Криминальная игра [Валерий Николаевич Копейченко] (fb2) читать онлайн

Валерий Копейченко Криминальная игра

День сегодняшний (6 ноября)

Игра актеров была безупречной и великолепной. Ирина Сергеевна несколько раз привставала с места и поддерживала овации зала после удачных эпизодов и реплик актеров. Поддерживал ее порыв и Николай Игнатьевич, который сидел рядом.

В театре драмы шел иронический детектив «Идеальное убийство», и среди прочих зрителей на спектакле присутствовал бывший судья этого областного центра, а ныне пенсионер из пригородного поселка, Руденко Николай Игнатьевич со своей женой Ириной Сергеевной. Это была вторая жена Николая Игнатьевича. Первая умерла несколько лет назад.

В антракте пара бродила в фойе и угадывала в портретах на стенах актеров сегодняшнего спектакля. А с фото, наоборот, смотрели на зрителей заслуженные и народные, молодые и маститые… Вот Викулов. Это мэтр, художественный руководитель театра. Известнейшая Анна Васильевна… Актеры средних лет и различных дарований – они и сегодня в спектакле – Заславская, Синюгин, Голдопов, Петренко, Курочкин, Богатырева…

После фотообзора Руденко с женой остановились возле афиши с репертуаром и начали изучать программу спектаклей на предстоящий месяц – «Клинический случай», «Вишневый сад», «Кража века», «Потерянный муж» …

Первый звонок на второй акт застал Руденко возле раздевалки. Там он поджидал Ирину Сергеевну, отлучившуюся на несколько минут.

– Театр все-таки начинается не с вешалки, – думал Николай Игнатьевич, глядя, как проворно принимала гардеробщица верхнюю одежду у одного из зрителей. – У всех по-разному. У кого-то он начинается с упрашивания жены: «Миша, ну давай сходим». У кого-то – с буфета: «Дорогая, давай по пятьдесят коньячка – комедия, ведь, будет весело» или – «детектив, будет страшно». У других театр начинается с просмотра репертуара и выбора спектакля. Некоторые идут на любимого исполнителя, многих привлекает знакомая пьеса, основа сценария, по которой поставлен спектакль. Иные идут на название.

Николай Игнатьевич любил детектив с его хитросплетениями, неожиданными поворотами, когда до конца не знаешь, кто он, нарушитель закона, не представляешь, как злодея могут вычислить.

В одном из спектаклей, который когда-то посмотрел и о котором сейчас вспомнил Руденко, один из героев маскировался под японца. Иногда его сознательно искаженный японский говор вызывал хохот в зале. Хотя моментами перед зрителями являлся настоящий, как бы прирожденный, самурай.

Главным и решающим в отзыве о спектакле, все-таки, должна быть хорошая игра актеров.

– Да где же Ира?…

Месяцем ранее (6 октября)

– Заеду-ка я к другу, коль тут рядом, – подумал Николай Игнатьевич, – давно не виделись. И повернул на Марьинскую. Там была расположена областная прокуратура.

Друг, начальник одного из отделов надзора за соблюдением законов территориальными органами милиции, Малеев Михаил Иванович встретил Руденко с искренней радостью. Да и как было не радоваться встрече с товарищем, стаж дружбы с которым насчитывал почти полвека, а знакомство состоялось еще на первом курсе юридического.

Впервые будущие друзья поговорили на вступительных экзаменах. Это было неофициальное знакомство, начало их дружеских отношений. Новый знакомый понравился Руденко открытостью, лидерством, энергичностью, готовностью помочь, подсказать. Может быть, таких черт не хватало скромному, стеснительному первокурснику. Поэтому он тянулся к другу, компенсируя нехватку этих качеств. И, наоборот, Малеев получал нескрываемое удовольствие от неторопливого и комфортного общения с товарищем, взвешенного, вовремя подсказанного совета от него. Так и шли они и во время учебы, и в дальнейшем – один вырывался вперед, другой догонял. Затем второй шел спокойно, первый возвращался к нему и шел рядом. Как поршни в двигателе. А машина дружбы двигалась вперед и несла их по жизни. Малеев и сейчас не утратил своей активности. Это угадывалось даже в его движениях и бодром настроении.

– Мог бы предупредить, пенсионер внезапный, – запел Малеев, быстро шагая навстречу Николаю Игнатьевичу. – Все твои последние визиты, как вихрь. Залетел, покружился и исчез. Не успеваем ни высказаться, ни пожаловаться, ни похвастаться… Я уже не говорю о рыбалке с ночевкой. Или посидеть бы в приличном заведении с бокалом хорошего виски. Предупреждаю – следующая встреча будет запланированной и продолжительной. Так как рыбалка переносится на лето, можешь готовить фрак и Ирину Сергеевну к такой встрече. Или давай по-холостяцки? Ну, как ты?

– Всю зиму думаем о рыбалке. А проходит сезон – оглядываешься назад – ни рыбешки, ни рюмки под искры ночного костра. И чем занимался все лето? Хоть и на пенсии, а какая-то суета – огурцы, помидоры, лень, жара, дождь, дети… Летом едем обязательно.

Друзья обнялись, похлопали друг друга по плечу. И, как всегда, по очереди начали делиться последними жизненными новостями и бегло взглядами на события в стране и мире. Так было принято у друзей, что темы политические не были в приоритете. Чаще и сладостней вспоминалось прошлое, эпизоды из той эпохи. Могли друзья порассуждать о профессиональном, о наболевшем.

– Мое мнение о пенсии – это реализация упущенного в плане познания, отдыха. Наверстывай в меру сил и возможностей, – высказался Малеев.

– Стараемся так и поступать, – вставил Николай Игнатьевич и продолжил:

– Ты знаешь, Миша, стал больше читать. Потянуло к историческим темам, нравится познавательное. Сейчас даже не читаю, а изучаю «Краткую историю почти всего на свете» Билла Брайсона. Бесподобное и впечатляющее издание. Живем на этой планете и не представляем, до чего хрупкий сей мир, уникальна наша Земля и жизнь на ней.

– Рад за тебя, друг, – комментировал слова Руденко прокурор, – рад, что не на диване, рад, что продолжаешь познавать жизнь, мир, окружение. Человек к шестидесяти-семидесяти годам – это такой колоссальный и обширнейший сгусток опыта, знаний, связей, мудрости, такой сборник накопленного, как полезного так и не нужного, что если бы все это превратить в какую-нибудь энергию, земля наша сошла бы с орбиты.

– Не хочу с орбиты во вселенную, лучше уж на диван. А скажи-ка мне, чем живет прокуратура сегодня? Работы хватает? Что-нибудь интересненькое не наблюдалось ли? – подошла очередь Руденко спросить у друга.

– Как? Ты не в курсе разве? –спросил прокурор. – Все правоохранительные органы области взбудоражены и живут последними событиями в нашем городе. Два месяца майор Никифоров расследует две нашумевшие кражи и практически никаких результатов. А два дня назад произошла еще одна. Циничное и наглое преступление. Святотатство. И, чувствую, нелегко будет следакам. Какой-то интернациональный отряд орудует безнаказанно в городе. Да так профессионально, что ни следов, ни зацепок. А украденное по всем параметрам внушительное и ценное. И кражи резонансные.

– Что-то мельком слышал в новостях о картинах, но пропустил мимо, – вставил Руденко.

– У меня есть где-то полчаса, успеем за чашечкой кофе обо всем переговорить. Поэтому слушай. Это интересно. Может твой опыт подскажет что-то новое, нестандартное. В крайнем случае будем обращаться к Ирине Сергеевне. Она-то вытянет нужное зерно из этого мешка.

И вот что услышал Николай Игнатьевич Руденко от своего друга, прокурора Малеева Михаила Ивановича.

Кража первая (7 сентября)

Известнейший художественный музей в селе Покровка. Один из лучших сельских музеев страны, обладающий уникальной коллекцией предметов искусства. Она насчитывает около трёх тысяч экспонатов основного фонда. Расположен художественный музей в бывшей графской усадьбе. А ее основу, базовый капитал, составила коллекция знаменитого когда-то в регионе сахарозаводчика Ильи Матвеевича Шкловского.

В экспозиции есть старинные иконы, работы выдающихся украинских и русских художников – Ильи Репина, Ивана Айвазовского, Василия Кандинского, Ивана Шишкина… Можно здесь насладиться пейзажами Исаака Левитана, попытаться изучить геометрию Казимира Малевича, окунуться в реализм Валентина Серова.

Среди самых ценных произведений – картины голландцев и других известных европейских художников.

… Большая статья о подделках художественных произведений появилась почти одновременно в двух газетах – сначала в областном «Вестнике», затем в районной «Заре». Автор, как гласила длинная подпись под статьей – заслуженный работник культуры, эксперт произведений искусства и художественных ценностей Никитина Евгения Леонидовна, очень подробно описывала приемы, которыми пользуются мошенники, жулики и махинаторы в своих грязных делишках при покупках, сбыте, обмене ценных предметов творчества. Давались советы, как защититься при покупке художественных произведений и распознать подделку. Еще автор сообщала, что ни одна из экспертиз не может дать стопроцентную гарантию, что картина является подлинной и принадлежит кисти того или иного мастера. Экспертиза может подтвердить или опровергнуть, что картина написана в заявленный период, на холсте того времени, с использованием материалов того периода. Техника написания картины и характерные особенности исполнения соответствуют именно этому мастеру, но не более. Поэтому перед тем, как делать дорогостоящую экспертизу, Евгения Леонидовна настойчиво предлагала посоветоваться с несколькими незаинтересованными экспертами.

В конце статьи упоминалось о двух, пожалуй, самых ценных картинах из Покровского музея. Автор намекала, что в музее, где она неоднократно бывала, эти две картины – подделка. Оригиналы же кто-то видел в одном из европейских музеев. Причем Никитина это не утверждала, а якобы слышала в своих кругах от компетентных специалистов. Тему подхватила одна из радиостанций. Волна пошла…

Какая была реакция музейных работников? С одной стороны, увеличилось количество посетителей, которые хотели увидеть эти спорные экспонаты. Этому были рады. Но с другой стороны… Престиж музея и его доброе имя – картины были представлены как подлинные. Более того, в наличии имелся какой-то старый документ, справка из областного художественного музея, где утверждалась подлинность картин.

Директор музея Василий Семенович Петров принимает решение произвести компетентную искусствоведческую проверку картин на подлинность. В областном центре было несколько требуемых экспертных учреждений. Созвонились с одним из них – экспертной лабораторией «Живопись», расположенной в небольшом переулке в центре города. Назначили дату и время встречи.

Через неделю музейная команда в составе директора Петрова, охранника Удовенко и водителя Кравченко с двумя картинами Ван Дейка отправилась в город к экспертам-искусствоведам.

В половине двенадцатого старенький микроавтобус Wolkswagen с экипажем из Покровского музея подъехал к двухэтажному зданию экспертного центра. Когда водитель, припарковавшись, выключил зажигание, возле машины внезапно появились три мужика в рабочих робах, в ярких желто-серых жилетах и строительных касках. Двое из них мгновенно открыли передние двери и, наставив на опешивших директора и водителя пистолеты, негромко, но агрессивно произнесли: «Сюда картины! Быстро!». И еще что-то.

От испуга и внезапности никто из пассажиров не мог ни пошевелиться, ни молвить слово. Ужасом стало еще и то, что один из нападавших оказался темнокожим африканцем. Его свирепый вид ошеломил и парализовал директора и остальных. Тем не менее, открылась боковая дверь салона и оттуда, как на протезах, вывалился сотрудник агентства «Безопасность» Удовенко, нанятый из числа сельских мужиков Покровки для охраны музея. Он тихо и медленно, направив на одного из атаковавших указательный палец, как бы пропел: «Руки вверх…» и тут же получил чем-то тяжелым по голове от третьего нападавшего. Грохнуться на асфальт он не успел, его снова затолкали в салон. Директору и водителю досталось электрошокером. Вся команда из музея на некоторое время была нейтрализована разбойниками. Этого времени нападавшим хватило, чтобы незаметно уйти по тихому переулку. Завернув картины в покрывало, бригада положила их на лист шифера, который заранее был приставлен к забору, набросила сверху фанерный лист и быстрым шагом двинулась подальше с места преступления.

Везет же иногда. В переулке было тихо и безлюдно. Выйдя на соседнюю улицу, где так же не наблюдалось никакой активности, бригада ремонтников разошлась. На ходу сняли рабочую одежду и перевоплотились в обычных прохожих. Лист шифера кому-нибудь пригодится, как и лист фанеры, вещи и картины в сумки. До встречи!

… Первым в себя пришел директор. Сначала он огляделся вокруг, потом ощутил в груди какой-то дискомфорт и лишь затем осознал что произошло. Увидев своих товарищей, лежащих в авто без признаков жизни, директор чуть было снова не уплыл в мир покоя. Собравшись с силами, Петров добрел до дверей экспертного центра и первому попавшемуся ему работнику пробормотал:

– Ограбили…

… – У меня пока только один главный вопрос, – размышлял вслух зам Никифорова Сорокин, сидя напротив хмурой музейной троицы в кабинете директора экспертного центра, – как эти сантехники из Конго узнали о вашем приезде. Кто-то же сообщил им и время приезда, и адрес. Крот у вас завелся в музее. И погрыз две картины. Будем разбираться.

– А может быть наводчик у вас?– посмотрел оперативник на директора центра. – С вас, наверное, и начнем.

На следующий день в отделе подводили предварительные итоги вчерашнего события. Докладывал капитан Сорокин.

– Постоянный штат экспертной лаборатории «Живопись» – четыре человека. Директор Кротов, его заместитель Корниенко Владимир Алексеевич, главный эксперт Бобров Петр Станиславович и бухгалтер Тамара Владимировна. Весь остальной персонал – эксперты-специалисты, художники и другие – наемный, работает по договорам. Об этом заказе знали помимо директора два человека – Бобров и бухгалтер. Корниенко вторую неделю находится в отпуске. Из музея позвонили с просьбой дать оценку некоторым картинам неделю назад. Тогда же назначили дату приезда. Хочу добавить – Тамара Владимировна не знала, что гости будут в этот день. Ее это не интересовало и не входило в круг обязанностей. Не верится, чтобы такие солидные люди, как Кротов или Бобров, участвовали в бандитском налете. Кое-что, конечно, надо проверить, но я больше склонен думать, что помог преступникам кто-то из музея. Работать надо там, – заключил Сорокин.

Затем оперативники перешли к обсуждению непосредственно самого ограбления. Злодеи не оставили никаких следов, никаких улик. Не было и свидетелей. Были только показания потерпевших. Музейщики скупо описывали как само происшествие, так и портреты гангстеров. Лиц почти не запомнили, врезался в память только африканец. Особенно директору. Он и сейчас содрогался, вспоминая тот момент. Так неожиданно появился лицом к лицу гость из Африки. Да еще ударил в грудь током. Ну и как можно нашему человеку определить особые приметы у лица африканской национальности.

Лицо второго грабителя водитель увидел мельком. Каска, надвинутая на глаза, усы, ворот куртки, который закрывал подбородок. Все! Третьего же не видел никто. Только его удар по своей голове ощутил охранник музея.

Проработав разные версии, наметили план поиска на ближайшие дни. Сорокин получил задание искать сообщника налетчиков среди музейных работников или жителей Покровки. Ему также поручили разузнать о подозрительных посетителях музея за последний месяц, еще раз побеседовать с потерпевшими. Особо выделили пункт с контролем каналов сбыта подобных шедевров. В управлении были специалисты в этой области. Запланировали и другие мероприятия – поиск видеокамер, свидетелей… Ждали результаты экспертиз.

…Проснувшись среди ночи от непонятной тревоги, директор музея Петров вдруг очень явно вспомнил первый миг после удара электрошокером. Мгновение, когда быстро, за доли секунды, терялась ориентация в пространстве и уплывало сознание. Почему-то именно в эту ночь, по истечении почти двух суток, Василию Семеновичу его рассудок вернул пропущенное тогда – он вспомнил реплику одного из нападавших.

– Юрчик, мы не переборщили? Они хоть выживут?

Да-да, именно эти слова произнес кто-то в момент потери ускользающего сознания. Петров поспешно выскочил из постели, чем напугал жену, начал искать мобильный, но немного успокоившись, решил подождать до утра.

А утром в Покровку приехал Сорокин.

Очень удачное начало командировки. Юрчик! Юрий. Это уже кое-что. Какая-то, хоть и мизерная, зацепка.

– Мог бы и по фамилии обратиться к напарнику, – шутливо и весело подумал оперативник. К примеру, так:

– Юрий Александрович Гречихин, тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения, проживающий по улице Мичурина, восемнадцать, квартира семь, мы не переборщили?

Эту новость директор сообщил Сорокину в утренний час, едва тот переступил порог его небольшого, но уютного кабинета, где в обстановке чувствовался дух музея, веяния старины. Репродукции известных картин, старая, но ухоженная мебель с кожаным диваном, по бокам которого, возвышались откидные валики-подлокотники. По всему помещению в большом количестве висели на стенах, стояли на полках и на полу старинные предметы. Старый патефон с пластинками, древние предметы быта из дерева, прялки, медные самовары, гончарные изделия, старинные книги и газеты, довоенное радио и многое другое.

