Сломанный образ [Александр Константинович Эганян] (fb2) читать онлайн

Предисловие

Изначально я не планировал писать предисловие, так как какое-то время считал, что оно является неким оправданием автора перед читателями. Но перед тем как отдать книгу на публикацию, у меня внезапно появилось чувство недосказанности, собственно, поэтому в следующем абзаце я постараюсь очень кратко пояснить связующую идею всех рассказов в этом сборнике.

Каждый день у нас в голове создаются определённые образы. Отнюдь не важно, какой образ: одного человека или целого мироустройства. Главная загвоздка заключается в том, что отдельный индивид может видеть ту реальность, которая нам не представляется. Но что делать, если эта реальность может обрушиться в самую глубокую впадину? И можно ли тогда отличить правильный образ от неправильного? Возможно, ответы на эти вопросы вы сможете найти на страницах этой книги.

Приятного чтения!

На границе войны

Кладбище – это единственное место, буквально насквозь пропитанное скорбью и сожалением. Но при этом это одно из немногих мест в этом мире, где человек остаётся наедине со своими мыслями. Я прихожу сюда каждый месяц на протяжении восьми лет ради одного человека. Моего отца, который погиб в автокатастрофе. Я восхищаюсь его насыщенной жизнью, его блистательными знаниями, но, к сожалению, я это не ценил при жизни. Возможно, каждый человек после смерти близкого ему человека жалеет о том, что что-то не успел ему сказать, что-то не успел у него спросить, да даже просто не успел понять его. Поэтому каждый раз, когда я сюда прихожу, начинаю заводить с ним диалог.

Я сел на плиту, снял свою тёмно-серую шляпу и достал из кармана пачку сигарет. На улице было настолько ветрено, что я не смог зажечь сигарету и решил не стараться прятать её от ветра, который пытается прорваться к сигарете со всех сторон и не дать мне закурить. Буквально в паре десятков метров от меня остановился пожилой мужчина. Он начал разглядывать меня, пытаясь увидеть во мне знакомого человека. Но мне это показалось. Дедушка наклонился к какой-то могиле, поднял засохшие георгины с плиты и возложил на неё вишнёвые гвоздики. Так он продолжал делать у следующих шести могил. Но мужчина заметил, как я рассматриваю его, и направился ко мне, опершись на железную трость.

– Отец? – спросил он без какого-либо стеснения, посмотрев на плиту папы.

– Да, – не сразу ответил я.

– Вы похожи, – произнёс он с улыбкой, взглянув на портрет, выгравированный на плите.

После этого возникла неловкая пауза, но я решаюсь прервать её.

–А у вас кто?

– О-о-о, да у меня тут целая семья. Ждёт меня, – тут же засмеялся он.

– Сколько вам лет тогда, если не секрет?

– Не секрет, месяц назад исполнилось 87 лет.

– Ого, так вы неплохо выглядите для своего возраста.

– Знаю, все мне так говорят. Но вы ведь не видите, в каком состоянии находится моё здоровье. Я потерял своих родителей, жену, сына, друзей. Я пережил две войны. Это всё сильно повлияло на меня, – дедушка неожиданно задумался в этот момент, а я в это время просто разглядывал его глубокие морщины, уставшие глаза и дрожащие руки.

– Ладно, – сказал я, – мне пора. Может, вам чем-нибудь помочь?

– Да нет, сынок. Не надо.

И я направился в сторону выхода, но, пройдя несколько шагов, остановился. На одной из могил, на которую мужчина возложил цветы, не было ни фотографии, ни фамилии, ни даже имени! Только год смерти. «1914». Я не знаю, как долго смотрел на это, но в какой-то момент голос из-за спины отвлёк меня.

– Догадываюсь, почему ты так засмотрелся, – произнёс старик, подойдя ко мне. – Мне самому жаль, что не узнал его имени при жизни.

– А кто это? – поинтересовался я.

– Ох, если б я сам знал, кто это. Знаю только то, что хороший парень был.

– Почему тогда вы его похоронили рядом со своей семьёй? – после этого вопроса у меня появилось такое ощущение, что он был лишним, так как пожилой мужчина поменялся в лице. – Извините, мне не следовало задавать такой вопрос. До свидания.

– Подождите, – произнёс он – всё нормально. Если честно, я и сам не знаю, почему это сделал. Расскажу тебе лучше историю, которая связала меня с ним…

Лето 1914 года в Будапеште было жарким и сухим, особенно для обувщика, который сидел в маленьком павильоне, с трудом пропускающем в себя свежий воздух. Мне было девятнадцать лет, когда был убит Франц Фердинанд, и ровно через месяц меня призвали на службу. Нашей дивизии поставили чёткую задачу – занять сербский фронт, несмотря на слабое техническое оснащение австро-венгерской армии и разрыв на два фронта: восточный (где приходилось бороться с Россией) и южный (с Сербией).

Два месяца мы упорно воевали с сербами, погибли многие мои сослуживцы, с которыми я общался как раз-таки больше всего, а мне всегда удавалось отделаться лёгкими ушибами и парочкой царапин. Эта война была похожа на перетягивание каната. Сперва мы проводили наступательные операции, которые в большинстве случаев проходили успешно. Потом сербы начинали контратаковать в южной Боснии, но для них это закончилось поражением. После того, как мы вытеснили их с территории Австро-Венгрии, тут же началась операция по завоеванию Белграда, в которой мы взяли в плен несколько сотен сербов.

Вы только себе представьте: девятнадцатилетний парень, взявший первый раз оружие в руки только месяц назад, ведёт около двадцати сербов на базу близ границы. Там были абсолютно разные люди – как мои ровесники, так и довольно-таки взрослые мужики. Я безумно боялся, что кто-то будет сопротивляться и нападёт на меня. Но я тут же остывал, когда наш алезредеш¹ лично проверял каждого сербского военного на наличие оружия. Лёринц Боднар в воинском поприще славился жесткостью, а порой жестокостью как к своим подчинённым, так и к противникам. В общем, его боялись все, но при этом с Боднаром мы чувствовали абсолютную уверенность и защиту.

Моя задача на ближайший месяц заключалась в наблюдении за пленными в старом доходном доме, который мы уже обустроили под военный лад. Признаться честно, мне повезло с сербами. На удивление, они вели себя абсолютно спокойно и уравновешенно. Все пленные сербы находились в разных сырых помещениях. Хотя трудно назвать комнаты два на два метра помещениями. Лёринц продумал все детали. Ни один серб не мог с кем-то начать диалог, так как стены были противошумными. И даже если стучать со всей силы по стенке, в соседней ничего не будет слышно. В силу того, что около половины населения сербов знали венгерский язык, мы разговаривали только на немецком.

Спустя пять дней нам привезли ещё несколько пленных. Один из них лежал на носилках с окровавленной головой и стонал с такой тяжестью и так громко, что становилось страшно, ведь я первый раз вижу такую картину. Рядом с ним шёл доктор Кайсер, пытаясь успокоить серба. Заметив меня, он крикнул:

– Тамаааш, быстро сюда.

Я мгновенно прибежал, и Кайсер второпях начал трактовать:

– Бегом набери воду в тазики. Они лежат на чердаке. Я буду ждать в подвале.

Спустя десять минут я уже спускался в подвал с двумя тазиками. Подвал был ужасно холодным и наполненным тёмно-серым цветом. Я тут же отдал всё доктору.

Серб продолжал вопить от боли, а я специально не смотрел на него, так как Кайсер начал разбинтовывать его голову. Я и знать не хотел, что там.

– Выкинь их, – сказал док, отдав мне бинты багрового цвета. – А, нет, подожди. Я лучше сам.

– Да мне не сложно, давайте.

– Не в этом дело, – произнёс он, окуная чистые бинты в холодную воду, – Лёринц не должен узнать о нём.

– Почему же? – не понимая, спросил я.

– Он его либо убьёт, – Кайсер сделал небольшую паузу, – либо убьёт. Я с ним работаю уже много времени. И примерно представляю, что у него происходит в голове.

– Но как вы его собираетесь скрыть? Лёринц уже завтра должен приехать с операции.

– Не должен, сербы устроили засаду в лесу. Нашим придётся обходить весь лес. Как минимум два дня у нас есть.

Я впервые устремил свой взгляд на серба. «О, Боже», – подумал я. Ему лет 14-15. Как он оказался в сербской армии?

– Молодо выглядит, – произнёс я, – с ним всё будет в порядке?

– Надеюсь, – ответил он с глубокой верой, – но что могу точно сказать – это то, что он оглох на оба уха.

Я промолчал. Он ещё толком не начал жить, но его жизнь уже кардинально изменилась. Причём далеко не в лучшую сторону.

– Могу ли я чем-то ещё помочь?

– Нет, спасибо. Теперь остаётся ждать решения Бога: жить ему или уже нет.

Кайсер был глубоко верующим человеком. В его врачебной палате висели куча икон и репродукций из газет, связанных с религиозной тематикой. Я был уверен в том, что протестанты очень редко молятся, но, узнав поближе Кайсера, изменил своё мнение. Помимо того, что он прилагал максимальные усилия к скорейшему выздоровлению серба, он еще и молился за него.

Спустя два дня серб наконец смог самостоятельно встать на ноги. Он не до конца понимал, что происходит. «Почему ко мне относятся с такой заботой», – думал подросток, по крайней мере, выражение его лица говорило об этом. Парень потерял слух, как и сказал вначале Кайсер. Но было странно, что он никак не паниковал и отнёсся к этому с пониманием. Наши диалоги с ним состояли из простейших жестов и кивков головы. Я делился с ним своей едой, чтобы он смог как можно быстрее поправиться.

У меня было огромное желание узнать, почему он отправился на практически верную гибель в таком раннем возрасте. Я пытался узнать это у других сербов в обмен на еду, но толком ничего не выяснил. Один говорил, что у него нет родителей, а практически всех сирот отправляли на войну. Другой говорил совсем обратное, что он вошёл в сербские войска по принуждению родителей. Третий же сказал о том, что он сын какого-то подполковника. И я понял, что ничего не выясню. Когда человек голоден, он готов пойти на любую ложь, лишь бы раздобыть пищу.

Прошли сутки, и парень более-менее пришёл в себя. Кайсер сказал, что его необходимо куда-то спрятать, и мне тут же пришла идея о чердаке, в котором хранятся боеприпасы.

– Ты что, сдурел? – крикнул на меня Кайсер, услышав мою мысль. – Думаешь, Лёринц не поднимется туда? Да он же практически не вылезает оттуда, постоянно натирает свои оружия и точит ножи.

– Успокойся. У нас нет другого решения. Там в углу есть оружейный сейф, и за ним куча места, чтобы спрятать серба.

– Ладно, – ответил он с некой настороженностью, – давай попробуем. Я пока сообщу тем, кто его увидел, чтобы не докладывали об этом Лёринцу.

– Хорошо, – ответил я и повёл юношу на чердак.

На чердаке было жутко темно, а в воздухе витал запах сгнивших деревянных досок и металлических затворов самозарядных пистолетов. Из кармана я достал фосфорную спичку и зажёг её. Отдав её в руки парню, я начал отодвигать этот тяжеленный шкаф. Затем я забрал спичку обратно и посветил за оружейный сейф.

– Места полно, можешь пролезать, – произнёс я, забыв о том, что он потерял слух. Но, на удивление, он меня понял и начал двигаться за шкаф. Как только он расположился, я задвинул эту «невидимую стену для Лёринца» обратно и спустился к Кайсеру.

– Всё, дело сделано, – произнёс я, – Лёринц его ни за что не заметит. Если он, конечно, не захочет изменить интерьер на чердаке и не начнёт двигать шкафы.

– Отлично. Я поговорил с ребятами, и они дали слово, что не скажут ему ничего, – сказал Кайсер, пытаясь вытереть простыни от крови.

– Ты не против, если я пойду посплю? А то голова раскалывается уже целый день.

– Нет, конечно. Иди. Мне тоже надо немного отдохнуть.

Я закрыл за собой дверь палаты и направился во двор. На улице царила полнейшая тишина, даже не скажешь, что в нескольких десятках миль от нас идут сражения. Чёрное небо было усыпано звёздами. Я на секунду примкнул к спокойствию мерцающих светил и осознал полную беззаботность неба, слившись с ним воедино.

Для меня идеальное утро – это открыть глаза на пляже перед только проснувшимся морем, услышав приветствующие крики чаек, или же увидеть перед собой завтрак в постель, заколдовывающий своим чудесным ароматом. Но проснулся я, к сожалению, не так.

– Давай вставай, Тамаш, – проорал надо мной Лёринц. – Ты пришёл, чтобы за страну воевать или спать у дома? Пора в лесу делать окопы, сербы могут обойти нас тыльной стороной, так что надо быть готовым ко всему. Собери людей и бегом выполнять моё поручение.

Быстро встав с земляной «кровати», я ускоренным темпом направился к сослуживцам. Буквально через пять минут все были уже готовы выдвинуться в лес.

Деревья не спасали от свирепствующей жары, которая была неожиданностью для всех нас. Климат в Венгрии был умеренным и идеальным для любой жизнедеятельности, но этот день я запомнил навсегда. По ощущениям, перевалило за сорок градусов. Разумеется, мы все сняли свои мундиры, некоторые даже и брюки, но мне было абсолютно всё равно, так как прекрасно понимал тяжелую ситуацию. Благо, что почва была плодородной, и довольно-таки легко было копать. С небольшими перекурами свою работу мы закончили только тогда, когда оранжевый диск опустился ближе к горизонту и начал расплываться. Обратно мы уже шли настолько уставшими, что мои ровесники готовы были уснуть прямо в чаще, но, к счастью, удалось их вразумить, и в скором времени мы оказались в казарме. Я помылся, привычно уложившись в две минуты, под ледяной водой из бочки – о горячем душе здесь можно было разве что мечтать.

– Просыпайся, просыпайся, – прошептал мне на ухо Кайсер, и я с трудом приподнял свои веки, – нужно поговорить.

– Я весь внимание, – промямлил я.

– Нет, не тут. Одевайся, я тебя буду ждать на улице.

Немного полежав в постели, я смог преодолеть себя и, накинув мундир, висевший рядом на стуле, вышел на улицу.

Прямо на траве сидел Кайсер, смотря томным взглядом на звёзды. Он не сразу начал диалог, когда я подсел к нему. Возможно, подбирал какую-либо правильную фразу.

– В общем, – на глубоком вздохе Кайсер открыл диалог, – сегодня днём, когда вы ушли в лес, в мою палату зашёл Лёринц. В этот момент меня там не было, но, когда пришёл, увидел Лёринца, копавшегося в моих шкафчиках. Он сказал, что искал морфий, чтобы сделать укол в бедро. До этого я ему практический каждый день колол в ногу, так как ещё перед войной какой-то солдат при стрельбе в мишень каким-то образом умудрился случайно выстрелить в Лёринца чуть выше колена, – я слегка ухмыльнулся, но при этом продолжал слушать Кайсера. – Но не об этом сейчас. Я сделал ему этот укол, а после он полез в шкафчик стола и достал зеленовато-коричневый мундир, практически весь запачканный кровью. Боднар спросил: «Что эта сербская дрянь делает у тебя?», а я смог как-то изловчиться и сказать, что мне это нужно для перемотки ран, так как медикаментов и даже бинтов всё равно не хватает. Хорошо, что боль в ноге у него ещё не притихла, и он, прихрамывая на одну ногу, пошёл к себе.

– Как вы могли оставить его форму у себя? Вы же должны были выкинуть всё, – сказал я Кайсеру. – Надеюсь, наутро он уже забудет об этом.

– Я тоже, – выжидательно ответил Кайсер. – Знаешь, что я больше всего ненавижу на этой планете.

– Эммм, – промычал я, так как чувство сонливости меня ещё не покинуло, – не знаю.

– Войны, – ответил с холодной интонацией Кайсер, не отрывая взгляд от небосвода. – Люди начинают безумствовать, они тут же меняют свой облик, забывают обо всех принципах, о гуманности. Я начал работать врачом во время войны против французов и видел глаза этих безумцев, обожавших идеи Бисмарка и готовых сделать всё ради победы. Да, мы выиграли войну, но мы потеряли сотни тысяч судеб. И я ещё не говорю о смертях, а говорю о почерневших душах. Эти люди инволюционируют во всём. Человек, однажды убив другого человека, остаётся с пятном в нутре, которое будет увеличиваться с каждым следующим убийством. Палец, зажатый на курке, не означает превосходство, а означает бессилие в мышлении. Ладно, нам уже пора, а то ещё Лёринц захочет выйти на прогулку, – последнюю фразу он произнёс с улыбкой.

– Я попозже пойду, ещё посижу немного, – ответил я, и Кайсер отправился внутрь.

Утро, как обычно, начинается с крика. И это был не крик петуха и не крик пролетающих птиц в только что проснувшемся небе. Это был крик Лёринца.

– Подъём, вставайте. Вы должны вставать раньше, чем я.

Те, кто приподнимался нехотя, тут же отхватывали от Лёринца. Важно отметить, его удар был настолько сильным, что отметины до вечера пламенели на коже.

Выйдя на построение, Лёринц встал прямо передо мной и заговорил.

– Парни, сегодня ночью будет важное задание для всех нас. Значит, так, первая группа, – он перечислил ровно десять человек и меня в том числе, – отправится со мной на юго-восток, вглубь леса. Вторая группа, – ровно так же назвал десять фамилий, – будет сидеть в окопах. Третья и четвёртая группы пойдут по флангам. Остальные, кого я не назвал, останутся тут, с пленными. Парни, сегодня абсолютно все возьмите себя в руки и подготовьтесь к завтрашнему дню. На кону наши жизни.

Все внимательно слушали речь Лёринца, и было видно по их глазам, что они воодушевились. Они так долго ждали этого момента, когда им дадут задание. Но, к сожалению, они не понимали, что это далеко не забава. И их глаза перестанут гореть таким пламенем. Их взгляды потушит ураганный ветер отчаяния и скорби.

После того, как Лёринц закончил, мы все отправились на завтрак. На удивление, наш повар не пожадничал и вместо одного маленького куска хлеба, на столе у каждой тарелки с кашей было по два таких кусочка. Возможно, это последний завтрак у кого-то, а может, и у всех. Сослуживцы приступили к еде, но я отстранился от них и съел только один кусок хлеба.

– Ты чего, не будешь? Давай мне, – произнёс Йорген c полным ртом каши.

– Я попозже съем, пока не голоден, – ответил я, и Йорген посмотрел на меня довольно-таки странным взором, но всё же повторно накинулся на свою тарелку с овсянкой.

Когда все поели и разошлись, я взял кашу с хлебом и, незаметно проскользнув мимо сослуживцев, поднялся на чердак. Плотно закрыв за собой дверь, я направился к сербу. Пусто. Подойдя к шкафу, начал его отодвигать и увидел его. Он сидел полулёжа и спал, при том, что места для его роста было достаточно, чтобы выпрямить ноги. Я легонько постучал по плечу, и он ошеломлённо вздёрнулся. Секунд двадцать мы ещё смотрели друг на друга, словно играли в игру «Кто первый моргнёт». В итоге я решил не мучить его и отдал кашу с куском пшеничного хлеба. Тот ещё раз взглянул на меня и кивнул, я так понял, что он хотел сказать спасибо, и принялся за пищу. Его маленькие глаза с осторожностью бегали по чердаку, выражая лёгкую растерянность.

Когда он доскрёб свой завтрак, я быстренько взял из рук тарелку и спрятал под его ногами, отодвинул обратно шкаф и пошёл к двери. На всякий случай я оглянулся, чтобы убедиться в том, что мальчика не видно. Как только я закрыл за собой дверь в чердак, снизу донёсся голос.

– Эй, Тамаш. Ты чего там делаешь? – спросил Лёринц.

– Да я так… Проверить готовность оружия, – неуверенно произнёс я.

– Да? Ну и как? Всё готово?

– Эмм… Да.

– Отлично. Молодец, что сам додумался до этого, и мне не пришлось об этом говорить. Теперь пойди на улицу, помоги ребятам кое в чём.

Я быстро сбежал со ступенек вниз и вышел во двор. Возле нашего доходного дома стояли Хельмут, Александр и обжора Йорген. Самый адекватный из них был Александр. В первые дни он подсказывал мне, как правильно маршировать, как приводить в порядок брюки без утюга, как быстро собираться, и много других навыков, за что я ему был благодарен.

– Чем помочь, парни? – спросил я, подойдя к ним ближе.

– Если хочешь, можешь мои сапоги почистить, – ответил Хельмут, и все втроём заржали, а я сделал вид, будто не услышал.

– Лёринц меня отпра… – не успел я закончить слово, как из дома мы услышали гулкий выстрел и побежали на звук. Все уже собрались в одном месте и удивлённо смотрели в пространство открытой двери на чердаке. Оттуда вышел Лёринц, держа в левой руке Штайр Манлихер ( самозарядный пистолет австро-венгерской армии). Он остановился на середине лестницы и опустил на нас свой холодный и страшный взгляд. Я растолкал сослуживцев и рванул в его сторону.

– Ты думаешь, что я совсем полоумный? Запомни, никто и никогда ещё не смог меня обмануть, – сказал Лёринц, остановив меня, но я всё равно оттолкнул его и смог добежать до чердака. – Тело выкиньте куда-нибудь в лес, – крикнул вниз Лёринц.

С колотящимся сердцем я зашёл на чердак. Шкаф был немного отодвинут, и я его полностью развернул ближе к левой стене. Кровь лилась из его груди и образовывала небольшую лужу. Глаза его были закрыты. Пульс отсутствовал, но я ещё пытался вернуть его к жизни. Всё тщетно. Я схватился за голову и начал просто орать во весь голос. Под звон тишины я всё смотрел и смотрел на окровавленного мальчишку, от которого меня оттаскивали, а потом вырвался из рук и побежал вниз, ничего не видя под ногами. Лёринца не заметно, скорее всего, он в своём кабинете, и я устремился прямиком туда. Без стука и разрешения я открыл дверь и начал кричать на сидящего в кресле Лёринца.

