Успех [Игорь Фомин] (fb2) читать онлайн

Игорь Фомин Успех

Глава 1. Любовь в эпоху «перестройки»

Олег Самойлов родился в захолустной Пензе, в 1965 году, когда вся страна вслед за Магомаевым распевала «Лучший город земли». Разумеется, к Пензе это имело весьма опосредованное отношение. Муслим воспевал столицу СССР – Москву, которая к тому времени освободилась от цепких объятий Хрущева, и, вступила в пятилетку, которую нарекут со временем «золотой».

У руля большой советской страны, измученной проделками «Никитки-кукурузника», встал Леонид Брежнев – «отец развитого социализма». Ему-то и предстояло вернуть доверие народа к партии, утерянное в километровых очередях за хлебом. Занимаешь такую очередь в 5 утра, чтобы апосля получить «в одни руки» булку сероватого цвета, с примесью гороха, столярного клея и прочей дряни…

После хрущевской голодухи, народ мало-помалу начал ощущать все прелести социалистического курса. Страна перешла на пятидневную рабочую неделю. В магазинах появился хлеб какой душе угодно: чёрный, белый, всякие там плюшки, плетенки. Да что хлеб! Рядовые советские граждане стали приобретать то, что еще вчера казалось несбыточной буржуазной мечтой: телевизоры, холодильники, «стиралки», магнитолы…и даже автомобили.

Вещизм в ту пору стал «основополагающей» идеологией, проникая словно ржавчина, во все слои населения. Нарождающаяся мещанская психология плохо воспринимала ленинские поучения. В советских людях зрел «буржуа». Вместо «человека романтичного» появился «человек практичный». Благородные идеи народно-демократической интеллигенции вытеснялись житейскими амбициями.

Вот и родители Олега в брежневскую эпоху из молодых и наивных Дон Кихотов-романтиков превратились в степенных обывателей. Началось всё с покупки холодильника «Бирюса»…и понеслось! В золотые 70-ые семья Самойловых переехала в поволжский городок, где через несколько лет получила от государства новую квартиру. Каждый год их уютная «двушка» на улице Ленина, пополнялась какой-нибудь новинкой, словно музей развитого социализма. Благо, отец Олега работал дальнобойщиком, ездил по Союзу и зарабатывал больше главного инженера или профессора. Особой гордостью родителей была стенка из ГДР и большая 4-ярусная хрустальная люстра в зале, на которую старались не дышать.

К началу 80-х их квартиру можно было показывать в фильме «Москва слезам не верит» в качестве образцовой декорации к бурному роману слесаря Гоши и директора химкомбината Катерины.

Несмотря на довольно сытое детство и юность, Олег не рос лоботрясом на шее у маменьки и папеньки. Хоть он и был единственным ребенком в семье, его держали в патриархальной строгости. Мать, Людмила Петровна, будучи педагогом, являлась приверженцем системы воспитания по Макаренко. Она всегда держала под рукой «Книгу для родителей», периодически пролистывая излюбленные места, отмеченные карандашиком. Людмила Петровна особенно любила приводить в пример «мальчику Володю», который словно домашний шут, по заказу родителей развлекал гостей, превращаясь меж тем в самодовольного и циничного лицемера. Порой, вечерами, она цитировала мужу отдельные строки из трактата Макаренко:

– В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей. У Володи очень сложное выражение глаз. Он старается сделать их невинными, детскими глазами – это по специальному заказу, для родителей, но в этих же глазах поблескивают искорки наглости и привычной фальши – это для себя. Какой из него может выйти гражданин?

После этого обычно возникала длинная пауза, когда глава семьи, Михаил Андреевич, многозначительно смотрел на супругу и вставлял свою коронную фразочку:

– Сделаю из сына человека! Гадом буду.

Родители, каждый на свой лад, занимались воспитанием Олега. Отец хотел воспитать в нём «нормального мужика». Он будил сына в шесть утра стандартным кличем:

– Подъём!

Олег вскакивал с постели, быстро натягивал спортивный костюм и уже через пять минут вместе с отцом бежал к школьному стадиону, чтобы там продолжить кросс. Далее шли зарядка, турник, брусья…Итак, каждый день, кроме воскресенья. Если же на улице стоял крепкий мороз, или шёл ливень, они выполняли свою «утреннюю программу» в зале, разминаясь бегом на месте. Также отец следил, чтоб сын после физзарядки принимал холодный душ, а потом в течение дня занимался с гантелями и резиновым эспандером. Когда Михаил Андреевич уезжал в рейс, он брал с сына «слово мужика», что тот ни разу не пропустит тренировку, даже если мать разрешит в какой-нибудь из дней передохнуть. Когда Олег пошёл в третий класс, отец отдал его в секцию самбо.

Людмила Петровна снисходительно смотрела на мужнины потуги, считая их «весьма однобокими». По её мнению, супруг зациклился на физическом развитии сына, напрочь упуская из виду главное.

– А как же интеллектуальное развитие, формирование эстетического вкуса? Где всё это? – вопрошала она у своей подруги, тоже школьной учительницы. – Предел его мечтаний – отдать сына в суворовское училище. Чтобы он потом всю жизнь мотался по гарнизонам? Засунут в какую-нибудь Тьмутаракань, к северным оленям…Э, нет, дорогуша. Я не позволю сделать из сына заурядного солдафона.

Людмила Петровна мечтала, чтобы сын сделал карьеру учёного или конструктора. Будучи по специальности математиком, она с малых лет прививала Олегу любовь к этой сложной, но очень важной науке. Под её чутким руководством, сын раньше других детей научился счёту. В пять лет освоил таблицу умножения.

Мать старалась развивать не только математические способности, но и логику, внимание, память. Каждый вечер они решали какие-нибудь головоломки. Раскладывали на ковре, под абажуром свои задачники и начинался мозговой штурм. Отец тоже включался в эти игры, искренне восхищаясь умом жены, и признавая тайком её интеллектуальное превосходство.

– У моей бабы не голова, а Дом Советов! – хвастался он перед мужиками за кружкой пива.

Олегу особенно запомнился тот вечер, когда они всё семьёй решали загадку про туристов. На картинке были изображены три мальчика, которые в лесу поставили палатку, разложили рюкзаки и стали варить похлёбку. Внимательно изучив картинку, нужно было ответить на девять каверзных вопросов. Олег с отцом застряли на вопросе «Далеко ли от лагеря до ближайшего селения?». Наконец, они разглядели курицу, забредшую к туристам невесть откуда.

– Вот курица, значит, селение совсем близко – подсказала мать.

– Это ж сколько она топала из своей деревни? – недоверчиво спросил отец. – А может она километров тридцать прошагала. Где ж близко-то?

– Давай рассуждать – усмехнулась Людмила Петровна. – Взгляни на тень от мальчика-повара…Видишь что-нибудь?

– Ничего не вижу – стал раздражаться отец. – Тень как тень.

– Вот, смотри внимательно! По тени видно, что солнце находится на востоке, а значит на картинке утро. Выходит, твоя курица встала ни свет, ни заря, чтобы прошагать тридцать километров по глухому лесу? С какой же скоростью она двигалась, чтобы поспеть к завтраку?

Олег громко захохотал, вконец разозлив отца, который вскочил из кресла и направился в прихожую. Там, в кожаной куртке, лежали сигареты. Достав мятую пачку «Родопи», он быстро закурил и пригвоздил жену новым аргументом:

– С чего ты взяла, что лес – глухой? Курица, может, по шоссе добиралась! Знаешь, для тебя будет открытием, но часто шоссе пролегает вдоль леса. Я уж пол-страны исколесил, знаю о чём говорю.

– Ну и сколько раз ты видел курицу, которая добирается по шоссе?

– Папа, её же фуры могли сбить! – вставил Олег «свои пять копеек».

– А она по разделительной полосе бежала! – не сдавался отец. – По газону, по травке. И вообще, за каким хреном она попёрлась в лес? Эту долбанную курицу, что, в деревне не кормили?

Людмила Петровна видела, что мужа задевают её способности и дабы сгладить ситуацию, она нашла интеллектуальную игру, в которой сама ничего не смыслила. Как-то под вечер, когда отец с сыном «резались» в шашки она положила перед ними новенькую шахматную доску, от которой приятно пахло лаком.

– Хватит вам в детские игры играть! На-те, осваивайте.

– А я умею! – похвастался супруг. – По шахматам во дворе был лучшим.

– Вот и научи сына. Пусть тоже будет лучшим.

– Да, он у меня чемпионом мира станет. Олег, ну-ка присаживайся, бери того «коня». А вон «ладья» лежит. Запоминай: «ла-дья»! Но самый главный – это «ферзь». Смотри, какой важный! Ну прям как наш директор автобазы Шаронов, фасонистый гад.

Отец как в воду глядел – через десять лет Олег стал чемпионом города по шахматам. Он также одержал победу на нескольких математических олимпиадах. Закончил школу с золотой медалью, а в 1987 году получил красный диплом по специальности «автоматизация технологических процессов и производств». Двинул в аспирантуру.

А между тем, в стране развернулась горбачёвская «перестройка»…

Под занавес 1987-го, Олег пировал с родителями за большим столом и смотрел новогоднее обращение к советскому народу Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева:

– Конечно, перестройка идёт нелегко и не безболезненно. Не всё и не всегда сразу получается так, как задумано. Старое с боем уступает дорогу новому, но нас это не должно смущать. Мы взялись за огромное дело, которое преобразит и нас самих, и нашу страну…

– Красиво поёт соловей! – прокомментировал отец, наливая себе рюмку. – Чуть страну не довёл до ручки своей антиалкогольной компанией. Сколько народу потравилось «палёнкой» и разной химией.

– А вот нечего водку хлестать! – назидательно вставила Людмила Петровна. – Мне лично алкашей не жалко. Ладно бы пили, по-людски. Нет же. Напьются до зелёных чертей, потом жен своих колотят на глазах у детей! Сколько таких случаев хотя бы в нашем доме. Макаровы на пятом этаже, Васильевы на девятом…Бабам никакого житья нет от этих пьяниц.

– С 1 января…– продолжал Горбачёв своё выступление. – вступает в силу закон «О государственном предприятии». Это значит большинство трудовых коллективов начнёт работать и жить в условиях полного хозрасчёта, самофинансирования и самоуправления. Это значит, что всем надо учиться быть полновластными хозяевами на производстве.

– О! Дело говорит! – одобрил отец, хлопнув Олега по плечу. – Долой бесхозяйственность! А то привыкли – раз государственное, значит, общее. Если общее – ломай, воруй, делай что хошь! Лампочку в подъезде разбить или спиз… – милое дело. И так повсюду. Я вон нашему дураку, директору автобусного парка Свиридову, говорю: давай по вечерам будем отлавливать хулиганов, которые пассажирские кресла в салонах вспарывают. Знаешь, куда он меня послал? А почему? Да потому что не его это имущество, а государственное. Небось за царапину на своих «Жигулях» родного сына прибьёт – не дрогнет рука.

– Согласен, страна нуждается в обновлении – продолжил Олег, пока Горбачёв рассказывал о всеобщем разоружении. – Вы посмотрите, как мы живём? На ракеты тратим миллионы, а в магазинах шаром покати. Вчера вон, в бакалее, «выбросили» на прилавок несчастную сгущенку, так меня чуть не снесли эти чокнутые сограждане. А одна такая бойкая старушка, как пошла отгонять авоськой других покупателей…девочку-школьницу шарахнула прям по голове. Я сам в драку полез, когда жлобяра выхватил у старика банку сгущенки. К счастью, взял его на «болевой», и тот успокоился.

– Молодец! – рассмеялся отец. – Вот оно самбо – пригодилось! Ах, жаль меня не было, я бы ему добавил «своих хороших».

– Зря ты полез, Олег – не одобрила мать. – Таких ситуаций в жизни, знаешь сколько. Что ж ты будешь, всегда встревать? Возможно, это и благородно. Но глупо, глупо! Ты должен думать о своём будущем, а не размениваться на уличные баталии. Эти хулиганы, как правило, ходят шайкой, носят ножи, кастеты. Будь осторожен, Олег, заклинаю. Больше никуда не влезай! Пусть милиция разбирается. У тебя – аспирантура, кандидатская. Вот о чём ты должен сейчас думать.

– Что ж, я должен спокойно смотреть, как всякая сволочь…– начал заводиться Олег, но тут его прервал торжественный голос Горбачёва:

– С новым годом, дорогие товарищи!

– Хорош дискутировать! – приказал отец. – Олег, разливай шампанское! Мать, зажигай бенгальские огни! Поехали!

Тогда мало кто понял, что с Нового 1988 года страна встала на путь капитализма. Перевод предприятий на хозрасчёт, самоокупаемость, самофинансирование – все эти первые ростки рыночной экономики заметили разве что продвинутые экономисты.

«Наверху» по-прежнему рапортовали о динамичном движении страны по пути социализма. Горбачев в этом своем новогоднем обращении – в год 70-летия Великой октябрьской социалистической революции – заявил, что «ленинские идет торжествуют, революция продолжается». Требовалось только «сверить свои сегодняшние помыслы и дела с ленинскими идеями», избавить социализм от деформаций и перегибов.

Между тем в 1988 году началась история современного российского бизнеса. 26 мая был принят закон «О кооперации в СССР», де-факто разрешивший частное предпринимательство.

Друзья и знакомые Олега, один за другим, стали создавать кооперативы, движимые мечтой о мгновенном обогащении. Даже его сосед Мишка Арбузов, который в школьные годы был закоренелый троечник и прогульщик, открыл с приятелями свой видеосалон. Народ не жалел денег на зарубежные боевики, и очень скоро у Мишки завелись деньжата. Он любил хвастать своим богатством, зазывая одноклассников к себе на посиделки, чтобы поразить их своей «упакованной хатой». Щедро накрывал барский стол. Часто в его квартире устраивались шумные вечеринки. На весь подъезд орал «Ласковый май». Когда Мишка сталкивался с Олегом на лестничной площадке, или в лифте, он тотчас же интересовался, с ехидной улыбкой:

– Ну что, старик, всё еще в аспирантуре обретаешься, не надоело? Как продвигается твоя кандидатская?

– Спасибо, помаленьку – сухо отвечал Олег, сжимая портфель с бумагами.

– Заглядывай в мой видеосалон. По вечерам там очень интересно. Фильмы для «взрослых», рекомендую.

– Спасибо за предложение. Учту.

Однажды после очередного такого приглашения, уже выходя из подъезда Мишка бросил как бы невзначай:

– Особым успехом у населения пользуется немецкая эротика. Спроси у своего бати – он у нас частый гость.

Непонятно, на что рассчитывал Мишка – подчеркнуть ли в очередной раз своё мнимое превосходство, заинтриговать ли соседа афишей видеосалона, или просто «подколоть» по-дружески, но эффект получился обратным. Олег коротким «джебом» отправил Мишку куда-то в цветник, раскинувшийся под окнами их многоэтажки. Бабульки, сидевшие на лавочке, тут же закричали, заохали, принялись костерить «фулигана».

– Сочтёмся, падла! – орал Мишка, вылезая из палисадника.

Пока Олег корпел над своей диссертацией «Математические модели и алгоритмы проектирования взаимодействия АСУ», друзья постигали азы частного предпринимательства. Его приятель по университету Борис Виноградов, ушёл с литейного завода и открыл свою кафешку в центре города. По случаю, пригласил Олега отведать шашлычок.

– Знаешь, надоело торчать в этом производственно-техническом отделе – признался Боря, вальяжно развалившись на кожаном диване. – Прихожу я однажды на завод, к своим бумажкам, а тут муха влетела в окно и жужжит надо мной, как бешеная. Я банку с клубничным вареньем с вечера оставил в кабинете, на своей тумбочке. Вот муха и прилетела на угощенье. Гляжу я на неё, бестолковую, и вдруг такая тоска взяла…Знаешь, я сам себя почувствовал мухой, которая на этом большом литейном заводе чё-то пыжится, летает, хочет угодить начальству. Ну и решил – рискну, начну своё дело. Или как говорят американцы, свой бизнес. У меня от отца остался «Запорожец», у матери на книжке были накопления, работник торговли всё-таки. Ну вот, развернулся, как видишь.

– Здорово! – похвалил Олег, разглядывая интерьер.

– Конечно, тут всё еще «по-совковому» – махнул рукой Боря. – Нужен современный дизайн. Я в прошлом году в Сочах видел одну кафешку, вот это уровень. Думаю, в июле махнуть туда, познакомиться с тамошними ребятами, общнуться малость. Ты сам-то как поживаешь, всё еще в аспирантуре, у Севастьянова?

– Пока да, скоро защита – Олег пригубил бокал с вином. – Скорей бы уж! Честно говоря, надоело до чёртиков. Вот ты мне рассказывал про свои ощущения, и я тебя понимаю, как никто. Вчера прихожу в лабораторию с утра, на полу повсюду стоят тазы, вёдра, какие-то лоханки. Ночью лил дождь, а наше здание на улице Энгельса построено еще при царе Горохе. Крыша латана-перелатана, ну и залило нас, по самое не хочу. Досталось и моим бумагам, пришлось весь день сушить. И сейчас у меня на столе вот такая разбухшая кипа. Сижу посреди этого вселенского потопа, смотрю на отвалившуюся штукатурку на стенах, на грязные окна и шторы, на страдающего от похмелья доцента Копытина, и тоже…такая тоска нахлынула. Похоже, наука, не моё призвание. Уже решил: защищаю диссертацию – и на производство, к живому делу.

– Как знаешь, Лега – пожал плечами Борис. – Если надумаешь на литейный, позвони. У меня там в кадрах приятель работает. Он тебя и сосватает директору завода на должность начальника отдела АСУ. Сейчас там сидит старый лис Балашов, без пяти минут пенсионер. Между тем советской промышленности требуются молодые, прогрессивные кадры! Станешь начальником отдела – зови на рюмочку чая, отметим. Хотя с твоей-то головой можно замахнуться и на большее. Ты не думал про собственное дело?

– Да, как-то не моё это, я ж «технарь» – усмехнулся Олег. – «Беда, коль пироги начнет спекать сапожник, а сапоги тачать пирожник…»

– Ой, не скажи, старик. Смотри, что в стране творится? – Борис оглянулся по сторонам. – Вчерашние комсомольцы открывают кооперативы и, страшно сказать, превращаются в капиталистов. Страна медленно, но верно дрейфует в сторону Запада.

– Ну ты уж загнул! А как же курс на «совершенствование социализма», возвращении к «ленинским нормам», «идеалам Октября»?

– Показуха! – прошептал Борис. – Сказки для доверчивых советских граждан пенсионного возраста. Никто уже не верит в эти лозунги. И ты в том числе, признайся? Вот я лично не верю. Только это между нами, старик…Сейчас на всех кухнях от Калининграда до Хабаровска такие идут дебаты между ретроградами и «прогрессивными» – что вся страна ходуном ходит. У меня дядя Женя с тётой Зиной каждый вечер цапаются «за политику». Еще вчера они обсуждали Пугачеву, Лещенко, Ротару, каких-то актёров, музыкантов, а сейчас всё их споры – о судьбах страны. Можно подумать, что без тёти Зины в правительстве и Верховном Совете СССР не разберутся.

– Да мои «старики» тоже всё дискутируют – признался Олег. – Начитаются газет, насмотрятся телевизоров, и пошло-поехало. Разругаются вдрызг, потом у одной – давление, у другого – боли в желудке. Взаимный бойкот на два дня. А затем начинаются новые стычки. И это мои родители, которые прожили друг с дружкой больше двадцать лет. Куда катимся, Боря?

– В светлое будущее, старик! – чуть не крикнул приятель. – Мы живём в удивительное время! Начинается эпоха, о которой мечтали все советские цеховики, фарцовщики и работники торговли. Время возможностей! Помнишь мы изучали политэкономию в универе? Ну там, Адам Смит, эпоха первоначального накопления капитала, накопление богатств…Так вот, что я хочу сказать, амиго? Лови момент!

– Боря только без обид…– предупредил Олег. – А у тебя случаем не началось головокружение от успехов? Знаешь, твоя ода напоминает знаменитую речь Остапа Бендера в шахматном клубе, в Васюках. Где, как известно, намечался «Межпланетный шахматный турнир». Мечтать не вредно!

– Ой, тёмный ты еще человек, Олег…– покачал головой Борис. – Ну ладно, будем исправлять пробелы в твоём образовании. Я тут тебе одну брошюрку подкину. Сборник статей, отпечатанный мной на обычной машинке.

– Кто авторы?

– Видные экономисты. Абалкин, Шаталин, ну и несколько иностранцев. Башковитые мужики. Сегодня они – «наше всё». Почитай на досуге, сразу многие вопросы отпадут. Только другим не давай брошюрку, мало ли…Мне с ребятами из «комитета» знакомится ни к чему. Да, собственно никакой антисоветчины там нет. Всё в духе нового времени, курсом на перестройку и ускорение. Однако, могут «впаять» за самиздат, при желании.

– Да я через пару дней верну тебе, не переживай – заверил Олег. – Почитаю дома, на своём скрипучем диване, в обстановке строжайшей секретности. Мать с отцом в мою комнату не заходят.

– Ну, добро! Потом обменяемся впечатлениями «под шашлычок». Кстати, как насчёт «повторить»? – Борис кивнул на бутылку вина. – Эту почти закончили. Кстати, что мы всё о политике да о политике? Рассказывай, как у тебя на личном фронте?

– От невест отбоя нет – пошутил Олег. – Но свою «единственную» еще не встретил.

В реальности, дела с «дамой сердца» обстояли неважно. Он был слишком загружен работой. Кучу времени отнимало преподавание. Свои лекции готовил основательно, не допуская халатности. Ему хотелось не просто бубнить перед аудиторией, а «жечь сердца глаголом», вовлекая слушателей в активное обсуждение. В студенческие годы он терпеть не мог «гундосов», которые менторским тоном сухо излагали материал, злобно поблескивая чёрными роговыми очками.

Время, свободное от лекций, Олег посвящал своей диссертации, мотаясь то в лабораторию, то на производство. И здесь проявился его перфекционизм. А, если честно, он боялся, что разные небрежности сделают его диссертацию еще одной ненужностью, фикцией, макулатурой.

– Видите ли, Олег Михайлович – говорил ему научный руководитель, профессор Севастьянов. – Многие диссертации создаются ради самих диссертаций. Наука давно уже стала прибыльным местом для разного рода карьеристов. Я за свои годы столько перевидал псевдонаучных работ, что мог бы растапливать этой макулатурой русскую печь, у себя на даче. Вчера профессор педагогики Латышев показал мне один такой образчик. Тема звучала так: «Теоретические основы педагогического…эээ…моделирования в соревновательной деятельности спортсменов в русской лапте». Каково? Я надеюсь, ваша работа станет исключением в этом мрачном, смешном и бесконечном списке бездарных творений.

Олег поклялся себе, что разобьётся в лепешку, но сделает диссертацию актуальной, нужной. Ему не хотелось выглядеть на защите посмешищем, когда результат уже известен, но ради приличия ведется формальная и скучная дискуссия. Когда десятки учёных мужей одобрительно кивают головами, втайне предвкушая роскошный банкет по случаю защиты.

Круг общения у Олега был очень узким – коллеги-аспиранты, заводчане, научный руководитель и родители. Все его темы разговоров так или иначе крутились вокруг диссертации. Он совершенно не следил за модой, и ходил зимой, и летом в одном сером мешковатом костюме. Впрочем, иногда он обряжался в колючий свитер с оленями, который ему связала тетя Зоя, мамина сестра из Иркутска.

Понятно, для девушек конца 80-х, влюбленных в евродиско и Томаса Андерса, Олег не представлял особого интереса. Типичный «ботаник», зарывшийся в книгах, проживающий с мамой и папой, вечно без денег, заумный до потери пульса.

Аудитория на его лекциях была, преимущественно, мужская. А те несколько девиц, которые учились на факультете автоматизации, казались Олегу скучными «серыми мышками», отличницами, прилежно записывающими в толстые тетрадки каждое его слово. Возможно даже, что они были влюблены в молодого умного преподавателя, забавляясь с ним по-всякому в женских фантазиях, но ни словом, ни жестом эти «тихони» никак себя не проявляли. Даже одевались они до безумия скучно, словно пожилые работницы «собеса».

Однако пресная, деловая жизнь Олега изменилась с приходом в университет преподавателя английского языка Вероники, которая была удивительно похожа на модную тогда Ирину Понаровскую. Эффектная блондинка сразу покорила всю мужскую братию: как юных студентов, так и седовласых профессоров. Олег не стал исключением. Ему отчего-то было приятно думать о ней в перерывах между своими научными измышлениями. И если в какой-то из дней, он не встречал её где-нибудь в коридоре или столовой, лёгкая грусть проникала в сердце.

За Вероникой то и дело кто-нибудь увивался. Впрочем, безуспешно. Она элегантно отшивала кавалеров из самых разных возрастных и социальных категорий, так что даже самые отчаянные Дон-Жуаны терпели фиаско (под одобрительный хохот других поклонников).

Через полгода за ней закрепилась репутация «стервы, которая никому не даёт». Другие же, напротив, уверяли, что ночная жизнь Вероники весьма бурная и разнообразная. В ответ на эти домыслы, которые активно разносил по университету её отвергнутый воздыхатель Копытин, Вероника говорила девочкам-методистам:

– Запомните, у красивой женщины не может быть хорошей репутации!

Олег не знал, как подступиться к своей любимой, сходу покорившей сердце технаря-логика. Её неоднозначная репутация – от «недоступной стервы» до «элитной куртизанки» – обнуляла все шансы на успех. И прагматичный Олег, словно высчитав по формуле Эйлера итоговый результат, махнул рукой на доводы сердца, продолжая, однако, страдать от безответной любви.

Помог случай. 7 марта 1990 года в университете намечался банкет по случаю Международного Женского Дня. С продуктами в тот год был полный швах. Всё, от сахара до мыла выдавалось по талонам. В гастрономах стояли хмурые продавщицы, которым нечем было торговать, кроме кильки в томате и ливерной колбасы (если повезет). Голодных советских граждан встречали идеально пустые прилавки, вымытые чей-то заботливой рукой. Иногда на них стояли вазочки с искусственными цветами, будто скорбящие о загубленной экономике. И совсем издевательскими казались сияющие вывески наверху торгового зала: «Колбасы», «Мясо», «Конфеты», «Рыба», «Торты»…

Тем не менее, ректор университета Туманов решил организовать застолье, чем вызвал немалое удивление у коллег.

– Мужики! – сказал он по-свойски на собрании мужского коллектива. – Я понимаю, сейчас в магазинах шаром покати. В это сложное время, кому-то моё предложение может показаться безумием, пиром во время чумы. Но…давайте для наших милых дам организуем настоящий праздничный банкет. Вот это будет подарок! Алкоголь и цветы я беру на себя. Решим что-нибудь и с конфетами. Сложнее добыть колбасу с сыром. Что ж, подключим кое-какие связи. Среди наших выпускников есть немало оборотистых ребят в сфере торговли. Возможно, даже пробьём прибалтийские шпроты. Гулять так гулять! У кого есть соленья – несите, будем рады. Шульгин, ты всё хвастался своими малосольными огурцами. Побалуй коллег, Геннадий Василич, не жадись! Огурчики под водочку – милое дело!

Все рассмеялись, уже заранее настраиваясь на пышное застолье. Кто-то даже захлопал в ладоши, в порыве чувств.

– Ну, а теперь о главном…– Туманов строго оглядел коллег, и воровато улыбнулся. – Сейчас многие подумали, что речь пойдёт о деньгах. Мол, давайте, братцы, сбросимся в общий котёл, сколько не жалко. Но нет, голубчики. Ваши рублишки мы возьмём из профкома. И на том спасибо. А моё поручение будет весьма деликатным, но непреклонным. Каждый факультет обязан подготовить по два – я повторяю, по два! – концертных номера. Что хотите делайте, а наших женщин мы должны удивить, поразить! Пусть хотя бы на один вечер они забудут о домашних заботах, пустых холодильниках и прочей бытовухе. Вот в этом вопросе я буду беспощаден, невзирая на должности. Саботажа не потерплю. Вплоть до увольнения, ребята. Всем ясно?

Туманов сурово погрозил пальцем, оглядывая аудиторию.

– Да сделаем Георгий Александрович! Уж не подведём.

– Ну, тогда по коням!

Олег понял, что судьба предоставила ему шанс. Праздничный вечер – идеальное время для знакомства с Вероникой. Когда ещё представится такой случай?

До мероприятия оставалось меньше чем две недели. Вечером Олег пришёл домой, и, наскоро поужинав, ушёл в свою комнату. Здесь он разложил на диване весь свой нехитрый гардероб, мысленно прикидывая, в чём лучше пойти на банкет? Наконец, выбрал темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук. Оделся и подошёл к зеркалу, скептически оценивая официальный наряд. Да уж, вряд ли такое облачение произведёт впечатление на Веронику.

В это время в комнату зашёл отец, для приличия постучав пару раз:

– О! Куда собрался кавалер?

– Готовлюсь к завтрашней лекции – слукавил Олег.

– Не, я просто спросил. Но если собираешься на свидание, лучше взять мой галстук. Погодь секунду.

Отец исчез в проёме двери и через минуту появился снова.

– На, дарю! – весело сказал он, вручая презент. – Это не галстук – огонь! Бразильский! Такого в Союзу ни у кого нет. Где достал, не спрашивай.

– А ты в каком году его приобрел? – поинтересовался сын, недоверчиво осматривая подарок.

– Эээ…примерно в 75-ом, а что? Да он почти не ношенный. Ну, может одевал пару раз на демонстрацию или в кафешку. Носи, не стесняйся. Все бабы твои будут.

– Спасибо! – вежливо ответил Олег. – Правда, он несколько старомодный.

– Ерунда! Такие галстуки всегда моднючие. Смотри, какой рисунок! А ткань? Ну-ка, пощупай! То-то! Где сейчас такой достанешь? Ширпотреб кругом. Вот примерь-ка. Так, для интереса…

Олег из вежливости исполнил просьбу родителя.

– Вылитый Бельмондо! – восхищенно произнёс отец. – Еще бы шляпу тебе и сигару! Слушай, а кто она – твоя дама сердца? Ежели по секрету…

– Да какая дама сердца?! – рассердился сын. – Сказал же, лекция…

– Ну, привет от меня этой «лекции»! – подмигнул отец, закрывая за собой дверь. – Кстати, ЦСКА сегодня продул «крыльям», 3:4. Обидно…

На следующий день, Олег позвонил Борьке Виноградову, с твердым намерением прикупить пару-тройку модных вещей. Мать у Бори работала директором универмага, и могла достать разный дефицитный товар. Она баловала сына импортными нарядами, в том числе из капиталистических стран, вызывая жгучую зависть у местных гопников. Однажды, в школьной раздевалке, кто-то прошёлся лезвием по «аляске» Бориса, разрезав надвое спинку. В другой раз, на дискотеке у него «отжали» фирменные кроссовки «Адидас», отдав взамен стоптанные кеды 46-го размера.

Созвонившись с другом, Олег вкратце поделился своими планами на предстоящий банкет.

– Что-нибудь придумаем, старик! – обнадежил Боря. – Давай, через пару дней «заруливай» ко мне вечерком, в кафешку. Покажу самые актуальные модели этого сезона. Говори размеры, записываю.

– По деньгам, сколько встанет?

– Это не по телефону, обсудим на месте.

Олег занял у отца двести рублей, добавил своих сто, и в пятницу, направился на примерку. В кафе, у Бориса, ворковали за столиками влюбленные «парочки», играла легкая музычка и, вообще, было очень уютно.

– Здорово, дружище – приветствовал Борис. – Пошли в мой кабинет, посидим-потолкуем. По рюмке конъяка пропустим.

Олег направился за приятелем, в сотый раз суетливо проверяя деньги, которые лежали у него во внутреннем кармане пиджака.

– Располагайся! – небрежно бросил Борис, когда они зашли в кабинет. – Вот колбаска, лимончик, угощайся. Давай, «по-маленькой» за встречу? Армянский конъяк, рекомендую. Жуткий дефицит. Я люблю разбавлять его «пепси». Получается такой приятный экзотический коктейль.

Приняв пару стопок конъяка, Олег разоткровенничался и поведал о «прекрасной девушке Веронике», с который он давно хотел познакомиться. Борис, увидев на лице друга блаженное выражение, понял, что дело зашло далеко, и решил помочь советом.

