делая вид пострадавшего и брошенного, скукожился отец, указывая рукой в сторону дороги.

– Куда он уехал, сбежал небось от такого, как ты черта то! – позвякивая бутылками в погребе, выкрикивала бабка.

– Думаешь я демон, чтоб от меня сыновья сбегали? Растишь их растишь, а потом ба-а-ац и бросают! – чтобы показать звук и усилить впечатление, отец вставил грязный палец за щеку и резко дернул в сторону, от чего получился звук лопнувшего пузыря.

– На вот, держи! Деньги, то есть?

– Ух ты, и алчная мать, разве ж я, могу без них, это ж всегда пожалуйста! – вытаскивая из кармана смятую купюру.

– Ох и плохо, давно так не скручивало, сердце аж горит, – пытаясь аккуратно передвигаться, чтобы не разбить драгоценный груз, шагал домой отец.

– Ну все, пусть теперь дома сидит, наслаждается, а там посмотрим, что с ним делать, – прокомментировал Серый.

– А может его – того! Уже забрать можно? – желтый вопросительно посмотрел на Серого.

– Что? Ну ты даешь! Нет, конечно! На такое специальное разрешение нужно брать, и не снизу, а та-а-ам! – скривился Серый, поглядывая вверх, – ты что забыл, как Денница упрашивал у Него сеять апостолов как пшеницу? Не помнишь, как разрешение целый наш легион просил, зайти в свиней? Запамятовал как наши клянчили запрос на испытания Иова? А пророка Михея? Как там брат наш, предлагал их Богу внести разлад в видения пророков! На все разрешение требуется, кто их знает, зачем они это позволяют, наше дело злое, крути да трепай души.

– Ну-у-у я тогда к Черному, пусть запрос пока делает? – озадаченно уставился желтый.

– Давай, лети, а я здесь, поглумлюсь немного еще.

Пока запрос о пьянице шел по адской структуре в самый низ, а потом возвращался вверх для одобрения, Серый пытался осквернить отца по полной адской программе.

– Давай ка папаша, сходи к соседке, у нее там еда есть. Все вокруг едят, а ты чем хуже! – внушал отцу Серый.

– Во-о-от молодец, даже сам додумал. Петуха можно не только слушать по утрам, но и есть! Давай бегом, бегом, поймай, еще успеешь сегодня пир устроить.

Отец заканчивал варить пойманного соседского петуха, а к этому моменту уже готов был документ на жизненный выбор души, который принес Серый.

– Фух, торопился как мог, там у нас, на седьмом кругу взяточников, хотели его затормозить, еле отвязался. А как до самого низа запрос дошел, то на небо носили, мгновенно решение вынесли, вот, – желтый бес протягивал документ с огненной печатью. Там значилось имя души, место рождения, имя приставленного к ней ангела-хранителя после крещения и много другой информации о жизни, о грехах и добродетелях, но главное в заключительной строке было написано, – «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир, но люди больше возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы».

– Разрешение есть, отлично, как будем забирать?

Перебирая варианты, Серый мысленно ушел внутрь себя, – у нас давно пожары не дымились, как тебе пожар? – обращаясь к желтому, предложил Серый.

– Мне нравится, как раз сейчас курить начнет, пусть и привыкает к геенне огненной.

Серый немедленно отправился к отцу для навязывания мыслей. Тот зажег спичку и закоптил смердящею самокруткой, после этого налил еще стопку, немного выпил и склонился над столом.

Закрыв глаза, вспомнил жену и сына, в сердце сверкнул тусклый голос совести:

– Что же я наделал дурак пропитый, протрезвею, поеду в табор, верну назад, пусть меня даже посадят, но сына верну! – глаза совершенно закрылись, последняя мысль в его жизни затухла во сне. А пепел от сигареты не угас, падая на тлеющую газету, что лежала на столе еще с прошлого месяца.

Под мирный храп отца задымился стол, затем начали тлеть тряпки возле ножек стульев, а после воспламенилась ветхая мебель.

Клуб в Гоморрасъево

Несколько минут спустя, полыхало пламя. По улице неслись с криками и ведрами соседи, густой дым валом валил изо всех щелей многострадального дома. В пламени находились три неприметных для всех фигуры. Два беса держали душу отца, которая в ужасе, мгновенно отрезвев, наблюдала за своим телом, что сидело в центре пламени, за столом, рядом с бутылкой.

Душа отца паниковала и пробовала отогнать этот жуткий сон, брыкаясь и норовя удрать с пожара, но злодеи крепко-накрепко ее держали, потешаясь над напрасными попытками.

– Ну что друг, попался? Теперь ты наш! Можно сказать, брат и единомышленник, ах-а-ха! Как ты ловко сына продавал, а? Мы сами не додумались бы. Еще и торговаться начал, хо-о-хо-хо!

– Вы кто ваще такие?! Хочу проснуться! – стал требовать отец.

– Сейчас домой доберемся брат ха-ха-ха-а, там узнаешь, кто мы! – захихикал Салафур.

– Ага, в центр беззакония низвергнемся! – подшучивая, добавил Серый.

– Вы людишки глупы как эти бутылки. Пока в них что-то есть, они вам нужны, а если там пустота, вы их сдаете в прием стеклотары! Так и ты, сдался прямо в наши лапы, по своей пустоте, ведь никому не нужен! Была бы в тебе капля мозгов, понял бы, что это уже не сон! – крепко держал душу Серый.

Рядом возле горящего дома горячо молился, склонив голову ангел-хранитель, не пытаясь подойти к подопечному. Выбор человеческой души был так очевиден, что даже не требовались мытарства. Ангел отлично помнил, как однажды его собрат проводил без мытарств святую душу, прямо на небо, сейчас был такой же случай, только душа отправлялась в обратном направлении.

– Ну что, нет у тебя власти! Хе-ха-а-ха! Попробуй забери его от нас! По вашему закону работаем! На-аш он, такой же как мы-ы! – выкрикнул Салафур в сторону ангелу.

Ну, не хочет в облако к вам, на арфах играть! НЕ ХО-ЧЕТ молитв и неба вашего! – захлебываясь от победы, радовался Серый.

Давай желтый, летим уже от этого святоши-молитвенника, отчет сдавать пора, – скукожился Серый, вспоминая о молитве.

Отец в ужасе осознал, что он умер, ясно понял, что недалеко от дома находился его ангел-хранитель и мгновенно в мыслях начали пролетать моменты жизни, когда ангел пытался его вернуть на правильный путь. Вот супруга просит его не идти к друзьям, а сбегать в аптеку, ведь у маленького сына высокая температура. Вот нужно сделать выбор, «принять на грудь» или сходить на собрание в школу. Вот ее похороны и никто не принес выпивки и нужно бежать к бабе Зине. Вот уже и болезнь печени, когда сын летит сломя голову за лекарствами к соседке. Одна за другой вспышки в памяти, и рядом всегда стоит ангел, предлагая принять правильное решение, преодолеть страсть, не дать упасть еще ниже!

К удивлению отца, бесы несли его совсем не в недра земли, а вдоль, немного выше деревьев. Пролетали соседнюю деревню, город, затем как сквозь стенку невидимого мыльного пузыря проникли дальше, в совершенно другую незримую область. Все вокруг виднелось как сквозь мутное стекло зеленоватой бутылки, хотя под ними пролетали те же сосны, город, позади деревня. Стало невероятно мерзко внутри и очень захотелось выпить.

Перед взором отца предстал православный храм, правда, на куполе почему-то отсутствовал крест, а на главном входе, рядом с графиком работы, вместо икон висела табличка – «Сельский клуб села Гоморрасъево». Внутри здания рядами стояли деревянные скамейки, на стенах висели фотографии известных писателей, общественных и государственных деятелей. В дальнем углу располагался красный аналой, на котором лежали инструкции по гражданской обороне, видимо, приспособленный под переносную трибуну. Вместо входа в Царские врата стоял плакат в полный человеческий рост, прикрепленный к стене из досок. На плакате изображалась большая бутылка и выпившие люди с красными носами. Как бывает в житийных иконах святых, по бокам шли кадры, вероятно, из тех событий, что пьяницы натворили в своей жизни. В самом низу крупными буквами отпечатана надпись – «Долой церковные праздники!»

Из левой кулисы выплыл Черный:

– Ну что, доставили? Ох и выпрашивать пришлось за него, оказывается папаша помер с мыслью о сынке, еще чуть-чуть и раскаялся бы. Едва не ушел от вас!

– Посмотрим, что там у него, – с интересом пробубнил Черный, проплывая вдоль скамеек, по направлению к отцу.

Пробравшись с легкостью внутрь души, черный изнутри проговорил:

– Да тут как у нас дома, жить можно! Совесть заглушил, ай, молодчага! Предательство с лестью вскормил, просто умница! Ну, добавим вишенку на тортик, Зеленый, давай занимайся клиентом!

Из-под лавки вылезла толстая зеленая масса, больше похожая на прозрачный и мягкий огурец в несколько метров длиной.

Подползая к душе, в которой расположился Черный, змея встала, опираясь на часть своего тела, как это делает королевская кобра, некоторое время наблюдала за испуганной душой, которую уже тряс изнутри бес и в мгновение ока влетела целиком в область сердца.

– Аа-а-а, нее могу-у-у, немедленно дайте выпить! – Не-ена-а-авижу-у себя-я-я! – мучительно завопил отец, сотрясаясь от действия собственной страсти.

Змея полноправно шевелилась внутри души, взбудораживая страсти:

– Что же я с собой сдела-ал! Не-е-е могу, да-айте выпи-и-ить! По-омогите-е-е!

– Безголовый ты пьяница, чем же ты пить будешь? У тебя и желудка нет, да и печень уже пропита, ты ведь душа теперь! – наблюдая за его муками, хмыкнул Серый.

Змея свернулась в кольцо и в миг разжалась как жесткая пружина. С легкостью она выполняла акробатические номера, достойные заслуженных цирковых артистов. Зеленый поедал мысли, полученные от мучений, лакомился терзаниями и нарастающей чернотой укоренившегося греха.

– Отпусти-и-ите, я не-е-е хочу-у-у! – вопил отец.

– Аа-а-ха-а-ха, куда же тебя отпустить? Ты ведь всю жизнь сюда настойчиво просился, а теперь отпустить?! Нет уж, теперь ты наш брат, вечный друг и ближайший товарищ! – поглядывая с ухмылкой на пропагандистский плакат в алтаре, захихикал желтый.

Море в глазах

Дима стоял на кладбище, возле могилы отца и прокручивал в мыслях ситуацию с пожаром. Что же могло произойти в доме? Отец надоел односельчанам? Заснул с сигаретой? Поссорился с цыганами? Соседка во всех красках рассказала, как они тушили всей улицей дом. Как долго ждали пожарников. Даже прозрачно намекала Диме на материальную благодарность за похороны, ведь скидывались на улице все, кто мог, на гроб нищему соседу.

После кладбища зашли с родителями в сельсовет, оформили бумаги на землю и уехали назад, с тяжелыми впечатлениями от посещения родного дома.

Жизнь продолжалась, в институте наступала сессия. Дима усиленно читал, сдавал зачеты, активно готовился к экзаменам, практически жил в институте.

– Студенты сегодня совсем не слушали, они просто ждали, чтобы вставить свое слово! – по длинному коридору медленно шли два преподавателя и обсуждали прошедшую лекцию.

– Извините, не могли бы вы расписаться в моей зачетке? – обратилась к одному из преподавателей симпатичная девушка.

– Вот видите коллега, даже на первом курсе только подписей хотят! Оценок и споров! А знания? Когда студенты будут требовать знаний?! – расписываясь в зачетной книжке, возмущался профессор.

Дима наблюдал за уходящими преподавателями и почесывая затылок искренне завидовал студентке, ему еще только предстояло получать тот же зачет у ворчливого профессора.

– Тоже к нему? – осторожно укладывая зачетку в сумку, звонко произнесла девушка.

– Да уж, к нему. На лекциях он мне показался довольно суровым, страшновато идти даже, – ответил Дима, не поднимая глаз.

– А ты просто вызубри, он спрашивает только начало и конец конспекта. Я вот от корки до корки учила, а не пригодилось! – склонив голову к плечу, ответила студентка.

Дима заинтересовался способом получения зачета:

– Ты тоже с первого курса?

– А ты наблюдательный, – засмеялась девушка, одевая сумку на плечо.

– Меня Дмитрием зовут, а тебя? – протянул по инерции руку Димка.

– Катюха я… но для тебя, Екатерина, хи-хи-и-хи-и, – смешной ты какой.

Дима взглянул новой знакомой в глаза и на мгновение окружающий мир остановился. Он целиком, от макушки головы до концов купленных родителями иностранных кроссовок, утонул в ее взгляде. Там, на глубине, жила целая параллельная вселенная, со своими звездами и планетами, с морями и теплым океаном, там были горы и даже заоблачная высь! Таких эмоций во взгляде он еще не испытывал. Ужас и горечь он знал по опыту, с чувствами сострадания и милосердия от родителей тоже успел познакомился, груз предательства длительное время жил с ним, но это новое ощущение показалось необычайным, сильным.

Испугавшись самого себя, Дима быстро отвел глаза и промычал, стараясь оправдаться:

– Я-я-я себя не очень чувствую, наверное, не пойду сейчас на лекцию.

– Да. Ко-о-онечно-о, ты-ы-ы…может тебе нужна помощь? – смутилась Катя.

– Хм, если у тебя есть конспект лекций, наверное, сможешь помочь. Буду рад, – ответил, красный как спелый помидор, Димка.

Два дня спустя они сидели вместе в библиотеке. Через неделю зубрили конспект, а когда миновал месяц знакомства, бродили, держась за руку в вечернем парке.

Прошло несколько лет. Дима стал неплохим мужем, а Катя его любимой женой, дипломы успешно были защищены, а у Екатерины даже появился выпирающий животик, в котором ожидал встречи с родителями его маленький обитатель.

Когда мертвые снятся

– Дима-а-а, Димочка, Дима-а-а проснись! Проснись! Что с тобой?! – трясла мужа испуганная Катя.

Дима приоткрыл глаза и с хрипом глубоко вдохнул. Сердце выпрыгивало из груди, руки и ноги онемели, а голова болела так, как будто по ней ударили тяжелой кувалдой несколько раз.

– Да уж, приснится же такое, – прохрипел Дима, – фух-х, принеси воды, пожалуйста!

Усевшись на край кровати, Дима глубоко вздохнул, глотнул холодной воды из стакана:

– Никогда бы не подумал, что сон может быть таким реальным.

– Ты кричал и трясся во сне! Я сперва подумала, может приступ, какой начался, а потом стал задыхаться и размахивать руками, я никогда такого не видела, страшно то, как было. Хух, ну и сильно напугал же ты меня, – Катя легла на кровать и поглаживая живот прикрыла глаза, стараясь успокоится.

Дима ущипнул себя за ногу, проверяя, в настоящей квартире находится или продолжает видеть сон, поморщился от боли и обернулся в сторону Кати:

– Представляешь, сон о том, как я очнулся здесь, в этой кровати. Ты рядом лежишь и все реальнее чем сейчас.

– Проснулся значит в три часа ночи и пошел на кухню воды попить. Пью, и собрался уже назад возвращаться, как заметил под столом движение странное. Подумал еще, откуда там сквозняку взяться, окно ведь вечером закрывал. Заглядываю под скатерть, а оттуда на меня прет, большой черный комок, ну знаешь, как бывает дым от резины, густой такой или жженая охапка черной шерсти какая-то. Черный этот дым шевелится весь внутри, ерзает, как живой. Я спотыкнулся и свалился назад, затылком вот ударился о край раковины.

– Только, вот что чудно, это сон, а голова раскалывается, как будто я в действительности треснулся там башкой, – потирал затылок Дима. – Ну вот, поднялась эта чернота надо мной и парит, рассматривает меня, я лежу и не двигаюсь на полу. Чувствую, внезапно у меня в голове появляются мысли, отчетливо ощущаю, что не мои они, а этой пригорелой тучи.

– Давненько не виделись, друг! Припомнил меня? – мысленно говорит мне туча.

– А у меня внутри ощущение такое досадное, до боли знакомое, аж сердце щемит. Как будто бы я в детстве неожиданно оказался у отца в доме.

– А эта чернота и говорит мне:

– Узна-ал, вспомнил меня! Молодец! Явился я, напомнить, о себе. Не оставлю, обязательно будем вместе! От отца ты избавился, а от меня далеко не уйдешь! Дождусь подходящего случая и снова прокрадусь внутрь, будешь нашим, у тебя врожденные задатки есть! Склонности, от папаши по наследству. От него тебе кстати, привет. Терзается его алчная душа, ох-х славно терзается, без остановки, двадцать четыре часа в сутки, по вашему времени. Да сейчас я тебе и сам покажу!

– Немного приблизился сгусток ко мне, и я пережил такой сильный страх, какого не испытывал никогда. Ужасное давление и опаляющую агрессивную злобу, как будто у меня совесть вот-вот разорвется оттого, что я полмира загубил, и не осталось ничего лучшего, чем завершить жизнь прямо сейчас! Пробую руками размахивать, ногами отбиться от него, а он давай меня душить, ощущаю, что задыхаюсь. На последнем вздохе он дает мне пару раз подышать, затем снова душит до состояния, что вот-вот отключусь. Так, эта чернота много раз повторяла, пока я не сдался, тут слышу, как меня трясет кто-то, чувствую, что сплю, даже обрадовался от этой тряски. Напоследок он мне и говорит:

– Не прощаюсь, буду за тобой пристально следить и за твоей женой, жди больших и мелких неприятностей, дружок!

– С этими словами в мыслях я и проснулся.

Катя внимательно выслушала и поглаживая мужа по спине произнесла:

– Дим и правда, какой-то это странный сон, нужно, наверное, к психологу сходить или может к батюшке даже.

– Да меня до сих пор трясет еще, дай успокоиться, там подумаем, – проводя руками по лицу, словно смахивая дурной сон, ответил Дима.

– Мне кажется, наверное, все же к священнику, ведь там что-то про отца твоего еще. Помню, бабушка говорила, если мертвые снятся, значит, у них там не все хорошо. А у тебя даже и не мертвые, а какая-то бесовщина настоящая, – добавила Катя.

– М-да, начало отпускать понемногу, – допивая остатки воды из стакана, облегчённо вздохнул Дима, – вообще, согласен, тот ужас, что я испытал, что-то с ним не так, давай сегодня сходим, узнаем.

Тем же утром отправились в ближайший храм, что виднелся на горизонте, из окна квартиры. Церковь стояла загородом, рядом с небольшим лесом, возле кладбища и гармонично вписывалась в окружающий пейзаж.

Обращаясь к продавцу в церковной лавке, Катя протянула свечки:

– Здравствуйте! Сколько такие стоят?

– Добрый день, сколько пожертвуете-то и хорошо, у нас нет цен, бросайте в ящик и все!

– Скажите, а как бы нам лично пообщаться с батюшкой? – добавил Дима.

– На любую службу приходите, лучше на вечернюю в пять вечера начнется. Отец Григорий исповедовать будет как раз, там и выясните что требуется. Если требы какие заказать, то через меня можно, а для беседы, лучше на исповеди или после службы, – вежливо ответила женщина в белом платке.

– Спасибо, тогда мы подождем, уже практически половина пятого, – ответил Дима, рассматривая территорию.

Пока ждали, обошли все иконы в храме, поставили свечи на большой подсвечник в углу.

Люди постепенно приходили. Позади послышалось:

– Отец Григорий, благословите. Там с вами пообщаться хотят, пара молодых людей.

– Хорошо дорогая, на исповеди подробно поговорим.

В храм зашли два священника, видимо, тот, что постарше это он – отец Григорий, в длинном черном подряснике. Второй священник выглядел моложе, с длинными светлыми волосами и коротенькой бородкой. Батюшка что постарше поклонился всем пришедшим на вечернюю службу. Внимательно посмотрел на Диму с Катей и прошел в алтарь, за ним проследовал молодой батюшка.

Послышался звон кадила и запахло ладаном:

– Слава Святей, Единосущней, Животворящей и Нераздельней Троице всегда, ныне и присно и во веки веков!

Люди в храме молились, Катя и Дима стояли в уголке.

Через некоторое время вышел отец Григорий с крестом и маленькой книжкой в руках, положил их на аналой и стал исповедовать по очереди, ожидающих.

Подошла очередь Кати.

– Батюшка благословите, я малыша в животе ношу, молюсь чтобы все у него хорошо было. Также у мужа очень странный сон был, хотел пообщаться с вами, если можно, он за мной вот стоит в очереди, – сложив ладони крестом, склонилась, ожидая благословения.

Священник перекрестил ее и спокойно ответил:

– Бог благословит! Помогай Господи! Конечно, я жду его, пускай подходит!

Подошел Дима, долго рассказывал о сне, в красках и чувствах, а служба шла своим чередом, которую вел второй священник.

– Да-а, эдакое редко приснится, – склонился к аналою священник.

– Нужно понимать, что святые отцы нам настоятельно не рекомендуют верить снам, чтобы не впасть в грех или поддаться вражьему наваждению. Что, в общем и показывает ваш рассказ. Однозначно сон от бесов. Но такие наполненные страхом и переживанием сновидения, могут говорить и о том, что вашему отцу скорее всего там плохо, и вероятно, он не с Богом, раз вы говорите, он и при жизни не искал Его. Видимо, мучают его страсти, да и нечистые духи тоже. Нет у нас другой защиты от врага рода человеческого, кроме, как обращаться к Господу Богу, – священник перекрестился и продолжил, – рекомендую вам регулярно причащаться, исповедоваться и усиленно молиться не только в храме, но и дома, тогда никакой чертяка к вам не сможет приступить. Смертельно боятся они всего святого и чистого. Вседержитель ведь попускает им творить безобразия, только для нашего укрепления, а в некоторых случаях и вразумления, это если иных способов больше нет.

Расскажу небольшую вам историю из своего опыта, чтобы вы понимали, как лучше поступить.

Есть у нас одна активная прихожанка в другом храме, где я тоже служу, так вот занимается она вредительством информационным. То начинает ереси рассказывать недавно пришедшим в храм, под видом общецерковного мнения, то, учить берется постоянных прихожан. В особенности тех, кто готов слушать народные суеверия вместо того, чтобы потратить время на чтение Евангелия или святых отцов. Воевал я с этой дамой несколько лет, многих она от церкви отвадила за этот срок. А сама так и продолжала ходить и регулярно сплетнями заниматься.

Стал я ежедневно читать акафист Священномученику Киприану и мученице Иустине. Они в борьбе с лукавыми хорошо помогают. А это был именно такой случай, ведь не сама эта дама наловчилась прихожан из храма выгонять, разными ересями, а бес научил. Знаю я, что до православия активно занималась она эзотерикой и другими лжеучениями, видать и привязалась к ней духовная зараза.

Молился я так несколько месяцев и однажды приходит она ко мне на исповедь. Я, конечно, понял, что здесь что-то неладное, а она и говорит:

– Батюшка, замучалась я, лезут из меня бесы, как тараканы из-за печки, когда их веником разгоняешь. Возненавидела сама себя. А тут еще сон этот. Приснился мне невероятно красивый молодой человек, говорит:

– Брось в храм ходить, за тебя кто-то молиться стал, не нужно пока людей поучать, потерпи немного, а там глядишь и продолжим, если получится, – проговорил и вдруг превратился в песок, и я вымела его во сне за порог.

И такое у меня приятное чувство разлилось, когда мела я за дверь тот песок, что проснулась и стала читать Писание, почти без остановки, от корки до корки за несколько месяцев проштудировала. Сейчас потянуло меня исповедовать грехи, те, что я натворила за эти годы. Каюсь Господи, осознала я свою беду. И вы простите меня батюшка.

Священник поднял голову и перекрестился:

– Вот как бывает, Господь через бесов, сплетни и ереси, привел ее к себе, ведь она раньше и в храм ходила как на кружок, наверное, где подружки да общение, и на исповеди я ее никогда не видел. А теперь еженедельно здесь, не может уже жить без причащения.

А люди те, кого она отвадила, у них свой путь к Богу, Господь знает, через сколько лет вернутся и кого, как испытывать!