Радуясь реакции оперативника на его сообщение и удивлению от увиденного, Петров предложил гостю чай и прокомментировал:

– Часть зарплаты трачу на городской барахолке. Это кладезь для любителей старины и, не удивляйтесь, красоты. Можно бродить часами. Чем не музей. И не только вещи удивляют, а и люди, их продающие. Вы бы послушали эти беседы и реплики. Сколько юмора, оптимизма. А какие живые комментарии к их товару, какая реклама! Как интересно и со знанием эти непрофессиональные торговцы рассказывают об истории старинной вещицы, о тех временах. Профессор и сантехник, интеллигентнейшая дама и музыкант, художник и старинная, как этот экспонат, бабуля, такой же дедуля и студент…Кого только не встретишь на этой ярмарке. Вы извините, понесло, – остановился Василий Семенович, – все-таки сначала надо вас выслушать.

– Да нет же. Это намного интересней, чем наши разборки и копания. Но вынуждены говорить о другом.

Сорокин сделал глоток травяного душистого чая, в гостях-то он находился в сельской местности, и продолжил:

– Василий Семенович, сначала в двух словах о причинах приезда. Буду с вами откровенен, так как без вашей помощи не обойтись. Кто-то из Покровки сообщил преступникам о вашей поездке в городской экспертный центр. Это мы уже знаем наверняка. Надо найти этого человека. Искать будем вдвоем. Никому не рассказывайте о целях моего приезда.

После некоторой паузы оперативник продолжил:

– Теперь о деле. С чего все начиналось? Как вы выбрали этот центр? Зачем вообще повезли картины на экспертизу? Расскажите, пожалуйста, еще раз. И подробнее.

– Да все из-за Никитиной. Есть такой искусствовед. Мы ее, правда, не знаем, но статья ее, где она сделала выпады в нашу сторону, не понравилась, – отвечал Петров.

Затем он вкратце рассказал о содержании газетных статеек, о выборе именно этого экспертного центра. Далее разговор плавно перешел к обсуждению сотрудников музея, знавших о поездке. Но прежде, чем эта тема была затронута, Сорокин набрал номер Никифорова, коротко сообщил о статье в областной газете «Вестник» и предложил начальнику поговорить с Никитиной.

– О том, что запланирована командировка на экспертизу, знали, пожалуй, все сотрудники. Половина из них знала и о дате. Накануне нашей поездки вечером я позвонил бухгалтеру и моему неофициальному заместителю Елене Васильевне. Дал какое-то поручение и напомнил о завтрашнем визите в город. Выехали в начале девятого. Кроме охранников и уборщицы в музее никого не было. Мы работаем с десяти, – докладывал директор.

– Сотрудников у нас, – продолжал Петров, – без охраны семь человек: пять женщин и двое мужчин. Это я и Николай – разнорабочий. Он и слесарь, и электрик, и грузчик, и реставратор – клеит обои… Охранники почти все из местных. Три смены по два человека. Должен заметить, что у нас село. Статью прочли многие сельчане. Им было интересно разузнать, что же будет дальше. Поэтому, думаю, о предстоящей экспертизе узнали многие. Этого не утаишь. Хотя сейчас, считаю, надо было это сделать. Но вот о конкретном времени отъезда были в курсе, кроме меня, три человека. Нельзя также исключать, что налетчики могли нас ждать с утра, зная только день приезда. Адрес же был известен лишь одному человеку. Наверное, от этих моментов надо отталкиваться. О времени отъезда знали два дежурных и уборщица, об адресе – только Елена Васильевна. Она, кстати, нашла и предложила нам этот центр…

Кража вторая (17 сентября)

Два раза в год Дворец спорта традиционно принимал ювелирную выставку. Уже на завтра было запланировано открытие выставочного павильона. В большом зале Дворца спорта закончилась сборка стендов, палаток, рекламных щитов, коммуникаций. К девяти часам утра появились первые участники действа со своими командами и товаром – всевозможными изделиями из драгоценных металлов. В этой предвыставочной и немного даже похожей на канун праздника суете не очень заметными были два работника Дворца спорта в фирменной рабочей одежде с буквами ДС на спине. Один усатый, другой с бородой, в кепках-бейсболках с большим козырьком. Как хозяева, они гостеприимно и с улыбкой встречали гостей возле широких ворот служебного входа и предлагали свои услуги. Особенно выделялся один из них. С заметным кавказским акцентом усач подсказывал и показывал прибывающим как пройти в зал, предлагал помощь в переносе коробок, ящиков с экспонатами и прочим, сопутствующим выставке, товаром. Как правило, участники благодарили за заботу, уверяя работников Дворца спорта, что сами справятся с этой задачей – у каждого участника для обустройства и размещения ювелирных изделий была целая группа персонала – свои рабочие, старшие, продавцы-консультанты, охрана и другие.

Откликнулся на предложение поднести товар лишь представитель ювелирной фирмы «Оникс». Работникам Дворца он вручил по одной перетянутой скотчем коробке, а третью – своему, то ли рабочему, то ли охраннику. Пока доставали из авто четвертую и пятую упаковки, три первые уже перемещались по служебным закоулкам Дворца спорта. После одного из поворотов в недлинном проходе, где были расположены санитарные комнаты, шедший первый внезапно развернулся с намерением что-то сказать идущему вторым работнику «Оникса». Когда тот от неожиданности замедлил шаг, замыкающий тройку нанес ему сильнейший удар чем-то тяжелым по голове. Затем пара, уложив коробки в два больших пакета, быстро вышла в длинный боковой коридор – фойе спорткомплекса, где мотались некоторые участники выставки, и двинулась в противоположный служебному входу край Дворца спорта.

… Немногим ранее в строительный магазин «Новосел», который был расположен в правой боковой части Дворца спорта – свободные площади были сданы в аренду владельцу магазина, зашла шикарная средних лет дама в широкой шляпе, кремовых перчатках и начала усердно по списку выбирать товар. Посетителей в магазине было немного. Продавец, молодой парень, заметно скучал, не проявляя интереса к сбыту своей продукции, не предлагая покупателям выгодные варианты покупки. Горка выбранных женщиной изделий медленно росла. Товар с магазинных полок складировался возле кассы и отмечался покупательницей в ее списке. Конечно, это радовало продавца – товар был недешевый, количество его множилось, и усилий с его стороны никаких не прилагалось.

Зазвонил телефон.

– Да, да, выезжайте, – ответила дама и тут же, подойдя поближе, обратилась к работнику прилавка:

– Молодой человек, не очень удобно вас беспокоить – не могу ли я воспользоваться вашим туалетом.

– Да, пожалуйста. Мы пользуемся туалетом Дворца спорта. Прошу сюда, – юноша провел даму через служебный выход магазина в фойе спорткомплекса и указал на расположенный как раз напротив туалет.

Спустя пять минут дверь в хозмаг со стороны служебного входа открылась и мимо продавца прошла знакомая ему женщина, бросив фразу:

– Сейчас оплатим и будем загружать…

Сразу же за ней появились двое рабочих в спецодежде с надписью на спине «ДС» и с набитыми чем-то полиэтиленовыми пакетами. Рабочий, который шел последним закрыл дверь служебного входа на задвижку, и процессия молча и быстро направилась к выходу. Продавец так и стоял в замешательстве и растерянности от увиденного. Затем скорчил на лице гримасу недоумения и стал выглядывать и ждать дорогую покупательницу.

– Когда же будут загружать?

… Милиция приехала быстро.

Охранника фирмы «Оникс» с травмой головы и без сознания нашла уборщица. Как потом выяснилось, пролежал потерпевший после удара минут пять. Во Дворце поднялась суматоха. Вызвали скорую, милицию. Ответственный представитель «Оникса», который занимался выгрузкой экспонатов, никак не мог прийти в себя от случившегося. В первый момент он даже и не подумал, что украдены их драгоценности. Все внимание было сосредоточено на пострадавшем. Лишь когда подошли сотрудники «Оникса» из зала, выяснилось, что пропали три большие коробки с золотыми изделиями на баснословную сумму. Теперь-то прояснился механизм кражи. Но до приезда милицейской группы, хоть и появилась она вскоре, прошло некоторое время. Драгоценный час для поиска был упущен. Сыщики куда-то звонили, кого-то вызывали. Затем по команде старшего предприняли поиск на территории Дворца. Появилась некоторая суматоха, так как во Дворце собралось много людей, которые готовились к выставке. Закрыли входы-выходы. После предварительных опросов круг подозреваемых уменьшился до двух человек. Их-то и попытались найти в первую очередь. Но все было безрезультатно. Потерпевшего увезла в больницу скорая помощь. Туда же был направлен из отделения еще один оперативник с заданием узнать при возможности подробности произошедшего.

Прошло около получаса, прежде чем совершенно случайно один из группы розыска раскрыл план побега преступников. Проходя в очередной раз возле двери служебного входа в магазин «Новосел», оперативник буквально натолкнулся на выходящего из двери в фойе продавца. Ранее милиционер уже пробовал эту дверь открыть, но она была заперта. После двух вопросов к парню выяснили путь отступления банды грабителей. Конечно же, было поздно предпринимать погоню. Теперь основную часть сыска оперативников перенесли в магазин. После допроса продавца появился еще один возможный участник ограбления. Это было предположение сыщиков – не могла череда событий в магазине с участием некой дамы неопределенного возраста быть случайной.

Огорчало, что продавец не мог назвать никаких особых в этот момент действий, поступков грабителей. На вопрос как выглядели сбежавшие, какие у них приметы, продавец ответил – один грузин, второй с бородой.

– А дама, вообще, достала, – начал жаловаться молодой торговец, – накрашенная – жуть и такая привередливая. Собрала для покупки целую гору товара и исчезла. Час уже жду.

После некоторой паузы, когда милиционеры решили, что больше им ничего не узнать, продавец добавил:

– Когда грузин с бородатым выскочили на крыльцо и дверь почти закрылась, кто-то из них суетливо и нервно выкрикнул: «Серега, торопись! Полетели!»

Одного из преступников звали Сергей! Это было неплохо, хоть и мало. Грабители сработали хладнокровно и четко. Но все-таки рисковали они немыслимо. Расчет был на то, что их соучастница организует оперативно выход из Дворца. О нем, этом выходе, похитители, естественно, знали и все продумали до мелочей. Неплохо придумали и с надписью – «ДС». Участники выставки воспринимали их как сотрудников – «Дворец спорта», а работники спорткомплекса, как участников, скажем – «Дом серебра». Было такое предприятие среди участников ярмарки.

Выполнив свою работу, сыщики собирались покинуть здание. Перед уходом майор Никифоров немного задержал свою команду и произнес:

– А я ведь в нашем Дворце спорта не впервые. Студентом подрабатывал здесь осветителем. С удовольствием вспоминаю те времена. По периметру зала были расположены четыре прожекторные установки – «пушки», как их называли. Это сейчас почти в любом городе конкуренция обслужить звуком и светом гастролеров, будь-то звездного певца или известную рок-группу. Для сценических выступлений команды профессионалов предлагают в аренду световое оборудование с техническим обслуживанием, с пультом и специалистами. Музыканты приезжают, как правило, только со своим инструментом. А тогда, в конце восьмидесятых, в нас нуждались. По командам режиссера концерта и по выученному сценарию мы, осветители, создавали на сцене и солнце, и тьму, и радугу, и образ исполнителя… Было захватывающе весело и торжественно. Ведь обслуживали популярных артистов, были как бы соучастниками их действа.

Очень запомнился концерт Розенбаума. Выступление певца совпало с моим днем рождения, в гостях был друг с женой. В разгар праздника надо было идти во Дворец посветить Александру Яковлевичу. На мое предложение друзьям посетить концерт, да еще и бесплатно, те с радостью согласились. Провел, выбрал им хорошие места, сам на рабочее место.

В самом начале концерта Розенбаум предложил публике при желании задавать ему вопросы в записках. Меня сразу и осенило. Покажу-ка я другу мою связь с известным бардом. Вот что я написал на листке из блокнота и передал на сцену:

«Уважаемый Александр, меня тоже зовут Александр, я – осветитель на первом слева от вас прожекторе. В зале друг с женой, хотелось бы подчеркнуть перед ними нашу с вами концертную дружбу. Если не сочтете за наглость, обратитесь ко мне как-нибудь».

Вряд ли написал это обращение, если бы не начал с утра отмечать свой день рождения.

После каждой песни Розенбаум молча прочитывал одну-две записки, а затем на них отвечал. С волнением наблюдал за его реакцией при чтении посланий из зала и ждал свой час. И он наступил. Я увидел улыбку на лице артиста. Она становилась все шире, но внезапно лицо стало серьезным и артист, взглянув на мою пушку, произнес:

– Саша, дорогой, чуть-чуть убавь яркость. Вот сейчас хорошо. Спасибо.

На миг лавры победителя достались мне. Весь зал, несколько тысяч зрителей, повернули головы в мою сторону. Но главными были две головы, ради которых это все я и задумал. Получилось! Друзья сидели, раскрыв рот.

Да, сколько было интересных моментов в той работе! Сколько взял автографов у знаменитых артистов! Скольких увидел и услышал!

Вот такая у меня история с этим Дворцом спорта. И контрастом –сегодняшний день, – завершил свои воспоминания майор.

Кража третья (4 октября)

Главный собор города. Величественный и самый большой Кафедральный собор Восточной Европы. Первая церковь основана около 1655 года. Внутреннее убранство храма поражает своим богатством и красотой. В ночное время храм и прилежащие территории подсвечиваются, благодаря чему сооружение выглядит еще более таинственно и монументально. Храмовый комплекс является действующим, посетить его и прилежащую территорию может любой желающий. В храме с особой торжественностью проводят праздничные службы и различные церковные обряды. В числе святынь собора ряд старинных икон, в частности бесценная икона восемнадцатого века «Благовещение Пресвятой Богородицы». Ее точная стоимость доподлинно неизвестна, но на черном рынке цена подобных святынь может превышать сотни тысяч долларов.

Радуют прихожан также находящиеся здесь мощи святых, другие иконы… Греет душу и утешает атмосфера в храме. Двери в божий дом всегда открыты, сюда можно прийти в любой день.

И пришли.

В один из будничных октябрьских дней, когда в храме было малолюдно, в зале появились два пышно-бородатых священника и с ними немолодой, можно сказать в годах, сгорбленный работник в синем рабочем халате, в очках с большой диоптрией, кепке, надвинутой на очки. В руках он нес большую лестницу-стремянку, а на специальном поясе, как патроны в патронташе, торчали различные инструменты. Священники выглядели очень почтенно и сановито. Во внешнем виде, манерах и действиях чувствовались их спокойствие и кротость, любовь к окружающим и смирение. Этим веяло от духовников и, наверное, передавалось окружающим. Благодать и покой на их лицах были как лекарство для прихожан. Несвятая троица неспеша, но уверенно, подошла к старинной иконе «Благовещение Пресвятой Богородицы», которая висела на стене на высоте около трех метров. Работник проворно приставил к стене лестницу и начал по ней взбираться. Прихожан и других посетителей было в зале мало. Проходили мимо бабушки-помощницы: кто-то с тряпкой, протирая различную церковную утварь, кто-то следил за свечами и убирал огарки. Подошла близко немолодая женщина, не обращая никакого внимания на верхолаза и священников, опустилась на колени и, склонив низко голову, зашептала молитву. Монотонно, как всегда, шла церковная жизнь. Тех, кто задерживался возле троицы подсмотреть, что будет делать взлетевший ввысь труженик, а их было немного, священники вежливо отводили в сторону:

– На реставрацию. Пожалуйста, люди добрые, не мешайте. Все произошло очень быстро. Снять икону удалось на удивление легко. И также легко с ней спуститься. Работник, передал образ служителям храма и, подхватив лестницу, быстро зашагал к боковому выходу во двор собора. За ним, поблагодарив вслед работника и набросив на икону покрывало, степенно и без суеты проследовали священники.

…Минут через десять-пятнадцать в главном соборе города случился переполох. В зале собрались все священники храма, прихожан в спешке, но любезно попросили покинуть собор и подождать во дворе. Сначала пытались сами внутри своего прихода выяснить, где икона, кто мог дать такую команду, где священники, которые присутствовали при снятии святыни. Напряжение нарастало. Вскоре появился всея со свитой, а вслед за ним прибыла милиция.

Икона, старинная и бесценная, исчезла. Ее украли…

_________________________

… Прохладная осень для майора Никифорова выдалась жаркой.

То, что произошло в храме, не укладывалось в голове. Средь бела дня, на виду у многих, да еще с таким хладнокровием и расчетом украсть бесценную церковную реликвию… Или высочайший профессионализм, или же прыжок в пропасть в надежде, что в полете появятся крылья. Отзывы паствы, бывшей в тот час в соборе, о двух священниках были такие положительные и умиленные, что не хотелось верить об их причастности к ограблению. Но факты требовали искать преступников в церковной среде.

Что удалось выяснить прибывшей на место преступления группе во главе с Никифоровым. Никто из опрошенных не мог прояснить, откуда взялась эта троица и куда исчезла. Складывалось впечатление, что на входе в собор преступники спустились с небес, а на выходе в боковую дверь снова вознеслись ввысь. Да еще и со стремянкой.

Видеонаблюдение в церкви было. Но, во-первых, была установлена только одна видеокамера, а, во-вторых, она была направлена на иконостас. Поэтому он уцелел.

Далее. Следы. Следов никаких грабители не оставили. Могли остаться отпечатки на украденной иконе и на лестнице-стремянке. Но, наверное, и на этих предметах следов не было, так как некоторые из свидетелей сообщили, что рабочий-верхолаз работал в перчатках.

