Кхаа Тэ [Дарья Согрина – Друк] (fb2) читать онлайн

- Кхаа Тэ 5.45 Мб, 442с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Дарья Согрина – Друк

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Нет ничего опаснее, чем безграничная доверчивость и элементарная магия! Так, как слепо доверяющий, будь он наимудрейшим, становится глупцом. А самый искусный маг, возомнивший себя совершенным, может потерпеть поражение, пренебрегая простейшим волшебством».

Пророчество Археса.



Пролог


«Коснется неба земное горе,

Мир оставив без надежды!

Будут плакать реки, море,

О глупости людей небрежных.

Ветра засеют поле битвы

Костями, залитыми кровью.

И не спасут наш мир молитвы.

Мечи мы вынем с острой болью!»

Песнь о Черной войне.


Там, где своды аквамариновых небес превращаются в эфемерную мглу, и нити Вселенной ткут полотно мистических кружев, простирается дивный мир. Мир загадочных существ, могущественных сил и невероятных приключений.

Просторы Нирбисса сначала времен принадлежали только людям. Пологие берега Большой земли, покрытые белоснежным песком, сверкающим под лучами жаркого солнца, омывались бурными водами морей Дианам. А крутые вариолитывые скалы, подвергались натиску Нордарского океана, известного смертоносными водоворотами и буйным норовом. Величественные горы на севере, западе и востоке, искрящиеся снежными вершинами, страшили непроходимостью. Густые леса, уходящие макушками деревьев высоко, в лазурное небо, были наполнены дивным умиротворением и благоуханием фантастических цветов. На самом краю света, утопая в вечных снегах, холодными кристаллами утесов искрились Ледяные владенья, а в южной части, жарким пламенем мерцал Огненный архипелаг, где народ пустыни возводил города среди блуждающих дюн и нескончаемых песчаных бурь.

Давным-давно, когда этот чудесный мир был в неведении, что где-то за пределами бытия правит балом всепоглощающая ненависть и нестерпимая боль, на этих плодородных территориях покой был надежным убежищем для человеческой расы. Здесь, среди густых чащоб вековых древ, наполненных щебетом птиц, бескрайних полей, приносящих невиданный урожай, кристально-чистых рек, кишащих жирной форелью и лососем, царила безмятежная тихая жизнь, разбавленная мелкими бытовыми заботами, да пустыми неурядицами. Жители благодатного края представить не могли, что в шаге от них, за завесой разумного, процветают места магических знаний, протекает реальность беспощадных чудовищ и длится многовековая история кровавых распрей.

Повсюду возводились дивной архитектуры города с грандиозными дворцами и роскошными особняками, окруженными раскидистыми садами, где цвели олеандры и вились лозы янтарного винограда. На изумрудных пастбищах, покрытых сочной травой, и буйно цветущих полях, трудолюбивые фермеры разводили скот, выращивали овощи и злаки. Люди создавали крепкие семьи, рожали детей, обучая их ремеслу, охоте, чтению и письму. Монархи и простолюдины жили в дружбе и согласии. Короли и феодалы не облагали население непомерными налогами, уважая их труд. А крестьяне и купцы боготворили своих правителей, которые с любовью относились к народу, прислушиваясь к просьбам и советам. Но однажды, счастливой и безмятежной жизни – пришел конец.

В одном из маленьких поселений, у подножия Вертикальных гор, родилось Дитя. С самого рождения ребенок был немощен и безобразен. Родные и близкие старались окружить его заботой и любовью, несмотря на отталкивающий внешний вид и черное, как ночь, сердце. Но, увы, доброта и внимание были не способны исцелить мальчика. С каждым годом душа слабого Человека переполнялась ненавистью к окружающему миру и злобой к живым существам. Порой казалось, что естеством юродивого завладела инородная сущность.

В одну из темных ночей, когда тень Нирбисса заслонила лик луны, Человек тайно покинул отчий дом и растворился во мраке, словно бестелесный призрак. Поиски беглеца не увенчались успехом. Юродивый исчез бесследно. Никому и в голову не пришло, что горемыка отправился в долгий путь, дабы отыскать союзника, столь могущественного, что способен наделить Немощного человека силами, которые помогут ему уничтожить ненавистный мир.

И Искатель нашел его. Вернее, изворотливый и коварный демон, чей разрушительный дух был подобно урагану, обнаружил слабое место на границе измерений и ключ, дающий надежду отпереть Врата. Он тысячелетиями ждал, когда появится возможность проникнуть в Райские кущи Нирбисса. Беса словно магнитом притянуло к черному сердцу, изъеденному ненавистью и злобой. Но для того, чтобы осуществить свой план, Отродью Тьмы пришлось заключить договор с Человеком. Он посулил ему безграничную мощь и многотысячную армию, а взамен попросил, лишь разрешение поселиться в Эдеме.

И Человек принял условия сделки, не задумываясь о том, к каким последствиям это приведет. Он жаждал уничтожить Нирбисс, населенный глупцами и благодетелями, которые вызывали в нем, лишь отвращение и злобу.

Наступил Страшный день, когда смертный, обретя безграничное могущество, повел несметное Темное войско против всего человечества, оставляя после себя следы тлена и разрушения. Там, где ступала его нога, земля превратилась в бесплодную пустыню. Там, где доставал он из ножен меч, лилась кровь рекой. Там, где задерживался его взгляд, воспламенялись леса и города…

И демон не дремал. Пока Человек измывался над родным краем и истреблял свой народ, хитрый бес создавал прорехи в иное измерение, зазывая в благодатные земли своих собратьев, нарушая равновесие времен, стирая тонкие границы между планами.

Плодородные земли Нирбисса превратились в бескрайние поля битвы. Летописцы, много столетий спустя, назовут тот период Великим Разломом или Черной Войной, которая сотворила другой мир. Мир во владычестве Хаоса! Отец поднимал меч на сына, брат на брата… Одни сражались за власть, другие за богатство, и лишь малая часть людей защищала свою землю… Пролились реки крови. Множество храбрецов, сложили головы на ненасытной плахе войны.

Юродивый, с сердцем непрогляднее ночи, насытив свою душу людскими страданиями, болью и разрушениями – внезапно исчез, вновь растворившись в сумраке, оставив после себя страшные сказки, да пугающие баллады, которые не каждый трубадур отважится поведать.

Прошли века. И казалось, наступило время, дабы долгожданный мир сызнова воцарился в этих краях, рассеяв тучи войны. Последний бой был окончен. И яркое солнце снова озарило просторы Нирбисса, даря надежду. Те, кому удалось выжить, среди кровопролитных пересудов, собрались на берегу моря Семи Ветров и принялись создавать из дымящихся руин иную жизнь. Строить новое государство, простирающееся на много миль, окруженное дремучими лесами, скалистыми горами и синими-синими водными просторами. Земля переродилась, посеяв в душах людей Свет.

Но ничто не проходит бесследно, особенно, если в минувших событиях замешана длань Создателей или демоны. Этим коварным тварям дано было знание, как менять миры, вносить сумятицу, высасывать энергию душ и соединять измерения в единую нить. Благодаря сложным и мистическим манипуляциям бесов и надменных Лауров, на когда-то благодатных и спокойных территориях Нирбисса, появилось множество диковинных существ, несущих добро и зло…

Взошли первые ростки пшеницы, отстроились заново города, появились робкие улыбки на хмурых лицах, и внезапно с севера повеяло бедой! Человеческие поселения стали подвергаться нападкам жутких тварей, пожирающих все живое на своем пути!

Люди в панике оставляли новые жилища и стремились с семьями к морю. Ни оружие, ни огонь, ни храбрость не могли защитить от острых клыков кровожадных оборотней-людоедов. Народ бежал, осознавая, что даже грозные водные просторы не в силах уберечь от гибели, а лишь оттянут на время бесславную кончину.

Последние искры надежды стали угасать в сердцах. Смерть, безжалостной волной, стирала человеческую расу с лица Нирбисса. И когда надежды разбились о безысходность – взошло солнце. И с рассветом с запада пришло спасение.

На прекрасных белоснежных жеребцах с развевающимися по ветру гривами, на побережье моря Семи Ветров явилось огромное войско высоких белокурых людей с заостренными кверху ушами и лицами небывалой красоты. Всадники называли себя Светоликими эльфами. Бесстрашные воины вынули мерцающие мечи из ножен, острые стрелы из колчанов, неведомую магию из древних книг, и начали беспощадную охоту на нечисть. Чудовища были изгнаны далеко на север, к диким и пугающим горам Смерти, где сумели затаиться в глубоких сырых пещерах. Вновь воцарился хрупкий мир. Жители Нирбисса вздохнули с облегчением, уповая, что боги больше не станут испытывать их новыми несчастьями.

К сожалению, человеческая память стала коротка на добрые дела. Возможно, на разуме людей сказались беды, выпавшие на их злосчастную долю, или же страх перед неведомыми силами, которыми обладали иноземцы. Как только побережье было освобождено от монстров, большинство коренных жителей Нирбисса, набравшись смелости, вежливо попросило чужаков покинуть очищенные от Тени края. Белокурые существа с пониманием отнеслись к просьбе низшей расы. Они развернули грациозных жемчужных скакунов, и в безмолвии скрылись в сумраке дремучего леса, унося с собой магические знания, секреты меткого и острого оружия, Великую тайну долголетия.

Но не все возжелали остаться рядом с собратьями, некоторые последовали за своими спасителями, тем самым, выражая признательность или же волнуясь о собственной безопасности. С чужеземцами, обладающими невероятным могуществом, было куда спокойнее, чем с измученной кучкой людей, измотанной и обессиленной жестокой судьбой.

Те, кто предпочел вернуться к прежнему образу жизни, до появления мистических визитеров, установили границы и ввели запрет на присутствие других рас на человеческих землях, а также, на использование волшебства и прочей инородной деятельности. Мендарв – превратился в страну людей, где не осталось места для магии и загадочных созданий.

Но там, где заканчивались владения человека, брали свое начало диковинные места, нареченные в народе Большой землей. Это была огромная территория в тысячу раз превосходящая по размерам Мендарв. Край, объятый сказочным волшебством и населенный всевозможными невиданными существами.


Глава 1


«В дверь стучатся! Тук, тук, тук!

Я не враг тебе, а друг.

Отвори скорее двери,

Чтобы мог войти к тебе.

Незнакомец? Да! Поверь!

Незнакомцы не к беде!»


Песенка хитрого тролля.


Далеко-далеко на востоке, среди реликтовых лесов, таких непроходимых, что даже редкий луч света с трудом достигает корней вековых деревьев, где две могучие быстротечные глубокие реки, сливаются на мгновенье воедино, затем вновь расстаются, разделенные каменной твердыней, чтобы, наконец, впасть в грозный гагатовый океан, возвышался исполинский черный замок.

Подобно мифическому колоссу, он вздымался на краю обрывистой темной скалы, уходя своими витиеватыми остроконечными башнями высоко в небо. Свирепые волны прибрежных вод, гонимые ненастным и остервенелым ветром, яростно набрасывались на крутой утес, словно желая уничтожить его, низвергнуть в пламенный котел земного ядра. Ни угрюмая скала, ни мрачный замок, ни разу не дрогнули перед лицом разбушевавшейся стихии. Они стояли надменные и гордые, окутанные обсидиановой непроглядной мглой. Сооружение было неприступно и для вечно бушующего океана, и для таинственных неприятелей, жаждущих проникнуть в темные владенья. Исполинский утес с одной стороны был защищен морскими просторами, а с другой, бурными реками, образующими глубокий, охраняемый крутыми скалами апрош. Длинный базальтовый мост соединял островок сковывающего страха с Большой землей. Вдоль добротной каменной переправы, по краю перил, возвышались пугающие статуи неизвестных существ, близкие родичи тех тварей, что примостились на куполах донжонов. Ни один доброволец не решился бы ступить на безликий камень, не испытав дикого ужаса.

Изредка, в самой высокой башне, крышу которой украшали уродливые бронзовые демонические горгульи с когтистыми лапами и перепончатыми крыльями, вспыхивал красный свет, словно око одноглазого чудовища, притаившегося во тьме.

В необъятном зале, из черного, как сажа гранита, где стены, исписанные замысловатыми символами, уходили ввысь и заканчивались в бесконечности, а десятки канделябров, с объемными пурпурными свечами, испускали тусклый рубиновый свет, с трудом рассеивающий вязкую тьму, воздух и все предметы – источали Вселенское зло.

Зло исходило от каменной кладки, на которой в безумной пляске извивались жуткие длинные тени, от совершенно гладкого угольного мраморного пола, исписанного древними рунами, от тяжелых бархатных штор, впитывающих в себя крупицы света, словно губка, от величественного трона, возвышающегося на невысоком базальтовом постаменте, от всего, что находилось в этой угрюмой обители. Злом веяло от мрачного пейзажа за пределами замка, виднеющегося за хрустальными стеклами окон, не пропускающих извне ни единого звука … Пугающая, холодная, тоскливая марина. Но, каков бы не был интерьер и вызывающий дрожь ландшафт за пределами черных стен, особливую жуть внушала фигура, неподвижно стоящая у окна.

Тяжелый капюшон черной бархатной мантии утаивал лицо. Грузное облачение спадало на пол смоляным шлейфом, укутывая незнакомца призрачным туманом. Руки, скрещенные на груди, где поблескивала опаловая подвеска в виде головы дракона, были облачены в перчатки, покрытые металлическими пластинами в форме когтей сокола. На поясе из змеиной кожи, висел, собранный в кольцо, стальной кнут, тускло мерцающий мелкими шипами. Незнакомец стоял, подобно монолитному истукану, наблюдая за валами, рвущими океан.

Внезапно склепную тишину необъятного зала нарушил скрежет, отворяющихся металлических створок. Он прозвучал, как истошный крик дикого зверя, попавшего в капкан со смертоносными зубьями, щедро обработанными ядом. От резкого звука вздрогнуло пламя свечей, и стремительный поток воздуха пронесся по нефу смерчем. Через мгновение, обогнув ряд колонн, он исчез в глубинах мрачного свода.

В Зал вошли двое. Фигура в мантии не шелохнулась. Только из темноты капюшона раздался недовольный скрипучий мужской голос.

– Явились…

Одной из прибывших, оказалась невысокая остроносая девица с огромными карими глазами, ее кожа отливала бронзовым мерцанием, свойственным демоном Черного Царства. На ней красовались кожаные штаны воронова крыла, заправленные в высокие ботфорты с серебряными шпорами. Из-под покрывающего голову шерстяного плаща, цвета мокрого камня, выглядывал стальной нагрудник. А кисти обтекали перчатки для верховой езды.

Второй гость был куда колоритней своей спутницы: ростом чуть выше метра, полноват и неуклюж. Его безобразную бурую морду украшала выступающая челюсть с огромными желтыми клыками. А заостренные кверху уши, словно наконечники копья, пробивались сквозь копну рыжих волос – Мрачный Эльф, которых часто путают с карликовыми троллями, вызывая тем самым бескрайнее раздражение первых. На коротышке, также была накидка серого цвета, сапоги, металлическая кольчуга и перчатки. Судя по схожести туалета, парочка явно относилась к бойцам одного легиона.

Гости склонили головы в немом поклоне, с безудержным любопытством разглядывая рисунок напольного покрытия. Уж лучше пялиться на руны, чем встретиться взором с теневым господином.

– Что за гробовое молчание? – поинтересовалась фигура у окна, не удостоив пристального внимания вошедшую парочку. Она, не отрывая взгляд от морской панорамы, методично поглаживала подвеску. В ее тихом глухом голосе звучали стальные нотки, жаждущие перерасти в звон чугунного колокола.

Эльф ретиво ткнул локтем девицу в бок, сам же слегка отступил к двери. Он изо всех сил пытался сохранить невозмутимое выражение морды, но его эмоции, истошно кричали о том, что коротышка отдал бы все сокровища мира, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого места.

– Мы приветствуем вас, Милорд! – негромко произнесла демоница, одарив презрением лохматого трусливого коллегу, который, в свою очередь, сделал еще один шаг назад.

Темный повелитель убрал руки с груди, негодующе сжав в кулаки, и резко развернулся лицом к гостям. Впрочем, лицо его все так же скрывал капюшон, и визитеры не могли видеть взъерошенных черных бровей, вздутые вены на висках и дергающиеся правое веко.

– Ах, они меня приветствуют! Как мило с вашей стороны! – свирепо воскликнул он, да так громко, что слова разнеслись гулким эхом по залу, сотрясая стены. – Как вы, вообще смеете являться сюда и мельтешить перед моим взором?

Воздух внезапно сгустился, скапливая частицы гнева и угрожая соединиться в магическую сферу, жаждущую взорваться в любой миг. Эльф и демоница напряглись, опасливо взглянув в сторону выхода. В их головах зрел невероятный план побега. А бежать придется, если чародей выйдет из себя и начнет бросаться во все стороны боевыми заклинаниями.

Мужчина в бархатной мантии, верно прочел мысли гостей и решил долить масла в огонь. Он получал безграничное удовольствие, когда ощущал фибрами души, что его прислужники умирают от страха.

– Возраст превратил меня в мягкосердечный пень, – задумчиво молвил он, вновь прикоснувшись к подвеске. – Следовало вас еще в прошлый раз скормить урлонам. Вы абсолютно никчемны. Ни на что негодны…

Коротышка вздрогнул, при мысли об уродливых черных ящерах, с огромными пастями, усеянными несколькими рядами острых, как клинки гномов, зубов. Он даже хрюкнул от испуга. Демонесса на этот раз виду не подала, что ее беспокоят угрозы. Она невозмутимо подняла на Милорда свои большие красивые глаза, обрамленные рядом густых и черных ресниц. Сохранить достоинство и выдержку, даже в присутствие такого могущественного чародея, в это мгновение, ей удалось безукоризненно. Дипломат она была, хоть куда. Девушка сделала твердый шаг вперед, откинув капюшон. Длинные темные, как уголь, волосы рассыпались по плечам, обнажив маленькие рожки на голове. Демоница снова отвесила поклон, приставив правую руку к груди.

– Достопочтимый, Милорд, мы осознаем, что наша вина непростительна! Нам никогда не сравниться с вами в прозорливости и мастерстве. Мы всего лишь, глупые и никудышные слуги, жаждущие угодить вам и Его Темнейшеству. Я не посмею разубеждать Ваше Высочество в нашей бесполезности. Но поверьте, мы никогда бы не отважились предстать перед вашим милосердным ликом, без веской причины. Мы нашли то, что так желал отыскать Наш Господин.

Мужчина в иллюзорной мантии, внимательно слушал девушку. В сумраке капюшона, его глаза поблескивали голубым свечением, молниями в хмурых грозовых облаках. Когда демоница закончила говорить, в холодном и неуютном зале повисла угнетающая тишина. Казалось, даже свечи перестали потрескивать от жара пламени, сжигающего воск и фитиль. Темный лорд задумался над сказанным.

Табора всегда была красноречива и знала, как вести беседу. Но с пониманием отнестись к ее словам и, тут же, отбросить знамя досады, было признаком слабости. А чародею, как никому другому было ведомо, что слабость удел добра, а добро прямой путь к поражению. И, если колдун мог себе позволить проиграть в одной маленькой битве, то Темный Властелин люто ненавидел, когда призрачная удача, переходила во власть неприятеля, даже на секунду. Если маг проявит снисхождение сейчас – не сносить ему головы перед Его Темнейшеством в будущем.

Парочка уже было, облегченно вздохнула, надеясь, что Милорд смягчится и перестанет обсыпать упреками и угрозами, но их радость была преждевременной. Чародей заговорил, и его тон не предвещал ничего путного.

– Вы только посмотрите на них! Какие умницы! Они, видите ли, нашли, наконец! – с сарказмом процедил он, стараясь придать речи оттенок негодования. – Что-то я не слышу твердости в твоем голосе, Табора! Может, ты лжешь, или вы опять оплошали? А ваша очередная находка, не более, чем пустая трата ресурсов?

– Не сомневайтесь, Милорд! Мы следовали указаниям Его Темнейшества! Все сходится! На этот раз ошибки исключены! Шестнадцать лет, потраченных на поиски, не были напрасны! Не скрою, мы неоднократно шли по ложному пути, – внезапно вмешался в разговор Мрачный эльф. Он все так же стоял позади демонессы, мечтая убраться восвояси, но ему уже поднадоели претензии, предъявляемые магом. Этот надменный колдун, только и мог вопить, да передавать послания. А сам ни разу не покинул замок. Посмотрел бы на него Науро, если бы спесивый белоручка хоть денек потрудился в полевых условиях.

– Но на этот раз наши усилия увенчались успехом! Мы уверены… – поддержала товарища демонесса, заметив, что слова рыжего соратника не оказали должного эффекта.

В воздухе, микроскопическими пылинками, заискрились зеленые огоньки. Казалось, зал проснулся от тысячелетнего сна и еле слышно зашептал. Символы на стенах блекло вспыхнули изумрудным светом. Коротышке почудилось, что легкая вибрация охватила мраморный пол, мерцающий древними рунами. Эльф испуганно отступил, дабы сечение знаков не затронуло носки его сапог. Демоница не тронулась с места, в сердцах обругав напарника, который не только влез в разговор, но и ее подставил под удар.

Во тьме бархатного капюшона свирепо сверкнули сапфировые огни глаз. Даже стоя в отдаление от мага, гости заметили его гневный взгляд.

– Молчать!!! – взревел яростно чародей, разорвав пространство руками. Полы его мантии колыхнулись, издав жуткий неприятный шорох, словно тысячи металлических пластинок заскреблись о мраморный пол. – Да, как у тебя язык поворачивается, эльфийское отродье, сетовать на судьбу?! Мне все равно, сколько лет своей никчемной жизни ты отдал Великому поиску! Мне плевать! Ты меня прекрасно слышишь? Или мне следует прочистить тебе уши? Я погляжу у тебя и с памятью проблемы, Науро? Что же я с превеликим удовольствием освежу ее! Ты был приглашен на службу к Его Темнейшеству! В контракте не были оговорены сроки, потому, как даже глупому ворону в чертогах Магистров ведомо, что хитрые эльфы спрячут Жезл Пророчества в самый потаенный уголок Нирбисса! Ты подписал договор! Ты, Науро, согласился на условия! И теперь, ты ноешь о потраченных зря годах, которые ушли на поиски? Это твоя работа – искать! Только ты и Табора повинны в том, что совершали тысячу ошибок и не смогли найти Золотое Пламя раньше! Вы обязаны четко выполнять все пункты соглашения, а не плакаться мне в мантию!

Крик чародея сотряс гранитные стены зала, заставляя пламя свечей, боязливо подрагивать. Руны мраморного пола ядовито мерцали ярким зеленым светом, угрожая пустить трещины во все стороны, раскалывая нерушимый черный камень.

– Все неимоверно просто! Вы ищете, я вам за это плачу! Его Темнейшество отправило вас на поиски и уничтожение одного несчастного Пророчества! Даже годовалый детеныш тролля справился бы с этой задачей, не пискнув на трудности!

– Так, нанял бы тролля, – проворчал эльф, но так тихо, что разгневанный колдун не услышал его.

Зато от внимания демоницы не ускользнул ропот коротышки, она шикнула, нахмурив брови. Науро вжал голову в плечи, молясь мертвым богам, чтобы волшебник, наконец, закончил свою тираду, и не стал кидаться шаровыми молниями и прочей магической дребеденью.

Табора закатила глаза и скривила рот в усмешке, продолжая гордо стоять и стараясь не поддаваться провокациям чародея, и не отвесить подзатыльник коллеге. Она знала, что маг, может и не услышал пререканий эльфа, но зорко следит за ними из-под капюшона. Наверняка этот приспешник Темного Властелина, уже сделал соответствующие выводы, и сейчас строчит в своей голове доклад Его Темнейшеству. А нелестные рекомендации демонице были ни к чему. В отличие от Эльфа, ей было что терять.

– Убирайтесь с глаз моих! Аудиенция завершена! Прочь отсюда! – прорычал маг, чувствуя, что его напускной гнев иссякает и вскоре, он выбьется из сил, орать на эту парочку.

В былые времена, лет сорок назад, он бы не поскупился на огненное представление и возможно, даже решился бы запустить несколько электрических разрядов, дабы припугнуть бездарных слуг. Но возраст брал свое. Магию следовало беречь для более важных дел. В его распоряжении оставались лишь примитивные эффекты для создания жуткой атмосферы, да повышенный тон.

– Ваша воля будет исполнена, Милорд, – попыталась разрядить напряженную обстановку Табора, поклонившись. – Клянусь моей жизнью, следующий наш визит будет ознаменован только благими вестями.

Чародей тихо усмехнулся. Демоница не бросала слов на ветер. Он знал, что она жаждет выплатить долг Его Темнейшеству, и не отступится, пока не выполнит миссию.

– Закончите начатое, – сухо произнес колдун, встав вполоборота к окну. – И чем скорее, тем лучше. Если вы снова потерпите неудачу, то готовьтесь к худшему. Урлоны – вам покажутся истинным милосердием, по сравнению с гневом Нашего Господина.

Табора в очередной раз склонилась в поклоне, но в ее глазах вспыхнули искорки призрения. Уши же Науро дрожали, словно коротышку внезапно охватила болотная лихорадка. Эльф пытался унять тремор, но ему не удалось, в придачу стали клацать клыки, отбивая чечетку.

– Мы не подведем, Милорд. В кратчайшие сроки Пророчество будет уничтожено, – прошептала девица.

Чародей откашлялся, потер рукой подбородок, который все еще скрывался в тени, и более мягко проговорил.

– Последний шанс, Табора. Последний шанс.

Науро, нервно сглотнул слюну, накинул капюшон на голову, дабы унять дрожь ушей, и вновь сделал шаг назад, стараясь, как можно ближе стоять у входа. Табора подняла голову. Ее лицо оставалось непроницаемым, но она почувствовала, как пульс участился. Она знала, еще одна ошибка, и все для нее будет кончено.

– Благодарю за возможность реабилитироваться в глазах Его Темнейшества, Милорд.

Чародей безмолвно кивнул. Полы его мантии вновь зашуршали, отдаваясь неприятным скрежетом. Демонесса направилась к выходу.

– Прошу прощения за мою дерзость, Ваше Высочество! – внезапно протараторил Эльф.

Демоница, не дожидаясь, ответной реакции чародея, мгновенно схватила напарника за шиворот и потащила к огромным металлическим дверям с замысловатым орнаментом, сражающихся драконов. Коротышка попытался вырваться и что-то возразить. Но девица цыкнула на него и не отпускала его до тех пор, пока они не минули лабиринт коридоров замка, за ними не закрылись высокие чугунные ворота, охраняемые безмолвными монументами безобразных горгулий, и парочка не оказалась на мосту.

– Однажды твой язык доведет нас до могилы,– тяжело дыша, произнесла Табора, взглянув на башню, где багровыми бликами озарялось окно зала. Она чувствовала, что маг наблюдает за ними через хрустальное стекло, незатуманенное бархатной шторой.

– Да, ладно, что я такого сказал? – поправляя перевернутый плащ, невозмутимо прошептал эльф. – Я всего лишь извинился, – коротышка с подозрением оглядел каменных стражей, стоящих вдоль моста, пытаясь понять, подслушивают они его или нет.

– Науро, неужели ты настолько туп, что не осознаешь – каждое твое слово несет в себе опасность? Когда-нибудь твои пререкания вынудят Милорда, превратить нас в прах.

– Ага, как же! Он только угрожать может! За шестнадцать лет ни разу не сдержал обещания: скормить урлонам, бросить к оборотням, испепелить пламенем, – эльф вприпрыжку начал скакать по базальтовой брусчатке, с каждой секундой чувствуя, как смелость вновь возвращается к нему.

– Ты прав, он мастер угроз. Но Его Темнейшество… Тот не станет нас пугать отвратительными ящерами или магией несущей гибель. Если мы провалим дело, Хозяин убьет нас, и наши души будут вечно томиться в рабстве.

– У нас всегда есть возможность сбежать и скрыться где-нибудь! – оптимизм эльфа не знал границ. – Нирбисс огромный! Неужто ты думаешь, что на Большой земле, или в Ледяных владеньях, на худой конец на Огненном архипелаге не найдется места, куда Его Темнейшество ни рискнет сунуться?

Демоница, ускорив шаг, еще раз обернулась, дабы взглянуть, на исчезающий в ночной мгле призрачный замок. Она бы с огромной радостью разорвала проклятый договор и испарилась среди просторов этого безграничного мира. Но Табора понимала, Он ее найдет, где бы она ни спряталась.

– Была б моя воля, я никогда бы сюда не возвращалась, – девица накинула капюшон, скрыв под шерстяной тканью, длинные смоляные волосы.

– Полностью согласен с тобой!!! – проворчал эльф. – Я временами начинаю жалеть, что связался с этим безумцем. Чертов контракт! Впрочем, перспектива сбежать все же выглядит весьма заманчиво.

Демонесса покачала головой. Вечно Науро жалуется на судьбу. Он хотя бы добровольно подписался на это дело, а вот у Таборы не было выбора. Ее вынудили в обмен на…

– Временами Его Высочество напоминает тебя, звезда моя! – оторвал от размышлений девушку эльф.

Демоница с досадой глянула на напарника, который вернул себе озорное расположение духа и намеревался, как и прежде, подшучивать над ней. Табора, поежилась от ледяного ветра и громкого шума реки, простирающейся в глубине бездонной пропасти, через которую простирался мост. Скорее бы исчезнуть отсюда и на время забыть о Его Темнейшестве, и о его верном адепте.

– Ты неисправим, но я не в настроении сейчас гоняться за тобой, чтобы отвесить тумаков, – устало произнесла она, покачав головой.

Демонесса взглянула вперед и с удовлетворением отметила, что базальтовая переправа подходила к концу. А это означало – еще немного и она сможет использовать магию. Нужно было немедленно убраться из этого жуткого места, от которого, у нее временами, бешенно колотилось сердце, и кожу покрывали холодные мурашки. Никакого замка, никаких зловещих скульптур! Переместиться, как можно дальше от ненависти Его Темнейшества! Как можно дальше от беспросветного Мрака и угнетающего Зла!

– Эх, в отпуск бы.… На солнышко… – эльф мечтательно закатил глаза, ступая с моста на гладкий серый камень. Граница проклятых земель была позади! Табора насмешливо фыркнула, оглядывая мертвое плато, обрамленное грядой зубчатых гор, над которыми нависало бархатное ночное небо, усыпанное миллионами ярких звезд.

– Солнышко ему подавай! Что нам действительно нужно в данную минуту – это свалить отсюда, пока еще живы! Отойди!

Эльф разочарованно вздохнул и отступил от демоницы на несколько шагов, глядя, как та, шепча себе что-то под нос и жестикулируя руками, открывает магический портал в другую часть Нирбисса. В место, которое было ничуть не лучше, чем этот жуткий замок. Они отправлялись в Мендарв, где их смерти возжелают не два ополоумевших чародея, а абсолютно все жители человеческого государства.


Темная Дубрава изумрудным океаном раскинулась по пологим холмам, упираясь могучими кронами в линию горизонта. У самой окраины леса, на островке, много столетий назад возникшем посреди реки Зарница, каменным стражем возвышался кирпично-красный замок барона Данкоса. Сооружение окружал глубокий природный ров, где водяные курочки и белоснежные лебеди обустроили гнезда, да массивная пятнадцатиметровая крепостная стена со сторожевыми башнями и узкими бойницами. Остров был соединен с землями феодала крепким деревянным мостом, который в случае нападения врагов, незамедлительно подвергся сожжению, а обитатели крепости могли спокойно прозябать несколько месяцев в осажденном замке, не опасаясь за свою жизнь. Помимо основного здания, во дворе, окруженном крепостной стеной, находились жилища прислуги, кузница, конюшня, склады с оружием да припасами и небольшой плац для народных собраний и военных подготовок. Сам замок, мог вместить в себя приличное количество гостей. Здесь было около двух десятков спален, зал для приемов, столовая, часовня, кабинет, помещения для рыцарских тренировок, купальня и даже клуатр с небольшим садом и фонтаном. Это многовековое здание могло послужить надежным убежищем в случае войны, как для феодала, так и для его подданных.

Такие меры предосторожности не были прихотью барона. Его обитель находилась неподалёку от границы Круана, а это означало, что всегда приходилось быть начеку. Эльфы не страшны людям. Но Большая земля являлась ареалом других отвратительных существ, которые наверняка жаждали проникнуть во владения людей.

Вокруг замка, на двух берегах Зарницы, раскинулись поля и луга, принадлежавшие феодалу, но отданные в аренду крестьянам, живущим в близлежащей деревушке, и в других поселениях, что простирались дальше, вглубь страны.

Дубки представляли собой станицу из шестидесяти изб, нескольких амбаров, стойл для скота, рыночной площади с немногочисленными лавками местных мастеров и фермеров, таверны, с заурядным названием ”Дубовый лист”, водяной мельницы, кузни, где чинили и изготовляли исключительно сельскохозяйственные инструменты, и кладбища со святилищем Тарумона Милосердного. Село находилась в ложбине между Темной Дубравой и погостом, в том месте, где Зарница, перескакивая с камня на камень, теряла глубину и позволяла сельчанам преспокойно пересекать ее прозрачные воды, не пользуясь ивовым мостом, возведенным на окраине деревушки.

Жители Дубков, не страшились соседствовать с Большой Землей. Они свято верили, что стена, возведенная на рубеже государств, солдаты барона, благословение Тарумона Милосердного да храмовники в силах защитить владения от вторжения нелюдей, которые крайне редко отваживались пересекать границу, находящуюся в Темной Дубраве. Деревня и замок жили в обычном ритме, как и много лет до этого, не беспокоясь ни об эльфах, ни о чародеях, а уж тем более ни о троллях и демонах.


Златовласая девочка, лет шестнадцати, сидела на шелковистой траве луга, простирающегося за околицей Дубков, и звонко смеялась, глядя на спорящих братьев. Ее большие серо-зеленые глаза жмурились, при каждом приступе смеха, обещая вскоре пустить слезу.

Кор сердито нахмурил брови и вскочил на ноги, его светлые волосы были взъерошены, а ноздри смешно раздувались от гнева. Он с негодованием смотрел то на сестрицу, то на брата, который тоже тихо хихикал, время от времени пожевывая травинку.

– Вам смешно? А я ничего забавного в этом не вижу! Это не шутка! Я хочу быть Странником! Вот вырасту, и тогда я стану хохотать, когда вы будете умирать от зависти, глядя на мои острые градовские клинки и бурый королевский плащ, развевающийся по ветру!

Ребекка прикрыла рот ладошкой, пытаясь сдержать смех, но все без толку. Она не могла остановиться. Девочка смеялась до тех пор, пока на ее щеках не выступил румянец, и слезы не брызнули из глаз, оставаясь на ресницах каплями росы.

– Ага! Умрем, как же! Непременно укутаемся в такие же плащи и сложим кинжалы на груди! Тоже мне Странник! Пустозвон! – произнес темноволосый Тор, которому посчастливилось избавиться от власти смеха, но не удалось согнать тень улыбки с лица. – Сестренка, наш Кор размечтался? Взгляни на себя! Да, кто ж тебя в Странники возьмет?

Светловолосый юноша, побагровев от негодования, сдул со лба непослушную прядь. Его руки сжались в кулаки. Он угрожающе шагнул в сторону, сидящего на траве, брата.

– А это мы еще поглядим, кто из нас прав! Возьмут меня, возьмут! С руками и ногами! И я увижу Большую Землю! А вы, локти кусать будете, когда я поступлю на службу к королю!

– Это кто же локти кусать будет? – перестав улыбаться, поинтересовался Тор, и, вскочив с земли, тоже сделал шаг навстречу задаваке. – Сейчас как дам!

Кор весь напрягся, но отступать не собирался. Ему не впервой приходилось затеивать драку с братом. Еще один синяк не пугал его. Он, не задумываясь, наградил бы Тора таким же.

– Попробуй! Сам получишь не меньше моего!

– Эй, эй, эй! Прекратите! – заметив растущее напряжение, воскликнула Ребекка, поднявшись на ноги.

Ее зеленое ситцевое платье, с развивающимися широкими манжетами рукавов и подолом, доходящим до щиколотки, успело подхватить несколько луговых травинок, и теперь его край, обрамлял замысловатый узор, напоминающий загадочную письменность. Девочка встала между братьями, раскинув руки, дабы не дать озорникам в очередной раз сцепиться из-за пустяка.

– Вы нашли прекрасный повод для ссоры! Всегда успеете, друг друга в пыли извалять! Хватит проказничать и разыгрывать петушиные бои! Уже смеркается, нам домой пора.

Братья насупились, глядя исподлобья, но перечить старшей сестре не стали. Она и сама могла им отвесить звонкую пощечину или отрезвляющий подзатыльник. А драться с девчонками – не мужское дело.

– Домой? Не рано ли? – нарушил паузу Кор. – Мы сегодня не станем ждать Годфри?

Ребекка, покачав головой, посмотрела с усмешкой на брата. “Вот хитрец!!! Хватается за любую возможность, лишь бы не возвращаться к домашним хлопотам. А ведь знает, что дел у нас невпроворот. Отцу помочь надо, да и мать наверняка испекла свежий хлеб и приготовила жаркое из утки, а теперь, дожидается нас к ужину”.

– Сегодня Годфри занят, у него дел полно. Даже у сына барона есть обязанности, – прекратив грезить о еде, произнесла девочка.

– Не знал бы, что он отпрыск знатного господина, ни разу бы не помыслил, что Годфри дворянин, – протянул Тор, глянув в сторону замка, возвышающегося на окраине дубового леса.

– То, что он водит дружбу с нами, простолюдинами, не отменяет его аристократических корней, – отметила златовласка.

– Вот кого уж точно примут в отряд Странников, – мечтательно протянул Кор и тяжело вздохнул.

Ребекка покачала головой и погладила брата по соломенным волосам.

– Не беспокойся, фермеров тоже берут в армию короля. Особенно, если они обладают талантом к воинскому делу. Вы с Годфри с пеленок жаждете этого, значит и его, и тебя непременно примут в ряды Странников, – улыбнулась она.

Тор хмыкнул, но на этот раз не стал подшучивать над братом. Когда разговор шел о Годфри, мальчик предпочитал сохранять нейтралитет. Сын барона был верным другом и тоже желал стать тайным агентом разведывательной службы Мендарва. В простонародье шпионов именовали Странниками, которым суждено было: либо нести секретный дозор в государстве людей, или же собирать важные сведения на Большой земле.

– Ну, хватит разглагольствовать! Нам действительно пора домой. Родители заждались, и ужин наверняка уже остыл, – вновь завела ту же песню девушка. Она хитро взглянула на близнецов, застывших на месте. – Кто первый добежит до хижины, тому завтра достанется место на козлах! – воскликнула она и ринулась по тропинке, ведущей к деревне.

Тор бросился за ней вслед, громко покрикивая:

– Э-ге-ге!!!

Возможность управлять повозкой, представлялась тому члену, кто сидел рядом с отцом во время поездки. Кор печально посмотрел на окраину леса и, тяжело вздохнув, прошептал:

– Я все равно стану Странником! Чего бы мне это не стоило!

Мальчик не спеша стал спускаться с пригорка, наблюдая за братом и сестрой, почти достигших плетеной ивовой ограды Дубков, за которой виднелись бревенчатые избы с камышовыми крышами. Выиграть гонку, ему было не суждено, слишком большим был разрыв. Ничего, в следующий раз он покажет им, кто здесь быстрее и выносливей.


Сны…Отрывки прошлого, надежды будущего… Символизируют ли они пророчество? Или несут пугающее знаменье непроглядной пустоты… А может это, лишь портал в таинственные измерения, сулящий новые открытия и приключения? То пестрые, то удивительные, то пруд тоски и пропасть мрака… Сновидения, манящие, словно ароматные яства, соблазняющие остаться в этом иллюзорном мире. Но временами, сны, перетекающие в кошмары, заставляют пуститься прочь галопом, подобно гнедому жеребцу, испуганному присутствием хищного зверя. Прочь! Прочь! От омерзительного ужаса! Очнуться и уразуметь, что происходящие события – пустые грезы!

Почти всегда один и тот же сон.

Она неподвижно стояла прозрачной тенью, у самого края обрывистого берега, обдуваемого свирепыми ветрами. Внизу, черной бездной, разъяренно бушевало море. Исполинские валы с ненавистью набрасывались на крутой утес из песочного камня, разбиваясь на миллионы ледяных брызг. Гневно шипя, вода уходила обратно в морскую глубь, но лишь для того, чтобы вновь набраться сил и с неистовством ринуться в бессмысленную битву с безжизненной скалой, презрительно взирающей с высоты.

Она молча прибывала в терпеливом ожидании, зная – Он явиться. Как и прежде…

Свинцовые тучи тяжелыми гроздьями нависали над угольным морем и желтой безжизненной землей, жаждая утопить этот, погрязший в пороке мир, обрушив на него сокрушительный бесконечный ливень. Мелкий и колючий дождь беспощадно моросил, обжигая холодными каплями непокрытую кожу лица и рук.

Она усердно куталась в плотный серый плащ, но шквалистые ветра, кружащие в этом гиблом месте, не позволяли сохранить остатки тепла под шерстяной тканью. Резкие порывы свирепо рвали драп, словно им было ненавистно, прячущееся под ним живое существо, которое осмелилось незвано вторгнуться во владения бессмертных стихий.

Внезапно она ощутила Его присутствие! Ей не нужны были глаза, чтобы узнать знакомый силуэт. Она чувствовала Его каждой клеточкой кожи, каждой частичкой души. Он тот, кто ее бережет, скрывает под крылом ночи от темных сил!

Она ощутила тепло его ладоней, возложенных на ее хрупкие плечи, живительное тепло, способное согреть ее продрогшее от ненастья тело. Она жаждала прижаться к Нему и почувствовать себя в безопасности. В окружение света, где нет туманного горизонта, бездны океана,ураганных ветров и страха, сковывающего душу.

– Не покидай меня, – шептали ее посиневшие от стужи губы.

Он, как и прежде… Крепко сжал ее плечи и еле слышно промолвил:

– Я вечно в твоих снах останусь…

Она почувствовала, как сердце сжалось маленькой улиткой, прячущейся в раковине от прикосновений кончиков пальцев. Как и прежде, в сотнях сновидений, она пыталась обернуться, дабы узреть его лицо…

Неожиданный остервенелый шквал ветра, вырвал ее невесомое тело из теплых объятий. Она осенним листком, подхваченным порывами воздуха, неслась над бездонным кипящим от ярости океаном. Ледяной омут все ближе и ближе! И вот уже волны сомкнулись над головой пастью морского чудовища. Они, опутав прочными сетями, затягивали в беспросветную глубину. Еще немного, и коварная пучина, обездвижит тело, наполнит легкие водой и погребет на сумрачном дне забвения. Нет! Нет! Как и прежде, она не станет добычей Темноликой. Рывок! Еще один! Руки немели от холода, и казалось, что не осталось сил и скоро легкие взорвутся от нехватки кислорода. Лживые происки Мрака! Поверхность – близко! Еще немного!

Призрачная пучина с оглушительным ревом отпустила ее. Она, как и прежде, жадно глотала воздух и благодарила угрюмое небо, что не позволило ей утонуть. Морская вода жгла глаза кислотой, извергаемой драконом. Но боль ничто! Она – жива!

– Не покидай меня! – воскликнула она истошно, взирая на крутой утес.

Как и прежде, ей было ведомо, чем кончится, сей мучительный кошмар.

– Я навсегда останусь в сновиденьях, – донес лишь ветер тихие слова.

Она, сжимая губы, созерцала берег, где несколько минут назад стояла рядом с Ним. Как и прежде… Его длинный плащ, крыльями ворона, колыхался на неистовом ветру. И там, где ее тело терпело муки хлада – была Другая, насмешливо глядящая в пучину вод. Черноволосая колдунья с холодными глазами, укравшими оттенки морских волн. Ее темные курчавые пряди обнимали Его, словно змеи. Ведьма неспешно подобрала подол фиолетового бархатного платья и увела Заступника в туман.

– Не покидай меня,– прошептала она, чуть не плача.

– Я вечно в твоих снах останусь, – пропело эхо, как и прежде…


Ребекка испуганно открыла глаза. На ее губах оставался солоноватый вкус морской воды, а тело покрылось холодным потом, пропитавшим ночную сорочку, будто девушка действительно, только что, вынырнула из глубин океана. Она, полностью не избавившись от паутины сна, все еще ощущала отвратительное прикосновение ледяных волн. Златовласка постаралась выровнять дыхание и успокоить сердце, которое билось в таком бешеном ритме, что казалось, еще немного, и оно выскочит из груди и умчится прочь через приоткрытое окно.

«Это всего лишь сон! Глупый, повторяющийся сон! Не существует ни таинственного Заступника, ни черноволосой ведьмы! Глупый кошмар! Не стану я забивать себе голову чепухой! У меня предостаточно дел, куда более важных», девочка уверенно откинула тонкое шерстяное покрывало и встала с постели.

Не затворенное оконце остудило за ночь комнату. Ребекка в полной мере ощутила утренею свежесть, когда мокрая холодная сорочка, прилипшая к телу, вызвала дрожь. Спешно скинув с себя ночную рубашку, златовласка облачилась в длинное темно-синее ситцевое платье с широкими свободными рукавами. Почувствовав, что неприятный озноб почти отступил, она сладко зевнула, прикрывая рот рукой. Подойдя к окну, Ребекка распахнула его шире и выглянула наружу.

Огненно-красный диск солнца только показался из-за линии горизонта. Первые несмелые лучи окрасили небо в бледно-розовые тона и покрыли рыжими пятнами плотную листву Темной Дубравы. Редкие перистые облака растеклись по небосводу густыми сливочными мазками. Они лениво плыли на юг, вальяжно подгоняемые сонным ветерком.

Несмотря на рассветный час, на деревенской улице уже сновали крестьяне, собираясь приступить к работе. Соседские мальчишки вели под уздцы старую пегую лошадку, которой сегодня предстояло отправиться либо в поле, либо на мельницу, дабы к вечеру вернуться, таща за собой телегу, груженную овощами или мешками с мукой. Пустые повозки, запряженные волами или крепкими пони, разъезжались от Дубков в разные стороны. Сельчане недаром встали спозаранку. Нужно было успеть подготовится к завтрашнему дню! К Великому дню – ежегодной большой Ярмарке в Форге. Еще на прошлой неделе фермеры, скотоводы и ремесленники уплатили дань барону, и теперь все, что осталось в их распоряжении, они намеревались выгодно сбыть на королевской площади.

Ярмарка была не заурядным базарным днем, а настоящим праздником для жителей государства людей. Именно в этот день Большой Мендарвский тракт, берущий начало на границе с Круаном, открывал заставу, а порт Форга разрешал входить в гавани иноземным судам, приветствуя купцов со всего Нирбисса. Торговцы с Большой земли стекались в столицу, привозя с собой множество диковинных вещей, которые можно было приобрести только раз в году в Великий Торговый день. Естественно, весь товар и сами купцы подвергались тщательной проверке. Упаси Тарумон Милосердный, кому-нибудь из коммерсантов оказаться нелюдем, или того хуже, попытаться тайно пронести магический предмет! Пограничная стража, храмовники и соглядатаи короля тщательно следили за чужеземцами, досматривая их с головы до ног и изучая каждый сантиметр повозки или фургона, в котором хранился товар. Провинившихся тут же разворачивали обратно, а купцам, смиренно следующим букве закона, желали доброго пути да удачных торговых сделок.

В этот день в Форг также прибывал люд со всего Мендарва, даже с самых отдаленных уголков. Кто-то жаждал удачно продать залежи, кто-то прикупить обновку, а кому-то не терпелось повеселиться от души. Ведь Ярмарка подразумевала не только рыночные отношения, но и приятное времяпрепровождение.

Факиры давали представления, конкурируя то с потешными скоморохами, то со сладкоголосыми менестрелями. Звуки лютни, флейты, бубна и даже арфы раздавались повсюду. А какой дивный аромат вился над центральной площадью! Мясные и овощные пироги, покрывались золотистой корочкой на раскаленных жаровнях! Тушки барашков и куропаток румянились на вертелах, заставляя истекать слюной всяк и каждого! Пряный эль и молодое янтарное вино лилось рекой, оседая в толстом брюхе вельмож и плоском животе фермеров. Пиршество затягивалось до самого утра! В этот день, даже адепты храма Тарумона Милосердного, забывали о своих проповедях и грешили яствами да хмельными напитками. Ярмарка была истинным праздником для всех обитателей Мендарва от вездесущих попрошаек в рваных лохмотьях до напыщенных аристократов в бархатных камзолах и шелковых платьях.

Ребекка потерла руки от прохлады и печально вздохнула, вспомнив, как Кор говорил о том, что однажды он оставит государство людей и отправится путешествовать по землям Нирбисса. Златовласка и мечтать не могла о таком. Женщинам разрешалось покидать Мендарв лишь в двух случаях: война или же если они приходились дочерями и женами купцов. Ни один из перечисленных вариантов, не был приемлем для девочки, которая жаждала, хоть одним глазком взглянуть на загадочную Большую Землю.

«И почему только мужчинам дозволено делать все что угодно? Они могут путешествовать, драться на турнирах, ходит под парусами, вести торговлю», с досадой подумала она и задумчиво взглянула в сторону Дубравы, где на самом горизонте яркой зеленой полосой виднелся рубеж, за которым начинались владения Эльфов.

Шестнадцать лет назад родители Ребекки прибыли в страну людей с Большой Земли, купили дом и завели хозяйство. Во владениях барона Данкоса жило много чужеземцев, которые предпочли тихие просторы Мендерва, вечным распрям и диковинным событиям, происходящим в остальной части Нирбисса. Приезд семейной четы с младенцем, ни у кого не вызвал удивления, а тем более подозрения. Супружеская пара оказалась весьма добродушной и приятной. Артур и Аэлтэ мгновенно подружились с сельчанами Дубков. И вскоре, их стали принимать за своих.

Но как бы не относились жители деревни к родителям, златовласка знала и помнила, откуда они родом. Она частенько донимала мать просьбами рассказать о Большой Земле. Та, с нескрываемым удовольствием, придавалась воспоминаниям. Она начинала говорить о мистическом Дрите, где среди ветвей вековых древ живут удивительные существа, охраняющие сельву. О Кроке – обиталище трусливых и весьма пакостливых гоблинов. О Дамдо – горном государстве гномов. Об озере Искус, где воды, подобны розовому алмазу в часы рассвета и горному хрусталю на закате. О Морене – столицы Круана и о злобных тварях, таящихся в Северных горах. Чудесные повествования касались и стран, и их обитателей, но никогда не затрагивали причину переезда семьи Лангрен в Мендарв. Каждый раз мать искусно меняла тему разговора, пытаясь избежать расспросов.

Сказания Аэлтэ не только засели в голове у девчушки, но также пробудили жажду путешествий у Кора. Брат грезил о странствиях по Нирбиссу, населенному магами да нелюдями.

Ребекка тоже мечтала о Большой Земле, но понимала, что вряд ли ей выпадет шанс покинуть родной край. Только если удастся сбежать и никогда не возвращаться! Но на такой опрометчивый шаг она бы никогда не решилась. Королевская стража и адепты ордена зорко охраняли Дозорную тропу. Попадись она на побеге, то не миновать ей костра или виселицы. Был еще один вариант, выйти замуж за купца. Но девочку в дрожь бросало от мысли, что ради мечты придется идти под венец с нелюбимым человеком. Да к тому же торговцы Мендарва в основном были зрелыми мужчинами, годящимися Ребекки в отцы. Нет, она не желала думать о замужестве.

В Дубках и в замке, не было для нее пары, если не считать солдат и Годфри. Ни Артур, ни Аэлтэ не отдадут дочь за грубого вояку, даже если тот предложит приличный выкуп. А Годфри? Вряд ли барон Данкос пожелает, чтобы его сын женился на простолюдинке, пусть и прехорошенькой. Были еще деревушки в угодьях, где родители могли поискать жениха для златовласки, но они не торопились отпускать чадо из лона семьи, и Ребекка старалась не заводить тему о браке.

Златовласка покачала головой, отогнав от себя тревожные мысли и спешно затворив окно, вышла из комнаты.

Во дворе уже вовсю суетился отец, облаченный в белую льняную рубаху, коричневый шерстяной жилет, перевязанный на груди тонким шнурком и серые брюки из овечьей пряжи. На его ногах красовались добротные сапоги, которые он надевал только во время сельскохозяйственных работ. Отец погружал в старенькую телегу огромные полевые корзины для овощей, что предстояло наполнить до вечера, дабы завтра, продать на Ярмарке.

Артур был загорелым мужчиной среднего роста с широкими плечами и крепким телосложением. Его темные коротко стриженые волосы и аккуратную бородку уже прорезала серебряная нить первой седины. Фермеру было чуть больше сорока, но на его лице кое-где уже пролегли глубокие морщины: на лбу, на переносице, в уголках рта и у темно-карих глаз. Супруга фермера Лангрена тоже находилась во дворе. Она, подоткнув подол длинного передника под пояс, словно королевская экономка, стояла рядом с телегой в длинном сером платье и заботливо укладывала в ворох сена котомки с едой да фляги с водой и молоком – обед, которым суждено было подкрепиться ее мужу и детям во время передышки в поле.

Аэлтэ – мать Ребекки, Кора и Тора, была выше супруга на пол головы. Она обладала тонким станом, не присущим крестьянским женщинам. Ее лучистые каштановые волосы, редко спадали водопадом на плечи, они, как и всегда были собраны под бледно голубой чепчик, и лишь несколько прядей юркими змейками проглядывали на лбу и шее. Кожа оливкового цвета, казалось, мерцала на солнечном свете. Лицо Аэлтэ было гладким и бархатистым, словно возраст не коснулся ее, хотя она была ни намного младше Артура. О прожитых годах лишь напоминали светлые древесные глаза, в которых поселилась мудрость и необъятные знания.

Ребекка невольно улыбнулась, глядя на родителей, которые тихо переговаривались между собой, то и дело, подшучивая друг над другом. Как же она их любила!

Артур и Аэлтэ Лангрен были небогатыми, но живущими в достатке фермерами. Полем, арендованным у барона Данкоса, занимался Артур. Он пахал землю, сеял пшеницу, сажал картофель, репу и морковь, ухаживал за несколькими фруктовыми деревьями, растущими рядом с домом. Дети с огромной радостью спешили помочь отцу: и во время посева, и прополки, и в пору сбора урожая.

Аэлтэ же, занималась домашним хозяйством, следила за коровой и птицей, убиралась по дому, готовила и стирала. А также обучала сыновей и дочь грамоте. Чаще всего Ребекка оставалась дома помогать матери, когда Артур с близнецами отправлялись на полевые работы. Но при каждом удобном случае она норовила напроситься в поездку с мужчинами. И дело было не в том, что она обожала вырывать сорняки или окучивать кусты картофеля. Нет! Удел находился у самой границы Темной Дубравы, которая притягивала златовласку, словно магнит.

Сегодня был тот самый день, когда предстояло отправиться в поле почти всему семейству, кроме Аэлтэ. Она, как и прежде намеревалась остаться дома: приготовить ужин, подоить корову, да собрать провизию для поездки в Форг.

– Доброе утро! – звонко поприветствовала родителей девочка, оглядывая двор.

Аэлтэ и Артур, улыбнувшись, кивнули дочери, но не прекратили заниматься делами. Нужно было успеть все закончить до завтрака.

– А где эти два бездельника? – поинтересовалась Ребекка, заметив, что братьев нигде не видно. – Ты, опять им разрешила поспать подольше? – с укором она посмотрела на мать, которая виновато улыбнулась.

Аэлтэ постоянно делала сыновьям поблажки. Ребекка не одобряла мягкость матери в этом вопросе. Мальчишки нагло пользовались снисхождением и порой не только ленились, но и капризничали, когда им в чем-то отказывали. Златовласка относилась ревностно к такому проявлению материнской заботы со стороны Аэлтэ и терпеть не могла, когда братья стремились и у нее выпросить послабление. А с каждым днем это происходило все чаще и чаще.

Тор и Кор были близнецами. Аэлтэ помнила, как тяжело выносила их, и чуть не потеряла во время родов. Мальчики родились недоношенными и немощными. Аэлтэ сковывал ужас, когда в ее голове мелькала мысль, что близнецы не выживут. Но к счастью, ее любовь и забота совершили чудо. Женщине удалось выходить своих слабых новорожденных детей, несмотря на то, что повитуха и местная знахарка, ей изначально твердили, что такие болезненные младенцы вероятнее всего отправятся в сакральные покои Темноликой. Невзирая на неутешительные прогнозы, Аэлтэ посчастливилось выиграть этот бой у Собирательницы душ. Возможно, поэтому она и прощала мальчишкам шалости, постоянно балуя их.

Братья, хоть и родились в один день, совсем не походили друг на друга. Белокурый Кор с большими небесно-голубыми глазами, чей взгляд постоянно был устремлен за горизонты Темной Дубравы, обладал твердым, но временами вспыльчивым характером. В его голове роем кружились мысли о том, что как только ему стукнет двадцать лет, он тут же отправиться во дворец на службу к королю, а затем на Большую землю, туда, где его ждут долгие путешествия и приключения. До долгожданного момента оставалось целых шесть лет, и Кор считал эти дни, выводя черным угольком на обрывке пожелтевшего пергамента цифры. Нередко, в его светлую голову заползали думы о том, как за него будут переживать родные. Ведь стань он Странником, ему волей неволей придется посетить враждебные страны. Хотя, что там враждебного? Кучка эльфов, да оборотней и тройка чародеев?

Частенько у Тора с Кором возникали конфликты, касающиеся королевской службы. Порой споры заканчивались дракой, но впоследствии братья мирились. Вот только стоило минуть нескольким дням и все повторялось заново: шутки, ссоры, потасовки.

Темноволосый и кареглазый Тор, был копией Артура. Он до безумия любил Мендарв, почитал писание Тарумона Милосердного и был настроен неблагосклонно к нелюдям и магическим штучкам. Он не стремился постичь тайны чужих земель. Его вообще не интересовала та часть Нирбисса, где обитала всякая нечисть. Мальчик мечтал до конца своих дней прожить в Дубках, занимаясь фермерством, как и отец. Его устраивала тихая и беззаботная жизнь. Он пользовался успехом у деревенских ребятишек и был заводилой в играх. Тор любил подшучивать над сестрицей и братом. В его кудрявой голове редко блуждали серьезные мысли. А, если такие и закрадывались, он тут же гнал их прочь. Вообще он был заурядным озорником, лишенный какого-либо рвения становиться героем, который жаждет изнуряющих битв с драконами и мечтает спасать принцесс из высоких неприступных башен.

– Мам, ты сама разбудишь Тора и Кора или мне это сделать? – поинтересовалась Ребекка. Она не сводила взгляда с задумчивой Аэлтэ, у которой на губах блуждала улыбка, вызванная воспоминаниями о близнецах.

– Милая не тревожься, они уже проснулись, – мягко произнес Артур, кивнув в сторону порога дома, и вновь принялся проверять сбрую лошади.

– Доброе утро! – хором произнесли близнецы, довольно улыбаясь во весь рот. Лица их еще носили следы сна, но мальчишки уже оделись.

Ребекка подавила смешок, глядя, как Аэлте внимательно изучает сыновей.

– Так, так. Я вижу, кто-то забыл с утра умыть лицо, – произнесла неторопливо она. Улыбки моментально слетели с губ озорников, и они заговорщически переглянулись, словно между собой решали: врать матери или нет. – Даже не думайте провести меня. Быстро умываться и за стол. Завтрак ждать не будет.

Златовласка довольно хмыкнув, показала язык братьям, которые опустив головы, молча направились обратно в избу, где в сенях находилась лохань с чистой водой, да деревянный ковш.

– Пойдем, накроем на стол, – произнесла Аэлтэ, взяв Ребекку под руку. – Артур, ты еще долго? Настало время подкрепиться перед дорогой, – обратилась она к мужу. Тот кивнул и, еще раз осмотрев лошадь да повозку, направился вслед за женой и дочерью.


Бескрайняя пустошь, усеянная высокими белесыми валунами, утопала в мертвой тишине. Редкая колючая растительность и ветер затаились в испуге, дабы не привлечь внимание колдуньи Сеньи. Нет, она не могла причинить им вред, но страх перед пожирательницей энергии напрочь затмевал здравый смысл.

Милдред Битвейн, присев на корточки и подобрав полы фиолетового бархатного платья, склонилась над скелетом, обтянутым иссохшей кожей и облаченным в дорогое одеяние. Неподалеку лежал мертвый конь всадника, такой же увядший, как и его хозяин.

– Купец или гонец? – задумчиво произнесла женщина, облизав тонкие алые губы. – А впрочем, неважно.

Внезапно за спиной Милдред раздался укоризненный вздох. Ведьма неспешно поднялась на ноги и, оскалившись, развернулась к незваному гостю. В ее морских глазах, отразились искры азарта. О, как она любила сюрпризы, особенно, когда надменные глупцы намеривались застать ее врасплох. Но, как только колдунья увидела визитера, ее лицо омрачилась презрительной гримасой.

– И что от меня понадобилась Создателям или тем, кто вас гоняет по свету? – недовольно процедила она.

Перед Теневой ведьмой в воздухе витала фигура. Мужчина или женщина трудно было разобрать. Обнаженное тело, отливающее голубым свечением, было почти прозрачным и покрывалось рябью.

– Два раза может отказать… – начало петь звенящим голоском создание, короткие волосы которого лазурным пламенем стремились ввысь.

– Да, да, я знаю. Не надо мне напоминать. Давай сюда послание. Я не намерена уходить от ответственности перед высшими силами. Лучше с первой попытки с этим покончить.

На лице эфирного существа застыло удивление. Обычно Призванные стремились оттянуть срок и лишь по третьему зову соглашались принять сообщение.

– Ну, что ты на меня смотришь, разумное облако, давай сюда свой свиток и лети дальше на крыльях ветра, – нетерпеливо молвила Милдред и поджала губы.

Призрачный силуэт дрогнул и под ноги ведьмы упал тонкий футляр из голубого металла.

– Теперь твой долг не нарушить клятву, а выполнить…

– Может, хватит. Я, по-твоему, что деревенщина какая-то? Я достаточно долго училась и прочла кучу книг. И знаю о вас больше, чем вы можете представить, – колдунья подняла футляр из дорожной пыли и гневно взглянула на фантомного посланника, но тот словно растворился в воздухе. А может и сам он был воздухом.

Милдред Бетвейн, открыла коробченку и вытащила тонкий пергамент, где на языке Первородных было начертано всего несколько строк. Тонкие брови Теневой колдуньи нахмурились, а ноздри зашевелились от ярости. Но, увы, повернуть время вспять женщина не могла. Придется оказать услугу Найгари, даже если ради этого суждено рискнуть собственной жизнью.


Аэлтэ возилась у плиты. Ее лицо раскраснелось от жара печи, и на лбу выступили капельки пота, но женщина и не думала отрываться от дел, чтобы немного отдохнуть. Тушеный кролик с пряными травами, да сладкий картофель, запеченный в молочном соусе, требовали постоянного присмотра. Немного отвлекись, и еда подгорит. А Аэлтэ, терпеть не могла оплошности в кулинарном искусстве. До приезда в Мендарв ее познания в приготовление яств были весьма скудны, но местные хозяйки с превеликим удовольствием поделились рецептами и научили молодую чужестранку лихо справляться с кухонной утварью. Спустя шестнадцать лет Аэлтэ могла конкурировать в приготовление изысканных блюд даже с королевским поваром.

Женщина взяла ухват и мастерски поддев горшок с картофелем, вытащила его из печи. Она аккуратно опустила чан с ароматно пахнущим кушаньем на металлическую поверхность рядом с плитой и улыбнулась. Часть ужина готова.

Прислонив ухват к стене, Аэлтэ опустилась на небольшую скамью, подле кухонного стола, и убрала со лба, выбившуюся из-под чепчика, прядь. Она устала. В последнее время силы, покидали ее с неимоверной скоростью. Ей был ведом способ, как восстановить энергетический баланс организма, но к сожалению женщина не могла воспользоваться им. Слишком опасно.

В Мендарве, под страхом смертной казни, была запрещена магия, как и любая другая связь с чародеями. Король, а до него его отец, и его прадед, и прапрадед чтили закон беспрекословно. Немало отщепенцев, отважившихся пренебречь вековыми догмами, сложило головы на плахе. Храмовники и королевские солдаты, то и дело отыскивали правонарушителей и предавали их огню либо виселице. Костры ярким пламенем взвивались на площадях, тела раскачивались на прочных веревках, а ликующая толпа удовлетворено лицезрела последние мучения отступников.

Никому не было ведомо, каким образом ищейкам короля удавалось обнаружить сведения о волшебстве и его приверженцах. Хотя многие догадывались, что последние двадцать лет, церковники находят еретиков при помощи пресловутых медальонов, которые изобрели Верховные жрецы.

С нелюдями было куда проще. Сами жители отлавливали чужеземцев и волокли к страже или же линчевали на месте незваных визитеров. Но обладателей магической силы, мирянам было непросто отличить от обычного человека. Распознать волшебника в соседе-аптекаре или же в знатной даме, увлекающейся цветами, было невозможно.

Среди народа ходила боязливая молва, что два капеллана, возглавляющие орден, сами являются чародеями. Но большинство жителей предпочитало думать, что священнослужители наделенные благословением Тарумона Милосердного всего лишь могут видеть темный ореол вокруг чернокнижников, продавших душу демоническому искусству. Но каковы бы не были слухи и предположения, граждане страны людей, не горели желанием совать нос в высшую политику и церковный уклад, копаясь в религиозных тонкостях и, тем более, не связываться с волшебниками.

Аэлтэ было чего опасаться. Она знала, что рано или поздно, кто-то догадается, кто она такая или пронюхает про Жезл Пророчества. Женщина всячески старалась избегать магии, которой она не владела, но носила в себе.

Она тяжело вздохнула, взглянув в маленькое кухонное оконце, распахнутое настежь. Почти рядом со стеной дома росла груша. Ее ветви согнулись от тяжести зреющих плодов. Если бы Аэлтэ могла прикоснуться к ее листве или же обнять ствол… Слабость бы ушла, и силы потекли бы в нее бурным ручьем. Но она не осмелиться на такой шаг! Вероятность, что враги учуют еле заметное присутствие волшебства – велико! Да и помимо мендарвских ищеек, на Нирбиссе обитали неприятели куда страшнее, чем тщеславные храмовники.

От раздумий женщину отвлек стук во входную дверь. Она удивленно вздернула брови. Супруг с детьми не мог так рано вернуться! Скорее всего, это кто-то из соседских кумушек, решил перемолвиться словцом или же одолжить горсть муки. Аэлтэ поднялась со скамьи, поправила фартук и чепчик и отправилась открывать дверь незваному гостю.

На пороге стояла женщина в сером потрепанном плаще, на котором кое-где даже виднелись заплатки. Капюшон был натянут на голову, и скрывал лицо, из-под ткани лишь торчали длинные смоляные пряди волос. Вначале Аэлтэ приняла незнакомку за нищенку.

Попрошайки в преддверии Ярмарки наводнили весь Мендарв. Они, подобно крысам, выбирались из потайных нор и канализационных стоков, в которых прозябали весь год, и начинали странствовать по городам и селам, в надежде набить живот съестными подаяниями и пополнить свой ветхий гардероб обновками.

Оборванка подняла голову и взглянула на Аэлтэ большими карими глазами. Женщина побледнела и, почувствовав слабость в ногах, схватилась за дверной косяк,.

– Ну, здравствуй, Тара, – тихо произнесла гостья и иронично улыбнулась, глядя на растерянное лицо хозяйки дома. – Ты меня впустишь или мы станем вести беседы здесь, на виду у всех жителей деревушки?

Аэлтэ безмолвно пропустила незванку в дом, а затем, оглядев окрестности, нет ли вблизи любопытных соглядатаев, и убедившись, что таинственный визитер не привлек внимания сельчан, закрыла дверь.

– Что ты здесь ищешь, Табора? – произнесла Аэлтэ, глядя на демоницу, которая скинула капюшон и обнажила маленькие рога. Гостья беззаботно расположилась на дубовой скамье возле кухонного стола и, сверкая глазами, ухмылялась.

– Тот же вопрос я могу задать тебе, – непринужденно произнесла девица, принюхиваясь к чему-то. – Не желаешь проявить гостеприимство и угостить меня обедом?

Аэлтэ нахмурила брови, подошла к деревянному буфету, и, достав оттуда глиняную миску, наполнила ее картофелем. Затем она вытащила из печи кролика, и доложила к гарниру несколько ломтиков ароматного мяса.

– Приятного аппетита, – сухо промолвила она, поставив тарелку и приборы перед демоницей.

– Благодарю, – опять хитро улыбнулась Табора. – Я поем и мы поговорим.

– Поторапливайся, скоро мой муж с детьми вернется. Мне бы не хотелось, чтобы они застали в доме нелюдя, – процедила Аэлтэ.

Демоница рассмеялась, взяв деревянную ложку в руку.

– Нелюдя… – проговорила она сквозь смех.– Ты, кажется, совсем позабыла о своих корнях, Тара.

Аэлтэ стиснула зубы, на ее гладком лице, на переносице пролегла еле заметная морщинка. Первая за долгое время, что она находилась в Дубках.

– Доедай, а затем выкладывай: зачем явилась ко мне в дом.

Табора кивнула и стала торопливо уплетать угощение. Уже несколько дней она не ела нормальной пищи. Пребывание в Мендарве, весьма неприятное занятие для демоницы. Еды не купишь на рынке, да и воровством промышлять опасно, можно угодить в поле зрение либо сельчан, либо солдат, либо храмовников. А погибать от вил или алебарды Табора не спешила. Единственное пропитание, которое удавалось добыть, были грибы да ягоды Темной Дубравы. Конечно, можно было рискнуть и поохотиться на зайца или куропатку, вот только сырое мясо не вызывало аппетит у демонессы, а костер мог привлечь внимание пограничных стражей.

Наконец, гостья покончила с едой и, облизнув губы, убрала тарелку в сторону. Аэлтэ, сложив руки на груди и опершись о стену, молча уставилась на демоницу, ожидая, что та начнет говорить. Табора улыбнулась в десятый раз и завела разговор:

– Спасибо за сытный обед. Ты в разы стала лучше готовить, чем прежде, – поблагодарила она хозяйку, но та даже бровью не повела, продолжая молча созерцать девицу. – Что же, я утолила голод и теперь самое время обсудить наши с тобой дела, Тара.

– Прекрати меня звать Тарой! – перебила демонессу Аэлтэ, сверкнув глазами. – Здесь в Мендарве меня именуют иначе. Я Аэлтэ. И у нас с тобой нет общих дел!

Демоница задумчиво почесала правый рог и пожала плечами.

– Аэлтэ? Как пожелаешь, – согласилась она. – Вот только насчет общих дел ты ошибаешься. У тебя есть кое-что. И это кое-что не принадлежит ни тебе, ни твоей семье. Ты должна добровольно отдать мне его.

Женщина нахмурилась, презрительно глядя на демонессу. Она отошла от стены и присела напротив нее.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – холодно промолвила она.

– Прекрасно знаешь, – ухмыльнулась Табора, рисуя пальцем на поверхности стола, какие-то невидимые знаки. – Может эти олухи Тарумона Милосердного и не догадываются, что ты хранишь столько лет, но мой нюх меня никогда не подводил. Отдай мне его, дриада, и я забуду о том, что видела тебя здесь. Никто и никогда не узнает в этой унылой деревушке, что соседствовал с нелюдем.

– Я повторю еще раз, – тон Аэлтэ зазвучал, подобно металлу, – Я ведать не ведаю, о чем ты держишь речь.

Табора покинула скамью и, приблизившись к женщине, пристально взглянула в ее древесные глаза, которые не выражали ни капли страха.

– Лгать подруге – это так не благородно, – покачала она головой. – Видят Создатели, я мечтала, чтобы мы пришли к мирному соглашению.

– Ты давно потеряла честь называться моим другом, – прошипела Аэлтэ, резко поднявшись на ноги. От неожиданности Табора отступила на шаг назад.

– Хорошо, Тара, если ты не желаешь отдавать Жезл Пророчества по доброй воле, я заберу его без твоего разрешения, – уведомила Аэлтэ девица и, накинув капюшон на голову, скрыла маленькие рожки, единственное, что могло отличить ее от обычного человека.

– Ты слишком самоуверенна, Табора, – Аэлтэ твердо направилась к входной двери и, распахнув настежь, указала жестом во двор, – Убирайся, пока я не позвала соседей. Если здесь соберется вся деревня, то ты об этом горько пожалеешь. В отличие от меня – ты вылитый нелюдь. Не думаю, что после того, как твоя личность будет раскрыта, тебе удастся хоть немного понежиться в теплых лучах солнца, сияющего над Мендарвом.

Демоница вновь загадочно улыбнулась, поправляя капюшон, и приблизилась к распахнутой двери.

– Я умру, и на мое место придут десять других. Но к твоему счастью, в мои планы не входит свидание с Темноликой. Поэтому сегодня я уйду ни с чем, – Табора, с еле заметной тоской в глазах, посмотрела на бывшую союзницу. – Выполни мою просьбу, дриада. Отдай мне жезл. И ты сможешь прожить долгую и спокойную жизнь в Мендарве.

Аэлтэ натянуто улыбнулась и, схватив демоницу за плечо, вытолкнула ее за порог. Та, споткнувшись, чуть было не растянулась в пыли, но вовремя сохранила равновесие, опасливо держа капюшон, готовый слететь с головы.

– Миру придет конец, Табора, если исполнится Пророчество! Тебе это известно, как никому другому, – Аэлтэ покачала головой. – Ты служишь Дейре! А он люто ненавидит Нирбисс и всех его обитателей. Миру придет конец, если я выполню твою просьбу! – женщина захлопнула дверь перед демонессой. Она сжала кулаки, да так сильно, что костяшки пальцев побелели. Из ее груди вырвался немой крик, ощущаемый лишь эфирными существами.

Они нашли жезл! Тара не справилась со своей миссией! Она подвела Найгари и Археса! Дриада где-то оступилась, и слуги Тени отыскали ее след в Мендарве! В стране, куда не сунется ни один маг, ни один тролль, ни один демон! О, как она ошибалась! Таборе удалось найти ее… А значит скоро все на этом материке прознают про “тихую гавань”.

Аэлтэ сняла чепчик и распустила длинные каштановые волосы, вьющимися змейками, рассыпавшимися по плечам. У нее разболелась голова, и ей было наплевать на осторожность. Толку дальше хранить секрет, о котором, скоро всем будет известно.

Невзирая на острую боль, женщина пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию. Она должна была предпринять что-то, пока слуги Тени не добрались до артефакта…

– Табора, Табора, не стоило тебе появляться на моем пороге, – прошептала Аэлтэ, опускаясь на пол. – Да, простит меня Мудрый эльф за то, что мне придется совершить.

Аэлтэ прислонилась к деревянной стене и тяжело вздохнула. Демоница не отстанет от нее, пока не получит то, зачем пришла. Темная тварь, пославшая ее в Мендарв, не прекратит охоту, до тех пор, пока все препятствия на ее пути не будут уничтожены.

– А’l anuren Khaa te, – прошептала Аэлтэ, обхватив голову руками, – Храни судьба Золотое пламя, – повторила она на всеобщем языке.

Но уберечь от уничтожения Жезл Пророчества было под силу лишь чуду, а не дриаде, которая не владела волшебством, но обладала магией в крови, способной растворить ее в могуществе природы.


Темная Дубрава искрилась ярким лунным светом, отражающимся от глянцевой листвы. Вековые деревья мирно дремали под стрекот печальных сверчков, скрывающихся в высокой траве, и под уханье неугомонной совы, притаившейся в густых ветвях. Крик одинокой птицы, словно стремился предупредить кого-то об опасности. Ночной ветер уснул крепким сном, удобно устроившись в кроне огромного дуба, и до утра не собирался беспокоить, почти притихший лес.

На небольшой поляне, находящейся в глубине непроходимой чаще, мелькали два силуэта. Со стороны могло показаться, что там расположились на привал: невысокая женщина с толстым ребенком. А если бы любопытные свидетели подошли поближе, то их удивлению не было бы придела. В Мендарве! Да еще у самой границы, что-то затевали два нелюдя, которым каким-то чудом удалось миновать Дозорную тропу.

На ветке широкого и приземистого дуба, свесив ноги, удобно расположился кряжистый Мрачный эльф. А внизу, вокруг морщинистого ствола раздраженно расхаживала демоница. Странную парочку, по-видимому, совершенно не беспокоил тот факт, что если их обнаружат здесь, в государстве людей, то им светят огромные неприятности.

И действительно два чужеземца не волновались о том, что угодят в лапы королевским копейщикам или вездесущим храмовникам. Смерть от рук людей, была куда слаще, чем гибель от яростного взора Темного Господина.

– Табора, может, ты прекратишь ходить туда-сюда! У меня уже в глазах рябит от твоего вышагивания,– сладко потянувшись, произнёс эльф, взглянув на хмурую союзницу, которая явно прибывала в гадком расположении духа.

– Отстань, Науро! Не лезь ко мне!– зло прошипела девица, с рожками на голове, не прекращая отмерять шагами поляну.

Она зря надеялась, что коротышка оставит ее в покое. Любопытство и жажда поглумиться над спутницей, были куда важнее, нежели личное пространство Таборы.

– Не дождешься! – ехидно воскликнул эльф. – Я от тебя не отлипну, пока ты не поведаешь мне, что с тобой случилось? Ты какая-то нервная, совсем на себя не похожа.

– Естественно, не похожа! – фыркнула демоница. – Какое у меня должно быть настроение? Ты сидишь себе здесь, как король на троне! Отдыхаешь! А я должна выполнять всю грязную работу!

Науро прищурился. В его маленьких свиных глазках мелькнула тень подозрения. Он крайне негативно относился к новостям, которые доходили до него в последнюю очередь.

– Постой, постой! О чем это мы? О какой работе ты говоришь?

Табора остановилась под ветвью, на которой, полулежа, восседал эльф. Ей жутко хотелось схватить толстяка за ногу и сдернуть на землю, но она умерила свой пыл.

– Я говорю о том, что пока ты тут дрых, я навестила нашу давнюю знакомую.

Эльф клацнул клыками от удивления и нагло ухмыльнулся. Вот оно, что! Теперь ясен пень, в чем дело!

– Ну, хочу уточнить: не “нашу”, а твою знакомую. Это ты с ней по молодости дружбу водила. Я в глаза ее не видел, твою лучшую подругу! – гордо промолвил он, с удовольствием отметив, как лицо демонессы побагровело от гнева.

– Она мне не подруга… – процедила Табора сквозь зубы и, угрожающе шагнула к стволу дуба.

Науро вскочил на ноги, да так резко, что чуть не оступился и не свалился вниз. К счастью эльф вовремя успел схватиться за соседний сук и удержаться на ногах. На его лице заиграла озорная улыбка.

– Деточка, если мне не изменяет память, то ты была, не разлей вода с дриадой. Когда-то ты считала эту жительницу лесов, не то что подругой, а сестрой, – подвел итог эльф и резво вскарабкался вверх по стволу.

И весьма своевременно. Его толстый зад не успел достичь безопасного расстояния, как коротышка услышал скрежет когтей по коре ветви, на которой он только что восседал. На морщинистой поверхности дуба остались глубокие царапины, словно, кто-то острыми кинжалами сделал зарубки. Да, лучше остерегаться ноготков жителей Черного Царства, они острые, как бритва и крепкие, подобно стали.

– Не смей меня называть «деточкой»! – прошипела Табора, мечтающая разорвать эльфа на части. Вот только лезть на дерево ей совершенно не хотелось.

– Ути, какие мы нежные! Ласкового слова молвить нельзя – сразу коготки показывает, – протянул коротышка, оглядывая свое новое убежище.

Затем он вновь взглянул на демоницу, дымящеюся от ярости у подножья древа. Эльф растянул лицо в весьма пугающем оскале.

– Тебя в детстве не учили, что слабых обижать нельзя? – иронизировал он. – Твои манеры просто отвратительны!

Науро удобно устроился на верхней ветви и теперь оттуда хитро поглядывал вниз, то и дело, обнажая в улыбке внушительные желтые клыки. Он надеялся, что здесь ему ничего не грозит. А если так, то, он имеет полное право немного повеселиться.

– Послушай, клыкастый, не советую меня злить. Если ты надеешься, что я не стану гнаться за тобой по всему лесу, то ты ошибаешься….

– Я и не сомневался в твоих способностях, Табора. Только интуиция мне подсказывает, что тебя ненадолго хватит!

– Науро! Ты играешь с огнем…

– Спокойно! Без скандалов! Быстрая моя и ловкая! Не пугай меня своими магическими способностями! Мы не на Большой Земле! У нас и так проблем предостаточно, еще не хватало и здесь напороться на неприятности!

Табора гневно сверкнула глазами и ее руки сжались в кулаки.

– Философствуй, мой друг, пока у тебя есть такая возможность! Но запомни мои слова! Однажды, я поквитаюсь с тобой!

Эльф разочарованно вздохнул. Сплошные угрозы и никаких действий! Н-да, с демоницами игры скучны и недолговечны. Да и к тому же, они вообще не понимает юмора.

– Ладно, ладно. Замолкаю, тоскливое чудовище. А то вдруг ты действительно потеряешь контроль, позабыв, что мы находимся в Мендарве. Если ненароком тебе в голову придет дурацкая идея поколдовать, то предупреди меня заранее, дабы я успел удрать подальше из этих краев, населённых сумасшедшим народом, которого хлебом не корми, дай только кого-нибудь прибить.

– Науро!!!

– Молчу! – эльф, недовольно хмыкнув, улегся на ветке, повернувшись к демонессе спиной, и артистично захрапел.

– Спокойной ночи, увалень толстобрюхий! – воскликнула Табора, следуя манере напарника, и вновь заходила по поляне, что-то тихо шепча себе под нос.

Науро не мог уснуть. Разговор был не окончен.

– Она не желает отдавать жезл? И вероятнее всего, тебе даже не удалось взглянуть на него? – произнес он, даже не шелохнувшись.

Демоница остановилась и посмотрела вверх, туда, где среди листвы таилась фигура коротышки.

– Нет, – коротко ответила она.

– Не беспокойся, мы заберем его. Отыщем, если он находится в доме или узнаем, где она его прячет, – прошептал Науро и тихо засопел. На этот раз толстяк моментально погрузился в мир сновидений. Беседа была завершена, и ничто не препятствовало здоровому и крепкому сну.

Табора еле слышно вздохнула. Если бы им было известно, как выглядит Жезл Пророчества, они давно бы стянули его. Но кроме незримых человеческому глазу символов, ничто не указывало на реликвию. Проклятый предмет мог оказаться чем угодно: камнем, метлой, и даже полевой мышью. Свое глупое название он обрел не из-за того, что имел форму посоха или скипетра, его так прозвал Архес, дабы враги не отыскали таинственную вещицу на просторах Нирбисса.

Беспокойно ухающая сова, примолкла еще во время спора, осознав, что ей не выиграть состязание в шуме, который устроили чужеземцы. И сверчки затихли, спрятав скрипки подальше от греха. Только Темная Дубрава недовольно заворчала, разбуженная недавними пререканиями незваных гостей. Она обиженно заскрипела ветвями и, зашуршала густой листвой, спугнув с широких крон стаю летучих мышей.


Глава 2


“Тот, кто несет в дом краденого ворона,

кличет беду на свою долю.

Дареный вестник ночи – к богатству и удаче.

Купленная птица – знаменует непредсказуемое будущее”.


Великая книга магов.

Раздел 5: Что означают те или иные вещи.


В огромной полутемной спальне, окно которой скрывала пелена тяжелых парчовых гардин, где источником света служил десяток свечей в серебряных канделябрах, стоявших на мраморной полке камина, занимающего почти всю стену, царил беспорядок, совершенно не вписывающийся в дорогое убранство комнаты. В резном деревянном кресле за круглым ильмовым столом, облаченный в белоснежный шелковый хитон, края рукавов и полы, которого обрамлял замысловатый орнамент, сидел старец с длинными угольными волосами и бородой, доходящей до пояса. Глубокиеморщины покрывали его лицо, а кустистые брови нависали над глазами орехового цвета, подобно болотной осоке.

Пожилой мужчина увлеченно выводил слова на тонком и длинном пергаменте, который то и дело стремился свернуться в свиток. Старец, временами бурчал себе под нос ругательства, и свободной рукой расправлял, свернувшийся край листа. Стол был завален немыслимым количеством фолиантов, книг в кожаных переплетах, стопками бумаг, исписанных витиеватым почерком. По-видимому, у хозяина комнаты не было времени разобраться с творящимся хаосом, либо его вполне устраивали бумажные баррикады.

Раздался тихий стук в дверь. Пламя свечей вздрогнуло. Мужчина за столом настолько погрузился в занятие, что не придал никакого значения звуку. Стук вновь повторился, на этот раз он звучал громче и настойчивее. Старец продолжал заниматься своим делом, не обращая внимания на посторонний шум, словно его это совершенно не касалось.

Визитер, потеряв терпение и не дожидаясь приглашения, вошел в комнату, плотно прикрыв за собой широкую деревянную дверь, украшенную паутиной серебряных узоров.

Гость был облачен в темно-синюю бархатную мантию, шлейф которой, тихо шуршал по мраморному полу. Подойдя вплотную к столу, посетитель откинул капюшон, и длинные серебристые волосы рассыпались по плечам шелковистыми прядями, создавая резкий контраст с темной тканью одежды. Лицо гостя, словно было зеркальным отражением старца, сидящего за столом. Те же морщины, тот же разрез глаз, те же тонкие губы с опущенными уголками и те же густые брови и борода, правда, белесые, а не черные. Близнецы! Такие разные и такие схожие!

– Кхе, кхе! – прокашлялся вошедший, заметив, что на его присутствие, никто не обратил внимания. – Доброе утро, Меус! – твердый с хрипотцой голос заставил черноволосого старца оторваться от рукописей. Он поднял глаза на нарушителя спокойствия, одарив его недовольным взглядом.

– Здравствуй, Псилон!!! Прости, я немного занят. Не мог бы ты зайти попозже?

Гость холодно улыбнулся, затем осторожно взяв пергамент, который тут же свернулся в рулон, и перо из рук Меуса, отложил их в сторону. А точнее, водрузил на вершину одной из стопок, возвышающихся на столе.

– Нет, мой драгоценный брат, мы поговорим прямо здесь и сейчас,– ледяным тоном произнес Псилон и устроился в деревянном кресле, идентичном тому, в котором восседал Меус. Вот только еще секунду назад, в спальне находился лишь один такой предмет интерьера, а сейчас его двойник материализовался из воздуха и тихо поскрипывал под весом белобородого старца.

Меус нахмурил брови, глядя на брата, расположившегося рядом.

– Поджарь меня дракон! – проворчал он под нос. – Дело действительно важное, если ты врываешься без стука и отрываешь меня от государственных обязанностей! Ты даже осмелился использовать магию, прямо здесь, во дворце короля! Что тебя расстроило и вызвало беспокойство?

Чернобородый прищурил глаза, с интересом изучая непроницаемое выражение лица собеседника.

– Между прочим, я довольно долго стучал в твою обитель, – сухо промолвил Псилон, поглаживая бороду. – Но ты в последнее время так увлечен своими манускриптами, что совершенно не обращаешь внимания на события, происходящие в Мендарве. Тебя абсолютно не интересует то, что творится в стране, где мы призваны хранить мир и покой. Для тебя вся вселенная умещается в этой келье, а тем временем, наш магический барьер трещит по швам.

С выдержанным спокойствием, Меус глянул на брата и пожал плечами.

– В каком месте, ты намерен наложить заплатку? – иронизировал он, – Псилон, это незримый заслон, в котором нельзя проделать брешь! Ни напильником, ни заклинанием. Никто не проникнет сюда, миновав стену. И без нашего ведома, ни одному чародею не удастся оказаться в Мендарве, при помощи врат! Они оставят след, который будет зрим и для нас и для храмовников.

Псилон усмехнулся и расправил складки бархатной мантии.

– Меус, ты наивен, словно малое дитя. Былые времена канули в лету. Да, раньше только нелюди пытались нарушить границы людского государства. Но сейчас дела обстоят иначе!

Седовласый с тоской в глазах оглядел опочивальню брата, которая походила на каморку архивариуса, нежели на покои волшебника: книги, свитки, гусиные перья и чернильницы. Даже на комоде у огромной кровати с балдахином, возвышалась стопка бумаг и письменные принадлежности.

– Мы устарели, мой дорогой брат, – печально прошептал Псилон. – А вернее сказать – устарела наша магия! Мир меняется, хотим мы того или нет. Преображаются знания, совершенствуются. Мы не настолько могущественны, как прежде. Когда мы последний раз покидали эту страну? Лет пятьдесят назад или более того?

Черноволосый маг призадумался, его мечтательный взгляд устремился за плечо брата, в ту сторону, где через щель между гардин проникал утренний свет.

– Давно… Очень давно. Кажется, вечность прошла с тех пор, как мы обрели здесь приют, – протянул он и потер лоб рукой.

– Вот именно! Естественно, я благодарен богам, что в Мендарве кроме нас нет других волшебников. Лишь мы двое. Мне льстит, что нам нет равных, но задумайся… Если кто-то возжелает занять наше место? То этот выскочка справится с нами без особых усилий! Потому что наши магические познания – это уже история.

Черноволосый чародей молча поднялся с кресла. Он неторопливо подошел к окну, завешенному темно-зелеными шторами, и раздвинул гардины в стороны. Розовый рассвет мягким светом залил комнату. Вместе с ним в помещение ворвалась утренняя свежесть.

Псилон, привыкший к полумраку опочивальни брата, зажмурился, прикрыв глаза рукой, украшенной массивным перстнем из красного золота и зеленого аметиста.

Меус с улыбкой взглянул на простирающуюся за окном панораму. Перед его взором раскинулся огромный город, со множеством кривых улочек и прямых, вымощенных мрамором, аллей. Повсюду, среди густых садов, благоухающих жасмином и лилиями, прятались белоснежные особняки дворян. Дальше, где заканчивался квартал аристократов, виднелись алые черепичные крыши домов ремесленников и купцов, да плоские алебастровые террасы таверн и постоялых дворов. Среди построек, тут и там, поблескивали остроконечные аритовые купола. Храмы Тарумона Милосердного. А там, где заканчивалась граница Форга, высилась высокая крепостная стена, словно вылитая из лунного камня, но на самом деле рукотворная, возведенная из огромных блоков серебристого гранита. Каменной преграды не было лишь у пристани, где город разделяла Форгрив – могучая и широкая река. Над водными просторами возвышались белоснежные мраморные мосты с высокими фонарями и резными перилами. Даже портовый квартал, не славившийся чистотой и идеальным блеском, сегодня сиял.

В этот ранний час город походил на столицу Светоликих эльфов, не хватало только вездесущих водопадов, которые были заменены здесь фонтанами. Да и пороги Форгрива, вполне могли занять место знаменитых эльфийских каскадов. Лучи солнца окрасили стены и крыши зданий в коралловые цвета. Город был великолепен и восхищал своей сказочной красотой.

Меус прищурился, разглядывая вдали городские ворота, через которые длинной вереницей потекли повозки, кареты, фургоны и всадники. Ярмарка манила всех жителей Мендарва и чужеземных гостей в Форг!

– Любуешься видом? – Псилон поднялся из-за стола и тоже подошел к окну. Черноволосый маг улыбнулся, не отрывая взгляд от городского пейзажа.

– Разве не прекрасен Форг в рассветный час? – ответил он вопросом на вопрос.

Седовласый нахмурил брови. Город, как город. В Нирбиссе есть места намного великолепнее этого людского поселения! Брат всегда был исключительным романтиком. Он постоянно умилялся таким обыденным вещам! Что совершенно не свойственно чародеям, удостоенным степени Магистра.

– Меус, я явился к тебе в столь ранний час не для того, чтобы рассуждать о прелестях столицы. Есть более важные темы, чем кучка мраморных зданий, да зеленеющих палисадников.

Волшебник неспешно повернулся к брату. На его лице еще мерцал блеклый след детского восхищения, вызванного созерцанием окрестностей королевского дворца.

– О чём же, ты так жаждешь поговорить? О делах церковников, возглавляющих совет и несущих Свет Тарумона Милосердного? О нашей бесполезности в этом удивительном государстве? Или о твоем страхе потерять здесь власть? А может быть о том, что однажды, кто-то из здешних монархов решит избавиться от нас?

Псилон напрягся и помрачнел. Он догадывался, что брату известны его помыслы и опасения. И что с того? Да, ему был присущ страх, как и любому другому человеку. Он боялся за свой статус и возможности, которыми обладал в людском государстве. Его пугала мысль о том, что однажды их потеснят с должности главных жрецов, как когда-то они избавились от соперников.

– Нет, – холодно промолвил Псилон, вновь поглаживая бороду, – сегодня я пришел действительно по серьезному делу. Прими мои искренние извинения, что я, как и прежде, отклонился от темы. В это утро в твою обитель меня привел не страх, а действительно важные известия.

Меус молча приподнял левую бровь, давая понять, что он не собирается перебивать брата и ждет продолжения. А сам подумал : “Важные вести? И, что на этот раз??? Опять какой-нибудь тролль пробрался через горы и тут же был застрелен из лука местного охотника? Или же корсары вновь стали совершать побеги на рыбацкие деревушки?”

– У нас гости. И визитеры не ради праздного любопытства решили наведаться в нашу весьма не гостеприимную страну.

Меус наигранно зевнул, выказывая тоску, речам брата. Он жаждал скорее избавиться от него и продолжить свое занятие, на которое уйдет не один час. А время, как говорится – ценнее золота.

– Испепели меня урлон! – проворчал Меус. – Псилон, будь добр, переходи сразу к сути, без долгих прологов! Я всю ночь не спал, и если честно немного устал. Я хочу закончить эту рукопись, и ненадолго погрузиться в сон. Мне нужно восполнить силы до того момента, когда я буду вынужден сопровождать Его Величество на Ярмарку.

Седоволосый маг, скривил рот в недовольной усмешке. Псилон прекрасно знал, что только он выйдет за порог комнаты, как брат, вновь примется строчить летопись, и уж точно не ляжет спать до вечера.

– Как пожелаешь, мой драгоценный брат. Во-первых, в Темную Дубраву через портал пробрались Науро и Табора. Как им удалось сделать разлом в защите, мне не ведомо. Во-вторых, сегодня в Форг, в очередной раз, прибывает Барк, он прислал мне весточку, почтовым голубем. Теперь ты проинформирован. И что ты на это скажешь?

Меус сложил ладони и приставил их к губам. Он раздумывал над словами сказанными братом. Да, таких новостей он не ожидал. В его глазах мелькнул неподдельный интерес, а на губах заиграла грустная улыбка.

– Ты так и будешь хранить безмолвие или все же соизволишь пролепетать хоть короткую фразу? – терпение седовласого чародея иссякало.

– Разрази меня молот тролля, – нарушил молчание Меус, и его улыбка стала шире.– Это действительно занимательные известия. Пожалуй, я смогу выделить час своего времени на беседу с тобой. Я жажду подробностей, если таковые имеются. Начни свой рассказ с Таборы…

Темноволосый волшебник отошел от окна и уселся в кресло, приглашая брата последовать его примеру. Тот хмыкнул в белоснежные усы и примостился на деревянный стул, который наколдовал ранее.

Меус хлопнул три раза в ладоши. Через несколько секунд в комнату вошел полноватый светловолосый человек средних лет, в зеленом одеянии и в белоснежном переднике. В руках он держал серебряный поднос, на котором красовались тарелки с очищенными фруктами, песочными печеньями с ягодным желе, козьим сыром и стеклянный графин с рубиновым вином. Псилон удивился. Это был напиток из Эскалиота. Неужели его братец успел спозаранку прикупить заморского нектара у приезжих торговцев?

– Время легкого завтрака, – оглядывая с восхищением поднос, произнес Меус. Он осмотрительно освободил место на столе, при этом, не убрав ни одного фолианта. Маг просто водрузил мешающие рукописи на вершину стопок. – За трапезой ты мне все подробно поведаешь.

Слуга, закончив сервировать стол, молча отвесил поклон.

– Благодарю, Арен. Будь так любезен, передать страже, чтобы в течения часа меня никто не беспокоил. Хотя, всем известно, что я бываю не в духе, когда меня отрывают от приема пищи.

Слуга кивнул и, не проронив ни слова, бесшумно скрылся за дверью. Меус довольно улыбнулся, потирая ладони и глядя на яства, расставленные на столе.

– Ну что ж, приступим!


Рассвет тягучей ленивой поступью явился в Мендарв. Багровое солнце неспешно всплывало над линией горизонта, озаряя бескрайние просторы малиновым цветом. На небе не было ни облачка. Чистый перламутровый небосвод предзнаменовал ясный день. Северо-восточный ветер, носился среди густых крон деревьев Темной дубравы, играя листвой. Звери, растения и люди, сбрасывали с себя самоцветную паутину сна, радуясь новому дню.

Ребекка, сладко потянувшись, поднялась с постели. Мельком взглянула в окно, где деревенский пейзаж, окрасился в розовые тона, она принялась одеваться. Для Ярмарки девушка выбрала белоснежное платье с длинными, расклешенными рукавами, серый поясок, да серебристую атласную ленту, которой обвязала волосы, собранные в толстую косу. Заправив постель, златовласка еще раз выглянула в окно, улыбнулась и покинула спальню.

На кухне приятно пахло едой. В печи горел огонь. На столе стоял завтрак: свежие булочки, вареные яйца, коровий творог, ломтики помидор и парное молоко. Ни Аэлтэ, ни Артура, ни братьев нигде не было видно.

Ребекка покачала головой и направилась к опочивальне близнецов. Если она их сейчас не разбудят, они наверняка еще долго будут нежиться в постели, и в Форг семейство Лангрен прибудет к полудню, не ранее, хотя до города всего пять часов езды.

Не успела девушка приблизиться к покоям братьев, и заготовить очередную порцию нравоучений для лежебок, как дверь спальни отворилась, из-за нее выглянул Кор, и с озорным выражением лица показал язык сестре.

– Ах ты, негодник! – возмущенно воскликнула златовласка, и дверь тут же перед ней захлопнулась. В опочивальне братьев послышался приглушенный смех.

– Через минуту, вы должны уже сидеть за столом, безобразники! – произнесла она уже более спокойно. – Если, вы не успеете позавтракать, то в Форг поедете голодными.

Смех стих. За дверью послышалось какое-то перешептывание. Затем голос Тора произнес:

– Мы уже идем.

– Поторапливайтесь! – Ребекка вновь покачала головой и вернулась на кухню.

Через несколько минут братья, умытые и одетые, вихрем влетели в помещение, весело щебеча. Не успела Ребекка оглянуться, как Тор схватил глиняную кружку, наполненную молоком, да теплую ватрушку и молниеносно выскочил во двор. Кор недолго думая последовал его примеру, не дав опомниться златовласке, которая ринулась было за ним, но была остановлена отцом, вошедшим на кухню.

– Доброе утро, дочка! Как спалось? – Артур ласково поцеловал девушку в лоб и присел за стол, с наслаждением вдыхая запах выпечки.

– Чудесно, отец, – проговорила Ребекка, поглядывая в окно, где братцы, заливаясь смехом, устроились под грушей и уплетали сдобу с молоком.

– Удивляешься, как этим сорванцам удалось подняться в такую рань без посторонней помощи? – промолвил Артур, заметив взгляд дочери, устремленный в сад, где раздавались звонкие голоса ребят. – Мать их разбудила с зарей. На этот раз она не поддалась уговорам сонь.

Ребекка вздохнула. Ну, хоть нынче они прибудут вовремя на Ярмарку и успеют занять выгодные места на торговой площади.


Аэлтэ задумчиво стояла у окна. Взгляд ее древесных глаз был направлен в сторону Темной дубравы, листву которой, огненно-красное солнце окрасило в багряную палитру.

Неистовое желание охватило женщину, ринуться в лес, отыскать черноволосую демоницу, и выкинуть ее за шиворот подальше от границ Мендарва. Аэлтэ подозревала, что Табора проникла в страну людей не пешком, а с помощью портала. Только так можно было объяснить то, что она минула стену и ее до сих пор не обнаружили церковники. Но, все же! Демоница явилась сюда, рискуя всем! Ей непросто нужен Жезл, он ей жизненно необходим!

Аэлтэ внимательно рассматривала стену деревьев, пытаясь разглядеть среди стволов знакомый силуэт. Ей было ведомо, даже если она не видит врага, то это не отметает тот факт, что неприятель без устали наблюдает за ней, а вернее за ее домом.

“Высматривай, разнюхивай, гадай, Табора! Ты не получишь Жезл, как бы не старалась! Я разрушу твои планы! Я донесу весть во все части Нирбисса, что Он готовит свое возвращение! Я стану ветром, завывающим о Тьме, просачивающимся в мир. Я обращусь реками, разливающимися по земным просторам, дабы каждый: эльф, человек, чародей, дендроид или гном знали – Он скоро явится, дабы потребовать свое! Скрывайся, Табора! Разгадывай символы, ищи подсказки! Ты не распознаешь Жезл, даже если он будет у тебя под носом! И когда я уйду, другие станут оберегать его! Тешь себя надеждой, Табора, что ты узришь оружие Пророчества! Лелей мечты, которым не суждено сбыться!”

Тихий стук в дверь оторвал Аэлтэ от размышлений. Она отошла от окна и присела на край постели.

– Войдите, – ровным голосом произнесла женщина, поправляя зеленый чепчик и складки темно-изумрудного шерстяного платья.

В родительскую спальню, улыбаясь, вошла Ребекка. Аэлтэ улыбнулась в ответ, стараясь скрыть свою тревогу, которую чуткая дочь могла запросто заметить. Но как бы она не старалась утаить беспокойство, от златовласки не ускользнула печаль поселившаяся в глазах матери.

– Доброе утро! Как спалось, милая? – поинтересовалась Аэлтэ, обнимая за плечи Ребекку, которая примостилась на краю кровати, подле нее.

– Доброе утро, матушка! Я спала, как младенец, крепко и сладко! А ты, как себя чувствуешь? Тебя, что-то волнует?

Аэлте махнула рукой.

– О, все пустое, милая! Не забивай свою светлую голову чужими хлопотами! Все пустое! – женщина искренне улыбнулась, глядя в зелено-серые глаза дочери.

Ребекка поджала губы. Нет, что-то было не так. Она ощущала это! Воздух в доме словно стал гуще, а мать… Мать выглядела иначе. У нее появились еле заметные морщинки на лице. Она казалась, то ли уставшей, толи встревоженной.

– Ты, что-то утаиваешь, – прошептала девочка.

Аэлтэ вновь улыбнулась и погладила дочь по голове.

– О, милая! Столько всего существует на свете, что тебе неведомо! Но это не означает, что кто-то пытается скрыть от тебя истину. Рано или поздно все тайны обнажают свое естество. И порой приобретенные знания не только разочаровывают тебя, но и пугают. Но сейчас, ты зря ищешь причины моего беспокойства. Их попусту нет! – солгала Аэлтэ. – И быть не может!

Ребекка развела руками и кивнула.

– Возможно, ты права. Но внутренний голос шепчет мне, о переменах. И в доме. И в тебе.

Аэлтэ слегка нахмурилась. Слова златовласки, еще больше разворошили тревоги в ее душе. Нет, девочка не могла проведать ни про Жезл, ни про Табору, ни про Него.

– Ладно, хочешь поговорить о твоем предчувствии? Что же я с радостью побеседую об этом. Вот только тогда, тебе придется пропустить Ярмарку, оставшись дома, – Аэлтэ лукаво улыбнулась.

Ребекка вскочила с постели. Она совершенно забыла о поездке.

– Ярмарка! Тарумон Милосердный, я совсем позабыла о ней! Вечно упрекаю братьев за опоздание, а сейчас сама стала виновницей задержки!

Аэлтэ рассмеялась и тоже поднялась на ноги.

– Идем. Я провожу вас до ворот. Тебя, небось, все заждались.