Вот так и ваш сон, подумайте, что Он хочет от вас! За отца будем молится, конечно. Вы приходите почаще, а я завтра же его помяну, как говорил один из современных старцев:

«Подавать на литургию нельзя только за сектантов, еретиков и сознательных богохульников!», – если ваш отец был крещен, значит получил дар Духа Святого, хоть и победили его страсти, а не он их. Но кто без греха? Мы суд ему выносить не можем, не знаем, что будет во второе пришествие Господне. Не забывайте церковь, жду вас с женой и детьми!

В храме закончилась ранняя литургия, люди разошлись. Катя с Димой мирно сидели на скамейке и молчали. Тишина заполнила храм, догорали свечи, с икон одобрительно взирали сияющие лики святых. От окна, что под куполом, до стены с иконами на противоположной стороне, тянулся солнечный лучик в остатках дымки от каждения, ощущалось, что это совсем не свет, а поток небесной благодати, до которой можно дотянуться рукой.

– Приветствую тебя, друг! Давно не виделись! – из-под купола спускался хранитель Валентины Ивановны – Селафиил. Ангел издали махал коллеге, хранителю Кати.

– О брат! Как я рад тебе! Правду говоришь, давно! Моя Катя такая взрослая уже, а у вас, как там дела идут? – мысленно передавал ему ответ Лазриил.

– Да, идут потихоньку, тяжело конечно! Хоть ползком, но по направлению к раю! – усмехнулся Селафиил.

– Видать, там в канцелярии знают, что у нас дружеские отношения с тобой, потому решили через меня. Я ведь к тебе по делу братик. Сразу и рассказываю, чтобы не затягивать, – начал Селафиил.

Ангел Кати насторожился.

– Так, вот. Против твоей Екатерины и ее мужа серьезную скорбь готовят бесы и, к сожалению, у них есть разрешение на это. Прошу, подготовь ты их, будет сильная буря, не дай им сломаться, как молодым деревцам! Больше, чем надо бесы все равно не смогут навредить, да ты и сам понимаешь, но в пределах разрешенного, попущено «поработать» с твоими, так что терпите и молитесь.

– Неожиданная новость, – задумался Лазриил, – ну да ничего, раз там сверху решили, что надо, значит так пусть и будет. Сердечно благодарю тебя друг, что предупредил, сегодня как раз они причащались, мы так радовались за них вместе с ангелом Димы.

– Представляешь, подали для поминовения на проскомидии имя отца Димки, а он ведь только раз в жизни был в церкви, когда в младенчестве крестили. Отец Григорий сжалился, взял! – удивленно разводил крыльями хранитель.

– Сочувствую его ангелу. Что поделаешь, неудавшийся проект. Слышал про него, последние годы жизни говорят, он уже здесь, как в аду жил, так и перешел туда, без мытарств. Конечно, удивительно и радостно, что отец Григорий взялся его поминать, ведь и правда, он никогда не тянулся к церкви. Но, пора мне брат, столько дел еще, мне к Вале лететь пора, сегодня важный момент у нас, увидимся! – поднимался вверх Селафиил.

– Благодарю тебя! До встречи! – помахал на прощание Лазриил, вздохнул и стал усердно молиться вместе с сидящими на скамейке.

Сизые носы

Под большими буквами магазина «Вино-Водка» безостановочно жужжала бесформенная очередь. Фонари светились через один, но почти каждый стоял с разбитой лампой или вывороченными наружу проводами, отчего улица казалась глубокой тусклой норой. Толпу тьма не смущала. Она полноценно жила своей нехитрой жизнью. Ее члены двигались, и вся масса выстраивались в причудливые формы. Изредка подходил наивный новичок, интересовался у стоящих, о том, с какой стороны занимать очередь, немедленно получал пару бранных словечек в ответ и пятился назад.

Самые активные толкались у дверей, долго и старательно протискивались они вперед, чтобы стать первыми, поэтому держали оборону агрессивнее, чем последние.

Большой, крепкий мужик с квадратной бородой, тряс громадным кулаком у глаз покупателя с вытянутым красным носом. Человек этот висел над дверью вверх тормашками. Он планировал спуститься с козырька магазина без очереди, предварительно забравшись туда, с противоположной стороны здания, но даже в перевернутом состоянии, толпа не пропускала его к заветной цели, подпирая плечи кулаками и авоськами. Поэтому Красный нос ожидал добросердечного очередника, который позволил бы ему спустится. К сожалению, такого добряка рядом не наблюдалось, поэтому он так и продолжал висеть, опираясь на шевелящуюся толпу, почти как опрокинутый древнегреческий атлант.

Напротив магазина располагалось заброшенное здание, на стене которого висел старый плакат, с протертым фоном из светло-голубого цвета. На плакате изображался забытый всеми герб с крупными ослепительно белыми крыльями по бокам и светящимся кругом в центре. Подпись внизу гласила – «Слава труженикам неба!»

Ожидающие иногда менялись, но подавляющее большинство стояло там на постоянной основе и по неизвестной причине имело такие же, постоянно-сизые носы. Время от времени случалась драка, после которой, победители проникали внутрь магазина, а побежденных отправляли в самый ее конец. Счастливчики, что быстро смогли отовариться, выбирались из недр красноносого сборища, позвякивая прозрачными бутылками в тянучей авоське или скрывали добычу в оттопыренных карманах пиджака.

Отец Димы тоже стоял здесь. Все мысли его жаждали попасть внутрь, за прилавок, но почему-то очередь не приближала его к цели. Он не помнил, когда встал в нее и сколько времени там находился, не мог припомнить за кем занимал и что вообще ему нужно купить. Ощущения говорили, что он стоит у магазина не первый час, а может не первый день, возможно, больше месяца или года, но все это время душа настойчиво требовала чего-то, тянулась туда, на полки, внутрь помещения.

Пассивно наблюдая за одним из Сизых носов, который вяло выползал из-под башмаков, толпящихся в давке, Серый бес скривился и произнес:

– Салафур! Как-то вяло у них дело идет! Давай огоньку поддай, боюсь у нас не все ладится с этим папашкой! Выпусти, что ли Зеленого, пусть в чувство их приведет, а то скукотища.

Желтый Салафур улетел и через несколько мгновений довольный собой, вернулся:

– Сейчас будут, обещали заняться!

Один из Сизых носов самостоятельно выбрался из-под стертых каблуков и дырявых подошв своих собратьев по несчастью, и уже собирался встать в конец очереди, как там началась ожесточенная битва за «Вас тут не стояло!»

Некоторые из ожидающих хитрюг, отчаянно пытались пролезть вперед, но снова и снова их выкидывали. Они опять прорывались, а галдящий живой организм отторгал чуждое, сохраняя внутренним иммунитетом свое.

Сизый нос, что часто оказывался на асфальте, получил тяжелый удар по уху и в очередной раз упал, очутившись на прежнем месте, под ногами постоянных обитателей очереди.

Пока шла драка, из-под плаката с крыльями показались зеленые мучители. Змееподобные существа без спроса забирались внутрь каждого, к обильной, но невидимой подпитке. Один подполз к гуще и беспрепятственно проник внутрь краснощекого толстяка. Тот вмиг ощутил чрезвычайно острый призыв к справедливости и начал выкрикивать в адрес висящих на карнизе внеочередников:

– Э-эй! Ты, висюн! Спустись, я тебе покажу как без очереди лезть, здесь все стоят, и ты жди! Расталкивая впереди стоящих, схватил одного из висящих за отекшую ногу, отчего в ней что-то громко хрустнуло, но Висюн остался все там же, корчась от пронзительной боли!

– То-то же! Только попробуй мне! В конец очереди, я тебе сказал!

Толстяк развернулся, чтобы встать на свое старое место и попробовал протолкнуться к середине, но очередники сомкнулись стеной:

– Куда лезешь? Номерок у тебя есть, а ну, покажи ладонь?! – рявкнул в сторону толстяка высокий и худой парень с опухшими веками.

– Я вам покажу номерки, я вообще могу без очереди, у меня льгота! – со змием внутри и большими кулаками наготове, бросился на краснощекого толстяка льготник.

 Началась массовая драка, каждый бил чем мог, первоочередники катались по асфальту и кусали за ноги льготников. Висюны прыгали с крыши на владельцев номерков на ладони. Лишь старожилы, с зияющей пустотой внутри, с трудом понимали, что происходит и зачем вообще они там находятся. Зато у них появился шанс, которым они быстро воспользовались, продвигаясь к дверям магазина.

– Аа-а ч-ч-что да-а-а-ают то, за чем стои-и-и-им? – икала женщина с сумкой на колесах.

Не дождавшись ответа, отправилась дальше во мрак улицы.

Наконец, отец проник в магазин. Из-под прилавка поднимался глубокий храп, от чего ящики с товаром позвякивали. Покупатели забегали внутрь по одному, хватали бутылку или две и спешно выбирались на свободу. Заполучив желаемое, отец поступил как другие и сразу отошел от драки на безопасное расстояние. Огляделся, открутил крышку и запрокинул горькое счастье вверх донышком, в надежде залпом вылить содержимое внутрь. Из бутылки вывалился сероватый дымок, какой обычно бывает от догорающей спички. Медленно дымок перетек в горло и целиком заполнил пустоту отца.

Неестественно выпрямившись, тот застонал:

– А-а-а, как же захотелось выпить! И зачем я дурень поперся в этот магазин!

Ломка, палящая жажда и беспамятство захватили его снова. Отец направился к магазину «Вино-Водка», чтобы встать в очередь, надеясь удовлетворить появившуюся с новой силой жажду!

– Во-о-от, уже лучше пошло. А то стоят как не в аду понимаешь! А нам за них отчеты сдавай, и написать-то нечего! Вот на нижних уровнях записывать не успевают, серийные маньяки, идолопоклонники да ритуальные жертвоприношения, а здесь только носы бьют, да храпят как трудоголики на рабочем месте! Эх-х, никогда нам понижения не заслужить с таким контингентом! – вздохнул Серый.

– Ничего, зато у нас самый популярный уровень, где им маньякам до нашей заполняемости! Будем массовостью брать! – утвердительно ответил Салафур.

Снова и снова повторялось мучение у магазина, ломались ноги, кулаки, позвякивали бутылки и бились носы в полумраке.

Внезапно, где-то в дальнем конце улицы показалась вспышка света. Зажглась одна из электрических лампочек на вывеске заброшенной аптеки. Включилась она как раз в середине медицинского креста.

Никто не обратил внимания на яркое свечение, кроме отца. Уставившись на яркий крест в ржавом железе, он вдруг многое ощутил. Ему внезапно показалось, что у него была жизнь, были эмоции. Он смутно вспомнил, что уже много раз стоял на этом месте, заново и заново занимая очередь с хвоста. Задумался он о том, как сюда попал? Кто были все эти люди? И почему они не заметили свет на аптечной вывеске?

– Странное чувство, как будто я уже жил раньше, у меня была семья, славный сын, как мне теперь вернуться к нему? И почему все время ночь? – тихо бормотал отец, постепенно удаляясь от очереди. Шел дальше, вдоль сумрачной улицы по направлению к дому с вывеской.

– Вокруг все серое! Что происходит внутри меня? Где мой дом? – шептал он, переступая ямы в асфальте.

Лампочка горела ярким призывающим светом, от которого делалось слегка легче. Приблизившись к зданию, он внимательно осмотрел облезлый, в прошлом, видимо, зеленый аптечный крест. Что-то в нем было эдакое, напоминающее о минувший жизни, но вспомнить той жизни он не мог.

Тучные птицы не летают

Потоптавшись немного у креста, отец, осознал, что ему совсем не хочется назад к драке и звону бутылок. Раздумывая, что же делать теперь, он заметил впереди небольшой мост над речкой. Мостик был таким же серым, как и вся улица, да и вода в реке тоже оказалась мутной и безжизненной. Но он и подумать не мог, что за пределами толпы у магазина, существует другой мир, отдельная жизнь, мутная река стала неожиданным открытием. С моста обнаружился вид на противоположный берег, и он побрел на новый ориентир, через реку.

Плелся и болтал сам с собою:

– Неужто там кто-то есть? За мостом движение, но почему не горят фонари?

Впереди кто-то шевелился, послышалось чавканье.

– Эй, сто-ой, ты кто-о? – прокричал в темноту.

Рядом с мостом, появилась согнувшаяся фигура толстяка, он быстро жевал, отрывая зубами куски от чего-то съедобного, неразличимого во мраке. Услышав крик, толстяк молниеносно затолкнул кусок внутрь, за оттопыренную рубаху:

– Ну я здесь, что дальше? – настороженно ответил странный незнакомец.

– Ты давно здесь, откуда этот мост? Почему о нем никто не знает? – сыпал вопросами отец.

– Да кому какое дело, ну мост, ну не знает никто! У тебя еда есть? Жутко есть охота! – чавкал толстяк.

– Еды у меня нет, да и не помню, чтобы она у меня была, у нас бутылки в цене, там за мостом! – расстроился отец, понимая, что разговор не вяжется.

– Ну тогда давай проходи, время только отнимаешь! – отвернулся толстяк, озираясь на собеседника.

Бывший обитатель очереди побрел дальше, в город, а толстяк, проверил не видит ли кто, вытянул из-за пазухи абсолютно голую, старую кость и вонзился в нее зубами, громко причмокивая.

На многих домах висели рекламные вывески. На одной предлагали выгодно приобрести свежие колбасы, приготовленные на ароматном дымке, на другой рекламировали сладкие пирожные и нежные торты.

Под одним из плакатов, прямо на тротуаре лежала худая девушка в коротких шортах и огромной футболке с плохо читаемой надписью – «Марафон похуд…». На ее шее просматривались синие вены, а ноги были такими тонкими, что издали можно было принять их за кости, которые уходили внутрь кроссовок. Щеки и глаза впали и даже просматривался желтоватый цвет черепа под тонкой кожей.

Отец подошел ближе и долго наблюдал. Худышка держалась за живот и корчилась, видимо от жуткой боли.

– Милая, что у тебя? Может, помогу чем? – неожиданно для себя произнес он слова жалости.

Девушка повернула голову и протяжно ответила:

– Ой-й-й все отлично, не волнуйтесь, я просто худею, вот живот просит, но я ему сказала резкое нет! Пока не скину еще килограмм, а может два, никакого яблока он не получит!

– Да ты что же, не видишь, у тебя и этих двух лишних килограммов нет? Кости не худеют!

Девушка еще больше скорчилась, но ответила:

– Ох-х, сама разберусь, лучше идите, куда шли, и без вас тошно! – катаясь из стороны в сторону, прямо под дверями магазина фруктов, на котором висел плакат с сочным, зеленым яблоком.

На улице не было ни души, впрочем, как и полноценного освещения, поэтому отец решил постучаться в один из домов. Выбрав дом покрасивее, с фасадом и фигурами странных крылатых существ, громко забарабанил в дверь.

С обратной стороны послышались шаркающие шаги, и дверь со скрипом отворилась. За порогом стоял одетый с иголочки господин, в дорогом костюме и пушистых тапочках с изображением зеленой гусеницы на передних язычках.

– Хм, так, так, та-а-ак, слушаю вас сэр! – пытаясь скрыть удивление, проговорил хозяин дома, выдерживая осанку и подбородок, отчего голова приподнималась вверх при каждом произнесенном слове.

Отец решил проявить подобный такт и учтивость и ответил:

– Я тут, это. Заблудился, что ли. Соблаговолите сэр, в дом меня пригласить, я сам не местный, не могу понять, что тут у вас такое творится, света нет нигде, народ странный, серое все, да и с памятью у меня чего-то.

– Прошу вас, как раз ужин накрыт! – господин повернулся и элегантно провел рукой, приглашая пройти гостя внутрь.

Интерьер дома говорил о том, что в нем живет если не князь, то точно граф или как минимум владелец «голубой крови». В центре прихожей расположилась широкая лестница со ступенями, ведущими на второй этаж, по бокам находилось несколько дверей, а прямо за лестницей уходил в конец дома длинный коридор, на стенах которого висели картины.

Рассматривая одно за другим изображения, отец заметил, что все картины объединяет тема изысканных блюд. На одной из них упитанная крестьянка доила длинноногую лосиху, а на нарисованном столе лежала надрезанная головка сыра. На соседней, мальчик засовывал в рот ложку с шариками жемчужного цвета, по виду похожими на рыбную икру. Дальше на холсте изображалась жареная утка в виде рыбы, затем огромные лобстеры, крупные синие пельмени, отправляющиеся в рот модной девицы. И много чего еще.

– Проходите прямо, в столовую и присаживайтесь, сейчас будем ужинать! – монотонно произнес господин дома.

Гость уселся за стол, на котором уже присутствовало несколько блюд, все они были накрыты ажурными салфетками.

– Я есть не хочу, вы расскажите, что у вас творится здесь?

Хозяин тоже сел и судя по краю рта, который слегка перекосило в подобии улыбки, стало понятно, что он в курсе происходящего.

– А зря не хотите! Мы пережевываем кусочек нежного мяса, рыбы или фруктов, чтобы снова захотеть есть! Когда мы едим, мы живем! Еда – это зависимость, от которой практически невозможно избавиться! Ведь даже святые, что сейчас не с нами – ели. Пусть траву или пустынных кузнечиков, но ведь жевали! От пищи нельзя отказаться, так уж мы устроены, – крепко сжав вилку в одной руке и нож в другой, рассуждал господин. А по поводу того, что здесь происходит. Это открытый вопрос! Можно, конечно, дать слишком общий ответ, но у каждого он индивидуален, всякий ответит по-своему!

– И какой же общий ответ? – никак не мог настроиться на волну этого сэра, отец.

– Он прост – смерть! Все присутствующие здесь мертвы! В прямом и переносном смыслах, к сожалению! – снимая ажурные салфетки с тарелок, произнес господин.

Под салфетками стояло множество разных размеров тарелок, солонок, блюд и кувшинов, но, к удивлению отца, абсолютно все они были пусты:

– Как это вы, пустые тарелки, что ли, едите? Для чего тогда этот цирк с ужином?

– Едим мы пищу, но скорее мысленно, в фантазиях. Главное не сама еда, а решимость есть или не есть, но, все индивидуально. Кто-то очень хочет еды, и не может победить себя из-за ее отсутствия, а другой мучается от привычки ограничивать себя в этом. Если вы еще не поняли господин, то, мы с вами в аду! – произнес хозяин дома, сохраняя идеальное спокойствие, и с интересом наблюдая за собеседником.

Отец замолчал, в голове пронеслись слова с выцветшего голубого плаката про работников неба, лозунг из храма без креста, где два пьяных разгильдяя шатались на фоне требования об удалении церковных праздников!

Если бы он сейчас жил, он сказал бы что-то такое:

– Бр-р-р, на душе холодрыга, – или же, – сердце ушло в пятки, – но он стал теперь душой и поэтому осмотрел себя внимательно, все ли на месте, ноги и руки. Затем отчетливо вспомнил, как бесы несли его из горящего дома.

– Да ведь, я же на пожаре сгорел, вот ведь зараза какая! – в ужасе произнес отец, подпер руками голову и заплакал, хотя слезы не капали. Ему вспомнилось, как он так же, как сейчас, сидел у себя дома, как предал сына, как пьянствовал всю свою короткую жизнь. На сердце стало еще тяжелее чем было до этого!

– И что же мне делать теперь?

– Никто не помнит, что нужно делать! Я, например, удивлен тем, что вы вообще сюда пришли, обычно мы можем встретиться с кем-то, но это бывает только на общих территориях. Как вы сюда попали, уважаемый? – с вниманием обратился к гостю хозяин дома.

– Я торчал в этой проклятущей очереди, много, очень много раз, толкаясь в муках с такими же как сам, всегда за выпивкой, эх-х, за чем же еще. Может, по-нашему, обычному времени – годы, кто его разберет это время. Потом загорелась яркая лампочка в кресте над аптекой, я стал вспоминать, голова закумекала. Вот я и побрел на мост, а затем сюда, к вам и попал.

– Это поразительно интересно, но не удивляет! Хотя бывают случаи, я слышал, когда что-то зажигается, падает сверху, светится изнутри или спускается сюда в виде облака. Большинство не помнит, что это такое, некоторые даже не верят, но я уверен, это однозначно есть! Сам однажды видел, поэтому и начал задумываться и даже немного понимать, где же мы с вами сейчас находимся, – деловито ответил господин, пытаясь показать, что он хорошо разбирается в данном вопросе. – Так что, же уважаемый, у вас там, за мостом никто не мечтает о еде? – заинтересовался хозяин.

– Да-а-а что вы, у нас там алкашня одна, драки, да магазины водки, вот и вся жизнь. Впрочем, – задумался гость, почесывая затылок, – все, как и было при жизни. Мучения, те же, а выпить не получается.

Поднося вилку ко рту и демонстративно имитируя гримасу эмоций от вкуса изысканного блюда, хозяин произнес:

– Интересно, интересно, а здесь вам как? Выпить хочется или может быть, поесть?

– Да все то же самое, выпить хочу, но, по правде сказать, после этой аптеки мне полегчало малек, – сочувственно ответил отец, желая донести до собрата по беде, что ему тоже, чего-то хочется сильно, как и хозяину дома.

– Ну что ж, – вытирая салфеткой уголки рта, – пройдемте в гостиную, – пригласил хозяин.

На стенах гостиной висели такие же картины с пищей, как и в коридоре. В центре стояли кресла и маленький столик, на котором лежала книга с кулинарными рецептами. Хозяин уселся в одно из кресел и пригласил сесть отца рядом.

– А знаете ли дорогой вы мой, что у нас здесь идут активные споры? По теме – есть ли Бог! Что вы думаете по этому вопросу уважаемый? – господин, делая вид, что закуривает сигару, приставил пустые пальцы ко рту и зажмурился.

– Я сомневаюсь. Иногда думаю нет Его, а в другой раз верю что есть. Но если бы Он был, разве мы с вами сидели бы здесь? – мигом в голове пролетела мысль о том, как бесы несли его сюда, в ад, – хотя знаете, после этой аптеки у меня какие-то странные воспоминания, будто бы меня по небу тащили сюда очень странные создания, уж не знаю, не черти ли это были. Ведь если есть черти, значит есть и Бог! – с глупым лицом отец замолчал.

– По-вашему, если есть люди или, например, ад, то получается, что обязан существовать и тот, кто их создал? – ухмыляясь, пускал невидимые кольца дыма, господин.

– А разве не так? Вот помню, в школе говорили, большой взрыв и создание вселенной. А откуда этому взрыву взяться, если нет ничего, ни пространства, ни материи, кто взорвал и что взорвал? – вспоминая с трудом школу, которую так и не закончил, ответил гость.

– Для атеиста вопрос о первопричине не имеет ни начала ни конца! – произнес господин, затем затянулся и добавил, – по-вашему, вселенную создал кто-то, но кто создал его? Допустим неизвестный абсолют, а кто создал этот абсолют? И так можно рыться, не достигнув глубин вопроса!

Отец прищурился, почесал затылок и выдал:

– У меня за домом яблоня выросла из семечка яблока, что упало с той же яблони. Только яблоко это никогда не узнает, что я сам посадил в землю саженец.

Хозяин дома, замолчал, видимо сигара закончилась, – ну хорошо, зачем же тогда вашему Богу создавать место, где большинство мучается, а горстка святош, радуются там вверху? – злорадствовал хозяин.

– Кто знает, могу за себя ответить, вот я дурак, всю жизнь жил за счет других. Разве меня Бог заставлял пить и гулять? Помню, бабка говорила, – «Царство божие внутри каждого есть!» Разве это святые мне заливали совесть самогонкой, чтобы она не перечила? Я кумекаю так, разницы здесь и там никакой почти, что в деревне своей я мучался и других изводил, что здесь. У меня там ада внутри столько же всегда было! – разгорячился гость, доказывая истину своей бабки, что учила его в детстве. – Или вот вы уважаемый, при жизни обожали небось до одурения поесть, разве не так? Видать, столько уплетала изысков ваша любезность, что не каждый самодержец такие синие пельмени, как на ваших картинках, да птицу со вкусом рыбы пробовал? Не так говорю? А теперь вот изводитесь. А что можно сделать? Да ничего! Как привыкли, так и живите в вечности, – отец сам не понимал, откуда у него брались слова, но захотел излить все те оскорбления и обиды, которые ему многократно наносили соседи по очереди.

– Что-то в ваших словах есть, конечно, надо будет подумать, в свободное время. Ну а теперь с вашего позволения, у меня по графику чаепитие, ежели соизволите, добро пожаловать! – пригласил гостя в столовую хозяин.

– Благодарствую, но я уже дымка из бутылок натрескался, за все эти проклятущие походы к магазину. Лучше я пойду, прощайте, – направился к выходу.

