Черная роза [Северлика] (fb2) читать онлайн

Северлика Черная роза

Глава 1

Одна рука его легла сзади на лопатку, вторая – чуть ниже, на талию. Её Руки привычно обхватили его шею, и он сделал шаг вперёд, оттесняя, ловя, защищая.

Она прогнулась назад, плавным медленным движением разведя руки в стороны, подобно нежному цветку, и откинув голову с полуприкрытыми глазами.

Каштановое золото волос мазнуло по паркету и взлетело в воздух от следующего резкого разворота. Медленно поплыли перед глазами софиты. Тихо зашуршали мягкие шаги: один, два, три. Она отступала, ласкаясь к его рукам, прогибаясь там, где он прикасался, и взгляд её был полон нежности, как та, которую выписывали звуки музыки.

Медленную, проникновенную мелодию выводили виолончели, и бархат их звучания наполнял каждое движение танцующих тягучестью, плавностью.

Сквозь веер пушистых ресниц она увидела, как он чуть улыбнулся одной из своих задумчивых, восхитительных улыбок, так менявших его бесстрастное лицо. Улыбнулся чему-то внутри себя, какой-то мысли, посетившей его во время неторопливого перехода.

Когда он поднял её в воздух и, сделав один оборот вокруг себя, осторожно поставил на пол, она задержала дыхание. Девушка будто не устояла. Наклонилась вправо, падая, вытянувшись в гибкую струну, подняв руки вверх через стороны, словно это вовсе и не руки были, а крылья с незримым оперением.

И он поймал, снова поднял в воздух, снова закружил. Опираясь на его плечи, она запрокинула голову, бессильно уронила руки-крылья, и медленно, чувствуя каждый сантиметр его тела своим, сползла к его ногам. Вскочила одним плавным движением, отбежала, словно дикая лисица, всплеснула руками, замерла.

Два широких шага ей навстречу, и он стремительно упал на колени, сжавшись на полу, а девушка быстро перекувыркнулась через него спина к спине, и, после разворота, мягко соскользнула в продольный шпагат.

Она ощутила жар, исходящий от его ладоней. Прикосновение было сильным, порывистым. Он одним стремительным движением поднял её на ноги и прижал к себе нежно, осторожно, словно она была сделана из тончайшего хрусталя.

Он зашёл ей за спину, не выпуская из кольца своих рук, опустил подбородок на её плечо, зарываясь лицом в изгиб шеи. В его движениях сквозила такая неприкрытая чувственность, щемящая нежность.

Ей нестерпимо захотелось обнять его руки на своей талии, прикоснуться к ним, но она осталась стоять, запрокинув голову назад на его плечо, зажмурив глаза и раскинув руки в стороны.

Они замерли так на несколько мгновений, а потом он отпустил её.

– Ну, господа, это уже кое-что, – донеслось сдержанное из темноты, где сцена обрывалась в зрительный зал, и из-за софитов казалось, что там чёрная пропасть, – но это не значит, что нам не над чем работать.

Девушка, улыбаясь, сдула со лба влажную чёлку. Кто-нибудь с обидой посчитал бы такую оценку слишком малой для танца, в который они только что вложили всю душу, но не Диана. Она точно знала, что эти слова – самая большая похвала, какую можно услышать от их руководителя, который поднялся с кресла во втором ряду, и жестом дал понять подопечным, что на сегодня репетиция окончена.

Михаил Дмитриевич Воронцов работал в танцевальной сфере больше 20 лет, и считался одним из самых лучших хореографов города. Это был невысокий, коренастый мужчина, с крепкой фигурой опытного танцора. Небольшая лысина, видневшаяся среди каштановых волос, и седеющие виски ни в коей мере не указывали на его возраст, напротив, придавали ему чисто мужской шарм. Глаза были похожи на двух чёрных жуков и смотрели цепко, внимательно.

Двигался Михаил Дмитриевич резко, порывисто и имел привычку без конца приглаживать волосы во время объяснения отдельных элементов танца. Быстро выходил из себя, начинал кричать, увлекаясь сценической эмоцией, размахивать руками, возбуждённо ходить по залу, но его ученики уже давно привыкли к такой его манере общения. Зато он обладал неиссякаемой фантазией. В нём жила удивительная любовь к своей профессии, которой он отдавал всю свою душу. Это было весьма заразительно. Рядом с ним всем хотелось танцевать.

– Диана, твоя героиня приземляется как бегемот, у которого проблемы с пищеварением, – громко сказал он, подходя к ученикам и запуская руку в волосы, – а твой герой, Женя, таскает её по всей сцене так натужно, будто она бегемотом и является. Отставить бегемотов! Дайте мне больше лёгкости, изящества, грации!

Диана усмехнулась. Её партнер кивал со скучающим выражением лица. Михаил Дмитриевич покачал головой, а потом неожиданно тепло улыбнулся.

– Ладно, молодёжь, отдыхайте. Завтра ровно в семь тридцать утра жду вас на репетицию, и без опозданий!

– До свидания, Михаил Дмитриевич. – Ответили два голоса.

Девушка проводила высокую, статную фигуру руководителя глазами до выхода из актового зала и ловко спрыгнула со сцены. Она направилась к своему рюкзаку, терла лицо ладонями и отдувалась – было жарко. Отвинтила пластмассовую крышку на бутылке с минеральной водой, чувствуя, как меж лопаток противно скатываются капельки пота. Диана с наслаждением сделала глоток и тут же закашлялась. Вода кусалась и щипалась во рту миллионами мелких пузырьков и ударила в нос. Она вытерла навернувшиеся слёзы и наткнулась на насмешливый взгляд Жени.

Было в серых глазах юноши нечто такое, что всегда заставляло девушку краснеть, как помидор в конце августа. Ди одарила его полным возмущения взглядом, на что он наглым образом усмехнулся.

Настроение у неё было отличное, как всегда, после хорошо выполненной работы. Присутствовало чувство изнеможённого удовлетворения. Но потом она обречённо вздохнула: подниматься каждый день в пять часов утра – серьёзное испытание. А опаздывать на репетицию действительно не стоило – поездка в Москву совсем скоро.

Девушка засунула наполовину полную бутылку в рюкзак, закинула его на спину и пошла за Женей, который уже направлялся к выходу из зала.

– Что это сегодня с тобой? – поинтересовалась она, догнав его у входной двери, – обычно, когда ты танцуешь, у тебя такое сосредоточенное лицо, будто ты обдумываешь детали чьего-то убийства, а сегодня ты улыбался…

Женя откинул с лица длинную светлую прядь волос, и Диана увидела, что его губы изогнуты в насмешливой улыбке.

– Знаешь, когда ты наклоняешься, мне открывается великолепный вид на твои… – он сделал паузу, дождался, пока Диана покраснеет до корней волос, и великодушно исправился, – …на твоё декольте.

Девушка сузила по-кошачьи зелёные глаза.

– Порядочные мужчины не стали бы пользоваться случаем и заглядывать девушке за воротник. – Прошипела она.

Женя в ответ только шире ухмыльнулся.

– А где ты видела здесь порядочного мужчину?

Диана сердито пихнула его локтем в бок и зашла в женскую раздевалку.

Бросив рюкзак на длинную скамью под вешалкой, утыканной крючками, она взглянула в большое зеркало. Серебристая поверхность послушно отразила раскрасневшуюся, невысокую девушку с хмурым выражением лица и растрёпанными каштановыми волосами, одетую в чёрный гимнастический купальник. Она, подумав, нагнулась вперёд. Купальник надёжно прилегал к телу и ничего лишнего не открывал.

– Вот наглец! – процедила Диана с возмущением и принялась сердито натягивать шерстяную кофту.

Они с Женей танцевали в паре уже больше десяти лет, и всё это время он не уставал её дразнить. Казалось, ему доставляет огромное удовольствие смущать и ставить её в неловкое положение. Но, как ни странно, они сдружились быстро, и реагировать на его шпильки Диана стала реже. Несмотря на ершистость и неприступность, Женя никогда не переходил грань между подшучиванием и издевательством.

Высокий, светловолосый, с тёмно-серыми, как клочья вечернего тумана, глазами, он привлекал к себе наиболее впечатлительных барышень без малейшего труда. Женское внимание ему льстило, он принимал восторженные вздохи с насмешливой улыбкой и изрядной долей иронии.

Но Диана глубоко сомневалась, что «Ледяной Принц», как Женю однажды окрестили восторженные поклонницы, вообще способен кого-то полюбить, кроме собственного отражения в зеркале.

Помимо яркой внешности, её партнёр обладал удивительной способностью будить в окружающих людях любое нужное ему чувство. Он манипулировал людьми часто, много и со вкусом. Такая власть над чужими эмоциями одновременно пугала и восхищала.

Однако, Женя не подпускал к себе никого слишком близко. Со всеми он общался с вежливой отстранённостью, почти не улыбался искренне, сдержанно отвечал на вопросы и о себе разговаривал неохотно.

Он не говорил о своей жизни, не рассказывал о семье никому из их общих знакомых, но Ди знала, что отец бросил его с матерью в три года. Она так же знала, что возле Жени есть одна особенная девушка, которую он не выносит, но по каким-то причинам не может её прогнать.

Диана не встречала никого столь же самоуверенного и упрямого. В нём жило ужасное высокомерие, блестящая язвительность, изящная и рискованная. Казалось, его невозможно в чём-то переубедить или переспорить. Но, в то же время, Диана знала, какой мягкой иногда была его улыбка, каким искренним звучал смех, видела теплоту в его глазах, а не только полнейшее презрительное равнодушие. Казалось, он весь состоит из противоречий.

В Жене было столько жесткости, что иногда он наводил ужас, но в следующее мгновение он мог помочь кому-то встать на улице, вежливо объяснить дорогу, улыбнуться какому-нибудь плачущему малышу, и было совершенно не понятно, чего от него ждать в следующую секунду.

Диана помнила, как в шесть лет, её, робкую и нерешительную, мама привела в кружок акробатического танца. Михаил Дмитриевич велел ей исполнить несколько базовых движений, и когда она справилась, удовлетворённо кивнул. А потом позвал из-за кулис Женю.

На сцену вышел худощавый, жилистый паренёк с загорелым лицом и облупленным носом. Выгоревшие волосы были совсем белыми. Диана нерешительно улыбнулась ему, но он лишь глянул волком и сразу отвернулся.

Она помнила страх и смущение, когда Михаил Дмитриевич сказал, что они будут танцевать в паре, но возразить не нашла в себе сил. Ей совсем не понравился этот гордый, заносчивый мальчишка. Но в первый же день, когда маленькая Диана рассыпала в коридоре дворца культуры фломастеры, помог ей именно Женя. Молча подошёл, собрал, сунул ей в руки наполненную пачку и ушёл.

Постепенно, уступая и помогая друг другу в мелочах, дети привязались друг к другу. Да и невозможно было не привязаться, когда проводишь вместе столько времени и постоянно близко контактируешь.

Став старше, Диана чувствовала то необъяснимое духовное родство с этим невозможным человеком, какое бывает только между лучшими друзьями, и считала его своим другом. Постепенно она привязалась к нему, к его метким, кусачим шуточкам, насмешливой манере выражаться, к его сильным рукам и мелодичному голосу.

В общении со всеми он держался расслабленно и непринуждённо, но в нём непременно чувствовалась какая-то напряжённость. С ней эта напряжённость постепенно ушла. Они беседовали открыто, искренне, и Диана была тронута, когда впервые почувствовала эту разницу.

Так размышляя, девушка вышла из раздевалки и направилась к выходу из дворца культуры «Россия». На широком крыльце её привычно ждал Женя, одетый в чёрную осеннюю куртку и тёмные джинсы. На плечо он небрежно закинул рюкзак с абстрактным ярким рисунком.

Он стоял на «своей» ступеньке. С самого первого дня, как Диане разрешили ходить на репетиции одной, без сопровождения взрослых, Женя ждал её на крыльце дворца, на второй ступеньке снизу. Всегда только на второй. Девушка сначала удивлялась, когда видела его после репетиций, ведь вместе они могли пройти совсем немного, лишь до трамвайной остановки, но потом привыкла, и старалась собраться быстрее, чтобы не заставлять его ждать.

Вот и теперь Женя взял её рюкзак, и перекинул через свободное плечо. Потом взглянул на неё чуть устало:

– Что с тобой? Ты какая-то тихая.

Диана покачала головой.

– Ничего, просто устала сегодня смертельно.

Они неспешно побрели к трамвайной остановке. К железной дороге вела узкая аллея, по бокам которой летом зеленели аккуратные коротко постриженные кусты и ряды высоких тополей.

Теперь же эти кусты напоминали островки жаркого пламени. Осенью аллейка окрашивалась в буйные пурпурные и оранжевые тона, тополя выстилали мокрый асфальт пёстрой листвой. Это был один из крошечных живописных уголков среди шумного бетонного города, и Диана любила это место.

За аллеей раскинулся необъятный рынок, который всегда ассоциировался у девушки с запахом сырой рыбы, руганью и суетой, поэтому идти по тёмной, тихой, засыпанной жухлой листвой дорожке было особенно приятно.

– Темы наших танцев всегда любовные, – внезапно проговорил Женя не то с обидой, не то с возмущением, и Диана недоумённо подняла голову.

– Что?

Он посмотрел на неё сверху вниз, чуть повернув голову, отчего его светлые волосы, скользнув по щекам, упали на глаза. Он нетерпеливо их сдул.

– Темы наших танцев – любовные, – повторил он, – всегда. Ты не замечала?

Девушка пожала плечами.

– Действительно. Ты против?

– Нет, но это странно. У других – тематические танцы. Есть даже танцы-сценки, а у нас всё одно и то же. То она в него влюбляется, то он пылает к ней страстью.

– Мы танцуем в паре, Женя, – ответила Диана, наслаждаясь вечерней прохладой. Она даже шапку сняла и выпустила на свободу длинные, пушистые, тёмные локоны. – И не участвуем в сценках. Что можно сделать с парой?

Женя отнял шапку из её рук и преградил ей путь.

– Эй! – воскликнула она, когда он натянул шапку обратно ей на голову.

– Опять хочешь с соплями ходить? Или горло давно не лечила?

Девушка заворчала, но шапку больше не сняла. Они медленно шагали по аллее. Домой не хотелось совершенно.

– И потом, любовь тоже может быть многогранной. – Продолжила свою мысль девушка, – любовь – нежность, любовь – страсть, любовь – безумие, любовь – мечта, любовь – ревность, даже любовь-смерть. Смотри, какой простор для фантазии.

Женя сорвал жёлтый лист с куста и повертел его в руках.

– А по-моему, всё это попросту банально.

Заметив вопросительный взгляд Дианы, он пояснил:

– Сейчас всё про любовь: книги, фильмы, картины. Как только эту несчастную любовь уже не трактовали. Даже в открытках тебе непременно желают счастливой и чистой любви.

Диана внимательно посмотрела на ленивые движения его пальцев, крутящих листок. Ей казалось странным, что её друг не понимает очевидных вещей.

– Это вечная тема, Женя, – наконец сказала она, – любовь всегда будет присутствовать в жизнях и сердцах людей. Без неё никак нельзя, мы тогда уже слопали бы друг друга живьём, как тропические богомолы.

Женя усмехнулся и бросил листок под ноги. А потом лукаво взглянул на неё.

– А может Михаил Дмитриевич просто находит нас с тобой хорошей парой, а? Как считаешь?

– Я считаю, что кто-то сейчас получит в глаз. – Спокойно предупредила девушка, и Женя фыркнул.

«Да уж, хороша пара. – Подумала Диана, – Женя – определённо не тот, кого стоит рассматривать в качестве второй половинки, если только ты не законченный мазохист».

– Твой трамвай! – вскричал он, дёрнув её за руку.

Они добежали до остановки. Женька впихнул ей её рюкзак в самый последний момент, когда двери трамвая уже начали закрываться, и Диана весело помахала ему из окна.

Наблюдая, как её друг отдаляется, и становится всё меньше, Диана вдруг удивилась, с чего бы Жене задумываться над тематикой их танцев. Её саму никогда не волновало то, что танцуют они всегда лирику.

Доехав до своей остановки, девушка привычно ощутила усталость и голод. Так бывало всегда в конце среды. После репетиции она чувствовала, что до дома не дойдёт – рухнет где-нибудь под кустом, и уснёт недельки на две.

Вспомнив, что дома её ждут четыре задачи по «Гармонии» и конспект по «Народному творчеству», девушка чуть не расплакалась. «Лето хочу!» – мысленно простонала она и прибавила шаг.

Домофон заныл уже порядком надоевшую всем мелодию. «Многоуважаемый господин Бетховен застрелился бы, если б услышал, в каких формах применяют его знаменитое «К Элизе»», – подумалось Диане, и в этот момент из динамика послышался мамин голос:

– Диана, ты?

Хотелось ляпнуть какую-нибудь глупость, наподобие: «Нет, не я, а твоя давно умершая прабабушка!», но девушка сдержалась. Её мать была строгой женщиной и не терпела таких вольностей.

– Угу. – Буркнула она, и домофон пискнул.

Войдя в подъезд, Диана недоверчиво покосилась на лифт. После того, как она застряла в нём в прошлом месяце, желание лениться у неё отпало, и она стала подниматься по лестнице пешком на седьмой этаж.

Дверь ей открыла младшая сестра.

– Привет, Ди! – Звонко выкрикнула она, – А мне сегодня пять по русскому поставили!

Лиза явно была горда собой, и теперь вертелась на месте, как молодая козочка. Её более светлые, чем у Дианы, волосы выбились из пышной косы и разметались по плечам, как у дикой лесной нимфы.

– Великое достижение, – фыркнула Диана, открывая створку шкафа и вешая в него куртку, – Почему уроки не делаешь?

– Я уже всё сделала! Это только ты по танцулькам ходишь, – сестрёнка показала ей язык и удалилась в комнату.

Тремя часами позже, наскоро поужинав, провозившись с задачами по «Гармонии» и конспектом, Диана пребывала в состоянии, сравнимым с зелёным и не слишком свежим желе. Она лежала в кровати с закрытыми глазами, но усталость дошла до того предела, когда тело просит сна, а мозг отказывается переставать думать. Мысли текут медленно, одолевают неясные образы и воспоминания.

Диана вызвала в памяти лицо своего однокурсника Антона: слегка вытянутое, с квадратным подбородком и ярко-зелёными, озорными глазами, всегда такими хитрыми, как у молодого, полного сил лиса. Почему-то рядом с этим образом медленно возник образ Жени, у которого всего было больше: и красоты, и характера, и ума. Подсознательно Диана всегда сравнивала этих двоих, и никак не могла понять, откуда берётся этот сравнительный анализ.

Она часто задумывалась, почему именно Антон, а не Женя так понравился ей. Почему запал в душу и обосновался там именно он, а не блистательный Евгений Крылов, которого пожелала бы каждая?

Диана глубоко вздохнула и перевернулась на живот, обняв одну из множества небольших подушек, а потом недовольно воскликнула:

– Лиза! Это ещё что такое? Ты уже не маленькая!

Сестрёнка, прошлёпав по полу босыми ногами, проворно залезла к ней в постель и теперь требовала свою долю одеяла.

– Ну, пожалуйста, Ди, – Лиза посмотрела на неё тем самым взглядом, который считался нечестным приёмом. После него Диана соглашалась на что угодно.

С победоносным выражением лица сестра поудобнее устроилась на своей стороне кровати и засопела.

Диана улыбнулась и тоже провалилась в сон.

Глава 2

Золотой шарик с трепещущими крылышками, называвшийся Снитч, подразнивая, завис над самой макушкой Дианы. Она оторвала одну руку от метлы и потянулась за ним, но он, проскочив между пальцев, ускользнул от неё. Диана опустилась на землю, снизившись и развернув метлу, соскочила с метловища и увидела, что золотой снитч лежит прямо перед ней. Она нагнулась, чтобы взять его, но он снова исчез. И вдруг, Диана оказалась в театре оперы и балета. На сцене танцевал Женя под какую-то противную, лающую мелодию. Девушка стала громко протестовать, что она не собирается танцевать с ним под эту тявкающую музыку. Перед глазами снова сверкнул снитч. Она протянула руку и проснулась…

Некоторое время осоловевшая от сна Ди просто сидела на кровати в ворохе подушек и одеяла. Она легонько потрясла головой, как будто хотела изгнать странный сон из головы. В душу вползла какая-то смутная тревога, которая появляется каждый раз после таких снов.

– Бессмыслица. – Фыркнула Диана, ёжась, вылезая из тёплого одеяла.

Рядом с её кроватью на полу лежала книга Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Орден Феникса». Поразмыслив, она поняла, откуда взялся в сновидениях золотой снитч.

Лиза простонала что-то маловразумительное, и накрыла голову подушкой. Диана ощутила зависть – сестра училась в школе во вторую смену, и могла валяться до полудня.

Перегнувшись через Лизу, Ди выключила будильник, который продолжал отвратительно-жизнерадостно вопить о том, что наступил новый день, и быстро оделась.

Она не любила утра. Особенно осенние, пасмурные утра, когда солнце выползает из-за горизонта с явным трудом и жадничает, изливая свой тусклый свет на озябшую, заспанную землю.

Девушка шла по мокрой дорожке, между двумя грязными, расплывшимися от ночного дождя газонами с жухлой, умершей травой, и на душе было премерзко. Настроение совсем упало к нулю, когда она не успела на трамвай, который сверкнул у неё под носом железным боком и, громыхая, умчался в утренний туман.

На силу добравшись до дворца культуры «Россия» и поднявшись на третий этаж, где располагался актовый зал, она обнаружила прикорнувшего на подоконнике Женю. Девушка неслышно подошла к своему партнёру и легонько потрясла его за плечо. Женя вздрогнул так резко, будто у него над ухом раздался удар гонга, и распахнул заспанные глаза. У Дианы, ни с того ни с сего, промелькнула в голове мысль, что они похожи на сегодняшнее утро – такие же серые и холодные.

– Раздевалки закрыты. Михаила Дмитриевича ещё нет. – Мрачно проговорил Женя себе под нос, потом поднял глаза на девушку и добавил: – привет.

Диана кивнула, отвечая на приветствие, и вздохнула. Михаил Дмитриевич никогда не задерживался так долго – значит, они приехали зря.

– Может, нам взять ключ от зала и самим позаниматься? – неуверенно предложила она.

Женя скептически глянул на неё.

– Как в прошлый раз?

Диана снова кивнула.

Как-то они с Женей уже пытались заниматься самостоятельно. Когда Михаил Дмитриевич об этом узнал, он высказывал своё недовольство весьма громко и убедительно. В результате этой беседы они с Женей узнали, что являются безответственными болванами, так как заниматься акробатическими танцами можно только под строгим надзором руководителя. Подумав, Диана и сама пришла к выводу, что Михаил Дмитриевич прав – в случае чего, отвечать за их травмы придётся ему.

Прождав руководителя ещё двадцать минут, Диана попрощалась с Женей и побежала на трамвай – ей нужно было попасть в училище как можно быстрее.

Саратовское Областное Училище Искусств располагалось возле консерватории. Диана, проходя мимо её больших тяжёлых дверей и ажурного фасада, как всегда убавила шаг. Девушка мечтала о консерватории всю свою сознательную жизнь. На её лице расцвела чуть печальная, одухотворённая улыбка, когда она окинула взглядом высокое, величественное здание храма искусства, его заострённые окна и небольшие башенки в стиле псевдоготики.

Вздохнув, она прибавила шаг, перешла улицу и вошла в гораздо более скромное желтоватое здание Училища Искусств.

Прохладное фойе встретило её тишиной и умиротворённостью. Прямо за двойными, сберегающими тепло, дверями располагалась обширная площадка, пол которой был выложен бежевой плиткой. Вдоль стен, выкрашенных в нежно-персиковый цвет, теснились многочисленные стульчики. На них обычно отдыхали ожидающие урока студенты. От дальней части площадки поднималась широкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Чугунные перила её были искусно выкованы, и на них красовался причудливый растительный орнамент. Из фойе можно было попасть в два крыла училища: в музыкальное отделение, где обучались будущие артисты театра оперы, певцы эстрадной музыки, оркестранты и теоретики музыкального искусства, и в хореографическое отделение, где учились будущие артисты балета.

