Есть только миг [Анна Владимировна Фиц] (fb2) читать онлайн

- Есть только миг 2.33 Мб, 12с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Анна Владимировна Фиц

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анна Фиц Есть только миг

– Детка, мне жаль, но ты не сможешь иметь детей, – снимая перчатки и усаживаясь во врачебное кресло, объявила доктор Башмакова. Она работала в гинекологии Сельмашевской больницы много лет и эти слова произносила уже десятки раз. Девятнадцатилетняя Аннушка же слышала их впервые. Её светло-голубые глаза свидетельствовали о скором приливе, но спорить с врачом и задавать вопросы помешал излишне смиренный нрав. Она вышла в коридор, села на лавку и долго смотрела на пузырящуюся белую краску входной двери с надписью: «Башмакова М.В.»

Молодая женщина прошла несколько кварталов и оказалась на улице Агрономическая, возле дома своих родителей. Ещё недавно она жила с ними, ночуя на полуторной кровати вместе с бабушкой. Дом был маленький и ветхий, зато в городе. Родителям Аннушки удалось уехать из деревни Султан-Салы в Ростов после войны, на которой они потеряли старшего сына, подорвавшегося на мине в восьмилетнем возрасте. Сестра тоже была рядом с играющими детьми, но прибежала домой, а спустя несколько минут в деревне разразился материнский плач. Это был не первый «счастливый случай», когда жизнь настаивала: Аннушке быть! Мать забеременела второй раз в середине 30х, имея маленького сына на руках, бедность. Сама лишилась родителей в раннем возрасте. Чего только не делала в попытках эту беременность прервать: прыгала с крыши сарая, лежала в горячей воде..но вскоре родилась синеокая Аннушка, так похожая на мать, которая всё отмеренное ей время просила прощения у дочери за все эти, к счастью, неудачные попытки лишить её жизни.

– Не плачь, балас! Будут у тебя дети! К другому доктору пойдём! Вообще к мужчине надо, они – лучшие специалисты!

– Мам, она сказала, что матка к задней стенке прилипла и какой-то сильный загиб..– всхлипывая, продолжала Аннушка.

– Не переживай так, Мартыну же неважно будут ли у вас дети?

– Да, Мартыну… Мартыну вообще ничего неважно. Он сказал, что ему всё равно. Вон Катькин сын в одном дворе с нами бегает..

Впервые Аннушку сватали, когда ей было 17, но отец решил, что слишком молода. У Мартына, несмотря на свои средние параметры по шкале «завидности женихов», запросы были очень определённые: молодая голубоглазая армянка.

Армянская диаспора проживает на Дону со времён Екатерины Второй, только причины её появления до сих пор вызывают споры историков. Мне хочется верить, что предки мои здесь очутились по собственной воле, по любви. Вот, что пишет о моих предках Википедия:

«Донские армяне (также соврем. ростовские армяне или приазовские армяне; также употребляются названия «анийские армяне» или «крымско-анийские армяне») – исторически сложившаяся группа армян, проживающая в значительных количествах в низовьях Дона с 1779 года, после переселения из Крыма[1][2]. Такой же путь проделали и приазовские греки, осевшие в районе Мариуполя, но оказавшиеся после распада СССР на территории независимой Украины. Ныне армяне – это вторая по величине этническая группа Ростовской области РФ и четвёртая по величине армянская диаспора России среди субъектов федерации, численностью свыше 100 тысяч человек (2010 год, перепись). В Ростове-на-Дону армяне составляют 3,4 % населения (2010 год, перепись). Это наивысшая доля армян среди городов-миллионников РФ. Также донские армяне являются единственной армянской диаспорой России, имеющей ареал компактного расселения: в Мясниковском районе они составляют 56,1 % населения. В соседнем Егорлыкском районе их доля составляет 8,5 % населения.

Донские армяне компактно проживают в сёлах ЧалтырьКрымБольшие СалыСултан-СалыНесветай Шахты и др. Происходят из Понта и Малой Азии, откуда они начали переселяться в Крым с началом византийско-сельджукских войн[3]. По этой причине они говорят на своеобразном нор-нахичеванском (типологически анийском) диалекте западноармянского языка[4], что отличает их от восточно-армянских диалектов прочих группа армян России. В настоящее время практически (МНЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ СЛОВО «ПРАКТИЧЕСКИ») все владеют также и русским. После переселения в Российскую империю пользовались льготами и имели внутреннее самоуправление в форме магистрата[5][6].