Господин в столовой пил незримый кофе с невидимыми кубиками сахара и закусывал отсутствующим пирогом, а отец шагал по темной улице. Разум понемногу возвращался.

Глава седьмая

Дай проход пенсионерке

Молодая пара возвращалась из храма. Что может быть приятнее, чем прогуляться вдвоем, по загородному лесу в выходной день. Слушать пенье птиц, тихо шагать, размышляя о немой красоте природы, вечности.

– Дим, представь, умрем когда-нибудь, как думаешь, встретимся с тобой там?

– Ну ты спросила, Катюха, на философию потянуло? – улыбался муж.

– Да, вот задумалась после вчерашней беседы с батюшкой, а что, если твой отец действительно в аду. Наверное, непросто ему, да еще и сон этот. Вдруг и мы там окажемся? Вот, батюшка, вчера слова древнего святого вспоминал «Куда будет ввержен Сатана, туда и я отправлюсь!» – если уж чистым сердцем людям так трудно к Богу попасть, что же нам говорить? – рассуждала Катя, шагая за мужем по тропинке.

– Кать, думаю не все однозначно, я вот в таких вопросах маму вспоминаю, она говорила, о разбойнике, помнишь, тот, что висел на кресте рядом со Христом, ведь он оказался первым жителем Царства Небесного, когда там еще ни одного другого святого не было. Неужто мы не сможем, если бандит смог покаяться?

– Ты прав. Я тоже про него помню, – одобрительно кивнула Катя, – наверное, главное желание.

Позади, на пыльной дороге послышался звук громыхающего автобуса.

– Что-то малыш в животике недоволен, устал, наверное, рано проснулись сегодня. Давай на автобусе до дома? – поглаживая живот, предложила Катя.

Пригородный автобус подошел практически пустой, ехали рядом на заднем сиденье. За окном изредка проносились встречные машины, внутри стоял удушливый дух бензина и отработанного выхлопа. Деревенская дорога переменилась на городское шоссе, и водитель осипшим голосом объявил:

– Остановка ПТУ номер пять.

Задние двери раскрылись наполовину, и через них внутрь автобуса стали активно проталкиваться молодые люди. С усилием распахнули они заклинившую половину дверей. С воплями и шутками вскакивали на свободные места. Вливались клокочущим потоком сквозь горлышко узкого входа, как бурная стая чаек, что делит корм у рыбацкой сети. Видавший многое автобус стал пошатываться от молодой энергии новоиспечённых пассажиров. В несколько мгновений набился полный салон. Автобус неторопливо тронулся с места, пыхтя и раскачиваясь как объевшийся бегемот.

– Давай сойдём на следующей, дышать нечем, – закрыла глаза Катя.

– Сейчас окно открою, бледная что-то ты, – безуспешно попытался сдвинуть с места окно-задвижку, – ай-й, не открывается, заело, – огорченно пробурчал Дима.

– К дверям проберусь, может легче станет.

Катя поднялась и растопырила руки вокруг живота, как обыкновенно делают незрячие люди, защищаясь от невидимой угрозы. Протиснулась сквозь гам к выходу. Щели дверей легко подарили небольшую порцию кислорода, а из противоположного окошка даже обдало струйкой ветерка, тошнота не ушла, но стало терпимо.

– Ме-е-есто, свободное! А ну, катись отсюда, я первый занял!

– Не-ет, мое-е-е! Ах-ха-ха-ах-ха! – из прохода посыпались ПТУшники, на освободившееся сидячее место.

Снова началась толкотня и горластая толпа прижала Катю к металлическому поручню.

– Вы там осторожнее, куда прете?! – отталкивая пассажиров изо всех сил, прикрикнул Дима.

Через несколько минут автобус замедлил движение, и студенты собрались на выход.

– Остановка Парк имени Ленина, – сипло проговорил водитель, пытаясь докричаться сквозь галдеж.

Рядом с Катей нервозно ерзала и крутила головой пожилая женщина. Всю дорогу она крепко держалась за поручень хозяйственной тележки и настойчиво пыталась отгородиться от нависающих студентов. Теперь, она, видимо, решила высказать накопившиеся жизненные обиды на вылезающую из автобусных дверей молодежь:

– Что ж вы демоны эдакие делаете?! – пихая колесами, ноги ПТУшников, что спотыкались о тележку, – да кто ж вас народил эдаких, лучше бы в брюхе околели, негодники! Все банки мне небось расколотили!

Затем кряхтя направилась к выходу и покосилась на зеленоватое лицо Кати:

– О-о еще одна! Небось с гулянки возвращаешься, лучше бы в церковь в воскресное утро сходила! Ох и молодежь! А ну! Дай проход пенсионерке! Что б тебе вечно в аду мучаться, наркоманка проклятущая!

Колесо тележки зацепилось за оттопыренный металлический щит на стенке, и бабка едва не грохнулась на бордюр уличной остановки. Неожиданно сработала заедающая дверь и тележка осталась наполовину внутри автобуса, старуха начала стучать и что-то громко выкрикивать водителю.

Катя стояла рядом с дверями, ей была безразлична ругань. Лица и сиденья, поручни и сумки, все вокруг поплыло и зазвенело. Ужасно мутило и хотелось наконец выйти из мучительной металлической коробки с ароматом бензина. Старушка активно пыталась одержать победу над заевшей дверью, дергая тележку вперед-назад задрала ее высоко вверх и с силой надавила. Внезапно дверь распахнулась, и старуха влетела внутрь салона, шлепнувшись на ступеньки.

Страх и пронзительная боль молниеносно прогнали тошноту, запахи и головокружение. Адреналин молниеносно направил внимание будущей мамы на главное – малыша! Колеса тележки жестко вонзились в живот. В глазах потемнело.

Пришла в себя от женского натужного голоса, что стонал от боли где-то рядом.

Осмотрелась. Светлая больничная палата. Дурно. Все кружится. Ужасно болит живот.

«Что со мной случилось?» – зашевелились мысли.

«Автобус! Боль! Малыш! Где мой малыш?»

Моментально сбросила простынь. Сердце обдало жаром, по спине пронесся холодок трепета, брызнули слезы.

– Не-ет, мой малыш! Нет! Господи, за что, за что-о! Аа-а, малы-ы-ыш… – Катя упала без сил на больничную подушку и горько заревела. В палату спешно вбежала медицинская сестра и направилась к ее койке:

– Успокойся милая! Бывает! Еще родишь, все будет хорошо, не нужно так!

Отламывая верхушку стеклянной ампулы:

– Скоро, муж придет, он там, рядом, не волнуйся. Сейчас укольчик сделаем, все будет славно дорогая!

Из глаз лились слезы, горечь на сердце перекрывала тянущую боль во впалом животе. Катя ревела и ревела, пока слезы не прекратили катиться, отказываясь облегчить ее горе. Зашел Димка, тихо сел рядом и взял за руку. Сквозь опухшие веки заметила – он тоже выглядит измученным.

Говорить было нечего, да и не хотелось. Держались за руку, молча, как еще вчера утром, сидя в храме.

ШИПР

В глубинах преисподней, прямо посреди кабинета главы Штаба искуса пьяных разгульников (ШИПР) вершилась «отчитка подчиненных».

Черный бес нервозно расхаживал из стороны в сторону, то раздуваясь, до размеров небольшой дремучей пещеры, то сдуваясь, до маленького фыркающего улья:

– Молитвенники они там, видишь ли! Подавать писульки свои собрались в алтарь, ишь чего! А вы куда смотрели мерзавцы?! – следя за лукавыми подчиненными лукавыми, негодовал шеф.

– Я у кого спрашиваю? Почему не предприняли ничего, когда они попа просили на проскомидии этого алкаша – папашку помянуть?! – остановился и грозно прорычал босс.

– Мы-ы, стархр-хрались, даже очерх-хредь хр-хразогнали, лишь бы он быстрх-хрее в магазин попал, – дергаясь от страха, хрюкал Серый.

– Да-а! А он выпил! Тот свет противный, все испортил, мы не виноваты! Это все аптека! – добавил желтый Салафур.

Черный весь закипел:

– Я вам покажу аптеку, больницу и морг одновременно, за такую работу, покажу, как куролесить подопечным позволять!

Мрачный клубок ненависти зашевелился, заерзал и за мгновение расширился до размеров среднего слона, а затем бросился на своих подчиненных поглотив их целиком, как если бы цистерна нефти, растворила в себе несколько капелек дождя, так босс впитал всю мерзость и сравнительно жалкую злость двух своих помощников.

Мучение и невыносимое страдание испытали бесы сразу же, как очутились внутри начальства. Многие тысячелетия провели они в аду, но нечасто приходилось им чувствовать подобное. Совершенно неспособные противиться бешеной мощи зла и черной ненависти, без надежды выкарабкаться назад, они попросту утонули в начальнике.

Черный поразмыслил и мало-помалу сдуваясь, выплюнул своих злополучных работников назад:

– Все равно задачу будете выполнять! Больше некому! Все на проектах заняты!

Серый с Салафуром вяло пошатывались бок о бок, не подымая глаз на начальство и испуганно ждали распоряжений:

– Будем стараться шеф! Навечно в покорности вашему темнейшеству!

– Делайте что хотите, а Димке с Катькой жестоко отомстить! Результаты ко мне доставить! Крест аптечный с улицы пропойц снять! Лампочку разгромить! И чтобы никакого там кирие илейсона!

Вылетая из здания ШИПРа, бесы совещались:

– А что это он, то «кирие илейсон» то «куролесить» поминает? Уж не собирается ли назад на облачко? А что, если на него жалобу накатать, туда в самый низ, в надзор за изменниками? – поражаясь своей сообразительности, бубнил Салафур.

– Не знаю, не знаю. Будем держать как аргумент, если что. Может он на византийский проект, назад, захотел? Давным-давно стоящей задачи не давали. Я сам ужасаюсь безграмотность этих лоботрясов! У грека господи помилуй – «кирие элейсон», а этим «куралесить» все мерещится, ну и народец!

– А я подумал, уж… – ответил желтый.

 Серый скомандовал:

– Разделяемся, ты пилишь медицинский фонарь на улице пьянчуг, а я к Катьке.

Пока летел, вспоминал приказ, размышлял, как именно нужно отомстить, с наибольшим вредом для «молитвенников».

– И как это у них приняли писульку о поминовении в алтарь, да еще и за пьяницу? – сам с собою бормотал Серый, – свет в аптеке так просто не загорается! Сбежал подопечный? Значит, ищи корни в литургии, больше негде, – решил бес, проносясь над храмом, в котором еще недавно подавали записку за отца Димы.

– Представляю, что будет на отчете внизу у самого главного, хорошо нас туда не отправили! – бормотал Серый.

– А-а-а! Вот и мои разлюбезные! Ехать собрались, ну я им сейчас устрою, ох-х отомщу! – настигая автобус, рявкал бес.

– О-о, а ты тут еще чего расселся, святоша?! – озлобленно вытаращился на ангела-хранителя, который ехал рядом с Димой.

Лазриил разгладил крылья и с улыбкой произнес:

– Уважаемый бывший коллега – Серый! Понимаю твою печаль, о которой мне уже сообщили! Хотя, наверное, нет, все же не понимаю. Ну да ладно, – ангел извлек из-под крыла светящуюся бумагу и стал просматривать документ, комментируя вслух.

– Учитывая, что у меня совсем необычная подшефная, а ее муж, итак, пострадал немало в жизни, что его значительно укрепило… А малыш, даже если и родится долго не проживет с саркомой мозга, мне выдано поручение не мешать тебе. Но! Все только в рамках разумного! Для укрепления моих подопечных – ангел вздохнул и продолжил, – к сожалению, без скорбей они скоро от веры отойдут и в итоге не спасутся, а это будет печальнее чем, то, что ты хочешь причинить, поэтому – «Делай, что задумал!»

В мгновение бесу как будто развязали крылья! Он выскочил сквозь крышу и понесся вдоль дороги. Отыскал второй автобус, что шел по тому же маршруту на несколько километров впереди, нахально влез в водителя, отчего тот вспомнил, что забыл дома включенный горячий утюг и решил срочно остановиться для звонка жене. Затем Серый мигом смотался на следующую остановку, там быстренько подначил парочку болтунов среди толпы ПТУшников и немедленно отправился обратно, к Кате с Димой. Расположился рядом со старухой на сиденье:

– Пусть теперь эта Катька поучится, как мужа к попам отправлять! – высказался в сторону ангела-хранителя.

Процесс шел по накатанной. Бес беззаботно ехал в автобусе и пассивно ждал результата:

– Людишки сами все умеют делать! Без ошибок! По нашим, свирепым законам ада!

Прилипала

Полдень. Жара. Совещание в кабинете руководителя компании подходило к завершению.

– Если так дальше пойдет, то чайник можно будет не кипятить, на окошко выставил и готово, – шутил начальник отдела доставки.

«Главное, чтобы содержимое головы не прожарилось! У нашей Зиночки, что-то там уже не все в порядке!» – подумал Дима.

– Ребята, как я и сказал, пора заканчивать работы по монтажу, и приступать к настройке оборудования, у нас неделя, дальше будут уже неприятности от заказчика. Дим, что скажешь?

– Дмитрий Николаевич, я своих подготовил, предварительные работы по настройке мы провели, через неделю готовы приступить.

– Ну, смотри Дмитрий, я пообещал. Твое слово мне весомо, но сам понимаешь, не успеем – будет беда. Если что – отразится на всех, поэтому ты уж постарайся там со своими ребятами! Все, друзья, расходимся по местам, жду результатов! – хлопнул по столу директор, откатываясь в офисном кресле.

Дима шел по коридору, сзади окликнул писклявый голос.

– Так я жду, после трех?! Не забудь!

– Хорошо, если получится! – ответил, качая головой.

«Ох и достала! Как назойливая реклама, от которой по ночам просыпаешься, а в голове песня, потом смотришь в потолок до утра, а она долбит мысль:

«Купи у нас! Купи сейчас!

Купи мгновенно под заказ!

Купи! Купи!

Купи-и-и-и!»

А-а-а. Кто вообще придумал это зомбирование через рекламу?! Ужас какой… Но с Зинкой надо что-то решать, а то сам скоро начну руки вперед и слюни пускать как зомби».

Работакипела до самого вечера, пришла пора снять ее с плиты и отправиться домой.

В дверь постучались.

– Димочка, ты забыл ко мне занести договор в три, а я тебя так ждала, – улыбаясь, вошла она!

Зинаида работала в отделе кадров и иногда помогала на встречах с крупными клиентами, но, судя по всему, знала про каждого сотрудника компании больше, чем их родные мамы.

В офисе Зина старалась соответствовать современной моде и девицам с обложек своих журналов. У нее плохо получалось, поэтому на мужчин, что попадали в частоты ее внутреннего радиолокатора, она пыталась давить эмоциями, а если и этот способ не приносил плодов, стучала каблучками по направлению к женскому туалету и громко рыдала там, отчего проходящие понимали: «Началось опять!» – и сконфуженно старались пройти мимо.

Если она выбирала «объект», шансы избавиться от нее сводились к нулю, проще было уволиться, уйти в отпуск, отправиться в командировку, а иногда и выпрыгнуть из окна, к несчастью для неженатых мужчин компании, офис находился на первом этаже.

– Да, Зин! Заработался, домой собираюсь, жена ждет, а ты чего не идешь?

– А я тебя Димочка жду, никто не хочет подвезти одинокую девушку, – прищурив глаза, улыбалась сотрудница отдела кадров. – А я во-о-от нашла сегодня в медицинских отчетах запись, об одной женщине, что не может иметь детей. И зачем интересно с такими живут?! – села на стул, заглядывая в глаза Диме.

«Хм! Может я случайно Катины медицинские бумажки принес вместе со своими к ним в отдел?! Хотя, вряд ли. И откуда только она это все выкапывает?» – вздохнул Дима.

Зина подошла ближе, почти вплотную:

– А еще у меня есть два билета на футбол! Завтра вечером как раз, и не с кем сходить, ты не знаешь, кому бы предложить?

Дима резко встал, направляясь к двери:

– Зинаида, я все понимаю, но предложи-ка билеты водителю нашему новому, он вроде интересуется. Давай, я не хочу тебя обижать, но мне бы пройти… домой пора.

– К сожалению, Димочка у нас с тобой разные дома, но ничего, все решаемо, правда ведь?

– Извини Зин, я не смогу тебя подвезти, меня жена не поймет. И не сказать ей не могу! Так что извини, завтра увидимся!

– Давай, давай, до завтра! – закрывая за собой дверь, произнесла Зина.

– Хух, и что с этой прилипалой делать? Сто пятый раз и все одно и то же! – поворачивая ключ в машине, бормотал Дима.

Жена встретила не в настроении:

– Еду поставила, сам поешь, я книгу читаю!

– Привет, Катя! – огорченно покрутил головой и ушел на кухню.

Суп видимо давно уже отдал свое тепло и стал холодным как нос полярного медведя. Пришлось греть заново.

– Катька, представляешь, мне зарплату в полтора раза поднимут, если успешно завершим проект! – попытался заговорить с женой.

– Угу, рада.

– Еще эта Зинаида прохода не дает снова, на футбол звала.

– Может тебе не отказываться? Зачем тебе бездетная жена? – ответила Катя.

Дима зашел в комнату:

– Слушай, ну сколько можно себя мучить, разве это ты виновата? Ну что поделаешь, мы ведь вместе должны переносить беды!

Катя склонила голову и заплакала.

– Ну, перестань! Ты чего? Да, нет у нас детей! Даже не у всех святых они были, из семейных! Вот Иоанн Кронштадтский тот же!

– Ну все, хватит рыдать, пойдем вместе ужинать!

– Дима, я пока одна сидела, вот вычитала. Можно, оказывается, усыновить малыша, мы подходим под требования! Как думаешь, смогли бы мы полюбить чужого ребенка?

– Кать, ты как всегда – непредсказуема! Мне нравится идея, правда не знаю, осилим ли такое? Я когда в детском доме жил, уже ведь не малыш совсем, мечтал каждый день перед сном: «Завтра проснусь, а ко мне пришли родители! Красивая такая мама, и непьющий добрый папа, и принесли бы они мне игрушечного крокодила, зеленого такого и лохматого». Конечно, немного я там провел времени, год всего, но клянусь, эта мысль вертелась в голове ежедневно. Думаю, у остальных детей такие же мечты водились. Не хватало нам ласки, любви, да и воспитатели были строгие. И линейкой по пальцам лупили и на горохе стояли мы на коленях, но это все мелочи по сравнению с походами в кинотеатр, что стоял напротив. Мы туда приходили всей компанией в тридцать человек и два воспитателя с нами, так вот, большинство из нас не фильм смотрели, а на детей, что пришли с родителями – завидовали.

Утром Дима сидел в офисном кабинете и писал отчет для руководства, в дверь постучались.

– Димочка, я кофе принесла! Тебе сегодня нужно быть в форме, у нас ведь день отчетов, ты помнишь? – дверь открылась от туфли на высокой шпильке.

Дима глянул из-под лба и чуть не поперхнулся кофе, который уже принес:

– Зинаида, тебе нужно не на работу, а на чемпионат по стрип-дэнсу, знаешь, когда вокруг шеста крутятся, сейчас такие в каждом фитнес клубе есть, ты как раз уже и оделась, бросай работу и отправляйся!

– Я старалась, – склонившись над столом, чтобы поставить кофе, незаметно провела рукой по столешнице, что-то смахивая.

– Ты теперь и уборщицей здесь хе-хе-хе?

– Все что скажете, я многозадачная.

В выходной день Зина вышла из дома рано. В телефоне двигалась карта по маршруту из интернет-объявления.

Надпись на табличке гласила «Консультант по психоэнергетическим проблемам», точно, сюда мне и нужно!

Постучала в дверь. Та автоматически открылась после звукового сигнала. За порогом предстал кабинет, много мебели, окна зашторены, из стильных динамиков льется тихая восточная музыка, в центре деревянный стол, за ним пожилая женщина с яркой помадой и черными стрелками в уголках глаз.

– Приветствую вас милочка, по какому вопросу ко мне? – оценивающим взглядом провела консультант по Зине.

– Я по вопросу отношений с мужчинами-и-и-и, ой-й, – покосившись в сторону, нога вывернулась с высокого каблука.

– Присаживайся моя хорошая, будем решать, прайс получала уже от меня?

– Да, о ценах в курсе!

– Слушаю моя красавица!

Зина выложила на стол пакетик с волосинками:

– Вот! Я принесла, наверное, для колдовства потребуется? – опустив глаза, проговорила, – не любит он меня, – а я мучаюсь, только о нем и думаю. Вам, наверное, это не впервой, да что тут рассказывать еще, сделайте, что требуется, я заплачу.

– Вижу нужно тебе срочно. Ладно, сделаю, по прайсу сама смотри, сколько приворот стоит. Только у меня предоплата, – вытаскивая из ящика стола терминал для банковских карточек, – а то всякие клиенты бывают!

– Волосы что принесла, пригодятся, но мне одного достаточно, остальные забери. Сейчас и начнем, пин-код вводи, а я пока книгу заговоров отыщу.

Зина оплачивала услугу, а консультант-заговорщица стала медленно читать тайные прошения на приворот:

– Как этот волос суженого загорится, так и воспламенится любовь Дмитрия к Зинаиде, как я прошу, так и ты… – потом обернулась, – ну как там, платеж успешно прошел? На чеке внизу посмотри! – исполни мое прошение, как Зинаида желает, так и ты посели ему желание!

– Да, написано, оплачено!

– Умница, значит получится все у тебя, что просишь…заклинаю, пусть завтра же Дмитрий оставит попечение о жене и уйдет к Зинаиде!

Заговорщица повернулась, вытащила фиолетовую ароматическую свечку из коробочки с надписью Икея и щелкнула зажигалкой.

– Гори Дима как твой волос горит! Сохни как этот хлеб, – достала из тумбочки кусок заплесневевшего нарезного батона.

– Все милая, закончили мы с тобой, будь уверена все хорошо будет! Любить будет, как и просила! Главное, если хочешь довести дело до свадьбы, покроши этот кусок хлеба ему, с чаем или едой, обязательно должен съесть, если не съест ничего не получится. Так-то!

Упаковала ломтик батона в фирменный пакет с номером телефона и своей фотографией на фоне горы с тучами.

– Ох и отнимает у меня силы это служение! Устала я, пора в отпуск! Не знаешь виза сейчас на Барбадос требуется? Хотя ладно, поработаю еще недельку, а там, отдых, отдых! Прощай милая, не забудь покрошить батон!

Зина шла из кабинета, звонко стучала каблучками по плитке приемной, на которой изображался длинный дракон, выполненный в восточном стиле.

– Ну все Димочка, пакуй чемоданы, мой будешь!

Утром Зина приступила к работе. В кабинете у Димы стояла тишина, на офисной парковке его машина тоже отсутствовала. Через час за окном послышался шум двигателя. Приподнимая жалюзи, убедилась – это был он – заговоренный. Из салона автомобиля Дима доставал букет красных роз, толстенная охапка целиком закрыла лицо, поэтому заходил в офис спиной.

Сердце Зинаиды обдало жаром летнего турецкого побережья, куда она планировала отправиться сразу после свадьбы. Пригладила обтягивающее платье, поправила волосы и торопливо зацокала по коридору.

«Ах, неужели, наконец-то, ну теперь я его покручу, кто еще кому кофе будет носить по офису, посмотрим, посмотрим!» – кровь пульсировала как после сдачи норматива по плаванию.

Дима долго возился у двери и пятился с цветами, потом развернулся и пошел по направлению к ней, держа охапку роз прямо перед собою.

«Как же это мило, дорогой, столько роз! А я ведь и половины этой стоимости у заговорщицы не отдала! сколько же они стоят?!» – шевелились мысли.

– Привет Зин, была на футболе? – проходя мимо, весело произнес «завороженный».

– Аа-а…я-я, я-я, нет, не пошла, какой еще футбол?! Дмитрий, ты кому эти цветы принес?! – оторопев от удивления, в растерянности растопырила руки Зина.

Открывая спиной дверь в кабинет шефа, Дима ответил:

– Да босс, попросил вчера вечером, цветы купить, не знаю, может встреча у него с кем.

– Ясно! – рявкнула Зинаида, захлопывая дверь в кабинет.

По первое число

В офисном туалете, слышался плач и завывания. В такие моменты сотрудники офиса не осмеливались туда заходить, поэтому пять-десять минут на самобичевание у Зины имелись в запасе.