Мать и дочь торопливо покинули комнату. Воздух в помещение поредел, словно уход Аэлтэ, разбавил его порывом ветра.


Меус Герион Виэнарисс задумчиво стоял у окна и созерцал оживший город.

Форг сейчас походил на пчелиный улей. По улицам сновал народ разной масти. Дамы в шелковых разноцветных платьях с длинными шлейфами и вычурными прическами, украшенными конусными головными уборами и диадемами с прозрачными вуалями, закрывающими либо лицо, либо волосы, плыли по улицам подобно лебедям в городском пруду. Облаченные в бархатные камзолы и с беретами на головах, мужчины хвастливо выставляли напоказ, висящие на поясе тонкие клинки в ножнах, украшенные драгоценными камнями. Паладины в сияющих доспехах, гордо восседали на гнедых жеребцах, гарцующих, словно на королевском параде. Храмовники в длинных бело-зеленых хитонах и с поблескивающими на груди аритовыми медальонами с изумрудным знаком Тарумона Милосердного, неспешно прогуливались вдоль аллей. Купцы в пестрых рубахах, круглых колпаках, да твидовых жилетах, доходящих до бедра, спешили со всех сторон к Торговой площади. Ребятишки, заливающиеся звонким смехом, сновали тут и там: играя в догонялки или с открытым ртом разглядывая городские постройки и фонтаны. Воры и нищие… От взгляда волшебника не ускользнули несколько подозрительных фигур, прячущихся в тени деревьев и во мрачных проулках между особняков. Ну, куда без этих негодяев, которые слетаются на Ярмарку, словно мотыльки к свету! Да, эти темные личности набьют сегодня карман чужим имуществом и крупной монетой!

Меус глядел на толпу и морщился. О, он обожал жителей Мендарва, но предпочитал шумным сборищам – одиночество. Сейчас он нуждался в нем, как никогда ранее. Ему нужно было посидеть в тишине и поразмыслить над вестями, которые ему преподнес брат. Все, что сегодня было озвучено в покоях главного жреца храма Тарумона Милосердного, здесь и останется. Ни одно слово не просочится за пределы мраморных стен, и уж тем более, не долетит легким ветерком до ушей короля. Монарху лучше прибывать в неведении. Да и церковникам знать не требуется, ни о демонице, ни о Барке.

Черноволосый старец потер переносицу, словно намеревался разгладить глубокую морщину между бровей. Как бы ему хотелось разом узнать все ответы! Хм, он бы мог рискнуть! Но… Чародей знал спешка – союзница неудачи. А пренебрегать благословением Фортуны – несусветная глупость! Нужно неторопливо все обдумать, взвесить потери и прибыль, и лишь потом действовать.

“Поперхнутся мне брагой троллей! Что понадобилось этой чертовке здесь? Да и верны ли сведения Псилона, что эта, та самая демоница, а никто либо иной? Если верить доносам Странников, шпионящих на территории Большой земли, то дьявольское отродье погибло, больше двадцать лет назад!”

Меус зашевелил длинными усами, прикидывая что-то в уме.

“Хотя… Это могла быть фикция!”

Демоны из Черного Царства известны своей тягой ко лжи. Псилона не так легко провести! Он Табору на дух не переносил. Впрочем, рогатую все недолюбливали в их семействе. Беловолосый маг неоднократно предупреждал Моргана, что от этой девицы можно ожидать лишь неприятностей. Так и вышло! Их младший брат почувствовал всю боль жестокости и предательства.

“Интересно. А ему ведомо, что бывшая возлюбленная жива и здорова?”

Меус покачал головой и тяжело вздохнул.

“Многострадальный Морган… Наверно в его пшеничной шевелюре прибавилось серебристых волос, когда он узнал о гибели благоверной”.

Меус нахмурился. Его и Псилона, Морган также считал мертвыми, это случилось в той же битве, в которой якобы сгинула рогатая. Брат уверен, что они погибли, а близнецы на самом деле живы. Прохлаждаются себе в Мендарве и в ус не дуют.

“Может Табора явилась сюда в поисках Моргана? Нет, чушь! Она прибыла в страну людей за чем-то иным? Но зачем?”

Меус отошел от окна и снял со спинки деревянного стула длинный белый плащ с капюшоном, отделанный зеленым орнаментом.

Волшебника мучило любопытство, но он не горел желанием встречаться с демоницей. Он возложит эту миссию на плечи Псилона. У того хватит ума и провести разведку, и вытолкать в шею незваную гостью. А вот с Барком он с удовольствием свидится. Барк его старый приятель. Пожалуй, единственный, кому было ведомо о том, что Псилон и Меус – живы. Этот травник, как никто другой умел хранить чужие тайны.

Барк, не первый год являлся в Форг под видом купца. Меус, как и прежде улизнет вечером из дворца и отправится куда-нибудь на окраину, в неприметный трактир, дабы распить кружку эля с давним другом.

Важно лишь не вызвать подозрение у Его Величества да храмовников, рыщущих словно голодные волки в поисках добычи.

– Будь неладны эти гоблинские путы, – проворчал он себе под нос, накидывая капюшон на голову, – Как я устал от чертовых интриг и игр в прятки!

Волшебник оглядел свои покои, в которых царил жуткий беспорядок и покачал головой, подумав, что стоит попросить Арена, прибраться здесь. Затем Меус пригладил черную бороду, печально вздохнул и покинул комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Тем временем Псилон, облаченный в темно-зеленую бархатную мантию с белым узором, украшающим края капюшона и рукавов, торопливо шел по длинному дворцовому коридору, вдоль одной стены которого тянулся ряд высоких нефритовых колонн, увитых белоснежными металлическими лозами. С другой стороны длинного прохода, струился яркий дневной свет, проникающий сквозь широкие окна – колоссальные стеклянные фенестры, простирающиеся от потолка до пола и обрамленные тяжелыми парчовыми гардинами бирюзового цвета.

Волшебник направлялся во внешний двор, где должен был встретиться с братом и королем. Он изредка кивал, проходящим мимо придворным, и нарочно обделял вниманием прислугу, которая при виде жреца, спешно склоняла головы, уставив взор в начищенный до блеска белый мраморный пол.

Вся королевская челядь, а также солдаты, министры, генералы и даже сам король, немного побаивались беловолосого жреца. Что-то в нем вызывало дрожь. Возможно вздорный норов. А может вечно угрюмый вид. Или же жестокость, которую он проявлял по отношению к нелюдям, да приверженцам магических штучек. Никто не пожелал бы даже врагу попасть в немилость этого седобородого старца с орлиным носом и кустистыми бровями.

Псилон, не придавая значения волнами страха, исходящим от людей, снующих по коридору, усиленно размышлял над сложившейся ситуацией. Он в отличие от Меуса, не был столь беспечен и простодушен.

Волшебник пытался отыскать логическое объяснение внезапному визиту демоницы из Черного Царства.

“Я бы мог с ней разобраться сию же минуту, если бы глупая демонесса прибыла в Мендарв одна! Но Табора зачем-то притащила с собой клыкастого уродца! От него мне так просто не избавиться! Если я приближусь к Науро хоть на шаг, то не избежать Мендарву войны с Мрачными эльфами! Нет! Я еще не готов к масштабным боевым действиям!”

Псилон, в знак приветствия, кивнул, мимо прошмыгнувшему сэру Найджелу, главнокомандующему королевской армии, и вновь погрузился в мрачные думы.

Рыцарь возблагодарил Тарумона Милосердного, что жрец торопился, и не удостоил его вниманием, дабы вновь отчитать за промахи на границах Мендарва. В последнее время участились вылазки нелюдей. Да и храмовники, чуть ли не каждую неделю вылавливали отступников, у которых проявлялись крупицы магии. Сэр Найджел выбивался из сил, и то и дело повышал жалование солдатам, чтобы те, день и ночь, неустанно и зорко охраняли рубежи государства и вплотную сотрудничали с церковниками. Но как бы не старался полководец, он не мог ежесекундно прочесывать каждый дюйм границы. Особенно, на морских просторах, где зверствовали пиратские суда из Государства Объединенных рас и Эскалонии.

К удаче сэра Найджела, хоть сегодня мысли главного жреца и были заняты проблемами вторжения в Мендарв, но они, по мнению главы церкви, совершенно ни касались сторожевых отрядов, которыми командовал рыцарь. Неугодные гости являлись заботой исключительно Псилона и Меуса, а не людишек, абсолютно не соображающих в волшебстве.

Чародея в данной момент волновало несколько вопросов. Как подобраться к демонице, незаметно выудить у нее нужную информацию и затем мирным путем отделаться от нее? Табора никогда не отличалась дружелюбием, если не считать теплых чувств к глупцу Моргану. Тот на своей шкуре испытал, чем чревата любовь к демонессе. Да, он поплатился сполна за свои романтические порывы. Впрочем, не он первый, кто обжегся о неистовое и смертоносное пламя любви. Куда прискорбнее была судьба Айласа…

Псилон внезапно остановился. И беспокойно огляделся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то прочтет его мысли. У выхода из коридора копошилась какая-то служанка, протирая колонны арки ведущей к лестнице. Помимо нее в длинной зале никого не было. Дворец опустел. Королевские хоромы не покинула лишь стража, да прислуга. Прочие же поселенцы отправились в город на Ярмарку.

Маг пригладил бороду и, натянув капюшон, торопливо прошел сквозь проход и оказался на широкой мраморной лестнице, ведущей в фойе дворца. Огромный холл также пустовал, если не брать в счет четырех стражников, стоящих у высоких парадных дверей, ведущих во двор.

“Расколи меня молот Хрона, если я еще раз вспомню его имя, да начну размышлять над любовными похождениями моих братьев!”, гневно подумал Псилон.

Маг стал спешно спускаться по каменным ступеням, сияющим молочной белизной, опираясь на холодные гладкие перила. Он пытался отогнать мысли о старшем брате, которого угораздило ввязаться в войну с Эльфами, и сосредоточиться на Таборе.

Каким образом демонице удалось выжить или сфальсифицировать гибель??? Ее познания в магическом искусстве ничтожны! Навыки, которыми она владеет, неспособны даже червя вырвать из лап смерти, и тем более, воплотить в жизнь такое удивительное представление, на зависть любому бродячему артисту!

Псилон остановился у самых дверей, задумчиво почесывая серебристую бороду. Стражники, стоящие по обе стороны выхода вытянулись, тихо звякнув латами, и старались не смотреть на жреца, застывшего словно статуя.

“Она прибегла к чье-то помощи… Но к чьей?”

Псилон почувствовал, как по его спине пробежали неприятные мурашки. Он гневно оглядел охранников, сжимающих трясущимися руками алебарды. Те, пытались сохранить непроницаемое выражение лиц и тщетно молились, чтобы жрец поскорее вышел за дверь. Но глава ордена Тарумона Милосердного, предпочел еще немного задержаться.

“Чушь! Быть того не может!” отогнал он от себя дурные мысли.

“Скорее всего, это кто-то из новоиспеченных учеников Магистров! Кто-то весьма могущественный, способный наделить среднестатистическую демонессу силами, о которых она даже не мечтала, прозябая в своем темном болоте!“

Псилон поправил капюшон, еще раз с подозрением глянул на стражников и покинул королевские палаты.

Он узнает имя чародея, которому служит демонесса. Узнает, чтобы ему не стоило. Он рискнет и увидеться с Таборой. Конечно, рогатая может использовать эту встречу себе во благо или подставит под удар тяжелую работу братьев Виэнарисс, которую они проделали в Мендарве. Но выбирать не приходилось. Хотя, существовал один шанс получить власть над демоницей, и Псилон намеривался им воспользоваться.

Оставался еще Науро! За ним Верховный жрец мог лишь наблюдать. Этот коротышка не вызывал доверия. Он продаст родную мать за слиток золота!

“В это раз Меусу одному предстоит наслаждаться обществом Барка. А я, к сожалению, буду вынужден навестить демоницу. Сегодня ночью, я должен это сделать, сегодня ночью. Пока не стало слишком поздно”, Псилон улыбнулся брату, восседавшему на жеребце подле короля, который кивком поприветствовал беловолосого жреца, спускающегося по лестнице, ведущей из дворца.


Форг – поистине пленительное творение рук человеческих и, вероятнее всего, нескольких чаровников. Возвышающийся на холме город, много столетий назад был выстроен из белоснежно-сияющего мрамора, с тонкими зелеными прожилками. Молочный камень, в зависимости от погоды и времени суток, менял оттенки, словно одеяния. От первых лучей солнца, он окрашивался в кремово-розовые тона. В свете луны стены домов и дворца, опылялись серебристо-голубой дымкой. В безоблачные дни холодная белизна мрамора слепила горожан, а в пасмурную погоду бледно-зелеными бликами разбавляла тусклый дождливый пейзаж.

Городская стена, возведенная из монолитных блоков серебристого гранита, сияла под лучами солнца, так ярко, что крепостной оплот было видно за много миль. Изумрудно-белые знамена возвышались на сторожевых башнях, где день и ночь несли неустанный дозор лучники да ратники, призванные на службу из простого народа и обученные под чутким руководством сэра Найджела.

Столица Мендерва была изумительна! Широкие проспекты, вымощенные гладким белоснежным булыжником, провожали и встречали экипажи дворян. Высокие фонари, вдоль центральных аллей и просторных улиц, ночами озаряли округу мерцающим, подрагивающим светом свечей, заключенных под стеклянные колпаки. Пышные сады, разбитые в королевском дворце и вокруг особняков вельмож, даже зимой восхищали своим великолепием. Здесь произрастало приличное количество вечнозеленых деревьев и кустарников. Все усадьбы аристократов были окружены живой изгородью, такой высокой, что перебраться через нее, позволяло лишь наличие лестницы.

Фонтаны площадей и пруды городских парков появились в Форге лишь двадцать лет назад. И тут же обрели популярность у горожан. Поговаривали, что нововведения заслуга одного из верховных жрецов, который разработал схему водоснабжения и предложил монарху воплотить ее в жизнь.

Система канализации в городе тоже присутствовала. Она походила на сеть катакомб с множеством тайных ходов. Там, во мраке подземелья, текли нечистоты, да обрели обитель нищие и воры, которые совершенно не тревожили достопочтенных горожан. Форг благоухал в любое время года. А темные личности и попрошайки, выходили на охоту либо за пределы городской стены, либо в темное время суток. Последний вариант выбирали самые отчаянные, ибо стража усилено патрулировала темными ночами, не только квартал аристократов, но и прочие районы. Никто не желал связываться ни с копейщиками, ни тем более с храмовниками.

Все же, раз в год, гильдия воров могла себе дать слабину и пустится во все тяжкие по улицам белокаменного града. Только один день! День Ярмарки!

Вот и сейчас на торговой площади, рядом с палатками и лавками купцов, да неподалеку от вальяжно прогуливающихся благородных дам и господ, можно было заметить стайки ребятишек в лохмотьях, нищих старух да карманников, не отличавшихся ни чем от крестьян или ремесленников. На обездоленных людей никто не обращал внимания. Весь народ, прибывшей со всего Мендарва в столицу, был намерен отдохнуть, отведать заморских и местных яств, послушать сказания трубадуров да прикупить обновки.

Семейство Лангрен прибыло на торговую площадь почти к полудню. Артур соскочил с козел на землю и помог спуститься с крытого фургона Ребекке. Близнецы самостоятельно слезли с повозки. Тор и Кор, с сияющими от восхищения глазами, вертели головой из стороны в сторону, то и дело, дергая друг друга за рукава. Ежегодно они ездили в Форг, но каждый раз ребята вели себя так, будто впервые созерцали все это великолепие. Ребекка, качая головой, с умилением смотрела на братьев. Мальчишки! Что с них взять?

– Эй, братцы! Хватит таращиться по сторонам! А ну-ка, помогите отцу! – оторвал от любования сыновей, Артур.

Пока близнецы, разинув рот, оглядывали купеческие ряды, да пестрые фигуры жонглеров, расхаживающих тут и там на высоченных ходулях, он успел установить небольшую холщовую палатку. Теперь дело осталось за малым. Достать корзины с овощами, да разложить товар.

Моментально отреагировав на зов отца, юноши тут же бросились на подмогу. Пока мужская часть семейства Лангрен разгружала фургон, златовласка аккуратно расставляла репу, картофель, морковь, да золотистые помидоры по плетеным из бересты коробам.

Как только все приготовления были завершены, Артур подошел к дочери и произнес.

– Ну, что же, милая, иди да прогуляйся по городу. Прикупи что-нибудь себе да матери. Полюбуйся фонтанами, да садами. Только далеко от площади не удаляйся. Все же это не Дубки, тут за секунду заплутать можно.

Фермер снял с пояса тощий кошель и, порывшись в нем, выудил две серебряных монеты.

– Вот, держи. Да, снизойдёт на нас благословение Тарумона Милосердного, и сегодня мы выгодно сбудем товар! Не успеем моргнуть – серебряников будет целая горсть, а того и гляди может и пару золотых зазвенят.

– Как и каждый год, – улыбнулась Ребекка. Ни разу они не возвращались с Форга с пустыми руками.

Девушка взяла деньги и, вдохнув полной грудью наполненный ароматом выпечки воздух, окинула взором площадь. Да, только прогулка по торговым рядам займет не один час, какие уж фонтаны да сады! Даже времени взглянуть на королевский дворец не останется. Но может, удастся улучить минутку и посетить один из храмов. Белоснежно-зеленное здание с остроконечным куполом, как раз находилось в конце ярмарочной эспланады.

– Постой, – внезапно коснулся руки златовласки Артур, – будь предельна осторожна. В столице полно, как и добрых людей, так и отпетых негодяев.

Ребекка покачала головой.

– Полно тебе, отец, беспокоиться! Я же не впервой в Форге. Ничего со мной не случится. И коли ко мне кто привяжется, я тут же окликну стражников. Смотри, везде паладины, да мечники.

Артур огляделся, пригладив взъерошенные волосы. Действительно сегодня в столице была удвоена охрана. Город наводнен чужеземцами, а за ними нужно присматривать. Фермер тревожился понапрасну. Или же для волнения в столь ясный и праздничный день у него была причина, о которой он умолчал?

– Ладно. Ступай, – улыбнулся он и кивнул.

Ребекка успокаивающе погладила отца по руке и неспешно побрела по ярморочным рядам

Торговая площадь пестрила многообразием. Глаза разбегались от количества всевозможных товаров.

Тут были и тончайшие ткани из Руладона, вышитые серебром и перламутровыми жемчужинами, да ювелирные изделия из полудрагоценных камней и лазурной платины. Дамы Форга, да приезжие красавицы, вились у прилавков, словно пчелы вокруг сладкого нектара.

После купцов девичьими усладами, раскинулись вместительные шатры, где торговали предметами интерьера: подсвечники с изящной гравировкой, шкафы из пород редкого дерева, огромные серебряные зеркала, обрамленные витиеватым орнаментом из красного золота или арита.

За торговцами мебелью следовали стенды кузнечных мастеров. Тут на всеобщее обозрения были выставлены не только фермерские инструменты, и медная да серебряная кухонная утварь, а также оружие и обмундирование. Клинки, щиты, кольчуги, алебарды, мечи, наконечники для стрел, арбалетные болты, шлемы, латы и прочие аксессуары, которые непременно приглянутся как и рыцарю, так и простому служаке, если у того деньжат хватит на покупку.

У самого края площади расположились купцы живностью. Здесь, отбивая дробь по мостовой, стояли грациозные цитруонские скакуны, черные, как смоль и с длинной белоснежной гривой. В импровизированных загонах блеяли без умолку длинношерстные овцы Страны свободных народов. Где-то возмущались куры и гоготали гуси. Шум и гам создаваемый животными, перекрывал вскрики покупателей, жаждущих выторговать скидку.

Следующий ряд был загроможден палатками, где продавали фрукты, овощи, пироги, сыры, копченое мясо и хмельные напитки. Тут же, рядом с лавками громоздились перевернутые бочки, подобно столам, за которыми стояли люди, попивая эль и жуя лакомства.

В этом месте гряды шатров расширялись, оставляя пространство для менестрелей, гаеров, факиров, танцоров, акробатов, музыкантов. Бродячие артисты непрерывно давали представления. Кто-то из толпы с интересом созерцал на трюки и хохотал над потешными паяцами, а кто-то пустился в пляс под заразительные мелодии флейты, лютни да бубна. Удачный день для Форга! День, когда в королевскую казну текли деньги рекой. Ведь каждый купец и лицедей, платил пошлину за право торговать или выступать на Ярмарке.

Ребекка стояла у подножия храма Тарумона Милосердного и с восхищением лицезрела его. Конечно, каменное сооружение было несравнимо с кафедральным собором, находящимся возле королевских палат, но и оно вызвало восторг.

У основания широкой серебристой гранитной лестницы, возвышались две огромные белокаменные статуи женщин, облаченных в длинные сутаны, опоясанные зелеными гирляндами нефритового плюща. Девы склонили головы, их волосы были убраны за плечи, а в ладонях они держали фиалы, в которых полыхал изумрудный огонь. Свет Тарумона Милосердного. Вечный свет!

Златовласка не спеша поднималась по ступеням, окидывая упоительным взглядом здание. Оно было совсем новое. Его строительство завершили всего несколько недель назад, аккурат к Ярмарочному дню.

Храм был выложен из белого и зеленого мрамора, как и все святилища в Мендарве. Лестница вела к террасе, огороженной аркадой. А за ней возвышалось колоссальное сооружение с конусовидным куполом. Карнизы и своды арок были украшены барельефом, изображающим листья растений, цветы и птиц, местами инкрустированными нефритом. На стенах пристанища Тарумона Милосердного виднелась гризайль, выполненная в изумрудных оттенках. На фресках были изображены города Мендарва, а также верховные жрецы, которые когда-либо возглавляли орден. Витражные окна, высокие от пола до потолка, восхищали замысловатой мозаикой из прозрачного и зеленого стекла.

Ребекка отметила, что у дверей церкви, помимо храмовников, народу было не меньше, чем на Торговой площади. Она хотела полюбоваться внутренним убранством и зажечь свечу от священногоогня, но осознавала, что попасть в храм будет не просто, придется выстоять не малую очередь.

Разочаровано вздохнув и повернув обратно, девчушка неторопливо стала спускаться вниз, пробираясь сквозь поток людей, стремящихся к дверям святилища. Глядя себе под ноги, она невзначай задела кого-то плечом. Ребекка, остановившись, подняла глаза и обомлела, но тут же опустила голову, пытаясь выдавить из себя извинения. Слова застряли в горле. Не каждый день по невнимательности наталкиваешься на капеллана.

Если девушка была смущена и напугана, то верховного жреца, по-видимому, совсем не расстроил данный инцидент. Он улыбнулся в бороду и, взяв златовласку за подбородок, пристально посмотрел на нее.

– Не волнуйтесь, дитя. Признаю, моя оплошность! Мысли обуяли разум, и я случайно налетел на вас, как драконий ветер на осиновую рощу. Вашей вины здесь нет.

Голос капеллана звучал мягко и убаюкивающе. Его ореховые глаза, прячущиеся под кустистыми бровями, внимательно изучали лицо златовласки.

– Что вы, Ваше Преосвященство, это, как раз моя вина! Я была обязана заметить такую высокопоставленную особу в толпе. Простите.

Капеллан пропустил ее изречения мимо ушей.

– Как вас величают, дитя, – поинтересовался черноволосый старец, убрав руку с лица девушки.

– Ребекка,– сглотнув слюну, прошептала златовласка.

Меус с интересом прищурился, глядя, как юное создание вновь засмущавшись, опустило голову. Кого она ему напоминала? Кого-то очень знакомого. Эти глаза? Серо-зеленые…

– А я…

– Простите меня еще раз за мою невнимательность, Ваше Преосвященство, – перебила старика девушка.

– Меус Герион Вэинарисс, приятно с вами познакомиться, юная леди, – закончил жрец, приглаживая длинные усы, идущие вровень с бородой.

– Простите, – повторилась златовласка.

– Чтобы откусил мне ухо нетопырь! Девочка, если ты сейчас же не прекратишь извиняться, я рассержусь, – проворчал старец, на мгновение, перейдя на «ты». Обычно он всегда вел себя чинно с прихожанами.

Ребекка удивленно подняла на него глаза. Капеллан только что выругался? Или ей почудилось? Она оглядела лестницу. Толпа образовала вокруг нее и старца ровный круг. Прихожане, да храмовники обходили их стороной, но не переставали с любопытством таращиться. Меус хитро хмыкнул, заметив ее взгляд.

– Вы только что…

– Да, – кивнул жрец, – я выругался. А вы думали, что глава церкви не может возмущаться? Тарумон Милосердный знал словечки похлеще моих фраз, и его не охватило вечное пламя. Хотя, я неправ, он сгорел дотла. Но причиной тому была не брань, а его религиозные убеждения.

Ребекка попыталась что-то молвить, но ее остановил звук фанфар, оповещающий о том, что король прибыл на Ярмарку.

На этот раз пришел черед Меуса оглядываться. Волшебник покинул свиту монарха, как только они выехали из дворца, мотивировав свой поступок тем, что ему нужно заглянуть в святилища Форга и пообщаться с прихожанами. Его Величество согласилось с решением капеллана, но взяло с него слово, что тот присоединиться позже, когда неторопливый королевский кортеж прибудет на торговую площадь.

Интуиция Меуса, подобно плакальщице на похоронах, стала завывать внутри разума, предупреждая мага о том, что златовласой девчушке не стоит попадаться на глаза Псилона, и тем более, короля. Он осторожно взял свою новую знакомую под руку и подвел к лестничной балюстраде, дабы чужие уши наверняка не могли уловить ни слова, сказанного им.

– Юная леди, могу ли я дать вам несколько советов? – так тихо прошептал он, что Ребекка едва расслышала его, – Хотя, что может посоветовать такой дряхлый старик, как я? Мои рекомендации обычно касаются снадобий, способных унять ломоту в костях, или избавить от мигрени!

Златовласка невольно улыбнулась. Черноволосый капеллан, тоже ухмыльнулся в бороду. Но затем его лицо приняло степенный вид, словно он собирался поведать девочке страшную тайну.

– Шутки – это великолепно, они вызывают смех и тем самым продевают жизнь. Но сейчас, прошу вас всерьез отнестись к моим словам.

Ребекка закивала, с искренним вниманием глядя на старика.

– Я стар, и возможно чуточку мудр. Мой внутренний голос подсказывает мне, что стоит вас предупредить об опасности, таящейся на этих белокаменных улицах. Сегодня здесь собралось невероятное количество мерзавцев и забияк. Они только и ждут, как бы затеять драку, да начать приставать к хорошеньким барышням.

– Не волнуйтесь, Ваше Преосвященство, я обхожу стороной подозрительных типов, – попыталась успокоить старика златовласка. Меус кивнул, затем тяжело вздохнул и произнес:

– И еще один небольшой совет: постарайтесь избежать встречи с королем и моим братом. Возможно, для вас это покажется странной просьбой, но довертись мне. Если вы неожиданно столкнетесь, ничем хорошим это не закончится.

Ребекка удивленно уставилась на Меуса. Естественно, она последует напутствиям капеллана, но его советы крайне чудны. Да к тому же, за сегодняшний день, он был вторым человеком, который просил девушку быть осмотрительной в городе. Интересно, чем вызван такой ажиотаж вокруг ее скромной персоны?

– Я сделаю, как вы скажите, – кивнула она, не разделяя его тревоги.

– Прекрасно, юная леди. Я рад, что мы понимаем друг друга.

Меус добродушно усмехнулся, смотря на растерянное состояние златовласки, которая безусловно выполнит его просьбу, но явно не осознает, что происходит. Забавная девчушка! И манеры у нее такие знакомые?

Вновь раздался звук фанфар. Ребекка и Меус от неожиданности вздрогнули, будто духовые инструменты оповещали о начале войны, а не о прибытие монарха.

– Я пожалую, пойду, – произнесла девочка, испуганно оглядывая площадь.

– Постой, – остановил ее жрец, – Скажи мне кто твои родители?

– Аэлтэ и Артур Лангрен, – быстро протараторила Ребекка. – Мы живем в Дубках, во владениях барона Данкоса.

Меус задумчиво почесал бороду.

– Мне известно имя этого феодала. Дубки? Это деревенька у границ Мендарва?

Златовласка кивнула, переминаясь на месте.

– Дубки…

Старец с тревогой оглядел Ярмарку. От его взгляда не укрылся темный бархатный плащ Псилона, который замаячил в толпе на другом конце площади.

– Было приятно с вами познакомиться, юная леди, – произнес старик и вновь перешел на шепот. – А теперь ступайте к родителям, Ребекка, да побыстрее. Я вам настоятельно рекомендую, покинуть город до заката. В сумерках на Медарвский тракт выползет тьма разбойников. Эти темные личности целый год терпели, чтобы поживится чужим имуществом.

Ребекка вновь кивнула.

– Да и не забудь про мои наставления, касающиеся Псилона и короля.

– До свидания Ваше Преосвященство! И пусть вас хранит вечный свет Тарумона Милосердного!

– Да прибудет с вами Его благодать, юная леди, – улыбнулся старик. – А теперь, поторопитесь.

Ребекка поклонилась и спешно стала спускаться по белокаменной лестнице, ни разу не оглянувшись назад.

Волшебник пристально следил за златовлаской до тех пор, пока она не скрылась в толпе. Он перевел взгляд на темное пятно в ярморочных рядах, где народ почтительно расступался. К его облегчению, девчушка нырнула в гущу толпы совершенно в другом направлении. Вероятность, что Ребекка столкнется с королем и его свитой была крайне мала.

Убедившись, что опасность не грозит девушке, капеллан сменил добродушное выражение лица на маску безразличия, поправил капюшон и с тоской взглянул на сборище прихожан у входа в храм.

«Надо будет разузнать поподробнее, кто ты такая Ребекка Лангрен. Позже. А сейчас, пока король не хватился меня, я займусь скучными и бессмысленными делами церкви, чтобы ее разодрал василиск!»

Меус, подхватив полы хитона, гордой величественной поступью направился к дверям белокаменного здания. Толпа, склонив головы, образовала проход, пропуская главного жреца внутрь святилища.

Ребекка торопливо шла мимо рядов, лишь искоса бросая взгляды на изящные изделия да прочие вещи, выложенные на прилавках. Она помнила назидание капеллана, но прежде, чем вернуться к отцу, ей надлежало купить подарок для Аэлтэ.

Неожиданно ее внимание привлек вместительный шатер алого цвета. Он выделялся среди однотонных и полосатых палаток не только размерами, но и ассортиментом товара. Втиснувшись между лавкой с заморскими материями и стендом с дорогими парчовыми одеяниями, магазинчик был заполнен клетками, в которых восседали, копошились, прыгали различные звери и птицы.

«Я управлюсь за несколько минут. Огляжу зверинец и стрелой помчусь к отцу. Моя краткосрочная задержка ничего не решит, и тем более, не спасет меня от встречи с монархом, если он соизволит прошествовать вдоль этого ряда», подумала девушка. Но перед тем как нырнуть под полог шатра, златовласка предусмотрительно бросила взгляд по сторонам. Вокруг сновала тьма народа. Но к счастью, ни короля, ни верховного жреца и в помине не было.

В палатке царил полумрак. Торговца нигде не было видно. Зато, было уйма диковинного зверья да красочных пернатых.

Здесь, в продолговатых коробах из слюды, сновали юркие изумрудно-зеленные ящерицы с прозрачно-голубыми глазами. С перекладины на перекладину перескакивали карликовые белки, цвета лебединого пера. Луны – редкие для Мендарва зверьки, похожие на полевых хомячков, но малинового окраса и с кожаными крылышками за спиной, мирно дремали, зарывшись в свежий ворох сена. В одной из клеток сидели Мальковские канарейки, оттенка синего аметиста, с длинными ярко-желтыми хохолками, волнами, спадающими ниже короткого хвоста. Они издавали такие дивные трели, что златовласка невольно заслушалась. В углу в одном из деревянных туесков, довольно чавкая зеленью, сидел бобер – мелкозуб, с короткой серой шерстью и вытянутой мордочкой с длинными усами. Этот зверек питался только исключительно травой, да весенней листвой, так как у него было всего два зуба – сплошной нарост вдоль челюсти: внизу и вверху. Грызть, что попало, этот толстяк не мог.

Внезапно взгляд девушки упал на большую стальную клетку. На толстой металлической жердочке сидел внушительных габаритов ворон. Таких крупных экземпляров на территории Мендарва испокон веков не водилось. Ворон был, примерно размером со среднюю собаку. Его жесткое черное оперение лоснилось даже в полумраке. Видимо птицу хорошо кормили. Огромные желтые лапы с острыми когтями и мощный клюв, вызывали мурашки по коже. Упаси Тарумон Милосердный, если эта пичуга решит стукнуть по голове клювом, вмиг сознания лишишься!

Златовласка заметила, как круглые янтарные глаза, не моргая, уставились на нее. Птица непросто смотрела! Она нагло смерила девушку оценивающим взглядом. Вот только пернатые не могут выражать эмоции и не обладают мимикой! Ребекка отступила назад и почувствовала, что спиной оперлась обо что-то, а вернее о кого-то.

– Карро – уникальный ворон. Таких птиц, как он, в Мендарве не существует! – раздался прямо над ухом тихий, но звучный голос.

– Действительно, таких переростков редко встретишь! – воскликнула златовласка и осторожно обернулась к незнакомцу, перед этим успев заметить, как после ее слов, глаза птицы презрительно сузились, словно она понял сказанное.

Ребекка с опаской взглянула на мужчину, стоящего перед ней. В ее памяти были свежи напутствия Артура и Меуса. Сегодня в городе было полно негодяев! Но находящаяся подле нее личность, не вызывала страх, а скорее улыбку.

Незнакомец внешне напоминал лесного хорька. Нет, это был человек из плоти и крови, но он так смахивал на грызуна, что Ребекка ели сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Его лицо было узким и слегка вытянутым вперед, глаза черные, подобно бусинкам. Над губой и на подбородке пробивалась редкая каштановая щетина, а темные волосы, спрятанные под синий колпак, выглядывали из-под него неопрятными пучками. Мужчина был облачен в длинный голубой халат из толстого, стеганого шелка. Своим просторным одеянием он явно стремился скрыть недостатки фигуры. Он был высок и тонок, как жердь, так что балахон только добавлял ему схожести с тем же хорьком, стоящим на задних лапах.

«Ликом он точно напоминает многих своих питомцев», подумала девушка.

Мужчина смущенно потупил взор, словно прочел мысли златовласки.

– Очень красивая птица… – попыталась исправить щекотливую ситуацию Ребекка. Взгляд ворона стал еще более подозрительным. Нет, эта птица явно понимала все, что она говорит!

Торговец тоже заметил взгляд пернатого питомца, и он не сулил ничего хорошего. Человек–хорек откашлялся и заговорил:

– Не могу ни согласиться с вами, милая леди! Карро великолепен! Смотрите, какой точеный клюв, какое блестящее оперение. Одним словом – красавец!

Ворон горделиво нахохлился, внимая похвалу. Теперь девушка не сомневалась – этот крылатый вестник мрака, точно все понимал!

– Могу вас уверить, прелестное создание, – продолжал купец, – это самый удивительный и необычный ворон, которого вы когда-либо встречали!

«Если взять во внимания, что я вообще не была в тесном знакомстве с данным видом пернатых, то да», Ребекка на этот раз предпочла не озвучивать свое мнение.

– Карро родом с Большой земли… – почему-то перешел на шепот продавец.

– Не трудно было догадаться, – улыбнулась златовласка. – В Мендарве ворон можно пересчитать по пальцам. Да и то, все они обитают в лесу Серых лисиц.

– Карро не ворона, а ворон, – поправил купец.

Девушке показалось, что птица еле заметно кивнула.

– Не вижу разницы, – с безразличием произнесла она, взглянув в сторону выхода. Оттуда, с улицы, раздался приглушенный звук фанфар. – Приятно было с вами пообщаться, но мне пора идти.

Внезапно хозяин лавки схватил девушку за руку. В его глазах-бусинках застыла растерянность.

– Постойте, куда же вы?

Ребекка удивленно вскинула брови. Мужчина тут же отпустил ее, на его лице появилась тень вины.

– Я собираюсь покинуть ваш магазин и отправиться к отцу и братьям, – произнесла златовласка, делая акцент на последние слова. Если вдруг хорек попытается силой удерживать ее, то пусть знает, что на ее поиски кинутся родственники, и он горько пожалеет, если причинит ей вред

– А как же птица? – с надеждой в голосе поинтересовался купец.

– А что с птицей? – Ребекка насторожилась.

– Вы разве не хотите приобрести ее? – в тоне продавца послышались нотки разочарования.

– Возможно, это вас удивит, уважаемый, но я действительно не желаю покупать ворона. Что мне с ним делать? Это же не курица, на суп его не пустишь.

Ворон недобро щелкнул клювом. Ребекка и торговец одновременно посмотрели на него. Птица взъерошила перья и стала с недовольным видом разгуливать по жерди, то и дело, бросая колкие взгляды в сторону людей.

– Да и к тому же он злой какой-то.

– Нет, совсем наоборот, – печально прошептал купец. – Хороший ворон, и цена у него привлекательная – всего два серебряника.

Златовласка тихо рассмеялась. Она давно выучила хитрые приемы заморских торговцев, и не собиралась попадаться на их уловки.

– Ну, уж нет. У меня, как раз только две монеты. И они предназначены для приобретения более нужных вещей. Я не стану их тратить на огромную пичугу, от которой никакого толку! Мне придется вас огорчить, уважаемый, птица останется у вас, в ожидании более щедрого и сговорчивого покупателя.

Человек-грызун задумчиво стал пощипывать редкую поросль на подбородке. Златовласка уже собиралась покинуть шатер, как голос торговца вновь остановил ее.

– Погодите. Если я в придачу к птице еще кое-что прибавлю, вы купите Карро?

Ребекка усмехнулась. В придачу к ворону? Что? Бобра или канарейку? Нет уж, спасибо! Отец будет не в восторге, если она притащит с собой целый зверинец.

Пока девушка размышляла, торговец быстро юркнул во мрак палатки и тут же вернулся с холщовым свертком в руках. Он осторожно развернул его.

Ворон склонил голову на бок, и его янтарные глаза от удивления стали круглыми, как блюдца. Ребекка была не меньше ошарашена, чем пичуга.

– Вы серьезно? Эта вещь стоит не меньше золотого, а того и двух, – прошептала она.

– Возможно, – согласился хозяин лавки. – Я отдам его вам, если вы купите ворона.

Златовласка стояла в растерянности. С одной стороны ей не нужна была злобная и весьма странная птица, но с другой стороны. То, что предлагал торговец в комплекте с ней. Аэлтэ бы обрадовалась такому подарку!

– Ладно, я согласна, – с неохотой промолвила она и протянула монеты купцу.

Торговец быстро схватил серебряники и с такой же скоростью всучил девушке пакет да клетку с вороном.

– С удачной покупкой, юная госпожа! – проговорил он, довольно ухмыляясь. И будьте осторожны, в городе полно жуликов и бандитов.

Ребекка хотела что-то ответить, но затем передумала. Сегодня словно все сговорились! Предупреждают и предупреждают!

– До свидания, – произнесла она и торопливо покинула шатер, держа в одной руке сверток, в другой клетку с явно недовольным узником.

Девушка достаточно быстро и без помех добралась до отцовского фургона и, забравшись в него, надежно спрятала птицу среди пустых корзин. Если братья обнаружат ворона раньше времени, златовласке не избежать шуток и издевок в ее адрес.

– И не смотри на меня так! – пригрозила она пальцем пернатому, который всем видом показывал, как он унижен и оскорблен таким обращением.

Дело было сделано и можно было с легким сердцем возвращаться к отцовской палатке, стоящей неподалеку.

Ребекка вылезла из фургона, и уже было направилась в сторону Артура и братьев, как кто-то, прикрыв ее рот рукой и схватив за талию, потащил обратно к повозке. Девочка даже не успела вскрикнуть, но стала изо всех сил брыкаться и дергаться, стремясь избавиться от нападавшего.

«Говорили мне быть осторожной? Нет! Не послушалась!» с горечью подумала она, как услышала тихий голос.

– Успокойся, дурочка, это я.

Златовласка не верила своим ушам.

«Годфри? Но как он здесь оказался? Хотя – он же сын барона. Наверняка все его семейство в Форге!»

– Я сейчас отпущу тебя, но пообещай, что шуметь не будешь?

Ребекка закивала. Парень убрал руку с ее лица. Девушка тут же развернулась. Ее гневный взгляд требовал объяснений.

Восемнадцатилетний юноша в длинном бархатном камзоле и бриджах, цвета бронзы, добродушно улыбался, глядя на свою возмущенную подругу. Его голубые глаза прищурились, образовав на висках еле заметные складки. Многие девицы из Дубков находили парня привлекательным. Возможно, их прельщал баронский титул и богатство, а может высокий рост, пепельные волосы до плеч, широкий лоб, острый нос, волевой подбородок. Для Ребекки же, дворянский сын был не больше, чем друг.

– Ты так и будешь ухмыляться, или все же объяснишь, что на тебя нашло? – тихо проворчала девочка.

– Я тебя только что спас, – спокойно молвил парень и указал в сторону палаток.

Ребекка осторожно выглянула из-за повозки. У палатки отца, находилось двое незнакомцев, восседавших на белых скакунах. Один из всадников, тучный мужчина в шелковом фиолетовом плаще вел беседу с Артуром. Даже издали, златовласка смогла разглядеть говорящего. Его широкий подбородок был покрыт жесткой черной растительностью. Посреди лица, красовался крупный нос, напоминавший картофель. Глубоко-посаженные глаза отталкивали и мерцали колючим блеском. Невзирая на то, что незнакомец все время расплывался в широкой улыбке, его лицо не покидал оттенок тщеславия. С первого взгляда можно было осознать, что огромный человек принадлежит к знатному сословию. Его роскошные одеяния превосходили даже вычурные наряды дворян, прогуливающихся по ярмарочным рядам. А скакун! Его могучий жеребец, под стать хозяину, был в дорогой сбруе, украшенной драгоценными камнями. Конь свирепо хрипел, нетерпеливо стуча по мостовой правым копытом.

Ребекка чуть было не вскрикнула, когда разглядела спутника аристократа. Это был верховный жрец в темной мантии с капюшоном, надвинутым на лоб.

«Остерегайся Короля и Псилона», словно эхом в ее голове прозвучали слова Меуса. Через мгновение и сам черноволосый маг присоединился к монарху. Он невозмутимо прогарцевал на белом скакуне мимо брата, который наградил его испепеляющим взглядом, и встал по другую сторону короля.

Меус взглянул в направлении фургона, где прятались Ребекка и Годфри и еле заметно улыбнулся. Златовласка кивнула и скрылась полностью за повозкой. Если черноволосый капеллан заметил ее, то королю и Псилону не составит труда обнаружить девушку, притаившуюся за крытой телегой.

– Может, хоть ты мне объяснишь, почему я должна прятаться от Его Величества? – поинтересовалась шепотом она у Годфри.

Юноша закусил губу, словно размышляя, как лучше преподнести ответ. Наконец он собрался с мыслями, и было открыл рот, чтобы дать объяснения златовласке, как рядом раздался радостный крик.

– Ага! Годфри! А что ты тут ютишься, словно шпион?

Кор, с растрепанными волосами и счастливым лицом, стукнул сына барона кулаком в плечо. Юноша молниеносно взглянул в сторону палатки Артура, затем схватил Ребекку за руку и подтолкнул к фургону.

– Быстро внутрь! – прошептал он с тревогой. – Укройся среди корзин и чтобы ни звука. Златовласка почувствовала, как внутри нее все похолодело, но она послушала друга, и уже через мгновение ее след простыл.

– Что происходит? – удивился Кор.

– Заткнись, – прорычал Годфри, сверкнув глазами.

Через несколько мгновений рядом с фургоном остановилась троица всадников. Ребята склонили головы в поклоне. Сын барона заметил, как вместе с наездниками к повозке подбежал Артур с испуганным лицом.

– Да благословит свет Тарумона Милосердного, Ваше Величество, – промолвил Годфри. Кор повторил за ним.

– Да осветит вам путь Его милосердие, молодые люди, – скрипучим голосом ответил монарх, следуя этикету.

Король пытливо оглядывал парнишек и фургон, словно жаждал увидеть еще кого-нибудь в этом закутке.

– Вы что-то здесь вынюхиваете? – с подозрением поинтересовался Псилон, сверля взглядом склонившихся в поклоне ребят.

– Нет, Ваше Преосвященство, – быстро проговорил Годфри и ущипнул Кора, который хотел что-то сказать.

– Псилон, хватит всех подозревать в округе, – мягко протянул Меус, стараясь утихомирить брата. – Это дети, им свойственно забавляться. Вы здесь играли в прятки?

– Так и есть, Ваше Преосвященство, – быстро подтвердил слова черноволосого капеллана, баронский сын.

– В прятки? – не унимался Псилон, – Вдвоем?

– Сущая правда, – промолвил на этот раз Кор.

– Хм, интересно, – король оглядел добротное одеяние Годфри, затем взглянул на его приятеля в простой льняной рубахе и шерстяных шароварах.

– Простолюдин и дворянин играют в прятки? Никогда о таком не слышал, – презрительно сказал Псилон.

Годфри поднял голову, и верховный жрец заметил в глазах мальчика искры гнева.

– Ваше Величество, у нас полно дел, нежели выяснять, кто с кем водит дружбу, – твердым голосом произнес Меус. Беловолосый капеллан взглянул на брата с негодованием. Он терпеть не мог, когда тот вмешивался.

– Ты прав, – согласился король.

– Ваше Величество! – попытался отговорить монарха Псилон.

Но король не обратил внимания на потуги седого старца, и, развернув коня, взглянул на Артура.

– Что же, фермер, я с превеликим удовольствием приму в дар твои овощи? Через несколько минут сюда прибудет обоз из королевской кухни и слуги заберут все, что ты для них подготовишь – монарх взял коня за поводья и без прощаний, пришпорив скакуна, направился дальше по ярморочным рядам.

Псилон, нахмурив брови, еще раз оглядел мальчишек и фургон, затем поскакал вслед за правителем. Меус виновато улыбнулся и тоже развернул жеребца, проезжая мимо Артура, он что-то протянул ему. Фермер склонил голову в поклоне и с благодарностью взял блеснувший на солнце золотой.

Когда всадники, наконец, исчезли из виду, все облегченно вздохнули. Ребекка, выждав некоторое время, вынырнула из темноты крытой повозки и спрыгнула на мостовую. Девушка уперла руки в бока и вопросительно оглядела присутствующих.

– Ну? А теперь из вас кто-нибудь объяснит, что происходит?

– Что еще случилось, пока меня здесь не было? – поинтересовался Тор, появившийся из ниоткуда. Он был раскрасневшийся от жары и тяжело дышал, словно бежал, как очумелый через всю площадь. В руках мальчишка держал лукошко с копчеными колбасами, головкой сыра и маковыми кренделями.

– Дочка… – замявшись, начал фермер.

– Мастер Лангрен, если вы позволите, я сам объясню Ребекке, что здесь творится, – остановил мужчину Годфри.– Вы лучше подготовьте корзины для королевской челяди. Они с минуты на минуту прибудут сюда.

Артур взглянул на сына барона и кивнул, затем махнул близнецам рукой, что бы они следовали за ним в направлении торговой палатки. Тор, недовольно фыркнув, вручил короб с покупками сестре и устремился за отцом. Кор помедлил, но строгий взгляд Годфри и его заставил удалиться.

– И? – нетерпеливо промолвила златовласка, когда осталась наедине с юношей.

Сын барона печально улыбнулся, в его голубых глазах вновь замелькала тревога.

– Ладно, Ребекка, я поведаю, почему мы тебя оберегаем от короля, – вздохнул он.

– Будь добр! Иначе я скоро начну бояться собственной тени в Форге.

– Тивар, наш правитель, крайне амбициозная, пронырливая и весьма целеустремленная личность. Он безукоризненно справляется со своими обязанностями монарха. В нашей стране почти никто не голодает, люди забыли, что такое войны, границы строго стерегут от чародеев, нелюдей и прочих магических тварей, даже пираты, хоть и совершают налеты, но довольно редко.

– Да хранит вечный свет Пророка Его Величество, – невольно произнесла девочка.

– Да прибудет с Ним благословение Тарумона Милосердного, – ответил Годфри. – Я продолжу с твоего позволения?

Ребекка пожала плечами.

– Наш король, как владыка – идеален, но как человек… Ему не чужды людские пороки и желания. Да и норов у него специфический. Тивара уважают и страшатся. Он свободно разгуливает по столице без охраны, лишь в сопровождении одного или двух капелланов. Ему не страшны не стрелы неприятельских лазутчиков, ни острые кинжалы ассасинов, ни яд, который можно подсунуть любому вельможе. Странники доносят до ушей короля детали любого заговора, намеки на интриги. Враги исчезают раньше, чем успеют подумать о том, как навредить правителю Мендарва. Тивар ничего не боится, и пользуется своим положением. Порой, далеко не в благородных целях, – на этом месте юноша запнулся. Ему крайне неприятно было говорить о пристрастиях владыки страны людей.

– Годфри, продолжай, – молвила златовласка, глядя с интересом на друга.

– Тивар славится не только дипломатическими способностями, стратегическим мышлением и твердой хваткой. Король также приобрел репутацию алчного эгоиста, беспощадного палача и страстного поклонника женского пола.

Годфри замолчал. Ребекка, ожидающая продолжения, удивленно взглянула на него. Все сказанное им, ни как не объясняло того, почему она должна прятаться от монарха.

Сын барона огляделся по сторонам. Затем взял девочку за руку и повел к небольшому фонтану, расположенному в нескольких шагах от площади. Когда они подошли к краю круглого бассейна, парень указал пальцем на воду.

– Взгляни.

Ребекка наклонилась, но на поверхности увидела лишь свое отражение и нескольких пестрых рыбок, плавающих на дне.

– И что я должна узреть?

– Себя, – тихо молвил Годфри и отпустил руку девушки.

Ребекка с непониманием подняла свои серо-зеленые глаза на друга. Сын барона тяжело вздохнул, отбросил прядь светлых волос, упавшую на лоб, и произнес:

– Сегодня король забрал весь ваш урожай, не заплатив не медяка. Если не считать золотой монеты, которую вручил твоему отцу черноволосый жрец.

Златовласка ахнула. Ее глаза стали круглые, как плошки. Она знала, что король может взять бесплатно, что пожелает у своих подданных. Но не весь товар!

– А если бы Тивар увидел тебя, то возможно ты уже была на полпути к королевскому дворцу. А вскоре оказалась бы в опочивальне владыки.

– Годфри, что за мерзости ты болтаешь? – поежившись, проговорила девочка, кинув беспокойный взгляд в сторону ярмарочных рядов, где среди толпы наверняка гордо восседал на скакуне толстый и противный Тивар.

Парень покачал головой.

– Король берет все, что ему приглянется. Ты уже не маленькая девчушка. Ты – прекрасный цветок. А Тивар любит срывать цветы и втаптывать в грязь.

Ребекка закрыла лицо руками, то ли от смущения, то ли от ужаса. Годфри осторожно обнял ее за плечи и повел обратно к фургону.

Солнце красное робко прячется,

Застилает мир туман.

Дева светлая вновь расплачется

Понимая: Сон – обман!

Заплетая косу русую,

Прогоняя прочь слезу,

Запоет вновь песню грустную

У пруда, сидя в лесу.

Обманулась душа девичья.

Сердце кровью облилось

Улетело счастье перышком,

А несчастье – все сбылось.

Ребекка замолчала, и тяжело вздохнув, стала разглядывать Мендарвский тракт, вдоль которого, то расстилались поля, то кляксами на холмах виднелись осиновые и березовые рощи. Солнце неспешно стремилось к линии горизонта, разбрызгивая по округе рыжие мазки небесной акварели. Впереди повозки Лангренов маячило еще несколько телег и экипажей. Гости покидали столицу, отправляясь по домам или на Большую землю.

Дорога была местами ухабистой. Фургон, скрипя, порой вздрагивал, когда колеса наскакивали на очередную кочку или попадали в неглубокую выбоину. Но тряска не мешала близнецам крепко спать. Златовласку порой тоже накрывала вуаль дремоты, вот только тяжелые мысли мигом сдергивали пелену сна.

Артур, сидя на козлах, что-то насвистывал себе под нос. Ребекка чувствовала, что отец расстроен сегодняшней поездкой, но не желает говорить об этом. Король забрал почти все. Та малая часть, что удалось сбыть Артуру, принесла скудную прибыль, едва ли хватит на месяц. Единственное, что успокаивало фермера, то, что на земляном наделе еще осталась треть урожая, которой будет достаточно, дабы дотянуть до весны.

Златовласка осторожно заглянула за корзины, где был спрятан ворон. Карро, нахохлившись, сидел на жерди, и с презрением смотрел на девушку. Казалось, что если бы, птица могла говорить, то она бы сейчас непременно высказала все, что думает: о Ребекке и ее родственниках, вплоть до седьмого колена.

«Какой грозный», Ребекка показала птице язык и вновь уселась на свое место. Она услышала, как из-за корзин донесся звук щелкнувшего клюва.

Через час фургон, наконец, достиг Дубков. Повозка, поскрипывая, въехала во двор семейства Лангрен. Ребекка с облегчением вздохнула, осознав, что они далеко от Форга, и Тивару не добраться до нее в такой глуши. Годфри остался в столице. Он с родителями был приглашен на королевский бал, а это означало, что друг вернется в замок либо к утру, либо завтра вечером.

Девочка бережно разбудила братьев.

– Мы уже в Дубках? – вальяжно подтягиваясь, осведомился Тор.

Кор протер глаза и выглянул из-под навеса.

– Ага, – подтвердил он.

Артур помог спуститься с повозки дочери, а затем еще сонным сыновьям.

– Пустые корзины не выгружаем, – предупредил фермер. – Они нам завтра понадобятся. Съездим с утра на поле, соберем остатки урожая.

«Вот и замечательно», подумала Ребекка. Теперь она была уверена, что когда стемнеет, незаметно пронесет ворона в дом, тем самым избежит лишних вопросов.

Девочка взяла пакет, врученный ей торговцем-хорьком, и направилась к дому. Позади нее неторопливо плелись Тор и Кор. Один с корзиной с копчеными колбасами, другой с небольшой кадкой соленой рыбы. Отец же взвалил на спину мешок с чечевицей. В Дубках ее не выращивали, поэтому пришлось закупить ее в Форге.

Аэлтэ улыбаясь, стояла в дверях. Она нежно обняла Ребекку, поцеловала близнецов и повела их в избу, ужинать.


После того, как все плотно поели, златовласка осталась с матерью на кухне. Она помогла ей убрать и помыть посуду, а затем с загадочной улыбкой на лице, протянула пакет.

– Держи. Это твой подарок.

Аэлтэ развернула сверток и обомлела. Огнедышащие боги, словно сами вручила ей вожжи, которыми она сможет управлять хитрой и коварной судьбой.

– Дрит… – сглотнув слюну, прошептала женщина, рассматривая почти невесомую шаль с вкрапленным в волокна бисером янтаря.

От Ребекки не укрылась восхищение и искры безумной радости, которые промелькнули в глазах матери. Аэлтэ улыбнулась и крепко обняла дочь.

– Благодарю, милая! Это самый лучший подарок в моей жизни, – молвила она.

– Я догадывалась, что ты придешь в восторг, – глаза у Ребекки заблестели от слез счастья. – Ты столько рассказывала о чащобе дриад, что мне стало ясно. Этот подарок – просто создан для тебя.

– Это удивительная вещь – частица дритского леса. Данная материя является лоскутом паутины, сотканной среди плачущих древ Аирун. Янтарь – слезы Аирун. Каждая нить пропитана молодыми ветрами, опадающей листвой, песнями дриад, – глаза Аэлтэ затуманились, как и в те разы, когда она начинала рассказывать об удивительных землях Нирбисса. – Руандон покупает у лесных жителей паутину умерших пауков и лишь, потом аккуратно разрезает на куски, превращая их в шали, украшая ими платья и головные уборы. Слухи говорят, что еще никому не удавалось завладеть сетями живого ткача.

– Эти пауки, каких размеров, если платок лишь часть паутины? – испуганным голосом произнесла златовласка.

Аэлтэ рассмеялась, глядя на дочь, у которой на лице читался неподдельный страх.

– Огромных! Но ты не бойся. В Мендарве они не водятся. И даже если бы водились, эти восьминогие твари не причинят вреда, пока кто-то не начнет претендовать на их имущество и территорию.

– Брр. Я бы предпочла с ними не встречаться ни при каких обстоятельствах, – уверенно сказала девочка.

Аэлтэ снова улыбнулась, но внезапно ее улыбка угасла. Женщина серьезно взглянула на златовласку.

– Сколько денег ты отдала за нее?

Ребекка хотела рассказать матери об удивительном торговце, но тут во дворе раздались крики близнецов. Тор и Кор опять ссорились из-за очередного пустяка.

– Не беспокойся, я разберусь, – молвила Ребекка и покинула кухню.

Оставшись одна, Аэлте кончиками пальцев прошлась по желтым бусинам, и полной грудью вдохнула аромат шали.

«Да прибудет со мной благословение Земли, Ветра и Воды. Пусть мой путь будет извилист и полон преград, но я дойду до цели. Мои сестры услышат меня и явятся на зов, дабы встать на защиту Жезла Пророчества», подумала Тара Рин и взглянула в окно, где блеклые лучи солнца утопали в надвигающихся сумерках, и напоминали дриаде о последнем вечере, который она проведет в стране людей.


Таверна «Паяц и дворянка», расположилась на окраине Форга, почти у самых городских ворот. Это было неприметное двухэтажное здание из кремового ракушечника и сосновых бревен, покрытых известью. На серой черепичной крыше возвышались четыре печные трубы и флюгер, изображающий даму, танцующую с шутом. В ветреную погоду жируэтка вертелась из стороны в сторону, жалостливо поскрипывая.

Постоянными посетителями этого места были приезжие, да городская стража. Но порой захаживали и местные ремесленники, да моряки, которым осточертели портовые кабаки, и они желали поглазеть на пышных официанток, совсем не похожих на тощих девиц, работающих на пристани.

На первом этаже располагалась кухня да огромный зал с двумя каминами и множеством деревянных столов, за которыми пили эль, уплетали жаркое и играли в кости постояльцы. На втором этаже раскинулись просторные комнаты для гостей, решивших переночевать в столице Мендарва. Помещения наверху в обычные дни практически пустовали. Но во время праздников и Ярмарки все номера были битком набиты.

Сегодня в постоялом дворе было людно. В каминах едва теплился огонь, вечера были еще теплые, и не было смысла жечь понапрасну дрова. Полный трактирщик, абсолютно лысый, средних лет мужчина в серой рубахе и полосатом фартуке, сидел за прилавком, то и дело, подливая, стоящим у стоики гостям, либо градскую настойку, либо самогон из Раинисса. Он время от времени перекидывался словечками с посетителями, громко хохоча, и не забывал отдавать распоряжения кухарке, да служанкам, сновавшим без продыху по залу.

В углу таверны, в полумраке сидели двое чужеземцев и вели беседу. В зале стоял такой шум от громких возгласов, пьяного смеха, да звуков свирели и лютни, что парочка незнакомцев не тревожилась о том, что кто-либо подслушает их разговор.

В мужчине даже если бы кому-то захотелось пристальнее разглядеть его, было крайне сложно узнать одного из Верховных жрецов. Меус упрятал волосы под темно-синий шаперон. Бороду капеллан заплел в какой-то замысловатый узор из косичек, и теперь она доходила не до пояса, а до груди. Единственные, кто не пострадали от преображения, были длинные черные усы. Старец был облачен в неприметное одеяние для верховой езды и в длинный дорожный плащ, серого цвета. Даже сапоги со шпорами, намекали на то, что он не глава ордена Тарумона Милосердного, а обычный путник.

Барк, сидящий напротив, кутался в короткую синюю накидку. Он сменил свой стеганый халат на плотный шерстяной кафтан и добротные бриджи, заправленные в высокие пепельные ботфорты. Головной убор остался прежний. Колпак, скрывающий жидкую шевелюру, возвышался на маленькой голове купца.

Человек-хорек удобно развалился на скамье, облокотившись на деревянную спинку и, постоянно улыбаясь, что-то увлеченно рассказывал своему собеседнику.

– Белки? До сих пор в услужение у этих старых ворчунов? Вот это да!– Меус рассмеялся, вытирая ладонью усы, на которых белой бахромой устроилась пена от эля.

– Да, дружище. Нельзя недооценивать Магистров. Даже у этих юрких зверьков они вызывают трепет, – Барк отхлебнул янтарного хмельного напитка из деревянной кружки. – Тебе ли не знать? Ты и сам успел побывать почетным…

– Ах, забудь. Все уже давно поросло крапивой да беленой, – отмахнулся старец, давая понять другу, что не желает ворошить былое. – Ты лучше мне расскажи, как тебе все время удается улизнуть незаметно? Путь от Цинтруонского леса до Мендарва неблизкий. Пожалуй несколько недель занимает в одну сторону, а того и месяц. Долгий срок. Вдруг тебя хватятся? – в голосе Меуса зазвучало беспокойство. Меньше всего он хотел, чтобы Верховные чародеи прознали про вылазки приятеля. Да еще не куда-нибудь, а в Мендарв.

Барк печально усмехнулся, в его глазах-бусинках, появилась такая тоска, словно он жалел о том, что до сих пор прозябает на краю Нирбисса в Цитадели, окруженный непроходимыми горами.

– Не тревожься. У меня есть союзник, который подсобил мне преодолеть путь, – произнес он, и с опаской огляделся, словно боялся, что кто-то из присутствующих может услышать сказанное и заподозрить неладное. К счастью, в зале не было ни одного храмовника, которого могли заинтересовать подобные речи.

Капеллан понимающе кивнул. Он знал, что подразумевает товарищ – порталы. У Барка, был помощник. И не простой, а достаточно сильный волшебник, способный использовать Высшую магию. Иллюзорные врата могли открывать многие чародеи, вот только от могущества волшебников зависели размеры врат и время их действия.

– А что касается моего непродолжительного отсутствия… Тебе же известно, что сил у меня нет, и поэтому я для Магистров не представляю великой ценности. Нет травника несколько дней? К чему бить в колокола? Видимо ушел в поход за лекарственными растениями! Вот и все их беспокойство да опасения. Десятилетиями они меня считают недотепой, и, тем не менее, мои снадобья берут охапками. Ведь самим корпеть над эликсирами у них нет ни времени, ни желания. Так почему бы не пополнить запас у безродного и покорного целителя?

– Не расстраивайся ты из-за этих дряхлых и полоумных снобов. Они так зазнались и утопли в океане гордыни, что не видят ничего дальше своего крючковатого носа. Помимо тебя в Аскалионе множество воспитанников лишенных способностей. Травник – это не писарь! А вспомни-ка, они меня тоже бездарем считали, хотя сила у меня в крови, попорть им перины пазедотский клещ! Ты воочию можешь убедиться в моей никчемности, созерцая ее плоды, – Меус незаметно скользнул взглядом по залу таверны, подразумевая под ней Мендарв.

Эх! Как в это мгновение черноволосый маг мечтал взглянуть на выражение лица Эуриона, если бы тот проведал, что горе-чародей, ошибка богов, наделенная магическими способностями, правит целой страной. Ничего, однажды он потешит свое самолюбие и лично расскажет тщеславному всезнайке о своих достижениях, если конечно тот не помрет до знаменательного события.

Словно прочитав его мысли, Барк с ехидством промолвил:

– Да, Эуриона хватил бы удар! Он бы от ярости разнес Цитадель, а заодно и несколько государств, граничащих с пустошью или горами.

class="book">Собеседники дружно расхохотались. Главный Магистр был завистлив, и терпеть не мог, когда кто-то из воспитанников добивался чего-то в жизни, превосходя результаты учителя. В свою очередь подопечные, даже окончив обучение, стремились хоть как-нибудь позлить высокомерного кудесника, превосходящего их по рангу.

– Ну, пожалуй, хватит перемывать косточки этому ветхому ворчуну, а то чего доброго он за тысячи миль почует неладное и начнет икать. А ему раз плюнуть, отыскать виновника непроизвольной физиологической реакции. Пусть пока прибывает в неведенье, пропади он в болотах Крока! – выругался Барк, подумав, что привычка друга весьма заразительна. Главное не прихватить эту манеру разговора в Цитадель. Того и гляди, Магистры быстро пронюхают про отступников. – Ты лучше поведай, как у вас дела с Псилоном.

Но ответить капеллан не успел. К столу подошла дородная девица в платье ирисового оттенка, стянутом на талии тугим корсетом и глубоким декольте, открывающим пышную грудь.

– Господа не желают еще эля? – поинтересовалась она, с притворным любопытством взглянув на собеседников.

Меус молча кивнул. Барк же, обескуражено отвел взгляд от привлекательных форм дамы, стараясь не выдать своего смущения. Разносчица улыбнулась, как того требовал этикет и, виляя бедрами, пошла к стойке трактирщика. По пути ее остановили еще несколько посетителей, требуя добавки. Девица внимательно выслушала пожелания, не перестывая расплываться в улыбке, и отдернула свою коллегу, которая заболталась с компанией копейщиков. Работы было невпроворот. Товарка недовольно скривила личико, но оставила новых друзей и поспешила за пышногрудой официанткой.

– Да рассказывать то нечего, – покачал головой маг, оторвав взгляд от девушек, которые вступили в перепалку с хозяином таверны. – Ничто в этой стране не меняется. Король и Псилон, как и прежде ведут бесконечную охоту на нелюдей и чародеев. Наша магическая и каменная завеса уже местами обветшала, так что временами, кто-нибудь да проскальзывает за ее пределы. В последнее время частыми гостями стали эльфы-полукровки. Все не могу уразуметь, чего им здесь понадобилось? Народец в Мендарве не гостеприимный и зоркий. Их хлебом не корми, дай нелюдя прибить! Псилон все также снабжает храмовников амулетами, способными обнаружить магическую деятельность. Ни один волшебник не воспользуется чарами на территории Медарва незаметно! Мой братец пронюхает про мистическую активность даже в самых отдаленных уголках людского государства.

– Счастье то какое, что я не владею даже крупицами чародейства! Все мои знания вот здесь, – Барк усмехнулся и постучал костяшками пальцев по голове, – и они хоть и обладают магическим эффектом, но это всего лишь рецепты, да наименования ингредиентов. Храмовникам не проникнуть в мою голову, даже если они вскроют черепушку.

– Надеюсь, такого никогда не произойдет, – проговорил Меус и похлопал друга по руке. – К твоей удаче, служители Тарумона Милосердного всего лишь люди, с примитивными талисманами в руках. Им не дано читать мысли…

К столу вновь подошла разносчица. Меус заметил, что ее лицо раскраснелось от недавней перебранки с трактирщиком, но она по-прежнему улыбалась. Девица поставила перед посетителями деревянные кружки с пенным напитком.

– Еще чего-нибудь желаете, господа? – поинтересовалась она.

Меус задумчиво намотал ус на палец, взглянув на приятеля, старающегося из-за всех сил игнорировать девушку.

– Предупреди мастера Волфа об ужине, – произнес маг. – Я с ним по приходу обговорил меню.

– Непременно, господин, – на этот раз официантка еле заметно поклонилась и торопливо скрылась в толпе посетителей. Барк оторвал взгляд от рисунка на дубовой поверхности стола и тяжело вдохнул. Меус усмехнулся, глядя на травника, который совершенно терялся в присутствии прекрасного пола.

– Я погляжу, ты никак не можешь адаптироваться к местному народу, – усмехнулся капеллан. – Понимаю. В Убежище таких красоток не бывает.

– Там вообще нет женщин, если ты запамятовал, – буркнул Барк, стараясь напустить на себя безразличный вид. – Оказаться в объятьях прекрасных дам, дано лишь тем, кто покинул Цитадель по поручению Магистров или поступил на временную службу к какому-нибудь государю.

Меус поправил головной убор и задумчиво хмыкнул. Жизнь в убежище Аскалион – удел затворников. Перечень строгих законов и правил. Пресловутый кодекс чести, который беспрекословно обязаны соблюдать все члены ордена.

Аскетический образ существования шел на пользу магическому развитию, но был настолько тосклив. Запрет на создание семьи и вольного рода деятельности, еще больше добавлял горечи. А самым неприятным аспектом было то, что любой, кто обучался или жил в Цитадели, не мог и шагу ступить без пристального надзора Верховных магов. Так себе перспектива на долгую и серую жизнь. Хотя были и свои плюсы. Безграничные знания, битвы с монстрами и участие в самых масштабных войнах. Но некоторым поселенцам Аскалиона и этого было недостаточно. И тогда, кто-нибудь из адептов становился ренегатом.

Смельчаки тут же избавлялись от вездесущего гнета Магистров, но так же лишались и привилегий: неограниченного доступа к магическим знаниям и реликвиям. И пусть уберегут клятвопреступников древние боги, если они попытаются уволочь артефакт или свиток с заклинаниями! Верховные маги спустят своих цепных псов, и из-под земли достанут наглецов, и кара за воровство будет ужасающей.

Волшебник потер виски, словно его голову пронзила острая боль. Он даже не смел думать о том, что с ними сотворят Магистры, когда выяснят, что он и Псилон живы. Им, по счастливой случайности, удалось прихватить с собой немало ценных вещиц. Эти предметы, оказали весомую услугу в Мендарве. Неизвестно, удалось бы братьям, завладеть имуществом Аскалиона, случись им бежать из Цитадели. Отступникам Виэнарисс пришлась на руку война с эльфами, затеянная А…

Меус прервал раздумья. Лучше о нем не вспоминать. Минуло двадцать лет, а не пятьдесят, как утверждал Псилон. Двадцать лет, как они поселились здесь и возглавили орден Тарумона Милосердного. Двадцать лет, как исчезла дочь Яндариуса. Двадцать лет, как погибла Табора…

– С тобой все в порядке? – встревоженно поинтересовался Барк, видя, как лицо друга с каждой секундой становится все угрюмей.

Маг, очнувшись от мрачных размышлений, напоминавших ему о прошлом, поднял на целителя ореховые глаза и тихо прошептал.

– Со мной все будет хорошо. Но чует мое сердце, что с Нирбиссом не все ладно.

Барк нахмурился и стиснул кружку с элем. Ему было кое-что ведомо об изменениях на континенте. Но откуда было знать о веяниях судьбы Меусу, проживающему в изоляции? Травнику совершенно не нравился настрой чародея.

– О чем ты говоришь? – стараясь не вызвать подозрений, поинтересовался он.

– Псилон стал ожесточенным и каким-то странным в последнее время. Сегодня на Ярмарке я встретил таинственную девушку, чей образ мне до боли знаком. А с утра меня огорошила весть о том, что возлюбленная Моргана жива.

– Табора? – брови Барка удивленно приподнялись, а в душе заскребли кошки.

– Угу, – коротко подтвердил Меус.

– Быть того не может. Она же погибла, тогда…

– Видимо нет. Либо это ее сестра-близнец, в данный момент скрывается в Темной Дубраве, что маловероятно, либо ей удалось каким-то образом обхитрить Темноликую. Не спрашивай как! Я не знаю. Демоницей займется Псилон. Я даже видеть ее не желаю, после того, что она учинила брату, – капеллан насупился.

– Интересно… – задумчиво потерев подбородок, промолвил Барк. – Как вы узнали о ней?

Меус довольно хмыкнул, и на его лице появилась слабая улыбка. Как и всегда! Магия – повсюду остается магией!

– Я же говорю, рогатая бестия в Мендарве. Затаилась у самой границе. Причем проникла она сюда при помощи портала. А такую мощь, лишь слепой не заметит! Да храмовники со своими амулетами… Она использовала высшую магию, и даже маскировочный щит, дабы святоши не обнаружили ее.

Глаза Барка стали круглыми от удивления. То, о чем говорил чародей, было невероятно даже за пределами Мендарва. На врата и заслоны уходило много сил, и для сотворения данных заклинаний требовались познания фундаментального, а не поверхностного волшебства.

– Это невозможно!

– Вот-вот, – тяжело вздохнул верховный жрец. – Я об этом и говорю. Демоны воскресают и начинают использовать Высшую магию! Грядут темные времена для Нирбисса, запомни мои слова! Пусть меня изрешетят стрелы дриад, если я неправ.

Меус допил эль и, откинувшись на спинку скамьи, хмурым взором оглядел зал трактира. Веселятся! Смеются! Танцуют! А тем временим, тучи сгущаются! Коварные ветра гонят свинцовую бурю с морских просторов. Да оберегут вас древние боги! Ибо свет Тарумона Милосердного не в силах противостоять надвигающейся беде.

Барк отрешенно уставился на свои руки, собранные в замок. Он терпеть не мог дурные известия. А в скором времени их станет еще больше. Да и возрождение чертовки – скверный знак!

«Моргану известно о том, что демонесса восстала из мертвых?»

– Я так не думаю, – прервал его мысли чародей. – Ты бы первым узнал. Брат бы пришел в ярость, либо впал бы в уныние. Он не способен долгое время прятать свои чувства.

Человек-хорек вздрогнул, покачал головой и укоризненно взглянул на приятеля.

– Дорогой друг, перестань копаться в моей голове, – в его голосе появились нотки обиды.

– Прости, не удержался, – усмехнулся в бороду маг. – Хоть твои мысли пролистаю, пока рядом нет храмовников с их чертовыми амулетами.

– Нет, уж! Давай, как-нибудь в другой раз мы пообщаемся на ментальном уровне, – запротестовал Барк. Ему меньше всего хотелось, чтобы чернобородый кудесник изучал его мозг. Травнику было что скрывать. И если одни думы были лишь невинными рассуждениями, то другие хранили в себе опасную тайну, которую он не мог поведать приятелю.

– Ладно, не серчай. Я не пытался тебя оскорбить, – успокоил Меус товарища. – Давай-ка отведаем местных яств. Тоскливые и скорбные разговоры вызывают у меня чувство голода.

Волшебник сделал знак трактирщику, а тот быстро окликнул дородную разносчицу.

– Сейчас отужинаем и продолжим нашу беседу. У нас осталось в запасе еще достаточно тем для обсуждения, и к счастью, не столь мрачных, надеюсь.

– У меня не так много времени, мой друг, – произнес с сожалением Барк, нервно пощипывая жидкую бородку. – Завтра я должен покинуть Мендарв, в любом случае. Мой проводник будет ожидать меня, дабы телепортировать обратно в Аскалион.

Меус хлопнул приятеля по плечу и хитро усмехнулся.

– Не тревожься! Ты успеешь удрать в свою холодную и хмурую темницу!

Официантка, виляя бедрами, подошла к столу. В руках у нее был поднос с глиняными мисками, в которых ароматно пахла жареная телятина с грибами, парные овощи, и аппетитно устроились ломти свежеиспеченного хлеба да кувшин с янтарным вином и два металлических кубка.

– Спасибо вам, юная леди. Вот возьмите, – Меус протянул серебряник официантке, вспыхнувшей от смущения. – Это вам за хлопоты.

Девушка быстро взяла монету, поклонилась и, забрав пустые кружки из-под эля, удалилась.

– Все-таки уютно тут у вас в Мендарве, – протянул Барк, провожая восхищенным взглядом разносчицу.

– Ага, пока церковники тебя к стенке не прижмут да не вручат повестку на костер, – промычал капеллан, вовсю орудуя вилкой и ножом.

Травник полной грудью вдохнул запах блюд и последовал примеру друга. Для Барка Мендарв был идеальным местом, чтобы встретить старость. Адепты культа Тарумона Милосердного ничто, по сравнению с Цитаделью, в которой тьма магов, белок и говорящих воронов!

Ночь мягким пледом опустилась на Форг. Небо заволокло черничными тучами, и где-то вдали громыхнул гром. Но ни один посетитель таверны «Паяц и дворянка» не обратил внимания на приближение стихии. Только чернобородый старец, уплетающий телятину, задумчиво прислушался к звуку. Но затем и он позабыл о нем, полностью погрузившись в поедание вкусного и сытного ужина, да беседуя со старым другом, прибывшим из далеких краев.


Глава 3


«Бесшумно ступает Черная

Дерода. Трудно ощутить ее дыхание.

Невозможно уловить звук ее шагов.

Не скрыться от тени ее плаща.

Горе – неизбежно! Еще никому не

удавалось без потерь вырваться

из тонких, но цепких рук Темноликой!»


Дневник Тодиуса Корнелиуса.

Некроманта третьего Ранга.


Над Темной Дубравой и владениями барона Данкоса разбушевалась гроза. Мрачно-фиолетовое небо рассекали цепи ярких молний, которые, то слепящими вспышками исчезали в глубине леса, то с треском врезались в поля и сады фермеров. Гром грохотал так, что казалось, еще немного, и небеса рухнут на окраину Мендарва, и бездна поглотит островной замок и расположенные неподалеку Дубки. Неистовый ливень сплошной стеной обрушился на округу. Зарница бурным потоком несла в водах обломанные сучья, камыш, смытый с крыш, мелкую утварь, оставленную во дворе непутевыми хозяевами. Ветер резкими порывами стегал кроны деревьев, жаждая вырвать их с корнем из плодородной почвы. Сухие ветви первыми сдались и, с треском отломившись от стволов, нырнули в мутные ручьи, обезумевшей воды.

Ребекка проснулась от пронзительного раската грома и оглушительного прерывистого стука. Яркие проблески молнии пронзили синим светом комнату, и вновь раздался жуткий грохот. Златовласка испугано вскочила с постели, запуталась в покрывале, и чуть было не упала на пол, но вовремя ухватилась за спинку кровати. Наконец, выбравшись из тканевых оков, она подбежала к распахнутому окну и, не обращая внимания на острые, словно иглы капли дождя, захлопнула, болтающиеся на ветру, подобно парусине, ставни, а затем и створки окон. Осталась одна рама. Стекло от ударов разбилось, и теперь его осколки лежали во дворе и на полу. Только сейчас девочка углядела, что у стены образовалась лужа.

Ребекка, стараясь унять дрожь, сорочка вся промокла, подошла к комоду и трясущимися руками зажгла огарок свечи. Опочивальню озарил слабый свет. Златовласка огляделась. Пол в комнате был мокрым от дождя, а от окна вел тонкий алый след. Кровь!

Только сейчас девочка осознала, что порезала ступни об осколки. Она так испугалась и замерзла, что не почувствовала боли. Присев на край кровати Ребекка осмотрела ноги. Стеклянные лезвия лишь в нескольких местах впились в кожный покров, не глубоко, но достаточно сильно, чтобы вызвать кровотечение.

Златовласка убрала свечу с комода и поставила на пол, затем открыла сундук и достала оттуда ситцевую простынь. Она стала стремительно рвать ее на полосы.

Внезапно Ребекке показалась, что она услышала голос матери и отца. Но раскаты грома заглушили слова. И когда отзвуки стихии на мгновение умолкли, с ними и исчезли громкие разговоры.

«Нет. Я не стану выходить. Если мать меня увидит в таком состояние, то точно расстроится. Завтра я узнаю, что случилось. Рассвет заберет ненастье и принесет светлый, добрый день»

Девочка, морщась от боли, стала вытаскивать стеклышки из ступни. Она протрет рану, обвяжет тканью. А поутру возьмет одну из мазей матери, наложит добротную повязку, и через день все пройдет.

Златовласка искоса взглянула на ворона. Птица невозмутимо сидела на жердочке, словно гроза, бушующая в Дубках, совершенно ее не касалась. Глаза пернатого гиганта были закрыты, но Ребекка могла поклясться светом Тарумона Милосердного, что ворон не спал. Он безмолвно следил за событиями, прислушивался к звукам, но не желал лицезреть ни свет свечи, ни ранение девочки, ни лужу на полу.

«Vik’er iteto hak par lehe pald’n! Anuren vagro er’em oc’eran!. Ferl’en hen s’he iteto par oro Khaa te!» внезапно в гуле ветра и грохоте грома послышался шепот.

Карро испуганно щелкнул клювом и уставился округленными янтарными глазами на пол. Ребекка, у которой от мистических звуков мурашки забегали по спине, проследила за взглядом птицы и робко вскрикнула, прикрыв рот рукой.

В луже, освещенной тусклыми отблесками свечи, мерцала надпись на всеобщем языке.

«Стихия несет меня к живым горизонтам! Судьба ищет сердце силы! Помощь будет птицей нестись к тебе золотое пламя!»

Златовласка побледнела и от страха зажмурилась. Громкий щелчок клюва ворона заставил ее набраться храбрости и открыть глаза. Надпись исчезла, и вместе с ней испарился шепот.

– Нет, нет, нет! Это все происки темных сил! Да, защитит меня вечный свет Тарумона Милосердного! Никакая стихия меня не заставит выйти из спальни! – тихо промолвила она. Страх, что за дверью могут таиться еще более ужасные вещи, нежели светящиеся надписи, сковывал девушку.

Карро склонил голову набок и с интересом смотрел на Ребекку, словно видел ее в первый раз. На мгновение в янтарных глазах ворона промелькнуло сожаление. Но златовласка не заметила его. Она наспех перевязала ступни, поставила свечу на сундук и легла в постель, с головой укрывшись одеялом.

С зарей тьма отступит, гроза пройдет, и солнце вновь засияет над Дубками. И все, что ночью случилось, окажется лишь очередным кошмаром.

«Надо во что бы то ни стало заснуть. Это всего лишь дурной сон! Гадкий сон!»


Над Темной Дубравой гроза приутихла. Тяжелые тучи все еще нависали, но ливень прекратился. И лишь отблески молний на горизонте да раскаты грома вдали напоминали о минувшей стихии. Впрочем, о ненастье напоминал и бурелом, оставшийся после беспощадных порывов ветра. Повсюду лежали поваленные стволы, местами вырванные с корнем, да непроходимые нагромождения из ветвей. В оврагах непрерывно текли ручьи дождевой воды, спеша впасть в бурный поток Зарницы.

– Таборочка, солнце мое! Не будешь ли ты так любезна, разъяснить мне, что вообще происходит? – мрачный эльф удобно расселся на краю огромного дупла, и увлеченно грыз коготь большого пальца правой руки-лапы.

Демоница сидела на корне дуба, обхватив голову. Вид у нее был плачевный. Она вся промокла до нитки. Длинные волосы паклей спадали на плечи. Темная рубаха прилипла к телу демонессы. Да, и из ботфортов пришлось выливать последствия ливня. Плащ отяжелел от воды, и девица была вынуждена его снять и выжать. Он висел на ветке вместе с жилетом, покрытым металлическими пластинами.

Стихия началась внезапно. В отличие от коротышки, который просидел всю грозу в дупле и остался сухим, Табора не смогла найти укрытия. Пришлось импровизировать. Но довольно сложно, отыскать убежище, когда древа норовят придавить тебя массой, а вода, словно во время половодья река, стремится унести за пределы леса. Да и молнии все время пытаются превратить в пепел!

– Оставь меня в покое, свиное рыло! – устало прорычала демоница.

Науро прекратил заниматься чисткой когтей, и поучительно подняв вверх указательный палец, с укором произнес:

– Но, но, дорогая. Прошу обойтись без оскорблений. Я же не нарек тебя «рогатой»? Как-никак, и у меня есть имя.

– Причем весьма отвратительное, – Табора явно не была настроена на мирную беседу.

– Ну, уж какое есть. Всем не угодишь. Оставим же мое имя в покое и поговорим о хаосе, что здесь творился несколько минут назад.

Демоница скрипнула зубами, и, сложив руки на колени, подняла голову вверх. Коротышка заметил, как ее глаза сверкнули в темноте, подобно молниям, недавно рассекающим небосвод.

– О, я с превеликим удовольствием расскажу тебе об этом и даже предоставлю прогноз на будущее, – с сарказмом прошипела девица. – Ожидаются небольшие осадки. Ветер умеренный, местами порывистый. В ближайшие сутки возможно потепление и ясная погода. Доволен? Остались какие-то вопросы?

Эльф с жалостью глянул на Табору, затем повертел пальцами у виска. Видимо ей не удалось ускользнуть от электрического разряда небес.

– Девочка моя, кажется ты того… Перепады атмосферного давления на тебя плохо влияют. Я погляжу, ты из-за напряженной обстановки совсем умом тронулась. Ну, ничего милая, не расстраивайся, возможно, еще не все потерянно, мы найдем тебе талантливого лекаря.

Табора кровожадно улыбнулась. А лицо перекосилось от злобы.

– Ты, эльфийское отродье, думаешь, если я промокла и продрогла, то не доберусь до тебя? Не обольщайся! Если и дальше будешь подтрунивать надо мной, то я клянусь, что некая рыжая морда непременно получит от меня затрещину.

– Прошу не путать! Каштановая, а не рыжая! – перебил Науро, и в целях безопасности уселся поглубже в дупло.

– Иронизируй, толстобрюхий! Испытывай мое терпение! Еще немного и я отправлю тебя ко всем чертям!

– Нет уж, спасибо! В гости к твоим родственникам меня ничем не заманишь! – не унимался эльф.

Демонесса выругалась и затем стрелой метнулась к дубу. Науро даже не шелохнулся. Он изначально знал исход сего действия. Вскарабкаться по стволу Таборе не удалось. Кора после дождя была скользкой. Она только понапрасну вымаралась, и теперь тяжело дыша, стояла внизу с искаженной от гнева физиономией.

– Смотрю, у кого-то нервишки пошаливают, – ухмыльнулся коротышка, обнажив желтые клыки.

Табора одарила наглеца убийственным взглядом.

– Только попадись мне мерзкий уродец…

– Ой, ой, ой, испугала ястреба мышью!

– Науро!

– Да Табора. Я весь во внимании!

– Прекрати паясничать и выводить меня из себя!

– Хорошо, – как-то быстро согласился эльф. – Не желаешь повеселиться, что же, твое дело. Но тебе все равно не уйти от ответа. Я не отстану от тебя, пока ты не растолкуешь мне, чем вызвана эта стихия.

– Да, я не знаю, полоумный ты кусок пня! – взвизгнула демонесса, да так громко, что Науро от неожиданности вздрогнул, и чуть было не вывалился из дупла.

– Не вопи ты так на весь лес! – осторожно оглядев Дубраву, проговорил эльф. – Еще доброго услышат тебя стражники или бело-зеленые святоши. Хотя вряд ли. Они попрятались, как улитки в панцирь, испугавшись грозы. В любом случаи не ори. Просто скажи: ты вызвала ненастье или нет?

Демоница тяжело опустилась на корень дуба и вновь обхватила голову руками.

– Нет, не я. Это проделки Тары. Она призвала ветра, и спровоцировала грозу.

– Ты верно шутишь? Зачем ей привлекать внимание храмовников, используя Магию стихий? Да этот всплеска энергии был виден даже на мысе Гроу. Я что-то сомневаюсь, что дриада настолько обезумила, что решила явить миру свое убежище.

– Мне наплевать, веришь ты или нет! – огрызнулась девица. Она точно знала, что не применяла собственные силы. Это все Тара Рин!

– Нет, нет! Ты что-то темнишь, – не унимался коротышка. – Милочка, ни с того, ни с сего не прибегают к Стихийному чародейству. А у нас получается, что бац! И дриада всколыхнула пол Мендарва и большую часть Круана. Чую, без тебя тут не обошлось.

– Ты ошибаешься, – устало протянула Табора, – я действительно не имею отношения к природной заварушке.

Эльф, задумавшись, почесал рыжую, а не каштановую макушку. Дела обстояли хуже некуда. Таре удалось передать послание сестрам. А это – очень плохо! У Науро и Таборы оставалось не так много времени, дабы отыскать Жезл. Но как это сделать, когда над Дубками витает множество искр волшебства? Над каждым домом и даже над замком! Ареал поисков расширился! Чертова дриада, спутала все карты!

– Если ты говоришь правду, то у нас появится множество хлопот, зайчик мой, – молвил коротышка.

– Не смей меня так называть, – прошипела Табора, но не двинулась с места.

Науро укоризненно взглянул на нее.

– Ладно, козочка моя…

– Ты нарываешься!

– Я же любя…

– Ну, держись эльф! – Табора сжала кулаки и взглянула вверх, где во тьме дупла прятался ехидный напарник. – Когда все закончится, ты ответишь мне за каждую издевку.

Толстячок насмешливо хмыкнул.

– Ну, до этого прекрасного момента нам с тобой надо еще дожить.

– Идиот!

– Опять обзываешься? Где тебя только воспитывали? А да, вспомнил…

– Сгинь с моих глаз!

– Эй, эй, не дерзи. Забыла, что весь спрос с меня, если что? Я все записываю: и про погоду, и про дриаду, и про измывательства.

– Да иди ты, Науро! – демоница вскочила с корня и, чертыхаясь под нос, пошла прочь от дуба, перебираясь через валежник. Подальше от назойливого напарника.


Лес был безмолвен, если не считать капель срывающихся с крон деревьев, скрежет стволов, измотанных бурей, да хлюпающей воды под ногами демоницы. Табора тихо бранясь, перешагивала через сломанные ветви и обходила корневища поваленных древ. Она торопливо и бесцельно слонялась по Темной Дубраве, стремясь вернуть себе спокойное расположение духа.

Ее не страшил тот факт, что она может ненароком нарваться на приграничную стражу. Вряд ли эти болваны до утра выйдут в дозор. Им придется прибегнуть к силам крестьян да слугам замка, чтобы разобрать завалы у стены.

– Безмозглая Тара! – выругалась демонесса, выбравшись на набольшую поляну, на которой возвышался огромный дуб с расколотой надвое верхушкой. Молния ударила точно в центр. Ствол дерева раздвоился, но не сгорел и не упал, как его многие собратья в этой чащобе.

– Вот с этого места расскажи поподробней, моя дорогая, – раздался скрипучий голос позади нее. Табора не успела оглянуться, как почувствовала, что неведомая сила, с невероятной мощью толкнула ее в спину. Подобно яйцу, брошенному озорным мальчишкой в стену соседского дома, она врезалась в ствол покореженного гиганта. Удар был настолько сильным, что у девицы на мгновение потемнело в глазах, а жесткая кора больно оцарапала кожу щек. Стараясь сохранить самообладание Табора, медленно развернулась, ее рука потянулась к кинжалу, висящему на поясе, но воспользоваться клинком ей не удалось. Тяжелый витый посох прижался к ее горлу, сдавливая, словно петля висельника.

– Ты, так предсказуема, милая, – голос из-под темного капюшона плаща звучал иронично, – только совсем растеряла осторожность. Видимо, твоя беззаботность вызвана тем, что ты научилась управлять силами, которые не предназначены для демонов.

Табора нервно сглотнула слюну. Даже в самых худших своих кошмарах она не могла представить себе эту встречу. Она бы справилась с десятком копейщиков, но не с ним.

– Морган… – дрожащим голосом прошептала она.

Незнакомец в темном плаще, прижимающий разветвленный наконечник посоха к ее горлу, гнусно расхохотался и свободной рукой откинул капюшон, обнажив белесые волосы.

– Сюрприз!– с сарказмом произнес он, и в его глазах вспыхнули огоньки злорадства.

– Псилон…

Глаза демонессы расширились от ужаса. Она почувствовала, как все тело обдало жаром, словно Табору бросили в жерло вулкана. Перед глазами поплыли воспоминания прошлого.


Поле битвы… Люди, эльфы, маги, гномы, демоны. Все смешалось в одну кашу. Кровавые тела, ежесекундно падают на землю, сраженные либо оружием, либо чарами. И по трупам скачет конница или пешим ходом мчатся новые войска. Сражение не утихает не на мгновение. Кровь… Столько крови вокруг! Столько мертвых глаз, уставленных на образ Темноликой.

Табора помнила, как во время боя ее оттеснили от Моргана. Но не было времени искать его. Она дралась с неприятелем, который все наступал и наступал своей бесчисленной армией. Клинки в руках демоницы сверкали подобно молниям. Она уворачивалась и от тяжелых мечей, и от острых пик, разя противника кинжалами в самые уязвимые места.

Она уцелела. Рассеченное бедро и кровоточащие полосы на спине были опасны, но не смертельны. Она выжила. Но бой был не окончен. Через тьму бьющихся солдат, она разглядела вначале Яндариуса затем Моргана. Проталкиваясь через стену слившихся в схватке воинов, она крушила недругов, словно тряпичные куклы. Всего несколько шагов. И она вновь станет спиной к спине с возлюбленным!

Обжигающая боль пронзила тело. Ее глаза встретились с Морганом. Она видела, как его взгляд наполнился ужасом, а светлые, как пшеница волосы, почти мгновенно покрылись сединой. Она хотела крикнуть, но новый разрывающий импульс окатил тело волной. Из последних сил Табора развернулась и вонзила клинки во врага, бросившего в нее смертоносные заклятья…


Табора стиснула зубы и молниеносно потянулась к кинжалу, но чародей был стремительней. Он надавил посохом на горло демоницы. Она почувствовала, как темная пелена застилает взор, а живительный воздух не в силах проникнуть в легкие. Рука безвольно повисла. А тело девушки обмякло, хотя она все еще находилась в сознании.

Псилон знал, что никто на территории Нирбисса так не управляется с клинками, как демоны. Даже умирая, они способны метнуть лезвие во врага и угодить точно в цель.

– Ты… Ты мертв… – простонала Табора.

Маг глухо расхохотался, не отрывая взгляда от демонессы, припечатанной к стволу покореженного древа.

– Ты тоже, моя дорогая, – молвил он иронично.– Возможно, мы встретились на небесах? Хотя вряд ли. Тебе туда дорога закрыта.

Табора подняла на чародея свои большие глаза, поддернутые дымкой. Невозможно убить дважды, того, кто уже мертв! Но сейчас, Псилон именно это жаждал сделать. Псилон, которого она пронзила насквозь! Псилон, чье тело было сожжено на поле битвы! Псилон, предавший ее и Моргана!

– Не находишь ли ты забавной данную ситуацию, дорогая? – усмехнулся чародей, слегка ослабив хватку. Табора с жадностью стала глотать воздух. – Через столько лет встретиться, и не где-нибудь, а в Мендарве! Два мертвеца столкнулись в сердце Нирбисса! Умора!

– Не вижу ничего смешного в том, что встретила труп, попытавшейся исподтишка убить меня кислотными шарами, – прошипела демонесса, но на этот раз уняла свое желание швырнуть в чародея кинжал.

Псилон брезгливо скривился, словно эти воспоминания вызывали у него отвращение.

– Это вышло случайно. Я целился не в тебя! – промолвил холодно он. – И я старался исправить оплошность, поспешив к тебе на помощь. А ты в свою очередь, решила распотрошить меня! – его голос зазвучал гневно. – На моем теле, до сих пор, отвратительные рубцы от твоей мясницкой деятельности.

– Не тревожься, моя кожа тоже сохранила следы кислоты, – прошипела Табора, сверкнув глазами.

Псилон выдержал паузу. Затем сменив гнев на милость добродушно рассмеялся.

– Ну, пожалуй, достаточно вспоминать прошлое! Стоит поговорить о насущном!

Демонесса, изо всех сил старалась сохранить непроницаемое выражение лица. Чародей будет последним человеком в Нирбиссе, который узнает о Жезле из ее уст. Он могуч, но не настолько, чтобы развязать ей язык или влезть в голову. Ее Властелин позаботился, чтобы никто не мог выудить у нее информацию при помощи магии.

– Что тебя интересует? – прошептала она сухо.

Волшебник, усмехнувшись, почесал бороду.

– По правде у меня уйма вопросов! Что ты, милая, ищешь в Мендарве? Почему тебя сопровождает Мрачный эльф? Да и не просто клыкастый коротышка, а сам король волосатых карликов. Кто вызвал стихийное бедствие, которое мне с трудом удалось унять, дабы оно не разрушило всю страну? И кто такая Тара Рин?

Демоница оскалила зубы.

– С удовольствием пообщаюсь с тобой, если уберешь от моего горла эту штуку, – сказала она, указывая на посох.

– Почему бы и нет, – согласился Псилон. – Но вначале, я кое-что у тебя конфискую, – с этими словами он что-то буркнул под нос и сделал круговое движение указательным пальцем. Кинжалы из-за пояса Таборы вылетели и упали у его ног, там-же приземлились два охотничьих ножа, которые доселе скрывались в голенищах сапог демоницы.

Табора невозмутимо глянула на оружие, до которого теперь ей было не добраться. Маг убрал посох и оперся на него. Девица потерла шею.

– Надеюсь, ты не подумываешь сбежать? Иначе, я буду вынужден на этот раз запустить в тебя кислотой, намеренно.

Демонесса молча покачала головой.

– Вот и ладненько. А теперь рассказывай, что да как. У меня не так много времени на болтовню, но я готов выслушать тебя.

– Тара… – протянула девица. – Дриада, которая устроила весь этот хаос.

– Хм. Интересно… Дочь Дрита в Мендарве? Продолжай.

– Я не знаю причины, по которым она призвала магию Стихий. Дриады не владеют волшебством, но оно у них в крови. Они способны управлять погодой.

Псилон ехидно прищурил глаза, созерцаю демоницу. Он, как никто другой знал, что демоны лживы и коварны. Но сейчас, глядя на Табору, он ощущал, что та говорит правду, но не всю.

– Ясно. С дриадой я разберусь. А теперь поведай мне, что ты здесь делаешь? И как к твоим проискам причастен эльф?

Лицо Таборы помрачнело. Она не могла ему дать искренний ответ. Что же. Однажды умерщвленный, не может погибнуть дважды.

– Эльф меня сопровождает, – тихо произнесла она. – Но почему мы здесь, я не могу тебе сказать. Это тебя не касается. Ты можешь меня убить, но все равно не получишь ответов.

Псилон нахмурился, его седые брови сошлись на переносице, нервно подрагивая. Его внутренний голос шептал, что стоит выбить сведения из демона, но в тоже время интуиция подсказывала, что чародей не желает знать причину, по которой эта дамочка оказалась в Мендарве. Он облизал пересохшие губы и проговорил:

– Я не стану тебя убивать, Табора. Пока не стану. Но ты должна убраться отсюда немедленно, а заодно прихвати с собой напарника.

Глаза демонессы блеснули, она умоляюще взглянула на волшебника, чем крайне его удивила.

– Дай мне месяц или два, и я покину эту проклятую страну.

Маг с интересом разглядывал демоницу. Она его просит? Странно. Значит, дела обстоят весьма серьезно.

– Ты испуганна? Занимательно, – протянул он. – Чего же ты так боишься, и почему должна находиться здесь?

– Я не могу сказать, – опустила она голову. – Прошу, дай мне время, и я уберусь отсюда, и ты обо мне никогда больше не услышишь.

Псилон осторожно подошел к девушке, держа посох наготове. Он провел рукой по волосам и внезапно выдернул тонкую прядь. Демоница вскрикнула и зашипела.

– У тебя месяц или полтора, Табора, – ухмыляясь, молвил чародей. – Ты уберешься из Мендарва, до того, когда последний лист упадет с древ Темной Дубравы. А взамен на мою милость, ты никому не скажешь о том, что меня видела. И придешь на мой зов, когда мне понадобишься?

Псилон спрятал прядь волос под плащ. Демоница яростно взглянула на него, но не стала дерзить. Это была лишь малая плата за ее неосторожность.

– Хорошо, – кротко ответила она.

– Прекрасно, – улыбнулся волшебник. – И запомни, никакой магии! Иначе, тебе не избежать храмовников. С ними так просто не договоришься. Я слишком мягкосердечен. А приверженцы Тарумона Милосердного – нет.

Табора, молча стиснув зубы, кивнула.

– Раз мы решили на время все наши вопросы, я, пожалуй, пойду. У меня уйма дел. Например, отыскать Тару Рин. Может, мне дитя земли, что-нибудь интересное поведает.

Демоница продолжала хранить безмолвие, мечтая о том, чтобы чародей побыстрее сгинул прочь с ее глаз.

– До встречи, моя дорогая. До скорой встречи, – наконец попрощался маг и неспешно растворился в воздухе. Последним, пропало его ехидно ухмыляющееся лицо.

Табора еще несколько минут стояла, подобно истукану. Она должна была убедиться, что Псилон исчез безвозвратно. И лишь, когда ее уверенность окрепла, демоница устало опустилась на мокрую траву, подле расколотого дуба.

Теперь у нее было два хозяина. Один, столь могуч, что может превратить ее в прах в долю секунды. Второй хитер и опасен. Радовало лишь то, что Псилон мог попросить ее об услуге всего лишь один раз, используя прядь для призыва. Науро не следует знать об этом неприятном инциденте. Она не сможет ему даже рассказать о Псилоне. Никому не сможет рассказать!

«Полтора месяца. У меня есть полтора месяца, дабы отыскать Жезл и сбежать из этой страны»

Тара Рин, вызвавшая бурю, смешала воздух Дубравы и Дубков с частицами магии. Теперь все дома и люди излучали свет, который могла видеть демоница. А раньше только дом дриады, да ее семья так мерцали.

«Будь ты проклята, Тара. Будь ты проклята!»


Веяло заброшенным склепом от мрачного сырого помещения, подобного гробницам древних воинов или великих королей, но на самом деле, являющегося всего лишь потускневшей от времени комнатой. Одной из немногих, оставшихся целой, среди вековых развалин, возвышающихся на холме и обросших зарослями чертополоха да дикого плюща.

Когда-то на этом величественном увале находился сияющий храм. Здесь совершались обряды, возносились молитвы и воспевали хвалу Кхаа Лауру – золотому дракону. Но вечность стерла память людей, яростные битвы и стихии разрушили камень, и святилище превратилось в руины, в которых еще сохранилось несколько небольших каморок, грозящих последовать за собратьями и обратиться в вековую пыль.

На уцелевших стенах, кое-где, виднелись фрагменты фресок, изображающих грозную рептилию, извергающую пламя. Пугающий и прекрасный ящер, все еще хранил былое величие: широкий размах крыльев, глаза подобно изумрудам, чешуя, словно частицы солнца. Местами золотое покрытие потерлось и потускнело, а в углах комнатушки образовалась паутина трещин, через которые произрастал ржавый густой мох. Жесткая медная растительность будто напоминало о том, что, несмотря на давность лет, этот разрушенный храм, вечно будет обителью лучезарного чешуйчатого божества.

Барк, в мокром плаще, стоял, прислонившись к гранитной колонне, исписанной облезлым золотистым орнаментом. Он задумчиво глядел на горный массив, раскинувшийся на горизонте. Каменные исполины неровной стеной возвышались к небосводу. Их вершины терялись в клубящихся облаках. Даже в самую ясную погоду, нельзя было рассмотреть пики Вертикальных гор, они словно растворялись в хрустальном куполе небес. Травник поскреб подбородок и обернулся к мужчине, сидящему на белом мраморном кубе, который когда-то служил либо тумбой, либо частью алтаря.

Незнакомцу было около тридцати. Но с таким же успехом можно было утверждать, что ему только минуло двадцать, или перевалило за сорок. На его, чуть загорелом овальном лице, не было морщин, лишь глубокая складка на переносице, да темные миндалевидные глаза хранили опыт прожитых лет. Черные густые волосы, доходящие до плеч, не были исполосованы сединой, хотя у левого виска виднелась тонкая белоснежная нить. Прямой нос, узкие губы, густые изогнутые брови. Его можно было назвать привлекательным, если бы не шрам, пересекающий левую щеку: от остроконечного уха до уголка рта. Рубец, шириной со стебель колоса, но с рваными краями. Огонь? Метал? Кислота? Неизвестно, что оставило свой след на коже, но бесспорно то, что нанесло рану, причинило немыслимую боль.

Травник укутался поплотнее в дорожную накидку, еще хранящую печать грозы, заставшую его в Мендарве. В этих развалинах сквозняки были частыми гостями. Воздушные массы, образующиеся у вершин гор, набрасывались на руины храма, как коршуны на добычу. В этом месте всегда было неуютно, но вполне безопасно.