Культурной столицей донских армян был город Нахичевань-на-Дону. В 1928 году его включил в городскую черту г. Ростов-на-Дону.


Екатерине Великой необходимо было заселять донские земли людьми, которые будут вкладываться в свой дом не только трудом физическим, но и душой, украшать (чего только стоит прекрасное здание Молодежного театра в Ростове, построенного на деньги горожан), развивать этот край, не бояться инноваций. Тут ставка на наш народ, бесспорно, сыграла. В подтверждение своих слов хочу привести пример моего прапрадеда по материнской линии. Перебравшись с полуострова Крым в село Крым Ростовской области (которое, собственно, переселенцы и основали, дав новой родине дорогое сердцу имя), он, будучи зажиточным крестьянином, сумел представить бизнес-проект по строительству мельницы, спроектированной немецким инженером, в ростовский банк и получить там беспроцентную ссуду. Мельница была поставлена по франшизе, немцы продавали их по всему миру. Она прибыла на железнодорожную станцию Хапры в сопровождении своего немецкого специалиста, а после, на телегах, доставлена до места установки. Все окрестные деревни теперь привозили сюда своё зерно для переработки западной кормилицей. На каком языке мамин прадед общался с немцем в те дореволюционные далекие годы, каким образом они держали связь и согласовывали проект, находясь за тысячи километров друг от друга, ума не приложу. И именно это делает всю историю еще более волшебной. Пожалуй, поставлю точку в этом неизбежном для моей сути лирическом отступлении.

Время шло. Пребывание в браке без детей и по сей день вызывает массу интереса «сверхтактичных» людей, что говорить о конце 50-ых. Аннушка с мужем делили двор с двоюродным братом Мартына и его семьёй. Жена брата, Катя, растила маленького сынишку. А вскоре забеременела вторым, но от соседки скрывала, боясь травмировать.

Мечта о материнстве мою героиню не оставляла. Родственники посоветовали врача, нелегально принимавшего пациенток дома по ночам.

– Смотри, чтобы соседи тебя не увидели, там есть задняя дверь, – наставляла тётя.

Аннушка оказалась в большом доме в Нахичевани, лепнина на потолке, рояль в гостиной, полки ломились от книг. Наверное, так выглядели театры и музеи, библиотеки. Ощущение совершенно другого, прекрасного и непривычного мира. Темный коридор упирался в дверь, за которой располагалась комната, полностью оборудованная под гинекологический кабинет. Ассистировала доктору его жена.

– Так, детка, будет очень больно. Кричать нельзя, сама понимаешь, соседи. Но это наш единственный шанс..

Об этом вечере бабушка рассказывала много раз. Как было страшно, как мучительно больно. Но и по сей день вспоминает врача со словами бесконечной благодарности, ведь уже через год, в середине декабря 60-го она держала на руках своего сына. Вовочку.

В доме, переполненном людьми, стало на одного человека больше. Вскоре пришлось выходить на работу, оставив трехмесячного сына с бабушкой, и добираться в обед двумя автобусами, чтобы кормить малыша грудным молоком. А потом снова стоять на остановках, чтобы вернуться в свой цех, где трудилась закройщицей. Но все эти трудности её не пугали, всё, что нужно было для полного счастья, Аннушка уже имела!

В 1968 году Вова пошёл в школу и обрёл там настоящих друзей. Все мои детские воспоминания так или иначе связаны с папиными друзьями. Я была первым ребёнком этой большой компании, оттого хлебнула внимания с избытком. Когда родилась моя сестра, мы с папой все выходные вдвоём проводили в парке Островского. Гуляли, кормили белок, он делал снимки, которые превращал в слайды и демонстрировал с помощью простыни и проектора бабушке и маме. Удивительно, ни минуты я не чувствовала себя в тягость. Может, потому, что не было смартфонов, в которые так хочется уткнуться всем современным родителям? А, может, просто потому, что это был Он. Набродившись вдоволь, мы переходили дорогу и оказывались в квартире у одного из папиных школьных друзей. Я смотрю на черно-белые фотографии, сделанные в этом доме, и в душе моей разливается тепло. Я чувствую его каждой клеткой, как йог, познавший просветление.