Прокручивала в мыслях вчерашнюю встречу с лжеэкстрасенсом:

– Ну я покажу ей, сейчас выйду и жалобу напишу в Потребительский надзор, пускай знает, как некачественные услуги оказывать!

Через несколько минут, как только успокоилась, зазвонил телефон. Секретарь Дмитрия Николаевича вызвала «на ковер» к боссу.

Цокая каблуками: «Ну вот, еще этого нахватало! Он просто так не зовет, значит дала маху, нужно срочно вспомнить – где? Может, отчет по клиентам не сдала? Нет, на прошлой неделе ведь отправила. Что если старик пронюхал, про мои уходы на час раньше? Точно! Наверное, сейчас отчитывать будет как прогульщицу, всыплет по первое число».

Поправила волосы и постучала в дверь:

– Ше-еф! К ва-ам можно-о?

– Заходи Зинуль, заходи!

«Что-о? Зи-ину-уль?! Да он меня со дня трудоустройства коллегой зовет! Уж лучше бы калекой!».

– Зина присядь, пожалуйста, есть интимный разговор.

Шеф закрыл дверь на замок и достал из шкафа ту самую огромную охапку роз.

– По-онимаешь, как бы это тебе так объяснить, – мялся шеф, как старшеклассник на первом свидании.

– В общем этот букет тебе!

– Что? – захлопала ресницами Зинаида.

– Если честно, сам не думал, что скажу. Но, ты мне нравишься! – опустив глаза и разрумянившись сообщил босс.

– Э-э-э, я, я-я, честно говоря, была не готова к такой беседе, – смутилась Зина.

Подумалось: «Какая жуть! М-да, теперь хоть работу меняй. Как бы скорее смыться от этого плешивого героя-любовника?»

– Шеф, давайте не будем торопиться! Мне сейчас нужно к поставщику на встречу. Я-я-я подумаю, а после поговорим, если вы не против? – спрятавшись за высоким стулом, чтобы не демонстрировать свое тесное и короткое платье, что надела для Димки.

– Зин, я понимаю, давай вечерком обсудим, у меня имеются два билета…

Зина визгливо перебила его, услышав «два билета»:

– Да, да, да после, я уже опаздываю, сами потом будете ругать!

Нервно прокрутила замок и вылетела в коридор.

«Так! Срочно к поставщику, двадцать минут еще есть! На обратном пути к гадалке этой, недоделанной!» – торопилась в сторону машины.

Несколько часов ушло на разбор дел, а затем воинственно настроилась и отправилась повторно к «экстрасенсу».

Возле дверей сидели три женщины разного возраста.

– Я на повторный прием! Без очереди, как потерпевшая! – не дожидаясь ответа, постучала и отворила дверь Зина.

– У меня прием, подождите немного, сейчас закончим! – послышалось из-за громадной бархатной завесы.

– Барышня, мы вообще-то все ждем, и вы потерпите! – встала сзади высокая хмурая дама с синеватой родинкой на лбу.

Зина твердо встала у дверей, не обращая внимания на комментарии ожидающих.

«Это ж надо, сколько мошенников расплодилось, деньги взяла, а работа, тяп ляп? Не выполнена!» – размышляла на фоне ругани за спиной Зина.

– Нет, я с кем говорю?! Подруга!

Оголенное плечо похолодело от прикосновения, как, наверное – самой смерти.

– Руку убрала! – решила действовать грубо, как и дама с родинкой, смахивая чужую руку сплеча.

– Ах ты-ы так? – дама схватила Зину за волосы и стала оттаскивать от входной двери.

Зина никогда не участвовала в драках, но фитнес-клуб посещала регулярно, поэтому развернулась и толкнула даму в грудь, напрягая предплечье и трицепс как учил тренер, пытаясь показать, что может постоять за себя.

Дама рассвирепела, отчего родинка немедленно стала красной, как аварийная лампочка на засекреченном объекте в особые моменты опасности.

– Я тебе покажу без очереди лезть!

Схватив Зину за талию, с воздушной легкостью повалила ее на спину. Две другие дамочки, что ожидали своей очереди, несколько секунда просто сидели и наблюдали за катанием женщин по полу. Затем одна из них встала и приоткрыв дверь протяжно крикнула внутрь, за завесу:

– Разберитесь с этой потерпевшей наконец, а то полицию сейчас вызовем!

Вероятно слово – полиция, подействовало или работа с клиентом была завершена, но завеса распахнулась и из нее выплыла консультант – экстрасенс.

– А ну ка, прекратить безобразие! Что это вы тут вытворяете?! – схватила за плечо бедовую бабу с родинкой, пока та трясла Зину.

Запыхавшиеся задиры остановились и молча поднялись. Зина пыталась приглаживать волосы, а дама с родинкой, вытащила из-за пояса, отломанный каблук и швырнула в сторону Зины:

– Вот закажу порчу, будешь тогда бегать, прощения просить, зараза такая!

Зина, прихрамывая вошла в кабинет и уселась. Немного отдышавшись, выпила целиком стакан воды и начала:

– Что же это такое получается?! Я вам все оплатила, по прайсу, а работа не выполнена? Нет от Димы никакой любви, просто ноль без палочки. Вместо Димки, мне старикан-начальник цветы дарит. Вы или срочно исправляйте работу, или деньги верните!

– Так милочка, давайте разбираться, я все сделала! Цветы вам подарили? Заговариваю строго по имени и вещи. Что вы мне принесли – то и сжигала, какое имя сказали – с тем и работали! Как вашего начальника зовут?

– М-м, его Дмитрий Николаевич, и что?

– Так, а волос вы у вашего Димы лично брали или передал вам кто?

– Ну-у, я в кабинете взяла, на его столе лежали, вот у меня и пакетик остался.

Зинаида вынула из сумочки пакетик с оставшимися волосками.

– Так посмотрим, – консультант встала и с лупой стала разглядывать волосинки.

– А вас милочка, не смущает, что у вашего Димы седина? Вот, сами взгляните, – протянула лупу к носу Зины.

Долго она рассматривала белесые волосы, понемногу осознавая, что сама создала проблему. Седые волоски вокруг плешивой макушки торчали в их организации только у пожилого шефа.

Прижав ладони к лицу, громко вздохнула:

– И что же мне теперь делать с ним? Обратно можно все вернуть?

– Милочка, у меня здесь не модный интернет – бутик, ни возврата, ни доставки нет! Теперь вам самой нужно решать сложившуюся ситуацию!

Под осуждающие взгляды очереди Зинаида хромала по коридору. Вышла на улицу, а затем долго выруливала с парковки, со злости втыкаясь в пластиковые дорожные конусы. Сквозь слезы смотрела в лобовое стекло, ехала, не обращая внимания на крикливых водителей, что смеялись и сигналили вслед.

Наступили сумерки, в офисе остались только двое, продолжительная беседа заняла весь вечер. Затем прошел еще офисный вечер. Беседа с шефом повторялась, снова и снова. А еще через полгода Зинаида хорошо все обдумав, стояла на офисной кухне и крошила заговоренный батон в чашку с цейлонским чаем своего босса!

Запах серы

Дима выходил из дверей старого здания с большими окнами. Аккуратно спускался по ступенькам, в каждой руке лежала ценная ноша. За спиной пожилая медсестра вытирала платком глаза и крестила вслед.

– Димка! Мы это сделали! Сколько же мучений пройдено! Фух, давай быстрее, сейчас дождь пойдет! – Катя придерживала мужа под локоть.

– Не кричи, разбудишь еще! – шепотом ответил Дима, укладывая белые свертки в машину.

– Дай я тебя обниму, мы так долго ждали этот момент, я уже и не помню, сколько заняло это, год или полтора, все эти бумажки?

– Тише Кать, давай дома уже, надо еще питание детское купить для малышей.

Рядом шествовали два ангела. Лазриил сиял от радости за Катю, и ее дивных малышей.

«Сложновато, конечно, будет, но главное, прошли многие трудности и вам доверили маленькие жизни! Молодцы! Сможете воспитать настоящих людей Лешу и Варю» – размышлял ангел-хранитель.

«Ничего, дети быстро растут! Слышал, подбирают уже кандидатуры двух хранителей малышам, крестить ведь скоро будем!» – дополнил мысль второй ангел.

Дети подрастали. Пеленки с сосками сменились на самокаты и кукол, азбука на чтение по слогам, а речка на большое синее море.

– Варенька! Пора выходить из воды, – кричала с берега Катя.

– Сейчас мам, еще немножко! Вон Лешка еще глубже залез и губы у него синие, пусть он первый выходит! – барахтаясь, пробулькала Варя.

– Ма не беспокойся, я здесь недалеко, сейчас выйду! – ответил Леша, отбиваясь от волны.

– Ладно уж, давайте, еще 5 минут и на выход.

Море, жара, крупные серебристые чайки прохаживаются вдоль раскинувшихся на песке белокожих пляжников.

– Димка, ты чего загрустил? Давай машину в аренду возьмем, смотаемся, горы посмотрим. Пять лет уже никуда не выбирались, а ты как в офисе своем, такой же серенький, – смеясь толкнула мужа.

– Да, знаешь, чувство неприятное, сон странный у меня, ну помнишь, как тогда, про отца.

– Расскажи? – насторожилась Катя.

– Да я половину уже забыл, но перед тем, как проснулся, помню слова, что-то такое – «Привет от отца тебе! Не забывай, мы рядом!» и зловещий холодок по коже, от которого проснулся, сначала думал, может от кондиционера, а потом меня затрясло. Тот же ужас, что в первый раз.

– Да, не хотелось бы повторения, сколько мы отмучались, неужели снова что-то будет?

– Кать, а что мы можем сделать, если бы сейчас ангел явился и объявил, что завтра будет землетрясение или у меня, например, рак мозга обнаружат, терпите. Вот мы и терпели бы, а какой еще выход?

– Варька, а где Алексей? Что-то я его не вижу! – крикнула Катя в сторону воды.

– Мам, был во-он там, возле круга своего, может, нырнул?

Дима настороженно приподнялся с песка и стал всматриваться в волны, на одиноко плавающий надувной круг:

– Да, где же он?!

Из-под пены показалась барахтающаяся рука, в метре от берега.

– Лешенька! – закричала Катя, громадными шагами устремляясь к сыну.

Дима добежал быстрее жены, и поднял сына на поверхность, глубина небольшая, по колено. Сын трясся и бился в конвульсиях:

– Кать, что с ним? Бегом, позовите врача!

Катя понеслась в будку спасателей, а Дима перевернул Лешку, пытаясь очистить легкие от воды.

– Да он трясется весь, как будто припадок падучей, разве такое бывает от воды? – обсуждали люди рядом.

– Положи его на спину, да искусственное дыхание сделай! – выкрикнул полный мужик.

– Не несите вздор, ему воду нужно вылить, давайте я попытаюсь, – живо подбежала девушка и уложила Лешу животом на колено.

Вышла вода с пеной, а он продолжал трястись.

Подбежали спасатели:

– Пошла вода? Теперь на спину его, пульс есть?

– Дышит! Даже искусственное дыхание не потребуется, только вот почему судороги и бьется весь, болеет чем?

Через несколько минут Леша приоткрыл глаза, обвел взглядом окружающих пляжников, родителей и сестру.

– Что со мной, мам?

Катя обхватила сына:

– Все хорошо, сейчас пойдем в номер, полежишь немного, все пройдет родной мой. Как ты себя чувствуешь?

Вяло ответил:

– Пахло серой и громкий скрип в ушах, я хотел вас позвать и упал в воду.

В тот же день пришел доктор, осмотрел сына и настойчиво рекомендовал выполнить электроэнцефалограмму.

Срочно вернулись поездом домой, отпуск окончился мгновенно. Спустя несколько посещений врача, череду анализов и осмотров, Леше поставили диагноз – эпилепсия.

Тянулись месяцы, таблетки сказывались на развитии, Лешка стал хуже спать и говорить, появились сложности общения со сверстниками, с трудностями давались уроки на домашнем обучении, но риски приступа снизились. Катя смогла принять новое испытание, хотя и рыдала по ночам. Правда уже не обвиняла врачей, мужа, не роптала как в прошлый раз, принимая волю Попустившего скорбь. Дима же не смог справиться, терзал себя на работе и дома, перестал спокойно спать, отказался от походов в церковь с женой, погружаясь целиком в мрак уныния.

Катя переживала и пыталась приободрить:

– Димка, нужно что-то с тобой делать, как мертвец живешь, начни спортом заниматься или рисованием, разве закончилась жизнь, что ты так терзаешь себя?

– Угу, надо будет, – уставился в новостную ленту.

– Что «угу», давай вставай, пойдем в парк с детьми погуляем, хватит копаться в себе!

– В парк, так в парк.

– Да, достался муженек. Может тебя холодной водой обдать, чтобы в чувство пришел? Ну правда, не конец света. Да, Лешка неважно себя чувствует, но ведь таблетки помогают, я вчера весь вечер искала и уже сделала заказ, новые, что врач рекомендовал.

– Прости, я не могу это побороть, что-то внутри произошло, не охота утром глаза открывать, нет желания жить, да и вообще, внутри все шиворот-навыворот, как будто не я живу, а другой кто-то.

– Бороться нужно с собой, сколько уже прошло времени, а ты все таскаешь с собой этот «навыворот», сходил бы со мной причастился, да и выгнал бы его взашей. Я сегодня, пока вы спали, чуть не померла от страха, бегу из храма, а здесь скорая у подъезда, представь мои мысли.

– Фух…в храме тоже странности. Стояла утром, какая-то женщина ко мне подошла и заговорила, потом после причащения, у меня как будто бабочки внутри порхали и любовь, представляешь, любовь, у меня такого никогда не бывало! Да что ты с таким лицом то сидишь, – начала трясти мужа за плечи.

– Ла-а-адно, ладно, идем в парк, рад твоей новой знакомой, – зевая ответил Дима.

Добрались до парка, Варька с Лешей побежали на площадку.

– Ну вот, хотя бы погуляешь, сидишь за книжками, как будто не выходной, а подготовка к конференции. Ди-им! Ну-у, хватит тебе дуться!

– Да не дуюсь, не могу перебороть себя, давит, хоть с балкона прыгай. Родился бы бабой, наверное, сидел сейчас в пижаме, грыз шоколад и ревел сутками.

– Ну вот, шутить начал, значит не все так и плохо. Ва-аря далеко не убегайте, там лес, – крикнула Катя.

– Знаешь, а меня давно уныние не посещало. Зимой еще, когда читала святых, пробовала найти источник его, а ведь это – гордыня.

– Это как еще? – смутился Дима.

– Ну, ты мне тогда говоришь: «Катька, почему ужина нет», – а я думаю: «Ну вот, весь день с детьми, не успела ничего приготовить, а он мне претензии предъявляет, пусть сам попробует, как с больным ребенком сидеть». Ну и высказала тебе все, помнишь, наверное.

– Да помню, такое не забудешь, – ухмыльнулся Дима.

– А потом отправилась рыдать на кухню, думала полегчает. Куда там, мысль за мыслью, какой-то цепочкой начали заходить, без спроса: «Он тебя не любит, бросай, что ты с ним цацкаешься, разве такой должен быть муж?» Ой, долго я тогда беседовала сама с собой, а как набеседовалась спать не могла. А утром полностью без сил думала уже, не напиться ли, а может вены порезать и все поглядывала на ножик. Тогда и взяла преподобных отцов читать. Но ушла тоска лишь после исповеди!

– Не знал, ты хоть говорила бы мне, что ли, считал ты забыла это! Извини если обидел тебя тогда.

– Да брось извиняться, не в тебе дело. Вот отцы говорят, что приоткрыв душу, таким маленьким грешком бесы получают повод прилепиться, ведь они становятся одинаковыми по нутру с твоей гордыней. Ну вот, едешь ты в пробке и нахамил кому или в очереди услышал неприятное, да даже подумал плохо о том же начальнике, Зинке твоей, например, и все. А уж если приклеились, то ты их так просто не отцепишь сам.

– Ух ты, жена – богослов!

– Вот я и начала тогда такие ситуации стараться отслеживать.

– И как, получилось? – почесывал затылок Дима.

– Ну как видишь, я тебе не говорила, сама не была уверена, что это сработает, но вижу, что главное в этом деле не потерять мир, будь то начало ссоры, осуждение, взгляд косой, много чего меняет внутренний настрой, если пропустил, как вратарь мяч, то сердечко чувствует такой «осадок», мира нет, а если там его нет, значит заходи кто хочешь, вот бесы и заходят. Так что давай сходим с тобой на исповедь, причастишься, а там уже начинай работать над мыслями, а то и после причастия заново впустишь этих «ненужных гостей».

– Ну давай сходим, попробую. Дождь начинается, пойдем к детям.

– Лешенька, Ва-аря, вы где? Домо-ой пора! – крикнула Катя.

– Мам, мы здесь муравьям помогаем, они с травинкой застряли, – показал на муравейник Леша.

– Да, он их вообще палкой тыкал, а потом облизывал, говорит кисло. Фу, мам, скажи ему! – скривилась Варя.

Капли с деревьев наполнили воздух ароматами грибов, свежей скошенной травы, легкого тумана. Семья шла под зонтиками.

– Пап, а Лешка надо мной зонт не держит, я мокрая!

– Варенька, давай перейдем перекресток сначала, там и решим.

– Пап, а он остановился и не идет.

– Что? – Дима оглянулся.

Загорелся зеленый свет, машина посигналила, а сын стоял, уставившись на лампочки светофора. Автомобили тронулись и стали объезжать мальчика, зонтик выпал из его рук прямо на проезжую часть.

– Мам, что с ним… это снова оно? – прикрыла ладошкой рот Варя.

– Господи помоги! – прошептала Катя и понеслась назад на перекресток, где одиноко стоял сын.

Не успела добежать, как Лешка упал, плашмя, как оловянный солдатик и ударился лбом о бордюр, перекатился на спину и руки сначала развело, а затем как по команде вытянуло в струнку, несколько мгновений покоя и его начало трясти. Димка подбежал, повернул сына на бок и отнес в сторону, освобождая проезд. Мама гладила голову сына по трясущейся модной прическе и шептала:

– Потерпи дорогой, скоро все пройдет, сынок, ты сильный!

Дождь лил как при Великом Потопе, Дима сидел на земле посреди лужи, а на коленях у него лежал сын.

На Скорой ехали по пробкам к ближайшей больнице, случился еще один приступ, затем в третий раз повторился в палате.

Сидели в приемном отделении. Катя тихо молилась, промокшая Варя дрожала, а Дима забыл о своем унынии и бегал за врачом, требуя спасти ребенка.

– Прошу прощения, могу я присесть? – обратился к Кате, бородатый старичок в шапочке не по сезону, из плетеной из лозы.

Катя посмотрела сквозь него:

– Да, садитесь.

Он продолжил:

– Если вы не будете против, я дам рекомендацию!

Катя кивнула.

– У меня здесь друзья, дождался их, пора уходить, но я заметил вашего мальчика, хочу вам дать один адрес, знаю, что там вам помогут.

Старичок вытащил из кармана куртки кожаный блокнот с вышитым нитками крестом по центру, открыл его и вырвал лист. На нем уже был написан адрес:

– Прошу вас, попытайтесь еще раз, ведь другие способы вы, наверное, уже испробовали?

Затем положил лист на металлическое кресло возле Кати, встал направляясь к выходу и произнес:

– Разве будем благодарить лишь за радости?

Катя положила лист в карман и отправилась вместе с дочкой искать мужа.

Глава восьмая

С обратной стороны травы

Сашка сидел на скамейке у магазина и ждал. Мимо, проходил одноклассник, видимо торопился утром на работу:

– Саш, все сидишь? Давай с нами, на выходных за грибами едем!

– Сам грибом не стань, давно на дискотеку то захаживал, эх-хе-хе?

– Некогда мне, работы много, надумаешь, заходи! – удаляясь пожал плечами знакомый.

«Ага, все брошу и зайду, у тебя там тоска, как в консерватории, на концерте для клавесина. Эх, уже и магазин скоро откроют и где мать носит? На кладбище что ли снова в такую рань?» – размышлял, наблюдая за продавщицей Машкой, что открывала замок на дверях магазина.

– Машк, а Машк, дай в долг? Мать пропала, а я вот, сама видишь, – протянул трясущиеся руки.

– Александр Сергеевич, не позорились бы! Какой тебе долг? Штанами, залатанными буш отдавать?

«Ниче, ниче негодяйка, вон пацаны идут, все равно купим!» – озлобился Сашка.

– Кореша! Дарова, как деляга? Есть че?

Здоровый рыжий, подошел первым и сплевывая в дорожную пыль ответил:

– Дела то ничтенка! Седня ты кореш, а завтра обьегоришь! Ха-ха-ха! Когда лавэ буш возвращать здаровальник?!

– Да нету матери, вишь, сижу жду.

– Ладно мамкин сын, ждем! Пока гуляем на наши, все равно народу нет, все на рабо-о-отах видите ли!

– Семеныч наливай!

– Вот братва, порадовали, а то сижу, как сыч тут! – поднося стакан ко рту с мутной жидкостью.

– Кхе, кхе-е, это еще что такое? Как будто ракетного топлива принял!

– Не боись, раньше времени не помрешь! Ха-а-ха! – налил себе Рыжий.

– Ну ты и декустатар! Пошти определил! Техническим спиртягой разбавили малек, метиловым. Ниче, не кирасинь ить! – скривился Семеныч.

– Ну вы даете, глядишь и на небо отправишься, на таком-то топливе, – промямлил Сашка.

По улице вдоль магазина шла деревенская красавица Наташка. Несколько лет она работала в городе, говорят замуж вышла, но вернулась назад к маме, вместе с новорожденной дочкой. Что-то там у нее не сложилось.

– О братва, Натаха идет, смари! Натаха, давай к нам, у нас тут весело, скоро плясать бум! – крикнул ей вслед Рыжый.

А потом тихо добавил:

– Нагуляла ребенка и вернулась к мамаше! О как надо то, не то, что мы!

– А у меня так ниче и не получилось, сколько лет живу, все один, – вздохнул Сашка, – мать в церковь подалась, меня тянет, говорит, найдет там кого мне, ой не знаю я.

– Да ты че, в церкви невесту искать? Они ж там все в платочках, да лбы крестят, так и представляю, как ты поклоны с ней вечерами кладешь, ух-ха-ха!

Все стали громко ржать, а Сашка захмелел слегка и ощутил, странное биение сердца, как будто его начали трясти или колотить палками изнутри.

– Надо полежать немнога-а-а, – свалился прямо на улице, под деревом.

Отключиться не получалось, сердце стучало, дышать стало сложнее, а вход в магазин начал светиться, постепенно побелели деревья, затем дорога и деревенские дома. Мир стал белоснежным, как будто выпал снег, отражающий солнечные лучи. Свет сиял мучительной, яркостью, до слепоты.

– Сашка ты что там валяешься, вставай, не на курор…, медленно приглушились звуки, наступила полная тишина.

«Приехали! Догулялся я, вот она какая, белая горячка?!» – в ужасе думал Сашка.

Разум мгновенно протрезвел, но тело не чувствовалось, неизвестно было ли оно, как им управлять Сашка тоже не понимал.

«Может это не горячка, вдруг я умер? И что нужно делать в таких случаях?

Неужели я здесь один? Ау-у-у!

Ничего! Какая-то белая пустыня, ни неба тебе, ни основания какого!

Так! Я могу мыслить? Ладно, А-а-а-а-а-а-а!

И что дальше? Мысленно поорал, ничего не меняется.

Стоп! Я ведь выпил что-то!

Так, так, так! Семеныч говорил про технический спирт, значит я выпил метиловый спирт, видать он с концентрацией перемудрил.

Это уже лучше, теперь нужно вспомнить… Что-то же читал давным-давно про него. Так, метиловый спирт, метиловый…

О! При отравлении начинаются проблемы со зрением! Все! Теперь ясно, значит я видать не умер пока, а ослеп!

Так вот значит, что чувствуют слепые!

Стоп, почему тогда нет слуха? Вроде бы должно там тошнить или какие-то ощущения. Нога у меня с утра болела и зуб ноет давно, куда боль то делась?!

Может все-таки я того? Улетел на топливе, что Семеныч набадяжил?!

И что мне теперь так вечность сидеть в белом кубике?

Ладно, буду думать что-нибудь. А что у меня вообще есть подумать?