– Знаешь, я не специалист в таких делах… – начал Борис издалека, аккуратно раскрывая пачку «Marlboro». – Но первое что ты должен сделать – забыть свои «совковые» наряды. Представляю ваш банкет. Полсотни мужиков и все в одинаковых скучных костюмах. Твоя задача – выделиться, а не затеряться на фоне серой безликой массы.

Борис залез в ящик стола и вынул оттуда пару целлофановых свертков.

– Разворачивай, смотри! – предложил он Олегу. – Первое, это белый итальянский джемпер с оригинальным орнаментом. Очень стильно! Только не вздумай одеть под него рубашку или майку. Весь эффект испортишь. Второе, это голубые джинсы «Montana» со знаменитым орлом на заднице. К нему кожаный ремень. Тоже очень стильно! Твоя Вероника сойдёт с ума. А сейчас сделаем так. Ты переодевайся, а потом спускайся в фойе, полюбуешься на себя в зеркалах.

– Ну что, прям здесь? – растерялся друг.

– Конечно! Я пока сделаю пару звонков.

Олег спешно скинул с себя постылый костюм, и аккуратно надел импортные шмотки, от которых пахло чем-то заграничным. Он спустился в фойе, заметив любопытные взгляды девиц, которые лениво слушали болтовню своих кавалеров. Подойдя к зеркалу, Олег увидел в нём стильного крутого парня, которые мелькали в американских боевиках. Трудно было представить, что этот пижон – всего-навсего заштатный аспирант провинциального разлива. Словно в ответ на его мысли, две девушки за столиком приветливо помахали ему ручкой, приглашая в свою компанию. Олег спешно ретировался с «подиума», стыдливо чувствуя себя звездой Голливуда.

– Ну, как, понравилось? – спросил Борис, закуривая очередную сигарету.

– Не то слово. Я просто ошарашен! Это не слишком вычурно?

– Это нормально! Поносишь недельку-другую, и привыкнешь. Будет как вторая кожа. Я тоже вначале нервничал…

Борис насладился произведенным эффектом и продолжил наставлять друга в делах альковных:

– Как я понял, эта твоя Вероника совсем непростая леди. Поэтому требуются смелые, красивые поступки. Долой разум и трусость!

– Что ты предлагаешь?

– Ты сам говорил, вам поручили подготовить концертный номер.

– Да, мы уже репетируем кафедрой песню «Как много девушек хороших». Помнишь, из репертуара Утёсова?

Борис рассмеялся.

– Старик! Отделяйся от коллектива! Чтобы поразить свою Веронику, тебе придётся спеть самому. В одиночку. Романс! Женщин любят ушами, запомни.

– Шутишь?

– Ты же умеешь бренчать на гитаре? Я помню, по студенческим годам.

– Вот именно-бренчать!

– Ну не знаю. Найди песню с простыми аккордами и отрепетируй.

– Да тут неделя осталась! – вскочил Олег. – Какая песня? Я лучше стихи прочту.

Борис поморщился.

– Нужна песня. Красивая, романтичная…Чтобы в груди щемило сердце, а на глазах наворачивались слёзы. Малинина слышал? Ну вот, в этом духе. Действуй, старик! Или будешь грызть локти с досады, когда твоя Вероника «выскочит» за другого. История ценит поступки, а не болтовню.

В субботу утром, Олег нашёл в антресоли свою старую студенческую тетрадь с аккордами и стихами. В основном, это были простые, душевные песни, которые исполнялись на «капустниках», кухонных посиделках или где-то в походе, у костра.

Своё внимание Олег остановил на песне Визбора. Нашёл в домашней фонотеке пластинку с исполнением автора, и прослушал её раз пять, мысленно представляя себя на праздничном вечере, в окружении коллег. Он взял гитару и стал подбирать аккорды, тихонько напевая лиричные строчки.

Так пролетели все выходные. Затем в течение недели, каждый вечер, Олег прилежно репетировал, встав перед зеркалом шифоньера, словно на сцене телецентра «Останкино». Чтобы родители не докучали ему с расспросами, он забаррикадировался в своей комнате, подперев входную дверь массивным креслом-кроватью. Впрочем, и мать, и отец, тайком друг от друга, на цыпочках подходили к комнате сына, прислушиваясь к тихому пению.

Всю ночь, перед праздничным концертом, Олег не мог заснуть. Ворочался с боку на бок, то напевая про себя строчки Визбора, то представляя, как лопается гитарная струна посреди припева, то выбирая между своим старым костюмом и импортными «шмотками». Потом его стали одолевать мысли о Веронике: вот они знакомятся, гуляют по улицам, радуются солнцу и любви, а вот они уже в ЗАГСе, молодые, счастливые. И впереди целая жизнь…

Наконец, под утро, его сморило. Только пошёл самый что ни на есть сладкий сон, как вдруг истерично заорал будильник. Олег шарахнул по нему ладонью и злобно взглянул на стрелки – уже полшестого, пора вставать. Помятый и не выспавшийся, он прошлепал в ванную, где под прохладным душем, окончательно проснулся и выскочил уже бодрячком. На кухне никого не было. Мать еще спала, отец ранехонько умчался на работу, в автопарк.

Олег по-быстрому сварганил яичницу, съел простенький бутерброд с маслом и выпил стакан грузинского чая. Обычный завтрак советского провинциала. Уже стоя перед зеркалом, напялил импортный свитер, залез в джинсы, ощущая себя Майклом Джексоном. Гитару он накануне отнёс в институт, чтобы отправиться в университет налегке. С утра в автобусе вечно куча народу. Влезаешь в это людское мессиво, проклиная всё на свете. Крики, ругань, мат, теснотища. Чья-то колбасная или чесночная вонь (а то и похуже), от многих разит перегаром. Олег представил эту картину Босха, и решил двинуть пешком, чтобы не портить себе настроение. Топать, конечно, не близко. Но, по крайней мере, по свежему воздуху, в котором нет-нет да уже чувствовалось дыхание весны.

Выйдя из подъезда, направился в сторону проспекта, но тут его окликнули. Боря Виноградов сидел в своём «Жигуленке», поджидая приятеля.

– Какими ветрами? – удивился Олег.

– Садись, подброшу! Поболтаем немного. Ну, что подготовил песню?

– Надеюсь! Целую неделю сидел затворником, репетировал. Посмотри на мои пальцы? Они все изрезаны струнами.

– Вижу! Славно поработал, одобряю.

Они вырулили на проспект, и помчались с ветерком. Навстречу им попадались редкие утренние авто. Борис закурил в машине, бросив мимоходом:

– Не суетись, минут через пять будем на месте. Успеем.

Олег махнул рукой:

– Да я со вчерашнего вечера, как на иголках. Спал от силы часа три. Всякие мысли лезут ненужные. Боюсь слова забыть, когда петь начну. Говорят, такое случается даже у профессиональных артистов. Куда уж нам, любителям?

– Да не психуй ты, всё будет нормально. Прими перед выступлением рюмочку – «нервяк» исчезнет. Проверено на себе.

Боря пошёл на разворот, внаглую пересёк «двойную сплошную» и эффектно припарковался перед зданием университета.

– Хотел бы я также научиться водить машину – восхищенно сказал Олег, открывая дверцу. – Спасибо, выручил! А то пришлось бы топать пешком.

– Погодь, старина! – Боря откинулся на заднее сиденье и достал завернутый в газету букет. – На, держи! Подаришь своей даме сердца. Только прям с утра дари, не тяни резину.

– Боря, ты…ты…настоящий друг! Сколько я должен?

– Нисколько. Это же не тебе, а даме.

– И всё-таки…

Олег полез было за кошельком, но приятель резко захлопнул дверь и стартанул по проспекту, приветливо посигналив пару раз.

До начала занятий в институте оставалось полчаса. В коридорах уже было шумно, студенты толклись у парадного входа и на лестницах, раздаривая сокурсницам цветные воздушные шарики. Чувствовалась атмосфера праздника.

Скинув в кабинете пальто, и наскоро причесавшись, Олег развернул букет, бережно упакованный в «Комсомольскую правду», со страницами, разоблачающими сталинские репрессии. Словно из застенков, на солнечный свет выпорхнули десятки красных роз, приветствуя весну и влюбленного Олега.

– Ничего себе букетик! – восхитился доцент Копытин. – Откуда «дровишки»? Сейчас даже гвоздики непросто достать, а уж такие цветы. Это ж пол-зарплаты, ёлки-палки. Скромнее надо быть, Самойлов.

– Ночью ограбил ларёк спекулянтов… – заговорщицки произнёс Олег, и скорее выпорхнул из кабинета.

Филологический факультет располагался на втором этаже. Из кабинета английского языка слышался веселый говор и смех Вероники. Она стояла в окружении студентов, которые преподнесли ей несколько красных гвоздик.

– Вероника Александровна! – набрался смелости Олег, заглянув в класс. – Можно вас на секундочку.

– Конечно, конечно…

Вероника вышла из кабинета, с любопытством взирая на коллегу.

– Это вам! – нервно улыбаясь, сказал Олег. – Поздравляю с 8 марта! От нашего дружного мужского коллектива. От нашей кафедры.

– От коллектива или от вас лично? – шутливо уточнила Вероника, разглядывая то букет, то кавалера, всего такого модного, заграничного.

– И от меня лично! – расхохотался Олег, как-то уж очень громко, и тут же стыдливо притих.

– Вы знаете…– Вероника наклонилась к его уху, прошептав со значением. – Мне еще никто…никогда…не дарил таких роскошных букетов.

– Очень рад, если понравилось! Еще раз с праздником!

Олег поспешил удалиться, чтобы не задохнуться от нахлынувшей любви. И весь день ходил, как шальной. Читал студентам лекцию, а сам то и дело поглядывал на часы, дожидаясь вечера. Некоторые его коллеги уже праздно шатались по коридорам, обсуждая предстоящий банкет и втихаря распивая портвейн. Доцент Копытин с утра ходил «навеселе», как непосредственный организатор мероприятия, на чьи плечи легли суровые «тяготы» общественной жизни.

Наконец, в пять вечера народ стал подтягиваться в университетскую столовую, где на весь зал гремела дискотечная музыка. Первые посетители скромно стояли перед входом не решаясь присесть за столы, расставленные буквой «П». Кто-то изображал полную отрешенность от события, погруженный в сокровенные и непостижимые простому смертному учёные думы, которые не покидали мыслителя даже в час веселья. Что, впрочем, не мешало бросать любопытствующий взгляд в сторону винных бутылок.

Доцент Копытин, показывая своё усердие перед коллегами, зачем-то подгонял поварих, хотя итак всё уже было накрыто, и сервировка столов смотрелась, как в ресторане. Словно из брежневского «застоя» откуда-то возникли колбасные и сырные тарелки, салат «Оливье», шпроты, овощные и фруктовые нарезки, хорошее вино и даже коньяк.

– Уху сразу подавать? – поинтересовалась у Копытина одна из поварих, измотанная с утра непрерывной готовкой.

– Давайте без самодеятельности – сухо отрезал тот. – Когда дам команду, тогда действуйте. У меня всё расписано по секундам.

И как только, зашёл ректор Туманов со своей женой, а за ним старейшие профессора университета (как их называли «пантеон»), Копытин, словно заправский метрдотель, стали приглашать всех остальных гостей за столы, изображая перед начальством деланное радушие.

– Денис, ты куда нас «засунул»? – спросил у него ректор, с одобрением осматривая богатую сервировку и дефицитную продукцию, которую он пробивал в течение этих недель.

– Георгий Александрович, Надежда Михайловна, вам сюда! – улыбнулся Копытин, показывая рукой в «президиум». – Лучшие места.

Наконец, все расселись, и после торжественного слова ректора, началась концертная программа. Открыл её старший преподаватель философии Протопопов, который густым басом исполнил под фонограмму «Эти глаза напротив» – незабвенный хит Валерия Ободзинского. Песня была малость исковеркана. Так, вместо слов «Вот и свела судьбанас», тучный Протопопов пел, кружа по залу, словно бабочка:

– Вот и пришла судьба, вот и пришла судьба, вот и пришла судьба к наааааам…

Между концертными номерами, кто-то из «пантеона» произносил тост за прекрасных дам, под бурные аплодисменты коллег, которые радовались роскошному застолью, неслыханному по меркам голодного 1990 года.

Олег сидел с правой стороны, в окружении преподавателей факультета автоматизации. Он старался не смотреть на Веронику, находившуюся в отдалении, за столами левого сектора, расположенными через концертный «пятачок». Одетая в облегающее розовое платье, она была поистине королевой бала. Порой слышался её звонкий смех, и Олег невольно смотрел на свою любимую. Пару раз их взгляды пересеклись, вгоняя его в смятенье. Чтобы успокоить расшатанные нервы, Олег выпил две рюмки коньяка, отчего на душе стало легче.

Меж тем, начался «Танец маленьких лебедей» в исполнении мужчин, который в любом рабочем коллективе на всём пространстве Советского Союза, всегда проходил на «ура». Вот и сейчас женщины падали от смеха, вытирали слезы и потекшие тени, махали руками на игривых танцоров:

– Ой, не могу! Такие шкодные! А, Воронин, Воронин…в дырявых чулках, поросёнок!

Олег тихонько вышел из-за стола и направился за гитарой в специальный «закуток», выделенный под гримерную. Следующим шло его выступление. Трудно новичку выходить на сцену. Особенно трудно после того фурора, который произвели «маленькие лебеди». Но Копытин так составил программу, чтобы после смешных номеров, шли серьёзные, лиричные выступления, дабы не превратить концерт в «дешёвый балаган».

– Сейчас этот кордебалет закончится, и я приглашаю тебя – сказал Копытин, строго зыркнув на коллегу. – Давай уж, не подведи факультет. Пой с чувством, на разрыв! Как Высоцкий!

– Постараюсь… – сухо сказал Олег, скептично оценивая «дружеское напутствие», которое ничуть не помогало, а вызывало раздражение.

«Лебеди» закончили своё выступление, и еще долго не смолкали бурные аплодисменты от благодарных зрителей. Копытин в роли конферансье, с лучезарной улыбкой, стоял посреди всеобщего ликования, словно эти восторги были адресованы лично ему. Снисходительно дождавшись, когда публика, наконец, успокоится, Копытин произнёс торжественным тоном, будто на сцене Кремлёвского дворца съездов:

– А сейчас от факультета автоматизации прозвучит одна из известных песен представителей поколения бардов Юрия Визбора.

Раздались жидкие аплодисменты, после чего воцарилась пугающая тишина.

Олег, ни жив, ни мертв, вышел из «закутка». Сотни глаз уставились на него. Среди них – ЕЁ глаза. Такие прекрасные, волнующие, голубые…

Копытин участливо придвинул микрофон, уступая почётное место исполнителю и галантно удаляясь со сцены. Олег, в свою очередь также галантно пропустил конферансье, но, соревнуясь в деликатности, не заметил, как его локоть резко крутанулся и снёс стойку с микрофоном.

Из колонок раздался протяжный и скрипучий звук, бьющий по нервам:

– Ыыыыыыыыыыыыыыыыы……

Публика вжала плечи, кто-то закрыл уши руками.

– Прошу прощения! – повинился Олег, весь красный и вспотевший, будто после хорошей баньки.

Копытин благосклонно поднял стойку с микрофоном, пощёлкал по нему пальцем, проверил звучание:

– Раз, раз…

И снова пригласил незадачливого певца, сочувственно похлопав недотёпу по плечу:

– Прошу! Давайте поддержим коллегу!

Публика приветственно зааплодировала.

Олег на ватных ногах подошёл к микрофону. Хотел было еще раз извиниться, но вовремя понял, что это глупо, что повторно получиться смешно и жалко. Взяв аккорды, и проиграв вступление, он запел душевным голосом, невольно подражая Визбору:

Всем нашим встречам

Разлуки, увы, суждены,

Тих и печален ручей у янтарной сосны.

Пеплом несмелым

Подёрнулись угли костра.

Вот и окончилось всё,

Расставаться пора.

И вдруг, к удивлению Олега, весь зал хором начал ему подпевать, раскачиваясь в такт мелодии:

Милая моя,

Солнышко лесное,

Где, в каких краях

Встретишься со мною.

Ректор Туманов вскочил со своего места, и, резво обойдя столы, присоединился к Олегу. Тут же к ним примкнули еще несколько профессоров. Обняв друг дружку, они с умилением исполняли песню, знакомую им, «шестидесятникам», по временам молодости.

Олег совсем осмелел, и уверенно перебирая струны (неделя репетиций не прошла даром!), бросил взгляд на Веронику. Своими прекрасными глазами, с характерным блеском, она восхищенно смотрела на него, улыбаясь неземной улыбкой.

– Милая моя – пел Олег, словно для неё одной. – Солнышко лесное, где, в каких краях встретимся с тобою?

Как только стихла песня, публика взорвалась аплодисментами.

– Ура, молодцы! Порадовали! Ай, порадовали!

Олег, весь взволнованный и довольный, сел за стол, сходу хлопнув полную рюмку, которую ему услужливо преподнесли товарищи, одобрительно хлопая «артиста» по спине.

– Олегыч, да ты талант! Дуй в консерваторию. Бросай диссертацию, на кой она тебе?

Никто уже и не помнил про неловкую ситуацию, когда грохнулся микрофон, пришлось извиняться и т.д.

Праздничный концерт продолжался. Теперь Олег весело поглядывал на происходящее, смеялся до слёз выходкам коллег и отчаянно, с благородностью хлопал в ладоши. Всё-таки, непростое это ремесло, выступать на сцене…

Копытин с болтающимся галстуком, уже изрядно «набравшись», сам чуть не снёс стойку с микрофоном, и, глуповато улыбаясь, объявил танцы. Зазвучал супер-популярный хит «Cheri, Cheri Lady».

Все вскочили со своих мест и бросились в центр, где образовался большой круг из танцующих. Особенно усердствовали под «Modern Talking» молодые преподаватели с девочками-методистами. Впрочем, и некоторые седовласые профессора задавали жару, демонстрируя, что «тоже кое-что умеют». Копытин влетел в центр круга, и сняв пиджак, принялся им размахивать, словно шашкой.

Как обычно было в те годы, после быстрых композиций, ведущие ставили «медляки», приглашая публику на томное вальсирование, с которого и начинался демографический рост в стране.

Олег намеренно пропустил первый «медляк», чтобы не показаться Веронике еще одним назойливым поклонником. Он видел, как несколько преподавателей рванули в её сторону, приглашая на танец. Решив переждать этот ажиотаж, Олег включился в стихийную дискуссию, которая возникла в курилке на предмет горбачевских реформ и охватившего страну «раздрая».

Направляясь обратно в зал, он столкнулся с пьянущим Копытиным, зачем-то схватившим его за рукав:

– Коллега, на пару слов…– сказал «конферансье».

– Да в чём дело-то? – усмехнулся Олег, устраиваясь на подоконнике.

– У меня к тебе личный вопрос…с Вашего позволения. Тут одна сорока разнесла, что ты утром подарил Веронике Щербаковой роскошный букет.

– Ну, допустим…

– Старик, это твоё личное дело. Я не влезаю в такие вопросы. Ты знаешь мои принципы. Но считаю нужным тебя предупредить. За ней ухлестывает один «фирмач». Говорят, серьёзный дядя, связан с местной шпаной. У него несколько ларьков по городу. Это между нами, понял? Дальше решай сам.

– Ясно… – холодно сказал Олег.

– Дружище, не лез бы ты в эту историю – сочувственно произнёс Копытин. – Конечно, баба она красивая. Я сам к ней клеился. Но девочка – увы! – занята. Ну её! Себе дороже. Какие-нибудь отморозки подкараулят еще у подъезда. А там или ножом пырнут, или монтажками отмудохают. Оно те надо? Брось! Других баб что ли мало? И вообще, пошли выпьем! Ты здорово сегодня спел. Надо отметить дебют.

«Ах, вот значит, как…» – подумал Олег, в один миг возненавидев свою любовь. Празднично-романтичное настроение тут же улетучилось. Он направился в зал, чтобы забрать гитару и покинуть это пиршество с тяжелым гнетущем сердцем. Не так он представлял себе окончание вечера. Вспомнил ночные «бредни»: любовь, ЗАГС, долгая счастливая жизнь…Зачехлил гитару.

– Разве вы уже уходите? – вдруг услышал он знакомый волшебный голос.

На него игривым, добрым взглядом смотрела Вероника в своём умопомрачительном, розовом платье.

– А с кем же я буду танцевать, Олег?

Сначала они встречались по выходным. Оба были слишком загружены работой, чтобы позволить себе большее. Перед завершением учебного года на них, преподавателей вуза, возросла нагрузка и приходилось торчать в аудиториях до позднего вечера.

К тому же в провинциальном городке с местами «для культурного досуга» было совсем кисло. Олег приглашал возлюбленную в кино, видеосалон или в борькину кафешку. Иногда они просто гуляли по парку, наслаждаясь ранней весной.

В основном, их разговоры вращались вокруг университета. Вероника рассказывала о своих студентах, которые с особым трепетом относились к её предмету, поскольку рассматривали английский язык как ресурс, чтобы «свалить из Союза» и закрепиться где-нибудь, на Западе. Веронику часто приглашали в качестве репетитора ушлые родители какого-нибудь старшеклассника, также планируя для своего чада сытую жизнь в «цивилизованной стране», лучше в Штатах или Германии.

Олег часто рассказывал об американских персональных компьютерах IBM, чей приход в СССР – вопрос времени:

– Они полностью изменят всю экономику, промышленность и науку, заменяя во всех сферах ограниченный человеческий разум. Например, уже сейчас существуют шахматные ЭВМ, которые громят даже опытных гроссмейстеров. А придёт время, и такой компьютер будет побеждать действующих чемпионов мира: Карпова, Каспарова…

– Ну, хорошо – соглашалась Вероника. – В промышленности и экономике, эти ваши компьютеры помогут неразумному человечеству. А вот, если взять такую область как: знакомства, отношения, любовь, семья…Здесь тоже не обойтись без ЭВМ?

– Я думаю – пророчески заявлял Олег. – Что лет через десять, люди смогут знакомиться и общаться на расстоянии при помощи компьютеров. Скажем, девушка из Бразилии сможет направить лирическое послание парню из Лаоса всего лишь за несколько секунд.

– А целоваться они тоже будут через ЭВМ? – пошутила Вероника, загадочно взглянув на своего кавалера.

Олег не растерялся и трепетно обняв возлюбленную, одарил первым скромным поцелуем.

Между тем, за влюбленной парочкой, наблюдали с похабными ухмылками двое амбалов, которые работали на известного в «узких кругах» кооператора – Романа Ермилова. Того самого «фирмача», про которого говорил Копытин. Отмотав в начале 80-х срок за скупку и сбыт краденных вещей, Ермилов развернул бурную деятельность в эпоху перестройки, спекулируя разным дефицитным товаром: жвачкой, сигаретами, презервативами, аудиокассетами и т.д. В центре города стоял его ларёк с броским названием «Европа», куда ломился народ, как на ярмарку развитого капитализма. Территорию вокруг магазина контролировали местные гопники, которые «отжимали» у малолеток мятые рублишки, скопленные на жевачку и запрятанные в носок. Потом, эти же гопники топали в «Европу», чтобы купить себе «Мальборо» или эротические журнальчики.

Как-то раз, в кафешке Рома увидел красивую блондинку, и решил, что «эта тёлка» непременно станет его бабой. Первый раз он подкатил к Веронике на престижной в ту пору вишнёвой девятке, давая понять, что парень он – крутой, при деньгах, с самыми «серьёзными» намерениями. Получив отказ, Ермилов только раззадорился, наслаждаясь извилистым началом. Ему не нравилось, когда девушка ведёт себя развязно и доступна уже с первого вечера.

– Это не мой уровень…– с чувством собственного достоинства говорил он, мечтая о «королеве».

А посему, даже после нескольких отказов Вероники, продолжил «любовные игры», содрогаясь от счастливого финала, который уже «не за горами». Уверенный в своём успехе, он даже присмотрел номер «люкс» в гостинице, где впервые состоится «перепихон».

И когда, в середине мая, дружки заявили, что его баба нашла другого, пока он её обхаживал как «порядочный пацан» – Ермилова обуяла ненависть. Первым делом «фирмач» решил посчитаться с соперником, причём не где-нибудь в подворотне, а прямо на глазах у Дездемоны. Чтобы показать этой дуре, на какого «чушпана» она променяла такого парня, как «Рома-купец».

Вместе с дружками, Ермилов разработал нехитрый план: подкараулить парочку где-нибудь на тихой улочке, ну а уж там действовать по обстоятельствам и без свидетелей. Тёплым майским вечером, «девятка» Ермилова подъехала к трансформаторной подстанции, расположенной неподалеку от дома Вероники. На часах было полдесятого, когда в лучах одинокого фонаря, освещавшего целый двор, показались «влюбленные».

– Вот они, суки – произнёс Ермилов, бросая сигарету в окошко.

– Натрахались, счастливые…– язвительно произнёс его кореш по кличке Рейган.

– Заткнись! Иди, встречай «баклана». Скажешь, что твоему деду-ветерану стало плохо, лежит в крапиве, помирает. Попроси присмотреть за дедулей, пока сам бегаешь «за скорой». Эти не откажут, попрутся спасать, интеллигенты сраные.

– Жалко старичка…ведь подохнет…

– Задрал своими «подколами»! – взбеленился Ермилов. – Твоя задача – привести их вон к тому кустарнику. Жердяй, Американец, за мной!

Рейган сделал слезливую рожу, как человек у которого стряслось несчастье, и направился к влюбленной парочке, предвкушая веселую сценку. Олег с Вероникой, взявшись за руки, шли ему навстречу.

– Граждане, помогите – жалобно проквакал Рейган. – С дедом – беда. Мы вон там сидели, на спортплощадке, кваском баловались. И вдруг он за сердце схватился. Упал…Я не знаю, чё сейчас делать. У вас случайно нет валидола?

– Откуда? Скорую надо вызывать! – сказала Вероника.

– Боюсь, опоздают. Я лучше домой, за валидолом. Вы не могли бы пока присмотреть за ним?

– Где он? – спросил Олег, всматриваясь в темень.

– Да вон там, у брусьев упал. Он еще живой, дышит…Кабы не помер. У него с войны осколочное ранение. Помогите! Я быстро!

Рейган скрылся в подъезде многоэтажки, а Олег с Вероникой устремились на спортплощадку. Они стали искать в темноте лежащего на земле ветерана. И тут из кустов на них выскочили трое амбалов, окружая со всех сторон. На помощь дружкам подлетел запыхавшийся Рейган.

– Попались, чмошники! – весело сказал он, радуясь своему успешному розыгрышу.

– Попались…– хмуро вторил ему Ермилов, приближаясь к Олегу.

– Роман, это ты? – Вероника разглядела поклонника. – Ты с ума сошёл? Что вы творите?

– Всё нормально… – поспешил успокоить Ермилов. – Просто пришли пообщаться. Значит, вот это чучело и есть твой жених? Ну-ка, покажись, сынку…Где ж, ты нашла такого молодого, красивого? Сразу видать, комсомолец. Он, небось, ещё бабу-то ни разу не трахал. Ну, может быть, вожатая дала ему пару раз сиськи помять, в пионерлагере.

Кореша одобрительно заржали. Олег давно бы уже полез в драку, если бы не Вероника, которая находилась под ударом. Что же остаётся? Стоять и покорно сносить издевательства этих отморозков?

Ермилов стоял довольно близко, давя физически и морально своей внушительной комплекцией. Каково же было его удивление, когда соперник сам попёр на него.

– А, давай, как мужики? – предложил Олег, глядя в глаза противнику. – Один на один? Или только с толпой горазд?

Дружки притихли, наблюдая за развитием ситуации. Ермилов смачно сплюнул на землю, будто нажрался полыни и приказал своим корешам:

– Пацаны, разошлись! Я сам его «сделаю».

Расчёт Ермилова был прост – он превосходил соперника по массе. В школе имел репутацию заядлого драчуна. Гонял отличников на переменках. Провёл несколько кулачных боев с дворовыми «тяжеловесами». В старших классах увлекался боксом и даже выдвигался на первенство города. А что ему может противопоставить «сраный интеллигент» из университета? Сейчас одним-двумя ударами, не особо напрягаясь, он сделает из влюбленного Ромео посмешище. Можно даже поиграть в благородство и когда фраер рухнет на землю, не добивать его, а помочь встать на ноги. Кто знает, может капризная Вероника оценит великодушие «Ромы-купца»?

Ермилов поиграл бицепсами, грозно всматриваясь в противника. Он хотел решить всё по-быстрому, чтобы не напрягать Веронику тяжелым зрелищем. Убедившись, что интеллигент отважно стоит на месте, запустил в него дубовое кулачище. Дальше Ермилов не понял, что произошло. Вдруг он очутился на земле, с режущей болью в лопатке. Вырваться из крепких тисков не представлялось возможным. Он увидел, как кореша рванули ему на помощь, но тут же их отогнал:

– Ша! Стоять!

Олег продолжал болевой приём, пока Ермилов не заорал благим матом:

– Всё, сука, отпусти! Руку сломаешь.

Тут вдруг, со стороны дома, из окна стала кричать какая-то женщина. К ней присоединилось еще несколько голосов:

– Дерутся! Дерутся! Вызывайте милицию!

Ермилов с друзьями поспешили удалиться, сиганув в кустарник, и на полусогнутых пробираясь к машине.

Стоя посреди спортплощадки, Олег обнимал зарёванную Веронику, укрывая её своим пиджаком от посторонних взглядов:

– Всё позади! Успокойся…

Но опасность не миновала. В следующие недели Олег стал чувствовать за собой слежку. Какой-то лысан в олимпийке вечером околачивался возле университета, и он же был замечен на набережной, где обычно проходили летние свидания с Вероникой. Видимо, Ермилову не терпелось поскорее взять реванш и поквитаться за обидный проигрыш на глазах у своих дружков, а главное – «дамы сердца».

В следующий раз, думал Олег, его соперник постарается не оплошать, заранее просчитав тактику уничтожения врага. Возможно, даже с показательным унижением. Раненый медведь, как известно, отличается особой агрессией.

Нужно было что-то срочно предпринять. Если нападут толпой, да ещё с монтировками, тут голыми руками не отобьёшься. Хорошо бы иметь при себе какое-то оружие, хотя бы ракетницу, что ли…Но где её раздобыть?

Олег направился за советом к Бору Виноградову, которому подробно рассказал о своих приключениях.

– Знаю я этого Ермилова – хмуро покачал головой друг. – Редкая сволочь. Помнишь, пару лет назад Саню Титова избили во дворе? Угадай, кто приложил к этому руку? Твой «фирмач». Поэтому ждать от него благородных поступков не стоит. За своё позорное поражение гнида будет мстить, и мстить жестоко. Единственный выход – иметь при себе «ствол». Не убивать – пугнуть! Разок пальнёшь в воздух, глядишь, ребята и разбегутся.

– Ну а если не разбегутся? – угрюмо спросил Олег.

– Ну тогда выбираешь самого здорового и стреляешь ему по ногам.

– Из меня тот еще стрелок…И, кстати, статью за хранение огнестрельного оружия, еще никто не отменял. А уж за тяжкие телесные повреждения, можно схлопотать на всю катушку.

Боря протяжно вздохнул, понимая, в каком сложном положении оказался приятель.

– Старина, у тебя нет выбора. Представь, что могут сделать с вами отморозки, когда подкараулят в тёмном переулке?

– Эх, и уехать нельзя куда-нибудь с этой проклятой диссертацией! – Олег отчаянно шарахнув кулаком по коленке. – Здесь лаборатория, оборудование, техпроцесс. Осенью – защита.

– Ну вот что…– решительно сказал Борис. – Есть у меня один трофейный «Вальтер». В студенческие годы, я на каникулах выезжал с поисковыми отрядами в леса Белоруссии, где шли ожесточенные бои. Там и нашёл эту «игрушку». Занятная вещица…Поехали, прошвырнёмся в одно место.

Через полчаса они уже открывали погреб, в дачном домике Бориса. Посветив фонариком, хозяин спустился по лестнице вниз, и вскоре появился с мешком старой, проросшей картошки.

– Это мой тайник! – шутливо произнёс он, вываливая картофель на пол.

На самом дне мешка лежал сверток, упакованный в тридцать три «одёжки»: целлофан, тряпки, бумагу. Разворачивая «матрёшку», Борис сделал театральную паузу для красоты эффекта и извлёк на свет стальной «Вальтер»:

– Никому не двигаться! Это – ограбление!

Олег усмехнулся, с интересом осматривая трофейный пистолет.