В начале 80х после окончания Ростовского Института Народного Хозяйства, Вову ждала армия. Как уберечь сына от неизбежного тогда Афгана, Аннушка не знала, но решительно готова была на всё. Я до сих пор с трудом могу поверить, что моя бабушка, человек нерешительный, мягкий, скромный, смогла преломить судьбу и «устроить» папу служить в Краснодар. Мамы могут всё!

А после службы мои родители, в прошлом студенты одного ВУЗа, поженились. С этого дня прошло больше 35 лет, а мне всё кажется, что этот день такой важный для меня. Самый важный. Соединились гены, которыми я горжусь: папина сердечность и чувство юмора с маминым стержнем и уверенностью в себе. В себе и в нас.

***

– Па, возьмёшь Ромку? Мы хотим пойти в кинотеатр на крыше..

– Какой разговор, Анют, оставляй

6 августа 2017 я нарядила желтое платье на слегка округлившийся в середине срока моей второй беременности живот, надела каблуки, посмотрела на себя в профиль в высокое зеркало, улыбнулась отражению, будто мы с ним одни на целом свете знаем о моем положении, и побежала в машину, к ребятам. Мы доехали до дома моих родителей за привычные 15 минут. Папа стоял у ворот и, свойственным только ему движением, почесывал свою грудь. Внук выбежал из машины с криком: «Вова!»

– Па, пойдёшь 9го с Ромой на Ростов-Динамо?

– Анютка, охота по такой жаре?)

Мы с сыном умоляюще-вопрошающе глядели на папу.

– Ну, пойдём, конечно, шпион!

Несмотря на то, что мама была у сестры, за тысячи километров от Ростова, мы были абсолютно спокойны, внуко-дедовые отношения смогли бы стать хрестоматийным примером.

Фильм окончился и было решено присесть в кафе на пешеходной улице. Мужчины наши переглядывались, будто сомневаясь или решаясь. Потом уверенно направились к соседнему столику и попросили о совместном фото, сидевших там парней. Через пару минут в чате мужа с моим папой светилась фотка. Футболисты «Ростова». Папины восторженные смайлы. А потом мы забрали Рому и обсудили этот эпизод еще разок. Тяжелый августовский воздух, даже ночью у нас на юге лишен намека на прохладу. На обратном пути я чувствовала, как тени плавятся на моих веках и жутко хотела лечь.

– Доброе утро, родной. Пора в садик.

Миновав неизбежную пробку в районе родительского дома, я добралась до работы. До декрета оставалось пару месяцев, я открыла ноутбук и пошла наливать кофе. Привычка звонить маме с работы каждый день выработалась годами. Но сегодня мама была далеко, да и рано еще у них, так что отложим. Я села в кресло и нажала на контакт «Папа». Длинные гудки. Странно, конечно. Он уже явно не спит. И ни разу не пропускал звонка от меня. «Может бреется…»

Через какое-то время мой телефон запел весёлую мелодию, а на экране светилось «Папа».

– Да, я просто звонила, па. Узнать как дела.

– Честно говоря, не очень…Ко мне тут скорая приехала..

– В смысле к бабушке??

– Нет, ко мне. Что-то плохо стало.

– Я сейчас приеду.

Я положила трубку. Вышла в коридор. Потерянная. Навстречу мне коллега несла стакан с чем-то дымящимся:

– К папе скорая приехала. Наверное, надо ехать… – почему-то мямлила я.

– Конечно, надо!

Я побежала по лестнице, запрыгнула в машину и набрала мамину сестру.

– Галюся, к папе скорая приехала..я не знаю, зачем я тебе звоню.. я просто не знаю, что делать..

– Инфаркт? Инсульт??

– Да ну, не думаю. Не знаю. Просто плохо стало..

– Позвони мне, когда поймёшь. Позвони.

Я лихо вписалась в наш переулок и уже с угла видела, что скорая еще стоит. Папу выносили на каталке соседские парни, я запрыгнула в машину медицинской помощи,успев сказать белеющей от ужаса бабушке, чтобы та собрала все вещи для больницы, за которыми я планировала вернуться после того, как уложу папу в палату. Дверь захлопнулась. С нами ехала медсестра, которая слушала такие диалоги неоднократно.

– Па, скоро приедем и всё будет норм!

– Вот я стариков напугал..