Преступники по всем канонам должны были подъехать и уехать с места преступления на транспорте. Где-то их поджидал автомобиль. Задача найти место его стоянки была нелегкой, так как по периметру храма движение людей и транспорта было оживленным. Тем не менее, двум своим подчиненным Никифоров дал задание отнестись к сбору информации об авто и двух бородатых очень тщательно. В том, что священнослужители после ограбления неслись к автомобилю без ряс и прочих церковных одеяний, майор не сомневался. Да и священники ли это были?

– Хотя бы бороду не сбрили или не сняли в первые минуты бегства, – думал оперативник, – с бородой легче запомнятся встречным, проще заприметить.

– По поводу работника, – размышлял далее Никифоров, – вряд ли кто обратит внимание на согнутого старичка-работягу. Правда, для этого необходимо было избавиться от стремянки. С ней-то он сразу бросится в глаза и запомнится.

Никифоров стал быстро набирать по мобильному номер одного из сотрудников…

В сборе информации об ограблении очень надеялись на составление портретов преступников. Для этого всех присутствовавших в соборе при краже попросили в ближайшее время посетить отделение милиции. Оперативники предполагали, что получатся не фотороботы, а фотографии. Тех, кто видел злодеев было много. Но это только казалось. Как потом выяснилось, из батюшек получились классические портреты священнослужителей. Ни шрамов, ни оттопыренных ушей или носов с горбинкой никто не указал. Все зациклились на бороде с усами и на рясе. Что касается работяги, портреты его складывались из большой кепки с надвинутым на глаза длинным козырьком, очков с ярусными каскадными линзами, ну и, конечно, из больших усов с закрученными вверх кончиками. Кто-то сравнивал их – как у Дали, кто-то – как у Чапаева… Еще все указывали на сутулый стан и на немолодой, почтенный возраст работника.

– Небось, пенсионер, но форму держит. Бегал по лестнице, как макака, – сообщила одна из старушек из числа церковной прислуги.

На следующее утро на оперативке Никифоров выслушал сообщения подчиненных, подвел предварительный итог вчерашнего дня и принялся со своей командой разрабатывать план дальнейших действий.

Одному из сотрудников поручили просмотреть и собрать записи видеокамер всех прилегающих к собору учреждений, зданий, организаций. Работу эту начали еще вчера, но ее было очень много. Некоторые участки, скорее всего, были без камер. Ждали результаты различных экспертиз, но мало кто надеялся на удачу.

– Семенов, тебе особое задание, – обратился Никифоров к лейтенанту, – у тебя единственного из наших есть бородка. Вот ты и поработаешь с церковными кадрами. Рассматриваем все варианты, в том числе и соучастие. Для меня немыслимым остается вопрос – как можно было так легко и бесшабашно снять эту икону? Только не навреди. Вопрос деликатный.

– Далее, – продолжил майор, – враг, конечно, затаится на некоторое время. Но все равно необходимо проработать каналы сбыта краденого. Уровень может быть высокий. Такие вещицы идут либо в частные закрытые коллекции, либо за кордон. Бытует мнение, что все чаще похищенные иконы продают частным коллекционерам, которые расценивают их не как святыни, а как произведения искусства наравне с картинами. Не будем также исключать попытки ее продажи иностранным туристам.

_________________________

– Вот так новости от друга, – размышлял Руденко, выйдя на улицу. – Ну, и события в городе. Со стороны, вроде бы, спокойная жизнь. Хорошо одетые, интересные люди. Хорошие машины, много красивых зданий. Замечательный город, где можно реализовать себя, стать успешным. Наверное, большинство так и поступает. Но есть и обратная сторона жизни этого города. Темная. Скрытая от нас. Кому-то хочется в одночасье оседлать мустанга удачи. Иногда даже ценой чьей-то жизни.

Проезжая мимо главного собора города, где недавно произошла кража, Николай Игнатьевич спонтанно притормозил и остановился на церковной стоянке.

– Не я ли ворюга? – ухмыльнулся пенсионер, – очень потянуло на место преступления.

В главном зале храма людей было немного. Храм – это особое место. Сюда можно прийти просто так, ради того, чтобы помолиться в тишине и одиночестве. Вырваться из нашего шумного мира с его бесконечной спешкой и суетой. Помолиться перед иконами, поставить свечку. В общем, хотя бы на несколько минут отрешиться от суетности. И уловить знакомый, обволакивающий аромат. Руденко не часто посещал церковь, но его всегда поражало это благоухание, которым, казалось, пропитаны все стены. Запах ладана. Он придавал церкви необычную атмосферу таинственности. Когда вдыхаешь этот фимиам, то кажется, будто действительно бог есть и он смотрит на тебя, читает твои мысли и думает – простить тебе твои грехи или нет.

Сразу бросилась в глаза стена, где висела украденная икона. Во-первых, там стояла небольшая группа прихожан, видимо узнавших о похищении. С любопытством и с болью за пропажу верующие снизу рассматривали пространство, где свершилось злодеяние. Во-вторых, на месте пропажи висела маленькая иконка. Она какой-то своей неуместностью – то ли из-за размера, то ли, может быть, незначительной ценностью, подчеркивала важность той, первой.

– Уму непостижимо, как произошла кража. Как такое могло произойти, – подумал Руденко.– Попробую я сейчас пройти следами преступников. Где-то ведь их ждал автомобиль.

Выйдя через боковую дверь во двор собора, Николай Игнатьевич стал угадывать дальнейший путь воров.

– Вероятно, здесь пути священников и рабочего разошлись, – размышлял судья.

Налево за дверью двор выходил на небольшую площадь с ограниченной церковной автостоянкой. Это была тыльная сторона собора. Прохожие здесь были изредка, магазинов не было. Далее начинался мост через реку. Место открытое, человек со стремянкой сразу же бросится в глаза. А вот без лестницы работник был совершенно неприметным, обычным прохожим. Священники, наоборот, на безлюдье привлекли бы внимание своим видом. Наверное, так планировали свою операцию грабители. Интересный и открытый вопрос – куда девалась лестница. Она, со слов Малеева, исчезла вместе с преступниками.

– Наверное, инвентарь воров, за который надо отчитываться, – весело подумал Николай Игнатьевич и снова вернулся на исходную к боковой двери храма. Внимательно стал присматриваться вокруг, медленно двигаясь снова к выходу со двора. Справа была ограда, перед ней кустарники, просматриваемые насквозь, с начинающей золотиться листвой. Дойдя до выхода со двора, Руденко развернулся и стал разглядывать собор с его тыльной стороны. Уникальное по своей красоте здание. Рельефные выступы, впадины, оригинальная, и в то же время незамысловатая окраска… Необыкновенное и удивительное зодчество.

Слева был служебный вход с крыльцом и ступеньками. А в стене крыльца проглядывала небольшая деревянная дверца с защелкой вместо замка. Посмотрев по сторонам и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, сыщик быстро подошел к крыльцу, повернул защелку и открыл дверцу… О, чудо господнее! Николай Игнатьевич увидел ноги! Ножки стремянки. Руденко ни грамма не сомневался, что это та самаялестница, участница ограбления. Секундное замешательство вкупе с азартом и радостью промелькнуло – надо было срочно сообщить о находке, так как появилось опасение – вдруг еще кто-то увидит и заберет.

– Никифоров, слушаю, – прозвучало в мобильном.

– Александр Петрович, здравствуйте. Это Руденко, если не забыли. Не удивляйтесь моему звонку, подробности при встрече. Я сейчас в нашем главном соборе, хочу вручить вам «золотую лестницу без перил». Помните, у Антонова есть такая песня.

Скорее всего, майор Никифоров сразу все не осознал и был в растерянности, так как пауза после слов «такая песня» затянулась.

– Николай Игнатьевич, что вы там делаете? Какая песня, то есть лестница? – выдавил Никифоров, на ходу начиная понимать, о чем идет речь. И когда Руденко добавил еще пару слов про лестницу, Никифорова прорвало:

– Николай Игнатьевич, дорогой, без вас не управимся. Очень ценная помощь, но будем через час. Если сможете – подождите.

– Вот так! – произнес вслух сыщик, пряча свою старенькую NOKIA в карман, – можем и подождать.

– А поскольку есть время, поищем бородатых батюшек, – решил Николай Игнатьевич, шагая снова к боковому выходу…

Проезжая и пешеходная части улиц были вокруг всего собора. Можно было уходить с украденной иконой в любом направлении. Но надо было выбрать самый безопасный путь. Еще надо было выбрать удачное место для автомобиля. В том, что преступники были на авто, Руденко был уверен. Фасад храма выходил на улицу Гончарную, которая справа упиралась в Центральный рынок города. Там-то воры стали бы иголкой в стоге сена. Но! Автомобиль для побега лучше оставить где-нибудь ближе. Путь бегства сокращался бы. Как раз для этих целей подходил небольшой переулок, начало которого в двадцати метрах от центрального входа во двор собора. По нему и решил пройтись Руденко, внимательно рассматривая все вокруг. Магазинов в переулке почти не было. Дома преимущественно были жилые двух-, трех-, четырехэтажные. Попадались административные здания и небольшие производственные. Движение автомобилей в переулке было односторонним и неинтенсивным. Справа, да и слева, можно было остановиться в любом месте, но метрах в сорока от Гончарной Николай Игнатьевич заприметил небольшую, машин на пять, автостоянку. Она вклинивалась в тротуар, не ограничивая в проходе пешеходов.

– Хорошее место, – подумал Николай Игнатьевич.

Напротив этой ниши в проезжей части на противоположной стороне улицы теснилось между похожими строениями производственное трехэтажное здание. Справа от входа висела табличка с названием предприятия «ПромСнабПрыгСкокТяпЛяп».

В окошке дежурного помещения выглядывала, изнывая, видимо, от тоски и безделия, тусклая из-за грязного стекла физиономия дежурного. Глядя на это замученное лицо, посочувствовав и немного подумав, Руденко зашагал к проходной и, постучав в окошко, зашел в помещение.

– Прошу извинить за вторжение, нужна ваша помощь. Естественно, отблагодарю, – начал Николай Игнатьевич. – Не вы ли дежурили позавчера. Вон там на стоянке стоял мой автомобиль, и кто-то немного повредил боковую дверь. Сразу про вас не подумал, да и не обратил внимания. А сегодня решил активнее еще раз разобраться. Вдруг повезет.

– К сожалению, помочь не смогу,– сонно ответил охранник, – в среду дежурил Черпаков. Его смена завтра. Если хотите, подъезжайте. Может он что-то вспомнит.

– Спасибо. Еще раз извините за нарушенный покой, – произнес гость и вышел из помещения.

Когда Руденко вернулся к собору, там возле крылечка уже суетились никифоровцы, прибывшие раньше намеченного. В присутствии священника они изымали лестницу, что-то писали и фотографировали.

– Николай Игнатьевич, добрый день, – улыбаясь, поприветствовал судью Никифоров, – сделаем фотографии лестницы, внизу подпишу – «На добрую память операм от пенсионера Руденко». А если серьезно, очень вам благодарны. Как вы тут оказались?

Минут десять длилась их беседа. Затем все попрощались и разъехались по своим делам.

… На второй день Николай Игнатьевич в десять утра снова посетил знакомую проходную. Представившись новому дежурному, Руденко повторил вчерашнюю версию, но добавил:

– Я уже кое-что выяснил. Видели здесь двух бородатых возле моей машины. Они могли повредить мой автомобиль.

Охранник некоторое время напрягался, вспоминая прошлую смену, а затем сообщил:

– Вы знаете, кое-что вспомнил. Из-за бороды и запомнились. Лиц практически не видел, наблюдал со спины. Их автомобиль стоял вон там слева, где сейчас «Рено». Сели с большими сумками в свое авто и уехали. Наезда на соседний автомобиль не заметил. Такое бы врезалось в память.

– А что за авто было у бородатых, вы не запомнили? Модель? Цвет? Номер? – волнуясь, переспросил сыщик и после небольшой паузы услышал:

– Нет. Ничего не помню. Вроде бы цвет серый, как у самолетов. Да, еще вспомнил. Сзади не было одного катафота. Блеснул левый, а справа –пусто. Все. Больше точно ничего.

– Спасибо, дорогой. Очень помогли. Теперь найдем то, что ищем, – с этими словами Руденко вытащил из своей сумки бутылку водки, поставил на стол перед растерянным дежурным и откланялся.

8 октября

На день работника юстиции, который отмечали во Дворце культуры милиции, Николай Игнатьевич пришел один. Еще неделю назад его с женой пригласили в качестве почетного гостя на торжественное собрание, посвященное празднику. Но буквально за день до торжества Ирина Сергеевна приболела, и семья решила побыть в этот вечер в разлуке.

Сколько знакомых лиц, сколько интересных новостей… Руденко сидел во втором ряду и радовался происходящему.

– Николай Игнатьевич, добрый день! С праздником! – услышал судья за спиной чей-то знакомый голос. Обернувшись, он увидел улыбающееся лицо майора Никифорова.

– Не стал вас раньше тревожить. Вы так были увлечены, да и паломничество к вам не давало возможности напомнить о себе, – добавил майор.

– Рад вас видеть, Александр Петрович. И вас с праздником! После выступлений будет перерыв перед концертом. А давайте-ка по сигаретке, к спиртному в буфет не прорвемся, – предложил Руденко.

… Выбрав свободный уголок в дворовой курилке, Руденко с Никифоровым проговорили весь перерыв и две песни начала концерта. Основной темой беседы стали последние нашумевшие криминальные события, а конкретно – три кражи, к которым так или иначе прикоснулся Николай Игнатьевич.

В конце разговора оперативник произнес:

– Николай Игнатьевич, никогда никому не жаловался, но вам доверюсь. Какой-то неуловимый иностранный легион в нашем городе. В каждом нападении два-три мужика и особа женского пола. Атаманша, что ли. Улик и следов, практически, не оставляют. Как, кстати, и на вашей лестнице. Некоторые эпизоды и почерк повторяются, но люди разные. Знаем двоих по именам и, с вашей помощью, серую иномарку без правого катафота. Все. Спектакль в трех актах! Искусствовед Никитина Е.Л. оказалась липовой, такой не существует. Кто писал, узнать не удалось.

В завершение майор все-таки попытался пошутить:

– В соборе поменяли лестницу на бесценную икону, в магазине до сих пор ждут даму за товаром, а в музее на месте, где висели украденные картины, повесили плакат – «В розыске».

Коротко, но емко Никифоров донес Руденко некоторые доселе неизвестные тому детали всех трех краж.

… Когда Николай Игнатьевич вкратце рассказал обо всем этом Ирине Сергеевне, та мгновенно спросила:

– По музею. Водителя и охранника проверили? Если уверены, что остальные непричастны, то остаются эти два человека. Я бы попробовала послать им обоим сообщение, к примеру, такого содержания: «Приезжай завтра за расчетом» или – «Получи расчет. В 14.00 там-то. На всякий случай не звони». И посмотреть на их реакцию. Само собой разумеется, что при получении ими сообщения надо, чтобы присутствовал кто-то из сыщиков.

– Действительно, – отреагировал Руденко, – как могли упустить из виду этих двух товарищей. Они, хоть и пострадавшие, но и участники этого криминального спектакля.

… Никифоров был очень расстроен тем, что не обратили внимания на потерпевших, особенно на этих двоих – водителя и охранника. Ему понравилась идея с сообщениями. Никакого риска не было. Только шанс. Рассуждали сыщики так. Сразу сбыть картины такого уровня нереально. Это всем было понятно. Быстро взять свой процент никто не рассчитывал. Шанс, что наводчик еще не получил свою долю, был велик. И вряд ли его информировали о подробностях продажи картин. В противном же случае, если расчет с информатором состоялся, это сообщение могло напугать, сбить с толку наводчика. Он мог занервничать или попытаться выяснить, что сие значит. В конце концов, мог позвонить своим для выяснения ситуации. Разговоры же по телефону участников эксперимента и их близких можно было проконтролировать.

Оставался еще один свидетель и участник событий, который также должен был попасть в список подозреваемых – Петров Василий Семенович, директор музея. Но Никифоров после рекомендаций Сорокина решил пойти ва-банк и привлечь директора к проверке двух других пострадавших.

В назначенный день операция началась.

В одном из служебных помещений музея представитель охранной фирмы «Безопасность» давал инструктаж своим шестерым охранникам, работавшим в музее. Представителем был не кто иной, как подчиненный Никифорова лейтенант Сенин. Он зачитывал перед собравшимися длинную инструкцию по безопасности, которую ему выдали в охранной фирме после переговоров руководства между собой.

Ровно в 11.00 у одного из присутствующих «запищал» мобильный, сообщая владельцу о получении сообщения. Впопыхах вытащив телефон, охранник бегло пробежался по тексту и негромко, но со злостью вымолвил:

– Какого хрена! Какой расчет? Что за фигня?

Было это сказано с таким натуральным возмущением и естественностью, что Сенин сам возмутился ошибкой адресата и тут же вычеркнул охранника из списка подозреваемых.

В это же самое время в кабинете директора шло небольшое совещание с участием бухгалтера Елены Васильевны, разнорабочего Николая и вызванного наемного водителя Кравченко. Обсуждались покупки, которые должен был осуществить Николай для хозяйственных нужд музея. После этого рабочий с водителем, получив деньги, планировали выехать в магазин.