– Что вы натворили? Вы хоть знаете, сколько ему лет?

– Мне плевать, Тамаш, как и теперь на тебя. Иди готовься к завтрашнему дню, – хладнокровно произнёс он и громко позвал Хельмута. Тот, будто ждал у двери, буквально через пару секунд оказался в кабинете.

– Отведи его подышать на свежий воздух. А то он, видимо, скоро в сербскую армию вступит, – расплывшись в кресле, произнёс Лёринц.

– Принято, – ответил Хельмут и, взяв меня крепко за руки, вывел за дверь.

Оказавшись на улице, он меня отпустил и начал говорить:

– Послушай, ты не должен перечить Лёринцу. Я хоть и сам сейчас пребываю в шоке, но он наш командующий. Пойми ты это.

– Нет, это ты не понимаешь меня. Став оберст-лейтенантом, он решил снять с себя полномочия человека? – косвенно обратился я к Хельмуту и зашёл обратно в дом.

Парни накрыли серба какой-то тканью и потащили вниз. Когда я к ним подошёл, они с некой горечью в глазах смотрели на меня.

– Ребят, отдохните. Я сам отнесу его, – пробормотал я, не отрывая взгляд от лица серба.

– Давай я тебе помогу, – предложил Александр, и я молча кивнул в ответ.

Взяв лопату из подвала, мы понесли тело в сторону леса.

Дедушка закончил свой рассказ, который я слушал около часа. И вот он просто засмотрелся в пустоту, видимо, вспоминая те дни. В его глазах читалось некоторое смятение, но я всё же решил спросить.

– А как вы смогли захоронить его на этом кладбище?

Он ещё смотрел в никуда и только через несколько секунд смог ответить.

– Вместе с Александром мы выкопали довольно-таки глубокую яму у одного дерева, на которое мы прикрепили кусок ткани, чтобы после войны перезахоронить тело. Положив мальчишку в землю, я решил для себя, что нужно уходить. И поздно ночью, собрав все свои вещи, я ушёл, оставив записку у двери. Я никому не говорил о своём плане, и никто, наверное, и не подозревал о моём уходе. Даже Кайсеру, который стал мне как отец.

– Что за записка? – прервав речь мужчины, спросил я.

– Для Лёринца. Надеюсь, что он прочитал. В ней я написал: «Дорогой лейтенант, я ушёл. Можете не искать меня, так как я решил для себя помогать людям, а не убивать их. Если вы думаете, что я вас предал, то вы ошибаетесь, скорее всего, это вы предали свой рассудок окончательно, когда убили беззащитного серба. Всего хорошего».

Я никак не прокомментировал это, и ещё долго мы вместе смотрели на эту плиту без имени.

Бездомный

Один известный политический публицист попал однажды в презабавную переделку. Каждые две-три недели он едет в разные города этой страны для того, чтобы поддерживать свою рубрику «Политический обозреватель» на одном популярном новостном портале. В каждом городе он пытается понять: как устроено местное самоуправление, насколько коррумпированы чиновники, произошли ли какие-то изменения с того момента, когда он был в городе в последний раз.

Он приезжает в Брайбск на поезде поздно вечером, уставший, садится в такси и направляется в забронированный номер отеля. Быстро искупавшись, Альберт сразу же ложится в постель и засыпает.

Спал Альберт очень долго, поэтому с неохотой встал, раздвинув шторы. Он даже не взглянул на вид из окна, который обычно первым делом обозревают путешественники. Но он настолько устал в тот день от ничем не впечатляющих и неинтересных видов из окна поезда, что видеть уже ничего не хотелось, хотя при заселении с шестнадцатого этажа обещали прекрасный вид. А сейчас он в приподнятом настроении и готов увидеть всё под безоблачным лазоревым одеялом неба. Уж сколько он объехал городов, а всё равно каждый раз было по-детски интересно, что движет городом. Прямо у отеля разлеглась четырёхполосная дорога, доставляющая машины в нужное место. Где-то вдалеке прячется такое же высотное стеклянное здание, как и отель. Остальной же город усыпан кирпичными и панельными домами. Редко виднеются монолитные дома. Далеко не самая зелёная местность расстилается вокруг этих домов, лишь на горизонте за чертой города выглядывает маленькая, но густая роща, которой не под силу дать отпор этим бетонным многочисленным постройкам.

Альберт мог бы ещё долго разглядывать типичный город этой страны, но его организм сообщил о том, что пора идти на завтрак. После съеденной глазуньи и парочки блинов он отправился в номер готовиться к встрече с мэром города, которая была назначена ровно на два часа дня. Хоть Альберт и работает уже около пятнадцати лет в этой сфере, у него всё же появляется лёгкий мандраж перед интервью. Именно перед интервью, а не перед собеседником. Это очень важно. Альберт – один из немногих, а возможно, и совсем один, кто не боится говорить об опасных для властей темах. Многие считают, что он идёт на такие подвиги, потому что у него нет жены и детей. Но это совсем не так, поскольку Альберт не может создать свою семью из-за постоянных нагрузок. Он и спит по пять-шесть часов в день, а всё остальное время он проводит за работой, уткнувшись надменным лицом в экран ноутбука.

Из своего портфеля он достаёт кучу разных бумаг, ручку и планшет. Осыпавшуюся на стол горстку листков он перебирает и находит среди них один. Внимательно читает и повторяет вопросы, которые, по его мнению, будут остры и важны для беседы с высокопоставленным чиновником.

Тщательно пережевав вопросы и переварив будущую речь, Альберт вышел из отеля и поехал на такси к городской мэрии. По дороге журналист решил заодно расспросить и таксиста:

– А вы давно тут живёте?

– Давно, – хладнокровно ответил таксист, видимо, не желая продолжать диалог.

– А с какого года?

Таксист молчал. Наверное, почувствовал какую-то неловкость в общении, но всё же смог чётко ответить:

– С 2005 года.

– Ого, – Альберт посчитал в голове и продолжил, – получается, вы застали тут четырёх мэров.

– Да, – спокойным тоном ответил водитель, внимательно смотря то в правое, то в левое зеркало.

– И какой для вас оказался лучшим? – не отступая, поинтересовался Альберт.

Водитель несколько раз суровым взглядом посмотрел в зеркало заднего вида и задал встречный вопрос:

– Для чего ты все эти вопросы задаёшь?

Альберт немного удивился неожиданной смене «вы» на «ты».

– Я журналист. Сегодня буду брать интервью у вашего мэра. Поэтому интересно стало, изменилось ли что-нибудь в городе за эти года или нет.

Водитель промолчал и спустя пару минут остановился, сказав на прощание:

– Приехали.

– Спасибо большое, – ответил Альберт и расплатился, оставив немного чаевых.

Подвёз таксист именно к входу в мэрию. Пятиэтажное здание было построено в стиле модерн. Свинцовые гранитные фасады подчёркивали элегантность, изящность и эстетичность этого сооружения. Над главной полуциркульной аркой расположились большие окна, облицованные красным гранитом. Пилястры, якобы инсценирующие колонны, добавляли аристократичность всему зданию мэрии. Альберт застыл на какое-то мгновение, всматриваясь в каждую архитектурную деталь, но что-то его заставило опустить голову вниз и оглянуться вокруг. И это что-то оказалось неприятным запахом. Метрах в десяти от входа, опершись о стену, сидел бездомный. На нём была испачканная кожаная куртка, тёмно-зелёные штаны с дырками на коленях и голени, белые кроссовки, которые уже стали серыми. Возле его ног лежала шапка, ждущая прилива монет, а если повезёт – и купюр.

Но Альберт решил не задерживаться, так как на часах уже было 13:49. На входе его встретили два громадных охранника и принялись охлопывать его и искать в портфеле запрещённые предметы. К счастью, ничего такого у Альберта не оказалось, и по указаниям дежурного он направился на второй этаж в кабинет мэра. Чтобы показаться вежливым, Альберт решает всё-таки подождать эти пять минут до назначенного времени и только потом постучаться в дверь и войти.

Кабинет был не просто большой, а огромный. Посередине находился длинный оранжево-коричневый стол для переговоров, а вокруг него располагались кожаные кресла. Витражные шторы пропускали через себя лучи, освещая всё пространство вокруг мужчины, сидевшего за дальним краем стола. Мэр встал и пошёл навстречу журналисту. Чиновник довольно-таки упитанный, его лоб морщинистый, при том, что ему только сорок шесть лет, волосы каштановые с проседью. Но самое главное для Альберта – это глаза. Он всегда заглядывает именно туда, чтобы вырыть окоп в сознании собеседника. В этот раз он увидел некоторую недоверчивость.

– Добрый день, – начал мэр, протянув руку. – Как добрались до нас?

– Здравствуйте. Долго ехал на поезде, но всё хорошо.

– Отлично, – произнёс он, двигаясь к своему креслу. – Чай, кофе? Что-нибудь желаете?

– Я бы не отказался от минералки. Спасибо, – сказал Альберт, и мэр тут же позвал свою помощницу, которая оказалась в дверях через несколько секунд.

– Мария, принесите нам, пожалуйста, кофе и минеральную воду. А вы, присаживайтесь, – обратился к журналисту чиновник и указал на кресло.

– Да, хорошо, – медленно проговорила девушка небольшого роста в ярко-синем платье и ушла.

– Ну что, начнём наше интервью? – спросил журналист с ненавязчивой интонацией, расположившись в кресле.

– Давайте, – сразу же отреагировал мэр.

Альберт достал из портфеля свой планшет, папку с бумагами и два диктофона, так как боялся, что один может внезапно выключиться или перестать записывать звук. Он был настоящим профессионалом в журналистском деле и поэтому подходил со всей ответственностью к таким важным беседам.

Проверив, работает ли всё, Альберт начал:

– Уже прошло практически три года с момента вашего назначения на эту должность. Расскажите, пожалуйста, каким город был до вас и каким он стал во время вашего руководства?

Немного подумав, мэр ответил:

– Скажу честно, я отношусь с огромным уважением к предшествующему мэру. Я успел поработать с ним два года и за это время удивлялся той работе, которую он выполнял. Возможно, не самый лучший город на планете, но и не самый худший, как говорится, – сказав это, мэр ухмыльнулся, а журналист так и не нашёл в этом высказывании причину для улыбки. – Что касается моего руководства, – продолжил, – то надо подводить итоги в конце моего срока, а впереди ещё целых два года кропотливой работы.

– Спасибо за ответ, – ответил журналист, глядя в свои бумаги. – Я хочу вас подвести к тому, что от девяноста до девяноста пяти процентов должностных лиц предыдущего правительства остались на своих местах. Разве это нормально, когда коррупция в вашем городе выросла настолько, что в сознании обычных граждан закрепился факт того, что это никак нельзя изменить, таково наше мировосприятие, – всё это журналист говорил, не отрывая взгляда от своего собеседника, и было видно по его нервозности в глазах раздражение. – Ведь вы сами должны понимать, что всё исходит от правительства. Где же меритократия? Вам не кажется, что центральные посты сейчас занимают далеко не самые честные и способные люди?

Это суждение не поставило в тупик мэра, по крайней мере, так казалось со стороны. Он начал улыбаться во время речи журналиста. Но журналист всё прекрасно осознаёт. Альберт понимает все психологические трюки чиновников. Этими улыбками они хотят показать свою правоту и привлечь на свою сторону людей. Журналист знал, когда человек улыбается по-настоящему, а когда улыбка передаёт нехорошее настроение и фальшь.

В этот момент заходит помощница с подносом. Аккуратно поставив кофе и стакан с водой на стол, даёт время подумать мэру и скрывается за дверью. Альберт давно заметил, что все эти помощницы заходят в самые необходимые для чиновников моменты. Они как будто стоят у дверей и ждут, когда их начальник попадёт в тупик из-за острого вопроса.

Сделав глоток кофе из стеклянной чашки, мэр приступил к ответу.

– Вы знаете, – на выдохе заговорил мэр, – эта проблема уже опускается на дно, но всё же ещё находится в воде, – видно было, что фраза была заранее подготовлена и заучена. – Вопрос для меня серьёзный. И я стараюсь всеми возможными методами, разумеется, в рамках закона, предотвратить очаг коррупции. Сейчас в нашем правительстве находятся добросовестные люди. И я уверен в их честности. Проблема коррупции больше актуальна для районных администраций.

– Послушайте, – без какого-либо стеснения прервал журналист, – разве эти администрации не должны подчиняться вашему правительству? Честно говорю, как опытный журналист, звучит это очень странно. И я не уверен в верности слов о том, что в правительстве города все белые и пушистые. Давайте всё-таки объективно будем оценивать.

– Друг мой, – произнёс чиновник, немного замешкавшись, – возможно, я не знаю чего-то, что знаете вы, – тут он засмеялся и продолжил серьёзным тоном. – Это ведь я работаю с данным коллективом. И какой резон мне брать на работу таких людей, которых вы сейчас упомянули?

Альберт понял, что не добьётся истины, и решил затронуть ещё одну тему.

– Правда, что главный пост по вопросам строительства в правительстве занимает ваш старший сын?

– Да, – ответил мэр.

– Тогда у меня вопрос. Как ваш сын занял этот пост, если у него только один диплом, и диплом этот по исторической специальности? Это, опять же, к вопросу о меритократии.

– Послушайте, а вы знаете актёра Кристофера Ли?

Журналист кивнул.

– Так вот, у него нет театрального образования, – Альберт не смог сдержать лёгкий смех, но не стал перебивать собеседника. – Он работал в службе разведки. И скажите, ему это помешало стать великим актёром? Нет.

«Да уж, – подумал про себя Альберт, – так ловко никто ещё не съезжал с темы». После этого он заметил, как мэр опустил руку под стол и начал на что-то нажимать. За дверью послышался стук.

– Да-да, – сразу же произнёс мэр, – войдите.

Зашла его помощница.

– Извините, что отвлекаю, но у нас небольшое ЧП. Не могли бы вы послушать? – спросила девушка и увела его из кабинета.

Журналист усмехнулся – да они это отрепетировали! У журналиста уже были такие случаи, когда один чиновник после неудобных вопросов решил закончить интервью, сказав, что у него начинается какая-то важная конференция.

В кабинет вернулся мэр.

– Вот это да, – говорит он, – у нас горит жилой дом на окраине. И мне срочно нужно ехать туда. У них какие-то проблемы с водоснабжением. Вы не против, если мы завтра проведём интервью? – спросил мэр.

– Я, к сожалению, сегодня ночью уезжаю, – произнёс Альберт.

– О, это, безусловно, моя вина, – сказал мэр, приготовив огорчённый взгляд. – Давайте поступим так: мы проведём с вами онлайн-беседу, в которой и продолжим наш диалог. Я вам оставлю номер приёмной, – мэр протянул визитку. – Позвоните в любой день, когда вам будет удобно. Кроме воскресенья, – добавил он.

– Хорошо, давайте сделаем так.

Через пару минут журналист уже оказался на шумной улице. Настроение было подавленное. «Почему они себя так ведут? – размышлял про чиновников Альберт. – Разве я заслуживаю такого неуважения?» Его мысли развеялись, когда он увидел того же самого бездомного. Положив тому в шапку несколько купюр и получив в ответ благодарственный кивок, журналист решил просто прогуляться по улице. Но журналистское любопытство и, возможно, недоумение остановило его. Как охрана мэрии не прогнала бездомного до сих пор? У Альберта появляется желание поговорить с ним.

– Здравствуйте, – подойдя к бездомному, сказал Альберт. Тот посмотрел на него и молча кивнул. – Я могу чем-нибудь помочь вам?

– Спасибо, друг, – произнёс охрипшим голосом мужчина. – Вы мне и так помогли. У меня хорошая память, и я помню, что вы разглядывали меня минут тридцать назад, а сейчас бросили деньги. Благодарю вас.

– Да не за что. Можно у вас поинтересоваться? – спросил журналист.

– Конечно. Что вас интересует?

Если бы не внешний вид, Альберт бы подумал, что это обычный, цивилизованный человек. Видно было, что речь поставлена.

– Давно ли вы тут сидите?

– Каждый день, – отвечает он.

– А как вас отсюда не прогнали? Это ж всё-таки главное здание города, и вряд ли местным чиновникам нравится видеть вас на пороге.

– Не знаю. Я сам порой задаюсь этим вопросом, – сказал бездомный. – Но, если честно, мне плевать на этих чиновников, – произнёс он это шёпотом. – Толку-то от них, если ничего не меняется.

– Послушайте, давайте я вам всё-таки чем-нибудь помогу. Может, какие-нибудь лекарства вам купить?

– Нет, не надо, – ответил он. – Хотя, если можете, купите, пожалуйста, лекарство от высокомерия. Всем этим людям, – говорит он, смотря на проходящих. – Мне всё равно отсюда не выбраться, и я ничего уже не могу изменить.

– Ладно, я вас понял, – произнёс с огорчением Альберт и достал из кармана деньги, положив в шапку. – Всего хорошего вам.

– Спасибо, дружище, – искренне ответил бездомный.

После того, как журналист приехал в свой родной город, прошло две недели. Каждый день он пытался дозвониться до того мэра, но всё оказалось бесполезно. Хотя что он ещё мог ожидать? Это ведь очевидно. Альберт абсолютно все городские порталы и новости перечитал. В тот день не было никакого пожара. Да и зачем мэру ехать туда? В роли пожарного? Полный бред и безумие.

Но, несмотря на незаконченное интервью, Альберт всё-таки решился опубликовать маленькую статью.

«19 мая я побывал в провинциальном городе Брайбске. Начну с хорошего. Город достаточно привлекателен своими домами, рынками, заводами и ресторанами. К сожалению, это всё. На следующий день после приезда в Брайбск у меня состоялось интервью, продолжительность которого составила пять минут. Почему так мало? Это надо спросить у «замечательного» мэра этого города.

Простите, дорогие читатели, но мне надо к нему обратиться. Я уверен, что вы это сейчас читаете и знаете о моих каждодневных звонках. Когда я набирал со своего мобильного в приёмную, никто не удосужился даже взять трубку. Довольно-таки непонятная ситуация. «Ладно, – подумал я, – начну звонить с другого номера». И надо же, приёмная выкроила время, ответив на звонок. «Какое же счастье», – предположил я. Едва они услышали мой голос, звонок тут же оборвался.

Это отвратительный поступок. Я не вор, не жулик, не мошенник, как многие члены вашего правительства. Неужели я, законный гражданин, должен терпеть это?

Возможно, моё сравнение будет некорректно, но всё же хочу поделиться им. Возле этой восхитительной, богатой на вид мэрии сидел бездомный. Я завёл с ним разговор, и в ходе него мне в голову въелась одна его фраза: «Мне всё равно отсюда не выбраться, и я ничего уже не могу изменить». На самом деле, это очень печально, ведь ровно так же считают и жители этого города, которые не хотят отстаивать свои гражданские и политические права. Они прекрасно понимают, что происходит в правительственных стенах, но молчат, как тонущие в море».

Не прошло и часа, как абсолютно по всем новостям Брайбска разлетелась эта статья, и люди начали негодовать и злиться. А в течение дня во многих городах этой страны массы граждан начали высказывать претензии местным администрациям и чиновникам. Буквально за сутки из-за одной статьи, которая послужила своего рода трамплином к осознанию всего происходящего, люди захотели провести мирные протесты.

А через пару дней граждане Брайбска заняли всю площадь перед мэрией. Многие люди держали в руках огромные плакаты с надписями «Мы и есть бездомные», «Чтобы мы не утонули, правительство должно уйти!», «Долой воров и жуликов!».

Инженю

Несколько дней назад у Лилии случилась огромная трагедия. У неё умерла мама, которая отчаянно боролась со своей болезнью, но не смогла преодолеть её. Она вела здоровый образ жизни и наслаждалась каждым мигом до того момента, когда у папы Лилии остановилось сердце. Врачи сказали, что долговременная депрессия мамы связана с потерей любимого мужа и поэтому это так сильно повлияло на её здоровье.

На момент смерти отца Лилии было девятнадцать лет. Ужас заполнял её изнутри. Долгое время не шла на какой-либо контакт с людьми: не выходила из дома, ни с кем не разговаривала, не здоровалась. Для неё весь мир превратился в густой и непроглядный туман. Такое же состояние вернулось к Лилии спустя три года – после несчастья с мамой.

Похороны прошли спокойно. Лилия старалась держать себя в руках и не пускать слёзы. Возможно, она не хотела показывать свою слабость перед собравшимися людьми, которые подходили к ней с соболезнованиями.

«Да вы ничего не понимаете. Вы не чувствуете то, что чувствую сейчас я. Оставьте меня в покое!» – хотела закричать на весь храм. Но в этот момент к ней подошла Вика – самая близкая подруга, с которой они знакомы с детского сада. Вика ничего не сказала, а просто посмотрела в глаза Лилии. Они обе поняли всё без слов и пошли вместе к матери. Бывают люди, которые чувствуют друг друга на каком-то нереальном уровне, могут прочесть всю боль или радость с одного только взгляда, несмотря на разные мировоззрения и ориентиры. Как раз таки Лилия и Вика были такими подругами. Казалось бы, что их может связывать? Ведь они абсолютно противоположные личности. Но знаете, их искусные дружеские отношения – это как радиоволна, которая понравилась им обеим, и они вовсе не хотят переключаться на какую-либо другую радиостанцию.

Прошло чуть больше года после того ужасного удара под дых. Лилия была ещё жива только благодаря своему самому близкому человеку. Вика практически жила вместе с ней, боясь, что у подруги возникнет в голове какая-та дурная мысль. Одно время Вика собиралась перевестись к ней на факультет, чтобы Лилии было легче. Но Лилия сумела отговорить свою сестру. Теперь она называет её только так и никак иначе.