В половине девятого в училище почти никого не было. Ещё не пришли струнники и духовики, которые занимались прямо в коридорах и создавали вокруг атмосферу большого и очень фальшивого оркестра. В середине дня, когда у всех был большой перерыв между занятиями, будущие оркестранты вытаскивали свои партии и начинали их учить. Разнообразные мелодии, воспроизводимые скрипками, фаготами, флейтами, сливались в такой невообразимый шум, что нормальный человек не выдерживал и десяти минут. Но Диане нравились эти звуки. Они доказывали, что она учится не где-нибудь, а именно в Училище Искусств, среди творчески одарённых, а потому немного странноватых людей. Точно таких же людей, как она.

Девушка вздохнула и нежно провела ладонью по перилам лестницы. Как бы тяжело порой не приходилось в учёбе, а она всё равно любила это место. Диана улыбнулась тишине – это был её мир, только её воздух, её жизнь…

Атмосфера дружбы всегда витала под высоким потолком училища. Студенты знали друг про друга абсолютно всё, так как находились вместе по пятнадцать часов в сутки. Вместе учились, вместе обедали, вместе смеялись и плакали, вместе переживали сессию. Когда вокруг находится такое количество людей, которые думают в одном и том же направлении и действуют с одинаковыми мотивами – это сближает даже помимо воли. Творческая, больная музыкой молодёжь – самое дружное общество на планете! И здесь Диана впервые поняла, что такое – иметь много настоящих, понимающих, чутких друзей. За них она любила своё училище безмерно!

Девушка, поднялась на второй этаж, негромко стуча каблучками туфель о мрамор ступеней. Гулкая тишина, в которой чётко отдавался звук её шагов, настраивала на меланхоличный лад. Диана задумывалась о том, какой разнообразной и насыщенной была её жизнь, и иногда сама удивлялась, как она всё это успевает, и главное – откуда в ней столько энергии.

Было Училище, где девушка проводила большую часть своего времени. Она училась на отделении теории музыки, и почти не вылезала из библиотеки. Книжная пыль и многовековые труды теоретиков, которые разбирали бессмертные симфонии и оперы по нотам и мельчайшим интонациям, её утомляли. Сердце девушки требовало движения, действия, страстей, а не беспрестанного штудирования толстых томов.

Однако, рядом с ней звучало столько музыки, которую она любила необъяснимой, трепетной любовью, что она готова была перечитать и выучить целую библиотеку, лишь бы продолжать слышать её.

Музыку Диана считала особым, удивительным наречием, на котором говорили лишь необычайно тонко чувствующие люди. Изящный язык Моцарта и простой, незамысловатый Гайдна, нежные слова Шопена и резкие выкрики Прокофьева, бесконечные восклицания Бетховена и протяжные распевы Рахманинова – всё это она слышала, понимала и любила с самого раннего детства.

Диана владела фортепиано и старалась играть так, чтобы клавиши под её пальцами выражали хотя бы четверть того смысла, тех чувств, которые вкладывали в свои произведения композиторы. Это стоило девушке немало пота и собственных нервов. Но Диана была счастлива от того, что она может поделиться своим внутренним миром, своим теплом с другими людьми через прикосновения к клавишам.

И была «Сюита» – её танцевальная группа. Это – отдушина, место, куда Диана приходила, чтобы выплеснуть те эмоции, которые не удавалось реализовать в училище. Безумно, до дрожи в коленях выматывая себя в сложных, опасных танцах, она чувствовала себя живой и счастливой. Здесь она могла быть разной: загадочной, интересной, той, какой её видел зритель. И не важно, что публика забывает артиста, едва ступив за порог зала. Она чувствовала, что может управлять её эмоциями и её настроением хотя бы на этот час, который длилось выступление. Дарить радость – это стоило долгих изнурительных тренировок.

Единственным, кто видел, как Диана старается и насколько это для неё важно, был Женя, который точно так же сгорал в танце, как и она сама. «Наверное, именно поэтому мы так близки…» – подумалось ей.

Размышления девушки прервал громкий хлопок входной двери.

– Студенческий! – потребовал строгий вахтёр.

Следом послышался скрип прокручиваемого турникета – значит у вошедшего со студенческим билетом было всё в порядке.

Девушка перегнулась через перила, чтобы взглянуть, кто пришёл, и увидела светловолосую макушку.

По её телу прокатилась жаркая волна, её охватило волнение. Диана, только бросив один взгляд, узнала вошедшего.

Обладатель макушки, вероятно, почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял голову. В зелёных глазах мелькнуло узнавание, а потом та самая лукавая хитринка, которая делала его лицо необычным и чуть загадочным. Без этого выражения его глаза казались бы тусклыми и блёклыми.

Он слегка улыбнулся и кивнул. Диана махнула ему рукой. Когда он отвернулся, девушка облокотилась на перила, стараясь не привлекать к себе внимания, и осторожно разглядывала его со второго этажа.

Антон тоже был блондином, но волосы его имели более тёмный оттенок, чем у Жени, и, в отличие от него, за своей причёской он совершенно не следил. Ростом он был ниже Евгения и не с такой грациозной походкой, гибкой фигурой, но зато в нём было то, чего Диана никогда не видела в своём партнёре.

Женя был слишком замкнутым. Одной из черт его характера была природная осторожность и холодная дистанция. У Антона же душа была нараспашку. Он мог сказать что-то, не подумав, а потом долго извиняться. Иногда его поведение выходило за рамки вежливости, манеры оставляли желать лучшего, но в глазах всегда светилось добро. Трудно было представить Антона, совершающего злодеяние, казалось, он был на такое не способен. Антон был типичный добряк. Это делало его в глазах Дианы более живым и не таким «стеклянным», как Женя.

– Диана, что вы до сих пор делаете в коридоре? Ваш урок начался пятнадцать минут назад.

Девушка подскочила от неожиданности, заслышав этот приятный, мягкий голос.

– Простите, Алиса Владимировна, – пискнула она, и юркнула в 26 класс на урок гармонии.

Алиса Владимировна со свойственной ей плавностью скользила по классу, читая лекцию про третью степень родства тональностей, а Диана следила за ней. Если на кого она и хотела бы быть похожей в своей жизни, то только на своего любимого преподавателя.

Это была очень непростая женщина: энергичная и сердитая, сильная и справедливая, уверенная в себе и добрая. Кроме того, она обладала колоссальным запасом терпения, никогда не повышала голос и всегда отлично выглядела. Диана её обожала.

Поймав себя на мысли, что она думает совсем не о том, о чём следует думать на уроке гармонии, девушка включилась в работу, отложив свои мысли до перерыва. Она моргнула пару раз и сфокусировала взгляд на доске, где уже выстроилась цепочка нот в скрипичном ключе. Диана решительно взяла в руку карандаш и склонилась над нотной тетрадью.

После урока у третьего курса теоретического отделения был двухчасовой перерыв. Диана как всегда не успела спросить у друзей, кто куда уходит, потому, оставшись одна и сердито нахохлившись, уселась на крайний стул на втором этаже у самой лестницы.

Это было её любимое место. Отсюда открывался замечательный вид на три стороны училища: Диане было видно, кто и с кем сидит под лестницей на первом этаже, кто входит и выходит из кабинетов в коридоре второго, и что делается на третьем.

Шумная, весёлая жизнь училища шла своим чередом. Кругом бегали восторженные первокурсники и второкурсники, расхаживали студенты последнего, четвёртого курса, мелькали знакомые лица родного третьего. Гудели духовики, стрекотали струнники – это значит, что скоро у дирижёров закончится хор, и в шестнадцатом классе будет симфонический оркестр.

А вот и РНХ в своих пёстрых, цветастых русских народных костюмах – самое весёлое и шумное отделение училища искусств. Руководители Народного Хора занимаются изучением русского фольклора, поют и танцуют так, что самая чёрствая душа тает.

Диана вытянула шею и разглядела знакомую белобрысую макушку. На Антоне была красная русская народная рубашка, подвязанная жёлтым кушаком, расшитым золотистыми нитями. Словно почувствовав её взгляд, он повернул голову, близоруко щурясь, и широко улыбнулся. Диана вздрогнула, помахала ему рукой и тут же залилась ярким румянцем.

За её спиной раздалось ехидное покашливание.

– И долго вы будете переглядываться? – негромко спросила Аня, её подруга ещё со школьной скамьи и однокурсница.

Она ловко перешагнула через Дианину сумку и опустилась на соседний стул.

Диана посмотрела на подругу озадаченно. Мысли её витали возле Антона, и она почти не слышала её слов.

С Аней они дружили уже десяток лет. Обладая статной крепкой фигурой, копной длинных рыжих волос, она походила на молодую, полную сил ведьму. Сходство увеличивали огромные, по-кошачьи зелёные глаза, которые казались ещё больше из-за очков и смотрели на мир с неизменной проницательностью и убийственной прямотой.

– Я говорю, долго ли продлится ваше перемигивание, – с усмешкой повторила Аня.

– Долго. – Лаконично ответила Диана, вытаскивая из-за её спины свой пакет с книгами, на который она облокотилась.

– Это глупо. Всё училище уже знает, что он тебе нравится, включая его самого. – Аня, до этого копающаяся у себя в сумке, подняла глаза, поправила очки в красивой золотистой оправе и встретила полный ужаса взгляд подруги, – А что ты удивляешься? Рассказать об этом Маринке – всё равно, что объявить на всю страну по радио.

– Но… она же его двоюродная сестра! – Диана была потрясена до глубины души.

Она всегда хорошо ладила с Мариной, как та могла выдать её секрет?!

– И что? – чуть насмешливо поинтересовалась Анна, – Ты ждёшь, что она устроит твоё личное счастье?

Диана надулась, сложив руки на груди.

– А почему бы и нет. Она оказывает на него огромное влияние.

Аня перестала копаться в сумке и внимательно посмотрела на подругу.

– Дело даже не в ней. Точнее, не только в ней. Твою привязанность не увидит только слепой.

Диана тут же перестала дуться и поёрзала на стуле. Аня была для неё своеобразным наставником на путь истинный, потому что говорила то, что думала, прямо и честно. При разговоре с ней лгать себе было совершенно невозможно.

– Что ты думаешь? – после небольшой паузы спросила она тихонько.

Аня отвела взгляд, вздохнула и отработанным движением вернула сползшие очки на переносицу.

– Я уже говорила тебе, что я об этом думаю, – серьёзным голосом проговорила она, выуживая, наконец, из сумки толстую коричневую книгу с потрёпанным переплётом, – ничего нового сказать не могу. Он тебе не подходит.

Диана понаблюдала за погрузившейся в чтение подругой некоторое время, а потом снова взглянула в коридор. Антона там уже не было.

– Ладно, пойду прогуляюсь, что-то засиделась совсем. – Она поднялась со стула и добавила, – и, кстати, я с тобой не согласна.

Она успела поймать встревоженный взгляд Ани, и у неё потеплело на душе. Какой бы резкой и прямой не была её подруга, а обижать Диану она всё же не хотела.

– Всё в порядке, – заверила её девушка, и, улыбнувшись, направилась на первый этаж.

Спускаясь с лестницы, Диана смотрела под ноги и не заметила, что на неё несётся нечто разноцветное и восторженно вопящее. Только оказавшись в крепких, пахнущих цветочными духами, объятиях и запутавшись лицом в пёстрых лентах, Диана разобралась, что к чему.

– Наташка, – прохрипела она, – ты переломаешь мне рёбра.

Невысокая, улыбчивая девушка, одетая в ярко-алый русский народный сарафан, подпрыгивала на ступеньках, как мячик.

– Привет, Ди! – звонко выкрикнула она, – Я тебя не видела так давно!

– Ты выздоровела, наконец? Что с тобой было?

Наташа была ещё одной дорогой подругой Дианы. Познакомились они уже в училище, но подружились очень быстро. От одного взгляда на эту солнечную, всегда такую сияющую девушку, становилось тепло на душе. Наташка была из тех людей, кто начисто сметает все негативные мысли одним своим присутствием.

– Да ничего особенного, – отмахнулась бестия, – простуда, как всегда. Как у тебя дела с… – она понизила голос, – … с нашим общим знакомым?

Диана улыбнулась.

– Никак. Но это поправимо.

– Правильно! – расцвела Наташка, и по-дружески пихнула её в бок, – ой, ладно, побегу. Ты придёшь на наш концерт?

Диана преувеличенно вздохнула.

– Куда же я денусь?

Наташка ещё раз ослепительно улыбнулась и, подхватив полы сарафана, убежала в коридор.

Спустившись на первый этаж, Диана помахала Насте с дирижёрского отделения, подмигнула Сергею со струнного и окинула взглядом холл.

К одиннадцати утра училище наполнилось смехом, звуком множества голосов и стало напоминать растревоженный улей. Тут и там кто-то что-то ронял, выкрикивал, куда-то бежал. Из коридора, ведущего на половину музыкантов, доносились звуки фортепиано и весёлые возгласы репетирующих народников. Перед огромным зеркалом, висевшим возле гардероба, вертелась стайка девочек. За своим столом дремал вахтёр, как он мог заснуть в таком шуме – оставалось загадкой.

Под лестницей на стульях кучей лежали чьи-то вещи, а рядом, на самом краю, приткнулся одинокий народник. На коленях у него лежала исчерканная пометками партитура, и он старательно что-то в ней высматривал, а потом принимался несмело дёргать струны треугольной балалайки.

– Эй, Диана!

Девушка повернулась на голос и улыбнулась в знак приветствия своему старому знакомому – Роберту, другу Антона.

Он учился на последнем курсе, и было удивительно, что вообще продержался до выпуска, ведь всё своё время он проводил под лестницей. Парень вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу, рядом с ним сидела очередная первокурсница.

Если Диане не изменяла память, уже пятая на этой неделе. У белокурой, кудрявой девушки было такое выражение лица, будто она увидела того самого принца, о котором мечтают все барышни, правда, без коня. Ди мысленно покачала головой: девочке понадобится час, чтобы понять, что Роберт под определение «принц» подходит так же, как слон под определение «балерина».

Улыбнувшись самой себе, Диана окинула любящим взглядом родные стены. Неясная тревога, вспыхнувшая после разговора с Аней, ушла, и настроение выровнялось.

Внезапно до неё донёсся пронзительный визг и заливистый девчачий смех. Вахтёр всхрапнул и проснулся, недоумённо озираясь по сторонам. Диану же непонятно почему вдруг взволновал этот звук. Она прошла через холл и свернула в коридор, где располагались классы общего фортепиано. Заглянув за угол, девушка тут же отшатнулась и в ужасе прижала ладонь ко рту.

За углом, возле боковой лестницы в укромном уголке, стояли Антон и Мила с дирижёрского отделения. Стояли они очень близко, и длинные тёмные волосы девушки змеями спускались с её плеч, обрисовывая тонкую талию. Милаша – так её называли подруги – прислонилась бедром к перилам лестницы и на её губах блуждала победная, кокетливая улыбка. Антон же смотрел на неё сверху вниз со знакомым хитрым прищуром. Смотрел так восторженно и жадно. Смотрел так, как никогда не смотрел на Диану.

Сердце девушки заколотилось, словно безумное, из глаз помимо воли брызнули слёзы. Изнутри поднималась горячая, опустошающая волна горькой обиды. «Когда? – металось в голове, – Когда они успели? Ещё вчера между ними ничего не было!».

Диана вжалась в стену, не обращая внимания на то, что шершавая поверхность штукатурки пачкает белым её тёмно-синее платье. Взгляд её зацепился за настенные часы.

Половина двенадцатого.

Следующий урок через полчаса.

Основы Познания Мира – самый ненужный и бестолковый предмет на свете, объединяющий в себе физику, химию, математику и астрономию, и в итоге не дающий ничего. Кто поставил его в расписание третьего курса теоретиков, которым и без того было ни продохнуть?

В коридоре послышались шаги, и Диана метнулась в сторону, стараясь слиться со стеной и сделаться незаметной. Но это было лишним. Если бы она вдруг выпрыгнула из-за угла в набедренной повязке и начала танцевать ламбаду, Антон с Милашей её вряд ли бы заметили. Эти двое смотрели только друг на друга, и их, по видимости, не волновало, что происходило вокруг. Причём, за один вот такой взгляд Диана бы отдала половину собственной души.

Глухая злость на весь мир вспыхнула в душе девушки, и она, резко оттолкнувшись от стены, быстрым шагом направилась к гардеробу.

«К чёрту познание мира со всеми его основами! – думала Диана, рьяно натягивая на себя куртку, – К чёрту Антона и его выдру! К чёрту всех!»

Девушка отпихнула с дороги попавшегося под руку Роберта и выскочила на улицу. Вдохнув влажного тяжёлого осеннего воздуха, она немного успокоилась. Тянущее чувство чуть отпустило, и Диана медленно побрела через парк, в сторону набережной.

Мокрые скамейки уныло стояли в лужах, небо над головой теряло редкие капли, и они падали на землю с тихим звуком. Увядающие, жалкие деревья стояли безмолвными изваяниями по обе стороны асфальтовой дорожки, навевая тоску и жалость. Диане всегда почему-то было жалко деревья, которые были вынуждены вечно стоять на одном месте, под проливным дождём или палящим солнцем.

Всё случилось так быстро, в одно мгновение её оптимистичный настрой на жизнь развеялся, и теперь казалось, что утро было в прошлой жизни.

Внезапно Диане вспомнился тот лукавый взгляд, который Антон подарил ей в перерыв. Теперь она понимала этот налёт интереса и предвкушение скорой забавы, промелькнувшие в его глазах.

Девушка резко зажмурилась, отгоняя волну гнева.

– Почему? Ну почему она? – чуть слышно спрашивала Ди кого-то, пиная опавшую листву носком туфли, – Два года продолжалась наша детская возня. Два года он слал мне лукавые улыбочки, приглашал на танец на дискотеке, благодарно целовал в щёчку, когда я ему помогала с уроками. Целых два года он держал меня как жука на ниточке – вроде бы и крылья свободны, но не улететь. Я столько сделала для него, а тут всего за один день всё решилось!

Маленькая старушка, проходившая мимо, с сочувствием взглянула на расстроенную девушку с налипшей на туфли листвой. Должно быть, услышала её бормотание.

Диана смутилась и ускорила шаг.

Перейдя несколько улиц, она вышла к берегу реки.

– Невезуха, – пробормотала она, подходя к светло-голубому бортику, окаймляющему набережную по всей длине.

Девушка безумно любила это место. Вид широкой синей Волги действовал успокаивающе. Было в этом что-то философское – люди живут и умирают, спешат, торопятся, плачут и смеются, а река ничуть не меняется. Течёт неспешно, несёт свои тяжёлые бессмертные воды через расстояния и дышит мерно, спокойно, бесконечно.

Девушка спустилась на самый нижний уровень набережной, где, присев на корточки, можно было дотянуться до воды рукой, и села на верхнюю ступеньку железной лестницы, исчезающей в глубине. По этой лестнице спускались зимой отчаянные люди, любящие купаться в проруби. Диана потрогала ледяную воду, и у неё тут же замёрзли пальцы. Она сжала мокрую ладонь в кулак и спрятала в карман.

На другой стороне Волги раскинулся Энгельс. Его город. Диана догадывалась, что живёт Антон где-то недалеко от его центра, и удивилась тому, что не знает где именно.Вдруг вспомнились его глаза, цвета летней, слегка запыленной городской листвы, блестящие, живые. Диана мечтала о нём два года. Ей нравился его широкий разворот плеч, пшеничные волосы, всегда так мило торчащие в стороны, его руки с пальцами музыканта – изящными и гибкими.

А теперь в его глаза смотрит другая. Его красивые руки касаются её, и она перебирает его светлые, мягкие волосы. Она, которая его ни капельки не достойна!

Диана сердито сморгнула вновь подступившие слёзы. «Не буду плакать! – подумала она решительно, – больше никогда я не буду из-за него плакать!»

Она, конечно, не сдержала этого обещания.

Девушка обняла колени руками и склонила на них гудящую голову. Хмурое небо над ней раскололось вспышкой молнии, а потом, чуть запоздав, вдали прогрохотал гром. На лоб Дианы упала первая капля, но она только закрыла глаза, позволяя редкому, ленивому дождю смывать следы слёз со щёк.

Капли запутывались в тёмных, длинных волосах цвета спелого каштана, которые, почувствовав влагу, тут же завивались в плотные тугие локоны. На сердце было тяжело и мерзко. Больше всего Диане хотелось спрятаться где-нибудь, где бы её никто не нашёл, свернуться там клубочком и заснуть, пока весь этот кошмар не закончится. Но она прекрасно понимала, что при её плотном графике такая роскошь недостижима.

В три часа у неё индивидуальное занятие по фортепиано, а потом нужно идти на репетицию – через месяц спектакль. Домой она сегодня попадёт только в восемь вечера, где её будет ждать домашнее задание и отчим, которому наверняка нужно будет сварить что-то съестное.

Диана вздохнула, открыла глаза и недолго наблюдала, как капли падают в речную воду и заставляют её идти мелкой кружной рябью. Вода в реке, отражая плачущее небо, сделалась серой и безликой, мокрый асфальт потемнел, и всеобщая осенняя картина набережной потускнела под дождём, как старый выцветший холст с пейзажем. Девушка поднялась на ноги, пригладила кудрявые волосы и направилась обратно к училищу.

В голове у неё роились невесёлые мысли.

Своего отца девушка помнила не слишком хорошо. Мелькали мимолётные воспоминания о тёплых больших руках, о добрых глазах, о весёлых играх, но если бы она попыталась представить его лицо, у неё бы не вышло. Лиза папу не помнила совсем.

Когда отчим впервые появился в жизни Дианы, он произвёл на неё странное впечатление. А точнее сказать, вовсе его не произвёл.

Ей было двенадцать, а сестре – семь лет, когда этот человек впервые переступил порог их дома. Мама представила его как Михаила Константиновича и сказала, что теперь они будут жить все вместе. Ди, помнится, восприняла эту новость спокойно, только поздоровалась. Но Лиза сразу спряталась за юбку матери, а ночью вся в слезах пришла к Диане в постель и бессвязно пролепетала, что ей страшно, что «новый дядя» заберёт её. Прошло полгода, прежде, чем она совсем перестала бояться отчима.

Михаил Константинович был невысоким, коренастым мужчиной с хорошей, подтянутой фигурой, тёмными волосами, и выглядел бы вполне привлекательно. Но дело было в его глазах. Такого тёмного оттенка глаз Диана не видела ни у кого. Его глаза напоминали дыры, и смотреть в них было жутко. Взгляд у отчима был тяжёлым, холодным и расчётливым. Если вспомнить поговорку, про то, что глаза – зеркало души, то души у этого человека не было вовсе. Лиза однажды сказала, будто в глазах у «нового дяди» живёт темнота. Положа руку на сердце, Диана была с ней согласна. А ещё она бы добавила, что темнота живёт не только у него в глазах.

Михаил Константинович говорил мало, никогда не делал попыток сблизиться с ней или сестрёнкой, хотя бы попытаться заменить им отца, умершего через год после рождения Лизы. Он вообще мало обращал на них внимания, и ограничивался несколькими словами, преимущественно: «подойди», «принеси», «не мешай», «скройся с глаз долой». На одну единственную попытку Лизы залезть к нему на колени он отреагировал скупой улыбкой и фразой, от которой дунуло такой лютой стужей, что Диана передёрнулась:

– Какой милый ребёнок…

Больше Лиза к нему не подходила никогда.

Диана недоумевала, что её мать, ещё молодая, неглупая, очень красивая голубоглазая женщина нашла в этом мрачном, холодном человеке? Сама же она испытывала к нему полнейшее безразличие и искренне сочувствовала сестре, которая кроме школы никуда больше не ходила и проводила с ним гораздо больше времени, нежели Диана, появлявшаяся дома в восемь или девять вечера.

Девушка свернула на улицу имени Радищева, где стояло училище искусств, обогнув парк, и посмотрела на желтоватые стены. «Такие стены имеют заведения для коррекции психического здоровья, – мрачно подумала она, – как символично».

Когда она приблизилась к тяжёлой входной двери, и уже протянула руку, чтобы взяться за холодную тёмно-бордовую ручку, изнутри её кто-то с силой толкнул, и дверь распахнулась. Диана еле успела отскочить.

Из училища показалась задняя часть Антона, который, наклонившись вперёд, тянул за руку Милашу. Вторая жеманничала, и, хихикая, упиралась. Мимо них протиснулся Роберт, и, увидев Диану, пожал плечами, словно вопрошая: «Вот идиоты, правда?»

Диана изобразила улыбку, совершенно не представляя, как она должна выглядеть со стороны, и повернулась к парочке.

– Я, конечно, просто счастлива, что у вас такая бурная любовь, – ядовито прошипела она, – но, может, вы соблаговолите отойти с дороги? Если вы не заметили, вы здесь не одни!