В 11.02 водителю на мобильный пришло сообщение. Спокойно вынув телефон и также спокойно, нажав кнопочку, водитель начал читать текст. По мере того как длилось чтение, выражение его лица менялось от всплеска радости до недоумения, сумятицы, беспокойства. И еще много чего прочел на его лице за эти секунду-две директор музея. Но не подал вида. Планерка завершилась.

… На следующий день за час до намеченного времени майор Никифоров с двумя сотрудниками появились возле Николаевской церкви. Именно здесь сыщики в своих сообщениях предложили от имени преступной группы встречу предполагаемому участнику нападения. Место здесь, недалеко от въезда в город, было выбрано неслучайно. Позаботились, чтобы приезжий не петлял по улицам и переулкам. Кроме того, здесь был великолепный обзор и хорошее место для стоянки автомобилей.

Глянув на часы, Никифоров весело скомандовал:

– Группа, за мной! И сыщики вслед за командиром поднялись по ступенькам в храм. В благоговейной тишине прошлись по залу, поставили свечки господу и святителю Николаю, помолились:

– Коль рабочее время, то и просим о работе – господи, помоги в наших деяниях, – произнес Никифоров. Затем, повернувшись к сослуживцам, добавил:

– Вот теперь справимся.

Так и вышло.

Минут за пятнадцать до трех часов дня на горизонте появился старенький и знакомый микроавтобус Wolkswagen с Кравченко за рулем. Никифоров узнал водителя по большой серой кепке, надвинутой на глаза. Автомобиль подкатил к стоянке и остановился. Некоторое время в салоне микроавтобуса стояла полнейшая тишина. Силуэт водителя (маяком была кепка) напоминал сыщикам фигуры из музея мадам Тюссо. Если тело и было восковым, то глаза, скорее всего, были как у хамелеона.

У хамелеона основным средством для ориентации в пространстве и обнаружении добычи является зрение. Движения глаз у хамелеонов совершенно независимы друг от друга, при этом глаза могут поворачиваться на 180 градусов – эта способность позволяет хамелеону одновременно смотреть в разные стороны, не меняя положения головы в пространстве.

Именно так сыщики воспринимали обстановку и состояние водителя в наблюдаемой машине.

Приблизительно в 15.10 кепка зашевелилась. Видимо волнение начало перерастать в страх. Дверь открылась, и оттуда медленно выполз Кравченко. Он осторожно прошел в одну сторону, затем метров двадцать в другую. Секунду-две постоял возле микроавтобуса и быстрым шагом направился в церковь. Прошло немного времени. Нутром почуяв неладное, этот «верующий» выскочил из собора, влетел как птичка за руль и через миг автомобиль скрылся за горизонтом. Скорость была запредельной.

Но никто за ним не гнался. Да и не собирались догонять. Оперативникам надо было убедиться, что Кравченко приедет на разыгранную встречу.

На вечерней оперативке было решено оставить водителя на время в покое. Не было оснований – улик и фактов, его задерживать. Проверив телефонные разговоры Кравченко, а также его окружения за день до нападения и по сегодняшний день, сыщики не увидели ничего подозрительного. Подозрительным стал сегодняшний приезд. С этой кандидатурой в преступники надо было еще поработать заочно.

День сегодняшний (продолжение)

Ожидая в антракте Анну Сергеевну, Руденко заприметил удобное местечко возле окна. Но простоял там недолго, начал бродить по боковому фойе и наткнулся на выход во двор театра.

– Интересно, а что там во дворе, – подумал пенсионер, открывая дверь служебного входа. – За кулисами не был, хоть на задворки театральные посмотрю.

Сначала он выглянул, осмотрелся по сторонам, затем вышел во двор. Было интересно понаблюдать за околотеатральной жизнью и бытом театра.

В специально отведенном месте для курения во дворе стоял с сигаретой работник театра –

тридцатипятилетний Иван Скворцов Рассматривая автомобили актеров, которые выстроились на специальной площадке, Руденко заметно заволновался. Волнение быстро переросло в непонятное беспокойство. В глаза ему бросился серый Форд Фьюжен с дефектом, о котором ему сообщил охранник завода.

Сзади не было правого отражателя! Не может этого быть! И цвет совпадает. Николай Игнатьевич был в таком состоянии, что не услышал даже зов Ирины Сергеевны, которая выглядывала из полуоткрытых дверей служебного входа.

Догадка, ставшая сразу версией, ошеломила.

Какая интересная может быть разгадка всех последних ограблений, думал он о своей появившейся версии. Стараясь погасить нахлынувшие эмоции, Николай Игнатьевич подошел к курящему работнику и, изо всех сил успокаивая себя и сдерживая свой пыл, как можно спокойнее, спросил:

– А это чья машина, точь в точь, как моя?

Бросив  на  Руденко  подозрительный взгляд, Скворцов процедил сквозь зубы:

– Министра культуры, дядя. Что здесь делаешь?

И, швырнув двумя пальцами бычок в сторону урны, зашагал в здание.

А еще через минуту Руденко пронесся мимо опешившей жены, на ходу произнеся – «я сейчас…». Взлетев на второй этаж и подбежав к галерее с фотографиями актеров, Николай Игнатьевич начал что-то выискивать.

– Все совпадает, – шептал он, –Курочкин Сергей, а вот, наверное, второй – Юрий Голдобов. Юрчик и Серега. Эти имена упоминал Никифоров.

– Неужели совпадение. Так все складывается, – размышлял сыщик.

Но через миг азарт стал уменьшаться, так как на других фото был еще один Сергей. И Юрий еще один… Юрий Синюгин.

– Спокойно, – успокаивал себя Руденко, – сделаю паузу, а потом составлю план. Надо еще раз посетить театр, сходить на дневной сеанс. Погулять без посторонних в театральном дворике.

Внезапно пришла еще одна мысль:

– Фото! Сделать снимок этого авто и показать дежурному на заводе! И еще одно. Надо проследить, кто будет за рулем при выезде. Вот и план созрел на ходу.

Никифорову Николай Игнатьевич решил пока ничего не рассказывать.

_________________________

Прошло больше двух недель после кражи в церкви. Три группы занимались осенними ограблениями.

Но приоритетным направлением в расследовании трех краж с подачи, так получилось, Ирины Сергеевны, стала Покровка.

Никифоров основную розыскную деятельность сосредоточил на музейном водителе. Кому-то из сыщиков пришла в голову идея поискать видеокамеры на въезде в город со стороны Покровки и просмотреть записи за последние неделю-две до ограбления. Не попадался ли в объектив микроавтобус Кравченко. Нужная точка видеонаблюдения нашлась, и вот уже третий день два оперативника по очереди смотрели документальные фильмы из жизни города. Идея эта с поездкой Кравченко к вероятным соучастникам налета была на девяносто процентов бесперспективной и тупиковой. Но Никифоров и не думал снимать сыщиков с просмотра. В расследовании важны любые детали.

Таким же трудоемким и не очень результативным было задание у капитана Сорокина. Он должен был узнать, не было ли гостей у Кравченко в последнее время. Причем делать это надо было очень осторожно, чтобы не вызвать подозрений у водителя.

Еще один из команды Никифорова занимался связями Кравченко. Родные, близкие, друзья, одноклассники, сослуживцы по армии… Всех из этого списка, кто проживал в городе, надо было вычислить и проверить. Не упустили контроль и проверку телефонных переговоров подозреваемого.

Начальство наседало на Никифорова, требовало результат. Но произошло событие, которое окончательно потрясло правоохранителей.

Кража четвертая (23 октября)

Жил-был в городе художник и коллекционер Костычев Марк Сергеевич. Уважаемый и известный в регионе собиратель различных предметов искусства, живописи, меценат и участник всевозможных выставок, куратор старинных особняков области, бесхозных и пребывающих в статусе объектов культурного наследия.

Во второй декаде октября перед началом отопительного сезона в доме, где проживал Марк Сергеевич, на дверях подъезда появилось объявление.

«Внимание жильцам! 23 октября в квартирах дома в течение дня с 9.00 до 18.00 будет осуществляться проверка вентиляционных каналов. Убедительная просьба организовать доступ». Внизу подпись – Горгаз.

… Раздался звонок. В дверной глазок Марк Сергеевич увидел улыбающуюся милую и веселую тетку и услышал ее воркующий голосок:

– Проверка вентканалов. Пожалуйста, откройте.

Ничего не подозревая, хозяин открыл дверь, сделал шаг назад. Из-за спины женщины выглядывало с виноватым выражением еще одно проверяющее лицо. А тетка прямо защебетала:

– Вы извините за вторжение, за беспокойство. Буквально пять минут. Разрешите взглянуть и проверить тягу на кухне и в ванной.

– Да, пожалуйста, – отвечал хозяин и, повернувшись спиной к гостям, зашагал по коридору. Через миг тупой и сильный удар по голове свалил его с ног. Быстро склонившись над телом и убедившись, что хозяин без сознания, проверяющие, связав на всякий случай ему руки, скотчем заклеив рот, набросили на глаза полотенце и поспешили в комнаты.

А там…

Это был настоящий музей, кладовая произведений искусства. Газовщики-налетчики начали снимать со стен картины, с полок и шкафчиков статуэтки, другие ценные предметы. Из ящиков вынимали дорогостоящие и значимые вещи.

Экскурсия по квартире была в самом разгаре, когда незапертая входная дверь приоткрылась и в проеме несмело показалась чья-то голова. Затем дверь открылась настежь, и двое в спецодежде с надписью на спине «Холодсервис» внесли в квартиру Костычева большую коробку из-под холодильника Samsung. Всей командой быстро вскрыли упаковку. Холодильник в коробке отсутствовал. Внутри было пусто, так как коробка предназначалась для других целей. В нее сложили все, что сняли со стен и вынули со шкафов. Аккуратно все упаковали.

Первой из квартиры вышла комиссия Горгаза. Затем грузчики спустили вниз ценную коробку. Теперь уже можно было не волноваться. Возле подъезда их поджидал грузопассажирский микроавтобус FIAT Ducatoс надписью по диагонали «Холодсервис». Бригада погрузила холодильник обратно в салон. Старались выполнить погрузку быстро, не привлекая к себе внимания жильцов. Но вокруг, вроде бы, никого и не было. Лишь возле соседнего подъезда сидела одинокая старушка.

По разным причинам заказчик мог отвергнуть эту доставку. «Холодсервис» уехал…

Соседка Костычева, выйдя из своей квартиры, увидела приоткрытую дверь к Марку Сергеевичу и немного забеспокоилась. Ранее такого никогда не было. Художник с соседями дружил, был вежлив, но вел немного затворнический образ жизни. Довольно редко кто из проживающих по соседству мог попасть к коллекционеру. Постояв в нерешительности некоторое время на площадке перед квартирой, женщина позвала Костычева в дверь и, не услышав ответа, заглянула в коридор. Увидев лежащего соседа и кровь на полу, хоть и перепуганная, она первым делом сообщила в милицию, а затем вызвала скорую помощь.

… Сначала оперативники обошли ближайшие квартиры на нижних и верхних этажах, опрашивая жильцов. Кто-то упомянул об объявлении.

Еще раз обошли, на сей раз весь подъезд, с целью узнать, у кого были проверяющие по вентиляционным каналам. Не все жильцы были дома, но те, с кем беседовали милиционеры, никого из Горгаза не видели и не принимали. О проверке знали из объявления, но к ним пока никто не приходил. Да и рановато еще, день не закончился. Тогда оперативники обзвонили все службы, откуда могла быть проверка. Районные и городские. Никто проверяющих по названному адресу не отправлял!

Надо было еще проверить доставку в этот подъезд какой-то коробки, скорее всего, с холодильником. Об этом визите рассказала старушка из соседнего подъезда:

– Подъехала белая машина, как маленький автобус. На ней еще были буквы. Мужчины в кепках и в форме выгрузили большой ящик, похожий на холодильник. Или шкаф. И понесли в подъезд…

Когда к обеду второго дня выяснилось, что никто не заказывал и не покупал холодильник, снова посетили старушку, которая так же одиноко сидела на скамейке, казалось, со вчерашнего дня:

– Бабушка, вы не ошиблись? Действительно видели вчера доставку холодильника в соседний подъезд? Жильцы заявляют, что к ним не привозили такой товар.

В ответ услышали:

– Так его, этот товар, потом увезли обратно. Погрузили в машину и уехали.

Это окончательно запутало сыщиков. Неясности только добавилось. Можно было недоверчиво, скептически отнестись к словам бабули, но один из жильцов с четвертого этажа, хоть и мельком, но также видел отъезжавший белый микроавтобус с надписью «Холодсервис».

… На вечерней оперативке Никифоров складывал воедино всю собранную за прошедшее время информацию по ограблению квартиры коллекционера Костычева.

Чтобы вычислить микроавтобус, сыщики просмотрели видеозаписи с ближайшего к дому большого перекрестка и еще с одной видеокамеры частного магазина. Белой машины с буквами не обнаружили.

Очень заинтересовали результаты экспертизы, которую в отдел передали накануне – удар по голове коллекционера похож на аналогичный, который был зафиксирован при краже картин сельского музея.

После общения с соседями выяснили, что потерпевший никогда бы не открыл дверь чужим. Значит, был кто-то либо знакомый, либо Костычев был готов к встрече с гостем. То есть, у него не было повода не доверять посетителям. Вполне возможно, что гостями могли быть «газовщики». Особенно, если хозяин знал об объявлении. А может быть это темное дело «Холодсервиса»? Надо бы разобраться с этой доставкой.

Позже выяснили. «Холодсервис» в городе был. Даже два предприятия с таким названием. Но никто из них не работал, по крайней мере, за последние двое суток с заказами.

Ни улик, ни следов преступники не оставили. Со слов племянницы потерпевшего, брали все подряд. Похищенное надо было вынести незаметно. Одному не под силу. Была группа.

И, наверное, был наводчик…

Кто-то из сыщиков предложил проверить все объявления в СМИ и в интернете с предложениями сдать в аренду автобус белого цвета за день-два до нападения. Вряд ли вывозили добро на своей. Почти не надеялись на удачу, но после многих звонков, она неожиданно пришла. Это было невероятно, но владельца авто вычислили.

Хозяин микроавтобуса, Кириченко Сергей Юрьевич, заявил, что почти не видел лиц арендаторов. Они не выставлялись, а он не проявлял интереса. Общение было ограниченным. Один из грузчиков был то ли узбек, то ли таджик (говор и азиатское лицо), другой, усатый, разговаривал на чистом украинском языке, который в нашем, преимущественно русскоязычном, городе услышишь не очень часто. Возможно, что он приезжий.

Была предварительная договоренность по телефону. Обратились с просьбой в назначенный день подвезти холодильник по такому-то адресу. Когда этот день настал, позвонили и попросили подъехать к магазину «Бытовая техника» на Абаканской. Там загрузили коробку, повесили на бока надпись и к Заказчику. После выгрузки надо было, как попросили, на всякий случай, их подождать. Покупатель почему-то забраковал холодильник. Меня это не интересовало. Снова погрузили и там же, возле «Бытовой техники», выгрузили. Со мной рассчитались, и я уехал.

На вопрос о надписи на машине владелец авто сообщил, что грузчики объяснили, мол хотят выглядеть солидно перед Заказчиком. Тот еще что-то хотел у них покупать.

Камер видеонаблюдения возле упомянутого магазина в месте погрузки и выгрузки не было, опрос сотрудников «Бытовой техники», как уже начали догадываться оперативники, ничего не дал. Осенний марафон продолжался.

Сознание к Костычеву пока не вернулось, состояние его было тяжелым.

13 ноября

Спектакль начинался в двенадцать. В 11.30 входная дверь в театр открылась, и публика без суеты начала заполнять раздевалку и фойе. В числе первых, прибывающих на спектакль, был Николай Игнатьевич. Он и в раздевалке находился в первых рядах, так как не терпелось выполнить задуманное. О своем визите в театр Ирине Сергеевне муж не поведал. У него был индивидуальный план.

Сразу после первого звонка, приглашающего публику в зал, медленно, но целеустремленно Руденко стал выдвигаться по боковому коридору к знакомой двери. Это была дверь во двор театра. Выбрав момент, когда никого не было поблизости, пенсионер осторожно приоткрыл ее, убедился, что в поле зрения никого нет и выскользнул во двор. Вот он серый Форд. По-прежнему на том же месте, без правого катафота. Вынув из бокового внутреннего кармана пиджака небольшой Canon, Руденко немного лихорадочно, в спешке и с опаской сделал несколько снимков. Оглядевшись по сторонам, еще пару раз нажал на кнопку. Затем вложил фотоаппарат на прежнее место в карман пиджака и быстро юркнул в фойе. Неприметным для Руденко осталось чье-то, почти незримое со двора, лицо, с тревогой и зло наблюдавшее за происходящим из окна второго этажа. Сыщик ничего этого не заметил, но появилось непонятное беспокойство. Что-то его встревожило.

Зазвенел второй звонок. Николай Игнатьевич постепенно входил в статус зрителя, успокаивался, начинал поглядывать по сторонам. Медленно прошел возле галереи фотографий актеров. Бросив пристальный взгляд на некоторые из них, Руденко направился в зал.

В антракте Николай Игнатьевич степенно прохаживался по фойе. Сложив руки за спиной стал рассматривать фотогалерею артистов театра. В какой-то момент, стараясь себя не выпячивать, и не привлекать внимание публики, он извлек из внутреннего кармана Canon и сделал несколько снимков понравившихся ему актеров. Затем, видимо решив, что конспирация здесь не уместна, сделал еще несколько кадров стоявшей в углу красивой скульптурки с интересной подсветкой. Вскоре зазвенел звонок, напоминающий о скором начале второго акта, и Руденко поспешил на свое место.