Долгое время Вика не могла уговорить сестрёнку погулять. Она видела Лилию абсолютно насквозь и каждый раз замечала стеклянный взгляд, в котором был только глухой вакуум. Однажды Лилия позвонила своей сестре и сама предложила сходитькуда-нибудь. Вика нажала отбой и сразу открыла приложение такси.

– Ты серьёзно? – сразу же с порога бросила Вика. – Хочешь сходить куда-нибудь?

– Ну-у, да, – абсолютно спокойным тоном ответила Лилия. – А что в этом такого?

– Ничего, – сказала Вика и взглянула на неё большими глазами, наполненными восторгом и изумлением.

– Проходи, – говорит Лилия. – Поможешь мне подобрать платье.

И две лучшие подруги направились в гардероб перебирать одежду.

Прекрасно понимая, что девушки не очень-то и торопятся в выборе одежды и макияжа, мы с вами перемотаем время вперёд и окажемся вместе с ними на главной прогулочной улице города.

Замечательный вечер провожал тот удивительный субботний день. Пунцовый закат прожигал своей романтикой до глубины души всех прохожих, оказавшихся в тот момент на улице. Лилия словно потеряла память о хороших днях и сейчас пыталась восстановить прежнюю связь со всем окружающим её миром. Вы бы видели её глаза, которые наконец заблестели и приобрели чистый и добродушный взгляд. Она забыла в тот вечер обо всех своих проблемах и просто погрузилась в толщу реального мира, обретя себя. Себя настоящую.

Всё это время Вика шла молча, довольными глазами поглядывая на Лилю. Хотя сама Вика и не ожидала такой внезапной перемены в настроении подруги, ведь буквально вчера Лилия прогуляла учёбу, просидев весь день дома без желания с кем-либо разговаривать.

– Пойдём перекусим? – неожиданно произнесла Лилия.

– Да, конечно. Тут есть одно кафе, где делают превосходное мороженое. Хочешь туда? – спросила Вика в виде своего заключения. Лилия кивнула, и девушки пошли в то самое кафе.

Заказав пару чизкейков и мороженое, Лилия начала расспрашивать:

– Как у тебя с Никитой? Давно не интересовалась.

– Да всё хорошо. Пока он мне очень нравится, – ответила Вика, перебирая в руках салфетку.

– Почему пока? Что-то случилось? – встревоженно спросила Лилия.

– Ничего не случилось, – сказала Вика и, переведя немного дыхание, продолжила. – Все они рано или поздно начинают огорчать. И Никита вряд ли будет исключением.

– Да с чего ты это взяла? – произнесла Лилия, и в этот момент официант принёс десерты. – Почему ты такая пессимистка? – продолжила Лилия.

– Я не пессимистка, я говорю, как это происходит в реальности. М-м-м, какой вкусный чизкейк, – откусив, сказала Вика. Лилия поняла, что её подруга не хочет продолжать разговор на эту тему.

Они сидели около часа в кафе и активно шутили, громко смеялись, вспоминали всякие стыдные моменты, разговаривали абсолютно на любые темы. Кроме одной. Сёстры не упоминали больше отношений с парнями. У подруг-сестёр было много расхождений. Но самое главное их отличие – это взгляды на любовь. Если Вика была недоверчива и осторожна с представителями мужского пола, то Лилия была совсем другой. Она очень влюбчивая и со скоростью гиперзвукового самолёта привязывается к парням, хоть никогда и не было серьёзных отношений.

Выйдя из кафе, Лилия предложила ещё прогуляться, и они пошли в парк. Так же, как и по дороге в кафе, девушки молчали, наслаждаясь ночной тишиной. Завтра им ехать в университет, но никого это сейчас не волновало. Они были по-настоящему счастливы, просто находясь рядом друг с другом. Возможно, в этом и проявляется настоящая дружба. И неважно, какая она: мужская или женская. Человек обретает гармонию и спокойствие в себе, находясь с близким человеком. Не нужно фальшиво расспрашивать и искать, как поддержать разговор, достаточно молчания, но не простого, а единодушного.

Молчание прервалось только, когда Вика увидела на дисплее своего телефона низкий процент зарядки.

– Лилия, у меня телефон садится. У тебя, надеюсь, он ещё заряжен?

– Я хотела без него провести время и оставила его дома.

– Ладно, – со вздохом произнесла Вика. – Тогда я вызову такси, а то мы тут и останемся сейчас.

И только Вика набирает в службу такси и начинает говорить, откуда забрать, как после вопроса оператора «А куда поедете?», телефон как назло выключился.

– Чёрт. Разрядился, – сказала Вика, и было такое ощущение, что она вот-вот швырнёт его куда-нибудь подальше. Но этого не произошло.

Лилия торжествующе провозгласила:

– Ничего! Пойдём пешком. У нас ещё вся ночь впереди.

И Вика удивлённо посмотрела на свою подругу. «Я, конечно, понимаю, что за последний год ты подкопила много энергии, – подумала про себя Вика, – но не настолько ведь, чтобы идти пешком чуть не пятнадцать километров!»

– Давай так, – произнесла Вика, – мы сейчас выйдем на дорогу и поймаем автостоп. Главное – не поймать маньяка, – Лилия поменялась в лице, услышав это. – Да я шучу, успокойся. Аж побледнела.

И подруги направились к дороге.

Выйдя на дорогу, они сразу же увидели вдалеке машину и начали активно махать руками. Но она проехала мимо них, ускорив скорость движения. Буквально через несколько минут они повторили те же самые движения, заприметив синий автомобиль. На этот раз им удалось остановить транспорт.

Молодой человек открыл окно и посмотрел на девушек:

– Чем-то могу помочь? – улыбнувшись, сказал он.

– Да, – Вика взяла инициативу на себя, – у нас разрядились телефоны, и мы не можем вызвать такси. Подбросите нас, пожалуйста? Деньги у нас есть.

– Конечно. Садитесь.

Лилия села сзади, а Вика решила сесть на переднее кресло. Лилия не знала ни одного способа запугать свою подругу. С детства она ничего не боялась и даже сейчас, садясь в машину к незнакомому человеку, мило и беззаботно начала беседу:

– Как вас зовут?

– Семён, – представился он. – А вас?

– Меня Виктория, – произнесла она и посмотрела назад. Поняв, что Лиля не ответит, Вика решила сказать за неё. – А это моя лучшая подруга – её зовут Лилия. Она немного молчалива и, наверное, боится вас.

Лилия всё это время осматривала салон, пытаясь заметить какой-либо нож, пистолет или перцовый баллончик. Но ничего из этого она не обнаружила и принялась разглядывать водителя. На вид ему было чуть за двадцать. Белокурые кудрявые волосы выделялись на фоне темноты, которая окутывала всё пространство в машине. Лилия почему-то боялась посмотреть в зеркало заднего вида, чтобы узреть лицо. Атмосфера ей казалась ужасной. Она уже прокрутила в голове план, как будет выламывать дверь, если он вдруг нападёт, в то время как Вика показывала дорогу.

«Боже, – подумала Лилия, – её-то дом ближе, чем мой. Мне придётся выйти раньше и идти пару километров пешком до своей квартиры».

– Вот тут я живу, – воскликнула Вика, и Семён припарковался на обочине. – Спасибо вам огромное, не знаю, как бы добирались без вас. Сколько мы будем должны?

– Нисколько, – произнёс молодой человек спокойным тоном. – Мне, можно сказать, по дороге было.

Лилия пропустила мимо ушей этот диалог, так как думала, как ей лучше поступить. Ведь она так устала и хочет спать, что нет сил идти до дома. Но она всё-таки выходит из машины. Но лишь для того, чтобы попрощаться с подругой и пожелать спокойной ночи.

После этого Лилия посчитала безопасным сесть вперёд, и они тронулись с места. «Что я наделала?» – тут же подумала она. Но эта мысль развеялась после того, как она взглянула на парня. Под его симметричными тёмными бровями передавали свою таинственность светло-серые глаза. Взгляд абсолютно равнодушный и устремлённый на дорогу, а его нос маленький и аккуратный. Широкие плечи говорили о возможных спортивных увлечениях. Лилия забыла о своей боязни и застенчивости, неустанно глядя на него.

– Что-то не так? – настороженно спросил Семён.

– Нет, – ответила Лилия, отвернувшись от него.

– Понятно. Кстати, у вас очень красивое имя. Лилия, – произнёс он. – Классно звучит.

Лилия поблагодарила и указала на шестиэтажный кирпичный дом.

– Мне тут, – произнесла она, и Семён остановил машину.

– Пожалуйста. У вас оплата наличными или карточкой? – спросил Семён, но Лилия ничего не поняла и впала в трёхсекундный ступор. – Это шутка, расслабьтесь, – продолжил он.

– А, извините, – невзрачно проронила Лилия и потянулась к ручке своей двери.

– Послушайте, – остановил он девушку, – а не сходить ли нам куда-нибудь завтра? Если вы, конечно, не против.

Лилия удивилась этому предложению, но практически сразу ответила.

– Да. Почему бы и нет.

– Отлично, – произнёс Семён с открытой улыбкой. – Тогда завтра в семь я буду тут. Договорились?

– Да, хорошо, – ответила Лилия и направилась к своему подъезду.

Весь следующий день Лилия думала только о будущей встрече. Она не могла толком сконцентрироваться на учёбе. «Правильно ли я поступила? – думала она. – Может, зря я согласилась?» Но почему-то ей захотелось пойти на это свидание. Она желала простой банальной любви. Ей нужен был тот человек, который смог бы заботиться о ней, дарить ей ласку и ещё много других вещей, которые она видит каждый день у других. У неё никогда не было отношений, поэтому Лилия не успела к своим годам вкусить то чувство, когда внутри души всё полыхает и светится.

Ближе к вечеру её глаза начали сиять от счастья. Она жаждала этой встречи и обдумывала у себя в голове каждое слово. Говорят, что мужчины больше волнуются перед свиданием, чем девушки. Те парни, которые так думают, ошибаются. Вы не представляете, насколько сложно придать пышную форму волосам, позаботиться о маникюре, равномерно прокрасить ресницы, подобрать наряд, успешно сочетающийся с туфлями. Поэтому и не надо удивляться, когда они не успевают прийти в назначенное время. Но Лилия подошла к этому делу со всей добросовестностью и ответственностью и ровно в семь часов она вышла из дома.

Как же она была прекрасна! Персиковое платье подчёркивало замечательную фигуру. Тени украшали её и без того очаровательные глаза. Нежные румяна делали лицо ещё милей и привлекательней. А эти каштановые волосы словно парили в воздухе при одном только движении. При виде машины Семёна она ещё более разволновалась.

– Привет, – произнёс он, выйдя из автомобиля. – Ты чудесно выглядишь.

– Спасибо большое, – скромно ответила Лилия, и Семён приоткрыл ей дверь.

На вопрос «Куда мы поедем?» Семён ответил, что если скажет, то весь сюрприз сразу же испортится.

Первым делом они поехали во французский ресторан. Войдя туда, они сразу попали в руки метрдотеля. Он провёл к столику, на котором уже стояли две тарелки с розоватым рийетом из сёмги с кремом из цветной капусты. А посредине стола ждала своего сакрального открытия бутылка «Тестаматты».

Белое сухое вино помогло убить в Лилии скромность и позволило общаться с Семёном без стеснения и обдумывания каждого слова. Они говорили обо всём, что происходило до их знакомства. Каждую секунду Лилия открывалась ему всё больше и больше. Возможно, на это повлияла пара бокалов вина, но Лилия действительно чувствовала всем сердцем, что перед ней сидит тот самый человек, который понимает её от и до.

Спустя пару часов Семён отвёз её на набережную. Полное скопление людей мешало им общаться, и они решили пойти в самый конец берега, чтобы остаться наедине. Они дошагали до того места, где уже заканчивался мозаичный тротуар и начиналась пыльная дорожка. Свернув ближе к неторопливой речке, Семён постелил свою куртку на большой валун, и они присели.

– Как великолепно! – влюблённо произнесла Лилия. – Мне давно не было так хорошо, как сегодня.

Немного помолчав, глядя на спокойные приливы реки, Семён сказал:

– Мне тоже.

Лилия опустила голову ему на плечо, и они оба начали смотреть на соседний берег, который полыхал фонарями и фарами проезжающих машин. В глубине сердца у неё было полное наслаждение, и она не хотела, чтобы этот вечер заканчивался.

Спустя несколько минут Семён повернулся к Лилии, явно глядя в её глаза. Он ждал знака, но Лилия так и не дала его. И Семён приблизился к ней губами и прикоснулся. Cначала она отдёрнулась от него, но потом всё же отдала ему свои невинные губы. Во время поцелуя Лилия чувствовала блаженство и эйфорию, но одновременно с этим и стыд со страхом. Не прошло и суток с их знакомства, а она уже повиновалась ему и дала поцеловать себя. Эта мысль быстро догорела, и они продолжили смотреть друг на друга увлечёнными глазами, нежно касаясь своими губами.

Лилия встречалась с Семёном абсолютно каждый день. Он дарил разные подарки, отвозил её во все романтичные точки города. Лилию настолько увлекло состояние в этих отношениях, что она совсем забыла о Вике, которая пыталась раздобыть хоть несколько минут для встречи. Но всё было безуспешно, Лилия полностью погрузилась в своего спутника, и вся информация, которая поступала на учёбе, испарялась вокруг её мыслей. Всё расположение было нацелено на Семёна.

Спустя пару недель, в выходной день, Лилии постучали в дверь.

– Это вам, – произнёс курьер, вручая букет ярко-красных роз, в середине которого помещались белоснежные розы.

Лилия даже не хотела спрашивать, от кого этот презент, так как всё прекрасно понимала, поэтому лишь ответила:

– Большое спасибо.

– Можете, пожалуйста, тут расписаться? – сказал курьер, протянув бумагу с ручкой. – Нам надо для отчётности.

Лилия расписалась и попрощалась с этим человеком.

Как прекрасно они пахли. Нежные лепестки выделяли ароматное эфирное масло, которое буквально заполонило всю квартиру. Лилия решила поставить их к себе в комнату, но, не успев наполнить вазу водой, заметила синенький листок бумаги, привязанный к стройным стеблям.

Я без тебя схожу с ума,

Твой блеск, сияющий в глазах

И аромат пленительный весьма

Будет виден мне во снах.

Твой блеск, сияющий в глазах,

Напоминает мне опалы,

В самых насыщенных цветах

Предстают, как идеалы.

Аромат пленительный весьма.

Я счастлив ощутить его опять,

Но для меня настанет тьма,

Если перестанешь время уделять.

Будет виден мне во снах

Загадочный твой вид.

И буду мчаться на парах,

Пока любовь моя горит.

Твой Семён.

Лилия была в необыкновенном восторге и перечитала этот стих несколько раз. Ей искренне хотелось заплакать, но она смогла сдержать нахлынувшие слёзы и набрала Семёну.

– Боже, милый. Я… Я… Ты чудесный, – заикаясь, проронила она и всхлипнула.

– Ты чего? – прервал Семён, услышав её тихий всхлип. – А ну, перестань рыдать. Это всего лишь подарок.

– Это нечто большее, чем подарок. Спасибо тебе огромное, – с трудом сказала Лилия, держа в дрожащей руке эту бумагу. – Я… Я могу к тебе сегодня приехать?

– Да, конечно. Приезжай, – сразу же отозвался Семён. – Может, лучше я за тобой заеду?

– Нет, нет, нет. Я сама доберусь, – всё ещё всхлипывая, сообщила Лилия. – Спасибо тебе огромное ещё раз.

– Да не за что благодарить. Я всё делаю исходя от сердца. До встречи!

– До встречи! – воскликнула Лилия.

В половину девятого Лилия уже приехала к нему. Дом у него был частный, и сторожевая собака начала лаять за забором, сильно испугав девушку. Но Семён быстро успел выйти и привязать воспитанного добермана. Лилия сразу же накинулась с крепкими объятиями на своего возлюбленного, повиснув у него на шее.

– Я тебя безумно люблю, – протянула ему.

– И я тебя. Давай лучше пойдём в дом, а то ты сейчас замёрзнешь, – предложил Семён, и они направились прямиком туда.

Войдя в гостиную, Лилия сразу спросила:

– Ты сам написал этот стих?

– Да, – улыбаясь, ответил Семён.

– Я и не знала, что ты пишешь стихи, – удивлённо прошептала Лилия, усевшись на бежевый полукруглый диван.

– А кто тебе сказал, что я их пишу? – риторически обратился он к ней. – Я до этого никогда и не пробовал их писать. Ты меня очень вдохновила, и я решил попробовать. Вроде получилось.

– Конечно, получилось. Не говори больше такие глупости. Шикарный стих.

– Правда? – произнёс он, умильно глядя на неё.

– Да, – ответила Лилия и поцеловала его.

Семён нежно взял её за руку и повёл в спальную. В эту ночь страсть полыхала фанатичным огнём, и Лилия полностью доверилась ему.

На следующий день Лилия думала, что у них наступил пик отношений, который никогда уже и не пойдёт на спад. Но, к сожалению, она ошибалась. После этой ночи их общение начало резко ослабевать, виделись они разве что раз за целую неделю. А потом и вовсе он предложил расстаться, ссылаясь на то, что его чувства пропали. «Что я сделала не так?» – думала Лилия, непрерывно рыдая в тот ужасный для неё день.

Прошла неделя. Две. И она так и не решилась появиться в университете. Вика, испугавшись её долгого отсутствия, решила узнать, что случилось, и поехала к своей бывшей сестре.

– Что случилось? – с порога спросила Вика.

– Он меня бросил, – ответила Лилия, начав громко и истерично плакать.

– Ну же, перестань. Иди ко мне, – и Вика обняла подругу, успокаивающе гладя её по голове.

Пройдя в квартиру, Лилия начала ей рассказывать всё. И про первый поцелуй, и необычные подарки, и частые свидания, и ту ночь в его доме.

– Прости меня, пожалуйста. Я очень-очень глупая. Я поступила, как самая последняя стерва.

– Так, не надо. Просто ты пойми, что интимная близость не делает людей ближе. И я тебя прекрасно понимаю. Зачастую любовь перебивает дружбу. Тем более, это были твои первые отношения. Так что, сестрёнка, добро пожаловать в страдальческий мир любви, – произнесла Вика, и они вместе засмеялись, как в былые беззаботные дни.

Записка

Глубокая ночь. Я сижу на берегу реки. Она кажется такой чистой и прозрачной, будто это не водоём, а стеклянная поверхность, по которой можно пройти на противоположный илистый берег. Блуждающие звёзды ярко отражаются в воде и создают некую многомерность. Я всегда сюда прихожу, когда моя душа и нутро сваливаются в пропасть.

Когда твой любимый человек, с которым ты знаком несколько лет, изменяет тебе, появляются мысли о предназначении себя в этом почерневшем мире. Шансы на настоящую любовь увязают в густом тумане, и ты ни о чём не думаешь, кроме своего психоза. Именно это со мной и произошло несколько недель назад.

На часах показывает 02:26, и я уже оказался дома. Через тридцать четыре минуты я выпущу пулю прямо себе в сердце. Почему именно в сердце? Потому что это единственный орган, который уже мёртв и ему нечего терять. Я нахожусь в однокомнатной квартире. Ключ в двери повернул на три оборота. Так, на всякий случай, чтобы после выстрела ко мне не сразу бы забежали соседи, а затем врачи.

Остаётся немного времени для написания записки. Сумбурно покопавшись в столе, я нахожу синюю шариковую ручку и чистый альбомный лист.

«Дорогие друзья, я пишу свои последние строки и свою последнюю записку. И да, простите меня за мою откровенную глупость и за ваше, в скором времени, горе. Но это не должно вызывать изумления и недоумения, ведь моё поведение и мои глаза говорили о тоске. Вы бы знали, как я жалею о том, что мои глаза – как распечатанное письмо, которое видят и читают абсолютно все. Я умею лгать, но те, кто знают меня близко, могут понять мой вздор и мою сущность по глазам. Так вот, не об этом. Извините, в первую очередь, те, кто верил, что я выкарабкаюсь из этой ситуации. Но, к сожалению, мне не за что ухватиться в этой среде.

Родные мои мама и папа, прошу прощения. Мне безумно стыдно даже сейчас, когда я это пишу. Вы подарили мне всё, что смогли, и я благодарен вам, но, увы… Пап, пожалуйста, успокой маму после моей смерти. Я знаю, что будет много слёз, но у меня не было выбора. Простите.

Дорогая моя сестричка Ксюша. Тебе только недавно исполнилось двенадцать лет, но мы уже стали настолько близкими людьми, что доверяем друг другу всё, что лучше скрыть от родителей. Главное, запомни – оставайся такой же целеустремлённой и открытой, только тогда ты достигнешь своих целей. Если будешь скучать по нашим разговорам, то просто открой форточку и взгляни наверх. Можешь ничего не говорить – я всё услышу по одному только взгляду.

Мои близкие друзья – Андрей и Лёша. Вы меня всегда выручали, и я вас выручал. Сколько у нас было забавных моментов, сможете сосчитать? Уверен, что нет. Мы вместе прошли путь с пятого класса, когда я к вам пришёл. Помните, как вы меня игнорировали вначале? Было забавно. Вы всегда были на одном уровне с семьёй по значимости для меня. Люблю вас.

И наконец, ты – Соня. Для начала я хочу сказать, что я тебя ни в чём не обвиняю. Просто ответь хотя бы для себя, если не смогла это сделать мне. Почему ты это совершила? Ведь каждый день ты мне говорила, глядя проницательными и горящими глазами, что любишь меня. Мне это казалось таким искренним, что я ни на секунду не сомневался в твоей правде. Но, к сожалению, эта любовь была направлена не в мою сторону. Знаешь, настоящая любовь выражается в дарении всего себя человеку. И я как раз таки отдал тебе не какую-то часть, а всю свою душу. Я жил для тебя. Для твоей жизни. Поверь, я уже могу отличать простое чувство от любви. Чувство рано или поздно уходит, а любовь вечна. Я это понимаю даже сейчас, за пять минут до исчезновения. Ведь я тебя всё равно люблю и…»

В этот момент я положил ручку на стол и глянул в пустоту, представив в голове её образ. На ней нежное платье цвета розового вина, которое определённо обрисовывает её тончайшую талию. Обнажённые руки и нежная шея передают чувственность и пикантность. Длинные и волнистые волосы обволакивают плечи и спускаются по мягкой и гладкой спине. Но самое главное – это глаза, широко распахнутые и искрящиеся, как топазы в непроглядной темноте.