Антон отпустил руку Милы и теперь смотрел на Диану с оттенком удивления. Милаша насмешливо вздёрнула брови и сделала шаг в сторону.

– Благодарю. – Процедила Диана и прошла мимо них внутрь училища.

За своей спиной она услышала сдавленный смешок, а потом зазвучал высокий, до тошноты елейный голосок Милы:

– Не за что. Осторожнее на ступеньках, когда нос задран к потолку, по лестнице ходить трудновато.

Диана нацепила на лицо самую доброжелательную из своих улыбок и повернулась к ней.

– Спасибо за совет, Милаша. И тебе того же, поскольку с такими кривыми ногами ходить по ступенькам ничуть не легче.

Когда ухмылка медленно сползла со смазливого лица Милы, Диана испытала садистское удовольствие. Роберт за спиной Антона помирал от сдерживаемого хохота, а сам Антон, похоже, был готов почесать в затылке.

Дойдя до дамской комнаты и взглянув на себя в зеркало, Диана пришла в ужас. Мокрые волосы завивались в самых немыслимых направлениях и являли собой одуванчик. Лицо было бледное, глаза распухшие.

«Хорошо хоть я накраситься не успела, – подумала про себя Диана уныло, – чёрные синяки под глазами от потёкшей туши стали бы прекрасным дополнением к этому образу лохматого чудовища». Она вспомнила идеально прямые гладкие волосы Милы и её искусно подведённые глаза, и на душе стало ещё гаже.

Орудуя расчёской, тушью, румянами и пудрой, Диана привела себя в порядок. На неё из зеркала взглянула невысокая тёмноволосая девушка с тёмными и печальными карими глазами. Она попыталась улыбнуться себе, но улыбка вышла не слишком умелой.

Поднявшись на второй этаж, она наткнулась на Аню. Подруга сидела на том же самом месте, что и два часа назад, и читала ту же самую книгу. Разница состояла в том, что теперь книга была открыта не в начале, а ближе к середине.

– Елена Юрьевна спрашивала, почему тебя нет на занятии, – даже не подняв глаз от книги, проговорила Аня.

Диана всегда только удивлялась, как ей удаётся распознавать людей, не глядя, кто к ней подходит.

– Ну и что. – Буркнула она и уселась на соседний стул.

Она наклонилась, чтобы взглянуть на обложку Аниной книги. Полустёртые буквы, бывшие когда-то золотыми, гласили: Ю. Паисов «Полигармоническая политональность М. Равеля». Девушку передёрнуло.

– Интересно? – полным сомнения голосом протянула Диана.

Аня, оторвавшись от книги, проигнорировала её вопрос.

– Ты видела Антона? – в лоб спросила она.

Диана сделала удивлённый вид.

– Конечно, – ровно ответила она, изучая свои ногти. Смотреть на Аню в данный момент не хотелось, – мы его вместе видели с утра, помнишь?

Аня подтянула очки на переносице и неторопливо вложила между страниц пёструю открытку, а потом бережно закрыла книгу.

– Диана, – мягко позвала она, – не надо.

Девушка подняла глаза на подругу и поняла, что притворяться бесстрастной не имеет смысла. Анна смотрела на неё с сочувствием и абсолютным знанием. Диана чуть улыбнулась, несмотря на своё подавленное состояние. Как хорошо всё-таки иметь рядом кого-то, похожего на её лучшую подругу, кого-то, кто сначала выскажет всё, что думает, а потом молча подставит плечо.

– Я же вижу, что тебе небезразлично. – Добавила Аня.

– Да, мне небезразлично, – согласилась Диана нехотя, – мне настолько небезразлично, что хочется удавиться.

Аня похлопала её по руке. От этого дружеского присутствия девушка вдруг почувствовала себя такой уставшей, что ей и подумать было страшно, что с ней будет к вечеру этого бесконечного дня.

– Этот роман долго не продлится, – ровным голосом проговорила Аня, вновь открывая книгу и пробегая взглядом по словам в поисках оставленной строчки.

Если бы это сказал кто-то другой, Диана бы не стала спрашивать, полагая, что её хотят утешить, но её подруга была искренней.

– Почему ты так думаешь?

– Он не тот человек, который может продержаться с кем-то долго. Если они повстречаются хотя бы месяц, я буду крайне удивлена. Он слишком поверхностен и импульсивен, да и Мила тоже не смахивает на юную девственницу.

Такой ответ обнадёживающим не назовёшь, но вопреки всему, Диане стало лучше. Она взглянула на гладкую поверхность деревянной двери, ведущей в класс РНХ, откуда доносилось весёлое ансамблевое пение, и безошибочно выделила голос Антона. А потом вспомнила, что теперь её совсем не касается его звучный, яркий русский народный тембр, и решительно направилась в библиотеку.

Надо было посмотреть, есть ли там такая же книга, как у Ани. Диана была уверена, что, если она начнёт читать что-то подобное, у неё загнётся мозг, но думать о чём-то постороннем она будет уже не в состоянии.

Вот и прекрасно.

Глава 3

Солнце скрылось за озябшим горизонтом совсем недавно. На землю осторожно опускалась ночь, незаметно стирая границы предметов, превращая их в неясные тени. Постепенно потемнев, небо стало напоминать бархат, насыщенного кобальтового цвета…

…Диана с силой прогнулась назад. Музыка звучала в её сердце пронзительно и громко. Сильные руки партнёра едва успели поймать её за талию, а потом тёплое дыхание коснулось её левого уха…

… холодный воздух вечера пропитался дождём и свежестью. Ночь погасила звуки прошедшего дня, и теперь в ней слышалось лёгкое трепетание озябшей листвы, да тихий шёпот осеннего ветра…

… лёгкий разворот, и руки раскрылись подобно крыльям. Глаза закрыты, грудь выгнута лебёдушкой. Левая рука поднята вверх, напряжена, словно тетива, а правая надёжно лежит в его ладони, такой крепкой, такой нежной…

… звёзды разгорались на небосклоне неохотно, словно крошечные светлячки. Их свет – робкий и несмелый – сливался с лунным сиянием, и в воздухе явилась полупрозрачная ночная дымка…

… ей не нужно поднимать ресницы, чтобы видеть, куда приземлиться, тело знает это само. Исполнив сложный прыжок с разворотом, взлетев в воздух легко и грациозно, словно изящная лань, она бесшумно коснулась паркета ступнями, порывисто шагнула навстречу партнёру и упала в его объятия, принявшие её с готовностью…

… исчезающий закат превратился в тонкую тёплую линию, которая медленно истаивала, растворялась в ночной тьме. Синева превратилась в черноту в одно короткое мгновение, лишь только веки успели сомкнуться. На город начал медленно опускаться вязкий сон, унося с собой все тревоги, обиды, горести и радости прошедшего дня…

… его тёплые руки скользнули по её талии, будто имели на это полное право. Чуткие пальцы проследили все изгибы её тела и сплелись в замок за её спиной. Музыка внутри Дианы дошла до своей кульминации и безжалостно рвала сердце на куски. Девушка чувствовала, что задыхается, только быстрый темп и энергичные движения были здесь совсем ни при чём. Она наклонила голову, и по щеке из-под сомкнутых ресниц показалась серебряная слезинка. Прочертив влажный путь, слеза сорвалась и разбилась о плечо девушки. Диана почувствовала, как твёрдые подушечки пальцев осторожно стёрли влажную дорожку с её лица одним нежным прикосновением.

Мелодия замерла на высокой пронзительной ноте, и Женя опустился на колени перед ней, прислонившись лбом к её животу, а она слегка прогнулась назад, одной рукой доведя движение до конца и выпрямив её выразительным жестом к зрителям, а второй зарылась в его соломенные пряди.

– На сегодня достаточно, – Михаил Дмитриевич сдержанно улыбнулся и блеснул глазами.

Диана поняла – ему понравилось. Только теперь она почему-то не испытала от этого привычной гордости.

Женя отпустил её и поднялся с колен. Девушка пошатнулась, внезапно лишившись поддержки и тепла, зябко обхватила себя за плечи.

– Думаю, вы вполне готовы к будущему выступлению, – продолжал руководитель, прохаживаясь вдоль сцены и приглаживая волосы, – напоминаю, оно состоится 21 ноября, в 16 часов в актовом зале. Только, Женя, что это за лишнее движение в конце танца – ты коснулся Дианиной щеки.

– Творческий порыв, Михаил Дмитриевич, – ровно ответил Женя, даже не взглянув на партнёршу.

– Без порывов, пожалуйста. Следуйте сценарию. – Строго высказал руководитель, запуская руку в волосы и ероша их ещё сильнее прежнего. – Диана, ты сегодня хорошо поработала. – Его взгляд задержался на её лице чуть дольше обычного. После он добавил, – Всё. Отдыхайте. До четверга.

Диана надеялась, что улыбка, которую она попыталась изобразить, вышла улыбкой, а не перекошенной гримасой, и, попрощавшись с Михаилом Дмитриевичем, принялась укладывать вещи в рюкзак.

Женя собираться не спешил. Он задумчиво наблюдал, как она складывает одежду и запихивает её в тёмно-зелёную сумку. А Диана ругала себя всеми словами: это же надо было разреветься прямо посреди танца! Не хватало ещё, чтобы Женька принял её за слезливую дурочку.

– Хорошо сегодня станцевали, правда? – делано бодрым голосом спросила Диана и сразу поняла, что фраза не прозвучала так даже для неё.

Женя грациозно спрыгнул со сцены и неспешно подошёл к ней.

– Да, – согласился он, рассматривая Дианин профиль, – и Михаил Дмитриевич доволен. Надеюсь, мы хорошо выступим, ведь от этого зависит, кто поедет на конкурс в Москву: мы или Серёга с Сашей.

Краем уха слыша, что он говорит, погружённая в свои мысли, Диана вздрогнула, что, конечно же, не укрылось от внимательного взгляда Жени.

– Мы поедем в Москву, Женя. – Решительно заверила его девушка, – Или я не Диана Манелис.

Во время этого короткого диалога она успела пройти половину пути до выхода из зала, но на её плечи мягко легли тёплые ладони.

Женя обошёл её и заглянул ей в глаза.

– Диана, что происходит?

Его голос звучал тревожно. Он вглядывался в её лицо так, будто хотел прочитать в нём ответы на все свои вопросы.

– Ты плакала сегодня во время танца, обычно ты не такая чувствительная. Когда ты так хорошо входишь в образ, у тебя постоянно что-то случается. Что на этот раз?

Диана невесело усмехнулась и перехватила лямку рюкзака за квадратное крепление, чтобы было легче держать его на плече. Иногда ей хотелось, чтобы её близкие друзья были не такими проницательными.

– Так значит вот какого ты мнения о моих танцевальных способностях, – спросила она, впервые за вечер смотря ему в глаза.

– Не уходи от темы, – ничуть не улыбнувшись, попросил Женя, – Ты напряжена и расстроена. Что случилось?

Диана устало опустилась в одно из многочисленных кресел актового зала, теребя в руках крепление на лямке рюкзака.

– Ничего, – ответила она, – ничего особенного. Все живы, здоровы, и даже веселы. У меня ничего не случилось.

Женя присел перед ней на корточки.

– Что тогда?

– Почему тебя это так интересует, Жень? – устало спросила Ди.

Женя чуть нахмурился, поднялся на ноги и сел в кресло рядом с Дианой. Лицо его приняло привычно закрытое выражение.

– Потому что, если у тебя будет нервный срыв, мы хорошо не станцуем на спектакле, а значит, поездка в Москву нам обломится.

Диана ухмыльнулась и приподняла брови – Женька никогда не признается в том, что она для него является другом, а не просто партнёршей по танцу, и он за неё переживает.

– Антон…

Одно слово объяснило всё. Лицо Жени враз потемнело, и он перебил её, не дав сказать больше ни слова:

– Я так и знал, что дело в нём. – Мрачно проговорил он, – и что теперь наделал этот хорёк?

– Он не хорёк, – буркнула Диана, – и он ничего не наделал. Просто нашёл себе девушку… Она красивая…

Она почти ожидала, что Женька начнёт высказываться в своей омерзительной, едкой манере про Антона и его девушку, которую он даже не знал, но он молчал. Только напряжённо смотрел на неё и молчал.

А Диана вспоминала, как Антон обнимал Милашу – до чего противное, приторное имя! Как он смотрел на неё, как её тонкие дирижёрские пальчики манерно гладили его по волосам. Как она победно улыбалась ему тогда в коридоре, облокотившись на лестницу. Диана не сомневалась, что застала их именно в тот момент, когда Антон предложил ей встречаться. В груди поднялся протест, руки сжались в кулаки, глаза враз снова стали влажными.

– Диана, что ты творишь?!

Короткий возглас Женьки вывел её из транса, и она не сразу поняла, почему он пытается разжать её судорожно сжатую на лямке рюкзака руку.

Руке было скользко и влажно. Диана отпустила острое квадратное крепление и увидела, что его край вошёл неглубоко под кожу, но ранка уже заполнилась тёмной кровью. Боль она чувствовала как-то странно, отдалённо и заторможено.

Тихо ругаясь сквозь зубы, Женя открыл свой рюкзак, достал ватный диск и йод и вернулся к ней.

Диана не удивилась. Она тоже носила с собой средства первой помощи на каждую репетицию. Мало ли что может случиться во время акробатического танца.

Пока Диана разглядывала руку, Женя успел набрать на вату тёмной жидкости и приложить её к ранке.

– Ай, жжётся! – пожаловалась девушка, но руку не отдёрнула.

– Так тебе и надо, – сварливо ответил Женя, осторожно промокая ватой кровь на её ладони, – не будешь думать о всяких…

О каких «всяких», Женя не договорил. Он отложил вату и несильно подул на Дианину ладонь. Потом встал и закрыл йод пробкой. На его пальцах остались коричневые следы, которые он принялся задумчиво оттирать.

– И что ты думаешь, у них это надолго? – не глядя на Диану, спросил он.

– Ну… – замялась девушка, и Жене, похоже, этого было достаточно.

– Раз не знаешь, значит, и думать об этом не стоит, – констатировал он, закрывая свой рюкзак и закидывая его на спину. – И вообще, странная ты. Говоришь, эта его девушка – красивая…

Диана вспомнила осиную талию и тёмные длинные волосы, всегда такие гладкие, блестящие, и поднялась на ноги из кресла.

– По крайней мере, она не носится, как угорелая по улицам и определённо успевает с утра расчесаться.

– Дурочка. – С необъяснимой нежностью вдруг сказал Женя, по-прежнему не глядя на неё. А потом повернул голову и окинул её долгим взглядом с головы до ног, – ты намного лучше.

Он сказал последнюю фразу абсолютно спокойно, без тени кокетства или подтрунивания.

Диана удивлённо подняла голову от возни с застёжкой рюкзака. Женя не отводил глаз, смотрел на неё прямо, давая понять, что говорит серьёзно и ничуть не отказывается от своих слов. Он выглядел удивительно открытым и беззащитным в этот момент, словно спала маска, скрывающая его истинное лицо. Но стоило Диане моргнуть, как во взгляд его снова вернулись привычные льдинки, и то нежное выражение, которое появилось на краткий миг, исчезло.

– Идиот твой Антон, и вкуса у него нет, – констатировал он насмешливо.

Диана неожиданно для себя рассмеялась. Женьке удалось чуть ослабить узел в её душе, и она испытала прилив благодарности к своему дорогому другу. Ей захотелось его обнять и уткнуться в его шею, но она подумала, что он этого не поймёт.

– Ах, Женька, я так тебя люблю. – Шутливо ткнув его кулачком в плечо, сказала Диана.

Евгений взглянул на неё, и уголки его губ приподнялись в намёке на улыбку, однако глаз эта улыбка не достигла. Засунув руки в карманы, он приподнялся на носках и снова опустился на пятки, потягиваясь.

– Взаимно, Ди.

***

Следующие несколько дней прошли у Дианы в борьбе между неудержным весельем и чёрной хандрой. Аня говорила, что это называется ремиссией – когда депрессия доходит до того, что человеку начинает казаться, что всё вокруг просто замечательно, а потом снова возвращается чувство утраты и потери. Наташка же называла такое состояния просто истерией.

Так или иначе, Диана старалась как можно лучше выглядеть, как можно меньше обращать внимания на Антона и его выдру, и ни в коем случае не показывать, что их новые отношения её хоть каким-то боком касаются. Девушка завела себе привычку проводить свободное время в перерывах между занятиями в пустом классе или вне училища, так как новоявленная парочка, похоже, решила побить рекорд по поцелуям на людях. Антон обращал на неё внимания едва ли больше, чем когда-либо, зато Мила, завидев Диану на горизонте, старалась поскорее облапать своего парня везде, где можно и нельзя.

Девушка не реагировала, по крайней мере, от души надеялась, что на её лице не слишком отчётливо отражается желание подвесить Милашу за длинные косы под потолок училища.

Она старалась с головой уйти в учёбу. Просиживала в библиотеке допоздна, пока строчки перед глазами не начинали сливаться в сплошную, бессвязную муть. Доводила себя и концертный рояль до изнеможения, гоняя и вычищая свою экзаменационную программу по фортепиано. Старалась танцевать на репетициях так, чтобы в голове оставалась только одна мысль: «Спать!!!». Но Лиза, когда забиралась к ней под одеяло по ночам, не раз слышала её сдавленные рыдания – Диана не могла выбросить из головы увлечение Антона этой дирижёркой!

Как бы то ни было, душевные переживания не мешали ей готовиться к будущему выступлению, которое должно было решить, кто из их группы поедет на конкурс «Золотой паркет» в Москве. Больше они с Женей тему Антона не обсуждали, и Диана старалась держать себя в руках и не думать о нём на репетициях.

Музыку девушка чувствовала превосходно всегда, и воспроизвести какую-либо эмоцию не составляло никакого труда. Нужное чувство рождалось в её груди слабым и трепетным, но росло в процессе танца, подобно прекрасному бутону.

Их пара представляла на выступлении два танца. Первый был любовно-лирический под очаровательную композицию «Everything I’m» Лары Фабиан – песню из кинофильма «Цвет ночи». Мелодия была медленная, печальная, звучала с надрывом и отчаянной тоской, в ней слышалась страстная просьба, жаркая клятва и бесконечная теплота. У Дианы каждый раз волосы дыбом вставали от накала этой музыки. А в самом танце ничего сложного не было – стандартный набор прыжков и поддержек, на выполнении которых не требовалось много сил, зато у зрителей перехватывало дыхание.

Девушка волновалась за второй танец. Они с Женей доучили его только две недели назад, и получалось ещё не всё. К тому же, именно этот танец поставили завершающим, и на них лежала огромная ответственность, ведь от последнего номера всегда зависело, с каким ощущением уйдёт зритель с концерта – с разочарованием или восторгом.

Танец был ярким и зрелищным, а от того – сложным. В нём присутствовал ряд не самых простых движений, в том числе и действие с предметом. Все танцоры знают, что предмет – это проблема, так как с ним нужно взаимодействовать и уделять ему отдельное внимание, а если этим предметом является шпага, то нужно быть внимательным вдвойне, чтобы не наколоть на неё партнёра или не напороться самому. Когда Диана вспоминала всё это, ей становилось плохо. Конечно, шпага была не боевая, и, следовательно, совсем не острая, но ею запросто можно было выколоть глаз или больно ткнуть в солнечное сплетение. К тому же, в танце были сложные поддержки, в одной из которых Женя едва удерживал её на руках, а потом следовал выход из неё, где Диана постоянно подворачивала ногу, неправильно приземляясь.

Несмотря на всё это, танец девушке нравился. Он был энергичный и блистательный. Всполохи света от софитов на гладкой холодной стали шпаг и умопомрачительный темп музыки заводили так, что в крови кипел адреналин, а в глазах пылало пламя! Этот танец исполнялся под великолепную композицию Клауса Бадельта «Pirate», и эта музыка звала и засасывала нещадно.

Девушка ощутила изнуряющее волнение. Она оглянулась: на генеральной репетиции собралась вся группа «Сюита», и все выглядели подавленными и измученными. В зале царила напряжённая атмосфера.

После прогона всех номеров, на котором оказалось, что ни у кого ничего не доучено, Михаил Дмитриевич метался вдоль сцены, как лев по клетке, шипел и ругался. Разошлись по домам угрюмо и молча.

Диана, не торопясь, вышла из раздевалки. Было уже поздно. Она думала, что её уже никто не ждёт, поэтому провозилась долго. Поэтому девушка слегка удивилась, когда увидела Женю, стоящего на «своей» второй ступеньке в угрюмом молчании.

– Диана, ты не пробовала ставить себе будильник на каждые три минуты, чтобы он напоминал тебе, что стоит собираться, а не беспрестанно витать в облаках? – раздражённо спросил он, забирая её сумку.

– При всём при этом, заметь: я никогда не просила тебя ждать меня после каждой репетиции, – холодно отпарировала девушка.

Женя, уже направившись к аллейке, резко остановился и повернулся к ней. Серые глаза опасно сощурились и впились в Диану острым взглядом. Та ответила не менее разъярённо. Они буравили друг друга глазами не менее минуты, пока Диана не смягчилась:

– Ладно, извини, мне стоило поторопиться, – вздохнула она.

Женя что-то хмыкнул в ответ и в знак примирения взял её за руку.

Что-то напряжённо отчаянное было в этом жесте, что-то такое, что заставило Диану слегка сжать его крепкую ладонь в своей.

– Мы все переживаем из-за завтрашнего выступления. – Ровно проговорила она, зная, что сочувственный тон Женя не примет.

Рука в её ладони чуть дрогнула, и парень остановился. Диана по инерции прошла ещё несколько шагов и только потом недоумённо остановилась. Мимо них, громыхая, проехал трамвай. Девушка проводила его печальным взглядом – вечером они ходят очень редко, и теперь битый час простоишь на остановке, прежде чем дождёшься следующего.

– Я собираюсь предложить встречаться Нинель. – Вдруг сказал Женя скучающим тоном.

Диана с любопытством взглянула на друга. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что Нинель – это та самая девушка, которая вьётся возле Жени уже несколько лет, добиваясь его внимания. После этого она насмешливо взглянула на своего партнёра.

– Так предлагай, – улыбнулась она, – ты что, боишься, что она тебе откажет? Она смотрит на тебя, как на восьмое чудо света.

Женя не улыбнулся, он мгновение смотрел на девушку внимательным и цепким взглядом, будто пытаясь высмотреть в её лице какую-то определённую реакцию, но стоило Диане моргнуть, как он отвёл глаза и вздохнул.

– Не в этом дело. Просто какая-то она… – Женька окинул взглядом улицу, будто ища правильное слово в подмёрзшей листве под ногами и серых стенах продрогших домов, -… стеклянная.

– Стеклянная? – удивилась Диана.

Женя кивнул.

– Да. – Он чуть помолчал, обдумывая свою дальнейшую речь, – понимаешь, я уже не помню того времени, когда бы её не было рядом со мной. Она повсюду: на наших выступлениях, в моей компании, с которой я иногда гуляю по улицам, в школе она училась в параллельном классе, – Женя сделал рукой какой-то полу отчаянный жест, означающий всю степень присутствия в его жизни Нинель, – но все эти её чувства… Ненастоящие. Неискренние. Будто стекло рядом с чистым хрусталём.

– Не подозревала в тебе склонности к поэтическим сравнениям, – с иронией проговорила Ди.

– Я серьёзно, – тихо сказал Женя, и девушка перестала смеяться.

Она по-птичьи наклонила голову к плечу.

– Тогда не предлагай ей встречаться, – легкомысленно предложила Диана, – если не видишь её настоящего к тебе отношения и искренности её чувств. В чём проблема? – после небольшой паузы она прибавила, – Или ты её любишь?

Женя снова как-то странно вздрогнул и снова пронзил её взглядом, а потом медленно обронил:

– А что если и так?

– Что значит «что, если»? – сказала Ди, снова неторопливо направляясь к остановке, – Ты в отношениях король и Бог, потому что ты – мужчина. Это мы, девушки, вынуждены ждать, пока возлюбленный дозреет до предложения. Вся инициатива исходит от тебя, и именно ты ведёшь отношения. Ты либо любишь её, либо – нет. Либо предлагаешь встречаться, либо – нет. И вообще, ты излишне драматизируешь. Не под венец же ты её собираешься вести, хотя она-то тебе точно не откажет.

– Почему это? – ворчливо отозвался Женя из-за её спины.

Диана с лёгким упрёком взглянула на него через плечо.