… Спектакль закончился и наступил третий акт – завершающий этап плана сыщика-любителя.

Руденко, зная, что времени у него предостаточно, не спеша покинул помещение театра и направился не в сторону стоянки, где владельца ожидал автомобиль, а через проезжую часть в пиццерию. Она была расположена как раз напротив красивых узорчатых ворот театра. Там он снял верхнюю одежду, сел поудобнее возле окна и заказал пиццу, чай и небольшой кусочек торта «Наполеон», произнеся вслед официанту:

– Я не спешу…

«Наполеон» был любимым тортом Николая Игнатьевича. А полюбил он его, еще когда был Колькой, даже Коленькой. Бабушка Афанасьевна готовила по праздникам такой вкусности «Наполеон», что до сих пор Николаю Игнатьевичу, как казалось, не попадался торт сродни тому по вкусу. Еще Руденко вспомнил анекдот по этому поводу. В психушку привезли очередного пациента и тот, бегая по палате, кричал: «Я – Наполеон, я – Наполеон!!…». На чье-то замечание, что у нас здесь уже есть три императора Наполеона, бегающий отвечал: «А я – торт «Наполеон».

Ожидая заказ, Николай Игнатьевич внимательно просмотрел запечатленные сегодня снимки, особенно обращая внимание на фото актеров. А их было четыре. Два Юрия и два Сергея.

Затем все внимание Руденко переключилось на противоположную сторону. Ворота театра были метрах в десяти от окна пиццерии. Детектив-любитель давал себе отчет в том, что актеры и служащие начнут выезжать со двора не скоро, но настрой сыщика – ждать до конца. Не только Руденко устремил свой взгляд на ворота. Туда же всматривался и объектив фотоаппарата, который был установлен на гладеньком столе и ждал команду владельца снимать происходящее.

…Когда подошла очередь до долгожданного десерта и от предвкушения гастрономического удовольствия уже раскрылся рот, синхронно открылись ворота театра.

Сначала выехал чей-то Мерседес и сразу же за ним Фольксваген. Ворота стали закрываться, но, пройдя половину пути, снова своими створками медленно поплыли обратно. Появился серый Форд Фьюжен. Руденко, даже не глядя на свой Саnоn, стал ощупью нажимать на кнопочку фотоаппарата, напряженно вглядываясь через два стекла, пиццерии и автомобиля, в лицо водителя.

За рулем был артист театра Юрий Голдобов. Юрий!

_______________________

Никифоров пребывал в противоречивом состоянии. После того, как Руденко, уже по обыкновению, экстренно сообщил ему о своих последних розыскных результатах, чувство удовольствия от услышанного сменилось на еле заметное раздражение. Главные козыри и результаты, достижения в розыске добыли не они, следаки, а сыщик-любитель пенсионер Руденко. Единственным, что успокаивало, являлось его отношение к этому, отнюдь, еще не старому перцу, как иногда в своем кругу, шутя, называл пенсионера оперативник. Никифоров уважал Николая Игнатьевича. Уважал за его человечность, скромность, простоту и, в то же время, за упорство и настойчивость в достижении цели.

Выслушав накануне эмоциональное сообщение Николая Игнатьевича из пиццерии, Никифоров еле сдержал того от поездки на заводскую проходную, где на вахте мог быть дежурный, заметивший отсутствие катафота на сером автомобиле. Руденко безотлагательно хотел показать дежурному фото авто, заснятого во дворе и при выезде из театра.

Договорились встретиться утром и наметить план действий. Никифорову требовалось время, чтобы переварить новую информацию, сопоставить все добытое с этими новыми совершенно неожиданными сведениями.

…– Николай Игнатьевич, рад вас видеть, – первым протянул руку судье Никифоров, – готов внимательно выслушать и помочь. Сдается мне, что сейчас вы мой внештатный начальник в нашем расследовании.

– Ну, что вы, Александр Петрович, – отвечал Руденко и на рукопожатие, и на реплику оперативника, – прежде всего, прошу извинить за самодеятельность. Хотелось закончить одно дельце и прийти к вам не с пустыми руками. Чувствую, что удалось.

И пенсионер со всеми подробностями, с нескрываемым азартом, спешно рассказал сыщику о двух своих посещениях театра, о наблюдениях, действиях и выводах. С интересом, не перебивая, выслушав собеседника, Никифоров с горечью промолвил:

– Николай Игнатьевич, вынужден вас немного огорчить. Не стал вас прерывать. У меня плохая новость. Вчера поздней ночью в гаражах на Петровке был обнаружен ваш артист без сознания с пробитой головой. Шансы выжить есть, но небольшие. Думаем, было покушение на убийство, так как нападавший пробовал пульс у Голдобова на шее. Остались видимые масляные следы пальцев, но без отпечатков. Наверное, преступник не ощутил жизни в теле жертвы и решил, что дело сделано. Если артист выживет, то должен будет благодарить того, кто набросал возле его гаража солидольную смазку. Есть предположение, что или Голдобов после удара сразу же поплыл по ней, что смягчило удар, либо сам нападавший не удержался на ногах, потерял при ударе упор, попав в эту скользоту. Есть характерные следы. Пульс он щупал масляными пальцами, но отпечатков, к сожалению, не осталось. В любом случае злодей поджидал свою жертву и нанес удар, когда артист открывал гараж.

Шок! Руденко был потрясен. А Никифоров, как будто пытаясь усилить эффект, продолжал:

– Но это еще не все. Когда мы вели протокольную беседу с найденным вами заводским охранником, тот, вспоминая событие, без гарантии и стопроцентной уверенности сообщил, что в номере автомобиля вроде бы была цифра 7. В Форде Голдобова нет такой цифры. Кстати, нет и машины. Она исчезла. Предварительно можно подумать, что это угон. Но предстоит большая работа по выяснению истины. И работа эта уже ведется.

Николай Игнатьевич, большая к вам просьба. Разрешите нам без вашего вмешательства закончить наши дела. Сейчас они очень усложнились.

Что мог ответить Николай Игнатьевич? Да, он так и сделал – не смог вымолвить и слова.

Но к охраннику собеседники поехали вместе. Накануне Никифоров узнал, что тот на работе.

… Надев очки, вахтер внимательно стал вглядываться в смотровое окошко фотоаппарата. Один ракурс, другой, третий…:

– Да, вроде бы такая. Хотя, черт его знает. Не могу точно утверждать. Катафота правого вон нету, а форму зада не помню. Не, не могу с уверенностью сказать. Извините.

Дежурный выглядел виновато, чувствуя, что не оправдал надежд сыщиков. Чуточку он даже был зол на себя, осознавая, что, возможно, пролетел мимо еще одной бутылки водки. Тем не менее, охранник услышал слова благодарности в свой адрес и попрощался с гостями.

– Пятьдесят на пятьдесят, – произнес Никифоров, садясь в автомобиль, – этого мало. Будет еще досаднее, если не найдем голдобовскую машину.

Немного подумав, он добавил:

– А может и не угон…

________________________

На очередной вечерней оперативке у начальства подводили итоги. Присутствовала вся следственная группа Никифорова в количестве пяти человек.

После привычного «мать-перемать» от начальника и его фразы «наверху не довольны», Никифоров коротко доложил о результатах проделанной работы по всем четырем кражам. Результаты были скромные и неутешительные. Особенно по краже драгоценностей во Дворце спорта. Кроме того, что узнали имя одного из нападавших, кавказское происхождение другого, еще некоторые незначительные детали – состав предполагаемой группы, фотопортреты и т.д., другой существенной информации не было.

Да и по святыне из собора было не лучше. Появилась, было, надежда после звонка Руденко из пиццерии. Но она исчезла уже к утру. На момент кражи иконы этот автомобиль находился во дворе театра, так как сам Голдобов был на репетиции очередного спектакля. Некоторые актеры видели автомобиль до репетиции и после, что подтверждало алиби Голдобова.

Оставался, правда, один открытый вопрос – никто из тех работников театра, которых опросили сыщики, не смог подтвердить, что автомобиль находился во дворе во время репетиции. Время-то уже прошло немало с того дня. Не могло помочь и видеонаблюдение. На стене театра одиноко висела и тоскливо вглядывалась во двор видеокамера, но она уже полгода как не работала.

Для того, чтобы полностью исключить участие этого транспортного средства в преступлении нужен был осмотр автомобиля, но он на этот момент был в розыске. Да и главным было то, что хозяин Форда не участвовал в краже. Более того, таких серых машин с одним левым катафотом в городе, наверное, найдется еще несколько.

Немного продвинулись по Покровке. Велось наблюдение за водителем музея Кравченко, продолжали изучать его житие за месяц до похищения картин. Вселял надежду важный момент в расследовании. На днях поступил сигнал о прощупывании кем-то каналов сбыта ценных картин. Мнение было такое, что речь шла о двух шедеврах из Покровского музея. Наверное, основное внимание теперь следовало уделить сбыту картин, да и всего украденного, коль обрываются следы самих краж.

Подчеркивали схожесть всех трех ударов по голове, о чем доложили эксперты. Этот факт путал все дальнейшее следствие. Получалась или одна бандитско-воровская группа с дюжиной мужиков и двумя женщинами, либо несколько мобильных банд с одним наемным головопробивцем.

– Кстати, – сообщил Никифоров, – если Голдопова за какие-то действия хотели убить, существует угроза его жизни. Преступники захотят убедиться, удалось ли им осуществить свой замысел. Поэтому надо поговорить с родными актера и не терять бдительность на посту в больнице.

Далее рассматривали некоторые детали, уточняли планы.

В заключение еще раз услышали «мать-перемать», что подтолкнуло в своем отделе то ли с горя, то ли в надежде к распитию водки. Естественно, соблюдали конспирацию, сыщики ведь.

_________________________

Прошла неделя после фотосессии сыщика-любителя пенсионера Руденко.

Николай Игнатьевич в этот глубоко осенний и уже морозный вечер сидел с Ириной Сергеевной на кухне, и видно было, что до сих пор неспокойно у него на душе. Время от времени появлялось чувство, как у рыбака, у которого сорвалась большая рыба. Кроме того, было еще одно тревожное ощущение, что это он как-то повинен в том, что случилось с Голдобовым. Артист по сей день находился в коме.

В день рейда сыщика по вражеским дворам тема эта в семье рассматривалась, но не обсуждалась.

Ирина Сергеевна, чувствуя состояние мужа, посмотрела на часы ипроизнесла:

– Ну, хорошо. Еще не поздно. Давай проведем оперативное совещание, чтобы освободить тебя от угрызений, тревог и волнений. Расскажи-ка все, что тебе известно. Надеюсь, секретов не выдашь?

Руденко не знал всей информации об ограблениях, не знал подробностей, экспертных заключений, но скелет преступлений после его рассказа сложился понятный.

Ирина Сергеевна так отреагировала на доклад мужа:

– Я предлагаю очень тщательно разобрать все эпизоды с твоим участием в театре. И в первый день, и во второй. Разобрав по кирпичику каждый шаг, каждую минуту и убедившись, что нет ни малейших неясностей, невыясненных вопросов и все безукоризненно с твоей стороны, тебе можно будет освободиться от тягостных дум. Кроме того, возможно, мы кое в чем разберемся. Давай. Начинай. Вспоминай любую незначительную деталь.

Николаю Игнатьевичу понравился такой план, и он, не возражая, его принял.

Итак, визит первый.

– Если помнишь, когда ты спускалась в туалет, мы договорились встретиться в коридоре первого этажа. Я сразу же занял исходную позицию. Но на одном месте стоять не стал, начал прохаживаться по фойе. В какой-то момент оказался возле двери с надписью: «Аварийный выход». Сразу же догадался, что это выход на улицу. Так и оказалось. Это был выход во двор театра, куда я с любопытством несмело вышел. Очень хотелось заглянуть за «кулисы» этого заведения. Первое, что бросилось в глаза – около десятка, а может и больше, автомобилей, различных моделей, расположенных багажниками в мою сторону. Справа, метрах в трех от меня, курил мужчина средних лет. Там у них была оборудованная курилка со скамейкой и пожарным щитом. Увидев этого мужика, я, наверное, немного смутился – надо было ему объяснять, почему я здесь оказался. Но в этот момент увидел Форд без заднего правого отражателя. Форд был серого цвета. И меня осенило. Я мгновенно подумал, что смогу узнать имя владельца. А вдруг это будет Юрий или Сергей.

Далее Николай Игнатьевич подробно рассказал Ирине Сергеевне содержание разговора с курившим работником театра. То, что это был работник этого заведения, Руденко понял, когда тот, уходя, взял с собой лежавший под стенкой моток проводов.

С курильщиком столкнулась и сама Ирина Сергеевна. Но встреча в дверях была такая быстрая и неинтересная для женщины, что она не обратила никакого внимания на эту личность. Через миг так же быстро пронесся мимо нее и родной муж.

Вот таким был первый выход пенсионера во двор театра. О дальнейшем она знала.

Разбирая ситуацию, ничего странного и необычного не нашли. Хотя оба согласились с тем, что лучше было бы промолчать, не комментировать увиденное постороннему человеку.

Ну, да ладно!

День второй.

– Минут за пятнадцать до начала спектакля я вышел во двор театра. Как раз прозвенел первый звонок. Я так себе и запланировал, выйду, когда публика двинется в зал. Во дворе внимательно осмотрелся. Знакомый Форд был здесь. Причем, на том же месте. Было безлюдно. Вытащил фотоаппарат и быстро сделал несколько снимков. Почти все время не покидало какое-то волнение, словно был на секретном объекте. Тревога даже усилилась, когда в очередной раз крутил головой по сторонам. В какой-то момент было ощущение, что за мной следят, особенно когда поднимал голову вверх, где темнело несколько окошек на втором этаже. Понятное состояние в такой ситуации. Не криминал, но лезешь в чужое. Минут через пять успокоился. В антракте сделал снимки нужных актеров. Сначала старался сделать это незаметно, но рядом щелкали фотоаппаратами другие. Поэтому, легализовался и я. Кто узнает, кого я снимал, – закончил Николай Игнатьевич.

Уточнив кое-какие детали, Ирина Сергеевна немного призадумалась. Ей уже были известны и засада в пиццерии, и финал Голдобова, знала она и о двух парах Юриев и Сергеев. У нее зрел план дальнейших действий. Через некоторое время женщина его огласила:

– Голдобов, видимо, не участвовал в ограблении храма. Он был на репетиции, а его авто в это время находилось в театре. Хоть подтверждений этому пока нет. Если автомобиль найдут целым и невредимым, можем ставить жирную точку на твоих шпионских делах в театре. Это был угон. А вот если Форд попадет в огонь или в воду, будет продолжение этого спектакля. Сие будет означать, что злодеи хотят избавиться от машины, как от улики. Внутри могут оставаться какие-нибудь следы. Пока непонятно, зачем для этого убивать актера. Вероятно, он тоже как-то замешан в этой истории. Но это пока предположение. Чтобы отсечь рассматриваемую версию, необходимо за основу взять наше допущение. Затем тщательно пошагово проанализировать те события, которые нам известны.

Ирина Сергеевна сделала глотокостывшего чая и, не дождавшись от мужа какой-либо реакции на начало ее рассуждений, продолжила:

– Почему именно в это время произошли нападение на Голдобова и угон автомобиля. Ведь прошло уже достаточно времени, следствие монотонно и без особого успеха продолжалось. Скорее всего, преступники были в полной уверенности, что на них не выйдут. Организация ограбления была продумана до мелочей. Но кто-то вмешался в их спокойный план отхода. Я думаю, что мне известен этот человек. Его зовут Руденко Николай Игнатьевич.

Ирина Сергеевна с улыбкой посмотрела на мужа, но каких-то особых впечатлений на лице слушателя не заметила. Она и не ждала их. Она просто выстраивала главную линию одной из версий, кирпичики которой роились в голове пенсионера и были разбросаны по всему пространству его воображения.

– Принимается, – коротко высказался Руденко и приготовился слушать далее.

– А теперь заключительная часть. Тебя, скорее всего, кто-то увидел во дворе с фотоаппаратом. Ты мне называл свое тревожное состояние во время съемок. Думаю, каким-то шестым чувством ты ощутил этот чей-то недобрый взгляд. Тот, кто тебя выследил, наблюдал из окна второго этажа. Маловероятно, что, проходя по коридору, он случайно тебя увидел. Он там работает. В одном из помещений с окном во двор.

Вот теперь лицо Николая Игнатьевича приобрело более-менее возбужденный вид. Ирина Сергеевна сразу же решила осадить театрала и дружелюбно, но твердо, произнесла:

– Сидеть! Поход в театр отменяется. Тебя там знают и сразу же возьмут в плен. Надо все продумать. Версия наша воздушная, без фактов, подавать ее Никифорову стыдновато и неудобно. Но узнать, кто же там проживает, очень интересно. Окошек, как ты сказал, со стороны двора не так и много. Надо засылать агента. Давай подумаем, кто бы это мог быть.

– Как по спирали, – думал Руденко.

– Еще недавно было такое же состояние эйфории, все складывалось пазл к пазлу. Потом облом. Неужели и теперь все окажется мыльным пузырем. Хотя уже вся версия – мыльный пузырь. Надо очень осторожно ее доисследовать. А в случае неудачи – безболезненно сделаем укол-прокол.