И тут я подумал, что любовь настолько сильна, но в то же время непонятна, что ещё несколько минут назад она готовилась вонзить нож прямо в сердце, а спустя время решила вновь заставить полюбить жизнь и вернуть те чувства. Наверное, всё равно, какая будет это любовь: разделённая или неразделённая, счастливая или несчастливая. Важно, что она у меня есть.

На часах 03:01. «Нет, я не могу это сделать», – подумал я, глядя на пистолет. Мне надо лечь спать и уже завтра всё обдумать на холодную голову.

Проснулся я ближе к полудню и абсолютно ничего внутри не ощущал. Думаю, многие сталкивались с этим, когда в тебе ничего нет. Будто бы ты оставил всего себя ночному рассудку. Но почему-то в голову приходит мысль о том, что наиболее подходящее для меня решение – это религия, и уже через час я оказываюсь на другой окраине города, у храма.

Архитектура этой церкви была эклектичной, соединяя в себе русский и византийский стили. Казалось, что все детали постройки идеальны: полуциркульные арки, вальяжные колонны, пучковые пилястры, килевидные закомары, ступенчатые входы.

Храм был пуст, и лишь в дальнем конце, у престольной иконы, стоял высокий мужчина в чёрном облачении, перебирая что-то в руках. Я направился в его сторону, но он даже не заметил, что я зашёл. Боясь испугать его, я решил остановиться буквально в паре метров.

– Добрый день, – ненавязчиво окликнул я.

Мужчина повернулся и с улыбкой произнёс:

– Добрый. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Ну-у, я хотел бы поработать у вас, – промычал я. – Если, конечно, есть такая возможность.

– Пойдёмте присядем, друг мой, – сказал священник, указывая на лавочку у стеклянного шкафа со свечками.

Расположившись на скамье, он сразу же спросил:

– А вы знаете, что у нас нет заработной платы? Мы живём исключительно на деньги пожертвований.

– Знаю. Я не ради денег сюда пришёл.

– Я, наверное, не смею спрашивать у вас причину, по которой вы захотели служить церкви. Но это дело очень серьёзное, и если вы уже несколько раз обдумали своё решение, то я готов послушать вас.

– Вы знаете, – начал я, смотря прямо в глаза священнику, – я на протяжении нескольких лет размышлял об этом, но недавно со мной произошёл один случай, который и смог убедить меня отдаться религии. Просто проблема в том, что я не оканчивал никакую духовную семинарию.

– Это не проблема, сын мой, – произнёс священник, положив руку на моё плечо. – Обращаться к церкви никогда не поздно. Отношения с Богом – это личная встреча, это личный опыт и, наверное, самое главное, это личное доверие. По-моему, мы забыли друг другу представиться, – подметил мужчина и с улыбкой добавил. – Меня зовут Даниил. Теперь ваш отец Даниил.

– Меня Богдан. Очень приятно, отец Даниил.

– Тогда вы можете уже завтра прийти к восьми утра. И я вам всё в подробностях расскажу. Договорились?

– Да, конечно. До завтра!

– До завтра! – в ответ сказал отец Даниил, и я вышел из церкви.

Весь остальной день я провёл в квартире, полностью погружаясь в себя. Я хотел что-то найти в себе, пытался поговорить сам с собой. Но так и не сложилось диалога между двумя «Я». Правильно ли я поступаю, идя в церковь? Что из этого получится? Я думаю, что пошёл туда из-за своей боязни одиночества и потерянности. Действительно ли я нужен Богу? Надеюсь, что да. По крайней мере, у меня остаётся надежда того, что он не покинет меня, как сделал это мой родной, как мне казалось, человек. Хандра заполнила все уголки души, омрачила их, сделала меня слабее.

Без пятнадцати восемь я уже оказался у церкви. Двери были открыты, и я вошёл. «Хм, – задумался я, – отец Даниил ещё не приехал. Подожду-ка я на улице». Раскрылись огромные двустворчатые двери, и сзади послышался голос:

– Эй, – крикнул священник. – Неужели вас настолько мало хватило?

– Не-ет, вы чего? – улыбнувшись, ответил я. – Просто подумал, что вы ещё не пришли, и решил выйти на улицу.

Отец Даниил слегка засмеялся и ответил:

– Сын мой, я в этой церкви живу. Раньше меня вы точно тут не появитесь. Пойдёмте, одену вас.

И мы направились в комнату, где он спал. Удивительно, что с виду это была обычная спальня какой-нибудь обычной квартиры. Отсутствие окон создавало не очень уютное впечатление об этом помещении. При этом, всё было таким аккуратным: книги, ровно лежавшие на столе; одежда на спинках стульев; симметрично заправленная постель. Но не было одной вещи, что меня удивило. Ни в одном углу, ни на одной стене я не обнаружил икон. Я тут же про себя подумал, что ему надоело видеть эти святые лица в церкви и в этой комнате он будто бы отстраняется от той действительности.

– Вот, примерьте, – сказал отец Даниил, вручая мне точно такое же чёрное облачение, что и на нём.

– Спасибо, а где тут можно переодеться?

– Вы тут и переодевайтесь. А я пойду к нефу².

Надевая облачение, я пристально разглядывал всю комнату, пытаясь найти хотя бы маленькую иконку. Но поиск был безуспешным. Даже среди книг на столе не было Библии. Мне это показалось странным, так как в моём представлении виделось всё совсем по-другому.

У массивной белой колонны меня поджидал отец Даниил. Он начал мне рассказывать про архитектуру церкви, показывать каждую картину и икону, объяснять устройство храма. Прошло около двух часов, и я внимательнейшим образом слушал его, боясь что-то упустить. Но к моим мыслям внезапно прилип вопрос, и я, прервав его, спросил:

– А почему никто сюда ещё не пришел? Что вчера никого не было, что сегодня.

Отец Даниил на секунду удивился, но тут же ответил:

– Большинство людей приходят в церковь, чтобы возложить свои проблемы на Бога. Видимо, у всех сейчас всё хорошо, что не может меня, собственно, не радовать, – улыбнувшись, произнёс он.

– Вам не кажется, что это как-то… эгоистично, что ли?

– Нет, не кажется. Для этого, наверное, и создана религия, чтобы брать людскую ответственность на себя.

Я задумался на несколько секунд, осознавая его мысль, и продолжил:

– Извините, конечно, но мне жутко интересно. А как вы пришли в церковь, если это не является секретом?

Он молчал, будто перебирая каждое слово в уме:

– Не секрет, – начал отец Даниил. – Перед этим выбором у меня была только одна цель. Да и сейчас ровным счётом ничего не изменилось. Я просто хочу помогать и служить людям. Не церкви, не Богу, а именно людям. Знаете, – продолжил он, – я никому это не говорил, но ваше лицо внушает мне доверие. Честно, я не знаю, существует ли кто-то там, – обратился он ко мне, указывая дрожащим пальцем вверх. – Да и никто этого не узнает. Поэтому моя задача состоит в поддержке людей, так как, думаю, не стоит накладывать сложности на Бога. К сожалению, мы не можем с уверенностью надеяться на него.

Для меня это было очень неожиданно, и я просто увяз в его думе, выслушивая всё, что он говорил. Это бывает у людей, когда они узнают от человека что-то такое, что закаменевает в голове, а потом будто даёт трещины твоему рассудку, и весь механизм в черепной коробке меняет свой привычный режим.

Не успев переварить всё это в голове, я увидел, как двери церкви резко открылись. Перекрестившись три раза, девушка невысокого роста зашла в храм и, увидев нас, направилась неспешным шагом в нашу сторону. Её русые волосы проглядывали сквозь светлый кружевной платок. На ней был серый свитер и тёмно-синие джинсы. Лицо её ничего не выражало, маскируя свои истинные чувства.

– Здравствуйте, – заговорила она. – С кем я могла бы поговорить?

– Со мной, – ответил отец Даниил и повёл девушку в дальний угол храма.

Я пока решил ещё раз осмотреть иконы: Троицу, Владимирскую Богоматерь, Нерукотворного Спаса и многие другие, о которых я узнал пару часов назад. Все они наблюдали за мной и снабжали своеобразной энергией. Думаю, что и самый неверующий человек пристально бы разглядывал эти Божьи образы.

Они постарались отойти подальше, но мне кое-что было слышно:

– Чем я могу вам помочь? – обратился священник.

– Не знаю… Я не знаю, зачем я сюда пришла и чем вы можете мне помочь. У меня… У меня умер ребёнок, – захлёбываясь, проговорила девушка. – Какое мучительное ощущение, когда из тебя достают мёртвого ребёнка… Мёртвого, – тут девушка начала рыдать во весь голос, а я пытался не смотреть на это. – За пару часов до схваток я ещё ощущала громкое и беспечное биение сердца моего сына. Всё шло так, как я читала в книгах, как это слышала от подруг. Но когда акушеры начали вытаскивать ребёнка, я увидела в их глазах страх и тревогу. И я тут же начала кричать: «Что случилось? Что-о?» Но так и не получила ответ, они унесли его. Моего, – с трудом излагала девушка, – моего малыша, маленького малыша. После этого мне всё-таки дали его увидеть. Его глаза так и не открылись, не увидели света. Этот сморщенный румяный человечек не прожил и минуты. Боже! – закричала девушка, упав на колени. – За что мне это? За что?

Отец Даниил молчал. Как же в нём сохранялась эта концентрация, которая не давала заполнить его глаза слезами? А по моей щеке они уже начали сползать, и я, чтобы священник и девушка этого не заметили, повернулся к ним спиной и взглянул на люстру в виде обода колеса.

– Пойдёмте, – произнёс священник, и они зашагали. Услышав, как захлопнулась дверь, я обернулся. Они зашли в ту комнату, в которой я переодевался.

Не прошло и пяти минут, как девушка в сопровождении отца Даниила вышла. Ей стало легче, и лицо её приобрело всё ту же сдержанность, которая была уже при первом появлении в храме. Как? Как он это сделал? Она попрощалась с отцом, и я тут же подошёл к нему и повторил всё, что меня волновало на тот момент:

– Как вы её успокоили?

– О-ох, – вымолвил священник. – Вам ещё предстоит узнать много хитростей. Этот случай произошёл с ней ещё два года назад, и она уже в четвёртый раз сюда приходит, рассказывая каждый раз одно и то же. Просто ей нужны деньги.

– Деньги? – произнёс я, чтобы убедиться в услышанном.

– Да, деньги, – повторил он. – Она рассталась со своим молодым человеком ещё во время беременности. И теперь работает простой уборщицей в каком-то торговом центре. Я всегда ей стараюсь максимально помочь. Но были рассказы ещё более драматичные. И если вы всё-таки надумаете остаться тут, то вам придётся пропустить много бед и горя через себя, и самое главное – облегчить их печаль.

Я внимательно выслушал и сказал:

– Безусловно, я останусь в церкви. Но позволите мне сейчас поехать домой? Мне надо немного усвоить это всё.

– Да, конечно. Отдохните, и я завтра буду ждать вас.

– Спасибо.

Я поехал к реке. А куда я мог ещё поехать? Мой дом давил бы на меня, не давая поразмыслить и уйти в себя.

Пустой

Музыка громко играет в наушниках Марка, и он ничего не слышит, что происходит вокруг него самого. А хотел ли он что-либо слышать?

– Сколько раз я должна крикнуть, чтобы ты пошёл на ужин? – произнесла его мама, и он от неожиданного прикосновения испугался и немного отдёрнулся к стенке. Это прикосновение было морозным, но его невозможно описать тем людям, которые получают хоть какое-то тепло от своих близких. Одно только касание может выразить отношение к человеку, помочь избавиться от проблем, забыть обо всём на свете, да и просто почувствовать себя своим.

У Марка есть мама, папа и старший брат. Казалось, эти люди должны проявлять хоть какие-то чувства и эмоции по отношении к нему. Марку никогда не говорили доброе утро, не желали спокойной ночи. Такие вещи казались ему чуждыми, но, когда он наблюдает за одноклассниками, которых каждый день встречают из школы, обнимают, целуют, у него внутри всё сжимается и превращается в тяжёлый камень одиночества. Самому этот камень не сдвинуть, нужны люди, которые окажут помощь, но никто не хотел прилагать усилия, даже самые близкие люди.

Марк сел за стол, у которого уже расположились члены его семьи, и начал кушать, не снимая наушники.

– Сними-ка наушники, сынок, – проговорил отец. – В своей комнате можешь сколько угодно в них находиться, но тут я тебе этого не позволю.

Марк снял эти пластмассовые провода и продолжил ужинать. Всех всегда интересовал только один вопрос: что играет у него в наушниках. Но никто не знал, что он надевает наушники не ради прослушивания музыки, а ради ухода из действительности, которая поглощает его, причиняя самую ужасную боль, боль от одиночества. Одинокий человек напоминает прекрасную розу, оставленную в вазе без воды. Эта роза чувствует, как её насыщенно зелёная ветка начинает чернеть, а бархатные лепестки потихоньку падать. Она ждёт, когда кто-то придёт и нальёт хоть пару капель воды, но никто не приходит. Она беспомощно погибает, опустив свой некогда прекрасный цветок вниз.

Его старший брат испытывал неприязнь к нему и даже не пытался это отрицать. Вся мимика брата строилась на ехидной улыбке и недоверчивом взгляде по отношению к Марку. Братская любовь, наверное, самая крепкая, но Марк за свои семнадцать лет так и не смог ощутить её или хотя бы почувствовать хоть какую-то заботу.

Что касается родителей, то история тут точно такая же, кроме одной вещи – взгляда. Родители смотрели на своего младшего сына с некоторой жалостью и безысходностью, будто бы это не их ребёнок. Поэтому Марк каждый день задавался простым, но больным вопросом: «Почему?» Он действительно не мог этого понять, ведь когда все в мире отворачиваются от тебя, и даже самые близкие люди, то невольно в голову приходят абсолютно разные мысли и порой такие, что вызвали бы страх у окружающих. Марк держал всё в себе, держал ту боль, которая разъедала его изнутри. Он боялся попросту заглянуть в зеркало, так как ему казалось, что увидит испуг и тревогу в своих глазах. После ужина Марк сразу же направился к себе. Но в то время, когда все кушали в этой неестественной тишине, он разглядывал лица и пытался что-то в них увидеть или, возможно, передать свои переживания.

Зайдя в свою комнату, Марк подошёл к полке книг и взял одну, потряс её и поднял деньги, упавшие на пол. Накинув рюкзак на спину, он открыл окно и вылез из него. Да, он ушёл из дома, ещё задолго запланировав свой уход. Марк даже не дождался того момента, когда все поужинают и пойдут в свои спальни, так как он знал, что в его комнату никто точно и не зайдёт.

Марк на протяжении двух последних лет общался в Интернете с другом, его звали Лука, а жил он в посёлке за двести километров от города. Лука был единственным человеком, который понимал его, ценил каждый миг общения, не игнорировал сообщения. И три месяца назад Марк написал ему о том, что планирует сбежать из дома. Лука поначалу думал, что это простой какой-то всплеск эмоций, который в скором времени угаснет, но он не знал в действительности, какие отношения складывались в семье. Марк ни разу об этом не говорил своему другу, так как считал, что и он перестанет с ним из-за этого общаться. Когда Лука понял серьёзность намерений Марка, то предложить жить у него, в своём поселке. Марк сразу же обрадовался, и без какого-либо сомнения согласился.

И вот Марк уже садится в автобус, который едет прямиком туда. На протяжении всей дороги он ни о чём не думал, он просто был искренне счастлив. За окном уже уселась ночная темнота, и Марк ничего не видел, кроме пробегающих фонарей и своего отражения в стекле. И да, он наконец посмотрел на себя, посмотрел в свои глаза, пропитанные успокоением. Он чувствовал, что обрёл свободу и наконец нашёл ключ от своего меланхолического замка, который на протяжении долгих лет давил на него ощущением постоянной печали. Марк подумал про себя: «А что если единственный выход из одиночества – это побег? Почему я так долго мучал себя, не решаясь на этот поступок, который избавил бы меня от всей боли, которую я пережил».

При входе в автобус Марк попросил предупредить водителя об остановке, чтобы не пропустить. И через два с половиной часа мужчина подзывает мальчика и говорит:

– Мы уже подъезжаем.

– О, спасибо большое! – обрадовавшись, ответил Марк.

Водитель посмотрел на юное лицо парня и настороженно спросил:

– У тебя всё нормально, сынок?

– Да… Да, у меня всё нормально. Моя… Моя бабушка живёт в этом посёлке, и я решил навести её, – нервозно пробормотал Марк.

Автобус остановился возле остановки, а вернее было бы сказать, возле обветшалой лавочки и погнутого знака.

– До свидания! – произнёс мальчик и оказался на улице.

Сразу же оглядевшись по сторонам и напрасно пытаясь найти где-то название посёлка, Марк заволновался, так как Лука обещал встретить своего друга. Но вдалеке показалась увеличивающаяся тень. Лука бежал сломя голову навстречу своему другу по каменистой тропинке. Без каких-либо приветственных слов они крепко обнялись, и никто из них не хотел отпускать из объятий. У обоих проскользнула мысль о том, что они знают друг друга вечность и до этого встречались множество раз. Но это не так. Марк и Лука встретились впервые, но чувствовали себя как закоренелые друзья.

– Я рад тебя увидеть, – первым произнёс Лука. – Как добрался?

– Я тоже рад тебя увидеть. Добрался хорошо, – ответил Марк, не убирая широкую улыбку с лица.

– Ну всё, пойдём познакомимся с моими родителями. Они весь день сегодня только и думали о твоём приезде.

Марк неожиданно удивился:

– Ого, ты это серьёзно?

– Да, конечно, – задорно выкрикнул Лука. – Не каждый день всё-таки к нам заселяется человек.

Марк думал, что в посёлках и деревнях будут какие-то деревянные обветшалые постройки, но, увидев дом, к которому привёл Лука, он внезапно удивился. Двухэтажный дом, облицованный бежевым кирпичом, явно выделялся на фоне остальных. Тротуар, который проводит через минисад, расположился мозаикой до самого входа. Лука оживлённо постучал в дверь, и буквально через пару секунд дверь открылась.

– Наконец-то вы пришли. Ужин уже остывает, – произнесла мама Луки, как будто ни в чём не бывало.

– Здравствуйте, Елена Владимировна, – судорожно сказал Марк, и она кивнула в ответ, направив их на кухню.

Стол был уже забит до отказа салатами, жаренной в духовке картошкой, тушеной курицей, какими-то грибами и овощами. Хоть Марк и поужинал, но при виде всей этой красоты он был не против покушать в столь поздний час. Да и некультурно было бы отказаться, так как приготовлено это всё к его приезду.

– Ну что, мойте руки и садитесь за стол. Я пока отца позову, – заявила Елена Владимировна с не уходящей от неё улыбкой.

Помыв руки, мальчики пошли обратно на кухню, и Марк, дождавшись, пока Лука сядет за стол, присел за ним.

– Марк, ты извини, у моего мужа есть такая особенность – внезапно засыпать. Покушаем без него сегодня.

– Да, конечно. Уже полночь, и я всё понимаю.

– Ну, тогда хорошо, – усевшись, произнесла Елена Владимировна, – Лука, а ты чего не угощаешь своего друга? Подай-ка ему кусочек курицы. Я готова поклясться, что он никогда в жизни такое не ел. Это особый рецепт, мне его ещё моя бабушка рассказала.

И Лука принялся выполнять просьбу и аккуратно подал к тарелке это заветное блюдо.

Марк впервые за долгое время ощутил себя нужным, он ощутил себя словно в тёплом одеяле, из которого не хочется вылезать. Но он действительно не понимал, как чужие люди могут так о нём заботиться, ведь всю свою жизнь Марк пытался достучаться до своих родных, до сверстников, но в итоге – никто и не стал тем человеком, которому можно было рассказать о том, как проходят дни, как ощущаешь себя, кто тебе симпатизирует, а кто просто бесит. Это так важно для любого человека, независимо от силы характера или незыблемых принципов. Наш мир устроен так, что человек зависит от человека, с какой стороны бы это ни пришлось рассматривать.

После позднего ужина Лука показал другу свою комнату. Она была уютная и просторная: большое окно транслирует лунный свет прямо на светло-зелёные обои, напротив окна стоит письменный стол, усыпанный школьными учебниками и тетрадками, справа у стены расположена одноместная кровать под чёрно-белым плакатом Мирей Матьё, а у другой стены стоит практически такая же одноместная кровать.

– Вот, тут ты будешь спать, – произнёс Лука.

– В твоей комнате?

– Ну… да. А ты не хочешь?

– Нет, нет, нет. Я, наоборот, только рад, – ответил Марк с затаённым восторгом. – Просто это всё так необычно. Я не знаю, как тебя благодарить, правда. У меня такое ощущение, что я где-то в другой реальности. У меня никогда не было друзей, не было настоящих родных, а сейчас я смотрел на тебя, на твою маму и увидел в вас то, что не мог увидеть в других – заботу. Спасибо тебе, – сказал Марк, покачивая голову, не веря всему, что происходит.

– Теперь это всё в прошлом, – отметил Лука, и оба направились к своим кроватям.

Лука сразу же уснул, но у Марка настолько много появилось энергии и счастья, что он не ложился практически до самого утра. Всю ночь он смотрел на звёздное небо, пытаясь уложить всё в голове. Окно было открыто, и Марк заметил, что городская ночная тишина отличается от деревенской. В городе тишина будто бы кажется неестественной, она словно давит на тебя завтрашними проблемами, а ночь за чертой города действительно помогает обрести себя и найти ключ к душевному спокойствию. Скрип сверчков, стрекот кузнечиков, ветреный шёпот травы отрывают от реальности, от дневного хаоса, от всех новых трудностей.