– Не напрашивайся на комплимент, – мягко пожурила она, – ты прекрасно знаешь, что, подойди ты к любой прохожей от двенадцати до тридцати лет, она бросится тебе на шею, не поинтересовавшись даже о твоём имени.

– А почему только до тридцати лет, – возмутился Женька с донельзя оскорблённым видом.

Диана закатила глаза и покачала головой. Евгений за её спиной самодовольно ухмыльнулся.

***

На следующий день у Дианы всё шло вкривь и вкось. От волнения она даже не замечала самодовольную Милу, льнущую к Антону по углам.

На индивидуальном занятии по Гармонии Алисе Владимировне пришлось по два раза повторять задания, потому что, девушка ни на чём не могла сосредоточиться. В конце концов, сжалившись, она отпустила Диану на 15 минут раньше положенного, строго настрого наказав ей повторить последнюю лекцию и доделать задачи.

Пролепетав извинения за свою рассеянность, и наградив педагога горячим «спасибо!», Диана вихрем выскочила на улицу и помчалась на трамвайную остановку.

Девушка не опаздывала, но её раздражал медленный темп транспорта и неповоротливость людей, в нём ехавших. К моменту, когда она, наконец, сошла на остановке под названием «Площадь Ленина», Диана совсем издёргалась. Она нервным шагом брела в сторону дворца культуры «Россия», и чувствовала, как её накрывает удушливая волна оцепенения. В груди нарастало мутное давление, отчего в голове не оставалось ни одной связной мысли. Волнение, начавшее пускать в неё корни ещё с семи часов утра, теперь достигло своего апогея.

Внезапно её кто-то резко потянул за руку, и она оказалась в тёплом, просторном фойе дворца.

– Как я понимаю, у тебя снова паника перед выступлением, – насмешливо протянул знакомый голос.

Диана подняла глаза от странно расплывающегося цветными пятнами пола, и перед ней медленно сфокусировался Женя. Парень, видимо, только что пришёл: на его волосах виднелись капельки растаявших снежинок, а глаза цвета стали блестели после уличного холода.

– Жень, мне страшно. – Беспомощно прошептала Диана, хватаясь за его холодную руку.

Он театрально вздохнул и покачал головой. За десять с небольшим лет совместных выступлений парень уже привык к паническим атакам своей партнёрши. Он вытащил руку из железного захвата девушки и слегка подтолкнул её к кулисному помещению за сценой, где проходила подготовка к спектаклю.

– Ди, прекрати сейчас же. Как будто первый раз на сцене, право слово! Иди, переодевайся.

Диана, которой хотелось, чтобы её утешили и пообещали, что всё будет отлично, чуть обиделась и недовольно скрылась за дверью. Она не видела, как Женя, проводив её взглядом и удостоверившись, что девушка ушла, нервно поправил волосы и громко выдохнул через нос.

Через два часа Диана стояла возле зеркала, держась за танцевальный станок, и тянула ступни, разминаясь перед последним танцем. Она была абсолютно спокойна.

Каждый раз девушка замечала, что с ней происходит странная вещь: в день выступления её сердце было готово выскочить из груди от волнения ровно до того момента, пока на ней не окажется сценический костюм. Как только она переодевалась в свою героиню, Диана Манелис переставала существовать, и, следовательно, уходило всё её волнение.

Первый танец они исполнили чётко и чисто. «Самое подходящее определение – превосходно», – подумала Диана, глядя на себя в зеркало.

Её тело невесомо обнимало платье из мягкого трикотажа такого ярко-охристого цвета, что казалось, будто жгучее пламя охватило её гибкую фигуру. Платье было отделано чёрной бахромой по подолу и рукавам, придавая ему лёгкости. Оно было длинным, но с одной стороны юбки находился разрез, доходящий до середины бедра. Сзади красовался низкий вырез, открывающий спину. Волосы, подхваченные лишь атласной красной лентой, свободно падали на плечи.

Взглянув на себя в зеркало, Диана пожалела, что в зале нет Антона. Рядом с ней Милаша казалась бы блёклой и незаметной.

Кругом все уже расслабились. Сергей и Саша, главные их с Женей соперники, раздражённо препирались, выясняя кто виноват в том, что их последняя поддержка оказалась слегка косой на левую сторону. Миловидная и маленькая Рита, обессилено полулежала на стуле – она только что исполнила сольный танец. На её лице блуждала улыбка – значит всё прошло хорошо. Денис и Оксана методично переодевались, попутно негромко о чём-то переговариваясь. Эти двое сто лет уже танцевали вместе и успели перерасти времена гневных перепалок. Стайка новеньких девчонок, которые на первых порах тренировались отдельно от всей остальной группы, беспрерывно щебетала. Временами до Дианы доносились восторженные возгласы и хихиканье.

– Так, – Михаил Дмитриевич показался в дверях. Вид у него был встрёпанный и вымученный. Диана знала, что он всегда волнуется за своих подопечных, – Диана, Евгений, приготовиться. Через минуту ваш выход.

Его тревожный взгляд на мгновение остановился на девушке, а потом он, взлохмачивая рукой волосы, скрылся за дверью.

Диане показалось, что спектакль прошёл слишком быстро. Станцевав первый танец, она ничуть не ощутила усталости, и ей не хотелось даже присесть, как Рите. Для неё всё только начиналось – её главный момент ещё впереди.

Она наблюдала, как Женя поднимается со стула, на котором просидел последние двадцать минут, и с угрюмым видом идёт к двери, ведущей за сцену. Его плечи обнимала длинная белая рубашка со шнуровкой на груди, на ней красовался рисунок из сложных переплетений линий, преимущественно сине-голубых, морских тонов. На ногах – эластичные брюки и мягкие чешки. В руке он крепко держал шпагу за блестящий, серебряный эфес.

Перед танцем он всегда был сосредоточенным и немногословным. Диана последовала за ним, предусмотрительно приподняв юбку платья. За сценой Михаил Дмитриевич вручил им чёрные плащи в пол с глубокими капюшонами, в которые они тут же облачились.

Лёгкая лирическая мелодия, под которую заканчивала танец группа девушек, стихла, и свет слегка приглушили. Сцена погрузилась в туманно-голубые тона. Зрительный зал притих в ожидании. Диана повернулась к Жене, их ладони нашли друг друга. Она чуть улыбнулась ему и накинула капюшон на голову.

Зазвучала музыка.

С первым шагом из-за тёмных кулис Диана представила, что кроме неё и её партнёра в зале больше никого нет, и весь её страх остался там, за тёмно-красным бархатом занавеса. Она сомкнула ресницы, чувствуя паркет. Ничто не имело значения. Прошлое исчезло, будущего – нет. Существует только сцена, музыка и она. Её тело, её чувства…

Диана открыла глаза и решительно скинула с себя чёрный плащ. Платье сверкнуло кровью в лучах прожекторов. Её полуобнажённое тело как в замедленной съёмке открывалось зрителю, когда чёрная ткань плаща мягко скользила к её ногам. Одно капризное движение плечом, один надменный взгляд – и волосы сверкнули тёмным золотом. Один взмах длинных ресниц – и их взгляды встретились: серые и карие, такие тёмные сейчас, что, казалось, сама ночь стоит за ними.

Шаг – высокий вырез, раскрывшись, показал стройное бедро. Царственный поворот головы, полураскрытые на выдохе губы, огненный обжигающий взгляд – здесь вся она: красивая, неприступная, порочная.

С железным визгом явилась шпага, блеснув холодной сталью. Музыку прорезали звонкие удары лезвий.

Гибкая и неуловимая как искра огня Диана окутывала своими мимолётными движениями светлую фигуру Евгения. Она металась вокруг него, стараясь достать его шпагой, но он с дьявольской усмешкой без труда блокировал её выпады.

Фехтование вплеталось в танец яркой нитью. Казалось, что огонь и лёд сошлись в смертельном поединке. Даже когда музыка перешла на менее яростный темп, а шпага Дианы была отброшена далеко в сторону, глаза Жени не переставали пламенеть.

Одним резким требовательным движением он опрокинул девушку на своё колено, и его рука медленно проследила изгибы её тела от шеи до самого бедра. Изогнувшись изящной дугой, Диана выскользнула из кольца его рук, взмахнула рукой, но отбежать не успела. Он схватил её за запястье и снова дёрнул к себе. Серия разворотов и переходов, поддержка, исполненная мимолётно, от этого особенно изумительная, и такой же мастерский выход из неё. Танец был похож на борьбу, сражение двух стихий, двух людей, двух душ.

Диана не думала о движениях. Не вспоминала, как именно должна взмахнуть рука, куда в это время скользит по паркету ступня, как поворачивать голову. Она не контролировала изгибы талии и поясницы, не следила за поворотами корпуса. Она просто жила своей ролью, была той строптивой, непокорной девушкой, которую танцевала, а тело знало всё само. Она предчувствовала, где коснутся её тёплые руки Жени, где подхватят и поддержат. В её воображении танец проносился на шаг или два вперёд.

Но внезапно в вихри её ощущений начала вплетаться боль. Диана тут же определила, что она исходит от левой лодыжки. За один миг проанализировав танец, девушка поняла, что могла потянуть её только в последней исполненной поддержке, когда она слишком увлёклась сценической эмоцией и приземлилась рьяно и неудачно. Боль нарастала с каждым шагом. Диана изо всех сил старалась не хромать и не показывать, как неловко она наступает на левую ногу. Женя кинул на неё быстрый вопросительный взгляд, когда она сильнее начала опираться на него. До конца танца оставалось немного, но боль была такая, что девушке казалось, будто её ногу выворачивают из суставов.

Переход в сложную поддержку подарил некоторое облегчение. Диана, оказавшись в воздухе над головой партнёра, мягко, подобно лепесткам цветка, развела руки в стороны и запрокинула голову. Она приготовилась к выходу из поддержки ровно за секунду до его начала.

Диана хотела поменять ногу и приземлиться на здоровую, но многочасовые тренировки дали о себе знать. Женя подбросил её в воздух, где заученным движением она крутнулась вокруг своей оси. Он мягко поймал её и отпустил. Девушка пролетела оставшееся расстояние до пола и приземлилась на левую, повреждённую ногу.

Боль резанула так, что перед глазами поплыли белёсые разводы.

Женя, в это время исполнявший, разворот, случайно взглянул на партнёршу и с ужасом увидел, как она оседает на пол. Быстро метнувшись к ней, он поймал её за талию и успел сунуть свою ладонь ей под голову, чтобы предотвратить удар затылком.

Михаил Дмитриевич, наблюдавший всю эту сцену из-за кулис, рванулся куда-то с совершенно белым лицом, и мгновение спустя музыка пошла на убыль, а занавес опустился.

– Ди! – громко позвал Евгений.

Диану била крупная дрожь, левая нога, казалось, была охвачена огнём. Из глаз против воли брызнули слёзы. Она с силой вцепилась в рубашку Жени, который в ужасе прижимал её к себе.

Потом глаза заслонила какая-то серая муть, и девушка перестала что-либо понимать.

Глава 4.

Диана проснулась в своей мягкой постели и с наслаждением потянулась. Яркий, холодный свет зимнего утра лился сквозь неплотно задёрнутые ярко-зелёные шторы и косой линией расчерчивал комнату. Высокий книжный шкаф хмурился из угла и подпирал потолок. На верхних полках теснились тонкие фарфоровые статуэтки и цветочные вазы из прозрачного хрустального кружева. Небольшой круглый стол с множеством выдвижных ящиков, был сдвинут к кровати, открывая больше свободного пространства светлой комнаты. На нём в живописном беспорядке лежали Дианины учебники и Лизины рисунки. Пол был сплошь устлан ярко-жёлтым пушистым ковром с рисунком из крупных синих цветов, а у правой стены стояло старинное фортепиано, на котором по обе стороны от клавиатуры висели тяжёлые чугунные подсвечники. На отложенном пюпитре балансировала толстая стопка нотных тетрадей, сборников песен с сопровождением, несколько простых карандашей и ластиков. Напротив односпальной кровати Дианы с золотистым покрывалом и множеством пёстрых подушек, располагался оранжевый диван Лизы, пребывающий в разобранном виде. На нём скрутившись в узел ворохом лежали два шерстяных одеяла, простынь и вывернутая наизнанку сестринская пижама. Диана покачала головой: Лиза никогда с утра не просыпалась вовремя, в результате чего на её стороне комнаты царил хаос.

Девушка, закутавшись в одеяло, поднялась с кровати и дошла по холодному полу до окна. Она устроилась на широком подоконнике, зябко поджав под себя ноги и взглянула на улицу с высоты седьмого этажа.

Газон и аллейку, по которой она каждый день бегала до трамвайной остановки, замело первым снегом. Он лежал тонким слоем, и кое-где были видны чёрные прогалины замёрзшей земли. Диана улыбнулась: она любила снег. Ей казалось, что зимой земля очищается от всего лишнего, ненужного, всё кругом обновляется, чтобы весной расцвести и начать новый жизненный виток. Вид родной улицы, запорошённой снежным крошевом, поселил в душе Дианы покой и тепло.

Подумав, что её однокурсники в данный момент трудятся в библиотеке и потеют над фортепиано, она улыбнулась. У неё образовались маленькие каникулы всвязи с вывихнутой лодыжкой.

Диана вспомнила, как очнулась за кулисами с жуткой болью, кусая губы и вцепившись в Женину руку. Он осторожно поднял её с пола и принёс за кулисы, где её встретил бледный и расстроенный Михаил Дмитриевич. За его спиной суетилась медсестра.

– Не шевелись, это может быть перелом, – проговорил руководитель, аккуратно прощупывая её ногу.

Услыхав эти слова, Диана вдруг разрыдалась. Михаил Дмитриевич тут же отдёрнул руки и, невнятно выругавшись, позвал через плечо:

– Валентина Васильевна!

В поле зрения девушки оказалась строгая дама средних лет, с пузырьком нашатырного спирта в руках. Она отложила пузырёк за ненадобностью, и склонилась над Дианиной ногой. Сама Диана подёргала Женю, который всё ещё держал её за рукав. Он склонился к ней.

– Жень, мы запороли танец, да? Мы теперь не поедем вМоскву. Прости меня…

Во внимательном взгляде своего партнёра она прочла лёгкое недоумение.

– Ди, ты что из-за этого плачешь что ли?

Девушка сообразила, что отменившаяся поездка в Москву – последнее, о чём стоило бы переживать в данный момент, но почему-то её волновало именно это. Она раздосадовано шмыгнула носом, а Женя насмешливо покачал головой.

К счастью, обошлось без переломов. Валентина Васильевна, прощупав ногу Дианы, выявила лёгкое растяжение мышц и вывих, который тут же вправила. Лодыжка ещё ныла несколько часов после этого, но из дворца культуры Диана ушла сама без посторонней помощи. В училище она не ходила уже четыре дня, и валяться в кровати, когда подруги сидят на занятиях, было чрезвычайно приятно. Диана разрешила себе немного побездельничать.

Она глядела из-за помутневшего от её дыхания оконного стекла на улицу, и ни с того ни с сего ей вдруг вспомнился Антон. В её воображении он насмешливо прищурился и лукаво улыбнулся.

Диана вздохнула. Она скучала по нему почти всё время, стоило лишь на минуту от него отойти. Он маячил на краю её сознания постоянно, мысли так или иначе всё равно обращались к нему.

Вариаций таких дум было великое множество: Антон идёт по коридору в своей чуть скованной манере, Антон оборачивается к ней на занятии и хитро улыбается. Антон мягко протягивает ей руку, приглашая на медленный танец. Антон играет сонату Клементи – сильные руки порхают по клавишам фортепиано, светлые волосы мешаются, лезут в глаза, и он нетерпеливо сдувает их, теряя концентрацию и запинаясь в пассажах. Он раздосадован, хмурится, водит пальцами над клавиатурой, пытаясь вспомнить текст, и забавно сопит. Диана изучила его, как любимую книгу, во всех подробностях и нюансах. Она, кинув на него лишь один короткий взгляд, была способна рассказать, как началось его утро и в каком он настроении.

Девушка прислонилась виском к холодному стеклу и потуже завернулась в одеяло. Воспоминания трёхлетней давности были наполнены летней пылью, жарой и запахом свежей краски…

Лето 2004 года было для Дианы Манелис особенно солнечным и радостным, ведь она стала студенткой Саратовского Областного Училища Искусств. Счастье не могла омрачить даже традиционная отработка, которой подвергались все поступившие абитуриенты.

Она познакомилась со своими однокурсниками, коих было всего шесть человек. Для них сразу распределили задания: Аня, Саша и Оксана отправились в 26 класс мыть окна, Маша, Оля и Вика красили стулья, а Диане вручили ведро, тряпку, и отправили к входной двери, которую следовало отмыть от засохшей штукатурки и меловой пыли.

Диана долго скребла и намывала дверь, но на ней всё равно оставались противные белые разводы. Тогда она схватила ведро и размахнулась, собираясь сполоснуть деревянную поверхность в полном смысле этого слова. Судьба выбрала именно этот момент, чтобы некто открыл эту злополучную дверь и попытался зайти в училище.

«Благо, я воду только что поменяла», – пронеслось в голове Дианы.

Она растеряно взирала на отплёвывающегося мокрого светловолосого парня, вертела в руках ведро и решительно не могла придумать, что сказать в своё оправдание.

Парень тем временем убрал с глаз налипшую светлую чёлку и взглянул на неё. Должно быть, у девушки было забавное выражение лица, потому что уголок его рта неумолимо пополз вверх.

– Ой… – наконец произнесла Диана и прижала к себе пустое ведро, – прости пожалуйста.

Парень усмехнулся. Девушка заметила появившиеся вокруг его глаз забавные мелкие морщинки. Она покопалась в сумке, вытащила пачку одноразовых салфеток, пахнущих клубникой, и предложила ему.

– Ну… хорошо, что сейчас не зима, правда? Всё высохнет, не переживай, на улице такая жара. – Он смял мокрую салфетку и, прицелившись, бросил её в урну. – Я – Антон. Поступил на РНХ.

Диана с удовольствием пожала протянутую руку.

– Диана. С теоретического…

Девушка вздохнула и спрыгнула с подоконника. Да, наверное, именно тогда что-то в его зелёных хитрющих глазах её зацепило. Со временем она чаще начала обращать на него внимание, рассматривать его, когда он не видит. И с каждым разом его недостатки будто тускнели, а достоинства – становились всё отчётливее. Диана фыркнула, застилая кровать покрывалом. «Должно быть, именно это зовётся любовной слепотой», – подумала она.

Ди ждала совместных уроков с РНХ, как чуда. Каждое прикосновение и мимолётный взгляд она старалась сберечь, словно необычайную драгоценность. Каждое его слово значило для Дианы что-то, чего эти же слова, сказанные другими людьми, не значили.

Она села на убранную кровать и потрясла головой, пытаясь вытряхнуть от туда мысли об Антоне.

– Да уж… – протянул вдруг негромкий голос.

Диана вздрогнула и подняла голову. В дверях комнаты, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку, стояла Лиза со скептическим выражением лица. Её школьная сумка валялась рядом.

– Знаешь, Ди, наблюдая за такими твоими «зависаниями», когда ты по нескольку минут стоишь без движения и тупо пялишься в пространство, я всё чаще думаю, что у моей сестры медленно развивающаяся шизофрения. – Приподняв брови, Лиза смотрела на сестру, словно это она была на пять лет старше, а не наоборот.

– Какие мы выучили умные слова, – вяло отмахнулась Ди.

Лиза покачала головой и подхватила с пола сумку.

– Ты хоть изредка дверь в квартиру запирай, – продолжала она, вытаскивая учебники и небрежно кидая их на стол, – а то так грабители залезут, всё вычистят, ещё пообедать успеют, а ты так и не заметишь.

Последним поверх стопки многострадальных книг упал циркуль, мстительно воткнувшись в самый центр обложки учебника по геометрии.

Наученная бережному обращению с книгами училищными библиотекарями, Диана передёрнулась, отобрала из рук сестры сумку и поинтересовалась.

– Тебя снова забрал из школы отчим?

Лиза скривилась и сердито плюхнулась на диван.

– Лимит моего терпения – полчаса общения с ним в день. Сегодня я превысила его в пять раз, пока мы стояли в пробке.

Диана понимающе хмыкнула. Михаил Константинович абсолютно не интересовался жизнью сестёр, однако постоянно делал им замечания по поводу и без такового. Бесконечные нравоучения, должно быть, сводились к его понятию о воспитании.

– Лизавета, дойди до магазина, и чтобы обед был к моему приходу, – гримасничая, передразнила Лиза писклявым голосом, – Лизавета, пропылесось прихожую, не видишь, что там пыльно? Лизавета, подай мне, живо, вилку! Тьфу! Я что ему, прислуга? И я ненавижу, когда меня зовут «Лизавета»!

Диана ещё раз вздохнула. Её уже давно не трогало, что отчим замечает их с сестрой, только когда пусто в холодильнике или пыльно в квартире. В остальное же время их словно и не существовало, а раз так, то Ди научилась пропускать его реплики мимо ушей.

– Когда он придёт? – спросила она сестру.

– Через час, – мрачно ответила Лиза, гипнотизируя взглядом стопку учебников, – поехал машину в гараж ставить. Забрал меня из школы по просьбе мамы, и теперь, верно, ждёт, что мы сочиним ему оду и продекламируем её за ужином.

– Отдыхай. Я сама приготовлю обед, – примирительно сказала Диана, на мгновение дотронувшись до руки сестры.

Лиза ответила взглядом полным благодарности. Ей, похоже, стало немного совестно за «медленно развивающуюся шизофрению».

***

Близился новогодний праздник. Диана любила эту пору, когда стары, бородатый год, предчувствуя свой уход, сердится на землю и людей, обдувая их по вечерам колючими ветрами, кидая пригоршни снега им в лицо. Декабрь как-то незаметно окутал улицы морозным дыханием и погрузил деревья в сонное забытьё. Страсти, навеянные хмурой осенью, заснули до весны, а тревожные мысли исчезали, уступая место спокойствию.

Из окна 32 аудитории училища искусств были видны ленивые облака. Солнце светило обманчивым теплом, и на душе у Дианы было ясно. Зачётная неделя близилась к своему логическому завершению. Последней оценкой в зачётной книжке Дианы была оценка по ОБЖ, которая обещала быть отличной. Девушка с предвкушением взглянула на каток, поблёскивающий только что отполированным льдом. Через 15 минут заканчивается последний зачёт, и они с Наташкой пойдут обкатывать новенькие коньки.

Получив своё законное «отлично», Диана счастливо вздохнула: зачётная сессия закончилась, и впереди всего два экзамена. Спускаясь вместе с Аней на второй этаж в замечательном расположении духа, Диана заметила странную вещь: Мила, подкравшись к Антону сзади, закрыла ему глаза в старом жесте «Угадай кто?!», но Антон раздражённо скинул с себя её ладони, отвернулся и ушёл.

Ди приподняла брови и оглянулась на подругу. Аня смотрела на неё, чуть улыбаясь, с выражением «а что я тебе говорила?».

– Три недели, – произнесла она деловито, – Я ведь сказала, что они и месяца не продержатся вместе.

Диана усмехнулась.

Через неделю третий курс теоретического отделения сдал второй и последний экзамен – Гармонический Анализ.

– Кажется, я допустила ошибку в анализе романса Чайковского «Я тебе ничего не скажу», всё-таки это был аккорд доминантовой группы. Хорошо, что ассистент не заметил, я бы сгорела со стыда! – заливалась соловьём Дианина однокурсница Маша, жизненное кредо которой было «читаю всё, что вижу!».

Выйдя за дверь из аудитории, она взахлёб объясняла всем желающим, в чём именно состояла её ошибка и как, по её мнению, её следовало избежать. Желающих было немного, но и они слушали её с такими кислыми лицами, что вскоре она затихла, возмущённо сопя. Диане расслышала в этом сопении отдельные знакомые слова: «не понимают», «гармония», «доминантовая группа»…

У студентов в голове порхало праздничное настроение, и все находились в ожидании вечернего концерта.

Новогодний вечер в училище всегда был волшебным. Тут шутили сборные команды КВН, пели эстрадники, танцевали народники, или ставили какие-нибудь смешные сценки. Окончание сессии и праздничное настроение всех сплачивало, и после концерта все танцевали единой шумной и весёлой толпой.

Диане тоже предстояло выступить на сцене. Она пела. Это была очаровательная песня на французском языке, и только сама Ди знала, каких трудов ей стоило выучить текст.