– Ты, Ира, предложи кого-то из своих знакомых, может быть, это роль для женщины, а я подумаю о моих кандидатах. Кроме того, нужна будет легализация нашего шпиона, необходим мотив пребывания в логове врага. Думаем и об этом,– уже окончательно успокоившись, предложил Руденко.

__________________________

В конце рабочего дня капитану

Сорокину позвонили. Звонил директор музея из Покровки:

– Виктор Сергеевич, добрый день. Петров беспокоит. Буду краток. Завтра наш воспитанник собирается в город. Встречайте.

– Понял. Спасибо, Василий Семенович. Будем ждать. Если узнаете время выезда, пожалуйста, сообщите. Еще раз спасибо.

– Во, конспиратор, Василий Семенович, – подумал Сорокин, –даже имя объекту придумал. Воспитанник! Надо сообщить Никифорову. Кравченко зашевелился.

Почти месяц музейный водитель не подавал признаков жизни. Его хата была его крепостью. Всего лишь раз потребовались его транспортные услуги музею за время после его поездки в город по анонимному сообщению. Все остальное время никто не знал, чем Кравченко занимается, что с ним. Хотя ранее это был публичный человек, часто торчащий в музее.

Была еще одна информация по водителю. 25 октября, после трех дней неустанных и надоедливых поисков на одной из камер наблюдения небольшого торгового центра недалеко от въезда в город оперативники наконец-то засекли его автомобиль. За неделю до кражи 30 августа Кравченко был в городе. Где он был? С кем встречался?

По мере возможностей оперативники разными способами пытались проследить действия водителя, но их, действий, пока не было. И вот его выезд в город. Этого часа Никифоров ожидал с нетерпением. Майор чувствовал, если Кравченко каким-то образом замешан в ограблении, он не сможет спокойно пребывать в неведении и сидеть дома. Его потянет к соучастникам. Но с боязнью и опаской. Он будет очень осторожным, особенно из-за полученного непонятного ему сообщения.

… Наконец-то, в поле обозрения появился ожидаемый Фольксваген.

– Включай, – произнес Сорокин водителю, и через миг автомобиль оперативников тронулся вслед за проезжающим мимо них «бусом» серого цвета.

Фольксваген не спеша следовал в сторону центра. На полпути до главной площади города он повернул налево, проехал метров двести и остановился возле целого ряда небольших торговых ларьков и магазинов. Автомобильное движение в этом районе в этот час было не очень интенсивным, зато прохожих и покупателей перемещалось достаточно. Сыщики в череде транспорта проехали возле Фольксвагена и остановились метрах в двадцати впереди между двумя, стоявшими справа на обочине, автомобилями.

Начиналась игра.

«Воспитанник», а эта кличка уже была узаконена следаками, хотел, наверное, убедиться, что он один в этом городе, а Сорокин с напарником должны были раствориться в пространстве, желательно, вместе со своим автомобилем. Но игра эта была актуальной в случае вины воспитанника. Ведь возможен был вариант, что Кравченко непричастен к музейной краже. Он мог сейчас вынести с расположенного возле его автомобиля строительного магазина какой-нибудь товар и укатить с ним в родную Покровку. Но почему-то уже минут пять его фирменная кепка не шевелилась. Похоже было, что включилась и заработала поисковая система «хамелеон». Наконец, дверь Фольксвагена открылась, и водитель вышел. Быстро перешел проезжую часть и так же быстро зашагал вперед вдоль магазинчиков, поглядывая на вывески. Как раз напротив машины оперативников Кравченко замедлил шаг, остановился и зашел в магазин «Хозтовары». Через миг Сорокин ощутил пронзительный, но бегающий взгляд из полуприкрытого жалюзи окна этого магазина. Так, что стало не по себе.

– Следят…, – прошептал сыщик, вдавливаясь в кресло.

Напряжение нарастало. Любой неестественный жест, любое лишнее движение, даже не та мимика на лице могли поставить крест на их задании. Немного выручали проезжающие мимо автомобили. Закрывая на миг обзор наблюдению из окна, они давали возможность шевельнуться и расслабить тело, принять незаметно удобную и естественную позу.

Первый раунд был выигран.

Кравченко, как будто спокойный, вышел из магазина, еще раз внимательно посмотрел по сторонам и направился в расположенный рядом с «Хозтоварами» салон мобильной связи. Через пять минут он вышел оттуда, перебежал проезжую часть сзади автомобиля сыщиков и двинулся к своей машине.

Садясь в свой автомобиль, Кравченко не видел, как в это же время в магазин мобильной связи быстро входил Сорокин. Когда Фольксваген проезжал возле авто оперативников, Сорокин уже командовал водителю:

– Трогаемся…

Затем добавил:

– Два пакета «Киевстар» с новыми номерами. Грамотный «воспитанник». Паузу в полмесяца выдержал. Мы еще заглянем в этот салон.

…Прокатившись немного по городу, тандем попал в автомобильную двухрядную в их направлении пробку перед оживленным перекрестком. Отслеживаемый автомобиль был через три машины впереди. Время и движение застыли. Сорокин даже зевнул. Периодически некоторые автомобили с левого ряда, когда встречная полоса была пустой, выскакивали из очереди и неслись к перекрестку в надежде проскочить на зеленый. Так поступил и Кравченко. В какой-то момент на глазах оперативников его Фольксваген вырвался на свободу и понесся к месту пересечения двух улиц. Сразу же за ним пристроился еще один нарушитель на мерсе. Реакция сыщиков была запоздалой. Когда они подъехали к перекрестку, на светофоре уже горел красный. Более того, их автомобиль закрыл путь поворачивающим справа. Зрела микропробка на самом перекрестке, не говоря уже об атмосфере с угрозами. С огромным напряжением и потерей драгоценного времени следакам удалось вырваться из этой ужасной ситуации. Но куда уехал Фольскваген, было неизвестно.

Проехав улицу почти до конца, а она упиралась в окружную городскую дорогу, оперативники приуныли, но продолжили поиск. Вряд ли Кравченко выехал на кольцевую. Преодолев такой путь по городу, он непременно к кому-то направлялся. Слева и справа стояли многоэтажки. Въездов во дворы с обеих сторон улицы было немного. Ничего не оставалось, как проверить каждый, чем и занялись сыщики.

Минут через пятнадцать удача, наконец-то, улыбнулась поисковикам. Это действительно была удача, так как один из въездов оказался улицей с выездом на более оживленную магистраль и так до бесконечности. Пропавший автомобиль был припаркован на небольшой площадке возле трансформаторной подстанции.

Дом, который приютил владельца Фольксвагена, был девятиэтажный семиподъездный с большим двором. Надо было выбрать удобное место для наблюдения, чтобы узнать хотя бы подъезд, куда зашел объект слежки. Но, выбрав такое место и заглушив мотор, сыщики с изумлением увидели Кравченко, разговаривающего по мобильному. Он уже был за рулем своего автомобиля. Почти одновременно с выключением зажигания в их автомобиле заработал двигатель Фольсквагена. Это была очередная неудача. К кому приезжал «воспитанник»? Вариант один был. Но он был один из 380-ти. Именно столько квартир насчитывалось в этом доме №148 по улице Грибоедова…

_________________________

– Саша, привет, – позвонил Руденко сыну, – как вы поживаете? Частенько бываю в городе, но вы на работе. Как там малыш? Учителя не жалуются?

– Привет, папа, рад тебя слышать. У нас все нормально. У Эдика тоже. Иногда пишут красным в дневнике, но мы боремся. Как ты?

– У нас также порядок. Живы, здоровы… Слушай, Саша, есть просьба. Ты мне летом рассказывал про встречу однокурсников, в частности, про Михайлова, если правильно называю фамилию. Он работает в городской пожарной инспекции.

– Последняя встреча с ним была около месяца назад, периодически созваниваемся. А что случилось? Проблемы?

– Нет, нет.… Хоть я уже не работаю, но назову это служебной просьбой, консультацией. Сейчас нет времени все тебе рассказывать. Позже. Нельзя ли встретиться и поговорить с твоим другом?

– Запиши номер его мобильного и договаривайся с ним на удобное время. У нас такие отношения, что можешь назначать любой час.

Продиктовав номер телефона, сын пожелал отцу разных благ, услышал взаимности, и родня попрощалась.

… Через два дня.

Открылась дверь служебного входа в театр и на пороге появился инспектор пожарной службы Михайлов Игорь Петрович. Представившись дежурному, он произнес:

– Я на минутку к вашему инженеру по охране труда, надо кое-что передать. Мы созванивались, Тамара Сергеевна в курсе. Можете ей не звонить, я уже у вас бывал, не заблужусь.

И Михайлов быстро поспешил по лестнице на второй этаж.

Вот он первый левый поворот и нужный коридор. Первая дверь с надписью «Бухгалтерия». Открываем чуть-чуть, две женщины поднимают головы, «извините», окно во двор есть, закрываем. Следующая «Инженер по ОТ». Повезло, Тамара Сергеевна тоже здесь в этом крыле, но это потом. Далее «Администратор». Открываем. Открыто, но пусто. Окно есть. Следующее помещение «Мастерская». Приоткрываем. Окно есть, но завалено разными материалами и коробками. Слева за столом мастер, немолодой седоватый мужчина, с дрелью в руке. «Извините, ошибся». И последняя дверь – «Электрики». Возле окна за столом мужчина средних лет с паяльником, от которого струится ароматный дымок. Он поворачивает голову в сторону дверей, но инспектор уже произносит дежурное «извините» и закрывает дверь. Коридор поворачивает направо, а Михайлов возвращается ко второй двери и, постучав, заходит в помещение.

– Добрый день, Тамара Сергеевна. Это я вам звонил. Михайлов Игорь Петрович. Буквально на пару минут.

– Добрый день. Вы у нас новый? А где Конкин? Повышение?

– Нет-нет… Районный у вас тот же. Руководство дало указание посетить публичные заведения, организации и вручить инструкции на время новогодних праздников. У вас ведь, как я знаю, намечаются детские мероприятия – представления. Вот вам для работы экземпляр, ознакомьтесь и внесите нужное в ваши планы. Вот, пожалуй, и все. Разрешите откланяться, – с этими словами Михайлов слегка поклонился и направился к двери.

– Всего доброго, Игорь Петрович. Непременно выполним, – услышал инспектор на прощанье.

На часах было одиннадцать утра. Выйдя на улицу, Михайлов тотчас позвонил Руденко.

– Николай Игнатьевич, задание выполнил. Разрешите доложить.

Оговорив время, собеседники назначили место встречи…

…Вечером состоялось очередное семейное совещание. «Оперативка». Докладывал Руденко. Выслушав докладчика, Ирина Сергеевна подытожила:

– Надо узнать, кто там администратор. Если женщина, то нашим подозреваемым может быть только один человек. Электрик. Не тот ли это курящий, которого мы уже видели? Узнай-ка у Михайлова, как он выглядит. А вот что дальше, надо хорошенько подумать. Пока никаких фактов, только предположения. Рассказывать Никифорову нечего.

_________________________

У Никифорова тоже было скудновато с фактами и новыми сведениями. Но до вчерашнего дня. Вчера один из его сотрудников уже в конце рабочего дня решил еще раз покопаться в родословной Кравченко и совершенно случайно узнал, что родная сестра водителя, Людмила, замужем за Леонидом Синюгиным, проживающим в городе по улице Грибоедова, 148, подъезд №3, квартира №128. А у Леонида есть двоюродный брат Юрий Синюгин, артист драматического театра. Фантастика. Никифорову были знакомы эти имя и фамилия. Ее упоминал деревенский сыщик (так тоже иногда называл Николая Игнатьевича оперативник). Как все сложилось воедино.

Но эта мозаика была пока лишь красивой и правильной внешне.

Расследование напоминало взятие крепости. Сначала надо преодолеть ров с водой, затем неприступные стены. Да и внутри свои бастионы…

– Надо немедленно повидаться с Руденко, – думал майор, – у него может быть существенная добавка к этой информации. Или новые сведения.

На следующее утро они встретились.

– Добрый день, Николай Игнатьевич. Час назад мне сообщили новость. Вчера вечером нашелся Форд Голдобова. Вернее, то, что от него осталось. Выгорел дотла. Наверное, хорошо полили. Место глухое, овражек, рядом даже дорог нет. Думаю, что все было спланировано. Есть еще одна свежая информация. Вам она будет очень интересна, – и Никифоров как всегда коротко и ясно донес до Руденко последние новости по Кравченко.

Скольких усилий стоило пенсионеру спокойно, не перебивая, слушать оперативника. Но когда тот закончил, Николая Игнатьевича понесло, словно пластиковую пустую бутылку в бурном речном потоке. Так все вкупе совпадало и склеивалось.

Закончив эмоциональную речь, Руденко стал ждать адекватную реакцию майора, но тот выглядел спокойным и невозмутимым.

– Николай Игнатьевич, такое состояние, как у вас сейчас, у меня было вчера, когда доложили о Синюгине. Но даже сейчас с вашими существенными предположениями все наше расследование пока что замкнутый круг. Никаких фактов. Хотя, если быть откровенным, материала для работы предостаточно. Две кражи пересекаются. И у меня уже в голове несколько неотложных замыслов и планов. Очень вам благодарны за ценную помощь. Можете расслабиться и отдохнуть. События, по всей видимости, будут нарастать. Обязательно вам расскажу о финале. Он, чувствую, приближается. До встречи.

Профессионал и любитель пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.

_________________________

На очередном совещании подводили итоги. Выяснилось, что электрик театра Иван Скворцов пять лет провел в заключении за нанесение тяжких телесных повреждений. Два года назад освободился и вышел из мест заключения. Осторожно один из сотрудников Никифорова узнал, где Скворцов был в момент набега на церковь. Далее. Пока не установлено, где находился в момент кражи музейных картин Леонид Синюгин. То, что выяснили сыщики об этом человеке, вызывало у Никифорова некоторое подозрение. Это был человек «купи-продай». Причем в его товарообороте были как ценные произведения искусства и живописи, так и дорогое старье, раритетные вещи. Старый патефон или золотая вещица, икона или картина, старинный медный самовар или серебряные столовые приборы – все у этого торгаша имело свое место и всегда было востребованным. Трудно было с его энергией и беготней по городу проследить какое-то временное местонахождение. Но этим оперативники негласно занимались.

По Форду. Во время кражи в соборе этот автомобиль мог быть где угодно – и во дворе театра, и возле собора. Его в это время никто не видел. Если машина была за пределами театра, то за рулем находился не хозяин авто.

Голдобов, по-прежнему, был на грани жизни и смерти. Было несколько звонков его родным. Интересовались состоянием больного главный режиссер театра Викулов, дважды – актер Курочкин, с его слов от коллектива театра, и предлагали помощь от профкома.

Никто не знал, как можно было вписать в схему расследования Юрия Синюгина. И надо ли было это делать? Какая-то незримая связь его с делом ощущалась, но не более. Исходили из того, что раз он засветился, то должен был погаснуть после тщательной проверки.

Пожалуй, прорывом или связующим звеном мог бы стать Форд, вернее его местопребывание или перемещение в момент преступления. А что, если поискать в городе видеокамеры на пути от театра до собора? Времени уже прошло немало, но стоит попробовать. Оперативникам понравилась эта идея, и они решили ее осуществить, не откладывая.

В этот же день только вечером состоялось еще одно совещание.

Отдыхающий по рекомендации Никифорова Руденко не мог спокойно лежать на диване и бездельничать. Его тянуло в театр. Но прежде, чем действовать, надо было обсудить с Ириной Сергеевной новые обстоятельства.

Братья Синюгины, Скворцов… Накануне Руденко выяснил, что администратор театра – женщина, а электрик, которого увидел Михайлов, и есть тот самый работник, с которым он и его жена сталкивались во дворе.

Из этой троицы не получалась пара Юрчик-Серега. Но вполне возможно, что один из них мог быть участником одного из ограблений. Надо было тянуть за ниточку и допустить такую возможность. Этим сейчас и занималась другая пара в составе Руденко и его жены, Ирины Сергеевны.

У них была некая уверенность, что очаг, воровское логово расположены в театре.

Серый автомобиль без отражателя, Скворцов, Юрчики и Сереги, нападение на Голдобова… Целый набор фактов. Надо бы разузнать, называют ли в театре Юрчиком Голдобова или Синюгина. Если да, то кто и кого, конкретно. Вообще-то, было бы замечательно иметь своего агента в этой театральной среде.

– Ира, давай-ка тебя устроим в гардеробную или контролером, – шутя, предложил Руденко. – А можно в гримерку. Это, кстати, тоже творчество. Будешь там из любого актера создавать разные образы –нищего, богатого, молодого, старого…. А в процессе реконструкции облика все выпытаешь и узнаешь. Хотя не твое это. Ты, наверное, сможешь актерам только губы помадой накрасить и духами побрызгать…

– Не очень удачный юмор, – сразу же пронеслось у Руденко.

Но реакция Ирины Сергеевны немного удивила Николая Игнатьевича. Та, казалось, не обращала никакого внимания на мужа, а была сосредоточена на своих мыслях. Не услышала жена и про помаду. Что-то ее заинтересовало и увлекло. Но ненадолго:

– А давай-ка представим и поразмышляем, – начала Ирина Сергеевна, – что, если, действительно, какая-то группа людей, возможно и актеров, занимается разбоем, грабежом, каждый раз перевоплощаясь и меняя свой облик. Я думаю, для любого профессионального театрального гримера не составит труда сделать из тебя китайца или старика. А актеру сыграть какую-то роль. Что, если прощупать наш театр на эту тему. И впрямь шпик бы не помешал.