– Па! Ну ты ж не специально! Всё позади! Легче?

– По Сельмашу ехал. Будто тысячи иголок изнутри проткнули..

– Ого. Сейчас же легче? Легче?

– Легче, Анют. Долго еще?

– Только СИТО, пап..

Наконец мы оказались у БСМП. Двери скорой распахнулись и я побежала за каталкой. Санитаров не было. Мне помогли его положить и я повезла, везла и абсолютно уверенно твердила: «Сейчас всё будет хорошо». Я улыбалась, мне казалось, что бы это ни было – мы успели!

– Помогите кто-нибудь, моя дочь беременна, ей нельзя каталку тащить!

– Па, мне не тяжело. Всё хорошо. Уже почти приехали..

В палату зашел молодой доктор. Он цеплял датчики для кардиограммы, папа в своём стиле шутил про волосатую грудь, на которой ни черта не держится.

– Вам надо операцию делать прямо сейчас. Подписываем?

– Подождите, мне надо с женой посоветоваться.. она у дочки. У меня там внучка. А здесь внук. А зимой еще один будет. Пока не знаем кто.. – в этих почти последних словах был весь мой Папа. Он и в простых вопросах всегда нуждался в мамином плече, а уж, что касается здоровья.. Не ходил без нее к врачам ни разу на моём веку. Ну, а дети. Внуки. Разумеется, главная ценность. Смысл.

– Давайте я подпишу, что надо, – вмешалась я.

– Нет, должен пациент.

– Вы же сами сказали, что шевелиться лишний раз нельзя?!

– Так положено.

Папа слабой рукой взял ручку и поставил какую-то загогулину. Я видела его подпись десятки раз. Идеальный аккуратный почерк. И подпись всегда одинаково безупречна. Но только не в этот раз.

Мы мчались по коридору на этой лежачей каталке, попутно, сдавая кровь. Встретили какую-то женщину, которая сказала, что теперь папе будут положены какие-то дорогостоящие лекарства бесплатно. Я везла его в реанимацию, на процедуру под названием «коронарография». Процедуру, которую доктор почему-то назвал страшным словом «операция».

– Всё будет хорошо, пап. Подожду, когда закончат и привезу твои вещи..

Дверь захлопнулась. Вышел врач, вручая мне всю папину одежду, он сказал:

– Готовьтесь к худшему. Обширный инфаркт. Очень мало шансов.

Мне казалось, он сошёл с ума. Ведь мне только что говорили о каких-то положенных лекарствах. Я позвонила маме.

– Мне страшно.

– Предлагай любые деньги!

– Кому? Он и так в реанимации..

Вышел другой доктор со списком расходных материалов, которые нужно купить..

–..и воды. В маленьких бутылках. Вы слышите меня??

– Да..

Я позвонила мужу. Спустилась на улицу и села на ступеньки. Саша приехал вскоре. С пакетом. Мы бежали наверх. Вышел врач.

– Фамилия?

– Дирацуян.

– Мне жаль.

Я смотрела на Сашу и только, когда увидела его слёзы, поверила во всё это.

Машина была припаркована напротив БСМП. Возле Перинатального центра. Где ровно 6 лет назад появился мой сын. Сквозь лобовое стекло и пелену слёз мы глядели на счастливых родителей, фоткающихся с НОВЫМ человеком и облаком из воздушных шаров. А позади нас стояла БСМП. Место, где лежал неживым самый живой человек на свете – мой Папа.

– Как я бабушке теперь это скажу?

– Не говори пока.

– Как ты себе это представляешь?! Поехали.

Бабушка с порога объявила, что собрала в пакет папины вещи, тапки и гречку, потому что негоже больничное есть.. Дальше всё как в тумане. Мы метались с ней ещё несколько часов между отрицанием и торгом. В этот момент бог закончился во мне насовсем. При всей своей безграничной любви к папе, самым тяжелым было переживать это вместе с ней, с человеком, который в один миг потерял все смыслы. Беременным нельзя успокоительные, а мне хотелось зачерпнуть их половником и забыться на несколько месяцев. Череда родственников разной степени близости потянулась в наш дом. В дом, в котором моя семья за историю почти 40летнего проживания, не знала горя. В середине ночи я уснула, обнимая папины вещи, врученные мне доктором. Они пахли папой и, казалось, это сон. Сон. Наутро прилетела мама и сестра с мужем. А на следующий день село Большие Салы навсегда перестало быть для нас просто местом в Мясниковском районе. Теперь именно там с гранитной плиты улыбается мой Папа.