Жила была бабка и был у нее остаток муки, испекла она… мда, не то лезет в голову.

Стихи может вспомнить?

Я вас любил, любовь еще, быть может,

В душе моей угасла…

Кого я обманываю? Любил он. Мать любил ногой пнуть, чтобы денег выдала.

Аа-а-а. Да что ж такое! Выпустите меня, кто-нибудь тут есть кроме меня?!

ААААААА-ААААА-ААААА!!!

…

ААААААА!!!

…

Что же делать?

…

Фух-х, может это ад? Почему такой яркий?

Всегда думал, если ад есть, там черти и темнота.

Та-а-а-ак! Надо как-то выбираться! Что же можно сделать, точнее подумать, хм-м?

Что я вообще знаю? Школьную программу? Забыл уже все.

Так, может что по работе, деньги считать? Ящики таскать? Нет, наверное, не то.

Дискотека тоже не то, может песню запеть? Нет, что-то не до песен в таком положении.

Мать говорила, у них там монах какой-то, все в одиночестве сидел, в пещере, что ли. И как он сидел интересно один на один с мыслями, может мухлевал? Только вид делал, что сидит, а сам ходил где-нибудь, кто их теперь разберет.

Нет, не то это все, не то!

Сашка ты меня слышишь?

Да, слышу, это кто?

Да это я, Санек.

Че ты, как? Сидишь?

Сижу, вот…

Ну сиди, сиди, поразмыслить время, то есть!

Мда, сам с собою, конечно, долго не поговоришь, глупость какая, надо же вляпаться так.

Идея! Мать говорила, нужно в таких ситуациях к Богу ее обращаться!

Хоть бы молитву какую запомнил.

Отче наш…

Нет не помню.

Ладно, попробую так, без зубрежки.

Бог! Я тут застрял вот, не знаю, что делать! Мать говорила Ты все можешь. Давно не обращался к Тебе, последний раз, видать, в детстве. Помню гроза сильная и дождь льет, мы в сарае спрятались, я и пытался обратиться, только молитв и тогда не знал, да и сейчас.

Вот я здесь! Нужна Твоя помощь, не знаю, что и делать, как выбираться?!

Если это ад, то понимаю, заслужил! Дай мне знать, что я умер, буду получать по заслугам! Понимаю, мозг пуст, прогулял, проиграл в карты, проспал. Еще отец, когда жив был, он вроде сдерживал, а сейчас уже совсем забросил себя.

Если Ты есть, прошу, помоги! Дай мне разобраться, а если можно, вытащи! Если вернешь назад, обещаю начать исправляться!

Христос, прости меня дурака и помилуй!»

– Кхе, кхе, кхе-е-е-е-е.

– О-о, рыжий! Санек очухался, давай еще воды, воды, стакан неси, по-быстрому!

– Ну ты даешь, думали уже по ту сторону травы, а ты вот он, живехонький! Ну красава!

– Поливай его, поливай, пусть приходит в норму!

– Ох-х, вы че-е-е творите братва? Траванулся я что ли? – промямлил Сашка, – фух, такого кошмара никому не пожелаешь. Бр-р-р. Слава Богу вернулся!

– Привиделось что? Ты смотри, Бога поминать стал, уха-а-хаха!

– Сам не пойму, дайте в себя прийти.

– Ладно садись, вот луком закуси – предложил Рыжий.

Сашка сел под стену магазина и долго привыкал к свету. Все вокруг казалось серым, как в мышиной норке. Снова болел зуб! Стало радостно от ноющего синяка на ноге! Он жил! Сердце все еще не отпускало, но в нем появилось, что-то новое, давно забытое!

Вставая на ноги, ощутил, трезвость, голова слегка кружилась, все так же хотелось выпить.

– Санек, твоя мать идет! Давай сгоняй, не хватает на бутылку!

Саша подошел, опустил голову и долго молчал.

– Мать, прости меня!

Тише думай

Валентина торопилась домой после встречи с Катей. Первый опыт исполнения Божьей воли прошел хорошо, она чувствовала похвалу, которая бывает от добрых родителей, поручающих малышу выполнить ответственное дело.

Дошла домой и встала на молитву перед иконами. Молилась на коленях, пока не ощутила усталость, легла немного отдохнуть. Только прикрыла глаза, как появилась улица. Та самая, на которой они познакомились с мужем, рядом знакомая школа, яблоневый сад.

Вдали показалась знакомая фигура, шагающая вдоль домов, к школе.

«Неужели это он, Сережка, похож как издали, но ведь его уже нет, он…»

Не обращая внимание на мысли, бегом помчалась на встречу к нему! Долетела и крепко обняла, слезы покатились на его светлую рубашку.

– Здравствуй родная! – улыбнулся муж.

– Сереженька, как же я скучаю по тебе, дорогой ты мой!

Он взял за руку и повел по улице. Постепенно асфальт сменился деревенской пыльной дорожкой. Кирпичные дома растаяли, выросли ромашки, много, целое поле. На горизонте шевелились верхушки крепкого векового леса. Протоптанная тропинка под лапами елей вела внутрь, в царство тишины и прохлады.

Подходя к просвету, за которым виднелась дремучая поляна, Сережа обернулся:

– Валенька, хочу тебя порадовать! Не волнуйся пожалуйста, сын наш спасся, благодари Господа!

От неожиданной новости у Вали перехватило дух, и она не смогла ответить.

Сережа продолжил с ноткой строгости:

– Сейчас я пришел по другому делу!

– Ты ходила к Кате, все гладко прошло, она славный человек и за нее нужно особо молиться, но я должен тебе кое-что показать, будь спокойна и не пугайся пожалуйста, это для твоего назидания!

Сережа прошел дальше за заросшие колючие кусты, к темному месту откуда открывался обзор.

Валя аккуратно ступала за ним перешагивая крючковатые корни деревьев.

– Теперь внимательно смотри!

Выглянула сквозь ветки и заметила движение на поляне.

– Что это?

– Демоны! Тише пожалуйста, здесь не стоит громко думать, могут унюхать!

На поляне Салафур отчитывался перед Черным, а Серый стоял в сторонке.

– Ваше темнейшество, шарлатанка-экстрасенс отработала с Зинкой неплохо, пусть думает, что заворожила жениха, своими силами. Она полностью наша! Зинка тоже наша! Над шефом ее еще немного поработать нужно…

– Стоп! Я вам какую команду отдал? Экстрасенсов в ад затаскивать или Катьке насолить? Шарлатаны у нас уже в кармане, а что вы сделали с этими двумя молитвенниками? – пыхтел Черный начальник.

– Там кто-то сверху вмешался, и задача пошла в противоположную сторону, но зато мы забрали малыша у Катьки! Много слез и страданий, все как вы любите! Продолжаем по ней и семье ее отрабатывать!

– Та-а-ак! Ерунда все это, мелюзга из брюха Катькиного в прохладное местечко пошел, а мамка его к своему Богу обратилась еще сильнее! Новости вчера слышали адские? Нет? Так я вам расскажу! У них там новую праведницу хотят вылепить, Валентиной зовут, знаете кто такая? Нет? Жена пономаришки того, что у соседнего отдела из-под копыт улизнул! Мне Зам жаловался, провели душу, как будто святого, а он всего то алтарнишка никчемный.

Значит та-ак, слушаем все! Выяснить про нее, принять меры по ситуации, предоставить отчет! Если не получится, посажу в колесо вместо белки или в песочные часы, как в отделе у джинов будете.

Валя открыла глаза от грохота. Старалась быстро прийти в себя ото сна, но показалось что гремит весь дом, стены и крыша! Встала. Стучали в окна и двери:

– Господи помилуй, да что же это?!

– Кто там?! Иду, не стучите!

За порогом стоял Рыжий и дубасил что есть силы по деревянной двери.

– Э-э-э, открыла старуха, кончай в окна лупить, сюда все! – крикнул дружкам, что стояли на улице и заглядывали в окна.

– Дрыхнешь мать? А мы вот мимо шли, думаю зайдем кента помянуть! – толкнув Валю плечом вошел внутрь.

– Господи помилуй! – Валентина перекрестилась на иконы и переступила порог, чтобы выйти на улицу.

– Э-э нет, ты нам мать понадобишься еще, давай, давай разворачивай ее, Семеныч!

Семеныч загородил проход, Валя развернулась и возвратилась в кухню домика. За столом уселась огромная рыжеволосая детина, бывший собутыльник сына Сашки. Рыжий всегда был очень крупным и табуретка, на которой он примостился, смотрелась под его фигурой как игрушечная.

Закинув ногу за ногу и прикуривая самокрутку, откашлялся:

– Кхе, ну Валентина! Давай, наливай, помянем другана!

– Нет у меня ничего, сами знаете, – тяжело вздохнула Валя.

– Э нет, так не пойдет! Тады, лавэ готовь мать! Сынок твой киданул меня, а потом крякнул не вовремя! На тебе теперь должок висит, как там моя бабка говорила, ах-ха-ха – «Не дети собирают для родителей, но родители?»

– Да и дать нечего, вот разве что от пенсии осталось, – Валя вытащила кошелек из шкафчика и протянула купюру.

– Ха-ха, я балдею от вашей щедрости мадам! Ну тады сами возьмем должок, раз не отдаете по добру! Пацаны приступаем к шмону! – скомандовал Рыжий.

В домик ввалились еще два дружка и вместе начали проводить «обыск».

Валя стояла и молилась, закрыв глаза, пока рылись в вещах, открывали ящики шкафа, выбрасывали одежду, и проверяли книги на полке, трясли даже старый матрас, доставшийся от прежних хозяев. На пол летели иконы, свечи с полок, перья из подушек смешивались с вилками из буфета.

– О-опачки! – выкрикнул один из дружков Рыжего, – а еще чешет, нет у нее ничего, зацените! – вытаскивая сверток из кармана старого зеленого рюкзака Сережи.

– Нехорошо мамаша! Мы тебе не волки тряпочные, чтобы шутки шутить! – разворачивая сверток бубнил старший.

– Да мне Золотарь за эту цацку на пол жизни отстегнет, ну мать, не ожидал! – Рыжий держал большой священнический крест, с красными камнями и позолотой.

«Это же от отца Сереженьки остался! Запамятовала я спрятать, сколько он там лежал?! Ой-ой, не отдала вовремя в церковь!» – в ужасе качала головой Валя.

– Ах, Господи, прости Ты меня сребролюбивую и беспамятную! – произнесла уже вслух и перекрестилась на икону в углу.

– Да у нее Гуси улетели! Не того она что-то, с этой церковью их! Санька испортила, а щас глядишь и нас заразит, давай назад двигать! – раздраженно предложил худой с черным пятном на щеке.

– Да, че засиживаться, идем, все мать, долг закрыт считай! – попрощался старший.

Вся компания спешно выходила из дома, а Рыжий уставился на крест, и не отводя глаз от него, шел как заколдованный, в надежде получить хорошую сумму у городского ювелира.

Валя села на табуретку и закрыла руками лицо.

– Благодарю Тебя Господи за проверку моей жадности, сребролюбия и скупости! Благодарю за скорбь, не вмени этим ребятам в грех, не понимают, что делают, в атеизме выросли, не научил никто! Прости нас! – всхлипывала сквозь слезы.

Понемногу выносила на улицу битую посуду и разодранные подушки. За забором, что проходил через огороды, наблюдали две соседки.

– Ай-ай-аяй. Бедная баба, до чего дошла! Мужика в могилу отправила, а такой молодой был, говорят легкие у него! – качала головой плечистая баба с веснушками на носу, – все это из-за церкви, ладан там у них, да копоть сплошная. Врач так и сказал – «Не выдержал, легкие отказали».

Вторая, Марья, добавила:

– Правду говоришь, а Сашку она сама в гроб свела! Пил, конечно, подлец, ну так кто теперь не пьет, время то какое?! А как только в церковь ходить стал, тут тебе и кранты, вот оно как!

– Да-а, что с людями делается, а ведь какая врач была, я сама к ней разов пять ездила в больницу! А теперь вон дружки пьяные видать захаживают, и где ее Бог? – отгоняла комара веснушчатая.

Откуда-то сверху, невидимо для соседок выплыла из ниоткуда подвижная ифиолетовая как баклажан жирная клякса.

Подвижное пятно вмиг ощутило смрад грехов и не могло дождаться, проникновения внутрь сродной по составу души.

– О-о-о да-а! Ну ка давай, развивай мысль, уколи ее, сделай горько! – ерзала клякса.

– Ва-а-аль! А Ва-аль! Ты когда отдашь за самого-он? Твой сынок еще год назад в долг про-осил, я дала-а! – кричала через огород Марья.

– Умница, больнее ее, так ее! – комментировала клякса, вцепившись в самое сердце Марьи – самогонщицы.

Валя обернулась на крик и слегка дернулась от увиденного. Внутри соседки, шевелил противными щупальцами размазанный по центру души бес, фиолетового цвета.

– Господи Иисусе Христе помилуй нас! – негромко произнесла в ответ Валя.

Беса ощутимо покоробило, и он сразу отпустил душу, перепрыгивая на вторую соседку.

– Ты смотри, уже молитвами отвечает! Видать тю-тю соседушка! – ухмыльнулась плечистая.

Марья ощутила, неприятный осадок внутри и произнесла уже негромко:

– Ладно уж! Шучу я, кто с мертвого брать то будет! Считай подарок!

Клякса подпиталась, оставляя в душе смрад и вмиг переместилась к Вале:

– Ну ка, не дай себя в обиду! Ответь дурехам, как полагается! Ты ведь одна знаешь истину! Пророк Елисей медведицу вызывал, чтобы детей растерзала. А ты уже почти пророк! Зря книги читала? А видения от Бога, ты же теперь знаешь как устроен мир! Они черви, раздави их!

«Господи Иисусе Христе помилуй мя! Смири душу мою окаянную, не дай разгореться осуждению!» – отсекала грязные мысли Валентина.

Клякса настаивала:

– Так не пойдет! Какое еще смирение? Унижать себя будешь, как раньше? Когда начальник отделения заставлял аборты делать, это твое смирение?

«Господи помилуй мя грешную! Сохрани мир в сердце!» – молилась Валя.

– Мир? Ха-а, ты вот молишься Донскому Дмитрию, так он, по-твоему, тоже со смирением шел на войну, да еще и после благословения Сергия? – чавкала клякса.

– Благоверный князь, научи хранить мир во время брани! Помоги и твоему тезке Дмитрию, за кого молюсь, мужу Екатерины!

Клякса огорчилась:

– Мда, так и от голода помрешь с тобой тут, полечу лучше в церковную лавку, да уже и служба скоро начинается.

Валя спешно повесила подушку на забор:

– Господи Иисусе, благодарю за напоминание! Бегу на службу, забыла совсем!

Мир всем

– Мама умерла, подайте кто сколько может! – у забора стояла очень худая девочка и обращалась к проходящим.

Валя шла с толстой книжкой в руках, бросила монетку и встала незаметно в стороне.

Девчушка лет двенадцати, держала бумажный стаканчик и собирала монетку за монеткой. Изредка внутрь падали купюры, которые она доставала и прятала в карман куртки.

– Подайте Христа ради! Сирота! Жилья нет, на работу не берут еще, помоги-и-ите! –  кланялась каждому, кто бросал монету.

Валя наблюдала, а затем решилась подойти:

– Тебя как зовут?

– А что? – испуганно подняла глаза девочка.

– Есть хочешь?

– Хочу, а вы полицию звать не будете?

– Идем со мной, купим чего-нибудь, – взяла девочку за руку и направилась в сторону магазина.

– Меня Машей звать.

– И где же ты Маша живешь?

– Пока нигде, я только сегодня приехала.

Из хлебной лавки вышли с булкой и молоком в пакете.

– Машенька, если ты подождешь, после службы мы вместе решим твою беду, только не уходи пожалуйста, хорошо? – открывала молоко Валя.

– Угу, буду здесь сидеть, – уплетала булку Маша.

Валентина перекрестилась и вошла в храм, вечерняя служба уже началась.

Молитвы немногочисленных прихожан возносились вверх, у иконы Богородицы просила девушка, вымаливала жениха, у кануна печалилась об усопшей сестре женщина в черном платке, на скамейке размышляя о долгой жизни перебирала затертые четки старушка, ближе к иконостасу переминался с ноги на ногу белобрысый парень.

Мысли, благодарения и просьбы витали как облака, Валя всей душой ощущала муку бездетности женщины в длинном платье у окна, чувствовала всем сердцем благодарность за излечение болезни ног от высокого мужчины под клиросом.

Взяла свечку и подошла к девушке, шепотом произнесла:

– Не могла бы ты дочка свечу поставить святителю Николаю? Вон там образ, спаси тебя Господь!

Девушка направилась к иконе с правой стороны иконостаса, непослушная свеча отказывалась вставляться и выпадала. После третьей неудачной попытки, белобрысый парень, что стоял рядом обратился к девушке:

– Давайте я вам помогу, что-то она не хочет у вас никак ровно стоять!

Надавил сильнее, и свечка сломалась пополам:

– Ой, прошу прощения, сейчас другую куплю!

Девушка улыбнулась и вернулась на прежнее место. Через минуту, проходя мимо, белобрысый демонстрировал новую свечку, жестикулируя и улыбаясь, мол, сейчас все будет хорошо.

Валя прикрыла глаза и молилась:

– Помоги им Господи, сохрани и направь!

Над женщиной в черном платке кружила горечь утраты и ворох мыслей о бесцельности жизни, стояла она опустошенная с заплаканными глазами, не слышала чтеца, не замечала ничего вокруг.

Совсем рядом с ней застыла поникшая душа молодой женщины.

– Кто ты, раба Господня? – мысленно обратилась Валя к ней.

Душа встрепенулась, не ожидая, что ее заметят:

– Я сестра той, кто сейчас плачет обо мне, а чья раба, не знаю.

– Ты спаслась?

– Нет, я не с Господом, но и не в самом плохом месте.

– Как же так случилось? – огорчилась Валя

– Большую часть жизни думала, что искала Бога, а к сожалению, молилась себе, своим страстям, поклонялась прихотям! Блаженная, раз ты видишь меня, помолись, если можешь, заклинаю!

Валя начала молиться о милости, о той, что упрашивают у правителя за осужденного, который сам никогда в жизни не обращался к добру.

– Господи, она не искала Тебя, осуждена и не может изменить свою волю, но ты Господи проповедовал в аду, ты обратил и вывел беззаконников времен Великого Потопа, обрати и эту душу, если хочешь!

Валя полностью сомкнула веки и принялась горячо молиться пока не почувствовала толчок:

– А ну, давай топай с моего места! Растопырилась, ишь, смотри какая!

Открыла глаза, в бок толкала старушка.

– Чего пялишься, я здесь стою всегда, а ты шагай, шагай!

Отошла в сторону, не понимая, что происходит. Этой старушки она раньше не встречала в храме.

Душа все еще грустила, ожидая на своем месте, а люди появились новые, вся церковь заполнилась совершенно неизвестными Вале прихожанами.

Свет в окнах потускнел, возникло странное, необычное чувство, будто что-то мешает ей не только молиться, но и даже и думать о Христе.

«Гул?! Почему стоит такой гул и шепот, разве служба закончилась?» – рассматривала людей Валя.

Что случилось с иконами? Лики пропали! А где кресты? Ни одного! – шептала в ужасе.

Каждый что-то обсуждал со стоящими рядом.

– Вы, наверное, не знаете, у нас сменился архиерей, слышали? Говорят, он с католиками обедает и в алтаре ладонью крестится! – шептала женщина в черной одежде.

– Да что вы? Ай-ай-ай, экуменисты уже в алтаре? Скоро антихрист воссядет! – шептала соседка покачиваясь вперед-назад.

– Кто знает почему служба не начинается? Это очередь на исповедь? Передайте свечку! Да нет же! Что вы мужчина делаете? Кто свечу левой рукой берет! Эх, сама лучше! Пришли, не знают куда и зачем! Дома сидите, больше толку будет! – проталкивалась вперед широкая баба, сумками задевая ноги стоящих.

– Куда прешь? Молиться пришла или на базар?! – перебирал четку за четкой мужик, пытаясь изображать благоговейность.

– Дамочка, вы куда? Это очередь на исповедь, я вас не помню! – уставилась женщина в шляпке на бабу с сумками.

– Куда, куда! Свечу хочу поставить, правила знать надо, умники, а ну, разойдись! – расталкивая очередь, ломилась к подсвечнику баба.

– Надо же, хамло какое, а еще в церковь пришла, вы как умирать собираетесь с таким отношением к другим? А еще православная! – крикнул мужчина с бусами на шее.

– Как все будем умирать! Ты с бусами, умный больно, стой да помалкивай, когда старшие учат! Я двадцать лет сюда хожу, если надо свечку поставлю, когда захочу!

– Не бусы, во-первых, а четки. Во-вторых, Григорий Палама пишет, что Адаму говорилось, он смертию умрет, когда вкусит плода, а он жил еще девятьсот тридцать лет после этого! Потому смертью вы умрете не как все, а когда удалитесь, сами знаете от Кого?! – ответил мужчина с бусами.

– Тс-с-с, тс-с-с, ты что? Тише, не произноси Его имя, тихо! – со всех сторон послышалось шипение и храм вмиг утих. Наступила тишина.

Валя не верила своим глазам и пыталась перекреститься, но руки сдавливали плотно стоящие рядом прихожане.

Из подобия алтаря, медленно и гордо, в блестящем облачении вышел рогатый бес. На голове у него имелся всего один рог, вместо ног торчали волосатые копыта, а на морде шевелилось месиво из искаженной улыбки и клыков.

– Кто здесь умирать собрался?! Та-ак посмотрим! – сурово осматривал прихожан.

– Все мы живы, запомнили раз и на вечность! Никакой смерти нет, пришли сюда, вот и занимайтесь тем, ради чего шли!

– Вместо царя двойник нехристь! – шептала старуха не вытерпев.

– Замечательно! – обращаясь к старушке у окна, – продолжай бормотать о масонах!

– А ты чего молчишь? – обернулся к душе, что заговорила с Валей, – давай свою песню про бесов в смартфонах, да, чтобы никто не подумал храм щелкать, нечего им проповедовать фотографиями на весь мир.

Душа девушки взглянула на Валю и стала пробираться к мужчине, что стоял и фотографировала фрески на стенах, с размаху ударила его, отчего телефон отлетел на пол.

– О, и ты замолчал? Начинай «Щепотью-ю-ю креститься, бесов веселить!» – обратился к бородатому мужику, одетому в лапти и старинные лохмотья, которые Валя встречала только в школьных книжках.

Мужик сложил пальцы в двуперстие, хотел поднять руку ко лбу, но горько заплакал.

– А это у нас еще кто, откуда взялась?! – бес резко сбросил свое облачение прямо на солею и понесся по головам прихожан, мигом достиг Вали и уставился глаза в глаза. Она ощутила жуткий смрад и трепет всей душой.

Бес громко заревел, так, что начали трястись стены, затем подпрыгнул, кувыркнулся и ударил копытом Валю в грудь, толпа расступилась, и она полетела назад со скоростью падающей звезды.

Открыла глаза, белобрысый парень поил ее водой из стакана.

– Бабушка, вам лучше?

– Ой. Да, сынок, все хорошо!

Валя сидела на скамейке в храме, отец Григорий завершал службу, постепенно пришла в себя и снова встала на молитву.

После окончания вечернего богослужения тихо подошла к женщине в черном платке и протянула книжку:

– Молитесь за нее усиленно, Господь милостив, до Страшного суда еще время есть, а значит и надежда на спасение. Это вам, Псалтирь. Поможет, читайте!

Женщина удивленно взглянула, взяла книгу и вышла из храма.

Белобрысый парень обсуждал с девушкой падение Вали, сидя на скамейке.

«Помогай им Господь, подай мудрости будущему мужу и любви жене» – перекрестила их издалека и вышла.

На улице ждала девочка:

– Все выходят, а я вас ищу, – опустила глаза заметно стесняясь.

– Наверное замерзла? Пойдем, согреешься, а там видно будет.

Пока добирались к дому, Маша рассказывала о тетке, о том, как скучает по маме с папой, об автомобильной аварии и как тетка заинтересовалась их квартирой после гибели родителей. О том, как тетка взяла Машу под опеку, а сейчас, когда она подросла, та невзлюбила племянницу.

Дошли домой, поужинали и легли спать. Ночь стояла лунная.

Еще затемно Валя проснулась от сигнала автомобиля за окном.