– Я даже немного был готов к этой идее, – прокомментировал Николай Игнатьевич, – она давно зрела в моей голове. Рабочая и обоснованная тема. Ну что, приступим?

После некоторой паузы Ирина Сергеевна произнесла:

– Притормози, Пуаро. Считаю, что этим должен заниматься Никифоров. Мы не осилим такой объем сбора доказательств – нет полномочий, нет возможностей и, вероятно, это опасно. Поговори срочно с Никифоровым, донеси наши версии, сообщи ему все, что нам известно. Если увидишь, что и тебе есть место в этом поучаствовать и это безопасно, пожалуйста, занимайся. Но не будь Чапаевым или Матросовым, не лети впереди всех с пистолетом. Иногда вместо ружья нужны танк или граната.

– Пожалуй, ты права, Ира. Сейчас же позвоню майору и договорюсь о встрече, – ответил Пуаро.

______________________

Никто даже не ожидал, что так быстро появится хорошая новость по видеонаблюдению. Уже к обеду следующего после вечернего совещания дня Никифорову доложили, что найдена видеосъемка, где на одном из перекрестков мелькнул серый Форд Фьюжен без правого катафота. Кадры были мутные и короткие, объект снят издали, номер другой. Но чутье подсказывало сыщикам, что это их цель. Время съемки совпадало с рассматриваемым временным интервалом кражи, а одной из четырех цифр номера была семерка.

К этому времени Никифоров уже пообщался с Николаем Игнатьевичем. Выслушав свежие версии, майор поблагодарил сыщика-любителя и попросил того не предпринимать никаких непродуманных действий.

Вскоре майору сообщили еще одну новость. Около часа дня в палату к Голдобову попытался проникнуть незнакомый мужчина в белом халате, медицинской шапочке и маске. Дежуривший возле палаты сотрудник в это время находился метрах в семи от дверей. Не теряя из поля зрения вход в комнату, он разговаривал возле окна по телефону. Сначала лейтенант подумал, что это обычный врач. Но что-то в поведении доктора вызвало у оперативника небольшое, едва ощутимое, подозрение. Со словами «молодой человек, минутку…» он быстро зашагал к незнакомцу, который уже пытался открыть дверь в палату. Посетитель также среагировал мгновенно на внезапное появление дежурившего сотрудника:

– Извините, задумался и забыл тонометр, я сейчас, – тотчас произнес врач и торопливо стал удаляться по коридору. Оперативник, молодой лейтенант, сориентировался и принял решение о дальнейших действиях моментально. Собираясь догнать доктора, он начал уже ускорять свой шаг, но увидев, что тот, метрах в восьми от палаты Голдобова, спокойно зашел в ординаторскую, успокоился. Через пару минут, все еще периодически поглядывая на дверь, за которой скрылся врач, лейтенант окончательно расслабился. Прошло еще пять минут, и у оперативника неизвестно от чего начало нарастать напряжение. В этот момент открылась дверь ординаторской и оттуда с улыбкой, разговаривая, вышли женщина-врач и потерявшийся доктор. Посмотрев в сторону оперативника, врач сделал жест указательным пальцем «я сейчас», и пара зашагала по коридору.

Вскоре женщина вернулась одна и, как показалось лейтенанту, с озабоченным выражением на лице. Что-то неспокойное снова пробудилось в сознании милиционера. Он быстро подошел к ординаторской, распахнул дверь и увидел сидящих за столами двух женщин-врачей с бейджиками на халатах.

– А где доктор, который был сейчас с вами? – обратился он к одной из них.

– Исчез, – растерянно ответила врач, – Галина Васильевна сейчас разбирается…

… Произошло вот что.

Дверь в ординаторскую открылась, и на пороге пред двумя женщинами, лечащими врачами, предстал их коллега. Уверенно и весело он произнес:

– Добрый день, красивые медработники. Степашин Сергей Николаевич, седьмая больница. Привез вам медицинский привет от коллег из седьмой и для укрепления связей – больного. А кто у нас Родионова?

Женщины весело и с улыбкой переглянулись, а одна из них в тон собеседнику ответила:

– Родионова Светлана Алексеевна, вторая больница, замужем.

– Очень приятно, знакомство состоялось, – продолжил вошедший, – заведующая просит нас к ней зайти. Видимо, вам будут вручать нашего пациента. И возьмите, пожалуйста, тонометр.

Стараясь поддерживать заданный уровень общения, новый знакомый добавил:

– Разрешите взглянуть на ваш прибор. Новинка? Я поднесу. Сумка с продуктами, чемодан и тонометр – эти тяжести не для женщин.

На этой веселой ноте, беседуя, врачи покинули ординаторскую.

Возле кабинета заведующей отделением доктор произнес «заходите, я сейчас» и…больше не появлялся. Как и не было никакого больного из седьмой больницы. Был экспромт в ординаторской и недоумение у медперсонала хирургического отделения №1 второй городской больницы.

– Будем считать это покушением, – прокомментировал Никифоров случившееся.

– Благодарность лейтенанту Дунаеву. А если бы задержал, была бы премия. Недожал.

Конечно же, описать доктора никто не смог. Единственным, что издали заметил Дунаев, когда врач взялся за ручку двери, была какая-то небольшая едва заметная татуировка на его тыльной стороне ладони. Эта наблюдательность оперативника была удачей. И, может быть, именно эта деталь подсознательно не давала тогда покоя лейтенанту. Врач – и с наколкой.

– Это Скворцов! – неожиданно сообщил собранию Никифоров. – У нас есть справки из колонии, где он сидел. Там упоминается о наколке «Восход солнца» на тыльной стороне ладони его правой руки. Вряд ли совпадение с кем-то другим. Еще есть кадры с видеокамеры. Сейчас с ними работает наш специалист. Скоро будет результат.

– Что мы имеем еще? – продолжал оперативник, – событий и информации много, а фактов мало. И время нас торопит, промедление на руку преступникам. Сейчас они после разоблачения Кравченко и автомобиля, думаю, пребывают в легкой панике. Но в любой момент могут предпринять бог знает какие непоправимые действия. Надо как-то форсировать события, учитывая, что круг подозреваемых более-менее обозначен.

Где можно прятать украденное? В классических местах – в гараже, на даче…? Мужской пол проверяем, а вот кто у них сообщница… Или она не одна?

Майор сделал паузу, что-то обдумывая, и произнес:

– Может, забросить прослушку в «Жигули» Скворцова или в его мастерскую? Но сначала подождем результаты видеонаблюдений, уже везут. Посмотрим, тогда и решим… Минуту…

Никифорову позвонили. Выслушав собеседника, он сообщил своей команде:

– Звонил Сорокин из больницы. Голдобов пришел в сознание. Слаб – не то слово, ничего не помнит. Врачи ограничили к нему доступ, надо еще подождать.

А утром на следующий день побитый актер заговорил. Медленно, с перерывами, иногда едва уловимо и понятно, но оперативник, несший вахту возле больного, успел зафиксировать главное.

Его Форд несколько раз во время репетиций брал Сергей Курочкин. А так как ворота открывались с помощью пульта, выезд со двора для других мог оставаться незамеченным. В какие дни арендовалась машина Голдобов не помнил.

Однажды после аренды автомобиля Голдобов обнаружил в салоне две золотые сережки из разных наборов. Он стал догадываться, где побывала его машина, так как накануне слышал о краже во Дворце спорта. Кроме того, были и другие причины подозревать Курочкина. Артист решил подзаработать и стал шантажировать своего коллегу. Тот, видимо, не зная, что делать с этим лишним ртом, отнекивался.

Никифоров, выслушав сообщение дежурного милиционера, тотчас послал троих сотрудников в театр.

_________________________

Двумя часами ранее.

Есть такие слова в одной известной песне – «только я в этот вечер засиделась одна». Николаю Игнатьевичу не сиделось с утра. Проводив Ирину Сергеевну на работу, он принимался за разные занятия, но жажда расследования не давала покоя, выталкивала его из стен уютного дома.

И Руденко поехал в театр.

Планов никаких не было. Были разрозненные, некоторые спонтанные идеи и даже сценарии.

Позаглядывать в артистические комнаты, поговорить с кем-нибудь, проследить за автомобилями… Главное – не встретиться со Скворцовым.

Николай Игнатьевич подъехал к служебному входу, который выходил на улицу Никитинскую, и остановился метрах в десяти от него. Въезд во двор театра и парадный вход находились на противоположной стороне квартала и выходили на другую улицу. Минут десять сыщик просидел в автомобиле. Соображая, как лучше попасть в театр, Руденко весь сосредоточился на входной двери и вдруг увидел там актера Курочкина. Тот неожиданно и второпях появился в дверном проеме с белокурой женщиной, сел в авто, стоявшее у служебного входа, и быстро укатил. Николай Игнатьевич думал о дальнейших действиях недолго. Выдержав небольшую паузу, на удивление спокойно зашел в дежурное помещение театра и так же сдержанно и без эмоций обратился к вахтеру:

– Извините, жду Курочкина, мы с ним договаривались. Не видели?

– Так вы с ним, наверное, разминулись. Он сейчас вышел со Светой. С Воропаевой, гримершей, –радостно-удивленно отреагировал пожилой охранник.

– Вот кого мне не хватало, – торжествующе подумал Руденко, – женщины, да еще и гримера! Какая удача! Так бывает только в книжках и в кино!

Поблагодарив дежурного, Николай Игнатьевич возбужденный от новости вернулся к автомобилю, сел на свое место за руль и потянулся к бардачку за сигаретой.

– Нет, рано, – решил он, – надо звонить…

__________________________

… Синюгин, увидев оперативников, мгновенно сник, стал вялым и равнодушным ко всему происходящему. Где Скворцов и Курочкин он не знал, в кражах не участвовал, требовал адвоката.

Но чуть позже под давлением неопровержимых фактов и собранных улик актер сообщил следователям об организации, подготовке и осуществлении всех четырех краж, о перевоплощениях в разные образы, национальные и сценические, о костюмах, гриме…Сценарий ограблений был написан еще летом. У каждого были свои место, образ, обязанности. Преступники без суеты играли каждый свою роль.

Как ни странно, сговорчивым в этой ситуации оказался Кравченко. Видимо сказалось напряжение последних недель или чувствовал, что много не дадут, а отвечать все равно придется. Его задержали в это же время и сообщили, что остальные члены группы также задержаны и дают показания. Кто больше расскажет, тот меньше получит. И Кравченко, как стайер, понесся вперед. Да, он знал о готовящейся операции, но не был посвящен в детали и подробности. Его задачей было сообщить место и ориентировочное время прибытия. Чтобы не заподозрили, надо было разыграть пострадавшего. Он даже испугался нападения, особенно, когда увидел африканца, стреляющего электрошокером в директора. Упал от испуга раньше, чем к нему прикоснулся другой, не поражающий электрошокер. О других кражах Кравченко ничего не знал. Связь до события поддерживал с дальним родственником Юрием Синюгиным. После кражи никому не звонил, боялся прослушки и разоблачения. Так и не получил свой гонорар.

… Дома ни Скворцова, ни Курочкина не оказалось. Группа выехала к Светлане Воропаевой. Сыщики быстро узнали, что женатый Курочкин и разведенная Воропаева, не скрывая, часто проводили время вместе.

Дверь квартиры была закрыта, никто не отзывался, но из комнаты раздавался какой-то непонятный звук, похожий на работающий телевизор или радиоприемник. Этого нельзя было делать, но капитан Сорокин насел на дверь, поколдовал с замком, прижал в одном месте, толкнул в другом, и она открылась. В однокомнатной квартире все было кувырком. Словно пронесся ураган. Разбросанные вещи, сумки, открытые шкафчики больше напоминали срочный отъезд, но не кражу. А вот и удача. На полу валялись багеты, великолепные и оригинальные рамы с картин, а на диване, на стыке со спинкой, едва было заметно, застряли несколько золотых украшений. Клондайк. Хата-сейф. Видимо здесь пряталось краденное…

Скворцова взяли через неделю. Это он бил всех по голове. Несчастный, он, как и оперативники, шесть дней гонялся за своей долей, за парочкой, Курочкиным и Воропаевой. Но те куда-то укатили.

Неделя поисков преступников не дала никаких результатов. Были проверены адреса всех родственников, друзей, коллег, разосланы оперативки по областям. Пограничная служба сообщила, что разыскиваемые границу не пересекали. По крайней мере, под своими именами. Порыв сыщиков иссякал. Надо было настраиваться на длительный поиск или на случай. Он-то и произошел.

Когда проверили всевозможные адреса, кто-то из оперативников предложил заглянуть к бывшему мужу Воропаевой. Тот проживал в одном из сел соседней области. Как потом выяснили сыщики, Василий Воропаев после развода и раздела имущества разменял свою однокомнатную квартиру в городе на старенький и неухоженный дом в сельской местности и запил.

… Под вечер молодой оперативник, лейтенант Кривцов, и участковый этого района капитан Котенко появились в селе и остановилась за два дома от хаты Воропаева. Сначала милиционеры навестили соседа Василия. Хозяин рассказал, что один раз случайно через забор увидел какого-то мужчину. Тот нетвердой походкой шел в туалет. Больше никто посторонний на глаза не попадался.

Этого одного раза милиционерам хватило, чтобы сделать определенные выводы и подготовиться к визиту в подкосившиеся хоромы Воропаева. Когда, постучав в дверь, они быстро вошли в дом, увиденное одновременно и поразило, и рассмешило милиционеров.

Троица, Воропаев, Курочкин и Воропаева, сидели за столом и весело, без удивления, поглядывали еле открытыми глазами на гостей. В разных местах на полу валялась пустая тара – несколько бутылок из-под дорогих коньяка и виски, красивые пивные бутылки, пустые банки консервированных ананасов, печени трески… Видимо это было начало застолья.

На столе главной была большая черная подгоревшая сковорода с остатками яичницы, рядом возвышалась трехлитровая банка с несколькими солеными огурцами без рассола. Рассол оказался востребованным. Он был и едой, и лекарством, и огнетушителем алкогольной жажды. Остатки трапезы располагались по всей площади стола, накрытого пожелтевшей от времени газетой. Бросились в глаза, лежащие россыпью мелко порезанное сало и лук. В углу на столе выстроились как солдатики пустые бутылки непонятно каких напитков. Выделялась одна из них – литровая с мутной белой жидкостью и наполовину опустошенная. Да это же самогон! Весь пол был устлан окурками и, само собой разумеется, толстым слоем грязи. Запах стоял в доме невыносимый!

Но самое интересное было под кроватью, возле которой сидел с открытым ртом Курочкин. Из-под нее выглядывала сумка и пакет с награбленным – золотыми украшениями, дорогим антиквариатом и прочими безделушками.

– Гражданин Курочкин Сергей Васильевич?! – глядя на актера, громко и вопросительно произнес участковый.

– А вы Воропаева Светлана Алексеевна? – капитан перевел взгляд на женщину.

– Не…. Это не мы, – все еще мутно глядя на посетителей, пробормотал артист.

А после некоторой паузы ситуация внезапно кардинально изменилась. Выхватив откуда-то пистолет и направив его в сторону милиционеров, Курочкин теперь уже твердым и зычным голосом гаркнул:

– Стоять! Не двигаться!

Может быть участковый и был профессионалом и папку свою уронил от неожиданности, а вот лейтенант сразу же сдался. Чувствовалась его неуверенность и нерешительность, бросалась в глаза заторможенность. Видимо не попадал он в критические ситуации. Когда актер, продолжая развивать свой успех, громко произнес:

– Руки! – молодой милиционер, еще не зная, что скажет дальше пойманный ворюга, куда прикажет деть эти руки, тот же час вскинул их вверх, потянулся весь к потолку, словно пытался дотянуться до люстры, чтобы выкрутить лампочку.

– Руки! Я должен видеть руки! – уверенно и громко продолжал Рембо – именно так себя сейчас ощущал актер.

– Капитан, оденьте своему напарнику наручники, – командовал Курочкин.

По следующей команде диктатора левая рука участкового протиснулась между связанных рук его коллеги, и вторые наручники захлопнулись на запястьях Котенко.

Когда милиционеры были обезврежены, Курочкин расслабился. Его взор теперь был направлен на Воропаева, который безучастно наблюдал за происходящим. Глядя на него, уже мягче актер произнес:

– Что же ты так плохо относился к своей жене, Вася. Это же богиня! Извини…

С этими словами, Курочкин подтащил своего собутыльника к милиционерам и, сняв с его брюк ремень, прикрепил Воропаева к дуэту.

– Извини, друг, – еще раз произнес актер, – так будет надежней.

Запас азарта и возбуждения у Курочкина иссякал. Постепенно к нему возвращалось состояние прежнего алкогольного опьянения. Посмотрев на троицу, артист вдруг рассмеялся:

– Вас бы сейчас на сцену. И втроем какой-нибудь танец…

Через мгновение лицо его стало жалостливым, а по щеке покатилась слеза:

– Мужики, извините. Не хотел причинять вам боль. Мне так жаль…

Покатилась слеза и по другой щеке. Курочкин нечетким шагом подошел к кровати, вытащил из-под нее баул. Нащупав какой-то кармашек, запустил в него руку и вынул охапку драгоценностей. Затем, подойдя к троице, сунул в их карманы по несколько различных предметов из золота:

– Компенсация за причиненный вред. Еще раз прошу извинить.