– К сожалению, осталось всего три патрона – сказал Борис, вынимая обойму. Было шесть, но я как-то баловался в лесочке, осенью. Шмалял по пивным бутылкам с десяти метров.

– Ну и как? Попал?

– Почти…Не так-то просто это сделать. Эх, было бы хоть штук двадцать патронов, поехали бы, постреляли, руку набили. Придётся тебе учиться «вхолостую». Вот так.

Борис оттянул затвор, прицелился в окно и выстрелил. Раздался щелчок.

– На, потренируйся!

Олег взял в руки «Вальтер», впервые в жизни прикоснувшись к настоящему оружию. В детстве он любил разные там пистолетики, играя в «войнушки» с пацанвой. Но сейчас…

– Серьёзная штука – оценил Олег, сжимая рукоятку. – Сразу чувствуешь уверенность в своих силах.

– А я о чём? – согласился Борис. – Направляешь ствол в лобешник какому-нибудь придурку, и вмиг он становится пай-девочкой. Мне кажется, тебе даже в воздух палить не придётся, если «наедут» бойцы Ермилова. Достаточно передернуть затвор и с суровым видом навести на толпу. А рыпнутся – стреляй поверх голов. Дураков нет, кому охота получить пулю за здорово живёшь? Ну а если попадешься ментам со «стволом», у тебя в кармане должно быть заявление начальнику УВД о сдаче оружия, найденного на улице Клары Цеткин, там-то, там-то.

– На словах всё складно получается – Олег задумчиво посмотрел на пистолет. – А если действительно придётся стрелять? По людям…

– Не придётся! – уверенно сказал Борис. – Под пулю никто не полезет.

…Конечно, можно было подать заявление в милицию, где поведать, что гражданин Ермилов совершил хулиганские действия в отношении граждан Самойлова и Щербаковой. Или ещё круче – «нападение группой лиц по предварительному сговору». Но как пояснил Олегу знакомый юрист такое заявление даже рассматривать не станут. Пострадавших нет, травмы никто не получил. Свидетелей нет, не считая Вероники, которая в этой ситуации считается лицом заинтересованным, а, следовательно, необъективным. Ну, была какая-то мелкая драчка из-за бабы. Самбист «заломал» боксера, после чего стороны мирно разошлись по домам. Всего и делов. К тому же матёрый Ермилов накатает ответное заявление за клевету – мол, «оговорили меня, гражданин начальник, деньги хотят слупить, шантажируют».

Конечно, можно было сбежать. Взять в аспирантуре академический отпуск, в университете написать заявление «по-собственному», собрать манатки и слинять в условный Рыбинск, за сотни вёрст от здешних мест. Как в известном французском фильме «Бег зайца по полям». Но Олегу было противно драпать от всякой шпаны. И главное – согласится ли Вероника последовать за перепуганным кавалером в Тьмутаракань?

Поэтому Олег морально готовился к предстоящей стычке, которая поставит точку в этом противостоянии. Благо, теперь он вооружен. И, прав Борька, под пулю даже самый отмороженный не полезет. Кто из шайки Ермилова знает, сколько для них припасено патронов? Может, полная обойма. По пуле на рыло. Всем хватит, еще останется. Поэтому…«коррида» не состоится. Встреча закончится косыми взглядами, матюгальником, дежурными угрозами. А там, глядишь, совсем отстанут.

Олег спрятал «Вальтер» в барсетку, которую постоянно носил с собой. Поздно вечером, проводив Веронику до дома, он перекладывал оружие в карман кожаной куртки. Автобусы в это время уже не ездили. И приходилось полчаса топать пешком, озираясь по сторонам. Вероника всегда просила перезвонить, когда Олег возвращался домой. Она не ложилась спать, пока любимый не сообщал, что добрался благополучно. А, бывало, короткий вечерний звонок перерастал в долгую ночную беседу, когда каждый говорил друг другу такие нежности, которые стеснялся произносить днём.

В конце июня, проводив Веронику до двери её квартиры, Олег рванул вдоль проспекта, который более-менее освещался уличными фонарями. Вечер выдался пасмурным, небо заволокли грозные тучи, полностью скрывая лунный свет. Стояла темень. На улице почти никого не было. Так, пара-тройка прохожих, спешащих к домашним очагам и программе «Любовь с первого взгляда».

– Идеальное время для нападения – недобро подумал Олег, прибавляя шаг.

Вдали что-то скрипело, ныло и хлопало, слышался лай собак. В порывах резкого ветра, шумели деревья, сообщая одиноким путникам о приближении ночной грозы.

Вдруг позади раздался визг тормозов. На проспект выскочил белый «жигулёнок», за ним – знакомая «девятка». Они быстро нагоняли Олега. Возможно, в планах у Ермилова было организовать умышленный наезд на пешехода, инсценируя случайное ДТП. Причём если бы «жигулёнку» не удалось таранить прохожего, «девятка» бы наверняка покончила с ним. Естественно, на месте аварии никто не собирался оставаться.

Эти мысли вихрем пронеслись в голове у Олега. Он рванул в сторону парка, где можно, скрываясь за деревьями и кустарниками, пробраться на улицу Космонавтов, а оттуда – дворами к своему дому. Ну а если догонят, придётся принять бой в условиях, приближенных к боевым.

– Вот он, уходит! – послышалось за спиной. – Больно прыткий, сука!

Их было человек десять. Словно волки они преследовали добычу, чтобы кровожадно разодрать на куски, впиваясь острыми зубами в тело несчастной жертвы. Вооружившись монтировками, стая окружала Олега, который скрылся в густых зарослях.

– Где эта падла? – услышал он голос Ермилова. – Пацаны, бейте сразу по башке, чтобы не орал.

Олег выхватил «Вальтер», передернул затвор и застыл с пистолетом в руках у старой липы. Переведя дыхание, огляделся по сторонам. Сейчас остаётся только одно – пробежать стометровку по-олимпийски, за десять секунд, и перемахнуть через забор парка, стараясь не застрять в кованной решетке. Получится ли? Раздался треск сломанных веток – банда продиралась через кустарник, высматривая «терпилу».

Олег выбежал из укрытия и чесанул к забору. Ноги вязли в густой траве. Сердце стучало как бешеное. Никогда он еще не чувствовал себя загнанным животным.

Вдруг откуда-то справа выскочил амбал с монтировкой, двигавшийся ему наперерез:

– Стоять, сучара! Убью, бл…

Для раздумий не было ни секунды. Олег направил пистолет на массивную фигуру врага, и выстрелил два раза. Амбал, взревев белугой, рухнул на траву. Сзади послышались истошные крики дружков, которые уже не торопились догонять жертву, в страхе застыв на месте. Они и представить себе не могли, что у «терпилы» может быть «ствол». Борька оказался прав – под пулю никто не хотел подставляться. Кроме одного дурака, вылезшего наобум.

Олег полез через забор, и штурмуя двухметровую решетку, выронил «Вальтер». Краем глаза он увидел, как тот упал в густую траву. Пистолет с его отпечатками – это улика, который выведет милицию на преступника. Но при всём желании, достать оружие было невозможно. Уже на той стороне забора, Олег в отчаянии просунул руку в решетку, и шаря ладонью по верхушкам сорняков, пытался нащупать «Вальтер». Куда там? Возникла совсем уж бредовая идея перелезть обратно, чтобы по-быстрому найти пистолет. Но озверевшая свора, завидев бегство противника, двинулась к забору спасать подстреленного кореша.

– Боря, кажется я убил человека! – Олег стоял в телефонной будке, на окраине города, опасаясь одновременно и милиции, и «ермиловских».

– Ты где сейчас? – спросил друг заспанным голосом. На часах было полдвенадцатого. Его кафе уже закрылось, шла уборка помещения.

– На улице Свердлова, у старой больницы.

– Стой там, скоро буду. Больше никуда не звони.

Борис приехал через двадцать минут, застав приятеля в совершенно разбитом состоянии.

– Боря, я должен пойти в милицию! Я напишу чистосердечное признание, всё им объясню. Десять человек с монтажками против одного. Шли убивать. Что мне оставалось? Я полностью раскаиваюсь в содеянном. Но это была вынужденная оборона. Точнее, самозащита. Пусть, там, в милиции всё проверят. Вызовут экспертов на место, найдут причастных к нападению, допросят их с пристрастием. Пусть и меня допрашивают, я им – первый помощник.

– Погоди, не суетись. Расскажи, как всё было?

Олег начал сбивчиво, на голых эмоциях, описывать события текущего вечера, будто уже сидел в прокуратуре, пытаясь достучаться до ума и сердца равнодушного следователя.

– Значит так – холодно сказал Борис. – В милицию «с чистосердечным» всегда успеется. Нужно сначала узнать, насколько серьезно ты задел того жлоба. Да, летальный исход не исключается. Но возможно и тяжелое ранение, и среднее. И, даже легкое, как ни странно. Ты бежал, он бежал, ночь, темень, густая трава под ногами – в таких условиях попасть в бегущую цель весьма непросто.

– Но он же упал! – возразил Олег. – С криком…

– …раненной птицы – съязвил друг. – Знаешь, если пуля попала только в руку, но в самую кость – ощущения будут фееричные. Я бы тоже взвыл! Короче ясно, что ничего не ясно. Нужно собрать информацию. Прошвырнуться в парк, в больницу. С ментами потолковать. У меня один родственник в ОВД работает, кадровик. Но, думаю, к оперативной сводке имеет доступ. Ладно, разберёмся. Сейчас я тебя отвезу на свою дачу. Перекантуешься там денёк-другой. Потом, решим, что делать. Сейчас позвони родителям, соври что-нибудь. Скажи, заночевал у друзей или у невесты. Возможно, «зависнешь» на пару-тройку дней, дело молодое. Только говори нормальным, спокойным голосом. Без паники!

В полночь они приехали в дачное общество. Борис открыл дом, но свет включать не стал. Задернул шторки на окнах. Любопытные соседи могли заинтересоваться, кого это там на ночь глядя принесло?

– Располагайся – пригласил он друга. – Наружу не высовывайся. В доме есть все удобства, санузел, жратва. Как только у меня будет информация, я приеду. Да не дёргайся, что-нибудь придумаем. Сейчас помойся, отоспись, соберись с мыслями. Вон там в шкафчике наливка, прими для успокоения нервов. И на боковую! Утро вечера мудренее.

– Спасибо, Боря! – Олег устало плюхнулся на диван. – Опять ты меня выручаешь. Уж сколько я тебе должен за твои старания?

– Какие счеты между друзьями?

– Прости за наглость, тогда еще просьба, до кучи. Ты можешь завтра утром подъехать к Веронике, объяснить ситуацию? Я ей не стал звонить. Сам понимаешь, по телефону такие вещи не обсуждаются. Пусть срочно уезжает к своим тёткам, в Саратов. Она тоже в зоне риска. Эти скоты на всё способны. Дай мне пять минут, я набросаю небольшое письмецо.

– Пиши, я пойду перекурю на крыльцо.

Через десять минут, Олег тихонько окликнул друга.

– Готово, держи! Завтра с утра она будет дома, у неё летний отпуск. Скажи, что пришёл от меня по важному вопросу. Должна признать – я ей про тебя много рассказывал. Постарайся, чтобы её родители не слышали вашего разговора. Вероника должна уехать завтра, не откладывая. На вокзал строго в сопровождении отца и брата. Пока не посадят в купе, пусть никуда не отходят. А потом – я сам приеду за ней, в Саратов. Узнай точный адрес, пожалуйста.

– Сделаю в лучшем виде!

– Загрузил я тебя… – Олег хмуро покачал головой. – Со мной одни проблемы.

– Не кисни! Ну всё, я поехал. Спокойной ночи.

Прошло два долгих мучительных дня, полных переживаний и разной нервотрёпки, прежде чем Борис появился на пороге, с долгожданными известиями. Оказывается, он сам отвёз Веронику на вокзал, изложив ситуацию в деликатной форме, без лишних эмоций.

– Есть хорошие новости, старик. В больницу с «огнестрелом» никого не поступало. По милицейской сводке тоже случаев не зарегистрировано. Значит, два варианта. Первый – «ермиловские» сами закопали дружка, что маловероятно. Второй – отлеживается твой больной в укромном местечке. Нашли ему местного хирурга, припугнули, заплатили – тот извлёк пулю, сделал уколы, выписал таблетки. Таким образом, с ментами у тебя проблем быть не должно.

Борис перестал ходить по комнате и сел за стол, рядом с другом:

– А теперь – плохая новость. Как бы то ни было, ты подстрелил их человечка и сейчас они откроют на тебя охоту. Нужно срочно уезжать куда-нибудь подальше. Ну не знаю – на Камчатку, в Среднюю Азию, на озеро Байкал…Исчезни на год-два.

– Предлагаешь залечь на дно?

– Я вижу, ты хорошо знаком с блатной терминологией и верно уловил суть.

– А как же диссертация, защита, учёная степень? – сокрушенно спросил Олег. – Что я скажу своему научному руководителю, профессору Севастьянову? Это же скандал.

– Напиши ему письмо, изложи мотивы. Да, придётся врать! Скажи, что подался за длинным рублем на Север. Время-то сейчас сложное. В стране вон чё творится. Народу жрать нечего. Какая тут наука, диссертация? Короче, дави на материальные проблемы. Напиши, что собираешься завести семью. Нужны деньги, много денег.

– Вообще, да… – согласился Олег.

– Ну вот! Твой профессор должен войти в положение. Мужик, он, наверное, не глупый? А диссертацию попроси перенести на следующий год. Делов-то…

– У него может возникнуть вопрос: почему сообщаю письмом, а не лично?

– Стыдно тебе перед ним! – подсказал Борис. – Стыдно тебе показаться ему на глаза, сказать всё напрямик. Поэтому и пошёл окольным путём. Давай, садись, пиши «объяснительную».

– Нужно еще с родителями переговорить…Это самое сложное. Что я скажу?

– Ничего. Я уже виделся с твоим отцом в автопарке. Вкратце обрисовал обстановку. Сказал ему, что ты сам позвонишь на днях. И, кстати…сумка с твоими вещами и документами лежит у меня в багажнике.

– С ума сойти! – удивился Олег. – Когда ж ты всё успел? Борька, я твой вечный должник.

– Перестань! Через час-два выезжаем в аэропорт. Я пока посплю малость.

И уже с дивана, протяжно зевнув, Борис добавил:

– Рванём по трассе в соседнюю область. Там сядешь на самолёт. Куда лететь – решай сам. Страна большая!

– Как куда? – удивился Олег. – В Саратов, за невестой. Тут и думать нечего.

Глава 2. Территория развития

Прошло 15 лет. Россия, измордованная ельцинскими реформами, униженная и оскорбленная, брошенная на поругание «цивилизованным странам мира», начала потихоньку вставать с колен.

Как и всем гражданам, Олегу тоже пришлось хлебнуть в «лихие девяностые». Сначала они жили с Вероникой в Саратове, где расписались летом 1990 года. Первое время жили у её родственников, в маленькой комнатёнке. Затем стали снимать «однушку» с мебелью, на окраине города. Вероника устроилась преподавателем вуза, а Олег, разом уставший от педагогики и науки, пошёл работать на ТЭЦ, простым инженером.

Через два года они вернулись в родной город, когда Борис Виноградов сообщил другу, что опасность миновала. Ермилова убили в бандитской разборке. Досталось и его корешам: кто вслед за «лидером» отправился на кладбище, кто сел на нары, а кто вдарился в бега, преследуемый конкурирующими ОПГ.

Произошли крутые изменения и в университете. Вместо ректора Туманова, радевшего за коллектив, пришёл проходимец Жевагин, изгнавший старейших профессоров-гуманитариев, под предлогом борьбы «с проклятым коммунистическим наследием». Новоиспеченный либерал Жевагин, следуя духу времени, занялся выстраиванием в стенах университета тотальной коррупции. То, что когда-то квалифицировалось как «получение взятки», обрело современное, рыночное звучание и стало именоваться «спонсорской помощью».

В аспирантуре, вместо умершего профессора Севастьянова, верховодил некий Феклистов, который предложил Олегу возобновить работу над диссертацией, при условии, что молодой, талантливый соискатель окажет учреждению «спонсорскую помощь» в свободно конвертируемой валюте.

Окончательно разуверившись в научных перспективах, Олег подался в бизнес. Вместе с приятелями, арендовали старую кафешку в центре города, и развернули здесь центр по ремонту бытовой техники и электроники. Также ездили по квартирам, где чинили ламповые советские телевизоры, которые постоянно выходили из строя.

Сколотив кое-какой капиталец, открыли свой магазин, где торговали импортной электроникой: видиками Sharp и Hitachi, телеками Sony и Funai, кассетными плеерами, стереомагнитофонами. Затем стали продавать компьютеры и другую оргтехнику различным «фирмёшкам» или даже АО, которые плодились из бывших советских предприятий.

Немного разбогатев, Олег купил двухкомнатную квартиру, в центре, куда переехал с женой и маленьким сыном. Сделали ремонт, обставились. В 1998-ом стали уже подумывать о покупке дачи, как вдруг грянул кризис.

Мировые цены на нефть упали до минимального уровня – 9,6 доллара за баррель. Банковская система России оказалась парализованной. В обменных пунктах выстроились огромные очереди. Многие россияне из беднейших вмиг стали нищими. Начались массовые банкротства. Особенно досталось малому бизнесу. Попала под раздачу и фирма Олега. Оставшись без денег, он опять переквалифицировался из бизнесмена в телемастера, чтобы хоть как-то прокормить семью.

Через несколько лет после кризиса, когда российская экономика пошла в «рост», Олег опять создал фирму, которая специализировалась на внедрении охранно-пожарных систем и видеонаблюдения на местных предприятиях. Коллектив из семи человек располагался в просторной комнате, на первом этаже общаги. Над их окнами красовалась броская вывеска «Intellectual technology». Всё шло неплохо, пока не разругались с одним чиновником, депутатом горсовета, который отказался платить деньги за систему видеонаблюдения в своём загородном коттедже. Конфликт дошёл до того, что депутат поклялся уничтожить «Intellectual technology» в ближайшие месяцы.

И тут на Олега вышли москвичи. «Большие дяди» сделали интересное предложение – создать «с нуля» научно-производственную компанию, с довольно широким спектром услуг. Кроме должности генерального директора, ему посулили 20% доли в уставном капитале.

Перед Олег ставилась глобальная задача – построить эффективную компанию, стоимость которой будет расти года от года, наряду с выручкой и прибылью. Как он это сделает, особо никого не интересовало. Ему предоставили полный карт-бланш и пообещали подкинуть заказы, на первых порах. Ну а дальше требовалось активно «окучивать» рынок России и СНГ, искать объёмы, наращивать клиентскую базу.

Олег решил рискнуть. Уж больно заманчивым казалось предложение. В конце концов, ему только сорок лет. Силенки есть, башка соображает, энергии хоть отбавляй. Глупо отказываться от подарков судьбы.

Зимой 2003 года, в московском ресторане, учредители поднимали бокалы с шампанским за успех мероприятия. Новая компания получила название «Орион», после небольшого мозгового штурма отцов-основателей.

– На счастье! – воскликнул главный учредитель, шарахнув початый фужер об мраморный пол и обменялся рукопожатиями с Олегом. Остальные участники церемонии тут же поспешили нагромоздить сверху свои ладони, заверяя вечный союз учредителей. На этом их миссия закончилась.

Дальше начиналась будничная работа по созданию компании. Довольно скоро были оформлены лицензии, набран персонал, приобретены помещения. «Орион» расположился на территории бывшего завода измерительного оборудования, который исчез в 90-е годы, как тысячи других предприятий Советского Союза.

Первые недели работники занимались исключительно уборкой. Выносили битые стекла, кипы ненужных журналов, бесчисленные папки. А еще мыли окна, драили полы. Многие стены были исписаны матерными словами – «крик души» местных вандалов.

– Ну и свинарник! Словно Мамай прошёлся – удивлялись сотрудники «Ориона», ожесточённо стирая содой похабщину.

Была закуплена новая мебель, поскольку старая была разворована понаехавшими мародерами, которые шныряли в «годы реформ» по промзонам, вынося с обанкротившихся предприятий всё что душе угодно. А то, что не смогли или не захотели вывезти, тупо крушили грязными сапожищами. Так, была разгромлена заводская техническая библиотека. В коридорах валялись истрепанные советские журналы ««Техника молодежи», «Наука и жизнь», «Знание-сила», «Юный техник».

Наконец, когда после долгих стараний всего коллектива, воцарился былой порядок и чистота, Олег решил провести первое собрание, где он хотел обозначить принципы, по которым будет развиваться молодая компания. Свою «инаугурационную речь» готовил тщательно, порой вскакивая посреди ночи с кровати, чтобы, прошлепав босиком по холодному полу, записать в блокнот отдельные тезисы или просто удачные фразы.

Погожим майским днём 2003-го, Олег под громкие аплодисменты собравшихся вышел на сцену. В актовом зале присутствовало около ста человек. Совсем зеленая молодежь, вчерашние выпусники вузов, сидели рядом с седовласыми мужчинами, которые когда-то были передовиками на советских заводах.

– Уважаемые господа! – Олег заговорщицким взглядом окинул аудиторию. Кто-то усмехнулся, уловив ироничную интонацию в устах руководителя.

– Я знаю, кого-то это слово коробит – продолжил гендиректор. – Хотя признаюсь, мне тоже неловко, когда слышу его в свой адрес. Для нас, рожденных в СССР, привычнее говорить: товарищ, гражданин…Чтобы не развивать далее полемику на этот счёт, давайте условимся, что отныне я буду обращаться к вам просто – коллеги!

Раздались одобрительные аплодисменты.

– Итак…рад приветствовать вас на первом собрании трудового коллектива. Многие, наверное, уже познакомились друг с дружкой. Хочу всех поздравить – одно большое дело мы уже сделали. Наконец, вычистили «авгиевы конюшни» и можем нормально работать в светлых, чистых помещениях. Конечно, эти облупленные стены, потёкшие потолки требуют капитального ремонта. Как разбогатеем – обязательно сделаем. Даю слово. Я сам терпеть не могу бардак на рабочем месте. А сегодня мне бы хотелось представить те принципы, по которым будет развиваться наша компания.

На Олега с волнением смотрели сотни глаз. Люди, измученные ельцинским «беспределом», сидевшие по полгода без зарплаты или вовсе безработные, с трудом верили, что возможно какое-то там «развитие». Мол, лукавит директор – чего не скажешь ради красного словца? Все 90-ые с экранов телевизоров разные политиканы и экономисты столько раз обещали народу «лучшую, достойную жизнь», что у людей сформировался устойчивый иммунитет к демагогам.

На многих работниках были поношенные советские костюмы, застиранные рубахи. Кто-то стыдливо прятал под креслом стоптанные башмаки.

– По вашему мнению, какой принцип я поставил на первом место? – спросил Олег у коллектива.

– Производительность труда! – пошли отклики из зала.

– Эффективность!

– Качество продукции!

– Рентабельность!

– Конкурентоспособность!

Олег выдержал паузу, давая возможность выговориться всем желающим. Как обычно, первыми включились «активисты», за ними – остальные. Иные «молчуны» осторожно поглядывали на коллег, и, держа на изготовку блокноты, готовились дословно записывать речь гендиректора.

– Первым принципом нашей компании является…свобода! – провозгласил Олег и тут же уловил ехидные взгляды коллег. – Я знаю за последние годы, в нашей стране этот термин себя порядком дискредитировал.

– Наелись уж…этой «свободы» – горько сказал пожилой инженер Михайлов, который в советские годы висел на Доске почёта, а в 90-ые попал под массовое сокращение. – Такую странуразвалили.

– Поясню…– Олег покинул высокую трибуну и заходил по сцене. – Многие из нас работали еще при советской централизованной экономике. Мы привыкли к жесткой иерархии, когда всё на предприятии решал директор. По любому чиху обращались к начальству – нижестоящему, вышестоящему. Это было удобно. При Ельцине, возникли фирмы, фирмочки, фирмёшечки…Здесь уже рулил «собственник», «капиталист», «хозяин», который также замыкал на себе решение всех вопросов. Мы привыкли ощущать себя «винтиками», послушно исполняющими разные ЦУ. Если я попрошу вас с завтрашнего дня приходить на работу в строгих костюмах с галстуками – даже те, у кого в гардеробе только свитер с джинсами, в лепешку разобьются, чтобы достать более-менее сносный костюм.

Зал внимательно следил за Олегом, пытаясь угадать к чему клонит генеральный.

– А правда в том, что если ты относишься к людям как к подчиненным, «винтикам», то они и будут работать как подчиненные. То бишь спустя рукава. Чтобы повысить производительность труда, начальству всех мастей приходится выполнять роль надзирателей: подгонять, заставлять, наказывать!

– Увольнять…– буркнул инженер Михайлов.

– Увольнять! – подхватил Олег. – У меня есть знакомый бизнесмен, владелец ресторана. Знаете, какую фразу он чаще всего говорит про своих сотрудников? Пока им не вставишь – эти ленивые буйволы ни зашевелятся.

Аудитория насупилась.

– Хочу вас заверить – Олег оглядел коллектив. – Я здесь не собираюсь махать кнутом и простите, кого-то «вздрючивать». Напротив, мой принцип – свобода, самостоятельность, поощрение инициативы «снизу». Если возникла идея, ну или даже просто «идейка» – приходите, обсудим. Дверь моего кабинета всегда открыта. Я запретил секретарю её запирать. Так и сказал: «Леночка! Провозглашаю политику открытых дверей!»

Все рассмеялись, оглядываясь на «Леночку», которая красная от смущения, скромно сидела в третьем ряду.

– Второй принцип…– продолжил Олег. – Солидарность. Мы – одна команда. Я терпеть не могу разделения коллектива на «элиту» и «пролетариат». Если кто-то позволит себе барские замашки будет немедленно уволен. Это относится ко всем руководителям, включая меня самого. Время «малиновых пиджаков» прошло.

Далее генеральный директор раскрыл другие принципы: взаимоуважение, ответственность, профессионализм, саморазвитие и т.д.

Через полтора часа, завершая собрание, Олег сообщил:

– Ну, а чтобы всем нам лучше познакомиться друг с дружкой и пообщаться в неформальной обстановке, приглашаю всех на «шашлык» в эту субботу, база отдыха «Дубрава»!

Зал взорвался бурными аплодисментами. Послышались шутки, смех. Несколько человек рванули к генеральному со своими вопросами. Конечно, нашлись и те, кто захотел уже сейчас выделиться на общем фоне, демонстрируя готовность немедленно включиться в работу.

С того дня, компания «Орион» стала активно завоевывать рынок. Благо, в России начались «тучные нулевые», когда мировые цены на нефть росли с каждым годом, пополняя бюджет страны миллиардами долларов. Отечественная экономика, обильно политая дождём из нефтебаксов, рванула как локомотив. Рынки зацвели и в России начался бум потребления.

Через год-другой бурной деятельности, осваивая первые проекты по модернизации обветшалой энергетики, компания «Орион» стала обрастать «жирком». Используя эти средства, Олег прибавил сотрудникам зарплату, отремонтировал кабинеты, открыл новую столовую и спортзал. Перед входом в офис, на улице, также была восстановлена Доска Почёта, где по старой советской традиции ежеквартально выставлялись портреты лучших работников.

Кроме того, Олег сформировал соцпакет, куда входили выплаты по случаю свадьбы, юбилея и т.д. Ежегодно стали проводится корпоративные праздники, обычно, с вылазкой на природу: Новый год, 8 марта, Масленица, «маёвка», День Фирмы. Для новичков был придуман обряд посвящения в работники компании, с вручением памятной медали и небольшого презента.

На все эти «потуги» недобро смотрел финансовый директор Толкачев, который был приставлен к Олегу московскими учредителями. По мысли финансиста, «излишки» следовало направлять в карманы собственников и топ-менеджмента, конечно, оставляя, какие-то крохи рядовым работникам. Вся эта социальная политика была ему поперек горла. Однажды он заявился в кабинет генерального, чтобы обозначить свою позицию в отношении «неоправданных затрат».

Начал издалека, как бы шутливо вопрошая:

– Олег Михайлович, объясните мне, тёмному человеку, что вы хотите: построить нормальную капиталистическую корпорацию или развитой социализм в отдельно взятом предприятии?

– Дорогой Анатолий Геннадьевич! Давайте определимся «на берегу». Что в вашем понимании, нормальная капиталистическая корпорация?

– Максимизация доходов и сокращение издержек – начал излагать свою концепцию Толкачёв. – Прежде всего, это прагматичная политика в отношении социальных затрат. В конце концов, мы же коммерческое предприятие, а не богадельня…

– И чем меньше мы будем вкладывать в разную «социалку», тем лучше – развил Олег нехитрую мысль финансового директора.

– Верно! Давайте уже мыслить в категориях либерально-рыночной экономики.

– Ого! – воскликнул Олег. – Но только мне кажется, что этот ваш оголтелый либерализм свёл в могилу миллионы простых россиян в 90-ые годы. Вы сами где работали в то время?

– В банковской сфере – важно сказал Толкачёв, приосанясь. – Между прочим, довольно успешно.

– Что же вас привело в реальный сектор?

– Были свои нюансы, о которых я бы не хотел сейчас говорить. Скажем так – по семейным обстоятельствам.

– Ну, хорошо…– Олег встал с кресла и заходил по кабинету. – Допустим, мы последуем за вашей либеральной парадигмой. Для начала откажемся от корпоративных праздников, которые отнимают десятки тысяч рублей…

Толкачев аж подскочил:

– Сотни тысяч, Олег Михайлович, сотни!

– Пусть так. Давайте уберем все эти 8 марта, Дни Фирмы, Новый год…что еще? Масленица, шашлыки на майские праздники.

– Вы уж совсем пошли рубить с плеча. Новогоднее застолье можно оставить, только не перекладывая всё на плечи предприятия. Пусть работники тоже скидываются, хотя бы половину. А то привыкли…«на халяву».

– Благородно! – съязвил Олег. – Спасибо! А то, что эти «халявщики» приносят компании миллионы рублей, вы не задумывались? Пока ваш финансовый блок сидит в тёплых кабинетах, уткнувшись в 1С, ребята-монтажники вкалывают на объектах по всей стране, включая северные широты. А вы только и думаете, как бы сэкономить на спецовках, командировочных, средствах СИЗ. А сейчас хотите пустить под нож даже такую малость, как корпоративные посиделки.

– Не такая уж эта и малость – возразил Толкачев. – Если суммировать за весь год, сколько набегает? Кругленькая сумма. Ладно, пусть будет по-вашему. Давайте жить на широкую ногу! Пить, гулять! Отплясывать! Только потом не надо удивляться, когда станем банкротами.

– Не станем! – махнул рукой Олег. – Что я не знаю, какие у нас обороты? Растём с каждым годом. Тут вкладываться надо в бизнес, развивать. Людей мотивировать. А вы предлагаете лишь сокращения и оптимизацию. Рассуждаете как типичный бухгалтер из 90-х. Недальновидно, скучно, глупо!

Толкачев покрылся пятнами, и пошёл в атаку:

– Я бы попросил не переходить на личности! Сколько я видел вот таких молодцеватых директоров, которые вначале махали шашкой, обещали всем «золотые горы», а потом, с белого коня да в лужу. Ладно, если еще обходилось без прокуратуры. Бывало, и меня таскали. У нас же как? Чуть что – сразу финансового или главбуха за шкирку. Сиди там, доказывай, что ты не козёл. А ведь я предупреждал этих горе-руководителей: ребята, не шикуйте как нэмпаны, доиграетесь…

– Ну что вы страху нагоняете? – сказал Олег. – Приводите мне в пример каких-то «малиновых пиджаков», которые тратились на иномарки, рестораны и проституток. Я вообще-то, с университетским образованием, технарь, математик.

– А еще вы – идеалист! Думаете, что в нашей насквозь либеральной экономике можно построить социальное предприятие, такой маленький «островок социализма». Бросьте эту затею, она вам дорого обойдётся. Вы же – технократ, прагматик!

– Я просто думаю о людях – возразил Олег. – Вы, конечно, не замечаете, какие радостные глаза у наших сотрудников, когда собираемся все вместе за широким столом? Поймите, люди прошли через горнило ельцинских реформ. Кто-то потерял близких, кто-то лишился жилья, как Русаков семья которого бежала из Молдавии. Многие просто влачили жалкое существование. Не жили – выживали! Сидели без зарплаты, давились в очередях, ели второсортную гречку. А сколько людей были выброшены со своих предприятий, как ненужный «балласт»? У меня отец попал под сокращение, и сидел несколько лет без работы. И, наверное, бы уже спился, если бы не мать, если бы не моя финансовая поддержка.