Мужчина в черных одеяниях не обращал внимания на порывы ветра, врывающиеся через открытую террасу комнатушки. Он, закрыв глаза и соединив ладони, что-то шептал, словно молился. А напротив него, в глубине помещения, медленно таяли фиолетовые искры – последние следы, напоминающие о портале. Когда сияние исчезло, он облегченно вздохнул и потер руки. Затем его глаза распахнулись, мерцая таинственными зелеными бликами на черных зрачках. Незнакомец поднялся с камня. Он был высок и широкоплеч. Статный, сильный, закаленный боями, он был похож на легендарного полководца, о котором слагают баллады бродячие барды и королевские трубадуры. Поправив плащ, мужчина твердым шагом подошел к колонне и окинул взглядом горный хребет, возвышающийся колоссальной бесконечной стеной.

– Дело сделано. Никто не проведает про то, что ты вошел и вышел через иллюзорные врата, – уверено произнес он. Его голос был ровным и твердым.

Травник кивнул.

– Фургон и живность, я вернул Геру, как мы и договаривались. Он не остался в убытке, – Барк ухмыльнулся. – Ежегодно мы пополняем его кошель серебром да золотом. Неплохо быть купцом, который прохлаждается в корчме, пока я сбываю его товар.

– Гер, может и жулик, но он ни разу не подвел нас. Не велика плата за его услугу. Лишь благодаря ему, ты можешь посещать страну людей. Немногие аскалионцы могут похвастаться тем, что побывали в Мендарве, – мужчина убрал прядь волос с лица, которую всколыхнул ветер, и заправил за ухо. В его темных, как уголь глазах отразились горы, затянутые пеленой облаков.

Барк вздохнул и вновь поправил плащ, который норовил отринуть в стороны и бросить тощую фигуру хозяина в объятия жгучего ледяного ветра.

– Я согласен, – кивнул он. – На этот раз мое путешествие не оказалось бесплодным. Я видел ее. И мне даже удалось ей вручить ворона. Вернее продать.

На губах темноглазого мужчины появилась легкая улыбка.

– Я уверен, что тебе пришлось приложить немало усилий.

Травник покачал головой и взъерошил свои курчавые сальные волосы.

– Не то слово. Она категорически не желала его приобретать, пока я не предложил ей в придачу платок, сотканный пауками Дритского леса.

– Я ее понимаю. Кто в здравом уме на территории Мендарва решится приобрести ворона? Ни красоты, нипользы от него.

– Для Мендарвцев нет, – согласился Барк.

– Для всего Нирбисса, – поправил незнакомец, – Кроме Магистров и чародеев низшего ранга, никто услугами «крыльев ночи» не пользуется.

– Ноэл, – замявшись, проговорил человек-хорек, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Мужчина горько усмехнулся и посмотрел на друга.

– У меня нет выбора, Барк.

– Послушай, я могу заняться этим. Я в Цитадели простой лекарь, никто не ополчится на меня, если узнает, что я влез, куда не следует. А ты… Ты рискуешь потерять все! – он нервно сглотнул слюну. – Даже жизнь.

Лицо Ноэла, стало серьезным. Он вновь убрал прядь волос за ухо. Он уведомлен об опасности, грозящей ему.

– Я знаю, дорогой друг. Я знаю. Но как я говорил уже сотню раз: у меня нет выбора. Тебе не обмануть судьбу, взвалив мое бремя на свои плечи. Да, сейчас ты в силах что-то сделать. Но позже? Без магии тебе не справится с грядущей бедой.

Травник прекратил споры. Ноэл был прав. Барк был обычным целителем, который творил чудодейственные эликсиры и мази, но не мог использовать чары. Он был человеком обделенным магической искрой. Не окажись он мальчишкой в Цитадели, может быть он стал бы аптекарем, или ювелиром, а может и портным. Все кто попадал в Аскалион, были связаны с волшебством, но не каждому было дано обрести власть над магическими способностями.

Несмотря на то, что Барк и не впитал с молоком матери чародейское искусство, он надеялся, что сможет помочь другу, который ежедневно подвергал себя опасности и за пределами Цитадели и внутри нее.

Ноэл широко улыбнулся приятелю и, подойдя к нему вплотную, похлопал по плечу.

– Что за удрученный вид? Все будет хорошо! Карро справится с заданием.

Барк попытался изобразить ответную улыбку, но безуспешно. Беспокойство не покидало его. А травнику, никогда не удавалось контролировать эмоции в присутствие людей, о которых он тревожился.

– Он проинструктирован, – вяло промолвил целитель. – Меня волнует не ворон, а то, что подумают Магистры, когда обнаружат пропажу твоего спутника.

Ноэл беззаботно махнул рукой.

– Пустяки. Он же не узник. Куда хочет туда и летит. У птиц тоже есть свои дела. Верховным магам об этом известно не меньше моего.

– Играешь с судьбой, Ноэл? А она не любит, когда кто-то меняет ее правила и плетет собственный узор.

Мужчина пожал плечами.

– Полотно, что соткано Ниамэ, нельзя изменить, но я могу быть пряжей, которая не даст ему износиться.

Барк покачал головой и накинул капюшон.

– Играешь с судьбой, Ноэл, – повторил он, и его взгляд с беспокойством скользнул по Вертикальным горам, над которыми собрались тяжелые темные тучи.

– Хватит обо мне, – решил сменить тему мужчина, – лучше поведай о том, где ты так успел промокнуть. Решил в речке искупаться перед отъездом и забыл снять одежду?

Барк, недовольно буркнув что-то под нос, покосился на приятеля.

– Я в Мендарве попал в грозу. Весьма странную. Бурю стихий. У меня до сих пор мурашки по коже от молний, разрывающих землю и ветра, вырывающего с корнем деревья.

Ноэл нахмурился и невзначай дотронулся до шрама.

– Буря стихий, – задумчиво молвил он. – Она пришла со стороны Круана?

Травника отрицательно замотал головой.

– Нет. Она началась и закончилась в Мендарве. Это очень необычно, Ноэл.

– Песнь дриады в стране людей? Не думал, что дочери Дрита обитают там. Это небезопасно.

Барк молчал. Интуиция подсказывала ему, что в природном катаклизме есть и его вина. Платок, подаренный златовласке, был красив, но был не больше, чем просто вещью в руках сельской девчонки. А в руках дриады… В руках дриады он был своеобразным ключом. Но не могла шаль попасть к дочери Вечного леса! Только если девочка отдала его добровольно дриаде.

– Надо будет разузнать у Карро, что случилось, – произнес травник.

Ноэл удивленно приподнял бровь.

– Вряд ли наш пернатый приятель успел завести знакомство с обитательницей Дрита.

– Неважно. Ты должен будешь у него спросить об этом.

Мужчина кивнул. Если Барк думает, что птице удастся, что-нибудь выведать, то он расспросит ее.

– Нам следует отправиться в Цитадель, – сказал травник, с тревогой глядя на приближающиеся тучи, – иначе мы и здесь промокнем. На сегодня мне достаточно и одной водной процедуры. Я предпочел бы горячую ванну, нежели ледяной водопад с небес.

Ноэл улыбнулся и кивнул. Барк отошел от края террасы и направился к узкому проходу, ведущему через руины, на противоположенный край холма.

Черноволосый мужчина помедлил. Изначально, он внимательно осмотрел горный хребет, затем грозовые воздушные массы, после перевел взгляд на фреску, с которой на него созерцал золотой дракон.

«Твоя тень покинула Нирбисс, твои крылья не желают больше подстегивать ветра! Где ты Кхаа Лаур? Паришь средь белоснежных облаков? Или твои кости давно гниют в земле? Беда спешит к твоим владеньям. Очнись от сна Великий Создатель, вернись к нам! Ибо без твоей защиты, скверна вновь изуродует землю, тьма окутает солнце, сотворенное тобой».

Ноэл опустил глаза и осторожно дотронулся до изображения животного. Затем он накинул капюшон и исчез во мраке туннеля, словно призрак.

Когда его шаги смолкли, отблески молний сверкнули над Вертикальными горами, и раздался отдаленный раскат грома. А там, где стена еще хранила тепло ладони мужчины, появилась еле заметная трещина, которая мгновенно поросла ржавым мхом.


Комната была огромной. Она могла смело состязаться с королевскими покоями. Тяжелые бархатные шторы, цвета вечерних сумерек, закрывали высокие окна. На стенах пестрели красочные гобелены, изображающие дивные пейзажи. Пол устилал пушистый толстый ковер из овечьей шерсти, тоже темный, с легким синим отливом. Посреди помещения находилась огромная кровать под парчовым балдахином, позади нее за тканевыми ширмами стоял стол, загроможденный всевозможными стеклянными колбами и пузырьками, заполненными порошками и разноцветной жидкостью.

Псилон задумчиво восседал в дубовом кресле. Одной рукой он наматывал на палец прядь черных волос, а другой отбивал дробь по поверхности стола. Стекло легонько подрагивало, тихо звеня, словно дрожа от страха.

Наконец в голове у волшебника прояснилось и он, тяжело вздохнув, спрятал прядь в небольшую шкатулку, предусмотрительно заперев ее на ключ. Ключ же, он опустил в карман широкой мантии.

«Весьма полезная вещица», подумал он о сувенире, который ему удалось заполучить от Таборы. Демоны, хоть и лживые твари, но крайне преданные слуги.

Псилон, конечно предпочел бы, чтобы демонесса оказалось мертвой, но раз, чертовке удалось исцелиться от смертоносных ударов, что ей нанес чародей, то пусть послужит ему. Маг соврал, сказав, что попал в Табору магией случайно. Нет, он намерено пустил в нее кислотные снаряды, жаждая избавить от отродья тьмы младшего брата. Морган его никогда бы не простил, узнай он, что смерть благоверной была задумана Псилоном. Но чародея сейчас этот аспект не беспокоил. Брат до сих пор думает, что он погиб.

На лице мага проскользнула злорадная улыбка.

Погиб от клинков Таборы… О, она никогда не заслужит прощения. Никогда, она не осмелится приблизиться к их семейству. План Псилона сработал, правда не так, как он того желал.

Волшебник поднялся из-за стола и, подойдя к окну, небрежно отодвинул гардину в сторону.

Окно выходило на реку. И Верховный жрец мог созерцать не только ажурные мосты с фонарями, да прогулочные лодки аристократов. Перед его взором простиралась та часть Форга, что возвышалась на противоположенном восточном берегу. Кварталы храмовников, моряков, лекарей и оружейников. Там же находилось и столичное кладбище, тюрьма и площадь, где проходили казни. Сейчас город практически спал. Только запоздалые купцы покидали Форг, да темные личности и пьянчуги шныряли по подворотням.

– Нужно будет что-то придумать, дабы ограничить присутствие Гильдии воров здесь, вблизи от дворца, – потерев висок, прошептал недовольно Псилон.

Бандиты не причиняли особых хлопот Форгу, и редко когда обворовывали местных, но их присутствие в катакомбах под городом, беспокоило мага. Верховный жрец уже давно заключил договор с Бритусом Одноглазым, предводителем разбойников и убийц. Проходимцы и воры боялись беловолосого капеллана. Но тем не менее, эти канализационные крысы не вызывали доверия у Псилона. Он им не верил, но частенько пользовался их услугами. Даже Странники не могли пронюхать то, что могли учуять длинные носы лиходеев.

Чародей посмотрел на ночное небо, которое успело покрыться на горизонте легкой светлой дымкой. Скоро рассвет. К счастью, благодаря усилиям волшебника, Буре Стихий не удалось добраться до Форга. Лишь кратковременный дождь омыл белокаменные улицы, да легкий ветерок сдул пыль с крыш.

Ничто не должно нарушать покой горожан, и осквернять улицы столицы. Псилон презрительно скривился, словно почувствовал на языке вкус муравьев.

– Природная магия, – прошипел он с отвращением. – Волшебство, призывающее силы мироздания, но бесполезное, когда желаешь приручить его.

Не многим существам в Нирбиссе было суждено владеть этими чарами. Впрочем, и счастливчики не могли управлять ими – Магия Стихий была в крови. Дриады, Дендройды, Мальковские феи, пара-тройка друидов, обладали знаниями песни Земли и Неба. Им было под силу вызвать ураган, собрать тучи, породить оползень, и даже сотворить лес на пустоши. Но данные способности не всегда отвечали желаниям Призывающего. Иногда, Поющий вместо того, чтобы прорастить за несколько часов пшеницу, мог разрушить гору. Или же пробуждение дождя было способно обернуться пылевой бурей.

– Бесполезная и глупая сила Хаоса, – пробормотал Псилон, который слегка завидовал всем этим избранным Природой. Намного легче голосить во всю мощь, беря энергию у деревьев, рек и почвы, нежели заучивать сотни заклинаний, и тратить на них такое количество сил, что порой можно помереть от истощения.

Маг помнил слова Таборы. В Дубках обитала дриада. Если чародею удастся заключить с ней союз, то он мог бы использовать дочь Дрита в своих целях. А если эта древесная дева не согласится мирно прийти к взаимопониманию, он найдет способ заставить ее сотрудничать. Тара Рин обладала особой мощью. Вызвать Бурю Стихий мог не каждый.

Тихо скрипнула дверь. Псилон даже не обернулся. Он знал гостя. Белые одеяния мелодично прошуршали по полу. Меус вернулся со встречи с Барком и видимо решил поделиться новостями. У брата была дурная привычка. Он никогда не стучался и не спрашивал разрешения войти.

– Чтобы меня с потрохами слопали огры! – воскликнул черноволосый капеллан, подходя к окну. – Ты не желаешь поведать, что творится в Мендарве? – его голос звучал рассерженно.

Псилон с невозмутимым выражением лица взглянул на брата, у которого, от гнева брови дергались, как ельник на ветру.

– Если ты укротишь свой гнев и уточнишь, что именно тебя интересует, я без промедления отвечу. А если, ты предпочитаешь, что бы я гадал, то спешу тебя разочаровать. Я не стану копаться в твоей голове, а с превеликим удовольствием оглашу все известия страны людей, которые мне удалось собрать за последние сутки.

Меус покачал головой, но его брови все еще хмурились. Он не желал выслушивать долгие и нудные повествования о нелюдях, перепалках в рядах церковниках, очередной казни или же о проклятых флибустьерах, нагоняющих страх на побережье.

– Буря Стихий, это чьих рук дело? – коротко поинтересовался он.

Псилон усмехнулся. Да, его брат не простофиля. Ему не расскажешь байки о том, что магическая гроза это проделки Таборы или чародея – дилетанта. Придется поведать о встрече с демоницей и о Таре Рин. Но можно умолчать о пряди волос.

– В Мендарве объявилась дриада, – беловолосый чародей заметил, как в глазах Меуса промелькнуло беспокойство. – И всю эту канитель она устроила. С какой целью? Не знаю. Но клянусь, скоро мне будут известны все детали. Завтра в Дубки прибудет когорта Сведущих. Они проведут рейды в деревне и в замке. Они непременно отыщут эту адептку Природы.

Меус скрестил руки на груди и, склонив голову на бок, о чем-то призадумался. У него тоже были секреты от брата. И он опасался проговориться о них. Деревенька, куда завтра направится отряд ищеек Псилона, была местом, откуда родом девушка с Ярмарки.

– Тебе известно имя дочери Дрита? – осторожно поинтересовался он.

Псилон кивнул.

– Тара Рин.

Меус почувствовал, как у него перехватило дыхание, но виду не подал, что его что-то встревожило.

– Ты когда-нибудь слышал о ней?

Черноволосый чародей покачал головой, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица. Ему стоило огромного труда, не выдать бурлящих эмоций, наполнявших его душу.

– Мне незнакомо это имя, – солгал он, – и я крайне удивлен, что у нас под носом поселилась дриада. А ты, как проведал про нее?

Псилон хмыкнув, пригладил усы.

– Мне наша старая знакомая о ней рассказала. Я, было, подумал, что эти сокрушительные молнии и остервеневшие ветра ее проделки. Но даже я, порой ошибаюсь.

«Конечно! Демонесса дружила с Тарой и Мариен. Изворотливая и коварная бестия! Сдала Псилону лучшую подругу», негодующе подумал Меус, а вслух произнес:

– И, что нового тебе рассказала Табора?

Псилон усмехнулся и, отойдя от окна, уселся в огромное черное кресло, обитое бархатом. Он жестом предложил брату присоединиться к нему. Черноволосый чародей без промедления принял приглашение.

– Одним словом ничего путного, – поморщился волшебник. – Мне удалось лишь выведать про дриаду, да про то, что эта чертовка, что-то здесь ищет. Я бы отдал все, лишь бы узнать, что именно ее привело в Мендарв. Как я и предполагал – у нее весьма могучий покровитель. Она его боится пуще, чем меня или Моргана.

– Поглоти ее пучина Аборы! Ты наверняка даже не попытался выведать имя этого таинственного благодетеля.

Псилон иронично улыбнулся и потер крючковатый нос.

– Попытался, но она предпочтет умереть, нежели выдаст его. Но я узнаю, кто содействует ей. Узнаю, даже если мне придется отправиться к древним богам за ответом.

Меус сложил руки в замок и нервно постукивал указательными пальцами. Что-то происходит в Нирбиссе. А он, как последний идиот, затаился в Мендарве и ждет, пока наступит полоса мрака.

– Значит, в великую и ужасную колдунью демоница не намерена играть. Хоть это радует. Может, мы раньше отыщем вещь, что ей так необходима? Если информация или предмет окажутся в нашей власти, то мы сумеем совершить весьма выгодный обмен, не находишь?

Псилон кивнул и рассмеялся.

– Дорогой брат, смотрю, тебя в последнее время посещают мудрые мысли.

Меус тоже улыбнулся, но его улыбка была горькой. Он перестал перебирать пальцами и его взгляд скользнул к окну, где через стекло виднелось розовеющее небо. Солнце являло свой лик Мендарву.

– Тебе не приходила в голову мысль, что Табора воскресла и получила поддержку от кого-то, обладающего бескрайней властью. Возможно ренегата, как и мы.

Пришел черед мрачнеть Псилону.

– Не думаешь ли ты, что Он тоже жив?

Меус поднялся с кресла и, подойдя к окну, распахнул его. Свежей утренний воздух ворвался легким шлейфом в комнату, рассеяв густое напряжение.

– Я не провидец, – ощутив комок в горле, пробормотал черноволосый волшебник. – И я не стану утверждать, что Он до сих пор где-то скрывается. Я лишь предположил, что Он мог, как и мы прикинуться погибшим. И если так оно и есть…

Лицо Псилона побледнело, слившись с белоснежными волосами и бородой. Он громко ударил кулаками по деревянным подлокотникам и вскочил с кресла.

– Он мертв! – воскликнул гневно маг. Его голос, словно звон колокола, разнесся по спящему Форгу. – Мертв, как Кхаа Лаур, Дейра и Ниамэ! Мертв, как Архес! Мертв, как ядовитые болота Крока!

Меус любуясь коралловыми цветами города, окрашенного лучами просыпающегося небесного светила, даже не обернулся в сторону брата. Псилон мог сколько угодно вопить, что Он сгинул в объятия Дероды, но от его криков, ничего не менялось. Скребущее и неприятное предчувствие уже цепко впилось в душу и разум черноволосого капеллана.

Псилон покраснев от распираемого негодования, подошел к окну и вдохнул полной грудью утреннюю свежесть, дабы успокоиться.

– Нам не стоит упоминать его.

– Согласен, – кивнул Меус. – Я надеюсь, что ты здраво рассуждаешь и осознаешь, что если Нирбиссу грозит беда, и в этом не замешан Айлас…

Псилон испугано шикнул на брата, словно боялся, что имя, произнесенное вслух, способно вызвать призрак из обители Темноликой. Но Меус не придал этому значения и продолжил:

– … то это знаменует лишь одно – на материке появился могущественный и опасный чародей, который заручился поддержкой иллюзорных демонов или самих Создателей.

– Хватит!!! – свирепо воскликнул маг. – Хватит нести несуразицу и ныть! Ты мне напоминаешь несчастного котенка, оказавшегося в водовороте!

Меус удивленно вскинул брови и взглянул на брата. Давно он не видел его в таком гневе. Его всегда раздражали разговоры о непутевых родственниках, но сейчас он явно перешел все границы.

– Я не помышлял расстраивать тебя, растерзай меня морской киркан, – тихо проговорил волшебник. – Я поделился с тобой своими предположениями.

– Вот что я тебе скажу, Меус, – все еще кипя от ярости, прорычал Псилон, – Если этот гаденыш вернется, или кто-то похожий на него возжелает начать кровопролития, то пусть! Пусть воюет с эльфами, гномами, русалками и с прочими нелюдями! Он может даже Магистров всех перебить поодиночке или же скопом – мне все равно! Но чтобы не задумал этот таинственный и коварный мерзавец, Мендарв – я ему не отдам!

Меус молча кивнул. Псилон был слишком самоуверен. Нависни сейчас над страной людей реальная угроза, недолго бы продержались королевские войска, да храмовники, снаряженные слабыми амулетами. Магия с каждым годом совершенствовалась, но не здесь, не в Мендарве. Если бы братьям Вэинарисс выпала возможность отыскать древние рукописи волшебников былых эпох, тогда можно было, не беспокоиться о безумных и могущественных недругах.

– Уже почти рассвело, – невозмутимо произнес Меус. – Мы должны уделить несколько часов сну. Тивар ждет нас к полудню, и ему не следует знать, что нас тревожат какие-либо иные заботы, нежели те, что касаются ордена Тарумона Милосердного.

Псилон, поджав губы, сверкнул глазами. Злоба подобно гейзеру клокотала внутри него.

Меус тихо прошелестел полами одеяния, подойдя к двери. У самого порога он обернулся.

– И сними заклятье тишины. Наша беседа окончена, а если прислуга или стража не услышат твой громогласный храп, то точно что-нибудь заподозрят. Как нам повезло, что во дворце мы единственные храмовники, и не один чужой медальон не уловит твою магию.

Черноволосый капеллан покинул опочивальню брата, плотно прикрыв за собой дверь. Псилон все стоял у окна, глядя, как фонарщики тушат одну за другой уличные масляные лампы и свечи под стеклянными колпаками, рыбаки и лавочники медленно бредут по улицам, еще не очнувшись от сладких объятий сна, а королевские стражники сменяются на посту.

Волшебник закрыл окно и, шевеля белоснежными усами, стал шептать заклинания, возвращая в Форг звуки и голоса, которые приглушал во время разговора с Меусом.


Рассвет тяжелой поступью явился в лес Серых лисиц. Высокие березы и осины, с тонкими стволами, шелестели слегка пожелтевшей листвой, пробуждая утренних птах, таящихся в кронах деревьев. Ветерок лениво носился среди кустов терновника и багульника, стремясь куда-то на юг.

Ная бежала по тропинке, судорожно глотая воздух. Ее холщовая рубаха до пят, подпоясанная конопляной веревкой, то и дело цеплялась за крючковатые ветви придорожной растительности, но девочка спешно освобождалась от них и неслась дальше. Босые ноги кололи мелкие камушки, но ступни темноволосой малышки, давно огрубели от ходьбы по лесу, и колючая, местами неровная тропа, не вызывала дискомфорта.

Наконец, она достигла опушки леса. Девочка остановилась на краю холма и оглядела Одинокое село. Ее короткие каштановые волосы взмокли от бега, и она тряхнула головой, дабы как-то осушить их.

Набрав в легкие воздуха, Ная бросилась вниз к деревне. Она должна была отыскать Бэллу и передать ей послание. Срочное послание. Среди охотничьего народа, проживающего в лесу Серых лисиц, девчушка была самой быстрой и ловкой, поэтому ее и послали с депешей.

Нае только исполнилось восемь, но, несмотря на свой возраст, она могла тягаться в скорости и зоркости даже с мальчишками, у которых пробился пушок на подбородке. Порой ее дар вызывал насмешки со стороны ребят, но она не обращала на это внимания. Она была гонцом, доставляющим вести между Одиноким селом и лагерем охотников.

Девочка выбежала на проселочную дорогу и помчалась из последних сил к деревянной хижине травницы. Белла должна оказаться дома. Если нет, то утренний забег будет напрасным и те, кому понадобилась помощь знахарки, погибнут, не дождавшись ее.


Осень наступила внезапно. Еще вчера Темная Дубрава горделиво выставляла напоказ сочную изумрудную листву, а пережив бурю, вмиг пожелтела, словно человек, которого в одночасье настигла старость, посеребрив волосы. И не смотря на то, что небо оставалась ясным, солнце словно остыло. Теперь его лучи не были столь жаркими, а поутру разоренные ураганом наделы фермеров, покрыл тонкий слой инея.

Беда коснулась всех земледельцев. Поля и сады были уничтожены. И тот, кто не успел собрать остатки урожая, потерял все, до последней картофелины, до единственного зернышка пшеницы.

К счастью, гроза и ветер, хоть и повалили деревья, а потоки смыли растительность с полей, не тронули ни дома, ни амбары, ни замок. В эту проклятую ночь природа вела борьбу сама с собой, ее не тревожили человеческие сооружения.

Ребекка проснулась от резкой боли в ступне. Память с неохотой скидывала покрывала сна, рисуя в мыслях картины прошедшей ночи. Девочка оглядела комнату. Ставни были плотно закрыты. На полу виднелась лужа дождевой воды, осколки стекла и кровавый след. Ворон, сунув голову под крыло, мирно спал в клетке.

Златовласка осторожно размотала повязки на ногах и с удивлением уставилась на раны. Порезы затянулись и не казались таким огромными, как в полутьме. В правой ступне поблескивал, осколок, который причинял неудобство. При свете свечи Ребекка не заметила его. Она осторожно выдернула стекло, боясь, что вновь начнет сочиться кровь. Но крови не было, просто небольшое розовое углубление. Девушка взяла чистые повязки и вновь обернула раны. В ботинках никто не заметит бинтов. А позже она все расскажет матери, и та даст ей мазь.

Когда златовласка вышла во двор, она, даже ведая о буре, не думала, что увиденное испугает ее. По Дубкам, словно промчались великаны и выкорчевали часть деревьев. Стихия заставила весь люд высыпать на улицу. Сельчане дружно наводили порядок, убирали сломанные ветви, распиливали стволы. Среди толпы, тут и там виднелись бело-зеленые хитоны храмовников, помогающих жителям.

Ребекка удивилась. Их было достаточно много. Неужели и в соседних поселениях прослышали про ураган и прислали подмогу? Таких бед не случалось давно. А священнослужители старались заниматься больше духовным трудом, воспевая слово Тарумона Милосердного, нежели таскать бревна и устранять последствия стихийного бедствия.

Златовласка, подобрав платья, хотела было присоединиться к сельчанам, как заметила сидящего на пороге отца. Ее сердце сжалось в груди, и она почувствовала, как холодные потоки воздуха окатили лицо и кисти рук. Она поняла, случилось что-то плохое. И гибель урожая здесь была не причем.

Артур отсутствующим взглядом смотрел на сельчан, которые суетились по деревне. Его лицо осунулось, словно он за ночь перенес продолжительную и долгую болезнь, а на висках появилась седина.

Взгляд девушки скользнул на его руки, в которых он держал шаль, подаренную Ребеккой матери. Только сейчас платок совершенно не походил на редкую и дорогую вещицу. Янтарный бисер исчез, оставив голую паутину.

Златовласка, пытаясь унять дрожь, хотела начать разговор, как на пороге появились Кор и Тор с хмурыми лицами, облаченные в дорожную одежду: высокие сапоги и кожаные кафтаны.

– Отец, мы готовы, – произнес Тор, мельком взглянув на растерянную сестру.

Артур еле заметно кивнул и поднялся на ноги, и только сейчас заметил дочь.

– Что произошло? – сдавлено прошептала она.

– Ступай в дом. А мы с твоими братьями пойдем искать Аэлтэ.

Дрожь усилилась, девочка стиснула руки, чтобы не выдать своего волнения.

– А куда она отправилась? – ее голос звучал ровно, но в глазах заблестели слезы, словно она ожидала худого ответа.

– К реке, – прошептал тихо Артур, – ночью, во время грозы.

Близнецы потупили взгляды, стараясь не глядеть ни на сестру, ни на отца. Ребекка хотела напроситься с ними, но фермер не дал ей и молвить слова.

– Отправляйся в дом. Приберись. Приготовь поесть. Мы сами отыщем ее.

Девочка кивнула, но не вернулась тут же в избу. Она стояла на пороге, провожая Артура и братьев взглядом. Затем она тяжело вздохнула и оглядела двор. Деревья и кустарники были изломаны и покорежены, а любимая Аэлтэ груша вовсе сгорела от удара молнии. Повезло, что огонь не перекинулся на камышовую крышу.

«Они найдут ее, обязательно найдут ее», подбодрила она себя и, заметив, что родичи скрылись в топе, спешно направилась к остову дерева. Она не знала, почему ее так тянуло к нему.

Оказавшись рядом с пепелищем, златовласка внимательно осмотрела ствол, покрытый белесой золой, и тут ее взгляд упал на землю, где на толстом слое сажи виднелась надпись. Короткая, не такая, что ночью она созерцала в луже на полу.

«Khaa Te»

Ребекка, испугавшись, стала водить носком ботинка по древесному пеплу, стирая странное послание. Она не желала знать, кому оно было адресовано. Она не хотела верить, что видела его. Аэлтэ пропала, а Дубки кишат церковниками, которые помимо помощи наверняка вынюхивают присутствие чар.

– Да благословит тебя свет Тарумона Милосердного, – раздался позади девочки вкрадчивый голос.

Златовласка, вздрогнув от неожиданности, резко обернулась. Перед ее взором стоял невысокий полноватый храмовник в бело-зеленом хитоне. Его круглая голова с провисшими полными щеками была обрамлена ровным ободом волос, а на макушке сияла гладкая, словно яичная скорлупа лысина. Лицо казалось добродушным, но маленькие заплывшие глаза беспокойно скользили взглядом по сторонам.

– Да прибудет с вами Его Милость, – проговорила Ребекка, облегченно вздохнув. Она успела избавиться от надписи до того, как церковные ищейки смогли ее обнаружить.

– Нуждаетесь ли вы в помощи, дитя? – поинтересовался толстяк, удрученно оглядывая двор семейства Лангрен.

– Благодарю за беспокойство, брат…

– Брат Конлет, – быстро проговорил храмовник. – Прошу прощения, что запамятовал представиться. Здесь творится такая суматоха, что я совершенно забыл о приличиях.

Златовласка понимающе кивнула, и даже улыбнулась, надеясь, что разговор со священнослужителем не затянется надолго.

– О, не тревожьтесь, – отмахнулась она. – Я тоже не представилась. Мое имя Ребекка. Ребекка Лангрен.

Девушке на мгновение показалась, что лицо храмовника приобрело кислый вид, когда она произнесла фамилию. Но церковники владели устойчивым самообладанием, и вскоре лик брата Конлета вновь вернул себе безмятежность.

– Не знаете ли вы, дитя, где бы я мог отыскать очаровательную даму по имени Тара Рин?– вопросил толстяк, совершенно позабыв о том, что минуту назад предлагал помощь в уборке двора.

– В Дубках точно никто не живет с таким именем, – твердо проговорила златовласка. – Но вам стоит уточнить в замке барона. Может, кто намедни и посещал постоялый двор. Вчерашняя Ярмарка привлекла в Мендарв множество чужестранцев.

Храмовник кивнул, теребя в руках амулет, весящий на шее. Камень в кулоне мерцал ровным зеленоватым светом.

– Благодарю. Пусть Тарумон Милосердный освещает твой путь, – произнес с безразличием храмовник и спешно покинул двор.

– Да прибудет с вами Его Благословение, – растерянно глядя вслед толстяку, прошептала девочка.

Неспроста Дубки наводнили служители ордена. Они рыщут в поисках отступника! Кто такая Тара Рин? Волшебница? Нелюдь? Или обладательница магического артефакта? Скорее бы отец отыскал мать. Они бы дружно убрали последствия урагана и зажили, как и прежде. Не думая о мистических надписях, Сведущих Пророка и иной чертовщине творящейся последнее время в этих краях.

Ребекка с печалью оглядела родную деревню, где повсюду копошился народ, и, опустив голову, вошла в дом.


Глава 4


«Тихо шепчут вековые деревья,

Шелестя янтарной листвой.

Темная чаща приветствует гостя,

Колыхаясь пожухлой травой.

Нежно целует ласковый ветер

Лепестки последних пестрых цветов.

Осень печатью отметит

Заросли терновых кустов».

Песнь зеленой тропы.


Густые леса и тенистые рощи Мендарва спешно сменили изумрудный наряд на медное одеяние с золотой вышивкой. Хрусталь лазурного неба, облачился в свинцовую кольчугу дождливых облаков. Осень, подобно вражеской армии вступила во владения людей, приведя с собой безжалостных генералов: изморозь, ливень и суровые ветра. Крайне редко выдавались безоблачные дни.

Удел барона Данкоса почти целый месяц, как стал излюбленным местом паломничества священнослужителей Тарумона Милосердного. И казалось, с каждым днем количество храмовников значительно прибавлялось. Одни уезжали, а взамен прибывало вдвое больше. Постоялый двор и комнаты в замке были полны народа в бело-зеленых одеяниях.

Местный люд, включая владельца феода, с любопытством относился к такому пристальному вниманию со стороны ордена, но никто не смел, даже слова молвить, дабы выведать причину, которая манила церковников в эти ничем не примечательные угодья.

Давно уже были разобраны древесные завалы, оставшиеся после губительного урагана, но братья, несущие Вечный свет, не спешили покидать баронские владенья. Они рьяно облагораживали святилища. Проводили проповеди в замке да в Дубках. Засиживались до полуночи в деревенском кабаке и постоянно что-то вынюхивали.

Интерес барона и сельчан не угасал, но вместе с любопытством, в сердцах людей появилась и тревога. В Мендарве всегда относились с опаской к церковникам, которые изображая добродетель, на самом деле, выискивали приверженцев чародейства и пособников нелюдей.

Вездесущее присутствие адептов Тарумона Милосердного дурно влияло на народ. Слухи, подобно ветру, распространялись по местности, просачиваясь через стены деревянных домов и каменную кладку замка. Всем было вестимо, что изначально, святоши искали загадочную даму, о которой ни кто не ведал. Затем, убедившись, что незнакомка действительно не появлялась здесь, они прекратили расспросы, но все же не покинули земли барона. Храмовники выжидали. Но чего именно?

Жители Дубков стали с подозрением относиться друг к другу. Каждый видел в соседе врага, спутавшегося либо с магами, либо с нелюдями. Дабы избежать гнева церкви, сельчане стали меньше смеяться, старались не вести долгие разговоры, а многие вовсе замкнулись в себе, каждый раз, испугано озираясь, проходя по улочкам села. Никто не желал узреть себя на костре или же повешенным в лесу Серых лисиц.

Ребекка старалась забыть кошмары той ночи, мистические надписи на поверхности лужи и пепле, все, что могло привлечь внимание храмовников. Но одна вещь неизменно возвращала ее в прошлое. Исчезновение матери. Девочка не желала допускать мысли, что Аэлтэ погибла.

Каждый сплетник в «Дубовом листке» сотый раз рассказывал слезливую историю о том, как несчастную женщину, решившую невзначай покинуть родной дом во время бушующего ненастья, забрала река в ту проклятую бурю. Никто не сомневался, что Аэлтэ сгинула в объятиях Темноликой, хотя ее тело не было найдено. Бурные воды Зарницы во время урагана, могли утащить бедняжку к Форгу, а то и в само Море Семи Ветров.

Но предположения соседей не волновали семейство Лангрен. Они хранили светлую память об Аэлтэ, надеясь, что милость Тарумона Милосердного уберегла ее, и однажды, она вернется к ним. Постучит в двери и кинется в объятья родных, когда они появятся на пороге.

Частенько ночами златовласка плакала в подушку, вознося молитвы Создателю, но при отце и братьях она держалась, дабы не привносить горечь в нелегкое бремя.

Помимо пропажи матери, в их семью нагрянула еще одна беда – нужда. Зима еще не началась, а запасы продуктов таили на глазах. Король лишил Лангренов прибыли на Ярмарке, а ураган остатков урожая. Приходилось резать птицу и наведываться в Темную Дубраву за грибами да ягодами. Но даже скудные крохи природных даров, не могли надолго задержать наступающий голод, злобно сверкающий острыми и беспощадными клыками.

Артур уже было подумывал, не наняться ли ему на службу к барону или же отправиться в Форг, а может и в Град, дабы подыскать себе там работенку, чтобы прокормить отпрысков. Но страх, что дети останутся одни, в окружение храмовников, да неприветливых соседей, его останавливал от поспешных решений. Упаси Тарумон Милосердный с ним что-то приключиться в далеких краях – ребятня останется сиротами и тогда, бесспороно, их ждет плачевная участь.


Лес мелодично шелестел янтарно-желтым нарядом, подыгрывая легкому дуновению ветра. Величественные дубы шептали незнакомые слова, поскрипывая могучими ветвями. Временами с их широких крон срывались одинокие листья и, кружа в воздухе, медленно опускались на землю, создавая на траве пестрый узорчатый ковер.

Ярким покрывалом до самого горизонта, широко раскинулась по холмам Темная Дубрава. В дремучей чащобе, прямые и искривленные деревья, высокие и приземистые, глухой стеной переплетались между собой цепкими ветвями, словно заключая собратьев в крепкие объятья. Разрушительный ураган, пронесшийся по лесу месяц назад, оставил неизгладимый след. Поваленные стволы, да вырванные из почвы корни древних великанов, превратили Дубраву и вовсе в непроходимые заросли. Бродить по густым дебрям бурелома было крайне сложно. Узкие тропы, протоптанные людьми да животными, скрывали сломанные ветви. И лишь дорога, вдоль полуразрушенной монолитной стены, густо покрытой кудрявым зеленым мхом, да паутиной плюща, где ежечасно проходил пограничный патруль, была пригодна для ходьбы. Но там нельзя было отыскать грибные поляны или ягодные кустарники. С одной стороны высилась каменная ограда, с другой баррикада из валежника, убранного с пути храмовниками да солдатами.

Не повсюду минувшая стихия оставила свою метку. Кое-где, среди буревала, встречались небольшие лужайки, обрамленные изгородью кустов ежевики и малины. В этих незатронутых ненастьем местах, можно было смело отыскать грибные пригорки. Поляны стали приютом и местом уединения не только для растений, но и для живности, обитающей в Дубраве.

Высоко в ветвях, облаченных в медное или золотое кружево, днем дремали пушистые совы, и вовсю голосили ярко-красные удоды с длинными хвостами. На пожухлой траве, нежась в скудных лучах осеннего солнца, дремали пятнистые косули. До слуха незнакомцев, решивших побродить по лесу, иногда доносился треск сучьев и недовольное похрюкивание дикого кабана, продирающегося сквозь валежник.

В Дубраве также обитали волки. Их протяжный вой был слышен на всю округу в промозглые и темные ночи. Зимой «псы ветра», перебирались через лазы в стене и покидали Мендарв, отправляясь в Круан, утопающей в вечной весне, или иные государства Нирбисса, где не подвергались гонениям и не были вынуждены тратить долгие дни на поиски пропитания.

Среди народа ходили сплетни, что в лесах страны людей водятся единороги, но давно никто не видел серебристых скакунов. Кто-то утверждал, что они вымерли еще до набегов оборотней, а некоторые, были убеждены, что дивные создания крайне пугливы и, сторонясь людей, скрываются в самой непроходимой чащобе.

Одним из таких приверженцев правдивости легенды являлся Тивар. Он даже объявил награду в тысячу золотых, если ему приведут живого жеребца с серебристым наростом во лбу и искрящейся белоснежной шерстью, подобной россыпи алмазов, что мерцают при свете луны.

То и дело, в лесах и рощах трубили рога охотников, жаждущих отыскать пресловутых единорогов, но ни кому из ныне живущих в Мендарве, не удавалась даже мельком взглянуть на этих животных, не то, чтобы поймать в капкан.

В противовес слухам о грациозных скакунах, большой популярностью среди народа пользовались истории об огромных живых деревьях. Копейщики да лучники, несущие дозор на границе, подле стены, частенько рассказывали байки про то, как им посчастливилось узреть ходячие дубы, тополя и каштаны, пробирающиеся через чашу, по ту сторону защитной ограды, там, где начинались территории Большой земли.

Не только солдатам, но порой и простому люду, оказавшемуся на Дозорной тропе, удавалось лицезреть живые древа. После увиденного, эти баловни судьбы, подобно трубадурам, пользовались успехом у местных сплетников и зевак, которые заполонив таверны и открыв рты, слушали рассказы, повторяющиеся десятки раз.

Многие мендарвцы были уверены, что если попадешь в лапы древесному чудищу, то он может вмиг разорвать на части или же превратить в сухое бревно. Наслушавшись всевозможных домыслов, даже стражники временами дрожали от страха, неся караул в темную пору. Иногда, когда неуклюжий патрульный цеплялся доспехами за торчащие ветви из-за стены, и не мог тут же высвободиться, его испуганный и истошный крик, разносился над лесом. После этого следовала ругань более расторопных соратников непутевого стражника, которые попрекали бедолагу в наивности и трусости. Естественно, ни один дендройд в здравом уме и не подумал бы пересекать границу Мендарва, где жутко ненавидели нелюдей, и тем более, не стал бы нападать на несчастных копейщиков.

Ребекка, подобрав полы серого платья, с корзиной наперевес, осторожно шла по лесу, перебираясь через сухие бревна, да перескакивая через канавки, поросшие медуницей и барвинком. Она все время осматривалась по сторонам. Дубрава ее не страшила, она с детства бывала здесь то с братьями, то с отцом, а иногда с Годфри. Но осмотрительность еще никому не мешала, дикие животные могли встретиться на каждом шагу. А натолкнуться на кабана, с одним лукошком в руке, малоприятная перспектива.

Высоко в кронах древ заиграл ветер, шелестя листвой. Трели невидимых пичуг и шорох янтарного покрова, создавал причудливую мелодию.

«Кхаа, Кхаа, Кхаа», тихо шептали дубы, покачивая ветвями. «Кхаа, Кхаа, Кхаа», вторил ветер, резвясь среди кустарников лещины и бузины.

Златовласка остановилась у поваленного ствола, который уже кое-где покрылся кляксами лишайника, и прислушалась. Звуки леса магической вуалью окутывали девушку, заставляя трепетать ее душу. Множество раз девчушка блуждала по Дубраве, но никогда ранее она ничего похожего не слышала.

«Кхаа,Кхаа,Кхаа» шелестела листва, порождая слова. Ребекка настороженно взглянула ввысь, где неторопливо колыхались густые кроны, осыпанные золотом. Ветер покачивал ветви, птахи звонко щебетали, все было – как и прежде, и в тоже время, иначе.

На мгновение девочке стало боязно. В голове мелькнула мысль, что возможно, стоит вернуться в Дубки. Но она тут же отмахнула ее в сторону. Было неразумно возвращаться домой с полупустой корзиной, где на горсти моравики, сиротливо лежали три белошапочника.

Что она скажет отцу и братьям? Испугалась скрипа деревьев и лесных шорохов, поэтому не смогла собрать ни грибов, ни ягод! Да близнецы засмеют ее. Нет, златовласка не была трусихой, и не собиралась становиться ей. Она отправится глубже в чащобу, пока не заполнит лукошко. Что с ней может приключиться в родной Дубраве? Ничего из ряда вон выходящего! Она, пожалуй, имеет шанс напороться на торчащий корень древа, попасть в охотничий капкан или стать предметом негодования какого-нибудь зверя. Но неоднократные походы в лес, обострили ее чутье, она всегда внимательно глядела себе под ноги и по сторонам, дабы не угодить впросак.

Если Ребекке удастся подобраться ближе к дозорной тропе, то она будет себя чувствовать в большей безопасности. В случае беды, девочка может позвать на помощь и караульные тут же примчать на зов. Но до стены было еще далеко, и златовласке приходилось рассчитывать лишь на свою осмотрительность.

Ребекка подобрала полы платья и взобралась на поваленный ствол. Она внимательно оглядела чащу, решая в какую сторону ей двинуться дальше. Лес стоял непроходимой стеной, на медно-золотом фоне, тут и там темнела опаленная молниями кора и сломанные сучья. Из кустов терновника выпорхнула парочка зимородков и помчалась вглубь Дубравы. Девочка приняла полет пернатых за знак и, спрыгнув с бревна, пошла в направлении улетевших птиц, внимательно глядя под ноги, дабы не прозевать грибные россыпи, таящиеся у корневищ древ и маскирующиеся под ковром опавшей листвы.

«Кхаа, Кхаа, Кхаа», нарастал шепот, навевая сомнения,юркими змейками, заползающими в душу.

«Мне мерещится всякая ерунда», попыталась отогнать тревогу златовласка. Ни ветру, ни кряхтящим дубам не испугать ее!

Минув неглубокий овраг и собрав еще несколько горстей брусники, Ребекка заметила, что загадочный шелест прервался. Ветер стих. Неугомонные пичуги, заливающиеся трелями в густых кронах, замолкли. И даже скрип ветвей утонул в безмолвии.

Девушка, не сбавляя шаг, напрягла слух. Кругом стояла гробовая тишина, словно какой-то нечестивец разом похитил все звуки мира и спрятал в глиняный горшок, плотно накрыв его крышкой. Но ее предположения были обманчивы. Позади златовласки раздались подозрительные шорохи, будто кто-то следовал за ней.

«Глупышка, ты же в лесу. Это наверняка еж топает по своим делам, или барсук спешит к себе в нору», успокоила себя девочка, но шаг ускорила. Быстро передвигаться по валежнику, было весьма сложно, приходилось, то и дело перебираться через препятствия, стараясь не оцарапаться и не зацепиться шерстяным платьем за колючки или цепкие сучья.

Странные звуки за спиной не утихали. Ее явно кто-то преследовал, нарочно, или со злым умыслом. У Ребекки перехватило дыхание, но она набралась храбрости и резко остановившись, обернулась.

Чья-то смутная тень промелькнула справа от нее и растворилась в густом кустарнике бузины. Девочка нахмурилась. Единственна догадка, посетившая разум, не радовала ее, но смягчила тревогу.

«Ладно, Кор, хочешь поиграть в настойчивого ежика? Хорошо. Только сейчас я надеру тебе уши, не боясь твоих игл. И ты стократ пожалеешь, что решил ослушаться и все же пошел за мной в Дубраву!»

Ребекка осторожно и бесшумно, дабы не спугнуть шпиона, направилась к густым зарослям. Когда до кустарника осталось всего несколько шагов, она аккуратно поставила корзину на землю и в два прыжка достигла бузины. Схватив преследователя за ворот, она победоносно воскликнула:

– Вот ты и попался!

Но ликующее выражение лица сменилось гримасой ужаса и удивления, когда она узрела того, кого выволокла из кустов. Златовласка испугано взвизгнула, пытаясь выпустить неожиданную находку, но ее пальцы намертво прилипли к жилетке незнакомца. Девочка, побледнев, ощутила, как ее начинает бить дрожь, и голос перестает слушаться. Испуганно глядя на трепыхающеесе в руке существо, она судорожно выдавила из себя

– Тролль…

Клыкастый коротышка обиженно хрюкнул, негодующе сверкнув маленькими глазками. Он все еще корчился, стремясь самовольно высвободиться из лап врага.

– Пусти меня сейчас же, алмаристка! Я не тролль, а Мрачный эльф! – заверещало мохнатое создание, брыкаясь и щелкая клыками. Златовласка тяжело дыша, попробовала отлепить кисть от ворота другой рукой, но та тоже пристала к коже жилета, словно магнит к металлу. Теперь ножки толстяка болтались в воздухе. Несмотря на грузное телосложение, коротышка оказался весьма легким, не перышко, но и не мешок с картошкой.

– Тролль, он и есть, тролль, что бы ты ни говорил, – чуть не плача прошептала девочка, осознавая, что теперь она намертво приклеена к этому мерзкому толстому карлику, который клацал клыками и дергался, словно червяк на крючке.

– Я не тролль, не тролль, слепая девочка!!! Глаза шире открой! И поставь меня уже на землю!!! – возмутился незнакомец.

Ребекка, опешила от наглости уродца, но повиновалась. Когда ступни тролля оказались на золотом ковре, он стал спешно расстегивать пуговицы жилета, ворча что-то нечленораздельное под нос.

– Ты можешь менее активно делать это? – стараясь успокоиться, пробормотала златовласка. – Иначе ты мне руки оторвешь!

Коротышка неприветливо сверкнул глазами, и продолжил свое дело. Через мгновение часть его одежды оказалась в руках девочки. А он сам облегченно вздохнул, поправляя холщовую рубаху, у которой к счастью отсутствовал ворот.

– Так-то лучше, хотя жилеточку жалко, – протянул карлик. Как только он это произнес, кожаный ворот сам собой отвалился от рук Ребекки и упал на янтарное покрывало леса.

Уродец прищурил глаза, и, оглядев с подозрением златовласку, которая растерянно созерцала свои ладони, торопливо схватил жилет и напялил его на себя, но на этот раз, не рискнув застегнуть его.

– Ты кто такая? – с опаской поинтересовался он, отступив на несколько шагов от загадочной девчушки. Ребекка подняла на карлика широко распахнутые серо-зеленые глаза.

– Тебя это не касается, прозорливый и хитрый тролль, – с безразличием прошептала она и вновь стала рассматривать ладони, словно пыталась там разглядеть карту судьбы.

Толстяк поморщился, что-то прикинул в уме, а затем незаметно подошел к златовласке. Задиристо дернув ее за косу, он резво отпрыгнул в сторону.

– Ай! Ты что делаешь?!– воскликнула Ребекка, и, схватив корзину, подумала замахнуться на чудика. – Тебе пригрезилось, что ты, самый умный в этом лесу? И вообще, как ты здесь оказался, и почему преследовал меня, лохматый Тролль!– она специально усилила акцент на последнем слове.

Голова карлика поникла, он шмыгнул носом и обиженным тоном произнес.

– Я ни в чем не виноват. И перестань называть меня троллем. Взгляни повнимательней. Смотри, какие у меня великолепные мохнатые ушки, какие шикарные огромные клыки. Я ведь просто красавец, и не капли я не похож на тех волосатых уродцев, что только и делают, что воюют с гномами, воруют скот, да строят деревеньки в Недровых путях.

Правая бровь Ребекки взметнулась вверх, но все же она оглядела карлика с головы до ног

«Действительно – красавец! Встреть я это чудо ночью, пусть даже на проселочной дороге, тут же хлопнулась бы в обморок. А он еще называет себя эльфом. Интересно, он в зеркало когда-нибудь смотрел?»

– Эй ты, соломинка! Может, перестанешь с таким презрением меня созерцать! Такое ощущение, что я мышонок перед ликом сытой, но все же кошки! Судя по всему, ты не удовлетворена тем, что выследила именно меня?

Ребекка оторопела. Это она выискивала его среди чащобы и кралась по пятам? Ну, наглец, каких свет не видывал!

– Ты явно ополоумел, клыкастый увалень, – решила она вести беседу в манере коротышки. – Это ты шпионил за мной, а я лишь застала тебя врасплох!

Мохнатый карлик зашевелил носом и почесал макушку когтистой лапой, спешно соображая, что говорить.

– Ты в своем уме, девочка? С какой стати, я должен за тобой следить? Я возможно, просто гулял. Между прочим, я каждый день совершаю прогулки на свежем воздухе, – тролль не врал. Он уже целый месяц шатался по лесу, изнемогая от безделья. – И я не повинен в том, что какая-то противная девчонка, препятствует мне наслаждаться пейзажами, да еще, жаждет прикарманить мой жилет! Нет справедливости в этом мире!

В это мгновение, Ребекка подумывала отбросить корзину и одарить подзатыльником бесстыдника. Это не Кор, но мохнатый толстяк явно заслуживает, как минимум одну затрещину.

– Значит, ты гулял? – ехидно уточнила она.

Тролль утвердительно кивнул головой, а его глаза лукаво блеснули.

– Совершенно верно!

– И каждый день ты ходишь именно этим путем? – продолжала златовласка.

– Ты вновь права. И хочу заметить, что ранее никто на меня не жаловался.

Девушка натянуто улыбнулась и уперла руки в бока. Корзина дернулась, но содержимое не вывалилось из нее.

– Я что смахиваю на дурочку?

Коротышка оглядел девочку и покачал головой в знак отрицания.

– Тогда почему ты стремишься меня убедить в том, что тролли могут свободно разгуливать по Темной Дубраве? В стране людей!

Толстяк, недовольно хрюкнув, скривился. Кажется, его раскусили. Не велика беда, он выкручивался и из более сложных ситуаций.

– Ты, верно, шутишь про Мендарв? – попытался он изобразить удивление. Недоверие с лица златовласки не испарилось. – Ай, ай, ай, как меня угораздило миновать границу и не заметить этого! Надо срочно убираться отсюда, пока я не попался на глаза дозорным или менее гуманным жителям этого негостеприимного государства.

Ребекка скептически взглянула на толстяка, озирающегося по сторонам в поисках путей отступления. Она видела его насквозь. Он врал так же плохо, как и ее братья.

– И куда же ты собрался?

– А это не вашего ума дело, юная леди, – отмахнулся тролль, или эльф.

– Стена в той стороне, – указала вперед девочка. – Беги, пока цел, и не смей больше преследовать меня.

Уродец скривил рожицу и высунул язык, что выглядело весьма подобающе для царственной персоны. Но откуда сельской девчонке знать про его титул. Деревенщина, она и есть деревенщина, хотя и весьма прозорливая и одаренная.

– Благодарю, что указала дорогу, – фыркнул он. – Прощай, соломинка!

– Всего доброго, тролль, – иронизировала девчушка, нарочно не обратив внимания на его кривляние. – И не попадайся мне больше на глаза, иначе, точно сдам стражникам, а они недолго церемонятся с нелюдями.

– Соизвольте обойтись без угроз, противная девочка! Возможно, ты меня больше никогда не увидишь и не услышишь, если пророчество… – толстяк запнулся, испуганно оглянулся. – Что-то я разговорился. До встречи, златовласая пигалица. – С этими словами, коротышка вприпрыжку помчался прямиком в сторону границы, резво и почти бесшумно, перескакивая ветви, взбираясь на поваленные стволы. Ребекка не успела и глазом моргнуть, как тролль исчез, растворившись в медно-янтарном убранстве леса.

–Прощай, тролль,– произнесла негромко Ребекка, и услышала, как издали донеслось недовольное эхо.

– Я не тролль, а эльф!

Благо, что стена находилась далеко от этого места и дозорные вряд ли могли внять прозвучавшим словам. Иначе, прогулка толстяка по стране людей, стала бы последней в его жизни.

«Странные дела происходят в Мендарве… Мистические надписи, толпы церковников, смертоносные ураганы. Ко всему прочему, прибавились и тролли, разгуливающие по чащобе, словно у себя дома», златовласка убрала выбившиеся локаны за ухо, подобрала подол платья и, крепко держа корзину в руке, направилась по тому пути, который минуту назад миновал шерстяной увалень. Теперь казалось, что она преследует тролля, что не являлось истиной, она просто шла по невидимому следу, оставленному зимородками.


Дикий плющ цепкими лианами прорастал на старых каменных стенах, стремясь покрыть древние руины плотным чешуйчатым ковром. Его остроконечные листья образовывали чудной узор на истерзанных развалинах и на площадке, выложенной огромными потрескавшимися серыми плитами.

Темными ночами, когда небосвод облачался в велюровую мантию, вышитую россыпью звезд, а лик луны сиял подобно короне, зоркий глаз мог заметить, как от растительного ковра отражалось мерцание, вырисовывающее силуэт спящей рептилии. Но под покровом мрака сюда никто не наведывался. Да впрочем, и в дневное время никому не было дело до полуразрушенного храма Золотого дракона.

Эти руины, когда-то великого здания, уже много сотен лет неспроста не вызывали ни у кого пристального интереса. Место здесь было немноголюдное, и находилось почти у подножья Вертикальных гор. Край Большой земли! Никому из мародеров, да и любопытных ученых и в голову не пришло бы отправиться в эти гиблые места, окутанные тайной. Однако, ни искатели сокровищ, ни светила науки, ни историки, не ведали про эту древность. Чтобы очутиться на мистических территориях, пришлось бы пробираться по горам Смерти, кишащими оборотнями и прочими жуткими тварями. А того, кому посчастливилось выжить после перехода, ждал сюрприз – темные и огромные башни Аскайлиона, окруженные величественными густыми елями, тенью бы упали на лик нечестивца, решившего проникнуть в тайное убежище чародеев. Но смельчак минувший и эту опасность вряд ли решил бы приблизиться к пугающему каменному массиву на горизонте. Легенды, записанные в старых фолиантах и книгах, пылящихся на полках королевских библиотек, гласили: там, где берут начало исполины, уходящие головами в облака, земля перерождается в бездну. Возможно, так оно и было. Добровольцев, отважившихся опровергнуть данное утверждение, не нашлось.

Архивариусы спорили с пеной у рта, выдвигая всевозможные гипотезы на счет данной области. Одни утверждали, что зловещие хребты, пиками упирались в небосвод, и даже в ясную погоду невозможно было углядеть вершины. Другие же заявляли, что Вертикальные горы и сами часть неба, снизошедшего на земли Нирбисса. Но как бы рьяно не судачили летописцы и историки, отстаивая собственное мнение, в одном они были правы, здесь властвовало царство облаков.

Поразительно, что кому-то вздумалось возвести в этом месте храм. Никому не было ведомо: кто выстроил святилище, почему оно опустело и что разрушило его. В покореженном остове здания еще сохранилось несколько ветхих помещений да колонн, поверхности которых были исписаны выцветшими фресками, да усеяны густой порослью ржавого мха. Медный сфагнум, рос лишь внутри сырых комнатушек, и с каждым днем его становилось все больше и больше. Вероятно, такое буйство мха было связано с воздухом, насыщенным влагой, а возможно с иным фактором.

Руины храма за последний месяц, стали излюбленным местом встреч для двух мужчин. Такое оживление в развалинах, могло бы вызвать интерес у любопытных глаз, но к счастью ветхие стены, опутанные плющом, возвышающиеся у подножья Вертикальных гор, были идеальной аптерией, дабы не привлекать к себе излишнего внимания. Чтобы не задумывали эти двое, их планы было сложно разгадать, они знали толк в таинственности и осторожности.

На этот раз черноволосый чародей в темном одеянии не явился со стороны Цитадели. Он был вынужден использовать портал, дабы перенестись из Эсколонии, где ему пришлось столкнуться с отрядом гаргов, разоряющим деревеньки на берегу Фисы.

Ноэл бы справился в одночасье с дюжиной двуногих тварей, с жуткими рылами, как у летучих мышей, и облаченных в кряжистые кожаные латы, если бы банду не возглавлял приземистый и лысоватый некромант, постоянно воскрешающий к жизни своих подопечных. Этот приверженец Темноликой заставил его попотеть, и поработать не только мечом, но и заклинаниями, которые отнимали сил куда больше, чем взмахи клинка. В итоге, и гарги и колдун были повержены, а Ноэл отделался парой сломанных ребер, несколькими кровоточащими порезами, вывихом правого предплечья и глубоким магическим истощением. Ему едва хватило энергии сформировать портал.

Оказавшись в развалинах, он изнуренно повалился на пол, стараясь сохранить последние проблески сознания, дабы запечатать иллюзорные врата. И когда их фиолетовый отблеск погас, чародей, облегченно вздохнув, перевалился на спину, чувствуя, как прохлада камня успокаивающе ласкает кожу, просачиваясь сквозь плотный плащ и гибкие, но прочные доспехи.

В таком положении нашел его Барк. Целитель, войдя в комнатушку с открытой террасой, являющей ошеломительный вид на Вертикальные горы, испуганно застыл на пороге.

– Не волнуйся, я живой, – превозмогая боль, прошептал Ноэл, пытаясь изобразить подобие улыбки. – Но твоя помощь мне бы не помешала.

Травник, откинув капюшон, молниеносно подбежал к распластавшемуся на полу другу, и, опустившись на колени, снял с пояса объемистый кожаный кисет. Он стал в нем лихорадочно копаться, доставая оттуда, то склянки с мазями, то лоскутки ткани, то бутылочки с эликсирами, то разноцветные порошки в круглых пузырьках. На лице целителя застыла печать тревоги.

– Не суетись, – подбодрил его чародей, пытаясь приподняться. Он оперся на здоровую руку, и на этот раз успокаивающая улыбка озарила его бледное лицо, на котором алой полосой пульсировал шрам.

– Не суетись! – пробурчал, негодующе Барк. – Явился покалеченный, вымотанный, с кучей ран, да обвисшей конечностью и дает мне советы, как вести себя!

– Важно, что не в обнимку с Деродой,– усмехнулся маг.

Травник гневно сверкнул глазами и поднес к губам волшебника флакон с розовой мерцающей жидкостью.

– Ноэл, ты вечно попадаешь в какие-то передряги. На твоем теле рубцов больше, чем у всех вместе взятых магов, проживающих в Цитадели. Однажды, Темноликая обратит свой взор на тебя, и тогда ни я, ни Магистры не смогут тебе помочь! – продолжал ворчать травник, внимательно следя, чтобы приятель выпил снадобье до последней капли.

– Однажды, так оно и случится, – кивнул Ноэл, опустошив склянку, – но не раньше, чем того пожелает судьба.

– А тебя забавляют игры со смертью, как я погляжу! Дурень ты, а не чародей, раз добровольно прыгаешь в Сумрачную Бездну!

Ноэл вновь усмехнувшись, покачал головой, чувствуя, как его тело наполняется живительной энергией. Чародей не стремился потерять жизнь, но в отличие от других волшебников, он был не намерен, издали бросаться заклинаниями, дабы одолеть врага. Он предпочитал находиться в гуще сражения, используя и дар, и сталь.

– Перестань меня корить. Лучше расскажи, вернулся ли Карро. И есть ли какие-нибудь известия из Мендарва.

Травник, в данный момент занимающийся осмотром вывихнутого предплечья товарища, брезгливо скривился.

– Сил немного прибавилось? Поднимайся на ноги, – проигнорировав вопрос, приказал он.

Чародей повиновался. Он, с помощью Барка, оторвался от пола, и через секунду стоял, выпрямившись во весь высокий рост и ожидая болевых спазмов, которые последовали после того, как целитель, начал вправлять сустав.

– Ты мне ответишь или нет? – морщась, промолвил Ноэл.

Барк, взглянув на него исподлобья, вновь стал рыться в суме с лекарствами.

– Ворон еще не объявлялся. И новостей с Мендарва нет, но до моих ушей долетели иные слухи. Не знаю, если они представляют для тебя какую-то важность. Снимай доспехи, я обработаю раны.

– Сейчас для меня даже крупицы новостей важны, – произнес Ноэл, сбросив плащ, и неторопливо начав избавляться от амуниции.

Барк, оглядев обнаженный торс чародей, где по груди расплылось внушительное синее пятно, да алели несколько рваных порезов, из которых все еще сочилась кровь, озабоченно цокнул языком и покачал головой.

– Ноэл, Ноэл! Сколько раз тебе говорить, что следует брать с собой в дорогу больше одного комплекта целительных средств. Послушай ты меня, не пришлось бы каждый раз латать тебя, словно роженицу после тройни.

Чародей кивнул, и в его глазах промелькнул озорной блеск. Вернись он из странствий без единой царапины, Барк нашел бы повод, за что его пожурить.

– Я ценю твои напутствия, но тебе известно, что лучше отправляться налегке, когда выполняешь поручения Верховных. Никогда не знаешь, с чем можешь столкнуться на землях Нирбисса. Порой нет времени, чтобы сделать глоток эликсира, а не то, что бы использовать весь набор твоих волшебных снадобий.

Травник вновь покачал головой, ощупывая сломанные ребра. Ни один стон не слетел с губ чародея, хотя боль, пронзившая тело, в любом другом человеке, вырвала бы из легких отчаянный крик.

– Ладно, переломами займусь позже. Сейчас стоит уделить время ранам, – целитель словно беседовал сам с собой.

– Барк, не томи меня. Рассказывай, что за сплетни ты принес, – нетерпеливо проговорил Ноэл. Зеленая жидкость обожгла кровавые увечья, обеззараживая их, уничтожая вредоносные инфекции, бактерии и возможно, остатки яда или кислоты, которым было смазано оружие гаргов.

– Поговаривают, что Яндариуса свалила какая-то неведомая хворь, – безразлично пробормотал травник, просовывая в крючкообразную иглу шелковую нить. Ему придется наложить швы на некоторые порезы. Они были слишком глубоки и вероятно, смогли бы зажить без экстренного вмешательства, если бы Ноэл, хоть единожды, сделал попытку соблюсти постельный режим. Но Барк знал друга. Не пройдет и дня, как этот остолоп помчится на край Большой Земли, дабы вновь спасать прекрасных принцесс от драконов, глупых королей от проклятий и непутевых простолюдинов от набегов гоблинов или кикимор.

Ноэл тяжело вздохнул, покосившись на иглу, и затем задумчиво произнес:

– Никогда не слышал, чтобы эльфов одолевал недуг. Они умирают от старости, ядов или смертельных ранений, но никогда от болезни.

– Ага, – согласился травник, приступив латать первый порез, – поэтому и говорю, что это слухи, а не подлинные сведения. Может, что лихое приключилось с ним, а остроухие не желая распространяться об этом, придумывают байки про недомогания.

Ноэл усмехнулся. Он и сам был частично носителем эльфийской крови, и Барк при каждом удобном случае, прозрачно напоминал ему об этом. Например, затрагивал форму ушей.

– А, кроме того, что они искажают истину, какие попытки они предпринимают, дабы исцелить короля? – чародей еле заметно стиснул зубы, когда Барк, начал обрабатывать вторую рану.

– Слышал, что эльфы разослали гонцов по всему Нирбиссу в поисках мандрагоры. Видать дело совсем плохо, раз им понадобилась эта жуткая трава в таких количествах.

– И естественно, Магистрам об этом известно, но они делают вид, что их это не касается?

– Альвы не сунутся сюда без приглашения. Они прислали запрос Верховным магам, но те проигнорировали его. Они не желают делиться запасами из хранилища Археса. Один мертвый эльф ничто, по сравнению с сотней чародеев, оставшихся без снадобья «Искра жизни».

– Я бы хотел им помочь. Но как?

Травник закончил штопать раны и хмуро взглянул на друга.

– И думать забудь об этом! – гневно отрезал он, словно топор снес голову с плеч. – У тебя и других забот хватает! Нечего лезть в дела Круана! Они, как-нибудь без тебя управятся!

Ноэл, закусив губу, надел чистую рубаху, которую ему передал травник, вытащив ее из дорожного мешка. Затем чародей подошел к стене покрытой ржавой растительностью и осторожно провел пальцами по колючему мху, который с каждым днем все сильнее поедал позолоченное изображение Золотого дракона. Маг почувствовал легкую вибрацию, пробежавшую по коже. Он озадачено отдернул руку.

– Мы не можем бездействовать, когда тьма пробивается едкими ростками через почву Нирбисса, – проговорил он с отчаянием, обращаясь к приятелю.

Барк уже упаковал свои пожитки в суму на поясе и, теперь, стоял посреди комнатушки, держа в руках единственный пузырек с серебристой субстанцией. Он протянул его магу.

– Выпей. Настойка лазаревки, поможет излечить переломы ребер. Не сразу, но завтра к вечеру, они перестанут болеть. А через пару дней и вовсе будут, как новые.

Ноэл, с мрачным лицом взял склянку и, осушив ее одним глотком, вернул травнику. Тот, быстро запрятал пустой флакон в кисет и пожал плечами.

– Мы сами по себе. И служим этому миру лишь тогда, когда требуется. Но если Магистры решили, что эльфы в силах справиться без нашей помощи, значит так тому быть. К тому же, до меня донеслись слухи, что мандрагору можно закупить в Пазедоте. Даже в Мендарве есть места, где произрастает это растение.

Чародей покачал головой, и стал облачаться в доспехи.

– Ни к троллям, ни к людям эльфы не сунутся.

– Значит, отыщут в другом месте. Нирбисс велик, никогда не ведаешь, где тебя поджидает удача.

– Все это происки демонов, – проворчал Ноэл.

– Ну, если ты пожелаешь, – замялся целитель,– то я могу вновь отправиться в Мендарв, и приложить все усилия, чтобы достать эту травку.

– Нет, – резко проговорил маг, – Я не стану рисковать тобой, вызывая подозрение Эуриона или прочих Магистров. И тем более, не хочу, чтобы ты находился в Мендарве, где люди, только и ждут, как вздернуть или сжечь очередного чародея. Приезд заморского купца раз в год это допустимо. Но если ты зачистишь, то у тамошних церковников и пограничников могут возникнуть вопросы.

Барк развел руками.

– Тогда дискуссия на тему эльфов окончена.

Чародей накинул плащ и поднял с пола огромные мечи, запрятанные в ножнах.

– Нужно дождаться возвращения Карро, а потом, я решу, как помочь Яндариусу, – твердо промолвил он.

Барк неодобрительно фыркнул, но промолчал. Волшебник пристально оглядел стены и узорчатый пол помещения, затем обратился к травнику.

– Тебе не кажется, что в прошлый раз мха здесь было куда меньше?

Целитель огляделся, запустив пятерню в засаленные вьющиеся волосы. Действительно, ржавый наст покрыл почти все стены и пол. Мох под ногами неприятно хрустел, словно яичная скорлупа. Барк был травником и знал, что медная растительность произрастает везде, где скапливается влажность. Ничего необычного в этом не было. Только, пожалуй, скорость, с которой рос этот мох. Но и этому находилось объяснение. Руины возвышались подле Вертикальных гор, где частенько собирались грозовые тучи. Воды и испарений в этих таинственных краях было предостаточно. И вероятно, спешный рост был вызван именно этим фактором.

– Это проделки сырости – уверено произнес он.

Но от Ноэла не ускользнуло легкое напряжение в голосе целителя. Барк, несмотря на свое чародейское обучение, всегда предпочитал основывать свои доводы на научных фактах. А когда не находил объяснения происходящему, то начинал беспокоиться о том, что его ждут впереди весьма неприятные открытия.

– Сырость? Ты в этом уверен?

Барк махнул рукой на приятеля и, накинув капюшон да водрузив на плечо дорожный мешок, направился к темному туннелю.

– Идем, Ноэл! В следующий раз, мы начнем выискивать таинства в этом месте, и если пожелаешь, можем откопать останки Кхаа Лаура. Правда, я сомневаюсь, что его кости покоятся именно здесь.

Чародей рассмеялся, еще раз осмотрел комнатушку, затем скользнул взглядом по Вертикальным горам, пики которых, как и прежде были укрыты облаками, и последовал за травником, вслушиваясь в хруст мха под тяжестью своих сапог.


Ребекка уже несколько часов блуждала по лесу, высматривая то редкие грибные россыпи, то ягодные поляны. Неоднократно, ей приходилось перебираться через глубокие овраги, по поваленным стволам. Однажды, ей даже пришлось пройти с десяток метров по упавшему дубу, словно по мосту. Она затаив дыхание, осторожно ступала по деревянной поверхности, не единожды ни взглянув вниз. Девочка так увлеклась поисками, что не заметила, как янтарный ковер на земле поредел, уступив место хвойным иглам и жесткой темно-зеленой траве.

В ветвях послышались трели иволги, походившие на звуки свирели. Вскоре, к желтоперой подруге присоединился мелодичный цокот зарянки. Дивная мелодия разнеслась по лесу, и через некоторое время окрестности наполнились щебетом множества птиц.

Златовласка улыбалась, глядя под ноги и наслаждаясь музыкой чащобы. С каждым шагом девушку окутывала пелена волшебной атмосферы, а Дубрава видоизменялась, подобно картине, создаваемой невидимым живописцем.

Все чаще, среди дубов, стали попадаться гигантские мохнатые сосны, чьи массивные стволы были увиты цепким плющом. Рядом с хвойными исполинами соседствовали, широко раскинув кроны тополя, а старые ясени, с изумрудной листвой, тихо покачивали ветвями в такт пению невесомого ветра.

Немного погодя, желтый ковер под ногами совсем исчез, сдавшись под натиском лужаек малахитового папоротника да поросли сердцевидного клевера. Кусты жасмина сменились цветущим розовым олеандром, и кое-где, землю покрыл плаун и хвощ. Вместе с янтарным нарядом испарились и следы бурелома. Эту часть леса ураган не затронул, опасаясь встретиться с силой, витающей здесь.

Высоко в ветвях раздался пронзительный крик какой-то пичуги. Ребекка вздрогнула и оторвала взгляд от земли. Мимо нее, громко хлопая крыльями, пронеслась огромная птица с ярким синим оперением. Птаха нырнула в густую зеленную листву клена и, усевшись на ветвь, заголосила, подобно флейте менестреля.

Златовласка оторопела, разглядывая окруживший ее лес. Место было незнакомым. Никогда раньше девочка не уходила так далеко в дебри Дубравы.

Дыхание перехватило, Ребекку бросило в жар. Чащоба была абсолютно зеленой. Кисти осени не коснулись ее. Не единого багряного или янтарного листка, ни одной пожухлой травинки. И воздух. Воздух здесь был по-весеннему теплым.

При долгой ходьбе, девочка не замечала этого, но сейчас. Она узрела и пестрый ковер цветов, благоухающих подобно клумбам королевского сада, и разнообразие исполинских древ и густых кустарников, покрытых пестрыми бутонами. По стволу кривой сосны пробежала черная белка, вереща во весь голос. В глубине леса послышался ответный писк. Огромные рубиновые бабочки кружились над цветами олеандровых зарослей, резвясь в удивительном танце. Птицы испускали трели, заглушая шелест листвы, обласканной ветром.

Лукошко выпало из рук златовласки и содержимое высыпалось на сочную зеленую траву. Девочка застыла, открыв рот от удивления, и в тоже время, в ее душу стала заползать тревога. Если бы она не была уверена в том, что не пересекала стену, то могла бы предположить – она уже не в Мендарве. Но сложно было не углядеть высокую трехметровую каменную ограду. Да и дозорную тропу невозможно было пересечь незаметно. Наверняка ее бы окрикнули и остановили караульные.

Неожиданно, словно ворча, позади Ребекки заскрипели деревья, и послышались подозрительные шорохи.

«Тролль! Он все же преследует меня» пронеслось в голове у девчушки, и она резко обернулась.

Но к ее огромному облегчению, мохнатого карлика она не увидела. Из высокой травы, негодующе фыркая, выбежала ежиха. Следом за ней семенил выводок детенышей. Животные прошли мимо златовласки, совершенно не обращая внимания на нее, и скрылись в зарослях папоротника.

Солнце напоминало о приближение заката. Поволока сумерек стала охватывать землю, нежно обнимая растения. Тени удлинились, создавая невиданный узор на лесном ковре. Ребекка постаралась унять беспокойство, заставившее ее сердце трепетать, и решила, что следует прекратить блуждать по Дубраве и вернуться домой, пусть и с полупустой корзиной. Златовласка присела на корточки и стала собирать в лукошко рассыпанные по траве грибы да ягоды. Окончив сбор, она поднялась на ноги и взглянула на тропу, ведущую обратно, к дому.

Сердце ушло в пятки, а ноги приросли к земле. Холодок скользкой змейкой пробежал по позвоночнику.

Перед девчушкой возник огромный коренастый ясень с широким стволом и морщинистой корой. Но дерево, оказавшееся внезапно посреди лесной дорожки, хотя ранее находилось в другой части поляны, не так бы испугало девочку, нежели пристально глядящие на нее два огонька глаз. Это были не светлячки, с их мерцающими целеными фонарями, а два больших желто-оранжевых глаза, круглые, с интересом смотрящие из-под сморщенных век.

Дерево глухо откашлялось, а затем шагнуло на встречу златовласке. Ребекка испуганно завизжала, ее крик, казалось, разнесся по всему Нирбиссу. Она хотела броситься наутек, но ноги стали словно ватные. Единственное, что пришло в голову девчушке – это швырнуть корзину в чудище, приближающееся к ней.

Ясень, не смотря на свои внушительные размеры, ловко увернулся, скрипнув тяжелыми ветвями. Он с недоумением взглянул на человека, которой вопил, подобно резаной свинье, распугивая своим криком всю живность в округе и бросался всевозможными предметами.

– Не бойся меня, девочка, – раздался глухой скрипучий голос, – я не причиню тебе зла.

– Ага… Как же вас не бояться? То тролли, то … Не подходи, иначе… – златовласка ощутила, как в горле пересохло, и ей с трудом удается выдавить слова.

«Бежать, бежать, бежать отсюда!» подобно карусели кружили мысли в голове. Ребекка, превозмогая страх, стала медленно и неуверенно отступать назад, ощущая как ноги, уже налившиеся свинцом, не желают подчиняться хозяйке. Но далеко уйти ей не удалось. Через мгновение она почувствовала, как спина уткнулась во что-то пружинистое и мягкое. Внутри все похолодело.

«Мне конец…» промелькнула последняя мысль, и девчушка узрела тьму, окутавшую сознание, и расплывающийся силуэт, приближающегося к ней монстра. Секунду спустя, она плюхнулась в обморок, как полагается всем юным девицам, которые встречают на своем пути безобразных чудовищ.


Сумерки, мягкой невесомой вуалью, опускались на улицы Форга. На аллеях и мостах зажигались фонари. Над входами в таверны и постоялые дворы замерцали масляные лампы, покачиваясь и скрепя на сквозняке, разгуливающем по переулкам.

Королевский дворец, возвышающийся на западном берегу Форгрива, сиял подобно рубину, окруженному, поблескивающим пламенем факелов, да свечей. Лучи заходящего солнца, отражались коралловым искрами на его мраморных оградах, утопающих в багрянце сада.

Псилон, склонившись над столом в королевской библиотеке, представляющей собой овальное помещение с высокими стеллажами вдоль стен лишенных окон, с упоением читал древний фолиант.

В это время суток здесь было пустынно. Архивариусы, советники да лорды, прекращали вести государственную деятельность и занимались личными делами. Тивар же, заканчивал королевские дела и того ранее, после полудня, да и редко он посылал слуг в библиотеку за какими-либо книгами. В основном, соглашения, договоры, казначейские записи и прочая документация хранилась в архиве, под залой библиотеки. Здесь же, в полумраке многоэтажных шкафов и запаха тлеющей бумаги, можно было отыскать летописи с законодательствами, исторические заметки, пару десятков дневников известных ученых разных эпох и даже сотню легенд, тщательно подобранных и записанных трубадурами.

Псилон с неподдельным любопытством изучал манускрипт, в котором подробно рассказывалось о Разломе мира. Детальным описанием там и не пахло, но все же, было пару моментов, вызывающих интерес у верховного жреца ордена Тарумона Милосердного. Демоны! Летописец не пожалел ни времени, ни чернил, дабы с точностью описать отпрысков мрака, явившихся с иной стороны. Правда, те твари были куда загадочней и опаснее Таборы, но информация о них могла пригодиться седоволосому капеллану для особых целей.

По правую руку Псилона находилась огромная книга в черном переплете с металлическим изваянием волчьей пасти с горящими глазами. «Монструм Нирбисса». В нем были собраны описания всех нелюдей и чудовищ, обитающих на континенте. Архивариус, который собрал сей сборник, явно хотел придать тому устрашающий вид.

Из книги жрец почерпнул скудные крохи сведений о дриадах. Он знал куда больше о них, чем было в том абзаце, что ему посчастливилось сегодня прочесть. Ни о Песне, ни о Буре Стихий там не было сказано ни слова. Зато красовалось изображение полуголой девицы с зеленой кожей и грациозным телом увитым лозами винограда. Винограда! Растением, которое никогда не произрастало в Дрите?

Потерев глаза, Псилон откинулся на спинку дубового кресла, покрытого позолотой, и тяжело вздохнул. Еще пару недель он даст Таборе на то, чтобы она решила все свои дела в Мендарве и отправилась прочь отсюда. А если она его ослушается, он самолично, пинком выкинет демонессу за пределы государства.

На морщинистом лице капеллана промелькнула злорадная улыбка. Интуиция подсказывала Псилону, что так оно и будет. Ему все равно придется через дюжину дней отправиться в Дубки. Сведущие да и прочие церковники ничего не нашли: ни Тару Рин, ни чародеев, ни волшебных предметов. Прошел месяц после Бури Стихий, а искры магии все еще витают в воздухе угодьев барона. А это означало одно, там что-то было. Что-то, что не дано узреть адептам Тарумона Милосердного. Но возможно он, маг высшего ранга, сможет отыскать червоточину, испускающую силы волшебства.

Псилон поднялся из-за стола, и, поправив темную мантию, не спеша побрел к выходу из книжного зала. Он не удосужился потушить свечу или убрать книги обратно на полки. Это забота библиотекаря и его помощников, а не главы церкви. Кустистые брови жреца хмурились, а борода еле заметно вздрагивала от беззвучного шепота. Старец вел странную беседу сам с собой.

Прислуга и аристократы, прогуливающиеся по коридорам дворца, бросились врассыпную, дабы не попадаться на глаза капеллану. Лишь стражникам не посчастливилось покинуть свой пост. Они, сдерживая дрожь, опускали глаза и вытягивались по струнке, когда темный силуэт с белоснежной шевелюрой и бородой проплывал мимо них, словно призрак.


Мрачная пелена окутала лес, и Ребекка, наконец, очнулась. Перед ее глазами шелестели кроны деревьев, сквозь темную листву которых поблескивали алмазы звезд, усеивающих бархатное небо. Пытаясь вспомнить что случилось, девочка предприняла усилие подняться, и ей это удалось. Она прислонилась к стволу какого-то древа, прищурившись, оглядывая окрестности.

Над порослью папоротников и между колоннами лесных исполинов кружили зеленые огоньки, освещая чащобу тусклым мерцанием. Где-то в ветвях не умолкая ухала сова, а в кустарниках олеандра тоскливо пели сверчки.

Внезапно, перед девушкой выросла тень. Огоньки запорхали вокруг нее, и златовласка увидела ясень. Шероховатая кора, желто-оранжевые круглые глаза, нос сучком и рот-дупло. Воспоминания нахлынули на девчушку волной, но сил кричать не осталось, она с ужасом смотрела на живое дерево, храня безмолвие и проклиная свою незавидную долю.

– Надеюсь, ты не расшиблась при падении? – поинтересовался древесный великан, с тревогой оглядывая девочку.

Златовласка замотала головой. Если не считать шишки на затылке, то она была цела и в то же время жутко испугана.

– Это замечательно, что ты не поранилась. Ты так внезапно потеряла сознание, что я не успел тебя подхватить. Прошу прощение за мою медлительность.

Ребекка сглотнула слюну, заметив, как две мощные ветви ясеня зашевелились и он сложил их на груди, словно руки.

– Я Хром, один из дендройдов этого леса, – глухо произнесло дерево.

«Спаси меня Тарумон Милосердный, от лиха лесного», взмолилась девчушка. Она никогда не верила в байки про ожившие клены, платаны, буки и прочую растительность. А сейчас, по неосторожности, угодила в лапы одному из них.

– Что же тебе нужно от меня дедро… дердо… Дерево? – пролепетала тихо она.

Древесные наросты, напоминавшие отдаленно брови, удивленно приподнялись, а затем существо глухо рассмеялось.

– Ахахахаха… О, люди Мендарва, как вы похожи в своих страхах и неведенье. Ахахааха.

Ребекка ошарашено глядела на ясень, который хохотал во весь голос, придерживая ветвями ствол, где должен был располагаться живот, будь он человеком.

– Ничего мне от тебя не нужно, девчушка, – пытаясь сдержать смех, проскрипел он. – И я повторюсь – я дендройд, а не дерево. Хотя мы действительно являемся их дальними родственниками. Внешне между нами есть сходство, и мы так же как они берем силу из земли, но мы разумные, а точнее глубоко мыслящие.

«Ага, как тот тролль утверждавший, что он эльф, и совершающий ежедневные прогулки по Дубраве», иронично заметила Ребекка в мыслях. И тут ее осенило. А может коротышка не лгал? Она же тоже, как-то попала сюда, миновав стену?

Пока домыслы и сомнения обуревали душу златовласки, ясень не умолкал ни на мгновение.

– Мы самые древние создания… Наши предки были первыми и единственными нелюдями, которые проживали на Нирбиссе, еще до Разлома. Почти никому о нас не было ведомо, кроме друидов, что эпохами оберегали гармонию Природы. Они знали нас, они общались с нами, храня тайну нашего существования. Человеческий род склонен к жестокости. Узнай о нас в ту пору люди, они бы истребили расу дендройдов в одно мгновение. До сих пор существует Мендарв, где народ цепляется за пережитки прошлого, стремясь уничтожить всех, кто отличается от них

– Я прошу прощения, а разве сейчас мы находимся не в стране людей? – осторожно вопросила девчушка, наперед зная горький ответ.

Дендроид вновь расхохотался, но увидев обеспокоенное лицо Ребекки, унял веселье и нахмурился.

– Ты в приграничной части Круана. Вот я тугодум! Я, было, подумал, что ты намеренно, явилась сюда. А нет! Видимо, ты заплутала в дебрях и случайно угодила на эту часть леса.

«Так вот откуда взялся тролль! Я все-таки миновала Дозорную тропу и каменное ограждение. Наверное, это случилось, когда я пересекала местность по поваленным древам. Я пропала! Я не смогу вернуться домой! А если мне и удастся отыскать стену, то наверняка меня заметит патруль и тогда мне не избежать казни».

У златовласки перехватило дыхание. Виселица и костер – это было меньшим из зол, что ждало ее, если она окажется в руках священнослужителей.

До недавнего случая на Ярмарке, когда Годфри не дал ей предстать перед очами Тивара, Ребекке не было ведомо о специфических пристрастиях владыки Мендарва.

Друг весьма внятно разъяснил златовласке про опасность, которую представляла собой непреодолимая тяга короля к хорошеньким молодым особам, исключительно простолюдинкам. Аристократки, возможно, и интересовали монарха, но он не осмеливался покуситься на них. Вероятно, он не желал наживать врагов среди дворян: просыпаться ночами в холодном поту, ожидая в своих покоях наемного убийцу или каждый раз, возносить мольбы Тарумону Милосердному, когда жаждет пригубить вино, надеясь, что в него не подсыпан яд.

Дабы не подвергать свою царственную особу риску, Тивар присматривал объекты для своих плотских утех среди крестьян или женщин, обвиненных в пособничестве нелюдям и колдовстве. Дочь фермера или ремесленника, оказавшись в покоях короля, становилась фавориткой, которой приходилось ублажать монарха по первому зову. Дворцовые куртизанки пользовались множеством привилегий: им дарили дорогие платья, порой, даже драгоценности. Когда любовница наскучивала Тивару, он преподносил ее в качестве дара своим советникам илилюбому другому аристократу. Те в свою очередь эксплуатировали бывших пассий владыки до конца своих дней или же продавали бедняжек в бордели, которых было уйма в Мендарве. В редких исключениях какой-нибудь граф, герцог или лорд, отпускал несчастную женщину на волю, снабдив ее небольшим приданным.

Какая бы участь не была уготовлена этим бедолагам, она была куда гуманнее, нежели та, что ждала привлекательных представительниц слабого пола, осужденных церковниками.

Перед тем, как выносился приговор и избирался вид казни для отступниц, они представали перед очами Тивара. Король, оценивающим взором проходил по рядам еретичек, отбирая хорошеньких женщин, которым суждено было ублажать монарха в Белой Зале.

Как только, перст Его Величества указывал на одну из приговоренных, та с ужасом в глазах падала ниц, целуя сапоги владыки, моля о пощаде или быстрой смерти. Жуткие слухи о белокаменной опочивальне Тивара ходили среди народа, но произносились шепотом, остерегаясь чужих ушей.

В мраморной спальне, лишенной окон, такой белоснежной, что при свете свечей приходилось прищуриваться, король воплощал в жизнь самые изощренные любовные фантазии. У Тивара для плотских утех, происходящих в Белой Зале, даже был набор специальных инструментов, которые он использовал во время развлечений с бедняжками, угодившими сюда.

Среди королевской прислуги были особые мойщицы, отмывающие от луж и брызг крови пол, колонны, стены и статуи, изображающие любовные игры мужчин и женщин. Дворцовые могильщики, под покровом ночи увозили трупы на городской погост, где для них был отведен специальный участок – огромная яма. Истерзанных женщин не хоронили, не забрасывали землей, не сжигали, их оставляли гнить, превращая в пищу для стервятников. Почти также поступали с нелюдями: выбрасывали тела на съедение диким зверям, но при этом не измывались над ними, как Тивар над своими жертвами.

Ребекку пробрала дрожь, как только, в ее разуме возник отталкивающий образ владыки Мендарва. Затем ее мысли переключились на отца и братьев. Они обезумят от горя, если следом за матерью исчезнет и она: сгинет в Дубраве, сгорит на костре или же станет безвольной куклой в волосатых и потных руках короля. Свет Тарумона Милосердного угасал в ее душе с каждой секундой. Слезы навернулись на глаза, она, стараясь не податься бури эмоции, сжала волю в кулак и, опираясь рукой о дерево за спиной, поднялась на ноги, ища глазами лукошко.

– Я должна идти, – шмыгнув носом, прошептала она. – Я испытаю удачу, дабы отыскать дорогу домой и избежать встречи с пограничной стражей…

Ветвь ясеня осторожно коснулась ее плеча. Огромные глаза Хрома с тоской глядели на златовласку, а рот-дупло, расплывался в подобие улыбки, правда, слегка пугающей.

– Не плачь, дитя, и не делай спешных выводов. Я уверен, что смогу тебе помочь.

Ребекка, дернула плечом, скидывая ветвь, и подняла слезящийся взор на дендройда.

– Не сможешь, – печально покачав головой, выдохнула девушка. – Если караульные увидят нас, перебирающимися через стену, то мы оба будем полыхать на костре, в лучшем случае.

– Нет, я не горю желанием оказаться в Мендарве, – проворчал дендройд, – но знаю тех, кто способен помочь тебе вернуться в Дубраву незамеченной.

Хром слегка затряс кроной, и в этот момент из ее ветвей выпорхнула сотня, а то и тысяча светлячков. Они закружили вокруг ясеня, словно звездное небо заплясало в сказочном танце. Затем зеленые огоньки приблизились к златовласке, так близко, что она могла разглядеть их мерцающие животики и прозрачные крылья.

– Мои друзья проведут тропами, которые привели тебя в приграничье Круана. Ступай смело за ними, дитя, и пусть справедливость богов хранит тебя.

Ребекка с недоверием взглянула на светлячков затем на Хрома. Но какие бы сомнения и страхи не терзали ее душу, иным выбором златовласка не обладала. Она вряд ли отыщет путь во тьме и бесспорно не сможет миновать стену, не привлекая внимания пограничного дозора. Оставалось только уповать на мерцающие огоньки да на милость Тарумона Милосердного.

– Благодарю тебя, дере… Хром. И прими мои извинения, что вела себя подобно пугливому ребенку, боящемуся собственной тени. Не каждый день встречаешь говорящие деревья.

– Пустяки, – махнув ветвью, пробормотал дендройд, и расплылся в улыбке, которая крупными складками собрала кору в уголках рта.

– Прощай, и пусть вечный свет Тарумона Милосердного хранит тебя.

Ребекке показалось, что когда прозвучало имя святого, ясень брезгливо поморщился, но ничего не сказал. Девочка улыбнулась ему, и вытерла слезу, скатившуюся по щеке. Светлячки уже кружили над тропой, нетерпеливо мерцая. Златовласка, поправив платье и пригладив волосы, последовала за ними.

– Погоди, – окликнул ее Хром, – ты кое-что забыла, – дендройд указал на корзину, которая была доверху заполнена грибами, ягодами, да орехами. – Обычно я не занимаюсь сбором лесных даров, но раз я был повинен в том, что испугал тебя, то решил искупить оплошность таким образом.

Улыбка на лице златовласки, стала еще шире. Она взяла тяжелое лукошко и, подойдя к ясеню, осторожно погладила его по морщинистой коре.

– Благодарю, дух леса, за всю ту помощь, что ты мне оказываешь. Может быть, когда-нибудь и я смогу тебе отплатить тем же.

Круглые глаза дендройда прищурились, и в них промелькнула затаенная печаль. Он почувствовал энергию златовласки, когда она коснулась его, и от этого ему стало совсем не по себе. Пророчеству Археса суждено было сбыться, а это знаменовало то, что Темные времена ожидают Нирбисс.

– Ступай, дитя, пока ночь еще не обрела полную власть над лесом.

Ребекка кивнула, и торопливо зашагала за изумрудным мерцанием светлячков.

– Eser’sola Te! Eser’sola Khaa Te! – прошептал дендройд и тяжело вздохнув, побрел вглубь чащи. Откуда не возьмись, поднялся ветер и зашелестел листвой зеленых древ, порождая таинственный шепот, разносящийся далеко за пределы поляны.

«Кхаа,Кхаа,Кхаа.»


Сумерки медленно и осторожно окутали Дубки. Лишь редкие факелы, воткнутые в каменные столбы, освещали главную дорогу и проулки деревушки, да тусклый свет свечей, льющийся из окон хижин и постоялого двора. На улицах было пустынно, если не брать в счет местных пьяниц, горланящих песни за околицей, нескольких копейщиков, вальяжно расхаживающих туда и обратно, да храмовников, группками прогуливающихся между домов и тихо перешептывающихся.

Белла, с опаской озираясь на бело-зеленые хитоны в темноте, слезла с лошади. Она была не молода, разменяла восьмой десяток, но здоровье позволяло женщине ездить верхом. Целый месяц она провела в пути. От Одинокого села до Дубков путь не близкий. Приходилось останавливаться в деревеньках, а иногда, она делала привал в лесу. К счастью, временами погода позволяла ночевать под открытым небом. Знахарка старалась избегать людной местности, на то у нее были весьма веские причины.

Белла повела жеребца к старому сараю, ветхая постройка состояла из камышовой крыши и двух бревенчатых стен, привязала животное и, сняв с него дорожные сумы, направилась к дому. Она накормит и напоит Касатика позже, когда разберет вещи.

Женщина провернула ключ в замке. Дверь старой избы визгливо скрипнула. Она оглянулась. Никто не обратил внимания на старушку, отпирающую дом, стоящий на окраине села, почти у самого погоста. Знахарка облегченно вздохнула и вошла в хижину.

Внутри пахло сыростью и пылью. Вся мебель и вещи были на своих местах так, как она их оставила весной, когда последний раз посещала Дубки.

Дом достался женщине от брата, которого свалила болотная лихорадка. Роб был купцом, и частенько колесил по Мендарву, и видимо привез сей недуг с юга. Он умирал в мучениях, которые даже сестре не удалось облегчить, а она была опытной травницей.

Избу в Дубках брат приобрел для того, чтобы не оставаться на ночь в местной гостинице. Не любил он провинциальный уют: громкие крики в таверне, хохот дам, которые перебирали с элем, звук брошенных костей и аплодисменты зевак, хлопающих бардам, тренькающим на лютне. Роб любил тишину и покой. А если ему нравилась местность и он намеревался здесь вести продолжительную торговлю, то он обзаводился стареньким домишком и обустраивал его под себя. У купца по всей стране было прикуплено несколько хижин. Всюду местный люд встречал торговца с распростертыми объятиями, а как радовались его визиту в замках. Роб торговал и украшениями, и платьями и оружием, он предпочитал вести дела в небольших владениях феодалов, нежели в шумных и многолюдных городах.

Но все же брату приходилось проводить какое-то время в Граде. Там его ждала семья и просторный белокаменный особняк, окруженный раскидистым садом, Белле пару раз довелось побывать в великолепной усадьбе. Последний ее визит был связан с болезнью Роба. Лихорадка свалила его именно в городе. Умирал он тоже там, сетуя, что не успел добраться до Дубков в последний раз.

После его смерти Белла узнала, что он завещал ей хижину подле Темной Дубравы. Остальную недвижимость и денежное состояние он оставил супруге, детям и внукам. Женщина не понимала, почему именно эта изба предназначалась ей, пока однажды, десять лет назад, не приехала в Дубки и не вошла в дом. С того самого момента жизнь знахарки изменилась навсегда.

Белла оглядела светлицу. Даже в потемках она заметила, что тонкий слой пыли покрыл стол, скамьи и несколько тяжелых шкафов, заполненных всевозможными книгами. Нужно будет убраться, но позже, вначале следует заняться более важными вещами.

Женщина миновала горницу и спустилась к подвалу, дверь которого, замаскированная под деревянную стену, была скрыта за лестницей, ведущей наверх. Опустив дорожные мешки на пол, она вытащила из одного лучину и подожгла ее. Помещение озарил слабый дрожащий свет. Отворив массивную дверь, и накинув сумы на плечо, старушка стала внимательно, глядя под ноги, спускаться вниз.

В ноздри ударил пряный запах всевозможных трав. В погребе было тепло и душно, словно осенняя влага не коснулась этого места. Женщина подожгла лучиной толстую сальную свечу, стоящую на кленовом столе, на котором находилось множество различных склянок и пузырьков.

Подвал озарил яркий свет. Теперь Белла могла оглядеться и проверить все ли на месте, в этом секретном убежище. От стены до стены тянулись крепкие конопляные веревки, на которых пучками висели разные растения. На полках дубовых стеллажей, в корзинках и коробах лежали лепестки различных цветов. Здесь также стоял в углу большой кованый сундук. Белла открыла его. Внутри выстроились в ряды бутылочки с разноцветной жидкостью. Знахарка развязала дорожные мешки и вытащила оттуда свертки, обернутые в холщовую ткань. Она их торопливо сложила в ларец, поверх пузырьков.

Ну, вот и все! Теперь можно заняться Касатиком и домом. А после, придется поразмыслить, когда и каким образом начать торговлю. Слишком много в округе церковников, которые явно неспроста здесь. Но как бы не пугали женщину священнослужители, отступить она не могла. Как только Ная принесла ей весточку, знахарка осознала, что дела обстоят серьезно и без ее вмешательства беды не миновать.

Белла закрыла сундук, задула свечу и во тьме покинула подвал, затворив дверь на ключ.


Глава 5


«Тень вязким мраком просочится

из пелены былых эпох. Знаменье

мерзкой скверны проступят на камнях

Иссара, что покой смертных берегут.

На крыльях рваной ночи, в мир

явятся морозные ветра.

И в час беды грядущей, желтоглазый ворон,

подобно человеку, вслух заговорит».


Пророчество Археса.


Ребекка еле поспевала за вереницей светлячков, кружащих роем в воздухе мрачного леса. Она старалась не сбавлять шаг, хотя сердцебиение участилось и дыхание стало прерывистым. Девочка достаточно быстро минула приграничную зону и остановилась лишь в нескольких метрах от мраморной стены, поросшей плющом. В темноте, блуждай она одна без своих мерцающих спутников, непременно бы уткнулась носом в нее. Ограждение сливалось в единое полотно с Дубравой. Днем она бесспорно узрела бы каменную кладку, да и ярко-желтый лес по ту сторону, но сейчас, в потемках, трудно было отличить дерево от куста не то, что завуалированное природой творение рук человеческих.

Сделав глубокий вдох, златовласка стала осторожно ступать по бурелому, точно следуя за зелеными огоньками. Поваленные деревья, образовывали подобие моста, перекинутого через ограждение, отделяющее Мендарв от Большой Земли. Вот, как она оказалась за пределами государства людей! Валежник в Дубраве был повсюду, поэтому Ребекка не предала значения его массовому скоплению, а просто беззаботно перебиралась через ветви и шагала по бревнам, не подозревая, куда они ее заведут.

Огромный ствол дерева, на который ступила девчушка, пролегал над Дозорной тропой. Златовласка затаила дыхание и даже на мгновение застыла от страха, когда увидела внизу свет мелькающих факелов. Караульные! Их было десятки. Они разгуливали внизу, звеня латами и грохоча тяжелой поступью. Достаточно одному из них посмотреть вверх и они заметят ее, поднимут тревогу. И, пожалуй, в этом случае смерть от стрелы лучника – самый безболезненный исход.

Ребекка, набравшись смелости, начала с опаской спускаться по стволу, стараясь идти бесшумно, не задевая ни одной ветви, ни одного листа. Стражники остались позади, всего в нескольких метрах от нее, когда она осторожно ступила на лиственный ковер, покрывающий землю Темной Дубравы. Девочка боязливо присела на корточки и вжалась в торчащее из почвы корневище дерева, когда заметила сквозь ветви валежника огни факелов. Двое копейщиков прошли по дозорной тропе, тихо переговариваясь. Как только шаги стихли, златовласка огляделась и, заметив впереди зеленую россыпь маленьких фонарей, ринулась в сторону светлячков. Она надеялась, что треск сучьев под ногами и шелест опавшей листвы, не долетит до слуха стражников. Если ей удастся, как можно дальше отойти от стены, то она, будучи, застигнутой врасплох, сможет солгать, что заблудилась.

Миновав почти весь лес без происшествий, благодаря опытным провожатым, парящим путеводными звездами во мраке Дубравы, девочка увидела среди деревьев отблески факелов. Она уже не тряслась от страха, даже если это храмовники или дозорные, она уже знала что им сказать. А когда чадящие смолой огни оказались в сотне метрах от нее, девчушка с облегчением вздохнула, услышав знакомые голоса.

– Ребекка!!! Ау!!! – это был Артур. Словно эхо ему вторили близнецы.

– Я здесь!!! – крикнула златовласка, и с удивлением отметила, что ее изумрудные спутники испарились во тьме леса. Светлячков нигде не было видно. Возможно, они затаились на осенних кустах, погасив фонари, а может, улетели обратно в приграничье.

С шумом пробравшись через валежник, к девочке подбежал отец и крепко обнял ее.

– Я так перепугался, когда ты не вернулась к закату. Я думал, что с тобой произошло лихо, – прошептал он дрожащим голосом, гладя дочь по волосам.

– Ты где так долго пропадала? – возмутился Тор, сердито оглядывая сестру.

Кор же, взглянул на корзину в руках златовласки и, удивленно присвистнув, произнес:

– Ого! Ты что всю Дубраву избороздила, чтобы набрать полное лукошко?

Тор тоже мельком оглядел лукошко, заполненное грибами, ягодами и орехами, но его выражение лица не смягчилось.

– Важно то, что мы тебя отыскали, – проговорил, запинаясь, Артур и выпустил дочь из объятий. – Ты в порядке? Не ранена? Никто тебя не обидел?

– Мы ее тут несколько часов ищем, а она жива и здорова, – проворчал Тор и демонстративно отвернулся, глядя во тьму леса.

– Со мной все хорошо, – кивнула златовласка. – Я всего лишь заплутала. Вы видели Дубраву? После бури здесь и бывалый охотник заблудится.

– Нечего было уходить в самую чащобу, – не унимался Тор. Он намеривался сегодня повеселиться с деревенскими друзьями, а по вине сестры ему пришлось бродить по лесу. Он был очень зол.

– Дочка, обещай, что больше так не поступишь? – прошептал фермер, и Ребекка заметила, как его глаза заблестели от слез.

– Отец, клянусь, отныне я никогда не заставлю вас волноваться за меня. Это вышло случайно.

Артур кивнул и улыбнулся. Слеза радости скатилась по его загорелой щеке.

– Вот и ладно. Кор, возьми корзину у сестры. Тор, перестань дуться. Идем домой. Время позднее, а завтра у нас уйма дел.

Фермер, крепко держа факел в руке, пошел вперед, освещая дорогу, следом за ним засеменил Кор, с лукошком в руках. Ребекка с Тором шли последними.

– Еще раз такое повторится, мы будем искать тебя с храмовниками! Или отец вовсе решит тебя выдать замуж за первого приглянувшегося пастуха, – проговорил он сквозь зубы. Девочке показалось, что она уловила нотки запугивания. Она, удивленно вздернув правую бровь, взглянула на него.

Замужества девочка не боялась, в Дубках все мужчины старше нее были женаты. Единственные кавалеры, годные ей в супруги могли лишь найтись среди солдат барона. Но Артур никогда бы не сподобился отдать дочь военным, ибо те славились своим пьянством, разгульной жизнью, да вспыльчивым нравом. Но слова брата, касающиеся священнослужителей, неприятно кольнули сердце, словно он только и думал, как бы избавиться от сестрицы.

– Братец, я погляжу, ты давно не получал от меня затрещин? Тор, я не мама, я не потерплю ни капризов, ни угроз. Я не нарочно заблудилась в лесу, и не на прогулку сюда отправилась!