– Ты спи, спи, пойду посмотрю, – прошептала в сторону кровати Маши и открыла занавеску.

У двора затарахтел двигатель старой машины. Звук этого мотора часто звучал у них за забором, обычно автомобиль участкового привозил Сашку посреди ночи, побитого или пьяного.

Торопливо накинула пальто, вышла, чувствуя неладное.

– Василь Василич! Здравствуй дорогой, что стряслось?

– Из города звонили Валя, требуют тебя, дело кто-то на тебя заводит! Собирайся давай быстрее!

За последнее время Валя привыкла к скорбям, поэтому не смутилась, а с миром вошла в дом и оделась в дорогу.

– Машенька, ты дома остаешься, я в город и назад. Надеюсь, с едой сама разберешься, там найдешь что пожевать.

Собралась, перекрестилась на иконы и отправилась в путь.

«Что-же эти злодеи вцепились в меня, продыху так и не дают? Господи потерплю, главное – сохрани девочку, пока меня нет!» – смотрела на удаляющийся дом в запыленное зеркало.

В кабинете следователя горел яркий свет, на подоконнике стопкой лежали книги по криминалистике, ограничивая заевшее окно, которое стремилось открыться настежь.

– Доброе утро, присаживайтесь Валентина Ивановна.

– Здравствуйте, – рассматривала молодого сыщика Валя.

– Сразу скажу, дело срочное и непростое, поэтому попросил лично Василича, чтобы к вам в такую рань.

– Фамилия Тихомиров вам ничего не говорит гражданочка?

– Нет, ничего.

– Ну тогда разъясню. На днях в ювелирной лавке обнаружился значимый музейный экспонат, что пропал у них еще в прошлом веке, так вот, ниточки ведут к вам уважаемая Валентина Ивановна. Потому, требуются разъяснения.

– Спрашивайте, я все равно ничего не поняла, какой экспонат, при чем здесь я?

– Гражданин Тихомиров, вам не знаком, это хорошо. А человека на этой фотографии встречали? – следователь показал фото.

– Знакома, да это ведь Рыжий, деревенский наш хулиган.

– Кирилл Михайлович этот ваш Рыжий. А взяли мы его у ювелира с ценным крестом из музея религий. Теперь я понять хочу, почему алкоголик и рецидивист указывает на пожилую женщину из деревни, и что у вас с ним общего?

Валя вспомнила сон про лес и Сережу и незаметно улыбнулась, но ответила:

– Простите меня грешную, не уследила я за тем крестом. Нужно было его раньше отдать в церковь, лежал у нас, после мужа моего, покойного. Получил он его у старца, Симеона. Да вы, наверное, не знаете, монах такой был, благодатный. Рассказывал мне муж, что крест старцу принес тот же, кто и отнимал, а видать и убивал священника. Крест этот Сережкиного отца, священником ведь он служил.

– Интересная информация, а подтвердить сможете?

– Да как же я подтвердить-то смогу, ну старец уже почил, мужа моего тоже нет в живых.

– Так, говорите священник, убитый? Так, так, фамилия значит у священника такая же, как у мужа… так, так. Хорошо, проверим! Если все сходится, вы мне помогли, а уж если нет, буду ждать вас снова!

Валя выходила из здания, вздыхая думала: «Ну бесы, ну вредители, надо же такую пакость выдумать. Господи Иисусе, прости за то, что дала повод!»

У ворот стояла машина участкового.

– Василич, ты никак меня ждешь?

– Валь, больше некого, садись довезу.

Ехали домой, Василич интересовался:

– Прослышал я от соседей твоих неуемных, вчера девчушку какую-то привела ты Валентина. Что за гостья у тебя?

– Ох! И об этом уже успели! Ну негодники, не дают покоя, Господи помилуй!

– Да, быстрые они! – держал руль Василич.

– Да я не о соседях, прости Господи! Девченку вчера забрала, денег просила, голодная вся. Выгнали ее из дому.

– Так, интересно! Что-же без родителей она или как?

– Если можно, Василич, помоги, пусть поживет у меня, не отнимай! Не хватает ей тепла родительского, да и учиться нужно в школе, а не попрошайничать.

– Хорошо Валюш, попробуем выяснить, что с документами, да где родные ее, зайду к тебе, как узнаю.

– Василич, хороший ты человек, молюсь за тебя, Господь тебя любит, на своем ты месте.

Куколь беззлобия

Впервые за многие годы Валя крепко спала, ей снилось синее озеро, в котором она плавала вместе с разноцветными рыбами. Плескалась как в детстве, подбрасывала их и хватала крупных за хвост. Рядом, на берегу смирно стояли лошади, словно связанные прочными веревками и боялись пошевелиться без разрешения, от чего Валя от всего сердца радовалась.

К озеру подошел старый, невысокий монах в схимнической одежде и постучал клюкой по берегу:

– Выходи, достаточно!

– Еще немножко и выйду.

– Хватит с тебя на сегодня Валюша, выбирайся! – монах коснулся палкой воды и рыбы замерли, затем загибом клюки зацепил ее и с легкостью вытащил на берег.

– Сушись и приходи, мы ждем! – монах растворился словно в дымке.

Светлая одежда сияла и не требовала сушки.

«Куда же идти, где он? Вокруг цветы!» – рассматривала приоткрытые бутоны на бескрайней поляне.

Вдали заметила скалу и бегом, как в юности, понеслась вперед. Старалась бежать изо всех сил, отталкивалась от земли и длинными прыжками перемещалась по полю. Толчки становились плавнее и мягче, а сила росла. Оттолкнувшись еще, Валя полетела вдоль земли, над цветущей поляной. Сверху виднелся лес, в его чащу со страхом неслась стая костлявых, хромоногих волков. Бесшумно летела дальше, еще и еще, словно воздушный шарик, стремящийся ввысь.

Внизу проплывала макушка широкого дерева, захотелось коснуться его, сорвала лист и заметила, что, у подножия лежит обессиленный серый слон, а вплотную к нему громко храпит бурый медведь, осторожно пролетела над ними, чтобы не потревожить. Добралась до крупной скалы, в ней виднелся крошечный вход в пещеру в самом основании горы. Спустилась на землю и обернулась к теплу, исходящему со стороны поляны. Издали наблюдал за ее приземлением незнакомый человек, невозможно было разобрать, какого он роста или пола, лицо его тоже не просматривалось от яркого ореола вокруг. Решилась подойти поближе, но при первом шаге уперлась словно в невидимое стекло.

Вмиг пришла мысль от незнакомца:

– Не пытайся! Пока ты еще не можешь. Выслушай наставников, все будет хорошо и не волнуйся.

Повернулась к скале, там ожидали три монаха, один выступил вперед и обратился:

– За смирение, ты получила Машу от Господа! Она подарит тебе венец, помни это.

Выступил второй монах:

– Мы поможем тебе в ее воспитании, не волнуйся, жизнь у нее длинная, успеешь взрастить в ней то, что не получилось в сыне.

Выступил вперед и третий монах:

– Теперь главное – ради чего ты здесь! Передаем весть от Него – твои грехи прощены!

Схимник приблизился и протянул руку:

– Возьми – это наш подарок за труды.

В руке он держал черные плетеные четки с пятью позолоченными бусинами и крестом с кисточкой.

Монахи улыбнулись и направились назад к пещере. Валя проводила их взглядом и повернулась к незнакомцу. Он поднял руки и стал молиться. Высоко вверху кружила величественная птица похожая на орла, постепенно она стала спускаться, делая круги ниже и ниже. Затем взмахнула крыльями и приземлилась прямо на плечо к Вале.

Неизвестный улыбался:

– Не потеряй его, теперь он с тобой! Пробуй молиться о прощении грехов болящих душ, которые будут тебе посылаться, ради явления славы Господней. Только о них, о близких или о себе не пытайся!

Проснулась в слезах: «И за что мне это, ведь грешная старуха?!»

Между двух сосен

Одна за другой пролетали недели, Валя не могла нарадоваться юной гостье, по утрам девочка помогала готовить завтрак, днем читала вслух книги, а вечером они смотрели на небо и мечтали. Валентина рассказывала ей о своем детстве, сыне и муже. За прошедшее время Валя стала любимой бабушкой, а Маша внучкой.

В один из этих счастливых дней Валя готовила завтрак, а Маша на удивление долго спала.

В дверь постучались, на пороге показался участковый.

– Василич приветствую, заходи, рада тебе! Что скажешь дорогой?

– Все хорошо Валюш, позвонил я вчера родственнице твоей Машутки. Удивительно мне всегда с такими гражданками беседовать.

Говорит:

«Если жилье за мной оставите, добровольный отказ напишу. Достала Машка, особливо по ночам», – я в детали не стал вникать, но дама странная. Ты, Валентина уже не молода, можешь не пройти по опекунству, но скажу сразу, у меня старый друг есть в ведомстве, решали с ним такой же вопрос. Не волнуйся, побегаешь за бумажками и Бог даст получится.

– Ну Василич, благодарствую! Буду молиться о тебе. Побегаю, главное – помочь ей.

Провела до калитки участкового, повернулась и ахнула, прямо за ней стояла Маша босиком, в ночной рубашке.

– Я испугалась! Вас нет, тетя Валя, вы так не бросайте меня, я одна боюсь спать! Я, я, я никогда не остаюсь ночью! – губы у Машки дрожали, вот-вот разрыдается.

– Машенька, я только вышла во двор, проводить Василича, тетка твоя согласна на все, странная она видать, женщина.

– Пожалуйста, не бросайте, Маша прижалась к Вале, подрагивая от страха.

– Да что же это с тобой, пойдем в дом, милая.

Пили горячий чай с малиной, девочка успокоилась:

– Это началось около четырех лет назад. Мне приснился кошмар. Тогда… я… не все рассказала про родителей. Я… тоже была с ними в машине, ну, когда все случилось.

– Не волнуйся хорошая, если тебе трудно не нужно вспоминать, – погладила по спине Машу.

– Нет, сейчас уже лучше. Родители так долго ждали отпуск, папа очень устал от работы. Мы ехали по горной дороге, я позвала его, хотела, чтобы он посмотрел на лисицу, что стояла под деревом. Он обернулся, и не уследил за крутым спуском дороги, и мы съехали прямо в обрыв.

Слезы текли, Маша вытерла щеки платком, глотнула чаю и продолжила:

– Очнулась в машине между двух острых веток. Сиденья в крови, стекла рассыпались, я тогда узнала, что такое острая боль и паника. Пришла в себя и поняла, что сломала обе ноги, да вот посмотрите, – показала шрамы ниже коленей.

– Я кричала пока не охрипла. Нас заметили уже в темноте и вытащили, мама… умерла прямо там, в овраге, а папа, совсем немного не доехал до больницы, – девочка вздохнула и затихла на мгновение.

– После того как мне сняли гипс, ноги срослись. Но я стала видеть по ночам кошмары, чувствовать родителей во сне, и наяву. Винить себя. Если бы не та лисица, разве я позвала бы… – Маша подняла голову, и смахнула запястьями слезы.

– Но это еще не все. Однажды я очнулась от очередного кошмара… прямо у тетиной кровати. В комнате темнота, она спит, а я стою и не понимаю, как я попала туда. Утром рассказала ей, мы записались к врачу, меня обследовали, пила таблетки, ничего, не помогло. Может быть, поэтому тетя так невзлюбила меня. Я боюсь! Приступ иногда повторяется, боюсь спать, боюсь ночи, особенно когда в комнате одна.

– Как же тебе тяжело! – прижала к груди Машу, – постарайся принять мысль, вины твоей нет в смерти родителей, мы не знаем когда, и кого Господь призывает! Да, вот, например, люди, лишенные ума, они ведь совсем не понимают, что творят, а Господь иногда делает их жизнь образцом душевной чистоты, не подвергаются они страстям, а значит и грешить не могут. Скорбящий по плоти перестает грешить, значит и у тебя появилась эта болезнь, может быть попустительно, провидя твое будущее, кто знает, что бы с тобой произошло, если бы не болела. Иногда это бывает ради борьбы с болезнью, чтобы стать победителем! Но, лечить, конечно же нужно, обязательно съездим с тобой, у меня есть врач, старый коллега, расскажет, что и как принимать.

– Изо всех сил стараюсь, но не могу, считаю себя виноватой, может мне в церковь с тобой пойти, бабуль?

– Помолиться хорошо, только чувство вины и покаяние – это разное, когда винишь себя, значит осуждаешь, терзаешь себя за то, что переступила порог дозволенного, и за этой границей мучит совесть. А покаяние – это изменение себя, отвращение от греха, а ведь ты не совершала греха, чтобы каяться в нем. Спроси себя Машенька, сознательно хотела ты чтобы беда произошла? Если винишь себя в том, что ты плохая, за лисичку, за аварию, старайся прекращать помысел сразу же, так ведь можно дойти до уныния, а там и бесы рядом, а из их лап ой как сложно выбираться.

– Спасибо, от беседы мне легче, постараюсь бабуль.

Послышался скрип калитки, Валя обернулась, входил отец Григорий, шутя подмигивал, а в руке нес небольшую корзинку:

– Приветствую тебя Ивановна! Ой, да ты не одна, здравствуйте девушка! Вот зашел проведать Валя тебя, как здоровье? Некогда встретиться, а в храме сама знаешь, времени и поговорить не остается.

– Слава Христу, все хорошо у меня. Сидим, радуемся жизни, так сказать, беседуем, да вы тоже к нам присаживайтесь, поведайте мудрое слово.

– Ой, некогда, корзинку принес от жены тебе, пирожки она испекла. А я бегу, отпевание, опаздываю. Да, вот от меня тебе подарочек, проездом гостил у меня друг старый, в монашестве он сейчас, сам четки плетет, подарил. А мне и не нужны, у меня их больше дюжины, хочу тебе передать, ты молитву любишь, знаю.

Отец Григорий вытащил из сумки бумажный сверток и вручил Валентине.

Развернула бумагу, внутри лежали черные плетеные четки с пятью позолоченными бусинами и крестом.

Пять словес

Тем же вечером, после нежданного подарка, когда Маша уже уснула, Валентина готовилась к Иисусовой молитве, по совету отца Григория. Триста узелков казались массивным, увесистым правилом, поэтому решила ограничиться тремя кругами вместо обычных вечерних молитв.

Уселась на низкую скамеечку, и приступила:

– Господи Иисусе Христе помилуй мя, Господи Иисусе Христе помилуй мя, – тихо произносила вслух, пальцы шагали вперед, узелок за узелком.

Ум начал сбегать от призывов, ему хотелось размышлять о Маше, о разбитой утром любимой кружке мужа, о новом почтальоне и об остальных интересностях жизни, но Валя упрямо тянула узелки и возвращала непослушную мысль.

– Господи Иисусе Христе…

После первых двух кругов источник помысла немного поддался, упорство одержало маленькую победу.

– Господи Иисусе Христе помилуй мя.

Тогда разум отыскал новую лазейку: «А что это ты неполную молитву читаешь? Где грешная, где Сыне Божий?».

Валя ответила: «Апостол свидетельствовал – Хощу пять словес умом моим глаголати, неже тьмы словес языком!»

Продолжала:

– Господи Иисусе Христе помилуй мя.

Помысел решил подсказать:

«Все внимание на низ живота, туда, туда, сейчас потеплеет…»

Валя не отвечала, но продолжала труд. Отец Григорий, советовал перемещать внимание на сердце, поэтому через несколько сотен решилась продолжить еще.

– Господи Иисусе…

В первую ночь молитва не шла, ум необузданно прыгал в разные стороны, отказываясь цепляться за слова, из сотен узелков пробились внутрь только десять-двадцать, оставшиеся ускользнули в пустоту.

Во вторую и третью недели дело постепенно пошло к улучшению. Тянулись четки и месяцы, пока Валентина научилась крепко хватать за хвост убегающую мысль, держать внимание на духовном сердце, молиться умом. Оказалось, что знаний не хватает, пришлось просить отца Григория раздобыть нужные книги. Читала много, по теме и около нее, о «Калабрийском монахе», о «Триадах», «Страннике» и много, о чем еще, постепенно молитва пошла.

В одну из ночей сидела с закрытыми глазами и двигала четку за четкой, в полной тишине и внешнем молчании, мысль работала как стрелка часов. Сердце растопилось от первого круга, от второго горело и жаждало Христа, искало благодати. После месяцев упорства, чтения и труда центр души наполнился до краев, залился безмолвной радостью.

Несколько дней жила полученным, встречала Машу из школы, в которую отправил ее Василич, ходила в магазин, убиралась во дворе, а сама светилась и изливала любовь на каждого встречного.

В один из тех дней возвращалась домой с кладбища, проходила мимо магазина. На скамейке, как всегда, засиживались допоздна нетрезвые обитатели слабоосвещенной улицы. Видимо вечер не задался, вместо звона бутылок и сумеречной ругани, две фигуры суетились и что-то трясли. Валя остановилась, поправила очки и пригляделась. У ступенек магазина, на грязном, холодном асфальте лежал закадычный друг Рыжего – Семеныч. Два собутыльника поливали и тормошили его изо всех сил.

– Вставай братан! Харэ валяться! – кричал высокий в ухо лежащему приятелю.

– Лей на него, кажись, траванулся, – добавлял второй.

Валя подошла ближе.

– Давай мать, замантуль че нить, вишь, Семеныч дышать отказался, че с ним твориться?! – промямлил высокий мужик с фингалом.

– Что же с вами сделаешь негодники?! Сами себя убиваете!

– Базаром делу не помочь! Да, он синий уже, как причесон Мальвины! – тряс Семеныча заботливый друг.

– Ой, ой, ребятки. Дайте пульс нащупаю, ведь медик я все-таки!

Валя прижала пальцы к багровой шее Семеныча, пульс вяло шевелился.

«Скорая в деревню быстро не доберется, капельницу тоже не достать. Молиться, Господь милостив!» – хлопала по щекам «Героя асфальта».

Повернулась в сторону востока, опустилась на колени, прикрыла глаза:

– Господи Владыко, ты светишь, как солнце всем одинаково, не каждый из нас принимает Твой свет, многие прячутся. Услышь меня недостойную, исцели от страсти, прости грех, Твоему созданию неразумному, дай ему вернуться в лоно церкви Твоей, пробуди ото сна!

Валя еще стояла с закрытыми глазами, как ее за плечо уже трясли, она обернулась. Семеныч прочно сидел, но его рвало и выворачивало наизнанку.

– Очухался, он, очухался! Благодари мамашу, это она! – ликующе голосил друг, помигивая набухшим фингалом.

– Ну, как здоровье, заправиться может, налить?

Семеныч продолжал эвакуировать желудок и лишь отмахивался от вопросов.

– Не до вас ему! Как в норму придет, водой напоите, – с трудом поднялась с колен Валя, – пойду я домой, ночь скоро.

Шагала по дорожке и раскатывала в мыслях прошедшую ситуацию, как свежее тесто для выпечки: «Отчего Господь попускает развратиться до предсмертного состояния, но по просьбе возрождает душу из прижизненного пекла? Отчего любит прошения от своих созданий? Не от бесконечной любви ли это? Почему не делится этим бисером с каждым, а лишь с просящими?»

За спиной парил Селафиил, радовался мыслям подопечной и решил немножко помочь:

– Благодать попирается закрытыми сердцами! Прошение – это распахнутая дверь, осознание немощности души и источника благ.

Валя ощутила ответ и остановилась у калитки забора, затем впервые со времен забытого детства, поклонилась и ответила своему ангелу:

– Благодарю тебя святый за вразумление!

Жертва

Маша собиралась в школу, Валя готовила завтрак после пары часов сна, свободных от ночной молитвы.

– Бабушка! Там кто-то у нас на пороге.

Сняла фартук и выглянула в окно. На ступеньках сеней, сидел Семеныч. Заметил Валю за шторкой и поднялся, сигналя рукой.

– Господи, чего он в такую рань? – поторопилась открыть дверь.

– Здравствуй, матушка! Пусти в дом.

– Утро доброе Семеныч, заходи, раз пришел, мы завтракать собрались, ежели желаешь, присаживайся.

– Не откажусь от чайка. Час как сижу, не хотел будить, ух-х холодрыга.

Валя налила чай:

– Как голова, самочувствие?

– Бывало и хуже, – улыбнулся Семеныч, хлебнул из дымящейся чашки, кашлянул и произнес, – принес я тебе благодарность, за вчерашнее. Вот, от сердца, не откажи мать! – поставил на стул большущую сумку.

– Да что ты, разве меня нужно благодарить? К Господу тебе, а не ко мне.

– Э-э-э нет! Не откажи, раз помогла, прошу принять.

– Ну как скажешь, что там притащил? – согласилась Валя.

Раскрыла сумку. Внутри стопкой лежали старые иконы, писаные маслом на досках, в киотах и рамках.

Валя улыбнулась:

– Откуда ж такое богатство?

– Да понимаешь, бабка у меня померла, когда в наследство осталось, а я, вишь, не умею с энтим добром, потому тебе во владение принес.

– Благодарю Семеныч, а сам ты как, без молитв дома?

– После вчерашнего решил я Валя завязать, вот как раз, думал тебя просить, чтобы научила ты меня, давно хочу причаститься, а страшно, боюсь!

– Все мы грешные, а нет такого греха, которого Господь не простит!

– Так может, того?! Сходим на службу?

Валя удивилась, но не подала виду и стала копошиться на книжной полке:

– Держи, вот тебе молитвослов, читай, где закладки, и приходи в воскресенье утром.

– Ну лады мать, понятливая ты.

Семеныч вышел, а Валя принялась разбирать иконы. Оттерла пыль, открыла каждый киот по очереди, и в одном обнаружила старый тетрадный лист с красивым почерком:

«21.06.1956

Позавчера умерла Федора Кузьминична, складываю ее иконы в кладовку. Оставила бы, да муж пристыдит. Скоро начнем ремонт в ее комнатке. Любила она очень одного святого. Не знаю, кто изображен на той иконе, но положу эту запись дневника за нее, останется на память о свекрови.

Вернулись с Семеном от врача. Все плохо! Видимо, не смогу родить, дурой была в молодости, ох какой же дурой!

Святой! Если ты есть, помоги!»

Валя прочла и улыбнулась, от умиления капнула слезинка, прямо на лист:

– Значит родила! – поцеловала икону святого Феодора Стратилата и поставила на полочку в красный угол.

В воскресенье посетили церковь с Машей и Семенычем, отец Григорий исповедовал и причастил. После «ухода в завязку» Семеныча, он и его спасительница стали главной темой сплетен у деревенских баб. Последние оставшиеся собутыльники скрежетали зубами при встрече с Валентиной и обещали отомстить за пропажу уже третьего закадычного друга по вине Вали. По словам соседки, Марья – самогонщица терпела убытки и собиралась отправиться к знахарке для ворожбы на «вредительницу». Половина деревни обходила ее дом стороной, принимая за колдунью, другая половина присматривалась.

Наблюдатели состояли по большей части из женского населения деревни, склонной к обрядоверию, те, кто вместо причащения, спрашивал про лечение желудка освященными яблоками или предлагали стать кумой для избавления ребенка от сглаза. Иногда Валя шла на уступки, старалась объяснить, помочь с любовью, лишь бы шли ко Христу!

Посетители приходили ежедневно, один просил помолиться о корове, что перестала доиться, другая хотела устроить сына в город, некоторым требовалось сосватать девицу из соседней деревни, вызволить мужа из тюрьмы, отдать долги, узнать о посмертной участи бабушки и даже отрастить волосы на лысине. Односельчане получали просимое после молитв, но Валя чувствовала, что Бог почти никому не нужен, у Него – Владыки и Творца мира, который с радостью подарит просящему целую вечность, благодать и неисчерпаемую любовь, люди требуют лишь телегу навоза для личного огорода.

Валя огорчалась, плакала о неразумных душах и решила прекратить молитвенную помощь до вразумления или ответа свыше, но Небо молчало.

Приближались школьные каникулы, в школе началось родительское собрание. Валя недолюбливала подобные мероприятия, да и возраст уже давно не соответствовал, в классе у Машки все родители годились ей во внуки. Потому подходила к директору школы отдельно, на улице или наведывалась вечерком к нему домой, ведь он свой, почти родственник, принимала его на свои руки, когда тот появился на свет в городском роддоме.

Ждала окончания рабочего дня и тихо молилась на скамеечке школьного дворика. Темнело рано, весна чего-то ждала и не приходила в полную силу.