Олег ходил по кабинету, отчаянно жестикулируя.

– Это же, черт знает, как важно, когда есть нормальная работа! На этих наших корпоративных праздниках бывают моменты…люди меня отводят в сторону и благодарят, что обрели почву под ногами. Мужикам уже не стыдно смотреть в глаза своим женам и детям, как в голодные годы. Один наш сотрудник мне признался, что впервые за многие годы смог позволить купить своей матери новое зимнее пальто. А вы говорите, либерально-рыночная экономика…

Толкачев не стал продолжать дискуссию и временно отступил, затаился. Олег знал, что финансовый регулярно докладывает своим московским кураторам о положении дел в компании. Но учредители только посмеивались над брюзгой Толкачевым. Причин для недовольства генеральным директором у них не было. Фирма процветала, заказы с каждым годом росли, денюжки капали. К тому же москвичи параллельно курировали другие бизнесы, которые по сравнению с «Орионом» развивались не так успешно. Наконец, львиную долю времени учредители проводили в зарубежных поездках – не столько деловых, сколько туристических. Открывали для себя «огромной мир планеты Земля», мотаясь то в Азию, то в Европу, то в Америку. Загруженные по горло путешествиями, они всё меньше интересовались «текучкой», целиком отдавая инициативу наёмным топ-менеджерам.

Зная ситуацию, Олег со спокойной душой рулил компанией, не обращая внимание на «отдельных критиков». Что его действительно сейчас интересовало, так это внедрение передового зарубежного опыта в стенах «Ориона». Обучаясь на тренингах, изучая иностранную литературу по менеджменту, которая в те годы регулярно стала появляться в книжных магазинах, Олег набросал масштабный «План трансформации компании».

Главной причиной радикальных преобразований «Ориона» стала знаменитая реформа Чубайса в энергетике. Одним из её направлений было выделение ремонтных (сервисных) служб из структуры энергетических предприятий.

В советское время и последующие 90-ые годы на каждой электростанции были свои ремонтные, монтажные, диагностические и прочие службы. Условный Василий Петрович, слесарь КИПиА 6 разряда, работал на ТЭЦ, считая себя частью большого коллектива электростанции и маленькой частичкой ТЭЦ. Скажи ему какой-нибудь шибко умный очкарик в 1983 году, что он, Петрович, ни есть энергетик, а де-факто специалист по ремонту и сервису – летел бы тот очкарик до самого Парижу.

В ходе реформы Чубайса, сервисные услуги были выделены в отдельные бизнесы. Возникли частные инженерные компании, которые являлись самостоятельными и независимыми. Зачастую они находились в тесном сотрудничестве со своими заказчиками – новыми (и также частными) энергетическими предприятиями, возникшими на руинах монополиста РАО «ЕЭС России».

Характерно, что костяк частной инженерной компании составляли бывшие работники электростанций, которых направляли в новоявленные ООО.

Так и штат «Ориона» пополнился специалистами сервисных и ремонтных служб с местных ТЭЦ, расположенных в регионе. Такое укрупнение компании требовало новых подходов к управлению.

Олег полностью переформатировал компанию и создал новые департаменты, которые формально относились к «Ориону», а фактически являлись самостоятельными бизнес-единицами. Каждый департамент отвечал за конкретные услуги и был заточен на узкий сегмент рынка. Чтобы подстегнуть инициативу на «местах» Олег пошёл на то, чтобы бизнес-единицы имели собственные бюджеты. Однако взамен он поставил перед департаментами задачу – каждый год наращивать портфель заказов.

– Я даю вам карт-бланш на проработку рынка – сказал Олег на собрании директоров. – Если раньше подразделения выполняли чисто технические функции, не заморачиваясь коммерцией, то теперь, господа, вы сами должны искать «объёмы». Конечно, я по мере возможностей, буду помогать вам с заказами, но не потерплю иждивенческих настроений. Новая структура создана не для того, чтобы кто-то «тупо пилил» бюджет своего департамента. Вам придётся много работать «в поле», ездить по стране, встречаться с потенциальными заказчиками. В общем, как потопаете – так и полопаете.

Новые преобразования с раздражением встретил Толкачев, которому прибавилось хлопот со всеми этими «фокусами». Он был сторонник жёсткой иерархической структуры, или проще говоря, корпоративной диктатуры, где на вершине восседает грозный топ-менеджмент, внушающий уважение и страх простому смертному «персоналу». А уж сфера финансов, бюджета компании – это вообще святая святых, которую может курировать только он, Толкачёв.

– Ваша революция не пройдёт даром – зловеще предрекал финансист в кабинете генерального. – Уж поверьте моему опыту. Не пройдёт и года, как эти новоиспеченные директора объединятся против вас. Это сейчас они послушные, управляемые «мальчики». Но очень скоро, почуяв запах денег, станут боярами, претендующими на управление не только своими бизнес-единицами, а всей компанией. Вы полистайте историю России на досуге…Там можно найти очень много параллелей. Ослабление власти центра воспринимается как слабость. А с мягким, добреньким государем никто уже не считается. Эх, Олег Михайлович, натворили вы делов…Еще раз призываю – одумайтесь! При желании, можно отыграть назад, пока не поздно. Ну а ежели кто вякнет из этих «директоров» – найдём управу.

– Анатолий Геннадьевич, вам нужно было родиться во времена Иоанна Грозного – пошутил Олег. – Из вас бы вышел хороший опричник. Но сейчас на дворе уже 21 век. И потом, вы так радели за либерально-рыночный подход, в основе которого свобода предпринимательства, ограничение на вмешательство государства. Что же с вами произошло? Уже не верите в либеральную идею? Разочаровались?

– Да нет – криво усмехнулся Толкачев. – Но я считаю, либеральная экономика прекрасно сочетается с авторитаризмом в корпорациях. Сильный кулак – вот что понимает персонал. Только дай слабину – они обнаглеют. Наверное, уже сейчас пошли брожения в этих бизнес-единицах. Хотите совет? Кончайте с гнилым либерализмом. Да здравствует диктатура!

– Неожиданный поворот – удивился Олег. – Что ж, и ваша точка зрения имеет право на существование. Ведь у нас – демократия!

– Ошибаетесь, Олег Михайлович! У нас – демагогия, плюрализм мнений. Нынче каждый суслик – агроном. Вчера вон сколько обсуждали несчастные командировочные. Каждый департамент хочет сам решать, сколько суточных должны получать их работники. Развели парламентаризм. Переливали из пустое в порожнее до шести вечера. Это еще цветочки. А скоро будут ягодки. Поймите, либеральные подходцы на нашей почве противопоказаны. Всё закончится хаосом.

– Давайте верить в лучшее! – призвал Олег. – У Чехова был такой персонаж, который то и дело повторял: «Кабы чего не вышло». Но так бизнес не делается. Нужно рисковать, пробовать, иначе будем топтаться на месте. Вряд ли это понравится нашим московским друзьям.

Последний аргумент несколько охладил Толкачева, столь трепетно дорожившего мнением учредителей. Он знал, что генеральный был у них на хорошем счету и многие его инициативы одобрялись почти автоматом. Очередной раут дебатов, как всегда, закончился ничем. Стороны остались при своём мнении. Толкачёв устало махнул рукой, и поплелся из кабинета, словно Наполеон, который пришёл спасти нацию, а ему вежливо указали на дверь.

В «тучные годы» Олег стал потихоньку обогащаться. Сначала они с Вероникой прятали наличку у себя дома, используя как тайник многотомное собрание сочинений Льва Толстого. Бывало, Вероника говорила мужу:

– Дорогой, в «Эльдорадо» появился холодильник «Liebherr». Я могу взять тысяч тридцать из наших сбережений?

– Разумеется. Поищи там в «Анне Карениной» – обычно говорил Олег, понимая, что супруга не столько спрашивает его разрешения, сколько ставит перед фактом.

Вскоре дорогие покупки стали чем-то повседневным. Они приобрели апартаменты в элитном доме, куда не стыдно было пригласить «лучших людей» города. Обзавелись роскошной мебелью, современной техникой, иномарками. Сына Димку, которому исполнилось пятнадцать лет, направили в Ломоносовскую школу, под Москвой. Вероника бросила преподавание, и сама занялась бизнесом, открыв престижный SPA-салон. Разумеется, главным инвестором являлся богатеющий с каждым годом супруг.

И в это веселое сытое время, когда жизнь стала налаживаться, когда рынки цвели, а компания бурно развивалась, Олега с головой накрыл служебный роман.

Продолжая политику трансформации компании, он решил открыть на базе предприятия небольшой учебный центр. Вначале по инициативе Олега была создана корпоративная библиотека, куда поступали книжные новинки в области менеджмента. Предполагалось, что работники «Ориона» будут активно заниматься самообразованием, поскольку многие технические руководители имели жуткие пробелы по экономике, маркетингу и т.д. Доходило до смешного. Так, на вопрос Олега: «Назовите основные пункты вашей рыночной стратегии?», начальник службы видеонаблюдения Блинов ответил: «Два пузыря с заказчиком, под шашлычок».

Однако, несмотря на клич генерального «Долой безграмотность!», сотрудники не спешили штурмовать библиотеку. Все ссылались на «текучку», большую загруженность по работе, которая практически не оставляла времени для самообуча. Бизнес-литература стояла на полках в первозданной свежести, совсем нетронутая, с выраженными нотками типографской краски.

Тогда Олег сделал ход конём. Он выделил два больших кабинета под учебные классы, где в течение рабочего дня (или по выходным) проводились лекции для руководителей высшего и среднего звена, ИТР, рабочих. Олег подписал договор со своей «альма-матер» о том, что преподаватели университета будут три раза в неделю проводить выездное обучение на предприятии. Сотрудники волей-неволей вынуждены были посещать занятия, которые, как в школе, начинались с учёта посещаемости. Тех же, кто под благовидным предлогом норовил сачкануть, Олег просил писать подробные объяснительные. Он сам старался не пропускать занятия, мотивируя работников личным примером.

Среди преподавателей университета, особой любовью аудитории пользовалась Снежана Александровна, или просто Снежана, красивая блондинка, который было за тридцать «с хвостиком». Остроумная, позитивная, в элегантных брючных костюмах, она вскружила голову всей мужской половине «Ориона». То и дело инженеры спрашивали друг у друга: «Сегодня какая лекция? Снежаны?». Она преподавала маркетинг. На лекциях у неё всегда было весело. В отличие от ряда своих коллег, которые грузили аудиторию скучной теорией и пресно излагали лекционный материал, Снежана проводила деловые игры. Брались какие-то рабочие ситуации, коллектив разбивался на две-три группы, и начинался мозговой штурм. По ходу игры, Снежана преподавала основы маркетинга, что-то живо рисуя на флипчарте, или демонстрируя на проекторе презентацию, где всегда было много картинок из жизни иностранных компаний.

Олег тоже с нетерпением ждал этих занятий, не замечая, как влюбляется в хорошенькую блондинку. Она была полной антитезой вечно загруженному, рассудительному и всему такому правильному Олегу.

В последние годы с женой у него не клеились отношения – оба были заняты своими успешными бизнесами, и практически не виделись друг с дружкой. Вероника частенько пропадала на тренингах в Москве или зарубежом, тоже дневала и ночевала в офисе, посвящая все думы развитию SPA-салона. Общение между супругами происходило, главным образом, по мобильным телефонам. Изредка они выбирались вместе на бизнес-ланч, выбирая уютные ресторанчики где-нибудь, в центре города.

– Мы стали хроническими трудоголиками – сетовала жена, и тут же начинала страстно рассказывать о трендах spa-индустрии. Олег же, делая вид, что слушает, сам предавался злободневным рабочим вопросам.

Погруженный в вечную «текучку», он ощущал себя заложником своей должности, тайком завидуя рядовым клеркам, которые в пять вечера садились на вахту и спешили к борщам, диванам, телевизорам. У генерального директора, само собой, был ненормированный рабочий день. Порой Олег возвращался домой за полночь. Слегка перекусив, принимал душ и забывался тяжёлым сном. Но даже там, во сне, мотался по объектам, проводил совещания, решал производственные вопросы, с кем-то спорил.

Занятия Снежаны стали для него отдушиной. В те дни, когда она приходила в их офис, Олег надевал самые эффектные рубашки и галстуки. В его гардеробе было несколько прекрасных итальянских костюмов, которые были приобретены для особых случаев. Скажем, поездка на выставку во Франкфурт-на-Майне или на юбилей, к основным заказчикам. Но сейчас он стал щеголять ими в офисе, эффектно выделяясь среди всеобщего сasual.

Вот в таком параде Олег приходил на занятия, источая элитный цитрусовый аромат «Clive Christian 1872». Не мудрено, что Снежана часто бросала на него интригующие взгляды и проявляла особое внимание к его вопросам, подчас настолько увлекаясь ответом, что забывала об остальной аудитории, просвещая генерального. Олег считал это естественным. Как не крути, а всё-таки руководитель предприятия – важный источник дохода для университетских наставников, чья официальная зарплата весьма и весьма невелика.

Между тем, пришла весна 2007 года. По сложившейся традиции, сотрудники «Ориона» засобирались на майские праздники в лес, где намечалась корпоративная пирушка. Компания обычно снимала базу отдыха «Дубрава», организуя шикарное застолье с шашлыками и хорошим вином. В этот раз Олег предложил пригласить «на посиделки» преподавателей университета, конечно, втайне надеясь, что среди них будет присутствовать Снежана. Коллектив с радостью поддержал инициативу, уж больно многим хотелось пообщаться с этими высокомудрыми профессорами в неформальной обстановке, «за бутылочкой».

Субботним утром, три белых комфортабельных автобуса стояли у офиса «Ориона», словно круизные лайнеры, отправляющиеся в кругосветное плавание. Возле них праздно толпился народ, дожидаясь отдельных «опоздашек». Наконец, все расселись по местам и под ликующий гомон, автобусы направились в сторону леса.

Олег расположился на переднем сиденье, беседуя с профессором Игнатьевым на тему глобального потепления. За спиной он слышал весёлое щебетанье Снежаны, словно понарошку устроившейся позади него.

– И вы понимаете…– говорил профессор Игнатьев, увлеченно погружаясь в дискуссию. – Что льды Антарктики тают ускоряющимися темпами. Что всё это чревато очень серьезными последствиями.

– Понимаю – автоматом отвечал Олег, хотя мыслями был далеко от Антарктики. – Да и у нас нынче зима не зима.

Так, за разговорами, проскочили городской массив, заехали в лес, и, через пятнадцать минут прибыли на базу отдыха. Здесь уже вовсю колдовали наладчики КИПиА, которые вызвались готовить шашлыки для коллектива и приехали сюда спозаранку. В динамиках звучало «Русское радио», подбадривая вальяжный народ, размякший от комфортной езды.

– Здорово, мужики! – весело приветствовал Олег, пожимая руки наладчикам, успевшим уже пропустить по рюмочке коньяка за Международный день трудящихся. – Как настроение?

Пока готовился стол, Олег, улизнув от других руководителей, направился к реке, полюбоваться водной гладью. Он опасался, что за ними увяжется кто-то из директоров, с каким-нибудь пустяшным разговором, дабы потрафить шефу. Ему же хотелось маленько постоять на пирсе в одиночку, заглядывая куда-то вдаль.

– Можно с вами? – вдруг окликнул его знакомый женский голос.

Снежана в красно-белом спортивном костюме, с игривой банданой, безумно очаровательная и волнующая, взяла под руку растерявшегося Олега. Они стали спускаться по длинной деревянной лестнице, которая, углубляясь в лесные заросли, вела к реке. Осторожно ступая по влажным ступеням, Снежана шутливо спросила у своего спутника:

– А вы зачем тайком сбежали от всех?

Олег усмехнулся.

– Сто лет не выбирался на природу. Вечный аврал. То в офисе, то в самолете, то на стройплощадке. Заказчики, подрядчики, поставщики…Встречи, совещания. Сплошная круговерть. Вот и решил взять передышку. Постоять на бережку в одиночестве, подышать полной грудью…Вы чувствуете какой здесь воздух? Просто сказка!

– Да, волшебный…– согласилась Снежана. – Надеюсь, моя компания вас не стеснит? Я не буду докучать разговорами, обещаю.

– Что вы? Прогулка по весеннему лесу в обществе прекрасной дамы – это мечта любого мужчины. Я представляю, сколько у меня появится завистников, когда мы вот так, под ручку, возвратимся на базу.

– И тут же пойдут сплетни, пересуды… – улыбнулась Снежана. – Не боитесь за свою репутацию?

– Нехай клевещут! – махнул рукой Олег. – Кто-то, наверное, злобно фыркнет. Но ведь найдутся и доброхоты, которые скажут: «А, наш Михалыч-то, орёл!». В конце концов, директор тоже человек, который имеет право на толику женского внимания. Не так ли?

– Разумеется! – живо откликнулась Снежана. – Тем более такой роскошный мужчина, как вы!

Олег смутился. Он никогда не слышал подобного комплимента в свой адрес. Бывало, его хвалили за ум, деловые качества, упорство. Еще отмечали его итальянские костюмы, модную прическу, дорогой парфюм. И как человек, который не любит комплименты, Олег всякий раз испытывал при этом неловкое чувство, спешно переводя разговор в другое русло, подальше от своей «замечательной персоны».

Вот и сейчас он поторопился дезавуировать шикарный комплимент, показывая Снежане на водную гладь, мелькавшую в густых сосновых ветках:

– Смотрите, мы уже близко!

Наконец, они вышли к Волге. По берегу гулял веселый майский ветерок, светило солнышко. Перед ними раскинулась великая русская река, которая только-только освободилась от ледяного плена.

– До чего же здорово! – восхищенно сказал Олег.

– Потрясающе! – воскликнула Снежана.

Оба настолько были переполнены чувствами, этим пьянящим весенним воздухом, ширью необъятной Волги, что, не сговариваясь, бросились друг другу в объятия и забылись страстным поцелуем…

В следующие дни Олег жалел о своём порыве, решив, как можно скорее объяснится с Снежаной. Их разговор будет коротким, официальным. Нужно принести дежурные извинения, откланяться, да и покончить одним чохом со всей этой историей.

– Окрутила баба! – сердился Олег, вспоминая недавний уик-энд.

Ладно хоть никто из сотрудников не заметил, как генеральный миловался с зазнобой на берегу Волги. Они потом возвращались на базу отдыха по отдельности, тишком пробираясь по лесным тропкам и озираясь по сторонам, словно мелкие воришки. А вернувшись на базу, в коллектив, стыдливо отводили глаза, когда ненароком встречались взглядами. Кажется, их самих застигла врасплох эта нежданная птица-любовь, вырвавшаяся на свободу раньше, чем они успели схватить её за нежное оперение.

Олег понимал, что Снежана будет ждать новых шагов с его стороны. Всё-таки, инициативу должен проявлять мужчина, смело добиваясь своей возлюбленной, отринув жалкие колебания и нерешительность. Возможно, это бы случилось, если бы не один «нюанс», разрушающий романтическую идиллию. Оба они были не свободными. Имели семьи, детей. У Олега подрастал сын, у Снежаны – дочь.

А посему красивую love story следовало пресечь на корню, пока не поздно. Пока они не стали местной сенсацией, героями сплетен и анекдотов. Когда не знаешь куда деться от любопытных взглядов сотрудников. Когда у тебя за спиной вдруг раздаются сдавленные смешки. Когда все делают вид, что ничего не знают, а сами между тем, «за глаза», бурно обсуждают страстный роман генерального директора и красотки из университета. Выдвигают предположения, насколько это «у них» серьезно: закончится ли всё брачным союзом или разбегутся через месяц-другой, «нагулявшись»?

Едва дождавшись окончания входных, Олег поутру выскочил из дома, полный решимости объясниться со Снежаной. В понедельник у неё были занятия на фирме, которые шли два часа, после обеда. Обычно набивался полный класс из желающих. Кто-то торопился занять место в первых рядах, поближе к очаровательной преподавательнице, чтобы потом навязываться с кокетливыми вопросами. Особенно любили флиртовать молодые да холостые, соревнуясь друг с дружкой в остроумии и эрудиции. «Старички» подсмеивались над этими «петушиными» боями, порой вставляя едкое словцо, сотрясавшее взрывом хохота всю аудиторию.

С самого утра Олег пытался выстроить идеальный диалог, чтобы как-нибудь, между делом, намекнуть Снежане о той «смешной выходке», которую они учудили на берегу Волги. Легко и просто, где-то с юмором. И чего точно не нужно, так это тяжелого покаянного монолога, будто подлец-любовник бросает свою пассию после долгих лет сожительства. В общем, не стоит разводить французский водевиль.

Олег уже настроился на этот полушутливый тон, придумав даже коронную фразу, что-то типа «кружит голову весна, но мы верны работе!». Он дождался окончания занятий и весело зашёл в пустой класс, вроде как по пути, мимоходом, к тому же дверь была распахнута наружу. Тем убедительнее выглядел его «случайный» визит.

– Ну, как мои архаровцы, не сильно вас допекают? – оживленно спросил Олег, разглядывая исписанный флипчарт. – Ух, сколько вы сегодня перелопатили! Так держать, одобряю…

Он небрежно стал переворачивать листы, оценивая масштаб проделанной работы.

– Фонтан идей! Фейерверк креатива! Эх, где мои двадцать пять, Снежана Александровна? Ведь старею, эх, старею…Куда мне до этих юных гениев?

И словно цитируя кого-то, Олег сказал патетически:

– «В один прекрасный день он понял, что безнадёжно отстал от жизни…»

Снежана пытливо смотрела на него, пытаясь понять, что на самом деле кроется за этой маской разухабистого директора. Желание скрыть истинные чувства? Она решила подыграть ему, завершая импровизацию:

– «И только старый кот, а также старый плед, вкупе с кружкой старого доброго эля помогли смириться с этой ужасной мыслью»…

Олег расхохотался, да так непосредственно, что даже не заметил, как схватил очаровательную блондинку за руку. Снежана с лукавой улыбкой взглянула на него, эффектно растягивая мхатовскую паузу.

– Вы – бесподобны! – произнёс Олег, едва не признавшись в любви. – Знаете, у меня есть интересное предложение. 29 мая в Москве пройдёт Международная промышленная неделя. Выставки, конференции, культурная программа…Будет интересно. Не составите компанию? Соберете уникальный материал для своих занятий. Там ведь сотни предприятий со всего мира. Когда еще представится такая возможность? За расходы не переживайте – наша фирма профинансирует поездку.

– Очень заманчиво… – улыбнулась Снежана. – Дайте мне пару дней на раздумье. В самом деле, мои лекции страдают некоторой академичностью. Им не хватает живых примеров из России. Если вы заметили, я всё ссылаюсь на опыт американских компаний. Монографии и учебники, на основе которых делаю свои презентации, тоже в основном, американские. Картинки надёргала из интернета. В общем, полная оторванность от российских реалий.

– Ну, вот видите! – воскликнул Олег. – Считайте, эту поездку служебной командировкой. Цифровым фотоаппаратом мы вас обеспечим. Сделаете новые красочные презентации для моих ребят. Пусть развиваются, расширяют кругозор. А то привыкли мыслить стереотипами: мы технари и точка, не приставайте к нам со своим маркетингом. Получается разговор глухого со слепым: коммерсанты гнут одну линию, технари – другую. Все считают себя самыми умными, никто не слышит собеседника. Идёт сыр-бор, а бизнес страдает…Так что на вас, Снежана Александровна, я возлагаю большие надежды. Тем более, в компании вы пользуетесь большим авторитетом.

– Спасибо за доверие! – откликнулась Снежана. – Очень важно, чтобы сотрудники говорили на одном языке, понимали друг друга. Иначе получается испорченный телефон. Каждый день происходят какие-то заварушки. Все стрессуют. Так и до серьёзных конфликтов недалеко.

– Слушаете, Снежана…– прищурился Олег. – Чем больше мы общаемся, тем больше убеждаюсь, что вам пора перебираться к нам, на «постоянку». Как вы отнесетесь к должности руководителя учебного центра? Зарплата – достойная, соцпакет. Ну и объём работы – приличный. У нас же почти шестьсот сотрудников. Непаханое поле…

– Еще одно заманчивое предложение – усмехнулась Снежана. – Сегодня у меня день сюрпризов. Даже голова закружилась. Но нужно всё тщательно обдумать – в тишине, в спокойствии. Не люблю рубить с плеча. Однажды уже обожглась.

– Соглашайтесь! Вас ждёт живая, интересная работа! Не прогадаете! Смотрите, я выдал целый рекламный спич. Впрочем, довольно заурядный.

Вот так неожиданно для самого Олега закончилась беседа, которая должна была поставить жирную точку в их отношениях. Он окончательно убедился в своей неспособности противостоять магнетизму этой женщины, которая заставляла его совершать резкие эмоциональные поступки, вопреки репутации и благоразумию. Вдали от Снежаны, где-нибудь в тиши домашнего кабинета, всё это казалось пустой блажью, дурью, отвлекающей от бизнеса и вносящей хаос в без того суетную жизнь. Однако стоило увидеть возлюбленную, и он едва сдерживался, чтобы не задушить её в своих объятиях, мучаясь от приступа страсти, как студент-первокурсник.

Через две недели «парочка» уже бродила по Новому Арбату, разглядывая витрины магазинчиков и кафешек. Весь день они провели на выставке, практически не пересекаясь. Олег встречался с заказчиками и партнёрами, отбивался от докучливых поставщиков. Снежана обходила павильоны, общалась с менеджерами. И вот настал долгожданный вечер, когда можно спокойно прогуляться по центру.

– Признаться, я зверски проголодался – сказал Олег. – Давайте уже присядем где-нибудь. Как насчёт горячего шашлычка на углях?

– Звучит очень соблазнительно! – одобрила Снежана. – Но я совершенно не представляю, куда можно пойти. Чувствую себя жуткой провинциалкой.

– Смотрите, вон там уютная терраска и довольно малолюдно. А еще в том кафе отличный шеф-повар.

– Как, вы уже бывали здесь? – удивилась Снежана.

– И не раз… – Олег слегка приобнял её. – Тут готовят просто космический шашлык! Но если по секрету – я готовлю еще лучше.

– Ловлю на слове! Теперь вы просто обязаны угостить меня своим фирменным блюдом. Только не вздумайте отпираться!

В этот вечер, за обильным столом, они пили французское вино и говорили обо всём на свете. Снежана вскользь упомянула о своём муже-сисадмине, который «довольно скоро разочаровал своим инфантилизмом», просиживая день и ночь в компьютерных играх, под пивко. Она призналась, что их брак был поспешным, наивным «мероприятием», как это часто случается с юными студентами, демонстрирующими свою «взрослость» перед окружающими. Разумеется, они бы давно развелись, если бы не дочь, которую никто не хотел травмировать столь резким разрывом.

Олегу стало понятно, что несмотря на популярность у мужчин, Снежана давно уже мучается одиночеством, не размениваясь на дешевые адюльтеры. Вероятно, всё это время она мечтала встретить настоящую любовь. И судя по той доверительной атмосфере, которая сейчас возникла между ними, судя по её открытому душевному взгляду – такую любовь она встретила.

Сейчас они сидят вдвоём на уютной летней террасе посреди огромного мегаполиса. Вокруг десять миллионов человек, которым нет никакого дела до них. Вероятность встретить знакомых или коллег – ничтожна. Здесь – полная свобода действий. Не надо осторожничать, озираться по сторонам, призывать себя к благоразумию. В эту тёплую майскую ночь можно всё.

– Я люблю вас – сказал Олег, ласково обнимая Снежану. – Впрочем, вы наверняка догадывались. Помните, тот поцелуй на Волге?

– Браво! Вот теперь вы – настоящий, Олег Михайлович.

– Я пытался бороться, но…

– Не нужно никаких оправданий! – остановила Снежана. – Давайте хоть сегодня будем откровенны и признаем, что давно любим друг друга.

Их бурный роман развивался, преимущественно, в служебных командировках по России. Чтобы не вызывать подозрения сослуживцев, Снежана всегда оформляла через приёмную авиабилет на Москву, а оттуда уже летела за свой счёт в тот город, где находился Олег. Выбирая лучшие отели, они на несколько дней снимали «люксовые» номера, предаваясь там любовным утехам вдали от того мира, в котором играли совсем другие роли.

В эту романтическое пору, когда стояло жаркое сухое лето, разразился скандал, охвативший всю компанию. Вначале из разных подразделений «Ориона», так называемых бизнес-единиц, стали поступать тревожные звоночки.

На излёте июля финансовый директор Толкачев влетел в кабинет генерального, потрясая какими-то бумажками, словно прокурор перед присяжными заседателями:

– Вот полюбуйтесь! – закричал он. – Плоды либерализма! Предтеча полной анархии!

– Что такое? – Олег оторвался от компьютера, и в недоумении посмотрел на финдиректора. – Да успокойтесь же! Объясните толком!

– Смотрите! Вот ведомость по зарплате департамента промвентиляции. За июнь месяц. Поглядите-ка, сколько начислено зам.директору по финансам, экономисту и офис-менеджеру. Каково, а?

Олег взял ведомость, бегло изучив суммы, выделенные работникам департамента.

– Хм…действительно странно – признал он. – Будем разбираться. Леночка, вызовите-ка Гришина.

Через пять минут в кабинет зашёл директор департамента промвентиляции, немного запыхавшийся и провонявший табачищем.

– Присаживайся, Станислав Федорович – радушно пригласил Олег. – У нас тут возникли кое-какие вопросы по твоему «ведомству».

– Всегда рад… – сухо ответил Гришин, застегивая пиджак и косо посматривая на финансового директора. – Кстати, сейчас с Красноярской ТЭЦ звонили, спрашивали, когда мы сможем приехать на обследование. Я сказал им, что пока не пришлют нормальное техзадание…

– Это успеется – остановил Олег усердного начальника. – Сейчас нас интересуют другой вопрос. Вот зарплатная ведомость по твоему департаменту за июнь. Ответь мне на вопрос, почему у тебя зам.по финансам получает в несколько раз больше руководителей проектов? А экономист с офис-менеджером, который у нас работают без году неделя, зашибают в разы больше опытных монтажников?

– Тут зависимость от многих факторов – витиевато сказал Гришин, заёрзав на стуле. – Сейчас точно не могу ответить. Нужно залезать в 1С, смотреть тарифную ставку, КТУ…Там черт ногу сломит. Я дам своим команду, пусть сидят, разбираются. Если где-то накуролесили – спрошу по всей строгости.

– Похвально! – усмехнулся Олег. – Ну а вот так, навскидку, скажи мне: разве может экономист получать больше работяги-монтажника, который в самый солнцепёк восемь часов горбатится на стройке у заказчика? Скажи мне по-нашему, по-простому? Без демагогии.

– Каждый должен получать соответственно своему вкладу – опять заюлил Гришин.

– Так какого рожна ты обираешь своих же ребят? – Олег бахнул ладонью по столу. – Смотри, Бирюкову Геннадию Палычу, опытному инженеру, за июнь начислено всего пятнадцать тысяч «рэ». А офис-менеджеру Ермаковой, длинноногой девочке, вчерашней студентке, с твоего барского плеча перепало тридцать пять тысяч. Что за вакханалия у вас там творится?

– У нас в департаменте полный порядок – обиделся Гришин. – Работы выполняем качественно, в срок. С заказчиками постоянно на связи, любые их «хотелки» – только свистни. А что касается начисления зарплаты, то ведь эта функция сейчас нам передана, бизнес-единицам. Мы по своему усмотрению решаем, кто сколько заработал. Наверное, проскакивают где-то ошибки в бумажках. Но это «болезни роста». Исправимся, обещаю.

– Знаю я ваши «болезни роста»! – махнул рукой Олег. – Пристроили своих друзей на тёплые места в офисе, нарисовали им хорошие зарплаты, а простые работяги побоку. Они и без денег проживут, у них нет не жен, ни детей. Кинул каждому «пятнашку» на нос – и хорош! На хлеб с маслом хватит. Эх, быстро же вы переродились! Всего лишь два года вашим бизнес-единицам, а уже порядки как на рабовладельческой плантации. Вот что, пиши заявление «по собственному»! Я не потерплю скотского отношения к людям.