Мальчик плотно сжал губы, недовольно фыркнув, но промолчал. Он знал, что вины сестры нет в том, что по владеньям барона пронесся ураган, что пропала Аэлтэ, и что Дубрава превратилась в сплошной буревал, но, тем не менее, он злился на Ребекку. И он не могу унять это чувство. Его раздражало бедственное состояние, в котором прибывала семья, отсутствие матери, забота которой перешла в наследство к сестре, неопределенность, нежелающая давать ответы: переживут они зиму или придется оставить Дубки и отправиться к южным берегам Моря Семи Ветров, где найдется работа для отца.

А еще Тора тревожили храмовники, которые всюду шныряли, суя свой нос во все дела сельчан. Мальчик постоянно ощущал себя под пристальным вниманием колючих глаз Сведущих. Он временами возносил молитвы Тарумону Милосердному, чтобы поскорее святоши отыскали в деревеньке то, за чем явились, и навсегда покинули ее. Конечно, это не касалось местных проповедников, ведущих службы в замке и в святилище Дубков. Присутствие адептов в таком неимоверном количестве, говорило о том, что рядом скрыта магия, а чародеи и волшебные штучки, еще пуще злили парнишку.

Мальчик заметил, что сестра, идущая рядом, не спускает с него взгляд, ожидая ответа, а точнее всего, извинений.

– Прости, – выдавил он из себя и прибавил шагу, стараясь не глядеть на Ребекку.


Спящий Мендарв залил холодный лунный свет. Города, луга, поля, леса и горы окрасились в сизые оттенки, разбавленные черными венами рек и кляксами озер. В воздухе ощущались колючие нотки приближающейся зимы. Вскоре, на смену золотой парче, явятся сумрачные стужи, облаченные в белоснежное соболиное манто.

Зима в стране людей была мягкой по сравнению с северными краями Нирбисса и почти жаркой, чем на мифическом студеном материке. Купцы да Странники поговаривали, что земли ледяных великанов существуют, хотя из жителей Мендарва никто там не бывал, но частенько торговцы привозили книги и свитки, в которых подробно рассказывалось о таинственных территориях, покрытых хрустальными скалами, запорошенных непроходимыми снегами, окутанных непроницаемой дымкой. Возможно, кто-то из обитателей Нирбисса и посещал морозные государства, раз легенды о стране льда и стужи, оказались на страницах фолиантов, но граждане Мендарва, очутившись на Большой земле, старались так далеко не забредать. Они побаивались открытых водных просторов, а Нордарский океан, таящий в себе множество опасностей, был куда страшнее миролюбивых вод внутреннего моря Семи Ветров.

Ледяной континент и алмазные колоссы не волновали медарвцев в эту темную ночь. Они мирно спали в своих постелях, созерцая радужные сны.

Форг, залитый лунным сиянием, возвышался на холме по обе стороны мирно текущего Форгрива. На фоне ночного покрывала, он сверкал белоснежными мраморными стенами, подобно мистическим городам таинственных континентов изо льда и пламени. Королевский дворец, утопающий в свете масляных фонарей и факелов, горделиво стоял посреди россыпи домов и храмов, подобно наблюдателю. В окнах мерцали тусклые отблески свечей. Великолепные палаты Тивара мирно дремали, убаюканные ночной истомой, и только стража, несущая караул, бодрствовала.

В одной из башен, украшенной замысловатой лепниной цветов и мифических животных, в окне горел яркий свет. Это были покои Верховного жреца ордена Тарумона Милосердного.

Меуса Гериона Виэнарисса мучала бессонница. Он, нахмурив брови, восседал в огромном кресле, подле стола, заваленного книгами и свитками. Старец вертел в руках прямоугольный фиолетовый кристалл, испещренный белесыми прожилками. С каждым поворотом рисунок на камне менялся, подобно песчаным барханам, гонимым знойным ветром пустыни. Взгляд Меуса был сосредоточен на минерале и с каждой минутой становился все тревожней. Наконец, он устал вглядываться в рябящую бездну и положил камень на стол. Кристалл тут же утратит сияние, превратившись в невзрачный матовый булыжник.

Капеллан откинулся на спинку кресла и потер висок. Мигрень стала его незаменимой спутницей в ночное время суток. Он, конечно бы мог, за одно мгновение, исцелить себя при помощи лекарственных эликсиров и простенького заклинания, но не желал. Боль напоминала ему о том, что он все еще жив, хоть и заключен в золотую клетку.

Меус задыхался в Мендарве от безделья. Будни в стране людей были скучны и бесполезны для мага высшего ранга. Но жизнь в Цитадели была куда ненавистней и невыносимей, чем существование в землях презирающих волшебство.

Если бы много лет назад чародей не поддался уговорам брата, то наверняка сумел бы покинуть Аскалион, и поселиться где-нибудь в Билстоке или в Гектонии, стать придворным кудесником или поступить на службу какому-нибудь эрлу. В крайнем случае, он мог бы купить себе особняк в прибрежном городке Красски, обзавестись там лабораторией да лавкой и торговать всякой магической мелочью. Нет же, в его крови заплескался адреналин и дух авантюризма, заставившие Меуса пойти на поводу амбициозных замыслов Псилона.

Не составило большого труда сфальсифицировать свою гибель во время сражения с эльфами. Унести ларец с артефактами и заклинаниями, оказалось еще проще. А заполучить место Верховных жрецов в иерархии ордена Тарумона Милосердного, заняло всего лишь несколько дней. Храмовники, хоть и являлись ярыми противниками магии, не могли отличить обычную знахарку от колдуньи, а искусного чародея от фокусника. Псилон создал сложное заклятье внушения, которое позволило без труда влиться в ряды святош. Он заставил всех поверить, что братья с начала времен являются чадом Вечного света. А когда, все без исключения оказались под властью чар, он избавился от капеллана, отравив его разум безумием. Ингрем был признан одержимым и отправлен на костер, а Псилон получил пост верховного жреца. Он тут же внес поправки в регламент, отметив, что глава церкви не может эффективно управлять орденом в одиночку – ему нужен соратник. Так Меус стал вторым капелланом, с теми же правами и полномочиями, что и брат.

Псилон, опасающийся, что его свергнут с должности коварные недруги, или же найдется другой маг решивший бежать в Мендарв, продумал до мелочей, как обезопасить себя от незваных гостей и врагов. Для начала, он убедил короля выстроить мраморную стену вдоль границы. Каменное ограждение вытянулось от побережья Моря Семи Ветров до неприступных гор Пазедота. Наземная преграда была оплетена сетью заклинаний, препятствующих прохождению чародеев в этот край, конечно со временем защита ослабла, позволяя проносить в Мендарв магические штучки, но до сих пор, волшебники не могли миновать стену. Чтобы очутиться в стране людей, обладателям силы было необходимо воспользоваться порталом, а процесс создания врат отбирал много энергии. За двадцать лет никто не воспользовался этим способом, кроме Таборы. Но демонесса не представляла угрозы для братьев, она была всего лишь пешкой в Великой игре.

Следующим шагом Псилона было изобретение амулетов, способных выявлять источники магии. Меус помнил тот день, когда брат собрал в бело-зеленом зале ордена совет епархии и громогласно объявил, что ему во сне явился Пророк Создателя и повелел снарядить каждого храмовника чудотворным талисманом.

Псилон был талантливым актером, многим менестрелям и скоморохам стоило бы взять уроки мастерства у Верховного жреца. Фанатичные приверженцы Тарумона Милосердного, проглотили данное заявление, как серебристый лосось – наживку. Вскоре грудь каждого церковника украшал нефритовый кулон в аритовой оправе, способный чуять враждебное чародейство за версту. Псилоновы штучки лишь не выявляли магию, исходящую от самих капелланов. Но данное послабление затрагивало только мелкие заговоры да вибрации. Решись один из жрецов воспользоваться серьезным заклинанием, то религиозным фанатикам не составило бы труда разоблачить их.

Псилон уже ни один год пытался решить данную задачу, но проблема заключалась в том, что если бы он ограничил действие амулетов на определенное чародейство, то этой нишей могли бы воспользоваться не только сами капелланы, но и их неприятели. Приходилось чем-то жертвовать

С врагами верховный жрец разбирался иначе, не прибегая к мистическим силам. Он выискивал заговорщиков, отступников и предателей при помощи шпионов. Среди аристократов, купцов ремесленников и даже воров у Псилона были свои глаза и уши. Таинственные соглядатаи доносили до капеллана тревожные сведения, а тот, с нескрываемым удовлетворением, расправлялся с недругами, отправляя их либо на костер, либо на виселицу.

Меус предпочитал более мирную и не столь суровую манеру существования. Он занимался исключительно делами церкви, а в свободное время изучал старинные рукописи из королевской библиотеки или фолианты с заклятиями из ларца Цитадели. Порой на капеллана накатывала ностальгия по былым временам, когда он еще не ведал ни о Вечном огне, ни о просторах Мендарва, ни о тоскливых одинаковых днях.

Черноволосый маг поднялся с кресла и стал бесцельно расхаживать по опочивальне.

«Я обязан вернуться!» внезапно подумал он и остановился. Его взгляд скользнул по распахнутому окну, за которым простирался город, переливающийся белоснежными бликами в свете луны и фонарей. Затем его взор направился к горизонту. Тьма и дальние расстояния не позволяли ему разглядеть ни Темную Дубраву, ни поросшую плющом и заклинаниями стену, ни пахнущий весной Круан. Но Меусу ни требовалось зрение, чтобы ощутить аромат эльфийских краев, насыщенный и пряный запах волшебства Большой земли.

В голове чародея пронеслись яркие воспоминания, где величественные древа упираются кронами в синий небосвод, искрящиеся водопады, с шумом срываются со скал, разлетаясь миллионными брызгами, когда достигают земли, чарующие огоньки лазурных фей, порхают в нектарной долине, покрытой пестрыми цветами. На смену радужным картинам памяти пришли серые обрывки пейзажей: сумрачные утесы Брока, непроходимые горы Смерти, зловонные топи страны гоблинов, негостеприимная Цитадель Аскалиона.

По его тощему телу пробежал неприятный холодок, когда он подумал о Магистрах. Если Меус решит хотя бы ненадолго покинуть Мендарв, ему придется досконально продумать план путешествия, дабы ни один ворон из Убежища не проведал про то, что он жив и не донес эту благую весть до слуха Эуриона.

Капеллан закрыл окно и задернул шторы. Он тоскливо взглянул на стол, и вновь потер виски, скованные болевыми спазмами. Сон не явится до утра, а это знаменует то, что ему волей-неволей предстоит еще несколько часов заниматься бумагами.

В противоположенном крыле дворца Псилон, тоже не спал. В его покоях горела одинокая свеча в канделябре, создающая полумрак. Беловолосого жреца не пытала бессонница, он не мог уснуть из-за Тесси, которая минуту назад изогнулась под ним в немом стоне.

Уже несколько лет эта рыжеволосая и миловидная женщина согревала постель и услаждала его. Капеллану она досталась от короля, который углядел ее на улицах Града. Дочь жестянщика была невысока ростом, обладала пышными и грациозными формами, большими зелеными глазами и медной копной вьющихся волос.

Тивар довольно долго пользовался услугами фаворитки, пока однажды, она ему чем-то не угодила, и он приказал ей отрезать язык. Псилона позвали к постели девушки, дабы он осмотрел ее на предмет одержимости и порчи. Тогда жрец и почувствовал второй раз в жизни, предательский укол в сердце. Он возжелал, чтобы эта несчастная девчушка стала его собственностью. К счастью, монарх с радостью избавился от немой фаворитки, отдав ее в распоряжение главы церкви.

Псилон не мог вернуть речь женщине, но был способен дать шанс на безбедное существование, взамен на плотские утехи. Его любовные фантазии, были в разы скромнее, предпочтений Тивара. Он знал, как довести Тесси до состояния эйфории, без садистских ухищрений, наслаждаясь ее внутренним криком, который может слышать лишь чародей, занимающийся любовью.

Рыжеволосая бестия была искусной любовницей, а Псилон ненасытным кавалером, требующим долгих и частых постельных игр. Тесси, покорно исполняла все желания своего господина. А взамен, получила роскошный особняк в купеческом квартале, круглую сумму золотых, кучу нарядов, ларец с драгоценностями и пару слуг.

Не часто немой женщине приходилось отправляться во дворец, где она всячески избегала встречи с королем. Были периоды, когда Псилон утопал в делах ордена, и у него не оставалось время на ночи страсти. Но когда у капеллана появлялся свободный часок, он стремился наверстать упущенное. Тесси казалось, что в такие моменты, она скидывала несколько килограмм.

Псилон, откинувшись на подушки, удовлетворенно поглаживал усы, следя взглядом, как рыжеволосая девушка соскользнула с постели и стала натягивать зеленое шелковое платье, расшитое серебряными нитями. Ее волосы каскадом спадали на гладкую белую спину. Эта была, пожалуй, единственная вещь, что делала Тесси схожей с Хонорой.

Около тридцати лет назад, когда Псилон еще не помышлял перебраться в Мендарв, Магистры направили его на Экалиот, разобраться с тамошними пиями.

Кровососы наводнили леса острова и безостановочно нападали на местный люд, обращая их в себе подобных полумертвых тварей, с острыми, словно клинки зубами, и кожей, покрытой едкой зловонной желтой слизью. Ловкие, хитрые и кровожадные, они были достойными врагами.

Время от времени, маги Экалиота и солдаты уменьшали численность монстров, но тех с каждым днем становилось все больше и их атаки все яростнее. Еще немного, и все деревни у леса бы, опустели.

Псилон прибыл в столицу. Обсудив условия сделки с королем, он отправился на встречу с придворным волшебником, который должен был посветить его во все детали происходящего. Своенравный маг был готов увидеть дряхлого старца в забавном колпаке и широких одеяниях, но не молодую женщину.

Хонора ждала его в своих покоях, облаченная в черное облегающее платье, тянущееся шелковым шлейфом по полу. Она стояла у окна и смотрела на город, когда Псилон без стука ворвался в обиталище чародейки. Как только он увидел ее, его разум словно заволокла тьма. Никогда до сели он не испытывал ничего подобного. Изначально он подумал, что животную страсть, овладевшую им, наслала колдунья. И лишь позже, он осознал, что попал в ловушку небесных Создателей. Таковы были коварные шутки богов, решивших поглумиться над воспитанником Аскалиона.

Хонора неторопливо повернула голову и взглянула на гостя. В ее темных миндалевидных глазах блеснула искра презрения. Тонкие губы сжались.

Псилон отметил, что женщина была полукровкой. Метис демона и эльфа. Взрывоопасная смесь. Чародейка была высокой и статной. Ее узкое лицо с острыми чертами нельзя было назвать красивым, но что-то в нем притягивало взгляды мужчин. Остроконечные уши торчали из-под водопада темных вьющихся волос.

В ту пору волшебник не был обременен усами и бородой, его пшеничные волосы, слегка затронутые сединой, едва доходили до плеч и всегда были собраны в тугой хвост. Морщины только начали атаковать загорелое лицо. Он не облачался в мантию подобно магистрам, а носил плотные магические доспехи да длинный плащ. Стандартный наряд для аскалийонца низшего ранга, обладающего силой в крови.

Чародейка оглядела его с головы до ног без всякого интереса. Никто из мирских кудесников не любил воспитанников Цитадели. Причина была проста – зависть. Маги Убежища постоянно совершенствовали свое мастерство, а прочие волшебники Нирбисса использовали лишь те знания, что были наследием предков.

Не дожидаясь, пока новоприбывший конкурент начнет расспросы, Хонора спешно поведала ему о ситуации. Ее речь была сухой и скупа на детали, но Псилона не интересовали ни Пии, ни мертвяки, ни гибель королевской армии, он завороженно смотрел, как двигаются в разговоре тонкие губы волшебницы. Ему страстно хотелось прильнуть к ним и заставить ее замолчать, хоть на мгновение. Магу с трудом удалось унять свой безумный порыв. Его голос отказался подчиняться ему, когда он с усилием выдавил из себя благодарность и пообещал к завтрашнему утру разработать стратегию борьбы с упырями.

Когда Псилон покинул покои чародейки, то услышал, как сердце бешено бьется в груди. Он ощущал себя прыщавым юнцом, познавшим прелесть любви, а не взрослым сорокалетним мужчиной, закаленным в боях и жизненных неурядицах.

Псилон проводил взглядом Тесси, скрывшуюся за дверью спальни. В коридоре ее ждал слуга, который проведет женщину до кареты.

Верховный жрец тяжело вдохнул и, закинув руку под голову, закрыл глаза, надеясь уснуть. Вуаль сна тут же окутала Псилона мягкой и уютной сетью.

Сновиденья были чудесными. Он видел себя в темных бархатных одеяниях, восседающим на каменном троне, изголовья которого украшали клыкастые пасти драконов. У его ног, встав на колени, простиралась толпа. Здесь были и аристократы, и торговцы, и мастера оружия, и фермеры. Они приклонялись перед ним, они боялись его, они восхищались Верховным Магистром Мендарва…


В Мендарве настала глубокая ночь, когда на юге Большой земли, последние лучи заходящего солнца, окрасили небосвод острова Экалиот в багряные цвета. Священная гора Энал – спящий вулкан, еле заметно вздрогнула, словно ей приснился кошмар. Слегка покачнулся и одинокий домишко, стоящий у ее подножья.

Из маленькой каменной хижины, стены которого увили заросли хмеля и красного вьюна, вышел высокий беловолосый мужчина, облаченный в дорожные одежды. На его плече висел кожаный мешок с пожитками, а в правой руке он крепко держал длинный посох из белого дуба, набалдашник которого был увенчан короной из резных серебряных листьев.

Морган Герион Виэнарисс, чародей из Аскалиона, которому минуло сорок три года, нахмурив брови, взглянул на вершину вулкана. В его серых глазах промелькнула тревога. Энал вела себя капризно в последнее время, и ему это совершенно не нравилось. Волшебнику следовало бы остаться и разобраться в происходящем, но он не мог. Его ждала дальняя дорога до Круана. Ему предстояло пересечь Ленточное море на корабле, затем несколько недель провести в седле. Страна Свободных народов по размерам превышает Экалиот в три раза, судоходные реки, к несчастью не пролегают на пути волшебника. Выносливый жеребец – это единственный способ перемещения до пункта назначения. Когда маг, наконец, достигнет границы Мендарва то, он сможет воспользоваться порталом. Чародей мог бы рискнуть и открыть иллюзорные врата здесь, на острове, но вероятность того, что этот ритуал выжмет из него всю энергию, была слишком велика. Он не имел права на ошибку. Телепортация на дальние расстояния вообще не рекомендуется, только в экстренных случаях, когда жизни мага угрожает смертельная опасность. Уж лучше погибнуть от истощения на другом конце света, чем в объятьях врага. Но сейчас Морган не спасал свою жизнь, он спешил на помощь другим существам. А мертвый или обессиленный волшебник, хоть и спешно прибывший по первому зову, абсолютно бесполезная вещь.

Энал вновь слабо вздрогнула. Почва под ногами чародея завибрировала. Он задумчиво потер подбородок, покрытый серебристой щетиной, и тяжело вздохнув, направился вниз к долине, где расположился компактный городок Труол. Чары, наложенные на гору, не дадут ей пробудиться еще пару месяцев, а за этот срок Морган успеет разобраться со своими делами, посоветоваться с Магистрами и вернуться, дабы решить назревающую проблему.

Волшебник ускорил шаг. Он надеялся, что чем быстрее доберется до городка, сядет на торговое судно и отправится на континент, тем скорее вернется к Энал, недовольной его отъездом.


Каждое вздрагивание Энал, вызывало рябь на поверхности огромного черного зеркала, расположенного в мрачном замке Кихерна, возвышающегося на скале, объятой двумя бурными реками. Непроглядная бездна стекла, напоминала воды разбушевавшегося океана, который простирался за окнами залы.

«Я вернусь…», раздался скрипящий шепот. « Я вернусь, дабы забрать все то, что принадлежит мне по праву…»

Стая летучих мышей всполошилась в темной глубине высоких потолков. Животные, с громкими воплями, закружили по помещению, затем, хлопая кожистыми крыльями и продолжая истошно верещать, вылетели через незастекленные окна, растворяясь в обсидиановой ночи. Их крики разносились над темными водами, которые разрывал шквальный ветер, над высокими башнями, где несли дозор каменные чудовища, укутанные плащом тьмы, над вереницей гор, мирно спящей под сверкающим звездным небом.

Древние руны, покрывающие полы и стены замка, замерцали зеленым пламенем. Чародей, в темной бархатной мантии, с надвинутым на голову капюшоном, злорадно оскалился, глядя на шторм, разыгравшийся за окном. Он судорожно поглаживал изумрудную подвеску с изображением дракона.

– Да, мой Властелин, – произнес он тихо, – Еще немного, и Нирбисс содрогнется от твоего возвращения. Еще немного, и Жезл Пророчества будет уничтожен, и ты сможешь совершить возмездие.

Символы заискрились еще ярче, озаряя залу малахитовым светом. Маг скрестил руки на груди, стараясь не придавать значения магической активности, происходящей вокруг него. Он успокаивал себя тем, что возвращение Господина несет ему лишь благо, хотя сердце колдуна трепетало от ужаса перед грядущими событиями, что ожидают этот континент.


Ребекка, сидела на постели в своей маленькой спальне и долго прислушивалась к тишине в доме. Она должна была убедиться, что отец и братья уснули, перед тем, как начать свой монолог. Ей хотелось хоть с кем-то поделиться приключениями, которые она сегодня пережила в лесу. И единственным собеседником, способным ее выслушать, был Карро.

Уже прошел месяц, как ворон поселился в ее комнате, но доселе, никто из домочадцев не обнаружил птицу. Уходя из дому, златовласка тщательно прятала клетку с пернатым за сундуком, предварительно прикрыв тканью. К счастью, ворон вел себя тихо, и ни разу не выдал своего присутствия.

Ночами, когда родных накрывал волшебный мир сна, девочка разговаривала с Карро, а вернее, просто рассказывала птице о своих душевных переживаниях и событиях, произошедших в окрестностях. Ворон с безразличием моргал желтыми глазами, и время от времени, щелкал огромным клювом. Были моменты, когда пернатому гиганту надоедала болтовня Ребекки, и он демонстративно прятал голову по крыло, делая вид, что уснул. Сейчас он бы поступил так же, но повествование девочки на этот раз было не пустым набором слов, а весьма увлекательным рассказом. Златовласка неторопливо разглагольствовала о странствиях по Темной Дубраве, расчесывая свои длинные светлые локоны деревянным гребнем.

– Если бы ты только видел это дерево! – восторженно прошептала девочка, вспоминая огромный ясень. В данное мгновение Хром не вызывал у нее страха, а лишь благоговение. – Ты бы наверняка сам хлопнулся бы в обморок!

Карро прищурил глаза, нахохлился и внезапно возмущенно произнес скрипучим басом:

– Только необразованные девицы, лишаются сознания при виде дендройдов. Я видел тысячу раз этих существ, ничего в них особенного или устрашающего нет!

Гребень выпал из рук девушки, громко ударившись об половицы. А сама она, открыв рот и вытаращив от удивления глаза, уставилась на птицу. Карро окинул златовласку презрительным взором и продолжил речь.

– Ой, только не делай вид, что умираешь от испуга! – проворчал он. – Можно подумать, что тролли и дендройды это для тебя в порядке вещей, а вороны – чудовища из кошмаров! И что ты меня так пристально созерцаешь? Никогда не видела говорящего ворона? Сейчас ты удивишься еще больше, ведь кроме того, что я умею разговаривать на человеческом языке, причем на всех диалектах и наречиях, что существуют в Нирбиссе, я еще пою, танцую и пью эль. Кхе-кхе, – замялась птица. – Кажется, я сболтнул лишнего.

Ребекка ошалело смотрела на Карро, а ее голову атаковало войско безумных мыслей. Одни вопили, что ей следует поскорее бежать из комнаты или выкинуть странную пичугу в окно, другие же нашептывали, что надлежит обождать и поглядеть, чем обернется эта история. Был еще внутренний голос, который твердил, что возможно стоит отнести воронахрамовникам, дабы не накликать на себя беду. Но последняя идея была провальной. Если кто-то проведает, что птица целый месяц прожила у нее, то вся семья будет под угрозой. Пока златовласка пыталась обрести контроль над своим разумом, Карро все не унимался.

– Надеюсь, дорогуша, ты не решила лишиться чувств, как там, в лесу? Я не выношу драматических сцен! Молви хоть одно словечко! Обычно ты трещишь, не умолкая, а сейчас словно в рот воды набрала!

Нужно было что-то решать и как можно скорее. Ребекка затравленно покосилась на дверь. Вероятно, стоит позвать братьев или отца?

Птица проследила за взглядом девчушки и иронично хмыкнула.

– Весьма глупая идея, если честно, – ехидно пробормотал ворон, подмигнув ошарашенной Ребекке. Он просунул свою громадную голову сквозь прутья и зловещим шепотом продолжил:

– А я разве не упомянул, что умею читать мысли? Нет? Прости, запамятовал.

Такого поворота златовласка не ожидала. Щеки запылали, словно их обдало жаром костра. Если птица говорит правду, то она, абсолютно все знает про Ребекку. А некоторых мыслей девушка стыдилась, хоть они и казались невинными.

– Если ты желаешь поговорить о снах, о матери или о том светловолосом мальчишке, живущем в замке, я готов побеседовать об этом, но вслух.

Ребекка, стараясь не о чем не думать, резко вскочила с постели, сдернула покрывало и накинула его на клетку, в надежде, что это действие заставит птицу замолчать. Но Карро вошел в раж.

– Дорогуша, я прекрасно осознаю, что ты шокирована моими талантами, но не стоит себя вести, как истеричная аристократка, впервые увидевшая гоблина. Только жители Мендарва приходят в ужас, когда им становится ясно, что некоторые птицы и животные понимают их и могут вести весьма высокоинтеллектуальные и изящные дискуссии.

Беспокойно расхаживая по комнате, златовласка с опаской поглядывала на клетку, завешанную покрывалом. Мысли табуном носились в ее уме, заставляя Карро комментировать их.

– Ладно, если ты намерена хранить молчание, то храни. Я тоже умею, вести монолог, – хитро заявил ворон. – Так, что там творится в паутине твоего разума? Ага! Тебе любопытно, сколько лет я владею человеческой речью? Что же, я с превеликим удовольствием отвечу. Лет триста, не меньше!

Девушка остановилась и недоверчиво обвела покрытую клетку взором.

«Вот врун, вороны всего триста лет живут», подумала она и тут же из-под покрывала услышала негодующие возражение.

– Эй, деточка, кто тебе дал право обзывать меня лгуном? Я, между прочим, не обычная птица, из волшебных мест! Пора было уже, и сопоставить факты! Хотя, куда тебе деревенщине до логических умозаключений!

Вместо испуга и удивления на Ребекку нахлынула волна ярости. Птица перешла на оскорбления. А так разговаривать с собой, девочка не позволит даже королю!

– Я бы посоветовала тебе выбирать выражение и тон, когда ты говоришь с жительницей Мендарва, – пригрозила она, в надежде утихомирить пичугу.

Из-под тканевой завесы послышался глухой смех, который звучал весьма странно, ведь птицы не способны хохотать. Но Карро не был обычным вороном, теперь златовласке было об этом известно.

– Знал бы, что ты окажешься такой глупой девчонкой, не за что бы ни согласился приезжать в страну людей, – наконец, уняв веселье, просипел ворон.

– Тебя сюда никто не звал!– расхрабрилась девушка.– И зачем я только купила тебя. Тощий и хитрый торговец меня провел! Подсунул магическую вещь. Недаром после Ярмарки в Дубки повадились храмовники. Они тебя ищут?

Ворон молчал. Он либо размышлял над сказанным, либо готовил очередное оскорбление. Ребекка осторожно подошла к клетке и приподняла одеяло. Птица, немигающим взглядом, смотрела на нее, затем тихо произнесла:

– Нет, братья Вечного Света здесь ошиваются, не по мою душу, к счастью.

– Ты знаешь, что они ищут?

Карро прищурился. Перья на его затылке нервно дернулись.

– Нет, – соврал он, – и знать не желаю. Я на дух не переношу этих поклонников Тарумона. Если хоть один из них осмелится прикоснуться ко мне, я так долбану клювом этого храбреца, что он не только увидит звездное небо в ясный день, но и запомнит меня до конца жизни!

– Ты же понимаешь, опасность данной ситуации? – виновато пробормотала златовласка. – Если я не отдам им тебя, то однажды моя семья окажется на эшафоте.

Глаза птицы превратились в две узкие щелочки, клюв предупреждающе щелкнул.

– Только попробуй, и я клянусь жизнью всех своих родственников. Нет, не так. Клянусь жизнью Великих Магистров, половина из них уже глубокие старики, и Темноликая вскоре все равно явится за ними, что если ты меня сдашь этим бело-зеленым скоморохам с их лжепророком, я вернусь с того света, и так тресну тебя клювом по лбу, что ты навсегда сознание потеряешь!

Девочка опасливо отступила назад. Край покрывала выпал из ее рук и вновь накрыл клетку. Угроза звучала убедительно. И теперь, Ребекка не знала, что страшнее, возмездие этого ворона-переростка или гнев священнослужителей.

– В твою светлую голову не закрадывалась мысль, что может быть, я неспроста явился в Мендарв? – сухо поинтересовался Карро, и, не дождавшись ответа, продолжил. – Я, между прочим, нахожусь здесь с тайной миссией, а ты без зазрений совести решила сдать меня первому встречному святоше!

Из груди златовласки вырвался безнадежный вздох. Даже в ее самых страшных кошмарах, ей не могла привидеться сложившаяся ситуация. Тролли, дендройды, говорящие вороны в ее родных местах, где словно тараканы, кишат приверженцы Тарумона Милосердного.

– Еще вражеского шпиона мне не хватало приютить в доме, – простонала она.

Данная фраза пуще возмутила ворона. Судорожное пощелкивание клюва, звучащее из-под покрывала, весьма ясно оповещало об этом.

– Ты назвала меня, шпионом?! Да… Да ты… Я, понимаешь ли, не задумываясь об опасностях, подстерегающих на пути, оставляю супругу с воронятами и … Являюсь в эту забытую Создателями страну, где монстров в человеческом обличье больше, чем чудовищ на всем Нирбиссе, и что же я вижу? Неблагодарная и трусливая девчонка, которую мой спутник, с какого-то перепугу вздумал оберегать, не только жаждет меня отдать в лапы религиозным фанатикам, но еще и обзывает шпиком! Если бы знал, что так дело обернется, то и пером бы не пошевелил! А теперь, мне бедолаге приходится терпеть унижения, прозябая целыми днями в клетке в тысячах милях от дома. Ой, чует мое сердце, что не сносить мне головы! А я ведь еще совсем молод, что бы погибнуть в проклятом Мендарве! Бедная, Клара, видать остаться тебе вдовой, а нашим детям – сиротами.

Ворон голосил во всю мощь. Если пернатый и дальше продолжит орать на весь дом, то дела пойдут совсем скверно. Ребекка уже сотню раз пожалела, что упомянула храмовников и шпионов. Она подошла к клетке и сдернула покрывало. Карро, тут же замолк и презрительно кинул взор на девчонку.

– Говори тише, иначе мы все по твоей вине окажемся в тюремном подземелье, – предупредила она. – Для всех было бы лучше, если бы ты остался со своим спутником. Так нет же, он приложил массу усилий, чтобы всучить тебя мне.

– Никто меня тебе не навязывал, – обиженно, но шепотом проговорила птица.

Пришел черед златовласки смеяться. Это был печальный и истеричный смех, который вырывается из груди людей, стоящих на пороге отчаянья.

– Ты издеваешься? Этот жулик, использовал хитрость, дабы я купила тебя. Ты присутствовал при этом, и все же, продолжаешь утверждать, что твой владелец не принуждал меня приобрести гигантского ворона?

– Никакой он мне не владелец, он просто Ба… – проворчал Карро, пряча глаза. – Впрочем, не твое дело – кто он.

Ребекка удивленно вскинула брови, но затем приняла безразличный вид и пожала плечами.

– Не мое, так не мое.

– И тебе не капли не любопытно, кто мой спутник?

– Нет.

– Врешь, я только что прочел твои мысли.

Девочка безнадежно развела руками, осознавая, что ворон не уймется, пока не услышит вопрос вслух.

– Ладно. И кто твой спутник?

– Конь в лисьей шубе! – злорадно прошипела птица, довольная ответом. – Ты задаешь слишком много вопросов!

– С меня достаточно, – тяжело вздохнула златовласка и зевнула, – Я утомилась и не желаю больше с тобой беседовать, – она подняла с пола покрывало и пошла к постели.

– Это я с тобой не желаю говорить, – пробубнил Карро, и демонстративно повернулся спиной к Ребекке.

Девочка даже не взглянула в его сторону, она задула огарок свечи и улеглась на дальний край кровати, накрывшись с головой одеялом. Она должна отдохнуть, а завтра утром поразмыслит над тем, как ей поступить с птицей. Ох, если бы мама была сейчас рядом, то на наверняка бы, нашла верное решение. Но Аэлтэ пропала, и неизвестно вернется ли она когда-нибудь домой.

Златовласка утерла слезу, скатившуюся по щеке и, уткнувшись в подушку, зажмурила глаза. Усталость тяжелой лавиной накрыла ее тело, сон медленно, но упрямо обволакивал разум девочки колючим неводом, утягивая ее в пучину кошмаров.

В иллюзорном мире, перед ее взором пронеслись мрачные и пугающие пейзажи. Огромный черный замок высился на отвесном утесе, со всех сторон омываемом то бурными водами двух рек, то гигантскими волнами океана. В мертвых глазницах окон мерцало тусклое зеленое свечение. Тихий зловещий шепот, словно просачивался сквозь каменную кладку здания.

– Я вернусь, что бы забрать то, что принадлежит мне по праву…

Ребекка испуганно вскрикнула во сне. Карро тревожно взглянул на девочку. Ему, как и всем воронам Аскалиона, был ведом навык чтения мыслей, но заглянуть в разум спящего человека он не мог. Способность видеть чужие сны, была дарована лишь немногим чародеям, обитающим на землях Нирбисса. Если бы Ноэл был здесь, он бы без труда проник в кошмары златовласки. Но волшебник был далеко, и вряд ли рискнет явиться в Мендарв. Если бы не его специфическая внешность, обладание силой и магическое обмундирование, он бы лично прибыл в страну людей, а не посылал бы в разведку своего пернатого Спутника.


Деревья Дубравы тревожно шептались между собой, поскрипывая сухими сучьями и сбрасывая осеннюю листву. Их раскидистые ветви, покореженные бурей, временами с глухим треском обламывались и падали на сырую землю, покрытую багряным ковром и тонким слоем инея. Где-то, в непроходимой чащобе, среди завалов бурелома, послышался волчий вой, оповещающий о скором приближении зимы. Через несколько мгновений на зов ответил собрат желтоглазого стража ночи. Над лесом зазвучала тоскливая песня, и с каждой секундой, к хору присоединялся еще один серый исполнитель. Среди искривленных силуэтов стволов, громко хлопая крыльями и беспокойно ухая, промчалась огромная сова. Ночная охотница кружила по Дубраве в поисках добычи, в надежде, что завывание волков не спугнуло всю живность, таящуюся среди валежника.

На небольшую поляну, освещенную тусклым мерцанием полумесяца, выпрыгнула мохнатая тварь и тихо похрюкивая, помчалась к старому дубовому пню. Науро С’Ар Илхор не заметил, притаившуюся у корневищ гигантского древа демонессу, он уселся на пень и, сняв с себя жилет, стал с интересом рассматривать ворот, пытаясь отыскать причину, почему магическая ткань приклеилась к рукам деревенской девчушки, а потом, внезапно отлипла от ее пальцев. Материал был оснащен металлическими волокнами, пропитанными чарами, но кисти девушки явно не магнит. Или магнит? Магнит, притягивающий волшебство? Но окончить размышления эльфу не удалось, он ощутил, как ледяные руки Таборы, тяжелым грузом легли ему на плечи.

«Я неосмотрительный идиот, второй раз, за день попавшей в ловушку!» удрученно подумал коротышка.

– Ты где был?! – подобно змее, прошипела демонесса, и Науро почувствовал, как ее когти впиваются в его кожу через рубаху. Боль вызвала легкую тошноту, но толстяк хоть и порой и проявлял рассеянность, с напарницей он умел управляться. Прикинув в уме все плюсы и минусы его последующих действий, он хитро оскалился и ловко вывернулся из плена Таборы. В несколько прыжков коротышка оказался на безопасном расстоянии от разъяренной девицы, чувствуя неприятное жжение в плечах.

– Солнце мое, а можно вести беседу без применения пыток? Нигде я не был, так что нечего заниматься рукоприкладством! – пробормотал он, натягивая жилет, который его непременно защитит от когтей обезумевшего демона.

Лицо Таборы перекосилось от гнева. Лунный свет придавал ее ярости весьма пугающий оттенок. Демонесса медленно стала приближаться к напарнику, ее руки сжались в кулаки. Слова эльфа о неприемлемости насилия, видимо не возымели должного эффекта.

– Значит, говоришь нигде…– яростно процедила девица.– А кого я попросила следить за этой девчонкой?!

Науро попятился назад и невозмутимо произнес:

– Так я и следил.

Глаза Таборы недоверчиво сузились, но шаг она не сбавила.

– Можно полюбопытствовать, каким образом ты осуществлял слежку? Лежа под каким-нибудь кустом?

Эльф остановился и обиженно взглянул снизу вверх на свою напарницу. Затем выпятил нижнюю губу – выступающие клыки теперь предстали во всей красе.

– Какие еще кусты… Представить себе не мог, что ты способна своими беспочвенными подозрениями разбить мое хрупкое и ранимое сердце.

Демоница презрительно хмыкнула, душевное равновесие эльфа ее не волновало, а вот собственная жизнь, которая сейчас висела на волоске, ее крайне беспокоила. Подходил к концу срок, отведенный Псилоном. Если они не отыщут Жезл, то, либо брат Моргана, либо Властелин, уничтожат ее в мгновение ока.

– Разбитое сердце – это сугубо твоя забота, свиное рыло. Меня интересует, ты что-то проведал про семейку Тары или же проспал весь день, прячась от меня?

Глаза карлика хитро блеснули. Он почувствовал этот легкий и приятный привкус, приближающейся забавы. Перед тем, как удовлетворить любопытство демонессы, он намерен с ней немного поиграть.

– Ты обвиняешь меня в том, что я нагло дрых, пока ты сама неизвестно где бродила?

Табора злобно щелкнула зубами и помчалась стрелой к толстяку, но тот был готов к такому повороту событий и весело подпрыгивая, стал наворачивать круги вокруг поляны.

– Я попросила тебя, как человека… – прорычала девица, стремясь ухватить коротышку за ворот, но тот, ловко увиливал от ее цепких рук.

– Как эльфа, – поправил Науро, довольно прихрюкнув. Он мог бы прибавить скорость и уйти от погони в считаные мгновения, взобравшись на один из стволов, но шанс хорошенько измотать напарницу, был куда привлекательней, чем нудное созерцание разъяренной Таборы, прыгающей у подножья древа.

– …чтобы ты проследил за этой девчонкой. И что в итоге? Фермерская дочь не только незаметно минула стену, не попав под взоры стражников, и даже не задев магическую завесу, ей к тому же удалось пообщаться с каким-то трухлявым бревном. Находясь по эту сторону, я не могла разглядеть, кто это. Но проклятый дендройд явно ей подсобил отыскать путь обратно. Иначе я не могу объяснить тот факт, что сельчанка опять избежала встречи с дозорным караулом. У меня возникает ощущение, что все жители этой деревушки, проживают не на приграничье Мендарва, с надежно охраняемыми рубежами, а в Стране свободных народов. Разгуливают туда-обратно! Совсем не страшась ни храмовников, ни костра, ни солдат, вообще никого!

– А каким боком я касаюсь прогулок мендарвцев в эльфийском лесу? – удивился Науро, чувствуя, что отдышка подступает к горлу, а силы на исходе. Пора было прекращать марафон и немного отдохнуть. Он, все еще резво семеня короткими ножками, стал оглядывать деревья, выбирая наилучший вариант для укрытия от демонессы.

– Ты должен был мне рассказать об этом. Потому, как тебе было поручена слежка за девчонкой, а я обязана была наблюдать за остальными Лангренами. В финале, я и дочурку Тары выследила, и ее муженька, и сыночков, блуждающих по лесу. И после проделанной мной в одиночку работы, ваше благородие, появляется здесь с невинной и удивленной рожей?

– Личиком, – поправил Табору эльф и облегченно вздохнул, приметив надежный дуб, раскинувший толстые и крепкие ветви всего в нескольких метрах от него.

Ярость хлестала через край. Тело Таборы напряглось, а челюсть сжалась, дабы из горла не вырвался гневный вопль. В эту секунду демонессу разрывало на части желание размазать по сырой земле этого надменного и проворного коротышку. Ей хотелось, что бы одно из древ рухнуло на эльфа, превратив его в кровавое месиво. С огромным удовольствием Табора бы использовала магию, дабы вырвать трухлявый пень из рыхлой почвы. Она с неимоверным наслаждением запустила бы полено в голову проклятого Науро! Ненависть наполняла ее пустую душу. Ненависть к толстяку, к Таре Рин, к Псилону, к Темному Властелину, к Жезлу Пророчества, к эльфам, ко всему Нирбиссу!

– Я убью тебя! – прорычала она.

Эльф, не дожидаясь, пока девица кинется на него, дабы осуществить угрозу, метнулся к намеченному дубу, и юркой белкой вскарабкался к основанию кроны. Примостившись на надежной ветке, он ехидно оскалился.

– Нет, милочка, я не доставлю тебе такого удовольствия! Если мне и суждено погибнуть от чьей – то руки, то точно не от твоей.

Табора подскочив к древу, попыталась взобраться на него. Но ее руки безнадежно скользили по влажному стволу, не находя опоры. К счастью, у демонессы не было таких крючковатых и мощных когтей, как у коротышки. Взобраться на древо она могла лишь с помощью лестницы или магии, а последним вариантом, к счастью для Науро, она не могла воспользоваться. Храмовники бы тут же отследили их, не смотря на непроходимую чащу и буревал.

– Однажды, я доберусь до тебя! – прошипела она сквозь зубы.

Эльф иронично вскинул мохнатые брови.

– Мой лучик света в темном царстве, я готов заключить с тобой пари, что тебе это никогда не удатся!

– Науро!

– Я весь во внимании.

– Не пробуждай во мне демоническое естество…

– Поздно, моя хорошая, его еще до меня разбудили.

Демонесса зашипела и предприняла еще одну попытку взобраться на дуб, но и она оказалась провальной. Нижняя ветка больно ударила Табору по лицу, оцарапав кожу.

– И не надоело тебе повторять одни и те же ошибки стократно? – поинтересовался эльф.

Девица злобно пнула выпирающие корни дерева и сверкнула глазами, взглянув в темноту кроны, где прятался Науро.

– Если мы в ближайшее время не отыщем гребаный Жезл, то в этом будет и твоя вина. Я погляжу, как ты будешь забавляться, когда твою душу станут выцеживать по капле.

Коротышка что-то проворчал в ветвях, затем серьезным тоном произнес:

– Отыщем, и даже скорее, чем ты думаешь.

Как жаждала Табора, чтобы слова толстяка оказались правдой. Но она не питала пустых надежд. И прекрасно осознавала, что, когда наступит последний час ее пребывания в Мендарве, придется рискнуть и проникнуть в дом Лангренов. Конечно, храмовники попытаются ее схватить, но она не сдастся живой этим идиотам в белых хитонах. Она отыщет проклятый артефакт, и перенесет его через портал в Кихерн. А после ей плевать, что с ней станет.

– У нас не так много времени в запасе. Мы исчерпали свой лимит. Видимо нам все же придется отправиться в Дубки и перевернуть избу Тары Рин. Это наш последний шанс.

Науро зевнул.

– Если надо значит, прорвемся даже через армию святош. Давно я не участвовал в массовом побоище. В любом случае мы его заберем. Я обещаю тебе это, клянусь честью династии С’Ар Илхор.

Табора тяжело вздохнула и молча направилась в противоположенную сторону, на другой конец лужайки, где она загодя приготовила себе ложе из преющей листвы. Укутавшись в плащ, она легла на спину, устремив взор в темное небо Мендарва. Возможно, это одна из последних ночей, когда она может наслаждаться морозной свежестью, тихим шелестом опадающей листвы, тускло поблескивающими звездами в прорехах крон древ.

Жезл Пророчества – мистический артефакт, страстно охраняемый одними существами, и ненавистный для других созданий. Реликвия, от которой зависит судьба Нирбисса, жизнь Таборы, возвращение Властелина.

«О боги, дайте мне шанс отыскать эту проклятую вещицу и наконец, обрести свободу», пронеслось в голове демонессы. Она устало закрыла большие красивые глаза и неспешно погрузилась в тяжелый сон.


Глава 6


«Мендарв, весьма своеобразная страна,

где неистово ненавидят всех

представителей нечеловеческих рас,

а так же чародеев и всякие магические

штучки. Впрочем, такое отношение можно

оправдать тем, что на этих территориях

весьма глубоко пустил корни культ

Тарумона Милосердного. Тем не менее,

даже страх перед смертью,

не останавливает некоторых граждан

в тайне помогать нелюдям».


Дневник неизвестного Пилигрима


Его звали Ноэл Визиканур. Так нарекли его в Цитадели. Имя – время суток, когда младенец был найден в лесу. Фамилия – местность у подножья хребтов Хрона и Цинтруонской пуще.

Почти тридцать лет назад, Алистар Кув, возвращался из Дрита в Аскалион с очередной миссии. Перейдя вброд могучую горную Эстару, он решил остановиться на привал почти у самой границы Цинтруанского леса. Долина Визиканур, была полностью покрыта снежным ковром с метр высотой. Но, несмотря на собственную утомленность и усталость жеребца, чародей все же добрел до темных силуэтов лесных деревьев. Здесь, снежный покров лишь слегка припорошил землю, усыпанную хвоей. Отыскав сухой клочок промерзшей почвы, у корневища исполинской сосны, он разбил лагерь и разжег небольшой костер. К счастью, погода была ясная и безветренная, дым, поднимающийся к небосводу столбом, не привлекал местных монстров, а пламя, отпугивало хищников. Конечно, волшебник и магически обезопасил стоянку, но защита была слабой и вряд ли выстоит продолжительное время, если на него решит напасть, например стая серебристых барсов или орда ледяных гаргов. Он должен был беречь энергию, дабы сотворить портал, когда доберется до гор Смерти.

Отужинав постной похлебкой, приготовленной из трав и сухих овощей, чародей укутался плотно в плащ с меховой подкладкой и лег подле коня. Кострище он не стал тушить, надеясь, что угли не остынут еще пару часов и будут дарить драгоценное тепло.

Тревожным сном Алистар наслаждался недолго. Детский плач, разнесшийся по тихому темному лесу, вырвал аскалионца из объятий сновидений. Жеребец беспокойно захрапел. Маг прислушался. Крик новорожденного младенца разорвал ночное безмолвие, как крестьянки рвут на тряпицы старые простыни.

Плач доносился из непроглядной чащи. Места здесь были безлюдные, до ближайшего селения не меньше дня пути. Кто и что могло оставить младенца на морозе, в такой глуши? И младенец ли это? Возможно, это проделки какой-то демонической твари, имитирующей крик человеческого дитя!

Алистар успокоил коня, поднялся на ноги и вгляделся во тьму. Плач вновь повторился. Маг проверил меч за спиной, мешок с эликсирами на поясе и, тяжело вздохнув, шагнул во мрак хвойного леса. Если это ребенок, он должен спасти его и отвезти в Аскалион, если монстр, значит, Создатели желают проверить его силы в сражении. На поляне, к которой осторожно подобрался чародей, его ждало и то и другое.

Высокие мохнатые кедры, растущие стеной по краям прогалины, образовывали идеальный круг, усыпанный снежным бисером. Посреди лужайки лежал жалобно вопящий сверток. А близ орущего существа, сужалась кольцо, злобно рычащих и истекающих слюной ковлов.

Суровая зима явно потрепала монстров. Они, обычно передвигающиеся на двух лапах, сейчас осторожно ползли на четвереньках к добыче, прижимаясь к земле тощими животами, поросшими жидкой бурой шерстью. Их длинные пасти громко щелкали, когда слюна переполняла рот и вытекала желтой жижей на белоснежный снег. Во тьме их можно было принять за волков, только они в раза три были крупнее своих дальних родственников, да и обладали небольшим количеством интеллекта.

Алистар быстро пересчитал тварей, их было около дюжины. Истощенные от голода, они, все равно представляли собой весьма опасных противников. Шансы невелики спасти младенца, но стоит попробовать. Ковлы, в любом случае начнут потасовку между собой, когда набросятся на добычу. Лакомый трофей достанется лишь самому быстрому и выносливому. Но ждать, пока челюсть какого-нибудь монстра вонзится клыками в хрупкое тело, маг не собирался. Бесшумно он достал из кисета на поясе стеклянный флакончик с бирюзовой жидкостью, открыл его и швырнул точно в центр поляны. Густой туман в мгновение ока заполнил прогалину.

Чародей, не дожидаясь, пока чудовища сообразят, что произошло, молниеносно вынул меч из ножен и огромными прыжками пересек лужайку, разрубив напополам двух монстров, преграждающих ему путь. Он схватил в охапку вопящего младенца и крепко прижал к груди.

Пелена все еще была непроглядной, но ковлы уже смекнули, в чем подвох и почуяли чужака, так глупо ворвавшегося в их стаю. Они удовлетворенно завыли, в предвкушение сытного ужина. Человек был куда крупнее плачущего свертка.

Но твари не могли предугадать, что перед ними окажется не легкая добыча, а аскалионец с хорошей военной подготовкой. Через мгновение Алистар закружился в безумном танце, орудуя мечом, и пытаясь защитить истошно орущего ребенка от когтей и клыков чудовищ.

Маг чувствовал, как твари разрывают его доспехи, как кровь тонкими струйками обогревает его кожу. Если бы не младенец, то он мог воспользоваться чарами или эликсирами. Но он не отважился положить несчастное дитя на землю, зная, что какой-нибудь монстр, тут же уволочет его в лес.

Меч рассекал морозный воздух, обагряя белоснежный ковер поляны алыми полосами, один за другим ковлы зловонными тушами падали на землю. С каждой поверженной тварью, жизненная энергия уходила из тела мага. Последний монстр рухнул с рассеченной пастью и забился в предсмертных конвульсиях.

Алистар опершись на меч, опустился на колени и осторожно отнял младенца от груди. Он боялся, что мог задушить ребенка во время сражения. Но тот мирно спал, причмокивая пухлыми губками. На левой щеке ребенка виднелась безобразная рана. Вероятно, во время боя, одно из чудовищ дотянулось до него когтями, или же увечье было нанесено еще до прихода чародея.

Маг оглядел лужайку. Дюжина ковлов валялось мертвыми по всему периметру. Это была небольшая стая, а поблизости их может быть не один десяток, а целая сотня. В подтверждение мыслей волшебника, в глубине леса раздался холодящий душу вой.

Придется изменить маршрут. От такого количества тварей ему не уйти вместе с младенцем. Алистар поднялся на ноги, превозмогая боль, опутавшую все тело. Он, морщась, вложил меч в ножны и, прихрамывая, направился к лагерю, осторожно держа малыша, чтобы не разбудить. Свободной рукой он поочередно доставал флаконы из кисета и, залпом выпивая их, кидал пустые склянки на землю. Ему хватит целебных свойств эликсиров, чтобы осуществить задуманное.

Добравшись до стоянки, аскалионец затушил угли костра, собрал вещи и повесил дорожные сумы на спину лошади. Один из мешков он превратил в подобие люльки, куда аккуратно положил спящего ребенка.

Опустившись на колени, волшебник закрыл глаза и стал быстро шептать какое-то заклинание, водя руками. Фиолетовые искры закружились в ледяном воздухе, вырисовывая дрожащий контур иллюзорных врат.

До слуха Алистера донесся протяжный вой и звериное рычание. Враги были близко. Он ощущал их запах, их ненависть, их голод. Слова мага звучали все громче и громче, портал обретал четкие черты.

Жеребец испугано захрапел и встал на дыбы. Чародей из последних сил поднялся на ноги и когда врата открыли вход в Цитадель, со всей силы ударил коня по крупу. Лошадь заржала и бросилась вперед в самую гущу фиолетовых отблесков. Когда конь исчез, рыжебородый волшебник печально улыбнулся и вытащил вновь меч. Энергия почти иссякла, но ее хватит на закрытие портала да на пару ударов по недругам.

Маг тяжело вздохнул и вновь зашептал заклинанье, запечатывающее вход в Аскалион. Когда волна ковлов хлынула на него, фиолетовое мерцание почти исчезло в воздухе. Алистар поднял меч и с яростным криком кинулся в толпу врагов.

Его смерть, это начало новой жизни! Редко поселенцам Цитадели удается обзавестись семьей и тем более детьми. Почти все ученики Убежища сироты. Но в данный момент, волшебнику хотелось думать, что его наследник, найденный в негостеприимных лесах подле долины Визиканур, продолжит его дело – спасать жизни обитателей Нирбисса.

Острые когти и клыки вцепились в тело Алистара, и разорвали на части, когда он уже был мертв. Вместе с последней каплей энергии из мага ушла жизнь. Он погиб достойно, как и следует чародеям Аскалиона – в сражении!


Ноэл знал, кому обязан жизнью. Алистар Кув, рыжебородый маг со смеющимися голубыми глазами. Таким он был изображен в Книге Памяти, куда заносились имена, биографии и портреты всех погибших чародеев Цитадели. Бесстрашный волшебник, в самом расцвете лет, пожертвовал собой, дабы доставить младенца в Аскалион. Он переправил находку через портал, на создание которого ушла вся его энергия. Конь чародея с младенцем в мешке ворвался в Зал Советов Цитадели, в разгар совещания Магистров.

Эурион, тогда еще не возглавлявший Верховный пост, с пренебрежением отнесся к новорожденному ребенку с раной на щеке. Он сразу учуял кровь волшебников, но до его крючковатого носа так же донеся запах эльфов и демонов.

Полукровок в Убежище было полно, остроухих в том числе. Но демонов никогда не было! И это тревожило Магистра. Он прекрасно знал, что бесовская тварь может зачать от мага лишь в одном случае. Не по любви, это уж точно!

Видимо, поэтому мальчишку и оставили в лесу умирать. Нежеланное дитя! Мать этого младенца всячески стремилась избавиться от выродка, даже нанесла удар огненным сгустком или кислотой по нему. Вот только, демоница не учла, что кровь волшебников защитит дитя от гибели. Рану легко можно было исцелить, а вот от шрама никогда не избавиться. Легковерная демонесса, забеременевшая от настырного чародея, вложила всю злобу к отцу ребенка в это заклятье, но ее попытки уничтожить плод нелюбви были напрасны. Мальчик остался жив, хоть и изуродован. Что же, рубцы облагораживают лицо мужчины!

Рваная белесая полоса, тянущаяся от уха до губы, была, пожалуй, единственным изъяном в будущем маге. Он рос крепким парнишкой, не боялся ратного дела, прилежно изучал магическое искусство. Правда, иногда своевольничал, и пренебрегал советами старших, за что нес строгое наказание. В его темных миндалевидных глазах, дружно уживались озорство и бесконечная тоска.

Порой, соратники, отправляясь с ним на задание, с завистью замечали, как молодые девицы бесстыдно восхищаются статной и мускулистой фигурой Ноэла, его черными волосами, спускающимися на широкие плечи, его острым ровным носом, обезоруживающей улыбкой. Даже безобразный рубец не отпугивал дам.

Завидовали не только его физическим данным, но магическим способностям. Некоторые магистры, постоянно испытывали ученика, жаждая уличить его в непригодности. Но юный чародей с достоинством справлялся с экзаменами, которые то и дело устраивал ему Верховный маг и чародей Высшего ранга. Временами он прибывал в Цитадель почти полумертвым, и казалось, что предположения Эуриона небеспочвенны. Но проходили дни, и Ноэл поднимался вновь на ноги, одержав очередную победу в сражении с Темноликой.

– Однажды, этот парень оступится, и мы все горько пожалеем об этом, – твердил непреклонно Эурион, сменив на посту Верховного мага, которого забрала Дерода из собственной постели, что случается крайне редко.

«Обождите, придет день, и кровь демона сыграет свою роль», не унимался Магистр, меря шагами свою опочивальню. «Когда-нибудь этот мальчишка приведет нас к краю бездны, и вы все будете рвать на себе волосы, что воспитали этого найденыша».

Великий магистр зло сплюнул на пол. Его раздражал этот способный ученик, хотя судьбе выродка сложно было завидовать. Зачатый в насилии, брошенный на съедение ковлам, изуродованный собственной матерью, он выжил, благодаря нелепой случайности.

Окажись Эурион на месте Алистара, вряд ли бы он отдал свою жизнь за этого полукровку. Отправив на помощь рыжебородому чародею нескольких волшебников, Магистр надеялся, что тот все еще жив. Но аскалионцы вернулись с печальными вестями, да еще потрепанные от потасовки с монстрами, которые их поджидали на поляне, где находилась последняя стоянка погибшего волшебника.

Они принесли его меч, окровавленные лохмотья – все, что осталось от доспехов, и брошь, опознавательный знак Аскалиона. Смерть за жизнь! Достойная гибель в бою! Устаревшие догмы устава чародеев Цитадели! Глупые пережитки прошлого, которые вызывали негодование в душе Верховного мага. Эурион, в отличие от своих сподвижников, не намеривался уходить в объятья Темноликой, во время боя. Он предпочел бы, как и его предшественник дожить до глубокой старости, и испустить дух в теплой и мягкой постели. Такая не героическая смерть вполне устраивала Великого Магистра. Его конечно можно было уличить в трусости, но он был весьма хитер и проницателен, и делал все возможное, дабы избежать слухов, порочащих его репутацию.

С годами Верховный маг стал ворчливым и весьма подозрительным ко всему. Во всех темных углах Цитадели Эуриону мерещились интриги и заговоры. Он с опаской относился к новоприбывшим ученикам и потерял доверие к старым союзникам.

Первой трещиной в фундаменте его незыблемости, стало исчезновение Меуса и Псилона. Хоть все в округи голосили, что близнецы погибли во время битвы с эльфами, Эурион сомневался в этом. Тела не были найдены, как и сундук с артефактами, но многочисленные свидетели утверждали, что воочию видели, как одному из братьев вспорола брюха демонесса, а второго разъело ядовитым снарядом, взявшимся из ниоткуда. Но как бы не отстаивали очевидцы свою правоту, Великий магистр относился с подозрением к правдивости этих слов.

Минуло около двадцати лет, и следы погибших магов, ни разу не всплыли на территориях Нирбисса, но даже такой долгий срок и отсутствие магической деятельности ренегатов, не убедили старого чародея в их гибели. Впрочем, младший Виэнарисс, затеявший войну с остроухими и сгинувший бесследно, тоже беспокоил Эуриона.

Айлас, как и старшие братья был признан мертвым, но что-то подсказывало Верховному чародею, что обозленный на весь мир ученик, где-то скрывается и планирует возмездие.

Вероятнее всего, это троица перебралась на северный или южный материк, только так можно было объяснить их бесследное исчезновение.

Аскалионцы редко покидали Большую землю. Владение Льда и Огненный архипелаг были наводнены своими волшебниками и неведомыми тварями, с которыми лучше не иметь дела. Да и к счастью, бескрайние воды океанов, являлись надежной преградой, для любителей дальних путешествий. Только отчаянные жители Большой земли могли рискнуть и переправиться на другой континент, через кишащую опасностями морскую пучину.

Много раз Эурион корил себя за то, что поддался уговорам Рейны и взял ее сыновей в обучение. Волшебница не желала, чтобы ее наследники, как и она сама получили скромное образование в школе мирских кудесников. Она жаждала видеть всех четверых отпрысков настоящими магами, способными не только исполнять примитивные трюки, да готовить лечебные снадобья, но и умеющими сражаться в самых жестоких битвах – истинными войнами и защитниками Нирбисса.

Братья были единственными послушниками, не являющимися сиротами. И в то же время, они оказались самыми проблемными учениками за всю историю существования Аскалиона, если не брать в счет Моргана.

Морган всегда оставался верным Цитадели. Он прилежно выполнял поручения Магистров и всегда следовал их советам. Его интрижка с демонессой, на фоне всех неприятностей, что принесли Аскалиону остальные Гереон Виэнарисс, была сущей мелочью.

Даже сейчас чародей, по первому зову, готов был прибыть в Убежище, несмотря на то, что в данный момент находился на Экалиоте, где он уже не один год наблюдал за состоянием своенравной Энал и помогал справиться тамошнему правителю с мелкими заботами такими, как нападения Пий, засуха, восстание мертвецов. Впрочем, в ближайшее время ему предстояло отправиться в Круан, затем посетить Цитадель, а после, вновь вернуться в хижину у подножья дремлющего вулкана.

Эурион передернул плечами, и темная шелковая мантия на его тощем теле, заходила волнами. Мысли, вновь перескочили на Ноэла. Этот маг вел себя в последнее время, как-то подозрительно. Нередко он покидал Цитадель и совершал прогулки к Вертикальным горам. Внутренний голос Магистра каверзно нашептывал, что черноволосый чародей, что-то скрывает. Но что? Этот секрет Эурион намеревался выяснить. Он будет действовать осторожно, не привлекая лишнего внимания. И когда Верховный разоблачит этого полукровку, то его глупые соратники поймут, что напрасно отмахивались от его предупреждений.

«Еще немного, и я выведу тебя на чистую воду эльфийский демон!» злорадно подумал он и откашлялся в жидкую седую бородку.

Но каким бы недоверчивым и пакостливым не был Эурион, интуиция его не обманывала – Ноэл являлся хранителем тайны! Черноволосый волшебник не желал открывать мистическую дверь, ведущую к ларцам Неизвестности, он не стремился вплести свою пряжу в сукно истории, он лишь проявил любопытство, тем самым, преобразив картину мира.

Летопись судьбы не переписать и время не воротить назад. Невинная оплошность внесла новую главу в хроники Нирбисса, навсегда изменив течение событий.


Это был обычный пасмурный день. Таких невзрачных дней на землях Аскалиона бывает около трехсот в год. Холодное солнце робко проглядывало через мутную пелену алюминиевых облаков. Суровый северный ветер, с каждой минутой, крепчал. Источником неистовых порывов служили Вертикальные горы, сливающиеся с небом на горизонте. Под натиском воздушных масс черно-зеленые исполинские ели, устрашающе поскрипывая, колыхались из стороны в сторону, подобно волнам Нордарского океана.

В Цитадели было пустынно. Большинство поселенцев разъехалось по территориям Большой земли с очередными миссиями. Но главной причиной запустения было не отсутствие магов, спасающих мир. Минуло несколько лет с тех пор, как окончилась война с эльфами, но до сих пор, в Книгу Памяти вносили имена павших в сражении чародеев.

Юных учеников было вдоволь, а старых опытных волшебников осталось не больше двух десятков, включая Магистров. Пройдет достаточно времени, прежде чем молодняк сможет заменить погибших воинов.

Пустующая Цитадель – услада для послушников. Немногочисленные старшие маги, не успевают за всеми углядеть, а это означает, что мальчишки хоть ненадолго способны обрести свободу. В такие редкие мгновения можно было без опаски побродить по лабиринту замка, стянуть какое-нибудь лакомство из кухни, отправиться изучать развалины или в тишине посидеть в библиотеке, читая запрещенные тома по некромантии и демонологии.

Высокая старая башня, в правом крыле здания, всегда манила учеников, словно бабочек к сладкому нектару. Каменный донжон был воздвигнут самым первым чародеем – Архесом, решившим обосноваться в этих диких и уединенных краях. Кроме Магистров, в это сакральное место, никто не допускался. И упаси Создатели, юного шпиона, решившего проникнуть в эту святыню, попасться на глаза наставникам. Если бы маги высшего ранга застали на месте преступления кого-нибудь из учеников, тот бы, понес суровое наказание. Провести сутки в холодном и сыром карцере в подземелье замка, без еды и воды – меньшие из зол. Куда ужасней была плата за неповиновение, если она подразумевала удары стальными плетьми, или наказание ветром и дождем, когда провинившегося воспитанника приковывали к ледяным скалам в одних подштанниках и заставляли ночь напролет мерзнуть до посинения, под порывами колючего воздуха и острыми лезвиями северного ливня.

Ноэлу, однажды, пришлось испытать на себе и порку, оставившую рубцы на спине, и кару стихий, после которой он неделю пролежал в постели с пневмонией. Не всем так везло, как ему. Порой, послушники погибали после таких пыток, но смерть учеников не останавливала Магистров. Истинный воин и могучий чародей, обязан был выживать даже в самых тяжелых условиях.

Но, несмотря на жуткий страх пред наказаниями, юный волшебник, все равно не мог унять своей любознательности. В этот серый и тоскливый день, длань судьбы привела его к башне Мудрого эльфа.

Неприятные мурашки заскользили по позвоночнику, когда четырнадцатилетний подросток, оказался внутри высокого прохладного помещения. Гранитная лестница спиралью вилась вдоль каменной стены, уходящей в теневую мглу невидимого свода. Окон не было. Единственным источником света, разгоняющим густую маслянистую тьму, здесь служили коптящие воздух факелы – один на каждом ярусе.

Угольки миндалевидных глаз мальчика зорко всматривались в полумрак, где изредка мелькали силуэты Магистров, а острые уши чутко улавливали каждый шелест мантии и негромкие разговоры.

Осторожно, осмысляя каждый шаг, он бесшумно заскользил по широким ступеням, прижимаясь к стене, скрываясь в плотных одеяниях сумрака, не останавливаясь ни на одном пролете, где за массивными дверями слышались голоса Старших магов. Ноэл жаждал добраться до самого верха, до купола башни, куда его притягивало, словно магнитом.

class="book">Последняя каменная перекладина оказалась позади, паренек очутился на круглой площадке, гранитный пол которой, был испещрен, тускло мерцающими рунами зеленого цвета. Здесь, как и на всех уровнях, царил полумрак. Но слабое сияние надписей, позволило подростку разглядеть огромную кованую дверь, украшенную замысловатой резьбой. Металлические линии плавно сплетались между собой, превращаясь в удивительную картину: огромный могучий дракон, парящий в небесах, а под ним, очертания материка – Нирбисс.

Боязливо протянув руку к изображению, мальчик коснулся головы рептилии. Холодный металл приятно покалывал пальцы. Внезапный порыв воздуха взъерошил черные волосы Ноэла. И тут он услышал этот мистический, щекочущий нервы, шепот.

– Там, оно там…

Паренек испуганно огляделся. Он был совершенно один на этой, мерцающей рунами, террасе. Далеким эхом, где-то внизу, раздавались тихие голоса, о чем-то спорящих Магистров. Но здесь никого не было, один лишь полумрак и равномерное сияние колдовских символов.

– Там, оно там… – вновь донеслись до слуха еле слышные слова.

Ноэл сосредоточено взглянул на дверь. Источник шепота, был в помещении, охраняемым стальным драконом. Мальчонка медленно и, дрожа от любопытства и ужаса, аккуратно приложил ухо к холодному металлу. Его чувства обострились, он пытался уловить иные звуки, кроме мистического голоса.

– Там, оно там… – продолжала монотонно шептать неизвестность, скрывающаяся за кованой преградой.

Сердце Ноэла трепетало от страха, разум предостерегал его от опасности, но тело не слушалось, оно желало войти в запретную комнату. Рука непроизвольно потянулась к дверному кольцу. Внутренний голос вопил, что вход, возможно, защищен заклинаниями, оповещающими о проникновении, или ловушками, не подпускающими незваных гостей к последней обители Археса.

– Оно там… – продолжал настаивать шепот.

Ноэл зажмурился и, повернув кольцо, толкнул дверь. Петли еле слышно скрипнули. Из тонкого полутемного проема потянуло морозной свежестью и ароматом Руандонского эдельвейса. Юный маг открыл глаза и, набравшись храбрости, шагнул во тьму покоев Мудрого эльфа.

В небольшой комнате властвовала полутьма. Сквозь щель закрытых ставень, просачивался тусклый дневной свет, который окроплял царство теней блеклым мерцанием. Дверь бесшумно закрылась за Ноэлом, словно безликий призрак предпочел остаться наедине с любопытным мальчишкой.

Подросток с интересом оглядел помещение, в котором отсутствовали следы паутины и пыли, как будто здесь, ежедневно, проводилась влажная уборка.

Он невольно улыбнулся, представив, как Магистры с вениками и щетками ползают на коленях или взбираются на скамью, дабы дотянуться до высокого потолка. Порядок в Цитадели наводили ученики. Впрочем, воспитанники выполняли всю грязную работу: мыли посуду, чистили лошадей, убирали снег, стирали одежду.

Очевидно, Верховным чародеям не составляло большого труда следить за чистотой комнатушки, так как, интерьер здесь был весьма убогий, состоящий всего их трех вещей. Старое деревянное кресло обитое бархатом, подлокотники которого обтерлись. Сосновый стол-бюро, захламленный тубусами со свитками. А в углу, одиноко возвышался, какой-то неизвестный прямоугольный предмет, завешанный куском золотисто-зеленой парчи.

– Там, оно там… – вновь послышались тихие слова.

Ноэл вздрогнул. Шепот исходил от объекта, покрытого мерцающим материалом. Мальчик неспешно, с опаской, подошел к загадочной штуке. Разум, подавшись панике, истерично выл, что стоит уносить ноги. Мышцы, сводило судорогой от страха, а сердце билось в груди, подобно маятнику в обезумивших часах. Словно повинуясь чужой воле, Ноэл протянул руку к парче и одним рывком сдернул ее. Тяжелая ткань с легким шелестом соскользнула на гранитный пол, открыв взору исполинское черное зеркало, заключенное в смоляную раму из сплетенных чугунных ветвей.

Артефакт былых эпох! Реликвия, разверзнувшая врата пред демонами, отыскавшими путь в мир Нирбисса! Утерянное знание Великих мастеров! Об этих диковинных вещицах ходили легенды! Зеркала Иллюзорного Сумрака могли предсказывать будущее, служить порталами в другие измерения, призывать в одночасье созданий мрака.

Ноэл почувствовал, как в горле пересохло, а сам он задрожал от безудержного восхищения. На лекциях Реликвиелогии Магистры рассказывали об этих таинственных предметах, утверждая, что все они были уничтожены. Наставники бессовестно лгали, скрывая артефакт в запретной башне! Но ему, Ноэлу, посчастливилось увидеть это магическое чудо, когда-либо созданное Первородными чародеями или Первыми демонами.

Мальчик кончиками пальцев коснулся матовой поверхности, надеясь, не только увидеть в нем свое отражение, но и понять структуру минерала, из которого был сотворен этот редкий предмет.

– Судьба слепцов ведет, как поводырь, сквозь вьюгу зла и фальшь надежды, – раздался шепот, и на чернильной глади стекла появилась легкая рябь.

Ноэл испуганно отдернул руку и отступил назад. Реликвия говорила! Но теперь, это был не тихий вкрадчивый голос, а глухой бас.

– А зрячим, стелет ковер смрада и льстит о важности побед, – продолжало шептать зеркало.

– Вы Мудрый эльф? – сиплым голосом, поинтересовался мальчик, чувствуя себя последним дураком, говорящим с неодушевленным предметом.

Шепот стих, но через мгновение раздался негромкий лающий смех.

– Юный демон, неужели ты решил, что здесь отыщешь Археса? – продолжая хохотать, ответила вопросом на вопрос рябящая темная бездна.

– Я и не искал его.

– Тогда почему ты решил, что я – это он? Разве я похож на высокого, беловолосого, старого эльфа?

– Если ваш голос принадлежит зеркалу, то вряд ли, – неуверенно протянул Ноэл, и на всякий случай огляделся, вдруг в комнате кто-то прячется и подшучивает над ним.

– Какой догадливый демоненок, – иронизировало черное стекло в металлической оправе.

– Так вы и вправду говорящее зеркало?! Точно такое же, как в легендах? – на смену страху пришло удивление.

Матовое стекло вновь покрылась волнами. Казалось, артефакт негодует. Так оно и было.

– Легендами становятся мертвые герои, а я пока еще жив!!! – недовольно проворчал магический предмет.

– Простите, я не хотел вас обидеть, – быстро проговорил мальчик.

– Извинения приняты! Так, что тебе здесь понадобилось, маленькое любознательное существо? – голос зеркала смягчился.

– Ничего, – Ноэл не знал, что ответить. Он следовал зову и праздному любопытству, которое привело его в башню. Конкретной причины, принудившей его войти в покои Мудрого эльфа, он не находил.

– И даже те, кто ничего не ищут, блуждают в поисках ответов, – продекламировал собеседник.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – растерянно развел руками ребенок.

– Очень жаль, храбрый демоненок… – тяжело вздохнуло зеркало. – Хотя порой, благонадежнее прибывать в неведенье, нежели узреть прискорбную истину. Печально, что тебе не удалось избежать горькой участи, и ты, непосредственно вплел в полотно судьбы алую нить собственной жизни…

Ноэл ощутил, как от этих слов рубец на щеке неприятно запульсировал, а волосы зашевелились на затылке. Пугающие нотки прозвучали в голосе древнего артефакта.

– Должно полагать, вы что-то путайте, я не ткач и не занимаюсь рукодельем, особенно, если дело касается нитей мироздания, – мальчика охватил озноб. До него стал доходить смысл сказанного, и правда, открывшаяся ему, совсем не радовала.

– Ростки сомнений, тлен эпох, рождают в бездне небосвода Пророчество немых упреков, священный Жезл бытия. И к стеле света рвутся руки, измазанные черной кровью, томящиеся в недрах мрака. И сложат головы герои в последней битве с тенью праха.

Голос зеркала звучал все мрачнее и мрачнее. Его поверхность заискрилась, и рябь грозилась перерасти в настоящий шторм. Волны, мириады звезд, крепкие тугие стебли ползучего растения, превращались в пестрый водоворот. Зеркало гудело и потрескивало, казалось, еще немного, и оно разлетится на тысячи осколков, разрезав глупого мальчишку на части.

Но предположения Ноэла не оправдались. Напрасно он зажмурился и выставил руки вперед, пытаясь защититься от фантомной угрозы. В комнате внезапно повисла гнетущая тишина. Юный маг осторожно открыл глаза и взглянул на зеркало.

На поверхности стекла образовалась весьма яркая картина, словно дивное полотно, написанное гениальным художником. Дом с камышовой крышей, стоящий на краю деревушки, красный замок на реке, темнеющий лес на горизонте. Каждый предмет, каждое дерево были детально прорисованы.

Ноэл удивленно ахнул, когда узрел, как дверь избы отворилась и оттуда вышла привлекательная женщина в чепчике и в простом темно–синем платье, облегающем ее тонкий стан. Крестьянка держала на руках младенца, и, улыбаясь, покачивала его.

– О, боги, – недовольно проворчало зеркало, и картинка мигнула. Теперь Ноэл видел лишь новорожденное дитя. – Я вечно забываю, что в этом аскетическом месте нет обаятельных дам. Я хотел показать тебе девчонку, а не дриаду, на которую ты уже минуту смотришь, открыв рот и истекая слюной.

Мальчик смущенно зардел. В Цитадели действительно никогда не было женщин. Старшие маги, путешествующие по Большой земле, конечно, были знакомы с представительницами прекрасного пола. Они порой, возвращаясь из странствий, хвалились своими любовными похождениями перед желторотыми послушниками, переживающими гормональный всплеск, показывая им маленькие портреты очаровательных девиц. Юное поколение сгорало от нетерпения, дабы поскорей окончить обучение и отправиться на первое задание, не только чтобы доказать свою силу, храбрость и надежность, но и познать усладу женского шарма.

Естественно, что сейчас при виде красивой дамы с гладкой оливковой кожей, Ноэл не обратил внимания на какого-то младенца, которых видел вживую несколько раз в Аскалионе. Сироток в Убежище привозили разных возрастов. Да и сам полукровка, не на миг не забывал историю своего появления в пристанище чародеев.

– Прошу прощения, – стушевавшись, пролепетал он, опуская глаза в пол.

– Пустое! Что с вас мальчишек взять, когда кровь закипает при виде противоположенного пола! – отмахнулось зеркало. – Через два десятка лет и на эту кроху будешь пялиться, изнывая от страсти, но сегодня, я не в настроении обсуждать твои любовные похождения. Видел девчонку, запомнил? Теперь дело за тобой!

Картинка исчезла, и поверхность зеркала вновь стала ровной и матовой. Ноэл оторопело застыл, не понимая, что происходит.

– Ээээ. А что, собственно говоря, я должен делать? – уточнил он.

Легкая рябь исказило бездну черни.

– Глупый демоненок, – простонал магический артефакт, – ты должен ее уберечь от… Не помню от кого, но уберечь!

– Каким образом? Я не знаю, где она находится, и что ей угрожает! И я не полноценный чародей, меня до конца обучения не выпустят за пределы Аскалиона!

– Ну, сейчас она пока в безопасности, так что у тебя есть еще время набраться ума и отыскать ее в каком-то государстве, где неблагодарные людишки, зачем-то намеренно разбили вдребезги одного из моих собратьев.

– Мендарв! – испуганно выдохнул мальчик. – Да мне в жизни не попасть туда!

– Я повторюсь, дитя, у тебя есть время поразмыслить над планом, – пробурчало зеркало. Парнишка начинал его утомлять.

– А если я не стану этого делать?

Стекло завибрировало, и из глубины мрака раздался ироничный смех.

– Кто алой нитью вышивает свою судьбу на полотне, рожден стать тенью для надежды, способной Хаос победить, – уняв хохот, проговорило зеркало.

– Я не стану…

Порыв ветра, возникший из сажи матового стекла, распахнул кованую дверь с громким треском, который эхом разнесся по всей башне.

– До встречи, юный маг. У тебя есть несколько минут, чтобы покинуть обитель Археса и не попасться на глаза ворчливым сухарям в шелковых балахонах.

Ноэл хотел, что-то возразить, но взволнованные голоса Магистров, звучащие все громче и громче, заставили его передумать. Он негодующе взглянул на мистическую реликвию, которая странным образом, вновь была накрыта парчовой тканью, и стремглав выбежал из комнатушки.

Минуло почти шестнадцать лет с того обычного пасмурного дня, похожего на остальные триста дней, таких же серых и безликих, которые ежегодно тянутся тугой струной в Аскалионе. Но для Ноэла Визиканура жизнь изменилась навсегда. Он стал бесстрашным воином, искусным магом, и потратил не мало времени и средств, дабы отыскать загадочного младенца. По словам Барка и прочих мелких осведомителей, кроха выросла в прекрасную девушку с волосами подобно золоту, что гномы добывают из недр хребтов Дамдо, и с серо-зелеными глазами, бездонными, словно воды Аборы.

Ноэл ни разу не видел ее, но был твердо уверен, она нуждается в его защите. Он обязан уберечь незнакомку от кого-то или чего-то ужасного.

Вот только, как и каким образом, он не ведал. Ворон, которого он отослал в Мендарв, должен был наблюдать за златовлаской. А при первых признаках опасности, птице следовало тут же вернуться в Аскалион, дабы доложить о случившемся. Только тогда, когда угроза станет реальной, Ноэл вступит в игру.


Сверкающая мишура балов и светских приемов, слепящий блеск вычурных одеяний и драгоценностей, фальшивые улыбки аристократов и бесстыдные взгляды девиц на выданье, это все дико раздражало единственного сына Бальтора Данкоса – восемнадцатилетнего Годфри.

Мальчик, выросший в достатке и роскоши, совсем не испытывал тяги к праздным будням знати. При малейшей возможности он стремился сбежать с очередного раута, даже если он проходил в королевском дворце. Находясь в гостях, Годфри отыскивал потаенный уголок и прятался там от родителей, предпочитая общество скромной прислуги, нежели тщеславное сборище дворян, с их изящными манерами и политическими дискуссиями. А если званый вечер тоскливо протекал в родном замке, то молодой барон, тайком выбирался за пределы крепостной стены и мчался на всех парах в Дубки, где его дожидались друзья – дети простых фермеров.

Но были моменты, когда Годфри не за какие коврижки не покинул бы родовое гнездо. Изредка, в казармах барона на ночлег останавливались Странники, прибывшие с Большой земли. Между Мендарвским трактом и левым берегом Моря Семи Ветров было всего несколько застав на стене, через которые могли пройти в страну людей храмовники и королевские шпионы. Только им, при наличии соответствующей грамоты, было дозволено пересекать границу, где угодно. Купцам и людям другой части Нирбисса приходилось довольствоваться главной дорогой и морским портом. Один из блокпостов находился, как раз неподалеку от замка, в том месте, где Зарница разделяла стену, отделяющую Мендарв от Круана.

Юный дворянин, исподтишка наблюдал за гостями в потрепанной от времени и странствий одежде. Они двигались бесшумно и грациозно, словно лесные кошки. Их фигуры были жилистыми, а кожа покрыта бронзовым загаром. Лица всегда гладко выбриты, а волосы собраны в тугой хвост на затылке. А как они владели кинжалами и короткими арбалетами. Странники не носили ни тяжелых лат, как местные стражники, ни массивных мечей, ни копий, не луков. Поговаривали, что они проходят свой путь пешком и редко пользуются лошадьми, но, тем не менее, члены королевской тайной канцелярии были неплохими наездниками, при случае, они крепко держались в седле и прекрасно управлялись даже с самыми упрямыми жеребцами.

Годфри временами пробирался в казармы, надеясь хоть краем уха услышать истории о похождениях на просторах Большой земли, но к его разочарованию гости были весьма немногословны, и редко когда вступали в разговоры с местными. Соглядатаи Тивара не забывали о своем долге – хранить секретность, даже оказавшись в родных краях.

Глядя на подтянутых и нелюдимых воинов в бурых плащах и кожаных доспехах, юноша с горечью сравнивал их с отцовскими солдатами, которые несли караул на Дозорной тропе и в окрестностях.

Местная рать была кучкой дармоедов, нежели полноценным войском. Одни походили на отъевшихся, на казенных харчах, боровов, на которых с трудом налезала кольчуга, и они постоянно страдали отдышкой. Другие же, были тощими, словно жерди, от чрезмерного пьянства и ежедневного тяжелого похмелья.

Время от времени, Бальтор Данкос собирал свою гвардию для тренировок и отработки военной тактики, но даже ему надоедало гонять лежебок по плацу. Несут караул у стены и ладно. К чему им воинские навыки, если угрозы нападения не существует? Пара-тройка нелюдей за весь год? С ними справится даже сельский мальчишка с дубинкой в руках. А если вдруг возникнет опасность, в рядах баронского воинства присутствовало несколько храбрецов, которые все еще сохранили приличную физическую форму и неплохо управлялись с мечом и луком.

Были еще и храмовники. Особенно, адептов культа Тарумона Милосердного прибавилось в замки за последний месяц. Эти бело-зеленые балахоны, были куда проворнее солдат и не только лихо орудовали изящными аритовыми хлыстами, но и могли, при помощи амулетов, блокировать чары, не приведи Создатель, если вдруг кто-то бы решил их использовать.

Но Годфри не интересовали ни местные бойцы, ни церковники, только Странники. Когда очередной таинственный гость покидал замок, светловолосый дворянин спешно отправлялся в свою комнату, где в небольшом ларце хранил два изящных стилета, с резными рукоятями и тонкими острыми лезвиями, пугающе поблескивающими голубым свечением в лучах Мендервского солнца.

Лет в одиннадцать, старый плотник вырезал из тиса мальчишке два деревянных клинка. Годфри отрабатывал приемы, при помощи незамысловатого орудия в Дубраве, когда удавалось сбежать из замка. Барон желал видеть своего сына советником при дворе Тивара, а не бесстрашным рыцарем, и тем более, не шпионом, жизнь которого была непременно связана с опасностями. Но юный аристократ придерживался иного мнения, касающегося недалекого будущего и карьеры.

Дабы не вызвать недовольство и подозрения у отца, Годфри приходилось тренироваться втайне. Он при удобном случае отправлялся в чащобу Темной Дубравы, где отыскал уединенную поляну. Здесь, среди могучих дубов и звонкого пения птиц, юноша вступал в сражения с невидимым врагом. Он отрабатывал взмахи, делал молниеносные выпады, выискивал уязвимые места неприятеля, куда с легкостью проникало лезвие тисового клинка. Всегда бой оканчивался победой. Недруг был повержен, а юный герой с благодарностью кланялся фантомной толпе, которая громогласно ему рукоплескала. Но после бури, пронесшейся над владеньями барона, все изменилось.

Вернувшись под утро из Форга, Годфри помог навести порядок в саду замка, хотя отец и пытался убедить отпрыска, что прислуга и солдаты сами прекрасно справятся с парой поваленных стволов и сломанными ветвями.

Когда завалы были очищены, юноша улизнул в Дубки. Он хотел повидаться с Ребеккой, при виде которой, его сердце замирало, а кровь пульсировала в венах, и ее братьями, веселыми и озорными мальчуганами. Молодой барон хотел предложить свою помощь. Но прибыв в деревню, узнал об исчезновение их матери. Он неуверенно брел к дому друзей, раздумывая, следует ли их беспокоить в нынешнем состоянии.

Годфри видел, как Артур с близнецами и еще несколькими сельчанами отправились на поиски Аэлтэ. Златовласка осталась одна в хижине. Молодой барон жаждал подойти к девушке, обнять и успокоить, когда увидел ее выходящей из избы, но не успел. Один из храмовников опередил его, начав беседу с Ребеккой. Вся деревня наводнилась священнослужителями, словно здесь обнаружили мощи Тарумона Милосердного, которые ночью принес минувший ураган. Беседа приверженца Вечного Света и златовласки могла продлиться не один час, церковники любили поразглагольствовать о замысле Создателя и религиозных догмах.

Тяжело вздохнув и решив, что с дочерью Лангренов он успеет поговорить позже, Годфри отправился в лес, надеясь хоть немного потренироваться, перед тем, как вернуться в замок.

Но и в Дубраве его ждал неприятный сюрприз. Следы бурелома были повсюду. А на излюбленном месте юноши, группа солдат, вместо того, чтобы расчищать от валежника Дозорную тропу, устроила привал, играя в кости, бранно ругаясь и распивая крепкую бражку из небольших кожаных бурдюков.

Годфри не стал дожидаться, пока вояки закончат незапланированный отдых, и побрел вглубь леса, намереваясь отыскать другую лужайку для тренировок. Это было впервые, когда юный барон незаметно пересек стену и оказался в Круане. Именно здесь, коварный рок решил свести на карте мироздания человеческое дитя и гнома, живущего в стволе широкой раскидистой секвойи.

Изначально, Годфри принял дворфа за человека. Невысокий, коренастый, с сильными руками, длинной бородой, он мог сойти за кузнеца, которых юноша неоднократно видел и в замке, и в Дубках, и в больших городах. Не всегда мастера горна и наковальни были великанами, иногда встречались и низкорослые люди. Но даже, когда молодой мендарвец узнал, кем является его новый друг, и что сам случайно оказался на Большой земле, не стал расстраиваться или пугаться. Любопытство и риск, с которым были связаны вылазки за стену, будоражили его сознание, обещая море приключений.

Годфри было ведомо о наказании, которое он понесет, если кто-нибудь пронюхает, что он нарушает закон и тайком пробирается на земли нелюдей. Но не присутствие огромного количества храмовников в Дубках и замке, ни угроза смерти, не могли остановить парнишку от встреч с гномом.

Его новоиспеченный приятель оказался не только искусным учителем ратного дела, но взаправду кузнецом. Он подарил юноше два изящных стилета из голубого металла. Теперь, Годфри мог отрабатывать приемы с настоящими клинками, но все еще с призрачным врагом.

Сегодняшнее утро для Годфри Данкоса началось, как обычно с завтрака в столовой родового гнезда, где юный дворянин непринужденно обсуждал с родителями последние новости.

Барон поведал о том, что вскоре к ним прибудет особый гость, но имя его не разглашал. Он предпочитал, чтобы личность визитера пока осталась втайне, хотя дал понять, что это весьма значимая персона, близкая к королю. Илария, тут же напомнила супругу про банкет, намекнув, что стоило бы обновить гардероб и заказать кое-какие деликатесы из столицы. Годфри, со скучающим видом, слушал родичей, а его мысли кружились вокруг Ребекки и Торбора, с последним, он сегодня договорился встретиться.

Наконец, когда с завтраком было покончено, юноша облегченно вздохнул и отправился в свои покои, где его ожидал Фрос – профессор гуманитарных наук, нанятый Бальтором Данкосом для обучения отпрыска. Невысокий худощавый старичок прибыл из Академии, находящейся в Скраде, где проживали великие умы Мендарва. Преподаватель был ворчливым и дотошным. Он не прекращал урок, пока не убеждался в том, что знания, преподнесенные им на серебряном блюде, прочно засели в светлой голове неусидчивого аристократа.

Прочитав отрывок из третьего тома «Жизнь и смерть Рорика Кривобокого», перечислив все реки Мендарва и морские порты, а также, написав сочинение на тему «Манеры поведения в светском обществе», Годфри почувствовал, как гранитная глыба науки, наконец, рухнула с его плеч, освободив крылья, которые громко хлопая, жаждали унести его к Темной Дубраве.

Фрос, что-то неодобрительно буркнул ему в след, когда мальчишка, схватив плащ и небольшую дорожную сумму, стрелой вылетел за дверь. Но Годфри его не слышал, он бежал по кирпичным ступеням лестницы, мечтая скорее покинуть гнетущие стены замка и оказаться на свежем воздухе.

Минув мост, юноша решил пройтись по Дубкам, надеясь, хоть одним глазком взглянуть на Ребекку, но Лангренов дома не оказалось. Возможно, они отправились на рынок или же в иное место.

Зато храмовников на улицах деревни было море, словно грибов после дождя. Одни сидели на скамьях рядом с постоялым двором, другие группками прогуливались по проулкам, третьи о чем-то беседовали с сельчанами. Годфри недовольно поморщился, размышляя, как и где ему удобнее свернуть от деревушки к лесу, дабы не привлечь ничьего внимания. Молодого барона хорошо знали в Дубках, так как он, время от времени, общался с местной молодежью. Встречные ему кивали, но не отвешивали поклон, как его родителям, что совершенно не расстраивало парня. Ему нравилось чувствовать себя одним из них. Простой люд всегда был ближе юноше, нежели чопорная знать.

У базарной площади собралась приличная толпа. Местные фермеры, несколько заезжих купцов, мельник, мясник, пекарь – все в этот день решили выставить на продажу свой товар. Годфри мельком взглянул на столпотворение, надеясь увидеть среди людей золотые кудри Ребекки. Ему хотелось повернуть в сторону рынка, но там было полно обитателей замка, отправившихся за покупками, а юноша не желал, чтобы челядь донесла до отца, что его наследник, вновь ошивался в деревне, вместо-того, чтобы грызть камень науки. Годфри заставил себя силой повернуть голову в другую сторону, туда, где у водяной мельницы, Дубрава почти вплотную подходила к Дубкам. Поселок и лес разделяла лишь небольшая полоса кладбища, поросшего раскидистыми кустарниками и молодыми деревцами. Юноша довольно ухмыльнулся и направился прямиком к Зарнице, которая еле слышно шумела, перепрыгивая через невысокие пороги.

Оставив позади деревянный мостик у мельницы, юноша оказался в благодатной тишине кладбища. Здесь даже шум колеса, вспенивающего воды реки, звучал приглушенно. Годфри осторожно пробирался через ряды багряных кустов и могильных холмов, с гранитными плитами, намереваясь обойти святилище и не столкнуться с очередным храмовником. Но избежать встречи с приверженцем культа Тарумона Милосердного ему не удалось.

Свернув по тропинке за жасминовые заросли, парень, чуть не сшиб полного мужчину в бело-зеленом хитоне. Лицо церковника, презрительно скривившееся от внезапного столкновения, разгладилось, когда он признал в юноше наследника феода. Даже проплешина на его голове, окаймленная тонкой тесьмой волос, засияла под лучами тусклого осеннего солнца. Брат Конлет учтиво поклонился.

– Да прибудет с вами свет Тарумоно Милосердного, Ваше благородие, – слащаво произнес он.

– Да озарит его милость ваше сердце, – сухо проговорил Годфри, намерено не добавив обращения.

Храмовник сделал вид, что не заметил такой мелочи.

– Что привело, вас на сей тихий и унылый погост? – поинтересовался священнослужитель, и Годфри заметил, как в маленьких свиных глазках, вспыхнула искра неподдельного любопытства.

– Мне не нужна причина, чтобы разгуливать по собственным владениям, – стальной тон молодого дворянина, заставил брата Конлета еще раз поклониться.

– Простите мою неучтивость, Ваше благородие. Я ни в коем разе не должен был вас попрекать. Моя заинтересованность, вызвана лишь опасениями. Времена нынче в этих местах неспокойные, вот я и подумал, что может, что лихое произошло в замке, и вы решили прибыть сюда, дабы снискать помощи у слуг Пророка?

– Ваших братьев полно в обители моего отца. Если бы я нуждался в помощи, то не стал приходить на сельское кладбище, – Годфри с трудом удавалось изображать грозного дворянина, но он знал, допусти он слабину, эти бело-зеленые пиявки не отстанут от него никогда.

– Простите ещё раз меня, Ваше благородие. Я допустил оплошность в своих суждениях.

– Ну, если мы решили все наши проблемы, могу ли продолжить свою прогулку, брат Конлет? – иронично вопросил Годфри, глядя, как монах пытается, изо всех сил, сохранить маску смирения на лице.

– Не смею задерживать, Ваше благородие, и пусть Вечный Свет озаряет вам путь во мраке.

– Да прибудет с вами благодать Тарумона Милосердного, – юный дворянин, вновь не счел за надобность прибавить уважительное обращение. Он сделал легкий кивок церковнику, и, обойдя его, пошел по тропе, чувствуя, как тот пытается взглядом просверлить ему дыру в затылке.

Придется проявить бдительность и не дать этому толстяку уличить себя в вероотступничестве.

Пройдя все кладбище, и ни разу не оглянувшись, Годфри облегченно вздохнул, когда отварил калитку, ведущую в лес. Если храмовник решит проследить за ним, Вечный огонь ему в руки, в Дубраве он быстро потеряет юного барона из виду. Что-что, а лес парень знал, как свои пять пальцев, и уйти от ищеек мог в считаные минуты.

Но брат Конлет не последовал за пареньком, хотя и затаил на того злобу. Ничего настанет день, когда церковник сполна воздаст по заслугам этому высокомерному щенку. В последнее время священнослужителю крайне не везло. По приезду его угораздило потерять амулет. Затем спустя неделю, когда он должен был вернуться в столицу, пришло послание от капеллана, что первый отряд Сведущих отбудет в Форг, а брат Конлет останется в этой забытой Создателем деревушке и возьмет руководство над новоприбывшими храмовниками.

Раздражению церковника не было предела. А тут еще этот невоспитанный и наглый дворянский отпрыск, который ведет себя с ним словно сам Тивар. Нет, он не пустит все на самотек! Брат Конлет был сыном сапожника, и никогда не испытывал уважения к феодалам, считая их зазнавшимися и избалованными выскочками, наделенными властью. Впрочем, из-за власти чадо мастера обувных дел и решило стать церковником. Надев рясу, оно могло запугивать, шантажировать, унижать и использовать наивных и глупых мирян в своих корыстных целях.

Придет час и Конлет Алавир займет пост Верховного жреца, и тогда, эти мерзкие и тщеславные аристократы, почувствуют на себе весь гнев Тарумона Милосердного.


Торбор сын Гайдрана и внук Боргальда, второй десяток лет жил в приграничье Круана. Он поселился здесь опосля окончания войны чародеев с эльфами. Он был одним из тех редких гномов, что покидают пределы Дамдо и путешествуют по миру в поисках своего места под благосклонным небом Нирбисса.

Его нынешний дом, разительно отличался от каменных палат подземных горных городов, но был также надежен, как и базальтовые стены его родового особняка в энраде Вергейма.

Исполинская секвойя, чей ствол был полым внутри, а под корневищами находилась небольшая пещера, для Торбора Дер Кхардора, послужила надежным убежищем.

В подземелье, смекалистый дворф обустроил кузню, проведя замысловатый дымоход на поверхность, в безопасном расстоянии от корней древа и его собратьев. Здесь, в мастерской, он производил уникальное оружие, которое, время от времени, отвозил на продажу либо в Морен, либо в приграничные города Руандона и Эсколонии. Там же, он и приобретал сырье для своих кузнечных изделий.

Торбору нравилась глушь эльфийского леса, она вдохновляла его, подталкивая на создание, разящих в самое сердце клинков, прочных доспехов, легких и острых мечей. Останься дворф в родных краях, судя по всему, он бы, как и клан Дер Кхардор, работал в шахте или же трудился в поте лица на плавильнях.

Дамдо – страна горных хребтов и крутых утесов, возвышающаяся над Туманным океаном. Возносящиеся к серому небосводу снежные пики, темнеющими силуэтами видны за много миль. И в Аргилоне, и в Руандане, и в Гектонии, отделенной от государства дворфов нефритовым озером Дроу. Зимы суровые, сопровождающиеся ураганными ветрами и непроглядным ледяным снегопадом. Лето сухое и прохладное, с минимальным количеством осадков. Растительность довольно скудная в этих каменистых краях. Кружевные пихты, корабельные сосны, несколько видов кустарников, да ягель со мхом, основная пища длинношерстных архаров, обитающих в этих местах. Белоперые грифоны, размерами с корову, вьют гнезда на отвесных скалах и охотятся на горных коз.

Народ, населяющий энрады Дамдо, крайне замкнутый и сварливый. Гномы стараются держаться особняком. Не пускают к себе чужаков, но сами ведут торговлю с соседними странами. Драгоценные камни, редкая руда, оружейные изделия раскупаются в считаные мгновения, а на заработанные деньги приобретаются продовольствие, одежда да хмельные напитки.

Гномьи купцы, дабы попасть в соседние государства, редко пользуются горными тропами, таящими в себе смертельную опасность. Снежные лавины, порывистые ветра, камнепад, землетрясения – это лишь малая часть бед, что поджидает смельчаков на пути. Есть еще жуткие монстры, ютящееся в ледяных пещерах, которые подстерегают упитанных торговцев на узких перевалах.

Жители Дамдо предпочитают передвигаться по Недровым путям – подземным лабиринтам. Во мраке тоже можно встретить тварей Тени, но с ними отряд гномов сможет справиться, не боясь сорваться с утеса и не быть заваленным снежным настом. Сгизки и Верхи боятся света. Купцы никогда не путешествуют в одиночку, караван сопровождают дюжина нанятых берсеркеров и прислуга, следящая за факелами. Войны отбивают атаки гигантских многоножек и теневых пауков. А челядь следит, чтобы света было достаточно, и монстры не могли приблизиться к веренице механических фургонов, больше чем на метр.

Недровые пути столь запутаны, что любознательным авантюристам, решившим без спроса сунуть свой нос в гномье государство, никогда не добраться до цели, без проводника. Бывали смельчаки, которые пускались в странствие по мрачным катакомбам. Позже, их трупы находили патрули дворфов – обглоданные Верхами или же мумифицированными, видать бедолаги заплутали и померли от голода, а сухой воздух пещер сохранил тела от разложения.

Торбор поежился, вспомнив, как прошло его последнее путешествие по подгорному лабиринту. Горик был ранен и яд верхи лишил его руки. Бравика, утащила в глубины гор ловкая гигантская сгизка, его крики и скрежет сотни лап чудовища, еще долго звучали в ушах отряда.

Сейчас тварей на Недровых путях стало еще больше, чем двадцать лет назад. Они начали активно плодиться, словно крысы в городских канализациях. О печальных известиях кузнецу поведал приезжий дворф, которого он повстречал в Руандоне. Ферйренурк Эр Гархир прибыл с караваном из энрада Ульхольма, что находится у самого побережья Туманого океана. Его путь на Большую землю был долог и полон лиха. До Руандона добралась лишь треть гномов, половина самопередвигающихся телег вместе с возницами сгинула в подгорных катакомбах. Купцу пришлось пережить три атаки чудовищ, и по его словам, они уже не нападали поодиночке, а собирались в небольшие группы.

Твари размножались и обретали скудный разум, а гномы преступили к строительству наземного туннеля через опасные хребты, дабы избежать невосполнимого количества потерь среди сородичей. Больше подземный лабиринт не являлся безопасной тропой. Все чаще стало гибнуть караульных, все реже торговцы возвращались домой после поездок на Большую землю.

Ведуны и ученые мужи Дамдо, до сих пор пытаются разгадать причину, такого резкого всплеска рождаемости у подземных тварей. Но пока ни те, не другие не нашли объяснения феномену.

Торбор нахмурил мохнатые брови, отогнал от себя мрачные мысли о родных краях и подошел к печи, раздумывая, стоит ли сегодня заниматься кузнечным делом или все же, дождаться Годфри, который обещал заглянуть в гости.

Этот мальчишка сильно рисковал, приходя в приграничье Круана. Если его поймают с поличным, не миновать юному барону костра на площади Форга. Но как бы кузнец не пытался объяснить всю опасность данных путешествий через стену, Годфри не желал его слушать. Он был упрям и всегда поступал так, как велит ему сердце, а не законы страны людей.

Тяжело вздохнув, гном отбросил затею о работе и поднялся вверх по лестнице в холл. Он дождется юного друга, а завтра, примется за изготовление кинжала.

Эльфам понадобился странный клинок. Они, не дожидаясь визита Торбора, даже послали гонца с чертежами и кошелем золотых монет. Полуэльф передал послание и деньги, и, накинув капюшон плаща, направился в сторону Мендарва, пообещав вернуться за заказом, через несколько дней. Дворф догадывался, что курьер может и не сдержать слова. Вылазка на территорию людского государства, могла закончиться для остроухого, плачевно. Но если Неивс зная об опасности, решил миновать стену, значит его миссия, крайне важна для Светлоликих.


Кабинет Верховных жрецов культа Тарумона Милосердного, находился в здании, расположенном в задней части сада, где огромный бело-зеленый собор, высился неподалеку от королевского дворца. Двухэтажная пристройка служила анклавом для духовенства. Здесь, ежедневно проводились собрания ордена, рассматривались церковные вердикты, касающиеся еретиков, обсуждались нововведения, и искали одобрения, будущие миссионерские походы на Большую землю.

Псилон Герион Виэнарисс, сгорбившись над письменным столом, внимательно читал донесение, которое ему вручил секретарь. Его белесые брови хмурились, а губы сжались в тонкую нить. Новости с феода Данкоса были такими же бесполезными, как и неделю назад. Брату Конлету, так и не удалось отыскать Тару Рин, а воздух в уделе барона, все еще был пронизан магическими частицами. Завалы давно разобраны на Дозорной тропе, но стена во многих местах разрушена до основания, а кое-где огромные дубы, сваленные ураганом, вовсе создавали непроглядный навес.

Белобородый капеллан потер переносицу. Подлатать мраморную стену появится возможность только весной, а это значит, помимо каменных дыр, и в магической завесе будут всю зиму существовать бреши.

«Нужно будет самолично взглянуть на хаос, творящийся там. Возможно, я смогу, что-то исправить, когда прибуду к стене. Придется воспользоваться эликсирами восполняющими энергию. Штопать прорехи в волшебном заслоне кропотливая и сложная работа, но я должен, хоть немного подправить ситуацию. А весной, когда восстановят ограду, усилю заклятье, привязав его к мрамору».

Псилон помнил, что вместе с Меусом, они долго раздумывали, как защитить Мендарв от чужаков. До их прихода к власти в ордене, людское государство было огорожено то частоколом, то каменной грядой, то земляными насыпями. Защита от вторжения так себе. Нелюди и носители чародейских способностей, могли беспрепятственно посещать окраины, а некоторым, даже удавалось проникнуть вглубь страны.