Композиция была посвящена знаменитой реке Парижа – Сене, но за незамысловатым текстом скрывался романтический смысл: эта песня была о влюблённости в жизнь, в родной город, и в человека, который совсем рядом с тобой. О том, что на самом-то деле мир вокруг прекрасен.

Отзвучав, она оставляла на душе приятное, светлое ощущение. Диана влюбилась в мягкие аккорды, простую, но от этого ещё более очаровательную тембровую окраску фонограммы, и плавную, напоминающую спокойную водную гладь, мелодию.

Уже слыша, как объявляли её номер, девушка поправила поблёскивающие шпильки в высокой причёске и длинное серебристое платье, плотно охватывающее её фигуру. Зеркало отразило её румяное от волнения лицо, и она с облегчением подумала, что Антон наверняка где-то в толпе, и она не заметит его.

Послышались аплодисменты, когда девушка выходила на сцену, они придали ей уверенности – в училище всех выступающих принимали тепло. Диана улыбнулась, приветствуя публику, скользнула взглядом по залу и застыла. Антон сидел прямо по центру в первом ряду. Девушка встретилась с ним глазами, и шум вокруг внезапно смолк, словно кто-то резко выключил звук.

Его взгляд был странным. В него закралось какое-то виноватое выражение, недосказанность, желание изменить, вернуть… Диана никак не могла соединить всё это в единую картину, она не понимала, что означает это выражение его лица.

Медленно в неестественную тишину её ощущений стали вливаться тихие гитарные аккорды. Не отпуская взгляд зелёных глаз напротив, Диана пропела тихим серебристым сопрано:

Elle sort de son lit

Tellement sûre d'elle

La Seine, la Seine, la Seine

Tellement jolie elle m’ensorcelle

La Seine, la Seine, la Seine.¹

Хоть песня и не была о любви, однако девушка вкладывала в неё именно это чувство.

Всё показное внезапно схлынуло с Дианы под воздействием чарующей мелодии. Все её страхи показаться Антону смешной, недостаточно симпатичной или неподходящей по каким-либо другим параметрам стали вдруг такими незначительными. Она внезапно поняла, что для того, чтобы быть любимой, не стоит лепить из себя кого-то. Достаточно просто быть собой, говорить те слова, которые являются правдой, и поступать от всей души, от всего своего любящего сердца. Если в твоих словах или поступках и будет что-то неправильное, то тому есть абсолютное оправдание – они искренни. Искренность – это то, что обезоруживает.

Диана, расправив плечи, глубоко вздохнула и позволила себе пококетничать. Она ведь во Франции, не так ли?

Extralucide, la lune est sur

La Seine, la Seine, la Seine

Tu n'es pas saoul

Paris est sous

La Seine, la Seine, la Seine

Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi

C'est comme ça, la Seine et moi

Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi

On s'aime comme ça la Seine et moi.²

Антон глядел на неё, заворожённый её плавными движениями и покачиваниями в такт музыки. На его лице застыло выражение глубочайшего изумления и восхищения.

Диана чуть улыбнулась. Это было совершенно по-новому. Её захлёстывало ощущение правильности происходящего. На протяжении двух с половиной лет Антон безмолвно «возвышался» над ней. Ей казалось, что её любовь к нему делает её слабой и униженной. Она сама поставила себя в такое положение, смущаясь каждый раз, когда он проходил мимо, пряча от него глаза и краснея. А сейчас она словно отпустила, наконец, собственное сердце. Она признавалась открыто: «Посмотри, я люблю тебя, я не скрываю. И я сильная от этого чувства, я свободная, как та река, о которой пою…».

Небольшой проигрыш Диана сопроводила мягкими движениями рук и медленным разворотом вокруг себя, отчего её платье заиграло серебристыми оттенками. Она перемещалась по сцене свободно, плавно и легко. Ей удалось увлечь зрителей своей ненавязчивой, спокойной и вместе с тем чуть кокетливой эмоцией. Друзья начали подхлопывать ей и пританцовывать в такт.

На лице девушки расцвела нежная улыбка, она послала её Антону, заставив его вспыхнуть до корней волос. Диана пропела последние строки:

Sur le Pont des Arts

Mon coeur vacille,

Entre les eaux

L'air est si bon.

Cet air si pur

Je le respire

Nos reflets perchés

Sur ce pont.³

Зал взорвался овациями. Что произошло на самом деле, знали только три человека: Антон, Аня и Диана.

Первый впервые увидел в своей робкой, тихой однокурснице блистательную, грациозную, смелую девушку. Вторая оценивающе разглядывала Антона, и на её лице читалось абсолютное недоверие. А Диана, с которой вдруг схлынула сценическая эмоция, начинала понимать, что, фактически, только что при всех призналась в любви.

Ди чувствовала себя победившей и одновременно опустошённой. Выступление иссушило её, и девушка кланялась восторженно аплодирующим зрителям из последних сил. Она зашла за кулисы, накинула на себя пуховик и аккуратно протиснулась к выходу в фойе. Ей требовался свежий воздух, отрезвляющий мороз и несколько минут в одиночестве, чтобы обдумать то, что только что произошло.

Об этом часто писали в её любимых романах, когда сердце героини замирало, и всё вокруг переставало существовать, кроме него. Но Диана и подумать не могла, что такое действительно может случиться в реальности, и что это будет так волнительно.

Она, кутаясь лицом в пушистый капюшон пуховика, сбежала по ступенькам к выходу, намереваясь быть незамеченной, однако, возле входной двери её поджидала знакомая фигура.

Ди остановилась посреди фойе в нерешительности. Сердце её забилось как сумасшедшее. Вся уверенность исчезла без следа с последним аккордом отзвучавшей фонограммы.

Антон неторопливо подошёл к ней.

– Уходишь?

Диана внимательно взглянула на него. Вопрос прозвучал сухо и безразлично, но как-то нервно. Ей стало обидно. Неужели она не заслужила хотя бы интонацию потеплее?

– Ухожу, – резко бросила Ди и, обогнув Антона, решительно направилась к выходу.

Парень тут же схватил её за руку пониже локтя и торопливо проговорил.

– Постой, не уходи, ну, что ты?

Диана застыла на мгновение, намереваясь вырваться, но потом решила, что раз уж сегодня вечер откровений, обернулась.

– Послушай, ты уж определись, что тебе нужно от меня. Мне до зубного скрежета надоело твоё отношение. То ты разливаешься лужицей по полу и уверяешь, что я тебе нравлюсь, то даже не смотришь в мою сторону и встречаешься со всякими… – Диана зло сощурилась, – Я тебя забуду, можешь не сомневаться. Забуду так, что даже не вспомню твоего имени. А вот что ты будешь делать без меня на контрольных и экзаменах – это вопрос.

Девушка вырвала руку и направилась к выходу. Антон опомнился только, когда она уже открыла дверь. Перемахнув через турникет, он преградил ей путь. Диана начала всерьёз задумываться, а не врезать ли ему промеж глаз?

– Эта песня, она… для меня?

Создалось впечатление, что он сказал первое, что пришло в голову – настолько глупым был вопрос.

– Мне казалось, это очевидно, – тихо сказала Диана.

Антон напряжённо всматривался в её лицо, прикусив губу и явно о чём-то усиленно размышляя. А Диане вдруг стало душно в этих стенах. Они давили на неё. Девушка предприняла попытку уйти снова, но он опять удержал её.

– Подожди…

– Ну что? Что ещё ты хочешь слышать? – потеряв терпение, повысила голос Ди, – Зачем ты меня останавливаешь? Чтобы в очередной раз убедиться, что ты мне небезразличен? Я тебе это сегодня уже доказала при свидетелях. Можешь на радостях сплясать канкан и оповестить друзей, только меня оставь, наконец, в покое.

Диана вырвала уже по-настоящему и быстрым шагом вылетела из училища.

Морозный ветер откинул с лица завитые каштановые прядки, и девушка поёжилась. Сзади неё отчаянно хлопнула дверь, а потом послышались торопливые скрипучие шаги.

Антон, в одной рубашке выбежал за ней на улицу. Диана не поворачивалась, продолжая упорно идти. Девушка испытала панику: если он коснётся её ещё раз, она уже не найдёт в себе силы вырваться.

Он преодолел разделяющее их расстояние, крепко обнял её за плечи, притягивая к себе, и зарылся носом в её распущенные на морозном ветру, тёмные волосы.

– Ди, прости меня. Ди, я просто идиот. Я сделаю всё…

Он шептал какие-то слова, но Диана уже не вслушивалась. Она медленно повернулась к нему, намереваясь сказать ему что-то меткое, но он порушил её планы. Он её поцеловал. Торопливо, суетно, справедливо опасаясь, что она оттолкнёт. Мысли девушки разлетелись подобно шустрым воробьям, она хотела как-то отреагировать на нежданный поцелуй и даже уже упёрлась ладонями ему в плечи, но в этот момент совсем рядом послышался вопль ярости.

Диана, повернула голову и увидела Милашу.

Серебряные блёстки, рассыпанные по её длинным, гладким волосам, отливали рыжим в вечернем свете уличных фонарей. На ней тоже не было верхней одежды – должно быть, выскочила из училища вслед за Антоном.

Мила, точно злобная фурия, подскочила к Антону и, размахнувшись, влепила ему звонкую пощёчину.

– Сволочь. – С чувством произнесла она, и её взгляд обратился к Диане.

Дирижёрка смерила её с головы до ног оценивающим взглядом, и презрительно фыркнула.

– Ты, наверное, думаешь, что тебе достался прямо-таки супермен, да, Манелис? – насмешливо поинтересовалась она, – Не обольщайся. Он и целоваться-то толком не умеет.

Диана в ответ лишь едко улыбнулась.

– А это уже не твоя забота. – Спокойно ответила она.

Милаша тряхнула блестящей головой, окинула Антона уничижительным взором и скрылась за дверью училища.

Антон почесал затылок, а потом с надеждой улыбнулся и спросил:

– Ну, теперь-то ты останешься на дискотеку?

Диана приподняла уголки губ.

– Если ты мне обещаешь один из медленных танцев.

К Антону вернулась его лукавая улыбка.

– Один, другой, третий и все последующие.

Примечание – в главе использован саундтрек из анимационного фильма «Монстр в Париже» «La Seine».

1. Не зная сна, поёт волна:

Сена, Сена, Сена

Чарует нас, пленит она

Сена, Сена, Сена

Лучной причал посеребрён

Сена, Сена, Сена

И сам Париж в неё влюблён

Сена, Сена, Сена

2.Почему, ответь, сердце хочет петь

И рвётся вдаль за облака?

Я люблю тебя, и пою любя:

Душа моя, моя река

Шумит прибой во тьме ночной:

Сена, Сена, Сена

Ангел шальной, танцуй со мной

Сена, Сена, Сена

3. Здесь на мосту тебя найду

И над водой взмахну рукой

Легко дышать, мечта зовёт

И нас теченьем унесёт

И рвётся вдаль за облака

Душа моя, моя река…

Глава 5

Диана отложила фломастер и закрыла дневник.

Она взглянула на маленькую тетрадь в жёстком переплёте и ласково провела указательным пальцем по спинке нарисованного котёнка. Девушка жалела, что котёнок не умеет двигаться, как рисунки и фотографии из её любимого романа – он бы наверняка упал на спинку и начал бы смешно размахивать лапами в попытке поймать её палец. Ди улыбнулась и перевязала дневник ленточкой.

По комнате летал запах нового года – пахло хвоей и мандаринами. Приятный горьковато-свежий запах источала великолепная ёлка, вокруг которой были раскиданы блестящие шары, мишура, звёздочки из посеребрённого стекла и гирлянды. Посреди всего этого по-турецки сидела Лиза, держа в левой руке красный, а в правой – синий шар, и то и дело примеряла их на пушистую лапу. Она уже третий час украшала новогоднее дерево, тщательно подбирая цвета игрушек, но Диана подозревала, что это связано не с эстетическим вкусом сестры, а с её крайним нежеланием возиться на кухне праздничным ужином.

Девушка усмехнулась и скрестила руки на столе, опустив на них подбородок. На душе было удивительно легко и солнечно, несмотря на то, что утром мама серьёзно поспорила с отчимом. Собственно, и разбудили её громкие голоса. Диана не вслушивалась, так как её со вчерашнего вечера занимали радужные мысли.

Во время дискотеки они с Антоном так лихо отплясывали, что окружающие в ужасе отскакивали от них, спасая свои ноги. Она запомнила лёгкий запах его одеколона, который остался на её платье едва ощутимым флёром. Её память сохранила взгляд его глаз, который весь вечер был предназначен лишь ей…

Под конец они сбежали на набережную. Они долго гуляли, глядя на белый простор замёрзшей водной глади, Антон о чём-то громко говорил, и она, не особо вслушиваясь, смеялась. Всего несколько часов назад они попрощались. Антон проводил её до остановки и в последний момент поцеловал на прощание.

Зайдя в автобус, Диана почувствовала на себе недовольные взгляды нескольких пассажиров, которые видели их торопливый поцелуй. Им наверняка казалось, что автобус из-за этого задержался – но ей было всё равно. Ди сомневалась, что во всей вселенной найдётся ещё хоть одна девушка, которая будет хоть на одну сотую долю так счастлива, как она в этот вечер.

Диана снова улыбнулась, глядя в окно.

На улице стемнело.

Редкие пушистые звёздочки-снежинки, покачиваясь, медленно спускались на землю. Вечером на улице было много людей: кто-то, уже успевший отметить праздник, от души распевал «В лесу родилась ёлочка», но это никому не мешало. Кто-то лихорадочно бегал по магазинам с нагруженными до отказа сумками в поисках чёрного молотого перца или зелёного горошка. А кто-то волок ёлку или же просто прогуливался, не спеша, по заснеженным дорожкам, наслаждаясь последним вечером уходящего года.

Диана подумала: а что же сейчас делает Антон? Собирает ёлку? Или веселится в компании своих друзей? А может ли быть, что вот в эту самую секунду он думает о ней?

– Приём! База вызывает Диану!

Девушка подпрыгнула и опасно накренилась на стуле.

– Лиза! – прошипела она, но желание ругаться сразу же отпало, когда она увидела добродушно улыбающуюся сестру, с какой-то маленькой коробочкой в руках.

– Снова о своём Антоне размышляешь? – поинтересовалась Лиза, запрыгивая на подоконник и устраиваясь там поудобнее.

Диана прищурилась.

– Я только удивляюсь, откуда тебе всё известно? Может, ты мой дневник листаешь по ночам, а?

– Неужели ты считаешь, что я способна на такое невежество? – с чувством оскорблённого достоинства проговорила Лиза, – я его листаю днём. – Диана открыла рот, и девочка добавила, – что?! Будет тебе уроком. Ты же его даже не пытаешься прятать!

Диана покачала головой, сдерживая улыбку. Спорить с сестрой не хотелось, не теперь, когда на душе поют экзотические птицы.

– У меня для тебя кое-что есть, – произнесла Лиза, протягивая коробочку.

Диана потянула за край алой ленты, которой был подвязан подарок, и открыла его. Там оказался талисман в форме двойного сердца. Рядом с ним лежала, свитая в кольца, дополнительная тонкая цепочка.

– Продавщица уверяла, что он бережёт любовь, – пояснила Лиза скучающим тоном, – сердца можно разломить лишь раз, обратно они не соединяются, и, соответственно, одно оставить себе, а второе подарить парню.

Диана во все глаза смотрела на два посеребрённых сердца, она уже давно бродила вокруг этого талисмана кругами, помня, что такие вещи сильны лишь, когда их дарят, а не покупают.

– Я подумала, что такая до ужаса сентиментальная вещь тебе точно понравится, – добавила сестра, так и не дождавшись никакой реакции.

Диана подняла глаза на Лизу и крепко её обняла.

– Спасибо, сестричка. Я люблю тебя.

Лиза, против обыкновения, обняла её в ответ. Диана знала, что она улыбается и очень довольна, хоть и не показывает этого.

– Да, я знаю, Ди. – Прошептала Лиза, но потом сразу вырвалась, – ну всё, ваша ёлка готова, и я могу с чистым сердцем уйти к подружкам. Чао!

– Когда вернёшься? – спросила Диана, глядя, как сестра натягивает свитер поверх платья и обувается.

– Часов в семь утра, если будет не очень весело. Покедова, маман!

Когда за ней закрылась дверь, Диана отправилась помогать матери готовить праздничный ужин.

К восьми часам пришёл отчим. Даже не взглянув на жену, он сухо пожелал в пустоту доброго вечера и уселся за стол. Диана взглянула на мать – та нервно теребила в руках салфетку и была явно расстроена.

– Кому «Оливье»? – чересчур звонко воскликнула девушка, хватая вазочку, и принялась раскладывать салат по тарелкам.

Она начала рассказывать обо всём подряд: о подарках, которые она получила от однокурсников, о подарке от Лизы, о новогоднем концерте в училище, о том, что они подарили учителям. Диана вертелась на стуле, тараторила без умолку и с ужасом осознавала, что глаза матери становились всё влажнее, а руки её всё сильнее стискивали салфетку, скручивая её в жгут.

За столом висело тяжёлое напряжение, такое плотное, что, казалось, его можно было резать ножом. Мать то и дело порывалась что-то сказать, но каждый раз не решалась. Отчим же выглядел до абсурда спокойным и холодным. Происходящее его, похоже, не волновало вовсе.

Через час Диана бросила всякие попытки разрядить обстановку. Забравшись с ногами в кресло, она держала бокал с красным вином и уныло смотрела телевизор. После ещё получаса настойчивого молчания отчим отложил вилку и промокнул губы салфеткой. Блюда вокруг него заметно поубавились, хотя мама не съела ни кусочка.

– В одиннадцать я должен уйти, – тихо проговорил Михаил Константинович, откинувшись на спинку стула.

– Куда? – мгновенно отреагировала мама.

Диана сделала вид, что её очень заинтересовало выступление какой-то прыгучей блондинки на экране телевизора. Дурное предчувствие её усилилось.

– Я занятой человек, у меня дела, – уклончиво ответил отчим.

– Какие могут быть дела в одиннадцать вечера тридцать первого декабря? – резко спросила мать.

Диана бросила на неё быстрый взгляд. Лицо матери было сосредоточенным. Она прямо смотрела в глаза мужу.

– Дорогая, – мягко произнёс Михаил Константинович, – я – содержу собственное дело, тебе не понять, так что у меня возникли…

Дальнейшую его речь заглушил хрустальный звон. Мама вскочила со стула, опрокинув свой бокал в тарелку. Шампанское вылилось на её платье, но она даже не заметила.

– Я знаю, что за дело у тебя возникло, – дрожащим от унижения голосом проговорила мама, – и даже знаю, как это дело зовут…

На отчима это не произвело ровно никакого впечатления. Он окинул холодным взглядом растрёпанную, замученную женщину, и нарочито мягким жестом подхватил со стола свой бокал.

– Милая, может тебе прилечь?

Мама вздрогнула и побледнела ещё сильнее.

Диана медленно поднялась на ноги. Она лихорадочно соображала, как без потерь свести эту ситуацию на нет. Ей было абсолютно плевать на отчима, нужно было, прежде всего, успокоить мать.

– Я принесу горячее, – негромко проговорила она, однако, не тронувшись с места.

На неё никто не обратил внимания. Фигура мамы напоминала тетиву лука, гудящую от напряжения. Женщина вцепилась в край стола побелевшими пальцами, а слёзы вот-вот готовы были побежать по её щекам.

Диана перевела взгляд на абсолютно спокойного отчима. Он сидел, вальяжно откинувшись на стуле, неторопливо вращал в пальцах бокал с вином и смотрел на жену снисходительно, даже чуть насмешливо, как лев смотрит на тявкающую на него собачонку. Диану захлестнула волна такой всепоглощающей ненависти, что ей на мгновение сделалось дурно.

Внезапно глаза её матери полыхнули гневом. Она выхватила из его рук бокал и плеснула вином ему в лицо.

Михаил Константинович отреагировал мгновенно, и в следующее мгновение Диана не поняла, почему мама лежит на полу, давясь рыданиями, а он, этот человек, как ни в чём ни бывало, снова опускается на свой стул.

«Он ударил маму, – потрясённо подумала она, – он ударил мою маму!»

– Выметайся вон! – вдруг проорала девушка во всю мощь лёгких.

Михаил Константинович секунду сидел с довольно-таки ошарашенным выражением лица, явно не ожидая такого поворота событий. Он просто онемел, не донеся бокал до рта, а Диана была близка к тому, чтобы удавить его голыми руками.

– Тебе что-то не ясно? Ты оглох? – дрожа от ненависти, срывающимся голосом поинтересовалась она, – Убирайся! Катись ко всем чертям!

– Да как ты смеешь? – захлёбываясь воздухом, прошипел отчим, поднимаясь на ноги.

Он навис над ней так, что тонкая девушка казалась рядом с ним хрупкой тростиночкой, и если бы Диана не была так зла, она бы испугалась. Но вместо того, чтобы попятиться, она наоборот сделала шаг вперёд и со всех своих неведомо откуда взявшихся сил оттолкнула его от себя и от всхлипывающей на полу матери.

Должно быть, свою роль сыграло количество выпитых отчимом бокалов. Он пошатнулся, сделал два неловких шага назад и налетел спиной на дверной косяк.

– Проваливай! – завизжала Диана, не помня себя от злости.

Михаил Константинович скривился будто от зубной боли, а потом весь подобрался и разъярённо вылетел из комнаты. Послышался мощный хлопок входной двери и следом какой-то треск и грохот.

Диану всю трясло от пережитого стресса. Она повернулась к матери и увидела, что та уже поднялась на ноги.

– Как ты? – спросила она, собираясь подойти к ней, но в следующее мгновение комнату прорезал звук пощёчины.

Девушка даже не почувствовала боли. Она неверяще уставилась на мать, и первой её мыслью была: не тронулась ли она рассудком.

– За что? – едва слышно прошептала Ди, коснувшись своей пылающей щеки.

– Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою личную жизнь. – Твёрдым голосом проговорила мать, – и этот дом – не твой, потому ты не смеешь никого отсюда выгонять.

Диане захотелось потрясти головой, ведь не могла же её мать и вправду такое сказать?

Мама, тем временем, быстрым шагом вышла из комнаты, и через мгновение из коридора донёсся аккуратный щелчок входной двери.

Диана осталась в доме одна. Жгучее чувство несправедливости и обиды затопило её. Чтобы отвлечься она начала убирать праздничный стол. «Намного легче просто выполнять механическую работу, относить вазочки в холодильник, мыть посуду и делать вид, что ничего не произошло, – рассуждала девушка, – ни о чём не думать… не думать…».

Когда комната была чиста, Диана села на диван. Потом встала, накинула что-то на себя и направилась к выходу. На пороге в куче шарфов и шапок валялась полка для головных уборов, которая раньше была прибита над дверью. Скорее всего, гвоздики не выдержали хлопка, с которым из квартиры вылетел отчим, и вывалились. Диана сдвинула её в сторону, и вышла из дома, захлопнув дверь.

Девушка не плакала, ей даже не хотелось. Она просто шла по тёмной улице, и события вечера вновь и вновь проносились у неё перед глазами. Диана села в маршрутку, скорее, чтобы согреться, чем куда-то доехать. Машина привезла её к проспекту Кирова.

Вокруг ходили толпы весёлых людей. Они что-то выкрикивали, поздравляли друг друга с наступающим. Некоторые шатались, падали, вызывая взрывы смеха сопровождающих. Диана обошла особо шумную компанию, которая звала её с собой гулять на площадь, и свернула налево, на узкую улочку между старыми пятиэтажными домами. Она вошла в один из них и поднялась на восьмой этаж.

Только позвонив в дверь, Диана поняла, что дома может никого не оказаться, но через некоторое время послышались приглушённые шаги, и замок щёлкнул.

Женя застыл на пороге, удивлённо рассматривая неожиданную гостью.

На нём были элегантные простые чёрные брюки и чёрная рубашка с крупными манжетами. Он выглядел восхитительно. От него исходил приятный аромат свежевыпеченного хлеба, и Ди внезапно посетило чувство уюта.

Парень молчал некоторое время, оценивая бледное расстроенное лицо своей подруги, потом молча пропустил её в квартиру и закрыл дверь.

Диана вошла в уютную прихожую. На полу лежала пушистая светло-зелёная ковровая дорожка, на стене висело высокое зеркало в полный рост, а слева от двери стоял небольшой столик для мелочей. Осторожное прикосновение к её плечам напомнило ей, что она всё ещё в пуховике, и девушка его тут же скинула. Женя повесил его в шкаф. За всё это время никто не произнёс ни слова.