– Виноват, Олег Михайлович – пробурчал Гришин. – Закрутился с этими стройками, недоглядел. Мотаюсь как сайгак. То там, то сям. Требования заказчиков растут, каждый своё гнёт. А ты поспевай за ихними «хотелками». Прошу не увольнять! Я всё-таки у самых истоков стоял. Можно сказать, первопроходец. Вместе с вами компанию поднимал «с нуля». Другие вон испугались трудностей, сбежали. Багров тот же, Субботин…

– Ладно, иди…первопроходец – смягчился Олег. – И почаще вспоминай принцип «от каждого по способностям, каждому по труду!». Работягу нынче каждый может обидеть. Сегодня не развитой социализм, партком или профсоюз за него не заступятся. Но в моей компании они будут чувствовать себя уверенно. Понял? Еще раз увижу такую зарплатную ведомость – и тебе не сдобровать. Даже старые заслуги не помогут.

Вечером было созвано совещание с руководителями департаментов. Как только все расселись в мягкие кресла, Олег перешел к делу:

– Господа! А не пора ли нам потолковать по душам? Давайте-ка вспомним, для чего мы создавали бизнес-единицы? Чтобы каждый департамент успешно осваивал свою нишу на рынке, продвигал свои специализированные услуги и наращивал клиентскую базу. Чтобы стабильно росли заказы, а вместе с ними – наши зарплаты! Вместо большой неповоротливой корпорации, этакого монстра, мы создали де-факто несколько мелких компаний, гибко реагирующих на рыночные изменения. Многое нам удалось. Но! Как говорили в советское время, «имеют место отдельные недостатки».

Олег вышел из-за стола и заходил по кабинету, чтобы лучше сосредоточиться на своей мысли:

– Какие же недостатки? Ну, самое очевидное – это кумовство. Понабрали знакомых, родственников, друзей. И вот вчерашние продавцы мобильных телефонов становятся у вас экономистами. А вчерашниеменеджеры по туризму – сметчиками или кадровиками. Никто не заглядывает в диплом кандидату, не проводит тестирование или даже простенькое собеседование. «Блатных» устраивают быстро, без «заморочек». Но стоит прийти к вам человеку «с улицы», пусть даже хорошему специалисту, вы тут же разводите волокиту. Чего только стоит это ваше многоуровневое собеседование, где залезаете человеку в душу, выворачиваете всю его биографию, мучаете каверзными вопросами и идиотскими заданиями…Чтобы потом вежливо «послать» кандидата. Стандартная фраза: «Мы вам перезвоним». Человек ждёт, надеется, не ведая, что на его место уже определен кто-то из широкого круга ваших друзей. В итоге, компания теряет профессионала, и приобретает очередного «блатного» сотрудника, с которого спросу ноль. Чего, мол, «своего» обижать? Что мы – звери?

Олег оглядел присутствующих, оценивая реакцию. Все сидели понурые, с хмурыми лицами, свербя взглядом раскрытые ежедневники. Кто-то делал пометки, кто-то нервно терзал ручку.

– Так вы правильно заметили, Олег Михайлович – вдруг оживился начальник департамента систем безопасности Тарасов. – Наблюдаются «отдельные недостатки». Те люди, о которых вы говорите, они погоду не делают. Их, может процентов пять, десять от общего числа работников. Причём за своих «блатных» я могу поручиться. Никаких поблажек им не делаю. Накосячил – отвечай! Наказываем, преимущественно, рублём. Надо будет – уволим.

– Верно! – поддержал начальник департамента связи Ковалёв. – Да что мы хуже других? Сейчас везде так в компаниях по России. Своим – зеленый светофор, чужим – под зад коленом. Но у нас, по крайней мере, еще берут людей «с улицы».

– Вот ты говоришь Тарасов, «блатные» погоды не делают – обратился Олег к первому оппоненту. – Ошибаешься! Они создают некую прослойку «приближенных», «неприкасаемых», «элитариев», на которых общие правила не распространяются. Я уж не говорю про высокое покровительство с вашей стороны. Особенно, когда речь заходит о зарплатах и премиях. Ковалёв верно заметил: «друзьям – всё, остальным – закон». Это создает нездоровую атмосферу в коллективе! Порождает сплетни, конфликты, дрязги…Поэтому, чтобы покончить с «отдельными недостатками», я поручаю директору по персоналу Журавлеву организовать всеобщую аттестацию работников. Пусть каждый докажет свою компетентность. Даю месяц на подготовку – спрашивать будем строго, привлечем университетских преподавателей. Если человек занимает должность экономиста или маркетолога, пусть хотя бы владеет «матчастью». А с завтрашнего дня приём новых сотрудников в департаментах должен идти по такому принципу: минимум три кандидата на должность, собеседование проходит с участием нашего директора по персоналу. Предпочтение отдаётся самому компетентному, а не чьему-то родственнику.

Журавлев тут же взял на карандаш поручение генерального, готовый в сию же секунду выполнять ответственное задание.

– Второй момент – продолжил Олег. – Я поручил финансовому директору Толкачёву сформулировать для вас четкие критерии, по которым начисляется зарплата работникам. А то «отдельные руководители» явно не в ладах с математикой. И получается, девочка-юрист получает в полтора-два раза больше опытного электромонтажника, который «живёт» на стройках. О себе любимых тоже не забываете: зарплаты рисуете грандиозные, монументальные. Позвольте, а за какие заслуги? Крупные заказы, по-прежнему, спускаются вам «сверху», по моим каналам или через наших московских «фрэндов». Господа, умерьте аппетиты!

Олег опять сел за стол, строго взглянув на руководителя департамента автоматизации Якунина.

– Ну и третье. До меня дошли слухи, что некоторые большие начальники просят убрать из своих должностных инструкций раздел об охране труда. Вроде как, они за это не несут ответственности. Если что случится с работником – я не причём. Пусть отдувается мастер, начальник участка, инженер по ТБ, директор компании, в конце концов…А моя хата с краю, чур не приставать. Знаешь Якунин, если бы ты сделал такое заявление в советское время, в тот же день был бы уволен по статье «халатность». Интересно, получается. Как бабки пилить, или служебные иномарки покупать – ты тут как тут. Когда же речь заходит о здоровье, о жизни работников тебя это не касается. Хитёр мужик! Но только в нашей компании такие «штуки» не проходят. Отказываешься брать на себя ответственность за людей – пиши заявление, вмиг рассчитаем. Ищи шарашки, где за ОТ и ТБ никто не спрашивает. А у нас – цивилизованная компания.

После того, как Олег начал «закручивать гайки», в департаментах началось брожение. Многим не понравилась вмешательство «центра», ибо за два года сотрудники бизнес-единиц (от рядовых менеджеров до руководителей) привыкли считать, что они работают в обособленных компаниях, которые вот-вот обретут полную независимость и оформят собственные ООО.

Всё чаще раздавались голоса недовольных, которые уже не хотели делиться прибылью с управляющей компанией, называя тамошних работников «дармоедами» или «нахлебниками». При этом бизнес-единицы забывали, что основная часть заказов идёт через управляющую компанию, обеспечивая им ту самую стабильную прибыль.

Ситуация накалилась до предела, когда выяснилось, что некоторые руководители департаментов тайком создали мелкие фирмы, выполнявшие функцию поставщика. Через эти карманные фирмёшки, оформленные на родственников или друзей, они закупали по завышенным ценам оборудование, материалы и инструменты. В итоге, фирмёшка обогащалась, а департаменты теряли приличные деньги, которые можно было пустить на развитие или премирование работников.

Когда информация об этом дошла до Олега, он тут же уволил жуликоватых директоров, чем подлил масла в огонь. Люди, которые не ведали о тайных махинациях своих начальников, посчитали, что генеральный банально сводит счёты с неугодными.

Толкачёв чуть ли не каждый день ошивался вокруг Олега, и торжественно вознося палец к небу, пафосно восклицал голосом оракула:

– А я предупреждал!

И наверняка бы началась смута с непредсказуемыми последствиями, но вдруг политику Олега одобрил директор самого крупного департамента Лавров, заявивший на очередном совещании:

– Мужики, пора кончать с этим сепаратизмом! Хватит народ баламутить! На участках только и делают, что языки чешут про наши разборки. Каждый норовит свои пять копеек вставить. Развели балаган! Куда мы без Михалыча? Развалимся на хрен через полгода. Вон Субботин, когда уходил от нас тоже всё мечтал – создам свою фирму, переманю заказчиков, заберу объёмы. И где сейчас тот Субботин?

– Говорят, в Москву подался на заработки – сказал финансовый директор Толкачёв. – После того, как банкротом стал.

– Вот и ответ! – Лавров оглядел сослуживцев. – Кто следующий на выход?

Повисла пауза, когда каждый думал о чём-то своём.

– Согласен! – воскликнул вдруг директор департамента связи Ковалев. – Зарвались мы ребята. По отдельности нам не выжить. В лучшем случае, годик побарахтаемся. Я до «Ориона» тоже свой бизнес имел, мелкую фирмёшку. Ничего не заработал, зато ухайдакался вусмерть. Долги насобирал. Спасибо Олегу Михайловичу за поддержку – помог выбраться из болота. Поэтому мне смешно слышать некоторых коллег, которые выросли здесь у нас, в тепличных условиях и с какого-то перепугу решили, что они крутые бизнесмены. Мужики, вы никогда не работали без админресурса! Ваши крупные заказчики – это заслуга генерального. Хотите открыть свою компанию – уходите, начинайте «с нуля». Только уж «по-чесноку», не претендуя на нашу клиентскую базу.

Олег, выслушав прения коллег, взял заключительное слово:

– Пусть сегодня каждый решит для себя, как дальше он видит своё будущее: с «Орионом» или без? Кто хочет пуститься в свободное плавание – может завтра приносить заявление по собственному желанию. Те же руководители, которые остаются в команде, прекращают фрондёрство, наводят порядок в своих бизнес-единицах и занимаются нормальной работой. Сегодня мы – стабильная процветающая компания. Давайте не раскачивать лодку. Конкуренты только и ждут, когда мы развалимся. Тогда они придут к заказчикам за нашими объёмами.

Олег встал из-за стола:

– Всё! Больше дискуссий не будет. Работаем как одна команда.

После этого совещания, напряженность в коллективе стала снижаться. Когда вопрос был поставлен ребром, ни один директор департамента не рискнул уйти на «вольные хлеба», на свободный конкурентный рынок, где требовалось самому добывать заказы, без привычного админресурса.

Буча сошла на нет.

И только компания вошла в привычный рабочий ритм, как в августе 2008 года грянул мировой финансовый кризис, болезненно шибанув по экономике России. Начавшись с банкротства крупнейших инвестиционных банков США, кризис молниеносно разлетелся по Земле, словно ударная волна от рухнувшего астероида. Эффект домино накрыл всю планету, безжалостно схлопывая национальные экономики, словно выстроенные в одну линию костяшки.

16 сентября 2008 года стал «чёрным вторником» для российского финансового рынка. Индекс РТС упал на 11,47%, а ММВБ – на 17,45%. Рухнули акции крупнейших компаний России: ВТБ, Сбербанк, Транснефть, Роснефть.

Вмиг распространились слухи о грядущем банковском крахе и банкротстве предприятий по причине дефицита свободных денег.

Россияне, которые имели какие-то вклады, бросились в банки вытаскивать с депозитов свои «кровные». Другие граждане ринулись в магазины скупать основные продукты на случай кризиса: муку, гречку, сахар, соль и т.д.

Кризис мгновенно перекинулся в реальный сектор, начался спад в строительстве, металлургии, машиностроении и других отраслях. Оказавшись на пороге полного краха, отечественные компании стали снижать зарплаты и увольнять работников.

Учредители «Ориона» настаивали, чтобы топ-менеджмент незамедлительно провел массовые сокращения, а тем сотрудникам, кто остался в штате, урезал бы зарплату на 50%. Олег посчитал эти меры излишне радикальными, предложив свой вариант оптимизации. В частности, он предложил отказаться от выплаты дивидендов, «посягнув на святое», как выразился перепуганный финансовый директор Толкачёв.

– Последнее дело – увольнять людей в кризис! – сказал Олег на собрании учредителей в Москве. – Куда им идти? Сейчас везде сокращения. Как они будут кормить свои семьи? У многих, наверняка, нет никаких сбережений. Да и зима на носу.

– Простите, а мы здесь причём? – возразил Окулов, один из ведущих учредителей компании. – Надо было думать загодя. Всё-таки, в России живём. Эти ваши люди – они что с Луны свалились? Вон, у меня бабушка до сих пор хранит на даче мешок гречки и соли, если вдруг война случится или голодомор. Не надо недооценивать наш народ. Кто-то что-то по-любому припас. Соленья, варенья, сухарики…

– Самойлов, ты прям как профсоюзный деятель рассуждаешь! – подключился к разговору другой учредитель, Климов. – Тут бизнес спасать надо, а ты о людях печешься. Не пропадут твои люди – у нас, как известно, социальное государство. Хоть мешком картошки да обеспечит. Ты о компании думай, стратег. Завтра все по миру пойдём.

– Сокращать никого не нужно, но зарплатный фонд придётся урезать – сказал Олег. – Лично я отказываюсь от выплаты дивидендов и годовых бонусов. Также предлагаю поступить другим учредителям. Что скрывать, все мы люди не бедные. Год, другой вполне можем продержаться, без особых напрягов.

– Благородно! – воскликнул Окулов, захлопав в ладоши. – Вот оно славное русское меценатство! Не забыто, не умерло. Как там у Есенина? «Брошу всё, отпущу себе бороду, и бродягой пойду по Руси…». Впечатляет!

– Олег Михайлович, ты серьёзно? – Климов скривил улыбку. – Хочешь поиграть в Дон Кихота – пожалуйста! Но только нас не втягивай в свои ролевые игры. Я наелся этого дерьма при коммунистах. Дед тоже по пьяной лавочке хвастал: отдам ближнему последнюю рубаху. Ну, отдавай, а я не хочу. Надоело, противно…Почему я должен спасать весь мир за свой счёт? Пока всякая пьянь во дворах бухала, мы с братом штудировали Питера Друкера и Филипа Котлера. Из институтской библиотеки не вылазили. А сейчас – помогай сирым и убогим. Да с какой стати?

– К тому же нами уже подготовлен план антикризисных мероприятий – вклинился в беседу Толкачёв. – По-моему, вполне адекватный. Сокращение персонала, урезание зарплаты, ликвидация всяких социальных расходов. Ну, взять хотя бы корпоративную столовую. Сколько денег вбухали? Абсолютно нерентабельный проект. Разумеется, нужно закрывать! Список можно продолжать: спортзал, учебный центр, вахта и так далее. Я вот здесь набросал табличку с расходами. Взгляните, Леонид Петрович?

– Вот это правильно! – одобрил Климов. – Толкачёв дело говорит. Послушай своего зама Олег Михайлович. Очень здравые рассуждения. А то развел коммунистическую пропаганду. Люди, солидарность, экспроприация…Ты кого спасать собрался? Эти люди нас с дерьмом сожрут, дай им только власть. Мы для них – зажравшиеся буржуи, капиталисты. Да, сейчас они улыбаются, в рот заглядывают, но случись буза – нас первых на вилы подымут. Все грехи вспомнят, какие были, и каких не было. Они только и мечтают, чтобы пришёл новый Сталин с расстрельными списками.

– У сталинистов даже такая песня есть, призыв: «готовьте списки, готовьте списки!» – напомнил Окулов. – Вот туда и впишут наши славные имена.

– Зачем мы в политику ударились? – спросил Олег. – Чай не 90-ые на дворе. Давайте ближе к делу. Ситуация критическая – никто не спорит. Но разгонять сотрудников, значит рубить…даже не сук, а дерево, на котором все дружно сидим. Я годами создавал уникальный коллектив, наверное, один из лучших в стране. Конструктора, проектировщики, монтажники… Наша гордость, золотой фонд! Наверное, для вас это просто – «функциональные единицы», а я знаю там каждого. Надежные ребята. Бывает, спорим, ругаемся, но коллектив – спаянный, дружный. Прошли огонь и воду.

– Олег Михайлович, боюсь, вы несколько заблуждаетесь… – снисходительно сказал Окулов, изображая «мудрого» наставника. – Давайте вспомним, что они устроили год назад? Чуть ли не импичмент вам объявили. Мы уж сами хотели вмешаться в эти разборки. И после этого вы нам рисуете благостную картину дружного коллектива. Ну да, пока вроде тихо там у вас, на периферии. Только мне кажется, затишье-то – временное. Накопят силёнки и айда опять бузить против «генерального».

– Наивный ты человек, Михалыч! – покачал головой Климов. – Твой «золотой фонд» – фикция. Термин из развитого социализма, как и твоя Доска почёта. Люди нынче другие. Прагматичные, жадные. Делают вид, что лояльны компании. А предложи им конкурент тысяч на пять больше – вмиг слиняют с «Ориона». Ох, достали меня разные чар-менеджеры, которые пытаются внедрять корпоративную культуру, якобы для повышения лояльности персонала. Да персонал плевать хотел на эти «заманухи»! Их, кроме бабла, ничего не интересует. Абсолютно! В общем, давай Олег определяться. Или ты выступаешь как антикризисный управляющий, железной рукой проводишь оптимизацию. Или мы будем вынуждены найти другого руководителя на твоё место. Завтра ждём от тебя ответ. Хватит разводить демагогию – пора действовать!

Олег направился в отель «Националь», едва отвязавшись от Толкачёва, который опять полез с разговорами о необходимости жесткой оптимизации. Хотелось собраться с мыслями, подумать в одиночестве. Из окна гостиничного номера открывался роскошный вид на Красную площадь. Здесь, в центре Москвы, как нигде, чувствовался пульс страны, её прошлое и настоящее. Небо окутали хмурые тучи – идеальная декорация для разразившегося в стране экономического кризиса.

– Неужели придётся резать по-живому, и никак иначе? – спросил сам себя Олег.

Он пожалел, что вбухал собственные средства в новый SPA-комплекс жены, практически оставшись без «подушки безопасности». Конечно, небольшие накопления у него остались. Но этими деньгами компанию не спасти. Выходит, прав Толкачев с московскими боссами – сокращай народ, пока не поздно, думай о бизнесе? Эх, легко столичным зажравшимся господам раздавать ЦУ! А они представляют, каково это увольнять людей в кризис? Когда повсюду идут сокращения, когда впереди долгая холодная зима? Хороший «подарочек» к Новому году – договор о соглашении сторон, по которому людям выплатят две месячные зарплаты, а дальше, граждане, сами барахтайтесь.

Олег чувствовал своё бессилие, накручивал себя и злился. Он бы с удовольствием набил кому-нибудь морду, скажем, тому же Толкачёву с его «изумительным» планом оптимизации затрат, заслужившим похвалу учредителей. Прошёлся бы Олег и по мордасам Окулова да Климова. Но если рассудить по-уму, ведь не эти же три «деятеля» затеяли мировой кризис. Куда им, мелким сошкам…Единственное, в чём их можно упрекнуть, что ради спасения своих «бабок», домов, яхт, вертолетов, путешествий, любовниц – они с легкостью избавляются от простых «людишек», которые и обеспечивают господам райскую житуху. А выполнить ответственную миссию, то бишь грязную работенку по сокращению штатов, должен Олег Самойлов – верный помощник столичных «аристократов».

Наступили сумерки. Над вечерней Москвой заморосил мелкий дождь. В телевизоре перетирали мировой экономический кризис, умные эксперты делали тревожные прогнозы, то и дело прерываемые рекламой пива, шампуней, прокладок.

Олег полез в мини-бар. Достал бутылку коньяка, и сразу же выпил пол-стакана, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Посидел малость в кресле, наслаждаясь моментом, когда алкоголь тёплой волной разбежится по телу. Подумал о Снежане – жаль, что её сегодня нет рядом. Возможно, этот день не казался бы таким паршивым, будь она вместе с ним.

…Олег проснулся среди ночи в холодном поту. Сердце стучало как бешеное. Резкая боль пронзила грудину. Он стал задыхаться, хватая ртом исчезающий воздух. Впотьмах нащупал гостиничный телефон и успел позвонить на ресепшн:

– Срочно вызовите «скорую»! Что-то с сердцем…

Глава 3. Толкачёвщина

– Коллеги! Вы, наверное, уже в курсе, что произошло с Олегом Михайловичем… – выступал Толкачёв на собрании руководителей департаментов. – С ним случился сердечный приступ и сейчас он проходит лечение в одном из кардиологических центров Москвы. Заболевание это очень тяжелое. Реабилитация может занять не один год. Поэтому учредителями компании принято решение о моём назначении и.о. генерального директора. Ну а функции финансового директора будет исполнять мой сын Эдуард, который ранее занимал должность начальника отдела планирования и анализа.

Толкачев сидел в центре стола, по-хозяйски раскинув руки, давая понять, что пришёл он всерьёз и надолго, что приставка «и.о.» не более чем временная формальность. Особливо это следует разуметь сторонникам Самойлова, ожидающим возвращения своего «атамана». Пущай не тешат себя напрасными надеждами – власть «в Малиновке» сменилась, возврата к прошлым порядкам не будет. Хватит, нахлебались.

– Сегодня в экономике сложилась непростая, я бы сказал критическая ситуация – продолжил меж тем Толкачёв, состроив скорбную гримасу. – Кризис расползается по стране. Многие компании находятся на грани банкротства. Мы – не исключение. Финансовых резервов, позволяющих пережить суровую годину, у нас нет. Прежний руководитель, к сожалению, не обеспечил «кубышку» на чёрный день. Хотя я не раз предлагал создать подобный резерв, и возможно сейчас мы бы смогли пережить кризис относительно безболезненно. Ну да ладно…Ситуация, в общем, тяжёлая. Ждать помощи не от куда. В этих условиях, нами принято решение о проведении масштабной оптимизации, согласно плану, одобренному на самом высоком уровне. Это чтобы потом не говорили, мол, Толкачев занимается самоуправством. Нет, господа, это не мои «хотелки»! Поэтому никаких парламентских дискуссий! Сообщаю чисто для информации. Запланированы серьёзные сокращения штатов, снижение зарплаты, а также ликвидация разных там социальных проектов. Сейчас финансовый директор разъяснит вам отдельные пункты.

Эдуард, придвинув к себе бумажки, принялся освещать мероприятия, предусмотренные планом оптимизации. Руки его слегка дрожали, поскольку он испытывал некоторое волнение от внезапного триумфа, который охватил его в последние дни.

Еще неделю назад Эдуард сидел «серой мышью» в скромном кабинетике, что-то подсчитывал в Excel, изредка просматривая новостные ленты. Ходил, как все в корпоративную столовку, скромно занимая очередь за рядовыми сотрудниками. Здоровался с местными работягами, сухо протягивая дряблую ладошку. В общем, ничем он не выделялся, был заурядным клерком. Офисный планктон, не видать, не слыхать. Даром, что папаша – финансовый директор. Но прежний руководитель компании Самойлов не любил, когда кто-то кичился своим «статусом». И Эдуарду приходилось изображать из себя обычного служащего, дабы не навлечь праведный гнев.

А ведь он закончил знаменитую «плешку» – Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова. Там, в Москве, помимо высшего образования, Эдуард обзавёлся модной идеологией, заявляя своим приятелям, что отныне он убежденный сторонник неолиберализма. В его комнате висели портреты Милтона Фридмана и Фридриха фон Хайека – видных представителей этого направления. Стоило кому-то начать разговор о российской экономике, Эдуард тут же вклинивался со «своими» идеями:

– Господа, оставьте бизнес в покое! – кричал он оппонентам. – Государственное вмешательство губительно для предпринимательства! Так действует слон в посудной лавке. Максимум, для чего нужно государство – это обеспечить условия для конкуренции, помочь формированию свободного рынка. А уж «невидимая рука рынка» способна творить чудеса! Сегодня в России объём социальных гарантий – непомерный, раздутый! Тяжёлое наследство, доставшееся нам от добреньких коммунистов. Пока сокращать «социалку» по всем фронтам. Мне больно смотреть куда расходуется наш бюджет – пенсионеры, безработные алкаши, многодетные, малоимущие…Кто эти люди? Зачем я должен оплачивать их существование? Ребята, к нам нагло залезают в карман за пособиями, никого не спрашивая. Это же чистый грабёж! Мне противна концепция «социального государства». Будь я президентом, давно бы уже покончил с пережитками «проклятого прошлого». Нет же, они всё носятся со своей социальной политикой, чтобы задобрить электорат перед выборами.

Еще Эдуард называл себя европейцем, отрекаясь от русского происхождения. Он терпеть не мог «лубочную Россию», которой так восхищались его друзья-иностранцы: с водкой, балалайками, банькой «по-черному» и медведями, разгуливающими по заснеженным улицам. Также у него вызвали отторжение народные песни – их, бывало, затягивали «по-пьяни» однокашники, кичась перед каким-нибудь шведами или итальянцами своей «загадочной русской душой».

– В той степи глухоооой, зааааамерзал ямщик… – пели с надрывом приятели, смахивая театральную слезу. – Наливай!

В своём неприятии, Эдуард дошёл до того, что отказывался есть блины на Масленицу, топая в «Макдоналдс» покупать чизбургер. Когда его спрашивали, какое у него происхождение, он отвечал витиевато:

– Да там, много кровей намешано…со всей Европы.

Эдуард был благодарен родителям, что его не назвали пресловутым Ваней, Серёжей, Петей. О, нет! Его нарекли благородным именем англосаксонского происхождения, которое носили короли, герцоги и наследные принцы с Туманного Альбиона. Впрочем, приятели, незнакомые с историей Великобритании, по простоте душевной называли его «Эдик», комкая величественность и аристократизм этого имени. Иные же сокурсники, и вовсе коверкали благородное имя, добавляя неблагозвучную рифму.

Говоря о России, Эдуард презрительно называл своё отечество «эта страна» или «Рашка», досадуя, что родился на «данной территории»:

– Угораздило же…

Он бы с удовольствием уехал в Лондон на постоянное ПМЖ, но ввиду отсутствия средств вынужден был вернуться к родителям. Отец, который обеспечивал ему учебу и проживание в Москве, настаивал на возвращении в родные пенаты. Здесь, считал Толкачёв-старший, сын сможет «пообтесаться», набраться живого реального опыта, а главное – быстро сделать карьеру при содействии родителя.

И вот, Эдуард, словно гонимый судьбой гений, отправился в «ссылку», на малую родину, еще больше им презираемую, чем страна в целом. Его коробил здешний провинциальный уклад, все эти мелкие людишки со своими мерзкими претензиями на «счастливую богатую жизнь». Эдуард приходил в неописуемое бешенство, когда кто-то хвастал своими покупками: машиной, мебелью, бытовой техникой.

– Папуасы! Бабуины! – орал Эдуард, разглядывая городской пейзаж из домашнего окна. – Куда вы лезете, быдло?

Получив должность финансового директора, Эдуард решил, что пора заняться «воспитанием бабуинов», оборзевших от свободы и бума потребления. Он гордо величал себя «антикризисник», радостно подписывая бумажки по сокращению штата. Ему было приятно поквитаться с «этими людишками», которые вдруг возомнили себя буржуа. Наконец, судьба расставила всё по своим местам, возвысив благородного Эдуарда над плебеями. А «невидимая рука рынка» дотянулась и до этих проклятых мест, низвергая пигмеев с насиженных тёплых местечек.

– Массам не нужна свобода! – просвещал Эдуарда отца, козыряя образованием. – Только мы, правящий класс, можем понять её великое назначение. Чернь не способна правильно распорядится дарами демократии. Для них свобода – это значит законно бухать где-нибудь в парке или у подъезда. Круглосуточная продажа алкоголя – вот предел их мечтаний. Самойлов решил, что мы живём где-нибудь в Англии, и наделил департаменты почти неограниченной свободой для развития бизнеса. Что ж, идея неплохая, слизанная с западных компаний, но к чему это привело? К бунту! К воровству! Чуть разбогатевшие плебеи тут же захотели еще большей власти и денег. Занавес.

Проведя сокращения, Толкачевы тут же ликвидировали бизнес-единицы (департаменты). Теперь они назывались «производственными участками». На них возлагались прежние задачи – поиск и освоение заказов – при этом они полностью лишались своих бюджетов и прочих «плюшек». Каждое решение теперь нужно было согласовывать с одним из Толкачёвых. Для острастки, всех директоров департаментов уволили в первый же месяц проведения масштабной оптимизации. Новые руководители набирались из исполнительных «тихоней», которым установили жёсткий оклад, дабы не зарывались и не ловчили с премиями.

Креативный Эдуард, вжившись в роль великого реформатора, решил разработать «Корпоративный этический кодекс». Особое внимание он уделил разделу, посвященному внешнему виду сотрудников. Отныне запрещалось появляться на работе в столь любимом сasual, спортивной или домашней одежде. Вводился «тотальный» деловой стиль: мужчины должны были ходить в строгих костюмах и галстуках, женщины – в юбочных или брючных костюмах. Эдуард целый вечер гадал, нужно ли установить какой-то единый цвет одежды? Если нужно, то какой: черный, тёмно-синий, серый? Перебирая варианты, он весь испсиховался. Поздно лёг спать, но и ночью ворочался, думая над злободневным вопросом. Трудно было остановить «неосознанный акт мышления», и в тот час, когда отсталая Россия забылась тяжёлым дремучим сном, Эдуарда-реформатора преследовали мысли, мысли…

Наконец, утром он решил-таки повременить с единым цветом, чтобы вернуться к данному вопросу на следующем этапе «реформ».

Эдуард весьма преуспел в бумажном творчестве. Каждый день на места сыпался непрерывный поток каких-то приказов, распоряжений, директив. Все они были выдержаны в суровом официальном тоне, требуя незамедлительного исполнения.

– Приказы не обсуждаются! – орал Эдуард на совещаниях.

Он считал ценными тех работников, кто слепо подчиняется воле «верховного командования» и понимает с полуслова, что от них требуется. Терпеть не мог «тормозов», которым всё нужно было разжёвывать, разъяснять. Вскоре вокруг Эдуарда сформировался кружок из любимчиков-подхалимов, щедро снабжавших его разного рода «оперативной» информацией:

– Сегодня инженер Зайцев возмущался, что, мол, за такие командировочные надо морду бить начальству…

– Монтажники у Борисова опять припёрлись на работу с «запашком». Сколько ж терпеть это свинство? Уже и рублем их наказывали, а толку?

– Максимова сегодня на работу опоздала, аж на двадцать минут. Иду по коридору – смотрю она мимо меня бочком-бочком, вся такая виноватая, глазки в пол. «Здрасте», говорит, Николай Антонович. «Маршрутка» по дороге сломалась, уж такие они, мол, ненадежные. Я отвернулся, противно стало. Ладно, сама дура, так и меня еще держит за дурака.

– Хм, занятно… – одобрял Эдуард, делая дорогим паркером пометочки в своём ежедневнике. – Будем принимать меры. Надоело с ними вошкаться. Хорошего отношения они к себе не понимают. Что ж, придётся по-плохому.

– Увольняем? – спрашивал подхалим с улыбочкой, уже зная ответ на свой вопрос.

– Разумеется. Лимит доверия исчерпан. Только железной рукой можно навести порядок в этом свинарнике. Не мы такие – жизнь такая.

Эдуард поощрял доносительство, и вскоре решил распространить «передовой опыт» на всю компанию. Он распорядился установить в подразделениях почтовые ящики, куда любой работник мог свободно опустить кляузу на своего коллегу. Также был создан «телефон доверия», выполнявший ту же функцию – приёма «сигналов» от неравнодушных сотрудников. Эдуард любил вечерком, после тяжелого рабочего дня, разбирать эти «анонимки» у себя дома. Плотно поужинав, садился в уютное кресло и закуривая «Parliament» наслаждался народным фольклором. Кто-то оговаривал своего коллегу, который почему-то зарабатывал больше автора письма. Кто-то подсиживал своего начальника, живописуя все огрехи последнего. Некоторые строчили поклёп на симпатичных сотрудниц – женщины, вероятно, писали из зависти или ревности, а мужики больше от обиды, что их «отшили» офисные красотки.

Из одного такого доноса Эдуард узнал о романе руководителя учебного центра Снежаны и бывшего руководителя компании Самойлова.

– А вот это интересно… – воскликнул Эдуард, срочно закуривая новую сигарету. – Надо же, какие страсти здесь творились. Айда Самойлов, айда сукин сын! Весь такой правильный, представительный. Облико морале. И на тебе! Банальный совратитель, который пользуясь служебным положением предлагает интим зависимой от него сотруднице. Жесть…

Он раза три перечитал «анонимку», чувствуя, как взволнованно стучит его молодое горячее сердце. Ему тоже нравилась эта красивая «училка» Снежана. Но между желанием и возможностями – пустыня Сахара. Знать бы, с какого края подступиться к роскошной женщине? Чем её можно зацепить? Эдуард стал обдумывать стратегию соблазнения, в связи с новыми открывшимися фактами.