Немного подумав, актер налил понемногу в два стакана и снова подошел к связанным:

– А давайте-ка выпьем на посошок. Лейтенант, угощайся. Давай!

– Я при исполнении, – тихо и несмело вымолвил Кривцов.

– Так я же тебя освободил от работы, – радостно и весело, показывая на наручники, пропел Курочкин. – Давай!

Лейтенант был в растерянности. Он виновато поглядывал то на Курочкина, то на участкового.

– Да пей уже! – не выдержал капитан, – быстрей освободимся.

Взяв дрожащими руками стакан, Кривцов потянул его к губам и вслед за стаканом потянулись еще две пары рук.

Затем настала очередь Воропаева.

– Вася, возьми и ты. Спасибо, что приютил, – глаза Курочкина снова наполнились слезами. Поборов прилив нежности и посмотрев на участкового, актер категорически добавил:

– Вася ничего не знал!

Три пары рук потянулись вместе со стаканом к Васиным губам…

… Курочкин и Воропаева снова исчезли. В Васином доме нашли пистолет и записку:

«Прошу передать в театр. Реквизит!»

Куда они укатили, не знал никто. Наверное, в теплые края. Может, даже и в Конго. Вполне возможно, что их найдут.

Но это уже во втором акте!

Акт второй

Белый Ланос мчался по просторам родины легко, быстро, не громыхая на небольших ухабах в целом сносного асфальтового покрытия. В таких местах колеса издавали легкий и даже приятный слуху глухой стук, что говорило о хорошей амортизации. Чувствовалась любовь к машине, забота о ней ее владельца участкового капитана Котенко. Но на сей раз его автомобиль был в аренде у тирана. За рулем был не участковый, а актер драматического театра Сергей Курочкин со своей подругой Светланой Воропаевой. И причин спешить у них было несколько.

Покинув свое убежище в доме Воропаева с троицей связанных и привязанных к кровати плененных, артист и гримерша понимали, что время для бегства у них ограничено. Рано или поздно узники освободятся от пут.

Оседлав авто участкового, беглецы выехали на окраину села и у одной из жительниц узнали, как проехать к ближайшей железнодорожной станции. Узнали и о расписании поездов. Конкретно о поезде между двумя областными центрами – их родным городом и соседним. Чтобы успеть на этот поезд, надо было ехать очень быстро. Скорость спасала их и от возможной погони.

Угонщики, кроме того, старались максимально скрыть свой путь и навести преследователей на ложный след. Старушку, которая указала им дорогу к поезду, они специально отыскали в одном из закоулков на окраине села. Маловероятно, что та попалась бы милиционерам с сообщением о планах беглецов.

Выехав из села в восточном направлении, парочка по проселочной дороге объехала населенный пункт и направилась на запад к железнодорожной станции.

Еще одним прикрытием, как считала пара, было решение ехать на поезде в родной город, а не в соседний областной центр. На то была одна важная причина. О ней позже.

Сыщики, размышляли беглецы, будут склоняться к варианту их побега в расположенный по соседству город, ведь в родном оставаться было опасно. Да и выехали они из села в сторону этого соседнего областного центра.

Белый Ланос продолжал свой стремительный бег, унося золотых наездников от вероятного преследования.

_________________________

Никифоров с сотрудником прибыли в воропаевское село и в воропаевскую хату через пять часов после побега преступников. В данный момент он сидел на том же стуле, на котором недавно восседал артист Курочкин. Сотрудники милиции сидели напротив и подробно рассказывали майору о деталях происшествия.

Освободить руки им удалось где-то через час после ухода злодеев. То, что машина угнана, участковый знал с самого начала. Он услышал, как заработал двигатель на родном автомобиле. Да и ключ зажигания артист у него забрал.

– Экс…про…приация…, – еле вымолвил тогда Курочкин.

Некоторое время у милиционеров ушло на поиски телефона, чтобы сообщить в райотдел о происшествии. Средства связи также были изъяты преступниками.

Всего один житель села видел угнанное авто. С его слов, а тот указал направление выезда из села, сделали предположение куда умчались беглецы. Артист выбрал правильный маневр. Его хитрость сработала, так как основной поиск преступников сосредоточился в соседней области, в частности – в областном центре.

Никифорова очень заинтересовала информация пострадавших милиционеров о багаже грабителей. То, что вынесли Курочкин с Воропаевой в сумке из дома в разы не совпадало с объемом украденного. Что бы это могло значить? Где остальное? Скорее всего, оно осталось в городе. У кого? Все жилища преступников тщательно проверили. Видимо, где-то был их тайник. Надо еще раз допросить задержанных членов банды.

А может быть был еще кто-то в этой преступной группировке?

________________________

– Ира, у меня есть к тебе интересное предложение на эти выходные, – произнес Николай Игнатьевич, сидя за чашкой чая в своем излюбленном кресле. – А давай-ка завтра съездим в Покровку. Мне очень хочется посетить этот музей.

– Я за! – отвечала Ирина Сергеевна, – давно наслышана об этом уникальном для сельской местности островке культуры и, кстати, давно хотела туда попасть.

… Музей действительно был чудом в этом тихом сельском крае. Картины известнейших художников радовали посетителей, вовлекая их быть участниками многих сюжетов. На некоторое время зритель, созерцая, освобождался от своих проблем, давая душе покой и наслаждение.

Залов в музее было много. В одном из них, где когда-то находилась одна из украденных картин, Николай Игнатьевич увидел скамеечку с сидевшей на ней женщиной, решил также присесть и немного передохнуть. Соседка оказалась универсальным работником музея. Она выполняла обязанности и уборщицы, и дежурной, и смотрительницы. И еще, как оказалось, была любительницей поговорить, в особенности что-то рассказать. Это была энергичная с виду женщина лет шестидесяти. Руденко почувствовал это с первых минут, ощущая боковым зрением ее ерзание и периодическоепоглядывание в его сторону. Ее частые повороты головы и короткие взгляды на соседа по скамейке выдавали ее желание не то пообщаться, не то высказаться. Казалось, что внутри этой женщины созрело и просится в пространство, накопленное годами невысказанное, недослушанное собеседниками. Это сжималось внутри, затем росло. Как надувание воздушного шарика, грозящего вот-вот лопнуть. И шарик лопнул:

– Украли! Дорогую картину! А помогал бандитам наш Мишка. Кравченко, – с осуждением и одновременно неосознанно, немного с гордостью в интонации, что НАШ, молвила уборщица.

Стоило Николаю Игнатьевичу повернуть голову в сторону женщины и хмыкнуть, как тут же он стал для нее доверительным слушателем. Казалось, только ему одному можно сообщить секретные сведения. Наклонившись к Руденко, почти в ухо женщина вполголоса произнесла:

– Я вам вот что скажу. Год назад из запасников исчезли две картины. Так это Мишка их умыкнул. Все говорили. А теперь всем будет ясно, не зря на него подумали.

Эти слова заинтересовали Руденко и он впервые обратился к женщине:

– А что за пропажа у вас случилась?

– Да всем известно, – снова наклонившись к собеседнику и перейдя на полушепот, сообщила женщина. – Мишка тогда работал охранником. И в его дежурство из запасников исчезли две картины. Одна такая смешная была.

При слове смешная уборщица заулыбалась.

– Заинтриговали. А чем картина смешная? – повеселел и Руденко.

– Там один немолодой мужик поскользнулся и падал, – захохотав, ответила собеседница.

Через миг женщина продолжала:

– Посадят. В тюрьме пусть поумнеет. Вон Степашин вернулся из тюрьмы – тихоня тихоней. А до этого гремел на всю Покровку.

Через короткую паузу, глядя на пустое место от картины, уборщица произнесла:

– Так хорошо висела!

…Когда выехали из Покровки, Николай Игнатьевич позвонил Никифорову и после обоюдного приветствия сообщил:

– Александр Петрович, свежая информация, но о прошлом. В музее год назад произошла еще одна пропажа картин. Возьмите на заметку.

– Беру. Спасибо, Николай Игнатьевич. Увидимся – сообщу новости. До встречи.

… Немного подумав, Никифоров набрал номер директора музея:

– Василий Семенович, добрый день! Извините за беспокойство, нужна от вас кое-какая информация. Вы не планируете в ближайшие дни поездку в город?

Услышав ответ, майор закончил:

– Вот и хорошо. Позвоните, пожалуйста, мне. Где-нибудь встретимся. Спасибо.

… Встретились через два дня и Петров рассказал следующее:

Да, действительно, год назад в октябре была обнаружена пропажа двух картин из запасника. В хорошо оборудованном подвале музея хранились картины не менее известных художников, чем в залах музея. Периодически они бывали востребованы – участвовали в передвижных выставках в различных регионах страны и даже иногда за рубежом.

Пропажу одной из них, картину известного художника Никольского «Гололедица», заметила уборщица. Потом выяснилось, что исчезла еще одна – «Раннее утро на пруду» художника Калашникова. В эти сутки дежурил Кравченко с напарником, причем ночью Кравченко был в музее один. Днем вынести картины из музея представлялось невозможным. Но так как не смогли выяснить, когда произошла кража, в эту ночь или ранее, участие Кравченко в похищении экспонатов музея осталось недоказанным. Кража осталась нераскрытой. Многие верили в невиновность охранника.

К сегодняшнему дню те события подзабыли. Надо было еще поработать с музейным водителем.

_________________________

Порывы ветра поднимали с земли последние, уже серо-желтые листья и уносили их от отчего дерева. Не встретив метлу дворника, они кружились по городу. Попадая под колесо машины или под ноги пешеходов, последние природные символы уходящего года постепенно превращались в пыль. Пыльца эта смешивалась с землей и становилась удобрением для новых побегов с новыми листьями. Жизнь продолжалась.

Так размышлял Никифоров, возвращаясь домой в этот глубоко осенний вечер. Авто не спеша скользило по мокрому асфальту освещенных улиц города, обгоняя задержавшихся и торопившихся домой горожан. Покоя для утомленного дневными делами мозга добавляла приятная музыка радио Relax. Из радиоприемника доносилась, наверное, самая успешная композиция Джона Леннона IMAGINE. Спешить домой не хотелось. Было желание сбросить весь накопленный за день негатив, освободиться от напряжения.

– Погода в нашем городе на завтра, 30 ноября, – вещало радио. – Внимание автолюбителям! Утром на дорогах ожидается гололедица. Столбик термометра опустится до… Но Никифоров уже не слышал. Он на миг застыл. Стоп! Гололедица! Это слово он уже слышал в своем расследовании. И не один раз! Сегодня от Петрова – из Покровского музея исчезла картина «Гололедица» известного художника. Еще раз произведение живописи с таким названием упоминалась в перечне похищенных предметов искусства у коллекционера Костычева! Точно!

Оперативник с визгом затормозил:

– Сергей, жду через полчаса в отделе, – спешно позвонил он Сорокину, – очень важная информация.

Резко развернув автомобиль через сплошную осевую линию, майор быстро понесся на работу. Часы показывали 20.40. Вторая смена!

Подъезжая к райотделу, Никифоров набрал номер племянницы Костычева. Она присматривала за идущим на поправку дядей:

– Татьяна Михайловна, добрый вечер! Извините за поздний звонок, майор Никифоров. Очень нужен нам сейчас Марк Сергеевич. Как он? Не спит? Примет?

– Добрый вечер! Помню вас. Дядя у телевизора. Никак не заставлю идти отдыхать. Сейчас спрошу, – и почти сразу сообщила, – да, приезжайте. Он готов вас принять.

Через полчаса племянница снова услышала от Никифорова «добрый вечер», но теперь уже на пороге дядиной квартиры.

– Марк Сергеевич, прежде всего просим извинить нас за позднее вторжение. Очень важный вопрос. Добрый вечер, не надо вставать, –протягивая руку сидящему в кресле Костычеву, произнес майор. – Как вы?

– И вам добрый вечер. Не извиняйтесь. Пока вы не нарушили мой покой, а за пропущенное по телевизору я с вас взыщу, – почти весело отвечал Марк Сергеевич. – Самочувствие вроде бы нормальное. Готов вас выслушать.

– Вопрос у нас один. Одну из ваших картин «Гололедица» Никольского похищают второй раз. Более года назад она исчезла из музея в Покровке. Как она у вас появилась? – спокойно спросил Никифоров.

– Сразу же озадачили, – начал Костычев. – «Гололедицу» принес мне Леонид Петрович. Мне его тогда рекомендовали как солидного человека. Впоследствии общались несколько раз по ряду его предложений…

– Не Синюгин ли? – взволнованно перебил коллекционера Сорокин.

– Да я и фамилию не знаю. А может забыл. Мне его представили, как собирателя живописи и работника с какой-то должностью в академии культуры. По-моему, и номера телефона его нет. Так впечатлил своими познаниями и солидностью, что я и не подумал расспрашивать подробно откуда полотно. Тем более, что у него была версия ее приобретения.

Глядя, как мрачнеют лица гостей, Марк Сергеевич напрягся и добавил:

– Знаю только, что у него какой-то родственник, вроде бы брат, артист.

… Вечером следующего дня с прослушки майору Никифорову сообщили, что на завтра, после очередного телефонного звонка Леониду Синюгину, тот назначил кому-то встречу на десять утра в известном ресторане на окраине города. В разговоре с неизвестным собеседником речь шла о получении денег от Синюгина. Со слов службы ощущалась конспиративность в этих телефонных переговорах. То, что коротко доложили Никифорову, в телефонном разговоре выглядело совсем по-другому.

– Чувствую, что это будет финиш, – подумал майор.

После визита к Костычеву дело как будто сняли с тормоза. Соединились все звенья одной цепи. Определился последний и главный участник преступной группы. Как потом выяснилось, он был мозговым центром, разработчиком и организатором всех преступлений. Это был алчный, жестокий и хитрый человек. Никто в группе, кроме Курочкина, даже актер Синюгин, брат главаря, не знал о его участии. Все думали, что разрабатывают планы ограблений сообща. Но все были марионетками. Ими управляли. Леонид Петрович контролировал все ограбления.

Это он указал на Костычева. Его контролирующий задержал разговором священника, идущего в зал во время кражи. И в магазине «Новосел» во время разбойного нападения находился его человек, который должен был открыть дверь в фойе в случае непредвиденных обстоятельств. В переулке, где находилась экспертная лаборатория «Живопись», при нападении на работников музея также контролировали ситуацию.

Никто из грабителей этого не знал. В том числе и Курочкин.

… Кравченко перед представленными фактами раскололся сразу. Это было его уже второе признание за последний месяц. Да, это он в ту ночь вынес две картины и передал их лично Леониду Синюгину. Все это осуществили после настойчивого предложения шурина и тщательно разработанного плана. Необходимо было растянуть время обнаружения пропажи. Но вездесущая уборщица сразу же обратила внимание, что ее смешной картины нет на месте. Кравченко попал под подозрение. Фактов его участия не оказалось. Неизвестна была дата хищения.

Опергруппа обнаружила место дачи-крепости подозреваемого. Проникнуть туда инкогнито было незаконно и проблематично. Дача охранялась, видимо, нанятым охранником и злыми собаками. Предполагали, что в ней хранилось все награбленное. Квартира Воропаевой была перевалочным пунктом.

Всего за один день было собрано достаточно различных материалов, свидетельствовавших о противоправных деяниях Леонида Синюгина. Но хотелось добыть еще больше доказательств.

Надо было тщательно подготовиться к завтрашней встрече Синюгина с неизвестными. В семь вечера опергруппа выехала на объект. К ресторану «Вечерние Зори».

… Ресторан начинал свою работу с 11.00. Но уже в десять дверь приоткрылась, и кто-то из персонала пропустил внутрь двух первых, и, видимо, своих, клиентов. Место за столиком пара выбрала вроде бы прикрытое, но оперативники быстро нашли снаружи ресторана точку, откуда можно было наблюдать через окно за происходящим. Включилась аппаратура прослушивания разговора.

– Леха, срочно нужна наша доля. И бумажками. Моя и Светкина. Еле оторвались. И время у нас день-два. Пока разыскивают, как я думаю, в другом городе. Понятно, что учтешь, то, что со мной.

– Да, Сережа. Прокололись мы с этой тачкой. Как ее вычислили? Сам подумываю, не валить ли. Хорошо, что нашлись покупатели. Процесс пошел. На завтра, думаю, твой вопрос решится. На базе принимаю гостей. Давай продумаем все детали нашего положения…

А дальше произошло то, чего никто не ожидал.

Синюгин стал пристально всматриваться в окно в направлении откуда за ними велось наблюдение. Последней фразой, которую услышали оперативники, было «мать твою…ты что, не сам, гад!…».

И Синюгин со всей силы, ударив растерянного напарника в лицо, бросился на кухню. Открыв дверь во двор, выскочил на крыльцо и … попал в руки милиционеров.

Никифоров немного расстроился из-за неосторожности сотрудников, которых увидел Синюгин. Но, в конце концов, база – это, должно быть, дача главаря. Встретим гостей вместе с Леонидом Петровичем. Думаю, второй раз не промахнемся.

Заехали и за Светланой Воропаевой. Она ждала Курочкина в одном из гостиничных номеров, где они остановились.

… Никифоров вынул мобильный, набрал номер Руденко и произнес:

– Николай Игнатьевич, приветствую. Хочу доложить последние новости. Криминальная игра закончилась. И еще одно. Вам, как пенсионеру хочу дать совет. Сегодня на улицу не выходите – опять гололедица.

Улыбнувшись, майор добавил:

– А то попадете в смешную картину. Подробности при встрече…