В итоге Марк заснул при пробудившемся солнце с облаками, окрашенными его лучами, а проснулся уже при ярко полыхающем свете в лазурном небе. Не отойдя после сонного опьянения, Марк решает спуститься вниз, чтобы познакомиться с папой Луки. Слегка приоткрыв дверь комнаты, он тут же услышал обострённый разговор.

– Нам срочно нужно позвонить его родителям и сообщить о том, что он находится унас.

– Да, я согласна с твоим отцом. Я даже не представляю, как им больно и грустно.

– Да им не больно, – выкрикнул Лука так, что по стенам пробежала молниеносная вибрация. – Им плевать! Даже если сейчас они волнуются, то, когда он вернётся обратно, всё станет как прежде. Его не будут слушать, его не будут понимать, его не будут…

– Нет, сынок. Завтра мы позвоним в полицию и всё расскажем. Нельзя просто так принимать чьего-то ребёнка в дом.

– Вы ничего не понимаете, – и Лука пошёл наверх.

Марк быстро подбежал к кровати и сделал вид, что до сих пор спит. Войдя в комнату, Лука со всей силой и гневом от несправедливости хлопнул дверью и упал к себе на постель. Минут сорок он пролежал, уткнувшись лицом в подушку, не проронив ни слова.

– Доброе утро! – произнёс Марк, как ни в чём не бывало.

– Доброе. Ты чего так долго спал?

– Не мог уснуть ночью.

– А-а, ясно. Ты хочешь кушать?

– Ну-у-у, не отказался бы, – улыбнулся Марк.

– Тогда помчали!

На кухне никого не было. Марк не хотел как-то попасться на том, что он слышал утреннюю ссору, поэтому старался не убирать свою натянутую и надутую улыбку с лица.

Лука положил гречневую кашу своему другу и сел напротив него.

– Слушай, – начал он. – А ты собираешься возвращаться к своей семье?

Марк скорчился, сделав недовольную мину.

– Нет, конечно.

– Ты не думаешь, что они соскучились?

– Нет, не думаю, и точка. Ты же сам всё прекрасно знаешь, зачем спрашиваешь?

– Да, извини. Приятного аппетита.

Спустя несколько минут на кухню зашёл отец и тепло и добродушно обратился к Марку:

– Здравствуй, дорогой! Рад тебя видеть! Извини, что вчера не смог дождаться твоего приезда, просто был тяжёлый рабочий день и нужно было поспать.

– Ничего-ничего, Виталий Николаевич, – ответил Марк. – Я сам виноват, что так поздно выехал.

– Только у меня есть единственное правило для тебя – чувствуй себя как дома. Если тебе что-то понадобится, сразу обращайся ко мне или моей жене. Договорились? – спросил отец Луки и протянул морщинистую и крепкую руку.

– Хорошо, – произнёс Марк, натянув на себя улыбку как ни в чём не бывало.

Виталий Николаевич ушёл на работу, а в то время, пока они общались, Марк заметил недовольное и кислое лицо Луки, который прозорливо уткнулся в одну точку стола, нервно сжимая и разгибая пальцы в кулак.

Марк столкнулся с той болью, которую он никогда не ощущал. Ему соврали. Его прежняя семья хоть и холодно обращалась к нему, но никогда не лгала. Да, они порой говорили ему ужасные вещи, не интересовались им, но говорили всё всегда в лоб. И не было таких случаев, когда мама с папой осуждали своего сына за спиной. Наверное, это самые неприятные и пронзительные ощущения, и Марк их испытал прямо сейчас.

– Что такое? – осторожно поинтересовался Лука, заметив перемену его настроения.

– Всё в порядке, – ответил Марк, но уже не пытался изменить свои эмоции и чувства. По его огорчённым бровям и тоскливому взгляду Луке стало всё понятно. – Я пойду посплю немного, – и не дождавшись ответной реакции, Марк направился в комнату.

Он просто лёг на кровать и начал смотреть на потолок. Кажется, к нему вернулось чувство одиночества, но оно было растворено с пустотой, которая подавляла все эмоции и мысли. Марк видел перед своими глазами чёрный фон, просто чёрный фон без каких-либо цветов и ощущений.

Так он пролежал целый день, не замечая, как заходил и выходил Лука. Марк просто ждал позднего часа, когда все заснут. Да, он снова сбегает, но в отличие от прошлого раза, Марк не планировал свой уход. Он просто почувствовал себя лишним, опять.

Далеко за полночь Марк оказался на улице. В его лицо ударил свежий ночной воздух, который был насквозь пропитан свободой. Он шёл в полной темноте, не зная направления. Лишь звёздное конфетти освещало ему тропинку под ногами. Марк решил просто уйти. И чем дальше он уходил, тем быстрее в нём убивалась подавленность.

Свидание над Землёй

Четверть часа. На дворе стоит непроглядная темнота, и Ринат пытается докинуть плюшевого мишку до окна на втором этаже, чтобы разбудить Есению. Через шесть попаданий Есения наконец проснулась и подошла к окну. Вся сонная, с полуоткрытыми глазами она увидела своего возлюбленного. Сперва она просто стояла и глядела на него, не понимая, что происходит, но через пару секунд Есения открывает окно и начинает улыбаться. Ринат жестом показывает на телефон и отправляет ей сообщение: «У меня есть для тебя сюрприз. Спускайся!»

Быстро надев жёлтое платье и белые туфли, Есения начинает тихо-тихо спускаться по лестнице, чтобы не проснулись родители. Папа у неё строгий и с трудом отпускает гулять свою дочку до одиннадцати вечера, а тут уже на часах половина первого ночи, и она, сама не зная, что её ждёт, спускается во двор.

Ринат стоял посредине двора, не скрывая улыбки и счастья, с этим белым и пушистым медведем. Встретившись друг с другом, они молча и на цыпочках направились к машине. Перед тем, как в неё сесть, Есения огляделась. Проверив, что её родители не проснулись, она садится на переднее кресло.

– Что происходит? – тревожно спрашивает девушка.

– Ничего, – с ухмылкой произносит Ринат. – Слушай, мой сюрприз получится при условии, что ты будешь выполнять мои требования. Договорились?

– Я сейчас точно не сплю? Напоминает какой-то старый фильм ужасов.

– Ну, Сеня, давай серьёзно.

– Ладно-ладно, что мне надо делать?

– Сперва я тебе дам маску для сна, и ты должна её надеть. Только обещай мне, что ты не будешь подглядывать и не снимешь её до тех пор, пока я не скажу. Хорошо?

– Хорошо, – в её глазах было непонимание, но интерес, поэтому она без каких-либо вопросов надевает маску. – А теперь что?

– А теперь – ничего. Мы сейчас поедем в одно место, надеюсь, тебе понравится, – спокойным тоном говорит Ринат и трогается с места.

Ночь такая пустынная и умиротворённая. Никого и ничего не слышно, кроме сливания шин с гравийной дорогой. Есения ощущала на себе романтику и загадочность. Когда рядом с ней Ринат, она забывает обо всех материальных благах, о политических проблемах, да и, в целом, о внешнем мире, который буквально испаряется, и в сознании остаётся только один объект – и это любимый человек. Иногда Есении становится не по себе, когда Ринат придумывает какие-то затейливые и красивые формы ухаживания, ведь она с ним не ради всей этой романтики, а просто ради времени с ним.

– Нам ещё долго ехать? – интересуется Есения.

– Н-у, минут двадцать ещё точно. А что, ты уже устала?

– Не-а, просто это так необычно ехать куда-то, ничего перед собой не видя. Может, музыку какую-нибудь включишь? Или так сюрприз испортится?

– Да нет, сейчас включу.

Ринат около трёх минут пролистывал плейлист, чтобы найти одну подходящую песню. Наконец, он находит её и включает.

Сердцеедка, зачем ты съела моё сердце живьём?

Всё ещё дышу, почему ты выглядишь такой удивлённой?

Сердцеедка, попробуй, но тебе всегда будет мало.

Сердцеедка, зачем ты съела моё сердце живьём?

Всё ещё дышу, почему ты выглядишь такой удивлённой?

Сердцеедка, попробуй, но тебе всегда будет мало.³

Есения никак не прокомментировала то, что включил Ринат, но улыбка вновь засияла на её лице. И это не могло не обрадовать его, ведь когда Сеня начинает улыбаться своей улыбкой с безукоризненными зубами, проявляя какие-то магические способности, Ринат обретает искреннее счастье. Она его не видит, но чувствует – и это самое главное. Глупо отрицать тот факт, что женщины – это особая сила, влияющая на мужчин, делающая их лучше, успешнее и сильнее. Они словно трансформируют их и провожают по пути перемен.

Эта песня успокоила Рината и Сеню, она пробралась к душе и выразила всё то, на что не способны слова. Эта ночная глушь и тихая мелодия вызвали у обоих тёплые вибрации, и они словно слились в одно целое, в единый механизм.

– Всё, мы приехали, – произнёс Ринат, остановившись в полной темноте у какого-то обширного поля. Ринат быстро взял сумку с заднего сидения, вышел с машины, обошёл её и открыл дверь Есении.

Крепко взяв девушку под руку, Ринат направился вглубь поля. Есения ни капли не испытывала страха, она полностью доверяла ему. Хоть она ничего и не видит из этой маски, но мысленно представляет образ Рината с улыбкой на лице от её неуклюжих шагов по траве.

Пройдя несколько десятков метров, он наконец остановился и произнёс:

– Подожди пару минут, пожалуйста.

– Как скажешь, – ответила Есения и молча и неподвижно стояла, пока Ринат доставал с сумки большое бирюзовое покрывало и красный плед. Он щепетильно начал расстилать всё на сырой зелени. Порой он пугает Сеню своим перфекционизмом, но ей это кажется таким милым и романтичным, что она перестаёт обращать на это внимание, ведь, когда влюбляешься в человека, ты неспециально будешь вычёркивать из головы то, что для многих покажется сумасшедшим. Но Есения понимает, что он пытается добиться счастья и гармонии во всех действиях. Он старается делать всё ради неё, ради неё одной – и это самое истинное удовольствие.

– Всё, – произнёс он, – готово. Теперь ложись.

Есения отвела голову назад от удивления.

– Что? В смысле?

– В прямом, Сеня. Дай руку, – она протянула ему руку, и тот аккуратно уложил её на покрывало, а затем лёг и сам. – Так, теперь можешь снимать маску.

Есения сняла маску и просто застыла. Они лежали под тёмно-синим небом, усыпанным миллионом мерцающих звёзд. Сеня протянула вверх свою ладонь и как будто ощутила эти алмазные огоньки в ней. Она полностью погрузилась в ослепительную красоту безграничности.

– Ну как? – спрашивает Ринат, боясь, что девушке не понравится.

– Это… Это просто превосходно. Ты только посмотри на эти звёзды. Они же чудесны. Они словно собрались в этой огромной стае и решили вместе гулять по просторам космоса, – вдохновляюще выговорила Есения. – Спасибо тебе, ты у меня самый лучший.

– За что спасибо? Не я создавал это всё, – произнёс Ринат, медленно проводя рукой по звёздному одеялу.

– А как думаешь, кто создатель? – как-то по-детски поинтересовалась Есения, и ей это было присуще. С лица Сени редко спадает улыбка, и её самобытная инфантильность, в хорошем смысле этого слова, придавала ещё большую окраску в ней самой. Ринату нравилась её чистота мышления и её опрятность видения.

– Не знаю… Честно. Мы ведь считаем, что если есть вопросы, то на них обязательно должны быть ответы, но это далеко не так. Несколько тысяч лет назад у людей были такие вопросы, на которые мы не можем ответить до сих пор.

– Например? – спросила Есения, резко переключившись с космического мира на свой мир, пока Ринат продолжал разглядывать звёзды.

– Ну-у, вот зачем мы живём в мире, если всё равно окажемся… – и тут в его глазах на пару секунд задержался испуг, который переменил выражение лица, – в земле, – холодно и отчаянно закончил свою мысль.

– Та-а-ак, давай не об этом. Ты меня привёл на романтическое свидание или на сеанс страшилок. Всё хорошо, – произнесла Есения, погладив его волнистые русые волосы. – Смерть – не та тема, которую я хочу сейчас обсудить.

– Да, извини, ты права, – и к нему вновь вернулся восторженный и мечтательный взгляд. – Мадам, позволите ли вы взять вашу руку? – Есения изящно протянула хрупкую ладонь. – А теперь закройте глаза.

– Опять?

– Так, не порть романтику.

– Ладно-ладно, – примирительно проговорила Есения.

– Теперь представь, что мы лежим не на Земле, а на какой-нибудь планете.

– Ну давай хотя бы не на какой-нибудь планете, а на Луне. Так далеко устраняться не хочется, а то родители будут волноваться.

И они начали хохотать без умолку.

Им хватило пару минут, чтобы мысленно оказаться вдали от Земли, от её проблем. Они просто представляли себя, гуляющими по Луне, и наслаждались тишиной беззаботности. Ринат и Есения чувствовали друг друга на каком-то нереальном уровне, они могли с лёгкостью молчать, но при этом обмениваться друг с другом какими-то незримыми сигналами. У них действительно искренние чувства, и каждый день они прилагают усилия, чтоб сохранить влечение. Их отношения можно охарактеризовать как стальной трос, ведь сколько его ни тяни, он всё равно останется в той форме, в которой был изначально.

– Вот скажи, – со всем интересом воскликнула Есения. – Зачем мы тут, на Земле, пытаемся выяснить, какая страна лучше или какой народ сильнее? Мы ведь просто можем объединиться воедино и решать те проблемы, которые грозят абсолютно всем, независимо от расы и национальности. Ты только посмотри на это, – произнесла Сеня, указывая пальцем наверх, – мы ведь настолько малы перед Вселенной, мы ведь ничего толком о ней и не знаем. Знаешь, я в последнее время часто смотрю на ночное небо, и мне становится немного грустно, – заметив нахмуренные брови Рината, она продолжила. – Да-да, иногда бывает, когда я чем-то озабочена. Не всё время ж мне ходить с этой дотошной улыбкой.

– Ты чего? Какая ещё дотошная улыбка? У тебя она замечательная, и если ты ещё раз так про неё скажешь, то я обижусь, – торжественно выговорил Ринат.

– Так ты не ответил на мой вопрос, – заметила она с удивлением.

– Ну, а что я должен ответить? Понимаешь, наше человечество устроено так, чтобы злить друг друга, от этого никуда не деться. Сколько ни тверди, что люди – разумные существа и тому подобное, на самом деле в отдельных ситуациях мы особо и не отличаемся от тех же обезьян, а иногда ведём себя и хуже. И да, глядя на всё это, мне тоже становится грустно. Но при этом космос настолько красивый и загадочный, что можно любоваться им целую ночь. Всё то, что не тронуто человеком, будет всегда прекрасным.

– Согласна, – тихо прошептала Есения, положив голову ему на грудь, но через пару секунд резко закричала. – Смотри, смотри, звезда падает. Давай загадывать желание.

– Давай не будем? Будем просто наслаждаться в эти минуты, тем более надежда делает людей слабее.

– Ой, да брось. Хотя бы сейчас отключай свою серьёзность, – прощебетала она, и Ринат сдался её очарованию, улыбнувшись в ответ.

До самого рассвета они так и пролежали, глядя в завораживающие дали неизвестности. Они питались этой красотой и наслаждались ею не меньше, чем друг другом. Ночной воздух дурманил их своей живой прохладой и нежным эфиром. Ринат и Есения словно объединились в одно целое, молча глядя наверх. Их сердца то стучали с неимоверной скоростью, то умиротворённо дышали в унисон. Если вначале они завистливо смотрели на похождения звёздной стаи, то уже под утро они вместе с ней ступали по этому огромному вселенному диску.

Подъехав к дому Сени, Ринат крепко обнял девушку, затем сказал:

– Спокойной ночи!

Есения беспечно засмеялась и со всей нежностью ответила, приложив руку к его подбородку:

– Дурачок ты, но я тебя люблю, – произнесла Сеня и вышла из машины, на прощание помахав рукой.

В доме царила предутренняя тишина, и Есения со всей осторожностью зашла внутрь. Но прямо на пороге её встретил папа.

– Ну и где ты была? – будто бы устав от её капризов, спокойно поинтересовался он.

– Я… Я гуляла где-то между Марсом и Сатурном и любовалась всеми прелестями космического пространства, – уверенно объявила Есения и потом добавила. – И да, со мной был Ринат, так что можешь не переживать.

Не дождавшись ответной реакции, Сеня поднялась наверх и уснула на целое утро.

Сломанный образ

Солнечный свет с трудом заполнял палату сквозь полупрозрачные жалюзи. Старик беспечно лежал на койке, поглядывая то в окно, то в невысокий серый потолок. У него уже второй инсульт за последний год, но ни дети, ни внуки не знают об этом, так как они живут в трёх тысячах километрах от его города. Он всегда переживал из-за того, что обременяет своих родных, а старик не хотел, чтобы его дети бессмысленно тратили на него время.

Многие пожилые люди ждут, когда наступит их время покинуть этот мир, но не Георгий Шалвович. Абсолютно каждый день он вспоминает все свои пройденные преграды, счастливые моменты с близкими, но ему почему-то кажется, что он прожил не свою жизнь. Старик постоянно заботился о своей семье, о своих друзьях (которых уже не осталось в живых), отдавая им всю энергию и все силы. Возможно, он слишком много переживал за их благополучие, забывая о собственном времени.

Но, тем не менее, несмотря на этот предсмертный кризис, он вовсе не боится смерти. Старик верит, что там, на небесах, он наконец встретится с теми, кого он уже потерял, а таких немало. Что же он чувствует, когда теряет близкого человека? Уже ничего, кроме как вспоминает те или иные моменты. Это стало сплошной рутиной, которая воспринимается и как нормальный жизненный процесс. Возможно, многим людям покажется это неким равнодушным и хладнокровным проявлением.

Пару дней назад из его палаты выписался такой же пенсионер, который прошёл всю реабилитацию. Георгий Шалвович не смог с ним найти общий язык за эти две недели, хотя тот пенсионер и пытался как-то заговорить с ним, но всё было напрасно. Все близкие люди подмечали в нём этот сакральный характер. Старик никогда не делился своими секретами. Даже когда внуки просят его вспомнить какой-нибудь интересный случай из жизни, то он сразу переводит тему в совершенно другое русло. Он считает, что его история должна уйти вместе с ним, не важно, увлекательная она или нет.

И вот спустя два дня к нему неожиданно заходит главврач.

– Здравствуйте, Георгий Шалвович. Вы уже идёте на поправку, я смотрю, – произнёс мужчина с той ласковой интонацией, свойственной врачам.

– Да, мне уже намного лучше, спасибо, – сыро бросил старик.

– Слушайте, у нас тут небольшая проблема. К сожалению, у нас все палаты заняты, и во всей больнице есть только одна свободная койка, и она только у вас. Вы не против, если к вам подселится молодой человек со сломанной ногой?

– Конечно, да, – произнёс старик, хотя в его голове проскользнул совершенно другой ответ.

– Отлично! Тогда в течение этого дня его переведут сюда, – сказал врач и мгновенно вышел из палаты.

Того пациента привезли только вечером, а до этого старик продолжил лежать, но в этот раз он ни о чём не думал. У людей бывает такое, когда всё сознание куда-то улетучивается и в голове остаётся лишь тишина, а человек ничего не может сделать с этим пустым и равнодушным взглядом в никуда.

Две медсестры аккуратно уложили на койку молодого человека. На вид ему было лет так двадцать. Помимо его обмотанной в гипс ноги, на его лице ещё горели ссадины ярко-фиолетового цвета. Старик так осматривал парня, что тому стало некомфортно.

Его тёмные волосы и черты лица выдавали в нём кавказца. И, конечно, многие бы подумали стереотипно, что он сам виноват в этих последствиях для здоровья, но Георгий Шалвович начал глубоко изучать его глаза. И в них он увидел доброту и благородство. Да, нельзя характеризовать человека по внешним признакам, но дедушка был настолько знаком с человеческой сущностью и душой, что мог понять его за несколько секунд.

– Что с тобой случилось? – неожиданно для медсестёр спросил старик.

Немного засмущавшись и постыдившись чего-то, парень всё-таки ответил:

– Влез в бессмысленную драку.

– Бывает, – улыбнувшись, сказал старик и снова повторил, – бывает.

Медсёстры подтянули его загипсованную ногу в Балканскую раму и тут же вышли. Старик уснул практически сразу, а парень до самого восхода солнца думал об этой драке. Иногда бывает такое, когда тело уже хочет спать, а душа мечется из одной мысли в другую, не давая уснуть.

Он винил себя за своё отношение к миру. Ведь он с детства хотел блага для всех людей на этой несправедливой планете. Парень догадывался, что, возможно, мир не добьётся бытового пацифизма, но он всё же не сдавался и старался помочь абсолютно всем. Прошлой ночью, возвращаясь домой, парень увидел троих мужчин, которые приставали к девушке. И, как обычно свойственно ему, он сразу же подбежал к ним и попросил отстать от неё. Но такие люди обычно не воспринимают слова всерьёз и начинают драку. Для России это в особенности привычно: когда наступает позднее время суток, людьми, которые идут домой с тренировки или работы, овладевает страх. Появляется нервозность и паранойя. Парень видел идеальный мир, в котором на любую просьбу тебе ответят добром, но такое представление у него каждый раз тонет в бездне бесконечного океана всё глубже и глубже.

В итоге его жестоко избили, отпинали ногами и забрали телефон. Он перед собой видел только расплывшиеся пятна и пролежал на грязном безлюдном тротуаре около часа, пока его не заметил человек, куривший на балконе.