– Итак…что мы имеем? – стал рассуждать финансовый директор, наливая себе рюмочку коньяка. – Самойлов сейчас валяется дома, под присмотром жены. А эта влюбленная дура тихо страдает здесь, покинутая, забытая. Жалко бабёнку! Ай, жалко!

Эдуард весело влил в глотку коньяк, закусывая сервелатом, и обращаясь к самому себе, заговорил:

– А чёб тебе, молодому-красивому, не склеить дурёху? Так ли уж она любит старпёра Самойлова? Не факт! Скорее была ситуативная интрижка. Ей хотелось получить должность, высокую зарплату, служебную тачку и т.д. Ну да, возможно ей льстило внимание генерального. Как никак, он здешний альфа-самец. Не устояла баба, уж больно выгодно крутить любовь с высоким начальством. Рестораны, подарочки…Интересно, что он ей дарил? Кольца с бриллиантами? Изумрудные серьги? Золотые часики? Видать, раскрутила мужика «по-полной». Только что получается? Сейчас-то он ей не нужен. Зачем ей такой – больной, хромой? Без статуса, без должности. Значитца, «май фрэнд», можно рискнуть склеить бабёнку. А вдруг?

Эдуард представил голую «училку» у себя в постели, и вспотел от заманчивой перспективы. На следующий день, весь при параде, надушенный, прилизанный, он вызвал Снежану к себе в кабинет. Разумеется, для решения неотложных рабочих вопросов.

– О, кого я вижу! Проходите, садитесь! – Эдуард захотел с первых же секунд покорить своей галантностью. – Может, кофе? Знаете, за чашечкой ароматного напитка как-то легче обсуждать дела. Более неформально, что ли?

– Спасибо, я, пожалуй, воздержусь – слегка улыбнулась Снежана.

По всему было видно, что ей сейчас непросто. Уже несколько месяцев она не встречалась с Самойловым. Где-то там, под присмотром бдительной супруги, чахнул её тайный любовник. Может тот уже успел разлюбить свою тайную пассию. Кто знает? Мужики, они народ переменчивый.

Несмотря на вежливый отказ Снежаны, Эдуард всё-таки настоял, чтобы им принесли чай, а еще конфеты и печенье. Он скинул пиджак, расправил галстук, пытаясь выглядеть не строгим боссом, а этаким cher ami, милым другом.

– Позвольте, я за вами поухаживаю – ласково спросил Эдуард, подливая сливки в её чашку. – Сейчас будем пить кофе, и беседовать.

Ему казалось, что со стороны он выглядит приятным интеллигентным мужчиной (в чем-то даже трогательным), который несмотря на высокую должность и ужасную занятость, способен проявить заботу об очаровательной сотруднице. Мол, все вокруг дрындят про него «сухарь, сухарь…», и никто не догадывается, что за маской строгого требовательного директора, скрывается добрейшей души человек.

– Вы угощайтесь конфетами, это итальянские, Ferrero Rocher, рекомендую – продолжал кривляться Эдуард. – Уж на что я не любитель сладкого, и то нет-нет, а потянется иной раз рука к коробке. Вы, наверное, тоже сладкоежка, как и все наши дамы?

– Бывает порой… – уклончиво ответила Снежана, не прикасаясь к угощению. – Простите, у меня скоро начинаются занятия. Сегодня разбираем технологию продаж с очередной группой. Да и вас не хотелось бы мне задерживать. Если есть какие-то срочные вопросы – готова сразу включиться в обсуждение.

– Ох, Снежана Александровна, всё бы вам о работе, да о работе. Ну а просто поговорить? По душам, без протокола…Ну да ладно, в другой раз. А сейчас скажите мне: чем я, как финансовый директор, могу помочь вашему учебному центру? Только не стесняйтесь. Мы же свои люди. Давайте пошепчемся на ушко? Ну, что вам нужно: оборудование, книги, преподаватели? Многое не обещаю, в экономике полная жо…стагнация, но чем смогу…

Снежана задумалась над предложением, и, одарив финансиста сногсшибательной улыбкой, спросила:

– А можно нам с коллегами навестить Олега Михайловича? Хорошо бы передать ему какой-то одобряющий подарок от нашей компании.

«Вот, сука! К Самойлову собралась…» – подумал Эдуард, нервно дернув ногой. Впрочем, внешне он сохранял полное спокойствие, даже заставил себя улыбнуться вежливой (ядовитой) улыбкой, промямлив в ответ:

– Хорошо, я подумаю. Действительно, важно поддержать коллегу, который оказался в непростой жизненной ситуации.

Только Снежана покинула кабинет, Эдуард высказал вслух всё что о ней думает:

– Наглая шлюха! Совсем стыд потеряла. Подарок, ага…Скажи – «не терпится», «свербит» у меня. Вот в это я поверю.

Эдуард громко заржал, радуясь своей удачной штуке, и немного жалея, что не с кем поделиться этим «приколом». Вдоволь нахохотавшись, он решил в скором времени побаловать учредителей фривольной информацией о бурном романе Самойлова. Пусть знают, кому доверяли свою компанию. Лицемеру, оборотню…Там, глядишь и вовсе от него избавятся.

Единственное о чём жалел Эдуард, что не удалось склеить «училку». Весь его выпендрёж на неё не подействовал, держалась особняком. Дааа, такую мадам попробуй-ка, окрути! Ведёт себя как прима-балерина. Даже перед директором не робеет, стерва! Шут знает, может по-другому с ней надо общаться? Но как именно? В этих делах Эдуард был не большой специалист. Точнее, совсем не специалист, «дундук». Стоило увидеть красивую женщину – он распускал перед ней хвост, хвастался своими мнимыми «связями», богатством. По сути, всё общение сводилось к пресному монологу мажора-понтореза, который заливался соловьём о себе любимом.

И хоть отец торопил его с женитьбой – «для статуса, для карьеры» – зато Эдуард никуда не торопился, предпочитая общество местных проституток. Правда, его угнетали огромные траты на плотские утехи. Он даже попытался завязать интрижку с одной из этих девиц, чтобы потом бесплатно пользоваться её услугами. Но опытная «жрица любви» быстро раскусила хитрожопого Эдуарда, и заломила баснословную цену за своё «содержание». Жадный финансист произвёл в уме калькуляцию, решив отказаться от «дамы полусвета», довольствуясь эпизодическими набегами на местные бордели.

В конце концов, Толкачёв-старший нашёл своему сыну достойную партию– дочь местного банкира, Изабеллу. Мудрые родители, договорившись друг с другом, принялись сводить «молодых», придумывая какие-то совместные вылазки, пикники. У банкира была роскошная дача, куда хлебосольный хозяин частенько приглашал семейство Толкачёвых на выходные. Одним жарким июльским днём, Изабелла пошла искупаться на речку. Естественно, в качестве провожатого родители в один голос навязали ей душку Эдуарда, уже успевшего пригубить стаканчик «красного». Тот не отказался от благородной миссии, предвкушая интересную развязку. Ну а по осени они поженились, всё также направляемые высокомудрыми родителями.

«Молодые» поселились в просторной квартире, недалеко от центра. В тот год, Эдуард только-только занял пост начальника отдела в «Орионе», особых денег у него еще не было. Но это совершенно не волновало Изабеллу, которая с первых дней замужества стала намекать, что пора бы её муженьку начинать заколачивать бабло:

– Меня устроит хотя бы…пол-миллиона в месяц! – небрежно бросила она как-то вечером, запахиваясь в велюровый халатик «Roberto Cavalli».

– Ты с ума сошла? Откуда я возьму такие деньги? – психанул Эдуард, чей заработок был в десять раз меньше.

– Ты – мужик, ты и думай! – возмутилась в свою очередь Изабелла. – У меня отец в твои годы уже всё имел. Мой тебе совет: не будь «лузером» – двигайся вперёд!

– Спасибо, очень ценная информация. Вот он секрет успеха – кто бы мог подумать?

Изабелла считала себя похожей на Монику Беллуччи, и вела богемный образ жизни. Нигде не работала, моталась по городу, разрываясь между spa-салонами и модными бутиками. У неё был свой счёт в банке, которая она завела еще до замужества. Туда отец-банкир регулярно перечислял немалые средства для любимой дочери. После замужества, родитель не изменил своему правилу, считая, что молодой муж вряд ли способен на данном этапе обеспечить все прихоти своей жены. А потребностей у неё было много…Чего только стоило пристрастие к золотым колье.

Эдуард знал об этом тайном счёте и злился. Он бы сам с удовольствием, на регулярной основе, хапал бы оттуда денюжки, да только любимая жена не подпускала суженого к папиным «мульонам».

Более того, Изабелла начала подсмеиваться над скуповатым супругом, который даже в ресторане копейничал, отказываясь от дорогих блюд. Вскоре это вошло у неё в привычку. Она постоянно троллила скупердяя, устраивала провокации и розыгрыши.

Однажды Изабелла решила приобрести манто на предстоящую зиму. Не раскрывая своих планов, коварная жена затащила своего муженька в меховой бутик – «просто посмотреть варианты». После долгой возни и примерок, она, наконец, выбрала манто из меха баргузинского соболя, стоимость которого была за миллион рублей. И тут вдруг обнаружилось, что Изабелла оставила дома платежную карту. Сделав невинные глазки, она поинтересовалась у мужа, стоящего в компании продавцов-консультантов:

– Дорогой, ты не можешь оплатить эту покупку? Всего-то «лимон деревянных», зато смотри какой здесь мех? На, потрогай!

Эдуард мечтал о том времени, когда он сможет достойно ответить на эти издёвки. И такое время настало. В 2008 году финансовый кризис ударил по банку тестя, Изабелла вмиг лишилась дорогих её сердцу поступлений. Зато стремительно стал обогащаться Эдуард, получивший должность финансового директора. Наступивший 2009 стал для него переломным. Российская экономика потихоньку стала вылезать из кризиса, чтобы достичь еще больших высот, чем в начале 2000-х.

Толкачёв-старший полностью доверял сыну, бегло просматривая документы или вовсе не заглядывая в бумажки, чем поспешил воспользоваться предприимчивый Эдуард. Он развернул бурную деятельность по личному обогащению. Доил поставщиков и «субподрядчиков», мутил с налогами и «обналом». Помимо должности финансового директора, придумал для себя еще должность директора по развитию, выписывая себе за труды огромные премии. Через своего человечка, начальника отдела снабжения, закупал для нужд «Ориона» по завышенным ценам материалы, оборудование и комплектующие у своей же фирмы-однодневки. По инициативе Эдуарда был распродан за бесценок парк служебных машин и спецтехники созданный еще при Самойлове. Разумеется, эти дешевые авто приобрёл другой его человечек, который затем выгодно сбыл их. По той же схеме Эдуард «толкнул» уникальные станки, оборудование, лаборатории. Всё под благовидным предлогом оптимизации и сокращения затрат.

Но его алчность росла, как нильский крокодил. Эдуард решил сыграть «по-крупному» и в 2010-ом оформил на компанию многомиллионный кредит – якобы, для производства собственного электрооборудования. Он убедил учредителей, что им тоже стоит вложиться в этот перспективный проект:

– Сегодня в России запредельный износ производственных мощностей! На многих предприятиях изношено до 90% оборудования! Эксплуатируем старый советский хлам. Ни сегодня-завтра ситуация станет критической. Требуется срочная модернизация и реконструкция! Сейчас западные поставщики повсюду предлагают своё дорогущее супер-пупер-оборудование. Разумеется, отечественным предприятиям зачастую оно не «по-карману». Можно закупаться в Китае. Но здесь существуют определенные риски. Я предлагаю, нам самим организовать производство востребованного электрооборудования. Разумеется, комплектующие будем приобретать у китайцев. Грубо говоря, на ихний товар налепим свои этикетки, что-то доработаем, подшаманим. И выбросим на рынок под нашим брендом. Вложений – минимум, отдачи – максимум. Другие уже давно так работают.

Практически все деньги, вложенные в проект, Эдуард аккуратно растаскивал по своим фирмёшкам, а оттуда они уходили в далёкий кипрский оффшор.

Этот «золотой дождь», пролившийся над Толкачёвым-младшим, прошёл незамеченным не только для его коллег, но и для супруги. Изабелла ждала, что с назначением мужа на высокую должность, она опять вернётся к прежнему образу жизни с каждодневным шоппингом, SPA и милыми ресторанчиками с итальянской кухней. Ан нет! Эдуард, подсмеиваясь над алчной женой, всёнудел про мировой кризис или жаловался на крохоборов-учредителей, давая понять, что у него туго с деньгами.

Между тем, вороватый финансист зачастил в men’s клубы, предлагающие эротический релакс для состоятельных мужчин. После тяжелой трудовой недели, он любил поиграть в «любовный треугольник», выбирая на вечер блондинку и брюнетку. Вначале Эдуард принимал совместный душ с гетерами. Они нежно натирали гелем его жирное ленивое тело, податливое к женской ласке. Затем разомлевший топ-менеджер устраивался в джакузи с шампанским, а девушки устраивали для него приват-танец, подавая на десерт маленькое лесби-шоу. Наконец, они вытаскивали опьяневшего клиента из водной стихии с ароматами орхидеи, растирали шелковыми полотенцами и плавно переходили к эротическому массажу.

Чем больше Эдуард предавался этим забавам, тем чаще его тянуло сюда. Вот куда он не жалел никаких денег. Через него прошли десятки девушек из местных «релакс-студий», и неожиданно в сердце ему запала одна из них – знойная брюнетка по имени Роксана. Обладая сочными бразильскими формами, она предпочитала повелевать партнёрами, что очень нравилось пухлявому Эдуарду. Томными вечерами Роксана прохаживалась плёткой по мясистой заднице финдиректора, вырывая сладостный стон из уст того, кто еще утром орал благим матом на подчиненных.

– Я твой раб, моя госпожа… – блеял пьяный Эдуард, волочась за Роксаной и целуя ухоженные пальчики на её ногах.

– Ты опять сегодня заигрывал со всякими шалавами? – допытывалась она грозным голосом, словно ревнивая жена.

– О, нет, моя короле…

– Не лги мне! – кричала Роксана, безжалостно хлестая провинившегося по белесым ягодицам.

– Да, заигрывал… – обреченно признавался «раб», которого ждала нещадная порка.

Так и мучился Эдуард, изображая днём сурового начальника-деспота, а по вечерам превращаясь в «тварь дрожащую». Через пару месяцев таких «сеансов», он настолько прикипел к Роксане, что заказывал только её одну. Пришло лето 2010-го, и – о чудо! – в один из июльских дней Эдуард понял, что не представляет своей жизни без знойной брюнетки. Он влюбился.

Всё бы ничего, да только одновременно с «большим светлым чувством», его обуяла жуткая ревность. Бразильская «госпожа» была весьма востребована у состоятельной клиентуры. Случалось, она отказывала Эдуарду, поскольку в этот вечер её заказал другой поклонник. Тогда разъяренный финансист на следующее утро устраивал на работе выволочку сотрудникам. А вечером летел к освободившейся Роксане, чтобы высказать ей свою обиду.

Решив выделиться из «серой массы», Эдуард начал соблазнять брюнетку дорогими подарками: золотыми колечками, серьгами, колье. Роксана благосклонно принимала его подношения, впрочем, оставаясь всё такой же независимой и властной. Даже в жизни она изображала из себя королеву, несмотря на свою специфическую профессию.

И вот, обезумевший от любви Эдуард предложил ей однажды грандиозный план – уехать навсегда из России в какую-нибудь тёплую страну, где «только солнце, пальмы и океан».

– Ну и куда конкретно мы направимся? – холодно поинтересовалась Роксана, стараясь не показывать своего интереса.

– Куда угодно! Да хоть в ту же Бразилию! – воскликнул Эдуард. – У меня знаешь сколько денег! Мы весь мир можем объездить. Сейшелы, Гоа, Канары, Ибица…

– Конечно, я бы хотела на Бора-Бора – разоткровенничалась Роксана. – Мне один клиент как-то предлагал поехать туда с ним, по турпутёвке. Но ты же знаешь мои правила – никаких отношений вне салона. Если бы я слушала каждого из вас…вы же все – фуфлометы! Обещаете «золотые горы», а как наиграетесь, скорее бежите к своим жёнам, детям. Вам верить – себя не уважать. Думаешь, ты один такой умный? Да мне через раз впаривают эти совместные путешествия по миру – чтобы оторваться там «по-полной».

– Я – ни все! – повысил голос Эдуард. – Тем более, я говорю не про обычную турпоездку на недельку-другую. Я предлагаю свалить из Рашки навсегда. Уехать куда-нибудь под пальмы, к океану. Тебе самой-то здесь не надоело?

– Ну, допустим, надоело – сказала Роксана. – А как же твой процветающий бизнес, которым ты всё время хвастаешь?

– Плевать я хотел на этот бизнес. Куча ленивых ослов. Пока им не вставишь – не зашевелятся.

– Ну а свою графиню куда денешь? Ты же у нас, вроде бы, еще женатый.

– Вообще, не вопрос! – заверил Эдуард. – Завтра же подам на развод. Делов-то…А потом мы сразу с тобой поженимся, любимая.

– Заметано! – щёлкнула пальцами Роксана. – Интересно, как ты скажешь об этом своему папашке? Посмотрим, насколько у тебя стальные яйца.

Но Эдуард не собирался ничего говорить отцу. Он решил тихо-мирно развестись с Изабеллой, оставив ей общий дом, имущество, ну и немного денег, чтобы хай не подымала. Как оказалось, закулисный развод – без огласки, без вмешательства навязчивых родителей – вполне её устроил. Она сама крутила с кем-то роман, поджидая удобный момент, чтобы расторгнуть брачные узы.

Всё складывалось удачно, и Эдуард, следуя своему обещанию, готовил тайный брак с несравненной Роксаной, а также бегство из страны…

Между тем, Толкачёв-старший в очередной раз озаботился дисциплиной в компании. Ему не нравилось, что сын стал меньше уделять внимания делам, делегируя полномочия своим замам-подхалимам. Отец списывал это на неопытность Эдуарда, который слишком доверял людям. По мнению Толкачёва, дисциплина существенно разболталась, напоминая прежние порядки в эпоху «гнилого либерализма» Самойлова.

Следовало срочно принимать решительные меры. Через неделю начальником службы персонала Корольковым был подготовлен план по «закручиванию гаек», с использованием передовых технологий. Толкачёвы, тщательно изучив документ, внесли свои коррективы. И началась планомерная работа…

Во всех кабинетах и коридорах устанавливались камеры видеонаблюдения, через которые секьюрити следили за сотрудниками. Кто сколько раз ходил на перекуры или в туалет, кто гонял чаи в рабочее время, кто трепался с коллегами, отвлекая их от служебных обязанностей – всё попадало в поле зрения бдительных надсмотрщиков.

Для учета рабочего времени, при входе на предприятие был установлен терминал со сканером отпечатков пальцев.

Вводилась тотальная система штрафов: за опоздание, за мат, за курение и т.д.

Однако вершиной «творчества» Толкачёвых стало создание службы внутреннего контроля (СВК), куда были подобраны с десяток бравых молодцов. Они шныряли по офису, цехам или строительным объектам, где отслеживали, кто как работает. Особенно строго контролировались «перекуры», которые по словам Толкачева, нещадно грабили предприятие. Случалось, что молодчики СВК врывались в бытовку к работягам посреди чаепития.

– Ого! Да здесь у них целый банкет! – говорил самый упитанный надсмотрщик Кабанов, оглядывая скромный стол с сушками и печеньем. – Пизд… не мешки ворочать. Вам за что деньги платят, балаболы? Бегом работать!

«Банкет» фиксировался на фотоаппарат, словно сотрудники РУБОП накрыли воровскую сходку. Далее снимки направлялись по корпоративной почте Толкачёвым, которые уже делали оргвыводы, наказывая провинившихся рублем или увольнением. Но чаще, всё-таки рублём, формируя таким образом некий «фонд» для поощрения передовых сотрудников – главным образом, своих подхалимов. Нередко Эдуард запускал загребущие ручонки в этот «фонд», будто амбарная крыса, проникшая в колхозное зернохранилище.

Перед СВК ставилась вполне конкретная задача – собрать с работников как можно больше штрафов. Особенно прибыльным направлением стали «санкции» за нарушение правил техники безопасности. Чтобы не попасть под раздачу, работягам приходилось даже в июльский зной надевать полный комплект СИЗ, включая душные респираторы. Обливаясь потом и страдая от нехватки воздуха, они вкалывали с утра до вечера, матеря надзирателей, болтавшихся с фотоаппаратами по стройке.

– Производительность труда в России заметно отстает от уровня развитых стран – вещал Толкачев на собрании трудового коллектива. – Выработка по России, в среднем, составляет 22 доллара в час. А теперь посмотрим, сколько приносят иностранные рабочие. В Германии – 55$, в США – 60$, а в малюсенькой Ирландии – 66$. Теперь, понятно, почему нас называют страной третьего мира. По производительности труда, мы «соревнуемся» с Чили и Мексикой! К счастью, на нашем предприятии наблюдается рост производительности. И здесь мне хочется отметить особую роль службы СВК, которая может и вызывает нарекания у отдельных работников, но благодаря ей мы сделали невиданный прежде рывок.

На этом же собрании Толкачёвы вручили грамоты сотрудникам СВК «за профессионализм и высокие показатели». В последнем случае, подразумевался тот объем штрафов, который удалось содрать с работников за различные нарушения.

Начальник СВК Хомяков, разрываясь от усердия, предложил «ноу-хау» – прогнать через полиграф (детектор лжи) всех сотрудников компании, разумеется, за исключением высших руководителей и их окружения. Получив барский «одобрямс», молодчики СВК принялись таскать вверенный персонал на допросы:

– Вы участвовали в хищениях на предприятии?

– Если бы Вам посулили большие деньги, Вы бы согласились украсть нашу базу данных?

– Вы положительно относитесь к руководителям компании?

– Вы занимаетесь тайным поиском нового места работы?

Симпатичным сотрудницам весёлые ребятки из СВК любили задавать непристойные вопросы:

– Сколько у вас было любовников?

– Изменяли ли вы своим мужьям?

– Ваше отношение к групповому сексу?

Полученные результаты Хомяков распечатывал на принтере, аккуратно раскладывал по папочкам, и лично относил на рассмотрение Толкачёвым. Там они все вместе, за чашкой ароматного кофе, изучали данные, хохотали, выносили «приговоры».

Работники «Ориона», готовясь к тестированию через полиграф, чтобы не психовать и случайно не оговорить себя, стали принимать успокоительные препараты. Поскольку никто не знал, в какой день его вызовут на допрос, лекарства они принимали загодя, перед началом работы. Со стороны это выглядело, как начало обычного утра в санатории или больнице, когда медсестра раздает препараты больным пациентам. По офисным коридорам гулял уже привычный запашок пустырника.

Сотрудники СВК, или как их прозвали в народе «полицаи», совершенствуя систему, принялись вербовать работников в осведомители, «неравнодушных к судьбе родного предприятия». Информаторам предусматривалась небольшая премия и кое-какие поблажки – правда, лишь в том случае, если они приносили реально ценные сведения.

В компании возникла атмосфера взаимного недоверия – все против всех. Каждый подозревал, что тот или иной коллега является тайным осведомителем СВК, и потому предпочитал помалкивать в течение рабочего дня, даже в обеденный перерыв.

Недовольство на СВК, которое копилось среди рядовых сотрудников, ждало своего часа, чтобы вырваться наружу. И такой случай представился…

Началось же всё с благих намерений Толкачёва-старшего. Когда прибыль компании стала расти, по сравнению с кризисным 2009-ым, он стал ощущать себя этаким Сталиным, который «принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».

И у Толкачёва появилась блажь – стать депутатом Госдумы. Ну, для начала хотя бы прорваться в горсовет. Чтобы обеспечить себе publicity, засветиться на уровне города, он решил дать большое панорамное интервью на местном ТВ. Директор телекомпании, почуяв амбициозного клиента, предложил щедро проплатить сюжет с условием, что всё будет сделано безупречно.

В те годы региональные студии специализировались на производстве такого рода «продукции», пополняя свои скудные бюджеты.

Дабы интервью не превратилось в скучный монолог, его планировалось разбавить короткими зарисовками с предприятия. Будни и праздники, трудности и достижения…Таким образом, получался целый фильм, где Толкачёв рассказывал, как заурядная никчёмная фирмёшка превращалась в «стабильное, социально ответственное предприятие». Разумеется, под его чутким началом.

Фильм получил пронзительное название – «Преодоление».

– Когда грянул кризис 2008-го, фирма осталась у разбитого корыта – делился воспоминаниями Толкачёв. – Прежнее руководство, к сожалению, не оставило никаких резервов. Ведь тогда никто думал, что грянет глобальный кризис. Жили одним днём. Хотя уже тогда я замечал тревожные тенденции в мировой экономике. Всё-таки у меня профильное экономическое образование, приличный опыт работы в банковской сфере…Одним словом, я предвидел это «финансовое цунами», и пытался достучаться до руководства.

Толкачёв, сам того не ведая, разыгрывал роль такого типичного американского гения из фильма-катастрофы. Пока высокие начальники ломают голову в оперативном штабе, как спасти цивилизацию от падающего метеорита размером с Австралию, «гений» тихонько уже всё вычислил и старается пробиться в Пентагон, чтобы показать «на пальцах» простое (разумеется, гениальное) решение.

– Учредители предложили мне спасти гибнущую компанию… – скромно сказал Толкачёв, едва не разрыдавшись от нахлынувших воспоминаний.

И тут фоном к его душещипательному монологу режиссер фильма захотел вставить знаменитую мелодию из мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера «Призрак Оперы».

– Ребята, это будет бомба! – заверял режиссёр главных героев фильма, семейство Толкачёвых.

Далее, после драматичного интригующего вступления, шёл живенький обзор, как из развалившейся фирмочки руководители «новой формации» создавали одну из лучших компаний России. Здесь режиссер вставил фоном динамичные композиции Koto, идеально подходящие для передачи об успешном бизнесе. Когда Толкачёвы смотрели этот ролик, то невольно притопывали ногами, режиссер тоже подтанцовывал, вращая туда-сюда плечами. Казалось, еще минута, и эти трое пустятся в безудержный пляс, позабыв о приличиях.

Фильм был почти закончен. Оставалось отснять сюжеты на социальную тематику, чтобы показать, как в «Орионе» трогательно заботятся о простых людях, рядовых россиянах.

– Мы являемся социально ответственным предприятием – говорил Толкачёв, в окружении «работяг», роль которых исполняли начальники среднего звена, обрядившиеся в спецовки и каски.

Камера постепенно приближалась к лицу генерального, подсказывая зрителю, благодаря кому «простые работяги», наконец, зажили по-человечески.

– Вместе сможем больше! – с пафосом заявлял Толкачёв, расплывшись в добродушной улыбке и пожимая руки таких же счастливых работников.

Венчать идиллию должен был сюжет с Дня Фирмы, где демонстрировалось социальное единение. Собственно, ради этих ключевых финальных кадров Толкачёв и решил провести «корпоратив» – позабытый реликт из времен «коммуниста» Самойлова. Уж больно нужны были сцены народного ликования, пробивающие на слезу бабушек-пенсионерок и других впечатлительных горожан – будущий электорат Толкачёва. Потом, ближе к выборам, эти кадры можно вставить в рекламный ролик «кандидата в депутаты». В общем, хошь-не хошь, а пришлось раскошеливаться на шикарный банкет.

День Фирмы решили устроить в одном из лучших ресторанов города – «Старом Арбате». На торжественное мероприятие прибыли около двухсот работников. Среди приглашенных были также основные заказчики и партнеры компании.

Для солидности, перед входом в ресторан, постелили красную дорожку, пародируя церемонию вручения премии «Оскар», в Лос-Анджелесе. Вдоль дорожки сновали нанятые фотографы, щёлкая всех подряд. Работяги смущённо шли под прицелом «папарацци», посмеиваясь друг над другом. Зато весьма вольготно себя чувствовали молодые девицы, разодетые как модели Ив Сен-Лорана. Они охотно позировали перед объективами, особенно те из них, кто обрядился в облегающие платья с глубоким декольте, изображая из себя голливудских «звездулек».

На праздник также приехали телевизионщики и группа журналистов из местных газет, которые соблазнились халявной пирушкой.

– Дорогие коллеги, друзья! – весело приветствовал Толкачёв многоликую публику. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить день образования «Ориона». Мы с вами прошли через многие трудности. Набивали шишки, но тут же крепли, становились сильнее, набирались опыта. И сегодня вправе сказать: вместе мы – сила!

Раздались бурные аплодисменты. Особенно старались хлопцы СВК, занявшие лучшие столы у сцены. Они уже успели, под шумок, хлопнуть по рюмке дорогого коньяка, который специально закупили для высокого начальства и себя любимых.

– Ураааа! – заорал с чувством начальник СВК Хомяков, закусывая коньячок ароматной бужениной. – Кабанов, давай не зевай! Разливай по-новой, а то так до ночи будем валандаться. Да лей «полную», чё ты как баба? Сю-сю, ля-ля…Мур, мур…

Сослуживцы Кабанова, все на одно лицо – откормленные и мордатые – заржали над своим дружком, матерящим нерасторопных девочек-официантов.

– Веселятся, гниды… – шептались меж собой работяги, недобро посматривая на шумные столы «полицаев», откуда то и дело раздавался гомерический хохот.

Началась церемония награждения. Под вспышки фотоаппаратов радушные Толкачёвы вручали работникам грамоты и скромные подарочки, выдавливая благостные улыбки, с довольно противными мордами. Было видно, что им непросто даётся роль человечных руководителей, и оттого они постоянно дергали то плечом, то головой, как бы пытаясь сбросить этот невыносимый хомут с барской шеи.

После официальных речей и награждений, начался концерт. Пока народ уплетал салаты, певец в белом фраке дружески обходил столы, чокаясь с дамами бокалом красного вина. Потом стали выступать: танцовщицы, акробаты, факиры, фокусники и т.д.

Толкачёвы восседали за богатым VIP-столом, на балкончике второго этажа, куда вела широкая лестница из основного зала. Окружённые своей свитой, они снисходительно поглядывали сверху на всеобщую веселуху. Здесь же находился режиссер «легендарного» фильма о компании, которому не терпелось презентовать своё творение широкой аудитории.

– Когда уже начнём? – то и дело вопрошал он топ-менеджеров, успокаивая оголенные нервы «художника» очередной рюмкой водки.

– Вы закусывайте, закусывайте… – увещевали его соседи по столу, миндальничая будто с малым дитём.

– Скорей бы уж! – суетился режиссёр, ерзая в кресле. Несколько оторванный от реального мира, он воспринимал всё мероприятие как прелюдию к просмотру его «шедевра» уровня Федерико Феллини.

Но еще один непризнанный гений сидел за этим роскошным столом, томимый манией величия. Сегодняшний день, по мысли Толкачёва, должен был стать знаковым в его судьбе. Ибо сейчас начинается тот самый рывок к заветной цели – креслу депутата Госдумы. Впереди большая кропотливая работа. Встречи, интервью, предвыборная компания…Посещение школ, больниц, домов престарелых. Создание общественной приёмной для горожан. Решение остросоциальных вопросов. Можно даже в компании учредить профсоюз. Разумеется, назначив председателем своего надежного человечка. Эх, раньше можно было до этого дотумкать. Да кто бы подсказал? Людишки кругом ничтожные, мелкие.

– Этим-то, что? – Толкачёв имел ввиду всех собравшихся. – Нажрались, напились, наплясались… Всего и забот. А тут – планов громадьё. Впрягайся, Анатолий Геннадьевич! Родина ждёт.

Между тем, подвыпивший народ лихо отплясывал на танцполе. Особенно пыжились мордатые хряки из СВК. Они кружились вокруг молодых девчонок, внаглую пожирая их осоловевшими глазками. Затем, распалившись, на кураже, стали лапать тех из них, кто опрометчиво обрядился в откровенные платья, с глубоким декольте или оголенной спиной. «Полицаи» образовали свой круг с красивыми сотрудницами, давая понять, что не только в офисе, но и здесь, на танцполе они являются хозяевами жизни.

Молодой инженер Калинин, очкарик-программист, не понял раскладов, поскольку устроился в компанию пару недель назад. Пьянёхонький, счастливый он тоже возжелал женского общества, «нагло» влезая в избранный круг, да так неудачно, что наступил на дорогие туфли отплясывающим бугаям из СВК.