Парадная дверь школы отворилась. Директор удивленно поморщил лоб и придерживая очки, произнес:

– Ну Валентина Ивановна, разве мы с вами не договаривались, я сам зашел бы, что ж вы сидите здесь?!

– Ничего, мне полезно потерпеть, – ответила, поднимаясь со скамейки.

– Сидите-сидите, мне вам и докладывать почти нечего, у Маши все в порядке, пусть больше внимания на математику обращает, учительница говорит, у нее есть задатки.

– Слава Богу, благодарствую за твою работу! А ты сам как, Дмитрий Андреич?

Устало присаживаясь, расстегнул ворот рубашки:

– Да как сказать, по-разному. Думаю, продолжить писать кандидатскую, я не мечтал никогда директором становиться. Помните, наверное, как в столицу уехал, меня тогда пригласили преподавать в институт. А вернулся только потому, что Ксения Григорьевна со мной беседу провела, помните, такая маленькая была, седая, директор школьный наш. Никто же не пойдет сюда работать. Тогда и решил, раз зовут на помощь, буду вместо высокой науки, табелями, да тетрадками заниматься, а наука подождет. Дальше через год оно вон как вышло, сами знаете. Григорьевна умерла, меня вместо нее поставили. А какой из меня директор? Месяц не могу с новым физкультурником общий язык найти, эх-х, – отчаянно махнул рукой.

– Зря ты Андреич о себе так, лучше тебя я руководителя школы не помню. Ну, не буду тебя хвалить, зазнаешься еще! – улыбнулась Валентина.

– Пойду я тогда, пусть Господь помогает!

– Заходите, мама про вас спрашивала, чайку попьем!

Валя медленно шла и размышляла: «Если каждая встреча с человеком – это промысел Господа, как же слова Андреича коснулись меня? Что, если это пример жертвенности. Ведь совсем непросто поменять столичный институт, с карьерой ученого, на должность в деревенской школе. Сама то я не захотела сидеть с пеленками, да Сашку растить, все о карьере врача мечтала, может, потому он такой и вырос» – вздохнула и села на березовый пенек.

«Неужели Господь так отвечает на мои слезы. Что если хочет дать мне понять – Спустись к людям, не требуй от бабки Натальи, богословских вершин, с нее довольно яичка на Пасху и Отче Наш строго семь раз. Не мешай торговцу освятить магазин на удачную прибыль. Не требуй от мухи стать пчелой. Делай то, что поручено! С другими душами Я разберусь, кого и когда привести к познанию Истины!»

Дошла домой при луне, Машка уже храпела под одеялом. Поужинала и взялась за молитву:

– Господи Иисусе Христе…

Стрелка часов шагала в такт.

– … Помилуй мя грешную!

Время текло, ум погрузился в глубины сердца.

– Господи, – внезапно ощутила дыхание за спиной.

Обернулась назад и от ужаса вскрикнула:

– Ой! Машенька, что же это? Родная!

За Валиной скамеечкой, босыми ногами стояла Маша, глаза подергивались, наблюдая за точкой впереди, словно следили за сценой погони в кинофильме. В руке она крепко держала длинный кухонный нож.

Валя перекрестилась, затем перекрестила Машу, встала и разжала ее кулачок. С трудом вытащила нож за рукоятку и придерживая девочку за спину направила в сторону кровати, уложила и накрыла одеялом.

– Господи, бывает же такое?! – провела рукой по лицу, словно снимая захвативший ее ужас.

Продолжила молиться:

– Знаю, что не могу просить за родную мне душу, сердце болит, мучается ведь девочка от болезни. Вразуми! Как ей помочь, готова на все, на любую жертву, дай ответ!

Звонко пронеслось в голове:

– Дай кровь и прими дух!

Немного посидела и легла спать с мыслями о молитве, Маше, словах Андреича.

Костыли за брата

Наступило утро, Валя проснулась от ароматов, выплывающих из кухни. В выходной день Маша кухарничала сама.

– Машенька, как ты, внученька моя?

– Бабуль, я отлично, спи еще, рано! Скоро пирог готов будет.

– Как ночью, хорошо спала?

– Ничего вроде бы, а что не так, что-то я делала странное? – заинтересованно обернулась Маша.

– Нет внученька, ничего, ничего, просто беспокоюсь по-старчески.

Уселись за стол, в дверь постучали. Маша открыла, за порогом стоял седой мужчина и придерживал мальчика на костылях.

– Здравствуйте, матушка, мы к вам. Можно?

Маша улыбнулась и пригласила:

– Проходите, откуда приехали?

– Из Москвы мы, услышали о вас и решились ехать. Вы, наверное, последняя надежда! С ногами у нас беда, болеем. Что делать непонятно. Чем только не лечили, а улучшений нет. Помогите сыну!

– Что ж вы ко мне? Врачом давно не работаю, да и профиль у меня другой совсем, боюсь, не помогу, – качала головой Валя.

– Разве это не вы лечите? – удивился гость.

– Не лечу, не туда ты попал милый мой, возвращайтесь-ка домой лучше, найдете хорошего доктора, а здесь, как видите, только старуха-акушерка, других нет лекарей!

Мужчина протер очки, надел шапку и ответил:

– Извините, наверное… ошиблись, мы пойдем. Прощайте!

Посетитель закрыл дверь, стук костылей слышался по двору, пока не захлопнулась калитка.

– Бабуль, как же ты с ними так? Далеко ехали, больной он! – недоумевала Маша.

– Присядь родная, не все просто у них! Бог не приводил его, сам пришел. А сын болеет потому, что нужно взрастить в этом человеке сострадание, в детстве избил он своего младшего брата, да так, что тот на всю жизнь дурачком стал, вот теперь Господь исправляет душу.

– Эх, жалко их и брата тоже жалко, – пожала плечами Маша.

– Не беспокойся внученька, облегчит Господь мальчику болезнь. Сложно, конечно, но дома у них найдется доктор. Главное, что потрудился, этакую даль проехал, все ради сына.

Не успели начать чаепитие, как за окошком появилась другая гостья.

– Пойду я к ней, а ты без меня пока.

Вышла во двор, у домика стояла девушка с большими печальными глазами и поправляла вязаную шапочку.

– Добрый день, я к вам, наверное, вы матушка Валентина?

– Здравствуйте. Лучше, просто Валя, была бы матушкой, жила бы с батюшкой, ха-ха-а, – засмеялась и присела на пенек, – рассказывайте моя хорошая, с чем приехали?

– Вот посмотрите, – девушка распахнула куртку, под одеждой виднелся небольшой животик, – малыш там, – закрыла руками лицо и заплакала.

– Так! А что же ты рыдаешь тогда? Ну садись, успокойся, – протянула носовой платок Валя.

– Понимаете, он больной, боюсь рожать.

– А где же муж твой?

Девушка опустила глаза:

– Нет никакого мужа, от любви ребенок, от большой, прошедшей любви.

– Дай мне руку, – взяла руку девушки, – да ты ледяная вся, пойдем в дом.

Валя снова поставила чайник:

– Присаживайся, – вздохнула, – как ни печально доченька, не от любви дети болеют, а от страсти. Правда иногда бывает, как у меня, для вразумления. Мой сын тоже болел, хоть и не от младенчества, духовной болезнью. А что я? Когда молодая была, не думала о законах Бога, правилах жизни, вот и страдала вместе с ним, как постарше стал, пока не осознала своих ошибок. От любви и внимания дети растут, да родителей благодарят, а если убивать в животе, да заниматься собой, будешь как я, одинокая. Брось ты черные мысли, по своему отделению знаю, где работала, сколько раз врачи ошибались. Вот увидишь, будете еще в гости с этим чудесным рыжиком приходить! – Валя подмигнула девушке.

– Спасибо за добрые слова, очень боюсь, что диагноз оправдается и как я буду его растить одна потом.

– Давай попросим вместе, все решаемо, была бы вера!

Валя стала молиться, просила о вразумлении пришедшей души, о даровании здоровья малышу о помощи, а если возможно, то и о добром муже. Девушка стояла и старалась мысленно повторять просимое, а когда они завершили, Валентина сказала:

– Будешь хорошей мамкой, не бойся! Окружи себя правильными поступками и старайся тянуться к Господу, все даст, о чем и не мечтала! А теперь наконец выпьем этот чай, – Валя засмеялась и взяла холодную чашку.

Глава девятая

Приходите ко мне

Весна топила остатки снега на полях, близилась последняя неделя Великого поста.

Бывший начальник отдела ШИПР – Черный бес, огрубел и значительно ослаб от безрезультатной войны с Валентиной, но старался казаться значимым даже в одиночестве, бурлил и пыхтел всем своим мрачным нутром. Помощников незамедлительно перевели на второстепенные проекты, обещая совсем расформировать отдел за безрезультатность.

Черный мечтал об отмщении, жажда расплаты шевелилась, выпуская едкий дымокнаружу при каждой мысли о Валентине. Говорить ему стало совсем не с кем, потому приходилось выкручиваться:

– И что же Вы думаете господин босс? Хотелось бы знать ценное мнение эксперта. У нас совсем некем заменить, столь опытного руководителя, – притворялся крупным начальником Черный.

– Бросьте! Я решил вести самостоятельное дело, без вашего руководства, зачем мне посредники?

– Мы немедленно предоставим вам все условия, только продолжайте искушать Валентину, нам понравилась гнусная работа по натравливанию соседей на нее, продолжайте, будьте столь любезны!

– Нет! И разговор завершен, никаких переговоров, точка! Я сам! Один буду формировать корпорацию. Сам набирать сотрудников, бесправных илотов. Вы же, не спрашивая, перевели моего помощника на городской вокзал к карманникам, а про второго вообще безмолвствую. Ради чего понадобилось так возвышать Салафура, ведь он испортился почти окончательно, работать с ленивым продавцом семечек на базаре?! И это после превосходной кляузы на меня? Да ведь там гопники законченные, у него так и крылья побелеют! Нет, разговор закрыт, мстить я собираюсь один!

Продумывая план, дерзнул отправить его сразу вверх, в надежде получить одобрение без резолюции низов ада.

– Нужно действовать через нее саму, если такая душевная, пусть захлебнется и утонет в добре! Будем подбирать кандидата из портфолио живых.

Мысленно просматривая воспоминания за тысячелетия своего существования, концентрировался на последних десятилетиях:

– Это не то, хромой бомж не пойдет, спился, не осилит задание. Василиску из министерской конторы можно бы завязать, жаль отняли ее дело в блудный департамент. Жертвы папаш алкашей, тоже не подойдут у Вальки иммунитет. Какие у нас числились в разработке самоубийцы? Вот, вот, что-то похожее. О! Есть хорошенький вариант, с Аркадием и отродьем его, Серый молодчага, недурно его умаслил. Найти бы отчет по семейке.

Перерыл документы, окунувшись в кипу договоров на куплю-продажу душ, деклараций и списков грехов, восторженно вытащил толстую папку с надписью – «Отчет Серого беса 1333 по самоубийцам – алкоголикам, дело Аркашки и семьи».

Раскрыл подшивку и начал внимательно вчитываться в детали.

«Январь.

Отмечали Новый год, выпил пол-литра.

Поздравляли родных с праздниками, четыре раза по бокалу.

Трижды посетили гостей, два раза по бутылке.

Отдыхали в санатории, бесплатная выпивка ежедневно, 10 дней путевки.

Февраль.

Пьет после работы дорогой алкоголь. Мотивирую его, как уставшего добытчика благ для семьи.

После успешного проекта отмечали с сотрудниками, доехать домой сам не мог, вели под руки.

Март.

Отмечали с коллегами, женский день, пьет каждый день по вечерам.

Апрель.

Не пошел на работу, трясутся руки, бегал в магазин рано утром.

Май.

Внушаю мысли о бесцельности жизни, неблагодарности жены, дочки, недооцененности у начальства.

Июнь.

Отправились на машине в отпуск, надавил хорошенько на него. Подопечный впал в требуемый уровень уныния. Пусть думает и ищет способ выйти из него сам. В дороге пить не может, кручу насколько возможно его изнутри.

Июль.

Работа выполнена! Не доехали до отдыха! Сделал наскоро образ лисицы, встал возле серпантина. Дочке послал мысль показать меня папаше. Тот обернулся и немного съехал с дороги. Насильно не давил на него дополнительно. Мог притормозить при желании и остановиться. Но, как и планировалось больше не захотел жить, нажал на газ! Работа по доведению до смерти выполнена, свалились все в яму, жаль дочка выжила. Забирали душу папаши прямо в овраге, совместно с Салафуром. Ангел ничего не смог предъявить нашему успеху! Мать, к сожалению, не получилось забрать, отняли ее у нас.

Дополнение.

По выжившей дочке прошу завести дело номер 1334, передать его в департамент козней и уныния, специалисту по навязанному чувству вины, с отметкой – Убийство родителей!»

– Вот эту персону и будем использовать, не так ли? – обратился к себе бес.

– Все верно, вы гениальный мастер, совсем как раньше!

– Что-о-о! – огрызнулся внутреннему собеседнику, – когда это раньше?!

Собеседник ответил скромнее:

– Во времена, когда ваша гениальность была светлой, еще до… ну вы сами помните.

– Прекратить хаять руководителя!

– Как скажет ваша подлость.

Беседа завершилась, и подпитавший тщеславие Черный отправился к Валентине.

Под деревцем, у забора, толпились ожидающие и издавали непрерывный гул, шепот и бормотание, как стая шумных птиц. Большинство жужжало о слезливых жизненных историях, с которыми они приехали, некоторые молчали, и только Катя горячо молилась. Благодарила, святую с иконы, что висела в храме, за найденного врача для сына.

Посетители заходили в калитку, пропадали на время внутри домика и появлялись значительно повеселевшие, изредка некоторые возвращались с опущенной головой и в слезах. Женщина в модных кроссовках, что сидела рядом с Катей рассказывала бабушке в цветастом платочке, о второй поездке сюда. Говорила, что энергетика врача просто космическая и она, сидя на скамейке, ощущает всеми чакрами эти сильные поля.

Катя внезапно вспомнила, как к ней обращалась странная женщина у подсвечника:

«Что, если она говорила правду, вдруг Лешка – это мой крест, а я сюда пришла, к какому-то колдуну и пытаюсь этот крест сбросить? Может еще не поздно вернуться домой? Послушала неизвестного старика в больнице. Кто он вообще? Вдруг агент по привлечению клиентов для этого экстрасенса с «космической энергией»? Наверное, пойду я отсюда. Как я буду на исповеди это говорить? К бесам обращалась, чтобы крест – своего сына, бросить?»

Обратилась к тараторящей женщине в кроссовках:

– Извините, мы пойдем, не будем стоять.

– Леша, вставай друг. Зря, сюда приехали!

В этот же миг дверь калитки отворилась, показалась совсем юная девушка и произнесла:

– Кто здесь мальчик Алексей, с мамой? Проходите, пожалуйста, без очереди, вас ждут!

Катя растерянно посмотрела на девушку, затем на Лешу:

– Это мы! Как же, без очереди?

– Проходите, вам срочно, – ответила девушка.

– Даже здесь к просветленным лезут, постеснялись бы высшего знания! – прорекла дама в кроссовках.

Катя колебалась, но взяла Лешку за руку и направилась за калитку. Прошли по двору за девушкой, вошли в дом, за порогом показалась небольшая кухня, на печке шипел чайник, под столом спал рыжий кот. Катя немного расслабилась, скромный деревенский интерьер снял напряжение, еще пару минут назад она ожидала увидеть шкуры животных на стенах, висящие под потолком пучки трав для заклинаний и как минимум шар оракула.

Из-за печки послышался голос:

– Сейчас-сейчас мои хорошие.

Катя с Лешей присели возле стола, на табуретки. Мерно шагали часы на стене, над окном висели старые фотографии красивой молодой женщины и, видимо, ее мужа.

– Ну вот, нашла наконец! – из-за шторки показалась старушка. Катя непроизвольно захлопала глазами, внимательно рассматривая хозяйку дома, пытаясь убедить себя, что обманывается. Это была та самая, бабушка из церкви, у подсвечника.

«Но как? Как такое возможно? Неужели и правда она!» – мысли Кати путались, пытаясь выстроить логическую цепочку.

Старушка держала в руках банку варенья и улыбалась:

– Здравствуй мой дорогой, очень хотела с тобой познакомиться! – кивнула Леше.

– Мы вот… к вам, – еле выговорила от растерянности Катя.

– Машенька, налей чаю гостям, – заглянула в соседнюю комнату бабушка, – специально хранила, на особый случай, малиновое. С Машкой собирали, летом! – перекладывая варенье в тарелку.

Катя решила рассказать:

– Сын у меня болеет, хотела выяснить, можно ли что-то сделать с эпиле…

Бабушка перебила:

– Давайте знакомиться! Я Валентина Ивановна, лучше просто Валя, а это Машенька.

– Я Катя, а он Леша, – сын кивнул, рассматривая глубокую тарелку с вареньем.

– Не грусти милая о болезнях, сейчас посидим и станем просить, Господь милостив! Катенька, а что так редко в храм Божий ходишь? Я ведь тебя запомнила, тогда ты очень усердно молилась, тебя ангелы любят, старайся почаще!

– Вы правы, редко хожу, но разве Бог только в храме? Я ведь и дома молюсь и на улице иногда!

– Ой ты мое солнышко! – прищурилась Валя, порадовавшись настроению гостьи, – конечно, Бог вездесущий, но мы в миру живем, не Марии Египетские, причащаться можем хоть каждый день, – засмеялась, – а как ты думаешь, случайно к ней монах Зосима в пустыню пришел?

– Не знаю, – покачала головой Катя.

– Пришел, чтобы явить славу Господа. Сколько лет она трудилась, Господь захотел дать нам пример и явить нам новое житие. А у нас есть возможность стать одним духовным телом с Ним через причащение, зачем же отказываться, когда на службе Он зовет, называя даже страшным словом Святые!

– Матушка, когда это Он нас так называет?

– Да вот сама послушай, как будешь на службе. Перед выносом Его Тела и Крови священник произносит «Святая Святым!», все мы призваны, все должны быть готовы. Раз оказался на литургии, значит, будь готов причаститься. Нет ничего выше, чем принять Его Святое Тело и кровь в себя грешного, от этого и душа светлеет и тело. Когда душа больна, то тело страдает, потому и оздоравливаемся в храме таинствами. Вот за забором эзотерики часто приходят и ждут, да оккультисты, а хоть одного вспомни, кто бы из них помогал людям как батюшка Серафим, или Валентина Минская. Они все к православию тянутся, хотя и исповедуют «бога в душе», а бес тоже признает Бога и писание знает наизусть, да еще и постник, каких поискать, но толку от этого нет, трепещет от святыни как от огня, потому что причащение и есть «Огнь поядающий». Старайся посещать храм и приобщаться этого огня, чтобы никакая чернота не подошла к тебе, чтобы страсти посветлели!

– Я не задумывалась! – Катя прижала Лешку, поглаживая по голове.

– Ну дорогая, приступим. Лешенька ты тоже нам помогай, Господь любит детей, услышит.

Зажгла свечу и перекрестилась:

– Владыко, Вседержителю, Святый Царю, наказуяй и не умерщвляяй, утверждаяй низпадающия и возводяй низверженныя, телесныя человеков скорби исправляяй, молимся Тебе, Боже наш, раба Твоего Алексия немощствующа посети милостию Твоею. Господи, врачебную Твою силу с небесе ниспосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач раба Твоего…

Во время продолжительной молитвы Катя вытирала со щек слезинки, а Леша наблюдал, изредка шевеля губами.

– Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно, говорил Иов, потому будем надеяться, все в Его власти! – Валя погладила сына по голове и вернулась на кухню.

– Все, мои дорогие! Там еще посетителей много, потому не могу вам больше времени уделить. Лешенька, обязательно приходите со всей семьей, со своими бедами и радостями, приглашаю вас заранее, будем молиться! – посмотрела на иконы, перекрестилась и устало вздохнула.

Катя ехала с сыном в автобусе, вспомнила о больнице и получении очередной порции таблеток: «Нужны ли они ему, будет ли новый приступ?»

Через неделю вместе с мужем и Лешкой сидели на приеме у врача.

– К огромному удивлению, я не вижу той кисты, что была у мальчика ранее. Сами посмотрите разницу, вот старый снимок, а это, ситуация на сегодняшний день, – доктор демонстрировал два темных изображения, которые отличались крошечным пятнышком в самом центре.

– Димка, как я рада, старушка его вылечила! Точнее, Бог, но ведь через ее молитву, это чудо! – хлопала в ладоши Катя, выходя из клиники.

– Нужно съездить к ней в деревню, отблагодарить, – ответил Дима.

– Мам, а мне можно будет записаться на плавание?

– Конечно, запишемся сынок, но сначала съездим к бабушке Валентине.

Бабочка из лавы

Душа парила над грозными скалами спускалась в ледяные ущелья. Неслась за ветром ввысь. Вдали на склоне показался горный обитатель, мягко ступая по пологим камням крался снежный барс. Полет остановился, взгляд замер на звере. Приблизилась и слегка коснулась густой шерсти, отчего он, как домашняя кошка замурлыкал и вильнул хвостом.

Снова мчалась вдаль, минуя поля, наблюдая за журчанием воды в артериях ручейков, стремящихся в океан. Брызгалась и играла с дельфинами, щекотала строгих акул, поглядывающих с опаской на необычную путешественницу. Пролетала мимо неизвестных миру обителей, крупных монастырей и небольших церквей, как паломник-пилигрим радовалась от возможности присутствовать в святых местах, созерцать монашеские молитвы, возносимые ангелами на небо.

Приблизилась автомобильная дорога, внизу суетились жители многочисленных поселков, виднелась крупная деревня. Летела вперед, проскальзывая сквозь дым знакомых городских труб.

С удивлением обнаружила:

«Улица! По которой я когда-то бегала в институт! А это, та самая больница, где много лет работала! Странно, она совсем не изменилась!»

Спустилась ниже, к витрине магазина и вздрогнула, вместо привычного отражения в бликах стекла порхала большая синяя бабочка.

«Как замечательно я выгляжу! Яркие ажурные крылья! Удивительную красоту создал Творец!»

Посреди улицы велись ремонтные работы, строители варили смолу для асфальта, дымили тяжелые дорожные катки. По тротуару не торопясь шагала молодая знакомая женщина, вокруг ее головы стаей кружили темные небольшие бесы и один крупный, глубокой черной окраски.

Пришел отчетливый помысел: «Бог, живущий вне времени, исправляет души через прошлое, по молитвам святых! Если хочешь, передай ей мысль для изменения жизни!»

Подлетела ближе и присмотрелась:

«Да это же я сама! В молодости! Поразительно!

Что же сказать?

Как донести до ее души важное, все, что выстрадано за годы?

Предупредить о страсти сына, его смерти, о недостатке внимания? Не поверит.

Может, о чудесах в жизни мужа? Наверное, прогонит мысль.

Как заставить ее уделять время душе, семье, вечным ценностям, вместо работы, карьеры? Она, уже это знает, но упрямится, не хочет уступить!

Попробую только то, что, может быть поймет!

– Прекрати, не убивай, измени мое будущее!

Как сложно себя обратить, переменить! Не смогу!

Пускай будет как есть, как было. Болезни, страдания с сыном, скорби, смерти.

Пусть сам Бог меня исправит, я не в силах!»

Молодая Валентина приняла мысль, но Черный издали заметил бабочку, вмиг оказался рядом и как коршун отогнал подальше. Затем он раздулся, закипел бурлящей чернотой и с рычанием накинулся на крылатое, хрупкое существо, поглотив ее без остатка.

Бабочка очутилась внутри, в липком, вареве мрака, смеси уныния, злобы, горечи. Хотелось рыдать от раздирающей душевной туги.

Успела подумать: «Как он существует с такой болью? Вероятно, это и есть ад!» Мгла перекрыла дыхание и залила глаза.

Как только синекрылая красавица исчезла в пропасти зла, Черный вернулся и без усилий отнял попытку изменения жизни, а молодая Валя не сопротивлялась, позволяя действовать темной силе в душе.

Валентина Ивановна внезапно проснулась в своей комнатке. Не открывая глаз, ощутила сильную головную боль, попыталась встать, но ноги не слушались, в ушах шумело, кровать тянула назад, как сильный магнит, что притягивает к себе крошечную иголку. Снова легла. Услышала звук настенных часов:

«Да ведь сегодня Страстная пятница, пора идти на службу, а я здесь валяюсь!»