Мысли парня были настолько перепутаны, что он не мог сконцентрироваться на сне, хотя и очень этого хотел. «Мне стоит быть более эгоистичным и твёрдым, чтобы понимать людей», – думал парень.

Наутро в палату вошли родители молодого человека с большими пакетами.

– Добро утро, сынок. Ну как ты? – спросила мама, тревожно приподняв брови.

– Да вроде нормально, – с искусственной улыбкой ответил парень, чтобы лишний раз не пугать родителей.

– Мы поговорили с врачом, – заговорил отец после томящей паузы, – и он сказал, что уже через пару недель сможешь выписаться. Кстати, мы привезли тебе кое-что, – и мама аккуратно начала доставать с пакета две большие книги.

– Тут твои любимые Достоевский и Гюго. Ты ведь, кажется, не читал их?

Парень пристально взглянул на обложки книг и с уверенностью заявил:

– Нет, не читал. Но я как раз таки и планировал их прочитать в ближайшем будущем, – через некоторое время он нахмурился и спросил. – А откуда вы знаете, что они мои любимые писатели? Я же вроде не говорил такого.

– Это да, ты нам вообще ничего не говоришь, – с отчаянием и на вздохе произнесла мама. – Но когда у человека на полке стоят несколько книг одного и того же писателя, это всё же о чём-то говорит. Я посмотрела, и у тебя не было «Собора Парижской Богоматери» и «Игрока». Ты ведь точно их не читал?

– Точно-точно. Спасибо вам огромное, правда!

– Да не за что. Вот ещё фрукты, обязательно их ешь, понятно? – проговорил отец, и сын улыбчиво кивнул в ответ. – И да, чуть не забыл. Вот твой новый телефон, я уже вбил свой номер и мамин. Так что звони в любую минуту. А если что-то срочно понадобится, то обращайся к медсёстрам, они тут очень любезные. Мы тогда поехали, сына?

– Да, езжайте, – сказал парень, и мама, поцеловав его в щёку, ушла вместе с отцом.

Всё это время старик лежал на боку и смотрел в стену. Он уже давно проснулся и во время разговора услышал знакомый акцент, с которым так обильно общался мужчина и не менее отчётливо произносила женщина. Старик ждал, когда кто-нибудь произнесёт чьё-либо имя, но так этого и не услышал.

Как только дверь палаты закрылась, дедушка перевернулся лицом к парню и спросил:

– А как тебя зовут?

– Меня? – поинтересовался молодой человек, хотя никого рядом и не было, кроме него и старика. – Адамур, а вас как?

Перед тем, как ответить, дедушка несколько секунд угрюмо молчал.

– Георгий Шалвович. А ты случайно не из Абхазии?

– Нет, я родился тут, но мои родители из Сухуми.

– Понятно, – скептически проронил старик.

– А что? – удивлённо воскликнул парень.

– Да ничего. Я просто грузин и до войны жил в Сухуми. Потом был вынужден переехать из-за этих столкновений, – произнёс Георгий и тут же ушёл в свою думу, вспоминая те чудовищные фрагменты боевых действий.

– Вас что-то до сих пор тревожит, я это вижу, – с лёгкой дерзостью заключил Адамур.

– Моя жена не успела… – на грубоватом бледном лице навернулись первые слёзы. – Моя жена не успела перебежать через улицу. Пуля попала прямо в грудь, и она рухнула в центре дороги. В этот момент я должен был находиться рядом с ней, но я… – тут он явно хотел что-то сказать, но не смог, так как толком не знаком с парнишкой. Но это не только из-за этого, он в принципе уже никому не доверяет свои тайны. Убивало ли его это? Возможно. Но старик считал по-другому, он считал, что те события, которые постоянно цепляют его сознание, должны оставаться вместе с ним.

Адамур не хотел больше задавать ему вопросы, так как боялся снова увести старика в печальные моменты жизни, но Георгий Шалвович решил отложить эту неприятную паузу.

– Ты, правда, любишь Достоевского?

– Да, он мой любимый русскоязычный писатель, – убеждённо подтвердил парень.

– Ого, после прочтения его романов приходится долго вылезать из грусти.

– И не буду спорить, – улыбнувшись, произнёс Адамур. – Но знаете, он создал настолько искренних и настоящих героев, что на душе становится даже как-то тяжело и больно. Когда я его читаю, у меня складывается такое ощущение, словно Достоевский чувствует ровно то же, что и я. Но самое пугающее и вместе с тем интересное для меня – это то, как он сталкивает мой яд и мой антидот.

Старик был крайне впечатлён и не ожидал такого глубокого ответа от такого юного парня. Ведь сам Георгий осознал всю гениальность Достоевского только ближе к сорока годам.

– Впервые такое слышу: яд и антидот. Знаешь, ты сейчас должен читать другую литературу, чтобы быть в тонусе. Тяжело ведь постоянно быть в некой депрессии, хотя это громко сказано.

– Тяжело быть хорошим – вот что действительно тяжело. Можно вопрос?

Старик кивнул.

– Сколько вам лет?

– Месяц назад исполнилось восемьдесят два.

– Тогда скажите, за эти годы вы часто разочаровались?

– В людях? – вполголоса спросил старик.

– Да и в людях, и в мире в целом.

– Постоянно, – мгновенно пробормотал Георгий, – например, сегодня. Вот сегодня мне подсунули какую-то переваренную кашу. А если серьёзно, – старик немного привстал с кровати, облокотившись на спинку постели, и продолжил, – то практический каждый день в моём представлении что-то ломается, но я уже полностью свыкся с этим. Тут ничего не поделаешь, – сумрачно подвёл старик.

– Да как это? – удивлённо вопросил парень, немного повысив голос. – Разве не надо как-то бороться с этим?

– О-ох, этот юный радикализм. Я понимаю, о чём ты, но не всё так, как видишь ты. Лучше расскажи, как ты пришёл к тому, что тяжело быть хорошим?

Адамур молчал, словно боялся сказать что-то такое, что снова ранит его самого. В палате повисла суровая атмосфера, которая проскальзывала через их мысли. На улице бушевал ветер, пронизывающий и развевающий листья деревьев. Парень, взглянув в окно, вдруг почувствовал себя в безопасности и спокойствии.

– Почему-то мне хочется вам всё рассказать, – невозмутимо произнёс он, не отводя взгляд от окна. – Я могу ведь с вами поговорить?

– Конечно, а иначе я ничего этого и не спрашивал бы у тебя.

На старике заиграла та улыбка, которая моментально превращается в делегат доверия и располагает к себе всё нутро собеседника.

– Я не умею любить, – резко, но при этом со всей выдержанностью поведал парень. – Я не могу найти себе девушку, так как мне попросту не с кем поговорить о дорогом, о своём сокровенном, например, о литературе. В ваше время, наверное, было полегче с этим.

– Ну-у, – протянул старик, – не сказал бы. Я тоже лет в двадцать уже начал разочароваться во всём подряд, в том числе и в девушках. Тем более, я тогда читал всякие любовные романы со всей этой фривольностью и банальностью. Я был слишком принципиальным, так тебе скажу. Любой недостаток человека я воспринимал так, будто это самое отвратительное, что может быть. Но потом понял, что я сам далёк от идеала. Поэтому мне и пришлось мириться со всем этим раздражением.

– Но разве это правильно?

– Да, – мигом возразил Георгий, – и ещё раз да. Помнишь, я тебе рассказывал о том, как погибла моя жена?

Парень просто кивнул, боясь как-то задеть старика.

– Когда она умирала, я был с другой женщиной, – мрачно проговорил он. – Каждый чёртов день я виню себя за то, что был таким отморозком. Ведь она меня любила больше, она переживала за меня больше, она пыталась меняться ради меня, а я… А я ничего так и не сделал. Знаешь, что самое грустное в этой истории? Мои дети думают, что в тот день я был в командировке. Просто не хотел, чтобы они считали меня тем, кем и вправду являюсь, чтобы не разрушился этот образ добренького и милого старичка. В последнее время у меня появилось такое ощущение, что на протяжении всей своей жизни я веду себя как какой-то конструктор. Точно так же могу собираться и разбираться под кого-то.

Адамур внимательно слушал старика, но всё-таки решил отвести старика от этой темы, но и не в самую удачную.

– А вы боитесь смерти? – спросил парень с глубоким интересом или даже страхом.

– Поверишь, если скажу, что ни капли? Не знаю почему, но я самой жизни боюсь больше, чем смерти, – хладнокровно произнёс старик.

– Мне почему-то казалось, что чем старше человек становится, тем сильнее им овладевает этот страх.

– Не знаю, может, у других действительно так. Я уже как-то смирился. Слушай, а ты какую книгу начнёшь читать первой? Гюго или Достоевского?

– Наверное, послушаюсь вас и почитаю Гюго.

– Тогда дашь перечитать «Игрока»? А то мне тут совсем делать нечего.

– Да, конечно, – задорно ответил парень и отдал книгу.

Весь остальной день они оба лежали и просто читали романы, не отвлекаясь на приходы медсестёр и эту бушующую погоду за окном. Парень заметил лёгкую восторженность и интерес на лице старика, и сам был счастлив от этого. Разве это не счастье, когда все твои проблемы остаются где-то за окном, а перед тобой увлекательная книга с другой жизнью?

Прошлое в реальности

«Опять засиделся», – недовольно подумал я, бросив взгляд на часы – план строительства нового жилого комплекса занимал ужасно много времени. Жена с годами совместной жизни привыкла: что верно, то верно – задерживался на работе я и вправду часто. Быстро собравшись и аккуратно сложив рабочие бумаги по папкам, я встал из-за стола, выключил свет и тихо прикрыл дверь в помещение. Выйдя из офиса, направился к машине. Я даже не заметил во время рабочего дня, как затемнилось небо. Похоже, что сейчас нагрянет сильный дождь, по крайней мере, его запах уже витал в воздухе. Я завел машину и поехал. На удивление, пробок не было, хотя в такое время я обычно провожу часы именно с ними. Весь квартал будто замер – на улице не было ни души, только тускло горели окна высотных домов.

Через двадцать минут я уже припарковал машину в гараже и поднялся домой. Вставив ключ в замок, сразу услышал топот моих самых главных людей. По сравнению с промозглой улицей здесь всегда было тепло и уютно. Дети быстро подбежали к двери и накинулись на меня. Всегда было интересно, они бегут ко мне потому, что соскучились, или потому, что хотят меня видеть с кучей пакетов сладостей и игрушек? Но как бы ни было, я всё равно их люблю и поэтому расцеловал их по несколько раз.

– Пап, смотри, cмотри, что я нарисовала, – с блестящими глазами сказала Мия и подала мне рисунок – белый лист с большой бесформенной фигурой посередине. Но я не могу им сказать ничего плохого. Если все знают меня как твёрдого, каменного человека, то дети нашли мою ахиллесову пяту. Я настолько слаб перед ними, что могу им разрешить абсолютно всё, что есть на этой планете. Порой я слишком добродушен к ним, и пытаюсь исправить это, научиться говорить нет, но, к сожалению, этого никогда не произойдет.

– Ого, какая красивая корова. Ты сама рисовала? – говорю я.

– Вообще-то, это кошка, – она нахмурилась и недовольно поджала нижнюю губу. Я промолчал и решил как-то искупить свою вину. Достал конфеты, и Мия и Чарли тут же схватили их из моих рук, словно я дал кусок свежей оленины тигру, и моментально побежали в комнату.

Повесив свой пиджак в гардероб, я пошел на кухню. Меган, как обычно, ждала меня. По традиции она собирала стол к моему приходу, и мы ужинали вместе, говорили обо всём или просто молчали, когда слова не имели никакого значения.

– Как день прошел? – начал я диалог. – Вы сегодня были у Кэтрин?

– Замечательно, просто замечательно, – Меган всегда воодушевлялась, когда разговор заходил о её сестре. – К тому же дети сходят с ума, видя её, – сказала своим чудным и ласковым голосом, от которого мои уши получают удовольствие, но, немного помолчав, она слегка нахмурилась. – Я так полагаю, ты забыл купить продукты?

– Черт, милая, извини. Так замотался с этой работой. Сейчас я поеду и возьму всё, что нужно.

– Не надо, я завтра сама схожу, – сказала она уже не совсем милым голосом.

– Через полчаса буду. Когда ехал домой, дорога была свободной. Так что я скоро приеду.

Накинув куртку и быстро обувшись, я взял ключи от машины и побежал по ступеням вниз. Небо стало еще черней, чем тогда. Лобовое стекло начало потихоньку заполняться дождевыми каплями, и мне пришлось включить дворники. Дорога к гипермаркету была абсолютно пуста, и я мог бы спокойно разогнаться, но не стал этого делать, так как асфальт уже был довольно-таки скользким. Машина будто плыла, а я не думал совершенно ни о чём: эта обычная пустота в мыслях и странное расслабляющее оцепенение – всё это было так привычно и приятно, что не хотелось малейшим движением, малейшей мыслью сбить это состояние.

«ЛИДЛИС – парковка 24 часа» – огромные светящиеся буквы неприятно били по глазам. Ощущение спокойствия мгновенно растаяло, и я, резко свернув, остановил машину. Дождь усилился, и я, всё ещё будто немного в тумане, поднял ворот и быстро дошёл до магазина. Здесь, как на улице, было совсем пусто: кроме кассирши и полусонного охранника, я был совершенно один. Буквально за пять минут взял все необходимые продукты и пошёл расплачиваться. Кассирша явно была не в духе.

– Вот это ливень на улице,– говорю я, доставая купюры из кошелька, – давно такого не было в Кардиффе.

Она посмотрела на меня, как на идиота, пробивая клубничный йогурт.

– С вас 63 фунта, – произнесла она ровным тоном.

Я дал ей две купюры по 50 фунтов стерлингов, взял сдачу и направился к выходу. Я думал, что дождь хоть как-то успокоится, но мои ожидания разрушились после того, как я вышел на улицу. На парковке расположились несколько машин, и они были разбросаны по всей территории Лидлиса. Я подбежал к машине, быстро достал ключи, разблокировал «Тойоту» и залез внутрь. Немного согревшись в ещё не остывшей машине и избавившись от неприятной дрожи в теле, наконец решил – надо ехать. Вставил ключ в замок зажигания – никакой реакции. «Только не это», – подумал тут же. Я купил её два года назад, но посещал автомастерскую регулярно.

Нехотя открыв дверь из салона, я вышел. Меня сразу же обдало пронизывающим ветром. Сняв куртку, я накинул её на голову. Сложилось такое ощущение, что будто целый год была засуха, и в один день решили свалиться на землю все накопленные осадки. Открыв капот, я начал копошиться в моторе, но с ним всё было в порядке, и с большим недоумением вернулся обратно в машину. Растерянный и злой, как никогда, я попытался завести машину, с четвёртого раза мотор медленно заработал, и я осторожно двинулся с места.

Небо к тому времени уже яростно накалилось, приготовившись извергать свои электрические заряды. Где-то вдалеке уже были видны и слышны молнии. Смотря на это, я получал какое-то эстетическое удовольствие, но при этом боялся этой завораживающей красоты. В такие минуты, как никогда, чувствуется единение с природой, я будто бы ощущал себя частью безумной, разрушительной стихии.

Проехав пару миль, машина снова остановилась. Я вышел, проверил генератор – всё в норме.

Уже двадцать минут я пытался тронуться с места, и некого было даже попросить о помощи. С обочины Эванс-стрит не встретил ни одной проезжающей машины, даже на встречной полосе было пусто. Дождь бил всё сильнее. На горизонте мелькали молнии. Я промок до нитки, пока высматривал машину, которая могла бы закрепить трос к моей. Услышав, что молнии бьют слишком близко, я решил сесть в автомобиль, но в следующую секунду меня отбросило назад, ударило в глаза ярким светом, казалось, ярче и быть ничего не может, и… наверное, тогда я упал. В глазах помутнело, стало вдруг невыносимо жарко, так жарко, что не хватало воздуха; я попытался приподняться на локтях и тут же упал без сил. Слабость медленно пронизывала моё тело мелкими судорогами, не давая ни пошевелиться, ни даже вздохнуть. Я резко повернул голову, пытаясь хоть немного отогнать эту беспомощность, и, пренебрегая резкой болью, изо всех сил держал глаза открытыми: тогда мне казалось, что, если их закрыть, точно случится что-то непоправимо ужасное. Я видел машину, чёрное небо и дорогу без конца и края; видел дом, и жену, и дождь, дождь, дождь… Веки заметно потяжелели, и я закрыл глаза.

***

Открыв глаза, я увидел, что сижу на борту самолёта, и толком не понимал, что происходит вокруг и как я тут оказался. Слева от меня расположилась девушка лет двадцати пяти, а справа находился пожилой мужчина. Странно было бы, если бы я спросил у кого-нибудь из них, что я тут делаю. Но меня не покидала мысль о том, что несколько минут назад я сидел в машине и пытался завести её, а сейчас нахожусь в пассажирском Боинге. Я решил пойти к стюардессе, чтобы она помогла мне покинуть самолет. Но, как только я встал и направился к девушке в униформе, она попросила меня занять место, так как уже начинается взлёт. Я был в полной растерянности и не понимал, зачем я куда-то лечу. Но у меня настолько сильно болела голова, что я решил не задавать ей никаких вопросов.

Вот уже наша железная птица пролетала над каким-то мегаполисом. Солнце только начало обогревать город своими лучами. Я перестал думать о том, как сюда попал и почему оказался на борту огромного самолёта. Порывшись в своей сумке, я нашёл книгу Ремарка «На Западном фронте без перемен», откинул своё сиденье и начал читать.

Я всегда восхищался Ремарком, тем, как он ярко передавал всю гамму чувств в своих книгах. Современный темп жизни не позволяет уединиться в уютном уголке с книгой в руках. Возможно, поэтому ценность книг в наше время упала в несколько раз. Но всё равно любящие читать всегда смогут уделить время приятному времяпрепровождению с любимым автором и произведением, даже если не понимают, где они находятся, как это случилось со мной.

Вчитавшись в книгу, я отвлёкся на резкий звук. Уже заснувший к тому времени дедушка, сидящий справа от меня, очнулся и начал оглядываться по сторонам. Я решил приподнять голову и увидел выломанную дверь кабины пилота, лежащую на полу. Возле неё стояли двое смуглых мужчин. Один в белой рубашке, другой в синей, оба на вид лет тридцати или тридцати пяти. Тот, который был в белой, объявил на ломанном английском:

– Всем сидеть на своих местах тихо. Мы угнали самолёт, скоро вас доставим в аэропорт.

Но паника от этих слов ничуть не уменьшилась. Пассажиры негодовали как могли. Одна из стюардесс накинулась на мужчину, который всё это время просил всех успокоиться, но получила удар по рёбрам и упала. В этот момент на борту стало так тихо, что по всему салону были слышны перешёптывания с последних рядов. Все замерли в ожидании чего-то явно плохого, вдруг по динамикам начал кто-то говорить:

– Никому не двигаться. Всё будет в порядке. Если вы попытаетесь двигаться, вы подвергнете опасности себя и самолёт. Сидите тихо.

В этот момент самолёт сделал резкий поворот градусов на сто. Вскоре опять прозвучал голос из кабины пилота.

– Пожалуйста, не двигайтесь. Мы направляемся в аэропорт. Не делаете глупостей.

После этих слов самолёт настолько резко взял на снижение, что многие закричали, будто сейчас Боинг разобьётся. Мне было свойственно абсолютное спокойствие в любой ситуации. И эта не стала исключением. Некоторые пытались успеть записать сообщение родным и близким, некоторые пытались дозвониться до 911 и шёпотом начали говорить о происходящем, а некоторые просто повалились на колени и начинали молиться.

Я не могу смотреть на всё это происходящее и решаю как-то помешать тому, кто ударил стюардессу. Самое ужасное, что может сделать мужчина в своей жизни – это поднять руку на женщину. Поэтому я дождался того момента, когда в салоне останется один мужчина, и быстрым пружинистым шагом пошёл к нему, а он заорал:

– Стой! Я сказал, сядь, или я взорву этот чертов самолёт.

Пассажиры, мимо которых я проходил, просили меня в полтона, чтобы я послушал его. Но я не мог смотреть на всё это спокойно.

Подбежав к нему, я сразу же ударил его в нос. Он замахнулся на меня в ответ, но я успел увернуться и нанести еще один удар, так что тот повалился в проход. Услышав его возгласы, из кабины самолёта вышел низкорослый мужчина со щетиной. Он посмотрел на меня и на корчащегося от боли друга. И вдруг полез в задний карман джинсов, достав канцелярский нож. Он накинулся на меня, но я попытался увернуться. Нападающий смог задеть ножом плечо и пройтись им по коже. Держась за рану, я попытался выбить у него из рук этот нож, но он обхитрил меня и ударил в спину. Я упал, корчась от жуткой боли. Перед моими глазами всё затуманилось, но всё-таки смог услышать женский плач, пронесшийся по всему салону. Я видел перед собой только расплывшиеся пятна, но мне удалось приподняться. Наконец узрел этого человека. Он улыбался и смотрел прямо на меня. Кажется, я понял, что сейчас происходит. Этот город я узнал сразу, посмотрев в иллюминатор, хоть мы и летели на огромной скорости. Мужчина продолжал улыбаться, в то время как весь самолёт был в отчаянии. Я посмотрел на окружающих и увидел глаза этих людей. Они уже понимают, что обречены на смерть. Услышав детский плач сзади, я посмотрел на грудного ребёнка, который просто закрыл глаза, но продолжал плакать. Я успел увидеть пламя, поглощавшее всех пассажиров, и закрыл глаза.

Вырезка из новостей Скай-Ти-Ви со ссылкой на ФБР:

«В здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке врезались два самолёта авиакомпании «Юнайтед Эйрлайнз», захваченные угонщиками вместе с пассажирами. В США объявлено о закрытии воздушного пространства. Всем самолётам, находящимся в воздушном пространстве США, отдано распоряжение немедленно совершить посадку».