Диана неловко застыла посреди коридора, случайно оказавшись перед зеркалом. Оно отразило печальную девушку 17 лет в коротком открытом чёрном платье. Волосы её были распущены, причём Диана совершенно не помнила когда расплела свою сложную причёску.

– Я… не… то есть я… – сбивчиво произнесла девушка, нервно заправив волосы на ухо, – я сейчас уйду. Прости, я, наверное, мешаю…

– Да нет, в общем-то, – спокойно отозвался Женя, – я один. Мама ушла к подружкам.

Он разглядывал её, нахмурившись, пытаясь по её виду понять, что именно произошло. Девушка вдруг почувствовала, что образовавшийся у неё внутри узел стал со страшной скоростью распутываться. Диана с ужасом осознала, что сейчас она разревётся. У неё задрожал подбородок.

Женя вздохнул, подошёл к ней и мягко направил её в комнату – не в ту, где сверкала и переливалась всеми цветами радуги ёлка, а в свою, без всякой новогодней ерунды.

Окна выходили на проспект, потому сквозь неплотно затворенную форточку доносились громкие голоса и музыка. Почти всё пространство комнаты занимала огромная роскошная кровать. Она была застелена тёплым тёмно-бордовым бархатным покрывалом в тон толстому ковру, лежащему на полу. В свете настольной лампы бархат играл оттенками, и казалось, что кровать едва заметно колыхается. Окно было полностью занавешено плотными золотистыми шторами. У противоположной стены располагался небольшой письменный стол, на котором тускло мерцал ноутбук.

Женя усадил Диану на кровать и опустил крышку компьютера, так что единственным источником света оставалась настольная лампа.

– Ди, что случилось?

Девушка справилась с собой. Ей больше не казалось, что она стоит посреди ревущего, беснующегося океана, бессильная и загнанная в ловушку. Диана дотронулась до его руки, ей было важно, что рядом именно её лучший друг – Женя. По мере рассказа, она чувствовала, что из неё будто выкачивают силы, и к его концу она ощущала себя уставшей, но странно спокойной и безразличной ко всему произошедшему.

Женя выслушал её внимательно и, когда девушка замолчала, задумчиво пожевал губу.

– Твоя мама права. – Наконец сказал он, – не нужно так на меня смотреть, ты сама это знаешь. Он – это личная жизнь твоей матери. Тебе не следовало так поступать.

– Я хотела её защитить, а она меня ударила, – вяло запротестовала Ди.

– Это было действие в состоянии аффекта. – Невозмутимо ответил Женя, – я думаю, что завтра вы обе переосмыслите то, что произошло, и сможете понять друг друга, – задумавшись на секунду, он добавил, – но тебе следует серьёзно поговорить с мамой, Диана.

Девушка подняла на него глаза. Её друг, окутанный полумраком комнаты, выглядел на несколько лет старше, хотя между ними было всего два года разницы. Женя переплёл пальцы рук, подался вперёд, устроив локти на своих коленях, и нахмурился.

– Ударивший раз обязательно ударит снова. Твоей матери нужно решить, любит ли она его настолько, чтобы терпеть всё это, ведь то, что сегодня произошло – ярчайшая демонстрация неуважения. Если она решит, что не любит, значит нужно гнать его раз и навсегда, не доводя до того, чтобы драки в вашей семье стали обыденностью.

Диана кивнула, сжав его ладонь.

– Спасибо тебе, Женька. – Тихо проговорила она, – что бы я без тебя делала…

Он кивнул, принимая благодарность.

– Ты только не требуй от неё ничего, – добавил он, – просто озвучь ей, что у неё есть выбор, и не обязательно держаться за богатого, но, в общем-то, гнилого человека.

Диана в очередной раз поразилась внимательности Жени, его способности принимать чужую боль как собственную и видеть всё как на ладони. Она никогда не рассказывала ему про ситуацию в своей семье, но, видимо, по случайным фразам, брошенным вскользь, Женя сделал выводы сам.

– А почему ты не с Нинель? – спросила она, уже чуть бодрее.

Евгений холодно улыбнулся и промолчал. Диана испытала смутное раздражение: её друг никогда не обращался с девушками должным образом. Очевидно, ему было совершенно безразлично где и с кем сейчас его Нинель. Однако, она оставила это обстоятельство без комментария, так как он только что доходчиво объяснил ей, что в чужую жизнь не стоит совать нос.

Девушка взглянула на него и обнаружила, что он её рассматривает. Мгновение спустя, Женя наклонился к ней и слегка потёр её щёку под левым глазом.

Прикосновение было неожиданным и приятным. Диана моргнула и отстранилась.

– Что? – спросила она, повторив его движение.

– У тебя тушь потекла, – улыбнулся Женя, – но выглядит это ужасно мило.

– Чёрный круг под глазом – это ужасно мило, по-твоему? – заворчала Диана, энергично натирая щёку.

А Женя вдруг решительно поднялся на ноги.

– Так, приводи себя в порядок и пошли.

– Куда пошли? – опешила девушка.

– Как куда? В клуб, конечно. Или ты думала просидеть здесь всю эту волшебную ночь? В таком случае, ты зашла не по адресу. Я тебе скучать не позволю.

Диана похлопала ресницами, а потом покачала головой и отправилась в сторону ванной, но Женя тихонько тронул её за плечо, вынуждая обернуться.

– Ди, какие у тебя любимые цветы? Мне всегда было интересно…

Она улыбнулась слегка изумлённо, нежной, светящейся улыбкой. Почему-то простой вопрос пролил свет в её душу.

– Лилии. Светлые. – Ответила она, – а у тебя?

– А как ты думаешь? – Женька скрестил руки на груди.

– Ну… не знаю. Нарциссы?

Диана почти забыла, как звучит совершенно искренний смех из уст её друга.

– Возможно, – улыбнулся он, – но нет. Розы. Как можно более тёмные.

– Чёрные розы означают печаль на языке цветов, – заметила она.

Женя кивнул. В его глазах плясали чертенята.

– Но ведь они так прекрасны…

Девушка покачала головой.

– Жень, ты в курсе, что ты – абсолютный романтик?

Он не отрывал от неё взгляда ни на миг.

– Вы плохо воспитаны, мисс – оскорбляете меня в моём доме.

Диана насмешливо фыркнула и скрылась в ванной.

Когда дверь за ней закрылась, Женя вернулся в комнату и открыл ноутбук.

На экране в качестве заставки рабочего стола была фотография, сделанная во время последнего выступления, а на ней – Диана, застывшая в нежном танцевальном движении. Женя некоторое время просто смотрел на неё, а потом негромко вздохнул и выключил компьютер.

Глава 6

Проснувшись на следующий день, первое, что увидела Диана – это рассыпанные по подушке и спутанные с её собственными волосами светлые волосы Жени. Сам парень обнаружился рядом. Он спал, уткнувшись лицом в сгиб локтя и изящно изогнувшись в талии.

Диана села, чувствуя отвратительный вкус во рту и тупую головную боль, и уставилась на юношу.

Судя по всему, они спали в одной кровати.

Вместе.

И она совершенно не помнила, что было ночью…

От её возни проснулся Женя. Он повернулся к ней, и на его лице возникла ироничная усмешка.

Диана оглядела себя. На ней была надета Женина просторная белая рубашка и всё.

– Отлично выглядишь, – констатировал он.

Девушка вспыхнула как маков цвет, и резким движением натянула покрывало до глаз. Женя насмешливо фыркнул.

– Поздно. Я уже всё видел.

– Женя, – осторожно спросила Диана из-за покрывала, – А мы ночью… ничего не делали?

Он склонил голову к плечу, не переставая ухмыляться.

– А что, это было бы так плохо?

Диана готова была его укусить, лишь бы он перестал насмехаться.

– Я ничего не помню! – огрызнулась она.

– А, то есть ты не помнишь, как ближе к четырём часам утра, ты залезла в клубе на стол и попыталась станцевать, что-то наподобие канкана? – вежливо поинтересовался Женя, – а потом ты пошла в дамскую комнату и опрокинула на себя ведро с водой – чёрт знает, что оно там делало. И мне пришлось как можно быстрее везти тебя домой, чтобы ты не схватила пневмонию.

Диана спрятала лицо в ладони, но по пылающей коже шеи всё равно было видно как ей стыдно.

«Женя впустил меня, выслушал меня, поддержал меня, а я повела себя отвратительнейшим образом!» – сокрушалась девушка мысленно.

– И мы… не…

Женя закатил глаза.

– Нет, Диана, мы «не»! – заверил он её, – ничего не было, не считая того, что мне пришлось тебя переодевать, и я видел твой очаровательный лифчик в горошек. – В следующее мгновение глаза его приняли хитрое выражение, и он, слегка подавшись к Диане, промурлыкал, – и потом, если бы у нас что-то было, ты бы ни при каких обстоятельствах не забыла об этом, дорогая…

Диана мучительно покраснела и запустила в него подушкой. Женя от подушки увернулся и бесцеремонно, совершенно не в своей манере, показал ей язык.

***

На вокзале было холодно. Это огромное неуютное помещение, обдуваемое сквозняками, с высоким куполообразным потолком было пропитано запахом резины и железной дороги. Мама притащила Диану на два часа раньше нужного времени – ей казалось, что они могут опоздать. С новогодней ночи мама старалась как можно больше находиться с дочерьми.

Когда Диана вернулась от Жени в одиннадцать часов утра, мечтая только о тишине и мягкой кровати, мать бросилась к ней, бормоча, что чуть с ума не сошла не найдя её дома ночью. А потом принялась душить её в объятиях. Лизе онипо негласному соглашению ничего рассказывать не стали. Серьёзный разговор всё же состоялся, в результате которого мама заверила Диану, что ноги Михаила Константиновича больше не будет в их доме, равно как и других частей его тела.

Окончательно измучившись ждать, Диана вышла на улицу. На небе начали собираться тяжёлые тёмные тучи, вот-вот готовые расплакаться великолепным снегопадом. Диана с улыбкой подставила ладонь первой снежинке. Чудесная капелька замёрзшей воды спланировала на вязаную поверхность варежки и чуть подтаяла с концов. Девушке стало жаль её, снежинка таяла, и она аккуратно сдула её с варежки. Та продолжила свой путь, а Диану отвлёк звук подъезжающего автобуса.

Створчатая дверь открылась, и из него вышел высокий блондин в коротком чёрном пуховике.

Женя вытащил из автобуса спортивную сумку и подал руку высокой и слегка полненькой женщине с точно такими же как у него серыми глазами. Вслед за его матерью из автобуса выпорхнула девушка.

Это была миниатюрная шатенка, с модной стрижкой и умелым макияжем. Она послала Жене кокетливый взгляд, похлопав густо накрашенными синей тушью ресницами и повисла у него на локте. Тот улыбнулся ей без особого энтузиазма. Диана подумала, что так может улыбаться человек, у которого болят все зубы разом. Парень увидел её и махнул ей рукой в знак приветствия. Вцепившаяся в него словно клещ, девушка мгновенно обернулась на его жест, высматривая потенциальную соперницу.

– Привет, – улыбнулся Женя, пока «клещ» сверлил Диану глазами, – ты чего так рано приехала?

– Это всё мама, – пожаловалась девушка, – ей кажется, что мы опоздаем.

– Любимый, ты нас познакомишь? – похоже, «клещ» решил сходу обозначить рамки их с Женей отношений.

Девушка сделала такой сильный акцент на слове «любимый», что было не понятно, к кому она обращается.

– Конечно, – пожал плечами Женя, – Нинель, это Диана. Диана, это Нинель, моя… невеста.

Услыхав последнее слово, упомянутая невеста издала восторженный писк и ещё сильнее прилипла к нему. При её попытке украсть его поцелуй, Женя торопливо вспомнил что ещё не попрощался с мамой и ушёл. Нинель проводила его чуть обиженным взглядом, но вдруг решительно повернулась к Диане.

– Хочу предупредить тебя, Диана, что мы с Женей любим друг друга, и отбить его у меня не так-то просто, – выдала она на одном дыхании, – так что ты можешь даже не пытаться его заполучить!

Ди приподняла брови.

– Если его кто-то и хочет заполучить, то только не я, – заверила она Нинель, – у нас с ним чисто деловые отношения.

Сказанное, похоже, слегка успокоило Женину девушку. На её прелестном лице появилась мечтательная, весьма глупая улыбка.

– Мы так счастливы! – доверительно сказала она, понизив голос. Диана в этом мгновенно усомнилась. – Я была так ошарашена, когда Женя признался мне в любви и предложил встречаться. Разумеется, я тоже влюблена…

– Он так и сказал тебе, что любит тебя? – поинтересовалась Ди, прерывая этот поток сознания. – Ты уверена? Может, где-то поблизости было зеркало?

Нинель, вытаращив глаза, уставилась на Диану. Та снисходительно подождала, пока до её собеседницы дойдёт смысл слов. На миловидном лице девушки появилось возмущённое выражение – это подсказало Диане, что мыслительный процесс подошёл к своему логическому завершению.

– Ну, разумеется это была я! – воскликнула Нинель, – я ведь такая…

Видимо, не найдя подходящего эпитета, она бросилась к вновь подошедшему Евгению.

– Любимый! – Женя вздрогнул от этого обращения, будто на него внезапно прыгнула жаба, – вот она не верит, что ты меня любишь!

Нинель говорила каким-то странным высоким голосом, будто специально коверкая слова на манер детской речи. Она надувала алые губки, отчего на вид становилась просто очаровательной.

Диана наблюдала за реакциями Жени на всю эту театральщину. Парень разговаривал со своей девушкой ласково, но вымучено, а улыбался, как улыбаются молодые папаши, качающие среди ночи колыбельку своего орущего ребёночка.

– Конечно люблю, цыпа, – заверил он её, – ты же у меня просто конфеточка!

Нинель просияла и кинула на Диану победоносный взгляд. Девушка предпочла отойти от них к матери чтобы не начать хохотать в голос.

В вагоне им достались две верхние полки напротив друг друга. Поезд тронулся и плавно заскользил по рельсам, унося двух друзей в другой город, где ходят другие люди, где их ждёт трёхдневный танцевальный конкурс «Золотой паркет».

Диана некоторое время смотрела со своей полки, как мимо проносятся леса и луга родной земли, укрытые белоснежным покрывалом, а потом бросила взгляд в сторону друга.

Женя вальяжно разлёгся на своей полке, небрежно листая какой-то журнал. Его поза была расслабленной и даже ленивой. Он возлежал на матрасе, изящно изогнувшись в талии и подперев рукой голову. Другая рука неспешно перелистывала страницы, светлые, уже порядочно длинные волосы падали на глаза, но не мешали. Было в Жене что-то такое, что притягивало к нему взгляды окружающих. «Должно быть, мой друг манит людей исключительно по эстетическим соображениям», – подумала Ди.

Девушка разглядывала его, и ей вдруг стало так хорошо, так тепло на душе. Она испытывала такое чувство к своей сестре, к своим самым близким подругам. Ей вдруг подумалось, что если она потеряет Женю, в её жизни останется огромное белое пятно, которое не получится закрасить ничем. Никем заменить. То, что он рядом – бесценно…

– Увидела что-то новое? – произнёс насмешливый голос.

Женя игриво смотрел на неё из-под светлых ресниц, и на его губах играла спокойная улыбка.

– Нет, – Диана улыбнулась до ушей, – просто искренне удивляюсь, на что же так запала Нинель?

– Я неотразим, – пояснил Женя без ложной скромности.

Ди тихо засмеялась.

– И зачем тебе это? – спросила она после небольшой паузы.

– То, что я неотразим? – переспросил он, изобразив изумление, – ну, знаешь, в этом довольно много плюсов…

– Я имею в виду, зачем тебе отношения с Нинель? – пояснила Диана, устремляя на него внимательный взгляд.

Улыбка медленно исчезла с лица Жени, ей на смену появилось замкнутое, упрямое выражение. Так было всегда, когда кто-то пытался разобраться в его истинных чувствах.

Парень перекатился на живот и изобразил излишнюю заинтересованность в разговоре.

– Что тебя интересует в наших отношениях с Нинель?

Диану ничуть не смутил его предостерегающий тон, в котором ясно слышалось: «Не суй свой нос в чужие дела».

– Только то, что тебя раздражает её поведение, но ты изо всех сил делаешь вид, что тебе оно нравится. – Женя холодно приподнял брови, но Диана решительно продолжила, – и ещё то, что тебе хочется оказаться где угодно, только не рядом с ней, когда она тебя обнимает.

– Может, у меня такое проявление чувств? – ухмыльнулся Женя.

– Жень, я знаю тебя десять с лишним лет, и у тебя не такое проявление чувств. – Диана проигнорировала его попытки обернуть разговор в шутливую форму. – Зачем она тебе? Ты ведь её не любишь.

Женя молчал. Его взгляд постепенно становился острым и неприятным. Ди поёжилась, ей захотелось отвернуться.

– А почему я не могу повстречаться с кем-то без любви и привязанности. Просто для удовольствия? – тихо поинтересовался он.

Диана вздрогнула. Женя не отводил взгляда, и на его лице постепенно проступало, мрачное, удовлетворённое выражение.

– Женя, это безнравственно. – Сказала, наконец, девушка. – Прекрати так на меня смотреть, будто это и есть ты. Ты не такой. Ты…

– Зачем ты это делаешь? – спросил он мягким голосом, – Почему ты постоянно пытаешься сделать из меня эдакую правильную личность, какой являешься ты сама?

– Потому что ты – мой лучший друг, – убеждённо ответила девушка, – и ты – один из самых замечательных людей, которых я знаю.

Женя покачал головой.

– Диана, твоя проблема в том, что ты упорно видишь в людях только хорошее, а потом, когда они разочаровывают тебя, удивляешься, как же такое могло произойти.

– А знаешь, в чём твоя проблема? – девушка старалась говорить ласковым, успокаивающим тоном, чувствуя, что Женя всё больше напрягается, – ты почему-то усиленно делаешь вид, что ты хуже чем есть. Что ты на самом деле резкий, неприятный человек, хотя я прекрасно знаю – это не так. Ты хочешь показаться…

– Я такой, какой есть…

–… более вредным, высокомерным, более…

– …я никем не хочу показаться…

–…себялюбивым. И почему-то ты боишься признаться, больше всего самому себе, что сердце у тебя там, где оно должно быть. Кого-то ты уважаешь и любишь, кто-то тебя по-настоящему волнует. Иначе ты бы не пожалел бедную Нинель, которая несколько лет бегает за тобой, как собачонка. Тебе было бы на неё абсолютно наплевать.

– Замолчи. – Женя не крикнул, он даже не повысил голоса, но Диана мгновенно закрыла рот. – Ты ничего не знаешь, Ди.

– Ну так расскажи мне, – отпарировала она.

Женя резко мотнул головой и отвернулся.

Девушка растерялась. Она не понимала причины его обиды. Диана ничего не сказала такого, что могло бы ранить его самолюбие, пребывающее в раздутом состоянии. Значит, было что-то ещё, ещё какое-то обстоятельство, которое было важно для Жени.

Примерно за час до прибытия в Москву Диана больше не выдержала этого тягостного молчания. На её оклик парень не отреагировал, тогда девушка перелезла к нему на полку, обняла его за талию и уткнулась носом в его макушку.

– Я просто вижу, что ты несчастлив, – прошептала она, – я дорожу тобой и хочу, как лучше. Наверное, для помощи тебе, я выбираю не тот метод.

Женя несколько мгновений размышлял над её словами, потом вздохнул и повернулся к ней лицом. При этом их носы чуть-чуть не касались друг друга, а пожилая дама с нижней полки неодобрительно покосилась на них и проворчала что-то относительно невоспитанной молодёжи.

– Наверное, – согласился Женя.

Поезд прибыл в столицу России в восемь вечера. На улице было темно и зябко. Диана старалась держаться поближе к Жене, который оценивающе взглянул на неё и намотал на её шею свой шарф.

До гостиницы они добрались быстро. Это было высокое, довольно безликое, серое здание с множеством окон. Пока они поднимались в лифте на двенадцатый этаж, Михаил Дмитриевич растирал побелевший кончик носа Дианы.

– Только попробуй у меня заболеть, – ворчал он, – сразу домой отправлю!

Номер, доставшийся девушке, был уютный, с отдельной ванной и телевизором. У стены напротив окна стояла односпальная кровать, убранная светло-голубым покрывалом.

На стене висела картина с неброским, абстрактным изображением. Поразмышляв, девушка решила, что это всё-таки птица, парящая в пасмурных небесах, поскольку картина изобиловала серыми тонами.

Диана разобрала сумку, переоделась в пижаму и рухнула в кровать.

Ей снилось серое по-английски хмурое небо и такие же глубокие непостижимые глаза…

***

Диане не было страшно, потому что Женя всё время держал её за руку. Он, кажется, говорил ей что-то, но она не слишком вслушивалась. Её успокаивал его голос – тихий, ровный. Девушке пришло в голову, что если бы Женя занимался вокалом, то это был бы лирический баритон, не такой низкий, но бархатно-густой.

Из-за кулис был виден кусочек огромного зрительного зала, который был полон народом. Конкурс «Золотой паркет» проводился в Москве среди школ акробатического танца раз в три года. Конкуренция была серьёзной. Диане ещё не приходилось выступать на такой большой сцене. Яркие софиты светили жарко и мощно, отчего зал за гранью сцены, казался чёрным провалом в пространстве. Тяжёлый бордовый занавес мрачно наблюдал за конкурсантами из тёмных углов.

Когда объявляли их пару, волнение Дианы зашкалило за ту грань, когда нервный холодок, пробегающий вдоль позвоночника, перерастает в неудержимую дрожь.

Женя мягко повернул партнершу за плечи к себе лицом и прикоснулся лбом к её лбу, одновременно сжав её ладони в своих и переплетя пальцы. Он открывался, давал понять, что тоже волнуется и призывал разделить волнение.

Диана на мгновение закрыла глаза, а потом они вышли на сцену.

«Everything I’m» никогда не звучало в её ушах так пронзительно. Сегодня она чувствовала паркет, как никогда. Она и Женя являли собой прекрасный дуэт. В каждом взмахе руки сквозила нежность, каждый шаг являлся шагом друг к другу. В каждом танцевальном па слышалось два дыхания, два сердца бились в едином ритме, и каждое движение, начатое ею, продолжалось им…

Это был первый тур конкурса, который дался им легко, играючи, который они прошли, мягко ступая и кружась по паркету.

На следующий день были объявлены результаты, и Диана ничуть не удивилась, увидев, что количество их баллов вошло в десятку самых высоких. Девушка не испытала особой гордости, это лишь подхлестнуло её желание бороться.

Второй тур проводился на следующий день.

Михаил Дмитриевич позволил своим подопечным немного отдохнуть и выгнал на репетицию. Они с Женей тренировались до ночи.

Назавтра всё выступление Диана провела в трансе. Она чувствовала себя странно оторванной от тела, будто была бесплотным духом, витающим над сценой и наблюдающим всё стороны. Наслаждения от танца она не получила, потому что не смогла расслабиться, хотя все элементы, со слов Михаила Дмитриевича, были выполнены безупречно.

Очнулась девушка только перед последней поддержкой, той самой, на которой в прошлый раз вывихнула ногу. Сердце её замерло, когда, перевернувшись в воздухе, она попала точно в протянутые руки Жени, а потом окончательно приземлилась на сцену. Поддержка была покорена. Танец исполнен.

Пытаясь восстановить дыхание, Диана комкала в руках свой плащ и поглядывала на руководителя. Михаил Дмитриевич сиял, как начищенный половник.

– В тройку лучших войдём, точно! – ликующе заявил он, и ласково взлохматил Диане волосы.

Женя вовремя отпрыгнул – он терпеть не мог, когда трогают его причёску.

Результаты обещали объявить к вечеру, и гордый Михаил Дмитриевич с Дианой, Женей решили вернуться в гостиницу.

После вкусного обеда девушка поняла, что если сейчас не поспит, то просто свалится с ног от усталости. Сказывались две бессонные ночи, проведённые в волнениях и терзаниях своего дневника. Теперь в нём прибавилось несколько страниц, наполненных восклицательными знаками и тревогами.

Разбудило её прикосновение к щеке. Диана открыла глаза и увидела Женю. Он полулежал на её кровати, и улыбка его была неуловимой и нежной.

– Ты хочешь узнать, какое место мы получили? – тихо поинтересовался он.

– Не очень, – искренне ответила Ди, – каким бы оно ни было, я сделала всё, что смогла.

Женя кивнул.

