Вещь. Рассказ [Д. Фрейман-Кольцов] (fb2) читать онлайн

Д. Фрейман-Кольцов Вещь. Рассказ

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи».

«Черт, да с таким потоком людей не ровен час, когда здесь собственного ребенка кто-нибудь забудет», – подумал я и недовольно шмыгнул носом, демонстрируя свое раздражение дежурным пустозвонством голоса из динамиков.

Мне в последний момент каким-то чудом удалось вбежать в вагон и даже занять свободное место раньше рослого парнишки в наушниках, оттолкнувшего ради достижения той же цели беременную женщину, пытавшуюся подобраться поближе к дверям, чтобы на следующей станции покинуть эту пыточную камеру. Вправду, пассажиров после 18 часов становилось настолько много, что они напоминали пережаренных шпротов в жестяной банке. Дышать было не просто трудно, но почти невозможно: убийственная смесь самых разнообразных запахов, – от приятных французских духов и душистых цветов до пива, резины и, конечно, чудовищного пота, – вкупе с натянутой на лицо маской заставляли задыхаться. Болела голова. Проклясть хотелось все и всех вокруг. Даже не так, искренне хотелось что-нибудь сломать, разбить, уничтожить.

Люди, люди, люди. Смердящие и вечно чем-то недовольные, возомнившие, будто их хотелки почему-то обязательно должны обладать большей значимостью для мира, чем желания людей напротив. Но кто они такие? Гордые владельцы шиша с маслом. И я такой же, один из них. Удивительно, к чему могут привести мыслительные карусели. Стоит утром вступить в лужу и замарать брюки, опоздать на работу из-за визита в магазин для покупки салфеток, получить выговор от начальника за опоздание и, конечно же, невесть как написанный отчет, а по пути к метро едва не попав под машину, попутно пожалев, что у тебя нет такой же, и все – ты ненавидишь весь белый свет. Черная энергетика ненависти пропитала вагон, в котором я находился. Казалось, ничто не способно хоть на йоту сделать этот день хоть немного приятнее и интереснее.

Однако, бывают и сюрпризы. На глаза мне попалась женщина, державшая в руках маленькую собачонку. У меня собака была всего один раз за всю жизнь, да и так умерла давным-давно, потому в породах я не был силен, но по наблюдениям могу сказать, что собачка была йоркширским терьером. Ничего необычного в ней не было – собака как собака. И хозяйка вроде бы тоже не отталкивала, но и не привлекала. Правда, держала собачку она как-то неуклюже, будто громоздкую вещь, с некоторым усилием. Обычно я не смотрю подолгу на других людей и уж тем более на животных, но теперь мне захотелось подольше поглядеть на эту даму с собачкой.

Начали лезть всякие прозаические мысли относительно прошлого и настоящего женщины, никак порой не совместимые ни с возможным возрастом (даме на вид было около пятидесяти), ни с внешним видом, ни даже с фактом наличия у нее домашнего животного.

Заинтересованный мозг со скоростью судебной машинистки перебирал варианты имени, рода деятельности, национальности, количества браков, детей и лучших подруг, а также размышлял о возможном тембре голоса, которым хозяйка подзывала собачку на прогулке (мне почему-то казалось, что у нее голос был очень низким), о районе Москвы, в котором каждые утро и вечер совершались прогулки. Вскоре от одного только воображаемого перечисления чего-то абстрактно-возможного мозг перешел к анализу поведения дамы. Оно вполне походило на обычное, и мне бы не показались странными и сколько-нибудь заслуживающими внимания посторонних людей вроде меня некоторые моменты, если бы не наличие собачки. Оно рушило с виду непримечательную картину. Вот, что это были за моменты. Дама, как выше написано, держала собачку как-то неуклюже, с некоторым усилием, словно пыталась перешагнуть некий барьер, разделявший ее и питомца. Я обратил внимание и на излишне любопытный взгляд дамы, он, казалось, выискивал укромное местечко или ловил чужие взоры, дабы быть убежденным, что ее и особенно собачку замечает как можно меньше пассажиров.

Впрочем, до дамы и ее собачки действительно никому не было дела. У всех были свои заботы и проблемы. Я сам обратил внимание на этих двух существ только лишь из-за острого желания выбросить из головы мысли о работе; в действительности интерес весь мой в столь подробном изучении дамы с собачкой не был рационально оправдан. Мне бы как раз лучше думать о работе или хотя бы о том, что я сегодня буду есть на ужин, а не размышлять и анализировать, почему эта женщина надела красный кандибобер вместо синего и держит собачку словно выпуск «Московского комсомольца».

Правда, все-таки, к моему удивлению, нашелся в вагоне человек, который с искренним интересом глядел на собачку. Им оказался маленький старичок, сидевший недалеко от меня. Думаю, немножко стоит описать и его, хотя, честно сказать, описывать было мало чего. Кепочка, курточка, слегка приспущенная масочка, да пакет в руках. Вот и весь старичок. Взгляд, однако, заметно отличался от других. Он был простым, чистым и даже добрым, чего нынче практически невозможно отыскать. Собачка тоже уловила этот взгляд и стала смотреть старичку прямо в глаза. Неотрывно друг на друга смотрели они. Два светлых и добрых существа. Мне стало понятно, что в них в тот момент жило одно и то же чувство, что между ними не было никакой разницы. Казалось, что это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга. В каждом из них – старичке и собачке – светился тот же трепетный огонек.