Очнувшись, перед собой я увидел капельницу, которая направлялась в мои вены. Я мгновенно почувствовал дикую головную боль. Последний раз было такое ощущение после выпускного в школе. Тогда я хотел, чтобы все выпускники запомнили меня. И как раз друзья из параллельного класса устроили конкурс, в котором побеждает тот, кто выпьет пять бокалов подряд. Я сразу возомнил себя королём всех алкогольных напитков и решил принять участие, дабы привлечь всеобщее внимание. Но, к сожалению, я вообще ничего не помнил уже после третьего опустошенного бокала. Только на следующий день мне рассказали друзья, что я делал в тот вечер. Я поехал к своей учительнице по физике, которая мне поставила единственную «B» (в Великобритании оценка «А» означает отлично, «B» – хорошо, «С» – удовлетворительно, «D» – плохо, «Е» – очень плохо) в аттестате, и начал стучать в дверь до того момента, когда она откроется. Сидя в машине, одноклассники снимали все это на камеру и запечатлели тот момент, когда мне открылдверь какой-то мужчина. Я спросил у него невнятным тоном:

– Где она? Пусть идет сюд… – и в этот момент весь алкоголь, бурлящий у меня в организме, выплеснулся прямо на джинсы того мужчины. Потом оказалось, что учительница по физике жила на другой улице. После этого момента я перестал употреблять алкоголь, изредка выпивая бокал вина по праздникам.

По моему лицу непрерывно лил пот. Всё, что происходило со мной, оказалось просто страшным сном. Я был внутри одного из самолётов, врезавшихся в башни-близнецы. Моё сердце бьется так сильно, будто я пробежал десятикилометровый марафон. За окном виднеется садившееся солнце с багряным отблеском. Давно не было такой погоды в Сарис-Сити. Я наблюдал за этим прекрасным видом, в мою палату, в которой я был совсем один, вошла медсестра.

– Как вы себя чувствуете, мистер Филиппс? – спросила девушка.

– Да нормально. Только голова раскалывается. Долго я тут лежал?

– Ровно трое суток, мистер Филиппс. Я сейчас позову главного врача, и он вам всё объяснит.

– Спасибо.

Наряду с сильной головной болью меня тревожило левое плечо. Именно туда попал араб канцелярским ножом в этом жутком сне. Я не без труда снимаю футболку и вижу этот порез. Очень странно, как у меня могла оказаться рана, если это был всего-навсего сон. Наверное, доктор мне всё подробно объяснит, и только вспомнил его, он тут же заходит ко мне в палату.

– Ну, здравствуйте. Я ваш лечащий врач – доктор Лоуренс. У вас должно быть очень много ангелов-хранителей, так как после таких случаев выживают лишь единицы, – с задорной интонацией произнёс врач.

– А что конкретно случилось, объясните, пожалуйста. Я помню лишь фрагмент с тем, как я поспешил в машину, но, кажется, не успел из-за удара молнии.

– Именно так. Вам повезло, что буквально через пару минут по той дороге проезжала машина. Водитель быстро положил вас в машину и отвёз в близлежащую больницу, – немного подумав, он продолжил. – На самом деле это и вправду огромное чудо, что вы выжили. А в дальнейшем, если будете следовать моим рекомендациям, вы и забудете об этом случае.

– Спасибо вам, доктор. Я как поправлюсь, обязательно отблагодарю того мужчину, спасшего меня. А вы не знаете, не приходила ли ко мне моя жена, женщина с русыми волосами?

– Миссис Филиппс? Да, конечно. Она приходит сюда абсолютно каждый день. Порой она оставалась спать прямо в вашей палате. Но буквально пару часов назад ей надо было уехать по каким-то делам.

– Очень мило с её стороны. Еще раз спасибо вам большое.

– Да не мне спасибо говорите, а ангелу вашему, который сумел уберечь вас, – произнёс доктор, направляясь к двери.

– Извините, – крикнул я ему, пока он не успел уйти. – А что за ссадина у меня на плече? Жутко болит.

– Даже не знаю. Я и не замечал её раньше, – сказал с удивлённым выражением лица доктор, – сейчас позову вашу медсестру, и она поможет вам избавиться от боли. Всего хорошего.

Как только он вышел, мои мысли не давали мне покоя. Как он не заметил эту огромную рану, которая по виду, перестала кровоточить совсем недавно. Это был всё-таки сон или реальность? Но я не понимал, как такое могло произойти, я же не мог вернуться в прошлое. Но, с другой стороны, откуда у меня этот порез, который я получил на борту самолёта. Всё это было очень странно и сложно для меня. Плюс ко всему этому, головная боль ещё не отошла. Мои глаза стали медленно закрываться, и я погрузился в сон.

Проснувшись, я увидел перед собой Меган, которая пристально вглядывалась в меня.

– Доброе утро, милый. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, даже голова перестала болеть. Ты не представляешь, насколько сильно она гудела.

– Ну ничего, врачи мне сказали, что ты идешь на поправку. Я так счастлива. Каждый день приходила к тебе, чтобы просто быть с тобой. Я была уверена на все сто процентов, что ты рано или поздно очнешься. Многие врачи сомневались в этом и думали, что даже если ты откроешь глаза, то у тебя будут какие-либо проблемы со здоровьем. Но сейчас я вижу, что всё хорошо, и мы вместе будем идти на поправку, – сказав это, Меган тут же заплакала, и я приобнял её к себе.

– Всё хорошо. Конечно, все будет, как прежде. Спасибо тебе огромное за терпение. Я даже не представляю, что ты пережила за эти дни, – сказал я. – Как Мия с Чарли?

– Отлично. Всё это время они были у мамы. Я им сказала, что ты просто заболел, чтобы они так сильно не волновались. Тем более Мие, которая порой бывает слишком чувствительной и ранимой.

В этот момент заходит Лоуренс.

– Как поживаете, мистер Филиппс. Я уже вижу, что вам намного лучше, чем вчера.

– Да, доктор. Благодарю вас.

– Не за что. Сейчас я должен переговорить с вашей женой в коридоре. Позволите?

– Да, конечно.

***

Прошла ровно неделя, и меня выписывают из больницы. Было непривычно, когда Меган села за руль автомобиля. Я предложил ей самому повести машину, на что она ответила, что сама отвезёт нас домой. По дороге никто из нас не произнёс ни слова. Была середина дня. Асфальт словно раскалялся от невыносимой жары. Такое редко бывает на Британских островах. Мы подъехали к дому, и Меган предложила помочь, но я ей ответил, что всё хорошо и сам вполне смогу дойти до дома. Дом был пустой.

– Где дети, Меган? – спрашиваю я.

– Я их отвезла к маме. Доктор сказал, что тебе нужен полный покой, – ответила спокойным тоном Меган.

– Со мной всё нормально, я ведь говорил. Уже на следующей неделе выйду на работу.

– Никакой работы! Доктор Лоуренс сказал, что тебе как минимум месяц находиться дома и не меньше.

– Что? Какой месяц, я ведь в полном порядке. Послушай, дорогая. Ты же знаешь, что я не смогу протянуть целый месяц в четырех стенах. Я уже сам могу ходить, бегать, прыгать, даже летать.

– Оливер, это не смешно. Не я так говорю тебе, а врач. Ты вообще слышал, что он говорил про последствия от удара молнии? Кровоизлияние в мозг, потеря слуха, галлюцинации. Я очень переживаю за тебя. И мы вместе будем бороться, как делали всегда. Сделай это ради меня, милый.

– Извини, я погорячился. Всё наладится, ты это прекрасно знаешь, – я приобнял Меган и поцеловал.

После обеда Меган пошла спать, а я пошёл в библиотеку. Может, доктор и действительно прав? Может, это была всего лишь галлюцинация? Возможно, это и так, но откуда тогда у меня шрам на левом плече. Этого я так и не понял. Передо мной мелькали несчастные пассажиры, которые не представляли, что с ними произойдёт во время полёта. Дети, женщины, старики. Все они стали жертвами террористов. Захватчики делали это всё так непринуждённо, будто эта схема угона самолёта была отрепетирована множество раз. Почему галлюцинации вызвали у меня именно эти события одиннадцатого сентября? Я никак это не мог понять.

Наступил вечер. Я предложил посмотреть Меган какой-нибудь фильм. Она согласилась при условии того, что сама выберет его. В гостиной на первом этаже у нас висит огромный телевизор, которому могли бы позавидовать владельцы домашних кинотеатров. Меган выбрала как обычно мелодраму. Но я не стал ей противиться, так как знаю, как она может обидеться. Я уверен, что если бы я сказал: «Давай лучше посмотрим что-нибудь другое», она бы не меньше недели дулась на меня и разговаривала со мной без всякого энтузиазма.

Не прошло и получаса после запуска фильма, как я отстегнулся от киногероев и примкнул ко сну.

Я сидел в кресле за каким-то рабочим столом и передо мной лежала куча бумаг. Люди вокруг меня уставились в мониторы компьютеров и быстрым темпом что-то печатали. Посмотрев в окно, я удивился, так как находился на этаже шестидесятом, если не больше. Осознав, что нахожусь в одном из зданий Всемирного торгового центра, я в панике поднялся с места, увидев на часах 8:39. Я не помню точного времени, когда самолёт должен был врезаться в здание, поэтому поспешил крикнуть.

– Люди, если хотите остаться в живых, вы должны немедленно покинуть офис. Поверьте мне на слово, с минуты на минуту в это здание влетит самолёт, который захватили террористы.

Все смотрели на меня удивлёнными глазами. Они посчитали меня за сумасшедшего. Но эти слова дали свои плоды. Некоторые повставали со своих мест и немедленно помчались к лифтам, но многие просто сидели на своих рабочих местах.

– Что ты несёшь? Какой еще самолёт? У тебя с головой что-то неладное, – произнёс мужчина с кучерявыми волосами.

– Просто доверьтесь мне. Я хочу вас всех спасти. Можете меня считать за психопата, но то, что я сейчас говорю, – это истинная правда.

– Вы его вообще тут видели до этого? – произнёс тот же работник. – Охрана! Как вы его сюда пропустили, уведите его.

Как только он произнёс эти слова, в офис вбежали двое крепких мужиков и скрутили меня настолько сильно, что мои руки мгновенно онемели.

– Не-е-ет! – крикнул я. – Стойте. Поверьте мне на слово.

Но многие работники продолжали оставаться на своих местах и приступили к заполнению всяких бумаг. Я не мог даже сопротивляться, но сумел поднять голову и посмотреть в окно. Вдалеке был он. Эта точка становилась все больше и больше. Вспышка ослепила мои глаза.

Проснувшись, я увидел перед собой два каких-то пятна. Протёр глаза, мне всё равно не удавалось разглядеть их. Но потихоньку пятна начали превращаться в людей. Доктор Лоуренс и Меган смотрели на меня испуганными глазами.

– Доброе утро, мистер Филиппс, – произнес доктор.

– Что вы тут делаете? – тревожно спросил я.

– Дорогой, вчера мы смотрели кино, вернее я смотрела его, а ты отключился, не досмотрев до середины. Во время сна ты произносил что-то невнятное и порой срывался и кричал. А майка, в которой ты уснул, и вовсе промокла до ниточки. Я побоялась и решила позвонить доктору, – рассказала Меган.

– И правильно сделали, миссис Филиппс. Возможно, это связано с ударом молнии. Его попадание является очень мощным ударом тока, медициной классифицируется как электротравма. Для сравнения, напряжение разряда в бытовых приборах редко превышает 20-30 кВт, а у молнии около 300 кВт. Она попадает в грудную клетку или в голову, в связи с этим у выживших пострадавших частенько развиваются психоневрологические заболевания. Но всё это можно будет обойти стороной, если вы будете соблюдать режим, который я вам прописал.

– Спасибо большое, мистер Лоуренс, – поблагодарила Меган и пошла провожать доктора.

Вернувшись ко мне, она крепко сжала мою руку в своей и начала говорить:

– Милый, ты сам всё слышал, что говорил Лоуренс. Мы обязательно с тобой пройдём это, и всё будет, как прежде. Нам просто надо приложить немного усилий.

– Я понимаю. Просто я не осознаю, что со мной происходит. Когда я был в коме, передо мной развернулась трагедия одиннадцатого сентября. Я был в самолёте и видел всех этих обречённых людей. А этой ночью был в одном из зданий, и я пытался помочь людям. Призывал их немедленно выйти из ВТЦ, но всё тщетно.

– Оливер, это галлюцинации, про которые говорил доктор.

– Галлюцинации? А откуда у меня тогда этот порез на плече? – я показал ей плечо. – Когда я пытался помочь посадить самолёт, один из террористов ударил в это место ножом, и я упал на пол.

– Возможно, этот шрам появился после удара молнии, – пытаясь успокоить меня, произнесла Меган.

– Да как он мог появиться по-твоему? Я уверен, что отправился в тот ужасный день, просто не понимаю, почему именно туда.

– Дорогой, тебе надо отдохнуть и пережить эту ситуацию. Я буду тебе помогать во всём, обещаю.

– Ты не понимаешь, – сказал я поникшим тоном и отвернулся к окну.

Весь день я лежал в кровати и смотрел в потолок, изредка вставая, чтобы пройтись до противоположной стены в комнате и обратно. Сейчас я думаю над тем, что если бы я смог спасти этих людей. Если бы я смог остановить террористов, то не погибло около трёх тысяч человек.

На момент событий, произошедших 11 сентября 2001 года, я вернулся домой из школы. В гостиной напротив телевизора сидела мама, не отрывая глаз от экрана. По новостям я увидел кошмар. Второй самолёт влетает во Всемирный торговый центр. Я начал плакать от происходящего. Тяжело было осознавать, что только что погибли люди. Никто не знал, что происходит. По телевизору проскакивали кадры людей, которые бежали без оглядки из Манхэттена, которые пытались спастись любыми способами, даже выпрыгивали из окон зданий. От ВТЦ ничего не осталось, кроме газообразной субстанции. Этот день изменил полностью всю Америку.

Отрывок из стенограммы Ари Флэйшер (пресс-секретарь Буша): «Мы в состоянии войны. Когда мы найдём того, кто это сделал, они не будут в восторге от меня как президента. Кто-то должен за это поплатиться, – пригрозил Буш. – Я еле могу утерпеть, чтобы выяснить, кто это сделал. Это займёт какое-то время, но это наказание будет совсем не мягким».

Практически всю неделю я просто не выходил на улицу. Настолько было подавленное настроение, что за день я мог от силы сказать пару фраз вроде «Доброе утро» или «Спокойной ночи». В пятницу я решил предложить Меган вернуть на выходные детей, так как безумно по ним соскучился. Она была только за, но решила позвонить доктору, чтобы проконсультироваться с ним по этому поводу. Лоуренс согласился, но при условии того, что этот уикенд я должен провести, соблюдая установленный им же режим.

Меган поехала за детьми рано утром в соседний город Ньюпорт, который находился в нескольких километрах от Сарис-Сити. В Уэльсе этот город был известен еще со времён средневековья. Также история Ньюпорта богата на события, а природные условия города позволяют туристам проводить незабываемые каникулы. Надо признать, что я всё-таки люблю этот город, хоть в нём и живёт моя тёща, которая явно недолюбливает меня. Но я к ней отношусь положительно, так как, когда мы с Меган хотим отдохнуть от детей и уехать куда-нибудь, то она сразу берёт к себе Чарли и Мию.

Пока никого нет дома, я решил спуститься в библиотеку к рабочему столу, чтобы внимательно изучить людей, которые совершили угон самолётов. В поисковике я вбил информацию о террористах. «Девятнадцать человек поднялись на борт четырёх самолётов: по пять человек – на рейс 11 American Airlines, рейс 175 United Airlines и рейс 77 American Airlines, четверо – на рейс 93 United Airlines. Пятнадцать из них были гражданами Саудовской Аравии, двое – Объединённых Арабских Эмиратов, один – Египта и ещё один – Ливана. Среди террористов было шесть основных организаторов (четверо из которых были пилотами) и тринадцать рядовых членов группы».

Я узнал, что после удара молнии находился на пассажирском авиарейсе 11 American Airlines, который вылетал из Бостона. В самолёте находилось семьдесят шесть пассажиров, одиннадцать членов экипажа и пять угонщиков. Управление на себя взял Мухаммед Атта, член исламистской террористической организации Аль-Каида⁴. Оказывается, что когда он объявлял нам об угоне самолёта, это слышали не только люди, находящиеся на борту, но и служба управления воздушным движением в Бостоне. Аль-Каиду возглавлял на тот момент Усама бен Ладен. Введя его имя в Гугле, я начал пролистывать сайты, пока не наткнулся на один, где была представлена его речь.

Прочитав её, я не мог понять лишь одного. Почему бен Ладен поначалу отрицал свою вину, а в октябре 2004 года заявил, что этот террористический акт организовал именно он, и объяснил это тем, что они свободный народ, который хочет вернуть свободу. Также он обвинил президента Джорджа Буша в халатности по отношению к угонам самолётов 11 сентября.

В тот момент, когда я это всё читал и выписывал в тетрадь, в библиотеку забежали дети. Они так накинулись на меня, что я чуть ли не упал со стула. Я по ним так безумно соскучился и обнял их так сильно, что смог бы сломать позвоночники.

– Папа, мы тебя любим, – произнесли одновременно Чарли и Мия. Интересно, долго ли они репетировали это и по собственному ли желанию. Но это не важно, самое главное, что сейчас они рядом со мной.

– Всё, теперь вы у меня в плену. Напомните, кого папа любит?

– Меня, – выкрикнула Мия.

– Нет, меня, – возражающим тоном ответил Чарли.

– Неправильно, – говорю я, – вас обоих.

За всем этим происходящим наблюдала Меган, прислонившись спиной к двери. Я давно не видел её такой счастливой и спокойной. После случая с молнией она была явно не в своей тарелке. Я чувствовал, как Меган переживала за меня и хотела, чтобы всё наладилось. Но теперь, когда она видит, что со мной всё в порядке и наконец вся семья в сборе, чувствует некое облегчение.

Познакомился я с ней в девятнадцать лет, когда работал официантом в ресторане американской кухни. В студенческие годы у моих многих друзей были машины. И я, стыдившись того, что еду в университет на автобусе, захотел заработать на хоть какой-нибудь автомобиль.

В один из вечеров в ресторан зашла компания из трёх девушек. Как я помню сейчас, все официанты на тот момент времени были заняты. Поэтому, взяв несколько меню, я отправился прямиком к столику у окна, где собственно и расположились девушки. Отдав меню одной из девушек, я случайно дотронулся до её руки. Она даже не подняла голову и начала листать страницы. Я тут же спросил:

– Может, вам что-нибудь подсказать? – робким голосом произнёс я.

– Нет, спасибо, – ответила она, не отрываясь от блюд, представленных в меню.

– Подойдёте к нам минут через пять? – спросила блондинка, которая сидела напротив.

– Да, конечно.

Я пошёл обслуживать соседние столы и краем глаза пытался разглядеть ту девушку, которая после моего ухода начала громко смеяться с подружками. Неужели с меня? Я подумал в тот момент. Возможно, любви с первого взгляда и не существует, но, увидев её, я почувствовал некое тепло, пробежавшее по всему телу. Тогда я подумал, что надо действовать, и пошёл к их столу.

– Вы что-нибудь выбрали? – спросил я у всех троих сидящих, но при этом смотрел только на одну.

– Да, – отвечает блондинка с браслетом на руке в виде розы, – мне, пожалуйста, классический бургер без лука, салат «Цезарь» и клубничный мохито.

– А мне можно точно так же, как у моей подруги, только бургер с луком, – ответила девушка с зелёными глазами и ямочками на лице, которая, я так понял по её заказу, была без парня. – Меган, а ты что будешь?

– Мне просто греческий салат и латте без сахара, – ответила она, впервые посмотрев на меня, хоть и мимолётно, но я всё-таки смог заметить эти глубокие глаза.

– Хорошо. Два классических бургера, один из них с луком, другой без, два «Цезаря», два клубничных мохито, латте без сахара и греческий салат.

– Да, всё верно, – мгновенно сказала блондинка, словно хотела, чтобы я побыстрее ушёл.

Я пошёл на кухню, чтобы оповестить поваров о заказе, и сразу вернулся в зал, который шумел вовсю, как и прежде. После первых рабочих дней у меня болела голова от детских криков, пьяных разговоров, громкой музыки, но в скором времени я уже привык.

Я был не из тех официантов, которые постоянно беспокоили посетителей и подходили к столикам. Но именно в этот вечер я подходил к тем самым гостям, сидящим напротив окна, задавая при этом дурацкие вопросы по типу: «Как вам наше заведение?», «Нравится музыка?», «Не слишком громко?» Но в какой-то момент меня позвал бармен, чтобы я отнёс напитки. Я сначала отнёс два мохито, только потом хотел принести кофе, чтобы продлить как можно дольше удовольствие, наблюдая за Меган. Когда я нёс кофе, мои руки тряслись, не знаю отчего. Подойдя к столику, мои руки вовсе перестали слушать меня, и я уронил чашку с латте прямо на джинсы Меган. Несколько секунд я наблюдал за этим случаем ошеломлённо.

– Да что вы стоите? Может, вы хоть что-нибудь сделаете? – крикнула блондинка. – Принесите салфетки.

– Извините, не знаю, что случилось. Я сейчас, – сказал я и убежал за влажными салфетками. Тогда я чувствовал себя таким кретином.

Более «удачного» знакомства у меня ещё не было. Я не знаю, было ли видно по внешним данным, что я сгорал от стыда, но я всё же метнулся за салфетками и принёс их Меган. Я хотел помочь ей вытереть пятно, но это было бы слишком.

– Можете позвать вашего администратора? – заявила блондинка.

– Да, хорошо, – ответил я. «Неужто я такой неудачник?» – подумал про себя. Только устроился на работу, чтобы заработать на машину, а меня уже, скорее всего, уволят. Да и с Меган так и не получится познакомиться поближе.