Дилетантство со стороны приверженцев Тарумона Милосердного, не могло обезопасить граждан. На костер и виселицу попадали чаще всего невинные жертвы злых языков, нежели истинные вероотступники.

Возглавив орден, Псилон разложил все по полкам, предварительно сдув с них пыль глупых традиций и домыслов. Верховный жрец изобрел амулеты, способные определять наличие чар в радиусе нескольких метров. Он вместе с братом придумал, как привязать защитную завесу к камню. Невидимая магическая ограда не позволяла проникнуть в страну созданиям, которые носили в себе хоть крупицу силы. Всякий, кто пытался пройти в Мендарв наталкивался не только на мраморную кладку, но и на иллюзорное препятствие – прозрачное и прочное. Правда, волшебный барьер не мог остановить нелюдей, которые не были одарены магией. На борьбу с ними вывели патрули, несущие караул на Дозорной тропе.

Постройка стены была завершена пятнадцать лет назад. Последний мраморный блок и финальное заклятье были возложены именно во владениях барона Данкоса.

«Тара Рин прибыла сюда, либо до нашего приезда, либо во время постройки ограждения», Псилон недовольно хмыкнул и пригладил бороду. «Она столько лет жила под моим носом и ни разу не попала в поле зрение ордена… Дриада весьма умна! Так долго не касаться живых растений, остерегаясь, что сила будет обнаружена храмовниками. Да, у этой дамы сильная воля. И ты не простая лесная нимфа, Тара, ухаживающая за флорой и фауной, ты воительница. А что воительнице понадобилось в Мендарве? От чего ты бежала дриада? От кого скрывалась?»

Псилон поднялся из-за стола и потянулся. Его темная мантия лениво зашелестела, словно зевая. Капеллан взял письмо и, смяв его, выбросил в плетеную корзину для мусора. У него осталось еще два, точно таких донесения, написанные корявым почерком брата Конлета. Маг не станет захламлять свой посменный стол или секретер лишней макулатурой.

Внезапно, широкая деревянная дверь с замысловатой резьбой распахнулась, и в кабинет ворвался Меус. Черноволосый жрец был явно раздосадован, его лицо было пунцовым от ярости, ноздри раздувались, а брови гневно сошлись на переносице.

– Добрый день, брат, – проурчал иронично Псилон и вновь уселся за стол.

– Добрый день, кажется только у тебя! – воскликнул Меус и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло, напротив довольно ухмыляющегося родственника.

– Видимо, до тебя дошли слухи, мой драгоценный брат, раз ты влетел сюда, словно обезумевший ястреб? – расплываясь в улыбке, проговорил Псилон.

– Слухи? – воскликнул Меус, ударив кулаками по подлокотникам. – Ты издал указ без моего ведома! Да еще утвердил его с Тиваром, сожри тебя ковл со всеми потрохами!

– Если бы ты с ним ознакомился до короля, то вряд ли бы дал согласие.

– Я что, по-твоему, безродный Странник, чтобы ты распоряжался мной, как личной вещью? – желваки нервно заиграли на скулах черноволосого капеллана.

– Нет, ты глас Тарумона Милосердного. Тот, кто несет свет пророка людям, даже тем, что обитают за пределами Мендарва. А еще, ты беглый маг, которому придется вернуться на Большую землю и отыскать новые заклинания, да кое-что узнать про наших общих недругов, – спокойно сказал Псилон, глядя, как его брат готов лопнуть от раздражения и бессилия.

– Ты смерти моей хочешь, раздери тебя в клочья сгизка?

– Совсем наоборот. Я хочу, чтобы мы прожили долгую и счастливую жизнь, а не просыпалиськаждый день в поту после ночного кошмара.

– Раз ты так заботишься о нашем благополучии, то сам и отправляйся в путешествие, а меня оставь в покое!

Псилон покачал головой и, сложив руки на груди, откинулся на спинку кресла.

– Я бы с радостью, мой вспыльчивый брат, но у меня здесь достаточно важных дел. Ты вряд ли с ними управишься в мое отсутствие. Будешь днями и ночами корпеть над своими манускриптами, и пустишь проблемы ордена на самотек. Поэтому я решил, что именно тебе стоит участвовать в миссии. Несколько месяцев странствий пойдут на пользу. Уповаю также, они окажутся благодатны и для нашей церкви.

Меус молча сверлил глазами брата. Он надеялся, что не переигрывает, ведь в душе маг ликовал от радости, что, наконец, сможет вырваться из Мендарва, хоть ненадолго.

– Ладно, испепели твои седины Дейра, я поеду. Но с одним условием.

Псилон безнадежно развел руками. Естественно, он примет ультиматум Меуса.

– На Большую землю я отправлюсь в одиночку, без твоих ищеек и без отряда храмовников.

– Но это противоречит уставу! – попытался воспротивиться беловолосый капеллан, ожидавший чего угодно, но не такой развязки.

– Не противоречит, если я отправлюсь в паломничество. Я должен изменить внешность и избавиться вот от этого наряда, – Меус указал на бело-зеленый хитон, в который был облачен.

– Братья могут тебя защитить…

– От Эуриона они меня не уберегут, скорее наоборот, привлекут внимание к моей персоне. Хочешь, чтобы я добыл ценную информацию, принимай мои условия. Не пожелаешь отпускать меня одного, что же, тогда можешь, смело готовить кострище для меня, чтобы тебя задушила в объятьях Дерода.

Псилон перестал ухмыляться. Его лицо помрачнело, но беловолосый, все же кивнул в знак согласия.

– Хорошо, поступим, по-твоему. Собирайся в дорогу, через два дня ты должен отплыть из Форга. В Скраде пересядешь на корабль, идущий в Эскалонию. Совершай свое паломничество по южным территориям. Можешь даже отправиться на острова, но постарайся, что бы путь ни привел тебя к северной части Нирбисса. Магистры редко покидают Цитадель, и на юге ты способен лишь повстречать молодых магов, которые, пожалуй, тебя и не узнают. Сейчас мало кто интересуются Книгой Памяти. Не думаю, что новые воспитанники просматривают архивы двадцатилетней давности.

Меус кивнул и поднялся с кресла.

– Договорились, – произнес он и, не прощаясь, спешно покинул кабинет, оставив брата в одиночестве. Когда дверь за черноволосым капелланом закрылась, Псилон облегченно вздохнул.

Что же, одна проблема решена. Теперь осталось разобраться с магической активностью в баронском феоде, выкинуть Табору из Мендарва и отыскать пресловутую дриаду.


Глава 7


«Убийство нелюдя на территории

Мендарва, не является преступлением.

Вынужденные меры поощряются и

королевской властью, и духовенством

ордена Тарумона Милосердного.

Наш милостивый Пророк благоволит

к истинным представителям

человеческой расы, готовым очистить

страну от иноземных тварей».


Законодательство Мендарва.

Том первый. Параграф первый.


Небольшая базарная площадь Дубков была битком набита людьми. Леди Илария прислала из замка дюжину слуг, дабы те прикупили мяса, птицу, рыбу, зелень, муку и деревенские сладости. Среди сельчан пронесся слух, что баронская чета ожидает в скором времени прибытие важной персоны, и готовится к предстоящему банкету.

Храмовники, слоняющиеся от безделья среди торговых лавок, на вопросы местных, кивали в знак согласия, но тоже не спешили раскрыть личность гостя. На ум фермерам, мастерам и даже приезжим торговцам приходила лишь одно имя. Но визит Тивара в северный удел был бессмыслен. Король бы предпочел пригласить во дворец семью аристократов, нежели совершить короткую поездку в провинцию. Монарх терпеть не мог пасторальные пейзажи, хотя предпочитал лицезреть в своих покоях миловидных и обнаженных сельских красавиц.

Ребекка пробиралась через толпу к лавке пекаря. Она крепко держала правой рукой небольшое лукошко, накрытое куском холщовой ткани. Девочка несла Базелю орехи и грибы, дары Дубравы и дендройда. Булочник неплохо платил за лесной урожай. Сам он редко покидал приделы Дубков, предпочитая приобретать ингредиенты для выпечки у соседей. Златовласка за последний месяц уже несколько раз приносила розовощекому пекарю грибы. И он, с радостью покупал их, нахваливая девушку, говоря, что она умеет выбирать мясистые и крупные белоножки и маслянистые горянки. Сегодня Ребекка намеревалась выручить, куда больше серебряных монет, нежели неделей ранее. У нее в корзине была приличная горсть лещины и мускатника.

Приближаясь к пекарне, девочка несколько раз уловила сплетни сельчан, обсуждающих приезд знатного гостя. Когда в одном из разговоров промелькнула имя Тивара, златовласка почувствовала, как по спине прошел холодок. Если король явится сюда, то ей придется сидеть в доме все то время, что монарх будет гостить у барона. А такой расклад дел совершенно был неприемлемым для Ребекки, на плечи которой, легли домашние хлопоты да забота об отце и братьях.

Сегодня Тор и Кор приглядывали за хозяйством, заготавливали дрова на зиму и прибирались в курятнике, где остались всего две несушки. Остальную птицу Артур понес к мяснику на продажу, а корову и кроликов, он уже давно сбыл. Ребекка, отдав дары Дубравы Базилю, должна была встретиться с отцом у прилавка Финли Блейка. Но не успела она сделать и пару шагов, как по толпе прошелся встревоженный гул, а адепты Тарумона Милосердного начали стекаться, подобно молочным ручьям к закутку мясника, и воздух сотряс ликующий крик, какого-то паренька.

– Убили эльфа!!! Остроухий мертв!!!

Златовласка ощутила неприятное покалывание в груди. Она прекрасно помнила вчерашнего тролля, утверждающего, что он эльф.

«Неужели этот глупец решил сунуться в Дубки? Знал же он, что это опасно!» Ребекка торопливо стала протискиваться через толпу зевак, которые образовали кольцо возле лавки Финли. В первых рядах стояли храмовники, с интересом разглядывая что-то, лежащее на земле.

Внезапно, кто-то схватил ее за руку. Она испугано обернулась. Это был Артур. Он был бел, как простыня после стирки в водах Зарницы.

– Куда ты? Не зачем тебе глядеть на мертвого нелюдя, – зашептал с тревогой он.

Златовласка мягко высвободила кисть из ладони отца и покачала головой.

– Я одним глазком посмотрю. Никогда раньше не видела эльфов, – соврала она, – ни мертвых, ни живых.

– Надеюсь, и впредь не увидишь. От этих остроухих одни несчастья, – проворчал Артур.

Ребекка улыбнулась и протянула фермеру серебряники и корзину. Тот молча взял их, не догадываясь, что задумала его дочурка.

– Прости, отец, но я должна это увидеть, – проговорила девчушка и моментально скрылась за спинами сельчан и церковников, оставив Лангрена, оторопело глядеть на толпу. Он даже не успел слова молвить ей вслед.

Давно в этом уделе не встречали нелюдей и обладателей силы. Невзирая на то, что владения барона Данкоса находились рядом со стеной, здесь было тихо и спокойно. Но после бури, Дубки и замок наводнили священнослужители, рыскающие по территории, словно охотничьи псы, вынюхивающие добычу. Видимо, бело-зеленым хитонам было ведомо о эльфийских лазутчиках.

Ребекка, подобно юркой змейке, проскальзывала между людьми. Наконец, она оказалась в первом ряду и облегченно вздохнула, когда увидела мертвого нелюдя. Златовласка была искренне рада, что эльфом не оказался толстяк из Дубравы, но ее сердце сжалось при виде бедолаги, которого постигла незавидная участь. Глаза неприятно защипали, но девчушке удалось взять эмоции под контроль. Никто не должен заметить, что ей горестно, от гибели остроухого.

Эльфом оказался молодой человек. Черные длинные волосы, открывали заостренные к верху уши. Черты лица были изящными и правильными, словно высечены из мрамора. Тело парня было завалено на бок и его темные мертвые глаза смотрели прямо на Реббеку. Девочка вздрогнула. Она словно прочла в них мольбу о помощи. Но спасти погибшего парня она не могла, даже если бы пожелала. Темноликая уже крепко обняла его своими костлявыми руками. По земле, рядом с остроухим беднягой, растекалась алая лужа. Златовласка не заметила раны, видимо та, таилась под плащом, который укрывал тело эльфа.

Над трупом, присев на корточки, склонился брат Конлет и внимательно осматривал его. Храмовник подобрал полы хитона, дабы не замарать их в крови. В двух шагах от священнослужителя, с мясницким топором в руках, стоял, довольно ухмыляющийся, Финли. Здоровяк, в неопрятной рубахе и засаленной жилетке, горделиво задрал свой огромный нос и надменно оглядывал зрителей, собравшихся поглазеть на его подвиг.

– Поделом гаду, нечего было совать свой острый нос в Дубки! И как он только пробрался сюда? – промычал Финли глухим басом, удовлетворенно отметив, что толпа внемлет его словам, широко разинув рты.

Брат Конлет осторожно приподнял плащ бедолаги, что-то проворчал, и вновь прикрыл тело.

– Свет Тарумона Милосердного направил твою руку, дабы очистить нашу землю от мерзопакостных тварей, – проговорил он слащавым тоном и встал во весь рост. Отступив назад, он проверил, не замараны ли кровью бело-зеленые ботинки. – У тебя зоркий глаз Финли Блейк. Тебе удалось углядеть нелюдя, который ухитрился проскользнуть незамеченным мимо братьев. Здесь полно чужаков, а ты узрел, именно эльфа! Как же ты догадался, что он не мендарвец? – в голосе храмовника прозвучала ирония, а во взгляде появился стальной блеск, словно он не хвалил, а подозревал мясника в преступлении.

Брат Конлет предпочел бы, оказаться на месте этой деревенщины. Возможно, церковнику удалось углядеть нелюдя, не вступи он в разговор на кладбище с юным бароном. Эх, если бы храмовник обнаружил первым шпиона, то это событие могло бы продвинуть его скромную персону вверх по карьерной лестнице. Но к его разочарованию, сей громкий подвиг выпал на долю неотесанного здоровяка, умеющего только разрубать кости, да разделывать туши птиц и животных. Единственный талант, как раз и помог Финли расправиться с вражеским лазутчиком.

Мясник, же не заметил ни пренебрежительное выражение лица церковника, ни его странного тона. Он побагровел от смущения, опустил глаза в землю и начал путано бубнить себе под нос, пытаясь поведать собравшейся аудитории о случившемся.

– Ну, я… Как бы точнее выразиться… Сам того не ведая… Я ведь человек не грамотный, но трудолюбивый. Меня все знают в округе. Я свое дело выучил назубок. Глаз мой проверенный, приходится порой следить за воришками, которые хоть и редко, но тянут с прилавка то обрезки, то колбасу. Вот я и говорю, что наблюдать за происходящим – это моя первостепенная задача. Слово то, какое важное – первостепенная!

Брат Конлет закатил глаза и, скрестив руки на груди, пытался нащупать утерянный амулет. Спутанный рассказ мясника его раздражал, но представитель ордена старался не подаваться гневным эмоциям.

– Дитя мое, не испытывай терпение Создателя. Будь добр, переходи прямо к сути. Где и каким образом, ты обнаружил это омерзительное существо?

Мясник, вовсе, стал пунцовым. Его глаза забегали по толпе, словно ища поддержки. Мысли в голове закружились в хороводе, а слова не желали складываться в краткий и точный рассказ.

– Ну, я не искал мерзавца нарочно. Стоял, как и прежде, подле прилавка. От меня только ушел Артур. Пока ждал очередного покупателя, я без дела глядел по сторонам. И тут, заметил неподалеку Беллу. Она редкий гость в наших местах. Раньше, ее брат, частенько к нам наведывался. Хороший был купец, всегда привозил только нужный товар, а не всякую дребедень, что некоторые, – мясник покосился на сухощавого мужичка в толпе, который злобно прищурил глаза, услышав слова здоровяка.

Корби Брингер был галантерейщиком, и Финли его недолюбливал. Как только торговец появлялся в Дубках, жена мясника, тут же, оставляла у купца солидную денежную сумму, прикупая себе всякие дамские штучки. Мясоруб Блейк был знатным скрягой, но скандалить с супругой из-за пары серебряников не смел, зато изливал свое негодование на Корби, то и дело, устраивая ему мелкие гнусности.

– Да озарит твой путь свет Тарумона Милосердного, благословенное дитя Создателя. Умоляю тебя, прояви уважения к жителям этого благодатного края и моим братьям, несущим слово Пророка. Поведай нам в двух словах об этом презренном существе, что валяется сейчас посреди рынка, – голос брата Конлета звучал, подобно вою голодной и весьма свирепой собаки.

– Простите мое невежество, ваше преподобие. Я же говорю, манерам не обучен…

– Суть, дитя, суть, – напомнил храмовник, благосклонно улыбнувшись, услышав из уст деревенщины уважительное обращение.

– Ага, понял, – кивнул здоровяк. – В общем, хотел я подойти к Белле и поздороваться, как вижу, подоспел к ней покупатель в плаще. Солнце так парит, а он капюшон натянул на лоб. Ну, думаю, обождет приезжий, пока я парой словечек перекинусь со знахаркой. У меня нынче спина побаливает, думал спросить у нее совета, что за настойки попить. И вот подхожу я к прилавку. Белла уже стара и плохо видит. У нее все на одно лицо. А я сразу приметил, что парень то нездешний. Вроде бы мужик, а лик, как у девчонки. Кожа гладкая, как у наших баб до замужества или до первых родов.

В толпе послышались возмущенные крики женщин, грозящих надавать мяснику тумаков и оплеух за непотребное сравнение. Если бы не ряд храмовников, сельские дамы, непременно бы, поколотили Финли. Громче всех звучали угрозы Пэт Блейк, дородной бабищи, которая предрекла супругу хорошую взбучку, когда тот воротиться в семейное гнездо.

Здоровяк уже десяток раз проклял себя в душе, что коснулся в разговоре внешности местных красавиц. Он затравлено взглянул на брата Конлета. Тот, еле заметно кивнул, чтобы мясник не отвлекался и закончил рассказ.

– Так вот, стоит этот подозрительный тип и водит руками по травам, молча, ничего не спрашивая, и то и дело, капюшон на лоб натягивает. Я с Беллой потолковал толику. Поведал о моем недуге. Она, тут же мне всучила целебное снадобье. А я ей, пятьдесят медяков за настойку честно отдал.

– Многоуважаемый Финли Блейк, – затянул было ту же песню брат Конлет.

– Я понял – суть! – перебил толстяк и продолжил повествование. – Пока я судачил с целительницей, этот черноволосый бес, молча стоял рядом и рассматривал травы, словно подслушивал наши разговоры. Ничего не спрашивал, ничего не покупал и ни спешил уходить, – повторился Финли.– И тут, меня словно поленом огрели по голове. Я уразумел, что-то неладное с этим парнем. Но перед тем, как уличить во лжи аспида, я должен был убедиться, что он нелюдь. Негоже клеветать на порядочных господ. Единственное, что мне пришло на ум – это сдернуть капюшон с чужака. Уши лазутчика и раскрыли его истинное обличье. К счастью, мой топор всегда со мной. Не успел гаденыш и пару шагов ступить, дабы пуститься в бега, как мой верный товарищ рассек его хребет, словно тушу молодого оленя.

Брат Конлет и половина зевак брезгливо скривились, живо представив произошедшую картину. А Финли мерзко загоготал, словно насмехаясь над реакцией толпы.

– Ты совершил великое дело, дитя. Да с ниспошлет Тарумон Милосердный на тебя благословение Создателя. Приходи завтра в замок и получи заслуженное вознаграждение. Барон Данкос, непременно отблагодарит тебя звонкой монетой, – произнес слащаво брат Конлет, с опаской покосившись на топор мясника.

Финли засиял, как начищенный пятак, чувствуя приторный аромат деньжат.

– Пусть Свет Тарумона Милосердного будет прибывать вечно в сердце, вашего преподобия, – поклонившись, пробормотал он. Затем мясоруб спешно направился к своей лавке, осознав, что его миссия на сегодня выполнена, и храмовник более не нуждается в его услугах и объяснениях.

Брат Конлет проводил здоровяка презрительным взглядом, и лишь, когда тот скрылся за ширмой из козьих шкур, обратился к собратьям низшего ранга.

– Найдите повозку и увезите тело в лес. Выбросите его в глубокий овраг на съедение волкам.

Два послушника кивнули и быстрым шагом отправились к постоялому двору, где стояли фургоны, в которых священнослужители прибыли из Форга.

– Расходитесь, возлюбленные дети Создателя. Не марайте свои души лицезрением трупа нелюдя, – произнес брат Конлет, обращаясь к зевакам. Заметив, в неохотно разбредающейся толпе, Ребекку, храмовник широко улыбнулся девушке. Улыбка его была скорее отталкивающей, нежели доброжелательной. Златовласка через силу ответила ему тем же. Удовлетворившись безмолвным приветствием, священнослужитель развернулся и направился в сторону Беллы, которая, растерянно стояла у своего столика с травами.

Ребекка непроизвольно сжала кулаки. Она, с огромным удовольствием, сейчас бы стукнула по лысой макушке церковника, так холодно решившего вместо погребения, бросить тело несчастного юноши на растерзание диким зверям.

– Даже не думай, – раздался над ухом строгий шепот Артура. – Одно гневное слово и храмовники отправят тебя на костер.

– Отец, нельзя допустить, что бы бедолагу, просто бросили в Дубраве, – с горечью тихо промолвила девчушка, глядя, как несколько адептов, заворачивают тело в плащ, пропитанный кровью.

– Дочка, не лезь в деяния Тарумона Милосердного. Я не переживу, если тебя обвинят в пособничестве эльфам.

– Я не понимаю. Не понимаю почему, наши жители так ненавидят нелюдей. Что они нам сделали? Никто же не трогает мендарвцев на территории Большой земли? Почему же наши соотечественники, так злостно уничтожают иные расы?

Артур пугливо огляделся по сторонам, дабы убедиться, что их никто не слышит. Зеваки разбрелись по своим делам в разные концы рынка. Храмовники, занятые мертвым эльфом, ничего не замечали вокруг, недовольно ворча под нос, что-то про запачканные рясы. Брат Конлет о чем-то переговаривался с травницей, которая, непрерывно качала головой и разводила руками.

– Здесь не место для таких разговоров. Пойдем домой. Как-нибудь я все тебе объясню. И про законы, и про ненависть, и про трусость. Но не сейчас, и не в окружении священнослужителей, с нетерпением ожидающих, кого обвинить в государственной измене или вероотступничестве, – Лангрен осторожно обнял за плечи дочь и повел ее прочь от базарного плаца.

Ребекка тихо всхлипнула и, склонив голову, чтобы встречный люд не видел ее мокрых глаз, послушно побрела в обнимку с отцом.


Холодный ветер беспощадно кружил над каменистым холмом, истязая макушки близлежащих исполинских елей. На самой вершине гранитного вала, темнеющим остовом возвышался необъятный Алмарин. Его ствол и ветви давно утратили жизнь, но крепкие корни глубоко вонзились в почву между мертвых камней. Дерево иссохло, но продолжало горделиво стоять, словно напоминание о легендарных эпохах, когда этим землям покровительствовала божественная сила Кхаа Лаура.

Тяжелый меч со свистом рассек воздух и безжалостно ударил по гладкой коре. Острые желтые щепки, со стонущим шипением, разлетелись по сторонам. Одной из них даже удалось оцарапать щеку обидчика, тонкая полоска зарделась под пурпурным шрамом. Огромные вороны, восседающие на мертвых ветвях, недовольно заворчали, но не покинули своего поста, внимательно наблюдая за магом, который нещадно изрезал острым оружием сухой ствол, когда-то священного древа.

На коре уже было достаточно глубоких зарубок. Но что бы свалить Алмарин, темноволосому чародею, понадобилась бы вечность. Ствол был настолько широк, что его могли обхватить не меньше десяти человек, и на столько прочен, что меч мага, хоть и с легкостью пронизывал плоть монстров и людей, был неспособен справиться с твердой, как алмаз древесиной. Ноэлу оставалось лишь кромсать податливую кору, изливая на ней свой гнев и беспокойство.

Взмах сверху! Боковой удар! Разворот, двойной выпад! Снова разворот! Звон металла о металл! Темные глаза мага прищурились, он гневно взглянул на противника, воспрянувшего на защиту Алмарин.

Рейвен Ниэмусд, с холодным спокойствием, опустил меч. Клинок Ноэла соскользнул с лезвия недруга и вонзился острием в бесплодную почву. Короткие седые волосы Магистра и аккуратная белесая бородка, прикрывающая острый подбородок, слегка всколыхнулись от резкого порыва ветра, но выражение лица осталось непроницаемым. Он изучающе оглядел своего любимого ученика, который слегка взмок от неравного боя с Алмарин.

Маг высшего ранга вложил оружие в ножны за спиной и поправил ворот черной накидки, дабы холодный воздух не морозил шею.

– В чем вина священного древа пред тобой? Чем вызван гнев, который ты обрушил на него, нещадно исполосовав мечом? – его голос был ровный, без ноток порицания или раздражения.

Визиканур стиснув зубы, выдернул клинок из земли и тоже спрятал в ножны. Он молча снял с сухого сука свой плащ и небрежно накинул его на плечи.

– Не исключено, Алмарин и не причастен к твоей ярости, но ты, под каким-то предлогом, решил его срубить… – задумчиво проговорил старший маг. – Если мои доводы верны, тогда ты – глупец! Единственное, что ждет тебя в этой бессмысленной схватке – это затупившееся оружие, да боль в мышцах от натуги. Неужели ты предположил, что за двести лет, как жизнь покинула его, не нашлось охотников, жаждущих распилить ценную древесину? Мертвое священное дерево нерушимо, его сердцевине даже не страшна магия. Именно поэтому, мы используем лишь свежесрезанные ветви Алмарин, для создания артефактов. Они податливы какое-то время и пригодны для поделок.

– Я не пытался уничтожить древо. Я посчитал его достойным противником для сражения. Он куда прочнее соломенных чучел, во дворе Цитадели.

Рейвен подошел к Алмарин и осторожно провел по зарубкам на коре. Занозы, подобно иглам ежа, впились в его пальцы. Алый бисер выступил на коже, где древесные иглы вонзились в нее. Магистр тряхнул кистью, избавляясь и от острой коры, и от крови. Через мгновение порезы заживут, не оставив даже напоминание о себе.

– Не терпится вновь влезть в драку? Ты только недавно вернулся с очередной миссии, весь изломанный, словно Цинтруонский лес после Бури Стихий. Намедни встал с постели и опять жаждешь сражений? Временами мне кажется, что ты торопишься встретиться с Деродой. Вот только, Темноликая вечно опаздывает на свидание с тобой. Но если ты будешь продолжать в том же духе, то однажды, она ответит на зов и одарит своим горьким последним поцелуем, – в голосе чародея высшего ранга звучала тревога.

На губах Ноэла промелькнула улыбка. Рейвен был, пожалуй, единственным Магистром в Цитадели, кто беспокоился о воспитанниках, словно о собственных детях, а не относился к ним, как слепому разящему оружию и магическим прислужникам, призванным охранять покой и мир Нирбисса.

– Не волнуйтесь, Магистр, ей придется еще долго терпеть мои ухаживания. И когда настанет час свидания, не скрою, я с огромным облегчением прильну к ее груди, и усну подобно младенцу в нежных материнских объятиях.

Маг покачал головой. В его прозрачных голубых глазах, промелькнул отблеск печали. Одаренный Визиканур вызывал восхищение и одновременно горечь в сердце. Он был храбр и безрассуден, силен и слаб в своих стремлениях подавить иную сущность, которая досталась ему от нерадивой демонессы.

– На твоем месте, я бы предпочел засыпать, как можно дольше в объятиях прекрасных дев, нежели мечтать оказаться в будуаре Дероды. Но не в моих силах плести рисунок судьбы. Ты сам выбираешь тропу, по которой идешь. Я могу лишь предостеречь об опасностях и ловушках, но никогда моя тень не предстанет пред тем, кто жаждет совершить прыжок в бездну мрака.

– Клянусь, учитель, я сделаю все возможное, что бы, как можно дольше не подходить к краю пропасти, – шире улыбаясь, твердо проговорил Ноэл.

– Бессмертное время покажет, являются ли твои слова ложью или искренним утверждением, – кивнул Рейвен и взглянул в сторону величественных башен Аскалиона, возвышающихся над макушками густых темных елей.

Стая воронов, громоздящаяся на сухих ветвях Алмарин, неожиданно взмыла ввысь, и громко хлопая крыльями, помчалась в сторону Цитадели.

– Ноэл, а где плутает твой пернатый спутник? Давно мы не видели Карро в Убежище. Даже Эурион сподобился поинтересоваться вороном и его местонахождением. Я надеюсь, он не погиб в одной из миссий, сопровождая тебя?

Черноволосый волшебник, неотрывно следящий за темным облаком, которое вскоре скрылось за шпилями Аскалиона, покачал головой.

– Он жив. Но мне не ведомо, где он сейчас прибывает, – слукавил молодой маг, стараясь не встречаться взглядом с Магистром. – Карро – непредсказуем. У него есть привычка пропадать на неделю или две. Мне не уследить за его перелетами, и контролю он не поддается, как впрочем, и все его собратья. Он же не белка.

Рейвен усмехнулся в седую бороду. Да, его воспитанник был абсолютно прав. Многие годы вороны сотрудничали с магами Цитадели, но никогда не прислуживали им, хотя частенько звали чародеев владельцами, но никогда таковыми их не считали. Белки же, верно служили волшебникам, получая взамен сытный паек и помощь в самые суровые зимы.

– В этот раз он задержался в путешествии по Нирбиссу. Я уповаю, что этой своенравной пичуге не взбредет в голову отправиться в Мендарв.

Ноэл еле заметно вздрогнул, но Магистр не предал этому значения. Здесь, на возвышенности, любого охватит дрожь. Ветер становился с каждой секундой все более промозглым, ледяные потоки воздуха теребили плотные накидки, словно парусину, стремясь пробраться к теплой плоти волшебников.

– Вряд ли Карро настолько беспечен, чтобы сунуться в страну людей, – пытаясь не выдать волнения, промолвил маг, укутываясь плотнее в плащ.

– Карро умен и, в тоже время, крайне любознателен. К счастью, он может избежать беды в Мендарве, если будет держать рот на замке. Птица хоть и не магическая, но говорящая, может вызвать интерес у тамошнего ордена полоумных безумцев, борющихся с чародейскими проявлениями.

Ноэл ощутил, как кровь стынет в жилах. Нет, Магистр не мог знать о том, что он отправил ворона в разведку. Кроме Барка, о странствиях птицы никому не было ведомо. Но может статься, у Верховных магов возникли какие-то подозрения? Если так, то Визикануру стоит проявить максимум осторожности в будущем.

– Время обеда, – внезапно сменил тему Рейвен. – С тебя достаточно сегодня ратных тренировок. Подкрепись и отправляйся к клирикам. Вероятно, они отыщут для тебя какое-нибудь задание, где ты сможешь размять кости и попрактиковаться с мечом на живых мишенях.

Черноволосый маг со шрамом на щеке безмолвно кивнул. Магистр похлопал воспитанника по плечу и неспешно стал спускаться с каменистого холма. Его темная мантия под теплой накидкой, подобно тягучей смоле, скользила по гранитной россыпи, не издавая не единого звука.

Ноэл Визиканур, поправил меч, затянул покрепче шнурок, удерживающий плащ, и неторопливо, сохраняя дистанцию, последовал за Рейвеном.

Тучи сгущались над ним, он чувствовал электрическое покалывание грядущей грозы по всему телу. Если Магистры узнают о его тайне, то он погубит и себя, и ту девчушку в Мендарве. Если же час разоблачения наступит не скоро, у мага будет время, изменить русло судьбы.

Прискорбно, что драгоценные дни текли, подобно льняному маслу сквозь сжатые ладони, а вестей от ворона все не было. От чего спасти? Как защитить? И успеет ли он вовремя протянуть руку помощи незнакомке, которой Ноэл невольно покровительствует по велению безумного зеркала? Все интересующие мага ответы, были скрыты под завесой тайны, не желающей скидывать маску, обнажая свой лик.


Псилон Герион Виэнарисс, накинув капюшон темно-синей бархатной мантии, неспешно брел по аллее, соединяющей соборный палисадник и территорию королевских палат. Редкие храмовники, да караульные паладины, уважительно кланялись капеллану, стараясь не встречаться с его хмурым взором. Верховный жрец не замечал людей вокруг себя, он был погружен в думы, касающиеся предстоящей поездки в феод Данкоса.

От размышлений главу ордена оторвал шум быстро приближающихся шагов. Псилон не остановился. Это мог быть, кто угодно. Юный гонец, мчащейся с поздней депешей из анклава духовенства во дворец, или какой-нибудь дворянин, опаздывающий на ужин с вечерней службы. Но ожидания капеллана не оправдались. Бегущий человек – торопился именно к нему.

– Ваше Преосвященство, да осветит ваш путь благословение Тарумона Милосердного, – раздался за спиной судорожный голос посланца.

Капеллан сбавил темп, продолжая целенаправленно идти к королевскому саду. Молодой послушник, в зеленом хитоне, поравнялся с ним. Щеки юноши, которому на вид было не больше шестнадцати, покраснели от бега, а дыхание было прерывистым. Большие карие глаза испуганно ерзали из стороны в сторону, не решаясь встретиться взглядом с Верховным жрецом, явно недовольным тем, что кто-то отважился нарушить его покой.

– Вам срочное послание от брата Конлета из Дубков, – собравшись духом, промолвил паренек и резво протянул Псилону небольшой свиток, скрепленный сургучом, где отчетливо виднелась печать ордена.

Капеллан, наконец, соизволил остановиться. Его колючие глаза брезгливо оглядели юношу, готового провалиться сквозь землю. Затем он небрежно вырвал письмо из тонких пальцев курьера.

– Пусть свет Пророка, сопровождает тебя до конца дней, дитя, – сухо произнес Псилон.

Послушник сделал глубокий поклон, стараясь не хлопнуться в обморок от страха, что порождал в нем глава церкви.

– Да не омрачит ваш лик Тень Горестей, пока благодать Тарумона Милосердного живет в вашем сердце, – запинаясь, пробормотал посланец и, не дожидаясь очередного гневного взгляда, стремглав развернулся на пятках и во всю мощь помчался обратно, в сторону собора.

– Не омрачит, не переживай, отрок, – проворчал Псилон, ломая печать и разворачивая пергаментный лист, где корявый почерк брата Конлета, начертал очередное донесение. Срочная депеша была доставлена в самые кратчайшие сроки и непременно обязана содержать ценную информацию. Наверняка курьер загнал лошадь, пока скакал от Дубков к Форгу.

На аллею мягко опускались вечерние сумерки, но фонарщики успели зажечь часть уличных светильников со стороны дворца. Верховному жрецу удалось разглядеть текст, не прибегая к магическим уловкам, которые, применять на виду у всех, было крайне небезопасно.

– Интересно… – задумчиво протянул он и пригладил белесую бороду.

Появление эльфийского лазутчика у разрушенной стены не было неожиданностью. Но то, что остроухий намеренно, пришел в деревеньку, кишащую церковниками, оправдывало подозрение Псилона. В баронских угодьях, творилось что-то неладное. Все события, произошедшие за последний месяц на территории, окружающей надел, не могли быть простым совпадением.

Капеллан спрятал письмо за пазуху, и продолжил свой путь во дворец. Придется внести изменение в четко продуманные планы и отправиться в северно-западный удел ранее предопределенного срока. Дела ордена превыше всего. А собственная безопасность еще важнее религиозного устава церкви Тарумона Милосердного.


Ребекка задумчиво водила деревянной ложкой по миске с овощной похлебкой. После происшествия на базаре, она совершенно потеряла аппетит. Тор и Кор, наоборот, были голодны, как волки в долгие зимние ночи. Домашние хлопоты требовали, что бы юные организмы восполнили утраченную энергию. Они быстро умяли свои порции и взяли добавку. Артур, смотря на близнецов, уплетающих суп за обе щеки, с грустью подумал, что вскоре, им придется затянуть пояса и постараться поменьше есть, дабы дожить до весны.

Наконец, с ужином было покончено. Мальчики, поблагодарив сестру за еду, и, как и прежде, не убрав за собой, стрелой вылетели за дверь. Им не терпелось отправиться на улицу, дабы присоединиться к играм деревенских ребятишек.

Фермер усмехнулся, глянув им вслед, и помог дочери вымыть посуду да заготовить дрова для печи на утро. Златовласка, непременно встанет спозаранку, чтобы приготовить завтрак домочадцам. А возиться с поленьями – это забота не для шестнадцатилетней девчушки.

Покончив с уборкой, Ребекка отправилась к себе в комнату, сославшись на усталость. Оказавшись в собственной спальне, она предусмотрительно закрыла дверь на засов и вытащила из укрытия клетку с вороном.

Карро взъерошил перья, высказывая тем самым свое недовольство, долгим пребыванием за сундуком, под покрывалом. Девочка села напротив питомца и внимательно посмотрела на него, словно видела в первый раз. Она не знала с чего начать разговор, хотя догадывалась, что прозорливая птица, бесспорно, уже пролистала книгу ее разума.

– У меня к тебе огромная просьба, – нарушила затянувшееся молчание златовласка.

Ворон склонил голову набок, надменно окинув взором девушку, и так громко щелкнул огромным клювом, что Ребекка даже вздрогнула от неожиданности. Громадная пичуга явно не была настроена на мирную беседу.

– Не злись. Я действительно нуждаюсь в твоей помощи, – прошептала она.

Птица, нарочно игнорируя девчушку, начала чистить смоляное оперенье, издавая при этом звук, похожий на возмущенное ворчание.

– Пожалуйста! Мне очень нужно, чтобы ты кое-куда слетал и передал послание моему другу, – не унималась Ребекка. На этот раз ее мольбы были услышаны.

Карро внезапно прекратил наводить красоту. Его большие желтые глаза превратились в узкие щели. Перья на загривке взъерошились. И ворон, тихо и устрашающе прошипел, словно гадюка, готовящаяся к нападению.

– Ты за кого меня принимаешь, деревенщина? Я что, по-твоему, почтовый голубь? С какой такой стати, я должен носить любовные записочки твоему благоверному?

Златовласка облегченно вздохнула, не обратив внимания на раздосадованный тон пернатого. Если он заговорил, то полдела сделано.

– Выслушай меня, а потом негодуй.

– Не стану я слушать твои бредни, – процедил ворон.– Ты совсем ополоумела? Моей смерти хочешь? Решила меня отправить прямо в лапы фанатичным белым рясам, чтобы они мне шею свернули и бульон приготовили из моей драгоценной плоти? Тебе надо возлюбленному письмецо отправить, вот и ступай сама к нему или поищи другого дурака, который согласится, на ночь глядя, идти неведомо куда, по твоей внезапной прихоти!

Ребекка схватилась за голову. Этот ворон был невыносим. Она бы предпочла вовсе не связываться с ним, но в данный момент, у нее не было выбора. Карро единственный, кто может ей подсобить и не вызвать подозрения у окружающих.

– Во-первых, Годфри никакой мне не возлюбленный! Во-вторых, ты наверняка уже прочел мои мысли и ведаешь, в чем заключается моя просьба. В третьих…

– Чушь, чушь, чушь! Все твои мысли и замыслы чушь! – твердо подвел итог ворон. – Ты явно обезумила, девочка! Я не стану тебе пособничать! Я слишком молод, чтобы напрасно погибнуть в бесчестном бою, а ты видимо, нет, раз решила влезть туда, куда тебя не звали!

Лицо златовласки стало серьезным. Тонкие брови нахмурились. Губы сжались в ниточку. Птица совершенно не желала идти на компромисс.

– Я тебя умоляю! – иронизировал Карро, глядя с усмешкой на девушку. – Кто-то же должен из нас трезво рассуждать. А в здравом уме в нынешний момент нахожусь только я. Ибо считаю твою идею с погребением эльфа – идиотской! Мало того, что ты рискуешь попасть в цепкие лапы этих, как их, Тарумонцев, так еще и жаждешь подключить к провальной афере сына барона! Видать, юродивая ты толику!

– А ты – бездушный, эгоистичный и высокомерный цыпленок! – выпалила златовласка, чувствуя, как обида душит ее.

Ворон даже бровью не повел, хотя откуда ему было взять пресловутые брови. Он наклонил голову на бок и совершенно бесстрастно промолвил:

– Зато живой и здоровый.

– Этот юноша, заслуживает быть похороненным, а не обглоданным волками!

– Возможно. Но у меня нет желания закончить так же, как и он. Поэтому я и не собираюсь помогать. И советую тебе тоже не впутываться в это темное дело.

Порицания Карро довели златовласку до исступления. Она резко поднялась с постели и сложила руки в замок. Дальше вести беседу с упрямым вороном не было смысла.

– Ладно. Я справлюсь сама, без твоей помощи, – старясь не сорваться на крик, промолвила Ребекка и твердым шагом направилась к двери.

Карро, недовольно что-то проворчал, щелкнул клювом и заговорил.

– Стой, пустоголовая! Твоя взяла!

Златовласка, улыбнувшись, остановилась. Затем обернулась и в два шага подскочила к клетке, обняв ее. Ворон испуганно вжал голову в тело, словно боялся, что этой безумной девчонке удастся расплющить в объятьях стальные прутья, а заодно, и его в придачу.

– Благодарю, – прошептала Ребекка, не сдерживая радости.

– Пока не за что, – пробормотала птица, боязливо озираясь, как бы ее предположения не сбылись. – Отпусти эту несчастную клетушку и отойди на пару шагов от нее! Терпеть не могу, когда кто-то нарушает мое личное пространство!

Девочка послушно исполнила просьбу питомца. Она готова была сделать все что угодно, лишь бы пичуга согласилась помочь ей.

– И прекрати скалиться, словно шут на королевском балу. Иначе, я впрямь решу, что ты немного того.

Волнуясь, что Карро изменит свое решение, если она не внемлет его словам, златовласка собрала волю в кулак и подавила улыбку, жаждущую вновь озарить ее лик.

– Так. А теперь, внимательно слушай, какой я придумал стратегический план, который в сто крат приемлемее твоего замысла.

Ребекка судорожно закивала, стиснув зубы, и не произнося не звука.

– Ты начертаешь послание. Я его отнесу твоему благоверному Годфри. Распиши все до деталей, чтобы мне не пришлось объяснять ничего этому высокородному олуху. Ваше легкомысленное благородие, надеюсь, осознает, что для дворянского отпрыска, я должен остаться обычным вороном?

Златовласка, соглашаясь с рассуждениями птицы, кивнула.

– Чудесно. Продолжим. В полночь, ты выскользнешь из дому. Тихо, как мышь и, незаметно, словно сова на охоте, отправишься к Белле. Узнай у травницы, что нужно было эльфу. Даю крыло на отсечение, что остроухий, неспроста подошел к ее прилавку. Может целительнице и удалось обвести вокруг пальца религиозных фанатиков, но меня ей не обмануть. Она, что-то знает. Поспрашиваешь, но аккуратно. И упаси тебя Создатель, попасться на глаза храмовникам и подставить всех нас. Следующий этап нашей операции – Дубрава. После целительницы бегом туда, я буду ждать тебя у опушки. Надеюсь, и возлюбленный твой тоже там будет.

– Он мне не возлюбленный! – возмущенно прошептала девочка, нарушив тишину.

– Ой, прошу тебя, мне на самом деле все равно, с кем ты там крутишь любовь. Ответь мне, ты все поняла, о чем я толкую? Или я должен еще раз повторить для твоей соломенной головы?

– Хватит осыпать меня бранью. Я не такая глупая, как тебе привиделось. Я в силах справиться с любыми трудностями!

– Замечательно. А теперь, освободи меня из этой железной тюрьмы, я должен размять крылья, прежде чем лететь к баронскому замку. Да, и не забудь подробно мне расписать маршрут до покоев этого Годфри.

Ребекка кивнула. Но перед тем, как выпустить птицу на волю, она подошла к двери и приложила ухо к деревянной поверхности. Никто не должен был слышать ее беседу с Карро. В доме стояла тишина. Близнецы еще не вернулись с улицы, а Артур, видимо, решил прилечь, либо пошел к Зарнице, в надежде отыскать хоть какие-то следы, указывающие на то, куда могла исчезнуть его любимая супруга.


Багряная Дубрава накинула на плечи вечернюю шаль осенних сумерек. Теневой полог стер границы четких очертаний, превратив лес в бесконечный океан засыпающих древ.

В дебрях уединенной опушки, на безопасном расстоянии от Дозорной тропы и Дубков, среди поваленных стволов и шалаша сломанных ветвей, подобрав под себя ноги, сидела демонесса и сосредоточенно трудилась над созданием странного посоха. Табора кропотливо перевязывала древко травяной нитью, вплетая в него зерна зеленого камня и аритовую пыльцу. Уже месяц, как она работала над этим артефактом, осталось еще немного и ее усилия увенчаются успехом.

– Ты решила метлу изобрести, дыбы улететь из Мендарва? – раздался за ее спиной насмешливый голос.

Демоница вздрогнула. Мрачный эльф, такой неуклюжий и шумный, временами умел подбираться так незаметно, что Таборе казалось – этот коротышка, нарочно, прикидывается простофилей и увальнем, дабы ввести окружающих в заблуждение.

– Не думал, что демоны, обладают навыками болотных ведьм. Уверена, что сможешь оседлать этого скакуна?

– Не мешай, Науро! Я должна сосредоточиться! – огрызнулась девица, не отрываясь от дела.

Толстяк иронично хрюкнул и уселся рядом с напарницей, скрестив короткие толстые ножки.

– Хм… Это не колдовской веник… Ты создаешь жезл? Ээээ, неужели ты думаешь провести Его Темнейшество этой безделушкой?

– Заткнись, Науро! Дай мне закончить, и я все тебе объясню!– прорычала Табора, ощущая, как от ярости пальцы перестают слушаться ее.

– Может, тебе подсобить? – не унимался эльф.

– Да, просто замолчи! Этим ты окажешь мне неоценимую услугу!

– Ладно, – обижено пробормотал коротышка, но не прекратил следить за действиями демонессы.

Тонкие пальцы Таборы, ловко обматывали деревянныйшест травяным волокном. Через каждые два ряда девица накладывала на растительную обмотку зеленый осколок да аритовую стружку и, вновь, покрывала их пенькой. Когда она закончила с древком, прошло больше получаса. Эльф от скуки и нерушимой тишины Дубравы, даже задремал чуток. Он скинул с себя покрывало сна лишь тогда, когда демоница довольно произнесла:

– Прекрасно, теперь осталось дело за малым!

Науро прищурив глаза, молча наблюдал за безумной дамочкой, которая на досуге, решила увлечься рукоделием, вместо того, чтобы заняться поисками истинного артефакта. Хотя тот, был под самым носом лазутчиков, но надежно замаскирован неведомыми силами.

Трухлявый ствол, поваленного дерева, находящийся рядом с Таборой, был полым внутри. Демонеса забралась в него почти наполовину. Что-то невнятно бормоча, она через мгновение вынырнула из тьмы исполинского бревна, держа в руках сплетенную из ветвей корону, напоминающую языки пламени – рыжие и с острыми зазубринами. Каждый деревянный лепесток огня был обмотан желто-красным волокном, под которым, как уже догадался эльф, таились мистические осколки зеленого стекла и арит. Демоница стала старательно приделывать пугающее сплетение к шесту.

– Это больше похоже на скипетр демонолога, нежели на Жезл Пророчества, – с сомнением сказал Науро, скривившись. – Надеюсь, моя дорогая, ты не намерена использовать Темную магию в Мендарве? Я, конечно, уверен, что этим святошам не выиграть сражение с твоими дальними родственниками, но боюсь, и мы живыми не вернемся из этого боя.

– Бестолочь, я не настолько в отчаянии, чтобы пытаться прибегнуть к магии Призыва. Мелкие бесы только все испортят. А сотворить Разлом Измерений мне не под силу. Не знаю, остался хоть кто-нибудь на Нирбиссе, владеющий такой мощью и навыками, которая способна прорубить проход между планами.

– Солнце мое, давай мы не будем приближать Конец времен. Все эти врата, иные создания, неизвестная магия – излишни! Я не подписывался погибнуть ради Разрушения мира! В нашу задачу входит – отыскать Жезл! И мы можем его уничтожить на месте. Либо привести к его Темнейшеству!

– Ты сказал привести? – Табора с подозрением взглянула на коллегу по несчастью. – Артефакт живое существо? Ты знаешь кто он?

Науро виновато оскалился. Он стремительно размышлял, как выпутаться из этой ситуации не подставив себя и не выдав ценную информацию, от которой, возможно, зависит судьба всего континента.

– Ээээ. Таборачка, золотце мое, ты, небось, ослышалась, – протянул он. – Я сказал принести, а не привести. Но, я не виню тебя. Нынешнее твое состояние может вызвать не только слуховые галлюцинации, но и довести до сердечного приступа. Я бы на твоем месте поберег здоровье.

Демонесса гневно прорычала, и изначально, она намеривалась стукнуть толстобрюхего хама, только что законченным посохом, но вовремя одумалась. Она не напрасно столько времени провела, создавая этот примитивный на вид, но весьма эффективный артефакт, чтобы в один миг сломать его об голову коротышки.

– Потерпи, Науро, скоро я с тобой поквитаюсь.

– Ага, я помню. Ты уже не раз это повторяла. Вместо угроз, лучше поведай, что ты там выстругала и наплела, мастерица моя незаменимая.

На губах демонессы промелькнула злорадная улыбка. Она с нежностью провела кончиками пальцев по шесту.

– Эта вещь поможет нам стать незаметными для храмовников, и точно узнать, что или кто является Жезлом Пророчества.

Уши эльфа задрожали от возбуждения. Маленькие глазки загорелись азартом. Он умирал от любопытства. Бесчестные игры с адептами пресловутого ордена будоражили его естество, предрекая веселье.

– И каким образом эта штука действует на бело-зеленые рясы? – поинтересовался он.

Табора недовольно фыркнула.

– Почему тебя интересуют они, а не артефакт? Ты словно не желаешь отыскать его?

– Не мели чушь! – отмахнулся эльф. – Адепты Тарумона Милосердного, куда привлекательней, чем, какой-то выдуманный предмет Археса.

– Ты, что-то темнишь, Науро… – задумчиво пробормотала демонесса, внимательно изучая беспечное выражение лица толстяка. – Интуиция мне подсказывает, что все-таки, тебе ведомо больше моего о Жезле.

Эльф пренебрежительно изогнул мохнатые брови. И расхохотался.

– Ты такая забавная, звезда моя. И весьма проницательная. Когда станешь провидицей и научишься читать мысли, как маги Аскалиона, дай мне знать. Я постараюсь держаться подальше, а то не приведи Создатели, узришь мои похабные думы о тебе.

– Не нарывайся, Науро! – сквозь зубы прошипела девица, сжимая рукоять посоха, но стараясь контролировать себя, дабы не пустить его в дело в порыве ярости.

– Успокойся, сегодня я не жажду тебя изводить. Расскажи, как эта палка действует на церковников, и как тебе удалось ее изобрести.

Табора умерила свой гневный пыл, и затуманенным взором оглядела слегка грубоватое, но все же произведение, магического искусства. Давно она не работала над чародейскими реликвиями. Последняя ее поделка, созданная еще до встречи с Морганом, висела сейчас на поясе – верные и несменные кинжалы.

– В отличие от тебя, я не теряла времени даром в Дубраве. Благодаря Таре, которая рассеяла магическую пыль повсюду, мне удалось подобраться к белым хитонам так близко, что я сумела утянуть несколько амулетов. Эти растяпы периодически их снимали в кладбищенском святилище. Толку то, от стекляшек никакого, когда кругом следы Бури стихий, перебивающие любую чародейскую активность в малых дозах.

– А тебе какой прок от этих талисманов, выискивающих чары? – в голосе Науро звучало неподдельное недоумение.

Лицо демонессы озарило самодовольство. Она хитро прищурилась и оскалилась в улыбке. Необразованность повелителя Брока ее забавляла. Несведущий в магии эльф, не мог самостоятельно сложить мозаику без тщательного разъяснения.

– Я знаю, кто создавал эти безделушки, и мне ведомо, как обратить магию, заключенную в них себе на благо. Пока у нас будет этот посох, мы сможем смело разгуливать под носом храмовников, они даже духа нашего не учуют. А когда мы доберемся до хижины Лангрена, то эта штуковина, как ты ее называешь, укажет нам на артефакт, где бы он ни был скрыт.

Мрачный эльф недоверчиво покосился на напарницу, затем на палку, с витиеватой короной на конце. Этот предмет не внушал ему доверия. Но он знал – Табора с упрямой ответственностью относится к делу, за которое взялась.

– Каким образом? И откуда тебе известно имя мастера амулетов, ты же первый раз в Мендарве?

Демонесса кивнула, и ее зловещая улыбка стала еще шире.

– Я впервые здесь, это – правда, но тот, кто возглавляет проклятый культ, когда-то обитал на Большой Земле и был знаком со мной.

Коротышка нахмурился. Его рыжие брови зашевелились, а ноздри стали принюхиваться к лесному воздуху, словно желая уловить аромат загадочного приятеля Таборы.

– И ты говоришь, что я скрытный? Сама отыскала союзника даже в государстве людей! – обиженно проговорил он, вскочив на ноги и сложив руки на груди. – Давай, рассказывай, кто такой, зачем явился сюда и с какого перепуга решил встать во главе безумного ордена?!

Демоница неспешно поднялась вслед за Науро, опершись на посох. Ее улыбка медленно таяла на красивом лице, освещенным мерцанием луны, выглянувшей из-за макушек деревьев.

– Я поведаю тебе имя, и всю мерзкую историю жизни пресловутого супостата, лишь тогда, когда мы закончим с заданием и уберемся из Мендарва. В данное мгновение я не могу этого сделать, «мой друг», у меня кое-что забрал. И пока моя собственность в его распоряжение – я связана молчанием.

Коротышка хмыкнув, почесал огненную шевелюру. С каждым вздохом, Нирбисс неумолимо порождал новые тайны и заговоры. Но эльфу нравились такие сюрпризы. От россыпи неожиданностей, его тоскливая жизнь, превращалась в опасную пляску на лезвие острого клинка. Правда, в танце всегда вела Дерода…

– Ты меня заинтриговала. И, пожалуй, я согласен потерпеть, дабы услышать твой рассказ об этом таинственном незнакомце, – протянул он, облизав пересохшие губы.

– Поверь, когда узришь истину, ты не останешься разочарованным.

– Не сомневаюсь!

– Ну, хватит напрасно болтать. Нам стоит хорошенько отдохнуть. Возможно, предстоящие два дня выдадутся крайне тяжелыми.

Науро поежился. Ох, не нравился ему такой настрой демонессы, но тянуть время, уже было невозможно. Если ей все же удастся обнаружить Жезл, придется импровизировать и не допустить, чтобы тот был уничтожен. А потом, он найдет способ, и избежать гнева Его Темнейшества, и не нажить врага в лице Таборы.


Замок барона Данкоса нерасторопно погружался в сон. Один за другим гасли огни свечей в продольных окнах, а во дворе поубавилось челяди и храмовников. Только мигающие лепестки факелов на крепостной стене, да на мосту, где прибывал ночной караул, напоминали о том, что в этом тихом месте не все подвластны дремоте. Бессердечная луна, покрыла серебристыми бликами мерные ночные воды Зарницы, омывающие остров с замком, а усталый ветер небрежно шелестел осокой вдоль берега, заставляя рассеянных копейщиков вздрагивать при каждом шорохе.

Годфри, откинувшись на спинку кресла, сидел за письменным резным столом, у распахнутого настежь окна и с упоением читал «Похождения Дегена Рыжебородого». Книга повествовала о приключениях бесстрашного герцога, которому удалось потопить множество пиратских фрегатов, победить тьму троллей на границе Мендарва и покорить бесчисленное количество женских сердец. Особое внимание, и даже перечитывая несколько раз, молодой барон уделял фрагментам сражений и любовным похождениям. Бои описывались поверхностно, впрочем, как и ухаживания аристократа, но все же, они представляли, хоть и скудную, но ценную информацию для пылкого юношеского сердца.

В камине тихо потрескивали поленья, охваченные рыжим обжигающим бесом, нарушая ночное безмолвие, а в воображении паренька, на поле битвы, храбрые войны отдавали жизнь за своего господина, звенела сталь, и знамена взвивались над толпами, сражающихся людей.

Молодой барон слышал, как полотно хлопает на ветру, и с каждой минутой звук становился все отчетливее. Лишь, спустя некоторое время, Годфри осознал, что источник шума не в его голове, а за окном. Он оторвал взгляд от книги и поднял глаза.

На широком кирпичном подоконнике восседала огромная угольная птица, в глубине немигающих желтых глаз, затаился неподдельный интерес. Таких крупных экземпляров, молодой барон, отродясь не видел в Мендарве.

Годфри сглотнул слюну, судорожно размышляя, что предпринять: швырнуть сапогом в ворона или же продолжать растерянно пялиться на пичугу.

Птица склонила голову на бок, оглядывая паренька, затем громко щелкнув клювом, выставила правую ногу вперед. Юноша оторопело уставился на желтую лапу, на которой белел клочок бумаги.

В Мендарве пользовались почтовыми голубями для коротких сообщений, но иными птицами никогда. Воронов в уделе Данкоса было немного, и то, те обитали в южной части Дубравы, у самой Дозорной тропы, почти на самой границе. Никому бы в голову не взбрело ловить этих сварливых пернатых и использовать в виде посланцев.

– Каррр! – негодующе возмутилась птица, вытягивая лапу. Она явно была умнее голубков и знала, что от нее требуется.

Годфри осторожно отвязал записку, с опаской следя за вороном, надеясь, что тот, в гневе не вздумает изувечить паренька клювом.

Сообщение, к удивлению барона, было от Ребекки. Юноша быстро пробежался по строчкам, выведенным красивым ровным почерком, и его лицо помрачнело. Он взглянул на ворона. Но птицы и след простыл. В отличие от прибытия, пернатый гонец предпочел удалиться бесшумно и незаметно.

Отказать Ребекке, Годфри не мог в любом случае, слишком она была ему дорога. Юноша согласился бы с самым безумным ее решением, но, к счастью, в данный момент, просьба златовласки была оправданной. Эльфа следовало предать земле или огню. Сын барона, как никто другой изучил до травинки Дубраву, и мог помочь не только с погребением, но и провести дочь Лангрена тропами, на которых не попадутся ни церковники, ни дозорные патрули.

Единственная проблема заключалась в том, что Годфри предстояло выскользнуть из замка незамеченным. Если он пройдет по мосту, через главные ворота в ночное время, об этом станет известно и отцу, и священнослужителям, которые время от времени блуждают по двору, как приведения, мучающиеся от бессонницы. Оставался один выход, и он был крайне не по нраву баронскому сыну.


Глава 8


«И нежность земли согреет альвэ

в невесомых объятьях. Дикие травы

сплетутся мягким покрывалом,

скрывая его лик. Душа горлицей

вознесется к туманным далям

Инайрлан. Вечная память о нем,

останется в песне древнего леса»


«Лааидорон».

Летопись Светлоликих.


Стоило бы дождаться утра! Разумно, отправляться на поле брани полным сил и с ясными мыслями, после расслабляющего сна, но Ноэл, избрал приступить к миссии, как только власть мрака захватила в плен земли Нирбисса.

Глухая степь Гревгер за рекой Забвения считалась – гиблым местом. Даже бывалые чародеи старались обходить эти проклятые территории стороной. Но, когда скверна, губящая леса Мальки, перешла вброд бурные воды, Магистры не смогли больше игнорировать нависшую угрозу. В диких землях объявилась Теневая ведьма, утоляющая жажду энергией мироздания, вытягивающая жизнь из почвы, растений, животных и птиц.

Темно-фиолетовое небо, искрящимся полотном звезд, раскинулось над бесплодной пустошью, окропленной грядами исполинских острых известняковых валунов, при свете луны, казавшимися глыбами льда. Звуки бродячего ветра, протискивающегося между расщелин камней, походили на тоскливое завывание мифического чудовища. В такт ему, колючая высокая трава угрожающе лязгала, колыша длинными, утыканными шипами, стеблями. Это растение было единственным, которому удалось уцелеть на этих мертвых просторах. Верно, безмерное желание жизни, смогло противостоять чарам всевластной колдуньи.

Как устрашающие напоминание о пожирательнице энергии, всюду виднелись иссохшие остовы чахлых деревьев и кустарников. Без листвы, с черной угольной корой. Воздух Гревгер был пронизан запахом безмолвной порухи. В каждом глотке ощущался жгучий вкус, извращенных нежностей Темноликой.

Между белесых утесов, широкой лентой, вилась дорога. Когда-то это была часть торгового тракта, простирающегося от Скалистого залива до Цинтруона. Сейчас каменная кладка покрылась выбоинами, обломками известняка и стрелами ворчливого растения.

Лунный свет и зрение демона позволили Ноэлу разглядеть вдоль большака груды белеющих костей. Он не стал приближаться к ним, дабы разобраться, кому они принадлежат: людям или животным. Визиканур решительно сдернул плащ, намотав его на руку, магическая ткань вполне сойдет за щит, и вынул меч из ножен за спиной. Это был легкий узкий клинок, с рифленым лезвием и массивной рукоятью, исписанной рунами. Им можно было поразить и человека, и монстра, но он предназначался не для них. Это было оружие против магов, таких же, как и Ноэл. Против чародеев, обладающих бездной знаний и умеющих наносить защиту не только на доспехи, но и на собственное тело, которое не уязвимо для обычной стали и достаточно проворно регенерируется.

Теневая ведьма – опасное создание. Могущественное, обозленное, и весьма хитрое. Их немного осталось на просторах Нирбисса, найти учениц для чудодейского круга с каждым годом, становилось все труднее. Одаренные девушки, чьи сердца пропитались злобой и ненавистью, не редкость на Большой земле. Единственная беда, что колдуньей Сеньи, могла стать только женщина человеческой расы, чья кровь не содержит примеси нелюдей. Человек, чей род непреклонно выстоял, не поддаваясь соблазну, и не смешался с представителями иных миров, хлынувших через Разлом.

Черноволосый волшебник со шрамом прищурился, сосредоточено выглядывая добычу. Кромешная тьма в разрезах глаз – дар матери. Зоркое ночное зрение демонов. Единственная полезная вещь, оставшаяся ему на память от нерадивой родительницы. В охоте на коварных созданий – незаменимый навык, особенно, если тебя обволакивает мрак, пусть и разряженный скудными бликами холодного небесного светила.

Белесые россыпи глыб, похожих одна на другую, скрывали за своими рыхлыми спинами логово ведьмы. Чтобы отыскать его, придется быть весьма осмотрительным и прозорливым. Колдунье не ускользнуть во тьме от аскалионца. Он заметит ее даже в сумраке обители Темноликой. Но блуждать по Пустоши, было бесполезным занятием, на которое может уйти уйма драгоценного времени. Порожденье Сеньи придется выманить из норы. Позволить ей заглотить наживку. Вот только, приманкой для поклонницы жизненной энергии, в данную минуту, являлся сам маг. Как и прежде, ему суждено испытать норов судьбы. Ноэл ощущал естеством, что силуэт Дероды, легкой дымкой затрепетал на горизонте, зачаровывая дивной песней, сулящий гибель и покой.

Ветер с каждым мгновением крепчал. Его вой, голодным змеем, протискивался между прорехами в скалах, стремясь добраться до ускользающей добычи, случайно забредшей в мертвую Гревгер. Но плачущим порывам, не удастся заглушить голос волшебника, ибо свет Создателей и мгла демонов, сильнее скорбных стонов природы.

Маг выбрал небольшую прогалину, окруженную острыми утесами. Смертельная ловушка для твари, а возможно, и для него самого. Встав в центре неровной площадки, Ноэл припал на одно колено и, воткнув меч в бесплодную почву, прижался лбом к эфесу. Сейчас он, как на ладони – уязвим, но такова цена за предстоящую победу.

Чародей закрыл глаза, вслушиваясь в мелодию ветра. Его губы беззвучно зашептали, но с каждым мигом слова волшебника становились все громче и громче, превращаясь в затяжную и звонкую песнь.

– Не стоит верить свету мира, когда смеется Пустота… – вихри степи, протяжно завыли, подпевая безумцу, решившему преподнести себя, на аритовом подносе, кровожадной колдунье. – Пускай звенит и плачет лира, и нет уж места для добра…

Колючая трава предупреждающе зашипела, обозленная на чудаковатого незнакомца, вознамерившегося приблизить час своей гибели. Лунный свет открыл врата извивающимся теням, отбрасываемыми исполинскими каменными наростами. Сумеречные силуэты зашевелились, как рептилии, мечтающие скрыться от полуденного зноя.

– И пусть кругом одни осколки, остались от чужих домов… – к вою ветра и негодованию травы прибавился еще один звук, скребущий, тихий, безмолвный для слуха обычного человека, но достаточно громкий, для одаренного аскалионца. Колдунья Тени клюнула на приманку и бросилась на поиски живительного источника.

– Оставим гордость на ветхой полке и прорвем цепь немых веков…

Голос Ноэла, теперь разрывал густую тишь Гревгер, подобно острому ножу, кромсающему сочную мякоть спелого яблока. Он, упираясь головой о прохладную рукоять оружия, не мигая смотрел на потрескавшуюся поверхность земли, и ощущал нутром, как ведьма спешит на песнь, словно повинуясь, зову крови.

– Мечи уж скрещивать не будем, ступая смело по костям! Подарим гибель верным людям, но наши внуки нас простят… – разносился на крыльях смерча гимн Аскалиона над пустошью.

Лик мрака накрыл чародея, непроницаемой мантией Магистра. Он сделал глубокий вдох, готовясь к долгой и опасной схватке. Дикий холодящий душу крик развеял песнь и вопли ветра, превратив громкий плач в мелкие лоскутки тающего гула. Глухая степь ответила эхом отчаяния, содрогнувшись от мучений, терзающих ее много лет. Валуны заскрежетали, клыками раненого дракона, умирающего в истязающей агонии.

Ноэл, не дожидаясь нападения, стремительно вскочил на ноги, и, выдернув клинок, проворно развернулся, выставив руку, обернутую плащом, перед собой. Острые когти вцепились в магическую ткань, но не смогли ее разорвать. Маг, не раздумывая, ударил монстра эфесом в челюсть, отшвыривая безобразное существо в сторону. Как он и предполагал, колдунья подкрадется со спины, и попытается вцепиться ему в шею.

Тварь, злобно завопив, к огорчению мага, не расшиблась об гряду валунов, она молниеносно сгруппировалась в полете, как кошка, прыгающая с крыши, и весьма удачно, приземлилась всего в нескольких дюймах от скалы, резво поднявшись на жилистые и довольно крепкие ноги.

Теневая ведьма напоминала человека, крайне неказистого. Что было, весьма нелепо, для создания, иссушившего приличную территорию. Дряхлая обрюзгшая старуха, с длинными седыми паклями волос, прикрывающих обвисшие груди, с вздутым животом, спускающимся ниже бедер и с непропорциональными конечностями, наделенными острыми когтями, как у виверны, она вызывала одновременно страх и отвращение. На одутловатом лице, сквозь белесую поросль, проглядывал крючковатый нос и округлые глаза, отнявшие глубину морской пучины. Они злобно сверкали, жаждая поскорей принести жертву на алтарь Темноликой.

Безобразная и обнаженная колдунья, не дав опомниться магу, вновь произвела на свет клокочущий вопль и кинулась на него, так бессовестно ворвавшегося в ее законные владения. Ноэл выставил руку с плащом, подобно щиту, и приготовил клинок для удара.

Недаром, колдуньи Сеньи считаются крайне свирепыми и изворотливыми противниками. Разумные существа предпочитают держаться подальше от них, стремясь не вступать в конфликт. Эти безумные дамочки хитры и проворны, и могут потягаться в скорости со снежными варанами, в период размножения.

Вот и в насущный момент, мерзкое создание, мчащееся на врага во весь дух, применило одну из своих уловок. Оно внезапно отпрыгнуло в бок и, оттолкнувшись от скалы, спикировало на чародея, ожидавшего нападения с иного фланга.

Ноэл, к разочарованию ведьмы, оказался не кустарным волшебником с задатками ратника, что попадались на ее пути. Он был ловок и недурно владел приемами ближнего боя. Визиканур успел выставить защиту, хотя удержать равновесие ему не удалось. Старуха была сильна, несмотря на свой ветхий вид. Меч предательски выскользнул из рук аскалионца, отлетев на несколько метров. Недруги вцепились друг в друга и стали кататься по прогалине, бешеными собаками, не поделившими территорию.

Острые зубы монстра впились в шею Ноэла, разрывая вместе с доспехами, куски плоти. Он ощущал, как колдунья, по каплям, начала выцеживать из него энергию. Цепкие когти вонзились в торс, стараясь добраться до сердца, истязая тело и ломая ребра. И лишь рука, прижатая к груди, не позволила ведьме, ежесекундно, осуществить задуманное.

Черноволосый маг осознал, что настал момент, отринуть воинские уловки и прибегнуть к более серьезным ухищрениям. Он, с большой натугой, выровнял дыхание и сжал свободную кисть в кулак. Кожа перчаток жалостливо заскрипела под натиском силы. Разум чародея, бурным потоком, устремился к свету, к могуществу, способному пробудить искрящуюся магму в недрах Нирбисса и явить спасение.

Струя безграничной магии ударила ведьму прямо во чрево, отбросив на несколько метров от Ноэла. На этот раз тело старухи достигло скал и, с размаху стукнувшись об известняковую стену, бесчувственным мешком с брюквой, упало у подножья валунов.

Воспитанник Цитадели ощутил, как слабость волной окатила его. «Танец эфира», сильное заклинание, требующее неимоверных затрат, но этот трюк всегда эффективен в бою, когда лишен возможности использовать клинок.

Отцепив Теневую колдунью от себя, маг не только утратил часть жизненной энергии, но и приобрел несколько глубоких ран, оставленных когтями и зубами твари. Увечья не были смертельными, но кровоточили изрядно. Если не исцелить повреждения в ближайшие несколько часов, то существует вероятность погибнуть от истощения. С трудом поднявшись на ноги, Визиканур огляделся, ища глазами меч. Прибегать к чарам больше не стоило. Настал миг сызнова воротиться к стали.

Все также прижимая руку к груди, он неторопливо побрел к поблескивающему в колючей траве клинку. Подняв оружие, волшебник с досадой услышал знакомый вопль. Кусок гниющей плоти, не желал достойно принять смерть, надеясь одолеть аскалионца.

Несколько секунд было достаточно, дабы развернуться и с яростью воткнуть клинок, в налетевшую ведьму. Острие раскромсало лучевую кость создания, не дав снова вцепиться когтями в желанную жертву. Тварь истошно заверещала, но сдаваться не собиралась. Кривясь от боли, колдунья резво отпрыгнула назад. Окровавленный меч освободился от оков дряхлого тела. Создание, рыча, пятилось к скалам, яростно оскалившись, рядом игольчатых зубов, и прижимая сквозную рану костлявой ладонью.

– Мы можем всю ночь кромсать друг друга, подобно изголодавшимся вепрям, принявшим собрата за дичь, в порыве безумия, – проговорил маг, тяжело дыша и осторожно приближаясь к врагу. – Но ты знаешь, что в этой схватке – выживет лишь один.

– Или мы оба погибнем… – проскрипела ведьма, брызгая желтой слюной, капли которой застревали в ее спутанных волосах.

– Тебе не одолеть меня. Ты выцедила всю энергию из этого места, и твой исход – предречен. У тебя довольно скудный рацион в последние дни. Недостаток силы отразился на внешности, – произнес с усмешкой Визиканур, стараясь предугадать стратегию старухи. Он, не обращая внимания на травмы и пульсирующие спазмы, держал клинок наготове обеими руками, опустив острием вниз. Плащ стал бесполезен. Магическая ткань, шурша, соскользнула на землю, расплывшись обсидиановым пятном, позади Ноэла.

– Не доверяй глазам, жаждущим узреть правду, путник. Не верь словам, преподнесенным в кубке истины, ибо они могут быть жемчугом лжи, – прошипела ведьма и, бросившись к утесам, стремительно стала вскарабкиваться на вершину одного из них. Невзирая на серьезное увечье, ей удалось преодолеть каменный колосс за несколько мгновений, когти на ногах и на здоровой руке, послужили на славу.

Маг подскочил к гряде камней, когда колдунья Сеньи уже достигла пика. Он задрал голову вверх, чувствуя, как в нем закипает ярость. В это мгновение, аскалионец, впервые, пожалел о том, что никогда не прислушивался к Барку, советующему брать в дорогу эликсиры. Угнаться за старухой по острым валунам будет не просто. Можно не одни сутки потратить на эту безуспешную погоню, теряя бесценную энергию. Финал состязания предсказуем – они оба выдохнутся и погибнут от усталости.

– Видимо на этот раз, Дерода, я доберусь до твоего ложа, и темная страсть поглотит меня, – прошептал волшебник, тяжело вздохнув. Он, с сожалением, оглядел раны, окрасившие в алый темные доспехи, спрятал клинок в ножны и начал взбираться по отвесной скале ввысь, к безграничной звездной паутине, опутавшей темно-фиолетовое небо.

Камни, с глухим грохотом, срывались вниз под сапогами, заставляя проявлять неимоверную осторожность. Единожды, кусок породы нежданно раскрошился под пальцами, когда Ноэл был уверен, что отыскал надежный выступ. Повиснув на одной руке, сжав зубы от боли, что пронизывала раненую шею, Визиканур судорожно искал опору ногами. В эту секунду он ощутил, как ледяные прикосновения Темноликой осторожно ласкают его кожу, в предчувствие бесконечной услады. Но Собирательница душ лишь дразнила его, обещая сладкие муки в своих объятьях. Волшебнику удалось добраться до вершины, не сорвавшись в бездну.

Зубья скал, блеклыми копьями, мерцали в свете луны. На самом краю гребня возвышался плоский выступ. Раскинув руки и купаясь в лучах холодного светила, она стояла полностью обнаженной, словно призывая аскалионца, маня беззащитностью и доступностью.

Колдунья Сеньи сбросила иллюзорный облик, представ в иной ипостаси. Мраморное тело, окутанное вуалью ночных бликов, было словно вырезано самими богами из податливого камня. Кожа переливалась под сиянием звезд. Каскады черных волос, упругими локонами спускались до крутых бедер, прикрывая высокую грудь. Она стояла вдали от него, но даже на таком расстояние Ноэлу удалось разглядеть удивительные глаза, оттененные морской пучиной. Лицо утратило безобразность. Оно было прекрасно, как и сама Теневая ведьма. Маг почувствовал, как его мужское естество поддается вожделению, мечтая принять чары сумрачной девы.

– Я – Милдред Бетвейн, дочь человека, сестра человека, наследие человека. Я – призвана болью и пеплом, стать тем, кем являюсь, быть той, что никогда не узрит свет, но способна обладать им, – томно произнесла она, изучая душу аскалионца насмешливым взглядом.

– Твое имя пустой звук, колдунья. Дабы пронзить черное сердце, пропитанное мраком, нет надобности, быть знакомым с тобой, – с надрывом проворчал маг, осторожно ступая по камням и отводя взор от соблазнительного силуэта врага, не стыдящегося наготы.

Давно чародей познал вкус женского тела. Еще в первой миссии он подарил свою непорочность медоволосой куртизанке из Трилана. Три дня он провел в сладострастных мгновениях, обучаясь искусству любви. Это стоило ему горсти серебряников. Но Ноэл, ни разу не пожалел, об утрате монет. С того момента в его объятиях побывало немало девиц. Каждой удалось испробовать его тело, но ни одна, не вкусила горечи и сладости сердца мага. Теневая ведьма манила его, обещая незабываемое наслаждение плоти, но душа Визиканура, по-прежнему, оставалась бесстрастной, томимая одним желанием – убить колдунью Сеньи.

– Маг, эльф, демон, но не человек, ты так спешишь встретиться с Темноликой, словно она обещала тебе все сокровища мира! – усмехнулась ведьма, и осмотрела свою недавно раненую руку, лишенную следов меча и вполне функциональную. Женщина мудро поступила, что в битве с аскалионцем не использовала дар, а исключительно физическую силу да примитивную иллюзию, не требующую энергии. Примени она сумеречную магию, то могла бы лишиться конечности. Зачарованное жало, подобно яду, отравило бы плоть, осквернив кровь и вызвав омертвение.

Уперев ладони в бедра, Милдред неторопливо направилась навстречу чародею, без тени страха на прекрасном лице. Ее длинные ноги скользили по шероховатой поверхности утесов, словно по водной глади, не спотыкаясь об осколки известняка, не страшась порезов.

– Можем отправиться к ней вместе, если пожелаешь, – сглотнув слюну, прошептал Ноэл. Сейчас аскалионец мог четко разглядеть, как ведьма с ехидством созерцает его, а занудный ветер ласкает вороные волосы, то и дело, открывая взору осиную талию, да округлые груди.

Чародей стремился отогнать прочь коварные мысли о плотских утехах, стараясь не думать не о чем, кроме уничтожения колдуньи. Колдуньи – такой прекрасной и желанной. Колдуньи, зовущей познать блаженство ее лона. Колдуньи, готовой придаться обжигающей страсти на этих белоснежных зябких утесах.

– У меня остались незавершенные дела здесь, демон. Дерода крайне терпелива и способна подождать. В назначенный час я явлюсь к ней, дабы сойтись в последнем танце. Но, увы, не сегодня, – ее голос журчал, хрустальным родником, скользящим по отшлифованной гальке.

Ноэл преодолел последнею ступень и теперь стоял на расстоянии вытянутой руки от обнаженной женщины. Он чувствовал, гнетущую слабость, граничащую с неимоверной жаждой, отбросить сомнения и, повалив соблазнительницу наземь, заняться с ней дикой животной любовью. Но голос разума шептал, что его стремления, всего лишь лживые происки ведьмы, старающейся околдовать его. Маг осторожно вынул меч, игнорируя хитрую улыбку колдуньи, которая вплотную подошла к нему. Он ощущал ее жаркое дыхание. Волшебник не мог оторваться от чарующих морских глаз, от притягательных губ… Если воспитанник Цитадели поддастся власти ведьмы, то он обречен. Куда проще убивать обезумевших некромантов и тупоголовых гаргов, чем красивых женщин, таящих в себе гниль.

– Имя. Я хочу знать твое имя, аскалионец, прежде чем ты решишь проткнуть меня, своим оружием, – прошептала она, убрав волосы за плечи. Колдунья Сеньи обхватила узкой ладонью рифленое лезвие клинка и прижала острие к выемке между крутых грудей. На ее лице не было беспокойства, лишь интерес и нетерпение.

Ноэл почувствовал легкий озноб, коснувшийся позвоночника. Возможно, это было предзнаменование об ускользающей энергии, неспешно просачивающейся сквозь раны в его теле и растворяющийся в воздухе Глухой степи.

– Зачем знать имя того, кто пророчит твою гибель? Это глупо и бессмысленно, – выдавил он, сжимая меч, но, не осмеливаясь пустить его в ход.

– Представь, что это мое предсмертное желание, – губы Милдред расплылись в ироничной улыбке.

– Что же, в этом случае, я удовлетворю твое любопытство, ведьма. Я – Ноэл Визиканур. Защитник Нирбисса от созданий мрака, коем являешься ты!

Милдред тыльной стороной ладони нежно провела по щеке мага. Прикосновение к шраму заставило его вздрогнуть. Острие клинка слегка впилось в плоть женщины, выпустив каплю крови на белоснежную кожу, но она не предала этому значения. Колдунья, внезапно схватила чародея за волосы и, притянув к себе, прильнула к его губам.

Это был самый странный и жгучий поцелуй, который когда-либо пришлось Ноэлу познать. Он взорвал энергию естества, меняя сознание. Он зарождал огонь, и душил, словно веревка виселицы. Маг безвольно разжал пальцы, обнимающие эфес, и меч упал на бездушный камень, жалобно лязгнув. Руки чародея обхватили Милдред за талию, с силой прижимая хрупкий стан к окровавленным доспехам. Позади волшебника раздалось тихое потрескивание, но он был не в силах обернуться. Тело не слушалось более его. Он потерял себя, попав под власть Теневой ведьмы.

Внезапно Милдред отпрянула от него. На ее лице появилось победоносное выражение. В уголках рта мелькнула издевательская усмешка. Глядя на растерянного сластолюбца, колдунья Сеньи надменно произнесла:

– Ноэл, отмеченный ненавистью, была рада с тобой повидаться. Убить меня или вкусить дары наслаждения со мной, тебе придется в другой раз.

Старясь сбросить полог чар, окутавших его, маг предпринял попытку поднять клинок, но ведьма оказалась проворней. Она резко вытянула руки вперед, скрестив ладони, и легким толчком отбросила мага назад. Черные дымовые полозы закружили в воздухе. Пространство искривилось, разрываясь по швам, отдаляя силуэт Милдред и разбивая на осколки звездное небо пустоши. Аскалионец стремительно летел в портал, созданный позади него пожирательницей энергии. Став заложником похоти, волшебник угодил в ловушку.

– Мы еще увидимся Ноэл Визиканур. Наша битва бесконечна. Наша летопись насчитает тысячи глав. Судьба вышивает удивительный орнамент на полотне мирозданья нитями наших жизней… – до мага, словно в тумане, донеслись последние слова женщины, растворяясь в вихре иллюзорных врат.

Эта было первое проигранное сражение темноволосого волшебника. Бой, в котором ему не удалось одолеть врага. Схватка, где он, как юнец запутался в сетях ядовитого паука, позабыв об осторожности и коварстве неприятеля.

Гордыня, порочные желания, жажда победы, мужское самолюбие, сыграли злую шутку с безукоризненным чародеем. В пучине разума, мысли сумасшедшим хороводом отплясывали траурный гимн. Утопая в собственном эгоизме и низменных прихотях, аскалионец был готов положить на плаху Темноликой свою жизнь, навсегда обрубив концы с островом неведенья, которым являлась незнакомая девчонка в Мендарве. Ноэл Визиканур медленно, но уверено шел к краю пропасти, о котором предостерегал и Рейвен, и Барк.


Дубки крепко спали под тихий лязг доспехов ночных стражников, сопровождаемый журчанием неуемной Зарницы. Пьяные голоса да звуки свирели и бубна, порой разбавляли тишину, когда дверь постоялого двора распахивалась, и охрана выкидывала за порог разбуянившегося пьянчугу или хамоватого солдата, проводящего законный отгул за десятой кружкой эля.

Ребекка осторожно выскользнула из хижины. Прижимаясь к стене дома, она незаметно нырнула в тень деревянных зданий, да придорожных кустарников с осыпающейся листвой. Редкие храмовники, как и прежде, несли свой дозор, изредка мелькая белыми хитонами на проулках деревушки. Девочка благодарила Создателя, что сейчас ночь, дарящая ей возможность, исподволь проскользнуть в потемках мимо братьев, которые противились чарам сна.

Добраться до дома травницы, находящимся на противоположенном конце села, не составит большого труда, куда сложнее будет убедить Беллу поговорить с ней. Кто в здравом уме является с визитом в полночь, дабы вести беседы об эльфах? Оставалось лишь уповать на милость приезжей старушки, надеясь, что она не выставит девчушку за порог, не дав молвить и слова.

Таверны, златовласка достигла без приключений, слабоосвещенные улицы были ее союзниками, и надежно скрывали лазутчицу от любопытных взоров. Но вскоре ее ожидало первое препятствие.

Душа Ребекки ушла в пятки, когда она, чуть было, не натолкнулась в переулке на Финли и его приятеля из Дозорного караула. Парочка, только покинула «Дубовый лист» и, горланя подвыпившим баритоном пошлую песню о восхитительных прелестях пастушки, пошатываясь, брела по селу. Девочка чудом успела спрятаться за грядой пустых бочек, стоящих на углу гостиницы. Она слышала, как громко стучит ее сердце, и ей казалось, что звук привлечет внимание хмельных товарищей, неторопливо бредущих в шаге от нее.

Финли и впрямь, на мгновение остановился, облокотившись на близлежащий бочонок, а затем распрощался со своим ужином, изрыгнув его в пустую кадку. Ребекка брезгливо зажала нос, стараясь ни пискнуть от отвращения, тем самым не выдав себя. Мясник обтер рот рукавом рубахи и, загоготав, поспешил вслед за собутыльником, который не заметил отсутствие соратника, а продолжал петь о пышных локонах Доры да ее полной груди, и, спотыкаясь, целеустремленно шел по деревенской улице.

Выдохнув с облегчением, после того, как «солисты королевского театра» отошли на приличное расстояние, златовласка спешно покинула укрытие и, обойдя постоялый двор, двинулась дальше, все также ютясь под тенью оград и кустарников.

Вскоре, ей вновь пришлось искать убежище, когда вдали показались бело-зеленые рясы церковников, а за спиной послышалась чья-то громкая перебранка.

Единственным приемлемым местом, дабы схорониться от вездесущих глаз, оказались заросли крапивы, около дома кузнеца. Девочка, мысленно выругавшись на нерадивого соседа, нырнула в обжигающую растительность. Скривившись от боли, она терпеливо выжидала, пока храмовники неторопливо пройдут мимо нее. Но те остановились, как назло, напротив ограды, столкнувшись с бранящейся семейной парой. Короткая беседа, где раз десять упоминался Тарумон Милосердный, златовласке показалась вечностью. Все тело жгло и чесалось. Осень на дворе явно не мешала зловредному растению разрастись до невероятных размеров, а холода, еще больше одарили листья острыми шипами.

Когда церковники и Сомеры наконец разошлись, тело Ребекки уже знатно покрылось красными волдырями. Выбравшись из проклятой ловушки, она, почесываясь, старалась не расплакаться и продолжить путь. К ее счастью, до хижины травницы оставалось рукой подать.

Но и в третий раз создатель решил испытать златовласку, когда она уже почти достигла цели. Ребекка судорожно искала хоть, что-нибудь, что могло послужить ей укрытием, на пустынной улице. Невысокая груда ящиков в переулке отделяющий дом травницы от сада Грена – башмачника, была не надежной защитой от взора стражников, но девочка кинулась к ней, как утопающий цепляется за кусок бревна в открытом море. Дабы слиться с сумерками и деревянными коробами, дочери Лангрена пришлось сжаться в комок, прикрыв голову руками.

Четверо копейщиков, молча прошли рядом, опасливо озираясь по сторонам, словно боялись, что из мрака Дубков на них выскочит оборотень или того хуже, огнедышащий дракон. Но таящийся во тьме ящер, которого они так боялись, был всего лишь хрупкой, пугливой девушкой, с волосами цвета лика полуденного солнца и с глазами серо-зеленых лесов Мальки.

Когда солдаты скрылись за углом, Ребекка торопливо вбежала на крыльцо дома травницы и тихо постучала в дверь, надеясь, что пожилая женщина услышит ее до того момента, пока на дороге не появится очередной незваный свидетель.

Белла была стара, но ни глуха и не слепа. К огромной удаче златовласки, она не спала в столь поздний час. Негромкий стук заставил ее вздрогнуть и оторваться от плетения короба из бересты. Травница поднялась со скамьи и с опаской выглянула в окно.

На деревянных ступенях стояла дочь Лангренов, боязливо озирающаяся по сторонам. Вид у нее был испуганный и весьма потрепанный, словно она удирала от преследователей по дремучему лесу. Волосы всклокочены, шерстяное платье в сухих листьях и пыли. Зоркий глаз знахарки даже разглядел волдыри на лице и шеи девочки. Белла обеспокоено нахмурилась и отворила дверь. Златовласка не была Наей, но возможно ей требовалась помощь в столь поздний час, или же она принесла весточку от чужеземных друзей.

– Проходи, – коротко произнесла она, впуская Ребекку в полумрак светлицы, озаренной двумя лучинами, расставленными по углам комнаты.

Девочка, опустив голову, послушно вошла в дом травницы. Женщина сама пригласила ее внутрь, значит, старания златовласки не были напрасны, и возможно, Белла согласится поговорить. Или же выкинет ее за порог, как только девочка заведет беседу об эльфах. Существовал и третий вариант – знахарка могла ее сдать церковникам, но Ребекка надеялся, что Карро был прав, и она не угодит по его вине на эшафот, костер или того хуже в пыточный зал Тивара.

Закрыв дверь на засов, старушка указала на скамью возле растопленного камина, с тревогой глядя на гостью, кожа лица и рук которой, хранили следы либо ожогов отрастения, либо же, симптомы какой-то болезни.

– Присаживайся. Я приготовлю нам чаю, – добродушно сказала она и направилась к огню, дабы повесить на металлический прут котелок с водой.

– Не нужно, – остановила ее Ребекка, схватив за руку. – У меня мало времени. Мне надобно кое-что узнать и, когда я получу ответ, тут же покину ваш дом.

Белла нахмурилась. Что могло подтолкнуть девчушку, оставить в полночь теплую постель и отправиться на край села, ради беседы с травницей?

– Что-то случилось с твоим отцом или братьями? Тебе нужны целебные травы или настойки? Говори, я почти ничего не продала, после сегодняшнего инцидента.

Ребекка опустила глаза и разжала руку. Ее голос дрожал, а сердце колотилось в груди, словно она была маленьким трусливым зайчишкой, попавшим в засаду к голодным волкам.

– С моими родными все хорошо. Я хочу поговорить с вами о погибшем нелюде.

Губы Беллы сжались, но она старалась сохранить хладнокровие. Девочка могла быть послана храмовниками, которые наверняка подозревали травницу в сговоре с эльфами. Что отчасти являлось истиной, время от времени торговка помогала остроухим, как и ранее ее брат, до своей нелепой смерти.

– Повторю то же самое, что доселе сообщила брату Конлету. Мне ничего не ведомо о нелюде. Я его видела впервые и не представляю, что ему могло понадобиться в Дубках.

Ребекка тяжело вздохнула, и хотела было, отказаться от расспросов, но слова ворона, словно огненными надписями запылали в ее памяти. Она не может отступить сейчас, когда проделала такой длинный путь. Златовласка собрала волю в кулак и решительно взглянула в лицо травницы.

– Нет, вы лжете! Вам что-то известно! Если вы боитесь преследования церкви, то могу вам поклясться благословением Создателя, что здесь я оказалась не по их приказу. Я хочу похоронить эльфа. Но мне нужно знать, как это лучше сделать. И…

Седые брови старушки удивленно приподнялись. Она впервые встретила человека в этой части Мендарва, которому не была безразлична судьба нелюдей. Отважная девочка, но такая неосмотрительная.

– Я погляжу, ты намерена осуществить задуманное любой ценой? Вот только зачем тебе марать свои нежные ручки таким непотребным делом? Если тебя за этим занятием застанут адепты ордена, не избежать костра, как пить дать!

– И пусть! – воскликнула Ребекка и ее глаза заблестели, а руки сжались в кулаки, да так сильно, что костяшки побелели. – Пусть меня сожгут, как ведьму, но я не позволю несчастному юноше быть растерзанным лесными созданиями.

Травница покачала головой. Дочь Лангренов оказалась, куда тверже, чем самый угрюмый кузнец или бывалый солдат баронского удела. На морщинистом лице Беллы появилась улыбка. Она осторожно взяла девочку под локоть и повела к скамье.

– Хорошо, упрямое дитя. Я тебе поведаю все, что знаю. Но боюсь, мои сведения об эльфах не принесут тебе никакой пользы. Они не люди, и Нирбисс их не отдает в жертву Темноликой.

– Я буду рада, любым крупицам информации… – с отчаяньем в голосе, прошептала девочка. – И клянусь милостью Создателя, что сделаю все возможное, дабы бедолага, обрел покой.

– Ну, что же, порой одно зерно способно возродить дремучий лес, если оно падет в благодатную почву.

Травница присела на лавку рядом с Ребеккой и, откашлявшись, начала свой рассказ:

– Нейвис, погибший эльф, уже не в первый раз бывал в Мендарве, перебираясь через стену. Магическая завеса, окружающая страну людей, для него не страшна. Он не обладал чародейской силой, а единственное препятствие, способное его остановить, было всего лишь очередным мраморным холмом, на которое ему требовалось вскарабкаться при помощи минимальных усилий.

Нейвис уже и ранее приходил ко мне, но никогда не являлся с этой стороны государства. Обычно, мы встречались в лесу Серых лисиц. До недавних времен, он ни разу не попался на глаза, ни стражникам, не храмовникам. Эльфийские рейнджеры, крайне осторожны и проворны. Вот только сегодня, удача отвернулась от него…

– Но почему же он изменил привычный да безопасный маршрут и решил проникнуть в деревню, где тьма священнослужителей, да народ, стремящийся в соседе углядеть то чаровника, то нелюдя? – голос златовласки трепетал, то ли от возмущения, то ли от огорчения.

Глаза травницы заблестели от слез. Она потерла ладонями дряблые щеки, дабы успокоить себя и тихо, с надрывом прошептала.

– По вине троллей, по вине Яндариуса, по моей вине он оказался здесь и был убит в нечестном бою.

Девочка насупилась, смысл слов Беллы был ей не совсем ясен. Эльфа зарубил Финли, а знахарка обвинила в этом себя, жителей Пазедота, да какого-то мужчину, имя которого было смутно знакомо Ребекке. Аэлтэ что-то о нем рассказывала, но все баллады и повести о Большой Земле сейчас для девочки были окутаны туманом, не желавшим открыть истину.

Старушка тяжело вздохнула и торопливо стерла, скатившуюся по щеке росинку. Она пыталась сохранить твердость духа. Но прожитые годы сделали ее сентиментальной и крайне чувствительной к всевозможным бедам и трагедиям. Создатель уберег от слез на базаре, когда перед ее взором зверски расправились с Нейвисом. Узри брат Конлет хоть намек на сожаление в глазах травницы, сегодняшнюю ночь она бы провела не в уютном доме, а в кандалах, лежа на холодном полу баронской темницы.

– Я, как и мой усопший брат, снабжала эльфов травами, теми, что сложно отыскать на просторах Большой земли. Раньше тролли пропускали остроухих гонцов через свои владения, и курьеры являлись в глухую часть леса, что у подножья гор, где нет дозорных постов, ибо орден Тарумона Милосердного решил, что не найдется глупца, кто возжелает перебраться через отвесные хребты. Но несколько месяцев назад, что-то произошло в Пазедоте и свинорылые грубияны закрыли границы для всех чужаков. Пришлось искать другие пути для встреч. Ураган, разрушивший стену в уделе Бальтора Данкоса, стал знамением. Появилась возможность проникнуть в Дубки, не заметно для караула у приграничья.

– Да, деревня наводненная храмовниками, удачное место для тайного свидания с нелюдем! Неужели, нельзя было обождать? Несколько месяцев без целебных трав эльфы могли и перетерпеть. Зачем рисковать жизнью собратьев? Ни одно снадобье не стоит напрасно пролитой крови, – пробурчала с горечью Ребекка, почесав шею, зудящую от яда крапивы.

– Времени совсем не осталось. Каждая минута бесценна, – тяжело вздохнув, покачала головой Белла. – Яндариус, король эльфов, умирает. И единственное, что может спасти его от гибели – это эликсир в состав, которого входит вытяжка из мандрагоры. Чем дольше недуг поглощает тело эльфа, тем меньше вероятность, что его спасет волшебное лекарство.

Яндариус! Память приоткрыла завесу забытья. Мать рассказывала о нем! Как же Ребекка могла забыть о Светлоликом эльфе, правящим своим народом уже более сотни лет. И сейчас король остроухих нуждался в помощи, которая, увы, не явится к нему, ибо была безжалостно умерщвлена неотесанным мясником.

Ребекка поморщилась. Она вспомнила поверья о жутком растении. Аэлтэ, когда делилась воспоминаниями о Нирбиссе, где прошла ее молодость, нередко затрагивала тему всевозможных трав и животных. Не обошла она вниманием и мандрагору. Это растение в народе величали «вздохом висельников», потому, как оно произрастало подле эшафотов. Поговаривали, что последний глоток воздуха, казненного преступника, питает землю подле виселицы. И благодаря ему, мандрагора прогрызает почву, пробираясь к солнечному свету.

В Форге Смертная площадь была вымощена мрамором. Храмовники тщательно следили, чтобы ни одна травинка не проросла среди плит, заставляя каменщиков заделывать каждую трещину. Королю бы не пришлось по нраву, зловоние и душераздирающий вой, проносящейся по столице, во время уничтожения демонической поросли.

В лесу Серых лисиц, было куда больше эшафотов и «вздох висельников» рос повсюду. Но и здесь, рвать его и полоть ни кто не осмеливался. Было у травки несколько неприятных особенностей. Если сорвать ее и оставить корневище в земле, то из поврежденного стебля сочился жгучий зловонный сок, который несколько дней мог портить воздух в округе. А упаси Создатель, выдернуть мандрагору целиком… Растение начинало извиваться и вопить так жутко, что могло заставить заикаться от страха даже самого устойчивого храбреца.

Орден Тарумона Милосердного строго настрого запретил трогать эти мерзопакостные побеги. Хотя временами, местные мальчишки, все же, срубали один или два стебля, чтобы подшутить над стражниками, несущими дозор у эшафотов. Правда, такие забавы, обычно заканчивались поркой озорников, но это их не останавливало, и через небольшой период, они вновь проказничали.

– Вы продаете мандрагору? Но это невозможно? Ее нельзя сорвать незаметно для окружающих, – недоверчиво пробормотала Ребекка. Она никогда не слышала стонов растения, но по рассказам матери, это было ужасающе.

Белла сделав глубокий вздох, поднялась со скамьи и, направившись к лестнице, бросила через плечо:

– Обожди. Сейчас я тебе кое-что покажу.

Через несколько минут травница вернулась, держа в руках какой-то сверток, обернутый странным холщовым полотном. Осторожно положив ношу на деревянный стол, рядом с недоплетенным коробом, старушка подошла к двери и проверила, задвинут ли засов. Убедившись, что все в порядке, и в ее хижину не ворвется неожиданно отряд солдат или назойливых храмовников, она воротилась к столу и стала разворачивать пакет. Златовласка, нескрыая любопытства, поддалась вперед, чтобы разглядеть сокровища, что скрывает Белла. Глаза девочки округлились от удивления, а по телу забегали мурашки страха.

Ткань укрывала резную шкатулку покрытую рунами, а в ней, словно черви, извивались стебли с корневищами – живая мандрагора. Ни зловонная, не вопящая, посыпанная какой-то голубоватой пылью.

– Вы маг? – испугано отшатнулась златовласка, со смешными чувствами глядя на старушку. Та улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Нет. Я обычная знахарка, знающая толк в травах. Но то, что ты видишь, действительно принадлежит к миру колдовства.

– Но… Но, как вам удалось ее вынуть из земли, да еще пронести незаметно мимо храмовников?

– Лазурная пыльца – это арит. Ты его наверняка видела в Мендарве. Из него делают украшения да наносят на оружие и доспехи. Даже амулеты братьев ордена изготовлены из него. Но мало кому было ведомо, что этот минерал чудесным образом блокирует магию, скрывает ее от любопытных глаз. Возможно, такая неосведомленность спасла жизни многих мендарвцев, обладающих силой и как, наверное, ты догадалась, ограничило действие пресловутых талисманов церковников. Я использую ее, когда собираю эту капризную травку.

Белла подавила смешок, представив ошарашенное лицо Верховных жрецов, если бы они проведали, что их зрячие зеленые камешки, были, куда бы эффективнее, если бы они употребили медь или сталь. Тщеславие беловолосого капеллана подтолкнуло создать амулеты из самого дорого и редкого металла в стране людей, а его брат поддержал идею. Порой, самые гениальные на первый взгляд намерения, являются абсолютной несуразицей.

– Арит подавляет крик мандрагоры, и дает ей возможность жить без оков Темноликой, которые питали ее корни в почве, орошенной духом смерти. Шкатулка, исписанная эльфийскими рунами, что перед тобой, она тоже содержит крупицы минерала. Я должна была передать ее курьеру…

Внезапно, Белла закрыла лицо руками и затряслась в немом рыдании. Ее тело вздрагивало, но ни один звук не слетел с уст старушки. Наконец, она немного успокоилась и, открыв мокрое от слез лицо, прошептала:

– Без нее Яндариусу не победить недуг, насланный таинственным врагом. Король эльфов погибнет по моей вине, по вине Финли, по вине ордена…

– Не погибнет!!! – твердо произнесла златовласка, вскакивая со скамьи. – Я могу отнести шкатулку за пределы Дубравы! У меня есть друг за стеной, он поможет! – Ребекка не ожидала, что решится еще на один подвиг, кроме погребения эльфа. Но судьба ее словно подтолкнула на этот опрометчивый шаг, вырвав из глубины души заветные слова.

Травница ошарашенно взглянула на хрупкую девчушку. Дочь Лангренов была либо безумной, либо действительно не ведала страха и совершенно не опасалась смерти.

– Я была там и знаю безопасный путь. Я смогу сегодня сделать это.

Знахарка растерянно бродила взглядом по светлице, судорожно размышляя. Златовласка вселила в нее надежду, но в то же время, рождала тревогу в душе старушки. Путешествие в приграничье было опасным и непредсказуемым.

– Не знаю, справишься ли ты, – неуверенно проговорила она.– Ведь тебе предстоит не только посылку отнести на Большую землю, но и Нейвиса схоронить по эльфийским обычаям. Душа альва сможет отыскать путь к Инайрлан, лишь тогда, когда его физическая оболочка будет принята искрами волшебного леса. В Мендаврве стена блокирует магию. Лишь в приграничье ты способна отдать эльфа Туманному зову.

Ребекка закусила губу. Она уповала на то, что Годфри непременно придет ей на помощь. Хотя, если другу не удастся покинуть замок то, златовласка в силах и сама дотащить тело остроухого до стены. Но в этом случае, Карро суждено взвалить на себя мандрагору. Ворон явно останется недоволен таким развитием событий, но он будет лишен свободного выбора.

– Если благословение Создателя не обойдет меня стороной, то я дойду до намеченной цели без помех и смогу решить обе проблемы, – уверено сказала она.

Белла облегченно вздохнула и крепко обняла златовласку, чуть не задушив ее в объятиях.

– Деточка, тебя мне послал Тарумон Милосердный, – прошептала знахарка. – Я провожу тебя до окраины села, а дальше ты сама. Стара я для пеших странствий, а если отправлюсь в Дубраву верхом на лошади, то наверняка меня рясники приметят.

– Если вы меня сейчас не отпустите, то я задохнусь, и хоронить эльфа и доставлять ларец, все же, придется вам, – просипела Ребекка, пытаясь осторожно отцепить от себя старушку.

Травница разомкнула объятья. На морщинистом лице сияла искренняя улыбка, а слезы, вновь тонкими струйками, стекали по щекам.

– Извини, это я от переизбытка эмоций, – всхлипнув, пробормотала она. – Прежде, чем мы выйдем из дома, тебе придется выпить настойку Мены. Это волдыри от крапивы, если я не ошибаюсь, они могут испугать кого-нибудь в потемках. А я не хочу, чтобы мою спасительницу приняли за монстра, шастающего ночью по лесу.

Белла, утерла слезинки, закрыла шкатулку, аккуратно завязав ткань в узелок, и направилась к лестнице, где у нее находился погреб, искусно замаскированный от чужих глаз.


Рейна Герион Виэнарисс сидела перед, инкрустированным драгоценными камнями, трюмо в своем особняке, что расположен в Элване, и неспешно водила расческой по длинным серебристым волосам. Она задумчиво смотрела на отражение в зеркале. Женщина все также была красива и внешне молода. Лет тридцать, не более. Вокруг больших глаз орехового цвета с длинными пушистыми ресницами, не было не единой морщины. Кожа лица и шеи сияла здоровьем и была упругой, словно у юной эльфийки, проводящей время на свежем воздухе. Мало кому было ведомо, что безукоризненное тело, поддерживающееся магией, хранило в себе душу мудрой, но древней старухи.