– Куда ты лезешь, дятел? – заорал на него Кабанов, вытаскивая за шкирку с танцпола, как нашкодившего котёнка. – Совсем берега потерял, лошара?

За происходящим внимательно наблюдали монтажники из службы охранно-пожарных систем, чей столик располагался неподалеку. Среди них был Сашка Митрофанов, веселый парень двадцать семи лет. Бывший десантник с обостренным чувством справедливости. Он с детства не любил, если «старшаки» лупили ребят помладше. Ему самому здорово досталось в 90-е годы, когда в школах начал процветать рэкет. Гопники постоянно «прессовали» его, вымогая несчастные копейки, которые давала мать – одинокая женщина, всю жизнь проработавшая уборщицей. И сейчас Сашке было больно смотреть, как свора «полицаев» ощетинилась на бедного очкарика.

– Пойду тоже потанцую…– сказал друзьям Сашка, зачем-то разминая плечи.

– Братан, я с тобой! – воскликнул Вовка Егоршин, смутно догадываясь о планах приятеля.

– Айда, мужики! – крикнул Генка Свиридов, приглашая остальных работяг. – Вспомним молодость, бляха-муха. Растрясём жирок!

Здоровяк Кабанов, поучив уму-разуму щуплого программиста, возвращался на танцпол, где до этого «клеил» одну смазливую девчонку из отдела кадров. Он уже успел засунуть потную ладошку в её черное платье с открытой спиной, погладив нежную кожу красотки. И теперь, после досадного ЧП, собирался атаковать милаху с новыми силами.

– Эй, толстомясый, куда торопишься? – услышал Кабанов чью-то «предъяву» у себя за спиной. Он резко повернулся, сжимая дубовые кулачища. На него с усмешкой смотрели человек двадцать работяг, которых он обычно гонял на стройках заказчика.

– Чё, такой страшный? – весело спросил Сашка Митрофанов, вплотную приблизившись к борову. – Ай, как глазёнки забегали. Да не нервничай, пузатый. А то девочки подумают, что ты дяденьку испугался.

Взбешённый Кабанов шарахнул по противнику со всей дури, но нарвался «на встречный прямой» – даром что ли Сашка был чемпионом дивизии по боксу. Хряк приземлился посреди танцпола, прихватив в «полёте» несколько коллег из СВК, лихо отплясывающих у него за спиной.

– Атас! Наших бьют! – крикнул кто-то «полицаев», бросаясь на помощь поверженным дружкам.

– Аааааааааа! – дико заорали бабы, попавшие в эпицентр событий.

Страшен русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Работяги, весь год терпевшие издевательства молодчиков СВК, схлестнулись в жестокой рубке со своими обидчиками.

На глазах у Толкачевых, телевидения и прессы, разворачивалось монументальное побоище, в котором участвовало полсотни пьяных мужиков. Охрана заведения даже не пыталась успокоить разъярённую толпу, резонно полагая, что влезать в это «мессилово» чревато для здоровья. Он лишь хватали испуганных женщин, помогая им как можно скорее покинуть кровавую арену.

Толкачёв стоял на балкончике, и наблюдал за мордобоем, словно Наполеон, взирающий с холма на своё последнее эпическое сражение – битву при Ватерлоо. И также, как французский император, изгнанный из Франции после сокрушительного поражения, Толкачёв понимал, какие последствия для него лично будет иметь этот конфликт. Понятно, что на следующий день вся местная пресса кинется обсуждать массовую драку в одном из лучших ресторанов города. Слетятся, как коршуны, на «жареное». А там и до центрального телевидения дойдёт. В офисе начнут разрываться телефоны. Толкачёвых будут атаковать телекомпании, приглашая на вечернее ток-шоу. Само собой, подключится прокуратура и прочие ведомства: инспекция по труду, налоговая, Ростехнадзор. Начнутся проверки. Вызовут московских учредителей…

Те же невеселые мысли преследовали Эдуарда. Особенно его пугало вмешательство контролирующих органов, которые в ходе проверки могли обнаружить масштабные махинации – сразу на несколько статей Уголовного кодекса РФ.

Эдуард решил действовать немедля. Воспользовавшись шумихой, незаметно выскочил из ресторана, сел в такси и направился домой. Здесь он быстро собрал сумку, взяв личные документы, деньги, платежные карты. Прыгнул в машину и поехал за Роксаной. Оттуда – в аэропорт.

Уже там, на Канарских островах, Эдуард написал отцу трогательный e-mail:

«Dear father,

Я поступил отвратильно, когда бросил тебя в такой сложный момент. Но, поверь, у меня не было другого выхода. Слишком многое стояло на кону – в частности, моя свобода. Сам понимаешь, Россия – не лучшая страна для ведения бизнеса. Некоторые мои инициативы могли стать поводом для судебных разбирательств, и в перспективе – тюремного заключения. Я желаю тебе выбраться из всей этой навозной кучи с наименьшими потерями. Будет лучше, если ты последуешь моему примеру и навсегда покинешь унылую «рашку», где никогда не будет нормальной жизни. Перебирайся куда-нибудь в Лондон. С надеждой на скорую встречу, your son Edward. P.S. Кстати, моя девушка тоже из России. Думаю, она тебе понравится. Будете вместе нянчить внуков в Гайд-парке. Ты ведь тоже любишь старую добрую Англию, не так ли, my father?».

Глава 4. Вот моя деревня

– Загнали вы себя молодой человек, ой загнали… – пожилой доктор дружелюбно смотрел на Олега, надевая стетоскоп и усаживаясь рядом с койкой. – Инфаркт миокарда – это я вам скажу, не шутки. Ну, признавайтесь, чем вы таким занимаетесь, что в свои сорок пять умудрились попасть к нам, в кардиологию?

Олег слабо улыбнулся, вспоминая события минувших дней. Его спасло, что сотрудники отеля быстро среагировали, не задавая лишних вопросов. Тут же позвонили в «неотложку», и пока «скорая» продиралась через пробки по московским улицам, они обратились к одному врачу, которой остановился в отеле. Доктор, быстро оценив ситуацию, запихнул больному нитроглицерин под язык, усадил его в кресло и открыл форточку, обеспечив приток свежего воздуха.

На следующий день в кардиологию примчалась жена, который накануне сообщили о состоянии супруга. Но едва Олегу стало лучше, как только опасность миновала, она тут же нашла повод, чтобы улизнуть из Москвы и вернуться к своему любимому SPA-детищу. А может дело не только в нём, думал Олег, проснувшись иной раз среди ночи. Днём он читал журналы или книжки, оставленные впрок заботливой супругой. Пару раз к нему наведывались московские учредители, Окулов да Климов, нагруженные пакетами с апельсинами, будто пациент страдал авитаминозом. Доктор выделял им только пять минут на визит. Говорить по рабочим вопросам категорически запрещалось, и все их разговоры сводились к банальным вопросам: как самочувствие? чем здесь кормят? Также вскользь – о погоде.

В кардиологии Олег промаялся больше месяца, испытывая дикую неловкость всякий раз, когда медсестра (как назло, хорошенькая) убирала из-под него ненавистную «утку». Наконец, курс лечения подошёл к концу. Выписавшись из стационара, Олег договорился о встрече с учредителями, где без обиняков и долгих утомительных разговоров обе стороны решили прекратить взаимное сотрудничество. Всем было понятно, что время призрачной дружбы ушло безвозвратно. Олег продал свою долю в бизнесе, получив взамен кругленькую сумму. Вечером он сел «по-старинке», в обычный плацкартный поезд, да помчался по необъятной России, навстречу новой неведомой жизни.

На родину он прибыл около восьми утра. Обычно в это время у Олега начинался корпоративный селектор. Тут же нужно было решать кучу вопросов, разбираться в чьих-то недоработках, давать «нагоняй». А потом – созваниваться с заказчиками, просить, убеждать, спорить. Так начиналась обычная круговерть, весь день был расписан по минутам. Вертелся Олег, как белка в колесе, не видя конца и края этой свистопляске. Лишь иногда, по ночам, мечтал он уехать в какую-нибудь глухую деревушку, где тебе ни суеты, ни авралов.

Утром на городских улицах было малолюдно. Пенсионеры, мамаши с колясками. Две бабульки частили мужика, который похмелялся с утреца холодненьким пивком в ожидании трамвая:

– Гляди, Сергевна, энтот уже с утра заливается! Куда только милиция – тьфу, полиция! – смотрит. Раньше вон если видели пьяного, тут же на работу сообщали. Принимайте, мол, меры…Только так увольняли по тридцать третьей! Я сама скольких спровадила с сахарного. Ууу…Попался бы не мне в те годы, энтот алкоголик. Я бы уж…ты меня знаешь.

– Да, Матвевна, раньше не церемонились. Порядок был. Вот тебе и «плохие» коммунисты. Зато сейчас разным прохиндеям благодать. Хочу пью с утра, хочу с дружками гуляю…Никто не указ. Больно много свободы нонче стало, распустился народ.

Было им невдомёк горластым, что мужик «энтот» который день обмывал своё увольнение, попав под сокращение на исходе кризисного 2008 года.

Олег шёл по тихим улочкам, наслаждаясь зимним пейзажем. Казалось, уже сто лет он не видел своего провинциального города – кривого, неуклюжего – но до боли родного. Да никакие там Парижи, Мюнхены, Манчестеры не сравнятся с ним. Пусть кругом серые панельные дома, разбитые дороги, горы снега, пусть! А вот приедешь в какую-нибудь Прагу, сердце Европы, глядь – через недельку в родной город потянуло. Вроде и смотреть здесь нечего, обычный индустриальный пейзаж, а тянет.

С таким же умилением Олег растянулся на любимом диване, когда прибыл домой. Всё-то ему казалось милым, дорогим после заточения в унылых больничных стенах. Даже лёгкий беспорядок после утренних сборов жены, и тот радовал. Но настоящий восторг он испытал, когда погрузился в теплую ванну, с хвойным ароматом. Ему показалось, что этот один из самых прекрасных моментов жизни. Словно шёл он сюда из Москвы пешком, по заснеженным полям, утопая в сугробах, ночуя где придётся – и наконец добрался до родного дома. Голодный, холодный…

Ближе к обеду Олег позвонил жене, и они договорились устроить вечером небольшую пирушку, по случаю его приезда. Супруга выбрала одно уютное кафе с итальянской кухней, где забронировала столик в самом дальнем углу. Она любила такие укромные местечки, подальше от шумных компаний и прочей публики, чья болтовня раздражала её тонкую душевную натуру.

Праздничный ужин состоял из средиземноморского салата, тыквенного супа, а также карбонары со сливками и беконом. На десерт заказали тирамису.

– Ну, дорогой, делись своими планами… – спросила супруга, погружая ложечку в торт. – Где будешь восстанавливаться? Присмотрел уже что-нибудь? Может, в Швейцарию? Скажем, Лозанна – чем не вариант? Женевское озеро, Альпы, потрясающий воздух…Конечно, всё это недешево обходится, но оно того стоит. Могу составить тебе компанию. Сейчас мой SPA-центр простаивает. Народу практически нет – кризис…Впрочем, езжай один. Уж больно рискованно оставлять SPA на попечение Анжеллы и Юлианы. Они там опять устроят заварушку, кто круче. Весь персонал на уши поставят. Знаю, проходили. Поэтому настраивайся, что программу реабилитации тебе придётся осваивать самостоятельно. Но ты же у меня сильный, справишься.

Врачи настаивали, чтобы после выписки Олег отдохнул месяц-другой в каком-нибудь санатории. А еще лучше – целый год. Никаких стрессов и волнений. Только положительные эмоции. Отдых должен быть не шумным, а преисполненным покоя, тишины, умиротворения. Конечно, Лозанна – это шикарный вариант, думал Олег, но душа просила чего-то совсем простого, без излишеств. Хотелось пробежаться по траве, сходить по грибы, посидеть с удочкой в камышах. Однако на дворе стоял декабрь и до летних забав было еще далеко.

В итоге Олег решил пока некуда «не дергаться», наслаждаясь теплым домашним уютом. Он коротал длинную русскую зиму за книжками, расположившись на любимом диване, под зеленым абажуром. В доме находилась большая библиотека, где многие книги приобретались для красоты интерьера. Разумеется, они с женой не выпячивали эту первопричину, убеждая себя, что книги приобретаются впрок, что когда-нибудь, в свободное время, их обязательно прочтут. Но читать всегда было не досуг, а если и выдавались свободные дни, то о книгах никто не вспоминал.

Зато сейчас, с большим упоением Олег взялся за многотомник Толстого, где раньше супруга прятала деньги. Читая впервые в жизни «Анну Каренину», он проникся симпатией к одну из главных героев – Левину. Было приятно читать описание деревенской жизни, в которую тот погрузился, дабы забыть свою безответную любовь к Кити Щербацкой. И так Олега разбередила эта сельская идиллия, что он сам стал задумываться: а не поселиться ли ему в какой-нибудь деревушке? Недалеко от города, чтобы максимум полчаса на машине туда-сюда…Можно затеять строительство своего дома, благо свободного времени сейчас тьма. Да и надоело это вынужденное безделье. Всю зиму провалялся на диване, как барчук. Кому сказать – стыдно! Опротивело слоняться по комнатам, поглядывая в заснеженные окна. Пенсионер он что ли? Душа требовала работы, бурной деятельности.

Олег встречался тайком со Снежаной еще пару месяцев после выписки. Но теперь свидания утратили былую страсть. Летнее безумство 2008-го казалось чем-то далёким, отжившим. Лёжа в постели они обсуждали мировой кризис, развал компании, какие-то бытовые вопросы – и вся эта «проза жизни» разъедала их чувства. Экономическая депрессия бесцеремонно вторгалась в человеческие отношения, разрушая тысячи брачных и альковных союзов.

Пришла весна, а с ней и жажда перемен. Олег решил действовать, не посвящая жену в свои планы. Ещё начнёт отговаривать – мол, не сходи с ума, дорогой, езжай в Швейцарию. Женевское озеро, Альпы, потрясающий воздух…Так-то оно так, конечно. Но только не наше это всё, не русское. Захочешь навернуть борщеца со стопочкой самогонки, а нету! Сунут в этой Лозанне какое-нибудь фондю или раклетт, кушайте, мусью! Ну, их!

Апрельским утречком Олег прыгнул в джип, и поехал осматривать близлежащие села, прислушиваясь к собственным ощущениям: в котором ему любо? И вот, приглянулось одно из них – Старое Протасово. Небольшая деревенька, штук сто дворов. Рядом-лес, речушка. Какие-то хозяйства ухоженные, современные: крыши и заборы из профнастила, снаружи дома обшиты сайдингом, пластиковые окна. Другие хозяйства – из прошлого века: старые палисадники, подкрашенные наличники. Есть и совсем заброшенные участки, ненужные даже беспечным наследникам. Дороги в деревне не асфальтированные, так, прошлись по ним разок-другой щебёнкой и будя. Редкие столбы освещения. Короче – не Лозанна.

Наведавшись в сельсовет, Олег справился у главы администрации Парамонова насчёт свободных участков:

– Хочу к вам из города перебраться. Думаю, приобрести землю, отстроиться. Огородик, дом, банька. В общем, всё как полагается. Что посоветуете?

– Надоел, значит, город…– приветливо сказал глава поселения, внешне похожий на советского актёра Ивана Рыжова. – Понимаю. Сам иной раз приезжаю к сыну – так голова кругом. Повсюду машины эти понаставлены. Во дворах ни одного живого места. Не пройти, не проехать. Народ какой-то суетливый, нервный. Чё-то бегут куда-то. Погостишь маленько, понянчишься с внуками – да и скорее назад, в деревню. У нас тут тихо, спокойно…А воздух…ммм…благодать.

– Вот мне и посоветовали умные люди: езжай в сельскую местность. Дольше проживёшь.

– Истинная правда! – горячо поддержал Парамонов. – И лекарств никаких не нужно. Живи да радуйся!

– Ну а что за народ здесь? – поинтересовался Олег. – Мужики чем занимаются?

– По-разному. У нас-то с работой туго. В 90-ые всё развалили. Раньше тут совхоз был – ого-го! На весь Союз гремел. А сейчас каждый выживает, как может. Кто на Севера подался, кто в городе устроился, кто на стройках вкалывает, шабашниками…Обычные мужики, нормальные. Бывает, конечно, попивают. Ну это уж, в порядке вещей. Я, старый грешник, сам иной раз люблю вечерком пропустить рюмочку перед ужином.

Парамонов рассмеялся, заговорщицки подмигивая Олегу.

– Вы-то, сами не против «этого дела»? А то у нас трезвенников жуть как не любят. Жил тут у нас один деятель. В советское время пил безбожно, а при Ельцине вступил в какую-то религиозную общину. Завязал с пьянкой – уж как не ведаю. Ну и подался в проповедники. Всё ходил по селу, воспитывал мужиков. Нудный был, зараза! Только с ним поздороваешься, он к тебе с лекцией бежит. Послать подальше вроде как неудобно. Ну, стоишь, слушаешь полчаса. Бывало, бабы специально его засылали к своим мужичкам. Чтобы мозги им прочистил. А те, само собой, в штыки! Нашёлся, понимаешь, проповедник! Ладно бы какой незнакомый, городской, а то свой же, из бывших алкоголиков. Куролесил раньше – будь здоров, сколько раз в милицию попадал. И вдруг, на тебе – религиозный деятель. Короче, братья Савельевы подкараулили его как-то раз, по осени. Да и намяли бока. После этого, он съехал от нас. Дышать легче стало. Никто не стоит над душой. Вот такой анекдотик, значится, вышел, весёлый.

– Занятно – усмехнулся Олег. – Уж больно не любит наш народ всяких нравоучителей. В 90-ые насмотрелись. Помните, тогда из каждого утюга раздавалось: мы безнадёжно отстали от Европы и Америки, мы должны покаяться за наше прошлое, русские умеют только пить, все здесь сплошные лентяи, пропойцы и т.д. Привечала в ту пору матушка-Россия не только местных, но и залётных «пастырей». Каждый норовил пройтись хлыстом по нашим спинам. Воспитывали, убеждали…тащили в лоно «цивилизованных наций».

– Да помню этих мозгоё…простите, агитаторов – махнул рукой Парамонов.– Я с тех пор телевизор почти и не смотрю. Ну так, разве что футбольчик или детектив какой-нибудь. Ладно, шут с ней с этой политикой. Я вот сейчас подумал – зачем тебе «с нуля» строиться, мил человек? Тут у нас Серёга Кувайцев дом продает с участком. Отличный домик, между прочим. Купеческий! Из сосны! Правда цена у него больно кусается. Аж шесть миллионов заломил! Кто за такие деньги купит? Тем более, сейчас в кризис. Совсем уж от жадности ополоумел. Ты, это, Олег…как по батюшке-то?

– Михайлович. Да можно без отчества.

– Ты, Олег Михайлович, сходил бы к нему «на разведку». Может, глянется домишко-то. Там и банька, и насаждения. Да пойдём я тебе покажу. Познакомлю заодно. Как знать, может выгорит дельце. Тут что главное – всё есть. Заезжай и живи! Ничего не надо выдумывать. Коммуникации исправны, функционируют: газ, вода, электричество. А то знаешь с этими заброшенными участками возни не оберешься. Мало того, что старый дом нужно разбирать, так еще и фундамент заново переделывать. Морокиии…А у Кувайцева – на всём готовеньком. Ну, потом обживешься, на свой лад переделаешь, ежели что не по нраву.

Они сели в джип, и поехали по центральной улочке. На голубом небосводе резвилось игривое солнышко.

– 

Вот и весна пришла – сказал Парамонов, поглядывая по сторонам. – Назимовались, хватит. Вообще деревня у нас комфортабельная. Особенно летом. Всё цветёт кругом, раздолье, лес. Хочешь по ягоды, хочешь по грибы. В жару скупнутся можно – речка рядом. Магазинчик есть, автолавка приезжает из города. Народ у нас мирный, в основном. Имеются, правда, несколько смутьянов. Как приезжают с Севера, айда заливаться. Потом дуркуют, паразиты. Это Уварова компашка. Уже и участковый их привлекал. Только им как с гуся вода. Других мужиков еще баламутят – угощают без конца, те и рады. Кто ж от дармовой водки откажется?

Дом Кувайцева находился в конце улицы, упираясь огородами в тихую речушку. Отсюда открывался роскошный вид на луга и лесистые холмы, которые уже покрылись зеленой травкой.

– Чем не Швейцария? – усмехнулся Олег, осматривая просторы. – Вот тебе Альпы, вот тебе свежий воздух.

– Хозяин, ставь самовар, встречай гостей! – прокричал Парамонов, осторожно заглядывая в приоткрытую калитку.

Их встретила неистовым лаем дворовая собака, к которой вскоре присоединились соседские. На шум вышел из дома крепенький мужичок, лет сорока. Было видно, что он не очень-то рад незваным гостям.

– Не хмурься, земляк… – махнул рукой Парамонов. – Вот, покупателя тебя привёз. Давай, хвастай, Серёга. Показывай хозяйство. Глядишь, сторгуетесь. Олег – городской человек, при деньгах. Решил в нашей деревне дом строить. А я и говорю: ты погоди со строительством-то. У нас тут один мужик свои хоромы продаёт. Поехали, поглядим. Домишка-то у тебя справный, жалко отдавать кому попало. Если уж и продавать, то хорошим людям.

– Вы правда покупатель? – спросил хозяин у Олега, с интересом взглянув на его джип. – А то я двум городским уже показывал – ни ответа, ни привета. Вроде всё понравилось, но сейчас затаились, в молчанку играют. Наверное, цена смутила. Я ведь меньше чем за шесть миллионов не продам. Слишком много здесь вложено труда, денег, нервов. Для себя ж строил. Честно говоря, и не продавал бы. Но обстоятельства…Дочери подрастают. Скоро в пятый класс пойдут. А здесь школа – одно название. За десять верст, в соседнем селе. Но даже туда добираться тяжело: или дождями дорогу размоет, или снегом занесет. До кучи еще морозец вдарит. Зимой вообще через раз ходим. Куда потом с такими знаниями? Улицы подметать? Мечтаю им дать хорошее образование, чтобы в институтах отучились. Сам я не шибко учёный, восемь классов. По молодости свалял дурака, даже в техникум не поступил. Сейчас думаю – пусть хоть дети образованными станут. У нас в родне никто еще институтов не кончал. Поэтому – хошь, не хошь – надо в город ехать на «постоянку». Да и жена торопит. Быстрей, быстрей…А куда быстрей? Сейчас кризис, у людей денег нет. Вы-то, как – потянете? Могу, конечно, немного скинуть. Чего уж там, договоримся…

– Сторгуетесь! – поддержал Парамонов, хлопая Олегу по плечу. – Свой мужик, сразу видать. У меня чуйка на хороших людей. Вот только с бабой своей я прогадал. Ведьма досталась. Сплошные запреты кругом. Ни выпить тебе, ни закусить. Хуже участкового!

Все дружно рассмеялись.

– Знакомая картина…– промолвил Серёга, страдавший похмельем. – Вчера тоже погуляли маленько с Уваровым. Моя сразу окрысилась. Ну да ладно. Пошли что ли, на экскурсию? Чего болты болтать?

Дом Кувайцева был двухэтажный. Сверху находилась детская, внизу – гостиная, кухня и спальня. Внутри всё было очень просто, без излишеств. Самодельные деревянные столы, табуреты, шкафчики, этажерки. На лавках постелены домотканные коврики. На полу – разноцветные дорожки. Окна прикрывали занавески в цветочек. У батареи на лежанке свернулась калачиком белая пушистая кошка. Пахло свежим борщом и хлебом (семья недавно отобедала).

Дом Кувайцева представлял полную противоположность городским апартаментам Олега, где преобладал тотальный хай-тек. По мысли жены, их квартира должна была ассоциироваться с богатством и успехом. Холодный западный интерьер без намёков на сентиментальность. Непонятно, то ли дом, то ли офис. Иногда Олег ощущал себя жителем Манхеттена, живущим в небоскребе, в штаб-квартире какой-нибудь транснациональной корпорации.

Показав дом, Кувайцев повел гостей осматривать участок и другие постройки.

– Земли здесь соток пятнадцать, не меньше. Есть гдеразвернуться при желании. Каждый год сажаем картошку, капусту, свеклу, морковь. Хоть КАМАЗами вывози. Вон видишь грядки? Это под клубнику. Еще растёт вишня, малина, смородина, слива. Богатый урожай собираем, девать некуда. Весь погреб заставлен вареньем, разносолами, компотами. Моя шутит: в случае ядерной войны не пропадём. Закроемся в погребе, года на два хватит жратвы. Своеобразный такой юморок…Ну, с бабы спрос невелик.

Кувайцев открыл дверь в просторную теплицу:

– Это наша гордость. Делали строго по моим чертежам. Индивидуальный подход. Никакой-то там ширпотреб, который лёпают для магазинов. Оцени масштаб строительства. Это ж не теплица, а Краснодарский край! Да здесь жить можно. А какие тут огурчики, помидорчики…Ммм…

Затем хозяин продемонстрировал баню, сарай, столярную мастерскую. Заглянули в гараж. Осмотрели погреб. Спустились к речке.

И пока продолжалась экскурсия, Олега не покидало чувство, что всё это ему – родное, близкое. Ходил он по белу свету сорок пять лет, и не догадывался из своего директорского кресла, в чём счастье. Много он видывал разных стран, где только не мотался: Испания, Греция, Тайланд, Турция, Дубаи, Кипр и т.д. В каких только отелях не прохлаждался: пять звёзд, номер-люкс, с видом на море или океан. Всё гнался за модными тенденциями, совершал дорогие покупки, захламлял квартиру разным барахлом. А счастье-то оно здесь, рядом. Своё, русское, настоящее. Недаром сердце защемило от радости, нашёл-таки, бляха-муха.

– Надумаешь – звони! – сказал Кувайцев на прощание. – В любом случае звони, чтобы была ясность. Если не понравилось – это одно. Насильно мил не будешь. Если же только цена смущает, приезжай, потолкуем.

– Тут надо всё обстоятельно обговорить – вмешался Парамонов. – Вопрос обоюдоострый, с наскока не решишь. Посидим по-свойски, бутылочку откроем. Под стопочку гутарить – милое дело. Сухая ложка рот дерёт. Так и быть – составлю вам компанию, если позовёте. А то еще поскандалите, чего доброго. Человек я надёжный, можете доверять. Серёга ты меня знаешь…

– Да знаю – усмехнулся Кувайцев. – Куда ж мы без главы сельсовета? Мало ли какие вопросы могут возникнуть. Оформления, переоформления…Я в бумагах не силён. Понапишут – черт ногу сломит.

– Вот что… – сказал Олег. – Дай мне недельку на раздумье. Сам не люблю канителится. В следующую субботу и созвонимся, до обеда.

– Только если баба возьмёт трубку, с ней не общайся – предупредил Кувайцев. – Пусть сразу меня покличет. А то она любит сунуть нос, куда не след. Начнёт своё гнуть. Я потом отдувайся.

– Знамо дело – поддержал Парамонов. – Если баба вмешается – стыда не оберешься. Такое накуролесит. Нет, ребята, давайте сами как-нибудь разберёмся. Тихо, спокойно…без трескотни.

Олег вернулся домой под вечер. После деревенского ландшафта, неприятно поразили новые высотки – «человейники» – раскинувшиеся вдоль центрального проспекта. Элитный квартал, в котором он жил – или как его прозвали «Манхеттен» – показался холодной равнодушной цивилизацией, где соседи, новоявленные буржуа, здороваются сквозь зубы, с типичными надменными физиономиями. Даже детские площадки, стоящие на искусственном покрытии, какие-то здесь официозные, совсем не детские, будто созданные роботом-конструктором. Вокруг ни травинки, ни деревца. Разве можно сравнить с советскими песочницами в старой части города?

Всю неделю Олег думал над будущим жизнеустройством. Представлялось ему, как просыпается он ранним утречком у себя в деревне, ставит закопчённый чайник на плиту и выходит на крыльцо подышать свежим воздухом. Небо голубое, чистое. По реке стелется густой туман. Можно некуда не спешить. Делов, конечно, хватает. Огород полить надо, траву покосить, за продуктами смотаться. Но впереди целый день – еще успеется.

В пятницу вечером, Олег, дождавшись супругу, решил поведать ей свои планы. Он уже настроился на тяжелый разговор, с нулевыми шансами быть услышанным.

– Решил в деревню перебраться – объявил Олег за ужином, разливая кофе по чашкам. – Надоели эти каменные джунгли. Живём как роботы, света белого не видим. Из машины в офис, из офиса в машину. На выходные мотаемся туда-сюда: гипермаркеты, банки, заправки, кафешки. Всё чё-то ходим, покупаем. Превратились в озверелых потребителей. А жизнь проходит. Настоящая, живая. Вот сейчас на улице весна, а у нас опять по плану – поход в гипермаркет электроники. Нам новый плазменный телевизор нужен. Без него никак. Пробегаем весь день, к вечеру выжатые как лимон. Из чего стоит наша жизнь? Работа и покупки. Не знаю, как тебе, мне лично надоела эта свистопляска.

– Ну, допустим, ты уже полгода не работаешь…– перешла жена в контратаку. – Книжонки почитываешь, спишь до обеда. Я бы тоже не отказалась повалять дурака месяц, другой. Но у меня бизнес, у меня клиенты. Еще персонал, которому нужно каждые две недели платить высокую зарплату, чтобы они не сбежали к конкурентам или на «вольные хлеба». Ты знаешь во сколько обходится только один косметолог? Я как загнанная лошадь каждый день встаю в пять утра и сразу включаюсь в сотни вопросов, пока ты нежишься в постели. Ладно, допустим, сейчас у тебя восстановительный период, согласна. Ну а потом что? Какие планы, перспективы?

– Хочешь конкретики? Пожалуйста! На днях я покупаю дом в деревне. Отличный дом из сосны! Хоть на старости лет поживу как человек.

– Какая деревня, ты о чём вообще? С твоим опытом, знаниями, с твоей должностью тебя возьмут в любую компанию. Не хочешь работать на собственника, открывай свой бизнес. Двигайся, развивайся! Что ты будешь делать в этой деревне? Спиваться? Из кресла гендиректора в трактористы. Не смеши людей. Надеюсь, эта блажь скоро пройдёт. Звони в Москву Климову или Окулову – наверняка, им есть, что тебе предложить. Возвращайся в «Орион», Толкачёв со своим сынулей вряд ли потянут такую компанию.

– Да нет, это уже не та компания – вздохнул Олег. – Пока я в Москве отлеживался, они начали массовые сокращения. Разогнали хороших специалистов, а кто сам сбежал от горе-управленцев. Мне ребята звонили, рассказывали. Там сейчас полный абздец. Зато «эффективные собственники» Климов с Окуловым благополучно переживут кризис где-нибудь на юге Франции, в Сан-Тропе. Нет, я в эти игры больше не играю. Гендиректор – он только с виду значимая фигура. С точки зрения простых работяг – высокое начальство. А по сути, всего лишь пешка в руках учредителей, которые в 90-ые годы ловко подсуетились, прихватизировав госактивы.

– Не нравятся мне это твоё упадническое настроение – отрезала супруга. – Тебе нужен хороший психолог. Правильно, ты сейчас вне игры, отсюда и мировая скорбь. Ничего, устроишься в нормальную компанию, на позицию топ-менеджера, всё как рукой снимет.

– Вероника, ты совсем меня не понимаешь. Я изменился за эту зиму, многое переосмыслил.

– Не говори ерунды! Изменился он…Это просто блажь. Какое-то мальчишество. Хочу бегать по лужам и стрелять из рогатки по воробьям! Даже не рассчитывай, что я серьезно отнесусь к твоим деревенским бредням. Ты от безделия совсем с ума сошёл. Пойми, таким людям, как ты, нельзя останавливаться. Длительный отдых противопоказан. Знаешь почему некоторые директора умирают, как только выходят на пенсию? От невостребованности. От внутренней депрессии. Вот у тебя сейчас такая скрытая депрессия. Ты даже сам не осознаешь. Я позвоню одному хорошему психологу, Сильвии, она вернёт тебя к жизни.

– Что ж…– подытожил Олег. – Будем считать, что каждая из сторон осталась при своём мнении. По крайней мере, я обозначил свои намерения.