– Я тоже. – Признался он, вставая и протягивая ей руку. – Но Михаила Дмитриевича хватит удар, если он в ближайшее время этого не узнает.

Диана приняла его руку.

Весь путь в концертный зал, в котором проводился конкурс, они держались за руки. Женя будто забыл её руку в своей, и это было приятно. Диана не чувствовала по этому поводу никакого неудобства.

– Третье место…

Партнёры стояли за кулисами рядышком. Девушка была близка к тому, чтобы убить ведущего, который чересчур медленно открывал конверты с именами тройки победивших и делал драматическую паузу перед каждой фразой. Женя выглядел отстранённым и равнодушным, но ходившие желваки на его скулах выдавали волнение.

– …Николаев Александр и Лобачёва Елена!

Зал вежливо аплодировал сияющей счастливой паре, выпорхнувшей из-за кулис за призом.

– Второе место…

Диана схватила Женю за руку, и тот поморщился.

– Диана, ты не могла бы не перекрывать кровоток в мою конечность? – прошипел он.

Ведущий в отвратительном малиновом пиджаке вскрыл второй конверт:

– Владимир Рудаков и Ливанова Екатерина!

Мимо них вихрем пролетела вторая пара, смеясь и обнимаясь на ходу.

– Первое место. Самый волнующий момент для наших участников!

И тут что-то произошло.

Диана повернулась к Жене, и, запрокинув голову, взглянула ему в глаза.

– Женя, – тихо позвала она.

Он перевёл взгляд тёмных серых глаз со сцены на неё. В нём читалось нетерпение и такое сильное желание победить, что у девушки внезапно посреди горла встал тугой комок.

– Женя, – почти неслышно проговорила Диана, – даже если мы не победим, я хочу чтобы ты знал: ты – самый лучший партнёр, какого только можно желать.

Всё смолкло так внезапно, будто кто-то могущественный нажал на паузу бытия, оставив в этом мире лишь двоих людей. Стихла возня зрителей в зале, голос ведущего, говорившего какую-то пафосную чушь, отдалился и растворился в звенящей тишине. Всё пространство вокруг заполнили удивительные глаза напротив.

Женя одно мучительное мгновение смотрел на Диану, не мигая, и медленно наклонился. Их лица сблизились.

– …Крылов Евгений и Диана Манелис, за их прекрасный танец со шпагами!

– Ну, что встали столбами! – заорал, не помня себя от радости, Михаил Дмитриевич и принялся куда-то подталкивать своих подопечных в спины, – кубок наш! Мы победили!

Несостоявшийся поцелуй прервался, и время перешло на свой привычный бег. Обескураженные Женя и Диана вышли на сцену, ещё не до конца осознав свою победу, и приняли кубок из рук ведущего, который оказался не таким уж и противным.

Диана позорно разревелась, когда им аплодировал полный зал, а Женя поднял одной рукой тяжёлый блестящий кубок, а другой крепко обнял и прижал к себе девушку.

Глава 7

– Мы победили!!!

Этот вопль был слышен на всех этажах гостиницы, где остановилась троица из провинции. Диана с кубком в руках, который являл собой золотистую металлическую статуэтку танцующей пары, скакала по своему номеру. Девушка находилась в том счастливом состоянии, когда абсолютно не задумываешься о том, как выглядишь со стороны.

Женя стоял рядом с довольно-таки насмешливым выражением лица. Он наблюдал эту картину, чуть склонив голову к плечу, прищурившись и сложив руки на груди. Диана уже несколько минут самозабвенно и от души прыгала на кровати в приступе безумного восторга. Наконец остановившись, она со счастливым возгласом упала поверх смятого покрывала. Её пушистые, растрепавшиеся волосы раскинулись вокруг головы причудливыми завитками, глаза искрились неугомонным весельем, а щёки раскраснелись.

Женя отошёл от шкафа, к которому прислонялся плечом, и присел рядом с ней. Левой рукой он опёрся о кровать за талией девушки, заслоняя её тенью от света люстры, бьющего ей в глаза. Диана смотрела на своего друга, запыхавшись, счастливыми глазами снизу вверх.

– Какое ты ещё дитя, – чуть улыбаясь, проговорил он, – ты в курсе?

– Ага, – радостно заверила его Ди, – и я этим горжусь!

Женя покачал головой.

– Ну и партнёрша мне досталась, – пожаловался он в притворном ужасе.

– Хочешь сказать, плохая, – прищурилась Диана.

Она слегка приподнялась на локтях, отчего расстояние между ними сократилось.

– Суди сама, – Женя сделал вид, что не заметил, как она предупреждающе потирает руки, и начал перечислять, – ей 17 лет, а она всё верит в волшебство, в магию, в великого и смелого волшебника в круглых очках. Она наивно полагает, что любовь с первого взгляда существует. Она не ходит, как полагается леди, а носится по улицам, задевая прохожих, извиняясь, спотыкаясь и оскальзываясь. Она скачет по кроватям и оглушающе хохочет. Мне продолжать?

– Нет, ты итак уже влип по самые уши в неприятности, – взвизгнула Диана и, одним гибким и слитным движением подскочив к нему, принялась щекотать.

Женя со смехом опрокинулся на спину. Их возня продолжалась минут двадцать и стоила парню растрёпанной причёски и нескольких пуговиц на рубашке.

– Всё! Хватит! – взмолился он.

Диана милостиво отпустила своего партнёра и взглянула на него сверху вниз.

– А знаешь, – уже спокойнее сказала она, – таким вот растрёпанным, с взъерошенными волосами ты мне нравишься гораздо больше, чем с прилизанной причёской и чопорным видом.

Женя мягко рассмеялся. От этого тихого звука Диана слегка поёжилась, а парень внезапно резко поднялся с кровати и протянул ей руку.

– Вставай, хватит дурака валять, – заявил он.

– Ты опять хочешь меня куда-нибудь сводить? – хватаясь за протянутую ладонь, Ди поднялась на ноги.

Евгений согласно кивнул.

– Да. Знаешь, ночная Москва – прекраснейшее место.

***

Звёзды сияли так ярко и так высоко, что если глядеть на них с земли, то кружится голова. Осознание себя частичкой этого огромного необъятного мира, наполненного звуками, движением и жизнью, приходит именно тогда, когда смотришь на эти серебристые далёкие планеты. А может быть, далёкие неизведанные миры?

Синяя бархатная глубина ночного неба была такой тёплой и близкой, что, казалось, до неё можно дотронуться – только руку протяни. С крыши высотного здания, на которое поднялись Диана и Женя, была видна не спящая столица. Диана стояла, опираясь руками на невысокий бортик, ограждающий крышу, и глядела вниз на город с высоты птичьего полёта. Москва напоминала растревоженный светящийся муравейник, вся в блёстках ночных огней, шумная, живая. Среди домов, усыпанных жёлтыми пятнами светящихся окон, лентами вились дороги. По-зимнему прозрачные парки выделялись из этого пёстрого полотна серыми пятнами. Звуки машин и уличных реклам, голоса людей и музыка, сливались в неясный гул и доносились издалека приглушённым звуком. Он поднимался выше, цепляясь за выступы крыш, и исчезал, поглощённый небом.

Диана и Женя долго бродили по Москве, несмотря на мороз. Они пересекли Красную площадь, которая показалась девушке огромной и прекрасной. От вида высокого, сурового Кремля, подсвеченного ночью зеленоватыми огнями, у неё перехватило дыхание, и она не смогла ответить на вопрос, который тогда задал ей Женя.

Неведомое, огромное, щемящее чувство поднялось со дна души, украв голос и дыхание, и девушка несколько мгновений даже не могла вымолвить ни слова.

Парень не переспрашивал. Он окинул долгим взглядом площадь, кремлёвскую стену, и мягко потянул Диану за руку в сторону набережной, а оттуда – на мост через реку Москву. Девушка глядела вниз, перегнувшись через холодные перила, а в чёрной воде отражались желтоватые, дрожащие блики городских фонарей.

Женя и Диана бродили по простым, тихим улочкам во дворах жилых домов, грелись в кафе, говорили обо всём на свете, смеялись и молчали, а потом он затащил её на крышу.

Морозный январский воздух щипал щёки и пальцы рук, но Диане не было холодно. Она сняла шапку. Ветер выхватил из-под её воротника тёмную прядь и принялся играть с нею. Женя стоял сзади, опираясь ладонями на обрамляющий крышу бортик по обе стороны от неё. Он смотрел на город поверх её плеча, и ветер то и дело бросал ему в лицо эту прядь тёмно-каштановых волос. Он осторожно поймал непокорный локон и спрятал его в капюшон Дианиного пуховика.

– Как здесь…– выдохнула Ди, не находя слов.

Она почувствовала, как он кивнул, соглашаясь с невысказанным.

– Я люблю ночь, – вдруг сказал Женя негромко, не отрывая взгляда от панорамы города, – она скрывает недостатки и достоинства. Ночью можно не волноваться о том, как ты выглядишь, и что подумают о тебе окружающие. Ночь – это фантазия в реальность. Можно самому придумать, что скрывает темнота, самому придать форму теням и смысл фразам. Ночь – пора любви и смелых слов, пора искренности и свободы. В ней скрывается самое изумительное, что может произойти между двумя людьми. Она даёт силы, раскрепощает, снимает и надевает маски. Она облагораживает, она убивает сомнения, позволяет дышать и жить без закономерностей. Ночь – это свобода, данная для фейерверков и поцелуев.

Его голос стал почти неслышен к последнему слову.

Диана медленно повернулась в кольце его рук. Она не успела заметить, когда голос Жени стал таким глубоким. Девушка очарованно смотрела в его глаза, серебристые и холодные в свете луны, и была ошеломлена этим искренним монологом. Женя очень спокойно, не мигая, отвечал на её взгляд.

Их лица были близко, так близко, что они ощущали тепло дыхания друг друга. Они остались недвижны, очарованные этой ночью.

– И знаешь, чем наполнена эта ночь? – спросил Женя так тихо, что она не сразу поняла – это его голос, а не шелест ветра.

Диана медленно покачала головой.

– Ароматом чёрных роз. Ты – моя чёрная роза, Ди. – Он мягко улыбнулся и неуловимо качнулся назад, – идём. Уже поздно. Нам нужно возвращаться.

Диана позволила взять себя за руку и увести с крыши. Пока они ехали в такси до гостиницы, девушка прибывала в состоянии прострации. Безудержная радость и безмятежность, навеянная победой в конкурсе и прогулкой, сменились нарастающей тревогой. Это было странное, нехорошее предчувствие, грызущее её изнутри.

Слова Жени оказали на неё странное воздействие. Дело было в том, что она привыкла видеть своего друга замкнутым, скрытным типом, не слишком мирного нрава, который страшно щепетилен во всём и придирчив ко всему, что его окружает.

Он – невероятно сильная личность со своими слабостями, которые безжалостно и методично им уничтожались. Только его танцы, те всплески настоящих эмоций, когда он танцевал, доказывали, что под этой ледяной коркой, бьётся жаркое, человеческое сердце. И единственным человеком, который видел его, это сердце, была Диана.

Её озадачили и сбили с толку Женины слова на крыше. Монолог о ночи – это дверь в душу, он впервые говорил с ней так честно, так открыто, впервые говорил про себя, про свои мысли и чувства. Он приоткрыл для неё эту дверь, позволил ей заглянуть в свой мир, и это значило многое. Несколько предложений были сказаны о том, что он готов впустить её дальше порога…

– Эй, ты уснула?

Диана подняла голову с его плеча и взглянула ему в лицо. Если бы её в этот момент кто-нибудь попросил повторить его вопрос, она бы этого не сделала. Они ехали в такси не слишком быстро, мимо проплывали здания, деревья, рекламные щитки, столбы.

– Устала?

Ди качнула головой и снова склонила её ему на плечо. Девушка пыталась разобраться в своих тревогах. Она будто что-то сделала неправильно, какую-то мелочь, но никак не могла понять что именно и когда.

Путь до гостиницы, по её мнению, длился слишком долго, и Диана пропустила момент, когда Женя взял её за руку и вытащил из машины.

– Совсем сонная? – насмешливо спросил он, пряча её озябшую ладошку в своих руках и согревая.

От этого жеста девушка почему-то напряглась, но руку не отняла. Весь путь в лифте до двенадцатого этажа она невольно ощущала это прикосновение. Когда за ними закрылась дверь её номера, Ди испытала неловкость, потому чересчур бодро воскликнула:

– Как же я устала!

Женя улыбнулся и беззаботно проговорил:

– В поезде отдохнёшь.

Диана застыла посреди комнаты, явно не зная, куда девать руки. Женя оттолкнулся от двери и неслышно приблизился к ней.

– Что-то случилось? Плохо себя чувствуешь? – настороженно спросил он, заглядывая ей в глаза.

Девушка несмело поглядела в ответ.

– Нет… всё в порядке…

Женя смотрел на неё, и в его глазах было что-то болезненное большое и сильное. Диана видела в них своё отражение. Внезапно её охватило тихое волнение, лёгкая дрожь прошла по её телу. Она одновременно и томила и нежила, словно прохладная волна в жаркий день. Он лёгким движением прикоснулся к её подбородку, кончиками пальцев приподнял его и поцеловал. Сперва неощутимо и робко, но потом всё уверенней.

Диана пыталась поймать хоть одну из разлетающихся мыслей. Это был совсем не тот поцелуй, немного неуклюжий и торопливый, как у Антона. Это было что-то совершенно иное, заставляющее дыхание замирать где-то в груди, а сердце биться часто-часто, словно пойманная бабочка. Женя крепко обнял её за талию, отчего Диана неосознанно подалась вперёд, прижимаясь к нему сильнее, запрокидывая голову. То, что происходило – было прекрасно, восхитительно! Девушку на мгновение посетила мысль, что так – правильно, что рядом с ней сейчас должен быть именно…

И тогда она вспомнила, как другие руки так же сжимали её хрупкую фигуру, как другие светлые волосы падали ей на лицо, как другие мягкие губы порывисто целовали её уста.

Диана отшатнулась от Жени так резко, что ему пришлось сделать шаг назад. Она ещё успела заметить его недоумённый взгляд.

– Нет… Женя, не… не надо… – сбивчиво прошептала девушка.

– В чём дело? – удивился он.

На его лице застыло совершенно беспомощное выражение, глаза блестели, и Диана видела, как в них всё больше и больше нарастает непонимание.

Она смотрела на него полными слёз глазами и качала головой. Женя заметно встревожился. Он попытался подойти к ней, но Ди отошла, не дав сократить расстояние, разделяющее их. Тогда он остановился, поднял руки перед собой в успокаивающем жесте.

– Диана, ты что? Успокойся. Я не причиню тебя вреда. Если ты подумала… – на его лице мелькнула догадка, но Ди поспешила с ответом:

– Нет, – быстро произнесла она, – нет, Женя, не это.

Девушка стояла перед ним, как громом поражённая, пытаясь подавить рвущийся из груди стон. Она потеряла его, потеряла своего самого дорогого друга, потому что её слова разобьют ему сердце. Ди закрыла лицо руками, чтобы не видеть его недоумения. Женя безуспешно пытался разобраться в ситуации и сохранить спокойствие. Она тяжело опустилась на кровать.

«Как же я не догадалась сразу? Как не поняла? – думала она с горечью, – как же не заметила, что всё это – то, как он постоянно оказывается рядом, что бы ни произошло, то, как пытается решить все мои проблемы – вовсе не от большой дружбы. И Нинель, бедная Нинель!» – в памяти вспыхнуло воспоминание: Женя осторожным испытующим взглядом смотрит на неё, и сообщает, что собирается предложить встречаться этой девушке, ждёт хоть какой-то реакции, но не дожидается. Диана зажмурилась: «Он просто использовал её, чтобы вызвать мою ревность, а потом, когда не получилось, не смог сказать ей «нет». И что я тогда пыталась ему втолковать в поезде! Боже, каким образом понимание всего этого пришло так поздно?»

– Диана, – осторожно позвал Женя, он опустился рядом с ней на кровать, – что происходит?

Девушка подняла взор.

– Ты меня любишь.

Не вопрос. Утверждение.

Недоумение медленно исчезло с его лица. Черты его лица разгладились, секунду он казался спокойным и свободным, как человек, на протяжении многих лет свято хранивший тайну, и, наконец, открывший её. Но после в его глазах начало рождаться подозрение. Женя долго смотрел на Диану, а она с трудом выносила это повисшее молчание.

– Я думал, ты знаешь, – медленно проговорил он.

– Женя, – умоляюще прошептала она, сжимая его руку, – Ты для меня много значишь, правда! Ты мой самый лучший друг…

– Друг?

Девушка вздрогнула и выпустила его ладонь. Слово «Друг» никогда никем ещё не произносилось с такой ненавистью и неприязнью на её памяти. Она предприняла ещё одну попытку.

– Я… Ты же знаешь, как я к тебе отношусь: с большим теплом и уважением. Но я люблю Антона, и…

– Диана, – тихо перебил её Женя, – тебя устроит человек, который имеет смутное понятие что такое книга, как она выглядит и для чего она нужна? Тебя устроит ленивый эгоист, который не видит дальше собственного носа, представляет собой абсолютный, круглый ноль, зато мнит не иначе, как Бога? Косноязычный идиот, двух слов не способный связать, не умеющий ни думать, ни учиться, ни чувствовать?! А я уже и не хорош стал для тебя, да? Меня и послать можно?

Казалось, где-то внутри Жени скручивается тугая пружина, вот-вот готовая разжаться и выстрелить. Его голос был тихим и страшным. Диана не помнила, чтобы он когда-либо так выходил из себя. На его лице горели красные пятна, глаза, у которых ещё мгновение назад был такой нежный взгляд, стали тёмными и злыми.

– Женя… Я не…

– Тогда что? – с тихой яростью спросил он и вскочил на ноги, – всё, что я делал, было ради тебя. Десять лет, я как полный идиот, слушал всю эту чушь про твоих парней, изображая психолога! Я сделал всё, чтобы проводить с тобой как можно больше времени! У меня толпы поклонниц, и я мог выбрать любую, понимаешь? Любую! Но я постоянно оглядывался на тебя, мне было важно, что именно ты подумаешь обо мне? Я не имел ни одной возможности прикоснуться к тебе, и претендовать на что-то большее, чем роль «жилетки» в твоей жизни! Да, чёрт побери, я люблю тебя, а что это, по-твоему, значит? – он сделал рваный вдох и сжал кулаки, – ты хоть понимаешь, что будь на твоём месте какая-нибудь другая девушка, я давно уже обеспечил бы ей более близкое знакомство со своей постелью? Но я не мог сделать этого, потому что люблю тебя! И мне важно, чтобы ты отвечала мне взаимностью. Я ждал столько лет, – следующие слова ударили наотмашь, – но тебе этого не нужно! Ты предпочла мне своего ненаглядного Антона!

Диане казалось, что её мир рушится у неё на глазах. Она была готова на многое, чтобы вернуть время на полчаса назад. Вернуть спокойного, доброго, своего Евгения. Девушка с отчаянием следила, как он нервно ходит по комнате.

– Вот мне интересно, – вдруг подал голос Женя, остановившись прямо перед ней и зло прищурившись, – ты что про него думаешь? Что он – исполнение всех твоих надежд? Может, ты думаешь, что он вздыхает по тебе поздними вечерами? Да он о тебе вообще не думает, Диана!

– Откуда тебе знать, что он думает? – возразила Ди решительно, на что Женя криво ухмыльнулся.

– Будь это не так, стал бы он встречаться с другой у тебя на глазах? Стал бы с садистским удовольствием наблюдать все эти твои жалкие попытки казаться безразличной? Любящий и думающий о тебе человек стал бы так поступать? Он не считает тебя ни красивой, ни уродиной, ни умной, ни глупой. Ему элементарно всё равно!

– Прекрати, – резко оборвала Диана, тоже поднимаясь на ноги, – это в прошлом.

– В прошлом, – насмешливо повторил Женя, – Что он там сделал? Ты спела песню, ярко выступила на сцене, и он, сообразив наконец своим маленьким умишком, что может потерять такую классную тёлочку, бросился за тобой на улицу. Навешал на уши лапши, а ты сразу вот так взяла и как верная собачка кинулась навстречу.

– Нет. Всё было не так! – повысила голос Ди. В её душе клокотала обида. Женя обернул её слова против неё, исковеркал и всё переврал. – Как ты смеешь о нём так говорить? В отличие от тебя, он доверяет людям и не страдает манией величия. Он – хороший…

Женя, не меняясь в лице, брезгливо фыркнул.

– Ты ведь даже ничего о нём не знаешь, Ди.

– А ты знаешь, надо полагать, – едко проговорила девушка.

– Как зовут его младшего брата? Что? Ты не знала, что у него есть брат? Хорошо, тогда в какой части Энгельса он живёт? Где подрабатывает? Какая у него семья? Что, ты и этого не знаешь? – Женя развёл руками в омерзительном делано удивлённом жесте, – это именно та информация, которую нормальные люди узнают с самого начала знакомства. Ты слепа как крот, Диана, – выплюнул он напоследок.

– Возможно, – холодно ответила Ди, – зато ты просто завидуешь.

Женя поражённо застыл. Лицо его побледнело. Несколько мгновений они сверлили друг друга глазами, а потом он сделал шаг вперёд.

– Завидую? – у Дианы волосы встали дыбом от его интонации. Можно ли навести ужас одним словом? – о, да. Я ему завидую. Ты даже не представляешь, как я ему завидую, дорогая Ди.

Он сделал ещё шаг по направлению к ней, и девушка испугалась.

– Женя, – осторожно позвала она, стараясь успокоить мягким голосом, но потерпела неудачу.

Мужчина на голову выше и намного сильнее неё приблизился ещё на шаг. В его глазах поселилась такая звериная тоска и ненависть, что Диана просто оцепенела от ужаса.

– Что? – тихо отозвался Женя, – я ждал столько лет, и я снова в пролёте. Мне в очередной раз предпочли кого-то другого, – его потемневшие от злости глаза опасно сверкнули, – и теперь можно, наконец, взять то, что нужно было взять уже давно.

Диана попятилась.

– Что ты…

– Собственно, почему нет? Почему я должен отказываться? – Женя странно улыбнулся, окончательно пугая девушку, – что если я возьму тебя прямо сейчас, вот на этой вот кровати, а? будешь ли ты так сильно желать его потом, когда узнаешь, от чего ты отказалась? Сможешь ли сказать мне «нет», после того, как я заставлю тебя стонать и выгибаться от наслаждения, как последнюю…

Хлёсткая пощёчина заставила его замолчать. Диана гневно смотрела на него, схватив ту руку, которой ударила, другой.

– Не смей так говорить со мной. – Дрожащим голосом произнесла она.

Казалось, Женя в первое мгновение даже не понял, что его ударили, а потом его лицо исказила гримаса злости.

Одним плавным тягучим движением он оказался рядом с девушкой. Она тихо вскрикнула от неожиданности, когда одной рукой он схватил её за оба запястья, а второй резко опрокинул на кровать. Диану настолько сковала паника, что она не могла даже сопротивляться. Женя чувственно проследил рукой все изгибы её тела и прошептал в самое ухо:

– Ну-ну, расслабься, будет хорошо, обещаю…

Более грубых и отвратительных слов Диана не слышала за всю свою жизнь. Она просто не верила, что её Женя был способен так поступить с кем бы то ни было. Девушка закусила губу и зажмурилась. Он с силой рванул ворот её блузки. Пуговицы брызнули во все стороны и с короткими щелчками попрыгали по полу, на ткани остались дыры.

Стыд опалил щёки Дианы. Руки сами собой сжались в кулаки и она проговорила сквозь зубы:

– Слезь с меня, ты, чёртов ублюдок!

Женя замер.

Воспользовавшись моментом, девушка с силой оттолкнула его от себя и запахнула на себе блузку. Она вскочила с кровати и метнулась в угол комнаты, соображая, что может послужить предметом самозащиты. Но это оказалось лишним.

Женя словно очнулся от своего безумия. Ещё некоторое время он сидел на кровати без движения, тупо глядя перед собой, а потом на мгновение поднял затравленный взгляд на неё, встал и ушёл.

Глава 8

Пробуждение на следующий день напоминало сильнейшее похмелье. Диане в глаза словно песка насыпали, она не помнила, когда ей было так плохо. Когда ещё у неё так болело сердце, когда чувство безысходности было настолько сильным, что в буквальном смысле опускались руки.

Всю эту жуткую бессонную ночь ей хотелось раствориться, исчезнуть, стереть из летописи бытия последние 12 часов и вернуть своего дорогого друга таким, каким он был: рассудительным, спокойным, добрым.