Рейна тратила чародейские знания ни на королей, ни на спасение Нирбисса, ни на прихоти соотечественников. Всю жизнь она применяла силу лишь для сохранения молодости и здоровья. Родив троих сыновей от покойного супруга, она отдала частицу себя им. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы вернуться в прежнюю форму. Но все жертвы стоили того. В нынешнее время, окажись магесса рядом с одним из своих отпрысков, она бы сошла за их дочь, нежели за мать.

Из трех родных сыновей у нее остался в живых лишь один. Старшие близнецы бесследно пропали во время войны с эльфами, и Рейна не смогла их даже похоронить по обычаям. В том кровавом побоище, погибло множество чародеев, эльфов, демонов и людей. Некоторые, как Псилон и Меус, не были найдены или опознаны среди изувеченных трупов.

Рейна сделала глубокий вдох, дабы прояснить сознание и отогнать изъедающую душу кручину. Мысли разрывающее сердце на части, шли во вред коже.

Из трех любимых наследников выжить, в смертельном сражении, удалось лишь Моргану. Младший сын, несмотря на постоянную занятость, изредка навещал ее, да ежемесячно слал длинные письма. Участь аскалионца не прибывать подле материнской юбки, а охранять мир и покой Нирбисса. Она сама определила судьбу своего чада, о чем горько жалела в последние годы. Если бы Рейна обладала даром провиденья, и знала, какая доля предназначена ее отпрыскам, то не отдала бы их Эуриону.

В прошлом ее заботили две вещи, которые подтолкнули магессу на столь рискованный шаг. Первая – в Цитадели сыновья могли развить свои способности, и стать могущественными магами. Вторая… Рейна ревностно относилась к детям, и не желала, чтобы один из них вдруг вздумал обрюхатить, какую-нибудь девицу и сыграть с ней свадьбу. Пусть сыновья и разбивают сердца дам Нирбисса да забавляются с простушками в постели, но в доме Виэнарисс будет лишь одна женщина, обожаемая своими героями.

Рейна сжала с силой ручку позолоченной щетки для волос. Ее злило, что она не смогла углядеть опасность, которая отобрала у нее все. Сейчас магесса осталась совершенно одна. Супруг, сразу же после рождения Моргана, лет сорок назад, отправился в чертоги Темноликой. Меус и Псилон, тоже покинули ее. Теперь женщине приходилось, как нищенке, выпрашивать скудные крохи внимания у последнего возлюбленного сына.

Два раза Рейна была вынуждена совершить долгую поездку к подножью Энал, где Морган наблюдал за капризным вулканом. У нее вошло в привычку слезно просить Эуриона пустить ее в Цитадель, дабы повидать отпрыска, но Верховный маг, не запрещающий свиданий с родственниками, был непреклонен. В Аскалион для женщин дорога закрыта, и вековой устав, ради давней подруги, Магистр менять не собирался, советуя ей общаться с сыном за пределами Чародейского Убежища.

Женщина положила расческу на мраморную столешницу и взяла открытое письмо, которое она перечитывала уже множество раз. Ее тонкие пальцы с голубыми прожилками, осторожно провели по размашистому почерку, такому родному и обожаемому. Это послание заставило ее отложить крайне важное дело, которое она планировала уже много лет.

«Огненный архипелаг никуда не денется. Несколько месяцев пролетят незаметно. Я увижусь с ним в Круане, а потом отправлюсь в путь», с тоской подумала она. Возможно, это будет их последняя встреча. Но если Создатели услышат мольбы магессы, то она вернется из Пылающих земель с благими вестями, и вскоре, все ее сыновья, вновь будут рядом.

Чародейка поднялась с резного стула, увитого стеблями позолоченного вьюна, и подошла к окну. Распахнув его, она, полной грудью, вдохнула ночной воздух, ощущая, что с каждым мгновением ее путь становится короче, приближая к вратам обители Темноликой.

Дерода должна была забрать Рейну еще давно. В тот проклятый миг, когда сердце чародейки сжалилось над брошенным младенцем. Цепкие пальцы Смерти, обязаны были свернуть ей шею и разорвать на лоскутки душу, когда женщина решила воспитать найденыша, как собственного сына и дать ему имя Виэнариссов. Интуиция подсказывала магессе, что не все благо вернется тебе многократно. Порой, добрые дела приносят куда больше горя, чем повседневные злодеяния. Милосердие – обернулось лихом для Рейны.

Айлас разрушил ее мир, так кропотливо создаваемый магессой десятилетиями. Он безжалостно забрал у нее Псилона и Меуса. Он развязал войну с эльфами. Приемыш стер все яркие краски с полотна жизни Рейны Гереон Виэнарисс.

Магесса не присутствовала на поле битвы, когда земли Нирбисса захлебнулись в крови. Человеческие чародейки никогда не участвуют в войнах, если не обладают даром целительства. Боевая магия – это удел мужчин. К несчастью, применять колдовские знания по восстановлению здоровья, женщина могла лишь себе в угоду. Она годами изучала свой организм, а тела иных существ, для нее были подобно ледяным дебрям, что простираются за Нордарским океаном.

Изнывая от переживаний в своем роскошном особняке, магесса не могла лицезреть смерть близнецов. Скорбную весть, на крыльях ночи, принес один из воронов Цитадели, отправленный Эурионом. Сухой текст, подобно топору палача, разрубил ее естество в одно мгновение. Нестерпимая боль наполнила разум, жаждая распахнуть двери бесконечному безумию. В тот миг, серебристые волосы Рейны стали светлее на несколько тонов. Единственной отрадой было то, что в траурном сообщении, также упоминалось об исчезновении Айласа. Женщина неистово надеялась, что проклятый выродок в мучениях сгорел, объятый пламенем магов, был растоптан в кровавые ошметки сапогами рыцарей и навечно стерт в пыль с лица континента лошадиными копытами.

– Неблагодарный щенок, получивший все на золотом блюде! Ничтожный предатель, возомнивший себя Лауром. Надеюсь, Темноликая до скончания эпох, будет истязать твою душу пытками! – яростно процедила Рейна, глядя в бездонное черное небо Руандона.

Брови магессы нахмурились, но она тут же обрела самообладание, приняв прежнее выражение лица – холодное безразличие. Новые морщины ей не к чему, она и так тратит массу энергии и эликсиров, дабы оттянуть увядание кожи. Почти сто лет в юном теле, это залог сложной и кропотливой работы. К приезду Моргана она обязана выглядеть безупречно. Сын не должен догадаться о ее намерениях и страстях, бушующих в душе.


Темная Дубрава ворочалась в беспокойном сне, словно ее обуревали кошмары. Могучие дубы сварливо скрипели, осыпая влажную землю отмирающей листвой. Очередной шуршащий ливень, все больше, оголял темные силуэты ветвей. Ковер под ногами становился плотнее, и от него исходил терпкий запах преющего перегноя.

Стремясь не издавать лишнего шума, осторожно ступая по листве и обходя трухлявые сучья и валежник, Ребекка, подобно тени, скользила среди ворчащих древ. Снадобье Беллы помогло. Укусы крапивы уже не зудели, а покраснение на коже почти спало. Единственное неудобство – исходило от узелка на плече. Магическая шкатулка оказалась куда тяжелее, чем представляла девочка. Любой мендарвец на месте златовласки, выбросил бы проклятую траву в первую же попавшуюся канаву, или же стрелой полетел бы к храмовникам, дабы заявить на травницу. Но Ребекка выбрала иной путь. Она предпочла стать сообщницей знахарки. Будь Аэлтэ рядом, то, наверняка бы, одобрила сей поступок. Мать всегда говорила, что помогать нужно всем, кто в этом истинно нуждается. А порой, приходится рисковать жизнью во благо других существ.

Нет, златовласка не была бесстрашным рыцарем, о котором слагают баллады трубадуры. Она, как и любая девочка, до жути боялась чудовищ, скрывающихся за пеленой неизвестности. Ребекка помнила, как ее охватил страх, когда в ночь урагана, она узрела мистические надписи в своей комнате, а затем поутру, письмена, возникшие в пепле сгоревшей груши. Девушке не забыть и о том, насколько сильно ее напугал дендройд – она лишилась сознания.

И даже ныне, пробираясь сквозь дебри Дубравы, дочь фермеров дрожала от страха, лишь на мгновение представляя, что ее останавливает отряд солдат, или церковники ловят с таинственным ларцом.

Толику храбрости предавала единственная мысль – ее риск не напрасен. Этой ночью, где-то далеко от Мендарва, эльфийский народ оплакивает своего умирающего короля. И только хрупкой и слабой девочке из государства людей, было под силу спасти его, доставив на Большую Землю лекарство от смертельного недуга. Она должна попасть в приграничье любой ценой, и сделать все возможное, дабы не угодить в лапы адептам ордена Тарумона Милосердного.

Если у Ребекки не выйдет осуществить задуманное, то вероятно, погибнет множество Светлоликих, помимо Яндариуса. А не приведи Создатель, про мандрагору проведают храмовники! По всему Мендарву начнут уничтожать траву, покрывая камнями площади под эшафотами. Несчастные люди, что проживают у мест казни, будут вынуждены вдыхать месяцами едкий тошнотворный запах и изнемогать от бессонницы под вой колдовского растения, вырванного из плоти Собирательницы душ.

Охваченная мрачными мыслями, Ребекка остановилась у края поляны, окантованной стеной корявых деревьев, некоторые ветви которых, были сломаны и вуалью закрывали обзор. Боясь выдать себя, девочка опасливо выглянула из-за шероховатого ствола дуба.

Годфри, как верный пес ожидал ее, сидя у поваленного бревна. Лунный свет был достаточно ярок, и златовласке удалось разглядеть, что вид у ее друга, куда хуже, чем у нее. А Ребекке пришлось нелегко. Пробираться чуть ли не ползком по родной деревне, крайне неприятное занятие.

Одежда у юноши была мокрая и липла к телу. Пшеничные волосы тоже хранили влагу, несмотря, что, как и прежде были собраны в хвост. Но прохладный воздух и сырое одеяние, кажется, не беспокоили паренька. Он неподвижно сидел, обхватив голову руками. Его бархатный плащ, сейчас больше походящий на кусок старой тряпки, был расстелен по стволу, в надежде хоть немного просохнуть.

Златовласка осторожно ступила на край прогалины. Годфри тут же поднял голову, и, опознав Ребекку, в два шага подскочил к ней.

– Ты опоздала, – сурово произнес он. – Я уже было подумал, что кто-то решил подшутить надо мной, подослав огромного ворона с запиской. Я даже был готов поверить, что это проделки брата Конлета, решившего меня затащить на костер при помощи коварной уловки.

Девочка с беспокойством осмотрела друга.

– Прости, по дороге возникло несколько препятствий, – монотонно пробормотала она, и резким движением оторвала от шеи юноши пиявку. Тот даже не дернулся. – Почему ты весь мокрый, и откуда на тебе эта тварь?

Лицо парня посветлело, и он даже изобразил измученную улыбку.

– Пришлось окунуться в реку, а точнее переплыть ее. Другого способа, незаметно выбраться за пределы замка, я не нашел. Но куда страшнее было спускаться по веревке из простыней, упираясь ногами в стену. Я чувствовал себя несчастной девицей, решившейся на побег, дабы не идти под венец с ненавистным женихом, – взгляд Годфри упал на котомку за спиной девушки. – А ты, кажется, действительно решила сбежать из дому?

Златовласка успокаивающе погладила друга по предплечью.

– Это не мои вещи, но я обещала их перенести, – Ребекка понизила голос, – за стену.

Лицо юного барона помрачнело. Он сам много раз бывал в приграничье и знал, чем рискует. Вот только, если за себя он не беспокоился, то подвергать опасности девушку, при виде которой его сердце трепетало, он не желал.

– Ты обезумела? Хочешь сыграть в игру с Темноликой? Нет, туда тебе дорога заказана. Одно дело, эльфа схоронить в Дубраве, другое, пробираться в потемках на чужие земли, да еще через ряд стражников и храмовников.

Девочка обижено поджала губы, и опустила глаза. Что же, она предполагала такой исход. Годфри согласился ей помочь с погребением, но он не станет ее поддерживать в противозаконных помыслах.

– Ты не обязан идти со мной за стену, – тихо проговорила она.

Барон схватил девушку за плечи и хорошенько встряхнул. Ее светлые волосы и до того растрепанные, соскользнули с гребня и рассыпались волнами по плечам.

– Бекка, приди в себя! Прогулки через границу, это не детские забавы! – Годфри старался не повышать голос, но внутри него все клокотало.

Златовласка подняла на друга свои серо-зеленые глаза, затуманенные слезами.

– Нейвис погиб сегодня из-за этой шкатулки, что весит у меня за спиной. Его смерть не должна быть напрасной, а его погребение нужно провести по обычаям. Душа эльфа не обретет покой, если его закопать здесь. Лишь песнь магического леса поможет отыскать Нейвису путь к лазурным далям Инайрлан. А узелок, что мне надобно перенести за стену, спасет жизнь многим другим эльфам.

Годфри метался между здравым смыслом и словами Ребекки. Он может и сам, отнести мертвое тело за стену и эту таинственную вещь, что весит на плече девушки. Но паренек был уверен, что златовласка не согласится. Она пожелает отправиться вместе с ним на Большую землю.

– Ладно, мы поступим, по-твоему, но с одним условием, – скрепя сердце, произнес он.

Девочка кивнула.

– Ты ни на шаг не отойдешь от меня, и без пререканий, будешь следовать моим указаниям.

– Хорошо.

– Однажды, ты меня загонишь в объятья Дероды, Ребекка Лангрен, – проворчал юноша и направился за плащом.

Златовласка довольно улыбнулась, а затем оглядела поляну.

– Карро? – еле слышно позвала она ворона, уповая на то, что слух у птицы такой же острый, как и язык.

Над поляной, промелькнула тень. Огромный ворон бесшумно опустился на свободное плечо девочки, стараясь когтями не разорвать шерстяную ткань короткой накидки.

Вернувшись к Ребекке, Годфри с опаской взглянул на птицу. Юноше казалось, что желтые глаза пернатого с презрением наблюдают за ним. Стоит держать ухо востро с новоиспеченным питомцем подруги, а иначе, не успеешь глазом моргнуть, как странная пичуга огреет тебя по лбу мощным клювом.


Темная бездна, словно разъяренное чудовище, бушевала за краем отвесной скалы. Волны набрасывались на берег, безжалостно вырывая обломки камней из твердой породы, беспомощно взирающей, как кромсают ее тело, обрекая на гибель. Свинцовое небо заволокла бурая пелена, через которую с трудом проглядывался диск умирающего солнца.

Он стоял на краю обрыва, устремив свои темные глаза за сумеречный горизонт. Порывы ветра истязали магическую ткань плаща и трепали его черные, словно сажа, волосы. Шрам на щеке доставлял нестерпимую боль, как будто, вновь его лицо обожгло магическим снарядом, брошенным с ненавистью отчаявшейся демонессой.

Аромат пшеничных полей и терпкой хвои донесся до него. Она была рядом, как и прежде… Ноэл облегченно вздохнул, словно ощутил благословение Создателей внутри себя и, не удостоив гостью взглядом, протянул ей десницу в кожаной перчатке. Она послушно вложила хрупкую ладонь в его сильную руку. Он крепко сжал ее.

– Не отпускай меня… – произнес умоляюще аскалионец, с трудом выдавливая из себя слова. Ветер стремился уничтожить все звуки, что издавал маг.

– Я вечно во снах твоих останусь, – услышал он ее тихий голос, такой родной и знакомый. Сквозь кожу перчатки, он чувствовал тепло ее ладони, согревающее не только тело, но и сердце.

– Не позволяй мне ступить за край пропасти. Останься со мной…

– Хранить покой и гнать кошмары… – далеким эхом отозвались слова в пучине, разгневанного моря.

– Моя надежда, мой светоч в безднах Тени, не отдавай меня Дероде… – Визиканур чувствовал, как горло сдавили невидимые пальцы, мешая говорить. Он стал задыхаться, как рыба, выброшенная волнами на раскаленный песок.

Один резкий порыв ветра и твердая скала под ногами растворилась, и ледяные воды окружили его. Бездна поглотила чародея, затягивая на дно, словно огромный булыжник. В глазах темнеет, воздух не поступает в легкие. А бесчувственное солнце с каждой секундой уменьшается в зените. Тьма увлекает жертву в смертельный капкан.

Нет! Он еще не готов провести вечность в постели Темноликой! Он должен завершить последнюю миссию! Подлинно важную миссию в его жизни! Разорвать стальные оковы, сжимающие грудь и горло! Направить остаток энергии на один рывок! Один, но самый отчаянный! Тягучая трясина с ворчанием разошлась в стороны, толпой перед шествующим монархом. Выбиваясь из сил, демон, эльф и маг достиг поверхности, судорожно глотая воздух, насыщенный ароматом тлена.

Соленая вода, подобно кислоте, нестерпимо жгла глаза. Но чародей, превозмогая боль, устремил свой взор на берег, где еще мгновение назад была Она. Теплый луч света в палатах вечного мрака! Теперь клубы тени обнимали ее силуэт, закрывая от Ноэла плотным плащом. Тьма неспешно, словно насмехаясь над волшебником, уводила его надежду в незыблемые смоленые дали. Мрак, принявший формы исполинского существа, обнимал Ее за хрупкие плечи, лаская золото шелковых волос.

– Не оставляй меня!!!!

Его крик – песнь отчаянью! Он выплевывал горькую жгучую воду, что щипала его угольные глаза и сдирала кожу с застарелого рубца. И вновь волны нещадно накрывали его с головой, пытаясь утопить в безжалостном океане.

– Я память прошлых сновидений… – донес ветер прощальные слова…


Приграничье встретило ночных путников сухим и жарким воздухом. Не прошло и получаса, как одежда Годфри полностью высохла, и лишь ледяное дыхание Дероды жгло его кожу, просачиваясь через бархат плаща. Прикосновение Темноликой исходило от мертвого эльфа, безвольно покоящегося на плече барона. И пусть легенды и травница утверждают, что у остроухих смерть иная, юноша чувствовал, что Собирательница душ бродит где-то рядом, пытаясь утянуть в мрачные чертоги погибшего Нейвиса.

Незримое присутствие Дероды, наводило Годфри на мрачные мысли. Да, они с Ребеккой миновали стену без приключений, но им предстоял путь обратно. Смена караула, рано просыпающиеся храмовники, переправа через Зарницу и восхождение по простынному канату в родные покои, все это беспокоило паренька.

«Kaharo s’he to… Kaharo ne vel…» шептали тихо деревья приграничья, удрученно шелестя темно зеленой листвой, что в свете луны казалась вырезанной из малахита. В унисон балладе древ звучали протяжные трели ночной птицы, и свирели скорбящих сверчков.

Годфри сбавил шаг, тревожно прислушиваясь к мистическому гулу, нарастающему с каждым мгновением. Никогда ранее барону не приходилось бродить в ночи по эту сторону стены. Отроду он не слышал песни леса, такой печальной и пугающей.

«Lak tamuero alve… Sorta’to ono norlse pald’n …»

Ребекка же на этот раз не ощущала страха. Она смело шла вслед за другом, водрузившим на плечо тело погибшего эльфа. Ее взгляд блуждал по вечнозеленым кронам магического леса, словно она желала увидеть того, кто нашептывает незнакомые слова.

Карро, как только ребята оказались за пределами Мендарва, покинул златовласку и теперь, парил над парочкой, зорко наблюдая с высоты. За его долгую жизнь он посетил много земель Нирбисса, но до этого года не бывал ни в Мендарве, ни в приграничье Круана. Его терзало любопытство, но в тоже время, он проявлял осторожность. Ноэл ему строго наказал беречь эту деревенщину, особенно, если она решит влезть в гущу неприятностей. Ворон внезапно отметил, что норов и у Визиканура, и у златовласки весьма схож. Оба упрямы и прут на рожон, забывая про собственную безопасность. Будь Карро таким напористым, как эти двое, он бы не дожил до почтенного возраста, а его кости бы тлели, где-нибудь в лесах Красски или покоились на дне Дроу.

Узкая тропа, проворным ужом, петляла среди могучих древ, завлекая путников в непроходимую чащобу. Внезапно, девочка остановилась. По правую руку от нее, среди кружев высоких кустарников, она заметила голубые и зеленые искры, кружащие в воздухе. Незримые нити тянули к таинственной поляне, молчаливые голоса призывали откинуть растительный полог и оказаться в царстве света и покоя.

– Годфри, постой, – тихо обратилась Ребекка к другу.

Барон непонимающе глянул через плечо, и прекратил отмерять шагами тропу. Златовласка, не дождавшись отклика и ничего не объясняя, нырнула в заросли, растворившись в океане темно-зеленой листвы.

– Бекка!– юноша с беспокойством окрикнул нерадивую спутницу. Но ответа не последовало.

Годфри, выругался в сердцах на златовласку, которая опять своевольничала, взял покрепче за ноги хладный труп, дабы тот не соскользнул неожиданно с плеча и, хмурясь, стал пробираться через густые дебри. Девчонка Лангренов неистово жаждет свести его с ума неосмотрительным поведением!

Тысячи бирюзовых огоньков кружили в воздухе небольшой прогалины, где высокая трава, серебрящаяся в лучах ночного светила, была прорежена огромными белыми цветами, с множеством тонких лепестков. Казалось, звездное небо снизошло с божественных высот на землю, и растелилось мифическим ковром по плодородной почве.

Сердце юного барона сжалось от тревоги и удивления, когда он узрел посреди поляны, танцующую подругу. Девочка выглядела иначе, совершенно не напоминая деревенскую простушку. Она была, подобно фее, что описывали Странники, разведывающие для Тивара и церковного ордена просторы Нирбисса. Волосы Ребекки мерцали в лучах то ли светлячков, то ли неведомых цветов, то ли холодной луны. Ее кожа, невзрачное платье и шерстяная накидка, казались сотканными из тонких нитей магического света. Летающие огоньки облепили одежду, как драгоценные камни украшают платья дворянок, готовящихся к королевскому балу.

Ребекка улыбалась, кружась на одном мести и подняв к небу руки, пытаясь поймать юркие огоньки и впитать в себя очарование сказочных бликов. Ее узелок пропал, как и ворон. Юноша пробежался взглядом по поляне, но так и не обнаружил следов ни птицы, ни шкатулки. Не нравилось ему это место, хотя видимой опасности здесь не было.

– Ты предлагаешь нам здесь схоронить эльфа? – пробурчал Годфри, стараясь обратить на себя внимание девчушки, которая его совершенно не замечала. – Я думал, мы поищем место с рыхлой почвой, дабы соорудить хоть какую-нибудь могилу. А здесь трава по колено. Мы руки изотрем в кровь, если начнем рыть яму.

Ребекка звонко рассмеялась, все еще прибывая во власти колдовства поляны. Она широко распахнула глаза, глядя в сияющую бездну ночного неба и с радостью в голосе пропела.

– Магический лес так прекрасен! Он поет, подобно трелям лиры, он ласкает душу пряным ветром, он зовет…

Годфри с предубеждением оглядел еще раз лесную прогалину, затем покачав головой, и обратился к обезумевшей девчушке.

– Ты удивишься, но Нирбисс кишит дивными местами. Вот только у нас нет времени обсуждать географию континента, мы должны похоронить Нейвиса, отдать котомку, кому-нибудь в приграничье, и до рассвета, вернуться домой.

Улыбка златовласки стала еще шире. Неужели юноша не чувствует этого? Как волшебство наполняет каждую клеточку организма, как печаль уходит? Как травы нашептывают колыбель эпох, а звезды сияют подобно бесценным алмазам?

Видимо все причины, оглашенные бароном для девчушки, в данное мгновение, были незначительны, раз она не изменила поведения. Годфри тяжело вздохнул и аккуратно положил тело эльфа на траву. Ладно, если Ребекка жаждет насладиться сказочным лесом, он даст ей пять минут. А после, он уведет ее из этого странного места, даже если ему придется применить силу.

Стараясь игнорировать танцующую подругу, юноша присел на траву и стал кропотливо осматривать свой плащ, которым покрыл плечо под трупом. Крови не было. Наверно, она вытекала из Неивиса еще в Дубраве. Это было благим известием. Значит, Годфри не придется никому объяснять в замке, где он так измазался. Воды Зарницы маловероятно смогли бы отмыть бурые пятна, а болтливые прачки, бесспорно, донесут матери, что одежда Годфри носит следы кровавых разводов. Обернись дело, таким образом, не избежать ему расспросов и подозрений со стороны родителей, которые, упаси Создатель, еще подумают, что их единственный наследник либо убил кого-то, либо сам был ранен в бою.

Тень нависла над юношей. Он от неожиданности вздрогнул и обратил взор на мерцающий силуэт. Это была Ребекка, которая прекратила плясать под звездами и решила видимо отдохнуть. Девочка опустилась рядом с мертвым эльфом, положив черноволосую голову себе на колени и взяв за ледяную руку. Годфри ошарашенно смотрел на подругу, которая с каждой минутой все больше чудила и пугала его. Златовласка закрыла глаза и, покачиваясь из стороны в сторону, стала напевать какую-то мелодию, тихую и совершенно незнакомую для юного аристократа. Тоскливая песнь, срывающаяся с уст Ребекки, пронизывала душу острыми иглами, заставляя трепетать от мурашек и задыхаться от нахлынувших слез. Плач девчушки подхватил шепот магических древ. С каждым мигом ода Круана становилась все явственней, рождая в шелесте незнакомые слова.

Goro tamoero alve.

Oro lehoto ono parladen khero.

Goro tamoero alve.

Re’irtan Inairl’an art’odo oro.

Goro tamoero alve.

Kaharo s’he to. Kaharo s’he vel.

Goro tamoero alve.

Sorta’to ono norlse parladen.

Erisalsen tamoero alve.

Goro tamoero alve.

Erisalsen tamoero alve.

Шепот набирал силу, волнами, жаждущими в шторм обрушиться на беззащитный берег и снести все на своем пути. Голос Ребекки достиг невероятных высот. Казалось, он разрывает ночную тьму и разносится далеко на много миль, возможно, до самого Мендарва. Светлячки, направляемые неведомой дланью, закружились в фантастическом танце, рисуя в воздухе причудливые картины.

Годфри почувствовал, как холодок пробежался по коже. Он никогда не призирал чародеев или нелюдей, как орден Тарумона Милосердного и прочие мендарвцы. Напротив, он водил тайную дружбу с гномом. Но доселе, ему не приходилось лицезреть магию. А то, что сейчас происходило рядом с ним, было ничем иным, как волшебством, опасным и поглощающим душу. Но самым пугающим являлось то, что в объятиях колдовских происков находилась Ребекка! Свет его очей, самый дорогой сердцу человек, огонек дрожащей свечи в сумрачном и зловещем мире! Сварливая интуиция предостерегала юношу, что если магический ритуал повториться в Мендарве, то златовласке не избежать пожирающего пламени костра.

Годфри стиснул зубы. Его рука невольно потянулась к кинжалам на поясе, словно он узрел невидимого недруга, таящегося среди деревьев чащобы. Нет! Храмовники и король, не получат Ребекку! Если хоть тень упадет на прекрасный лик то он, нераздумывая пустить вход клинки! Барон отдаст жизнь ради нее, ради ее шелковых волос, ради улыбки, что освещает ему путь. Он убьет любого, кто посмеет прикоснуться к ней или заставит ее плакать!

Песнь леса превратилась в пронзительный плач! Деревья ворчливо зашевелили ветвями, отбивая монотонный ритм. Светлячки окутали Ребекку, Годфри и мертвого эльфа мерцающим туманом, взметнувшись вихрем к темному звездному небу. Лунные лучи озарили лицо Нейвиса мраморными бликами. Высокие стебли зашевелились и подобно змеям стали обвивать остывшее тело. Златовласка, словно впала в транс, продолжая петь. Мигающие искры закружили в воздухе, обгоняя в полете светящихся насекомых, и стремясь за ними к своду небес.

Годфри ошеломленно взглянул на Нейвиса. Тот объятый лесными травами растворялся на глазах, превращаясь в светящиеся былинки, уносящиеся ввысь. Какая-то неведомая сила разбирала эльфа на частицы, поглощая темной бездной, окропленной лучезарным бисером. Там, где ускользала сущность эльфа, алыми огнями распускались огромные цветы, разбавляя звезды своих белесых собратьев. Чем ярче светился Нейвис, и превращался в искры, тем гуще становились пламенные звезды. Один бутон пророс сквозь почти прозрачную руку, второй раскрыл лепестки рядом с остроконечным ухом, третий подобно фонтану крови пронизывал грудь.

Деревья шептали, искры возносились со светлячками к небу, златовласка пела, а Нейвис медленно уходил в туманные дали Инайрлан, оставляя Нирбиссу память о себе в виде алых огней, благоухающих, словно медовые розы в королевском саду. Его тело уже напоминало тень, что мерцает на полотне мироздания, силуэт былых эпох, хранящий дивные тайны, призрака, избежавшего объятий Темноликой…

Все закончилось в один миг. Последний блик взлетел к небосводу, последняя травинка, обвила запоздавший алый огонь, последнее слово песни леса утонуло в ночной тишине.

Ребекка открыла глаза. Бездонные, невидящие. В них не было больше зелени вековых древ, они сияли золотом, с прожилками черного опала, в которых затаилась мудрость предков и в тоже время, скрывалась бездонная тьма. На губах Ребекки заиграла печальная улыбка.

Годфри испуганно отшатнулся от девушки, словно в нее вселился проклятый демон, прорвавшейся сквозь запечатанный Разлом.

Златовласка затуманенным взглядом обвела поляну, затем устремила глаза к небесам. Тихий облегченный вздох вырвался из ее груди, чужое сознание покинуло тело, и она лишилась чувств, упав на мягкую траву.

– Бекка… – осторожно прошептал Годфри, дотронувшись до руки девушки, в которой она сжимала большой красный цветок. Ему удалось превозмочь волну ужаса, что окатила юношу при виде мистических изменений, случившихся с девчушкой. Он надеялся, что магия леса отпустила Ребекку из своего плена и они, наконец, смогут вернуться домой.

Мрачный эльф, таящийся под сенью густых кустарников и ставшей свидетелем происходивших событий, тяжело вздохнул, утерев волосатой лапой скупую слезу.

На этот раз ему удалось проследить за сельской девчушкой и ее спутником, ни единожды не выдав себя. Он видел, как соломинка отдала узелок ворону, приказав лететь к эльфийскому королю, как призвала песнь Инайрлан и отправила душу остроухого в его родной край. От Науро не ускользнул и взгляд златовласки, когда она окончила ритуал. У нее были глаза древнего божества, что когда-то хранило или разрушило Нирбисс! Архес не ошибся в своих предсказаниях. Эпоха Предвестия милости и горести близка!

«И пробьет час, знаменующий конец Старого мира. И из пепла времен восстанет тень древнего змея – Жезл Пророчества! И будет он безразличен и к свету, и к тьме. И воспрянет он на развилке мироздания, дабы выбрать свой истинный путь, что определит исход.

Молитесь, создания Нирбисса, что бы его взор обратился к солнцу, дабы воцарилась эра Кхаа Лаура, способного низвергнуть зло в бездну забвения! Дабы вовеки процветал покой на благодатных землях.

Надейтесь создания Нирбисса, что его сердце не осквернится едким мраком, которому под силу возродить Дейра Лаура, жаждущего вернуть былую мощь, окрасить земли и океаны багровыми оттенками. Ибо Сумрак, что несет он, способен утопить мир в крови и боли, обжигая лютой ненавистью»


Глава 9


«Тонкими нитями судьбы существ

переплетаются в полотне

мирозданья. Новый виток, творит

удивительный орнамент, натягивая

ткань. Но волокна крепки. Ни

какая сила не способна их

разорвать или развязать узел, что

соединяет души людей в прочную цепь»


Верн Черноус, Трилонский провидец.


Кружева паутины в углах высокого потолка, нависали подобно ведьмовским занавесам в хижинах на Ядовитых болотах. Серые стены потрескались от времени, но еще не выцветшие руны, хранили величие былых времен, тускло поблескивая от языков одинокой свечи, что яростно шипела, стоя на резном сундуке в небольшой комнате. Ее неровное пламя порождало длинные тени от деревянных колонн, возвышавшихся в каждом углу широкой кровати, на которой в беспамятстве метался черноволосый маг с безобразным шрамом на щеке.

Узкая прорезь окна, где не предусматривалось стекло, была закрыта наглухо ставнями. В высоком камине жарко пылал огонь, стремясь рассеять сырость и холод, что впитала Цитадель за многие столетия, находясь в суровом краю.

Барк сидел на скамье из серого вяза, подле друга, и то и дело менял тряпицы на лбу, предварительно смачивая их в травяном настое. Жар тела чародея в несколько мгновений иссушал компресс. Целитель тихо вздыхал и вновь опускал кусок полотна в лекарственный раствор.

Покои Ноэла ни чем не отличались от обители других обитателей Аскалиона низшего ранга – тесные, продуваемые сквозняками, непригодные для быстрой поправки. Спальни Магистров, находились в другом крыле, блистая уютом и роскошью, а здесь, веками царило уныние и беспросветность.

Опочивальня травника немногим уступала этой келье, но в ней всегда было тепло и сухо, да и в воздухе витал аромат, пропитанный травами, все благодаря близкому расположению оранжереи. Барк предложил Верховным магам, на время поселить Ноэла в собственной комнате, но магистры были категорически против. Визиканур и до этого случая, попадал в переделки, исцеляясь от ран за краткий период. Смена покоев, ничего бы ни изменила.

Ноэл не приходил в себя с того самого момента, как был обнаружен отрядом магов в нетронутых скверной лесах Мальки. Если бы не предусмотрительность Барка, то черноволосого чародея, возможно, долго бы искали в тех краях, пока не наткнулись на его тлеющие кости.

Опознавательная брошь была мастерски вылита в виде небольшой, с мизинец в длину, ветви ели из еирана, хвостик которой увенчивали два изящных перекрещенных клинка из того же металла – тонкие, как булавки. Это украшение позволяло аскалионцу появляться в любом месте Большой земли, избегая лишних расспросов. Маги Цитадели вызывали благоговение и страх у народа, и в тоже время, огромное уважение. Если адепт Убежища появлялся в окрестностях – значит, лиху, будоражащему местность, вскоре наступит конец. Правда, временами визит чародеев был совершенно не связан с засухой, монстрами, разбуянившимися колдунами, иногда, богатые вельможи или правители государств ходатайствовали о помощи аскалионцев по иным причинам, сокрытых под пеленой секретности от простого люда. Но неведенье не пугало мирян. Благонадежнее просыпаться поутру, зная, что твой покой охраняет, неподалеку прогуливающийся маг.

Еловая ветвь с клинками имела и еще одно весьма весомое преимущество. Она была маячком, по которому можно было отследить местонахождение волшебника, так же, талисман оповещал о его физическом и энергетическом состоянии. Брошь – близнец, каждого живого аскалионца покоилась в галерее Воинской славы. Маги-ищейки, что проверяли правдивость сообщений об активности Тени на Большой Земле, никогда преднамеренно не выискивали коллег – это противоречило уставу. Но если чародей отсутствовал дольше положенного срока, и не подавал весточки, то Зрячие были обязаны проверить его знак, заключенный под хрустальный колпак, возлежащий на полке высоких стеллажей.

В галерее Воинской славы находилось несколько сотен брошей. Шкафы занимали целую стену. Также, здесь присутствовали и другие предметы интерьера, играющие немаловажную роль в поиске пропавших жителей Цитадели. Посреди залы возвышался длинный овальный стол, где в миниатюре была изображена Большая земля, со всеми странами, реками, озерами, горами и морями. Карта была объемной, и казалась живой: вода еле заметно струилась, снега покрывали вершины хребтов, а флора меняла цвета в зависимости от времен года.

Маги-ищейки были обязаны ежедневно, при помощи амулетов, сложной рунической формулы и поискового заклятия определять зловещую активность, после того, как в Цитадель прибывало послание, утверждающее о набегах ковлов, беспределе Пий, коварстве некромантов, вероломном разбойничестве гаргов и мистических явлениях, наподобие внезапного пробуждения Энал. Когда информация подтверждалась, то отчет отправляли в отдел клириков, где трудились воспитанники Аскалиона, не обладающие магическими данными. Не один Барк был обделен этим талантам. Он благодарил Создателя, что ему не пришлось прозябать все дни в архиве или же корпеть над документацией и изредка покидать Цитадель, исполняя обязанности посла. Участь травника, для личности лишенной чародейских сил, не плохое занятие.

Брошью обладали абсолютно все поселенцы Аскалиона, независимо от рода деятельности и ранга. Они бережно хранили ее, стремясь не потерять в путешествии или бою. Порой, маленькое украшение могло стать последним шансом на выживание. Еловая ветвь, хранящаяся в галереи, меняла цвет от слепяще белого до иссиня-черного, отражая состояние владельца. Когда требовалось отыскать чародея, попавшего в беду, магический знак вынимался из-под колпака и опускался на чародейскую карту. Еловая ветвь и клинки в считанные секунды находили хозяина, резво пересекая горные хребты и реки.

В трагическом случае, произошедшем с Алистаром Кувом, брошь не понадобилась. Портальный след был свеж, а жеребец, ворвавшийся в залу Магистров через иллюзорные врата, дал четкое осознание, что с чародеем приключилось лихо.

Ноэл почитал память спасителя, но выбирая сложные миссии, в отличие от Алистера, не заботился о сохранности знака. Жажда встречи с Деродой, заставляла чародея, с беспечностью относиться к собственной жизни. Если самоуверенному Визикануру было плевать на себя, то Барк не желал терять друга.

Травник предусмотрительно прикрепил брошь к ножнам волшебника. Большинство аскалионцев носили ветвь на вороте плаща. Но целитель знал, что Ноэл в сражениях часто использовал магическую накидку, как щит, и не посмел оставить знак на положенном месте. Ремень, держащий оружейные чехлы, был куда надежнее. Ножны, могли быть сняты, лишь с трупа черноволосого волшебника.

И в этот раз интуиция не подвела Барка. В бою с Теневой ведьмой чародей потерял плащ. Он бы и жизнь потерял, если бы не травник, проявивший беспокойство, когда маг, у которого уходило всего несколько часов на решение проблемы, не вернулся к обещанному сроку.

Спустившись в галерею, целитель отыскал белоснежную ветвь аскалионца, которая покрылась сеткой смоленых разводов, а затем вытащил из постели одного из Зрячих. Севден недовольно ворчал всю дорогу, пока Барк наблюдал, как тот занимается поиском пропавшего мага. Когда местоположение Ноэла было определенно, целитель поднял тревогу, обратившись к Рейвену.

Опасение подтвердились, в Пустоши Гревгер произошло что-то ужасное. Ноэл оказался в десятках милях от пункта назначения, он был ранен, без сознания. А след пепельного портала, что клубился тонким контуром над ним, был пропитан духом скверны.

– Все еще не очнулся? – с беспокойством в голосе поинтересовался Рейвен, тихо войдя в комнату.

Барк печально покачал головой и сменил высохшую тряпицу на лбу друга. Целитель знал, что Магистр интересуется здоровьем воспитанника не из праздного любопытства.

– Кости и внутренние органы должны восстановиться к завтрашнему утру, самый поздней рубеж – вечер. Давно я не лицезрел такого огромного количества переломов и тканевых разрывов. Возникает ощущение, что он спрыгнул с весьма высокой скалы, что невозможно сделать в Малькавском лесу, там одни двухметровые деревца и сплошная равнина. Я мог бы предположить, еще один вариант, что Ноэл решил поэкспериментировать с левитацией…

На лице Магистра проскользнула легкая улыбка, травник даже в такой напряженной обстановке стремился шутить, чтобы вовсе не впасть в уныние.

Рейвен осознавал, что предположение Барка не несли серьезного смысла. Аскалионцы, да и прочие чародеи Большой Земли давно утратили знания полетов при помощи воздушных течений. Но Визиканур упрям и действительно мог откопать где-то обрывки заклинаний и попытаться использовать их. Но будь это правдой, он бы, скорее всего, повредил себе коленку или разбил нос, а не превратился в лепешку, которой чудом удалось выжить.

– Кто-то его намерено сбросил в портал с высоты. Иная магия врат. Темная, окутанная смрадом смерти. К счастью или нет, но противник не желал убивать его, хотя явно был не прочь переломать кости чародею. Надеюсь, что и на сей раз, этому беспечному парню удастся избежать венчания с Темноликой, – проговорил он тихо.

– Да, он сбежал от объятий Дероды, но недалеко. Что-то с ним неладное. Его регенерация замедлилась, что совершенно невозможно! Кровь демонов довольно живо восстанавливает повреждения организма. Я не обладаю магическими способностями, но чутье мне подсказывает, что здесь замешены какие-то недобрые чары. Вероятно, данный факт неотъемлемо связан с сумрачным порталом, о котором вы упомянули, или той тварью, что перебросила Ноэла через врата.

Рейвен нахмурился. Если слова травника хоть на толику близки к истине, то дела у Визиканура, куда хуже, чем мог предположить магистр. Чародей неспешно подошел вплотную к постели и склонился над излюбленным учеником. Он внимательно оглядел его лицо, похожее в этот миг на предсмертную маску, потрогал темные пульсирующие вены на висках. Затем тонкие пальцы магистра осторожно сняли повязку с шеи, под которой находилась рваная рана, оставленная зубами ведьмы. Рейвен наклонился ниже и принюхался, сосредоточено изучая багровую корку на разрыве.

– Вот, дрянь! – негодующе выругался он. На его лбу пролегли морщины, и он, тяжело дыша, отступил на шаг от постели больного.

– Что вы учуяли?! – травник был не на шутку обеспокоен. Магистр всегда хранил хладнокровие. И впервые, за много лет дал послабление железным эмоциям.

– Внутренний голос тебе не лгал, Барк. Дела плохи, очень плохи! Видимо Ноэлу не удалось убить Теневую ведьму! Зато она явно намеривается покончить с ним. Причем длительным и мучительным способом. Хитрая и коварная бестия!

Глаза целителя наполнились ужасом. Он немало слышал о колдуньях Сеньи и как опасна их магия. Но как этому созданию удалось совладать с Визикануром? Неужели чародей сам позволил причинить себе вред?

– Нет, я не верю, что эта тварь…

– Именно так. Пронырливой дамочке, каким-то невероятным образом удалось присосаться к нему, подобно пиявке. И в нынешнее время даже на огромном расстоянии она способна выцеживать из Ноэла энергию. Ведьма не остановиться, пока не иссушит его до дна, – мрачно заключил Рейвен. – Глупый мальчишка, надо было непременно лезть в пекло одному?! Что руководит им, когда он убежден, что одержит верх над таким могущественным противником? Безрассудство? Тщеславие? Или же неутолимая тоска по ласкам Темноликой?

Барк, в очередной раз, убрал тряпицу со лба друга и кинул в миску с отваром. Он думал, думал и думал. Нужно было что-то делать, а не бездействовать, пока колдунья закончит пировать. Но сам травник мог лишь исцелять, а не бросаться в сражение с пожирательницей энергии, способной в мгновение ока превратить знахаря в сухой трухлявый скелет.

– Аскалион обязан уничтожить эту тварь! Десяток магов с легкостью прикончат ее! – наконец, выдохнул он.

Рейвен скорбно покачал головой, и его взор заполнила дымка грусти. Осознание жестокой реальности, порой, куда страшнее и болезненней, нежели предположения и не подкрепленные доказательствами версии.

– Таким способом мы лишь навредим ему, а точнее, собственноручно отправим Ноэла в чертоги Дероды. Колдунья Сеньи оказалась намного хитрее и сообразительней, чем мы подразумевали. Она не просто пожирательница энергии живого, она искусный стратег, знающий толк в том, как вести продолжительную войну. Мне думается, что ведьма сразу же не умертвила его по крайне важной причине. Она догадалась, кто он такой. Нужно быть простофилей, чтобы затеять вражду с Цитаделью. Если бы Ноэл пал от руки твари Тени, то Магистры непременно бы объявили охоту на нее. А привязав аскалионца к себе, ведьма надеялась заполучить гарантию собственной безопасности. Не настолько Верховные безрассудны, чтобы принести в жертву талантливого волшебника ради погибели одной, пусть и могущественной, колдуньи. Если мы потеряем его, то просто разорвем связь. А упаси Создатель, причиним вред ведьме – ее последний вздох, станет последним вздохом Ноэла.

Травника охватила ярость. Он жаждал отчитать Визиканура за его беспечность, самолично уничтожить ведьму, и даже был готов выразить недовольство Эуриону, который не воспрепятствовал Ноэлу, когда тот, решил в одиночку отправится в Пустошь.

– И что теперь делать? Мы будем просто смотреть, как он чахнет на глазах, пока монстр утоляет жажду? – с надрывом воскликнул травник. Понимание того, что участь друга была предрешена, разрывало его душу на части. Он не мог смериться с тем, что потеряет единственного верного товарища в Аскалионе. Правда у него останется еще Меус и Псилон, хотя последнего трудно назвать другом, скорее братом доброго приятеля.

Рейвен задумчиво потер седину подбородка. Был один вариант, но весьма сомнительный. Ведьма тянула время, наверняка разрабатывая план побега в другую часть Большой земли. Час? День? Неделя? Магистры могут использовать отведенный срок, дабы совершить одну лишь попытку, способную спасти пресловутого волшебника.

– Подлечи его. Вливай в него тройную дозу эликсира регенерации каждые четыре часа, а раны непременно обработай бальзамом, содержащим аритовую эссенцию. Она ослабит связь с колдуньей. Пусть, создание мрака довольствуется крохами энергии, что ей удастся подобрать, пока действует мазь. Покуда наш подопечный будет приходить в себя, мы придумаем, как изловить эту тварь, не убив ее. Но оборвать нити с ведьмой под силу только Визикануру. Он должен умертвить ее самостоятельно. Погибнет колдунья Сеньи – Ноэл будет свободен и угроза встречи с Темноликой, вновь отпадет на неопределенный период.

Барк облегченно вздохнул, услышав, что существует маленькая лазейка, способная дать шанс чародею снова выбраться живым из передряги.

– Спасибо, – тихо вымолвил он.

Рейвен понимающе кивнул и бесшумно покинул комнату. Он даже не взглянул на воспитанника, который в данный момент был похож на живого мертвеца, призванного ополоумевшим некромантом.

Волшебника высшего ранга ждало весьма неприятное занятие – встреча с Великим магистром. Эурион будет крайне недоволен и ворчлив, когда Рейвен постучится в дверь.

Верховный чародей терпеть не мог, когда его тревожили среди ночи, ибо здоровый сон залог долголетия и восполнения энергии. Внезапно случись пришествие Кхаа или Дейры Лаура, Главный магистр бесцеремонно выставил бы и того и другого за порог своей опочивальни, посылая в адрес проклятья и рекомендуя записаться на прием, да и не спозаранку, а после полудня.

Но сейчас Рейвену не были страшны гневные речи Эуриона. Неприятность, постигшая Ноэла, не могла ждать рассвета. Каждый миг был на счету.


Годфри Торкес Данкос, подобно бесшумному и невидимому Страннику, что преданно служат королю, проскользнул над Дозорной тропой, осторожно держа на руках, лишенную сознания Ребекку. Время приближалось к утру, и караул копейщиков да лучников потерял бдительность, мечтая поскорее смениться да отправиться в теплую постель. Юноша возблагодарил Создателя, что златовласка не очнулась, пока он нес ее, ступая по поваленному древу, и внимательно наблюдая за стражей. Барона удивило, что у стены, напрочь отсутствовали храмовники, которые за последний месяц постоянно околачивались неподалеку от охранников. Но такие изменения были к лучшему. Священнослужители, куда прозорливее недотеп в доспехах с копьями и луками наперевес. Если бы Ребекка пришла в себя и, не уразумев, где находится, начала сыпать вопросами, бело-зеленые хитоны непременно бы приметили их, и тогда беды не миновать.

К счастью, златовласка открыла глаза и с удивлением уставилась на Годфри, лишь тогда, когда они пересекли границу. Как и предполагал юноша, девушка не осознала, где пребывает и каким образом, оказалась на руках друга. Молодой барон почувствовал, как тяжкий груз спал с души, словно чугунные цепи, сдавливающие грудь и не позволяющие свободно дышать, вмиг обратились в прах. Если бы Ребекка не очнулась… Он даже думать не хотел о такой перспективе, что способна была свести его с ума.

– Куда ты меня несешь? Что произошло? И почему мы вернулись в Дубраву? – оторопело прошептала девчушка, вертя головой во все стороны. В ушах гудело, а зрение с трудом фокусировалось на ночном пейзаже, словно Ребекка, только что откинула полог кошмарного сна и пыталась привыкнуть к реальности.

Годфри остановился и осторожно опустил девушку на землю. Ноги ее не слушались, и юноша, заботливо придерживал златовласку за талию, дабы она не упала. Рядом находился узкий поваленный ствол, и он, вполне, подходил для скамьи. Паренек, обняв крепко Ребекку за плечи, подвел ее к дереву и усадил.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожные нотки проскользнули в его голосе.

– Немного голова кружится и все тело ватное, словно я проспала неделю и у меня занемели конечности от неподвижности.

– Слава Создателю, эти симптомы не предрекают опасный недуг, – на лице Годфри проскользнула улыбка.

– Я упала снова в обморок? Но, как это произошло? – потирая висок, прошептала златовласка, пытаясь вспомнить последние мгновения, до того, как с ней случилась неприятность.

Юноша закусил губу, лихорадочно соображая, стоит ли рассказывать подруге о мистических событиях или же оставить ее в неведеньи.

– Ты совсем ничего не помнишь? – осторожно поинтересовался он.

Серо-зеленые глаза девушки стали серьезными. Она нахмурилась, стараясь прочесть последнюю главу памяти, что болезненным покалыванием отразилась в голове.

– Помню, как мы шли по приграничью. Затем, что-то привлекло мое внимание и я… – девочка сморщилась, словно попробовала на вкус кислую вишню. – А потом шепот и мерцающая мгла затуманили разум… Этот шепот пел и убаюкивал меня, порождая в душе огонь… Нет, два костра! Один темнее ночи, другой сродни алой крови…

Годфри терпеливо слушал подругу, с горечью осознавая, что происшествие в лесу не оставила следов в воспоминаниях девчушки. Не единого мгновения, ни проблеска.

– Где Нейвис? И где Карро? Где шкатулка? – голос златовласки задрожал, а в глазах появился неподдельный испуг.

– Тихо, тихо, успокойся! Я все тебе сейчас объясню, – прошептал юноша, обнимая нежно златовласку, и прижимая ее голову к груди. Теперь Ребекка не была холодна, как лед, ее кожа пылала. Он чувствовал жар, исходящий от девушки даже через ткань рубахи и плаща. Годфри мог бы просидеть так вечность, просто прижимая златовласку к себе. Без слов, без движений, но чувствуя эту близость. Вдыхая аромат ее волос. Ощущая каждой клеточкой, как бьется ее сердце. Он не мог ей лгать, как бы ему не хотелось.

Он не отпускал ее до тех пор, пока не окончил рассказ, поведав о событиях на поляне. Единственное, что не в силах был истолковать молодой барон – это исчезновение ворона и шкатулки. Он обыскал окрестности, но птица и котомка словно растворились во мраке леса.

– Смилуйся надо мной, Тарумон Милосердный, – прошептала Ребекка. – Надеюсь, Карро, вместе с ларцом, отправился в Морен. И не стал добычей зловещего создания.

– Завтра я постараюсь разузнать у своего друга какую-нибудь информацию о вороне, – попытался успокоить девушку Годфри, но его слова возымели совершенно иной эффект.

Ребекка резко отстранилась от юноши и с непониманием окинула его подозрительным взглядом.

– Друга? У тебя есть друг на Большой Земле, а ты все это время молчал?

Годфри тяжело вздохнул. Надо было раньше рассказать златовласке о гноме. Сейчас беседа может вылиться в обиду и придирки. Но по велению судьбы, молодому барону не пришлось пускаться в долгие разъяснения. Неподалеку, послышались чьи-то голоса, и свет десятков факелов озарил Дубраву. Наполовину обнаженные ветви деревьев и кустарников, открывали приемлемый обзор. Бело-зеленые хитоны, схожие с заблудшими призраками, мелькали повсюду, и они стремительно приближались к парочке.

– Храмовники… – позабыв о гневе, испуганно прошептала Ребекка. – Они идут за нами…

Паренек оглядел внезапно посветлевшую чашу. Бежать было некуда, да и спрятаться они не успеют. Хладнокровно и бегло оценив ситуацию, юноша тут же нашел решение. Покорнейшая благодарность книгам о приключениях, что ему удалось прочесть! Он взял лицо девушки в ладони и ровным тоном произнес:

– Бекка, слушай меня внимательно и не перечь. Есть одна возможность уклониться от расспросов церковников, но вряд ли тебе такой вариант придется по нраву. Если мы избежим проблем, то после, ты вправе меня наградить сотней оплеух. Ты даже можешь меня убить, если тебе заблагорассудиться, – на его губах промелькнула печальная улыбка.

– Ладно, – быстро кивнула девушка, но бить или лишать жизни друга, она не собиралась, какой бы ужасной не была его задумка. Огни приближались с неимоверной скоростью, словно грозя, тут же, отправить двух ребят на костер.

Годфри ловко протянул руку к голове Ребекки и одним движением растрепал ее золотистые волосы. Затем он откинул назад полы своего плаща и выправил рубаху из брюк. Когда юноша протянул ладонь к груди девушки, дабы развязать шнурок, она испуганно подалась назад. Но парень, обхватил ее за талию и настойчиво притянул к себе.

– Доверься мне, я не причиню тебе зла, – прошептал он. Ребекка, тяжело дыша, кивнула, почувствовав, как корсет ослабевает, обнажая тонкую ситцевую нательную сорочку. До нее стал доходить смысл аферы задуманной Годфри, и от осознания того, что может произойти дальше, она сгорала от стыда.

Голоса становились все явственнее. А свет факелов, устрашающими багровыми бликами, заплясал на пылающем от смущения лице девчушки.

– Я клянусь, что за этот поступок, я буду просить у тебя прощение до конца жизни, – пытаясь сохранить самообладание, проговорил молодой барон.

– Годфри, пожалуйста, давай мы обсудим это позже, – еле слышно произнесла Ребекка. Его действия, в иной ситуации были бы неприемлемыми, и она точно наградила бы дворянина пощечиной, но сейчас, они спасали их от виселицы и костра. Златовласка готова была предстать легкомысленной особой в глазах селян, но только бы не оказаться в плену у адептов Тарумона Милосердного, не попасть в мерзкие лапы Тивара, не подвергнуть опасности отца и братьев.

В следующее мгновение, пламеники окружили их со всех сторон, а голоса братьев Вечного Света, словно рой злобных ос, зажужжал в ушах, но Ребекка ни видела и не слышала всего этого. Она почувствовала, как рука Годфри, задрав платье, осторожно легла ей на бедро, а его губы прильнули к ее устам.

Никогда доселе, златовласка не знала вкуса любовных игр. Она не ведала ничего о поцелуях или прикосновениях Эйги, что правила человеческими эмоциями. Истории, о скрепление сердец между людьми, ей были знакомы со слов матери, но в них отсутствовали детали.

Девочка ощутила, как ее щеки вспыхнули, и волна стыда окатила тело, но отступить она не могла, ибо сейчас на нее с Годфри, разинув рот, взирало несколько десятков храмовников.

Прелюбодеяние, среди сановников ордена Тарумона Милосердного, считалось непростительным грехом. Ибо сам Пророк хранил целомудрие до той роковой минуты, пока пламя костра не начало пожирать его плоть.

Но не все братья и, тем более, Верховные жрецы следовали уставу. Частенько можно было видеть церковников в борделях Мендарва, а некоторые даже осмеливались заводить себе любовниц. Но жалование священнослужителей разнилось, а плотские утехи для адептов Вечного света были доступны, лишь под мелодичный звон монет. Те, кто не достиг высшего чина и не обогатился, порой так и доживал свой срок, не вкусив плодов запретной любви.

Большинство присутствующих храмовников, включая брата Конлета, принадлежали, как раз к той незавидной части ордена. Узрев в Дубраве, предающуюся любви молодую парочку, они оторопели, вытаращив глаза, а некоторые, стали пунцовыми, эдакими спелыми помидорами на грядках фермеров.

Гробовое безмолвие и тихие вздохи продолжались недолго. Скинув с себя пелену потрясения, брат Конлет обрел, наконец, дар речи.

– Да осветит ваш путь свет Тарумона Милосердного, – неровным голосом, но вполне громко произнес он.

Годфри с неохотой оторвался от губ Ребекки, но продолжая ее крепко прижимать к себе, неторопливо повернул голову к храмовнику.

– Да, снизойдет Его Благодать на ваше чело, – недовольно проговорил паренек, стараясь поставить в известность священнослужителя, что крайне огорчен тем, что его отвлекли от плотских забав.

Брат Конлет, почувствовал, как в его тщедушном разуме воспламенилась искра ярости. Этот зазнавшийся щенок, не только кичился своим титулом да холодно относился к представителям церкви, так еще бесстыдно развлекался с местными девицами в лесу, пренебрегая приличиями.

– Позвольте полюбопытствовать Ваше Высочество, чем вы занимаетесь в столь поздний час под сенью Дубравы? – речь храмовника звучала елейно, не выдавая презрения.

Ребекка стыдливо уткнулась лицом в плечо Годфри, вложив в руки друга бразды правления своей судьбы. Златовласка, даже если бы и пожелала, не смогла промолвить ни слова. Она усердно стремилась унять дрожь, которая охватила тело, то ли от страха, толи от стыда, то ли от минувшего поцелуя. Да к тому же, ладонь Годфри все еще находилась на ее бедре, и казалось, обжигала, подобно раскаленной стали.

Но сам юный барон был холоден, словно лед, как и полагается аристократу. Его губы скривились в усмешке. Он одарил священника ироничным взглядом и лишь потом, с ехидством промолвил:

– А что вам пришло на ум, когда вы созерцали нашу тайную встречу?

Бордовая краска залила лицо и лысину, идеально сияющую в свете луны, а в душе упитанного святоши разразилась буря, готовая вырваться наружу смертоносным ураганом. Ярость подстегивалась тихими смешками, что раздались в рядах храмовников.

– Вы прелюбодействовали, – брезгливо процедил он, надеясь этим задеть заносчивого дворянина.

Годфри хитро улыбнулся и рывком головы откинул назад прядь светлых волос. Этот толстяк явно точил на него зуб. Ну, что же, и молодой барон не намерен оставаться в долгу.

– У людей, не обладающих саном, происходящие события носят множество названий. Мы занимаемся любовью, предаемся усладе, утопаем в объятьях страсти, наслаждаемся плотскими утехами…

– Достаточно! – резко оборвал его храмовник, озлоблено сверкая глазами, когда смешки в толпе братьев стали громче. А один из адептов вовсе вынул из сумы на плече уголек да обрывок бумаги и стал спешно записывать слова юноши.

– Я искренне рад, что донес до вас смысл моих действий в лесу. А теперь, если вы не против, могу ли я продолжить? И желательно, без вашего присутствия, ибо боюсь, что наш милостивый Пророк, взыщет плату со всего ордена, если вы так и будете лицезреть, как я утопаю в объятьях этой юной девы.

Была бы воля брата Конлета, он бы, сию же минуту, схватил этого наглого мальчишку за его белобрысый хвостик и хорошенько бы ударил оземь. Но первое правило устава гласит: что храмовник, избравший путь Вечного света, не должен проявлять негативных эмоций, а следовать ученьям Пророка, то есть, все поступки совершать хладнокровно, тщательно взвешивая факты и доказательства.

– Мне очень жаль, Ваше высочество, но вам придется покинуть Дубраву. Ибо, я нахожусь здесь по распоряжению капеллана, – с нескрываемым злорадством, промолвил он.

Ребекка почувствовала, как ее сердце бешено заколотилось, она еще крепче прижалась к Годфри, ощущая его ровное дыхание и крепкую руку на своей талии. Храмовники рыщут в лесу по указу Верховного жреца? Не к добру это!

– Не будете столь любезны, огласить сие распоряжение, – непринужденно проговорил барон, успокаивающе проведя ладонью по спине златолвласки.

– Я не обязан…

– Обязаны, Ваше преподобие! – бесцеремонно перебил юноша.– Любое распоряжение капеллана должно быть донесено до владельцев феода. Вы можете отнекиваться перед крестьянами, ремесленниками, купцами, но не передо мной. Я знаю законы Мендарва, не хуже вашего. Если вы помните – я сын барона, а не оборванец, ютящийся в канализации Форга! – Годфри повысил голос, а во взгляде блеснули искры негодования.

Брат Конлет тоже одарил юнца испепеляющим взором, и, стремясь не потерять контроль, с натугой продекламировал указ Псилона, который знал наизусть.

– Его Преосвященство, получив известие о проникновение нелюдя на территорию государства, изволило вернуть труп эльфа в замок, для проведения научных экспериментов, что поспособствуют в дальнейшей борьбе с недругами. На данный момент, мы ищем тело лазутчика, которое пропало. Мы искренне надеемся, что его еще не растащили звери по частям.

– Ясно. А какое отношение имеют мои любовные утехи к нелюдю? – опять иронизировал Годфри, желая добить неприятного типа, готового лопнуть от исступления.

– Ваше Высочество, – вмешался внезапно брат Лойд, который служил уже много лет в часовне замка. – Нам очень жаль, что мы прерываем ваши забавы, но дело крайне серьезное и присутствие мирян в Дубраве – сейчас не лучшая затея.

Молодой барон закусил губу. Противостоять старому священнослужителю, которого знавал с детства, он не намеривался. Война с братом Конлетом, не должна была коснуться остальных церковников.

– Хорошо, Ваше преподобие, я покину лес сию же минуту, уповая на то, что если мне вдруг взбредет в голову заняться «прелюбодеянием» на лугу, вы не станете и оттуда меня изгонять.

– Смею заверить, что такого не произойдет, Ваше Высочество. Мы обыскиваем лишь лес, – убедительно произнес брат Лойд, и уважительно поклонился.

Брат Конлет держался из последних сил, чтобы не взорваться. Мало того, что баронский отпрыск целенаправленно издевается над ним, так еще и этот мелкий церковник влез в разговор адепта, стоящего на ступень выше в иерархии ордена. Темный червь ненависти, все яростней прогрызал дупло в естестве брата Конлета. Он поклялся, что однажды, этот своенравный малец, ему заплатит за все насмешки, втройне. Все нечестивцы, кто хоть раз посмел перейти дорогу – заплатят ему!

– Да озарит Вечный Свет ваш путь в этом беспокойном и темном лесу, – с сарказмом протараторил Годфри и, подхватив Ребекку на руки, поднялся с бревна.

– Да, прибудет благодать Тарумона Милосердного, с Вашим Высочеством, – хором ответили храмовники, и лишь брат Конлет, для видимости, шевельнул губами, но не произнес ни звука.

Златовласка обхватила юношу за шею, продолжая прятать лицо за его плечом. Она молилась, чтобы никто из церковников не узнал в ней дочь Лангренов. К счастью, бело-зеленые хитоны не осмелились поинтересоваться у наследника феода личностью его спутницы. Молодому дворянину инцидент в лесу ничем не грозил, а девчушка, будь она узнанной, не избежала бы клейма позора. Но, как и обещал Годфри – он спас их от неурядиц.

Храмовники не сдвинулись с места, пока силуэт Данкоса не исчез среди деревьев. Брат Конлет еще долго с ненавистью вглядывался во тьму Дубравы, словно надеялся, что свирепый взор настигнет стервеца и разотрет его в пыль.

– Ваше преподобие, скоро рассвет. Мы должны до прибытия капеллана отыскать пресловутого эльфа, которого уволок в чащу зверь, – оторвал храмовника от созерцания дебрей один из послушников.

– И чего вы ждете? Моего особого распоряжения? Или вы думаете, что я вас за собой поведу, как Тарумон Милосердный, вел последователей в толпы несведущих? – негодующе прорычал брат Конлет. – Рассредоточьтесь и обыскивайте каждый куст, без моих напоминаний!

Адепты ордена бросились врассыпную, стремясь не угодить в рытвины, вероломно прикрытые опавшей листвой и не напороться на острые сучья поваленных деревьев. Никому не хотелось навлечь на себя гнев Верховного жреца, который будет крайне недоволен, если его указ останется неисполненным.


Псилон Герион Виэнарисс, гордо восседал на гнедом жеребце, надвинув на лоб капюшон темно-синего бархатного плаща. Рядом с ним, рысцой скакали грозные паладины, позвякивая тяжелыми доспехами в ночи. А позади процессии, плелся на невысоких кобылках, десяток храмовников, да вьючные лошади с дорожной поклажей. Верховный жрец предпочитал путешествовать налегке, избегая карет и багажных обозов.

Капеллан со свитой покинул Форг ночью, желая достигнуть Дубков к утру. Барон и его подданные будут удивлены, увидев главу ордена ранее срока. Неожиданность – превосходный шпион, которому под силу узреть даже глубоко запрятанные тайны.

Псилону пришлось отменить встречу с Тесси, ради этой поездки, но он намеревался наверстать упущенные моменты по возвращению. Немая рыжеволосая любовница будет предано ждать, готовая исполнить любую прихоть капеллана.

Мысли бывшего магистра Аскалиона переключились со сдобной красавицы на утонченный стан Хоноры. Черты полудемонессы, с надменным выражением лица, спустя столько лет, все еще волновали его душу. Пожалуй, она была единственной женщиной, которую он когда-либо любил и неистово ненавидел.

Зазнавшаяся чародейка отвергла его искренние порывы! Посмела насмехаться над его истинными чувствами! Чувствами, которые он не испытывал ни к кому более! Она сама виновата в тех бедах, что приключились с ней! Не стоило демонице подвергать чародея унижениям и издевкам!

Псилон сжал поводья. По его худощавому телу, забывшему, что такое ратные тренировки, прошла дрожь. Каждый раз мурашки покрывали его кожу, когда он поднимал из недр памяти ту ночь. Единственную, что ему удалось провести в чертогах Хоноры.

Что стало с волшебницей после? Жива ли она? И помнит ли о нем? Нет, Хоноре вовек не забыть аскалионца, посмевшего сломить демоническую гордость! Аскалионца, навсегда оставившего клеймо на ее изящном теле и ледяной душе! Наверняка он приходит к ней в кошмарах, напоминая о даре, что оставил ей на память.

Заключая в объятья Тесси, Верховный жрец, то и дело, видел перед собой пустые темные глаза чародейки, кривую усмешку, когда яростно рвал ее шелковое платье, обнажая грациозный силуэт. Он чувствовал ее презрение, когда вместо ответных ласк, она, тряпичной куклой, лежала на алых простынях в своих покоях.

Ярость и боль смешались в винном кубке, превращаясь в яд и раздирая разум. Она решила поглумиться над ним, заманив в свое ложе, унизив его мужское самолюбие!

Что же, Псилон нанес чародейки ответный удар, разбив не только ее гордость, но и размазав ее репутацию, словно тяжелый сапог, раздавливающий перезревший плод по каменной мостовой.

Он почти тридцать лет с упоением вспоминал ее дикий крик, когда она осознала, что произошло. Нестерпимая боль, жарким огнем обожгла ее чрево, вгрызаясь в естество демоницы и лишая выбора. Она стонала не от страсти, а от бессилия и ужаса. Злая шутка обернулась для нее проклятьем, оковами, которые до скончания времен будут связывать чародейку с Псилоном.

Гордая надменная, пренебрегающая чувствами других, стала заурядным сосудом для амбициозного и злопамятного аскалионца, в гневе решившего отдать единственное зерно, той, которую полюбил, той, что насмехалась над ним, той, что возненавидела его до скончания времен.

Хонора поплатилась за свое высокомерие сполна! Правда, благодаря возмездию Псилона, она стала бессмертной на короткий срок. И все ее попытки лишить себя жизни или избавиться от частицы пресловутого мага, были тщетны.

Спустя годы аскалионец пытался ее отыскать, вот только демонесса, похоже, провалилась сквозь землю. Но чародей знал, теперь осколок его сущности будет вечно с ней, куда бы Хонора не сбежала. И когда-нибудь, вероятно, Верховному жрецу ордена Тарумона Милосердного удастся взглянуть на свое лучшие творение, созданное в порыве отчаяния и презрения.

Капеллан самодовольно улыбнулся. Он любил побеждать, пусть и нечестным путем. Хонора была унижена и уничтожена, а теперь в руках Псилона оказалась еще одна демонесса, да к тому же, чистокровная.

Однако Табора не вызывала в нем низменных чувств, да и тащить к себе в постель пассий братьев, он брезговал. Но рыщущая в Дубраве бестия, могла послужить на славу не только в любовных утехах. Когда Псилон обустроится в замке барона, он обязательно навестит давнюю знакомую. Напомнит о сроках и намекнет, о долге.


Приграничье становилось под вороном все зеленее и зеленее, полностью переходя во власть магии Круана. Нагоризонте, небо еле заметно окрасилось в пурпурные тона, оповещая о скором рассвете. До эльфийского дворца придется лететь не меньше суток, с короткими передышками. Узелок с мандрагорой был весьма тяжел, и хотя клюв Карро выдержал бы, куда более объемный груз, такие длинные дистанции с багажом, стремительно навевали усталость.

В любой другой ситуации птица могла послалть девчонку к прародителям демонов, но там, на поляне, голосом златовласки говорил кто-то иной. Присутствие мистической сущности вывело из равновесия ворона. Он даже не успел выразить свое несогласие, как уже летел в сторону Морена.

Что с этой деревенщиной происходит? Шепот да надписи на языке Первородных ее всюду преследуют! Сама Ребекка, вечно стремится угодить в неприятности! Да ко всему прочему разношерстному салату, эту пигалицу угораздило стать проводником для какой-то чертовщины!

«Ноэл Визиканур не изменяет себе! И где он только отыскал эту девицу с уймой странностей? Видать скучно ему в Цитадели! Да и миссии немудренные попадаются, вот и завел себе питомца на расстоянии! Решил оберегать девчонку, так сам следи за ней! Нет, надо Карро отправить в это мерзкое чистилище, наводненное религиозными фанатиками. А что, Карро справиться, а заодно и бесплатно поработает посыльным! Почему бы и нет? В следующий раз Визиканур отправит меня разгружать морские суда или же с гномами рыть шахты? Я и там не пропаду! А если вдруг не будет мяса для супа, не переживайте! Карро можно с легкостью использовать вместо курицы!»

Ворон спикировал в гущу листвы к огромной раскидистой секвойе, в надежде передохнуть. Он даже не удивился, когда увидел около древа задумчивого дворфа, мирно беседующего с величественным дендройдом.

– А вот и гном нарисовался, – пробурчал он.– С добрым утречком, господа! – поприветствовал ворон незнакомцев, расположившись на толстом суку, где предварительно водрузил посылку для Яндариуса.

Хром и Торбор прекратили разговор и удивленно взглянули в плотный занавес листвы, пытаясь понять, что за визитер к ним пожаловал. Небосвод только окрасился в розовые тона, но сумрак еще не отступил под натиском света, и что-либо увидеть в потемках даже прозорливому дендройду – было трудно.

Птица невнятно пробурчала что-то под нос и, схватив клювом узелок, спланировала на землю.

– Доброе утро!!! – проорал ворон, подумав, что эти два типа слегка глуховаты.

– И тебе здравствуй, – нерасторопно пробормотал дендройд.

Торбор помедлил с приветствием, с интересом разглядывая пернатого великана. Такие гости были редкостью в этих краях.

– Доброе утро, аскалионский ворон. Как тебя занесло в такую даль? И где твой спутник?

Карро прищурил глаза. С этим дворфом он не был знаком, но тот точно слыхал и о Цитадели, и о чародеях, и о пичугах сопровождающих их.

– Тот же вопрос могу и я задать тебе, – язвительно заметила птица. – Как ты оказался на таком приличном расстоянии от Дамдо?

На бородатом лице Торбора расплылась улыбка.

– Знавал я когда-то одного мага, у которого в напарниках был такой ехидный болтун.

– Видимо, помер твой приятель, раз ты говоришь о нем в прошлом времени, – не унимался Карро, с интересом рассматривая молчаливого дендройда, который в свою очередь наблюдал за перепалкой гнома и птицы.

– Не думаю, что он сгинул, хотя давно его не видел. К тому же, я частенько встречаю его мать, она бы наверняка упомянула о таком прискорбном известии.

Ворон призадумался, перебирая в памяти всех чародеев с которыми ему приходилось сотрудничать за неполные триста лет, и вдруг от неожиданности каркнул, разрезав лесную тишину, словно острым ножом.

– Не о Рейне ли ты говоришь?

Торбор молча кивнул, и его улыбка стала еще шире. Приятно повидать созданий, с которыми имеются общие знакомые.

– Вот так дела! Так этот самовлюбленный тип, канувший в небытие во время эльфийской войны, разболтал тебе обо мне!

– Я повторюсь, госпожа Виэнарисс не говорила, что один из ее сыновей погиб, – нахмурился гном.

– Три ее отпрыска бесследно исчезли с просторов Нирбисса, – внезапно вмешался дендройд, – В последнем сражение. Видимо, боль утраты не позволяет принять истину, вот она и не рассказывает о трагедии.

Торбор ошарашено взглянул на приятеля. Столько лет они судачат, и он ни разу не намекал на то, что ведает о судьбе чародеев павших в Эльфийской войне.

– А ты откуда знаешь?

– Да, откуда? – поддержал дворфа ворон. – Не помню, чтобы дендройды участвовали хоть в одной битве!

Хром тихо заворочал ветвями, стремясь скрыть смущение.

– Слухи. Молва о кровопролитном побоище распространилась далеко за пределы Большой земли. Мне кажется, что и на Огненном архипелаге об этом известно.

– Кругом одни болтуны, – ворчливо заключил Карро. Гном и дендройд дружно рассмеялись.

Птица недоуменно взглянула на парочку и, склонив голову набок, недовольно щелкнула клювом.

– И чего вы хохочете, как полоумные шуты при дворе, такого же полоумного монарха. Тут одного эльфа убили, а второй вот-вот отправится в Туманные дали. Вместо того, чтобы веселиться, лучше бы помогли доставить эту штуку в Морен, и желательно, как можно скорее.

Торбор и Хром мигом притихли. Морщинистое лицо дендройда помрачнело, а гном обеспокоенно почесал заросшую щеку.

– Мы видели издали тропу, ведущую к Инайрлан, она тянулась яркой полосой прямо к ночному светилу, – прокряхтел Хром. – Но это Круан – лес Светлоликих, здесь часто такое можно лицезреть.

– Да, только Нейвис погиб от руки мендарвца, а посылка, которую он должен был забрать, – ворон поставил огромную лапу с острыми когтями на узелок, – вот здесь! Ее надобно доставить прямиком к королю. Иначе, вы вскоре будете созерцать, как Яндариус взлетает к небосводу раньше срока!

– Нейвис? Мендарв? Яндариус? – ошарашенно произнес дворф.

– Ага, Нейвес мертв. Мендарв жив, и там, как и прежде убивают глупых нелюдей. А король эльфов готов, в любую минуту, отправиться к праотцам! Но давайте мы не станем сейчас рыдать по погибшему пареньку и злословить на бессердечных людишек, по ту сторону стены, а постараемся решить существующую проблему – доставка мандрагоры для Яндариуса!

– Здесь, неподалеку, живет семейство эльфов. Только я не ведаю, если они умеют открывать порталы, – задумчиво сказал Хром, взглянув на друга, который явно был расстроен гибелью гонца. Парнишка, неоднократно прибывал с заказами к кузнецу. Последние клинки были выкованы пару часов назад и дожидались Нейвиса, который уже никогда более не переступит порог дома-секвойи.

– Так чего же мы тут стоим, как базальтовые статуи Лауров на мысе Гроу. Полетели, побежали, поползли! – воскликнул нетерпеливо ворон, махая крыльями, но не взлетая.

– Обождите, – остановил неугомонную птицу, очнувшийся от оцепенения гном. – Если сможем передать твою посылку, тогда не составит труда отдать и последний заказ Морена.

Птица попыталась, что-то возразить, но дендройд, так сурово посмотрел на нее, что Карро решил, благоразумно будет оставить противоречивое мнение при себе.

– Ступай, мы дождемся тебя, – уверил Хром дворфа, тот благодарно кивнул и скрылся в стволе древа.

«Чудесно. Если получится провернуть отправку мандрагоры, то я смогу вернутся к Ребекке еще до того, как солнце полностью озарит Мендерв», вышагивая по влажной траве, подумал ворон. Упаси Создатель, если с девчонкой, во время его отсутствия, случиться какое-нибудь лихо – Ноэл его не простит!


Путь до Дубков ребята преодолели в полном молчании. Годфри отпустил девушку на землю, как только они отошли на безопасное расстояние от храмовников. Ребекка, тут же стала приводить себя в порядок: затянув корсет, собрав волосы и разгладив платье. Молодой барон, не осмелился взять ее за руку, даже когда она закончила прихорашиваться. Интуиция подсказывала ему – сейчас не стоит донимать девушку.

Сцена в лесу, была самым восхитительным моментом в его жизни. Чудесное мгновение, которое помогло ему рассеять сомнения, так долго терзавшие горячее сердце. Он давно желал поцеловать златовласку, ощутить тепло ее тела и поведать о своих чувствах. Правда, условия, в которых случился их первый поцелуй, перечеркнули все грандиозные планы.

Он вмиг ощутил, как события, произошедшие в лесу, отдалили Ребекку от него. Может эта отрешенность временная, и вскоре, они будут, как и прежде, проводить дни напролет.

Но в данную секунду, Ребекка погрузилась в себя и, молча глядя под ноги, торопливо шла к опушке Дубравы. Она не оглядывалась, следует ли Годфри за ней. Златовласка, казалось, бежала прочь от леса, прочь от стены, прочь от поцелуя, который застал ее врасплох. Девочке хотелось поскорее очутиться у себя в комнате и остаться в одиночестве. Она должна была поспать, и лишь отдохнув, поразмыслить над случившимся.

Ребекка заговорила с другом, едва они достигли мельницы. Солнце багровым шаром лениво поднималось над горизонтом, пробуждая селян. Времени, добраться незаметно до хижины, оставалось крайне мало.

– Дальше я пойду одна. Нас не должны видеть вместе, – еле слышно пробормотала златовласка.

– Бекка… – попытался остановить ее юноша, но девчушка замотала головой и, стремглав бросилась бежать по ивовому мосту, не желая ничего слушать. Она должна успокоиться. А позже, с ясным умом и без страстей в душе, она поговорит с Годфри. Обязательно поговорит, но не сегодня.

Юноша растерянно остался стоять возле мельницы, которая нерасторопно перемешивала лопастями воду Зарницы. Он жаждал броситься вслед за дочерью Лангренов, обнять ее и никогда больше не отпускать. Но знал, поступи он так опрометчиво, то может навсегда потерять ее. Ребекка сама явится к нему. Чтобы между ними не случилось, они навсегда останутся друзьями. Пусть девушка и ответила на поцелуй в лесу, Годфри не был уверен в ее чувствах. Пройдет время и возможно, если на то будет воля Создателя, молодой барон, до конца своих дней, будет засыпать на ее груди.

Взглянув в сторону замка, кирпичные стены которого казались, вымазаны в крови от ярких лучей солнца, Годфри, неспешным шагом, побрел по проселочной дороге. Ему уже не придется переплывать реку и лезть по стене в собственные покои. Кто-то из храмовников обязательно проболтается родителям, что их отпрыска видали ночью в лесу. Он гордо пройдется по мосту и, не прячась, войдет во двор родового гнезда.

Порицание за похождения в потемках, ни что, по сравнению с тем, что его ожидает, когда он заявит отцу и матери, что желает жениться на дочке Лангренов. Илария, непременно, начнет громко причитать, вознося молитвы Тарумону Милосердному, что бы тот образумил чадо. Бальтор Данкос нахмурит густые брови и попытается запретить сыну видеться с зазнобой, угрожая лишить наследства, если тот не внемлет его наказу.

Впрочем, благословение родителей не было помехой для влюбленного юноши. Если они не воспримут его намеренья всерьез, то он уйдет из замка и тоже станет фермером, как и Артур. Титулом и богатством – парня не привязать к дому. Прочная шелковая нить истинной любви теперь соединяла его только с одним человеком, за которым Годфри Торкес Данкос, был готов отправиться даже в студеные Владения Льда и пылающие просторы Огненного Архипелага.

Но в нынешний момент было рано беспокоиться о переполохе, касательно женитьбы. Сейчас неплохо бы принять ванну. Прислуга, бесспорно, уже встала и готовит завтрак. Годфри вежливо попросит толстушку Миру нагреть воды. А когда все для купания будет готово, с наслаждением погрузиться в пенную и ароматно пахнущую жидкость. Возможно, он даже ненадолго уснет, мечтая о нектарных губах Ребекки.


Сочный изумрудный лес с каждым взмахом крыльев становился, все более золотым, пронизанный алыми переливами. Вскоре, вдалеке показались красные башни замка Бальтора Данкоса и россыпь камышовых крыш Дубков, отделенная от леса извилистой полосой Зарницы. Сердце ворона ликовало. Еще немного, и он вновь окажется в родной клетке, под кровом дома Лангренов. Посылка отправлена по месту назначения, и теперь, можно дальше безмятежно наблюдать за сельской простушкой, пока не случится очередная заморочка.

Острый взгляд Карро внезапно выловил в конце дороги группу всадников, неумолимо приближающуюся к деревушке. Доспехи паладинов сияли в слепящих лучах солнца, а бело-зеленые хитоны, неподвижно восседали на низких кобылках.

«И кто это к нам пожаловал?» обеспокоенно подумал ворон. Он взглянул в сторону Дубков, где манящим тихим зовом, влек его дом Ребекки, затем с подозрением глянул на незваных гостей.

«Как бы сказал Ноэл: с врагом нужно сражаться лицом к лицу. Нападать на этих полоумных я не стану, а вот разведать, кто они такие, не помешает», птица, долго не размышляя, направилась навстречу кортежу.

С каждым метром тревога нарастала. Эти храмовники выглядели немного иначе, чем те, которых ему пришлось лицезреть во время путешествия с Барком. И даже вчерашним вечером во дворе замка священнослужители были куда проще одеты. В феод прибыла явно важная персона, куда более высокого сана, нежели местная братия, что околачивалась здесь.

Снизив высоту, Карро решил опередить путников, притаившись в ветвях придорожного дерева. Он выждет, пока представители ордена Тарумона Милосердного, ничего не подозревая, прошествуют мимо него, и хорошенько их рассмотрит.

Топот копыт приближался с неумолимой быстротой. Процессия двигалась рысцой, но пичуге казалось, что она несется во весь опор и прямо на нее.

Первыми прогарцевали четыре паладина в начищенных шлемах с открытыми забралами и белоснежными перьями на макушках. Затем за ними неторопливо последовала высокая фигура в темно-синем плаще. Человек восседал на гнедом жеребце и держался так, словно был самим Верховным магом Аскалиона. Незнакомец откинул капюшон, и его белоснежные волосы рассыпались по плечам, серебренными нитями. Позади белобородого старика, также шли паладины… Но ворон уже потерял интерес к остальным участникам группы.

Карро почувствовал, как в его птичьем горле пересохло, а перья встопорщились от тревоги и смятения. Он разрывался между желанием пуститься наутек и жаждой примоститься на голове у отступника и выклевать ему глаза.

Псилон Герион Виэнарисс – собственной персоной! Жив и здоров! В Мендарве! Наглец не только обвел всех вокруг пальца, но еще осмелился скрыться в самом центре Большой земли, не пожелав сбежать на Огненный Архипелаг! И не страшась гнева чародеев!

Вот он какой, Верховный капеллан ордена Тарумона Милосердного! Аскалионцам стоило бы догадаться, когда пятнадцать лет назад, вокруг государства людей внезапно появилась магическая стена! Только волшебник мог сотворить завесу, опутанную незримыми заклятьями, и привязать к камню, а не религиозный фанатик! Треклятый маг предал Цитадель, Рейну, Эуриона, всех волшебников!

Карро судорожно пытался собрать мысли в голове в единое течение. Неожиданное известие несло в себе ворох неприятных моментов. Если Псилон жив, то возможно, и Айлас не пал в том сражении! А если это так, то Нирбиссу грозит неимоверная опасность. Тешить себя надеждами, что его дорогой Меус, также миновал объятий Темноликой, он не желал. Слишком мала была вероятность.

Псилон и Айлас два чародея, что подвергли просторы Большой Земли невзгодам! Их жажда жизни, могла с легкостью обмануть Дероду. Ренегаты, черви внутри сочных фруктов, ядовитые змеи, таящиеся в теплой постели, они были полны коварства и злобы!

Карро терпеливо выждал, пока последняя лошадка не скроется за поворотом, и стрелой взмыл вверх к безоблачному небосводу. Бесшумно хлопая крыльями, ворон направился в сторону Круана. Он умирал от усталости и жаждал вернуться к провинциальной девчушке, что наверняка беспокоится о нем, но нити мироздания решили ткать иной орнамент.

Во дворце Яндариуса полно магов, пусть и не таких сильных, как аскалионцы, но способных открыть портал в Цитадель. Карро должен добраться до Эуриона и сообщить ему скорбное известие, даже если ему придется после этого погибнуть от истощения.

Псилон Герион Виэнарисс жив, и сия страшная весть, пожалуй, лишь сравнится с угрозой возвращения на просторы Нирбисса Дейры Лаура!


Глава 10


«И пробьет час, когда фантомный

гонец, постучится во врата

чертогов. И наступит день, когда

возлюбленные дети Создателей,

будут вынуждены принять его зов.

Дважды Призванному, дозволено

ответить отказом, но третий раз

отвергнув посланника, он горазд

навлечь проклятье».


Пророчество Археса.


Подобно алмазной короне, простирается сверкающий Морен, среди насыщенной зелени дремучего Круана. Кристальные водопады срываются с высоты хризолитовых скал, что подпирают фундамент королевского дворца, сотканного из замысловатого кружева причудливых колон и арок. Вековые деревья с раскидистыми кронами, прячут в своей прохладной тени невероятной архитектуры дома. По белоснежным тропам и изящным мостам, тихо шурша одеяниями, прогуливаются остроухие создания, чей лик нетронут дыханием старости и хранит печать первозданной красоты. Морен – столица эльфийского государства, последнее пристанище Светлоликих, что оказались вдали от Инайрлан после Великого Разлома.

Озарится огнем вечность темных небес.

И сорвутся печати с проклятых завес!

Крики боли и стоны ворвутся в наш мир!

Сотни бесов и драконы устроят здесь пир!

Щит Создателей оставит нас одних.

Мрак накроет землю, явив скверны лик.

Падет цепь, что сковала Змея тень!

Туман крови окропит новый день.

Из глубоких чертогов ринется ввысь,

Нещадный Дейра Лаур, испепеляя Нирбисс!

Мы заплатим за гордость, высокой ценой!

Омыв Пророчество тлетворной слезой!

Мы отринем законы предков своих!

И разрушим все клятвы в скорбный миг!

– Гимн Аскалиона? Странно слышать его из твоих уст… – с нотками удивления в голосе, молвила высокая стройная женщина в длинном парчовом платье цвета лазурита. Ее узкие васильковые глаза внимательно смотрели на сына короля, стремясь угадать его мысли.

– Арлена, ты всегда подкрадываешься так незаметно, что мне начинает казаться – ты не просто королевская садовница, а шпион, следящий за каждым моим шагом.

Илиос улыбнулся, отрывая взгляд от панорамы Морена, простирающегося в долине. Город мерцал в лучах полуденного солнца, у подножья хризолитовых утесов. Внизу, водопады превращались в прозрачное широкое озеро, вода которого не желала преобразовывать водоем в реку, а неспешно просачивалась сквозь каменистое дно к недрам Нирбисса, а затем, где-то вдали от Круана, вырывалась на поверхность журчащим ручьем или искрящимся гейзером.

Здесь, на открытой террасе, обрамленной величественными столпами и перилами из серебристо–белесого виаргора, сын Яндариуса чувствовал себя не наследником престола, а эльфом, пред которым открыты все тропы, и корни предков не связывают тело и разум прочными путами. Здесь, он мог вдыхать пряный аромат свободы, и ощущать незримые нити, ведущие к Инайрлан.

Илиос был единственным отпрыском монарха Светлоликих. Нет, не единственным! Еще была Мариениас. Но прошло двадцать лет, как она сгинула. Приемная дочь Яндариуса спуталась с чародеем из Аскалиона, а ее благоверный, развязал войну с остроухим народом.

Эльф стиснул зубы. В его зеленых глазах отразились блики ярости. Несмотря на юный возраст, а по меркам Светлоликих, чуть ли не младенческий, он прекрасно помнил скорбные дни.

В те темные времена ему только минуло пятнадцать, и отец не позволил участвовать в сражениях, что развернулись на просторах Цинтруона. Илиос затворником прибывал в Морене, пока королевская чета, да и весь эльфийский народ, несли невосполнимые потери.

Мариен, что стала причиной брани, бесследно исчезла, а Лиагвейн, супруга правителя Светлоликих и мать наследника престола, отправилась в туманные дали Инайрлан, сраженная одним из аскалионцев.

Эльф взглянул на Арлену. Женщина, облокотившись на колону и теребя кончик медного локона густых волос, внимательно смотрела на него. Молча, словно вновь жаждала узреть его думы. Она сражалась плечом к плечу с его матерью. На ее руках Лиагвейн умирала.

Минуло два десятка лет, с того злосчастного периода. Уже давно был заключен мир с Цитаделью, хотя у многих участников войны сохранился неприятный осадок, который они скрывали за лучезарными улыбками, дипломатическими отношениями и нормами этикета. Но порой, боль потерь прорывалась сквозь прочные стены сдержанности и тогда, отголоски горестных дней, проявлялись в мелочах.

Когда неведомая хворь свалила эльфийского волшебника Финадеэрла, и он скончался в муках в собственной постели, народ остроухих первый раз обратился за помощью к Цитадели, и получил невнятный отказ. Минуло несколько лун, и тот же недуг настиг короля. Светлоликие вновь воззвали к Аскалиону. Эльфам нужна была всего лишь горстка мандрагоры, а не тайные заклинания или рецепты чародейских эликсиров. Но Эурион, во второй раз, дал отрицательный ответ на просьбу. Его действия могли быть оправданы старческой вредностью или же обидой за события канувших в историю дней. Двадцать лет назад Цитадели, переступив через гордыню, пришлось признать свою вину в кровопролитном конфликте и заключить перемирие с эльфами.

Великий Магистр, всласть потешив свое самолюбие, через несколько дней, все же решил не нагнетать и без того тягостную атмосферу. В Морен явился один из аскалионских воронов с посланием, в котором говорилось, что мандрагора прибудет в Круан вместе с одним из чародеев – Морганом Герионом Виэнариссом.

Но, даже согласившись помочь, Цитадель продолжала это делать издевательски. Аскалион был куда ближе, нежели подножье Энал, откуда до Морена добирался пресловутый маг. Впрочем, на данный момент, Светлоликие больше не нуждались в услугах Верховных магов. Они получили мандрагору, благодаря иному источнику.

Эльфы отправили в Мендарв лазутчика, который должен был встретиться со связным и забрать у него ценную посылку. Раньше, когда требовалась мандрагора, гонцы проникали в государство людей через Пазедот, но беды, творящиеся на землях троллей, лишили их протоптанной тропы. Нейвис отправился впервые, в западную часть Мендерва, не зная, что его ждет и будет ли там Белла, которой придется проехать полстраны ради спасения Яндариуса.

Мандрагора появилась раньше срока, но не с посланцем, а через небольшой портал, из последних сил созданный семьей лесных эльфов, которым с трудом удалось открыть его. Вместе с ларцом, содержащим драгоценный груз, прибыли и клинки. Посылка была окутана шлейфом радости и печали. Ибо такой способ доставки мог означать лишь одно – Нейвис погиб ради жизни своего короля.

Илиос откинул за плечи длинные светлые волосы и горько усмехнулся. Если бы Аскалион не играл в бесчестные игры, то Нейвис и Финадеэрл были бы живы.

– Гимн аскалионцев в моих устах, не во славу им воспет, а в знак презрения, – проговорил он печально. – Была бы моя воля, ни один чародей из Цитадели не ступил бы на земли Круана. Но я не король, чтобы издавать такой указ. Единственное, что в моих силах, это вежливо спровадить Моргана, когда он отдаст нам мандрагору. Это растение, как оказалось, не бывает лишним.

Арлена неспешно подошла к Илиосу и осторожно погладила по плечу, задев кончиками пальцев белоснежные пряди.

– Все недомолвки и обиды погребены в прошлом. Не стоит пробуждать гнев в сердце к тем, кто смог признать вину и, склонив голову, явился просить мира.

На лице эльфа появилась тень скорби. Он с сожалением взглянул на садовницу, верного друга и целительницу, которая, несмотря на утрату, смогла очистить разум от ненависти и впустить вероломных неприятелей в свою разрушенную войной вселенную.

– Никогда, никогда Светлоликие не стремились к сражениям! До встречи с иными созданиями, нам не была ведома злоба, презрение и возмездие! Оказавшись на просторах Нирбисса, мы стали вынуждены защищать свой народ и традиции. Благодаря демонам и людям, мы утратили мирный и чудесный Инайрлан, в который можем вернуться лишь бестелесными духами. Благодаря чародеям мы лишились покровительства богов и потеряли последнюю Первородную. Да, двадцать лет назад, мы впервые ступили на поле брани, а, не склонив головы, бежали, как когда-то из Мендарва. Мы дали отпор. И что в результате? Чародеи, затеявшие перебранку, до сих пор считают нас предателями! У них даже не хватает смелости, высказать нам все свои претензии! Плетут интриги, продолжая с нами вести невидимую борьбу.

– Ты не прав. В Аскалионе множество эльфийских полукровок нашли приют. Да и мы, нередко посылаем обучаться в Цитадель наших чародеев. Наша магия иная. А приумножить знания никогда не помешает.

Илиос иронично осклабился. Арлене, как и ему, была известна причина, почему до сих пор эльфам не закрыли врата в Цитадель

– Если бы не Архес, ни одного Светлоликого не было бы в Убежище.

Эльфийка кивнула. Эта история стала легендой, разлетевшейся горлицами по всему континенту.

– Да, я согласна. Мудрый основал Аскалион и собрал одаренных волшебников под одной крышей.

– Так почему же они забыли о том, что все, чем они обладают в нынешнее времена – эта заслуга Светлоликих! – разъяренно воскликнул Илиос, ударив кулаком по колонне, которая издала тихий звон. Его красивое лицо исказилось гневом.

– Аскалион был создан не для того, чтобы стать краеугольным камнем между расами. Цитадель и все кто живет там, последний оплот, что встанет на защиту Нирбисса, когда Тень накроет просторы бренного мира, – спокойно проговорила Арлена и взглядом обвела живописную панораму Морена.– Ни люди, ни демоны, ни эльфы, не смогут выстоять перед Сумраком без помощи чародеев.

Васильковые глаза затянула дымка. Эльфийка дотронулась до серебристого резного кулона на груди – лист Алмарин, прекрасных древ, что растут на плодородных землях Инайрлан. На территориях Нирбисса эти деревья еще кое-где встречались, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Эти нерушимые великаны были последним напоминанием о Туманных далях, которых лишились Светлоликие, когда злой помысел разорвал завесы миров.

– Тьма пробуждается, Илиос, – продолжила целительница.– И когда она ступит на эти просторы, то времена Великого Разлома, покажутся обитателям Нирбисса всего лишь кошмарным сном, о котором вспоминают крайне редко.

Наследник престола умерил внешне свой пыл, хотя в душе еще плясали огоньки ярости. Арлена была мудрой женщиной и никогда не болтала попусту. Но конец мира и пробуждения Лауров могли случиться через тысячелетия, а противостояние аскалионцев и Светлоликих происходило – здесь и сейчас.

На этот раз эльфийке, очевидно удалось, прочесть мысли сына Яндариуса. Она тяжело вздохнула и решила развеять невысказанные сомнения.

– Уже шестнадцать лет, как на Большой земле, в разное время и в разных местах, лицезрели Найгари, – голос Арлены дрогнул, словно она в данную минуту узрела пред собой силуэт призрачного создания.

Илиос нахмурился. Это был поистине недобрый знак, предвещающий скорую беду.

– Фантомные гонцы? – переспросил он, надеясь, что ослышался.

Арлена удручено кивнула.

– Первое предвестие начала Конца, – глубокий вдох, позволил женщине дальше вести рассказ. – К несчастью, до моих ушей дошли и иные, крайне прискорбные новости, – цилительница замялась, пытаясь совладать с волнением, охватившим ее. – Развалины храмов Лауров по всему континенту, начинают бурно покрываться неведомой растительностью. Одни руины поедает ржавый колючий мох, другие затягиваются пеленой черной зловонной плесени. Но самое горестное знамение заключается в том, что предсказания Археса начинают сбываться. Слухи о Жезле Пророчества, все чаще всплывают среди светских бесед и болтовни простолюдинов.

Лицо Илиоса утратило сияющую белизну, став серым, словно грозовое облако.

– Твоему отцу не известно о последних двух предзнаменованиях. И вряд ли он обрадуется, услышав об этом. Тьма просыпается, Илиос. И сейчас не время изливать ненависть на чародеев, которые, надо полагать, способны предотвратить падение Нирбисса в смертоносную бездну.

Арлена еще раз провела по плечу мужчины своей изящной ладонью с тонкими, почти полупрозрачными пальцами, а затем, не прощаясь, направилась вдоль длинной террасы, обрамленной мерцающими колоннами. Ее лазурное платье тихо шуршало, и звук этот утопал в шуме водопадов и пении невидимых птиц, стремясь сгладить боль от сказанных слов.

Илиос проводил садовницу взглядом, и вновь обратил свой лик к мирно простирающемуся под ногами городу. Морен – воссозданный Первородными, по подобию чудесных поселений, что остались в Туманных далях Инайрлан!


Сэр Найджел, с сожалением, посмотрел на свой потрепанный костюм, в который ему пришлось облачиться. Добротные доспехи и дорогую одежду придется оставить в личных покоях. А рубаха из грубой ткани и кожаные штаны да серый шерстяной плащ, теперь на неопределенный срок, станут его верными спутниками.

Ни разу главнокомандующему королевской армии не приходилось покидать Мендарв, да еще инкогнито. Но обстоятельства и приказ Тивара, не подлежали обсуждению. Как долго сэру Найджелу придется незаметно следовать за Меусом попятам, бороздя просторы Большой земли? Недели? Месяцы? Года? С какого перепуга черноволосый капеллан решил, именно сейчас отправиться в паломничество да еще в одиночку? Ответы на все эти вопросы были ведомы лишь Верховному жрецу да Тарумону Милосердному.

Найджел Брион всегда с пренебрежением и опаской относился к Странникам. И вот ныне, ему было суждено примерить на себе шкуру шпиона. Ах, если бы генералу довелось, лишь добывать разведданные за пределами Мендарва, возможно, он бы так не переживал. Но нет, старому вояке надобно было следить за капелланом и прикрывать спину Его Преосвященства от неурядиц и всяких проходимцев, да так неприметно, чтобы тот не догадался о присутствие телохранителя.

Главнокомандующий вынужден был пожертвовать пышными усами, и выкрасить светлые волосы да брови в темный цвет, дабы изменить внешность. Отвар из ореховых листьев с легкостью справился с этой задачей. А сажа из камина добавила последний штрих в образ. Теперь, генерал Брион походил на истинного оборванца, нежели на человека, от которого зависела безопасность страны людей.

Король достаточно ясно дал понять, что о путешествие сэра Найджела не должна прознать ни одна мышь во дворце, и в особенности Псилон. К счастью, верховный маг, еще ночью покинул Форг, отправившись в западный удел по делам ордена. Так что, одна проблема разрешилась сама собой.

Изменившемуся до неузнаваемости генералу, осталось лишь распрощаться с монаршими чертогами, используя тайные ходы. Он должен был прибыть на пристань раньше Меуса. В его обязанности входило разведать обстановку в гавани и оказаться на борту корабля, которым собирался воспользоваться Верховный жрец, дабы отплыть из Мендарва. Черноволосый капеллан все еще занимался багажом, укладывая в дорожные сумы какие-то свитки и книги, поэтому сэру Найджелу не составило труда опередить его.

Единственным приятным моментом в предстоящей операции было то, что в дороге с новоявленным шпиком будет кошель с золотом, так щедро преподнесенный королем. Расходы за пределами страны людей могли быть разными. Но даже, если учесть, что Мендарвская монета не была входу на остальной части Нирбисса, то металл, из которого она была выкована, повсюду высоко ценился.

Сэр Найджел, еще раз с печалью, оглядел себя. Вид у него был удручающий. Ну, что же вероятно, по возвращению, если все пройдет удачно, Тивар, наконец, вознаградит его по достоинству, предложив пост советника. Сложись все, как предвиделось Бриону, то ему бы больше не пришлось разъезжать по стране и тренировать неуклюжих бойцов, да отдавать распоряжения туго мыслящим офицерам.


Темная Дубрава, казалось, за последние несколько часов сбросила две трети своего золотого наряда наземь. Некоторые древа вовсе оголились, не страшась скорых холодов. Они тревожно скрипели от порывов свирепого ветра, задевая ветвями соседей, еще окутанных покрывалом листвы, словно призывая их, последовать примеру и тоже обнажить тела.

Кряхтя и фыркая, с огромного дуба слез полноватый Мрачный эльф. Взбираться на древо всегда было куда легче, чем слезать с него. Оказавшись на земле, он неспешно стал отряхивать с жилетки и штанов ошметки коры да прилипшую прелую листву. Даже в такой глуши, опрятный вид напоминал ему о тех добрых деньках, когда он мог нежиться в своих покоях, да выслушивать жалобы подданных.

Науро испуганно подпрыгнул, краем глаза заметив, как рядом с ним, с грохотом шмякнулся длинный посох, и чуть было не ушиб голову, своим устрашающим наконечником, похожим на корону из сплетенных рогов.

– Эй, аккуратнее! – возмутился он, глянув вверх.

На медно-золотой ковер, вслед за упавшим оружием, спрыгнула демоница. Вид у нее был жалкий. Шелковые длинные волосы всклокочены, словно голова дамочки побывала в самом центре смерча. Черная одежда хранила следы древесной пыли, а на голенищах сапог удобно устроилось несколько уховерток. Табора брезгливо сбила их пальцами.

– Мало того, что благодаря факельному шествию, мы сегодня великолепно отдохнули, так сказать, выспались на столетие вперед, – пробурчал Науро, вынимая из рыжей шевелюры сухой сучек, – так ты еще решила раскроить мне череп своей клюкой?

– Заткнись, – огрызнулась демонесса, тщательно стараясь смахнуть с себя следы пребывания на дубе.

– Дорогуша, я бы на твоем месте выбрал тон помягче. Если бы не моя проницательность и осведомленность, то ты бы сейчас наслаждалась не свободой, а обществом приверженцев Вечного огня.

Табора презрительно зашипела и сверкнула глазами, под которыми виднелись темные круги от недостатка сна. Выспаться ей и впрямь не удалось.

– Если бы не мой посох, то мы бы оба уже были мертвы! Лишь благодаря ему, храмовники не учуяли нас!

Науро насмешливо взглянул на странный самодельный тирс, а затем – на напарницу.

– Сомневаюсь, что он бы тебе помог, если бы адепты ордена случайно наступили бы на Ваше Великолепие, мирно дремлющее в листве! Изначально, конечно они бы испугались, потом удивились, и естественно, придя в себя, вряд ли позволили демонице уйти на все четыре стороны, даже если бы, она стала размахивать жезлом перед их носом.

Табора поджала губы. Толстяк был прав. Если бы эльф не разбудил ее и не заставил забраться на вершину дуба, то такой исход был бы наиболее вероятным. С десятком храмовников, демонесса справиться без труда, используя лишь кинжалы. Но полсотни священнослужителей, она бы не одолела без помощи магии.

– Что этим балбесам понадобилось искать посреди ночи в Дубраве? Или у них в порядке вещей прочесывать осенний лес, когда мучает бессонница?