– Сделай мне лучше дайкири! – отмахнулась жена, как от назойливой мухи. – У меня сегодня был трудный день. Ругалась с рекламщиками – не могут сделать нормальный дизайн на билборды, предлагают какую-то пошлятину. Похоже, в провинции вообще с креативом всё сложно. Ты еще тут со своими «закидонами». Вместо того, чтобы бастовать, позвонил бы Окулову и Климову. Они крутые дядьки, миллиардами ворочат. Ты у них на хорошем счету. В больнице тебя навещали. Ну, были между вами небольшие тёрки – я это называю «рабочими моментами». У кого их нет? Давай, не упрямься, сделай звонок в Москву. Подумай о сыне – он скоро институт заканчивает, ему нужно хорошее место для карьеры…И, кстати, что насчёт дайкири?

…5 мая, в восемь часов утра Олег выскочил из постели, умылся, позавтракал и стал собираться в дорогу. Супруга уже уехала на работу, оставив после себя привычный беспорядок. Через час должна была прийти горничная, которая занималась уборкой дома.

Затолкав вещи в большую сумку, Олег решил перед уходом нацарапать небольшую записочку для жены. Подумав пару секунд, набросал несколько слов. Хотел добавить еще пару фраз, но вдруг ручка перестала писать, словно бунтуя против «закидонов». Искать другую не было времени, да и смысла. Суть изложена, точки расставлены. К чему сочинять надрывное послание из дешевой мелодрамки?

Вечером супруга нашла на туалетном столике запечатанный конверт. В нём содержалось коротенькое сообщение:

«Ушел в свободное плавание. Деревня Старое Протасово, улица Центральная».

Так Олег в один миг стал сельским жителем. Устроился, как сказал глава поселения, «на всём готовом». Перед отъездом, Кувайцевы провели в доме и хозяйственных постройках генеральную уборку, избавившись от разного хлама, копившегося годами. Они были рады, что, несмотря на продолжавшийся в стране кризис, вдруг неожиданно нашёлся покупатель. Олег приобрел участок, не торгуясь, за цену, предложенную хозяином. Более того, он еще заплатил ему за самодельную мебель, высоко оценив качество ручных изделий.

Вручая ключи от дома, Кувайцев по-свойски хлопнул Олега по плечу:

– Одно успокаивает – в хорошие руки дом отдаю. Не скрою, жалко покидать родные края. Я же тут с малых лет бегал пацанёнком. Учился, работал. После армии сразу женился, еще в старом сельклубе справляли свадьбу. Шум стоял обалдуйственный! Вся деревня гуляла. А дом этот вместе с батей поднимали. Батя-то у меня помер три года назад. Здесь и схоронили, в березовой рощице, на кладбище. Первый год с Любкой жили весело. Я столярничал в свободное время. Мебелишку для дома делал. Ну а когда дети пошли – совсем другая житуха началась. Заботы, хлопоты…Ладно, чего там вспоминать. Живи-обживайся, земляк! Теперь это твоё.

Кувайцев отвернулся, смахнув непрошенную слезу. С чувством пожал руку Олега, дружески протянутую напредпоследок:

– Бывай! Поехал я…

На «майские» погода выдалась великолепная. Было сухо, тепло. Лёгкий ветерок бродил по лугам. Припекало солнышко. Деревенские с утра высыпали на огороды – началась посадка картофеля. Где-то вдали играло радио, создавая праздничное настроение. Олег тоже решил заняться сельхозработами. Наскоро позавтракал яичницей с ветчиной, и взялся за лопату. Кувайцев по весне перепахал огород, оставив на посадку несколько мешков картофеля. Олег водрузил их на тележку и повёз на поле, чувствуя, как радуется душа этой простой сельской «движухе».

Он помнил, как в детстве с родителями они ездили сажать картошку. За городом был у них маленький участочек, три сотки. Сперва ехали на пригородном автобусе полчаса, потом топали пешком несколько километров. Дачным домиком служил ржавый хозблок, который в жару напоминал сауну. Олег жутко ненавидел огород, но сейчас полученные знания и навыки оказались весьма кстати.

Чтобы посадка шла ровненькими рядками, без закорючин, он натянул бичеву от края до края. Наточенная лопата легко проникала в землю, создавая неглубокие «лунки». Просадив три ряда, Олег решил малость передохнуть, побаловаться чайком. Слегка ныла спина, непривычная к сельским нагрузкам. Но сердце ликовало оттого, что после долгих лет городской суетной жизни, извечной беготни и шопинга, была обретена «тихая гавань» на просторах среднерусской полосы.

Накануне ему звонила раздраженная супруга. Она вновь завела старую пластинку, что нужно перестать «играть в детство» и броситься в ноги московским учредителям, умоляя их вернуть «Орион» под руководство Олега. Ведь при нём компания достигла небывалых успехов – стала той «курицей», которая несла золотые яйца «эффективным собственникам» из Сан-Тропе.

– Если ты не одумаешься, я подаю на развод – жёстко поставила ультиматум жена. – Зачем мне нужен деревенский мужлан-алкоголик? Все наши друзья и знакомые подумают, что ты просто чокнулся по причине сломанной карьеры. Весь город будет над нами смеяться. А ведь это те люди, которые являются городской элитой – обеспеченные, успешные, влиятельные! Среди них масса моих клиентов. С какими глазами я покажусь перед ними? Не будь идиотом, возвращайся назад! Подумай о сыне!

Раздосадованный Олег швырнул телефон куда-то в заросли смородины, добавив пару крепких выражений в адрес абонента. Ему осточертели назойливые звонки, где нотации микшировались с угрозами и оскорблениями. Через час он полез за разбитым смартфоном, ничуть не жалея о поломке. Это когда сидишь в директорском кресле, «при погонах», всем ты нужен и телефон не смолкает. Но едва сошёл с дистанции, как интерес к твоей персоне резко пропадает. За всю зиму Олегу звонили несколько раз бывшие коллеги из «Ориона», которые материли Толкачёвых и благодарили его «за лучшие годы жизни».

В сельской местности смартфон казался дорогой игрушкой, ненужностью, досадной помехой, требующей особого внимания. Его нельзя было бросить куда-то на верстак, как дешевый кнопочный телефончик, с которыми ходили деревенские мужики. Положив смартфон в спецовку, Олег то и дело думал, как бы его случайно не уронить, выполняя те или иные хозработы. В итоге, он купил в городе простенькую «раскладушку» – взамен сломанного смартфона. И сразу стало легче на душе.

Каждое утро, после легкого завтрака, Олег расписывал план на предстоящий день. В большой общей тетради чертил колонку с трёмя столбиками. В первом были задания, во втором – ресурсы или материалы, в третьем – отметка о выполнении. Вечером он подводил итоги, набрасывая кое-какие мыслишки на будущее: «Поливочный шланг протекает в нескольких местах. Заменил старую изоленту на новую. Временное решение. Надо купить в городе новый шланг 20-30 метров. Не откладывать!».

Впрочем, образцовое хозяйство Кувайцева не требовало особых доработок. Всё здесь было на своём месте, гвоздик к гвоздику, как в глянцевом журнале про дачную жизнь. Возможно, иной сельский мужик нашёл бы к чему придраться, переделывая на свой лад погреб, баню или сарай. Но городскому Олегу всё здесь казалось безупречным. Вскоре он даже заскучал, не понимая, к чему еще приложить руки в этом идеальном деревенском мирке.

– Эх, надо было брать заброшенный участок – усмехался про себя. – Уж там бы нашлась работёнка, только поворачивайся.

К Олегу то и дело заглядывал Парамонов, взявший шефство над «неопытным городским человеком». Они обычно беседовали под яблоней, за маленьким самодельным столиком, где гостя всегда ждал хороший коньяк и пахучая салями. Парамонов, вдали от своей «мегеры», отдыхал здесь душой, раздавая под рюмочку дельные советы по хозяйству:

– Ты в жару-то с самого раннего утра поливай огород, ну или вечером. А то ежели в обед начнёшь – вся вода тут же испарится на солнце. Толку от такого поливу? Смотри только шибко-то не усердствуй. Перелив он для растений также вреден, как и недолив. Почва размывается, корни начинают гнить. В садовом деле, главное – что? Опыт. Это только с виду кажется всё просто, понятно. Городские по лету приезжают сюда, хвастают: я, мол, всё знаю, не надо меня учить премудростям. А чуть что не так – бегут сразу, Палыч, посоветуй, как быть? Сразу-то не стали меня слушать, нос задрали. Мол, не учи нас, старый дурак. А как клюнул жареный петух в задницу – гордыню свою смирили. Так-то…

Однажды, июньским вечером, когда они также тихо-мирно беседовали под яблонькой, Олег спросил у главы поселения:

– Слушай, Палыч! Тут у меня одна мысля возникла. Я давеча лежал ночью, ворочался, прикидывал. Помнишь, ты показывал старую МТС?

– Ну…была у нас машинно-тракторная станция. Все ближние сёла там ремонтировались. В 90-ые, когда бедлам начался, мастерскую ликвидировали. Машины, станки распродали неведомо куда. Жил здесь у нас один хитрожопый, Федосов, он-то и сбагрил технику. Сейчас где-то в городе ошивается. Говорят, автосалон открыл, ворюга. Жена у него…

– Погоди, со своим Федосовым – прервал Олег, тронув за руку. – Ты вот лучше скажи: это здание на кого оформлено? Есть у него владелец, собственник?

– Да кому оно нужно? – сказал Парамонов. – Числится у нас на балансе. Хошь – бери в аренду. Только что с ним делать?

– А, вот давай прикинем…– Олег подсел ближе к собеседнику. – Рабочая сила есть у нас в деревне? Есть. Полно здоровых крепких мужиков. Рукастых, головастых. Электричество здесь дешевое? Дешевое, не чета городскому. Сельский тариф как никак. Производственное помещение МТС может функционировать? Может, если отремонтировать. Ну и я чего подумал? А не создать ли нам здесь мебельную фабрику? Сейчас я с тобой говорю не как Олег Самойлов, а как потенциальный инвестор. Закупим оборудование и материалы, наберем персонал, обучим – глядишь, пойдёт дело. Даром что ли я пять лет генеральным директором работал.

– Хм…– Парамонов плеснул в рюмку. – Идея, конечно, интересная. Перспективная идейка-то! Здешние мужики обрадуются, что работа в селе, наконец, появилась. Не надо мотаться в город за копейкой. Да и бабам выгода, что кормилец под боком, а не где-то на вольных хлебах – то ли работает, то ли пьянствует. Там, на шабашках, присмотра за ними нет. Здесь они еще держаться маленько. Всё-таки, семья, дети…А как в город вырвутся – понеслась! Каждый вечер у них праздник: водкой рекой, дым коромыслом! Еще подерутся где-нибудь на улице с «местными». Красней потом за них в полиции. Так что, затея эта с мебельной фабрикой – хорошая, нужная. Я лично обеими руками «за». Помогу, чем смогу. Глядишь, моего оболтуса к себе устроишь. А то уже тридцать лет скоро, он всё дурью мается. На родительской-то шее привольно.

С того дня Олег вплотную занялся новым проектом. Пока оформлялись бумаги, начался ремонт помещения под фабрику. Меняли старую проводку, электрику, освещение. Вместо проржавших батарей монтировали новые, стальные, подводя к ним полипропиленовые трубы. Также были установлены пластиковые окна. Отделочники привели в порядок стены, на которые раньше без слёз не взглянешь.

Попутно шла поставка оборудования. Олег закупил итальянские и немецкие столярные станки у одной разорившейся фабрики под Воронежем. Планировалось изготавливать недорогую корпусную мебель: от табуретки и полок до шкафов-купе.

В октябре начался набор персонала. Для начала требовалось семь человек. Желающих было много. Кто-то уже пустил слух по деревне, что на фабрике обещают высокие заработки. В сельском клубе, куда пришли мужики на собеседование, уже с утра наблюдалось столпотворение. Актовый зал – битком. Здесь и стар, и мал. Каждый пришёл попытать счастье.

– Кто умеет работать на столярных станках? – спросил Олег у деревенских.

Лес рук.

– Хм…– усмехнулся Олег. – Есть одно условие. Пьющих брать не будем. Есть здесь непьющие?

И вновь – лес рук. Мужики, искоса поглядывают друг на друга. «Авось проскочу» – думает каждый. Парамонов с ехидцей оглядывает зал, уж ему-то известно, who is who. Особенно строго он смотрит на Ладыгина, который что ни день, то «под мухой», да и сейчас сидит «веселенький», развалившись в кресле. Шапка набекрень, нога на ногу. Для полноты картины еще папироски в зубах не хватает. Мужики его подзуживают, что-то шепчут на ухо, по секрету.

– Сколько платить будут? – наконец выкрикивает Ладыгин, озвучивая тайный коллективный запрос. – Может, овчинка выделки не стоит. У меня сейчас в городе «тридцатник» выходит на руки. Я же выскококвалифи…выскококалифици…тьфу, бляха! Опытный плотник. Так чего я попрусь на вашу фабрику, если меньше предложат? Начальник, просвети народ для начала. Чё, здесь высиживать зря? Время – деньги. Сейчас вот встанем и уйдём, если мусолить будете. Ты главное скажи.

– Иди, никто не держит! – окоротил его Парамонов. – Баламут чертов!

– Вопрос оплаты решается индивидуально – сказал Олег. – Точная сумма будет озвучена позже, по итогам собеседования. Опять-таки только тем кандидатам, кто будет отобран в штат.

– Уууу…– махнул рукой Ладыгин, сделав кислую мину. – Пошла плясать губерния! Не собрание, а шапито какое-то…«шоу слонов»! Мужики, айда отседова! Проваландаемся до ночи с этими деятелями. Кто со мной? Магазин уже открылся, угощаю!

– Проваливай! – крикнул Парамонов. – Сам шальной, так еще народ подстрекаешь. С утра уже надрался, паразит.

– Ну, слушайте этих «кашпировских»! – сказал Ладыгин на прощанье. – Богата Россия на дураков. Эх, жалко мне вас ребята. Уж больно вы доверчивые. У нас же как? Главное – прокукарекать, а там хоть не рассветай.

После чего встал, и напевая песенку, пошёл из зала блатной походкой:

А на суде я брал всё на себя,

Откуда ж знать им, как всё это было.

Я в хате был, и не было меня,

Когда мента Натаха замочила.

Провожая смутьяна колючим взглядом, Парамонов сказал, обращаясь к залу:

– Вот всегда так – при всяком добром деле вечно какой-нибудь баламут найдётся!

– Палыч, ну его! – крикнули из зала. – Давайте собеседуйте!

К Новому 2010 году фабрика выдала первую продукцию. Начинали с простых табуреток и тумбочек. Потом взялись за изготовление столов.

Олег объяснял мужикам:

– Многие частники стремятся взять покупателя «дешевизной», забывая о качестве. На той же столешнице можно очень легко экономить. Взять ДСП, сделать кромку и 0,6-ой шпон, покрасить недорогим лаком. Ставишь кружку горячего чая на такую столешницу – остаётся белое пятно. Или чуть задел кухонным ножом – вот тебе и царапина. А можно сделать столешницу по-другому. Взять МДФ, сделать срез двухмиллиметровый, массивообвяз, покрыть качественным паркетным лаком, тем же Sayerlack – такой лак не царапается, не убивается, служит года. Наш покупатель – простой человек из «глубинки», которому подавай европейское качество по очень доступной цене. Мы рассчитываем на массовой спрос. К счастью, рынок потихонечку оживает…

В 2010 году российская экономика начала выбираться из кризиса. Цены на нефть, рухнувшие в конце 2008-го опять поползли вверх и через несколько лет достигли исторического максимума.

Вместе с ростом заказов, начала расширяться фабрика Олега. Штат вырос до 20 сотрудников. Увеличился ассортимент. Теперь они выпускали широкую линейку: журнальные столики, этажерки, стулья, комоды, кухонные и компьютерные столы, столы-книжки, шкафы-купе, прихожие.

Перспективы у фабрики были большие, кабы не вмешалась в дело чужая глупость…

Запустив успешный бизнес, Олег стал местной знаменитостью, и деревенские бабы принялись чесать языки, сватая «богатого мужичка» к разведенкам да молодухам. Среди заядлых сплетниц, самой языкастой была Катька Назарова – смазливая толстушка из сельского магазина. Она-то и пустила слух по деревне, что Олег не ровно к ней дышит. Разумеется, приходилось многое сочинять – а заливать Катька умела:

– Вчера, значит, стою, товар приходую. Тут вдруг Олежик в магазин забегает. Ну, «здрасте-здрасте». Спрашивает меня: «Нет ли у вас хорошего вина с конфетами?». Я ему: «У нас всё есть, смотря кому, по какому случаю?». Он мне: «Да мы тут еще один миллион заработали, хотим отметить вечерком, пропустить с коллективом по стаканчику». Я, значит, наклоняюсь за конфетами – они у меня на нижней полке, дорогие-то – смотрю в зеркальную витрину, а Олежик на мою задницу таращится. Стоит как завороженный. Прям остолбенел мужик. Ой, дурной…

– Так он может и приходил, на твою большую задницу поглядеть! – хохотали бабы. – Исподтишка-то.

– Давно я этот «грешок» за ним заметила – хохотала вместе с ними Катька. – Да вроде взрослый мужик, не мальчишка. Объяснился бы, раз уж так сильно любит. Пришёл бы как положено: в костюмчике, с цветами. Долго он еще мяться будет? Хоть бы вы, бабы, его надоумили. А то снасильничает прямо в магазине, стыда не оберешься.

– Пускай насильничает. Чего тебе Катька, жалко, что ли? Он же по любви. Потом припрём его к стенке – женись или в тюрьму «посодим». Куда ему деваться, голубоглазому? По осени свадебку сыграем. Ох, бабы, давно мы на свадебке не гуляли!

Так и пошла молва по деревне – что за Катькой-продавщицей богатенький директор увивается. Дошли эти слухи до Федьки Родионова, который недавно освободился из колонии, где отбывал срок за нанесение побоев средней тяжести. Как-то по весне подрался он в городе с одним «мажором», когда пошёл обмывать «получку» в летнюю кафешку. Федька еще со школы любил Катьку. Сватался пару раз, по пьяни – да никто его всерьез не воспринял. Послала его катькина мать куда подальше. Еще и полицией пригрозила.

Потом Катька неожиданно вышла замуж за какого-то городского хлюпика, которого через три месяца бросила, когда поняла, что квартира – не его личная, а всего лишь «съёмная». Федька, окрыленный этой новостью, опять решился посвататься к своей зазнобе, думая, что та с радостью согласится, лишь бы заткнуть рты деревенским бабам. В ту пору они каждый день судачили о её скороспелом браке, представляя инициатором развода городского мужа, которому «не глянулась» простоватая Катька.

– На что ему наша «тюха-матюха»? – вопрошали сплетницы, от души подсмеиваясь над «брошенкой».

Федька кинулся спасать любимую от злых языков. Напялил новую рубаху, нарвал цветов в саду, и пошёл свататься. Всё честь по чести. Но снова напоролся на злобную тёщу, которая заорала благим матом:

– От одного нищеброда избавились, так другой лезет со своей любовью! Да что же так доченьке не везет на богатых-то мужиков? Кругом только голодранцы ошиваются. Зять не х…взять. Вот напасть-то, а!

Короче, умылся Федька. От обиды ушёл в запой, а потом устроил в городе пьяную драку с мажором, за которую и получил «трояк». Когда освободился, приехал в деревню с твердым намерением начать новую жизнь, позабыв роковую любовь юности.

– Мне на эту дуру глубоко пофиг – хвастал Федька друзьям и родственникам. – Там, на зоне, я многое переосмыслил. Хватит играть в детство.

Да только правда люди говорят: старая любовь не ржавеет. Пошёл Федька в магазин за продуктами, увидел «эту дуру» после нескольких лет разлуки, и понял, что полюбил её еще сильнее. Да и Катька как назло похорошела. С чего-то Федьке показалось – глянула она на него, разнесчастного, то ли с жалостью, то ли с нежностью. Никак соскучилась? Может, тоже «переосмыслила»?

Обрадованный Федька опять размечтался. Только на этот раз решил действовать хитрее. Затея состояла в том, чтобы купить две путёвки в Турцию, и вместе «с рукой и сердцем», предложить Катьке провести «медовый месяц» зарубежом, в формате all inclusive. Кто от такого откажется? Федька стал работать на стройке, а через полгода взял потребительский кредит, собираясь потратить его на свадебное путешествие. И вдруг до него долетел слушок, что за Катькой увивается местный «коммерс», мебельщик, каждый день наведываясь к ней в магазин. Федька решил действовать на опережение, пока любимая не улетела на белом джипе в городской ЗАГС. Аккурат подвернулся подходящий случай.

В сентябре 2010 года главе поселения Парамонову стукнуло 60 лет. «Деревенские» готовились к этому событию еще за месяц. Репетировали песни, проигрывали сценки, намечали конкурсы. Сельский художник Малинин рисовал по фотографии портрет юбиляра, где сидит он на орловском рысаке, в папахе, грозно сжимая рукоять, и вглядываясь куда-то вдаль, высматривает вражьи стаи, готовый ринуться в бой.

Созвал Парамонов на свой юбилей чуть ли не всю деревню. Пригласили и семью Федьки. Тогда-то у него и родился дерзкий план. Там, при всём честном народе сделает он Катьке предложение. Свои пацаны поддержат, а за ними и другие подтянутся. Мужики, бабы, старики скажут своё веское слово. Пусть попробует злая тёща вякнуть чё-то против. Куда он против народа? Федька уже представлял, как все сначала удивятся, потом дружно зааплодируют, и один за другим начнут подбадривать. Сам Парамонов радостно похлопает Федьку по плечу и скажет:

– Ну ты учудил, парень! А вообще – молодец! Выбор одобряю. Катька – баба видная. Только со свадьбой не тяните, дело к зиме идёт.

Чтобы вместить всех приглашенных, решено было провести мероприятие в актовом зале сельклуба. Здесь накрыли пышные столы. В субботу вечером народ, «при параде», стал подтягиваться на чествование юбиляра. Федька сел рядом с родителями и стал наблюдать за Катькой, чувствуя, как бешено колотится сердце. Такой красивой он её еще не видел. Одетая в яркое красное платье, с розой в волосах она напоминала героиню мексиканских сериалов.

Федька давеча поведал дружкам о своём намерении, и настропалил пацанов, что в решающий момент, они поддержат приятеля, увлекая за собой остальной народ, который к тому времени хорошенько поддаст. Кто откажется поддержать парня в такую судьбоносную минуту? Это уж надо быть совсем бездушной скотиной, чтобы не заорать вместе со всеми:

– Горько! Горько!

Федька решил так – сделает он своё предложение в середине вечера, когда стихнут речь в честь юбиляра, и возникнет более неформальная обстановка, располагающая к романтическим поступкам.

Между тем, Катька имела свои планы на этот вечер. Ей надоело ходить в невестах Самойлова, как о том гласила народная молва, а точнее, слушок, который она сама же и пустила по деревне. И сегодня бабы с любопытством следили за «влюбленными», ожидая увидеть чего-то такое, «мексиканское».

Олег сидел рядом с юбиляром и не ведал, какие страсти разыгрываются вокруг его персоны. То и дело подзуживал Парамонов, тихонько толкая друга локтем в бок:

– Ты, Олег, зря не сиди. Присматривайся к нашим бабам. Может, какая и глянется. Ты же теперича свободный. Тебе и карты в руки.

– Ну, Мирон Палыч, я ведь только полгода назад, как развелся. Дайте хоть чуток пожить вольной жизнью. Успею я этот хомут еще надеть.

– Вот, чудак-человек! С кем зимовать-то будешь? Баба она навроде печки. И согреет, и еще кой-чего может…ежели мужику приспичит.

Они весело рассмеялись, похлопывая друг друга по спинам. Вдруг зазвучала лиричная мелодия, и в зале выключили лампы, оставив только светомузыку.

– Белый танец! Дамы приглашают кавалеров! – объявила розовощёкая ведущая.

Катька вскочила со стула и грациозно пошла по залу, пропорхнув мимо влюбленного Федьки. Тот сидел ни жив, ни мертв, с чего считая, что она выберет его. Но Катька, как танк, пёрла в сторону Олег, полная решимости вскружить ему голову в этот вечер.

– Разрешите на танец! – кокетливо спросила она у своего избранника, подавая свою пухлую ручку с накрашенными ноготками.

– Пожалуйста! – растерялся Олег, вставая со стула.

– Так что насчёт печки? – шутливо спросил Парамонов, усмехаясь в кулак. – Зима она – длииинааая…

Федька смотрел с болью, как его ненаглядная Катька томно обнимает в танце другого мужика, ласково прижимаясь своим телом к мебельщику. Вот её рука обвила шею соперника, и нежно погладила модельную причёску. Потом еще раз, уже нежнее. И вдруг Катька…поцеловала «коммерса». Самое противное, что за этой любовной игрой наблюдали пацаны, которым он вчера раскрыл свой план.

– Тебе вон та что ли пышка нравилась? – спросил Федьку двоюродный брательник, приехавший из соседнего села. – В красном которая? Вся такая «секси»…

– Плевал я на неё – процедил Федька и налил полный стакан водки. – Корова деревенская.

– Ну не скажи. Я бы сам к ней посватался. Как зовут симпатяшку?

– Пошёл на хер! – сказал Федька, и прихватив с собой бутылку, попёрся из зала.

Он выскочил на улицу, и быстро-быстро пошёл прочь от этого места, где безумно красивая Катька сгорала от любви к «коммерсу», беззастенчиво демонстрируя свои чувства на глазах у всех.

– Как же так, на..? – грубо матерился Федька, вспоминая любовную сцену. Ему хотелось плакать, ком стоял в горле, но он усилием сдерживал слёзы, чтобы не чувствовать себя тряпкой.

Через полчаса Федька сидел на холме, попивая из горла водку и наблюдая сверху за деревней. Там, вдали гремела веселая музыка из окон сельского клуба. Продолжался праздник, люди веселились. Кто-то под шумок целовался со своей «половинкой», наслаждаясь счастьем. И только он, отвергнутый избранник, лежал на жухлой траве, в полном одиночестве. На хрен никому не нужный.

– Значит, говоришь, богатенького нашла. Ну лады, лады…– сказал Федька, заливая водяру себе в глотку. – Посмотрим, насколько твоей любви хватит.

Ему пришла шальная мысля. Дотопав в потёмках до дома, он вытащил из гаража канистру и наполнил бензином две бутылки. Заткнул горлышками тряпками, соорудив классический «коктейль Молотова». Стараясь не попадаться на глаза, прошустрил по тёмным улочкам до мебельной фабрики.

– Ну что, устроим им свадебку? – спросил сам себя Федька, и швырнул в окошко камнем. Когда стекла разбились вдребезги, он закинул внутрь помещения зажжённые бутылки. Там на полу лежали древесные плиты, которые тут же поглотили языки пламени. Пожар набирал силу, захватывая всё новые участки. Федька даже испугался, что огонь так быстро распространяется по зданию. Он воровато оглянулся по сторонам, и на полусогнутых ногах заторопился к своему дому. В ближних дворах уже начали лаять собаки, почуяв запах гари. Ночь обещала быть жаркой…

Прошёл месяц. Мебельная фабрика, выгоревшая дотла, не подлежала восстановлению. В суде началась тяжба со страховой компанией, которая упорно доказывала, что пожар произошёл по вине руководства мебельной фабрики. Олег понимал, что они в лепёшку разобьются лишь бы не платить страховку, будут цепляться за каждую мелочь: за нарушение правил ОТ и ТБ, за халатность, отсутствие охраны на объекте, и главное – за отсутствие доказательств умышленного поджога. А какие могли быть доказательства? Если и были следы преступника, их тут же затоптали в общей суматохе.

Свидетелей поджога не нашлось – вся деревня гуляла на юбилее Парамонова. Но земля слухами полнится. Скоро кто-то брякнул, что виноват бывший катькин ухажёр – Федька, отомстившей директору за шашни с любимой. Мужики, потерявшие работу на фабрике, однажды вечером подкараулили пьяного Федьку и отмудохали так, что пришлось вызывать «скорую». Его увезли в больницу. Наведались туда к нему и полицейские. Он соврал, что покалечился при падении с лестницы, когда спускался с чердака в сарае, где закемарил по-пьяни. Никто не стал разбираться – так это или нет так? Составили протокольчик под роспись, да и уехали восвояси.

Олег сидел в своём деревенском доме, подсчитывая убытки. Практически все деньги были вложены в фабрику, и сейчас он остался ни с чем. Слабенькая надежда на выплату страховку становилась призрачной мечтой, не имеющей никакого отношения к реальности. Как всякий банкрот, Олег цеплялся за каждую соломинку, только чтобы отсрочить неизбежное.

Однажды вечером задребезжал мобильный. Звонил Климов из Москвы:

– Здорово, отшельник! Наслышал про твои беды. Да у нас тоже полный писец. Наворотили эти Толкачёвы…Всё предприятие разворовали, хороших специалистов разогнали. Устроили там апартеид, стали гнобить тех, кто остался. Ну и, как вишенка на торте – массовая пьяная драка на Дне Фирмы. Младший-то Толкачёв, который Эдуард, подался в бега. Сейчас где-то под пальмами жопу греет. А отец его под следствием. Компанию, естественно, ликвидируем. Такие дела, Олег. У нас к тебе есть одно интересное предложение. Сможешь приехать в Москву? Посидим, обсудим? Сейчас экономика опять на подъёме, нефть растёт, надо ловить «волну». Короче, покупай на этой неделе билет в «белокаменную», и сразу к нам. Перед вылетом только звякни. Встретим как полагается. Allright?

– Договорились – сказал Олег.

У него в общем-то не было особого выбора. Чего тут высиживать в деревне? Ни бизнеса, ни денег. Впереди – длинная скучная зима. Заняться абсолютно нечем. Разве что снег чистить, да водочку попивать с тоски. Вон он финал жизни – затворник из Старого Протасово. А ведь было по-другому: талантливый аспирант, успешный бизнесмен, руководитель нового поколения…

– Надо ехать – решил Олег, и стал паковать сумку.

В самый разгар сборов пришёл на «рюмочку чая» Парамонов, со своей бутылкой:

– Далёко засобирался, Михалыч? У меня тут новость для тебя. Как ты знаешь, у нас в соседнем селе школа имеется. Там со всей округи ребятишки учатся. Неделю назад директор школы, Верзилов, в город сбежал. Куда-то в исполком пригласили, на тёплое местечко. Сейчас вот решают – кого поставить взамен «дезертира»? Я и подумал: может твою кандидатуру выдвинуть? На следующий год, в школе запланирован капитальный ремонт. Выделены большие деньги. Тут каждую копеечку нужно с пользой потратить. Ты – человек опытный в этих делах. Вообще, грамотный мужик. Наш, деревенский. Тебя и будем продвигать в директоры, ежели согласишься. А то пришлют из города какого-нибудь афериста. Начнёт ловчить – половину денег себе в карман положит. На строительстве руки погреть – милое дело всякому жулью. Подумай, Олег…Дело стоящее. Школу подымать нужно из руин. Там же всё старое, 70-годов. Кадры толковые хорошо бы привлечь. А то не школа, а одно название. Это ж скольким людям польза будет?

Олег застегнул сумку и поставил её к порогу. Завтра с утра нужно выезжать в Москву. Он не сомневался, что Окулов с Климовым снова предложат ему возглавить какую-нибудь инженерную компанию. И начнётся новая жизнь, пусть и хлопотная, но сытая, обеспеченная. Он вернётся в бизнес на белом коне, в должности генерального директора. И городская элитка, клиентура бывшей супруги – те, кто посмеивался над его провалом – оценит возвращение деревенского отшельника в «большую игру».

– Знаешь, Палыч…– сказал Олег, подымаясь из погреба с банкой огурцов. – Согласен, выдвигайте мою кандидатуру.

– Вот это правильно! – одобрил Парамонов, разливая по рюмкам. – Хорошее дело, нужное. А за результат я ручаюсь.

– Прям так сразу? Вдруг подведу, мало ли? Жизнь вон какая, непредсказуемая…Ты по ровненькому асфальту норовишь, а она тебя всё на обочину выталкивает. Иль колдобину подстроит – аккурат после того как разогнался. Уж нам ли с тобой не знать, Палыч?

– Давай, с почином! – отмахнулся Парамонов. – Помнишь, что Юра Гагарин сказал Королёву перед стартом? «Поехали!».

Оглавление

Глава 1. Любовь в эпоху «перестройки»

Глава 2. Территория развития

Глава 3. Толкачёвщина

Глава 4. Вот моя деревня