Мама очень переживала, она не могла заплакать. Её боль не имела выхода. Спустя время мы стали выбирать фото на памятник. Впервые за свою сознательную жизнь я наблюдала мамины сомнения.

– Он везде улыбается. Нет ни одной серьезной фотографии, – вздыхала она.

– Зато похож на себя, – не видела проблемы я.

Мама 40 дней жгла свечи и читала молитвы. Мама. Не бабушка. Моя мама светский человек. Временами посматривает Невзорова и прочих «антихристей», а тут она мне что-то рассказывает про упокоение души. Меня это слегка пугало:

– Пойди в церковь и закажи сорокоуст. Так надо. Тетя Вера так сказала.

– Ага..

Я поплелась в сторону церкви в районе старого автовокзала, говорят, раньше здесь был кинотеатр, а сейчас красовался небольшой храм Святого Пантелеймона.

– Фамилия и имя усопшего? – спросила у меня женщина неопределённого возраста.

– Дирацуян Владимир, – без энтузиазма ответила я.

– Нет, вам в армянскую церковь надо.

– В смысле? Я не могу здесь заказать молебен? – возмущение смешивалось с намёком на моё интересное положение и, как следствие, с надеждой, что эта вершительница судеб избавит меня от рейда по церквям Ростова.

– Ну он же армянин? Крестили ж, наверное, в армянской церкви, значит, всё надо делать там.

– Не крестили его в армянской церкви. В православной крестили, – на голубом глазу заявила я. Все формальности были соблюдены.

Я шла вдоль Шолохова и мне хотелось плеваться. Возможно, мой папа был последним праведником в этом городе. Человеком, для которого святость морали не определялась страхом перед Божьим судом. Да и почему за кого следует помолиться определяет какая-то блаженная тётка? Надо ли говорить, что в церкви после я была только в качестве ценителя архитектуры и живописи? Не утруждайте себя попытками наставить меня на путь истинный. Для этого есть отмеренное мне время и личное понимание духовности. Воздержитесь.

Шли месяцы, которые не смогли смирить нас с утратой. Приближался Новый год. И мои роды. Последние я всячески старалась ускорить, не желая встречать праздник не дома, а в кругу соседок по палате. 25го декабря мы с мамой весь день бродили по городу, а вечером мальчики отвезли меня в роддом на площади Карла Маркса, реставрированный моей бабушкой по материнской линии в конце 50х, и уже через несколько часов я держала на руках свою голубоглазую девочку. После первой бессонной ночи, я устало глядела в окно. Напротив продавали промокшие под дождём новогодние ели. Южный декабрьский пейзаж. На минуту отвела взгляд. Снова посмотрела сквозь стекло.. Возле елок стояла черная машина. Соната. Как у папы. Водителя не было. Все три дня машина не двигалась с места. Человек внутри не появлялся. 29го декабря утром я собиралась на выписку. По пустой сонате стекали капли. По моему окну тоже. В папиной машине всегда было удивительно чисто, магнитола пела голосом Шевчука или Асмолова. Я вышла на улицу после трёх дней заточения среди кричащих малышей и скрюченных женщин. Машины не было. Не было. Я убеждаю себя, что это не мираж. Знак..? «Я с тобой.»

Мне жаль, что ты так и не узнаешь еще двоих своих внуков, что мы с тобой не разделили всей радости ЧМ 2018 в нашем городе, что у тебя не будет фоток с безумными мексиканцами, которые ты бы непременно отправил своим друзьям. Мне жаль, что мы с тобой вместе не удивлялись тому, что капитан «95го Квартала» стал президентом и не горевали о смерти Марадоны. Что ты не знаешь, что дочь твоя нынче гоняет на «большой» машине, а внук играет в футбольной команде. Ты не знаешь в какого забавного деда превратился Юрич, а я могу представить сколько шуток ты бы придумал на эту тему. Но я рада, что не видел ужасов Арцаха и последствий затянувшейся пандемии. Какие бы новости я не читала – я смотрю на них твоими глазами. Я бесконечно счастлива, что ты был той «звездой, что сорвалась и падает» именно на моём жизненном пути.


Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.