Эльф почесал голову и задергал заостренными ушами. Он ведал правду, но если он расскажет о своих наблюдениях Таборе, та наброситься на него с расспросами. И всю душу вытрясет, пока не докопается до истины.

– Не знаю, что тебе ответить, милочка. У этих бело-зеленых хитонов всякая дурь в голове водится!

Демоница закончила заниматься своим туалетом и нахмурилась. Неужели это проделки Псилона? Срок еще не вышел, и ему не к чему подставлять ее. А впрочем, проклятый чародей не был из тех людей, что держат слово! Он способен и взаправду, провернуть этот трюк, дабы припугнуть бесовское отродье!

Демоны уже давно стали полноценными жителями Нирбисса и редко досаждали остальным обитателям континента. Хотя существовали отщепенцы, которые не могли смериться с участью неполноправных хозяев мира и пакостили периодами. Но ненависть Псилона, не была оправданной по отношению к рогатому народу, если не брать в счет того казуса, что произошел между ним и Таборой во время сражения. Вот только, неприязнь к демонам у чародея возникла еще задолго до их первой встречи.

«Не впадай в панику, Табора. Ты сможешь улучить момент и отобрать у этого негодяя пресловутый локон. А когда прядь окажется в безопасности, маг пожалеет о том, что второй раз встал на твоем пути!»

– Ты что уснула? – внезапный толчок в плечо, оторвал демонессу от размышлений. Науро стоял рядом и выжидающе смотрел на нее.

– Я в порядке, клыкастый. Не смей меня трогать, иначе я всю твою волосатую морду расцарапаю, – процедила она, потирая ушибленное место.

Коротышка, закатив глаза, вздохнул.

– Я и не сомневаюсь. Сегодня ты уже попыталась меня пришибить своей безделушкой.

– Науро!

– Таборочка, моя прелесть, я с радостью поиграл бы с тобой в догонялки, перепрыгивая валежник, подобно юному горному козлику. И погода чудная, и лес насыщает воздух романтикой, но боюсь, время неподходящее. Оставим наши невинные забавы на потом, а сейчас будь так любезна, поведай, что делать будем с твоей клюкой и с Жезлом Пророчества, да и с прочими странными штуками Нирбисса. Я не тороплю тебя, но не горю желанием провести еще одну ночь в ожидании Темноликой. А эта настырная бабенка явно бродит неподалеку, аромат ее духов я за версту чую.

Демонесса презрительно хмыкнула. О, она не боялась встретиться с Деродой, однажды, той почти удалось уволочь Табору в свою нору. Но сейчас, девушка знала, что постигни ее гибель, Темноликая не явится за ней. Ныне душа демоницы принадлежала другому созданию. И пока Табора не расплатится с долгами, не видать ей покоя ни на этом свете, ни в загробном мире.

Если храмовники возьмут за правило, каждую ночь прочесывать лес, то долго парочке не удастся скрываться. И однажды, лазутчики Его Темнейшества попадут в смертельный капкан. А такого демонесса допустить не могла.

– Сегодня! Сегодня ночью мы должны проникнуть в дом Лангренов и отыскать эту чертову реликвию! – твердо проговорила она.

– Пророческую реликвию. Твой посох чертов, а реликвия может и не священная, но явно не выкована в демонической кузне, – поправил Науро, за что был награжден испепеляющим взглядом.

– Еще одно слово, и церковникам попадется весьма жирная добыча в виде упитанного эльфа, – пригрозила она.

Науро загадочно улыбнулся, обнажая клыки.

– Моя дорогая и суровая воительница, жаль, что ты не обладаешь даже толикой дара предвиденья, иначе, ты бы так не рассуждала. Вряд ли надменные фанатики обрадуются встречи со мной.

– Ой, прости, я забыла, какой ты страшный и опасный зверек, при виде которого все обитатели Нирбисса бросаются врассыпную, – отмахнулась демонесса.

Науро насупился, но ничего не ответил на издевку.

«И вовсе я не страшный. И совсем не из-за моего внешнего вида они бы меня не тронули», обиженно подумал коротышка.

У Науро, как и у многих созданий этого континента были свои тайны, о которых он не спешил поведать кому-либо, даже боевой подруге. Но пока эльф прятал свои секреты за крышкой кованого сундука, у него был козырь против множества врагов, что возжелают преградить ему путь.


Псилон Герион Виэнарисс сидел за деревянным столом, на витиеватых медных ножках, и сосредоточенно просматривал книги переписи, любезно предоставленные ему бароном. Сейчас капеллан отождествлял себя с Меусом, которому безумно нравилось копошиться в архивах. Вот только Псилон совершенно не разделял увлечение брата. А разбирать каракули подручных Бальтора Данкоса, определенно не доставляло ему удовольствия. Но альтернативы у Верховного жреца не было. Он должен был собственноручно проверить каждую книгу и выписать имена тех жителей феода, что прибыли сюда из других государств или же перебрались в баронские угодья с иной части Мендарва, незадолго до завершения строительства стены.

Кроме Дубков, в уделе находился еще десяток деревень. С них капеллан и начал. Когда будет готов перечень граждан, он пошлет храмовников в селенья, и те приведут переселенцев в замок, дабы глава церкви, самолично, проверил их на наличие магических способностей и родства с сестрами леса. А пока ищейки рыскают по отдаленным поселкам, Псилон с горсткой подручных управится с Дубками.

Глаза слипались, и разум настойчиво требовал покоя, но Верховный жрец не смел позволить себе отдых, пока не закончит с делами. Он даже был вынужден отказаться от завтрака, на который его пригласила леди Илария. Полный желудок порождает лень. Меус наверняка с радостью бы согласился отведать местных яств, но Псилон не мог в данное мгновение польститься на такую невероятную роскошь.

Он должен отыскать следы Тары Рин, подлатать стену и избавиться от демонессы. Конечно, он не собирался пока убивать Табору, хотя с радостью бы это сделал, если бы та попыталась напасть на него. В нынешнее неспокойное время, чертовой девице придаться покинуть Мендарв, даже если она не успела разобраться с теми неурядицами, что привели ее в государство людей. Верховный жрец не намерен больше ждать. В Мендарве, демоница появиться, лишь тогда, когда Псилон соизволит призвать ее, используя прядь волос.

Капеллан снял с пояса неприметный кожаный мешочек и сжал его в ладони, чувствуя, как сладострастная волна разлилась по телу, от предвкушения того, как он может применить таланты демонессы себе в угоду. Табора одаренная, проворная и сильная, она станет смертоносным оружием в руках бывшего Магистра.

class="book">Взяв прядь в поездку, Псилон не намеривался использовать ее – это была лишь страховка. Табора, несомненно, мечтает о том, как бы перерезать чародею горло. Бесспорно, пока локон у него, жизни капеллана ничего не угрожает, хотя демонесса все равно попытается метнуть в него кинжал при первом же удобном случае. Оставить ценную вещь во дворце без присмотра, тоже являлось несусветной глупостью. Никогда не ведаешь, что может произойти в твое отсутствие. Вдруг кому-то заблагорассудиться порыться в вещах Верховного жреца? Ненароком прядь может попасть в чужие руки или еще того хуже будет уничтожена. Нет, Псилон не мог так рисковать.

Капеллан вновь закрепил мешочек на поясе, прикрыв мантией, и устало потерев глаза, оглядел комнату.

Его поселили в самых лучших покоях замка, и, пожалуй, в самых безвкусных. Казалось, что баронская чета к приезду главы ордена скупила в округе всю дорогую мебель, ковры и прочие предметы интерьера. Только данное нагромождение вещей в одном помещении не было признаком достатка и изыска, а скорее, источало зловонный аромат провинции.

Комод из белой сосны, словно плоть мертвеца, угрожающе пялился на Псилона на фоне бордово-желто-черного гобелена, изображающего пейзаж пресловутой Дубравы. Круглая кровать под аквамариновым балдахином, напоминала пуфик, на котором почивает злющая болонка Тивара, единственное, чем они отличались – размеры. Буковые резные стулья были, несомненно, самой неброской частью убранства, хотя прославились неудобством. Если продолжительное время сидеть на них, то начинала болеть спина, и затекали конечности. К счастью, Бальтор Данкос, дабы не разочаровывать капеллана, решил эту проблему молниеносно. Как только Псилон намекнул о негодности стульев, прислуга тут же, откуда-то приволокла, вполне приемлемое кресло зеленого оттенка. Видимо феодал приказал отдать в пользование жреца предмет антуража из собственного кабинета.

Глава ордена Тарумона Милосердного откинулся на спинку, и снова потер глаза. Он должен завершить просмотр дальних поселений, затем вздремнет часок, а после продолжит изучать рукописи, касающиеся Дубков.

К вечеру капеллану еще предстояло выслушать отчет брата Конлета по поискам тела эльфа, которое бесследно исчезло. Неужели остроухие осмелились пересечь стену и унесли убитого собрата? Присутствие Светлоликих на просторах Мендарва – весьма досадное известие! Такой расклад дел грозил Псилону неминуемой бедой. Среди лазутчиков могут оказаться те, что присутствовали на полях сражения во время войны с эльфами.

Молодые аскалионцы вряд ли способны узнать Псилона по портрету в Книги Памяти, а магистры редко покидали Цитадель. Но Светлоликие другое дело. Они не страдали забывчивостью, и непременно, затаили обиду на чародеев, что стали причиной кровавых распрей. Если среди шпионов окажется хоть один, что бился на просторах Цинтруона, и он ненароком опознает Псилона, то весть о воскрешении волшебника разлетится, быстрее ветра, по Нирбиссу.

В Мендарв аскалионцы не вторгнутся, но Эурион сделает все возможное, дабы уничтожить пресловутого ренегата. И даже, если Верховному жрецу удастся добиться запрета на въезд чужеземцев, то Великий Магистр, обязательно, найдет какого-нибудь мендарвского купца, готового за пригоршню золотых, донести до ушей Тивара сплетни о том, что при дворе короля, гремучей змеей, уже двадцать лет таится чародей из Цитадели. Да не просто маг, а отступник и вероломный предатель.

Псилону, с большим трудом, удалось фальсифицировать собственную гибель. Он предпринял все меры, чтобы имена главы церкви не звучали из уст миссионеров и мирян. Ни в Мендарве, ни за его приделами. Когда речь шла о капелланах, люди использовали лишь одно обращение – Его Преосвященство.

Сон продолжал атаковать разум. Он, с силой ущипнув себя за плечо, слегка поморщился. Нет, мир сновидений подождет! Надо успеть сделать все возможное, чтобы очистить Мендарв от нелюдей. И как можно скорее, восстановить завесу, дабы никто из лазутчиков не смог более тревожить покой капеллана. А когда с первостепенными задачами будет покончено, Верховный жрец позаботиться о том, чтобы сжечь на костре всех, абсолютно всех людей, что обладают хоть крупицей магии.

Мендарв, страна – для одного чародея! А вернее, для двух. Но не кому не суждено разглядеть орнамент на полотне судьбы, так что неизвестно, чем закончится паломничество Меуса. Во время странствий, с братом может приключиться – все, что угодно! Псилон позаботился о том, чтобы обратно в Мендарв второй жрец – никогда не вернулся. Наемные убийцы из Гильдии воров знают свое дело! Как только Меус окажется за пределами страны, его учесть будет решена! Смерть капеллана, лишь укрепит власть Псилона, который убедит мендарвцев в том, что обитатели Большой земли – жестокие, кровожадные и завистливые существа, не страшащиеся ни Создателя, ни возмездия.

Псилон устало улыбнулся. Меус был верным другом и хорошим братом. Но временами, приходится жертвовать близкими людьми для достижения более высокой цели. Цель, которая требует непомерной платы, порой – кровавой. Прознай Меус про планы родственника, то наверняка бы, попытался остановить его. Псилону не нужны были лишние хлопоты и перебранки. Брат больше не справлялся со своей миссией. Слабость и никчемность, удел мертвецов, а не великих чародеев. В объятиях Темноликой Меусу будет, куда уютнее, чем в роскошных покоях королевских палат.

Верховный жрец впервые за все время взглянул в сторону распахнутого окна, где золотистым ковром простиралась Темная Дубрава. Там, за горизонтом, за зелеными древами Круана, за острозубыми горами Смерти, находился Аскалион. Там, в глубинах холодного и негостеприимного замка в большой зале, вырезанное из древесины Алмарин, возвышалось седалище. Место, которое по праву, должно принадлежать ему – Псилону Гериону Вианарису. Трон Великого Магистра! Трон, который однажды, станет его собственностью!


Голова раскалывалась, словно сотня злобных пикси, выпустила синхронно из своих миниатюрных луков тьму стрел, разрывающих мозг и обжигающих ядом. Шрам на щеке и шея, не уступали в мучительной схватке, пылая разъедающим огнем. Остальные части тела были скованны стальными цепями, невидимыми, но крепко держащими в плену жертву. Маг с трудом открыл глаза.

В комнате царил полумрак. Но даже отсутствие яркого света не помешало Ноэлу разглядеть трещины на высоком каменном потолке, готовом рухнуть ему на голову, от малейшего землетрясения.

«Ничто не вечно в этом мире», с горечью подумал он и предпринял попытку подняться с постели. Резкая боль волной прошлась по всему телу. Он стиснул зубы и, стараясь не обращать внимания на истязающие плоть спазмы, все же слегка привстал, облокотившись на здоровую руку, если можно назвать конечность здоровой, когда ее скручивает нестерпимая судорога от малейшего движения.

– Ноэл, ты совсем ополоумел?! – раздался рядом с ухом, негодующий крик Барка. Целитель, едва переступив порог, тут же подскочил к другу, стремясь подложить под спину подушку. – С таким трудом удалось тебя вырвать из лап Темноликой, а ты вновь собрался отыскать путь к ее чертогам!

Черноволосый чародей криво улыбнулся, глядя как травник хлопочет вокруг него, словно курица-наседка. Улыбка Визиканура была измученной и даже устрашающей. Барк, старался не выдать своего испуга, отметив, что присутствие Дероды, все еще клубится над Ноэлом призрачной тенью

– Давно я здесь? – хрипло поинтересовался маг, тяжело дыша.

– С тех пор, как тебя нашли в Мальковском лесу, – хмуро пробормотал целитель.

– Ясно. Она меня обхитрила, – с печальной насмешкой, заключил маг и поморщился от боли, пульсирующей в ране, оставленной клыками Милдред. – Поделом мне, простофиле.

– Ты говоришь сейчас о ведьме? – целитель напрягся.

– А кто бы мог меня так отделать в Пустоши Гревгер? Не мертвые же камни, что там высятся, подобно остовам великанов.

– Шутишь! Возможно, не все так плохо, как предполагал Рейвен, – произнес травник, осознавая, что самообман, лишь продлит горечь истины. Вид Ноэла не внушал напрасных надежд, но, тем не менее, Барку хотелось верить, что шанс на исцеление, пусть и незначительный, у его приятеля существует.

– Значит магистрам известно о моем провале, – сокрушительно покачал головой маг. – Представляю радость Эуриона. Он так долго ждал, пока я оступлюсь.

– Никто не рад тому, что с тобой приключилось, – голос травника звучал удрученно. – Беда, настигшая тебя, может вызвать лишь сострадание, а не безудержное веселье. Магистры объявили пленум. Все Верховные маги после полудня соберутся в зале, дабы обсудить и решить, как избавиться от колдуньи Сеньи и сохранить тебе жизнь.

Аскалионец внезапно расхохотался прерывистым кашляющим смехом. Тело от спазмов напряглось, но он не мог остановиться, пока слезы не пошли из глаз.

Барк озадачено смотрел на друга, не понимая: обезумил ли тот, или целитель произнес шутку, которой не заметил. Наконец, чародей смог совладать с собой и проговорил:

– Это не собрание, а скопище менестрелей, стремящихся дать напоследок незабываемое представление. Меня не спасти. И Магистрам это известно, не хуже моего!

– Ты еще слаб, и ум твой не способен трезво рассуждать, – дрожащим тоном прошептал Барк, но взгляд Ноэла, полный сожалений, лишь подтвердил его самые худые предчувствия.

– Не тешь себя напрасной надеждой, мой друг. Теневые ведьмы не дозволят своим жертвам долго жить. Она питается мной, наслаждаясь процессом. И совсем скоро, колдунья закончит свой пир. Недолго осталось. Темноликая воротится за мной, когда ведьма отыщет себе новое убежище.

Барк тяжело опустился на край постели и схватился за голову. Ему хотелось рвать и метать, плакать и вопить, молиться и проклинать.

– Что ты натворил, Ноэл! Зачем, зачем, ты помчался в одиночку в это окаянное место? Неужели тебе так опостылела собственная жизнь? Ты нарочно стремишься в гущу Тени, дабы только оказаться в объятьях Собирательницы душ! Безумцами, существ делают три вещи: зависть, ненависть и любовь. В чем твое сумасшествие, Ноэл?

Горькая усмешка слегка тронула губы волшебника. Если бы Барку были ведомы его страдания, он бы мог понять его. Но травник был человеком, которому никогда не познать, как сжигает заживо кровь демонов, испепеляя разум, разъедая душу.

– Я не стремился намерено погибнуть в Пустоши Гревгер. Но не стану лгать, смерть для меня – спасение. Дерода несет мне свободу. Свободу от моей вагхирской сущности. Свободу от сомнений, что терзают мое естество. Свободу от предположений, что я строю в своей голове.

Барк убрал руки с головы, скрестив их на груди. Он смотрел на своего друга долгим пустым взглядом, словно перед ним сидел не человек, которого он полюбил еще тогда, когда тот был младенцем, а незнакомец нацепивший маску Визиканура.

– Твой взор, скорее отправит меня к костяной невесте, чем чары ведьмы, – выдержав немое презрение приятеля, промолвил маг. – Но позволь мне, перед встречей с Деродой, закончить последнее дело.

– Хочешь прощальное письмо настрочить? – иронично молвил Барк, чувствуя, как его настроение с каждым мгновением обращается в едкий пепел.

– Нет. Я не настолько романтичен, чтобы марать напрасно бумагу, – попытался изобразить улыбку волшебник. – От Карро до сих пор нет вестей?

Травник покачал головой. Даже умирая, этот глупец думает не о себе, а о ком-то другом.

– Я так и думал, – тяжелый вздох вырвался из души Ноэла. – Значит, мне предначертано вновь попытать счастье в башне.

Глаза Барка округлились. Он, рыбой на суше, глотал воздух, дабы подобрать слова, выражающие его негодование. Находясь одной ногой в чертогах Темноликой, этот неугомонный чародей, стремился напоследок, заработать в свою копилку еще больше бед.

– Ты и впрямь ополоумел! – наконец выдохнул он. – Тебе туда дорога заказана! Особенно, в нынешнем твоем состоянии!

– Ты мне поможешь, – невозмутимо произнес волшебник, и травник мгновенно осознал, что друг не шутит. Он действительно рассчитывал на него.

– Как?

– Мне нужны эликсиры. Много эликсиров. Я должен во время собрания пробраться внутрь и разбудить зеркало.

Целитель побледнел, казалось, невидимая пия вцепилась ему в аорту и высосала всю кровь. Он судорожно пытался что-то придумать, дабы отговорить приятеля, но ничего дельного на ум не приходило.

– Я знаю, мой организм еще не восстановился, – проговорил Визиканур, догадавшись, чего опасается травник.

– Я в тебя влил лошадиную дозу снадобий. Если превысить норму, то можно заработать обратный эффект. Не легче ли мне, просто преподнести тебе чашу с ядом?

Ноэл, снова попытался улыбнуться. Барк не оставит его в самый тяжкий час.

– Я никогда в тебе не сомневался, мой друг, – произнес он с благодарностью. – Я должен проверить, как там девчушка. Мне нужно знать, что с ней – все хорошо. А потом, Темноликая может смело меня увести в свои покои.

– Ты безумный и своенравный демон, – проворчал Барк. – Если я откажусь тебе помогать, то ты все равно, отправишься в крыло Магистров, даже если тебе придется ползти туда. Сдалась тебе эта девочка…

– Спасибо, – оборвал его Ноэл, и целитель почувствовал ладонь друга на своем плече.

Если Рейвен окажется прав в своих догадках и волшебникам удастся спасти Визиканура, то Барк, непременно, его хорошенько отчитает за безрассудство. Но, а ежели версия Ноэла верна, и ему не удастся избежать объятий Дероды… Глаза травника стали предательски пощипывать в преддверии слез. Коли чародею не избежать Темноликой, то услуга, которую Барк окажет ему, рискуя заработать гнев магистров, станет последней.


Сон к Ребекке не шел. Как только девочка переступила порог хижины, она тут же окунулась в домашние хлопоты. Следовало завтрак приготовить, покормить птицу и убраться по дому. События, произошедшие ночью, то и дело проносились перед глазами, словно пляски скоморохов. Только вознесение эльфа, к туманным далям Инайрлан, не могло вписаться в единую картину. Она не помнила ни мгновения, хотя Годфри в деталях рассказал о случившемся. Губы до сих пор жгло от поцелуя, и приступы стыда смешивались, с незнакомой доселе, эйфорией.

Усталость, непосильной ношей, свалилась на плечи лишь тогда, когда Артур с близнецами, отправился в Дубраву за хворостом. Оставшись в одиночестве, златовласка провалилась в мрачный и беспокойный сон. Очутившись в плену кошмаров, девочка уже не могла разорвать паутину сумрачных грез, дабы вырваться наружу.

Вначале мерещился Тивар, который тащил ее за волосы в Белую залу. Ребекка старалась вырваться из огромных лап короля! Напрасно! Его хватка была железной. Она пыталась кричать, но ее вопль заглушали стоны и плач других женщин, умирающих от пыток в покоях правителя. Ужас и отчаяние охватило златовласку. Она зажмурилась, готовясь к неминуемой жуткой участи.

Внезапно рука перестала рвать ее локоны. И уже никто не тянул ее тело по холодному мрамору. Но чье-то прерывистое дыхание слышалось рядом. Осторожно открыв глаза, Ребекка увидела, склонившегося над ней Годфри. Он хищно облизывал губы, стараясь развязать одной рукой шнурок на корсете, а другой задрать юбку. Ребекка, глотая слезы, просила его остановиться, но юноша, лишь злорадно ухмылялся, помышляя, во что бы то ни стало добраться до тела златовласки. Девочка вознамерилась ударить его, Годфри успел схватить ее кисть, до того, как Ребекка смогла отвесить ему оплеуху. Ее действия разозлили барона и он начал нещадно срывать с нее платье.

Длинный и острый черный клинок неожиданно пронзил грудь юноши. Капля крови, с его кончика, упала на ключицу златовласки, обжигая словно кислота. Лицо Годфри исказилось в нечеловеческой гримасе и он, вопя от ярости и бессилия, стал растворяться в воздухе, словно мираж.

Ребекка, рыдая взахлеб, приподнялась, прикрывая обнаженное тело лохмотьями. Ее взор застилали слезы, и трудно было разглядеть своего спасителя. Но кто-то темный, в колышущихся одеяниях, находился прямо перед ней.

Златовласка постаралась успокоиться и ей практически удалось. Слезы еще катились по щекам, но взгляд прояснился. Она увидела женщину или не женщину и даже не человека.

Пустые глазницы, бездонными тоннелями, изучающе глядели на нее. Бледное узкое лицо, обтянутое тонкой кожей, склонилось на бок, точно так же, как это делал Карро, когда внимательно слушал болтовню девочки. Волосы существа напоминали угольный дым, что клубится над пожарищем. Впрочем, создание все было окутано черной мглой, словно плащом. Тонкая кисть протянулась к щеке девушки, и костлявые пальцы утерли слезу. Кожу обдало вечной стужей, на месте прикосновения, засвербело неприятное покалывание.

– Что в тебе такого, дитя? – прошуршал голос или тысяча голосов. Возможно, говорила незнакомка, а может пространство вокруг нее.

– Что не отпускает его ко мне?

Ребекка, шмыгая носом, не могла произнести ни слова, да она и не знала ответа на вопрос, которого не понимала. Женщина осторожно коснулась ее волос. Один из золотых локонов девочки покрылся серебром.

– Ни отец и ни мать, но родитель – прошелестели голоса. – Ни дочь и не сестра, но родная кровь.

Лицо незнакомки, похожее на маску, казалось, погрустнело. Уголки губ опустились

– Я заберу его у тебя или отниму тебя у него… А может статься, ты меня поведешь в мои собственные чертоги. Свет пустит корни в сердце Мрака, иль Тень поглотит мощь Огня? Тебе решать какой плести узор на полотне судьбы, – прошептало создание мглы, скорбно созерцая девушку. Затем создание неспешно растворилось, подобно туману, который разогнал ветер.

«Темноликая…», сердце Ребекки ушло в пятки. С ней говорила сама Смерть. Вот только о чем, златовласка так и не поняла, продолжая дрожать от страха, сидя на лесной поляне…

Лес исчез! Теперь Ребекку окружал совершенно иной пейзаж.

Пустынный скалистый берег. У подножья крутого утеса, огромные мутные волны, шипя и пенясь, набрасываются на камень, жаждая однажды, подмыть фундамент и поглотить исполинскую глыбу.

Все тот же колючий дождь, царапающий иглами кожу. Все также буйствовал ветер. Порывы стремились сорвать остатки одежды с несчастной девчушки, обнажив ее перед лицом разбушевавшейся стихии. Ребекка, обняв колени и стремясь удержать в объятьях остатки платья, испуганно озиралась по сторонам. Ее золотые волосы, развивались по воздуху, словно парус, попавший в шторм.

Время шло, она продрогла от дождя и ветра, а Его все не было. Златовласка напрасно вглядывалась вдаль. Кроме пожухлой травы, до самого горизонта, лишь мертвая Пустошь. Слезы вновь подступили к горлу, она перевела взор на гневающуюся морскую бездну, но и там не увидела Его.

– Не оставляй меня… – с отчаянием прошептала она, устремив взгляд в пепельное небо, где угасало умирающее солнце.

Ответом ей послужил вой ветра, да шум разбивающихся о скалы волн. Ребекка затряслась от рыданий. Она плакала и плакала, свернувшись калачиком на промерзшей земле, словно дракон в яйце. Она глотала слезы, продолжая звать Его, ощущая естеством, что Он никогда больше не явится на ее зов.


Годфри проспал весь день. Неожиданный визит капеллана, отбросил на неопределенный срок все вопросы о ночных похождениях юного ловеласа. Видать, до ушей родителей, храмовники и вовсе не успели донести сплетни. Это было и к лучшему. Пареньку совершенно не хотелось объяснять отцу и матери, кто эта девчушка, и почему, он вместо того, чтобы привести зазнобу в личные покои, решил миловаться в Дубраве.

На окрестности, ленивой пеленой, стали наплывать сумерки. Годфри выглянул в окно, выходящее во внутренний двор, и с удивлением отметил, что церковников нигде не было видно. Вероятно, они опять решили прогуляться по лесу в бессмысленных поисках эльфа. Что же, пусть тренируют свои дряблые тела.

В дверь тихо постучали. Юноша отпрянул от окна и через мгновение оказался в постели, укрывшись по пояс одеялом.

– Войдите, – сонным голосом произнес он.

Дверь распахнулась и в комнату вошла Илария, в сопровождении Эйри, тощей и неприятной дамы, которая всюду следовала за госпожой.

– Дорогой, ты часом не приболел? – сделав обеспокоенное лицо, произнесла баронесса, присаживаясь на край постели и трогая лоб Годфри. Юноша осторожно отстранил ее руку.

– Нет, матушка, со мной все хорошо. Видимо меня сморил сон, как только я услышал о приезде Его Преосвященства.

Эйри скривила губы и недовольно вздернула свой длинный нос, похожий на клюв цапли. Это дамочка была исключительно набожной особой. Всякий раз когда, кто-то осмеливался подшучивать над Создателем или Пророком, она делала кислую мину и презрительным молчанием выказывала свое недовольство.

– Милый, я знаю, что ты говоришь это не всерьез, – улыбнулась Илария. Ей было ведомо холодное отношение отпрыска к культу Тарумона Милосердного, но он никогда не стремился нарочно задеть священнослужителей или богохульствовать.

Годфри взял теплую руку матери и поцеловал.

– Конечно, нет, – ответил он на ее улыбку. – Мне захотелось немного побездельничать, вот я и провалялся весь день в постели.

Баронесса расцвела, как пион королевского сада. Годфри был ее единственным отпрыском, которого она берегла, как зеницу ока. Илария и думать не желала, что ее ребенка может свалить опасный недуг или, упаси Создатель, он навлечет на себя гнев короля или ордена Тарумона Милосердного.

– Надеюсь, ты вдоволь отдохнул, и теперь, непременно спустишься в столовую, чтобы отужинать в обществе главы церкви.

Годфри кивнул. Конечно, он спустится, хотя ему была не по нутру компания Верховного жреца. Наживать врагов среди мелких храмовников – одно дело, а вот проявлять неуважение к капеллану – совсем другое. Да и ужин с главой ордена явно не будет проходить в полном молчании, а это значит, юному аристократу удастся узнать множество деталей, касающихся наплыва храмовников в феод и неожиданного визита Его Преосвященства.

Лицо Эйри немного смягчилось, но сухощавые губы она не разжала. Да, этой даме не видать мужа, как собственного носа. Хотя впрочем, только нос она и могла видеть. С таким отношением к жизни и таким лицом ни один мужчина, даже закоренелый пьяница, не решится повести под венец эту благопристойную барышню, разменявшую пятый десяток.

– Я оденусь и спущусь в столовую, – подтвердил свой ответ Годфри.

Илария погладила сына по светлым волосам, которые еще хранили аромат цветочного мыла после утреней ванны, и поднялась с кровати.

– Не опаздывай. У Его Преосвященства много дел, и он не станет тебя дожидаться.

Когда баронесса, вместе с помощницей, покинула спальню, Годфри задумчиво уставился на дверь, словно ждал, что она вновь отворится и в комнату войдет сам Псилон Герион Виэнарисс.

Внезапный визит капеллана не сулил ничего доброго. Чтобы глава ордена покинул сияющий Форг, должно было случится, что-то из ряда вон выходящее. Убийство эльфа? Нет! Ежегодно на всех границах Мендарва, кого-то да убивают из нелюдей. Здесь крылся какой-то иной мотив. Годфри надеялся, что визит Верховного жреца не связан с семейством Лангрен, и особенно с Ребеккой. Но узнать причину приезда Его Преосвященства, барон мог лишь за ужином. Правда, для этого, юноше придется прикинуться истинным приверженцем учений Тарумона Милосердного. Но на что не пойдешь, лишь бы выведать темные тайны храмовников.


Цитадель облачилась в плотную шаль мрака, спустившегося с мистических хребтов Вертикальных гор. Густые потемки принесли с собой и ранние хлопья снега. Редкие, но крупные и пушистые, они лениво падали на каменистую землю, образовывая белеющие островки. Облака, явившие первых гонцов зимы, окрасили небо в темно-сиреневую палитру, закрыв собой лик бесстрастной луны и слепящие звезды. Только пробил шестой час, но казалось, что за окном, уже вовсю, властвовала глубокая ночь.

Эурион Анадар Седус, сидел в просторном зале аскалионского замка, на алмариновом троне, подперев голову кулаком. До пленума оставался еще час, и у Великого Магистра было время поразмыслить, прежде чем громкие голоса Верховных магов начнут дребезжать в его ушах, наполняя разум нестерпимой болью.

Происшествие с Ноэлом, его не изумило и не огорчило. Он неоднократно твердил своим соратникам, что этот выскочка, однажды оступится, а те не желали прислушиваться к его прорицаниям. Вот только маг, как в воду глядел. Щенок не только увяз в гнилом болоте, еще хуже, он погрузился в него с головой. И теперь, Эуриону предстоит, вместе с другими чародеями, его оттуда извлекать.

«Было бы куда проще, если бы Визиканур сгинул в Пустоше Гревгер. Но нет, его верный друг, да и Рейвен – всю Цитадель на уши поставили», волшебник лениво зевнул и даже не удосужился прикрыть рот. Плевать на приличия, он все равно один в этом огромном зале.

Внезапно убаюкивающее безмолвие нарушил тихий скрежет. Великий Магистр обратил взор на приоткрывшиеся кованые двери. На пороге стоял бледный, как первый снег, и дрожащий, как детеныш косули, один из бывших воспитанников, а ныне привратник Цитадели.

– Примите мои глубочайшие извинения, Ваше Наимудрейшество. Я невольно вынужден вас побеспокоить.

Седые брови Эуриона сошлись на переносицы. Что могло произойти, раз Юргер осмелился оторвать его от раздумий? Неужели, Визиканур все же отправился в обитель Темноликой?

– Что там у тебя? – проворчал Великий Магистр, принимая степенную позу на троне.

– Ннн… Найгари, – заикаясь, пролепетал привратник.

Эурион помрачнел. В эти неспокойные времена еще не хватало фантомных гонцов! Разобраться бы с бедами в Цитадели, так нет, в самый неподходящий момент должны явиться эти воздушные создания со своими посланиями.

– Передай, пусть приходит в следующий раз. Сейчас у Аскалиона нет времени на игры Создателей, – сухо молвил он.

– Но… Вы уже второй раз отказываете, – попытался отговорить Великого Магистра Юргер, который от услышанных слов, словно уменьшился вдвое и пуще осунулся.

– И в третий раз откажу, если потребуется! – прорычал чародей.

– Третий? – испуганно пискнул привратник, не веря своим ушам.

Эурион покачал головой. Кхаа Лаур, какие же они все боязливые и недалекие. Воспитанники, что не обладают магическими способностями, боятся даже собственной тени.

– Передай посланнику, что Аскалион ответит на зов, когда пробьет час. Но пока этот момент не наступил, пусть гонец дальше бродит по Нирбиссу, раздавая письмена счастья другим обитателям.

– Как скажете, Ваше Наимудрейшество, – пробормотал Юргер и тут же испарился, бестелесным духом, лишь слегка скрипнув тяжелой створкой дверей.

«Надеюсь, третий раз эта сущность прибудет через год, когда я, возможно, устану от балагана, творящегося вокруг меня, и самостоятельно доберусь до темницы Дероды», с презрением подумал Эурион.

Правда, была одна загвоздка – Великий Магистр еще лет двадцать не намеривался покидать свой пост, а может и пятьдесят. Чародеи не живут так долго, как Светлоликие, но на Нирбиссе есть множество способов, обмануть ненадолго смерть и продлить жизнь на определенный срок.

Хорошо бы открыть секрет бессмертия! За такое ценное заклинание, позволяющее вечно существовать, Великий Магистр продал бы душу могущественному демону или самому Дейре Лауру. Вот только, бесовские твари, что обитали на Большой Земле, не обладали древними знаниями, а Сумрачный ящер давно перестал интересоваться континентом. Был еще Огненный архипелаг и Ледяные владения, но Эурион не сунулся бы на те материки, даже если бы Темноликая сдавливала горло своими костлявыми пальцами, угрожая утащить мага в свое подземелье.


Псилон Герион Виэнарисс спустился к ужину, когда чета Данкос и еще несколько знатных особ, неведомо откуда взявшихся, уже восседали в столовой, терпеливо ожидая капеллана. Верховный жрец неторопливо прошел на свое место, отведенное во главе длинного, уставленного яствами стола, и опустился в весьма удобное кресло с велюровой обивкой.

В помещении царила атмосфера роскоши, но безвкусицей не пахло. Видимо все же барон и баронесса, лишь к его приезду решили так вычурно обставить покои, в которых предназначалось остановиться главе ордена Тарумона Милосердного. Хотели впечатлить капеллана, но вышло все наоборот.

Псилон оглядел присутствующих и, закрыв глаза, возвел руки к потолку. Поглощая еду в одиночестве или в присутствие брата, он не сподоблялся произносить молитвы, но находясь среди прихожан, ему было необходимо сохранять образ праведности и смирения.

– Да прибудет с нами Вечный свет Тарумона Милосердного. Да снизойдет на нас Благодать Пророка. Ибо соблюдая законы, что оставил он нам, внемля словам Создателя, мы узрим свет в конце пути. Пусть благословением он осветит сию обитель, и не убудет пища и добродетель в этом благочестивом месте.

Голос капеллана звучал подобно грому, отзываясь эхом от высоких потолков столовой. Присутствующие, закрыв глаза, и прижав ладони к груди, беззвучно повторяли слова Верховного жреца. Годфри, так же сложил руки, но глаза его были распахнуты, и внимательно наблюдали за главой ордена. Юноша зажмурился, лишь тогда, когда высокопоставленный храмовник окончил ритуал восхваления.

– Да дойдут наши молитвы до сердца Создателя! – хором молвили хозяева дома и гости.

Капеллан открыл глаза и, опустив руки, снисходительно улыбнулся присутствующим, которые были готовы лопнуть от гордости и счастья, что обрели честь отужинать с Его Преосвященством. Годфри держался непринужденно. Он старался не выдать себя, но и играть роль скомороха, млеющего от вида священника, пусть и высшего сана, он не намеривался.

Впрочем, Псилона не интересовал ни один человек, сидящий за длинным столом. Его разум был занят, куда более важными мыслями.

Закончив со списком подозреваемых, капеллан почти всех храмовников отправил по дальним деревням. А перед тем, как спуститься в столовую, послал брата Конлета, да нескольких послушников, в Дубки. В этом поселении, как оказалась, проживало не так много персон, которых можно было заподозрить в темных делишках. Немногочисленная группа братьев Вечного Света вполне способна справиться с поставленной задачей.

Верховному жрецу требовалось несколько дней, чтобы расспросить всех подозреваемых и еще несколько, чтобы указать на виновного. Кто-то, среди этих простолюдинов, долгие годы прикрывал дриаду. А эльф? Светлоликий неспроста сюда явился. Он явно что-то или кого-то искал.

Псилон Герион Виэнарисс надеялся изловить вероломных предателей. И изобличить Тару Рин, которой, до сих пор, удавалось мастерски прятаться от всезнающего и всевидящего ока ордена.


Глава 11


«Не угадать, не предположить

и не избежать превратностей

судьбы, стремясь изменить

орнамент полотна. Как древо

Алмарин сплетает ветви меж собой,

так и нити мирозданья вьют узор,

соединяя грехи прошлого с подвигами

будущего»


Ройка Мухавейн, Дритский друид.


В башни магистров стояла густая и неистовая тишина, словно все звуки вселенной оставили в одиночестве эту часть Цитадели, дабы не тревожить покой древних стен. Верховные чародеи покинули свои обители, чтобы вести споры и выдвигать предположения в зале Советов. В этот час, здесь можно было встретить, лишь заплутавшую прислугу, бывших воспитанников, которых судьба обделила даром. Но и то, вероятность столкнуться с одним из них, была крайне мала.

Ноэл Визиканур, опираясь на плечо друга и превозмогая боль, нетвёрдым шагом преодолевал каменные ступени, стремясь поскорее очутиться на верхнем этаже. Какая бы преграда не возникла на его пути, аскалионец был готов ее преодолеть. Он должен, он сможет добраться до обители Археса.

Они двигались в полном молчании. О, они не страшились, что их перешептывание будет услышано кем-либо, нет! Обсуждать было нечего. Все было предрешено, и отступать назад, никто не желал или был неспособен.

Тощий травник, сгорбившись под тяжестью тела чародея, уповал, что добравшись до обители Мудрого эльфа, Ноэл воротится обратно в опочивальню, когда двери не отворятся перед ним. Визиканур, за последние шестнадцать лет, предпринимал множество попыток поговорить с зеркалом и всегда они оборачивались провалом. Комната была заперта наглухо, будто ее заложили камнем с другой стороны, а древний артефакт укрылся плащом тишины и не звал к себе гостей.

Чего уж таит, сам Барк украдкой проверял, не распахнется ли дверь перед ним. Но руны еле заметно мерцали. Резные заслоны, хранили безмолвие и неприступность, ожидая своего часа или же навечно запечатав вход в последнее пристанище Археса.

Оказавшись у цели, приятели обессилено опустились на пол, прислонившись к прохладному камню стены. Очередная попытка, возможно бесплодная.

– Тебе придется вернуться к главному входу и ждать меня там, – прошептал Ноэл, стараясь не придавать значения пульсирующей боли, что пронзала шею тысячей игл.

Травник хотел было, что-то возразить, но маг остановил его знаком. Барк был упрям, и если не пересечь его попытки то, он добьется своего в финале.

– Нет, ты не останешься со мной! Если тебя обнаружат здесь, не миновать беды. А мне… – чародей горько усмехнулся. – Мне терять уже нечего. Если обитель не отворит двери предо мной в течение часа, я спущусь вниз, и ты отведешь меня обратно в келью.

– А ежели отворит? – с тревогой вопросил целитель.

– Барк, мой верный друг. В любом случае, я буду вынужден покинуть башню. Или ты думаешь, что я мечтаю умереть в покоях Мудрого эльфа?

– Тролль тебя разбери! Я не в силах предугадать, что через мгновение взбредет в твою безумную голову.

Ноэл выдавил из себя усталую улыбку. Порой и сам чародей не ведал, какая нить вплетется в его судьбу через миг. Целитель тяжело вздохнул и поднялся на ноги.

Визиканур с тоской смотрел, как в полумраке башни растворяется голубое одеяние травника, спускающегося по лестнице. Там, в чертогах Темноликой, где царит вечный холод и пустота, ему будет не хватать друга. Но только, в опочивальне Дероды получеловек, полудемон, полуэльф мог обрести покой.

«Скоро, очень скоро, ты сможешь сжать меня в своих ледяных объятиях», с тоской пронеслось у него в голове.


Гомон голосов и подозрительный шум с трудом вырвал Ребекку из кошмара. Она, пошатываясь, поднялась с постели, не осознавая, где находится и что происходит. Ее лицо было мокрое от слез. Волосы всклокочены, и среди длинных золотых локонов, тонкой лентой, серебрилась белоснежная прядь – Прикосновение Смерти.

Воспоминания лениво складывались в общую картину. Последнее, что ей удалось выудить из череды сновидений, был образ скалистого берега и силуэт Дероды. Златовласка осторожно дотронулась до ключицы. Там, где капля крови с клинка обожгла ей кожу, образовалось темное родимое пятно. Метка Темноликой. Собирательница душ дважды клеймила ее.

Гул голосов становился все явственней. Казалось, все обитатели Дубков высыпали на улицу, громко обсуждая какой-то инцидент. Пока девчушка спала, что-то случилось! Неровной походкой Ребекка подошла к окну и выглянула наружу.

На фоне сгустившихся сумерек, в конце села, рубиновыми отблесками возносились к небу безжалостные и острые языки пожара. Горел дом Беллы! Травница еще ночью покинула деревню, отправившись на восток в сторону леса Серых лисиц. Ее жизнь была вне опасности. Но то, что пылала ее хижина, было недобрым знаком. Вряд ли старушка в спешке забыла потушить лучину, и она стала причиной возгорания. Кто-то, намерено поджег дом!

Народ кричал, перешептывался, бежал, стоял, но нигде не было видно сельчан с ведрами. Никто не стремился к Зарнице, дабы набрать воды и потушить огонь. Неужели пожар так разошелся, что попытки погасить его, были тщетны?

Шум усиливался, а в доме Лангренов поселилась тишина. Девочка напрягла слух. Отец и братья, либо еще не вернулись, либо побежали поглядеть, что стряслось. Но будь последнее правдой, они бы наверняка разбудили Ребекку. Златовласка ощутила, как в ее сердце гремучей змеей заползает зловещее предчувствие.

Она тяжело вздохнула, поправила, помявшееся от сна платье, и вышла за порог спальни. Ребекка должна была отыскать Артура и близнецов, а заодно разузнать, что произошло с хижиной Беллы.


Темная Дубрава словно обезумила. Шквалистый ветер рвал багряные листья с колышущихся крон, ломал сучья деревьев и поднимал вихри сухой травы да пыли. Плотная вечерняя мгла ухудшала видимость. Казалось буря, пронесшаяся месяц назад по лесу, вновь решила навестить старого знакомого. К проискам стихии присоединились лоскутки черного дыма и запах гари.

– Чудесная погодка, – проворчал мрачный эльф, торопливо следуя за Таборой, которая, не обращая внимания, ни на разбушевавшуюся природу, ни на признаки близкого пожара, целеустремленно шла по дебрям, опираясь на посох.

Напарники были облачены в длинные накидки с надвинутыми на лоб капюшонами. Маскировка от мендарвцев невесть какая, но все же лучше, чем предстать во всей красе перед толпой безумных людишек, охваченных жаждой растерзать первого попавшегося нелюдя.

– Идеальная погода, как раз для того, что бы проникнуть в дом Лангренов, – не сбавляя шаг, промолвила демонесса, принюхиваясь. Она надеялась, что запах свежего пепла пришел издалека, а не кто-то поблизости удумал развести костер. Встреча с незнакомцами в Дубраве, в данный момент, была бы крайне нежелательной.

– Ты уверена, что мы управимся до того, как мужичок с парнишками вернется? – в голосе коротышки послышалось сомнение.

Табора коварно улыбнулась, но шаг не сбавила.

– В такое ненастье, они еще долго будут плутать по лесу. У нас будет достаточно времени, чтобы перевернуть бывшую обитель Тары, вверх дном.

– А девчонка? Если она окажется в хижине? Что тогда делать будем?

На этот раз демоница остановилась и, оскалившись, глянула на толстяка.

– Ты думаешь, мы вдвоем не справимся с маленькой и пугливой деревенщиной? Даже, если пигалица дочь дриады, она нам не помеха.

– Надеюсь, ты не намерена ее убить? – поинтересовался осторожно эльф. Споткнувшись, он чуть не налетел на коллегу, которую крайне трудно было разглядеть в творящемся хаосе.

– Зачем мне руки марать о выродка сестры леса? Придет время, и храмовники сами с ней разберутся, – девица вновь зашагала, куда-то в темноту, ловко перескакивая валежник и обходя корни деревьев. Зрение демонов незаменимая штука, если Тень накрывает окрестности.

Науро спешно засеменил за ней. Когда они окажутся в Дубках, ему придется изловчиться и как-то отвлечь демонессу от златовласки. Девочку нужно спрятать, увести, закрыть в соседском доме, а лучше, вовсе переправить на другой континент.

Мрачный эльф выругался под нос. Надо было раньше поговорить с Таборой, сейчас она его и слушать не станет. Он шестнадцать лет путал следы, дабы никто не мог обнаружить златовласку. А теперь, настала пора расплачиваться за беспечность.

«Ничего, Науро, ты, как и прежде справишься. И не из таких передряг выбирался. Рассчитывать на помощь кого-либо не приходится. Значит, нужно действовать по старинке», эльф засунул руку в карман, где находился небольшой плоский камень.

Этой штукой он может воспользоваться лишь один раз. Выполнив свое предназначение, кусок породы превратится в бесполезный булыжник. Следовало взять в Мендарв несколько таких вещиц. Но в Броке – Офир оставалось немного. Что бы создать один такой камень, Мрачным эльфам приходилось тратить не один год жизни и использовать уйму магической энергии, которая и так была скудна в тех краях. Столько времени и сил ради одноразового использования! Зато, эту невзрачную на вид безделушку, не мог учуять не один мендарвский храмовник. Иное волшебство Мрачных эльфов было кустарным, примитивным и разительно отличалось от магии чародеев, Светлоликих, демонов и прочих одаренных колдовскими способностями существ.

«Только один раз и, лишь в крайне необходимом случае», напомнил себе Науро, стремясь не потерять из виду, расплывающийся в потемках силуэт Таборы.


Ужин, устроенный в честь капеллана в замке барона Данкоса протекал весьма уныло. Его Преосвященство был немногословен. А баронская чета и остальная знать, тихо перешептываясь меж собой, щебетали о пустом.

Годфри неспешно ворошил вилкой форель, запеченную на углях. Аппетита совершенно не было, но уходить из-за стола он не посмел. Покинуть трапезную раньше Верховного жреца, пока тот ест, было верхом неприличия.

Юноше оставалось лишь внимательно прислушиваться к болтовне дворян и не спускать глаз с беловолосого старца. Однажды Псилон перехватил взгляд паренька и улыбнулся в бороду. Вот только, улыбка не была не добродушной, а какой-то пугающей. Возможно, Годфри только показалась, что он заметил зловещий оскал. Тени, неровный свет свечей, могли сыграть нелепую шутку с воображением.

Оживление в зале случилось лишь к концу банкета. К Верховному жрецу и Бальтору Данкосу торопливо подбежал секретарь барона, и что-то тихо стал тараторить. Несмотря на то, что Годфри сидел по левую руку отца, он смог расслышать внятно лишь два слова: Дубки и пожар. Как только гонец закончил свой доклад, капеллан и хозяин феода принесли извинения присутствующим и покинули в спешке столовую.

Опасение юноши росло с каждым мгновением. Он выждал несколькоминут и тоже откланялся. Илария удивленно вздернула брови, но удерживать сына не стала. Любопытство и ей было не чуждо, вот только бросить сидящих за столом гостей, она не могла.

Годфри стрелой помчался по винтовой лестнице, ведущий на площадку дозорной башни. Только оттуда открывалась полная панорама удела. Лишь с высоты, он мог подтвердить свои догадки или же усмирить тревогу, захлестнувшую разум и душу.

Круглая терраса, огражденная каменными зубцами, была довольно просторной, здесь с лихвой мог поместиться компактный взвод солдат. Но сейчас тут находилось только двое лучников, которые, о чем-то оживленно спорили, указывая пальцами в сторону Дубков. При виде юного барона, они, не мешкая, вытянулись по струнке и приняли важный вид, продолжая коситься в сторону мерцающего зарева.

Годфри совершенно не обращая внимания на дозорных, подбежал к ряду мерлонов и устремил взор вдаль, где во тьме ночи, алым цветком полыхал дом травницы. Ему с трудом удалось разглядеть в свете факелов и вуали гари маленькие движущиеся фигурки селян. Деревенька напоминала издали муравейник, охваченный паникой. Юноша, прищуриваясь, пытался рассмотреть хижину Лангренов. Но дым от кострища, подхваченный ветром, расползся по всей округе, с каждой минутой, все плотнее укрывая поселенье и спящий лес.

«Она там. И возможно, ей грозит опасность», пронеслось в голове у барона, и он ощутил, как сердце испуганно забилось в груди. Он не мог находиться под сенью надежного замка, когда возлюбленная оказалась в центре лихих событий.

Лучники ошарашенно пялились вслед молодому аристократу, покинувшему дозорную площадку со скоростью урагана.

– И чего он там углядел? – задумчиво пробормотал Бейн, поглаживая пальцами небритый подбородок.

– Небось, побежал лицезреть кострище вблизи. То буря, то пожары, какая-то чертовщина происходит в угодьях барона. Видать, происки нечистой силы, – заключил Лорн.

Солдаты переглянулись, упомянув про себя имя Пророка, и вновь подошли к ограде, дабы созерцать, с высоты птичьего полета, что происходит в родной деревушке, где творилась настоящая сумятица.


Брат Конлет, отправляясь в Дубки, получил от капеллана строгий указ – провести обыск в домах некоторых жителей и, не поднимая шума, доставить подозреваемых в замок. Но неприметно выполнить просьбу Верховного жреца, не удалось. Впрочем, брат Конлет был всего лишь священнослужителем, а не Странником, которому ведомы шпионские уловки.

Неприятности начались с той самой минуты, как за храмовниками увязался подвыпивший Финли со своим приятелем. Эта парочка преследовала церковников до самого дома травницы. Они все расспрашивали: то о мертвом нелюде, то о визите главы ордена, то пускались декламировать писания Пророка. Брат Конлет с трудом сдерживал себя, чтобы не прикрикнуть на хмельных балагуров. И слава Тарумону Милосердному, он этого не сделал.

Добравшись до хижины старой Беллы, братья Вечного Света столкнулись с первой проблемой. Дом был наглухо заколочен. Ставни закрыты с внутренней стороны. А на двери красовался увесистый замок. Чтобы попасть в жилище, требовались ключи. Естественно, целительницы дома и в помине не было.

Вот тут Финли и Глен пригодились. Один рассказал, что Белла с зарей решила вернуться в родные края, якобы расстроенная инцидентом с эльфом, второй предложил выломать дверь, если адептам ордена неймется осмотреть дом или требуются в срочном порядке снадобья, которые наверняка припрятаны в кладовке старушки.

В иной ситуации, брат Конлет развернулся бы и явился в другой день. Но сейчас, обстоятельства заставляли церковника идти на крайние меры. Верховный Жрец дал ясно понять, что весьма недоволен работой храмовников в баронском наделе. За целый месяц, кроме мертвого эльфа, они ничего не обнаружили. Ни таинственной женщины по имени Тара Рин, ни источника магической активности, хотя воздух был пропитан чарами.

Белла вернется лишь по весне. Она раз в полгода приезжает в Дубки. Мчаться за травницей в другой конец страны, не целесообразно, а вот дом проверить стоило бы, хотя бы для того, чтобы капеллан мог ее исключить из списка еретиков.

– Ломайте дверь, – приказал Конлет, обращаясь то ли к послушникам, то ли к Финли с Гленом.

Последние товарищи решили, что распоряжение адресовано им, и со всей дури навалились на добротные доски. Под грузным телом мясника деревянная преграда разлетелась в щепки, и парочка добровольцев, с глухим грохотом, ввалилась в дом, тем самым, вызвав нежелательное любопытство соседей.

– Церковь возместит ущерб, если Белла подтвердит свою непричастность к казусу, связанному с мертвым нелюдем! – громко произнес брат Конлет, ощущая затылком, как с каждой минутой зевак, рядом с хижиной травницы, прибавляется.

Лучше бы старуха оказалась ведьмой! Капеллан три шкуры спустит с храмовника, если узнает, что тот нанес ущерб частной собственности абсолютно невинного человека. Дверь была лишь первым звоночком.

Очутившись внутри, Финли и его приятель вошли в раж. Они не знали, чего ищут храмовники, но намеривались найти это раньше их. Подельники переворачивали тумбы и шкафы, распарывали подушки. Они даже в камин не побрезговали заглянуть. Брат Конлет смотрел на творящийся хаос, и ощущал, как знакомое чувство злорадства охватывает его естество.

Будучи мальчишкой, он любил похулиганить. Вместе с ребятней из квартала ремесленников в Форге, он частенько забирался в склады. Там озорники крушили все, что попадется под руку. Шкодникам было ведомо, что тень подозрения не падет на них. Мастера обвинят в разгромах Гильдию воров. К счастью, те тоже промышляли налетами на хранилища, но в отличие от мелких пакостников, не громили ничего, а лишь грабили несчастных трудяг.

Придавшись воспоминаниям, храмовник не заметил, как оказался под лестницей. Здесь царил сумрак, свет факелов послушников не достигал этого места. Обычно, под деревянными ступенями хранят всякое барахло. Ящики, мешки с вещами, бочки. Но в темном закутке было на удивление пустынно. Брат Конлет почесал лысую макушку и стал осторожно ощупывать деревянное покрытие, тихо постукивая по нему.

Раз – глухой звук. Два – глухой звук. Три! За перегородкой была пустота. Неспешно проводя пальцами по стене, храмовник искал зазоры или шарниры, но нашел лишь отверстие для ключа. Вход в подвал был мастерски замаскирован. Дверь распахивалась внутрь, поэтому он не отыскал следов металлических петель.

– Сюда!!! Я нашел!!! – воскликнул радостно Брат Конлет. Теперь-то, капеллан наверняка его похвалит. А если в погребе будут обнаружены доказательство вины Беллы, то и повышение не за горами.

На этот раз храмовник позволил Финли лишь выломать дверь. Несмотря на силу и грузный вид, мяснику пришлось потрудиться. Преграда, разделяющая подвал от остального дома, была куда крепче, чем на входе в хижину.

Когда, все же, дубовый заслон поддался, и, с визгливым стоном, слетел с петель в темноту лестницы, брат Конлет взял у послушника факел и, отстранив с пути великана, осторожно стал спускаться вниз.

Он брезгливо поморщился, ощутив, как в нос ударил густой и пряный запах различных трав. Эти лекари недалеко ушли от колдунов. А возможно, все они заодно! Собирают всякие растения, варят зелья и поят ими людей. Храмовник надеялся, что некоторые настои, все же безвредны, и идут на пользу здоровью, особенно те, что выдержаны на крепком алкоголе. Но вот как распознать, где лечебное снадобье, а где колдовское варево? Тут амулеты бессильны. Ведь чары начинают действовать после того, как человек изопьет эликсир.

Пучки знакомых и неизвестных трав висели повсюду, источая резкий аромат. Но внимание брата Конлета привлекли не они, а сундук у стены. Огромный ларец был обит аритом. Дорогая вещь, не каждая травница может себе такой позволить! Хотя сельчане поговаривали, что ее брат был купцом. Может, достался в наследство от родственника вместе с домом? Интересно, торговец тоже был колдуном?

Круглый, похожий на пяточек, нос священнослужителя задергался, чувствуя запах удачи. Он поставил факел в угол, оперев на стену, и дрожащими от возбуждения руками, открыл сундук.

Бесчисленное количество баночек и бутылочек со всевозможными настойками и мазями поблескивали в свете пламенника. Они манили. Брат Конлет не удержался от соблазна.

Мимоходом убедившись, что за ним ни кто не последовал, он спешно стал хватать пузырьки, открывая один за другим. Если храмовник чувствовал пьянящий аромат, то тут же осушал склянку, если нет, не раздумывая бросал на пол. Стекло разлеталось на сотню осколков, а жидкость разбрызгивалась по округе. Но азарт, подобно чарам ведьмы, охватил священнослужителя настолько, что он позабыл об легковоспламеняющихся ингредиентах, содержащихся во множествах снадобьях. Очередной флакон стал фатальным.

Огонь вспыхнул в один миг. Содержащая эфир жидкость да сухие растения занялись пурпурными язычками, грозя превратить погреб в истинное пекло.

– Ведьма!!! – истошно завопил храмовник и кинулся прочь из подвала.

Разгорающееся пламя, дыханием дракона преследовало его по пятам. Выскочив в светлицу, церковник, растолкав послушников и мясника с приятелем, помчался вон из хижины травницы, продолжая вопить одно и то же слово.

– Ведьма!!! Ведьма!!! Ведьма!!!

Сотоварищи, узрев вспыхнувший в погребе пожар, не стали дожидаться пока он вырвется из подземелья, и тоже бросились наутек.

Страх перед колдовством помутил разум. Теперь никому бы и в голову не пришло тушить кострище, и тем более, возмещать убытки травнице. Такой расклад дел, был на руку храмовнику.

Брат Конлет, оказавшись в безопасности, стал нарочито молиться, прося Создателя и Тарумона Милосердного защитить это село и всех обитателей от темных сил. Церковник играл свою роль настолько убедительно, что ни у кого не вызвало сомнений, Белла – чародейка, скрывающаяся под маской богобоязненной старушки. Измазанный в саже и какой-то жидкости хитон, да внезапно вспыхнувший пожар – были неопровержимыми доказательствами вины травницы.

Везение и людская глупость, помогли брату Конлету в одночасье стать героем, который чуть ли не весь Мендарв спас от проклятой колдуньи, хотя ведьмы и след простыл.

Ничего, пока суд да дело, он может пожинать плоды славы! А когда отыщут травницу, Конлет то постарается, что бы ее непременно уличили в колдовстве. Старушке все рано недолго осталось ходить по этому свету. На костре, как раз и прогреет свои мерзнущие кости.

Капеллан возможно и не одобрит, что храмовник не только привлек внимание, но и дом спалил, но вряд ли он станет подозревать Конлета в надувательстве. Все Дубки подтвердят истину слов священнослужителя. Пожар – дело рук магии!

А, дабы закрепить свой успех и доказать свою верность ордену, брату Конлету суждено было завершить еще одну миссию. Этим он и собирался заняться, как только переведет дыхание и немного прояснит разум, после колоссальной дозы алкоголя, принятого на грудь.

Хмельная голова загнала осторожность и страхи куда-то глубоко, в темницы подсознания. Брат Конлет не страшился привлечь внимания сельчан. Он намеривался устроить для благодарной толпы зрелищное представление, которое и не снилось бродячим трубадурам.


Ноэл Визиканур безнадежно пытался отворить дверь в покои Мудрого эльфа. Но резная панель, словно срослась со стеной и не желала двигаться ни на миллиметр. Ширококрылый дракон, обнимающий дверь, словно насмехался над магом, призрачно поблескивая в тусклом свете рун. Чародей опустился на колени и прижался лбом к холодному изображению ящера.

– Впусти меня… – отчаянно прошептал он. – Я должен знать…

Тишина башни и холод стен, давил со всех сторон. Ни единого звука, лишь гнетущее безмолвие. Пусто и тесно в пространстве, во времени, в полотне мирозданья.

– Впусти меня!!! – забыв об осторожности, закричал он, изо всех сил ударив кулаком по металлическому рисунку.

Его крик разорвал тишину в клочья. Под самым сводом закружили и заверещали несколько летучих мышей, нашедших приют на зиму в стенах цитадели. Боль от удара сплелась в танце с ломящими спазмами от чар ведьмы и от эффектов эликсиров. Но жертва не была напрасной. Дверь еле слышно скрипнула и поддалась.

С трудом поднявшись на ноги, Ноэл оперся о косяк. Он давно лишился страха, что кто-нибудь его обнаружит здесь. Маг должен был знать. Он должен был убедиться, что его мучениям пришел конец и незнакомая девчушка, по другую сторону континента, больше не нуждается в опеке аскалионца.

Дверь беззвучно распахнулась, пропуская упрямца внутрь. Он не стал ждать повторного приглашения и, придерживаясь за стену, нырнул в полумрак последнего пристанища Археса.

Здесь, как и шестнадцать лет назад, в воздухе витал аромат Руандонского эдельвейса и морозной свежести. Комната была идеально вычищена от пыли и паутины. И все также прибывала в полумраке, храня покой былых эпох.

Отпечатавшийся навечно в памяти интерьер комнатушки, не интересовал более чародея. Он, старясь сохранить твердую поступь, направился прямиком к артефакту, укрытому тяжелой, вышитой замысловатым узором, тканью. Он шел к цели, слегка согнувшись. Безжалостные путы скручивали тело, вызывая нестерпимую боль и затуманивая разум.

Пав на колени перед магической реликвией, так же, как минуту назад перед ликом дракона, Визиканур решительно сорвал мерцающую парчу, обнажив черное зеркало.

Бездна стекла была ровной и гладкой, подобно угольному пласту, что добывают дворфы-горняки в Дамдо или старатели в штольнях Тогоун. Не единого развода, ни волны. Мертвая тишина и неподвижность сумрачного озера. Зияющая пропасть на краю мира.

– Нет мне покоя ни на просторах Аскала, ни в рощах Инайрлан… – раздался едва различимый шепот. Поверхность зеркала покрылась легкой рябью. – Не обрести уединения ни в недрах Вагхира, ни в дебрях Нербисса. Тьма, Огонь и Свет вновь ступят на тропу противостояния, меняя миры и разрушая былые твердыни. И победа останется лишь за тем, чей путь изберет Жезл Пророчества. Но изменчив стержень мирозданья. Метается он на перепутье, страшась совершить неверный выбор. Ибо та дорога, на которую он ступит, переплетет невозвратно орнамент вселенского сукна.

Черноволосому магу были безразличны слова древнего артефакта. Он знал их наизусть. Предсказания Археса хранились в библиотеке Аскалиона. Конец Мира. Сумеречные времена. Что бы ни ждало Нирбисс в будущем, вряд ли Визикануру суждено это было узреть. Ведьма тянула из Ноэла жизненные соки. Цитадель выстоит в сражении, с ним или без него.

– Покажи мне ее… – хрипло промолвил он и дотронулся ладонью до темной ледяной бездны.

Угольная поверхность вздрогнула от прикосновения волшебника. Крупные волны заскользили по бездонной глади, намереваясь, перерасти в неистовый шторм.

– Маленький демоненок, – прошептал одобрительно голос, словно был рад увидеть чародея вновь. – Ты неимоверно возмужал за короткий срок.

– Шестнадцать лет прошло, – выдохнул волшебник, не отрывая взгляд от стекла, которое мерцало и вибрировало, но не спешило порождать картины прошлого, будущего иль настоящего.

– Шестнадцать лет – всего лишь мгновение для меня. Крупица в песочных часах мироздания, что отмеряют бесконечности путь.

Ноэл безрадостно улыбнулся. Всего лишь миг для зеркала, и вечность – для чародея. Бессмертие – дар познавать мир и мука видеть, как время стирает города, людей и материки в пыль.

– Дочь Ниамэ ласкает твою душу, пророча бессрочную усладу. Но ты хоть и готов к ее объятьям, не в силах разорвать те нити, что держат твою сущность здесь. Несчастный демоненок, рожденный болью и обидой, несладкой участью ты наделен.

Жгучие спазмы пронзили естество мага, выворачивая нутро. Слова зеркала подпитывали их, обжигая тлетворным ядом.

– Покажи мне ее… – сжав зубы, простонал маг, продолжая буравить взглядом, мерцающее и бурлящее волнами стекло.

– Твой долг исполнен, хотя являлся чужим грузом, небрежно скинутым с костлявых плеч. Не стоит ворошить угли и порождать пламя, которое тебе не погасить.

– Прошу тебя. Я должен знать, – голос мага надломился, словно его лишили воздуха, и стало тяжело дышать.

Зеркало испустило скорбный вздох, и его поверхность замерцала пронзительнее прежнего.

– Вы смертные, порой так безрассудны и упрямы. Ну, что же, хочешь новой боли, тогда узри последний штрих на полотне судьбы.

На стекле заплясали огненные гадюки. Они становились все ярче и ярче, и казалось, еще немного и темная бездна начнет плавиться, растекаясь слезами смолы. Огонь разгорался, его лепестки раскрывались, пестрым бутоном, вырисовывая женский образ.

Девушка с глазами цвета Мальковских лесов, куда колдунья Сеньи швырнула Ноэла, подобно камню. Золотые волосы, схожие со спелой пшеницей, развивались на ветру. И лишь белая лента, единственного локона, вырисовывалась посреди мягких волн, отметка Темноликой, точно такая же, как у волшебника. Серебристая нить, прячущаяся в копне черных волос.

Огонь расступался перед незнакомкой, и теперь Визиканур видел ее хрупкую фигуру, пробирающеюся через толпу. Златовласка кого-то искала. Нет не его, своего тайного хранителя, кого-то другого. Багровое зарево освещало лицо, развеивая вязкие сумерки. В деревеньке случился пожар или иная беда. Девушка, видимо, судорожно выглядывала родных, пытаясь, протолкнуться сквозь стену селян.

– Иль Тьма, иль Свет, или Огонь, но что-то тронет ее душу. Прискорбно, если нынче ночью необратимость пустит корни, и час расплаты наступит неизбежно. Но ты не тешь себя надеждой, ступай в объятие Дероды, она тоскует по тебе. Последний раз придет Найгари к обители детей Лауров, и жертва мужественного демоненка на этот раз их не спасет.

Зеркало внезапно стало тускнеть. Изображение расплываться. Блики гаснуть. И через несколько мгновений, поверхность черного стекла была ровной и гладкой, как и раньше.

Ноэл стоял на коленях, словно окаменев, не в силах оторвать руку от холодной бездны. Он получил, чего желал. Он увидел ее. Из младенца она превратилась в прекрасное создание, подобно нимфам, что порхают в зарослях Алмариновых рощ.

Конечно, Барк в деталях описал внешность Ребекки Лангрен. Но рисовать лик человека в мыслях, не одно и то же, что лицезреть воочию.

Теперь, он может смело отдаться ласкам Темноликой… Или нет? Дурное предчувствие вгрызалось в душу. Всего лишь пожар? Глупые предсказания зеркала? Неужели? А может, напасть расправила крылья Тени и рыщет в поисках дичи?

Златовласка в беде! Но сможет ли он ей помочь? Обессиленный, никчемный, умирающий полудемон, полуэльф?

Забыв о нестерпимых муках, черноволосый маг со шрамом на лице поднялся на ноги. В комнате царило безмолвие. Древний артефакт уснул вновь, считая года за мгновения. От зеркала не будет больше проку.

«И смерть будет ему наградой, и славу воспоет лишь ветер. Аскалионца доля – заступничество, сохранность Нирбисса и его обитателей, ценой собственной жизни», пронесся в голове девиз Цитадели.

Нет, чародей не умрет в своей постели, сгорая от колдовских чар и демонического безумия! Последнее странствие станет для него безымянной могилой. Как однажды, Алистер Кув спас его жизнь, Ноэл Визиканур обязан пожертвовать собой ради незнакомой девчонки, ради неблагодарного мира, ради Аскалиона, ради себя самого.


Пожар разгорался с неистовым рвением. Дом Беллы полыхал подобно Кхаа Лауру, что извергает ярость на никчемных отпрысков своих. Искры, гонимые порывистым ветром, стали разлетаться плотоядными светлячками по округе. Вскоре, бушующий огонь перекинулся на соседнюю постройку. Сельчане, наконец, осознав угрозу, в панике кинулись за ведрами и бочками, дабы набрать воды из реки и остановить пламя, пока алый цветок не спалил Дубки дотла.

Суматоха, творящаяся в деревеньке, позволила двум подозрительным фигурам, укутанным в плащи, незаметно проскользнуть во двор Лангренов. Женщина со странной клюкой и коренастый карлик, днем, и в более спокойные времена, непременно бы стали объектом всеобщего внимания. Но сейчас, до них никому не было дела.

Парочка торопливо подошла к порогу и, толкнув дверь, нырнула во тьму хижины. Златовласка в спешке забыла запереть дом. Впрочем, воровать у Лангренов особо нечего. Только оставшихся несколько кур, да кухонную утварь, что ли?

– Его здесь нет! – раздался в полумраке, раздосадованный голос демонессы. Она откинула капюшон, и, сверкнув глазами, оглядела светлицу.

– Может, Тара в другом месте его спрятала или забрала с собой, – с надеждой прошептал эльф, пугливо озираясь.

– Нет! Он в деревне! Вот только где?

– Могу предположить, что его унесли в лес мальчишки и фермер, – попытался выдвинуть иную версию Науро.

Демонесса покачала головой, принюхиваясь.

– Я находилась неподалеку от них. Посох ничего не обнаружил.

– Наверное, дриада отдала вещицу соседу…

– Девчонка! – прервала коротышку Табора. Мрачный эльф помрачнел, как бы это странно не казалось. – Конечно же! Кому могла Тара доверить такую ценную вещь! Только старшей дочери! Как я сразу не догадалась! Недаром, дочь Дрита развеяла частицы магической силы по всей округе! Она не желала, чтобы я обнаружила артефакт у любимицы. Малявка вечно бродила по Дубраве, и ни разу я не уличила ее в укрывательстве реликвии.

– Вряд ли девочка знает, что мы ищем, – промычал Науро, от беспокойства грызя коготь большого пальца правой руки. – Даже если мы ее расспросим, она не сможет нам помочь в поисках. Ведь мы-то не ведаем, как выглядит эта штуковина.

– А нам и не надо, – твердо заключила Табора. – Достаточно ее раздеть и снять все украшения. Что-то на ней и является Жезлом. Может кулон, пояс, пуговица или нить, вплетенная в ткань платья.

Эльф иронично глянул на напарницу, стремясь не расхохотаться.

– Любовь моя, мне не терпеться посмотреть, как ты будешь снимать с девчушки одежду. Это будет весьма… Эээ. Забавно. Добровольно, дочурка Лангренов точно не оголится перед демонессой. – толстяк призадумался. – Идеальный вариант, если ты предстанешь перед ней во всей красе! Велика вероятность, что малышка хлопнется в обморок, и ты без труда отнимешь у нее одеяния. А еще и драгоценности, которых скорей всего не обнаружишь, на крестьянке.

– Мне жутко хочется треснуть тебя посохом, за умозаключения, но не могу не согласиться с тобой. Если при виде нас она лишится сознания – это упростит нам работенку. Придется дождаться деревенщины здесь, – демонесса вновь огляделась, затем беспечно направилась прямиком на кухню.

– Здесь? – ошарашенно воскликнул Науро. – Ты куда намылилась?

– Собираюсь отведать нормальной еды. Я убеждена, у этой семейки осталось что-нибудь съестное к ужину. Месяц в Темной Дубраве питаться подножным кормом, самое гадкое, что могло приключиться со мной за последние шестнадцать лет.

Эльф поспешил за демоницей, предварительно взглянув на входную дверь. Не нравилось ему импровизация коллеги, особенно, если та намеривалась устроить представление на подмостках Дубков, кишащих кровожадными людишками.

– А вдруг все Лангрены вернутся одновременно, что тогда делать будем?

– Когда возникнет такая проблема, тогда подумаем над ее решением, – пробормотала Табора, гремя горшками и крышками на кухне.

Науро опять прикоснулся к камню в кармане, а заодно проверил и кортик в ножнах. Он чувствовал, что из Мендарва им придется бежать с неимоверной скоростью. От обезумивших обитателей деревушки или не менее полоумных храмовников или же… А, впрочем, любые неприятности лишь украшают жизнь, но в тоже время могут и укоротить, а того и гляди вовсе лишить ее.


Ребекка, пробираясь через снующую в перепуге толпу, лихорадочно искала взором братьев и отца. Односельчане, с криками и ужасом на лице, стремились потушить разрастающийся пожар. Дом Грена уже полыхал, как факел, и огонь начал лизать стены и крышу соседа. Хижина мельника, грозилась превратиться в раскаленный остов, как и обитель Беллы, что догорала на фоне, сгустившейся ночи и дыма.

Ни Артура, ни Тора, ни Кора было не видать среди сельчан. Златовласка закусила губу до крови. Где же они? Неужто, погибли в пожаре? Или же, все же, еще не воротились из леса? Последняя мысль, хоть немного, но согревала душу.

Внезапно взгляд девочки наткнулся на священнослужителя, который, подобно истукану, неподвижно стоял среди бегающих и кричащих людей. Брат Конлет измазанный в саже, с вечно сияющей лысиной, сейчас казавшейся огненным нимбом, со злорадством, глядел прямо на нее.

Сердце Ребекки ушло в пятки. Безумный взор храмовника не предвещал добра. В нем мелькало самодовольство, жестокость и смертельный приговор.

Брат Конлет вспомнил ее. Дочь фермера, которая ворошила золу подле сгоревшего дерева, в первый день его пребывания в Дубках. Тогда, священнослужителю показалась, что он узрел непонятную писанину в золе, но крестьянка торопливо уничтожила ее своей маленькой ножкой. Эта же та девчушка, что с болью и тоской глядела на мертвого нелюдя, когда того безжалостно зарубил Финли! Смазливая девка, придавалась разврату в Дубраве с баронским щенком! И пусть, брат Конлет не видел ее лица, но волосы. Таких сияющих золотых волос ни в Дубках, ни в замке, ни у кого не было!

Церковник коварно оскалился, не спуская взгляд с Ребекки. Она была одной из тех, кого потребовал привести к себе капеллан. Вот он шанс, так любезно предоставленный Создателем! Теперь, брат Конлет рассчитается сполна с дворянским выродком! Благодаря этой провинциальной простушке, он воздаст отпрыску феодала за все унижения, что тот ему причинил!

– Да прибудет благословение Пророка с его верными детьми! – воскликнул он во весь голос, дабы обратить на себя внимание толпы.

Ребекка стала медленно пятиться назад. То и дело, натыкаясь на односельчан, которые разом прекратили тушить пожар и с недоумением уставились на храмовника.

– Именем Создателя заклинаю вас, возлюбленные отроки, схватите блудницу и пособницу нечисти! – перст адепта Тарумона Милосердного указал в сторону златовласки. Толпа тот час повернула головы в ее сторону.

Девочка не стала дожидаться, пока люди выйдут из ступора, и кинулась бежать по направлению к дому. В творящемся хаосе никто не станет проверять истину слов храмовника. Может позже, когда страсти улягутся. Но сейчас, останься она стоять, то возможно ее затопчут, закидают камнями или того хуже, бросят в пылающее, неподалеку, кострище.

– Не дайте ведьме уйти! Его Преосвященство возжелал, лицезреть еретичку живой! – быстро вставил церковник, осознавая, что взбешенная толпа способна вмиг растерзать девчонку, на которую у брата Конлета были долгоиграющие планы. Гибель дочери фермера будет напрасной, если ее не увидит полюбовник.


Усиливающийся снегопад, кружа резные хлопья в воздухе, все гуще покрывал скалистую местность пуховым одеялом. Темно–ирисовое небо, лишенное привычной россыпи звезд, лениво рассеивало мрак, вырывая предметы и силуэты ландшафта из цепких объятий ночи. Вертикальные горы на горизонте, сумрачной пеленой растворялись в ультрафиолетовой вышине, подобно дыму в морозный день. Несмотря на набирающую силу метель, кое-где у бескрайних вершин, вспыхивали отблески молний.

Худощавый травник, облаченный в длинную зеленую накидку, сосредоточено смотрел под ноги, дабы не сбиться с тропы, и вел под уздцы воронова коня, на котором, сгорбившись, восседал всадник. Ноэла укутывал магический плащ, незаметно стянутый Барком из хранилища артефактов. Свой, волшебник оставил на память Теневой ведьме, а отправляться в последнюю битву без чародейского предмета, было неосмотрительно, никогда не ведаешь, что повстречаешь в дороге. Вот только меч он взял с собой лишь один. Колдуна им не убить, но для людей и монстров, сойдет. Тот, что предназначался для гибели чародеев, также забрала себе Милдред, отправив Визиканура в портал.

Двигались в полном молчании. Даже Блэкхаур не всхрапывал, выстукивая копытами по скользким камням, покрывающимся ледяной коркой.

Барк и Ноэль обсудили план действий до того, как покинули Цитадель. Бесспорно, через небольшой промежуток времени, Магистры хватятся их. Травник не осмелился думать о том, что произойдет, когда Эурион осознает случившееся. Правда, и шанс, что маг и целитель вернутся в Аскалион, был ничтожным. В Мендарве воспитанников Цитадели вряд ли ждут с распростертыми объятиями. Они проникнут в государство людей через иллюзорные врата, дабы не привлекать должного внимания. Но намерение аскалионцов вмешаться в жизнь мендарвцев, не останутся незамеченными ни для Цитадели, ни для ордена Тарумона Милосердного.

До развалин святилища Кхаа Лаура оставалось немного. Хватит ли Визикануру энергии открыть проход? А если и хватит, сможет ли он сделать хотя бы шаг по ту сторону? Барк наполнил суму всевозможными эликсирами. Он надеялся, что снадобья оттянут тяжкий миг. Только они могли изменить нынешнее удручающее состояние мага. Лишь им под силу, на время избавить его от неминуемого плена Собирательницы душ, которая, подобно призраку, витала неподалеку, скрывая бледный лик за снежной пеленой.

«Старому миру приходит конец», печальная мысль засела в голове у травника. О, как бы ему хотелось верить в лучший исход. Но голая вера, не подтвержденная фактами, похожа на пустой кубок, который держит в руках изнывающий от жажды.

Где-то вдали, послышался протяжный и леденящий душу вой ковла. За ним последовал второй и третий. Воздух наполнился тоскливым стоном. Твари почувствовали приход зимы и что-то еще, чего не дано было узреть Аскалиону.

Ноэл Визиканур, держа не крепко поводья, горько усмехнулся. Скорбная песнь кровожадных монстров встречала его в начале жизненного пути, а теперь провожает в последнюю дорогу. Превратности коварной судьбы, ни как иначе. Жизнь за жизнь, такова плата, и не избежать ее, как не петляй по тропам мирозданья.


Науро со зверским аппетитом поедал похлебку, так гостеприимно поставленную перед ним демонессой. Он в сердцах пообещал себе, что обязательно оставит серебряник Лангренам, раз уж покусился на их еду.

Суп был постный – одни грибы да овощи, но сейчас он казался ему настоящим деликатесом, после всего сыроедения, что ему пришлось пережить в Дубраве. Костер не разожжешь, и пойманную дичь приходилось поглощать в свежем виде, ощипав от перьев. Коренья, грибы, орехи и ягоды, выкопанные или только что сорванные, хоть и были крайне полезны, уже вызывали тошноту. С таким рационом недолго похудеть! Эльф и так уже сбросил не один килограмм своей тучной массы.

Доев и облизав миску, а заодно и собрав все хлебные крошки со стола, коротышка звучно рыгнул, погладив себя по набитому животу. В полумраке блеснул укоризненный взгляд Таборы. Она даже хотела высказать что-то не лестное, но внезапно ее внимание переключилось на посох, стоящий у стены. Корона из ветвей, пылала подобно огню, что сейчас под порывами ветра, со стремительной скоростью, распространялся по Дубкам.

– Она здесь, – довольно прорычала демонесса. И в подтверждение ее слов, свет приближающихся факелов озарил кухню, а на улице, послышался топот ног и громкие голоса.

Науро и Табора стремительно кинулись к окну. Но каково не было их любопытство, парочка не позабыла об осторожности. Они не прилипли к стеклу, а встали по бокам обзорной прорези, надежно оставаясь в тени помещения.

Во двор вбежала всполошенная девчушка Лангренов. Мрачный эльф с ужасом икнул, глядя, как следом за соломинкой мчится толпа сельчан. Если они всей гурьбой вломятся в дом, то у него и демоницы – нет шансов на побег. И даже, если Табора начнет раскидываться магией, то наверняка среди этих деревенщин есть храмовники с их амулетами и хлыстами. Радовало, что паладинов нигде не видно. Толстяк взглянул на демонессу, у которой на лице не дрогнул, ни один мускул. Она сосредоточено пялилась в окно, что-то прикидывая в уме.

К счастью или нет, девчонке не удалось добежать до двери. Какой-то массивный толстяк, перехватив ее у самого порога, потащил прочь от дома. Златовласка визжала, отбиваясь руками и ногами, но все было тщетно. С великаном ей было не совладать. Беснующаяся толпа влилась во двор, окружив громилу и его добычу.

Мохнатые брови эльфа взъерошились, и он издал угрожающий рык. Словно эхо, рядом прозвучало шипение Таборы. Демонесса впилась взглядом в невысокую грузную фигуру в бело-зеленом балахоне, который был замаран в пепле, до неприличия.

Пока увалень заламывал руки, вырывающейся Ребекки. Священнослужитель что-то громко вопил, то и дело, указывая на бедняжку. Его слова трудно было разобрать, крики толпы и ветер, нарочито мешали демонице и эльфу уловить смысл сказанного.


Конь Годфри был взмылен от ожесточенной скачки. Нужно было, как можно скорее добраться до деревеньки. Обычно, юноша этот путь проделывал пешком. Прогулки по уделу, Дубраве и за пределами стены, добавляли выносливости, тренируя тело. Но сейчас, не оставалось времени на то, чтобы разгуливать по окрестностям и любоваться пейзажами. Впрочем, пустись Годфри бегом, то вряд ли успел бы преодолеть расстояние между замком и Дубками быстрее жеребца.

Лишь благодаря ретивому животному он явился вовремя. На деревенской улице и во дворе Лангренов скопился народ. Здесь присутствовали не только жители Дубков, но и стражники и даже десяток обитателей замка: челядь да ремесленники.

Спрыгнув с лошади, паренек мимолетом взглянул в другой конец села, где во всю буйствовал огонь, и выругавшись про себя на нерадивых крестьян, стал пробираться через людскую массу. Где-то там, за сборищем зевак, должна была быть она.

– Воистину! Дьявольское отродье! – вопил с пеной у рта Конлет, удовлетворенно глядя на то, как девчонка Лангренов визжит в громадных лапищах Финли.

Мясник давно точил зуб на Артура, втайне завидуя ему. У простого фермера была жена красавица, хоть и сгинула. Детвора, один смазливее другого, будто не крестьяне, а какие-то аристократы – с тонкой костью, манерные, обучены грамоте. У громилы давно возникли подозрения, что неспроста эта семейка переехала в Дубки, видимо, скрывались от кого-то. А раз прятались, значит, за ними числились грешки. Храмовник подтвердил догадки, и теперь Финли мог вдоволь поизмываться над Лангренами, с разрешения самого Пророка.

– Была бы эта дева чиста перед Создателем и перед народом, пустилась ли в бега? – продолжал верещать храмовник. Его лысина лоснилась от пота, да и сам он взмок от натуги, но останавливаться не собирался, это был его час славы и признания. Толпа шла за ним, следуя по пути Вечного света, а точнее, за корыстными амбициями церковника.

– Пусть вероотступница будет проучена за свои злодеяния, представ пред справедливым судом Тарумона Милосердного и его верной паствы. Ибо…

Звонкая пощечина оборвала речь разошедшегося священнослужителя. В округе воцарилась гробовая тишина, если не считать выкриков Ребекки, которая не оставляла попыток вырваться из рук, злорадно ухмыляющегося мясника, повторяя одно и тоже.

– Пусти меня, пусти!

– Сейчас же убери от нее свои грязные лапы! – голос Годфри звучал угрожающе, а в глазах, охваченных гневом, отражались огоньки пылающего пожара. – Или я клянусь, Финли, ты до конца своих дней будешь кормить крыс и червей в темнице замка!

Громила недоуменно взглянул на Брата Конлета, прижимающего пухлую ладонь к горящей от боли щеке, и лишь затем повиновался приказу юного барона.

Ребекка, избавившись от железной хватки, кинулась в объятья Годфри, крепко прижавшись к его груди. Он обнял ее и оглядел притихшую толпу, которая хоть и была охвачена азартом, но не посмела продолжать бесчинства в присутствие молодого господина.

– С каких пор, вы, баронские поданные, пренебрегая законами короля и своего феодала, решаете творить самосуд? – громогласно вопросил паренек, твердым взглядам, смотря в лица, растерянных людей. – Или вы наглотались дыма от пожарища и возомнили себя инквизиторами? Возможно, я что-то упустил, и Тивар издал указ, где прописано, что с этих самых пор, любой мелкий храмовник может ткнуть в первого попавшегося мендарвца пальцем и объявить его колдуном? Без доказательств, без справедливого суда, уповая лишь на слово, брошенное надменным рясником?

Сельчане опустили глаза, мечтая провалиться сквозь землю. Негодование Годфри было также неприятно, как и ярость Бальтора Данкоса или, упаси Создатель, короля. Беда заключалась в том, что юноша был частично прав. Люд кинулся за Ребеккой Лангрен лишь потому, что один из священнослужителей, без подтверждения злодеяний, обвинил ее в пособничестве Тьме.

– Он околдован ведьмой! – внезапно взвизгнул Конлет, очнувшись от оцепенения.

Когда победа была в его руках, церковник не желал отступаться, даже если предстояло противостоять тщеславному и зазнавшемуся дворянину. Свиные глазки адепта Тарумона Милосердного налились кровью. Мелкий выскочка прилюдно наградил его оплеухой, а сейчас вознамерился утянуть из-под носа, заработанную непосильным трудом славу.

Годфри, не удостоив взглядом храмовника, продолжал взирать на сельчан, успокаивающе гладя Ребекку по голове.

– Если, кто-нибудь из вас попытается причинить вред этой девушке, ее семье, или кому-либо другому, без свидетельства вины, я вам обещаю, что нечестивец, решившийся на такой опрометчивый шаг, предстанет пред взором самого Тивара. И поверте слову барона, все муки мира вам покажутся усладой, по сравнению с теми пытками, что уготовят для вас палачи Его Величества…

Внезапно испуганный крик пронесся над толпой, неистовым ураганом. Завопили те зеваки, что стояли в первых рядах и могли лицезреть, представшую картину воочию.

Ребекка почувствовала, как что-то липкое и горячее брызнуло ей в лицо. Она распахнула глаза и с ужасом узрела, длинное острие копья, торчащие из груди друга. Тело барона обмякло, и теперь златовласка держала Годфри в объятьях, а не он ее.

Брат Конлет без зазрений совести выдернул пику из тела юноши, злорадно скалясь. Стражник, у которого храмовник отобрал оружие, словно задеревенел. Он где-то в глубине души осознавал произошедший кошмар, но не желал верить, что безумное действие, совершенной священнослужителем, случилось наяву, а не в дурном сне.

– Он был потерян для Создателя! – воскликнул Конлет, тряся пикой в воздухе. – Ведьма зачаровала его! Окажись Его Величество на моем месте, то поступил бы точно так же! Ибо наш милостивый правитель чтит писание Пророка и призирает еретиков! Не я признал эту девушку виновной! Верховный жрец! Вы сомневайтесь в решение капеллана, и мыслете, что он стал бы понапрасну наговаривать на честных граждан? Его Преосвященство никогда не выдвинет обвинения против предполагаемого отступника, не обсудив его с королем!

В толпе послышались робкие перешептывания. Одни со слезами на глазах, глядели на умирающего господина и златовласку, которая опустилась на землю, вместе с неподвижным телом барона. Другие были готовы признать, что, как ни крути, но в словах храмовника кроется истина.

Ребекка, захлебнувшись в немом стоне и дрожа всем естеством, склонилась над Годфри, крепко прижимая его к себе. По ее щекам ручьями текли слезы, перемешиваясь с кровью юноши, обагрившей лицо. Она чувствовала аромат цветочного мыла и тошнотворный запах смерти, что исходил от друга. Собирательница душ солнечным затмением, подобным холодному савану, накрывала лик светловолосого паренька.

«Я заберу тебя у него, а его отберу у тебя» – звучал в голове шелест голосов Темноликой. Сон… Гадкий сон, что стал пророчеством…

– Прости меня… – прошептал Годфри, выплевывая собственную кровь, которая пошла горлом и пенилась в уголках рта.

– За что? – всхлипывая, пробормотала златовласка, пытаясь утереть алые следы с лица юноши.

– За то, что не смог тебя уберечь… За то, что недостаточно любил тебя, чтобы спасти. За тот поцелуй, что украл без твоего ведома…

Ребекка заревела в голос. Слова друга жгли сердце больнее, чем огонь пожара, неумолимо выжигающий деревню дотла.

– Это я виновата. Из-за меня… Из-за меня…

Годфри попытался улыбнуться, но кровавый кашель, вперемежку с хрипами, не дал ему этого сделать. Он коснулся указательным пальцем серебристого локона девушки, покрытого багровыми пятнами.

– Я всегда был готов отдать свою жизнь Собирательнице душ, в обмен на твою. Правда, не думал, что произойдет это так скоро… – Годфри вновь одолел приступ кашля. Казалось, еще немного и он захлебнется в собственной крови.

Внезапно кто-то подхватил Ребекку под руки и стал с силой оттаскивать от барона. Девочка, дикой рысью, что обитает на горном плато Билстока, стала вырываться. Она царапалась, кусалась, шипела, визжала, стремясь травмировать захватчиков. Слезы застилали глаза, но даже через мутную пелену, ей удалось разглядеть, как фигуры, подняли тело юноши с земли и понесли куда-то, в толпу.

– Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты! – кричала она, пытаясь освободиться из плена недругов.

Кто-то схватил ее за ноги, чтобы она не брыкалась. И ее поволокли в противоположенную сторону. Вот только, донести до места назначения, не удалось. Реки теплой и склизкой жидкости потекли по волосам и лицу, пропитывая платье. Хватка ослабла. И девочка почувствовала, как боль пронзила ее тело, когда она ударилась спиной о твердую почву двора.

Отплевываясь, Ребекка пыталась привстать, ноогромная черная лужа, в которой она барахталась, не позволяла подняться на ноги. Златовласка скользила и вновь падала. Кровь и слезы не давали возможности осознать, что происходит. Она слышала булькающие звуки, исходящие от умирающих рядом с ней людей, дикие крики сельчан, разбегающихся в панике. Страх, ужас, отчаяние, неопределенность – все смешалось. Ребекка Лангрен, сквозь шквал эмоции, старалась убедить себя, что случившиеся события, всего лишь дурной сон, накрывший внезапно сознание. Сновидение, что оборвется, как только она проснется и откроет глаза.


Небольшая процессия, в которую входил Верховный жрец и барон, неспешно двигалась от замка к Дубкам. Бежать на пожар высокопоставленным особам, сломя голову, было непристойно. Сын феодала, в отличие от отца, помчался в Дубки стремглав. Горячее юное сердце всегда жаждет оказаться первым в центре событий.

Кортеж сопровождали два паладина и десяток стражников. Псилон Герион Виэнарисс гордо восседал на своем жеребце, по правую руку Бальтора Данкоса. Он мог остаться в замке, и проигнорировать неурядицы небольшого удела, но что-то подсказывало ему, что пожар в деревушке, связан с делами ордена. Данное стечение обстоятельств не могло быть простым совпадением.

Капеллан насторожился, как только из уст секретаря прозвучала громкая фраза: горит дом травницы. Верховный жрец не стал пренебрегать зацепкой. Он разослал храмовников по окрестностям, и один из них, как раз должен был проверить хижину старой Беллы. Псилон, конечно, не предполагал, что старушка окажется настоящей чародейкой, но следуя чутью, он был вынужден опровергнуть свои догадки, уповая на то, что они не подтвердятся.

Первые тревожные опасения зародились в его голове, когда из Дубков во весь опор примчался всадник. Это был один из послушников – Уолш. Взмыленный, как и его лошадь. Он, запинаясь, зашептал на ухо Верховного жреца, стараясь изо всех сил не повышать тон, чтобы слова его не долетели до ушей барона. Мужчина говорил сбивчиво, пытаясь совладать с волнением, обуявшим его. Капеллану с трудом удалось разобрать лепет, будущего брата Вечного света.

Новости были отвратные. Псилон, стал темнее тучи, его губы скривились от негодования. Он из последних сил стремился сдержать гнев. Негоже, чтобы барон заподозрил о чем-либо. Тот и так превратился в сплошной слух, внимательно следя за переговорщиками.

Верховный жрец тихо отдал Уолшу распоряжения, и взглядом сделал знак паладинам. Те кивнули и вместе с послушником, пришпорив коней, помчались в сторону Дубков.

– Что-то случилось, помимо пожара, Ваше Преосвященство? – с беспокойством поинтересовался Бальтор Данкос, ерзая в седле.

Капеллан пригладил бороду, немного поразмыслив, и твердо произнес:

– Вам следует немедленно вернуться в замок, Ваше Высочество.

Во взгляде владельца феода появилась растерянность.

– То, что творится в деревушке, уже заботы церкви, а не ваши.

– Но, пожар… И там мой сын… – попытался воспротивиться барон, глядя с сомнением в сторону багрового зарева.

– С деревней и с Годфри все будет хорошо. Даю вам слово, – пообещал Псилон. Лгал он превосходно. – Братья Вечного света наведут порядок в Дубках, и к утру вы получите полный отчет о происходящем.

– Но пожар! Его надобно ликвидировать, пока все село не сгорело дотла! – не унимался Бальтор Данкос. Феодал никогда не оставлял подданных в беде. Будь то последствие бури, наводнение или же пляска огненного цветка.

Капеллан оглядел полыхающие хижины. Одни идиоты окружали его! И инквизиторский костер, что подобно пасти Дейры Лаура, сейчас пожирал деревню по вине одного из них. Как только страсти улягутся, нечестивец получит по заслугам.

– Я и с этим разберусь, Ваше высочество. Напутствие священнослужителя в таком хаосе звучат громче и надежнее, нежели слова барона или короля. Не думаю, что организация тушения пожара, сложнее, чем управление орденом.

Хозяин угодья пожевал нижнюю губу и с тоской окинул взором владения. Он не желал сидеть в своих покоях, когда его удел терпит бедствие, но суровый настрой Псилона не позволил ему воспротивиться решению главы церкви.

– Я уповаю на вашу милость, Ваше Преосвященство, – кивнув головой, произнес Бальтор Данкос.

– Утром, я в подробностях поведаю о случившемся, и вы как добрый господин навестите сельчан, дабы поддержать их в горе. Как и обещал ранее, Годфри я приведу домой первым же делом. Если он сам не воротится вперед меня, – капеллан попытался изобразить дружескую улыбку.

Барон тяжело вздохнул, и развернул коня. Он неспешно направился обратно в замок в полном одиночестве, оставив стражу сопровождать Верховного жреца.

Псилон не стал дожидаться, пока феодал исчезнет в темноте ночи и, пришпорив жеребца, что есть мощи, помчался к Дубкам. Охрана еле поспевала за Верховным жрецом, мантия которого развивалась на ветру, саваном Темноликой, не понимая, что за безумная сила подгоняет Его Преосвященство.

У Псилона Гериона Виэнарисса каждая секунда была не счету. Опоздай он хоть на мгновение, и к уже накопившимся проблемам хлынет целый океан неурядиц. Как он и предполагал, его окружают одни глупцы и болваны, которые напрочь забывают о границах дозволенности, как только напялят на себя рясу.


Дубрава устрашающе скрипела ветвями. Черный дым обволакивал вековые стволы, стремясь превзойти в темноте саму ночь. Мелкие грызуны, волки, белки, лисы, зайцы, птицы, пытаясь скрыться от удушающей мглы, мчались наперегонки в сторону стены, за которой находился спасительный чистый воздух Большой земли.

Артур с сыновьями уже несколько часов бродил по лесу, пытаясь выбраться из него. Непроглядная пелена не позволяла разглядеть тропу, которую при лунном свете и при мерцании факелов, можно было легко отыскать. Впрочем, от пламенников сейчас не было никакого толку, они с трудом помогали фермеру и его сыновьям не потерять друг друга из виду.

– Ветер дует со стороны Дубков, – дрожащим голосом молвил Кор, потирая слезящиеся от дыма глаза.

– Что там могло загореться, что невидно ни зги. Мы так до утра будем плутать, и упаси Создатель, явимся лишь к обуглившимся развалинам, – проворчал Тор, прикрывая нос и рот воротом плаща.

– Мы выберемся из Дубравы, и с нашим домом ничего дурного не случится. Это наверняка какой-нибудь мальчишка, вроде вас, поджег скирду с сеном, вот она и коптит на всю округу, – твердо произнес Артур, хотя у самого на душе скребли кошки.

В Дубках осталась Ребекка. Совершенно одна. Наверняка она напугана. Вот только бы этой девчушке не взбрело в голову пойти их искать в лес.

– В последнее время в нашей деревне одна чертовщина творится! То ураган, то толпы храмовников, то нелюди, то приезд Верховного жреца, – продолжал брюзжать Тор. – Может колдунья какая-то завелась в округе?

– Тише ты, – шикнул на брата Кор. – Беду накликаешь.

– Прекратите оба, – строго молвил Артур, выбираясь на небольшую лужайку, где казалось, не так дымно. – Ведьмы, чародеи, тролли, единороги, великаны, драконы, все они существуют по ту сторону стены. Один несчастный эльф, поплатившейся жизнью за свое любопытство, еще не повод обвинять всех в колдовстве и в каждом видеть врага.

– Вот вернемся домой, убедитесь, что пожар дело рук какой-нибудь нечисти! – проворчал Тор. – Просто так Глава церкви…

– Хватит!!! – не выдержал Артур и повысил голос. – Не каждый маг – злодей, и не каждый нелюдь – монстр!

Тор насупился. Он-то считал совсем иначе. Была бы его воля, он все это колдовское отродье истребил бы собственноручно.

– За пределами нашего государства, есть целители, что спасают жизни при помощи волшебства, лечат болезни, от которых наш народ сгорает в считаные часы. Там, за Дозорной тропой существуют гномы, создающие удивительные механизмы, упрощающие жизнь людям. Дриады, хранящие царство природы, и оберегающие растения и животных от исчезновения, которое безразлично людям. Да, не стану отрицать и зла по ту сторону тьма-тьмущая. Но там никто не посмеет убить мендарвца за то, что он отличается от остальных внешне или же какими-то непотребными для Создателя способностями.

– Отец… – широко раскрыв глаза, пробормотал Кор.

– Вы знаете, скольким жертвуют тамошние обитатели, чтобы Нирбисс не развалился на части? Мендарв только пожинает плоды, возносит молитвы Пророку, что был сожжен на костре будущими последователями!

– Отец! – на этот раз воскликнул Тор, и в его тоне проскользнули нотки ужаса.

– Откуда вам знать… – покачал головой Артур, глядя на сыновей с сожалением.

Те ошарашено смотрели не на него, а на что-то за его спиной. Вдохновленный речью фермер, позабыл обо всем, и об опасности, что могла угрожать его семье в Темной Дубраве. Чувствуя, как холодный уж тревоги заскользил по хребту, он резко обернулся, готовый встретить неприятеля лицом к лицу.

Фиолетовые искры, переплелись с тонкими белесыми нитями, образуя ровный вертикальный круг. Он мерцал подобно солнцу, рассеяв густую мглу на поляне. Артур, удивлено вытаращил глаза, и, сделав несколько шагов назад, прикрыл спиной сыновей. Кор с любопытством выглядывал из-за плеча отца. Тор же, еще больше насупился. Он оказался прав, в округе творилась какая-то чертовщина. И сейчас доказательства колдовства находилось прямо перед его глазами.

Из ореола света вышел худой высокий мужчина, ведя под уздцы черного, как смоль жеребца, на котором, сгорбившись, восседал всадник, облаченный в темный плащ.

– Стойте смирно, – прошептал фермер. Иллюзорные врата Артур видел и раньше, они не представляли угрозы. Но странники, что решили воспользоваться порталом, могли быть кем угодно. Такой способ перемещения был под силу лишь могущественным чародеям.

Чужаки остановились. И тощий, похожий на хорька человек, с удивлением, взглянул на троицу. Он явно не намеривался встретить кого-либо в столь поздний час в лесу, а тем более – этих людей.

Немного помешкав, он все же отпустил коня и снял какую-то брошь с темно-зеленой накидки. Не говоря ни слова, незнакомец протянул вещицу фермеру.

– Не двигайтесь, – повторил Артур сыновьям и шагнул навстречу незваному гостю.

– Может, все же сбежим, пока не поздно, – шепнул Тор брату, тот одарил его осуждающим взглядом. Кор точно не оставит отца с таинственными визитерами одного, кем бы они не были.

Артур несколько секунд разглядывал знак, а затем посмотрел на всадника, лицо которого скрывалось в тени капюшона. Тощий мужчина, что-то шепнул фермеру, указав на братьев затем на наездника. Артур почесал голову и кивнул.

– Кто они такие и что хотят от нас? – сурово вопросил Тор, когда отец вернулся к ним.

Артур протянул ладонь, на которой, в лучах портала, поблескивала белоснежная еловая ветвь с перекрещенными клинками. – Аскалионцы, – озадаченно прошептал Кор, не веря своим глазам. Аэлтэ рассказывала им о чародеях, живущих далеко на севере – альянс магов, что защищает континент от сил зла.

– И что им понадобилось в Мендарве, где им запрещено находиться? – презрительно пробормотал Тор, не разделяя восхищения брата.

– Я же говорил. Не все чародеи несут Тень в себе. Многие жертвуют собой ради благих целей, – выдохнув, проговорил Артур. – Вы останетесь здесь с этим господином, – фермер незаметно указал в сторону Барка. А я, отправлюсь в деревню с его товарищем.

– Я не останусь в лесу с чародеем! – воспротивился Тор.

– Он не чародей, а знахарь. Я провожу волшебника до Дубков, а после вернусь за вами. В деревне, возможно, сейчас не безопасно.

– Значит, мы пойдем все вместе! – не унимался Тор, бросая брезгливый взгляд на чужаков.

Как только они окажутся в деревне, он вознамеривался помчаться со всех ног к капеллану, чтобы рассказать о чародеях. Этим колдунам суждено гореть на костре, а не разгуливать по людскому государству.

– Нет, вы останетесь здесь, – отрезал Артур. – И попробуйте ослушаться. Я не собираюсь терять помимо супруги – сыновей, которые возомнили себя героями.

Тор засопел, как молодой бычок, приметивший красную тряпку, но перечить отцу не стал.

– Мы дождемся тебя, – успокаивающе молвил Кор. – Этот целитель же, не причинит нам вреда?

Артур устало улыбнулся.

– Нет. Аскалионцы не причиняют вред мирным созданиям, – фермер обернулся к травнику и кивнул. Барк ответил ему тем же и помог спуститься с лошади своему спутнику. С мужчиной в плаще явно что-то было не так.

– А как вы отыщите путь в этом дыму, – напоследок поинтересовался Кор, стараясь не глядеть на недовольного брата.

– Он может разглядеть даже комара в самом сердце Тени, – подразумевая незнакомца в черных одеяниях, молвил Артур и поспешил подставить плечо всаднику.