Мне вдруг стало очень тепло на душе. Вся внутренняя жёлчь, прежде отравлявшая организм и готовая вырваться вместе с нескончаемым потоком самых отвратительных бранных слов и испачкать всех вокруг людей – таких же мешков с жёлчью, будто сама по себе исчезла и забрала с собой душевное зло, не оставив и воспоминания о недавней лихорадке спесивости. Одна эта сцена подвела меня к выводу, что все наши проблемы – одна бессмысленная маета, придавать которой незаслуженно большое значение есть наивысшая глупость.

Тут поезд остановился, прервав и мои размышления, и переглядывания старичка и собачки. На «Сокольниках» повторилась та же ситуация, что и на «Красносельской»: разноцветное, но такое одинаковое, разноголосое, неуправляемое море людей двинулось прочь из вагона. Навстречу этой волне, уже внутрь, двинулась волна не меньших размеров.

В какой-то момент я потерял даму с собачкой. Мне нужно было выходить на «Черкизовской», потому я продолжил сидеть и заметил, что старичок тоже сидел.

– Вы на какой выходите? – поинтересовался я у него.

– На Подбельского, – по старинке ответил он, имея в виду станцию «Бульвар Рокоссовского», ранее носившую название «Улица Подбельского».

Двери закрылись, и вагон вновь оказался забит пассажирами, закрывшими собой и старичка. Поначалу я подумал, что на этом можно было завершить рассказ, поскольку в тот момент мне казалось, что ничего интересного более не произойдет: я доеду до «Черкизовской», дойду до дома, доем вчерашнюю картофельную запеканку и лягу спать с чувством некоторой легкости, а завтра проснусь с осознанием всей гнетущей серости собственной жизни; в общем, все, как обычно.

Но внезапно случилось невероятное: среди массы одинаково воняющих людей, на полу под сидениями сидел йоркширский терьер, минутой ранее пребывавший на руках у почтенной дамы. Он не лаял, не скулил, но активно рыскал глазками в поисках кого-то.

Как так получилось? Что произошло? Почему собачка оказалась одна? Неужели хозяйка настолько рассеянная женщина, что не заметила потерю питомца из собственных рук?

Абсурд!

Слишком неправдоподобно. Это ужасно признавать, но, видимо, дама намеренно оставила собачку в вагоне. Словно ненужную сумочку бросила. Бедное существо не понимало, что хозяйка за ним уже не вернется и смирно ожидало знакомых рук, вертя головой по сторонам.

– Ой, тут собачка! – взвизгнула одна девушка и дернула за рукав подругу.

– Ты смотри, поди, бросил кто, – подхватила та. – Слишком ухоженная для бездомной.

– Твоя правда. Как жалко бедняжку. Может, заберешь?

– Ты что! Я собак терпеть не могу! А может, ты заберешь? У тебя раньше был йорк.

– Нет уж. Кто знает, по какой причине эту собаку здесь оставили. Может, у нее бешенство или чего похуже.

Вскоре почти на полминуты весь вагон гудел только об этой собачке. Кто-то задумывался о том, чтобы забрать ее к себе, но тут же избавлялся от данной мысли под давлением товарищей или из собственных страхов. Меня тоже терзали сомнения. Признаться честно, я не хотел забирать собачку к себе, но и не желал ей зла. Напротив, мне хотелось, чтобы с ней все было хорошо, чтобы у нее был дом, любящий хозяин, чтобы ей не было одиноко и страшно. Уверен, подобные мысли витали в головах всех пассажиров в вагоне.

Я хотел увидеть старичка, посмотреть его реакцию. Но если собачку кое-как между чужих ног я заметить сумел, то сидевшего среди десятков высоких людей маленького пожилого человека мои глаза обнаружить не смогли.

В итоге с собачкой решили поступить известным способом: сообщить о ней сотрудникам метрополитена, как только поезд доедет до «Черкизовской». Так как мне нужно было выходить на этой станции, я и вызвался сообщить. Никто не возражал. Меня заранее пропустили к дверям и поблагодарили за инициативность. Я еще раз посмотрел на собачку и подумал, что с ней будет дальше. Отправят ли ее в приют или просто выбросят на улицу? А может, ее заберет один из сотрудников метро? Или в этот момент поблизости не окажется сотрудника, и собачка так и останется сидеть в вагоне, дожидаясь неизвестно кого? Столь разнообразные исходы будоражили сознание.

«Станция «Черкизовская»». Заветные слова прозвучали, двери открылись, и все стали ждать, пока я выйдут. Но не успел я сделать первый шаг, как из вагона вышел тот самый старичок с собачкой на руках, оставив нас всех в исступлении.

Держал он ее не как ненужную вещь, но как друга и спутника. Я вышел следом за ним. Далее последовали остальные пассажиры. Всем было интересно, подойдет ли старичок к сотрудникам метрополитена, которых на станции было более чем достаточно.

Но нет, он не подошел. Он решил сам дать собачке дом, тепло и уют. Ни у кого из нас на это смелости не хватило, потому что мы принялись, как это нынче принято, анализировать риски принятия собаки в дом, а он просто взял и понес ее к себе.

Домой я вернулся с чувством облегчения, а утром проснулся с чувством радости, зная, что та собачка больше не является для своего хозяина вещью.