Диана сходила с ума от беспокойства и давящей тяжёлой вины. Женя не появлялся всю ночь. Девушка всё ждала, что он вот-вот войдёт в комнату и скажет, что ни в чём её не обвиняет, что всё будет по-прежнему, но она очень хорошо понимала: этому не бывать. Женя – не из тех, кто прощает людям ошибки.

В начале седьмого он появился. Тихо зашёл в её комнату, неслышно прошелестев шагами по полу. Он, насквозь замёрзший и подавленный, подошёл к ней и, взглянув в её красные от слёз глаза, сказал:

– Прости. Я повёл себя отвратительно. Больше этого не повторится, даю слово.

И ушёл. А Диана так ничего и не ответила чтобы задержать его, потому что в горле стоял горький ком, потому что было трудно дышать, потому что она окончательно осознала: уже ничего не будет, как раньше. А он ушёл, и Диана не была уверена, что он когда-нибудь вернётся.

Они не сказали друг другу ни слова, пока ехали в поезде домой. Диана тоскливо и невидяще глядела в окно на проносившуюся мешанину деревьев, хмурого неба и шпал, а Женя делал вид что спит на соседней полке.

На вокзале они прошли мимо друг друга, не попрощавшись, не пожелав удачи, не улыбнувшись. За оставшееся время от каникул, он ни разу не позвонил, хотя раньше не проходило ни дня без его звонка.

Раньше Женя мог поделиться с ней какой-нибудь новостью, просто поболтать ни о чём-нибудь, или позвонить с утра вопиюще рано, чтобы недовольным тоном посетовать, что ему нечего надеть.

Диана всегда относилась к этим дружеским звонкам как к чему-то обыденному, самому собой разумеющемуся, но теперь вдруг стала замечать, что их больше нет. Она вздрагивала каждыё раз, когда слышала телефонную трель. Знала что это не Женя, и всё равно бежала снять трубку.

Лиза ходила за ней по пятам, пытаясь выяснить, почему сестра приехала в таком плохом настроении, почему у неё пропал аппетит, и почему она засунула кубок из Москвы в самый дальний ящик стола.

Когда начался второй семестр в училище, девушке стало чуть легче. Бурная и насыщенная жизнь не давала расслабиться, и, кроме того, там был Антон.

Он – сама галантность. Ласково брал её за руку при встрече, открывал перед ней двери, с пафосом помогал ей справиться со ступеньками училищной лестницы, кокетливо целовал в щёчку, но Диана никак не могла выбросить из головы слова, которые сказал ей Женя в ту ночь. Все эти Антоновские ухаживания казались ей шутовскими, но довольно милыми.

Диана пыталась совладать со своими чувствами, и днём ей это удавалось, но ближе к вечеру, когда голоса в училище смолкали, и она оставалась заниматься в концертном зале, готовясь к экзамену по фортепиано, её голову заполняли отнюдь не ноты и штрихи.

Ди не понимала, что с ней творится. Собственная душа вдруг показалась чужой. После того памятного вечера что-то сломалось в её жизни, и дело было не только в том, что её чуть не изнасиловал её лучший друг.

Разорвалось звено в цепи, которое держало хрупкое равновесие её чувств. Женя всегда занимал в её сердце очень большое место, и она всегда думала, что испытывает к нему лишь дружеские чувства. Но она понимала: в тот вечер, за миг до того, как их губы встретились, она желала этого поцелуя. Он был осознан, как был осознан тот факт, что целует её не кто-то, а именно Женя. Не люби она его, позволила бы она себе возжелать этого поцелуя?

Когда одним прекрасным вечером, находясь наедине с нотами Шопена в концертном зале, Диана додумалась до этого, она ужаснулась собственной слепоте. С чего она решила, что нежные и трепетные эмоции, которые всегда возникали у неё при виде своего блистательного партнёра, были просто дружбой? Возможно ли то, что она все эти годы любила Женю, сама не догадываясь об этом?

Дойдя до этой мысли, девушка резко оборвала себя. Ей стало стыдно. «Я люблю Антона и только Антона! Не пристало мне думать о других парнях и точка!»

Но на первой репетиции после поездки, она поняла что ошибалась, когда думала, что хуже ей уже не будет. Женя перед всей группой на общем собрании подошёл к Андрею Дмитриевичу и попросил дать ему другую партнёршу. Диана тогда вскочила и, сопровождаемая недоумёнными взглядами друзей, бросилась в раздевалку. Её жизнь встала с ног на голову, не иначе. Горькая обида захлестнула девушку, к ней примешивалось яростное бессилие, такое мощное, что впору орать, пока не охрипнешь.

Она не отвечала на стук подруг, пока не пришел Женя. Он резко велел ей отпереть дверь и назвал её бесхарактерной и слабой. Когда же Диана, полыхая от злости, открыла, он окинул её долгим взглядом, и произнёс только одну фразу:

– Ты же знаешь, что так будет проще для нас обоих. – И опять Диана увидела, как он просто уходит, и снова не смогла сказать ничего, чтобы его удержать.

Ей хотелось догнать его, схватить за плечи,встряхнуть и крикнуть прямо в лицо, что никому не будет проще или лучше! А потом плакать и умолять его не бросать её.

Но она не сделала ничего, только смотрела, как один из самых главных людей в её жизни уходит.

Как ни странно, после этого ей стало легче. Её поставили в пару с новеньким мальчиком. Женю она почти не видела. Должно быть, он сделал всё, чтобы случайно не встречаться с ней в коридорах дворца культуры. Только иногда, выходя поздним вечером из «России», она бросала взгляд на вторую ступеньку снизу, вспоминая, как стройная фигура дожидалась её после каждой репетиции.

В пшеничных прядях путался оранжевый свет фонарей, серые как у осени глаза смотрели прямо, насмешливо. И ей хотелось заплакать, но она не плакала больше.

***

На первое апреля в училище всегда проводились мероприятия. После холодной и, как правило, тяжёлой зимы измотанным студентам срочно требовалась отдушина, и таковой становился ежегодный традиционный капустник, который устраивал любой из курсов по жребию.

Пролетел лютый февраль и мокрый март. Природа начала оправляться от зимнего сна, наряжаться в сочные весенние цвета, а в воздухе витали ароматы и птичье пение.

Диана неплохо сработалась с новым партнёром. Конечно, это был не Женя, который знал о её теле буквально всё и чутко чувствовал её настроение, но Денис тоже старался. Они поддерживали чисто деловые отношения, и домой он её не провожал.

Денис всегда казался Диане немного замкнутым и неразговорчивым молодым человеком, но, узнав его поближе, она поняла, что и к его закрытой душе можно подобрать ключик.

Дианина подруга Ирочка – так ласково все её называли – тренировалась в одно время с Женей. Она рассказывала, что у него тоже всё в порядке с его новой партнёршей Алёной, и что он с грандиозным скандалом бросил Нинель.

– Но вот только смотрю я на нашу «Сюиту», – с тоской говорила Ирочка, переодеваясь из гимнастического купальника в платье, – и понимаю, что мы лишились исключительного дуэта. Вы с Женей…

– Ладно, я пойду.

Диана старалась пресекать такие разговоры на корню. Если дать волю Ирочке, то она могла много наговорить и затронуть больное. Может, это и было малодушие, но Диана не хотела больше страдать. Всё улеглось, и слава всевышнему.

В тот день девушка сидела в фойе училища, скучая над анализом музыкальных произведений. Аня, сидевшая рядом, толкнула её в бок.

– Гляди, по твою душу.

Диана подняла глаза от книги и увидела своего куратора Наталью Николаевну. Судя по её широкой улыбке, она снова придумала задание для своих студентов и выбирала себе новую жертву. Второкурсники с соседнего ряда стульев поспешно ретировались.

– Я уже выступала на новый год, – ответила Диана, закрывая книгу, – что ей ещё от меня надо?

– Ага, Диана, ты-то мне и нужна! – воскликнула Наталья Николаевна, подходя ближе.

«Какая жалость…», – подумала Диана, а вслух сказала:

– Добрый день, зачем я вам понадобилась?

– У нас же праздник первого числа, и от теоретического отделения нужен номер…

«Понятно откуда ветер дует», – недовольно подумала Диана, но заставила своё лицо принять вежливо-недоумённое выражение.

– … и я бы хотела, чтобы ты со своим партнёром что-нибудь нам станцевала.

– Но Наталья Николаевна, я со своим новым партнёром совсем недавно, и у нас ещё не всё получается, и…

– Станцуй со старым, в чём проблема? – удивилась куратор, – Я надеюсь на тебя, Диана…

Ох, как же она не любила эту фразу: «Я надеюсь на тебя, Диана…» Это было просто не честно! Эти слова лишали Ди воли, и она полезла бы в пасть ко льву. Куратор прекрасно об этом знала и беззастенчиво этим пользовалась.

– Да, я попробую, – смиренно проговорила Диана.

И Наталья Николаевна с видом человека, только что выполнившего свой долг, удалилась.

– Ди, что же ты будешь делать? – поинтересовалась Аня.

Девушка только покачала головой.

Задание куратора было катастрофой, но где-то глубоко в её душе зародилась робкая радость от того, что у неё появился повод увидеть Женю вновь.

Стоя в тот же вечер на ступеньках дворца культуры в ожидании своего бывшего партнёра, Диана прокручивала в голове возможные варианты просительно речи, но ни один из них не звучал разумным. Ей очень не хотелось выглядеть девчонкой, которая придумает всё подряд, лишь бы вернуть Евгения, поэтому Ди дала себе слово ничего у него не просить, а лишь только изложить факты, а там, как он скажет так и будет.

Женя появился в дверях дворца культуры, когда на верхнем этаже уже погасили свет. Он сразу увидел Диану, остановился в замешательстве, но потом медленно приблизился.

Девушка отметила про себя его растрёпанный и слегка задёрганный вид. Под глазами у него залегли тени, волосы, слипшиеся от пота, висели вокруг лица потемневшими сосульками. Непонятно откуда пришло желание дотронуться до его щеки, но Ди тут же одёрнула себя.

– Привет, – тихо сказала она.

Женя чуть склонил голову в ответ.

– Я тут это…

И она, делая вид что никогда не видела до этого свои туфли в мельчайших подробностях, объяснила ему всю ситуацию. Женя слушал, не перебивая, и по его лицу было непонятно, о чём он думает. Он смотрел Диане прямо в глаза, не отводя взгляда, спокойно и уверенно, а когда она закончила, тут же ответил:

– Ты могла бы выступить с Денисом, у вас уже есть почти готовый танец. До первого апреля ещё неделя – это вполне достаточно, чтобы доделать то, что не получается.

Диана отметила про себя ту поспешность, с которой Женя отказывался, и ей вдруг стало очень больно. Она сделала шаг вперёд. Он ни шелохнулся, но каждый мускул его невидимо напрягся, а в глазах появилось предупреждение. Тогда Диана снова отошла назад и тихо сказала ему правду:

– Женя, я бы хотела станцевать с тобой. Это моё желание и ничьё больше. Пожалуйста.

Женя долго молчал, пристально вглядываясь в её лицо.

– Зачем? – спросил он так же тихо, сложив руки на груди.

«Потому что я тебя люблю. Потому что я не хочу тебя терять. Потому что ты мне дороже всех по эту сторону вселенной. Потому что мне больно без тебя дышать»…

– Потому что это наш последний танец.

Он молчал. Диане уже казалось, что она не услышит его ответа никогда. Она собиралась с духом чтобы уйти, но Женя, наконец, ответил.

– Хорошо. Если ты этого хочешь.

Потом он развернулся и ушёл, оставив Диану в смятении и растерянности.

Пока она шла медленным шагом домой, задавала себе один и тот же вопрос: «А что было бы, если бы она сказала ему всё то, что пронеслось у неё в голове?»

И первого апреля снова зазвучала «Everything a’m», и Женя ослепительно красивый и чувственно нежный уверенно вёл её в танце. И словно не было этих двух месяцев тягостного молчания. Серые глаза лучились солнцем. Это был тот самый, её Женя, которого она знала всю свою жизнь. Диана никогда ещё не чувствовала себя такой окрылённой и весёлой.

Их танец произвёл эффект взорвавшейся гранаты. Зал неистовствовал. Особо впечатлительные барышни рыдали навзрыд.

На дискотеке, как всегда, было темно, жарко и весело. Женя сыпал улыбками направо и налево, приводя в восторг девушек и откровенно забавляясь скрежетом зубов училищных парней.

Диана, отплясывая со своими подружками, вдруг вспомнила, что Антона она в последний раз видела утром и то мельком. Формально они всё ещё были вместе, но Ди понимала, что в свете последних событий это ненадолго.

Ей так надоело, что Антон ставит своих друзей выше неё, и постоянно бросает её одну. Поэтому, когда он всё-таки показался в дверях зала, она стремительно вытащила из толпы какого-то первокурсника и начала с ним танцевать.

Антон не прореагировал совсем. Казалось, он и не увидел её. С нагловатой ухмылочкой он лихо подхватил за талию свою однокурсницу Катьку. Та завизжала на весь зал, привлекая к ним внимание. Диана тут же выпустила первокурсника из своих когтей, фыркнула, и отправилась в дамскую комнату, поправить причёску.

Она не испытала абсолютно ничего по поводу разрыва с Антоном, и удивилась этому. Но одновременно ей было легко и спокойно – впервые за долгое время, и это так окрыляло.

Здесь тоже ожидаемо обсуждали Женю. Диана спрятала улыбку: она не сомневалась, что теперь всё будет хорошо, и они помирятся.

Девушка поправила выбившиеся волосы, подкрасила губы и в самом замечательном расположении духа собралась уже возвратиться на дискотеку, как вдруг в туалет ворвалась Аня.

– Ди! Скорее, они поубивают друг друга!

Диана, не разобравшись толком, что произошло в её отсутствие, позволила утащить себя за руку на танцевальную площадку.

Там горел свет, музыка всё ещё играла, но никто не танцевал. Народ сгрудился вокруг центра, и там явно что-то происходило. На лестнице слышался голос охранника, торопящегося в зал. Аня пропихнула Диану сквозь толпу, и она с ужасом увидела Женю, нависшего над скрючившимся на полу Антоном.

– Я, кажется, уже предупреждал тебя, если ты, сволочь безродная, её обидишь хоть одним словом, я тебя живьём закопаю. Было?

На Жене была разорвана рубашка, под глазом красовался стремительно распухающий фонарь. В толпе кто-то из парней держал Роберта, который бешено вырывался на помощь Антону. Антон же сжался в комочек на полу, схватившись за живот, и проскулил что-то маловразумительное.

Женя опустился возле него на корточки.

– Что – что? Я не расслышал.

Диана окаменела, прижав ладони ко рту. Антон приподнялся на локте и совершенно отчётливо простонал:

– Пошёл к чёрту!

Женя так стремительно встал на ноги, что Диана вздрогнула. Глаза его были черны от бешенства.

– Так ты забыл, о чём мы с тобой разговаривали не далее, как месяц назад, да, гнида? Так я тебе напомню…

Вокруг слышались испуганные возгласы. Только когда Женя размахнулся и ударил Антона ногой в живот со всей силы, Диана, наконец, отмерла. Она бросилась между ними и схватила Женю за руки.

– Жень, стой! Не надо! Ты не так всё…

Но договорить она не успела. Женя, зарычав, как раненый зверь, так сильно отшвырнул её от себя, что она, неловко споткнувшись об Антона, упала на пол и больно стукнулась локтями.

– Ты меня достала, Диана, – заорал он со злости, – ты меня вымотала, ты меня замучила! Я не хочу больше тебя видеть, слышишь? Никогда больше не подходи ко мне, я тебя ненавижу!

Сидя на холодном полу возле скулящего Антона, Диана не верила своим ушам. Она не подозревала, что кто-то может довести непробиваемого Женю до такого состояния.

Евгений резко вырвал руку из захвата охранника и, подхватив свою куртку, вылетел из зала. С грохотом захлопнувшаяся входная дверь училища поставила жирную точку в их отношениях.

Диана медленно повернулась к Антону, и попыталась помочь ему подняться, но второй раз за вечер оказалась отвергнутой.

– Отойди, – зашипел он, опираясь на руку Роберта, – ты мне не нужна! Иди и догоняй своего психа, а меня оставьте оба в покое!

Как ни странно, Диану эти слова отрезвили. Она проигнорировала Аню, которая протянула ей руку, встала и выпрямилась во весь рост. Она попыталась вложить в свои слова всё своё презрение:

– Ты – мерзавец, Антон. Уж один из нас точно оставит тебя в покое…

Эпилог

«Дорогой братишка!

В прошлом своём письме ты интересовался, почему я до сих пор не вышла замуж. Теперь ты видишь: я не разглядела единственного человека в своей жизни, который был моим, а все остальные – блажь.

Вот так, из всей этой серой действительности мы должны выбрать единственного человека и не ошибиться. Не проглядеть, вовремя заметить – самое главное искусство.

Я заметила его, когда было уже слишком поздно. Возможно, я могла бы его догнать после той дискотеки, всё объяснить ему. Есть даже малая вероятность, что он тогда бы выслушал меня, но я не догнала. И потеряла его навсегда.

Я помню, как в день моего выпускного из училища он пришёл в последний раз.

За окном разыгралась невероятная гроза. Дождь хлестал на землю словно в попытке смыть с неё все грехи. Пришла Аня и сказала, что меня ждут у выхода. Я подобрала пышную юбку своего светло-голубого платья, поправила элегантную причёску и улыбнулась своему отражению в зеркале. Спускаясь с лестницы, я увидела, кто меня ждёт, и была удивлена.

Мы с Женей даже не здоровались. Поначалу меня это расстраивало, потом я привыкла проноситься мимо него, низко опустив голову. Примерно в такой же манере мимо меня проносился сам Женя.

И вдруг он, без видимых причин, появляется на пороге училища в день моего выпускного.

Я словно во сне медленно подходила к нему и с каждым шагом вспоминала его лицо.

Я вспомнила его прекрасные волосы цвета спелой пшеницы, его черты лица, его серые словно осеннее небо глаза. Уже тогда я смутно понимала что люблю его на всю жизнь. Люблю, увы, уже безответно.

Женя стоял и смотрел, как я спускаюсь с лестницы, и взгляд его был восхищённым. Его поза была расслабленной, плечом он опирался на дверной косяк, руки сложены на груди, голова чуть наклонена, на губах – полуулыбка.

Я подошла, позабыв всё на свете. Разом вспомнилась наша удивительная история, так ничем и не закончившаяся. Он оглядел меня одним долгим тягучим взглядом, и уголки его губ приподнялись ещё немного.

– Ты хороша как никогда, – тихо произнёс он.

Я промолчала. Я поняла, что он пришёл попрощаться, а не вернуться.

– Я уезжаю, – буднично сообщил он, стряхивая с рукава несуществующую пылинку, – в Петербург. Поступаю на юридический факультет. Поезд завтра утром.

Я молчала.

Я всегда молчала в критические и поворотные моменты моей жизни.

На глазах у меня выступили слёзы, и когда я, не отводя от него взора, моргнула, они медленно потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки.

Что-то неуловимо поменялось во взгляде Жени. Исчезла формальная улыбка, лицо посерьёзнело. Он коснулся моей руки.

– Я пришёл попрощаться, – интонация его голоса была такой, словно он хотел сказать вовсе не это.

Ни у него, ни у меня так и не хватило смелости произнести вслух то, о чём мы уже давно знали.

Я кивнула. Слёз больше не было, так как в душе не осталось ничего, что бы могло болеть. Взамен открытой раны там появилась пустота.

– Прощай, – как-то полувопросительно сказал он.

Я знала, что он ждёт, чтобы я его остановила. Разорвала бы ту тонкую завесу льда, которая висела межу нами так долго. Но я промолчала снова, потому что его уход был бы менее болезнен, нежели отказ.

Тогда Женя сделал какое-то незавершённое движение ко мне навстречу, но потом повернулся и вышел из училища.

– Женя! – вдруг воскликнула я почти истерично.

Занавешенная дождём фигура повернулась, остановившись, и от неё полыхнуло надеждой. Я отчётливо осознала в тот момент, что никогда не встречу мужчину прекраснее него, что все мои избранники буду обречены на сравнение с ним. Он был так невозможен, так ослепительно прекрасен в тот момент!

Ни мало не беспокоясь о том, что платье намокнет или причёска испортится, я шагнула под дождь вслед за ним.

Вода стекала по его лицу как слёзы, которые он никогда не прольёт. Я подняла руку и погладила его по щеке.

– До свидания.

В его глазах мгновенно что-то умерло, исчезло. Мне показалось, я даже расслышала звук захлопнувшейся двери.

Он сделал шаг назад, потом ещё и ещё, и, наконец, скрылся за стрелами дождя.

Спустя год, я узнала, что умер его отец, и испытала его боль и скорбь. Мне ни минуты в жизни не было всё равно до Жениной судьбы.

Я закончила консерваторию по отделению актёрского мастерства. Работаю в Саратовском Театре Юного Зрителя. Я достигла всего к чему стремилась. Только полного счастья это мне не принесло…

Ладно, братишка, до начала спектакля две минуты, мне нужно идти.

Целую, твоя Ди.»

Иванскому Евгению

Украина. Черновицкая обл.

село Кельменцы. Дом 23.

…Диана вошла в гримёрную своего родного театра и в изнеможении опустилась на стул. Освободив тяжёлые длинные волосы от заколок, поддерживающих плотный пучок, она позволила им свободно упасть на плечи и рассыпаться по спине.

Утомлённо проведя руками по лицу, она облокотилась на стол и взглянула на зеркало. К отражающему стеклу была прикреплена фотография. На ней была она, счастливая, в крепких объятиях Жени. Он держал кубок «Золотой паркет» в половину не так осторожно как её саму. С тех пор прошло уже девять лет.

Жени не было в её жизни уже девять лет.

За это время в её жизни произошло многое. Волнующее поступление на театральный факультет Саратовской Консерватории. Интересная и тяжёлая учёба, первый сценарий, первая роль, первый выход на сцену в качестве актрисы. Выпуск, приглашение в театр и любимая работа, дарящая умиротворение и ощущение того, что жизнь твоя – не напрасна.

Диана вздохнула и начала переодеваться. Она только закончила смывать макияж, как дверь отворилась, и в гримёрную влетела её коллега София.

– Почему ты не осталась на поклон? Зал аплодировал стоя, некоторые с букетами носились по сцене, подозреваю, в поисках тебя. Вот держи, тебе прислали. Должна признать, мне таких букетов не дарили за всю мою карьеру…

Диана приняла из рук Софии огромный букет из роз, и сердце её пропустило удар. Это были чёрные розы, настолько чёрные, что Диана никогда не видела такого оттенка у цветов.

– Соня, кто передал тебе эти цветы для меня? – замирающим голосом проговорила Ди.

Подруга выпуталась из платья и ответила:

– А я почём знаю? Какой-то блондин. Очень симпатичный, кстати, я бы на твоём месте…эй! Ты куда?

Позже Диана ни за что на свете не смогла бы объяснить, откуда в ней взялась уверенность, что это был именно Женя. Она просто знала, и всё.

Ди как была в театральном костюме – английском платье девятнадцатого века – так и выбежала из гримёрной.

Люди провожали актрису, которую только что видели на сцене, удивлёнными взглядами, но ей не было до них никакого дела. Она бежала, не помня себя, на улицу.

Диана толкнула тяжёлую входную дверь, выбежала на театральное крыльцо и, прижимая цветы к груди, замерла.

Перед театром на второй ступеньке снизу стоял светловолосый мужчина. Он был почти таким же, каким Ди его помнила, чуть только шире в плечах и волосы немного короче, чем раньше. Он улыбнулся чуть насмешливо и сделал изящный поклон.

– Позвольте выразить вам моё восхищение, мисс Манелис.

Руки девушки ослабли. Чёрные розы посыпались к ногам, силы оставили Диану, и она опустилась на скамью.

Женя приблизился и сел возле неё на корточки. Её безвольные руки оказались в его больших тёплых ладонях. Он нежно улыбнулся ей.

– Привет, Ди.

Серые глаза сверкнули из-под длинной, как всегда, чёлки золотых волос. Женя тряхнул головой, и пряди открыли высокий лоб и светлые брови.

– Привет, Женя…

Солнце светило с небес так ярко, даря улыбку и тепло всему миру. Прохладный ветер гнал воздушные облака по небосклону на восток.

Весна в этом году обещала быть тёплой.

Конец?