– Вот, здесь эликсиры. Они ему понадобятся, если что-то пойдет не так, – произнес еле слышно травник, протягивая дорожную суму фермеру. – Вы уверены, что желаете идти с ним?

Лангрен кивнул. Это был его единственный шанс отыскать дочь. Если чужемцы не лгут, и в Дубках творится, что-то неладное – Артур был обязан вывести Ребекку из пекла.

– Удачи вам, и возвращайтесь поскорее, – печально улыбнулся целитель. – А за детей не беспокойтесь. Я прослежу за ребятишками до вашего прихода.

Фермер бросил прощальный взгляд в сторону близнецов, один из которых одарил его пренебрежением и отвернулся, а другой горько вздохнув, помахал вслед.


Страх перед гневом Создателя и церковью, порой превыше любых других мирских забот. А ненависть к нелюдям, сильнее, чем трусость. Впрочем, одно дело ненавидеть и истреблять одиноких эльфов или коротышек троллей, другое узреть перед собой разъяренного демона с острыми, как бритва клинками.

Огненной стрелой вонзился факелообразный посох в центр двора Лангренов, именно в то место, где еще недавно златовласая девушка оплакивала юного барона. Сейчас стражники уже унесли тело парня, куда-то за пределы двора, а несчастную Ребекку сельчане волокли в сторону сада, к безобразному скелету сожженной молнией груши.

Стремительная тень, промелькнула около четырех мужчин, что захватили в плен девчушку Лангренов. Финли, Брин, Оред и Мик, тяжелыми мешками с репой, опустились на землю. Из перерезанных гортаней хлестали фонтаны крови. Они хватались за горло, в надежде оттянуть встречу с Деродой, но она уже была здесь, и собирала богатый урожай, обвивая ледяными руками шеи своих жертв.

Толпа, с криками и воплями кинулась врассыпную. Не составляет большого труда ватагой нападать на несчастную девчонку, но попытаться выжить в сражении с быстрым и ловким существом, точно невозможно. Через мгновение во дворе фермера оказалось не больше двух десятков человек, которые возможно и, хотели броситься наутек, но долг перед орденом Тарумона Милосердного и страной не позволял им такую роскошь.

Сейчас здесь остался толстый лысоватый храмовник с безумным взором, чья ряса была измазана в крови и саже. Так же, дрожали в сторонке несколько послушников, с выпученными от ужаса глазами, да стражники, испуганно переглядывающиеся и неуверенно сжимающие оружия в руках: тройка копейщиков, два лучника с трясущимися конечностями да отряд ратников, которые еще не решили – вступать в сражение с демонессой или же все-таки выждать удобный момент и дать деру.

Табора, коварно скалясь на присутствующих, застывших, словно сталагмиты в соляных гротах, обтерла клинки о плащ, и, спрятав их в ножны, направилась, к барахтающейся в лужи крови и куче мертвых тел девчушке. Взяв Ребекку, за измазанные в липкой багровой жидкости, волосы, она бесцеремонно потащила ее к дому. Девочка, завизжала от боли, но демонессу, чужие переживания и ощущения, совершенно не волновали. Пока мендарвыцы не пришли в себя, она должна обыскать деревенщину. Не раздевать же ее на глазах у всех.

Табора почти достигла порога, когда резкая боль обожгла плечо. Она дико взревела, и, отпустив девчушку Лангрен, решительно развернулась к негодяям, осмелившимся напасть на нее со спины.

В нескольких метрах от нее стоял тот самый храмовник, что в нынешнее мгновение походил на бродягу, нежели на представителя церкви. Святоша сжимал в руках аритовый хлыст. Брат Конлет тяжело дышал, а на его лице блуждала крайне неприятная очумелая ухмылка.

Мертвый эльф, убитый Финли, который, кстати, то же мертв, мелочь – по сравнению с опасной демоницей. Изловить или уничтожить эту тварь, означало, как минимум, заслужить сан епископа. Храмовник не намеревался упускать такую возможность. Конечно, было бы глупо вступать в бой один на один с бесовским выродком, поэтому брат Конлетт подстраховался. Еще несколько хлыстов, но более тонких и коротких, блеснули в руках у послушников. А лучники, трясясь от страха, натянули тетиву, угрожая попасть скорее в пигалицу, отползающую на четвереньках от порога, нежели в Табору. Даже ратники, дрожа, как осины на ветру, повытаскивали свои неказистые мечи, лихорадочно соображая, в какой момент приемлемее атаковать.

Демонесса иронично ощерилась и водрузила ногу на спину, пытающейся улизнуть Ребекки. Тяжелый сапог прижал девушку к земле, не позволяя продвинуться вперед на миллиметр.

– Она, моя, – предупреждающе прошипела демоница, и ее большие глаза сверкнули недобрыми огоньками.

– Да сразит тебя гнев Создателя! Да низвергнет в пекло Преисподней длань Тарумона Милосердного, дьявольское отродье! – завопил истошно брат Конлет и ударил вновь хлыстом.

На этот раз Табора молниеносно поймала конец бича, чувствуя, как опутанный магией Псилона арит, прожигает перчатки словно кислота.

– Хочешь побывать на бесовском балу, святоша? Ну что же, давай потанцуем!

С этими словами, стремясь сдержать крик боли, демонесса дернула хлыст на себя, повалив храмовника наземь. За спинами ратников взгляд Таборы уловил силуэты двух паладинов. Ситуация с каждой секундой ухудшалась. Если прибудет подмога ордена или барона, она не только не успеет обыскать девчонку, но и падет в схватке с кучкой глупцов и задавак, отождествляющих себя легендарными вояками.

Табора, в мгновение ока, вынула верные клинки, и, раскинув руки, бросилась на недругов. У нее оставалось всего несколько минут, что бы расправиться с присутствующими нечестивцами.

Трусливый эльф куда-то подевался. От него помощи ждать бесполезно. Демоница осталась одна, вместе со скулящей девчонкой, от которой тоже не было проку. Вместо того, чтобы разбить нос, а лучше вспороть брюхо церковнику за смерть друга, та только была в силах реветь и ползать в темной жиже, что осталось после гибели захватчиков.


Глава 12


«И озарится нерушимый небосвод

горящими звездами, что срываются

с высоты, да раскаленными камнями

падают на проклятую землю. И не

переплести орнамент Ниамэ, что

сохраняла равновесье эпох»


«Хоренуан» Книга бытия и

сотворения мира.

Автор неизвестен.


Дребезжащая вибрация пронзила стены и пол залы Советов. С высоких потолков, что теряются в густом полумраке, посыпались тонкие струйки пыли, превращаясь в призрачные облака. Огромные медные люстры с янтарными свечами, раскачивались маятниками, угрожая рухнуть, на собравшихся внизу магов.

Магистры, шумно обсуждающие несчастье, приключившиеся с одним из собратьев, внезапно примолкли, в недоумении переглядываясь. Вибрация повторилась, но на этот раз к ней присоединился нарастающий гул.

Эурион обеспокоенно привстал на алмариновом троне, оглядывая помещение, и стремясь отыскать источник сумятицы. Верховные чародеи, робко перешептываясь, тоже вскочили со своих мест. Великий магистр призвал всех к тишине. Но лишь спустя несколько минуту, в зале воцарилось безмолвие.

Стены завибрировали вновь, с новой силой, осыпая пыль с вековой кладки Цитадели. Гул преобразился в тихий шепот, словно замок Аскалиона решил заговорить со своими обитателями, а точнее – спеть им.

– Кровь демонов жжет, словно адский огонь… – прошелестел певуче невидимый бард. – Не ведаешь страха, но чувствуешь боль…

Один из писарей, что документировал пленум, побледнел и как юная девица хлопнулся в обморок, с грохотом опрокинув стул. Эурион наградил его испепеляющим взглядом, но тому было все равно. Он валялся на холодном полу без чувств, и никто из присутствующих не спешил его поднимать.

– Ту боль, что кромсает сердце в груди… – продолжал голос, приобретая насыщенность. – В объятия смерти ты храбро иди…

Дверь залы, с пронзительным скрипом, распахнулась и на пороге показалась толпа младших магов, целителей и прочих воспитанников. Впереди всех несся, бледный от ужаса, Юргер.

– Башня!!! – воскликнул он дрожащим голосом.

Эурион приподнял левую бровь. Магистры качали головами, пожимали плечами, разводили руками, стремясь понять, что происходит. Землетрясения в этих местах были не редкость, и Цитадель могла выдержать негодование почв и гор. Но на сей раз, это было что-то иное, нежели природный катаклизм. Вряд ли хребты, леса и пустоши возжелали пропеть балладу аскалионцам.

– В башне – эпицентр!!! – вновь, почему-то завопил Юргер, беспокойно прислушиваясь к повторяющимся толчкам и шепоту, который, сейчас был больше схож с завыванием ветра.

Паника в зале нарастала, голоса становились громче. Хаос мог только усугубить ситуацию.

– Тишина!!! – гневно вскричал Эурион. – Все прочь из Цитадели! Дожидаться окончания тряски во дворе! Да и отойдите подальше от стен! Рейвен, Майрус, Лоерген, Тиандиор – за мной! Остальные, прочь из замка!

Великий магистр, откинув назад полы мантии, спустился со ступеней и твердым шагом пошел по проходу, стараясь не смотреть на лица, напялившие маски недоумения и испуга. Толпа расступалась. В происходящих событиях было под силу разобраться лишь Эуриону. Недаром же он обладал самым высоким рангом в Цитадели. Четыре Верховных мага поспешили за Великим магистром. И лишь, когда небольшая процессия скрылась в полумраке коридора, аскалионцы торопливо стали покидать Залу Советов, а несколькими минутами позже, и само Убежище.


Науро С’Ар Илхор был человеком чести, а точнее Мрачным эльфом, которому не чуждо благородство, милосердие и долг перед родной землей. Нирбисс был его родиной. Именно здесь, он увидел первые лучи солнца, сделал первый шаг по зеленой траве, которая, увы, не обладала таким ароматом, как луга Инайрлан, откуда явились его предки. Но это был его мир. Мир, который он любил и был готов защищать до последней капли крови.

Глядя, как Табора, обезумев, решила бесцеремонно увести из-под носа храмовника девчушку, он не мог оставаться в стороне. Но помимо демонессы, у него была и другая забота. Ребекка! Если она так и будет распускать сопли и пытаться сбежать, то, скорее всего, закончит, как и четверка простофиль, что стали добычей Таборы. Нужно было вмешаться, и срочно!

Ребекка дрожала от страха, негодования и отчаяния. Она хотела броситься на обидчиков с кулаками, но в тоже время, мечтала незаметно ускользнуть из этого кошмара, что развернулся рядом с ней. В ее светлой голове, тысячу раз пронеслись мысли о том, что не переступи она границы Мендарва, возможно все бы сложилось иначе. Зачем она пошла к Белле! Все было бы по-другому, не впутай она Годфри в погребение эльфа! Не стоило ей выходить из дому в этот злосчастный вечер!

Ее терзало чувство вины и горечь обиды. Если бы не рвение девочки – помочь нелюдям, возможно, не случилось бы пожара, Годфри до сих пор был бы жив, а орден Тарумона Милосердного не преследовал ее попятам.

В иной ситуации, она была бы готова принять смерть вместе с другом, но где-то там, на свободе, оставался отец с братьями, и златовласка была обязана выжить, дабы предостеречь родных людей от беды.

Неведомая тварь, что явилась за девочкой, была занята храмовниками и стражей. Сейчас у Ребекки появился шанс – ускользнуть. Было неосмотрительно находиться под открытым огнем, когда в двух шагах от тебя, кипела нешуточная битва. Одна стрела, выпущенная лучником, уже успела воткнуться рядом с златовлаской, разорвав рукав и оцарапав плечо. Если она станет медлить, то скоро составит компанию четырем односельчанам, что несколько мгновений назад захватили ее в плен, а сейчас валялись мертвыми телами во дворе Лангренов.

Бежать! Бежать! Бежать! Прочь из Дубков! Добраться до Дубравы и отыскать Артура да близнецов. А там, отец уже придумает, что делать дальше!

Ребекка неторопливо поползла, прочь от места сражения, молясь, чтобы никто не заметил ее побега. Но ее попытка оказалось тщетной! Алый шест и чьи-то ноги в кожаных сапогах преградили путь. Девочка, глотая слезы, боязливо подняла глаза, с горечью прощаясь с жизнью.

К ее безумной радости или удивлению, не менее безумному, перед ней стоял тролль. Тот самый, которого она встретила в лесу. В руках коротышка сжимал раскаленный докрасна посох.

– Ты так и будешь барахтаться в грязи, как червяк, или сподобишься подняться на ноги? – поинтересовался непринужденно он, как будто они находились в Дубраве, где царил мир и покой, а не в Дубках, охваченных пламенем и сражением.

– Я… Я… – заикаясь и пытаясь оправдаться, промямлила Ребекка.

– Вставай! И дерись за свою жизнь! – сурово молвил толстяк, протягивая ладонь. – Не вечно же мне защищать тебя, соломинка!

Златовласка, секунду помедлив, все же схватила за лапу тролля. Тот, одним рывком поднял ее на ноги. Вид у девчонки был крайне отвратный. Измазанная кровью, перепачканная землей, зареванная, она вызывала жалость. В таком обличье, ей бы в Недровых путях обитать, а не под ярким солнцем Мендарва, а точнее, под алыми отблесками пожара, что был готов, через пару часов, доесть последние хижины деревушки.

– Держи! – протянул коротышка посох златовласке. – Бейся за себя! До последнего! Одержим верх, я обещаю, что демоница тебя не тронет.

– Я… Я не знаю… Я не умею… Не могу…

Науро грозно щелкнул клыками.

– Можешь! Глупо зарываться в землю, в надежде, что тебя не найдут или стремиться уйти невредимой от толпы умалишенных! Сражайся, пока есть силы, сражайся, пока Темноликая не обрезала все нити, сражайся за смерть друзей и за жизнь родных! Прекрати реветь и сетовать на судьбу! Сражайся, соломинка, иначе, мы все умрем! – воскликнул он, ткнув посохом в подбородок девушки.

То ли Ребекка испугалась гнева эльфа, то ли он и в правду вселил в нее храбрость, но она взяла, незнакомое доселе, оружие двумя дрожащими руками. Ладони неприятно покалывало, словно кожа прикоснулась к стеблям крапивы. Но выпустить посох, она не осмелилась.

– Бей этих мерзавцев, как сможешь, но остерегайся стрел, хлыстов и клинков! – довольно ухмыльнулся толстяк и вытащил из-за пояса короткий кинжал. Он, в два прыжка, оказался рядом с Таборой, окруженной храмовниками. К братьям Вечного света присоединились паладины с тяжелыми аритовыми мечами, лезвия которых походили на острые зубья пилы.

– Ты совсем ополоумел, Науро, – прошипела демонесса, увидев эльфа рядом с собой. Несмотря на ожесточенный бой, мимо ее внимания не прошел несуразный поступок напарника, решившего вручить оружие дочке Лангренов.

– Девичьи перепалки – не моя забота. Когда выберемся из этой передряги, ты вежливо попросишь соломинку отдать то, что тебе так необходимо. А сейчас лишние руки, жезлы и мечи нам совсем не помешают.

– Да она, скорее помрет, чем отобьется от кого-нибудь! – процедила демоница.

– Милочка, конечно у нее нет такого богатого жизненного опыта, как у тебя, но вряд ли она настолько безнадежна! Не суди по первому впечатлению, – ехидно заключил Науро и взглядом указал в сторону златовласки, которая, хоть и не дралась, но не подпускала никого к себе. Правда, два копейщика – не в счет.

– Я тебя однажды придушу, – молвила демонесса, и ее губы тронула легкая улыбка. Этот мохнатый толстяк, все же странный, но хитроумный союзник.

– Я согласен, – оскалился в ответ Науро. – А сейчас хватит болтать понапрасну – время веселиться! – с этими словами Мрачный эльф прыгнул вперед, перекатился два раза и, заскользив по земле, пропитанной кровью, оказался у ног одного из паладинов, который, стремился добраться до демонессы, через ряд стражи и послушников.

Невзирая на то, что грузный воин, подобно раковине был запечатан в латы из арита, коротышке удалось найти зазор между пластинами, возле щиколотки, и полоснуть кинжалом. Паладин взревел от боли и, осев на одно колено, с яростью опустил тяжелый меч на эльфа. Но тот был проворнее, он юркой ящеркой увернулся от удара и уже кружил в танце с одним из стражников, стремясь, у вояки выбить меч и ткнуть коротким кортиком в бок, хотя сгорал от желания выбить сопернику глаз.


Артур, на плечо которого, опирался аскалионец, не переставал удивляться, как тот, без труда находит путь в кромешной тьме гари, окутавшей Дубраву. Маг предупреждал, где поваленное дерево, где круто сворачивает тропа, а где торчат коварные и цепкие корни.

– Вы еле на ногах стоите, как же вы собираетесь незаметно проскользнуть в Дубки? – с беспокойством поинтересовался он у незнакомца.

– Мне не нужно быть незаметным. Доберемся до деревни, я приму снадобья и… В течении часа, у меня будет достаточно сил, дабы противостоять кому-либо, – тихо произнес он. – Осторожно, кустарник терновника справа.

Артур сделал шаг в сторону. Шипы лишь слегка зацепили шерстяную ткань кафтана, но не нанесли серьезного урона и не застопорили путешествие.

– Но, храмовники…

– Вы прожили шестнадцать лет здесь, и никто ни разу даже не догадался, что ваши дети, да и жена нелюди. Может и мне так повезет, – горько усмехнулся аскалионец.

Артур остановился. Никому не было известно о его с Аэлтэ тайне, как же магу удалось разнюхать про нее, находясь вдали от Мендарва, закрытого для чародеев?

– Прошу, не останавливайтесь, – взмолился волшебник. – Я не в силах ответить вам, откуда мне ведом ваш секрет. Скажем, кое-кто мне шепнул, что ваша супруга дриада. Соответственно, ваши отпрыски, переняли часть ее.

Фермер, нахмурившись, продолжил путь.

Еще, будучи юношей, и живя в небольшом рыбацком поселении на берегу бескрайнего озера Арбора, он частенько наведывался в Дрит. Там он, исподтишка, наблюдал за грациозными и ловкими женщинами, что строили дома в высоких кронах вековых древ и передвигались по ветвям, словно паря в воздухе.

Именно в Дрите он повстречал Аэлтэ и с первого взгляда полюбил. Мало кому из людей удавалось избежать такой участи. Сестры леса могли завоевать сердце даже короля, а что говорить о безродном рыбаке. К удивлению, дриада согласилась стать его женой, но при двух условиях. Первое, они должны будут перебраться в страну людей. Второе, у нее была новорожденная дочь, которую Артур обязан был усыновить и принять, как родное дитя.

Молодой Лангрен, ради возлюбленной, был готов на любые жертвы. Он покинул семью, перебрался в Мендарв, где ежедневно ему приходилось переживать за супругу и детей. Напрасно Аэлтэ уверяла его, что в этом государстве им ничто не угрожает. Бывший рыбак, а ныне фермер, постоянно тревожился за родных.

Но каковы не были страхи Артура, шестнадцать лет они все же прожили в мире и покое. Неприятности, пусть и небольшие, начались после ухода Аэлтэ. Отпуская ее в грозу, он чувствовал, что возможно, он видит любимую в последний раз. Противоречить ее решению он не мог, осознавая, что стоит на кону.

Перед тем, как покинуть дом дриада строго наказала, если нужда или неурядицы обрушатся на семью, то Артуру следует увезти детей на побережье, а лучше, вовсе, покинуть Мендарв.

Аэлтэ не вернулась. Возможно, еще не истек отведенный ей срок, а может, что горестное случилось на Большой земле. Артур не ведал.

Он каждый день ходил на реку, изображал скорбящего мужа, и у него сердце разрывалось, когда фермер смотрел на детей, оплакивающих мать, но рассказать правду он не мог. Да и покидать Мендарв, без Аэлтэ не желал, хотя обстановка в Дубках с каждым днем становилась все тревожнее.

– Удивительно, что вашей супруге удалось выносить и родить мальчиков, – прервал размышления фермера чародей, который вдалеке узрел окраину леса и алые блики пожарища.

– Она сама была удивлена. Не верила до последнего, что они родятся здоровыми и смогут прожить хотя бы год, – произнес он, вспоминая, как жена опекала близнецов, боясь их потерять в любое мгновение.

– Дриады крайне редко рожают детенышей мужского пола. Обычно одни девчонки. А мальчики… – аскалионец замялся. – Мальчики появляются на свет мертвыми.

– Возможно, в Мендарве воздух другой, – попытался пошутить Артур.

Ноэл с трудом улыбнулся, сомневаясь, что фермер заметит гримасу. Лицо мага было по-прежнему скрыто под капюшоном, да и дым мешал лицезреть окрестности и эмоции спутника.

– Вам придется покинуть страну. Рано или поздно сила проявится…

– Знаю, – печально согласился Артур.

– Вот и опушка, – облегчено прошептал чародей.

Лангрен вгляделся во тьму. Да, она немного рассеялась, и даже неподалеку, были видны пурпурные мерцающие блики, но видимость все равно оставалась до ужаса никчемной.

– Доведете меня до Дубков. А дальше – я сам. И даже не помышляйте вступить с кем-то в разговор и тем более, показываться на глаза.

– Я должен отыскать Ребекку.

– Я приведу ее. Артур, – голос мага был надтреснувшим, но спокойным, – доверьтесь мне, и не разжигайте пламя, жаждущее вас поглотить.

Фермер кивнул, надеясь, что асклионец увидит его жест. Он намеривался прислушаться к совету, но поступить по-своему. Сидеть, сложа руки, пока его приемная дочь, вероятно, оказавшаяся в беде, взывает к спасению, он не желал. Он будет крайне осторожен, и возможно, отыщет Ребекку раньше чародея.


Башня Верховных магов вибрировала с периодичностью в несколько минут. Мелкие камешки отделялись от собратьев и сыпались вниз на широкие ступени, которые в свою очередь, ходили ходуном. Очередной толчок грозился обрушить крышу, а то и все древнее строение.

– И грады все рухнут, падут короли,

Где меч твой вонзиться во чрево Тени.

Впитают баллады тернистый твой путь.

Воспоют трубадуры истины суть, – напевал глухой грудной голос.

Эурион с чародеями, держась за шатающиеся стены, стремился к верхнему этажу, откуда доносилась песнь. Прибавить шаг – не получалась. Ступени, то и дело вздрагивали, норовя повалить наземь магов, жаждущих добраться до вершины.

– Кто-нибудь понимает, что происходит? – прокричал Рейвен, надеясь, что его слова долетят до ушей магистров, сквозь гул и пение.

– Зеркало! – ответил ему Эурион, нахмурив брови и стараясь сохранить равновесие от очередной вибрации Цитадели. – Демоническое зеркало!

Маги продолжали путь, но их обуяла колючая тревога. Уже несколько десятков лет древний артефакт не подавал признаков жизни. Почему сейчас он решил проснуться?

Твердыни вмиг вздрогнут от пустоши мрака.

Войной обернется эльфийская драка.

Ни демон, ни ангел, а боль во плоти.

К обители Смерти ты храбро иди!

И жарким пусть пламенем Лаур обжигает.

Из пепла эпох его тень восстает!

Твой разум и сердце – битв возжелает!

И полотно Нирбисса Ниамэ плетет! – не прекращал завывать голос.

Чародеи, несмотря на рушащуюся, на глазах башню, целенаправленно шли вверх. Вот уже не песок, и не маленький обломок, а огромный камень сорвался с высоты вниз и упал на ступени, прямо перед Майрусом. Он еле успел отскочить в сторону, дабы глыба не расплющила ему ступню.

– Да что с ним такое? Что потревожило его и почему он губит Цитадель? – гневно проворчал Тиандиор, прижимаясь к стене, когда кусок черепичной кровли, чуть не приземлился ему на голову.

– Достигнем покоев Археса, узнаем, – хмуро заключил Рейвен. Нутро съедало неприятное предчувствие. А не связано ли пробуждение зеркала с Ноэлом или визитом Найгари?

Наконец, волшебники достигли верхнего яруса. Руны, что были повсюду, теперь не светились блеклым мерцаниям, а пылали огнем: золотым, белым и черным. Дверь в покои Мудрого эльфа была широко распахнута.

Не стой на обрыве в манящую пропасть,

Где ветви забвенья – царство судьбы.

Воспрянут знаменья хвалящие глупость!

В объятье Дероды ты смело иди…

Эурион вошел первым, за ним, озираясь по сторонам и опасаясь неведомых ловушек, последовали остальные магистры. В комнате было светло, как днем. Мебель была сломана в щепки, рукописи витали в воздухе мелкими обрывками. Поверхность зеркала пылала огненной пастью дракона.

– И небо четырех миров, что под одними звездами уже сотни веков, окрасится кровавыми слезами! И сгинут былые законы во тьму нерушимых крыльев Тени! И скверна поглотит города и страны, свергая правителей и выдвигая на трон самозванцев! И не остановить серебристой Ниамэ своих братьев, что вновь вступят в противостояние! Один лишь победит, один лишь решит судьбу Нирбисса! – громогласно вещало зеркало, и от его слов стены дрожали, склонами пробуждающейся Энал.

В глазах магистров отразились ужасающие картины, что пророчила поверхность древнего артефакта.

Горящая Цитадель. Десятки растерзанных тел магов. Дымящиеся руины Морена, где подобно светлячкам, духи мертвых эльфов взмывают к Туманным далям Инайрлан. Гниющие и превращающиеся в тлен дебри Дрита. Величественные хребты Дамдо, рассыпающиеся песочными замками. Бурлящее море Семи ветров, вода которого окрасилась в алый цвет. Фонтаны лавы, прорывающиеся сквозь толщу земли Пазедота, сжигающие заживо сотни карликовых троллей. Ковлы, раздирающие трупы обитателей Нирбисса, обезумившие Пии, нападающие среди бела дня на беженцев, что стремятся вереницами к берегам океанов, дабы покинуть проклятый край.


Ребекка уже приноровилась вонзать в стражников витиеватый наконечник посоха, который нестерпимо жег ладони. Ей даже каким-то чудом, посчастливилось увернуться от нескольких стрел. Правда, однажды одному из послушников удалось полоснуть ее хлыстом по бедру. Тонкое и гибкое лезвие разорвало ткань и кожу, неглубоко. Ссадина горела и кровоточила, но терпимо.

Куда хуже пришлось демонессе, принявшей на себя основной удар. Ее черное одеяние и кожаные доспехи сейчас напоминали оперение ворона, нежели воинский костюм. И бордовая кровь сочилась соком спелых ягод, оставляя рисунок брызг на побагровевшей земле. В плече торчал обломок стрелы, которая проткнула чертовку, но ранение не отразилось на функциях конечности. На подбородке, икре и шее пылали рубцы от бичей храмовников. Невзирая на боль и увечья, Табора продолжала драться, как разъяренный барс, нанося смертельные удары противникам.

Науро, чье одеяние пропиталось чужой кровью, в отличие от представительниц прекрасного пола, был неуязвим. Карлик юрко кувыркался по земле, высоко прыгал, невзирая на свое, далеко не стройное, телосложение, и ухитрялся поразить врагов в самые необычные места. Ему, все же, удалось всадить короткий кинжал в глаз лучника. Теперь стрелку, если выживет, придется выбрать другой род деятельности. Калеча врагов, эльф умудрялся уходить от ударов, зачастую, осыпая недругов нелестными словцами. Потасовка с мендарвцами ему явно доставляла удовольствие.

Ребекка стала замечать, что сельчане понемногу возвращаются к месту сражения. Одни не могли унять любопытства, и пришли поглазеть, другие, явились с вилами и топорами, намереваясь явно влиться в драку. И влились. В основном, храбрецами оказались местные забияки и балагуры, жаждущие отхватить кусок славы в битве с нелюдями.

Человеческие тела, сраженные клинками демонессы и коротким кинжалом эльфа, падали наземь, как свежесрубленные деревья. Ребекка Лангрен, ловко орудуя посохом, награждала синяками и шишками атакующих соседей и знакомых. Теперь, девочка наносила смело удары, чувствуя, как боль за смерть Годфри перерастает в ярость и придает ей сил.

Добровольцев, жаждущих потягаться с нелюдями, среди жителей Дубков поубавилось, но откуда не возьмись, появился новый неприятель, куда страшнее и опаснее, чем храмовники и их союзники-тугодумы.

Ребекка почувствовала, что чья-то крепкая рука с силой схватила ее за лодыжку. Златовласка, с размаху врезала посохом по лицу кузнеца, что пытался вцепиться в ворот платья, дабы на время унять его пыл. А затем она обернулась, жаждая огреть шестом неприятеля, подобравшегося незаметно, и намеревающегося повалить ее наземь. Серо-зеленые глаза расширились от ужаса, а оружие застыло в воздухе, так и не достигнув обидчика.

Кровожадно скалясь, и пытаясь явно оторвать ступню жертвы, на девочку глазел Финли. Или не Финли? Глаза мясника были пусты. Из перерезанного горла уже не сочилась кровь, хотя рана, все также, зияла отвратительным разрезом. И он был жив, или казался таковым.

Девчушка, справившись с шоком, испуганно заверещала и со всей дури, стала колотить тупым концом посоха по голове воскресшего великана. Крик вызвал протяжный вздох толпы и привлек внимание Науро, который, в это мгновение, добивал последнего паладина.

– Нежить? Да, что в этом уделе происходит?! Бесы вас раздери! – выругался Мрачный эльф и помчался на помощь Ребекке.

– Науро, берегись! – воскликнула Табора, и швырнула один из клинков, точно между глаз, послушника, который решил, что мертвым быть приемлемо, но лучше продолжить сражение. Приверженецкульта Тарумона Милосердного восстал с того света, аккурат перед носом коротышки, заслонив хладным телом златовласку.

Науро удовлетворенно хмыкнул, одобрив действие напарницы и, пнув мертвяка под колено, ловко перескочил через упавшее тело, приземлившись точно на спину хрипящего мясника. Тот, лишившись разума и души, ни в какую не желал отпускать ногу девочки, которая, то била его по макушке, то отмахивалась от еще живых неприятелей. Например, кузнеца, опомнившегося от удара и вновь предпринявшего попытку, атаковать дочь Лангренов.

Кинжал эльфа раскроил череп Финли надвое. А пока, коротышка стремился второй раз убить гиганта, двое подельников мясника, кряхтя и фыркая, и совершенно не обращая внимания на раны, рассекающие горло, пошатываясь, поднялись на ноги. Спотыкаясь и заваливаясь в стороны, трупы устремились к Ребекке. Нежить испытывала какой-то нездоровый интерес к пресловутой троице, совершено не обращая внимания на других жителей Дубков.      Табора злобно оглядела восстающих покойников, и брата Конлета, хоть и стоящего еле живым на ногах, но не желающего сдаваться. Самое время было использовать магию. Но демонесса знала, потрать она хоть одну крупицу силы на этих монстров, то возможно, и сама, в скором времени, присоединиться к армии Некрополя. Кровоточащие раны по всему телу, и так оставили ничтожный шанс на выживание.

– Эй, клыкастый, и ты безродная девчонка! – воскликнула демонесса, вертя в руке единственный оставшийся кинжал. – Если мы погибнем в этой проклятой деревне, и я не успею с вами молвиться словцом, хочу, чтобы вы знали…

– Милочка, не нагнетай драматическую атмосферу, – парировал эльф, стремясь уложить, на это раз, одноглазого лучника, который с первой попытки не возжелал отправиться в обитель Дероды. – Никто здесь не умрет, кроме тех, что уже не жильцы, даже если сюда явятся вся нежить этого проклятого мира!

– И откуда ты только черпаешь уверенность, коротышка? – усмехнулась демонесса, слова напарника приподняли ей настроение.

Табора, вздохнув, взглянула на клинок в руках и со всего размаха запустила в неугомонного священнослужителя. Лезвие с легкостью прошло через кожу, разорвало мышцы, миновало ребра и вонзилось точно, в заплывшее жиром, сердце.

Брат Конлет от неожиданности выронил хлыст и схватился за рукоять клинка, торчащего из груди. В его глазах отразилась ненависть вперемешку с отчаянием. Как такое могло произойти, когда он был уже на пороге повышения?

Храмовник рухнул, подобно бочонку с салом, и всего лишь для того, чтобы через несколько минут подняться вновь на ноги. Воскреснув, адепт Вечного света уже не страдал мирскими желаниями, следуя лишь приказу своего господина, который нашептывал ему истребить демоницу, эльфа и девчонку.


Псилон Герион Виэнарисс в полном одиночестве, стоял на вершине пригорка и любовался чудесным видом происходящего внизу боя. Капеллан, с нескрываемым удовлетворением, ухмылялся в седую бороду, наблюдая, как Табора нещадно сражается за деревенскую девчонку. Да и сама провинциалка, хоть и неуклюже, но дралась за свою жизнь. Всю картину портил Мрачный эльф, который был чрезмерно ловок для представителей своего рода, и вырезал противников, как пастухи косят траву для отары.

Три маленькие фигурки, устроили настоящее представление, по которому, так скучал бывший магистр. А дабы лицедейство бродячих артистов было куда более захватывающим, Псилон решил приправить его жгучим и немного дурно пахнущим перцем.

Своими действиями он не страшился нанести обиду Темноликой. Дерода совершила свою жатву, собрав преподнесенные ей души, а Псилон, всего лишь позаимствовал пустые оболочки. Это все равно, что взять одежду, да набить соломой, создавая чучело. Однако, пугала на полях, могли отвадить от урожая лишь птиц, а творения капеллана обладали талантом не только внушать ужас, но и наносить урон. Да и уничтожить данные шедевры было крайне сложно. То, что мертво, мертвее не станет!

Некромантией Верховный жрец овладел еще в Аскалионе. Впрочем, в Цитадели он и отыскал те бесценные фолианты с заклинаниями. Он их и положил в сундук, что унес вместе с Меусом с поля брани, когда сражался с эльфами. Будучи в Форге, Псилон крайне редко применял данные знания, в основном воскрешая мелкую живность да птиц. Но после, того как одна из придворных дам свихнулась, увидев в живых, недавно похороненную собачку, он прекратил опыты. Если бы брат проведал про это, то…

Что бы подумал Меус, уже не имело никакого значения. Сейчас Верховный жрец мог дать волю силе и фантазии. Он был вдали от любопытных глаз, и никто не мог его уличить в колдовстве. Явление нечисти он намеривался свалить на кощунственные происки демонессы, эльфа и девчонки Лангренов. Мол, перепутали заклинания в суматохе, или же сила Создателя обернула чары злодеев, против них самих.

Созерцая, как нежить сраженная троицей, падает и вновь восстает из мертвых, Псилон размышлял о том, что его интуиция ни разу не оплошала. Семейка Лангрен, с одного взгляда, вызвала у капеллана подозрение. Существует шанс, что они покрывали дриаду? Или же…

В глазах капеллана блеснули искры алчности. Если дриада их мать, то заполучи Псилон детвору, хоть и полукровок… С такими слугами, он способен не только захватить алмариновый трон, но и весь Нирбисс, включая Морен.

От сладких грез Верховного жреца оторвал, приближающийся со стороны Дубков, мужчина. Это был последний выживший послушник – Уолш. Немного потасканный и раненый, но живой. Не мертвяк, и то ладно.

– Ваше Преосвященство… – задыхаясь и отплевываясь кровью, прохрипел он.

– Я все знаю, – указав перстом вниз, сухо молвил капеллан.

Но послушник замотал головой. Значит, он, превозмогая боль, приковылял сюда, не для того, чтобы поведать о битве в деревне… Интересно.

– Говори.

– Призрак… Из дыма пожарища появился призрак! Свидетели говорят, что его на подмогу дочурке, привел Артур Лангрен.

Псилон недоверчиво покосился на послушника. Он и впрямь чушь несет! На просторах Нирбисса водиться нежить, Найгари, Пии, Ковлы, оборотни, Теневые ведьмы и куча прочих странных и опасных созданий, но призраков – не существует. Кого бы ни призвал из пожарища фермер, это тварь, точно не приведение!

– Свидетели знают, где сейчас Лангрен? Или при… Чужак, что с ним явился? – холодно поинтересовался он.

Послушник сплюнул кровавую массу и кивнул. Верховный жрец с тоской взглянул в сторону Дубков. Придется ненадолго оторваться от захватывающего зрелища и разобраться с незваным гостем.

– Показывай путь.

Приверженец культа снова кивнул и торопливо поковылял обратно в направлении села. Псилон легонько пришпорил коня и неспешно последовал за ним.

Перед тем, как встретиться лицом к лицу с незнакомцем, ему стоит отыскать фермера. Тот все ему расскажет и про визитера и про дриаду, не утаив ни слова. Конечно, бедолага попытается скрыть правду, как любящий отец, защищающий отпрысков и супругу, но у капеллана было в запасе сотня приемов, способных развязать язык даже немому свидетелю.


На месте одного павшего мертвяка восставали двое. И тот, кто уже дважды был сражен в бою, приходил в себя. Покойник шел, полз, бежал на троицу, намереваясь впиться зубами в живое тело или же, хотя бы оставить гематому от удара.

Финли с перерезанным горлом и раскроенным черепом, четвертый раз поднимался с земли. Один его глаз висел на молитвах Создателя, второй полностью отсутствовал – эльф постарался. Правая рука, благодаря усилиям Ребекки, была вывихнута и болталась, как на шарнире.

– Это когда-нибудь закончится, – простонала Табора, выдирая клинок из очередного, несколько раз убитого, трупа.

– А я тебя предупреждал, моя красавица, что бег по Дубраве за мной, добавит выносливости твоему прекрасному телу. А ты – злилась. Вот и получай результат. Устала, не успев даже разогреться!

Демонесса щелкнула зубами и, развернувшись, вонзила кинжал в какого-то горемыку, решившего проткнуть ее вилами. На сей раз им оказался живой человек. Теплая кровь брызнула в лицо Таборы, наградив ее боевой раскраской.

– Мне-то нипочем, ты глянь на нее. Еще немного и деревенщину не отличишь от мертвяков!

Разделавшись с очередным трупом, Науро взглянул на Ребекку, которая, хоть еще держалась, но дралась уже не так неистово, как раньше.

– Пора выбираться отсюда, – пробормотал коротышка и огляделся. Вокруг них стояло сплошное кольцо нежити. А селяне решили, что с них достаточно потерь и отошли на безопасное расстояние, издали наблюдая за бесконечной бойней.

– Прости, дорогой, но в таких условиях открыть врата я не смогу. Мне сил не хватит даже оконце в пространстве просверлить, – печально произнесла демонесса, отталкивая ногой нового гостя, упрямо напирающего на нее и пытающегося вцепиться в шею.

Эльф засунул руку в карман, проверяя на месте ли камень. Тот был, где ему и положено быть. Коротышка посмотрел на златовласку, затем на напарницу и покачал головой. Только одного он может перевести.

– Ладно. Что-нибудь сейчас придумаем. Нужно расчистить проход со двора! – крикнул он. Табора кивнула и последовала за ним. – Соломинка, защищай тыл. Пора уходить с этой бесконечной танцевальной арены.

Ребекка оглянулась. Значит, ей придется отбиваться не от людей, а от чудовищ, покойников, пока эти двое попытаются пробиться вперед? Одна – против всей толпы? Да мертвецы сожрут ее вместе с посохом и даже волоса не оставят!

Крылья черного плаща саваном Темноликой, внезапно всколыхнули воздух. Чья-то сильная рука, оттолкнула Ребекку назад. Она чуть было не упала, но лапы эльфа, стоящего позади, изловчились ухватить ее за талию. девчушка сохранила равновесие, с удивлением глядя на незнакомца, стоящего спиной к ней. Он, вовсю, размахивал длинным узким мечом, и нежить рассыпалась на глазах в прах.

– Я же говорил, не умрем! – хихикнул эльф, толкнув локтем в бок, окаменевшую Табору. – Давай, детка выбираться! Подмога явилась вовремя! И ты, соломинка, перестань глазеть! Что, аскалионца никогда не видела? Подсоби мне с подружкой избавиться от порочного круга! А с тылом, этот парень управится и в одиночку!

– Откуда вы все только взялись на мою голову, – простонала златовласка, принявшись опять разгонять нечисть посохом, который, буквально, прирос к ее рукам.

Удивительный меч незнакомца навсегда лишал жизни нежить. Рассекая ее напополам, отрубая головы, пронизывая грудь. Одним взмахом он превращал покойника в горку пепла, подхватываемого ветром, рассеивающего прах по округе. Вскоре от мертвяков не осталось и следа.

Четверка героев, тяжело дыша, стояла у обломков изгороди, что когда-то отделяла двор Лангренов от сельской улицы. Позади них, огонь лизал камышовую крышу дома, лакомясь новым блюдом.

Пожелавшие не вступать в бой сельчане, их дети и несколько только что подоспевших стражников, с ужасом глядели на демонессу в лохмотьях и ранах, мохнатого карлика с острыми нижними клыками да рыжей шевелюрой, чужака в плаще с низко натянутым капюшоном и на Ребекку, опирающуюся на раскаленный посох.

– Я не ведьма… – внезапно устало прошептала девочка, оглядев толпу, которая, словно в рот воды набрала.

– Конечно же, нет, – раздался вкрадчивый мужской голос. Люди медленно расступались, пропуская кого-то вперед.

Человек в темной мантии, с длинной бородой и волосами цвета серебра, вышел вперед. Ребекке показалась, что ледяная кисть Темноликой сдавила ей горло, мешая дышать. Она испуганно опустила глаза, боясь встретиться взглядом с новоприбывшим врагом. Самым опасным из всех!

Верховный жрец – собственной персоной! Величественный, тщеславный, невозмутимый, он надменно одарил взором демонессу, которая в ответ зашипела разгневанной пумой, эльфа с хитрой гримасой, призрака, под плащом которого, наверняка прятался обычный человек и дочь дриады, сосредоточенно разглядывающую землю.

– Ты не ведьма, нет, ты просто нелюдь, устроивший резню и спаливший деревню, которая так гостеприимно приняла твою семью и тебя! Хороша благодарность! – усмехнулся капеллан.

Ребекка почувствовала, что кисть незнакомца, облаченная в перчатку, крепко сжала ее тонкие пальцы, казавшиеся крошечными в его ладони. Незнакомец хранил безмолвие с той самой минуты, как появился.

– Я не ведьма и не нелюдь! – воскликнула златовласка и подняла гордо голову. Казалось, ее взгляд способен выжечь сердце в груди капеллана.

Девчушка была вся вымазана в чем-то и совершенно не походила на светлую и приветливую простушку с копной золотых волос. Вряд ли сейчас кто-то мог бы признать в ней прежнюю Ребекку. Но Псилону, не видевшему ее доселе, этого и ни надобно было. Он узнал эти глаза цвета Мальковского леса, и на его лице появилось выражение недоумения.

– Быть того не может… – прохрипел он.

Табора, сжимающая окровавленные кинжалы в руках, и жаждущая метнуть их в капеллана, но лишенная этого из-за собственной неосмотрительности, кипела от гнева. От нее не укрылся ошарашенный взгляд бывшего магистра. Демонесса с интересом оглядела Ребекку, что стояла в профиль. Вначале, на ее, обагренном кровью лице, появилась еле заметная улыбка, затем с губ сорвался тихий смешок, а через мгновение, она расхохоталась, схватившись одной рукой за живот.

Жители Дубков напуганные, растерянные и ждущие от Верховного жреца чуда, например, сожжение нелюдей Вечным огнем, тихо зароптали, переглядываясь.

– Милая, ты в порядке, – осторожно поинтересовался эльф. Не понимая, чему удивился бородатый храмовник, и что рассмешило Табору.

– Да, – утирая выступившие от смеха слезы, выдавила из себя демоница – Мы идиоты, Науро! Мы все здесь – идиоты!

Коротышка задергал ушами. Ребекка непонимающе взглянула на демонессу, которая пыталась унять смех. И лишь аскалионец, остался неподвижен и молчалив.

Желваки заиграли на лице Псилона, а на переносице появилась глубокая складка. Он осторожно прикоснулся к мешочку на поясе и сорвал его. Никто не смел, его называть глупцом! Хотя одному магу, все же удалось его облапошить! И это спустя столько лет!

– Принести подарок для девчонки! – крикнул он кому-то в толпе. – Ни одно существо Мрака не смеет богохульствовать против наместников Создателя и Тарумона Милосердного! – прорычал он. – Я очищу это землю от эльфийских и демонических выродков!

– Тогда начни с меня, старик, если остались силы в твоем немощном теле! – наконец, прервал обед молчания аскалионец, откидывая капюшон.

Толпа ахнула, но никто не двинулся с места. Любопытство переборола страх. Когда это еще в Мендарве можно было лицезреть двух демонов сразу? Один, правда был без рожек, но шрам на пол лица и черные, словно бездна, без белков глаза, внушали благоговейный ужас и интерес.

– Солнце мое, а этот парнишка не твой родственник, случаем? – обратился к напарнице эльф, и только в эту секунду заметил, что демоница уже не смеется, а корчится от боли на земле. Изо рта шла кровавая пена, и кожа приобрела угольный цвет.

Науро с ненавистью взглянул на жреца, который, не обращая внимания ни на аскалионца, ни на эльфа, со злорадством сжигал прядь волос в изумрудном огне, что полыхал прямо в его ладони.

– А ну прекрати! – взвизгнул коротышка, яростно подпрыгнув на месте. – Не смей, ее трогать, иначе… Брок пойдет войной на Мендарв! Я, со своим народом, уничтожу каждый камень, каждый храм, каждую разумную тварь, что хотя бы однажды помыслила худо о нелюдях!

Ноэл, не дожидаясь пока его дальняя родственница испустит дух, незаметно растворившись во тьме, внезапно появился позади капеллана. Лезвие меча плотно прижалось к горлу Псилона, угрожая перерезать в любую секунду. Не ожидавший такого поворота, жрец, в испуге, выронил тлеющий локон.

Науро, громко рыча, подскочил к обгоревшей пряди, и, взяв ее бережно в лапу, запрятал во внутренний карман жилета. Он просверлил взглядам, побледневшего храмовника, затем благодарно кивнув аскалионцу, и воротился к демонессе, которая, хоть уже и не билась в судорогах, но выглядела удручающе. Пришло время для экстренных мер.

Науро нежно пригладил потускневшие волосы Таборы, и осторожно вытер кровь с уст.

– Прости, соломинка, – обратился он к Ребекке. – Орнамент полотна изменился. Я исполнил долг перед Найгари. Теперь, справляйся сама. А мне нужно помочь моей дорогой подруге, которая станет добычей Дероды, если я буду бездействовать. Тяжко жить на свете, когда в приятелях числится один всего лишь друг – толстый Мрачный эльф, – с этими словами коротышка достал что-то из кармана и со всей силы ударил оземь.

Рыжие блики сплелись со светящимися белыми волокнами и породили яркую вспышку. Мерцающий овал, пламенем охватил парочку, и через миг, от эльфа и демонессы не осталось и следа. Вместо двух безумных бойцов, что доблестно сражались с врагами в Мендарве, на земле, испившей вдоволь крови, лежал серый неприглядный камушек.

Столпившийся народ, Ребекка и аскалионец на краткое мгновение опешили, стремясь осознать случившееся. Минутное замешательство, постигшее окружающих, предоставило шанс коварному капеллану. Улучив момент, Псилон высек из пальцев зеленое пламя и бросил сноп искр чародею в лицо. Жрецу удалось извернуться. Тонкое лезвие слегка оцарапало подбородок, срезав часть длинной бороды. Пустяковое ранение и потеря волосяного покрова – эта ничтожная плата за спасение! К счастью, глава ордена ведал, что меч аскалионца не предназначался для колдунов. Сложись все иначе, даже мельчайшая царапина могла оказаться для бывшего магистра смертельной.

Ноэл, на мгновение, ослеп от подлой выходки противника. Но лишь на мгновение. Через миг зрение практически восстановилось, хоть глаза неимоверно жгло, и соленая пелена застилала взор.

Примитивная магия, используемая Псилоном, могла нанести серьезные увечья дилетанту, но не воспитаннику Цитадели. Да к тому же полудемону, влившему в себя такую дозу эликсиров, которой хватило бы с лихвой двум огромным великанам.

Протерев глаза от выступивших слез, Визиканур приготовился к бою с капелланом. Он крепко сжал в руках меч, намереваясь вонзить его в сердце врага.

Вот только, если черноволосый маг следовал кодексу чести, то жрец явно игнорировал его. Псилон Герион Виэнарисс не желал расставаться с жизнью, ни при каких условиях. А бой с молодым соперником, обученным магистрами, наверняка бы окончился поражением для главы ордена. Дабы не кануть в бездну объятий Темноликой, капеллану пришлось лихорадочно соображать, ища путь к отступлению. Бегство обернулось бы для него несмываемым позором. Любопытные жители Дубков, те, что остались в живых, не спускали глаз с него. Да, и далеко от аскалионца Псилон вряд ли смог ускользнуть. Он прекрасно видел, как этот бесовский выродок, с легкостью и проворством крушит врага. Оставался один вариант, который возможно, сохранит ему жизнь и не уронит в грязь лицом.

Глава ордена моментально очутился рядом с дочерью Лангренов, вцепившись пальцами в спутанные волосы, а другой рукой схватив за горло, он прижал ее к себе, используя, как щит. При малейшей угрозе, он мог бы с легкостью свернуть девчушке шею.

Златовласка взвизгнула, стремясь вырваться. День для нее был и впрямь неудачный. Сегодня все почему-то вознамерились лишить ее скальпа.

– Неужто ты думал, маг, что тебе удастся совладать со мной? – ехидно проговорил Псилон, прижимая крепче к себе жертву, которая трепыхалась птицей в руках.

Ноэл безмолвно, с каменным лицом, взирал на Верховного жреца. Опрометчивые порывы – были неуместны. Одно неверное решение или жест, и этот ополоумевший старец, в мгновение ока расправится с девчонкой.

– Чего вы все пялитесь, как овцы? Убейте его! Или предлагаете мне одному разбираться с врагом? – обратился капеллан к толпе и стражникам, немного подуставшим от нескончаемой заварушки.

Мало того, что почти вся деревня сгорела, нелюди поубивали половину жителей, так еще и Верховный жрец предлагает помереть в нелепом сражении с демоном, у которого не два невзрачных клинка, а длинный и острый меч. В данной ситуации проще пожертвовать капелланом. Даже если Тарумон Милосердный распорядиться, чтобы глава ордена пал в бою смертью храбрых, мендарвцы не понесут невосполнимых потерь – у них останется в запасе еще один жрец.

– Ваше Преосвященство, а что с этим делать? – неожиданно нарушил затянувшуюся паузу, появившейся из толпы Уолш, держащий брезгливо мешок, из которого сочилась алая жидкость.

Псилон негодующе зарычал на бедолагу. Тот испуганно отпрянул назад, оступился и рухнул наземь. Мешок выскользнул из рук, и что-то овальное, похожее на волосяную дыню, под громкий визг людей, покатилось по сельской улице.

Истошный будоражащий кровь крик раненого зверя пронесся над всей округой, срывая последнюю листву с деревьев, порождая яростный ветер неимоверной силы, и сгущая удушающую мглу пожарища. Затянутое смогом небо озарилось красноватыми вспышками, словно звезды взрывались в вышине, грозя пролиться на Мендарв лавовым дождем.

Псилон побледнел, почувствовав, как тело пленницы, прижатое к груди, стало жечь его мантию и плоть. Он оторопело выпустил жертву из объятий, попятившись назад. Его голова раскалывалась от пронзительного воя девчонки, упавшей на землю и устремившей взор к разгароящимуся небу.

Толпа зевак хлынула прочь из деревушки в сторону замка. Обитель барона Данкоса сейчас могла послужить единственным убежищем от пожара и чертовщины, творящейся в окрестностях. Люди затыкали уши, спотыкались, хватались за головы, давили друг друга, но старались изо всех сил поскорее убраться от протяжного стона, разрывающего перепонки и жаждущего пустить кровь из глаз.

Шипящий огненный снаряд, сорвавшийся с мерцающего небосвода, с исполинской силой врезался в сельскую дорогу, разрывая ее в клочья. Камни, брызги магмы, вперемежку со смертоносным пламенем разили тех бедолаг, что оказались на пути небесного гостя. Холодящий душу вой смешался с истеричными криками толпы, охваченной безжалостным огнем.

Единожды Псилон Герион Виэнарисс покидал в спешке поле боя. Двадцать лет назад, когда они с Меусом фальсифицировали свою гибель. В эту скорбную минуту верная интуиция нашептывала капеллану, что настало время повторить подвиг. И неважно, примут его за труса, главное, что он не отправится в чертоги Темноликой, как бесславный кусок обгорелого мяса, истлевший на просторах, забытой Создателями, деревушки. Он был слишком молод, чтобы умирать, а вернее, у него оставалась масса незавершенных дел, которые нельзя пустить на самотек, предавшись вечному покою, а в случае с Псилонам, нескончаемым мукам в объятиях Собирательницы душ.

Бывший магистр Цитадели, а ныне Верховный жрец ордена Тарумона Милосердного, подхватив полы мантии, побежал прочь, как горный козел, рассекающий хребты Хрона. Вот только, хитроумный храмовник не последовал за толпой к замку, а помчался к своему жеребцу. Пусть удел Данкоса провалится в Бездну с его господином и всеми подданными, теперь капеллану не было дела до этой кучки людей! Он обязан, как можно быстрее покинуть злосчастный феод и добраться до Форга. Оказавшись в безопасности, Верховный жрец в тишине и покое обдумает произошедшие события, а после решит, что делать дальше. А размышлений хватит не на один месяц. Помимо его намеренья завоевать Цитадель, возникли новые задачи.

Требовалось, во что бы то ни стало, уничтожить тварь порожденную Айласом и Мариениас. Да и саму проклятую парочку придется разыскать на просторах Нирбисса и извести, пока эти двое не явились за ним. А то, что Айлас появится, дабы отомстить приемному брату, Псилон не сомневался.

Взобравшись на коня, капеллан вонзил шпоры в бока несчастного животного, так, что оно встал на дыбы. Жрецу с трудом удалось удержаться на лошади. Но через несколько секунд, применив чары, он усмирил жеребца.

Обгоревшая мантия, развивалась смоляным шлейфом в багровой ночи, когда Псилон мчался прочь от Дубков. Ни черная пелена дыма, плывущая рваными языками по воздуху, ни раскаленные камни, низвергающиеся с небес, вздымающие землю и разбрызгивающие огонь, ни дикий вопль, преследующий его по пятам, не могли остановить беглеца.

Ноэл стоял, не шелохнувшись, глядя, как уходит от расплаты белобородый малодушный старик. Бросаться за ним в погоню было вершиной глупости, впрочем, времени у аскалионца оставалось в обрез. Действия эликсиров иссякали, и вероятность того, что он упадет замертво в любую секунду, росла с каждым вдохом.

Пусть жрец и удрал, сверкая пятками, это была лишь часть проблемы, не считая метеоритного ливня. Наиважнейшая забота заключалось в том, что следовало без промедления увести девчушку за пределы Мендарва, пока она не погибла в огне или же не спалила родные просторы дотла. Вот только, осуществить простой на первый взгляд план, было крайне затруднительно. В тело златовласки вселилась какая-то тварь, вопящая, как раненый дракон и призвавшая лавовый град.

Внешность девочки почти не изменилась, если не брать во внимание бесконечный душераздирающий вопль и глаза… Таких глаз чародей не видел за свой короткий век ни у одного монстра – черные с тонкими желтыми прорезями зрачков.

Демон? Возможно, но маловероятно. Любой могучий бес способный прорваться через Разлом, предпочтет собственное тело, нежели хрупкую человеческую оболочку, а тем более, девичью. Сущность, что завладела Ребеккой, была чем-то незнакомым и чужеродным. О таких существах нигде не упоминалось, а трактатов о монстрах и нелюдях в библиотеке Аскалиона было не меньше сотни.

Решение за чародея приняла судьба. Мерцающий оранжевый булыжник, разрывая сгустившиеся облака дыма, устремился прямиком на вопящую девчушку. Визиканур стрелой подскочил к Ребекке, подхватил ее на руки, и, укрыв плащом, отпрыгнул в сторону, за мгновение до того, как небесный камень врезался в землю, образовав кратер и плюясь смертоносной магмой.

Боль от падения пронзила плечо, но такая жертва была малостью за спасенную жизнь. К тому же, удар лишил девчонку сознания, и она перестала вопить. Может быть, встряска изгнала тварь из тела, или же сущность тоже упала в обморок вместе со своей оболочкой. Разбираться в случившемся у Ноэла не было ни желания, ни времени. Он поднялся на ноги и, закинув златовласку на плечо, побежал что есть сил к Темной Дубраве. Мистический плач, хоть и оборвался, но не ознаменовал окончание пламенной стихии.

Лишь на секунду чародей сбавил ритм, пробегая мимо отрубленной головы фермера, что одиноко валялась в дорожной пыли. Ноэл тяжело вздохнул. Он предупреждал Артура, что бы тот не высовывался и дождался его, но Лангрен решил самолично спасти дочь, вот и поплатился жизнью за инициативу. Не полыхай пожар и в небесах и на земле, и не истекай срок действия эликсиров, маг бы, непременно, похоронил фермера, но в данный момент он был обязан отвести Ребекку и братьев в безопасное место, пока пламенная стихия не превратила Мендарв в один из островов Огненного архипелага.


Меус Герион Виэнарисс, стоя на верхней палубе трехмачтовой каракки, любовался быстрыми водами Скрады, да россыпью звезд над головой. Капеллан уже как несколько часов, покинул порт столицы Мендарва. Судно влекомое попутным ветром быстро скользило вниз по течению на полных парусах.

Верховный жрец, не последовал совету брата, отплыть через день и покинул дворец с зарей. Псилон отбыл из Форга глубокой ночью, и Меусу удалось избежать искр из глаз и нудного ворчания родича.

Опрометчивое решение черноволосого капеллана на время избавило его от хвоста, о котором он даже не догадывался. Нет, сэр Найджел в последнюю минуту успел взойти на борт «Златовласой ундины», а вот темным личностям из Гильдии воров, пришлось сесть на другой корабль, что отплывал из гавани только вечером. Преследователи отставали от мишени на целых двенадцать часов. Да и суденышко, которые они выбрали для странствий, было ни чета быстроходной каракке.

Трехпалубный корабль, нос которого украшала златокудрая русалка из твердого дерева, покрытого бронзовой краской, принадлежал торговому синдикату Мендарва. Чаще всего, судно совершало рейсы из столицы в морские порты Скрада, или в Бухту семи ветров. Но иногда, купцы использовали «Ундину» и для международных перевозок. Меус выбрал этот корабль именно потому, что на этот раз «Ундине» предстояло пересечь не только русло реки, но и выйти в открытое море, пришвартовавшись лишь у берегов Эскалонии.

Использовать в долгом путешествии один и тот же транспорт, куда безопаснее и надежнее, чем менять коня на скаку. Когда ты знаком с капитаном и командой, то вероятность угодить в лапы проходимцев, позарившихся на твой кошель, снижается до минимума. Правда, скитание по морским просторам даже с верными союзниками не отменяет нападений пиратов. Но приближение зимы, уменьшало шанс встречи с пресловутыми корсарами. Обычно, с приходом холодов, морские разбойники были тяжелы на подъем, предпочитая проматывать награбленные деньжата в более теплых краях.

Меус, хотя и не прибегнул к радикальной маскировке, как сэр Найджел, все же, приемлемо изменил внешность. Бороду он заплел в косу. Волосы спрятал под широкий бархатный берет, сливового цвета, украшенный лебединым пером. Вместо мантии, напялил белоснежную шелковую рубаху, темно-синий сюртук, да объемные шаровары такого же оттенка, заправленные в короткие сапоги из мягкой воловьей кожи.

Но как бы капеллан не старался себя выдать за зажиточного купца, капитан корабля все равно признал в нем главу ордена. Морской волк предложил жрецу свою каюту, вместо тесной каморки в кубрике. Стоило немало усилий, что бы уговорить хозяина «Ундины», помалкивать о секрете капеллана. Для пущей надежности, Меус вложил в руку Орина несколько золотых, но тот отверг монеты, пообещав хранить тайну. К счастью для жреца, экипаж и несколько остальных торговцев, оказались не столь религиозны, чтобы знать главу ордена в лицо. Поэтому, облегченно вздохнув и перестав страшиться быть узнанным, Меус поспешил на верхнюю палубу, любоваться звездами. Здесь на носу корабля, напрочь отсутствовали персоны, желающие отыскать собеседника для долгих дискуссий.

Множество оранжевых точек, сродни светлячкам, проредили холодное мерцание звезд. Ореховые глаза Меуса прищурились, созерцая молниеносно багровеющий небосвод. Тревога закралась в душу капеллана.

– Капитан Орин!!! – окликнул он громко морского волка.

К всеобщей удаче, тот стоял в нескольких метрах от жреца, отчитывая неуклюжего юнгу. Он спешно подошел к главе ордена, который задрав подбородок, сосредоточенно глядел в небо.

– Да, Ваше Пре… – он запнулся, – Благородие.

– Прикажите команде приготовится! Через несколько мгновений – мы попадем под метеоритный дождь! Если вы желаете сохранить свое судно и остаться в живых, придется вашей «Ундине» лавировать по реке между огненных снарядов, похлеще, чем среди острозубых рифов, дракон меня побери! – негодующе проворчал Меус.

В подтверждение его словам, в пол миле от каракки, в реку, охваченный пламенем, плюхнулся камень, с корову величиной – не меньше. Вода, поглотив алое небесное ядро, забурлила, окутав поверхность паром.

– Свистать всех наверх! – громко вскрикнул капитан, помчавшийся в другой конец судна.

Корабль загудел, словно осиное гнездо. Матросы замелькали по палубе, как угорелые, мигая фонарями и безукоризненно выполняя команды Орина. Одни взбирались на мачты, собирая и поднимая паруса. Другие отслеживали кипящие водовороты в течении Скрады. Третьи наваливались то на правый лаг, то на левый, дабы накренить корабль, совершающий маневры среди падающих огненных капель.

Меус стоял на капитанском мостике и едва слышно предупреждал Гельмуса Орина о метеоритах: слева, справа, прямо по курсу, позади судна. Терминологией мореплавателей капеллан не владел, но капитан понимал его с полуслова. Он твердо отдавал распоряжения экипажу, ловко справляющемуся даже с самыми невыполнимыми, на первый взгляд, задачами. Его голос разносился не только по «Ундине», но далеко и за ее пределами. Казалось, что раскаленные булыжники уже сами огибают каракку, дабы не задеть деревянную обшивку небесным пламенем.

Бывалый морской волк сотню раз возблагодарил Тарумона Милосердного, что вовремя мистической стихии, глава ордена оказался, именно, на его корабле.


Белая Зала королевского дворца Форга, уже несколько часов, окрашивалась в рубиновые оттенки. Капли крови поблескивали на белоснежных статуях, слившихся в экстазе плотских утех, и на вычищенном до блеска полу, образовав феерический орнамент. Воздух наполнился болью и смрадом смерти, что витала между мерцающих огней факелов и твердынь потолка.

Тивар, с острым крюком в руке, медленно расхаживал вокруг мраморного пьедестала, увитого замысловатым барельефом. На гладкой, влажной от крови, поверхности, лежала связанная женщина в одной ночной сорочке, напоминающей лохмотья. Ее лицо и волосы были мокры от слез, а когда-то светлая ткань одеяния, разрисована красными разводами. Тело несчастной носило следы побоев и порезов, некоторые были настолько страшны, что мнилось, она давно должна была кануть в объятья Дероды. Но нет, женщина еще дышала.

Повелитель Мендарва облаченный в одни шелковые кальсоны, багрового цвета да черные сапоги по колено, осматривал свою жертву, жадно облизывая слюнявые губы. Его волосатая грудь и выпирающий живот покрылись кровавыми брызгами, а на лице сиял свирепый оскал. Он млел от удовлетворения, но еще не дошел до того сладострастного момента, когда смог бы полностью утолить ненасытный голод.

Злополучная пленница уже трижды теряла сознание, не в силах терпеть пытки, которым несчастную подверг монарх. Но беспощадный изверг намеривался привести ее вновь в чувство и продолжить забаву. Он желал упиваться криками, наслаждаться диким ужасом в глазах, любоваться тем, как жизнь утекает из ран жертвы, золотой пыльцой сквозь пальцы.

Внезапно Белую залу сотрясло, словно какой-то великан решил пройтись по столице, вызывая своей поступью дрожь земли. Голова одной из статуй с треском сорвалась с мраморных плеч и грохнулась на пол, разлетевшись на сотни осколков. Прямоугольные мраморные плиты пола пошли волной, собираясь хорошенько встряхнуть логово монстра.

Маленькие барсучьи глазки Тивара в страхе забегали по помещению, а в голове зажужжал рой мыслей, напоминающий обезумивших навозных мух, почуявших опасность. Стиснув зубы, король пристально оглядел чудесную обитель, где от его волосатых лап в мучениях погиб не один десяток девиц. Он искал источник шума и вибраций, подозревая, что диверсия – дело рук таинственных бунтарей, вознамерившихся отомстить за приговоренную к казни пленницу.

Еще один толчок, и мраморные фигуры, пошатнувшись, стали с кряхтящим стоном отрываться от пьедесталов и рассыпаться в прах, поднимая в воздух облака белоснежной пыли. Стены ходили ходуном, вырывая металлические крепежи, что удерживали факелы, ломали архитектурные шедевры, вдохновляющие Его Величество на самые изощренные эксперименты.

Король, злобно прорычал, негодуя оттого, что стража бездействует и кучка смутьянов не только разрушает дворец, но и отрывает его от сладких развлечений. Сжав крепко в руке крюк, и напрочь позабыв, что он в одних кальсонах, Тивар твердым шагом направился к двери. Он изрежет на мелкие кусочки и мятежников, и тех, кто повинен в проникновении чужаков в королевские владения.

Рельефная плита с визгливым рокотом сорвалась со стены над дверным проемом. Владыка Мендарва, попытался отскочить назад, но запоздалый порыв, хоть и спас его от неминуемой смерти, не уберег от беды. Король оказался наполовину погребен под сотнями килограммами белоснежного камня. Тивар взревел от боли и ярости, стремясь выбраться из ловушки, но мраморный недруг, намертво захватил монарха в плен.

Зал снова сотрясло от невидимых ударов или взрывов. В королевских палатах царила суматоха. Шум голосов, мистическое потрескивание, грохот колонн и мебели доносился эхом до ушей Его Величества.

Напрасно король пытался позвать на помощь, никто бы не осмелился войти в Белую залу. Ведь крики, доносящиеся из святыни Тивара, обычное дело.


Лес Серых лисиц, простирающийся у восточной границы Мендарва и прилегающий вплотную к скалистым хребтам Пазедот, пугающе шумел, под натиском внезапно налетевшего урагана. Ветви древ скручивало в узлы, сухие сучья носились по воздуху, подобно пушинкам, а корявые корни стремились вырваться из рыхлой почвы, что с безнадежностью норовила удержать беглецов.

Птицы и звери, утопая в громком гомоне, неслись в сторону владений троллей, так же, как их собратья от удушающей гари в дебрях Темной Дубравы. На узких горных тропах царило сумасшедшее столпотворение. Животные напористо подталкивали товарищей, рычали, пищали, выли, желая в короткий срок убраться из ареала обитания, озаренного летящими с небес огненными перлами. Никто не осмеливался обидеть рядом идущего. Волки терпеливо наблюдали, как под носом, пушистые кролики, уже начавшие менять шубку к зиме, огромными прыжками пересекали расстояния по каменным выступам. Филины в лапах перетаскивали пищащих хомяков, застрявших на краю расщелины. Более сильные и крупные звери да птицы помогали преодолеть препятствия слабым и мелким собратьям. Дружной ватагой поселенцы леса бежали от разбушевавшейся стихии.

Ная, объятая оковами сна, свернувшись калачиком лежала на соломенной подстилке в небольшом шалаше, выстроенном из толстых березовых веток, покрытых плотным слоем высушенной осоки. Девчушка, сладко посапывала, крепко прижимая к груди незамысловатую куклу, сплетенную из осенних травинок и цветов, что малышке удалось отыскать накануне. И даже, когда лагерь охотников наполнился криками, и большая часть леса вспыхнула подобно факелу, Ная все также безмятежно дремала, созерцая радужные грезы. Девочка широко распахнула очи только после того, как отец стремглав влетел в скромное жилище и, подхватив дочь на руки, выбежал наружу.

Ничего не соображающая Ная, ошеломленно смотрела в темное небо, где свет вечных звезд затмевали яркие рыжие всполохи. Отец, что-то торопливо говорил соплеменникам, давая распоряжения. Мать забрала девочку из рук супруга, но вскоре, опустила на землю. Женщина побежала в охваченные пламенем дебри, истошно окрикивая старших сыновей. Те решили проявить героизм и высвободить из-под древесных завалов своего неуклюжего приятеля.

Девчушка, неотрывно глядя ввысь и прижимая к себе куклу, внезапно нахмурила тонкие бровки, а детское личико исказилось недовольной гримасой. Плетеная девица выпала из рук. Голова Наи откинулась назад. В ее абсолютно белых глазах, разделенных лишь тонкой прорезью оранжевого зрачка, отразилась черно-красная мозаика небосвода.

Оказавшись во власти таинственных сил, Ная завороженно опустилась на колени. Раздирая маленькими пальчиками рук сырую землю леса, она стала тихо и протяжно выть. Стон, вырывающийся из груди девчушки, не походил на плач волка, и не являлся отчаянным рыданием раненого урлона. Из уст дочери охотника лилась песнь – колыбельная, предназначенная разбитому сердцу – пылающему ненавистью.

Воздух вокруг девчушки заколыхался, озерной рябью, возникающей при сонном ветре. Невидимые волны медленно откатывались от ребенка, нехотя и с брезгливостью поедая языки пламени, жаждущие поглотить стоянку охотников и лес Серых лисиц.

Высокий и громкий голос, который никак не мог принадлежать человеку, а тем более, еще совсем юному существу, дорастал до небес. Огненные снаряды, столкнувшись с преградой, взрывались в вышине, рассыпаясь снопами искр, и достигали земли, трансформировавшись в седые хлопья пепла.

– Ниамэ… Ниамэ… Ниамэ… – раздался тихий шепот среди ошарашенных охотников, которые, не веря своим глазам и ушам, с изумлением взирали на поющую восьмилетнюю девчушку.

Отец Наи первый пал на колени, рядом с дочерью. Он сделал глубокий вдох, и из его груди вырвалась хриплая, местами неровная мелодия, стремящаяся подражать плачу Создательницы. Следом за мужчиной, один за другим, старики, дети, юноши, зрелые охотники стали опускаться на землю. Воздев головы к пылающим небесным твердыням, народ лесных чащоб сплетал свои голоса с песнью Ниамэ, жаждущей унять беду, охватившую государство людей.

Лес Серых лисиц наполнился загадочным гулом, который, обретя крылья, неспешно, но упорно начал разлетаться по округе. Песнь, набирая мощь, тушила пожары и превращала раскаленные метеориты в сажу. Обезумевший доселе ветер, присоединился к рапсодии, желая, как можно скорее, донести напевы к местам бедствия.

Звери, намеревавшиеся покинуть гибнущие просторы Мендарва, останавливались, прислушивались, шевеля ушами и усами, а затем робко и неуверенно возвращались в родные места, изуродованные огнем и ураганом.

Песнь, лишенная слов, и сопровождения лютни или арфы, обволакивала Мендарв целебным покрывалом, способным защитить проклятые земли от внезапного ненастья. Каждая нота, каждый звук, стремились убаюкать, разбушевавшуюся стихию, что вздумала обрести власть и на небе, и на земле.


Тор насупившись, сидел на окраине поляны, игнорируя травника и Кора, которые о чем-то тихо беседовали неподалеку от овала, мерцающего фиолетовыми искрами. Блэкхаур безмятежно пощипывающий пожухлую траву, внезапно навострил уши и беспокойно заржал.

Огненная стрела с яростным шипением разрезала вязкую темноту Дубравы. Треск занявшегося огня и скрежет падающих древ, рассыпал тишину леса на тысячу металлических лязгов. Казалось, непроходимые дебри подверглисьатаке пылающих големов, облаченных в стальные кольчуги.

Оранжевые вспышки, озарившие чащу, и грохот стволов да ломающихся ветвей, заставил Тора испуганно вскочить на ноги. Он, растерянно озираясь по сторонам, спешно подбежал к Барку и Кору, которые прервали разговор, как только стихия нанесла первый удар.

– Что происходит? Это ваш чародей вызвал весь этот хаос?! – воскликнул негодующе Тор, лихорадочно указывая на мрак Дубравы исполосованный мазками пламени.

– Аскалионцы, хоть и искусные маги, но даже им не под силу вызвать огненный дождь, – с тревогой взглянув на небо, промолвил целитель.

– Тогда кто виноват?! – не унимался, сверкая глазами, Тор.

– Не знаю, но поверь, мне такой поворот событий тоже не по нраву.

– Я же говорил, что в нашей деревне завелся колдун, а вы мне не верили! – обратился мальчишка к хранящему молчание брату. Кор не успел ничего возразить, его перебил Барк.

– Это не дело рук волшебника! Здесь замешаны, куда более могущественные силы!

Травник вгляделся в сумрак леса, испещренный мерцающими зарницами. Он надеялся, что вот-вот из чащобы вынырнет Ноэл, и они отправятся обратно в Цитадель. Но Визиканура не было и в помине, а огонь, с устрашающей быстротой, лизал стволы и кроны древ, намереваясь подчинить себе все окрестности.

– Мы так и будем здесь стоять, пока нам на голову не снизойдет небесное пламя? – оторвал целителя от созерцания ночного пейзажа Тор.

– Братец, перестань верещать, как девчонка! – наконец, вмешался Кор. – Если ты не заметил, Барк думает.

Травник и правда, судорожно размышлял. На поляне оставаться было небезопасно, как и впрочем, и во всем остальном лесу. Единственным спасительным вариантом, являлся портал в Аскалион. Барк поклялся Ноэлу, что он отправится в Цитадель, если волшебник не вернется к сроку. Иллюзорные врата, поддерживаемые иссякающей энергией аскалионца, грозились вскоре исчезнуть.

Впрочем, не появись маг в ближайшие несколько минут, целитель будет вынужден с близнецами уйти, оставив чародея на произвол судьбы. Но надежда еще теплилась в душе травника. Он был уверен, что Визиканур успеет воротиться, ибо опоздай он хоть на мгновение, второй портал ему не удастся открыть.

Огромный раскаленный докрасна метеорит, с силой врезался в окраину поляны. Барк, приспособленный к землетрясениям, удержался на ногах, а близнецы попадали на пожухлую траву, спелыми орехами. Конь, испуганно захрапев, встал на дыбы.

Рыжие аспиды, принялись жадно пожирать сухой покров почвы и вековые стволы, высившиеся в нескольких метрах от подрагивающего портала. Возникало чувство, еще немного и огненный монстр накинется голодным верхом на трех дурачков и беснующегося жеребца, что встали на его пути.

Травник торопливо подбежал к паренькам и помог им подняться. Даже ошарашенный Тор, не осмелился отвергнуть помощь аскалионца.

– Вам придется пойти со мной, – твердо молвил Барк, глядя, как хмурится, раскрасневшееся от жара, лицо Тора.

– Куда? Нам не миновать стену огня! – Кор указал на цепь острых алых язычков, окружающую прогалину.

– В Аскалион.

– Я лучше сгорю заживо, как Тарумон Милосердный, чем отправлюсь в логово еретиков, практикующих богохульные деяния! – воскликнул Тор, скинув с себя руку травника, поддерживающего его за локоть.

– А как же отец и Ребекка? – не обращая внимания на истерику брата, встревожено поинтересовался Кор.

Целитель тяжело вздохнул. Он не мог дать однозначного ответа, ведь даром предвиденья Барк не владел, а лгать пареньку не желал.

– Если они живы, Ноэл Визиканур вытащит их из этого пекла. Но коль мы останемся здесь и будем дожидаться прихода ваших родственников то, когда они явятся, найдут лишь кучу обгорелых костей.

– Лучше я умру, чем переступлю порог этой демонической штуки! – скрестив руки на груди, продолжал упрямо Тор.

– Ты пойдешь с нами, хочешь ты того или нет! – внезапно отвесив подзатыльник брату, воскликнул Кор. – Хватит вести себя, как эгоистичный и глупый мальчишка!

Тор злобно сверкнул глазами и сжал кулаки.

– Ты хочешь драки?– прошипел он.

Новый толчок и волна жаркого воздуха окатила спорщиков.

– Не знаю, как вы ребятки, но я умирать в этом смертоносном котле не намерен! – неожидано раздался громкий бас, рядом с троицей.

Барк насмешливо хмыкнул, глядя на ошарашенные лица мальчишек.

– Вы отправитесь в Цитадель добровольно или же я вас заставлю войти в портал, перед этим хорошенько лягнув копытом!

Кор удивленно разинул рот, осознав, что с ними говорит лошадь. Тор же застыл, словно статуя, побледнев, как выбеленное в реке полотно.

– В Аскалионе полно чародеев, которые вернут вас в Мендарв, как только эта драконья пляска окончится. А сейчас оба закройте рты и бегом к иллюзорным вратам, пока нас не поджарило, как куропаток на вертеле.

Травник еле заметно улыбнулся Блэкхауру, и легонько подтолкнул близнецов к порталу. Мальчишки не сопротивляясь, вошли в мерцающий проход, и лишь когда их спины исчезли в иллюзорных вратах, целитель и конь следом покинули поляну.

Чудаковатая компания успела вовремя нырнуть в фиолетовый круг. Очередной лавовый булыжник, весом в тонну, угодил прямиком в магический портал. Искры и мерцающие нити задрожали, под натиском пламени обгорая и превращаясь в угольный пепел.


Ноэл Визиканур с трудом пробирался, через охваченную неистовым пламенем Темную Дубраву, изворачиваясь от раскаленных булыжников, что градом сыпались с разъяренных небес. Ребекка, бездыханным грузом, возлежала на его плече, укрытая плащом аскалионца.

Каждый шаг чародею давался все тяжелее. Эликсиры иссякали в его организме, подобно живительному источнику, что испаряется под безжалостным солнцем пустыни. Волшебник уповал на то, что ему удастся добраться до портала раньше, чем тот исчезнет. Но как бы не спешил маг к спасительным вратам, его попытки оказались тщетными. Поляна, где его должен был ожидать Барк с мальчишками Лангрена, была захвачена в плен багровым цветком, непреступной стеной возвышающимся над макушками обуглившихся вековых дубов. Оставался один шанс выбраться из кипящей и плавящейся Преисподней – Приграничье.

Чародей взглянул на безвольно свисающую девчушку, чумазую, измучанную, но все же прекрасную, как хрупкий гиацинт, пробирающийся сквозь весеннюю, еще промерзшую почву и прелую прошлогоднюю листву.

Лицо волшебника украсила тень печальной улыбки. Он оглядел мерцающий красными бликами лес, затем собравшись с духом, бросился прямиком в нещадное бушующее пламя. Он должен был добраться до стены во чтобы то ни стало.

«Все беды мира исходят от женщин», звучал в его голове голос Эуриона. «Женщины сеют вражду, приносят поражения, рушат крепкие узы, суют свой нос, куда не следует, и плетут интриги. И даже, если прекрасная особа намеривается творить добро, то это не означает, что ее деяния не обернутся Великим разломом. Конечно, мужчины тоже, изредка, способны на ошибки. Но те идиоты, что творят бесчинства, лишились разума благодаря юбке, за которой погнались. Вот поэтому, в Аскалион не ступит нога ни одной дамы, ибо случись сей неприятный казус, чародеям пришлось бы обитать на дымящихся руинах Цитадели».

Ноэл горько усмехнулся, ощущая, как пламя выжигает кожный покров.

«Женщины плетут полотно мирозданья, хотят они того или нет. И одна из них, только что призвала пламенный дождь. Не Великий Разлом, но все же. Не думал, что однажды соглашусь с Эурионом, но он оказался прав. Все беды исходят от женщин».

Песнь Ниамэ неслась по просторам Мендарва подобно исполинскому цунами, пожирая огненную стихию, и оставляя за собой белесый след дымящихся развалин и темнеющих остовов деревьев. Но как бы не торопилась потушить обезумевший пожар прародительница богов, спасти всех, в этой погрязшей в скверне стране, ей не посчастливилось. Пройдет немало лет, пока местный народец, сможет восстановить утрату, порожденную гневом мистического катаклизма.

Удела барона Данкоса мелодия ветра достигла в последнюю очередь. Ей удалось унять жаркую пляску, что охватила Дубки и успокоить небесные тверди, пролившиеся над Дубравой огненными слезами. И даже сохранить в целости замок, окруженный кипящими водами Зарницы.

Но, когда явилась благодать Создательницы на просторы баронского угодья, Ноэл Визиканур, уже пересек разлом стены, у которой отсутствовала напрочь стража, сбежавшая в панике с Дозорной тропы, как только ненастье охватило лес.

Плащ чародея был местами оплавлен, кожа лица хранила следы безобразных ожогов, волосы опалены, впрочем, как и золотые пряди Ребекки, хотя маг стремился, как можно тщательнее укрыть девчушку магической тканью. Но какие увечья и потери они вдвоем не понесли, главное, что до эльфийской чащобы оба добрались живыми.

Здесь за пределами Мендарва не было и следа огненной непогоды. Ночная тишина и мистический покой сна, окутывал дебри Круана, не подозревающего, какая беда обрушалась на соседа. Безоблачное небо безмятежно мерцало голубыми сапфирами звезд, обласканных нежным светом далекой луны. Мелкий прозрачный ручей перескакивал с камушка на камушек, стремясь покинуть родные земли и влиться по ту сторону границы в полноводную Зарницу. Он не ведал, что там, в стране людей, ему придется держать путь через выжженные земли, созерцая падение человеческой державы, соизволившей гневить высшие силы.

Пытаясь унять дрожь в мышцах, маг осторожно уложил златовласку на шелковистую траву пологого берега, и тяжело опустился рядом. Он чувствовал, как вернувшаяся боль скручивает его тело, до темноты в глазах и до рвотных позывов. Его нутро пылало не меньше, чем пожар охвативший Мендарв. В горле пересохло и першило от дыма, и побочного действия колдовского снадобья. Ноэл лег на землю, повернувшись к девочке, опутанной сетью сновидений. Он осторожно провел кончиками пальцев по замаранному кровью и грязью лицу Ребекки, убрав налипшую прядь со лба.

– Я вечно во снах твоих останусь… – прошептал он, потрескавшимися от жара губами. В его черных, как мгла покоев Дероды, глазах отразилась бесконечная скорбь и отчаяние.

Рука мага безвольно упала на траву рядом с белесым локоном девочки. Жизнь утекала из чародея, наполняя круанскую почву энергией, отравленной Теневой ведьмой.

– Ээээ, нет, мой прекрасный рыцарь! – раздался тихий негодующий голос во тьме леса. – Тебе так просто не сбежать от меня! Решил пожертвовать собой ради этой…

Колдунья Сеньи внезапно появившаяся из мрака деревьев, что скрывали дымчатое кольцо портала, осторожно склонилась над златовлаской, лежащей подле аскалионца.

На это раз, Милдред решила не обнажать идеальные формы. Ее грациозное тело обтекало длинное шелковое платье цвета горного малахита. Отбросив блестящие каскады смоляных волос за плечи, ведьма попыталась дотронуться до Ребекки, дабы всласть испить энергии, кипящей в девчушке, подобно котелку с ароматным и наваристым бульоном.

Но утолить голод колдунье не удалось, ее рука хоть и ощущала жизненную силу златовласки, не могла ухватить ее. Она выскальзывала из пальцев женщины, проворной ящерицей, дразня ведьму.

– Интересно… – прошептала Милдред, потерев подбородок и выпрямившись. – Ладно, закупоренный кувшин с целебным напитком, тобой я займусь позже. Двоих мне не уволочь через врата. Впрочем, ты всего лишь еда, а он намного больше, чем мой завтрак, обед или ужин.

Колдунья Сеньи тяжело вздохнула, оглядев свое безукоризненное платье, которое, бесспорно, измарается, пока она дотащит умирающего аскалионца до своего логова. Но выбора у нее не было.

Женщина присела на корточки возле лежащего чародея, закинула его безвольную руку себе на плечи и поднялась на ноги, стремясь водрузить тяжелое тело. Теневые ведьмы очень сильны, несмотря на свой хрупкий вид. Ступая мелкими шажками, колдунья потащила свою добычу к порталу. Но перед тем, как войти в пульсирующую дымку, она сорвала с ножен волшебника знак еловой ветви и швырнула в высокую траву.

Скопище туманных черных змей заклубилось, сплетаясь в неведомый узор, создавая стену между ведьмой и круанской благодатью. Через мгновение, на побережье ручья, не осталось и следа от пребывания, в этом тихом месте, опасной и кровожадной колдуньи.

Одиноко, среди темно-зеленых стеблей сочной травы, лежала скованная клинками почерневшая еловая ветвь. И не менее одиноко, на берегу ютилось тело шестнадцатилетней девчушки, неряшливо брошенное в центр орнамента сукна мирозданья.


Эпилог


«В пение ветра, несущего

приливы, в отблесках солнца,

что жизнь порождает, во мраке

мирозданья, пронизанного звездами,

Тень Лауров над миром нависает»


«Хоренуан» Книга бытия и

сотворения мира. Автор неизвестен.


В начале эпох их было трое. Они простирали широкие крылья над пространством и временем, кружа в невесомой пустоте, объятой мраком и прахом.

Слепящим золотом Кхаа Лаур рассекал мироздание, резвясь над горизонтами бесконечности. Бесшумной тенью за ним следовал по пятам единокровный брат, стремясь погасить пламя родича, окутав его тьмой. Дейра Лаур – призрачный спутник и несокрушимый соперник. Разнять и усмирить противостояние братьев, было лишь под силу серебристой Ниамэ, что хранила гармонию всего сущего.

Устав от бесполезной погони и схваток в тлетворном вакууме, бессмертные драконы решили посостязаться в ином мастерстве. Сражение разума и фантазии, без острых когтей и саблезубых клыков.

Кхаа соткал паутину мерцающих звезд, рассеивающих непроглядный сумрак вселенной. Дейра, дабы насолить брату, развеял туманность по просторам, надеясь затмить небесные алмазы. Ниамэ, умиляясь играм родичей, прорезала пелену, дав возможность существовать в едином пространстве замысловатым шедеврам противников.

Дейра, охваченный азартом, слепил из собственных когтей расу людей, поселив ее на планете созданной братом.

Кхаа, усмехнувшись, отгородил Нирбисс завесой и, пожертвовав мерцающей чешуйкой, породил род Светлоликих эльфов, окружив непревзойденной красотой раздолья Инайрлан.

Дейра, сопя черным дымом, разделил человеческие территории надвое, изолировав слабых созданий от более могущественных собратьев – демонов. Так, из недр пламени и твердыни нерушимых утесов, восстал окольцованный лавовыми реками и нагроможденный дымящимися кратерами Вагхир. Ради коварных и могучих детищ своих, Теневому дракону пришлось отказаться от огненного дыхания

Кхаа иронично скалился, глядя, как брат стремится переплюнуть его творение. Он насмешливо изрыгнул пламя, и, проведя по золотой груди острым когтем, брызнул лазуритовой кровью на многогранный мир, возрождая из полотна мироздания Аскал, населенный всесильными чародеями.

Ниамэ, чутко наблюдающая за соревнованиями братьев, которые заполняли новоявленные реальности диковинными созданиями, решила внести в их игры свою лепту, сотворив из пыли эпох богов, что повелевают любовью, смертью, жизнью, яростью, покоем, ненавистью, милосердием и прочими эмоциями.

Казалось, вечному состязанию бессмертных драконов должен наступить конец. Но это лишь было начало продолжительной битвы.

Выждав, пока златой брат улетит осматривать мерцающие звезды, хитрый и коварный Дейра, не имеющий власти над Аскалом и Инайрланом, выткал на полотне мироздания пестрый узор. Человек и демон сошлись на перекрестке миров. Заключив союз, они ознаменовали крах планов и искривление времен. Великий разлом смешал измерения воедино, подобно тому, как старая травница перемешивает деревянной ложкой отвар из кореньев в чугунном котле.

Теперь, детищам Великих драконов пришлось обрести новый и далеко негостеприимный дом – Нирбисс. Ибо вернуться в родные края, трем Первородным расам, не позволяла печать Ниамэ, которой с трудом удалось остановить воцарившийся хаос и унять гнев, подвергшегося предательству брата.

С тех самых пор, между Кхаа и Дейрой уже не существовало соперничества, а проросла колючая и беспощадная вражда. И лишь благодаря серебристой Ниамэ, мироздание еще не трещит по швам и не кануло в бездну забвения.

Глоссарий


Алмарин – древо с широким стволом и раскидистой кроной, произрастает на просторах Инайрлан, но после Великого разлома, часть рощ оказалась на территории Нирбисса. Древесина алмарин весьма прочна. Из обрезанных ветвей или свежеспиленных бревен изготавливается оружие, доспехи, и мебель. Мертвые деревья невозможно использовать для создания чего-либо, ибо, после гибели, древесина становится тверже камня и не поддается обработке.

Аирун – плачущие янтарной смолой древа в лесах Дрита.

Арит – ценный минерал, используемый в создании оружия, украшений и в магических эликсирах. По легенде, образовался из крови Первородных чародеев, что погибли во времена Великого разлома, а так же, из крови самого Кхаа Лаура. Изделия из арита обладают весьма интересным свойством – они способны подавлять магию.

Арбора – огромное соленое озеро, простирающееся между Дритом и Руандоном.

Архес – один из последних Первородных Светлоликих эльфов, что явился на континент Нирбисса из Инайрлан во времена Великого разлома. Архес, так же величается Мудрым эльфом, за дар прорицания. Он является основателем Цитадели – обители чародеев.

Аскал – один из миров созданный Кхаа Лауром, населенный расой чародеев. После Черной войны лишился обитателей, обладающих интеллектом. В Аскале, по сей день сохранились строения Первородных и артефакты. Но кроме животных, птиц, рыб и насекомых в эти места давно не ступала нога разумного создания

Аскалион – Цитадель, расположенная в северной части Большой земли. В этом уединенном и неприступном месте проживают чародеи и воспитанники магов, не обладающие колдовскими способностями. Население Аскалиона составляют только мужчины разных возрастов.

Аскалионец – воспитанник Цитадели. Не всегда обитатели Аскалиона становятся чародеями или магистрами, те, что не обладают магическими способностями, исполняют иные функции в Убежище, нежели защитники Нирбисса.

Аскалионский ворон – птица – долгожитель. В размерах превосходит всех своих сородичей и обладает интеллектом. Также понимает язык Светлоликих эльфов и всеобщий. Умеет говорить. Некоторые особи даже изучили науку чтения мыслей.

Билсток – горное плато на южной части Большой земли, где обитают всевозможные расы. В данном регионе отсутствует монархия. Все представители власти избираются народным голосованием.

Большая земля – один из трех континентов Нирбисса.

Брок – государство Мрачных эльфов, расположенное на северо-востоке континента Большая земля.

Буря Стихий – природный катаклизм, который под силу вызвать лишь дриадам, обладающим магией в крови.

Вагх или Черное Царство – территория на просторах Большой земли, населенная демонами.

Вагхир – одно из измерений, созданное Дейра Лауром. Этот мир когда-то населяли демоны и бесы. Небольшому количеству тварей удалось избежать эвакуации на Нирбисс, во Времена Великого Разлома. Демоническая раса, по сей день обитает, на просторах Вагхира, мечтая прогрызть брешь в иные миры. Но вызволить собратьев из иного плана способны, лишь могучие колдуны.

Вариолит – горная порода, сродни железу, но не подверженная коррозии, и в разы прочнее своего младшего брата.

Великий Магистр – высший ранг в Аскалионе.

Великий разлом или Черная война – катаклизм, навеки изменивший облик Нирбисса. Благодаря коварному нашептыванию Дейры Лаура, человек и демон заключили союз, сломав завесы между измерениями.

Вертикальные горы – исполинский хребет на северном краю континента Большой земли. Пики гор настолько высоки, что теряются в облаках. Над вершинами постоянно собираются дождевые тучи и полыхают молнии. Малоизведанная часть материка, которая обросла легендами.

Верхи – гигантские трехлапые пауки, обитающие в катакомбах, на Недровых путях, реже, их можно встретить в заброшенных склепах, канализациях и подземельях. Данный вид крайне ядовит, и обладает невероятной проворностью, прекрасно видит в темноте и почти беспомощен при дневном свете. Яркое освещение отпугивает тварей.

Верховный жрец – главенствующий сан в ордене Тарумона Милосердного.

Виаргор – серебристый поделочный камень, сродни мрамору, но не столь хрупкий, и мерцающий на солнце, словно алмаз.

Визиканур – пустошь на севере Цинтруона.

Гарги – коренастые демоноподобные создания с лицами, похожими на морды нетопырей. Они неуклюжи, но достаточно сильны и выносливы, обладают невысоким интеллектом. Чаще всего, гарги сбиваются в немногочисленные отряды и промышляют разбоем.

Горы Смерти – труднопроходимая горная цепь, испещренная глубокими норами, в которых обитают оборотни. Хребет отделяет Цинтруон от Аскалиона.

Гревгер – пустошь, расположена на побережье Скалистого залива, в восточной части материка. Когда-то, через нее проходил большак, но с появлением в этих краях Теневой ведьмы, глухая степь вымерла, и только белесые валуны возвышаются, пугающими монолитами, на иссохших просторах.

Дамдо – государство дворфов, расположенное на западной части Большой земли. Данная территория представляет собой горную местность. Гномы обитают в подземных городах, именуемых Энрадами стремясь меньше посещать поверхность. Среди диких хребтов Дамдо и в его глубинах, обитает множество кровожадных чудовищ.

Дейра – Тень или Тьма на языке Первородных эльфов и чародеев, а также, имя одного из великих драконов, что создали Вселенную.

Дерода – богиня Смерти, также именуется Темноликой и Собирательницей душ. Дочь Ниамэ.

Дрит – густой непроходимый лес, где обитают дриады. Дрит расположен на северо-западном побережье Большой земли.

Дроу – достаточно широкое озеро, превосходящее в размерах Арбору, но в два раза меньше, чем Море Семи Ветров. Водоем находится на западе материка Большой земли, разделяя владенья гномов и Гектонию.

Еиран – особая руда, способная отражать самочувствие владельца, если в сплав поместить каплю крови. Широко используется аскалионскими чародеями.

Жезл Пророчества, Кхаа Тэ или Золотое Пламя – таинственный артефакт, упомянутый в предсказаниях Археса. Внешний вид реликвии неведом никому даже Мудрому эльфу. Единственное, что известно о жезле, он способен изменить судьбу мироздания: озарить Светом Нирбисс или же утопить мир в скверне Тени.

Искус – пресноводное озеро на мысе Тар, граничащее с Тогоун, страной карликовых троллей и Красской, государством фейри. Водоем простирается на восточном побережье Большой Земли. Искус известен тем, что меняет цвет воды в зависимости от времени суток, погодных условий и годовых сезонов.

Кихерн – каменистый остров, на котором возвышается черный замок. С одной стороны остров, объят бурными реками, с другой, омывается океаном Стихий.

Ковлы – волкоподобные создания, передвигающиеся на задних лапах. Они сбиваются в стаи и обладают способностью оборачиваться в любой вид семейства псовых: лисы, койоты, волки. Интеллект присутствует, но слаборазвит. Людоеды.

Колдуньи Сеньи, Теневые ведьмы или пожирательницы энергии – Женщины, обладающие невероятными магическими силами, и умеющие их брать из всего сущего. Правда, если ведьма утоляет голод, обычно ее жертва превращается в тлен. Теневыми ведьмами могут стать лишь дамы с человеческой родословной, не имеющей примеси крови иных существ. Колдунья Сеньи не только должна быть людской расы, но и обладать сердцем, объятым ненавистью ко всему живому.

Красска – государство, расположенное на южном полуострове Большой земли. Здесь обитают представители различных рас, но страна знаменита лесом Фейри, славящимся дивными пейзажами.

Крок – местность населенная гоблинами, расположенная на восточном побережье Большой земли, омываемая океаном стихий. Не является официальным государством. Монархии здесь не существует, как и правительственного аппарата. Раса гоблинов проживает многочисленными разрозненными племенами, управляемыми вождями и шаманами.

Круан – государство Светлоликих эльфов. На севере страна граничит с хребтом Хрона, на востоке с Цинтруоном и Пазедотом, на юго-востоке с Мендарвом, на юге с Эскалонией, на юго-западе с Руандоном, на северо-западе с Дритом.

Кхаа – один из Великих драконов – Создателей. Так же, данное слово, на языке Первородных эльфов и чародеев означает золото, золотой.

Ленточное море – узкий водоем между Стравой и островом Экалиот.

Ледяные владения – северный материк Нирбисса, простирающийся за Нордарским океаном. Климат известен жгучими морозами, непрерывными снегопадами и смертоносными буранами. Жители суровых северных краев слабо изучены. Холодный континент не пользуется успехом у странников.

Малька – местность, расположенная на западном побережье Большой земли, граничит с Броком, пустошью Гревгер, Цинтруоном и частично с горами Герона. Край суровый и малонаселенный. С появлением Теневой ведьмы превратился в дикие просторы.

Мандрагора или Дыхание висельника – колдовское растение, прорастающие исключительно в местах казни. Обрезать траву или вырвать с корнем, без последствий, почти невозможно. Она испускает зловонный запах и вопит, оглушая визгом всю округу. Единственный способ собрать растение – использовать арит.

Мендарв – государство людей, в самом центре Большой земли. Страна обнесена стеной и магической завесой на суше. Морские просторы охраняет королевский флот и храмовники. В Мендарве под страхом смертной казни запрещена любая магическая активность. Присутствие иных рас на территории государства, так же -недопустимо.

Морен – столица Круана, государства Светлоликих эльфов.

Найгари – эмферные создания, бестелесные. Являются избранным обитателям Нирбисса, когда миру грозит опасность. Два раза можно отказать посланникам в услуге. Если и в третий раз попытаться увильнуть от Найгари, то чревато заработать проклятье.

Недровые пути – сеть подземных лабиринтов, проходящих под многими государствами Нирбисса.

Нирбисс – один из миров созданный Дейра Лауром. Состоит из трех материков: Ледяные владения, Большая земля и Огненный архипелаг.

Нордар – холодный океан, простирающийся между Ледяными владениями и Большой землей, известен опасными водоворотами и колоссальных размеров айсбергами.

Огненный архипелаг – ряд островов, расположенных в южной части Нирбисса. Здесь преобладает знойный тропический климат. Обитатели местных просторов, крайне негостеприимны к незваным визитерам, хотя, некоторым путешественникам и чародеям, все же, удалось побывать в загадочных жарких краях.

Офир – портальный камень, создаваемый Мрачными эльфами. Реликвия предназначена для разового использования. Процесс сотворения данного артефакта трудоемкий и долговременный.

Пии – упыри со склизкой зловонной кожей и острым рядом зубов. Слюна тварей, способна обратить живых существ в себе подобных. Прямые солнечные лучи подвергают их кожный покров сильнейшим ожогам.

Пазедот – страна троллей, в центре материка Большая земля. Государство граничит с Мендарвом, Круаном, Цинтруоном, Кроком и Тогоун.

Сгизки – гигантские многоножки, обитающие в подземельях, канализациях и на Недровых путях Нирбисса.

Скрад – прибрежный город на юге Мендарва.

Скрада – река, являющаяся рукавом русла Форгрива. Так же, как и материнский водоем, впадает в море Семи ветров.

Странники – служащие тайной канцелярии королевского двора Мендарва.

Тарумон Милосердный – Мендарвский пророк, основавший религиозное течение, отвергающее колдовское искусство и дискриминирующее нелюдей. Поговаривали, что сам основоположник культа, был чародеем, но слухи не обладают достоверными доказательствами. Единственная мистическая вещь, оставшаяся после смерти Тарумона – Вечный огонь, взятый с костра, на котором сожгли недруги Пророка. Зеленое пламя крайне сложно погасить, оно не тухнет и под проливным дождем, и от порывов ветра, и в снегопад. Огонь оставляет после себя страшные ожоги, поэтому мирянам строго запрещено иметь дело с ним, только храмовники обладают правом использовать сие чудо в борьбе с еретиками.

Темная Дубрава – густой лес, расположенный на западной границе Мендарва. Дубрава находится во владениях барона Бальтора Данкоса, что соседствуют с Круаном, страной эльфов. Лес, хоть и зовется Дубравой, но помимо дубов, в нем произрастает множество других древ, хотя первые преобладают на просторах чащобы.

Тогоун – государство карликовых троллей на юго-востоке Большой земли. Климат сухой и теплый. Государство граничит с Кроком на севере, а на юге – с Красской. Остальная часть Тогоуна окружена цепью гор, не столь высоких, но достаточно труднопроходимых. Население данной страны, часто путают по внешним признакам с обитателями Брока – Мрачными эльфами.

Урлоны – черные ящеры, по размеру, лишь уступающие драконам. Плотоядны. В силах унести в когтистых лапах целую корову. Кожаный покров хоть и не обладает чешуей, весьма прочный, ни арбалетные болты, ни стрелы, не способны пробить шкуру рептилии.

Эйга – дочь Ниамэ, богиня любви и плотских утех.

Экалиот – остров, расположенный на юге Большой земли, отделенный от материка Ленточным морем.

Эскалония – государство на западе Большой земли, расположенное на побережье моря Семи Ветров и граничащее с Руандоном, Круаном, Гектонией и Страной Объединенных рас.

Энал – пробуждающийся вулкан на острове Экалиот.

Энрад – подземные базальтовые поселения гномов, обычно являются обиталищем одного клана.



Словарь языка Первородных эльфов и чародеев


Повсеместно на Нирбиссе используется всеобщее наречие. Язык Первородных, хоть и сохранился на территории материка, но редко применяется в быту. В основном, он остался в чародейских книгах и время от времени, употребляется Светлоликими эльфами и аскалионцами.


Ae’ga – любовь, любить, любящий.

Ael – страж, хранитель.

А’l – храни, береги.

Alve – эльф.

Anuren – судьба, рок, Планида.

Art’odo – зов, призывать, призывающие.

D’eroda – смерть, темноликая

D’era – тень, темный, мрак.

Еr’em – сердце.

Eser’sola – прощайте, до свидания, до встречи.

Ferl’en – помощь, помогать, подмога, помощник.

Goro – спать, засыпай, сон, спящий.

Hak – меня, мне, мой.

Hen – быть, будет, было, станет, стало.

Iteto – несет, переносит, несется, мчит.

Kaharo – плачь, плачьте, плакать, плач, реветь, рыдать.

Khaa – золотое, золото, позолоченный.

Khero – бездна, омут, глубина, бездонный.

Lak – умер, умирать, погибнуть, сгинуть.

Laur – дракон.

Lehe – живые, живой, живительный, жить, жизнь.

Lehoto – исчезать, растворяться.

Ne – звери, звериный, животные.

Nea’me – серебро, серебряный, серебристый.

Noal – ночь, ночной.

Norlse – зыбкий, непрочный, невидимый, невесомый.

Medar – люди, людской, человечество.

Оc’eran – сила, мощь, сильный, мощный, могучий.

Ono – в (предлог)

Оro – тебя, тебе, твой.

Pald’n – горизонт, горизонтальный, даль, далекий.

Par – к (предлог).

Re’irtan – песнь, петь, поющий.

S’he – птица, птичий.

Sorta’to – ушел, идти, ускакал, уехал, убежал.

Tamoero – юный, молодой, юность, молодость.

Te – пламя, огонь.

To – небо, небесный, небосвод.

Vagro – ищет, искать, ищущий, поиск.

Vel – лес, лесной, сельва, чаща.

Vik’er – Стихия, стихийны, катаклизм, ненастье, непогода.