Открыла глаза, но темнота не исчезла.

– Что такое! – протерла кулачками.

Черная муть обволокла все кругом. Встряхнула головой и снова протерла, подождала несколько мгновений и заново открыла широко веки. Вместо икон в углу, стола и фотографии мужа на нем, в комнате обитала мертвая ночь, с мутными проблесками света вдали.

Встала, добралась до настенного выключателя. Щелкнула. Муть слегка посветлела, но темень продолжала жить в доме.

– Машенька! Ты здесь? Внучка! – крикнула Валя.

Подождала, прислушиваясь к тишине:

«Видать, в школе еще».

Голова раскалывалась на несколько частей от боли, мучила жажда.

«Попробую дойти».

Двинулась в сторону кухни, нащупывая край стены. Зацепила горячую печку.

– А-а-а! Господи! – слезы брызнули от острой боли.

Добралась до ведра с водой, нашла кружку и напилась.

Послышался шум открывающейся двери.

– Привет бабуль! Что делаешь? – произнес знакомый голос.

– Ничего внуча, терплю помаленьку.

– А я вот пятерку получила! Возьми, посмотри!

Валя ощутила тетрадку в ладонях:

– Не могу моя хорошая… Господь посетил новым испытанием.

– Да у тебя слезы, что случилось-то? – взволнованно коснулась руки Маша.

– А-а-а! Обожглась, побаливает. Ничего, пройдет скоро. Проведи меня пожалуйста, к кровати. Насмотрелась я за свою жизнь, пора и отдохнуть глазкам, – повернулась в сторону спальни Валя.

– Бабуль, ты не шутишь, надеюсь? Как же так? Может, врача вызвать?! – вела бабушку к кровати.

– Не нужен врач, да и не поможет он. Все будет как раньше. Наверное, уже и люди пришли, на скамейке есть кто там?

– Да бабуль, спрашивали, я сказала, что передам тебе.

– Ну вот и хорошо, позови. Правда, я… пока полежу, с головой что-то.

Послышались шаги, в комнату вошли двое, один тяжело дышал, вторая обдала ароматом дорогих духов.

– Присядьте мои хорошие, там стульчики должны быть, – Валя показала рукой в сторону табуреток.

Зашуршала одежда и двинулся стул.

– Добрый день, как я понимаю Валентина Ивановна? – не дожидаясь ответа, продолжила, – мы к вам из управления опеки. На вас поступила жалоба, по поводу содержания ребенка в сложных условиях, – проговорил мягкий женский голос.

– Милые мои, да вы сперва чайку попейте, с дороги, наверное? Машенька, здесь гости голодные, налей чаю, да куличик принеси. Мы вчера готовили, скоро Пасха. Сама я пощусь, а гостям можно! – улыбнулась Валя.

– Спасибо, мы не голодны. Ну… только… если настаиваете. Знаете, мы бы к вам не поехали, но уже вторая жалоба, поэтому вынуждены отработать, – произнес мужской голос.

Валентина лежала и молилась мысленно: «Господь, дай мне сил, научи как правильно поступить с Машей!»

– Судя по всему, вы сейчас не дееспособны и ухаживать за девочкой не можете. В таком случае нужно сформировать документы о помещении ребенка в центр временного содержания. Если ситуация не изменится, а она, скорее всего, в ближайшие два дня будет такой же, просим вас подготовиться к понедельнику.

– Как Бог даст, так и будет, – ответила Валя.

– Валентина Ивановна, вам и самой бы нужна помощь. Если желаете, мы посодействуем с интернатом для престарелых.

– Нет, милая моя, я уж здесь. Спаси тебя Бог.

– Вы своими глазами видите ситуацию… ой извините, – запнулась женщина, – вы понимаете обстоятельства, это только наша работа. Хотим принять меры, это будет лучше для девочки.

Заскрипел стул:

– Нам пора, Валентина Ивановна. Маша, до встречи!

Валя перекрестила гостей вслед и задумалась.

Весь вечер разговаривали с Машей.

– Бабушка, может мне уйти на время, они приедут, а меня нет?!

– Нет внучка, не грусти, так нужно, годы пройдут, многое поймешь.

– Но я не хочу в детский дом и к тетке не хочу. Мне нравится здесь, с тобой, понимаешь? Да и как же ты будешь одна?

– Родная, нужно потерпеть, я старая, да еще теперь слепая как крот, – Валя засмеялась, – а ты учиться будешь. Жизнь длинная, как дорога, но у любой дороги есть конец, а в Царствии Небесном нет окончания, Господь все устроит, верь Ему.

До ночи Маша плакала и держала бабушку за руку, а Валя утешала ее.

Не спалось, молилась в кровати, по звуку часов и кругу четок отсчитывала время. В три часа босые ноги зашлепали по кухне.

– Внучка! Это ты там ходишь?

Звякнула лямка входной двери и повеяло прохладой.

– Машуль, что случилось?

Через круг четок, ноги медленно протопали назад в спальню. До утра в комнате стоял холод.

Проснулась от соседского крикливого петуха, тело ломило.

– Бабуль, я блины приготовила и чай, как ты любишь из трав, сейчас кормить тебя буду!

Валя почувствовала теплую руку в своей ладони.

– Не хочется есть, ты сама лучше давай, – вяло ответила, сил на разговоры почти не осталось.

– Там за забором люди, что вчера приходили, я их снова назад отправлю, пойду!

– Нет! Пусть приходят! Я при силах пока, – попыталась улыбнуться.

Маша пробурчала, но пошла открывать калитку.

Весь день шли посетители, как никогда раньше, каждому из них требовалось утешение, излечение от болезней, приведение к Богу, Валя старалась как могла, но с облегчением вздохнула, когда Маша сказала, что больше никого за забором не осталось.

Наступала пасхальная ночь, около одиннадцати часов вечера Валентина усиленно молилась по четкам, внимательно удерживая мысль на словах, молитвенная теплота обволакивала целиком, придавала сил. Около двух часов ночи в окно постучались. Маша еще не спала и открыла дверь.

– Кто там пришел? – взволнованно спросила Валентина.

– Христос Воскресе, матушка!

– Воистину Воскресе! Узнала, узнала, отец Григорий, благословите слепую старушку! – улыбнулась.

Почувствовала, как ко лбу прикоснулась рука пожилого священника.

– Смотрю, вы держитесь, шутите. А я вас решил не оставлять без праздника, причастить хочу, принес с собой вот в дароносице.

– Благослови вас Господь, рада заботе! Не забыли бабку.

Маша вышла из комнатки, а Валя долго исповедовалась, а затем причастилась Святых Тайн.

Уходя, отец Григорий улыбнулся и сказал на прощание:

– Крепитесь дорогая, теперь на Троицу приду, чтобы были готовы к причащению!

– Бог даст, свидимся. Приходите ко мне почаще, где бы я ни была, всегда буду рада!

Отец Григорий скрылся в ночной улице, а Маша укладывалась спать.

– Машуль, подойди ко мне хорошая моя.

– Да, бабуль.

– Хочу обнять тебя!

– Чтобы нас с тобой ни разделяло, всегда помни, у тебя есть родная душа, которая любит и молится, всегда будь с Господом, тянись к нему как можешь, и не забывай старушку, прошу тебя, и приходи ко мне в гости почаще!

– Да бабуль, мне тоже грустно, завтра ведь приедут уже, я тебя тоже люблю.

Маша уснула, а Валя молилась, просила у Господа за каждого, кто встречался ей в жизни, за Катю с детьми и Диму, за Семеныча и Рыжего, за Машину тетку и соседку Марью, за всех, кто приходил к ней за помощью. От избытка сердца творилась молитва Валентины и делилась переливающейся через край любовью.

Через час уже привычно прошлепали ноги в сторону кухни, не закрыв дверь.

Валя прошептала:

– Благодарю Господи за все!

И начала по памяти читать:

– Яко по суху пешешествовав Израиль, по бездне стопами, гонителя фараона видя потопляема, Богу победную песнь поим, вопияше.

Молитва текла в прохладную тишину ночи.

Слова свободно летели, без запинки, соединяясь с сердцем:

– Воздушнаго князя насильника, мучителя, страшных путей стоятеля и напраснаго сих словоиспытателя…

Услышала, шаги на кухне.

…сподоби мя прейти невозбранно отходяща от земли.

Почувствовала сопение рядом, молилась, не останавливаясь:

– Святая Отроковице, Богородительнице, на мое смирение милосердно призри, умиленное мое и последнее моление сие приимши, и мучащаго вечнующаго огня потщися избавити мя.

Сопение приблизилось к лицу. Холодные руки, сомкнулись вокруг шеи.

– В руце Твои Господи предаю дух мой…

Дышать стало трудно, мысленно продолжила:

– Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь!

Вздрогнула от замершего сердца.

Мгновение и наступила тишина, часы на стене остановились.

…

Имаго

Валя с легкостью открыла глаза и оглянулась. Комната преобразилась. Встала с кровати. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, ждал Селафиил.

Улыбаясь, он произнес:

– Ну здравствуй Валюша! Не представляешь, как же я рад за тебя!

– Благодарю тебя святый! – поклонилась ангелу-хранителю.

– Нам пора, тебя все ждут! – указал крылом куда-то вверх.

Вместе поднимались над двором, деревней, к ночным облаками, туда, ввысь, домой!

Через три дня, под струящимися ветвями березы в углу кладбища, Семеныч и дружок с фингалами копали могилу. Катя с детьми и мужем приехали проведать живую бабушку-целительницу, но попали на отпевание, что проводил отец Григорий. Рыдающую Машку, Василич увез в город. Марья-самогонщица на коленях просила прощения у гроба, а директор школы тихо молился, придерживая за руку молодую мамашу в вязаной шапочке, что качала рыжеволосого малыша.

После отпевания отец Григорий произносил речь у надмогильного креста, некоторые плакали. Позже директор, Дмитрий Андреевич, вспоминал за столом о жизни усопшей, о чудесах, исцелениях по молитве Вали. К удивлению, никто не говорил о горе и печали, о невосполнимой потере, все чувствовали пасхальную радость и уход настоящей христианки, к Тому, Кого она искала главную часть своей сложной жизни!

Эпилог

Прости

– Матушка Игуменья, вам письмо! – дверь кельи приоткрыла молодая послушница в черной одежде.

– Интересно, от кого, же? Да, заходи внутрь, стесняйка ты моя! Почитай мне милая, зрения уже нет, а я ночью плохо вижу. В молодости так совсем не спала по ночам, все бродила, да шаталась, а потом как рукой сняло после… эх, спина ломит, – присела на стул пожилая монахиня.

Послушница открыла конверт, вытащила тетрадный лист из него и стала читать:

«Здравствуйте, Мария Аркадьевна! Не знаю, как вас величают в монашестве, простите.

Вы не помните меня, но я, к своему стыду, принял значительное участие в вашей сложной жизни!

С трудом отыскал вас, даже приезжал в монастырь, но не решился подойти, грехи терзают.

Сейчас я уже старик, у которого нет ничего и никого. За годы, прошедшие после смерти Валентины Ивановны, Господь привел меня к осознанию грехов. Поэтому и пишу эти строки.

Молодость моя прошла за пеленой развлечений, алкоголя и зла, не счесть всех мерзостей, что я успел натворить, но всему есть конец, сейчас готов понести, да и несу уже наказание, болезнями и трудами.

Каюсь перед Богом и вами – по моим жалобам вас разлучили с бабушкой Валей! Простите меня, если сможете, не понимал, что творю, задурманенной головой!

Перед вами прошу прощения лишь на словах, но за годы после содеянного мною вреда, много чего случилось, пока я не осознал глубин грязной души. Поверьте, я ощутимо пострадал, но считаю, этого мало за мои злодеяния.

Каюсь в главном! Знаю, что вас судили за убийство, но оправдали по малолетству и болезни, здесь тоже моя вина, ведь вам не удалось даже попрощаться с Валентиной на ее похоронах.

Признаюсь – это я погубил Валюшу!

Дьявол меня научил или сам докатился, не знаю. Помню лишь жгучую злобу и желание мести после того, как меня схватили за тот священнический крест, что я сам же у нее отнял. Срок дали небольшой, за сбыт краденого, и как только освободился, решил – убью!

Пришел ночью, а там, вы на пороге, испугался сначала, а потом понял – лунатик! Осознал, что дело клеится и влез в дом.

Дальше вы знаете – сделал, что задумал!

Я не оправдываюсь, но Господь привел меня к Себе через мой грех, если бы я этого не сделал, наверное, жизнь сейчас бы завершилась и мучился я уже не здесь, а в недрах ада. Потому благодарю Господа и вас за терпение.

Многократно молю о прощении! Скоро самому умирать! Молюсь о вас каждый день!

Пусть Господь помогает вам в служении, если сможете, помяните меня грешного!

Подпись – Кирилл Михайлович Тихомиров (Рыжий)».

Послесловие

Благодарю вас за прочтение книги, удивительно, что она находится сейчас у вас в руках.

Книга росла по мере изменений главная героини, которая многократно перерождалась в трудностях, минуя этап за этапом жизни души, как бабочка, которая вынуждена пройти через ряд трансформаций, находясь в состоянии зародыша, гусеницы, затем куколки, и на последней ступеньке приобретая крылья.

Невозможно не написать о множество странностей и случайностей, что произошли за время создания текста. К сожалению, проверке большинство из них не поддаются, книга пишется в одиночестве, герои живут в мыслях автора, а общение мыслями пока еще недоступно для рядового смертного.

Хотя, подождите! Ведь вы только что прочли книгу и получили образы героев, их мира, сложностей и радостей жизни, а значит они живут теперь и у вас в душе!

Любая творческая натура опытно знает процесс рождения идеи, ощущает вкус – озарения, но все ли обращают внимание на связь мысли и реализации? Не те, что заложил в произведение сам автор, а случайности, события, связанные с этой «музой»? Можно ли озарить себя по требованию, когда горят сроки выполнения задачи? Как заставить выдумать идею, которая никак не хочет формироваться в готовое решение месяцами, годами, но потом рождается в один момент? Разве автор размышляет о ней в фоновом процессе, выдавая в итоге результат, пока он спит или занят бегом трусцой, отдыхая от работы?

Несколько раз я смеялся до слез, в процессе формирования таких размышлений о сюжете. Сложно передать словами, как персонажи истории оживали и пытались рассказать о себе всевозможными способами. Например, когда главная героиня – Валентина находит записку из дневника неизвестной женщины, в старом киоте за иконой, на ней стоит дата записи. Конечно же, я примерно подобрал нужный год, подходящий под возраст героев, на тот момент в стране царствовал атеизм, месяц и день вписал совершенно случайным образом, ведь эта дата жестко не привязана к истории. Затем задумался о необходимости проверки этой даты, вдруг в тот день происходили исторические события, которые могли бы помешать осуществить задуманное. Порылся немного по историческим фактам, проверил новости, затем решил сверить дату в церковном календаре, открываю нужный мне день и чувствую, что от восторга и удивления, улыбка раздвигается прямо до ушей.

21.06 – день Феодора Стратилата!

А ведь я, всего день назад, впервые за свою жизнь поднялся на гору ночью, по лесу, затем стоял до утра в пещерном монастыре на службе, куда меня любезно пригласил наместник. Купил там даже небольшую иконку святого.

Так вот, это и был монастырь святого великомученика Феодора Стратилата! По правде сказать, даже в монастырь я попал странным образом. Сам не зная того, что окажусь один ночью в горном лесу в день своего святого священноисповедника Романа Медведя, буду стоять в горной пещере всю ночь с пятью монахами, которые после службы пропоют мне Многая лета, а затем спущусь вниз в четыре часа ночи и стану озираться вглубь черного леса, шарахаясь от каждого шороха. Конечно же, я не мог и мечтать о таком дне именин.

Случайности неслучайны! Именно Феодор Стратилат явил Федоровскую икону, через которую обращаются к Богородице о даровании детей, а как раз в этом монастыре есть источник, к которому приходят паломники для этой цели. А ведь Валя как раз «специалист» по детям! Как скажите после этого не вставить в книгу молитву святому?

Другой случай. Начал писать первые строки, стал придумывать имя главной героине. Пусть будет скажем – Валентина. Во второй главе речь пошла об акушерах, прерывании беременности, решил проверить, кому обычно молятся в таких ситуациях, оказалось, что много об этом говорила именно Святая Валентина, жившая не так давно на территории Беларуси. К ней, лежащей, приходили люди за молитвами, за излечением от болезней, духовным советом. Многим она рассказывала об убитых детях в животе мамы. Как не включить эту святую в рассказ, если моя героиня случайным образом получила имя и направление служения схожее с настоящей святой?

Когда писал о черепе монаха, странным образом принял решение, о хобби отца Григория – вырезанию по дереву. По рассказу он вырезает красивый ящик для черепа, по сути, раку, неизвестному святому. Многие смотрели фильм «Монах и бес», но я понятия не имел, что герой фильма летит в Иерусалим так же, как отправился туда Иоанн Новгородский, который оседлал беса, согласно житию. Так вот пишу эти строки в день его памяти! Но это еще не все. У святого Иоанна рака с мощами выполнена из дерева, именно в виде резной фигуры!

Затем странности происходили еще и еще, хотя, конечно, критик – атеист может отнести такие проявления к вживанию автора в образ героя на уровне подсознания. Например, когда, мальчик Леша тонул в море от приступа эпилепсии. Той же ночью впервые в жизни у меня свело ногу во время сна, да так, что на следующий день я практически хромал, а когда писал о бесах, над моей головой покрытой епитрахилью, читал специальную молитву, священник.

Описывая Валю, представлял кладбище, какое сам посещал в деревне, где лежат мои умершие родные. Видел небольшой участок земли за поселением с высокими деревьями, участок посреди поля, которое используют для выращивания сельхозкультур. Затем нашел фотографии могилы настоящей святой и удивился, именно таким его и представлял.

Если вам понравилась книга и появится желание, помяните автора в молитве, и обязательно прочтите благодарность святым за тяжелую работу над всеми нами!

Христос посреди нас!

Молитвы

Святой блаженной Валентине Минской

Тропарь

От младенства восприявши веру Христову в сердце твое, яко мудрая дева пронесла еси чрез все житие плоды ея, темже и Христос дарова ти силу, целити недуги немощствующих и колеблющихся. Мы же прославляюще тя, блаженная мати Валентино, вопием: слава Давшему тебе крепость, слава Прославльшему тя, слава Спасающему всех призывающих тя.

Кондак

Избранной Богом на сохранение веры Православный во дни гонений на земли Отечества нашего, хвалебное приносим ти пение, блаженная мати наша Валентино. Ты же, яко имущая дерзновение ко Господу, избави нас от зол душевных и телесных.

Молитва

О блаженная мати наша Валентино! Якоже и во дни земныя жизни твоея, с любовию принимала еси всех страждущих и немощствующих, всех в скорбех и болезнех сущих, и молитвами твоими целила недуги их. Такожде и ныне всем, с верою и умилением приходящим к тебе, у Господа исцеления испроси, наипаче же от падений греховных сохрани и на путь спасения настави. Услыши нас недостойных, блаженная Валентино, и принеси наша моления ко Престолу Всевышняго, да с радостию восхвалим Пресвятую Троицу: Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Величание

Величаем тя, святая блаженная мати наша Валентина, и чтим святую память твою, ты бо молиши за нас Христа Бога нашего

Святому великомученику Феодору Стратилату

Тропарь

Воинствословием истинным, стpастотеpпче, Небеснаго Цаpя воевода пpедобpый был еси, Феодоpе: оpужиями бо веpы ополчился еси мудpенно и победил еси демонов полки, и победоносный явился еси стpадалец. Темже тя веpою пpисно ублажаем.

Кондак

Мужеством души в веру оболкийся, и глагол Божий аки копие в руку взем, врага победил еси, мучеников превелий Феодоре, с ними Христу Богу моляся не престай о всех нас.

Молитва

О, святый, славный и всехвальный великомучениче Феодоре Стратилате! Молим тя пред иконою твоею святою: моли с нами и о нас, раб Божиих (имена), умоляемаго от Своего благосердия Бога, да милостивно услышит нас, благостыни у Него просящих, и вся наша ко спасению и житию нужная прошения да исполнит.

Еще же молим тя, святый победоносче Феодоре Стратилате, разруши силы возстающих на ны врагов, видимых и невидимых. Умоли же Господа Бога, всея твари Создателя, избавити нас от вечнаго мучения, да всегда прославляем Отца и Сына и Святаго Духа и твое исповедуем предстательство, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Величание

Величаем тя, Святый Великомучениче Феодоре Стратилате, и чтим честная страдания твоя, яже за Христа претерпел еси.

Святителю Иоанну, архиепископу Новгородскому

Тропарь

Днесь светло красуется славнейший Великий Новград, имея мощи твоя в себе, святителю Иоанне, яко солнечныя лучи испущающия и подающия исцеления притекающим к раце мощей твоих. Молися Христу Богу избавити град сей невредимь от варварскаго пленения, и междоусобныя брани, и огненнаго запаления, святителю богомудре и чудоносче, Небесный человече и земный ангеле: да сошедшеся любовию в память твою, светло празднуем, в песнех и пениих радующеся и Христа славяще, тебе таковую благодать даровавшаго исцелений и Великому Новуграду заступление и утверждение.

Кондак

Возвеселися явленно честная Церковь Христова в память днесь приснословущаго святителя Иоанна, от Великаго Новаграда возсиявшаго, и всю страну удивившаго преславными чудодеянии, и всеми добродетельми украсившагося. И по преставлении бо честное тело его обретеся нетленно, источающее велия чудеса. Тем же зовем ему: о всеблаженне! Моли Христа Бога непрестанно о всех нас.

Молитва

О, пречестная и священная главо и благодати Святаго Духа исполненная, Спасово со Отцем обиталище, великий архиерее, теплый наш заступниче, святителю Иоанне, предстоя у Престола всех Царя и наслаждаяся света Единосущныя Троицы и херувимски со ангелы возглашая песнь трисвятую, великое же и неизследованное дерзновение имея ко Всемилостивому Владыце, моли спастися паствы Христовы людем, благостояние святых церквей утверди, архиереи благолепием святительства украси, монашествующия к подвигом добраго течения укрепи, царствующий град и вся грады страны добре сохрани и веру святую непорочну соблюсти умоли, мир весь предстательством твоим умири, от глада и пагубы избави ны, и от нападения иноплеменных сохрани, старыя утеши, юныя настави, безумныя умудри, вдовицы помилуй, сироты заступи, младенцы возрасти, плененныя возврати, немощствующия исцели, и везде тепле призывающия тя и с верою припадающия и молящияся тебе от всяких напастей и бед ходатайством твоим свободи, моли о нас Всещедраго и Человеколюбиваго Христа Бога нашего, да и в день страшнаго пришествия Его от шуияго стояния избавит нас и радости святых причастники сотворит со всеми святыми во веки веков.

Аминь.

Величание

Величаем тя, святителю отче Иоанне, и чтим святую память твою, ты бо молиши о нас Христа Бога нашего.

Оглавление

Глава первая

  Благодать дается перед скорбями

Глава вторая

  Участок № 13

  Отец Григорий

  Письмо от усопшего

  Очисти сердце

  Служение по силам

Глава третья

  Иерей Бога

  Вы суть храм

  Старец Симеон

  Похоронная процессия

  Предначертанное

  Мытарства троечника

Глава четвертая

  Дворик

  Чудотворный ларец

  СЛОН

  Аксиос

  Святая несостыковочка

  Монах на коне

  Явление

Глава пятая

  Единое окно

  Подросток и Бог

  Хранители у монаха

  План разваливается

  Улица блаженных

  Радуйся, пречудная

Глава шестая

  Продан

  Гений под корягой

  Дракон умер

  Душа горела

  Клуб в Гоморрасъево

  Море в глазах

  Когда мертвые снятся

  Сизые носы

  Тучные птицы не летают

Глава седьмая

  Дай проход пенсионерке

  ШИПР

  Прилипала

  По первое число

  Запах серы

Глава восьмая

  С обратной стороны травы

  Тише думай

  Мир всем

  Куколь беззлобия

  Между двух сосен

  Пять словес

  Жертва

  Костыли за брата

Глава девятая

  Приходите ко мне

  Бабочка из лавы

  Имаго

Эпилог

  Прости

Послесловие

Молитвы

  Святой блаженной Валентине Минской

  Святому великомученику Феодору Стратилату

  Святителю Иоанну, архиепископу Новгородскому