– Не надо, Эми. Всё нормально. Думаю, никаких ожогов не будет, ерунда, – произнесла Меган.

– Точно? Давай, может, позовём администратора? Почему на работу берут таких недоумков.

Секунд десять мы все молчали. Меня эти слова вообще никак не задели. Я думал лишь о том, чтобы как-то извиниться перед Меган.

– То, что вы заказали – пойдёт за счёт ресторана, – обратился я к Меган. Хотя на самом деле это было не так, я сам планировал внести свои деньги в счёт.

– Только её заказ бесплатно? – спросила полная девушка, которая не произнесла ни одного слова, по крайней мере, в моём присутствии, после заказа еды.

– Да, – ответил я, и сразу же заметил, как они хладнокровно начали смотреть на меня.

– А можете и нас облить кофе или ещё чем-нибудь, – произнесла Эми, и её подруги начали громко смеяться.

– Ладно, извините еще раз за эту глупую ситуацию. Сейчас вынесу блюда.

Взяв на кухне поднос, я положил туда бургеры и салаты и направился к столику девушек.

– Пожалуйста. Этот бургер с луком. Этот без. А это ваши салаты. Приятного аппетита.

– Спасибо, – только Меган ответила, прежде чем приступить к салату. Она впервые за этот вечер заглянула мне в глаза и застенчиво улыбнулась. Значит, она на меня не обижена, и это уже хорошо. Через сорок минут, когда они попросили счёт, Меган попросила включить туда свой заказ, наверное, чтобы подруги не обижались из-за этого, я тогда так подумал. Открыв книжку, я достал деньги, а снизу лежала салфетка с мобильным номером. С обратной стороны было написано: «Латте был с пенкой или без? Я просто не заметила». Я улыбнулся и был на седьмом небе от счастья, когда я ей позвонил и пригласил на свидание, на которое она согласилась. С тех пор мы не расставились семнадцать лет. Наверное, странно то, что та салфетка до сих пор хранится в моём кошельке, но для меня она значит многое.

***

Прошёл ровно месяц после молнии, и я абсолютно здоров. Мне это сказал доктор, хотя я сам всё это прекрасно понимал. Было трудно встать в семь утра, так как в последнее время я просыпался ближе к полдню. Мия уже прибежала ко мне и начала кричать мне прямо в ухо:

– Папа, вставай. Мама сказала, что ты должен отвезти меня в садик, а Чарли в школу.

– А где мама? – произнёс я с охрипшей утренней интонацией и полуоткрытыми глазами.

– Она готовит завтрак, – сказал Чарли, войдя в комнату.

– Хорошо, уже встаю, – сказал я, всё еще лёжа в кровати.

Чарли и Мия рванулись, и я потихоньку начал вставать с постели и пошёл в ванную, чтобы принять душ. Обычно я несколько минут моюсь под горячей водой, потом под холодной, и так по два раза. В первые дни после рекомендации моего старого друга контрастный душ мне был неприятен. Я так ему и сказал, но он настоял на своём, сказав, что он укрепляет иммунитет. На тот момент у меня постоянно был насморк, грипп и прочее. Я каждый раз находил причину в погоде. Погода в Великобритании, мягко выражаясь, не лучшая. Но, купаясь таким способом на протяжении всей недели, я почувствовал, что мне действительно стало лучше, а всякие простуды ко мне и вовсе перестали цепляться. Со студенческих годов я купаюсь только так.

Выйдя из ванны, я тут же почувствовал запах тостеров и жареного бекона, который доносился с кухни. Надев свой рабочий костюм, я взглянул на время и помчал на завтрак. Дети уже доели хлопья с молоком и начали идти к входной двери. Я ел как можно быстрее, чтобы не опоздать. Тем более был первый рабочий день после длительной паузы, и мне еще надо было отвезти детей в садик и школу.

– Отвезешь, пожалуйста, детей в школу? Мне надо быть в восемь часов у стоматолога.

– Да, конечно. Мне дети уже сказали, – произнёс я, допивая чашку кофе.

Хорошо, что школа и детский сад находились неподалёку от дома. Поэтому, проводив детей, я тут же отправился на работу. Наш офис под названием Билгерт находится прямо в самом центре города на Морган-стрит. Как же я соскучился по всему рабочему процессу, по сотрудникам, по этим бесконечным бумагам на моём столе. Конечно, отдых – это хорошо, но для меня достаточно двух дней, чтобы, так сказать, перезагрузиться, а я сидел дома без дела целый месяц. Доктор Лоуренс запретил мне даже общаться с коллегами по поводу работы, что усложняло моё и без того нелегкое положение в доме. Но вот наконец настал мой первый рабочий день.

– О, мистер Филиппс, поздравляю вас с возвращением, – произнёс охранник Гарри, открыв передо мной шлагбаум к парковке, а я ответил лишь лёгким кивком и улыбкой в адрес Гарри.

Свободных мест на парковке было много. Я посмотрел на свои часы, на них показывало лишь 8:25. До работы еще целых полчаса, и я не спеша припарковал машину возле столба и начал подниматься наверх. Да уж, никогда бы не подумал, что когда-нибудь я буду бояться зайти в офис. Перед тем как открыть дверь, я почувствовал, что по моему телу пробежали мурашки. В голове у меня был только один вопрос, который мучил меня в последнее время. Почему никто не звонил мне после случившегося? Неужели те, с кем я дружил на работе, забыли о моём существовании? Но возможно, что и Меган связалась с ними, чтобы не беспокоили меня. Ладно, оставлю все эти мысли и просто открою дверь. Офис был пуст, как ни странно. Обычно к половине девятого приезжали работники, чтобы быстрее начать свои дела и быстрее, соответственно, закончить. Моя же работа заключалась в проверке всех чертежей, которые разрабатывают в нашей компании, а для серьёзных и больших проектов нанимали меня. Я разрабатывал футбольный стадион в форме розы, современнейший театр и много-много всего.

В день удара молнии я ушёл позже всех, так как на протяжении двух месяцев я составлял чертежи аквапарка, который должен был войти в топ пяти аквапарков в Европе. После всей этой ситуации я абсолютно ничего не знаю по поводу проекта. Отдали ли его другой компании или кто-то временно меня заменил? Меган постоянно за мной следила, чтобы я не общался ни с кем с работы по причине состояния своего здоровья.

Я направился прямо к своему кабинету и безумно удивился. Конечно, с памятью у меня бывают проблемы, но не до такой степени. На рабочем столе остался лишь монитор и клавиатура. Исчезло полностью всё: огромные папки, до отвала заполненные бумагами, электронные часы, фоторамка с детьми и женой. Даже в шкафчиках пропали мои графические карандаши, рейсфедеры, угольники, рейсшины, ластики. В моей голове полное недоумение, и я просто упал в кресло, которое хотя бы осталось в этом кабинете.

– Эй, смотрите, кто пришёл? Это же тот счастливчик, который дал отпор природе? – этот голос я узнаю из тысячи, даже из-за спины.

– Люк, как я соскучился по твоим несмешным шуткам! – воскликнул я, встав и обняв старого приятеля. Фактически, мы в одно время устроились в эту компанию и работаем на протяжении шестнадцати лет.

– Боже, сколько раз я тебе пытался позвонить, ты не представляешь, – со вздохом произнёс Люк. – Как ты? Рассказывай.

– Да нечего рассказывать. Меня каким-то образом задела молния, и мне понадобилось время для выздоровления, хотя я и мог после выписки из больницы спокойно прийти на работу, но ты же знаешь Меган. Пока со мной всё не наладится, никуда не отпустит.

– Вот ты даёшь. Как ты умудрился попасть под молнию, я, честно говоря, не понимаю. Ну, ничего, тогда посидим где-нибудь после работы, выпьем, расскажешь всё, а то Меган как-то поверхностно об этом рассказывала.

– Без проблем, – сказал я, согласившись на это. – Слушай, а ты не знаешь, куда пропали все мои вещи? Странно очень.

– Эмм… – промычал Люк. Ему очень тяжело в жизни, так как его главная проблема состоит в том, что он не умеет врать. – Тебе лучше поговорить с Бейтсом.

– Что случилось? – спросил я, не заметив, как мой тон повысился.

– Он в девять часов должен быть у себя в кабинете, загляни к нему. Ладно, у меня сегодня завал. Надо позвонить многим заказчикам и уладить некоторые проблемы. До вечера, – произнёс Люк это быстро, так же, как и вышел за дверь.

Я тут же присел обратно в кресло и просто сидел, глядя в полупустой кабинет. Надо всё выяснить у Бейтса, у нашего директора фирмы, который частенько опаздывал на работу.

Через полчаса офис наполнился рабочими, сидящими за мониторами или ноутбуками. За это время я успел со всеми поздороваться, услышать много приятных слов. Но я был настолько озадачен, что отвечал всем коллегам простой улыбкой и спасибо. Наконец в офис зашёл Бейтс со своим кожаным чемоданчиков и последовал прямо к себе в кабинет. Ни на кого не обратив внимания, на меня в том числе. Я проводил его взглядом.

– С ним что-то случилось? – спросил я после того, как Бейтс закрыл за собой дверь.

– Не знаю, если честно. Но в последнее время он какой-то загруженный и агрессивный, – прошептал Тео, хотя Бейтс уже был в своём кабинете.

Я подождал пару минут и решил всё-таки зайти к нему. Постучал три раза, и из-за двери донёсся его хриплый голос:

– Заходите.

Я открыл дверь и зашел внутрь. Но он уставился в свой ноутбук, и первые секунд десять я просто стоял и молча смотрел на него.

– Эмм… – произнёс я, чтобы хоть как-то привлечь его внимание, – доброе утро, мистер Бейтс.

– Оливер. Не может быть! Как ты, сынок? – прокричал Бейтс, ко всем своим подчинённым он обращался именно так.

– Нормально уже, как видите, готов пополнить ряды нашей мини-армии, – сказал я, после чего улыбнулся.

– Отлично, но тут возникла одна проблема, – произнёс Бейтс, нервно поправляя свой красный галстук. – После того, как ты лёг в больницу. Нам позвонили из той компании, которая заказала у нас проект современного аквапарка, и попросила немного поторопиться, чтобы успеть закончить постройку к концу следующего года. Мы наняли архитектора, который смог бы продолжить твою работу. И, представляешь, он справился буквально за неделю. Это было настолько удивительно для всего руководства, что они решили сделать его главным архитектором компании. Я пытался отговаривать их как мог, честно. Ты у нас работаешь с самого начала и никогда не нарушал сроки сдачи проектов. Но, увы, не всё я решаю, к сожалению.

– Я понял. Рад был работать с вами всё это время, – хладнокровно произнёс я.

– Подожди, ты уходишь? – спросил с недоумением Бейтс. – Тебя ведь не увольняют, а просто снижают по должности.

– Извини, Гарри, но если намекают на уход, надо уходить, как я считаю. Тем более, в городе полно строительных компаний, и думаю, хорошие специалисты им точно не помешают, – сказал я.

– Ладно, Оливер. Возможно, это и правильный шаг. Но помни, что в любом случае можешь мне набрать и попросить какую-либо вакансию. Да и просто помощь. Ведь ты мне и вправду как сын.

– Спасибо, Гарри. Ты же знаешь, что всё это взаимно, – произнёс я. Попрощавшись с Бейтсом, я направился к своему уже бывшему кабинету. Для чего туда иду, я сам, если честно, не знаю. Возможно, просто увидеть нового архитектора. Но, к сожалению или к счастью, его там не оказалось. Закрыв за собой дверь, я встретил Люка.

– Ну что там?

– Я уволился.

– В смысле? Если ты шутишь, говори сразу, а то я не понимаю.

– Я серьезно, Люк. Так будет лучше для всех.

– Да для кого, чёрт возьми. Тебе надо отдохнуть еще немного. Завтра пойдём в бар, выпьем, и ты расслабишься и забудешь эту ерунду.

– Извини, я, правда, уже решил для себя. Найду новую работу, не пропаду, точно. Но от пива никто не отказывался, – произнёс я, и мы тут же начали смеяться на весь офис, в то время как все с недоумением смотрели на нас.

– Ладно, до завтра тогда. Я тебе наберу, как освобожусь.

– Давай, – сказал я, крепко пожав руку Люку, направился к парковке.

Солнце уже стояло ровно над головой, но вдалеке виднелись огромные стаи туч. Это привычно для Уэльса. После солнца может полить затяжной дождь, а после дождливого дня небо может смениться на белоснежные облака, пропускающие солнечные лучи на землю.

Я еду домой, ни о чём при этом не думая. Внутри меня какая-та опустошённость. Все мои добрые чувства исчезли буквально за одно утро. Словно душевный механизм внутри меня остановился и требует починки. Подъезжая к дому, я почувствовал вибрацию из своего кармана. Я остановился у обочины и достал телефон. От Чарли пришло СМС-сообщение со словами: «Пап, если ты свободен, заберёшь меня из школы?» Я быстро написал ему: «Да, выходи через 15 минут», – и, тронувшись с места, направился к школе Груффудд.

«Странно. Уроки должны закончиться только через час. Может что-то случилось», – подумал я, сильнее надавив на педаль.

Прямо на бордюре у школьной аллеи сидел Чарли, уткнув свой взгляд в одну точку, не заметив моего приезда.

– Всё в порядке? Что с тобой, Чарли? – спросил я довольно-таки тревожно.

– Пап, поехали в кафе, я голодный, – ответил сын, садясь в машину.

– Ладно, поехали.

На мои вопросы он отвечал равнодушно, и после этого я понял, что диалога точно не получится. Поэтому надо срочно заехать в какое-нибудь заведение, ведь еда делает человека добрее и раскрепощённей, в особенности это касается мужского пола. Как только мы припарковались у входа «Манпри», начался сильный дождь и разбушевался ветер. Накинув куртки на голову, мы преодолели эту преграду и оказались в кафетерии.

– Здравствуйте, пройдёмте за мной, – сказала официантка с улыбкой, натянутой до ушей, и мы проследовали за ней. – Пожалуйста, присаживайтесь. Что-то сразу принести или подумаете?

– Давайте мне кофе, а молодому человеку…

– Мне яблочный сок, – внезапно выговорил Чарли.

– Хорошо, вот ваше меню. Я подойду к вам буквально через пять минут.

– Благодарю.

Как только официантка ушла, взгляд Чарли устремился куда-то в никуда.

– Ну же, ты чего такой грустный? – спросил я, но в ответ лишь получил взор, как на дурака. – Я буду овсяные блины, тут их очень вкусно готовят, и тебе советую.

– Пап, а как ты понравился маме? – абсолютно неожиданно спросил Чарли.

– Эмм… Не знаю, тебе надо у неё, наверное, спросить. А что? – поинтересовался я, хотя прекрасно понимал, куда он ведёт.

– В общем, месяц назад в наш класс перевелась новая ученица. Она мне понравилась с первого дня, но я не знаю, как обратить её внимание на себя. Я и домашнее задание ей отправлял, и на контрольных работах помогал, но кроме спасибо от неё так ничего и не услышал.

– Ох, Чарли, я тебя прекрасно понимаю. Ты знаешь, сколько у меня было подруг до твоей мамы? Наверное, штук десять, если не больше. После всех этих отношений, хотя сложно их так называть, я осознал для себя одну вещь: логика и разум мужчины и женщины одинаковы, только у женщин всё устроено совсем наоборот, – Чарли тут же рассмеялся. – Мы никогда не сможем до конца понять их, а они могут прочесть нас как открытую книжку за пару секунд.

– И как тогда мне найти общий язык с ними?

– А это уже ты должен сам ощутить: твой человек она или нет.

– Мой, я в этом почему-то уверен. Но не знаю, как привлечь её ко мне.

– Знаешь, когда я был старшеклассником, мне безумно нравилась одна девушка, но я боялся пригласить её на свидание, так как, ты не представляешь, какая очередь парней за ней выстраивалась.

– Вы выбрали что-нибудь? – подошла к нам официантка, прервав наш разговор.

– Да, давайте две порции овсяных блинов, – ответил я.

– Хорошо, – кивнула девушка и ушла.

– Так вот, – продолжаю я, – и я решил, что должен показать ей, что я именно тот, так сказать, принц на белом коне. Я попросил своих знакомых с бейсбола, чтобы они встретили её в одном из переулков и начали запугивать. А я в этот момент должен был подбежать сзади и их троих «перебить». Репетировали мы довольно-таки долго, дабы воссоздать всё по-настоящему. Одного я должен ударить в подбородок, чтобы тот упал. Второго перекинуть через бедро и заломить руку, а третьего ударить ногой в колено. Спустя пару дней тренировок настаёт день Х. Я сидел за мусорным баком у угла забегаловки. Увидев её издалека, я дал знак своим приятелям выходить из кафе и идти навстречу нашей цели. Вот они приблизились друг к другу, и я занял удобную для себя позицию. Они окружили её и начали что-то говорить. Одному из приятелей я сказал, чтобы дал мне знак в виде кивка головы, дабы я смог подбежать к ним и начать «операцию». Неожиданно, как для меня, так и для них, она достала что-то из сумки и прыснула каждому в лицо каким-то аэрозолем. В тот момент, когда они начали корчиться, она смогла убежать, да так быстро, что я просто сидел за мусорным баком, понимая, что план провалился.

– Да уж, – расхохотался Чарли, – до этого рассказа думал, что неудачник тут только я. Но ты смог меня превзойти, – и мы вместе начали смеяться так громко, что соседние столы затихли и начали смотреть только на нас.

Уложив детей спать, я решил рассказать Меган об увольнении. Не хотел я ей всё это говорить во время ужина, так как боялся, что расстрою её. По её мимике никогда не поймёшь, обижена она или нет. Возможно, что у большинства женщин есть такая актёрская черта, но, по крайней мере, моя жена может спокойно забрать Оскар у Николь Кидман или Эммы Стоун (не физическим способом, если что).

Открыв дверь спальни, сразу же подумал про себя: «Где Меган?» После того как помыла посуду, она направилась в комнату. Но стоило включить свет, как мой вопрос ушёл в небытие. Меган сладко спала, заняв большую часть кровати. Обычно она закидывает свою ногу на меня, но меня это ни капли не раздражает, а только наоборот, я чувствую что-то особенное в этом. Поняв, что я не помещусь в кровати, а будить такую безобидную и милую жену не отважусь, я, перед тем как отправиться спать на диван в гостиной, поцеловал её округлый лоб. Я замер на какое-то мгновение, сидя на корточках у кровати, подробно разглядывая каждую частичку лица, словно вижу её в первый раз. Иногда у меня проскальзывают мысли о том, почему она выбрала именно меня, ведь она абсолютно во всём идеальна. Идеальная жена, идеальная мама, идеальная дочь – все эти люди сосредоточены в одном человеке. Могу точно сказать, что я далеко не идеальный, но, благодаря ей, я пытаюсь стараться быть с каждым днём лучше. Как бы это банально ни звучало, но я вообще не представляю себе жизнь без неё.

Что может быть лучше утра, когда тебе никуда не надо? Ничего. А что может испортить это наслаждение? Конечно же, утренняя суета. Если бы я надел наушники, то всё равно бы проснулся от такого сильного топанья детей по лестнице. Я понял, что поспать уже точно не получится, и решил пойти умыться.

– Пап, – остановил меня Чарли на пороге ванной комнаты, – маме надо было рано ехать на работу, так как там возникли какие-то проблемы. Отвезёшь нас?

– Хорошо, подождите в гостиной, пока я соберусь.

Быстро умыв лицо и одевшись, я направился к детям.

– Вы покушали? – спрашиваю я.

– Нет, – вместе ответили Чарли и Мия

– Если я начну готовить, то мы опоздаем.

Я откровенно не умею готовить, а если начинаю это делать, то обязательно либо что-то подгорит, либо что-то недоварится.

– Давайте по пути что-нибудь возьмём, согласны?

– Да, – сказала Мия, а Чарли ответил кивком.

Не доехав пару миль до детского сада, мы остановились у какой-то закусочной и взяли сэндвичи с ветчиной и сыром. Времени оставалось совсем мало, и детям пришлось позавтракать в машине. Я успел благополучно вовремя довезти и Мию, и Чарли.

Никаких дел на сегодня у меня не было запланировано по понятным со вчерашнего дня причинам, и я направился домой.

Теперь мне надо разобраться с вопросами, которые мучили меня какое-то время. А именно, связанными с событиями 11 сентября. Я уверен в том, что Джордж Буш знал о террористической угрозе за два дня до атак, так как бывший аналитик ЦРУ Джордж Биби утверждает, что Владимир Путин рассказал американскому коллеге о том, что российская разведка выявила признаки надвигающейся террористической кампании, к которой готовятся достаточно долго, а организатором является Афганистан. Ещё более странным фактом является то, что ни в одном рассекреченном документе не говорится о действиях по предотвращению террористической угрозы. Возможно, что Буш-младший не ставил в приоритет Аль-Каиду. Но как, если совсем недавно, за три года до этих событий, террористическая организация № 1 сделала предупреждение в виде взрывов американских посольств в Найороби (столица Кении) и в Дар-эс-Саламе (на тот момент столица Танзании).

Я должен перестать думать об этом всём и думать о поиске работы, но в моей голове мелькали лица тех людей, находившихся в самолёте и в офисе одного из зданий ВТЦ. Что я мог сделать? Уже невозможно их спасти. Это чувство собственного бессилия, когда ты ничего не можешь изменить. Я всё-таки уверен в том, что это были не галлюцинации, как бы ни утверждали Лоуренс и Меган.

Примечания

1

       В переводе с венгерского оберст-лейтенант.

(обратно)

2

       Неф – это внутренняя часть храма, расположенная между аркадами.

(обратно)

3

       Перевод песни XXXTENTACION – HEARTEATER.

(обратно)

4

Террористическая организация, запрещённая в РФ.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

На границе войны

Бездомный

Инженю

Записка

Пустой

Свидание над Землёй

Сломанный образ

Прошлое в реальности

*** Примечания ***